«Осада»

1291

Описание

Он — Вилф Брим. Живая легенда бесконечных войн с тиранической Лигой Темных Звезд — войн, вовсе не теряющих от бесконечности ни напряженности, ни масштабной кровавости… Он — Вилф Брим. Адмирал Империи, дошедший до столь высокого звания от самых низов — и ценою лишь — СОВСЕМ НЕ СМЕШНО!!! — подлинного, личного героизма. Он — Вилф Брим. Человек, который не пожалеет ничего, чтобы помочь старинному боевому «другу и учителю», идущему в новой военной операции на страшный риск. Жребий Империи решится в одной отчаянной битве. И от исхода битва будет зависеть судьба Вилфа Брима!..



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Билл Болдуин Осада

Пролог

Имперская стандартная дата: 32 диада 52013 г.

Облаченный в теплые зимние одежды, увенчанный яйцевидной шапкой, закрывающей уши и добавляющей лишний ирал к его шестиираловому росту, контр-адмирал Имперского Флота Вилф Брим ухмылялся до ушей, а резвая тройка несла его сквозь слепящую содескийскую метель. В антикварную диковину, именуемую «санями любви», были запряжены три черных лохматых дрошката — центральный бежал в оглоблях, двух боковых сдерживала только длинная сбруя. Крошечные колокольчики на них позвякивали, возвращая седока на тысячу лет в прошлое. Только донесшийся из-за облаков рокот звездолета на миг нарушил эту иллюзию. Космопорт имени Томошенко на искусственно подогреваемом озере Демьянск лежал всего в тридцати кленетах от обширного поместья Бородова, а столица всех содескийцев, «священная» Громкова, раскинулась по берегам реки еще через двадцать кленетов.

Слева от Брима князь Анастас Алексий Бородов щелкнул кнутом и тряхнул вожжами так, точно сбросил с плеч половину своих лет. Управление содескийской тройкой требовало большого искусства, а вознице приходилось стоять — нешуточное испытание для медведя в возрасте Бородова. Как настоящий участник, он носил особую эмблему: два ярко-красных пера завенкока на правой стороне шапки.

Справа от Брима восседал генерал Николай Януарьевич Урсис, инженер-механик галактического класса и (в редкие годы мира) ректор обновленной Дитясбургской Академии. Он благодушно покуривал свою резную трубку-земпа, между тем как меловые стволы старых, дремлющих под снегом берез так и мелькали по обе стороны узкой проселочной дороги. Замерзшие прутья ивняка и кизила торчали из-под снега, загораживая голые рощи дубов и тополей. Это была содескийская зима во всей своей красе — такая же, как в старину.

Но эта мирная картина не могла изгнать из памяти Брима того, что начинало теперь называться Второй великой войной. Ему уже пришлось испытать на себе первый яростный натиск Лиги, напавшей на его родину.

Теперь, всего в нескольких тысячах световых лет отсюда, Лига Негрола Трианского готовила еще более мощный удар, чем тот, который нанесла по имперской столице Авалону. На этот раз вторжение угрожало огромному скоплению звезд, планет и ресурсов, именуемому Содескийской Федерацией. Силами Лиги командовал не кто иной, как фельдмаршал Родеф ноф Вобок, а толстый адмирал Хот Оргот, недавно проигравший битву за Авалон, отвечал за космические операции. Лига сейчас была твердо настроена на победу. Брим это знал — ему пришлось буквально пробиваться к содескийской столице.

Он находился тогда в трех днях от Громковы, и прошло всего полметацикла от начала той памятной утренней вахты. Брим присутствовал в качестве пассажира на мостике быстрого содескийского лайнера «Александр Гробкин», беседуя — по-авалонски — с капитаном Петром Нестеровым и первым навигатором Т. П. Стефановским. Пилот обратил их внимание на кормовой гиперэкран — там, мелькая среди звезд, к ним быстро приближались три каких-то огня, расположенных тупым углом. Завыла тревожная сирена опознавательной системы — ее КА'ППА, — обращение к трем таинственным кораблям не получило ответа. С левого борта единственный конвоир — маленький эсминец класса «Сметливый» на 26000 мильстоунов, под названием «Горди», насторожил свои разлагатели, словно атлет, разминающий мускулы.

— Никак, опять Лига? — невозмутимо произнес Нестеров.

Огромный, с рыжеватой шерстью и длинными баками, типичными для уроженцев холодного Харговианского сектора Содески, этот медведь служил прежде старшим офицером на содескийском флагмане «Акро-Канна».

— Национальная отрасль их промышленности — это война, капитан, — ответил Стефановский, и тут среди звезд сверкнули первые вражеские залпы. Навигатор, маленький, темный громковский медведь, имел близорукий взгляд звездолетчика, всю жизнь глядящего на экран. Видимость ненадолго ухудшилась, когда шесть или восемь кучных взрывов грянуло в кленете от левого борта. Стефановский, хмуро вглядываясь в широкомасштабную звездную карту, покачал головой. — Одно утешение: стреляют они не лучше, чем в прошлую войну.

Брим угрюмо хмыкнул, думая о том, сколько видал таких вспышек за две войны и двадцать стандартных лет своей жизни — их было так много, что они уже перестали его волновать. Они стали частью его существования, вот и все. Еще недавно он с маленьким отрядом отражал самый сильный удар, когда-либо предпринимавшийся против звездной системы. Впрочем, война никогда не устаревает. Ты слишком стараешься выжить, чтобы она успела войти у тебя в привычку.

Брим оглядел мостик, чувствуя, как нарастает волнение среди пилотов, навигаторов, системных операторов, связистов и кучки молодых офицеров, которые должны были командовать батареей разлагателей, наскоро присобаченных к лайнеру ввиду военного времени. Легкие скорострельные 57-миллиираловые орудия были детской игрушкой по сравнению с эсминцами Лиги — но лучше хоть какой-то отпор, чем вовсе никакого.

— Ишь, не торопятся, сволочи, — проворчал Стефановский.

— Это ты их ждешь не дождешься, — ответил Нестеров. — Я лично охотно обошелся бы без них.

Чувствуя, что гипердвигатель набирает обороты, Брим посмотрел за корму. Выхлоп увеличился — «Александр Гробкин» разгонялся, готовясь к сложному трехмерному маневру, чтобы уйти от атаки или хотя бы убедить практически беспомощный экипаж в том, что для его защиты делается хоть что-то. Гиперсвечение вспыхнуло, заливая светом смотровые экраны. Все застонали, прикрывая глаза, но тут кристаллические панели перешли на автоматическое затемнение. Разведчик Лиги — «Гантейзер ГА-88», судя по силуэту, — пригасил собственный выхлоп и исчез среди мириада звезд.

Даже у Брима, более или менее привыкшего к вспышкам разлагателей за время осады Авалона, разболелись глаза — таким ярким было пламя. Потом звезды снаружи завертелись колесом — корабль заложил вираж, а конвойный эсминец переместился еще левее, чтобы обеспечить себе оперативное пространство. Брим стиснул кулак — это беспомощное состояние выводило его из себя!

Точно услышав его мысль, жалкие 57-миллиира-ловки лайнера и вся батарея 130-миллиираловок «Горди» открыли огонь по двум зеленоватым вражеским выхлопам, приближающимся с кормы. Еще поворот — теперь звезды переместились на правый борт.

— Сейчас нападут, — рассудил Нестеров, когда огни выхлопов направились к маленькому эсминцу. — Похоже, теперь эти гады получили приказ бить по конвойным кораблям.

Рулевой экипаж разразился подбадривающими криками, а Брим и Стефановский, вцепившись в ручки кресел, следили за боем молча. Еще один резкий поворот бросил звезды через передние гиперэкраны. Теперь все три вражеских корабля шли на «Горди», лавируя под огнем его разлагателей. Два эсминца выпустили по гиперторпеде и отвернули назад среди сплошных разрывов. Прицел, на взгляд Брима, был верен — расстояние между торпедами и кораблем быстро сокращалось.

— Вселенная, — воскликнул Стефановский, видя, что «Горди» не делает попытки увернуться. — Почему он не действует?

— Его капитан ждет последней торпеды, — объяснил Нестеров, и «Александр Гробкин» заложил новый зигзаг.

— Тогда уже поздно будет, — сквозь зубы выдавил Стефановский.

В самый последний момент «Горди» вильнул, и все три торпеды, изменив курс, взорвались без всякого ущерба за полкленета от корабля.

— Вуф! — вздохнул Нестеров, снова глядя на корму. — Последний Облачник так и идет торпедным курсом — к чему бы это?

— Наверное, вторую торпеду заклинило, — предположил Брим.

— Не иначе.

Артиллеристы на мостике кричали что-то по-содескийски — должно быть, подбадривали своих.

— Благая матерь Вута! — произнес Брим. — Либо этот придурок выстрелит, либо… — Тут «Горди» дал залп прямой наводкой, и вражеский корабль превратился в огненный шар, поглотивший и его противника.

— Кончено, — тихо выдохнул Нестеров. Когда «Горди» вышел из огненного облака, на мостике раздались крики ужаса. Две кормовые башни эсминца снесло, а на их месте торчала носовая часть вражеского корабля. Из корпуса подбитого содескийца вырвалось радиоактивное пламя, и его стало медленно относить назад.

Так Брим со всей наглядностью понял, что такое современная Содеска и какие проблемы она стала испытывать со времени его визитов сюда за несколько лет войны.

* * *

Вторая великая война только называлась такой. Она скорее являлась логическим продолжением предыдущей одиннадцатилетней кампании, временно прервавшейся тринадцать лет назад, в 52000 году. Тогда, после целой серии военных неудач, император Лиги Негрол Трианский внезапно отрекся от престола, удалился на отделенную планету Портоферрия и оттуда предложил заключить мир, а вооруженные действия прекратить еще до ратификации договора.

Вскоре после этих событий победоносная Империя раскололась на два враждебных лагеря: один составляли уставшие от войны пацифисты, другой — не менее уставшие милитаристы. Пацифисты скоро слились в одну влиятельную организацию — Конгресс Межгалактического Согласия (КМГС). Милитаристы же — и военные, и ветеранские группировки — по-прежнему направляли львиную долю своих усилий на то, чтобы обезопасить дальние бастионы Империи, и быстро теряли политическое влияние на всех уровнях. Наконец после жарких дебатов в имперском парламенте председатель КМГС Пувис Амхерст настоял на принятии мирного договора, уже подписанного Негролом Трианским. Тогдашний император Грейффин IV официально подписал этот документ на нейтральной планете Гарак за два дня до новогодних авалонских праздников 52001 года.

В наступившем 52001 году, несмотря на громогласные протесты адмиралтейства, началось усиленное сокращение Имперского Флота и закрытие его баз — это производилось по жесткому графику, предписанному новым договором. Оба прежних противника выделили наблюдателей, чтобы следить за разоружением другой стороны. После двух последовательных сокращений 52002 — 52003 годов оставшиеся не у дел ветераны предприняли марш на Авалон. Основная их часть разошлась мирно, даже когда парламент наложил запрет на выплату им вознаграждения, рекомендованного Грейффином IV, а наиболее упорных разогнали десантные подразделения, носящие эмблему КМГС и руководимые пацифистски настроенными офицерами.

Сокращение 52004 года довершило разоружение, оставив Империи самый малочисленный флот за всю ее историю. Пувис Амхерст с другой половины галактики, из Таррота, лично подтвердил, что Лига произвела такое же сокращение, но горсточка космолетчиков, оставшихся верными Флоту, подозревала, что Лига только симулирует разоружение. К несчастью, Империю захлестнул шквал пацифистских эмоций, не поддающихся политическим методам борьбы. И пока Лига втайне строила новый и гораздо более мощный флот, Империя делалась все слабее.

В 52005-м имперский Репарационный Комитет после трехгодичного расследования наложил на Лигу контрибуцию в сто тридцать два биллиона кредиток, которую следовало выплатить за десять стандартных лет. Премьер-министр Лиги Зогард Гроберманн пообещал, что канцлерство «рассмотрит этот вопрос», но никаких действий за его заявлением не последовало.

В 52006-м настроенный против Лиги президент Беты-Яго, Конрад Игно, был убит во время традиционных празднеств своего доминиона. Министр общественного согласия Лиги Ханна Нотром заявила о полной непричастности своей державы к этому акту, а верховный совет Лиги вскоре цинично принял закон о недопустимости политических убийств, чтобы раз и навсегда подтвердить свои мирные намерения.

В начале 52007 года изгнанный Негрол Трианский издал свою полубиографическую книгу «Угхаст Ньеффт», ставшую формальной декларацией истинных стремлений Лиги. К авалонскому лету сторонники Лиги аннексировали все планеты звездной системы Гаммильт по требованию открыто поддерживавшего Лигу канцлера И. Б. Гроэнльжа. К концу года фракция КМГС провела в имперском парламенте закон Кавира-Вильво, ограничивающий производство военных космических кораблей.

В начале 52008 года Негрол Трианский с триумфом вернулся в Таррот и вновь возглавил свое правительство. Он демонстративно появлялся повсюду в запрещенной тогда черной форме Контролеров — своих отборных гвардейских частей. Конрада Зорна, известного путешественника и предпринимателя, обвинившего Лигу в тайном расширении своего военного флота, вскоре после этого нашли убитым. К середине года Трианский отказался от выплаты контрибуций и возобновил воинскую обязанность для всех граждан Лиги. Во время отмечаемого в Лиге Праздника Победителей (2 нонада 52008 года) войска Контролеров оккупировали планеты доминиона Торонд, возвели на трон сторонника Лиги Рогана Ла-Карна и провозгласили вечный союз Лиги и Торонда.

В середине 52009 года Зогард Гроберманн и Ханна Нотром совместно объявили, что Затианская система по итогам плебисцита будет введена в состав Лиги. Вскоре после этого Негрол Трианский вынес строгое предупреждение Флювийскому доминиону по поводу ограничения прав граждан Лиги, живущих на его планетах.

В начале 52010 года, когда КМГС пресек все попытки Империи вступиться за Флюванну (поставлявшей чуть ли не сто процентов кристаллов для гипердвигателей), император Грейффин IV учредил Имперский Добровольческий Корпус и на год отрядил во Флюванну первые одиннадцать кораблей серии «Звездный Огонь» вместе с экипажами. Вскоре после этого войска Лиги вторглись в Бету-Яго и оккупировали ее, несмотря на протесты всей галактики. Два месяца спустя Трианский на основе дутых обвинений объявил войну и Флюванне, заронив тем самым искру, из которой позднее разгорелось пламя галактической войны.

До самого 52011 года фракция КМГС в парламенте препятствовала Империи заключить с Флюванной договор о взаимопомощи. Но затем Грейффин IV отрекся от престола, и Онрад V, став императором, объявил Лиге войну. Силы Имперского Добровольческого Корпуса в это же время уничтожили мощные космические укрепления Лиги в Зонге и затормозили захватническую программу Трианского почти на целый стандартный год. Через месяц новый император распустил ИДК, распределив его бойцов среди вновь создаваемого Имперского Флота — нужно было готовиться к неизбежной битве за Авалон.

Вилф Брим, вступивший в ИДК одним из первых и командовавший Зонгийской операцией, оказался в авангарде этой исторической миграции. Приняв командование над 30-м крылом 11-й группы Космических Сил Самообороны, он отчаянно боролся за приведение людей и техники в боевую готовность. Его усилия оправдались быстрее, чем можно было ожидать, и он сыграл ключевую роль при обороне пяти главных планет Авалона, которые Лига вознамерилась захватить после своей молниеносной победы над доминионом Эффервик. За несколько месяцев отчаянных боев защитники Авалона, намного уступающие числом противнику, нанесли Лиге такой урон в живой силе и технике, что Трианский отменил предыдущий план захвата.

Теперь, с обновленным флотом и огромными наземными армиями, бездействующими уже больше года после завоевания Эффервика, Трианский готовился начать свою очередную кампанию — и на сей раз был уверен в успехе.

Глава 1. Неприглядная истина

— Ну на кой мне там парадная форма? — простонал Брим при виде комплекта, разложенного Барбюсом на кровати. — Я отправляюсь на маневры в краулере, а не на трехдневный банкет.

— Прошу прощения, адмирал, но в инструкциях из посольства указано, что парадная форма может все-таки понадобиться.

— Гм-м, — промычал Брим. О том же предупреждал его Бородов — брат великого князя, как-никак. — А когда, по-твоему, это все закончится? — За окном в утренних сумерках виднелся заснеженный сад с белыми статуями.

— Точной даты у меня нет, адмирал, но поскольку это затевается для великого князя, то от него, видимо, все и будет зависеть.

Брим обескураженно кивнул. Только на Содеске…

— Ладно, укладывай, — буркнул он.

— Есть, сэр. — И Барбюс принялся паковать единственный чемодан, который Брим согласился взять с собой, — хотя многие содескийские офицеры высшего ранга брали не меньше трех, один больше другого.

Брим сверился со временем. Еще с тех времен, когда он служил младшим лейтенантом на старом эсминце «Свирепый», он помнил, как раздражающе пунктуальны и Бородов, и Урсис.

— Я буду в библиотеке, — сказал он, открывая темную дубовую дверь и выходя в коридор.

Спустившись по широкой лестнице через две ступеньки, он оказался в центральной аркаде бородовской усадьбы, в «Галерее», где молодой медведь, прапрадед Бородова, смотрел с портрета кисти Новара Сограва, знаменитейшего содескийского мастера последнего тысячелетия.

Брим задержался немного, разглядывая навек застывшего во времени молодого аристократа. Гений Сограва запечатлел полнейшую уверенность в себе и мире, свойственную тем дальним временам, — в отличие от последующих двухсот лет, когда постоянные войны грозили оборвать жизнь в любой момент. Дочку Брима, Надежду, воспитывала няня — мать превратил в горстку атомов разлагатель Лиги всего через несколько часов после родов, и случилось это не где-нибудь, а в Авалонском императорском дворце. А Марго Эффервик, единственная постоянная любовь его жизни и принцесса крови, теперь скрывается от мужа, Рогана Ла-Карна, герцога Торондского и ярого союзника Лиги. В галактике стало очень неуютно жить, и улучшений в ближайшее время не предвидится.

Из галереи Брим прошел через холл в огромную библиотеку с ее колоссальным камином, высоким потолком (украшенным бесценным родорианским плафоном сорок восьмого века), винтовой лестницей и двухъярусными книжными шкафами с бесчисленной коллекцией старинных фолиантов, в том числе и напечатанных на настоящей бумаге.

Урсис уже сидел в одном из просторных кожаных кресел, задумчиво попыхивая громадной трубкой-земпа и наполняя комнату ароматом, который представители человеческой расы обычно сравнивали с запахом паленой шерсти ягглоза. Даже сидя, медведь являл собой очень внушительную фигуру. Его маленькие серые глаза отличались невероятной проницательностью, темно-бурый мех отливал рыжиной, длинная аристократическая морда заканчивалась огромным мокрым носом, а шестипалые лапы, хотя и косматые, имели изящный вид. Когда он улыбался, вот как сейчас, алмазные коронки на его клыках поблескивали в теплом свете комнаты. На нем была коричнево-багровая форма Содескийской Наземной Армии — украшенный золотом остроконечный шлем, бушлат с золотыми пуговицами, белая рубашка с черным галстуком и короткие черные сапоги до щиколоток. На традиционных содескийских погонах и на обшлагах бушлата красовались сдвоенные золотые звезды генерал-лейтенанта. Три ряда орденских планок у левого лацкана служили свидетельством долгих лет борьбы с Лигой, а значок в виде пылающей звезды на правой стороне груди указывал, что Урсису довелось послужить в великокняжеской гвардии.

— Вуф, — сказал он в знак приветствия, указывая на кресло рядом с собой. — Еще пара дней, Вилфушка, и ты начнешь понимать, почему Содеска так нуждается в тебе.

— Ты о маневрах, Ник? — нахмурился Брим. — Но даже Лига признает, что содескийские наземные силы оснащены и обучены лучше всех в галактике. Их считают непобедимыми.

— Не все, — кратко ответил медведь.

— Да, ты уже говорил это, но я все-таки не понимаю.

— Скоро поймешь, Вилф Анзор, — сказал Бородов, входя через боковую дверь. — «Медвежат и деревья лихорадит одинаково, когда приходит весна», как говорится. — Он был одет в бордовую форму содескийских инженерных войск, с тремя звездами генерал-полковника на черном кожаном воротничке. Более каштанового оттенка, чем его давний друг Урсис, Бородов был намного старше. Слегка согбенный годами. А он лишь ненамного превышал шестиираловый рост Брима. Но глаза его за старомодными очками в роговой оправе светились умом и молодым юмором. Его седеющая морда была далеко не столь грозной, как у его могучего приятеля, но длиннейшие бакенбарды придавали ей крайне интеллектуальный вид. — Очень много содескийцев верит… — Не договорив, Бородов прошел к бару и налил три бокала логийского вина. — Однако будет лучше, если ты составишь свое мнение сам, без наших подсказок. Ведь это ты у нас космический эксперт, а не мы — так, Николай Януарьевич?

— Космическому аспекту маневров мы и обязаны твоему присутствию здесь, Вилфушка, — кивнул Урсис, — а вернее, отсутствию такового аспекта. — Урсис печально покачал головой. — «Только ледяные горы могут выть на луну в разгар зимы», как говорится.

Брим зажмурился. Не родился еще такой человек, который понимал бы медвежьи пословицы — и медведям, похоже, это известно. Но они продолжают приводить их, черпая из некого бездонного источника, — так было с тех пор, как первые медведи повстречались с первыми людьми на первых межзвездных трассах. Со временем привыкаешь пропускать эти афоризмы мимо ушей и сосредотачиваться только на том, что имеет смысл.

— Неужто дело так плохо? — спросил Брим, принимая от хозяина свой бокал. — Придется мне, видно, смотреть в оба.

— Придется, — подтвердил Бородов, подавая бокал Урсису. — Но пока что наша задача — выпить и подзакусить как следует, чтобы подготовиться к примитивной жизни на маневрах.

— Примитивной? — нахмурился Урсис. — На борту краулера?

— Ну, может, она не такая уж примитивная, — с нарочито глуповатой усмешкой ответил пожилой медведь. — Но надо же иметь какой-то повод для выпивки. Особенно теперь, — уже серьезно добавил он. — Кто знает, что принесет нам завтрашний день?

Лига, мне думается, вот-вот начнет свое вторжение, а оно внесет большие перемены в нашу жизнь. — Он опустился на стул, глядя в свой бокал, и присовокупил:

— Если мы вообще останемся живы. — Это верно, — согласился Урсис.

* * *

При первых проблесках красной зари гигантский правительственный глайдер, сопровождаемый эскортом из четырех гравициклистов, с ревом въехал под высокий портик бородовской усадьбы и остановился в облаке снежной пыли. Все работники вышли проститься с хозяином. Гравициклисты тем временем стали навытяжку, а шофер и форейтор поспешно открыли дверцы пассажирского отделения и занялись укладкой багажа. Усевшись в машину вместе с Урсисом, Брим стал смотреть, как лакеи, повара, егеря, дрошкатники, садовники и прочая обслуга проходят мимо Бородова с поклонами, реверансами и прощальными словами. Брим уже много раз гостил в поместье и не раз наблюдал эту сцену. Но теперь все происходило как-то по-другому. Слуги, как всегда, проявляли свою любовь к хозяину, но под этим таилось что-то еще… предчувствие, быть может?

Бородов старался сохранять спокойствие перед грядущим нашествием Лиги, но перспективы, как ни крути, представлялись не слишком радужными. Хотя сама планета Содеска не подвергалась прямому удару уже несколько стандартных столетий и никто не заявлял официально, что это может произойти теперь, вторжение врага в пределы доминиона казалось неизбежным. И содескийцы, прощаясь с близкими, не всегда надеялись вернуться.

Завершив наконец обряд прощания, Бородов взобрался на сиденье с грузом закусок, гарантирующим, что до космопорта они с голоду не умрут, и лимузин плавно отчалил в зимнее утро вслед за гравициклистами.

Через метацикл с небольшим они уже мчались в космосе на звездном катере НЖХ-26 — эти транспортные машины ценились во всей галактике за их скорость и изящество. В теплом, обшитом деревом пассажирском салоне вдоль стен стояли мягкие диваны, а по углам — откидные кресла медвежьего размера. Мягкий рассеянный свет падал на низкий стол, где в условиях корабельной гравитации был накрыт обильный завтрак, уже второй с утра, а автомат-экспресс наполнял помещение бесподобным ароматом свежезаваренного кф'кесса. Брим, чтобы скоротать время, следил, как экипаж катера передает свои позывные многочисленным контрольным станциям, расположенным у звезд-маяков, отмечающих маршрут. Это делалось с помощью КА'ППА (мгновенной знаковой связи, обеспечивающей доступ в любую точку Вселенной).

Он спрашивал себя, что же такое он может увидеть на маневрах, перемежаемых банкетами и прочими церемониями, связанными с присутствием августейших особ. Даже комфортабельный корабль, на котором они летели, казался не совсем уместным в данных обстоятельствах. Закуски, кф'кесс, роскошная обстановка — скорее увеселительная прогулка, чем вылет на боевые учения. Старый Бородов уже спал, растянувшись на диване, однако Урсис бодрствовал, задумчиво глядя в левый гиперэкран на проносящиеся мимо звезды.

Почувствовав, как видно, взгляд Брима, медведь обернулся к нему с угрюмой улыбкой.

— Как-то странно ты смотришь, Вилф Анзор. Может, поделишься своими мыслями? Брим поджал губы.

— Вряд ли у меня это получится, Ник, — не потому, что я не хочу, а потому, что мои мысли, недостаточно четко сформулированы. Все дело, пожалуй, в чувстве… нереальности, за отсутствием лучшего слова. Как будто мы летим смотреть нечто вроде спектакля — с банкетами в промежутках между действиями. А не на настоящие маневры, какими они мне представляются, когда одна армия воюет против другой.

— Ты очень проницателен, мой безволосый друг, — кивнул Урсис. — Но пока еще не время говорить об этом. Мы с Анастасом Алексием предугадали твою реакцию еще до того, как ты прибыл в Содеску. Мы также согласились, что тебе необходимо побывать на маневрах как можно раньше, чтобы ты мог помочь нам, зная дело не понаслышке.

— Гм-м. Точь-в-точь моя матушка.

— Твоя матушка? — удивился Урсис.

— Ну да. Медвежьи матери, наверное, говорят своим детям то же самое: «Это неприятно, но полезно для твоего духовного роста».

— Стало быть, ты понял, — с улыбкой и энергичным кивком ответил Урсис.

— Что ничего приятного ожидать не приходится? Еще бы.

— Подумай зато, как это укрепит твой дух.

* * *

Наконец тихий рокот гипердвигателя сменился грохотом мощных гравигенераторов, и корабль вышел из сверхсветовой скорости, свернув к слабому огоньку звезды 19-й категории. Не прошло и половины стандартного метацикла, как они уже неслись, подскакивая, над поверхностью Воркуты, морозной планеты, для которой слово «голая» казалось чересчур пышным.

— Что, Вилфушка, невеселое зрелище? — спросил Бородов, глядя сквозь рваные облака и летящий снег на унылый пейзаж внизу.

Брим кивнул и поежился.

— Гиммас-Гефдон по сравнению с ней просто тропики. — Ему вспомнилась гигантская космическая база Имперского Флота на орбите угасающей звезды Гефдон. — И на Гиммасе прежде была хоть какая-то жизнь, а здесь, похоже, никогда ничего не росло.

— В основном ты прав, Вилф Анзор, — ответил Урсис, — но кое-что здесь все-таки растет: наша колония. Медвежье поселение в другом полушарии приносит хороший доход экономике. Вся Воркута — это колоссальное месторождение золота и еще более ценных металлов, представляешь?

— Значит, ее стоит защищать.

— Она — только одна из многих, дружище, — пожал плечами Урсис. — И если Негрол Трианский со своими обкуренными Контролерами сумеет все это заграбастать, его уже ничто во Вселенной не остановит. «Пещеры и мрак не чужды оголодавшим зимой скальным волкам», как говорится.

Брим кивнул. К несчастью, все, что говорил медведь, секрета не представляло — за исключением пословицы, разумеется. Все путешествующие быстрее света знали о сокровищах Содески и за минувшие тысячелетия не раз пытались завоевать медвежью державу. Все эти попытки в конце концов терпели неудачу, но ведь никто еще не создавал такую военную, машину, как Негрол Трианский со своей Лигой Темных Звезд. На этот раз все могло обернуться по-другому.

* * *

Брим, как всякий пилот, участвующий в военных действиях, часто видел боевые краулеры с воздуха, а иногда и сам пролетал над содескийскими машинами, но не обращал на них внимания, занятый только тем, чтобы истребить побольше краулеров Лиги. Те он как раз неплохо изучил.

Поэтому он оказался не совсем готов к первой встрече с содескийскими краулерами. Служебный глайдер доставил его и обоих медведей сквозь мокрую метель за пять кленетов от временной космической базы, к заснеженной котловине на краю массивного эскарпа не менее пятисот иралов высотой. Сквозь летящий снег Брим разглядел штук тридцать приземистых монолитов, стоящих пятью ровными рядами наподобие торчащих зубов. Массивные и зловещие, они отражали темными зеркальными боками тот слабый свет, который еще проникал через снеговые тучи.

— Сальная борода Вута, — прошептал Брим, когда глайдер остановился перед входом на эту стоянку.

— Наша последняя модель, — крикнул Урсис, перекрывая рев гравимоторов. — Боевые краулеры С-33. Хороши, а?

Шум грозных пирамидальных машин оглушал даже внутри хорошо изолированного глайдера.

— Чисто монументы, — во весь голос ответил Брим. Потом разговаривать стало бесполезно: водитель открыл дверь, и они вышли на мороз, хрустя сапогами по сухому снегу. Брим увеличил обогрев своего флотского плаща и в изумлении покрутил головой. Летящий снег вместе с едким запахом озона жалил глаза. Эти машины лучше всего характеризовались словом «страшные». Не верилось, что они способны хоть как-то передвигаться. Площадь их зарытого в снег основания составляла больше семидесяти иралов, а в высоту они достигали тридцати пяти. Угловатые и неуклюжие на вид, они почти не имели плоских поверхностей, которые могло бы повредить прямое попадание разлагателя. Все машины были выкрашены в ярко-синий цвет, поскольку принадлежали к армии «синих», — «вражеские» краулеры были зеленые, как объяснил Бриму Урсис. Между основанием и прорезями рубки помещались два огромных 350-миллиираловых разлагателя — они свободно вращались и обеспечивали краулерам устрашающую огневую мощь. Бриму машины казались корявыми по сравнению со стройными звездными кораблями, к которым он привык. Зеркальные бронеплиты были отшлифованы кое-как и соединялись грубыми сварочными швами в ирал толщиной. Отличительной чертой содескийских краулеров, как видно, была несокрушимость — ни на вес, ни на способность свободно маневрировать внимание уже не обращалось. От одного их шума земля уже тряслась… Тут Брим заметил, что его спутники ухмыляются.

— Ну что, поменяешь свой звездолет на такого вот зверя? — прокричал Бородов.

— Мы могли бы похлопотать за тебя у великого князя, — насмешливо рявкнул Урсис. — Но ты, верно, захочешь сначала испробовать его?

— И ради этого я пролетел полгалактики, — закатил глаза Брим.

— Оно того стоило. — Часовые, охранявшие объект, уже стояли навытяжку, а один говорил что-то по рации. Скоро из бокового люка С-33 появилась щеголеватая медведица-офицер, подошла к ним и отдала честь.

— Господа генералы, господин адмирал, я Ольга Вотова, командир этого краулера и начальник Первого формирования. Генерал Васлович, командир нашего дивизиона, приветствует вас и приглашает пройти внутрь.

Бородов с улыбкой козырнул ей в ответ.

— Благодарю вас, капитан. Проводите нас к генералу. — Он кивнул Урсису с Бримом, чтобы шли за ним, и зашагал по снегу.

За люком был маленький вестибюль, весь ходивший ходуном от работы двигателя. Здесь к запаху озона добавились ароматы горячей смазки, нагретой электроники, герметизаторов, политуры, хогга-пойи и немытых медведей — почти те же, к которым Брим привык на звездолетах. Вотова повела их вверх по крутому трапу. Через открытый люк сбоку Брим мельком увидел огромное машинное отделение краулера, где команда медведей суетилась вокруг агрегата, похожего на массивный гравигенератор с реакторами впереди. На верхнем ярусе был узкий коридор с множеством труб и волноводов — сейчас они, по оценке Брима, находились в самой сердцевине краулера. С площадки вел наверх еще один трап. Шум немного утих, когда они поднялись в полную народа рубку. Брим, взобравшись туда вместе со своим чемоданом, увидел, что Бородов и содескийский генерал-майор уже заключили друг друга в традиционные медвежьи объятия, а Урсис сразу примкнул к ним. После обмена положенными приветствиями Бородов представил:

— Вилф Анзор — это старый друг нашей семьи, Григорий Руфино Васлович. — Генерал, в коричневой плащ-палатке и стеганом шлеме, был не мельче — а то и крупнее — Урсиса, имел рыжеватый оттенок шерсти и единственную алмазную коронку на правом клыке.

Теперь и Брим испытал на себе медвежье объятие.

— Вилф Анзор, — с широкой улыбкой сказал генерал, — я о вас наслышан. Если послушать Анастаса Алексия, вам следовало бы родиться медведем — он говорит о вас скорее как о сыне, чем как о безволосом.

Брим, отвечая на заразительную улыбку генерала, взглянул на старого Бородова.

— Я польщен. — Брим сказал это искренне. Старый медведь во многих отношениях и правда был ему как отец.

— Значит, решили проехаться с нами на краулере? — продолжал Васлович. — Это не то, что звездолет — здесь трясет куда больше.

— Мы его предупредили, генерал, — сказал Урсис. Все медведи из вежливости говорили по-авалонски. — Очень важно, чтобы он увидел наземные силы в действии. Ему предстоит здесь нелегкая работа.

— Когда маршал ноф Вобок, Охотник, заглядывает нам через плечо, без авалонского флота нам не выжить. Мы, содескийцы, всегда рассчитывали на Имперский Флот для поддержки наших наземных войск.

Брим только вздохнул. Теперь на Флот, пожалуй, слишком рассчитывать не приходится. Его сильно потрепало после почти полугодовых налетов Лиги, получивших уже название Битвы за Авалон.

— Не сомневаюсь, что император Онрад обеспечит вам всю поддержку, которую сможет дать, — дипломатично сказал Брим. — И у великого князя, конечно же, есть свой обширный флот.

— Скоро увидите сами, — сказал Васлович. — На этих учениях будут представлены все наши резервы. Князь Николай хочет видеть все.

Капитан Вотова у радиопередатчика доложила:

— Маневры начались.

— Прошу садиться, друзья мои, — сказал Васлович. — Мы выступаем немедленно. — И генерал заговорил по-содескийски с Вотовой.

— Садись сюда, Вилфушка. — Бородов похлопал по креслу между местом капитана и орудийным пультом, прямо перед передней смотровой щелью. — Тебе нужен хороший обзор, чтобы как следует ухватить наши проблемы.

Брим, кивнув, запахнулся в плащ и опустился на жесткое сиденье. Его спутники заняли места по бокам большого командного кресла позади, явно предназначенного для Васловича. Вотова вручила Бриму специальный краулерский шлем, села на свое место и начала пристегиваться.

— Следите за мной, Брим, — проворчала она, — и не пропустите ни единой пряжки. На краулерах нет местной гравитации.

— Что-что? — переспросил Брим сквозь грохот двигателя. — Я не слышу.

— Шлем, адмирал! — сердито прокричала Вотова. — Наденьте шлем.

Брим с горящими щеками повиновался и тут же был вознагражден содескийской трескотней, где участвовало не менее дюжины голосов. Но когда он повернулся к Вотовой, голоса утихли.

— Теперь вы меня слышите, адмирал? — сухо осведомилась капитан.

— Прекрасно слышу, — ответил Брим, не зная, передается ли ей автоматически его голос. Видимо, он передавался, потому что она кивнула и стала говорить, точно семилетнему ребенку:

— Вам необходимо застегнуть все семь ремней. Сначала этот, — она указала на красный ремень, проходящий через колени, — затем два зеленых и четыре синих. — Проделав это, Вотова вернула внимание к своему командному пульту.

Брим принялся застегивать ремни в указанном порядке.

— Вам удобно? — спросила Вотова, не глядя на него.

— Да, спасибо. — Брим удивился тому, что немногословный командир заботится о его комфорте.

— Значит, вы недостаточно туго затянули ремни. — И Вотова приступила, по всей видимости, к предстартовой подготовке.

Брим послушно затянулся так, что ему стало больно, Вскоре на одном из объемных экранов Вотовой появился офицер по связи и сказал что-то по-содескийски.

— Начинается, — предупредила Вотова через плечо. — Ну, космонавт, держитесь. — Ее руки уверенно замелькали над пультом. Шум двигателя удвоился. Рубка перекосилась на один бок, качнулась и, наконец, обрела некое ненадежное равновесие. Внутренняя гравитация на борту этих чудищ отсутствовала.

— Набираем высоту, — пояснила Вотова. — Скоро двинемся.

В смотровую щель Брим видел клубы снега, валящие из-под каждого краулера. Машины одна за другой поднимались на несколько иралов над землей, и под ними мерцали столбы гравитонов. Взмыв вверх, бронированные бегемоты преобразились из статичных укреплений в движущуюся грозную силу. Но на земле они почему-то казались более мощными, чем в воздухе. Громкоговоритель на пульте связи заглушил переговоры в наушниках Брима, шум и вибрация стали еще сильнее, и краулер по команде Вотовой двинулся вперед с целенаправленным ускорением боевого корабля.

— Не совсем то, к чему ты привык, да? — спросил сзади голос Бородова.

— Не совсем, — с усмешкой обернулся к нему Брим. Громадные машины продолжали набирать скорость и скоро понеслись над каменистой местностью в очень приличном темпе — почти равном стартовой скорости некоторых звездолетов, на которых летал Брим. И остановить их, по всей видимости, было невозможно. Шеренги краулеров превращали в пыль все, что оказывалось у них на пути, в том числе и валуны вдвое больше себя.

— Что дальше, генерал? — спросил по-авалонски Бородов.

— За низкими холмами впереди находится база «противника». Наша задача — обнаружить ее и вывести из строя. Плевое дело для таких краулеров, как наши, — засмеялся Васлович, — если бы не одна мелочь.

— Это какая же?

— «Противнику» приказано вывести из строя нас.

— Неутешительно, — сухо заметил Урсис.

— Сдадутся как миленькие, — проворчала Вотова. Краулер, повинуясь движению ее руки, свернул влево, и первые две шеренги последовали за ним. Четвертая и пятая свернули вправо, а центральная продолжила движение вперед, к середине линии холмов.

Бриму сквозь снег показалось, что вдали что-то движется. Что бы это ни было, оно быстро исчезло за нагромождением покрытых снегом скал.

— Вы ни с кем не ждете встречи? — спросил он Вотову.

— Встречи, адмирал? — повторила она рассеянно, торопясь добраться до холмов как можно скорее.

— Вон там, направо. За той грудой булыжника.

— Где? Ага, теперь вижу. Вы не зря славитесь своей зоркостью, адмирал. — И она обратилась к Васловичу по-содескийски.

Генерал, ответив ей что-то, сказал Бриму:

— Поздравляю, адмирал. Вы только что засекли современный вариант старой содескийской тактики — еще до эпохи звездных перелетов. Это станция управления противотанкового минного поля.

Обе шеренги краулеров резко затормозили и слаженно, словно управляемые одним водителем, стали заворачивать вправо.

— Надо захватить станцию во избежание значительных потерь, — пояснила Вотова.

— Захватить? — нахмурился Брим. — А не проще ли взорвать ее?

— Скоро вы сами поймете, — сказал Васлович. — Внимательно следите за снежным полем, куда мы направлялись первоначально.

Не успел Брим перевести взгляд в указанном направлении, как из-под снега на площади половины квадратного кленета вылетели тысячи паукообразных машин чуть побольше медведя, с круглыми корпусами и шестью тонкими суставчатыми ножками. Они вспахивали снег волна за волной.

— Сальная борода Вута! — выдохнул Брим. — Мины?

— И очень мощные, Вилфушка, — заверил Урсис. — Одна такая может вывести краулер из строя, а три уничтожить его.

— Обычно они работают на самоуправлении, — сказал Бородов. Грозный строй мин тем временем двинулся на краулеры. — Но могут получать приказы и дистанционно от станций вроде той, которую ты заметил. Надо захватить техников в плен — иначе они опередят нас и бесславно выведут из строя в самом начале игры.

— Но почему бы просто не расстрелять эту станцию? — настаивал Брим.

— Вся прелесть мобильного минного поля в том, — ответил Урсис, — что мины при отсутствии контроля ориентируются на все, что движется. Единственный способ защиты — захватить станцию и уложить это паскудство спать. Иначе нас ждут большие, большие потери.

Рев двигателя стал совсем оглушительным, и Вотова, ведя за собой еще три краулера, рванулась к скалам, на которые указал Брим.

— Они хотели захватить нас врасплох, — отозвался голос капитана в наушниках Брима. — Ваша зоркость, адмирал, избавила нас от конфуза. Смотрите! — Первые волны мин уже достигли левых краулеров, и яркие вспышки света показывали судьям на орбите, что машины выведены из строя.

Несколько мгновений спустя Вотова резко затормозила перед грудой камней, и Брим увидел пятерых медведей с зелеными повязками на рукавах — они толпились у мобильного пульта, удивленно глядя на краулер. Члены экипажа краулера, спрыгнув на снег, быстро пометили их как убитых и занялись пультом сами. Орды паучьих мин заколебались и замерли.

После оживленного разговора на содескийском Васлович сказал Бриму:

— При всем везении это минное поле стоило нам половины наших двенадцати машин. А без вас, адмирал, дело было бы намного хуже. Так мы сохранили лишние краулеры для боя.

В это же время из-за холмов показались четыре шеренги краулеров по пять машин в каждой. В вихрях снега они спускались по склону навстречу «синим», выкрашенные в ярко-зеленый цвет «армии противника».

— Ничего себе соотношение сил, — заметил Брим.

— На этот раз, — сказал ему Васлович, — нашей стороне, помимо вас, выделили еще кое-какое секретное оружие, чтобы уравнять шансы. Нам подумалось, что вам это будет особенно интересно, а вот наших коллег-«зеленых» ждет неприятный сюрприз. — И генерал, кивнув связисту, вновь стал смотреть на снежный ландшафт перед собой. Краулер по его приказу опять двинулся вперед, навстречу «противнику».

Брим усмехнулся. Сюрприз должен быть действительно из ряда вон, чтобы превзойти ощущения тех нескольких циклов, что прошли с момента выступления краулеров в поход. И с ним лучше поспешить — иначе ничто не остановит катастрофы, грозящей остаткам левого фланга Васловича. Внезапно — задолго до того, как обе стороны вышли на линию огня, — из вьюжного неба возникли четыре темных силуэта и устремились навстречу краулерам «зеленых». Еще миг — и «противника» принялись поливать такими же вспышками света, как те, что излучали паучьи мины, и «вражеские» С-33 стали останавливаться в знак того, что выходят из боя. Летательные аппараты повернули на другой заход, и снова вспышки «разлагателей» стали падать на зеленые краулеры, которые теперь вели весьма неэффективный ответный огонь.

— Это что, звездолеты? — не сдержавшись, выпалил Брим. — Никогда еще не видел таких.

— Мы называем их «Ростовики» — «космические бастионы» по-нашему, — с изрядной долей похвальбы сказал Васлович. — Их марка — ЖМ-2. Они засекречены, и официально их как бы не существует. Но вы, чуть ли не единственный гражданин Империи, помимо содескийцев, будете иметь допуск почти ко всем нашим секретам.

Брим в изумлении продолжал смотреть, как эти странные на вид и, должно быть, имеющие усиленную броню эсминцы снова и снова заходят на цель, уходя от «попаданий», которые уже изрешетили бы обычный корабль. Когда Васлович прибыл к месту событий, судьи объявили все сорок зеленых краулеров вышедшими из строя, и дивизион «синих» прокатился мимо без единого выстрела.

Это происшествие, однако, вывело Брима из ошеломленного состояния, и он стал спрашивать себя, куда же подевались другие патрули обеих сторон. Только эти четыре смертоносных пикирующих эсминца указывали на то, что маневры происходят в эпоху межзвездных полетов. Ведь «зеленые» тоже должны иметь космическую технику, чтобы защитить свои краулеры от синих «Ростовиков». Но их корабли так и не появились — по крайней мере в щели краулера их не было видно. Брим нахмурился — он испытывал искушение обратиться к содескийцам с вопросами, но не хотел расспрашивать о столь очевидных, на его взгляд, вещах в самом начале маневров.

Однако в уме у него уже возникло несколько красных флажков, и не все они имели отношение к отсутствию космических патрулей. Вот например: хотя новые корабли явно смертельны для наземной техники, смогут ли они выстоять против кораблей Лиги в космическом бою? Он все еще боролся с желанием задать вопрос, когда шум двигателя внезапно оборвался и краулер остановился у самой вершины холма. Общее внимание сосредоточилось на пульте связи, и Васлович повел четырехсторонние переговоры с Вотовой и еще двумя голосами — должно быть, командирами других формирований. Наконец разговор закончился, и Брим услышал в наушниках голос Бородова:

— Тебе, наверное, невдомек, в чем тут дело.

— Гм-м. Полагаю, я все-таки выучу содескийский, прежде чем все это кончится.

— До того времени я охотно буду твоим переводчиком. Похоже, что «противник» оснащен лучше, чем нам давали понять. У них по меньшей мере на двадцать краулеров больше, чем докладывала разведка, — и это еще до несчастья на минном поле.

— Значит, наши другие формирования тоже пострадали? — спросил Брим.

— У них потери меньше, чем у нас, но в дивизионе осталось слишком мало машин, чтобы подавить «противника» и при этом выполнить дневное задание.

Брим кивнул. Он догадывался, что будет дальше.

— Как называются эти новые корабли — «Ростовики»?

— Точно, — хмыкнул Бородов. — «Космические бастионы». Вот видишь, ты уже начал учить содескийский.

— Я всегда все схватывал на лету. Они тоже пойдут в бой?

— Уже пошли. — И тут снова Бородова заглушил рев, который могли издавать только гравигенераторы космических кораблей. Следом завелся двигатель краулера, и тяжелая машина перевалила через гребень холма — как раз вовремя, чтобы увидеть, как ЖМ-2 заливает огнем многочисленное сборище техники «зеленых», изрыгая буквально тысячи световых «попаданий» и помечая краулеры и вспомогательные машины как «уничтоженные».

— Ну, противнику теперь не до нас, — заметил Брим.

Краулер на большой скорости понесся вниз по склону, и грохот его палящих в холостом режиме разлагателей заглушил даже рев двигателя. Через каких-нибудь тридцать циклов концентрация сил «противника» была нейтрализована, и Васлович повел свою урезанную, но все еще мощную колонну к следующей намеченной цели.

Брим не переставал терзаться вопросами, глядя на пролетающий мимо зимний пейзаж. Ни единого выстрела не было сделано с воздуха в защиту армии «зеленых». Почему? Отсутствие поддержки наводило на тревожные мысли, и Брим решил получить ответ при первой же возможности. ЖМ-2 наличествовали и во время последующих учебных боев, но Брим до конца дня так и не нашел случая задать свои вопросы.

* * *

Вскоре после того, как последние проблески света померкли на горизонте, усталые экипажи вместе с пассажирами остановились, чтобы отдохнуть и подкрепиться. Огни множества краулеров загорелись под висящими в воздухе осветительными ракетами. Рубка Вотовой наполнилась кошмарным запахом хогга-пойи — чуть ли не все присутствующие закурили трубки-земпа. Брим уже не помнил, когда так уставал в последний раз, и все его мускулы ныли — особенно плечи, где туго затянутые ремни едва не переломали костей. Он отстегнул свои путы и со стоном подался вперед, чтобы встать. Через медвежий гомон он расслышал другой такой же стон — это вылезал из кресла старый Бородов.

— Ах, Вилф Анзор, — ухмыльнулся медведь, — отрадно видеть, что существо гораздо моложе тебя испытывает такие же ощущения после дня, проведенного в боевом краулере. — Он кивнул на Урсиса, который как ни в чем не бывало стоял у пульта, оживленно беседуя с генералом. — Старым медведям и безволосым людишкам лучше поискать себе занятие в космосе.

— Безусловно, доктор, — через силу засмеялся Брим. — Только вас никто старым не назовет. Кстати, о космосе… — нахмурился он.

— Да? — многозначительно улыбнулся Бородов.

— Анастас Алексий, позвольте вас заверить, что новые ЖМ-2 произвели на меня очень сильное впечатление. Они незаменимы для наземных боев. Но…

— Тебя, наверное, интересует, почему у «зеленых» их не было?

— Да — и это, и многое другое.

— Как, например, отсутствие космических патрулей, которые должны были защитить «зеленых» от наших «Ростовиков», но не сделали этого. Верно?

— Верно. Доктор Бородов, сегодняшние маневры ничего не доказывают, и вы это знаете. Если бы на месте «зеленых» были Облачники, нашим ЖМ-2 пришлось бы иметь дело с целым роем эсминцев. Им повезло бы, сумей они осуществить хотя бы десятую долю сегодняшних попаданий. Разве что они столь же эффективны против космических боевых кораблей, как против краулеров.

Бородов поглядел по сторонам.

— Я так не думаю. У них слишком узкая специализация. И я, разумеется, знаю, что эти маневры ничего не доказывают. И Николай Януарьевич знает. Правда в том, что у нас нет настоящего Флота. Такого, который мог бы справиться с предстоящей задачей.

— Борода Вута, — прошептал Брим. — Я думал, что великому князю должны показать все.

— Должны — и покажут до конца маневров.

— Тогда он увидит то же, что и мы.

— Увидеть-то он увидит, Вилф Анзор…

— И что же?

— То, что мой брат увидит, не столь важно, как то, какие он сделает выводы.

— Не понимаю.

Бородов снова поглядел по сторонам.

— Поговорим об этом после, когда будем одни — вместе с Николаем Януарьевичем. На вечернем банкете тебе много чего порасскажут насчет космической поддержки — только веди себя осмотрительно. Там будут очень крупные армейские чины.

— Банкет? — ахнул Брим. — Сегодня вечером? Мне хочется одного: сжевать свой паек и завалиться спать.

— Вилф Анзор, — опешил Бородов, — да ведь день только начался! Скоро начнется большая пирушка в честь князя. Горы превосходной еды и логийское вино! Этого никак нельзя пропускать! — Он посмотрел на старинные механические часы, которые носил, — подарок от археологической экспедиции, которую он финансировал. — У нас останется меньше метацикла не переодевание.

Снизу появились солдаты, ведущие за собой по воздуху вереницы чемоданов, и рубка преобразилась в гардеробную — для обоих полов. У медведей желание возникало, только когда их женщины были «в поре», как учтиво выражались содескийцы. С точки зрения Брима, это делало медвежье общество куда более мирным, хотя и скучноватым.

— Забудь о своих недомоганиях, Вилфушка, — посоветовал Урсис через комнату. Глоток винца — лучшее лекарство во Вселенной, и чем больше таких глотков, тем лучше.

Брим усмехнулся помимо воли. Вино действительно исцеляет самые разные боли. И если он хоть что-нибудь смыслит в содескийских банкетах, ни на количество, ни на качество выпивки жаловаться не придется. Мысленно возблагодарив высшие силы, пославшие ему Барбюса, он открыл свой чемодан и стал переодеваться.

* * *

Банкет состоялся в городке нарядных, разноцветных палаток, окруженном двумя рядами краулеров — и синих, и зеленых. Брим и его друзья вошли с метели в один из самых просторных шатров. У входа стояли не меньше пятидесяти солдат, а четверо лакеев в белых бриджах, золотых ливреях и ярких скуфейках распахивали перед гостями входные полотнища. Внутри открывался высокий зал, где с потолка свисали фестоны шитой золотом ткани. На стенах пестрели живыми красками гобелены со сценами из содескийской истории. Тысячи дымящих, мерцающих свечей — настоящих, насколько Брим мог разобрать, — горели в огромных хрустальных люстрах, наполняя помещение светом и теплом. Но полу никакого внимания не уделили, и под ногами хлюпала грязь. Возможно, это единственная скидка князя на «полевые условия», усмехнулся про себя Брим.

Здесь собралось не меньше двухсот содескийских офицеров — они попивали вино из огромных хрустальных кубков и посылали в воздух, уже затуманенный свечами, клубы дыма из своих трубок. Их парадные мундиры относились еще к временам великой медвежьей империи, но, впрочем, не так уж отличались от авалонской формы: белый двубортный китель, белая рубашка с черным галстуком, серые бриджи или широкие брюки с красными лампасами по бокам и высокие черные сапоги. Все это разнообразилось аксельбантами с портупеями — одни роскошнее других. Знаки отличия, кроме головных уборов (порой вычурных до смешного), помещались на воротниках и погонах, а генералы вдобавок носили пуговицы и эмблемы. Здесь, на голой планете, после целого дня утомительных учений, весь этот блеск казался Бриму совершенно невероятным — а если вспомнить о грозящей войне, которую эти офицеры легко могли проиграть, то и суетным.

Великолепный мажордом — явно подвизающийся при дворе, — увидев Бородова, сверился со своей памятной планшеткой, затем низко поклонился, дунул в серебряный свисток и пространно объявил новоприбывших по-содескийски. Блестящая толпа с вежливыми аплодисментами раздалась, слуги в высоких сапогах подошли к кубкам на подносах, и трое друзей, взяв себе вина, влились в шумное сборище.

Урсис и Бородов принялись знакомить Брима с присутствующими, что сопровождалось множеством цветистых фраз. Серьезные разговоры о военных делах здесь казались неуместными. Одна пожилая медведица на безупречном авалонском спросила его о «Звездном Огне», но не успел Брим толком ответить, как она отвернулась и заговорила с кем-то другим. После этого он отделывался краткими, ничего не значащими репликами, каких от него, очевидно, и ждали.

Внезапно высоченные дворцовые гвардейцы — сто медведей в блестящих серебряных панцирях и шлемах с плюмажами — выстроились по обе стороны занавешенного входа. Брим не раз видел их на голографиях, но в действительности они впечатляли еще более. Он покачал головой, тщетно пытаясь понять, зачем великому князю было тратиться, везя их всех на эту окраинную планету. Затем Урсис представил его очередному важному лицу, и вечер пошел своим порядком.

Вскоре у входа возникла суета, и порыв морозного воздуха привлек общее внимание.

— Прибыл брат Анастаса Алексия, великий князь Николай, — пояснил Урсис, взглянув поверх очков.

— И его свита, — неодобрительно фыркнул Бородов. — Уж одну-то ночь Николай мог бы проспать и один.

Гвардейцы встали навытяжку, и между их шеренгами появился небольшой темный медведь, чей облик — явно отретушированный — красовался над входом каждого содескийского общественного здания: великий князь Николай. Он носил фельдмаршальские звезды с гирляндами и нехитрый головной убор: восьмиконечную корону с блестящими камнями.

За ним шли пышно разодетые штатские лица — видимо, высшие придворные чины. Брим узнал торчащую челюсть Огона Ростова, министра финансов — этот медведь часто бывал в Авалоне. Словина Бржмель, министр иностранных дел, тоже легко узнавалась по большому черному носу. Многие другие тоже показались Бриму знакомыми, возможно, по его прежним визитам в Содеску, но он не мог вспомнить, как кого зовут.

За должностными лицами последовала волна нарядных медведиц во главе с великой княгиней Катериной. На ней было пышное белое платье, украшенное жемчугом, на который можно было купить не меньше полудюжины «Звездных Огней» и в течение стандартного года платить жалованье их экипажам.

— Бедная женщина. — Урсис насмешливо возвел глаза к небу. — Нельзя же выставлять свою нищету на всеобщее обозрение.

— Я постараюсь не замечать, — в лад ему ответил Брим.

Двор стал обходить зал, сопутствуемый низкими поклонами собравшихся. Князь время от времени обменивался несколькими словами с избранными членами офицерского корпуса. Он поболтал немного с Бородовым, кивнул Урсису при этом, потом поднял брови и уставился прямо на Брима. Бородов, выслушав вопрос брата, ответил что-то, включавшее слова «Вилф Анзор».

Князь снова устремил на Брима задумчивый взгляд.

— Адмирал Брим, — сказал он на безупречном авалонском, — я слышал о вас и о героизме, который вы проявили во время битвы за Авалон.

Бриму как гражданину Империи воспрещалось кланяться кому бы то ни было, и он лишь склонил голову в ответ на этот панегирик.

— Я польщен, ваше величество.

— Да, это понятно, — с улыбкой кивнул князь. — Я редко заговариваю с кем-либо ниже барона. «Когда скальные волки начинают скользить по льду, время камышовых змей проходит», как говорится. — И князь, словно приняв какое-то решение, заверил:

— Мы еще встретимся, адмирал, когда настанет время — и оно непременно настанет. — С этими словами он кивнул брату и отошел, а придворные потянулись за ним, улыбаясь и кивая имперскому гостю.

После этого Брима чуть не задавили — офицеры смекнули, что этот невидный имперский адмирал на самом деле важная персона. Все сразу заговорили об Имперском Флоте — притом по-авалонски. Брим едва сдерживал смех, дивясь, как это заслуженные медведи сумели так быстро усвоить его язык, если совсем недавно они говорили только по-содескийски!

Почти половину метацикла он терпеливо отвечал на все вопросы. Наконец к нему подошел седой медведь-адмирал, представившийся как Громос Боскей. Брим долго ждал этого случая.

— Итак, адмирал, — сказал старый медведь, — что вы скажете о первом дне маневров?

— Они впечатляют, адмирал, — светским тоном ответил Брим, — особенно хороши ваши новые ЖМ-2. Они выглядят как мощные корабли.

— Так и есть, — с гордостью заявил Боскей. — Вы видели, что они сделали с лучшими краулерами во Вселенной. — Собравшиеся вокруг важно закивали, как будто адмирал изрек невесть какую мудрость.

— Это я видел, — согласился Брим. — Но как они поведут себя в бою с эсминцами Лиги? Адмирал нахмурился.

— Этого я не знаю, — подумав, сказал он. — Но это не столь уж важно. Нас обещали обеспечить необходимой защитой, когда понадобится.

— Понимаю. Но почему команду «зеленых» не снабдили такой же техникой?

— Не было надобности, — с широкой улыбкой ответил адмирал. — Это ведь только маневры.

— Вы хотите сказать… — начал Брим, но адмирал и остальные уже отвлеклись: слуги вносили в палатку длинные столы, уставленные фарфором, золотом и серебром. От подогреваемых блюд шел аромат, от которого у Брима сразу потекли слюнки. Ему показалось, что он уже несколько дней ничего не ел. Урсис и Бородов подошли к нему.

— Самое время набить пустые желудки, — сказал Урсис, когда адмирал со своей свитой двинулся к столам.

Брим кивнул. Адмирал теперь был вне его досягаемости, а вкусные запахи щекотали аппетит. Двор уже расположился на парчовых стульях с высокими спинками за роскошно накрытым столом.

— А мы где будем сидеть? — спросил Брим, оглядывая зал.

— Мы сидеть не будем, — улыбнулся Урсис. — В присутствии княжеской семьи простые смертные едят стоя.

Брим, нахмурясь, посмотрел на Бородова.

— Это правда, — подтвердил тот. — Но ты не печалься. На таких сборищах обычно кормят и поят так хорошо, что остального никто не замечает. Особенно после пары кубков. — Бородов мигнул слуге, и тот принес им бокалы и огромную запотевшую бутылку белого логийского вина. — Пошли, — щелкнул он пальцами. — Выпьем за дружбу и забудем о своих усталых ногах.

— Я лучше поем немного сначала. — Брим подцепил с блюда фаршированный ароматным мясом гриб. — Не хочу пить на пустой желудок.

— За вино и пустые желудки, — провозгласил Бородов, сунув холодный бокал с логийским в руку Брима. — Чем более желудок пуст, тем скорее забываешь о больных ногах — и об отсутствующих космических кораблях, а?

