Элизабет Хэнд Рядом с Зеннором
Он нашел письма в гараже, в круглой жестяной коробке из-под каких-то сладостей на дне пластмассового ящика, под рождественскими гирляндами и прочим старьем, которое его жена хранила для гаражной распродажи. За тридцать лет брака она так и не собралась ее устроить, а в сентябре прошлого года скоропостижно скончалась от аневризмы мозга, сажая желтые нарциссы в саду.
Теперь все вещи пойдут на благотворительность. Дом в Новом Ханаане осмотрела риелтор; несмотря на кризис, она заверила Джеффри, что продажа не займет много времени, и он получит примерно столько, сколько и запросил.
— Дом великолепен! Хотя чему я удивляюсь? — осторожно переступая лубутенами на высоком каблуке по выложенной плиткой дорожке, риелтор бросила быстрый взгляд на Джеффри, который был известным архитектором. — И сад тут невероятный.
— Это все Антея. — Он остановился у каменной стены и посмотрел на свежескошенную лужайку, холмики черной земли и кучки собранных листьев, оставленные наемными рабочими. Раньше Антея занималась этим сама. Вдали, на фоне февральского неба, освещенного холодным полуденным солнцем, белели стволы берез. — Она говорила: если бы я брала с тебя плату за всю работу, которую делаю, ты бы меня не потянул. И была права.
Джеффри поставил последние подписи под контрактом и вернул его риелтору.
— Вы сейчас живете в Бруклине? — спросила она, снова поворачиваясь к дому.
— Да, в Грин-Парке. Коллега уехал на несколько месяцев в Сингапур и разрешил пожить у него, пока я не решу, что делать дальше.
— Ну что ж, удачи! Скоро я с вами свяжусь, — она открыла дверь своего «Приуса» и замешкалась. — Я знаю, как вам тяжело. Два года назад я потеряла отца. И время не лечит.
Джеффри кивнул:
— Я знаю.
Вот уже пять месяцев его мучили ночные кошмары, и он просыпался, задыхаясь; ему снилось, что Антея лежит рядом, спокойно дышит и улыбается, когда он прикасается к ее лицу; снилось, что убивший жену нейро-электрический шторм бушует в его собственной голове, мир вокруг него тонет во вспышке сверхновой, и он летит в бесконечной черной пустоте, и звезды гаснут одна за другой.
Он знал, что эта тоска — не только его удел; такое встречается сплошь и рядом. Много лет назад они с Антеей пережили это, когда их единственная дочь Джулия умерла от синдрома внезапной детской смерти. Им обоим было уже под сорок, и они никогда больше не пытались ни завести ребенка, ни усыновить. Как будто пожар выжег их души дотла. Лишь через год Джеффри смог войти в комнату Джулии; несколько месяцев ни он, ни Антея не могли высидеть за столом до конца обеда, не могли спать в одной постели. Быть рядом с кем-то, случайно касаться рукой или ногой и понимать, что в любой момент ты можешь этого лишиться — мысль об этом навсегда наполнила их жизнь страхом, о котором они не могли говорить вслух, тем более друг с другом.
Сейчас — как и тогда — он загрузил себя работой в городском офисе, исправно принимая приглашения на обеды и ужины в городе и Новом Ханаане. Ночи превратились в пытку: его преследовала мысль о том, что жизнь Антеи потухла, как спичка в чьих-то неловких руках. Он вспоминал Гудини, пытавшегося доказать существование потустороннего мира, в который ему так хотелось поверить. Джеффри ни во что не верил, но если бы нашлись таблетки, под действием которых нейроны в его голове переместились бы, и в нем вспыхнула вера, он наверняка бы их принял.
Последние несколько месяцев он собирал вещи, развозил одежду Антеи по благотворительным магазинам и решал, что оставить, что продать, а что раздарить племянникам, племянницам, сестре Антеи и ее немногочисленным друзьям. Тоска, поселившаяся в его душе, была похожа на затянувшийся грипп; постоянная боль терзала не только разум, но и кости и сухожилия, билась в висках, вспыхивала черными искрами перед глазами, оставляла едкий химический привкус во рту; доктор прописал ему снотворное.
Он посмотрел, как почти беззвучно скрывается из вида машина риелтора, вернулся в гараж и перенес пластмассовый ящик к себе в машину, чтобы на выходных забросить соседу. Маленькую жестянку с письмами он положил на соседнее сиденье. И как только он тронулся с места, пошел снег.
Он открыл жестянку вечером, сидя за обеденным столом в бруклинской квартире. Внутри лежало пять писем с одним и тем же штампом: ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ. На дне Джеффри обнаружил облупившийся медальон на дешевой позолоченной цепочке, покрытый красной эмалью и обрамленный фальшивыми жемчужинами. Медальон был пуст. Джеффри поискал, нет ли на нем имени, инициалов — ничего. Отложив его в сторону, он взялся за письма.
Все они были написаны в 1971 году, отосланы в феврале, марте, апреле, июле и в конце августа и адресованы одному человеку на один и тот же адрес, надписанный аккуратным школьным почерком Антеи.
Мистеру Роберту Беннингтону
Ферма «Головенна»,
Падвайтил
Корнуолл
Любовные письма? Имя Роберта Беннингтона было ему незнакомо. В феврале того года Антее было всего тринадцать лет, день рождения у нее был в мае. Он перемешал письма на столе, как будто собирался показать карточный фокус. Сердце бешено колотилось, и это было смешно. Они с Антеей рассказывали друг другу все: о сексе с двумя партнерами в университете, об оргиях с кокаином в восьмидесятых, об интрижках и флирте, случавшихся пока они были в браке.
Сейчас это уже не имеет никакого значения, да и тогда почти не имело. И все-таки, когда он открывал первый конверт, его руки тряслись. Внутри лежал всего один пожелтевший листок. Джеффри осторожно развернул его и разложил на столе.
За сорок лет почерк Антеи почти не изменился. Все тот же округлый курсив, и в конце каждого предложения такая жирная точка, что чернила проступают на обратной стороне тонкой бумаги. Антея была англичанкой, родилась и выросла в Северном Лондоне. Они и познакомились в Лондонском университете, где оба учились, а потом переехали в Новый Ханаан и там поженились. Антея часто говорила, что эта местность напоминает ей английскую глубинку. Самому Джеффри не доводилось выезжать из Лондона, разве что на пару экскурсий в Кент и Брайтон. Интересно, где этот Падвайтил?
21 февраля 1971 года
Дорогой мистер Беннингтон,
Меня зовут Антея Райсон
Разве тринадцатилетняя девочка могла написать «мистер», обращаясь к бойфренду, пусть даже сорок лет назад?
…мне тринадцать лет, и я живу в Лондоне. В прошлом году моя подруга Эвелин дала мне почитать «Времена года». Я перечитала их два раза, а также «Черные облака», «За Брегмором» и «Второе солнце». Теперь это мои любимые книги! Я пыталась найти другие ваши книги, но у нас в библиотеке их нет. Я спрашивала, и мне сказали, чтобы я поискала в книжных магазинах, и что они дорогие.
Моя учительница сказала, что вы иногда ездите по школам и встречаетесь с читателями, я очень надеюсь, что вы когда-нибудь приедете в Ислингтонскую дневную школу. Вы собираетесь написать еще одну книгу о Тише и Великой битве? Очень надеюсь, что вы ответите! Мой адрес: Хайбери Филдс, 42, Лондон HW1.
Всегда ваша
Антея РайсонДжеффри отложил письмо и посмотрел на остальные конверты. «Ну и придурок» — подумал он, догадавшись, что ответить тринадцатилетней девочке писатель не удосужился. Повернувшись к ноутбуку, он вбил имя Роберта Беннингтона в строку поиска.
Роберт Беннингтон (1932–), британский автор популярной серии детских романов в жанре фэнтези, опубликованных в 1960-е годы под названием «Солнечные битвы». Книги Беннингтона были написаны на поднявшейся волне подражаний Толкиену, однако после того, как в конце 1990-х несколько девочек-подростков обвинили автора в педофилии и сексуальных домогательствах, их коммерческому успеху пришел конец. Одна из предполагаемых жертв впоследствии изменила свои показания, и дело было закрыто, несмотря на возмущение адвокатов и женских правозащитных организаций. Но репутация Беннингтона так и не была восстановлена: школьные библиотеки отказались хранить его книги на своих полках. Ни один из его романов так и не был переиздан, хотя пиратские электронные версии еще можно найти, так же, как и старые издания всех четырех томов «Битв»…
У Джеффри по шее побежали мурашки. И дело было вовсе не в судебном разбирательстве, а в книгах. Антея буквально заставила его прочитать одну из них, как только они познакомились.
— Эту я люблю больше всего, — она перекатилась на край кровати и сняла с полки, забитой тетрадями и любимыми детскими детективами, пожелтевшую книжку в бумажной обложке. — Перечитывала раз двадцать.
— Двадцать? — Джеффри приподнял бровь.
— Ну, ладно, семь. Все равно много. Ты читал?
— Никогда даже не слышал.
— Прочти обязательно! Прямо сейчас, — она пихнула его босой ногой. — Ты не уйдешь, пока не сделаешь этого.
— А кто сказал, что я собираюсь уходить? — он попытался поцеловать ее, но она его оттолкнула.
— Никаких поцелуйчиков, пока не прочитаешь. Я не шучу!
И к трем часам утра, то засыпая, то просыпаясь и снова принимаясь читать, он закончил книгу.
— Из-за нее мне снились плохие сны, — сказал он, когда сероватый предутренний свет проник в узенькое окно квартиры Антеи. — Мне не понравилось.
— Знаю, — рассмеялась Антея. — В этом-то и вся соль. После нее я чувствую себя больной.
Джеффри решительно покачал головой.
— Мне не понравилось, — повторил он.
Антея нахмурилась, пожала плечами, взяла книгу и швырнула на пол.
— У всех свои недостатки, — вздохнула она и легла на Джеффри.
Через год или чуть больше он заболел гриппом и несколько дней провалялся в кровати. Тогда он прочитал «Времена года», которые Антея откопала в Британской национальной библиотеке. Эта книга его глубоко расстроила. В ней не было чудовищ — драконов, назгулов или ведьм, только две пары мальчиков и девочек, двоюродных братьев и сестер, запертых в портале между одним из мрачных городов послевоенной Англии (Манчестером или Бирмингемом) и волшебной страной. Последняя по сути волшебной не являлась, а была такой же унылой и опасной, как и район с муниципальными домами, в котором жили дети.
Джеффри вспомнил стучащие в окна невидимые руки и нечто, забравшееся к мальчику в кровать и чуть не задушившее его одеялом. Самой ужасной была последняя глава; он читал ее поздно ночью и теперь даже не мог вспомнить, о чем она. Она вызвала в нем такой страх и омерзение, каких он в жизни не испытывал.
Антея оказалась права — книга оказывала странное воздействие на физиологию и больше напоминала малобюджетный черно-белый фильм ужасов, чем детское фэнтези. Сколько детей, став взрослыми, узнало, что их герой был педофилом?
Джеффри с полчаса просматривал статьи о суде над Беннингтоном, но толком ничего не узнал. С тех пор прошло уже десять лет, и по Сети блуждало всего несколько десятков постов по теме. Их можно было разделить на две примерно равные части: первая начиналась словами: «А знаете ли вы, что…?», вторая состояла из проклятий от женщин, пострадавших от насилия, к которому, впрочем, Беннингтон отношения не имел.
Он не мог представить себе, что подобное могло случиться с Антеей. Она ничего об этом не рассказывала, более того, весьма скептически относилась к друзьям, имевшим обыкновение обсуждать детские травмы или обращаться за помощью к психологам. Что касается книг, он вообще не помнил, видел ли их на полках, когда упаковывал все в коробки. Может, жена давным-давно отдала их на какую-нибудь благотворительную распродажу в библиотеку или вообще оставила в Лондоне?
Он взял второй конверт, датированный 18 марта 1971 года, открыл его и достал разлинованный листок ученической тетради.
Дорогой Роб,
Все в порядке, мы вернулись на поезде. У Эвелин были крупные неприятности из-за того, что она отсутствовала дома всю ночь. Конечно, мы не могли сказать ее тете почему. Мама запретила Эвелин разговаривать со мной по телефону, но я все равно вижусь с ней в школе. До сих пор не могу поверить, что это случилось. Мама Эвелин грозилась позвонить моей маме и маме Мойры, но пока не сделала этого. Огромное спасибо за то, что поговорили с нами. Книжку Эвелин вы подписали, а мою забыли! Ничего, в следующий раз подпишете!!!
Ваш искренний друг,
АнтеяДжеффри почувствовал холод в груди. Дорогой Роб, до сих пор не могу поверить, что это случилось. Он быстро вскрыл остальные конверты, прочел третье письмо, потом следующее и, наконец, последнее.
12 апреля 1971 года
Дорогой Роб,
Наверное, я неправильно написала адрес, ведь мое последнее письмо вернулось. Но я спросила у Мойры, у нее тот же адрес, и она сказала, что ее письмо обратно не пришло. Эвелин еще вам не писала, но сказала, что обязательно напишет. Как было здорово с вами встретиться! Еще раз спасибо за книги, я уже благодарила вас в последнем письме, но все равно еще раз спасибо. Надеюсь, что на этот раз вы мне ответите. Мы все еще собираемся снова навестить вас на каникулах в июле! Даже не верится, что мы были у вас всего месяц назад.
Ваш друг, Антея Райсон20 июля 1971 года
Дорогой Роб,
От вас до сих пор нет никаких вестей, наверное, вы сошли с ума или просто обо мне забыли, ха-ха! Занятия уже закончились, и мне хотелось бы узнать: вы по-прежнему хотите, чтобы мы приехали и пожили у вас? Эвелин сказала, что у нас ничего не получится, и ее тетя все расскажет маме, но мы вполне можем добраться до вас автостопом или на трейлере ее брата Мартина. Он с девушкой едет на фестиваль в Уэллс, и мы подумали, что часть пути проедем с ними, он почти согласился. А дальше будем ехать на попутных машинах. У меня есть новость — Мойра сбежала из дома, ее разыскивает полиция. Эвелин сказала, что она поехала к вам без нас. Она очень расстроена, и Питер, парень Мойры, тоже.
Если она с вами, может, я тоже приеду? Я могу приехать одна, без Эвелин, ее мама такая сука.
Пожалуйста-пожалуйста, ответьте мне!
Антея (Райсон)Дорогой Роб,
Я ненавижу вас. Я написала ПЯТЬ ПИСЕМ, включая это, и знаю, что адрес был ПРАВИЛЬНЫМ! Я думаю, что Мойра поехала к вам без нас. Идите вы к черту! Передайте ей, что ее я тоже ненавижу, Эвелин со мной солидарна. Мы ничего никому не говорили, и если она нас в этом обвиняет, значит, она сама ЛГУНЬЯ.
Пошли вы! Пошли вы! Пошли вы!
