Noir
ДИАНА КИЛИНА
ЮЛИЯ ПАНЧЕНКО
***
Спасибо благородным рыцарям с храбрыми сердцами.
Литмиру – за то, что свел нас вместе.
Форум у, а в особенности участникам авторского коллективного чтения – ребят а, спасибо за то, что вы такие… д а блин, просто спасибо, что ВЫ есть! Строгие критики и просто хорошие люди, с которыми можно поговорить о творчестве и обо всем на свете.
И конечно, нашим читателям, теперь уже общим .
С безмерной благодарностью, В аши, Юля и Ди.
***
Этот старый отель мне посоветовал друг.
Говорил, живописное место, сосны и ели.
''Освежись. На морозном зимнем ветру
проведи отпускные свои недели''.
Всего месяц прошел, как со мной порвала Янмэй.
Но в груди, как и прежде, стучали камни.
Я хотел убежать от города и от людей.
От людей, к которым она прикасалась руками.
Два часа в самолете, автобус, прокат авто.
И по узкой дороге все глубже в зеленую чащу.
Говорили, отелю уже за сто,
но вблизи он казался страшнее и старше.
Управляющий, очень вежливый господин,
был морщинист и стар, (как будто ровесник отеля).
Я ступил за порог прекраснейшей из своих зим.
Я вошел в этот дом,
где прожил две лучших недели.
Номер был небольшой, но уютный,
с видом на лес.
Постояльцев в ту пору было немного.
Снег летел с ослепительно белых небес,
и блестящей змеей извивалась дорога.
В тихом баре я пил раскаленный джин,
под мелодии сонного старого блюза.
И в груди расплавлялись осколки льдин,
и прошедшее не казалось такой обузой.
Я ложился спать, прислонившись спиной к стене.
Счет до ста и обратно,
сны сплетались, как кружево.
Но одной лунной ночью, как будто бы в полусне,
я услышал, как за стеной
заиграла
музыка.
Совершенные ноты ''Ballade pour Adeline'',
беззаботно бежали по клавишам.
Эта светлая музыка чистой любви,
заняла мое сердце до самого краешка.
Кто же этот сосед, в чьих ладонях живет волшебство?
Я дрожал, стуча в двери чужого номера.
Но когда в дверях показалось ее лицо,
мир сошел с мертвой точки,
он стал, как мечта,
огромен.
Ее звали Минчжу.
Я помню ее лицо,
ее длинные пальцы и маленькие ладони.
Ее черные волосы, завязанные венцом.
И глаза,
в которых легко утонешь.
Она так же сбежала из города, как и я.
Так же, как и я,
была брошена и разбита.
Ее руки несмело касались меня,
мои руки снимали ее белый свитер.
Я ласкал ее ночью,
в кромешной тьме.
Целовал ее губы, ключицы, волосы.
Бесконечное счастье цвело во мне,
и ростками тянулось к ее голосу.
Две недели прошли, как короткий час.
Меня ждал мой Гонконг,
живущий на бешеной скорости.
Я совсем не желал говорить: ''прощай''.
И боялся сказать ''люблю'',
из-за глупой гордости.
В девять вечера, я снова стучал в ее дверь.
Мне достаточно было
услышать всего одно слово.
Но она не открыла,
и в сердце моем метель
закружила,
и сжала ладонями горло.
''Где та девушка, из номера двадцать три?'' -
я спросил управляющего,
выбежав спешно.
Он смотрел на меня, и сердце застыло внутри.
Он смотрел на меня,
как будто бы,
я - сумасшедший.
''Этот номер закрыт уже восемь лет.
Был прискорбный случай, ужасное самоубийство.
Молодая девушка, (я помню лишь силуэт),
была найдена мертвой, повешенной. И в записке
что она написала на рваном тетрадном листе,
а потом положила под старую статую Будды,
было только две фразы: ''Простите меня, вы, все'',
и еще: ''я тебя никогда не забуду''.
С каждым словом его,
мое сердце падало вниз.
Я подумал, что может, и правда, спятил.
Я ушел, ощущая тяжесть ее руки.
Ощущая тепло ее нежных объятий.
Я вернулся в Гонконг, в свой одинокий дом.
Ожидая мучительно долгое лето,
коротая бессонные ночи, иду на балкон,
покурить,
считая часы до рассвета.
И когда в лучах солнца танцует пыль,
моя Минчжу тихонько подходит ко мне, босая.
Я целую ее, как будто уже привык.
И как будто бы, она все еще здесь.
Живая.
Джио Россо (Виктор Тищенко)
Звон шпаг эхом отражался от каменных стен замка. Раз, два, три; удары сыпались один за другим. Фехтовальщики, чьи лица были закрыты масками из тонкой металлической сетки, двигались быстро, л овко, изящно – глаз не отвести.
Я ходила вокруг них, то и дело склоняя голову набок, чуть хмурясь . Их лица сейчас не были видны, но я знала , что один из них светловолосый мужчина с голубыми глазами – граф из Жюблен, Comtй du Maine . Высокий и стройный, с длинными ногами, обтянутыми белым трико . Он грациозно управлял шпагой, красиво изгибая тело в выпадах, и я не видела , чувствовала его улыбку – чуть порочную, но слишком обаятельную, чтобы обратить на эту порочность внимание.
Второй – его полная противоположность. «Темный рыцарь» с черными, как смоль волосами, заплетенными в длинную, почти до пояса, косу. На лице у него был глубокий шрам от ранения мечом, а может и шпагой, точно не знаю. Он казался больше, крепче графа, но так же быстр и изящен.
Их бой прекратился, и в просторном холле ненадолго повисла тишина…
***
- Спасибо за игру, сударь, - произнес, чуть поклонившись, граф.
Я ответил сдержанным кивком, и снял маску с лица. Оглядев замок, еще раз отметил богатое убранство – широкую каменную лестницу, темно-синий бархат на креслах и портреты в позолоченных рамах на стенах – фамильные традиции семьи дю Мэн.
Один из них, то и дело, привлекал мое внимание – на нем была изображена черноволосая девушка с голубыми, кристальными, как топазы, глазами. На щеках ее играл румянец, который художник весьма умело передал с помощью кистей и краски.
- Я отдам распоряжение приготовить вам комнату, - снова заговорил граф, - Переждете непогоду в удобствах. Для меня – честь принимать такого гостя, - открытая улыбка заиграла на его губах, я в очередной раз кивнул.
- Скажите, а кто изображен на этом портрете? – не сдержав своего любопытства, спросил, указав рукой на картину.
- Это моя покойная жена, Нуар дю Мэн.
- Нуар? – изумился я, не в силах оторвать глаз от лица девушки.
- Да, это ее имя. Было, - торопливо поправился граф, - Умерла в родах, так и не подарив мне долгожданного наследника.
- Я не знал, что вы были женаты.
- Наш брак был недолгим, но очень счастливым, - вздохнул он, повесив свою шпагу на крючок над камином.
- Примите мои соболезнования.
- Благодарю.
***
Лживый, прогнивший, мерзкий, отвратительный…
«Умерла в родах, так и не подарив мне долгожданного наследника».
Я сжала губы в тонкую линию и покачала головой. Обернулась на беседующ их мужчин, и проплыла мимо. Двигаясь мимо зеркал, я вновь попыталась увидеть свое отражение – но тщетно.
«Наш брак был не долгим, но очень счастливым». Наглая ложь. Впрочем, Жюблену не привыкать обманывать, смотря людям прямо в глаза.
Остановившись, я посмотрела на нарисованное лицо Нуар дю Мэн.
Говорят, что после смерти изображенного, портреты тускнеют, теряют краски и живость.
Я разглядывала лицо, тронутое легким румянцем, с родинкой над левой бровью – при жизни та была над правой, но ведь портрет – это то же, своего рода , отражение; и не видела никаких признаков увядания полотна. В олосы густыми волнами спадали на одно плечо, открывая изгиб белой шеи, тонкость и белизну которой подчеркивала ткань бордового платья – благородного, винного оттенка. Большие голубые глаза в обрамлении темных ресниц – гордость и редкость для итальянок. На самом деле девушку на портрете звали Нерезза – в переводе « тьма » , но граф дю Мэн переиначил ее имя на французский лад.