— За больные ноги! — воскликнул Урсис, не успел еще Брим выпить первый тост.

После этого банкет — по крайней мере для Брима — сделался каким-то расплывчатым. Холодное успокаивающее логийское отменного сорта было точно благословение мифических богов Логуса. А еда, если это возможно, была еще лучше: превосходные супы и мясные блюда — и пикантные, и сытные — боролись за первенство с деликатесами вроде сардин с зеленым перцем, копченой семги в сметане по-содескийски, печени скального волка, икры, печени дикой птицы на маленьких вертелах, острых сыров и хлеба всевозможных форм и вкусов. Брим, пропостившись почти весь стандартный день, ел и пил с жадностью, меняя тарелки в бешеном темпе, и не отставал от медведей — по крайней мере сначала. Урсис, догнав его в путешествии вокруг стола, сказал хмуро:

— Вилф Анзор, ты ешь так, будто твой желудок думает, что тебе перерезали глотку.

Брим, сытый и хмельной, лениво усмехнулся.

— Он так думал, но теперь убедился в обратном. Вот так пир! Вы, содескийцы, знаете толк в таких делах. Теперь бы еще кф'кесса — да присесть где-нибудь…

— И это, по-твоему, пир? — осведомился Урсис, жуя жареный гриб. — Погоди, вот начнется обед. Не зря же князь Николай славится по всей галактике своими походными пикниками.

— Обед? — воскликнул близкий к панике Брим. В это время заднее полотнище шатра распахнулось, и гвардейцы выстроились двумя рядами вдоль ковровой дорожки, ведущей в другой, еще более просторный шатер. — Там опять будут кормить, что ли? — выдохнул Брим.

— Еще как, — заверил Урсис, когда они двинулись к новому выходу.

— Преле-естно. Просто прелестно.

— Ничего, Вилф Анзор, — бодро сказал Бородов, присоединяясь к ним. — Большой содескийский пир продолжается — и выбор там будет еще богаче, веришь или нет?

— Мне кажется, он верит, — сказал Урсис.

— Верит, верит, — подтвердил Брим.

* * *

Второй шатер, еще больше и наряднее первого, тоже освещался свечами в хрустальных люстрах. Здесь уже витали вкусные ароматы, хотя блюда еще не подавали. Было, однако, ясно, что сесть теперь позволят всем: через все помещение тянулись два параллельных стола, соединенные третьим. Двор уже восседал на своих высоких парчовых стульях за этим поперечным столом, а за каждым из двухсот пока не занятых стульев стоял солдат в парадной темно-красной форме с белым плюмажем на треуголке.

Брим зажмурился с чувством полной безнадежности. Сейчас его снова заставят есть — с еще большим аппетитом, чем прежде. Проглотив тяжелый комок, он прошел к столу. Каждое место обозначалось солидной золотой бляхой с выгравированным на нем именем. Брима с его двумя друзьями поместили во главе стола — большая честь для иностранца.

Последние гости расселись, начались застольные разговоры, и подали первое блюдо — густую, пряную похлебку, сопровождаемую восхитительным легким, розовым логийским вином. Все гости обслуживались одновременно стоящими позади солдатами. Брим каким-то образом нашел место и для еды, и для вина, но, Вут свидетель, очень желал бы знать, что еще ждет впереди. Бородов и Урсис между двумя ложками представили его соседям по столу — в том числе седому, почти глухому генералу с моноклем, который поначалу самого Брима принял за имперского генерала, но быстро потерял к нему интерес, поняв, что он ничего не смыслит в наземной, войне. Другой генерал — с большой мордой и густым бурым мехом уроженца дальнего звездного скопления Рангар — когда-то летал с карескрийцем Бакстером Колхауном, таинственным наставником и соотечественником Брима. Еще один лично знал Онрада, когда они оба были детьми. Но о космической тактике поговорить было не с кем — словно их нарочно так подобрали.

После похлебки почти сразу же подали жареную птицу — Бородов назвал ее «гриновш» — с перцем, соленостями и восхитительным соусом из каких-то пряных водорослей. Этот кулинарный шедевр сопровождался красным логийским — его разливали из громоздких контейнеров, сделанных, по всей видимости, из кожи с остатками шерсти. За этим последовал другой суп, жидкий и темный, потом появилось мороженое в вазочках, потом салат с уксусом и нежными оттенками молодой зелени.

Брим все это время стремился к одному: не упиться окончательно и не уснуть. Блюдо следовало за блюдом, каждое вкуснее — и сытнее — другого. Лет так через тысячу тосты за главным столом стали звучать совсем невнятно. Они произносились по-содескийски, но даже Бриму было ясно, что содержание у них самое героическое. В промежутках между тостами большой солдатский хор исполнял заунывные содескийские гимны.

Наконец двор встал и удалился через задний выход под хоровое пение и меланхолические звуки фанфар. Прочие гости тоже поднялись и стали собираться кучками, поспешно закуривая свои жуткие трубки-земпа. Брим попытался поднять груз поглощенной им еды заодно с бочонком выпитого вина. Теперь, за кф'кессом и ликерами, ему предстояло встретиться с новыми высокопоставленными лицами.

В течение следующего метацикла он обсуждал маневры с большим количеством офицеров высокого ранга. Все они перемежали похвалы по адресу ЖМ-2 с заявлениями, что космическая техника появится в нужное время — когда начнется война. Трое генералов утверждали даже, что введение космических сил только внесло бы неразбериху в маневры, предназначенные для демонстрации наземной техники и средств ее поддержки.

В какой-то момент Брим заметил, что циркулирует среди медведей самостоятельно, и далеко не сразу отыскал в толпе своих двух друзей. Бородов был погружен в беседу с исключительно привлекательной — Брим определил это по мохнатым ушкам и изящным сапожкам — медведицей средних лет. Урсиса по другую сторону шатра окружали три мохноухие красотки, которых знакомство с большим, красивым генералом явно занимало больше всего на свете.

Брим усмехнулся — в его обществе друзья, видимо, больше не нуждались! Он оглядел помещение и обнаружил в нем только горстку людей — дипломатов, судя по тому, как кучно они держались. Высокий красивый малый с медалями на груди был, кажется, имперским послом Браунингом. На мелкого адмирала Брима никто из них не обращал внимания.

В большом шатре вдруг сделалось очень душно — то ли от множества свечей, то ли от обильного банкета. В чем бы ни было дело, дремота накатывала на Брима, как экспресс, — столь же быстро и неотвратимо. При всем при том он не имел ни малейшего понятия, где должен ночевать.

Откуда ни возьмись, возник солдат — его личный денщик на время праздника.

— Не желает ли адмирал отдохнуть?

— Очень даже желает, сержант, — с усталой улыбкой кивнул Брим.

Сержант поклонился и повел его к выходу, заметив:

— Будет лучше, если адмирал включит подогрев своего плаща. «Медвежата и детеныши альбы всегда прячут носы от мороза», как говорится.

Брим невольно усмехнулся и вышел за медведем в морозную ночь. Снег перестал, но тучи не расходились — на небе не было ни одной звезды.

— Куда мы идем? — спросил Брим, когда они двинулись вдоль бесконечного ряда краулеров, скрипя сапогами по снегу.

— К вашему краулеру, — ответил медведь. — Там поставлена койка для почетного гостя.

Брим заглянул в какой-то люк, тускло освещенный подвесной ракетой. Все машины казались одинаковыми и, кроме синей или зеленой окраски, не имели, на взгляд Брима, никаких опознавательных знаков.

— А откуда вы знаете, к которому краулеру идти? — осведомился он.

— Ну, это просто, — осклабился медведь. — Нам нужен краулер капитана Вотовой, так?

— Так. Но который из них он?

— Вот этот. — И медведь гордо указал на следующий в ряду краулер. Тот выглядел в точности как все предыдущие — хотя и был, правда, покрашен в синий цвет.

— Откуда вы знаете? — спросил Брим — сонливость сделала его придирчивым.

— Он тридцать пятый по счету, адмирал.

— Вселенная…

* * *

Брим взобрался по последнему трапу и увидел с немалым облегчением, что в рубке стоит около дюжины коек; его чемодан висел у той, что поближе к командному пульту. Внушительных размеров раскладушка для медведя была тесновата, но Брим прямо-таки затерялся в ней. Она была снабжена необъятными пледами и большой мягкой периной. Брим разделся до белья и нырнул под покрывала — уфф! Ледяные!

— Не хочет ли адмирал выпить на ночь? — спросил сержант из люка.

— Н-нет! — выдавил Брим.

Ледяная постель медленно, мучительно согревалась, но даже на краю замерзания он не мог принять это предложение. Он поглотил столько горячительного, что ему хватит на всю оставшуюся жизнь — если он, конечно, выживет.

И он погрузился в небытие…

Глава 2. Если настоящее безотрадно, надейся на будущее

Утром Брим проснулся с жутким похмельем и с возросшим уважением — даже почтением — к физическим способностям содескийцев. Хотя с вечера он ушел «рано», встал он далеко не первым. Он потянулся, преодолевая колоссальную головную боль и осознавая, что его язык, похоже, за ночь оброс шерстью, и кивнул Бородову, который сидел около его койки с ухмылкой на лице.

— «После долгой спячки медведей радует утренний свет», как говорится. Мне кажется, банкет тебе понравился, мой безволосый друг?

— Тогда да — но не теперь. В жизни больше не стану есть.

— Этак ты совсем отощаешь, Вилф Анзор. Давай-ка оденемся, выпьем по кружке горячего кф'кесса и прогуляемся по снегу с Николаем Януарьевичем. Это испытанное медвежье средство от похмелья — может, оно и для людей годится. — Бородов кивнул Урсису на другом конце комнаты и подмигнул. — А заодно и поговорим о том, что тебя беспокоит после вчерашних маневров, да?

— Если так, я сейчас.

— Ну, положим, не сейчас. Ты не один в краулере мучаешься с похмелья.

* * *

Полметацикла спустя трое друзей вышли с дымящимися кружками кф'кесса в холодное пасмурное утро, поскрипывая сапогами по сухому снегу и дыша паром на морозе. Разноцветные палатки и большие пирамидальные машины казались на снежной равнине декорациями из фантастического фильма. Порой раздавались возгласы или лязг металла, но в целом вокруг было тихо, как и подобает в такой глуши.

— Ну, дружище Брим, — начал Урсис, — поговорим о маневрах. Теперь ты видел наши проблемы своими глазами.

— Надеюсь, ты говоришь не об отсутствии космических патрулей? — нахмурился Брим.

— Именно об этом. Но настоящая проблема состоит в том, что все делают вид, будто так и надо. — Урсис взглянул на Бородова и пожал плечами. — Ну, почти все — особенно это относится к выпускникам Содескийской Военной Академии.

— Не нужно составлять себе не правильную концепцию, дружище, — прервал Бородов, окруженный клубами пара. — Не все содескийское верховное командование так отстает от жизни. Беда в том, что более современные — включая и меня, черт побери — не имеют такого влияния на великого князя.

— Значит, тут замешана политика? — спросил Брим.

— Мы думаем, что да, — наморщил лоб Урсис, — хотя порой может показаться, что за «антикварами», как мы их между собой называем, стоит Лига. Вреда они, во всяком случае, приносят не меньше, чем враг.

Брим кивнул, оглянувшись на лагерь.

— Да, я тебя понимаю. Мы сами так и не управились окончательно с Конгрессом Межгалактического Согласия. Но с тех пор, как Лига принялась открыто финансировать их, с ними стало намного проще — особенно после начала войны.

— Ваш КМГС по-своему честнее, — взмахнул кружкой Урсис, — чем наши «антиквары». Большинство его членов хотя бы верят, что они несут галактике мир — даже если на деле получается как раз наоборот. «Антиквары» же просто не желают делить свою власть с кем-то еще.

— Не понимаю, — сказал Брим.

— Почти весь великокняжеский Генеральный Штаб состоит из выпускников Содескийской Военной Академии, — пояснил Бородов. — Я тоже учился в ней, как и мой брат и большинство титулованных содескийцев. — Он пожал плечами, глядя в серую даль. Снегопад возобновился. — Такова традиция.

— Ну и что же? — сказал Брим.

— А то, что там обучают исключительно наземным методам боя. Никто из преподавателей не смыслит ни аза в космической тактике и прочих аспектах межзвездной войны.

— Матерь Вута… Теперь до меня стало доходить.

— Вот так-то. Хотя наши наземные армии и системы межпланетного снабжения не имеют себе равных, эти ископаемые, пользуясь своей позицией в Верховном Совете, совершенно запустили Флот, свели его роль к одной лишь поддержке наземных средств. А чтобы удержаться у власти, они не допускают к брату Бородова других советников. В результате он уверен, что Содеска готова к войне с Лигой, хотя все обстоит совсем иначе.

— Хуже всего, что многие искренне верят их ущербной логике. А их отношение к оппозиции доходит до паранойи. Ходят слухи, что несогласных они убивают. Доказательств у меня нет, но случается, что некоторые медведи исчезают без следа.

— Теперь понятно, почему вы оба были так осторожны. — Снежные хлопья жалили Бриму лицо.

— Не только поэтому, Вилф Анзор, — сказал Бородов. — Нужно было, чтобы ты сам понял, с какими проблемами мы имеем дело, когда нашествие маячит за горизонтом. Сделать надо много, а времени остается в обрез.

— Хорошо еще, — сказал Урсис, глядя на лагерь сквозь усиливающуюся метель, — что не все у нас прячут голову под подушку. Вот уберемся с этих липовых маневров и покажем тебе, что внушает нам кое-какие надежды на будущее.

— Мы тут предприняли кое-какие шаги… — продолжил Бородов.

— Я почему-то с самого начала подозревал, что вы замешаны в чем-то подобном, — улыбнулся Брим.

— Не знаю, с чего ты это взял. Мы с Николаем Януарьевичем всегда на стороне большинства — так ведь?

— Само собой, Анастас Алексий. На нас можно учиться конформизму.

Еще до вечерней вахты они отправились обратно в Громкову.

* * *

В начале следующей недели Брим зашел в имперское посольство, чтобы отправить свой первый рапорт вице-адмиралу Бакстеру Колхауну — своему наставнику, бывшему сослуживцу, а теперь командиру. Это была вторая, засекреченная часть его миссии, о которой не знали даже старые друзья Урсис и Бородов. Брим действительно в первую очередь должен был исполнять функции советника по обновлению флота, а заодно оценивать, есть ли у Содески шанс выстоять против нашествия Лиги. Собственная война поглощала ограниченные ресурсы императора Онрада — прошли те времена, когда он мог оказать помощь всем своим союзникам. Теперь на нее могли рассчитывать лишь те, кто имел реальный шанс на выживание. Между тем первый содескийский рапорт Брима был не слишком многообещающим.

Скромно одевшись в штатское, он велел Барбюсу доставить себя в Громкову, пока Бородов и Урсис занимались какими-то делами в другой части города. Это был его первый визит в посольство, и без формы его встретили, мягко говоря, небрежно — пока он не предъявил свой военный паспорт.

— Адмирал Брим? — сказал портье. — Да, для вас есть почта, причем пришла она по дипломатическим каналам.

— Спасибо. — Брим вскрыл запечатанный конверт и воскликнул:

— Ух ты! Вот это, я понимаю, красивая девушка. Поглядите-ка.

Клерк с охотой принял у Брима пачку голографий, поднял брови и улыбнулся.

— Да, хороша. Как ее зовут?

— Надежда.

— Ваша дочка?

— Некоторым образом, — с легкой грустью ответил Брим. — Сейчас я ей, пожалуй, скорее дядюшка.

— Держу пари, ее мать — настоящая красотка.

— Была красоткой.

— Почему была?

— Не пережила битвы за Авалон.

— Простите.

— Ничего. — Брим сунул голографии в карман.

— Адмирал, — вдруг нахмурился клерк, — вы не тот ли Вилф Брим, который участвовал в Гонках Митчелла?

Брим кивнул, радуясь перемене разговора.

— Вот не думал, что об этом кто-то еще помнит.

— Последние гонки состоялись всего пару лет назад, адмирал. Клянусь Вутом, я и не мечтал, что мне доведется встретиться с вами.

Брим почувствовал, что краснеет. Несколько лет прошло после финальных состязаний в Авалоне, когда он навечно завоевал для Империи знаменитый Кубок Митчелла на гоночном корабле М-6Б фирмы «Шеррингтон». Но громкая слава, которой покрыли его эти гонки, до сих пор смущала его. Его М-6Б послужил прототипом новейшего эсминца Империи «Звездный Огонь», и на нем был установлен прославленный отражательный двигатель «Колдун» содескийской фирмы «Красны-Пейч».

— Спасибо, — сказал он просто, — но на таких кораблях мог бы выиграть любой. Мне просто повезло, что я как раз в то время оказался без работы.

— Как же, как же, — усмехнулся клерк.

— А где у вас тут КА'ППА-связь? — спросил Брим, которому захотелось опять сменить тему. — Мне надо передать кое-что.

— Сейчас вызову курьера, адмирал.

— Благодарю, но я должен отправить это лично, в зашифрованном виде.

— Прошу прощения, адмирал, но только персоналу посольства разрешается…

— Вставьте это в ваш компьютер, — Брим протянул клерку паспорт, — и вы, я думаю, получите нужное разрешение.

Клерк проделал требуемое и вскинул брови.

— Он запрашивает мои данные. Брим только кивнул.

Клерк приложил к панели все десять пальцев, и брови у него взлетели еще выше.

— Вутова мать! — тихо выругался он, возвращая Бриму паспорт. — Послушать его, так у меня даже нет права спрашивать у вас допуск — зато вам разрешено все. Сейчас уведомлю все наши подразделения.

— Спасибо. Так где у вас КА'ППА?

— С-сюда, адмирал. — Еще не пришедший в себя клерк указал на большую мраморную лестницу. — Наверху поверните направо, сверните в третий коридор слева, и последняя левая дверь будет ваша. Пропускная пластинка вот тут, рядом с вами.

Брим приложил пальцы к пластинке, и она ответила приятным женским голосом:

— Допуск разрешаю.

Перейдя через оживленный вестибюль, Брим свернул в широкий коридор с огромными дверьми в разных рамах. Вот где вершится высшая дипломатия, думал он, ступая по мягкому ковру. Министерство иностранных дел всегда было прибежищем самых состоятельных семей Авалона, и плюшевые кабинеты передавались по наследству очередным выпускникам престижных школ. Такой порядок, в общем, обеспечивал нормальную работу системы, но на каждого талантливого дипломата приходилось не менее десяти тупиц, мешающих ему на каждом шагу.

Брим повернул во второй слева коридор, прошел его до конца, но уперся в какой-то чулан и нахмурился. Ведь это и есть последняя дверь налево, не так ли? Напротив был выход на гравитационную пожарную лестницу, так что обе двери в этом конце коридора явно были не те. Брим оглянулся назад и подумал, что вряд ли какой-то из этих величественных порталов ведет в аппаратную. И действительно, за ними оказались обширные апартаменты с табличками БУХГАЛТЕРИЯ и КАДРЫ, где сновали роем люди и медведи. Далее помещался ОБРАЗОВАТЕЛЬНЫЙ ОТДЕЛ, также кипящий деятельностью, за ним ТОРГОВАЯ ПАЛАТА.

Около ОТДЕЛА КУЛЬТУРНОГО ОБМЕНА Брима встретила высокая, эффектная женщина с логопланшеткой в руке.

— Вы и есть инвентаризатор, которого обещали прислать из музея? — улыбнулась она. — Я Марша Браунинг, заведующая антикварной секцией. Видела, как вы прошли в другую сторону, и подумала, что вы заблудились.

— О! — Брим заглянул в очередную людную приемную и сказал честно:

— Да, пожалуй, заблудился.

— Ну, теперь-то вы нашлись. Вы не представляете, как я рада вас видеть. Они сказали, что вряд ли смогут прислать кого-то сегодня, а мне помощь из музея крайне необходима.

— Рад, что могу быть вам полезен, — сказал Брим — и не солгал. Эта Браунинг, хотя и не молоденькая, была чертовски мила — сексуальна даже в строгом голубом костюме. Юбку, правда, она носила очень короткую. Коротко подстриженные волосы цвета соли с перцем косой челкой ложились на лоб. Широко поставленные живые карие глаза, круглые щеки, вздернутый носик и чувственный рот, возможно, чуть великоватый, складывались в очень привлекательное, симпатичное целое. Высокая, спортивного сложения, с маленькой грудью, красивыми, умелыми на вид руками и длинными точеными ногами, она была бы приятным зрелищем где угодно, не говоря уж о планете, населенной медведями!

— Что-нибудь не так? — спросила она. Брим покраснел — нельзя же так пялиться на человека! Чувственность, которой от нее веяло, сделала бы честь женщине вдвое моложе ее — к сожалению, у нее имелось также обручальное кольцо.

— Нет… — промямлил он. — Мне показалось, что я вас уже где-то видел.

— Вот как, — сказала она с улыбкой — раскусила его, конечно! — Что ж, пойдемте — нам с вами предстоит много сделать, а времени очень мало.

И она устремилась через холл, не дав Бриму и слова вымолвить. Он пожал плечами и последовал за ней, улыбаясь про себя. Он не чувствовал особого желания исправлять ее ошибку. С рапортом можно было не спешить, а женщина показалась ему не только красивой, но и славной. Повезло ее мужу, думал он, идя за ней по длинному коридору.

— Вот и пришли, — сказала она, открыв дверь в помещение вроде кладовой, где стояло множество ящиков. — Это Бершанская коллекция, вернувшаяся из Имперского Музея в Авалоне — в целости, как вы должны с облегчением отметить. Кстати, я не расслышала вашего имени.

— Брим, сударыня, Вилф Брим.

— Вы недавно в отделе инвентаризации? — нахмурилась она. — Я не помню там Брима.

— Совсем недавно.

— Хорошо, за работу — и зовите меня Марша.

— А вы меня — Вилф.

— Договорились. Начнем с верхнего ящика.

— Хорошо. Что от меня требуется?

— А вы не знаете?

— Боюсь, что нет, но охотно поучусь. Браунинг покачала головой.

— Видимо, во всех наших учреждениях царит некоторая неразбериха из-за этого ожидаемого вторжения. Мы должны составить перечень всего этого, а затем отправить за город, где коллекцию укроют в пещерах.

— Хорошо придумано. Раз логопланшетка у вас, ведите запись, а я буду вскрывать ящики и считать.

— Прекрасно, Вилф. — И они приступили к работе.

* * *

Клерк, которого обещали прислать из музея, так и не появился, и Брим с его новой знакомой проработали дотемна, внеся в каталог более тысячи мелких экспонатов. За работой у них нашлось множество тем для разговоров и для смеха, но Брим так и не нашел возможности красиво покончить со своим маскарадом, который стеснял его все больше и больше. Они завершили свой труд, когда на улицах стали зажигаться фонари.

— Большое вам спасибо, Вилф, — сказала Марша, когда он запечатал последний ящик для пересылки. — Вы усердный работник, и с вами очень весело. Не припомню, чтобы рабочий день когда-нибудь доставлял мне столько удовольствия.

— То же самое могу сказать и о себе. — Ему и правда очень понравилась эта спокойная, жизнерадостная женщина. За эти несколько метациклов между ними определенно совершилась некая химическая реакция, и если бы не обручальное кольцо, он бы ее так просто не отпустил. — Можно предложить вам чашечку кф'кесса перед тем, как выйти на холод? — неожиданно для себя спросил он.

— Я бы с радостью, Вилф, — сказала она, покраснев, и, судя по выражению глаз, не солгала, — но нас с мужем вечером ждут на приеме. Это обязательное мероприятие, и мне надо спешить.

— Жаль. Может быть, в другой раз…

— Мне бы очень этого хотелось, — снова покраснела она.

В вестибюле она непроизвольно тронула его за руку.

— Я сообщу в вашу секцию, как с вами хорошо работать, Вилф. Вы замечательный работник — гораздо лучше тех, которых присылали мне раньше.

— Спасибо, — ответил Брим, сам покраснев до ушей. — Но сомневаюсь, что меня кто-то вспомнит. Я всего лишь скромный инвентаризатор.

У выхода они замялись.

— До свидания, Марша. — Он пожал ее теплую, мягкую руку. Рукопожатие затянулось чуть дольше, чем полагается, но тут чары развеялись.

— До свидания, Вилф, — сказала она и заторопилась обратно.

* * *

В последующие пару недель Брим постоянно думал то о дочери, то о Марше Браунинг. Впрочем, ему было чем отвлечься. На другой день после визита в посольство Бородов и Урсис снова посадили его в лимузин «Рошов» и повезли по заснеженному шоссе в огромный космопорт имени Буденного на другом конце Громковы. Охрану, видимо, предупредили об их скором прибытии, поскольку их пропустили в ворота, лишь мельком глянув на удостоверения. Целью их путешествия была секретная лаборатория в глубоком космосе, где Брим должен был совершить свой первый полет на новом эсминце ЗБЛ-4.

Летая раньше на Содеску на лайнерах, Брим редко бывал в огромном комплексе «Буденного» с его водными стартовыми дорожками и Бектоновыми трубами, которые использовались в сильные морозы, когда даже обогреваемые озера замерзали.

История гласила, что содескийцы вышли в космос только по необходимости. Близорукие от природы, эти огромные существа предпочитали строить двигатели и звездолеты для других. Было, однако, известно, что содескийский Флот насчитывает множество эскадр военных кораблей, в том числе и гигантские линкоры ТБ-3, которые могли пересечь всю галактику и обрушить на врага колоссальную огневую мощь.

Но имперские военные специалисты давно предупреждали своих друзей в Громкове об уязвимости этих громадных кораблей в боевых условиях. Большие военные суда устаревали (и физически, и морально), а появление новых эсминцев вроде знаменитых имперских «Звездных Огней» или лигерских «Гантейзеров-262» обещало навсегда изменить правила космических войн.

Теперь даже самые мощные линкоры не смогут уйти далеко во вражеском пространстве без сопровождения эсминцев. Этот принцип оправдал себя в недавней битве за Авалон, где полугодовое наступление Лиги было отражено ценой огромных потерь с обеих сторон.

— Что-то ты молчишь, Вилф Анзор, — заметил Урсис, пока лимузин следовал мимо рядов угловатых УК-3, парящих над просторными гравибассейнами.

Что-то в их грозных очертаниях пробудило в Бриме почти наследственную память, видение смерти, надвигающейся с неба. К сожалению, мощь, которой обладали эти чудовища двадцать лет назад, сошла на нет с течением времени и развитием техники.

— Это все устарело. Ник, — сказал он, глядя в окно. — Лигерские «Гантейзеры» разнесут их в клочья. Уж я-то знаю. Я шесть месяцев дрался против новых кораблей Лиги, и без кардинальной модернизации ваши УК-3 превратятся в мишени для космических сил Хота Оргота.

— Зато у нас их много, — вставил Бородов. Урсис хохотнул:

— Это все равно что сделать машину за шесть кредиток, а продать за четыре, но наверстать убыток, распродавая оптом.

Брим невольно усмехнулся.

— Вряд ли с такой стратегией можно победить.

Теперь они ехали мимо гравибассейнов помельче, где стояли маленькие юркие кораблики, которые содескийцы наверняка собирались использовать в качестве эсминцев.

Как и линкоры, они были многочисленными и сильно устаревшими. Большинство четырехтысячного состава этих так называемых передовых оборонительных сил составляли либо Ж-153 — маломощные, легковооруженные аппараты, построенные для войны, которая закончилась еще в прошлом веке, либо Ж-16, более современные и скоростные, чем их предшественники, но тоже не соперники для мощных «Гантейзеров», с которыми им предстояло встретиться.

На некотором расстоянии от дороги Брим увидел еще несколько эскадр — это, видимо, и были НЖХ-3, содескийские звездолеты нового класса, специально сконструированные как эсминцы, но они были известны как неудачная конструкция, непрочная и недостаточно вооруженная, хотя, по слухам, невероятно быстрая. Брим опасался, что они окажутся несостоятельными в кипящей каше современного космического боя — вроде того, что он еще недавно вел за авалонские планеты.

Бородов, словно читая его мысли, тронул Брима за плечо.

— Согласен, ситуация безотрадная, но там, куда мы летим, брезжит кое-какая надежда.

— Очень рассчитываю на это, доктор, — то, что я пока видел на этом поле, Лигу не остановит.

— Все это в лучшем случае может только задержать захватчиков — пока на фронт не начнут прибывать новые корабли, которые мы увидим сегодня.

Брим только покачал головой, когда они остановились перед вездесущим транспортным средством НЖХ-26, висящим на конце Бектоновой трубы.

— С этим лучше поторопиться, друзья мои, иначе содескийцам придется изучать фертрюхт.

— Это куда еще ни шло, — сказал Бородов, открывая дверцу.

Брим понял смысл его слов. Во время последней войны Лига объявила медведей «пушными зверями», и медвежьи шубы с шапками вошли в моду на лигерских планетах. Фельдмаршала Родефа ноф Вобока прозвали «Охотником» как раз из-за медвежьих шкур, которые он добыл на прошлой войне, будучи в чине оберпровоста. Послевоенный трибунал требовал его выдачи как военного преступника, но он, благодаря поддержке влиятельных друзей, так и не предстал перед судом.

* * *

Через несколько метациклов они высадились в лаборатории — одной из тех, что входили в конструкторский отдел Содескийского Флота. Она помещалась на орбите маленькой голой планеты в звездной системе Содески. Различные конструкторские бюро со всей Галактической Федерации Содескийских Государств поставляли на это колоссальное предприятие свою новейшую продукцию. Здесь она подвергалась испытаниям и либо отвергалась, либо принималась для дальнейших разработок.

Сегодня Брим должен был совершить полет на сверхсекретном ЗБЛ-4, новом эсминце, снабженном мощным красны-пейчевским отражательным гипердвигателем. По чертежам, виденным в Авалоне, Брим знал, что эта модель способна соперничать со многими видами шеррингтоновского «Звездного Огня» и превосходит маневренностью большинство вражеских кораблей.

Поговаривали даже, что эти маленькие аппараты снабжены каким-то дополнительным вооружением, но для Авалона это пока оставалось тайной, а на тренажерах, присылаемых из Содески, ничего такого не показывалось. Брим решил, что у него еще будет время разобраться с этим, когда он освоит основное устройство корабля.

Лаборатория имела форму огромной воронки, составленной как детская пирамидка из шести толстых дисков. Самый крупный, «нижний», около четверти кленета в диаметре, был направлен к каменистой поверхности планеты. Вдоль его окружности размещались шестнадцать причальных станций, каждая из которых служила самостоятельным отсеком для испытаний. Вся конструкция была обшита прозрачными кристаллическими плитами, отражавшими слабый свет двойной голубой звезды и делавшими лабораторию почти невидимой на расстоянии больше пяти кленетов. Повсюду торчали антенны, самая большая из которых — фантастическая КА'ППА-башня — возвышалась почти на тысячу иралов над верхним ярусом. Брима это гигантское сооружение поразило с первого взгляда, а еще больше изнутри, пока он шел со своими спутниками вдоль изогнутого периметра к причалу номер шестнадцать, где ждал его ЗБЛ-4 со своим экипажем. Сквозь прозрачные стены и пол он видел маленькую планету, вокруг которой они вращались, кленетах в четырехстах внизу, а слева пара звезд, вокруг которых вращалась сама планета, бешено крутилась вокруг общего центра тяжести. Его темно-синий имперский скафандр притягивал любопытные взоры проходящих мимо техников, которые, видимо, привыкли видеть в этом сверхсекретном испытательном комплексе только медведей.

— Нервничаешь? — спросил Урсис.

— Есть немного. — С Бримом всегда так было, когда он впервые испытывал новый корабль. Сегодня его репутация зависела от того, насколько хорошо он справится с этим мощным маленьким эсминцем — чем лучше пройдет полет, тем лучше будут относиться к нему медведи-пилоты во время его длительного пребывания среди них.

— Все хорошо. — Урсис хлопнул его по плечу, когда они остановились у входа в шестнадцатый отсек. — Покажи-ка этим медведям, как надо летать.

Брим возвел глаза к потолку.

— С вашего разрешения, Николай Януарьевич, для начала пусть лучше они покажут мне кое-что.

— Что ж, можно и так.

Оба посмотрели на трап, который проходил сквозь стену и заканчивался у стройного маленького звездолета, чуть побольше шеррингтоновского «Звездного Огня».

— Над этим красавцем работали долго и тщательно, — сказал Урсис. — За десять лет, с начала проекта, он подвергался трем крупным переделкам.

— И поверь, Вилф Анзор, — добавил Бородов, — вариант третьего поколения, который ты видишь перед собой, куда сложнее первого.

Брим кивнул, но свои мысли сохранил при себе. Содескийцам придется изменить свои понятия о контроле качества, если они хотят, чтобы их корабли достигли своего полного потенциала. Отделка несколько не дотягивала до нормы, и обшивка фюзеляжа местами была неровной. Если не считать этого, ЗБЛ-4 выглядел весьма симпатично — этот кораблик на тридцать восемь тысяч мильстоунов представлял собой любопытную смесь имперской и содескийской конструкторской мысли. Одинарный корпус имел около 250 иралов в длину и состоял из двух закругленных конусообразных секций — кормовая насчитывала только треть длины носовой. Обтекаемый мостик встроен в переднюю, самую широкую часть корпуса. Вылеты вокруг кормового конуса вентилировали четыре отражательных красны-пейчевских гипердвигателя марки 91C, которые снабжались восемью плазмогенераторами К240000, тоже красны-пейчевскими. Шесть суперфокусированных 388-миллиираловых разлагателей могли быть вынесены вперед и расположены по дуге на расстоянии пятидесяти иралов от носа корабля. Еще четыре помещались в башнях на концах коротких спонсонов, горизонтально выступающих из корпуса ниже мостика. Экипаж, как и на имперском «Звездном Огне», был невелик: один пилот, десять офицеров и сорок один матрос.

Бриму этот кораблик показался многообещающим. Это, конечно, не «Звездный Огонь», но первая модель «Звездного Огня», как и все последующие корабли на ее основе, была классом сама по себе, образцом изящной симметрии.

— Я расскажу вам о нем, когда вернусь, — пообещал Брим и открыл тяжелую дверь на трап. Пройдя по прозрачной трубе — ее пол был покрыт матовым пластиком для удобства «ползучих», как космонавты повсеместно называют стационарных жителей планет, — он добрался до посадочного люка, где его встретил улыбающийся медведь в бордовом содескийском скафандре с тремя капитанскими звездами. Довольно мелкого калибра — ростом с доктора Бородова, но примерно вчетверо моложе его, он отвесил Бриму легкий поклон.

— Адмирал Брим? — спросил он на превосходном авалонском — еще одно напоминание Бриму о необходимости выучить язык.

— Он самый. — Брим протянул ему руку — за пределами шлюза честь уже не отдавали.

— А я Потир. Капитан Потир Симоновик. Добро пожаловать на мой корабль — я видел, как вы разглядывали его с кольцевой палубы.

Брим улыбнулся, а матрос задраил за ними люк..

— Я слышал, он очень неплох. Симоновик усмехнулся ему в ответ.

— Продуманный ответ, адмирал. И великодушный, если учесть, что вы на нем еще не летали. Конечно, он не выдерживает сравнения с безупречными обводами вашего трехкорпусного «Звездного Огня», но даже я с легкостью признаю, что ваш корабль самый красивый во Вселенной. Однако наша «Пробейда» обладает многими другими качествами, которые такой пилот, как вы, обязательно оценит. Пойдемте. — И Симоновик прошел вперед, показывая дорогу. — Сейчас вы займете свое место на мостике.

— Согласен. — Брим хлопнул медведя по плечу. — Пошли.

Скоро Симоновик усадил его в левое кресло, а сам занял правое сиденье второго пилота.

— Я позволил себе приготовиться к отдаче швартовых лучей, так что… скажите, когда будете готовы, адмирал.

Брим устроился поудобнее в глубоком кресле — оно откидывалось так легко, что когда он поставил ноги на педали рулевого двигателя, они оказались чуть ли не на уровне плеч, а руки нужно было вытянуть на добрый ирал, чтобы достать до панели управления энергией и высотой. Брим посмотрел на длинный корабельный нос, где торчали шесть тяжелых разлагателей — не поворотных, а жестко закрепленных, — и корабль показался ему чужим и непривычным.

— Я готов, — сказал он, застегивая крепления, — вот только…

— Что, адмирал?

— Я думаю, тому, кто повредит эту бесценную модель, очень не поздоровится.

— Адмирал Брим, — слегка улыбнулся Симоновик, — я слежу за вашей карьерой с тех пор, как вы вели тот маленький аппарат Марка Валериана, М-4, во время вторых послевоенных гонок на Кубок Митчелла. Мы, медведи, предпочитаем роль пассажиров управлению этими космическими чудищами. Зрение, знаете ли. Так что меня вопрос нашей целости как-то не беспокоит.

— Ну, будем надеяться, что вы доверились мне не напрасно, — хмыкнул Брим.

Дома в Авалоне он чуть ли не целый день осваивался с этим пилотским пультом, поэтому теперь лишь окинул его беглым взглядом. Большой красный рубильник слева — не иначе как «кнопка паникера»

(отключает одновременно гипердвигатель и грависистемы в аварийной ситуации.) Хронометр в стандартных единицах времени — хотя бы что-то знакомое. Счетчик гиперскорости (НЕ ВХОДИТЬ В КИСЛОРОДНУЮ АТМОСФЕРУ НА СКОРОСТИ ВЫШЕ 9100). Давление гравитонов (никто в Авалоне не знал, в чем оно у них измеряется — в градусах логийского, что ли?). Отдача гипердвигателя в процентах. Вектор и давление силы тяжести. Изящно оформленная орудийная панель с приборами, которые поймет всякий, если приспичит. Индикаторы четырех люков гипердвигателя. И наконец, показатель дальности в каких-то содескийских единицах (старинная цифра «I», как ему объяснили, равняется ста содескийским корнокам или 328 имперским иралам — Брим решил, что лучше смотреть самому на гиперэкран, чем производить в уме все эти вычисления.) Несмотря на иноязычные обозначения, все здесь было, в общем, знакомо.

Однако ручные сенсоры под главной панелью ему пришлось запоминать наизусть, поскольку там содескийские надписи не имели вовсе никакого смысла. Эти сенсоры регулировали самые разные вещи от электроэнергии до четкости гиперэкранов. Там помещались также аварийные индикаторы энергосистем корабля.

Пилот мог принимать на себя управление главной энергетической шиной, отключать рулевой двигатель и контролировать четыре выхлопные дюзы гипердвигателя. Они оставались закрытыми, пока корабль шел в пределах световой скорости на гравигенераторах А-39. Дифферент свободного падения для поддержания корабля над поверхностью планеты при отсутствии гравибассейна или Бектоновой трубы располагался слева, за панелью связи с ее двумя объемными экранами. Брим набрал в грудь воздуха и посмотрел направо, где Симоновик наблюдал за ним с юмористическим выражением на лице.

— Прямо как я, когда впервые сел за пульт «Звездного Огня», — хмыкнул медведь. — Сто раз все проверил.

— Мне сдается, все в порядке, — сказал Брим. — Я готов.

— Даю команду подключить генераторы к источнику энергии, — кивнул Симоновик и отдал по-содескийски приказ медведю в соседнем кресле. Под палубой тут же зарокотало. — Генераторы подключены. Корабль в вашем распоряжении.

Брим кивнул, собрав все свои познания о запуске гравигенераторов. Посмотрев на энергетический экран, он подал мощность на генератор номер три, качнул три раза гравитонный рычаг и нажал на СТАРТ. Генератор завелся почти сразу и тут же заглох.

— У осевых генераторов, к которым вы привыкли, — сказал Симоновик, — клавиша СТАРТ отпускается сразу, как только они заведутся, но у вращательных, как эти, клавишу нужно подержать некоторое время, а потом уж отпустить.

Брим благодарно кивнул, произвел всю процедуру сначала и подержал СТАРТ, пока генератор не заработал более или менее стабильно. Услышав глубокое урчание, знакомое ему по тренажеру, Брим запустил три других генератора и подсоединил их к общему демпферу тяги около своей левой руки. Он встретился взглядом с Симоновиком, и медведь кивнул ему.

— Отлично для безволосого. Если вы готовы, я переключусь на внутреннюю гравитацию.

— Готов. — Брим напрягся. За все свои годы в космосе и тысячи циклов включения и отключения внутренней гравитации ему всякий раз приходилось перебарывать свой желудок. Услышав, как медведь отдал команду по селектору, он стиснул зубы. Волна тошноты подкатила к горлу и тут же прошла.

— Все в порядке, адмирал? — спросил Симоновик. Он знал.

— В полном, — слабо улыбнулся Брим. — Будем отчаливать.

Симоновик объявил что-то в мегафон, и на мостике настала тишина. Капитан дал команду медведю на экране. Швартовые лучи стали гаснуть один за другим, и корабль освободился.

Брим приоткрыл демпфер тяги, и генераторы кашлянули, набирая обороты. Отведя корабль от причала и направившись на старт, Брим начал предстартовую проверку вместе с Симоновиком.

— Гравитация?

— Стабильна.

— Навигационная система?

— В норме.

— Люки двигателя?

— Задраны: четыре зеленых огонька.

— Запасные системы? КА'ППА?

— Включены и в готовности. — Симоновик проделал всю подготовительную работу на совесть: проверка шла гладко — недюжинное достижение для опытной модели. — Могу я запросить разрешение на старт?

— Можете, — ответил Брим. Симоновик запросил и доложил:

— Разрешение получено, адмирал. Вектор девятнадцать на два-десять на тридцать-семь.

Брим выровнял корабль, в последний раз проверил приборы, застопорил рулевой двигатель и подал энергию. Маленький эсминец рванулся вперед с поразительным ускорением. Брим, одобрительно ухмыляясь, открыл демпфер тяги до отказа и был вознагражден колоссальной прибавкой скорости — и оглушительным ревом. Большие гравигенераторы и шум создавали будь здоров.

Но повышенное ускорение было не единственным свойством корабля. Генераторы этой марки, чья скорость вращения была ниже нормальной, развивали огромную тяговую силу. Для закаленного в боях пилота это означало преимущество в маневрировании, новичку могло спасти жизнь.

Кораблем было так легко управлять, что Брим сразу испытал искушение проверить пределы его возможностей. Но всякий старый пилот — также и осторожный пилот, поэтому Брим благоразумно обошелся без акробатики, ограничившись элементарными маневрами — крутыми виражами и переворотами, а после имитировал заход на посадку, чтобы испытать корабль на нижнем пределе скорости. Рулевой двигатель работал безукоризненно, повороты можно было совершать под невероятно крутым углом, но ЗБЛ-4, несмотря на его мгновенную реакцию, никак нельзя было назвать норовистым. Он в точности исполнял то, что от него требовалось, и тогда, когда Брим этого хотел. Несмотря на несовершенную обработку поверхности (впрочем, это могло помешать ему только в атмосфере), корабль обещал стать отменным эсминцем.

За три последующих метацикла Брим проделал все тесты и маневры, какие мог придумать, плюс те, что предлагали содескийцы, — пока и пилот, и весь экипаж, по словам Симоновика, окончательно не выбились из сил. Лишь тогда они легли на обратный курс. Когда лаборатория показалась вдали, Брим запросил посадку, выбрал вектор три-девяносто, убавил энергию и выпустил гравитормоза — это вызвало такое сильное замедление хода, что энергию пришлось снова прибавить. Дьявольски хорошие тормоза! Он двинул демпфер вперед, но на этот раз генераторы не отреагировали. Они летели прямо на станцию, не имея возможности отклониться! Струхнувший Брим посмотрел на Симоновика, но тот только подмигнул, спокойно улыбаясь.

— Нет проблем, — заверил он. — Эти А-39 всегда запаздывают.

И верно — генераторы заворчали, кашлянули и набрали скорость, выбросив целое облако гравитонов.

Дыхание у Брима восстановилось. Он посмотрел на хитроумный указатель дальности, произвел расчет — без всякого успеха — и прикинул расстояние на глаз. Осторожно пользуясь рулевым двигателем, демпфером и гравитормозами, он развернулся носом к причалу и начал подход. На первой отметке он немного превысил скорость, чтобы обеспечить себе максимальный контроль, и ЗБЛ-4, как и следовало ожидать, вильнул носом, но Брим удержал его на курсе при минимуме тангажа и рыскания. Под дружное «ура» всего мостика он завис у самого причала, и швартовая команда подсоединила к ним шлюз. Брим перевел генераторы на нейтральный режим и с улыбкой сказал Симоновику:

— Корабль ваш. — Он выполнил свою работу хорошо и знал об этом.

— С вашим умением можете взять его опять, когда хотите, — заявил Симоновик, выставив ладони перед собой.

Брим со смехом отсоединил ремни безопасности.

— Когда-нибудь я поймаю вас на слове. Впечатляющий кораблик — я говорю это как пилот, а не как дипломат. Мне редко доводилось летать на чем-то столь же маневренном.

— В следующий раз испытаем гипердвигатель, — пообещал Симоновик. — Вот увидите: на сверхсветовой он не менее впечатляет.

— Мне уже не терпится, — вполне искренно ответил Брим.

* * *

Урсис и Бородов встретили его у внутреннего конца трапа с озабоченным видом.

— Ну как он? — нетерпеливо спросил Урсис.

— Все прошло прекрасно, Ник, — поддразнил его Брим. — Никаких проблем. Урсис закатил глаза к небу.

— Корабль, Вилфушка. Что ты о нем скажешь?

— Давай отвечай своему другу, — улыбнулся Бородов, но Брим понимал, что оба медведя предельно серьезны.

— Простите, — покаянно сказал он. — Я знаю, как это важно для вас.

— Не только для нас, — с жаром ответил Урсис, — но и для Ворустии — для нашей родины.

— Могу поручиться, — подумав немного, сказал Брим, — что это хороший корабль — он может потягаться с любым известным мне боевым звездолетом Лиги, а я со многими сталкивался. Он хорошо управляется, очень маневренный — лучше даже, чем последний «Звездный Огонь», на котором я летал… и мне понравилась жесткая фиксация разлагателей на носу. Отличный способ концентрации огня.

— Стало быть, ты им доволен.

— Очень даже доволен. Еще немного практики — и я охотно повел бы его в бой. Но вы должны помнить, что по-настоящему он проявит себя не на словах, а в пространстве, полном «Горн-Хоффов», а это зависит столько же от экипажа, сколько и от корабля.

— Это верно, Вилфушка, — протянул Урсис, задумчиво глядя в пол, и тут же вскинул голову. — Ну ладно, хорошие новости ты нам уже сообщил, а где же плохие?

Брим, вздохнув, посмотрел сначала на него, потом на Бородова.

— Может, они и не плохие, но подумать над этим стоит.

— Давай говори, — поторопил Бородов. Брим помолчал, подбирая слова.

— Как бы ни был хорош ваш новый ЗБЛ, в целом он не превосходит мой новейший «Звездный Огонь». А «Звездный Огонь» ненамного превосходит своих лигерских противников. Исход битвы за Авалон решили много фактов: пилоты, налаженное производство, хорошо организованный ремонт, храбрость, упорство — и наконец, немалая помощь со стороны Леди Удачи.

— Ну и что же? — прервал Урсис. — Наши пилоты отлично подготовлены, по крайней мере так должно быть. Мы копируем ваши методы обучения.

— И я ни разу не встречал трусливого медведя, — добавил Брим. — А уж упрямством своим вы славитесь на всю галактику.

— Но производство новых кораблей у нас в зачаточном состоянии, — нахмурился Бородов. — То, на чем ты летал, — это опытный образец.

— А ремонт мы организуем с нуля, — сказал Урсис, — хотя можно было бы просто снять ремонтные команды с более старых кораблей.

— И нам, как и вам, потребуется большая помощь Леди Удачи — если, конечно, Негрол Трианский не решит подождать эдак с пять стандартных годков, прежде чем прикажет ноф Вобоку начать наступление.

— А скальные волки не станут ручными. Но я чувствую, Вилф Анзор: ты сказал нам не все, что хотел.

— Не все, — признался Брим, и они медленно двинулись к входу в собственно лабораторию. — Есть то, что беспокоит меня даже больше, чем отсутствие готовых кораблей. Ваш славный маленький ЗБЛ-4 находится на той же стадии разработки, что и следующее поколение кораблей Лиги — и, к слову сказать, новая продукция нашего «Шеррингтона». И если ваши новые корабли, появившись на фронтах, не отстанут на целое поколение от своих противников сразу, то это случится очень скоро.

Урсис, явно пораженный словами Брима, молча подошел к светящейся транспортной трубе и набрал код на стенной панели.

— Ты прав, как всегда, когда речь идет о космических кораблях, Вилф Анзор, — вздохнул наконец он. — Технический прогресс подчиняется только собственному ритму и ничьему больше, а экстренные ситуации наподобие войны еще и ускоряют этот ритм. — Все трое смотрели в дальний конец трубы, ожидая вагонетку. — К сожалению, при всей нашей озабоченности в ближайшем будущем мы ничего не сможем с этим поделать. Если бы ты не присутствовал на недавней «военной игре», ты вообще не понял бы, чего нам стоило выпустить даже эти считанные образцы и подготовить их производство. На данный момент ЗБЛ — лучшее, что у нас есть.

— Это тытьчертовски хороший корабль, — примирительно сказал Брим.

— Мы в это верим, — улыбнулся Бородов, — хотя мы с Николаем Януарьевичем инженеры, а не пилоты.

— И все же Вилф Анзор говорит правду, — сказал Урсис. — Этот корабль, как бы он ни был хорош, скоро отстанет на целое поколение — возможно, еще до того, как успеет нам послужить… — Но тут из-за поворота вылетела открытая вагонетка и остановилась перед ними. Все места в ней были свободны. Друзья молча расселись, и Урсис набрал код места их назначения. Вскоре их «остановка» исчезла за краем спутника, и они понеслись к причалу, где ждал НЖХ-26, чтобы вернуть их в Громкову. Урсис внезапно продолжил с того же места:

— К счастью, Вилфушка, — он наставительно поднял палец, — у нас уже идет работа над новым проектом. Новые модели уже строятся и испытываются в глубинке Содески, где враг им не грозит.

Брим нахмурился. За свою жизнь он не раз уже слышал о новых кораблях, обещавших повышенную маневренность и огневую мощь — но они, как правило, так и не поступали в производство. А те немногие, что поступали, уже изначально отставали от графика.

— Это хорошо, — сказал он, — но вам лучше сосредоточить все усилия на выпуске ЗБЛ-4, по крайней мере в обозримом будущем. У меня такое чувство, что скоро вам представится случай испытать все, что у вас построено. Очень скоро.

Глава 3. Настоящие медведи и «ростовики»

На следующей неделе граф Орловский, младший брат великой княгини Катерины, устраивал свой ежегодный бал в честь содескийского праздника Ориоль — в этот день доминион приобщился к сверхсветовым перелетам, а позднее и к галактической цивилизации. По словам Бородова, Орловский собрался было отменить свое торжество из-за грозящего нашествия, но потом передумал, решив, что нужно хоть чем-то развеять мрачное настроение столичных жителей, приготовившихся к неизбежному.

Барбюс поднес роскошное приглашение к высокому хрустальному окну и покачал головой. Надпись на старинном пергаменте была сделана золотом — от такого не отказываются.

— Если уж эти медведи устраивают праздник, так устраивают. Да не где-нибудь, а в новом Елизаветинском дворце.

Брим посмотрел на маленькое замерзшее озеро, окаймлявшее бородовские сады. Зимний день клонился к вечеру, и крестьяне в теплых пестрых одеждах уходили со льда, таща связки выловленной за день рыбы. Брим вздрогнул, несмотря на огонь, гудящий в камине, и большую кафельную печь, обогревавшую каждый уголок его гардеробной. Похоже, медведям содескийские зимы докучали не так, как людям, — возможно, потому, что последние не имели естественных меховых шуб, а носить чужой мех на содескийских планетах никто бы не посмел.

— Ты что, бывал там? — спросил адмирал рассеянно.

— В Елизаветинском дворце? А то как же, адмирал. — Барбюс помог Бриму надеть парадный китель с орденами и медалями. — Вот вам одно из преимуществ отказа от офицерского звания. У адмирала весь день расписан по минутам, зато у меня останется время посмотреть город — а тут есть на что посмотреть, хотя холод стоит собачий.

Брим улыбнулся. Барбюс с незапамятных времен отказался от многочисленных предложений повысить его в звании, предпочитая оставаться при Бриме, потому что, как говорил он, «ни с кем больше не представляется столько возможностей влипнуть в историю». Кроме того, Барбюс был величайшим жуликом во Вселенной и мог достать все в любое время и при любых условиях. Несколько лет назад император — тогда еще принц — Онрад — назначил Барбюса постоянным вестовым Брима на том веском основании, что большего ущерба Лиге причинить невозможно.

Брим отступил назад, чтобы посмотреть на себя в зеркало, и застонал. Золотой аксельбант, болтающийся на правом плече, целая выставка побрякивающих медалей и пересекающий грудь багровый кушак с двумя Имперскими Кометами — высшей военной наградой Империи — все это крайне стесняло его. Форма, считал он, должна быть шикарной, но функциональной — пригодной для боя, если в том возникнет необходимость. Сейчас он чувствовал себя, как дешевая лавочка на авалонском Илингском проезде в праздничный сезон.

— Что ж, авось и я нынче вечером что-нибудь увижу — по крайней мере бальный зал.

Барбюс, прищурясь, поправил на Бриме перевязь и нахмурился.

— Прошу прощения, адмирал, но мне сдается, вам сегодня не до веселья.

— Какое уж тут веселье, когда Родеф ноф Вобок заглядывает через плечо. Этот поганый жукид может начать вторжение в любой момент, насколько нам известно. — Брим действительно думал об этом в течение короткого содескийского дня, но сейчас он говорил не всю правду. Что — вернее, кто по-настоящему не давал ему покоя, так это Марго Эффервик, самая жизнь которой находилась теперь под угрозой. За эти годы Брим сменил множество великолепных любовниц, но она всегда оставалась той, единственной, и всякий раз, бывая на балу или приеме, он не мог не вспомнить о ней.

Он грустно улыбнулся, глядя на густеющие сумерки за окном. Вот уже семнадцать лет минуло с той ночи, когда он впервые встретил ее светлейшее высочество, принцессу Эффервикского доминиона и кузину принца Онрада. Это произошло на одной из флотских вечеринок, когда Брим служил на своем первом корабле, эсминце «Свирепый». Марго присутствовала там в качестве простого лейтенанта, и, как скоро убедился Брим, к службе она относилась всерьез. Высокая, прекрасно сложенная, она была одной из самых красивых женщин, которую он знал, но не одна красота влекла его к ней. Он до сих пор представлял ее себе такой, какой она была в ту ночь: пышные золотые локоны и мягкие, выразительные голубые глаза, светящиеся живым умом. Ее кожа, почти болезненно бледная, слегка розовела на щеках, а когда она улыбалась, то ужасно мило морщила лоб. Влажные губы, длинные красивые ноги, маленькая грудь… Брим прикусил губу.

Они влюбились друг в друга, а через некоторое время стали любовниками. Она была принцессой Эффервика, самого влиятельного доминиона Империи, он — простолюдином из Карескрии, самого захолустного из всех секторов. На время абсурдная реальность галактической войны стерла все различия между ними — но только на время. Марго навязали династический брак с Роганом Ла-Карном, бароном Торонда — этим предполагалось скрепить союз его внушительной державы с Империей.

Однако звездные любовники продолжали свой роман, где нескончаемые периоды разлук перемежались яркими вспышками свиданий. Какое-то время это у них получалось — даже когда суррогатный мир заставил всех вернуться к «нормам» социальной жизни. Но постепенно расстояние, родившийся у Марго ребенок и ее пристрастие к губительному лигерскому наркотику, тайм-траве, разрушили их связь, и от нее осталась только тоска, которую Брим прятал глубоко в себе.

Меньше стандартного года назад он, потерпев катастрофу, оказался в оккупированном Эффервике — и, сам того не ведая, был так близко от Марго, что мог бы прикоснуться к ней… А теперь он не знает, жива она или нет…

— Время идти, адмирал, — мягко напомнил Барбюс, подавая Бриму флотский плащ. — Доктор Бородов и доктор Урсис, кажется, уже спустились в холл…

— Спасибо. — Брим повернулся, и вестовой набросил тяжелый плащ ему на плечи.

— Знаете, адмирал…

— Да, старшина?

— Не мое это, конечно, дело… но у нее все хорошо. Я знаю.

— У кого это? — нахмурился Брим.

— У принцессы Марго Эффервик, адмирал.

— Почем ты знаешь, что я думаю о ней? — с некоторой долей раздражения спросил Брим.

— Да так, догадался. Вот уж сколько лет я подаю вам плащ перед такими вот выездами в свет — и кто бы вас, скажем так, ни интересовал в это время, выражение лица у вас всегда одинаковое.

Брим хотел было прочитать своему старому другу нотацию на предмет того, что не надо соваться в чужие дела, но подумал, что Барбюс и правда знает его лучше, чем кто бы то ни было во Вселенной. «Объекты интереса» приходили и уходили, но только Марго и Барбюс оставались неизменными в его жизни — химера и реальность.

— Пожалуй, ты прав, дружище. Ты ведь знаешь меня, как никто. И спасибо, что веришь в нее. Это нелегко — даже я на время потерял веру.

— Не вы один, — серьезно сказал Барбюс. — Многие разуверились в ней, когда ее выдали за этого жукида Ла-Карна — уж извините за выражение. И я все еще думаю, что она замышляла убить вас тогда ночью во Флюванне — да только действовала она не по своей воле. И, как-никак, она спасла наши шкуры в битве при Зонге. Вы сами знаете, адмирал, что она сделала это ради вас. Это чуть не стоило ей жизни — и ее сынишке тоже.

— Спасибо вам, старшина. Не знаю, что и сказать…

— Да и некогда уже говорить, — усмехнулся Барбюс. — Пора вам отправляться. Доктор Бородов и генерал Урсис ждут вас внизу.

Брим хлопнул его по плечу.

— Ладно, утром увидимся.

— Э… я прошу разрешения явиться завтра попозже, адмирал. Срочное дело.

— Как она, хорошенькая? — спросил Брим через плечо, направляясь к лестнице.

— Что вы, адмирал, как можно!

— За эти годы, старшина, я тоже неплохо тебя изучил.

Елизаветинский дворец сиял огнями, когда личный лимузин Бородова прибыл к его воротам. Казалось, что этому зданию нет конца. Пятьдесят окон в фантастических лепных наличниках простирались ввысь на десять этажей по обе стороны от главного входа, который мог сойти за триумфальную арку в дюжине крупных городов галактики. Трое друзей миновали целых четыре караульных поста, прежде чем шофер подвез их к широкой дворцовой лестнице с изваяниями двухголовых скальных волков по бокам.

Снег кружился в лучах прожекторов, превращая скованные зимой сады в декорацию из волшебной сказки. Княжеские гвардейцы в багряных парадных мундирах, черных сапогах и высоких меховых шапках стояли в шесть рядов вдоль красной ковровой дорожки, которая вела к резным двустворчатым дверям. По словам Бородова, эти двери украшали еще первый Елизаветинский дворец, стоявший на этом месте почти пятнадцать веков назад. Гренадеры, знаменитые своей выправкой, застыли неподвижно, держа лучевые пики под одним и тем же углом — словно они, как и скальные волки, были изваяниями, способными пережить даже прославленные двери. Брим улыбнулся. Он одобрял такие традиции, хотя войска, подобные этим, относились к тем временам, когда медведи еще и в космос не выходили.

— Умеем мы пускать пыль в глаза, а, Вилф Анзор? — сказал Урсис.

В это время громадный медведь в багряной ливрее до пят с золотыми позументами открыл дверцу лимузина и низко поклонился.

— Князь Бородов… Генерал Урсис… Адмирал Брим… — произнес он по-авалонски, исключительно ради Брима. — От имени великой княгини, ее величества Катерины, приветствую вас в Елизаветинском дворце. — Его перчатки были столь белоснежны, что он, должно быть, менял их после открытия каждой дверцы.

