«Ультиматум»

УЛЬТИМАТУМ

ФАНТАСТИКА

СБОРНИК РАССКАЗОВ

ПОИСК

1990

Уважаемый читатель!

Перед Вами книга, которая выпущена первой в серии “Поиск”. Эта серия называется так же, как и еженедельная всесоюзная газета ученых. И это неслучайно. Книги серии будут в известном смысле продолжением газеты, которая пишет о волнующих проблемах современной науки, загадках Вселенной, тайнах земных недр и океанов, познании возможностей человека. Поэтому в серии “Поиск” будут выходить увлекательные приключенческие рассказы, повести об исследованиях ученых, ставших сенсационными. Газета публикует материалы историков о неизвестных страницах нашего прошлого. И об этом будут книги в серии “Поиск”.

Особо хочу представить этот, первый выпуск серии. Он целиком отдан научной фантастике, рассказам писателей США. Некоторые из рассказов знакомы читателям, они уже публиковались в нашей газете. Но б льшая часть их издается впервые. Более того — некоторые переведены специально для этого сборника. Мне импонирует позиция “Поиска”, пригласившего на страницы газеты научную фантастику. Потому что настоящая фантастическая литература будит воображение, мысль, а без них не может быть и настоящей науки. Думаю, не ошибусь, если скажу — многие ученые пришли к своему призванию через фантастику Жюля Верна, Герберта Уэллса, Артура Кларка, Рэя Брэдбери.

Надеемся, что этот выпуск “Поиска” будет интересен нашим читателям.

Председатель клуба любителей фантастики газеты “Поиск”, летчик-космонавт СССР, доктор физико-математических наук Георгий Гречко

Рэндалл Гарретт Охотничий домик

— Мы постараемся помочь, — обнадежил меня Директор, — но, если тебя поймают, не обессудь.

Я кивнул. Старо, как мир: если ты попался, мы ни при чем. Сколько людей за долгие столетия истории человечества слышали эти слова, подумал я, и сколько из них задавались вопросом, который не выходил у меня из головы: почему я рискую собственной шкурой?

И смог ли кто из них найти правильный ответ?

— Так ты готов? — Директор взглянул на часы. Я посмотрел на свои. Двадцать два пятьдесят. — Вот пистолет.

Я взял пистолет, проверил, заряжен ли он.

— Полагаю, определить, как он попал ко мне, не удастся?

Директор покачал головой.

— Разумеется, удастся, но следы приведут не к нам. Если пистолет возникает, словно по волшебству, его обязательно приписывают нам. Но будет лучше, если ты принесешь его с собой. В этом случае никто не будет выяснять, откуда он взялся.

От его слов по моей спине пробежал холодок. Да, он хотел увидеть меня живым, но при условии, что я не оставлю улик.

— Хорошо, — я постарался широко улыбнуться. — Давайте начинать.

В конце концов, не стоило портить ему настроение. Все знали, что он не любит посылать на смерть своих подчиненных. Я сунул пистолет в кобуру, искусно прорезанную в рукаве.

Он еще раз оглядел меня с головы до ног, затем коснулся кнопки гипноконтроля. Вспыхнул яркий свет.

На улице я направился к стоянке махолетов. Один из них был свободен, я поднялся в кабину, набрал номер сенатора Роули, ОР 63-911, и откинулся на спинку сиденья.

Махолет плавно поднялся в воздух и взял курс на северо-запад, но я знал, что сканнеры трудятся во всю мощь, перерывая банки памяти в поисках касающейся меня информации.

Удалившись от города на милю или чуть больше, махолет завалился направо, переходя на круговую траекторию.

Засветился, но остался пустым экран видеофона.

— Текущая проверка, — произнес бесстрастный голос. — Позвольте установить вашу личность.

Текущая! Кого они хотели обмануть! Но я прикинулся дурачком и вставил правое предплечье в контрольное устройство. Послышалось тихое жужжание, ультразвуковые сканнеры ощупывали танталовую пластинку, вживленную в кость.

— Благодарю вас, мистер Гиффорд, — экран погас, но махолет продолжал кружить над землей.

Вновь засветился экран, на этот раз на нем появилась физиономия сенатора Роули, худощавая и загорелая.

— Гиффорд! Ты их достал?

— Да, сэр, — коротко ответил я.

— Хорошо! Я тебя жду.

Экран потемнел, махолет вновь двинулся на северо-запад.

Я пытался совладать с нервами, но не мог не признаться себе, что напуган. Мне попался опасный противник. Если сенатор мог проникнуть в компьютерный центр управления махолетами, кто знал, как далеко простирались его щупальца.

Как он мог просчитать, на каком махолете я полечу, каким чудом подключился к моему видеофону? Тем не менее, ему это удалось.

В нескольких милях от меня находился Охотничий домик наверное, самое охраняемое место планеты.

Разумеется, я понимал, что могу и не попасть внутрь него. Сенатор Роули был далеко не дурак. Он доверял только роботам. Машина, резонно полагал он, могла сломаться, но не предать.

Я уже видел стену вокруг Охотничьего домика, когда махолет пошел на снижение. Я физически ощущал лучи радаров и с тревогой думал о мощных лазерах, нацеленных на перекрестье этих лучей.

А в самом Охотничьем домике, вернее в неприступной крепости, сидел сенатор Роули, словно паук в центре невидимой глазу паутины.

* * *

Махолет опустился на крышу. Я глубоко вздохнул и выбрался из кабины. Пока я шел к лифту, глаза многочисленных роботов-охранников осматривали меня со всех сторон.

Ни рентгеновские, ни ультразвуковые лучи теоретически не могли засечь сверхтвердый пластик, из которого был сделан нарукавный пистолет, и мне оставалось только надеяться, что практика подтвердит вывод теории. Внезапно я почувствовал укол в правое предплечье — сенатор желал убедиться, что молекулярная структура идентификационной танталовой пластины соответствует государственным стандартам.

Идентификационные пластины устанавливались федеральными учреждениями. Соответственно, анализаторы имелись только у них. Даже сенатор не мог получить такую машину на законных основаниях.

На всякий случай я потер предплечье. Я понятия не имел, как в таких случаях вел себя Гиффорд. Он мог вообще не замечать укола, но наверняка не вздрагивал от него. Укол не являлся чем-то неожиданным.

И еще один вопрос не выходил у меня из головы: полностью ли полагался Роули на гипновнушение?

Последний раз он видел Гиффорда четыре дня назад, и тогда тот был верен сенатору, как любой из роботов. Потому что психологически Гиффорд ничем и не отличался от робота. Для снятия эффекта психовнушения требовалось шесть недель интенсивной терапии. Тех же результатов можно было добиться и быстрее, но человек при этом превращался в инвалида. Снять психовнушение за четыре дня считалось невозможным.

Если сенатор Роули не сомневался в том, что я — Гиффорд, если он верил в психовнушение, волноваться мне было не о чем.

Я взглянул на часы. Двадцать два пятьдесят. Час назад я покинул кабинет Директора. Махолет пересек часовой пояс, соответственно переместились и стрелки часов.

Лифт спускался подозрительно медленно. Я с трудом ощущал его движение. Роботы тщательно проверяли меня.

Наконец, двери кабины разошлись, и я оказался в гостиной, лицом к лицу с сенатором Энтони Роули.

Фильтры, встроенные в видеофон, заметно омолаживали его. Сглаживали морщины, густой сеткой покрывающие лицо, добавляли румянца серым щекам, убирали желтизну белков глаз. Короче говоря, на экране видеофона Роули выглядел лет на двести моложе.

Сенатор протянул руку.

— Дай мне брифкейс, Гиффорд.

— Пожалуйста, сэр, — передавая брифкейс, я бросил взгляд на циферблат. Двадцать два пятьдесят пять. Почти пятьдесят шесть.

Еще четыре минуты.

— Садись, Гиффорд, — сенатор указал на стул. Я сел, а он углубился в секретные документы.

О, они действительно были секретными, но едва ли могли принести пользу сенатору. Жить ему осталось меньше четырех минут.

Он читал, не обращая на меня внимания. Да и зачем ему следить за Гиффордом. Если б один из бесчисленных датчиков упрятанного в подвале электронного мозга уловил в поведении Гиффорда что-то угрожающее, любая попытка покушения на жизнь сенатора была бы пресечена в самом зародыше.

Это не составляло тайны ни для меня, ни для Роули.

Двадцать два пятьдесят семь.

Сенатор нахмурился.

— Это все, Гиффорд?

— Абсолютной уверенности у меня нет. Но смею утверждать, что до более детальной информации добраться очень трудно. Настолько трудно, что даже правительство не сможет получить ее вовремя, если захочет использовать эти подробности против вас.

— М-м-м-м-м.

Двадцать два пятьдесят восемь.

— Вот и хорошо. Не пройдет и года, как власть будет в наших руках, Гиффорд.

— Я рад, сэр.

Гиффорд, после глубокого психовнушения, не мог ответить иначе.

Двадцать два пятьдесят девять.

Сенатор молча улыбался. Я ждал, надеясь, что период темноты не затянется надолго, но и не будет слишком коротким. Не делая попытки выхватить нарукавный пистолет, я внутренне готовился к решающему мигу.

Двадцать три ноль — ноль.

Погас свет и тут же вспыхнул вновь. Прежде чем я выстрелил сенатору в сердце, на его лице успели отразиться удивление и испуг.

Я не терял ни секунды. Авария на линии электропередач от Большого северо-западного реактора погрузила во тьму обширный район, но сенатор заранее подготовился к подобным неожиданностям, установив под Охотничьим домиком автономный реактор, включающийся, когда Большой северо-западный выходил из строя.

Но отключение энергии действовало на электронный мозг точно так же, как на человека удар дубинкой по голове: ему требовалось время, чтобы прийти в себя. Этот короткий промежуток позволил мне убить Роули и, если я окажусь достаточно проворным, даст возможность прорваться сквозь оборонительные редуты Охотничьего домика.

Я метнулся к двери и едва не врезался в нее, но вовремя вспомнил, что открывать ее надо самому. Из особняка я выбрался без помех. Электронный мозг пребывал в оцепенении.

Роули посчитал себя большим умником, приняв решение построить суперкомпьютер и возложив на него защиту Охотничьего домика, вместо того чтобы использовать несколько более простых устройств, каждое из которых отвечало бы за что-то одно. В чем-то он был прав: Охотничий домик мог обороняться как единый механизм.

Но умер Роули именно потому, что стремился к сложности: чем проще электронный мозг, тем быстрее он приходит в себя.

* * *

Наружная дверь открылась легко — электрические замки бездействовали. Меня все еще окружали стены, ближайшие ворота находились в полумиле от особняка, но я не особо печалился. Мне они были ни к чему. В облаках кружил ожидающий меня мощный махолет. Я слышал мягкое жужжание моторов, нарастающее с каждой секундой.

Махолет снижался по крутой спирали.

Бах!

Я вздрогнул. Махолет исчез в желто-оранжевом пламени. А несколько мгновений спустя ветерок разогнал оставшееся от него облачко темного дыма.

Защитные сооружения Охотничьего домика начали оживать.

Я бросился к гаражу, резонно рассудив, что без приказа электронный мозг не станет сшибать махолеты сенатора.

Распахнув ворота, я заглянул вовнутрь. Только грузовики и лимузины. Махолеты находились на крыше.

Выбора у меня не было.

Сенатор свято верил в охранявших его роботов. В замке зажигания большого “форда-студебеккера” торчал ключ, Я переключил управление с автоматического на ручное и тут же двинул машину вперед. И едва успел проскочить ворота, захлопнувшиеся, как крокодилья пасть. Я погнал машину к выезду из поместья, надеясь вырваться до того, как электронный мозг начнет соображать что к чему.

Мне повезло. Электронный мозг узнал машину, а на меня внимания не обратил. Ворота ушли в землю, так что мне даже не пришлось притормаживать. Вновь мне сопутствовала удача.

Но и робот сумел заметить ошибку. Ворота начали подниматься, когда тяжелый грузовик находился над ними. Но задние колеса все-таки перевалили через них.

Я облегченно вздохнул и направил машину к городу. Пока все шло хорошо. Охотничий домик остался позади.

Умер еще один из Бессмертных. Политической группировке сенатора Роули уже не придется вести кампанию за предоставление ему права на очередной цикл омоложения.

Омоложение притягательно, как наркотик. Чем больше циклов остается позади, тем сильнее хочется повторить его еще раз. Несколько столетий назад кому-то пришла в голову неплохая идея: омолаживать только тех, кто оказал нации неоценимые услуги. Ошибка заключалась в другом: вопрос о том, кто имел на это право, а кто — нет, решался всеобщим голосованием.

В этом, разумеется, был резон. Во-первых, омоложение стоило очень дорого, во-вторых, все исследования оплачивало государство. И налогоплательщики хотели сами решать, куда пойдут их денежки.

Но, когда жизнь человека зависит от его возможности контролировать общество, обратит ли он свои помыслы на что-то еще?

И чем дольше он живет, тем более жестким становится его контроль. Сенатор Роули жил очень долго. Он…

Что-то щелкнуло под приборным щитком. Затем педаль газа помимо моей воли поползла вверх. Грузовик сбавил ход.

Я не стал гадать, что происходит. Едва грузовик остановился, я распахнул дверцу. К счастью, она открывалась вручную, без участия электроники.

Я выскочил из кабины, грузовик развернулся и покатил обратно, к Охотничьему домику. Я и не подозревал, что сенатор распорядился переделать свои машины; центральный компьютер мог в любой момент взять управление на себя.

Оставалось лишь поблагодарить небожителей, как языческих, так и христианских, за то, что я не покинул Охотничий домик на махолете. Едва ли я мог бы выбраться из него на высоте нескольких тысяч футов.

Вздохнув, я зашагал к городу.

Десять минут спустя до меня донеслось нарастающее гудение. На большой скорости, с потушенными фарами, ко мне приближалась какая-то машина. В темноте я не мог разглядеть ее, но догадался, что это не обычный грузовик. Во всяком случае, не из гаража сенатора.

Я подбежал к стоящему у дороги дереву высотой под шестьдесят футов и могучим стволом толщиной фута в три, подпрыгнул, схватился за верхнюю ветвь и полез наверх. Добравшись до середины, я оседлал толстый сук и затаился.

Гудение оборвалось примерно в полумиле от меня, там, где я выпрыгнул из кабины “форда-студебеккера”. Машина постояла минуту или две, затем двинулась дальше.

Наконец, она приблизилась. Как я и подозревал, это был патрульный робот. Он искал меня.

Со стороны города послышался вой сирены. В небе застрекотал махолет.

Полиция принималась за дело.

Патрульный робот катился медленно, вращалась поисковая турель, пытаясь определить мое местонахождение.

Сирена ревела все громче, вдали показались фары несущегося на полной скорости автомобиля. Меньше чем через минуту они осветили приземистый силуэт робота. Он застыл, направив орудия на автомобиль. Над турелью угрожающе замигал красный маячок.

Скрипнули тормоза, автомобиль остановился.

— Сенатор? — позвал один из полицейских. — Вы меня слышите?

Робот безмолствовал.

— Наверное, его действительно убили, — добавил второй.

— Это же невозможно, — первый вновь обратился к роботу. Мы сотрудники городской полиции. Вы позволите показать наши удостоверения?

Вероятно, робот передал информацию в Охотничий домик и получил соответствующий приказ, так как красный сигнал сменился зеленым, указывающим на то, что стрелять робот не будет.

К тому времени я понял, что могу спастись, лишь спрятавшись за ствол. Что я и сделал, осторожно, чтобы до них не донеслось ни звука.

— Нам сообщили, что сенатора Роули застрелил его секретарь, Эдгар Гиффорд, — донесся до меня голос первого полицейского. — Этот робот, наверное, ищет его.

— Эге, — воскликнул его напарник, — а вон и второй. Гиффорд, должно быть, где-то неподалеку.

Судя по гудению, второго патрульного робота отделяло от нас не меньше мили.

Я не видел, что произошло потом, но услышал движение робота. Должно быть, он засек меня, хотя я и прятался за деревом. Вероятно, с помощью теплового детектора.

— На дереве? — переспросил полицейский.

— Хватит, Гиффорд! — крикнул другой. — Слезай!

Что ж, меня поймали, обреченно подумал я. Но сдаваться живым я не собирался. Я вытащил пистолет, выглянул из-за ствола. Убивать полицейского не имело смысла, он лишь исполнял свои обязанности.

Поэтому я выстрелил в робота, естественно, не причинив ему никакого вреда.

— Он там!

— Прячься!

— Доставай бластер!

Отлично. Конечно, бластер. Он снесет верхушку дерева и меня вместе с ней. Смерть будет мгновенной.

Загремели выстрелы, затем наступила тишина.

Я вновь выглянул из-за ствола и от изумления чуть не свалился вниз.

Патрульный робот перестрелял всех полицейских. Один из них, с бластером, был только ранен. Он выкрикнул что-то бессвязное и направил луч на робота. Одновременно две пули вонзились ему в грудь.

Но и робота охватило пламя.

Тут уж я не упустил своего шанса, скатился по ветвям, спрыгнул на землю и бросился к автомобилю, на котором приехали полицейские.

* * *

По пути я успел сорвать шлем с одного из убитых, надеясь, что моя красная туника сойдет за форменную. Я уже развернул автомобиль, когда на дороге показался второй патрульный робот. Он несколько раз выстрелил мне вслед, но его пулеметы не могли пробить броню полицейского автомобиля. Функции робота заключались лишь в поиске случайных нарушителей границ Охотничьего домика.

Я никак не мог понять, почему робот застрелил полицейских. Его действия не находили логического объяснения. Да, он спас мне жизнь, но ради чего?

Вероятно, Управление полиции послало к Охотничьему домику только один автомобиль, оказавшийся поблизости. Специалисты по расследованию убийств отправились туда на махолетах.

С частной дороги, ведущей к поместью сенатора, я выехал на автостраду, но не перешел на автоматическое управление. Мне не хотелось доверять свою судьбу роботам. Кроме того, подключись я к центральному пульту, мог возникнуть вопрос, а почему такой-то автомобиль мчится по автостраде, когда ему предписано прибыть в Охотничий домик.

Нельзя сказать, что мой план не имел изъянов. Я не привык управлять автомобилем на скорости сто пятьдесят миль в час. И в критической ситуации мне оставалось надеяться на быстроту реакции. А она-то могла и подвести.

Я решил как можно скорее отделаться от полицейского автомобиля. Уж очень он был заметен.

Через несколько миль я свернул с автострады на боковую дорогу и остановился у обочины. Ночью машин было немного, и мне пришлось подождать, пока одна из них не повернула вслед за мной.

Я пропустил ее вперед, затем включил сирену, догнал и прижал к обочине.

Водитель, толстячок среднего роста, вылез из кабины.

— В чем дело? — раздраженно спросил он. — Я ничего не нарушил. Я… — тут он заметил, что я одет не по форме. — Послушайте, а почему…

Парализатор, который я позаимствовал из ящичка приборного щитка, уложил его на месте. Я надел его зеленую тунику, втиснул толстяка в свою, нахлобучил ему на голову шлем и усадил на переднее сиденье полицейского автомобиля, привязав ремнем безопасности.

Парализатор выводил человека из строя примерно на час.

Нужное мне полицейское снаряжение я перенес в машину толстяка, затем сел за руль, отогнал автомобиль к автостраде, ввел программу движения, переключил на, автоматическое управление и выпрыгнул из кабины, захлопнув за собой дверцу. И полицейский автомобиль, ведомый компьютером, влился в западный транспортный поток.

Сам я вернулся к машине толстяка, вырулил на автостраду, также перешел на автоматическое управление и помчался на восток, к городу. Там я надеялся раздобыть махолет.

* * *

Следующие двадцать минут я потратил на то, чтобы изменить внешность. Тронутые сединой волосы Гиффорда стали темно-каштановыми, на лбу появились залысины, исчезли усы и бакенбарды, осталась лишь козлиная бородка. Я выщипал брови, засунул в ноздри трубки, от которых нос стал казаться шире. И хотя цвет глаз остался тем же, едва ли кто мог принять меня за Гиффорда.

Затем я занялся оружием. В зеленой тунике толстяка не было кобуры для нарукавного пистолета, поэтому я сунул его в карман брюк. Под широкой туникой нашлось место и для всего остального.

— Внимание! — ожил радиоприемник машины. — Вы приближаетесь к Гроувертону, последнему городу-спутнику перед мегаполисом. Частным машинам сквозной проезд запрещен. Сообщите, пожалуйста, желаете ли вы объехать мегаполис? Если нет, пожалуйста, сверните на автомобильную стоянку Гроувертона.

Предложенные варианты меня не устраивали. Мне хотелось до предела затруднить поиски машины, и я поехал в гараж-мастерскую, работавшую круглосуточно.

— Барахлит турбодвигатель, — заявил я механику. Переберите его, если нужно — замените на новый.

Тот с радостью принялся за работу. Я подумал, что визит полицейских огорчит его, так как они увезут машину, не заплатив ни цента, но, судя по всему, он не разорился бы от таких убытков. А толстяк получил бы новый двигатель в качестве компенсации за причиненные ему неудобства.

Во время разговора с механиком я низко опустил капюшон туники, чтобы тот не запомнил мое лицо, но, выйдя из гаража, сразу отбросил его назад, дабы не привлекать внимания.

Я взглянул на часы. Одиннадцать минут второго. Я опять пересек часовой пояс, следовательно, прошел час и десять минут с того момента, как я покинул Охотничий домик. Тут я почувствовал, что голоден.

Я нашел кафе-автомат, заказал кофе и яичницу с ветчиной, бросил в прорезь кассы несколько монет. Под популярную мелодию “Анна из Тексарканы” я думал о том, как проникнуть в мегаполис, не показывая на контрольном пункте идентификационной пластины.

“Анна” прервалась на пятом куплете. Стоящий в центре зала куб стереовизора заполнил комментатор Квинби Лестер.

— Доброе утро, свободные граждане! Мы прерываем эту программу, чтобы передать экстренное сообщение, — в его голосе чувствовалась неуверенность, словно он сомневался в словах, которые ему предстояло произнести. — Приблизительно в полночь около Охотничьего домика произошли беспорядки. Мистер Эдгар Гиффорд застрелил четверых полицейских. Сейчас он где-то неподалеку. Полиция ведет интенсивные поиски в радиусе пятисот миль от Охотничьего домика. Вы видели этого человека?

Лестер уступил место объемному изображению Гиффорда.

— Он вооружен и опасен для окружающих. Как только вы увидите его, немедленно позвоните по номеру МОР 6-666-666. Если ваше сообщение поможет арестовать Гиффорда, вы получите десять тысяч долларов. Оглянитесь! Он может быть рядом с вами!

Посетители кафе-автомата начали оглядываться. Не отставал от них и я. Опасаться мне было нечего, Я мог поспорить на последний доллар, что в ближайшее время полицию захлестнет волна телефонных звонков от жителей мегаполиса, искренне уверенных в том, что они видели Эдгара Гиффорда.

Полицейские это понимали. Они просто хотели напугать меня, чтобы я выдал себя опрометчивым поступком.

Положение у меня было непростое. Спасительный приют находился в пятнадцати милях. Возникал вопрос, а не запросить ли мне помощи? Тут же пришел ответ — нет. Во-первых, я не знал, куда звонить. Во-вторых, понятия не имел, кто мог ждать меня на другом конце провода. Гипновнушение Директора стерло все эти сведения из моей памяти. Не следовало мне помнить и о том, на кого я работал.

У меня оставался единственный шанс — добраться до угла Четырнадцатой авеню и Риверсайд Драйв.

Ну, а если мне это не удастся, думал я, все равно никто не признает во мне убийцу.

Я допил кофе и еще раз посмотрел на часы. Без тринадцати два. Пора идти, от цели меня отделяли пятнадцать миль.

* * *

Робот-мусорщик медленно полз вдоль тротуара, подметая мостовую. Спешили по своим делам редкие прохожие. Какой-то пьяница, усевшись на асфальте, пытался высосать из бутылки последнюю каплю.

Ни один свободный гражданин не мог пройти незамеченным столь долгий путь, который предстоял мне. Поэтому прежде всего следовало переодеться. Я направился к пьянице.

— Эй, Джо, хочешь заработать пятерку?

Его мутный взгляд уперся в меня.

— Конечно, Сид, конечно. Что нужно делать?

— Продай мне свою тунику.

Он мигнул.

— Ты шутишь? Их же раздают бесплатно.

— Никаких шуток. Мне нужна твоя туника.

Он стянул с себя коричневую тунику безработного, а я отдал ему пять долларов. Я справедливо полагал, что, пропив их, он едва ли вспомнит, куда подевалась его туника.

Я надел ее поверх зеленой. Мало ли что могло случиться — не везде я мог бы пройти в тунике безработного.

— Берегись!

Клик-лик-лик-лик-лик-лик!

Кто-то схватил меня за лодыжку, Я оглянулся. Уличный мусорщик! Он хотел поднять меня и засунуть в контейнер.

Пьяница, криком предупредивший меня, попятился, споткнулся, упал, ударившись головой о бордюрный камень, и застыл, парализованный страхом.

Вторая клешня вцепилась в мое плечо, мгновением позже меня оторвало от земли. Но я успел вытащить пистолет. Выстрел, другой — и антенна отлетела в сторону. Клешни разжались, и я рухнул на мостовую. Тут же вскочив, я бросился прочь. Потерявший управление мусорщик бесцельно махал клешнями и крутился на месте.

Многие наблюдали нашу короткую схватку, кое-кто насмерть перепугался. Не было случая, чтобы робот-мусорщик нападал на людей.

Я шмыгнул в переулок, взбежал по эскалатору на второй уровень. Там-то меня и заметил полицейский, спускавшийся вниз по другому эскалатору.

— Стой! — проревел он и перепрыгнул через невысокую загородку, разделявшую эскалаторы.

Но я уже несся по второму уровню.

— Стой, или я буду стрелять! — прокричал он вдогонку.

Я метнулся в подъезд, выхватил парализатор. И тут произошло еще одно странное событие. Полицейский с пистолетом в руке как раз пробегал мимо автомата по продаже бутылок с соками и минеральной водой. Внезапно открылся люк, и бутылочная лавина захлестнула улицу. В момент выстрела полицейский споткнулся об один из пластиковых цилиндров, пуля прошла мимо, а я не промахнулся. Полицейского парализовало еще до того, как его тело коснулось земли. А из автомата все выкатывались и выкатывались бутылки.

Я побежал дальше, но вскоре увидел еще одного полицейского и спустился на первый уровень. Полицейский не ожидал подвоха, ступив на движущиеся ступеньки следом за мной. Но на половине пути эскалатор дернулся и затем пополз вверх. От неожиданного рывка полицейский не устоял на ногах и покатился вниз.

Что было дальше, я не знаю. Свернув за угол, я перешел на шаг, чтобы не выделяться среди других прохожих. В ближайшем баре я заперся в комнате отдыха, достал косметический набор и занялся своей внешностью. С моей головы исчезла большая часть волос, а оставшиеся стали седыми. Так же, как и козлиная бородка. Слой пластика, покрывший лицо и руки, испещряли морщинки.

Все это время я пытался разобраться в поведении роботов. У меня не оставалось сомнений в том, что центральный компьютер Охотничьего домика подчинил все обслуживающие роботы мегаполиса, а может быть, и целого территориального сектора.

Уличный мусорщик узнал меня и попытался схватить, тут все было ясно. Но автомат по продаже бутылок и эскалатор? Или компьютер Охотничьего домика еще не пришел в себя? Едва ли, после аварии на линии электропередач прошло больше двух часов. Так почему его реакция столь замедленна? Почему он убивает полицейских, а не меня? Ответа я не находил.

И тут меня осенило. А умер ли Роули?

Полной уверенности у меня не было. И полиция ничего не сообщала об убийстве. Только о “беспорядках”. Нет, подождите. Первые полицейские, автомобилем которых я воспользовался, говорили об убийстве. Или мне почудилось?

В дверь постучали. Искушать судьбу я не стал. За дверью мог оказаться полицейский, поэтому я выскочил в окно. Переулок вывел меня на Брэдли-авеню.

Если б я мог избавиться от идентификационной пластины! Мало кто знал об этом, но для установления личности требовалось лишь направить на нее луч сканнера и расшифровать отраженный сигнал. Я шел осторожно, стараясь избегать ненужных встреч.

* * *

Пройдя шесть кварталов, я не встретил ни души, но затем нос к носу столкнулся с полицейским автомобилем. Я окаменел. Потом рука невольно потянулась к пистолету. Сдаваться живым я не собирался.

Полицейский сбавил скорость, взглянул на меня, затем на приборный щиток и проехал мимо. Я стоял, как вкопанный. Ведь было совершенно ясно, что отраженный от идентификационной пластины луч сканнера высветил на табло приборного щитка имя и фамилию секретаря сенатора Роули.

Когда автомобиль скрылся из виду, я попятился в ближайший подъезд. Честно говоря, я здорово, напугался и не мог понять, чего они добиваются.

* * *

Я перепугался еще больше, когда за моей спиной начала открываться дверь. Я повернулся, сунул руку в карман. Но так и не вытащил пистолет.

— Что случилось, дедушка? — спросила девушка в изящном зеленом костюме. Зелеными были ее ногти на руках и ногах, губы, глаза и даже волосы.

Только тут я вспомнил, что для окружающих я — древний старик, едва переставляющий ноги.

— Не беспокойтесь, вас никто не увидит, — продолжала она. Мы все устроим… Ох!

Охнула она из-за коричневой туники безработного.

— Извините, — она нахмурилась. — Мы не сможем обслужи…

— У меня есть деньги, — прервал я ее. — Вот моя туника, отогнув воротник, я показал ей тунику толстяка.

— Я вижу, дедушка. Не угодно ли вам зайти?

Следуя за ней, я оказался перед столом другой девушки. Я объяснил, что мне требуется, и меня сразу провезли в отдельную комнату. На прикрепленной к двери табличке с печатью муниципалитета я прочитал: “Тайна гарантируется. Комната проверена. Микрофонов, сканнеров и других устройств, позволяющих следить за происходящим, внутри нее нет”.

Такая уверенность радовала, но не внушала особого доверия. Поэтому, дабы не вызывать подозрения, я улегся на широкую софу перед стеной-экраном. Представление уже началось. Меня не интересовали священные ритуалы почитателей Махруда. Не потому, что они были скучны. Гораздо больше меня занимала другая проблема: как остаться живым?

Чтобы обеспечить контроль над своим сектором, Роули незаконно подключил компьютер Охотничьего домика к компьютерам Управления общественных работ мегаполиса и различных деловых предприятий, которые напрямую или через дочерние компании принадлежали сенатору.

Но с центральным компьютером что-то случилось. По какой-то причине его действия стали нелогичными и малоэффективными. К примеру, когда полицейский автомобиль засек меня на улице, отраженный сигнал от моей танталовой пластины был передан в банк памяти полицейского архива для идентификации. И оттуда поступил ложный ответ.

Что же происходит? Неужели сенатор жив и просто не хочет сообщить об этом? Если так, какие приказы отдает он компьютеру? Разгадки я не находил.

Я хотел вернуться до рассвета, но теперь окончательно убедился, что это невозможно. Здесь, в Гроувертоне, роботы Управления общественных работ встречались относительно редко, и компьютер Охотничьего домика не мог постоянно наблюдать за мной. Но по мере углубления в мегаполис ситуация менялась бы к худшему. Я не мог въехать в мегаполис на частной машине. И не решился бы вызвать такси иди махолет. Меня опознали бы в подземке, стоило мне ступить на платформу. Я попал в западню и не знал, как из нее выбраться.

То ли сказалась усталость, то ли подействовали успокаивающая музыка и мягкое освещение, во я задремал. А когда открыл глаза, у софы стояла девушка с газетами в руках.

Серебряная девушка, даже белки ее глаз сверкали серебром.

— Доброе утро, дедушка, — проворковала она. — Вот газеты, которые вы просили.

Мысленно я поблагодарил ее за “дедушку”. Прежде чем я произнес хотя бы слово, она напомнила мне, что я — глубокий старик.

— Спасибо, милая, спасибо. Положи их сюда.

— Сейчас вам принесут кофе, — улыбнулась она и исчезла за дверью.

Первую страницу пересекал заголовок.

“ЗАГАДОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ОХОТНИЧЬЕМ ДОМИКЕ”.

Ниже я прочитал: “Полицейское управление подтверждает, что его сотрудникам не удалось проникнуть в Охотничий домик после того, как вчера ночью оттуда поступило сообщение об убийстве сенатора Роули его секретарем, мистером Эдгаром Гиффордом.

Многочисленные попытки связаться с сенатором Роули окончились безрезультатно.

Три полицейских махолета, управляемые роботами, были сбиты на подступах к Охотничьему домику, рядом с ним взорван один полицейский автомобиль. Другой автомобиль, направленный туда по получении сообщения об убийстве, был захвачен Гиффордом. При этом от его пуль погибло четверо полицейских. Сегодня рано утром угнанный автомобиль найден в нескольких сотнях миль от мегаполиса…”

Далее полиция выражала уверенность, что ареста убийцы надо ожидать с минуты на минуту.

Маленькая заметка в левом нижнем углу сообщала о странном поведении робота-мусорщика, напавшего на человека.

Но особо мое внимание привлекла другая статья.

“Сенатор Лютер Грендон предлагает помощь.

— Федеральное правительство должно держаться в стороне, говорит сенатор.

Сенатор Восточного сектора Грендон заявил сегодня утром, что готов помочь Северо-западному сектору в поисках убийцы своего коллеги.

— Нет нужды обращаться к федеральному правительству, — отмечает он. — Граждане независимого сектора способны справиться с преступником своими силами.

Сенатор Юго-западного сектора Квинтелл придерживается того же мнения. Он считает, что “помощь федеральных ведомств не требуется””.

Остальные сенаторы готовились отхватить лакомый кусочек даже до поступления официального сообщения о смерти Роули.

Пора в путь, решил я. В толпе затеряться легче. Не так-то просто сфокусировать луч на одном индивидууме.

И пока другие Бессмертные заваривали свару из-за владений сенатора Роули, я мог проскользнуть в безопасное место.

* * *

В дверях я чуть не столкнулся с серебряной девушкой.

— Сюда, дедушка, — и она повела меня по коридору.

— Но выход в другой стороне, — нахмурился я.

Она остановилась, улыбнулась.

— Видите ли, сэр, выпал наш номер. Медицинское управление прислало Диагноста.

Я пошатнулся. Каким-то чудом компьютер Охотничьего домика прознал о моем местонахождении и выдал сигнал на проверку именно этого дома. И теперь передо мной закрылись все двери, кроме той, что вела к роботу-диагносту.

Идеальная ловушка. Робота, естественно, защищала прочная броня, он был вооружен. Очень часто люди не хотели отправляться в больницу, тем более за свой счет, если они были свободными гражданами.

Я шел медленно, как и подобало старцу, выигрывая драгоценные секунды. Охранники Диагноста обычно были вооружены только парализаторами. Это следовало иметь в виду. Но сначала требовалось выяснить кое-какие подробности.

— Почему вы не предупредили меня, милая, сразу же по приходу Диагноста?

— Он у нас лишь пятнадцать минут, дедушка, — ответила серебряная красотка.

Девушка шла чуть впереди. Я направил на нее луч парализатора и подхватил ее, не дав упасть на пол. Затем отнес тело в свою комнату и уложил на софу.

Покончив с этим, я сорвал со стен портьеры. Плотный синтетический материал мог загореться лишь от сильного пожара. С портьерами в руках я прошел в небольшой холл. Затем разложил два топливных элемента парализатора и высыпал порошок на пол, под портьеры. В отличие от пороха, он при нагреве не взрывался и давал более высокую температуру.

Достав из кармана зажигалку, я поднес язычок пламени к обрывку газеты, предусмотрительно захваченному из комнаты, поджег его и положил рядом с горкой порошка.

Мгновение спустя порошок зашипел и вскинулся белым пламенем. Портьеры начали обугливаться, и вскоре холл затянуло клубами густого, едкого дыма.

Я-то знал, что здание не загорится, но надеялся, что у других не было моей уверенности.

— Горим! — прокричал я во все горло и сбежал по ступенькам к входной двери.

С улицы доносилось ровное жужжание робота-охранника, выставленного Диагностом.

Коридор заполнялся черным дымом. Забегали роботы-пожарники. Включилась система подачи углекислого газа.

Работы-пожарники опознать меня не могли. Они реагировали только на огонь. Я не сомневался, что они быстро найдут тлеющие портьеры и тут же загасят их. Но дым уже сделал свое дело. Кому охота дышать такой вонью, даже зная, что твоей жизни не угрожает опасность. Народ повалил ко входной двери. Я не отставал от других.

Робот-охотник открыл стрельбу из парализатора по выходящим из дверей. Естественно, в такой толпе он не мог выделить меня и стрелял во всех подряд. К счастью, ему требовались какие-то секунды, чтобы перевести парализатор с одной жертвы на другую. Я улучил мгновение, когда он отвел турель в сторону, и бросился бежать.

Бежал я изо всех сил, пригибаясь к земле, но луч парализатора скользнул по пальцам левой руки, и она онемела до локтя. Робот-охранник таки засек меня! Но я уже смешался с зеваками, наблюдавшими за клубами дыма, вырывавшимися из окон верхних этажей.

Я ускорил шаг. Ситуация все больше тревожила меня. Мне не хотелось связываться со свихнувшимся компьютером, но я никак не мог вырваться из-под его колпака.

Я спустился на Корлисс-авеню, параллельную Брэдли, прошел семь кварталов, вновь вернулся на Брэдли-авеню. Два или три раза мимо проезжали полицейские автомобили, но то ли они не просвечивали мою идентификационную пластину, то ли получали ложные ответы из банка памяти.

От мегаполиса меня отделяло уже меньше квартала, когда меня словно обожгло кислотой и я потерял сознание.

Возможно, в вас не стреляли из парализатора, но каждому знакомо болезненное покалывание в онемевшей ноге или руке, усиливающееся при малейшем движения.

Поэтому я и не думал шевелиться. Я прости лежал, ожидая, когда же телу вернется чувствительность. Без сознания я пробыл чуть меньше часа. Под луч парализатора я попадал и раньше, поэтому знал, сколько мне потребуется времени, чтобы прийти в себя.

— Он уже должен очухаться, — произнес чей-то голос. — Потряси-ка его.

Кто-то тряхнул меня, и я взвыл от боли.

— Извини, Гиффорд, — хмыкнул другой голос. — Хотел посмотреть, жив ли ты.

— Дай ему несколько минут, — заметил первый голос. — С ним все в порядке.

Покалывание прекратилось. Повернув голову, я увидел двух мужчин, сидящих на стульях у моей кровати — маленького толстяка, усатого блондина с гладко выбритым решительным подбородком, и более высокого мускулистого бородача.

— Извини, что пришлось подстрелить тебя, Гиффорд, — пробурчал бородач. — Но мы не хотели привлекать к себе внимание в непосредственной близости от мегаполиса.

Это не полицейские, решил я. В этом сомнений не было. Во всяком случае, не полицейские этого сектора. Если они и служили, то другим Бессмертным.

— Чьи вы, мальчики? — я попытался улыбнуться.

Вероятно, мне это удалось, потому что они улыбнулись в ответ.

— Забавно, но мы как раз хотели спросить тебя о том же.

Я вновь уставился в потолок.

— Я сирота.

Усатый хмыкнул.

— Ну, и что вы об этом думаете, полковник?

Полковник нахмурился, его густые брови сошлись над серыми глазами.

— Мы будем с тобой откровенны, Гиффорд. Потому что мы не в состоянии установить твою личность. Только из-за этого. Может статься, ты сам не знаешь, кто ты такой. Поэтому мы будем откровенны.

— Валяйте, — ответил я.

— Хорошо. Послушай, как нам видится то, что произошло. Нашу версию. Ты убил Роули. Убил его после пятнадцати лет безупречной службы. Мы знаем, даже если ты и не подозревал об этом, что все пятнадцать лет каждые шесть месяцев Роули подвергал тебя психовнушению. По крайней мере, думал, что подвергал.

— Думал? — переспросил я, желая показать, что мне интересно.

— Да. Возможно, он заблуждался. Во всяком случае, в последнее время. После психовнушения поведение человека подчиняется определенным законам. Ты их нарушил. Нам известно, что для снятия эффекта психовнушения необходимы шесть недель активного лечения. И еще не меньше двух недель, чтобы человек пришел в себя. Ты отсутствовал в Охотничьем домике четыре дня, — он пожал плечами. — Понимаешь, что к чему?

— Да, конечно, — бородач начинал раздражать меня своей обстоятельностью.

— Сначала мы думали, что тебя заменили. Но мы проверили твою идентификационную пластину, — он указал на мою руку. Тут все в порядке. Пластина Гиффорда. И мы знаем, что за четыре дня ее не могли снять с предплечья Гиффорда и вживить в кость кому-то еще. Если б мы могли сравнить отпечатки пальцев и структуру глазной сетчатки, то окончательно убедились бы, что ты — Гиффорд. Но закон это запрещает, поэтому нам приходится удовлетвориться лишь теми уликами, что имеются в нашем распоряжении. Пока мы принимаем тебя за Гиффорда. Это означает, что кто-то ковырялся в твоем мозгу. Мы хотим узнать, кто именно. Тебе это известно?

— Нет, — честно признался я.

— Сам ты ничего не делал?

— Нет.

— Кто-то стоит за тобой?

— Да.

— Кто же?

— Не знаю. И подождите с вопросами. Вы сказали, что будете откровенны со мной. На кого работаете вы?

Они переглянулись.

— На сенатора Квинтелла, — ответил полковник.

Я приподнялся на локте и вытянул другую руку с растопыренными пальцами.

— Ладно, смотрите сами. Роулиг убит, его можно исключить, — я загнул большой палец. — Вы работаете на Квинтелла, исключим и его, — я загнул мизинец. — Остаются трое Бессмертных: Грендон, Лэссер и Уотерфорд. Лэссер правит в Западном секторе, Уотерфорд — в Южном. Ни один из них не граничит с Северо-западным, значит, и они тут не причем. Это не обязательно, но весьма вероятно. Скорее они стремились бы избавиться от Квинтелла, а не от Роули. Следовательно, остается Грендон. И если вы читали газеты, то знаете, что он уже рвется в Северо-западный сектор.

Вновь они переглянулись. Я понимал, что работать они могут совсем не на Квинтелла. И даже склонялся к мысли, что их послал Грендон. С другой стороны, они могли сказать правду. Впрочем, для меня это не имело никакого значения.

— Логичное заключение, — отозвался полковник. — Очень логичное.

— Но мы должны знать, кто ты, — добавил усатый. — Мы чувствовали, что ты вернешься в мегаполис, и выставили охрану на основных магистралях. Эта часть нашего плана удалась, теперь можно переходить к следующему этапу.

— Следующему?

— Да. Тебя можно заменить. Ты это знаешь. Организации, что послала тебя, теперь наплевать, что с тобой случится, иначе тебе не пришлось бы самому искать путь к спасению. Им уже нет дела, что станет с Эдди Гиффордом.

— Они, должно быть, знали, что тебя поймают. Поэтому и загипнотизировали тебя. Возможно, нам не удастся выяснить, кто это сделал. Но поискать мы обязаны. Вдруг ты что-нибудь вспомнишь, какую-нибудь мелочь, а уж она выведет нас на всю организацию.

Я кивнул. Полковник рассуждал очень логично. Им хотелось снять эффект психовнушения. Они могли сделать это осторожно, постепенно убирая гипноблоки, не причиняя мне вреда. Но на это требовалось время. И я понимал, что миндальничать они не станут. Они решили снять кожуру с моего мозга, словно с банана, а затем нарезать его на ломтики, чтобы посмотреть, нет ли чего внутри.

И, если они работали на кого-то из Бессмертных, я не сомневался; они выполнят намеченное. Для этого требовалось специальное оборудование да эксперты по психовнушению. И то и другое можно было купить за деньги.

Кое о чем они, правда, не догадывались. Если б они залезли в мой мозг слишком глубоко, у меня внезапно появились бы признаки болезни сердца психосоматической природы, и я умер бы до того, как они успели бы меня спасти. Я действительно не относился к числу незаменимых.

— Ты хочешь что-нибудь сказать, прежде чем мы начнем? спросил полковник.

— Нет, — я не собирался облегчать им жизнь.

— Хорошо, — он встал, поднялся и усатый. — Я сожалею о том, что придется с тобой сделать, Гиффорд. Но не волнуйся, через шесть — восемь месяцев все придет в норму. До встречи.

Они вышли из палаты и плотно прикрыли дверь.

Я сел и огляделся. Где я нахожусь, я не знал. За час меня могли доставить на другой конец света.

Но, как скоро выяснилось, я остался в мегаполисе. На табличке, прикрепленной к кровати, я прочел: “Санаторий Деллфильда”. Санаторий располагался на Риверсайд Драйв, менее чем в восьми кварталах от назначенного мне места встречи.

Я выглянул из окна. Восемью этажами ниже виднелась крыша десятого уровня. Окно представляло собой толстую пластину пуленепробиваемого стекла, намертво вделанную в стену. Регулятор светопроницаемости находился слева. Окно, естественно, не открывалось. Герметично закрывалась и дверь. Если пациент начинал бушевать, в палату можно было подать снотворный газ, без опасения, что он проникнет в коридор.

У меня забрали все оружие, содрали с лица и рук термопластичную пленку. Теперь я не был похож на древнего старика. Я подошел к аеркалу, также из пуленепробиваемого стекла с отражательной поверхностью, и взглянул на себя. Выглядел я неважно. Клочьями торчали седые, волосы, лицо прорезали морщины.

Я сел на кровать и задумался.

Врач-психоаналитик появилась часа через два. Она вошла одна, но я заметил полковника, стоящего у двери.

Дама была решительного вида, со спокойным лицом, выглядела лет на тридцать пять. Начала она со стандартных вопросов.

— Вам сказали, что вы находитесь под действием психовнушения. Вы в это верите?

Я ответил, что да. Отпираться не имело смысла.

— Вы помните, как это происходило?

— Нет.

— Не могли бы вы вспомнить что-либо о личности того, кто гипнотизировал вас?

— Нет.

Врач задала еще с дюжину вопросов. Когда она закончила, я попытался выудить из нее кое-какую информацию, но женщина выскользнула из палаты, не дослушав меня.

Санаторий, похоже, довольно давно находился на содержании Квинтелла или Грендона, а может, кого-то еще из Бессмертных. Многие годы назад кому-то из них удалось свить уютное шпионское гнездышко в самом сердце сектора Роули.

Покинуть санаторий без помощи извне я не мог. Я бывал в таких местах и с большим уважением относился к действующим на их территории мерам безопасности. Безоружный человек не имел тут ни единого шанса вырваться на свободу.

И все же я не собирался сидеть сложа руки.

Больше всего меня занимал вопрос, о том, постоянна ли ведущаяся за мной слежка. Висевший под потолком сканнер имел узкий сектор обзора. Его защищала полусфера из бронестекла. Он мог поворачиваться, чтобы охватить всю палату, но, судя по всему, управлялся не компьютером. Контроль за пациентом осуществлял или врач, или медицинская сестра.

Но как часто?

Вдали, на Бартон Билдинг, виднелись большие старомодные часы со стрелками. Сканнер нацелился на кровать. Это означало, что последний раз меня проверяли, когда я еще лежал. Я отошел к противоположной стене.

Большая стрелка часов на Бартон Билдинг обежала почти три четверти круга, когда объектив повернулся в мою сторону. Секунд тридцать я стоял, вроде бы не замечая его, затем пересек палату. Сканнер не шевельнулся.

Меня это обрадовало. Санаторий отставал от технического прогресса. Новое оборудование, по-видимому, не устанавливалось уже лет тридцать. Оператор сканнера лишь убеждался, на месте ли пациент, и тут же переходил к следующей палате.

Я наблюдал за сканнером до вечера. Каждый час, ровно через четыре минуты после того, как большая стрелка на Бартон Билдинг переползала цифру двенадцать, он поворачивался вслед за мной. Меня это вполне устраивало.

Обед мне принесли в половине седьмого. Я искоса поглядел на сканнер, но тот не отреагировал на открывающуюся дверь.

Впрочем, служители санатория вполне обходились без дистанционного контроля. Один встал у двери с парализатором наготове, другой внес поднос с едой. В таких условиях лишь самоубийца мог попытаться вырваться из палаты.

В половине десятого погасли огни, за исключением маленькой лампочки над кроватью. Я сразу понял, что сканнер слеп в инфракрасном диапазоне. Если я вел себя примерно и оставался в постели, маленькой лампы вполне хватало для того, чтобы следить за мной. Если бы обнаружилось мое отсутствие, дежурный зажег бы верхний свет.

Я спокойно лежал до четырех минут одиннадцатого. Сканнер повернулся, его объектив уставился на меня. Выждав пару минут, я встал, подошел к раковине, будто бы для того, чтобы напиться. Сканнер не реагировал. Тут уж я не стал терять даром времени.

Сдернув с кровати покрывало, я заткнул углом горловину стока раковины, включил воду и лег.

Покрывало свисало на пол. Вода быстро заполнила раковину и бесшумным потоком побежала по покрывалу на пол.

Чтобы заполнить всю комнату, требовался не один час, но я не мог позволить себе такой роскоши, как сон. Предстояло бодрствовать до зари, и я не знал, удастся ли мне не сомкнуть глаз. Я считал до пятидесяти, а затем резко переворачивался на другой бок. Со стороны могло показаться, что меня мучают кошмары.

Но, тем не менее, я заснул и чуть было не утонул. Вода поднялась до уровня кровати и затекла мне в рот. Кашляя и отплевываясь, я сел.

Сон как рукой сняло. Схватив одеяло, я обвязал им полусферу со сканнером. Затем по пояс в воде добрел до двери и крепко ухватился за железный шкафчик.

Верхний свет зажегся примерно через полчаса.

— Почему ничего не видно? — прорычал из динамика чей-то голос. — Это твои проделки?

— А? Что? — будто спросонья ответил я. — Нет. Я ничего не делал.

— Мы сейчас придем. Отойди от двери или тебя пристрелят.

Я и не собирался стоять перед дверью.

Едва дежурный повернул ключ в замке, как дверь под тяжестью многих тонн воды распахнулась, оглушив его. С ним пришли двое охранников, но водяной поток сшиб их с ног.

В нужный момент я отпустил шкафчик, и вода вынесла меня в коридор. Я знал, что делать, охранники — нет. Несколько секунд спустя парализатор одного из них был у меня в руках, а на полу распростерлись три неподвижных тела. Я бросился к столику ночной сестры, находившемуся сразу за углом, около лифтов. Она еще не успела упасть после моего выстрела, а я уже схватил телефонную трубку. Набрав номер, я прокричал:

— Говорит Гиффорд. Я в санатории Деллфильда, палата восемнадцать ноль восемь.

Большего и не требовалось. Я швырнул парализатор в лужу, набравшуюся у лифта, и, подняв руки, пошел к своей палате.

Надо отдать должное персоналу Деллфильда: они не держали зла на пациента, рискнувшего на побег. Когда пять охранников, ворвавшихся в коридор, увидели мои поднятые руки, они лишь препроводили меня в палату и не отходили от меня, пока не появился полковник.

— Ловко, очень ловко, — тот оглядел палату. — Придется взять на заметку этот трюк. Толку от него, правда, немного. Это понятно? Из коридора на улицу не попадешь. Лифты не вызываются наверх.

Я пожал плечами.

— Не мог же я не пытаться вырваться отсюда.

Полковник усмехнулся.

— Естественно. Человек никогда не должен сдаваться, — он закурил. — Твой звонок тоже не принес пользы. Это санаторий. Пациентам и раньше случалось добираться до телефона. Но коммутатором управляет робот. И обычно обрывает связь.

Я промолчал. Не стоило показывать ему, что я огорчен.

— Хорошо, — полковнику надоело ждать ответа. — Привяжите его.

Охранники сменили мокрую постель и уложили меня, затянув веревки так, что я не мог поднять головы.

Полковник оглядел меня и довольно кивнул.

— Возможно, ты выскользнешь и отсюда. Можешь попытаться. Но учти, что в следующий раз мы заморозим тебе спинной мозг.

Он ушел, закрылась дверь.

Что ж, я сделал все, что мог. Остальное зависело не от меня. Я заснул.

Шума в коридоре я, естественно, не слышал. Звуконепроницаемые стены не пропускали посторонних звуков. Но дверь распахнулась, и к моей кровати подкатился Декон.

— Вы можете встать?

Роботы этого типа предназначались для ведения работ в зоне радиоактивного заражения.

— Нет, — ответил я. — Обрежь эти веревки.

Большие ножницы в мгновение ока освободили меня. Едва я встал, как откинулась крышка спасательного контейнера в корпусе Декона.

— Залезайте сюда.

Спорить я не стал; Декон держал меня под прицелом парализатора.

Вот так я расстался с санаторием Деллфильда. Деконы вызывались при неполадках с атомными реакторами. Компьютер Охотничьего домика, узнав о моем местопребывании, выдал ложный сигнал о нарушении режима работы атомного реактора Деллфильда.

Мне и раньше приходилось видеть, как действуют Деконы, умные, шустрые, не теряющие времени даром. Контейнер, защищенный от воздействия радиации, предназначался для вывода людей из зоны радиационного заражения. В нем было тесно и темно, но я не жаловался. Лучше теснота, чем смерть от сердечного приступа в руках психоаналитиков.

Я почувствовал, сладкий запах, понял, что в контейнер подан усыпляющий газ, и потерял сознание.

Когда я очнулся, меня мутило. Вчера луч парализатора, сегодня усыпляющий газ. Его запах не покидал меня.

Нет, пахло не газом, но чем-то другим. Я поднял голову, огляделся. Меня привезли в гостиную Охотничьего домика и положили на пол. Рядом с сенатором Роули.

Я отпрянул от трупа, меня вырвало.

Мне удалось доковылять до ванной комнаты. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем я собрался с духом и решился вернуться в гостиную.

Роули умер не сразу. Он сумел проползти шесть футов с того места, где я пристрелил его.

Моя догадка подтвердилась.