Мимо меня по лестнице прошел гость – темноволосый , со шрамом на лице ; и горничная, что семенила за ним . Наверное, его определят в одной из спален в восточном крыле замка – там, по ночам, не так сильно завывает ветер и из окон утром можно видеть, как туман стелется н ад поверхностью озерной воды. Рыцарь коротко обернулся и бросил взгляд на лицо, изображенное на холсте, а затем прошел сквозь меня и быстро поднялся по ступенькам.
Мой силуэт размылся в воздухе невидимой дымкой.
Никак к этому не привыкну…
Уже несколько лет я б рожу по замку – незаметная и почти неслышимая. Встречаю случайных гостей тенью графа , наблюдаю за ними в темноте ночи – что мне еще остается? Разглядываю картины семьи дю Мэн часами, а может и днями – с чет времени уже давно для меня потерян, ведь впереди - целая вечность. Словом, бытие мое - скука смертная.
А изречение про тусклость холстины после смерти изображенного – такая же ложь, как и любезность графа дю Мэна. Потому как п о ртрет остался таким же, каким был написан при моей жизни.
***
Я торопливо поднимался по крутой лестнице – в выделенные графом покои, переодеться к ужину, как краем глаза заметил в стороне темный, будто размытый силуэт. Он завис в воздухе мутным пятном. Обернулся быстро, но позади никого не оказалось.
«Померещилось» - подумал было, и даже сделал еще шаг – переступая очередную каменную ступень, как вдруг в спину подул ледяной ветер, словно торопя, толкая.
«Откуда взяться ветру? Сквозняк – да, сколько угодно, в продуваемых насквозь окошках-бойницах, но стремительному воздушному порыву…»
Мурашки пробежали по шее, а волосы на затылке словно зашевелились. Чертовщина какая-то.
Стремительно перепрыгивая по несколько ступеней, я поднялся на второй этаж, отгоняя от себя неприятное ощущение, взявшееся непонятно откуда.
Вымылся, переоделся.
Ужинали в шикарно обставленной столовой. Длинный стол, украшенный разнообразными цветами в темно-бордовых, винных тонах, был накрыт изысканно и богато. Мы с графом не съели бы и половины из того, что было предложено, но это не мешало пробовать и благосклонно кивать.
Слуги бесшумно сновали вокруг нас, меняя приборы и блюда, граф увлеченно ковырял вилкой в жульене, а я отметил, какая поразительная тишина повисла в этом гулком, холодном замке. Она словно замерла в определенный миг, да так и осталась навсегда – забыв, что время идет, меняются жители, эпохи…
- Как вам гостится, Готье? – нарушил вязкое молчание граф.
- Прекрасно, - ответил я, ровняя на коленях салфетку.
- Должен заметить, что ваш ответ весьма приятен. Я боялся, что заскучаете, - граф откинулся на высокую, ажурную спинку стула, больше напоминающего королевский трон, и скупо улыбнулся.
- Я и рад бы заскучать, - в ответ скривил губы я. – Только никак не удается.
- Да-да, рыцари и скука – понятия несовместимые, - махнув рукой, кивнул граф.
На этом разговор прекратился: подали десерт – слоеный пирог с черникой, и мы в унисон с графом зазвенели приборами.
***
Я смотрела, как ест Жюблен, и в отвращении передергивала призрачными плечами.
- Чтоб ты подавился, - сказала громко и по д плыла поближе к мужу .
Тот пламенных пожеланий не слышал, что меня крайне расстраивало. Хоть бы разок сбылось, но нет. Ни с коня падать, ни в подвал проваливаться, ни гореть синим пламенем «благоверный» не желал.
Я переключилась на гостя. Он вкушал трапезу неторопливо, с напускным безразличием посматривая вокруг, но видно было, что ему не по себе . И это наблюдение показалось мне любопытным. Редко кто из гостей з амка чувствовал в нем неладное. По обыкновению приятели Жюблена напиваются как свиньи и беспробудно спят – кто на ковре у постели, кто возле наполненной на четверть ночной вазы.
Готье де Лаон оказался первым трезвенником, бол е е того – рыцарем. Благородным или нет – пока было рано судить, но он мне определенно приглянулся. Был в его глазах опасный огонек, что тлел на дне зрачков. Да и сам Готье только одним своим видом внушал доверие и благоговейный трепет перед грубой мужской силой.
Смотр еть со стороны на чужое застолье было неприятно. Мужчины ели, лениво переговаривались между собой, вяло улыбались и даже не представляли, что я наблюдаю и вижу.
Я все вижу.
Лживые, холодные улыбки мужа, который со вершенно не рад принимать гостя. Н еприязненные, даже недоуменные взгляды его визави, который сам не понимал, что делает в этом Богом забытом замке.
Устроившись прямо напротив Готье , я принялась наблюдать за ним.
Через две минуты он уронил вилку. Она громко звякнула, на что рыцарь извинился перед сотрапезником. Муж по-царски махнул рукой, мол, всякое бывает, а я снова пожалела, что не могу так влиять на него самого.
Еще через пару минут Готье принялся ерзать. Едва заметно, но все же. Лицо его залила синеватая бледность, на лбу выступили крупинки пота, которые он суетливым жестом стер. Я наблюдала за метаморфозами и была приятно удивлена. Муж не замечал – сосредоточенно доедал пирог, что я так любила при жизни.
Я посмотрела на мужа, потом на Готье и решилась. В конце концов, я ничего не теряю.
Медленно обойдя стол – иногда забывала, что могу парить и проходить сквозь предметы и стены : человеческие привычки в моем бесплотном теле были порой до крайнего сильны. Приблизилась к рыцарю , наклонилась к его уху, пышные волосы задели его кожу, и могу поклясться – он дернулся. Я не стала заострять внимание на этом, потому что собиралась открыть рыцарю свой маленький секрет.
Он сидел прямой , как палка, правда, с небольшим креном влево, поэтому я еще ближе наклонилась и позвала его. Мягко, тягуче:
- Готье…
Он дернул щекой и косо посмотрел на моего мужа.
- Что-то не так, сударь? – поднял брови Жюблен , заметив этот взгляд .
Готье отрицательно мотнул головой, отодвинул от себя тарелку с недоеденным пирогом и собрался вставать из-за стола, наплевав на этикет. Я не могла отпустить его так просто, ведь не сказала главного, оттого позвала еще раз и легко тронула за рукав.
Под моими пальцами зашуршала ткань, и я испуганно отдернула руку.
Я почувствовала тепло – человеческое тепло! Это меня подхлестнуло. В азарте я схватила Готье за ладонь и почти закричала ему в ухо:
- Он убил меня!
Рыцарь застыл и побледнел сильнее, если такое вообще было возможно. Капелька пота тонкой струйкой скатилась с его виска по щеке и зависла на долю секунды на подбородке, а затем упала на его рукав. Я опустила глаза и увидела следы своих пальцев на мягкой ткани – тонкие складки, которые быстро разгладились, когда он…
Сжал ладонь.
Моя рука, моя невидимая, призрачная рука, оказалась в крепком захвате. От удивления я вздрогнула, и это было фатальной ошибкой – когда пугаюсь, это всегда отбрасывает меня к тому месту, где закончилась моя жизнь.
***
Я слышал.
Слышал ледяной шепот, зовущий меня по имени. Я почувствовал холодное прикосновение, и клянусь, что чувствовал нечто похожее на чьи-то пальцы в своей руке.
Такое возможно?
Сжимая и разжимая ладонь, я пытался уловить это странное ощущение еще раз, но тщетно. Все резко закончилось, непонятный холод отступил так же резко, как и появился.