Бородов, по своему титулу принадлежащий к высшим кругам общества, ответил за всех троих, тоже по-авалонски:

— Прошу передать ее величеству княгине, что она оказала нам большую честь, пригласив сюда.

Брим, как низший по рангу, вышел из машины первым, Урсис и Бородов за ним. Шофер тут же отъехал, освобождая место следующему лимузину, а паж, снова поклонившись, сказал:

— Не угодно ли пройти далее по ковру. — На этот раз авалонский исполнял, помимо почетной, и практическую функцию — ведь первым должен был идти Брим. Но слова, хоть и предназначались для него, были обращены к Бородову, как самому высокому гостю.

За дверьми — и тонкой завесой теплого ароматного воздуха, не пропускающей мороз внутрь, — начиналась самая великолепная двойная лестница, которую Бриму доводилось видеть в галактике. Обводящая полукружием вестибюль высотой в пять этажей, украшенная зеркалами и лепниной, она двумя крыльями взбегала на балкон второго этажа. Под балконом помещался альков в форме морской раковины, где стояла (как объяснил Бородов) статуя героического великого князя двенадцатого века, Сергия Девятнадцатого, верхом на Базарове, мифическом предводителе всех скальных волков.

Пажи в багряных ливреях, встречая гостей у мраморных перил гардероба, принимали у них верхнюю одежду, вручая взамен увесистые золотые номерки, а после указывали на одно из крыльев лестницы. Так они регулировали людской поток, поднимающийся на балкон, откуда четыре двустворчатые двери вели куда-то еще. Брим догадывался, что там, внутри, происходит прием, ибо сквозь гул и суету слышался звучный голос, выкликающий содескийские имена. Выключив термостат, он передал плащ пажу, сунул в карман номерок и вместе с Урсисом и Бородовым зашагал по правой лестнице.

Каждая ступень, по всей видимости, была высечена из цельной глыбы великолепного содескийского гранита, как и промежуточная площадка, где была выложена мозаикой Большая Содескийская Печать. Следующую площадку украшало изображение печати города Громковы, а пол балкона представлял собой картину с процессией медведей-священников из династии Кевианов, на что указывали их золотые одежды. Брим, точно попавший в музей, с облегчением прошел в двухстворчатую дверь на антресолях и меж двух грациозных колонн вступил в дымчатую, душистую атмосферу бального зала, почти не поддающегося описанию.

Больше двухсот иралов в длину и ста в ширину, Смольный Зал Елизаветинского дворца вполне оправдывал свою громкую славу — по крайней мере в глазах Брима. Вдоль продольных синевато-зеленых стен выстроились двадцать алебастровых колонн. Почти пятидесяти иралов высотой, они поднимались от великолепного паркетного пола до жемчужного багета, обегавшего весь зал, и тянулись еще на двадцать иралов до сводчатого потолка. Сам потолок, обведенный причудливым мозаичным бордюром, украшали живописные плафоны с растительным орнаментом — листьями, шишками, ветками и прочим. Вся эта зелень произрастала на содескийских планетах, достаточно теплых, чтобы похвалиться «летом».

На закругленных краях трапециевидного зала располагались восемь высоких, с круглыми фронтонами окон в мельчайших переплетах с хрустальными стеклами — они выходили в огромный заснеженный сад с аллегорическими ледяными скульптурами, которые могли выйти только из богатейшего содескийского фольклора. Восемь громадных четырехъярусных хрустальных люстр с тысячами свечей свисали в ряд с потолка, окутывая весь зал теплым мерцающим светом и блеском своих подвесок. Бессчетные свечи затуманивали воздух и придавали легкую чувственную ауру ярким нарядам танцоров. Медведи, люди, крылатые азурнийцы, даже горсточка тихих полупрозрачных Ночных Торговцев, только недавно вступивших в деловые отношения со сверхсветовой галактической цивилизацией, — все кружились по паркету под звуки новомодной авалонской «волновой» музыки, которую исполнял оркестр с многоступенчатой эстрады в конце зала.

Сразу за дверью величественный мажордом — тот самый, которого Брим слышал внизу, — с низким поклоном дунул в серебряный свисток и объявил что-то по-содескийски, упомянув «Вилфа Анзора Брима», «Николая Януарьевича Урсиса» и «Анастаса Алексия Бородова». Это вызвало аплодисменты у тех, кто стоял поближе и мог что-то расслышать сквозь музыку, смех и болтовню на дюжине языков. Трое друзей заняли место на конце очереди ожидающих приема. Вытянув шею, Брим разглядел вдали внушительную фигуру Катерины. В белоснежном платье, усеянном драгоценными камнями со всей Г.Ф.С.Г., она являла собой весьма представительную медведицу, чтобы не сказать больше.

Урсис шутливо облизнулся:

— Только Катерина и этот дурацкий прием отделяют нас от океана превосходнейшего логийского.

— Стало быть, танцевать ты не собираешься? — весело осведомился Брим.

— А-а! Вот, значит, что они все делают!

— Я не уверен, дружище. С этими новыми авалонскими па не понять, то ли они так пляшут, то ли просто пьяны в стельку.

— Что бы они ни делали, скромными их движения не назовешь, — засмеялся Бородов.

— На этих зимних вечерах скромность — последнее дело, — заметил Урсис. — Особенно теперь, когда у каждого появилась реальная возможность пасть на войне. Моральные устои такой ситуации не выдерживают.

Паж в алой ливрее, золотом жилете, коротких белых панталонах и чулках подвел Брима к первому сановнику из тех, что принимали гостей, — седому адмиралу Содескийского торгового флота. От его рукопожатия Брим чуть не крякнул. Жена адмирала, величественная медведица с коровьими глазами, благосклонной улыбкой и совершенно седой мордой, была столь же мила, как ее супруг груб. Далее следовал армейский генерал, которого Брим уже встречал на маневрах. Затем трое князей с княгинями; затем флювийский, азурнийский, ликсорианский и эффервикский послы со своими женами. Последним в ряду, ближе всех к великой княгине, как подобало ближайшему и самому могущественному союзнику Содески, стоял авалонский посол, С. Креллингхем Браунинг, видная фигура при дворе императора Онрада. Высокий, аристократический, с тонкими усиками и гордым взглядом. Он с легкой улыбкой посмотрел на Брима сверху вниз.

— Кажется, я видел вас на содескийских маневрах, адмирал. Вы ведь карескриец, верно?

Брим внутренне ощетинился. Карескрия была беднейшим сектором Империи, и всю свою карьеру ему приходилось преодолевать связанные с этим предрассудки. В последние годы, правда, император все больше опирался на огромный промышленный потенциал этого региона и на его трудолюбие, выносливое население. Все больше карескрийцев, подобно Бриму, занимали места на бастионах Империи.

— Верно в обоих отношениях, господин посол, — сказал он, прищурив глаза. — Вы действительно видели меня на Воркуте — и я действительно карескриец.

Посол понимающе кивнул.

— Горжусь возможностью познакомиться с вами, адмирал. Я с интересом слежу за вашей блестящей карьерой. Такие карескрийцы, как вы и адмирал Колхаун, оказывают большие услуги Империи.

Брим, приятно удивленный, пробормотал:

— В-вы мне льстите, господин посол.

— Правда лестью не является, — покачал головой тот. — Дорогая, — сказал он, повернувшись направо, — позволь представить тебе адмирала Вилфа Брима из нашего Имперского Флота, героя битвы за Авалон, если меня правильно информировали.

Брим, весь красный, повернулся к статной, нарядной женщине.

— Вилф Брим? — с безграничным удивлением повторила она. В этот миг он тоже узнал ее и, покраснев еще пуще, промямлил:

— Марша Браунинг. — Почему, ну почему он не открылся ей тогда, в посольстве?

— Я вижу, вы знакомы, — сказал посол.

— Да… мы встречались не так давно в посольстве, — ответила женщина, но краска на лице выдала ее замешательство.

— Вот и прекрасно, — произнес посол и отвернулся, чтобы пожать руку Урсису.

— Хорош инвентаризатор, — прошептала она, растерянно взирая на золотые эполеты Брима. Потом ее охватил гнев. — Должно быть, ваша маленькая шутка вас очень позабавила.

— М-марша, — пробормотал Брим, — пожалуйста, позвольте мне объясниться.

Мимолетная улыбка тронула ее губы, и она кивнула.

— Да. Мне думается, я заслуживаю объяснения. Только позже — когда я закончу прием.

— Быть может, я все-таки смогу угостить вас кф'кессом?

— Даже логийским — его здесь раздают даром.

— Тогда за мной два бокала.

— Я вас найду, — пообещала она и обратилась к важному медведю рядом с собой:

— Барон Уйловский, позвольте представить вам адмирала Имперского Флота Вилфа Брима…

За Уйловским последовали бароны Таснович, Горогорд, Кравинский и Ворно. В конце концов Брим обменялся рукопожатием с самим Орловским.

— Адмирал, — произнес граф высоким манерным голосом, — я счастлив познакомиться с вами. — Его рука напомнила Бриму теплого, но безнадежно дохлого лосося. — Вы ведь имперский гость Анастаса Алексия, не так ли? Желаю вам приятно провести время в Содеске. — Не успел Брим и слова вымолвить, как граф передал его великой княгине. — Ваше величество, представляю вам адмирала Вилфа Брима, одного из приближенных Онрада.

— Как мило, что вы нас посетили, адмирал, — с полуулыбкой сказала великая княгиня. Вблизи ее пропорции казались поистине героическими. При всей своей величине она обладала некой тяжеловесной грацией и достоинством, присущими всем медведям — даже в более высокой степени. — Николай говорил о вас, — заметила она.

— Весьма польщен, ваше величество.

— Пожалуй, это мы, содескийцы, должны быть польщены вашим визитом. — И она, кивнув Бриму, поручила его заботам еще одного багряного мажордома, который объяснил гостю, где находятся буфеты, бар и прочие полезные помещения. Скоро к Бриму присоединились Урсис и Бородов, и они вместе отправились промочить горло.

* * *

Брим циркулировал в блистательной толпе со своими двумя менторами, то и дело останавливался, когда Урсис и Бородов считали нужным с кем-то его познакомить. Обычно ему нравилось знакомиться с новыми лицами, но на этот раз ему, как он ни увиливал, пришлось еще протанцевать два наиболее медленных танца (он часто говаривал, что предпочел бы встретиться в одиночку с дюжиной ГХ-262). Ему и с женщинами танцевать было затруднительно, а уж медведицы, некоторые из которых были в полтора раза больше его, и вовсе удручали. Поэтому, когда двое его друзей вступили в долгую беседу с каким-то историком, он с облегчением ретировался в одну из буфетных ниш, чтобы дать ногам отдых. Усевшись на освободившийся табурет в конце длинной стойки, где толпились представители всех галактических рас, он заказал бокал логийского, расслабился и постарался припомнить, как кого зовут из доброго миллиона его новых знакомцев. Медведи, люди, ликсорийцы — но из всех них, хоть убей, ему четко вспоминалась одна только Марша Браунинг, и он не был уверен, что следующая встреча с ней сулит ему что-то хорошее. Пока он думал об этом, разглядывая инкрустированную стойку, чья-то рука коснулась его плеча.

— Так что же, намерены вы меня угостить или нет? — спросил мягкий голос Марши Браунинг.

Он посмотрел на нее, увидел, что она улыбается, кивнул и слез с табурета.

— Я обещал вам даже два бокала.

— Для начала я выпью один. — Она грациозно вспорхнула на высокое сиденье. — Два я уже прикончила раньше, а вам известно, как легко заморочить мне голову даже в трезвом виде.

— Уфф, — сказал Брим, обернувшись к бармену. — Полагаю, я это заслужил.

— Не настолько, как я старалась показать. Если подумать, я не дала вам особых шансов исправить мою ошибку.

— Вначале — да. — Брим, несмотря на все свои благие намерения, порадовался тому, что из-за тесноты вынужден стоять так близко к этой милой женщине. Она пользовалась восхитительными духами. — Но потом у меня было достаточно времени, чтобы высказаться — однако я молчал. Наверное, в ту пору я был уже так очарован вашим обществом, что не хотел, чтобы рабочий день закончился раньше положенного.

Бармен подал заказ. Марша отпила немного и поставила свой бокал.

— Забавно, — сказала она так тихо, что Брим едва расслышал ее за общим гамом, — но и мне так понравилось ваше общество, что я даже затянула работу несколько дольше, чем было нужно.

Брим взглянул на ее декольте и ощутил некоторый трепет, сопряженный с чувством вины. Она как-никак была замужем.

— Думаю, что вам не пришлось ее особенно затягивать — мы так много разговаривали, что почти не уделяли внимания работе. Пара волынщиков — вот мы кто, — засмеялся он.

— Мне тогда очень хотелось выпить с вами кф'кесса, прежде чем отправиться домой, но… — Она слегка пожала плечами и осушила бокал до дна.

Брим перевел дух. Он быстро терял контроль над своими эмоциями. Химическая реакция между ним и этой красивой женщиной шла по всем правилам. И он, как и в день их первой встречи, испытал достойное осуждения нежелание нарушить течение событий. Более того, он догадывался, что и она чувствует то же самое. Среди затянувшегося молчания она подняла глаза и улыбнулась.

— Пожалуй, вам пора вернуться к вашим светским обязанностям.

— Может быть, повторим? — неожиданно для себя спросил он. — Тогда я выполнил бы свое обещание.

— С первой порцией я быстро управилась, да? Бокал Брима был все еще наполовину полон.

— Вам, наверное, хотелось пить.

— Наверное, а может быть, и нет. Но я разрешаю вам заказать еще — если вы обещаете не пользоваться моей слабостью.

Она произнесла это небрежно, с улыбкой, но Бриму показалось, что в ее словах больше смысла, чем можно предположить на первый взгляд.

— Мне трудновато будет воспользоваться ею в должной степени, — сказал он, кивая бармену. — И я намерен как можно дольше наслаждаться вашим обществом. Но, может быть, посол… — нахмурился Брим.

— Он слишком занят собственными светскими обязанностями, чтобы ревновать, — сказала она, когда бармен поставил перед ней второй бокал, — если вы это имели в виду.

Брим не ответил, и оба немного помолчали. Потом она с улыбкой добавила:

— Он занят большую часть времени, и это продолжается уже много лет. Если я захочу когда-нибудь, чтобы кто-то воспользовался моей слабостью, это очень облегчит дело.

— Я уверен, что в возможностях у вас недостатка не было, — галантно, но с немалой долей искренности заметил Брим.

Она посмотрела ему в глаза.

— Да, иногда они предоставлялись — большей частью с визитерами вроде вас. На планете, населенной медведицами, — грустно улыбнулась она, — я, наверное, кажусь гораздо привлекательнее, чем на самом деле.

— Предоставьте судить об этом более квалифицированным лицам. — Брима прижало к ней так близко, что он ощутил растущее возбуждение и отступил на шаг ради собственной безопасности.

— Не нужно отодвигаться, Вилф, — сказала она, отпив глоток вина. — Мне нравится, когда вы прикасаетесь ко мне, хотя бы нечаянно.

Бриму вдруг стало трудно дышать.

— Мне и самому понравилось, но я боюсь, что… Марша, вы чертовски соблазнительная женщина, и…

— Спасибо, Вилф. Вы тоже очень соблазнительный мужчина. Ах, провались оно все, — воскликнула она внезапно с кривой улыбкой, глядя ему в глаза. — Я напилась и вешаюсь на шею первому за много лет человеку, с которым готова нарушить супружеский долг. — Она соскользнула с табурета. — Пока мы оба не пожалели об остатке этого вечера, пойду-ка я попудрю нос и позабочусь о промокших штанишках. А когда мы встретимся опять, вы снова будете «адмиралом» Бримом.

— М-Марша, мне ужасно жаль, если я…

— Нет, дорогой мой Вилф, вы ни в чем не виноваты. — Она дотронулась до его щеки. — Это я сожалею о том, что не могла выбросить вас из головы с нашей первой встречи, а теперь… спасибо, что позволили мне почувствовать себя сексуальной впервые за много лет.

Ее рука скользнула ему между ног, задержалась там на миг.

— Утром я себе этого не прощу, — прошептала она, — но отрадно осознавать, что я до сих пор еще действую на мужчин таким образом. — Она коснулась губами его щеки и исчезла в толпе.

До конца бала Брим все делал автоматически — это продолжалось до тех пор, пока двойное солнце планеты не поднялось довольно высоко над горизонтом. Почти неделю после этого его рубашка хранила запах духов Марши Браунинг — и пока запах не выветрился, Барбюсу было запрещено отдавать рубашку в стирку.

* * *

Война в галактике между тем продолжалась, и налеты на Авалон происходили почти ежедневно, хотя Лига и стягивала свои силы для нападения на Содеску. Войска герцога Торондского Рогана Ла-Карна, самого крупного союзника Лиги, тем временем продвигались в глубину Флювийской системы, стремясь отрезать Империю от ее последнего значительного источника гипердвигательных кристаллов. В уже оккупированных доминионах — Ламинтире, Корбу, Ганнате и Эффервике — черные полчища Контролеров терроризировали голодающее население, насаждая свои железные правила.

На неделе, последовавшей за балом Орловского, ноф Вобок начал беспокоить границы Содески. Войска Лиги захватили в паре планетарных систем несколько крупных населенных пунктов, продержали их до подхода содескийских сил, а потом отступили, произведя массовые казни, взяв множество шкур и оставив города в руинах.

— Теперь уж недолго ждать, — сказал Урсис Бриму и Бородову одним снежным вечером в усадьбе. — Они произвели генеральную репетицию, наскочив на плохо защищенные внешние провинции.

Все трое сидели у огромного камина, попивая вино и планируя очередную встречу с министром промышленности.

Внезапно в дверях возник камердинер Бородова, Яков Алкенис, и сообщил:

— Вас просят к экрану, адмирал Брим.

— Кто меня вызывает, Яков?

— Капитан Потир Симоновик. Он просил напомнить вам, что вы летали на его… ЗБЛ-4.

— Да, конечно. Переключите сюда, пожалуйста.

— Слушаюсь. — И вскоре на объемном экране ближайшего стола появилось изображение Потира Симоновика.

— Добрый вечер, адмирал, — сказал по-авалонски капитан, оглядев комнату. — И вам тоже, доктор Бородов и генерал Урсис. Простите, что помешал, но адмиралу Бриму совершенно неожиданно представилась возможность совершить полет на «Ростовике ЖМ-2».

— Прямо сейчас? — спросил Бородов. — На ночь глядя?

— Пилоты «Ростовика», считают, что это самое лучшее время для испытания корабля, — невозмутимо ответил Симоновик. — «Лед и снег приятны самым злобным волчатам», как говорится.

— Я готов! — вмешался Брим. — Где этот корабль и как мне на него попасть?

— «Ростовик» сам к вам явится, — улыбнулся Симоновик. — Двое моих друзей подберут вас, пролетая мимо, прямо сейчас. Оба немного говорят по-авалонски. Вас это устроит?

— Вполне. Но где это будет — в «Томошенко», в Буденном?

— Нет-нет. Оставайтесь в поместье — «Ростовик» прилетит туда.

— Но как это возможно? — обеспокоился Брим. Всем известно, что звездолетам для взлета и посадки требуется обширная водная поверхность — или Бектонова труба за неимением таковой. В усадьбе же был только маленький пруд. — Они должны лететь в космопорт — иначе они убьются при посадке.

— Только не «Ростовик», — с улыбкой заверил Симоновик. — Им понадобится только относительно ровное поле с четверть кленета длиной. — Он переговорил с кем-то за кадром и кивнул. — Друзья говорят, что уже видят усадьбу — места для посадки достаточно. Они сядут по ту сторону пруда.

Внезапно весь дом содрогнулся от грохота — он грянул сверху и постепенно затих. Такой рев создают только гравигенераторы — большие гравигенераторы.

— Ага, — сказал Симоновик, — судя по звуку, они уже летят. Разрешите проститься с вами. Ах да, адмирал. Я не сказал друзьям, в каком вы звании, так что знаки отличия на скафандре можете выбирать сами. Это нормально?

— Нормально, — неуверенно ответил Брим.

— И еще, адмирал…

— Да? — отозвался Брим уже с улыбкой.

— Если ЖМ-2 понравится вам так же, как ЗБЛ-4, похлопочите заодно и об его производстве. — И Симоновик отключился, прежде чем Брим успел открыть рот.

Схватив свой флотский плащ, который Барбюс уже держал наготове у задней двери — откуда, интересно, он мог узнать?! — Брим выбежал на метель как раз вовремя, чтобы увидеть три огня, возникшие в ненастном небе на расстоянии около полутора кленетов. Через несколько мгновений огни превратились в яркие солнца, и большой клинообразный объект пронесся над головой, мигая красными и зелеными вспышками. Следом накатил парализующий зубодробительный грохот, который Брим слышал еще в доме — там наверху работала пара очень больших гравигенераторов военного образца, сомневаться не приходилось. И синхронность у них чуть-чуть подкачала. Брим плотнее запахнулся в плащ и включил обогрев, следя, как неизвестный объект заложил почти вертикальный вираж на опасно малой высоте. Примерно в кленете от земли огни, снова почти пропавшие за густыми вихрями снега, выровнялись и стали снижаться. Брим стиснул зубы: на своем веку он видел немало головоломных посадок, порой даже из пилотского кресла. Воспоминания были не из приятных. Огни опускались все ниже, заливая светом всю округу. Вот они коснулись земли в вихре снега и протогравитонов, но не произвели при этом никакого звука — слышен был по-прежнему только ровный гул гравигенераторов. Постепенно он перешел на холостой режим, угловатая громада надвинулась и остановилась на…

— Колеса! — ахнул Брим.

Большие, основательные колеса — одно в носовой части, еще два — по бокам фюзеляжа ближе к корме. Неудивительно, что эта штука может сесть где угодно! Этой старинной конструкцией, наверное, вдвое тяжелее управлять при взлете и посадке. Но, видит Вут, им достаточно любой относительно ровной поверхности — почти при любом весе.

На мостике выключили опознавательные огни и порулили к усадьбе, старательно объехав бородовский пруд. Глядя на приближающийся корабль, Брим отметил, что он невелик, во всяком случае по сравнению со «Звездным Огнем» — чуть больше ста пятидесяти иралов от носа до кормы.

«Ростовик» повернул прямо к дому, и его посадочные огни рассекли вьюжную ночь тремя ослепительно яркими кругами. Корпус корабля казался мощным и массивным, как скала. Увеличив обороты левого гравигенератора, пилот развернулся на правом шасси и поставил звездолет параллельно дому.

Глаза не обманули Брима во время недавних маневров. «Ростовик ЖМ-2» действительно имел форму клина с острым краем, направленным параллельно земле. Но на этом вся его простота и заканчивалась. Бока клина были закруглены и плавно переходили в гравитонные дюзы на корме. В этих круглых гондолах, по всей видимости, помещались гравигенераторы и обширные энергетические камеры. На верхней стороне корпуса, примерно в двадцати иралах от передней кромки, помещался большой охлаждающий воздухозаборник, указывающий на то, что корабль рассчитан на долгое пребывание в атмосфере: космические радиаторы охлаждения имели совершенно другую конфигурацию. Угловатые гиперэкраны формировали очертания мостика — он начинался примерно на двух третях длины корабля и вновь обтекаемо сходил к корпусу иралах в двадцати пяти от кормы, где торчал высокий стабилизатор — еще одно указание на то, что этот звездолет, если он был таковым, среди звезд проводит очень немного времени.

Тут Брим понял действительную причину существования столь большого воздухозаборника: на носу корабля торчали два до нелепости больших разлагателя. Одни только огневые механизмы этих чудищ требовали значительного охлаждения — а уж когда они ведут стрельбу… Брим усмехнулся. Медведи явно сотворили еще одно инженерное чудо — создали нечто вроде космического краулера.

Четыре орудийные башенки, две наверху и две на днище ближе к корме, обеспечивали некоторую защиту сзади, но верхнюю пару частично скрывал стабилизатор, и все четыре задних разлагателя среднего калибра могли разве что побудить пилота «Гантейзера» быть чуть поосторожнее при атаке с кормы. Зато лигер, оказавшийся себе на беду впереди этого маленького содескийского чуда, очень быстро отправится к дальним пределам Вселенной в виде элементарных частиц.

Пока Брим всматривался сквозь гиперэкраны в цветные мигающие огоньки мостика, темный, подсвеченный снизу пилот протянул руку к верхнему краю скошенного вперед переднего экрана и отключил гравигенераторы, вызвав мерцающее облако протогравитонов. Внезапно стали слышны только вой ветра и пощелкивание остывающего металла. Брим почтительно качнул головой, вдохнув запах разогретой электроники. Может, ЖМ-2 и мал для звездолета, но здесь, рядом, в эту снежную ночь, он казался очень большим — и очень грозным!

В нескольких иралах от переднего шасси открылся люк, и из него спустили лестницу. Одновременно на мостике опустили гиперэкран, и оттуда высунулся медведь, открыв щиток своего шлема.

— Добрый вечер, господа, — пророкотал он, — мы приехали за господин Брем. Есть разрешение прокатать его.

— Да, да! — взволнованно отозвался Брим. — Сейчас надену скафандр и поднимусь к вам.

— Скафандр в библиотеке, адмирал, — спокойно заметил Барбюс. — Я помогу вам.

— Спасибо, старшина, — сказал Брим и побежал к дому. — Откуда ты узнал, что он понадобится?

— Держал ухо востро, только и всего.

— Но все-таки? — Брим сунул ноги в башмаки скафандра. — И как ты догадался, что адмиральские звезды надо снять? — Из всех знаков отличия на скафандре осталась только пилотская комета.

— Расскажу, когда вернетесь, адмирал, — пообещал Барбюс, придерживая скафандр за плечи, чтобы Брим мог просунуть руки в рукава. — Вы ведь не станете мешать работе подпольного старшинского радио, правда?

Брим, улыбаясь, влез в скафандр окончательно и застегнул пояс с кобурой.

— Нет, пока оно будет работать столь же исправно.

— Хорошего полета, адмирал, — пожелал Барбюс, подавая Бриму шлем. — Мне сдается, он даже вам принесет новые ощущения.

Брим нахмурился, пряча в кобуру личный бластер и застегивая клапан.

— Что ты хочешь этим сказать, старшина? — Он включил герметизацию, и шлем с легким шипением закрылся.

— Сам толком не знаю, адмирал. Так мне сказали — а расспрашивать недосуг было.

— По крайней мере честно. Ладно, спасибо тебе. Я всегда ценил проявление инициативы. — И Брим направился к двери.

— Я знаю, адмирал, — усмехнулся ему вслед Барбюс. — Потому и стараюсь.

Брим добежал до корабля, показал друзьям два больших пальца и полез по лестнице внутри длинной вертикальной шахты на верхнюю палубу. Помахав оттуда Урсису и Бородову, он обернулся к своим хозяевам. Один из них сидел в левом кресле, другой — на пассажирском месте между двумя контрольными пультами.

— Даша Попычев, — представился медведь, протянув мохнатую лапу. — А это второй пилот, Мишка Бжтва.

Оба медведя улыбались Бриму сквозь длиннющие черные бакенбарды. Это явно были «Дикие», которых часто упоминали содескийцы, но редко видели люди.

— Звать надо Даша и Мишка, — сказал Попычев, сдавив руку Брима в своей. — Фамилии за всю ночь не научишься говорить, а нам лететь надо. Да, Брем?

Брим, улыбаясь в ответ, обменялся столь же болезненным рукопожатием с Бжтвой.

— Хорошо. А меня зовут Вилф.

— Ладно. Садись правое место, Вилф. Прямо скальный волк в пасть. — Попычев щелкнул какими-то тумблерами и кивнул на правую гондолу. — Скажи, когда контакт будет, да?

Брим выглянул в боковой гиперэкран и поморщился. По всему правому борту бежали какие-то зловещие разряды.

— Есть контакт, — сказал Бжтва сзади. Запуск больших гравигенераторов происходил отнюдь не гладко. Зеленый индикатор замигал и погас, потом корабль содрогнулся и выбросил из открытых охладительных люков сверкающее облако протогравитонов, которое ветер отнес за корму. Генератор застучал, кашлянув выхлопом, и сердце у Брима подкатило к горлу. Барбюс был прав. Никогда он еще не испытывал такого — даже в юности, когда летал на предательских карескрийских рудовозах.

— Радиации нет, — с долей удивления в голосе добавил Бжтва.

— Хороший знак, — с гордостью сообщил Бриму Попычев.

Брим проглотил комок и кивнул.

Вскоре левый генератор заработал тоже. Комбинированная тряска могла запросто свихнуть позвоночник. Вскоре, однако, гул генераторов стал ровным, и Попычев без предупреждения включил внутреннюю гравитацию.

— Пристегнулся, Вилф? — спросил он. Отчаянным усилием поборов тошноту, Брим узнал систему из семи ремней, которую уже видел на краулере, и пристегнулся туго-натуго.

— Готово, — выдавил он из себя вслед за этим.

— Неплохо для безволосый. Уже делал это раньше?

— На краулере, — ответил Брим, продолжая борьбу со своим желудком.

Медведь ухмыльнулся — у него недоставало нескольких зубов, но на обоих клыках красовались алмазные коронки.

— Тут не краулер, — гордо сказал он. — Мы убиваем краулеры. — С этими словами он отпустил тормоза и порулил к поляне, на которую приземлился. Березы по обе стороны от них гнулись в вихре гравитонов.

Они развернулись по ветру, хвостом к старинной каменной изгороди, отделявшей усадьбу от возделанных полей. Попычев поочередно проверил гравигенераторы — его руки так и летали над пультом.

— Готов? — спросил он.

Брим инстинктивно посмотрел на приборы — панель была простая, но ему показалось, что здесь что-то не так. Два индикатора форсажа гравитонов были величиной с бокалы для логийского, и оба показывали ноль.

— Погоди-ка. У тебя клапаны форсажа работают? Попычев посмотрел на свой пульт.

— Тут все работает. Они не показывают форсаж, когда фитили повернуты вниз. Брим слабо кивнул.

— Взлетать буду сам, — сказал Попычев. — Поле немного короткое.

Он подал энергию на гравигенераторы, и Брима, несмотря на внутреннюю гравитацию, вдавило в кресло. Еще немного — и массивный клин с громом поднялся в воздух, а на кухне усадьбы и всех прочих кухнях до самой Громковы задребезжала посуда. Когда шасси с загадочными звуками ушли в свои гнезда, Попычев убрал руки от пульта и крикнул Бриму:

— Давай!

Так Брим внезапно сделался рулевым «Ростовика», самого шумного и оголтелого корабля, с которым когда-либо имел дело. Приняв управление на себя, он сразу понял, что Барбюс предупреждал его не напрасно. Это чудо не походило ни на «Звездный Огонь», ни на прочие знакомые ему звездолеты. Управлялся ЖМ-2 довольно туго, как и следовало ожидать от аппарата, несущего столько разлагателей, однако летел, куда и когда ему велели, причем весьма уверенно. Даже метель, сквозь которую они пробирались, нисколько не влияла на полет.

— Хочешь попробовать посадку и взлет? — спросил Попычев. — Бжтва забил нам полосу в Буденном.

Брим оглянулся на второго медведя, который говорил по шлемофону, и утвердительно кивнул.

— Подветренный вектор правильный, Вилф. Держи курс один-пятнадцать по часам — и выйдешь куда надо.

— Есть. — Брим отвел демпферы тяги назад, пока воздушная скорость не стала ровно на 115.

— Держи эту скорость. — Попычев снова занялся своим пультом. — Закрылки выпускаю… шасси выпускаю. Носовое выпушено!

— Правое и левое тоже, — объявил сзади Бжтва, и они снова вышли из облаков в метель. Справа светились огни Громковы.

Брим почти сразу заметил посадочный вектор, включил рулевой двигатель, и ЖМ-2 послушно пошел на посадку. Впереди возникли высокие строения, окруженные тысячами огней. Брим посмотрел себе под ноги — снег на башмаках скафандра еще не растаял. Комфорта тут не полагается — если скафандр у тебя без подогрева, можно замерзнуть насмерть.

— Закрылки выпущены полностью. Держи сто. Не хуже, чем «Звездный Огонь»… теперь выровнять… Рычаг идет хорошо! Убавить правый генератор с поправкой на поперечный ветер — и корабль остается на курсе. Конструкторы, строившие его, в первую очередь заботились о стабильности.

— Здорово идет! — с улыбкой крикнул Брим.

— А ты как думал?

Брим выровнялся чуть выше, чем следовало, но «Ростовик» простил его, опустившись на свои колеса легче, чем маленький НЖХ-26 в Бектонову трубу. Попычев открыл демпферы, и корабль, прокатившись по расчищенной полосе, снова взмыл в снежную бурю.

* * *

Попычев перевел гравигенераторы со стартового режима на полетный, Брим слегка расслабился, и они вышли в чистую атмосферу на высоте около тридцати одной тысячи иралов, продолжая подниматься в космос.

На границе атмосферы Брим взглянул на Попычева, и тот усмехнулся.

— Корабль твой. Разлагатели стрелять не надо — Громкова близко, остальное можно.

Брим двинул демпферы вперед и круто пошел вверх. После легкого толчка корабль резко перевернулся влево и начал падать. Брим отпустил рычаги, нос опустился, и ЖМ-2 выровнялся почти сразу.

— Вращаться будет? — спросил Брим. Попычев кивнул.

— Но в атмосфере давление ветра делает трудно.

— Что значит «трудно»?

— Нельзя выровняться. Всем конец.

Брим решил не рисковать. Вместо этого он заложил крутой поворот, потом сделал «бочку» и «петлю». Маленький ЖМ-2 выполнял этот маневр не слишком изящно, но выказывал стоическую готовность, вызывая этим уважение, если не восхищение, Брима. Заставляя корабль нырять, кружиться и парить, Брим чувствовал, что делает не совсем то, что было на уме у конструкторов. «Ростовик» не назовешь вертким бойцом. Это космический краулер, и сейчас он выполняет то, для чего вовсе не предназначен. Чудо, что он вообще слушается. Брим усмехнулся Попычеву и встал.

— Ладно, Даша, — я свое сделал. Покажите мне с Мишкой теперь, что он еще умеет.

Пока Брим и Бжтва старались разойтись на узком пространстве, Попычев подмигнул:

— Неплохо для человека!

Брим, гордый, сел на пассажирское место. Бжтва сел за свой пульт. Внизу настало утро — верхушки облаков светились. Бжтва, засмеявшись, камнем пошел вниз, остановил падение всего в нескольких иралах над деревьями и понесся над снежными полями.

— Это тройка там? — спросил Попычев, глядя в боковое окно.

— Ага, — расплылся в улыбке Бжтва. Брим тоже посмотрел. Вдалеке мчалась тройка. Он стоял на передке саней, а еще двое медведей…

— Что это они делают? — спросил Брим.

— Если по-авалонски, то трахаются, — заржал Бжтва. — «Медвежата с волчатами не от сырости заводятся», как говорится.

— Тройку за это называют «сани любви», — добавил Попычев. — Старая содескийская традиция. Надо делать любовь, когда дрошкаты очень быстро бегут. Быстрее бегут, крепче любишь. Так у нас говорят.

— Очень здорово! — Бжтва заложил крутой вираж. — Попробуй — с вашей женщиной, конечно. Очень хорошо!

— Преле-естно, — проворчал Брим себе под нос, посмотрел в окно и заорал:

— Эй, ты что делаешь?

Седоки тройки ничего не видели и не слышали. «Ростовик», опережая собственные звуковые волны, пронесся над увлекшимися любовью медведями в каких-нибудь двадцати иралов от земли, а потом ушел почти вертикально вверх. Брим посмотрел на сани. Двое медведей подскакивали, грозя им кулаками, а возница пытался сдержать дрошкатов, которые устанавливали новый рекорд скорости для троек, мчась куда глаза глядят.

Попычев и Бжтва умирали со смеху. Пролетев над тройкой снова со скоростью 250 кленетов в метацикл, помахали седокам. Двое «диких», видимо, только-только вошли во вкус. Они высадили Брима в поместье и порулили обратно в снег — он не успел даже поблагодарить их. Брим задрожал всем телом, когда большие гравигенераторы взревели опять.

«Ростовик» снова стал хвостом к изгороди, помедлил немного, потом рванул вперед, взвился вверх, втянул три своих колеса и, грозный, исчез в облаках.

Барбюс и заспанные слуги Бородова бежали к Бриму от дома. Он улыбнулся и покачал головой. Сегодня он познакомился с настоящими содескийцами — такие еще заставят Облачников горько пожалеть о том, что те когда-то услышали слово «медведь».

Глава 4. Удар молота

Через два стандартных дня, ранним утром 14 тетрада 52013 года (по авалонскому времени), столь долго ожидаемое вторжение под командованием маршала Родефа ноф Вобока началось на обширном участке границы Г.Ф.С.Г., и множество пограничных планет было захвачено, почти без сопротивления. Через метацикл огромные транспортные корабли Содески с краулерами и войсками на борту двинулись в сторону фронта. Начавшийся бой обещал стать одним из самых крупных в галактической истории. Брим подсчитал, что 7500 кораблей всех типов было собрано только для контратаки (которая была сосредоточена в двух крошечных звездных системах четвертого класса, называемых Бялысток и Львов). Силы Лиги включали в себя более 1800 звездолетов, 570 тысяч наземных войск, 12 тысяч краулеров и еще 1500 вспомогательных кораблей и транспортов. Вся эта мощь стремилась вторгнуться большим трехсторонним клином в глубину Содески. Если ориентироваться только на численность, можно было подумать, что Содеска имеет большое преимущество.

Но эти цифры были обманчивы. Не оставляло сомнений, что в космосе Лига намного сильнее, а это, согласно новым правилам ведения войны, решало все. Так оно и вышло. К ночи того же дня в Громкове стало известно, что тридцать пять содескийских планет оккупировано, а еще пятьдесят подвергаются активной осаде.

Медведи местами оказывали отчаянное сопротивление, но только на планетах, и когда Лига бросила в бой мощные корабли наземной поддержки, такие, как «снайперские» ГА-87-Б или ГА-88-А, с защитниками сразу было покончено. Более того, сбылось предсказание Брима: когда престарелые содескийские Ж-16 и Ж-153 прибыли для защиты этих очагов сопротивления, с ними тут же разделались быстрые, мощные эсминцы ГХ-262, на порядок современнее их.

А там, где Содескийский Флот мог подавить противника за счет своего численного преимущества, подвело командование. Большинство содескийских космических соединений напрямую подчинялось командирам наземных армий. Это было сделано в целях укрепления взаимодействия между двумя родами войск, но в условиях «громового удара» Лиги вызвало только неразбериху. К вечеру второго дня наступление Лиги обратилось в сторону главных планет.

В течение следующего стандартного месяца Брим следил за продвижением Лиги, пользуясь информацией, получаемой от Урсиса и Бородова. Даже его неограниченный допуск не позволял ему получать известия непосредственно с фронта, и при составлении еженедельных рапортов приходилось полагаться на тайные каналы Барбюса. И какие бы надежды ни сулило будущее, текущие сообщения, отправляемые в Авалон, носили явно катастрофический характер.

Несмотря на героическое, часто самоубийственное сопротивление содескийских наземных и космических войск, Лига захватывала систему за системой, неумолимо приближаясь к главной планете Содеске. После неудачи в битве за Авалон Космический Флот Лиги переживал дни своей славы. Мощные эскадры эсминцев Хота Оргота в борьбе с устаревшей содескийской техникой, установили ошеломляющий счет потерь — одиннадцать к одному. Всего через четыре стандартные недели после начала вторжения Одиннадцатая армия (войска княжеской гвардии) сдалась врагу в звездном скоплении Кселом, открыв дорогу к звезде Остра и городу Громкове.

Не меньше трех раз за время этого катастрофического периода Урсис и Бородов устраивали Бриму разрешение посетить один из участков фронта — но как только все формальности бывали выполнены, Лига захватывала сектор предполагаемого визита, и вопрос о нем снимался.

Однажды вечером — когда двойная звезда Остра давно закатилась за башни Громковы — Брим прибыл в посольство, чтобы отправить очередной безотрадный рапорт. Уставший до смерти после целого дня суматошных флотских совещаний, он получил новейшую пачку голографий из Авалона (Надежда все росла и хорошела), прошел контрольное сканирование и стал подниматься по большой лестнице.

На втором этаже он свернул в третий коридор налево (а не второй, куда зашел по ошибке в день своей встречи с Маршей Браунинг.) Он ни разу не виделся с ней после того бала, но не переставал о ней думать, особенно когда бывал в посольстве. Как он ни старался перебороть свое чувство к этой женщине, в душе он надеялся на еще одну случайную встречу с ней.

Не доходя до второго коридора, он вдруг услышал, как постукивают чьи-то каблучки по мраморному полу, и почему-то сразу понял чьи. Он остановился и стал ждать. Она свернула за угол и застыла на месте.

— О… адмирал, — воскликнула она, покраснев. Строгий деловой костюм, ее обычная одежда, не мог скрыть ее соблазнительных форм.

— Госпожа Браунинг, — столь же формально ответил он. — Очень рад видеть вас снова. Она перевела дыхание.

— Мне тоже было бы очень приятно видеть вас, адмирал… если бы я не выкинула такой номер на балу графа Орловского.

— Я сожалею, что вы мне не рады, но ничего такого припомнить не могу. Быть может, это произошло уже после нашего разговора?

Сквозь ее непритворное смущение пробилась улыбка.

— Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, адмирал, но вы пытаетесь пощадить меня, и это очень мило.

— Клянусь вам, представления не имею. Но не слишком ли официально мы беседуем, сударыня?

— С моей стороны это защитный механизм.

— Он вам не нужен. А мне было бы очень приятно услышать «Вилф» вместо «Вельф».

— Право же…

— Смелее, Марша, будем хотя бы друзьями. Вдруг вам опять понадобится помощь для каталогизации, тем более вы теперь знаете, где меня найти.

— Вилф, вы невозможны.

— Нет, я Брим. Дерзну даже предложить вам чашку кф'кесса, если вы согласны подождать, пока я отправлю свой рапорт.

Она закрыла глаза и потрясла головой.

— Я обещала себе ничего такого не делать.

— Но мне вы никаких обещаний не давали. Она пристально посмотрела ему в глаза.

— Вы приглашаете меня как друг?

— Как друг, — заверил Брим, преисполненный благих намерений, хотя в душе и сознавал, что врет.

— Ну хорошо. Встретимся через полметацикла в столовой на четырнадцатом этаже. Она еще открыта.

— Я быстро, — сказал он с волнением, к которому примешивалась вина, и поспешил в аппаратную.

* * *

Но всего через несколько циклов после того, как они уселись перед кружками с кф'кессом, в столовой появился Урсис.

— Вилф, — сказал он, извинительно поклонившись Марше, — нам разрешили поездку на фронт.

— Что-что?

— На фронт, Вилф Анзор. Мы можем лететь.

— Когда?

— Сейчас. Немедленно. Нам зарезервировали два места на транспорте, который отходит… — Урсис сверился со временем, — меньше чем через мета-цикл. Барбюс собрал тебе чемодан — он в служебном глайдере внизу.

— Откуда ты узнал, что я здесь?

— Это единственное место в посольстве, куда я имею доступ — кроме вестибюля, — улыбнулся Урсис. — Вот я и пришел сюда.

— Война — это большое неудобство, — проворчал Брим, обращаясь к Марше. — Может быть, мы как-нибудь повторим это?

— В следующий раз, адмирал, — усмехнулась она, — я сама угощу вас кф'кессом.

— Договорились. — Брим заглянул в ее большие карие глаза. — Буду ждать. — И он, неожиданно для себя, коснулся ее руки.

Она взглянула на его пальцы, сжала их и подняла глаза.

— Я на вас рассчитываю, Вилф. Он помедлил мгновение, наслаждаясь теплом ее руки.

— Я тоже, — сказал он, схватил свой плащ и поспешил следом за Урсисом.

* * *

Меньше метацикла спустя — и за несколько циклов до взлета — Брим и Урсис уже стояли у переднего трапа огромного содескийского транспорта. Рокот его гравигенераторов, работающих на холостом ходу, вместе с громом генераторов отталкивания в гравибассейне создавал оглушительный шум. В холодном воздухе стояли запахи озона и нагретого металла. Чувствовалось, что это не рядовой старт — напряжение висело над кораблем, как тяжелый плащ. Дороги в космопорт были забиты ранеными, доставленными из боя. Содескийские пехотинцы, как наземные бойцы, не имели себе равных во Вселенной, и сражались они не на жизнь, а на смерть. Но, несмотря на все героические усилия, они продолжали отступать перед Лигой, имеющей решительный перевес в космосе.

Брим смотрел, как последние краулеры грузятся в кормовой трюм по прозрачным трубам. К транспорту на соседнем гравибассейне тянулись длинные колонны солдат в темно-зеленых скафандрах, с полной боевой выкладкой и мощными лучевыми пиками «Халодны Н-37», которые уже много поколений были основным вооружением содескийских наземных войск. Сколько этих храбрых медведей вернутся ранеными, как те бедолаги, что Брим видел недавно? Или не вернутся вообще? Он покачал головой. Планетолюбивому великому князю и его пекущимся о собственном благе советникам за многое придется ответить к концу этой войны — независимо от того, кто одержит победу.

Урсис с Бримом предъявили свои пропуска крепкому охраннику в посадочном салоне, и он направил их («Побыстрее, пожалуйста!») к специальной транспортной трубе у дальней стены. По ней они прибыли прямо на мостик, где на штурманском пульте мигало целое созвездие огоньков. Их встретил высокий худощавый содескиец в гражданской форме «Акро-Канны», государственной транспортной компании Г.Ф.С.Г. Он поклонился им и улыбнулся.

— Генерал Урсис, адмирал Брим, счастлив приветствовать вас на борту «Максима Чкалова». Я старший помощник Яков Григорович.

— Спасибо за гостеприимство, Григорович, — кивнул Урсис, — и наилучшие пожелания вашему капитану.

Григорович указал на два командных пульта перед массивными гиперэкранами, занимающими почти всю переднюю часть мостика. Полоски на скафандрах указывали, что там сидят пилоты очень высокого ранга.

— Капитан Павел Рычагов — он слева, ведет предстартовую подготовку — поручил мне проводить вас на места для наблюдателей.

Места для наблюдателей? Брим поднял брови. Даже на кораблях такого размера их обычно бывает не больше десяти, а при перегруженности фронтовых транспортов по крайней мере двум высокопоставленным пассажирам придется сидеть где-то сзади. Старому Бородову, как видно, пришлось пустить в ход все свои связи, чтобы это устроить.

Урсис, тоже поняв, видимо, какую привилегию им предоставляют, слегка поклонился.

— Капитан Рычагов оказывает нам честь. Пожалуйста, проводите нас.

Григорович, вернув поклон, провел их мимо пультов, занимавших добрых четверть кленета, в заднюю часть мостика, где помещались три ряда удобных кресел.

Брим знал, что в мирное время такие места стоили бы огромных денег, но во время войны в ход пошли другие ценности. Все кресла были заняты высокопоставленными армейскими офицерами, кроме двух в первом ряду с правого борта, куда старший помощник и подвел Брима с Урсисом.

— Прошу закрепить ремни немедленно, — сказал Григорович. — Мы вот-вот снимемся.

В этот самый момент капитан, коснувшись шлема, стал говорить что-то по громкой связи. Он говорил по-содескийски, но Брим и без перевода понимал, что это традиционное предупреждение перед стартом. Брим приготовился… и содрогнулся, когда произошло переключение на внутреннюю гравитацию и его желудок свело узлом. Он задержал дыхание, пока неприятное ощущение не прошло, потом расслабился и активировал ремни безопасности. Капитан объявил еще что-то, и рокот внизу стал слабеть, а палуба под ногами затряслась.

— Можно подумать, что ты в переводе не нуждаешься, Вилф Анзор, — заметил Урсис.

— Так ведь я впервые лечу, генерал, — усмехнулся Брим. — Это опасно?

— Зависит от Облачников, — насмешливо-наставительно произнес Урсис и тут же посерьезнел. — А вообще-то опасно. Совсем тебе не обязательно тащиться на фронт самому. Лучше бы мне запретили брать тебя туда.

— Я уже побывал в паре боев, — угрюмо улыбнулся Брим, — и выжил, хотя и не должен был.

— Это верно. Случалось, и я бывал в них вместе с тобой — на горе жукидам-лигерам. Но на этот раз дело, пожалуй, обстоит еще хуже. Впрочем, деваться некуда. Это часть того зла, что зовется войной.

Брим помимо воли испытал недоброе предчувствие. Никогда еще за все годы их знакомства Урсис не был настроен так мрачно. Видимо, война оборачивается очень худо для Содески — много хуже, чем он, Брим, предполагает.

Гравигенераторы тем временем заработали сильнее, горизонт скользнул на левый борт — «Максим Чкалов» сошел с гравиподушки и повернул направо, к одной из гигантских Бектоновых труб, замеченных Бримом еще при въезде в космопорт. Еще несколько циклов, и корабль поднялся в воздух, пробиваясь сквозь штормовые завихрения к космосу и к линии фронта.

* * *

Ранним вечером по громковскому времени они встретились со своим конвоем и заняли второе место в колонне из шести кораблей. Еще две такие же колонны двигались рядом с ними — одна в половине кленета по левому борту, другая между ними и на четверть кленета выше. Через определенные интервалы строй резко менял курс, чтобы избавиться от гиперторпед, которые могли выпустить корабли-призраки, способные отражать радиацию любого вида. Но эта невидимость давалась рейдерам дорогой ценой. Энергия, расходуемая на маскировку, ограничивала скорость — содескийский конвой по крайней мере двигался быстрее.

Транспорты сопровождал многочисленный эскорт «Карповых» Ж-16 и Ж-153 — даже несколько более новых «Гуревичей ГИМ-3» постоянно чертили узоры вокруг. Но их красивые маневры не вселяли в Брима уверенности. Он слишком хорошо знал, что высший пилотаж и полеты строем полезны для обучения пилотов, но в бою с лучше оснащенным противником от них толку мало. Даже мужества и таланта порой бывает недостаточно.

Сразу после утренней вахты, когда они вошли в более населенную часть гигантского доминиона, стали появляться первые разведчики Лиги, мелькая порой на экранах самого дальнего обнаружения сторожевых кораблей. Сначала они держались на расстоянии, но к исходу корабельных суток — по авалонским стандартам — они стали предпринимать короткие атаки и тут же отступать, словно испытывая оборону конвоя. Через два метацикла после начала вечерней вахты они вдруг ушли, словно по приказу. Космос сделался зловеще тихим — и пустым…

* * *

Гиперторпеды поразили массивный корпус «Максима Чкалова», когда он в очередной раз менял курс, идя почти на полной тяге, и собственная колоссальная скорость вместе с вражеским огнем сразу обрекла его на гибель. Три сокрушительных взрыва грохнули по левому борту примерно в девяноста иралах от носа, и послышался треск разрываемой обшивки, а следом роковой шум взрывной декомпрессии. Термическая и ударная волна от поврежденных носовых энергокамер исковеркала палубу мостика, разнесла гиперэкраны на кристальные осколки и убила значительную часть командного состава. Огромный корабль закачался и резко сбился с курса, что еще больше повредило его корпус и гигантские защитные кольца гипердвигателя. Они распались, высвободив громадную энергию, и на корабле вспыхнуло множество радиационных пожаров.

В считанные мгновения звездолет лишился гипердвигателя, загорелся в семи критических точках и, быстро проскочив константу Шелдона, вошел в дрейф на границе световой скорости.

Брим и Урсис в момент катастрофы направлялись в корабельную столовую и находились у большого трансформатора в направлении кормы от мостика. Масса трансформатора и спасла их от участи, постигшей многих по ту сторону переборки.

Страшные толчки, идущие снизу, швыряли Брима туда-сюда, несмотря на его имперский скафандр.

Сначала ему не верилось, что в них попали, но бешеная пульсация местной гравитации корабля и гаснущий свет могли означать только одно, и к этому добавился треск рвущейся обшивки.

Стал слышен и другой звук, самый жуткий и парализующий из всех, какие помнил Брим за свою военную карьеру. Он шел по шлемофону — полный муки утробный вой, затрагивающий самые примитивные слои мозга и сводящий с ума. Это кричали сотни пострадавших от взрывов, в разодранных скафандрах, с переломанными костями. Кричали сгоревшие заживо в радиоактивном огне. Это был отчаянный вопль о помощи. Это был стук кулаков о переборки, но помощи ждать было неоткуда. Казалось, вся Вселенная обезумела. Брим переключил шлемофон на ближнюю связь и повернулся к Урсису, который тоже был невредим, разве только оглушен немного.

— Закрой шлем, Ник! — заорал Брим и кивнул на мостик, закрыв и герметизировав собственный шлем.

Добравшись туда, он понял, что дело плохо. Люк заклинило — возможно, атмосферным давлением с этой стороны просевшей переборки.

— Худо, Вилф Анзор, — мрачно сказал медведь. — По ту сторону воздуха нет. «По льду смерть приходит быстро», как говорится.

Брим скрипнул зубами — вот почему заклинило люк.

— Ты прав, — прошептал он.

Урсис, приподнявшись на цыпочки, разбил стеклянную пластинку над люком и нажал красную кнопку. Короткое шипение уходящего воздуха тут же утихло. Люк отодвинулся и открыл картину ада, как бы его ни представляли в разных частях галактики. Палуба, вспучившись, опрокинула множество пультов, расшвыряв их — и их злосчастных операторов — по всему огромному полуконическому помещению, словно детские игрушки. Большой купол кристаллических гиперэкранов, создававший иллюзию нормального обзора на сверхсветовой скорости, снесло полностью. Осталась только рама, заполненная багровыми звездами и рваными осколками кристаллов, теперь прозрачными — беспомощный корабль быстро терял гиперскорость. И языки радиационных пожаров мерцали повсюду, где распадалась обшивка, сделанная из сплава коллапсия.

Двое вахтенных, переживших катастрофу на мостике, пытались сбить пламя с помощью ручных генераторов Н-лучей, но Брим понимал, что такой малостью огонь не потушишь. Бросив взгляд на системный пульт, он увидел, что давление в главном противопожарном излучателе отсутствует.

Безжизненное тело капитана Рычагова в разорванном скафандре молчаливо уведомляло о том, что кораблем больше некому командовать. Брим, собравшись с мыслями, принял ответственность на себя.

— Ник, — сказал он, указав на оглушенного радиста, — пусть он обратится по КА'ППА-связи к нашему эскорту и попросит о помощи. Открытым текстом. Координаты… — Брим посмотрел на штурманский пульт: чтобы читать звездные карты, языки знать не обязательно. Он быстро произвел в уме вычисления и сказал:

— ТГ тире двадцать восемь минус… девятнадцать-девятнадцать.

Урсис кивнул и заговорил с радистом по-содескийски.

Брим принялся за Григоровича, который тоже был контужен, но чудом остался цел.

— Пусть экипаж подготовит к старту все исправные катера в ангаре. Их навигационные системы надо настроить на определенную позицию — но без моей команды внешние люки не открывайте.

— Есть, адмирал, — ответил Григорович, словно Брима внезапно назначили акроканнским капитаном — да так оно, собственно, и было.

— Этот вахтенный отвечает только за радиосвязь, Вилф Анзор, — сообщил Урсис. — А КА'ППА — оператор убит.

— Пусть все-таки попытается передать. Разница не так уж велика.

— Он говорит, что попробует, — доложил вскоре Урсис.

— Побудь с ним, Ник. Пусть он вызовет заодно пару тяжелых буксиров. На случай, если эту развалину все-таки можно спасти.

— Хорошо, Вилф Анзор.

Внизу грянул сильный взрыв, и палуба дрогнула. Снаружи из клапанов безопасности вдоль перекошенной КА'ППА-мачты хлынули потоки гравитонов.

— Уцелевшие катера активированы, но для ввода координат им нужны данные с главного корабельного пульта, — сдавленным голосом доложил Григорович.

— Хватит ли их на весь экипаж?

— Живые поместятся, — кивнул медведь.

— Хорошо. Настройте навигационный пульт, а после встретимся вон там. — Брим указал в дальний угол мостика и перелез через остатки разбитой аппаратуры, где валялся искореженный труп офицера. Из инженерной команды уцелела только одна женщина — остальные безжизненно повисли на привязных ремнях. Брим велел подошедшему Григоровичу:

— Спросите у нее, в каком мы состоянии.

После кратких переговоров Григорович нахмурился.

— Она не может сказать наверняка, капитан. Большинство постов не отвечает.

— А корпус? На мой взгляд, попадание вызвало много структурных повреждений.

Григорович снова допросил медведицу и ответил:

— Она думает, что у нас сломан киль, но это не самое главное. Вот посмотрите… — Он указал на цифры, судорожно мигающие в центре дисплея. — Температура внизу уже перешла за точку плавления плазменных камер, питающих гипердвигатель.

— Вутова мать, — выругался Брим. Это уже серьезно. Если медведица не ошибается — а у него не было оснований сомневаться в ее словах, — «Максим Чкалов» скоро разлетится на элементарные частицы вместе с теми, кто остается на борту. — Спросите ее, сколько еще нам осталось.

— Говорит, что не больше метацикла, — тут же ответил Григорович.

Медведица в подтверждение подняла вверх палец, и ее глаза расширились от ужаса, словно перед лицом смерти.

— Что случилось? — насторожился Брим. Ответ не нуждался в переводе. Она изрыгнула поток крови на щиток своего скафандра, дернулась и повалилась на пульт.

Григорович склонил голову и сказал угрюмо:

— Здесь нам больше нечего делать.

Брим, вздохнув, обвел взглядом разбитый мостик.

— Это точно. Пошли. — И он стал пробираться через обломки к Урсису у радиостанции. — Ну что, связались вы с кем-нибудь, Ник?

— Связь работает будь здоров, — проворчал Урсис.

— Это хорошо! Значит, помощь будет?

— Я этого не сказал. Я сказал, что связь работает.

— Не понял, — насторожился Брим.

— Мы связались со всеми, но помощи не будет, — сердито пояснил Урсис. — Сторожевики защищают конвой, Вут их забери.

В наполненных слезами глазах радиста читалась паника.

— Вели этому медведю взять себя в руки! — проворчал Брим. — И пусть приготовится передать голосовое сообщение всем постам. Мы покидаем корабль — и как можно быстрее.

Урсис стал передавать приказ испуганному радисту, а Брим со всем доступным ему спокойствием спросил Григоровича:

— Известен вам порядок эвакуации с корабля? Тот кивнул.

— Готово, — доложил Урсис.

— Командуйте, Григорович, — велел Брим, указав на рацию. Старший помощник сел рядом с радистом, а Брим добавил:

— Ник, скажи этому юнцу, чтобы бежал в ангар и садился в катер. Он свое дело сделал.

Но тут молодой радист выпалил какую-то длинную фразу по-содескийски, в ужасе глядя на Брима.

— Чего это он?

— Спрашивает, как, по-твоему, взорвется корабль или нет?

— Скажи, что не взорвется, пока я на борту, — угрюмо хмыкнул Брим, надеясь, что это не просто бравада.

Урсис быстро произнес что-то, указывая в сторону кормового люка, и молодой медведь вихрем помчался туда.

Брим, хотя у него самого внутри бурлило нечто, очень напоминающее панику, заставил себя стоять спокой но, пока Григорович трижды не объявил по радио акроканнскую версию команды «покинуть корабль». Все, кто уцелел из вахты на мостике, поспешили в ангар, и старший помощник тоже поднялся с места.

— Пошли, — сказал тогда Брим, и они втроем сквозь хаос и пламя двинулись к люку, задержавшись у тела капитана Рычагова.

— Неохота мне оставлять его здесь, — еле слышно через гул в шлемофоне произнес Григорович. — Мы с ним проделали немало кленетов.

Брим сочувственно кивнул и сказал:

— Я думаю, капитан не стал бы упрекать нас, учитывая обстоятельства.

Григорович перешагнул через тело.

— Да, пожалуй, — хмыкнул он, пробираясь на корму со всей возможной быстротой. — Будь он жив, он, вероятно, первый приказал бы нам уходить. — Он дошел до трапа и вдруг остановился. — Погодите! А ведь координаты на пульты катеров так и не поступили.

— То есть как? Я ведь велел вам ввести их через эксплуатационный пульт.