На месте подписи страница была вся изодрана и залита синими чернилами. Антея написала что-то столько раз, что ручка прорвала линованную бумагу. В отличие от четырех предыдущих, этот листок был сильно помят, как будто она сначала выбросила его, а потом зачем-то сохранила. Джеффри рассмотрел конверт. На почтовом штемпеле значилось 28 августа. Осенью она снова пошла в школу, и наверняка все закончилось.
Но, видимо, не для Мойры. Он знал Эвелин Тарлоу — самую близкую подругу Антеи по школе в Ислингтоне. Джеффри встречался с ней много раз еще в университете, а в начале 1990-х она останавливалась у них на выходные, когда приезжала на конференцию в Манхэттен. Она была инженером-испытателем Британских ВВС и жила неподалеку от Челтенхема. Они с Антеей долго обсуждали свои дни рождения и планировали провести вместе отпуск где-нибудь в теплых краях: в Греции, Турции или на Карибах.
Джеффри написал ей, когда Антея умерла, они даже разговаривали по телефону. Эвелин хотела прилететь на похороны, но на носу был срок сдачи важного правительственного заказа, и она так и не смогла вырваться.
— Как бы мне хотелось приехать, — сказала она дрожащим голосом. — Но на меня столько всего свалилось. Надеюсь, ты меня поймешь…
— Все в порядке. Она знала, как сильно ты ее любишь. И всегда радовалась твоим звонкам.
— Я знаю, — всхлипнула Эвелин, — мне просто… просто очень хочется увидеть ее еще раз.
Он сидел и смотрел на эти пять писем. Так долго, что у него закружилась голова, и его стало подташнивать. Как будто он открыл дверь в кладовку и вдруг оказался на краю обрыва, и мир внизу кажется крохотным и нереальным. Почему она никогда об этом не рассказывала? Почему все годы прятала эти письма? Или она просто забыла о них? Он понимал, что ведет себя неразумно. Знал, что ищет ответы только из-за навязчивого стремления все упорядочивать, порожденного, по мнению Антеи, его «левым архитекторским полушарием».
— Джеффри никогда не вставит квадратный колышек в круглое отверстие, — сказала она как-то на вечеринке. — Он просто разработает для него новый дизайн отверстия.
Он так и не смог придумать, куда девать письма, адресованные Роберту Беннингтону. Через несколько минут он рассовал их по конвертам и сложил стопкой. Потом вернулся к ноутбуку и написал Эвелин.
Через две недели в понедельник Джеффри приехал в Челтенхем. Эвелин встретила его на станции. Он сказал, что приехал в Лондон по делам и остановился в гостинице в Блумсбери, а все выходные гулял по городу и ходил к дому, где они с Антеей жили перед отъездом в США.
Каким облегчением для него было сесть в поезд и смотреть в окно на незнакомые пейзажи, где пригороды сменялись фермами с бродившими по полям стадами длинношерстных овец.
Муж Эвелин, Крис, работал на какую-то высокотехнологичную корпорацию в Челтенхеме. Они жили в старинном, недавно отреставрированном коттедже в двадцати минутах езды от центра города.
— Антее бы понравился ваш сад, — Джеффри разглядывал пышно цветущие нарциссы, примулы и ковер из крокусов на лужайке перед старым буком. — А у нас еще голая земля. Несколько недель назад снег лежал!
— Наверное, тяжело продавать дом, — Эвелин налила ему вина и села в кресло напротив.
— Тяжелее в нем оставаться, — Джеффри поднял бокал. — За старых друзей и старые времена.
— За Антею, — сказала Эвелин.
Они проговорили до самого вечера, допили одну бутылку, и начали вторую задолго до того, как Крис вернулся с работы. Эвелин была плотной цветущей женщиной, с непослушными длинными волосами, собранными, как и раньше, в простой хвост, ставший наполовину седым. Она недавно сдала очередной заказ, и под глазами у нее до сих пор оставались темные круги от недосыпания. Крис приготовил на ужин баранину в мятном соусе с горошком. Их дети уже учились в университете, поэтому Джеффри, Крис и Эвелин просидели за столом почти до полуночи.
— Оставь тарелки, — сказал Крис, вставая, — завтра утром я помою.
Он наклонился, поцеловал Эвелин в макушку и кивнул Джеффри:
— Хорошо, что ты приехал.
— Давай, — Эвелин схватила бутылку арманьяка и направилась к дивану. — Джеффри, бери стаканы. До полуночи я точно спать не буду. Проект сдан, да и без кота мышам раздолье.
Джеффри пошел за ней и поставил стаканы на столик. Эвелин наполнила их, плюхнулась в кресло и улыбнулась:
— Как же я рада тебя видеть!
— А я тебя.
Он сделал глоток. Несколько минут они сидели в тишине, глядя в окно на сад, где даже в темноте были видны нарциссы и примулы. Джеффри допил, налил себе еще и спросил:
— Ты помнишь человека по имени Роберт Беннингтон?
Эвелин прижала стакан к груди и, прежде чем ответить, долго смотрела на Джеффри.
— Писателя? Да. Я читала его книги в детстве. Мы обе читали — и я, и Антея.
— Но… вы же были с ним знакомы. Встречались, когда вам было тринадцать лет. На каникулах, кажется.
Эвелин отвернулась, Джеффри видел ее профиль на фоне окна.
— Да, — проговорила она наконец и повернулась к нему лицом. — Почему ты спрашиваешь?
— Я нашел несколько писем, которые Антея написала ему в 1971 году, после того, как вы с ней и с девочкой по имени Мойра ездили к нему в Корнуолл. Ты знала, что он педофил? Его арестовали пятнадцать лет назад.
— Да, я читала. Разразился грандиозный скандал, — Эвелин допила коньяк и поставила стакан на стол. — Ну ладно, так, скандальчик. К тому времени многие его уже позабыли. Но когда нам было тринадцать, он действительно считался культовым писателем. Хотя его книги такие мрачные, что детскими их можно назвать с большой натяжкой.
Она задумалась.
— Он не совращал Антею, если ты об этом хотел спросить. Никого из нас он не трогал. Просто пригласил на чай, вернее, мы сами напросились. Он был таким милым, позвал нас в дом, угостил мандаринами и бутербродами с шоколадной пастой.
— Три девочки-хиппи возникли на пороге его дома, с чего бы ему не быть милым, — фыркнул Джеффри. — А что случилось с Мойрой?
— Не знаю, — вздохнула Эвелин. — Никто не знает. В то лето она сбежала из дома. Больше мы о ней никогда не слышали.
— А его спрашивали? Вызывали в полицию?
— Конечно, вызывали! — раздраженно ответила Эвелин. — То есть я точно не знаю, но уверена, что это так. У Мойры были сложности дома. Ее родители — ирландцы, отец сильно пил. В то время мы все поголовно были хиппи, и многие дети сбегали из дома. А что в этих письмах, Джеффри?
Он достал их из кармана и протянул Эвелин:
— Можешь прочесть. Беннингтон никогда их не читал, все вернулись обратно. А где находится Падвайтил?
— Рядом с Зеннором. Там жили мои дядя с тетей. Однажды мы провели там весенние каникулы. — Она перебрала конверты, вытащила один и аккуратно развернула листок с письмом. — 21 февраля. Незадолго до того, как мы узнали, что поедем туда на каникулы. Это была моя идея. Я помню, как она его писала. Откуда-то достала адрес, и тогда мы поняли, что он живет рядом с дядиной фермой.
Она наклонилась к лампе, прочитала первое письмо, отложила в сторону и принялась за остальные. Закончив, она положила последнее письмо на стол, села поглубже в кресло и посмотрела на Джеффри.
— Она никогда не рассказывала тебе, что произошло?
— Ты же сказала, что ничего не было.
— Я не про Роберта. Она каждый год звонила мне на день рождения. 12 марта, — Эвелин отвернулась. — Да, это на следующей неделе. Я никогда не говорила Крису. Здесь нет никакого секрета, мы просто… Ладно, давай я тебе расскажу.
Мы трое вместе ходили в школу. После того, как Антея написала письмо Роберту Беннингтону, мы с ней начали строить планы, как бы к нему поехать. Мойра никогда не читала его книг, она вообще не любила читать. Но мы с Антеей говорили о них без умолку, и Мойре приходилось нас слушать, а еще мы вместе играли в «Солнечные битвы». Она просто делала то, что мы ей говорили, хотя ей почему-то все время хотелось сварить пленников в кипящем масле. Наверное, она видела это в кино.
Хотя мы были уже не в том возрасте, нам все равно хотелось верить в волшебство. Возможно, даже больше, чем в детстве. Философия нью-эйдж, хиппи, карты Таро, одежда от Биба[1] и песня «Оседлай белого лебедя»[2] — все это казалось нам настоящим. У дяди с тетей была ферма рядом с Зеннором. Моя мама позвонила тете и спросила, можем ли мы втроем приехать на каникулы, а тетя ответила, что это было бы прекрасно. Мои двоюродные братья к тому времени уже разъехались по университетам. Мы сели в Пензансе на поезд, и тетя встретила нас на станции.
Они устроили в одном из амбаров гончарную мастерскую, там нас и поселили. Электричество туда еще не провели, но нам выдали керосиновый обогреватель и разрешили ложиться, когда захотим. По-моему, все время, проведенное там, мы спали часов по пять, не больше, — рассмеялась она. — Мы куролесили всю ночь, а когда на рассвете дядя Рей заводил свой трактор, перебирались в дом и до полудня спали в кроватях моих братьев. Мы были очень беспокойными гостями.
Первые несколько дней, не переставая, шел дождь. И вот в одно прекрасное утро мы проснулись, а на улице — солнце. Стоял холод, но нам было наплевать, так мы были счастливы, что можно выйти погулять. Сначала мы шли вдоль дороги, но обочину развезло, и нас понесло прямо на вересковую пустошь. Строго говоря, это была не совсем пустошь, она вся была перегорожена низкими каменными изгородями, древними границами полей. Некоторые из них возвели сотни лет назад, и фермеры продолжали ими пользоваться. Все это не охранялось. Некоторые участки совсем заросли, хотя изгороди все равно торчали из травы, и по ним можно было лазить. Что мы и делали.
Мы ушли недалеко от дома, мы его даже видели, и были уверены, что эти земли принадлежат моему дяде. Мы добрались до места, где изгороди почему-то оказались выше, чем остальные, высотой с нормальный забор. Там не было ни проломов, ни калиток, ни ворот. Тогда мы нашли клочок земли, не слишком заросший травой и кустарником, забрались наверх и спрыгнули с другой стороны прямо в терновник и бурьян. Мне сразу вспомнилась изгородь вокруг замка из сказки про Спящую Красавицу. На мне тогда были новые ботинки, и шипы так их исцарапали, что ботинки потом пришлось выбросить. Мойра порвала куртку, и мы знали, что дома ее ждет нагоняй. Но все равно нам казалось, что по другую сторону нас ждет что-то чудесное. Помнишь фильм «Таинственный сад»? Мы решили, что за изгородью скрывается нечто похожее. Во всяком случае, я так думала.
— А на самом деле?
Эвелин покачала головой:
— Это был не сад. Просто сильно заросшее поле. Камни и сухая трава. Но по-своему красиво. Ант начала смеяться и кричать: «Хитклифф, Хитклифф!» К тому же там было гораздо теплее — изгородь и деревца, которые на ней выросли, защищали поле от ветра, пусть и стояли еще совсем голые.
Мы провели там целый день, совсем потеряв счет времени. Мне казалось, что прошел всего час, но у Ант были с собой часы, и вдруг она сказала, что уже почти четыре. Меня это потрясло, на самом деле потрясло. Как будто мы уснули и проснулись. Но мы не засыпали.
— Чем вы там занимались?
Эвелин пожала плечами:
— Играли. В одну из тех игр, в которые играли детьми и уже успели забыть. У Мойры был парень, мы с Ант только мечтали об этом, и стоило нам собраться вместе, как все разговоры начинались и заканчивались симпатичными мальчиками. Но в тот день Ант почему-то предложила: «Давайте сыграем в «Солнечные битвы», и мы согласились. Вот этим мы и занимались. Теперь, конечно, я могу объяснить почему. Я видела собственных детей в таком же возрасте: ты чувствуешь, что жизнь вот-вот изменится, и так хочется подольше остаться ребенком.
Я уже подзабыла, что именно мы делали в тот день, помню только, что чувствовала я себя как-то странно. Словно что-то должно было случиться. Это ощущение знакомо всем подросткам, но в тот день было иначе. Как будто мы накурились или наглотались кислоты, хотя ни одна из нас наркотики даже в глаза не видела. И мы были трезвыми, как стеклышко. На самом деле мы просто бродили по полю, забирались на стены, лазали по деревьям, как будто попали в Джернзат. Так назывался один из миров в «Солнечных битвах», очень похожий на Нарнию, только страшнее. Мы дурачились, пока Ант не сказала, что уже поздно.
По-моему, именно ей пришло в голову, что мы должны совершить нечто вроде ритуала. Это точно была не Мойра, да и я на такое вряд ли способна. Но я знала, что ночью будет полнолуние — слышала, как об этом говорил дядя, — и мы решили, что каждая из нас должна оставить здесь дорогую для себя вещь, а после того, как взойдет луна, забрать обратно. Вывернув карманы наизнанку, мы стали искать что-то подходящее. Я выбрала расческу, красную такую, пластмассовую. Ант выложила дешевый медальон на цепочке из «Вулворта». А Мойра — карандаш. На нем было написано «Рейвенвуд», поэтому мы и назвали то поле Рейвенвудом.
Вскарабкавшись на стену, мы повернулись к солнцу и затянули нечто похожее на гимн. Слов уже не помню. Потом бросили вещи в поле. Никому из нас не удалось бросить далеко, а Ант вообще уронила медальон почти под ноги, так ей не хотелось его терять. Мне было не жалко расчески, но она оказалась очень легкой и отлетела всего на пару метров от места, где мы стояли. Все мы запомнили, куда упали наши вещи. Я-то уж точно — моя расческа лежала на большом плоском камне.
Потом мы ушли. Смеркалось, стало холодать, и мы жутко проголодались — после завтрака у нас во рту и маковой росинки не было. Вернувшись домой, мы поболтались немного в амбаре, а потом сели ужинать. Мы почти не разговаривали. Мойра спрятала порванную куртку, чтобы никто не увидел. Я убрала подальше поцарапанные терновником ботинки, чтобы они не попались на глаза дяде с тетей. Помню, тетя спросила, что это мы задумали (видимо, наша неразговорчивость показалась ей подозрительной). А дядя со смехом сказал: «Да что можно задумать в Зенноре?» После ужина мы сидели в гостиной и ждали, когда стемнеет. Едва взошла луна, как мы снова вышли на улицу.
Было достаточно светло, и мы смогли найти дорогу даже без фонарика. Мне почему-то казалось, что вещи нужно искать обязательно при лунном свете. Было очень холодно, но никто из нас не оделся как следует, поэтому мы побежали. Дорога до огороженного поля не заняла много времени. Мы снова забрались на стену и спрыгнули вниз точно в том месте, где бросили наши безделушки.