Так и не доев пирог, я с огромным трудом сохранил невозмутимое выражение лица и поднялся из-за стола. Пожелав графу спокойной ночи, я медленно поднялся по лестнице, снова задержавшись у портрета Нуар – ее красота притягивала взгляд. Да, жена графа была безумно красива.
Погруженный в свои раздумья, я вошел в комнату, которую любезно подготовила горничная и сел на широкую кровать с резной дубовой спинкой.
Разглядывая свои руки, я несколько раз моргнул, а потом встряхнул ладони, прогоняя остатки наваждения.
Скорее всего, просто показалось. В замках всегда царит жутковатая атмосфера, к тому же каждый из них сопровождает обязательная легенда о призраках. Наверняка я слишком впечатлился историей о погибшей графине, вот и все.
Мой взгляд упал на кувшин, стоящий на умывальнике, и я быстрым движение пересек покои, чтобы омыться. Прополоскав рот и руки, я снял с себя кафтан и рубашку, чтобы протереть тело влажным платком, пропитанным отваром из каких-то пряных трав. Рядом с кувшином я обнаружил розовую воду в стеклянной бутылке и, недолго думая, разделся полностью, чтобы завершить все процедуры.
Прохладный воздух коснулся кожи вместе с тряпкой, которой я быстрыми движениями протирал подмышки и пах. От резкого сладкого запаха разболелась голова, и я коротко поморщился, когда отбросил платок в сторону. Поглядев на одежду, я решил вывесить ее за окно, чтобы к утру она хоть как-то посвежела, и надел одну рубаху - вряд ли горничная обрадуется утром, застав в постели голого мужика.
Забравшись на кровать, я подбил подушки, подняв их повыше. Эфес меча всегда находится недалеко от правой руки, и спать я привык, полусидя – времена сейчас неспокойные.
Да и в замке, если признаться, все-таки витает странная атмосфера.
Напряженные плечи заныли, стоило прислониться к мягким подушкам. Веки начали тяжелеть, поддавшись слабости, я прикрыл глаза и провалился в дрему.
***
Удивлению моему не было предела. К тому моменту, как я смогла побороть панику и пройти сквозь кирпичную стену подвала, где было замуровано мое иссохшее тело, Готье уже успел удалиться из столовой.
Застала я его в тот пикантный момент, когда он приводил с ебя в порядок.
Если бы мое бестелесное существо могло покраснеть, то, пожалуй, я залилась бы краской с макушки головы до самых кончиков пальцев на ногах . Но все, что я могла, это бесстыдно разглядывать открывшийся мне вид, пока рыцарь готовился к отходу ко сну.
Его испещренное шрамами тело было стройным, гибким и сильным. Мне даже страшно было предугадать, какая мощь скрывалась в этих руках. Под мешковатой одеждой он казался грузным, но без нее, Господь Всемогущий, он вполне мог бы зас лужить звание самого красивого мужчины графства. Даже несмотря на глубокие зарубцевавшиеся по лосы и борозды, покрывающие кожу.
Я давно не чувствую запахов, но память ис ключительно забавное явление, и при виде знакомого флакончика с розово й водой, который он взял в руки, у меня в носу сразу защипало, а в висках появилась знакомая легкость – аромат роз всегда действовал на меня успокаивающе. О бонять я не могла , но фантазия выгодно расписала в красках, как благоухает его тело после всех манипуляций с шелковым платком, который, кстати, в прошлом был вышит кружевом моими руками .
Сейчас я парила в углу комнаты, в полумраке – только несколько свечей в канделябрах освещали убранство спальни, и изучала рыцаря. Во сне его лицо не приобрело безмятежности, напротив, словно ст ало еще напряженнее. Рука лежала на рукояти ме ча, как будто он готов подскочить за долю секунды, если кто-то посмеет нарушить его покой.
Осмелев, приблизилась к отдыхающему мужчине и наклонилась к самому лицу. Ресницы его трепетали, губы слегка приоткрылись, грудь мерно вздымалась. Он был другим – не таким как мой муж, (больше сравнивать мне было не с кем – к упитым дружкам супруга я не пр иближалась, брезгуя). Готье и во сне оставался муже ственным, красивым . К нему тянуло – даже мои бестелесные останки, что уж говорить о девицах во плоти. Наверняка, в реальности женщины так и висли на плечах у благородного рыцаря.
Засмотревшись, я забылась и присела на краешек ложа. Готье не почувствовал вторжения, он продолжал размеренно дышать и касаться широкой ладонью эфеса меча. А я, почти что обнаглев, принялась оглаживать пальцами его скулы, губы, брови…
***
Мне снилось нечто приятное, тот самый мираж, от которого блаженная улыбка растекается по лицу.
На моей постели сидела прекрасная незнакомка – та самая, сошедшая с полотна картины – красивая как богиня женщина, только, самую малость печальная.
Губы ее горько усмехались, когда пальцы касались моей загрубевшей, обветренной кожи. А в глазах – ярких, с томной поволокой, на самом дне застыла грусть – словами не описать, сколько там было затаенной боли.
Мне отчаянно захотелось обнять покрепче хрупкие плечи, утешить, выслушать ее беды, помочь – всем, что было в моих силах. Только бы прогнать из глаз ту вселенскую скорбь.
Но, это видение было сном, поэтому я только смотрел на прекрасную девушку, и, как это бывает - пошевелиться не мог, даже когда особенно хотелось.
А Нуар не останавливалась – ее мягкие, почти что невесомые пальчики спустились к груди, провели по ней с легким нажимом, нарисовали замысловатый узор, понятный только ей одной.
Если бы я мог, я затаил бы дыхание – так ослепительно красива и бесконечно печальна была она. В сердце словно иглой кто кольнул – тончайшей, но безмерно острой. Непонятно отчего, но мне подумалось, что грусть Нуар – не что иное, как обида. И я почувствовал ее – незримые, но напряженно звенящие нити, что опутали, спеленали девушку. Она была обижена и безмерно грустна от бессильной злости.
И вдруг, Нуар наклонилась и поцеловала меня.
Губы ее оказались холодными, влажными – как предрассветный туман, как усеянная росами трава поутру.
Это весьма ощутимое касание разбудило меня.
Распахнув глаза, я увидел перед собой бледное до синевы лицо, сейчас перекошенное от испуга. То же – безупречно красивое, с искорками боли на дне зрачков.
Но, не успел я даже моргнуть, как через долю секунды мираж начал таять. Очертания и контуры размывались, растворялись, а после Нуар полностью исчезла, словно и впрямь примерещилась.
И я был готов поверить в то, что все это мне пригрезилось. Если бы не холодящий губы иней. Если бы не колотящееся о ребра сердце и щекотавший кожу могильный ветер. Не знаю, почему я окрестил это дуновение могильным. Может быть, потому что, оно напомнило кладбищенский ветер, какой бывает только на северных пустошах – ледяной, продирающий до костей.
Осознав увиденное и осязаемое, запоздало по коже поползли мурашки. Покачал головой, стряхивая липкий ужас, и встал с постели. Какой теперь, к черту, сон?
Прошелся по комнате, ежась от холода – он все не хотел отпускать. Даже пар изо рта вырвался, когда я спросил:
- Ты здесь?
Ответом мне была мрачная и зловещая тишина.
- Отзовись, ну же!
Я не надеялся, нет. Мной двигал неподдающийся разуму порыв. И когда я уже собирался прилечь, потому, как коротать время до рассвета на ногах было глупо, Нуар отозвалась. По крайней мере, я понял так – да и как иначе можно было истолковать плеск воды в кувшине – в кромешной тьме и звенящей тишине ночи.
Волосы на затылке шевельнулись в попытке подняться. Я, черт возьми, не был трусом – или тешил себя этим заблуждением, не знаю, но тогда мне вдруг захотелось броситься вон из этой холодной комнаты, прочь из проклятого замка – кинуться наутек и никогда больше сюда не возвращаться. В этом недостойном рыцарского звания порыве меня оправдывало только то, что я впервые столкнулся с проявлением потусторонних сил. Кто бы ни обитал здесь – призрак, неуспокоенный дух, само его существование было для меня абсолютным открытием.