— Я и ввел, — заявил Григорович.

— Так в чем же дело?

— Эта процедура требует также ввода с навигационного пульта. Я наладил канал, но…

— Но что?

— Я не умею обращаться с навигационным пультом.

— Преле-естно, — прорычал Брим. — Просто прелестно. Без этой информации у нас есть три варианта: случайно наткнуться на пригодную для жизни планету, умереть с голоду, когда кончится паек, или подавать сигналы бедствия в надежде, что Облачники не доберутся до нас первыми — а они доберутся, поскольку захватили почти всю территорию в этом секторе. Ну и что делать будем?

— А вы не владеете навигаторскими навыками? — спросил Григорович.

— Может, и владею, — нахмурился Брим, — если пульт у вас такой же, как на наших кораблях.

— Думаю, такой же, — сказал Урсис. — Мы их импортируем из Авалона — это легче, чем налаживать производство своих.

— А к какому пульту вы подключились? — спросил Брим.

Григорович показал в глубь охваченного пожаром помещения.

— Вон к тому, второму спереди. Почти все остальные вышли из строя.

— И что я должен сделать?

— Ввести определенный участок звездной карты в память катеров.

— И все?

— Когда информация отобрана, загрузка начинается автоматически. Об этом я позаботился.

— Ладно. Вы двое идите в ангар. Я приду… как только соображу, что к чему.

— Мы тебя подождем, — запротестовал Урсис.

— Не надо. Ступайте туда и позаботьтесь, чтобы разместились все. Потом прикажите им отойти на безопасное расстояние на случай, если эта штука рванет еще до того, как я подберу нам координаты. Какой прок пропадать всем сразу — так ведь?

— Я не оставлю тебя на верную смерть, — заявил Урсис.

— А я и не собираюсь умирать. Чем больше мы спорим, тем вероятнее, что случится какая-нибудь пакость. — Брим подбоченился. — Послушай, Ник, на этом корабле ты самый старший по званию. Должен же кто-то руководить эвакуацией.

— Ну а ты как же?

— Если останется лишний катер, я и сам его выведу. Если нет — дам вам сигнал, чтобы кто-нибудь подошел и забрал меня. Годится?

— Нет, но раз уж ты напомнил мне о моих обязанностях… Помни и ты, Вилф Анзор: если ты загнешься тут, никогда больше не буду с тобой разговаривать. — И Урсис вместе с Григоровичем зашагали прочь по коридору.

Брим еще раз оглядел то, что осталось от мостика. Из всех живых душ в этой части корабля явно остались только они трое. Он пробрался к пульту, на который указал Григорович, и вытащил из-за него тело мертвого оператора. Потом сел на его место и вздохнул с облегчением — здесь ему все было знакомо.

Палуба у него под ногами затряслась, и он инстинктивно понял, что это предвещает скорый конец огромных энергетических камер, расположенных вдоль киля. У него остались считанные циклы на то, чтобы уйти с мостика. Охладительный блок его скафандра уже едва справлялся с жаром разгорающегося радиационного пожара.

Брим вызвал на большой центральный экран объемную карту сектора и принялся за работу. Он не был специалистом в трансгалактической навигации (вплотную он занимался этим только в Академии), но за годы в пилотском кресле овладел начатками этой науки — достаточно, чтобы самому справиться с прокладкой курса. Он включил функцию «СФЕРА» и навел светящийся шар на маленький красный значок, указывающий местоположение корабля. Поглядывая краем глаза на хронометр, он увеличил шар до радиуса около половины светового года, нажал «ВЫБОР» и стал ждать. Несколько мгновений спустя началась передача — сначала на эксплуатационный пульт, а оттуда, предположительно, в компьютеры катеров.

Брим поставил охладитель скафандра на аварийный максимум и побежал сквозь огонь. Едва он успел задраить люк снаружи, как на только что покинутом им мостике грохнул взрыв. Скрипнув зубами, он во всю прыть помчался на корму по перекошенной палубе. Он уже добежал до гравитрапа, но тут позади сверкнуло, и мощный разряд энергии чуть не сбил его с ног.

Брим оглянулся — переборка мостика раскололась, и от нее катился по коридору поток огня. Поборов панику, Брим сиганул на трап и соскользнул на нижний этаж, а огненная волна, настигая, уже лизала подметки его башмаков. Впереди виднелась одна из аварийных дверей, вставленных в главные переборки как раз на случай такой вот катастрофы. Одной Вселенной известно, откуда он взял силы, чтобы добежать до этого люка, опередив пожар.

Он влетел в проем, одновременно нажав кнопку «АВАРИЙНОЕ ЗАКРЫТИЕ», и три массивные шторы тут же опустились у него за спиной, отрезав его от пламени. Задыхаясь, Брим представил себе такие же шторы, упавшие в этот момент на всех других уровнях обреченного корабля. Теперь он навсегда замурован в кормовой части…

Машинное отделение, в котором он оказался, представляло собой черный хаос. Огромные генераторы лежали грудами там, где раньше были освещенные проходы, и искрили остатками энергии. Рядом светились жаром самораспада массивные трансформаторы. Поврежденные волноводы сыпали разрядами и похоже было, что тут бушует гроза. И повсюду, куда ни глянь, красные глазки индикаторов исправно оповещали мертвый персонал о том, что распределительная сеть повреждена. Это было видение ада глазами инженера, но здесь хотя бы ничего не горело — пока.

Брим подавил растущий ужас и побрел через мрак, ругаясь, наступая на оборванные провода и стараясь пробраться к кормовому выходу, чтобы оттуда по аварийному трапу спуститься прямо в ангар. Каким-то образом ему это удалось, но он посмотрел на хронометр и понял, что время на исходе.

Слетев кубарем по бесконечным гравиступенькам, он добрался до ангара, сделав только один крюк — пришлось обойти неразорвавшиеся вражеские торпеды, вошедшие на сто пятьдесят иралов внутрь корабля и застрявшие в путанице волноводов. Их зловещие боеголовки излучали радиацию, способную пробить даже имперский скафандр, поэтому Брим снова свернул в темный закоулок, который в конце концов вывел его в нужную сторону. Этот обход стоил Бриму драгоценных мгновений, но каким-то чудом «Максим Чкалов» еще не развалился на куски, когда Брим ворвался в ангар.

На взлетной палубе остался всего один катер. Рядом стоял Урсис со старым боевым бластером в руке, а на трапе катера лежали четверо мертвых медведей.

— Ник, — крикнул Брим, перебегая через палубу, — что здесь произошло?

В это самое время первые характерные колебания бета-вибрации сотрясли палубу снизу.

— Расскажу, когда выберемся, — ответил медведь, забираясь в люк.

Брим, ввалившись в кабину следом за ним, рухнул в левое кресло. Пристегиваясь одной рукой, он подал энергию на первый гравигенератор и поставил демпфер тяги на МИНИМУМ. С кормы донесся ощутимый толчок — катер подключился к источнику энергии.

— Так какого же черта у вас тут стряслось? — спросил Брим.

— Ты про трупы?

— Про них.

— Матросы. Вылезли из гипердвигательного отсека, что ли, когда все остальные уже смылись. Остался только этот катер, последний, а они не захотели тебя ждать. Ну и… — пожал плечами Урсис.

— Спасибо, друг. — Давление топлива быстро поднималось, и прибор показал 3100. — А остальные? Почему они не подождали?

— Сильный взрыв в носовой части. Запаниковали, ну и снялись… Штатские, одно слово. Никакой дисциплины в критических ситуациях.

Индикатор активности первого гравигенератора стал желтым, потом зеленым, и палуба под ногами слегка завибрировала — в противовес жутким толчкам, которые шли снизу и теперь приняли ярко выраженный гамма-ритм.

— Похоже, все в порядке, Ник, — ободряюще сказал Брим.

— Лучшая новость за всю мою жизнь. И скоро мы отсюда уберемся?

— Прямо сейчас. — Брим поставил подачу энергии на ноль и переключился на ВНУТРЕННИЕ ИСТОЧНИКИ. Маленький робот пробежал по ангару и исчез под катером. В момент переключения свет в кабине замигал, и легкая дурнота оповестила о том, что катер перешел заодно и на внутреннюю гравитацию.

Робот вынырнул наружу с отсоединенным кабелем, и Брим махнул ему рукой — уходи, мол. Несколько циклов спустя — невероятная удача продол жала способствовать им — Брим запустил все четыре гравигенератора, а корабль все еще не взорвался. Звездная чернота космоса манила, как сама жизнь, в раскрытый люк ангара.

Последний взгляд на двигательную панель сказал Бриму, что все системы готовы к полету. Он двинул демпферы вперед до отказа, и все четыре индикатора показали 9100. Вернув рычаги на отметку 4500, Брим направил нос катера в открытый люк, на волю.

— Держись, Ник, — сказал он сквозь стиснутые зубы и отпустил с сердечным трепетом оба гравитормоза. Катер рванулся вперед и вышел в космос, и не успел пролететь тридцать кленетов, как «Максим Чкалов» со всем своим грузом превратился в клубящееся облако радиоактивного пламени и раскаленных осколков.

Мощная взрывная волна подхватила катер и понесла, как щепку в потоке расплавленной лавы, но тридцатикленетовая фора достаточно смягчила удар, и через несколько циклов Брим вернул контроль над кораблем. В пятнадцати кленетах за кормой конвульсивно мерцающее облако на месте погибшего транспорта стало меркнуть среди звезд, а через метацикл исчезло без следа.

Брим поставил КА'ППА-передатчик катера на автоматический режим — его шифрованные позывные, передаваемые через неравные промежутки времени, должны были сойти за статические выбросы для перехватчиков Лиги, спасателей же оповещали о координатах. Сделав это, Брим расслабился впервые после попадания торпед. Вот тебе и слетал на фронт, подумал он уныло.

* * *

Как только навигационная система стабилизировалась после взрыва, Брим и Урсис поспешили на корму к крошечному навигаторскому пульту. Брим прикусил губу, садясь перед экраном. Произвела ли система «Максима Чкалова» необходимую загрузку? Не было времени это проверять. И обладает ли система катера достаточной емкостью памяти, чтобы воспринять эту информацию? В случае отрицательного ответа им придется худо. Они должны будут выбирать: либо голод (или удушье), либо сигналы открытым текстом с риском вызвать вместо спасателей вражеские корабли. Брим включил дисплей, и на нем материализовался большой топографический шар.

— Пока все нормально. Ник.

— Конкретная информация смотрелась бы еще лучше, мой безволосый друг, — хмыкнул Урсис.

— Кто бы спорил. — И Брим с замиранием сердца запросил наличествующие базы данных. В центре сферы возникло старомодное текстовое меню из восьми пунктов:

СИСТЕМА УПРАВЛЕНИЯ

СИСТЕМА ЖИЗНЕОБЕСПЕЧЕНИЯ

СИСТЕМА ТЕХОБСЛУЖИВАНИЯ

НАВИГАЦИОННАЯ СИСТЕМА

ЭНЕРГОСИСТЕМА

ДВИГАТЕЛЬНАЯ СИСТЕМА

………………………………………………………….

ЗВЕЗДНАЯ КАРТА (ЗАГРУЗКА)

— Пока порядок, — пробормотал Брим больше себе, чем другу. Едва дыша, он выбрал «звездную карту» — одно ее включение в список в качестве дополнительного элемента доказывало, что передача с «Максима Чкалова», во всяком случае, началась. Он отдал команду «ДЕМОНСТРАЦИЯ», и на дисплее возникло то самое изображение, которое он вывел на пульт погибшего транспорта. Загрузка прошла успешно. — Есть! — заорал он в восторге. — Все на месте, Ник! — Он глотнул воздуха, поперхнулся и засмеялся несколько истерически, осознав, что долгое время не дышал вовсе.

— Поздравляю, Вилф Анзор, — протянул Урсис. — А теперь скажи, есть нам где приткнуться? На тот случай, если КА'ППА-сигналы услышат не сразу…

— Хороший вопрос, — нахмурился Брим. — Сейчас мы это узнаем. — Повозившись с клавиатурой несколько дольше, чем следовало, он навел компьютер на ближайшие звезды и дал команду отобрать планеты, пригодные для обитания человека. Большинство светящихся точек на дисплее тут же погасло, но три высветились особенно ярко и стали пульсировать — ближайшая вращалась вокруг звезды, до которой было не более стандартной недели.

— Похоже, есть одна, до которой можно добраться, пока не кончится воздух. Поглядим, что она может предложить потерпевшим крушение.

— Брим подвел к планете стрелку, и картинка на дисплее сменилась блоком информации — по-содескийски. — Твоя очередь. Ник, — сказал Брим, вставая.

Урсис сел перед пультом.

— Ну, звезда, пожалуй, не погаснет к моменту нашего прибытия.

— Преле-естно. Что еще хорошего ты там вычитал?

— Никто в этой жизни не принимает меня всерьез, — меланхолически произнес Урсис.

— Я принимаю, Ник, — со смехом заверил Брим, — просто хотелось получить какую-нибудь полезную информацию.

— Например?

— Дня начала, как это место называется?

— М-мм. Звезда, очень слабая — Кобрин, планета — Згольвка. Что до полезной информации…

— Хорошо-хорошо. Кто ею сейчас управляет?

— Похоже, что Облачники, будь они неладны. Планета захвачена две недели назад.

— Как насчет основных населенных пунктов?

— Предполагается, что они заняли все как есть — и населенные пункты, и фермы.

— Да нет, я хотел узнать — имеются ли там таковые?

— А-а! — Урсис еще раз сверился с дисплеем. — Их два, и оба невелики. Там особенно нечем прокормиться. Кое-какое сельское хозяйство в короткий летний сезон. Обширные горные разработки, никакой промышленности, о которой стоило бы говорить. Ага! Широко используется для зимнего спорта, особенно для охоты. Туристические предприятия всякого рода. Это хорошо.

— Что ты тут видишь хорошего?

— А как же! Городское население контролировать легко — оно все собрано в кучу. Большие фермы, парки и охотничьи хозяйства — другое дело. Там нас труднее будет найти. А туристов в нынешние времена не так уж много, а?

— И то правда, — кивнул Брим. — Постараюсь сесть где-нибудь на открытой местности.

— Тут есть одна проблема, Вилф Анзор.

— Какая?

— В сельской местности нам нечего будет есть, если спасатели задержатся. Двухнедельный рацион катера больше чем на три недели не растянешь — и то еще хорошо! На морозе энергия быстро расходуется. «Ледяной кашей волчат не уймешь», как говорится.

— Найдем какое-нибудь лесничество или ферму.

— Тебе, я вижу, нечасто доводилось бывать на таких планетах?

— Тут, на окраинах Содески?

— Да.

— Нет, не часто.

— Вилф Анзор, мой безволосый друг, — очень серьезно ответил Урсис, — если нас не спасут еще в космосе, нам понадобится очень большое везение, чтобы выжить.

* * *

К исходу восьмого стандартного дня — спасатели за это время так и не вышли на связь — воздух на катере стал тяжелым, и настроение двух друзей оставляло желать лучшего. Им казалось, что прошел миллион стандартных лет, пока маленькая планета не показалась в смотровых экранах и не настало время идти на посадку.

К концу полуденной вахты Брим сбросил скорость до пределов орбитальной и начал вход в атмосферу, надеясь в глазах лигерских наблюдателей сойти за мелкий метеорит. Они с Урсисом рассудили, что это вполне возможно — у захватчиков сейчас полно хлопот с местным населением, и вряд ли они будут высматривать какой-то катер.

Скоро высота вместо кленетов стала измеряться иралами. Для посадки они выбрали северное полушарие, где было меньше источников радиации, а значит, и Облачников, надо надеяться. Кроме того, вычисления показывали, что в этом полушарии сейчас стоит штормовой сезон, удобный для прикрытия. В этом они по крайней мере не разочаровались.

Брим, пройдя сквозь гряду облаков величиной с континент, который она покрывала, увидел в нескольких сотнях иралов под собой не меньше четырех других слоев грязно-серых туч — остатки фронта, медленно продвигающегося из полярных районов планеты.

Было странно идти на посадку, не запрашивая ни один из наземных диспетчерских центров, но все они, сколько их могло существовать на планете такого размера, скорее всего находились в руках у лигеров.

Брим вслушивался в ровный гул четырех гравигенераторов Т56-А-7А, работающих в двойных гондолах по обе стороны корпуса. С этой стороны хлопот не ожидалось. Он взглянул на Урсиса — медведь не сводил глаз с поверхности планеты.

— Что, Ник, не терпится сесть?

— Не терпится вздохнуть свежим воздухом, — улыбнулся тот. — Мне сдается, что за этот рейс я вывел новое правило.

— Какое?

— Никто не умирает от удушья, когда на корабле кончается воздух — ты умираешь гораздо раньше от вони, когда истекает срок работы фильтров.

— Сейчас я спасу твою жизнь, — усмехнулся Брим, впуская закрылки на четыре деления и увеличивая подачу энергии до десяти. Они прошли сквозь первый облачный слой, испытав ряд легких толчков, потом тряска прекратилась. Атмосферные радиаторы уже работали в соответствии с датчиками температуры гравитонов. Автопилот отключился, когда катер стало бросать в усиливающихся турбулентных потоках. Они вошли в следующий слой облаков, и Брим, заметив слева молнию, отклонился на правый борт, продолжая терять высоту со скоростью около тысячи иралов в цикл.

Двинув закрылки на четырнадцать делений, он проверил навигационную настройку, поставил датчики воздушной скорости чуть ниже ста пятидесяти и снова изменил курс. Тут мощный нисходящий поток захватил катер с правого борта и накренил его набок.

— Преле-естно, — проворчал он. — Я долго выбирал и выбрал самую чудную погодку во всей галактике!

— Надеюсь, ты не полагаешь, что это шутка. В ней слишком много правды.

Тучи справа на миг разошлись, и Брим углядел там какое-то строение, окруженное каменной стеной. На всем прочем пространстве, насколько видел глаз в предвечерних сумерках, лежал снег.

— Тропики, да и только.

— Вот именно.

Катер снова вошел в грязно-серое клубящееся облако, и прозвучал сигнал превышения скорости. Через несколько мгновений сигнализация заверещала снова — корабль врезался в новый нисходящий поток. Брим стоически держал курс, постепенно теряя высоту. Они проделали долгий путь на этом маленьком, ограниченном скоростью света суденышке — незачем разбивать его при посадке.

Внезапно они вышли из последнего облачного слоя. Только что вокруг стояла сплошная мгла, и вдруг стало ясно. Брим различил какие-то огни, еще неяркие в сумерках — похоже, это было большое поместье. Если в этом районе есть Облачники, они скорее всего расположились там.

Затем подготовка к посадке поглотила все внимание Брима. Порывы ветра положили катер на левый борт, и Брим выровнял корабль, заставляя себя не нажимать на рычаги слишком сильно. Он опустился ниже гряды высоких холмов, идущих параллельно громадному заснеженному лесу, и турбулентность значительно снизилась. Теперь их высота составляла всего сто иралов, гравигенераторы урчали на границе холостого хода. Справа в заиндевевших боковых иллюминаторах промелькнуло замерзшее озеро. Вот здесь. Брим выбрал участок относительно ровного снега, где мог посадить корабль с наименьшим ущербом. Он включил рулевой двигатель, выровнял катер и слегка положил его на правый борт из-за внезапного порыва поперечного ветра. Последняя проверка приборов: снижение, скорость, тангаж — все в полном порядке. На двадцати иралах он полностью отключил гравигенераторы и убавил обороты рулевого двигателя, слегка приподняв нос, чтобы компенсировать дрейф по ветру. Мигнул посадочными огнями — все чисто. Еще чуть-чуть приподнять нос… Катер заскользил по снегу, и Брим придал ему горизонтальное положение. Фонтаны снежной пыли ударили в воздух по обе стороны корпуса и улеглись — катер описал петлю и остановился, упершись в пригорок на краю леса.

Брим лихорадочно распечатал и открыл боковой иллюминатор. Свежий холодный воздух хлынул в кабину. Опершись локтем о раму, Брим высунул голову наружу и стал дышать, в который раз наслаждаясь неповторимым вкусом естественной атмосферы. Еще вдох… еще. Что за чудесный серый вечер! Брим прищурился, слушая, как постукивают остывающие гравигенераторы, и откинулся на спинку кресла. Он сделал свое дело.

Посадку они совершили благополучно, что бы там ни ждало их впереди.

Глава 5. Скальные волки и корабли-невидимки

Друзья переглянулись, сидя в темной кабине.

— Неплохо, — с шутливо-официальной интонацией произнес Урсис. — Пожалуй, я соглашусь еще как-нибудь полетать с тобой.

— Весьма польщен, — в том же духе ответил Брим. В кабине уже похолодало и начинал идти снег, поэтому он закрыл иллюминатор и включил подогрев скафандра. — Ну-с, мой мохнатый друг, что ты предлагаешь делать дальше как гражданин и налогоплательщик этого региона?

— Судя по тому, что делается снаружи, — после краткого раздумья ответил Урсис, глядя на падающий снег, — метель скоро укроет следы нашей посадки. Но катер скорее всего целиком не завалит — а он достаточно крупный, чтобы Облачники обнаружили его в том случае, если нас заметили.

— Может, натаскать веток из леса и замаскировать его?

— Подо что?

— Под куст или купу кустов — нечто естественное, словом.

— Что ж, неплохая мысль. Шестиместный катер, думаю, укрыть будет нетрудно. Давай-ка сразу и приступим. Пусть наш камуфляж как следует занесет снегом.

В разыгравшейся вьюге они затратили почти половину долгой ночи на то, чтобы завершить свою работу. При этом во тьме постоянно слышался вой двухголовых зверей, известных в Содеске как скальные волки. Но к рассвету катер, надежно заваленный ветками, стал совершенно не похож на себя — по крайней мере на взгляд Брима.

К сожалению, долгое пребывание на холоде доказало также полную несостоятельность имперского скафандра Брима. Хотя он считался адекватным почти во всех местах галактики, официально объявленных пригодными для обитания, на этой содескийской планете его нагревательный блок был явно не способен сохранить человеку жизнь. Сначала Брим пытался не замечать холода; потом, когда дискомфорт стал уж слишком заметен, постарался скрыть свою проблему от Урсиса — хотя бы на то время, пока они не закончили маскировать катер.

Да и усердная работа в какой-то степени помогала согреться. Но та же работа со страшной силой сжигала энергию, а провизии у них осталось всего на несколько дней. Брим держался еще метацикл после рассвета, а потом, несмотря на отопление кабины, его так затрясло, что он почти без сознания сполз на пол и далеко не сразу пришел в себя. Урсис, глядя на него, закатил глаза.

— Вилф Анзор, — заявил он, качая головой, — ты идиот.

Брим согласно кивнул:

— И к тому же не из самых умных. Зато катер мы замаскировали на славу, если допустимо хвалить самих себя.

— Нет, ты просто невозможен.

— Знаю. — Брим вспомнил Маршу Браунинг. — Мне об этом уже говорили. Извини, дружище.

Урсис сел на одно из пассажирских мест и нахмурился.

— Я ценю мужество, Вилф Анзор, и помощь в работе тоже. Но больше так не геройствуй. Мы нуждаемся друг в друге, если хотим сохранить жизнь — а я еще и шкуру.

— Ну, прости меня.

— Ладно, чего там. — Медведь положил шестипалую лапу на плечо Брима. — Главное теперь — смыться с этой планеты, и желательно не на арестантском корабле Лиги.

— Да уж. Они не слишком-то вежливы с пленными. Я это знаю по опыту.

— По башке бы мне дать за твой скафандр. Надо было подобрать тебе на этот рейс медвежий, детского размера. Ну да время на субсветовой скорости назад не обратишь, так что приходится подумать о будущем.

— И какие же мысли оно тебе навевает?

— Судя по показаниям системной панели, неизвестно, что у нас кончится раньше — еда или энергия для отопления кабины. Нам предстоит голодать или — в твоем случае — замерзнуть насмерть. Поэтому наша первостепенная задача, мой бедный безволосый друг, — это доставить тебя в какое-нибудь теплое место, не то мне придется везти тебя домой в замороженном виде.

Брим засмеялся помимо воли.

— Нет уж, лучше не надо. Но что ты намерен делать? При посадке я видел что-то вроде фермы — и есть еще это поместье в паре кленетов отсюда.

— Это я и имел в виду, — кивнул Урсис. — Метель, похоже, немного улеглась — пора поискать убежище. «В безлунные ночи медвежатам лучше не кататься на льду», как говорится.

— Правильно говорится. — Брим взялся за шлем. — Ладно, пошли.

— Нет, не пошли. Пойду я один.

— Ник, так нельзя, — запротестовал Брим. — А как же волки, которых мы слышали ночью? Урсис улыбнулся, надевая шлем.

— Это они должны бояться меня, когда я проголодаюсь как следует. А ты мне только помешаешь, понятно? Твой скафандр способен согреть тебя только тут, в кабине. Кроме того, здесь находится КА'ППА-передатчик. Если спасатели явятся, пока меня не будет, вы меня найдете. Ведь так?

— Ты прав, Ник, — угрюмо признал Брим, садясь на место. — Но ради Вута, побереги себя.

— Я поберегу себя ради Урсиса, — усмехнулся медведь, открывая люк. В кабину ворвалась струя морозного воздуха. Урсис вылез и захлопнул за собой люк.

Брим невольно передернулся. Во время своих многочисленных визитов на Содеску он ни разу не сталкивался по-настоящему с содескийским морозом — и оказался не готов к этому испытанию. Облачникам, должно быть, тоже несладко. Может быть, как раз суровый климат и спасет медведей, улыбнулся он. Время покажет…

* * *

Первый патруль Лиги появился около трех метациклов после ухода Урсиса: вверху тихо пролетел разведывательный глайдер. Брим не заметил бы его, если бы облака на время не разошлись и тень глайдера не упала прямо на катер. Разведчик сделал всего один заход, облетев два больших перелеска за полкленета от Брима, спугнул стайку пестрых птиц и ушел в глубину континента. Как видно, подумал Брим с облегчением и некоторой гордостью, мы с медведем не зря вкалывали всю ночь, маскируя катер. Немалое значение, конечно, имело и то, что Леди Удача остановила катер как раз на опушке леса. Как и тот факт, что лигеры явно его не разыскивали.

И все же, подумал Брим с тревогой, знают Облачники о нас или нет, они здорово затруднят для Урсиса поиски убежища. Он заинтересовался было тем, что же, собственно, лигеры здесь ищут, но отвлекся от этой мысли ради более насущных забот. Он прослушивал радиоканалы — не содескийские, где ничего не понимал, а лигерские, те, где передача велась открытым текстом. Его фертрюхт заржавел без практики, но он все-таки понял, что большая усадьба рядом служит чем-то вроде штаба.

Урсис, как и предвидел Брим, вернулся затемно, под жуткий вой скальных волков. Медведь не успел еще снять шлем, как Брим уже понял, что дело неладно.

— Паршивые новости, Вилф Анзор, — сказал Урсис. — Много открытых мест, приткнуться почти негде, и растреклятые разведчики гудят над головой день-деньской. Я только и знал, что шмыгать от них в укрытие. Я ведь ходячая мишень в армейском-то скафандре, Вут их побери. Ну и промотался впустую — видел, правда, усадьбу, о которой ты говорил. Там полно Облачников — в основном офицеров. У них там, видать, что-то вроде дома отдыха. Разжиться там едой будет трудновато.

— Да уж. Я тут весь день слушал радио. Там кто-то проводит совещание — большая шишка, по всему видать. Кодовое имя у него «Сталкер».

— Вот паскудство, — проворчал Урсис. — Ладно, поглядим, что будет завтра — вдруг они соберутся домой?

— Все может быть. — Брим потрепал друга по спине. — Спасибо тебе. Если дела у тебя совсем плохи, Ник Урсис — как раз подходящая компания.

Они поужинали частью своего скудного пайка, и Урсис плюхнулся в кресло.

— Длинный был день, Вилф Анзор. Жаль, что он прошел безрезультатно. Я сильно устал под конец, но завтра попробую снова. Риск, конечно, но что идти, что тут сидеть — все равно пропадать.

Брим положил руку ему на плечо.

— Ты не думай — я очень ценю то, что ты делаешь. И знаю, как ты рискуешь. Ты настоящий друг, Ник Урсис.

Медведь устало улыбнулся.

— Когда вернемся домой, поставишь мне бутылку логийского — идет?

— Можешь не сомневаться. — Брим не был уверен, слышал его Урсис или нет — медведь уже спал.

* * *

На другой день Урсису повезло не больше, чем в первую вылазку, а провизии почти совсем не осталось. Вражеские глайдеры то и дело пролетали над головой. Облачники явно искали что-то — или кого-то, но без особого рвения. Совещание в усадьбе, несмотря на оптимистические надежды Урсиса, продолжалось, и по всем радиоканалам ссылались на таинственного Сталкера.

Дела двух друзей оборачивались не лучшим образом. На третье утро — все еще без всякого ответа на их КА'ППА-сигналы — Урсис, неохотно собираясь выйти в очередную метель, выглянул в кружок, расчищенный на иллюминаторе, и вдруг замер.

— Вилф, — прошептал он, — похоже, Леди Удача вспомнила-таки про нас. Смотри не выходи только, пока я не позову — С этими словами он вылез в люк и исчез в снежных вихрях, крича что-то по-содескийски.

Брим бросился К окну и увидел ветхие сани, влекомые одиноким лохматым дрошкатом, — они остановились в каких-то двухстах иралах от катера. Сидевший в них медведь, закутанный в ворох теплых одежек, явно не имевших внутреннего обогрева, при виде Урсиса извлек из саней древнюю лучевую пику. Он навел ее на Урсиса и крикнул что-то — но изоляция катера и вой метели не давали Бриму расслышать почти ничего.

Урсис что-то ответил, но не остановился, продолжая брести по снегу к саням — прямо на грозную лучевую пику. Между тем это оружие, хоть и старое, могло проделать приличную дыру даже в катере, не говоря уж о медведе.

Брим затаил дыхание. Старый друг в который раз рисковал жизнью ради него. Урсис шел медленно, но упорно, и вьюга тут же заметала его следы. Когда между двумя медведями осталось не больше десяти иралов, Урсис остановился и протянул лапы ладонями вперед. «Я друг», — говорил этот универсальный жест. Брим, опасаясь худшего, смотрел во все глаза. Медведи заговорили, размахивая лапами, потом умолкли и застыли, словно гранитные статуи. Старый дрошкат, не в пример им, принялся вылизывать себе бок — очевидно, дело не терпело отлагательства. Напряжение сделалось почти осязаемым.

Наконец, через бесконечно долгий промежуток времени, туземец отпустил свою пику и спрыгнул наземь. Урсис шагнул вперед, и они сомкнулись в медвежьем объятии, которое, на взгляд Брима, могло бы сокрушить корабельную броню. Ухмыляющийся Урсис помахал Бриму, потом поглядел на небо, а туземец стал рыться в задке саней. Он извлек оттуда охапку каких-то теплых одежд, и оба медведя устремились к катеру.

* * *

— Вилф Анзор, — пробасил Урсис, влезая через носовой люк в сопровождении мороза и снега, — это наш новый друг, Викхино Перово Южный. — Расплывшийся в улыбке туземец следовал за ним.

Этот огромный медведь был на добрый ирал выше Урсиса. Его маленькие карие глазки смотрели твердо, как у того, кто привык полагаться на себя, короткая морда оканчивалась большим мокрым носом, а клыки в жизни не знали алмазных коронок. На нем был теплый шерстяной балахон, мягкие черные сапоги до колен, заправленные в них широкие штаны, перчатки и вязаная с серой кисточкой шапка под пару серому меховому воротнику. Благодаря многолетним объяснениям Бородова Брим знал, что это мех скального волка — признак взрослого медведя в этих живущих по старинке провинциях. Южный произнес несколько слов и поклонился.

— Он говорит — добро пожаловать на Згольвку, Вилф Анзор, — перевел Урсис. — Он гордится знакомством с человеком, который помогает нам в борьбе за нашу родину.

Южный добавил еще что-то, и Урсис улыбнулся.

— Говорит, что раньше видел людей только на картинках и рад, что в жизни они совсем не такие уж уродцы.

Брим улыбнулся Южному в ответ.

— Ну, спасибо. Скажи, что я безумно счастлив.

— Уже сказал. Сейчас мы осчастливим тебя еще больше. Знаешь, что он придумал, чтобы доставить нас на ферму, где мы набьем животы впервые за десять тысяч лет?

— Да уж не меньше. Но зачем он наставлял на тебя пику?

— Вопрос по существу, — сердито ответил Урсис. — Он слышал по КА'ППА-связи из Громковы, будто есть такие медведи, которые перешли на сторону Лиги. И говорит, что таких перевертышей надо убивать.

— Так у него есть КА'ППА-приемник?

— Нет, но существуют подпольные станции, оставшиеся в руках содескийцев, и они, когда могут, передают информацию по местному радио. Смелые медведи эти подпольщики, — добавил Урсис, глядя в стену. — За такую деятельность можно поплатиться шкурой, которая пойдет на шубу какому-нибудь Облачнику.

— Немытая борода Вута, — процедил Брим сквозь зубы.

— Кстати о шубах, — с плохо сдерживаемой яростью продолжил Урсис. — Тот Сталкер, о котором ты слышал по радио, — так вот, Викхино Перово знает, кто он.

— И кто же?

— Не кто иной, как наш старый друг маршал Родеф ноф Вобок. Твой Сталкер на самом деле Охотник.

— Засаленная, блохастая борода Вута! А я-то думаю, что это за важный жукид там засел? Но что он здесь, собственно, делает?

— По сведениям Викхино Перово, маршал прибыл сюда со своим штабом, чтобы немного отдохнуть: тонны тайм-травы, целый полк шлюх обоего пола и загородный замок. Неплохой способ вести войну, а?

— А известно ли, о чем они совещаются?

— Какие-то проблемы с Трианским, — саркастически усмехнулся Урсис. — Государь император вроде бы обеспокоен тем, что они продвигаются слишком быстро, и снабжение за ними не поспевает. Нам бы, медведям, их заботы.

— Этого недостаточно, чтобы оправдать гнев, с которым ты о нем говоришь, — заметил Брим. — В другое время ты только посмеялся бы над этой ситуацией, несмотря на опасность.

— Ты прав, Вилф Анзор, — помолчав, сказал медведь. — Слепой гнев и внезапная смерть на войне ходят рука об руку. Впредь буду держать себя в лапах.

— Но что тебя так разозлило, Ник?

— Ты правда хочешь знать? — скрипнул зубами Урсис.

— Конечно. Я уже большой мальчик.

— Извини, Вилфушка. Есть такое, о чем даже говорить не хочется. Викхино Перово говорит, что Облачники охотятся здесь на «пушных зверей».

— Ты хочешь сказать… — выдохнул Брим.

— На медведей, — прорычал Урсис. — На военнопленных. Отпускают их, а потом…

— Не знаю, что и сказать. Ник.

— Не надо ничего говорить, дружище. Когда-нибудь мы победим, и тогда… Тогда нам понадобятся большие усилия, чтобы сохранить цивилизованность. — Урсис тряхнул головой и заставил себя принять более веселый вид. — Ну, хватит об этом, Анзор. Для нас сейчас главное — не помереть с голоду.

Брим тоже заставил себя улыбнуться.

— Слушаю тебя.

— Слушай хорошенько, Анзор, — уже с неподдельным весельем хмыкнул Урсис.

— Гм-м. Я уже видел такое выражение у тебя на лице — перед какой-нибудь каверзой.

— Да нет, скальный волк меня заешь. Ничего особенного. — Урсис сказал что-то Южному, и тот покатился со смеху. Брим заметил, что медведи в самых мрачных обстоятельствах всегда готовы посмеяться. Это входило в их национальный характер.

Он подбоченился.

— С чего это вас разбирает, интересно знать?

— Да так, Вилфушка. Чтобы благополучно доехать до фермы Южного, тебя надо спрятать от наблюдательных глайдеров. К счастью, наш друг только что накупил в деревне новую одежду для семьи — а ты, мой безволосый друг, по размеру как раз сойдешь за медвежонка. — Урсис, отступив на шаг, окинул Брима критическим взглядом. — Немного тощ, пожалуй — меха-то на тебе нет. Но… — Урсис покосился на Южного, и оба снова зареготали, — несмотря на все твое безобразие, он готов признать тебя своим.

— Как так — своим?

— Своим медвежонком. — Урсис зажал лапой рот. — Во взрослые медведи ты не годишься — мелковат.

— И то верно, — уныло признал Брим. — Притом это все-таки лучше, чем голодная смерть.

— Само собой. К тому же тут есть и положительная сторона.

— В чем же она заключается?

— А в том, что я не смогу дразнить тебя по этому поводу.

— Это почему же?

— Да потому, Вилф Анзор, что мне придется одеться твоей матушкой. — Пришла очередь Брима прыснуть со смеху — и его поддержал Южный, который без всякого перевода догадался о смысле слов Урсиса.

* * *

Закутанный в одежки медвежонка, Брим поглядел на ненастное небо, ища вражеский глайдер, и вышел в падающий снег Он поставил обогрев своего скафандра на полную мощность и чувствовал себя комфортно впервые после прибытия на эту студеную планету. Урсис, шедший последним, включил охранную систему и сунул в карман дистанционный сигнальный датчик, прежде чем захлопнуть люк. Если кто-нибудь войдет в катер, будь то друг или враг, Брим и Урсис, получив сигнал, воспользуются своими коротковолновыми рациями. С помощью Леди Удачи это приведет к ним команду спасателей, а не отряд лигеров.

Во всяком случае, ничего лучшего они придумать не смогли. Облачники должны еще догадаться, кто и зачем посылает сигналы — откуда им знать, что это Брим и Урсис, жертвы злополучного рейса.

Вблизи сани Южного оказались весьма примитивной, в основном деревянной конструкцией, хотя отдельные ее части, видимо, скреплялись между собой вполне современным металлом. Длинный открытый кузов, около двадцати пяти иралов в длину и девяти в ширину, стоял на четырех полозьях. Задняя пара крепилась прямо к кузову, а передняя — к крестовине, которая соединялась с санями шарниром. Две длинные постромки тянулись от крестовины к дуге, под которой стоял дрошкат. Высокий облучок, на который Южный набросал подушек, казался весьма неудобным сиденьем.

— Садись в середине, Вилф Анзор, — распорядился Урсис, — чтобы легче было скрыть твою безволосую мордочку «Даже к некрасивым медвежатам могут привязаться скальные пауки», как говорится.

Брим, кивнув, взобрался на сиденье. Дрошкат сидел на снегу, старательно вылизывая левую лапу. Медведи уселись, и Брим с трудом сдержал хохот при виде своего друга. Урсис был одет, как содескийская арбатка, или бабушка, — в длинное бордовое пальто, вышитое цветами на подоле и манжетах. Шею обматывал ажурный шарф, а традиционный красный платок покрывал голову и завязывался под подбородком.

— Если ты хоть слово об этом пикнешь, Брим, — проворчал медведь, когда они тронулись с места, шурша полозьями по снегу, — в Содеске тебе больше не жить, а то и во всей галактике.

— Не бойся, я никому не скажу, — заверил Брим. — Разве что в моих мемуарах…

Урсис возвел глаза к небу и вдруг замер.

— Глайдер летит, — предупредил он, обхватив Брима за плечи. — Низко. — Он прижал голову Брима к груди. — Прикрой-ка руки.

Еще немного — и крылатый призрак скользнул вверху, летя сквозь снег. Сделав грациозный вираж, он развернулся, снизился и устремился обратно к саням. На сей раз он прошел всего в нескольких иралах над головами седоков, перепугав дрошката — тот поджал хвост и понесся куда глаза глядят, взрывая снег мохнатым брюхом. Сани чуть было не перевернулись, однако Южному удалось успокоить животное. Но тут глайдер вернулся, летя в каком-нибудь ирале над землей. Дрошкат свернул с дороги под прямым углом, и сани так накренились на левый бок, что седоки схватились за что попало. Бриму стоило большого труда прятать лицо на груди Урсиса, пока дрошкат несся сломя голову, преследуемый глайдером. Только когда из саней высыпался почти весь груз, пилоту, как видно, наскучила его забава, и глайдер, повернув, исчез в вихрях снега.

— Паскудный Облачник, — проворчал Урсис. Южный тем временем пытался сдержать запыхавшегося дрошката. — Ишь, пошутить вздумал.

— Мм-пф, — ответил Брим, высвобождаясь из крепких объятий медведя.

— Ох, прости, Вилф Анзор. Я забыл.

— Н-ничего. Лучше быть немного придушенным, чем попасть в плен. Я уж думал, что не вытерплю до конца.

Южный проревел что-то явно ругательное, указывая на дрошката, который улегся на снег, тяжело водя боками.

— Он говорит, что бедняга дрошкат слишком стар для таких скачек.

Брим нахмурился, глядя на мохнатого зверя.

— А до дому-то он нас довезет?

— Это только сам дрошкат знает, — пожал плечами Урсис. — Но будем надеяться, что да. Если я поголодаю еще немного, первой жертвой падет дрошкат. Больно уж он жилистый, правда.

— Полагаю, через пару метациклов нам станет все равно, — хмыкнул Брим.

Урсис поделился их соображениями с Южным, и все трое стали смеяться, но к смеху внезапно примешался вой, такой жуткий, что у Брима волосы стали дыбом. Он никогда еще не слышал, чтобы выли так близко, и сразу смекнул, что это не к добру.

— Скальные волки, — выдохнул Урсис, обернувшись в сторону, откуда шел вой. — Это, видно, глайдер их привлек, Вут бы его побрал.

Южный полез за своей лучевой пикой, а дрошкат заворчал, прижал уши, и его хвост, распушившись, стал нервно вилять из стороны в сторону.

Безоружному Бриму оставалось только вглядываться в метель и ждать, что будет.

Урсис вытащил свой старый бластер и скривился.

— Почти весь заряд я извел на «Максиме Чкалове» — надо было разобраться с ублюдками, которые хотели угнать катер, не дожидаясь тебя. Надеюсь, они не станут мстить нам с того света.

Волчий хор грянул снова, теперь гораздо ближе. Южный щелкнул кнутом и завопил, понукая дрошката. Тот не нуждался в особых увещаниях и поскакал по снегу так, словно был вдвое моложе.

Урсис поглядел назад и усмехнулся, несмотря на всю серьезность положения.

— Треклятые волки по крайней мере помогут нам поскорее добраться домой к обеду. — На такой скорости и при отсутствии рессор они ощущали на себе каждый ухаб.

— Если сами не пообедают нами, — заметил Брим.

— Тогда мы перестанем мучиться от голода, — флегматично ответил медведь. — Во всем есть своя хорошая сторона.

В этот миг из метели вынырнул первый скальный волк — могучий, широкогрудый, очень страшный на вид. Ростом этот зверь был почти до пояса Бриму и несся так, что быстро настигал сани, вытянув обе свои головы, прижав уши и разинув пасти. Клыки его были хорошо видны даже за четверть кленета.

Урсис приготовил свой бластер и пристроил ствол на левую руку, которой держался за спинку сиденья. Потом тщательно прицелился и стал ждать.

— Ты бы взял лучевую пику, Вилф Анзор, — с ледяным спокойствием посоветовал он. — Неизвестно, сколько выстрелов у меня еще осталось.

Из снежных вихрей появились еще трое волков, а первый продолжал догонять сани.

Брим осторожно взял лучевую пику у Южного, который правил и не мог стрелять. За ними гнались уже семеро волков. Брим упер длиннющий ствол в спинку сиденья и стал разбираться в устройстве этого почтенного механизма. Первый выстрел Урсиса застал его врасплох. Левая голова передового волка лопнула, брызгая кровью и мозгом, и шкура на плече обгорела, но зверь продолжал бежать, управляемый, видимо, правой головой. Скорость он, правда, сбавил, зато остальные шесть неслись во всю прыть.

Южный, оглянувшись назад, прокричал что-то Урсису.

— Что он говорит? — спросил Брим.

— Чтобы я стрелял между головами, — ответил, прицеливаясь, Урсис. — Там у них помещается сердце. Иначе их не остановишь. — Второй выстрел поднял фонтан снега рядом со вторым волком и чуть не сбил зверя с ног, но ощутимого вреда не причинил. — Плохо, — проворчал Урсис. — Сейчас не время упражняться в стрельбе, Николай Януарьевич. — Он выстрелил еще раз и попал точно между головами второму волку. Обе шеи хрустнули, и из сердца брызнула струя крови. Волк рухнул, прокатившись по инерции еще сотню иралов.

Пока Брим тщетно пытался активировать лучевую пику, Урсис выстрелил еще раз и снова промахнулся — сани как раз в этот момент наскочили на поваленное дерево. Однако двое волков выбыло из строя — первый явно истекал кровью и далеко отстал от других.

Урсис выстрелил снова и перешиб ноги зверю — обе головы хором взвыли от боли, и волк упал, зарывшись в снег.

Осталось еще четверо, и расстояние между ними и санями быстро сокращалось. Видно было, что силы старого дрошката на исходе, хотя Южный погонял его и криками, и кнутом.

— Ник, — крикнул Брим, — как активируется спусковой механизм у этой рухляди? Урсис прикрыл глаза, вспоминая.

— Там есть рычажок. Отведи его назад на три щелчка, а потом закрепи в стопоре сбоку.

Брим нашел рычажок и отвел его назад. После трех щелчков тот совместился с боковой канавкой и отскочил вперед под прямым углом. Брим закрепил его в этой позиции, и на затворе вспыхнули два зеленых индикатора из трех.

— Кажется, сработало! — крикнул он Урсису.

— Ну так стреляй! — проревел тот, целясь в очередного волка, который отставал от саней не больше чем на двадцать иралов. Выстрел Урсиса опалил зверю шкуру, но и только. Целиться больше не требовалось — волк несся в нескольких иралах от саней, разинув слюнявые пасти и свесив языки набок. Палец Урсиса надавил на курок, но вместо выстрела раздался пронзительный свисток — заряд кончился!

Брим в порыве отчаяния навел неуклюжую пику — промахнуться нельзя было — и нажал на курок. Он был вознагражден разрядом энергии, которого не постыдился бы и разлагатель. Волна ударила волку в грудь и превратила его в облако элементарных частиц. Огненный шар откатился назад и растаял струйкой грязного дыма.

Внезапное исчезновение не смутило трех оставшихся волков — теперь они бежали за санями рысцой и, похоже, договаривались, как поделить добычу. Брим прицелился в правого, затем последовал новый взрыв и вспышка пламени на месте большого и голодного скального волка.

Брим перенес пику, целясь в ближнего, который уже примеривался прыгнуть в сани, и нажал на курок, приготовившись к новому разряду. Однако ничего подобного не произошло. Два огонька на затворе означали, что в пике осталось всего два заряда.

— Все, Ник, — крикнул Брим. — Она разрядилась!

— Еще не все, дружище Брим, — ответил медведь, извлекая из-под пальто огромный нож. Он перелез через спинку сиденья, и в этот самый миг двое оставшихся волков прыгнули в сани, рыча и щелкая зубами в пароксизме бешеной ярости.

— Ник, на тебе же нет скафандра! — завопил Брим. Урсис, не отвечая, взревел по-медвежьи, заставив волков замереть, и полез им навстречу с утробным рычанием, размахивая ножом, как мечом. Волки ощетинились и поджали хвосты при виде этого злобного чудища, в которое превратилась их добыча. Медведь метнулся вперед, сгреб одного из волков за правую голову и воткнул нож ему в глаз. Пострадавшая голова взвизгнула от боли, а вторая инстинктивно отвернулась, обнажив мягкое место посередине. Урсис с быстротой молнии всадил нож по самую рукоять в сердце зверя. Обе головы взвыли и тут же поникли, облившись кровью.

— Ник, осторожно! — крикнул Брим.

Последний волк примеривался вцепиться в шею Урсиса. Брим полез назад, размахивая разряженной пикой, как дубиной, но опоздал.

Волк бросился на Урсиса и повалил его на дно саней.

Брим собрался вмешаться в схватку, но его ослепила трескучая вспышка света, которая выбросила волка из саней, а его швырнула на дно. Сани влетели в какие-то ворота, и Брим от сотрясения чуть не потерял сознание. Сани резко остановились, и к ним подбежал молодой медведь, крича что-то по-содескийски. Брим, потирая шишку на голове, взглянул на Урсиса — у медведя на лапе появилась кровоточащая рана, и морда была разодрана в опасной близости от глаза.

— Вутова мать, Ник, — простонал Брим, — ты как? Урсис сел, привалившись спиной к убитому им волку.

— Прекрасно. — Он с гримасой ощупал свою лапу. — Просто превосходно. А ты?

— Тоже. — Брим поднялся на ноги — перед глазами у него плясало с дюжину новых звезд. — Г-где это мы?

— Похоже, у Южного дома, — усмехнулся Урсис, посмотрев вокруг. — Гляди. — На каменной ограде стояла медведица с лучевой пикой. — Нам есть за что благодарить их — во всяком случае, мне. — И он заговорил с Южным. Тот, кивая, ответил что-то, явно довольный. — Он говорит, что даму зовут Пер-Сики, — пояснил Урсис. — Говорит, что она отлично стреляет — в чем у меня нет никаких сомнений.

— А ее муж — возница, каких мало, — добавил Брим.

Урсис перевел это Южному, и хозяин с улыбкой поклонился, а потом разразился длинной речью, указывая на дрошката, который вылизывался как ни в чем не бывало, хотя его хвост был все еще вдвое больше нормальной величины.

— Говорит, что старый Чеснок — так его зовут — самый храбрый дрошкат на свете.

— Охотно верю, — сказал Брим, а молодой медведь тем временем выпряг и увел дрошката. — Он просто герой.

— У старого Бородова такого никогда не будет. Породистые животные со временем вырождаются — как и короли, — подмигнул Урсис. Тут жена Южного подошла к саням и заговорила горячо и укоризненно, указывая на его раненую руку. — Похоже, она права, — сказал медведь. — Надо перевязать — я уже залил кровью все сани.

— Веская причина, — подтвердил, закатив глаза, Брим.

Пока Урсис вылезал из саней, Брим разглядывал усадьбу. Двор, около ста иралов с каждого бока, был огорожен с трех сторон грубой каменной стеной. Четвертую сторону занимал сам дом с большой пристройкой, где, похоже, и проживал отважный дрошкат. За стеной виднелась большая металлическая башня — видимо, семейный реактор; линий энергопередачи в округе не было. Около двух десятков лохматых животных испуганно жались в углу двора, ошеломленные внезапным вторжением саней. Их шерсть, очевидно, и была основным источником семейного дохода. Три или четыре молочные матки, тоже порядком взволнованные, топтались у входа в пристройку. Там и сям торчали большие голые деревья с черными извилистыми ветвями, на вид куда старше стены.

Из дома доносился самый заманчивый запах на памяти Брима — аромат свежеиспеченного хлеба! И Южный приглашал войти! Наконец-то еда! Брим выпрыгнул из саней, пошел через двор, и тут — грязная, вонючая, вшивая борода Вута! — у него в кармане заверещал сигнал! Кто-то отыскал их катер. Им с Урсисом нужно немедленно включить свои портативные передатчики, иначе они разминутся со спасателями — если это, конечно, спасатели, а не патруль Лиги.

Брим, промедлив только мгновение, включил свой и побежал догонять Урсиса. Спасатели это или Облачники, надо поскорее убираться отсюда, иначе славные крестьяне, приютившие их, могут поплатиться жизнью за свой поступок.

В теплой, уютной, очень большой кухне, откуда двери вели во все стороны дома, Урсис лежал на огромном диване перед ревущим огнем и жевал что-то вроде мяса, заложенного между двумя ломтями хлеба, а Пер-Сики тем временем перевязывала ему лапу.

— Ник, — сказал Брим, которому один из здоровенных отпрысков семейства Южных сразу вручил такой же бутерброд, — датчик сигналит.

Урсис замер — явно не от боли в руке.

— Надо уходить. Ты уже включил передатчик?

— Включил, Ник, — пробормотал Брим, уже набивший рот самой восхитительной пищей, которую когда-либо пробовал.

Медведь, отложив свою порцию, сунул лапу за пазуху и объявил:

— Я тоже включил, — а после обратился к Южному по-содескийски. Тот закивал и отдал какие-то команды трем своим сыновьям, которые послушно разошлись в разных направлениях. Поговорив еще немного с хозяином и его женой, хмуро сказал Бриму:

— Они дают нам другие сани и свежего дрошката. — Пер-Сики между тем закончила перевязывать ему лапу лечебным бинтом. — По моему настоянию, нас высадят где-нибудь подальше от фермы, а затемно вернутся посмотреть, забрали нас или нет. — Он помолчал, словно повторяя про себя детали своего плана, и кивнул. — Тогда, в том случае, если нас не обнаружат, мы вернемся сюда, и нам не придется коротать ночь со скальными волками.

Брим, давясь, проглотил остатки мяса — очень вкусного, нежного и пряного — и кивнул.

— Полагаю, ты снова наденешь скафандр? — спросил он с ухмылкой.

— Да — все равно скоро стемнеет. Спасут нас, возьмут в плен или доставят обратно сюда, прятаться больше нет смысла. Но ты, мой безволосый друг, — усмехнулся Урсис, — оставишь на себе и скафандр, и детские одежки, иначе мне придется тащить тебя на борт спасательного корабля в виде ледышки.

Не прошло и половины метацикла, как они уже снова сидели в санях (запряженных на этот раз маленькой, бурой с белыми пежинами дрошкатицей), и Лук, младший сын Южного, вез их сквозь усилившуюся метель. Закутанный в шерсть, в скафандре, греющем на полную мощь, Брим обещал себе, что, если останется жив, непременно поселится где-нибудь на орбите звезды с повышенной активностью, где круглый год стоит тропическая жара!

* * *

Лук высадил их, вместе с запасом еды и двумя полностью заряженными лучевыми пиками, в месте, идеально подходившем для спасательных целей: у купы деревьев недалеко от большого леса, в десяти кленетах от фермы Южных. С гордостью попрощавшись с Бримом по-авалонски, молодой медведь потряс лапу Урсису, прыгнул в сани и отправился домой под вой метели.

Еще один боец, который нипочем не сдастся поганым лигерам, с улыбкой подумал Брим. Трудненько будет врагу покорить медведей.

— Тут снег когда-нибудь перестает идти? — спросил он, когда они укрылись в чаще и присели за поваленным деревом.

Урсис помолчал, устраиваясь поудобнее.

— Иногда случается. Иначе деревья не выросли бы такими большими.

— Может, они простояли замороженными последние миллион лет.

— Все может быть. — И Урсис внезапно прищурился, глядя вдаль. — Это еще что такое?

Брим посмотрел в ту же сторону — к ним бегом приближалась какая-то непонятная фигура.

— Матерь Вута, — прошептал Брим, — это медведь… нет, медведица… и на ней скафандр!

Тут сквозь завывания ветра послышался лай собак, и позади медведицы появилась другая фигура, очевидно, преследующая ее.

— Облачник! — крикнул Урсис. — Он на нее охотится! — Он приподнялся и замахал руками, стараясь привлечь внимание жертвы, а Брим взял на изготовку одну из старинных лучевых пик.

Медведица, не видя их, оглянулась и удвоила скорость, стремясь добраться до леса.

Но Облачник в то же самое время небрежно снял с плеча длинный, тонкий спортивный бластер, быстро прицелился и выстрелил. Он попал точно в голову — на медведице не было шлема. Разряд энергии бросил ее вперед — она покатилась по снегу, дернулась и застыла в луже крови в каких-нибудь тридцати иралах от Брима и Урсиса.

— Гнусный убийца, — заворчал Урсис и полез через ствол, но Брим его удержал.

— Не надо, Ник, — шепнул он. — Ей все равно уже не поможешь.

— Лигерская сволочь! — Урсис схватил вторую пику и хотел пристроить ее на дереве, но Брим, ухватившись за дуло, пригнул ее к земле.

— Не дури, Ник. Ты ведь слышал лай. Этот лигер не один здесь. Сейчас прибегут его дружки — и если они найдут его мертвым, то откроют охоту на нас. Это в сто раз затруднит наше спасение, а ей ничем не поможет. Ну, подумай сам!

Медведь заскрипел зубами и закрыл глаза.

— Правда твоя, Вилф Анзор. Извини. Правота Брима подтвердилась очень скоро, когда еще двое Облачников с охотничьими бластерами подъехали на маленьком открытом глайдере, входившем, видимо, в парк машин охотничьего замка. Все трое не спеша направились к убитой медведице.

Брим не сводил глаз с Урсиса, который тяжело дышал, обуреваемый яростью.

— Ничего, Вилфушка, — шепнул медведь. — Я уже взял себя в руки.

Трое лигеров, стоя над мертвой медведицей, сняли шлемы своих скафандров и выпили, чокнувшись серебряными фляжками.

Брим покосился на пики, а Урсис вдруг затаил дыхание.

— Великий скальный волк. Ты видишь, кто это? Брим прищурился и ахнул.

— Великая Вселенная, Ник! Похоже, это сам Родеф ноф Вобок.

— Не просто похоже — это он и есть.

— Факт, — согласился Брим, только теперь разглядев кружок из пяти звездочек на левой стороне груди охотника. — Либо это фельдмаршал, либо его надо арестовать за самозванство.

Облачник был высок и крепко сложен, что даже его черный скафандр не мешал разглядеть. На узком лице под тщательно уложенными волосами выделялся тонкий аристократический нос с близко посаженными маленькими глазками, над тонкими, почти бесцветными губами виднелись едва заметные усики. Брим видел этого человека на голографиях несчетное количество раз. Ошибки быть не могло. Оба его спутника носили на груди три обергалитирские звезды, но их лица Бриму не были знакомы.

Ноф Вобок, внезапно встав на колени, расстегнул ворот скафандра медведицы и распорол скафандр донизу. Потом придержал убитую за голову, а двое других за ноги стащили с нее скафандр.

Фельдмаршал извлек из ножного кармана короткий нож, вонзил его в живот медведицы и, держа обеими руками, сделал надрез до самой шеи. Урсис при виде этого издал утробный рык.

— Он… он хочет… — прошептал Брим, но договорить ему так и не пришлось.

Урсис с ревом выскочил из-за дерева и в несколько прыжков покрыл расстояние между собой и Облачниками.

Брим, оцепенев, смотрел, как Облачники бросились бежать от него к своим бластерам. Но Урсис ухватил ноф Вобока за голову и свернул ему шею со звуком, похожим на щелканье кнута.

Брим прицелился из лучевой пики в одного из обергалитиров, но тут его уши наполнил грохот, идущий отовсюду… и ниоткуда.

Этого лигеры уже не выдержали. Охваченные паникой, они пустились наутек, но Урсис, не обращая внимания на шум, схватил фельдмаршала за ноги и принялся молотить им двух других, как дубиной. Те без чувств повалились наземь.

Откуда ни возьмись, из метели появился целый взвод Облачников. Впереди бежали трое штатских в зимней одежде, которых тащили за собой на поводках шесть огромных гратц-гончих. Солдаты мигом поняли, что дело неладно, и взяли на изготовку свои мощные «Шпанду-50». Брим взял на прицел ближнего и спустил курок. Трое солдат, бежавших рядом, исчезли в облаке пламени — это ошеломило остальных и, возможно, спасло жизнь Урсису.

Не успели Облачники опомниться от этой новой нежданной напасти, небо разверзлось — в буквальном смысле, как будто в нем открылось окно. В это окошко высунулся маленький разлагатель и повел огонь с ужасающей точностью. Первый разряд ударил в егерей с собаками, подняв их, словно тряпичных кукол, на двести иралов в воздух вместе с грязью и осколками дерева.

— Вилф! Ник! Это последний рейс на Громкову. Скорее! — прокричал странно знакомый женский голос по невидимому громкоговорителю.

Невидимому… Внезапно Брим понял, откуда шел шум. Корабль-невидимка! Причем свой — ведь кто-то на борту зовет их по имени!

— Вилф! — растерянно оглядываясь, проревел медведь. — Ты где?

— Я тут, Ник! — крикнул Брим сквозь грохот мощных гравигенераторов, указывая на люк, внезапно возникший в воздухе. — Смотри! Это НЕВИДИМКА — один из наших! Лезь на борт!