Только их там не было. Я точно помнила камень, на который упала моя расческа. Камень был на месте, а расческа — нет. Медальон Ант приземлился всего в полуметре от нее, но тоже исчез, как и карандаш Мойры.
— Наверное, их просто сдуло ветром, — предположил Джеффри, — или утащило какое-нибудь животное.
— Скорее всего, — согласилась Эвелин, — хотя мы провели на поле целый день именно потому, что ветра там не было.
— А если птица? Некоторые птицы любят блестящие вещи.
— Зачем птице карандаш или пластмассовая расческа?
Джеффри пожал плечами:
— Наверное, вы просто не увидели, куда именно упали вещи. Одно дело — при дневном свете, но ночью все выглядит по-другому. Особенно при луне.
— Я знала, куда они упали, — Эвелин затрясла головой и снова потянулась к бутылке с арманьяком. — Уж моя-то расческа точно! У меня взгляд инженера, я могу один раз увидеть, и картинка сохранится в голове. Там, где должна была лежать расческа, ее не было. По какой-то причине вещи пропали.
— А вы не думали, что местные дети могли подглядеть, как вы играете, и потом просто забрать ваши безделушки? — предположил Джеффри.
— Нет, — Эвелин сделала глоток из стакана. — Мы начали искать. Луна поднялась уже достаточно высоко и светила очень ярко. В ту ночь вообще было светло. На траве появился иней; лужи, оставшиеся после дождя, замерзли. И во всем этом, сверкая, отражался лунный свет. Было очень красиво, но мы недолго любовались этой красотой: нам стало страшно. Мы даже не разговаривали, просто бродили по полю и искали наши вещи.
И тогда Мойра заметила: «Там кто-то есть», и показала в сторону дороги, которая вела к дядиной ферме. Строго говоря, это была даже не дорога, а просто две колеи вдоль границы пустыря. Я вгляделась и, да, увидела трех человек, вернее, три огонька, три фонарика. Я не видела, кто держит их в руках, но огоньки медленно плыли вдоль колеи. Я подумала, это мой дядя и двое его работников идут сказать нам, что пора возвращаться домой. Они шли не со стороны фермы, но, может, какие-то дела потребовали их присутствия ночью на пустыре. Я подбежала к краю поля и забралась на стену.
Она замолчала и посмотрела в окно на ночной сад, потом продолжила:
— Оттуда все выглядело иначе. Они шли совсем не по дороге, а по соседнему полю, совсем близко от Рейвенвуда. И это были не фонарики. Огоньки плыли высоко в воздухе, вот так…
Она поставила стакан, слегка качаясь, встала и подняла руки вверх, как будто что-то держала над головой.
— Словно кто-то нацепил на себя колпак высотой метра три и прикрепил наверх огонек. Но это было не пламя. Это было похоже на светящийся шар…
Она охватила ладонями невидимый шар размером с футбольный мяч:
— Вот такой. Свет был белым и рассеянным. Огни покачивались в такт шагам.
— Ты видела, кто это был?
— Нет. Мы так и не смогли ничего разглядеть. Мне сложно это объяснить, но мы тогда жутко перепугались.
— И вы решили, что все из-за вашей игры, — Джеффри понимающе кивнул и допил коньяк. — Это был просто газ, Эв, ты сама знаешь. Блуждающие огоньки, или как их еще тут называют?.. В этих краях такое происходит сплошь и рядом. Или туман. Или просто кто-то решил прогуляться при лунном свете.
Эвелин снова села в кресло.
— Нет. Я знаю, как выглядят блуждающие огоньки. И это был не туман. Луна светила так ярко, что на поле можно было разглядеть каждый камушек. Мы все прекрасно видели. Вокруг стояла полная тишина, ни голосов, ни шагов, ничего. Только огни, медленно плывущие в нашу сторону, — сказала она и несколько раз качнула в воздухе рукой, как будто успокаивала плачущего ребенка. — Мне никогда в жизни не было так страшно.
— А почему вы просто не убежали?
— Мы не могли. Знаешь, у детей бывают страхи, о которых они не рассказывают взрослым. Там было что-то подобное. Мы просто знали, что нельзя бежать, пока мы не найдем наши вещи.
Я первой нашла расческу. Она оказалась в шести метрах от того места, где упала. Я схватила ее и стала бегать по полю в поисках медальона Ант и карандаша Мойры. Луна тем временем поднималась все выше. Ночь выдалась абсолютно ясной, на небе не было ни облачка. Луна завораживала своей красотой, но это пугало меня еще больше. Не могу объяснить почему.
Джеффри криво усмехнулся:
— Да? А как тебе такое объяснение: три девочки с буйным воображением оказались ночью на улице, да еще и при полной луне?
— Помолчи. Через несколько минут Мойра завопила, что нашла карандаш и рванула к стене. Я крикнула ей, чтобы она помогла нам искать медальон, но она не вернулась, так и ждала нас у ограды. Я побежала к Ант, но она крикнула, чтобы я искала медальон там, где стою. Я послушалась и даже начала продвигаться к дальнему краю поля, туда, где горели огни.
Они были совсем близко, я имею в виду, уже у дальней стены. Плыли высоко в воздухе, гораздо выше человеческого роста. Мойра рыдала. Я оглянулась и вдруг увидела, что Ант резко нагнулась, потом выпрямилась и закричала: «Я нашла его!» В руках у нее сверкнула цепочка.
Мы повернулись и дали деру. Никогда в жизни я так быстро не бегала. Я схватила Ант за руку. Когда мы подбежали к стене, Мойра была уже наверху и спрыгивала вниз. Я упала, и Ант помогла мне подняться. Мы со всех ног ринулись обратно на ферму, ворвались в дом и заперли дверь на ключ.
Выглянув в окно, мы увидели, что огни еще там. Они провисели над полем следующие четыре часа. Мой дядя держал бордер-колли. Мы чуть приоткрыли дверь, чтобы проверить, залает она или нет. Но собака молчала, более того, она наотрез отказалась выходить на улицу.
— Вы рассказали дяде с тетей о том, что случилось?
Эвелин покачала головой:
— Нет. Ночь мы провели в доме, в комнате моего двоюродного брата. Там окно выходило на пустырь, и мы могли наблюдать за огнями. Через два часа они стали двигаться в обратную сторону, тоже медленно, а через час исчезли совсем. На следующее утро мы ходили туда посмотреть, даже взяли с собой собаку.
— И?
— Ничего не нашли. Трава везде была примята, как будто кто-то ходил кругами, но, скорее всего, это мы сами натоптали.
Она замолчала.
— Ну ладно, — сказал Джеффри через некоторое время, — отличная история.
— Это правда. Подожди!
Эвелин встала и вышла из гостиной; Джефф услышал, что она поднимается по лестнице. Он подошел к окну и стал смотреть на темный сад, окутанный тенями и клочьями тумана, который казался голубым от света, падающего из окна.
— Вот, посмотри, я ее сохранила.
Он увидел в руках Эвелин небольшую круглую коробку. Она достала оттуда какой-то маленький предмет, посмотрела на него, потом положила обратно и протянула коробку Джеффри.
— Моя расческа. И еще несколько фотографий.
— Эта коробка. — Он принялся разглядывать покрытую голубой эмалью крышку, с надпись золотыми буквами: «СЛАДОСТИ СЕНТ-ОСТЕЛЛА: ПОМАДКА ИЗ НАТУРАЛЬНЫХ КОРНУЭЛЬСКИХ СЛИВОК» — и нарисованный под ней маяк. — Она похожа на ту, в которой я нашел письма Антеи.
Эвелин кивнула:
— Все правильно. В тот день, когда мы приехали, тетя Бекка подарила такую каждой из нас. Она думала, помадки хватит на две недели, но, по-моему, мы все съели в первую же ночь.
Он открыл коробку и посмотрел на ярко-красную расческу, лежащую поверх нескольких фотографий, потом достал из кармана медальон Антеи.
— Да, это он, — изумленно проговорила Эвелин. Взяв медальон, она открыла его, потом закрыла и вернула Джеффри. — Насколько я знаю, внутри никогда ничего не было. А вот посмотри, что у меня есть.
Она забрала у него коробку, принялась перебирать снимки и наконец протянула Джеффри шесть фотографий. На обратной стороне каждой было написано: ОКТЯБРЬ 1971 ГОДА.
— У меня был свой фотоаппарат, — Эвелин снова села в кресло. — Пленка закончилась, уже когда учебный год начался.
На большинстве снимков были две девочки. Одна из них — Антея с круглыми щеками, детской, почти щенячьей припухлостью лица, длинными каштановыми волосами, невыщипанными бровями, в мешковатых джинсах и белой крестьянской рубахе. Другая девочка была выше ростом, крепкая, спортивного сложения, с длинными светлыми волосами, широким лбом, удлиненными глазами и большим улыбающимся ртом.
— Это Мойра, — сказала Эвелин.
— Красивая.
— Да, очень. Мы-то с Ант еще были гадкими утятами. К счастью, я тогда не расставалась с фотоаппаратом и редко попадала в кадр. Но есть несколько снимков, которые сделала тетя Бекка.
— Ты тут очаровательна, — заметил Джеффри, вытаскивая фотографию с тремя смеющимися девочками, которые кормят друг друга чем-то из рук. У Эвелин были скобки на зубах и короткая стрижка. — Вы все очаровательны, но она…
Он взял фотографию, на которой была одна Мойра. Снимок был чуть смазан, но водопад светлых волос, улыбка и прищуренные глаза все равно вышли хорошо.
— Она очень красива и фотогенична.
Эвелин рассмеялась:
— Да что ты говоришь? Мойра была само совершенство, по ней все мальчишки сохли. Но при этом она была таким же сорванцом, как мы. Больше всего интересовалась мальчиками Ант, а мы с Мойрой почти нет.
— А когда вы встретились с Робертом Беннингтоном?
— На следующий день. Он оказался очень милым, и ничего странного, как в ту ночь, с нами больше не случилось. И ничего плохого, — добавила она, поджав губы. — Моя тетя знала, кто он такой. Она не была с ним знакома, хоть и здоровалась, когда встречала на почте. Книг его она не читала, но знала, что он детский писатель и в каком доме живет. Когда мы собрались к нему, она предупредила, чтобы мы вели себя прилично, не надоедали и не засиживались в гостях.
Мы вели себя прилично и не надоедали. Просидели у него часа два, может, три. Целый час осматривали дом, огромный старинный особняк! Еще Беннингтон показал нам фугу[3]. Он так гордился, что на его земле есть настоящая пещера, только сделанная человеческими руками. Сказал, что этому сооружению более трех тысяч лет, и отвел нас посмотреть. Потом мы вернулись в дом, и он угостил нас сэндвичами с шоколадной пастой, мандаринами и апельсиновым соком. Мы просто подошли к его двери и постучали, то есть я постучала, Ант сильно нервничала, а Мойра просто стеснялась. У нас с Ант было с собой по экземпляру «Второго солнца». Беннингтон встретил нас очень радушно, пригласил в дом и сказал, что подпишет книги, когда мы соберемся уходить.
— Ну, разумеется, «Заходите, девочки, я покажу вам свой фугу».
— Нет. Беннингтон хотел, чтобы мы увидели фугу, потому что он его вдохновлял. Он сказал, что фугу похож на портал. Он не был грязным старикашкой, Джеффри! Он вообще был не таким уж и старым, лет сорока всего. Носил длинные, до плеч, волосы и красивую одежду: вышитую рубашку, вельветовые брюки. А еще ярко-голубые ботинки с очень длинными носами. Пожалуй, это была единственная странность. Я тогда подумала: и как в них помещаются его пальцы? Что, если они такие же длинные и узкие, как и носы его туфель? — она рассмеялась. — Он и вправду вел себя очень мило, рассказывал о своих книгах, впрочем, секретов не выдавал. Обещал, что мы обо всем прочитаем в следующей серии, которая так никогда и не вышла. Он подписал нам книги, вернее, только мне, о книге Ант он почему-то забыл. Потом мы ушли.
— А вы рассказывали ему об огнях?
— Да. Он сказал, такие вещи и раньше случались. Эта часть Корнуолла самая древняя, здесь полно кругов, выложенных из камня, менгиров, кромлехов[4] и всякого такого.
— Что такое кромлех?
— Что-то вроде дольмена. — Джеффри нахмурился, тогда Эвелин взяла четыре карточки и сложила на столе простенький домик: три поставила вертикально, а последнюю положила сверху. — Выглядит вот так. Доисторическое захоронение, сложенное из больших плоских камней. Как Стоунхендж — только маленький. Фугу немного похожи на них. Больше всего их у Западного Пенвита, рядом с Зеннором. Там жили Алистер Кроули и Дэвид Лоуренс с женой. Задолго до самого Роберта. Он рассказывал, что слышал много историй о странных вещах, которые тут творятся. Что именно, я не запомнила. К тому времени я заскучала, и мы собрались уходить.
Джеффри усмехнулся:
— Наверное, это он с фонариком вас и заманивал!
— Он даже не знал, что мы там были! — возразила Эвелин так эмоционально, что карточный домик рухнул. — Он очень удивился, когда открыл дверь. Я испугалась, что он наорет на нас и выгонит. Или, не знаю, вызовет полицию. И он сказал, что у этого поля даже есть название. Такое смешное слово, корнуэльское. Оно даже что-то значило, но я уже забыла.
Она замолчала и наклонилась к Джеффри:
— А почему тебя это так волнует? Антея что-то говорила?
— Нет. Просто я нашел письма и… — Он положил руки на колени и, отвернувшись, стал смотреть в окно, чтобы Эвелин не увидела слезы на его глазах. — Мне захотелось узнать. А ее я спросить не могу.
Эвелин вздохнула:
— Да в общем-то больше рассказывать особо нечего. Мы вернулись туда еще раз, уже с фонариками, палками для ходьбы и собакой. Пробыли до трех ночи. И только нагоняй получили от дяди с тетей. Они услышали, как лает собака, зашли в амбар и увидели, что нас нет.
Вот и все. У меня до сих пор хранится книга, которую он подписал. Ант наверняка тоже сохранила свою, хотя ее всегда бесило, что он ее не подписал. Она у вас дома?
— Не знаю. Возможно. Я так и не смог ее найти. А с Мойрой вы не общаетесь?
Эвелин покачала головой:
— Я же говорила: она исчезла, убежала из дома тем летом. Ей несладко жилось, отец пил, мать, наверное, тоже. Мы даже в гости к ней не ходили. Да, там еще была старшая сестра, но я ее не знала. Послушай, если ты думаешь, что Беннингтон убил Мойру, это просто смешно. Я уверена, ее имя всплыло, когда закрутилась эта история с педофилией. Полиция провела расследование, и если бы они что-то нашли, мы бы непременно узнали.
— А ты говорила им о Мойре?