- Нуар, - позвал я снова, внутренне леденея.
И даже решил быть вежливым:
– Это Вы? Если да, плесните дважды.
И она плеснула.
Я даже представил, как круги по воде пошли.
Опустился на софу и потер лицо ладонями. Может быть, я все еще сплю?
***
Он… он почувствовал, увидел меня! Немыслимо, невероятно! И меня не отбросило на край света после испуга – на этот раз нет. Я просто перелетела на другой конец опочивальни. Осталась наблюдать.
А губы горели огнем от прикосновения. И сердце – будь оно, выскочило бы из груди. Этот мужчина – рыцарь из прекрасны х сказок, он определенно влиял на меня, на восприятие, на материю – не понимаю: почему и как, но перемены мне нравились .
Позвал. Морщась и замирая. И надо же – палец стал настолько плотным, что водица плеснула. Чудеса.
Чья бы воля или случайность не властвовала над нами с Готье, ни он, ни я – не собирались отступать и убегать.
Я так соскучилась по общению – пусть и такому примитивному, что разве не парила от радости.
- Готье? – тихо позвала я, в глубине души тая надежду – услышит.
Рыцарь вскинул голову и начал озираться по сторонам.
- Вы меня видите? – я переместилась к окну – может быть так мой силуэт хоть немного станет явным.
- Не вижу, но слышу, - ответил Готье, выпрямив спину, - Как такое возможно?
- Я не знаю, - ответила я, уставившись глазами на подол своего платья, - Я впервые могу с кем-то разговаривать и не понимаю, как это получается.
- Вы – призрак? – спросил он, к ося глаза то в одну, то в другую сторону.
- Да, - почти неслышно ответила я.
Замолчали. А что на это скажешь? Я попыталась ухватиться за гардину, но мои пальцы прошли сквозь ткань, даже не пошевелив ее. Опустив плечи, я обернулась и посмотрел а в окно на территорию графства.
Сколько хватало глаз – вокруг крепости простирался лес. Вековой и зловещий, сейчас он виделся темной громадой, несокрушимым препятствием для решившихся на действие, беглецов, буде такие статься. Преградой, которую не одолеть. Сплелись высокие кроны, перевились колючие ветки – не разобрать где какая, свету солнечному не давая пробиться. Корни , толщиной с бревно, топорщатся из-под земли, норовя сделать подножку. Неприветливый лес. Древний. В таком неуютно и откровенно страшно: озираются случившиеся путники, сбиваются в плотную стайку, спина к спине. Влажный мох под ногами скользит, силясь утопить сапог в буром перегное. И спешат путники, под ноги смотрят внимательно, боясь угодить в волчью яму или наткнуться на берлогу древолога. А лес обманчиво тих: слышно как поскрипывают грибные ножки, как опутывает лоза стволы дубовые. И воздух влажный, туманный, ягодами ядовитыми пропитанный. Тяжело дышится.
Случалось видеть тела заблудившихся, из лесу деревенскими вынесенные. Лица их без кровинки, губы синюшные, пальцы черные, скрюченные посмертно в охранный знак. И зря отмахивался Жюблен от жалоб селян – дескать, дурное в лесу творится, раз сердца у мужиков здоро вых в одну минуту разрываются. Д а к тому же наступает лес, разрастается, надо бы вырубить, отвоевать немного землицы.
А в едь и правда наступает – с каждым годом все ближе, тянутся лозы, сплетаются ветки, вот- вот к озерцу прорастет. Благодатно ведь корни водицею напоить. А там – и до самого замка рукой подать.
И все же, дела мало было до Жюблена и проблем его. Уже не беспокоили россказни деревенских, за кружкой эля шепотом друг другу пере сказанные. Какая беда б не сталась, заслужил муже нек. И может статься, за меня лес мстить идет. Тянется, стараясь подмять, зарастить зеленью пышной, почти что черной в темноте, лживую и порочную натуру его и всех предков, потомков.
Сизый предрассветный туман окутывал стволы, поднимаясь к колючим еловым лапам. Выше. И еще выше.
Наверняка, влажный он, холодный, вдохнешь, и зубы заломит. Туман, пропитанный травами душистыми, ягодами еще недозрелыми, цветом полей лавандовых и водным духом свежим. Хочется улечься на полянке у подножья того самого леса – не страшно, совсем не страшно теперь, даже под сенью его прогуляться, и пить туманы и росы пить, только подальше от замка, много дальше от Жюблена. Не вспоминать. Не видеть галереи картинной осточертевшей, откуда свысок а смотрят предки муженька, вечно злорадствующие –застывшие губы так и кривятся , насмеяться наивности не могут. Ведь глупая была. Влюбилась. Поверила.
Скоро солнце встанет, и время тает – дивное время общения. Страшно, что эта ночь – единственная, особенная в своей атмосфере… прозрачности? Или наоборот – видимости. Грусть эту странную – сполна сегодня затопившую, подальше. Прочь.
- Нуар? Вы тут? – позвал граф, словно почувствовал мысли мои глупые.
Отвлекшись на крик ночной птицы, что растревожил тишину за окном , я не сразу услышала вопрос. Потом откликнулась:
- Да.
Обернулась и встретилась с ним глазами.
- Кажется, я начинаю вас видеть, - Готье криво усм ехнулся, - Нуар, - повторил мое имя и вправду, я ощутила нечто странное.
Посмотрела на свои руки – они начали приобретать очертания плоти и крови, а не легкую , привычную мне дымку.
- Нуар, - позвал рыцарь еще раз, - Что с вами произошло?
Вновь отв ернувшись к окну, я тихо принялась рассказывать свою историю.
***
Это казалось странным, но с каждым разом, когда я произносил ее имя, она становилась видимой. Поначалу я смог различить только светлый силуэт у окна, но по прошествии времени, и с каждым моим тихо произнесенным: «Нуар», девушка приобретала все более явственные черты.
Закончив свой рассказ, она по-прежнему стояла у окна, освещаемая предрассветными лучами. Выражение грусти, печали на ее лице больно резануло по сердцу. Оно и немудрено – совсем еще девочкой ее сосватали французскому графу для объединения двух семей. Вот только благородство графа оказалось напускным и насквозь фальшивым.
Нуар говорила медленно, понурив плечи и голову, изредка оборачиваясь на меня и тут же снова пряча красивое лицо, смотря в окно. Я же, сидел и слушал, прикрыв ноги покрывалом с кровати – на мне-то по-прежнему была одна рубаха, и поначалу ее это немного смущало – нечто похожее на румянец, окрашивало щеки, когда наши глаза пересекались.
- А что стало с художником? – решил уточнить я.
- Не знаю. Я ни разу не видела его в замке с тех пор. Надеюсь, он жив и здравствует.
- Нуар, а вы могли бы показать мне, где находится ваше тело? – осторожно попросил я, не надеясь на положительный ответ.
Она замолчала. Медленно повернулась и двинулась в мою сторону – не шагами, нет – поплыла несколько метров и остановилась напротив, сложив тонкие руки на пышной юбке платья.
- Я могу попробовать, но… - Нуар осеклась и немного нахмурилась – забавное явление, - Я боюсь этого места.
- Вам не должно идти туда со мной, - решительно заявил я, поднимаясь на ноги, - Просто покажите - куда.
Поморгав своими большими, печальными глазами, она едва заметно кивнула.
- Ночью. Когда Жюблен и слуги уснут.
Хотел бы прикоснуться, да рука моя, поднявшись в воздух, размыла ее фигуру, и она растворилась в воздухе без следа.
***
Следующей ночью я тихо вышел из своей комнаты и не спеша прогулялся по коридору замка. Повсюду стояли свежие цветы – приметил еще вчера – розы с тугими бутонами, едва раскрывшими свои лепестки. Грешно-красные, цвета густой крови; невинно-белые – сочетание до того странное, что я невольно поморщился.