Разлагатель выстрелил снова, расшвыряв оставшихся лигеров во все углы Вселенной. Урсис, похоже, пришел в себя и опрометью кинулся к люку.

Брим последовал за ним, таща обе лучевые пики. Мешок с провизией больно молотил по спине. Урсис подскочил, и не менее четырех пар рук втянули его на борт — одна из них принадлежала старшине Барбюсу. И тут Брим увидел, кто пришел им на выручку — не кто иной, как его бывший старший помощник на борту «Звездного Огня» Надя Труссо!

— Давай, шкипер, — крикнула ему она. — Пора убираться отсюда. Тут поблизости происходит какая-то заваруха, и все лигеры в пределах светового года шпарят сюда.

Брима втащили в люк Барбюс и еще трое крепких ребят в форме Имперского Флота. Брим еще никому в жизни так не радовался.

— Спасибо, старшина, — выдохнул он, пока за ним задраивали люк.

Барбюс, очень серьезный, снял мешок у Брима со спины.

— Рад стараться, адмирал. Но за спасение вам следует благодарить капитана Труссо. Это она вычислила, что вы отправились на эту планету. Мы уже несколько дней шастаем в тылу у гадских Облачников.

Труссо, посовещавшись о чем-то с Урсисом, кивнула.

— В этот люк, генерал. Я понимаю, как это важно, но пожалуйста, поторопитесь.

— Я скоро, — пообещал Урсис, потрепав ее по плечу. — Нельзя допустить, чтобы Облачники сняли с нее кожу. — И он нырнул в дверь крошечного шлюза. Брим, глядя на Труссо, одобрительно кивнул.

— Благодарить будешь потом, шкипер, — сказала она. — Надо вывести этот корабль на дорогу, пока новые лигеры не набежали. — Маленькая, преждевременно поседевшая, с круглым лицом, смеющимися глазами, вздернутым носом и пухлыми губами, она выглядела, как настоящий эльф. У нее была складная фигурка с чуть великоватыми руками и ногами и пышной грудью, которая даже под флотским плащом неизменно привлекала мужские взгляды. Еще до войны, будучи старшим помощником Брима на корабле Имперского Флота «Звездный Огонь», она проявила себя великолепным пилотом, выполнявшим самые многообразные обязанности с жизнерадостной самоотверженностью градгроутского святого. К тому же она была очень искренней и чрезвычайно сексуальной — в неслужебные часы. Между ней и Бримом возникла большая симпатия, и им не раз стоило труда не выйти за рамки профессиональных отношений. После ее назначения капитаном на корабль-невидимку «Норд» их дружба приобрела несколько более интимный характер, хотя Леди Удаче еще предстояло дать им случай на нечто большее, чем торопливые объятия.

Через некоторое время корабль содрогнулся, и разлагатель выстрелил один-единственный раз. Урсис вернулся в отсек.

— Спасибо, капитан, — сказал он. Брим никогда еще не видел его таким измученным. Труссо, наверное, тоже заметила это и сказала:

— Не за что, генерал. Если что-то подобное случится со мной, я надеюсь, что и обо мне кто-нибудь позаботится. Проводите генерала в мою каюту, — велела она одному из матросов. — Постоянное место после подберем. — Урсис ушел, и она с подчеркнутым безразличием сказала Бриму:

— Между прочим, с тебя причитается — согласен?

— И не что-нибудь, а логийское номер один. Целое озеро, если задержишься в Громкове — а если нет, я тебе вышлю.

— Мы простоим в Громкове около суток. И если ты улизнешь с работы на пару метациклов, я поймаю тебя на слове. Озеро не озеро, но пару ящиков для всего экипажа…

— Уговор. — Брим надеялся, что никто не заметит, как он покраснел. — Скажи мне только, где тебя искать.

— Оставлю записку у посольского портье, — кивнула она. — А теперь пошли на мостик и будем выбираться отсюда. — По узкому трапу она провела Брима на тесный мостик, где небольшие гиперэкраны были почти полностью прикрыты сенсорно-проекторными панелями, маскирующими корабль. Указав Бриму свободное сиденье, она дружески — и весьма провокационно — подмигнула ему и прошла к пульту офицера по маскировке. Всмотревшись в мириады разноцветных символов на дисплее, она кивнула, села в левое пилотское кресло и закрепила ремни. Второй пилот, рыжая красотка с явно неуставными волосами до плеч, кратко отрапортовала, и обе начали ускоренную до предела предстартовую проверку.

Они почти немедленно поднялись в воздух и поднялись сквозь завихрения непрекращающейся бури в абсолютный покой космоса. В узкую щель гиперэкрана, сквозь летящий снег и облака, Брим мельком увидел внизу ферму Южных. Он улыбнулся, вспомнив и медведей, и аромат свежего хлеба, наполнявший их теплую, уютную кухню. Все казалось таким мирным там, внизу. Ему даже показалось, что он видел Чеснока, храброго старого дрошката, и Брим с волнением подумал: такой народ победить нельзя!

В следующий момент «Норд» ушел в облака, и вскоре перед Бримом открылось безбрежное звездное пространство. Через четыре дня они вернулись в Громкову, а на фронте Брим так и не побывал.

Глава 6. Загадочное затишье

Вечером, взяв на вахте обещанную записку от Труссо — и милое послание от Марши Браунинг, на которое тут же ответил, — Брим отправил свой рапорт в Авалон. Кроме краткого отчета о гибели ноф Вобока, он почти не содержал новой информации. Брим, несмотря на свои приключения в тылу врага, так и не добрался до линии фронта Но это сообщение будет последним, которое он составляет с чужих слов.

В первые же метациклы после посадки «Норда», доказав военным медикам, что находится в полном здравии, он убедил Бородова и Урсиса в том, что единственный способ давать правдивую информацию о войне — это самому в ней участвовать. Медведи поначалу сопротивлялись, но в конце концов сдались, и Бородов договорился обо всем еще до вечернего чаепития. Через два дня Брим должен был явиться на дальнюю учебную станцию, чтобы поступить в экипаж ЗБЛ-4 Так он станет участником боев, а не просто наблюдателем.

Труссо ждала его у посольства. В Громове, как обычно, шел снег — он начался еще с метацикл назад. Улицы и здания оделись в белое покрывало, а высокие деревья на проспекте Молоко превратились в фантастические черно-белые скульптуры. Ответив на приветствие почетного караула десантников у посольства, Брим спустился по широкой лестнице, недавно расчищенной, но уже снова заметенной снегом, и стал оглядываться в поисках служебного глайдера. Надя Труссо умела очаровывать транспортников обоего пола, как никто во Вселенной. Но никаких глайдеров у посольства не наблюдалось — там стояли только нарядные белые сани, украшенные орнаментом из золотых листьев и запряженные тремя громадными пегими дрошкатами. Ямщик на высоком облучке был одет в высокую шапку с двумя перьями завенкока сбоку, теплый красный кафтан с золотым позументом и блестящие черные сапоги. Увидев Брима, он взмахнул своим длинным кнутом и, улыбаясь во весь рот, указал на сани.

Там лежала груда разноцветных одеял, и Брим расхохотался, разглядев закопавшуюся в них Труссо. Она ухмылялась во весь рот, словно отмочила лучшую шутку во Вселенной.

— Полезай ко мне, Вилф Брим, — это единственный способ не замерзнуть!

Брим, ухмыльнувшись в ответ, залез в сани и начал разгребать одеяла, но она ухватила его за руку.

— Плащ-то сними, дуралей, — в нем ты точно замерзнешь!

Брим поднял брови и заметил, что плащ Труссо уже лежит на противоположном сиденье.

— Неужто там так тепло?

— Вот сними плащ, тогда узнаешь. — Она хихикнула. — Мне тут очень уютно.

— По тебе заметно. — При ближайшем рассмотрении оказалось, что Труссо сидит, укутанная всего в один громадный плед. Брим скинул плащ, частично размотал ее и забрался в ее кокон.

— Ух, как здорово, — облизнулась она.

— Ага. — Он обнял ее за плечи, укрываясь поплотнее. — А так еще лучше.

— Что же дальше? — спросил он. Она широко раскрыла глаза.

— Что может быть дальше перед посольством, посреди проспекта Молоко? Да еще когда эти десантники смотрят. Ты, похоже, куда распутнее, чем я думала.

— Не знаю, — засмеялся Брим. — Зависит от того, какое распутство у тебя на уме.

— Вилф Брим! — простонала Надя. — Ты просто невозможен! — И она крикнула ямщику:

— Ну, господин Савловский, прокатите-ка нас по городу!

— Слушаюсь, — ответил медведь на ломаном авалонском и щелкнул кнутом. Тройка сорвалась с места и помчалась по широкому проспекту, позвякивая бубенцами.

Брим поймал себя на том, что ухмыляется, как идиот, глядя, как проносятся мимо огни почти пустого проспекта Молоко — «посольской деревни» Громковы. Деревья, фонари в туманной дымке, даже случайные прохожие — все казалось мягче и как-то приветливее сквозь пелену снега, летящего на лицо и глаза. Когда они свернули в улицу потемнее, Брим посмотрел на личико эльфа рядом и покачал головой. Не верилось, что всего четыре стандартных дня назад он не знал, доживет ли до следующего утра. А теперь он сидит… Надя, слегка приоткрыв рот, смотрела на него. Не закрывая глаз, он нежно привлек ее к себе, и их губы соприкоснулись. Это происходило с ними всего лишь во второй раз за их давнюю дружбу. Пульс Брима участился, когда она припала к нему и ее язык оказался у него во рту. Ее дыхание он помнил еще с их первого поцелуя — свежее и ароматное, как весенний ветер. Он закрыл глаза, и его фантазия заработала в тысяче направлений, одно другого соблазнительнее.

Они с жаром принялись наверстывать потерянное время со всеми его разочарованиями, К середине ночи они объехали не меньше трех питейных заведений, отпробовали несчетное количество марок знаменитого громковского вина и теперь неслись вдоль темного берега реки Громковы, далеко от городских огней. Созревшие для того, чтобы исполнить наконец давние обещания, они смеялись до упаду, пытаясь принять нужную позу в санях, предназначенных для медведей. Совсем раздевшись под своим пледом, они давно отказались от традиционных решений, и Брим сидел на подушках нос к носу с Надей, балансирующей у него на коленях. Вцепившись ему в плечо левой рукой, она хохотала, стараясь осуществить задуманное, а сани раскачивало и подкидывало на ухабах.

— Может, велеть ему остановиться? — предложил Брим, при внезапном толчке попав куда-то мимо цели. Наде никак не удавалось пристроиться как надо.

— Извини, — сказала она, приостановив свои попытки, — но останавливаться никак нельзя. Медведи делают это на скаку, и мы, Вут свидетель, тоже сделаем. В Авалоне, как говорится, поступай…

— Но мы не в Авалоне. Мы в Громкове, и медведи делают это по-другому. — Брим попытался получше укрыться пледом.

— Точно! — с торжеством вскричала Надя. — Это мы все делаем не так! — Она обняла его за шею, чмокнула в губы и отпихнула в сторону. — Давай-ка поворачивайся, — скомандовала она, становясь на колени и держась за спинку саней. — Да смотри не промахнись!

Брим, смеясь, принял нужное положение — тройка в это время огибала крутой поворот — и в тысячный раз поправил плед на них обоих. Подхватив одной рукой ее трясущиеся груди, он двинулся вперед… Наконец-то!

Надя ахнула и вскрикнула:

— Есть! О-оо!

И тут Брима ослепили фары глайдера, идущего позади. Замигали зеленые огни, и мегафон прогремел что-то по-содескийски самым официальным тоном. От испуга Брим увял и сразу освободился.

Надя с криком зажала глаза руками и соскользнула на дно саней, пытаясь нащупать свой флотский плащ. Брим сполз туда же, надел свой собственный — очень холодный! — плащ и ощупью нашел брюки в складках пледа.

— Тайная полиция! — крикнул ямщик. Тройка остановилась, и чужие шаги уже хрустели по снегу. — Требуют предъявить документы.

— Скажите им, чтобы подождали, не то они увидят кое-что поинтереснее документов, — сердито отозвалась Труссо.

Ямщик сказал что-то по-содескийски, получил ворчливый ответ, и шаги остановились.

— Какого тытьчерта им от нас надо? — вслух поинтересовался Брим.

— Тайная полиция не делится своими планами, — осторожно ответил ямщик. — «Медвежата на тонком льду не зовут к себе скальных волков», как говорится.

— Чертовы легавые, — пробурчал Брим, садясь на заднее сиденье и натягивая штаны. Он оглянулся через плечо — на ночном небе вырисовывались четыре мощные фигуры.

Труссо, сидя напротив него, натягивала красные трусики поверх сапог.

— Чертовы легавые, — повторила она, оправляя юбку и застегивая плащ.

Брим надел сапоги и спросил:

— Ты готова?

— Смотря к чему, — скорчила гримасу она.

— Например, к контакту с содескийской тайной полицией.

— Скажи им, пусть убираются, — фыркнула она, расчесывая пальцами короткие волосы. — Я этим занимаюсь только с людьми.

— Может, они просто поговорить хотят. — Брим закутал ее в плед.

— Преле-естно. — Она ушла в складки, как черепаха. — Тогда пусть идут.

— Скажите им, кучер, что мы готовы, — произнес Брим.

Ямщик крикнул что-то, и к саням подошла крупная медведица в строгой черной форме, высокой фуражке и белой портупее через грудь.

— Адмирал Брим? — осведомилась она. В это время второй глайдер, жужжа, остановился рядом с первым.

— Это я, — буркнул Брим.

— Могу я взглянуть на ваши документы? — спросила она на чистом, без всякого акцента авалонском.

Брим достал из плаща паспорт и подал ей. Она зажгла фонарик и передала документ второму медведю, подошедшему к ней. Тот, в такой же черной форме, изучил паспорт при свете и проверил на портативном сканере. Прибор зачирикал, и оба медведя вытянулись по стойке «смирно».

— Адмирал Брим, — сказала женщина, — нам приказано немедленно доставить вас в Зимний дворец. Брим отдал им честь, не поднимаясь, и спросил:

— Кем приказано? — Авалонцы не привыкли, чтобы их вот так вызывали куда-то среди ночи.

— Это нам не сообщили, — ответила медведица.

— Меня в чем-то обвиняют?

— Мы получили инструкцию доставить вас в Зимний дворец. Это все, что нам известно.

— Зато вам отлично известно, как связаться с авалонским посольством. Вот и сделайте это, иначе я никуда с вами не поеду. — И Брим сказал ямщику:

— Везите нас обратно в Громкову, на то место, где меня подобрали.

— Извините, не могу.

— Почему?

— Они убьют меня.

— Это правда, — подтвердил медведь-полицейский. — Убьем.

— Ясно, — сказал Брим. Блеф не удался. Посмотрев на испуганную Труссо, Брим спросил медведицу:

— А что будет с моей спутницей, если я соглашусь подчиниться вашему вопиющему требованию?

— Коммандер Труссо в любом случае вольна поступить, как ей будет угодно, — пожала плечами медведица. — Наш глайдер может доставить ее на «Норд» или в любое другое место, которое она укажет. А если она пожелает, то может остаться в санях. В Зимний дворец вызывают только вас, адмирал. «Скальные волки катаются на льду в полнолуние», как говорится.

Бриму стало спокойнее.

— Похоже, с тобой все в порядке, старпом, — сказал он. — Они даже знают, кто ты. Да и мне, похоже, ничего не грозит — иначе они не предлагали бы доставить тебя обратно на корабль. Они даже бластеры не вынули — по крайней мере ничего такого не видно.

— До меня уже дошло, — кивнула Труссо, оглядывая снежный пейзаж. — Странное место эта Содеска.

— Для нас — да, — согласился он. — Но есть многое, что говорит в ее пользу. Медведи — хороший народ, просто они думают не совсем так, как мы. И потом, выбирать мне особенно не из чего.

— Ну надо же, — проворчала Труссо. — Последний раз, когда мы были вместе, ты был такой усталый, что чуть носом не клевал. А теперь нате вам — тайная полиция. Хотела бы я знать, что будет в следующий раз, шкипер?

— Возможно, мы наконец осуществим задуманное. — Брим нашарил под пледом ее руку. — Сегодня мы успешно начали — авось в другой раз завершим.

— Буду ждать с нетерпением, шкипер, — усмехнулась она, — не забывай только, что с годами я не делаюсь моложе. — Она достала из полевой сумки солидную пачку кредиток и вручила ее обрадованному ямщику. Брим улыбнулся, видя, как загорелись у медведя глаза.

— Я вижу, ты решила согласиться на предложение полицейских.

— Угу. Без тебя тройка станет далеко не столь романтичной.

— Приятно слышать. Ты извини, что так получилось.

— Не за что извиняться — тебя тут никто не спрашивал.

— Простите, но нам пора, — сказала медведица, все это время скромно глядевшая вдаль. — Во дворце ждать не любят.

— Еще цикл. — Брим, глядя на Труссо, скорчил гримасу. — Ну что ж…

— Ну что ж. — Она с улыбкой склонила голову набок. — Подождем до следующего раза.

— Тогда уж у нас непременно получится. — Ямщик щелкнул кнутом, и тройка поскакала прочь, гремя бубенцами. Брим сжал Наде руку. — Я тебе точно говорю.

— Теперь твоя очередь нанимать тройку.

— Лучше уж попробуем что-нибудь поустойчивее — вроде гостиницы. — Он обнял ее и прошептал:

— Смотри не забудь. Я слишком долго тебя ждал.

— Не забуду, Вилф Брим, — заверила она. — Не ты один ждешь. Расскажи потом, зачем ты так понадобился великому князю. Он не похож на медведя, который находит кайф в том, чтобы портить его другим.

— Вряд ли мы с тобой настолько важные персоны, чтобы нам помешали специально, — засмеялся Брим, усаживая ее на заднее сиденье глайдера.

— Вот и разберись.

— Обязательно. Спрошу первым делом. — Он захлопнул дверцу, и глайдер отошел, но иралов через двадцать остановился. Пассажирское окошко на крыше открылось, и Надя, высунувшись на мороз, крикнула:

— В следующий раз непременно, шкипер!

— Непременно, старпом. — Брим помахал ей, и она уехала, а он отправился в Зимний дворец.

* * *

Меньше чем через полметацикла глайдер Брима прошел в служебные ворота со стороны реки, где его явно ожидали, пролетел по территории дворца и остановился у входа, ведущего, по-видимому, в кухонные помещения. Тут же у крыльца висел чей-то армейский лимузин Двое огромных гвардейцев в багряных мундирах и высоких мохнатых шапках, вооруженные особенно массивной разновидностью содескийских лучевых пик «Халодны Н-37», открыли дверцу пассажирского отделения, впустив внутрь мороз и снег.

— Адмирал Брим, — сказал один с учтивым поклоном, — прошу следовать за мной.

Брим, успевший за время поездки поразмыслить о том, чего лишился, хотел выплеснуть свое раздражение, но воздержался — солдаты тут были ни при чем.

— Ладно, — сказал он, положившись на Леди Удачу — Ведите Крайне смущенный, Урсис ждал его в вестибюле.

— Гм-м, — сказал Брим. — Я так и думал, что без тебя тут не обошлось.

— На этот раз я чист, Вилфушка. Знать ничего не знаю. — Медведь нахмурился. — И надо же, чтобы ты как раз уединился со старым другом, капитаном Труссо. Должен же человек как-то расслабиться на медвежьей планете — так нет…

— Послушай, дружище, — смягчился Брим, но тут появился слуга в роскошной, красной с золотом дворцовой ливрее.

— Генерал Урсис, адмирал Брим, прошу вас следовать за мной, — с низким поклоном сказал он.

Брим, взглянув на Урсиса, пожал плечами и пошел за слугой по длинному узкому коридору, где стены были исцарапаны целыми поколениями столиков на колесах. Сопровождаемые сзади гвардейцем с пикой наготове, они прошли через шумные кухонные залы, и коридор преобразился в отапливаемую галерею, где витали вкусные запахи. Они миновали сонмы мокрых от пота поваров, мясников в окровавленных передниках (в том числе и явно беременную медведицу) и целую армию работников в костюмах различных гильдий. В конце концов слуга довел их до узкой винтовой лестницы.

Они поднялись до первой площадки, к массивной двойной двери. Слуга дотронулся до светящейся красной пластинки на стене и сказал вполголоса:

— Один момент.

— Где это мы? — спросил Брим.

— Ш-ш, — прошипел служитель Пластинка из красной стала зеленой, и он, попросив всех отойти, нажал на автозащелку. Двери, повернувшись на бесшумных петлях, медленно, почти величественно распахнулись, и показалась комната, залитая мягким светом. Войдя туда со скромного служебного хода, Брим ощутил запах нового коврового покрытия — и живых цветов. Вазы с ними стояли повсюду В центре большой овальной комнаты ожидали, повернувшись спиной к двери, два роскошно одетых медведя. Гигантская фреска над ними живописала подвиги некоего легендарного содескийца, который, судя по костюму, жил в очень раннюю эпоху космических полетов. Плафон, разделенный лепниной на несколько частей, сливался в картину, дающую иллюзию безбрежного небосвода. На нем парили крылатые медведеобразные существа с вкраплением человеческих фигур. Казалось, что некоторые из них слетели на карниз под потолком, где преобразились в статуи. Оба медведя повернулись лицом к двери: это были князь Бородов и его старший брат, Николай Двадцать Первый, князь всея Содески и верховный маршал Галактической Федерации Содескийских Государств. Урсис и двое сопровождающих тут же припали на одно колено, только Брим остался стоять.

Великий князь произнес что-то, апатично разглядывая свой палец, и гвардеец со слугой тут же исчезли, словно ветром их сдуло, Урсис же нерешительно поднялся на ноги.

— Приветствую вас в нашем скромном кабинете, — на чистейшем авалонском сказал великий князь. — Надеюсь, мы не причинили вам особых неудобств, хотя адмирала Брима… — он поджал губы и развел руками, — полиция, боюсь, застала в весьма деликатный момент.

— В Содеске для великого князя не существует неподходящего времени, — быстро нашелся Брим, проглотив подступивший гнев.

— Прекрасный ответ, адмирал, — с легкой улыбкой заметил великий князь. — Мы запомним ваше великодушие и постараемся исправить ущерб. — Он кивнул слуге, почти невидимо таящемуся в дальнем углу, и подмигнул Бородову. — Давайте-ка сядем. — Он указал на мраморный стол, где стояла низкая ваза с пышным букетом цветов — Анастас Алексий уверяет, что вы оба можете сказать немало ценного о текущем состоянии военных действий.

Когда они шли через комнату, Брим отметил пружинистую, почти нервную походку великого князя — этот монарх держал себя в форме. Если учесть количество парадных ужинов, на которых ему приходится присутствовать, улыбнулся про себя адмирал, он должен упражняться, не щадя живота своего!

Николай занял стул с высокой спинкой, а Бородов, Урсис и Брим разместились на уменьшенных, но очень удобных копиях княжеского сиденья — Николай Януарьевич, — нарушил молчание Бородов, обращаясь к Урсису, — князь Николай Боровицкий желает знать, какими мыслями мы обменивались между собой, говоря о войне. — Он помолчал, словно обдумывая следующие слова, и продолжил:

— Вилф Анзор, мы будем говорить по-авалонски, чтобы ты мог участвовать в беседе. Будет хорошо, если ты частично раскроешь содержание рапортов, которые отправляешь еженедельно генералу Драммонду и императору Онраду, впрочем, решай сам. Великий князь прежде всего желает знать, почему мы… э-э… не выигрываем эту войну.

— Особенно когда наша наземная армия считается оснащенной и обученной лучше всех во Вселенной, — сухо добавил великий князь, глядя на Урсиса. — Брат Анастас Алексий посоветовал нам спросить вашего мнения, и мы спрашиваем. Так почему же мы не выигрываем войну?

Урсис обменялся взглядом с Бородовым, и последний слегка кивнул. Урсис набрал в грудь воздуха и прикрыл глаза, словно принимая решение, от которого зависела его жизнь, — да так оно, собственно, и было.

— Вы не только не выигрываете войну, ваше величество, — сказал он, — вы, по сути дела, быстро проигрываете ее.

— Измена! — воскликнул великий князь, и шерсть у него на затылке встала дыбом.

— Брат Николай Каховский, — спокойно вмешался Бородов, — прошу вас, не забудьте, что эти двое — мои гости, а следовательно, являются гостями августейшей семьи. Они говорят правду, какой ее видят, — и поверьте, видят они хорошо.

Николай постучал ногой по полу и смягчился.

— Хорошо. Объясните же нам, генерал Урсис, отчего мы проигрываем войну, имея самую оснащенную и обученную армию во Вселенной? Особенно после того, как вы столь удачно расправились с одним из ведущих военачальников Лиги.

— Возможно, наша армия действительно оснащена и обучена лучше всех во Вселенной, — сказал Урсис, подавшись вперед. — И маршал ноф Вобок действительно мертв — но это произошло совсем недавно, и его политика продолжает жить. Только время покажет, какие плоды принесет это удачное для нас событие. У Негрола Трианского есть и другие талантливые офицеры, которых он может поставить на место маршала. Быть может, новый окажется даже лучше своего предшественника. Но…

— Но почему мы все-таки проигрываем, генерал? — резко прервал великий князь. — Наши самые доверенные советники говорят нам, что нашу армию победить невозможно. И годы, проведенные нами лично в Содескийской Военной Академии, не позволяют сомневаться в их словах.

Урсис подумал и спросил:

— И чем же ваши советники доказывают свою теорию, ваше величество?

— Доказывают? — с недоумением повторил великий князь.

— Да, ваше величество. Они, несомненно, предъявили вам какие-то фактические материалы, подтверждающие их точку зрения?

— Да, предъявили, — нахмурился князь. — И предъявляют. Каждую неделю мы видим три-четыре голографии, на которых содескийские краулеры давят полчища лигеров и берут их в плен. — Николай сердито вскинул руки. — А вот брат Анастас Алексий уверяет, что мы каждый день теряем новые планеты и солнечные системы. Как это возможно?

— Это возможно, потому что нашу армию бьют, ваше величество.

— Не правда! Мы просматриваем все донесения, которые получаем, и там говорится только о победах. «Только безмозглые медвежата кусают скального волка за хвост», как говорится.

— Это так, ваше величество, — примирительно сказал Урсис. — Но, возможно, ваши советники говорят не всю правду…

— Анастас Алексий, — предостерег князь, — пусть твой гость сохраняет уважение, говоря о членах нашего совета. Они никогда не лгут нам. Они наши друзья еще со дней Академии.

— Брат Николай Боровицкий, — спокойно ответил Бородов, — генерал Урсис не употреблял слова «ложь» — это вы его употребили. Быть может, это слишком сильное слово. Быть может… — Он пожал плечами. — Давайте не будем пока пытаться дать определение слову «правда». Позвольте генералу Урсису продолжать.

Великий князь был явно гневен, но все-таки кивнул.

— Благодарю, ваше величество, — спокойно произнес Урсис.

Интересно знать, насколько ты спокоен внутри, подумал Брим.

— Я должен просить ваше величество о снисхождении, — продолжал Урсис. — Соблаговолите ответить: возможно ли, чтобы армия выигрывала наземные битвы, теряя при этом планеты и солнечные системы?

— Это только наш неуемный братец утверждает, что мы теряем их, — проворчал великий князь.

— Однако предположите на время, что это правда — хотя бы в теории, — вставил Бородов. — «Не побеждать» — почти то же самое, что «терпеть поражение», вы согласны?

Великий князь подумал немного и сердито кивнул головой.

— Да. Это, пожалуй, верно.

— Итак, я повторяю, — сказал Урсис, — возможно ли, чтобы армия выигрывала наземные битвы, теряя при этом планеты и солнечные системы?

— Да, логики в этом нет, — согласился князь. — Но даже военные консультанты в Авалоне признают, что наша армия на земле не знает себе равных. Не так ли? — спросил он, обращаясь к Бриму.

— Так, ваше величество — но… Князь отвернулся от Брима так, словно того и не было в комнате.

— На их-то слова вы полагаетесь, генерал Урсис?

— Да, ваше величество. — Урсис, тоже порядком рассерженный, посмотрел на Бородова, который возвел глаза к расписному потолку. Но тут генерала, кажется, осенила новая мысль. — Ваше величество, если бы мы просто «не выигрывали» войну, все оставалось бы на мертвой точке и «фронтовые донесения» приходили бы из одних и тех же мест, не так ли?

— Да, это резонно, — сказал, подумав, князь.

— Очень хорошо. Извольте же сами, ваше величество, проверить координаты планет, откуда вы получаете донесения — результаты могут удивить вас. А после этого, если ход войны начнет беспокоить ваше величество так же, как и нас, не угодно ли будет подумать над тем, что мешает армии, слывущей непобедимой, одерживать какие бы то ни было победы.

Великий князь нахмурился, явно недовольный тем, какой оборот принимает дело, но все же кивнул.

— Да, возможно, мы рассмотрели бы этот академический вопрос, будь мы обеспокоены.

— Покорно благодарю, ваше величество, — с некоторым облегчением произнес Урсис. — В таком случае я попрошу адмирала Брима дать вам необходимые разъяснения.

Брим, вздрогнув, как от удара током, посмотрел на Урсиса и проглотил огромный комок, непостижимым образом возникший у него в горле.

— В-вы хотите знать, что мешает…

—..непобедимый якобы армии одерживать победы, — закончил за него князь. — Вы у нас космический эксперт — говорите же.

Что ж, подумал Брим, за этим меня сюда и прислали. Набрав побольше воздуха, он встретился с каменным взглядом великого князя.

— Это довольно просто, ваше величество. Какой бы хорошо оснащенной и храброй ни была ваша армия, ни один медведь и ни один краулер не устоит против наземных сил Лиги, пока те воюют в тесном взаимодействии с Космическим Флотом Хота Оргота. Ваши солдаты, чтобы сражаться успешно, должны иметь защиту — и огневую поддержку — из космоса. Только комбинация сил обеспечивает победу, а чтобы победить окончательно, необходимо производить и использовать в больших количествах наступательную космическую технику. Я видел хороший пример этому на маневрах, где вы и сами изволили присутствовать…

* * *

— На сегодня довольно, адмирал, — сказал наконец Николай, подняв унизанную кольцами руку. — Вы дали нам богатую пищу для размышлений. Имеете что-нибудь добавить, генерал? — Великий князь обратился к Урсису отрывисто, почти сердито, как будто тот чем-то ему досадил.

— Могу лишь высказать благодарность вашему величеству за то, что соблаговолили выслушать нас в столь затруднительной ситуации, — ответил Урсис, храбро выдержав стальной взгляд монарха.

Князь кивнул и ворчливо сказал Бородову:

— Так вот почему, Анастас Алексий, ты докучал нам весь прошлый год?

— Больше года, Николай Боровицкий, — заметил Бородов.

— Да. Можешь не напоминать. Ты, как и генерал Урсис, считаешь, что мы не выигрываем войну, верно?

— Ваше величество, — серьезно заметил Урсис, — я хочу подчеркнуть, что мы войну проигрываем. Более того, если мы будем продолжать в том же духе, то Лига в течение стандартного года может оказаться, фигурально говоря, у самых ворот Громковы.

Великий князь стиснул подлокотники стула, задетый за живое словами Урсиса, и прорычал что-то по-содескийски.

— Вы обещали говорить только на авалонском, Николай Боровицкий, — напомнил Бородов.

— Мы сказали, что генерал Урсис не стесняется высказывать свое мнение, — ворчливо пояснил князь.

— Это не совсем точный перевод, — сказал Бородов Бриму, — значительно смягченный.

Наступило молчание. Князь уперся подбородком на шестипалую лапу и задумался, вглядываясь в отполированную поверхность стола. Затем он поднял глаза на собравшихся.

— Не очень-то вы порадовали нас этой ночью, — проворчал он.

— Радовать вас не входило в наши намерения, Николай Боровицкий, — ответил Бородов.

— Сделай милость, Анастас Алексий, позволь нам договорить.

Бородов умолк, но не счел нужным извиниться.

— Как мы уже сказали, ваши речи не доставили нам радости. И даже вызвали наш гнев. — Он помолчал, глядя в расписной потолок. — Однако мы не можем не похвалить вас за смелость — даже тебя, брат Анастас Алексий. Тот, кто обладает такой властью, как мы, не всегда может быть уверен, что ему говорят правду. Мы часто подозревали, что нам говорят то, что мы, по мнению тех, кто говорит, хотим слышать. С вами тремя я не испытываю таких подозрений. — Князь, помолчав, откинулся назад и объявил:

— Аудиенция окончена.

— Благодарю вас, Николай Боровицкий, — сказал, поднявшись, Бородов. Он и Урсис поклонились, а Брим отдал честь.

Мажордом в красной ливрее тут же возник у стола. — Проводишь их назад тем же путем, что привел, — распорядился князь, кивнув Бриму и Урсису.

— Это не по недостатку учтивости со стороны брата, — со смехом пояснил Бородов, — а для вашего же блага. Многие при дворе станут, скажем так, интриговать против вас, если узнают, что вы здесь побывали. Думаю, вы меня понимаете Урсис кивнул и сказал Бриму шепотом:

— Ты помнишь, я говорил, что гласные противники некоторых членов Совета исчезли бесследно.

— Помню, — пожал плечами Брим. — Лично я против черного хода ничего не имею.

— Один момент, господа, — произнес внезапно князь. Он встал и добавил еще одно слово:

— Spasee bah, а после повернулся и вышел через парадную дверь Брим посмотрел на Бородова — тот стоял, как пораженный громом, и Урсис тоже.

— Заешь меня скальные волки, — прошептал старший медведь.

— И скальные пауки в придачу, — отозвался Урсис — Я не ослышался?

— Нет, мой друг, — улыбнулся Бородов. — Это войдет в историю…

Удивленно крутя головой, Урсис сделал знак мажордому, и тот повел их с Бримом к выходу.

— Что он такое сказал? — спросил Брим, когда они спускались по лестнице — Ах да, — усмехнулся Урсис — Я был так ошарашен, что совсем забыл про тебя Извини.

— Все в порядке Но что тебя так поразило?

— Он поблагодарил нас, — сказал Урсис так, словно не верил собственным словам. — Сказал нам «спасибо».

— Ну и что же? — не понял Брим. Его император Онрад V непременно сказал бы нечто подобное после такой встречи.

— В словаре великого князя нет таких слов, — объяснил Урсис. — Я, к примеру, не слышал такого ни от одного из великих князей, правивших в мое время. И Анастас Алексий, думаю, тоже, а он Николаю брат — Выходит, мы до него достучались, — заметил Брим.

— Будем надеяться, — вздохнул Урсис, шагая по пропахшему кухней коридору. — Иначе в этих подвалах прольется куда больше крови, чем бывает обыкновенно, и будет снято много, много шкур.

* * *

Вечером, когда трое друзей наконец-то уселись перед огнем в библиотеке Бородова, в дверях появился Барбюс и вручил Бриму пластиковый листок.

Это была КА'ППА-грамма, и по ее зеленому цвету Брим понял, что она пришла по военным каналам и не имеет грифа секретности.

— Я приму ее на экране, — сказал он Барбюсу.

— Мне подумалось, что вы предпочтете прочесть. КА'ППА-грамма военная, но с пометкой «лично»

Пока Урсис и Бородов разговаривали между собой, Брим вскрыл листок и стал читать:

ТА-САКМН:

— 975098 ЖР ВЕР821 197/52013

(БЕЗ ГРИФА)

ОТПРАВИТЕЛЬ:

Н. ТИССУАРД, КОММАНДЕР, И.Ф. К.И.Ф. «НОРД», ИЗ КОСМОСА

АДРЕСАТ:

В. А. БРИМ, АДМИРАЛ, И.Ф.

ИМПЕРСКОЕ ПОСОЛЬСТВО, ГРОМКОВА, Г.Ф.С.Г.

/09538-3085/

ТЕМА:

ЛИЧНОЕ СООБЩЕНИЕ

1. ГЛУБОКО УДОВЛЕТВОРЕНА РЕЗУЛЬТАТАМИ НАШЕГО СОВЕЩАНИЯ ТЧК С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДУ СЛЕДУЮЩЕЙ ВСТРЕЧИ ТЧК

2. ЕЩЕ НЕ РЕШИЛА ЗПТ СЕРЖУСЬ Я ИЛИ ПРОСТО НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ ТЧК РАЗОЧАРОВАНИЕ НАЛИЦО ТЧК

3. ПРОШУ ПЕРЕДАТЬ МОЮ БЛАГОДАРНОСТЬ ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ НИКОЛАЮ (ДВАДЦАТЬ ПЕРВОМУ ЗПТ КНЯЗЮ ВСЕЯ СОДЕСКИ ЗПТ ВЕРХОВНОМУ МАРШАЛУ СОДЕСКИЙСКИХ ШТАТОВ И ПР И ПР) ЗА ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ БУКЕТ ЖИВЫХ ЦВЕТОВ ЗПТ ПРИСЛАННЫЙ С КУРЬЕРСКИМ КОРАБЛЕМ ВСКОРЕ ПОСЛЕ ВЫХОДА «НОРДА» В КОСМОС ТЧК

4. РАНО ИЛИ ПОЗДНО ВСКЛ

ПОДПИСЬ ДВЧТ

СТАРПОМ

(КОНЕЦ СООБЩЕНИЯ)

ТА-САКМН: 0975098 ЖР ВЕР821

В течение следующих четырех стандартных недель Брим — без знаков отличия на скафандре — провел много тяжких метациклов в пилотской школе, обучаясь искусству космической войны, которую вел уже три года. Только краткие веселые КА'ППА-граммы, которыми он обменивался с Маршей Браунинг, показывали, что время хоть как-то движется. Наконец он успешно окончил начальный курс и сдал экзамены одним из первых в классе.

Как-никак, он уже полгода не водил звездолет в боевых условиях и скоро обнаружил, как легко можно заржаветь. К счастью, его и еще трех курсантов придали для инструктажа капитану Фили Киевскому, славному, не въедливому медведю, который сам летал превосходно и самоотверженно нянчился со своими учениками. При всей своей занятости Киевский всегда находил время, чтобы объяснить какую-нибудь закавыку, спускаясь с Бримом по трапу после учебного рейса. Он припоминал полет шаг за шагом, упорно вбивая в голову ученику различные особенности — или заскоки, как весело выражался он — ЗБЛ-4.

Где-то через миллион лет настал наконец день, когда Брим отправился в полет без инструктора — только с экипажем и выпускником-курсантом в правом кресле, более или менее понимающим по-авалонски. Киевский оставался с ним у проверочного пульта, пока робот производил внешний осмотр корабля. Уже стоя у трапа, медведь, мрачный в своей черной полевой форме, сказал:

— Мне сдается, ты сам мог бы научить меня кое-чему.

Брим хлопнул его по плечу, зная, какой однообразной видят войну инструкторы. Курсанты приходят и уходят, а инструкторы остаются, опять и опять обучая новичков и почти не надеясь сами побывать в бою. Наиболее дальновидные из них упорно пробивались на фронт, но лучшие как раз сидели на месте, как пришитые.

— Разве что на «Звездном Огне», если попрактикуюсь, — сказал Брим, — но не на этом красавце. Здесь мастер ты.

— Спасибо, друг. Лети. Я, как птица птенца, выталкиваю тебя из гнезда. Не забывай выравнивать корабль до того, как отчалить — иначе и сам в лужу сядешь, и меня опозоришь. Удачи тебе! — И медведь беззаботно спустился по трапу, но Брим знал, что он будет следить и за стартом, и за швартовкой критическим инструкторским оком.

Всего через восемь дней после первого самостоятельного полета Брим был допущен к выпускным испытаниям, побив все рекорды. За это время, однако, ему так и не довелось пострелять из закрепленных на носу разлагателей. Это будет после, сказали ему — если останется время для дополнительных занятий. Первые соединения ЗБЛ-4 начинали поступать на фронт, и их спешили укомплектовать, хотя бы и зелеными новичками. За время недолгого пребывания Брима в школе война приняла для содескийцев еще худший оборот, и годные к службе пилоты отчаянно требовались на фронте, как и космические корабли, способные летать.

* * *

Вскоре после того, как Брим получил свой надлежащим образом заверенный и подписанный аттестат (он верил на слово тому, что в нем написано, поскольку прочесть ничего не мог), его назначили запасным пилотом в 31-й полк 19-й Космической дивизии, обороняющей звездное скопление Новогиреево. На сей раз он отправился к месту назначения на одном из скоростных легких бомбардировщиков КФ-2. На шахтерскую планету Говгод они прибыли благополучно и даже на несколько метациклов раньше срока. Брим давно уже не скрещивал шпаги с лигерскими пилотами и, читая скупые сообщения с оккупированных содескийских планет, прямо-таки рвался в бой. Не прошло и двух дней, как его желание исполнилось.

* * *

Свой первый боевой вылет он совершил, замещая пилота основного состава — она подвернула себе ногу в местной офицерской кают-компании, что красноречиво указывало на количество горячительного, потребляемого на передовой. Поднятый еще до рассвета, он явился на взлетную полосу станции Говгод.

Сорок с лишним буйков покачивались на озере, которое предохраняли от замерзания портативные реакторы. Звездолет не самой новой модели «Б» только что вышел из ремонта и был по-видимому, в отличном состоянии — только разнокалиберные заплаты на корпусе говорили о том, что корабль после своего прибытия на фронт две недели назад успел уже побывать в бою. Артиллерийским офицером корабля был мелкий медведь по фамилии Калинин родом из далекого звездного скопления Красные Ворота, офицером по связи — бывший фермер Нахимовский с планеты Беговая в Филевском секторе. Остальные пятьдесят офицеров и матросов представляли собой обычный экипаж эсминца, и каждый из них совершил в среднем по двадцать пять вылетов. За самим кораблем числились три сбитых «Горн-Хоффа-270». Брим улыбнулся, закончив внешний осмотр и поместив робота в ангар. Это подтверждало его точку зрения: медведи, если дать им приличную технику, не уступают в космосе Облачникам.

Два метацикла спустя они вместе с другими пятью ЗБЛ-4 патрулировали фронтовую планету Коньково. Внезапно дюжина вражеских ГХ-262 вышла из ореола ближней звезды и оказалась на линии огня прежде, чем ее успели заметить. Построенные двойным шевроном, эти корабли были вооружены четырнадцатью суперфокусированными разлагателями и очень опасны. Из радиопередатчика послышалось: «Ploschad! Ploschad!»

— Нам приказывают разойтись, Вельф, — спокойно пояснил Калинин.

Брим усмехнулся. Он уже поднабрался кое-каких содескийских слов и теперь послал ЗБЛ в крутой штопор. После двух поворотов он удостоверился, что ни один «Горн-Хофф» не висит у него на хвосте, и выровнялся. Однако впереди, не больше чем в нескольких кленетах, три угловатых вражеских эсминца приближались к нему с разных сторон, образуя пирамиду. У ее вершины находился одинокий, незащищенный ЗБЛ, летящий в одной плоскости с «Горн-Хоффами», и Нахимовский в задней части мостика орал ему по радио:

— Ploschad! Ploschad! Ploschad!

Но злополучный корабль не успел сориентироваться. Соединенный огонь «Горн-Хоффов» обрушился на него, и он раскололся, как деревяшка под ударами топоров. Кормовая часть ЗБЛ отлетела назад, носовая завертелась волчком и взорвалась, превратившись в огненный клуб радиации и раскаленных осколков.

«Горн-Хоффы» остались на месте, и в ближайшем пространстве стало тесно от крутящихся, снующих кораблей. Одиночке здесь было опасно, а Брим после недавнего рассредоточения остался один. Он продолжал вертеться, глядя, не покажется ли другой ЗБЛ, с которым он мог бы объединиться. «Горн-Хофф» мелькнул в гиперэкранах и тут же лег на обратный курс. Брим был так близко от него, что видел острые углы его «крыльев» и внешний излучатель рулевого двигателя. На грязно-сером корпусе были нарисованы большие черные кинжалы, а за мостиком виднелись какие-то оранжевые значки. Брим направил свой ЗБЛ врагу в хвост с невольной ухмылкой на лице. В миллионный раз ему вспомнились слова Бакстера Колхауна: «Бей, гвозди его и смывайся. Но СПЕРВА ОЧИСТИ ХВОСТ!»

Позади было чисто. Брим быстро пристроился к Облачнику и ударил в него с кормы из всех шести больших 388-миллиираловых разлагателей, закрепленных на носу ЗБЛ. Осколки полетели в спутную струю, и из вражеских гиперэкранов хлынула беловатая струя атмосферы. Подойдя поближе, Брим дал еще три коротких залпа. Пилот «Горн-Хоффа» запрокинул корабль кверху брюхом и выпустил множество спасательных капсул. Однако корабль продолжал маневрировать — значит, на борту кто-то оставался. Брим снова дал залп. Скоро из корабля выскочила последняя капсула, а сам звездолет беспомощно закувыркался, распался на части и превратился в огненный шар, когда взорвались энергетические камеры. Экипаж ЗБЛ разразился восторженными криками, а Брим произвел крутой поворот и снова проверил хвост. Бой продолжался всего несколько кликов, но за это время могло случиться многое, а выхлоп собственного гипердвигателя может ослепить даже самый чуткий указатель дальности. Однако в ближайшем соседстве ничего не было, и это положение сохранилось до конца патрулирования. В положенное время Брим взял курс на Говгод и совершил посадку в течение метацикла. Несколько других экипажей видели, как взорвался его «Горн-Хофф», и подтвердили тот факт, что Брим подбил свой первый в Содеске звездолет.

В результате празднество в честь «безволосого авалонца», который подбил «Горн-Хофф» в первый же свой вылет, затянулось до утра, и Брим отправился на очередное дежурство с головной болью, способной свалить даже медведя. Подбить следующего врага ему удалось только в третий раз — после чего война приняла совершенно неожиданный оборот.

* * *

Совершая четвертый вылет, Брим осторожно ввел звено из восьми ЗБЛ в один из самых жарких секторов зоны боевых действий и нашел весь район на удивление пустым — во всяком случае, Облачников, лезущих в драку, там не было. Куда же они подевались? Быстрый облет ближайших вражеских баз показал, что Космический флот Хота Оргота не оставил своих позиций. Звено ЗБЛ встретил мощный заградительный наземный огонь и атаковала целая эскадра «Горн-Хоффов», патрулирующих окрестности. Но ни один Облачник не отошел больше чем на несколько сот кленетов от обороняемых планет.

Наземные силы Лиги также не проявляли активности. Облетев три наиболее оспариваемые планеты, где еще накануне шли ожесточенные бои, Брим нашел только растерянных содескийцев, машущих снизу пролетающим эсминцам. Приказав Нахимовскому запросить последнюю сводку, Брим узнал, что Облачники оставили все планеты, которые им еще не покорились. Эвакуация прошла так гладко, что ее, по-видимому, запланировали еще несколько стандартных недель назад.

Дальнейшее обследование нескольких планет, уже занятых Лигой, показало, что там они обороняются весьма энергично, используя большие соединения «Горн-Хоффов» и «Гантейзеров». Это доказывало, что Облачники домой отправляться пока не собираются. Брим привел свое звено обратно на станцию Говгод в полной растерянности. Подруливая к буйку и причаливая, он перебирал в уме тысячи вариантов, один другого невероятнее. Что бы там ни стряслось во Вселенной, дело выглядело так, будто Негрол Трианский внезапно прекратил войну.

Пока Брим отчитывался в оперативном отделе, размещенном в шатком бараке давно выработанной шахты, ему пришла КА'ППА-грамма, впечатлившая даже офицера содескийской разведки:

ЖК86КВХ5Ф3257ЦХ157 К75ФН11 105 247/52013

(СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО)

ОТПРАВИТЕЛЬ:

ДЖ. Г. НЕЛСОН, ВОЕННЫЙ АТТАШЕ

ИМПЕРСКОЕ ПОСОЛЬСТВО, ГРОМКОВА, Г.Ф.С.Г.

АДРЕСАТ:

В. А. БРИМ, АДМИРАЛ И.Ф.

СТАНЦИЯ ГОВГОД, ГОВГОД6 Г.Ф.С.Г.

/Н2374Н348ВНР/

ТЕМА:

ПОСЛАНИЕ ОТ ГЕНЕРАЛА УРСИСА

1. Н Я УРСИС, ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК ИНЖЕНЕРНОГО КОРПУСА ГФСГ, ПРОСИЛ ПЕРЕДАТЬ ДАННОЕ СООБЩЕНИЕ ИМПЕРСКИМ КАНАЛАМ ВСЛЕДСТВИЕ ТРУДНОСТЕЙ, СВЯЗАННЫХ С ДЕШИФРОВКОЙ НА СОДЕСКИЙСКОМ ЯЗЫКЕ.

2. ИМПЕРСКИЙ КОРАБЛЬ ПРИ БУДЕТ СТАНЦИЮ ГОВГОД ТЕЧЕНИЕ СЛЕДУЮЩИХ ШЕСТИ МЕТА-ЦИКЛОВ ДЛЯ ДОСТАВКИ ВАС ВМЕСТЕ ПОСЛЕДНИМИ РАЗВЕДДАННЫМИ В ГРОМКОВУ.

3. БУДЬТЕ ГОТОВЫ ДОЛОЖИТЬ О ТОМ, ЧТО ВИДЕЛИ ЛИЧНО.

4. ПОЗДРАВЛЯЮ С ГОРН-ХОФФОМ ВСКЛ

Подпись:

Ник

(КОНЕЦ СЕКРЕТНОГО СООБЩЕНИЯ ЖК86КВХ5Ф3257ЦХ157К75ФН11 105)

Это послание Брима как-то не удивило. Со времени своего прибытия в Содеску он редко распаковывал чемоданы больше чем на несколько дней — и не похоже было, что этот порядок в ближайшем будущем изменится. Шесть метациклов спустя он отправил Марше Браунинг на работу краткую КА'ППА-грамму и отправился в Громкову. Эта война обещала стать одной из самых головоломных в истории.

Глава 7. Маршал Г.Ф.С.Г

Урсис и Бородов с небольшим подразделением вооруженной охраны ждали в военном секторе космопорта Томошенко. Пакетбот Брима прошел через Бектонову трубу и подрулил к гравибассейну для прибывающих судов. Его корпус еще пощелкивал, остывая, когда Брим, наспех попрощавшись с пилотом, заторопился вниз, навстречу колющим лицо снежным хлопьям.

— Борода Вута, Ник, бывает у вас так, чтобы снег не шел?

— Летом, как правило, — ответил Бородов.

— Это верно, — подтвердил Урсис. — Но в прошлом году я как-то заспался утром и все лето пропустил. — Он подмигнул Бриму. — Нужно иметь много меха, чтобы по-настоящему оценить содескийский климат.

— Разведданные привез? — спросил Бородов.

— Они в каюте. Командир базы выслал разведывательный корабль, как только пришла ваша КА'ППА-грамма. Все в оранжевой коробке.

Один из охранников по знаку Урсиса тут же поднялся на борт и вернулся с ярко-оранжевым ящиком для дипломатической почты.

— Ты знаешь, куда это отвезти, — сказал Урсис, и вся охрана, козырнув, удалилась.

— Итак, друзья мои, — сказал Брим, идя через снег к большому бородовскому лимузину «Рошов». — Известно, что содескийская разведка лучше всех во Вселенной, — так что же случилось у Облачников? Неужто безвременная кончина ноф Вобока так потрясла Трианского?

Шофер открыл дверцу пассажирского отделения, а Бородов, хмурясь, ответил:

— Наша разведка не настолько проницательна. Но она достаточно компетентна, чтобы выдвинуть несколько правдоподобных догадок, и выходит, как ни странно, что гневная выходка Николая Януарьевича действительно принесла весьма неожиданные плоды.

— Вы это серьезно?

— Серьезнее некуда. Ноф Вобок имел очень большой вес в верховном командовании Лиги. Очень большой!

— Но в чем, собственно, дело? Почему они вдруг остановились?

Дверцы закрылись, и Урсис, устраиваясь на мягком сиденье, многозначительно поджал губы.

— Не знаю, откуда и начать, Вилфушка. В то, что мы слышим, поверить трудно.

— Как и в то, что я видел. Что стоит за всем этим?

— По нашим предположениям — Негрол Трианский.

— Трианский? Бородов кивнул.

— Он действует вопреки громким протестам верховного командования. Хот Оргот, адмирал Кабул Анак, Зогард Гроберманн, даже Ханна Нотром — все они выступают против проволочек в войне, но Трианский, как верховный главнокомандующий, распорядился по-своему.

— Но, Вута ради, зачем ему это? Ведь Трианский не дурак.

— Титул императора — еще не гарантия исправной работы мозга, — заметил Урсис.

— Это верно, — хмыкнул Бородов, — но он, конечно, поступил так не без причины.

— Ну и?

— По-видимому, у него на душе кошки скребли с самого начала этой кампании. Как бы благоприятно для него ни оборачивались события, вторжение в Содеску — самая крупная операция, которую он предпринимал до сих пор. Он знает, что его ждет в случае поражения. — Бородов чиркнул пальцем себе по горлу.

— Судя по нашим источникам, — продолжил Урсис, ответив на приветствие охраны у главных ворот космопорта, — около двух недель назад он начал укреплять фланги и посылать дополнительные войска на подмогу оккупационным. — Глайдер вышел на продуваемое ветром шоссе и заскользил к центру Громковы. — Во всем генеральном штабе только у маршала ноф Вобока хватало духу возражать ему и настаивать на своем. Теперь он убит — совершенно случайно. — Урсис флегматично взглянул на свои лапы. — Порой кажется, что Вселенная хранит всех дураков, в том числе и медведей — и Содеска должна использовать это благодеяние на всю катушку.

— Самое время, чтобы двинуть на фронт новую технику, если таковая имеется, — кивнул Брим. — Мы нанесли врагу большой урон, когда получили ЗБЛ. Если бросить в бой несколько таких соединений да еще «Ростовики ЖМ-2», Облачники скоро поймут, какую ошибку они совершили.

— Верно, Вилфушка, — согласился Бородов. — Мы так и сделаем, поверь мне — процесс уже начался… — Но тут их прервал форейтор, постучав в стекло, отделяющее пассажирские места от водительского.

Бородов поднял брови — он, видимо, не привык к таким вольностям со стороны персонала, — однако все же тронул светящуюся пластинку, вделанную в деревянную оконную раму, и кивнул.

Форейтор тут же заговорил по-содескийски. Весь его облик выражал тревогу. Шофер одновременно разогнал «Рошов» до предела, маневрируя в потоке движения с обманчивой легкостью.

Вскоре Бородов тоже принял обеспокоенный вид, а за ним и Урсис. Когда слуга закончил говорить, старший медведь снова выключил громкоговорящую связь и с великой серьезностью сказал Бриму:

— Вилф Анзор, произошло нечто очень важное, хотя неизвестно пока, что за этим последует.

Бриму стало не по себе. Что могло так взволновать невозмутимых обычно медведей?

— Я слушаю, — сказал он.

— Весь верховный штаб без исключения отправлен в отставку — по личному указанию великого князя. Это величайшая военная чистка за последнее время. А Николая Януарьевича срочно вызывают в Зимний дворец.

Брим нахмурился, почти не замечая, как пролетают мимо на огромной скорости снежные поля, дачи и фермы.

— Как вы думаете, зачем?

— Понятия не имею, — ровным голосом ответил Урсис, рассеянно доставая свою большую трубку-земпа и начиная ее набивать. Закурив, он с усмешкой сказал Бородову:

— Как бы мне, Анастас Алексий, не пришлось пожалеть обо всей горькой правде, что я выложил твоему брату.

Бородов нахмурился. Система кондиционирования из-за трубки Урсиса работала на пределе.

— Я тоже подумал об этом.

— Что ж, теперь уже поздно, — заметил Урсис, глядя в окно.

— Одного я тебе не прощу, Николай Януарьевич, — проворчал Бородов. — Не для того мы с тобой столько пережили вместе за добрых тридцать стандартных лет.

— Больше чем за тридцать, дружище. Но я взрослый медведь и привык сам отвечать за себя. — Урсис хлопнул Бородова по плечу. — Кто знает? Может, он хочет повысить меня в чине.

— То ли повысить, то ли как раз наоборот. Я пойду с тобой, сколько бы ты ни спорил.

— Аристократ дубоголовый, — буркнул Урсис.

— Упрямый солдафон, — не остался в долгу Бородов. — Вилф, ты подождешь нас, или велеть шоферу доставить тебя в усадьбу?

— Подожду, — не колеблясь, ответил Брим. — Как же иначе? Но вот что: не позвонить ли Барбюсу? Этому молодчику часто бывает известно то, что больше никто не знает.

— Барбюс? — рявкнул Бородов. — А кто, по-твоему, позвонил нашему форейтору? Великий князь понятия не имел, где нас искать…

* * *

Устав как собака после космического перелета, Брим крепко спал в «Рошове», когда Бородов вернулся — один. Внезапно разбуженный, адмирал потряс головой и сел, содрогнувшись от холода, проникшего в дверцу лимузина.

— Где Ник? — спросил он.

Бородов, которому на вид можно было дать лет двести, плюхнулся на сиденье, понурил голову и пробормотал:

— Ты не поверишь, если я скажу.

— Во что не поверю? — воскликнул Брим, испугавшись за старого друга. — Что случилось? У Ника все хорошо?

Бородов поправил очки и улыбнулся.

— Вообще-то Николай Януарьевич жив и здоров, но…

— Но что?

— Вряд ли ему кажется, что у него все хорошо.

— Доктор Бородов! Что с ним случилось, в конце концов?

— Его повысили, — произнес Бородов, словно не совсем веря собственным словам.

— Повысили?

— Вот он пошутил на этот счет, а оказалось, попал в точку.

— Повысили, — повторил пораженный Брим.

— Да, теперь он маршал Г.Ф.С.Г., всего лишь. И отвечает за всю оборону.

— Чего-чего?

— Маршал Г.Ф.С.Г., — устало прошептал Бородов. — Великий князь поручил ему принять меры против вторжения Лиги.

— Матерь Вута! Если он не примет их быстро, это назначение обернется для него смертным приговором.

— Николай Януарьевич того же мнения, — мрачно хохотнул Бородов.

Они немного помолчали. «Рошов» по-прежнему стоял перед дворцом.

— А где он? — спросил наконец Брим. — И когда мы увидим его снова?

— Он во дворце, примеряет новый мундир. — Бородов выглянул в окно. — А увидим мы его незамедлительно — вон он идет.

В самом деле, хрустальные двери дворца распахнулись, и гвардейский полк, построенный снаружи, стал навытяжку. Появилась знакомая фигура, облаченная в зеленую форму содескийского маршала с тяжелыми золотыми накладками на воротнике и обшлагах.

— Ник маршал, — прошептал Брим. — Надо же. Форейтор Бородова проворно открыл дверцу, и новоявленный маршал плюхнулся на сиденье. Когда дверца снова захлопнулась, он устало посмотрел сперва на Брима, потом на Бородова и сказал, не шевеля головой:

— Хочу закончить этот суетливый вечер у твоего очага, друг Анастас Алексий. А с тобой, Вилф Анзор, мне о многом нужно поговорить.

* * *

— Я на этот пост не напрашивался — и не особенно желал его занять, — проворчал Урсис после ужина. Высокие, сверкающие маршальские сапоги он сменил на разношенную кожаную обувку, а форму — на пестрый костюм, который всегда носил дома. — Я и теперь от него не в восторге. — Библиотеку Бородова наполнял дым из двух трубок-земпа, и Брим давно утратил всякое чувство обоняния.

— Однако на эту работу поставили тебя, — прервал Бородов, — и ты должен выполнять ее как следует, и не только в своих собственных интересах, но и ради нашей родины.

— Знаю, — сказал Урсис, пригубив вино. — Слишком хорошо знаю. Вот видишь, Вилф Анзор, сколько хлопот я нажил на свою голову.

Брим, развалившись на огромном медвежьем стуле и протянув ноги в носках к огню, кивнул.

— Да, Ник, шутить тут не приходится. Не знаю, насколько твой пост опасен для жизни, но уверен: если кто и способен изменить ход этой войны, то это ты.