— Конечно, нет. Джеффри, мне кажется, тебе следует забыть об этой истории. Она не имеет к тебе никакого отношения, все произошло много лет назад. Ант об этом почти не вспоминала. Когда я прочитала в «Гардиан» о суде над Беннингтоном и рассказала ей, она даже не особо заинтересовалась. Я не знаю, жив ли он. Если да, то ему уже, наверное, под девяносто.
Она наклонилась к Джеффри и взяла его за руку.
— Я вижу, ты устал. И понимаю, как тебе тяжело. Хочешь, оставайся у нас на несколько дней. Или приезжай после своей встречи в Лондоне.
— Нет. То есть, наверное, не получится. Придется вернуться в Бруклин. Я сильно отстал с несколькими проектами, мне нужно завершить их в течение ближайших недель. Прости, Эв.
Он потер глаза и встал.
— Я не хотел тебя беспокоить. Ты права, я совсем раскис. Все это… — он сложил фотографии стопкой на столе и спросил: — Можно мне взять одну? Неважно какую.
— Конечно, бери.
Он выбрал ту, на которой Мойра с Эвелин хохотали, а Антея смотрела на них со слегка смущенным видом.
— Спасибо. — Он разложил письма Антеи по конвертам, засунул снимок в последний, потом посмотрел на пачку, как будто не понимал, откуда она взялась. — Все это просто… Не знаю, как-то бессмысленно. А я хочу, чтобы смысл был. Чтобы он был хоть в чем-нибудь.
— Антея много для тебя значила, — Эвелин встала и обняла его. — В твоей жизни с ней был смысл. И в твоей жизни сейчас тоже есть смысл.
— Знаю, — он поцеловал ее в макушку. — Я все время себе об этом твержу.
На следующее утро Эвелин подбросила его до станции. Он чувствовал себя виноватым за то, что соврал о встрече в Лондоне, но знал, что хоть она и сожалеет о его скором отъезде, но в то же время испытывает облегчение.
— Прости за прошлую ночь, — сказал он, когда Эвелин заехала на стоянку. — Я чувствую себя Злой колдуньей, которая явилась на крестины. Зря я пристал к тебе с этой историей.
— Нет, было интересно, — Эвелин прищурила глаза на солнце. — Я уже давно об этом не вспоминала. С прошлого марта, когда мне позвонила Ант.
Джеффри задумался, а потом спросил:
— Как ты думаешь, что произошло на самом деле? Глядя с высоты своего инженерного образования?
Эвелин рассмеялась:
— Посмотри, куда оно меня завело! А если серьезно, то понятия не имею. Боюсь, это одно из тех событий, которые никак нельзя объяснить. Может быть, пересеклись два разных измерения, есть же такие теории… о двойственности мира.
Она покачала головой.
— Я понимаю, что это бред. Но в мире много бессмысленного. Почему, например, Буш так долго сидит в Овальном кабинете?
— Это я как раз могу объяснить, — улыбнулся Джеффри. — Но тебе будет скучно. Еще раз спасибо, Эв.
Они вышли из машины и обнялись.
— Ты должен снова к нам приехать, — Эвелин смахнула слезу. — Как глупо, что мы так долго не виделись.
— Знаю. Я приеду, обещаю. И вы с Крисом тоже приезжайте в Нью-Йорк. Как только я обустроюсь на новом месте.
Он посмотрел, как она отъезжает, помахал ей рукой и пошел к билетным кассам:
— Могу я доехать отсюда до Пензанса?
— Когда?
— Прямо сейчас.
Билетер посмотрел на экран компьютера:
— Поезд через полчаса. Пересадка в Плимуте, и в Пензансе вы будете около четырех.
Он купил билет в вагон первого класса, нашел в зале ожидания пустое кресло, вытащил телефон и стал искать отель рядом с Зеннором. Отелей там оказалось не слишком много — несколько фермерских домов, в которых комнаты сдавали на лето, а зимой гостей не принимали. Гостиница, в которой обосновался довольно популярный в последние годы гастрономический паб, была открыта, но даже сейчас, в первых числах марта, мест в ней не было. Он нашел еще одну, из категории «постель и завтрак», которая называлась «На утесе». Там было всего два номера, и официально она начинала работать только со следующих выходных. Он все-таки туда позвонил.
— Комнату? — устало, но доброжелательно переспросил женский голос. — Мы еще не готовы, у нас ремонт…
— Мне нужна только постель, — перебил Джеффри и набрал воздуха в грудь. — Дело в том, что я недавно потерял жену. Хочу побыть вдали от мира и… — он запнулся.
В этот момент он был сам себе противен из-за того, что давил на жалость. После долгого молчания из трубки донеслось:
— О, дорогой мой, как жаль. Тогда конечно, если вам неважно, что мы еще не готовы к приему постояльцев. В новой ванной даже цемент не застыл. Высоты не боитесь?
— Высоты?
— Ну да. Головокружениями не страдаете? Некоторые так измучаются, пока к нам доедут. И еще мы принимаем минимум на две ночи.
Джеффри заверил, что никогда не страдал головокружениями, продиктовал номер своей кредитной карты, попрощался и перезвонил в прокат автомобилей в Пензансе.
Он не выспался и мучился от похмелья, поэтому дремал почти всю дорогу до Плимута. Поезд от Плимута до Пензанса был полупустым. Джеффри купил в буфете пива и сэндвич и вернулся на свое место. Еще в Лондоне, в книжном магазине «Уотерстоун», он купил роман, но вместо того, чтобы читать, смотрел на пейзажи, будто сошедшие со страниц сказок, которые он глотал в детстве одну за другой: сложенные из гранитных плит фермерские дома; мохнатые пони, пасущиеся на выгонах, огороженных каменными изгородями; изумрудно-зеленые луга под пасмурным небом; графитовые облака, изредка пронзаемые лучами солнца; радуга, внезапно появившаяся на фоне грозовой тучи и потом будто стертая невидимой рукой… Он разглядел красношеих фазанов и бегущую лису и долго любовался золотисто-желтыми полями, которые сменились серебристой береговой линией в обрамлении красно-коричневых скал.
Дети, играющие посреди пустой дороги. Женщина, наклонившая голову и идущая против ветра с вытянутыми вперед руками. Заброшенные шахты и терриконы; развалины, промелькнувшие за окном перед тем, как поезд нырнул в туннель; черные птицы, кружащие над поросшими вереском серыми скалами.
И снова небольшие дубовые рощи — там, где раньше, много сотен лет назад, были сплошные леса. Вид из окна был прекрасным, но слегка тревожным. Ему казалось, что, глядя в окно вагона, он смотрит старое видовое немое кино, в котором почти нет актеров.
Больше всего Джеффри расстраивали деревья: за то время, пока люди здесь обживались, они умудрились сломать или приспособить под свои нужды все — камни, деревья, кустарники, — оставив вокруг лишь голую землю. Он почувствовал облегчение, когда поезд, наконец, остановился в Пензансе. Справа от станции виднелась набережная. Ледяные волны накатывали на песчаный пляж. Вдали темнели средневековые башни горы Святого Михаила, словно парящие между водой и жемчужным небом.
Он взял сумку и вышел из вокзала. Вокруг было много людей. Одни просто стояли с багажом на тротуаре, другие направлялись к стоянке. Облака поднялись выше, с моря дул холодный пронизывающий ветер, пахло солью и водорослями. Джеффри замерз, надел шерстяное пальто и стал искать машину из прокатной конторы, которая должна была его ждать.
Наконец он заметил маленький белый автомобиль, стоявший у тротуара. Мужчина в черном пиджаке прислонился к его капоту; он разговаривал с подростком в вязаной разноцветной шапке, надетой поверх дредов, и с женщиной с растрепанными темно-русыми волосами. Джеффри подошел к машине и улыбнулся:
— Наверное, меня ждете?
Мужчина сделал затяжку и протянул сигарету женщине. Она была старше, чем вначале показалось Джеффри: за тридцать, с обветренным загорелым лицом и покрасневшими глазами, в обтягивающих джинсах и пушистом небесно-голубом свитере под грязноватой ветровкой с надписью «Арсенал» на спине.
— Может, подкинешь на бедность? — спросила она, когда Джеффри остановился рядом с машиной. От женщины несло потом и марихуаной.
— Шагай отсюда, Эрси, — мужчина нахмурился и, повернувшись к Джеффри, спросил: — Мистер Кирин?
— Это я, — подтвердил Джеффри.
— У тебя не найдется еще косячка, Эван? — заныла женщина.
— Пойдем, Эрси, — бросил через плечо мальчишка в вязаной шапке и направился к станции. — Мира тебе, Эван.
— Извините, — Эван открыл перед Джеффри пассажирскую дверь. — Я знаю мальчишку, его семья живет неподалеку от дома моей сестры.
— Не старовата она для него? — Джеффри посмотрел на прислонившуюся к стене парочку: от спрятанных в ладонях косячков вился дымок.
— Да, Эрси — оторва. Обычно ошивается на станции Сент-Эрс. Только этой зимой перебралась в Пензанс. Летом здесь всегда полно хиппи-наркоманов, некоторые остаются зимовать и ночуют на улице. Не думаю, что вам это интересно, — добавил он и, улыбаясь, уселся за руль. — В отпуск приехали?
Джеффри кивнул:
— Да, на несколько дней.
— Остановитесь в Пензансе?
— В Карду. Рядом с Зеннором.
— До следующих выходных солнце вряд ли выглянет.
Именно этот маленький белый автомобиль Джеффри и взял напрокат.
— Все, что у нас сейчас есть, — сказал Эван в офисе, стуча по клавиатуре, — но это и к лучшему, на такой машине гораздо удобнее ездить по сельским дорогам. Они очень узкие. Уже бывали здесь? Нет? Тогда настоятельно рекомендую оформить расширенную страховку…
Джеффри лет десять не садился за руль в Англии. Едва отъехав от конторы, он уже вспотел от напряжения, его взгляд метался между картой, которую дал Эван, и GPS-навигатором на айфоне. Наконец он проехал через оживленный перекресток с круговым движением и начал взбираться по крутому ветреному склону. Узкая дорожка петляла между высокими изгородями, за которыми простирались фермерские земли. Оказалось, что ярко-желтые поля, которыми Джеффри любовался из поезда, засеяны нарциссами, еще не полностью раскрывшими лепестки. Через несколько минут он выехал к перекрестку.
И почти сразу потерялся. Расстояния между деревнями и поворотами были обманчивыми: километр по карте оказывался парой сотен метров, дорога делала непонятные зигзаги, и порой Джеффри казалось, что он едет обратно в Пензанс. GPS-навигатор сошел с ума, он то направлял его прямиком на скалы, то вдруг прокладывал маршрут через чистое поле, где коровы щипали весеннюю траву. Дороги оказались такими узкими, что две машины на них разъезжались с трудом; для этого через каждые пятьдесят метров встречались площадки на обочине, но сквозь высокие изгороди и лабиринты поворотов сложно было вовремя заметить встречный автомобиль.
Его целью была деревушка Карду, расположенная в десяти километрах от Пензанса. Через полчаса он бросил взгляд на одометр, увидел, что проехал все двадцать, и признался себе, что понятия не имеет, где находится. Мобильный телефон оказался «вне зоны доступа». Солнце клонилось к закату и поливало оранжевым светом каменистую землю и поросшие вереском бронзово-красные пустоши, расчерченные неровными каменными изгородями. Наконец Джеффри остановился в одном из узких карманов и несколько минут смотрел на мрачноватый кроваво-красный солнечный диск. Потом открыл дверь и вышел.
Изгороди почти не защищали от пронизывающего ветра, гулявшего по пустошам. Джеффри поднял воротник пальто, повернулся спиной к ветру и заметил небольшую табличку с надписью: «Общественный проход». Метров через десять он увидел небольшой разрыв в изгороди, к которому вели три ступени, выложенные из плоских камней. Преодолев их одним махом, он оказался на заросшем поле, очень похожем на то, о котором рассказывала Эвелин. В древней каменной стене, обозначавшей дальнюю границу поля, виднелся еще один пролом. Прищурившись, Джеффри разглядел возле него какую-то табличку, но прочитать, что на ней написано, не смог и пошел вперед.
Идти оказалось нелегко — земля была очень неровной, с множеством незаметных ям и колдобин. Пару раз он чуть не сломал лодыжку. Воздух наполняли запахи свежей земли и коровьего навоза. Чем ниже опускалось солнце, тем длиннее становилась тень, которую он отбрасывал впереди. Наконец Джеффри дошел до дальней стены и отыскал глазами табличку.
КРУГ КАСА
Оглянувшись, он увидел белый отблеск у того места, где оставил машину, и пошел вперед. Кто-то проложил здесь тропинку; это была даже не тропинка, а слегка притоптанная полоска травы и торфа. Она привела Джеффри к большому стоячему камню, который доставал ему до пояса. Посмотрев сначала в одну сторону, потом в другую, он увидел еще несколько камней, образующих овал диаметром около десяти метров. Он провел рукой по первому камню. Грубый гранит порос колким лишайником и мхом.
Навозом здесь пахло гораздо меньше, воздух был свежим и сладким. Опустив голову, Джеффри заметил у основания камня серебристый отблеск. Нагнувшись, он погрузил пальцы в крошечный водоем размером с его ботинок. Ледяная вода продолжала рябить даже после того, как он вытащил руку.
Источник, ключевая вода. Он зачерпнул ее ладонью и недоверчиво понюхал, ожидая, что будет нести коровьим навозом.
Вода пахла чистотой и дождем. Он поднес ладонь ко рту, сделал глоток и тут же затряс рукой, рассыпая вокруг блестящие капли.
«Какая глупость! — подумал он, насухо вытирая руку о брюки. — Наверняка теперь подхвачу дизентерию. Или чем там еще можно заразиться от коров?» Постояв там с минуту, он вернулся к машине. Вдали замелькал свет фар. Джеффри махнул рукой, и рядом остановился небольшой белый грузовик.
— Я, кажется, заблудился, — сказал Джеффри и показал водителю карту, которую дал ему Эван.
— Не совсем, — ответил тот и показал, куда ехать. — Как только увидите парковку, вы почти у цели.
Джеффри поблагодарил его и сел в машину. Через десять минут он подъехал к крутому утесу, перед которым стояло штук шесть машин. Никакого указателя, что это Карду, он не заметил, равно как и признаков того, что в этой деревушке есть что-то, кроме гостиницы, разбитой дороги с глубокими колеями и гранитными домиками разной степени запущенности вдоль нее. Он направил арендованную машину к ветхим серым строениям по тому, что с трудом можно было назвать дорогой, повернул направо и оказался на вымощенном булыжником серпантине, ведущем на вершину утеса.
В десятках метров внизу невидимый океан с ревом бился о камни. Джеффри то и дело поглядывал на поросшие оранжевым лишайником прибрежные скалы, которые были похожи на застывшие языки пламени и становились пепельно-серыми по мере того, как солнце заходило за горизонт.
Впрочем, времени любоваться ими у Джеффри не было: приходилось следить за узкой лентой дороги. Утесник и ежевика царапали дверцы, пару раз он чиркнул днищем о камни, а потом и вовсе въехал в сточную канаву, которая дальше превращалась в бурный поток, образующий водопад на краю утеса.
— Вот дерьмо! — выругался он и переключил коробку на первую передачу. Через пять минут Джеффри благополучно остановился у коттеджа рядом с другим автомобилем.
— А мы уже думали, что вы не приедете, — произнес кто-то, когда Джеффри поставил дрожащую ногу на булыжную мостовую. Взгляд его невольно обратился к всклокоченным розовым кустам, которые росли между гранитными плитами, напоминавшими надгробия. Вероятно, плиты поставили тут, чтобы машины не сползали к полуразрушенному зданию, сквозь зияющие окна которого можно было разглядеть пока еще тусклые звезды. — Многие сдаются на полпути.
Джеффри огляделся и увидел невысокого мужчину лет шестидесяти, который стоял в дверях коттеджа из серого камня, притулившегося с подветренной стороны утеса.
— О, здравствуйте! Как видите, я все-таки приехал.
Джеффри открыл багажник, взял сумку и пошел к дому.
— Гарри, — представился мужчина, придерживая дверь.
— Джеффри. Я говорил сегодня днем с вашей женой.
Мужчина сдвинул брови.
— С женой? — Он оказался на голову ниже Джеффри. У него было загорелое, обветренное, но чисто выбритое лицо и тщательно расчесанные волосы до плеч. Длинный свитер ручной вязки висел на нем, как на вешалке.
— Ну, с какой-то женщиной…
— А, это моя сестра Томса, — мужчина покачал головой, будто такое недоразумение случилось в первый раз. — Мы как раз готовимся к открытию. Гостиница начнет работать только со следующих выходных, но…
Он придерживал дверь, пока Джеффри не вошел в дом.
— Томса рассказала мне о вашей потере. Мои соболезнования.
Переступив порог, Джеффри оказался в маленькой комнате с полами из сланцевой плитки и оштукатуренными стенами. Обстановка была скромной: шкаф с книгами, картами и разномастной посудой, деревянный стол с четырьмя стульями, украшенными кельтской резьбой, и газовая плита. Довершал картину приставной стол, заваленный блокнотами, ручками и нераспечатанными конвертами. В старый камин была вмонтирована современная литая топка на дровах; она наполняла комнату теплом и приятным, хоть и резковатым дымным запахом. Джеффри удивился, когда понял, что топят торфяными брикетами. В другом конце комнаты находилась закрытая дверь, за ней слышался работающий телевизор. Гарри посмотрел на Джеффри, приподняв бровь.
— Здесь очень красиво, — сказал Джеффри.
Гарри кивнул:
— Я провожу вас в вашу комнату.
Джеффри прошел за ним по узкой лестнице под свесом крыши в небольшой холл с двумя дверями.
— Вот тут вы будете жить. Ванная внизу, она в полном вашем распоряжении. Когда подавать завтрак?
— Может, в семь?
— Как насчет семи тридцати?
— Договорились, — Джеффри слегка улыбнулся.
Его поселили в небольшом номере с белыми стенами; у окна, выходящего на море, стояло уютное кресло, на кровати с белым покрывалом громоздилась гора подушек. Угловой шкаф был украшен тем же резным узором, что и стулья внизу. Никакого телевизора, радио, телефона и даже часов. Джеффри распаковал сумку и проверил мобильный: сети не было.
Закрыв гардероб, он посмотрел на сумку и выругался. Он забыл книгу в поезде. Проведя рукой по волосам, Джеффри сел в кресло и стал смотреть в окно.
На улице уже успело стемнеть, и снаружи почти ничего не было видно. Маленький садик, разбитый на краю утеса и загороженный от ветра каменной изгородью, был освещен лишь тусклым светом из окон первого этажа. За ним были камни и — далеко внизу — море. Волны бились о невидимый берег с ревом турбин реактивного самолета. Джеффри чувствовал, как дом вздрагивает в такт их ударам.
Не только дом, подумалось ему; земля и все, что вокруг, тоже непрерывно сотрясалось. Он подошел к противоположному окну, выходившему на дорогу, где сквозь ветки дерева, причудливо изогнутого постоянными ветрами и просоленным воздухом, виднелись арендованная им машина и другой автомобиль. Он выключил единственную в этой комнате лампу и подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и снова посмотрел сначала в одно, а потом в другое окно.
Но ничего, кроме ночи, он по-прежнему не видел. Свет из окон внизу выхватывал из темноты кусок лужайки. Свет мерцающих звезд легко касался бесконечных вересковых пустошей, похожих на второе море, простиравшееся от гряды прибрежных скал до самого горизонта. Не было видно никаких признаков жилья, ни далеких огней, ни уличных фонарей, ни машин, ни кораблей, ни маяков — ничего.
Он сел в кресло и почувствовал, что ему страшно. Еще ни разу в его жизни не было такой темной ночи, даже когда лет десять назад они с Антеей шли по пустыне Мохаве. Там огни горели хотя бы на горизонте, а над головой по небу медленно плыли спутники. В попытке побороть ужас этого одиночества он схватился за телефон, но связи по-прежнему не было.
Отложив мобильник, Джеффри стал разглядывать старинную фотографию в рамке, висевшую на стене. Трехмачтовая шхуна терпит крушение рядом с утесом, на котором, по-видимому, сейчас стоит гостиница. Зачем здесь повесили эту фотографию? Он чувствовал себя как тогда, в колледже, когда с тяжелым похмельем проснулся в убогой, оборудованной под тир квартирке в окружении незнакомых людей. Словно он вдруг стал лунатиком и шел по краю пропасти.
Но если вдуматься, сейчас он действительно находился на краю самой настоящей пропасти. Джеффри встал, включил свет и пошел в холл, а потом в ванную, и там тоже включил освещение.
Ванная оказалась размером с его спальню. На деревянном стуле лежала стопка желтых и зеленых полотенец, а на широком подоконнике в кобальтовой вазе стоял букет огромных, размером с кулак, нарциссов. Он отодвинул полотенца, несколько минут неподвижно сидел на стуле, потом встал, взял вазу и поднес к лицу.
Нарциссы пахли перекопанной весенней землей, щедро нагретой солнцем. Антея очень любила цветы, каждую осень она сажала несколько сотен луковиц нарциссов и крокусов, главных предвестников весны. Джеффри еще раз сделал глубокий вдох и поставил вазу на место. Оставив свет у раковины, он вернулся в комнату и лег в постель.
Джеффри проснулся, когда еще не было семи. Тусклое солнце пробивалось сквозь задернутые на ночь белые шторы. Некоторое время он лежал в постели, слушая рокот прибоя. Потом встал, отодвинул штору и посмотрел в окно.
Над горизонтом тянулась линия облаков, но над маяком небо было бледно-голубым, с золотистыми мазками солнца на востоке, где простирались вересковые пустоши. В нескольких сотнях метров под окном волны обрушивались на прибрежные скалы, образуя водовороты вокруг торчащих из моря камней, а над ними вились мириады белых чаек. Там же виднелась тонкая полоска песка и черный зев пещеры, уходящей вглубь одного из утесов; рядом с ней крутился, подпитываемый волнами, самый большой водоворот.
Воспоминание о ночном страхе поблекло: солнечный свет, птицы, морской простор, голые пустоши вернули Джеффри бодрость. Впервые после смерти Антеи у него появилось предчувствие не ужаса, а того, что даже можно было назвать восторгом, который он испытывал подростком, просыпаясь ранней весной в своей комнате.
Джеффри оделся и побрился; душа в гостинице не было, только огромная ванна, так что водные процедуры он отложил на потом. Услышав в кухне шум, спустился вниз.
— С добрым утром! — У раковины стояла женщина, как две капли воды похожая на Гарри, наверняка его сестра-близнец. Худенькая и хрупкая, с узким лицом и прямыми темными волосами, убранными при помощи двух гребней, кареглазая, загорелая и обветренная, как ее брат. — Я Томса.
Он пожал ей руку, поискал глазами кофе и снова посмотрел в окно:
— Хорошо тут у вас.
— Да, это верно, — просто ответила Томса. Насыпав ложку кофе в стеклянную кофеварку, она залила его водой из кипящего чайника.
— Вы ведь кофе будете? Но если хотите, могу и чай заварить. Вам яйца подать? У некоторых бывает аллергия на разные продукты. Или, вот например, веганы… Ну и как их кормить? — Она бросила на Джеффри быстрый взгляд и повернулась к мойке, где стояла миска с яйцами. — Сколько вам?
В коттедже было тихо, слышался лишь звук телевизора за закрытой дверью и грохот волн, разбивающихся о скалы. Джеффри сел за стол, накрытый на одного, налил себе кофе и посмотрел вдаль на бесконечную череду пустошей.
— Вам шум океана не мешает? — спросил он.
Томса рассмеялась:
— Нет. Мы живем здесь уже тридцать пять лет, привыкли. Но мы построили дом в Греции, на острове Гидра, недавно оттуда приехали. Там в деревне есть церковь, в полдень всегда звонят колокола. Не знаю почему. Сначала это казалось милым — церковные колокола! А теперь я сыта по горло и мечтаю, чтобы они, наконец, заткнулись.
Она поставила перед ним тарелку с яичницей и толстыми кусками бекона, тосты из ржаного хлеба, пару баночек с джемом, взяла кружку и подсела за стол.
— Приехали на выходные?
— М-м, да, — подтвердил Джеффри с полным ртом. — Прошлой осенью у меня умерла жена. И я решил, что нужно куда-то съездить, сменить обстановку.
— Конечно.
— Она бывала здесь — давно, еще девочкой. Не прямо здесь, а на ферме рядом с Зеннором. Хозяйку звали Бекка, а фамилии я не знаю.
— Бекка? М-м… Не слышала. Может, Гарри знает?
— Это было в 1971 году.
— А-а… Тогда нет. Мы перебрались сюда только в 1975. А раньше приезжали на лето вместе с другими хиппи, — она сделала глоток чая. — В это время здесь не бывает туристов. Обычно мы открываемся на второй неделе марта. Но строгого расписания у нас нет, — она пожала плечами и откинула волосы с лица. — Здесь сейчас тихо. Никаких автобусов, набитых немецкими туристами. Вы художник?
— Художник? — удивился Джеффри. — Нет. Я архитектор. Рисую, конечно, но только для работы. Иногда делаю наброски.
— Сюда приезжает много художников. Если вас интересует современная архитектура, в Сент-Айвзе есть музей Тейт[5]. И конечно, тут полно доисторических руин — стоячие камни и зеннорский дольмен. О них есть множество легенд, сказки о пропавших людях… Там очень интересно, если, конечно, вы любите ходить пешком.
— А перекусить там где-нибудь можно?
— В гостинице, только столик нужно заказать заранее. В Зенноре есть паб, и в Сент-Айвзе, конечно, тоже, только там сложно найти место для машины. И в Пензансе.
Джеффри подмигнул:
— Я не уверен, что прямо сейчас хочу снова сесть за руль.
— Да, дорога у нас не слишком хорошая. Но Зеннор всего в двух милях, туда можно и пешком добраться. К нам часто заходят туристы с побережья. Но Гарри сегодня собирался в город, так что он мог бы вас подбросить до Зеннора.
— Спасибо. Я еще не решил, чем буду заниматься. Но все равно очень вам благодарен.
Он завтракал, болтал с Томсой, кивнул Гарри, когда тот появился на пороге комнаты и, махнув рукой, вышел из дома. Через минуту Джеффри увидел в окно, что тот везет куда-то на тачке садовые инструменты.
— Думаю, дождя сегодня не будет, — сказала Томса, выглядывая на улицу. — Это было бы здорово. Надо закончить стену. Хотите, я сварю еще кофе?
— Если не трудно.
Джеффри окунул корочку хлеба в черносмородиновый джем. Ему не терпелось спросить у Томсы и Гарри насчет Роберта Беннингтона, но он опасался, что если будет интересоваться местным скандалом, пусть и случившимся довольно давно, его примут за журналиста или сплетника. Он доел тост, поблагодарил Томсу за кофе и взял с журнального столика буклет.
— Тут можно прочитать, где находятся руины?
— Да. Вам нужна карта Британского картографического управления. Вот она.
Томса раздвинула тарелки и развернула карту. Обведя ногтем маленькую бухту между двумя полосками суши, она сказала:
— Вот здесь.
Указав на одну из полосок суши, она посмотрела в окно на гряду серо-зеленых скал, которая тянулась точно на юг:
— Вон там отрог Гуннара, а рядом отрог Зеннора.
Она повернулась, показала в противоположном направлении на затянутые дымкой скалы и снова посмотрела на карту.
— Тут все отмечено.
Джеффри прищурился, разбирая напечатанную мелким готическим шрифтом надпись. ТУМУЛИ. СТОЯЧИЙ КАМЕНЬ. КРУГОВЫЕ ЗАХОРОНЕНИЯ. ПИРАМИДЫ ИЗ КАМНЕЙ.
— А фугу здесь есть?
— Фугу? — она слегка нахмурилась. — Да, недалеко отсюда, на пустошах по дороге к Зеннору. Совсем близко.
— Не подскажете, как туда добраться? Хочу его поискать.
Томса подошла к окну.
— Дорога на побережье проходит здесь, видите? Идите по ней до хребта, там будет поворот. Это старая дорога, ею иногда пользуются фермеры. Вокруг нее заброшенные поля. Фугу находится на территории фермы «Головенна», не помню точно, на каком именно поле. Гораздо быстрее будет доехать до Зеннора на машине, и уже оттуда пойти на пустоши, но и отсюда вы тоже, наверное, доберетесь. Нужно искать проходы в изгородях или перелезать через них. У вас есть обувь для таких прогулок? — она с сомнением посмотрела на его кроссовки. — Наверное, эти подойдут.
— Попробую дать им шанс. Можно взять карту?
— Да, конечно. Но она не самая подробная, по-моему, есть и более детальные.
Джеффри поблагодарил Томсу, допил кофе, поднялся к себе, надел толстый шерстяной свитер на фланелевую рубашку, взял телефон и снова спустился вниз. Сунул карту в карман пальто, попрощался с хозяйкой, которая принялась мыть посуду после завтрака, и вышел на улицу.
Было тепло, несмотря на сильный ветер, разорвавший в клочья линию облаков на горизонте. Гарри стоял на коленях у каменной стены и что-то копал маленькой лопаткой. Джеффри остановился понаблюдать за ним, потом полюбовался нарциссами и стал спускаться по ступенчатому склону, петляя между камнями и яблонями. Цветы еще не распустились, но из крупных зеленых бутонов на тонких стебельках уже проглядывали ярко-желтые, оранжевые и шафрановые лепестки.
— Решили прогуляться? — окликнул его Гарри.
— Да. — Джеффри остановился и погладил один из цветков. — Моя жена очень любила нарциссы. Посадила их, наверное, не меньше тысячи.
Гарри кивнул:
— На днях должны раскрыться. Если будет солнечно.
Джеффри, махнув рукой на прощание, пошел по дороге.
Через несколько минут гостиница скрылась из виду. Булыжники под ногами постепенно сменились потрескавшимся бетоном, а потом глубокой колеей, которая вела к старым гранитным домам. Джеффри держался подъездной дороги и через пару сотен метров наткнулся на уходившую налево тропинку с указателем. Должно быть, ее Томса и имела в виду.
Приложив ладонь козырьком к глазам, он оглянулся назад. Гостиница со сверкающими на солнце окнами была отсюда едва видна. Джеффри свернул на тропинку и осторожно пошел вперед, избегая скользких камней и ручейков, разбухших от ранних весенних дождей. С одной стороны дороги к морю, скалам и волнам спускался склон; он смог разглядеть даже прибрежную тропинку, вьющуюся в сторону мыса, который упирался в темно-зеленую оконечность Зеннора. Над ним возвышался крутой подъем, заросший папоротником, ярко-зеленой весенней травой и кустиками утесника в облаках желтых цветов, над которыми роились пчелы и маленькие оранжевые бабочки. На самой вершине виднелся зубчатый край каменной стены. Джеффри шел по дорожке, пока та не начала подниматься к скалам, затем остановился и стал искать поворот к старым полям. Наконец он заметил нечто, напоминающее тропу, протоптанную какими-то животными, и побрел по ней. Приминая утесник и скользя кроссовками по каменным осыпям, он добрался до вершины.
Ветер был таким сильным, что Джеффри чуть не упал, пока спускался по заросшему травой склону. Тропинка шла параллельно длинной, сложенной из камней стене, высотой чуть более метра, с витками ржавой колючей проволоки поверху. По ту сторону простирались перегороженные такими же стенами участки земли. Все это напоминало старое одеяло из лоскутков — изумрудно-зеленых, малахитовых, кремово-желтых, охряных и золотых. В закрытых от ветра уголках и даже на стенах, то тут, то там виднелись скрюченные от ветра деревья, тянувшие искривленные ветви к небу. Высоко над головой кружила птица, и ее жалобный крик заглушал даже вой ветра в ушах.
Джеффри достал карту, попытался развернуть ее на ветру, сдался и снова сунул в карман. Затем попробовал отсчитать от места, где стоял, четыре поля, но тоже не смог, так как не понимал, где кончается одно и начинается другое.
Поэтому он просто пошел по тропинке в другую сторону от гостиницы и деревни Карду, надеясь обнаружить пролом или проход в стене. В конце концов он наткнулся на участок изгороди, где колючая проволока была надежно укрыта прошлогодней травой. Он карабкался по камням, тщетно пытаясь цепляться за высохшие стебли, и, внезапно потеряв опору, чуть не упал на выглядевший смертельно опасным узел колючей проволоки. Задыхаясь, он забрался наверх, встал, покачнулся от сильного порыва ветра и сел на корточки, чтобы отдышаться.
Вокруг все заросло плетями дикого винограда, толстыми, как пальцы, и отвратительными, как переплетения взбухших вен и артерий на руке. Казалось, они надежно скрепляли камни, но когда Джеффри попытался опереться на стену, один камень выпал, и Джеффри свалился в заросли терновника, усыпанного шипами длиной с большой палец руки. Проклиная кустарник и собственную неуклюжесть, он выпутался из ветвей, со вздохом оглядел порванные брюки и расцарапанные до крови руки и нетвердой походкой побрел по полю.
Здесь, по крайней мере, не так дуло. Поле имело небольшой уклон в сторону следующей стены. Никаких проломов и проходов в ней не было. Джеффри засунул руки в карманы и пошел вперед, раздвигая ногами высокую, до колен, бледно-зеленую траву, усыпанную мелкими желтыми цветочками. Добравшись до стены, он двинулся вдоль нее. В углу выпало несколько больших камней; он заставил себя забраться наверх и заглянул на следующее поле. Оно ничем не отличалось от предыдущего, разве что в центре торчал какой-то большой вечнозеленый куст. Кроме него и пучков травы, на поле больше ничего не росло. Джеффри попытался разглядеть следующий участок, и тот, что за ним, но не увидел ничего, кроме бескрайних залитых солнцем ярко-зеленых полей и остроконечных вершин на горизонте.
Джеффри развернулся и пошел обратно, опустив голову, чтобы защититься от ветра. Перебрался на первое поле и пересек его, выискивая место, чтобы вернуться на тропинку. Но по ту сторону стены его поджидал еще один терновый куст. Спрыгивая вниз, он неудачно приземлился и сильно оцарапал шею. В последний раз оглянувшись на изгородь, он направился обратно в гостиницу, на ходу выдергивая шипы из пальто и брюк.
Подходя к гостинице, он уже умирал от голода. А еще он чувствовал себя очень грязным. В шерстяном пальто было слишком жарко, он давно снял его и нес, перекинув через плечо и вытирая пот с лица. Томса была на улице, рылась в багажнике своей машины:
— О, привет! Быстро же вы вернулись!
Он остановился, с наслаждением подставляя ветру разгоряченное лицо:
— Быстро?
— Я думала, вас не будет до обеда. Ну, или уж по крайней мере несколько часов.
— А я думал, что обед уже прошел, — он посмотрел на часы и нахмурился. — Не может быть. Сейчас нет еще и десяти.
Томса кивнула, вынимая из багажника лопаты.
— Я решила, вы что-то забыли, — она посмотрела на его лицо и воскликнула: — Боже, у вас кровь… Вы упали?
Он покачал головой:
— Нет. Вернее, да, — глуповато хихикнул он. — Я пытался найти этот фугу, но недалеко ушел. Вы уверены, что сейчас только десять? Мне показалось, я гулял несколько часов. Думал, сейчас уже по меньшей мере полдень. Когда я вышел?
— В половине девятого, по-моему.
Он хотел что-то возразить, но просто пожал плечами:
— Надо еще раз попробовать. Вы сказали, что есть более подробная карта?
— Да. В Пензансе вы наверняка такую найдете. Если хотите, можете позвонить в местный книжный магазин. Телефонная книга на столе.
Он нашел книгу на кухне и позвонил в магазин. Ему ответили, что у них есть один экземпляр, и они придержат карту до приезда Джеффри. Он порылся на столе в поисках брошюры о Пензансе с картой, пошел наверх, вымылся после прогулки и поспешил обратно на улицу. Томса и Гарри таскали камни к изгороди, чтобы восстановить ее. Джеффри помахал им рукой, сел в машину и вырулил на дорогу в Карду.
Даже при дневном свете ему потребовалось десять минут, чтобы спуститься. Он посмотрел туда, где береговая дорожка перевалила через гряду, и едва разглядел тропу, которая вела к старым полям, а за ней беспорядочную череду остроконечных скал, терявшихся в небесной вышине. Если он действительно дошел до второго поля, маловероятно, чтобы весь путь туда и обратно занял всего полчаса.
Дорога до Пензанса заняла еще меньше времени; Джеффри едва успел подумать, что действует импульсивно, а это на него совсем не похоже. Он, архитектор, обычно все делал по плану. Пустоши и усыпанные предательской галькой скалы, весь этот странный и суровый ландшафт на время избавили его от неотвязных мыслей об Антее. Теперь же, втиснутый в тесную, взятую напрокат машину, он снова вспомнил о других автомобилях и других путешествиях, в которых Антея была рядом с ним. Он гнал эти воспоминания прочь, пытаясь ухватиться за мысль, что здесь ему удалось, наконец, освободиться от нее, но понял, что это не так.
Антея ведь тоже бывала в этих местах. Не его любимая Антея, а живущая одним днем девочка, которую он так никогда и не узнал по-настоящему. В Антее был скрыт огромный, неведомый ему мир. Глупо, конечно, но Джеффри очень хотелось, чтобы она рассказала ему о своем знакомстве с Робертом Беннингтоном и о странной ночи, предшествовавшей визиту к писателю. Теория Эвелин о параллельных мирах казалась глуповатой; он вдруг понял, что симпатизирует Мойре — потому, что она не желала читать про всякие ужасы и просто делала то, что ей говорили подруги. Ни во что подобное он, разумеется, не верил. Это было не так уж важно; главное, верила ли сама Антея, и почему.
Пензанс оказался на удивление оживленным — для утра буднего дня в начале марта — городом. Джеффри дважды объехал продуваемые ветром улицы, прежде чем отыскал место для машины в нескольких кварталах от книжного магазина. Он шел мимо киосков и ресторанов, на вывесках которых мелькали пираты, рыбы, эльфы и корабли. Проходя мимо тату-салона, он заглянул в переулок и увидел знакомого парнишку в разноцветной шапке. Тот стоял со скейтом в руках вместе с другими подростками, передававшими по кругу косячок. Мальчишка заметил его и улыбнулся, Джеффри помахал рукой и улыбнулся в ответ. Парень что-то крикнул, но ветер унес его слова; затем он опустил скейтборд на землю и сделал стойку на руках. Джеффри, смеясь, пошел дальше.
В магазине кроме него оказался всего один покупатель в деловом костюме; он стоял у прилавка и разговаривал с двумя продавщицами.
— Чем могу вам помочь? — улыбнулась старшая, с коротко стриженными рыжими волосами и в стильных очках. Когда Джеффри подошел ближе, она отложила в сторону айпад.
— Это я звонил насчет карты.
— Да. Вот, пожалуйста.
Она протянула ему карту. Джеффри развернул ее и убедился, что на ней изображена та же часть Западного Пенвита, только гораздо подробнее.
Продавщица подняла голову:
— Берете?
Джеффри свернул карту и положил на прилавок:
— Обязательно, но чуть позже. Хочу еще побродить по магазину.
Она вернулась к разговору с первым покупателем. Джеффри обошел магазин — небольшой, но плотно заставленный книжными стеллажами, столами и стойками с картами и открытками. Здесь был большой раздел, посвященный книгам о Корнуолле: путеводители, воспоминания о писательнице Дафне дю Морье и скульпторе Барбаре Хепуорт, диски с фильмами «Пираты Пензанса» и «Ребекка», история шахт, глянцевые альбомы с фотографиями серферов в Ньюкее. Он задержался на минуту, чтобы пролистать путеводитель, потом направился в самую глубину магазинчика, где целая стена была отведена под детскую литературу. На нижних полках стояли книжки с картинками, а выше, в алфавитном порядке, — книги для детей постарше. Он стал просматривать полку на букву «Б» и краем глаза заметил, что к нему подошла молодая продавщица с огромной стопкой календарей в руках.
— Ищете что-то конкретное?
Он снова посмотрел на полки:
— У вас есть книги Роберта Беннингтона?
Молодая женщина положила календари на стол, пробежалась взглядом по полке с авторами на «Б», сдвинула брови и окликнула коллегу.
— Роуз, у нас есть Беннингтон? Звучит знакомо, но что-то я ничего не нахожу. Он ведь детский писатель, да? — повернулась она к Джеффри.
— Да. «Солнечные битвы» — по-моему, так называлась одна из его книг.
Первый покупатель попрощался, и Роуз подошла к ним.
— Роберт Беннингтон? — Она остановилась, поправила стопку книг на столике и быстро кивнула: — Ну да! Он писал фэнтези. У нас были его книги, но, к сожалению, он впал в немилость, — она бросила выразительный взгляд на коллегу. — Оказался из тех, кто пристает к детям.
— Да, точно! — скривилась молодая продавщица. — Не думаю, что его еще печатают.
— Я тоже, — сказала Роз. — Сейчас проверю. Если книги есть в наличии, мы для вас закажем.
— Хорошо, я пробуду здесь еще несколько дней.
Джеффри пошел за ней к прилавку и подождал, пока она искала книгу по Интернету.
— Нет, ничего нет, — Роуз покачала головой. — Грустно все это, правда? Я недавно слышала, что у него был инсульт. Наверное, его уже нет в живых. Не помню, кто мне это говорил. Но если он еще жив, ему лет сто, наверное.
— Он жил где-то неподалеку? — спросил Джеффри.
— По-моему, рядом с Зеннором. Много лет назад он купил старую ферму «Головенна». Когда-то мы продавали много его книг: он был очень популярным. Как «Гарри Поттер». Я, конечно, преувеличиваю, — улыбнулась она, — но его книги точно пользовались успехом. Он приходил сюда пару раз лет двадцать назад. Весьма привлекательный джентльмен. Был похож на актера. Носил длинный шарф, как у Доктора Кто. Уверена, вы сможете найти подержанные книги по Интернету или даже в букинистической лавке за углом.
— Хорошо. Огромное спасибо за хлопоты.
Джеффри расплатился за карту и вышел из магазина. Было около полудня. Он побродил по улицам, высматривая, где бы поесть, выбрал маленький итальянский ресторан и заказал сардины на гриле, спагетти и стаканчик вина. Совсем не корнуэльская кухня, но он пообещал себе, что потом поищет паб в Зенноре.
Карта оказалась настолько большой, что ее было не развернуть на ресторанном столике, поэтому он стал смотреть в окно на туристов и женщин с маленькими детьми, которые сновали из одного магазина в другой. Мимо прошел мальчишка в радужной шапке со своими приятелями и скейтбордом в руке. «Совсем пропащие, — подумал Джеффри, — местная полиция небось только и делает, что гоняет их с места на место». Покончив с вином, он заказал чашку кофе, выпил ее залпом, расплатился и вышел.
Редкие белые облака весело бежали по небу, подгоняемые устойчивым сильным ветром, который срывал с декоративных вишен нежные белые лепестки и бросал под ноги прохожим. Здесь, в самом центре Пензанса, полуденное солнце основательно припекало. Джеффри, перекинув пальто через плечо, неторопливо шел к машине. Он задержался у витрины с сувенирами и почтовыми открытками, но так и не придумал, кому бы их послать. Эвелин? Она наверняка предпочла бы получить что-нибудь из Зеннора. Еще один повод посетить паб.
Джеффри повернул за угол и в паре шагов от тату-салона вдруг услышал жалобный оклик:
— Вы его видели?
Джеффри остановился. В том же переулке, где стояли мальчишки, на разбитом асфальте сидела жалкая фигура с незажженной сигаретой в скрюченных пальцах. Это была Эрси, тридцатилетняя женщина, которую он видел вчера на станции. Пока Джеффри раздумывал, она подняла голову, откинула с лица прядь засаленных волос и с трудом встала. У него екнуло сердце, когда он увидел, что она почти бежит к нему. Он не успел придумать, куда скрыться, а женщина уже стояла перед ним, дыша в лицо пивным перегаром.
— Огоньку не найдется?
— Простите, нет, — ответил он и сделал попытку уйти.
— Подожди, ты ведь из Лондона, да?
— Нет, я просто турист.
— Я тебя видела.
Он остановился, выбитый из колеи непонятно откуда взявшимся чувством неловкости. Ее глаза покраснели, радужные оболочки странного голубоватого цвета походили на растрескавшееся бутылочное стекло, в одном глазу алело большое кровавое пятно, как бывает при разрыве капилляров. Из-за этого казалось, что она смотрит куда-то вбок, хотя смотрела она прямо на него.
— Вы приехали на лондонском поезде! — она возбужденно затрясла головой. — Мне нужно вернуться.
— Простите, — он мотнул головой и заспешил прочь. Позади послышались шаги и тот же жалобный крик:
— Вы видели его?
Когда за спиной раздались проклятия и в него полетели камни, он побежал.
Наконец, Джеффри оказался рядом с машиной; сердце колотилось как бешеное. Он обернулся через плечо, быстро сел на водительское сиденье, заблокировал двери и вырулил на улицу. В зеркало заднего вида было видно, как женщина с незажженной сигаретой в руке идет в другую сторону.
Вернувшись в гостиницу, Джеффри застал Томсу и Гарри за кухонным столом. Они заканчивали обед, состоявший из сэндвичей и яблок.
— О, привет! — улыбнулась Томса и похлопала по стоящему рядом стулу. — Обедали в «Тиннерсе»?
— Ездил в Пензанс, — Джеффри сел и положил на стол карту. — Сейчас снова уеду, может, поужинаю в пабе.
— Он хочет посмотреть на фугу, — сказала Томса. — Уже ходил, но так и не смог его найти. Ведь он там, у Зеннорского холма?
— Мне рассказывал о нем один друг… Они с моей женой видели его, когда были детьми, — помолчав, проговорил Джеффри.
— Да, — подтвердил Гарри. — Там еще жил детский писатель. Какие-то развалины там точно есть.
Джеффри постарался, чтобы его голос звучал спокойно:
— Писатель?
— По-моему, да, — сказала Томса. — Мы его не знали. Один из наших постояльцев как-то зашел к нему, но не застал. Это было много лет назад. Старая ферма «Головенна».
Джеффри ткнул пальцем в хаотичное переплетение линий на карте, которые напоминали трещины на старой глиняной посуде:
— Что это вообще такое?
Гарри придвинул стул поближе и грязным пальцем обвел контуры Карду:
— Система полей с каменными стенами.
— Шутите? — рассмеялся Джеффри. — Наверное, кто-то умом тронулся, когда рисовал все это.
— Ну, сейчас есть GPS и спутниковые снимки, — сказала Томса. — Жаль, что у меня не было этой карты утром, когда вы решили прогуляться.
Гарри поднял карту, чтобы солнечный свет падал на участок, прилегающий к Карду:
— Это где-то здесь.
Они оба склонились над картой. Джеффри отметил маркером круговые захоронения и каменные пирамиды, стоячие камни и могильные курганы. Все это находилось совсем близко от Карду. Гарри продолжал качать головой.
— По-моему, вот он, — наконец заявил он и посмотрел на сестру. Грязным ногтем он очертил на карте квадрат размером в полтора сантиметра, рядом с которым готическими буквами было напечатано:
Могильный курган с погребальной камерой
— По-видимому, это он и есть, — сказала Томса. — Но он далеко от дороги. Не знаю точно, где стоит дом, но женщина, которая хотела его посмотреть, сказала, что ей пришлось битый час бродить по пустошам.
Джеффри провел пальцем по линии, обозначавшей дорогу:
— Я могу доехать сюда. Если найду, где оставить машину, проберусь на пустошь вот здесь. Если только эвакуатор машину не увезет.
— Никто ее не заберет, — заверила Томса. — Эти земли относятся к ферме «Головенна», а там никого нет. Писатель ведь никогда не занимался сельским хозяйством, все превратилось в пустошь. Но даже если с вашей машиной что-нибудь и случится, вы будете всего в миле от Зеннора. По средам там собираются местные музыканты и дают концерт.
Джеффри сложил карту. Томса протянула ему яблоко, а Гарри вышел из кухни.
— Не провалитесь в болото, — предупредила она. — Топи покрыты травой, шагнете не туда, увязнете, и вас затянет. Это как зыбучие пески. Десять лет назад там обнаружили останки девушки. А еще лошадей и овец.
Джеффри нахмурился, и Томса рассмеялась:
— Все будет нормально. Просто держитесь тропинок.
Он поблагодарил ее, поднялся наверх, чтобы сменить пальто на ветровку, и снова сел в машину. Тучи развеялись, на лазорево-синем небе ярко светило солнце. Он чувствовал, как в нем поднимается то же приятное возбуждение, что и утром. Морской бриз качал тонкие стебельки нарциссов, над головой кричали чайки. Он съехал в Карду с открытым окном, и машина наполнилась медовым запахом утесника.
Дорога в Зеннор вилась между изгородями, покрытыми зеленой дымкой молодой листвы, и изумрудными полями, на которых паслись стада черно-белых коров. Одинокий трактор вдали медленно полз вдоль борозды. Джеффри понял, что тот двигается, только потому, что за ним следовала стая ворон. Движение птиц, которые то ныряли вниз, то взлетали вверх, напоминало тонкие черные стежки на голубом покрывале неба.
Дважды Джеффри останавливался, чтобы свериться с картой. Телефон здесь не работал, и он даже не мог посмотреть, который час, не то что направление. Часы в машине показывали 14:21. Он не заметил других дорог, только эту, с глубокими колеями, засыпанными где досками, где металлоломом, а где и просто ветками. Он попытался сосчитать стены, чтобы определить, какие поля принадлежат ферме «Головенна», остановился в третий раз и смирился с тем, что карта ему не поможет. Проехав еще сотню метров, он наткнулся на засыпанную гравием площадку между двумя полуразрушенными каменными стенами с ржавыми воротами. За ними тянулось запущенное поле, разделенное на две части гравийной дорожкой.
Джеффри находился в полутора километрах от Зеннора. Сложив карту, он сунул ее в карман, запихнул туда же яблоко и вышел из машины.
Темная громада вдали, видимо, и была Зеннорским холмом. Ферма «Головенна» находилась где-то между ним и местом, где стоял Джеффри. Он внимательно огляделся по сторонам, пытаясь запомнить все, что видит: извилистую дорогу, едва заметную из-за изгородей и каменных стен, скалистую гряду, уходящую в море и упирающуюся на юго-западе в вершину Гуннара, а на северо-востоке — в Зеннорский холм. На горизонте тоже что-то чернело. Это могли быть и скалы, и развалины, и даже здания. Заперев машину и убедившись, что не забыл телефон, Джеффри перелез через ворота и пошел вперед.
Солнце основательно припекало; он пожалел, что не взял ни шапки, ни солнечных очков. Первое поле он преодолел за несколько минут и испытал облегчение, когда заметил в следующей стене проход с двумя огромными камнями по краям. Дорожка стала уже, но все равно хорошо просматривалась среди торфяных кочек, поросших садовой ромашкой и стрелками молодого папоротника.
Почва под ногами была по-весеннему мягкой. Джеффри вспомнил предостережения Томсы о болоте и поискал вокруг палку. Но никаких деревьев поблизости не было, только заросли терновника по краям поля.
Он нашел проход и в следующей стене; тот, как и предыдущий, был окружен высокими, в человеческий рост, камнями. На следующем поле он с трудом развернул на ветру карту и попытался разобраться в хаосе линий и понять, где находится. Отчаявшись, он засунул карту обратно в карман, встал спиной к ветру и приложил ладонь козырьком к глазам.
Из-за солнца рассмотреть что-то было трудно, но ему показалось, что впереди, через три или четыре поля, он заметил какую-то выпуклость, черное пятно на желто-зеленом фоне. Это могли быть развалины, ферма, или хозяйственные постройки. Топча сухую траву и папоротник, Джеффри перебрался через стену в том месте, где из нее выпало несколько камней, и поспешил к следующей. Здесь он увидел остатки ворот: переплетение ржавых прутьев и металлические столбы, торчащие из гранитных оснований. Джеффри сел на корточки у стены, чтобы перевести дух. Через несколько минут он встал и прошел в ворота, слегка коснувшись камня рукой. Несмотря на жаркое солнце, он почувствовал ладонью что-то очень холодное, больше похожее на металл. Он обернулся посмотреть, не дотронулся ли ненароком до ржавых прутьев, но увидел лишь поросший мхом булыжник.
Поля, по которым он шел, выглядели заброшенными; очевидно, их перестали обрабатывать еще несколько десятилетий назад. Но то, что простиралось впереди, было настоящей торфяной пустошью. Повсюду виднелись заросли утесника — желтые всполохи среди бледно-зеленых ростков папоротника и пучков фиалок. Джеффри продвигался очень осторожно. Свежая поросль плотно укрывала землю, но почва под подушкой прелой прошлогодней травы, остро пахнущей октябрем, была твердой. Он так старательно выверял каждый шаг, глядя под ноги, что едва не врезался в вертикально стоящий камень.
Сделав резкий вдох, он отступил назад. На долю секунды ему показалось, что это человек, но перед ним был всего лишь камень в два человеческих роста высотой, наклоненный в сторону моря под углом сорок пять градусов. Джеффри обошел его, провел ладонью по нагретой солнцем и заросшей лишайником гранитной поверхности, раскидал ногой сухие стебли папоротника и плети плюща у основания, нагнулся и, пробравшись рукой сквозь траву, коснулся сырой земли.
Потом встал и, отступив назад, принялся разглядывать ничем не примечательный и в то же время пугающий древний памятник. Он не припоминал, чтобы на карте между Карду и Зеннором был обозначен стоячий камень. Сверившись с картой, он убедился, что его там и нет.
Недалеко впереди посреди пустоши находилось кое-что еще — дом. Джеффри подходил к нему очень медленно, чтобы у того, кто там жил, было время выйти навстречу.
Но никто не появился. Через пять минут Джеффри уже стоял на изрезанной колеями площадке перед длинным одноэтажным строением из серого камня, похожим на те, что он встречал по дороге — с шиферной крышей, небольшими глубокими окнами и засохшим деревом у крыльца, поскрипывающим на ветру. Под нижним карнизом висела покосившаяся от времени табличка с надписью: ФЕРМА «ГОЛОВЕННА».
Джеффри огляделся. Машин поблизости не было, только поваленный набок мусорный бак. Он постучался, подождал, снова постучал в дверь и крикнул: «Здравствуйте!» Никто не ответил. Тогда он нажал на ручку, но дверь оказалась запертой.
Он подошел к окну, чтобы заглянуть внутрь. Там было пусто и темно, ни занавесок, ни мебели, ни других признаков того, что здесь кто-то живет. Дом пустовал уже много лет. Он обошел здание кругом, заглядывая во все окна и пробуя их открыть, но безуспешно. Завершив круг, он подошел к мусорному баку и заглянул в него. Тот тоже оказался пустым.
Тогда Джеффри начал изучать то, что находилось возле дома. Глубокая колея переходила в узкую, вымощенную камнем дорогу, которая вела на запад, вглубь пустоши. Чуть поодаль, там, где сходились две дороги, он заметил еще одно полуразрушенное строение.
К нему Джеффри и направился. Стайка маленьких птиц выпорхнула из зарослей кустарника так близко, что он разглядел их пятнистые грудки, и услышал, как трепещут крылья на ветру. Птички уселись на развалинах и громко защебетали; когда он подошел ближе, они снова улетели.
Это было не здание, а курган пирамидальной формы со скругленными гранями, шести метров в длину, трех в ширину и высотой с Джеффри. Он так зарос папоротником и терновником, что его вполне можно было принять за обычный холм. Продравшись сквозь заросли ежевики и колючего терна, Джеффри приблизился к одной из граней пирамиды, той, которая была срезана.
Скорее всего, из-за эрозии, подумал он, но вдруг догадался, что стоит прямо перед входом. Он снова оглянулся, подошел ближе и остановился, по колено в сухой траве и колючих ветках терновника.
Перед ним был простой проем, сложенный из двух вертикальных и одного горизонтального камней. Еще три камня ступенями уходили вниз, в поросший папоротником и плющом проход.
Джеффри нагнул голову и заглянул внутрь. Там не было ничего, кроме увитых диким виноградом камней. Он поднял руку и потрогал каменную перекладину, чтобы проверить, надежна ли она.
Камень лежал неподвижно. Достав из кармана телефон, Джеффри увидел, что сигнала по-прежнему нет. Тогда он посмотрел на небо и попытался определить, который час. Он вышел из машины в половине третьего и добирался сюда чуть больше часа. Скорее всего, сейчас около четырех. У него в запасе еще полтора часа, потом стемнеет.
Джеффри достал яблоко, которое дала ему в дорогу Томса, съел и бросил огрызок рядом с верхней ступенькой. Застегнув ветровку на молнию, он стал спускаться вниз, но так и не смог определить, насколько глубоко зашел. Он насчитал тридцать ступеней. Спускаясь, он часто оборачивался и смотрел на вход. Когда стало совсем темно, он включил подсветку телефона. Кристаллы на поверхности гранита отражали свет, и казалось, что стены мерцают. Воздух был тяжелым, земляным и влажным, так обычно пахнет в сырых подвалах. Джеффри стоял в полный рост, разведя руки, пальцы касались стен по обе стороны прохода. Когда первые десять ступеней остались позади, вся растительность, кроме мха, исчезла, а еще через несколько ступеней под ногами осталась лишь твердая почва. Стены были каменными, стыки между камнями заполняла окаменевшая за сотни лет грязь, которую было уже не отличить от гранита.
Джеффри продолжал идти, изредка оглядываясь на светлое пятно входа, которое сначала было похоже на открытый светящийся рот, потом на мерцающий глаз, а потом стало напоминать дырку, проделанную пальцем в черной материи.
Еще через несколько шагов исчезла и она. Джеффри остановился, его дыхание участилось, затем он сделал еще пять шагов. Экран телефона мерцал в руке, словно голубой мотылек. Он снова остановился и посмотрел назад.
За спиной была лишь темнота. Он выключил подсветку экрана, закрыл и снова открыл глаза. Никакой разницы.
Во рту внезапно пересохло. Он снова включил подсветку, сделал еще несколько шагов и остановился. Свет от телефона был почти невидим, бесплотен, как облачко пара от дыхания, он не достигал ни земли под ногами, ни стен. Джеффри поднял руки и вытянул в стороны, ожидая, что нащупает холодную поверхность камня.
Но стены куда-то исчезли. Он отсчитал пять шагов назад и снова вытянул руки. По-прежнему ничего. Опустив руки, он пошел вперед, считая каждый шаг — пять, шесть, семь, десять, тринадцать, — остановился и медленно пошел по кругу, держа телефон в вытянутой руке, пытаясь хоть что-то разглядеть в кромешной темноте. Тусклый голубоватый экран мигнул и погас.
Джеффри громко выругался, борясь с паникой. Он включал и выключал телефон, но все впустую. Тогда он сунул его в карман и попытался успокоиться.
Не может быть, чтобы он заблудился. Курган наверху совсем небольшой; даже если подземная галерея тянется чуть дальше, он сможет пройти ее всю насквозь, потом пойдет в обратную сторону и спокойно вернется к выходу. В одной книге о лабиринте в Хемптон-Корте он прочитал, что нужно всегда держаться рукой за левую стену. Осталось найти стену, и он обязательно выйдет.
Джеффри был почти уверен, что стоит лицом по направлению движения. Он повернулся лицом к предполагаемому выходу и, громко считая шаги, пошел вперед. Досчитав до ста, он остановился.
Он не мог пройти ста шагов по этой галерее. Его каким-то образом развернуло на сто восемьдесят градусов. Джеффри вытер мокрое от пота лицо и сделал несколько глубоких вдохов, чтобы унять сердцебиение. Вокруг было совершенно темно и тихо. Все советы заблудившимся, которые он когда-либо читал, сводились к одному: стой, где стоишь, и жди помощи. Но это касалось тех, кто потерялся на поверхности, где на вас в конце концов кто-нибудь наткнется. Конечно, рано или поздно Томса и Гарри заметят, что он не вернулся, но вряд ли это случится раньше следующего утра.
Кто знает, сколько времени пройдет, прежде чем его обнаружат? Мысль о том, что следующие двенадцать часов, а то и больше, придется провести без движения, в полной темноте и тишине, не чувствуя ничего, кроме земли под ногами, вызвала у Джеффри такой ужас, что у него закружилась голова.
Но в еще больший ужас он пришел, когда подумал: а коснется ли он земли, если упадет? Он сел на корточки и почувствовал облегчение, нащупав холодный земляной пол. Затем выпрямился, сделал глубокий вдох и пошел вперед.
Джеффри пытался считать шаги, чтобы следить за временем, но вскоре его охватило странное оцепенение, и он уже не понимал, бодрствует он или спит. Он сильно — так, что даже вскрикнул, — ущипнул себя за руку. Но все равно чувствовал себя так, словно проваливается в сон, который видел когда-то, и даже в страхе, который он испытывал, было что-то знакомое. А потом, будто окунувшись в ледяную воду, он остановился и задрожал, сообразив наконец, откуда ему все это знакомо.
Это было в последней главе книги Роберта Беннингтона «Времена года» — в той, которую он никак не мог вспомнить. Даже сейчас ему казалось, что все это каким-то образом произошло не с героями книги, а с ним самим. История заканчивалась тем, что последний из четырех персонажей застревает в портале между мирами. Оказавшись в кромешной тьме, он вдруг начинает понимать, что каждый его шаг разрушает и весь мир, и его самого. В конце книги раздробленные частички его личности растворяются в бесконечной беззвездной пустоте.
Это воспоминание повергло Джеффри в такой ужас, что его стало трясти. Он засунул руки в карманы и нащупал мобильный, карту, ключи от машины и мелочь. Он быстро пошел вперед, глядя прямо перед собой и отчаянно пытаясь разглядеть хоть искорку света, указывающую на выход.
Через некоторое время сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди. Он увидел ее — именно такую, как он себе и представлял, — чуть заметный проблеск, далекую звезду.
Но, пробежав несколько метров, он вдруг понял, что ошибся. Это был не выход. Призрачный свет парил в воздухе, как пятно перед подбитым глазом.
Он моргнул и потер глаза. Свет никуда не исчез.
— Эй? — нерешительно окликнул Джеффри. Ответа не было.
Он пошел вперед, но уже гораздо медленней, время от времени что-то крича в темноту. Свет постепенно становился ярче. Через несколько минут появился еще один огонек, потом и третий. Странно, они совсем не рассеивали мрак и не отбрасывали тени; Джеффри по-прежнему не видел ни стен, ни потолка, ни силуэтов тех, кто нес эти огни. Три светлых пятна парили в воздухе, метрах в трех над полом, и покачивались вверх-вниз, будто висели на длинных жердях.
Джеффри застыл. Огни были совсем близко, метрах в десяти от него.
— Кто это? — прошептал он.
В ответ раздался тихий шелест, будто из отверстия в шарике выходил воздух. Джеффри закричал, повернулся и побежал назад. Звук его шагов эхом отдавался от стен. Погони за собой он не слышал, но когда обернулся, огни все еще были там и медленно приближались. Он побежал дальше, задыхаясь и чувствуя боль в груди, потом поскользнулся и упал. Когда Джеффри поднимался, его рука нащупала небольшой гладкий предмет; не задумываясь, он сунул его в карман и рванул дальше по туннелю.
Только тогда он вдруг заметил вдалеке еще одну искорку, как будто отблеск света, отраженный паучьим глазом. Он продолжал бежать. Оборачиваясь, он снова и снова видел огни у себя за спиной.
Теперь они были чуть дальше. Джеффри не сомневался, что свет впереди — это выход из фугу, он уже мог различить его очертания, блеск слюды и кварца на гранитных стенах. На последнем дыхании он достиг ступеней, рванул вверх к ослепляющему дневному свету и остановился только наверху, кашляя и закрываясь от солнца рукой. Когда глаза привыкли к яркому свету, он пересек первое поле, потом следующее, продираясь сквозь терновник и обдирая ладони в кровь, пока не выбежал к заросшей вереском и папоротником дороге и не увидел белую сверкающую на солнце крышу арендованной машины.
Подбежав к ней, Джеффри сунул ключ в замок и рухнул на водительское сиденье. Заперев двери, он вздрогнул, когда мимо проехал другой автомобиль, и только тогда посмотрел сквозь стекло на улицу.
С одной стороны были ворота, через которые он прошел, за ними поле, за полем — еще одно. С другой стороны возвышалась вершина Гуннара, ее отрог уходил в море. Солнце висело прямо над Зеннорским холмом. Часы в машине показывали 15:23.
Он затряс головой. Не может быть, чтобы прошел всего час. Он полез в карман за телефоном и нащупал какой-то предмет — тот, что подобрал внизу.
Джеффри достал его. Он держал в руках голубой металлический диск, чуть погнутый от того, что на него наступили. Над маяком золотыми буквами было написано:
«СЛАДОСТИ СЕНТ-ОСТЕЛЛА: ПОМАДКА ИЗ НАТУРАЛЬНЫХ КОРНУЭЛЬСКИХ СЛИВОК»
Он повертел крышку в руках и провел пальцем по выпуклым буквам.
«В тот день, когда мы приехали, тетя Бекка подарила такую каждой из нас. Она думала, что помадки хватит на две недели, но, по-моему, мы все съели в первую же ночь».
Это крышка от такой же коробки, в какой Эвелин хранила свою расческу, а Антея — медальон на цепочке. Он посмотрел на крышку. Ярко-голубая эмаль сияла так, будто ее нанесли только вчера. Жестянка могла принадлежать кому угодно, тем более что это были сладости, которые местная компанией производила для туристов.
Он отложил крышку, достал бумажник и вынул фотографию, которую Эвелин ему отдала: Эвелин и Мойра согнулись от хохота; слегка смущенная Антея неуверенно улыбается и смотрит на них, будто подозревая, что подруги над ней потешаются.
Он долго разглядывал фотографию, потом убрал обратно в бумажник, а крышку сунул в карман. Его телефон по-прежнему находился вне зоны действия сети.
Очень медленно Джеффри поехал в Карду. Его подташнивало от перегрева на солнце и от ужаса, который он испытал под землей. Он знал, что не мог заблудиться по-настоящему — курган, как он помнил, был не таким уж большим.
Но его очень расстроила собственная реакция на темноту и то, как его подвели зрение и воображение, нарисовавшее картины из рассказов Эвелин. Он не испытывал никакого желания оставаться в этой гостинице и вообще в Англии даже еще на одну ночь, и решил узнать, нет ли сегодня ночного поезда в Лондон.
Преодолев длинный подъем, он почувствовал, что успокоился. Томса и Гарри куда-то уехали на машине. Часть стены была отремонтирована, в саду распустилось еще больше нарциссов. Подходя к двери, он чувствовал их сладкий запах.
На кухонном столе он нашел тарелку со свежевыпеченным хлебом и местным сыром, несколько буклетов и записку на желтом листке:
Джеффри,
мы уехали в Пензанс, в театр. Пожалуйста, выключите свет на первом этаже. Я сегодня нашла эти книги и подумала, что они могут вас заинтересовать.
ТомсаДжеффри просмотрел буклеты: еще одна карта и рекламный проспект о музыкальных вечерах в зеннорском пабе. А еще небольшая книга в зеленой бумажной обложке. Он залез в холодильник и нашел там две бутылки пива. Наверняка в таких гостиницах это не по правилам, но утром он извинится.
Он поднялся к себе в номер, прихватив тарелку и книгу. Скинув кроссовки, застонал от облегчения и усталости, снял порванную ветровку и посмотрел на себя в зеркало. Лицо было исцарапано и испачкано чем-то зеленым.
— Вот черт! — пробормотал он и рухнул на кровать.
Он осушил бутылку пива и съел большую часть хлеба с сыром. Небо за окном постепенно становилось ультрамариновым. Снизу доносился привычный рокот волн. Довольно долго Джеффри сидел в кресле у окна, глядя, как тени на скалах становятся темнее. Потом встал и вытащил из сумки чистую одежду. Прихватив вторую бутылку пива и книгу, которую оставила ему Томса, Джеффри направился в ванную.
Огромная ванна наполнялась целую вечность, зато горячей воды было сколько угодно. Он включил все лампы и разделся, позволив себе наслаждаться бездумным лежанием в горячей воде и запахом нарциссов, доносящимся из окна.
Завернув, наконец, кран, он дотянулся до бутылки пива, оставленной на полу, откупорил ее, вытер руки и взял книгу, на обложке которой были зеленые холмы, скалистая вершина и море на заднем плане.
Роберт Беннингтон
СТАРЫЕ СКАЗКИ ДЛЯ НАШИХ ДНЕЙ
Джеффри тихонько присвистнул, сделал большой глоток и открыл книгу. Это был не роман, а сборник рассказов, опубликованный в 1970 году. Корнуэльские народные сказки, говорилось в предисловии, «пересказанные для молодежи». Он просмотрел содержание: «Пикси-обманщики», «Синяя Борода и сделка с дьяволом», «Джек — победитель великанов», и вдруг резко сел, расплескав воду и заворожено глядя на подчеркнутое красными чернилами название: «Черри из Зеннора». Пролистав сборник, он нашел, что искал:
В шестнадцать лет Черри была самой красивой девушкой в Зенноре, хотя и не знала об этом. Однажды, гуляя в пустошах, она повстречала молодого человека, прекрасного, как и она сама.
«Пойдешь со мной? — спросил он и набросил ей на плечи кружевную шаль. — Я вдовец, и у меня маленький сын, которому нужна забота. Я заплачу тебе больше, чем любой человек в замке Кениджек, и подарю платья, которым позавидуют все женщины на ярмарке в Морвахе».
У Черри за всю жизнь в карманах не было ни пенни, и она позволила молодому человеку взять себя за руку и повести через пустошь…
Эта история никак не перекликалась с «Солнечными битвами», в ней не было ни ужасов тьмы, ни пропастей. Сказка, в которой Черри ухаживала за ребенком и через несколько недель влюбилась в загадочного юношу, напомнила Джеффри «Рипа Ван Винкля»[6].
Каждый день Черри мазала снадобьем глаза мальчика. Его отец предупредил девушку, что ни одна капля не должна попасть в ее собственные глаза. Разумеется, в один прекрасный день она не удержалась — и увидела роскошно одетых женщин и мужчин, которые ходили по дому, не замечая ее. Был среди них и хозяин Черри, и прекрасная дама, его жена. Обманутая и преданная Черри сбежала, но любовник догнал ее в пустоши и вложил несколько монет в ладонь.
«Теперь ты уйдешь и забудешь, что видела», — сказал он грустно и коснулся уголка ее глаза. Когда Черри вернулась в деревню, ее родители и все, кого она знала, умерли, а дом развалился. Люди до сих пор говорят, что не стоит гулять в пустошах рядом с Зеннором.
Джеффри закрыл книгу и бросил на пол рядом с ванной. Возвращаясь в комнату, он услышал на кухне голоса, Томса смеялась. Он не стал спускаться вниз, прошел к себе и запер дверь.
Он уехал на следующий день рано утром, позавтракав в обществе Томсы.
— Гарри поехал в Сент-Айвз забирать инструменты из ремонта. — Она подлила Джеффри кофе и придвинула сливки. — Хорошо погуляли вчера? Успели зайти в «Тиннерс»?
Джеффри улыбнулся, но ничего не ответил. На полпути к Карду он вдруг вспомнил, что не сказал Томсе про две бутылки пива.
Он вернул машину в прокатную контору и доехал до станции с тем же водителем, который встречал его два дня назад.
— Хорошо провели время в Зенноре?
— Очень, — ответил Джеффри.
— В это время года здесь спокойно, — Эван остановился у обочины. — Глядите-ка, ваш поезд уже у платформы.
Джеффри вышел, перекинул ремень сумки через плечо и направился к входу на станцию. Вдруг у него екнуло сердце — неподалеку на тротуаре переругивались два человека. Один из них был полицейским.
— Пошли, Эрси, — говорил он, мельком взглянув на Джеффри. — Сама знаешь, тут не место для…
— Иди ты! — заорала она и пнула его ногой. — Это не мое имя!
— А вот и твое!
Полицейский схватил ее за руку и наклонил голову к рации. Джеффри быстрым шагом прошел мимо. Женщина что-то кричала ему вслед, пытаясь вырвать руку, зажатую, как в тисках. Ее налитый кровью глаз блестел в лучах утреннего солнца.
— Лондон! — кричала она, безуспешно пытаясь освободиться. — Лондон! Пожалуйста, возьми меня с собой!
Джеффри обернулся и покачал головой. Увидев это, женщина подняла кулак и швырнула что-то, угодив ему в лицо. Он схватился рукой за щеку, а полицейский потащил женщину подальше от станции.
— Лондон! Лондон!
Под ее удаляющиеся крики Джеффри посмотрел на пятнышко крови на пальцах, потом нагнулся и поднял с земли то, чем она в него кинула. Это был желтый карандаш со следами зубов; графитовый стержень стерся, но сбоку виднелись четкие буквы:
РЕЙВЕНВУД
Примечания
1
Британская марка одежды, пользовавшаяся огромной популярностью в 60-е и 70-е годы XX века.
(обратно)2
Ride a White Swan — песня британской группы T. Rex, занимала второе место в британском хит-параде 1970 г.
(обратно)3
Фугу — общее название подземных сооружений неизвестного назначения, распространенных на территории Корнуолла и относящихся к раннему железному веку.
(обратно)4
Менгир — большой неотесанный продолговатый камень, поставленный вертикально; один из видов мегалитических построек. Кромлех — овальная либо прямоугольная группа менгиров.
(обратно)5
Музей в Сент-Айвзе входит в группу галерей Тейт, объединяющей художественные музеи в Великобритании.
(обратно)6
Новелла Вашингтона Ирвинга, главный герой которой проспал двадцать лет.
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Рядом с Зеннором», Элизабет Хэнд
Всего 0 комментариев