Палец мертвеца застыл на клавише пульта управления, к которому он сумел доползти. Компьютер продолжал защищать сенатора, потому что думал, как я и предположил, что тот жив. Он и не мог думать иначе, поскольку оставалась вдавленной клавиша “Ввод команды”.

Я наклонился к микрофону.

— Я беру махолет на крыше. Проложи курс и обеспечь охрану от Охотничьего домика до мегаполиса. Переведи махолет на ручное управление. После моего взлета немедленно подними в реакторе все стержни-замедлители. Повтори.

Компьютер послушно повторил мои команды.

* * *

Далее все пошло, как по маслу. На махолете я прилетел к месту встречи и двадцать минут спустя уже сидел в кабинете Директора.

Пока снимался эффект психовнушения, хирург вытащил из моего предплечья индентификационную пластину Гиффорда.

— Ты заставляешь себя ждать, сынок, — улыбнулся Директор.

— Какие новости?

Его улыбка стала шире.

— Чего только не произошло за это время. Робот в Гроувертоне убивает человека. Охранник Диагноста парализует всех выбегающих из горящего здания. Деконы врываются в санаторий Деллфильда, хотя не отмечалось никаких отклонений в работе тамошнего атомного реактора.

— А час назад началось вообще черт знает что. Взрыв реактора разворотил Охотничий домик, а потом все роботы словно посходили с ума. И горожане подозревают, что сенатор незаконно контролировал все службы мегаполиса. Отличная работа, мой мальчик.

— Благодарю, — я старался не смотреть на руку, с которой все еще возился хирург.

Седая бровь Директора чуть приподнялась.

— Тебя что-то беспокоит?

— Просто устал. Послушайте, каким образом могли выбрать сенатором такое ничтожество, как Роули? И по какому праву он столько лет сохранял свой пост?

— Я тебя понимаю, — помрачнел Директор — Это наша работа. Человечество еще не готово к бессмертию. Массы не могут воспользоваться им, а отдельные личности обратили его лишь себе во благо. А раз мы не можем лишить их бессмертия законным путем, приходится искать альтернативу. Убийство. Но одним махом с ними не покончишь.

— Но вы-то поняли, как пользоваться бессмертием, — возразил я.

— Неужели? — мягко ответил он. — Нет. Нет, сынок. Я пользуюсь им так же, как и они. Ради власти. Федеральное правительство совершенно беспомощно. Реальная власть сосредоточена в моих руках. Действительно, я использую ее иначе. Когда-то Бессмертных было больше сотни. На прошлой неделе — уже шесть. Сегодня — пять. Все эти годы мы убирали их, одного за другим, а новых Бессмертных не прибавлялось. Освободившаяся территория делилась между оставшимися, новички не допускались в их узкий круг. Но по-своему я такой же диктатор, как и они. И когда равновесие будет нарушено, общество вновь начнет развиваться, а мне придется умереть вместе с остальными. Но хватит об этом. Как ты? Большую часть твоих подвигов я знаю, ты многое рассказал под гипнозом. Прекрасный образец логического мышления.

Я взял предложенную сигарету и глубоко затянулся.

— Какой еще я мог сделать вывод? Компьютер пытался захватить меня. Но в то же время никого ко мне не подпускал. Более того, он несколько раз и не пытался задержать меня, чтобы не подвергать мою жизнь опасности. Компьютер выполнял последний приказ сенатора. Старик жил так долго, что не смог поверить в свою смерть. И он приказал: “Приведи Гиффорда сюда… живым!” И потом, я не мог не учитывать того обстоятельства, что компьютер не доложил об убийстве сенатора, но продолжал защищать Охотничий домик, словно с его хозяином ничего не произошло. Это могло означать лишь одно: был замкнут контакт “Ввод команды”. Только в этом случае для компьютера сенатор был живым. И я решил, что для меня путь к спасению лежит через Охотничий домик. Я был уверен, что компьютеру станет известно о телефонном звонке из Деллфильда. Потом мне оставалось только ждать. Попав в Охотничий домик, я начал отдавать приказы, а компьютер принял меня за сенатора. На этом все и закончилось.

Директор кивнул.

— Добрая работа, сынок. Добрая работа.

Роберт Силверберг Хранилище веков

Согласившись испытывать первую машину времени, я рассчитал, что путешествие будет недолгим. Мне предстояло посмотреть, как выглядит Земля через десять миллионов лет, и вернуться.

…Вернуться! Какое нежное, сладкое слово! Сколько раз грезил я о возвращении в бурлящий, перенаселенный 2075 год, но судьба распорядилась так, что я принадлежал будущему, и пути назад не было.

Первые эксперименты с машиной времени, проведенные с кроликами и другими животными, дали неплохие результаты. Поэтому было принято решение нанять испытателя. Мне вспоминаются утомленные, напряженные лица вокруг меня, когда я поднимался на небольшое возвышение, где стояла машина. Откинув тяжелую медную дверь, я вошел внутрь.

Все явно нервничали. Будто не я, а они рисковали своей головой. Впрочем, в поведении этих людей не было ничего особенного. От успешного перемещения человека во времени пли неудачи эксперимента зависела их научная карьера.

После обязательных напутственных речей и заявлений для прессы мне сказали, что пора трогаться. Все замерли. Я захлопнул дверь, повернул переключатель, как указывалось в инструкции, и компьютеры взяли управление машиной на себя. Я не очень-то верил, что она заработает. Но это мне было безразлично. В любом случае мое вознаграждение оставалось за мной.

Послышался низкий гул, бородатое лицо профессора фон Брода, смотревшего в иллюминатор, задрожало и расплылось. Машина набрала скорость, и лаборатория исчезла. Я был один в серой пустоте пространства-времени.

Мои часы показывали десять минут третьего. По расчетам мне предстояло провести несколько часов в будущем и вернуться в 2075 год в тот же день, в четверть третьего. Для тех, кто остался в лаборатории, пройдет лишь пять минут, независимо от того, сколько времени я проведу в будущем.

Я уселся поудобнее, ожидая прибытия в назначенное время.

Скоро мне надоела серая муть за иллюминатором. По большому диску на стене я узнал, что прошло чуть больше трех миллионов лет, то есть я не проделал и половины пути.

Я встал и начал осмотр довольно просторной и уютно обставленной жилой капсулы машины. Здесь был неплохой подбор сенсорных кассет, проектор, приличный запас пищевых концентратов и внушительная аптечка. Среди лекарств оказался и реювенил — удивительный препарат, возвращающий молодость. Удивленно рассматривал я найденные сокровища, недоумевая, зачем все это в путешествии, которое должно длиться меньше одного дня.

Вскоре я понял, что к чему. Все-таки полет был экспериментальным. Ученые не знали определенно, будет ли машина работать так, как они ожидали, и постарались облегчить жизнь бедняге испытателю, если произойдет непредвиденное и окажется, что машина может двигаться только вперед — в будущее.

Профессор фон Брод заверил меня, что путешествие и в будущее, и в прошлое так же безопасно, как поездка в метро. Но, очевидно, некоторые его коллеги испытывали определенные сомнения и настояли на том, чтобы снабдить испытателя духовной пищей, продуктами и лекарствами.

Тут я пожалел, что впутался в это дело, и разозлился на себя, но быстро понял, что веду себя глупо. Будучи профессиональным испытателем, я попадал и в более опасные передряги, но всегда выбирался из них. В общем, я не имел права жаловаться на неожиданности, которые могли подстерегать меня в пути.

Должно быть, я задремал, так как пришел в себя от сильного толчка. Гудение прекратилось, раздался удар гонга. Подняв голову, я увидел, что стрелка на диске отсчитала десять миллионов лет.

Я бросился к иллюминатору и выглянул наружу… До горизонта тянулась плоская бесцветная равнина, голая, без единой травинки. В небе сияло солнце, очень похожее на то, что я видел в 2075 году. Возможно, оно стало не таким ярким, чуть покраснело, но в общем-то не изменилось.

Прижавшись носом к стеклу, я попытался заглянуть за край машины. Все та же безликая равнина. Я проверил, заряжены ли бластеры, убедился, что все в порядке, и, приготовившись таким образом к сюрпризам будущего, минутой позже спрыгнул на землю, десять миллионов лет спустя.

Воздух был чист и сладок, ветерок приятно холодил кожу. Я не знал, в каком оказался месяце, но погода напоминала позднюю осень, когда легкая прохлада указывает на приближающуюся зиму.

Я отошел от машины на несколько шагов. Никаких признаков растительности. Или планета исчерпала все ресурсы, или была очень молода. Крамольная мысль закралась мне в голову. Что, если машина отправилась не вперед, а назад? И доставила меня в туманное прошлое, когда на Земле еще не зародилась жизнь. Но потом я обошел машину и убедился, что попал в будущее.

Огромное здание торчало на равнине, словно гигантский сверкающий зуб, вонзившийся в небо.

Подойдя к зданию, я заметил на стене надпись — “Хранилище веков”. Ниже были видны массивные двери. Надпись я сфотографировал как доказательство того, что побывал в будущем. А затем направился прямо к дверям, раскрывшимся при моем приближении.

По пустынным коридорам пронеслось гулкое эхо моих шагов. Это был музей, последний музей человечества.

Долгие часы, забыв обо всем, бродил я по залитым светом, безмолвным, безукоризненно чистым залам. Впрочем, времени у меня было сколько угодно. Экспонаты “Хранилища веков” были столь интересны, что ни один человек не ушел бы отсюда по своей воле. Тут нашлось место всем достижениям цивилизации, начиная с незапамятных времен. Я видел глиняные таблички, ножи из пожелтевшей от древности кости, каменные топоры.

С каждым пройденным залом менялись и экспонаты. Наскальные рисунки уступили место книгам и машинам. Там был автомобиль Форда, модель “Т”, самолет, ракета, самые различные творения людской изобретательности.

Но отрезок нашей истории, две с небольшим тысячи лет, составлял лишь маленькую толику от десяти миллионов. На третьем этаже стоял звездолет, чуть раньше я нашел модель моей машины времени. Назначение многих экспонатов было мне непонятно.

Час уходил за часом, а я по-прежнему бродил по залам. Но, в конце концов, был вынужден обратить внимание на голодное урчание желудка и подумал, не вернуться ли к машине перекусить, а потом продолжить осмотр. Машинально я прошел по коридору, ведущему в следующий зал, обогнул угол, и мой взгляд приковала к себе большая металлическая дверь. На ней значилось:

ВЕЛИЧАЙШЕЕ ДОСТИЖЕНИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ

Я сделал еще шаг, и дверь распахнулась.

— Добро пожаловать, человек прошлого, — сказал тонкий бесстрастный голос.

Когда мои глаза привыкли к сумраку помещения, стало ясно, кому принадлежал голос.

Их было двенадцать. Ссохшиеся, с лицами, изрезанными морщинами, словно сошедшие со страниц сказки гномы, они утопали в огромных креслах. Они дышали, не выказывая других признаков жизни.

— Кто… кто вы? — промямлил я.

— Те, кто остался, — продолжал голос. — Шесть женщин, шесть мужчин. Мы здесь уже тысячи лет. И пробудем, по меньшей мере, еще столько же. Возможно, когда-нибудь мы и умрем.

В последней фразе слышалась нотка надежды, надежды старика на то, что конец все-таки наступит. Я смотрел на них, последнюю дюжину мужчин и женщин Земли.

— Нас было двадцать, когда мы пришли сюда, — вмешался другой голос — Восьмерым повезло. Но придет день, когда смерть заглянет к нам, и долгое ожидание кончится.

Я стоял посреди темной комнаты, переводя взгляд с одной мумии на другую.

— Как же это случилось? Почему вы сидите и ждете смерти?

— А что нам остается? — ответил один из них.

— Мы состарились, — добавил второй. — Мы не можем рожать детей, и нам осталось лишь подвести черту. Некоторые из нас ждут уже десять тысяч лет.

Десятъ тысяч лет! Стоит ли удивляться, что они устали от жизни? Просто невероятно! Последние люди Земли в чреве гигантского музея в качестве его главных экспонатов! И с этим ничего но поделаешь. Ничего.

И тут меня осенило.

В аптечке я быстро нашел нужное мне лекарство и поспешил назад. Реговенил, вот что могло им помочь. Чудодейственное средство! Еще не поздно повернуть время вспять для последних представителей человеческой цивилизации и дать им молодость! Недавно открытое вещество, чудо нашего века, освобождало человека от страданий старости, возвращало силы и юношескую пылкость. Создатели реювенила и не подозревали, для чего будет использовано их лекарство. С его помощью я собирался вдохнуть жизнь в умирающую планету.

— Что ты собираешься делать? — спросили меня последние люди планеты.

— Я хочу вернуть вас к жизни, — ответил я. — Это лекарство… Возможно, вы не знали о его существовании. Оно создано па заре цивилизации, в 2075 году. В мое время.

— Чем оно нам поможет?

— Вы вновь станете молодыми, сможете выйти отсюда, заселить Землю, раздуть пламя жизни!

Я подошел к первому из них, с трудом нашел бицепс и ввел лекарство. Затем второму, третьему. Я делал двенадцатый укол, когда первый из моих пациентов пошевелился. Реювенил действовал! Они молодели прямо на глазах!

— Зачем ты это сделал? — спросил чей-то голос.

Я только улыбался и наблюдал, как розовеют их лица. Объясняться не имело смысла. Позже, став молодыми, они поймут, как хорошо жить. И я смотрел, как изменяется их облик, как с каждой секундой они становятся моложе и моложе.

И тут совершенно неожиданно раздался вопрос:

— Какую дозу ты нам ввел?

— Нормальную, предназначенную для пожилого человека. Один кубический сантиметр.

— Глупец, — холодно процедил голос — За десять миллионов лет человеческий организм заметно изменился. Наши органы совершенствовались, освобождались от всего лишнего.

Неужели я ошибся? Действительно, они быстро молодели, слишком быстро! И все же надежда не оставляла меня. Реювенил давали людям, достигшим семидесяти — восьмидесяти лет. Вполне логично, что тем, чей возраст исчисляется тысячелетиями, для получения аналогичного эффекта нужно ввести большую дозу. Но сердитые вопросы сыпались, как из рога изобилия. Скоро они кричали все, и во мне шевельнулось сомнение. А тем временем яростные вопли сменились громким бессловесным плачем.

Через два часа омоложение завершилось, и я смотрел на плоды моих трудов: двенадцать отчаянно вопящих младенцев. Теперь мне не оставалось ничего другого, как заботиться о них.

С тех пор прошло пять лет, младенцы уже подросли, научились ходить и разговаривать. Но все же нельзя пока бросить на произвол судьбы двенадцать крошек. Поэтому я остаюсь там, за десять миллионов лет, и жду, пока они вырастут. К счастью, в “Хранилище веков” я нашел ползунки и многое, многое другое.

Полагаю, что пройдет еще лет десять, и я смогу оставить их одних, чтобы они начали строить новый мир. Тогда я вернусь в 2075 год. Вот удивятся в лаборатории, когда я выйду из машины времени, постарев на пятнадцать лет. А пока я привязан к будущему, кормилица и нянька последних людей Земли.

Роберт Силверберг Двойная работа

Звездолет медленно опустился на Домерг-3.

— Мы сумасшедшие, — вздохнул Джастин Марнер. — В этом нет никаких сомнений.

Второй землянин, разглядывавший зеленовато-золотую поверхность планеты, оторвался от обзорного экрана.

— Что?

— В споре надо уметь остановиться. — Марнер указал на экран. — Мы, похоже, пренебрегли этим правилом. И оказались на Домерге.

— Не болтай глупостей, Джастин, — рассердился Кемридж. — Ты прекрасно знаешь, почему мы здесь, и сейчас не время…

— Ладно, ладно, — перебил его Марнер. — Беру свои слова обратно. Не обращай па меня внимания. Я немного нервничаю.

Раздался мелодичный звонок.

— Входите, — крикнул Марнер.

Дверь бесшумно отодвинулась, и в каюту вошел высокий домергиец в ярко-желтом тюрбане, приветственно протягивая два из шести щупалец.

— Добро пожаловать, джентльмены. Я вижу, вы прибыли в полном здравии. А теперь пойдемте со мной. Вы должны хорошенько отдохнуть перед тем, как приступить к делу. В конце концов, на карту поставлена честь вашей планеты.

— Конечно, — согласился Марнер.

— Испытание начнется по вашему первому требованию. Позвольте пожелать вам удачи.

…Примерно месяц назад в маленьком баре на углу Сорок шестой авеню Джастин Марнер поспорил с заезжим домергийцем. Марнер и Кемридж сидели за чашечкой кофе, когда тот вошел в зал. К нему сразу обратились взгляды присутствующих. Хотя контакт с Домергом-3 был установлен больше сотни лет назад, ел жителей довольно редко видели в Нью-Йорке.

Впрочем, и Марнер, и Кемридж узнали инопланетянина. Он был сотрудником консульства Домерга на Третье, авеню, где они монтировали освещение. Домергийцы, с их совершенным периферийным зрением, предпочитали мягкий отраженный свет, и Марнеру с Кемриджем пришлось повозиться со схемой. Домергиец также заметил их и подойдя к столику, опустился на свободный стул.

— А, два умных инженера. Вы меня, конечно, помните?

— Да, — ответил Марнер. — Делали вам освещение. Как оно работает, господин Плорваш?

— Довольно сносно, — домергиец повернулся к стойке, — Эй, бармен, пиво, пожалуйста.

— Что вы хотите этим сказать? — поинтересовался Кемридж.

В этот момент прибыло пиво.

— Одну минуту, пожалуйста, — щупальце домергийца осторожно сомкнулось вокруг кружки и поднесло ее ко рту. — Отличное пиво. Если Земля в чем-то и превосходит Домерг, так это в умении варить пиво.

— Давайте вернемся к освещению, — упорствовал Кемридж.

— О да, освещение. Ну, вы сделали неплохую работу. Во всяком случае, при вашем уровне техники мы и не рассчитывали на большее.

— Позвольте, — вмешался Марнер. С этого-то все п началось…

— Лучше бы мне тогда промолчать! — воскликнул Марнер, разглядывая светло-голубой потолок в номере отеля, куда привез их Плорваш — Это же надо, пролететь половину Галактики только ради того, чтобы разрешить спор, начатый в баре.

— Я тебя понимаю, — кивнул Кемридж. — Но проблема гораздо сложнее, и мы не попали бы сюда без участия Министерства Внеземных Цивилизаций Насколько я помню, домергийцы всегда хвастались уровнем техники. И я считаю, пришла пора показать, кто есть кто.

— А вдруг не выйдет?

— Выйдет.

Кемридж подошел к двери и снял крышку электронного звонка.

— Взгляни сюда. Довольно простое устройство. Я пока не знаком со схемой этой коробочки, но дай мне полчаса и отвертку — и я во всем разберусь.

Марнер улыбнулся.

— Ты прав, Дейв. Мы зададим им перцу, — он протянул руку к замку.

— Что ты собираешься делать? — удивленно спросил Кембридж.

— Не обращай внимания. Позвони Плорвашу и скажи, что мы готовы начать завтра. А я пока займусь этой коробочкой. Для практики.

Утром они проснулись в боевом настроении. В дверь постучали.

— Кто там? — громко спросил Марнер.

— Я, — ответил домергиец. — Плорваш.

Дверь мгновенно распахнулась, и перед удивленным взглядом Плорваша предстали оба землянина, все еще лежащие в постелях.

— Кто открыл дверь? — подозрительно спросил тот, оглядывая комнату.

Марнер сел и улыбнулся.

— Попробуйте еще раз. Выйдите в коридор, закройте дверь и скажите: “Плорваш”.

Домергиец потоптался на месте, повернулся, вышел в коридор, притворив за собой дверь, и пробормотал свое имя. Дверь тут же распахнулась. Плорваш переступил через порог и, переводя взгляд с Марнера на Кемриджа, спросил:

— Что вы сделали?

— Нас заинтересовало устройство замка, — ответил Кемридж, — и мы решили, что его стоит улучшить, добавив к схеме звуковое реле. Как видите, идея оказалась вполне осуществимой.

Инопланетянин натянуто улыбнулся.

— О да… — промямлил он. — Очень интересная мысль. А теперь поговорим об условиях испытания. Мы приготовили для вас специальную лабораторию. Как и было условлено, вы получите два предварительных задания. Когда вы с ними справитесь, мы предложим вам третью задачу.

— А если мы с ними не справимся?

— Ну, этим вы докажете свою, некомпетентность. Испытание закончится при первой же неудаче.

— Это разумно, — кивнул Марнер. — А если мы решим все три задачи? Вы дадите нам четвертую, пятую и так далее?

— Конечно, это был бы идеальный критерий. Но согласно договоренности испытатели каждой планеты должны выполнить по три задания, — складчатые губы домергийца растянулись в недоброй улыбке. — Их успешное выполнение будет рассматриваться как доказательство высокого уровня земной техники.

Лаборатория превзошла все ожидания. Оба землянина, потрясенные, застыли на пороге.

— Поразительно, — выдохнул, наконец, Марнер.

— Мы хотели, чтобы у вас было все необходимое, — заметил Плорваш.

— Вы упрощаете нашу задачу, — сказал Кемридж. — В этой лаборатории не так уж трудно творить чудеса.

— Мы ведем честную игру, — ответил Плорваш. — Если вы справитесь с нашими заданиями, мы признаем техническое превосходство Земли. Если нет, мы не хотим, чтобы вы ссылались на то, что вам не создали нормальных условий.

— Это справедливо, — кивнул Кембридж. — Когда мы можем начать?

— Немедленно. — Плорваш поднял щупальце и достал из складок тюрбана пластиковый тюбик, заполненный белой жидкостью. — Это крем для удаления волос, — он выдавил несколько капелек на ложкообразное окончание другого щупальца и поднес его к своей густой рыжей бороде. Там, где щупальце касалось волос, оставалась гладкая кожа.

— Очень полезное изобретение, — продолжал домергиец, протягивая тюбик Марнеру. — Ваше первое задание — создать аналогичный крем.

— Но мы механики, а не химики, — запротестовал тот.

— Перестань, Джастин, — Кемридж повернулся к инопланетянину. — Очень хорошо, с этим все ясно. Если вас не затруднит, мы бы хотели получить и второе задание. Тогда каждому из нас будет что делать.

Домергиец нахмурился.

— Вы хотите заняться сразу двумя проектами? Хорошо, — он повернулся и вышел из лаборатории. Через несколько минут он вернулся, неся что-то отдаленно напоминающее мышеловку.

— Мы пользуемся этим устройством для ловли мелких грызунов. Животные реагируют на различные цвета, и в качестве приманки в ловушке действует цветовая установка. Например, так мы ловим ворков, — он нажал клавишу на задней панели, и мышеловку заполнил густо-зеленый свет, — а так — флейбов, — его щупальце коснулось другой клавиши, и зелень сменилась нежно-розовым сиянием. Тут же запахло гнилыми овощами.

— Как видите, ловушка универсальна, — продолжал домергиец. — Мы снабдили вас различными типами грызунов, они вон в тех клетках, и вы должны сделать аналогичную конструкцию.

— Это все? — спросил Кемридж.

Плорваш кивнул.

— Как и условлено, время выполнения заданий не ограничивается.

— Мы знаем об этом, — заметил Кембридж, — и свяжемся с вами, как только получим какие-нибудь результаты.

— Отлично. — Плорваш повернулся и вышел из лаборатории.

Марнер тут же выдавил на ладонь несколько капель крема ж вскрикнул от боли.

— Давай сначала проверим химический состав, — предложил Кемридж. — Если этот крем оставляет домергийцев без волос, вполне возможно, что мы останемся без кожи. У них шкура, как у гиппопотама.

Марнер подул на покрасневшую руку.

— И что ты об этом думаешь?

— Нам потребуется не больше недели, чтобы раскусить эти орешки, — уверенно ответил Кемридж. — Мне кажется, они могли найти что-нибудь посложнее.

— Подождем третьего задания, — возразил Марнер.

Через четыре дня Марнер позвонил Плорвашу.

Широкое лицо домергийца заполнило экран видеофона.

— Привет, — поздоровался он. — Как идут дела?

— Мы закончили, — коротко ответил Марнер.

— Оба задания?

— Оба.

Спустя пятнадцать минут Плорваш вошел в лабораторию. Марнер и Кемридж возились с клетками.

— Стойте на месте, — крикнул Кемридж. Он щелкнул выключателем — и тридцать клеток разом открылись. Полчища домергийских грызунов двинулись на Плорваша. Тот отступил на шаг.

Под его удивленным взглядом животные прямиком направились к жужжащей конструкции, стоящей возле двери. Она переливалась всеми цветами спектра, распространяла странные запахи, издавала щелкающие звуки. Когда грызуны подошли к ней совсем близко, в полу открылся люк, и два скребка сбросили в него вею живность. Крышка люка тут же стала на место.

— Мы модернизировали исходную модель, — объяснил Марнер. — Наша конструкция лучше. Она ловит всех сразу, тогда как ваша настраивается только на один вид.

— Чертежи в нашей комнате, — добавил Кемридж. — На Домерге эта ловушка, несомненно, будет иметь большой спрос.

— Вероятно, да, — признал Плорваш. — А как дела с кремом?

— О, тут совсем просто, — усмехнулся Марнер. — С такой аппаратурой мы без труда выяснили его химический состав. А затем внесли некоторые коррективы.

— В каком смысле?

Марнер потер щеку.

— Пару дней назад я попробовал крем на себе, а кожа по-прежнему гладкая, как у младенца. Похоже, что одноразового применения хватит на всю жизнь.

— Надо признаться, что вы справились с первыми двумя заданиями, — заметил Плорваш. — Ваши соперники также успешно преодолели этот барьер. Я разговаривал с нашим консулом в Нью-Йорке, вы его, конечно, помните, и он сообщил мне об атом.

— Мы очень рады, — буркнул Марнер, — но все решает’ третье задание, не так ли?

— Совершенно верно, — кивнул Плорваш. — Как я понимаю, вы готовы приступить к нему?

Пять минут спустя Марнер и Кемридж смотрели на переплетение трубочек и проводов, предназначенных, судя по всему, для подвода энергии к сложной системе из поршней и тяг. С предельной осторожностью Плорваш опустил странное устройство на один из верстаков.

— Что это? — спросил Марнер.

— Сейчас увидите, — инопланетянин вытащил длинный шнур с вилкой и вставил его в розетку. В центре необычной машины засветилась ярко-вишневая точка. Поршни и тяги пришли в движение. Через несколько мгновений машина вышла на рабочий режим. Поршни равномерно ходили взад и вперед. Кемридж взглянул па домергийца.

— Это двигатель, не так ли?

— Вы, разумеется, правы, — насмешливо улыбнулся Плорваш. — А чтобы понять, почему я принес его сюда, вытащите вилку из розетки.

Кемридж выполнил просьбу домергийца и посмотрел на двигатель. Пальцы его разжались, и вилка упала на пол.

— Он не остановился? — прошептал Кемридж. — Поршни по-прежнему движутся?

— Это энергетическое сердце нашей цивилизации, — гордо ответил Плорваш. — Подобные установки мы используем повсеместно. Ваше третье задание — создать аналогичную конструкцию.

Домергиец повернулся и, не торопясь, вышел из лаборатории. Как только за ним закрылась дверь, земляне обменялись взглядами и снова повернулись к машине. Поршни ходили в прежнем ритме. Марнер облизал пересохшие губы.

— Дейв, — прошептал он. — Мы сможем построить вечный двигатель?

Поршни двигались и двигались.

— Надо остановить эту штуковину, — сказал, наконец, Марнер, — и посмотреть, что у нее внутри.

— Но как?

— Я полагаю, мы должны заставить машину отдавать энергию. Для этого нужно подать на вход отрицательный потенциал.

Полчаса напряженной работы с отверткой и паяльником, и они вновь вставили вилку в розетку. Поршни дернулись и остановились.

— О’кей, — Марнер довольно потер руки. — А теперь разберем эту крошку по винтикам и выясним, почему она вертится. Давай примем за аксиому, Дейв: если домергийцы построили эту машину, значит, это возможно. Договорились?

Они склонились над загадочным механизмом.

— Хм. Похоже на замкнутую регенеративную систему с позитивной обратной связью, — пробормотал Кемридж. — Энергия ходит и ходит по кругу.

— Похоже.

Через три недели они собрали первый образец. Поршни двигались полчаса, а потом остановились. Спустя еще месяц машина работала без перерыва. После некоторого колебания они послали за Плорвашем.

— Вот, — Марнер указал на аппарат, стоящий рядом с конструкцией домергийцев. Поршни обеих машин ходили взад и вперед. Провода с вилками лежали на полу.

— Она работает? — недоверчиво спросил Плорваш.

— Пока она не остановилась, — ответил Марнер. — Под его глазами чернели крути, а кожа обтянула скулы. Сказалось напряжение последних недель.

— Значит, она работает, — повторил Плорваш. — Как?

— Преобразование энергии гиперполя, — пояснил Кемридж. — Правда, связь довольно сложна, но, похоже, мы нашли оригинальное решение. Чертежи и расчеты — в сопроводительной записке. Мы не смогли построить аналог вашей машины, но достигли того же результата, то есть выполнили поставленное условие.

— Я хочу задать вам один вопрос, — Марнер указал на прямоугольную черную коробочку, едва видневшуюся через переплетение проводов домергийской модели. — Мы так и не поняли, что это такое. Нам не удалось вскрыть ее, чтобы ознакомиться со схемой, поэтому мы были вынуждены ввести совершенно новые элементы. Для чего она предназначена?

Плорваш посмотрел ему в глаза и глубоко вздохнул.

— Это — источник энергии, миниатюрный фотоэлектрический усилитель. С его помощью машина будет работать еще две недели, а потом остановится.

— Как? — изумился Марнер..

— Мне кажется, что пора объясниться, — ответил домергиец, — У нас нет вечных двигателей. Вас сознательно обманули, чтобы заставить создать такую конструкцию. Это, возможно, неэтично, но, по правде говоря, мы не надеялись на ваши силы. Кстати, мы привлекли лучших специалистов, чтобы изготовить этот имитатор.

Марнер опустился на стул. Кемридж остался стоять, не веря своим ушам.

— То есть, мы изобрели эту штуку, а вы… вы… — Марнер умолк.

Плорваш кивнул.

Кемридж первым пришел в себя.

— Ну что ж, раз испытание закончено, мы забираем свою машину к возвращаемся на Землю.

— Боюсь, вам это не удастся, — возразил Плорваш. — По закону, принятому лет семьсот назад, результаты любой исследовательской работы, проведенной в государственной лаборатории, являются собственностью государства. То есть мы… э… конфискуем этот… двигатель. К тому же, — продолжал Плорваш, — нам придется задержать и вас. Мы хотим, чтобы вы показали, как строить такие машины.

— Это же война! — воскликнул Кемридж. — Земля не смирится с нашим похищением.

— Я придерживаюсь иного мнения, — покачал головой Плорваш. — Вы должны понять, что у нас просто нет другого выхода, и я сомневаюсь, чтобы Земля объявила из-за вас войну.

— Мы требуем свидания с консулом! — решительно заявил Марнер.

— Хорошо, — согласился Плорваш.

Консул, седовласый, благородный джентльмен, прибыл в лабораторию через два часа.

— Все это очень неприятно, — сказал он, выслушав инженеров.

— Но вы, конечно, сможете вытащить нас отсюда, — воскликнул Марнер. — Этот двигатель принадлежит нам, и они не имеют права задерживать землян на Домерге, не так ли?

— Во всяком случае земные законы этого не допускают, — ответил консул, — но, к сожалению, по законам Домерга это изобретение принадлежит им. А в соответствии с соглашением от… э… 2716 года земляне, находящиеся на Домерге, подчиняются законам этой планеты.

— Значит, мы влипли?

Консул развел руками.

— Конечно, мы сделаем все, что в наших силах. Мы перед вами в большом долгу. Вы подняли престиж Земли в глазах всей Галактики. Мы сделаем все возможное. — Он помолчал и, глубоко вздохнув, добавил. — Мы упустили один важный момент.

— Какой именно?

— Вы помните о двух домергийских инженерах, отправившихся на Землю?

— А причем здесь домергийцы? — переспросил Кемридж.

— Они — ваш единственный шанс, — консул понизил голос — Я поддерживаю связь с Министерством Внеземных Цивилизаций. Как вы уже знаете, домергийцы довольно легко справились с двумя первыми заданиями.

Марнер и Кемридж нетерпеливо кивнули. Старый дипломат улыбнулся.

— Как это ни странно, третье задание домергийцы получили так же, как и вы.

— То есть?

— Им показали якобы работающую антигравитационную машину и предложили сделать ее аналог. Вероятно, психологически наши расы очень схожи.

— И что дальше?

— Пока ничего, — грустно ответил консул. — Но мне сказали, что они трудятся в поте лица. И, скорее всего, сделают эту машину. Так что вы должны потерпеть. А пока мы проследим, чтобы вы не испытывали никаких неудобств.

— Я все-таки не понимаю, — заметил Марнер, — что связывает нас с этими домергийцами.

— Если они сделают антигравитационную машину, мы постараемся устроить обмен.

Марнер нахмурился:

— Но им могут потребоваться годы. А если их попытки закончатся неудачей? Что тогда?

Консул неопределенно пожал плечами. В глазах Кемриджа блеснула искорка.

— Джастин, — повернулся он к Марнеру. — Ты что-нибудь знаешь о гравитационных полях?

— К чему ты клонишь? — озадаченно спросил Марнер.

— У нас прекрасная лаборатория. И я думаю, что эти домергийцы не откажутся выдать за свой тот антиграв, который сделаем… ну, например, мы, а?

— Вы хотите построить антигравитационную машину и тайком переправить чертежи на Землю, чтобы мы передали их домергийцам и… — Консул умолк, заметив, что его никто не слушает.

Марнер и Кемридж склонились над столом, лихорадочно выводя уравнения.

Роберт Силверберг На перепутье

Гораздо позже Олфайри понял, что ради жизни стоит отдать жизнь. Но тогда он больше думал о том, как остаться в живых.

Олфайри был l’umo dat fuoco in bocca — человек с огнем во рту. Рак жег ему горло. Говорил он с помощью механического имитатора, однако опухоль грозила проникнуть в мозг. Еще немного, и Франко Олфайри перестал бы существовать. Поэтому он обратился к помощи Провала.

У него были деньги. И мани о они позволили ему войти в дверь, соединяющую миры. Те, кто управлял Провалом, ничего не делали из альтруистических побуждений. Каждый раз на то, чтобы открыть Провал, уходило столько энергии, сколько хватило бы на год довольно большому городу. Но цена не смущала Олфайри. Деньги вряд ли понадобятся ему, если существа на другом конце Провала не справятся с болезнью.

— Стань на эту пластину, — буркнул механик. — Поставь ноги вдоль красной полосы. Держись за поручень. Вот так. Теперь жди.

Олфайри повиновался. Давно уже к нему не обращались в повелительном тоне, но он простил механику его резкость и терпеливо ждал, крепко сжимая ворсистый чехол поручня, когда придет энергетическая волна.

* * *

Олфайри представлял себе, что должно произойти. Он давно оставил инженерную деятельность, чтобы основать промышленную империю, раскинувшуюся от Альп до голубого Средиземноморья, но продолжал интересоваться достижениями науки и техники и гордился тем, что, придя на завод, мог подойти к любому станку и сказать, что делает рабочий.

Франко знал, что энергетическая волна на мгновение создаст особое состояние, которое называется сингулярным. Оно встречается лишь вблизи звезд в последние мгновения их жизни. Коллапсирующая звезда, бывшая сверхновая, создает вокруг себя искривление пространства, туннель в никуда, черную дыру. Сжимаясь, звезда приближается к сфере Гварцшильда, по достижении которой черная дыра поглощает ее. На подходе к критическому диаметру время для умирающей звезды течет гораздо медленнее, но зато ускоряется до бесконечности, когда звезда поймана и заглатывается черной дырой. А если там находится человек? Гравитационные силы непомерной величины сминают его, он превращается в точку с нулевым объемом и бесконечной плотностью, а затем выбрасывается неизвестно куда.

В этой лаборатории не было умирающих звезд. Но за соответствующую цену здесь могли смоделировать нечто подобное. Деньги Олфайри оплачивали искривление пространства и создание крошечного туннеля, достаточного для того, чтобы протолкнуть его туда, где сходятся сопряженные пространства и можно найти лекарства от неизлечимых болезней.

Олфайри ждал, подтянутый, энергичный мужчина пятидесяти лет с редеющими волосами. Он не почувствовал, как пришла волна. Пространство раскрылось, и Франко Олфайри исчез в зияющей бездне.

— Это Пересадочная станция, — сказал гуманоид на вполне сносном итальянском. Олфайри огляделся. Внешне ничего не изменилось. Он стоял на такой же пластине, держась за ворсистый поручень.

Выражение лица гуманоида за прозрачной стеной ничего не говорило Франко. Щель рта внизу, две щелочки глаз повыше, никаких следов носа, лишь зеленоватая гладкая кожа, мощная шея, переходящая в треугольное, без плеч тело с веревкообразными конечностями.

— Меня зовут Вуор, — проскрипел гуманоид.

Олфайри приходилось иметь дело с инопланетянами, и вид Вуора не испугал его. Правда, Франко не встречался с представителями этой цивилизации.

Тело Олфайри покрывал пот. Языки пламени резали горло. Боль нарастала и нарастала.

— Как скоро я могу получить помощь? — спросил он.

— Что с вами?

— Рак горла. Вы слышите мой голос? Это машина. Гортани уже нет. Опухоль ест меня заживо.

Глаза-щелочки на мгновение закрылись. Щупальца переплелись. Этот жест мог означать симпатию, презрение, отказ.

— Вам известно, что мы вам тут ничем не поможем? У нас всего лишь Пересадочная станция. Мы определяем, что кому нужно и отсылаем дальше.

— Знаю, знаю. Вот и отправьте меня туда, где лечат рак. Мне отпущено не так уж много времени. Я страдаю и еще не готов умереть. На Земле у меня полно работы.

— Что вы делаете, Франко Олфайри?

— Разве мое досье еще не прибыло?

— Оно у нас. Расскажите мне о себе.

Олфайри пожал плечами. Он отпустил поручень, с неудовольствием подумав о том, что Вуор не предложил ему сесть.

— Я руковожу промышленной компанией, вернее, компанией, владеющей контрольными пакетами акций других компаний. Олфайри Эс. Эй. Мы делаем все. Строим энергосистемы, утилизируем отходы производства, создаем роботов. Занимаемся преобразованием обширных территорий. В наших производственных отделениях работают сотни тысяч людей. Мы не просто компания, которая делает деньги. Мы… — Олфайри замолчал, осознав, что говорит, как сотрудник рекламного отдела, хотя речь шла о его жизни. — Это большая, важная, приносящая пользу компания. Я основал ее.

— И вы очень богаты. А потому хотите, чтобы мы продлили вашу жизнь. Вам известно, что нам всем вынесен смертный приговор. Для одних он приводится в исполнение раньше, для других — позже. Хирурги Провала не могут спасти всех. Число страждущих, что взывают о помощи, бесконечно, Олфайри. Скажите мне, почему спасать надо именно вас?

Олфайри охватил гнев. Но он не дал воли эмоциям.

— Я — человеческое существо, у меня жена, дети. Недостаточно убедительная причина, а? Я так богат, что могу заплатить за лечение любую цену. Не важно? Разумеется, нет. Хорошо, давайте так. Я — гений. Как Леонардо. Как Эйнштейн. Вам знакомы эти имена? Отлично. Я такой же гений. Я не рисую, не занимаюсь наукой. Я планирую. Я организую. Я создал величайшую корпорацию Европы. Я соединял компании, и вместе они делали то, о чем поодиночке даже не мечтали.

Олфайри вгляделся в зеленоватое лицо инопланетянина.

— Технология, позволившая Земле впервые войти в Провал, разработана моей компанией. Энергетические установки — мои. Я построил их. Я не хвалюсь. Я говорю правду.

— Вы говорите, что на этом вы заработали много денег.

— Нет, черт побери! Я говорю, что создал то, чего не существовало раньше, нечто полезное, важное не только для Земли, но и для других миров, встречающихся здесь. И мой созидательный заряд не иссяк. У меня есть новые идеи. Мне нужно еще десять лет, а у меня не осталось и десяти месяцев. Можете вы взять на себя ответственность, обрекая меня на смерть? Можете вы позволить выбросить все то, что еще есть во мне? Можете?

Звук его механического голоса стих. Олфайри оперся на поручень. Маленькие золотистые глаза в узких щелочках бесстрастно рассматривали его.

— Скоро мы объявим вам наше решение, — после долгого молчания сказал Вуор.

Стены лаборатории потемнели. Олфайри мерял шагами маленькую комнату. Предчувствие поражения отдавало горечью, но почему-то он не злился на то, что проиграл. Волнения остались позади. Они позволят ему умереть. Они скажут, что он выполнил свой долг — создал компанию. Все это очень прискорбно, но они должны учитывать нужды более молодых, мечты которых еще не воплотились в реальность.

Ожидая смертного приговора, Олфайри думал о том, как проведет последние месяцы жизни. Естественно, он будет работать до самого конца. Сначала проект теплоснабжения Шпицбергена, да, это первоочередная задача, а потом…

Стены опять стали прозрачными. Вуор вернулся.

— Олфайри, мы направляем вас на Хиннеранг, где вам удалят опухоль и восстановят поврежденные ткани. Но за это придется заплатить.

— Сколько угодно. Триллион лир.

— Не деньгами, — ответил Вуор. — Работой. Пусть ваша гениальность послужит нам на пользу.

— Скажите мне, как!

— Вам известно, что сотрудниками Пересадочной станции являются представители пятидесяти цивилизаций. В настоящее время среди нас нет землянина. Скоро на станции появится вакансия. Заполните ее. Проявите здесь ваш организаторский талант. Проведите среди нас пять лет. Потом вы сможете вернуться домой.

Олфайри задумался. Ему не хотелось терять целых пять лет. Слишком многое связывало его с Землей и, останься он на Пересадочной станции, кто взял бы за себя управление его компаниями?

Тут Олфайри осознал безрассудность своих мыслей. Вуор предлагал ему двадцать, тридцать, пятьдесят лет жизни. Стоя на краю могилы, он не имел права цепляться за пять лет, которых требовали его благодетели. Обращаясь с просьбой продлить ему жизнь, Олфайри поставил во главу угла своп уникальные административные способности. Что удивительного в том, что на Пересадочной станции захотели воспользоваться ими. — Согласен, — кивнул Олфайри.

Бесконечное число миров встречалось в Провале, как и в любой точке пространства — времени. Однако только Провал позволял осуществить переход из одного мира в другой, благодаря имеющимся там механизмам. Паутина туннелей мгновенного перемещения пронизывала структуру пространства. А Пересадочная станция являлась ее центром. Тот, кому удавалось убедить диспетчеров в том, что он имеет право на транспортацию, оказывался на нужной ему планете.

Бесконечность есть бесконечность. Туннели могут удовлетворить любую потребность. Но для практических целей лишь две — три дюжины планет представляли собой какой-либо интерес, так как их связывали общие цели и пути развития.

На одной из них умелые хирурги могли излечивать пораженное раком горло. Со временем методику операции передали бы на Землю в обмен на что-то не менее ценное, но Олфайри не мог ждать. Он заплатил назначенную цену, и диспетчеры Пересадочной станции отправили его на Хиннеранг.

И снова Олфайри не почувствовал, как черная дыра поглотила его. Франко любил новые впечатления, и ему казалось несправедливым, что человека сжимают до нулевого объема и бесконечной плотности, а он ничего не ощущает. Вновь для Олфайри создали умирающую звезду, и туннель черной дыры вынес его в лабораторию на Хиннеранге.

Там, по крайней мере, Олфайри видел, что находится на другой планете. Красноватый оттенок дневного света, четыре луны в ночном небе, сила тяжести в два раза меньше, чем на Земле. Казалось, он может подпрыгнуть и сорвать с неба один из четырех плывущих по нему сияющих шаров.

Хиннерангийцы, невысокие угловатые существа с красновато-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик из тоненьких щупалец, говорили низкими глухими голосами, а их язык напоминал Олфайри наречие басков. Однако маленькие приборчики сразу переводили непонятные звукосочетания на язык Данте. Переводные устройства произвели на Олфайри гораздо большее впечатление, чем сам Провал.

— Сначала мы избавим вас от боли, — сказал хирург.

— Блокируете мои болевые центры? — спросил Олфайри. — Перережете нервные пучки?

Ему показалось, что хирурга позабавили его вопросы.

— В нервной системе человека нет болевых центров. Есть лишь рецепторы, которые принимают и классифицируют нервные импульсы, поступающие от различных органов. А затем реагируют в соответствии с модальностью полученного сигнала. Боль — всего лишь обозначение определенной группы импульсов, не всегда неприятных. Мы изменим контрольный орган, принимающий эти импульсы так, что они не будут ассоциироваться с болью. Вся информация по-прежнему будет поступать в мозг. Но вы перестанете чувствовать боль.

В другое время Олфайри с удовольствием обсудил бы с хирургом нюансы хиннерангийской болевой теории. Теперь же его вполне устраивало то, что боль исчезнет.

И действительно, ее не стало. Олфайри лежал в люльке из какого-то клейкого, похожего на пену материала, пока хирург готовился к следующему шагу: удалению поврежденных тканей, замене клеточного вещества, восстановлению пораженных опухолью органов. Олфайри свыкся с блестящими достижениями техники, тем не менее, операции хиннерангийцев представлялись ему чудом. Вскоре от его шеи остался лишь тонкий слой кожи. Казалось, еще одно движение луча-скальпеля — и голова Олфайри отделится от тела. Но хирург знал свое дело. Когда операция закончилась, Франко мог говорить сам, без помощи вживленного прибора. Он вновь обрел гортань, голосовые связки. И сердце его гнало кровь по новым органам.

А рак? С ним покончено?

Хиннерангийцы не успокоились. Они охотились за дефектными клетками по всему телу Олфайри. Он узнал, что колонии раковых клеток обосновались в его легких, печени, кишечнике. Врачи потрудились на славу. Они удалили Франко аппендицит и подлечили почки. Потом его послали на отдых.

Олфайри дышал воздухом Хиннеранга и наблюдал за четырьмя лунами, выполняющими фигуры странного танца среди незнакомых созвездий. Тысячу раз в день прикладывал он руку к шее, еще не веря теплу вновь обретенной плоти. Ел мясо неизвестных животных и с каждым часом набирался сил.

Наконец, Олфэйри пригласили в лабораторию и тем же путем вернули на Пересадочную станцию.

— Вы немедленно приступаете к работе, — сказал Вуор. — Теперь это ваш офис.

Они находились в овальной комнате с розовыми, излучающими свет стенами. За одной из них была лаборатория, в которую прибывали посетители. Вуор показал, как действует переключатель, открывающий визуальный доступ в лабораторию с любой стороны.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — спросил Олфайри.

— Сначала я покажу вам Пересадочную, — ответил Вуор.

Олфайри пошел следом за ним. Ему казалось, что станция представляет собой вращающееся в космосе колесо, разделенное на многочисленные отсеки. Но отсутствие иллюминаторов не позволяло ни подтвердить, ни опровергнуть это предположение. Размеры станции не поражали воображение. Значительную часть ее занимала силовая установка. Олфайри хотел бы осмотреть генераторы, но Вуор увлек его дальше, к маленькой каюте, где ему предстояло жить пять лет.

Инопланетянин явно спешил. Странные существа встречались им в коридорах. В кислородной атмосфере станции могли дышать почти все ее обитатели, но кое-кому приходилось пользоваться масками, и оттого они казались еще более загадочными. Некоторые кивали Вуору, с любопытством разглядывая незнакомца.

Наконец, Олфайри и Вуор вернулись в офис с розовыми стенами.

— В чем будут заключаться мои обязанности? — повторил Олфайри.

— Вы будете встречать тех, кто прибыл на Пересу дочную станцию, с тем чтобы попасть на нужную ему планету.

— Но это же ваша работа!

— Была, — ответил Вуор. — Мой срок истек. Должность становится вакантной, и вы займете ее. Как только вы приступите к работе, я уйду.

— Вы говорили, что я буду заниматься административной деятельностью. Организовывать, планировать…

— Это так и есть. В каждом случае вы должны учесть малейшие детали. У вас неограниченные возможности. И вы должны объективно оценить, кого послать дальше, а кого отправить назад.

У Олфайри задрожали руки.

— Я должен это решать? Дать жизнь одному и приговорить к смерти другого? Нет! Мне это не нужно. Я не бог.

— Я тоже, — сухо ответил инопланетянин. — Вы думаете, мне нравится эта работа? Но теперь я могу не Думать о ней. Мой срок истек. Я был богом пять лет, Олфайри. И вот пришла ваша очередь.

— Дайте мне любую другую работу. Неужели мне нельзя поручить что-то иное?

— Конечно, можно. Но эта должность подходит вам больше всего. Вы не боитесь принимать решения. И еще, Олфайри, не забывайте о том, что вы — мой сменщик. Если вы не согласитесь на эту работу, мне придется остаться до тех пор, пока не найдется подходящий кандидат. Я достаточно долго был богом.

Олфайри молчал, вглядываясь в золотистые глаза-щелочки, и впервые, как ему показалось, смог истолковать их выражение. Боль. Боль Атласа, несущего целый мир. Вуор страдал. И он, Франко Олфайри, мог облегчить эту боль, переложив непомерную ношу на свои плечи.

— Вашу просьбу удовлетворили, приняв во- внимание, что вы согласились поработать на Пересадочной станции. Теперь вы знаете, что вам надо делать. Это ваш долг, Олфайри.

Олфайри понимал, что Вуор прав. Что бы они предприняли, откажись он от предложенной должности? Вернули ему опухоль? Нет. Подобрали бы другую работу. А Вуор остался бы в розовом офисе. Страдающий инопланетянин подарил ему жизнь. И он не мог отплатить злом на добро, хотя бы на час продлив срок Вуора.

— Я согласен, — ответил Олфайри.

Ему пришлось кое-чему научиться, прежде чем приступить к исполнению новых обязанностей. Работал он много, а отдыхал лишь несколько часов в день. Но он жил, и мог предвкушать будущее, которое наступит через пять лет.

Просители шли один за другим.

Не всем требовалась медицинская помощь, но каждый имел достаточно веское основание для путешествия по Провалу. Олфайри разбирал их просьбы. Его никто не ограничивал. Он мог отправить всех к желанной планете, если бы счел это необходимым, или вернуть назад. Но первое означало бы безответственность, второе — бесчеловечность. Олфайри судил. Он взвешивал все “за” и “против” и, удовлетворяя просьбы одних, отказывал другим. Число каналов было большим, но не бесконечным. Иногда Олфайри представлял себя авиационным диспетчером, иногда демоном Максвелла.

Отказы переносились болезненно. Некоторые просители впадали в ярость и выкрикивали бессвязные угрозы в его адрес. Другие спокойно говорили о вопиющей несправедливости с его стороны. Олфайри привык принимать трудные решения, но его душа не успела окончательно загрубеть, и он сожалел, что просители относили отказ на его счет. Кто-то должен был выполнять эту работу, и Олфайри не мог отрицать, что находится на своем месте.

Естественно, он не был единственным диспетчером Пересадочной станции. Поток просителей направлялся в разные офисы. Но в сложных случаях коллеги приносили решение на его суд, и за ним оставалось последнее слово.

Пришел день, когда перед ним появился гуманоид с красновато-коричневой кожей, конечности которого заканчивались венчиком извивающихся щупалец, обитатель Хиннеранга. На одно ужасное мгновение Олфайри подумал, что перед ним — хирург, оперировавший его. Но сходство оказалось чисто внешним. Проситель не был хирургом.

— Это Пересадочная станция, — сказал Олфайри.

— Мне нужна помощь. Я — Томрик Хориман. Вы получили мое досье?

— Да, — ответил Олфайри. — Вам известно, что тут мы не оказываем помощь? Мы можем лишь послать вас туда, где вы ее получите. Расскажите мне о себе.

Щупальца хиннерангийца извивались, как от душевной боли.

— Я выращивал дома, — начал он, — и перерасходовал капитал. Моя фирма под угрозой краха. Если я смогу попасть на планету, где мои дома вызовут интерес, дело можно поправить. Я хотел бы выращивать дома на Мелкноре. Наши расчеты показывают, что там они могут найти широкий спрос.

— Мелкнор не испытывает недостатка в жилищах, — ответил Олфайри.

— Но там любят новизну. Они бросятся покупать. Иначе мою семью ждет разорение, добрый господин. Потеряв честь, я не смогу жить. У меня дети.

Олфайри знал об этом. Как и о том, что хиннерангиец сказал правду. Если путь на Мелкнор для него будет закрыт, ему не останется ничего другого, как покончить жизнь самоубийством. Так же, как и Олфайри, на Пересадочную станцию Томрика Хоримана привела смертельная угроза.

Но Олфайри обладал особым даром. А что мог предложить хиннерангиец? Он хотел продавать дома на планете, которая в них не нуждалась. Он возглавлял одну из многочисленных фирм и к тому же оказался плохим бизнесменом. Он сам навлек на себя беду в отличие от Олфайри, который не напрашивался на раковую опухоль. Да и смерть Томрика Хоримана не стала бы огромной потерей ни для кого, кроме ближайших родственников. Олфайри понял, что в просьбе придется отказать.

— Скоро мы объявим вам о нашем решении, — сказал Олфайри. Он затемнил стены лаборатории и собрал диспетчеров. Они согласились с его решением. Поворот переключателя — и перед ним вновь возник хиннерангиец.

— Я очень сожалею, но в вашей просьбе отказано.

Олфайри ждал злости, истерических угроз, отчаяния, чего угодно, но только не сочувствия.

Продавец домов молча смотрел на него, и Олфайри, который пробыл среди хиннерангийцев достаточно долго, чтобы понимать и невысказанные ими чувства, вдруг ощутил, как на него нахлынула печаль. Томрик Хориман жалел его, диспетчера Пересадочной станции.

— Простите меня, — сказал хиннерангиец. — Но вы взвалили на себя непосильное бремя.

Олфайри был потрясен. Хиннерангиец горевал не о себе., а о нем. И Олфайри едва не пожалел о том, что вылечился от рака. Слишком тяжкой была эта ноша.

Томрик Хориман сжал поручень и приготовился к возвращению на Хиннеранг. На мгновение его взгляд встретился с глазами землянина.

— Скажите мне, ваша работа… Такая непомерная ответственность… Каким образом вы согласились?

— Меня приговорили к ней, — ответил Франко Олфайри. — Это цена моей жизни. Я никогда не испытывал таких страданий, даже когда умирал…

Олфайри стиснул зубы и нажал на кнопку.

Роберт Силверберг На Земле хорошо, а дома лучше

Видно, все вышло из-за того, что не по нутру мне города. Сутолока. Грохот. Дышать нечем. Неоновые огни. Я, конечно, не деревенщина — в Тэрритауне родился, в самом центре старенького Нью-Йорка. Но это было давно — тридцать пять лет назад. А если быть точным, в 2612 году. Когда все случилось, то уж минуло двенадцать лет, как ноги моей не было на Земле.

А мне только того и надо, ей-богу. Я жил не тужил и горя бы не знал, да вот приспичило одной канцелярской крысе из главной конторы отправить меня в отпуск.

Работаю я в компании “Трансмэт” в должности техника-ремонтника первого разряда. Платят мне семь тысяч земных долларов в стандартный год с поправкой на местные экономические условия. Половину своего двенадцатилетнего стажа я отработал на Кроуфорде IX. Симпатичная такая планета сотнях в шести световых лет от Солнца. Ее населяют около двух тысяч землян и еще всякие туземные формы жизни вроде обезьянок с голубой кожей и ярко-зеленым пятном на пояснице.

Я обслуживаю большой нуль — передатчик, почти единственное средство связи Кроуфорда IX со старушкой Землей. Радиограмма шла бы с Кроуфорда IX лет шестьсот, и это ладно бы, найдись там приборы, чтобы принять ее. Ну, а полет обычного космического корабля в один конец занял бы лет эдак тысячу с лишком. Конечно, сверхсветовой корабль добирается за две недели, но тут есть маленькая загвоздка: люди не переносят полетов в шестимерном пространстве. Поэтому сверхсветовые корабли и летают без людей с грузом нуль — передатчиков, а садятся они только при помощи системы самонаведения. Ну, а нуль — передатчиками командует уже “Трансмэт”: не успеешь мигнуть — а тебя выбросило тысяч за пятьсот парсеков, и никакого риска для здоровья, а вместе с тобой — еще и багаж компании. Это и есть нуль — транспортировка безо всякой там теории относительности.

Работа моя такая: сижу в конторе по восемь часов в день и слежу, чтобы передатчик не шалил. А то, знаете, попадет маленькая соринка в ячеечный волновой усилитель — и человек прибудет в пункт назначения вывернутым наизнанку. Такие случаи бывали. Вот я и осматриваю ежедневно кольцевой активатор Торсона, от которого работает нуль — передатчик, снимаю показания приборов и каждое утро перед выходом на связь подтверждаю Земле исправность системы.

Отработал — и гуляю на все четыре стороны, а для отдыха, скажу я вам, другого такого места в половине Галактики не найти: тут тебе и прозрачные озера, и самые что ни на есть девственные леса, и голубое небо, и воздух чище чистого. Промышленности-то на Кроуфорде IX никакой, здешние колонисты ее близко не подпускают. Почти все местные — фермеры, хотя есть тут и писатели, композиторы, философы. Творения свои они отправляют на Землю через “Трансмэт” и между прочим получают неплохие денежки. Кроуфорд IX живет простой, неиспорченной жизнью. Ночью здесь идет метеоритный дождь, и даже у старожилов каждый раз захватывает дух от этой красоты. А еще у нас есть три луны, которые вращаются по таким сложным орбитам, что ночью все тени кружатся.

Словом, местечко — другого не надо. Мне нравится. Я надеялся, что так и скоротаю здесь свой век: буду отрабатывать урочные часы, а потом бегать на озеро с книжкой или удочками (новомодные магнитные сети мне даром не нужны, спасибо!), а то и с бутылочкой чего-нибудь веселящего. Но вот однажды утром, как обычно, даю сигнал на включение, достаю из капсулы только что прибывшую почту и вдруг вижу: поверх стопки лежит послание, отпечатанное на фирменном бланке “Трансмэта”. Адресовано в Отдел ремонта и не кому-нибудь, а господину Вдвину Ризу.

Эд Риз — это и есть я. И никакой почты, кроме денежных переводов раз в месяц в счет жалованья, я отродясь не получал. Нет у меня на Земле ни родителей, ни братьев, ни сестер, ни жены, ни любовницы — никого, кому пришло бы в голову писать мне.

Я подтвердил получение, свалил всю остальную почту в корзину — почтальон ее после рассортирует, и раскрыл письмо.

Отправили его из главной нью-йоркской конторы.

В нем говорилось:

“При очередной проверке бухгалтерских документов выявлено, что со времени поступления к нам на службу в 2635 году вы ей разу не подавали заявление на отпуск. Это недоразумение необходимо немедленно исправить. Вам полагается полностью оплаченный отпуск продолжительностью тридцать четыре стандартные недели. По получении подтверждения от Вас на Кроуфорд IX будет командирован работник, который будет исполнять Ваши обязанности вплоть до Вашего возвращения с Земли”.

Переварив эту новость, я включил вокотайп и продиктовал ответ, по мере сил стараясь соблюсти казенный стиль.

“Получив ваше уведомление в связи с моей задолженностью по отпускам, я хочу сообщить вам, что вовсе не желаю проводить это время на Земле. При наличии возможности проведения отпуска здесь, на Кроуфорде IX, немедленно вышлите замену; в противном случае замнем это дело и оставим все, как есть”.

Я еще раз прочел этот текст, проверил, все ли запятые на месте, затем сложил листок и опустил в приемный отсек передатчика. Все лампочки замигали — отсек наполнился зеленым туманом и вмиг опустел.

К слову сказать, я скоро выбросил из головы эту переписку и занялся обычным утренним осмотром своего хозяйства. Однако часа через два нуль — приемник засигналил, извещая меня об экстренном поступлении. В отсеке оказались три посылки, адресованные здешним жителям, набор триодов, который я заказал неделю назад, и… очередное послание из главной конторы.

“Настоящим уведомляем, что, по условиям контракта, Вы должны регулярно брать отпуск в целях сохранения работоспособности. До сего времени Вам не напоминали об этом пункте контракта вследствие ошибки в бухгалтерских документах, однако теперь этому следует положить конец. Непрерывная работа может пагубно отразиться на качестве Вашего труда. Мы вынуждены настаивать на том, чтобы Вы покинули Кроуфорд IX, как только позволят обстоятельства, и возвратились на Землю для отдыха”.

Мне это сильно не понравилось. На кой черт мне отпуск. Не хочу на Землю.

Я включил вокотайп и принялся составлять в уме ответ. Хотелось написать что-нибудь забористое, в том смысле, что у меня за плечами двенадцать лет безаварийной работы, причем шесть из них я безвыездно провел на Кроуфорде IX, что я не люблю Землю, а обожаю Кроуфорд IX, что вообще отпуска нужны одним недотепам. Я набрал целый воз убедительных доводов, но ни один из них не мог потягаться с тем пустяковым параграфом в контракте, согласно которому мне надлежало раз в год отбывать на Землю для смены обстановки. Все эти годы отлынивание сходило мне с рук, но теперь-то я был прижат к стенке.

Я понял, что надо давать отбой и коротко отписал о своей готовности смениться, если компания очень настаивает. Вот так мне пришлось вспомнить о Земле.

Не прошло и недели, как из приемного отсека нуль — передатчика вылез мой сменщик. К тому времени я уладил все свои дела, оплатил счета и вообще настроился на отъезд.

Сменщиком оказался парень лет двадцати пяти с приятной улыбкой и светлой копной взлохмаченных волос.

— Собрался? — спросил он.

— Вроде бы, — буркнул я, — Пойдем… покажу хозяйство.

Часа два я объяснял что к чему. Парень попался толковый, грамотный; я сразу понял, что с обслуживанием передатчика у него проблем не будет. Показал ему, где он будет жить, посоветовал, как быстрей поладить с колонистами, растолковал, где самая хорошая рыбалка, на том и распрощались.

Уже стоя на подножке передатчика, я предупредил:

— Особенно удобно не устраивайся. Через тридцать четыре недели вернусь.

— Не бойся. Знаю, что я временный.

— Вот-вот, не забывай об этом.

Я шагнул в передатчик. От предстоящего путешествия у меня слегка сосало под ложечкой, хотя я и понимал, что неполадки исключены. Последний раз я и совершил межзвездный прыжок в нуль — пространстве шесть лет назад, но теперь был, можно сказать, не в форме.

— Готов? — спросил новый техник.

— Угу.

Он включил машину. Я увидел наплывающий на меня зеленоватый туман, но не успел закрыть глаза, как и следа его не осталось, только это было уже где-то в другом месте. Эдак, примерно, за шестьсот световых лет от Кроуфорда IX. Я сидел, обалдев, в отсеке передатчика размером в пляжную кабинку — а снаружи меня кто-то рассматривал.

— Господин Риз?

— Он самый. Где это я?

— Как вам и положено, в нью-йоркской конторе “Трансмэта”. Выбирайтесь, пожалуйста, и мы обсудим вашу отпускную программу…

— О’кей.

Не без волнения я вылез наружу и… сразу очутился в том еще помещеньице.

“Роскошный” — не то слово для подобного кабинета. К обстановке оно еще подошло бы, но вот какими словами описать стены и потолок — даже не знаю. Об их существовании я и догадался-то не сразу. Сначала мне почудилось, будто я на незнакомой планете без признаков атмосферы. Потом сообразил: там, где кончается ковер, идет объемное изображение живописной местности. Звезды, луны и планеты — это уже было на потолке. Чуть позже я обнаружил, что звезды перемещаются, точно в планетарии, только такого роскошного небосвода не видывали ни в одной галактике.

Я долго сдерживал дыхание, но затем понял, что дышу вполне нормальным воздухом. На меня с улыбкой смотрели четверо мужчин — видно, начальники средней руки, судя по их не шибко цветущему виду.

— С возвращением на Землю господин Риз, — произнес один из них. — Какое ужасное недоразумение, что вас так долго продержали без отпуска…

— Меня это устраивало.

Он пропустил мои слова мимо ушей.

— Вам предстоит тридцать четыре недели сплошных удовольствий, господин Риз. Вот ваши отпускные деньги с начисленными процентами…

Он протянул мне чек. В нем значилась сумма, равная годовому жалованью. Я промычал что-то нечленораздельное.

— Естественно, — продолжал он, — Земля покажется вам поначалу несколько странной. Те двенадцать лет, что вы отсутствовали, человечество не стояло на месте, и на первых порах вам будет немного не по себе.

— Тем более, что я не знаю ни одной живой души на всем земном шаре, — пробурчал я. — Небось и прежних друзей после стольких лет не найти…

— Конечно, — улыбнулся он. — Мы понимаем ваше положение. Мисс Дуайер, будьте любезны, войдите. Это мисс Дуайер, один из наших секретарей. Мы попросили ее опекать вас в течение первой недели на Земле, пока вы снова не привыкнете к здешней жизни…

У меня отвисла челюсть — вошла высокая, статная девица с бирюзовыми волосами, золотистыми глазами и чудненькими, полненькими, прямо сделанными для поцелуев губками, опять же бирюзовыми. Она была одета в блузку, прозрачную спереди, — правда, пятно прозрачности то и дело перемещалось, так что толком ничего не разглядишь — ив облегающее коричневое трико. В общем, пальчики оближешь. На Кроуфорде IX нередко случается увидеть обнаженное тело, только это нисколько не волнует, а тут во мне, ей-богу, тотчас взыграла кровь. Одно дело, когда в жаркий день женщины из колонисток тут и там раздеваются по пояс, чтобы освежиться холодной водой. К этому скоро привыкаешь. Ну, а если девушка одета в блузку, которая играет с тобой в кошки-мышки с раздеванием, то сами понимаете.

— Привет, — сказала она. — Меня зовут Кэрол Дуайер. А вы Эд Риз?

Я кивнул.

Тут четверо начальников бодренько попрощались и исчезли, а я, как болван, стоял, зажав в кулаке чек, и пялил глаза на Кэрол Дуайер. Знать бы, что к отпуску пристегивают таких красоток, не стал бы я ждать двенадцать лет. Это самое я и сказал. Кэрол залилась симпатичным румянцем.

— Мне рассказали, что вы не были на Земле целую вечность.

— Верно. Шесть лет на Монрони VII и шесть на Кроуфорде IX.

— Видно, современные земные моды еще не проникли в вашу глухомань. Вас, кажется, удивляет мой костюм.

— Костюм весьма… хм., впечатляющий.

— Просто таков в этом году самый модный цвет. Вам с непривычки странно видеть женщину с бирюзовыми волосами, но скоро это пройдет.

— Ну да. Конечно, этот цвет, — пробормотал я, отводя глаза от соблазнительной прозрачности, сновавшей по блузке.

Она подошла к стене, толкнула локтем причудливый выступ “скалы”, и часть изображения деполяризовалась, превратившись в обыкновенное окно. Кэрол сказала:

— Я много всего наметила на эту неделю. Будем развлекаться от души. Вам нравятся лав-шоу? Интуициорамы? Нам столько…

Я ахнул.

— В чем дело? — спросила Кэрол.

— Там, — ответил я и показал за окно на хаос, царивший снаружи. Мы находились, вероятно, на восьмидесятом этаже громадины небоскреба. Ниже все пространство было исчерчено мостами, протянутыми между нашим зданием и соседними. Далеко-далеко внизу, как растревоженные муравьи, сновали автомобили. В сторонке медленно текла разноцветная река — я догадался, что это бесконечные вереницы прижатых друг к другу пешеходов. Казалось, снаружи все — шум, неразбериха, бред.

Я с трудом удержался, чтобы не кинуться от этого окна к родному нуль — передатчику, но, сохраняя по мере сил достоинство, медленно повернулся к окну спиной.

Я глотнул воздух. Меня прошиб пот.

— Что-то голова кругом идет, а? Отвык я от городов.

— Ну, привыкнуть-то недолго.

— Может быть, — ноги у меня были словно ватные. — А все же… не найдется здесь чего-нибудь выпить?

У одного из начальников, как сказала Кэрол, был в кабинете бар, и немного спустя она вернулась с бокалом прозрачной, как слеза, жидкости, которую можно было принять за мартини, только раньше у мартини был совсем другой вкус. Зато выпивка сразу привела меня в чувство.

— Что это? — поинтересовался я.

— Ракетное топливо.

— Странное название для коктейля.

— Это не название, а самое настоящее ракетное топливо.

— Как?

— Старое топливо на спирту, осталось от прежних времен. Его использовали для полетов на Луну, когда еще не изобрели нуль — передатчик. Недавно кто-то ради шутки хватил его вместо виски и оказалось — отличная выпивка. Сейчас все по нему с ума сходят. Хотите, еще принесу?

— А-а… нет, спасибо.

Мной овладело смешанное чувство. Пошла выпивка хорошо, но от мысли, что я пью горючее, было не по себе.

Тем не менее я настолько осмелел, что решился покинуть уютный кабинет “Трансмэта” и отправиться на улицу. Мы сели в лифт, который опускался целую вечность, и я уже было решил, что это свободное падение (ведь на Кроуфорде IX выше четырех этажей не строят), а затем мы сразу окунулись в гудящее безумство улицы. К счастью, нас тут же подхватил служебный лимузин. Пять секунд в психушке, которая зовется Нью-Йорком, стоили бы мне рассудка.

Мы с Кэрол расположились в роскошном лимузине, и она принялась нажимать кнопки. Водителя не было — пять лет назад, объяснила она, появились машины с компьютерным управлением. Теперь въезд в черту города на старых моделях запрещен на том разумном основании, что не найдется водителя, который мог бы проехать по нынешнему Нью-Йорку без риска для жизни.

Я вот что скажу: в скупердяйстве мою фирму не упрекнешь. Мне предоставили шикарного гида, первоклассную машину и все мыслимые удобства. Им это, конечно, по карману — шутка ли, обеспечивают транспортом Вселенную. Не мудрено, что на мелкие расходы они отпускают больше денег, чем иные корпорации зарабатывают за сто лет. Но тогда я не в состоянии был оценить их щедрость — у меня поджилки тряслись от страха.

Кэрол приобщила меня к модным увеселениям. Мы посетили интуициораму, которая оказалась чересчур утонченной формой развлечения для такого дремучего провинциала, как я. Потом сводили на лав-шоу, в котором не было ни на грош искусства. Признаться, оно вызвало у меня отвращение. Зато Кэрол, видимо свободная от предрассудков, получила удовольствие.

Оттуда мы отправились в Колизей на гладиаторские бои человеко-роботов. Эта потеха тоже появилась за годы моего отсутствия. Раненые роботы истекали кровью, очень похожей на настоящую. Развлечение, черт возьми, не по мне.

И куда ни пойдешь — везде народ! Тысячи, десятки тысяч людей. Все шумят, кричат, вопят, гогочут. Женщины в платьях-дразнилках, а то и еще в чем похлеще. Женщины с бирюзовыми, розовыми волосами или нагие по пояс, да еще разрисованные в синий и желтый горошек. Мужчины в одежде консервативней, зато у всех отпущены бороды самых невероятных фасонов и расцветок. Кэрол уверяла, что в земных модах нет ничего неожиданного и живи я не Земле неотлучно, то воспринимал бы их как должное.

Может быть. Я понял только одно: Земля сделалась для меня чужой, и мне здесь не место. За двенадцать лет, проведенных в тиши провинции, я стал непригоден для такой жизни.

В течение дня я пропустил еще два — три коктейля, и они притупили мою чувствительность, так что меня уже не трясло всякий раз, как мы вылезали из лимузина. Резня между роботами закончилась довольно поздно. Хотелось надеяться, что моя очаровательная спутница не прочь объявить антракт и отвезти меня в гостиницу, где “Трансмэт” снял для меня номер. В этом смысле я и высказался.

Она надула свои прелестные губки.

— Но развлечения только начинаются, Эд!

— Ну и ну, мы веселимся уже семь часов кряду, и это, по-вашему, только начало?

— Я пообещала друзьям привезти вас сегодня. У них гости, и они безумно хотят познакомиться с вами!

Я издал тихий стон.

— Послушайте, Кэрол, я смертельно устал, и столько впечатлений в первый день…

— Каких впечатлений? Не будьте старым тюфяком, Эд!

— Но я в самом деле едва волочу ноги. А нельзя пойти к вашим друзьям в другой раз? Ведь мне здесь жить восемь месяцев…

— Ну ладно, — сказала она, однако я видел, что ей вовсе не ладно. — Если вы утомлены, можно обойтись и без визита. Правда, я пообещала, что вы обязательно придете.

Я чувствовал по ее голосу, что отказа она мне ни за что не простит. Я пожал плечами и согласился. Она тотчас просияла, назвала меня милым и придвинулась совсем близко.

Пока мы ехали, я попробовал задержать взглядом то прозрачное пятно. Мне влепили пощечину — в этом отношении на Земле, как и повсюду, мало что изменилось за двенадцать лет.

В гости мы поехали миль за восемьдесят от того места, где истребляли друг друга человеко-роботы. Я устроился поудобней и решил немного отдохнуть. Машина выехала на шоссе, регулируемое электронными приборами, и понеслась со скоростью более 150 миль в час. В конце концов, мы подкатили к высокому жилому дому.

Было 11 часов вечера. Еще десять часов назад я блаженствовал на Кроуфорде IX. А сейчас, заложив за воротник полгаллона ракетного топлива и изнемогая от головной боли, я “наслаждался отдыхом” — у них это так называется — на матушке Земле. Мы взмыли вверх не иначе как в реактивном лифте, и я, стараясь успокоиться, закрыл налившиеся свинцом глаза. Но расслабиться не удалось. Тридцать четыре недели подобной жизни, удрученно подумал я, и мне в самом деле понадобится отдых, и притом длинный, на какой-нибудь необитаемой планете.

Вечеринку устроили в четырехкомнатной квартире — огромной, как сказала Кэрол, по нынешним земным понятиям. В нее набились, причем довольно давно, человек пятьдесят. Они уже успели порядком нагрузиться.

Хозяин, долговязый, культурный на вид парень с пурпурной бородой и вощеными сиреневыми усами, тепло обнял Кэрол, что вызвало у меня смутный протест, а затем от души пожал мне руку.

— Итак, вы тот самый инопланетный отпускник! Что ж, дружище, мы поможем вам не скучать на Земле! Выпивка вон там!

За бармена у них был человекоподобный робот. Я не осмелился назвать какой-нибудь старый и привычный напиток из боязни показаться старомодным и спросил ракетного топлива. Получив свой бокал, я не мешкая осушил ею. Все эти люди, толпившиеся в тесном пространстве, вызывали у меня приступ клаустрофобии средней тяжести. На Кроуфорде IX куда больше простора для вечеринок.

Я выпил еще бокал и еще. Играла танцевальная музыка. Кэрол вытащила меня на середину комнаты, наскоро показала движения и заставила танцевать. Пелена благодушия уже начала отгораживать меня от Вселенной. Если бы я не пил, у меня бы нервы не выдержали такого буйного веселья, а потому я пил, и постепенно пообвык. Меня отпустило, я размяк. Начал поглядывать на других женщин. Они, по самым строгим меркам, подобрались хоть куда, но в моих глазах Кэрол все же не имела себе равных. Какое везенье, решил я, что она досталась мне в гиды по земной цивилизации.

Познакомился я кое с кем из мужчин. Молодые такие, преуспевающие служащие, много зарабатывают, но проживают еще больше. Все как один славные, хорошо одетые и (по моему отчасти затуманенному алкоголем разумению) остроумные. Был там Некто Монти, Некто Алекс, Некто Дейв — фамилии своей не назвал никто, — и, когда я пошел примерно на восьмой круг за вечер, они вспомнили, что я техник по нуль — передатчикам.

— Ба! — воскликнул Монти. — Есть мощная идея! Сейчас мы все вместе с нашим другом Эдом пойдем в отделение “Трансмэта” здесь неподалеку и немного позабавимся.

— Гениально, — сказал Алекс.

— Потрясающе, — подхватил Дейв.

— Здорово, — произнес еще один Некто.

Не успел я опомниться, как Монти, Алекс, Дейв и еще один Некто обступили меня и пропихнули сквозь толпу к выходу. Кэрол делала мне отчаянные знаки из другой комнаты, но дверь захлопнулась, и мы все выкатились наружу.

На свежем воздухе я немного протрезвел, но — увы! — далеко не окончательно. Мы шли точно пятеро мушкетеров, путаясь в собственных ногах, шарахаясь из стороны в сторону и горланя песни во вкусе наших предков, пока не свернули в деловой район.

На углу находилось отделение “Трансмэта”. Они работают круглые сутки, но по ночам редко кто из персонала остается в конторе. А в этом отделении, куда мы ввалились, сидел за книгой и вовсе один клерк.

Я, признаться, очень смутно представлял себе, за каким лешим мы ввалились туда. Да и теперь ход событий не могу восстановить полностью. Зато помню, как Монти с Алексом схватили несчастного служащего и затащили его в комнату, где стоял нуль — передатчик. Тут Дейв спросил:

— Так ты действительно умеешь обращаться с этой штуковиной?

А я, дурак этакий, кивнул.

— Годится, — осклабился Монти. — Для начала отошлем этого прохвоста на Сириус.

Я с готовностью задал передатчику координаты, а клерк аж затрясся от ужаса.

— Три — четыре, взяли! — крикнула вся компания и зашвырнула клерка в приемный отсек. Я дернул рукоятку, и несчастный растворился в зеленом тумане.

— А дальше что? — спросил я.

— А теперь закинь куда-нибудь нас, — подавился от смеха Алекс — Мы тоже желаем в отпуск на дармовщинку!

— Будь спокоен, — сказал я. — Сейчас сделаю!

С автоматизмом вдребезги пьяного, я задал передатчику координаты. Алекс влез в отсек, и я, помню, отправил его прогуляться на Файнберг XII — за девять тысяч световых лет. По обычному тарифу такая прогулка обходится в пять тысяч долларов, а то и больше.

— Я следующий, — заявил Монти и упорхнул на Бетельгейзе XXIX.

Только я приготовился доставить Дейва в лучшем виде на Гардеканут IV, как распахнулась входная дверь и вкатилась целая толпа народа. Я узнал Кэрол, нашего хозяина и с полдюжины гостей. С ними были еще три человека в знакомой полицейской форме, но я тогда подумал, что их прихватили с какого-нибудь маскарада.

— Эд! — заголосила Кэрол. — Что ты здесь делаешь? Где Монти и Алекс?

— В отпуске, — усмехнулся я. — А сейчас очередь Дейва. Эй, поберегись!

— Во дает! — крикнул кто-то. Я повернулся, чтобы настроить нуль — передатчик, и когда собрался повернуть последний рычажок, меня крепко ухватили за плечо. Я обернулся. Это был один из полицейских.

— Хватит дурить, приятель, — рявкнул он.

Я рывком высвободил плечо, а Дейв отвесил полисмену хорошую затрещину. Тог охнул и ввалился в приемный отсек.

Я рванул рукоятку, Кэрол взвизгнула, а полицейский благополучно отбыл на Гардеканут IV, что расположен в тринадцати с половиной тысячах световых лет от Земли.

Тут я вырубился.

Если есть на свете Всевышний, который вершит судьбами Вселенной, слезно молю Его не посылать мне больше такого похмелья, какое мне выпало не следующий день.

Одно только пробуждение в тюрьме чего стоит.

Из динамика в потолке раздался голос:

— Посетитель к заключенному Ризу.

Светящаяся силовая решетка, висевшая в воздухе в нескольких футах от моег^о носа, погасла и впустила в камеру Кэрол Дуайет. Потом силовое поле снова включилось.

Кэрол была одета в блузку с открытыми плечами, которая не прикрывала даже грудь, во всяком случае, левую. К тому же на ней были в меру просвечивающие брюки, и, возможно, она просто напылила их на себя. Однако все это не произвело на меня ни малейшего впечатления. Я молча оглядел ее воспаленными глазами и процедил:

— Выкладывай. Когда казнь?

— Ну и наломал ты вчера дров.

— Нотации пришла читать?

Она села напротив меня. Я обхватил руками голову.

— Я даже не представляла, насколько ты отвык от цивилизации. Знай я раньше, до чего дика твоя колония на Кроуфорде IX, мы не стали бы так неосторожно приобщать тебя к современной земной культуре.

Мой стон был ей ответом.

— Велик ли ущерб? Людей вернули?

— Полицейский, клерк и Монти уже здесь. От Алекса пока вестей нет, но, думаю, когда он проспится и все объяснит тамошним властям, его быстро отправят восвояси.

— На сколько мы нагуляли?

— Самое меньшее — на семьдесят пять тысяч по расценкам удешевленного класса.

— Десятилетняя зарплата!

— Бедненький, — ласково проговорила она, — Может, еще поспишь, а? Все уладится.

— Приятно слышать, — просипел я.

Она ушла, а я зарылся распухшей головой в подушку и уснул. Спустя несколько часов Кэрол вернулась и сообщила, что Алекс, сильно помятый, только что прибыл с Файнберга XII. Принесла она и другие добрые вести.

— Я тут переговорила кое с кем из высокого начальства, и тебя всего лишь пожурят. Вчерашние издержки фирма берет на себя.

— Что?!

Она кивнула в подтверждение своих слов. Головная боль у меня сразу поутихла.

— Я им сказала, что после всех лет, проведенных тобою в глуши, ты не в состоянии отвечать за поступки, совершенные под воздействием земной цивилизации. В конце концов, они тоже виноваты в том, что ты столько лет работал без отпуска. Вот они и решили простить тебя и позволить провести остаток отпуска, где ты пожелаешь.

Как видите, все устроилось наилучшим образом, если не считать четырехдневной головной боли после той вечеринки. Адвокат “Трансмэта” уладил с полицией дело о нарушении общественного порядка. Стоимость проезда четырех человек в отдаленные районы Галактики списали за счет фирмы. А меня в срочном порядке вернули на Кроуфорд IX, чтобы там, подальше от земных развлечений, я догулял свой тридцатичетырехнедельный отпуск.

Ах да, Кэрол поехала со мной. У нее как раз подошло время отпуска, и она рискнула для разнообразия провести его в тихом месте. Отдохнула на Кроуфорде IX, и ей здесь понравилось, даже очень. Так понравилось, что она решила остаться навсегда в качестве миссис Эд Риз.

Ну, а я работаю на прежнем месте — заправляю отделением “Трансмэта”, Кэрол мне иногда помогает, а когда придет пора, я возьму отпуск и проведу его здесь, на Кроуфорде IX. Кэрол хоть иногда и скучает по Земле, но не так сильно, чтобы возвратиться в этот сумасшедший дом. Пусть Земля диктует моды всей Галактике, пусть на ней зарабатывают даже больше, чем на всех других планетах, пусть там жизнь интересней в своем роде — это все не для меня, а теперь уж и не для Кэрол. Нам нравится здесь. Как говорится, на Земле хорошо, а дома лучше!

Альфред Элтон Ван Вогт Эрзац вечности

Грейсон освободил Джона от ремней, которыми тот был привязан к койке.

— Харт, — произнес он резко.

Лежащий не пошевелился. Грейсон, немного помедлив, пнул его в бок.

— Черт бы тебя драл, Харт! Напряги же мозги. Я тебя отвязываю. Я ухожу, и, скорее всего, надолго.

Джон Харт так и не открыл глаза и, похоже, не почувствовал удара. Тело его было расслабленным, лицо бескровным, темные влажные волосы слиплись в беспорядке.

Грейсон продолжал все так же настойчиво:

— Слышишь меня, Джон? Я — ухожу — искать — Мэлкинза. Его нет уже четыре дня. Он обещал вернуться через сутки. Они давно прошли. Ясно?

Ответа не последовало. Грейсон повернулся было, чтобы идти прочь, но опять остановился.

— Джон. Если я не вернусь, ты должен знать, куда мы сели. Это новая планета. Постарайся же понять, наконец: мы здесь никогда не бывали. Наш корабль попал в аварию. Мы спустились на спасательном модуле. У нас нет горючего, чтобы взлететь. Мэлкинз пошел его искать. Я ухожу искать Мэлкинза.

Харт оставался безучастным. Грейсон вздохнул и с неохотой стал выбираться наружу. Свет ударил ему в глаза, он постоял, зажмурившись, а потом побрел к далеким холмам, подернутым голубой дымкой. Настоящей надежды отыскать Мэлкинза у него, говоря по совести, не было.

Трое, и один из них буйно помешанный, оказались на планете где-то далеко в стороне от трансгалактических линий сообщения. От мыслей об этом Грейсона мутило, и он вяло фиксировал в сознании, как вокруг в дрожащем воздухе выступали и вновь пропадали какие-то смутно знакомые ему земные картины — облитые розовыми цветами деревья, за которыми угадывался дом, луг, золотистый от одуванчиков, исчезающая в зыбком мареве дорога. Чего-чего, а психических феноменов и галлюцинаций в космических полетах он напробовался в жизни до отвала. И теперь его не очень смущали эти видения. Но все же.

Грейсон прекрасно помнил, как еще несколько дней назад, когда они шлепнулись сюда с последней каплей горючего в аварийном баке, место выглядело гиблым, как ни одна дыра во Вселенной. Но к утру приборы уже показывали наличие атмосферы. В ней можно было дышать не хуже, чем в пилотском отсеке корабля. А сейчас, машинально подумал Грейсон, воздух напоминал тот, которым он в последний раз наслаждался на Земле во времена своего благословенного сельского отрочества в глубинке американского штата.

Как бы в ответ на это воспоминание мягкий ветерок погладил Грейсона по лицу. Пахло фиалками. Птицы щебетали в ветвях деревьев. Пение одной из этих птах удивительно напоминало трели лугового жаворонка.

…Он бродил весь день, и, конечно, не отыскал следов Мэлкинза. Ничто не говорило и о том, что внешних местах когда-либо появлялось разумное существо. Никаких признаков даже самого примитивного жилья не попадалось ему на глаза. Но когда стали спускаться сумерки, Грейсона окликнул по имени женский голос. Космонавт, вздрогнув, вгляделся в зыбкую мглу. Там стояла его мать, но еще совсем молодая и не похожая на ту, что умерла восемь лет назад. Она бесшумно подошла к нему и строго, размеренно произнесла:

— Билли, ты забыл надеть калоши.

Грейсон уставился на нее, не веря своим глазам, но тут же оправился от первого изумления. Недоверчиво коснулся того, что выглядело его галлюцинацией. Мать сжала его пальцы. Ее рука была теплой, живой. Она снова выговорила:

— Пойди к отцу и скажи — обед готов.

Грейсон высвободил руку, попятился и настороженно огляделся. На травянистой лужайке не было никого, кроме них. Грейсон нахмурился и пошагал прочь. На ходу он усилием воли заставил себя оглянуться, но видение уже исчезло. И тут же обнаружил, что рядом с ним идет некто. Он долго старался не смотреть в ту сторону, но нервы скоро сдали. На этот раз Грейсон увидел мальчика лет пятнадцати, в котором сразу же признал себя в детстве. И прежде чем подступавшая темнота скрыла лицо его спутника, рядом с Биллом появился еще один двойник, помоложе первого.

— Билли в кубе, — подумал Грейсон. Его начал душить нервный смех. Он побежал.

Когда обессилевший космонавт упал на травяное ложе, то, прежде чем забыться во сне, он слышал уже десяток перебивавших друг друга детских голосов.

…Его разбудил прохладный рассвет. Грейсон вскочил на ноги, смутно вспоминая вчерашний кошмар. Страхи, испытанные им, уже не казались реальными. Он обнаружил, что забрался на холм. В это время лучи восходящего светила озарили лежавшую перед ним долину. Грейсон взглянул туда и обомлел. То, что раскинулось внизу, было его родным городом Каллипсо в штате Огайо.

Он долго протирал глаза и больно щипал себя. Но город не желал исчезать. Грейсон осторожно стал спускаться с холма.

Да, это его старый, знакомый до каждой асфальтовой трещинки Каллипсо. Нисколько не изменившийся, не перестроенный с тех пор, как он покинул его, будучи семнадцатилетним мальчишкой. Грейсон машинально направил шаги к собственному дому. Черт возьми, в нем жили!

Дверь распахнулась, и Грейсон невольно отпрянул. Оттуда выглянул один из вчерашних пацанов.

— Эй, — позвал Грейсон. Маленький Билли взглянул исподлобья и, ничего не ответив, шмыгнул назад. Грейсон, почувствовав слабость в ногах, прилег на газон возле дома и закрыл глаза.

— Кто-то, — сказал он сам себе, — или что-то? Оно берет образы из моей памяти и показывает мне их. — И Грейсон подумал, что если не хочет сойти с ума, то ему надо изо всех сил держаться этой догадки.

* * *

Пошел шестой день после того, как Грейсон покинул спасательный модуль. Джон Харт пошевелился на койке. Глаза его открылись.

— Дайте поесть, — хрипло проговорил Харт. Подождав ответа, сумасшедший нехотя поднялся и поплелся в камбузный отсек. Там он нашел и жадно проглотил первую попавшуюся пищу. Затем, подобравшись к наружному люку, толкнул его. Незапертый Грейсоном люк подался.

Перед Хартом расстилался зеленый пейзаж. Цветочные запахи благоухали в бодрящем, прохладном воздухе планеты. Впервые с тех пор, как он был связан и водворен в санитарный бокс космолета, сумасшедший почувствовал в себе движение мысли. Ему стало лучше.

Харт спрыгнул на землю, не воспользовавшись лестницей. Невзирая на наступавшие сумерки, он побрел к холмам. С молодой девушкой, которая догнала его и заговорила с ним, он дружил в детстве. Они долго болтали и в конце концов решили пожениться. Как-то так получилось, что церемония бракосочетания совершилась немедленно, в симпатичнейшем домике, расположенном в предместье Питсбурга, штат Нью-Йорк. Венчал их старый священник, причащавший Харта в ту пору, когда он был подростком. Старик приехал на смешном допотопном автомобиле. На бракосочетании присутствовали родные обоих новобрачных. Затем молодая пара отправилась проводить медовый месяц к Ниагарскому водопаду с остановкой в Нью-Йорке, после чего улетела на аэротакси в Калифорнию вить семейное гнездышко. Как-то без перерыва Джон стал отцом троих детей и хозяином ранчо со ста тысячами голов скота. По прерии скакали нанятые им ковбои, разодетые, с побрякушками, похожие на киноактеров.

* * *

На планете, казалось, еще совсем недавно безжизненной и мрачной, тем временем расцветала цивилизация. Грейсон, перед глазами которого бурлила эта новая, существовавшая по каким-то странным законам жизнь, временами снова и снова спрашивал себя, не является ли все это бредом его свихнувшегося мозга. Но он чувствовал себя здоровым, как никогда. И между тем пережил уже шесть поколений своих потомков в семье, родоначальником которой стал в том самом городе Каллипсо.

…Однажды, когда Билл Грейсон был в Нью-Йорке и переходил Бродвей, мимо него быстро прошел человек, фигура, манеры и походка которого были ему хорошо знакомы. Он встал, как вкопанный, и завопил:

— Генри! Генри Мэлкинз, погоди!

Человек обернулся и кинулся к нему. Это был Мэлкинз, собственной персоной. Мужчины обменялись радостным рукопожатием, но тотчас же пристально и с недоверием стали всматриваться друг в друга. Первым неловкое молчанье нарушил Мэлкинз. Он повел Грейсона в знакомый ему бар за углом. После двух бокалов виски им вспомнился Джон Харт. Грейсон, оказывается, встречал его с месяц назад, почти все такого же чокнутого, по, как ни странно, не буйствующего и обходящегося без посторонней помощи. При этом безумец на каждом шагу сорил старинными золотыми монетами, будто какой-нибудь сказочный арабский шейх.

— Дела, — протянул Мэлкинз. Он вытер пот со лба. — Билл, — задумчиво сказал он. — Послушай. Покарай меня бог, если я понимаю, что тут происходит. Не поверишь, но за неделю пролетает целое десятилетие. И так все время. Вокруг все смертны, кроме меня. По такому бешеному календарю каждые сорок лет я женюсь на очередной двадцатилетней девушке, а к концу месяца она уже старуха. Ты не думаешь, что все это нам только чудится? В один прекрасный день мы внезапно проснемся в нашей ракете, а перед глазами — снова та безвоздушная мрачная пустыня с четырьмя градусами по Кельвину ночью и семьюстами в полдень… Ладно, пусть не так. Но тогда, откуда все это берется?

— Я думал об этом, — серьезно ответил Грейсон. — Представь себе, что какому-то сверхсуществу или нечистой силе, обитающей на этой планете, понравились образы, хранящиеся в нашей памяти. И вот она решила воплотить их в материальные объекты для нашего или собственного развлечения.

— Так почему же эти материализованные образы недостойны моего интеллекта? — нетерпеливо перебил его Мэлкинз. — Отчего, прости меня, эта твоя реальность напоминает не то, чего я хотел бы или о чем думаю, а настоящий бедлам?

— Бедлам… — повторил Грейсон, и вдруг его осенило. — Черт побери, так ведь это же… Харт! Это не наши с тобой трезвые мысли, а его сумасшедший бред с первого же дня воплощается в реальность на этой планете!

— Как? — не сразу понял Мэлкинз.

— Да очень просто. Пойми, это так и есть: действительность здесь возникает из образов человеческой памяти. Но мы с тобой два здоровенных тренированных звездолетчика. Наши организмы, даже если бы мы очень этого захотели, не шибко-то поддаются гипнозу и телепатии. Только вот детские впечатления, которые лежат уже глубоко, в подкорке, мы излучаем как бы бессознательно. Поэтому они и материализуются. А вот мозг Харта полностью беззащитен. И я тебе скажу: хорошо, что с “подачи” сумасшедшего в первый же день на месте камней появилась зеленая лужайка, а космическая мгла над планетой запахла фиалками. Давай скажем ему спасибо, что в его черепной коробке в это время не полыхнул адский пожар на Альфе Центавра или не завелись осьминоги с Бетельгейзе XXIX!

Мэлкинз все еще ошалело переваривал эту информацию.

— Слушай, — сказал он потрясенно, осознав правоту Билла. — Когда я в свое время читал философов, объясняющих жизнь, то всегда чувствовал себя так, будто вот-вот скачусь в бездну… А как ты думаешь, Билл, — можем ли мы теперь как-нибудь отделаться от Харта?

Грейсон мрачно усмехнулся.

— Так, выходит, ты еще не знаешь?

— О чем ты говоришь, черт возьми?

Пристально посмотрев на приятеля, Грейсон неохотно протянул руку:

— У тебя есть оружие?

Мэлкинз с удивлением подал ему плазменный пистолет. Проверив индикатор, Грейсон на глазах у онемевшего от ужаса Мэлкинза приставил дуло к виску и нажал кнопку. Ослепительный, тонкий, как иголка, луч прожег ему череп и оставил в деревянной панели соседней с ним стены широкое тлеющее отверстие.

Невредимый Грейсон, прищурив глаз, наставил дуло на своего приятеля.

— Ну что, попробуем на тебе? — насмешливо спросил он.

Мэлкинз нервно выхватил у него пистолет. Усилием воли заставив себя успокоиться, он проговорил:

— Я уже давно заметил, что не только не старею, но и никогда не устаю. Могу не спать сколько угодно… Билл, что нам делать?

— Я думаю, что после Харта, когда-нибудь, у здешнего бога, Генри, дойдет очередь и до наших извилин.

Билл встал и протянул руку приятелю:

— Ладно, Генри. Я рад был с тобой повидаться. Надеюсь, мы будем повторять эту встречу каждый год и делиться новостями.

— Но…

Грейсон невесело улыбнулся.

— Возьми себя в руки, дружище. Нам выпал самый маловероятный выигрыш во Вселенной. Мы будем жить вечно. Если что-нибудь пойдет не так, нас снова поставят на ноги.

— Но кто же все-таки забавляется с нами?

— Спроси меня этак через миллион лет. Может быть, я к тому времени буду знать ответ на твой вопрос.

Он вышел из бара.

Альфред Элтон Ван Вогт Ультиматум

I

Помощник астронавигатора капитан Питер Мэлтби с космического крейсера “Атмион” томился в тесном номере двадцатиэтажной гостиницы на незнакомой ему планете Лэнт, где час назад “Атмион” вместе с шестью другими звездолетами совершил вынужденную посадку. Так требовала шифровка от командования, полученная по каналу субпространственной связи. До конечного пункта следования — Кассиора было уже совсем недалеко, но, подчиняясь дисциплине, командир корабля вице-адмирал Чарлз Дрейн сменил курс.

Теперь ждали важного правительственного сообщения. Как и остальные астронавты, Мэлтби приник к монитору телерадиотрансляции. С тем же чувством напряженного ожидания сидели у своих приемников или стояли на улицах, подняв головы к громкоговорителям, многие обитатели планет Пятидесяти Солнц Деллийской Федерации. Поколениями они ждали и страшились появления в области Большого Магелланова Облака десанта из Главной Галактики. А сегодня смутный слух об этом впервые пронесся по всей Деллии.

Динамик ожил в точно указанное шифрограммой время. Почти сразу зазвучал низкий мужской голос, со странным акцентом выговаривающий слова и фразы.

— Вниманию населения всех планет Пятидесяти Солнц! Наша передача ведется с борта посланца Главной Галактики — земного линкора “Созвездие”! Через несколько абсолютных секунд перед вами выступит командир корабля ее высокопревосходительство благородная леди Лаура Глория Сесили. Будьте внимательны! Оставьте дела и занятия! К вам прилетели люди Земли!

Наступила пауза в трансляции, вызванная несинхронной работой субпространственных радиорелейных станций. Затем репродуктор заговорил вновь — чистым и уверенным голосом молодой женщины:

— Народы Деллийских планет! К вам обращаюсь я, командир земного космолета “Созвездие” Лаура Глория Сесили, из рода Святой Лауры.

Мой корабль вот уже несколько лет мчится через Большое Магелланово Облако. У нас не было цели разыскивать вас, но случайно наши локаторы запеленговали небольшую метеоритную станцию. Ее единственный служащий, ваш соотечественник, рассказал нам о вас. Внимание, граждане Деллийской Федерации. Для землян больше не тайна, что среди ста миллионов звезд ваш обиженный народ заселил пятьдесят солнечных миров с семьюдесятью пригодными для жизни планетами.

В ее голосе послышалась грустная нотка. Леди Лаура Глория Сесили продолжала:

— К сожалению, когда зашла речь о координатах этих планет, деллийский офицер сумел отвлечь внимание юриста, который вел допрос. Ему удалось пустить в ход бластер и покончить жизнь самоубийством. Но это не означает, что так должны поступать все деллийцы. В Главной Галактике больше не держат на вас зла. Вы должны вернуться в лоно нашей цивилизации!

Голос командира корабля в этом месте ее воззвания стал жестким:

— Нас больше всего насторожила военная структура общества Деллии. Это понятно, если поколение за поколением ваши предки больше всего боялись возмездия с Земли. Но теперь мы требуем от деллийцев немедленного и полного разоружения. Земляне давно уже не терпят ни одного государства, имеющего оружие и солдат, если оно не входит в Единый Галактический Союз. Такие государства, как учит нас история, рано или поздно доводят свою мощь до опасных масштабов. В этот момент им обязательно приходит мысль об агрессии! Я заявляю: Земля никогда не допустит, чтобы судьба хотя бы одного из миров Главной Галактики оказалась в руках ваших адмиралов!

Мэлтби мрачно слушал окончание этой речи. По существу, обращение с борта земного боевого звездолета было ультиматумом. Так и предупреждала шифровка командования. Теперь женщина, странным образом оказавшаяся главной персоной на этом мощном и загадочном космическом линкоре, от имени своего правительства требовала от деллийцев немедленно войти в состав Единого Галактического Союза, открыть свои космопорты для свободной посадки чужих кораблей. Но главное — разоружиться и сообщить координаты каждой из семидесяти обитаемых планет в Большом Магеллановом Облаке, на которых расселился их единый народ. Небывалый шантаж, с тревогой думал Питер.

Леди Лаура закончила угрозой:

— Я обращаюсь теперь к центральному и местным правительствам Деллийской Федерации. Вам дается только одна неделя по звездному календарю, чтобы принять мое первое условие — сообщить местоположение ваших планет. За это время мы не предпримем никаких враждебных действий против вас. Но когда названный срок истечет — берегитесь! Помните: рано или поздно, мы все равно отыщем вас!

Снова наступила тишина. Послышался щелчок окончания дальней трансляции. Затем вступил голос местного диктора:

— Граждане Пятидесяти Солнц! Обещанная вам передача закончена. Ультиматум с вражеского космолета, около месяца назад вторгшегося в пространство Большого Магелланова Облака, был получен нами в записи. Его транслировали по решению центрального правительства Деллии. Это отражает намерение Большого Совета держать силы наготове для отражения серьезнейшей опасности. Подобная еще не грозила нашим народам.

— Однако, — голос диктора стал патетическим, — но поддавайтесь панике! Продолжайте выполнять обычный долг. Найти семьдесят обитаемых планет среди сотен миллионов звезд нашей Галактики агрессору не удастся. Это просто немыслимо. Но на всякий случай знайте — у нас все готово для немедленного и грозного отпора землянам, если им повезет. Мы будем и дальше информировать вас о ходе событий. А сейчас — до свидания.

Мэлтби и другим офицерам разрешили осмотреть столицу Лэнта. Он отнесся к передышке в полете, как к большой удаче. У Питера были на то свои причины.

Единственный город Лэнта имел совершенно провинциальный вид. Мэлтби знал, что здесь находится одна из секретных штаб-квартир Главного Командования Вооруженных Сил Деллийской Федерации. Скорее всего, именно это и скрывали обшарпанные улицы города. На остальной поверхности планеты располагались несколько космодромов и дальних локаторных станций, замаскированных под деревушки. Главный космопорт с его открытыми антеннами, ангарами и большими домами был исключением. В случае опасности его укрыло бы от посторонних глаз защитное силовое поле, непроницаемое для излучений.

Усевшись за столик в открытом уличном кафе, к которому его подвез вагончик фуникулера, Мэлтби стал обдумывать ситуацию. Официант, подошедший к нему, был не из настоящих деллийцев, то есть аборигеном. Питер сразу понял это по его нездоровому виду и морщинистому лицу. Все деллийцы, в том числе и большинство посетителей, тихо беседовавших за коктейлем, были как на подбор здоровяками и симпатягами. Так же выглядел и сам Питер. Он догадался, что официант работает на контрразведку. Гуманоиды, подумал Мэлтби, слишком носятся со своим интеллектом, чтобы вот так, за здорово живешь, бегать с бокалами и тарелками.

Уйти, ничего не заказав, в таком случае означало бы нарваться на подозрения. Чего доброго, этот лакей способен направить за ним “хвост”. В ситуации, создавшейся после ультиматума землян, это грозило ему весьма серьезными неприятностями.

Питер раздумывал над тем, что земляне вполне могут добиться своего. Этак лет через пятнадцать, если они будут настойчиво патрулировать уголок Галактики, в котором обитают деллийцы, нервы у кого-то из местных могут не выдержать. И тогда правительство какой-либо из планет, а то и просто оппозиционная группа выдадут “Созвездию” тайну своего расположения. Пойдет цепная реакция. Согласятся ли жители хотя бы одной из планетных систем Пятидесяти Солнц взорвать себя, чтобы оборвать цепочку предательства? Мэлтби не знал ответа на этот вопрос. Но одно он представлял точно: сейчас, когда у всех деллийцев напряжены отношения даже между собой, миксанты, безусловно, станут первыми, кого заподозрят в преступном намерении установить контакт с пришельцами.

…Это произошло двадцать лет назад. Полукровки, среди которых был и отец Мэлтби, номинальный Наследственный Глава государства миксантов-сепаратистов, подняли восстание против обеих коренных рас. Их не смущало собственное происхождение от смешанных браков между деллийцами — потомками землян и местными аборигенами-гуманоидами. Отец Мэлтби был убит в перестрелке, а десятилетнего Питера пленили и отвезли в штаб деллийской части, командовавшей подавлением мятежа.

Никто из деллийцев не представлял себе, что после гибели Уильяма Мэлтби власть Наследственного Главы государства миксантов автоматически перешла к его сыну. Если бы эту тайну знали военачальники Федерации, Питера в лучшем случае подвергли бы пожизненному заключению. Но миксанты умели молчать. Вскоре они разделились на лояльные правительству и непокорные группировки. И те и другие время от времени присылали к Питеру своих эмиссаров. Постепенно на первое место среди мятежников-нелегалов выдвинулся активный сторонник новой войны Джордж Хенстон. Будучи анархистом, он в грош не ставил наследственный титул Мэлтби. Хенстон не только подозревал Мэлтби в оппортунизме, но и, если б мог, давно упек бы его под домашний арест как двойного агента. В таком отношении к себе Питер не видел ничего удивительного. Власти считали его биографию своим удачным экспериментом. Захватив мальчика в плен, его не третировали подобно потерявшим всякое доверие правительства миксантам. Напротив, Мэлтби воспитывали как своего, дали возможность сделаться астронавигатором и присвоили военное звание капитана Космических Вооруженных Сил. Он получил неплохую должность на современном звездолете. Такая карьера, полагали лидеры деллийцев, была порядочным соблазном и примером для остальных полукровок. Питер так не считал. Еще в детстве, а потом во время секретных контактов с представителями своего племени он хорошо узнал самомнение и тщеславие своих сородичей, ставивших себя во всех отношениях выше любого деллийца…

Теперь Питер ждал очередного агента, гадая, будет ли это сторонник Хенстона или его собственный единомышленник. Он сперва не обратил внимания на молоденькую большеглазую деллийку в легкомысленном платье. Но именно от нее исходили настойчивые телепатические сигналы в его сторону. Такой способностью на планетах Пятидесяти Солнц не обладал никто, кроме миксантов. Ну что же, на сей раз, по крайней мере, прислали хорошенькую агентшу, с одобрением подумал Мэлтби. Женщина мысленно улыбнулась ему.

Официант вертелся рядом, на всякий случай искоса наблюдая за поведением астролетчика и подсевшей к нему дамы. Им пора было начинать невинную беседу, Но оба умели вести ее по-особому.

— Пожалуй, жарковатый денек, мадам? — обратился он к этой миловидной особе, после того как она заказала прохладительный напиток. — Или у вас на Лэнте привыкли к такой погоде?

— ВНИМАНИЕ. ЗА НАМИ НАБЛЮДАЕТ ШПИОН. ПРОШУ ВАС БЫТЬ ОСТОРОЖНОЙ, — так звучала эта обыденная реплика Мэлтби в мозгу его собеседницы, который был устроен иначе, чем мозг представителей чистых рас Деллии.

Соседка кокетливо улыбнулась незнакомому военному:

— А вы разве не из местных? У нас бывают космолетчики с других планет. Я тоже летала несколько раз на Альбигею, Турн, Экзиль. Но нигде не бывает такого приятного лета, как у нас. Я бы ни за что не согласилась жить там, где в июне термометр показывает меньше тридцати пяти градусов в тени!

— Я ВИЖУ. НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ. У МЕНЯ С СОБОЙ НА КРАЙНИЙ СЛУЧАЙ БЛАСТЕР. НО ПРОШУ ВАС, БЛИЖЕ К ДЕЛУ. НАМ НУЖНО ПОСОВЕТОВАТЬСЯ С ВАМИ, ПИТЕР. ВЫ СЛУШАЛИ УЛЬТИМАТУМ ЗЕМЛЯН. ОТЧЕГО КОМАНДИР ЗЕМНОГО ЗВЕЗДОЛЕТА НЕ ОБРАТИЛАСЬ В СВОЕМ ПОСЛАНИИ К МИКСАНТАМ?

Мэлтби принял ее игривый тон:

— А я предпочитаю ровный климат Гиента. — Видя, как сексот обратился в слух при начале их разговора, он намеренно назвал самое безобидное курортное место. Питер приказал официанту принести еще коктейль, покрепче. Тот неохотно поплелся к стойке. Было похоже, что разговор клиентов интересовал его уже просто от скуки.

— ВЕРОЯТНО, ЗЕМЛЯНЕ НЕ ИМЕЮТ ИНФОРМАЦИИ О НАШЕМ СУЩЕСТВОВАНИИ. НО ДУМАЮ ЭТО НЕ СНИЖАЕТ ИХ ОПАСНОСТИ ДЛЯ НАРОДОВ ПЯТИДЕСЯТИ СОЛНЦ, — дипломатично ответил Мэлтби на тревожный вопрос соплеменницы.

Тут он мельком вспомнил о своей плачевной роли вечного двойника. Кто его собеседница? Как она относится к Хенстону и к идее гражданского мира с деллийцами, проповедуемого Питером? Любой его неосторожный совет мог иметь далеко идущие для судеб всего народа Пятидесяти Солнц последствия. Но женщина рисковала, общаясь с ним, и нельзя было чересчур затягивать этот разговор.

— ВЫ ЧТО-ТО СКРЫВАЕТЕ, — продолжала она. — ХОРОШО, СТАВЛЮ ВОПРОС ЯСНЕЕ. МОГУТ ЛИ МИКСАНТЫ С ПОМОЩЬЮ ВОЗНИКАЮЩЕГО КОНФЛИКТА С ЗЕМЛЯНАМИ ЗАХВАТИТЬ ВЛАСТЬ НАД ДЕЛЛИЕЙ?

Со стороны можно было подумать, что они продолжают беспечно флиртовать друг с другом. Наконец, официант потерял всякий интерес к их пошлой беседе и занялся другими посетителями.

— Я ПРОТИВ ВООРУЖЕННОГО ВОССТАНИЯ ИМЕННО ТЕПЕРЬ, — просигнализировал Питер. — НАПРОТИВ, В СЛУЧАЕ ЧЕГО ДОЛГ МИКСАНТОВ ВЫЙТИ ИЗ ПОДПОЛЬЯ И СПЛОТИТЬСЯ С ДРУГИМИ РАСАМИ В ВОЙНЕ ПРОТИВ ОБЩЕГО ПРОТИВНИКА.

— Терпеть не могу фешенебельных местечек, — строптиво сказала собеседница. — Мы, провинциалы, так боимся отдыхающих там снобов и красоток, которые слишком задирают нос.

— У НАС СЧИТАЮТ НЕ ТАК. МОЖЕТ БЫТЬ, ЛУЧШЕ ПРОДАТЬ ЗЕМЛЯНАМ КАКУЮ-ТО ОДНУ САМУЮ ЗАХУДАЛУЮ ПЛАНЕТУ В ОБМЕН НА КОЗЫРНЫЙ ШАНС В БОРЬБЕ С ПРАВИТЕЛЬСТВОМ?

— Хорошо, мы могли бы с вами съездить, скажем, в Аррос, — уступил Питер.

— ВЫХОДИТ, ЦЕЛЬ ОПРАВДЫВАЕТ СРЕДСТВА, — мрачно пошутил он. Но на самом деле Мэлтби было не до веселья. Он помнил, как прошлое восстание миксантов шло под лозунгами порабощения остальных деллийских рас, и это его ужасало. Похоже, что Хенстон со своими непримиримыми будет добиваться такой же цели. Не зря эта фанатичка — его явная сторонница. Хенстон хочет показать номинальному Главе государства миксантов, с кем теперь необходимо считаться.

— А что, у офицеров вашего корабля большие отпуска для полетов в такую даль? — поинтересовалась кокетка.

Официант при слове “офицеры” машинально навострил уши.

— ПУСТЬ ТАК. НО КТО, В КОНЦЕ КОНЦОВ, ДОСТОИН ПРАВИТЬ ЭТОЙ ЦИВИЛИЗАЦИЕЙ? НАС УНИЖАЮТ И ОГРАНИЧИВАЮТ В ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ПРАВАХ, МЫ ЗАГНАНЫ В ПОДПОЛЬЕ И РЕЗЕРВАЦИИ, А МЕЖДУ ТЕМ САМИ НА ТРИ ГОЛОВЫ ВЫШЕ ИХ. И ФИЗИЧЕСКИ, И ПСИХИЧЕСКИ, И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНО! ЕСЛИ КАК СЛЕДУЕТ РАЗОБРАТЬСЯ, МИКСАНТЫ МОГУТ БЫТЬ ЕДИНСТВЕННОЙ СУПЕРРАСОЙ ВО ВСЕЛЕННОЙ.

— Я не использовал свой отпуск за прошлый год, — сообщил Питер, глядя влюбленными глазами на свою визави.

— И ЗЕМЛЯН МЫ ТОЖЕ ПРЕВОСХОДИМ ПО ВСЕМ СТАТЬЯМ?

— Я подумаю над вашим предложением, — застенчиво сказала она и потупила глаза.

— А ПОЧЕМУ БЫ И НЕТ? ЗЕМЛЯНЕ НЕ УМЕЮТ, А МЫ МОЖЕМ УПРАВЛЯТЬ ВОЛЕЙ ДРУГИХ СУЩЕСТВ. ЕСЛИ КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ, МИКСАНТАМ УДАЛОСЬ БЫ ПОПАСТЬ НА ИХ ЗВЕЗДОЛЕТ, НЕИЗВЕСТНО, КОМУ БЫ ДОСТАЛАСЬ ПОБЕДА. И ТОГДА, КТО ЗНАЕТ, КАКИМ БЫ СВЕРХОРУЖИЕМ МЫ ЗАВЛАДЕЛИ ПРОТИВ ПРАВИТЕЛЬСТВА ПЯТИДЕСЯТИ СОЛНЦ?

Мэлтби махнул официанту, чтобы тот принес счет.

— Как вас зовут? Ведь мы так не познакомились, — спохватился он.

— ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД МИКСАНТАМ НЕ ПОМОГЛИ ИХ ТЕЛЕПАТИЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ. НЕ НЕПРАВОЕ ЛИ ДЕЛО БЫЛО ТОМУ ВИНОЙ?

— Мое имя Патрис Лоллит. А ваше, капитан?

— ХЕНСТОН СЧИТАЕТ, ЧТО, КАК ТОЛЬКО ЗЕМЛЯНЕ ПЕРЕЙДУТ К РЕШИТЕЛЬНЫМ ДЕЙСТВИЯМ, НУЖНО НЕМЕДЛЕННО ОБЯВЛЯТЬ ВОЙНУ ПРАВИТЕЛЬСТВУ.

— Меня зовут Питер Мэлтби, и я не женат до сих пор. Послушайте, как я только закончу свои дела, нельзя ли нам увидеться сегодняшним вечерком?

— МЫ С XEHGTOHOM МЫСЛИМ ПО-РАЗНОМУ. НО ЧТО КАСАЕТСЯ ДАВЛЕНИЯ НА ПРАВИТЕЛЬСТВО, ТО В ЭТОМ, ПОЖАЛУЙ, ЕСТЬ РАЦИОНАЛЬНОЕ ЗЕРНО. МНЕ НУЖНО ТРИ ДНЯ НА ОБДУМЫВАНИЕ. О СВОЕМ РЕШЕНИИ Я СООБЩУ ХЕНСТОНУ ПО КАКИМ-НИБУДЬ КАНАЛАМ. ПРОЩАЙТЕ, БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ ВО ВРЕМЯ УХОДА ИЗ ГОРОДА.

Мэлтби расплатился с гуманоидом и откланялся даме, предварительно назначив ей свидание в городке. Она одарила его прелестной улыбкой. Мэлтби пошел к остановке вагончика фуникулера. Возносясь на трехсотметровую высоту по дороге в гостиницу космопорта, он не был уверен, что местные контрразведчики не поймали его на крючок, опознав эмиссаршу миксантов.

…Положение Питера среди соплеменников требовало от него регулярного вмешательства в их дела. Впервые титул Наследственного Главы получил его прапрадед, когда миксантам окончательно надоела постоянная грызня своих политиков за верховную должность. Хотел или нет Мэлтби, но он вынужден был нести свой крест конституционного монарха или главного шамана, если угодно. Но формально это делало его нарушителем присяги деллийскому правительству и военному руководству. И если миксанты свято берегли его тайны, то он не платил им привязанностью в полной мере. Мэлтби чувствовал благодарность к властям, взявшим его под свою опеку после гибели отца. В конце концов, тот был зачинщиком мятежа. Усвоив философию деллийцев, Мэлтби нередко разделял их страх перед экстремистским крылом своих сородичей. Но он понимал и другое: наступившие события могли перевернуть с ног на голову все его устоявшиеся отношения как с теми, так и с другими.

Шагнув в дверь своего гостиничного номера, Мэлтби сперва подумал, что ошибся этажом. Но его вещи, оставленные им в комнате, лежали на своих местах. Зато в креслах и на диване сидели четверо вооруженных мужчин. По униформе Питер узнал в них офицеров комендантского полка. Все они, включая аборигена, носили на портупее электроразрядный пистолет, оглушавший жертву, но не убивавший ее, и тем незаменимый при арестах. Мэлтби приготовился к худшему.

Однако командир патруля, рассмотрев его магнитную карточку, заметил вежливым тоном:

— Извините, капитан, что мы вломились к вам без предупреждения, но нам не хотелось, болтаясь в коридоре, привлекать внимание посторонних.

— Что вам от меня нужно? — сухо спросил Мэлтби. Между астронавтами и представителями военной полиции всегда существовали натянутые отношения.

— Капитан, — произнес патрульный уже более официальным тоном. — Я имею приказ доставить вас в здание штаб-квартиры. На Лэнт прибыли представители центрального правительства Деллии и — главного военного командования Пятидесяти Солнц. Они хотят, чтобы вы приняли участие в их совещании.

Ранг Питера Мэлтби в иерархии Вооруженных Сил был слишком незначителен, чтобы оказывать ему подобную честь. Быть может, контрразведка докопалась до его высокого положения среди миксантов? Возможно и другое: его хотят использовать в качестве шпиона, заслав к нелегалам. Мэлтби не исключил и третий вариант — сейчас его проведут прямо в здание военного трибунала, где будут судить как нарушителя присяги. А вся эта ложь с совещанием — лишь повод, чтобы арестовать его без лишнего шума.

Вслух Мэлтби произнес совсем другие слова;

— Я рад доверию моего руководства.

Через несколько минут все пятеро, включая и Мэлтби, летели на геликоптере в другой конец города. Там аппарат сделал посадку у небольшого невзрачного домика. Мэлтби угадал в нем вход в секретную штаб-квартиру.

Эскалатор доставил их на четвертый подземный этаж, прямо к двери конференц-зала. Здесь патруль передал Мэлтби с рук на руки дежурному офицеру, который, проверив документы Питера, провел его в круглую комнату, где за огромным столом сидели два десятка очень важных персон. Итак, его не обманули. Он узнал среди сидящих за столом своего командующего Чарлза Дрейна и еще двоих адмиралов, которых видел на тактических учениях. Один из них ему благосклонно кивнул. Еще нескольких человек Мэлтби помнил по телевизионным интервью и портретам в журналах. Это были члены центрального правительства. Присутствовали здесь и представители властей Лэнта. Мэлтби еще раз мысленно отметил разницу между потомками землян и гуманоидами аборигенами.

— Джентльмены, — начал председатель, в котором Мэлтби без труда узнал одного из первых заместителей премьер-министра Деллийской Федерации. — Мы с вами не случайно собрались сегодня на Лэнте. Здесь находится наш самый мощный крейсер “Атмион” с его славным командиром — адмиралом мистером Дрейном.

Приподнявшись в кресле, Чарлз Дрейн вежливо поклонился.

— Мы вызвали сюда также одного из членов экипажа этого звездолета, — продолжал председательствующий. — Это небезызвестный помощник астронавигатора капитан Питер Мэлтби. Прошу вас оказать ему уважение, господа.

Присутствующие повернули головы к Питеру, которого никто не приглашал сесть за стол. На их лицах не было особенной любезности. Председатель продолжал, обращаясь уже лично к нему:

— Капитан, вы не совсем обычный военнослужащий. Ваше происхождение позволяет предположить, что вы знакомы с некоторыми более или менее, загадочными вещами. Важность вашей информации, в таком случае, на фоне назревающих событий просто неоспорима. Вы слушали ультиматум с корабля “Созвездие”?

— Да, ваша честь, — ответил Мэлтби.

— Мы решили не поддаваться шантажу агрессоров. Однако, он обвел рукой членов совета, — мало кто из нас сомневается в том, что теперь, когда земляне прилетели в Большое Магелланово Облако и наткнулись на нашу метеоритную станцию, они просто так не отправятся восвояси. Их цель — подчинить себе деллийцев, а для этого — завоевать их!

— Но им надо сначала найти наши планеты, ваша честь, среди мириадов необитаемых систем, — позволил себе вставить слово капитан Мэлтби.

— Именно так, капитан, — с одобрением сказал председательствующий. — Я уже говорил членам Совета, что вы способны мыслить здраво. Наша задача сейчас — максимально отсрочить контакт с Землей, не так ли?

Мэлтби неопределенно кивнул головой, не понимая, куда клонит заместитель премьера.

— Если мы протянем с этим хотя бы с десяток лет, — пояснил председатель, — мы сможем обследовать, по крайней мере, ближайшие планеты Главной Галактики. Если земляне не подчинили их себе окончательно, быть может, мы и примем их предложение — о вступлении Пятидесяти Солнц в Единый Галактический Союз.

Он сделал паузу, как бы приглашая Мэлтби высказать свое мнение. Питер равнодушно ответил:

— Это несомненно разумный курс, сэр.

Некоторые из присутствующих переглянулись. Мэлтби насторожился. И все же решил зайти чуть дальше:

— Но, сэр, я не уверен, что какая-нибудь из оппозиционных группировок или даже правительство той или иной планеты не захочет выдать землянам координаты нашей системы. Бывает, люди преследуют эгоистические цели.

На этот раз улыбка у заместителя премьера получилась фальшивой. Он поспешил заверить Мэлтби:

— Мы поддерживаем связь со всеми местными правительствами. Их мнение единодушно: надо, пока это возможно, скрываться от землян. Но они считают, что этот план не удастся осуществить, если мы не достигнем соглашения с анархиствующими лидерами миксантов.

“До чего же все-таки они нас боятся”, — подумал Мэлтби, сознавая, чем кризис доверия грозит ему лично в эту самую минуту. Он произнес как можно спокойнее:

— Джентльмены, я понял, что мне предлагают организовать переговоры с нелегалами-полукровками. Но ведь я всего лишь капитан космического флота. Боюсь, столь непривычная миссия будет мне не по силам.

Командир “Атмиона” вице-адмирал Чарлз Дрейн неожиданно взял слово:

— Капитан, вы можете смело соглашаться на все, что вам предложат в этом зале. Не бойтесь, что кто-то заподозрит вас в саботаже исключительно из-за вашего происхождения.

Мэлтби сдался:

— В таком случае полномочия представлять правительство Деллии на переговорах должны быть мне даны письменно.

Председатель сделал знак стенографистке:

— Составьте необходимый документ. Вы, наверное, сами знаете, — обратился он к капитану, — что никто, кроме вас, не сможет выйти на контакт с ними.

Мэлтби догадался, что этот провокационный вопрос — его последняя проверка.

— Три месяца назад, — сообщил он, — ко мне еще раз обратились эмиссары мятежной группировки. Я, как всегда, доложил об этом своему командиру. Поскольку попытки завербовать меня через своих агентов нелегалы предпринимали неоднократно, командование дало мне хороший совет, а именно — не обращать на них внимания. Вскоре они от меня отстали.

Это было неправдой. Как раз из подполья миксантов ему и было рекомендовано, чтобы он заявлял о попытках его завербовать. Это снимало с Питера накопившиеся подозрения со стороны контрразведки. Миксанты давно уже следовали правилу общаться с Мэлтби через своих агентов только в чрезвычайных обстоятельствах.

— Что ж, если так… — голос председателя стал торжественным, — тогда я уполномочен правительством Деллии заявить, что мы намерены закрепить за миксантами определенные гражданские права. В частности: проживать на некоторых из закрытых для них сегодня планетах, время от времени посещать столичные города. Каждые пять лет в зависимости от поведения конкретного индивидуума местные власти планеты, к которой он будет приписан, будут решать вопрос о продлении этих льгот.

Он посмотрел на Мэлтби. Остальные также наблюдали за его реакцией на эту щедрость правительства, и он с тайным презрением отметил выражение высокомерия в глазах у большинства присутствующих.

Мэлтби вздохнул. Если бы такие предложения были сделаны до того, как лидерам нелегалов вскружило головы вторжение инопланетного звездолета, они, пожалуй бы, заинтересовались инициативой правительства. А сейчас это было похоже всего лишь на жалкую взятку, вызванную давлением обстоятельств. “Небось, — подумал он, — чем тяжелее будет обстановка, тем больше прав со временем предложат миксантам правители Пятидесяти Солнц”.

Он не скрыл от участников Совета, что именно так и будут думать его соплеменники. Мэлтби даже предупредил собравшихся, что компромисс с ними неизбежно будет кратковременным. Опыт прошлого говорит о том, что ни один из миксантов не станет довольствоваться полученным и вскоре потребует еще и еще. В конце концов, Питер стал убеждать членов Совета не спешить с началом переговоров.

Обдумывая эти слова, деллийские руководители некоторое время молчали. И тут возмущенно заговорил толстый краснолицый мужчина:

— Мы попусту теряем время, затевая какую-то грязную и трусливую игру с предателями, — он с ненавистью посмотрел на Мэлтби. — Чего мы боимся? У нас сотни боевых космических кораблей, не считая тех, что предназначены для ближних оборонительных операций. А на нас идет войной один-единственный земной звездолет! Я требую, чтобы был отдан приказ — уничтожить его! Агрессорам неоткуда ждать помощи! На таком расстоянии у них нет суперпространственной связи с Главной Галактикой. Никто не будет знать, где и как они погибли. А тогда пусть земляне еще раз случайно нападут на наш след! На это им понадобится еще пятнадцать тысячелетий! — краснолицый задохнулся от гнева.

Вице-адмирал Дрейн с откровенным презрением слушал эту тираду. Потом он, чуть повернув голову в сторону толстяка, проговорил, чуть шевеля своими тонкими длинными губами:

— Я вам объясню еще раз, — он выразительно помолчал. — У земного линкора на борту может быть сверхмощное неизвестное нам оружие, против которого не устоит наш флот…

Толстяк подпрыгнул и завопил:

— Сверхоружие! Один линкор против целой деллийской армады — вот что главное! Если бы наши Космические Вооруженные Силы, как надо, исполняли свой боевой долг, а не придумывали оправданий своему бездействию…

Его с досадой остановил председатель:

— К атаке на земной звездолет мы прибегнем в крайнем случае. Довольно об этом. — Он снова обратился к Мэлтби:

— Я прошу прощения за несдержанность моего коллеги… Ваш долг — настоятельно подчеркнуть на переговорах: если лидеры миксантов отвергнут наши предложения, то мы будем вынуждены начать боевые действия против землян. Встав на путь предательства, миксанты ничего не выиграют. Теперь вы можете идти, капитан.

II

На борту космолета “Созвездие” его командир леди Лаура Глория Сесили сидела за пультом наружного наблюдения и, разглядывая в мощный телескоп то одну, то другую звезду, обдумывала положение. Слева от ее кресла постоянно светилась карта Главной Галактики, на ней самая яркая точка обозначала Солнечную систему.

Последнее время леди Лаура редко просто так разглядывала звездное небо. За много лет чернота космоса, в которой менялись лишь расположение и форма созвездий, порядком ей наскучила. Но сейчас она рассматривала звезды с каким-то новым любопытством, казалось, что-то решая для себя. Выключив телескоп, Глория подошла к монитору связи и нажала кнопку. На экране возникло лицо офицера. Леди Лаура холодно обратилась к нему:

— Капитан, мне доложили о недовольстве экипажа, вызванном решением продлить пребывание звездолета в Большом Магеллановом Облаке до обнаружения обптаемых планет.

Лицо офицера было бесстрастным.

— Ваше превосходительство, — размеренно ответил он, — я бы сформулировал проблему иначе. У большинства команды корабля ваши планы отложить возвращение на Землю не вызвали душевною подъема.

Леди Лауру уколола не столько ирония в его голосе, сколько выражение “ваши планы”. Заметив эту реакцию на свои слова, офицер понял ее по-своему.

— Если вас интересует мое личное мнение, — сказал он, — то я считаю, что вопрос о задержке экспедиции следует поставить на общее голосование Совета капитанов.

Леди Лауру возмутила его уловка.

— Глядя на вас, я прекрасно понимаю, что Совет немедленно проголосует за возвращение на Землю. Какие-то десять лет полета превратили вас, ей-богу, в настоящих медуз. Капитан, будьте откровенны: вы можете сказать о себе, что вас по-прежнему увлекают космические приключения?

Офицер отрицательно покачал головой. Леди Лаура не дала ему ответить.

— Я прошу вас, капитан, послушайте меня внимательно. Ностальгия по Земле — ложное чувство у астронавтов. Вспомните сами, сколько раз, поддавшись давлению экипажа, командование кораблей досрочно прекращало экспедиции. И что же? Находился кто-нибудь из дезертиров больше года на Земле? Неужели вы думаете, что и вам через месяц — два после возвращения не захочется очертя голову бежать и наниматься на первый попавшийся корабль, лишь бы снова лететь навстречу прекрасному Неизведанному?

— В конце концов, — рассердилась она, — я не стану нянчиться с вашими капризами. Я продлю экспедицию своей властью командира корабля, просто издам приказ.

Глаза офицера сузились.

— Ну, этот ваш решительный довод, наконец-то, неотразим, сказал он с сарказмом. — Если он, конечно, и в самом деле последний.

Леди Лаура с досадой выключила связь. Затем она вызвала рубку астронавигаторов. Отозвался молодой лейтенант. Она приказала ему:

— Нужно срочно сделать расчет серии орбит, по которым мы можем пересечь Большое Магелланово Облако за наименьшее время и при этом сумеем обследовать каждую планетную систему и этой части Вселенной. Минимальное удаление от любой звезды не должно превышать пятисот световых лет.

Глаза молодого человека широко раскрылись. Он произнес дрогнувшим голосом:

— Ваше превосходительство! Это самый необычный приказ, который мне приходилось слышать.

— В чем дело? — недовольно заметила леди Лаура.

— Я вынужден доложить вам, что звездное облако, в котором мы находимся, имеет в диаметре шесть тысяч световых лет. Если добавить время на маневрирование из-за возможных встреч с метеоритными потоками, то… Леди Лаура, коли так, то когда же мы вернемся на Землю?

Растерянность этого мальчика на мгновение смутила ее, но Глория не забывала о том, что она остается командиром корабля.

— Не задавайте лишних вопросов, — приказала она и добавила:

— Вы могли бы знать как специалист, что метеоритные потоки в этой области Вселенной задержат наше продвижение не более чем на один световой год за каждые абсолютные тридцать минут.

Она спохватилась, что ведет разговор с офицером низшего ранга.

— Доложите главному астронавигатору, что я прошу его проконтролировать расчет орбит.

— Есть, ваше превосходительство, — ответил лейтенант с безнадежностью в голосе.

Она отключила связь. Затем уселась перед дисплеем, но, прежде чем коснуться сенсорных клавишей, увидела в экране свое отражение. На леди Лауру смотрела симпатичная, беспомощно и чуть насмешливо улыбнувшаяся ей женщина тридцати двух лет. Когда она впервые смотрелась в это импровизированное зеркало, ей исполнилось лишь двадцать два. Это был день старта корабля “Созвездие” с Земли.

Правительства Пятидесяти Солнц, раздумывала Глория, пока по экрану бежали строки метеоритной сводки, ни за что не капитулируют без особых причин. Они не выдадут ни одной из своих планет, если ее ультиматум не будет в самом скором времени подкреплен активными действиями. Но как будет вести себя в это время ее собственный экипаж?

Слово — не воробей… подумала леди Лаура, и ей стало тоскливо. Не поспешила ли она пугать деллийцев? Не придется ли ей на самом деле подчиниться капризу экипажа и отдать приказ о возвращении домой? Но тогда… тогда… Как не понимают этого ее помощники?! Престижу цивилизации Главной Галактики будет нанесен страшный ущерб. В этой части Вселенной впредь никто не станет считаться с ее представителями. Мало того, вслед за этим появится угроза галактической войны, которую в будущем не побоится развязать правительство Деллии против Земли или других планетных федераций. И в этом будет доля вины ее, командира бесславно дезертировавшего с поля битвы корабля…

Из стены выдвинулся столик и подплыл к Глории. Завтрак. Она отщипнула кусочек кекса с корицей и положила в рот. Невкусно. Есть не хотелось. Леди Лаура отправила столик обратно. Раздались три телефонных сигнала. Она заблокировала их, переключив мультитон на автоответчик. Он говорил всем абонентам одно и то же: “Я здесь, но разрешаю тревожить себя только по особенно важным делам”. Звонки тут же прекратились. Ей хотелось отдохнуть.

Но Глория не выдержала в кресле и минуты. Она встала и вошла в кабину трансмиттера. Импульс мгновенной телепортации перенес ее прямо в кабинет психологической разгрузки, находившийся примерно в полумиле от ее капитанской рубки.

Главный психолог, лейтенант Неслор, выйдя навстречу из боковой комнаты, ласково приветствовала ее. Это была немолодая женщина, относившаяся к Глории с материнской теплотой. Леди Лаура рассказала ей о своих заботах.

— Сейчас мы поговорим, дорогая, я только закончу с пациентами, — озабоченно сказала Неслор. Она вернулась лишь через полчаса, и Глория спросила ее с тревогой:

— Сколько людей обращается в эти дни к вам с жалобами на плохое самочувствие?

Психолог внимательно посмотрела на нее.

— В последние две недели мы проводим по восемьсот часов терапии в день.

Леди Лаура не ожидала такой цифры.

— Даже после десяти лет в экспедиции это что-то чересчур много. Впредь давайте мне ежедневную сводку о численности и составе контингента, прибегающего к психологической помощи.

Лейтенант Неслор кивнула в знак понимания.

— То, что в последнее время беспокоит моих подопечных, правильно было бы назвать ностальгией. И у нее есть свои корни. Монотонное существование на корабле угнетает людей. Каким бы огромным “Созвездие” ни казалось поначалу, с каждым годом здесь все больше надоедает. Такова неизбежность.

— Наш корабль? — в голосе леди Лауры послышалось неподдельное изумление. — Это на “Созвездии” монотонное существование? А видеотеки? Аттракционы? Ведь человеческой жизни не хватит, если пробовать каждый из них хотя бы раз в неделю. А спортзалы и кегельбаны? А оазисы для размышлений, где можно гулять часами под зелеными цветущими деревьями и слушать журчание вечно бегущих ручьев? Наконец, на корабле недаром примерно равное число мужчин и женщин…

— Людей изматывает однообразная работа, — тихо возразила ей психолог.

Леди Лаура запальчиво воскликнула:

— Можно подумать, что моя служба командира корабля сплошное разнообразие! — и тут же умолкла, осознав, что не вполне искренна. Неслор понимающе погладила ее по руке.

— Ты думаешь, что тебе удастся увлечь экипаж поисками планет этой Деллии? Ошибаешься, милая. Эта цель интересна для нас с тобой в силу нашего развития и достаточно высокого интеллекта. Я прочитала в эти дни немало книг о деллийских “роботах” и их бегстве из Главной Галактики. Они меня чрезвычайно заинтересовали. Но если я дам почитать эти книги моему стюарду, то он просто уснет над первой же из них.

— Пусть тогда терпит и наше превосходство, — с оттенком снобизма сказала леди Лаура.

Когда Глория вернулась к себе в спальню, ей казалось, что все обстоит не так уже безнадежно.

Следующая неделя прошла без событий. Как только она истекла, командир корабля собрала Совет капитанов. Он состоял из тридцати ее помощников, среди которых были четыре женщины.

— Насколько я вижу ситуацию, леди и джентльмены, — обратилась к ним Глория, — мы обязаны находиться в Большом Магеллановом Облаке до тех пор, пока не отыщем цивилизацию деллийцев… Даже если возвращение на Землю придется отложить лет на десять.

В кают-компании наступила мертвая тишина. Не обращая на нее внимания, леди Лаура спросила:

— Кто из вас может предложить стратегическую версию наших дальнейших действий?

Начальник штаба капитан Уэйлесс откашлялся.

— Ваша честь, я против этих поисков, — он твердо посмотрел в глаза командиру корабля.

Но Глория уже готова была к борьбе.

— Капитан, — холодно ответила она, — существует процедура смещения старших офицеров с их постов. Не кажется ли вам, что настало время ее применить?

Офицер побледнел, но не сдался.

— Ваше превосходительство, — сказал он, — я могу ответить вам статьей Устава космических плаваний номер четыреста девяноста два.

Столь наглый отпор привел Глорию в замешательство. “Я забыла, — подумала она, — что буквально каждый из них становится специалистом в космической юриспруденции, как только речь заходит об их собственных правах”. Она размышляла, в то время как Уэйлесс невыразительным голосом читал злополучную статью.

— Ограничение… обстоятельства оправдывают капитанов… на Совете… большинством в две трети… первоначальная цель… — долетали до нее обрывки фраз.

Глория скоро догадалась: слишком многие здесь настроены против ее плана. Впервые за время полета назревал настоящий бунт. Самое прискорбное, что ее помощники при этом непоколебимо уверены в своей правоте. Их поддерживает то обстоятельство, что “Созвездие” формально было послано в испытательный рейс. Никаких разведывательных и, тем более, военных задач перед кораблем не стояло. Новую цель Глория поставила самостоятельно, что фактически являлось нарушением Устава. За это она могла поплатиться должностью командира корабля, и, без сомнения, эту зацепку решили использовать ее оппоненты.

Она смотрела, как Уэйлесс медленно складывает свои бумаги и прячет их в элегантный адмиральский кейс. Когда он управился с этим делом, леди Лаура спокойно оглядела присутствующих и спросила обыденным тоном:

— Вы выражаете мне недоверие? Хорошо, давайте не откладывать рассмотрение этого вопроса. Я предлагаю немедленно поставить его на голосование.

Лишь пятеро капитанов, включая и двух женщин, остались верными ей как командиру. Тем самым в принципе был решен вопрос о назначении нового командующего кораблем. Дороти Стюарт, глава отделения женщин-священников, сказала ей шепотом:

— Глория, иначе и не могло случиться. Пусть деллийскую цивилизацию ищут другие. Наши люди слишком долго пробыли в этой экспедиции.

Пока шло голосование, леди Лаура спокойно сидела в кресле. Но теперь она преобразилась. Командирская твердость вновь появилась в ее облике. Глория встала. Капитаны немедленно последовали ее примеру. Она заговорила, и в голосе ее звучал металл:

— Согласно статье четыреста девяноста два я имею право на отсрочку от увольнения для сдачи преемнику дел по командованию кораблем. Этот срок составляет шесть месяцев. На это время я остаюсь вашим командиром, и вы должны повиноваться мне беспрекословно. Итак, слушайте приказ…

Ее тон подействовал на окружающих. Они вновь стали подчиненными, а она их верховным командиром. Недовольные решили придержать свои реплики до более удачного момента.

— Слушайте мой приказ, — повторила леди Лаура. — С настоящего момента и до истечения полугода наш корабль продолжает свою экспедицию в Большом Магеллановом Облаке. Ставлю боевую задачу: обнаружить местонахождение всех планет, принадлежащих цивилизации Пятидесяти Солнц…

Как будто ничего не случилось, она начала инструктировать капитанов об их дальнейших действиях.

III

В своей каюте на борту военного звездолета “Атмион” Мэлтби отдыхал у экрана моноплеера. На этот раз он решал трехмерный голографический кроссворд. Но не успел он разгадать первые три комбинации, как па пульте местной телесвязи замигало табло “Внимание! Офицеры по местам!”. Поскольку сигнал сопровождался лишь негромким зуммером, а не ревом корабельной сирены, Мэлтби не стал торопиться. Он с сожалением переключил плеер на режим “Память” и, накинув плащ, побрел в отсек астронавигаторов. В рубке собрались его коллеги. Они довольно небрежно кивнули ему, что, впрочем, входило в традиции. Сев за свой пульт, Мэлтби достал из сейфа личное орудие труда — опломбированную блестящую коробочку, к которой была подсоединена катушка с намотанным на ней тонким кабелем. С помощью специального штекера Мэлтби подключил этот кабель к главному компьютеру корабля.

Он уже занес в бортовой регистратор первые показания прибора, когда на всех пультах замигали индикаторы связи с командиром. И тут же зазвучал голос вице-адмирала Дрейна:

— Это сообщение только для офицеров. Как вам известно, пять часов назад истек срок, установленный ультиматумом землян. Три часа назад правительство Деллийской Федерации получило второй ультиматум. Во избежание распространения паники среди гражданского населения эта информация не была обнародована. Поэтому предупреждаю офицеров корабля об их ответственности за разглашение сведений, которые мы вам передадим.

После короткой паузы раздался уже знакомый для Мэлтби голос землянина. Деллийцам по-прежнему было странно слышать его чуждый выговор.

— Ее превосходительство леди Лаура Глория Сесили, командир космического корабля “Созвездие”, направляет второе послание населению Деллии…

Динамики на секунду замолкли, и снова неожиданно включился Дрейн:

— Я прошу офицеров обратить внимание на то, что линкором землян командует женщина так называемого высокого происхождения, — в его голосе прозвучал сарказм, — Это говорит о том, что в земном обществе существует неравенство и сейчас мы имеем дело с тоталитарным режимом. Для меня нет сомнения, что такова сегодняшняя ситуация на всех планетах Главной Галактики. Это заставляет еще больше сомневаться в целесообразности нашего присоединения к Единому Галактическому Союзу.

Мэлтби мысленно возразил своему командующему. Титулы, подумал он, это всего лишь слова, смысл в них вкладывает эпоха. На планетах деллийской системы в свое время тоже существовала эра тоталитаризма. Однако правителей именно в ту пору называли “верховными слугами народа”. Затем наступило время выборных президентов, но главным ремеслом для большинства из них были массовые казни. Пришло и время “секретарей”, которые не претендовали на высокие почести, но зато громили все демократические институты. У большинства этих опаснейших типов названия должностей вопиюще не соответствовали их реальным делам. И если продолжить этот анализ, усмехнулся про себя Мэлтби, то и адмирал Дрейн ведь не отказывается от своего высокого титула, а капитан Мэлтби — от привилегии слушать секретную информацию. Оба они пользуются плодами неравенства в деллийском демократическом обществе.

Раздумывая над этим парадоксом, он в то же время слушал начавшуюся речь леди Лауры.

— Достойно сожаления, что мы, представители земной цивилизации, столкнулись с упрямством правительств Деллийской Федерации, — говорила командир “Созвездня”. — Они ввели свой народ в заблуждение. Приход землян на обитаемые планеты Большого Магелланова Облака принесет выгоду каждому индивидууму и любой ассоциации Деллии. Земля может предложить вам немало. Мы гарантируем населению Пятидесяти Солнц экономическое процветание наряду с соблюдением прав личности, равноправие и выборы руководителей тайным голосованием. Я уже упоминала о военной опасности, которая исходит от ваших вооруженных сил. Мы уверены, что любой военный режим рано или поздно способен нанести удар в самое сердце Галактики, напасть на обитаемые планеты. Подобное случалось в истории. Вы, наверное, догадываетесь, что мы делали с правительствами, которые решались на подобное варварство. Вы не сможете спрятаться от нас. Если даже по какой-то причине нас постигнет неудача теперь, на смену нам скоро прилетят десятки тысяч звездолетов, и вы будете найдены. Мы справедливо считаем, что лучше уничтожить одну воинственную цивилизацию, чем ставить под угрозу великую галактическую культуру.

А теперь я перехожу к самому существенному. С этого часа корабль “Созвездие” начинает облет всех планет, расположенных в Большом Магеллановом Облаке. Мы обследуем все ваши Солнца, проделав путь по рассчитанным нами орбитам длиною в пятьсот световых лет. Но это будет не обычный исследовательский полет. Я обещаю вам, что мы станем расстреливать торпедами с антивеществом все планеты, которые нам встретятся.

— Понимая, — продолжала леди Лаура, — что подобная угроза несовместима с нашими прежними мирными предложениями, я даю Деллийской Федерации последний шанс. Любая из планет, чье правительство сообщит ее координаты, избегнет печальной участи. Та планета, которая даст сведения о дислокации остальных шестидесяти девяти обитаемых миров Деллии, станет столицей вашей Федерации на все времена. Мало того: любая ассоциация или даже отдельное лицо, которые укажут координаты своих планет, получат от нас приз в один миллион платиновых долларов, имеющих хождение по всей Главной Галактике. Впрочем, через некоторое время мы сможем выдать таким помощникам, если они захотят, ту же сумму в местной валюте.

Пусть тот, кто хочет помочь нам, не пугается мести своих соотечественников. Я гарантирую осведомителям надежную защиту.

После непродолжительной паузы, во время которой слушатели должны были по достоинству оценить ее предложение, леди Лаура закончила речь словами:

— Для того чтобы вы не приняли нашу информацию о начале военных действий за пустую угрозу, я предоставляю микрофон нашему главному астронавигатору. Он сообщит вам параметры орбит, по которым наш звездолет в настоящее время движется с целью поиска и уничтожения обитаемых планет Деллийской Федерации.

Передана внезапно прервалась. В рубке астронавигаторов, как и в других офицерских отсеках корабля, некоторое время стояла напряженная тишина. Ее нарушил спокойный комментарий адмирала Дрейна:

— Итак, вы прослушали первую часть очередного послания звездолета “Созвездие”, — обратился он к офицерам, подавленным всем услышанным. — Давайте посоветуемся. Командир земного космолета утверждает, что их линкор будет обстреливать без разбора любую планету, находящуюся в пределах действия его локаторов. Если отнестись к этим словам серьезно, то одного снаряда должно быть достаточно для одновременной аннигиляции примерно сотни планет. В таком случае звездолет противника должен иметь на борту около семи миллионов торпед, заряженных антивеществом.

Слушая командующего, некоторые офицеры включили счетные устройства. Но выкладки Дрейна оказались довольно простыми.

— Деллия способна каждые девяносто шесть часов производить по одному снаряду с эквивалентом антивещества. Кроме того, мы имеем это оружие на борту пятидесяти боевых звездолетов. Прибавим сюда обычное вооружение четырехсот штурмовых и примерно тысячи патрульно-десантных кораблей. Перед нами стоит задача в первую очередь защитить от нападения территорию в тысячу квадратных миль, на которой размещено производство наших ракет массового уничтожения. Обеспечив оборону, мы сможем сообщить на “Созвездие” о своей реальной угрозе — о нашем намерении поразить несколько обитаемых планет Главной Галактики. Ответственность за конфликт, безусловно, ляжет на команду земного космолета.

При этих словах Дрейна напряжение на корабле достигло высшей точки.

— Вместе с тем, — продолжал вице-адмирал, — я хотел бы предостеречь вас от излишней переоценки нависшей над нами опасности. При анализе их первого ультиматума можно предположить, что звездолет был послан в этот район Вселенной не с военными целями. Трудно поверить, что для обычной экспедиции Земля выделила один из самых мощных и современных военных кораблей. Мы сами иногда посылаем на разведку суда устаревшего типа…

Адмирал не стал делать очевидного вывода о дезинформации со стороны землян, предоставив сообразить это своим офицерам.

Общая информация закончилась. По корабельной компьютерно-телевизионной сети стали передавать данные о курсе “Созвездия”. Специалисты приникли к экранам, дежурные остались на своих постах, а свободный личный состав разбрелся по кают-компаниям обсуждать неслыханную информацию.

Через пять часов напряженной работы астронавигаторы, среди которых был и Мэлтби, нанесли на динамическую карту весь предполагаемый дальнейший маршрут “Созвездия”. При этом было установлено, что “Атмион” находится на расстоянии около тысячи четырехсот световых лет от земного корабля. Что касается крейсерской скорости “Созвездия”, то ее рассчитали с учетом плотности метеоритных потоков в отдельных районах Магелланова Облака. Она оказалась равной половине светового года за каждую абсолютную минуту.

Длительные расчеты надоели Мэлтби. Вспомнив, что ему сегодня так и не удалось развлечься, он вернулся в свою каюту.

Ревун тревоги для офицерского состава принудил его снова отложить свой кроссворд. Похоже, на сей раз дела обстояли серьезнее. Он включил канал оперативной связи с капитанским мостиком. Немедленно заработал большой экран. Как только изображение сфокусировалось, Мэлтби разглядел светящуюся точку, и тут же догадался, что это и есть уловленное локаторами “Атмиона” изображение земного космолета. У него захватило дух от азарта и волнения.

Голос офицера за кадром прокомментировал:

— “Созвездие” в настоящее время находится на расстоянии примерно ста десяти световых лет от нас.

Мэлтби поморщился при этом пояснении. Оно не было корректно в строго физическом смысле. Появление изображения земного звездолета на дисплеях локаторов “Атмиона” не означало, что можно определить его точное местоположение. Оно достоверно свидетельствовало лишь о том, что суперрезонансные поля обоих кораблей пересеклись. Таким образом, определяемое расстояние было лишь максимально возможным. Звездолеты могли с таким же успехом находиться и в сотнях миль друг от друга. Правда, на маленьком расстоянии сработали бы обычные лазерные радары.

Голос за кадром продолжал вести репортаж.

— По приказу командования скорость “Атмиона” снижена до десяти световых лет за абсолютную минуту. Мы следуем курсом земного корабля. То, что мы продолжаем видеть его на наших экранах, свидетельствует о том, что скорости обоих звездолетов приблизительно одинаковы. Если я ошибаюсь, то суперрезонансные поля скоро разойдутся, и корабли потеряют связь друг с другом.

Будто услышав эти последние слова, источник света на экране мигнул и погас. Там воцарилась обычная фиолетовая полутьма с редкими искрами, вспыхивавшими от каких-то далеких космических катаклизмов.

Прошел час, а поиски “Созвездия” не дали никакого результата.

За шесть последующих дней “Атмион” неоднократно входил в суперрезонансное поле, возбуждаемое в пространстве реакторами “Созвездия”. Однажды прозвучал сигнал тревоги. Но сообщение о нескольких планетах, разрушенных торпедой с земного звездолета, “Атмиону” передали в строго зашифрованном виде. Проанализировав его, деллийские эксперты решили, что командиры наводки “Созвездия” попросту промахнулись, поскольку удары не задели ни одну из обитаемых планет. Зато зрелище, показанное нескольким членам экипажа, в том числе и Мэлтби, было незабываемым. Там, где еще неделю назад царил беспредельный космический холод, бушевало адское пламя. Это было похоже на рождение нового Солнца.

На “Атмионе”, видя такие последствия первого удара с борта “Созвездия”, немного приободрились. Было понятно: вероятность случайного промаха была нулевой. Таким образом, оставалось предполагать одно: командование земного корабля побаивается выполнить свою угрозу и лишь для острастки нанесло удар по нескольким безжизненным небесным телам, превратив их вещество в энергию.

На седьмой день преследования Мэлтби получил приказание прибыть к вице-адмиралу Дрейну. Он немедленно отправился в его приемную. Дежурный адъютант сразу же провел Мэлтби в каюту, где сидел Дрейн и читал какую-то радиограмму. Когда Мэлтби вошел в кабинет, адмирал отложил ее в сторону. Он велел Питеру сесть. Мэлтби отметил про себя, что Дрейн почему-то избегает его прямого взгляда. Прошла целая минута, прежде чем адмирал начал говорить.

— Капитан, скажите, это правда, что вы не простой, а какой-то выдающийся миксант?

Живя своей двойной жизнью среди деллийцев, Мэлтби всегда был готов к опасному либо даже трагическому повороту событий. В ответ на вопрос Дрейна он без труда изобразил удивление.

— Ну-ну, не скромничайте, Мэлтби, — высокомерно-снисходительно выговорил адмирал.

Мэлтби не обиделся на его тон, так как давно уже приучил себя не реагировать на традиционно-оскорбительную манеру деллийцев, считавших миксантов ублюдками. Ситуация выглядела настолько угрожающей, что ему было не до эмоций.

Адмирал смотрел на него с холодной улыбкой и ждал.

— Сэр, — с достоинством заговорил Мэлтби, — я действительно единственный из миксантов, кто, получив деллийское воспитание и образование, стал достоин государственной военной службы. В этом и заключается мое преимущество. Но вы, вероятно, имеете в виду другое. И я догадываюсь, что именно.

Мэлтби явно решил идти навстречу своей судьбе.

— Второй ультиматум землян провоцирует деллийцев на измену правительству. Вы, конечно, считаете, сэр, что первые претенденты на роль предателей — это отвергнутые обществом, лишенные всех прав, вынужденные скрываться миксанты. А поскольку я принадлежу к этому народу, в измене вы подозреваете и меня. Однако вспомните, ваша честь. До сих пор обо всех моих контактах с агентами мятежников я ставил командование в известность. Скажу вам более — я всегда убеждал эмиссаров от миксантов в том, что им необходима лояльность к правительству и политика мира и согласия.

Сказанное не так уж и расходилось с действительной позицией Мэлтби.

Дрейн удовлетворенно кивнул, но продолжал допрос.

— Что собираются предпринять миксанты в связи со вторым ультиматумом землян?

Вопрос представлял собой чистую провокацию, и все же Мэдтби поразился наивности Дрейна. Трудно было обвинить офицера, который уже неделю находится в космическом полете, в поддержании связей с экстремистами. Мэлтби ответил сдержанно:

— Я не ищу контактов с представителями мятежников.

Дрейн понял свой просчет. Он поспешил якобы уточнить:

— Вы не так меня поняли, капитан. Я спрашиваю, не подсказывает ли вам что-нибудь ваша интуиция?

— Я могу только предполагать, — ответил Мэлтби простодушно, — что группировка, в которую входит меньшинство миксантов, не сомневается в победе землян. Но большая часть этого народа, который устал скрываться и жаждет нормальной жизни в Деллии, безусловно, поддержит лояльных граждан Федерации.

— Каково соотношение экстремистов и умеренных? — спросил адмирал, пристально глядя на Мэлтби.

— Думаю, примерно двадцать пять процентов к семидесяти пяти, — без паузы на раздумье ответил Мэлтби.

Дрейн еще не удовлетворил своего любопытства.

— Существует ли возможность, что меньшинство решится напасть на нас с помощью своих космических лодок?

Опасность была так близка, что Мэлтби чувствовал ее буквально всей кожей.

— Они не смогут, — быстро сказал он.

Адмирал подозрительно посмотрел на него.

— На чем основана ваша уверенность в слабости экстремистов?

— Но, сэр, — как можно натуральнее постарался удивиться Мэлтби, — откуда же они возьмут квалифицированных астронавигаторов и метеорологов?

“На самом деле, — думал в это время Мэлтби, — Деллия стоит на грани катастрофы. Быть войне или не быть, решают военачальники миксантов, которых не остановит отсутствие специалистов”.

Наступило тягостное молчание. Адмирал явно не был склонен верить Питеру, и тот мрачно размышлял над тем, что у него мало шансов выйти не арестованным из этих аппартаментов. А еще вполне возможно, что его как шпиона отправят в трибунал, после чего, по законам военного времени, незамедлительно поставят под жерло аннигилятора.

Дрейн прервал его раздумья.

— Капитан, я не раз слышал о двойном сознании миксантов. Но, по-моему, никто не знает, существует ли подобный феномен на самом деле. — В его глазах светился неподдельный интерес. Если кто-то из миксантов обладает сверхчеловеческими качествами, то не может ли это обострить нынешнюю ситуацию? Я имею в виду амбиции таких существ, которые могут толкнуть их на сделку с Главной Галактикой.

Мэлтби усмехнулся.

— О, пустяки, — он, пожалуй, никогда не лгал столько, как теперь. — Сплетни о двойном сознании миксантов были пущены их агентами во время прошлой войны с целью запугать противника. У таких историй обычно бывает неимоверно долгий век. Известно, что мозг любого существа состоит из бесчисленных молекул…

Дрейн иронически покосился на него. Мэлтби понял, что не должен чересчур упрощать свою “лекцию”.

— Продолжайте, — буркнул адмирал.

— Каждая из молекул взаимодействует с другими. В этом мозг миксантов не отличается от мозга обычных деллийцев. Но есть более глубокий уровень. В каждой клетке мозга миксанта имеется цепочка двойных белковых молекул, а у других деллийцев они одинарные. В этом вся разница.

— Но какое это имеет значение?

— Миксанты благодаря этому наследуют психическую устойчивость деллийцев и способность к творчеству аборигенов.

— Только-то? — удивился Дрейн. — Так много разговоров вокруг этой таинственной особенности, а все, оказывается, надумано.

Мэлтби увидел, как чувство собственного превосходства снова вернулось к адмиралу. Но тут Дрейн спохватился:

— А что же тогда болтают о гипнозе, которым все миксанты якобы владеют от рождения? Есть люди, которые утверждают, что испытали на себе силу этой их дьявольской способности!

Мэлтби обезоруживающе рассмеялся.

— Перед вами тоже миксант, сэр. Как видите, никакие таинственные флюиды от меня не исходят. Мои товарищи подтвердят, что никогда не замечали во мне мистической силы. Может быть, кто-нибудь из миксантов обучился гипнозу. У страха глаза велики.

Мэлтби понизил голос, как бы говоря о некой тайне.

— Сэр, откровенно говоря, я слышал и другое. Похоже, что в отдельных случаях миксанты применяют аппаратуру для подавления психики. Мне кажется, этому можно верить.

Адмирал зевнул и больше его не слушал. Но внезапно он взял со стола и подал Мэлтби радиограмму, которую разглядывал перед его приходом. Питер с первого взгляда увидел, что это шифрограмма.

— Она пришла на ваше имя, капитан, — сказал адмирал. И, сделав над собой усилие, признался:

— Шифр мы разгадать не смогли.

Мэлтби вслух прочитал:

— Капитану Питеру Мэлтби. Борт космического корабля “Атмион”. Командование миксантов выражает вам благодарность за посредничество в переговорах с представителями Деллийской Федерации. Имейте в виду, что мы хотим быть полностью уверенными в том, что обещания в отношении льгот миксантам будут выполнены правительством Деллии.

— Это устаревший шифр, которым, кроме миксантов, давно никто не пользуется, — пояснил Мэлтби. — Я знал его еще мальчишкой. Его уже много лет нет в наших таблицах. Я могу объяснить вам ключ, — предложил он.

Адмирал Дрейн снисходительно пожал плечами, давая понять, что древности его не интересуют. Мэлтби почувствовал, как обещавшая затянуться вокруг его шеи петля ослабла. Но ему уже было не до того.

— Вы свободны, капитан, — наконец, сказал ему Дрейн.

Прочитанный Мэлтби вслух текст шифрограммы был выдуман им от начала до конца. Разгадать настоящий код мог лишь миксант благодаря своему двойному интеллекту. Послание требовало от Мэлтби решительных действий. Оно гласило: группа, представляющая экстремистское меньшинство миксантов, объявила о своем намерении войти в контакт с командованием “Созвездия” и выдать ему координаты обитаемых планет Деллии. Экстремисты верили не в урезанные обещания правительства Деллии, а в реальную выгоду, которую может дать им новый союз.

Мэлтби понял, что остаться в стороне от битвы ему не удастся. Он впервые с такой силой ощутил, как тяжел груз его титула Наследственного Главы государства миксантов. Ему нужно было завладеть “Атмионом”. Другого пути у него не было.

— Что с вами, капитан? — в изумлении спросил Дрейн, когда увидел, что подчиненный не собирается удаляться и пристально смотрит на него. Адмирал уже открыл было рот, чтобы отчитать его, как вдруг им овладело странное волнение. Невероятная догадка потрясла Дрейца. Не капитан Мэлтби стоял перед ним, нет… Секретный главнокомандующий космического флота Пятидесяти Солнц… Ай-ай-ай, как он не догадался об этом сразу? Как он мог принять такого большого командира за какого-то помощника астронавигатора? Какой позор для боевого адмирала с его опытом!

Командир корабля “Атмион” вице-адмирал Чарлз Дрейн навытяжку стоял перед капитаном Мэлтби и заискивающе смотрел на него.

— Извините меня, сэр, — говорил он. — Я не узнал вас. Готов выполнить любое приказание, ваша честь.

Все так же прямо глядя на него, Мэлтби послал Дрейну мысленный приказ. Козырнув, адмирал неровной походкой пошел к центральному пульту управления.

Мэлтби проследил, чтобы Дрейн аккуратно отклонил корабль в направлении, указанном для него в шифрограмме. После этого “Атмион” резко увеличил скорость и взял курс на планету, за информацию о местонахождении которой дорого заплатило бы деллийское военное командование.

IV

Леди Лаура читала объемистую докладную, без обиняков названную “О досрочном смещении командира “Созвездия””. Большая часть этого документа была посвящена причинам, по которым, как считали авторы, кораблю следовало в кратчайший срок вернуться на Землю. Листая страницу за страницей, Глория время от времени приходила в такой гнев, что даже сжимала кулачки. В конце концов, сдерживая ярость, она вызвала по селектору Уэйлесса.

Лицо офицера приняло постное выражение, как только он уловил суть предстоящего разговора.

— Капитан, — бледнея от бешенства, заговорила она. — Под вашим мерзким посланием стоит двадцать четыре подписи.

— Коллективные меморандумы пока не возбраняются Уставом, — изрек Уэйлесс.

— О, я более чем уверена в вашем знании подобного рода процедур, — в тон ему съязвила леди Лаура.

И все-таки выдавать себя было рано. Глория постаралась овладеть собой.

— Капитан, в жизни нельзя следовать одним регламентам и наставлениям. Неужели вы не чувствуете, накануне какого захватывающего приключения мы все сейчас находимся? Разве каждый день землянам удается отыскать следы цивилизации, ускользнувшей из Главной Галактики пятнадцать тысяч лет назад и с тех пор так и не найденной? Ну неужели в вас совсем не говорит чувство азарта?

— Мадам, — сухо ответил офицер. — Я всегда преклонялся перед вашим талантом руководителя. Но вы возомнили себя еще и большим политиком. Выдвигаете идеи буквально галактического масштаба… а тут их никто не поддерживает. Ну зачем, скажите, “Созвездию” плутать целое десятилетие в поисках несчастных полутораста миллионов уродов, если эту работу после нашего возвращения выполнит новая экспедиция на тысяче разведывательных космолетов?