— В одиночку, мой безволосый друг, я ничего не смогу. К счастью, некоторые мои коллеги в верхних эшелонах сопротивлялись «антикварам» втихую, притворяясь их сторонниками, и потому выжили. Кое-кого из них ты встречал на маневрах — остальных туда просто не пригласили. Они сформируют ядро, вокруг которого я создам новый генеральный штаб. Еще удачнее то, что существует много более молодых офицеров, полковников и бригадиров, которые полностью отвергают устаревшую военную науку и тактику. Это моя надежда на будущее, а уцелели они как раз потому, что «антиквары» отказывались допускать их на фронт.

— Очень мило со стороны «антикваров», — пробасил Бородов.

— А что Флот, Ник? — спросил Брим — Ты не упомянул капитанов и адмиралов в числе твоих молодых реформаторов. Пережил ли кто-то из перспективных командиров бойню в космосе?

Урсис с улыбкой взглянул на Бородова.

— Это, — сказал он с заметной гордостью, — одна из немногих областей, где мы с Анастасом Алексием сумели осуществить кое-какие свои планы. Притом, — добавил он, обнажив в широкой улыбке бриллианты на клыках, — все они обучались на твоей родине, в Карескрии.

Брим удивленно вскинул брови.

— Ну конечно, — сказал он, помолчав. — Онрадовский министр промышленности, Золтон Джейсвал, передал в Карескрию различные учебные программы — в том числе и по космическому кораблевождению. Теперь я вспоминаю, что при последнем визите в Карескрию видел там много медведей.

— А ты, Вилфушка, поможешь мне одержать пару первых побед, правда? — с улыбкой добавил Урсис — Почту за честь, Ник.

— Считай это также прямым приказом великого князя.

— Не понял — Очень просто. Одна из причин, по которой я был назначен на эту должность, — это дружба с тобой. Ты склонен преуменьшать свои достижения за последние годы, но почему-то всякий бой, в котором ты участвуешь, оборачивается победой — в значительной степени благодаря тебе.

— Что за чушь. Я, конечно, ценю твое мнение обо мне, но…

— Как бы ты ни спорил, Вилф Анзор, твои подвиги говорят сами за себя. Кроме того, тут сыграли роль и некоторые политические факторы.

— Например? — нахмурился Брим.

— Да так, пустяки… вроде твоей дружбы с императором Онрадом. Не думай, что временное удочерение им твоей малютки Надежды ушло от внимания содескийской разведки — хотя это был только благородный жест. «На вершинах гор луна светит не ярче, чем в долинах», как говорится.

— Гм-м, — задумчиво протянул Брим.

— Ты, надеюсь, понимаешь, что эта информация исходила не от меня и не от Анастаса Алексия, — добавил Урсис.

— Да. Мало кому в галактике я доверяю так, как вам двоим. А от содескийской разведки ничего нельзя скрыть — это все знают, — засмеялся Брим.

— Так ты согласен нам помочь?

— Я уже сказал, Ник, — для меня это честь.

— Спасибо, Вилф Анзор. — Урсис вытянул ноги к огню. — Это решает все — кроме технического оснащения. — Он довольно попыхтел своей трубкой и снова заулыбался. — И тут на сцену выходишь ты, милый мой князь Анастас Алексий.

— Я? — Бородов с неподдельным удивлением приложил руку к груди. — Какую же роль старик вроде меня может сыграть в галактической войне?

— Роль министра космической промышленности, — с басовитым смешком ответил Урсис. — Не знаю никого, более подходящего для этой работы.

— Матерь Вута, — прошептал Бородов и покосился на Брима, словно извиняясь за авалонское ругательство. — Что это взбрело тебе в голову?

— Анастас Алексий, уж не думаешь ли ты, что твое былое финансирование «Шеррингтона» и «Красны-Пейча» прошло незамеченным? Два твоих взноса как раз и позволили выпустить первую модель «Звездного Огня».

— Николай Януарьевич, — ахнул Бородов, вытаращив глаза, — где… где ты наслушался этих небылиц?

— Скажешь тоже — небылиц, — засмеялся Урсис, наполняя свой бокал из графина. — Ни для кого не секрет, что создание ЗБЛ-4 и ЖМ-2 тоже частично финансировалось и, скажем так, энергично пробивалось неким неизвестным меценатом…

Бородов сокрушенно покачал головой.

— Николай Януарьевич, как ты можешь!

— Успокойся, дружище. — Урсис встал и положил лапу ему на плечо. — Твое имя никогда не будет предано гласности. Но мы, те, кто знает, вдвойне ценим твои былые услуги и настойчиво требуем, чтобы они продолжались.

— Николай Януарьевич, — сказал, закрыв глаза, Бородов, — даже если бы я сознался в подобной подпольной деятельности — а я, заметь себе, этого не делаю, — почему ты думаешь, что я смогу действовать столь же успешно под вездесущим оком гласности? Тебе не приходило в голову, что это может быть стеснительно? Разве не довольно быть братом великого князя, чтобы предпочитать безвестность славе?

Брим, затаив дыхание, смотрел на Урсиса. Тот помолчал, потом сжал губы и кивнул, словно приняв важное решение.

— Анастас Алексий, — сказал он, продолжая говорить по-авалонски даже в этот эмоциональный момент, — никто в галактике не уважает твою частную жизнь больше, чем я. И мало кто знает тебя так долго и так хорошо, чтобы понимать, как тщательно ты ее оберегаешь от посторонних глаз. Но пришло время, дружище, когда каждый из нас должен подумать не о себе, а о чем-то гораздо более важном. Так же, как во время первой войны с Облачниками, когда мы с тобой пошли служить на Флот. Понимаешь, Анастас Алексий? Пора снова отдать жизнь общему делу — иначе мы теряем Содеску.

В сумерках, освещенных только огнем камина, Бородов еще глубже ушел в свое кресло, явно перебарывая себя. Наконец он пошевелился и медленно встал, оказавшись лицом к лицу с Урсисом.

— Ты прав, Николай Януарьевич, — сказал он звучным, молодым голосом, которого Брим не слышал у него уже много лет. — Порой избыток комфорта заставляет тебя забывать о том, что ничто не дается даром. Можешь на меня рассчитывать. — Он поднял свой бокал. — Выпей с нами, Вилф Анзор.

— Выпей, — поддержал Урсис, — ибо многое в судьбе Содески будет отныне зависеть от нас.

Захваченный общим подъемом, Брим встал и чокнулся с ними.

— Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем! — хором произнесли все трое.

— Теперь я начинаю думать, — сказал Урсис, — что, пожалуй, сохраню свою жизнь.

* * *

Пять стандартных дней спустя, 10 гептада 52013, Негрол Трианский назначил обергалитира Найрдуга Зниэга маршалом Лиги и поставил его командовать содескийской кампанией вместо ноф Вобока. Еще через неделю войска Лиги, отдохнувшие и ни в чем не испытывающие недостатка, возобновили свое наступление, вынуждая содескийцев медленно, неохотно отступать.

В следующий стандартный месяц Брим вместе с неразлучным Барбюсом проводил большую часть времени на совещаниях и тактических разборах, места проведения которых были благоразумно рассеяны по всей Громкове. Из-за такого сумасшедшего графика ему, как ни жаль, только два раза удалось поговорить с Маршей Браунинг, да и то наскоро. С Урсисом и Бородовым они совещались еще и вечером, обсуждая сделанное и вырабатывая наилучшие способы взаимодействия космических и наземных сил Содески. Производство новой военной техники быстро увеличивалось — ЗБЛ-4 и ЖМ-2 регулярно поступали с гигантских заводов, расположенных далеко за пределами досягаемости даже самых мощных бомбардировщиков Лиги.

Однажды ранним вечером, после двух долгих, изнурительных совещаний с упрямыми армейскими чинами Брим направлялся на следующее заседание, но Барбюс перехватил его в коридоре.

— Адмирал, — заявил старшина, держа на руке упакованную в чехол форму, — если вы не переоденетесь прямо сейчас, то опоздаете.

Брим потряс головой, пытаясь отсеять пункты своего расписания от биллиона военных сведений.

— Куда опоздаю, старшина? Ах да. Совсем забыл.

— Снова граф Орловский, адмирал. Очередная пирушка с самим великим князем в качестве почетного гостя Такое пропускать нельзя, шкипер. Маршал Урсис и князь Бородов тоже там будут — иначе нельзя.

«И Марша Браунинг», — произнес голос у Брима в голове, но Брим не поддался.

— У меня совещание… не помню только где.

— Я знаю где Принесу извинения от вашего имени и запишу все, что нужно. Вы нуждаетесь в паре метациклов разрядки, адмирал, — очень нуждаетесь.

— Мне одно нужно, старшина, — побыть хоть немного одному.

Но это была не правда, и Брим об этом знал. Ему нужна была разрядка, которую только женщина…

— Я слышал, логийское там высшего сорта, с позволения адмирала.

— Да уж, — сдался Брим. — Орловский подает хорошее вино, в этом ему не откажешь. — И Марша Браунинг рядом с ним у стойки… Она там будет, Брим это знал. Он прикусил губу: она замужем, пропади оно все пропадом! Не надо было вообще начинать эту проклятую КА'ППА-переписку!

— Дайте мне ваш портфель, адмирал, — поторопил Барбюс. — Я приготовил ваш лучший парадный комплект, а переодеться можете вот здесь, в пустом кабинете. То, что на вас теперь, я заберу с собой.

Брим пощупал подбородок. Он работал с раннего утра, а день в Громкове почти в полтора раза длиннее стандартного авалонского.

— Уж очень я колюч для торжественного бала.

— Бритвенный набор в чехле вместе с формой, — невозмутимо заявил Барбюс. — А санузел через шесть дверей налево — там есть и душ, и что хотите.

— Вижу, ты предусмотрел все, старшина.

В конце концов, что может быть между ним и Маршей? Они просто друзья. И даже если они на что-то решатся, пойти им все равно некуда. Притом она замужем.

— Служебная машина ждет вас на улице, — снова вторгся в его мысли Барбюс. — Стартер настроен на ваш флотский кодовый номер. Сделайте себе поблажку, адмирал Окажите услугу нам всем.

— Кажется, последнее время я был немного раздражителен? — спросил Брим, уловив намек.

— От меня вы такого никогда не услышите, адмирал, — заверил Барбюс, закатив глаза к потолку. Брим вручил ему портфель.

— Ладно, старшина. Ты своего добился.

— Вы об этом не пожалеете, адмирал. — Барбюс отдал ему упакованную форму. — Через шесть дверей налево.

— Так точно, старшина! — гаркнул Брим, козырнув ему.

— Это нехорошо, адмирал, — подмигнул Барбюс. — Отдавать честь младшим по званию противоречит уставу.

— Видал я этот устав… — И Брим протянул старшине руку. Почему-то перед глазами у него в этот момент промелькнуло лицо Марши.

Барбюс с усмешкой сжал руку адмирала в своей большой, мозолистой ладони.

— До утра, адмирал.

— До утра, старшина.

— Не слишком раннего, я полагаю?

— Там видно будет…

* * *

Большой Смольный зал во дворце выглядел еще великолепнее, чем запомнилось Бриму. Когда Брим продвигался вместе с очередью ожидающих приема, колонны казались ему еще грандиознее, а дымная, пахучая атмосфера еще более насыщенной электричеством — быть может, последнему обстоятельству способствовало ожидаемое прибытие великого князя. Танцы сегодня были более традиционными, как и музыка — возможно, потому, что большинство младших офицеров находилось на фронте. Но представители высшего громковского общества и теперь, после начала войны, держались с обычной медвежьей помпой, хотя их мир мог того и гляди превратиться в дымящиеся руины.

Несмотря на то, что Брим выбросил из головы все мысли о Марше Браунинг, она то и дело мелькала в его воображении с тех пор, как глайдер доставил его к дворцовым дверям. Продвигаясь вперед с удручающей медлительностью, он начинал чувствовать волнение, которого никак не мог побороть. Теперь всего несколько сановников отделяло его от… Он призвал на помощь всю свою решимость. Никакого больше флирта с замужними женщинами.

Официально представившись новому маршалу Николаю Януарьевичу Урсису («Ник, — шепнул ему Брим, — какой же ты важный!»), адмирал задержался подле посла оккупированного Азурна и его супруги. Они сразу вспомнили, что Брим был награжден высшим азурнийским орденом еще в начале своей карьеры, и очень тепло приветствовали его, прежде чем передать ликсорскому послу. Ликсорская пара представляла традиционно нейтральную область галактики, которая вот уже тысячу стандартных лет наживалась на продаже оружия обеим сторонам всякого вооруженного конфликта. Брим всегда переводил слово «нейтральный» как «жадный», когда дело касалось ликсорийцев, но он давно научился искусству дипломатических улыбок и быстро перешел к послу оккупированного Эффервика. Делая это, он взглянул на следующую пару, ища Маршу Браунинг, но… ее там не было! Ни ее, ни ее мужа Креллингхема. Наскоро выразив свое почтение представителям державы, бывшей прежде самым могущественным союзником Империи, а ныне ставшей одной из оккупированных Лигой территорий, он перешел к некой Стефани Тейт, атташе авалонского посольства. После обычных формальностей он справился о Браунинге и узнал, что посла накануне внезапно вызвали в Авалон.

В продолжение примерно пятисот стандартных лет Брим был представлен трем баронам и еще одному медведю, архиепископу градгроут-норшелитской церкви. В конце концов он добрался до великой княгини Катерины. На сей раз она была в платье янтарного цвета, оттеняющем ее великолепный каштановый мех. На ее царственной голове красовалась тиара, стоящая столько же, сколько какая-нибудь мелкая звезда.

— Итак, адмирал, — с улыбкой спросила княгиня, — вы, наверное, удивлены приобщением к содескийскому верховному командованию? Я слышала, вы очень заняты.

— Делаю, что могу, ваше величество. Работа не так тяжела, когда веришь в ее успех.

— Успех для Содески?

— Для Содески, для Империи, для цивилизации. Мы должны вернуть свободу всем, кто утратил ее. Катерина посмотрела на Брима сверху вниз.

— Странное дело, адмирал, вы как будто и правда верите в то, что говорите.

— Разумеется, верю, ваше величество, — нахмурился Брим, — иначе бы я этого не говорил.

— Поэтому мы, в свою очередь, верим в вас, адмирал. — И княгиня с улыбкой сказала мажордому:

— Клаус, позаботьтесь о том, чтобы адмирал получил все, что пожелает.

Брим влился в толпу и встретился с Бородовым, который явился несколько раньше и теперь делал ему знаки из зала. Но медведь углядел среди гостей какого-то промышленника и вознамерился задать ему взбучку по поводу низкой производительности на паре его заводов. Брим отклонил предложение Бородова позабавиться вместе и двинулся сквозь блистательную толчею к ближайшему буфету.

Не так уж я и разочарован отсутствием Марши Браунинг, говорил он себе. Она как-никак замужняя женщина. Но, с другой стороны, они были друзьями, и она при этом чертовски привлекательна. Очень похожа на женщину, которая говорит с громадным серым медведем в мундире гренадера.

— Марша! — воскликнул Брим, когда она посмотрела на него. — Не ожидал увидеть вас здесь сегодня.

Одетая в синее декольтированное платье, обтягивающее ее пышную фигуру так, что любая медведица могла умереть от зависти, Марша немного помедлила и улыбнулась, словно приглашая его присоединиться к ней.

— Я сама до последней минуты не знала, что окажусь здесь, — шепнула она, покраснев, и сказала трем своим собеседникам:

— Полковник Тульско Добренин, заместитель секретаря Марстон, куратор Китночек, позвольте представить вам моего соотечественника контр-адмирала Вилфа Анзора Брима.

Добренин тут же протянул Бриму лапу.

— Наслышан о вас, адмирал Брим, — сказал он, поправляя свой монокль в оправе черного дерева. — Вы друг нашего нового маршала Урсиса, верно?

— Да полковник, верно. Мы с маршалом знакомы уже много лет.

— Тогда мы скоро встретимся опять, адмирал, — улыбнулся медведь. — Мои экипажи прибыли сюда не далее как утром, пройдя обучение на вашей родине, в Карескрии. На днях мы получим новые ЖМ-2 и проведем дальнейшую тактическую подготовку здесь, в Громкове. Они не раз упоминали ваше имя.

— Вы делаете мне честь, полковник. — Брим обменялся рукопожатием с Лидией Марстон, длинноногой блондинкой с глазами закоренелого наемного убийцы, командированной из Авалона, и с Борисом Ялтием Китночеком, специалистом по редким манускриптам.

После обычного обмена любезностями Добренина умыкнули две элегантные медведицы, а Марстон и Китночек удалились сами по себе. По некоторым их словам Брим заподозрил, что сей эксперт имеет дело не только с манускриптами.

— Могу поспорить, что вы по своей линии культурного обмена не часто имеете дело с Китночеком, — сказал он Марше.

— Не часто, — улыбнулась она. — Не знаю даже почему. Возможно, я предлагаю не те манускрипты.

— Думаю, Марша, что вы совершенно правы.

— Ну что ж, — вздохнула она. — Жизнь полна мелких разочарований. — Она заглянула в свой пустой бокал и демонстративно надула губы. — Не хотите ли мне помочь?

— Это мы сейчас исправим. — Брим кивнул бармену и направил Маршу к столику, который только что освободился. Через несколько мгновений он вернулся с логийским самого великолепного оттенка, который когда-либо видел. Первый же глоток подтвердил старую истину: «Чем вино более логийское, тем оно светлее». Коснувшись бокала Марши своим, он произнес:

— За графа Орловского. Пусть он переживет всех нас и поит своих гостей таким же логийским до конца своих дней!

— За графа Орловского, — повторила Марша, подняв бокал. — Многая ему лета! — Она выпила и шепнула, слепка зардевшись:

— Вилф Брим, я… я надеялась, что вы будете здесь — вопреки себе самой.

— Спасибо, Марша, — с легким смущением ответил Брим, глядя ей в глаза. — Спасибо за все, включая и ваши чудесные КА'ППА-граммы. Они помогали мне сохранить рассудок в течение очень нелегких недель. — Он конфузливо усмехнулся. — Я тоже надеялся, что вы будете здесь. Вы сегодня очень красивы.

— Не знаю, правду ли вы говорите, Вилф Брим, — потупилась она, — но я не променяла бы эти ваши слова и на миллион кредиток.

— За эти слова вы миллиона не получите, — с улыбкой заверил он. — Столь очевидные вещи не стоят миллиона. — Они поболтали еще немного о пустяках, и у обоих одновременно кончились темы для разговора. Они посидели немного, слушая громкую музыку, между тем как пестрые обитатели всей галактики толклись у бара. Потом Марша прищурилась и сказала с лукавой улыбкой:

— Сказать по правде, я не собиралась сегодня на бал. А вы?

— Тоже нет Я бы и не вспомнил о нем, если бы старшина Барбюс не сказал.

— Барбюс? — подняла брови она. — Это не тот громадный, абсолютно неотразимый парень из Авалона?

Брим пораздумал. Пожалуй, второго такого, как Барбюс, не найти во всей Содеске.

— Лысый?

— Совершенно лысый.

— Похоже, это он и есть. Так вы с ним встречались?

— Он на днях зашел ко мне в офис, — слегка нахмурилась Марша, — принес какое-то приглашение… как раз на сегодняшний бал, кажется. Оставил его у моего секретаря. Я заметила его, когда он выходил — уж очень он большой. С чего это ему вздумалось разносить приглашения?

— Не знаю, право, — подавив стон, ответил Брим. Он и, правда, не знал, но мог догадаться.

— Как бы там ни было, — продолжила Марша, — я была бы не прочь выбраться из этого шумного зверинца. Вы на глайдере?

— Так получилось, что да, — улыбнулся Брим. — Но не захотите же вы меня покинуть, раз уж я здесь?

— Нет, если вы сами не захотите быть покинутым. Я знаю тут один прелестный кабачок — выпивка там, правда, не столь хороша, как у Орловского, к тому же не дармовая, зато там мы сможем хотя бы услышать друг друга. Ну и… там никто не станет задаваться вопросом, почему мы столько времени проводим вместе. Нигде во всей галактике не сплетничают так, как в Громкове.

— Откуда вы знаете? Может, где-нибудь в Лиге есть места и почище. Вы наверняка не везде побывали.

— Вилф Брим, вы невозможный человек. Вы прекрасно понимаете, о чем я. И мне бы очень хотелось узнать вас получше.

— Заметано, Марша Браунинг, — улыбнулся Брим. — И как же мы осуществим эту подпольную акцию?

— Я отошлю свой лимузин, а вы потом отвезете меня домой. Как вам мой план?

— Годится. Я возьму ваше пальто и буду ждать вас в вестибюле.

Через полметацикла они покинули дворец.

* * *

Широкие бульвары и великолепные особняки близ Зимнего дворца скоро сменились деловыми кварталами. Проспект Шамрай был украшен флагами, и в высоких зданиях мирно светились огни, невзирая на реальную угрозу нападения из космоса. Брим вел, а Марша указывала ему дорогу с уверенностью, рожденной пребыванием во множестве экзотических городов галактики. На ней было облегающее шерстяное пальто и крошечная шляпка-таблетка, напоминающая Бриму орудийную башню без разлагателей. Марша, даже тепло одетая, была очень красива.

— Поверните направо вон у того дома с золотым шпилем, — сказала она, показывая сквозь занесенное снегом ветровое стекло, — а потом налево, где въезд на бульвар Берсова.

Брим улыбнулся про себя. Следуя за мужем-дипломатом во все концы Империи, она стала настоящей космополиткой и почти всюду чувствует себя дома.

— Дайте мне знать, когда подъедем к Авалону, — пошутил он.

— Как вы быстро водите, — засмеялась в ответ она. — Я и не заметила, как мы вышли за пределы световой скорости.

— При такой ровной езде немудрено обмануться. — Брим свернул на въезд.

— Надо будет проехать в Турчикские ворота, — предупредила она. — Их легко пропустить. — По обе стороны улицы, сузившейся с двенадцати до четырех рядов и покрытой свежевыпавшим снегом, торчали в белой мгле громадные спиралевидные башни, соединенные друг с другом толстыми трубами и светящимися проводами.

— Куда теперь? — спросил Брим.

Глайдер миновал уже с полдюжины указательных столбиков, отмечающих главную полосу движения. Это был уже жилой район, где стояли двух— и трехэтажные домики с крутыми крышами, резными балконами и затейливыми крылечками, а вдоль улицы росли невысокие, запорошенные снегом деревья. Марша прищурилась, вглядываясь в снег.

— Езжайте помедленнее. Без фонарей — это задача нелегкая, но тут должен быть целый ряд магазинов и… точно, на следующем перекрестке сворачивайте влево и паркуйтесь, где удастся.

Брим свернул на узкую торговую улочку. Все магазины в этот час были закрыты. Старинные здания из черного камня не превышали четырех-пяти этажей, и снег подчеркивал каждую выпуклость их лепных фасадов. Но у обеих обочин, несмотря на позднее время, плотными рядами стояли глайдеры всевозможных марок.

— Вон там есть просвет, — заметила Марша. — Внедряйтесь.

Брим посмотрел вдоль улицы, тускло освещенной их фарами, — этот свет разве что пешеходов мог предостеречь.

— Зоркий же у вас глаз.

— Нам повезло. Это заведение очень популярно — и у людей, и у медведей. — Не успели они припарковаться, как на улице появились еще три глайдера, мерцая фарами, как прищуренными глазами. — Видите?

Брим смотрел на Маршу в темноте. Отопление глайдера безуспешно боролось с содескийским морозом. Даже в виде силуэта она была прекрасна.

Она, взглянув в его сторону, повернулась к нему лицом и долго смотрела на него.

— Кредитку за ваши мысли, — сказала она наконец.

— Я был бы смущен куда больше, чем на кредитку, если бы вы в них проникли, — сознался Брим, краснея в темноте.

Марша неожиданно обвила руками его шею и поцеловала прямо в губы.

— Ну что, — тихо спросила она, касаясь его носа своим, — заработала я свою кредитку?

— М-мм, — произнес Брим. — Мне думается, да — но, может быть, стоит попробовать еще раз. — Он привлек ее к себе и прижался к ее губам своими. А потом, слегка отстранившись, добавил:

— Может быть, пойдем? Пока я… э-э…

— Пожалуй, — проговорила она, поправляя шляпку. Ветровое стекло тем временем уже занесло снегом, и Брим, выйдя, ушел в сугроб по щиколотку, хотя улицу явно расчищали не более метацикла назад. Он обошел машину, дождался, когда пройдет рабочий с энерголопатой, помог выйти Марше, и они направились к двери под вывеской, исписанной старинными содескийскими буквами.

Брим открыл тяжелую дверь, и навстречу хлынула волна тепла, насыщенного запахами вина, хогга-пойи, сигарет муокко, духов и всевозможных специй. Вторая дверь открылась в шумный, освещенный свечами зал с низкими стропилами потолка и закопченными стенами, где слышался гул голосов и звон хрусталя. Но все покрывали звуки задумчивой, меланхолической содескийской народной музыки, шедшие от трех громадных струнных инструментов, называемых акьялалабами. Огромный рыжеватый медведь, весь в черном, не считая белой накрахмаленной рубашки и красной ленты на шее, с приветливой улыбкой поклонился вошедшим.

— Добро пожаловать в ресторан Гровника, — сказал он по-авалонски, оглядел зал и сверился с засаленного вида дисплеем у себя на конторке. — У меня осталась только одна кабина, но я с большим удовольствием провожу вас туда.

Брим не успел еще ответить, как Марша кивнула и сказала что-то медведю на его собственном языке, вызвав у него широкую улыбку. Метрдотель поцеловал Марше руку, еще раз поклонился Бриму, сделал знак официанту и повел гостей сквозь дымный полумрак к деревянной кабинке у стены, покрытой содескийской народной росписью — судя по всему, подлинной. В соседней загородке двое таинственных Ночных Торговцев держались за руки над бокалами с темно-красным вином, за ближним столиком четверо молодых медведей в костюмах какой-то гильдии обмывали нечто очень важное — по крайней мере для них. За столиками сидели люди, слишком занятые, чтобы обращать внимание на двух своих соплеменников, одетых скорее для придворной церемонии, чем для посещения местного кабачка, хотя бы и столь популярного, как «У Гровника».

— Не знал, что вы говорите на их языке, — заметил Брим.

— Я это делаю не слишком хорошо, — слегка зарумянилась она. — Просто у меня такое хобби. Стараюсь хотя бы немного овладеть языком тех мест, куда нас посылают.

Брим заказал бутылку любимого логийского и сел напротив Марши.

— Очень полезное хобби. Я сам сумел выучить только лигерский фертрюхт — да и то потому, что это помогало мне заработать на хлеб, когда я был мальчишкой.

— Какая ирония, не правда ли? — засмеялась она. — Если учесть, что вы почти всю свою жизнь сражаетесь с ними.

— Я и сам не раз об этом думал. — Официант в белом переднике и высоком поварском колпаке подал им вино. Брим нахмурился, пробуя превосходный напиток. — Это подлое племя. Думаю, вы с послом тоже не слишком их обожаете.

— Зато они обеспечили нам несколько великолепных назначений, — улыбнулась Марша, пригубив свой бокал. — Не будь с Лигой столько хлопот, дипломатический корпус совсем бы захирел, и…

— И что?

— Ну, наверное, я не изучила бы так хорошо галактику… и ее многочисленные языки.

— А сколько вы знаете? — Брима все больше очаровывала эта скромная женщина, оказавшаяся на поверку столь же умной, как и красивой.

Она, подумав немного, улыбнулась.

— Я вообще-то не считала, но, кажется… По настоянию Брима она вспомнила двенадцать языков и диалектов, включая и его родной карескрийский, который для большинства жителей Империи звучал почти как иностранный. За следующий метацикл Брим убедился, что не совсем еще разучился отдыхать — он просто забыл, как это делается. Чувствуя себя очень комфортно, он прикончил первую бутылку, вылив последние капли в бокал Марши.

— Вилф Брим, — с легкой улыбкой запротестовала она, — если бы я не знала вас так хорошо, то подумала бы, что вы замышляете воспользоваться моей слабостью.

— Несколько капель дела не решают, — засмеялся он. — Но я вообще-то собирался заказать вторую бутылку, если вы не слишком торопитесь домой.

— Ага, значит, все-таки замышляете?

— Никогда, — театрально воскликнул Брим, интересуясь про себя, захмелела ли она так же, как и он. — Лучше смерть, чем бесчестье, — или как там это говорится.

— Вы правду говорите, адмирал Брим? — с шутливым недоверием осведомилась она. — Если бы я хоть чуточку заподозрила вас в бесчестных намерениях, ни за что не позволила бы вам отвезти меня домой.

Брим в мнимом раздумье схватился за переносицу.

— Как убедить вас в чистоте моих помыслов?

— Гм-м. — И Марша мелодраматически нахмурилась. — Не думаю, что это возможно, если…

— Если мы не закажем еще вина?

— Вот-вот.

Брим подозвал официанта.

— Давайте выясним прямо сейчас.

* * *

Вторую бутылку они пили гораздо медленнее. Шум ресторана отошел куда-то далеко, а их разговор приобрел более интимный характер. Всплыло внезапно имя Марго Эффервик, первой — и самой известной — любви Брима.

— И она действительно спасла вашу жизнь в битве при Зонге? — спросила Марша. — Значит, она очень сильно вас любила, если пошла на такой риск.

— Когда-то я думал, что так и есть, — кивнул Брим. — Но лигерская тайм-трава убила все ее чувства — как, можно сказать, и саму Марго. Я надеялся, что она справится с этим, но…

— Я видела много ее голографий. Она была красавица — да и осталась ею, полагаю.

— Да. — Бриму захотелось переменить разговор. — Надеюсь, что так. Но вы тоже очень красивая женщина.

— Вы уже говорили это. — Марша перешла на шепот. — Надеюсь, что это правда — по крайней мере для вас.

— Уж поверьте. — Пальто, которое он набросил ей на плечи, успело распахнуться, открыв неоглядные пространства кремовой кожи. Последние несколько циклов Бриму было трудно не пялить на это глаза. Марша воспользовалась моментом, чтобы слегка передвинуться, и в поле его зрения попали маленькие крепкие груди, туго натягивающие ткань. Брим покраснел до ушей и встретился со взглядом Марши — очень понимающим взглядом.

— Ага, адмирал Брим, — проворковала она с веселым огоньком в глазах, — вот я вас и поймала.

— Извините, — смущенно пробормотал Брим. Рядом с этой бесконечно соблазнительной женщиной он почему-то чувствовал себя как мальчишка.

— За что?

— Ну как за что? — еще больше сконфузился он.

— А вот так. Я не для того надела такое платье, чтобы на меня никто не смотрел. — И она слегка повела плечами, открыв еще больше белой кожи. — Интересно, у меня грудь такая же красивая, как у Марго Эффервик?

Бриму стало трудно дышать.

— Гм-м, — протянул он, уже не скрывая, что смотрит, — я бы сказал, что да — насколько я вижу.

— Это что, намек? — покраснела она.

— Просто мне недостает информации. Должен же я сравнить.

— А что, если я предоставлю вам такую возможность? — спросила она, глядя ему прямо в глаза.

Брим почувствовал, что вступает на предательскую почву, и осведомился шутливо:

— Где, прямо здесь?

Она поглядела по сторонам и улыбнулась.

— Потому-то я и не люблю напиваться на людях. — И она расстегнула сзади молнию, судя по звуку. — Креллингхем в таких случаях просто из себя выходит. А меня иногда прямо подмывает выкинуть что-то неподобающее. — Она прикрылась пальто спереди, как щитом, и опустила корсаж, обнажив маленькие, слегка поникшие груди, которым могла бы позавидовать женщина вдвое моложе нее. — Ну вот, — сказала она с торжествующим смешком, — теперь можете сравнивать.

Смущенный Брим стрельнул глазами по сторонам и убедился, что никто, кроме него, не может видеть ничего, помимо пальто.

— Итак? — сказала она, тихонько массируя большущий, коричневато-розовый сосок. Брим ощутил растущее возбуждение.

— Вы правда хотите знать? — спросил он, глядя как завороженный на сетку голубых жилок вокруг ее больших узловатых ареалов.

— Правда хочу.

— Ну-у, — промямлил он, — у вас они больше и… круглее, что ли. У Марго…

— Не стану спрашивать, чьи вы предпочитаете, — сказала она, поправляя платье.

— Н-не могу сказать так сразу. Но, Вутова мать, ты потрясающая женщина, Марша.

— Ты еще не видел остального. Хочешь посмотреть?

— Где — здесь?

— Это было бы здорово, — хихикнула она. — Особенно в этом длинном платье. Вилф, — сказала она, помолчав, — тебе уже, наверное, ясно, что этой ночью я решилась… ну, скажем, нарушить правила. Я хочу тебя с нашей первой встречи и никак не могу от этого желания избавиться. Согласен ты сделать одолжение замужней женщине? Не в столь людном месте, конечно, — улыбнулась она.

В ширинке у Брима подозрительно увлажнилось.

— Ты не первая замужняя женщина, которую я любил. И, видит Вселенная, я тоже тебя хочу. Уже давно — ты сама должна была заметить.

— Я надеялась на это. — Она принялась рыться в сумочке. — У одних моих друзей есть квартирка, которой мы пользуемся в таких вот случаях. Я взяла у них вечером ключ… на всякий случай…

— Должен спросить тебя об одной вещи. — Брим скрипнул зубами. — Как посмотрит на это посол?

— Спасибо, — серьезно сказала она. — Я рада, что у тебя хватило мужества спросить об этом. — Она сложила руки и посмотрела Бриму в глаза. — Креллингхем, конечно, был бы против — по крайней мере раньше он всегда возражал. Но в данный момент он скорее всего спит с одной из молодых сотрудниц посольства, которые путешествуют вместе с ним. Он коллекционирует их уже много лет. В этом, наверное, есть и моя вина. Я начала первая, вскоре после того, как мы поженились. Старая любовь. И Креллингхем нас застал… — Она прикрыла глаза.

— Ох, — сказал Брим.

— Да нет, все совсем не так плохо. Мы уже давно вместе, и нам удобно. Он по-своему любит меня — я ему полезна. И я по-своему его люблю. Притом он никогда не уйдет от меня и от моего состояния. И если ты, Вилф Брим, способен примириться с этим, как мирюсь я… хочу я тебя, во всяком случае, до безумия. А может быть, даже и люблю. Сейчас мне трудно судить.

— Меня устраивает любой вариант. Я уже месяц не могу выкинуть тебя из головы.

— Тогда пошли, — сказала она с великой серьезностью. — Штанишки у меня промокли насквозь, и я хочу, чтобы ты оказался во мне прямо сейчас.

— Поехали на твою квартиру, — вскочил в нетерпении Брим.

Марша показала ему «остальное», как только он включил в глайдере отопление.

Глава 8. В гостях хорошо, а дома лучше

На следующей неделе по громковскому времени Урсис продолжал свою бурную деятельность, и его планы наконец-то начали осуществляться. Маршал достиг соглашения на самом высшем уровне. Единственным способом замедлить продвижение Лиги и спасти Громкову было контрнаступление в Космосе, среди многочисленных солнечных систем, образующих «фронт».

План этот был весьма прост и даже именовался «нехитрым» среди членов генералитета, переживших княжескую чистку. Но его осуществление зависело от того, будут ли собраны нужные ресурсы для такого наступления. Главная трудность состояла в том, что не всякие ресурсы годились. Для успеха «Вылета» — такое кодовое название получила задуманная Урсисом операция — и для преодоления огромного перевеса Лиги в космосе могли подойти только новые истребители ЗБЛ-4 и «Петяковы ПЕ-3», а также «Ростовики ЖМ-2» новой модели, не подходившие ни под какую известную категорию. Иначе наступление окончилось бы катастрофой и только ускорило бы долгий, медленный отход содескийских войск, начавшийся в первые же метациклы войны.

Брим на бесконечных совещаниях выступал в качестве космического эксперта. Урсис верил, что их единственный шанс — это укрепление космических войск, но мнения одного Урсиса было недостаточно. Маршал был известен как выдающийся тактик и ученый, но мог обсуждать вопрос лишь с точки зрения инженера по гипердвигателям. Брим один имел опыт космических боев с лигерами — и, что еще важнее, командования такими боями. Он встречался с наиболее упорными советниками Урсиса и побеждал их — не потому, что давил на них авторитетом, а потому, что терпеливо доказывал свою правоту, снова и снова втолковывая медведям, что космическая мощь необходима для их выживания и для последующей победы.

Впрочем, старый Бородов нес не меньше ответственности за успех дела, чем Урсис со всем своим генеральным штабом. В плане маршала князь играл роль чародея. Он должен был распределить задания и ресурсы по заводам, разбросанным на шестой части всей галактики, и гарантировать, что в решающий момент храбрые содескийцы будут вооружены по крайней мере не хуже своих врагов.

— Хорошо бы хоть так получилось, — сказал старый медведь, задумчиво попыхивая резной трубкой-земпа перед камином в своей любимой библиотеке. — Мои производственные прогнозы почти не допускают отклонений — а все мы знаем, как туго идут новые процессы даже в самых благоприятных условиях.

Он, Брим и Урсис тайно собрались в усадьбе для отдыха, прежде чем отдать приказ о начале широкомасштабной подготовки.

— После всего, что сказано и сделано, — сказал Урсис, глядя в огромный бокал с логийским, — мы обязаны совершить все, что в наших силах — возможно, даже несколько больше. Остальное пусть решает Леди Удача.

— Это верно, — ответил Бородов. — Но пока мы не сделали все, что в наших силах, наша судьба остается в руках Облачников. «Только крылатые скальные пауки могут надеяться долететь до луны», как говорится.

Брим сидел, водрузив ноги на мягкую скамеечку, и время от времени вставлял замечания в разговор медведей. Наконец он принял решение и поставил свой бокал на мягкий ковер у стула.

— Похоже, теперь самое время попросить помощи со стороны.

— С какой такой стороны? — проворчал Бородов. — На нас и так уже работает вся Содеска — даже мелкие предприятия поставляют какие-то детали, не говоря о крупных. Медвежья цивилизация напряглась для последнего усилия.

— Я имел в виду не Содеску, а Авалон. Там тоже особенно не разживешься — операция «Мертвая Голова», которой мы противостояли, дорого нам стоила. Но теперь, когда Лига всю свою энергию направила на вас, мы, думается, могли бы помочь кое-чем. А кое-что в данный момент все-таки лучше, чем ничего.

— Это верно, — проворчал Урсис, — но содескийцы не побираются. Не то что эти слюнтяи из Эффервика, которые продолжают клянчить у вас «Звездные Огни» и солдат даже после того, как сдались.

— Продолжают, — согласился Брим, — и это, по правде говоря, очень затрудняет мою задачу. Особенно когда «Вылет» планируется как операция для спасения Громковы. Но попытаться стоит.

— А что ты собираешься просить? — осведомился Бородов. — У вас в Империи не производят ни ЗБЛов, ни «Ростовиков».

— Да, пока еще нет. Ну а что вы скажете по поводу пары эскадр «Звездных Огней?»

— Это лучшие эсминцы во Вселенной, Вилф Анзор, — ответил Урсис, — но без имперских экипажей они нам не пригодятся. Чтобы освоить новый корабль, требуется время — ты сам всегда так говоришь.

— Верно, — задумчиво нахмурился Брим. — Они обязательно должны быть укомплектованы опытными экипажами — хотя бы на первое время.

— Не могу представить, чтобы император Онрад пожертвовал звездолеты и людей для безнадежного дела.

— Это не жертва. Война есть война, и без потерь на ней не обойтись. Онрад — реалист. Любой удар по Лиге, где бы он ни был нанесен, имеет большое значение. В совокупности такие удары могут привести к победе.

— Ты согласен говорить от нашего имени? — спросил Урсис.

— Именно это я и собираюсь сделать. Благодаря вашим усилиям, я отчасти сумел увидеть эту войну глазами содескийца. И мне кажется, я уже сделал здесь все, что мог. Пора отправляться домой и привести с собой подмогу. Старшина тоже будет рад погреться на солнышке. Там теперь весна, если я правильно помню.

— Нам будет недоставать вас обоих, Вилфушка, — сказал Бородов, подлив себе вина.

— Я не собираюсь задерживаться там надолго. Пара-другая недель, и я соберу кое-какую помощь к началу наступления. У старшины там есть дорогой друг, а я хоть немного пообщаюсь с дочкой. Судя по голографиям, которые мне присылают, она здорово выросла.

— С малышами всегда так, во всей Вселенной — упустишь день, глядь, и жизнь прошла. — Урсис покачал головой и воскликнул:

— Сальная борода Вута, до чего же быстро все делается! Давно ли мы сидели у этого самого камина и гадали, когда начнется война. А теперь великий князь отдал ее в наши руки.

— Я бы этот подарочек с удовольствием вернул, — пробурчал Бородов, — если бы он принадлежал исключительно брату Николаю.

— К сожалению, у него много хозяев, — сказал Брим. — Это не только Негрол Трианский со своими паскудными холуями. В нашей старой Империи их тоже хватает: КМГС и прочие подонки, которые позволили Лиге восстановиться после прошлой войны, систематически уничтожая в то же время наш собственный Флот. И все это во имя так называемого мира, который существовал только в их трусливых мозгах. Да и вы, медведи, не без греха.

— А то мы не знаем, — пробасил Урсис. — Взять хоть «антикваров» из Военной Академии, которые укрепляли свое влияние на великого князя за счет космофлота. — Он стукнул кулаком по ладони. — Теперь-то я почти всех их вычистил, но они наделали столько вреда, что за годы не поправишь.

Бородов важно кивнул.

— Если бы все наши союзные доминионы проявили хоть немного стойкости, Трианский, возможно, никогда бы не вернулся к власти вторично.

— Если бы да кабы, — откликнулся Урсис. — Все это пустые слова. То, что случилось в прошлом, можно изменить только в настоящем и будущем. И такие перемены обходятся, как правило, дорого. Вилфушка, ты берешь на себя очень важную миссию, отправляясь в Авалон. Нечего и говорить, как отчаянно мы нуждаемся в помощи — пусть она будет самой символической, зато наш народ увидит, что мы воюем не одни.

— И это откроет путь для последующей поддержки, если она нам понадобится, — добавил Бородов. — Впрочем, кто знает — глядишь, еще и мы вам поможем. Что бы ни сулило будущее, я чувствую, что мы еще понадобимся друг другу, пока облачная нечисть не будет окончательно изгнана из Вселенной. Когда ты хочешь лететь, Вилф Анзор?

— Как можно скорее. Онрад приказал генералу Драммонду предоставить мне обратный транспорт по первому требованию.

— Что ж, — с улыбкой заметил Урсис, — авось прямой приказ императора обеспечит тебе некоторые привилегии.

— Авось, — усмехнулся в ответ Брим. — И раз мы договорились, я велю Барбюсу укладываться немедленно.

На следующий день маленький имперский ДХ-98 с Бримом на борту уже летел к центру галактики, в Авалон.

* * *

Через три стандартных дня яркий свет тройной звезды Астуриос хлынул в автоматически затемнившиеся передние гиперэкраны, и пилот, коммандер Терри Ридо, перешел, минуя константу Шелдона, в нормальное пространство. Брим со своего места за пилотским креслом наблюдал, как изображение в гиперэкранах из искусственно передаваемого через круговерть красных фотонов сменилось естественным (эффект перехода Дила-Перифа). Джереми Локхарт, второй пилот, уже нес адмиралу кружку кф'кесса, когда Ридо, оглянувшись через плечо, с усмешкой спросил:

— Хотите посадить его, адмирал? Локхарт возражать не будет.

— Я не слишком хорошо знаю этот тип, — пожал плечами Брим, давая пилоту шанс отступить.

— Он малость вертляв на низких скоростях, — не унимался Ридо, — но я летал на «Звездных Огнях», и ближе к земле он им почти не уступает. Вы, главное, посматривайте на счетчик скорости, и все будет в порядке. Мне надо прожить еще лет двести, чтобы сделать столько же подходов к Авалону, сколько вы.

— Но на этих красавцах я их не делал. Хорошо — если Локхарт не против, пусть будет так. — Он сел на место второго пилота и стал пристегиваться. С этого кресла, как всегда, все виделось совсем по-другому. С пилотским местом не сравнится ничто во Вселенной, если даже сидеть всего в нескольких иралах позади. Может, это чисто психологическое явление — Брим пару раз пробовал себя в этом убедить. Но здесь, на мостике ДХ-98, он в который раз убедился в обратном.

Брим осмотрелся. В отличие от длинноносого «Звездного Огня», на котором он летал последнее время, этот корабль обладал почти неограниченным передним обзором. Но обе боковые стороны от «горизонта» вниз были совершенно закрыты двумя огромными, каплевидными гондолами, где помещались двенадцать гравигенераторов А876 — вдвое больше, чем на «Звездном Огне», хотя сам ДХ-98 был больше всего в полтора раза и его экипаж составлял только тридцать человек. Предварительное знакомство с моделью показало, что новейшее приобретение Имперского Флота быстро завоевывает репутацию чисто пилотского корабля. Брим наблюдал за Ридо во время старта с «Томошенко», и тот вел себя куда осмотрительнее, чем любой пилот его звания и возраста.

Первый орбитальный буй показался циклов двадцать спустя, с левого борта — он равномерно мигал, пересиливая сияние звезды. Внизу планета Авалон незаметно для глаза поворачивала свой ночной терминатор к городу Авалону, который с путаницей своих улиц и дорог должен был вот-вот показаться из-за края большого климатического фронта.

— Похоже, сегодня их малость помыло, — заметил Брим.

— Эту грязь и за миллион лет не смоешь, — засмеялся Ридо, указывая на кристальную верхушку буйка.

На информационной панели Брима загорелось меню погодных зон. Он выбрал АВАЛОН, и меню сменилось старомодными текстовыми символами:

АВАЛОН/ОЗЕРО МЕРСИН, УСЛОВИЯ НА 2147 АВАЛОНСКОГО СТАНДАРТНОГО ВРЕМЕНИ: 6000 ПЕРЕМЕННАЯ, 21000 ПЕРЕМЕННАЯ, ВИДИМОСТЬ 10, ТЕМПЕРАТУРА 101, ТОЧКА РОСЫ 67, ВЕТЕР ТИХИЙ, АЛЬТИМЕТР 2992, ПОСАДОЧНЫЙ ВЕКТОР 18 ВПРАВО 17 ВЛЕВО, ВИЗУАЛЬНЫЙ ОСМОТР НА ПОДХОДЕ.

Контролер с дальнего спутника появился на объемном дисплее у правого локтя Брима.

— Орбитальный контроль имперскому В4050. Вы принимаетесь на Авалон Главный-Девять. Придерживайтесь данного вектора снижения до уровня полета два-пятьдесят и скорости триста.

Ридо кивнул. Откуда ни возьмись, явились для визуального осмотра три изящных трехкорпусных «Звездных Огня», отсалютовали, легли на вираж и исчезли бесследно.

— Понял вас, — сказал Брим. — Имперский В4050 принимается на Авалон Главный-Девять, снижение до уровня полета два-пятьдесят на скорости триста.

Маленький звездолет начал свой огненный спуск через атмосферу планеты, и Брим включил гравитормоза. Скоро корпус раскалился добела, и малейшее возмущение в воздушной струе вызывало поток свободных ионов, образующих длинный, как у кометы, хвост на несколько сот иралов за кораблем.

На высоте чуть меньше 150 кленетов Брим заметил вдали огромную орбитальную базу эсминцев. Флот-Порт 30. Брим долго не сводил глаз с этой неуклюжей, такой знакомой громады. Во время битвы за Авалон это был его дом, и здесь он нес на себе ужасающую ответственность. Сколько боевых воспоминаний кружит тут на орбите — среди них есть и хорошие, даже героические, но большей частью они страшны. Брим вернулся к своей задаче и больше не оглядывался назад. Всего четверть метацикла спустя он выровнял корабль над грядой рассеянных облаков на высоте ровно 25000 иралов — и на воздушной скорости ровно 300 кленетов.

— Авалон Главный-Девять имперскому В4050, — произнесла вторая диспетчерша — эта базировалась где-то на поверхности, судя по щегольскому покрою ее формы. — Видим вас на уровне полета два-пятьдесят при скорости триста. Спускайтесь на уровень два-сорок и задержитесь там.

— Благодарю вас, АГ-9, имперский В4050 спускается на уровень два-сорок.

— Похоже, тут недавно прошла гроза, — заметил Ридо с левого кресла. — Смотрите, слева еще сверкает молния.

— Хорошо, что она движется не к нам, а в другую сторону. — Брим вспомнил, как чуть было не потерял «Непокорный», когда молния ударила в лишенную изоляции КА'ППА-мачту и закоротила гравиконтакты корабля.

— Имперский В4050, свяжитесь с Авалонским центром по каналу два-семьдесят-шесть, — распорядилась контролер.

— Понял вас. Канал два-семьдесят-шесть. Спасибо за помощь, АГ-9.

— Пожалуйста. Всего хорошего.

Облачная гряда наконец-то прошла, и поверхность планеты запестрела тысячами оттенков весенней ЗЕЛЕНИ! Это было так красиво, что рот у Брима растянулся до ушей. Многие недели — притом содескийские недели — он был слишком занят, чтобы осознать, до чего обрыла ему снежная белизна.

— Красота, — шепнул он почти про себя.

— Простите? — отозвался Ридо.

Бриму помешал ответить третий контролер.

— Авалонский центр вызывает имперский В4050…

— Авалонский центр, имперский В4050 находится между двадцатью четырьмя с половиной и двадцатью четырьмя.

— Слышу вас, В4050.

— Тут снега нет, — сказал Брим, обращаясь к Ридо.

— Повторите, В4050. Вы сказали «снег»? — откликнулся Авалонский центр.

— Извините, центр. — Брим почувствовал, что краснеет. Передатчик ВРГ-104 иногда переключался не сразу. — Микрофон открыт, — смущенно пояснил он. — Вас поняли.

Сам город был еще закрыт облаками, но они быстро рассеивались.

— Имперский В4050, даю новый курс пять ноль два пять ноль на совмещение с радиальной прибытия Ковингтон-32. Снижайтесь и оставайтесь на десяти тысячах при скорости два-пятьдесят; альтиметр два девять девять один.

— В4050 следует курсом пять ноль два пять ноль и спускается на десять тысяч при двух пятидесяти.

— На сколько здесь надо выпускать закрылки? — спросил Брим, плавно ложась на новый курс.

— Я выпускаю примерно на четыре деления, — ответил Ридо.

— Действуйте, — приказал Брим. — Сигнальная панель?

— Работает.

— Альтиметры?

— Все три без расхождений.

— Гравипредохранители кабины?

— Включил… только что.

— Корпус должен уже достаточно охладиться, — заметил Брим. — Откроем заодно посадочные огни.

— Открыты… и включены.

В кабине прозвучал мелодичный звонок.

— Автопилот отключился, Вилф.

— Понял, — сказал Брим, чувствуя, как ожили рычажки под его пальцами. Теперь начинается самое приятное. — Авалонская региональная служба, имперский В4050 вызывает вас с одиннадцати, пройдя орбитальный контроль.

— Добрый вечер, имперский В4050, — ответил голос диспетчера. — Ложитесь на курс два-тридцать пять и снижайтесь до семи тысяч.

— Имперский В4050 спускается с одиннадцати на семь.

Колоссальный город занимал теперь большую часть горизонта, красуясь своими сверкающими хрустальными башнями и памятниками старины. За ним лежало серое озеро Мерсин. Холодок волнения прошел у Брима по спине. Вот он и дома!

— Имперский В4050, — произнесла диспетчерская, — проверка связи.

— Слышу вас хорошо, — с широкой улыбкой откликнулся Брим. Их вектор пролегал прямо над городом! Площадь Локарно и массивные корпуса Имперского Адмиралтейства уже скользили под носом корабля.

— Имперский В4050, поверните налево на десять градусов и сбавьте скорость до ста восьмидесяти кленетов.

— Имперский В4050, вас понял. — Слегка измененный курс направил их к озеру. — Может, выпустить закрылки еще немного? — спросил Брим.

— Выпускаю на двенадцать делений, — ответил Ридо.

Пришедшая гроза оставила за собой атмосферу помех. Брим встретил их с уверенностью, приобретенной за тысячу таких же посадок, держа корабль на курсе так, словно тот был крейсером впятеро тяжелее своего настоящего веса.

— Поведем предпосадочную проверку, Терри, — сказал он.

— Слушаюсь, адмирал. Долгосрочный форсаж? Брим посмотрел на гравигенераторную панель. Корабль ухнул в воздушную яму.

— Включен.

— Переключатели связи?

— Поставлены на РАДИО.

— Панели автоматического режима?

— Имперский В4050, — прервала диспетчерская, — как только сбавите скорость, спускайтесь на пять тысяч.

— Имперский В4050 на ста восьмидесяти снижается с семи на пять, — ответил Брим, прикрыв демпферы тяги. — На чем мы остановились, Терри?

— Панели автоматического режима.

— Проверены. — За правой гондолой промелькнул императорский дворец, где росла его малютка дочь под опекой самого императора. Неужели она взаправду такая же большая, как на голографиях? — Пора всем по местам.

— Есть, адмирал. — И Ридо заговорил по селектору:

— Внимание, внимание. Всем приготовиться к посадке. Приготовиться к посадке. Отключить все гипертранственные функции… Переключатели связи?

Брим посмотрел на панель.

— Ручной режим.

— Приборы высоты, полета и навигации?

— Это вы мне скажите. — Порыв ветра сбил их с курса.

— Да-да. В норме, — ответил Ридо. — Вы не можете знать наших порядков.

Они быстро приближались к большому Актитовому каналу, рассекающему город надвое и впадающему в озеро Мерсин. Около года назад, во время одного из самых страшных налетов, Брим посадил на этот канал подбитый «Звездный Огонь». Он нашел взглядом маленький поворотный шлюз, где на стенке до сих пор виднелось черное пятно. Обломки давно уже убрали и скорее всего пустили в переплавку, но след радиационного пожара останется на века. Жуткая то была ночь.

— Ограничители воздушной скорости? — Ридо задавал этот вопрос уже вторично, и Брим откликнулся:

— Виноват, Терри. Я поставил их на один-тридцать девять — проверено. — Они уже неслись над обширными парками старинного квартала Бердмор. Брим приметил изящный Кимберский замок. Сколько раз он проходил мимо него по дороге в Адмиралтейство. И снега тут НЕТ, подумал Брим, глядя в передние гиперэкраны!

— Тормозные рычаги?

— Вот эти?

— Да.

— Закрыты.

— Имперский В4050, сбавьте скорость до один пять ноль. Свяжитесь с вышкой один два шесть пять пять.

— Один два шесть пять пять, — повторил Брим. — Спасибо за помощь, региональная. — Он настроил радио. — Вышка, имперский В4050 запрашивает посадочный вектор.

— Имперский В4050, даю вектор один семь влево, ветер ноль три пять на два пять, порывы до семи пять.

Брим усмехнулся, борясь с турбуленцией.

— Могла бы и не говорить, что сегодня ветрено, — пошутил он.

— Д-да, — с внезапной робостью ответил Ридо. Слишком занятый, чтобы обращать внимание на его интонации, Брим продолжил курс. Они миновали бесчисленные аллеи бульвара Верекер и оказались над озером. Большой имперский Космопорт виднелся слева.

— Закончим проверку, Терри.

— Э-э… вертикальные гравиторы?

— Включены. Три зеленых.

— Закрылки?

— Тридцать три, тридцать три, зеленый свет.

— Это все, — сказал Ридо.

— Тогда вперед. — Брим полностью сосредоточился на своей задаче. Впереди горел яркий рубиновый огонь. Порывы ветра положили корабль на левый борт, и огонь разделился на горизонтальные линии. Брим качнулся на правый борт, и линии стали вертикальными. Он выровнял машину — и они снова слились. Справа в залитых дождем гиперэкранах промелькнул целый лес подъемных кранов и складские здания.

Высота составляла всего сто иралов. Брим осторожно включил рулевые двигатели — корабль был верткий, но слушался, несмотря на сильные порывы поперечного ветра. Рубиновый вектор колебался между вертикалью и горизонталью, а Брим смотрел на волны, бегущие под легким углом к курсу корабля. Они несколько затрудняли дело… но не слишком. Брим еще раз проверил приборы: порядок снижения… скорость… тангаж. Все не совсем в норме, но близко к ней при такой турбуленции. Он несколько убавил обороты рулевого двигателя. Нос корабля отклонился по ветру, и Брим чуть накренил корпус, компенсируя снос. Чуть-чуть приподнять носовую часть… Следя за бегом волн, Брим держал нос задранным и выровнял корабль лишь за мгновение до того, как фонтаны серой озерной воды ударили в боковые гиперэкраны. Струи немного улеглись, потом снова стрельнули в небо и так остались — Брим поставил гравитационные ноги корабля на воду. Они прошли еще сквозь две большие волны, потом Брим осторожно включил гравитормоза и пустил вперед длинные тройные потоки гравитонов, срезавшие волну. Корабль остановился, раскачиваясь над самой поверхностью штормового озера. Счастливый Брим расслабился.

— Корабль ваш, — сказал он Ридо. — И спасибо.

Ридо принял управление с выражением полнейшего изумления на лице.

— Святая матерь Вута, — почтительно прошептал он. — Как это вам удалось?

— Что удалось? — Брим оглянулся на Локхарта — тот тоже был потрясен.

— Имперский В4050 благодарит вас, вышка. — Ридо настроился на другой канал. — Имперский В4050 совершил посадку, запрашивает гравибассейн.

— Да что я такого сделал? — спросил его Брим.

— Посадили нас, адмирал. — И Ридо, все еще под впечатлением, порулил к низким строениям и ремонтным мастерским флотской базы.

— То есть как «посадил»? А что мне было делать — оставить его наверху, что ли?

— Извините, адмирал, — засмеялся Ридо. — Полагаю, мы должны кое-что объяснить вам.

Брим подождал, когда Ридо укажет гравибассейн, и хмуро осведомился:

— Так в чем, собственно, дело? Я что, где-нибудь напортачил?

Ридо заметно покраснел и оглянулся на Локхарта.

— Нет, адмирал, не напортачили.

— Это была великолепная посадка, — добавил Лок-харт.

— Чего ж тогда вы оба смотрите так, точно я нарушил все законы термодинамики?

— Видите ли, адмирал, — помолчав, пояснил Ридо, — наш малыш ДХ-98 не зря считается пилотским кораблем.

— Иначе говоря, управлять им непросто, — подхватил Локхарт. — Меня он всегда заставлял попотеть.

— Меня тоже, — признался Ридо. — А вот вы, Вилф Брим, вели его так, словно проделывали это в тысячный раз. Каким образом, черт побери? Вы уже летали на этой модели?

— Нет, — удивился Брим. — Признаться, я вижу эту колымагу второй раз в жизни.

Ридо посмотрел на экран с изображением усатого диспетчера и сказал:

— Мы знаем, нам сказали по радио. — И хмыкнул:

— Одним словом, вы оправдали свою репутацию. Мы думали, вы запросите у нас помощи еще на половине пути через атмосферу.

— Да, — подтвердил Локхарт. — А вместо этого мы только следили за вами во все глаза — но у вас все получалось так легко, что я ничего не запомнил.

— Не знаю, о чем вы толкуете, — засмеялся Брим.

— Вот в том-то и беда с вами, проклятыми «отприродниками», — добродушно проворчал Ридо. — У вас все получается само собой.

— И все-таки я не понимаю, — с легким раздражением произнес Брим.

— Адмирал, — объяснил наконец Ридо, — только лучших пилотов допускают летать на этих наших красавцах — да и то после продолжительной подготовки. Это коварные аппараты… нервные. А вы берете и производите безупречную посадку без единого метацикла на тренажере. Это впечатляет, знаете ли.

Брим почувствовал, что краснеет. Он провел столько времени в пилотском кресле, что состояние полета стало казаться ему столь же естественным, как и ходьба, — особенно когда он «окончил» содескийскую летную школу.

— Ну, спасибо, — пробормотал он, меняясь местами с Локхартом. Верно говорится, что лишняя тренировка никому не повредит.