Спускаясь по лестнице, вновь остановился у портрета. Поразительно, до чего же похожа Нуар на свое призрачное явление, за исключением бледности. И даже румянец, написанный краской – один в один повторял цвет. А глаза? Глаза такой кристальной глубины, голубые со светлыми прожилками вокруг зрачка.
Диво какое-то.
Может быть, граф не зря подозревал благоверную в неверности? Может и правда, тот художник писал портрет под влиянием каких-то более высоких чувств, чем стремление заработать свой мешок с золотыми монетами.
- Готье? – послышалось сзади.
Холодок, к которому никак не привыкнуть, пробежался по затылку. Обернувшись, я привычным жестом положил ладонь на рукоять меча, но тут же ослабит хватку, увидев полупрозрачные очертания призрака.
- Нуар, это вы, - шепнул я.
Как только ее имя слетело с моих уст, силуэт стал более явным. Ухмылка тронула губы, и я шепнул еще раз:
- Нуар.
Вот, теперь, почти похожа на человека.
Девушка стояла на ступеньке, или парила – поди разбери, призраков этих. Моргнула большими глазами и робко улыбнулась.
- Это в западном крыле, - тихо произнесла она, чуть повернувшись - так, что сквозь ее силуэт просвечивался огонек свечей в настенных канделябрах.
Я кивнул и махнул рукой, пропуская ее вперед. Она поплыла по лестнице вниз, а я пошел следом – удивляясь тому, как пышная юбка ее наряда не скользила по ступенькам, а просто проходила сквозь них.
Чудеса.
До западного крыла замка шли молча. Только у самых дверей, Нуар замерла и тихо сказала:
- Он запер дверь и просунул ключ снизу. Я попробую ухватиться за него и открыть.
Сказала и исчезла.
Стоял, как дурак, долго, переминаясь с ноги на ногу. В полумраке слышались звуки капающей воды – подтекало откуда-то с кухни, та как раз находилась наверху. Дернул за кольцо на двери – не поддалась. Вздохнул и снова принялся ждать, как услышал скрежет ключа.
Ей удалось повернуть его не сразу – слышал, как звуки затихают, а потом снова появляются. Когда старинный замок щелкнул, я открыл дверь и вошел, прикрывая за собой – вдруг слуги или граф услышали нас и решат проверить, кто бродит в темноте по каменным коридорам.
Нуар снова стала почти невидима, ее очертания подрагивали в воздухе.
- Вам страшно, Нуар? – спросил я.
- Немного, - шепотом ответила она, - Каждый раз, как оказываюсь здесь, словно заново это переживаю.
- Не бойтесь. Можете остаться здесь, только скажите, куда идти.
- Прямо, а затем поверните направо. Там будет еще одна дверь, за ней лестница в подвал, - на последних словах ее голос был едва различим, а затем она и вовсе исчезла.
Качнув головой, я направился в указанном направлении.
Шел я недолго, дверь нашел быстро. От узких высоких каменных ступенек повеяло холодом и сыростью, пока я спускался вниз в кромешной тьме. Стоило взять с собой свечу, но я не сообразил, поэтому внизу двигался наощупь – ведя ладонями по каменной стене с глубокими бороздами.
Резкий переход от камня к кирпичной кладке не мог остаться незамеченным. Легкая шероховатость сразу дала о себе знать, и я нащупал замурованную часть стены, определив ее размеры примерно в метр шириной и полтора высотой. Об этом Нуар не упоминала и я, раздосадованный, поднялся обратно.
- Нуар? – позвал тихонько у деревянной двери, вытащив из нее ключ.
- Да, - голос девушки морозом прошелся по коже, - Вы нашли?
- Вы не уточнили, что подвал замурован, - заметил я, закрывая дверь снаружи и пряча ключ в карман, - Это вызовет трудности.
Нуар выскочила из двери так неожиданно, что я отпрянул. Побледнела пуще прежнего, и в ее глазах заблестели слезы.
- Забыла. Что же теперь делать? Неужели мои останки так и останутся неупокоенными, а мне придется бродить бестелесной и пугать людей, - взмахнув руками, она пролетела мимо, - Вечность? Готье!
- Нуар… - попытался успокоить девушку, но она снова перебила, сорвавшись на крик.
- Я просто хочу… хочу уйти. Мне не место здесь – я мертва.
- Нуар, - инстинктивно потянувшись к ней, схватил ее за руку и тут же застыл, ощутив прохладу пальцами.
Нуар тоже замерла и испуганно покосилась на то место, где я ее держал. Замолкла, только приоткрыв рот удивленно, подняла глаза - большие, широко распахнутые, на мое лицо.
- Как вы это сделали? – прошептала она, не шевелясь.
- Не знаю, - так же шепотом, едва слышно, ответил я, боясь, что от одного дуновения воздуха она снова исчезнет.
Держать тонкое запястье в своей руке было… приятно. Даже несмотря на холод, что покалывал кончики пальцев.
- Нуар, есть ли в замке кто-то, кому можно довериться?
Ее плечи поникли, и она отрицательно покачала головой:
- Жюблен распустил всех слуг, работавших здесь при моей жизни. Люди начинали поговаривать о странном исчезновении графини, и… - она осеклась и сделала нечто похожее на печальный вздох.
- Хорошо. Я что-нибудь придумаю.
***
Придумал решение проблемы я быстро. Посетовав на завывания ветра по ночам, мешающие отойти ко сну, я попросил одну из горничных раздобыть снотворное.
Следующим же вечером, за ужином, я незаметно подсыпал порошок темно-зеленого цвета в вино графу. Нуар поделилась, что слуги частенько доедают и допивают с графского стола, поскольку на своих работниках Жюблен сильно экономит – поэтому к ночи я был уверен, что весь замок погружен в глубокий и крепкий сон.
Кроме меня, естественно.
Вооружившись старинным тяжелым молотком, который заметил над камином – там висела коллекция оружия разных мастей, я дошел до западного крыла и шумно выдохнул, отпирая массивную дверь. Зная о кромешной темноте в подвале, в другой руке я держал толстую свечу, которую самым наглым образом отодрал от подсвечника в своей спальне.
На самом деле, действо продвигалось быстро – едва молоток коснулся кирпичной кладки, по ней пошла трещина. В несколько ударов я разбил часть стены и руками расчистил ход от осколков. Поднял свечу с пола, глубоко вздохнул и наклонился, заглядывая в помещение. Взгляд быстро пристально изучал небольшой закуток, который раньше был кладовой или чем-то подобным. До тех пор, пока в самом углу, на полу я не увидел останки Нуар.
Длинные волосы, которые поблекли и стали грязного темно-серого цвета, а также платье – признал сразу. Ее дух всегда появлялся в похожем наряде – бледно-розовый шелк с черным кружевом.
Забравшись внутрь, я на коленях подполз к девушке, сдерживая подступающий к горлу ком и едва дыша. В этом треклятом подвале пахло тленом.
Она лежала, свернувшись в клубок, будто даже не пыталась бороться со своей участью. Я вытянул шею и, заглянув в лицо – иссохшее, с пустыми глазницами, представил, как по нему беспрестанно катились слезы от беспомощности и бесконечной злости на жестокого супруга.
Сделав несколько глубоких вдохов, я пристально осмотрел тело и понял, что спрятать его будет не так просто, не говоря уже о том, чтобы похоронить по-человечески. Я ожидал увидеть кости, а то и труху, но оказалось…
- Ох, Нуар… - прошептал я с тоской в голосе.
- Оно изменилось, - послышалось ледяное сзади.
От неожиданности я подскочил на месте и больно ударился затылком о низенький потолок. Зашипел, стиснув зубы и развернулся, в удивлении уставившись на призрак.
- Она… я, - нетвердо произнесла Нуар, - Изменилась. Раньше она была… другой.
Девушка испуганно посмотрела на свои останки и несколько раз моргнула. Вытянула шею, но ближе подойти не решилась.
- Что вы имеете в виду? – решился спросить я.
- Я не могу этого объяснить, но раньше рядом даже пошевелиться страшно было – казалось, кости в прах превратятся. А сейчас... как будто они обрастают плотью. Но это же невозможно, - проговорила Нуар задумчиво, - И, я точно помню, что даже волос почти не оставалось – они все осыпались. Готье... Я не понимаю.
- Когда вы были здесь в последний раз?
- В тот день, когда вы смогли меня увидеть, - она моргнула и перевела взгляд на мое лицо.
- А до этого? До моего появления в замке?
- Не помню. Месяц или два назад.
- И вы считаете, что с того момента ваши останки изменились? – покосившись в сторону тела, спросил я.
Ответа не последовало, и мне пришлось повернуть голову, чтобы взглянуть на Нуар. Она закусила губу и кивнула, а потом исчезла из каморки.
Одарив несчастные кости задумчивым взглядом, я последовал ее примеру и вернулся в свою спальню.
Я долго размышлял, глядя в окно на очертания леса за крепостной стеной. Возможно ли, что Нуар говорит правду? Не только о том, что ее мертвое тело словно оживает, но и обо всем – о своем замужестве, о жизни в графстве и смерти от руки Жюблена.
Обычно интуиция меня не подводила, но в этот раз она упорно молчала. Я не мог трезво оценить сложившуюся ситуацию, потому что все мое нутро кричало надрывным голосом о том, что меня притягивает эта девушка, или ее дух – разобрать было сложно.
Глядя в окно на покои графства, я явственно ощущал ее присутствие за спиной – зябкий холод, мурашки, блуждающие по спине и страх, что преследовал меня все время в замке.
***
Готье уснул только под утро – хмурый, задумчивый и напряженный. Я тихо понаблюдала за ним еще какое-то время, но не навязывалась и не нарушала покой, хотя мне очень хотелось.
Просто поговорить. Хоть с кем-то.
С первыми лучами солнца я спустилась в подвал, в ту самую каморку. Долго смотрела на свои останки, гадая – может быть , я схожу с ума? Может быть , моя не упокоенная душа просто видит то, что хочет видеть?
Но я ведь точно помню, что за годы, прошедшие с моей смерти, от меня не осталось ничего, кроме костей. Помню, как пугалась собственного вида в углу крошечной темной комнатушки и дрожала от ужаса, осознавая, что это – я.
А сейчас?
Определенно тело, что лежало в углу , больше походило на мумию, чем на скелет.
Разве такое возможно?
***
За тот небольшой отрезок времени, что я провел в замке, сумел заметить одну вещь – граф всегда завтракает в одиночестве своей спальни. Не знаю, с чем это было связано, но сегодня я решил воспользоваться этим и спустился на кухню.
Слуги напряглись, завидев мою фигуру, повариха что-то запричитала и начала подгонять молоденькую горничную, что показывала мне комнату в первый вечер. Я вскинул руки и уселся за дубовый стол, со словами:
- Не стоит накрывать в столовой, я могу поесть и здесь. Все же лучше, чем одиночество за огромным столом, - выдержав паузу, я посмотрел на седовласую женщину в цветастом фартуке, - Как вас зовут?
- Маргарет, - ответила та, мягко улыбнувшись.
- Готье, - представился я, - Чем будете потчевать? – широко улыбнулся, и кухарка ответила тем же.
Показалось, что от банальной вежливости она словно ожила и засияла. Вся встрепенулась и принялась показывать на кастрюли, стоящие на печке:
- Все, чего сударь пожелает. Есть и овсяная каша на свежем парном молоке, и омлет с зеленью и козьим сыром, и оладьи с кленовым сиропом.
- Звучит настолько вкусно, что я попробую все.
Я поел быстро и в прямом смысле от пуза. Горничная, что помогала Маргарет, ушла по своим делам – работы в замке много; а я остался на кухне, попросив чашечку крепкого кофе и думая, как вывести кухарку на разговор и не показаться при этом сумасшедшим.
- Маргарет, присядьте, - попросил я, - Вы, поди, все утро на ногах.
- Ох, ваша правда, сударь. Никогда не знаешь, что захочет на первую трапезу граф дю Мен, приходится готовить все его любимые блюда. Иначе, гнева хозяина не избежать, - она глубоко вздохнула и долила остатки из кофейника в металлическую чашку. Уселась напротив, и устало улыбнулась.
- Здесь, в замке, витает странная атмосфера, вам не кажется? – начал я издалека, - Как будто сквозняк гуляет, и воздух такой липкий иногда, зябкий.
- Все заметили, а толку? В деревне, что за лесом, много не заработаешь, а граф, хоть и строг со слугами, но платит исправно. Вот и едем, - Маргарет махнула рукой, - Я долго привыкала к холоду замка, а вы тут всего несколько дней.
Помолчали. Я отхлебнул глоток вкусного напитка, Маргарет повздыхала. И тогда я решился, задал вопрос в лоб:
- Маргарет, а вы верите в призраки?
Спросил и тут же затаил дыхание.
Она долго молчала, пристально изучая меня глазами, что от старости заволокло бледной поволокой. Нахмурилась, пожала пухлыми плечами и наконец-то ответила:
- Никогда с ними не сталкивалась, но люди говаривают всякое. Я человек набожный, религиозный, но есть ведь вещи, которые церковь объяснить не может.
- Да, - протянул я, уставившись в свою чашку.
- Я только слышала, что призраков, коль ты уж с ними пересечешься, никогда нельзя звать по имени, - она слегка передернулась, - Даже, если они настаивают и твердят его, никогда вслух произносить нельзя – быть беде.
- В смысле? – от этой информации я встрепенулся.
- Старуха одна живет, прямо на границе с лесом – древняя, слепая совсем, как только дышит еще. Ходят к ней из поселений за зельями разными – от суставов, от сна беспокойного. Слепая старуха, но крепкая. Такая и нас переживет - на корешках своих, да на травках, подколдовывая. Так вот, говаривала, она, что ежели призрака позвать или заговорить с ним, то он может вернуться в свое тело или переселиться в чужое. А призраки, обычно ведь, души неспокойные, злобные, - Маргарет задумчиво посмотрела на меня, и улыбнулась, - Но это всего лишь сказки да приданья. Ерунда от бабки спятившей, я в такое не верю.
Интересно. Очень интересно…
- Неужто, один раз имя назвать - и призрак ожить может?
- Кажется, она говорила, что звать нужно столько раз, сколько дней мертв человек. А вам зачем, сударь?
- Да так, люблю все неизвестное. Я-то не церковный человек, тем-более атмосфера здешняя уж больно располагает слушать такие вот байки, - пожав плечами, я быстро допил свой кофе и поднялся из-за стола, - Спасибо вам за завтрак, Маргарет. Вы были очень добры.
Кухарка кивнула ласково и улыбнулась напоследок.
***
Весь день меня не покидало какое-то беспокойное чувство. Словно изнутри что-то шевелилось в моем бестелес ном лике, вертелось, переворачивалось. Объяснить такие метаморфозы я не могла, поэтому слонялась по за мку и вздрагивала каждый раз, когда ощущение усиливало сь.
Как стемнело, поднялась по лестнице, да прошла в покои графа. Полюбовалась благоверным, пока он отходил ко сну, повздыхала над его холодной красотой и молча вышла из комнаты.
Все равно ведь не услышит.
Бродила по коридорам, ра зглядывая цветы – мои любимые: алые и белые розы. Ведь собственноручно высаживала кустарники под окнами своей спальни , что б вдыхать любимый ароматом по утрам, когда воздух влажный, тягучий и свежий – туманный. Попыталась прикоснуться к лепесткам , но без толку – пальцы прошли сквозь бутоны.
Взгруст нулось. Подумала о том, что хочется услышать голос Готье, хоть на секундочку, на одно мгновение его тихое: «Нуар». Ведь уедет скоро, а мне бы чуточку узнать его, о жизни рыцарской да байках военных. Улыбнулась своим мыслям и пошла в гостевое крыло замка.
Пора прощаться, наверное.
Прошла прямо через дверь и затаилась – побоялась, что напугала. Рыцарь сидел у окна в кре сле с высокой спинкой. Сидел, что-то бормотал тихонько.
- Готье? – позвала я, приближаясь.
Как увидела лицо и расслышала – обомлела. Застыла на месте и принялась моргать призрачными веками.
- Нуар, Нуар, Нуар, Нуар… - без остановки твердил рыцарь, с закрытыми глазами.
- Готье? - п озвала чуть громче.
Реакции не случилось.
- Готье? – крикнула, что есть силы.
Рыцарь продолжал повторять мое имя, а я, в ужасе поднесла руку к лицу.
Свела с ума! Ведь знала же, добром не кончится.
- Готье! – заплакала я, пытаясь за него ухватиться, встряхну ть, прогнать это наваждение, - Г отье, прекратите! Готье!
Все мои попытки были тщетны. Руки проходили сквозь его плечи, и сам он даже не шевельнулся.
И продолжал шептать…
***
В горле пересохло, но я продолжал говорить, даже когда голос сошел на хрип.
Произносил и мысленно считал – сто, сто один, сто два, сто три… Я помнил, что Нуар говорила о том, что умерла около двух лет назад, а значит, произнести ее имя мне нужно было… Чуть более семисот раз.
И не знаю, почему поверил байке, рассказанной выжившей из ума старухи, но ведь поверил же. Решил попробовать – почему бы и нет? Если это поможет обрести девушке покой, а может и вовсе вернет ее к жизни, что в этом плохого?
Видимо, благородство мне привили с пеленок - уезжать из этого замка, зная о несправедливости, о не упокоенной душе Нуар, я не хотел, не мог. Не простил бы себе.
Четыреста пятьдесят, четыреста пятьдесят один…
За окном уже стемнело.
Спина затекла, глаза слипались, но я упорно твердил имя Нуар дю Мен, в глубине души по-детски надеясь на чудо.
***
Сначала я почувствовала резкое головокружение. Затем – как немеют ноги, но ведь это немыслимо! Кончики пальцев начало покалывать, во рту пересохло и…
***
Громкий хлопок заставил меня замолчать.
Я подскочил на кресле, озираясь по сторонам, охватив рукоять меча.
И тут же стены замка словно зашатались и заныли.
Протяжно, надрывно… будто плач, женский плач.
- Нуар? – осторожно произнес я.
Ответа не последовало. Слышался только каменный гул.
По замку словно пробежала тяжелая волна. Двери разом открылись и с силой захлопнулись, от чего стены затрясло в буквальном смысле. Я торопливо вышел из комнаты и наткнулся на бледную горничную, которая с ужасом озиралась по сторонам.
- Что происходит? – послышался громкий голос Жюблена, что выбежал в одной ночной рубахе из своей спальни.
Резкий порыв ледяного ветра, едва не сшиб с ног, и я вытащил меч из ножен, поднимая его перед собой. Приготовившись к худшему, я медленно пошел вперед, догадываясь, что звуки идут снизу.
Свечи погасли, погрузив замок в кромешную тьму. Двери продолжали открываться и закрываться, с громкими хлопками. Стены дрожали, повсюду гулял вибрирующий звук…
А затем все резко прекратилось.
Тишина была осязаемой.
В ней слышалось дыхание слуг, самого графа, а звук того, как я сглотнул, был похож на камень, упавший в колодец. Подойдя к лестнице, я попытался вглядеться в эту темноту, но ничего не увидел.
Зато услышал. Тихий шорох и неровные шаги, даже не шаги – а шлепки босых ступней.
Шаг, шаг, шаг, тишина – наверное, ноги ступают по ворсу ковра, что застилает полы в холле. Шаг, шаг, шаг и прерывистый вздох, а потом стон – женский, определенно женский.
- Что это? – рука графа обхватила мое предплечье с такой силой, что еще чуть-чуть и кости бы хрустнули.
Я вглядывался в темноту и внимательно прислушивался к звукам, которые, судя по всему приближались. Отступил на шаг, прикрыв Жюблена своей спиной.
- Готье? – проскрежетал тихий голос.
Сиплый, словно из преисподней.
- Готье… Что вы наделали, - простонала она.
- Нуар? – Жюблен выскочил вперед – я не увидел, но почувствовал, когда он отпихнул меня в сторону, - Нуар, это ты? Но…
- Готье, я ничего не вижу, - простонала девушка.
В кромешной темноте я ступил на верхнюю ступеньку лестницы, ведущей в подвал, схватился за перила. Идти с вытянутым вперед мечом было неудобно, доля секунды понадобилась, чтобы принять решение остаться безоружным. Решив так, стал наощупь спускаться, ища ладонью хоть что-то впереди.
- Нуар, протяните руку, - тихо сказал я, гоня прочь страх, что впитался в кожу, за время, проведенное в замке.
Шорох и шелест подобрались ближе.
Я размахивал рукой в воздухе до тех пор, пока не наткнулся на что-то теплое и мягкое.
Два голоса нарушили застывшую тишину: я вздохнул облегченно, девушка вскрикнула, когда я ухватился за ее пальцы и крепко сжал их.
Сердце пустилось вскачь, билось, словно бешеное, пока я пытался ощупать кончиками пальцев ее руку.
Определенно теплую. И определенно настоящую, человеческую.
- Готье, мне страшно, - прошептала она, прильнув к моей груди и утыкаясь носом в рубаху, - Страшно здесь.
Поддержал ее одной рукой, а другой продолжил спускаться по лестнице. Двигаясь наощупь, свернул направо и подхватил дрожащую девушку на руки.
Где-то впереди была дверь, а значит, и выход из замка. Нужно поскорее покинуть его, потому что темнота и тишина давят в буквальном смысле.
Нуар плакала на моей груди, пока я шел. Шел по тропинке, уводящей от серых каменных стен, от ошарашенного случившимся женоубийцы, кто остался за нашими спинами. Шел к конюшне, где был привязан мой верный спутник с шелковистой черной гривой, чтобы уехать. Ни минуты больше не хотел здесь оставаться.
Я не взглянул на Нуар, когда помогал ей взобраться в седло – побоялся.
Быстро отвязал Аериса, запрыгнул назад – за хрупкий стан, и сорвался с места. Не глядя на нее – восставшую из мертвых. Только вперед смотрел. Только вперед.
Сколько были в пути? Не считал. Гнал, что есть мочи в сильных ногах благородного животного, гнал через густой лес, а завидев вдалеке, в плотно сплетенных ветвях, свет, направил коня в ту сторону.
Гнал до тех пор, пока не добрался до края деревни.
Покосившийся деревянный домик, возле которого мы остановились, не внушал доверия. Но, оказалось, был просторным, отогретым каменной печкой, протопленный березовыми дровами – запах внутри стоял приятный, уютный.
- Есть кто? – крикнул я, оглядываясь и держа на руках то ли сонную, то ли пребывающую в обмороке девушку.
- Заходи, чего на пороге встал, - послышался хриплый голос.
«Наверное, та самая старуха, к которой за зельями ходят» - подумал я, вспоминая россказни Маргарет.
- Нам бы переночевать и поесть. Денег у меня немного, но отдам все, если скажете.
Из-за угла высунулась худая фигура в белом одеянии, с морщинистым лицом и открытыми, затянутыми бельмами, глазами.
- А ее зачем приволок? Не место ей тут, - сурово сказала старуха.
Надо же – видит. Знает. Ведьма.
- Девушка со мной, - отчеканил я.
- А я говорю, не место ей среди живых. Ты можешь переночевать, а она – пусть за порогом остается.
Тяжело вздохнув, я развернулся и толкнул дверь ногой, с намерением выйти. Чуть наклонившись, чтобы не задеть головой косяк, я уже было направился в темноту, но голос старухи остановил одним резким словом, брошенным в спину:
- Стой.
Я застыл и медленно повернулся.
Старуха, медленно шаркая ногами, подошла ближе и откинула волосы Нуар, пристально вглядываясь слепыми глазами в ее бледное лицо.
- Графиня дю Мен, - тихо, почти благоговейно произнесла бабка, а затем отвернулась. - Вноси и клади на топчан у печки. Отогреть ее надо и напоить бульоном.
- С ней все будет в порядке? – спросил я, укладывая девушку на чистую перину – перестеленную, словно гостей здесь поджидали.
- Будет. Не сразу, но будет, - старуха протянула мне чашу с ароматной жидкостью, - Пои, коль ты ее призвал.
Толком, не понимая, что делаю, я приподнял голову девушки и приложил к ее губам чашу с дымящимся напитком.
Когда только сварить его успела? Как есть ведьма.
Нуар пригубила, и щеки мгновенно порозовели. Прошептала:
- Горячо.
- Пей, - буркнула недовольно старуха, выглядывая из-за моего плеча.
Нуар послушалась и начала пить. Ополовинила чашку и отстранилась все еще с закрытыми глазами.
- Полежит дней пять. Ты, - бабка ткнула в меня пальцем, - Должен поить и ухаживать. Я пойду за травами, вернусь дня через три. Разрыв-трава как раз поднялась, собрать бы.
Я смотрел вслед хромающей старухе, пока она споро бродила по дому, складывая в корзину какие-то кожаные ремешки.
Когда она уже вышла за порог, крикнул:
- А дальше-то что?
- Дальше заберешь ее отсюда, увезешь далеко – в деревне все знают Нуар дю Мен, нельзя вам тут оставаться. Ты ее воскресил – теперь за нее и отвечаешь, рыцарь. Бросишь – погибнет. Душа теперь с тобой связана, хочешь этого или нет.
Я посмотрела на девушку и, не веря случившемуся, покачал головой. Невероятно. Диво и только.
- Думать надо было, когда призрака звал по имени, думать надо было, - тихо сказала бабка, уходя в темноту.
***
Приходила в себя Нуар быстро. На второй день кожа ее порозовела, а волосы, в рыжих отблесках огня, отдали синевой. Она спала и держала меня за руку, начиная что-то бормотать, когда я отлучался, чтобы подбросить дров в печку.
Когда она открыла глаза в первый раз, мне показалось, что я утонул в их синеве. Она ничего не говорила ни мне, ни старухе, что вернулась из леса через три дня, как и обещала. Молча пила ароматные отвары и бульон, что бабка варила из птиц, попавшихся в силки неподалеку от дома. Оживала.
Я не ощущал усталости до тех пор, пока сон не сморил меня прямо на подножья ее постели. Нуар как раз тогда впервые, не заговорила, нет – запела. Какую-то красивую грустную мелодию, а голос ее сам был музыкой.
На пятый день старуха попросила нас уехать.
Я оставил ей мешочек с серебряниками и два ножа из Балерийской стали, которые носил в ножнах на лодыжках.
Платье Нуар бабка выстирала и подарила ей черный плащ с широким капюшоном – чтобы не узнали, когда будем проезжать деревню.
Строго настрого наказав не заговаривать с людьми и не оборачиваться, колдунья отправила нас в путь, пожелав ровной дороги.
Сидя на коне и ведя его сквозь чащу, я прижимал к себе девушку одной рукой и думал о том, каким же шальным ветром занесло меня в этот замок. Колдовским.
Сейчас остроконечные шпили едва виднелись за густым туманом и ветвистыми кронами деревьев, что, буквально расступались перед копытами Аериса и срастались плотнее, едва оставались позади.
Нуар дремала, а я думал, что зря не проткнул мечом Жюблена напоследок – зло должно быть наказано. Но, мысли остались только мыслями: возвращаться ради мести было рискованно. Мне оставалось радоваться отвоеванной у смерти драгоценной ноше, что сейчас посапывала в седле, прижавшись теплой спиной к моему животу.
***
Готье привез Нуар в семейное поместье, что стояло обособленно и одиноко, но это одиночество им не претило – отнюдь. Зажили себе – в удовольствие.
Шли годы, а Нуар продолжала засыпать, держась за сильную руку рыцаря. Ее рыцаря. Ни на миг не забывала она, что спас ее. С того света вернул.
Готье, в свою очередь, дремал под песни возлюбленной, что лились из просторных окон тихой мелодией. Меч благополучно отправился в дальний угол, пылился там, ржавел понемногу.
А через некоторое время у них родилась девчушка с черными волосами, да темно-синими, бездонными глазами. Назвали ее Маргарет, и росла она молчаливой и задумчивой, как мать. А еще умной была не по годам, радовала родителей.
Умерли Готье и Нуар в один день, прожив долгую, спокойную, наполненную смехом и счастьем, жизнь. Маргарет поговаривала, что нашла родителей в одной постели, крепко держащихся за руки, с улыбками на лицах – словно не отошли в мир иной, а просто уснули, как в любой другой день.
***
- Милый, ты хочешь сказку? Ладно, тогда давай укроем одеялом ножки. Вот так, - заботливые руки подоткнули плед, ласково провели по темноволосой макушке.
Малыш улыбался. Беззубо еще, но вполне осмысленно. Готовился слушать.
- Говорят, что на том самом месте, где сейчас пустили толстые корни дубы высокие, зеленые-зеленые, когда-то возвышался крепкий замок, метя в облака своими острыми шпилями. Мрачный и неприветливый, замок тот славился жестокой династией хозяев, что с каждым следующим поколением только впитывала пороки, и каменела сердцами.
Сторонились путники этого места, десятой дорогой обходили, предпочитая останавливаться в придорожном трактире, отдавая столько серебряников, сколько вздумалось взять хозяину постоялого двора. Не жалели денег, предпочитали делить кров с незнакомцами, чем ночевать в том замке. Холодный был он, продуваемый всеми ветрами.
Но, однажды, после того, как случилась одна интересная история, с замком тем сила лесная справилась. Да, подмяла под себя глыбу каменную, пустила на волю туманы густые, спрятала от мира гиганта со шпилями позолоченными. Проросли деревья сквозь окошки-бойницы, заполнили собой горизонты.
Молва об этом всю землю облетела – дескать, есть сила – живая, дышащая, что способна фундаменты каменные разрушать, крошить булыжник на песчинки малехонькие, и зарастать все зеленью, пряча обломки под настилом земляным. И движется она, сила эта, зло настигает, наказывает. Даже ради одного нераскаявшегося в путь срывается.
Напугало это графов, князей, государев: каждый за свои владения переживал. Поторопились они грехи свои замолить, храмы открывать стали: разным богам, но веря, что услышат. И то ли боги впрямь помогли, то ли сила та живая раскаяние мужей услышала, но покорилась. Замедлила рост свой буйный. Но, все же всякий и в наши времена знает – хоть и дремлет, но бдит. Приглядывает за детьми своими. И ежели зло остается людьми не наказанным, если сам грешник живет себе и радуется, о деяниях позабыв, спешит. Прорастают снова ветки, корни под землей на десятки километров утекают. Мстят.
Да, спи, мой хороший, глазки закрывай…
Знай, что сила эта за твою прапрабабушку отомстила. Подмяла каменного уродца, вместе с Жюбленом-женоубийцей…
Вот так, милый, вот так. Спи. Пусть тебе котята игривые приснятся.
Провели руки заботливые по щечкам сахарным, покачали колыбельку, зная, что приснятся: и котята, и леденцы карамельные. Присмотрят предки с небес. От зла сохранят.
В ночной тишине, в самом воздухе, немыслимо казалось, но запел тихий мягкий женский голос…
Июль 2015.
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Noir (СИ)», Диана Килина
Всего 0 комментариев