— Но разве, вам не хотелось бы почестей, положенных как открывателю этой цивилизации? — воззвала леди Лаура к тщеславию офицера.

— Мадам, — вздохнул Уэйлесс, — вы не сомневаетесь в том, что обнаружите эти семьдесят обитаемых планет, спрятанных среди миллиона безжизненных. Но не кажется ли вам, что на это у нашего корабля нет и одного шанса из тысячи?

И поскольку Глория продолжала смотреть на него с насмешливым сожалением, офицер решил пойти с главного козыря:

— Если вы не в состоянии понять, как глубоко заблуждаетесь, Совету останется прибегнуть к процедуре отстранения вас от командования звездолетов по мотивам опасности. Часть четвертая известной вам статьи Устава предусматривает отмену шестимесячной отсрочки, когда действия начальника становятся нелогичными и могут привести к непредсказуемым, в том числе катастрофическим, последствиям.

Глория выдержала и это оскорбление. Она лишь сказала с достоинством:

— Капитан, формальная логика здесь ни при чем. Если бы наша удача зависела только от теории вероятностей, я немедленно повернула бы корабль к Земле. Но мои дальнейшие планы учитывают возможную психологию обитателей Деллии…

Глаза Уэйлесса блеснули.

— Мадам, что касается психологии, то мы давно уже замечаем, какое влияние на вас оказывают частые сеансы у лейтенанта Неслор. Если ее советы так ценны для вас, то не присвоить ли ей звание вашего помощника?

Леди Лаура спросила удивленно:

— Вы не верите в психологический фактор?

— В данной ситуации — нисколько.

— Вы не согласны выдержать шесть месяцев моего командования для проверки правильности моих планов в отношении деллийцев?

— Вы останетесь командиром только в том случае, если сегодня же отдадите приказ возвращаться в Главную Галактику, мрачно отрезал капитан. — Тогда на вашем смещении с поста никто не будет настаивать.

— А пока вы будете требовать моего немедленного отстранения по, так сказать, “логическим мотивам”? — глаза Глории засверкали.

— Безусловно, — твердо ответил Уэйлссс.

— Ну и прекрасно, — закончила разговор леди Лаура. Она вполне овладела собой. Ее голос снова стал спокойным и твердым. — В таком случае я, на основании статьи пятьсот одиннадцать, часть первая, Устава космических плаваний объявляю плебисцит по вопросу доверия командиру. Вместе с процедурными тонкостями он займет не менее двух недель. Если его участники проголосуют против меня, мы отправимся на Землю. Впрочем, я уверена, что за это время произойдут такие события, которые заставят вас думать по-иному, капитан!

Она выключила видеофон с чувством выигранного раунда в схватке с тяжеловесом.

Глория сознавала, что ввязалась в войну на два фронта. С одной стороны ее противником был капитан Уэйлесс с большинством, которое наверняка ему поможет выиграть на плебисците. С другой стороны — народы Пятидесяти Солнц. Да, впереди были большие сражения.

Она нажала кнопку связи. Ответил капитан Горсон. Глория спросила его:

— Тот деллийский крейсер, что следит за нами, все еще находится в зоне досягаемости?

— Нет. Я уже докладывал вам о потере контакта с ним. С тех пор мы так и не нашли этот корабль с помощью локаторов. Возможно, он нагонит нас завтра, когда мы передадим уточненные данные о нашем маршруте.

— Поставьте меня в известность.

— Есть, мадам.

Она вызвала боевой отсек. Ответил младший офицер. Глория пригласила капитан-лейтенанта и терпеливо ждала, пока того поднимут с койки. Затем у них произошел такой разговор.

— Сколько торпед с антивеществом выпущено кораблем?

— Семь, ваша честь.

— Все наугад?

— Так точно. Это проверенный способ, мадам. По теории вероятностей шансов поражения обитаемой планеты при стрельбе вслепую практически нет.

Она кивнула, но озабоченно. Одна невысказанная мысль тревожила Глорию. Наконец, она решилась поделиться ею с офицером.

— Разумом я целиком полагаюсь на ваши расчеты. Что касается моего сердца — оно неспокойно, капитан. Если злополучный шанс все же выпадет и мы уничтожим живые существа, нас с вами первых отдадут под суд. Вы знаете, что в таких случаях виновникам грозит пожизненная тюрьма?

Он мрачно кивнул.

— Это неприятно, мадам. Я знаю этот закон. Боюсь, что помнят о нем и остальные члены экипажа. Я никогда не решился бы подвергать персонал корабля такому стрессу.

Это последнее замечание оказалось для Глории каплей, переполнившей чашу ее терпения. Приказав офицеру не размышлять, она довольно невежливо отключилась, не желая выслушать его “Есть, мадам”.

Ей не сиделось, и она стала ходить по каюте. “Всего четырнадцать дней! Разве можно как-нибудь спасти положение за такой срок? Психологическая атака на деллийцев, если ее и удастся предпринять, за две недели не принесет победы…”

Леди Лаура поспешила к кабине трансмиттера и перенеслась в центральный зал корабельной библиотеки. Сидевшая за столом женщина в форме лейтенанта вздрогнула и подняла голову.

— А, это ты, Сесили! Всегда ты меня пугаешь до смерти. Предупреждала бы, когда пользуешься своей катапультой.

— Прости меня, Джейн, — Глории не терпелось. — У меня срочное дело. Мне нужны подробности бегства деллийцев из Главной Галактики пятнадцать тысяч лет назад.

— Если чуть-чуть подождешь, компьютер тебе выдаст все, что нужно. Но, может быть, сначала сходим вместе пообедаем?

— Мне не до еды, — призналась леди Лаура. — С этими последними событиями особенно.

Услышав эту печальную жалобу, библиотекарь вышла из-за стола и взяла Глорию за руку.

— Ах, тебе не до обеда! Тогда вот что. Ты не получишь от моего “Мультигноза” ни одного бита информации, пока не выпьешь стакан красного вина и не съешь ростбиф с кровью. И не ссылайся, пожалуйста, на свои законы и уставы.

Глория хотела еще сопротивляться, но внезапно как бы увидела себя со стороны — хмурое, печальное и задерганное существо, вообразившее себе, что у него на плечах лежит судьба всей Вселенной.

Тряхнув головой, она согласилась.

— А, ладно, Джейн. Деллийцы и впрямь от нас но убегут!

Но и за обедом отрешиться от раздумий Глория не могла. Пятьдесят Солнц, подумала она мрачно, должны быть найдены хотя бы потому, что иначе мысль о них не даст ей покоя всю оставшуюся жизнь.

Сведения, полученные Глорией в архиве “Созвездия”, были довольно лаконичны.

Считается, что передатчики материи — трансмиттеры появились впервые почти одновременно на нескольких планетах Главной Галактики примерно сто веков назад. Но мало кто помнит о том, что известный бионик периода освоения Солнечной системы Джозеф М.Делл еще за пять тысячелетий до наступления эры всеобщей телепортации разработал первый подобный прибор. Первоначально допотопный трансмиттер предназначался для пересылки грузов на Луну, Марс и более далекие планеты, где строились космодромы и базы при них. Но ученому пришло в голову включить в схему этого устройства биоэнергетический генератор, после чего несколько его сотрудников добровольно испытали его действие на себе. Передатчик материи сработал на уровне тогдашних требований, забросив испытателей туда же, куда шли космические посылки с грузами. Для большей надежности добровольцев все же одевали в обычные спасательные скафандры, снабженные ракетными ранцами для автономного полета. Ошибка в приземлении составляла не более десяти миль от заданной точки.

Прибор, впоследствии осмеянный и забытый, главным образом, из-за того, что человечество на долгое время отказалось от завоевания космоса, в ту пору ненадолго превратился в нечто вроде всепланетного аттракциона. Было изготовлено около сотни его серийных копий. Смельчаки за большие деньги наслаждались возможностью в мгновение ока переноситься в любое выбранное место на Земле или, если могли позволить себе расстаться с целым капиталом, на лунную или еще более далекую станцию.

Однако со временем люди, подвергшиеся телепортации, начинали необычно меняться. Способность сильного биополя воздействовать на деятельность эндокринных желез человека медики, к сожалению, заметили не сразу. А у тех, кто телепортировался, уже через месяц — два резко снижались способности к творческому труду. Зато неврастеники при этом превращались в устойчивых сангвиников, меланхолики — во флегматиков. А физическая сила у всех, кто прошел через кабину трансмиттера, возрастала настолько, что десять обычных людей не могли бороться с “телепортантом”.

Естественно, что их стали побаиваться. Вскоре они получили свое прозвище “роботы”. Эта кличка вовсе не оскорбляла деллийцев, как они сами стали себя называть. И тем не менее, она усугубляла вражду между ними и нормальными людьми.

Власти проморгали период, когда вражда перешла в агрессию… Начались акты насилия, жертвами которых становились “роботы”. Публиковались даже призывы поголовно уничтожить всех, кто хотя бы однажды воспользовался кабиной трансмиттера. Но Общество друзей деллийцев, прежде всего сам Джозеф М.Делл, ставший к этому времени членом Всеземного парламента, потребовало решительных акций. Выход нашли сами деллийцы, попросив разрешения эмигрировать. Просьбу их с охотой удовлетворили. Вновь заработали на полную мощность трансмиттеры, изгнанные дети Земли отправились в выбранное ими самими место. Больше никто и никогда их не встречал, пока спустя пятнадцать тысяч лет не наткнулся на их метеоритную станцию линкор “Созвездие”, проходя один из районов Большого Магелланова Облака.

По экрану компьютера побежала строчка: “Справка окончена. Задавайте вопросы”.

Леди Лаура нажала кнопку звукового приема и спросила у компьютера:

— Теперь мне понятно, почему эта часть населения Деллии иногда называет себя “роботами”. Но почему остальные обитатели здешних планет не имеют их качеств?

В ответ дисплей внезапно заговорил голосом, похожим на въедливый высокий тенор капитана Уэйлесса. Глория, вздрогнув, с досадой переключила машину в режим письменного диалога. По экрану снова побежали строчки: “Этот вопрос не относится к исторической теме. Но анализ данных, полученных при допросе служащего деллийской метеоритной станции, дает возможность сделать несколько, предположений. Наиболее, достоверное из них: к моменту появления деллийцев в системе Пятидесяти Солнц там жили аборигены, от которых и ведут начало современные деллийские гуманоиды. Вполне вероятно, что деллийцы сначала просили у них разрешения поселиться на этих планетах. По сведениям, которые сообщил деллийский офицер, обе расы прекрасно ужились между собой”.

Глория задумалась. На экране подмигивала строка “Конец информации”. Затем с помощью клавишей она задала новый вопрос машине:

— Вступают ли деллийцы и коренные жители планет Пятидесяти Солнц в браки между собой?

Компьютер разразился серией вопросительных знаков и словосочетаний “Не найдено”, “Ввод отсутствует”, “Неполная информация”. Наконец, Глория прочитала более или менее внятный ответ: “Вопрос изучается специалистами. Обратитесь в биологический сектор исследовательской службы корабля”.

Леди Лаура включила канал связи с биологами. Ученый, ответивший ей, был одним из тех, кто снимал антропометрические показатели служащего деллийской метеоритной станции при первом допросе. Он долго молчал, потом задумчиво сообщил:

— У нас нет данных, что такие браки совсем исключены. Однако различия в физиологии местных человекоподобных существ и людей, обитающих в Главной Галактике, должны существовать.

— А могут брачные союзы гуманоидов и деллийцев давать потомство?

Ученый снова десять раз взвесил свой ответ, прежде чем произнес его вслух:

— Многие коллеги могут со мной не согласиться, но я считаю вероятность появления детей отличной от нуля. Причем очень возможно, что это супермены.

— Как раз это, — торжествующе сказала леди Лаура, — я и хотела узнать.

Вид космоса в объектив телескопа больше не вселял в Глорию тревоги, как это было в последние недели. С помощью трансфокатора она приближала изображение то одного, то другого созвездия. Глория поймала себя на мысли, что хотела бы разглядеть следы деятельности странных существ — гибридов от браков между сверхъестественными силачами, когда-то покинувшими Землю, и гуманоидами — древними обитателями этой далекой планетной системы… Ей представилось, что именно с этими сверхчеловеками земляне могут договориться о дружбе.

Но утром от ночной эйфории не осталось и следа. За завтраком леди Лаура основательно испортила себе аппетит, вспомнив, что до истечения срока, который она продлила за счет проведения плебисцита, осталось уже только тринадцать дней. Глория представила себе Уэйлесса, занятого подготовкой тайного голосования, и поморщилась. Ей стало как-то буднично ясно, что ее надежды на успех — скорее всего, мираж. От нее требовались конкретные и решительные действия.

Глория быстро прошла в капитанскую рубку и вызвала сектор разведки.

— Капитан, — обратилась она к начальнику сектора, — когда же мы, в конце концов, обнаружим корабль Пятидесяти Солнц, который следует за нами по пятам?

Офицер растерялся.

— Мадам, — ответил он, — никто не может знать этого. Как только соприкоснутся суперрезонансные поля обоих звездолетов, тогда…

— Мне это известно, — оборвала его Глория. — Как только контакт будет установлен, прошу вас связаться с боевым отсеком.

Командир корабля отключила связь и вызвала боевой отсек. Командующий им Лот Ферри, обычно четкий и исполнительный офицер, даже поперхнулся, когда леди Лаура объяснила ему его задачу.

— Позвольте, ваша честь, ведь это демаскирует наше самое мощное оружие, — запротестовал он. — Не лучше ли…

— Не лучше! — отрезала Глория. Она едва сдерживала себя любое ее распоряжение теперь вызывало прения. — На этом этапе мы ничего не теряем. Мы уже фактически воюем против всего космического флота Пятидесяти Солнц. А я приказываю вам сосредоточить все силы против одного-единственного преследующего нас звездолета. Вы обязаны доставить нам его.

Офицер задумался.

— Опасность в том, — сказал он, — что те, кто будут в момент атаки находиться вне сигма-поля, смогут установить его формулу с помощью резонансных приборов на своих звездолетах. Ученым Деллии в таком случае хватит десяти дней, чтобы воспроизвести тот же эффект. А еще через две недели они захлопнут перед нашим носом выход из Большого Магелланова Облака…

— Не паникуйте. Выполняйте команду, — подбодрила она капитана. Но ей самой стало не по себе от нарисованной им картины.

Хотя леди Лаура все так же занималась текущими делами, часть ее сознания не хотела ни на секунду забывать о рискованном приказе, который она отдала. В конце концов, она не выдержала и позвонила астронавигаторам…

V

— Вижу планету, сэр! — доложил вице-адмирал Дрейн.

Он и Мэлтби вот уже третьи сутки находились вдвоем в командном отсеке корабля. Дрейн под предлогом того, что получил секретное указание от правительства, не пускал к себе никого из команды. Все приказы он отдавал в микрофон или с помощью бортовой компьютерной сети.

Мэлтби подошел к пульту и переключил управление кораблем на ручной режим. Наверное, после испытаний “Атмиона” этого никто не делал. Но теперешняя ситуация была совсем особой. Питер должен был войти в контакт с расположенной на поверхности планеты базой, которая взяла бы на себя управление посадкой “Атмиона”. Подобную программу в компьютер корабля, разумеется, никто и никогда не закладывал.

Мэлтби не уставал, хотя шел уже шестидесятый час его бессменной вахты. Наедине с Дрейном, который не выходил из транса, капитану не было нужды притворяться, что он испытывает потребность во сне. Он безошибочно манипулировал кнопками и переключателями, молниеносно решал в уме сложные математические уравнения, без которых нельзя было произвести вручную ни один маневр “Атмиона”.

Планета, на которую садился корабль, казалась безжизненной, как сама смерть. Хотя локатор корабля давно поймал сигналы радиомаяка с ее поверхности, Мэлтби все еще не верил, что эта груда камней и космической пыли может быть обитаемой. По космическому каталогу, который он просмотрел, у нее даже не было названия, вместо него стоял невыразительный порядковый номер. Здешние миксанты ничем не рисковали. Любой враждебный звездолет принял бы радиомаяк с этого небесного тела за обычный навигационный буй. Однако Мэлтби, расшифровав его трескотню по-своему, безошибочно направил “Атмион” в указанный ему сектор над поверхностью планеты. Внезапно погасли все навигационные экраны, замерли стрелки высотомера и соседних с ним приборов. Дрейн пошевелился, но под рассеянным взглядом Мэлтби тут же расслабился, руки его безвольно легли на подлокотники кресла, он откинулся на его спинку и блаженно закрыл глаза. Посадка, управляемая извне, началась.

Все еще на большой скорости “Атмион” вошел в туннель и тут же сманеврировал почти на девяносто градусов. Если бы не гравитационные амортизаторы, на корабле, наверное, поднялась бы тревога. Туннелю не видно было конца. Он представлял собой не вертикальную шахту, а настоящий лабиринт со множеством ложных ходов, крутых закруглений, тупиков, выбраться из которых можно было, только двигаясь задним ходом. Еще сутки назад предупрежденный очередной шифровкой Мэлтби через Дрейна приказал задраить иллюминаторы на “Атмионе” под предлогом секретности полета. Теперь, кроме него, некому было удивляться головоломному спуску корабля. А о перегрузках при ускорении и торможении в эту космическую эпоху знали только экипажи небольших патрульных ракетопланов.

Прошло уже двенадцать часов с начала посадки, а движение “Атмиона” все продолжалось. Но часа через три во мраке туннеля замелькали синие, красные и зеленые огни. И вдруг “Атмион” вырвался на простор. Над ним засиял купол искусственного неба. Внизу раскинулся один из секретных городов миксантов, построенный ими пятнадцать лет назад в недрах планеты, которую они назвали Дип.

Сработали магнитные дюзы, погасив остаточную скорость корабля, и он повис в воздухе. Местный космодром не мог принять крейсер таких размеров. “Атмион” медленно опускался прямо над центральной частью города, где, как было известно Мэлтби, располагалась штаб-квартира руководителя нелегалов Хенстона. Наконец, “Атмион”, на который снизу глазели сотни зевак, высыпавших из помещений, завис на высоте примерно трехсот метров над крышей здания с коричнево-желтым флагом, обозначавшим резиденцию соперника. Стрелки приборов вновь заняли рабочее положение, показывая этим, что станция прекращает дальнейшее управление звездолетом. Мэлтби включил автомат, обеспечивающий стабильное положение “Атмиона” в пространстве. Затем он коснулся клавиша ближней радиосвязи. Передавалась местная сводка новостей:

— …Наследственный Тлава государства миксантов, — приняв на себя управление крейсером “Атмион”, очевидно, имеет свои соображения по поводу того, с кем…

Мэлтби выключил приемник. Пропаганда его не интересовала. Но факт упоминания его имени в местной радиопередаче говорил о том, что здесь с ним продолжают считаться.

Дрейн по приказу Мэлтби вызвал в командный отсек четырнадцать старших офицеров “Атмиона”. Когда те явились, капитан мгновенно загипнотизировал их и отдал команду строго следить за остальным экипажем. Подчиненные удалились.

Телевизор для приема местных передач Мэлтби включил при выходе корабля из туннеля. Сначала на его экране стояла обычная настроечная сетка. Мэлтби терпеливо ждал. И вот раздались хаотичные сигналы, которые ухо обычного человека приняло бы, скорее всего, за помехи или следствие поломки транслятора. Мэлтби без труда расшифровал в них вопрос: “Можно ли вести переговоры, не опасаясь подслушивания?” Он еще раз проверил блокировку внутренних каналов телерадиосвязи на корабле и с помощью обычного телеграфного ключа в свою очередь послал в эфир несколько непонятных для посторонних сигналов. После этого Мэлтби повернулся к экрану, с которого на него уже смотрело знакомое лицо одного из помощников Хенстона, Джорджа Хэмилтона.

— Привет, Питер, — с улыбкой сказал он. — С благополучным прибытием.

— Хэлло, — ответил Мэлтби. Их манера общения была проста. Джордж был одним из тех, с кем он несколько раз встречался лично и всегда находил общий язык.

— Ты не удивляешься, Питер, что Хенстон не приветствует тебя первым? — осторожно спросил Хэмилтон.

— Нисколько, Джордж, — в тон своему собеседнику сказал Мэлтби. — Сейчас, когда миксанты не знают, что делать дальше, мой прилет на захваченном крейсере можно толковать по-разному. Ваш военачальник в этом не отличается от других. Можно мне поговорить с ним?

— Погоди немного, Питер, — Хэмилтон чуточку замялся. Ему не хотелось приступать к выполнению щекотливого поручения. Обстоятельства таковы, что Хенстон перед началом переговоров с тобой просил нас посетить “Атмион”…

— И убедиться, что Наследственный Глава государства миксантов не собирается оккупировать Дип с помощью вооруженных до зубов деллийцев? — иронически спросил Мэлтби.

Хэмилтон опустил глаза.

— Хорошо, Джордж, — примирительно сказал Мэлтби. — Я не стану отвечать подозрением на подозрение и разнюхивать, вооружены ли члены комиссии, которые прилетят арестовать меня на “Атмионе”. Но все-таки постарайтесь не присылать ко мне откровенных недоброжелателей. Ведь что бы они здесь ни увидели, все равно они расскажут своему шефу скорее плохое, чем хорошее.

— О’кей, Питер, — повеселел Хэмилтон и, похоже, облегченно вздохнул, отключая связь.

Вертолет доставил комиссию на корабль через полчаса. Гостей ввели в небольшой зал, в котором обычно собиралось для совещаний высшее командование “Атмиона”. Старшие офицеры корабля, с бластерами наизготовку, уже ждали там. Мэлтби обратился к прибывшим:

— Джордж Хэмилтон, Эндрью Белт, Стивен Икс, Лесли Вог, Кен Кенделл, прошу вас занять места за столом переговоров. Остальные джентльмены должны пройти в охраняемое помещение и оставаться там до моего указания караулу.

Видя испуг арестованных, он добавил:

— К сожалению, обстоятельства таковы, что я не могу объяснять все свои решения. Но я гарантирую задержанным мною господам безопасное возвращение в город после окончания нашей беседы с выбранными мною представителями.

— Что это значит, Пит? — недоверчиво спросил Лесли Вог, как только арестованных увели. — Ты что-то замыслил против нас? Или экипаж деллийцев, вопреки здравому смыслу, перешел на твою сторону?

Вместо ответа Мэлтбп показал ему па экран большого монитора и нажал кнопку “Командный отсек”. На экране возник вице-адмирал Дрейн, изучающий навигационную карту.

— Что-нибудь не так, адмирал? — снисходительно обратился к нему Мэлтби.

— Нет, ваша честь, — с почтительной готовностью отозвался тот. — Использую свободное время для упражнений в навигации, сэр. Какие будут указания, сэр?

— Продолжайте занятия, — бросил ему Мэлтби и выключил связь.

Пятеро миксантов были ошеломлены.

— Ты… решился на это? — пролепетал Эндрью Белт, глядя на Мэлтби так, будто сомневался в его здравом рассудке.

Мэлтби кивнул.

— Но это же означает… угрозу раскрытия нашей главной тайны, — почти закричал Стивен Икс. — Если об этом станет известно, ты восстановишь против себя весь наш народ!

Его поддержал озабоченный Хэмилтон.

— Действительно, это не шутка — разоблачить самих себя. Вспомни, пятнадцать тысячелетий назад деллийцы были изгнаны из Главной Галактики только потому, что чрезмерно отличались от своих соотечественников физической силой. А теперь? Что будет, если деллийцы до срока узнают о нашем психологическом оружии и примут меры, чтобы не дать нам пустить его в ход в самый решительный момент нашей революции?

— Послушай теперь меня, — гневно заговорил Кен Кенделл. Ведь правительство Пятидесяти Солнц, как ты знаешь, состоит не из одних отпетых дураков. Им достаточно сопоставить слухи, ходящие вокруг особых способностей миксантов, и таинственное отклонение “Атмиона” от назначенного ему курса. К чему это может подтолкнуть их? К сделке с землянами, в результате которой миксанты будут вынуждены эмигрировать с обжитых планет!

Наступила пауза. Все напряженно ждали от Мэлтби объяснений.

— Джентльмены, — печально сказал он, — в случае неудачи я возьму всю ответственность на себя. Но пока что мой титул Наследственного Главы государства позволяет мне действовать по моему усмотрению. Деллийцев, в случае чего, вы сумеете убедить в том, что умение внушать те или иные поступки является моей личной уникальной способностью. Больше нет смысла обсуждать эту тему. Что сделано, то сделано, господа.

Действительно, после драки кулаками не машут. Участники сепаратной встречи вынуждены были перейти к другим темам. Захват боевого корабля, как они решили, означал конец политики какого бы то ни было соглашательства с деллийцами. Но именно такого поступка от Питера Мэлтби ни Хэмилтон, ни Белт, ни другие единомышленники не ожидали. До сих пор они сходились на умеренной линии поведения и составляли оппозицию Хенстону. Почему Мэлтби захватил звездолет? Чтобы поддержать войну против правительства Пятидесяти Солнц? Или для того, чтобы сместить руководителя повстанцев, дабы не ввязать народ миксантов в безнадежную авантюру? Никто не хотел первым задать эти прямые вопросы п оттого на Мэлтби посыпался град других:

— Не собирается ли правительство Деллии вступить в переговоры с командованием “Созвездия” без нас?

— Не послан ли за “Атмионом” другой корабль?

— Как реагировали младшие офицеры на второй ультиматум?

— Не кроется ли за приказом “Атмиону” преследовать землян какая-то неизвестная, но коварная цель?

Мэлтби хотел было ответить на каждый вопрос, но тут до него дошла их надуманность. Он понял, что тревожит его собеседников на самом деле, и сказал:

— Джентльмены, мне кажется, что вы очень озабочены мыслью о возможном предательстве правительством Деллии интересов миксантов. Но дело сейчас не в том, что миксанты могут отказаться от его подачек или принять их. Главная опасность для всех — это агрессия землян. Перед ней должны поблекнуть все иные интересы, отступить разногласия. Только единство всех народов Пятидесяти Солнц может избавить нас от худшей из перспектив — уничтожения всей цивилизации с помощью торпед, начиненных антивеществом.

Мэлтби несколько секунд наблюдал, как прояснялись лица его соратников. Они снова были заодно с ним. Хенстон оставался соперником и авантюристом, а сидевшие под стражей его агенты заслужили свою участь.

— Как поступим с Хенстоном? — форсировал беседу Кенделл.

— Подвергнуть его пожизненному тюремному заключению, почти в один голос сказали Вог и Хэмилтон.

— Я полагаю, что его надо казнить для примера экстремистам, — возразил Икс. Белт кивнул ему в знак поддержки.

— Вы меня не совсем поняли, джентльмены, — с затаенной печалью в голосе сказал Мэлтби, — Если уж сплачивать все силы в борьбе с землянами, то нужно добиться согласия в нашем стане. Иначе нам победы не кидать. Я хочу побеседовать об этом с Хенстоном и отговорить его от решения, о котором он сообщил мне в шифровке, перехваченной Дрейном.

Кенделл, знавший отца Мэлтби, вышел, чтобы переговорить с Хенстоном, из рубки связи. Вернулся он побледневшим.

— Хенстон отказывается прибыть на корабль, — сказал Кен Кенделл с тревогой и озабоченностью. — Он говорит: если ты хочешь встретиться с ним, то должен спуститься один, без охраны. Питер, это крайне опасно!

— Передай ему, — сказал Мэлтби ровным голосом, — что я прибуду через пятнадцать минут. Скажи, что я это сделаю в знак полного забвения наших прежних разногласий. Но, если хочешь, намекни и о той мощи, которая сейчас стоит за моей спиной и будет наготове во время наших переговоров.

Он имел в виду оружие “Атмиона”, способное за секунду превратить в раскаленный шлак не только штаб-квартиру самого Хенстона, но и весь секретный город миксантов.

И все же, когда отправленная с крейсера патрульная ракета с Мэлтби на борту садилась на космодроме Дипа, он чувствовал тревогу и сильное одиночество. Караул доставил его к Хенстону.

Руководитель повстанцев подал ему руку, заявив не без ехидства:

— Эти мокрые курицы, которых вы оставили в качестве заложников на звездолете, все равно ничего не решают. Не беспокойтесь, никакого оскорбления вашей чести со стороны подчиненного вам Хенстона не предусматривается. Я ждал вашего прилета исключительно из-за того, чтобы весь этот штат консультантов хоть немного посидел под замком, не давая своих дурацких советов.

Мэлтби вежливо промолчал.

Хенстон стал развивать перед ним теорию превосходства миксантов над другими народами Пятидесяти Солнц. Рано или поздно, сказал он, все равно придется брать власть хотя бы ради выживания.

Слушая его, Мэлтби думал о том, что военный лидер миксантов был и остается порядочным провинциалом. Он слишком долго жил в окружении таких же, как он, самолюбивых невежд, не получая объективной информации, которая позволила бы ему думать и действовать иначе. Тут он услышал вопрос Хенстона:

— Вы согласны с тем, что земляне никогда не обнаружат нашу цивилизацию, если в этот раз что-то плохое произойдет с их кораблем?

— Нет, — сказал Мэлтби вполне искренне. — Мое мнение таково, что рано или поздно с Земли все равно прилетят сюда.

— И вы держитесь за бесплодную идею отсрочки этого момента? — язвительно спросил Хенстон.

— Я просто осторожен при мысли о контакте с землянами, сухо пояснил Мэлтби. — Это не означает, что мы с вами придерживаемся различных взглядов. Как знать…

Он сощурился, взглянув на своего экспансивного собеседника.

— Не кажется ли вам, что мы идем разными путями, но к одной цели?

Хенстон не был бы лидером, если бы не понимал подобных вещей с полуслова. Он резко спросил:

— Что вы думаете о будущей роли миксантов на планетах Пятидесяти Солнц?

— Если использовать легальные методы в борьбе за свои права, — твердо ответил Мэлтби, — то мы сможем завоевать равенство с другими расами Деллии. Но если захотим применить силу против законного правительства, то нас разобьют, несмотря на наши сверхъестественные способности.

— И как долго, по-вашему, может продолжаться это завоевание наших прав? — спросил глава заговорщиков, холодно и почти с презрением глядя на него.

— Возможно, оно завершится победой миксантов на глазах нашего поколения, — спокойно ответил Мэлтби. — Но может случиться и так, что для этого потребуются несколько тысячелетий.

Очевидно, Хенстон уже принял решение. Чуть помедлив, он подал Мэлтби руку:

— Сэр, меня убедили некоторые ваши доводы. Мне, возможно, не следовало форсировать события. Извините за беспокойство, которое я вам доставил, прислав комиссию на звездолет. Отныне я — за компромисс с правительством Деллии, поскольку уверен, что он положит начало превосходству миксантов политическим путем. Передайте это вашим начальникам в Космических Вооруженных Силах.

Мэлтби машинально пожал протянутую Хенстоном ладонь, но его не покидала смутная тревога. Зная своего соперника, он ощущал подвох. Мэлтби считал себя не таким идиотом, чтобы собственноручно закрывать за собой мышеловку.

— Вот и прекрасно, — ответил он, когда Хенстон окончил свою тираду. — Единственное, что я теперь прошу сделать вас в знак нашего союза, — это согласиться на превентивный шестимесячный домашний арест. Обещаю, что с вами будут обращаться по-королевски. Охранять вас будут представители вашей оппозиции, а командование войсками на это время придется взять мне.

Мэлтби взглянул на опешившего соперника. Похоже, в Хенстоне боролись два желания: продолжать игру или немедленно позвать сюда парочку головорезов для расправы с наглым ренегатом. Питер усмехнулся.

— Впрочем, немедленного решения от вас и не требуется. Подумайте над тем, что я вам предложил, а я пока вернусь на “Атмион”.

Хенстон посмотрел в окно, горизонт за которым заслоняла розоватая пелена, обозначающая границу силового поля, установленного крейсером в целях самозащиты. Он не сказал Мэлтби ни слова.

Через сутки Хенстон прислал ответ. Он принял условие Мэлтбн не искать связи с “Созвездием”. Питер немедленно отпустил заложников. Его сторонники вернулись в город еще накануне.

Не менее двух часов понадобились “Атмиону”, чтобы попасть в туннель выхода из секретного города. Еще двенадцать часов ушли на то, чтобы покинуть лабиринты Дипа и выйти в открытый космос. Все это время вооруженные Кен Кенделл и Джордж Хэмилтон не отходили от двери спальни Хенстона, сидевшего под домашним арестом. Они боялись, что в противном случае станция, контролирующая взлет, может дать такой сигнал, по которому “Атмион”, врезавшись в одну из стен извилистого туннеля, превратится в груду искореженного металлопластика.

Планеты Пятидесяти Солнц были спасены от предательства со стороны левого крыла миксантов. Думая об этом, Мэлтби ощущал гордость. Однако душа его была неспокойна — как-никак, он прибег к запрещенному приему при захвате крейсера. Его успокаивало лишь то, что угроза разоблачения со стороны деллийцев миновала: “Атмион” лег на заданный ему курс, вновь преследуя “Созвездие”. Что касается временной потери связи с командованием, Мэлтби поручил Дрейну объяснить этот феномен встречей с метеоритным потоком.

Питер мысленно сводил эти концы с концами, когда заревела сирена чрезвычайной тревоги.

* * *

— …Леди Лаура, мы установили суперрезонансный контакт с кораблем Пятидесяти Солнц!

— Захватите его, не медля!

VI

Каким образом “Атмион” был захвачен, Мэлтби попять не сумел. Свет, обладающий физической мощью, и тому подобные чудеса были выше его разумения. Но выглядело это именно так: щупальца лучей, протянувшиеся с огромного расстояния, скручивались в виде спиралей и, в конце концов, опутали крейсер. Немедленно на корабле упала сила гравитации. Остановились двигатели и перестали работать приборы. Дрейн и четырнадцать старших офицеров, все еще находившихся в состоянии гипноза, внезапно пришли в себя и с изумлением смотрели на то, как Мэлтби орудует у пульта, тщетно пытаясь дать кораблю задний ход.

Затем все кончилось. Возникло ощущение, что всех засасывает громадная воронка. Люди на “Атмионе” чувствовали, как каждая клеточка их организма буквально разрывается па тысячу частей. Весь экипаж потерял сознание…

Мэлтби первым пришел в себя, возбужденный, словно ему ввели наркотик. В рубке были чужие. Кроме него самого, Дрейна и офицеров, еще не очнувшихся от беспамятства, здесь находились еще с десяток человек в незнакомой униформе. Ими распоряжался командир с четырьмя шевронами на рукаве кителя. Он докладывал кому-то в микрофон:

— Олл райт, переход закончен. Приступаем к завершению операции по захвату военнопленных.

Мэлтби еще раз подивился тому, насколько близки языки деллийцев и землян.

…Их вели по бесконечному коридору. По дороге к конвою, как с удивлением отметил Питер, присоединились несколько вооруженных женщин. С первых же минут после ареста деллийцев Мэлтби завладел сознанием сначала руководителя Караула, а затем и его подчиненных. Строго говоря, пленниками в данный момент были земляне, действовавшие по воле миксанта.

Однообразный коридор корабля перешел в площадку, напоминающую холл. Вражеский офицер скомандовал конвою:

— Отделение, на месте! Астронавигаторов и метеорологов провести в сектор “А”. Остальных вести вперед под командованием моего заместителя!

Сгрудившись, метеорологи и астронавигаторы с “Атмиона” проследовали в боковой коридор. Это был отдельный отсек с полным сепаратным жизнеобеспечением. Такие помещения делались на всех военных звездолетах на случай захвата их противником, для обороны и ожидания подкрепления.

— Располагайтесь. Здесь вы в полной безопасности, — сообщил, наклонясь к Мэлтби, командир неприятельского конвоя. А я догоню остальных, чтобы рапортовать начальству о захвате пленных. На обратном пути привезем вам нашу униформу и скафандры на случай побега.

Столь большая предупредительность землянина была вызвана тем, что Мэлтби внушил ему глубокую симпатию к народу Пятидесяти Солнц. В его верности деллийцам, покуда действовал гипноз, не было оснований сомневаться.

Мэлтби волновала проблема контроля над своей командой. Еще немного, и деллийцы обязательно заподозрят неладное в неожиданном и необъяснимом переходе караульных па их сторону. Самым догадливым соотечественникам пришлось внушить полное равнодушие к этому обстоятельству. Подобная игра и в неприятельские и в свои ворота доставляла Мэлтби некоторые неудобства в этическом смысле.

Переодевшись в принесенную им униформу, деллийцы стали похожи на землян. Загипнотизированный Питером офицер предупредил:

— Когда будете ходить по “Созвездию”, старайтесь реже раскрывать рот. Вы иной раз употребляете непривычные слова, да и акцент у вас какой-то не наш.

Мэлтби попытался выудить у него сведения о корабле. Его интересовало прежде всего местонахождение и план командирского отсека. Но, как он и предполагал, в сознании землянина было прочно блокировано все, что относилось к военным секретам. Подобную же психологическую закалку на случай применения физического или психотронного воздействия в плену, проходили и рядовые, и младшие офицеры в вооруженных силах Деллии. Для старшего офицерского состава, не говоря уже о генералитете, считалось достаточно их присяги на верность правительству. Однако дело было не столько в доверии к ним, сколько в том, что свободное мышление было необходимо им для принятия самостоятельных тактических решений во время боевых действий.

Решив войти в контакт с высшими офицерами, Мэлтби сначала переоделся в неприятельскую униформу. Не имея представления о военной иерархии на “Созвездии”, он не рискнул надеть китель с капитанскими шевронами и превратился в скромного младшего лейтенанта. Он не хотел лишней работы для себя.

Однако потрудиться все we пришлось. Питер не представлял себе, каким образом ему удастся организовать побег, и будет ли он в решающий момент непосредственно командовать своими пленными соотечественниками. Поэтому пришлось гипнотизировать всех без исключения офицеров и сержантов, присланных на смену караулу, охранявшему экипаж “Атмиона”. Каждому из них Мэлтби внушал лояльность по отношению к пленникам. Но этого было мало, чтобы настроить землян на содействие побегу. Пришлось делать телепатический намек снова всем по очереди о том, что на “Созвездии” получена радиограмма правительства Деллии. Как только ее доведут до сведения персонала корабля, станет ясно, что земляне одержали победу и “Атмион” необходимо освободить.

Три часа блужданий Мэлтби по кораблю привели его к встрече с каким-то из представителей высшего командного состава “Созвездия”. Прогноз Питера оправдался: тот быстро и толково объяснил ему, как попасть в командирский отсек и даже набросал на листке офицерского блокнота примерное расположение аппартаментов ее высокопревосходительства леди Лауры Глории Сесили.

Мэлтби не знал, что может дать ему эта встреча, но жадно хотел ее. Его подавляла мощь, с которой “Созвездие” расправилось с “Атмионом”. Это поколебало в нем многие прежние его намерения.

…Лейтенант Неслор вошла в капитанскую каюту и опустилась в кресло. Она вздохнула.

— Можешь мне не верить, Глория, но я чувствую, что на корабле не все в порядке. Напрасно мы связались с их посудиной. Неужели первый контакт с деллийцем ничему нас не научил?

Леди Лаура вспомнила вспышку аннигиляции в блоке, куда поместили военнопленного метеоролога. Ее замутило от неприятного воспоминания, но она овладела собой!

— Помилуй, Мэри, но ведь в этом и был мой главный замысел. Среди офицеров найдутся те, кто имеет представление о дислокации обитаемых планет Пятидесяти Солнц!

Она наклонилась к подруге:

— Особенно я надеюсь на то, что среди пленных окажутся дети от смешанных браков между деллийцами — потомками землян и аборигенами. Простые психологические соображения говорят о том, что они первыми могут пойти на сотрудничество с нами. Вспомни историю древности. Метисы, мулаты всегда были менее полноценными членами общества и чувствовали на себе его гнет. Я думаю, что и здешние гибриды не являются исключением. Ведь общество, в котором они живут, находится все еще на низкой ступени развития. Те, кто не доволен своей жизнью, станут нашими главными союзниками.

Неслор взглянула па нее с одобрением.

— Глория, ты делаешь успехи в психологии. Ей-богу, скоро мне просто нечему будет учить тебя.

Глаза ее оставались серьезными. В это время раздалось тревожное гудение на пульте связи. Леди Лаура повернулась к монитору. На экране появился дежурный офицер. Он быстро и растерянно заговорил, увидев Глорию:

— Ваша честь. Только что получены сведения о том, что пятеро астронавигаторов и один метеоролог, которые по штату должны быть среди команды “Атмиона”, не находятся среди военнопленных. Они исчезли спустя несколько минут после того, как наш десант появился в их крейсере.

Леди Лауре не нужно было разъяснять важный смысл этого сообщения. Она тут же включила центральную линию переговоров и объявила на весь корабль:

— Говорит командир. Общая тревога. На корабле пришельцы. Объявляю чрезвычайное положение и ставлю задачу: отыскать шестерых сбежавших военнопленных. Обращаю ваше внимание на особую опасность: среди них могут находиться существа, каким-то образом воздействующие на разум людей, входящих с ними в контакт.

Еще и еще раз эти слова за нее повторил телеробот, на дискету которого было записано это тревожное распоряжение.

Через три минуты вся команда звездолета была на ногах. Но беглецы не находились. Другие пленники с “Атмиона” знали об их местонахождении не больше, чем обманутый караул землян.

Лейтенант Неслор, намеревавшаяся уже покинуть каюту, была остановлена жестом леди Лауры.

— Не думаешь ли ты, Мэри, что исчезновение астронавигаторов говорит об их подготовке к бегству в открытый космос? услышала она вопрос Глории.

Психолог не стала возражать.

— Я думаю, что эти специалисты незаменимы при управлении звездолетом в условиях субпространственных переходов, — высказала она свое мнение. — Возможно, что на их крейсере есть роботы, которые заменят остальную команду в полете.

Уходя, лейтенант Неслор добавила:

— Меня беспокоит другое. Возвращаясь снова к самоубийству метеоролога, нельзя не представить себе, что он имел строгую инструкцию, как поступить в случае, если попадет в плен. Боюсь, что его коллеги, когда их поймают, с перепугу поступят таким же образом. Подобным скандалом “Созвездие” войдет в историю.

Глорию передернуло и от жалости к деллийцам, и от перспективы позора при возвращении на Землю. Она заверила подругу:

— Я дам распоряжение соблюдать особую осторожность во время захвата сбежавших пленников.

— Кроме того, — напомнила ей Неслор, — не забывай, что целью этих храбрых офицеров может быть даже захват “Созвездия”. Как бы глупо ни выглядел подобный план, они могут рассматривать тебя в качестве главного заложника.

Леди Лаура покачала головой в сомнении.

— Невозможно и представить, как посторонние могут найти без провожатых дорогу к командирскому сектору корабля. Я лично перестала путаться в этом не раньше, чем через полгода полета.

— Ну, а если им помогут? — спросила ее психолог.

Глория отмахнулась от ее пессимистических фантазий.

— Хорошо, я выставлю дополнительную охрану, — Она улыбнулась. — Но помни, Мэри, что моя главная надежда, как всегда, на тебя!

…Прошло еще несколько часов. Несмотря на то, что с помощью людей и дистанционных приборов были осмотрены все места, куда за это время без транспортных средств могли добраться сбежавшие пленники, их так и не нашли. Мэлтби превзошел себя, подавая телепатические команды не только всем встречным землянам, но и операторам, наблюдавшим за беглецами в невидимые телекамеры. Впрочем, с последними ему не приходилось особенно церемониться, поскольку униформа, надетая на беглецах, делала их слишком похожими на своих преследователей. Неприятельский персонал смотрел на кучку астронавигаторов, как на пустое место.

Питер оставил свою команду в укромном месте перед самым входом в апартаменты леди Лауры. Стража, охранявшая входы и выходы, безмятежно смотрела на невесть откуда появившихся офицеров, разговаривающих между собой на немного отличающемся от земного языке.

…Глория проснулась в своей спальной каюте с давно забытым чувством мучительных упражнений на тренажере. Нет, это напоминало не вращение в центрифуге и не пытку сурдокамерой. Такую боль в висках и состояние подавленности, мнительного страха она ощущала последний раз четырнадцать лет назад на семинарах по телепатии и гипнозу. В памяти ее ожили полузабытые навыки самообороны. В комнате находился кто-то посторонний, обладающий огромной силой внушения. Против этого руководитель занятий, непревзойденный мастер медитации, профессор космической психологии Нэд Дернье, помнится, рекомендовал главное средство. Как бы ни была парализована воля и нервы — не давать никакому могущественному существу подавить свой интеллект. Леди Лаура, как заклинание, повторила на память решение нескольких уравнений в метапространственных координатах Маунтинза. Она вспомнила несколько постулатов философской системы Пиотровски — Оссмана.

Она мысленно произнесла несколько фраз из поэтических сборников, донесших до ее современников подлинную речь древних разноязычных народов Главной Галактики…

Боль и тревога отступили. Следующим приемом было расслабиться и присмотреться к источнику телепатического воздействия. Глория увидела в полумраке каюты силуэт еще молодого офицера в привычной ей форме астронавтов “Созвездия”. Она поняла, что опасения Неслор сбылись. Перед ней был один из беглецов, умевший ладить с охраной противника. Она незаметно нажала кнопку тревоги в изголовье своего ложа. Невидимое и проницаемое лишь для световых и звуковых волн защитное поле отделило ее от кресла, в котором сидел незнакомец.

— Ваша честь, что происходит у вас? — озабоченно спросил дежурный по кораблю, тут же появившись на экране главного монитора.

— Ничего страшного. Случайно задела кнопку, — солгала леди Лаура, чувствуя, как мощные силовые лучи надежно изолировали ее от злой и направленной воли пришельца.

Незнакомец заговорил с ней неожиданно мягким и отчасти печальным тоном.

— Не пугайтесь. — Мэлтби был готов к тому, что командир такого корабля, как “Созвездие”, не даст победить себя голыми руками ни деллийцу в одиночку, ни всей команде его крейсера — Я пришел с тем, чтобы задать вам всего несколько вопросов.

Леди Лаура посмотрела на него с любопытством. Как только наваждение прошло, она включила все источники света, которые только были в ее каюте, и теперь ей бросилось в глаза, что этот деллиец был форменным красавцем по сравнению с большинством земных людей. Она вспомнила историю с трансмиттером, изобретенным пятнадцать тысяч лет назад.

— Вы один из астронавигаторов, — полувопросительно-полуутвердительно произнесла Глория. — Ваш визит, если говорить откровенно, — она ироническим взглядом обвела обстановку своей спальни, — более чем поспешен. Очень скоро я пригласила бы вас и ваших коллег сама.

— Я знаю об этом, — все так же с оттенком печали ответил Питер Мэлтби. — Вот поэтому я и пришел один.

— Вы имеете полномочия от командования “Атмиона”? — удивилась леди Лаура.

— У меня есть более высокие полномочия — от моего народа, — с достоинством произнес Питер. Он сам удивился, как это решение капитулировать созрело в его голове, закружившейся от той мощи землян, что открылась ему сегодня.

* * *

— …Он сообщил тебе координаты планет Пятидесяти Солнц? — спросила Неслор, когда они обсуждали это интересное событие спустя два часа после того, как Мэлтби покинул командный сектор “Созвездия”.

— Я не задавала ему этого вопроса, — призналась Глория с прямотой, свойственной только общению между хорошими подругами.

— То есть как?!

Видя изумление Мэри, леди Лаура грустно улыбнулась:

— Ты совсем недавно назвала меня хорошим психологом, дорогая. Так вот, между добрыми намерениями человека, готового сдаться в плен, и предательством существует огромная дистанция. Честь представителя землян не позволяет так использовать смятение существа, пораженного в самое сердце необыкновенными достижениями нашей цивилизации.

— Но ты говорила, что он гибрид двух рас, или миксант, как они там себя называют. Почему же твой Мэлтби не испытывает естественной вражды к своим обидчикам, которые унижают его?

— Я, кажется, упоминала о том, что с десяти лет он — приемыш деллийцев. Но знаешь, что больше всего его поразило?

— Не имею понятия, милая.

— Отсутствие у меня преклонения перед его психической силой. Наверное, он понял, что одурманить с десяток офицеров и сержантов — еще не значит победить землян морально. Что за удовольствие — демонстрировать свое превосходство кучке загипнотизированных тобою людей, твердо зная, что никто из них, очнувшись, не будет питать к твоей личности ни малейшего уважения?

— Зачем ты отпустила его без охраны?

— Ты видишь, что она ему не помеха. Потом, я хочу освободить “Атмион”. Между прочим, этот капитан-миксант уговаривал меня повернуть “Созвездие” в обратный путь — в Главную Галактику.

Неслор в изумлении широко открыла глаза.

— Глория, ты отказалась от своей великой идеи — найти и привести этот народ в лоно земной цивилизации?

Ей пришло в голову невероятное: что, если странный гость все-таки повлиял на психику леди Лауры? Это был бы гениальный, коварный ход существа, обладающего могучей телепатической силой. Внушить командиру “Созвездия” как раз то, чего хочет, тайно или явно, большинство ее подчиненных! Кто догадается, что решение леди Лауры в этом случае — результат магического воздействия деллийцев, а не простая уступка давлению со стороны собственных советников?

Глория перехватила ее испуганно-подозрительный взгляд и от души рассмеялась:

— Дорогая, ты думаешь, так легко обратить в иную веру человека, окончившего два факультета Космической Академии?

Внезапно лицо ее приобрело сосредоточенное, собранное выражение. Неслор увидела перед собой волевого, умного командира современного земного звездолета. Беседу с нею леди Лаура закончила словами:

— У меня теперь есть более надежный план, как заставить противника сдаться. На этот раз я поняла кое-что новое в психологии наших деллийцев. Я уверена, что отныне знаю, в чем их ахиллесова пята. Не пройдет и двух абсолютных суток, дорогая, как они сами попросятся к нам в плен…

* * *

…Крейсер “Атмион”, благополучно выбравшись со своим невредимым экипажем из чрева огромного космического линкора, благополучно следовал курсом на Кассиор. Адмирал Дрейн собрал старших офицеров на короткое оперативное совещание по поводу происшедшего с ними приключения. Мэлтби предварительно стер из памяти своих коллег все, что касалось применения им своих необычных способностей. Теперь он скромно сидел в конце стола, за которым шла вялая беседа помощников командира. Все были сконфужены своим пленением, и более того — внезапным освобождением из плена. С часу на час “Атмион” должен был выйти из гигантского сверхрезонансного поля, генерируемого “Созвездием”, и восстановить субпространственную двустороннюю связь с военными базами Деллийской Федерации.

На совете капитанов было решено коротко сообщить правительству лишь о самом факте временного захвата “Атмиона” неприятельским линкором, а подробности и комментарии к этому событию оставить до приземления в космопорту главного командования Пятидесяти Солнц.

Совет окончился. Мэлтби и остальные офицеры с волнением и радостью услышали, как, наконец, ожил эфир. На военных базах Деллии радисты уже несколько суток ловили сигналы с пропавшего “Атмиона”.

Питер слушал беседу корабельного и деллийского радистов, а затем ответ представителя Главного командования. И вот уже вице-адмирал Чарлз Дрейн откашлялся, чтобы произнести первые слова своего заготовленного рапорта. Но что это?..

Пауза в эфире приобрела внезапную, зловещую глубину. Казалось, что, не говоря еще ни слова, где-то в пространстве включили мощный усилитель. В этом молчании, как позже выяснилось, прервавшем все передачи, которые велись в субпространстве с планет Большого Магелланова Облака, раздался отчетливый, будто из соседней комнаты, бесстрастный и спокойный голос офицера из штаба земного звездолета:

— Внимание правительству и народам планет Пятидесяти Солнц! Космолет “Созвездие” передает свое официальное сообщение. Захваченный нами в плен крейсер Вооруженных Сил Деллийской Федерации “Атмион” возвращается нами его законным владельцам в знак доброй воли землян по отношению к их далеким собратьям во Вселенной.

Голос умолк. Тишина в эфире стала обычной. Где-то отразилось эхо разговора между диспетчером космодрома и пилотами патрульной ракеты метеорологического контроля. Мэлтби обхватил голову руками и уронил ее на стол. Он ощутил себя самым несчастным существом во всей деллийской цивилизации. И единственным, кто понял ход мыслей леди Лауры.

* * *

…Секретная планета миксантов Дип ощетинилась шахтами боевых транспланетарных, ракет. Лидер нового революциодного правительства полковник Хенстон объявил о начале военных действий своего народа против правительства обеих рас, являющихся угнетателями миксантов. Он признал себя союзником Главной Галактики, сообщил о казни оппозиционеров и объявлении вне закона бывшего Наследственного Главы государства миксантов, некоего предателя и ренегата Питера Мэлтби.

* * *

…Мэлтби слушал приказ Главного командования Космических Вооруженных Сил Деллийской Федерации.

— Направив боевую мощь нескольких ракет для полной аннигиляции так называемой планеты Дип, номер 06621532/6415 по астрокаталогу, правительство Пятидесяти Солнц не верит и в добрые намерения земного агрессора. Точка зрения деллийского народа заключается в том, что “Созвездие” признало свою слабость перед лицом боевой мощи нашего космического флота. Исходя из нежелания командования “Созвездия” немедленно признать свое поражение, а также из опасности дальнейших, хотя и бесполезных, но оскорбительных для нашего народа вторжений из Главной Галактики, приказываю…

* * *

Тысячи космолетов, направив излучатели и ракетные аппараты в точку, где, согласно навигационным данным, находился линкор “Созвездие”, устремились в атаку против него.

* * *

…Капитан Уэйлесс диктовал проект меморандума Совета капитанов по поводу успешного окончания объявленного решением командира “Созвездия” плебисцита:

— …а также принимая во внимание, что в пользу шестимесячной отсрочки проголосовало незначительное меньшинство экипажа, считаем состоявшейся отставку леди Лауры Глорид Сесили с занимаемой ею должности в течение трех абсолютных суток со дня подписания и утверждения настоящего документа…

* * *

…Космолет “Атмион” развернулся в полную мощь своих фотонных двигателей и через два часа полета занял место в боевом строю остальных кораблей флота Пятидесяти Солнц.

Помощник астронавигатора капитан Мэлтби, которому был объявлен арест с отсрочкой до окончания разгрома вражеского корабля, печально раздумывал о карманном бластере, подаренном ему когда-то агентом нелегальных миксантов и хранящемся на дне потайного ящика бюро в его каюте. Как и все астронавигаторы, владеющие секретом расположения обитаемых планет в системе Пятидесяти Солнц, он был обязан покончить жизнь самоубийством в случае захвата своего звездолета. Табельное оружие у Питера отобрали после того, как правительство получило радиоперехват заявления Хенстона. Снаружи каюты ходил охрапник, которому было поручено неотступно сопровождать Мэлтби на “Атмионе”. Мэлтби знал, что он имеет инструкцию разделаться с ним при первой угрозе пленения. Ему не хотелось гибнуть от чужой руки.

* * *

…Планета Дип с высоты полета каботажной ракеты выглядела адской топкой. В одной из взлетных шахт в ее глубоких недрах догорал скрученный, как бумажный жгут, личный космолет военачальника Хенстона, не успевший включить двигатели до разрыва первой ракеты с зарядом аннигилирующего вещества.

* * *

…Леди Лаура проиграла плебисцит с разгромным результатом. Весь день ее не желали тревожить даже оппозиционеры. Вечером на экране появилось вежливое лицо командира отделения контрразведки. Он спросил соболезнующим тоном:

— Ваша честь, отменяете ли вы свой приказ передавать противнику сведения о курсе нашего звездолета?

— Ни в коем случае, — отчеканила Глория. — Первый, кто нарушит этот приказ, отправится под арест.

На следующее утро она услышала сигнал боевой сирены. Леди Лаура в мгновение ока оказалась в своей капитанской рубке.

— Впереди множество вражеских звездолетов, — сообщил ей дежурный офицер.

— Готовность номер один! Замедлить ход для атаки, — скомандовала Глория. Она еще имела право отдавать последние распоряжения своему экипажу.

Как только скорость корабля упала, леди Лаура обратилась по селекторной связи к своим тридцати помощникам.

— Леди и джентльмены, — сказала она с нескрываемым торжеством. — Я вынуждена объявить бой непокорному правительству. Как я и говорила вам, рано пли поздно оно будет демонстрировать свои намерения совершить агрессию против нашей цивилизации.

— Глория, — отозвалась одна из женщин капитанов. — Пожалуйста, больше не спрашивай нашего мнения, пока сражение не окончится. Любой сейчас признается, что мы были порядочными ослами.

— Что мы должны сделать с ними; уничтожить пли захватить в плен? — спросил Уэйлесс с кислой миной на лице.

— Разумеется, взять в плен. Причем всех до единого, — как само собой разумеющееся, ответила леди Лаура.

Как только авангард боевых кораблей Пятидесяти Солнц оказался на расстоянии четырехсот миллионов миль от “Созвездия”, его главный излучатель дал серию залпов. Они свернули пространство, в котором находились вражеские звездолеты, в подобие улитки. Как ни увеличивали скорость полета их командиры, корабли как будто бы не двигались с места. Вышли из строя все приборы, оборвалась радиосвязь, не смогли включиться двигатели ракет, начиненных смертоносной взрывчатой массой.

Примерно через четыре часа после начала этой операции “Созвездие” направило в сторону парализованного космического флота Пятидесяти Солнц свои захватывающие лучи. Они поочередно обхватывали жертвы и отправляли их, словно в пасть гигантского Молоха, в приемные ангары земного линкора. Только теперь можно было получить представление о его действительных, потрясающих воображение размерах…

* * *

…Мэлтби был единственным из астронавигаторов, кто однажды пережил эту ситуацию в здравом уме. Он подумал, что ему нетрудно спастись, повторив захват “Атмиона” с помощью своих уникальных способностей. Внезапно вспомнилась прощальная, тогда загадочная для него фраза леди Лауры:

— Я поняла слабое место вашей цивилизации, оно — в болезненном самолюбии ваших соотечественников, капитан.

Теперь он понимал, что невольно все-таки не избежал предательства. Мэлтби достал миниатюрный “дамский” бластер, поднес дуло к виску и нажал рычажок активатора…

VII

Как только первый из захваченных “Созвездием” кораблей обследовала комиссия техников, экзальтированная молодая женщина в капитанской рубке самого большого космолета, который когда-либо появлялся в туманности Большого Магелланова Облака, пришла в негодование, узнав о массовых самоубийствах среди деллийских астронавигаторов и метеорологов.

— Немедленно оживить всех, — приказала она. — Смерть разумных существ бессмысленна.

— Но некоторые из них сильно изуродовали себя. Многие из офицеров носили при себе бластеры большого калибра, — с сожалением добавил командир санитарного отделения.

Леди Лаура нахмурилась. Это означало лишние часы работы для медиков корабля.

— Глупцы, — выругала она самоубийц, — Еще немного, и они на самом деле переселились бы на тот свет.

Глория подумала еще немного. Затем она приказала тоном, не терпящим никаких возражений:

— Как следует поработайте с телами. Если реанимация будет затруднена, примените витализер для восстановления поврежденных и уничтоженных тканей и органов. Заодно проследите за ремонтом кораблей деллийцев.

До глубокой ночи она не ложилась спать, дожидаясь вестей от реаниматологов. Наконец, ранним утром к ней в рубку привели нескольких астронавигаторов, возвращенных к жизни. Она поискала глазами Питера Мэлтби…

Леди Лаура допросила пленных, впервые в истории Пятидесяти Солнц переживших столь привычный для землян акт воскресения из мертвых. И прежде чем она пошла отдыхать в свою каюту, тайна расположения обитаемых планет Пятидесяти Солнц была ею раскрыта.

Теодор Когсвелл Предельная черта

Девушка выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью. Высокий блондин в мешковатом костюме хотел было последовать за ней, но передумал.

— Умница, — послышалось из открытого окна.

— Кто там? — юноша повернулся, вглядываясь в темноту.

— Это я. Ферди.

— Почему ты шпионишь за мной? Я же сказал Карлу, что приду.

— Я не шпионю, Ян. Меня послал Карл. Можно мне войти?

Ян безразлично пожал плечами, и в окно влетел коренастый мужчина. Как только его ноги коснулись пола, он облегченно вздохнул. Вернувшись к окну, Ферди наклонился и взглянул вниз. Восьмьюдесятью этажами ниже по мостовой мчались машины.

— Высоко, — вздохнул он. — Левитация — это, конечно, прекрасно, но не думаю, что она заменит обычный лифт. Я полагаю, если уж человеку суждено летать, он бы родился с крыльями.

— Человек — да, — ответил Ян, — он не сверхчеловек.

Ферди кивнул.

— Возможно, наши дети воспримут левитацию как нечто само собой разумеющееся, но меня в полете ни на секунду не покидает тревога. Я боюсь с чем-то столкнуться и упасть вниз… И как она? Расстроилась?

— Завтра будет хуже. Сегодня она просто злится. Мне это тоже не нравится. Мы собирались пожениться в марте.

— Я понимаю, — посочувствовал Ферди, — и могу утешить тебя лишь тем, что скоро ты будешь слишком занят, чтобы думать об этом. Карл послал меня к тебе, потому что вечером мы улетаем. Кстати, мне надо позвонить Клейнхольтцу и сказать, что ему пора искать нового лаборанта. Ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим телефоном?

Ян покачал головой и махнул в сторону прихожей.

Пару минут спустя Ферди вернулся.

— Старик задал мне перца. Хотел знать, почему я ухожу именно теперь, когда установка подготовлена к испытаниям. Я сказал, что у меня приступ подагры и все равно не смогу ему помочь, — он пожал плечами, — Знаешь, я почти год собирал эту штуковину, но так и не понял, зачем она нужна. Я снова спросил его, но старик рассмеялся и ответил, что уйти из его лаборатории может лишь тот, кто не знает, с какой стороны бутерброда намазано масло. Наверное, он открыл что-то очень важное, — Ферди подошел к окну. — Пойдем, Ян. Нас уже ждут.

Ян переступил с ноги на ногу.

— Я не пойду.

— Что?

— Ты меня слышал. Я не пойду.

Ферди подошел к Яну и взял его под руку.

— Пойдем, парень. Я понимаю, что это трудно, но ты принял решение и пути назад нет.

Ян сердито выдернул руку.

— Катитесь вы все к чертовой матери. Я остаюсь с Линдой.

— Не болтай ерунды. Ни одна женщина не стоит такой жертвы.

— Мне нужна Линда. Лучше бы вы не появлялись совсем. У меня была девушка, любимая работа, счастливое будущее. Возможно, для меня не все потеряно и сейчас. Скажи остальным, что я передумал и остаюсь на Земле.

— Перестань, Ян, — рявкнул Ферди. — Ты — супермен. У тебя в голове есть то, чего нет у простых людей. Так используй свою голову на полную катушку.

Не успел Ян ответить, как у него прямо в голове загремел сердитый голос.

— Что вы там копаетесь? У нас мало времени.

— Пошли, — повторил Ферди. — Поспорить мы еще успеем. Карл не стал бы прибегать к телепатии из-за какого-то пустяка. Лично я предпочитаю телефон. Кому нужен внутренний приемопередатчик, если после его использования голова просто раскалывается от боли? — он залез на подоконник.

После короткого колебания Ян встал рядом с ним.

— Все равно мне надо переговорить с Карлом. Может, ты и прав.

Ферди кивнул. Они закрыли глаза, сосредоточились и вылетели в темноту…

Карл лежал на кушетке с перекошенным от боли лицом. Миранда массировала ему виски.

— В следующий раз пользуйся телефоном, — сказал Ферди.

Карл сел.

— Почему вы так задержались?

— Что значит задержались? Воздушное такси доставило бы нас сюда гораздо быстрее, но мы же супермеды. И должны левитировать.

— Это не смешно, — ответил Карл. — Вы готовы?

Ферди кивнул.

— Да. Мосты сожжены, и нас никто не ждет.

— А ты? — Карл взглянул на Яна.

— И его тоже.

Ян хотел что-то сказать, но промолчал. Карл поднялся на ноги и оглядел присутствующих.

— …Тридцать семь, тридцать восемь… Похоже, что все в сборе. Генри, мы тебя слушаем.

Высокий седовласый мужчина выступил вперед.

— Мы должны вылететь сегодня, — сказал он, — Над Альта Пасс толщина облачного слоя достигает двадцати тысяч футов. Соблюдая максимальную осторожность, мы сможем взлететь незамеченными. Не будем терять времени. Оно потребуется нам, чтобы подготовить корабль к полету. Мы должны улететь до того, как рассеются облака.

— Все ясно, — Карл повернулся к Миранде. — Ты знаешь, что надо делать. Корабль вернется за новой группой через четыре месяца.

— Я по-прежнему считаю, что оставлять следовало двоих. Не могу же я искать новичков двадцать четыре часа в сутки.

— Тебе просто нужна компания, — возразил Карл, — Ты знаешь не хуже меня, что мозг начинает посылать подсознательные сигналы до того, как индивидуум осознал, что с ним происходит. Времени на установление контакта тебе хватит.

— Ладно, ладно, но не забудь прислать замену. Я буду скучать без вас.

Карл наклонился и поцеловал ее.

— О’кей, друзья, нам пора…

В пилотском отсеке стоял лишь овальный стол с десятью удобными креслами. В одном из них с побледневшим от напряжения лицом сидел Ферди. Он подпрыгнул, когда его плеча коснулась чья-то рука, а корабль задрожал, подстраиваясь под команды нового мозга.

Ферди провел рукой по волосам, кивнул сменщику, потер виски, встал и нетвердой походкой направился в рубку.

— Трудная вахта? — спросил Ян.

— Все они трудные. Если б я знал, что придется так вкалывать, то постарался бы найти себе других родителей. Со стороны, наверное, можно увидеть романтику в нашей попытке протащить эту консервную банку сквозь гиперпространство одним лишь усилием воли, но на самом деле это лошадиная работа. Причем в роли лошадей выступаем мы сами. Мысленная сила, физическая сила, какая в этом разница! Все та же тяжелая работа. Я предпочел бы сидеть в старомодной машине и нажимать кнопки.

— Может, это твоя последняя вахта, — заметил Ян, вглядываясь в обзорный экран. — Карл говорит, что сегодня вечером мы должны выйти из гиперполя.

— А потом окажется, что у Альфы Центавра нет обитаемых планет, и мне придется тащить нас дальше.

Вечером загремел колокол. Через мгновение все кресла у стола в двигательном отсеке были заняты.

— Приготовились, — скомандовал Карл. — Все вместе. Синхронно. На прикосновениях.

От напряжения по лицам суперменов катились крупные капли пота, но, наконец, они вырвались в обычное пространство. Над столом прошелестел вздох облегчения. Карл связался с рубкой.

— Что ты видишь, Ферди?

— Альфа Центавра прямо по курсу, — ответил тот. И, после короткой паузы, добавил. — А чуть левее какой-то мужчина в шляпе.

Космонавты бросились в рубку. Ферди, как зачарованный, смотрел на обзорный экран. Карл проследил за его взглядом.

В пяти футах от корабля, в открытом космосе, плавал пухленький толстячок в строгом костюме, кожаных туфлях и шляпе. Он приветственно махнул рукой, раскрыл брифкейс, достал большой лист бумаги и указал на несколько написанных на нем слов.

— Что он там пишет? — спросил Карл. — Я ничего не могу разглядеть.

Ферди прищурился.

— Это безумие, — пробормотал он.

— Он это написал?

— Нет. Там написано: “Можно ли мне пройти в звездолет?”

— И что ты думаешь?

— Похоже, мы сошли с ума, но отказать, по меньшей мере, невежливо.

Карл приглашающе указал в сторону шлюза. Толстяк покачал головой и сунул руку в жилетку. В то же мгновение он исчез с экрана и появился в рубке. Сняв шляпу, он вежливо поклонился остолбеневшим от изумления землянам.

— Ваш покорный слуга, джентльмены. Твискамб, Ферзиал Твискамб. Представитель экспортной фирмы “Глайтерсли, Квимбам энд Свенч”. Летел по вызову клиента на Формалгею, но заметил какие-то возмущения в субпространстве и решил посмотреть, в чем дело. Вы из Солнечной системы, не правда ли?

Карл молча кивнул.

— Я так и думал. Надеюсь, вы не сочтете за труд сообщить мне, куда вы направляетесь?

— Мы надеемся найти подходящую для жизни планету в системе Альфы Центавра.

Мистер Твискамб поджал губы.

— Такая планета там есть, но могут возникнуть некоторые осложнения. Видите ли, она оставлена для тамошней примитивной расы. Не знаю, как Галактический Совет посмотрит на новое поселение. Правда, в последнее время число туземцев значительно уменьшилось, и южный континент практически опустел… — он задумался. — Вот что я сделаю. На Формалгее я зайду к Администратору Галактического Сектора и узнаю, что он думает по этому поводу. А теперь, с вашего разрешения, я откланяюсь. Клиент не может ждать. “Глайтерсли, Квимбам энд Свенч” гордятся своей пунктуальностью.

Он вновь сунул руку в жилетку, но Карл схватил его за плечо, с облегчением почувствовав под пальцами человеческую плоть.

— Мы сошли с ума? — спросил он.

— О, нет, разумеется, нет, — мистер Твискамб осторожно освободился от хватки Карла. — Просто вы отстали в развитии на несколько тысяч лет. Миграция суперменов нашего мира началась, когда ваши предки еще учились разжигать огонь.

— Миграция? — тупо повторил Карл.

— Совершенно верно, — толстяк снял очки и тщательно протер стекла. — Мутации, вызванные использованием атомной энергии, в абсолютном большинстве случаев приводят к появлению группы индивидуумов, способных реализовать на практике парапсихические возможности человеческого мозга. Тогда же возникает проблема их взаимоотношений с остальным человечеством. Довольно часто супермены покидают материнскую планету, чтобы избежать будущих конфликтов. Конечно, с их стороны это роковая ошибка. Побывав на второй планете Альфы Центавра, вы поймете, что я имею в виду. Боюсь, вам там не понравится, мистер Твискамб галантно поклонился, поправил шляпу и исчез.

Карл поднял руки, призывая к тишине.

— Я хочу знать только одно, — воскликнул он. — Говорил я с толстяком в шляпе или мне это приснилось?

…Сорок восемь часов спустя они взлетели со второй планеты и собрались в рубке, чтобы обсудить дальнейшие планы. От веселья, царившего на корабле в момент прибытия к Альфе Центавра, не осталось и следа.

— Не стоит тратить время на обсуждение того, что мы видели внизу, — начал Карл. — Мы должны решить, лететь ли нам к другим звездам или вернуться на Землю.

Рыжеволосая девушка подняла руку.

— Да, Марта?

— Я думаю, нам придется поговорить о том, что мы видели внизу. Если, покинув Землю, мы обрекли человечество на подобное будущее, мы просто обязаны вернуться назад.

Ей возразил юноша в роговых очках.

— Вернемся мы на Землю, или полетим дальше, не так уж и важно, если рассматривать только наше поколение. Вряд ли нас обвинят в чрезмерном эгоизме, если мы примем решение покинуть Землю навсегда. Речь должна идти о наших потомках. Этот странный толстяк, так неожиданно появившийся перед нами два дня назад и вскоре исчезнувший, — наглядный пример того, кем можно стать, если развивать заложенные в вас возможности. Я считаю, что благополучие новой расы гораздо важнее, чем регресс остального человечества.

Присутствующие одобрительно загудели.

— Кто следующий? — спросил Карл.

Вверх взметнулось полдюжины рук, но Карл отдал предпочтение Ферди.

— Мне кажется, мы должны вернуться! Как и предыдущий оратор, я полагаю, что лично меня не смогут обвинить в чем-то предосудительном. И я предпочел бы провести несколько последующих лет, странствуя от одной звезды к другой. Но чем дольше мы будем отсутствовать, тем сложнее будет нам влиться в земную цивилизацию. Мы покинули Землю, считая тем самым, что облагодетельствовали человечество. Я говорю, естественно, об обычных людях. Но то, что мы увидели внизу… — он кивнул на диск второй планеты Альфы Центавра, сверкающий на обзорном экране, — доказывает ошибочность наших убеждений. Похоже, супермены необходимы для того, чтобы удержать человечество от полной деградации. Возможно, мы являемся катализатором или чем-то в этом роде. Как бы то ни было, мы нужны на Земле. Не протянув Человеку руку помощи, мы не сможем спать спокойно в нашем новом светлом мире.

— Я согласен с тобой, — кивнул Карл, — но, вернувшись, мы вновь столкнемся с проблемой будущих отношений. Сейчас на нас станут смотреть, как на выродков, но что произойдет, если наше число начнет возрастать? Любая группа людей, наделенных особыми способностями, вызывает подозрения, и я не хотел бы обречь своих детей на жизнь в мире, где им придется убивать, чтобы не погибнуть самим.

— В крайнем случае, они всегда смогут покинуть Землю, как это сделали мы, — возразил Ферди. — Но я хотел бы отметить, что идея миграции первой пришла нам в голову и мы сразу ухватились за нее. Наверняка, есть и другие решения, их надо только поискать. И мы обязаны предпринять такую попытку, — он взглянул на юношу в роговых очках. — Как по-твоему, Джим?

Тот неохотно кивнул.

— Не могу сказать, что ты окончательно убедил меня, по, вероятно, нам следует вернуться. При одном условии! Если возникнут трения, мы немедленно улетаем.

— Я согласен, — улыбнулся Ферди. — А вы? — он обвел взглядом рубку.

— И мы тоже, — ответила рыжеволосая Марта.

Кто-то одобрительно захлопал в ладоши. Увлеченные спором, они не заметили возвращения мистера Твискамба.

— Очень мудрое решение, очень мудрое, — сказал он. — Оно олицетворяет высокую социальную зрелость вашей цивилизации. Я уверен, что ваши потомки будут вам очень признательны.

— Интересно, за что? — грустно спросил Карл. — Мы лишаем их всего того, что имеете вы. Например, мгновенной телепортации. Для нас это даже не жертва, мы только овладеваем таящимися в нас возможностями, но они потеряют так много. Не знаю, вправе ли. мы заставить их платить такую цену?

— А как насчет другой цены? — возразил Ферди. — Как насчет этих тупорылых личностей, безучастно сидящих на солнцепеке и изредка почесывающих себе спину? Мы не имеем права приговорить обычных людей к такому будущему.

— Об этом не беспокойтесь, — вмешался мистер Твискамб. Напрасно вы думаете, что видели внизу обычных людей.

— Что?!

— Разумеется, нет. Там находятся потомки тех, кто давным-давно покинул мою родную планету. Вы видели чистокровных суперменов. Они подошли к предельной черте и, не в силах преодолеть ее, повернули назад.

— А кто же тогда вы? Разве не супермен?

— Нет, конечно, нет. Мои предки — самые обычные люди. Супермены покинули нашу планету сотни лет назад, — он хмыкнул. Самое забавное, тогда мы и не знали, что они улетели. И наша жизнь текла своим чередом. Потом мы их нашли, но, к сожалению, слишком поздно. Видите ли, вся разница в том, что, в отличие от них, мы имели перед собой неограниченное поле деятельности. Возможности машины беспредельны, человеческого организма — нет. Как бы громко вы ни кричали, с какого-то расстояния вас уже не услышат и придется воспользоваться мегафоном.

Твискамб покрутил пальцем у виска.

— Незначительные изменения нейронных связей вашего мозга позволили вам контролировать источники физической энергии, недоступные обычным людям. Но вы по-прежнему имеете дело со свойственными человеческому организму естественными физиологическими пределами. Наступает момент, когда, чтобы идти дальше, необходимо прибегнуть к помощи машины. Но, после нескольких столетий, затраченных на совершенствование парапсихических сил, а не на раскрытие новых тайн окружающего мира, природные возможности мозга исчерпываются. Но к этому времени техника и технология уже пришли в упадок. И куда тогда идти нашим суперменам?

Твискамб выжидающе оглядел землян, но ответа не последовало.

— У нашего народа есть старая, но поучительная притча, продолжал он. — Один мальчик купил себе теленка. Он думал, что поднимая его над головой десять раз в день, сможет так укрепить мышцы, что поднимет теленка, когда тот вырастет в быка, но вскоре мальчику стало ясно, что его желание невыполнимо. То же самое произошло и с нашими суперменами. Когда они достигли предельной черты, им не осталось ничего другого, как повернуть назад. И вы видели, что с ними стало. У нас же были машины, которые всегда можно сделать совершеннее. И на пути нашей цивилизации никогда не возникнет непреодолимых препятствий, — он достал из жилетки блестящий предмет, напоминающий портсигар. — Эта штука силовым лучом связана с гигантскими энергогенераторами Альтаира. С ее помощью я бы мог двигать планеты. Для этого достаточно приложить к ним подходящий рычаг, а рычаг, если вы помните, самая простая машина.

— Да, — пробормотал потрясенный Карл, — да, я понимаю, что вы имели в виду, — он обвел взглядом землян. — Ладно, пошли в пилотский отсек. Впереди у нас долгий путь.

— И когда вы доберетесь до Земли? — спросил мистер Твискамб.

— В лучшем случае, через два месяца.

— Какая непростительная трата времени.

— Полагаю, вы можете попасть туда быстрее? — обиделся Карл.

— Ну, конечно же, — улыбнулся мистер Твискамб. — При желании я буду там через полторы минуты. Вы, супермены, так медлительны. Я рад, что родился нормальным человеком.

* * *

Сердце Яна пело от счастья, когда зажужжал звонок. Он открыл дверь и впустил Ферди.

— Я поднялся на лифте, — сказал тот. — Чтобы избежать лишних волнений. О, я вижу, ты доволен собой. И, кажется, знаю, почему. В подъезде я встретил Линду. Она не шла, а летела по воздуху.

Ян радостно рассмеялся.

— На следующей неделе мы поженимся, и я устроился на прежнее место.

— Я тоже, — улыбнулся Ферди. — Старик Клейнхольтц прочел мне длинную лекцию о том, что нельзя бросать товарищей в самый напряженный момент, но взял меня к себе. Его просто распирало от гордости. Оказывается, его машина заработала.

— И что он сотворил? Машину времени?

Ферди загадочно улыбнулся.

— Почти. Она поднимает предметы.

— Какие предметы?

— Любые. Даже людей. Клейнхольтц пристроил ее у себя на спине, включил и начал летать по лаборатории, как птица.

У Яна отвисла челюсть.

— Так же, как и мы?

— Именно. Он научился управлять гравитационным полем. Еще десять лет, и люди смогут делать то же, что и мы, только лучше. Как говорит мистер Твискамб, для совершенствования машины нет пределов. И я думаю, что наши волнения относительно будущего совершенно беспочвенны. Похоже, эра суперменов кончилась, не успев начаться, — он потянулся и зевнул. Пойду-ка я домой и хорошенько отосплюсь. Завтра у меня тяжелый день, — Ферди подошел к окну и заглянул вниз.

— Полетишь? — спросил Ян.

Ферди улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Подожду, пока мой шеф сделает новую модель.

Генри Каттнер Хеппи энд

Эта история закончилась вполне благополучно…

Джеймс Кельвин представил себе химика с рыжими усами и сосредоточился. Найти его не составляло труда, требовалось лишь установить мысленную связь. Он нажал кнопку на коробочке, которую дал ему робот…

* * *

Мужчина с рыжими усами оторвался от книги, поднял голову, ахнул и радостно улыбнулся.

— Ну, наконец-то! Я не слышал, как вы вошли. Где вы пропадали эти две недели?

Кельвин не ответил. Он снова нажал на кнопку… но ничего не произошло. Коробочка перестала действовать. А это должно было означать, что Кельвин стал богатым и знаменитым.

Итак, Джеймс Кельвин получил миллион долларов. И с этого момента началась его счастливая жизнь.

А ведь события развивались не так уж гладко…

* * *

Когда он откинул брезентовое полотнище, какая-то веревка сбила его очки в роговой оправе. Одновременно его ослепила ярко-голубая вспышка. На мгновение оп потерял сознание, но тут же очнулся.

Он прошел под тент, осторожно опустив за собой полотнище, на котором вновь стала видна надпись: “Гороскопы — узнайте свое будущее”. Посмотрел на знаменитого астролога… и обмер. Это был… робот?

— Вы — Джеймс Кельвин, — раздался ровный невыразительный голос. — Вы — репортер, вам тридцать лет, вы холосты и сегодня приехали в Лос-Анджелес из Чикаго по совету вашего доктора. Правильно?

Кельвин поправил очки и попытался вспомнить, что он когда-то писал о различных шарлатанах. Как-то им удавалось создать видимость чуда.

Рубиновый глаз бесстрастно разглядывал посетителя.

— Прочитав ваши мысли, — так же размеренно продолжал голос, — я выяснил, что сейчас тысяча девятьсот сорок девятый год. Мне придется изменить свои планы, так как я собирался прибыть в тысяча девятьсот семи, десятый. И я прошу вас помочь мне.

— Разумеется, материально, — Кельвин выразительно хмыкнул. — Через минуту меня здесь не будет. Как вы это делаете, а? Зеркала? Или еще что-то?

— Я не машина, управляемая на расстоянии карликом, и не оптическая иллюзия, — сообщил робот. — Я вполне материальный живой организм, появившийся на свет в период, который войдет в историю как ваше весьма отдаленное будущее.

— А я не тот болван, за которого вы меня принимаете, — заверил его Кельвин. — Я пришел сюда, чтобы…

— Вы потеряли багажные квитанции, — добавил робот. — И размышляя над тем, как выйти из этого положения, пропустили пару — тройку стопочек виски. А ровно в восемь тридцать пять сели в автобус…

— Давайте оставим чтение мыслей, — оборвал его Кельвин. — И не надо говорить, что вы давно занимаетесь этим делом. Полиция через день села бы вам на хвост. Если вы, конечно, робот.

— Я занимаюсь этим делом приблизительно пять минут. Мой предшественник лежит без сознания за шкафом в том углу. Ваш приход сюда в этот момент — просто совпадение, — он на мгновение замолчал и Кельвину показалось, будто робот проверяет, как восприняты его слова.

— Повторяю, я попал сюда совершенно случайно. Мою схему необходимо слегка изменить. Для этого мне потребуются драгоценные металлы или их бумажный эквивалент. Поэтому теперь я, естественно временно, астролог.

— Конечно, конечно, — согласился Кельвин. — А почему не просто грабеж? Вы же робот и справитесь с этим куда лучше человека.

— Не хочу привлекать внимания. Кстати, я требую сохранения тайны. Дело в том, что я… — робот сделал паузу, ища в памяти Кельвина подходящую фразу, в бегах. В мою эпоху путешествие во времени строжайше запрещено, если оно не санкционируется государством.

В рассуждениях робота чувствовалось какое-то несоответствие, но Кельвин никак не мог понять, в чем дело. Во всяком случае, робот его не убедил.

— Какие же вам требуются доказательства? — спросил тот. — Я прочел ваши мысли, как только вы вошли, не так ли? Вы, должно быть, ощутили мгновенную амнезию, когда я отделил вашу память, а потом вернул ее на место.

— А я — то гадал, что со мной случилось, — Кельвин отступил на шаг. — Я, пожалуй, пойду.

— Стойте, — скомандовал робот. — Вы, я вижу, относитесь ко мне с недоверием. И, похоже, сожалеете, что предложили мне заняться грабежом. Вы опасаетесь, что я именно так и поступлю. Позвольте мне вас успокоить. Действительно, я могу взять ваши деньги и убить вас самого, не оставив следов, но мне запрещено убивать людей. Я могу предложить вам нечто очень ценное в обмен па небольшое количество золота. Например, — оп взглянул на Кельвина, — гороскоп. Он поможет вам обрести счастье, богатство и славу. Астрология, правда, не мой профиль, поэтому для получения тех же результатов я могу использовать лишь технические средства.

— Да, да, — скептически заметил Кельвин. — А почему бы вам не использовать эту технику для себя?

— У меня другие планы, — резко ответил робот. — Возьмите это, — панель на его груди отошла в сторону, обнажив маленькую плоскую коробочку.

Пальцы Кельвина сжались на холодном металле.

— Осторожно! Не нажимайте кнопку! — но предупреждение робота запоздало.

* * *

…Он мчался в автомобиле, вышедшем из-под контроля. В его голове был еще кто-то. Этот кто-то думал за него! Не совсем человеческое существо. И не вполне нормальное психически.

* * *

К счастью, рефлекс самосохранения почти мгновенно сорвал его палец с кнопки, и Кельвин, весь дрожа, испуганно взглянул на робота.

— Нельзя входить в контакт, не получив от меня инструкцию, как им воспользоваться. Теперь вам грозит опасность, — глаз робота изменил цвет. — Да… Тарн. Берегитесь Тарна.

— Я не хочу в этом участвовать, — быстро ответил Кельвин, — Возьмите эту штуку назад.

— Тогда ничто не защитит вас от Тарна. Оставьте устройство у себя. Я гарантирую, что оно обеспечит вам счастье, богатство и славу гораздо надежнее, чем гороскоп.

— Нет уж, спасибо. Я не знаю, как вам удаются ваши трюки, но…

— Подождите, — воскликнул робот. — Нажимая на кнопку, вы как бы попадаете в мозг человека, живущего в далеком будущем. Это устройство обеспечивает временный контакт, возникающий при нажатии кнопки.

— Ну, зачем это мне? — Кельвин сделал попытку вручить коробочку роботу.

Тот отодвинулся.

— Подумайте об открывающихся возможностях. Представьте себе, что неандерталец имел бы доступ к вашему мозгу. Да для своего времени он стал бы богом!

Кельвину становилось все труднее не соглашаться с роботом. У него разболелась голова. Вероятно, он выпил чуть больше, чем следовало.

— Как неандерталец поймет, что происходит в моем мозгу? — спросил он. — Он не сможет разобраться в полученной информации.

— А у вас никогда не возникали неожиданные и, в общем-то, не логичные идеи? Будто вас заставляли о чем-то думать, суммировать какие-то числа, решать некие проблемы? Короче говоря, человек из будущего, на которого настроена эта коробочка, не знает о контакте, существующее между ним и вами, Кельвин. Вы лишь должны сосредоточиться на какой-нибудь проблеме и нажать кнопку. И он, не подозревая об этом, поможет вам справиться с любыми трудностями. Естественно, имеются кое-какие ограничения, но… Повторяю, мое устройство сделает вас счастливым, богатым и знаменитым.

— Может быть, может быть… Только мне эта штука не нужна.

— Я же говорил, есть определенные ограничения. Как только вы достигнете своей цели, устройство станет бесполезным. Я позаботился об этом. Но пока вы можете решить любую задачу с помощью более развитого мозга из будущего. Самое главное — сосредоточить на ней все внимание, прежде чем нажать на кнопку. Иначе Тарп выйдет на ваш след.

— Тарн? Что… кто это такой?

— Я имею в виду андроида. Искусственного человека… Однако пора вспомнить и о моих трудностях. Мне нужно небольшое количество золота.

— Очень вам сочувствую, но у меня его нет.

— Ваши часы.

Кельвин взглянул на левое запястье.

— О нет. Эти часы стоят недешево.

— Мне нужна лишь позолота, — из глаза робота вырвался красноватый луч. — Благодарю вас, — часы мгновенно стали серыми.

— Эй! — возмущенно воскликнул Кельвин.

— Если вы воспользуетесь устройством для мысленной связи, вам обеспечены богатство и слава. Вы будете счастливы, как никто другой. Оно поможет вам справиться со всем, включая и Тарна. Одну минуту, — робот скрылся за ковром, отгораживающим часть помещения.

Наступила тишина.

Кельвин перевел взгляд с часов на плоский металлический предмет, лежащий у него на ладони. Размерами примерно два на два дюйма, он напоминал женскую пудреницу, если не считать кнопки на боковой поверхности. Кельвин положил коробку в карман, подошел к ковру и отогнул его. Робот исчез. Кельвин выглянул наружу: вокруг шумел парк развлечений.

Он вернулся под тент и осмотрел помещение. За шкафом, как и говорил робот, лежал толстый мужчина. Судя по доносившемуся дыханию, совершенно пьяный.

…Счастье… богатство… слава… мысленный контакт… Бред какой-то. Не может быть, что это робот. Нет сейчас таких роботов. Иначе он бы знал. Как репортер. А если это ему привиделось? С чего бы так вдруг? Он же уехал из Чикаго, чтобы избавиться от синусита. Обыкновенного синусита. А не потому, что ему слышались голоса или мерещились роботы. Нет, эта штука не могла быть роботом. Должно найтись естественное объяснение. Наверняка, должно.

Счастье… богатство… слава… продолжало крутиться в мозгу. “Тарн!” — будто молнией ударило его. “Я схожу с ума”, — пронеслось в голове Кельвина. А чей-то голос твердил: “Тарн, Тарн, Тарн…”

Чтобы избавиться от наваждения, Кельвин стал повторять: — Я — Джеймс Ноэль Кельвин, репортер, холост, сегодня приехал из Лос-Анджелеса, потерял багажные квитанции, мне нужно найти отель, чтобы провести ночь. Местный климат способствует излечению синусита…

И потом, вот оно — доказательство, что он в своем уме. Кельвин нащупал плоскую коробочку, лежащую в кармане, и одновременно почувствовал, как что-то коснулось его плеча. Инстинктивно он оглянулся и увидел руку с семью пальцами, без ногтей, белую и гладкую, как слоновая кость.

В то же мгновение Кельвина охватило непреодолимое желание оказаться как можно дальше от владельца этой руки. Он нажал кнопку, думая лишь об одном:

— Я должен убраться отсюда.

* * *

…Поток странных мыслей увлек его за собой. Мозг из будущего тут же решил столь неожиданно возникшую проблему…

* * *

Он очнулся на холодном тротуаре. Прохожие не обращали внимания на темную фигуру, сидящую на углу Голливудского бульвара и Кахуэнги. Лишь одна женщина заметила внезапное появление Кельвина. Она решила, что последний бокал коктейля, несомненно, был лишним, и сразу пошла домой.

Кельвин засмеялся и встал.

— Телепортация, а? Как же я это сделал? Все исчезло… Я ничего не помню. Пожалуй, пора заводить записную книжку, — и тут же вздрогнул. — А где Тарн?

Кельвин в испуге оглянулся, но не заметил ничего подозрительного. Окончательно он успокоился лишь часа через полтора. Изредка он засовывал руку в карман и поглаживал подарок робота…. Счастье… слава… богатство… Но Кельвин не нажимал кнопки. Ему не хотелось лишний раз вступать в контакт с мозгом далекого потомка. К такому контакту следовало подготовиться. Теперь он верил каждому слову робота.

Сняв номер в недорогом отеле, он задумался над тем, как лучше использовать связь с будущим. И пришел к выводу, что разумнее всего пока не изменять своего образа жизни. А тем временем выбрать подходящий момент для решительного шага.

Тарн появился следующим вечером и вновь напугал Кельвина до полусмерти. Стоя перед зеркалом в ванной, Кельвин размышлял над тем, стоит ему побриться перед обедом или нет. В этот момент он увидел в зеркале высокую белую фигуру с гигантским тюрбаном на голове и длинными, закрученными кверху усами. Кельвин рванулся прочь. Подскочив к шкафу, выхватил коробочку из кармана пиджака и положил палец на кнопку.

Тарн в блестящих башмаках и белой набедренной повязке показался из ванной.

— О, — простонал Кельвин. — Только этого не хватало. На кой черт нужна связь с будущим, если он будет появляться каждый день! Это меня сума сведет!

И, что хуже всего, ему казалось, что он давным-давно знает ото страшилище.

Тарн поднял какой-то цилиндрический предмет и направил его на Кельвина. Этот жест заставил репортера поторопиться. Он нажал кнопку, подумав:

— Я хочу убраться отсюда!

* * *

…Ледяная вода была везде — Кельвину казалось, что не только снаружи, но и внутри него. Он не умел плавать. Захлебываясь, судорожно колотил по воде руками и ногами. Инстинктивно, стиснув в кулаке коробочку, Кельвин нажал кнопку…

* * *

…Он стоял на незнакомой улице, но, похоже, на Земле и в двадцатом столетии. Вода, стекающая с его одежды, образовала небольшую лужицу. Оглядевшись, он увидел рекламный щит, приглашающий посетить турецкие бани, и пошел к нему. Оказалось, что он в Новом Орлеане.

Позднее, в отеле, Кельвин вновь попытался разобраться в том, что происходит. Он получил в свое распоряжение могучую силу и хотел использовать ее- наиболее эффективно. Все, что мне нужно, думал Кельвин, это счастье, слава и богатство. Чтобы спокойно прожить остаток жизни. Он вынул из кармана коробочку робота и внимательно осмотрел ее. Попытался открыть коробочку, но безрезультатно. Палец Кельвина коснулся кнопки. А почему бы и нет…

* * *

…На этот раз мозг человека будущего не показался ему таким странным. Человека звали Кварр Ви. Он играл в какую-то непонятную игру, отдаленно напоминающую шахматы. Правда, его партнер находился в планетной системе Сириуса. Сложные построения временно-пространственных дебютов проносились сквозь мозг Кварра Ви. Наконец, возникла проблема Кельвина. Вернее, две: как избавиться от простуды и как стать счастливым, богатым и знаменитым в доисторической эпохе, разумеется с точки зрения Кварра Ви.

Впрочем, едва ли это можно было назвать проблемой. Во всяком случае, не для Кварра Ви. На подски решения ушло не больше секунды, и его мысли вернулись к игре с обитателем Сириуса…

* * *

А Кельвин очутился в небольшой лаборатории.

Лысеющий мужчина с рыжими усами, сидевший за столом, удивленно поднял голову.

— Как вы сюда попали?

— Спросите у Кварра Ви, — ответил Кельвин.

— У кого?

Кельвин вдруг забыл, что он должен сказать рыжеусому и, нажав на кнопку, мысленно обратился за подсказкой к Кварру Ви.

— Улучшение белковых систем Вудворда. Достигается простым синтезом.

— Кто вы такой, черт побери?

— Зовите меня Джимом, а пока молчите и слушайте, — он говорил с одним из ведущих биохимиков Америки.

Когда Кельвин закончил, рыжеусый с восхищением посмотрел на него.

— Это невероятно. Если все получится…

— Мне необходимы счастье, слава и богатство, — прервал его Кельвин. — Все получится.

В итоге они договорились о создании новой компании. Процесс, предложенный Кельвином, открывал необозримые перспективы. Дюпон и Дженерал Моторс с удовольствием купили бы исключительные права на его использование.

— Мне нужны деньги. Богатство.

— Вы заработаете миллион долларов, — ответил рыжеусый.

— Тогда напишите расписку. Если только вы не хотите дать мне этот миллион немедленно.

Нахмурившись, биохимик покачал головой.

— Я не могу этого сделать. Сначала надо провести контрольные тесты, потом начать переговоры с предпринимателями. Но вы не волнуйтесь. Ваше открытие несомненно стоит миллион. И вы станете знаменитым.

— И счастливым?

— Счастье — в здоровье, — хмыкнул биохимик. — А с помощью вашего способа мы излечим все болезни. Это настоящее чудо.

— Напишите все на бумаге, — потребовал Кельвин.

— Хорошо. Назовем это предварительным соглашением. Документы мы оформим завтра. Естественно, основная заслуга будет принадлежать еэм. Подождите минутку, — рыжеусый начал рыться в ящиках стола. Кельвин, довольно улыбаясь, оглядывал лабораторию.

Тарн материализовался в трех футах от него. В руке он держал тот же зловещий цилиндр.

Не мешкая, Кельвин нажал на кнопку и очутился на пшеничном поле. Еще одно нажатие и он перенесся в Сиэтл.

Бегство от Тарна продолжалось две недели. Все это время Кельвин ругал себя за то, что не спросил, как зовут биохимика. Где теперь его счастье, слава и богатство? И что делать с Тарном?

На этот раз Кельвин попал в пустыню. Вокруг росли кактусы, в фиолетовой дымке виднелись горы. Тарн не появлялся. Кельвину хотелось пить. Что, если коробочка сломается? Нет, так продолжаться не может. И тут его осенило…

Кельвин сконцентрировал внимание на проблеме, как избавиться от Тарна, и нажал нопку.

Через мгновение он получил ответ. Не так уж это и сложно. У Кельвина сразу улучшилось настроение. Теперь он мог спокойно дожидаться Тарна.

Не прошло и получаса, как рядом появилась фигура в белом тюрбане. Цилиндр начал подниматься в направлении Кельвина.

Чтобы не испытывать судьбу, тот еще раз нажал на кнопку, получил ответ и сделал все, как велел Кварр Ви.

— Нет! — воскликнул Тарн, отступив на шаг. — Я же пытаюсь…

Кельвин удвоил усилия.

— Я ведь должен был… — Тарн упал на горячий песок. Руки с семью пальцами дернулись и застыли навеки.

Кельвин облегченно вздохнул. Он спасен. Нерешенной осталась только одна проблема: как найти рыжеусого биохимика?

Кельвин нажал кнопку…

* * *

Мужчина с рыжими усами оторвался от книги, поднял голову, ахнул и радостно улыбнулся:

— Ну, наконец-то. Я не слышал, как вы вошли. Где вы пропадали эти две недели?..

А начиналось все совсем иначе…

Кварр Ви вместе с андроидом расположились в темпоральной капсуле.

— Как я выгляжу? — спросил Кварр Ви.

— Все в порядке, — ответил Тарн. — Ни у кого не возникнет ни малейшего подозрения.

— Да, пожалуй, одежда выглядит сшитой из настоящих шерсти и хлопка. Часы, деньги…

— Не забудьте очки, — напомнил андроид.

— Да, хотя, мне кажется…

— Так будет спокойнее. Оптические свойства линз предохранят вас от мысленной радиации. Не снимайте их, а то робот выкинет какой-нибудь фортель.

— Пусть только попробует, — буркнул Кварр Ви. — Это же надо, беглый робот. Интересно, чего он добивается? И зачем я только сделал его! Представляешь, что он натворит в том веке, если мы не4 сможем его поймать?

— Сейчас он в палатке астролога, — Тарн склонился над приборами. — Только что пришел туда. Вы должны застать его врасплох. Иначе робот станет опасным. Кто знает, какие у него теперь возможности. Не забудьте, что он прекрасно владеет гипнозом и умеет вызывать амнезию. Если вы потеряете бдительность, он сотрет вашу память и заменит ее другой. Не снимайте очки. Если что-нибудь случится, я воспользуюсь восстановительным лучом.

Кварр Ви кивнул.

— Не беспокойся. Я скоро вернусь. Вечером я обещал доиграть партию.

Ему так и не удалось выполнить обещание.

* * *

Когда он откинул брезентовое полотнище, какая-то веревка сбила его очки в роговой оправе. Одновременно Кварра Ви ослепила ярко-голубая вспышка. На мгновение он потерял сознание, но тут же очнулся.

— Вы — Джеймс Кельвин, — сказал робот.

Тони Морфетт Корзинка для мусора

Росту и ширине плеч Рафферти могла позавидовать половина футболистов Национальной лиги. При этом он отличался мягкостью характера. Правда, если не считать особых случаев. Один из них как раз пришелся на тот вечер. Рафферти вернулся довольно поздно, открыл дверь и по привычке, оставшейся от более бурного периода его жизни, вошел в прихожую, не зажигая света.

И сразу понял, что он не один.

Вероятно, он услышал посторонний звук, возможно, ему не понравился какой-то запах, или помогло шестое чувство, но он знал, что в доме кто-то есть, и быстро отошел от двери. Гости могли услышать, как щелкнул замок, поэтому следовало сразу же отойти подальше.

— Это ты, Джо? — донесся голос из лаборатории.

Говорившего сбило с толку необычное поведение Рафферти. Хозяин, придя к себе домой, сразу зажег бы свет. Поэтому он и подумал, что замок открыл его напарник. Рафферти улыбнулся. К счастью для взломщиков, они не видели этой улыбки. В ней не было ничего приятного.

Силуэт одного из них, склонившегося над дисплеем компьютера, Рафферти видел сквозь открытую дверь лаборатории.

Как правило, он забывал о светских манерах, когда узнавал, что кто-то посторонний копается в его святая святых. Так было и на этот раз.

Не то чтобы незнакомец не понял, что с ним произошло. Потом он говорил, что будто на него свалилась крыша. В действительности же это было ребро ладони Рафферти. В следующее мгновение шестое чувство подсказало ему, что надо отпрянуть в сторону, поэтому кулак Джо только задел его плечо, вместо того, чтобы оглушить его. Но, прежде чем Рафферти уложил Джо на пол, тот успел ударить инженера в солнечное сплетение. И на некоторое время у Рафферти возникли трудности с дыханием. Впрочем, он надеялся прийти в себя раньше незваных гостей.

Но тут вспыхнул свет. Как оказалось, он ошибся в своих расчетах.

Их было трое.

Если бы не резкая боль в животе, он справился бы и с третьим, несмотря на его пистолет. Тем более, что этот седой, очкастый мозгляк, судя по всему, не мог отличить ствол от рукоятки.

— Мистер Рафферти, я должен попросить вас воздержаться от дальнейшего насилия. Я понимаю, что у вас как гражданина нашей страны есть все основания для недовольства. Но, прошу вас, давайте обойдемся без кулаков.

Рафферти шумно глотнул, боль в животе начала стихать.

— А как еще я должен обходиться с ночными ворами?

— К сожалению, — продолжал очкастый, — мы сочли возможным ознакомиться с некоторыми интересующими нас материалами до того, как обратиться к вам… э… официально.

— Пока вы даже не представились, — огрызнулся Рафферти.

— Так как вы возвратились… несколько преждевременно, мистер Рафферти…

— В следующий раз я буду стучаться в собственную дверь.

— Я думаю, будет лучше, если мы раскроем свои карты. Я надеюсь, вы сможете поехать с нами?

Рафферти еще раз вздохнул. Состояние его солнечного сплетения быстро приближалось, к норме.

— Послушайте, у вас в руках пистолет, и мне поневоле приходится быть предельно вежливым. Но позвольте сказать вам следующее. Вы ворвались в мой дом, вы возились с дорогим лабораторным оборудованием, один из ваших людей чуть не лишил меня солнечного сплетения, а теперь вы спрашиваете, поеду ли я с вами. Кто вы такие, черт вас возьми? И с какой стати, если не считаться с пистолетом, я должен ехать с вами?

— Мы все состоим на государственной службе, — ответил старик. — Я работаю в… в общем, у моего учреждения нет названия, а эти двое, — он кивнул на сидящих на полу, уже пришедших в себя мужчин, — сотрудники более известного бюро. Если вам не трудно…

Те встали, достали кожаные бумажники и открыли их. Рафферти мельком взглянул на металлические бляхи.

— Хорошо, я поеду с вами, — сказал он.

Седовласый передал пистолет Джо.

— Мне надо позвонить. С вами хотят встретиться два человека…

* * *

Рафферти плюхнулся в удобное кресло. Его спутник, назвавшийся Уотсоном, расположился за широким столом. Как он и обещал, в офисе их ждали двое. Рафферти знал их по публикациям в научных и технических журналах, выступлениям по телевидению. Профессор Клеменс не так давно получил Нобелевскую премию по физике, доктор Симпсон Наварра был одним из научных советников президента.

Уотсон взглянул на бумаги, лежащие на его столе.

— А теперь, мистер Рафферти, мы хотели бы поговорить о вашем… э… массопередатчике.

— У меня его нет. Я делаю утилизаторы мусора.

Профессор Клеменс наклонился вперед.

— Мистер Рафферти, не будем спорить о терминах. Вы называете его утилизатором мусора. Однако, насколько мне известно, обычный утилизатор представляет собой нечто вроде мясорубки.

— Вот уж не ожидал, что мне придется говорить о мусоре с лауреатом Нобелевской премии, — ухмыльнулся Рафферти.

— Достаточно, — рассердился Уотсон. — У вас, Рафферти, хватит неприятностей и без этих дерзостей.

Инженер встал.

— До свидания.

Наварра взглянул на Уотсона.

— Успокойтесь, мистер Уотсон. Мы действительно хотим поговорить о мусоре.

Клеменс согласно кивнул.

— О проблеме утилизации мусора… Если мы бросим в обычный утилизатор, ну, скажем, апельсиновую корку, то из него выйдет кашицеобразная масса. Ваша конструкция, мистер Рафферти, засасывает в себя материю, но ничего не отдает. Она даже не имеет выходного устройства.

— Ну, мне представляется, что эта особенность является ее преимуществом, — ответил Рафферти. — Экономится вода, исключается возможность засорения…

— Мистер Рафферти, — вмешался Наварра, — ну, зачем же так? Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Куда девается мусор?

Рафферти улыбнулся.

— Я не знаю.

— Не знаете?! — Клеменс буквально, выпрыгнул из кресла. Вы должны знать! Вы придумали эту штуковину. Вы ее изготовили. И вы обязаны знать, куда уходит мусор!

— Как вы считаете, моя конструкция эффективна?

— Да, — сухо ответил Клеменс, — она работает.

— Это хороший утилизатор мусора?

— Да, это хороший утилизатор мусора. С тем же успехом вы могли бы открыть бутылку “пепси” о люк атомной подводной лодки и спросить, хорошая ли это открывалка для бутылок.

— Я спросил, хороший ли это утилизатор мусора?

— Ладно, ладно. Я согласен, это хороший утилизатор мусора.

Уотсон наклонился вперед.

— Мистер Рафферти, вы недооцениваете сложность создавшейся ситуации. Мы можем посадить вас за решетку и выбросить ключ от камеры.

— Вы меня уже пугали, — хмыкнул инженер.

— Вы поставили под угрозу безопасность Америки и всего западного мира, — взорвался Уотсон, — желая получить патент на устройство, имеющее колоссальный военный потенциал. Когда же вашу заявку отклонили, поскольку вы не смогли объяснить принцип действия устройства, вы не успокоились, а начали его изготавливать, и теперь ваш утилизатор может купить кто угодно. В том числе и сотрудники посольств хорошо вам известных иностранных государств. Короче, мистер Рафферти, вы — предатель!

В следующее мгновение мощная рука инженера буквально выдернула Уотсона из кресла.

— Мистер Уотсон, — проворковал Рафферти, — у вас теперь нет пистолета. И я бы попросил никогда больше не произносить в мой адрес таких слов. Понятно? — он отпустил Уотсона и вернулся к своему креслу.

Наварра с трудом подавил улыбку.

— Я понимаю ваше негодование, мистер Рафферти, но мистер Уотсон хотел сказать, что сначала вам следовало показать ваш утилизатор государственным учреждениям. Мы заинтересованы в новых идеях.

— Я придерживался того же мнения.

Наварра тяжело вздохнул, зная, что услышит дальше.

— Продолжайте.

— Я обращался в армию, флот, авиацию, и везде очень компетентные молодые люди говорили мне, что мои математические выкладки недостаточно строги, да и вообще полученный эффект теоретически невозможен.

— Но разве вы не могли показать им действующую модель?

— А вы когда-нибудь пытались продемонстрировать вечный двигатель физику, состоящему на государственной службе? Или русалку — биологу из военно-морского ведомства? Или телекинез — армейскому психологу? Большинство этих уважаемых специалистов предпочитают задавать только те вопросы, на которые им известны ответы. Им хватило того, что в моих расчетах есть слабые места. К тому же, у меня нет институтского диплома.

— У вас нет диплома? — очки Уотсона, казалось, превратились в два орудийных ствола. — Так вы солгали нам, назвавшись инженером?

Клеменс улыбнулся.

— Я бы не придавал такого значения дипломам, мистер Уотсон. Томас Эдисон тоже не учился в институте. Возможно, ему очень помогло это обстоятельство.

Рафферти взглянул на Клеменса. Профессор, видно, не такой сухарь, как ему казалось раньше.

Наварра печально покачал головой. Рафферти понял, что завтра кое-кому из упомянутых специалистов всыпят по первое число.

— Значит, мы снова ошиблись. Но давайте подумаем, что мы можем сделать? Я полагаю, мистер Рафферти, вы не собирались разрабатывать утилизатор мусора?

— Нет. Этот взломщик совершенно прав, — Рафферти посмотрел на Уотсона. — Я пытался осуществить мгновенный перенос материи из одного места в другое. В конце концов, человек, летящий в ракете, не так уж далеко ушел от своего предка, плывущего на лодке. Разница лишь в технических средствах, благодаря которым совершается передвижение. Я же искал совершенно новый принцип.

— Некоторые ученые утверждают, что это невозможно, — сказал Уотсон.

Глаза Рафферти превратились в две щелочки.

— Мистер Уотсон, у меня в лаборатории стоит, утилизатор, размеры которого соответствуют вашему росту. Не хотите ли вы испытать его, а потом мы поговорим о том, что возможно, а что — нет.

— Итак, вы сделали массопередатчик, — вмешался Наварра. Как он превратился в утилизатор мусора?

— Все дело в деньгах. Вы, вероятно, уже прочли в этой папке, — Рафферти показал на стол Уотсона, — что мой завод выпускает станки, а эти штуки — мое хобби. Завод дает постоянную прибыль, поэтому у меня есть свободные средства. Мне и раньше удавалось создать кое-что полезное, но мои разработки оставались не более чем увлечением. Однако в этом случае я зашел в тупик. Передатчик, массопередатчик, работал прекрасно. А вот с приемником у меня возникли трудности.

— Какие именно? — спросил Клеменс.

— Да так, ничего особенного. Его просто нет. С передатчиком все в порядке. Кладешь что-то в него, подводишь энергию… и все исчезает. Не разлагается, не сгорает, не смывается в канализацию, а исчезает. Это что-то должно появиться в приемнике, но не появляется. Оно попадает куда-то еще.

— Куда?

— Я не знаю. Раньше я просматривал подряд все газеты. По ночам мне снились кошмары, будто какой-то исследователь нашел потерянную долину Инков и оказалось, что она до краев заполнена апельсиновыми корками, банками из-под пива и кофейной гущей. Теперь-то я думаю, что все выбрасывается за пределы нашей планеты. Куда-то в глубокий космос. Должно же оно где-то появиться. Я достаточно консервативен и не верю в бесследное уничтожение материи. В общем, у меня есть массопередатчик, но нет массоприемника. Дальнейшие исследования требовали значительных затрат, и я обратился в государственные учреждения. А работающие там специалисты, доктор Наварра, сказали, что я сошел с ума, — Рафферти закурил. — Мне по-прежнему требовались деньги, а массопередатчик позволял избавиться от ненужных вещей, и я решил пустить его в продажу в качестве утилизатора мусора. Я добавил дюжину предохранительных устройств, чтобы какой-нибудь недотепа не остался без руки, и на этой неделе выбросил на рынок первую партию. Заказы сыплются, как из рога изобилия. Каждая домохозяйка хочет иметь такой удобный утилизатор мусора.

— Государство выплатит вам компенсацию, но нам нужно собрать все утилизаторы, — сказал Накарра.

Уотсон моргнул при слове “выплатит”, но согласно кивнул.

Рафферти улыбнулся.

— Желаю вам удачи. Их уже тысячами продают по всей стране.

* * *

Прошло не меньше недели, прежде чем мусор начал возвращаться назад.

Рафферти всегда завтракал в лаборатории. Во-первых, окна выходили на восток и утром их заливал яркий солнечный свет, а во-вторых, только там ему было уютно.

Закончив еду, он собрал скорлупу от двух яиц и кожуру грейпфрута, бросил все в утробу большого утилизатора, который предлагал испытать Уотсону, щелкнул выключателем и повернулся к столу, чтобы налить себе чашечку кофе.

Спроунинг!

Рафферти оглянулся. Раньше утилизатор не издавал никаких звуков.

Он успел увидеть вылетающие из утилизатора грейпфрутовые корки, скорлупу и что-то еще.

Модели, выпускаемые на продажу, снабжались крышкой с защелкой и предохранителем, отключающим электропитание при открытой крышке. Лабораторному утилизатору не нужны были подобные усовершенствования.

Рафферти подошел к мерно гудящей машине. В передающей зоне крутился серый хаос. Рафферти выбрал сочный персик, лежащий в вазе с фруктами, и положил его на конвейерную ленту. Лента унесла персик к серому хаосу, и тот исчез. Рафферти ждал.

Сквелч!

Рафферти стер с лица кожуру персика. Будучи человеком цивилизованным, он не мог поднять руку на собственное изобретение. Кроме того, в лаборатории не было топора. Инженер наклонился и внимательно осмотрел пол. Он помнил, что из утилизатора вылетели не только корки и скорлупа.

Под стулом он нашел нечто, напоминающее дохлую кошку. Идущий от нее запах отнюдь не напоминал благоухание фиалок. Рафферти обмотал полотенцем рот и нос и взял нож. В прошлом ему приходилось работать в физиологической лаборатории, и при необходимости он мог произвести вскрытие любого животного.

Ему хватило трех разрезов, чтобы понять, что перед ним не кошка, но тут зазвонил телефон.

— Рафферти.

— Это Джим, из заводской лаборатории. Мы проверяем два утилизатора. Из них летит мусор.

— И что-то еще? Не похожее на обычный мусор?

— Ну, я не знаю. Некоторые выбрасывают еду, которой другим хватило бы еще на неделю. Что вы называете обычным мусором?

— Возвращается только то, что вы кладете в утилизатор?

— Да.

— Есть ли какая-нибудь закономерность?

— Пока мы ничего не заметили.

— Ладно, я еще позвоню.

Рафферти положил трубку. Взглянул на дохлую кошку. Никакой закономерности. Он взял яблоко, бросил его в серый хаос передатчика и отключил электричество. Затем вновь включил. Яблоко не вернулось. Так и должно быть, если не считать того, что, по логике вещей, мусор не должен возвращаться вообще.

Он сел у кульмана и долго смотрел на стену, будто хотел пробуравить ее взглядом. Затем взял со стола кусок бумажной ленты, свернул ее кольцом Мебиуса и зажал концы большим и указательным пальцами. Подушечки пальцев касались одной поверхности и одновременно находились на расстоянии тридцати сантиметров и доли миллиметра. Рафферти отбросил ленту. Где-то…

Но где?

Он взглянул в окно, ухмыльнулся и подошел к полкам с книгами. Выбрал толстый том и положил его на ленту конвейера. Книга с картами звездного неба, видимого с Земли, растворилась в сером хаосе.

Зазвонил телефон.

— Рафферти?

— Да. Это Уотсон, не так ли?

— Мы хотим поговорить с вами, Рафферти. У нас возникли сложности.

— То есть мусор возвращается и через ваши утилизаторы?

— Это не телефонный разговор, Рафферти. За вами заедут через пять минут.

— Но у меня полно дел на заводе.

— Через пять минут, Рафферти.

Инженер позвонил на завод и попросил привезти ему один из серийных утилизаторов.

Биолог закончил исследование “дохлой кошки” и поднял голову.

— Это исключительно ловкое мошенничество, джентльмены.

— Мошенничество? — покривился Наварра.

— Да, разумеется. Подобное строение организма просто невозможно.

— Благодарю вас, профессор. — Как только тот вышел из офиса, Наварра снял телефонную трубку. — Пришлите мне настоящего биолога, а не какого-то проходимца.

Рафферти улыбнулся.

— Вам тоже достались интересные экспонаты?

— Мы сортируем мусор по мере его поступления. Нам представляется, что некоторые… э… предметы имеют растительное происхождение, но ваша кош… это животное?

— По-моему, да. Не могли бы вы выяснить, что оно ест и чем дышит?

Уотсон откашлялся.

— По вашей гипотезе, мистер Рафферти, вы проткнули — кажется, это ваш термин — дыру в пространстве — времени, и на противоположном конце туннеля оказалась планета, вращающаяся вокруг другой звезды.

— Да.

— Но даже согласившись с принципиальной возможностью создания туннелей в пространстве — времени, — вмешался Клеменс, вероятность того, что другой конец выйдет на обитаемую планету… ну, мягко говоря, близка к нулю.

— Иногда самая безумная гипотеза оказывается единственно верной, — возразил Рафферти. — Если вас не устраивает другая планета, покажите мне, где обитают эти животные на Земле?

— Но почему оно появилось из вашего утилизатора? — спросил Уотсон.

— Вы когда-нибудь жили в трущобах, мистер Уотсон? Полагаю, что нет. Так вот, если кто-то сбрасывает мусор на чужую лестничную площадку, то жильцы, так сказать, возвращают его назад. А некоторые люди, если их очень рассердить, могут добавить и дохлую кошку. Вы не представляете, что может сделать человек, если он сердится.

Наварра хмыкнул.

— Я уже три года занимаюсь проблемой первого контакта, но мне и в голову не приходило, что мы начнем перебрасываться мусором.

— И все потому, доктор Наварра, что вы тоже не жили в трущобах. Иначе вы бы поняли, что на месте дохлой кошки могло оказаться все, что угодно. И я подумал, что бросивший ее не стал бы расставаться с чем-то ценным. Поэтому я послал ему звездные карты.

— Какие карты? — ледяным тоном спросил Наварра.

— Вы же знаете эти книги. Их выпускают для астрономов-любителей. На картах изображено южное и северное полушария в разные месяцы года. Я послал эти карты сегодня утром через лабораторный утилизатор. Я хотел сообщить им наш адрес.

Уотсон позеленел от злости.

— Вы арестованы, Рафферти. При прошлой встрече я назвал вас предателем. Сегодня вы доказали, что я был прав. Выдать им местонахождение Земли! Вы рассчитываете, что они заплатят вам?

— Заплатят?

— Когда начнется вторжение.

— Мистер Уотсон, никакого вторжения не будет. Между нашими планетами не меньше четырех световых лет. Скорее всего, гораздо, больше.

— Они сумели переслать дохлую кошку. Точно также они переправят и целую армию.

— Но, Уотсон, — улыбнулся Рафферти, — откуда вам известно, что кошка умерла до того, как отправилась в путешествие?

— Что вы хотите этим сказать?

— Может, она была жива и погибла по пути к Земле.

— Но кто сможет бросить живое существо в вашу машину? Это же…

— Только не говорите, что это бесчеловечно, Уотсон, оборвал его Наварра и взглянул на Рафферти. — Вы считаете, что утилизатор может пересылать только неживую материю?

— Откуда мне знать. Но до проведения необходимых экспериментов я бы не решился стать подопытным кроликом. Не могу представить себя летящим в глубоком вакууме при абсолютном нуле. Или сквозь центр Солнца.

Уотсон положил трубку на рычаг.

— Генерал будет здесь с минуты на минуту.

— Генерал?

— Действия Рафферти требуют вмешательства армии.

Генерал выслушал их и неторопливо набил трубку душистым табаком.

— Жаль, что я не видел, как работает эта штука. Я думаю, все еще поправимо. Во-первых, мы можем сбросить на них бомбы.

— Бомбы! — Рафферти вскочил на ноги.

— Естественно. Раз они знают, где мы находимся, их надо уничтожить. Вы сказали, что ваш утилизатор переправил к ним персик и грейпфрут. Значит, он справится с гранатой или водородной бомбой. Мы должны напасть на них первыми. Пока они не напали на нас.

— Но нет никаких признаков того, что они…

— Вы можете это доказать?

— Мы же их совсем не знаем!

— Тем более, мистер Рафферти, — генерал повернулся к Уотсону. — Я бы рекомендовал…

Профессор Клеменс не выдержал.

— Генерал, я протестую! Это наш первый контакт с инопланетной цивилизацией!

— Вы не военный человек, профессор. И не компетентны в этих вопросах.

Рафферти вновь сел. На его губах заиграла улыбка.

— Генерал, я тоже не военный человек, но, полагаю, что для взрыва целой планеты потребуется очень много энергии.

— Много — не то слово, — поддакнул Клеменс.

— А мы знаем, что утилизаторы обеспечивают двустороннее перемещение, — продолжал Рафферти. — Уотсон, сколько утилизаторов вам удалось вернуть обратно?

— Полторы тысячи. Может, две.

— Значит, осталось еще примерно четыре. Допустим, нам понадобится тысяча утилизаторов, чтобы…

— Мистер Рафферти, это секретная информация и…

— Это всего лишь предположение. Итак, у частных владельцев находится четыре тысячи утилизаторов. Если во время атаки часть из них будет включена, бомбы взорвутся не у них, а у нас. Их засосет назад. Мы говорили о гарантиях, генерал. Можете ли вы гарантировать, что все четыре тысячи утилизаторов останутся выключенными? Некоторые их владельцы могут не услышать ваших объявлений по радио и телевидению, другие решат, что никто не имеет права указывать, как им вести себя в собственном доме, третьи подумают, а почему бы заодно не подорвать и Землю. Я считаю, что сначала необходимо собрать все утилизаторы. А пока я хотел бы вернуться в лабораторию. Мой утилизатор остался включенным. Надо посмотреть, не ждет ли меня посылка.

— Но вы арестованы, — напомнил Уотсон.

— Я освобождаю его под свою ответственность, — сказал Наварра. — А если вас, Уотсон, интересует, имею ли я на это право, позвоните по известному вам номеру. А пока мы с мистером Рафферти проверим его почтовый ящик.

* * *

Вероятно, листы изготовили из какого-то синтетического материала, но на ощупь они напоминали очень тонкую кожу. Знаки, скорее всего, являлись буквами, хотя и не представлялось возможным определить, где начинался, а где кончался текст. Уотсон не отрываясь смотрел на черные крючочки, покрывающие сероватые листы.

Клеменс взглянул на Наварру.

— Черное на сером? Похоже, у них более яркий свет.

Наварра пожал плечами.

— Возможно. Но я бы не спешил с выводами. Они могут видеть в другом диапазоне. Откуда нам известно, что это текст? Мы даже не знаем, где содержится информация — в черных значках или в том, что нам представляется серым фоном.

Уотсон вышел из транса.

— Подождите. Рафферти отправил им звездные карты. Они могли прислать вчерашнюю газету, вроде “Дейли Ньюс”. Едва ли это можно назвать равноценным обменом.

Рафферти хмыкнул.

— Вы все образованные люди. У кого из вас есть дома книга со звездными картами? — Кивнул лишь Наварра. — У одного из троих. А вас трудно назвать типичными представителями человечества. Я полагаю, нам прислали предмет, представляющий определенную ценность как знак доброй воли. Думаю, мы получим и карты, — они посмотрели на утилизатор. В сером хаосе ничего не появилось.

Прошло три четверти часа, прежде чем машина выдала новые серые листы. Рафферти расстелил их по столу. Как он и предполагал, на этот раз им прислали звездные карты.

Инженер взглянул на Уотсона.

— Похоже, здравый смысл возобладал и над тамошними генералами и бюрократами, мистер Уотсон. Они тоже сообщили нам свой адрес, — он повернулся к Наварре. — Ваши компьютеры знакомы с основами астрономии, доктор Наварра?

— Вполне, — улыбнулся тот. — Я немедленно займусь этим делом. Между прочим, вы можете оставаться здесь.

Рафферти потянулся.

— Ну что ж, я найду чем заняться. Повожусь с массопередатчиком. Он жрет слишком много энергии.

— Вокруг дома мы поставим охрану, — продолжал Наварра. Вам она не помешает. Потом мы пришлем специалистов. Возможно, придется попросить вас отдать лабораторию в наше распоряжение, но мы еще успеем обсудить этот момент.

Оставшись один, Рафферти позвонил на завод.

— Немедленно пришлите мой заказ, — сказал он.

Затем он бросил в утилизатор несколько иллюстрированных журналов.

Когда с завода привезли ящики, Рафферти что-то чертил на кульмане. Вскрыв их, он быстро собрал товарную модель утилизатора, укомплектованную аккумуляторными батареями. Не мог же он рассчитывать, что на другой планете используется электрический ток той же частоты. Батареи, по меньшей мере, вдвое увеличили массу утилизатора, и Рафферти пришлось прибегнуть к помощи одного из охранников, чтобы поставить прибор на ленту конвейера.

— Куда он подевался? — изумленно спросил охранник, когда утилизатор исчез в сером хаосе.

— Я скажу вам, когда узнаю, — пообещал Рафферти.

* * *

— Вега, — сказал Наварра. — Планета, вращающаяся вокруг Веги.

— Вега, — повторил Рафферти. — Это далеко?

— Двадцать шесть с половиной световых лет.

— Не близко, — покачал головой инженер.

— Да, конечно, но некоторые бросаются дохлыми кошками и на такое расстояние.

Они засмеялись.

— Кстати, о “кошке”, — вспомнил Рафферти. — Вы выяснили, чем она дышала и что ела?

— Она дышала кислородно-азотной смесью. Процентное содержание кислорода чуть выше, чем на Земле. Анализы показали, что основу жизни там также составляют углеродно-водородные соединения. Питалась “кошка”, по всей видимости, растениями, а не своими меньшими братьями. Вероятно, в почве планеты содержится большое количество…

Он замолчал на полуслове, потому что в воздухе образовалось… “окно”.

Уотсон торопливо скрылся за кульманом.

Клеменс подошел поближе.

Наварра так и стоял с открытым ртом.

Рафферти улыбался.

Посреди комнаты, в метре от пола, мерцало голубоватое пятно, достаточно большое для того, чтобы просунуть сквозь него книгу. И тут из него посыпалась всякая всячина — исписанные листы, чашки, игрушки и, наконец, нечто, напоминающее журнал. Затем окно начало сжиматься и исчезло.

Рафферти подобрал журнал. Обложку украшало изображение… существа, похожего на человека, но сплошь покрытого коротенькими перышками.

Уотсон подозрительно посмотрел на журнал.

— Насколько я понимаю, на Веге появился двойник мистера Рафферти.

— Как это могло случиться? — резко спросил Наварра.

— Что именно? — невинно ответил инженер.

— Эти вещи появились не из вашей машины, Рафферти. Что это за странное пятно?

— А, это. Я послал им маленький утилизатор.

— Что? — взревел Уотсон. — Пожалуйста, доктор Наварра, отдайте его мне. Все будет по-простому. Только команда для расстрела и никакой экзотики… — он отошел в угол.

— Зачем вы это сделали, Рафферти? — в голосе Наварры слышалась бесконечная усталость.

— Он оказался достаточно вежливым, чтобы сообщить нам свой адрес. Я решил послать ему утилизатор, чтобы он мог связаться со мной в любое удобное для него время, вместо того чтобы ждать, пока я открою тоннель.

— Рафферти, вам придется пройти с нами.

* * *

Два дня спустя они пришли к нему в камеру. Ее можно было принять за номер люкс отеля, но для Рафферти любое помещение, из которого он не мог выйти по собственному желанию, было тюрьмой.

— Рафферти, вы возвращаетесь домой, — прервал молчание Наварра.

— Мне удобно и здесь.

— Тем не менее, вы возвращаетесь домой.

— Почему?

— Потому что вы единственный человек, который разбирается не только в технической сущности ваших утилизаторов, Поднимайтесь, да побыстрее.

Рафферти пожал плечами. Если он в чем-то и превосходил высокооплачиваемых государственных специалистов, то лишь потому, что провел над утилизатором чуть больше времени и заставил его работать. Он попытался объяснить Наварре, что ему не удалось создать теоретического обоснования принципа действия утилизатора. Он напомнил, что и Эдисон не знал, что такое электричество, но Наварра так и не поверил, что Рафферти не более, чем инженер.

Поэтому ему ничего не оставалось, как последовать на научным помощником президента.

* * *

Теперь камерой Рафферти стал его дом. Он не возражал.

Три последующих месяца они работали не покладая рук. Хотя состав атмосферы, температура, сила тяжести на обеих планетах оказались практически одинаковыми, им не удалось сохранить живыми различных зверьков, посланных через массопередатчик. Все они быстро умирали от болезней, против которых у них не было иммунитета. Пока не могло быть и речи об обмене послами.

Рафферти довольно легко находил общий язык с самыми разными людьми, и его отношения с вегианцем, в доме которого оказался выход из туннеля, проложенного лабораторным утилизатором, улучшались с каждым днем. Рафферти звал его Келли, потому что не смог разобраться в смеси щелкающих звуков, стонов и дифтонгов, записанных вегианцем на пленке диктофона, посланного через массопередатчик. С письменностью дело обстояло несколько лучше, и три месяца спустя они уже обменивались записками, более или менее понятными друг другу.

Поэтому он сразу догадался, о чем пойдет речь, когда доктор Наварра влетел в лабораторию, кипя от ярости.

— Рафферти! Вы представляете, что вы натворили?

— А что, собственно, произошло? — невозмутимо спросил тот.

— Мы получили сведения о трех новых “окнах”. Значит, на Веге появились еще три массопередатчика. Зачем вы их послали?

— Я действительно способен на многое, доктор Наварра, — с достоинством ответил Рафферти, — но только не на благотворительность. Так как вы изымаете все, что присылается с Веги, они не могут заплатить мне. Поэтому я и не посылал им новые массопередатчики.

— Но они их получили. Каким образом?

— Должен признаться, что я отправил им чертежи, — вздохнул Рафферти. — Как вы понимаете, послать бумагу куда дешевле. Они будут платить мне определенный процент с каждого проданного экземпляра, — он закурил. — Представляете, он пытался уверить меня, что никогда не слыхал о такой форме расчета. Но, раз он разобрался в моем устройстве, — значит, у них на Веге технологическая цивилизация. А как может развиваться технология без использования чужих изобретений? В конце концов, он признал, что сам занимается торговлей.

— Как… как вы объяснили ему, что значит слово “гонорар”, если вы едва научились понимать друг друга?

— Я всего лишь инженер, — ответил Рафферти, — но если настанет день, когда я не смогу объяснить такого пустяка, мне придется закрыть лавочку.

Внезапно Наварра разрыдался.

Рафферти отвел взгляд. Он не мог смотреть на плачущего мужчину.

— Уотсон был прав, — всхлипнув, прошептал Наварра. — Бедный Уотсон, он был прав. Вас следовало расстрелять.

Рафферти попытался изменить тему разговора.

— А что случилось с Уотсоном?

— Его перевели. Сейчас он бухгалтер на какой-то верфи. Бедняга. Он был совершенно прав, — Наварра вытер слезы. — Значит, у них есть чертежи, и теперь они изготавливают массопередатчики.

— Да, разумеется.

— Разумеется, разумеется, — бормотал Наварра, направляясь к двери.

Рафферти почему-то подумал, что скоро на верфи появится второй бухгалтер.

На следующий день Наварра вернулся.

— У вас есть что-нибудь выпить?

Рафферти налил ему виски. Наварра одним глотком осушил стакан.

— Китайская республика назвала все это империалистической провокацией. Франция начала мобилизацию и готова объявить войну всем членам ООН. Англия считает, что мы сознательно оскорбили королеву, — он протянул стакан и Рафферти вновь наполнил его. — Дохлые вегианские “кошки” валяются по всему Лувру. Никто не может определить, чем залита королевская спальня в Лондоне. Лидер большинства выступал в парламенте, когда перед ним открылось “окно” и на него выплеснулась волна вегианской грязной воды…

Рафферти потянулся за виски.

— Кажется, вчера я забыл сказать вам об этом.

— О чем именно?

— Келли продает массопередатчики в качестве утилизаторов мусора.

* * *

Шесть месяцев спустя Наварра пребывал в более благодушном настроении. Земля и Вега заключили договор и вернулись к традиционным способам утилизации мусора. Дела Рафферти шли прекрасно. Так же, как и Келли, который стал главой фирмы “Вега — Экспорт”.

Но однажды утром Рафферти позвонили из офиса.

— Мистер Рафферти, “Вега — Экспорт” только что объявила о выпуске в продажу новой модели массопередатчика.

— О?

— Они воспользовались пунктом договора, разрешающим торговать на Земле.

— И что?

— Они уменьшили нашу долю на семь с половиной процентов.

— Семь с по… благодарю.

Сев в машину, Рафферти поехал на свалку. Найдя то, что требовалось, он вернулся в лабораторию и вызвал Келли. Убедившись, что тот ждет на другом конце тоннеля, Рафферти швырнул в передатчик дохлую кошку и выключил лабораторный массопередатчик.

Рафферти все еще улыбался, когда из возникшего в воздухе мерцающего “окна” его с головы до ног окатили грязной водой.

Инженер не обиделся. Бизнес оставался бизнесом.

Пол Андерсон Зеленая рука

Первые поселенцы на Нертусе появились не так давно. На бескрайних равнинах планеты только кое-где обосновались фермеры, а Стелламонт все еще был единственным городком колонии.

Как-то днем Пит, лежа на животе, с увлечением наблюдал, как суетливые, похожие на земных муравьев насекомые строили в траве свое жилище.

Неожиданно огромная тень упала на него. Пит обернулся и от изумления замер. Перед ним стоял… инопланетянин.

— П-привет, — прошептал Пит, медленно поднимаясь.

— Добрый день, — ответил незнакомец на очень чистом языке землян.

Питер мог поклясться, что никогда не встречался с подобным существом. Но в Галактике было множество населенных планет, и едва ли кто мог похвастать, что знает, как выглядят их обитатели.

Ростом незнакомец был за два метра, с длинными ногами и телом, двумя парами рук, расположенными одна над другой, крупной круглой головой с оттопыренными ушами и большими желтыми глазами. Между ними виднелись дырочки ноздрей, выше топорщились усики антенн. Весь его наряд состоял из пояса с карманами, тело покрывал зеленоватый мех. Отдаленно он напоминал уроженца Ваштриана или, возможно, Кеннокора.

— Кто вы? — спросил Пит, по тут же вспомнил правила хорошего тона, все-таки ему шел одиннадцатый год, и добавил. Извините, я — Питер Вильсон, с Солнца, а эта ферма принадлежит моему дяде. Гуннару Торлайфссону. Могу я вам чем-нибудь помочь?

— Возможно, — ответил незнакомец. — Насколько мне известно, твой дядя ищет помощника?

Тут он попал в самую точку. Дядя Гуннар никак не мог управиться с таким хозяйством даже с помощью механизмов и роботов. Он уже дал объявление по телевидению, но, по правде сказать, мало надеялся на то, что кто-нибудь примет его предложение. Рабочие руки требовались везде и вновь прибывавшие предпочитали оставаться в Стелламонте, где и платили побольше. Поэтому появление инопланетянина можно было расценить как подарок судьбы.

— Вы совершенно правы, — воскликнул Пит. — Пойдемте, — и он побежал вперед. Незнакомец двинулся следом.

Потного, перепачканного маслом дядю Гуннара они нашли в мастерской. Он поднял голову, вытер пот с рыжебородого лица и, внимательно глядя на гостя, вежливо поздоровался. Его глаза радостно заблестели, когда он узнал, что тот хочет работать у него.

— Давайте это обсудим, — предложил дядя.

Они прошли в дом. Тетя Эдит растерялась, увидев инопланетянина. В отличие от старого космического бродяги, каким был дядя Гуннар, она к ним еще не привыкла и не знала, как вести себя в их присутствии. Незнакомец, похоже, не испытывал никаких неудобств.

— Я с Эстана IV, — представился он. — Мое имя… ну, зовите меня Джо.

— Эстан IV? — немного удивился дядя Гуннар. — Я и не слыхал о такои планете. Ее открыли недавно?

— Не совсем. Исследовательский звездолет побывал у нас довольно давно. Но мои соотечественники — не сторонники технического прогресса, поэтому наше вступление в Галактическое Сообщество прошло незамеченным. Я — один из немногих, кто захотел повидать Галактику. На дорогу я зарабатываю сам так скорее узнаешь, как живут другие народы, — Джо говорил ровно, спокойно, и Питу очень нравилось задумчивое выражение его больших желтых глаз.

— Почему же вы не остались в Стелламонте? — спросил дядя Гуннар. — Там вы смогли бы заработать больше, чем у меня.

— Я бывал в других городах-колониях. Они мало отличаются друг от друга. Мне же интересна жизнь фермера, да и хочется отдохнуть от. тесноты городов. Я услышал ваше объявление и пришел сюда пешком.

— Из Стелламонта? Через неисследованлый лес? Да сюда идти несколько недель! Я дал объявление гораздо позже.

— А меня подвез какой-то колонист. Леса же я не боюсь. В нем я чувствую себя, как дома. На моей родной планете много лесов.

— Ну… — дядя Гуннар почесал затылок. Пит видел, что он колеблется. Будет ли толк от инопланетянина? А вдруг он преступник, скрывающийся от закона? Но помощник был нужен ему позарез, к тому же, Джо производил такое приятное впечатление. — Да ладно, почему бы и нет, — дядя Гуннар улыбнулся. — Поглядим, что у нас получится. Садитесь, Джо, отдыхайте. Эдит, где у нас виски?

Они договорились, что Джо приступит к работе с утра, а вечером дядя Гуннар показал ему ферму. Пит с широко раскрытыми глазами ходил за ними следом. Уж об этом-то он наверняка расскажет приятелям, вернувшись на Землю: “У нас работал настоящий инопланетянин. Он прилетел издалека, даже мой дядя никогда не слышал о его родной планете. Он был с четырьмя руками, без носа и мы звала его Джо”.

Дядя Гуннар сразу повел его к животным. Он привез с Земли лишь пару коров да несколько свиней и цыплят. Его очень интересовала местная фауна, и он уже приручил некоторых шестиногих млекопитающих. “Волы” давали мясо и кожу, а на “пони” он ездил там, где не проходили машина и трактор. Теперь он возился с четырехногими, двукрылыми “индюшками”.

— Большинство колонистов привозят с собой животных и растения. Пытаются разводить их здесь, словно Нертус — это Земля, — объяснял он. — Из этого ничего не выйдет. Здесь столько неблагоприятных факторов, что земным животным никогда не приспособиться к здешним условиям. Взгляните на моих коров какие они малорослые, тощие. И это несмотря на то, что часть корма я завожу с Земли. А местные животные жирные да гладкие. Нертус не станет нам родным домом до тех пор, пока мы сами не сроднимся с планетой.

Коровы тяжело переступали с ноги на ногу и косили глазом на Джо: почему-то их пугало его присутствие. Местные же “волы” и “пони” стояли спокойно.

— Но может ли человек есть местную пищу, не опасаясь недостатка нужных ему веществ? — поинтересовался Джо.

— Хороший вопрос, — кивнул дядя Гуннар. — В этом одна из главных наших проблем. Первым делом мы установили, какая пища ядовита для нас. Затем выяснили, каких витаминов, минеральных веществ и микроэлементов не хватает нашему организму. Пока мы восполняем их недостаток таблетками, а со временем не только приспособим к нашим нуждам некоторые виды местной фауны, но и в определенной мере изменимся сами. Это произойдет, конечно, не скоро — через несколько поколений. Родившиеся на Нертусе будут уже в чем-то отличаться от нас. Естественный отбор изменит наследственность, скажем, за тысячу лет. Никто из нас не умрет, но у тех людей, которые быстрее приспособятся к особенностям этой планеты, будет рождаться больше детей.

— И в конце концов, вы станете нертусианцами, — заключил Джо.

— Именно так. Человек, колонизирующий другие планеты, должен приспосабливаться к ним. Точно так же, как он приспособился к жизни в различных регионах Земли. Эскимосы, к примеру, ели только мясо и отлично себя чувствовали. А бушмены пустыни Калахари могли пить солоноватую воду. И малого количества ее хватало им на длительное время. Таковы были особенности их организма.

У дяди Гуннара подобралась целая библиотека по проблемам адаптации к новым условиям.

— А на Нертусе нет местных жителей? — спросил Джо.

— Разумных существ? Нет. Планета была тщательно исследована, прежде чем началась ее колонизация, но найти признаки цивилизации не удалось. Ни деревень, ни археологических находок, ни даже каменных орудий труда. Я бы только радовался, если бы здесь жили разумные существа. Они могли бы подсказать нам многое из того, до чего нам придется доходить самим. Но закон запрещает колонизацию планет с разумной жизнью.

— Это… позиция человечества?

— И весьма логичная. На заре освоения космоса люди обосновывались на планетах, где цивилизация делала лишь первые шаги. Это приводило к конфликтам, в которых человек всегда выходил победителем, но платил слишком высокую цену. А самое худшее заключалось в том, что остановить начавшуюся колонизацию уже не удавалось. Да и как эвакуировать людей, которые пустили корни на новом месте? И борьба продолжалась, пока не находили какое-либо компромиссное решение, не слишком выгодное для обеих сторон.

Джо медленно кивнул, в полумраке светились, его желтые глаза.

* * *

Скоро выяснилось, что Джо не в ладах с техникой. Он старался, но у него ничего не получалось… Он не мог овладеть простейшими операциями ремонта и технического обслуживания механизмов. Садясь за руль грузовика или трактора, он сжимался в комок, а машина, словно чувствуя его страх, выходила из повиновения.

С животными и растениями дело обстояло иначе. Он мог заставить “пони”, все еще полудиких, выделывать такое, что другим и не снилось. У него они сами возили телеги, подходили на свист, спокойно стояли, пока он вычесывал скребницей их зеленовато-серые бока. Он уходил в лес и возвращался с корзинами трав, от которых “индюшки” толстели на глазах. Когда дядя Гуннар спросил, откуда тот знает вкусы “индюшки”, Джо лишь пожал плечами.

— Видите ли, мы гораздо ближе к природе, чем люди, — ответил он. — На воле ваши “индюшки” живут на лугах. Я видел их по пути на ферму. И пришел к выводу, что их естественной пищей должны быть растения, которых в достатке на тех лугах. Оставалось только разобраться, какие из них предпочитают “индюшки”.

Он изучил сад, огород, поля и высказал несколько странных, на первый взгляд, идей.

— Посадите вот это растение вместе с пшеницей, — Джо протянул дяде Гуннару маленький желтый цветок. — Урожай будет больше.

— Почему? — спросил дядя Гуннар. — Это же сорняк.

— Да, но он всегда растет с дикими сородичами пшеницы. Я думаю, они каким-то образом помогают друг другу. Во всяком случае, давайте попробуем.

Дядя Гуннар пожал плечами, но разрешил Джо перевести на поле несколько цветков. И скоро стало ясно, что на этих участках пшеница выглядит куда лучше, чем на остальном поле.

— Джо принадлежит к чудному народу, — заметил как-то дядя Гуннар. — Они ничего не смыслят в технике, но, когда дело доходит до живых организмов, могут дать людям сто очков вперед.

— Возможно, мы сможем чему-нибудь научиться у них, — вставила тетя Эдит.

Она не могла нахвалиться Джо, особенно после того, как он подобрал состав из трав и глины, из которого отлично лепились горшки и корзины. Тетя Эдит не жаловала пластиковую посуду — ее делали в Стелламонте. Экспорт же с Земли обходился недешево.

— У каждого народа есть свои сильные стороны, — продолжал дядя Гуннар. — Мне приходилось бывать на планетах, обитатели которых живут в тесном содружестве с природой. Они не создали машинную цивилизацию, но это не значит, что им не хватило для этого ума. Однако и технический прогресс имеет свои преимущества.

Гуляя по саду, Пит нашел Джо около “земляники”. Ее кустики тот принес из леса. Они давали вкусные ягоды, но не терпели пересадки. То, что не получалось у людей, вышло у Джо с первого раза.

— У него просто зеленая рука, — улыбнулась тетя Эдит.

— Вероятно, дело в другом, — предположил дядя Гуннар. — Какое-то вещество в микроскопической дозе выделяющееся через нашу кожу, убивает ростки. Организм Джо этого вещества не выделяет.

Инопланетянин поднял голову, при виде Пита его рот изогнулся, что означало улыбку.

— Привет, Пит.

— Привет, — ответил мальчик, присев рядом на корточки. Разве ты не устал?

— Нет, — ответил Джо, но прекращая работы. Его пальцы ловко сновали среди хрупких стебельков. — Нет, мне это нравится. Солнце, свежий воздух, сладкий запах земли — от чего тут уставать? — Он покачал большой круглой головой. — И зачем только вы, люди, отгораживаетесь от природы?

Джо заходил в дом лишь для того, чтобы поесть. И спал он под деревом, даже когда шел дождь.

— Но звездолет, к примеру, — отличная штука, — возразил Пит.

По телу Джо пробежала дрожь. Он поднял голову, оглядел широкий горизонт, залитый солнечным светом лес.

— Неужели вы хотите переделать весь этот мир? — спросил он. — Срубить деревья, изуродовать землю карьерами и закрыть небеса зданиями городов?

— Ну, наверное, на Земле и сеичас много лесов. Но, конечно, если на Нертусе будет жить больше людей, им не обойтись без новых домов и полей.

— Я мало знаю о вашем боге, — продолжил Джо. — Ваш бог всепроникающий изначальный космос, и вы сами даже не притворяетесь, что можете его понять. Это механический бог, Пит, математический бог. Не приходило ли тебе в голову, что могут быть и другие боги, например древние духи природы?

— Я не знаю, — промямлил Пит. Иногда Джо говорил слишком уж заумно.

— В ледяном мраке, между пламенеющими звездами, наверное, можно познать космос. Благоговейный трепет, восторг, восхищение — да, там все это есть. Но мои боги живут в лесах и реках, в легком ветерке, шелестящих листьях. Это боги жизни, Пит, а не огня и вакуума. Возможно, они — маленькие боги, которых заботит дерево, или цветок, или грезы ребенка, а не необъятное пространство, не Вселенная с бесчисленными звездами. И я думаю, что в судный день голос моих богов будет звучать громче.

Пит не нашелся, что ответить. Потом подумал о том, что Джо боится заселения Эстана IV людьми.

— У вас есть ваша планета. Никто не посмеет отобрать ее у вас. Люди не высадятся на ней и не позволят сделать это никому другому.

— Возможно, что и нет, — согласился Джо. — Но иногда у меня возникают сомнения. Даже с самыми лучшими намерениями вы будете порабощать обитателей иных миров, не физически, но воздействуя на умы, побуждая их повторить ваш путь или ощутить свою неполноценность. Если мы начнем строить шахты и заводы на нашей планете, даже если это будут наши шахты и заводы, у нас никогда не будет прежней планеты, а мы сами станем другим народом. Мы выберем себе чужую судьбу.

— Что это за планета, Эстан IV? — спросил Пит.

— О, совсем, как Нертус. Девственные леса и равнины, тишина. Нас там очень мало, но зато нам просторно, и это очень здорово. Наверное, я не очень хорошо объясняю.

— А вы бывали на Земле?

— Нет, не бывал. Ни на Земле, ни в других великих мирах Галактики. Я предпочитаю тихие, окраинные планеты. Боюсь, я не смогу рассказать тебе ничего интересного.

— О, — в голосе Пита послышалось разочарование. Дядя Гуннар знал множество захватывающих историй о космических путешествиях.

— Получается, что вопросы придется задавать мне, — усмехнулся Джо. — Я пришел учиться, потому что сам могу научить людей слишком малому, вернее, они никогда не прислушаются к тому, что я хочу им сказать. Сколько всего людей в Галактике?

— Ну, я не знаю. Да и вообще, вряд ли кто сможет ответить на ваш вопрос. Люди живут на многих планетах. Хотя… — Пит попытался вспомнить, что он читал, видел в фильмах, слышал на уроках астрографии. Очень скоро он рассказывал обо всем Джо. Тот кивал головой и изредка прерывал его вопросами. Никогда в жизни Питу не доводилось читать лекцию старшему- по возрасту, и его буквально распирало от гордости.

— Как я понял, каждая звездная система пользуется значительной автономией, — заметил Джо, — а прямая связь Нертуса с Землей еще, по сути дела, не установлена. Но скажи мне, Пит, если земная цивилизация так хороша, как ты ее расписываешь, почему люди прилетели сюда? Что они этим выгадали?

— Ну, я думаю, причины могут быть самые разные. Многие поселенцы никогда не бывали на Земле. Они родились на других планетах и не смогли приспособиться к тамошним условиям. Жизнь была им не в радость, ведь современная цивилизация требует от каждого высокого уровня развития.

— Для своего возраста ты выражаешься чересчур сложно, улыбнулся Джо.

— Я понимаю далеко не все, — признал Пит, — но мне говорят, что я во всем разберусь, когда подрасту. Во всяком случае, одни любят обширные пространства, другим нравится переезжать с места на место, третьим… да мало ли найдется причин.

— Но в чем экономическая выгода? Внешняя торговля тут минимальна, избыток пшеницы едва покрывает затраты на импорт. Зачем вашей цивилизации такие колонии, как на Нертусе?

— Главным образом, для того, чтобы людям было, где жить. Они хотят строить дома, обрабатывать землю. Если люди счастливы, не так уж и важно, какую они приносят прибыль.

— Понятно. Точка зрения, основанная на здравом смысле, хотя вашей цивилизации потребовался фантастически долгий срок, чтобы осознать эту простую истину. Но из твоих слов можно понять, что колонисты, к примеру, здесь, на Нертусе, приложат все силы, чтобы навсегда закрепиться на новой планете.

— Да, конечно. Что это за первопроходцы, которые отступят перед трудностями?

Джо покачал головой.

— Вы, люди, пойдете далеко, — пробормотал он. — Вы все в борьбе. Вы готовы сражаться даже за счастье, — он встал. — Ну, на сегодня достаточно. Пойдем посмотрим, как там “волы”.

* * *

В те редкие ночи, когда по небу плыли обе полные луны, Пит, случалось, не мог заснуть.

Вот и на этот раз он проснулся и долго лежал, открыв глаза. Холодный свет лун струился в открытые окна и падал на пол, отбрасывая двойные тени, резкие и черные, словно кто-то вырезал их ножом. От ветерка занавески чуть-чуть колебались. Снаружи доносились шелест листьев, писк, стрекотание, пение неведомых на Земле птиц. Нежно позвякивали травяные колокольчики. Пит вслушивался в ночь.

Почему бы ему не встать и не выглянуть в окно, раз уж все равно не спится? Он улегся животом на подоконник. Лунный свет обесцветил деревья и траву, но видно было, как днем.

Внезапно Пит замер. Длинная, узкая тень скользила по серебристому лугу. Это был Джо… но что он там делал?

Инопланетянин вышел на опушку и засвистел. Может быть, он пел сам себе? Или ему нравилось гулять в лунном свете и разговаривать с ночью?

И тут Питу захотелось подкрасться к Джо и испугать его своим внезапным появлением. Потом они могли бы посидеть под деревом, где спал Джо, и поговорить о далеких мирах. Джо всегда так внимательно слушал его рассказы.

Пит слез с подоконника, на цыпочках подошел к двери и выбрался из дома. Сна не было ни в одном глазу. Он посмеивался про себя, представляя, как подпрыгнет Джо от его неожиданного окрика.

Деревья и кусты служили идеальным укрытием. Пит бесшумно скользил по холодной, влажной траве, пока не оказался за стволом большого дерева в трех шагах от Джо.

Инопланетянин все еще стоял, вытянув четыре руки, и на мгновение в душе Пита шевельнулся страх. Незнакомые голоса, светящиеся в темноте глаза, пляшущие тени наполняли ночь, а дом едва был виден за кустами и деревьями.

Джо вновь засвистел каким-то особым, недоступным людям свистом. Ему ответило хлопанье крыльев.

С неба спустилась одна из огромных ночных птиц. Пит слышал их странные крики, доносящиеся из леса, иногда видел в густой листве их жуткие светящиеся глаза. Птица спикировала на руку Джо. Тот начал поглаживать ее, нашептывая какие-то успокаивающие слова на непонятном Питу языке. Мальчик сидел ни жив, ни мертв. Он боялся даже дышать, чтобы не привлечь внимания этой ужасной птицы.

Джо достал из поясного карманчика узкую полоску бумаги и закрепил на ноге птицы. Затем засмеялся и подбросил ее в воздух. Черные крылья на мгновенно закрыли луну. Птица растворилась в вышине.

Пит шевельнулся. И тут же Джо подскочил к нему. Его глаза полыхнули желтым огнем. Пит отпрянул.

— О, это ты, Пит, — Джо отступил на шаг и улыбнулся. Пит, как ты меня напугал. Что ты тут делаешь?

— Я… я вышел… погулять, — пробормотал Пит, не поднимая глаз.

— Но ты же должен спать, — Джо покачал головой. — Дяде и тете это не понравится, Пит.

— Я увидел вас на лугу и захотел поговорить…

— В любое время, Пит, но только не ночью, когда все спят. А теперь, марш домой, и я никому ничего не скажу.

— А что вы делали с той птицей?

— С птицей? А, это моя любимица. Она прилетает, когда я зову ее.

— Я и не знал, что этих птиц можно приручить. Дядя Гуннар рассказывал, что один человек пытался это сделать, но у него ничего не вышло.

— Значит, мне повезло больше, чем ему. Пит. А теперь иди, — Джо положил руку мальчику на плечо и легонько подтолкнул его к дому.

Испуг Пита уже прошел, и он не торопился уходить.

— Вы привязали к ноге птицы письмо. Для кого?

— Я привязал не письмо, а чистую полоску бумаги. Я хочу понять, можно ли использовать орвиша, так я назвал этих птиц, в качестве гонца. Птицы эти очень умны, и я думаю, что их можно научить переносить письма по определенному маршруту.

— Но зачем? У всех же есть видеофоны?

— Они могут и сломаться.

— Такого еще не бывало. Если они и сломаются, кто-нибудь обязательно прилетит, чтобы выяснить, почему мы не выходим на связь.

— Видишь, как я мало знаю о вашей жизни, — рассмеялся Джо. — Но, возможно, я захочу взять несколько птиц на Эстан IV. Там они будут незаменимы. Я же говорил тебе, что мы не жалуем технику.

Когда они подошли к дому, Джо остановился.

— Ну, беги, Пит. Вытри ноги. Они мокрые от росы. И никому не говори о ночной прогулке. Ты отлично знаешь, что в это время надо спать. А я тебя не выдам, — он повернулся. — Спокойной ночи, Пит.

Проснувшись на следующее утро, Пит даже подумал, а не приснилась ли ему эта встреча на опушке. Но нет, зеленые пятна от травы на ногах подтверждали, что это был не сон.

За завтраком Джо, как обычно, был вежлив и спокоен, а покончив с хозяйственными делами, засел за книги по биологии, которые он подобрал в библиотеке дяди Гуннара. Особенно его интересовали биофизика и биохимия, о которых он имел весьма смутное представление, несмотря на то, что в настоящих растениях и животных понимал куда больше, чем авторы этих ученых книг.

— В чем дело, Питер? — спросила тетя Эдит, всегда называвшая его полным именем. — Что-то ты сегодня грустный.

— Не грустный, а задумчивый, — поправил ее мальчик.

Ему действительно было о чем подумать. В школе он только начал изучать психологию, но уже знал, как следует оценивать то или иное событие, и понимал, что нужно вырабатывать собственное мнение, не полагаясь на чье-то слово. Поведение Джо не давало ему покоя.

Выйдя из дома, Пит прямиком направился к своему любимому месту, большой, покрытой мхом скале, теплой от солнца, и сел, прислонившись к ней спиной. Мысли его вертелись вокруг ночной встречи с Джо.

Да, на ферме все были довольны Джо, но многие его слова и поступки не вязались друг с другом. К примеру, он избегал разговоров о планетах, на которых ему довелось побывать, даже о своей собственной. Или его поведение прошлой ночью — он предложил довольно наивное объяснение, теперь это не вызывало сомнений. По существу, сказал первое, что пришло в голову. Если он хотел путешествовать и дальше, то не мог взять с собой этих огромных птиц… И потом, обитатели Эстана IV могли бы найти более удобное средство связи.

Ну, а если допустить, только допустить, что Джо солгал? Что он с планеты, которая не входит в Галактическую Федерацию? Люди и их союзники знали о Галактике не так уж много слишком велики были ее просторы. Обитатели нескольких планет, не только земляне, освоили межзвездные полеты, но в Галактике могли быть и другие, не менее развитые цивилизации.

Если у такой цивилизации возникло бы желание изучить Галактическую Федерацию, не выдавая себя, то какие шаги она бы предприняла? Ответ лежал на поверхности. Пит видел много стереофильмов с подобными сюжетами. Они послали бы своих агентов под видом безобидных туристов, рабочих или студентов с той или другой окраинной планеты, о которой едва ли кто слышал.

Может быть, звездолет Джо опустился где-нибудь в девственном лесу? Тогда понятно, почему он пришел на ферму пешком. И птиц он использовал для связи с своими спутниками. Он или опасался, что радиосигнал кто-то услышит, или считал, что наличие радиопередатчика у наемного рабочего неминуемо вызовет подозрение. А собрав нужные сведения…

Мог ли Нертус стать опорной базой пришельцев? Защитных сооружений на планете, не было. Ее мог захватить один боевой звездолет.

А все-таки, вдруг это только его фаатазии? Дядя Гуннар лишь посмеется и посоветует ему меньше смотреть стереовизор. Но, с другой стороны, не может же он сидеть, сложа руки, и ничего не предпринимать, даже если его доводы не столь убедительны.

* * *

Дальнейшие размышления позволили Питу заметить план действий, которым мог бы гордиться хороший детектив. Он едва сдерживал нетерпение. Его осенила блестящая идея!

Главное теперь — не спешить. Он должен проделать все в тайне, потому что сначала взрослые наверняка не примут всерьез его подозрении. А если все-таки поверят и разрешат позвонить в Стелламонт, Джо может оказаться где-то поблизости, и кто знает, что он предпримет, чтобы остановить их.

Но, допустим, этого не произойдет. Допустим, Питу удастся выполнить все, что он задумал, а потом выяснится, что Джо именно тот, за кого себя выдает. И он, Пит, окажется в дураках. Да, как ни крути, придется подождать до ночи.

День тянулся бесконечно. Солнце, казалось, прилипло к небу и никак не хотело двигаться. Джо ходил по ферме, занимаясь обычными делами.

— В чем дело, Питер? — спросила тетя Эдит за ленчем. — Ты плохо выглядишь.

— О, со мной все в порядке, — пробормотал Пит. — Честное слово.

— Переутомление, — заметил Джо, сидевший за столом рядом с мальчиком. — Что тебя тревожит, Пит?

— Ничего. Абсолютно ничего, — ответил тот.

Джо намазал маслом кусок хлеба.

— Тебе надо развеяться, — продолжал инопланетянин. — Почему бы тебе не прогуляться со мной? Я поеду в лес за плодородной почвой. Цветы что-то плохо растут, их надо подкормить.

— О, нет… я не могу, — ахнул про себя Пит, его сердце учащенно забилось.

— С чего это? — вмешался дядя Гуннар. — Такая прогулка только пойдет тебе на пользу.

Пит с трудом подавил желание вскочить, закричать, что он никуда не пойдет, он боится, а Джо, похоже, догадывается о его подозрениях и хочет убить его в зеленой тишине леса. Но, может быть, Джо и не решится на преступление?

— Хорошо, — кивнул Пит. — Я буду готов через минуту.

Он забежал в свою комнату и написал на листке бумаги: “Джо — агент пришельцев. Если я не вернусь, значит, он боялся, как бы я не рассказал о том, что мне известно. Целую, Пит”. Листок он положил в ящик стола и вернулся в столовую.

Они запрягли “пони” в телегу и поехали в лес. К изумлению Пита, ничего не произошло. Джо болтал, как обычно, в основном ругая людей, что они губят леса, вырубая деревья. Лишь однажды он бросил на Пита странный печальный взгляд и покачал головой. На ферму они вернулись к ужину.

Пит не находил себе места. Теперь он уже сомневался во всем. Джо явно не хотел вести себя, как вражеский шпион. Да и вообще, с какой стати посылать шпиона именно на их ферму?

Только… Джо все-таки чем-то отличался от обычного наемного работника.

На горизонте померк закат, и вскоре Пита отправили спать. Опять нестерпимо долго тянулось время, пока взрослые сидели в гостиной. Наконец, огни в комнатах погасли. Пит подождал еще, а затем выскользнул из-под одеяла.

Мальчик оглядел из окна луг, залитый лунным светом. Все то же: серебрящиеся трава и кусты, пение ночи, мерцание звезд. Не было лишь Джо. Наверное, он спал под своим деревом. Как хотелось Питу, чтобы так оно и было на самом деле!

Пит прошел в гостиную. Лунный свет не проникал в окна на этой стороне дома, и в кромешной тьме мальчик наощупь добрался до стоящего в углу видеофона. Под его ногой скрипнула половица, и он замер, боясь пошевелиться, но в доме по-прежнему царила тишина.

Пит осторожно повернул фосфоресцирующие диски. Засветился экран.

Мгновение спустя, на нем появилось лицо молодой женщины.

— Здравствуйте, — прошептал Пит, — я звоню по поручению моего дяди, Гуннара Торлайфссона.

— Простите, — от ее голоса, казалось, содрогнулись стены дома. — Я не расслышала, что вы сказали.

Пит рывком убрал звук, но ему пришлось чуть громче повторить сказанное.

— Мой дядя очень занят, — продолжил он, — и попросил меня связаться с вами.

— Конечно, я вас слушаю, — похоже, дядю Гуннара хорошо знали в Стелламонте.

— У вас есть Галактический каталог, не так ли? Перечень всех открытых планет с их краткими описаниями?

— Естественно. Каталог есть в каждом космопорте.

— Ваш экземпляр не очень устарел?

— Ну, новые планеты обычно заносятся в каталог примерно через год после того, как поступает официальное сообщение о их открытии. Что вас интересует?

— Скажите, пожалуйста, есть ли в каталоге планета Эстан IV? Возможно, так называют ее местные жители, но точно я не знаю.

— Это неважно. В каталог заносится название плаветы на всех языках. Что еще известно о планете?

— Земного типа, вроде бы открыта несколько лет назад. Местные жители… — и он подробно описал Джо, добавив, что цивилизация на Эстане IV — биологическая, не признающая машин. — Дядя также хотел бы знать, не появлялся ли в последнее время в Стелламонте кто-нибудь из жителей этой планеты.

— Я проверю по списку вновь прибывших. Позвольте спросить, а зачем это нужно вашему дяде?

— Он… он пишет книгу и не уверен, правильно ли указал название планеты и описал ее жителей…

— Понятно. Подождите несколько минут, я сейчас все выясню.

— Конечно. Большое спасибо!

Голова женщины исчезла с экрана. Пит облегченно вздохнул.

— Ты не доверяешь мне, Пит? — раздался голос Джо.

Мальчик пошатнулся, едва не перевернув видеофон.

Гигантский силуэт Джо замер в дверном проеме. В отсветах мерцающего экрана его глаза казались янтарными лунами.

— За кого ты меня принимаешь, Пит? — мягко спросил инопланетянин.

— Я… я… — Питу хотелось закричать.

Внезапно в руке Джо появилось оружие.

Пит задрожал.

— Что вам нужно? — прошептал он. — Зачем вы здесь?

— Я заметил в гостиной свет и решил взглянуть, что тут происходит, — Джо пересек комнату, направляясь к книжным полкам. — Но почему ты задавал женщине эти вопросы?

— Вы — пришелец, — у Пита лязгнули зубы. — Вы — вражеский шпион…

— Откуда же я прилетел? — беззаботно спросил Джо.

— Не знаю. Но теперь я смогу доказать…

— Конечно, сможешь. В Галактическом каталоге не окажется планеты, называющейся Эстан IV, а в Стелламонт не прилетал пассажир, похожий на меня. Таким образом, будет доказано, что я — лжец. Но означает ли это, что я — твой враг?

Пит не ответил.

— Выключи видеофон, Пит, — попросил Джо. — Женщина может заподозрить неладное, но, прежде чем она успеет что-нибудь предпринять, я буду уже далеко.

Двумя свободными руками он начал снимать с полок книги.

— К сожалению, мне придется превратиться и в вора, по другого выхода нет. Мне нужны эти книги.

— Что вы задумали? — прошептал Пит.

— Ну, даже не знаю, — Джо улыбнулся. — Все зависит от того, кто я такой. Если я — безжалостный пришелец из ваших дешевых фильмов, то должен убить всех живущих в доме, не так ли? Но я никого не убиваю, Пит. Почему? Откуда я пришел?

— Не знаю… как я могу это знать… пожалуйста, Джо…

— Скажи, что ты думаешь обо мне. Только быстро.

И Пит выложил все свои подозрения. Слова громоздились одно на другое, спеша сорваться с его губ. Выслушав мальчика, Джо кивнул.

— Молодец, Пит. Да, ты обо всем догадался. Только ты даже не представляешь, из какого далека мы прилетели. В наших намерениях нет вражды к людям. Мы просто изучаем вашу цивилизацию, прежде чем вступить в прямой контакт. Теперь мне надо идти. Мой звездолет ждет вон в том лесу. Мой доклад будет лишь одним из многих и, проанализировав их все, наше руководство решит, начинать с вами переговоры или нет. Я советую тебе сохранить наш разговор в тайне. Чем лучше мы изучим вас, тем полнее выявим все достоинства вашей цивилизации. Вот и я, гостя в доме твоего дяди, убедился, что их немало, и у меня нет даже мысли об убийстве. Прощай, Пит, мне пора.

— Нет! — прогремел голос Гуннара.

Джо окаменел, его взгляд метнулся к двери. В руках его хозяина, стоявшего на пороге комнаты, матово блестело ружье.

— Я давно слушаю ваш разговор, — продолжал дядя Гуннар. Ты останешься здесь, Джо.

— И не подумаю, — тут же возразил тот. — Я успею выстрелить до того, как вы меня убьете. Вам и мальчику может не поздоровиться. Позвольте мне уйти.

— Никогда. Ты у меня на прицеле. Пуля вызовет гидростатический шок, и ты не успеешь нажать на курок. Я не могу отпустить тебя.

— Вы забываете, что на боевом звездолете ждут моего возвращения, — спокойно ответил Джо. — Если меня убьют, мои товарищи это так не оставят. Они отомстят. А теперь — выпустите меня.

Он двинулся к двери, не поднимая оружия, но и не снимая пальца с курка.

— Возможно, вы сумеете выстрелить первым, но рискнете ли вы жизнью мальчика?

— Давай разойдемся по-хорошему, — предложил дядя Гуннар. Я пойду с тобой и поговорю с твоими друзьями.

— Нет, — качнул головой Джо. — Мы улетаем сегодня.

Внезапным прыжком Джо покрыл оставшиеся два метра до дяди Гуннара. Их тела сплелись в клубок, а и следующее мгновение дядя Гуннар вылетел на середину гостиной. Джо бросился в холл.

Дядя Гуннар рванулся следом. Джо выстрелил, что-то вспыхнуло громыхнуло, входную дверь сорвало с петель и швырнуло наружу.

И Джо помчался по залитому лунным светом лугу. А затем скрылся в лесу.

Потом Пит плакал на груди у тети Эдит, а дядя Гуннар неуклюже похлопывал его по плечу, приговаривая, какой он храбрый мальчик.

— Но почему ты мне ничего не сказал? — сокрушался он. — Я услышал голоса в гостиной и спустился вниз, но если бы ты предупредил меня заранее…

Немного успокоившись, Пит выложил всю историю о том, как он заподозрил Джо. Дядя Гуннар помрачнел. Тетя Эдит побледнела.

— Значит, он вернулся на боевой звездолет, — прошептала она. — И теперь полетит на свою планету…

— Возможно, — дядя Гуннар прошелся по комнате. От сожженной двери тянуло гарью. — Возможно, и так. Но зачем он взял мои книги? — он оглядел опустевшие полки. — Зачем ему понадобилась литература по биологии, если он и так знает о растениях и животных куда больше, чем мы, люди?

Дядя Гуннар почесал рыжую голову.

— Я ничего не могу понять, Эдит. Вероятно, он хотел заполнить какой-то пробел в своем образовании. Его интересовали биофизика и биохимия. Наверное, цивилизация Джо отстала в этих дисциплинах. На это указывает и его полная беспомощность в технике… Но как такая цивилизация могла построить звездолет?

— Возможно, у них есть союзники, — предположила тетя Эдит, — которые и строят и водят звездолеты.

— Может быть, и так, — в голосе дяди Гуннара слышалось сомнение. — Но все равно, не сходятся тут концы с концами…

Он замолк на полуслове и долгую, долгую минуту стоял с открытым ртом.

— О, великий космос! — прохрипел он, вновь обретя дар речи. — Так вот, значит, в чем дело.

— В чем же? — озабоченно откликнулась тетя Эдит.

— Джо! Он лгал. Как он лгал! Когда его поймали на одной лжи, он тут же выдумал другую. Он просто гений, этот Джо!

— Я тебя не понимаю. Кто он? Откуда?

Дядя Гуннар сумел взять себя в руки.

— Все сходится. Большинство животных на этой планете имеет шесть конечностей. Млекопитающие покрыты зеленоватой шерстью. Как и Джо.

— Ты думаешь…

— Да, дорогая. Поэтому местных животных не беспокоил его запах, поэтому он так много знал о растениях Нертуса. Вот почему у него, как ты говорила, зеленая рука, Джо — абориген.

Повисла тяжелая тишина. Затем дядя Гуннар невесело рассмеялся:

— Они создали биологическую цивилизацию. Они живут в лесах, но это не означает, что они дикари. Просто они умеют обходиться без машин. Они не строят домов, возможно, живут в стволах деревьев, не пользуются орудиями труда, и не мудрено, что исследовательская экспедиция не нашла признаков разумной жизни. Особенно, если учесть, что местные жители встретили людей настороженно и спрятались от них. Все это время мы думали, что на планете, кроме нас, никого нет, а они наблюдали на нами…

— Они брали наше вещи — видрофоны, гипнотехнику, книги. Познакомились с нашей культурой, выучили наш язык… и, наконец, послали агента, чтобы тот пожил с нами и понял нас.

Дядя Гуннар вновь усмехнулся.

— Да, задумано было блестяще. Джо правильно рассчитал, что мы не будем проверять, кто он такой. И мы не стали, только вот Пит… А потом он чуть не убедил нас, что прилетел издалека. Он. едва не заставил человечество прочесать всю Галактику в поисках его мифической планеты, в то время как она находится у нас под носом.

— И он выиграл! Он убежал с бесценной информацией, унес с собой книги, благодаря которым его народ опередит нас на столетия. Если они начнут биологическую войну… А мы по-прежнему ничего о них не знаем. Сколько их, где они живут, как мыслят, чего хотят…

Тетя Эдит прижала к себе Пита.

— Но Джо… такой хороший, — прошептал тот.

— Да, конечно, — дядя Гуннар задумчиво взглянул на серебрящийся луг. — Конечно, отличный парень, но все ли они такие? А может, он только прикидывался? Он ведь убежал.

— А если они выберут мир? — спросила тетя Эдит. — Они же понимают, что не смогут победить всю Галактику.

— Понимать-то понимают, но смогут немало выторговать, угрожая напасть на колонистов. Если захотят… — дядя Гуннар пожал плечами. — Возможно, и не захотят. А наоборот, решат сотрудничать с нами. Работая вместе, люди и нертусианцы превратят эту планету в рай. Но мы не знаем, какие они, Эдит, пока не знаем…

Роберт Хайнлайн Боязнь высоты

После двухнедельных мучений в госпитале звездолетчик Уильям Коул предстал перед медицинской комиссией. Его дальнейшая служба в Компании висела на волоске.

— Вы отказались от операции на мозге, — с властной интонацией в голосе говорил психиатр. — Трансгрессия сознания для вас неприемлема по моральным соображениям. Но без нее вы не сможете вернуться к прежней профессии. А ведь для вас космические полеты важнее всего, не так ли?

Коул подавленно кивнул. Все, о чем говорил этот врач, он уже не раз обсудил с десятком посетивших его за эти дни медиков. Среди них были светила в невропатологии, за высокие гонорары приглашенные Компанией Трансгалактических Сообщений. Компания не хотела расставаться с молодым, но прекрасно зарекомендовавшим себя астронавтом. Его обучение уже обошлось фирмам в сотни тысяч долларов. Коул подавал большие надежды. Еще два — три года в межгалактических полетах на “Валькирии” — и он без сомнения мог бы стать главным астронавигатором этого корабля.

И вот все пошло прахом!

Катастрофу Коул старался не вспоминать. Но, видно, ему уже никогда не расстаться с ощущением того последнего страшного падения в бездну, которое теперь внезапно отнимает у него волю и силы, затопляя сознание смертным ужасом. Болезнь появилась впервые, когда он подошел к окну больничной палаты на шестнадцатом этаже, как только встал на костыли. Взглянув вниз, на землю, Коул потерял сознание. После того как он очнулся, лежа на полу, с ним случился нервный припадок. Прибежавшие на шум сестра милосердия и врач сначала не могли взять в толк, что происходит с больным, но сам Коул уже понимал, каким страшным для космонавта недугом он обзавелся в том роковом полете.

Через два дня, когда трансплантированная биопластиковая кожа на его ногах почти совсем зажила, он забрался на табурет. Результат был почти тем же. Сильное головокружение — и обморок. Больше Коул не экспериментировал, а обратился к психоневрологам. Их приговор не оставлял надежды когда-нибудь вернуться на борт космического корабля…

— Но я хочу вас утешить, — продолжал психиатр. — Ваша болезнь, если только не летать в космос, — не такая уж большая неприятность. Что такое, в конце концов, этот страх перед падением с высоты? Если хорошо разобраться, так в звездных полетах люди насилуют то естественное, что в них заложено от рождения. Ужас перед бездной — ото норма человеческой психики.

Коул зажмурил глаза. Перед ним возник головокружительный хоровод созвездий где-то далеко внизу, в холодном, пустом пространстве. Его била нервная дрожь. Резкий окрик психиатра вернул его к действительности.

— Ну, ну, держите себя в руках, — тормошил его врач, делая знак медицинской сестре, хлопотавшей у столика со склянками. Это пройдет. Не надо воспоминаний. Ну-ка, взгляните сюда, на этот молоточек. Вот так. Молодчина…

Доза транквилизатора в шприце дала Коулу спасительное забвение.

Перед тем как покинуть госпиталь, Коул беседовал с главным врачом. Это был немолодой мужчина с добрыми, понимающими глазами. В отличие от других медиков учреждения он не носил традиционного белого халата.

— Вам пора отвлекаться от печальных мыслей и воспоминаний, — напутствовал он Коула. — Насколько мне известно, вам должны назначить приличную пенсию. Героическое поведение при аварии на звездолете и другие заслуги перед Компанией сделали вас одним из достойнейших представителей вашей профессии, хотя теперь и не в моде чествовать героев. Купите себе приличную виллу где-нибудь в живописном уголке Гоби или Сахары. Купайтесь в озерах, охотьтесь на искусственных фламинго. Забудьте о том, что произошло с вами. Ваша болезнь — чем черт не шутит — может со временем пройти сама собой.

Напоминание о пенсионном пособии болезненно кольнуло самолюбие космонавта.

— Я пойду работать, — хмуро возразил он.

Врач изучающе посмотрел на него.

— Что ж, пожалуй, и в таком решении не будет ничего странного. Компания за ваши заслуги просто обязана предоставить вам хорошо оплачиваемую должность на Земле. Заявите им, что вы хотите остаться звездолетчиком в запасе. Это будет выглядеть, как долгосрочная командировка. Со своей стороны, мы порекомендуем Компании поступить с вами по совести.

Коул задохнулся от гнева.

— Что? — он почти кричал. — Да ноги моей не будет больше в космопорте. Носить на рубашке значок как напоминание о том, что когда-то и ты был настоящим мужчиной? Слышать, как тебя снисходительно величают “капитан” и переглядываются за твоей спиной? Занимать кресло в кают-компании в память о забытых всеми заслугах и видеть, как ребята прекращают профессиональный разговор при твоем появлении? Да это…

— Успокойтесь, — врач мягко положил руку ему на плечо. Он еще раз изучающе посмотрел в лицо Коулу. Тень прошла по его лицу. Казалось, он хотел задать еще какой-то вопрос, но передумал в последний момент.

— Наверное, вы правы, — вздохнул он наконец. — Быть может, это даже лучше — сразу обрубить все корни. Во всяком случае, это не уменьшает надежду…

Он осекся. Космонавт с подозрением посмотрел на него.

— Скажите правду, док. Я неизлечимый псих? Так?

Врач нахмурился.

— Я этого не говорил. Вношу ясность: у вас не функциональное расстройство, а психическая травма. Кроме нежелательного вмешательства в деятельность вашего мозга, сегодня у медицины нет средств вылечить вас от навязчивого состояния.

Он поднял указательный палец, как на лекции в аудитории.

— Страх высоты пока будет сопровождать вас. Носите темные очки. Не смотрите на небо, особенно в звездную ночь. Не сидите на балконе в театре. Не забирайтесь на высокие этажи — во всяком случае, не глядите вниз из окна. Вот и все, что мы, медики, можем вам посоветовать. А что касается вашего намерения променять достойную и безоблачную жизнь на какую-то мифическую работу, то я, право…

Он снова прервал себя.

— Говорите, что вы имеете в виду? — потребовал Коул.

— Нет, пустяки, — отговорился врач. — Когда-нибудь потом мы обсудим с вами эту тему, если представится случай.

На его лице снова заиграла улыбка, и Коул, будь он менее занят своими тревогами, заметил бы в ней деланный, профессиональный оттенок.

— Я не совсем прощаюсь с вами, — участливо провожал его медик. — Мы будем обследовать вас регулярно, примерно раз в год. Если вас что-нибудь будет беспокоить еще, приходите.

Уильям пожал его прохладную руку и направился к выходу. Глядя вслед понурому пациенту, врач помрачнел и с досадой покачал головой. “Космонавты, — думал он, — ходят совсем иначе. А у этого бедняги походка не здоровяка, а сущего невротика”.

Он еще раз посмотрел вслед Коулу, нажал кнопку селекторной связи и долго беседовал по монитору с лечащим психиатром Коула, после чего отдал ряд коротких распоряжений в отдел наблюдений за выписанными, но не вылеченными пациентами.

* * *

Это был район Нью-Йорка, над которым посмеивались, но берегли как исторический курьез. В незапамятные времена одному из мэров пришло в голову создать коммунальный рай для малообеспеченных слоев городских обывателей. Ряд кварталов накрыли полупрозрачным невесомым куполом, под которым строго регулярно зажигалось и гасло искусственное светило. Дома снесли, и весь район превратили в какое-то одно бесконечное помещение, где вместо асфальта под ногами прохожих лежал то паркет, то кафель, в двери жилых квартир можно было попасть прямо с улицы, а учреждения и даже мастерские подчас были отделены от зевак всего лишь символическими барьерчиками. Экологическая чистота этой части мегаполиса, ставшей своеобразным обитаемым музеем, была безупречной. Здесь Коул и рассчитывал найти идеальные условия для себя.

Выйдя из вагона скоростной подземки, он открыл первую же дверь одного из холостяцких гостиничных номеров, над которой горело табло “Свободно”. Бросив туда дорожную сумку, он побрел к автоматической справочной. Машина выдала ему несколько адресов бюро по трудоустройству. Коул направился в ближайшее. По дороге он несколько раз поднимал голову, смотрел в искусственное небо и с удовольствием отмечал, что не чувствует при этом тошнотворного ужаса перед открытым пространством.

Дверь бюро была открыта нараспашку. В зале собеседований, как и следовало ожидать, не было ни души. При появлении Уильяма в углу замигало табло автоматического анкетера. Первый и последний раз Коул имел с ним дело в юности, когда после школы выбирал, в какое училище поступать.

— Фамилия, имя? — зажглась строка на экране, когда Коул подошел к пульту компьютера.

— Уильям Сондерс, — сообщил Коул заранее придуманный им для себя псевдоним. Свой возраст и место рождения он решил не скрывать. Профессия конструктора радиоаппаратуры, одна из многих, полученных им попутно во время учебы в космическом училище, устроила анкетера. Экран мигнул словами “Благодарим. Ждите”, и Коул послушно уселся в кресло, чтобы дождаться ленты с адресом учреждения или фирмы, которую должен был выдать ему аппарат.

“Что-то там у них стряслось”, — решил Коул, когда докурил уже третью безникотиновую сигарету и принимался за четвертую. Однако экран внезапно ожил и по нему побежали строчки: “Вашей анкеты недостаточно. Пройдите к сотруднику бюро в семнадцатый кабинет. По правой стороне”.

Дверь в стене бесшумно отъехала в сторону, и Уильям пошел по серебристому коридору. В дверях семнадцатого кабинета его встретила симпатичная строгая брюнетка лет двадцати. В иное время Коул определенно отнесся бы к ней с интересом, но теперь его волновало другое. Его пригласили сесть за пластиковый стол.

— Мистер Икс. К сожалению, ваше настоящее имя отнюдь не Сондерс. Хочу напомнить вам, что ваша тактильная характеристика хранится в компьютере Центральной биржи труда… — тут она взглянула на экранчик перед собой, — вот уже восемь лет. А ваша анкета вместе с послужным списком регулярно проверяется. Зачем вы скрыли сведения о себе?

В ее голосе были и тревога и любопытство. Коул молчал, ожидая, что будет дальше.

— Отказываясь от своего настоящего имени, вы многое теряете, — объясняла служащая, жгучий интерес которой к Коулу, очевидно, возрастал. — Нам запрещено интересоваться подробностями биографии и мотивами поступков наших клиентов. Но человек такой профессии и таких заслуг, как вы…

— У меня нет никаких заслуг, — почти грубо прервал ее Коул. — И меня зовут Сондерс. Уильям Сондерс. Я ищу работу по специальности, указанной в моей анкете. Только и всего. Еще раз повторяю — я Уильям Сондерс, двадцати пяти лет, уроженец и постоянный житель Нью-Йорка.

На лице молодой женщины отразилось мучительное желание еще о чем-то спросить, но профессиональный долг остановил ее. Выражение симпатии, с которым она разглядывала Коула, на ее лице потускнело.

— Будь по-вашему, — вздохнула она. — Отныне вы мистер Уильям Сондерс — Она нарочно развернула подставку с экраном монитора так, чтобы Коул смог прочесть на нем свою подлинную фамилию и еще кучу данных. Среди них стояла даже дата его выписки из госпиталя.

Экран погас.

— Жаль, — сухо произнесла служащая, — что именно наш отдел ничем не сможет вам помочь. Наймом на низкооплачиваемые должности в нашем бюро занимаются в соседнем секторе. Пройдите в кабинет номер пятнадцать.

Она проводила его долгим неодобрительным взглядом.

* * *

Вот уже около года Билл Сондерс трудился в маленькой мастерской, где все манипуляции со сборкой и проверкой изделий осуществляли роботы. Управляя их действиями с помощью примитивных кнопок, Уильям не чувствовал никакого напряжения. Он почти забыл, с какими сложностями приходилось ему иметь дело в прежней профессии. Воспоминаниям, к тому же, было опасно предаваться: от них у Уильяма временами случались нервные припадки.

Однажды его коллега по настройке приборов Джо Тулли стал свидетелем такого приступа, когда Уильям опрометчиво полез по стремянке, чтобы достать с верхней полки шкафа какой-то проспект. Сондерс опять чуть не упал в обморок, как тогда в госпитале. Усилием воли заставив себя спуститься на пол, он не мог унять охватившую его дрожь. Но Тулли понял это по-своему и отнесся с сочувствием.

— Что, брат, перебрал вчера? Эго бывает.

— Я не пью, — с трудом сказал Уильям. — Просто накануне малость засиделся у телевизора. Все от недосыпа.

Джо поверил. Они дружили. Сблизил их поначалу пустяк. Тулли ненавидел скоростной лифт и всегда спускался в подземное кафе по лестнице. Сондерс разделял с ним компанию. После обеда они поднимались пешком. Никто из товарищей не подсмеивался над двумя чудаками, поскольку они объясняли это необходимостью разрядки после сидячей работы. Но никто и не следовал их примеру. Сондерс же чувствовал себя тем лучше, чем глубже забирался под землю. Он иногда подумывал, не стать ли ему до конца жизни смотрителем какого-нибудь подземного склада или администратором пещеры, в которую водят туристов.

Жизнь Сондерса была однообразной, чего ему и хотелось. Редкое чтение книг, а чаще сидение перед телевизором были единственными видами его досуга. Правда, он выключал экран сразу, как только начинались передачи о космонавтике. Однако и это монотонное существование не помогало ему справиться с болезнью.

Как-то во время хандры, внезапно охватившей его в самый разгар работы. Билл чуть было не открылся Тулли. Но, представив себе, как изменятся их отношения, если Джо начнет чувствовать его превосходство, Сондерс прикусил язык. А ведь так оно и могло случиться — профессия звездолетчика, несмотря на давно исчезнувший романтический ореол вокруг нее, для большинства людей оставалась уделом суперменов.

Вскоре Джо стал настойчиво приглашать Билла в гости.

Бывший астронавт занервничал. Ему было известно, что Тулли живет в двухсотэтажном небоскребе. Представить себе, как будет подниматься в скоростном лифте, Билл просто не мог. Но тут он подумал, а как же обходится сам Джо, ненавидящий этот вид транспорта?

— У нас в доме есть лифт для инвалидов, — смеясь, объяснил Тулли. — Иначе я давно бы сбежал из этой башни.

У Билла не хватило решимости спросить приятеля о том, па каком этаже расположена его квартира. Он боялся, что голос выдаст его непонятное волнение по этому поводу.

Наконец, Сондерс сдался на уговоры. Квартира Джо и впрямь оказалась высоко — это был семьдесят девятый этаж. Они довольно долго тащились в инвалидном лифте. Тревожное предчувствие неизбежного приступа, которое мучило Билла, вдруг сменилось каким-то странным душевным покоем. Он не знал, долго ли будет длиться это теперь уже непривычное для него ощущение, и потому на всякий случай достал из кармана почти непрозрачные очки.

— Вот уж не подозревал, что у тебя не в порядке глаза, — заметил Джо.

Но, к изумлению Билла, очки ему не понадобились. В квартире Джо было удивительно уютно. Его жена Джоан оказалась не только прекрасной кулинаркой, но и на редкость милой собеседницей. Разговор за столом вертелся вокруг простых вещей — работы Уильяма и Тулли, покупок и цен в супермаркетах, новых топографических программ в кинотеатре, открытом недавно в их районе фирмой “Сенчури”, и тому подобных тем.

Когда Билл и Джо, уже насытившись, наслаждались светлым пивом, раздалась трель домофона. Тулли подошел к квадратику монитора, соединенного с телекамерой, установленной у подъезда небоскреба.

— Ого! — обрадовался он, рассмотрев изображение. — Джоан! Беги-ка сюда! Твой кузен прилетел. Эй, Ричард, входи, я отпираю тебе дверь!

Из динамика домофона донесся голос, немного необычно выговаривавший слова:

— Иду, иду. Надеюсь, ребятки, я не застал вас врасплох? У старого Дика есть сюрпризы для вас!

Скоростной лифт домчал гостя наверх в считанные секунды, и Джоан кинулась обнимать его. Тулли поспешил вслед, на ходу сообщив Уильяму:

— Этот родственник — мировой парень! Он не задавака, а башка у него — во! Преподает в тибетском университете. Ты с ним потолкуешь, ведь у тебя мозги неплохо варят.

Тибетский университет был хорошо известен космонавтам, хотя и не популярен. Традиционных наук в нем не изучали, а древняя этика, самопознание, медитация и прочие вещи давно уже перестали волновать людей. Ими овладевали только те, кому это требовалось в силу образа их жизни. Остальное человечество продолжало заниматься своими проблемами точно так же, как и сто веков назад, не увлекаясь экзотическими идеями. Но будущих звездолетчиков иногда целыми группами направляли туда на психологическую стажировку. Уравновешенный и рациональный Коул не попал в их число.

— Привет, меня зовут Дик Лоттер, — крепко пожал руку Биллу вошедший в гостиную тридцатилетний мужчина с живым, выразительным лицом, внимательными темными глазами и короткой прической. — Я вижу, вы не скучаете. — Он улыбнулся. — Жажду новостей об электронном мини-футболе и последней сводке выигрышей в телелото.

Сондерс представился ему как коллега Тулли и отметил странное любопытство, мелькнувшее в глазах у гостя. Он напрягся. Между тем Ричард принес саквояж и высыпал на стол подарки. Это были в основном различные восточные безделушки.

— Дик уже десять лет живет в Тибете, — объяснила Джоан Уильяму. — Он крупный ученый, специалист по восточной медицине. Мы, правда, мало здесь в этом понимаем, — она поцеловала кузена в щеку.

Лоттер оказался разговорчивым парнем и отнюдь не занудой, как некоторые его собратья из университетов и колледжей. О своих делах он и не рассказывал. Когда темы для беседы стали иссякать, Джоан включила телевизор. Шла комедия, над которой супруги Тулли, да и Дик тоже, хохотали от души. Усмехнулся и Билл, не замечая того, что Ричард незаметно наблюдает за ним.

Фильм окончился, и Тулли нажал кнопку дистанционного переключателя программ. Шла религиозная передача. По комнате поплыли звуки старинного псалма.

Услышь молитву нашу тот, Кто направляет звезд полет, Ведь даже малые созданья Хранишь от бед ты в мирозданье.

Глубокая печаль этих незатейливых слов внезапно и больно проникла в сознание Уильяма. Он как никогда остро почувствовал себя изгнанником из мира, без которого для него было немыслимо счастье. Космос был закрыт для Билла на вечные времена. Он отвернулся, чтобы никто из присутствующих не заметил слез, катившихся по его щекам. В это время гимн закончился, и Тулли переключил программу.

— Мы обязаны присоединить их! — с напором заверещал комментатор из студии политических новостей. — Договор трех планет! Какая глупость! Они не имеют права диктовать нам, что мы можем и чего не должны делать в планетной системе Лебедя!

— Но, Эд, — мягко перебил его другой обозреватель. — Это все же не наша, а их планетная система. Они жили там раньше нас и имеют право делать там все, что хотят.

Оратор напустился на него:

— Так ты считаешь, Дуглас, что наши предки тоже спрашивали у индейцев, нравится им или нет присутствие цивилизованных людей в Северной Америке? Никто не имеет права цепляться за то, что сам не может осилить. При надлежащей политике…

Внезапно картина студии сменилась динамической заставкой, на которой медленно плыл разведывательный спутник. Голос диктора четко произнес:

— Мы прервали беседу наших обозревателей для того, чтобы зрители смогли сами судить о том, кто из них в своих суждениях ближе к истине. Посмотрите кадры последних действий земной экспедиции по ликвидации мятежа на планете Гарриман, она же Нэт Суз в созвездии Лебедя.

Камера, установленная на самом носу боевого корабля — суперпространственного звездолета, вбирала в себя, казалось, всю черноту космоса вместе с головокружительным хороводом его бесчисленных небесных тел. Билл только успел пожалеть, что никогда не летал на кораблях этого класса, как все его существо затопил парализующий ужас. Звезды падали на него, закручиваясь в гигантскую воронку, в которую его втягивало, как в том последнем полете на “Валькирии”. Ему вновь померещилось, как он выпускает из рук петлю аварийного троса и…

Очнулся Уильям Сондерс один на диване в соседней комнате. Видимо, после припадка он спал недолго. Он неловко и медленно поднялся на ноги, испытывая стыд перед хозяевами дома и их родственником. Когда он подходил к приоткрытой двери, до него донесся негромкий телефонный разговор. У видеоаппарата в гостиной сидел Ричард.

— Да, это я, профессор нетрадиционной медицины Ричард Лоттер, — говорил кому-то невидимому двоюродный брат Джоан, — И уверяю вас, что такие симптомы болезни встречал только у космонавтов. Не надо со мной играть в конспирацию. Мне не хочется знать, кто этот человек и почему он оказался в таких обстоятельствах. Скажите мне только, выражал ли он желание вернуться к прежней жизни.

Он оглянулся, и Уильям отпрянул от двери. Затем Дик продолжил:

— Нет, больного я не стану осматривать. Вы на самом деле предлагали ему изменить личность оперативным путем? Что ж, его реакцию я понимаю. Но у нас щадящие методы воздействия на сознание. Да, я знаю, вы нам не верите. С вашей точки зрения, эта болезнь неизлечима. До свидания, коллега. Желаю успехов. — Он нажал рычажок видеофона, разъединяя связь.

Ярость охватила Билла. Он стремительно шагнул в комнату. Дик быстро обернулся и попробовал простодушно улыбнуться. Однако Уильям был почти вне себя. Он в бешенстве прошипел, стараясь, чтобы его не услышали хлопотавшие на кухне Тулли:

— Ричард Лоттер! Я прошу вас не вмешиваться в мою жизнь. Я не позволил трансгрессировать свой мозг лучшим специалистам в области психиатрии. И вам тоже не дам экспериментировать на мне с помощью ваших тибетских штучек. Я никогда не бывал в космосе, я не боюсь высоты. Все это ложь. Запомнили? И никакой я вам не звездолетчик. Я техник средней квалификации по настройке радиоаппаратуры. Меня зовут Билли Сондерс!

Уильям даже задохнулся от своей длинной тирады. Но Ричард нисколько не обиделся. В это время в комнату вошли хозяева. Они улыбнулись больному.

— Ты оправился, Билл? — участливо дотронулся до него Джо. И пояснил жене п родственнику:

— Это с ним случается от переутомления. Мы с Биллом — два сапога пара, любим засидеться у телевизора заполночь. Ничего, сейчас ляжем спать, а утром он станет, как огурчик. Завтра выходной день, отдохнем на славу.

Он обернулся к кузену жены.

— Дик, тебе постелили в третьей комнате. А Билл пойдет к себе. И впрямь, пора закругляться, ребята. Ванная и все прочее — направо по коридору. Спокойной ночи!

Перед тем как лечь в постель, разложенную для него на широком диване, Уильям нажал кнопку кондиционера. Но свежий ароматизированный бриз не хлынул в его комнату. Аппарат не работал.

— Барахлит со вчерашнего дня, — донеслось из гостиной от Тулли, который услышал щелчок выключателя. — Приоткрой окно. В Нью-Йорке в это время года воздух неплохой.

Сондерс с большим усилием воли, глядя в сторону, подошел к окну и потянул задвижку рамы. Окно отворилось. И тут же появилось неприятное чувство тошноты в горле и где-то в области селезенки. Он лег на постель, превозмогая головокружение. Но что-то с ним было не так. Он пытался понять безотчетное чувство тревоги, вселившееся в его мозг. Это не был обычный невроз, связанный с боязнью высоты. Это было что-то новое, чуждое. Будто кто-то настойчиво выпытывал подробности той ужасной катастрофы, которая сломала его жизнь. Коул застонал… Он снова увидел себя на борту “Валькирии” в последнем рейсе.

* * *

Выход в открытый космос никого из астронавтов, за исключением разве что желторотых новичков, не страшил. Пространство, где не было “верха” и “низа” в обычном понимании этих слов, не пугало своей глубиной. Хотя в случае обрыва аварийного троса и одновременного выхода из строя автономного ракетного двигателя скафандра астронавту, плавающему на привязи у своего корабля, пришлось бы туго. Пожалуй, в этом был смертельный риск. Но разве трусы идут в звездолетчики?

“Валькирия” была особым кораблем. Ее строили в те быстро ушедшие времена, когда считалось, что на космическом корабле необходимо исключать эффект невесомости. От этой точки зрения с развитием систем автотренинга отказались. Но в ту пору, как ни дорог и громоздок был только что изобретенный дельта-гравитатор, его установили на “Валькирии”. Медленно разгоняясь в первые минуты полета, он весь дальнейший путь работал с бешеной скоростью. Чтобы отключить его в конце рейса, требовалось около земных суток. С неработающим гравитатором управлять “Валькирией” было трудно, если не сказать невозможно. Вот почему в полете его отключали только дважды. Первый раз, — когда сгорела одна из секций хвостового оперения стабилизатора. Во второй — когда отказала антенна метеоритного индикатора и блуждающая в пространстве глыба замерзшего азота распорола обшивку корабля и взорвалась во втором грузовом отсеке. Но это случилось еще в ту пору, когда Уильям Коул ходил в погонах курсанта и мечтал о совсем других кораблях.

…Звон колокола аварийной тревоги застал Билла во время отдыха после десятичасовой вахты в навигационной рубке. Коул вскочил и инстинктивно схватил аварийный скафандр. Но тут же взглянул на датчик герметичности, имевшийся во всех помещениях корабля. Прибор показал отсутствие утечки воздуха на звездолете. Тогда, натянув форменное трико, Коул быстрым шагом покинул каюту и по ленте горизонтального эскалатора добрался до капитанского отсека. Здесь его уже ждали главный бортовой техник, три помощника механика, двое сварщиков и, конечно, капитан, который хмуро вглядывался в мониторы наружного контроля. Удар метеорита пришелся прямо по основанию главной навигационной антенны. Сейчас она, как пущенная из пращи, летела в пространство, удаляясь от звездолета со скоростью не меньше ста тысяч земных миль в секунду. Таков был один из эффектов дельта-гравитатора для предметов, которые утрачивали непосредственную связь с телом корабля.

Астронавту, который вышел бы в открытый космос из “Валькирии”, угрожала еще одна неприятность. Искусственное гравитационное поле каким-то образом так влияло на человека, что, куда бы он ни посмотрел из корабля, Вселенная всегда была расположена для него “внизу” и казалась мрачной, жуткой пропастью с колючками созвездий на дне. Смельчаков, пробовавших выйти из люка при работающем гравитаторе, охватывал не просто страх перед высотой, преодолеть который космонавту было нетрудно. Нет, это была иррациональная паника, неподдельный бунт психики против неестественного для человека, лишь частично познанного им, враждебного мира.

Давно уже никто не пробовал повторять подобные эксперименты, после которых, кстати, списали на Землю не одного смельчака. Но в данную минуту, понял Коул, не было выбора. Кому-то надо было выйти в открытый космос при работающем дельта-гравитаторе. Без навигационной антенны корабль мог попасть в ловушку “черной дыры”, находись она хоть в десятке парсеков отсюда, а еще вероятнее — наскочить на астероид. Выход был в установке временной антенны, а никто не справился бы с этим лучше и скорее Коула. Все смотрели на него… Коул кивнул капитану.

…Билл перехватил одной рукой страховочную петлю, которую он скрутил из аварийного троса. Главное было не смотреть в пространство. Первый раз, когда он случайно сделал это, незнакомое ему чувство трусливой тошноты поразило его до стыда. Он понял, что не в его силах будет справиться с подсознанием, если оно выйдет из-под контроля. Больше он не смотрел туда. Работа оказалась чертовски сложной. Добраться до торчавших обломков, открутить болты и закрепить анкерный цоколь временной антенны не составило бы труда, будь у Коула толковый напарник. Но для другого космонавта на узкой ремонтной площадке просто не оставалось места, а плыть автономно с ракетным ранцем за спиной, глядя в черную бездну, означало обречь себя на сумасшествие.

Коул воспользовался петлей аварийного троса, как лианой. Раскачавшись на нем, он перепрыгнул расстояние, отделявшее его от сломанного крепления антенны. Работа заняла двадцать минут. И тут автоматический гаечный ключ вырвался из его рук. Бешено вращаясь, он тут же улетел прочь. Коул машинально отпустил петлю, связывающую его с аварийным люком. Через мгновение он с ужасом понял, что без помощи троса ему не вернуться назад. Преодолеть двухметровое расстояние от антенны до ближайшей аварийной скобы в его положении не смог бы никто. Коул попытался крепче ухватиться за крепление только что установленной им временной антенны и, почувствовал, как пальцы его слабеют. Скафандр, в котором он вышел наружу, не был рассчитан на пребывание в открытом космосе свыше получаса, так как предназначался для кратковременных такелажных работ. Коул надел его, зная, что долго работать не придется, а двигаться в нем значительно удобнее, чем в обычном скафандре. Теперь это удобство оборачивалось против Билла. На беду, легкому костюму этого типа не полагалось радиолингафона, а переносную рацию Коул легкомысленно не захватил.

Он держался обеими руками за неудобные головки анкерных болтов. Тело его судорожно вжималось в обшивку корабля. Но Коул чувствовал, как немеют пальцы в тонких титаново-пластиковых перчатках, как космический холод подбирается к ногам. Еще мгновение… он не удержится и на чудовищной скорости полетит в бездну, прочь от “Валькирии”. Невольно он взглянул в черное пространство, подступившее к нему со всех сторон — и из его груди вырвался вопль ужаса перед Вечностью.

Коула с большими предосторожностями сняли с антенны на десять секунд позже, чем позволял ресурс легкого скафандра. Обмороженную кожу вылечили в госпитале, но его душу уже не смогли вернуть из мрачного, холодного пространства, где она, казалось, осталась навсегда…

* * *

Вопль в ушах Коула не стихал, но то не был его собственный крик. Он пошевелился на кровати, потный после пережитого кошмара, и с тревогой подумал, что его невроз прогрессирует с опасной быстротой. Вопль все не умолкал. Потом Билл понял, что кричит животное — кошка, а скорее всего, котенок.

Космонавты обожали этих зверьков, отлично приживавшихся на звездолетах. В них заключалась память о доме, покинутом уюте Земли. Присутствие кошек на борту придавало астронавтам уверенности. Коул не был исключением. И сейчас он тревожно прислушался. Младший собрат явно нуждался в помощи.

Отчаянное мяуканье доносилось из открытого окна. Уильяму стало ясно, что ему нужно подойти к окну и посмотреть наружу, но его горло тут же сжала знакомая тошнота. С минуту он лежал, пытаясь обмануть себя тем, что мяуканье несется из соседнего дома. А может быть, с балкона, куда можно послать Джо или Джоан. Но у этого небоскреба, вспомнилось ему, не было балконов. Если звать на помощь Тулли или этого их родственника, то стыда не оберешься. А если все откроется, то еще хуже: он потеряет друзей, будет вынужден снова искать себе место в жизни. Нет, уж лучше… Билл усилием воли заставил себя встать и кое-как сделал шаг к окну.

Нет, он не дошел, а дополз до подоконника. Вцепившись в него мертвой хваткой, он, почти теряя сознание, потянул приоткрытую раму и высунул голову в проем окна. Коул старался не смотреть в пропасть, на дне которой днем муравьями сновали люди. Он молил Бога, чтобы сейчас его не застиг обычный припадок.

Билл увидел котенка. Тот сидел и жалобно мяукал на карнизе, опоясывающем этаж небоскреба. Что-то необычное было в этом зверьке. Но Уильяму некогда было раздумывать над этим. Ширины карниза едва хватало, чтобы бедный малыш мог держаться на нем. Коул поймал себя на мысли о том, что не понимает, каким образом котенок мог очутиться в таком месте. Выпади он из какого-нибудь окна, у него не было бы никаких шансов не свалиться вниз с высоты в четыреста футов. Уильям отогнал от себя эту мысль как несвоевременную и, превозмогая сосущее чувство страха, потянулся рукой к карнизу. Бесполезно! Расстояние, которое он смог преодолеть, было буквально в ширину ладони, а требовалось неизмеримо большее. А его он никак не мог осилить со своей болезнью.

— Эй, котик! — позвал он. — Кис-кис-кис! Котик, иди сюда!

Котенок перестал мяукать и недоуменно таращился на него. Биллу он чем-то ужасно напоминал персонаж из мультфильма. Но чем?

— Иди, иди сюда, — ласково повторял Билл. Ему удалось оторвать правую руку от подоконника, и он ст: л приманивать малыша. Тот послушно приблизился на дюйм, но тут же опять уселся, со страхом глядя вниз. — Сюда, сюда, киса, — звал Билл, протягивая руку как можно дальше.

Пушистый комочек, словно дразня его, отпрянул.

Коул убрал руку и задумался. Так дело не пойдет, решил он. Спустить ноги за подоконник, встать на карниз, а одной рукой держаться за раму будет, пожалуй, не опасно. Только не надо смотреть вниз.

Уильям без затруднений, что было неожиданно для него, перекинул ноги через подоконник, перевернулся на живот и с великой осторожностью, держась обеими руками за раму, заскользил ногами вниз по стене. Он старался не отрывать взгляда от дивана в глубине комнаты.

Карниз будто кто-то отодвинул. Коул никак не мог нащупать его и уже уверил себя в том, что промахнулся. Но вдруг пальцами ноги нащупал его. И вот уже обе ступни уместились на выступе. Он был, пожалуй, шире, чем показалось Биллу. Перестав держаться правой рукой, Коул повернулся к котенку. Происходящее того явно интересовало, но, видно, не настолько, чтобы из любопытства подойти поближе. Если продвинуться вперед, хватаясь за самый угол проема, решил Коул, зверька можно будет поймать…

Он начал двигаться по карнизу, поочередно приставляя одну ногу к другой. Так делают совсем маленькие дети, когда учатся ходить. Согнувшись в три погибели, Коул почти дотянулся до котенка. Тот понюхал его палец и отпрыгнул назад. Одна из крошечных лапок соскользнула с карниза, зверек с трудом зацепился и снова вскарабкался на выступ.

— Вот дурачок, — возмутился Билл. — Хочешь свалиться?

Теперь положение казалось безнадежным. Котенок был слишком далеко, и, держась за окно, его было уже не достать, хоть разорвись. Билл с чувством беспомощности позвал еще раз “кис-кис” и задумался.

Конечно, можно было бросить эту затею.

Можно было подождать, авось котенок сам подойдет к нему.

Можно было и самому пройти по карнизу и схватить малыша.

Карниз уже казался Биллу неплохой опорой. Он немного согнул колени и приник к стене. Затем он вновь двинулся вдоль нее, держась за угол подоконника, пока мог. Билл шел очень медленно. Ему казалось, что он почти не шевелится.

Левая рука его отпустила спасительный угол и теперь только прижималась к гладкой стене. Коул глянул вниз — и вспомнил, что этого делать нельзя. Но он превозмог страх и поднял глаза. Какое-то время Билл смотрел на стону и постепенно приходил в себя. Как ни странно, он все еще стоял на карнизе!

Котенок словно ожидал его. Коул медленно нагнулся и рывком схватил маленького беглеца. Кусающийся и царапающийся комочек шерсти был, наконец, в его руках.

Билл немного постоял, не обращая внимания на барахтанье котишки. Затем, прижимаясь к стене спиной и вытянув руки в стороны, двинулся в обратный путь. Он уже не нащупывал каждый сантиметр карниза и не задирал голову. Обратное путешествие показалось ему не таким бесконечным. Наконец, Билл коснулся окна.

Уже отдыхая, сидя на подоконнике, Билл пригляделся к улице внизу.

— Да, кувыркаться далековато, — пошутил он.

Странно, что он больше не думал о котенке, который тут же, как только Билл его выпустил, исчез буквально на глазах. Его занимали другие мысли. Почему-то в памяти всплыла вчерашняя размолвка с Ричардом Лоттером, доктором экзотической медицины. Он с юмором вспомнил о своей сердитой вспышке. Коул чувствовал, что уже не боится рассказать свою тайну этим милым ребятам, Джо и Джоан. С удивлением он вспомнил о своих прежних планах монотонной, одинокой жизни человека без биографии и имени.

Коул поднял голову и посмотрел на звезды. Боже, какие же они милые и яркие! Он не мог наглядеться на них, по-прежнему сидя на подоконнике. Еще раз заглянув в глубокое ущелье улицы между небоскребами, Билл решил, что утром он немедленно отправится в космопорт, чтобы провериться у медиков.

Он спустился с подоконника, лег в постель и остаток ночи проспал крепким сном. Проснувшись, Коул поискал спасенного им зверька, но котенка не было в квартире.

В ото время супруги обнаружили, что их кузен уехал, не попрощавшись. Впрочем, к его безобидным странностям в этом доме относились добродушно. Тем более, что Дик оставил записку, в которой ссылался на срочные дела в какой-то клинике.

— А это что бы значило? — недоуменно спросил Тул-ли, разглядывая оставленный на столе листок. Он показал его Джоан и Уильяму.

Коул оторопел. Рисунок, сделанный одним росчерком пера, изображал космическую ракету с оседлавшим ее в полете забавным черным глазастым котом. Под ним стояла непонятная для его друзей приписка:

“Капитан! Ваши доктора были неправы”.

И шутливая подпись: “Ричард Лоттер, профессор белой магии”.

Билл Коул впервые за много дней почувствовал себя счастливым.

Фрэнк Фримэн Гоните его прочь

— Так что же вас беспокоит? — сказал доктор Ленко. — Я не совсем понимаю.

Мервин Хинкли открыл было рот, но вдруг замер и затравленным взглядом обвел все углы роскошно обставленного кабинета психиатра.

— Очень трудно описать… — запинаясь, проговорил Мервин. — Мне надо спастись от него… надо от него спастись…

Доктор Ленко поудобнее уселся в глубоком кожаном кресле и, быстро проглядев стопку бумаг на столе, выбрал маленькое письмо:

— Вы сообщаете, что вас преследует некое видение.

Мервин с отчаянием запустил руки в светло-каштановые волосы.

— Это не видение! Оно реально! Я вижу его каждый вечер ровно в десять — большое, чешуйчатое, с огромными красными глазами!

Он с ужасом огляделся, словно одно описание могло вызвать чудовище к жизни. Потом с явным трудом заставил себя опуститься на стул и, сжав кулаки, возбужденно уставился на врача.

— Есть одно простое средство, — спокойно сказал психиатр.

— Какое же?

— Гоните его прочь, мистер Хинкли. Гоните прочь. — Доктор Ленко оставил уютное кресло и подошел к Мервину.

— Вы думаете, это так просто?

— Пускай даже непросто. Но это психологически обоснованный метод избавления от подобных кошмаров. Вам нужно убедить себя, что вы не верите ни в какое чешуйчатое с огромными красными глазами создание. Прикажите ему — мысленно! — уйти. И оно исчезнет. Все зависит от вашей решительности и силы воли. — Врач обошел вокруг стола и сел. — Гоните его прочь. Я полагаю, у вас получится. В конце концов, попытка — не пытка. Попробуйте. Сегодня же вечером.

Доктор Ленко имел обыкновение ложиться спать рано, — однако подступающий сон разогнал телефонный звонок.

— Это Мервин Хинкли! — возбужденно затараторил голос в трубке. — Не мог не позвонить вам. Чудовище…

— Ну что? — недовольно пробурчал Яенко, готовясь к сеансу дистанционной терапии.

— Получилось! — гаркнул Мервин. — Я прогнал его, доктор. Уже четверть одиннадцатого, а его нет и в помине. Разве не чудесно?!

— Чудесно, — зевнул врач. — Если я вам еще когда-нибудь понадоблюсь, звоните.

И, обрывая грозивший затянуться разговор, положил трубку.

Через минуту у изголовья кровати раздался шум. Доктор открыл глаза. Чудовище было высоким, все покрыто чешуей и сверкало огромными красными глазами.

— Ш… шш… — выдавал доктор Ленко.

— Прошу прощения, — застенчиво улыбнулось чудовище. — Надеюсь, я вас не потревожил? Меня прислал Мервин…

Эл Сарринтонио Ну, Джоунс, погоди!

12 января

Сегодня я счастлив, потому что доставщик фирмы установил на моем газоне новую абстрактную скульптуру. Я велел поместить ее на линии, разделяющей наши участки, и Харри Джоунс выпучил глаза, увидев скульптуру напротив своего крыльца. Этому мерзавцу придется смотреть на нее каждое утро перед уходом на работу.

30 января

Когда Джоунс позвал меня посмотреть на его новую скульптуру, я с трудом удержался, чтобы не задушить его. Она вся покрыта серебром и в два раза больше моей. Я сумел выдавить из себя улыбку, но мы оба знали, что я думаю…

16 февраля

Сегодня я позвал одного из сынишек Харри и сфотографировал его своей новой голокамерой. Снимок, который был готов мгновенно, я отдал мальчишке, и он, конечно, тут же побежал к папаше — спросить, почему у них нет такой голокамеры… Могу себе представить, как Харри орет во всю глотку на маленького поганца. Мне от этого весь день было хорошо.

21 февраля

Сегодня звонил Харри, он сказал, что купил шикарную голокинокамеру, и пригласил нас с Шейлой снимать вместе первый фильм. Конечно, я ответил, что мы не сможем прийти, но этот негодяй прислал потом маленького Робби с копией фильма. Лента час длиною, цветная, звуковая. Мне тошно от того, что такой вот тип, зарабатывающий не больше меня, позволяет себе купить голокинокамеру.

17 июня

Будь ты трижды несчастен, Харри Джоунс! Сегодня рабочие подключили ток и ушли, и я должен признать, что справились они со своей задачей превосходно. Наверняка ни у кого в стране, не говоря уж о нашем квартале, нет такой комплектной увеселительной аркады. Комплектной — в буквальном смысле слова. Здесь есть все — от гоночных симуляторов высокого уровня достоверности до голографических клоунов (они четырехцветные!) и вечернего фейерверка с вариабельной программой. Продавец в универсальном магазине пытался пробубнить мне целиком свою лекцию о том, что я попал на самое начало технической революции в бытовом увеселении и что цены уже никогда не будут такими низкими (не понимаю, как они могли бы быть выше; к счастью, у меня было отложено несколько долларов на обучение детей в колледже), но я не дал ему закончить, просто подписал контракт и уплатил задаток. Тогда он бесплатно дописал в придачу тир — впрочем, я бы его все равно заказал. Уж я — то знаю, как Харри любит стрелять по движущимся мишеням…

28 июня

Да поможет мне Бог, а я ведь человек верующий, но сегодня я терзался желанием убить Харри. Сейчас я немного успокоился, но каково мне было вернуться из короткой деловой поездки и увидеть, как Харри устанавливает уличный трехмерный театр наверху куполообразного парового пруда, а все это громоздится поверх автоматизированного миниатюрного гоночного трека и микроплощадки для гольфа (в комбинации с приличной увеселительной аркадой и тиром в одном углу, парящим в шести футах над землей)… Часа через два я перестал дрожать, но и сейчас еще пребываю в отчаянии.

11 ноября

Ну вот, я истратил свой последний цент, Шейла ушла, забрав детей, но все это не имеет значения. Я наконец нашел сотрудника исследовательского отдела в одной из крупных компаний по выпуску бытовых приборов, которого удалось подкупить, и я знаю, я уверен, ибо проверил очень тщательно, что держу в руках единственный в мире (а потому лучший!) экземпляр. Тип, которому я дал взятку, сказал, что это штука — абсолютное потребительское бытовое устройство и может производить любые изменения в пространственно — временной структуре Вселенной, может делать почти все! Он чуть было не пошел на попятную в последнюю минуту, стал бормотать, что это вещь опасна и еще не прошла всех испытаний (ее хранили запертой и в строжайшей тайне), а если “перегорит трубка, Землю может забросить обратно в палеозойскую эру”. Наверное, он боялся попасться, но, когда увидел у меня толстую пачку денег в одной руке и пистолет в другой, заткнулся и взял деньги. Сейчас я стою на своем газоне и смотрю на дом Джоунса (я знаю, что он у себя и пытается заказать по голофону усовершенствованную модель того, что достал я, или хотя бы узнать, что это такое), и как только этот подлец выглянет, я нажму на кнопку. Не знаю, что получится, но, во всяком случае, никто меня не превзойдет. Я опередил тебя, Джоунс! Это его лицо показалось в окне? Да! Джоунс, погоди!..

11 ноября

400 000 000 лет до нашей эры

Я двигаю камень. Большой камень. Слизистые руки у меня, во рту грязь. Выползаю из моря. Мокрое море. Теперь подо мной грязь, земля. Трудно дышать, но я дышу. Теперь останусь на суше.

Двигаю камень. Хороший камень, гладкий с одной стороны, плоский с другой стороны. Прохладно под камнем, прячусь от солнца. Живу под камнем, на прохладной грязи. Хорошо.

Я радуюсь.

Другой я выползает из моря. Я наблюдаю. Он учится дышать, долго, ему трудно, он чуть не возвращается в море, но остается. Смотрит на меня под камнем.

Теперь он двигает камень, другой камень, больше моего, более гладкий с одной стороны. Под ним больше места, больше прохлады. Он пододвигает камень к моему и залезает под него, прячется от солнца. Долго смотрит на меня.

Я злюсь.

Оглавление

УЛЬТИМАТУМ

  Рэндалл Гарретт Охотничий домик

  Роберт Силверберг Хранилище веков

  Роберт Силверберг Двойная работа

  Роберт Силверберг На перепутье

  Роберт Силверберг На Земле хорошо, а дома лучше

  Альфред Элтон Ван Вогт Эрзац вечности

  Альфред Элтон Ван Вогт Ультиматум

    I

    II

    III

    IV

    V

    VI

    VII

  Теодор Когсвелл Предельная черта

  Генри Каттнер Хеппи энд

  Тони Морфетт Корзинка для мусора

  Пол Андерсон Зеленая рука

  Роберт Хайнлайн Боязнь высоты

  Фрэнк Фримэн Гоните его прочь

  Эл Сарринтонио Ну, Джоунс, погоди! X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?