* * *

Меньше метацикла спустя ДХ-98 стал на гравибассейн в транзитном секторе базы, и Брим свел свой чемодан по трапу, глядя, не прислали ли транспорт за ним и Барбюсом. Внизу он с наслаждением вдохнул в себя влажный, ароматный воздух поздней весны (вместе с неизбежными авалонскими примесями) и направился к общественным голофонам, чтобы связаться с транспортным отделом базы. Не прошел он и дюжины шагов, как перед ним возник молодой матрос в летней флотской форме.

— Адмирал Брим? — спросил он, заглянув в свой электронный блокнот.

— Он самый. — Бриму казалось, что он уже миллион лет не видел летней военной формы. — Чем могу помочь?

Рядовой сконфуженно улыбнулся.

— Мне приказано доставить вас прямо в Адмиралтейство, адмирал.

— Хорошая мысль. Я уже высматривал какое-нибудь транспортное средство. Кто вас послал?

— Не знаю точно, адмирал. Я просто был следующий на очереди перед окошком диспетчера.

— Понятно. Подождем старшину Барбюса. Ему в ту же сторону.

— Барбюса, адмирал? — выпучил глаза водитель. — Это не тот ли самый главный старшина на Флоте?

— Тот, — с усмешкой подтвердил Брим. Здесь, в Авалоне, этот парень наверняка возит адмиралов каждый день, но самый главный на Флоте старшина — это дело другое.

Барбюс появился на трапе и заторопился вниз, ведя за собой свой багаж.

— Ну что, адмирал, есть попутка? — спросил он.

— Едем прямо в Адмиралтейство. — Брим забросил свой чемодан в багажное отделение. — Кто прислал за мной служебный глайдер. Ага… — нахмурился он, — кажется, я догадываюсь, кто устроил мне эту машину… старшина.

— Я думал, что вам не захочется ждать на поле, — смущенно заухмылялся Барбюс. — Да еще после такой посадочки, с разрешения адмирала.

Брим с улыбкой покачал головой.

— Не знаю как, но ты всегда опережаешь меня на пару шагов, старшина.

— Это моя работа — я так ее понимаю, адмирал. — И Барбюс сказал совершенно обалдевшему водителю:

— Смотри, позаботься об адмирале как следует, матрос.

— Т-так точно, старшина Барбюс, — выпалил тот. — Я обещаю.

— Вот и ладно. Я пойду, адмирал?

— Ты разве не едешь в Адмиралтейство?

— У меня есть другие дела — если я вам, конечно, пока не нужен.

Брим знал по многолетнему опыту, что у Барбюса не бывает других дел, кроме важных.

— Ладно, явишься, когда сможешь. Мне почему-то сдается, что ты лучше меня знаешь, где я буду. Барбюс щеголевато отдал честь.

— Явлюсь непременно, адмирал. Миг спустя ошеломленный молодой водитель уже вез Брима в Адмиралтейство.

* * *

Они не проехали и половины пути по городу, а Брим уже начал сознавать, с чем он столкнется, когда будет просить свою империю оказать помощь Содеске. Военные разрушения были заметны и в гиперэкранах ДХ-98, но не казались столь вопиющими, когда мелькали под носом корабля. Однако вид улиц пробуждал воспоминания, которые Брим давно уже пытался стереть из памяти. Некоторые руины выглядели совсем свежими — Облачники явно не оставили своих попыток отравить жизнь авалонцам.

Брим смотрел на знакомую панораму, припоминая эти улицы два года назад, до начала налетов. Тогда невозможно было выйти в город в военной форме без того, чтобы не навлечь на себя злобных оскорблений брызжущих слюной сторонников КМГС, заклиненных на мире любой ценой — включая их собственную свободу. Было время, когда они заправляли всем под руководством бывшего сослуживца Брима, Пувиса Амхерста, подрывая военную мощь страны и планомерно уничтожая флот. Их главным лозунгом было «Сохранить мир в галактике» — и они хранили его, пока их дома не запылали под ударами боевых кораблей Лиги.

Брим невесело посмеялся про себя. Это было не столько смешно, сколько трагично. Как только Лига начала свой поход против Авалона, сторонников у КМГС резко поубавилось. Членов конгресса стали избивать те самые граждане, которые ранее горячо поддерживали их мирную деятельность. Один Пувис Амхерст продолжал осуществлять свою потерпевшую крах программу, но лишь самые заядлые фанатики прислушивались к его декламации. Возможно, это и было для него худшим наказанием.

Брим улыбнулся, когда глайдер влился в знакомый поток движения на площади Локарно и обогнул статую Гондора Бенниса. Пора было вернуться к насущным проблемам. Всякую помощь Содеске, которую он сможет обеспечить, придется буквально выкраивать из скудных ресурсов, которые необходимы для выживания самой Империи. Достаточно поглядеть вокруг, чтобы понять, что ничего лишнего у Империи не осталось.

Водитель Брима каким-то образом сумел уцелеть в потоке машин и остановился перед Адмиралтейством, сделав по площади всего три круга — Бриму в качестве пассажира доводилось совершать и шесть оборотов. Брим поднялся по широкой лестнице, обходя при этом традиционные птичьи кляксы, веками пятнавшие эти мраморные ступени, обменялся приветствиями с почетным караулом и вошел в дверь, не сбавляя шага. В просторном вестибюле он первым делом направился к указателю — за время его полугодового отсутствия отделы этого учреждения могли сменить местожительство по крайней мере дважды. Но не прошел он и половины пути по мозаичному полу, как чья-то рука легла ему на плечо.

— Никак погреться приспичило, Вилф Брим? Брим обернулся и увидел перед собой красивое лицо адмирала Бакстера Колхауна, главнокомандующего Имперского Флота.

— Кол! — с искренней радостью воскликнул Брим. Проницательный, хитрый, твердокаменный патриот, Колхаун относился к тем немногим существам во Вселенной, которым Брим доверял полностью — и во всем.

— Мне кажется, я знаю, зачем ты явился, Вилф, — сказал Колхаун, ввинчиваясь серыми глазами в самую его душу.

— Содескийцы нуждаются в помощи. — Брим стиснул большую, гладкую руку Колхауна в своей. — Я прилетел посмотреть, что смогу наскрести для них.

— Ну-ну, — засмеялся Колхаун. — Отрадно видеть, что твой вояж в Содеску не повлиял на твою привычку говорить прямо.

— Полагаю, Кол, что у вас время не менее ограничено, чем у них. — Бриму было крайне приятно вновь услышать карескрийский акцент. Слишком много он общался с медведями последнее время.

— Верно. И я вижу, как это важно для тебя.

— Очень важно, — подтвердил Брим.

— Нам ведь сейчас особенно нечем делиться, Вилф. Еще пару годков мы будем почитать себя счастливцами, если нам удастся спасти собственную шкуру. Да ты и сам это знаешь. Ты ведь видел город, пока ехал с озера. Эти жукиды-Облачники по-прежнему ежедневно нападают на нас через Пустошь из Эффервика.

— Знаю, — признался Брим. — Но так будет не всегда — ведь мы намерены выиграть эту войну.

— Так-то оно так. — Он подумал немного, а тем временем целая Вселенная военных промышленников и коммерсантов сновала вокруг них. — Помощь нужна тебе до зарезу прямо сейчас, правда?

— Немедленно. Скоро они начнут свое первое наступление.

— Узнаю нашего старого приятеля Урсиса, — усмехнулся Колхаун. — Давно пора было. Жаль, что великий князь не начал шевелить мозгами малость пораньше.

— Да, но время назад не повернешь — как бы мне этого ни хотелось.

— Кому ты говоришь. — Колхаун подумал еще и впился в Брима стальным взглядом. — На данном этапе могу выделить только нечто символическое. Нечто, чтобы дать им понять: как только сможем, дадим еще. Устроит тебя пара эскадр «Звездных Огней» вместе с экипажами?

— А как насчет трех? Они должны иметь какую-то надежду на будущее. Иначе…

Оба адмирала медленно зашагали через вестибюль.

— Я вижу, ты крепко веришь в этих медведей? — сказал Колхаун.

— Да, Кол, верю. Они настоящие бойцы. И их много. Все, что им нужно, — это хорошая техника. Благодаря старому доктору Бородову она понемногу начинает поступать, но требуется время, чтобы они начали отстаивать свое в космосе.

— Ладно, договорились. Три эскадры вместе с экипажами. Сделаем вид, будто тебе пришлось долго выбивать их. В генеральном штабе много таких, которые будут против «разбазаривания» драгоценных ресурсов ради поддержки правительства, которое, судя по всему, проигрывает Лиге. Брим кивнул.

— Я помню, как Эффервик оказался на том же скользком склоне — как раз перед тем, как сдаться. Если бы мы тогда послали им «Звездные Огни» и те пропали бы, мы могли бы проиграть битву за Авалон.

— Не беспокойся, Вилф, в конце концов ты получишь обещанное. Мы с Онрадом об этом позаботимся. А вот следующую порцию получить потруднее будет. Твоим медведям придется показать, какие они воины. Такие, как твой старый друг генерал Хагбут, просто терпеть не могут посылать куда-то технику, если это не на руку Империи.

Хагбут! Это имя принесло с собой целый поток воспоминаний.

— Что ж, у него есть на то причины. Мы потеряли много техники — и людей, — пытаясь спасти Эффервик. И ему досталось больше всех, когда политики начали искать козла отпущения.

— А теперь ты, как я погляжу, готов положить голову на плаху ради медведей. Если мы снова потерпим урон в людях и технике, козлом отпущения сделают тебя.

— Эта перспектива меня не особенно радует, Кол, но я не беспокоюсь. На земле медведи непобедимы — чего им недостает, так это космического вооружения.

Когда они его создадут, остановить их будет чертовски трудно. Они ведь защищают свою родину.

— Ты это знаешь и я это знаю, но многие не захотят в это поверить. Эта большая драка еще впереди. А пока что ты получишь свою малую толику — только не говори никому, пока каждый политикан в городе не выскажется по этому поводу. — Колхаун взглянул на большие часы в центре вестибюля. — Начнем действовать, когда ты официально обратишься ко мне… ну, скажем, в один метацикл полуденной вахты. Подходит? Так ты успеешь ненадолго заехать во дворец. Императору не терпится поговорить с тобой — и Гарри Драммонду тоже, и Босу Голсуорси.

— Буду рад повидать их всех. Содеска — отличное место, но уж больно там много медведей.

— Странно, да? — хмыкнул Колхаун. — Я и сам это замечал. — Он снова посмотрел на часы. — Однако у меня встреча. Тебе, пока ты здесь, выделят глайдер с водителем — это сэкономит время нам всем. Машина во дворе, на стоянке. Водитель тебя знает. — Адмирал направился к лифтам, бросив через плечо:

— Десятый этаж. Там тебя тоже узнают.

— Спасибо, Кол, — сказал Брим вслед своему старому другу, ставшему теперь одним из самых влиятельных лиц в Империи. И засмеялся, слегка оглушенный такой внезапностью. Его поездка продлится несколько стандартных недель, включая время в пути, однако он уже добился всего, чего хотел, — всего через два метацикла после посадки на озере Мерсин. Осталось только устроить показуху для политиков. Добро пожаловать обратно в реальный мир, Вилф Брим, усмехнулся он про себя. Добро пожаловать домой.

* * *

Барбюс и рыжая красотка Косса Тутти уже дожидались его в императорском дворце. Оба имели усталый, задумчивый вид, словно только что занимались любовью после долгой разлуки. Тутти держала на руках маленькую ясноглазую девчушку, которая в своем нежном годовалом возрасте успела уже отрастить пышную черную гриву, обещая в будущем посоперничать со своей покойной матерью. Она была одета, как принцесса, которой, собственно, и являлась, будучи приемной дочерью императора Онрада V, Принца Звездного Скопления Реггио и Законного Хранителя небес.

Девочка заулыбалась и потянулась ручонками к Бриму.

— Это кто. Надежда? — спросила Тутти.

— Папа Вилф.

— Папа Вилф? — повторил Брим, беря малютку на руки. — Милая, так ведь никто не должен знать, что ты моя дочь. Как же нам быть теперь?

— Не беспокойтесь, адмирал. Кроме «официального» родителя Мустафы Эйрена, который, кстати сказать, навещает ее иногда, у нее есть и «папа Онрад», и папа «Кол». Сегодня к ним прибавились «папа Утрилло» и «папа Вилф». Так что вряд ли ее истинное происхождение выйдет наружу, по крайней мере в ближайшее время.

Брим заглянул в смеющееся личико девочки. Когда-нибудь станет красавицей — глазки у нее и теперь миндалевидные, как у матери. За ее коротенькую жизнь он видел ее в основном на голографиях — не слишком прочные узы. Но сейчас его захлестнула нежность. Он прижал девочку к себе, и слезы умиления потекли у него по щекам.

— Надежда, — шептал он. — Надежда моя. Он чуть не опоздал на встречу с Колхауном, но его шофер, смышленый на вид сержант по имени Квиннер Твист, ехал так, словно за ним гнался сам Негрол Трианский. В результате Брим влетел в приемную Колхауна за цикл до назначенного срока.

— Вы, должно быть, адмирал Брим, — сказала длинноногая штатская секретарша, соблазнительно склонившаяся над дисплеем.

Брим кивнул.

— Кол назначил мне это время.

— Он вас ждет, адмирал, — улыбнулась она. — Входите.

— Спасибо. — Брим постучался, тронул автоматическую защелку… и замер на пороге.

В кабинете — средоточии военной мощи Империи — император Онрад V, Принц Звездного Скопления Реггио и Законный Хранитель небес, сидел верхом на стуле лицом к столу Колхауна, держа веер игральных карт. Справа от него миниатюрный адмирал Боспор Голсуорси, командующий обороной, сосредоточенно хмурился, глядя в свои карты, слева устремил взор в потолок генерал Гарри Драммонд.

— Входи, Брим, — сказал Колхаун из-за стола и объявил Онраду:

— Отвечаю на ваши пять и поднимаю до десяти. — Перед ним лежала внушительная груда кредиток — гораздо больше, чем у прочих игроков.

Онрад, красивый, плотный мужчина с острой бородкой, подмигнул Бриму и сказал:

— Я пас, Кол, — подвигая некоторую часть своих денег к Колхауну.

— Я тоже, будь оно неладно, — проворчал Голсуорси, отделяя несколько меньшую долю от своей кучки. — Брим, это все из-за тебя. Как правило, я играю в креаль превосходно.

— А то из-за кого же, — сердито поддержал широкоплечий Драммонд. — От Вилфа всегда одни неприятности.

Онрад подтянул к столу еще один стул.

— Садись с нами, Вилф. Мы проводим такие совещания на высшем уровне каждую неделю. Техника Кола, если можно так выразиться, заряжает нас для борьбы с Негролом Трианским на всю неделю.

— Ваше величество, — приложил руку к сердцу Колхаун, — как можете вы так отзываться о моем таланте игрока?

Онрад сунул значительно уменьшившуюся пачку кредиток в бумажник.

— Я всегда был известен, как правдивый монарх, — с большим достоинством произнес он при этом.

Брим сел, и все четверо с улыбками обернулись к нему.

— Вилф, — сказал император, — мы рады, что ты вернулся. Расскажи, как там дела в Содеске.

— Раньше было хуже, ваше величество. Кто-нибудь из вас читал мои донесения Колу?

— Это чуть ли не единственные КА'ППА-граммы с театра военных действий, чтением которых я себя утруждал, — хохотнул Драммонд.

— Угу, — подтвердил со смешком Голсуорси. — Ты делал их достаточно короткими, чтобы можно было прочесть. А если серьезно, то ты один не включаешь в свои сообщения разную политическую белиберду.

— Думаю, мы все это оценили, — кивнул Онрад. — Но что стряслось с ноф Вобоком? Неужто Ник взаправду убил этого жукида?

— Еще как, — заверил Брим. — Я сам видел, как он свернул ноф Вобоку шею, а потом оглушил им, как дубиной, еще двух-трех важных лигеров. Я так и не узнал, что с ними сталось, но они не шевелились, когда Труссо увозила нас на своем «Норде». Надо было торопиться, видите ли.

— Этому я не удивляюсь, — хмыкнул Драммонд.

— Брим, — покачал головой Онрад, — никогда больше не встречал того, кто столько раз оказывался в критических ситуациях — и у кого было бы столько друзей, готовых рискнуть ради него головой. Как это у тебя получается, скажи ради Вута?

— Я всего лишь простой пилот.

— Как же, как же, — проворчал Колхаун, собирая разноцветные карты в красивую инкрустированную шкатулку. — Ну, кем бы ты ни был, ты присутствовал при самом важном событии этой войны — по крайней мере для содескийцев. По нашим источникам, как раз смерть ноф Вобока заставила Трианского приостановить наступление и дождаться прибытия подкреплений.

— Тогда этот жукид загнулся в самое время. Так называемое затишье, позволило Урсису собраться с силами.

— Кстати, о силах, — вмешался Голсуорси. — Расскажи-ка нам о трех эскадрах, которые берешь с собой в медвежье царство. Насколько я понял, ты отрываешь их с мясом не от кого-то, а от меня.

Брим улыбнулся. Он давно отрепетировал ответ на этот вопрос — и они это знали.

— Ну, начнем с того, что мне нужны «Звездные Огни». Возможно, новые 5-В — ведь Облачники бросили против медведей свою новейшую технику. И запасные части, чтобы ремонтировать их вдали от дома. Они все время будут в гуще боя и неизбежно привлекут к себе внимание врага, поскольку отличаются от содескийских кораблей.

— Выходит, мы жертвуем ими? — спросил Голсуорси. — Мы, естественно, всегда готовы к потерям, но заведомой жертвы я одобрить не могу. Что скажешь, Вилф?

— Не думаю, что на это так просто ответить. Бос. Для начала, что вы понимаете под жертвой?

— Хотя бы то, — подумав, сказал Голсуорси, — что мы обрекаем эти корабли и их экипажи на гибель в боях, которых медведи все равно не выиграют.

— Ну что ж, — согласился Брим, — полагаю, что во время этой кампании большая часть «Звездных Огней» действительно погибнет — и никто не может ручаться за то, что первое контрнаступление завершится удачно. В этих условиях мы, возможно, действительно приносим жертву.

— Похоже, ты хочешь добавить «но», — сказал Голсуорси. — В чем же оно заключается?

— Каков был средний срок жизни наших эсминцев во время битвы за Авалон? — задал встречный вопрос Брим. — Примерно одиннадцать вылетов, верно? Но тогда мы не считали, что жертвуем ими.

— Потому что выиграли эту битву, — заметил Голсуорси.

— Да, я понимаю. Это важный фактор. Но не забудьте, что победа и поражение — вопрос времени, и нельзя предугадать исход содескийской кампании, поскольку там «битва» еще не закончена.

— Погоди-ка! При чем тут время?

— Для наших трех эскадр оно имеет решающее значение — только оно покажет, будут их называть «бессмысленными жертвами» или просто «потерями».

— Время, говоришь? — прервал император. — Брим, это несколько превышает мое понимание.

— Сомневаюсь, ваше величество. Вспомните, как погиб мой собственный «Звездный Огонь» в прошлом году. В тот день — и даже месяц — его гибель была бессмысленной жертвой, поскольку мы со всей очевидностью проигрывали бой.

— Но в контексте пяти месяцев сражения это просто потеря, — кивнул Онрад. — Теперь понимаю. А ты, Бос?

— Ну конечно, понимаю, ваше величество. Я просто не хочу, чтобы эти три эскадры сразу же расколошматили без всякого толку.

— Никто не может знать, — заметил Брим, — какую помощь содескийцам окажет каждый отдельный корабль. Если один из них сунется под огонь «Горн-Хоффа» в первый же свой вылет, он, конечно, пропадет ни за грош, но…

— Но это не значит, что он падет жертвой безнадежной ситуации, — закончил Колхаун.

— Положение Содески далеко не безнадежно, — сказал Брим. — Ник и доктор Бородов намерены бросить в бой практически все, что у них есть, — правда, потом, когда кончатся ресурсы, им придется отойти.

— Вот и я о том же, — сказал Драммонд. — Во время этого отхода кто-то останется позади, чтобы прикрывать других. Так вот, я не хочу, чтобы частью этого заслона были наши люди — во всяком случае, это не должно планироваться заранее.

— Понимаю вас, — кивнул Брим. — Я возьму с Урсиса такое обещание, прежде чем привести эти эскадры в Содеску.

— Что еще тебе понадобится? — спросил Колхаун.

— Мне бы очень хотелось заполучить Тоби Молдинга в качестве командира. Есть такая вероятность? Онрад опустил подбородок на руки:

— Я тогда и боялся, что ты запросишь Молдинга. Он, конечно, самый подходящий для этого человек — и вы с ним так хорошо сотрудничали в прошлом.

— Я чувствую приближение очередного «но», ваше величество.

— Угадал. Молдинг — это единственная просьба, которую мы выполнить не сможем. Даже императоры порой должны уступать политическим приоритетам — и сейчас, к сожалению, как раз такой случай. Слышал ты о сэре Сесиле де Брю?

— Это не тот ли член парламента, которому принадлежат бронепрокатные заводы близ Веги-31?

— Тот самый, — с заметной неприязнью ответил Онрад. — И его заводы имеют чертовски важное значение для военной промышленности. Я мог бы национализировать их, но всем известно, что бывает, когда предприятие переходит к государству. Короче говоря, у него есть сын Бэзил, который командует 91-м крылом во флот-порту 93 на орбите Протея — это три эскадры новеньких «Звездных Огней». И папаше очень хочется, чтобы капитан Бэзил стал героем.

— А сам капитал Бэзил какого мнения на этот счет?

— Полон честолюбивых планов. Яблочко от яблоньки…

— Если оставить в стороне отца, ваше величество, — годен сынок хоть на что-нибудь?

— Это, пожалуй, его единственное достоинство, — сказал Голсуорси. — Он известен как весьма приличный пилот и заботливо относится к своим людям. При этом он, к несчастью, крайне упрям и не любит, когда ему приказывают.

— Похоже, в Содеске он завоюет всеобщую любовь.

— Делать нечего, Брим, — улыбнулся Онрад. — Если ему не суждено снискать любви, сделай хотя бы так, чтобы он приносил пользу.

Брим закрыл глаза, думая: преле-естно, просто прелестно. Вслух он сказал:

— Придется остановиться на втором варианте, ваше величество.

— Он тоже не так прост, — серьезно ответил Онрад.

— Ваше величество? — поднял бровь Брим.

— Дело в том, что этот шустрый жукид должен остаться живым…

Глава 9. Кснаймед

Около трех стандартных недель спустя — после нескончаемых прений и пустопорожних речей, когда все политиканы империи до последнего не преминули высказаться, — Империя официально выделила помощь Содеске. Для этой миссии был «выбран» Бэзил де Брю со своими тремя эскадрами, и Брим с Барбюсом на борту челнока готовились высадиться во флот-порту 93, на орбитальной истребительной базе, обороняющей огромный исследовательский комплекс на планете Протей.

При заходе на посадку Брим рассмотрел, что порт относится к базам старого образца, которые были построены во время войны, выигранной еще сто стандартных лет назад. В ту пору подобные комплексы сооружались с большим шиком — ведь офицеры тогдашнего флота набирались исключительно из богатых и влиятельных семей. Потери, понесенные на последней войне, заставили в конце концов изменить этот порядок, но предубеждение против «простолюдинов» отмирало медленно, в чем Брим не раз имел случай убедиться.

Де Брю встречал Брима и Барбюса у шлюза. Как видно, он хорошо выучил домашнее задание, потому что незамедлительно отдал Бриму честь.

— Адмирал, — отчеканил он, — добро пожаловать на базу Девяносто первого крыла, родной дом девятьсот четвертой, двадцать пятой и семьдесят шестой эскадр.

Брим отсалютовал со всем доступным ему щегольством и протянул руку.

— Рад познакомиться с вами, капитан, — сказал он, почти не кривя душой. — Это старшина Утрилло Барбюс — он поможет вашим подчиненным уладить кое-какие детали отправки в Содеску.

— Счастлив познакомиться с вами обоими. Я слышал, вы провели там долгое время — приятно, должно быть, вернуться опять к человеческой цивилизации.

— Медведи меня избаловали, — добродушно улыбнулся Брим. — Думаю, нигде так радушно не принимают гостей.

— Вот как? — удивленно отозвался де Брю. — А вы, старшина, какого мнения о Содеске?

— Медведи — очень славные ребята, капитан. Я всегда с удовольствием возвращаюсь туда.

— Что ж, они, конечно, постарались, чтобы вы чувствовали себя там как дома, — кисло заметил де Брю. — Вы для них, должно быть, как боги, — ведь они всего лишь животные в конце концов. Все слышали об их езде на санях и прочих штучках, — с фривольным смехом добавил он.

Брим залился краской. После случая с Труссо ему стала нравиться такая езда…

— Впрочем, довольно об этом, — беззаботно бросил де Брю. — Придется нам поучить их жить и вести войну — таково бремя человека в конце концов. Пойдемте, адмирал, я покажу вам наше скромное жилище — старое, правда, но достаточно комфортабельное. А после у нас намечен небольшой праздничный банкет для офицеров. Вот вам и случай познакомиться со всеми.

Брим, хмурясь, решил пока оставить без внимания фразу о «человеческом бремени». У него еще будет время заняться этой проблемой и обдумать, какие средства лучше применить для борьбы с ней. Пока что его задача — получить как можно больше информации.

— Хорошо, — сказал он. — Мне очень хочется узнать их поближе — особенно тех, которые отправляются в Содеску.

Де Брю больше метацикла водил Брима по всем закоулкам старого спутника. В итоге этого обхода стало ясно, что офицеры относятся к де Брю с большим уважением, хотя мнение о нем рядовых так и осталось неясным. Выяснилось также, что де Брю содержит свою базу в идеальном порядке — Брим еще не встречал такого на оборонительных орбитальных базах, которые посещал или которыми командовал. Столетние ангары выглядели так, как будто им не больше нескольких месяцев. Брим не слишком разбирался в техническом обслуживании кораблей, но годы службы позволили ему оценить здешнее оборудование, явно представлявшее собой элитный вариант государственного снабжения. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, откуда берутся фонды на все это.

То же относилось и к «Звездным Огням»: корабли всех трех эскадр так и сверкали, словно только что сошли со стапелей. Новая модель 5-Б, оборудованная двумя мощными 565-миллиираловыми разлагателями вместо прежних четырнадцати 425-миллиираловых, была значительным шагом вперед по сравнению с первыми, уже ставшими легендой проектами «Шеррингтона». К концу своей экскурсии Брим оценил станцию по достоинству — но был немало обеспокоен нарушением всех норм и стандартов, которое успел заметить.

Больше всего его волновали ремонтные стенды. Они, конечно, работают так же, как и те, что поступают по обычным каналам, — так же, да не совсем. Брим знал по опыту, что разница иногда бывает очень заметна. Что будет, если механикам придется перейти на стандартное оборудование? Смогут они выполнять свою работу столь же хорошо или им придется переучиваться заново при катастрофической нехватке времени?

Пока ясно одно: молодой де Брю находится на особом положении. Политическое влияние — вещь, конечно, хорошая, но в боевых условиях от него толку мало. Брим взял себе на заметку уведомить Онрада и его «покер-клуб» о создавшейся ситуации, но даже император вряд ли сможет что-либо предпринять — по крайней мере до отправки в Содеску.

* * *

Вечером в офицерской кают-компании Брим и де Брю, оба в парадных мундирах, заняли места во главе трех длинных банкетных столов, на каждом из которых был выложен из колотого льда номер эскадры:

904, 76 и 25. Около сотни веселых мужчин и женщин, собравшихся здесь, ели из самой великолепной посуды, которую видел Брим после недавнего визита в императорский дворец. Не менее сорока рядовых сновали между залом и кухней, подавая блюдо за блюдом и подливая в хрустальные бокалы старые логийские вина. Этот банкет, которым остался бы доволен и сам великий князь, наводил на Брима некоторую оторопь, но он не забывал общаться с соседями слева и справа, стараясь разнюхать, как, собственно, поставлено тут дело у де Брю.

Сам де Брю говорил в основном о космических кораблях и полетах — темах, явно дорогих его сердцу. Справа от Брима лейтенант Сюзанна Келлер, потрясающая блондинка с волосами до плеч, томными голубыми глазами и чувственным ротиком на овальном лице, щебетала о финансовых делах базы столь мелодичным голосом, что делала этот сухой предмет почти интересным. Знаменитый на всю галактику вырез ее мундира открывал взору огромные площади сливочно-белой кожи, притом она имела чудесную привычку наклоняться вперед при разговоре, чем еще более увеличивала обзор. Брим в самом начале, подвигая ей стул, заметил ее длинные, крепкие ноги и очень тонкую талию. Она походила на Марго Эффервик, как родная сестра — младшая и не столь зрелая, но почти такая же красивая. Брим посмеялся про себя. Да, де Брю на совесть выполнил домашнюю работу.

Перед главным блюдом один из офицеров встал, поднял бокал и произнес громким, звучным голосом:

— Здоровье императора.

Все поднялись, хором повторив освященный веками тост:

— Да здравствует император, да здравствует наш милостивый император, да хранит Вселенная императора.

Не успело эхо умолкнуть, второй офицер провозгласил:

— Троекратное «ура» адмиралу Бриму, — что и было исполнено. Брим стоял растерянный, покраснев до ушей.

Не успел прозвучать третий тост, он поспешно поднял бокал и произнес:

— Троекратное «ура» девяносто первому крылу и Содеске!

Присутствующие разразились бурными аплодисментами, которые еще усилились, когда Брим и де Брю сдвинули бокалы.

После новых многочисленных тостов и многократных «ура» офицеры расселись по местам, и банкет пошел своим чередом. Присутствуя на нем от первоначальных закусок до последних десертных блюд, Брим не мог не признать это пиршество великолепным и в то же время изысканным. Де Брю, в отличие от великого, князя, понимал разницу между обильным и тонким обедом. Кроме того, он, несмотря на все свои протекции и связи, был очень приятным собеседником. А удивительное сходство Келлер с Марго Эффервик придавало вечеру почти магическую атмосферу.

Когда десертные тарелки были убраны и офицеры, попивая коллекционные ликеры, закурили сигареты муокко, де Брю встал и еще раз произнес тост за императора Онрада, заставив собравшихся притихнуть.

— Офицеры девяносто первого крыла, — сказал он затем, обернувшись к Бриму, — я знаю, вы все очень хотели бы узнать побольше о нашем новом назначении. Поэтому передаю слово адмиралу Бриму, который следил за развитием событий задолго до вторжения Лиги в Содеску.

Удивившись и несколько опешив, Брим встал под возобновившиеся аплодисменты, взглянув в глаза улыбающемуся де Брю, и поднял руку, призывая к тишине. Голова у него работала на полных оборотах.

— Благодарю вас, капитан де Брю, — сказал он с не совсем искренней улыбкой. — Счастлив поделиться своими немногими сведениями о новой области вашего назначения — и о медведях, спасению которых вы будете способствовать. Вы находитесь в авангарде операции, которую, быть может, со временем назовут в числе тех, что решили исход войны…

В следующие полметацикла он изложил свой взгляд на содескийскую кампанию, рассказал, в чем сила и слабость медведей, и о том, чего можно ожидать от неприятеля. Под конец он обвел взглядом банкетный зал — ставший значительно тише и трезвее, чем в начале его речи, — и нахмурился.

— Это особая война. Пока что она носит оборонительный характер — но не такой, к которому вы привыкли здесь, в девяносто третьем порту. Содеска очень велика. Я бывал в их столице несколько раз, но до сих пор не имел представления о размерах этого доминиона. — Он оглядел серьезные лица офицеров. — Быть может, я и теперь недостаточно хорошо их представляю, но кое-какие понятия получил. Эти просторы большей частью мало населены; вы не найдете там такого дворца, как ваш, который притом находился бы в нескольких метациклах от одного из самых крупных городов во Вселенной. В Содеске тоже, разумеется, есть города, и многие могут посоперничать с Авалоном. Но вас скорее всего разместят на какой-нибудь захолустной планете, не только голой, но еще и покрытой снегом. Это будет скверная война — более скверная, чем та, с которой большинство из вас сталкивалось, — я говорю и о тех, кто участвовал со мной в битве за Авалон.

Он закончил, и слушатели, помолчав немного, снова захлопали — но это были уже не те веселые, перемежаемые свистками аплодисменты, которые он получал раньше. Теперь в них слышалось уважение. Брим сел и посмотрел на де Брю — тот взирал на него с почтительным восхищением. Очко в мою пользу, с легкой грустью подумал Брим. Хорошо бы молодой командир крыла вложил в бои с Облачниками хоть долю той энергии, с которой пытался поддеть своего нового — и очень временного — начальника. Скоро ему придется отчитываться перед каким-нибудь содескийцем.

За остаток вечера Брим ответил на целый миллион вопросов, порой очень заковыристых, относительно Содески и ее обитателей. Съедают ли медведи своих врагов, когда убьют их? Не может ли статься так, что они и на союзников накинутся в пылу боя? Имеются ли у них какие-нибудь санитарные удобства? Тянет ли их мужчин к человеческим женщинам, особенно когда у женщин «сезон»?

Брим только зубами скрипел, отвечая. Вся галактика обязана медведям львиной долей своей гипердвигательной технологии, однако же целая группа образованных, способных водителей звездолетов считают их чем-то вроде животных — в лучшем случае дикарями. Он покачал головой. Отчасти в этом, конечно, виновата того рода война, которую они ведут здесь, во флот-порту 93. Брим имел дело с медведями с первых же своих дней на имперском корабле. В те дни Авалон еще не подвергался прямой атаке, и Брим вел свою первую войну в галактике, на кораблях, в чьи экипажи входили представители всех рас Империи.

Теперь та война получила продолжение, и Трианский со своими Облачниками подошел к самым дверям Авалона. В результате эти офицеры были слишком заняты обороной пяти своих главных звезд, чтобы общаться с кем-то за пределами своей единообразной группы — в том числе и с союзниками.

Но в настоящее время, когда Флот делает первый робкий шаг за обороняемые им границы, военным всякого ранга придется научиться многим вещам, не имеющим прямого отношения к первому долгу солдата — «бить и крушить». Придется им поупражняться в искусстве терпимости и сотрудничества, овладеть которым часто бывает труднее всего.

Пока Брим обходил офицеров, пожимая руки и отвечая на самые дурацкие вопросы, Келлер то и дело оказывалась рядом с ним. Когда толпа значительно поредела и вино стало оказывать свое неизбежное действие, он обнаружил, что разница между ней и Марго Эффервик быстро исчезает. Когда же она, как он и ожидал, предложила пойти в ее комнату, ему стоило труда отказать ей.

— Сюзанна, — сказал он ей как можно мягче, — мне очень лестно ваше приглашение. — Он взглянул на ее белую грудь и взял ее за руку. — Поверьте, мне ужасно хотелось бы помочь вам освободиться от этой формы, но, по-моему, нам следовало бы сначала немного получше познакомиться. А вы как думаете?

— Не понимаю, — нахмурилась она. — Вы что же, не хотите?

— Поймите одно: в других обстоятельствах я утащил бы вас в свою комнату еще полметацикла назад — и, возможно, еще сделаю это в будущем. Но когда — и если — вы захотите лечь со мной в постель, это будет ваш собственный выбор, а не желание вашего командира. Вы слишком хороши, чтобы использовать вас таким образом.

Келлер зарделась и опустила глаза.

— Неужели меня так легко раскусить? — подавленно спросила она.

Брим легонько поддел ее пальцем за подбородок и приподнял ей голову, заставив взглянуть себе в глаза.

— Нет. Это де Брю легко раскусить. С вашей внешностью, Сюзанна, вы можете менять мужиков каждую ночь, если захотите. Такая девушка, как вы, не станет прыгать в постель к старикану вроде меня, если он не обаяет ее так, что она сама из штанишек выскочит, — а у меня не было времени вас обаять. Правильно?

— Я бы сказала, начали вы успешно, адмирал, — улыбнулась она.

— Но нам нужно еще пройти этап, на котором вы станете называть меня не «адмирал», а как-то иначе. А теперь, когда мы раскрыли свои карты, скажите: у вас будут из-за этого неприятности с де Брю?

— Нет, адмирал, не думаю. Он просто хотел, чтобы я…

— Чего же он хотел? Келлер стало не по себе.

— Может быть, оставим это, адмирал?

— Нет, я хочу знать, что именно он вам сказал. Но я не стану ничего предпринимать, если вы не хотите.

— Вы обещаете? Я очень долго добивалась назначения сюда.

— Обещаю.

— Бэзил де Брю впрямую ничего мне не приказывал, — покраснела Сюзанна. — Просто сказал, чтобы я, ну… постаралась развлечь вас. Говорят, я похожа на принцессу, с которой вы встречались, — на Марго Эффервик.

— Как он, собственно, смеет требовать подобного от имперского офицера? — вскипел Брим. — Это неслыханно! Он что, со всеми здесь так обращается?

— Нет. Не со всеми. Просто здесь, во флот-порту 93, все делается исключительно для пилотского состава. И ничего ужасного в этом нет. Они каждый день рискуют жизнью в самых разных гравитационных условиях, а мы, вспомогательный персонал, проводим время в сравнительной безопасности. Возможно, просьба де Брю поработать шлюхой немного и возмутила меня, — улыбнулась она. — Но если пара метациклов в постели с весьма привлекательным адмиралом может облегчить им жизнь, то это время будет потрачено с пользой — я так понимаю. Вы не согласны со мной?

— Вы замечательная женщина, Сюзанна Келлер, — с полной искренностью ответит Брим.

— А вы замечательный мужчина, адмирал. Приятно знать, что де Брю вы оказались не по зубам. Вот только… — с мимолетной улыбкой добавила она.

— Только что?

Келлер, глядя на него, медленно провела языков по губам.

— Только я уже, кажется, готова выскочить из штанишек, как вы выразились. Мне бы очень хотелось как-нибудь оказаться с вами в постели — когда де Брю не будет иметь к этому отношения.

— Я буду под рукой. Может, что-нибудь и получится.

Той же ночью в дверь к нему постучалась некая очаровательная блондинка.

— Вилф Брим, — сказала она томно, снимая флотский комбинезон, — можно, я выскочу из них? — На ней остались только трусики…

* * *

Когда Брим с Барбюсом вернулись в столицу, у трапа их ждала женщина-фельдъегерь в алой ливрее. Высокая и тонкая, с крупным носом, она напомнила Бриму цаплю, которую он видел когда-то на одной из многоводных планет Нафтара. Ее манеры соответствовали внешности.

— Адмирал Брим? — надменно осведомилась она.

— Это я. — Он предъявил свой опознавательный диск. Кому понадобилось посылать к нему курьера из дворца? Уж не случилось ли чего-нибудь с Надеждой? Нет, об этом беспокоиться нечего — по-настоящему плохие новости приходят по КА'ППА. Барбюс, поймав взгляд Брима, только плечами пожал. Ну, если уж он не знает, здесь и правда какая-то тайна. Брим нетерпеливо ждал, пока женщина проверяла все его данные на своем портативном идентификаторе. Удостоверившись, наконец, что перед ней не Негрол Трианский, она достала из сумки пурпурный конверт.

— Личное послание императора. Оно будет уничтожено, если вы дважды нажмете на государственную печать.

Брим кивнул. Это был не первый императорский пакет, который он получал, — и скорее всего не последний.

— Благодарю вас, сударыня. — Он приложил к ее идентификатору три пальца в качестве расписки.

Женщина коротко кивнула и скрылась в суете военного сектора космопорта.

Пока Барбюс искал глайдер, Брим удалился в тихий уголок и нажал на печать в верхнем левом углу конверта. Конверт раскрылся. Сверху лежала записка от самого Онрада:

БРИМ! Я РЕШИЛ, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН ОЗНАКОМИТЬСЯ С ЭТИМ РАПОРТОМ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОН ДОЙДЕТ ДО ТЕБЯ ПО ДРУГИМ КАНАЛАМ. НИКТО ИЗ ТЕХ, С КЕМ Я ГОВОРИЛ, НЕ БЕРЕТСЯ ПРЕДСКАЗАТЬ, ЧТО ЖДЕТ КУЗИНУ МАРГО, НО ЗДЕСЬ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ЕСТЬ ХОТЬ КАКИЕ-ТО НОВОСТИ О НЕЙ. БУДУ ДЕРЖАТЬ ТЕБЯ В КУРСЕ, ЕСЛИ СТАНЕТ ИЗВЕСТНО ЧТО-ТО ЕЩЕ. ОНРАД.

Не желая читать рапорт в порту, Брим закрыл конверт и нетерпеливо шагал взад-вперед, пока Барбюс не подогнал служебный глайдер. Оказавшись один на заднем сиденье, от тут же уничтожил записку Онрада и стал читать сам рапорт, составленный тайными агентами Империи, работающими где-то в Лиге. Цензор убрал шапку и прочие детали, позволяющие понять, откуда пришло донесение.

(НАЧАЛО ВЫДЕРЖКИ)

ПУНКТ 15

ОБЪЯВИВ О СВОЕМ РАЗВОДЕ С «ИЗМЕННИЦЕЙ» ЖЕНОЙ (ЕЕ ВЫСОЧЕСТВОМ ПРИНЦЕССОЙ МАРГО ЭФФЕРВИК), РОГАН ЛА-КАРН, ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ ТОРОНДСКИЙ, ЛИЧНО ВОЗГЛАВИЛ ТРИ БРИГАДЫ КОНТРОЛЕРСКИХ ЧАСТЕЙ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ В ОПЕРАЦИИ, НАПРАВЛЕННОЙ ПРОТИВ ОЧАГА СОПРОТИВЛЕНИЯ НА ОККУПИРОВАННОЙ ЭФФЕРВИКСКОЙ ПЛАНЕТЕ БРАВЕ. СООБЩАЮТ, ЧТО В РЕЗУЛЬТАТЕ ЭТОГО РЕЙДА ПОДПОЛЬНАЯ БАЗА, ОСНОВАННАЯ БОЛЕЕ ГОДА НАЗАД ПРИНЦЕССОЙ МАРГО, В ТО ВРЕМЯ ГЕРЦОГИНЕЙ ТОРОНДСКОЙ, ПОЛНОСТЬЮ УНИЧТОЖЕНА.

ВСЕ ОБИТАТЕЛИ ЛАГЕРЯ УБИТЫ НА МЕСТЕ, ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ ДЕСЯТИЛЕТНЕГО РЕДИАРДА ЛА-КАРНА, ЕДИНСТВЕННОГО ПОТОМКА ОТ БРАКА ЛА-КАРНА С ПРИНЦЕССОЙ МАРГО. В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ЮНОГО ЛА-КАРНА ВИДЕЛИ, КОГДА ОН САДИЛСЯ В ЗВЕЗДОЛЕТ, ИДУЩИЙ В ТОРОНД.

САМА ПРИНЦЕССА К МОМЕНТУ ОКОНЧАНИЯ ДАННОГО РАПОРТА ИЗБЕЖАЛА ПЛЕНА — ПО ВОЛЕ ПРОВИДЕНИЯ ЕЕ НЕ ОКАЗАЛОСЬ В ЛАГЕРЕ В МОМЕНТ АТАКИ ОБЛАЧНИКОВ.

МЕСТНЫЕ ИНФОРМАТОРЫ СООБЩАЮТ, ЧТО В СЛУЧАЕ ПЛЕНЕНИЯ ПРИНЦЕССЫ ЛА-КАРН ЛИЧНО ПОДВЕРГНЕТ ЕЕ ПУБЛИЧНОЙ КАЗНИ В ЭМОР-РУДОЛЬФО, СТОЛИЦЕ ТОРОНДА, ВО ВРЕМЯ ПРЕДСТОЯЩЕГО ПРАЗДНЕСТВА В ЧЕСТЬ ТРЕТЬЕЙ ГОДОВЩИНЫ ПОДПИСАНИЯ ДОГОВОРА О ВОЕННОМ СОЮЗЕ МЕЖДУ ТОРОНДОМ И ЛИГОЙ.

ЕСЛИ ПРИНЦЕССА В БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ НЕ БУДЕТ СХВАЧЕНА, ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО ЛА-КАРН (ВОЗМОЖНО, ВМЕСТЕ С СЫНОМ) НАЧНЕТ ПРОПАГАНДИСТСКУЮ КАМПАНИЮ ПРОТИВ НЕЕ КАК ИЗМЕННИЦЫ «ПРИЮТИВШЕМУ» ЕЕ ДОМИНИОНУ. ОН НАЗНАЧИТ ТАКЖЕ ЗНАЧИТЕЛЬНУЮ НАГРАДУ ЗА ЕЕ ГОЛОВУ.

(КОНЕЦ ВЫДЕРЖКИ)

Брим, покачав головой, нажал на печать еще раз. Пакет исчез, выпустив струйку не имеющего запаха дыма.

— Это насчет Марго, — помолчав, сказал Брим. Барбюс на переднем сиденье кивнул, не оборачиваясь.

— Я уже слышал, когда брал глайдер, адмирал. Боюсь, новости неважные, — сказал он, лавируя в потоке авалонского утреннего движения. — Что вы об этом думаете?

Брим, уставившись невидящим взглядом в окно, ответил:

— Не знаю, старшина. Каждое мгновение на свободе увеличивает ее шансы — у нас, конечно, есть на Браве агенты, которые смогут ей помочь. Она не впервые попадает в переделку, откуда никто другой живым бы не вышел.

— Вспомним хотя бы, как космический форт у Зонги взорвался вместе с ней — и хоть бы что.

— Ты ведь только что сказал, что дело плохо.

— Прошу прощения, адмирал, я сказал только, что новости плохие. Так оно и есть. Но принцесса Марго будет покрепче нас с вами. И выплывет, как всегда выплывала. Готов поспорить.

— Только дурак стал бы спорить с тобой.

— Вроде Рогана Ла-Карна, — задумчиво заметил Барбюс.

— Да, вроде Рогана Ла-Карна…

* * *

К концу 52013 стандартного года 91-е крыло де Брю переместилось на содескийский фронт. Его тут же направили в сектор Гривна, по соседству с зоной наиболее ожесточенных боев. База, где их поместили, находилась на Вече, третьей планете звезды Ярлык, у наглухо замерзшего озера. Несмотря на крайне примитивные условия на Земской — так называлась база, — имперские технические команды собрали первую эскадру доставленных в разобранном виде «Звездных Огней» за три стандартных дня, а все крыло, включив резерв, было готово к бою через неделю.

За год, проведенный ими во флот-порту 93, де Брю и его пилоты постоянно сталкивались с лучшей техникой Лиги и были готовы продолжать в том же духе, как только будут собраны корабли. И первые же вылеты трех эскадр принесли весьма удовлетворительные результаты.

Брим почти с самого начала принимал активное участие в боях. Ему не нужно было много времени, чтобы освоить новую модель «Шеррингтона», и он возглавлял боевые вылеты, когда его обязанности советника ему позволяли. В первые пять рейдов он записал на свой счет две победы. Люди Ортота, привыкшие иметь дело с устаревшими кораблями и неопытными экипажами, позволили себе расслабиться и теперь расплачивались за свою самонадеянность.

При соответствующей поддержке из космоса наземные содескийские войска тут же обратили вспять казавшихся непобедимыми Облачников, и всего через несколько недель после имперского Нового года (он праздновался во время боя, который длился целые сутки и стоил жизни трем «Звездным Огням») захватчики были изгнаны из дюжины планетных систем. Линия фронта понемногу менялась. Казалось бы, пустяк, мелкий эпизод большой войны. Но те, в чьи обязанности входило планирование будущего, не преминули обратить внимание на эту операцию. Скоро она стала предметом пристального изучения обеих воюющих сторон.

* * *

После столь впечатляющего начала Брим решил посмотреть, как будут воевать имперские эскадры при непосредственном взаимодействии с содескийцами.

После своих расистских высказываний в порту 93 де Брю ничего такого больше не говорил, как и все его офицеры. Правда, Брим исправно служил буфером между содескийскими командирами и гордыми офицерами 91-го крыла. Он оставил Барбюса на Земской для контроля над ситуацией и вернулся в Громкову, к радостному Николаю Януарьевичу Урсису. И Урсис, и доктор Бородов встречали Брима в порту «Томошенко».

— Имперцы сражались великолепно, Вилфушка, — заявил маршал, сдавив Брима в медвежьих объятиях. — Как мы и надеялись. В вашем секторе Гривна, как бы мал он ни был, Облачники отступают впервые после начала своей проклятой кампании.

— Спасибо, Ник. — Они сели в лимузин, чтобы ехать в поместье Бородова. — Если кто-то еще сомневался, что содескийцы способны побить лигеров, теперь все стало предельно ясно. С приличной поддержкой из космоса на земле вы, медведи, абсолютно непобедимы.

— К сожалению, — сказал Бородов, — как бы ни были эффективны три ваши эскадры в секторе Гривна, на ход всей войны они повлиять не могут. На других участках треклятые Облачники безнаказанно прут вперед.

Брим кивнул. Он следил за ходом событий. Меньше чем за год передовые части Лиги захватили многочисленные планеты звездного скопления Кснаймед, находящегося всего в ста пятидесяти световых годах от Остры и Громковы.

— Как дела в городе? — спросил он.

— Паника пока не проявляется, по крайней мере открыто, но страх чувствуется повсюду — и медведей за это нельзя упрекать. Для Облачников мы «пушные звери». Ты сам это видел, когда мы попали на Згольвку, — сказал Урсис. — Если бы не наш друг Труссо, моя шкура тоже пошла бы на шубу какому-нибудь паршивому Облачнику. Тут и скальные волки забоялись бы.

— Что же вы намерены предпринять? — спросил Брим. Большой лимузин скользил по живописной городской окраине. Старые дома, узкие трехъярдовые улицы, мелкие лавочки — все выглядело покинутым. Как уведомляла его Марша Браунинг в последней из коротких записок, которыми они иногда обменивались, жители потихоньку покидали город.

— Остается одно, — сказал Урсис. — С помощью нашего друга Анастаса Алексия мы каким-то чудом наскребли достаточно ресурсов, чтобы начать наступление в секторе Кснаймед почти немедленно.

— Хвала Вселенной. Теперь горожане вздохнут. Когда думаете начать?

— Если все пойдет хорошо, то завтра к полудню, по громковскому времени. Твой капитан де Брю и его эскадры отправились в Кснаймед через день после твоего отлета. Чувствую, что новая база, Фометт, им не понравится. Это на Ж19-С. Жуткая планета, как я слышал. Облачники ее только что оставили.

— И мне там надо быть? — скривился Брим.

— Тебе надо быть здесь, Вилфушка, — ласково заверил Урсис. — При 91-м крыле остается старшина Барбюс на случай, если что-то пойдет неладно. Через неделю по громковскому времени мы предоставим тебе новенький ЗБЛ-4, чтобы лететь на фронт. Там ты сможешь махнуть его на «Звездный Огонь» и палить по лигерам, сколько душа пожелает.

— А почему не завтра? Или не прямо сейчас?

— Недели как раз хватит, чтобы проверить, смогут ли имперцы сражаться вместе с содескийцами без людей, работающих в качестве буферов.

— Не понимаю, — сказал Брим. Однако он догадывался. Де Брю!

— Ты очень мил, что оберегаешь нас от проявлений нетерпимости, но похоже, что эта нетерпимость стала неотъемлемой частью нашего времени. В старину, когда мы трое встретились на «Свирепом», медведей охотно брали в инженерную команду, если они выражали желание служить на имперских кораблях — в том числе и князей.

— Я никогда не афишировал своего титула, — возразил Бородов.

— Да брось. Зачем перед Вилфом-то становиться в позу? Предрассудки существуют во всяком обществе, включая и медвежье, — чем более оно гомогенно, тем крепче предрассудки. Даже твой брат от них не свободен — вспомни, как он говорил с Вилфом Анзором в тот день. Да и мы с тобой не без греха.

— Это верно. Но теперь нам всем придется либо искоренить свои предрассудки, либо оказаться в руках у фанатиков худшего толка — Облачников Негрола Трианского.

— Но что насторожило вас в де Брю? — спросил Брим. — Я думал, что держал их под крышкой. Даже Барбюс ничего не замечал.

— Глубинные предрассудки разглядеть бывает трудно — особенно тем, кто от них свободен. Мы тоже не замечали. Все выплыло, когда мы направили к вам своих механиков — показать, как переоборудовать содескийские ремонтные стенды под имперские источники энергии.

— И механиков де Брю это не заинтересовало?

— Не слишком, по словам наших.

— Ну, де Брю и правда привез с собой много собственного оборудования. Может, он полагает, что ваше ему не понадобится.

— Значит, он не ожидает никаких потерь в наземной технике? Велика же его самоуверенность в таком случае.

— Самоуверенность или глупость, — заметил Брим.

— Гм-м, — вежливо промычал Урсис. — Вот придет нужда, а наших технических закавык он знать не будет.

— Понятно. Притом он не слишком рвется их изучить, верно?

— Насчет де Брю не знаю, — пожал плечами Урсис, — но его механики ясно дали понять, что в советах медведей не нуждаются, касаются эти советы обслуживания «Звездных Огней» или чего-либо другого.

— Понятно, — сжал губы Брим. Да, это проблема. — Я очень сожалею. Надо было сказать мне сразу.

— Не так уж все плохо. Быть может, тесное взаимодействие де Брю с храбрыми содескийцами, летающими на кораблях того же класса, что и «Звездный Огонь», излечит болезнь без постороннего вмешательства. Совместная борьба часто делает братьями самых враждебно настроенных существ. И уж больно здорово твои имперцы колошматят Облачников.

— Бывает, конечно, и хуже, — согласился Брим. Ясно, что урок, преподанный опытом, полезнее того, который вбивают тебе в глотку. И все же, подумал он, когда лимузин плавно остановился под большим портиком усадьбы, было бы большим удовольствием дать кое-кому по носу.

* * *

Брим, как и, надеялся, нашел записку от Марши Браунинг, прибыв в тот же день в охваченное суетой имперское посольство. Посол, писала она, всю ночь пробудет на совещании, а она заказала ужин в «Золотом петушке», тихом и отдаленном, по ее словам, ресторанчике на берегу Громковы. Она даже нарисовала для Брима маленькую карту.

По правде говоря. Марша в последнее время не покидала его мыслей. Громкове уже довольно давно грозила прямая атака со стороны Лиги. Брим не мог понять, как это муж не отправил Маршу домой еще несколько месяцев назад. Зато это унимало наиболее острые приступы вины за желание быть с ней рядом.

Он получил в вестибюле посольства последние голографии Надежды, сунул их в карман и поднялся в аппаратную — отправить «покер-штабу» последнее донесение перед завтрашним наступлением. Выйдя из шифровальной, он подумал, что этот его рапорт в корне отличается от тех, которые он посылал до назначения Урсиса маршалом. Отрадно было сообщить хоть о нескольких победах среди мрачного перечня потерь, которые содескийцы все еще продолжали нести за пределами сектора Гривна. И если предчувствие его не обманывает, в предстоящие дни хороших новостей станет еще больше — по крайней мере, пока у перешедших в наступление содескийцев хватит ресурсов. Быть может, это позволит убедить таких, как генерал Хагбут, в том, что помощь Содеске — это надежное вложение капитала. Брим улыбнулся, вспомнив о Марше Браунинг. Наступление, пусть даже на время, продлит жизненный срок города Громковы — и Марши тоже.

Посольство накануне событий прямо-таки бурлило. Спустившись с лестницы, Брим заметил высокого, представительного мужчину, идущего через вестибюль с рыжей девицей, годившейся ему в дочери. Мужчина был ему знаком. Брим прищурился и узнал Браунинга, у которого никакой дочери не водилось. Пара свернула в боковой коридор. Брим последовал за ними и увидел, как они, уже рука об руку, исчезли за дверью с надписью «Спальное крыло». Он остановился, улыбаясь про себя — напрасно он чувствовал такие угрызения совести! Брим вернулся в вестибюль, сел в свой глайдер и отправился в «Золотой петушок», фальшиво насвистывая какой-то мотивчик.

* * *

Поздно вечером в полумраке ресторанного зала Марша Браунинг осушила третий бокал вина и закурила сигарету муокко.

— Чудесный был ужин, Вилф. — Она поудобнее устроилась на диванчике и выпустила из ноздрей душистую струю дыма. — После него я чувствую себя ужасно плохой.

— Ты не можешь быть плохой, — сказал Брим, целиком и полностью подпавший под власть ее чар. — Ты слишком красива, чтобы быть плохой.

— Спасибо, Вилф. Мне нравится быть красивой для тебя — особенно когда ты так смотришь. — Стрельнув глазами по сторонам, она села чуть поглубже и облизнула губы. — Кстати, о том, на что ты смотришь. Урони что-нибудь на пол.

— Что-что? — удивился Брим.

Она кивнула на его чашку с кф'кессом.

— Урони что-нибудь — например, ложку — под стол. А потом подними. Хорошо?

— Ничего не понимаю. Ложку?

— Ну да. Ты же знаешь, как на меня вино действует. Так и подмывает выкинуть что-нибудь… сам знаешь.

— Как в прошлый раз? — Брим ощутил сладкий трепет. То, как она оголила грудь в полном народа ресторане, до сих пор вспоминалось ему и всякий раз возбуждало.

— Угу, — проворковала Марша. — Мне опять хочется — тем более сейчас у меня юбка покороче. Да ты не волнуйся, — засмеялась она. — Меня ни разу еще не поймали.

— Об этом я не беспокоюсь — но не пойти ли нам в более укромное место?

— Ты не понимаешь. — Марша снова провела языком по губам. — Такие штучки на публике заводят меня — еще с тех пор, как я была девчонкой. И уже тогда я открыла, что, когда мальчик смотрит, получается еще лучше.

— Ладно, — улыбнулся Брим, — буду твоим мальчиком — я малость староват для этого, правда, зато готов на все.

— Ты вполне годишься, — хихикнула Марша. — Ну давай роняй свою ложку.

Брим, ухмыляясь, старательно уронил ложку и полез под стол. Борода Вута, какие у нее все-таки потрясающие ноги!

Марша открыла колени и задрала юбку повыше пышных, ослепительно белых ляжек. Даже в полумраке под столом было видно, что под юбкой у нее только темные шелковые трусики. Она медленно отвела их в сторону и шепнула чуть слышно:

— Ну как, нравится?

— Ч-чудесно, — пробормотал Брим. — Просто чудесно. — Упавшую ложку он отыскал далеко не сразу.

Позже они отправились на ее квартиру в старой, но фешенебельной части города. Когда она, оседлав его и закусив губы, неистово терлась о него всем телом, Брим не мог взять в толк, как можно предпочесть ей какую-то рыженькую соплячку. Струйка пота, стекая по ее трясущейся груди, сорвалась с большого, набухшего соска, и Бриму стало не до отвлеченных мыслей…

* * *

На следующий день, в полдень по громковскому времени, Урсис начал «Вылет», свое первое контрнаступление. Оно разворачивалось в мелком двенадцатизвездном скоплении Кснаймед, затерянном между космическими дырами и косяками астероидов на полпути между звездой Острой и древним созвездием, которое в Империи называлось Малый Морзик. Урсис выбрал этот сравнительно незначительный регион потому, что здесь Облачники глубже всего вклинились в пространство Содески и были частично окружены ее войсками.

* * *

22 унада 52014 года ровно в 2.70 предутренней вахты по громковскому времени Вторая и Десятая армии Лиги на всех двенадцати обитаемых планетах Кснаймеда подверглись координированной атаке сильно изменившегося медвежьего флота. Содескийские корабли с надписями «ВОЗМЕЗДИЕ» или «СМЕРТЬ ОБЛАЧНИКАМ» двигались крупными, слаженными формациями, подобных которым лигеры в этом секторе еще не видели.

Первыми шли эскадры смертоносных ЗБЛ-4, в чью задачу входило очистить небо от лигерских эсминцев. Это задание они выполнили с ошеломляющей эффективностью к полному смятению Облачников, которые расслабились за долгие месяцы легких побед. За эскадрами ЗБЛ двигались мощные боевые корабли КФ-4 и УВ-2 — они поливали огнем орбитальные порты и наземные базы снабжения. Последними появились корабли для наземной атаки, чисто содескийские «Ростовики», угловатые и снабженные тяжелой броней. С высоты менее 2500 иралов эти чудища засекали краулеры, грузовые глайдеры, колонны войск — все, что двигалось, — и поливали планету огнем разлагателей, расшвыривая осколки и трупы во все стороны. После «Ростовики» снижались, подходя к своей добыче на пятьдесят иралов и даже ниже. Их пилоты — многие из них были «дикими» из сектора Квасе, как Попычев и Бжтва, — владели широким диапазоном тактических приемов, которым обучились в далекой Карескрии, на родине Брима. Среди них был устрашающий маневр, известный, как «орбита смерти». Он состоял в том, что четыре, шесть или восемь машин окружали скопление вражеских краулеров и палили в них из разлагателей, буквально «прожигая дыры в лигерской броне», как похвастался один медведь-пилот в рапорте, который Брим прочел ночью в Громкове. Всего через метацикл после налета «Ростовиков» на планету Закрит-19, где базировалась 9-я Контролерская краулерская дивизия, семьдесят вражеских краулеров уже загорелось.

Такая же участь ожидала Облачников по всему сектору. На планете Былина-19 30-я Контролерская краулерская дивизия потеряла 270 из 300 бронированных машин, а 17-я дивизия — 240 из 300 всего через четыре метацикла ожесточенного боя.

Брим в Громкове с трепетом просматривал КА'ППА-граммы, получаемые с фронта. Пленных офицеров Лиги натиск медведей прямо-таки ошеломил. «Такого количества и качества космической техники мы еще не видели в Содеске», — заявила одна из галитиров. Она сказала это перед казнью — когда ее взяли в плен, на ней была медвежья шуба…

«Содескийцы смешали нам все планы», — сказал еще один пораженный пленный. В первые несколько дней официальных сведений о потерях с той и другой стороны не поступало, но усталый до предела де Брю доложил, что Лига потеряла шестьсот кораблей против двухсот содескийских и трех его «Звездных Огней». Еще более важным, по крайней мере для медведей, было то, что счет уничтоженных вражеских краулеров и наземных разлагателей шел уже на тысячи, а убитых и раненых Облачников — на десятки тысяч. К середине второго дня по громковскому времени содескийцы соединились и образовали «котел» вокруг Облачников, целя в него из бесчисленных разлагателей.

2 диада, ровно через неделю после начала «Вылета», Урсис сдержал слово и дал Бриму новенький ЗБЛ-4 для отправки в Кснаймед, а после лично довез друга до «Томошенко». Ведя лимузин «Рошов» по забитому военным транспортом шоссе, медведь молчал, и видно было, что его что-то угнетает. Наконец он сказал Бриму:

— Странные дела творятся в Кснаймеде — и мне это совсем не нравится.

— А что такое? — Брим пока не слышал ни о каких трудностях, связанных с наступлением, — разве что припасы начинали понемногу истощаться.

— Сам не знаю, но… что бы ты делал на месте Негрола Трианского, если бы сто тысяч твоих отборных войск вместе с техникой внезапно оказались в окружении?

Брим не замедлил с ответом.

— Приказал бы их командующему прорываться и идти на соединение с основными силами. Зачем нести потери, если от этого нет никакой пользы?

Урсис объехал большой наземный разлагатель, который выбился из ряда, и кивнул.

— Я бы поступил точно так же. Даже сволочные Облачники не любят терять своих людей понапрасну.

— Ну и что же? — Впереди уже виднелся въезд в космопорт.

— Да то, что мы оба согласны, что Облачникам следует идти на прорыв. Генеральный штаб того же мнения. Но лигеры почему-то ничего такого не делают. Многие их командиры просили разрешения отступить — мы перехватили их переговоры. Но из Таррота поступил категорический отказ. — Урсис притормозил у ворот и показал свой опознавательный диск часовому, у которого глаза стали как блюдца при виде пяти маршальских звездочек. С ободряющей улыбкой маршал ответил на приветствие растерянного молодого медведя и двинулся дальше, пробиваясь сквозь поток войск, отлетающих в Кснаймед, и раненых, прибывающих с фронта. — Похоже, Трианский снова гнет свою линию. Ни один профессиональный военный не допустил бы такого разгрома.

— Думаешь, он пытается удержать Кснаймед? — удивился Брим. — Но у меня сложилось впечатление, что это место не имеет особого стратегического значения.

— Верно, не имеет. В этой жалкой системе не смогла прижиться даже исправительная колония, которую мы попытались основать там лет сто назад, а пять лет спустя закрыли.

— Если это действительно личное распоряжение Трианского, он уже дважды за этот год выступает против воли своего генерального штаба. Либо он величайший стратег во Вселенной, либо величайший дурак.

— Скорее последнее — разве что он знает о Кснаймеде что-то, чего не знаем мы, — проворчал Урсис. — «Ветер и дождь одинаково пробирают шкуру и медведям, и скальным волкам», как говорится.

— А может, он за нас, — предположил Брим. Урсис залился басовитым смехом.

— Все может быть. — Он свернул с главной дороги к гравибассейнам, где стояли новые ЗБЛ-4. — Но думаю, тут имеет место более веская причина.

— Какая?

— Я нисколько не жалею о своей счастливой встрече с Родефом ноф Вобоком на Згольвке, но нельзя не признать, что маршал первый скомандовал бы отступление и сумел бы отстоять свое решение.

— Ну а почему Трианский не хочет поступить так же? Ведь не полный же он дурак.

— Интуиция подсказывает мне, что он фанатик — одна из разновидностей дурака, — и не может смириться с мыслью, что его побили какие-то «животные», как он нас называет. В общем, чьей бы глупости мы ни были обязаны, дело идет к тому, что много-много Облачников либо будет уничтожено, либо попадет в плен. На войне припасы расходуются быстро, и у окруженных войск скоро кончится самое необходимое. Нам, медведям, это точно бы не понравилось, — ухмыльнулся Урсис.

— Но, может быть…

— Что может быть? — спросил Урсис, хмуро поглядывая на гравибассейны, мимо которых они ехали.

— Может быть, лигеров будут снабжать из космоса.

— Их уже снабжают из космоса, — засмеялся Урсис. — Всех снабжают из космоса. Нас тоже.

— Да, но снабжением занимаются грузовики, которые курсируют в дружественном пространстве или, на худой конец, в межзвездных пустотах. — Брим прикинул что-то в уме и кивнул. — Вокруг Кснаймеда дружественного для них пространства уже не осталось, а в зону активных боевых действий грузовозам лучше не соваться. Да и в межзвездные пустоты тоже. Уж мы-то с тобой, Ник, знаем, какие потери несет космический конвой.

— Так ты согласен, что проклятым Облачникам придется поголодать?

— Очень похоже на то, Ник, — если они не сгонят весь свой флот для поддержки этих транспортов. Помнишь, как они защищали свои эсминцы во время битвы за Авалон?

— Вуф! — воскликнул медведь. — Такой ценой? Стягивание стольких боевых кораблей в одно место скажется на всем фронте. — Он помолчал, потирая подбородок. — Им придется доставлять как минимум по тридцать мильстоунов провизии на каждую из планет в день, чтобы окруженные могли хотя бы выжить — не говоря уж о защите. Для этого, по моим подсчетам, понадобится больше полутораста транспортов.

— Гм-м. Если я правильно помню, их боевой порядок предусматривает только половину этого количества на всю кампанию.

— Верно. — Урсис остановился у гравибассейна, где собралась большая толпа. — Чтобы набрать нужное число, им придется взять корабли с других фронтов и даже с собственных оборонительных рубежей. Любопытная ситуация складывается там, куда ты летишь, Вилф Анзор, — улыбнулся медведь. — Держи меня в курсе, ладно?

— Буду докладывать два раза в день, если надо. Но что тут, собственно, творится? — Брим посмотрел на стоящих навытяжку гвардейцев в красных мундирах. — Похоже, сам великий князь здесь.

— Почему бы и нет? — Урсис открыл дверцу. Брим поднял брови. — Великий князь и правда здесь. Он сидит в специальной каюте и ждет, когда ты отвезешь его в Кснаймед.

— Я?

— Ведь это тебя зовут Брим, не так ли?

— Вселенная…

— Не волнуйся, Вилф Анзор. Великий князь не станет особо докучать тебе в пути.

— Почему?

— С ним на борту новая фаворитка — совсем свежая. Я думаю, он не выйдет из каюты до самой посадки.

— Но зачем он летит? Ведь там опасно.

— Долг великого князя в том и состоит, чтобы порой навещать свои войска в опасной ситуации. Посетил же ваш Онрад тот спутник обнаружения в прошлом году, когда нас чуть не убили.

— Но что думают о нем в армии после всех потерь, которые вы понесли за последнее время?

— Великий князь — не образец совершенства, — сказал Урсис, глядя поверх очков. — Но при всех его изъянах он делает что может, и солдаты это знают. Если не считать его катастрофической промашки с флотом, он многое сделал для доминиона. И все же этой ошибки ни история, ни содескийский народ — включая и меня, если буду жив, — ему не простят…

Глава 10. Соратники

Когда Брим совершил посадку на планетке Тази в 150 световых годах от Кснаймедского котла, великий князь был все еще «занят» в своей каюте — он так и не показался с самого «Томошенко». Брим выразил свое сожаление по поводу того, что должен спешить, нескольким министрам и тут же пошел выяснять, как можно добраться до маленькой базы де Брю, размещенной на планете Буданова, примерно на восемьдесят световых лет ближе к фронту.

Около барака, где помещался оперативный отдел, он скорее ощутил, чем услышал, высоко за облаками знакомый грохот, вызвавший в нем целую бурю воспоминаний. «Звездный Огонь». Ничто во Вселенной больше не издает такого звука. И на ЗБЛ-4, и на «Звездных Огнях» стояли сдвоенные отражательные гипердвигатели «Колдун Е-8» фирмы «Красны-Пейч», но только «Звездные Огни» в пределах световой скорости летали на больших адмиралтейских гравигенераторах А-876, чей басовитый рев не имел себе равных в галактике. Грохот становился все громче, и к нему добавился характерный пронзительный свист воздуха, входящего в три охладительных патрубка перед «штаниной» левого борта. Брим посмотрел вверх и увидел показавшийся из-за туч корабль, напоминавший скорее произведение искусства, чем обыкновенную функциональную модель. Трехкорпусный, как многие из лучших проектов Марка Валериана, с «понтонами» на обеих сторонах, выступающими чуть ниже центральной линии массивных крылообразных «штанов». Скошенный низкий мостик посажен через одну треть длины корпуса от заостренного носа. Он и обтекаемые колпаки, где помещается главная батарея, — вот и все источники аэродинамических помех.

Быстро теряя высоту, корабль заложил вертикальный вираж и прогремел над базой, вырисовываясь на облаках, как три скрепленные вместе иглы. Он шел так низко, что Брим разглядел за скошенными гиперэкранами единственного пилота. Земля содрогнулась от грохота шести гравигенераторов. Брим смотрел как завороженный, пока корабль не скрылся из глаз, совершив посадку на одной из Бектоновых труб.

— Великолепно, — произнес позади чей-то смутно знакомый голос.

— Да, — рассеянно ответил Брим, глядя, как корабль выходит из трубы и рулит к оперативному отделу. Он обернулся посмотреть на своего единомышленника в области космических кораблей… и обомлел. — Ваше величество! — воскликнул он, оказавшись лицом к лицу с великим князем. — Я… я думал, вы еще на борту.

— Мы действительно были там, адмирал, — улыбнулся Николай. — Но решили воспользоваться случаем и поговорить с вами, пока вы еще не улетели на фронт. В последующие несколько недель многое будет зависеть от ваших личных наблюдений — и от вашего мнения.

— Виноват?

— Брим, вы знаете не хуже нас, что через несколько недель — если вы их, конечно, переживете — Империя обязательно спросит вас, стоит ли ей оказывать нам постоянную поддержку в нашей борьбе с Облачниками. На ваши плечи ляжет большая ответственность — и немалой ее долей вы обязаны моим заблуждениям.

Брови у Брима сами полезли вверх. И это медведь, который никогда не говорит даже «спасибо»?

— Я читаю удивление на вашем лице, адмирал, — с печальной полуулыбкой заметил великий князь. — Нам как монарху заказаны обыкновенные эмоции, доступные всем нашим подданным, — такие, как стыд и смущение. Но под слоями церемоний и традиций мы тоже состоим из меха и костей, как и все остальные. Ведь и мы, в конце концов, только медведь. Нам кажется, вы можете это понять лучше многих других. Ваша долгая дружба со своим императором Онрадом V — редкий пример.

В самом деле, подумал Брим. Порой чужие слова заставляют взглянуть на вещи с неожиданной стороны.

— Во всяком случае, — продолжил великий князь, — сейчас с вами говорит медведь, а не монарх. Скоро нам придется лично обращаться к лидерам вашей цивилизации с просьбой забыть наши персональные ошибки и помочь содескийскому народу — который вполне заслуживает помощи. Когда содескийцы снова станут на ноги, они будут самыми верными вашими союзниками в предстоящей борьбе с ордами Трианского.

Брим сделал глубокий вдох, глядя великому князю в глаза.

— Начало этой помощи уже положено, ваше величество, — сказал он, кивнув на «Звездный Огонь», который завис над гравиподушкой и отключил гравигенераторы в мерцающем облаке гравитонов.

— Весомое начало, — признал великий князь, — но должно быть и продолжение. Содеске понадобится очень солидная помощь, чтобы исправить ущерб, вызванный нашими личными ошибками.

Брим хотел сказать что-то, но князь жестом остановил его.

— Не нужно напоминать нам, что Содеска должна многое доказать империи и ее правителю. Нам известна истинная подоплека вашей миссии здесь — известна с самого вашего прибытия. — Великий князь улыбнулся. — Я не хочу этим сказать, что мы относимся к вашей миссии враждебно, — напротив, мы считаем, что она продиктована должной предусмотрительностью. Мы поступили бы так же, если бы роли наших доминионов переменились.

В этот момент Брим заметил Утрилло Барбюса и увешанного медалями содескийского пилота — они направлялись к нему быстрыми шагами, не ведая, очевидно, о присутствии великого князя. Четыре гвардейца в красных мундирах остановили их на почтительном расстоянии. Николай тоже посмотрел в ту сторону и улыбнулся.

— Пора нам обоим вернуться к своим обязанностям. Но прежде мы хотим сказать вам кое-что, адмирал, — а через вас вашему императору и его «креэльштабу», как он называет свое ближайшее окружение. Они — включая и вас, адмирал, — являются его лучшей защитой против ошибок, подобных тем, которые совершили мы. Время от времени кто-то из вас говорит ему два слова, которые мы стали слышать лишь недавно — главным образом благодаря нашему беспокойному братцу и вашему другу Урсису.

— Что это за слова, ваше величество? — не удержался Брим.

— «Вы не правы» — вот эти слова, цену которым мы узнали слишком поздно, но тем дороже ценим их теперь. — Князь саркастически засмеялся, но тут же вновь обрел серьезность и взял Брима за руку. — Вот что мы хотели бы передать верховному командованию Империи: «Судите о военных перспективах Содески по ее народу, состоящему из настоящих бойцов, и по его успехам, а не по ее правителю, который почти единолично повинен в трудностях, постигших Содеску». — Великий князь помолчал и нахмурился. — Есть вопросы, адмирал?

Глубоко растроганный Брим вытянулся и отдал честь.

— Положитесь на меня, ваше величество, — сказал он просто. — Я давно оценил качества содескийското народа. А теперь я к тому же увидел содескийского великого князя во всем его величии.

Николай молча козырнул ему в ответ и отошел к группе старших содескийских офицеров.

* * *

Выйдя в гиперпространство, Брим проверил указатель дальности «Звездного Огня» — тот ничего не показывал — и посмотрел простым глазом через гиперэкраны. Опять-таки ничего. Успокоившись — насколько может быть спокоен пилот в боевом пространстве, — он настроил автопилот на курс к планете Ж19-С, всего в нескольких световых годах от Кснаймедского сектора.

— Ну, старшина, — сказал он Барбюсу, чье изображение появилось на объемном экране, — введи меня в курс дела.

— Не знаю, с чего и начать, адмирал. Мы вылетели на базу Фометт на следующий день после получения приказа о передислокации. Тут много было шума. Механики ждали транспорт со своим оборудованием, которое еще не прибыло, и капитан де Брю тоже хотел его дождаться. Но медведям нужно было, чтобы он вылетел немедленно, и в конце концов одолели они. Для этого понадобилось вмешательство их генерала, а де Брю был очень сердит. Да и механики тоже — пришлось им брать с собой стандартную технику вместо заковыристой, к которой они привыкли, и спешно ее осваивать.

— Но теперь-то все наладилось?

— Вроде бы. Надолго «Звездные Огни» в лазарете не задерживаются.

— А как насчет всего остального? Я старался следить за вами из Громковы, но…

— Перелет прошел удачно, адмирал. Вы уже, наверное, знаете, что мы потеряли три корабля — два из девятьсот четвертой эскадры и один из двадцать пятой, но при этом сбили или повредили около двадцати лигерских, включая пару по-настоящему больших транспортов вчера. Я постоянно веду счет.

— Молодец, старшина. А как де Брю и его люди ладят с содескийцами?

— Ничего, терпимо, — помолчав, сказал Барбюс. — Тут, впрочем, не все еще ладно: капитан нет-нет да и закапризничает. Но содескийцы в основном не обращают на это внимания. Им надо, чтобы мы сбивали Облачников, — а поскольку де Брю сбивает их исправно, на остальное медведи закрывают глаза.

— Значит, улучшений нет?

— Ну, я бы так не сказал. Люди де Брю мало-помалу начинают убеждаться, что в инженерном деле и прочей технике содескийцы соображают будь здоров. У механиков уже и друзья появились среди медведей. Рядовой состав — это не офицеры, которые уж больно задирают нос. О присутствующих, понятно, не говорят.

— Спасибо, старшина, — засмеялся Брим. — Значит, у офицеров контакты складываются не так хорошо?

— Поначалу, во всяком случае, неважно складывались. Почти все экипажи ЗБЛ-4 пришли прямо со школьной скамьи, а де Брю со своими колошматит Облачников уже больше года. Но стоит медведям поднабраться опыта, они начинают воевать в космосе хоть куда — гораздо лучше, чем полагали наши офицеры.

— Так ты думаешь, что дело может наладиться само собой?

Барбюс кивнул.

— Может, конечно, статься, что кто-то из наших выведет какого-нибудь медведя из себя своей заносчивостью. Тогда ему, понятно, достанется по первое число. Но содескийцы, похоже, народ терпеливый, да и наши становятся все мягче. Знаете, адмирал, есть вещи, которые в рамки закона не помещаются, — например, уважение. Это может прийти только со временем. Взять хоть вас. Прошу прощения, но вы сами много раз говорили об этом. Когда вы только что пришли во флот, карескрийцы считались людьми низшего сорта. А теперь? Адмирал Колхаун возглавляет все наши вооруженные силы, а вы — правая рука императора в Содеске. Время все меняет.

Брим, улыбаясь, проверил хвост, посмотрел на указатель дальности — все спокойно.

— Ты знаешь, старшина, это самая длинная речь, которую я от тебя слышал.

— Так и есть, адмирал.

— Ты принимаешь это близко к сердцу, правда?

— Да, адмирал, это так.

— Спасибо, друг. Я это ценю.

Экран погас, а через метацикл они сели на пыльной, недостроенной базе Фометт. Брим давненько уже не видел столь голого ландшафта.

* * *

Брим подрулил от Бектоновой трубы и выключил двигатели в облаке гравитонов. Де Брю ждал его у пыльной гравиподушки. Отняв руки от ушей, молодой командир крыла помахал рукой; скафандр на нем блестел, как будто он сам только что совершил посадку. С ним были другие офицеры, включая трех командиров эскадр и Сюзанну Келлер. Фривольная дружба, которая завязалась между ней и Бримом, пока оставалась за пределами внимания де Брю.

Брим помахал в ответ, передал корабль офицеру-механику и отключил мостик от источников энергии. Мигнув Барбюсу, который запирал орудийный пульт, он прошел на корму, к трапу. Вскоре двое имперских десантников, у которых под коркой грязи и пота виднелись только глаза, помогли ему спрыгнуть наземь. Несмотря на низкую гравитацию, Брим ушел в почву по щиколотки.

— Добро пожаловать на Фометт. — Де Брю козырнул и протянул руку. — Это пыльная, грязная дыра, зато здесь тепло и она наша — пока кто-нибудь не захочет взять ее назад, в чем я сильно сомневаюсь.

Брим отдал честь и пожал ему руку.

— Вы правы, — сказал он, озираясь. — Однако погодите — тут же снега нет! — На его памяти это была первая содескийская планета, не скованная морозом. Неудивительно, что Облачникам не хотелось ее оставлять. База располагалась сбоку от большого мелкого кратера, плотно окруженного глядящими в небо разлагательными батареями. В каком-нибудь кленете от Бектоновых труб, образующих узкое «X», начиналась совершенно голая, плоская земля. Ближе к оси вращения на горизонте высилась гряда таких же голых гор. Нигде, сколько видел глаз, ничего не росло — атмосфера здесь пропадала понапрасну. — Но в качестве курорта я бы это место не рекомендовал, — добавил Брим.

Офицеры, смеясь, стали поочередно отдавать ему честь и пожимать руку, а Келлер при этом еще и подмигнула украдкой. Когда маленькая церемония подошла к концу, де Брю сказал:

— Ж19-С была одной из первых планет, которую медведи отбили у Облачников. Когда мы прибыли, они успели только обезопасить вот этот участок и поставить Бектоновы трубы, поэтому, пожалуйста, не; отходите далеко от периметра базы и старайтесь не ходить в пространстве между трубами. А уж если выходите, то лучше не трогайте ничего. И еще, — он показал на участок, помеченный полосками ткани, трепещущими на довольно сильном ветру, — не приближайтесь к местам, которые помечены таким образом: они все еще заминированы. За последние два дня у нас подорвалось три человека на проклятых лигерских минах. Мало того, одного нашего механика только что ранил лигерский снайпер-дальнобойщик, засевший где-то в скалах. С этим мы разделались, но могут быть и другие.

— Прелестная у вас планетка, — уныло молвил Брим. Он, безусловно, бывал и в худших местах, но хоть убей не мог вспомнить, в каких именно.

После скучного ужина, который состоял из полевого рациона и невесть откуда взявшейся бутылки логийского, Брим и де Брю удалились в крошечный кабинет капитана, который помещался в подземном бункере, чтобы обсудить ход кампании. Капитан был в разговорчивом настроении после того, как во время последнего вылета сбил два «Горн-Хоффа 262-Е», и охотно делился своими мыслями.

— Неплохая была потасовка, — сказал он, когда вестовой поставил перед ними дымящиеся кружки с кф'кессом. — У нас были небольшие потери — вы, наверное, уже слышали. И, Вут свидетель, поцарапали нас порядком. Зато Облачникам пришлось отдать за это восемнадцать — теперь уже двадцать — лучших своих эсминцев и два здоровенных грузовых корабля. И все это с тех пор, как мы сюда прибыли. Если подумать, — нахмурился он, — что-то многовато здесь стало грузовиков в последние дни. Так и снуют — то в Кснаймед, то обратно. И Облачники обеспечивают им такое сопровождение, что впору целую планету оборонять. Вы не думаете, что они пытаются эвакуировать окруженных?

Брим только плечами пожал — все было так, как описывал Урсис.

— Может быть, как раз наоборот. Медведи в Громкове сильно подозревают, что лигеры намерены удержать Кснаймед любой ценой.

— Но ведь они полностью окружены. Продержаться они могут только… Значит, это и есть их план? Снабжать окруженные войска, прорывая медвежью блокаду? Матерь Вута! Но для этого потребуются самые большие их транспорты — и охрана, для которой придется серьезно оголить все прочие участки фронта.

Брим отхлебнул кф'кесса — лучшего, который можно было купить за имперские кредитки.

— Да, похоже, это и есть их план.

— Но это же глупость чистой воды. В Кснаймеде нет ничего, что оправдывало бы такой риск, — или они знают что-то, чего я не знаю?

— Медведи полагают, что дело не в этом. Для них эта территория ничего не значит, если не считать мелких горных разработок.

— Зачем она тогда Облачникам сдалась?

— Медведи думают, что тут замешано самолюбие Негрола Трианского.

— Чем же это Кснаймед так ущемил его самолюбие?

— Дело скорее всего не в самом Кснаймеде, Бэзил. Подумайте сами. Представьте себе человека, который так предубежден против медведей, что отдать им хоть что-то для него нож острый — даже если у медведей превосходящие силы.

— Безумие какое-то.

— Фанатизм и есть безумие. — Брим допил свой кф'кесс. — За него приходится расплачиваться страшной ценой.

Де Брю, отведя глаза от своей чашки, встретился взглядом с Бримом и кивнул.

— Да. Кажется, я вас понимаю…

Они поговорили еще немного, потом Брим пожелал де Брю спокойной ночи и отправился к себе — ему отвели скромную, но просторную (медвежьего размера) офицерскую комнату в одном из шести сборных бараков, предназначенных для нужд содескийской армии. Уже стемнело, но он не имел понятия, который теперь час по местному времени. Как он и надеялся, вскоре вслед за ним явилась Келлер и после долгой, успокоительной интерлюдии объявила, что он снова ее «обаял».

Через некоторое время Брим блаженно вытянулся в постели. Прекрасная блондинка посапывала у него на руке. Уж если воевать, то только так, подумал он. Сам уже начав засыпать, он вдруг услышал рокот звездолетов над головой — и в этом звуке не было ничего знакомого. Их гравигенераторы были рассинхронизированы и… Облачники! И очень низко! Брим дернулся, и Келлер проснулась.

— Все в порядке, — сказала она сонно. — Будь это Облачники, наши разлагатели уже открыли бы огонь.

Не успела она договорить, как целая серия взрывов сотрясла дом, сбросив их обоих на пол.

— Сальная борода Вута! — завопила Сюзанна. Зажглось тусклое аварийное освещение. — Как близко! Надо выбираться отсюда, пока нас не завалило. — Она добралась по перекошенному полу до двери, открыла ее, и навстречу хлынула волна раскаленного воздуха. — Скорее, Вилф! — крикнула Сюзанна, напяливая на себя комбинезон.

Брима не надо было подгонять. Он натянул брюки и последовал за ней в набитый народом коридор.

Когда они вышли наружу, все разлагатели на базе разом открыли огонь, и небо превратилось в чересполосицу 155-миллиираловых энерголучей. Стало светло, как днем. Брим сгреб в охапку Келлер и укрылся вместе с несколькими другими за большим содескийским грузовиком. Облачники снова зашли на цель. Один из «Звездных Огней» на поле загорелся, и пламя притягивало атакующих, как насекомых. Вокруг градом сыпалась пыль, камни и зазубренные осколки. Разрывы становились все гуще и чаще. Один лег так близко, что Брима подбросило в воздух и больно стукнуло о корпус грузовика. Два разлагателя иралах в тридцати от них продолжали оглушительно палить. От грохота у Брима болели уши, зато он не слышал воплей остальных, которых придавило грузовиком. Они с Келлер, побитые, одолеваемые тошнотой, трясущиеся от страха, могли только ждать, когда все это кончится.

Около метацикла спустя — а казалось, что прошли долгие годы, — наступила передышка. Брим бросился к бараку посмотреть, не осталось ли кого в живых, но от здания не было и следа. Если бы они с Келлер остались внутри, то были бы уже мертвы. Брим скрипнул зубами, прикидывая, сколько же человек они потеряли во время налета, но тут же выкинул этот вопрос из головы. Ответ он получит слишком скоро — утром.

Когда он вернулся к грузовику, уцелевшие уже вылезали из укрытий, отряхиваясь и ругаясь. Де Брю, видимо, переждал налет на складе со своими ближайшими друзьями-пилотами — среди них было несколько женщин. Девятьсот четвертая эскадра вечером сама отправилась в рейд, и ее состав от налета на базу не пострадал.

Отбой прозвучал примерно через метацикл. Измученный, грязный и пыльный Брим дотащился вместе с Келлер до ее комнаты в другом бараке, где оба тут же повалились спать, но прошло немногим больше метацикла, как их разбудил стук в дверь. Соскочив с койки бодро, несмотря на недосып, Келлер наскоро оделась, приоткрыла дверь и сказала с удивленной улыбкой:

— Доброе утро, старшина. Чем могу помочь? Брим проворно натянул на себя одеяло.

— Доброе утро, коммандер, — тихо ответил, оставаясь за дверью, Барбюс. — Я тут принес адмиралу свежую смену одежды и туалетный прибор. То, что было на нем, погибло вместе с бараком, а поскольку вы были так добры, что взяли его к себе…

Келлер покраснела и тут же заулыбалась.

— Спасибо, старшина. Адмирал, без сомнения, будет очень доволен. То немногое, что у него сохранилось, далеко не в лучшем состоянии.

— Так точно.

Келлер вышла в коридор, и Барбюс удивленно ахнул:

— Коммандер! Б-благодарю вас. Келлер вернулась с большим пакетом и улыбкой от уха до уха.

— До чего же он мил, — хихикнула она, закрывая дверь.

— Что ты с ним сделала? — спросила Брим, заразившись ее улыбкой. — Никогда еще не слыхал, чтобы старшина лишился дара речи.

— Всего лишь поцеловала, — выпятив губы, засмеялась она. — В щеку.

— Право же, коммандер, такое братание с подчиненными выходит за рамки устава.

— Я не подчиненного поцеловала, а твоего преданного друга. Такой человек уж как-нибудь заслуживает нелегального поцелуя в щеку.

— Спасибо тебе, Сюзанна. Старшина и правда редкий парень.

— Значит, с такими представителями низших чинов братание допускается? — засмеялась она.

— В моем уставе — да. А другие меня не волнуют.

— А как насчет братания с офицерами?

— Какого рода братание вы имеете в виду?

— Вот такое. — Она распахнула халат. — Не провести ли нам краткую демонстрацию перед завтраком?

Брим, всегда готовый расширить свои знания в какой бы то ни было области, охотно согласился.

Некоторое время спустя он один отправился в офицерскую столовую и позавтракал вместе с двумя пилотами де Брю, обсуждавшими углы отражения и зрительную систему «Звездных Огней». Келлер пришла полметацикла спустя с двумя подругами, которые носили на скафандрах эмблемы оперативного отдела. Потом явился де Брю с кругами под глазами, и из разговора с ним Бриму стало ясно, что тот по-прежнему не знает, какие последствия получило запланированное им когда-то «развлечение». Брим улыбнулся: так, пожалуй, лучше для всех.

* * *

Назавтра Брим отправился в боевой полет на «Звездном Огне», в который раз удивляясь, до чего легок маленький корабль в управлении, как повинуется каждому движению пальцев. Произведение искусства, да и только! Он сам вызвался лететь на это трудное задание, поскольку имел больше опыта в низких боях, чем любой другой пилот 91-го крыла. Де Брю настоял на том, чтобы Брим командовал рейдом, а сам отправился в качестве его ведомого.

Вместе с капитаном, который держался за его левым понтоном, Брим возглавлял двадцать четыре «Звездных Огня» из девятьсот четвертой и двадцать пятой эскадр. Целью их охоты был огромный, суперскоростной транспорт Лиги водоизмещением сто тысяч мильстоунов — «Леймондшегнис». Он вышел в путь с грузом провизии и оружия два дня назад и двигался к сектору в сопровождении огромного количества эсминцев. Накануне двадцать четыре ЗБЛ нанесли ему повреждения, но благодаря своему эскорту транспорт сумел уйти, находясь в очень сложных гравитационных условиях.

Он был обнаружен всего несколько метациклов назад на занятой Облачниками планете Церб-9, отремонтированный и готовый продолжать путь. Поблизости парили неуклюжие, но смертоносные орудийные баржи в количестве пяти штук — каждая имела на борту двадцать один двойной 189-миллиираловый разлагатель. Внушительный строй эсминцев кружил чуть выше на стационарной орбите. Местные гравитационные условия еще более ухудшились из-за внезапного возникновения трех цикличных космических дыр в регионе, а на планете отмечались дождь, туман и низкая облачность. В самый раз для налета! Мало того, к ремонтному цеху тоже согнали не меньше двухсот скорострельных разлагателей.

Сорок два содескийских «Петякова ПЕ-3», быстрые, юркие бомбардировщики, специально оснащенные для заданий такого рода 796-миллиираловыми суперразлагателями, должны были прорваться к ремонтной базе и попытаться добить «Леймондшегнис» — или хотя бы уничтожить его ценный груз. В задачу «Звездных Огней» входило сопровождать отряд ПЕ-3 до цели, частично отвлекая на себя огонь барж и прикрывая операцию от эсминцев Лиги.

Брим разбил свой отряд на шесть звеньев по четыре корабля в каждом. Два звена выполняли функцию патрульных, остальные четыре — обозначенные цветами от красного до зеленого — должны были подавить орудийные баржи в первые моменты атаки, чтобы дать «Петяковым» пройти. После этого те, что улетают, займутся лигерскими эсминцами, которые поспешат к месту боя. Даже самые храбрые пилоты де Брю считали это задание крайне опасным, и Брим наслушался немало замечаний по поводу того, что содескийцы посылают имперцев на самую паскудную работу. Он не спорил. Рейд действительно был трудный. Но войну выигрывать надо, и если ты занимаешься тем, что бьешь и крушишь, тебя самого тоже может постигнуть такая участь.

На пути к цели они миновали пять «Непокорных» имперской постройки, с содескийскими восьмиконечными звездами на борту и целым лесом каких-то странных антенн. Эти корабли должны были создавать помехи, забивая лигерскую аппаратуру обнаружения. Эти помехи, гравитационные штормы, уже затрудняющие полет, плохая видимость на планете плюс солидная поддержка со стороны Леди Удачи — авось все это вместе взятое и позволит выполнить опасную миссию.

Шедший во главе «красного» звена Брим встретился с «Петяковыми» у звезды, известной как Мо-гор-938, и они совместно направились к Цербу сквозь гравитационную бурю, которая, усиливаясь, затемняла звезды на гиперэкранах и швыряла звездолеты, как игрушки. «Петяковы», несмотря на свои тяжелые разлагатели, взяли хороший темп, и более легким, менее устойчивым к шторму «Огням» стоило труда не отставать от них.

В 2.15 полуденной вахты они вышли из гиперпространства между звездой Церб и ее девятой планетой — маневр опасный, но необходимый для обеспечения хоть какой-то внезапности. Их системы обнаружения — как, надо полагать, и лигерские — к этому времени перестали функционировать из-за помех, создаваемых «Непокорными». Но нельзя было исключить вероятность встречи с патрулем Облачников, поэтому соединение начало снижаться на скорости куда выше обычной. Корабли неслись сквозь сгущающуюся атмосферу, как метеоры, — перегрев мог того и гляди привести к взрывной диффузии коллапсия, из которого были сделаны корпуса кораблей. Внутренние грависистемы тоже едва выдерживали такое торможение. Безумная скорость была испытанием даже для лучших пилотов — корабли то и дело дергались, когда менялось давление атмосферы, и даже самый малый вираж мог смять корпус. Брим увидел краем глаза, как один из ПЕ-3 внезапно развалился надвое, а потом превратился в огненный шар. Носовая часть с громадным разлагателем отлетела в сторону, а кормовая с тяжелыми энергокамерами и гиперкристаллами продолжала падать кометой. Брим закусил губу — не повезло медведям. Но для выполнения задания главное, что цель пока еще скрывается за горизонтом и Облачники, возможно, ничего не заметили.

Брим вел своих вниз, где лежали гладкие слои облаков, но внезапно облака пришли в движение, взвихрились и прямо-таки с пугающей скоростью ринулись им навстречу. На мостике стояла мертвая тишина — по интеркому до Брима доносилось только дыхание. Интересно, подумал он с усмешкой, им так же страшно, как и мне? Всего в нескольких сотнях иралов над первым облачным слоем он очень осторожно включил рулевой двигатель и вышел из опасного пика. Корпус трещал и стонал вовсю. Задний обзор показал ему, что вся его стая не только благополучно совершила спуск, но и сохранила какое-то подобие строя. Теперь начиналось самое трудное.

Они нырнули в облака, подскакивая в штормовой атмосфере и продолжая при этом тормозить (как надеялся Брим), чтобы выйти на оптимальную скорость атаки «Петяковых». Строй каким-то чудом в целом сохранился даже при выходе из облаков. Впереди стеной стоял плотный туман, закрывая горизонт планеты, как горная гряда. Снизившись до 150 иралов над волнами какого-то огромного озера, отряд двинулся сквозь туман. Тот быстро сгущался, и дождь начал хлестать в гиперэкраны, испаряясь при столкновении с раскаленной добела кристаллической поверхностью. Пилоты инстинктивно сблизились, чтобы поддерживать визуальный контакт. Любой источник излучения, даже указатель дальности, мог насторожить лигерских артиллеристов.

Внезапно низкий голос с сильным содескийским акцентом сказал по радио:

— Цель прямо по курсу в тридцати пяти кленетах. Приготовившись к худшему, Брим напряг глаза и стал вглядываться в туман.

— Орудийным системам подготовиться, — сказал он. — По готовности — огонь!

— Разлагатели активированы, — доложил офицер-артиллерист. — Полный плазменный заряд на главных батареях.

— Внимание; красное звено, — передал по радио кто-то, — орудийная баржа движется курсом «красное-оранжевое».

Прямо перед «Звездным Огнем» Брима в тумане возникла серая масса — приземистая баржа с открытыми батареями, где торчали сдвоенные разлагатели, с утыканной антеннами КА'ППА-мачтой.

— Красные атакуют на пеленге «красное-красное»! — объявил он, инстинктивно пригнув голову и прячась за нешироким бронещитом мостика.

Пучки зеленых и красных разлагательных лучей полетели со всех сторон. Брим вильнул в сторону от одного из них и долго ничего не видел из-за дождя, заливавшего гиперэкраны. Его собственная батарея дала продолжительный залп, взяв сначала слишком низко и подняв из озера гейзеры пара. Затем пульсирующие лучи нащупали баржу, неподвижно зависшую над поверхностью, ударили в черно-белый полосатый корпус и поднялись к первому ряду ее батарей. Рухнула какая-то антенна, откуда-то взвился язык пламени. Двое Облачников в черных скафандрах на расстоянии семидесяти пяти иралов рухнули лицом вниз. В пятидесяти иралах два неуклюжих ствола развернулись, уставившись прямо в нос «Огню» Брима. Но бримовские разлагатели выстрелили первыми, и вражеское орудие взорвалось. Облачник, бегущий по палубе с круглыми канистрами в руках, свалился за борт с оторванными ногами.

Два вражеских разлагателя дали ответный залп. Брим послал корабль вниз и ощутил вибрацию от мощных энергоразрядов, прошедших над головой. Небо на миг стало темным, «Звездный Огонь» резко вильнул между гравитонных колонн, пройдя под баржей и чуть не зацепив КА'ППА-мачтой еще одну батарею, размещенную на бронированном днище. Он вынырнул с другой стороны, с кормы, и продолжил обстрел. Брим на большой скорости лавировал между водяными столбами, возникающими от вражеских залпов.

Звено из восьми «Петяковых» пронеслось за левым бортом, паля из своих гигантских разлагателей, точно стая огненных признаков.

Брим заложил вертикальный вираж над каким-то укреплением — безглазым восьмиугольником, который изрыгал огонь из всех своих пор, поворачиваясь вокруг оси. «Звездный Огонь» выскочил из нежданного восходящего потока и оказался над огромным изогнутым полем гравибассейнов, где стояли корабли Лиги всех форм и размеров. За кромкой поля в сером заливе торчал целый лес искореженных корпусов. Повсюду метались лучи разлагателей, сверкали яркие вспышки, вздымались клубы черно-белого дыма, трещало пламя и летели искры. «Леймондшегнис», окруженный взрывами, огнем и осколками, возвышался над прочими кораблями как огромный раздутый слизень, обросший подъемными кранами и прочими надстройками. Его толстая КА'ППА-мачта торчала из дыма, словно зловещий памятник смерти. На мостике грянуло «ура», когда это сооружение треснуло в трех местах и рухнуло, исчезнув в клубах огня и дыма.

Атака «Петяковых» достигла апогея — огонь разлагателей, накрывший всю округу, казался сплошным продолжительным взрывом. Ветер раздувал пламя пожаров и уносил дым. Один из «Петяковых» растворился в луче эсминца, зашедшего ему в хвост. Целый ряд кранов около огромного транспорта медленно повалился, охваченный пламенем.

— Командир красных — говорит командир патруля! Лигерские эсминцы на подходе. Будьте осторожны!

Несколько «Петяковых» вынырнули из дыма, и бримовские разлагатели развернулись им навстречу.

— Стой! — крикнул Брим командиру батареи, резко послав корабль вверх. — Это наши! — С огромными гравиустановками по обе стороны фюзеляжа «Петяковы» и правда походили на лигерские ГХ-270.

— Красные, разойдись! — прокричал де Брю по радио.

Брим резко повернул на левый борт, и белые плюмажи влаги потянулись за каждым понтоном. Мимо носа проскочил ГХ-262, ведя огонь из главной батареи. Один из лучей с грохотом прошелся по носу «Звездного Огня». Брим перевернулся на спину, чтобы увеличить возможности своих артиллеристов, и тут в передних гиперэкранах возник второй «Горн-Хофф» — прямо сверху. Большой крылообразный корпус навис над Бримом, и все башни разом изрыгнули огонь. Бронированный гиперэкран Брима сотрясся и помутнел, но каким-то чудом не разбился. Оглушенный и ничего не видящий впереди, Брим продолжал держать курс в надежде, что Облачник не так слеп, как он, и не допустит столкновения. Долю клика спустя тот прошел внизу, а на энергетической панели Брима замигали желтые тревожные огни.

— Давление плазмы в камерах падает, — доложил системный офицер. — Мы поднимем планку, но следите за перегревом.

В небе сновали звездолеты и лучи разлагателей. Не успел Брим ответить, его носовые башни дали залп по другому ГХ-262, попав в мостик противника. Облачник накренился и камнем пошел вниз, пуская искры и изрыгая зеленовато-желтый дым из правого люка гипердвигателя.

— Молодец, красный! Ты сделал его! — закричал де Брю по радио, а на мостике грянуло «ура».

Четвертая часть тревожных огней на панели сменила желтый цвет на красный, и зажегся сигнал превышения температуры.

— Рекомендую вернуться на базу Фометт, — с напряжением в голосе сказал системный офицер. — Необходим космический холод, если мы вообще хотим добраться туда.

— Понял, — ответил Брим, начиная пологий подъем. Он оглянулся на бой, продолжавший бушевать внизу, предупредил де Брю о своем намерении и неохотно взял курс на звезду Ж19-С.

Им удалось дотянуть до Фометта. Когда они остановились на конце Бектоновой трубы, давление плазмы опустилось почти до абсолютного нуля, и раскаленные добела энергокамеры были на грани взрыва. На финальной стадии Брим выстрелом из бластера выбил треснувший гиперэкран, чтобы видеть, куда садиться.

После возвращения других кораблей он доковылял до оперативного отдела, где узнал, что девятьсот четвертая эскадра потеряла два звездолета вместе с экипажем, а двадцать пятая — один. Восемь содескийских «Петяковых» тоже погибли со всеми экипажами и еще две команды были подобраны в космосе спасателями.

«Леймондшегнис» не был уничтожен, но получил новые и весьма значительные повреждения. Корабли-разведчики, посетившие сожженную гавань всего через несколько метациклов после рейда, донесли, что транспорт все еще висит над тремя гравибассейнами, поддерживаемый их репульсионными генераторами. Он горел в нескольких местах, но было ясно, что пожар скоро потушат.

На первый взгляд могло показаться, что задание провалилось. Но хотя союзники понесли значительные потери, не достигнув своей цели, они все-таки одержали победу, которая вогнала бы Облачников в дрожь, если бы те о ней знали. В этом совместном рейде люди и медведи наконец-то научились сотрудничать друг с другом.

В середине следующего стандартного дня новенький «Петяков» доставил на базу Фометт дюжину ящиков превосходнейшего логийского вина. Даже Брим редко пивал такое. К вечеру десять скоростных содескийских транспортов привезли экипажи «Петяковых», участвовавших в рейде, и новый запас вина. Пирушка затянулась чуть ли не на сутки (под прикрытием целого отряда ЗБЛов, патрулирующих базу). Так было положено начало дружбе, которая в последующие недели сделала возможным не только уничтожение множества лигерских транспортов.

Но Брим сумел составить свой рапорт для Авалона только через три стандартных дня после рейда. «Леймондшегнис», серьезно поврежденный и располагающий всего одной третью своей мощности, каким-то чудом отправился в путь на следующий же день и ковылял от звезды к звезде, пока не добрался до маленького скопления Воселудд в старом 19-м секторе. Там его перехватила в открытом космосе и уничтожила другая эскадра «Петяковых» — ее прикрывало достаточно эсминцев, чтобы разогнать эскорт.

* * *

Шли недели, и Брим несколько раз вылетал на охоту за лигерскими транспортами, пытавшимися прорвать блокаду Кснаймеда. И каждый раз его изумлял масштаб усилий, прикладываемых Лигой, чтобы удержать двенадцать ни на что не годных планет. В коммюнике из Громковы и Авалона сообщалось, что продвижение Лиги на всех прочих участках содескийского фронта практически остановилось — и, что еще важнее, наземные войска на передовой стали испытывать серьезные перебои в снабжении. Кроме того, им стало остро недоставать поддержки из космоса, когда содескийские силы перешли в наступление.

Стало медленно, но верно выясняться, что непобедимость содескийской армии — не пустые слова. Просто ее военачальники издавна привыкли полагаться на Имперский Флот, который был больше не в состоянии держать всю галактику под своим мощным синим зонтом. А придворная верхушка, пользуясь этой зависимостью, держала великого князя в неведении и чуть не загнала последние гвозди в крышку гроба собственных вооруженных сил.

Теперь это осталось в прошлом, и главной задачей стало удержать завоеванное. Когда Кснаймедское наступление подойдет к концу — а это неизбежно случится в предстоящие несколько недель, — сумеют ли медведи продержаться до тех пор, пока их заводы не произведут достаточно звездолетов, чтобы выиграть войну? И какая помощь потребуется при этом от союзников Содески? Ответы на эти вопросы следовало получить незамедлительно — ведь транспорты Хота Оргота, несмотря на героические усилия содескийцев, все-таки нарушали блокаду, и каждый, сумевший доставить хотя бы часть своего груза, сокращал срок контроля Содески над этим сектором.

* * *

Брим был в Громкове 36 триада, когда операция «Вылет» подошла к концу. Это не явилось для него неожиданностью. Облачники в Кснаймеде были готовы дать отпор уже к концу двадцать восьмого числа. В последующие стандартные дни содескийские транспортные бригады потихоньку готовились к отступлению, чтобы сэкономить как можно больше жизней и ресурсов. Сразу после начала предутренней вахты тридцать шестого числа Брима разбудила тихая трель голофона в другой комнате — он ждал звонка и спал чутко. Осторожно освободившись из теплых объятий Марши, он прошлепал к аппарату, отключил видеоканал со своей стороны и нажал кнопку приема.

На экране появился Барбюс и спросил:

— Адмирал Брим?

— Я слушаю, старшина. — Брим включил встроенный в аппарат военный скраблер-декодер. — Ты где? — Тихий сигнал оповестил его о том, что Барбюс тоже пользуется декодером и оба прибора настроены друг на друга.

— В Министерстве обороны. Похоже, что Облачники пошли на прорыв.

— Когда? — нахмурился Брим.

— Около трех метациклов назад. Они начали атаковать не меньше чем в десяти местах по всему периметру Кснаймедской блокады.

— Где Ник?

— Тут, адмирал, в Министерстве. Он прибыл сюда через метацикл после начала событий, оценил ситуацию и сразу послал КА'ППА-грамму де Брю с приказом немедленно отойти на базу Земская в секторе Гривна — оставив всю вспомогательную технику, которую не сможет взять с собой. Затем маршал приказал мне, э-э… дать вам понежиться как можно дольше. Я побеспокоил вас только потому, что де Брю на КА'ППА-связи беснуется, как сухой кнарль, и требует связи с вами в реальном времени. Я сказал, что вы уже направляетесь сюда.

Брим поразмыслил над тем, что услышал. Операция «Вылет» должна была когда-нибудь завершиться, но все же…

— Спасибо, старшина. Буду, как только смогу. Если де Брю надоел тебе, просто прерви связь, а потом мы свалим это на КА'ППА-приемник. — Экран погас, и Брим на цыпочках вернулся в спальню за своей одеждой. За прежние годы столько его любовных приключений заканчивались таким вот предрассветным звонком, что он давно приучился складывать все свои вещи в одно место. По крайней мере хоть в темноте не шарить.

Когда он натянул сапоги, рука Марши легла ему на локоть.

— Уже уходишь?

— Да. Большая заваруха на Кснаймедском направлении.

— И времени совсем ни на что не осталось?

— Увы. В другой раз наверстаем.

В свете, идущем из гостиной, он разглядел, как она кивнула. Одеяла она не откинула — значит понимала, что положение критическое.

— Кто знает, когда он будет, этот другой раз.

— Что-то не так? — с внезапным беспокойством спросил он.

— Нет, все в порядке — только я боюсь, что наши с тобой чудные содескийские ночи подходят к концу. Креллингхем получил назначение в Авалон — то, которого всю жизнь добивался. А мне, пожалуй, придется его сопровождать, — Марша! Как давно ты об этом узнала?

— Пару недель назад, Вилф. Просто не хотела говорить об этом — кроме того, я ненавижу прощаться. Но больше откладывать нельзя — мы отправляемся завтра дневным рейсом.

Сам удивленный силой своей реакции, Брим перевел дыхание и заставил себя улыбнуться.

— Хорошо, что ты хранила это про себя. Я тоже ненавижу прощаться. — Он взял ее за руку. — Мы ведь еще увидимся?

— Где, в Авалоне?

— Ну да, если ты будешь там.

— А захочешь ли ты увидеться со мной, когда вместо медведиц перед тобой окажется целый ассортимент женщин, да еще моложе меня?

— Ты никогда не понимала, до чего ты соблазнительна, Марша Браунинг. И, думаю, никогда не поймешь. Но если ты уделишь мне время, пока я буду в городе, я почту за честь еще раз попытаться донести до тебя эту информацию.

Она протянула к нему лапы, и они обнялись.

— Буду в пределах досягаемости твоего голофона.

— Ты услышишь обо мне, как только я окажусь в городе, — сказал он, чувствуя ее слезы у себя на щеках.

— Обещаешь?

— Обещаю.

После долгого поцелуя он встал.

— Только не прощайся, — быстро предупредила она. Он пожал плечами, подыскивая подходящие слова, и наконец сказал:

— До встречи в Авалоне.

— До встречи в Авалоне…

Он вышел из квартиры и поехал в Министерство обороны с гнуснейшим чувством опустошенности, которое никак не желало проходить.

После тридцать шестого триада содескийский перевес в Кснаймеде начал быстро рушиться — Лига посылала туда все новые и новые подкрепления. Шестого тетрада блокада была полностью прорвана, и Негрол Трианский из Таррота начал вещать о новой победе Облачников. Он пообещал на всю галактику, что никогда и ни при каких обстоятельствах не отдаст ни одну из планет, «за которую уплачено священной кровью наших отважных Контролеров», он учредил целую серию особых наград для Кснаймедских ветеранов. На радостях он даже простил Хоту Орготу его неудачу при Авалоне, возвел его в ранг маршала и пожаловал ему золотой кушак «Маяка Лиги», одну из высших наград.

А ученые мужи обеих воюющих сторон в который раз объявили Космический Флот Лиги «непобедимым».

Когда корабли Оргота, согнанные в Кснаймед, вернулись к местам своей обычной дислокации, их содескийские противники, испытывая, как всегда, недостаток космической помощи, снова начали отступать. Казалось, этому не будет конца. Но при всей неутешительности военной обстановки на огромных пространствах Содески уже народились новые силы. После уроков, полученных в Кснаймеде, Урсис принялся перестраивать всю содескийскую военную структуру, а доктор Бородов неустанно увеличивал производство. Их деятельность почти не привлекала внимания средств галактической информации, нацеленных на более заметные факты сражений и побед. Но эта кропотливая работа все-таки замедляла неудержимое, казалось бы, продвижение Облачников, закладывая в то же время основу для драматического поворота событий — в том случае, если Содеске удастся продержаться еще немного.

Если, если…

Это короткое слово привело к тому, что однажды ранним утром Брим вместе с Ником Урсисом, доктором Бородовым и почетным караулом из двухсот медведей оказался в космопорте «Буденный». На обогреваемом озере только что совершил посадку и теперь выруливал на огороженный буйками фарватер «Царственный», один из новейших военных кораблей Империи. Его корпус рассекал белогривые волны, подымая каскады пены.

На его борту находились генералы Гарри Драммонд и Гастудгон Хагбут, прибывшие для ознакомления с содескийскими вооруженными силами (так, во всяком случае, значилось у них в командировочных предписаниях). Но с момента их высадки стало ясно, что прибыли они с единственной целью — решить, есть ли у Содески шансы на выживание в ближайшем будущем.

Гастудгон Хагбут, самый консервативный из имперских генералов, не стеснялся открыто спрашивать о том, есть ли смысл («или это сплошная дурь», как выражался он) снабжать содескийский фронт чем бы то ни было. В первое же утро переговоров он заявил, что отряд де Брю следует отозвать обратно в Авалон. Облачники по всем показателям, как он полагал, выигрывали эту кампанию — причем весьма умело.

Все последующие дни Брим убеждал его в обратном. Тем же занимались де Брю, Урсис и Бородов. Анализ надежной информации, поступающей из Таррота через не имеющее себе равных ведомство медвежьей разведки, показал, что, хотя ход кампании на поверхности почти не изменился, Кснаймедская операция имела фундаментальное влияние на возможный исход всей войны.

За три дня переговоров выяснились два факта, не сулящие Облачникам ничего хорошего, особенно в свете недавней деятельности Урсиса.

Факт первый. Хотя Содеска лишилась почти семидесяти процентов всех эсминцев, с которыми начинала войну, лигеры потеряли шестьдесят процентов всех своих космических сил, задействованных на содескийском фронте, — и это за одну лишь короткую кампанию. Такие цифры не могли внушать флотскому командованию ничего, кроме тревоги.

Факт второй. Многие корабли, которые Содеска теряла в Кснаймеде, относились к устаревшим образцам, в то время как Лига теряла новые «Горн-Хоффы 262», «Гантейзеры 88-А», «Крейзели-111» и десяти тяжелых грузовиков. Последние в военных условиях были практически незаменимы. И, что хуже всего для Лиги, — Содеска, преодолевая трудности налаживания производства, поставляла на фронт новые современные корабли в количестве, на порядок превышающем возможности заводов Лиги. Как неоднократно упоминал Бородов, военная промышленность Лиги работала на два фронта, обеспечивая еще и войну с равномерно крепнущей Империей, не говоря уже о других. И никак не могла удовлетворить нужды всех фронтов одновременно.

Бомбардируемые в течение трех дней точными и неопровержимыми цифрами, оба генерала сошлись на том, что Содеска имеет довольно весомые шансы на выживание — и, возможно, ее шансы даже выше, чем у Лиги. После дальнейших освещений, а также бесконечных бесед с Бримом, де Брю и «Имперскими Медведями», как любовно назывались теперь три эскадры де Брю, в Авалон по КА'ППА-связи был отправлен рапорт. На восьмой день своей командировки рабочая группа из двух генералов получила в ответ первый проект нового договора, составленный лично императором Онрадом. Согласно этому уникальному документу, великий князь должен был выделить на содескийской территории определенные участки, где Империя могла бы создать свои базы для действий против Облачников. Онрад, в свою очередь, обязался поставлять военное сырье, остающееся от его собственных стратегических нужд, если такой избыток будет иметь место. Договор был одобрен обеими сторонами в его четвертом варианте, и скоро Брим уже сидел в лимузине со своими друзьями-медведями, провожая генералов в Авалон.

Это, разумеется, был совсем еще не конец. Новому договору еще предстояло пройти ратификацию в имперском Парламенте и Содескийском Совете — но это уже была область политиков, а не солдат. А то, что Брим лично надеялся сделать в Содеске, осуществилось почти полностью. Соглашения и обещания — это лишь малая часть военного успеха. Его место теперь на фронте, в бою. И сделать предстоит еще так много…

Эпилог. Снова в дорогу

С темного ненастного неба над космопортом «Буденный» падал снег. Близился страшный сезон Распутиц, и предсказывалось, что зимы в Громкове станут еще холоднее из-за гравитационных и радиоактивных бурь вокруг звезды Остры. Содескийские и имперские флаги хлопали на ветру, заставляя напрягаться даже крепких медведей-знаменосцев. За целым рядом лимузинов высилась над огромным гравибассейном громада «Царственного», покачиваясь под напором крепнущего ветра. Буксирные лучи мерцали, наматываясь на оптические тумбы — мощный звездолет пробовал прочность своих швартовых под оглушительный грохот тридцати репульсионных генераторов.

Когда речи отзвучали и прощальная церемония подошла к концу, генерал Хагбут поднялся на борт корабля, а медведи у трапа немного отступили назад, чтобы дать Бриму и Драммонду сказать несколько слов наедине. Генерал улыбнулся, придерживая фуражку.

— Ты тут потрудился на славу, Брим. Онрад чертовски доволен тобой — да ты и сам знаешь.

Брим засмеялся, с трудом шевеля застывшими на холоде губами.

— Это все медведи. Мне просто повезло в очередной раз. — Он помолчал и тронул Драммонда за руку. — Гарри, Вута ради, не позволяйте Хагбуту рассказывать всем дома, будто дело наше в шляпе. Это не так. И нам, и медведям придется здорово потрудиться, чтобы осуществить хоть что-то. Ник не раз повторял, что мог проиграть еще до того, как доктор Бородов наладил свое производство. И не будь в Авалоне своих приставал, мы запросто могли бы забыть, как нуждаются медведи в нашей помощи. Тут полно работы для обеих стран.

Драммонд, разрумянившийся на морозе, усмехнулся.

— Буду помнить, Вилф. Можешь на меня положиться. И на Онрада тоже. Он не забудет своих обещаний.

— Я полагаюсь на вас обоих. — Брим отступил на шаг и отдал честь. — А теперь не стану вас больше задерживать. Де Брю перемещается с Земской, и я должен ему помочь. Что-что, а «Звездный Огонь» водить я пока не разучился.

Драммонд отсалютовал ему в ответ.

— Да, пойду, пожалуй, — я уже окоченел на этом Вутом проклятом ветру. Но ты очень ошибаешься, если думаешь, что вернешься на фронт. Во всяком случае, на содескийский.

— Не понимаю, — нахмурился Брим.

— Знаю, что не понимаешь. — Драммонд достал из внутреннего кармана пунцовый пакет. — Это пришло в посольство нынче утром с дипломатической почтой. И до того секретно, что прочел его только я один. Можешь радоваться — на Гадор-Гелике будет малость потеплее.

— Меня переводят на Гадор-Гелик?

— Читай сам. — И Драммонд взошел на трап. — До скорого! — бросил он через плечо, когда эскалатор повез его вверх.

Брим посмотрел на знакомый конверт из адмиралтейского отдела кадров. Атланта, старый флотский форпост на Гадор-Гелике, где он долго жил во время службы на своем втором корабле. Сколько воспоминаний! И опасных приключений впереди, как звезд на небе.

— Снова в дорогу, — улыбнулся он навстречу ветру и зашагал обратно к лимузину, где ждали его друзья-медведи. Новые приключения таились среди звезд, и ему, по правде говоря, не терпелось отправиться в путь.

Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1. Неприглядная истина
  • Глава 2. Если настоящее безотрадно, надейся на будущее
  • Глава 3. Настоящие медведи и «ростовики»
  • Глава 4. Удар молота
  • Глава 5. Скальные волки и корабли-невидимки
  • Глава 6. Загадочное затишье
  • Глава 7. Маршал Г.Ф.С.Г
  • Глава 8. В гостях хорошо, а дома лучше
  • Глава 9. Кснаймед
  • Глава 10. Соратники
  • Эпилог. Снова в дорогу
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Осада», Билл Болдуин

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства