«Колдун-2»

7654

Описание

Вторая книга серии "Колдун". Продолжаются приключения Василия Каганова, участкового уполномоченного и… черного колдуна. Живет он в глухой деревне Тверской губернии, в старом доме, построенном несколько сотен лет назад. И с ним вместе живут три существа, о которых обычные люди читали только в сказках. А еще — вокруг леса и озера, в которых живут… те, которых не бывает. А участковый наводит порядок — и среди людей, и среди нечисти. И как у него это получится, что с ним будет, что будет с теми, кто живет вокруг него — знает только бог. Какой из них, из богов? Да кто ж их знает? Богов много, а Василий один.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Колдун-2 (fb2) - Колдун-2 (Колдун [Щепетнов] - 2) 594K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Владимирович Щепетнов

Евгений Щепетнов Колдун 2

Глава 1

Я сбросил в яму бутылки с водой, спустил ржавое ведро — одно из тех, что висели на стене над «зинданом». Бросил в яму и пакет с едой — хлеб, кусок вареного мяса из борща, пару яиц вкрутую. Я может и палач, но не садист. Негодяям предстоит получить свое наказание, но раз они находятся у меня в заключении — придется их кормить. Недолго осталось — сегодня уже двадцать девятое мая, тридцать первого в ночь я отправлю их общаться с русалками.

И тут меня вдруг прошибло — да почему тридцать первого?! Почему я втемяшил себе в голову, что отправлять к русалкам этих двух гадов нужно именно тридцать первого?!

А вот почему: я даты перепутал. Почему-то решил, что Вальпургиева ночь с тридцать первого мая на первое июня! А она — с тридцатого апреля на первое мая! Я же помню, как противники большевиков всегда злопыхали, что первое мая, день солидарности трудящихся приходится на ту дату, когда ведьмы слетаются для шабашей, когда всяческая нечисть вылезает из щелей, просыпаясь после холодной зимы, когда творится черное колдовство и неподготовленному человеку не стоит идти ночью туда, куда…ему идти не надо. Например — на Лысую гору.

А сейчас-то уже конец мая! Русалки давно проснулись, и вода прогрелась почти что до летней температуры! Они уже вышли на охоту, и скоро зазевавшийся рыбак или купальщик может оказаться в их ласковых, смертельных объятьях. Так что нельзя мне ждать. Но и торопиться особо не буду — завтра ночью поеду на пруд. Пусть пока эти моральные уроды посидят в яме. Только вот расколдую — и пусть сидят. Пока они находятся под заклятием подчинения — ничего не могут делать по собственной инициативе — только лишь выполнять мои приказы — как роботы самого что ни на есть первого поколения, с их неуклюжими движениями, заторможенностью и странной дерганой походкой. Ну так по крайней мере изображают роботов в старых фантастических фильмах.

Завтра. Завтра два насильника и убийцы получат свою заслуженную кару.

— Мусор поганый! Ну-ка быстро выпустил! Я на тебя в прокуратуру напишу! Кровавыми слезами умоешься!

Я посмотрел на здоровенного, похоже на борова парня, который смотрел на меня со дна ямы, поддел носком тапка кусочки коры, отлетевшей с поленьев, валяющихся рядом, и задумчиво от правил мусор вниз. «Боров» завопил, заматерился, а я спокойно, подчеркнуто без эмоций его спросил:

— Ты мусора просил? Еще добавить?

— Что ты хочешь с нами сделать? — сейчас в голосе негодяя послышались нотки страха — ты не имеешь права!

— Я вас отпущу. Завтра. Отвезу к девушкам и отпущу — пообещал я с легким сердцем — А пока что посидите здесь. Еще мусора подкинуть? Нет? Тогда заткнись и сиди спокойно — а то сейчас пару ведер воды вылью, и будешь в луже сидеть.

— Да пошел ты…! Внатури ответишь! О…ли менты совсем, берега потеряли! Ничего, я тебе берега-то найду!

Слушать дальше не стал. Неинтересно. Даже ругается — и то как-то тупо. Накрыл яму крышкой, задвинул засов.

— Хозяин, может мне спуститься, помучить их? — предложил один из моих персональных бесов, Прошка — Ну так… слегка! Только кишки чуток выверну, и все! Живы будут, обещаю!

— Нет — с некоторым сожалением отказал я — Пусть так посидят. Второй вон еле шевелится, куда его еще-то мучить?

— Нам пришлось с него чуток жизни тебе подкачать — вмешался Минька, второй бес — ты крови много потерял, мог вообще упасть в обморок. Как же ты так-то, допустил такое? А если бы он тебе по башке заехал?

— Сам не знаю — сознался я — Темно было. Он видать спал с топором в руке. А я не особо и скрывался — вошел, да и все. Кто же знал что он такой отмороженный? Вот и получилось.

— Хозяин, тебе надо защитный амулет сделать — укоризненно помотал головой Прошка — Чтобы защищал тебя от стрелы, от меча, от…хмм…извини, забыл. От пули, от топора, от ножа. Ну и от удара чем-нибудь еще. Только это…мандрагора нужна! Корень мандрагоры! А у старого хозяина весь вышел, кончился. Он так-то редкий, его просто найти.

— Ну так принесите! — пожал плечами я — за чем дело-то стало?

— Неет… — Прошка даже хохотнул — мы к нему не можем прикасаться! Пока он живой — не можем. Ты должен его сам выкопать, потом уморить, а уж потом…

— Да где же я его выкопаю?! Я его только на картинке видел, да читал про него, и все! — растерялся я — И как тогда быть?

— Мы знаем, где его выкопать! — довольно кивнул Прошка — Тебе нужно только подъехать к этому месту, сказать наговор, корень объявится, ты его выкопаешь и…

— Стоп! — скомандовал я — Во-первых, насколько я знаю — мандрагора здесь не растет. Она где-то у Средиземного моря растет, и где-то еще на Востоке. Мне что, туда ехать?! Исключено! И какие, к черту, заговоры?!

— Хозяин, твое магическое образование не то что оставляет желать лучшего — ты абсолютный профан в магии! И конкретно — в магических снадобьях! Это НЕ ТА мандрагора. Они только похожи. ЭТА мандрагора, нужная для нашего снадобья — растет где угодно, лишь бы там был повешенный — сам повесился, или его повесили — безразлично. Главное, чтобы висел. Ты ведь скорее всего не знаешь, что когда человека вешают, он испускает из себя все возможные жидкости — мочу, и самое главное — семя. И вот лучший корень мандрагоры вырастает там, где упало семя повешенного. Такие корни самые сильные, крепкие, магическая сила их очень велика. Мой бывший хозяин собирал сведения о повешенных по всей округе, даже в Тверь ездил, узнавал, где и кого повесили, или сам повесился. Потом отмечал эти места у себя на карте — карта должна быть в книгах, в лаборатории. Кстати, ты бы почитал книги — там есть и записи бывшего хозяина. Он вел записи по экспериментам! Много бы нового для себя узнал. А то мы с тобой разговариваем, как с ребенком — ничего-то не знаешь!

— Не знаю — спрошу! А ты мне ответишь! — слегка рассердился я — А не сможешь ответить, пойду и почитаю! Ты что, не видишь — что у меня, куча времени?! Я не успеваю, мечусь, как белка в колесе! А ты мне еще и выговариваешь! Да я и колдуном-то стал неделю как!

— Прости, хозяин — в голосе Прошки и в самом деле появились нотки вины — Не подумал. Но учиться все равно надо. Самому пригодится! Мало ли…вдруг на мысли какие наведет. Ведь чтобы получить правильный ответ — надо еще и правильно спросить. А ты ведь знаешь, что в правильном вопросе содержится семьдесят процентов ответа. Но да ладно, расскажу все, что узнал от прежнего хозяина. Тебе понадобятся затычки для ушей — иначе просто умрешь. Мандрагора кричит, когда ее выдергивают из земли, и тот, кто услышит этот крик — быстро умирает, в течении нескольких часов. Потом тебе надо будет убить корень. Как? Он очень не любит спирта. Бросишь в спирт — за полчаса умрет, и тогда можно будет его использовать. Нельзя, чтобы кровь мандрагоры попала на кожу — она очень ядовита. Если в ней намочить нож, или иголку — можно будет убить этим ядом человек двадцать, не меньше, пока яд не сотрется с клинка. Умирают от яда мандрагоры быстро — и сразу теряют сознание, так что учти это, когда будешь дергать корень. Мы с Минькой можем и не успеть тебя воскресить! И кроме того — чтобы тебя воскресить — придется кого-нибудь убить. А мне кажется — тебе это не понравится.

Тут ведь как все происходит: ты читаешь заговор, якобы призывает мандрагору сам Чернобог. Заговор накачиваешь Силой — иначе не сработает. Корень лезет из земли, и ты его цап-царап! Попался!

— Ты чего говоришь?! — бухнул голос Охрима — Хозяин, послушай, что тебе старый домовой скажет! Я книжки-то все перечитал, знаю, как и что! Когда корень-то покажется, ты не хватай его, не бери, ты вначале обкопай его вокруг, да так, чтобы корешки его мелкие не задеть, иначе он снова в землю уйдет. Когда обкопал, подрыл, тогда только с него землю-то и стрясай, да полегоньку, потихоньку. И уши-то заткни, точно. Заорет, заплачет — тут тебе и конец. Хозяин так даже смолой уши заливал, чтобы не слышать! Вот так вот!

Охрим исчез в стене, откуда и появился, а я удрученно вздохнул — непроста ты, жизнь колдунская! Я-то думал помощники мне все принесут! Все нужные ингредиенты! А тут вон оно как… Значит, нужны резиновые перчатки, нужен чистый пакет…что еще нужно? Кстати, я еще вот о чем забыл — мне в район надо! В магазин! Русалок-то чем ублажать? Подарки нужны! Без подарков — никак!

— Эй, есть кто-нибудь? — женский голос с улицы заставил меня вздрогнуть, и я поспешил наружу из темного хлева. Скорее отсюда — еще услышат, как в яме проклятый «боров» ревет и требует его выпустить! Через тяжелую крышку не очень-то хорошо слышно, но слышно — если подойдешь ближе. Так что валить отсюда поскорее!

— Кто там? — раздраженно крикнул я, раздосадованный тем, что меня едва не поймали «на горяченьком». Нужно впредь быть поосторожнее!

— Василий? — голос женщины был мне знаком, а через пару секунд пришло узнавание: ведьма. Приехала, чтобы разузнать о результатах встречи с мамашей и дочкой? Ну что же…поговорим.

— Приветствую, Нина Петровна! — встретил я черную ведьму возле калитки. Впрочем — черной она была только по роду своей деятельности, а сейчас — в светлых джинсах, светлой же блузке, в легких туфлях — преуспевающая бизнес-леди, а не бабка-ведьма! И машина у нее не хухры-мухры, «лендкрузер-200». Сама за рулем.

— Прекрасно выглядите, Нина Петровна! — ухмыльнулся я, оглядывая женщину с ног до головы и определяя, что на вид ей больше пятидесяти и не дашь. А ведь ей сотен пять лет, не меньше! А может и больше.

— Спасибо, Василий! — женщина в свою очередь оглядела меня снизу доверху, и похоже, что мой внешний вид ей не понравился — Мог бы уж и получше одеваться, денег-то заработал!

— Намекаете на клиентку с дочкой? — усмехнулся я — так я с них денег не взял.

— Как не взял?! — лицо Нины Петровные вытянулось — Я же все сделала, договорилась! Неужели не сумел снять заклятие? Такие деньги профукал! Вот же…

И вдруг взгляд ведьмы упал на мое плечо — я ведь стоял голым по пояс, и моя татуировка резко выделялась на тронутой загаром коже. Глаза ведьмы вытаращились, потом она недоверчиво помотала головой и со вздохом сказала:

— Ты хоть знаешь, что это за знак? Какого лешего делаешь татушки, не понимая их сути? Проблем хочешь огрести?

Я едва не расхохотался — она решила, что это я сам сделал себе такую татуировку. Ну вот так…увидел в тату-салоне, и сделал. Не буду говорить о Чернобоге. Незачем ей знать, что это он меня пометил. Обойдется!

— Связалась с тобой, бестолочью! Такую клиентку подогнала! Да ее можно было годами доить! Банкирша! У нее денег — как у дурака фантиков! А ты ее упустил?! Тьфу на тебя! Тьфу!

— Если денег у нее много, так чего цену-то такую маленькую назначили? — ухмыльнулся я — можно было и побольше слупить.

Ведьма посмотрела мне в глаза, и вдруг взгляд ее метнулся в сторону, и она сразу перевела разговор с денег на другое:

— Ну чего отказал-то? Неужели на самом деле так было сложно снять заклятие?

— Сложно? — я задумался — Смертное проклятие? Вы вообще видели, что это за проклятие?

— Нуу…проклятие, как проклятие — бросила женщина, пожав плечами — Сильное, да. Говоришь, смертное? А я думала навел кто-то…смертное, вон оно что…

— А разве вы не видите? — с интересом осведомился я, оглядываясь по сторонам. Домой зайти, что ли…чего мы на улице-то болтаем? Вдруг кто-то услышит, потом греха не оберешься. Впрочем — нет, лучше наверное в пикет зайти.

— Не всегда — неохотно созналась ведьма, сделав небольшую паузу — Совсем не всегда. У всех свои способности! Я вот лучше насылаю проклятия, чем снимаю. И вижу хуже. А Нюрка — та снимает заклятия и хорошо видит. Как я погляжу, ты неплохо видишь магическим зрением, это замечательно. Так почему все-таки отказался?

— Сколько с нее взяли? — перебил я ведьму, посмотрев ей в глаза — Двадцать тысяч? Пятьдесят? Ну чтобы отправить ко мне?

— Она сказала? — недовольно фыркнула ведьма — Вот же сука! Я же ей говорила, чтобы тебе ни слова! Тварь банкирская! Гнида! Наслать бы на нее порчу, чтобы длинный язык укоротить!

— Так сколько? — невозмутимо продолжал я давить.

— Двадцать тысяч. Баксов, конечно! — нехотя созналась женщина — Только я напомню, что у нас договоренность, что ты отдаешь двадцать пять процентов с тех денег, что ТЫ получаешь с клиента. А речи о том, что я буду делиться теми деньгами что сама с него взяла, у нас не было. То есть я наш договор не нарушала!

— А совесть есть? — невольно снова ухмыльнулся я.

— Совесть?! Что это такое? — тоже ухмыльнулась ведьма — Я всегда соблюдаю договор, никогда его не нарушаю! И не потому, что так уважаю того, с кем договаривалась — просто себе дороже нарушать договора. Выгоднее, когда все знают о том, что ты держишь слово. Да и безопаснее, если уж на то пошло. Советую и тебе всегда соблюдать договоры…

Она посмотрела на меня со значением, и я поспешил ее уверить, продолжая ехидно улыбаться:

— А я и соблюдаю. Клянусь, не взял ни копейки у этой бабы! И пусть меня русалк до смерти затрахают, если я соврал хоть полслова!

— Русалки? Чего это ты про русалок? — насторожилась ведьма — Не лезь к ним, не вздумай! Они такую подлянку могут устроить — ты всю жизнь потом жалеть будешь! Эти бледные мрази, караси поганые — еще те сучки!

— Чего это вы на них так вызверились? — удивился я.

— Есть причины — туманно пояснила ведьма, явно не желая рассказывать о своих взаимоотношениях с водяной нечистью, ну а я не стал настаивать на ответе. Я тоже ведь не все рассказываю, какое мое дело — чего там у них случилось? Может женила увели. Или клиента. Мне по барабану.

— Жаль, очень жаль… — снова грустно протянула ведьма, глядя в пространство над моей головой — такая клиентка, просто цимес! Ладно, поехала я…к тебе еще присылать клиентов? Или погодить? Мда…зря я похоже на тебя понадеялась — слабоват. А показалось, что сильный колдун!

— Стоп! — я помотал пальцем — Давайте-ка расставим все по своим местам. И наш договор приведем к некому…хмм…знаменателю. Так сказать — к консенсусу. Вы начали наше сотрудничество с обмана: скрыли от меня факт получения вами денег за то, что перенаправляете ко мне клиента. Формально — вы не нарушили договор. А по совести? Нет, помолчите, теперь я буду говорить. Итак, я считаю, что половина денег, которые вы получили с клиента за то, что отправили его ко мне — это мое. Молчите, говорю! Я сейчас говорю! Иначе сейчас вообще пошлю к чертовой матери — без вас обойдусь! Вот так. Значит, вот какое дело, уважаемая Нина Петровна — я снял заклятие и денег вперед не взял. Но я договорился с клиенткой, что деньги она отдаст после того, как мое лечение подействует. То есть — когда девчонка станет прежней…вернее — когда внешность ее станет прежней, деньги будут у меня. И не та жалкая сумма, которую вы зарядили за снятие заклятия, а триста тысяч долларов. Понятно?

— Сколько?! — женщина явно опешила, и секунд пять ничего не говорила, только смотрела на меня круглыми, как плошки глазами. Наконец, выдавила из себя хриплым голосом — Триста тысяч?! Зеленых?! О Чернобог… О все боги и богини! Ты знатный барыга, паренек! Это сколько же мне причитается?! Семьдесят пять тысяч?! Да ни хрена себе! За раз?! Мда…вы, колдуны, всегда умели работать. Нам, ведьмам, до вас далеко. Мы все по зернышку клюем, а вы… Стоп! Парень, деньги-то ПОТОМ?! Все. Хана. Какой дурак ПОТОМ деньги требует? Да еще и ТАКИЕ?! Считай — нет у тебя никаких денег. Банкиры — это самое жадное, сволочное племя, что есть в этом мире! И ты ей поверил?!

— У меня есть ее кровь. И кровь ее дочери.

— Кровь?! О черт! — женщина аж задохнулась, и недоверчиво помотала головой — Парень, да ты не так прост, как я думала…совсем не прост! С тобой надо быть настороже… А не боишься…?

— Боюсь — пожал я плечами — Но надеюсь у нее хватит ума не предпринимать ничего такого…глупого. Ну а если кинет — ей это дорого обойдется. Очень дорого.

— С огнем играешь, парень! — ведьма посмотрела на меня, и я почувствовал в ее голосе…восхищение? Веселье? Восторг? Может быть. Ведьма-то черная, ей чем ни хуже, тем лучше. Хорошая пакость людям — это разве не весело?

— Итак, половину с тех денег, что вы получили предварительно, и десять процентов с тех денег, что получу я. И продолжаем наше сотрудничество! — заключил я.

— Ну ты и выжига! — сердито рявкнула ведьма — Охренел, что ли?! Десять — вместо двадцати пяти?!

— Так я и сумму поднял…во сколько раз? В восемнадцать. Вы бы получили всего двести пятьдесят тысяч. Кстати, чего так мало назначили? А! Понял. Вы решили основную сумму взять себе. А мне так…крошки бросить. Понятно. Может вообще вам до пяти снизить? Может вам хватит? Ладно, ладно, не кидайтесь на меня с кулаками! Шучу! Десять. Это справедливо — нормальные комиссионные. Только сразу скажу: если она приведет ко мне других клиентов — с них не получите ничего. С нее лично — каждое обращение — вам десять процентов. Но чтобы вы на мне паразитировали всю жизнь — такого не будет. И я имею право отказаться от приема. Кстати, в этот раз едва не отказал. Сказать, почему?

— Догадываюсь — мрачно буркнула ведьма — Только я тебе вот что скажу, парень: ты что думаешь, все клиенты такие душки, что хочется с ними общаться и что-то им делать? Знаешь, что я поняла за свою долгую, слишком долгую жизнь: большие деньги любят подлецов. Хорошие люди в своей массе — настоящих, больших денег не имеют. Они могут заработать какой-то капитал, жить безбедно, но чтобы настоящий капитал, чтобы яхты по двести метров длиной — это надо быть настоящим подлецом. Так что же теперь, отказываться от их денег? Жить в нищете, как твоя баба Нюра?

— Во-первых, это не моя баба Нюра, она сама по себе. Во-вторых, она живет как хочет. Ей хватает того, что у нее есть. И возможно, что она счастливее вас, потому что человек обеспечен не тогда, когда может себе позволить купить больше, чем кто-то другой, а тогда, когда ему хватает того, что у него есть.

— Ух ты! — ведьма ехидно улыбнулась — У нас тут хвилософ завелся! Хома Брут! Ты поучи, поучи бабушку, как дедушек ублажать! Хе хе хе…

— Я бы поучил — я оценивающе смерил женщину взглядом — Но слишком уж большая разница в возрасте. Хотя вы еще ого-го!

— Ах ты ж подлец! — захихикала женщина — да у меня тело поглаже, чем у твоих молоденьких шлюшек! Я-то уж знаю, как содержать себя в здоровье и целости! И знаю, как мужиков ублажать! Твоим молодым шлюхам еще учиться и учиться, и то — десятой части не узнают того, что я уже забыла! Тьфу!

— Кстати — продолжил я сеанс разоблачения — если вы так стремитесь к деньгам, если так умеете их зарабатывать — какого черта живете в таком домишке? Неужто не хочется построить дом получше?

— А зачем? — скривла губы ведьма — Построишь хоромы, как у Самохина, так сразу и завистники набегут. Начнут деньги вымогать. Придется или их искоренять, или бежать куда подальше. Ты молодой, глупый, не понимаешь…а я на этом деле собаку съела. Была уже в бегах…опыт имеется! Больше такого не хочу. Я уж лучше так, потихоньку…а пошиковать можно и где-нибудь на курорте, где тебя не знают. Вот там — простор для фантазии! Делай, что хочешь! Покупай — что хочешь! А тут…тут на крузаке ездишь — так головы свернули, разглядывая! Ну как же — откуда у бабы крузак? И начинается… Насосала! Завистники поганые! Кстати, ты у меня в задних комнатах-то не был. С чего ты решил, что там все так же, как и в передней? Да, я принимаю гостей так, как надо, как положено деревенской знахарке: в платочке, в старомодном платье и все такое. Так это рабочая униформа! Мне ПОЛОЖЕНО так выглядеть. Кстати, с такими доходами — может тебе бросить эту ментовку к чертовой матери? Зачем она тебе? Живи на свои деньги, да и все. Одни хлопоты с этой собачьей службой!

— Не понимаете? А сами меня учите! — усмехнулся я — Это тоже униформа. У меня имеется определенный социальный статус, я защищен с этой стороны. У меня даже пистолет есть! Хе хе…

— Ты сам как пистолет. Покруче пистолета, уж на то пошло! Ты колдун! — без улыбки констатировала ведьма — Если уж я могу человека остановить одним словом, ты так вообще… Ладно, я тебя поняла. Может, это и правильно. Только тогда ты должен понимать, что если покажешь уровень жизни выше, чем у своих коллег — начнется нехорошее. Будут завидовать, будут строить козни. Учти это.

— Коллег? Вы имеете в вижу ментов? Или колдунов? — не выдержал, улыбнулся я.

— И тех, и других — не приняла улыбки ведьма — Это сейчас тебе смешно, а когда в дом придут…не те, кому ты рад, вот тогда как ты запоешь?! Поубиваешь? Порчу наведешь? Другие придут. Третьи. Четвертые. А потом государство заинтересуется — а куда это людишки-то пропадают?! Да еще так интересно пропадают — как соберутся тебя навестить, так и пропали! Ну не смешно ли? Куда он их девает?! Ладно…к делу давай. Согласна на десять процентов. Но если это клиент от меня — то все, все доходы от него лично — делим. Предварительная плата — пополам. Ту, что я взяла сама. Побочные клиенты, тех, что сам взял к работе, или тех, что привел мой клиент — черт с тобой, не претендую. Устраивает?

— Устраивает — задумался я — вы же понимаете, что отвечать все равно буду я, ежели что. Основной удар придется по мне. Так что не обижайтесь.

— Основной удар! — криво улыбнулась ведьма — А НЕ основной, по кому? Я-то тоже рискую. Мне тоже мало не покажется — если тебя достанут. Так что постарайся, чтобы ничего такого не получилось. И кстати — идея с кровью очень хороша! Одобряю. Только осторожнее, чтобы эта самая кровь не попала в чужие руки, учти это. Итак, когда будут деньги?

— Ну…как только станет видно, что девчонке получшело — пожал я плечами — через десять дней? Двадцать? Я не знаю. Даю им месяц, потом начну репрессии.

— У меня есть ее телефон — улыбнулась ведьма — Я могу позвонить банкирше и узнать, как дела у ее дочери. А еще — навести справки у кое-каких знакомых. Ты же знаешь — всегда можно навести справки через знакомых каких-либо знакомых. Теорию рукопожатий знаешь? Ну и вот.

— Было бы неплохо — признал я, думая уже совсем о другом. Солнце-то высоко! А у меня еще куча дел.

— Ну, вот и договорились! — просияла ведьма — А что касается тех денег, что я взяла за банкиршу…потом, ладно? С собой у меня все равно этих денег нет. Вот заплатит она, и я с тобой тут же расплачусь. Вычтем из общей суммы! Ты мне должен тридцать тысяч — будет двадцать. Ладно?

— Ладно — кивнул я. Не надо слишком уж нажимать, загонять в угол. Я и так ее опустил с двадцати пяти процентов до десяти. Так что — пусть себе. Что у меня, денег нет, что ли? Честно сказать, я трачу так мало, что мне даже смешно. Я один, одежду и обувь мне предоставляет государство, за коммунальные услуги не плачу, какие у меня коммунальные услуги? За электричество правда плачу. Но опять же — сколько я его трачу? Если только телевизор жрет — сутки напролет Охрим в экран сидит вперившись, да бесы, когда жертву не мучают смотрят передачи. А больше-то электричество тратить и некуда. Да и цена за него здесь деревенская, гораздо более низкая, чем в городе.

— В общем, если что — подсылаю к тебе клиентов. Только губу-то особо не раскатывай, ты думаешь, таких денежных мешков просто-таки очередь стоит у забора? Нет, хмм…коллега…это уникальные кадры! Вот потому я и расстроилась, что ты все это дело вроде как обгадил. Но теперь… Постараюсь, постараюсь! А ты уж тут и не плошай! Видишь, что можно выдоить побольше, так давай, тяни с них! Пусть делятся мошной!

Меня аж передернуло. Я что, ради денег так поступил? Такую цену задрал? За кого она меня принимает?! Да мне деньги вообще пофиг! Мне наказать надо было этих зарвавшихся нуворишей! Чтобы поняли — нельзя так себя вести! Чтобы сбить с них спесь!

Противно. Противно!

Только что я могу сказать этой женщине? Она-то видит совсем другое! Хитрый молодой человек получил способности колдуна — случайно, сам того не желая. И вот теперь выжимает из людей бабло — да как выжимает! Просто восторг! А я ведь не для того все делал, черт подери!

Попытаться об этом сказать? Пояснить? Убедить? А смысл какой? Зачем я буду ей что-то доказывать? Кто она мне? И кто она вообще такая? Черная ведьма, которая зарабатывает тем, что выдает людям всякие снадобья, о действии которых я даже и думать не хочу. Просто не хочу, да и все тут! Иначе…иначе я пошлю ее нахрен и забуду, как дурной сон. Мне ближе вредная старуха баба Нюра, которая денег не берет и людям помогает, а эта жадная тетка просто неприятна. Так зачем же тогда я с ней связался?

— Поехала я по делам, а с тобой на днях свяжусь — закончила разговор черная ведьма — Мне в район нужно смотаться. Давай — удачи, парень!

Прошелестел стартер, басовито засопел могучий движок, и я в очередной раз подумал, что все-таки куплю себе «кукурузера», но только не такого — пафосного, блестящего, торжество бабла и пижонства, а настоящего, работягу, такого, какой есть у Самохина: 95 или 96 года выпуска ТЛС-80. Джип, в котором минимум электроники и максимум проходимости. Конечно, по проходимости он не сравнится с каким-нибудь судзуки «Джимом», или с «Нивой», особенно если им в мосты напихать всякой всячины вроде самоблоков, но все-таки «кукурузер» гораздо более проходимый чем любая из «пузотерок».

У него только одна беда…нет, две — первое, это его огромный вес. Если где-то можно провалиться и сесть на брюхо, он это сделает. И это притом, что «нива» потому же месту будет наворачивать круги, радостно хохоча над неуклюжим увальнем.

И второе — огромный расход топлива на бензиновом движке. По трассе двадцать литров на сто километров, а если залезть куда-нибудь в грязищу — то легко и до сорока дотянет. Расход топлива — как у какого-нибудь грузового «газона».

Да, можно купить кукурузер с дизелем. Расход сразу же будет в пределах 15–20 литров. Вот только купить «кукурузер» такого мохнатого года с исправным топливным оборудованием есть задача практически невыполнимая. Наша отечественная солярка, сернистая и едкая, разрушает топливное обрудование не хуже, чем если бы в нее специально подливали серную кислоту. А это оборудование стоит больше двухсот тысяч. Надо ли время от времени покупать оборудование за двести тысяч плюс его замена, чтобы сэкономить некоторую сумму денег на заправках? Бензиновый движок хоть и жрет горючку в три горла, но зато он очень мощный, тяговитый, и самое главное — надежный. «Миллионники» — вот как называют такие движки из-за того, что их пробеги легко составляют миллион километров без ремонта, и больше.

Тут самое главное взять машину с исправным двигуном, целой рамой и крепким кузовом. Все остальное делается на-раз. В Москве есть специализированные сервисы, на которых такие крузаки (и не только крузаки) разберут по винтику, заменят все, что нужно сменить, покрасят кузов, установят лебедку, фаркоп, кенгурятник, поставят огромные «лапти» для бездорожья, перетянут салон новой кожей и сделают все, что ты захочешь — только лишь плати бабки!

Насколько я помню, пару лет назад такая машина со всеми переделками обходилась миллиона в полтора. На выходе получался замечательный круизер, на котором можно покататься по несильно гадкому бездорожью. И самое главное — ты и особого внимания не привлечешь (машина-то стаааренькая…где участковый возьмет денег на новый крузер?), но и круто прокатишься по городку.

Откуда я все это знаю, да в таких подробностях? Да была у меня мысль купить такой «сарай». В том военном городке, в котором я когда-то жил, будучи офицером части РЭБ, у меня была любовница, Татьяна, замужняя женщина. Вернее, так: была у меня любовь. Встречались мы с ней урывками, и больше всего на природе. И вот когда в очередной раз я пыхтел под кустиками, держа тихо постанывающую Татьяну за упругие гладкие бедра, у меня и возникла мысль — а почему бы не купить машину? Джип! Затонировать его стекла «по самое не хочу», устроить там лежанку со всеми удобствами, и нормально пользовать Татьяну не в таких как сейчас антисанитарных условиях, а в полнее приличной, почти что домашней обстановке.

Ко мне в квартиру Татьяна ходить боялась — все в городке на виду, к себе приглашать тем более опасалась — ее муж, мой командир, точно бы тогда вычислил нашу связь в считанные дни. А вот когда она отправлялась из городка по магазинам в гражданскую часть населенного пункта — тогда-то мы с ней и сливались в горячем экстазе.

Впрочем, нас все равно вычислили и закончилось это очень плохо. Мне пришлось уволиться из армии — вот так я и оказался здесь, в глухой деревушке Кучкино, в доме давно умершего черного колдуна.

Но речь не о моей любви к Татьяне, которая испарилась как дым (отнюдь не Татьяна — любовь!), когда та заявила что я ее чуть ли не изнасиловал (Предательница чертова! А ведь предлагал замуж за меня выйти!), речь о машине. Вот тогда я и провел большую работу, конкретно разобравшись и с моделями машин, которые я бы хотел купить, и с ценами на них, и с тем, как эту машину довести до ума, чтобы она ездила, а не стояла у подъезда истекая черным маслом из своих давно подгнивших внутренних органов. И выбран мной был именно «кукурузер», как его называют продвинутые автолюбители — за надежность, неприхотливость и относительно низкую цену — как раз почти по моим доходам.

Почти — потому что этих доходов мне все равно не хватило, и на том моя идея с приобретением ТЛС-80 благополучно почила в бозе. Есть у меня немного деньжонок — на счету в банке семьсот с чем-то тысяч за проданный мамин дом и немного накоплений, ну и все, больше ничего не имею. А надо шесть-семь сотен только на приобретение «болванки», которую потом нужно еще и «обтесать» — это еще как минимум миллион.

Впрочем — возможно, что сейчас и еще дороже. С тех пор как я этой идеей интересовался — цены катастрофически выросли вместе с ростом валюты.

Вот денег заработаю — тогда-то может и куплю. Хотя по большому счету джип мне теперь не очень-то и нужен — есть ведь служебный уазик-«хантер», который положен каждому сельскому участковому. Так-то может бы мне его и не дали, но без машины обслужить два десятка деревень, расположенных примерно в радиусе километров двадцать — невозможно просто физически. И зачем тогда бить свою машину, если есть служебная? Катайся — бензин тоже служебный, запчасти дадут (или должны дать!).

Да просто — хочется. Я же все-таки мужчина. Ну вот хочется мне брутальную, красивую машину, на которую будут оглядываться девушки и восхищенно смотреть пацаны! Хочется рыкнуть мощным движком, и затормозив возле красивой девушки эдак небрежно спросить прекрасную незнакомку: «Красавица, скажите пожалуйста, как мне проехать в консерваторию? Не покажете ли дорогу?» Хе хе хе… Мечтатель, ага!

Если у тебя есть деньги — почему бы что-то не купить? Почему бы не позволить себе красивую вещь, или большую, приятную сердцу игрушку? Вот такую например, как ТЛС-80. Мужскую, крутую игрушку.

Тут ведь какая штука…сегодня ты жив, а завтра — может, нет. Сегодняшняя ночь мне это показала с самой что ни на есть безжалостной суровостью. Топором по плечу — чик! Чуть бы в сторону — по башке, и мозги наружу, либо в грудь бы получил! С проломленной, разрубленной до позвоночника грудиной не больно-то поживешь!

Хорошо, что мои помощники, «бесы», быстренько залечили мне рану, подкачали жизненной энергии, отняв ее у одного из насильников и убийц, сидящих сейчас в моем «зиндане», а то бы все, конец участковому Василию Каганову!

Эти твари убили и ограбили старуху, торговавшую самогоном, а предварительно ее еще и изнасиловали, герантофилы хреновы. Старуха, будучи призраком, сама мне об этом рассказала. Вот я и взялся за негодяев со всей своей неизбывной пролетарской яростью. И завтра отправлю их на встречу с русалками в бывший господский пруд.

Решив, что обязательно реанимирую тему ТЛС-80, я побрел к летнему душу. Ночь была бурной, организм мой настоятельно требовал омовения, ибо я уже слегка (или не слегка?) попахивал потом, и вообще…надо себя взбодрить прохладной водой. Так что через пять минут я уже отфыркивался под холодными струями воды, лившейся на меня с потолка.

Вода уже не была такой ледяной, как тогда, когда я ее наливал в бак, но и назвать водичку теплой было бы большущим преувеличением. Но тем приятнее было в ней плескаться — бодрость в членах позникала, просто-таки неописуемая!

Зашел в дом, растерся полотенцем, бросил грязное белье в корзину. Кстати, надо бы стирку устроить. Так-то еще не очень много грязного белья накопил, но…уже хватает. А стиральной машины у меня нет! В корыте придется стирать, по старинке-с…

Эта мысль меня немало расстроила — по-моему, перспектива стирать вручную расстроит кого угодно, даже самую привычную к тяжелой сельской работе крестьянку. И определенно — двадцатисемилетнего парня, готового даже лишь бы только ничего не стирать — сжигать грязное белье каждый божий понедельник. \

Ненавижу это занятие! Ненавижу стирать! В райцентре, где я снимал квартиру, у хозяйки была автоматическая «стиралка», сунул туда барахло, сыпанул порошка — на выходе получаешь почти что сухое, пахнущее чистотой белье. Хорошо? Да не то слово! А тут…

Мда, в деревенской жизни имеются свои, преогромнейшие, таки-гигантские минусы. И кстати — вот что мне нужно будет сделать в первую очередь — когда я получу причитающиеся мне деньги. Не машины накупать, не дорогие телефоны и черную икру — дом свой как следует обеспечить всем необходимым для комфортного проживания.

Впрочем, до этого нужно его приватизировать, а уж потом… А то вот так вобьешь в него огромные бабки, а меня либо уволят по какой-нибудь причине, либо я сам захочу отсюда свалить куда-нибудь подальше, в пампасы. В жизни-то ведь всякое случается.

Но я хочу здесь жить. Мне здесь нравится! И дом этот, которому то ли триста, то ли пятьсот лет — нравится. И домовой Охрим, с его бухающим, как из бочки голосом — нравится! Кстати…а это мысль!

— Охрим! Хватит смотреть эту чушь! Да что ты там понимаешь-то?

— Все понимаю, хозяин! Как тут не понять?! Это же все жизненное! — человечек, больше похожий на гнома и едва достающий мне до колена появился из воздуха мгновенно и без всяких там спецэффектов. Вот только что его не было — и уже сидит на стуле, заложив ногу за ногу в своих крестьянских дурацких штанах, шибко обтрепанных по низу штанин. По виду он эдакий карикатурный мужичок из сериала о дореволюционном времени — борода, широкие плечи, лапоточки — ну вылитый крестьянин, да и только! Вот одна только незадача — скорее всего эти самые мужики очень даже отличались от карикатурного облика Охрима. А облик этот скорее всего был тем образом, который мой родной и любимый мозг создал вместо того, настоящего облика, который и присущ был этой самой домашней нечисти.

Как это происходит — я в точности не знаю, могу только догадываться. Но только я уже определенно понял, что и облик домового, и облик моих двух «помощников», в просторечии именуемых «бесами», а на самом деле обитателей Нави — суть отголоски того образа, в котором я (или вернее мой мозг) хочу увидеть этих самых «легендарных» существ. На самом деле помощники выглядят как два облачка темного дыма, что по большому счету тоже никакой не настоящий их вид. Просто мозг человек, даже измененный Силой, НЕ МОЖЕТ осознать и придать настоящую форму чистому разуму, энергетическому облачку, именуемому Прошка или Минька. Как и энергетическому облачку с именем Охрим, которое на самом деле является душой, или может быть энергетическим аватаром дома, в котором я живу. Я даже не могу понять — что это за образования, какой энергии, и как они так не рассеиваются в пространстве.

Сложно? Головоломно? А то ж! У меня уже голова пухнет от этой всей чертовщины! Всего неделю назад я был обычным парнем, участковым уполномоченным, который отправляется в глухую деревню чтобы погрязнуть здесь в неисполненных бумагах вроде жалоб и поручений бесчисленного множества следаков и оперативников со всех концов необъятной родины. И вот угораздило же меня выкопать фигурку, которую покойный колдун наполнил магической Силой, привязав к статуэтке еще и двух довольно-таки ехидных и своенравных сущелов, вызванных им когда-то из таинственного пространства под народным наванием Навь, загробного мира, в который отправляются все человеческие души после завершения земного цикла. И теперь я черный колдун — довольно-таки сильный, как говорит знакомая ведьма, но при этом ни черта не понимающий в своем колдовском ремесле. Я только учусь — методом проб и ошибок, и главная моя задача сейчас научиться как следует использовать свою Силу, но при этом еще и не выдать свои способности неподготовленному обывателю. Иначе потом такое начнется…даже и представить трудно — какая возникнет заварушка.

Но при желании представить все-таки можно: ко мне припрутся сюда все, начиная от страждущих, желающих снять проклятие, либо вылечиться от какой-нибудь страшной болезни (в чем я вряд ли смогу помочь, я ведь черный колдун, а не лекарь!), и заканчивая бандитами и спецслужбами, которые точно захотят взять меня под свое ласковое крыло.

Моя задача — жить в Кучкино с максимальным комфортом и удовольствием, и при этом не привлекать внимание тех, кого мне видеть хочется не больше, чем клопа в своей холостяцкой постели. Как этого добиться? Посмотрим. Колдун я, в конце-то концов, или просто на кладбище прогуляться вышел?! Придумаю что-нибудь. А пока что денег заработаю.

— Хозяин! Ведь так интересно! Тут одна девушка полюбила богатого парня. А он ее соблазнил, бросил, а она потом ему и мстила! Я просто оторваться не могу — как интересно!

Ну вот и что эта домашняя нечисть увидела хорошего в телевизоре? Я лично как включу «ящик», так меня от телепередач поблевать очень даже тянет! Ну невозможно же смотреть всю эту чушь! А домовому нравится. Он какой-то теленаркоман, а не домовой! Но службу свою несет исправно — дом соблюдает, мусор прибирает, посуду моет, воду приносит. Только вот за ним глаз да глаз нужен — я однажды узнал, как Охрим моет посуду, так меня тут же чуть и не вытошнило. Он ее вылизывал дочиста! Да, как собака!

Узнав — я ему запретил это делать, так что теперь Охрим моет посуду всякими там моющими средствами и чистит губкой. Только вот есть у меня подозрения, что перед этим он все равно ее вылизывает. Но и пусть — лишь бы потом как следует отмывал жидким мылом. Я так-то не особо брезгливый, все-таки бывший военный, офицер, а военному не пристало особо привередничать и копаться в еде. Солдату лишь бы чего-нибудь пожрать, а если в банку попал жучок или землей присыпало — так что же, из-за такой малости оставаться голодным?

— Вот что, Охрим…ты можешь выстирать белье так, чтобы его не порвать? И чтобы чисто было? Или тебя не просить этого сделать? Не сможешь?

— Ну почему же не смогу? — Охрим посмотрел на своим огромные ручищи, подходящие больше взрослому нормальному мужику, чем маленькому «гному», и перевел взгляд на меня взгляд своих абсолютно черных, непроницаемых глаз (они были даже без белков!) — Я хорошо стираю, хозяин. И воду нагрею для стирки! Только развешивать могу лишь по комнате. Сам понимаешь — развесить на улице для меня довольно-таки проблемно. Да и тебе будет трудно объяснить случайным прохожим — почему это белье само собой запрыгивает на веревки и прикрепляется прищепками. Можно, конечно, оставить его в тазике и ты сам развесишь на улице, но по большому счету — какая разница? Высохнет и здесь, зато ты не будешь думать о том, что его вот-вот намочит дождь, и надо поскорее снять барахло с веревок. Стиральный порошок у тебя есть — я видел. Тазик и корыто найдем. Так что проблем никаких! Иди, колдуй спокойно, делай свои дела — только покажи мне, где лежит белье, приготовленное к стирке, и я все тебе сделаю. Только вот попрошу — можно, я буду стирать прямо здесь, перед телевизором? Не хочу пропускать сериалы!

— Охрим…ты снял у меня с плеч такой большой груз, что я…я бы тебе второй телевизор поставил, не то что разрешу стирать перед этим ящиком! И кстати — хочу купить стиральную машину, чтобы было быстрее и легче стирать.

— Стиральную машину, хозяин, купишь, если канализацию проведешь. А пока что обойдемся без машины. И кстати — машинка белье портит, а я — нет! Я его нежно стираю, аккуратно!

Я с сомнением посмотрел на узловатые, могучие кисти рук домового и утверждающе кивнул — мол, верю!

Впрочем, я ему и так верил почти во всем. Охрим оказался существом очень обстоятельным, и можно даже сказать — порядочным. Пока ты заботишься о доме, пока ты ничего ему не делаешь плохого, не пытаешься поджечь или разобрать по бревнышку — ты друг и брат, и Охрим для тебя сделает все, что может. Но стоит стать его врагом…

Бесы рассказывали, как он поступил с двумя грабителями, которые влезли к старому колдуну в его отсутствие и потом попытались сжечь дом. Дом они все равно бы сжечь не смогли, ибо он пропитан заклинанием, уберегающим от пожара, но домового все равно рассердили до полного обезумливания. Одного супостата Охрим сжег в печи — и вроде бы как живьем, второго помял и спрятал в зиндане, где его и нашел вернувшийся вовремя колдун.

Впрочем, ворюгу это возвращение совсем даже не обрадовало — ибо колдун на таких преступниках проверял свои новоизобретенные снадобья, действие которых не мог предсказать ни один в мире волшебник. Новое снадобье с новым заклинанием могло вырастить волосы на черепе, а могло сделать так, чтобы человек покрылся язвами величиной с кулак и умереть в муках, оставив после себя только запись в лабораторном журнале.

Могло устранить насморк, а могло вызвать из Нави демона, который вырвет политому снадобьем человеку все до одного его внутренности. Опасное это дело — испытывать новые заклинания!

Кстати — надо будет мне найти этот лабораторный журнал, и в ближайшее время как следует его изучить. Думаю, мне эти записи очень даже пригодятся. Пока что я пользуюсь только чистой выжимкой из этих записей — колдовской книгой, в которой записаны рецепты всех заклинаний, которые были известны старому колдуну и его предшественникам.

Решив проблему со стиркой, я очень-преочень обрадовался, и насвистывая марш авиаторов («Все выше, и выше, и выше! Стремим мы полет наших птиц!»), отправился на кухню, чтобы заняться своим слегка запоздавшим завтраком. Сегодня мне предстоял длинный и тяжелый день, и такая же длинная и тяжелая ночь — ночью я поеду выкапывать корень мандрагоры.

Ну а днем…днем у меня программа превеликая! Сперва — съездить в райцентр и закупиться там подарками для русалок. Ну и кроме подарков кое-что прикупить в аптеке и хозмаге. Потом — съездить в Ольховку, к этим вредным людям, которые никак не могут найти согласия со своими соседями, и то бьют им совковой лопатой по вместилищу разума, или пишут жалобу в районный отдел милиции, требуя привлечь к ответственности распоясавшегося дебошира. Так-то чисто человечески мне пофиг, даже если они поубивают друг друга — раз такие идиоты — но ведь пилюлей потом навесят и мне! Мое начальство! Ты ведь не объяснишь начальству, что не мог сутками напролет стоять рядом с домами этих придурков и вырывать у них лопаты всякий раз, как те соберутся выйти на смертельный поединок?! У меня и кроме них дел хватает! Челубеи с Пересветами, мать их за ногу.

Но как только в результате соседских разборок образуются тяжкие телесные повреждения, или даже труп — иди сюда участковый, давай-ка вазелин! Как — нет? С собой надо всегда иметь, начальству что ли на него тратиться?! И становись поудобнее, а то начальству тебя карать неудобно! Заявление получал? Что значит, не успел? Надо было успевать! Работу не провел, и вот результат. Значит, получи выговор, а то и задержку очередного звания.

А оно мне надо? Вообще-то мне вот-вот капитанские звездочки на плечи упадут! Или — должны упасть. Срок давно уже вышел, пора! И мне никакие выговоры совсем даже не в жилу.

Кто-то может сказать — на кой черт колдуну капитанские погоны? Что они дадут? Немного денег прибавят, да и все! Но живет во мне армейская жилка, люблю я получать звания. Все-таки целый капитан — это не какой-то там жалкий старлей. Вбито это в меня с самых что ни на есть курсантских времен.

— Охрим, я китель повредил…заштопать не сумеешь?

— Сумею, хозяин! Так заштопаю — и места не найдешь, где зашито было! Не беспокойся, делай свои дела! Все сделаю! Охрим все может! Охрим молодец!

— Охрим хвастун! Охрим болтун! — вынырнули из пустоты два беса, выглядевшие сегодня как два завзятых аристократа — во фраках, белых рубашках и галстуках-бабочках — гоготнули, и снова растворились в пространстве. Охрим в сердцах сплюнул и помотав головой гулко забухтел:

— Дураки! Два дурака! Нажрались жизненной энергии, и радуются! Видал, как вырядились? Это они вчера сериал со мной смотрели — там в таких фраках аристократы танцевали с дамами. Вот и эти две обезьянки нарядились как в кино! Тьфу одно, в общем!

— Охрим — не выдержал я — Послушай, а с чего у тебя речь так изменилась? Ведь раньше ты говорил простонародно, старомодно… И вообще — откуда ты знаешь про фраки, про аристократию? Из телевизора, что ли?

— А откуда же еще, хозяин? — и Охрим довольно вздохнул — Из него, родимого! Он учит, он развлекает! Вот ведь какое славное изобретение! Я бы его изобретателя просто расцеловал! Ну какой же он молодец!

Ярко представив, как Охрим целует изобретателя телевизора, я покопался в вещах, глупо улыбаясь возникшей перед глазами картинке жаркого соития домового и телеизобретателя, нашел чистую форменную рубаху, штаны, оделся, и отправился к зеркалу на кухню, чтобы оценить мужественность и великолепие своего внешнего вида. Великолепия не наблюдалось, а мужественность таки-перла с моего красивого подбородка и впалых аристократических щек. Решив, что с трехдневной щетиной я хоть и еще больше похож на киноактера (забыл его имя), но начальству все-таки не понравлюсь, ибо оно предпочитают бесовские выбритые подбородки, а не любимую прщурами бороду — взялся за бритвенный станок и за считанные минуты уничтожил густую темную поросль, сразу став моложе лет на пять и красивее — просто-таки в разы. Гибель красоткам! Берегись! Идет герой-любовник…тьфу, да как же его фамилия-то? Актера этого? Танька как-то говорила! Я этих голливудских чертей никогда не мог запомнить!

Ладно…тьфу на него. В общем — похож я на киноактера, да и все тут! И сейчас поеду «в люди» — время-то уже к обеду, а я все тут болтаюсь. Дела надо делать.

Завел машину — оказалось, я ее вчера (или сегодня?) даже не запер. Впрочем, и немудрено — я ведь ночью едва дотащился, когда этого борова брал в его доме. Раненый ведь был, крови много потерял.

Кстати — сегодня я уже свеж, как огурчик с грядки! А ведь гад мне плечо располосовал до самой кости — даже вспоминать страшно и противно. Когда ты видишь белые кости, проглядывающие из раны, и понимаешь, что это твои кости, когда из твоего плеча толчками фонтанирует кровь…это не доставляет совсем никакого удовольствия. С полной ответственностью заверяю.

В общем, ночью мне было не до машины. Бросил ее как есть — заглушил, выдернул ключи, оставил у забора и закончив дела с негодяем ушел спать. Деревня, тут все проще. По машинам не лазят. Да и дом этот мало что стоит возле леса, на отшибе от остальных домов, так еще и пользуется плохой репутацией — все-таки дом колдуна, это все знают! Люди сюда стараются не ходить.

Предыдущий участковый, который пожил в этом доме год — спился и едва не спятил. Местные говорили, что видели, как он однажды стоял на крыльце, палил из табельного «макарова» по воронам и кричал им вслед: «Шпионите, суки черные?!».

И где только патронов столько взял, чтобы доложить их в комплект при сдаче в оружейку. Ведь за каждый патрон нужно отчитываться! Куда девался, в кого стрелял?

В моем пистолете, к примеру, патроны уже потемнели от времени — им наверное лет больше, чем мне самому. И честно сказать, я даже не знаю — сработают ли они, если придется пострелять.

Впрочем — надеюсь, что такого не случится. У моих предшественников ведь не случилось? Потому и патроны такие старые, не меняются. В тире почему не заменили? Так в тире участковый хорошо если бывает хотя бы два раза в год, а то и того реже, а там свои патроны выдают, для стрельб. Штатные, те, что потом хранятся в специальной коробочке с ячейками — сдаются в оружейку как драгоценность бесценная.

Посмотрел на уровень бензина в баке — хватит еще надолго. Пол-бака осталось. Вчера канистру залил, так что можно раз десять съездить до райцентра и вернуться обратно. Здесь всего-то двадцать километров. (кстати, надо будет заправиться)

Вот только каких двадцать километров! Грейдер, в полотно которого впечатаны острые каменюки, рвущие покрышки автомобилей — вот что такое эта дорога! Обычно все ездят или слева, или справа от грейдера, по пыльной, но гладкой проселочной дороге вдоль рядами стоящих угрюмых разлапистых елей. Так и быстрее, и меньше шансов угробить покрышки.

Вот только в распутицу это не прокатывает: «пузотерки», так те просто-напросто буксуют на скользкой, будто намыленной черноземной поверхности дороги, а такие как мой уазик машины повышенной проходимости, просто разворачивает посреди дороги, ставя их поперек с риском уйти прямо в ствол близко стоящей елки. Так что в дождь все едут по чертову грейдеру, по каменюкам, снижая скорость как минимум до двадцати километров в час.

Но сейчас я несся довольно-таки бодро, оставляя за собой гигантский шлейф мелкой как пудра светло-серой пыли.

Уже когда подъезжал к райцентру и выезжал на асфальт, навстречу попался ТЛС-80, такой, какой я хотел бы иметь. Он проревел мне сигналом, который больше пристал бы фуре размером с ледокол «Ленин», и я помахал рукой, приветствуя фермера Самохина Игоря Владимировича, человека интересного и мне очень даже симпатичного. Я однажды побывал у него в гостях, и Самохин надавал мне с собой целую кучу копченых вкусностей, которые производят в его коптильном цеху. И кстати, он обещал мне помочь с приватизацией дома, в котором я сейчас живу. Возможно — завтра этим начну заниматься, если только наконец-то приедет глава администрации, находящийся сейчас в отъезде. Со слов местных, он отправился в Тверь навестить то ли сына, то ли дочь и должен был вернуться через неделю. Неделя в общем-то уже прошла.

Нет, я зауважал Самохина не потому, что он мне «подогнал» здоровенную сумку вкусных копченостей. Это было бы просто смешно. Человек он какой-то…хмм…не знаю даже, как назвать…основательный, правильный — вот слово: правильный. И при этом нельзя его назвать святым — у него большие связи, он явно подкармливает не только местную администрацию, но и самых значимых людей в районном центре, наверное — и в Твери, и даже в Москве. Обеспеченный, можно даже сказать богатый человек, он охватил своими мягкими объятиями всю округу, и практически вся территория, которую я обслуживал как участковый уполномоченный, находилась под его полным контролем. Да и сам-то я фактически оказался здесь только потому, что Самохин пожелал, чтобы на его земле был человек, который наведет на ней порядок. Эдакий шериф, каковым он видит меня.

Кстати, все, с кем я разговаривал, отзывались о Самохине с большим уважением. Барин, да, но барин справедливый и нежадный.

В общем, пока что Самохин мне нравится, и я знаю, что всегда могу обратиться к нему за помощью, и он не откажет. А еще — знаю, что он не будет подличать, и мне не придется вступать с ним в конфронтацию. Ну так, как бывает в фильмах-триллерах, когда «влиятельный бизнесмен» держит всю округу, и с ним в борьбу вступает честный и бескомпромиссный шериф.

Я не такой уж и честный, и не такой уж бескомпромиссный — жизнь, это совсем не то, что показывают в голливудских фильмах, но и Самохин не киношный злодей. Надеюсь, у нас с ним сложатся хорошие отношения. Очень на это надеюсь. В противном случае мне здесь просто не жить.

В райцентре все, как всегда — пробок здесь нет, и вообще, народ особо никуда не торопится. Люди ходят по улицам спокойно, размеренно, и нет этого выражения горящих глаз — как в крупных городах, а особенно в Москве, где люди даже не могут спокойно стоять на эскалаторе, сбегая по нему на перрон, как будто бы эти сэкономленные секунды могут стоить «бегункам» свободы, а то и самой жизни. На мой взгляд — чистое пижонство, так человек показывает окружающим, что он невероятно деловой перец, и ты не стой у него на пути — затопчет!

Нет, у меня полностью отсутствует предубеждение к «москвичам», эдакое провинциальное неприятие тех, кто «всю страну продал» — просто я терпеть не могу показуху и снобизм. Все-таки, как мне кажется, в таких вот глухих углах люди более открыты, искренни, чем жители огромных мегаполисов.

Первым делом поехал в райотдел — раз уж попал в райцентр, потратил бензин, так надо зайти и получить Ц.У., они же «Ценные Указания». Получить почту, переговорить с начальником отделения участковых, ну и вообще…надо же иногда появляться в отделе? Иначе скоро и личность-то забудут, перестанут узнавать! Зарплату перестанут давать. Шутка-с!

— О! Васек! Дарова! — «пэпс», то есть сержант из патрульно-постовой службы. Колька Сидоров сунул мне руку, и задержав ее, даже слегка потряс.

Колька был хорошим парнем, не так давно он женился и каждому, кто желал его слушать, рассказывал, какая у него классная жена и как они с ней хорошо живут. Я с ним нередко общался — пока работал в центре. Колька с напарником нередко заходил к нам в пикет погреться, или приводил туда задержанных для оформления протокола. Вот мы с ним как-то так и сошлись на почве семейных отношений. Вернее — на почве отсутствия таковых у меня. Он почему-то решил, что я завзятый холостяк, и постоянно убеждал что мне обязательно нужно жениться, иначе счастья как такового мне ни за что в этой жизни не видать. «Вот у меня жена — знаешь, какая она молодец?!».

Однажды так меня достал рассказом о своей замечательной жене (до интимных подробностей дошел, черт его подери!), что я не выдержал и сказал, что как только найду такую жену, как у него — тут же женюсь. Или он может мне уступить свою. Вдруг она ему надоела? А я от его жены точно не откажусь — от такой хорошей!

Колька не обиделся, даже наоборот — долго хохотал и потом заявил, что его Люсенька любит только своего мужа, то есть его, Кольку, и не променяет любимого мужа ни на кого в целом свете! И что у меня нет совсем никаких шансов — пусть даже я и похож на киноактера. Ценят-то мужика не за внешность, а за душу его чистую и руки шибко умелые.

Насчет умелых рук и языка я развивать тему не стал — Колька скорее всего даже не поймет этого юмора а-ля поручик Ржевский, а насчет чистой души сказал, что увы, женщины в наше время больше ценят не душу чистую, а бумажник толстый. Чем вызвал новый бурный поток Колькиного словоизвержения на тему, что не все женщины такие, а его Люсенька ангел во плоти и настоящая красавица!

Честно сказать — видел я эту Люсеньку, и ничего такого особенного в ней не нашел. Девчонка, как девчонка — личико правда миленькое, но фигура на мой взгляд полновата, а после родов вообще расползется как тесто. Что такого нашел в ней Колька — я и не знаю. Но ведь нашел же!

И я ему даже немного завидовал — вот ведь она, настоящая любовь! Колька-то и сам не красавец — шкафообразный, огромный, лицо грубое, нос картошкой — настоящий селянин в черт знает каком поколении, интеллигенцией тут и не пахнет. Но похоже эти двое что-то увидели друг в друге и любят так, что не только я им завидую.

Посмеивались люди вначале, а потом даже стали приводить в пример эту парочку — вот мол, как бывает! Вот это любовь! Особенно жены ментов — мол, гляди, как люди-то, а тебя домой не дождешься, только бы набухаться с дружбанами, да завалиться с ними в баню!

Увидев меня Колька явно обрадовался, что было немного странно — мы с ним не виделись не так уж и долго, да и друзьями особо никогда и не были. Так, приятели по работе. Он сегодня стоял на входе, проверял документы и пропуска у направляющихся на второй этаж. На груди висит калаш — все, как положено часовому, стоящему на посту.

Я честно говоря не понимаю смысла вот этого строгого режима — зачем ставить постового у лестницы, если посетитель все равно идет мимо окна дежурной части? Что тогда делают дежурный и помощник дежурного? Строят важные лица?

И вообще — зачем так ограждаться от граждан, пришедших за помощью в полицию? Зачем записывать их паспорта? Если уж подозрителен человек — например, бородат, одет в камуфляж, и на плече гранатомет — тогда, да — останови его, спроси разрешение на ношение гранатомета, а с какой стати останавливаешь старушку, которая пытается найти своего участкового в отделе? Или женщину, которая направилась в отдел поиска пропавших людей? Они что, похожи на террористов?

Впрочем, возможно я еще что-то не понимаю, не так уж давно работаю в полиции. Вояка, а не мент, чего уж там говорить. Многого не понимаю. Или, скорее, не принимаю. Все-таки это не военная служба, а можно сказать полугражданская организация, если можно ее так назвать.

— Васек, Васек! — Колька возбужденно зашептал, наклонившись к моему уху — Слухай чо, мне с тобой поговорить надо!

— Ну…говори… — напрягся я, чувствуя что услышу что-то такое, что мне не понравится.

— Не здесь! — горячо шепнул Колька, обжигая мне ухо дыханием. Пахло от него чесноком и чем-то мясным, вроде как котлетами, видать недавно с обеда вернулся — Ты щас же за почтой пойдешь? Я попрошу Семеныча, он меня подменит, а мы с тобой и поговорим! На улице, покурим!

— Так я же не курю, ты же знаешь — сделал я вид, что не понял, лихорадочно размышляя, чего же это Кольке понадобилось. Неужели все-таки Машка Бровина наболтала? Ой-ей…вот он, результат неверно проводимой колдунской политики! Вот нахрена мне было на нее воздействовать, да еще и предсказывать ей рождение двойни!

— Да я знаю, Васек, что не куришь! Ну чо ты, внатури?! Я ж не о том! Иди, иди почту получай, щас я у Петра Семеныча спрошусь и потолкуем!

Я пошел по лестнице наверх, на второй этаж, а Колька побежал к Морозову Петру Семеновичу, в просторечии «Семенычу», бывшему старшему участковому, который перешел в дежурную часть на должность дежурного перед самой пенсией. Мужик Семеныч был дельный, работу знал, был строг, но и особо гайки не закручивал, его уважали и сослуживцы, и люди с «земли».

Поднялся на этаж, прошел к канцелярии, зашел к Бровиной. Она на меня не глянула — ну зашел, и зашел кто-то, делов-то! А когда подняла взгляд, глаза ее заметно расширились и щеки как-то сразу зарумянились.

— Привет, Каганов! — сказала она таким ласковым голосом, что честно сказать я просто охренел. Это когда она встречала какого-то там участкового без обычных своих колкостей и подначек? Ощущение такое, что сейчас Маша встретила старого друга, которого давно не видела и которого немного стесняется. И даже чуть-чуть любит!

Когда в прошлый раз я увидел, что у нее родилась двойня, и какая-то сила заставила меня взять, и рассказать ей об этом — я потом долго думал, что со мной случилось, с какой вообще стати я вдруг начал пророчествовать, и почему не смог сдержаться. Ни к какому выводу так и не пришел. Я не понимаю, не могу понять, как действует Сила, и каким образом, когда и как она срабатывает. Возможно в тот раз Сила взяла надо мной верх, тогда — я ее не мог контролировать.

Хмм… «тогда»? А сейчас? Сейчас я уверен, что контролирую? Не нужно себя обманывать, я ни черта ничего не контролирую. Я пользуюсь Силой так, как если бы держал в руках электрический кабель под напряжением с оголенным концом, и время от времени прикладывал его к некому электромотору — то ли попаду в контакты и двигатель заработает, то ли не попаду…а может промахнусь, да и ткну в человека, стоящего рядом. Или себе в ногу. И уж точно не понимаю, как этот самый электроток приводит в движение механизм мотора.

— Вась, ты прости…я тут подружке рассказала, как ты меня это…хмм…вылечил! Я никому больше! Точно! И знаешь, я беременна! Тест сделала, точно, беременна! И задержка…

— За неделю-то? Да тут времени-то прошло нет ничего! Маш, ты чего?! Это просто случайно было! Я сам не знаю, что на меня нашло! Забудь, Маш!

— Я понимаю, понимаю! — Маша наклонилась ко мне и зашептала — Никому больше! Я только Люське Колькиной сказала! Они давно уже ребеночка пытаются заделать, а не получается! Всех врачей обошли! И результата никакого! И я не могла ей не сказать, прости. А с меня тебе подарок! Коньяк!

Маша пошарила где-то внизу и достала коробку, на которой была нарисована красивая бутылка и написано что-то латинскими буквами. Явный самопал откуда-нибудь из Казахстана — оттуда обычно тащат всякую дрянь в красивых бутылках, разведенный эссенцией галимый спирт.

— Нет, Маш! Оставь себе! — решительно отверг я соблазнительное предложение — Мужу отдашь! Я не пью. И это…поздравляю тебя! И Маш, я тебя попрошу…никому не надо говорить, ладно? Больше никому!

— Конечно, конечно! — заторопилась Маша — Никому! Я и Люське сказала — чтобы не болтала языком! Могила! Я — могила!

— Не говори так! — у меня в глазах потемнело, я наклонился к Маше и сквозь зубы процедил — Не езжайте на море! Не езжайте! В беду попадете! Сдайте билеты!

Маша отшатнулась от меня, а я вцепился руками в перегородку, отгораживающую ее место от остальной части комнаты, и очень постарался не упасть. У меня кружилась голова, а перед глазами стояла открытая могила, и рядом с ней — закрытый крышкой гроб. Рядом с гробом Маша в черном платке, бледная, как полотно. Она рыдает, вокруг стоят люди и я понимаю — в гробу лежит ее муж.

— Что ты…говоришь?! — Маша перепугалась, отшатнулась от меня, и смотрела так, как если бы из моей грудной клетки сейчас вдруг вылез «Чужой» — Вася, ты чего?!

— Ничего…забудь! — с трудом выдохнул я — давай я почту получу, мне идти надо. И это, Маш…не болтай, ладно? И не ездите в Адлер. Не надо!

Глава 2

— Каганов, результатов нет! Где протоколы на пьяных? Где мелкое хулиганство? Ты чем там вообще занимаешься, спишь? Забрался в глухомань, залег в берлогу, как медведь, и думаешь — что, результаты давать не нужно? И месячник противопожарной безопасности начинается, надо протоколы составлять на сжигающих мусор в своем дворе — где протоколы по противопожарной безопасности?

— Виктор Семеныч, да где я мелких хулиганов возьму? Был один, так его инсульт трахнул! На скорой увезли! А на кого мне тогда протокол составлять?

— А вот на него бы и составил! Пока в скорую тащили! Это Капустина, что ли?

— Откуда знаете?

— Это же деревня, тут все всех знают. Кстати — слыхал, что вроде как поднялся он? Вот сходил бы к нему, и составил на него протокол! Нет, Каганов, никак ты не хочешь работать. Вот Николайчук — он у себя там знаешь, как развернулся? По два протокола в день таскает! И хулиганов, и пьяниц оформляет! А ты чего отстаешь? Молодой, энергичный, тебе расти надо! Звание получать! А ты чего?

— Я чего? Да я в деревне живу, каждый день хожу мимо этих жителей, в одном магазине с ними продукты покупаю, и я их буду терроризировать протоколами?! По два штуки в день? Я что, идиот? Не представляю, как потом жить там буду. Николайчуку может и пофиг, у него рожа наглая, широкая — в три дня не обгадишь, а у меня духу не хватит терроризировать своих же селян!

— Знаешь, если у тебя духу не хватает — надо было в другое место идти работать. В больницу, например — всех бы жалел, всех спасал! Или в МЧС — спишь себе, раз в месяц съездишь на аварию, да и делов-то. А ты в полицию пришел! А раз пришел — надо служить! Работать! Нет, Каганов, так у нас с тобой дело не пойдет. Показателей нет, и если так будет продолжаться…

— Мне что, рапорт на увольнение написать? — перебил я начальника отделения участковых. Меня что-то зацепило в его словах. Я так-то все понимаю, начальство обязано давать накачку, дрючить подчиненного, но сегодня не тот день, и у меня не то настроение, чтобы выслушивать всю эту ересь.

— Я прямо сейчас могу! — меня несло, и словесный поток вырывался из моего рта будто помимо воли — вы так и скажите, товарищ майор! Я вот сейчас сижу и слушаю вас, вместо того, чтобы идти, и разбираться с людьми, которые бьют друг друга лопатой по голове. Вместо того, чтобы исполнить поисковые поручения. Вместо того, чтобы…на самом деле — работать! Хотите меня уволить — пожалуйста! Ищите другого дурака, который согласится забраться в Кучкино и будет там составлять протоколы на всех своих соседей, а потом отстирывать китель от плевков, которые остались на его спине! Я НЕДЕЛЮ в Кучкино работаю, я даже познакомиться со всеми в своей-то деревне не смог, а у меня их двадцать! И вы еще наезжаете, требуете от меня каких-то протоколов? Дайте листок бумаги! Щас рапорт напишу, раз не устраиваю!

Молчание. Тягостное такое, густое, как смола. Мда…вот меня понесло-то! Я что, не привык к дурацким разносам? Не привык слушать глупые начальственные высказывания? Что вообще такое со мной? Чего я так взвился?

— Виктор Семенович…Каганов и правда всего неделю у себя на земле. Может, дадим ему время укрепиться, наладить связи? Кстати, я сегодня общался с Самохиным Игорем Владимировичем — он Кагановым доволен. Так и сказал: правильный парень, хорошего участкового прислали. С людьми знакомится, не дурак, контакты налаживает. Конечно, спрашивать с Каганова нужно, но надо и дать время для адаптации! Он там вообще один, и вы сами знаете, какое у нас положение с участковыми, тем более что…

Заместитель начальника отделения капитан Кукин многозначительно посмотрел на майора Миронова, и тот недовольно поджал губы. Не нравится, да? Знаешь ведь — нЕкого больше послать в то же Кучкино! Работать в центре еще можно кого-нибудь найти, а чтобы в глухомань, без удобств, чтобы в какое-нибудь поганое Кучкино…шалишь! Никаких вариантов!

Да участковый лучше уволится, чем туда поедет! Его просто-напросто сожрет благоверная, если он даже заикнется о переезде в эту дыру! Только такой как я одиночка, почти социопат, согласится ехать в эдакую глухомань. И пусть у меня нет показателей, зато все равно участок прикрыт, порядок там какой-никакой соблюдаю и можно сказать где-нибудь на совещании что работа ведется.

Ну и есть на кого вывалить ушаты дерьма. Свалить с себя ответственность. Только вот слишком уж нажимать не надо — и правда, вильну хвостом, да и свалю в народное хозяйство. И кто тогда будет служить? Эти тридцать штук зарплаты для провинции может и неплохое жалованье, но точно можно найти работу и «пожирнее», где-нибудь в Твери, или в той же Москве.

Только вот выслушивать прописные истины от своего зама, да еще и при «дрючимом» подчиненном — это уж совсем даже ни к чему. Истина очевидна, но не все надо говорить вслух — аксиома, однако.

— Ты, Каганов, вообще-то не забывайся! — строго сказал Миронов, и тут же сбавил накал беседы — я понимаю, что ты там всего лишь неделю, и еще не сумел войти в курс дела. Но надо стараться! Надо использовать все возможности, чтобы…

Еще минут десять этой чуши, но уровень глупости в претензиях снизился на порядок. Иногда все-таки надо показывать зубы, иначе совсем уж сядут на шею. Штат участковых «упакован» лишь наполовину, не хотят люди работать участковыми, а тем более — где-то в чертовой глухомани. И я это знаю, и начальство знает. Но говорить об этом как бы не принято.

И по большому счету Миронова понимаю — с него требуют, он требует, и все это идет по нисходящей. Пока на самом верху МВД сидят идиоты, поддерживающие прогнившую, тупую систему — «палочная» практика будет продолжаться. Ты хоть тысячу раз поменяй название службы, но если ничего не меняется внутри нее, и само главное, высшее начальство остается прежним — результата не будет никакого.

Я думал над тем, почему люди не идут работать участковыми, и вот к какому выводу пришел: во-первых, после так называемой реформы полиции требования к тем, кто хочет служить стали гораздо более жесткими. Пройти через фильтры Системы стало сложнее, чем к примеру в 80-е годы, или в 90-е. Казалось бы, что это хорошо — меньше будет в полиции случайных людей, или тех, кого и на пушечный выстрел нельзя подпускать к работе полицейского. А с другой стороны — обеспечение тех же участковых, их зарплата, все это настолько не соответствует лежащему на них грузу ответственности, тому объему работы, которую они должны исполнять — что просто не понимаешь, а какой идиот посчитал, что на такую зарплату могут соблазниться дельные, умные люди? Ну ладно я — одиночка, семьи у меня нет, а если были бы жена, дети? Как прожить на такую зарплату, да еще и целыми днями пропадая на участке? Единственный способ — подрабатывать на стороне тем, или иным способом, вплоть даже до махрового криминала. Система сама толкает своих служащих на преступление! Это ли не совершеннейшая глупость?

Но говорить ничего такого начальству я не стал. Попробуй сейчас, скажи — оба начальника вытаращились бы на меня, как если б увидели морского змея! Типа — пенек заговорил! Полено тупорылое! Мое дело — молчать, и принимать «справедливое» наказание.

Но все когда-то кончается, кончилась и эта «замечательная» беседа. Из кабинета начальника я вышел потный, злой, как черт, и как ни странно — взбодрившийся. После странного приступа возле Маши Бровиной, у меня аж дрожь в коленах появилась и слабость, а вот теперь — совсем уже другая дрожь вдруг в теле возникла. От злости. Сейчас мне хотелось кому-нибудь морду набить, а не улечься в тихом углу и поспать пару-тройку часиков.

Да, как говорят англичане: «В каждом свинстве есть свой кусочек бекона». А еще, кто там сказал? Вроде как Ницше? «Все, что нас не убивает — делает сильнее».

Ну а сесть себе на шею я не позволю. Ребята думали, что раз я такой тихий, «интеллигентный», то можно мной помыкать как хочешь? Нет, парни…может раньше это так и было, но теперь, когда я получил новые возможности и новую перспективу — все не так просто, как вам может показаться. Но лучше вам об этом пока не знать.

— Наконец-то! — вполголоса, жарко забормотал Колька Сидоров, выскакивая из-за угла здания РОВД — Я уж думал ты там до вечера будешь сидеть! Васек, слушай, помощь твоя нужна! Тут Машка Бровина рассказала, что ты вроде как экстрасенс — поколдовал на нее, и она…это…в общем — забеременела! И вроде как даже ей предсказал — кто у нее родится. Ты не мог бы помочь нам с Люськой? Ну никак не можем ребеночка сделать. Стараемся, стараемся, и никак… Люська уже на меня смотрит, как на…в общем — похоже, что начала думать, будто это во мне дело-то. А мы ведь проверялись — все в порядке! И у меня, и у нее. А ребеночек не получается, да и все тут. Ты не мог бы нам помочь? Ребеночка-то сделать?

— Я мог бы вам помочь, но мне кажется ты будешь против. Да и мне как-то выступать в роли быка-осеменителя не в жилу — зло бросил я, шагнув к своему уазику — Старайтесь, и все получится.

— Ты вообще о чем? — Колькины брови полезли вверх— А! Шутишь! (он через силу улыбнулся) Нет, я не прошу тебя спать с моей женой. И даже донором спермы не прошу становиться. Ты не мог бы это…ну…руками там поводить, пошептать чего-нибудь…чтобы Люсенька зачала! Вась, а?! Пожалуйста, Вась! Я это…если чо — заплачу, сколько надо! Только ты это…

— Коль, ну чего ты несешь?! — не выдержал, рявкнул я — ну какое, к черту, «руками поводить»?! Чего пошептать?! Устав караульной службы над твоей женой прочитать, что ли?! Да вы совсем еб…сь с Машкой вместе! Чего она там напридумала?! Ну ляпнул я что-то, а оно возьми, да и совпади! Сам не рад — мало ли что в разговоре сболтнешь?! Пожалел я ее, решил настроение поднять, а тут вдруг возьми, да и совпади! Коль ты же взрослый человек, и все веришь в эти сказочки?! Единственный способ, каким я могу выполнить твою просьбу — это трахнуть твою жену! И то никаких гарантий! Отстаньте вы от меня! Я участковый, а не экстрасенс! За чудесами — это к бабкам! Кстати, могу тебе подсказать одну — бабу Нюру из Кучкино не знаешь? Поезжайте к ней, она примет. Снадобье даст, подскажет чего-нибудь. А меня с этой чушью не трогайте, мне и так в жизни всякой ерунды хватает. Только что у начальства говна наелся — большой ложкой, аж икается с пережору! Все, давай, Коль! Извини, что не оправдал надежд. И не верь в сказочки.

Я уселся в уазик, открыл окна — стало уже по-летнему жарко, в салоне будто печку включили — завел машину и не прощаясь с угрюмым Колькой сорвался с места так, что сумел прокрутить под машиной сразу два колеса. Опомнился только метров через двести — глубоко вздохнул, заставил себя ослабить ногу на педали газа и дальше поехал уже накатом на третьей передаче.

Ехать мне было недалеко — до торгового центра «Алмаз», который, кстати, тоже принадлежал Самохину. Раньше, еще в советское время, это был дом быта, как две капли воды похожий на все дома быта, тысячами раскиданные по всей стране и построенные по одному проекту. В 90-е здание приватизировал так называемый коллектив в лице директора этой конторы, ну а потом уже изрядно обветшалое и потрепанное здание выкупил фермер Самохин. Взял кредит, сделал ремонт, переоборудовал под сдачу торговых площадей мелким торговцам с промышленными товарами и теперь нормально с него «стрижет купоны». А на первом этаже еще и продуктовый рынок устроил — я сам туда время от времени захожу за мясом или яйцами, тут цены немного пониже, чем в других местах райцентра.

На втором этаже — многочисленные загородки с промтоварами, что-то вроде местного «Черкизона». Дешевое барахло — въетнамское, китайское и турецкое — как и везде. Ну еще и белорусский трикотаж, который доставили сюда через провал во времени прямо из шестидесятых годов — только в те годы люди могли носить это страшное депрессивное убожество, другого-то ничего не было! Дефицит! Но зачем СЕЙЧАС производить ЭТО — для меня большая загадка.

Впрочем, раз продают — значит, кто-то покупает. Дешево ведь, да и срам кое-как прикроет. В деревне — сойдет. Молодежь не носит, плюется? Так и не для молодежи все это делалось.

Припарковался на центральной площади, возле древней, как пирамида Хуфу-Хефрена несчастной «двойки»-жигули. Это машину давно следовало пристрелить, чтобы больше несчастная не мучилась — вся ее структура держится только на краске, ржавчине и шпаклевке. От металла почти ничего не осталось, но она как старая шахтная лошадь, ослепшая от вечног мрака подземелья, все пылит и пылит по дорогам, гремя всеми сочлениями и будто жалуясь на свою долгую, несчастную жизнь. Такие машины обычно используют мелкие торговцы определенных национальностей — в этот фургончик можно набить полтонны ящиков с овощами, и машина как ни странно довезет их до торговой точки. А если развалится по дороге — так и не жалко это ржавое корыто. Купили ее за десятку, найдется и еще такое чудо где-нибудь в одном из дворов умирающих деревень.

Когда я вижу такие машины, невольно думаю о том, как быстротечно и безжалостно время. Ведь когда-то эта тачка была верхом совершенства — новейшая машина, мечта всех автомобилистов! И вот…несчастный механический инвалид, при виде которого хочется перекреститься и объехать его на как можно большем расстоянии — не дай бог колесо у этого уродца отвалится и автохлам въедет в бочину твоей новенькой «тойоты».

Мда…так и не выходит у меня из головы мысль о новой машине! Вот что деньги-то делают…пусть даже еще и не полученные. Ну что же…я всего лишь человек, и мне ничто человеческое не чуждо.

Забравшись по лестнице на второй этаж, огляделся по сторонам — не больно-то много народа желают прибарахлиться. Ходят несколько грустных, бедно одетых личностей, и очередей, состоящих из желающих срочно расстаться со своими деньгами в наличии точно не имеется. Провинциальный народ не очень-то спешит тратить свои так трудно заработанные деньги.

Интересно, как же эти торговцы выживают — с таким-то «активным» спросом на их жалкие товары? Как вообще можно жить на такие низкие доходы?

И мои тридцать тысяч зарплаты вдруг показались просто-таки невероятным капиталом.

Ага…вон и бижутерия, расчески и все такое прочее. Теперь надо объяснить продавщице, что именно мне нужно.

Вышел я из торгового центра став беднее на три с лишним тысячи рублей. Честно сказать — меня немного душила жаба жадности. Когда это я еще получу деньги за свою антинаучную деятельность, а вот наличных теперь в кармане стало гораздо меньше. Придется снимать деньги с банковской карты — не везде, совсем даже не везде к оплате принимают эту самую карту. А в Кучкино — так точно не принимают, там только наличные.

Зато теперь у меня в пакете лежит куча расчесок и гребней всякого вида — я старался покупать гребни как можно более кичевые, изукрашенные в стиле дикого китайского творчества. А еще — большая куча дешевенькой бижутерии, которая должна была изображать драгоценности.

Не знаю, смогла ли китайская бижутерия их изобразить, я никогда не держал в руках ничего золотого, за исключением маминого золотого колечка (дома храню, вместе со свидетельством о смерти), но блестели эти псевдодрагоценности не хуже настоящего золота, а может быть и лучше. Помню, помню пословицу про: «не все золото, что блестит», но какая разница, по большому-то счету? Я вообще не уверен, что русалкам эта бижутерия по вкусу, так что вообще можно было не покупать блестящие цацки. Но…я сам не знаю, почему их купил — показалось, что это будет правильно. Уж очень мне хотелось сделать для этих существ что-то хорошее, хоть как-то исправить зло, которое принесли им жители деревни.

Несчастные девчонки, которые ничего в этом мире не успели увидеть — за что их так? Ну да…«русский бунт, бессмысленный и беспощадный» — это все слова, высокий штиль, которым изъясняются высоколобые интеллигенты, сидящие в своих тихих кабинетах. А когда ты видишь, как невинную девушку прикалывают грязным навозными вилами…душа даже не кровью и слезами обливается, она жаждет мести! И я понимаю существ, основой для рождения которых явились эти самые убиенные девчонки.

Понимаю, но не одобряю. Не должно быть так, чтобы за грехи родителей отвечали невинные дети. Каждый человек отвечает только за себя, только за свои поступки, и это на самом деле правильно.

После вьетнамского рынка отправился в хозтовары. Ну — тут уже все просто, никаких тебе размышлений на тему: надо ли мне покупать, или нет. Короткая штыковая лопата, резиновые перчатки, пластиковый контейнер с закручивающейся крышкой — все, что нужно для достижения моей цели. Нет, не все — еще кое-что. Зашел в аптеку и купил одноразовых шприцов на три кубика объемом каждый — два десятка. Пусть будут.

Загрузившись, поехал восвояси — в городе хорошо, а дома лучше! Впрочем — можно ли назвать городом этот ПГТ? Тут и пятиэтажек-то раз, два и обчелся. Все больше «частный жилой фонд», из которого едва ли не половина — дома, построенные как минимум лет пятьдесят назад, а то и больше. Видел даже такие как у меня дома — двухэтажные, древние, как дерьмо мамонта.

Теперь мой путь лежит в Ольховку. Кстати, я в ней все равно еще не был, ее так и так следовало посетить — раздать визитки с номером телефона, себя показать, чтобы народ знал — у них есть участковый. Так положено по правилам моей работы, да и по совести — чтобы люди знали, к кому могут обратиться за помощью.

Мало чем могу помочь? Ну почему же…по крайней мере, смогу дать совет, куда, к кому обратиться. А может и моей власти хватит, чтобы утихомирить каких-нибудь отморозков. Не колдовской власти, нет — обычной власти участкового уполномоченного. Что ни говори, но я в этих деревнях на самом деле форпост закона и порядка. Шериф, ага!

Дорога до Ольховки заняла времени меньше, чем дорога до Кучкино. Ольховка, деревня по размеру чуть поменьше, чем Кучкино, была поближе к райцентру, и туда вел пусть и разбитый, но все-таки асфальт, только местами выбитый до щебенистой своей «подкладки». Поэтому уже через двадцать минут я въезжал в деревню мимо заброшенной деревянной церквушки, будто вышедшей из самого ужасного ужастика всех времен и народов под названием «Вий». Вот в такой церкви некогда запирали Хому Брута, чтобы он отчитывал злобную покойную ведьму. И я помню, как удивлялся в детстве, что нечистая сила лезла в эту самую церковь, хотя должна была ее бояться, как огня — церковь же! Святое место!

Уже став взрослым, я прочитал в книгах о том, что в церквях, которые заброшены людьми, в церквях, которые не почитаются и превращены в сараи и загоны для скота — обязательно заводится нечистая сила. Кстати, это укладывается в очень простую и незамысловатую теорию: свято место пусто не бывает. Если из церкви, или из человека ушло все светлое, ушел святой дух — его место обязательно займет бес.

И эта теория касается не только, и не столько церквей и отдельных людей: в государственном обществе обязательно должна иметься какая-нибудь идея — религиозная, либо социальная. До революции — это было христианство, или ислам, или иудаизм — неважно какая религия, но правильная. Гуманистичная.

Если это общество атеистов, такое, как большевистский строй — все равно, будет теория похожая на христианскую — только назовется она по-другому. Большевики прекрасно понимали важность заполнения «вакуума» в головах людей, и заполнили его идеей светлого будущего, идеей коммунизма. А что есть идея коммунизма, как не христианская идея построения общества всеобщей любви и равенства?

Я читал «Кодекс строителя коммунизма», так в нем самым наглым образом были передраны христианские заповеди: «не убий», «не укради», и — все остальные заповеди, модернизированные под нужды правящей власти.

Честно сказать, до последних событий я как-то не особо задумывался на тему существования или отсутствия бога, или богов. Мне это было совершенно не интересно. Живу себе, да живу — зачем думать о том, или о ком, чего ты никогда не сможешь понять, и даже узнать о его существовании? Но вот когда меня лично все это коснулось, когда для меня стало жизненно важным знать свое место в этом мире — невольно задумаешься обо всем, что связано с существованием богов.

Но это все потом. Сейчас — улица Коммунистическая, дом три, Силькина Мария Федоровна.

Хмм…везет же мне на Марий! Сплошные Маши вокруг! Похоже, что это самое распространенное здесь женское имя. Ну что же, посмотрим, что тут за Мария Федоровна, тезка бывшей императрицы Российской. Только вот вряд ли в ней будет что-то императорское, это наверняка!

Да, ничего императорского в ней не было — если только рост? Как у Александра Третьего. Баба почти с меня ростом, толстая — эдакая сумоистка, с руками толщиной едва ли не с мою ляжку. На пухлом лице с вывернутыми наружу пухлыми губами было просто-таки написано: «Вы все мрази, я вас в конце-то концов всех и разоблачу!»

И первый, с кого она начала разоблачение, это был я — несчастный участковый, вынужденный выслушивать всяческую тупую херь, делая при этом умное, проникновенно-внимательное лицо.

Кстати — это искусство, внимательно слушать людей. Некоторым из тех, кто приходит в пикет по большому счету только и надо, чтобы их кто-то выслушал и дал свой совет. Ты получаешься что-то вроде психолога в ментовской форме.

И ты во время беседы можешь в своем блокноте хоть сиськи рисовать и другие первичные половые признаки обоих полов, но рожу должен уметь состроить обязательно умную и внимательную. Иначе потом точно обвинят в недостаточном внимании к нуждам несчастных заявителей. Закидают жалобами, задушат бумагами, крови выпьют большущей трубочкой из самого центра сердца.

— Наконец-то! — противным, визгливым голосом хабалки ответила бабища на мое приветствие — Пока вас дождешься, убьют! Расплодили вас на свою голову! Сели на шею, и ножки свесили! Не хотите работать! Я на вас жалобу в прокуратуру буду писать, бездельники! Содержим вас, трутней, а вы и работать не хотите! Когда это я жалобу написала — и вот, только сейчас, явились, и не запылились! За то время сто раз можно было меня убить!

Скрепя сердце я сделал спокойно-внимательное лицо, иосведомился у «сумоистки», в чем же конкретно суть ее конфликта с соседом. И выяснил, что соседский кот повадился лазить к соседке во двор, пугать ее кур, душить цыплят, и чтобы не лишиться последнего своего источника пропитания, женщина была вынуждена побить кота прутиком. А сосед, эта сволочь, пришел, и набросился на нее с лопатой, ударил оной лопатой по голове и едва не убил. Проклятый злодей. «Эта интеллигентская сволочь, которую вскормили на своей груди! Хулиган с высшим образованием! Тоже мне, профессор! Пьянь чертова! И только попробуйте не принять меру к хулигану — запишу! Я с вас погоны-то поснимаю!» — ну и так далее, и все в таком же духе.

Ко всему прочему, как оказалось — сосед оттяпал у бабищи еще и пол-огорода, лишив ее средств к существованию в виде клубней картошки. И она вынуждена влачить жалкое существование, испытывая постоянное чувство голода и и моральные страдания из-за того, что сосед смеется ей в лицо, запершись за своим высоким забором.

В общем — обычный набор страданий, которые нередко получают от судьбы владельцы домов и дачных строений. Иногда такие вот дрязги тянутся годами и десятилетями, переходя по наследству к детям и внукам, и в самых что ни на есть горячих случаях заканчиваясь даже и смертоубийством с последующим активным уничтожением улик с помощью очищающего огня. Поджигают соседей, если проще сказать.

История гнилая, с душком, это я чуял просто-таки на-раз, здесь и колдовских способностей не нужно, чтобы понять. Баба противная и скользкая, как кусок дерьма, потому в этом деле нужно хорошенько мне разобраться.

Сообщив женщине, что предварительно должен выслушать обе стороны, и выслушав от нее еще несколько предупреждений о неминуемой каре, которая меня постигнет, если я приму сторону ее коварного и подлого соседа, я отправился на встречу с этим самым исчадьем ада, мерзким интеллигентишкой, городским ублюдком, которого черти принесли в благословенную богами славную деревню Ольховка.

Чистенький, ухоженный домик, выкрашенные белым ставни, наличники, крыльцо. Приятный домик, «пряничный». Вот так представляют себе дома где-нибудь в русской глубинке вздыхающие по «русскому духу» горожане. Действительность обычно оказывается совсем другой, но этот домик именно таков — розовая мечта горожанина. И явно это заслуга его хозяев. Или хозяина? Я из всего сказанного сумоисткой так и не понял — один живет этот злобный агрессор, или у него есть семья.

Агрессор оказался невысоким сухощавым мужчиной лет шестидесяти плюс года три-четыре-пять, одетый скромно, неброско, и как-то «по-городскому» — отглаженные брюки, клетчатая рубашка, тонкая смесовая жилетка. Под высоким лбом серые, немного на выкате большие глаза над узкими, для чтения очками. «Академическая» бородка без усов — тоже ухоженная, практически полностью седая.

На руках — кот. Большой такой, черный с белым — лапы как в белых носках, белая грудь. Чистый, ухоженный, смотрит — щурит желтые глаза.

— Здравствуйте! — нейтрально поприветствовал я хозяина дома — Вы Семкин Петр Федорович?

— Сознаюсь, Семкин — это я — кивнул мужчина, и предложил — Проходите, пожалуйста. Можете не разуваться. Вот тут присаживайтесь. Я кажется знаю причину вашего посещения. Даже ждал этого.

Я присел к столу, застеленному как на праздник белой, идеально чистой скатертью, осмотрелся. Первое, что можно сказать — чисто, абсолютно чисто! Мне даже стало немного стыдно за свое замусоренное холостяцкое обиталище. У меня такой бардак, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Одежда на лавке лежит, посуда горой на полке, башмаки у двери валяются сикось-накось, а тут…обувь строго по линейке, красивые расписные тарелки на стене — ровными рядами, возле них — рушники.

На стене в гостиной картины — пейзажи, и на мой взгляд, вполне недурные, что-то вроде в стиле Шишкина. Ели, луг, болотце, весенние разливы.

В углу — мольберт с накрытым полотном холстом. И запах — масляная краска для картин, ее запах ни с чем не спутаешь.

Была у меня подружка, когда я учился в военном училище. Она хотела стать художницей, рисовала, и этот запах у меня теперь ассоциируется с упругой женской попкой и колышущимися грудями — мы занимались сексом в ее комнате, пока родителей подруги не было дома. А потом они нас застукали, и кончилась наша любовь, увяли помидоры — подружка рыдала, прикрываясь скомканной простыней, а я одевался, зорко контролируя фланги в целях предотвращения возможной атаки противника. Подружкины папа с мамой выглядели решительными и повидавшими виды людьми, и от них можно было ожидать чего угодно — вплоть до вилки в заднем проходе «насильника».

Но обошлось. Слава богу, насильником не признали, как впрочем и педофилом — девчонке было семнадцать лет, так что со мной могло случиться все, что угодно.

Впрочем — я у нее был не первым, и скорее всего родители Светочки уже привыкли искоренять кавалеров, тихой сапой забравшихся в ее уже не девичью постель.

Я пригладил свои порядком отросшие волосы (постричься бы надо!), аккуратно, на край стола положил свою рабочую папку и спросил, глядя в спокойные, и какие-то грустные глаза мужчины:

— Ну что у вас там случилось, Петр Федорович? Заявление поступило на вас. От вашей соседки. Обвиняет вас в нападении и в желании искоренить ее с белу свету. Били лопатой несчастную, сразу сознавайтесь! Было такое дело?

— Было, каюсь… — вздохнул мужчина, поглаживая таращившего глаза кота. Кот громко тарахтел мурлыкательным аппаратом, и мне вдруг стало немного смешно — кому война, а кому мать родна! Толстый, чистый, сытый — чего бы так не жить? И мышей ловить не надо! А тут — крутишься, крутишься…и хоть кто-нибудь бы твои триста тысяч долларов отдал!

— Давайте я вам с самого начала все расскажу, ладно? — предложил мужчина, баюкая кота, будто ребенка. Кот прикрыл глаза и засопел — Вы не возражаете, если я во время рассказа Митю буду держать?

— Нет, не возражаю — улыбнулся я — У меня в детстве такой же кот был. Копия вашего! Я его просто обожал. Погиб, задавили. Я три дня рыдал…

— Тогда вы меня должны понять — вздохнул мужчина — Из-за него все и случилось. Хотя…нет, все началось раньше. Сам дурак, виноват! Но — с начала. Итак, я сам преподаватель, жил в Москве. Профессор, ботаник. Ну еще немножко и художник — люблю, понимаете ли, русский лес, русскую природу. Это меня и сгубило. Решил, что хватит мне тупых студентов, хватит науки — займусь тем, чем мечтал заниматься всю свою сознательную жизнь — ходить по лесу и рисовать картины. В общем — уволился я, благо что пенсия уже есть. Квартира у меня в Москве хорошая, трехкомнатная, сталинка. Я ее выгодно сдал одной крупной корпорации, теперь в ней живут приличные люди, корпорация за квартиру мне и оплачивает. Спасибо знакомым — это они помогли устроить такое дело. А сам я по объявлению купил этот дом. Пенсии, и само главное аренды мне хватает, чтобы содержать себя и Митю, и жить в общем-то вполне безбедно, а по здешним меркам даже и богато. Мне много не надо, так что я могу купит себе практически все, что я захочу. В разумных пределах, конечно. Повторюсь — запросы у меня совсем скромные. И вот, выяснилось — я сделал просто-таки фатальную ошибку — покупая этот дом, не прошелся по деревне и не спросил людей — что у меня за соседи, и можно ли с ними ужиться.

Мужчина сделал паузу, задумался — я его не прерывал. Когда человек начинает что-то рассказывать, лучше его не останавливать и не торопить — так все равно получится гораздо быстрее. В противном случае он просто собьется и все придется начинать с начала. Или же о чем-то забудет рассказать. Вот когда выговорится — тогда можно задать и наводящие вопросы.

— Вначале-то все было нормально. Здоровались с соседкой, никаких скандалов не было. Это потом я узнал, что предыдущие хозяева дома похоже что в панике сбежали отсюда, надоело им с этой самой Силькиной воевать. Она у них всю кровь выпила! Выживала всеми доступными ей методами. Писала в прокуратуру, в полицию, бросала через забор всякую пакость — начиная с дохлых крыс, и заканчивая тухлыми яйцами и дерьмом. Муж от Силькиной тоже давно сбежал, даже дочь, и та удрала — сказала, что жить с такой матерью больше не хочет — местные рассказали. Дочь у отца жила, а потом замуж вышла и уехала. Это мне опять же мне деревенские рассказали. Ну и вот…я прибрался в доме, сделал ремонт, как следует дом обставил, начал участок обустраивать, и вдруг обнаружил, что Силькина самым что ни на есть возмутительным образом оттяпала половину моего участка — картофель там понимаете ли сажает. Забор поставила, и все вроде бы как так и положено. Я обратился к ней с претензией, предложил убрать забор и освободить участок. Она на меня начала кричать, материться, едва в драку не бросилась — я слушать больше не стал, ушел, а уходя сказал: дождусь, когда она выкопает картофель, и потом уберу ее незаконный забор. Поставлю свой. Так и сделал. Привез из района, из БТИ землемера, тот установил границы — и почему это я сразу так не сделал? — я нанял людей, строителей, и мне за два дня убрали один забор и поставили другой. Документы, план дома, заключение экспертизы я вам предоставлю — если это вам нужно. Забор высокий, непроницаемый — не заглянешь, если только дырку не просверлишь. Тут еще вот какое дело — боялся я, как бы Митя к ней на участок не перелез. От нее всего можно ожидать. Понимаете…я совсем один. Жена умерла, когда ей было пятьдесят лет — несколько дней до дня рождения не дожила. Рак. Детей у нас не было — она не могла иметь детей. Взять ребенка из детского дома мы не решились…хотели, но не решились. Был у нас на глазах печальный пример, знакомые взяли…кончилось все плохо. Но сейчас речь не о том. Я пространно рассказываю, но хочу, чтобы вы поняли, очень хочу. Вы мне кажетесь порядочным человеком, и кошек любите…наверное. Так вот: иду как-то в райцентре у рынка, слышу — пищит кто-то, да так жалобно! Так горько! Заглядываю в мусорный контейнер — думаю, вдруг ребенок? Как дитя плакало…у меня аж сердце сжалось. А это котенок. Маленький такой, мокрый, дрожит весь. Выкинул наверное кто-то…на смерть. Я и не выдержал — достал, вытер платком, сунул за пазуху, да и поехал домой. Он пригрелся, уснул за пазухой, замурлыкал, а мне так хорошо стало! Я теперь не один!

Голос мужчины дрогнул. Он закусил губу и замолчал, но рука его продолжала медленно, осторожно гладить холку кота.

— Выкормил из пипетки — он есть не мог. Молоком отпаивал. Потом у него глаза гноились, с животиком не то было — вроде как энтерит. Я его в район возил в ветлечебницу. Вылечил. Такой котейка вырос — это что-то! Хулиган! Такой прыгучий, такой шустрый, да все с затеями! Привычка странная у него — он как медведь лапу сосет, когда ему очень хорошо. Запрыгнет ко мне на грудь, и давай сосать лапу — ну чисто медвежонок! Тархтит, и лапу сосет! Смешной такой…человечек. Я все дырки заделал в заборе, чтобы он не выбрался, чтобы не перелез к этой мегере. Но разве его удержишь? Он ведь своенравный, как ребенок — возраст еще такой, подростковый. Год коту — как лет тринадцать человеческому дитя. Ну и вот…

Мужчина встал, прошел на середину комнаты, опустил кота на пол. Тот сразу открыл глаза, как-то странно мявкнул, будто спрашивая: «Зачем?» Хозяин же дома отошел назад, сел на стул и поманил:

— Митенька, иди сюда! Иди ко мне, мой хороший!

У меня сжалось сердце: кот пополз на передних лапах. Задние лапы бессильно волочились, как две тряпочки. Полз он довольно-таки быстро, уже видать привык ползать, так что через пару секунд оказался у ног хозяина. Тот снова взял его на руки и грустно, долгим взглядом посмотрел на меня:

— Вот так. Ударила она его — то ли палкой, то ли лопатой. Позвоночник перебила. Потом перебросила в мой двор. Он приполз к двери — я вышел, поднял его…

Голос мужчины пресекся, он замолчал, видимо справляясь с волнением. Затем продолжил:

— Я его по ветлечебницам повез. Снимки делали, сказали — безнадежно. Порваны нервы, не срастутся. Можно конечно операцию попробовать сделать, она очень дорогая и опасная, после нее вообще может не выжить. Да и не берется никто…смотрят, как на идиота — простому дворовому коту такую операцию?! Предлагали усыпить, чтобы не мучился. Только я не могу. Я сам такой…как кот с перебитой спиной. И меня тогда усыпить? Одного боюсь — умру, что с ним будет? Был бы здоров, так хоть бы мышами на улице мог прокормиться. Или кто-нибудь бы взял домой — он красивый, ухоженный, домашний. А вот такого, инвалида — кто его возьмет? Будет умирать в муках, голодный. Пока я жив — ему хорошо. Его любят, он сыт, в тепле. На горшок только трудно ходить, но я помогаю. Купаю в время от времени, он всегда чистенький. Держусь вот на этом свете…ради него. Сердце у меня плоховатое, того и гляди в ящик сыграю. Ради него только и держусь. И это история меня сильно подкосила. Говорят — эта негодяйка и предыдущего соседа до инфаркта довела, а меня-то…и доводить не надо. Еще один инфаркт, и конец. Ну да, скажете — лучше бы я жил в городе, в квартире, чтобы и скорая, и все такое… И будете правы. Но…вы слышали, что я вам рассказал.

Мужчина замолчал, так и не подобравшись к главному, и я решил ему помочь:

— Подождите…заявлению от роду всего неделя. То есть с того времени, как она ударила кота прошло всего неделя? А когда же вы успели по ветклиникам поездить?

— Нет. Я видимо неточно рассказал, простите…разволновался. Год прошел. Я ведь что думал — Митя на дорогу вышел и под машину попал. У него еще и ребра были сломаны, и голова распухла. Она ведь его о стену добивала. Как Митя выжил — не знаю. Случился очередной скандал — она начала забор ломать, обвинила меня в том, что я поставил забор незаконно, и вообще — он дает день на ее грядки, и что она его снесет. Била забор кувалдой, покорежила целую секцию. Ну я и пошел с ней разговаривать, пока она совсем в раж не вошла и все не уничтожила. Тут она мне и выложила, видимо хотела сделать побольнее. Сказала, что меня придушит, как моего поганого кота, и жаль, что его не добила — надо было ему башку отрезать. В нее как бес вселился. В руке кувалда, орет, слюнями брызгает, машет своим боевым молотом. Ну — тут у меня как помутнение случилось, после того, как про кота сказала. Лопата стояла у забора — снеговая, деревянная, я схватил ее, и…в общем — врезал ей по голове. Лопате конец, пополам, а эта…вроде как в себя пришла, приступ бешенства прошел. Пообещала меня посадить, повернулась и ушла в дом. Потом мне сказали, она поехала в больницу зафиксировала побои, а затем и заявление написала в полицию. Ну, вот и результат — вы теперь у меня дома. Вот вся история. Я не знаю, что делать — и жить здесь уже невозможно, и деваться мне совершенно некуда. Переехать назад, в квартиру? Там люди живут, контракт. Продать дом, купить другой? Можно, конечно…но только попробуй-ка его продать. Это же только я такой дурак, интеллигент чертов — решил, что все люди тут только и думают, как друг другу помочь в беде. А оказалось…вот оно так. Нарвался. Боюсь — посадят меня, так Мите конец придет. Можно сказать — куда ни кинь, всюду клин. Как думаете, посадят меня?

— Нет, не посадят — ответил я, чувствуя, как холодеет мое сердце от тоски и ненависти — максимум штраф. Судить могут, конечно — но скорее всего это будет мелкое хулиганство. Максимум — «Личные неприязненные отношения». Легкие телесные — ее ведь оглоблей не перешибешь. Но даже если бы она в больницу попала, вылезла бы на телесные средней тяжести — такие соседские разборки редко заканчиваются реальными посадками, так что не волнуйтесь. Но протокол мне на вас придется составить…наверное. Если только не сумею уговорить эту бабу написать отказное. Понимаете?

— Понимаю… — мужчина вдруг посмотрел на меня и робко, покусав предварительно нижнюю губу, тихо спросил — я ведь что-то буду должен, так? Если что — я готов…сколько смогу, в разумных пределах. У меня есть кое-какие деньги, и скоро перевод должен прийти, так что…

— Нет — усмехнулся я — Денег не надо. Но плату я с вас возьму! (мужчина настороженно посмотрел на меня) Вы дадите мне погладить вашего Митю. Сто лет уже котов на руках не держал! Ужасно хочется его погладить, можно?

— Можно — улыбнулся Петр Федорович — Только я не знаю, пойдет ли к вам? Он так-то своенравный, чужих не любит. Не смотрите, что инвалид — когти-то и зубы у него как у здорового! Не боитесь?

— Как-нибудь переживу, если поцарапает — улыбнулся я — давайте-ка этого плюшевого медведя сюда! Щас я ему животик-то поглажу!

Хозяин дома протянул мне кота, я встал, и взял Митю на руки. Он был тяжелым, килограмм шесть, не меньше. Лапищи огромные, а глаза так вытаращились, как будто он не знал, что я сейчас буду делать — напугался. На самом деле кот был на грани — то ли попытаться защитить свою жизнь в бою, то ли…

«Тихо, тихо, свои! Я люблю котов! Особенно таких славных… Успокойся. Я не желаю тебе зла, наоборот! Все будет хорошо, все хорошо…»

Я чуть-чуть, самую капельку добавил Силы, кот сразу успокоился, глаза его прищурились, он замурлыкал, скрестил лапы у меня на сгибе локтя и было видно, что ему очень хорошо. Почти как у хозяина на груди. А потом он сунул лапу в рот и зачмокал — высшее счастье! Покой!

А хозяин удивленно помотал головой и тихо пробормотал:

— Кто бы мог подумать! Видать вы на самом деле очень хороший человек — Митя плохих людей сразу чует, и к себе не подпускает. Научился отличать плохих от хороших, только…только уже вот поздно.

«А может еще и не поздно?» — подумал я, сосредоточился, и…вдруг мне стало все ясно. Я увидел! Я увидел больной позвонок, окруженный красно-черным облаком, я увидел слабую красноту вокруг поврежденных ребер, я почувствовал боль животного — постоянную, непреходящую, ноющую и стреляющую боль в спине. И подумал, что кот наверное стонет во сне от боли.

Я почувствовал, как он любит хозяина — Митя считает его чем-то вроде мамы-кошки, большой и родной, любимой.

Узнал, как он относится ко мне — он меня не опасается. Я теперь в его Стае — что-то вроде брата, на боку которого можно спокойно заснуть.

Еще узнал, что он хочет на горшок «по-маленькому», но терпит, потому что ему хочется вот так лежать и чувствовать мою руку, «облизывающую» его загривок.

И тогда я стал действовать. Не знаю как это работало, не знаю что именно я делал (как и обычно, чего уж там!), но только я захотел, чтобы чернота из позвоночника кота ушла. Чтобы не было этой багровой, отвратительной красноты, чтобы аура кота светилась ровным жемчужным светом — как и положено нормальной, порядочной ауре.

И я «поддал» «горючего»! Сила жахнула по больному месту кота так, что он вдруг встрепенулся, широко открыл глаза и мяукнул — громко, протяжно, широко раскрыв пасть с великолепными, белыми и острыми зубищами!

А потом легко вздохнул и задышал ровно, свободно, как и положено всякому здоровому коту.

— Ну, все, беги к хозяину! — предложил я, спуская кота с колен — хватит по чужим людям шастать!

Кот полежал на полу, потом приподнялся и неуверенно ковыляя, проваливаясь на ослабленных за время болезни задних ногах…пошел…пошел…ПОШЕЛ!

Потерся о ногу Петра Феодоровича, громко мяукнул и отправился в угол, туда, где стоял лоток, насыпанный кошачьим наполнителем. Для него, существа не понимающего сути времени — все это было в порядке вещей. Вот сейчас он не мог ходить, а потом взял, да и пошел, побежал, попрыгал. А что в этом такого-то?

Я ухмыльнулся, глядя в наглый кошачий зад с задранным вверх толстым хвостом, повернулся к хозяину дома, хотел что-то сказать по поводу счастливого воскрешения кота, и…замер, как вкопанный, не зная что делать и как мне сейчас быть. Петр Федорыч сидел бледный, как полотно, а из глаз его катились крупные слезы. Потом он закрыл лицо руками и зарыдал, приговаривая:

— Простите…простите…не могу…не могу удержаться…Митя! Митенька! Он пошел! Вы видели, он пошел! Он сам идет!

Я сглотнул комок, перекрывший горло, прокашлялся, и дождавшись, когда Петр Федорович вытрет мокрое лицо, предположил:

— Наверное время пришло. Нервы ведь тоже срастаются, только этот процесс очень долгий. Кошки живучи, вот и ваш питомец в конце концов все-таки выздоровел — вопреки всем прогнозам. Радоваться надо, чего вы…

— Простите — помотал головой мужчина — Стар стал, чувствителен. Кроме него у меня никого нет. Простите!

И схватившись за грудь — упал со стула на пол, грохнувшись о половицы как мешок с картошкой!

Да бляха-муха! Да что же это такое! Честно сказать — я просто охренел! Мне только покойника сейчас еще не хватало! Вот это я полечил котика! Вот это я помог человеку! Твою же мать! Правильно говорят — благими намерениями вымощена дорога в ад!

Бросаюсь к лежащему на полу Петру Федоровичу. Грудь его просто клубится краснотой и чернотой — похоже на бурление лавы в жерле вулкана. Сердце, точно!

Ох черт! И не только сердце — левая часть головы краснеет и чернеет — инсульт! У него ко всему прочему инсульт! Да мать-перемать! И я, недоучка-колдун должен спасти инсультника?! Да бляха-муха!

Хватаюсь за голову больного — показалось, что так будет правильно, нужен контакт — и лечить в первую очередь инсульт. Иначе — хана мужику.

Начинаю высасывать из больного мозга черноту. Понимаю — инсульт ишемический, то есть кровь не потекла, тромб перекрыл сосуд рядом с ишемической бляшкой. Растворяю тромб, удаляю бляшку. Только пусть никто не спрашивает — как я это делаю, откуда знаю про бляшки и про тромбы — НЕ-ЗНА-Ю! Не знаю, откуда я это знаю! Назовите это предчувствием, назовите предзнанием, колдовством назовите, черт вас побери, хреновы ученые, которые до сих пор не могут победить ни рак, ни даже гребаный туберкулез! Главное — я убираю, я ликвидирую ту пакость, что организм накопил за шестьдесят с лишним лет жизни! Убираю, растворяю всю эту дрянь, которая накопилась в сосудах, в крови, в печени!

Сердце работает спокойнее, оно уже не такое вялое, дряблое, каким было раньше. И я ЗНАЮ, что теперь инфаркта не будет. Не грозит инфаркт этому человеку! ЗНАЮ!

Трогаю рукой голову Петра Федоровича, ощущая нормальное, здоровое тепло здоровой ауры. Его лицо стало розовым и вроде как даже помолодело. Смешно — но в его бороде вдруг проглянули черные пряди!

Сейчас он точно не выглядит на свои годы. Взрослый человек, которому еще жить, да жить. Я точно прибавил ему не менее двадцати лет жизни, быть может и гораздо больше. Как Джон Коффи убитому мышонку в «Зеленой миле». Уже и люди, которые тогда были рядом с ним умерли, а мышонок все жил, да жил…

— Очнулись? — спрашиваю я озабоченно, наклонившись над открывшим глаза мужчиной — Что же вы так? В обморок падаете! Надо быть поосторожнее. Давайте, я помогу вам подняться. Кстати, вам бы трусцой побегать, сердце потренировать. Я слышал — помогает от инфаркта!

— Он правда ходит? Митя?! Мне не приснилось?! Не привиделось? — испуганно спросил Петр Федорович, и тут шестикилограммовый снаряд приземлился ему прямо на колени, громко тарахтя и выставив хвост запятой. Ответ мой был уже в общем-то и не нужен…

Я попрощался с хозяином дома за руку, рука была твердой и теплой. И вообще он сейчас выглядел лучше, чем до моего прихода — розовый, глаза блестят, плечи расправились — человек здоров, весел и любим. Как иногда мало надо человеку, чтобы быть счастливым! Всего лишь шесть килограммов шерсти и плоти, тарахтящей как трактор. И вот — ты уже не одинок.

Вдруг задумался: а может и мне завести кота? Я тоже ведь один… И ничуть не удивился, когда услышал голос из пустоты:

— Хозяин, а мы? Мы ведь лучше кота!

Я чуть не хихикнул — так это напомнило мне об одном мультяшном персонаже. «Малыш, я же лучше щенка!» Бесы почувствовали мое веселье и тоже развеселились, а Минька довольно меня спросил:

— Хозяин, а может мы пошалим с этой курвой? Я с большим удовольствием выверну ей кишки наизнанку!

— Нет. Не трогайте ее. Я сам ей займусь. Есть у меня на нее планы…хочу проверить кое-что! — и почувствовал предвкушение в моих двух вторых «Я».

— Что, уже напел вам этот убогонький? — ядовито спросила меня бабища — Вроде как обижают его, да? Я же говорила, что так и будет! Ничего…я найду на вас управу! Кровавыми слезами умоетесь!

— Ага… — я достал телефон, деловито посмотрел на экран — Записал, как вы угрожали сотруднику правоохранительных органов. Значит, вы только что сказали, что у меня из глаз потечет кровь? Собираетесь совершить террористический акт? Ну что же, вами займутся вплотную. Фээсбэ! А пока что я возьму у вас объяснение.

— Какой еще акт? — опешила женщина — Никакого акта! Я сказала, что жалобу на вас напишу! Причем тут кровь?!

— А вот это? Умоетесь кровавыми слезами? Это как?

— Ну…я не то имела в виду! — было видно, что женщина на самом деле испугалась. Глаза ее забегали, она побледнела и пальцы ее нервно комкали край фартука, будто не находя себе места — Ну…извините! Я не хотела!

— Пойдемте в дом! — жестко сказал я, пресекая ненужные разговоры — Обсудим ваше поведение. Заодно и парочку протоколов составим. Шагайте, шагайте!

— Какие протоколы?! За что? — еще больше испугалась бабища, но я промолчал и только лишь подтолкнул ее в литое плечо по направлению к входной двери:

— И паспорт приготовьте! И документы на дом, на участок! Быстрее! Мне недосуг тут с вами лясы точить!

За следующий час я составил три протокола (за разжигание огня в огороде, за самоуправство и за нецензурную брань в общественном месте) и отобрал одно объяснение. А когда закончил — противник был совершенно деморализован. Бабища сидела молча, и только теребила в руках застиранное полотенце, которым она видимо вытирала свою посуду.

Кстати сказать, в доме оказалось достаточно чисто — опять же, гораздо чище, чем в моем. Что привело меня в еще большее раздражение — чего это я грязью-то зарос? А еще военный! Привык уже на гражданке к хаосу, а когда-то ведь кровать застилал так, что мою укладку можно было в музее показывать! А о складку на брюках руку можно было обрезать! А теперь чего? Хожу как лох какой-то — ботинки не чищенные, на коленях пузыри, рубашка не первой свежести — точно, лох педальный, а не старший лейтенант доблестных Вооруженных сил!

Впрочем — я и есть…хмм…ну…не лох, конечно, но уже и не военный. А хожу я так потому, что на ногах целый день — либо в машине сижу, передвигаясь по рабочим делам. Работаю, в общем. От того и пузыри на коленях, и ботинки сбиты. Невозможно постоянно выглядеть так, будто собрался на вручение Ордена мужества!

Ну да, ну да…надо же себе оправдание найти…своей лени и распущенности.

Кстати, как оказалось, бабище-то всего сорок лет. Выглядит она за пятьдесят, или даже старше, но на самом деле… Интересно, какой она была в юности? С чего она вдруг стала такой мерзкой сукой? Откуда это?

Я потянулся к ауре собеседницы «колдовским» взглядом, и…едва не вздрогнул. В голове женщины клубилось неприятное, вонючее, черно-красное облако, и я как-то сразу понял, осознал — опухоль! У нее — опухоль! У нее мозг болен! Вот откуда и агрессия, и такая нечеловеческая жестокость, и нетерпимость к людям!

Когда у нее стала расти эта штука? Ведь она и замуж успела выйти, а значит — кто-то ведь ее полюбил! Такую, какая она сейчас есть — никто не полюбит. Скорее — пришибет.

— А вы кем работаете? — спросил я, и женщина тут же разразилась целой тирадой в адрес известного мне персонажа:

— Работала! Продавщицей работала! Да этот чертов Сенька Маркин с гребаным барином Самохиным меня уволили! Говорят — клиентов отпугиваю! А я ничего не отпугиваю — нечего было меня цеплять! Вызнали дурь — то им так не это, то им то не то! Я еще напишу в прокуратуру на Самохина — откуда у него такие сокровища? Как он нажил? Всю округу под себя взял, старый козлина! И дочка у него блядь еще та! Ишь, шастает в город! А что там делает? Небось шлюхой работает, не иначе! Революции на них нет, сволочей! Я бы их вилами, тварей!

— У вас речь довольно-таки грамотная, что-то заканчивали? — продолжал препарировать я этот живой труп.

— Я техникум заканчивала, пищевой промышленности. Техник-технолог! — довольно кивнула вдруг слегка подобревшая баба, и тут же глаза ее подозрительно блеснули — А с какой стати расспрашиваете? Какое это отношение имеет к делу? Чего вы все вызнаете, с какой целью?! Кто вас подослал? Это сосед тебя нанял?! Сколько он тебе заплатил?! Я выведу тебя на чистую воду! Выведу!

— Спать! — приказал я, и женщина мгновенно обмякла у себя на стуле, только чудом не свалившись на пол.

Хорошо быть колдуном! Ей-ей я бы где-нибудь в Думе мог таких дел наворотить! Или став президентом… Вот так усыпил бы какого-нибудь лгуна из власти, и…

Убили бы, скорее всего, но что-то бы все равно успел сделать. Что именно? Да кто его знает — что именно. Что-нибудь хорошее! Ага…дурацкие мысли…

На уничтожение опухоли мне понадобилось около часа — проклятая тварь сопротивлялась как живая, впилась в мозг пациентки, пропустила корни через ее мозг и не желала заканчивать свою такую приятную жизнь. Мне вдруг показалось, я даже почувствовал в опухоли какие-то отголоски настоящей жизни, как если бы это был не кусок плоти человека, каким-то образом вдруг начавший жить своей жизнью, бурно размножаясь и давя на окружающие его ткани, а на самом деле колония паразитов — разумных и совершенно не желающих умирать.

И кстати — я почувствовал отголоски проклятья — сильного, умелого, смертельного! Кто-то проклял эту женщину, да не сейчас, не год-два-три назад, а давно, очень давно! Двадцать лет, или даже больше!

В голове будто щелкнуло, и я увидел: эта же самая «бабища», но только…в подвенечном платье. Высокая, крепкая, стройная…и красивая. Правда, красивая — эдакой здоровой, сильной красотой! Чем-то похожа на актрису, которая играла воительницу из сериала…как там ее звали, эту чертушку с летающим боевым кольцом…а! Вспомнил! Зена! «Зена королева воинов», вроде так называется это чудо. Так вот — девчонка та напоминала Зену. Только была покрасивее. Эти самые вывороченные толстые губы ТОГДА смотрелись очень органично и привлекательно. Они ее украшали и делали лицо похожим на лицо Анджелины Джоли. Может выглядели немного даже вызывающе, вульгарно…но точно очень сексуально. И тут точно речь не шла ни о каких уколах для увеличения губ, ни о каких операциях. Просто красивая, сильная девка с пухлыми соблазнительными губами. Таких мужчины любят, и может быть даже больше, чем худых, жилистых фитоняшек.

А еще я почувствовал взгляд, который шел из толпы зрителей, и взгляд этот был ненавидящим, черным, как могильная тьма.

Порча, точно! На нее навели порчу, и в голове начала расти опухоль. Не раковая, обычная опухоль — хотели убить, но что-то пошло не так, или умения напускать порчу не хватило, или сопротивляемость этой девушки была выше обычного для простого человека уровня, но факт — смерть все-таки не наступила. Хотя…иногда духовная смерть гораздо хуже и страшнее смерти физической. Если человек теряет себя, превращается в наказание для всех окружающих, для своих близких — что может быть хуже этого? Когда родной человек превращается в отвратительного, мерзкого монстра. Ведь от нее ушел муж, красивый, статный парень. И я точно знаю — вся эта история началась именно из-за него. Кто-то его приревновал. И этот кто-то…вернее — ЭТА кто-то — сейчас замужем за бывшим мужем Екатерины. Рупь за сто поставлю — именно так дело и обстоит.

Мда…коварная месть! Кстати…а может и не хотели убивать? Может месть как раз в том и заключалась — сделать так, чтобы мужик от конкурентки сбежал?

Все может быть, вариантов много. теперь уже и не узнаешь — какой именно вариант на самом деле верен. Опухоль сделала из этой женщины настоящего монстра, мерзкую тварь, которую хочется просто раздавить каблуком. Опухоль деформировала ее личность, уничтожила всю ее жизнь, и сделать что-то я могу только приложив большие, очень большие усилия. И без всякой гарантии что у меня получится — слишком далеко уже зашло это грязное дело.

«Ты больше никогда не злишься. Ты спокойна, весела, доброжелательна. Тебя ничего не раздражает. Ты готова помогать людям, ты жалеешь их, желаешь им добра. Ты любишь своего соседа Петра Федоровича (*образ Семкина*), тебе нравятся его картины, нравится то, что он говорит, делает, нравится его кот, и ты хочешь посвятить свою жизнь тому, чтобы сделать жизнь Семкина как можно счастливее. И ты худеешь. Ты худеешь до тех пор, пока не станешь выглядеть так же, как в семнадцать лет! И будет мое слово твердым, как сталь, и никто не сможет разрушить это заклятие — ни за что и никогда!»

Ффухх! Я вытер пот со лба и подумал о том, что с такой работой я вряд ли постоянно буду оставаться чистым и опрятным. Попробуй-ка, не вспотей, когда пропускаешь через себя такой поток энергии!

Меня трясло от слабости. То я у Машки Бровиной «выплеснулся», то сейчас дал жару — эдак совсем можно исхудать! У меня на животе уже совсем нет жиру, ну ни капли! Сегодня, когда умывался, заметил — я высох, как палка. И это неспроста!

Мда…не зря ведьма говорила про перерасход энергии, когда я колдую вне дома. Дома, если верить ее словам, находится так называемое Место Силы, откуда можно черпать магическую энергию без каких-либо ограничений. Здесь, вдали от дома, я больше пользуюсь внутренними запасами Силы, и эти запасы напрямую связаны с моей собственной энергетикой, энергетикой моего тела — об этом я уже давно догадался. Потому мне обязательно надо иметь при себе специальное снадобье, которое усиливает восприимчивость к Силе, позволяет перекачивать ее в себя гораздо быстрее, даже если Место Силы находится от меня очень далеко. А еще — амулеты, в которую я закачал эту самую Силу, что-то вроде магических аккумуляторов, позволяющих пользоваться Силой без ущерба для моих внутренних запасов энергии.

— Проснись! — выпустил я импульс Силы, и облегченно вздохнул, переводя дух. Устал! Скорее бы домой…«подзарядиться». Сегодня по деревне с визитками не пойду — хватит для меня приключений. Эдак можно и здоровья лишиться!

Женщина медленно открыла глаза, поморгала, повертела головой из стороны в сторону, будто пытаясь понять, где находится. Потрогала рукой лоб.

— Не болит. Совсем не болит!

Поморщилась, приняла позу поудобнее и только тогда посмотрела на меня:

— Милиционер…

— Полицейский. Участковый — поправил я.

— Полицейский… — послушно и как-то очень кротко повторила она. Потом ее глаза широко раскрылись, и она неверяще помотала головой — Это я?! И это была я?! О господи! Что со мной было?!

— Вы упали в обморок, потом очнулись — информировал я, внимательно наблюдая за реакцией пациентки. В душе все-таки гнездилось эдакое неверие в собственные силы. Не может быть, чтобы вот так…поколдовал, и…человек стал совсем другим! Полностью изменился! Так ведь не бывает!

— Я не о том! — женщина снова помотала головой — Я все помнила…все помнила! Господи, во что я превратилась! Господи, господи! Ааа…я жить не хочу! Я не хочу жить! Аааа…

Мария зажала голову руками и зарыдала — горько, безнадежно, как вдова, прожившая с любимым мужем много, много лет и готовая теперь умереть на его гробу. Плач этот был таким тяжким, таким вытягивающим душу, что…я едва не закрыл уши руками.

— Все еще можно исправить! — бодро заключил я, собственно не особо в это веря. На мой взгляд, ей теперь нужно из этой деревни валить куда подальше и никогда больше сюда не возвращаться. У людей память крепкая, и не верят они в души прекрасные порывы. Их жизненный опыт показывает — если некий человек доказал своими делами, что он полный и законченный негодяй, и теперь вдруг ни с того, ни с сего начинает проявлять человечность и доброту — значит, хочет сделать какую-то особенную, невероятно мерзкую гадость. Ну — типа боевой маскировки своих гнусных намерений. Потому от него нужно держаться как можно дальше.

Да и вообще…слишком доброму, хорошему человеку, не способному на насилие и готовому всегда помочь другому человеку лучше держаться подальше от нашего человеческого общества. Не поймут, и радостно воспользуются — во все, так сказать, отверстия.

Вдруг вспомнился старый скандальный фильм Кубрика «Заводной апельсин». Там главного героя, негодяя и подлеца, «излечили» от тяги к насилию с помощью специальной новейшей методики. И выпустили в мир. Вот тогда он и получил по-полной от тех, кого когда-то обидел, оскорбил, ударил, изнасиловал. И мало ему точно не показалось. Страшный, очень неприятный фильм.

В общем, я бы на ее месте вспомнив, что творил за эти годы — собрал бы вещички и свалил отсюда куда подальше. А как она поступит — это уже ее дело. Много чего натворила, и значит, заслуживает наказания.

А с другой стороны — ведь виновата-то не совсем она. Или совсем не она? Мы ведь не судим сумасшедшего за его поступки? И даже преступления. Ведь он не мог осознавать, что делает.

— Что делать, что делать…? — женщина сидела, уставившись в пространство, медленно, тяжело раскачивалась всем своим могучим телом…туда-сюда, туда-сюда…

И мне вдруг стало совершенно ясно: труп. Она — труп! Завтра, или послезавтра, или на следующей неделе — все равно когда — но меня вызовут в этот дом и заставят вытаскивать ее из петли. И я буду держать в руках это большое, смердящее смертью тело и думать о том, что же я в конце концов тут натворил. А потому…

«Запрет на самоубийство! Запрет! Ты не можешь покончить с собой! Никогда, никогда ты не должна кончать с собой! Жить! Быть хорошим человеком, и жить!»

— Что с вами? Вам плохо? — женщина привстала с места, глядя на меня широко раскрытыми испуганными глазами — Водички вам подать?

— Подайте — согласился я сдавленным голосом.

Мне было плохо. Реально, на самом деле — плохо! Меня подташнивало, в голове будто кузнецы работали, руки-ноги тряслись и ощущение было таким, как если бы я долго и тяжело температурил, и вот — на десятый день болезни решил вдруг встать с постели. Ну и…напрасно встал.

Вода была теплой, противной, но я выхлебал ее с такой жадностью, как если бы целый день шел по пустыне. Радовала мысль о том, что в кружку мне точно никто не плюнул. От прежней Марии я запросто мог получить в кружку не только плевок, но и соплю. А может чего и похуже — соли таллия, например.

— Все? Получше стало? — женщина искренне-участливо наклонилась ко мне, и это было совершеннейшим когнитивным диссонансом. Только недавно, два часа назад это был настоящий монстр, которого прибьешь, и Аллах тебе семь грехов простит — как за змею. А теперь…диссонанс, да.

— Получше — кивнул я, переводя дух.

— Получше… — откликнулась женщина, и посмотрела мне в глаза — Вот как мне теперь жить, скажите? У меня вдруг будто пелена с глаз упала! Я так страшно, гадко жила! Такого натворила! И как жить с этим?

— Как все… — вяло пожал я плечами — Попытайтесь загладить все, что натворили за эти годы. Сходите к соседу. Попросите прощения. Кота погладьте…если позволит.

— Кота! Я — кота! О господи — женщина опять залилась слезами — я как вспомню, ч то сделала — убила бы себя! Убила бы! А не могу! Господь не простит самоубийства, не простит!

Опа! Вот как образовалась база под моим посылом! А что, почему бы и нет? Человеку нужно на чем-то стоять, на что-то опираться. И почему бы это не быть Вере?

— В церковь сходите. Свечку поставьте — за тех, кого обидели. Попросите прощения у бога. И у соседа, у соседа попросите! Самое главное — у соседа! Вы ему много крови попили.

— Я на колени паду! Я умолять буду, чтобы простил! Землю буду целовать!

— Вот-вот…просите. И вам воздастся. И сделайте все, чтобы он забыл о том, как вы его обижали. Ухаживайте за ним, сделайте все, чтобы ему было хорошо.

Как-то двусмысленно прозвучало — «сделать ему хорошо». Впрочем — а почему бы и нет? Петр Федорыч мужчина одинокий, Мария тоже одинока — почему бы им и не сойтись? Если получится — я буду только рад. Значит, поработал не напрасно.

Сводник хренов! Купидон с пистолетом! Хе хе хе…

— А пока что напишите мне отказное заявление — что вы претензий к соседу не имеете и разбирательство просите прекратить. Мне бумаги нужно исполнить, чтобы не висели.

Глава 3

— Живы еще? — «ласково» спросил я, глядя сверху на двух существ, которых людьми называть совершенно не хотелось.

— Да пошел ты! Ты ответишь за беспредел, козел!

Из ямы вылетела бутылка из-под воды и просвистев мимо моего уха ударилась в стену. Ну что же, значит вода вам не так уж и нужна. Ничего, посидите до завтра и без воды.

Захлопнул крышку, крики и мат стали слышны поменьше. Ну вот и хорошо, вот и славно! Можно немного и отдохнуть. Почту завтра разберу, сегодня у меня на это просто нет сил. Должен же я отдыхать, черт подери?

Кстати — дома точно стало легче. Похоже на то, как если бы я после долгого блуждания по жаркому солнцепеку с разбегу бросился в прохладный бассейн. Хорошо! Ох, хорошо!

Через полчаса я уже почти пришел в норму. Мда…совершенно явно то, что моя способность колдовать связана с моей жизненной энергией. Внутри у меня есть какие-то энергетические емкости вроде аккумуляторов, эти емкости наполнены Силой. Когда колдую — Сила тратится, и если колдую очень интенсивно, то вычерпываю емкость досуха, и тогда приходится тратить свою собственную…жизнь. То есть фактически можно сказать — я сокращаю себе жизнь такими вот колдовскими делами! Ай-яй…нехорошо-с!

Поужинал, пожарив картошки с мясом. Напился чаю, завалился на кровать. Через минуту уже спал сном младенца.

Мне ничего не снилось. Не знаю почему, но не раз, и не два замечал — сны снятся только ночью, когда ты спишь настоящим сном, сон же такой, «между делом» — это вроде как не настоящий, неправильный сон, его можно назвать дремой, а не сном. Чисто техническое действие, направленное на восстановление сил после трудной работы.

Проснулся через два часа, в глубоких сумерках. Небо еще не сделалось глубокого черного цвета, но звезды густо усыпали темно-синий, чистый небосвод. Месяц светит — яркий такой, рогатый. Так и представляешь, что на нем сейчас сидит черт и радостно размахивает руками. Или у черта лапы? Да какая разница…сидит, лохматый, и веселится! Я бы тоже на месяце посидел, а почему бы и нет? К чертовщине имею отношение, так что мне, на месяце нельзя покататься?

— Вообще-то Луна есть небесное тело! — нравоучительно пробормотал голос над ухом — И кататься на ней можно только в том случае, если она является космическим кораблем атлантов!

— Тьфу на тебя! Насмотрелись Рентиви, скоро превратитесь в сумасшедших бесов! — сплюнул я — Кстати, чего весь вечер отмалчиваетесь? Как вам ситуация с толстухой? Что скажете?

— А когда нам было с тобой говорить? То ты восстанавливался, то ел, то спал. Мы тебя и не беспокоили. А ситуация…ну что ситуация — замечательная! Толстуху ты крепко наказал. Теперь ей в этом мире трудно придется среди обычных людей. Человек, который не может сопротивляться злу — будет этим злом вскорости уничтожен. Ну и…все. Ты замечательно поработал, хозяин!

— А что скажешь насчет моего…хмм…умения лечить. Раньше ведь такого не было! Как это совмещается с умением насылать проклятия? И может ли вообще совмещаться?

— Хозяин, ты спрашиваешь то, на что сам знаешь ответ. Но если хочешь, я тебе все-таки скажу: прекрасно все совмещается. Я же тебе уже говорил — Чернобог и Белобог суть две половинки одного и того же божества — Рода, основателя и создателя всего сущего. Белобог лечит, Чернобог…другими делами занимается. Ты — колдун. Ты можешь многое из того, что недоступно тем же ведьмам. У них узкая специализация, ты — универсальный специалист. Так тебе понятно? Вашими, современными словами. Потому не надо тебе удивляться — просто делай то, что должен, что можешь. Нам нравится то, что ты делаешь. Нам с тобой хорошо. Продолжай и дальше, а мы тебе поможем. Кстати, а ты захватил подношение Хозяину погоста?

— То есть? — я отдернул руку от дверцы машины — Какое подношение?! Вы почему раньше мне не сказали?

— Ну…забыли. А ты и не спрашивал. Без подношения Погостовый, он же Кладбищенский может и не пустить на свою территорию.

— То есть?! Как это не пустить?! Как он может меня, да не пустить?

— Тебя. И не пустить. Убивать он не будет — ты отмечен Чернобогом — а вот не пустить, это запросто. Ты просто не войдешь на погост. А если все-таки сумеешь войти, он сделает так, что мандрагор не появится. Просто утянет его поглубже, и тот не услышит твоего призыва.

— Ну ты даешь! Ну вы чего в самом деле, заранее не могли сказать?

Я искренне расстроился. Вроде уже все — нацелился, все продумал, решил, и на вот тебе! Проблема! Проклятые бесы — нет-нет, да какую-нибудь пакость устроят. И смотрят, как я буду выкручиваться.

— Что он принимает в качестве подношения? Свежий труп? Черную курицу? Петуха? Что ему надо?

— А он сам тебе скажет — Прошка хихикнул — Мы не знаем, что потребует. Нужно прийти к нему, попросить об услуге, а он тебе и назовет цену.

— Так какого черта вы сейчас о подношении говорили?! — рассердился я — Чего мне мозги крутили — захватил, не захватил, если он сам называет, что ему нужно?

— Называет. Но иногда и так принимает, то, что принесешь. Так тебе что лучше — чтобы он назвал, или чтобы ты ему предложил, авось примет?

— Еще раз, хватит зауми! Что принимает хозяин кладбища?! И кстати — КТО он?

— А кто мы? — Прошкин голос был полон насмешки — Ну какое ты дашь определение нам с Минькой? Ладно, ладно, не злись, хозяин! Это дух кладбища. Откуда берется — никто не знает. Появляется на кладбище через некоторое время после его основания. Живет на нем, пока не потревожены, не снесены могилы. Потом исчезает — когда исчезают могилы. Прежний хозяин говорил, что Кладбищенский похож по своему происхождению на домового — заводится непонятно как, и жив, пока живо кладбище.

— Жив?

— Хозяин, ну как я еще могу сказать? Мы с Минькой тоже вроде как…живые. И Охрим. Если ты найдешь другое слово — я скажу по-другому. Ну что, поедем?

— Поедем! — вздохнул я и запрыгнул на сиденье УАЗа.

Ехать было не так уж далеко, кстати сказать — под Ольховку, из которой я только недавно приехал. Там в лесу располагалось старое кладбище, которое принадлежало не Ольховке, а давно уже исчезнувшей деревне — Плетневке. На этом кладбище уже давно не хоронили, не осталось ни крестов, ни памятников, только кое-где видны небольшие бугорки — это уже со слов Прошки и Миньки, побывавших здесь не раз, и не два со старым колдуном. На этом кладбище растет огромный дуб, возрастом в несколько сотен лет, и на этом дубе некогда повесился один несчастливый вьюнош, девушку которого жесткосердные родители выдали за выгодного жениха. История совсем нередкая, даже для нашего времени, и можно сказать — неинтересная. Вся ценность этого события заключалась в том, что висельник перед тем как повеситься зачем-то разделся, так что ничего не помешало свободному истечению естественных жидкостей из его тела. И там, где на землю накапало его семя — с тех пор и произрастает искомая мной мандрагора, входящая в состав почти всех серьезных снадобий и служа не только усилителем магии, но и одним из основных ингредиентов, связывающих остальные составляющие колдовских препаратов.

Из информации, полученной мной опять же от моих помощников, корня мандрагоры на одну порцию снадобья требуется очень мало — кусочек с огуречное семя размером, потому одного корня хватает на достаточно долго время — если только не поставить на поток произведение магических препаратов. И это очень хорошо, потому что иначе с добычей корня возникли бы большие проблемы. Он растет на этом месте год, достигая за это время максимального размера и набирая максимальный запас магии. Недозрелый корень мандрагора гораздо менее эффективен, чем корень зрелый.

А еще, корни мандрагора подразделяются на мужские и женские, и если использовать мужской корень для снадобья, предназначенного женщине — эффективность его как минимум вполовину слабее. И наоборот — женский мандрагор лучше не использовать для «мужского» снадобья. В некоторых снадобьях вообще категорически запрещено использовать мандрагоры разного пола — результат использования снадобья может быть полностью противоположным ожидаемому.

Так как снадобье предназначается мне лично, а я представляю собой типичную особь мужского пола — мне нужен мужской мандрагор. Женский в запасе есть, почти половина корня — я видел его в лаборатории, в ящичке, а вот мужской весь вышел. Так что…на кладбище!

Пока доехал, пока дошел до места, ведомый летящими впереди бесами — время как раз и подошло к полуночи. Мандрагор нужно выкапывать только ночью, в период с полуночи до четырех утра, то есть — до первых петухов. Времени более чем достаточно. Заклятие вызова я выучил (прочитал в колдовской книге), инструменты подготовил — так что теперь осталось войти на кладбище и достать хитрый корень.

Пригодился рюкзак, который я некогда купил, чтобы ходить на рыбалку. На рыбалку я сходил всего один раз, но рюкзачок с тех пор остался — удобный такой, крепкий. Вроде как вражеской армии рюкзачок (НАТО) — умеют они делать снарягу для своих солдат. Без удобного рюкзака и теплого химического туалета и воевать не будут. В контракте ведь записано, что должен быть химический туалет, значит — давай туалет! Иначе в атаку не пойдем! Это только русский солдат прет вперед, наплевав на все на свете.

Как там Гашек писал про первую мировую? Немец расказывал, как попал в плен. Немец был бывшим учителем, интеллигентом. И вот пустили их в атаку на русских, бежит этот учитель, а навстречу русский — парень-гора! А из носа огромная зеленая сопля катится! Интеллигента стошнило, он ослабел и его взяли в плен.

Ухмыляясь мыслям, незаметно дошел до нужного места. Широкая поляна, заросшая невысоким кустарником. Посередине — огромный дуб, раскинувший ветви-руки далеко в стороны. Красивый дуб, как из сказки. Слава богу, ни у кого не поднялась рука его спилить.

На удивление быстро дошел до места, и даже глаз не выколол в темноте. Месяц светит хоть и неярко, но когда глаза привыкли — различал дорогу так, как если бы она была подсвечена слабым, очень слабым фонариком. Кстати сказать, это было даже удивительно — я никогда не отличался хорошим ночным зрением. Опять же — мутация от воздействия Силы?

— Все, хозяин! Дальше мы не пойдем! — Прошка повис в воздуха возле моего правого плеча — Не пойдем, хозяин! Когда мандрагор завопит, нам очень плохо будет! Больно! Мы отлетим подальше, чтобы не слышать.

— Так вы же вроде не ушами слышите? — удивился я — Вам-то как он повредит?!

— Мы всяко слышим. А мандрагор…он такая пакость, что только ай-яй! Ты уж сам, хозяин! Вон там, под дубом — видишь, одна ветка, большая такая — она как перекладина виселицы. Вот там все и случилось. Под ней будешь копать, если что…

Ну что же…сам, так сам. Пойду один. Только вот это «если что» мне очень не понравилось. Не понравилось, да и все тут! Как-то с намеком, понимаешь ли…что это за чертов хозяин погоста? А может его вообще не будет? Может, обойдется?

Не обошлось. Глупо было даже предполагать. Почему-то у меня в жизни никогда не бывает легко — вот чтобы так — ррраз! Пошел и получил желаемое! Неет…мне предварительно нужно повыдрыгиваться, ноги стоптать, нервы потрепать! Ну вот живут же люди — мажоры всякие — катаются на машинках, дурака валяют, развлекаются, и никаких проблем! Кроме похмелья да изжоги от пережору. А я всю жизнь бьюсь, и жизнь какая-то у меня выходит…суматошная. Хаос какой-то, а не жизнь! И венец этой жизни — адепт хаоса, каковым я вдруг и заделался. Только вдуматься — адепт Черного Бога! Адепт Хоса! ХА!

Я сделал шаг вперед, намереваясь войти на поляну, и вдруг…оп-па! Уперся в стену! Невидимую, но самую настоящую стену! Ощущение было — впереди упругая, резиновая стена, и это было настолько странно, настолько нереально, что я в первую секунду даже не поверил своим ощущениям. Помотал головой, отгоняя наваждение, закрыл глаза…и снова попытался шагнуть, почему-то ожидая, что преграда сама собою исчезнет.

Не-а. Не исчезла. И тогда я в сердцах врезал кулаком, ощущая мягкость резины, укрывающей стальное основание. Я все понял.

— Покажись!

— Колдун, чего тебе надо?

Он выглядел…нет, никак он не выглядел. Ну вообще — никак! Прошка с Минькой были бы такими же, если бы не принимали форму, более приемлемую для глаз человека. Черное облачко, постоянно меняющее форму, эдакая темная амеба с отростками, высовывающимися из аморфного «тела».

— Я хочу войти и выкопать мандрагор. Он мне очень нужен.

— Вот так запросто — войти и выкопать! Ишь ты! Наглец какой! Если у тебя метка моего бога, это не значит, что ты можешь делать все, что захочешь! Я не утащу тебя в Навь, но и не позволю входить в мой дом! Бесплатно!

— Что я тебе должен дать? — беру быка за рога — Что ты хочешь?

— Душу твою, конечно! — глумливо хохотнуло облачко — Но ты ведь не отдашь?

— Не отдам. Вот, держи! — я бросил блестящее кольцо из бижутерии, что приготовил для русалок, и почему-то вдруг решил, что оно не пролетит сквозь невидимый барьер. Но кольцо пролетело, врезавшись в облачко, пробило его и упало позади, возле одного из бугорков. Тут же из-под бугорка высунулась костлявая, коричневая рука и колечко исчезло, будто его никогда и не было.

— Назад! Ну-ка, вернула! — негромко приказало облачко, в свете месяца блеснуло и колечко упало у самых моих ног.

— Этого недостаточно — констатировал Кладбищенский, вдруг принимая форму невысокого мужчины, одетого как грибник, или лесоруб — простые штаны с пузырями на коленях, клетчатая рубашка, сапоги (вроде как кирзовые), на голове кепка с кнопкой. Ну вылитый селянин, только оцинкованного ведра под грибы не хватает, да палочки — ворошить листья на земле. Нет — вот и палочка появилась, суковатая такая, удобно эдакой собак разгонять и супостатов по башке бить. Типа посох.

— Должен мне услугу оказать — глаза Кладбищенского вдруг засветились багровым светом.

— Я бы рад оказать-то… — тоскливо заканючил я — Только ведь ни черта ничего не умею! Я колдун-то без году неделя! На самом деле — всего неделя, как силу свою получил, ну что я могу? Чем могу помогу, конечно, но… Что вам нужно?

— Что мне нужно… — Кладбищенский вроде как задумался — Ну…колечко я твое приберу, это уж само собой. Пусть будет. Не золотое ведь, и не серебро? Дождешься от вас золота! Того и гляди мое повыкопаете, а уж чтобы мне принести… А серебро сюда не носи — прокляну! Хоть и печать у тебя. Мне тут только серебра не хватало…

— Так что же ты хочешь? — начинал злиться я — колдун из меня пока что слабенький, я ничего не умею, так что…

— Слабенький?! — Кладбищенский заржал как конь, я даже невольно вздрогнул — Это ты-то слабенький?! Ах-ха-ха! Да от тебя сияние такое исходит — газету читать можно! И это ты — слабенький?! Ты что, придуриваешься? Это такой способ показать себя скромным? Тогда не подействовало! Я вижу тебя насквозь! Ладно, к делу. Так…чего же я хочу… Записывай: три килограмма апельсинов, три килограмма винограда без косточек, пять килограммов ванильного мороженого и двадцать кремовых пирожных. А еще…бутылку рома — только не какого-то там дурацкого, сивуху всякую, а настоящего, кубинского! Три бутылки сладкого ликера — лучше мятного, и дюжину шампанского.

— Кхе-кхе… — я даже поперхнулся, и с минуту откашливался, удаляя из дыхательного горла попавшие туда капельки едкой слюны — Да ты с дубу рухнул! Где я тебе сейчас возьму все перечисленное?!

— Колдун, ты что, ненормальный? — хохотнул Кладбищенский — Не сейчас, конечно! Сейчас лавки закрыты! И рынок закрыт! Завтра принесешь. Или послезавтра. Неделю сроку тебе. Не принесешь за неделю — больше сюда не войдешь. Никогда. И я всем расскажу, какой ты враль, не выполняющий обещания. Понял? Больше ни на одно кладбище не сунешься — гарантирую!

— Чего уж тут не понять — вздохнул я, и не выдержав, спросил — Откуда ты знаешь про мороженое? Кладбище-то старое! В твое время небось только смолу жевали, да мед лесной. Да и разговариваешь ты как-то…ну…современно. А должен бы говорить что-то вроде: «Не лепо ли ны бяшет братие начати старые словесы…» — ну и все такое прочее. А ты какой-то подозрительный тип! Ты точно Кладбищенский?

— Ха ха ха! Да ты забавный, колдун! И глупый! Ха ха ха! Последний раз здесь хоронили знаешь когда? Сорок лет назад! Эй, Олька, подь сюда! Быстро!

Прошелестели ветки кустов, на меня пахнуло сырой землей и холодок пробежал по коже. Рядом с Кладбищенским стояла девушка — молодая, стройная, в белой рубашке до пят. Она была бледной, как мел, но в остальном — девушка, как девушка. Глаза ее следили за мной внимательно, не отрываясь, и было видно — я ее заинтересовал.

— Люблю сладкий ликер! — объявила она, и улыбнулась — да и рому бы хряпнула! И мороженого! Мороженого! Папочка, пусть побольше мороженого притаранит! Небось не рассыплется!

— Да хватит — ухмыльнулся Кладбищенский — Я все мороженое тебе отдам, и весь ликер. Будешь с подружками пить. И колечко тебе — глянь, принес парнишка.

— Фи! Бижутерия! — наморщила носик девушка и вдруг кардинально изменила облик, сменив белую рубашку на лифчик, как от купальника, коротенькие шорты и туфли на невероятно высоком каблуке. Выглядела она отпадно, но…как-то…хмм…старомодно. Так ходили в семидесятые годы — я видел картинки. Коротенькие юбочки, глуповатенькие прически и дурацкая «боевая» раскраска. Вот и сейчас эта девчонка была ужасно похожа на тех, с картинок, из семидесятых годов!

— Папочка, пусть принесет настоящее золото! — сморщила носик девчонка — Мне западло носить эту бижу!

— Фи! Какие слова! — сморщился Кладбищенский — Сколько раз тебе говорить, что нельзя выражаться как шпана! Хватит с парня. Никакого тебе золота!

— Папочка? — снова не выдержал я — Она что, ваша дочь?

— Нет, конечно. Подружка! — усмехнулся Кладбищенский — Утонула спьяну, вот ее здесь и похоронили. Тогда здесь на кладбище еще хоронили.

— Постой… — не унимался я — То есть как это подружка? Вы с ней что…сексом занимаетесь? Как?! Она же призрак!

— Ну да, призрак…но можно заниматься сексом и с призраком…если знать — как! — Кладбищенский довольно усмехнулся — в мое время таких раскрепощенных девушек не было. Олька сущая бестия в этом деле! И ведь всего двадцать лет — и где всему научилась?

— Чего это — не было? — слева вдруг нарисовалась еще одна фигура. Женщина лет тридцати в старинном платье — Если ты не нашел себе настоящую женщину, так что — это значит, все женщины нашего времени были совсем дикими? Ничего не понимали в постельных утехах? Ты оскорбляешь наших женщин!

— Ты оскорбляешь нас! Оскорбляешь!

Целая толпа женских призраков — штук десять — собрались возле Кладбищенского, и начали кричать, перебивая друг друга и указывая пальцем на довольную, улыбающуюся Ольку. А та принимала позу за позой, и каждая из новых поз была более вызывающей, чем предыдущая.

За женщинами возникли еще несколько персонажей — мужчины в крестьянских одеяниях и в одеждах разного вида и времени, начиная с дореволюционных лет и заканчивая восьмидесятыми годами (если не ошибаюсь в датировке, конечно)

— Цыц! — грозно взревел Кладбищенский, и на поляну вновь опустилась тишина — Видал бабье?! Во все времена одно и то же! Ничего не меняется! Ну-ка, по могилам! Разбежались! И ты, детка, вали! Ишь, вырядилась! Ты бы еще голышом вышла!

Олька недовольно фыркнула, и вдруг осталась совсем нагой. Постояла так секунды три и растаяла в воздухе, как облачко пара.

— Фаворитка моя… — признался Кладбищенский, укоризненно помотав головой — Нравится она мне! Надоест — прогоню. А пока…пусть тешится.

— Почему они все здесь молодые? — не давал мне покою пыл исследователя вселенной — И почему они не в Нави?

— А они в Нави. Но могут прилетать и сюда. На время. Или когда я их вызову. Все, кто здесь упокоен — подчиняются мне. Захочу — вызову. Не захочу — будут вечно скитаться по загробному миру. Только я не могу уйти в Навь и отдохнуть от хлопот насущных. Пока кладбище цело, пока кости его обитателей не потревожены, лежат на месте — и я буду здесь. Молодые? А в Нави все молодые. Такими они себя видят, молодыми и красивыми. Они любят сюда прилетать.

— Постой! А как же ад и рай?! Разве души не отправляются туда?

— Рай и ад здесь, на Земле…разве ты этого до сих пор не понял? — Кладбищенский коротко хохотнул — Души отправляются в Навь, а потом возрождаются в новом теле, чтобы пройти новый цикл. Они ничего не помнят! Пока снова не умрут. Я здесь давно, парень…очень давно. Мне отказано в перерождении…за мои грехи. Поразбойничал, душ много загубил, вот теперь и стерегу это кладбище, пока последняя косточка не рассыплется в прах. Скорее всего— еще тысячи лет буду здесь сидеть. Но и тут можно найти развлечения! Почему бы и нет? Надоест Олька — возьму какую-нибудь барыньку из прежних — они тоже хороши. Чувствую, ты разбираешься в женщинах, так что меня понимаешь.

— Понимаю — вздохнул я — иногда и сам бы вызвал какого-нибудь…призрака вроде Ольки, давно уже без женщины…

Почему я это сказал? Даже не знаю. Просто ляпнул не подумав, да и все тут! А Кладбищенский оживился, если можно так сказать о древнем покойнике:

— За чем же дело стало? Давай! Уступлю тебе Ольку на пару часов! На могильном холмике очень удобно женщин пользовать, земля мягкая! Только добавишь еще пару бутылок рому — ну так, для порядка. И мороженого Ольке. Надо со всего выгоду иметь! Да и девчонку задобрить, хотя она и так не против будет — давно у нее живых не было, с тех пор, как заблудившийся грибник сюда не забрел. Его тогда всю ночь девки пользовали, он к утру даже поседел! Лет двадцать у него отняли! А что ты хочешь? Кувыркаться с покойницами — даром не проходит. Хошь, не хошь, а жизнь у тебя вытянут! Тебе-то это не грозит, ты колдун, а у колдунов призраки не могут жизнь выпить, тем боле что ты помечен Чернобогом, так что давай, дерзай! Могу еще парочку-тройку дам предоставить! Хочешь? Не стесняйся, я ведь тоже мужчина…был, прекрасно тебя понимаю. Мужчинам без женщин нельзя, без женщин они с ума сходят.

— Предложение очень лестное, но вынужден отказаться — с внешним сожалением и внутренним содроганием сказал я (не хватало мне еще с покойницами оргии устраивать!) Дело, есть дело. Мандрагор нужен! Итак, мы договорились? Все перечисленное я принесу в течение недели. Обещаю!

— Договорились. Проходи! — довольно кивнул Кладбищенский, и я без всяких усилий сделал шаг вперед, по направлению к дубу. Остановился, посмотрел вокруг, пожал плечами:

— Как ты так легко меня остановил-то? Это что, у тебя такая сильная магия? Получается, ты тоже колдун?

— Неет…я не был колдуном. Просто разбойник, и все тут. А когда очнулся здесь, Кладбищенским, тогда магия и появилась. Но тут ведь как — я вроде и Силантий Душегуб, а вроде и не он. У меня есть его воспоминания, я могу принимать его облик, но…я не он. Я дух кладбища. А магия у меня своя, у колдунов такой нет. Вы по-своему колдуете, я по своему. Вы можете вызывать духов, и я могу вызывать — но мы все это делаем иначе, понимаешь? У мертвых своя магия. Сейчас ты меня не поймешь, а вот умрешь…кто знаешь, может и ты очнешься Кладбишенским. Вы, колдуны, много грешите, много творите черных дел — кому, как не вам надзирать за покойниками? Иди, копай твой мандрагор. Кстати, дозволяю тебе взять земли с могил — в запас, пригодится. А вон там одолень-трава выросла, на могиле девственницы, тоже можешь сорвать. Дозволяю! Хороший ты парень, интересно было с тобой пообщаться. И зря ты от моих женщин отказался — эх, и хороши! Я могу ведь тут и палаты вызвать — застеленные коврами, с фонтанами и бассейнами. Не только на могиле кувыркаться! Хотя мне вот больше нравится на могиле — я запах земли люблю, травы, и чтобы ветерок обдувал. Силантий лес любил, вот и я люблю. На самом деле конечно палат никаких не будет, это все иллюзии, но ты никогда бы не смог отличить иллюзию от настоящего. А если не можешь отличить — какая разница, иллюзия это, или нет?

— Благодарю! — сказал я, и пошел дальше — Как-нибудь в другой раз!

— Ты заходи! Всегда заходи, как захочешь поболтать! — крикнул вслед Кладбищенский — Ей-ей, ты хороший парень! Девку дам тебе — просто огонь девка! Все умеет! Раньше шлюхой была при трактире — ух, заводная! Глашкой звать!

Я помахал рукой, благодаря за лестное предложение и прибавил шагу. Насчет земли — это надо будет взять. И одолень-траву тоже. Почему бы и нет, если на халяву дают? А Силантий-то еще тот выжига. Вот же сутенер чертов! Даже на кладбище, и то от этих нечестивых никуда не деться. Полиции нравов на него нет! Хе хе…

Вот и дуб. Ветка нависает, на самом деле — как перекладина виселицы. Брр…

— Дурак! — раздался голос за спиной — Как есть дурак этот Костя! Взял, да повесился! Видал я, как он дергался. Забавное зрелище! Хе хе хе… Так плясал, так плясал!

Забавного я в этом ничего не нашел, потому промолчал и продолжил готовить инструменты для работы — лопата, налобный фонарик, емкость с плотно закручивающейся крышкой, в которой плескался спиртовый раствор (половина спирта, половина воды), и еще кое-что, что может мне сгодиться.

Беруши пока совать в уши не стал, вначале надо поднять корень на поверхность земли, и уж тогда… Ну что же, начнем! Фонарик на лоб, на самый маленький уровень света (в глаза будто электросваркой ударило после темноты), понеслось!

Корень Зла, исчадье ада

Ты пособник Князя Тьмы

Тянешь свой побег к скелету

В бледном трепете Луны.

И зловонные потоки — жизни умершей укор

Ты в себя вбираешь страстно, корень смерти — мандрагор!

Я властитель черной силы! Ты слуга — помощник мой!

Из сырой земли могильной появись же, мандрагор!

С каждой строчкой я накачивал заклятие Силой все больше и больше, и чувствовал, как нарастает напряжение. Остро, резко запахло землей, как после дождя, и еще — озоном. Потом чем-то свежим, как если бы рядом сломали огурец, и в оконцовке — вдруг пахнуло тошнотворным запахом падали, которая пролежала на солнцепеке не меньше чем пару недель. Брр…какой мерзкий запах!

И вот — земля зашевелилась, из нее буквально за считанные секунды пророс пучок зеленых листьев, и…все. В общем-то — все! Я поднял мандрагору! Ах, я молодец! Ах, я колдунище злостный! Получилось! Сработало!

Но радоваться рано. Надо еще извлечь эту штуку из земли, а с этим будет у нас проблемка…

Сую в ушные отверстия беруши, потом накладываю на уши заранее приготовленные толстые ватные тампоны и обматываю вокруг головы бинты так, что получается что-то вроде раненого красного командира Щорса (…Голова обвязана, кровь на рукаве…след кровавый стелется по сырой траве!). Теперь на руки толстые резиновые перчатки из хозмага — готов!

Аккуратно обкапываю торчащие из земли листья со всех сторон. Никаких признаков чего-то такого…странного не замечаю. Растение, как растение, ничего удивительного. Судя по тому, что я слышал от моих помощников — длина корня где-то сантиметров двадцать, максимум тридцать, с этим расчетом и копаю. Обкопал, поддеваю оставшийся стоять «пенек» земли, отделяя его от массива почвы. Есть! Теперь обтрясти лишнее, и…все! Делов-то!

Беру в руку нож, купленный на рынке у лоточника еще полгода назад, и потихоньку, осторожными движениями убираю лишнюю землю. Не тороплюсь — куда спешить? Главное, чтобы корень был как можно меньше поврежден.

Даже слегка разочарован — а где знаменитый крик, убивающий всех, кто его слышит? Может напридумали, чтобы напугать всех, кто соберется корень вытаскивать? Впрочем — его без магии ведь и не достанешь. Без магии можно выкопать только ТУ, обычную мандрагору, которая годится только чтобы отравить соседа, да и то не до смерти.

Земля осыпается…осыпается…показались тонкие корешки, как волоски…еще немного, еще…уже проглядывает основной корень — он белый, с кремовым оттенком. Еще чуть-чуть…

И тут корень начал извиваться, да так интенсивно, так яростно, что я едва не выпустил его из рук. Бросаю нож, начинаю осыпать, обирать землю руками, в считанные секунды на корне почти не остается земли, и я вижу его во всех подробностях.

Да, это точно мужской корень. Уж не знаю, как так вышло, но самый что ни на есть первичный из первичных признак мужчины у него на месте. И внушительный так…относительно тела.

Странное ощущение — вроде и растение, но…это не растение! На голове венчик из листьев — как эдакая «фриковская» шевелюра. Ручки, ножки, пенис…человек, да и только! Но не человек. Пример аксиомы: «У кошки четыре ноги и хвост. Но не все, у кого четыре ноги и хвост — кошки!»

Понимаю, да, а все равно не по себе — он ведь шевелится, извивается, «руками» и «ногами» перебирает — будто младенец в люльке…бррр… Звуков не слышно, но наверное все-таки вопит — вон там, где у него «голова», вижу отверстие «рта», оно открывается и закрывается, и скорее всего крик похож на полицейскую сирену, эдакий: виу-виу, виу-виу…

Ужасно хочется его услышать! И я даже не знаю — то ли просто любопытство, то ли магическое воздействие злого корня, который стремится уничтожить своего убийцу. Может, он разумен? Может понимает, что его сейчас убьют и защищается всеми возможными средствами?

Ох…лучше об этом не думать. Я не веган, но иногда задумываюсь: а имеем ли мы право есть живых существ? Мы, люди, ведь на самом деле ужасные существа — жрем всех подряд, и пофиг нам боль и страдания, пофиг то, что многие из тех, кого мы едим, гораздо лучше — добрее, порядочнее, вернее тех, кто их ест. Людей.

Да, об этом не надо думать. Иначе буду плакать над куском сала (свиньи, кстати, умнее собак!), или поедая куриную ножку стану вспоминать о ролике, показывающем как дружит маленький мальчик и его курочка. Просто надо осознать: я хищник! Я злобное животное, которое может жить только поедая себе подобных! Иначе я просто вымру как вид. И в этом есть самая что ни на есть отвратительная, неприкрытая ничем правда.

Как там Станислав Лем писал? В «Звездных дневниках Йона Тихого». В книге главному герою приснилось, что Землю собираются принять в межгалактическое сообщество. Идет заседание. Обсуждают Землю — достойна ли она? И вот встает один из недоброжелателей Земли, и говорит: «Они не просто убивают существ, они над их останками глумятся — полосуют, кромсают, обугливают на огне! А потом собираются в специальных пожиралищах, где и пожирают обугленные останки, глядя на прыжки обнаженных самок своего вида, разжигающих вкус к пожиранию мертвечины!». Ага…ржал, когда читал. Только вот осадочек-то остался!

И сейчас я убиваю этот корень. Возможно — разумный корень. И на душе у меня как-то…хмм…не очень хорошо! Смешно, да — но корень мандрагоры, ядовитый, выросший на соках, вылившихся из трупа — мне гораздо более жалко, чем двух моральных уродов, сидящих сейчас в моем домашнем зиндане. Корень-то ничего плохого в этом мире не сделал! Просто рос себе, и рос, а я его…чик! И готово!

На «теле» мандрагора выступили красные капельки, и рука моя дрогнула — кровь?! У какого-то там корешка — кровь?! О господи…мне реально не по себе. Я убиваю живое существо, может даже инопланетное! Может оставить его на месте? Закопать в землю, пусть растет? А как же тогда снадобья? Да черт с ними, со снадобьями! Обойдусь как-нибудь!

Я перехватил несчастный корешок поудобнее, собираясь воткнуть его в землю, и тут…он меня тяпнул! Как собака, как злобная крыса — изогнулся и хватанул меня за палец зубами! Да так больно, так неожиданно, что я выронил мандрагора и отшатнулся назад! Перчатку прокусил, подлец мелкий! Прямо за указательный палец хватанул, гаденышь!

Корень пополз ко мне, обнажив непонятно откуда взявшиеся мелкие, но очень острые на вид зубки, и попытался вцепиться мне в ногу, что почти ему удалось — он даже умудрился вырвать клочок ткани из штанины, теребя ее как бешеная крыса, загнанная в угол.

— Ах ты ж мелкая б…ь! — завопил я, потрясая укушенным пальцем, который болел все сильнее и сильнее, а еще и немел, как замороженный — да пошел ты, сука драная!

Все гуманистические идеи тут же повыдуло у меня из головы, и больше всего я хотел сейчас утопить проклятый корешок в спиртовом растворе — чтобы подох, и больше, паскуда такая, пасть свою на меня не разевал!

Ах ты же гнида! А если я от его яда сдохну?! И не надо мне говорить, что, мол, не нужно было трогать, он бы и не покусал — идите нахрен! Хорошие, добрые корешки не кусаются, яд в рану не впускают, и не вопят дурным голосом так, что все вокруг помирают! А значит — иди нахрен, мандрагор хренов! Вернее — в спиртовый раствор.

Хватаю корень поперек тулова так, чтобы не мог достать и борюсь с желанием оторвать ему «член» (а чтобы пообиднее наказать за агрессию!), другой рукой беру заранее приготовленные иглы от одноразового шприца и сосредоточенно, аккуратно мочу их в капельках крови мандрагора. Смазал десяток — хватит, достаточно. Разложил на полиэтиленовой сумке — пусть подсохнут. Открыл пластиковую емкость со спиртовым раствором, схватил нож и одним движением отчекрыжил мандрагору «шевелюру» — «ботва» мне не нужна. А затем с чувством мстительного удовлетворения плюхнул мандрагора в раствор. Все! Готово! Накрыть крышкой, вот так, и…

А что «и» — я уже додумать не успел. Очнулся уже утром, от лучей солнца, которые коснулись моих глаз, пробившись через негустую крону старого дуба. Вокруг никого не было — тишина, покой. И только еле заметные бугорки указывали, что когда-то на этом месте было довольно-таки большое по сельским меркам кладбище.

Пластиковый «бидончик» стоял передо мной — я заглянул в него, открыв крышку — в емкости плавал знакомый корень, уже совершенно не подававший никаких признаков жизни. На пластике пакета в рядок — десяток игл от трехкубового шприца, покрытых засохшей темной пленкой.

Лопатка, испачканная черноземом, порванные перчатки, рюкзачок. Все, как было ночью. И фонарик на месте — горит, и даже вполне себе ярко. Светодиодный, не просто так.

— Ну ты и напугал нас, хозяин! — голос из пустоты заставил меня вздрогнуть — Чуть концы не отдал! Нельзя же быть таким неосторожным! Еле вытащили тебя, чуть не помер! Яд мандрагора — это тебе не сгущенки поесть! Кстати, сними с ушей повязку, люди не поймут.

Точно. Повязка на ушах — я к ней уже как-то и привык, даже не заметил, что она все еще на мне. Сдернул, вытащил беруши…сразу услышал чириканье птичек, шум дубовых листьев, а еще — свое тяжелое дыхание. Почему тяжелое? Да слабость, черт подери! Похоже, что мандрагор как следует меня отравил…бесы зря говорить не будут. Укушенный палец до сих пор красный и чувствительный к касанию. Ноет!

Собрал иглы, воткнув их в чехольчики, сложил все барахло в рюкзак и побрел к машине, предварительно забросав ямку из-под мандрагора землей. Странно, но в рюкзаке оказалась и какая-то травка непонятного мне вида, и пакет с землей — даже не помню, когда их туда засунул. Ну совсем, совсем ничего не помню, что случилось после того, как меня укусил этот сволочной корень!

Кстати, очень даже напомнило то, как я некогда поймал большую, красивую синицу. В детстве мечтал о том, чтобы дома у меня стояли клетки с разными птичками и пели мне по утрам и вечерам. И где взять птичек? Покупать — денег нет. Значит, надо ловить самому. Ну я и взялся ловить. Устроил ловушку из рыболовной сетки (прочитал в книжке, как ее сделать), посыпал семечек и засел в засаде, держа руку на бечевке.

Попалась мне синичка — большая такая! Красивая! Я несся к ней совершенно счастливый — ураа! Поймал!

Освободил синичку, разглядываю ее, гордый, радостный, и вдруг…синичка изворачивается и за палец меня — тяп! Да так сильно, так больно, что от неожиданности разжал руку и птичка вспорхнула и улетела. Вот это был облом! И не в том облом, что я упустил птичку, а в том, что такая красивая, такая милая птичка умеет так жестоко и злобно кусаться. Когнитивный диссонанс, точно.

Уже когда стал взрослым, узнал — «Большая синица», она же «зинзивер» — одна из самых жестоких, беспредельных убийц птичьего рода. Если ее запереть в клетке с другими птичками, она не успокоится, пока не заклюет их до смерти. Вот такой диссонанс, понимаете ли…

Машина стояла там, где я ее оставил. Кряхтя и слегка трусясь от слабости забрался за руль и отправился домой — отлеживаться.

Все у меня не слава богу…обязательно вляпаюсь! Мда, если бы не помощники…хорошо, что они у меня есть! Теперь понимаю, зачем этих существ вытаскивают из Нави. Без таких вот «бесов» колдун похоже что долго не проживет — занимаясь своим, понимаешь ли, грязным колдунским делом. Жизнь состоит из маленьких открытий, не правда ли?

Днем приятно ездить, особенно, если это весна. Все цветет, все зеленеет! Запах — просто отпадный! Хвоей, травами, цветами пахнет так, что я не променяю этот запах ни на какие южные курорты, ни на какие пальмы и прерии! Это наш, русский лес! Я плоть от плоти его, я чувствую это, между нами протянуты нити, которые никому не оборвать, никогда и ни за что!

Впрочем — уже не весна. Через два дня лето. И в этом году оно пришло пораньше — погода меняется, типа всемирное потепление! Кстати, позагорать бы…искупаться в пруду… Нет, вот закончу работу с русалками, тогда уж искупаюсь. Купаться, когда ты знаешь, что где-то под тобой шныряет нечисть и норовит ухватить за гениталии — нет уж, удовольствие ниже плинтуса! Это пусть горожане купаются в пруду с русалками — они ни во что не верят, им и не страшно. А я слишком много знаю, чтобы так просто доверять свои драгоценные причиндалы холодным злющим девам. Что-то нету у меня к ним доверия, к этим самым водяным красоткам.

Как ни странно — я выспался. Под дубом, под той веткой, на которой висел покойник, на кладбище — выспался! Свеж, как…как…ну не знаю — кто. Свежей розой себя назвать как-то не по-пацански. О! Как свежий огурец. Вот только запах не тот…помыться бы, что ли?

И вообще — баню надо истопить! Я когда в последний раз мылся как следует? Хотя по большому счету — что значит «как следует»? Из летнего душа омыть усталое тело — вполне ведь нормально! Пот-грязь смыл, и ладно! Хмм…но попариться вообще-то было бы неплохо.

Но — потом! Сполоснусь из душа и съезжу проверю — не приехал ли глава администрации. Надо заняться приватизацией дома. Я такой дом никому не отдам! Даже если буду жить где-нибудь в городе — пусть этот дом числится за мной. Охрим его сбережет, врага не допустит, а мне всегда будет куда вернуться. Место Силы, однако! Не зря старый колдун поставил здесь этот дом, совсем даже не зря!

Уже когда свернул к дому с главной дороги, заметил, что похоже — день сегодняшний начнется не с полоскания в душе, и не с завтрака. У забора стояла приора — черная такая, видавшая виды, но ухоженная и даже помытая. Что впрочем никак не повлияло на чистоту автомобиля — все темные автомашины, синие, черные, темно-коричневые, стоит им выйти из мойки — через пятнадцать минут начинают выглядеть так, будто их не мыли как минимум месяца четыре. Глупые люди думают, что если они купили черный автомобиль, так на нем меньше будет видна грязь — земля-то типа черная! А на самом деле все обстоит с точностью наоборот: пыль-то ведь светлая, практически белая! А значит — на черной краске ее виднее всего.

А вот белая автомашина — наоборот, не говоря уж осеребристой, похожей на кастрюлю с колесами — на их краске дорожная пыль почти что и не видна. Особенно на серебристой, цвета алюминиевой кастрюли — она всегда выглядит так, будто ее только что запылили. Это машина по определению не может быть чистой.

Но хуже всего коричная машина. Как говорил майорКазанцев, командир батальона охраны: «Я не понимаю, какие идиоты покупают коричневые машины! Они утверждают, что это не цвет дерьма, а цвет кофе! Так вот, дерьмоводители— кофе не бывает коричнево-серого цвета, вас кто-то обманул!»

Я тогда посмеялся — мол, мало ли чего наболтает человек слегка поддав, а потом как-то присмотрелся, и…правда! Ощущение такое, будто кто-то решил поглумиться над людьми и покрасил их машины в цвет протухающего дерьма! С тех пор я решил, что если у меня вдруг образуется машина, то она точно не будет покрашена в цвет какашки. Или, в крайнем случае — перекрашена из цвета какашки в какой-нибудь другой цвет, более радующий глаз человека. А на автомобилях цвета какашечного кофе пусть ездят особо просветленные эльфы — мало ли в мире идиотов?

Стекла приоры тонированы вглухую, и это меня сразу насторожило. Времена такие, что гаишники не пропускают эдакие пацаномобили, тут же составляют протокол или снимают бабло на карман. Кстати — последнее все реже и реже: кому нужно за такие гроши терять выгодную должность, а вдруг подстава? Это в участковых вечный недобор, а вот штаты гаишников укомплектованы даже сверх меры. Держатся ребята за свое место — зубами, клыками, конечностями.

Итак, раз человек не боится кары гаишниковой, значит или у него много бабла, чтобы суметь соблазнить «дорожного охотника», или он каким-то образом облечен властью, чтобы гаишники его не трогали. Ну и еще один вариант — просто отмороженный идиот, которому все на свете похрен. Таких хватает и в глухой провинции, и в самой что ни на есть столице нашей родины. А отмороженных надо опасаться.

В общем, когда я затормозил у забора и вышел из машины — был уже абсолютно настороже. Даже кобуру с пистолетом сдвинул поближе вперед. Мало ли что?

Кстати — дурацкий рефлекс: на кой черт мне этот самый пистолет, когда я сам по себе уже страшнее пистолета? Сам себе оружие! И эти самые иглы от шприцов — зачем я их отравил? На кой черт они мне, если я могу остановить противника одним словом? Парализовать его!

Инерция мышления? Перестраховка? «Вдруг магия исчезнет, и что тогда делать?» Наверное — все вместе сразу. Неверие в свои силы и боязнь остаться безоружным. И опять же — я всего неделю, или чуть больше — колдун! Ну как у меня может так сразу перестроиться мышление?

Но то, что случилось потом, меня искренне удивило — не ожидал! Чего угодно ожидал — шпана какая-нибудь приехала, заявители на соседей, кто угодно — только не они! Из «приоры» вначале показалась знакомая шкафообразная фигура Кольки Сидорова, а с другой стороны машины показалась его драгоценная Люсенька.

Я внутренне просто взвыл. Внешне ничем свои эмоции не проявил, но…взвыл. Впрочем, возможно что я внутренне взвыл очень уж громко, и отголоски моего воя все-таки достигли Колькиных ушей:

— Васек, привет! Слышь, Васек…прости! Не хотел тебя напрягать! Люська взяла в оборот — вези, да вези! Проси его! Вот — пришлось привезти! Ты это…Вась…извини! Вот — все вопросы к нет… Я ни причем!

И Колька, который может кулаком забить десятисантиметровый гвоздь в доску-сороковку, позорно ретировался, оставив меня на милость победителю, или вернее — победительнице.

Вот сто раз замечал — сильные, жесткие, грубые мужики влюбившись по уши нередко делаются мягкими, как масло, растекаясь под каблучком предмета своего обожания. Колька Сидоров в этом отношении совсем даже не исключение, и ничего особого я тут не увидел. И прекрасно знаю, откуда растут ноги у ситуации: Машка Бровина, возбужденная моим вчерашним провидческим выступлением, тут же все разболтала своей подружке, ну а подружка уже приняла к сведению, наехала на мужа и тот под давлением превосходящих сил противника сдался, поднял руки и начал кричать: «Я есть не стрелять! Гитлер капут!». А я вот теперь должен отдуваться.

— Вася, здравствуй! — мордашка Люськи и правда была очень даже миленькой, эдакий кукленок а-ля Барби. Ей бы попу поменьше, да талию поуже — и совсем была бы хороша. Впрочем — это только на мой вкус, Кольке она и такой нравится, а я на Люську не претендую. Даже мысленно. Колька если и не входит в число моих приятелей, то хороших знакомых — точно, а у меня есть незыблемое правило: «Жены друзей — табу!». Я считаю, что отбить жену у товарища есть подлость и гадость, и за такое нужно будет гореть в самом адском аду. И не надо мне втирать про любовь-морковь и всякое такое. И предательство можно объяснить, только подлежит ли оно прощению?

Ну да, вот такой я сложный, неоднозначный и вообще — не от мира сего. Есть у меня определенные принципы, и поступаться ими я не собираюсь. Ну…если только не приспичит, конечно. Я же всего лишь человек…

— Привет, Люсь…что хотела?

— Вась…поговорить бы…ты не против? — кукольное личико скривилось в страдальческой гримаске, а я обреченно и тяжело вздохнул:

— Давно ждете?

— Как Колька сменился, домой пришел, так и поехали. Вась…это…мне Маша рассказала, ты ее не ругай, ладно? А билеты в Адлер она сдала! Ты что-то увидел, да? Что-то плохое? А можешь для меня посмотреть? Для нас? И ребеночка бы, Вась!

— Люсь! — я еле сдерживался, чтобы не выругаться — Я же Кольке все сказал! Ну наговорил я сдуру, сам не знаю чего — так и что теперь? Ну что вы ко мне пристали-то?! Я вам что, бабка Ванга?!

Люськины глаза заполнились слезами, и вдруг она сделала шаг ко мне и упала на колени:

— Васенька, пожалуйста! Васенька, помоги! Мы заплатим! Мы все сбережения отдадим! У меня триста тысяч есть! Я еще у мамки займу…сколько даст! Я все отдам! Ребеночка только! Васенька…Вася!

— Да бляха-муха! — попытался отскочить, но Люська вцепилась в мои ноги как клещ, и я едва не упал, чудом удержался на ногах. Тогда уже я вцепился в Люськины предплечья, попытался оторвать ее от себя, и тут…меня накрыло. Я увидел! Я на самом деле увидел!

Церковь…купель…здоровенный розовый младенец, очень похожий на Кольку растопырился, упираясь ногами в стенки купели и орал таким басом, что колыхался огонь на зажженных свечах. Колька — красный, как рак, выглядящий в новом старомодном костюме как корова под седлом — поодаль, рядом с Люськой, комкающей белый платок. Они смотрят на младенца и я знаю — это их сын. И родится он в марте следующего года! А крестить его будут через год, летом!

— Сын у тебя будет. В марте! — услышал я свой безжизненный голос, принадлежащий будто другому человеку — Андреем его назовешь, как своего отца. Окрестишь через год. Больше никуда не ходи. Ни к врачам, ни к знахаркам — иначе порчу подцепишь. Порча на тебе была — цыганка наложила, когда ты в Тверь ездила. У вокзала — ты денег не дала, она тебя прокляла. Но теперь все чисто.

Я вздохнул, помотал головой, отгоняя одурь, посмотрел на коленопреклоненную Люську. Та смотрела на меня с таким обожанием, таким восторгом — ну черт возьми, так нельзя смотреть на людей! Нельзя! Иначе эти самые люди возгордятся, возомнят о себе невесть что!

— Люся… — устало начал я, но Люська меня перебила:

— Вась, я потом денег завезу, ладно? Как только рожу? Хорошо?

Вот ведь деревенская практичность! Обожание обожанием, а деньги после предоставления услуг! Мало ли…а вдруг обманет? Нет, ну так-то я ее понимаю, но все-таки забавно.

— Не надо никаких денег — отмахнулся я — Одно только скажу: не болтай! Не болтай никому, черт вас с Машкой подери! Поняла?! Я спрашиваю — поняла?!

— Поняла, Вась, поняла! — Люська вскочила с колен, бросилась мне на шею и прежде чем я успел что-то сделать, крепко поцеловала в губы. Да так…хмм…не по-товарищески, что я даже смутился. Черт подери, я без женщины уже сто лет, а на меня сиськами своими ложатся! Телесами прижимаются! Я ж не железный, люди, вы чего взялись меня мучить?!

— Васек…это…я тебе обязан! — смущенный Колька прятал глаза — Получится чо, или нет — в любом случае обязан. Сам знаешь, какие они, бабы! Поедом съела — поехали, да поехали! Вот сели и поехали. Ты ежели чо — какие там проблемы, или чо — обращайся. Я всегда за тебя встану! Я в десанте служил, доски ломаю, кирпичи бью — всех положим, ежли чо! Давай, Васек, рад был тебя видеть.

Колька пожал мне руку, и пожатие его было на грани терпимости. Сильный парень, точно. Просто могучий. Настоящий русский мужик. Вот на таких мужиках Русь и держится! И мне было приятно, что он вот так запросто записал меня в свои друзья. И точно знаю — случись что, приду за помощью — соберется и поедет меня выручать. Знаю, я же провидец.

Вот только я к нему не пойду — даже если что-то и правда случится. Им детей поднимать, так что я не могу его поставить под удар. Да, не ребенка, а именно детей — будет еще девчонка, Настя, и будет еще один пацан — Колька.

Нет, Люське не сказал. Зачем? Пусть все идет своим чередом — любятся, рожают, детей поднимают. А я потихоньку поколдую. Что-то мне стало нравиться это самое дело, приятно, понимаешь ли, видеть у людей радость в глазах. А то, что деньги не взял…да черт с ними, с деньгами-то. Деньги — дело наживное. Тем более что это свои люди, а разве со своих денег берут? Тем более что я был бы последней сукой, если бы забрал у них последние деньги. Не банкиры ведь, в конце-то концов. Вот банкиров ободрать сам бог велел! На тайной вечере.

Я помахал вслед отъезжающей приоре и поплелся к уазику — нужно было выгрузить ночные трофеи. Через полчаса я уже сидел над сковородой с яичницей и думал о том, что скоро, наверное, я закудахтаю — столько яиц в день съедаю. И надо как-то свое питание разнообразить. Может поручить Охриму приготовление обедов? Мне кажется — он сможет, вот только есть у меня по этому поводу некоторые сомнения…не верю я в то, что Охрим не понадкусывает и не оближет продукты в процессе приготовления. А мне почему-то не очень хочется питаться облизанным и надкусанным. Ну да, я не брезглив, да и Охрим точно не является разносчиком каких-то там человеческих болезней, но…вот не хочу, да и все тут! Не хочу чтобы нечисть, даже и полезная, черпала из кастрюли пятерней, чтобы попробовать варево на вкус, или пила из кастрюли через край! А то что Охрим это может сделать — да без всякого сомнения.

И не надо хихикать, два негуманоида хрЕновых! Ничего смешного в этом нет! Самих заставлю готовить, вот тогда и узнаете, как хихикать!

Позавтракав, отправился в душ, после душа сменил белье и поинтересовался у домового, когда он наконец займется стиркой. Домовой отвлекся от созерцания очередного мыльного сериала, и сообщил, что он не только все выстирал, но даже и высушил и выгладил! И что нужное мне барахло лежит на скамеечке справа в углу. И снова принялся впитывать мировую мудрость из сериала: «Крутые повороты любви».

— Охрим, когда высохнуть-то успело? — осведомился я, рассматривая пахнущее стиральным порошком белье.

— А я магию применил! — не отрывая взгляда от экрана невозмутимо ответил Охрим — Подумал, а чего ждать? Я же умею.

— А почему раньше не сказал, что умеешь? — слегка рассердился я.

— Хозяин, а ты не спрашивал. А я подумал — ну какого рожна по дому будут висеть всякие тряпки, мешать смотреть телевизор! А так-то я — рраз! И все высушил. Два! И все погладил. Хорошо получилось? Ты доволен?

— Я доволен…только думал, что ты утюгом гладил — слегка сдавленным голосом сказал я (Рраз! И все сделано! Ах ты ж зараза…где ты раньше-то был?!)

— А зачем утюгом? Платяных вшей у тебя нет, прожаривать не надо. Так что я приказал тряпкам разгладиться — вот они и разгладились. Вот и все.

— Да, как ни странно — платяных вшей у меня нет! — констатировал, нагнав в эти слова как можно больше сарказма. Но Охрим сарказма не понял и добродушно-снисходительно меня похвалил:

— Ну ты же трактирных шлюх не пользуешь, обычно от них платяные и всякие другие вши бывают, так что откуда вшам у тебя взяться? И на земля не валяешься, по помойкам, так что все нормально.

— Я всю ночь на кладбище валялся, не могли ли у меня завестись платяные вши? — осведомился я у специалиста по вшам, и тут же получил всеобъемлющий ответ профессора вшивых дел:

— Нет. Если только муравьи к тебе залезли, или клещ куда-нибудь в уд впился, а платяные вши точно не появились.

И вот что значит сила внушения — мой «уд» тут же зачесался, и я представил, как его поедом ест проклятый клещ. Пришлось идти, раздеваться и разглядывать себя в зеркале — нет ли на мне этих самых чертовых клещей. Шутки шутками, но клещам похрен, кто перед ними — великий колдун-участковый, или простой пастух-алкоголик. Хотя колдуна, как мне кажется будут жрать с гораздо большим удовольствием, чем деревенского алкаша, ибо пастух насквозь пропитан невкусным для насекомых спиртовым раствором и сивушными маслами. И кстати сказать — конец мая-начало июня это брачный период клещей, когда они особо активны, и когда гады так и норовят вцепиться в чей-нибудь несчастный уд.

Вообще-то надо бы в колдовской книге поискать рецепт амулета, который отпугивает клещей и комаров. Уверен, там такой рецепт есть! Комары уже поперли не по-детски, здоровые, как вертолеты! Жало — с палец! Хорошо в деревне, но вот только бы комаров не было. И клещей, бросающихся на уд. И мух. Как там Пушкин говорил? «Лето красное — любил бы я тебя, кабы не комары, да мухи!» — вроде так. Там еще про зной и пыль было, но я, честно сказать, уже порядком подзабыл пушкинские вирши. Давно их читал, еще в школе.

Кстати — летом надо бы на могилку мамы съездить…не так уж и далеко — одним днем могу обернуться. Четыреста километров отсюда. Поправлю могилку, а еще…еще кое-что сделаю. Обязательно сделаю! Ох, и сделаю…кое-кому мало не покажется.

Кстати, а как там поживают ублюдки в яме? Надо их навестить — водичку-то они выпили, а больше у них нет. Небось с ума сходят от обезвоживания. Я же не такой зверь, как они, пусть в комфорте посидя…в яме…хе хе…

Сказано — сделано. Взял полбуханки хлеба, набрал воды в пустые пластиковые бутылки — благо, что у меня их хватает (еще от моего предшественника остались), и пошел к яме, немного даже беспокоясь — не сдохли ли эти твари?

Но волновался зря. Твари были очень активны, вопили, матерились, обещали мне различные кары — от анальных до уголовных. Я бросил им бутылки и хлеб, пообещав, что завтра ночью обязательно их отсюда выведу. А пока пусть посидят и подумают над своим гнусным поведением.

Кстати, второй негодяй тоже вдруг эдак оперился, начал права качать, шуметь, угрожать… А ведь после того, как мои его бесы пощипали — был тише воды, ниже травы. Вот что значит дурная компания — сразу всякой гадости набрался от своего соседа.

Закончив обход мест заключения, снова засобирался по делам. Снадобьями вечером займусь, после работы. День — для основной моей службы. Для колдуна — ночь, для участкового — день. Ну…примерно так.

Почту прочитал. Ну что…как всегда — всякая дребедень. Два поисковых поручения (впору и правда заняться отписками!) и жалоба…ха! На Самохина. Угрожал, обещал кастрировать и покарать нетрадиционным способом: «…этот Самохин еще мне обещал, что изнасилует меня в извращенной форме! Я опасаюсь за свою жизнь и здоровье. Прошу принять меры к преступнику…».

И кто же это такой писал? Ну да, как и предполагалось — Катин Семен. Помню, как мне про него говорили — мол, по всей деревне свою жену Варьку гонял, якобы приревновал ее к кому-то там деревенскому. И что он алкаш и все такое прочее. А Самохин его поймал и приказал прекратить бесчинство. Ну вот, теперь и нарвался на заявление.

Кстати — вот этого я никак понять не могу: нахрена ты пишешь заявление, зная, что во-первых совершенно не прав, и во-вторых, зная, что работы ты больше нигде не найдешь — кроме как у Самохина! Вот КУДА ты потом пойдешь работать? Дома сидеть будешь и жене нервы трепать?!

Ну что же…я тобой займусь, скотина! Ты у меня не то что пить — ты у меня на спиртное даже не посмотришь! Ты как по телевизору увидишь бутылку — блеванешь! Обещаю, зараза ты эдакая! Время решил у меня отнимать?! Скотиняка синяя!

Да, я не на шутку рассердился. Эта дурацкая текучка — она столько отнимает времени, столько нервов! Шагай теперь, ищи этого Семена, требуй от него, чтобы написал отказное заявление! И Самохина еще надо будет опросить — объяснение-то от него все равно обязарн взять.

Впрочем — сейчас напечатаю объяснение на ноуте и сразу распечатаю. Благо что принтер у меня есть — лазерный. Старенький, но надежный, как трехлинейка — «хэпэшный», конечно. «Хьюлетт Паккард».

Сказано — сделано. Объяснение накатал, «По поводу заданных мне вопросов поясняю следующее:…» — ну и в таком духе. «Я вышел, увидел, как гражданин Пупкин гоняется за женщиной. Я ему приказал прекратить противоправные действия — что он и сделал. С моей стороны никаких противоправных действий не было. …Мной прочитано и собственноручно подписано» — все! Можно было бы и вручную написать, но черт подери, не прошлый же век? На что тогда компы, ежели писать авторучкой?! Да и слегка разучился я ей писать — медленно пишу, вывожу буковки. А на компе — щелк, да щелк! Мухой напечатал!

Но первым делом зайти в администрацию. К Самохину и Катину успеется. Эх, и затягивает меня текучка, аж по самую шейку! Как в трясину плюхаюсь в эти самые бумажные грязевые ванны…а количество бумаг все не уменьшается! А бумаги все прибывают! Вроде и работаю, а бумаг меньше не становится.

Нет, надо что-то делать! Проехаться по деревням и к чертовой матери все мужичье от пьянства закодировать? Представляю что тогда будет! Аномальная зона! Непьющие деревни!

Нет…эдак и попасться можно, если начать массовый геноцид алкашей. Нет уж, пусть пока бухают. Буду постепенно их искоренять, по мере поступления сигналов — чтобы подозрения не вызвать.

С этими умными мыслями я и забрался в уазик. Можно было бы и пешком пройтись, да времени у меня нет на хождения. Мне сегодня еще кучу дел надо переделать, да и просто лень по жаре понимаешь ли бродить.

Дверь в администрацию села открыта, и я было обрадовался — вот! Приехал Глава! Но радость оказалась преждевременной — приехать-то приехал, но тут же уехал по делам в район, и будет только к вечеру. Это мне сказала секретарша, дама лет сорока, некрасивая, с одутловатым и каким-то даже больным лицом. Она почему-то встретила меня настороженно, говорила сухо и неприветливо, так, как если бы я ей был что-то должен и не отдаю. Впрочем возможно это был для нее нормальный стиль общения — некоторые люди, получив даже минимальную власть, сразу же преисполняются чувства собственной важности и начинают себя вести так, как никогда бы не повели, будь они обычными людьми. Бронзовеют, можно и так сказать.

Ничего конкретно не выяснив — когда приедет, и придет ли вообще сегодня в администрацию — я решил заглянуть к Главе попозже, и прямо домой. А что, какая разница, где с ним разговаривать? Тем более что Самохин обещал разрулить дело с приватизацией, а он здесь царь и бог. Да и мне просто по службе необходимо знакомиться с гражданами, заходя к ним домой, и тем более — надо налаживать тесный контакт с главой администрации, с которым я вообще-то должен работать можно сказать в тесной связке.

Не солоно хлебавши, отправился к Самохину — надо же решать по заявлению. Списывать его нужно, а без бумажки ничего не спишешь. Бумажка — она всему голова. Или какая-нибудь другая часть тела. Задница, например.

Главное, чтобы Самохин был дома, вдруг унесся куда-нибудь в район, а то и еще подальше — у него дел-то куча, бизнес, однако! Кстати — не нравится мне такой бизнес, когда надо носиться по городам и весям. На мой взгляд хороший бизнес, это когда ты сидишь у бассейна и попиваешь пиво, а носится за тебя шустрый управляющий — за хорошую зарплату и социальные блага. А это что за такой бизнес по-русски, когда ты весь в поту и пыли объезжаешь свои многочисленные магазины? Нафиг бы такой бизнес!

Самохин искренне посмеялся, когда я через двадцать минут, сидя за столом в гостиной высказал ему свое отношение к самохинскому бизнесу, и сказал, что если бы он отдавал дела в руки управляющего — пусть и самого дельного — через год от бизнеса остались бы только пух и перья. Или рожки, да ножки. Какую бы зарплату не платил управляющему, через некоторое время он вдруг начинает про себя думать: «А какого черта я живу на эту жалкую зарплату? Самохин себе кучу денег гребет, а я как идиот, копейки считаю?! Неет…надо и о себе подумать!» — и начинает мутить свой бизнес, и что характерно, на деньги Самохина. А то и просто вульгарно ворует. «Плавали, знаем!»

Я не стал спорить. Уж чего-чего, а Самохину виднее, как ему вести свой бизнес. Я не бизнесмен, и точно никогда им не буду. Каковое обстоятельство меня ничуть не беспокоит. «Каждому свое» — как сказал один нехороший персонаж.

Ну а затем мы перешли собственно к тому, ради чего я и пришел в этот дом.

— Вот сучонок! — только и сказал Самохин, прочитав заявление, которое я ему дал почитать — Ах, гнида! В порошок сотру поганца! Ближе десяти метров не подойдет к моим предприятиям, пусть ищет работу где хочет! Бабу только жаль, да пацаненка. Баба — ровесница моей дочери, она еще молодая совсем. Вот…вышла замуж за идиота, а теперь и мучается. Она у меня работает, в коптильном цеху. Нормальная девка, красивая, дельная, только вот дураку досталась. Ты замечал, что частенько хорошие, правильные девки достаются настоящим, махровым уепкам? Вот что находят эти девчонки в школьных хулиганах, во всяких придурках у которых за душой нет ничего, кроме тяжелых кулаков? Романтика такая, что ли? Ох, дуры, дуры…

Когда я ему дал на подпись объяснение, Самохин внимательно его прочитал и молча подписал, добавив еще расшифровку подписи. Потом внимательно посмотрел на меня и спросил:

— Ты же домой к ним пойдешь? Поосторожнее, этот дурачок совсем отмороженный. Меня боится — я ему как-то хорошенько набуздал, он потом с распухшей мордой неделю ходил, а так-то он здесь в авторитете у своих алкашей. Похлеще Кольки Капустина будет. Кстати, с Капустиным — просто фантастика какая-то! Рассказывают, что бабка Нюра его закодировала — он теперь спиртное на дух не воспринимает, тут же блюет, если выпьет! Да что выпьет — в руки стакан с водкой взять не может — сразу его тошнит! Знаешь — никогда в такие штуки не верил. И бабка Нюра особыми способностями к кодированию никогда не отличалась. Не в курсе, что там случилось? Ты же был вместе с ней?

Я выдержал внимательный взгляд собеседника и пожал плечами:

— Я тоже не особенно в этом разбираюсь. Ну. шептала чего-то, это да. А как все происходит — я-то откуда знаю? Пойду сейчас к ним домой, бумагу-то надо исполнять. Я вот что думаю — может бабу Нюру прихватить? Может и этого закодирует?

Через двадцать минут мы с Самохиным расстались. Поговорили еще немного о делах — я пожаловался, что никак не могу поймать главу администрации, но он меня успокоил, мол, никуда тот не денется и Самохин с ним уже переговорил, так что никаких проблем с приватизацией теперь не будет.

Поговорили еще «за деревню» — скоро начнется сезон отпусков, так что народа, а значит и проблем здесь прибавится. На том мы с ним и разошлись.

Глава 4

Крики и ругань я услышал метров за пятьдесят. Само собой — сразу понял, откуда летят отборный мат и женский визг. А потом уже увидел один из источников звуков.

Это был молодой мужчина лет тридцати пяти — высокий, крепкий, но уже порядком отяжелевший. Со спины он был похож на того, что сидел у меня в зиндане, только тот, надо признать, было на порядок противнее. У этого еще сохранился человеческий облик, он был даже красив — эдакой негативной мужской, брутальной красотой. Квадратный подбородок, высокие скулы, большие голубые глаза — в юности он был совсем красавчиком, на то вероятно и попалась женщина, глаз которой украшал здоровенный свежий фингал. Нет, все-таки не свежий — он уже начал желтеть, рассасываться, в изначальном своем состоянии фингал скорее всего закрывал весь левый глаз. Крепко ей досталось, точно.

Сказать, что я готов уничтожить всех мужиков, которые поставили фингал какой-либо женщине — это было бы преувеличением. Все-таки я никто иной, как полицейский, и насмотрелся в жизни уже всякого. Да и криминальные новости читал и читаю — куда от них деться? Помню, как судили одну мадам, упорно стремившуюся убить своего мужа — просто ради того, чтобы осталось наследство и она могла бы спокойно, без проблем развлекаться с мужиками. Ее хитрые затеи почти удались — если не ошибаюсь, разоблачили только после третьего по счету покушения.

Самое интересное было то, как она обставляла все эти покушения — вроде бы как раз муж на нее покушался, а она, несчастная, защищалась от его беспредела. В последнем покушении она разбила ему голову сковородой и попыталась вытолкнуть из окна многоэтажки. Он чудом остался жив. Просто голова оказалась крепче, что того ожидала любимая жена.

В суде эта тварь сделала умильную мордашку, изображала полную невинность и говорила о бесстыдном оговоре со стороны подлого мужа и его злых приспешников. Тут мужу надо бы сказать спасибо экспертам-криминалистам, которые как дважды два доказали, что именно она была агрессором, а не ее несчастный, чудом не добитый муженек. Ну и операм, которые вскрыли ее похождения на стороне.

И вот пусть мне кто-то скажет, что такая тварь не заслуживает хотя бы фингала под глазом!

Приходилось мне и пьяных баб оформлять — когда их доставляли в райотдел, и я тогда был на сутках при дежурной части. Даже вспоминать не хочется — ну такое отвратное это зрелище, пьяные агрессивные бабы! Если бы эти бабы видели себя со стороны! Если бы заснять, и показать их в таком виде всей родне и друзьям! Ей-ей, многие из их близких, сослуживцев были бы просто потрясены — рядом с какой мразью им приходится жить и работать.

Впрочем, подобных роликов где-нибудь в ютубе имеется море разливанное, так что вряд ли кто-то удивится еще одному, новому ролику. Да и не сторонник я такого действа — снимать этих мерзких бабищ и выкладывать ролики в сеть. Помню, как сказал дядюшку Мокус обезьянке, которая хотела поглумиться над нехорошими сыщиками, преследующими поросенка Фунтика и увязшими в болоте. Обезьянка спросила: «Дядюшка Мокус, можно, я кину в них грязью?» На что дядюшка Мокус нравоучительно ответил: «Ну что ты, Бамбино! Это плохие люди, но у них могут быть хорошие дети, которые наверняка очень любят цирк!»

Вот так же и я — только ради детей переламывал себя и не снимал этих пьяных дебоширок, поливающих меня матом, пытающихся пнуть и плюнуть мне в лицо. И ведь это были не какие-то бомжихи, не девушки с пониженной социальной ответственностью — обычные дамы лет тридцати пяти-сорока, которые устроили дебош в магазине, или в такси, или где-нибудь в другом общественном месте. Якобы порядочные, хорошо одетые и совсем даже не бедные дамы.

Но здесь, конечно, был совсем иной случай. Эта женщина точно не заслужила своего фингала — стройная, совсем не обабившаяся, не потерявшая форм, с лицом похожим на лицо девушки-красивицы из фильма «Морозко», она сидела на скамейке и плакала, закрыв глаза, будто не хотела видеть то, что возле нее сейчас происходит. Девчонка лет шести-семи прижималась к ней сбоку и тоже рыдала, приговаривая: «Папочка, не трогай ее! Папочка, пожалуйста!». Похоже, что это она визжала так громко, что было слышно и за пятьдесят метров.

Пока подходил, получил первичную информацию о причинах происходящего. И эти самые причины меня не только ничуть не удивили, но даже и вогнали в некоторую депрессию — ну одно и то же, одно и то же везде в пьяных семейных разборках! Ну почему эта пьянь так однообразна в своих претензиях к женам?

Итак: жена господина (или товарища?) Катина является падшей женщиной, которая только и думает о бешенстве своей матки. И только для того она ходит на работу, где некий мужчина с бешенством своего члена пользуется Варькой для удовлетворения всех своих, самых низменных желаний, особенно — извращенных по самое не-хочу. Ну вот, оно примерно так.

Конечно, все говорилось гораздо энергичнее и в других выражениях, самых что ни на есть неприличных — и это несмотря на то, что рядом стоял ребенок, а еще, мат могли слышать на большом расстоянии все желающие и нежелающие. Кстати, тут сразу щелкнуло у меня в голове: вот тебе и два протокола, мелкое хулиганство и нахождение в общественном месте в нетрезвом виде. И начальство будет теперь довольно, отстанет на время. Работает участковый!

— Прекратить! — сходу бросил я, обращаясь к тугой спине, обтянутой нечистой белой майкой — Это что еще такое?! Что за хулиганство?!

— Это еще кто тут вякает? — начал оборачиваться ко мне хулиган и осекся, увидев полицейскую форму — Это…вы кто? Зачем?

— Зачем тут?! Да чтобы — вот! — грозно констатировал я — Вы чего тут устроили? Мат слышно за сотню метров! И при ребенке! Как вам не стыдно-то?

Мужчина как ни странно молчал, и было видно, что он слегка напуган. Почему? Форму увидел, поэтому? Трусоват? Да, точно — трусоват. Этот только на бабу вопить, да фингалы ей ставить, а как на полицейского…но это хорошо. Очень хорошо! Не хочется мне устраивать потасовку. И колдовать тоже не хочется. С Капустиным уже нарисовался, хватит…

— Вы писали заявление о том, что гражданин Самохин пытался вас избить. Вот я и пришел по поводу этого заявления, должен отобрать у вас объяснение. Но прежде я составлю на вас два протокола — за мелкое хулиганство и за нахождение в нетрезвом виде. Понятно?

— За что? — мужчина набычился и сжал кулаки — я у себя дома! Я что, у себя дома не могу выпить? Не могу жену поругать? Вы лучше Самохиным займитесь! Или он и вас уже купил? Жену мою е…т, так и ты у него уже сосешь?! Я на тебя жалобу напишу! Да я тебя…

Мужчина шагнул ко мне, замахнулся…и нарвался на крюк правой.

Господи, ну какое же это было наслаждение, ощущать, как твой кулак врезается в скулу мерзавца! Слышать, как падает его тело — будто мешок с мукой! Видеть, как он ползает у твоих ног — мерзкий, слюнявый, достойный лишь…смерти? Достоен он смерти, или нет?

— Врет, подлец — безрадостно констатировала женщина, Варвара, насколько я запомнил ее имя— Ничего у меня с Самохиным не было, и быть не могло. А то, что я Семена не хочу — так вы сами посмотрите, можно его хотеть? Вот такого? Господи, да где мои глаза были десять лет назад! Как я позарилась на этого подлеца!

— Убью! Варька — убью! А тебя ментяра засужу за побои! Седня же поеду и сниму побои в районе! А ты, Варька, свидетелем пойдешь!

— А чего живете-то с ним? Столько лет живете! Неужели некуда пойти?! — не обращая внимания на этого жука у моих ног, спросил я Варвару — неужели можно ТАК жить?

— Уходила. Он обещал прибить нас — и мамку, и папку. Они уже старые, не сладят с ним. С него станется — как напьется, так и обещает прибить! Трезвый он так-то тихий, только все равно подлый. А разводиться…добром не разведется, а вдруг и правда прибьет?

— Прибью! Обязательно прибью! — с земли прокомментировал слова жены Семен — Моду взяла, на мужа напраслину возводить! А сама с Самохиным целыми днями кувыркается, бл…ь!

— Господи, ну как я устала! — с тоской выговорила женщина, и глаза ее прикрылись, будто от слишком яркого света — я уж и заявление в милицию писала! Его подержат там сутки, да и домой отпускают, а он еще злее делается. И бабка Нюра снадобье давала — не берет его, подлеца! Пьет, и пьет! Я пластаюсь, работаю — а он пьет! И Самохин его выгнал — этот гад у него мешок муки спер и продал. А разве будет Самохин вора держать на работе? Хорошо хоть меня не выгнал, я ведь жена вора! Эх, ты…он ведь и посадить тебя мог, а пожалел! А ты его полощешь!

— Что, хрен его нравится, да? Ты когда ему сосешь — в обед, или с утра? Мужем-то брезгуешь, Самохин-то лучше! Сколько он тебе платит, чтобы ты ему…

Я не выдержал — пнул негодяя в бок. Он хрюкнул, схватился за ушибленное место и снова стал мне обещать всевозможные кары за нанесенные побои. А я удивленно пожал плечами:

— А мне говорили, что он опасный…мол, кулаками машет! А он трус, оказывается. Вот какая штука-то…

— Трус! — безжалостно констатировала Варвара — Только перед дружками своими хорохорится, перед Капустиным, да Белояровым. Ну и жене синяков наставить горазд! И вишь как — милиционера увидал, так сразу в штаны и наделал! Гад! Видите, товарищ милиционер, с кем живу? Вот за что я наказана?! Другим достаются красивые, непьющие…вот как вы, такие, а я? За что мне такое? За что?! Что я плохого сделала, что он мне даден на муки? Девчонка заикается, ночью боится заснуть! И все из-за этого гада! Ну вот что делать, что?!

Я промолчал. Я еще не знал, что делать. Хотя мысль на этот счет была. Как там в «Кавказской пленнице»? «Третьим будешь»?

— Вставай! — приказал я Семену, накачивая приказ Силой — Иди в дом, сейчас бумагу писать будешь.

Семен попытался что-то сказать, но я прикрикнул:

— Молчать! Ты уже все что можно — сказал! Пошел!

Мужчина медленно поднялся, ни говоря ни слова побрел в дом. Движения его были скованными, дергаными — но можно это все списать на опьянение. Никто не заподозрит меня в том, что я подчинил человека своей воле. Слишком уж это фантастично. Я же простой участковый!

— Чего ты хочешь? — спросил я тяжело, глядя в голубые глаза женщины — Будешь с ним жить, если он исправится? Я с ним поговорю, попробую убедить, может он больше и не станет пить. Станешь с ним жить?

— Дочка, иди к себе в комнату — женщина отстранила от себя девчонку, и та испуганно оглядываясь на меня, пошла в в дом — Иди, иди, девочка моя! Не бойся! Он тебя не тронет! Тут дядя милиционер!

Девочка исчезла за дверью, а женщина посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:

— Верите, если бы не боялась оставить дочку одну — я бы его давно убила! Зарубила бы, и будь что будет! Отсидела бы, зато бы вышла свободной, как птица! Только не хочу, чтобы у дочки мать убийца была, а то бы… В школе задразнят, да и во дворе покою не дадут. Дети ведь злые. Так что если можете как-то помочь, если можете…я все вам отдам! Все! Хотите…я буду к вам приходить — спать вами! А что, вы мужчина молодой, красивый… А то денег у родителей возьму, отдам вам — лишь бы его не было! Лишь бы куда-нибудь, да делся!

— Почему ты мне это говоришь? — напрягся я — Что я могу сделать-то? Убить его? Так я не убийца! Закрыть? Так он все равно выйдет! И что я сделаю?

— Что-нибудь…что-нибудь, пожалуйста! Иначе я сама его порешу! Клянусь господом — порешу! Все, последняя капля это была, больше не могу!

— Я вот тебя сейчас арестую — за подготовку к убийству! И за подкуп полицейского! — жестко сказал я — Ишь, чего придумала, на что толкаешь!

— Миленький, помоги! — женщина бормотала будто в горячке, и мне показалось, что у нее реально поехала крыша — не арестуешь ты меня, я знаю! Ты добрый, хороший! Я чувствую — ты хороший! Помоги, пожалуйста! Я все тебе отдам! Все!

Она вдруг бросилась на колени, обхватила меня руками и стала истово целовать — ноги, бедра, в пах. Я бросился ее поднимать — мне только этого еще не хватало! Сегодня просто какой-то день коленопреклоненных девиц! Не дай бог кто-то увидит — разговоров будет выше крыши!

— Убей его! Убей! — прохрипела мне в лицо женщина, и вдруг стала похожей на Медузу Горгону, только змей вокруг головы не хватает. Красивое, очень красивое лицо, искаженное гримасой ярости.

— Ну-ну…хватит! — я прижал к груди женщину, и вдруг…остро захотел, чтобы меня любила такая красивая, такая…на все готовая женщина! Ну так захотел, так захотел — ну просто сил никаких нет, как…ее захотелось! Так и представил — вот она приходит ко мне в дом, раздевается, становится на колени, нагая, прекрасная, покорная, и… У меня даже кровь прилила…куда надо! Или наоборот — куда не надо. Сейчас точно не до того!

Усадил женщину на скамейку, выдохнул, с трудом отведя взгляд от упругой груди, ничуть не испорченной родами. Женщина и правда была красива — в самом расцвете женской красоты! Сколько ей? Двадцать семь? Двадцать восемь? Самый тот возраст, когда женщина вошла в пору деторождения, прекрасно разбирается в том, что ей нужно от мужчины, но при этом еще сохранила девичью стать и упругость. Великолепная женщина! И…замужняя, а меня всегда тянуло и тянет к замужним женщинам. Чужим замужним женщинам. Как там сказала баба Нюра? Судьба моя такая? Дурацкая какая-то судьба нет?

Оставив Варвару сидеть на скамейке, я пошел в дом. Семен стоял посреди кухни, безмолвно глядя в пространство — я его подчинил так же, как это делал до того с преступниками, сейчас обитающими в моем зиндане.

— Садись на стул! — приказал я, и дождавшись, когда Семен усядется, начал:

— Сегодня в полночь ты придешь к господскому пруду. Ничто не сможет тебя остановить. Ты сделаешь так, чтобы никто тебя не увидел! Никому не скажешь, что я тебе это приказал! А когда я уйду — ты забудешь, что я здесь был и что-то тебе говорил. А сейчас бери авторучку и пиши заявление.

Я продиктовал Семену то что он должен был написать (отказное как положено). Потом составил два протокола и дал Семену подписать. Ну а потом пошел на выход, дав установку на то, чтобы реципиент лег сейчас спать, и не вставал до самой до ночи, а когда встанет — сделал то, что я ему приказал. Три — лучше чем два, это точно!

Выйдя из дома, посмотрел на скамейку, где сидела Варвара. И снова меня как током прошибло — ну и красивая же, черт подери! И даже синяк ее не портит! Как ни странно, он делает ее даже привлекательнее. Хочется взять ее лицо в ладони, поцеловать в этот синяк, сделать так, чтобы он прошел, впиться ей в рухлые губки поцелуем, и…

Я взглянул в лицо Варвары…и чуть не ахнул. Синяк-то и правда прошел! Почти ничего не осталось! И я это сделал всего лишь одним своим желанием! Пожелал, чтобы его не было — бах! Готово!

О господи…мне надо лучше себя контролировать. Мне ни к чему неконтролируемые выбросы Силы, к добру это не приведет. И кстати сказать — уже понятно, что «ломаюсь» я на красивых женщинах. Женщинах, которые мне нравятся, которых я хочу! Если женщина меня привлекает, если она меня возбуждает — обязательно исходит импульс Силы, и я не могу с этим ничего поделать! Вначале Машка Бровина, затем еще одна Маша, потом Люська Сидорова, а вот сейчас — Варвара-Краса. Вот же хрень-то какая! У меня при виде красивых девок просто крыша едет!

Как там говорится? «Жениться тебе надо, барин!». Насчет жениться — это вряд ли, но вот женщину найти для постоянных встреч, это точно.

Эх, Варвара, Варвара! Эх, Маша! Эх, Люся… Нет — Люську долой. И Бровину тоже. Табу! Хотя вот Бровина…я ее мужа-то и не знаю…он мне не друг, и не приятель…

Гарем! Хочу гарем! Совсем одичал без бабы, точно…

Все, на сегодня хватит! Домой. Теперь — домой. Буду готовиться к ночи. Впрочем — чего там особого готовиться? Все у меня готово, осталось только поехать и решить вопрос.

А вот со снадобьями нужно позаниматься. Надо их приготовить. Зря я, что ли, эту ночь на кладбище провел? С мандрагором воевал? Кстати — до сих пор палец болит! Вот же как больно тяпнул, гадина мелкая!

До своего дома домчался за считанные минуты, нигде не задерживаясь, не останавливаясь. Хватит на сегодня работы! Работы участкового.

Слава богу — у дома никаких приор, никаких джипов, карет, лошадей и оленей. Чисто и благостно, как на кладбище. Тишина, покой и благолепие.

Дома как всегда работает телевизор — передают новости. Слышу что-то про восток, про Сирию, в которой наши успешно долбают «шайтанов». Сердце радуется, когда это слышишь — а то вечно: «Все плохо! Все плохо! Армия умерла!» Да не умерла она ни фига. Если кто полезет — так жахнем, что мало не покажется! Это я вам говорю, старший лейтенант Каганов! Черный колдун!

Есть не хотелось. Только чаю навел, с лимоном — и пошел в лабораторию, предварительно закрыв входную дверь на засов. Совсем мне ни к чему, чтобы кто-нибудь сюда вошел без моего ведома и застал меня «на горяченьком». Лаборатория — только для меня. И для моих помощников.

Первым делом нашел заготовки для амулетов. Их было несколько видов: в одном ящичке лежали каменные овалы наподобие береговой гальки-«черепашки», только размером поменьше. В каждой заготовке с одного краю просверлена дырка — явно для того, чтобы туда просунуть шнур, или цепочку. Ясное дело — такие амулеты лучше всего носить на шее. Камень темный, почти черный — то ли базальт, то ли темный кварцит — я особо в горных породах не разбираюсь. Был период, когда интересовался минералами, даже в геологи хотел пойти, но потом заинтересовался радиотехникой, а еще позже — решил пойти в военное училище, которое благополучно и закончил. И кстати — с очень даже неплохими оценками.

Другие заготовки — деревянные. Ну, эти совсем простые. Часть — темное дерево, что-то вроде венге, которое используется для изготовления рукояток ножей. Другие овалы — очень похожи на мореный дуб, черно-серое дерево, тяжелое и твердое.

И венге, и мореного дуба — штук по пятьдесят заготовок каждого вида.

Еще — заготовки из сердолика, из кости (вроде как слоновой, или моржовой), меди и штук двадцать заготовок из серебра. Вернее — из серебряных рублей. Николаевских рублей. В каждом с краю по дырочке — цепляй на веревочку да носи!

Решил взять одну заготовку из базальта и одну из мореного дуба. Был позыв взять заготовку из серебра, но эту идею все-таки отставил. Почему? Да просто потому, что если придется проходить через металлодетектор, серебряный амулет заставят снять. И то время, пока он не будет находиться на мне, я буду лишен магической защиты. А оно мне надо?

Итак, сегодня буду делать два амулета: один от физического нападения, другой — магического. Базальтовый на «физику», мореный дуб — на магию.

Когда отрезал кусочки от корня мандрагора, невольно даже скривился, внутренне ожидая что сейчас этот корешок, очень похожий на маленького злобного человечка дернется, зашевелится, и возможно даже попытается вцепиться мне в руку. Но бесы не обманули — корень не шевелился, он был уже мертв.

Кстати — вот наглядный пример дурного воздействия алкоголя на живых существ. Даже мандрагор подох, захлебнувшись в спиртовом растворе! Хе хе…

Вначале сделал амулет на «физику». Нашел (с помощью бесов) требующиеся ингредиенты, отмерил нужный вес и количество (кстати, сгодилась и одолень-трава, которую принес ночью, и могильная земля), все тщательно перемешал, залил спиртом (Спирт, судя по рецептам, входит в 99 процентов снадобий! И почему так?) и поставил на газовую горелку, дожидаясь кипения и направляя в снадобье ручеек Силы.

Когда в фарфоровом тигеле жидкость закипела, стала прозрачной и приобрела желтоватый оттенок — снял тигель с огня, поставив его на специальную подставку. Теперь у меня было примерно три минуты чтобы завершить процесс.

Я быстро ткнул себе в палец заранее приготовленной и продезинфицированной иглой, выдавил капельку крови и стряхнул ее в жидкость. А потом медленно, плавно, четко выговаривая слова, прочитал написанное на бумажке заклинание, наполняя его Силой — со всей своей доступной колдовской мощью. Чем больше Силы сюда накачаю, тем дольше будет работать амулет, тем дольше его не придется перезаряжать.

Жидкость в тигеле помутнела, забурлила, в воздухе запахло чем-то неприятным, странным — будто смесью розового масла и растворителя для красок. Через несколько секунд жидкость успокоилась, только оттенок ее стал совсем другим — красноватым, и вроде как опалесцирующим. Точно, снадобье светилось в тусклом свете слабой лампочки (кстати сказать, надо бы тут освещение поменять — ну какого черта оно такое тусклое?!).

И теперь — остался последний шаг. Беру в руки темный кругляшок и осторожно, чтобы не булькнуть, опускаю его в розовую жидкость. Ну, давай!

Секунды три ничего не происходит — я замираю, сердце бьется так часто, будто собирается вылететь из груди. Неужели не получилось?! Неужели в чем-то ошибся?!

Потом жидкость начинает закипать — пузырьки воздуха, бурление, пар, укрывший от глаз заготовку амулета. И когда пар рассеивается — я с удивлением и восторгом вижу, что жидкости в тигеле уже почти и нет! И остатки ее впитываются в камень так, с такой скоростью, как если бы он был не камнем, а каким-то порталом в другой, иной, параллельный мир! Дырой в пространстве!

Еще десять секунд, и камень выпил все, что находилось в тигеле, и теперь был сух, как обожженные солнцем камни Сахары. Готово! Получилось!

Впрочем, получилось, или нет — я узнаю только тогда, когда опробую его в действии. А пока — что я сейчас здесь увидел? Только сам процесс изготовления. Вот он прошел хорошо, все по «канону». Но работает ли амулет, и как он работает — это уже другой вопрос. Судя по тому, что сказали мне бесы — амулет должен отклонять стрелы и пули, не давая им попасть в мое тело. Впрочем — как и ножи, как и мечи, как и…все летающее, колющее, режущее, все то, что может повредить моему здоровью.

Теперь осталось только повесить амулет на шею, и на какое-то время я могу не беспокоиться о том, что мне прострелят башку. А это просто замечательно, не правда ли, господа киллеры? Впрочем — для «господ киллеров» это-то как раз и не замечательно.

А вот теперь пришел черед амулета от магической атаки. С ним дело будет посложнее.

Почему посложнее? Потому что нужен еще и волос — кроме капельки крови — а еще, мне нужно в тигель плюнуть. И все это должно быть разделено по времени, и части моего бренного тела закладываются не просто так, а в определенной последовательности: вначале волос, потом плюнул, и в конце процесса уже и кровь.

Кроме того, заклинания используется два: одно служит катализатором процесса, типа слепляет ингредиенты в единое целое, второе — когда заготовка для амулета опускается в снадобье и начинается процесс пропитывания объекта.

Никто и никогда не скажет — как же пятьдесят или семьдесят грамм жидкости могут впитаться в плотный камень объемом…таким вот малым объемом. Следуя законам физики и химии эта самая жидкость вообще не может, не должна туда впитаться! Никогда и ни за что! Это невозможно! Но ведь на то и магия, чтобы попирать законы природы. Хмм…те законы природы, которые мы знаем.

«Есть в мире, друг Горацио, много такого, что и не снилось нашим мудрецам» — только и можно сказать по этому поводу. А что еще-то скажешь? То если: да ни хрена себе!

Итак, готово. Два амулета сделал, и заняло это…полтора часа. До ночи времени еще много, может еще амулетик сварганить? Я видел в ящике несколько штук тонких белых браслетов, их еще называют «ложновитыми». Ну — тпа они витые, как если бы сделаны из витой проволоки, но на самом деле их отлили. Древняя штука!

Вернее так — скорее всего их родичи древние, а эти всего лишь новоделы. Старые браслеты послужили образцами для мастеров. Серебро, конечно. Можно браслет надеть на запястье и будет скромное такое украшение. Можно таскать за бицепсом, у плеча — и тогда его вообще не будет видно. Что для меня, полицейского, очень даже актуально.

Впрочем — а разве участковому запрещено носить серебряные браслеты? Где это написано, что нельзя? А если что — всегда можно его и снять. Разогнул, да и все тут.

О! А вот этот браслет вообще интересный…неужели изображает Уробороса? Всемирного змея? И в глазках у него маленькие зеленые камешки…стеклышки, что ли? А может…изумруды? А что, со старого колдуна станется. Судя по всему — бедным он точно не был. Да и вообще — колдун по-определению не может быть бедным, голодать и ходить в отрепьях. Всегда найдется тот, кто даст ему денег в обмен на услуги. Или отрубит голову…

С браслетом тоже пришлось повозиться. Здесь понадобилась и кровь (три капли!), и слеза (долго тер глаз, вызывая слезу, потом пытался вспоминать всяческие неприятности, а в конце концов пришлось сходить за луком), и волос, и ноготь, и плевок.

Сложнее всего было вспотеть — капельку пота как из себя выдавить? Но без пота никак, точно. Отжимался, приседал, отжимался, и снова приседал — но все-таки собрал капелюшку пота, собрал пипеткой со лба, приготовил. Ну а дальше все по накатанной — горелка, жидкость (вонючая, надо сказать!), три заклинания — именно три, а не два! И в конце концов — браслет, который почернел, будто его нарочно окисляли. Типа — черненое серебро у меня вышло.

Кстати, еще очень интересная штука: через полчаса после того, как первых два амулета были готовы, на них появился знак Чернобога! Или проявился, не знаю, как это назвать. Четкий знак, так же, как у меня на плече! Опять же — что бы это значило, я не знаю. Проявился, да и все тут. А там уже что хотите думайте — просто факт.

Все. На сегодня хватит. Отдыхать! Амулеты повесил на шею — в одном из ящиков нашлись шнурки, вроде как шелковые. Может потом куплю серебряные цепочки, и на них повешу, но…надо ли это? Это я насчет цепочек. Что они, крепче будут, чем шелк? Смысла в этом особого нет, чисто ради красоты?

Интересно, как сработает браслет…написано так: «Оный амулет увеличивает приязнь окружающих к его владельцу, и служит подобием приворотного зелья». И все! Сухо, без объяснений, без там рассусоливаний.

Кстати, насчет объяснений…ну-ка!

— Прошка, можешь найти мне лабораторные тетради прежнего хозяина?

— А чего их искать? Вот они лежат. Видишь пять книг, похожих на колдовскую? Это они и есть. Там все записано. Кстати, хозяин хотел их уничтожить, но не успел. Забыл о них.

— Почему уничтожить?! — искренне удивился я — Такие ценные сведения!

— Потому, что это ценные сведения — серьезно ответил Прошка — Слишком ценные, чтобы они попали в чужие руки. Хозяин переживал, что серьезные, опасные заклинания могут попасть не в те руки, понимаешь?

— Нет, не понимаю — хмыкнул я — Есть же колдовская книга! И тогда зачем…стоп! Стоп! Ты хочешь сказать, что в колдовской книге НЕ ВСЕ заклинания?!

— Истинно, хозяин! — подтвердил Минька — ты догадался. Некоторые заклинания, которые бывший хозяин получил во время исследований, не были записаны в Книгу. Они слишком опасны и неоднозначны. По-хорошему, их вообще не следовало записывать в дневники — так говорил хозяин. А потом, когда уже умирал и хотел уничтожить дневники, он девники не нашел!

— Хе хе хе… — вдруг откликнулся Прошка — Не нашел!

— Ах вы ж мерзавцы! — понял я, и укоризненно помотал головой — Да как вы посмели?! Вы же нарушили его волю! Вы спрятали дневники! Как вы могли?

— Вопрос неверный! — запротестовал Прошка, лучившийся довольством и радостью — Мы могли! Мы еще и не такое можем! Что же касается нарушения воли — прежний хозяин не приказывал, чтобы мы не прятали дневники! Хе хе хе… Вот если бы приказал…

— Он и догадаться не мог, что вы посмеете спрятать, ведь правда же? — вздохнул я, подумав о том, что этим чертям доверять очень даже опрометчиво. Впрочем — разве я раньше думал иначе? Нужно продумывать каждый шаг и работать с ними, как с электронным мозгом, которому надо давать абсолютно четкие и недвусмысленные команды. Ну как у Азимова в серии рассказов о роботах. Дашь роботу неверный приказ, скажешь что-то не то — и жди беды. Не надо забывать, что существа эти чужды человеческому обществу, что у них свои понятия о правде, о чести и совести. Вернее то, что скорее всего двух последних понятий у них и нет и в помине. Совсем нет.

— Не мог — серьезно подтвердил Прошка.

— И я не смогу догадаться?

— И ты — хихикнул Минька.

— А можете пояснить, с какой стати вы вмешались в планы хозяина? — осторожно осведомился я, и тут же перефразировал — Нет, не так! Дайте мне точный ответ: каковы были ваши мотивы, когда вы вмешивались в планы хозяина по уничтожению лабораторных дневников!

— Но это же очевидно, хозяин! — хмыкнул Прошка, и посмотрел на меня взглядом своих черных, без белков глаз — Мы шалим, хозяин!

— Ответ не принят. Скажи ВСЮ правду! — потребовал я, не отводя взгляда от серьезного, даже мрачного беса.

— Хозяин уходил — медленно, неохотно сказал Прошка — Дневники должны достаться новому хозяину. В них заклинания, которые дают много…хмм…еды. От которых мы можем испытать большое наслаждение. Это вкусные заклинания. Я не знаю, с чем сравнить, хозяин…ну вот ты взяли бы, и закопал вкусный виноград. Или…колбасу. Просто так! Решил, что они опасны, и закопал!

— А эти заклинания опасны, так? Они могут нанести вред людям, так? — продолжал напирать я.

— Все заклинания могут нанести вред людям — уклончиво ответил Прошка, приземляясь на край лабораторного стола — Вот ты, когда накладываешь заклинание подчинения, разве не наносишь вред людям? Плохим людям, но ведь вред? Сегодня ты подчинил человека, чтобы скормить его русалкам — просто за то, что он обидел понравившуюся тебе женщину, женщину, которую ты возжелал. Это плохое заклинание, или нет? Ты плохо поступил, или нет?

— Но это совсем другое! — я ударил кулаком по столу — Бес, ты все переворачиваешь с ног на голову! Ты же прекрасно знаешь — этот человек ни на что не годен! От отброс общества! От него только вред! Он истязает свою жену, своего ребенка, доставляет неприятности другим людям! Вот за что я его приговорил, а не за то, что я видишь ли, возжелал его женщину! Ты врешь!

— Я не могу тебе врать, хозяин… — тихо сказал Прошка — И ты зря так расстраиваешься. Я ведь тебя не осуждаю. Наоборот! Я тебя поддерживаю во всех твоих начинаниях. Во всех! Иначе как может быть? Ведь я — часть тебя. Я — это ты. И все, что ты делаешь для себя — хорошо и для меня. И ты прав — некоторым людям не следует жить. Их надо уничтожать! И прежний хозяин так считал. Ты имеешь право выбирать — кому жить, а кому нет. Потому что ты сильный. Потому, что можешь. Другие люди не могут, а ты — можешь. Разве ты не хочешь улучшить жизнь людей? Разве люди не выпалывают сорняки с грядки, чтобы на ней остались только хорошие, правильные растения? Тем более что ты избрал такую профессию — ты ведь полицейский, а полицейский именно тем и занимается, что очищает жизнь людей от сорняков.

— Это ты говоришь, или я себе говорю? — прервал я монолог беса — Я себя убеждаю, что поступаю правильно, или это ты, существо из иного мира меня убеждаешь в том что я прав?

— Хозяин, а какая разница? Я — и существо из другого мира, я — и часть тебя, часть твоей души, часть твоего сознания. Не думай над этим, делай то, что считаешь нужным — и оно как-нибудь да получится.

— Погоди. Мы ушли от темы — я потряс головой, будто пытаясь отогнать лишние мысли — ЧТО там за такие заклинания, которые так опасны? Вы знаете, что там за заклинания?

— Знаем — Прошка ухмыльнулся — там много чего есть. Например — заклинание, с помощью которого можно сделать снадобье, полностью стирающее память. Капнул в стакан кому-нибудь, и…все! Готово!

— Хорошее заклинание! — восхитился я — А чего в нем такого злого?

— А оно все стирает. Все, совсем, навсегда — пояснил Прошка довольно хихикнув — Вообще ничего не остается. Как младенец! Все заново. Человека нет. Оно душу отправляет в Навь. А на ее место можно засунуть другую душу.

Прошка сказал это таким обычным голосом, что я вначале и не поверил ушам — может он ошибся? Может я не понял?

— Подожди! Ты о чем говоришь?! То есть — одним заклинанием я мог бы вырвать душу человека из тела навсегда, и другим — сунуть на ее место…другую душу?! Какую душу?!

— А любую душу! — радостно хихикнул Прошка — Что, хозяин, проняло? Ты смотри, не скажи кому-нибудь об этом! Это величайший секрет! Вот почему прежний хозяин никогда не использовал эти заклинания, и хотел сжечь дневники! Он случайно открыл это древнее колдовство, запретное колдовство, и не хотел, чтобы о нем узнал кто-нибудь другой.

— А вы решили, что об этом должен узнать кто-нибудь другой — мрачно кивнул я — ну и гады же вы! Лишь бы…пошалить! Лишь бы чего-нибудь да вытворить! А если я займусь переселением душ?! Ну только представьте — какой-нибудь беспринципный, богатый человек решил сменить свое старое тело на молодое. Поймал какого-нибудь парня, и предложил мне денег, чтобы я переселил душу этого богача в тело молодого. Много денег. Очень много денег! А я взял, да и соблазнился. И сделал это черное дело. И что тогда?

— Тогда ты стал очень богат! У тебя появилось бы много женщин — целый гарем, о котором ты мечтаешь! Они тебя целыми днями ублажают, а ты ничего не делаешь, только развлекаешься! И не бегаешь по деревням, отлавливая всяких там алкашей! Вот что — «тогда»! Хе хе хе…

— А совесть? Неужели думаете, что все на этом свете продается?

— Все, хозяин. Цена только разная. Кто-то продается за деньги, кто-то за услуги. А кто-то просто потому, что это ему нравится. Разве ты этого не знаешь? Ты ведь уже большой мальчик!

— Да пошел ты…бес! Лучше скажи, что там еще за такие заклинания. Ведь не одно там опасное, так?

— Не одно. Слышал о случаях возгорания людей изнутри? Стоит человек, и вдруг — бах! Сгорает, как свечка. Там есть такое. Еще — снадобье, которое может вызвать болезни и мор скотины. К примеру — все свиньи в округе заболели и перемерли. Или коровы сдохли. Или люди вдруг начали покрываться червяками, которых никто не видит, но которые ползают у них под кожей.

— Я слышал о таком случае, но только не верил, что это правда — вздохнул я — неужели кто-то колдует? Кто-то испытывает такие заклинания?!

— Все может быть, хозяин — Прошка демонстративно пожал плечами — Я не удивлюсь, если какие-то колдуны находятся на службе у власти, вот они могут испытывать эти заклинания. Понимаешь, хозяин, все заклинания похожи. Изменяя одно или несколько слов, ты меняешь смысл заклинания, его наполнение. Но что получится в конце — не знаешь. Я тебе об этом уже говорил. Но что не говорил, так это то, что заклинания в общем-то одни и те же. Их забывают, заново открывают, снова забывают…но сотни, тысячи лет они одни и те же. Слова, звуки могут быть другими, но наполнение одно и то же, результат один и тот же. Не понимаешь? Нет, не понимаешь. Поймешь когда-нибудь. А пока что мой тебе совет — не лезь в эти дневники, до поры, до времени. Тут ведь какая штука…некоторые заклинания опасны и для тебя. Захочешь выкинуть чью-то душу в Навь — а тебя туда и самого затянет. Оставишь тут только пустую оболочку. Или так шарахнешь по объекту — души всех людей в окружности метров пятидесяти возьмешь, и отправишь в Навь. А тебе это надо? Нет — ну так-то весело, да, мы одобряем! Только потом ты-то как будет жить? Что будешь делать? Ты ведь существо нежное, совестью мучимое — будешь себя терзать, еще с ума сойдешь ненароком. А мы как тогда будем жить? Наш хозяин сумасшедший колдун — это как-то даже пугает. Нет уж, давай, будем по-маленькой шалить! Вот утопишь сегодня этих подлецов — вот и славно, вот и веселье! А что-то посерьезнее — давай, мы оставим на будущее?

Я промолчал. Ну а что еще скажешь? Тут сказать точно нечего. Вот только одна мысль не давала мне покоя — ведь не удержусь! Ведь все равно прочитаю дневники! Хотя бы затем, чтобы узнать — что дает этот самый браслет. Или как работают амулеты физической защиты. Да много чего еще узнать — хотя бы просто потому, что мне любопытно. Я ведь просто человек, хоть и колдун. И ничто человеческое мне не чуждо — особенно это самое любопытство.

— Кстати, парни… — обратился я к бесам, сам не замечая, что разговариваю с ними, как с живыми людьми — В книге заклинаний есть какое-то заклинание, усиливающее память?

— Конечно. Удивлен, что ты об этом спросил только сейчас! — хмыкнул Прошка — ты должен знать все заклинания, что имеются в книге, запомнить все ингредиенты! А то что это ты пишешь на бумажечке, а потом читаешь?! Позорище! А если ошибешься? Если опишешься, когда переносишь на бумажку? Ты должен все знать наизусть! Так что тебе давно уже следовало сделать снадобье и выпить его! Пару дней поболеешь, пока снадобье будет улеживаться в твоей голове, а потом — все! Ты будешь запоминать все, что прочитаешь — навсегда! Ты будешь помнить, вспоминать все, что видел, читал — за всю свою жизнь!

— Поболеешь? — я недоверчиво помотал головой — Что это значит? КАК я поболею?

— Ну…тошнить будет — уклончиво пояснил Минька — Слабость будет. Но ты не умрешь, нет! Обычный человек бы помер, а мы тебе помереть не дадим! Кстати — это редкое заклинание, почти ни у кого нет такого. А у прежнего хозяина — было! Он его вывез из Тибета, когда там путешествовал. Хорошее заклинание, дельное.

— Найдите мне его…где оно там, в книге-то? — вздохнул я, и достав сотовый телефон посмотрел, который уже час. Время еще было, так что ничего не мешает мне заняться еще одним снадобьем. Пить его сейчас не буду, сделаю это после того, как разберусь с русалками, но пусть оно будет наготове. И в самом деле — пора заняться самообразованием. Хватит уже ходить недоучкой!

Транспортировка двух заключенных в машину не заняла у меня много времени. Посыл на подчинение, и вот два «робота» шагают к уазу. Только прежде заставил одного из них (само собой — самого мерзкого!) достать из ямы парашу с мерзкими нечистотами и вылить их подальше за дом, в кусты. Как говорится — вы напакостили, вы и убирайте.

Когда подъехал к пруду за магазином — Семен Катин был уже там. Стоял и смотрел на пруд, вытаращив глаза и пуская слюни. Ну чисто — идиотик! Приказал ему сесть на заднее сиденье к двум другим приговоренным, что он молча и без возражений проделал.

От магазина я уехал — так же продолжая двигаться на автомобиле не включая фар и вообще всякой подсветки. Месяц стал пошире, небо чистое, а мне засветка совсем даже ни к чему — так-то в деревне в такое время обычно все уже спят и видят вторые сны, но кто знает, вдруг приехали городские, гулеванят, выйдет кто-нибудь на улицу покурить да и увидит, как уазик участкового мотается по темным улицам. Так-то вообще-то пофиг, я потом и машину как следует протру, чтобы не было никаких отпечатков пальцев, но лучше бы даже теоретически не смогли связывать пропажу трех деревенских с машиной участкового, с какой-то стати разъезжающей посреди темной ночи. Тем более, что накануне участковый с одним из пропавших персонажей встречался и со слов всезнающих соседей — даже имел с ним некий конфликт. Доказать ничего не сумеют (если только не введут сыворотку правды и не начнут пытать на дыбе), но зачем мне эти лишние разговоры?

А подъехал я к пруду с той стороны, где как я уже узнал — обычно купаются все местные. Ну и не местные — тоже. Пологий бережок, камыши чуть поодаль, можно даже подъехать на машине прямо к воде и эту самую машину помыть. Что и делают некоторые придурки, накатив за воротник граммов триста паленой водки или самогона.

Кстати, летом этим делом придется заняться вполтную. Нет, не накатыванием за воротник трехсот граммов водяры. Заняться надо будет террором против любителей покататься за рулем в пьяном виде. Пора тут порядок наводить, пора!

Кстати, участковый имеет право и пьяных за рулем оформлять — задерживать документы, направлять на рассмотрение в районное ГАИ. Участковый — он на все руки мастер. Шериф местного розлива, точно.

Подъехал, приказал двум пленникам сидеть за кустами — не надо сразу показывать, сколько у тебя «денег», это вредит торговле. Одного усадил под дерево, а сам достал пакеты с подарками, подошел к самому обрезу воды, постоял, глядя в темное озеро.

Странно так…мозг отказывается понять и принять тот факт, что где-то в глубинах не такого уж и большого пруда сейчас обитают существа, знакомые мне только из сказок. Пахнет тиной, откуда-то издалека ветерок приносит запах тухлой рыбы — видать кто-то из рыбаков уронил рыбешку, а может оторвала леску с крючком и уплыла, чтобы потом оказаться на берегу. Камыш тихонько шумит прошлогодними сухими листьями, месяц светит, оставляя на темной воде светлую дорожку…все, как обычно, все, как всегда. Обычный мир, в котором нет места колдовству. Тут НЕ МОЖЕТ БЫТЬ никаких русалок! Никаких водяных и прочей нечисти! Обычный пруд, озеро, запруда — как хочешь его назови! Ну нет тут, и не может быть бездонного озера! Никаких дурацких карстов и пещер!

Встряхнул головой, прогоняя одурь и неверие, и запел речитативом, тщательно выговаривая каждое слово:

Росы пали, птицы смолкли

Лишь одна вода жива!

И белеет в зыбкой мути

Только одолень-трава

Ой-вы девицы-царицы

Вы русалки-водяницы

Полная луна взошла!

Подымайтесь-ка со дна!

Само собой, я произносил этот вызов накачивая каждую его строку Силой — я призывал, я манил русалок, я хотел, чтобы они приплыли сюда — где бы они ни были, на дне, или в другом мире, понять и осознать которого мы не сможем, как никогда не сможем понять — что же такое на самом деле русалки.

Я лично, после долгих раздумий пришел к выводу — русалки суть такие же существа из параллельного мира, какими являются мои помощники, Прошка и Минька. Просто функции у них разные. И…облик.

Ну да — сказал, как отрезал! Я известный исследователь русалок и водяных. Ну что сказать — человек слаб, он должен всему дать свое объяснение, иначе ведь никак. И я не исключение, чего уж там… Вот и придумал нечто, что хочу выдать за красивую гипотезу. Как говорится — хотите ешьте, а не хотите — не ешьте.

Выпустил вызов, сунул руку в пакет и зашвырнул в воду гребни, расчески — все эти штуковины, что не так давно купил в торговом центре. Потом взял в горсть комок всяческой бижутерии — серьги, кольца, цепочки и кулончики — и тоже запустил их в пруд.

И застыл, глядя на то, как мои подношения спокойно плавают по поверхности воды, будто сделаны не из твердой пластмассы, не из цветных сплавов, а из чего-то очень легкого, плавучего, наподобие пенопласта.

Я не могу дать этому объяснение, просто принимаю, как факт: вещи не утонули, а плавали поплавками, поблескивая под рассеянным светом луны.

А потом начали исчезать. Один за другим, один за другим. Похоже было на то, как если бы я кидал в воду кусочки хлеба, к ним подплывали большие рыбы и заглатывали куски втягивая их в пасть. Даже небольшие водовороты возникали, когда очередная вещь исчезала под водой.

Вспомнился ролик из сети — про чернобыльских сомов, которым кидали в воду под мостом полбуханки хлеба. Вот так же — оп! Водоворот, и хлеба нет! И темная тень на поверхности воды…

А потом в блеклом свете луны появилась фигура человека. Вначале я не мог разглядеть никаких подробностей — просто из воды совершенно бесшумно, без всплесков и волн стал подниматься человек. Показалась голова, потом плечи, руки, на пальцах которых что-то блестело, следом все тело — вернее, я видел только контуры этого тела, но по мере того, как человек приближался, начал видеть и подробности…да еще какие подробности! У меня даже слегка дыхание в груди сперло!

Девушка! Обнаженная — совсем «без ничего»! Кожа светлая, молочного цвета, волосы длинные, практически белые, настолько белые, что мне показалось — они светятся в темноте. Но это скорее всего это всего лишь свет луны, запутавшийся в ее волосах.

Грудь небольшая, очень красивой формы, и все у этой груди как положено — крупные соски торчат вперед, околососковые окружности чуть темнее, чем остальная кожа. Мне вдруг подумалось — а зачем им грудь?! Русалкам? Они же не будут кормить ей детей! Русалки бесплодны, как бесплодны все магические существа! Наверное…

Ноги — длинные, живот плоский, но не такой, как у спортсменок — он…женский. Не знаю, как это объяснить — но вот глянешь на этот живот, и сразу скажешь: это женщина. И даже пупок есть!

Кстати, опять же, почему?! Откуда у существа, не рожденного женщиной вдруг образовался пупок?! И еще страннее — зачем русалке…хмм…в общем…детородный аппарат?

Взгляд мой после разглядывания животика и пупка сам собой опустился ниже, и то, что я увидел…в общем — меня это зрелище сильно удивило своей какой-то…обыденностью?

Странное ощущение, как если бы — вот я сейчас на берегу озера, а из реки выходит моя девушка, и то, что она обнажена — в этом нет ничего странного, ничего особенного — просто обнаженная девушка и я — жду ее на берегу с полотенцем, чтобы обнять, вытереть, поднять на руки и отнести к машине, туда, где уже расстелено одеяло, туда, где мы займемся любовью…

Мелькнула такая мысль и соответствующие ей картинки, и тут же исчезла, как ее и не бывало. Не девушка это. И вообще не человек. Глаза большие, человеческие…вот только зрачок не круглый, а вертикальный. Сейчас он расширенный, но под лучами солнца точно стал бы узкой полоской. Нечеловеческий зрачок.

Подошла ближе и не выходя из воды остановилась, пристально глядя на меня неподвижными змеиными глазами.

Молчим. Смотрим. Первым не выдержал я:

— Привет тебе, Агриппина. Меня звать Василий!

Молчит. Смотрит изучающее.

— Мне бы хотелось с тобой поговорить, Агриппина! — голос мой звучит как-то даже жалко. Я ожидал всего, но только не такого демонстративного игнора. Вот не хочет она со мной говорить, и что тут сделаешь? Ну вот как ее теперь уговоришь мне ответить? Сейчас развернется и уйдет в озеро! И что тогда?

— Что тебе надо, колдун? — голос русалки мелодичен, спокоен и равнодушен. Так и слышалось в нем: «Мне на тебя плевать! Я тебя и всех вас презираю! И если бы не знак Чернобога…»

Ну ладно…раз так, будем говорить без всяких там расшаркиваний и дипломатических экивоков.

— Я пришел просить, чтобы ты сняла проклятие с деревни Кучкино. Страдают невинные люди! Те, кто виновен, давно уже умерли. Прости их детей, внуков, пожалуйста.

— Нет — голос был безжизнен и сух — Они будут страдать.

— Я готов заплатить за то, чтобы ты сняла проклятье с деревни! — с ноткой отчаяния быстро добавил я, чувствуя, что русалка сейчас развернется и нырнет в озеро.

— Чем заплатить? Ты считаешь, что твоего подношения достаточно, чтобы я сняла проклятие? — мне показалось, что в голосе русалки послышалась насмешка и горечь — ты глуп, колдун!

— Вот уже неделю мне постоянно это говорят! — в сердцах брякнул я, не думая о последствиях — ну как вы все надоели с этим «ты глупый»! Почему у вас, женщин, только одно определение для мужчин?

— Потому, что мужчины глупы — теперь в голосе русалки точно прорезались ноты веселья, и мне показалось, что она даже чуть улыбнулась — А ты забавный, колдун. И красивый. Хочешь стать русалом? Я возьму тебя в свой гарем.

Невольно поежился — вот этого мне только и не хватало! Отправиться в гарем к русалке-феминистке! Брр!

— Я хочу предложить тебе жертву! — с головой кинулся я в омут торгово-коммерческих отношений.

— Жертву? — нахмурилась русалка — И какую жертву ты хочешь мне предложить, колдун?

— Убийцу. Насильника! — врезал я из орудия главного калибра — Ты можешь делать с ним все, что захочешь! Живой насильник и убийца! Он убил старушку, изнасиловал ее и ограбил. Хочешь его?

— Хочу его… — серьезно кивнула русалка — Все, что захочу с ним сделаю?

— Все! Хоть на корягу его насаживай — кивнул я, и добавил с ожесточением — Я бы его все равно убил. Такой мрази нельзя жить на свете! Человеческий мусор!

— Вот как…ты не любишь насильников? — русалка впилась в меня взглядом, и я почувствовал, как ее отношение ко мне стало немного…хмм…помягче? Теперь мы с ней были вроде как на одной стороне баррикад.

— Я очень не люблю насильников. И вне зависимости от результатов наших с тобой переговоров — я отдам его тебе. Кто, как не ты должна решать его судьбу. Прости, что напоминаю…я видел, что с вами делали. Я иногда прозреваю, не так часто, но…вижу. И то, что с вами сделали…я тебя…вас — понимаю. Понимаю, почему вы прокляли эту деревню. Если бы я мог изменить, если бы я мог что-то сделать! Я бы бился до последнего, но попытался бы не допустить такого! Я бы не позволил этого сделать! Клянусь!

— Клянешься? — русалка вдруг сделала шаг, другой, третий…и оказалась прямо передо мной. Она была ниже меня на голову, но не было ощущения, что девушка (если ее можно назвать девушкой!) очень уж маленькая. Совсем наоборот — чем больше я смотрел в ее глаза с вертикальными зрачками, тем больше мне казалось, что она выше, чем есть на самом деле и вот уже мы стоим с ней практически глаза в глаза. Может я согнулся?

— Ну, раз клянешься…иди! Исполняй! — она легко коснулась холодной рукой моей щеки, и…меня закружило, завертело, я полетел в глубокий колодец не удержавшись от непроизвольного крика!

Удар! В глазах муть, в нос ударил тяжелый запах гари. Что-то горит!

Открываю глаза, осматриваюсь по сторонам. Я лежу возле крыльца большого дома с колоннами. Из окон дома медленно тянется тяжелый черный дым, охватывающий здание грязными бесформенными щупальцами.

Крик. Отчаянный женский крик! Истошный, идущий из самой что ни на есть глубины души!

Гогот. Мужской, радостный гогот, пьяные голоса.

— Тащи ее сюда, суку! Ишь, барынька! Что, не по ндраву тебе мужицкое естество?!

Встаю. Рука тянется к поясу — за пистолетом. Но пистолета нет. И формы полицейской нет. Пузырястые старые суконные штаны, рубаха навыпуск, перетянутая пояском, стоптанные сапоги гармошкой. Кисти рук — жилистые, со сломанными ногтями, под которыми видна траурная кайма грязи.

Это…не я! Не я! Тот, в ком я сейчас нахожусь — он явно ниже ростом! И…совсем другой! Сквозь запах гари я чувствую запах дегтя — я знаю этот запах, пахнет как в столярной мастерской. А еще — запах пота, запах грязного тела. В деревне мылись раз в неделю, и похоже что этот «раз» был где-то далеко позади.

Снова визг и рыдания — плачет женщина…девчонка. Она что-то причитает, просит ее отпустить, и снова рыдает — горестно, страшно, обрывая душу.

Иду на звуки. Вижу группу — пятеро парней и мужиков. На земле лежит девушка — молоденькая, лет пятнадцати, практически ребенок. Платье на ней порвано и спущено до пояса, на земле валяются обрывки шелковой ткани с кружевами по краям — похоже, что остатки панталончиков. Подол платья задран до пояса, ноги широко раздвинуты в стороны и находятся в руках насильников. Девчонку удерживают четверо, один стоит между ее коленей и расстегивает пояс, довольно и радостно хохоча.

Пятеро. Их здесь — пятеро. Где-то есть еще, но тут — пятеро! Если напасть неожиданно — есть шанс! А там…будь что будет! Потом уже подумаю — как я сюда попал, кто я такой, как оказался в прошлом. Да, в прошлом — я знаю, это прошлое, это ТОТ день. Тот самый страшный, мерзкий день, который навлек беду на этих насильников и на всю деревню сразу.

Убыстряю шаг, подхожу к насильнику, уже доставшему свои причиндалы и пристраивающемуся поудобнее, и с размаху пинаю его в спину. Так пинаю, что он летит через девчонку и носом пропахивает усыпанную обломками мебели и стекла лужайку.

— Ты чо, Колек, ох…ел?! — один из тех, что держали ногу девушки, вскакивает, сжав пальцы в кулаки — Щас ты получишь, недомерок!

Это я недомерок. Это я получу. Жаль, что я не в своем теле, в своем высоком, сильном, тренированном теле! Но и это тело не такое уж и хилое, а навыки мои никуда не делись. Мои боксерские навыки!

Я уклоняюсь от удара и сходу делаю «двоечку» в челюсть нападающего. Тот хрюкает от неожиданности, глаза его закатываются и он падает на лужайку, как тряпичная кукла. Готов! Чистая победа! Нокаут!

Второй насильник собрался что-то сказать, но не успел — бью ему ногой в пах, и тут же голову о колено! На! Получи! Я боксер, да, но еще и уличный боец! Хватило в юности всяческих разборок, умею драться и не по правилам!

Сзади прилетело по спине, даже задохнулся. Отскочил в сторону — второй удар штакетины угодил по земле. Подскакиваю, бью в лицо мордатого губастого парня, ломая переносицу и выбивая изо рта кровавые слюни. Добиваю уже на земле, той доской, которой он захреначил мне по спине. И тут же чувствую, как по моему хребту течет кровь, как пропитываются штаны, наполняясь горячей жидкостью. Палка была с гвоздем, очень как-то неудачно мне им пришлось.

Двух других парней роняю за считанные секунды, они только и успели, что отбежать на пару шагов, приговаривая: «Да ты чо, Колек, спятил, штоля?! Ты чо?!». Эти были совсем молодыми, лет по семнадцать, не больше. Вышибать из них дух было совсем легко.

Того, кто намеревался первым попробовать молодого девичьего тела я добил ударом кирпича по затылку — без всякой жалости и сантиментов. Просто забил в кровавую кашу, да и вся недолга. Ему жить не надо!

Рядом с ним лежали вилы. Черные, с рукояткой, отполированной годами использования. Их я видел протыкающими живот этой девчонки, которая сейчас всхлипывала, сидя на земле и судорожно натягивая на себя обрывки некогда красивого, и наверное дорогого платья.

— Пойдем отсюда, скорее! — протянул руку, оглядываясь по сторонам — сейчас здесь еще куча народа появится! Уходить надо! Да быстрее ты!

— Сестры! Там — сестры! Я не могу! — девчонка все придерживала сползающее с груди платье, а я с ужасом думал, что ничего, совсем ничего не смогу изменить! Ведь все это уже БЫЛО! И значит, она должна погибнуть! Обязательно должна! Вот только со мной, или без меня — это вопрос. Это большущий такой вопрос!

А потом вопроса не стало. Я увидел, как в ворота вбегает с десяток мужиков разного возраста и степени звероподобности. В руках у них вилы, палки, у одного даже коса наперевес.

Хватаю с земли вилы, кричу:

— За мной! Быстро! Бежим! — и с место в карьер рву в сторону от набегающей толпы. Девчонка едва не падает, путаясь в подоле платья, я подхватываю ее левой рукой, бегу, скрежеща зубами от злости, от напряжения, от ярости, забегаю за угол…и натыкаюсь на четырех парней, тяжело дышащих, забрызганных свежей кровью от кончиков пальцев и до самой своей макушки.

— Стой! — кричит один, выставляя перед собой вилы — Оставь суку! Куда ее попер?!

— Парни, он пятерых зашиб, сомашеччий! — кричит кто-то справа и я вижу подбегающую толпу — Никанора до смерти забил булыганом! Говорят, эту суку защищал, барыньку!

— Барыньку защищал?! — зло тянет один из парней передо мной, и я понимаю, что сейчас меня будут убивать. Я могу уйти — броситься вперед, вырубить этого, подсечь ноги второго — и в бега! Хрен они меня догонят, увальни деревенские! Бегать-то я умею! Вернее — когда-то умел. В своем теле. Но все равно — один я от них уйду. И буду жить. Один. А девчонку сейчас изнасилуют и приколют к земле грязными вилами. Но я буду жить!

Прыгаю вперед и с размаху бью парня ногой в пах, второго — вилами в грудь. От палки третьего уворачиваюсь и протыкаю ему бедро зубьями вил — насквозь. Четвертый убегает. Дорога свободна!

Хватаю девчонку за руку, рвусь вперед! Свобода!

И падаю от тяжкого удара в спину. Булыжник! Прямо в позвоночник!

Потом меня бьют. Сильно, страшно, как в мешок. Хрустят сломанные зубы, трещат ребра, из носа хлещет кровь и мне трудно, практически невозможно дышать. Я уже не могу уворачиваться и только лишь жду, когда все это закончится. Скорее бы уж, чтобы не слышать стонов и рыданий девушки, которую насилуют прямо здесь, рядом со мной.

А потом мне в грудь вонзаются вилы. Те самые, которые я видел в своем видении — темные, с отполированной мозолистыми руками суковатой рукояткой. Я умираю не сразу, легкие все еще пытаются вдохнуть ставший горячим и такой желанный — воздух. Я хриплю, пуская розовые пузыри, рассеченными губами пытаюсь что-то сказать и только лишь выдавливаю из себя жалобное, тихое:

— Будьте вы прокляты! Все! До седьмого колена!

Головокружение. Запах воды, камышей, тухлой рыбы где-то поодаль. И глаза: странные такие, с вертикальным зрачком. Они всматриваются в душу, проникают в меня до самых печенок, видят то, что я и сам в себе не смог бы увидеть. Чужие, нечеловеческие глаза.

— Я тебе верю! — кивает бледнокожая красотка и отступает на шаг — Итак, что ты хочешь? И предлагай свою цену. А я решу — стоит ли оно того.

— Трое. Три жертвы! — решил я не юлить и выложить все карты — двое убийцы и насильники, третий — негодяй, который истязает и мучает свою жену и дочь. Этим трем тварям жить не нужно. Это мой тебе подарок. Это не плата. То, что случилось с тобой, то, что сделали твари — ничем нельзя оплатить. Никакой платой. Прости, я был неправ, когда хотел с тобой торговаться. И вообще — прости. Простите, девчонки, что не смог вас защитить!

Я опускаюсь на колени прямо в мокрую землю и стою так, наклонив голову и упершись взглядом в кусок гнилой деревяшки, выброшенной волной на берег. В душе пусто и гулко, как в грязном ржавом ведре.

Я только что умер, меня убили там, во дворе господского дома, и я знал, что на самом деле там был и умер, защищая эту девчонку. Вернее — ту, что потом стала этим существом.

И вдруг я чувствую, как холодная рука касается моей макушки и проводит по голове, спускаясь на щеку. Я поднимаю голову и вижу — русалка смотрит на меня совсем не строго, дружески. На ее лице легкая улыбка, а глаза совсем не кажутся чуждыми — они ласковые, и я знаю это.

— Не кори себя. Историю не изменить. Ты сделал все, что мог, и никто не сделал бы больше. Я прощаю деревню. Возьми это!

Она протягивает мне пузырек с жидкостью молочного-белого цвета (откуда она его вынула?!), которая неярко светится в темноте:

— Разобьешь в центре деревни. Все на этом и закончится. Встань, воин. И давай сюда твоих негодяев — пора им получить свое.

Я киваю, поднимаюсь с колен. Мокрые брюки неприятно холодят ноги, но мне сейчас совсем не до того. Внутри у меня все дрожит, трясется от нервного напряжения. Минуты назад я убивал и был убит, прощался с жизнью и с той девчонкой, которую так и не смог защитить. Если бы я мог! Если бы там сохранились мои способности колдуна! Я ведь пробовал остановить толпу колдовством…но не смог.

— За мной! — командую злодеям и веду их туда, где как мраморная статуя стоит прекрасная обнаженная девушка, девушка, о которой может только мечтать любой мужчина во всех мирах. И так я думаю не потому, что слишком давно живу без женщины и гормоны мои бурлят, наталкивая на глупые мысли и яростные желания. Нет, она на самом деле совершенство — идеал, недостижимый, и в этой недостижимости…страшный. Страшно знать, что ты никогда, никогда в своей жизни не встретишь ТАКУЮ, свою мечту, свою любовь.

И при всем при этом я знаю, что «девушка» — не человек, что притягательность ее лишь свойство всех русалок, которые выглядят так, какими хочет видеть их мужчина, находящийся рядом. Это Я сделал ее такой, это Я вижу то, что хочу видеть, и это ОНА делает так, что я хочу ее до безумия, до потери разума! Нечистая сила — да, она такая. Желанная!

Сладкозвучные сирены! Они манили моряков на камни своими голосами, и моряки с радостью, с улыбкой на устах умирали, представляя, что оказались в объятиях невероятных красавиц. И вот — это они, наши, местного розлива сирены. Только суть их ничуть не изменилась с древних времен — завлечь и умертвить, не более того.

— Получите! — информирую я, и приказываю моим «зомби» — Идите к этой девушке и делайте все, что она скажет!

Зомби медленно, явно преодолевая внутреннее сопротивление движутся к Агриппине. Подходят, останавливаются возле нее и ждут команды. Русалка смотрит в глаза одному…другому…третьему…поворачивается ко мне:

— Ты очень сильный колдун. Очень. Я никогда не видела таких сильных колдунов. Ты сумел удержать под своей властью сразу троих! Смотри, не надорвись — можешь потерять силу. Хотя…ты ведь помечен Чернобогом, твоя сила исходит от него, а у него возможности безграничны.

Агриппина поднимает руку, и тут же вода вскипает, из нее показываются не меньше десятка мужчин и женщин — все они похожи на Агриппину, но все-таки немного отличаются от нее. Кто-то пониже, кто-то повыше, чуть худее, и немного потолще.

Мужчины тоже красивы, даже слишком красивы. Наверное, я так себе и представляю красивых мужчин — высокие, с рельефной мускулатурой, стройные, можно сказать худые. И…удивительно, даже до неприятности похожие на меня! Это что же, я для себя идеал мужчины?! Я — эдакий чертов Нарциссс?! Ах ты ж черт…

Жертв тянут в воду, и они медленно, с застывшими лицами идут, идут…идут. Интересно, о чем они сейчас думают, в свой последний час, в свой последний миг этой жизни? Надеюсь, они понимают, что с ними происходит. Иначе, какая это кара? Какое наказание?

— Они все понимают — кивнула мне русалка, улыбнувшись хищной широкой улыбкой акулы — Но ты ведь не все сказал, правда?

— Правда — кивнул я, чувствуя в кармане узорчатый, похожий на цветок пузырек со снадобьем — Я хотел с тобой торговаться, хотел выторговать…

— Ты хотел, чтобы мы не топили купающихся в пруду людей? — перебила меня русалка.

— Да…хотя бы на десять лет, пожалуйста!

— Всего на десять лет? — улыбнулась русалка — но этого мало. Того, что ты дал — мало.

— Что я могу еще тебе дать? У меня больше ничего нет! — потерянно бросил я — Мне жаль людей. Они не должны умирать просто так! Нельзя так!

— Хорошо. Ты заплатишь мне — прищурила глаза русалка — Сними одежду.

— Что?! — насторожился я — Что сделать?

— Разденься. Совсем. Сними с себя всю одежду! — терпеливо повторила русалка.

Я расстегнул рубаху, отбросил ее на берег. Сбросил ботинки, мокрые и грязные на коленях штаны, потянул носок, затем другой. Помедлил, под насмешливым взглядом русалки стянул с себя трусы.

Она с новым интересом осмотрела меня с ног до головы, задержавшись взглядом на…некоторых местах, подошла почти вплотную и взглянув на меня снизу вверх, тихо сказала:

— Люби меня. Эта ночь — наша. Утром мы расстанемся, и ты больше меня не увидишь. И всех нас не увидишь. И мы не будем топить людей. Если утонут сами — тогда другое дело, тогда это наши. Но топить не будем, обещаю. Пойдем!

Она потянула меня в воду, но я остался на месте:

— Я же не могу! Как?

— Не бойся. Все будет в в порядке. И еще — я тебе сделаю подарок.

И действительно — все потом было в порядке. Даже очень в порядке. И только одно мучило меня, и наверное будет мучить всю оставшуюся долгую, очень долгую жизнь — никогда больше у меня не будет такой женщины. И я плюну в морду тем, кто скажет, что русалки холодны, как лед. Горячи, очень горячи! Там где надо горячи. И с тем, с кем надо.

И теперь я умею дышать в воде. Как рыба. И сколько угодно. Как это я делаю? Да откуда же я знаю? Это дар одной русалки, которая теперь будет мне сниться. Часто сниться…

Интересно, у людей и русалок могут быть дети? Глупая мысль, конечно…ну а вдруг? Ведь вообще-то я уже и не совсем человек…

Глава 5

Заметил: возвращаюсь в этот старый бревенчатый дом, как…домой. По-настоящему — домой! Свой родной дом. И когда думаю или говорю: «пора домой» — в голове всплывает картинка именно этого, темного от времени, окостеневшего, не поддающегося даже огню строения.

У человека должен быть свой дом, место, куда он всегда возвращается. Что бы он ни называл этим именем — домик в деревне, огромный загородный коттедж либо маленькую однокомнатную квартирку на пятом этаже старой «хрущевки». Если у человека нет дома — он бомж, перекати-поле, ничтожное, оторванное от корней растение, гонимое безжалостным ветром туда, куда захочется богу ветров.

Нельзя постоянно жить на съемной квартире или в съемном доме, и пусть мне пытаются доказать, что съемная квартира — это нормально, что за рубежом все так живут, и что свой дом или своя квартира — это архаизм и пережиток прошлого. Пусть. Пусть за рубежом так живут. Они там еще и женятся — мужчина с мужчиной, женщина с женщиной, называют родителей «родитель-один» и «родитель-два». А я не хочу с мужчиной. И я хочу, чтобы маму называли мамой, а папу — папой. Пусть это будет сто раз архаизм — мне всякие там нетрадиционные ценности по-барабану, консерватор я, каким и останусь на ближайшие пятьсот лет. Я хочу иметь СВОЙ дом, и только свой.

Вот такие мысли сопровождали меня, когда утром, переодевшись, я отправился прямиком в сельскую администрацию на аудиенцию к ее главе, подсознательно ожидая каких-либо пакостей со стороны власть предержащих. Ну…привык я к тому, что власть обязательно мне гадит. И всегда в душе гнездится подозрение, что чиновник суть Зло, и поставлен на свое место для того, чтобы пакостить людям и попутно хапать всеми возможными способами.

Как ни странно — я ошибся. Чиновник с отвратительной фамилией Танюшкин был очень приветлив, практически — как отец родной, встретивший сына после долгой отлучки. Само собой — тут просматривалось влияние Самохина, чья фигура маячила за любым серьезным деянием на территории в окружности нескольких десятков километров.

После короткого разговора Танюшкин неожиданно предложил:

— Послушайте, Василий, а зачем вам эта приватизация? Я вам предложу другой вариант: мы продадим вам этот дом по остаточной стоимости. Это будет стоимость дров, из которых он сложен, да еще и максимально заниженная. Дом обойдется максимум тысяч в десять. Что это дает: быстрое переоформление и никакой мороки с хождениями по инстанциям. Мы имеем право продавать недвижимость, принадлежащую поселению, тем более что она абсолютна неликвидна и уже много лет только лишь тянет из нас дополнительные налоги. Мы списываем с баланса этот чертов дом, который легче сжечь, чем содержать, получаем в казну пусть маленькую, но все-таки денежную сумму, и никто к нам не прикопается, не обвинит в том, что мы разбазариваем нашу драгоценную собственность. Красиво?

— Красиво — подтвердил я, улыбнувшись — А что с помещением пикета?

— Мы сделаем вот как: он официально никак не оформлен, так что мы одновременно его и оформим как пристройку к дому. Я сейчас позвоню знакомому землемеру, он все сделает. Придется еще немного заплатить, но это стоит того — деньги, это деньги, а время, это время. Зачем его тратить, ведь время так дорого и его так мало есть у человека, не правда ли?

Я мог сказать, что это не совсем правда, что у меня лично этого времени пруд пруди, в сравнении с жизнью обычного человека, но это прозвучало бы глупо. Так что я лишь кивнул, и глава администрации тут же набрал номер на телефонной трубке. Договориться с землемером было делом пяти минут, и моего участия тут совершенно не требовалось — документы для продажи готовит администрация, мне останется только подписать, а потом получить свидетельство о регистрации в регистрационной палате (или как она там сейчас называется).

— Самохин просил прирезать к участку вокруг дома земли, чтобы было общим количеством шестьдесят соток. Так вот, я не вижу никаких проблем, тем более что земля у дома никому не нужна, на нее никто и не претендует. Уж больно дурная репутация у дома, боятся люди. Кстати, вы никаких…хмм…странных явлений там не видели? Ну…в вашем доме?

Глава внимательно посмотрел мне в глаза, и я улыбнулся:

— Ну вы же знаете, насколько наши люди мнительны. Верят во всякую чушь! Пить надо меньше, вот и все.

— Ладно. В общем, мы все решили. Документы сегодня начнут готовить, я дам указание секретарю, и…

— Семен Василич! Семен Василич! — дверь с грохотом распахнулась и в комнату ворвалась женщина лет сорока. Я ее где-то видел, но не помню — где именно. Не та у меня еще память, чтобы ничего не забывал. Снадобье я еще не пил — как понял из туманных разговоров бесов, если выпью, то на два дня как минимум выключусь из жизни. Типа — лихорадить будет. Так что — позже.

— Ты чего, Люб? — Танюшкин удивленно воззрился на женщину — Чего врываешься? Пожар, что ли?

— Хуже! — женщина никак не могла отдышаться, грудь ее высоко вздымалась, а по лицу катились капли то ли пота, то ли слез — Маша…учителка наша…померла!

— Что?! — Танюшкин вскочил со стула, стул загрохотал по полу, не удержавшись на двух ножках — ты что несешь?!

— Маша…Маша умерла! — женщина осела по стене, и теперь сидела на полу, тупо глядя в пространство — Маша умерла!

— Пошли! — Танюшкин решительно шагнул к двери — ты участковый, тебе и решать! Люба, подымайся! Хватит рассиживаться! Как умерла? Что случилось? Давай, докладывай!

Маша смотрела в небо широко раскрытыми глазами, и в них отражалось голубое небо и белые пушистые облака. Мертвые, абсолютно мертвые зеркала…

Причина ее смерти была банальна и проста, как и тысячи, миллионы смертей в этом огромном, суматошном мире. Одни умирают от болезни, другие — от старости, третьи упиваются до смерти, четвертые…да каких только смертей в этом мире нет? Провидение невероятно изобретательно в своем желании нагадить человеческому роду, и придумывает все новые и новые смерти, будто соревнуясь с другой такой же вселенной — кто придумает смерть почуднее, поизвращеннее?

Старая лестница, сломавшаяся ступенька, короткий крик…и все. Маленький такой заборчик, отгораживающий огород от дорожки, а в заборе, торчком — ржавая металлическая труба с привязанной к ней веревкой, на которую вьюнки раскинули свои тонкие зеленые щупальца.

Труба пробила Машу навылет, войдя в спину и выйдя из груди. Скорее всего, она даже не успела понять, что же с ней такое. случилось. Вспышка боли, слабость, качнувшееся перед глазами небо…и все. Совсем все.

Джинсы, коричневая застиранная майка с надписью на английском «Нью-Йорк», рабочие перчатки — видать, что-то поправляла на крыше веранды. На джинсах расплылось мокрое пятно — в смерти нет ничего красивого. Человек слаб…

Я смотрел на женщину, которая могла быть моей женщиной, и в душе было пусто и холодно. Не успел. Я — не успел. Проклятие ее все-таки добило. И в этом виноват я. Вместо того, чтобы после сегодняшней ночи бежать к дому Маши, как можно быстрее снять проклятие — я пошел договариваться насчет своего дома. Мол, жили с проклятием сотню лет, и еще несколько часов поживут. И вот — наказан.

Не было слез, не было желания упасть и разрыдаться. Только горечь и мысль о том, что теперь я никогда не узнаю — кем она была, о чем думала, о чем мечтала. Та искра, что разгорелась у нас в душах — погасла, залитая вонючей черной водой проклятья.

— Отмучилась — тихо сказал кто-то возле моего плеча, и я обернулся — со злостью, желая обругать, унизить, растоптать святотатца, отвлекающего меня от самобичевания и страданий! Но это была баба Нюра, и я ничего ей не смог сказать. Уж она-то сделала все, чтобы этого не случилось.

То, что смерть Маши была результатом проклятия — я не сомневался. Так оно и работает, это самое проклятие. Вроде как естественные причины — случайность, и…смерть.

Я вышел из небольшой толпы, собравшейся возле изогнутого дугой, изломанного тела Маши и зашел за угол, встав напротив фасада. Достал из кармана красивый пузырек с белой жидкостью, очень похоже на молоко, и с размаху швырнул его в стену дома. Брызнуло, зазвенело, поднялось белое облачко, похожее на облако пара, зазвенело, будто где-то рядом лопнула гитарная струна, и…больше ничего. Дом теперь был чист, я чувствовал это. Теперь — никаких проклятий, никаких бед в нем не будет. Теперь — здесь будут жить обычные люди, никоим образом не причастные к трагедии столетней давности. Но Маши уже не будет. Совсем не будет. И от этого горечь захлестывала мою душу.

— Ты все-таки сделал это… — баба Нюра была мрачна, как туча, и на самом деле — чему тут радоваться?

— Сделал. Только не успел! — выдавил из себя я, и отвернулся, чтобы баба Нюра не увидела слез на моих глазах.

— Ну-ну…не надо! — так же мрачно, тяжело сказала она — Вы все равно были не пара. Машина душа была искалечена, и у вас все равно бы ничего не получилось. Я же тебе говорила — не будет у тебя настоящей семьи. Не может быть семьи у колдуна. Только подруги…на время. Только подруги. И ведьмы такие же. Не можем мы иметь нормальную семью, понимаешь? Это судьба!

— Судьба — эхом повторил я, и вдруг…увидел! Она стояла у стены, смотрела на меня, и взгляд ее был печален.

— Прости, Вася…я оступилась, упала! Прости…

— Это ты прости — сказал я, и замолчал. Что сказать призраку? Что вообще можно сказать призраку своей несостоявшейся любимой? И почему она все еще здесь?

— Я задержалась, чтобы сказать — я тебя не виню. И очень жалею, что у нас ничего не вышло. Я ведь хотела к тебе прийти…не успела. Пришла бы, и ничего бы тогда не было.

— И ничего бы не было — повторил я — Иди сюда.

Маша подошла, посмотрела мне в лицо, улыбнулась и протянула руку:

— Прощай. Когда-нибудь может и увидимся! Хорошо, что я тебя дождалась.

— Хорошо… — повторил я, и коснулся ее лица. Призрак заколыхался, сделался совсем прозрачным и растворился в воздухе.

— Поговорил? — спокойно спросила баба Нюра, и я так же спокойно ей ответил:

— Поговорил. Ушла.

— Это хорошо, что ушла. Души не должны задерживаться в мире живых. Это неправильно. А ты сильный колдун, если видишь мертвых. Хотя я это и так знала.

— Василий Михайлович! Звонить надо в райотдел! Пусть высылают людей! — вышел из калитки глава администрации — Вот же беда-то! И хлопот теперь полон рот…куда девать дом, вещи? У нее ведь родни больше никого не было. С мужем она развелась, детей нет — вот куда теперь все ее имущество? Опять на администрацию дом повесят? И с похоронами — кто будет заниматься? Само собой — глава администрации! Иэхх…вот же дела-то! Все не слава богу… И девчонку жалко…аж слезы! Ей бы жить, да жить!

Я позвонил в райотдел, сообщил о происшествии. Через два часа приехала дежурная группа — криминалист, следак, опер. Быстро все записали, опросили соседей — ситуация ясна, криминала никакого. Сбегали к Самохину, тот пришел, постоял с угрюмым видом, удрученно помотал головой. Затем пригнал газель-рефрижиратор, и тело Маши отправили в городской морг. Без заключения патологоанатома, без экспертизы все равно хоронить нельзя.

Вот так и прошел этот мерзкий, отвратительный день. Один из худших дней в моей жизни.

Машин дом опечатали, навесив на него замок. Хорошо хоть живности у нее никакой не было — ни кошки, ни собаки, иначе — куда бы их девать? Ключи от замка забрал глава администрации. Ему заниматься похоронами, так что он и будет распоряжаться имуществом покойной.

Уже когда уходили, Танюшкин вдруг сунул мне в руку несколько листков бумаги:

— Вот…мне показалось, что так будет правильно. На столе в комнате лежали. Сам решишь, что с ними делать.

Он ушел, не оглядываясь, а я еще минуты три стоял и смотрел на листки. Маша неплохо рисовала, и карандашные рисунки вышли очень узнаваемыми. Практически портретное сходство. С каждого из трех листков на меня смотрел я сам. В профиль, в фас, и в полный рост.

Домой приехал в таком настроении, что краше наверное в гроб кладут. Бессонная ночь с русалкой, а потом — Машина смерть. Настроение было не то что никаким — это даже настроением назвать было нельзя. Сходу решил лечь спать, но потом вспомнил про снадобье памяти, и не задумываясь взял с полки колбу с жидкостью и в один глоток выпил ее до дна. И тогда уже завалился на постель.

Следующие три дня я почти не помню. Так, какие-то отрывки, похожие на обрывки странного сна. Вот я в постели, и мне очень жарко, так жарко, что я сбрасываю с себя одеяло и падаю на пол, прижимаясь к холодным половицам. Мне плохо, очень плохо — меня корежит, выворачивает суставы, все тело болит так, будто весь я сплошная рана.

Еще картинка: я лежу на кровати, и чувствую, как чья-то рука меня обтирает, касаясь кожи влажным горячим полотенцем. Маша? Это Маша?! Но Маша мертва, как она может меня обтирать! Но я не могу рассмотреть лицо обтирающего — в глазах туман, меня тошнит, и я пытаюсь выдавить из себя содержимое желудка. Только выдавливать нечего — он пуст. Только горькая, едкая желчь, да вода, которую кто-то время от времени вливает мне в глотку. Я не хочу глотать, захлебываюсь, меня рвет, но вода снова и снова безжалостно вливается в мой рот. А может не вода, может какое-то снадобье. Но кто его может мне давать?

Ощущение — рядом со мной кто-то лежит. Кто-то теплый, упругий… Маша?! Да черт подери — она мертва, мертва! Нельзя выжить, если ржавая труба пробила тебе сердце!

И я снова впадаю в состояние безвременья.

Очнулся на четвертый день, к полудню — слабый, как ребенок. Очнулся, и некоторое время не мог понять — какой сейчас день, какое время суток. В комнате было сумрачно из-за закрытых занавесок, телевизор не работал, чему я очень даже удивился — я ведь оставлял его включенным из-за Охрима и бесов, они можно сказать телевизионные наркоманы, не могут без зомбиящика и часу прожить!

А самое главное — на кухне кто-то гремел посудой! Кто?!

Медленно спустил ноги с кровати, медленно поднялся и сел, преодолевая головокружение. Чертовщина какая-то — почему мои персональные бесы меня не вылечили?! Что это вообще такое было? Сколько я пролежал в отключке?! Ночь? И кто это посмел хозяйничать в моем доме?!

Поднимаюсь на ноги и бреду в кухню. У дверного косяка задерживаюсь и осторожно (сам не знаю почему) выглядываю из-за угла. Женщина. Небольшая, стройная, в сарафане выше колен. Лица не видно — только обнаженные, тронутые загаром плечи, крепкие, но не толстые ноги…попка, обтянутая тканью — аккуратная…аппетитная. Женщина что-то напевает, протирая посуду, вилки-ложки, рядом на столе стоит тазик с мыльной водой. Да кто это может быть?!

— Привет! — говорю я, женщина вздрагивает, взвизгивает и роняет загромыхавшую по столу ложку:

— Ай!

Оборачивается…

— Здрасте! — Варвара шумно выдыхает — Как вы меня напугали! Я чуть…

Она громко хохочет, и ее милое личико, не тронутое косметикой, делается очень красивым. Улыбка вообще украшает женщин — некрасивую делает милой, милую — красавицей. Редкая женщина улыбаясь не делается милее, чем она есть. Это надо быть совсем мерзкой, уродливой душой и телесно стервой, чтобы улыбка не сделала тебя душевней и красивее. Здесь — точно не тот случай, я даже залюбовался, насколько эта женщина мила! Мила, а еще…она какая-то…домашняя, что ли? Уютная. Ее место рядом с мужем, на кухне, при свете теплой лампы, с чаем и пирожными.

— А что вы здесь делаете? — интересуюсь осторожно, помня, кто ее муж и где он сейчас. И правда — как она сюда попала, и самое главное — с какой стати? Я ведь ее не звал.

— Посуду мою — зарумянилась Варвара — Вот, дома у вас прибралась, полы помыла, стены, мебель перемыла. Посуду домываю — все было грязное, пыльное. У вас-то времени нет этим заниматься, вот я и помогла.

— А как сюда попали? — не отставал я.

— Через дверь — пожимает красивыми плечами женщина. Или девушка? Женщиной ее сейчас назвать язык не повернется — она выглядит как выпускница школы, молоденькая и красивая. Такая красивая, что аж дух захватывает! В последний раз, когда я ее видел, она была лет на десять старше. Может потому, что фингал под глазом еще никого не молодил? Или потому, что неприятности никого еще сделали молодым и красивым? Хотя и тогда она была настолько красива, что я невольно обратил на это внимание. И не только я в целом, но и некоторые мои органы конкретно.

И тут я внезапно обнаружил, что стою перед чужой фактически женщиной в одних трусах! В «боксерках», обтягивающих меня как вторая кожа! И совершенно не скрывающих того факта, что при виде соблазнительной женщины я невольно слегка…ну ладно — не слегка! — возбудился.

Я ойкнул и невольно прикрыл пах сложенными руками, Варвара же только улыбнулась и махнула рукой:

— Да не стесняйтесь! Я всякого вас уже видала! Думаете, кто три дня вас обтирал водкой, да уксусом? Не помните?

— Честно сказать — не помню, сознался я, у которого тут же пропала эрекция — три дня?! Я валялся три дня?!

— Три дня, хозяин! — откликнулся Прошка.

— Три дня! — ответила Варвара и снова улыбнулась — Слава богу, жар у вас спал и теперь вам лучше. Только зря встали! Баба Нюра сказала, чтобы вы полежали еще сегодня, не вставали!

— Баба Нюра? Здесь еще была баба Нюра?! Мда…похоже, что тебе, Варвара, придется мне все рассказать — откуда ты здесь, и что было за эти три дня. И давай на ты, ладно? Меня Василий звать, можно просто Вася — мы же с тобой одногодки.

— Ну а я Варя!

У девушки были белые, будто искусственные зубы. То ли генетика, то ли баба Нюра старается, поддерживает односельчан — тех, кто с ней общается. Но я уже заметил — у многих бабанюриных пациентов белые зубы. «Тенденция, однако!»

Я уселся за стол, и Варя повела свой рассказ. В общем, выяснилось вот что: она пришла ко мне в пикет с заявлением о домашнем насилии. Ну и посоветоваться — как жить дальше, может я со своей стороны подскажу, как упрятать негодяя за решетку. Пришла, увидела, что пикет закрыт, а машина моя стоит во дворе — постучалась в дом. Ей никто не открыл, так что Варя решила уйти, но…потом дернула дверь, и та открылась. Почему открылась — это другой вопрос, я никогда не оставляю засов не задвинутым, по понятным причинам. (не худо Охрима бы спросить — какого черта?) Колдовство требует уединения.

Ну, так вот: дернула дверь, она открылась, и Варя в нее покричала, вызывая хозяина. Хозяин снова не откликнулся, это было странно, Варя забеспокоилась и пошла на второй этаж, где и обнаружила меня в неприглядном виде — красного, потного, грязного, валяющегося на полу в позе зародыша (она показала — в какой позе). Варя тут же попыталась взгромоздить меня на кровать, что с большим трудом ей и удалось — с очень большим трудом, ибо восемьдесят кило костей и мышц это вам…не это! Удивляюсь, как она вообще сумела меня поднять.

Дальше — она побежала за бабой Нюрой. Баба Нюра тут же подхватилась и пришла, долго щупала меня, и потом велела к врачам не обращаться, только поить меня бульоном и водой. А еще — обтирать водкой и уксусом, чтобы сбить жар. Вот три дня Варя меня и обтирала, поила, меняла белье, укрывала. Сходит домой, огород польет, дочку проведает (она ее отвела к своим родителям, благо что каникулы начались), и снова ко мне — дежурить. Спала тут, возле меня. Ну и параллельно убиралась по дому — он действительно сейчас блестит, как никогда. Еще — баню вымыла, перестирала грязное белье, посуду перемыла — в общем, работала на меня, как рабыня на господина.

— Вон, чистое белье лежит! — Варя кивнула на лавку — бедновато живешь, товарищ милиционер! Даже шкафов бельевых нет. Непорядок!

— Честно сказать — не до того было — хмыкнул я — Знаешь ведь, всего неделю как здесь обитаю. Не успел прибарахлиться. Вернее — десять дней.

— Учительницу вчера похоронили — нахмурилась Варя — Здесь, на кладбище.

Я сжался, и голову сжало, будто обручами. Я не хотел вспоминать, не позволял себе вспомнить, что Маши уже нет. И я не смог ее даже похоронить…вот я же скотина!

— У вас была любовь? — тихо спросила Варя, глядя куда-то в сторону.

— Почему так решила? — голос мой внезапно осип, слова едва пролезали через глотку.

— Я нашла в твоих штанах рисунки…она тебя рисовала.

— Просто рисовала. У нас с ней ничего не было — пусто, глухо ответил я — ни-че-го… А почему так быстро похоронили?

— Слышала, Танюшкин сказал, что причин задерживать похороны нет. Опять же — жара, лето…сам понимаешь. Администрация все организовала, женщины обрядили…в общем, похоронили. Царствие небесное…несчастная Маша!

Варя перекрестилась и замерла возле древнего буфета, комкая в руке тряпицу. Потом вздохнула и предложила:

— Может в баню сходишь, вымоешься? И попаришься — как раз всю хворь-то и выгонит. Баба Нюра сказала, что наверное заразу какую-то подцепил, когда по деревням ездил. Лихоманку. И что само пройдет, главное, чтобы жара сильного не было. А когда отойдешь…ну, в смысле поднимешься! (Варя улыбнулась) Чтобы в бане попарился. Я и подумала — натопить нужно, вдругсегодня встанешь! Опять же — вода горячая нужна была, дом мыть, посуду. Чем в кастрюле греть — лучше сразу бак набрать. Я веник там положила, тазик принесла. Сходишь? А я пока на стол накрою.

Я посмотрел на Варю, и молча кивнул — а правда, почему бы и не помыться? Давно собирался, вот и в самый раз сходить. Честно сказать — голова чешется…да и помыться как следует, попариться, это будет замечательно.

Через пять минут я уже входил в предбанник. Баня старая, но большая, хорошая, крепкая — настоящая баня, по-белому! В предбаннике чистые, выскобленные скамьи, вешалки для белья. Деревянный пол тоже выскоблен почти добела, ходить по нему босыми ногами даже приятно. Пахнет веником и дымком. Тут же на скамье — новая мочалка в упаковке, видимо только что из магазина, мыло и мужской шампунь. Шампунь мой, мыло и мочалку похоже что Варя купила. Кстати, надо будет как-то решить вопрос с деньгами. Она совсем даже не из богатенькой семьи, так что тратить свои деньги на чужого мужика ей и вовсе ни к чему. У нее дочка есть, вот на нее и должна тратить капиталы.

Горячий воздух бани обжег ноздри, глотку — ох, и натопила же Варя! Сел на скамью, и блаженно прикрыл глаза…хорошо! Ох, хорошо!

— ХарОша баба! — раздался рядом незнакомый мужской голос, и вздрогнув, я подскочил на месте, тут же отпрыгнув в сторону. На скамье сидел худой, жилистый старичок с длинной бородой ростом чуть выше колена. На нем не было ничего, кроме нечто, похожего на набедренную повязку — эдакий растрепанный кусок ткани, будто некто взял простыню и грубо вырвал из нее приличный клок. Ну а потом и обвязал им свои чресла.

— Чем хороша? — осведомился я, сразу поняв, с кем имею дело.

— Работяща! — невозмутимо кивнул Банный — И сиськи в порядке! И задница на месте! Все, как положено! Баню соблюдает, и себя в чистоте держит! Ты ее не упускай, колдун. Держи ее при себе! Не пожалеешь!

— Ффухх… — я уселся на место, поискал глазами ковшик (он плавал в тазике с водой), зачерпнул, плеснул на камни. Зашипело, горячий пар заклубился над головой.

— Хорошо! — подтвердил Банный — так и положено! Пар, он всему голова!

— Ты что, все время здесь жил? — спросил я, глядя на то, как на моей коже выступают капельки пота. Из небольшого окошка, когда присмотришься, проходило достаточно света, чтобы видеть все в подробностях. Вот сейчас я сидел сухой, горячий…и…началось. Вроде и воды во мне немного, а видишь, как полезла! Болезнь вылезает…

— Ну а где еще жить Банному? — усмехнулся старичок — Тут и жил. Спал все больше, пока твоя баба меня не разбудила. Печку растопила, парок сделала — вот я и очнулся. Теперь так и буду тут жить. Хорошо! Тебе ведь хорошо, так? Вот и мне хорошо. Теперь хворь уйдет, в бане вся хворь уходит! На то она и баня. Прежний хозяин оченно баню уважал…натопит, и давай париться! Раз по пять, а то и больше парился — потом во двор, на ветерок…и снова в парилку! А то зимой возьмет, да и в сугроб нырнет! Так ухал, что твоя кикимора болотная! Местные-то мимо и ходить боялись! Думали — колдовство творит! Он рассказывал — шибко смеялся!

— А в дом не ходишь? Все время только в бане сидишь?

— А чего мне в дому-то делать? Что тут сидеть, что в дому…без разницы.

— Телевизор там! Охрим целыми днями и ночами смотрит. И бесы мои смотрят. Смотрите ведь?

— Смотрим, хозяин! — послышались голоса откуда-то явно издалека. Сидят сейчас мерзавцы, и пялятся в экран. Варя включила, что ли?

— Варя включила, точно! — радостно ответил Прошка — Мы замучились без телевизора, житья никакого не стало без него! Пока ты валялся, болел.

— Так…черти драповые…а теперь рассказывайте — что это было? Чего я валялся три дня?!

— Ох, хозяин…ты сам виноват! Ну зачем сразу склянку жахнул? Надо-то было десять капель, всего-то! Поболел бы пару дней, да и дел-то чуть! А ты вон чего — как дорвался! Там же сказано — десять, максимум пятнадцать капель! Не читал в рецепте?

— А где там в рецепте сказано, черт вас подери? — рявкнул я, стукнув кулаком по скамье — Там не сказано ничего! Там только рецепт изготовления! Вот и все!

— А! Ну да…это в дневнике есть…забыли, прости, хозяин. Но тебе все равно ничего не грозило — мы тебя держали, не отпускали! Ты бы все равно не помер. И эта…ведьма, бабка Нюра тебя поддержала. Только сказала, что не может тебя вылечить. Но это и понятно, куда ей против тебя переть! Она против тебя — дитя!

— То есть — дитя? Чего ей против меня переть-то? — я зачерпнул ковшиком холодной, уже нагревшейся воды и с наслаждением вылил себе на макушку — ух, хорошо! — Почему она против меня вдруг попрет?

— Так ведь оно как выходит? Когда ты выпил снадобье, то сам себя заколдовал, заклятие на себя наложил. А кто может снять такое заклятие, кроме тебя самого? Уж точно не какая-то там ведьма, да еще и белая! Так что она сделала? Поддержала тебя немного, чтобы полегче было, вот, в общем-то, и все. Ты же когда выпил снадобье, как говорят по телевизору — запустил процесс мутации. Не так же просто ты будешь все запоминать! У тебя мозг должен был измениться! Вот и…изменился. Теперь ты все будешь помнить наизусть. Старый хозяин тоже болел, когда выпил это снадобье, но не так. Он ведь по-умному все сделал…

— Я сейчас вам сделаю — по-умному! — пригрозил я — мало не покажется, мерзавцы! Должны были предупредить, скоты вы эдакие! А вы что — шалить со мной вздумали?! Гады вы, и есть гады! Ведь нарочно не сказали! Попировать на хозяине захотелось, мерзавцы! Страданий моих выпить! Ладно, сволочи, я вам припомню! Из-за вас я на похороны Маши не попал! Век не прощу!

— Хозяин…прости…но на что там смотреть? На похоронах-то? С Машей ты уже простился, в том трупе ее уже нет. А захочешь с ней снова поговорить — договоришься с Кладбищенским, он ее вызовет, и давай, толкуй хоть всю ночь! А можешь с ней даже и любовью позаниматься — Кладбищенский может такое устроить, он умеет! Только не стоит мертвых без особой надобности беспокоить, неправильно это. Опять же — кладбищенскому придется подарки делать, а они все жадные. Кстати, ты не забыл, что должен выпивку и закуску тому Кладбищенскому, что нам мандрагора подогнал? Смотри — забудешь, потом к нечисти ни за чем не сунешься, они тебе тысячу лет помнить будут!

— Не забыл. Вот отойду от болезни…

И тут я услышал, как хлопнула наружная дверь бани. В предбаннике пошуршало, и следом открылась дверь парилки.

Вошла Варя. Она была обнажена, но похоже этого совсем даже не стеснялась. Вот так буднично, запросто — вошла, посмотрела на меня и улыбнувшись сказала:

— Ложись на полок! Сейчас из тебя болезнь буду выбивать! Ладно, ладно, не надо зажиматься! Все равно вижу! И я же говорю — во всех подробностях тебя рассмотрела, пока ты лежал без памяти. Ложись, ну!

— ХарОша баба! — с удовольствием повторил Банный — И сиськи у нее славные!

А я ему ничего не ответил. Лег на живот и приготовился к экзекуции, которая скоро и последовала.

Эх, и хлестала она меня! Так, что об эрекции и думать забыл! А потом перевернула на спину, и еще хлестала, приговаривая: «Да не бойся ты, не отшибу я его! Вижу ведь, наверное!»

А потом я ее похлестал. По упругим, тугим ягодицам. По стройным ногам, по красивой спине, обтянутой гладкой, матовой кожей. По плоскому животику, совсем не испорченному родами. По груди, немного отяжелевшей, но торчащей, как у девочки. Ну а потом мы облились водой и выскочили в предбанник, отдыхать — приоткрыв наружную дверь для допуска ветерка. Я сидел рядом с Варей, и мне было очень, очень хорошо — спокойно и…по-домашнему.

А затем она вдруг заговорила:

— Спасибо тебе!

— За что? — спросил я расслаблено, не открывая глаз.

— За мужа! — ответила Варя буднично и спокойно, и я сразу напрягся, даже в ушах зазвенело:

— Что значит — за мужа? Причем тут я, и твой муж? Ну оформил я его, попугал, и что?

— Это ведь ты сделал так, что он исчез — голос Варин был спокоен, а вот у меня спокойствия совсем никакого не осталось. Мне только таких разговоров не хватало!

— Ничего я не делал! Я его не убивал, если ьы это имеешь в виду! Клянусь, не убивал! Как ты вообще могла это подумать, Варь?! Ты с ума сошла?! Ты же взрослая, разумная женщина! Ты что считаешь, я пришел, ты меня попросила, и я его грохнул?! Так что ли?! Может он просто решил от тебя уйти! Надоела ты ему!

— Он не мог от меня уйти — тихий смешок Вари меня даже немного озадачил, не так она видать проста, какой кажется, точно — Он любил меня без памяти. И при этом загонял в могилу. Он никогда бы от меня не ушел! Я же не дура, Вась…я видела, как ты на меня смотришь, я была в отчаянии, и ты меня пожалел. Ты с ним поговорил, а потом муж ночью поднялся и куда-то ушел. И больше его никто не видел. А еще люди слышали, как в деревне рычала какая-то машина, видели, как ездила машина без огней. Это же деревня, здесь все видят. И видели, как ты вернулся домой утром.

Варя замолчала, а я эдак серьезно задумался! Да бляха-муха! Чертова деревня! Да тут вообще с глаз никуда не скроешься! Вот это я влип!

Впрочем — а чего влип-то? Ну и ездил куда-то, и что? Придумаю какую-то версию, да все. Мол, ездил на рыбалку! Да кому какое дело, куда я ездил? Не докажут! Нет тела — нет дела! Пропал человек? Да мало ли куда он пропал?! Их сотни пропадают каждый год! Может, инопланетяне воруют, может в параллельный мир проваливаются, а может бандиты-грабители убивают и закапывают. И не находят людей! Так что поверить, будто участковый взял и грохнул какого-то там алкаша — да кто в это всерьез поверит?! Богатой, влиятельной родни у него нет, а если кто-то на меня и напишет — так ни черта ничего у них не выйдет!

— Я скажу, что он хотел уехать — вдруг прервала мои размышления Варя — На заработки, в город. Паспорт его я сожгла. И вещи в печи сожгла — вроде как он их с собой забрал. Заявление тебе напишу, мол исчез, ничего не сказал — ушел, и все. А могу пока и не писать — потом напишу. Ушел, да и черт с ним!

— Варь…вот скажи, как ты так просто — ушел, и черт с ним? Он ведь отец твоего ребенка, твоей дочки. Ты выходила за него замуж по-любви, и теперь готова на все, даже убить?! Кстати, клянусь — я его не убивал. Скорее всего он и сейчас жив! И будет жить еще долго, очень долго! (если это можно назвать жизнью)

— Ну ты же видел, как мы с ним жили! Вначале — да, любила. А потом…потом залетела от него. И куда деваться? С ребенком? Я вообще-то школу с золотой медалью закончила! Хотела идти в институт, а тут…вот, ребенок. И не пошла. Осталась в деревне. А он стал пить, все больше и больше. Ревновал страшно. Бил. А потом пьяный, сопливый, лез на меня в постели! А я его уже не хочу! Мне противно с ним! Он меня насиловал, я отбивалась. Он бил. И так годы и годы. А потом…потом у него стоять перестал. Он меня обвинил, мол — это из-за меня, это потому что я ему отказывала, и стал пить еще больше. Крыша совсем поехала — мол, я с Самохиным сплю, потому он меня и защищает. Начал жалобы писать, и пил, пил, пил… Денег постоянно не хватает — он вместо того, чтобы на семью тратить, все пропивал — сам, и с дружками. С работы его выгнали — на одну мою зарплату жили. Отец с матерью помогали мои…его-то померли давно, у него брат еще старший, но тот и на порог этого скота не пускает. После того, как Семен у него мотоцикл увел и продал. До милиции не довели, дело-то свойское, но Юрка сказал, что теперь нет у него брата. Вот так и жили. Я же говорю — еще немного, и я бы его прирезала! Или бы зарубила! Вот так…

Варя положила мне руку на бедро, и я едва не вздрогнул. Потом положила мне голову на плечо и шепнула:

— Я ведь обещала, что все для тебя сделаю…

Везет мне на страстных женщин, точно! В воде они живут, или на Земле… Когда мы оторвались друг от друга, тяжело дыша, покрытые потом, усталые, и довольные, Варя вдруг сказала, облизывая языком свои полные губы:

— Господи, как хорошо-то! Я уже и забыла, как это бывает! У меня ведь кроме Семена никого и не было! Я только в кино-то и видала, как это на самом-то деле бывает! Столько лет, столько лет дымом улетело!

А я слушал и думал о том, что если бы не мое такое длительное воздержание, не знаю, как бы у меня получилось при стольких, понимаешь ли, свидетелях. Это ладно бесы — я уже попривык к моим вечным спутникам, которые сидят у телевизора и тихонько хихикают, слушая, как я тут развлекаюсь самым что ни на есть приятным образом. Но когда возле лавки стоит маленький дедок в импровизированных трусилях и громко, довольно комментирует процесс, обсуждая стати моей партнерши и то, как я ее пользую…

«Давай, давай, сынок! Ишь, какие у нее титьки-то глыбокие! Капусты видать ела, отрастила! Ты за задницу-то ее схвати, вишь, как ей ндравицца! И поглыбже, порезче давай! Вот! Вот! Уже и покричала! Все учить вас надо, молодежь! Бабе как следует присунуть не могут!»…

В общем — прошло все хорошо, просто замечательно, но ужасно хотелось жахнуть заклятием по старому пердуну, да так, чтобы он больше никогда и не вылез из своей проклятой печурки! Старая сволочь!

И снова парились, а потом намыливали друг друга. Какое это блаженство, когда ты сидишь, а тебя намыливают…трут…гладят…ласкают гладкие, сильные женские руки!

И какое блаженство натирать, намывать это упругое, желанное женское тело!

Воды хватало, она была набрана в алюминиевые фляги, стоявшие на полу. А кипятка в огромном чугунном чане хватило бы не для двоих, а на целую семью из десяти человек.

Мы сделали еще два захода. Нет, сексом в бане больше не занимались. На скамье неудобно, стоя тоже как-то не особенно комфортно. Всегда ведь лучше это делать на кровати! Ну или на чем-то другом — горизонтальном, мягком, с чего не свалишься на холодный пол в самый ответственный момент.

Варя умела заниматься сексом, и не скажешь, что Семен у нее был единственным. Она отдавалась с такой страстью, с таким первобытным бесстыдством, что дала бы сто очков вперед каким-нибудь интернетовским порнозвездам. Впрочем, я и раньше замечал, что женщины, закрепощенные и робкие с мужем — с любовником (то есть со мной), ведут себя совершенно не так, как в супружеской постели. Они будто что-то стараются доказать, будто хотят быть не теми, кто они есть — серыми мышками, не очень удачно вышедшими замуж, а настоящими секс-дивами, секс-бомбами, попробовав которых я никогда больше не захочу никакую другую женщину. Наивно, конечно, но одна замужняя дама мне так и сказала: «Я никогда не делала это мужу, и никогда не позволяла ему делать так, как позволяю тебе! И ты никогда меня не забудешь, потому что я — лучшая!»

Наверное, это что-то из области комплексов — доказать, что ты лучшая в постели, и что муж просто-напросто тебя не ценит. Но я никогда этих женщин не разубеждал. Пусть думают именно так. Мне с того только лучше. И приятнее.

Не скажу, что я был таким уж сердцеедом, но верно сказала баба Нюра, судьба моя — чужие замужние женщины. Только к ним меня тянет, только с ними мне хорошо. Вот как сейчас, с Варей.

Какая она замужняя, если муж сейчас где-то там в глубинах озера получает свою кару за мерзостное поведение? Так он ведь жив, а значит — она все еще замужняя женщина! Глупо, конечно, но наверное у меня тоже какой-то комплекс на этот счет — замужние мне нравятся больше незамужних.

Кто-нибудь мог бы мне сейчас сказать, что я мерзкий человечишка — не успела еще земля просохнуть на могиле моей любимой, а я уже занимаюсь сексом с другой? Так Маша не была мне любимой. Не успели мы с ней…ничего не успели. Влюбились, как два подростка, и тут же злая жизнь нас и развела. И не забыл я ее, помню. И буду помнить всегда, как помнят что-то хорошее, но давно, навсегда ушедшее из жизни. Тем более, что если верить моим бесам — теперь я вообще ничего забыть не смогу!

Готовила Варя очень хорошо. Ее борщ точно был вкуснее моего. И опять мне подумалось — надо дать ей денег. Она ведь фактически в нищете жила со своим придурком! И еще на меня потратилась! Деньги у меня есть, и еще будут, а я никогда не был жадным, и уж точно никогда не жил за счет женщин.

Уже когда пили чай со сладкими пирожками, я на всякий случай спросил Варю:

— А разговоров не будет, что ты у меня все это время пропадала? Что люди-то скажут?

Она посмотрела на меня странным, долгим взглядом, подняла брови:

— А что бы не сказали — наплевать! Ну да, бегаю я к тебе, и что? Сейчас не средние века, и не домострой. Тем более, что тебя ведь боятся, как огня. Потому меня точно не тронут, побоятся шпынять.

— Что?! — я даже поперхнулся чаем — Как это боятся?! Почему? Чего я такого сделал, чтобы они боялись?

— Слухи ходят, что ты колдун! — Варя весело улыбнулась — Поселился в доме колдуна, прижился здесь. Опять же — с бабкой Нюрой дружишься. А еще — видели тебя с еще одной колдуньей…она к тебе даже приезжала! Опять же — Капустина парализовало — с чего? Говорят, ты его проклял! И потом, когда бабка Нюра его вылечила, ты с ней был. Вроде как помогал колдовать. А еще слух прошел, что ты ездил в Ольховку, и там Бегемотиху заколдовал.

— Что-о?! Какую, к черту бегемотиху?! — я отодвинул бокал с чаем и вытаращился на Варю — Что за чушь?!

— Ну…это Силькину Машку так зовут, Бегемотихой. Ох, и сука редкостная! Ее все ненавидят! Вся округа! Она крови всем попортила — просто ни в сказке сказать, ни пером описать! И кляузы писала, и всякие гадости про людей сочиняла, и волосы драла. А потом соседа начала поедом есть — интеллигент попался, отпора дать не может, вот она его живьем и съедала! Ну ты же знаешь, ты у нее был. И вот после того, как ты у нее побывал — бабу как подменили! Ласковая такая стала, добрая, улыбается! Вначале даже решили, что спятила Бегемотиха, или прикидывается. Потом смотрят — вроде нормальная. А соседа этого чуть не на руках носит! Типа любовь теперь у них! Представляешь? Вот как ты так ее напугал?! Что ей говорил?

— Откуда ты все это знаешь-то? — недоверчиво помотал я головой, в который раз поражаясь, как быстро разносятся по деревням все слухи — Я был-то там три дня назад! Всего-навсего! И уже все знают?!

— Нина Степановна, продавщица рассказывала в магазине, а я слыхала, когда за продуктами ходила. А она от экспедитора слышала, что товар привез, а он в Ольховке, в магазине узнал! У нас тут ведь как — на одном конце пукнули, а в другом конце уже знают, кричат — «Петька обделался!». Это же деревня, Вась!

Варя звонко рассмеялась, я не выдержал, подхватил ее смех. Но смех мой быстренько угас. Быстро же меня вычислил этот людской муравейник! Ты посмотри-ка, какие они далеко идущие выводы сделали! И ведь как все логично! Приход участкового — странное поведение человека — «виноват» в этом участковый. Общается с колдуньей — значит не чужд колдовства — значит, сам колдует! И самое интересное, что у этого народа, в большей своей массе не особо затронутого высшим и средним техническим образованием — нет и сомнения в том, что участковый может быть связан с колдовством! Для них колдовство — это часть жизни, это норма. Рядом с ними существуют две самые что ни на есть настоящие ведьмы, не раз доказывавшие факт наличия у них колдовской силы. И значит, по логике, любой другой человек тоже может быть колдуном! Так почему им не оказаться участковому? И форма его здесь совершенно ни причем — главное ведь содержание.

Так…похоже что я волей-неволей начинаю засвечиваться. Пока что не явно, косвенно, но засвечиваться. И чем мне это грозит? Что будет, когда люди на моем участке будут наверняка знать, что я не просто участковый, а еще и что-то вроде колдуна? Что они сделают? Напишут на меня заявление? Мол, я колдую, порчу напускаю, и все такое прочее? Хе хе…их просто поставят на учет к психиатру, вот и все.

Будут от меня шарахаться? Так от меня по большому-то счету все равно шарахаются, я ведь участковый, полицейский, притом чужак, пришлый. Особой дружбы я с ними не вел, да и вести скорее всего не буду. Мне же их «нагибать» нужно, а не дружиться. Я орган принуждения, орган власти, а кто особо любит принуждающих к чему-то? Вот с Самохиным можно и подружиться, а мнение остальных о себе мне особо-то и не интересно.

Начальству моему напишут? Мол, вместо того, чтобы насаждать правопорядок, участковый Каганов занимается колдовством? Ох, и поржут же мои сослуживцы! Да и я с ними поржу. Мало ли какую чушь на участкового пишут? Я лично видел жалобу, в которой говорилось, что участковый Милютин занимается сексом с козами, напиваясь при этом до состояния не стояния. Капитан Милютин тогда пообещал закопать в козье дерьмо того, кто это написал. Навсегда закопать. А уж жалобы на беспредел участкового, который преследует и желает законопатить несчастного невиновного — это даже не обыденность, это наша жизнь.

В общем — пусть говорят, что хотят… я сделаю все, чтобы доказать мою принадлежность к славному роду колдунов было совершенно невозможно. И в помощь мне абсолютное неверие просвещенного человечества в наличие у отдельных особей паранормальных способностей. Спасибо «Битве экстрасенсов», спасибо им за то, что сделали все возможное для создание имиджа абсолютного жулья всем экстрасенсам, всем колдунам и ведьмам моей необъятной родины!

— И что, ты тоже веришь, что я какой-то там колдун? — усмехнувшись, осведомился у Вари, с довольным видом поглядывающей на экран телевизора, на котором показывали красоток, загорающих возле бассейна где-то далеко-далеко возле синего моря.

— Ну…колдун, или не колдун, а что-то такое в тебе есть! — серьезно сказала моя новая подруга — ты как глянешь на меня, так у меня внутри все и обрывается! Мне хочется броситься на колени, положить тебе голову тебе на бедро и сидеть так вечно, дожидаясь, когда ты меня приласкаешь! Вот сейчас сказала, а у меня внутри все затряслось, аж дыхание сперло! Как тогда, когда я первый раз тебя увидела! Как увидела, так и поняла — я тебя хочу! Тебя, и больше никого!

Мда. А это может стать проблемой…жениться-то я не собираюсь! А еще, закралось эдакое…подозрение. А не может быть такая страсть наведенной?! Не может быть так, что я неосознанно заклял эту женщину, и потому она теперь трясется, мечтая о моей вполне такой большой, но чистой, отмытой в баньке любви?

А ведь хреновое это дело. Теперь я каждый раз, когда буду общаться с женщиной — любой женщиной, которая потенциально может стать моей любовницей, и выкажет явные признаки приязни ко мне — буду думать, взвешивать, соображать — не искусственное ли это, не наведенная ли страсть? Может это я возжелал женщину и заставил ее полюбить себя?! Ведь о чем-то таком бесы и говорили! О том влиянии, которое колдун оказывает на женщин, как вампир носферату! Поманил — и пошла она за тобой, зачарованная! И подставила шею под твой сладкий укус!

И кстати — существует огромная опасность испортить жизнь и самому себе. Влюбишь в себя женщину, разрушишь ее семью, и станет все это огромнейшей проблемой. Например — ее муженек, который попытается решить вопрос радикально и меня искоренить, как объект вредный, и подлежащий немедленной утилизации! Может и не сможет меня быстро убрать, я все-таки колдун, а не просто участковый Вася Каганов, но жизнь мне осложнить сможет запросто.

Ну это я так…теоретически! Не собираюсь ведь разрушать чужие семьи! (И вспомнилась «Люсенька» с ее поцелуем, и здоровенный бывший десантник, влюбленный в нее до умопомрачения).

И каков вывод? А вывод такой: гасить все непроизвольные выбросы заклятий. А если уж такое (предположительно) получилось — тут же побыстрее снимать заклятие. Развеивать так сказать любовный морок! Не собираюсь я заводить гарем, это я так…с голодухи мечтал. Уж и помечтать что ли нельзя? А теперь у меня Варя есть — не пропаду я на «безбабье»!

— Ты вот что…радость моя! — начал я, раздумывая, что именно сказать — Не придумывай лишнего! И не слушай всякой чуши, которую бабы разносят. Ну да, я умею убеждать людей, да, работаю как следует. Но это не означает…

Я замолк, обдумывая что же «не означает», но Варя вклинилась в паузу и легкомысленно махнула рукой:

— Наплюй, Вась! Да хоть бы и колдун! У нас колдунов боятся и ценят. Вон, бабку Нюру — все уважают и боятся. И Нину Петровну из Орловки — тоже. Так и пусть боятся — колдун, значит колдун! У нас народ только силу понимает. А если ты участковый, да еще и колдун — они тебя будут уважать так, как тебе и не снилось! А мне все равно, кто ты, главное, мне с тобой хорошо. А там уже будь, что будет. И не бойся, я тебя в загс не тащу. Я ведь еще замужняя жена. Вот так. И рожать я пока не собираюсь. Меня баба Нюра заговорила от беременности. Я не хотела больше от Сеньки понести.

— А импотенцию случайно не ты ли ему устроила? — спросил я легко, думая о своем, наболевшем. И лучше бы я не спрашивал — взгляд Вари метнулся в сторону, и я понял — точно, она! И вот откуда она знает Нину Петровну! Небось во-свойски, задарма ей снадобье ведьма сварганила, с нее станется. Капнула Варенька муженьку в стакан пару капель, и повис евонный отросток навсегда и бевповортно.

Колдуньи, они тоже бабы, и в положение женщин всегда войдут. Очень они не любят насильников, и тех, кто своих жен смертным боем бьет. Так что напакостить такому придурку — это святое дело. Баба Нюра, та бы наверное на такое черное колдовство не пошла, а вот Нина Степановна — запросто. Как-нибудь спрошу у нее при случае. Хотя по большому счету и незачем, все и так яснее ясного.

— Ладно, не отвечай, все ясно — вздохнул я, и встал из-за стола — вот что, Варь…сколько я тебе денег должен? Сколько ты потратила?

— Неважно! — Варя порозовела и снова отвела взгляд — Сколько бы ни было, все мои! Заработаю! Не говори ничего насчет денег! Я ведь от души делала! Могу я в конце-то концов потратиться на своего любовника, или нет?

— Можешь. Но зато я не могу сидеть на шее у женщины — отрезал я — Дурью не майся, тебе ребенка кормить надо! Так что брось эти разговоры, возьми деньги и не придуривайся! Я мужчина! А мужчина не должен жить за счет женщины! Ты меня что, альфонсом считаешь, что ли?! А?!

Я нарочно нахмурился, повысил голос и Варя тут же едва не расплакалась. Даже пожалел, что так наехал, слегка переборщил со своим театральным представлением.

— Ну перестань…чего ты…кстати — борщ очень вкусный! Давно такого вкусного не ел! Вот, возьми…пять тысяч пока хватит? (достал из бумажника, лежавшего на буфете)

— Много! Ты чего?! — всполошилась Варя — куда столько-то?

— Ну…считай, что я тебя нанял в доме убраться! И баню натопить! — ухмыльнулся я — пойдешь ко мне в прислуги?

— В прислуги — нет! А в любовницы — да! — улыбнулась Варя и отложила пятитысячную купюру на край стола — Ладно, я возьму, что потратила, а остальное тебе на хозяйство пойдет. Надо еще моющих средств прикупить, еще кое-чего. Я за свой счет взяла две недели, Игорь Владимирович отпустил, говорит — оплатит мне, будто я работала все это время. Лишь бы я за тобой поухаживала как следует. Он очень переживал, что ты разболелся, хотел тебя в район отвезти, в больницу. Еле уговорили не отвозить! Он хороший человек, порядочный. Тут все на нем держится, вся деревня, если бы не он, тут вообще бы все зачахло, а мужики бы спились как один.

Я встал, подошел к Варе, молча поднял ее со стула и притянул к себе, глядя в глаза. Под тонким халатиком девушки ничего не было кроме ее тела, которое я уже знал на вкус, и на цвет, и мне ужасно захотелось повторить то, что случилось в бане. На кровати-то это делать удобнее!

Главное, чтобы какие-нибудь мерзавцы не комментировали «под руку»… И нечего хихикать, поганцы! Обычное человеческое дело, вам не понять! Ах, вы все понимаете? И одобряете, только хотите побольше страсти? Молчать, бесы! И чтобы ни звука!

В райцентр поехал на следующий день. Остаток дня мы с Варей посвятили бесстыдному сексу и такому же бесстыдному отдыху. Валялись в постели, смотрели телевизор и любили друг друга. Вот уж я оторвался за все дни своего вынужденного целибата! За все время, что я был без постоянной женщины! Кстати, секс с русалкой накануне — не в счет. Там было другое. Там было что-то вроде жертвы. Моей жертвы на алтарь колдовского дела. А тут — просто секс с женщиной, которая тебе нравится, и в которую наверное ты влюблен.

Хорошо было, правда. Вечером поужинали, посидели, говоря ни о чем и обо всем сразу, и снова в постель. И снова я оторвался, как восемнадцатилетний юноша, дорвавшийся до халявного секса. Утром Варя смущаясь похихикала, что я ее на самом деле заездил. Она ведь тоже поотвыкла от секса, с муженьком-то импотентом — какой секс?

Потом Варя убежала домой — огород поливать, да у нее еще и куры оказывается были — яйца собрать, покормить, напоить. Пообещала подойти после обеда. Ключ от дома уговорились оставлять под кирпичом, в рукавице, под крыльцом.

Ну а я отправился в райцентр — надо было еще денег снять с карты, заправить машину, а еще — накупить всякой всячины, которую мне заказал Кладбищенский. Уж чего-чего, но портить отношения с нечистью я точно не собирался. Да и вообще — пообещал — так выполни! Не можешь выполнить — нефиг обещать! И нет никакой разницы, кому ты обещал — человеку, или кладбищенской нечисти. Держи слово, если ты мужчина!

На шею надел амулеты защиты, на руку — браслет. Все время, пока я валялся в отключке, амулеты и браслет лежали на полочке, рядом с книжками, оставшимися еще от предыдущего жильца. Ерунда какая-то, а не книжки, но выбросить рука не поднимается — книги же, а меня приучили, что книга для нас это самое главное в жизни. Хотя бумажная книга уже давно стала не актуальна. Хочешь почитать — есть ноутбук, или читалка, или можно и с телефона. А книги…они только пыль собирают. Грех это говорить, но ведь правда. Сейчас настало время электронных книг, и бумажные теперь читают только где-нибудь в деревнях, или совсем уж консерваторы, для которых шелест страниц и запах типографской краски гораздо милее мерцающего экрана со всякими там пикселями и микселями.

По дороге заехал к Самохину, и тот к моему удовольствию оказался на месте. Самохин искренне обрадовался моему воскрешению, и сознался, что очень даже переживал за мое здоровье, уж больно я выглядел хреновато, когда он меня видел. Как покойник! Кстати, удивил — Варя ничего не сказала о том, что Самохин ко мне приезжал. Впрочем — я ее и не спрашивал.

Самохин предлагал вместе пообедать, но я отказался, сказал, что дома хорошо позавтракал. На что собеседник подмигнул и сказал, что Варька очень хорошая девка, и готовит она хорошо. А потом серьезно добавил, что я должен быть поосторожнее — запишет ведь мерзавец, ее муженек! Утопит в жалобах по любому поводу! Но вообще-то он доволен, что Варька от него ушла ко мне — теперь Сеня побоится ее трогать, и она будет спокойно жить. Самохин ей сто раз уже говорил, чтобы сваливала от этого проходимца, доведет он ее до беды.

Напоследок сказал, чтобы я зашел в администрацию, все документы на дом готовы, осталось только подписать. Глава сам все сделает, мне потом только свидетельство о собственности съездить получить, да и всех делов-то.

Так я и сделал. Заехал в администрацию, был встречен там как самый лучший друг — даже вредной, мерзкой секретаршей, сменившей гнев на милость. Расписался и был заверен, что все будет сделано в лучшем виде. Только надо внести деньги — десять тысяч. Я это предполагал, деньги тут же внес, и сверху еще положил пять тысяч на услуги риэлтерской фирмы занимающейся ускорением процесса — как и договаривались.

В общем — уехал я из администрации с пустыми карманами и более-менее хорошим настроением, которое тут же себе подпортил, завернув на местное кладбище.

Найти Машину могилку было совсем несложно — она единственная со свежими венками и цветами. Не было на кресте ее портрета — потом прикрутят скорее всего. Наверное. Нужно будет проследить — сделали, или нет. Только имя и фамилия выжжены каким-то инструментом по дереву креста.

Постоял, попросил прощения — за то, что не успел, за то, что сразу же нашел ей «замену». Ну что вот теперь сделаешь? Все так, как оно есть…судьба! Кто мог подумать, правда…

Только копошится внутри червячок — я виноват, я! Не бросился сразу снимать заклятие, оставил на потом — и вот результат! Иэхх…если бы знать! Провидец хренов…

В родной райотдел — в первую очередь. Работа прежде всего! И первый, кто попался навстречу…ну да, Сидоров. Жал мне руку, благодарил…а у меня такое чувство, будто я негодяй, который у человека украл тому очень дорогое, близкое, а потом и состроил эдакую рожу благодетеля. Ведь что греха таить — пусть на мгновение, но я представил себя с Люськой в постели. И самое отвратительное, почувствовал, что она точно была бы не против. Не хочется выступать в роли разлучника, очень даже не хочется…лучше бы Люська в меня не влюблялась. Ни к чему мне наживать врагов!

Когда шел по коридору, было странное чувство…будто смотрят на меня мои сотрудники как-то по-другому. Не как на обычного участкового Васю Каганова. Скорее всего просто мнительность, что-то вроде паранойи — ну чего им на меня смотреть-то? Неужели так быстро распространились слухи? И все равно — вижу девчонок из дознания (симпатичные, молодые!), и кажется мне, что шепчутся они, и на меня поглядывают. Обсуждают мою личность. И не просто обсуждают, а…ну — понятно, что именно обсуждают.

Впрочем…а может это действует мой браслетик? Я как-то про него уже и забыл! А он — вот он, на руке! Я его на бицепс приделал, у самого плеча — чтобы не высовывался, не виден был. Неужто работает? А хотя — почему же он не должен работать-то? Другой вопрос — КАК он работает?

Миронов был на месте. Я открыл дверь, потом постучал (извечная русская привычка). Начальник отделения участковых махнул мне рукой:

— Давай, заходи! Только сейчас про тебя вспоминал! Ну, что там у тебя?

— А как вспоминали? — осведомился я, доставая из папки пачку бумаг — Надеюсь, в хорошем смысле?

— В хорошем, в хорошем! Я всегда вас всех в хорошем смысле вспоминаю! — многообещающе кивнул Миронов, и я что-то не увидел в его глазах особой такой приязни. Может этот браслет работает только с противоположным полом? Да, скорее всего именно так. Иначе бы сейчас Миронов встретил меня как родного брата.

Кстати, то-то злобная секретарша администрации смотрела на меня как на долгожданную любовь всей своей жизни! Браслет работает! А на мужчин вот не действует. Ну и черт с ним. Мне только эротического внимания мужчин не хватало для полного счастья.

Мда…похоже что бесполезный браслет. Внимания дам по большому счету мне тоже не нужно — у меня уже есть женщина, а с гаремом одни проблемы…да и не прокормить мне этот чертов гарем! Даже спать всем негде, не то что… Да и того внимания мне и так с лихвой хватает…если браслет добавит! Ужас! Так и вижу, как бабы оккупировали мой дом и лезут в окна! Возьми нас, Вася! Возьми! Я вся твоя!

Хе хе хе…вот же чушь в голову лезет! Представил эдакий пушистый ковер посреди комнаты, на нем, на подушках возлежу я, а вокруг меня — Варя, Маша Бровина, Люська Сидорова и еще пара девчонок из дознания. Ну как Сухов из «Белого солнца пустыни»! Красиво выглядит, точно…

— Ну вот, наконец-то ты взялся за ум! — Миронов с довольным видом просмотрел принесенные ему протоколы — Главное дело для начальника, вовремя дать установку! Главное — мотивация, и люди начинают работать! Продолжай в том же духе, Каганов, и будет тебе счастье! Кстати, написал представление на звание — у тебя срок-то уже давно вышел, пора капитаном становиться. Расти надо, Каганов!

Он просмотрел остальные бумаги, довольно кивнул:

— Ну что, молодец, оперативно работаешь, не затягиваешь рассмотрение! Давай, работай в том же духе. Кстати, как устроился? Самохин тебя хвалит, говорит — дельного парня прислали! Я рад, что в тебе не ошибся. Ты если чего, не стесняйся к нему обращаться — он наш спонсор, и по его просьбе тебя туда прислали. Так что сам бог велел помогать представителю доблестных правоохранительных органов. Ну что, у тебя что-то еще есть? Все? Ну тогда давай, шагай на охрану правопорядка! Не забудь почту получить — там тебе кое-что отписал.

Ну я и пошагал — прямиком к Маше Бровиной, которая встретила меня слегка испуганным и…обожающим взглядом. Да, смотрела она на меня не как раньше, это точно. А еще, — увидев, вдруг порозовела, как девчонка-старшеклассница при виде своего кумира, поп-исполнителя либо актера. Помню ролики, на которых девушки бросали на сцену Элвису Пресли трусики и лифчики — вот такие у них были глаза. Нет, я сниму этот браслет к чертовой матери — зачем мне проблемы? И тогда спрашивается — а зачем я его делал?

Ну…во-первых тогда у меня не было Вари. Во-вторых…мне просто было любопытно — что получится?

Попробовал — получилось. Ну и черт с ним, положим на полку. Теперь буду знать, что такое «приворот», а как я помню, действие браслета схоже с действием приворота.

— Вася, здравствуй! — глаза Маши большие, влажные…как у влюбленной оленихи. Нет, я не видел влюбленных олених, но думаю — у них точно такие же глаза.

— Привет, Маш…почту мне дашь?

— Вот…распишись! — она протянула книгу учета и пачку исписанной, заклейменной печатями бумаги (Ох, уж эта бумага! Я в ней просто вязну, утопаю! Впрочем — как и все остальные участковые) — Вась…а можно тебя спросить?

— Спроси — напрягся я, просматривая бумаги и расписываясь за каждую в книге.

— Скажи…а ты от алкоголизма кодируешь? Можешь помочь? А еще…можешь приворот сделать?

Я посмотрел на Машу, кусающую губы, и медленно помотал головой:

— Маш…я участковый, а не психотерапевт, и не ведьма какая-то! Какие привороты, ты чего?

— Подруга у меня просила помочь…прости, я рассказала про тебя подружке, учились вместе. У нее муж замучил — погуливает, да и выпивать начал, вот и просит помочь. Обращались — и к психотерапевтам, и к ведьмам, ничего не помогает. Видать лажовые эти все психотерапевты и ведьмы. Может, ты поможешь? Она заплатит! Говорит — сто тысяч дам, если поможет! Они так-то богатые. Швейная мастерская у них, магазины. Поможешь?

— Маш…я ведь уже сказал — не занимаюсь всяким там…в общем, нет. Прости. Случайно вышло, наболтал тебе, а теперь раскаиваюсь!

— Мы никому не говорили, что купили билеты в Адлер. А ты увидел. Вась, а что ты увидел? Почему сказал, чтобы мы сдали билеты? Мы ведь сдали!

— Маш, я не знаю! Ну вырвалось! Не мучай меня! А сдали — правильно. Лучше на машине поезжайте. Или поездом.

— Вась, мы не говорили, что полетим самолетом. Откуда ты знал, что мы именно на самолете полетим? Вась, помоги подружке, а? Помоги! Ну, пожалуйста! Дети у них, трое. Бросит он ее — что делать она будет? Там у него вроде какая-то сучка завелась, подбивает на развод. Типа любофф у них! Мужику сорок лет, у него дурь в крови играет, на молоденьких потянуло, а Зинка страдает. Жалко мне их…Вась помоги! Обязана тебе буду!

— Черт с тобой…присылай! — не выдержал я, и тут же был вознагражден сочным поцелуем в губы. Слишком сочным для простой благодарности! И как это она успела выскочить из-за своего «прилавка» и напасть на меня! Просто ниндзя какая-то, а не баба!

Кстати, снова успел оценить ее фигуру…а хороша Маша! Кто там говорит, что красивые женщины только в больших городах бывают? Мол, деревенские корявые, плохо одеваются и все такое. Чушь это. Самая настоящая чушь! Вон, Машка Бровина — да ее в модели можно сходу записывать. Рост только слегка подкачал — 165 на первый взгляд, или чуть поменьше, но зато фигура! Да и личико очень даже милое, красавица, одним словом!

Уходил я из отдела с чувством того, что еду сейчас верхом на лавине. Оседлал снежную бурю, и несусь с горы, в клубах снежной пыли — вроде пока и живой, но куда меня вынесет эта лавина — только одному богу известно. Куда-нибудь да вывезет. Все равно соскочить с нее я уже не могу…

Продуктами забил весь салон. Две коробки шампанского, ликер этот чертов, фрукты. Вот же нечисть поганая, ишь — шампанского ему подавай! Он свою нежить поить будет!

Кстати, взял и для своей женщины…живой — шампанского сладкого и полусладкого, и ликера тоже ей взял. Да и фруктов будет в тему — к шампанскому и ликеру. Почему бы не угостить Варю чем-то вкусненьким? Ну и обычных продуктов закупил — на неделю вперед.

Подумалось — может холодильник новый большой купить? Ну что у меня какой-то позорный, древний! В него ничего почти не влезает. В погреб спускать? Можно, почему бы и нет. Я туда могу еще и артефакт холодильный зафигачить — видел такое заклинание в книге колдуна. Можно наколдовать на какой-нибудь предмет, булыжник, например, и он потом станет служить холодильным элементом, охлаждая воздух погреба не хуже, чем электрический агрегат. А может и лучше. Кстати, нужно попробовать — дельная ведь штука. Практичная.

Хотел в «Женской одежде» купить Варе трусиков, чулков и все такое, но с первого раза не решился. С ней надо ехать, пусть сама выбирает, а я оплачу. Все-таки сидит у меня внутри эдакое селянское: «Не мужское это дело, женские трусы покупать!», стремно как-то. А ведь я люблю, когда женщина красивое белье носит…впрочем — я среди мужчин в этом не одинок. Да и вообще было бы неплохо Варю приодеть помоднее, ну что она ходит как колхозница? Простой сарафанчик конечно соблазнителен, на хорошей-то фигуре, но…да и просто хочется сделать ей какой-то подарок. Ну — просто так, потому что мужчина, и потому что могу! В ресторан ее сводить. А ей наверное в ресторан-то и пойти не в чем будет…

Подумал, подумал…решил по капле из себя выдавливать раба (Чехов!), да и зашел в отдел женской одежды, позиционирующий себя «типа бутиком». Углядел там продавщицу, по фигуре похожую на Варю, и по размеру этой девчонки набрал целый ворох одежды — три платья, двое шорт, брюки, топики, чулки разных видов, красивых кружевных лифчиков, ну и всякое такое еще.

Продавщицы с довольными умильными лицами (вот же для своей девушки старается!) подтаскивали мне барахло, уважительно перешептывались за спиной и умильно вздыхали, я даже услышал (возможно, нарочно сказали так, чтобы мне было слышно): «Вот какого мужика-то нужно, девки! Вот это настоящий мужчина! Эх, кому-то повезло!». Последнее, что купил — купальник-бикини. Два купальника разной рацветки, эдакие тряпочки, едва прикрывающие срам. Красивая штука! Я на манекене такой увидел, представил в нем Варю и не утерпел — купил. Будет она в нем смотреться просто отпадно.

Как выставили счет, я чуть не ахнул — семьдесят с лишним тысяч?! Да я что, спятил?!

А потом плюнул и заплатил. Пусть будет! Что я, не могу себе позволить побаловать свою женщину?! Мужик я в конце-то концов, или нет?! Да и честно сказать…не такие уж и великие деньги. Скорее — наоборот. Вот если бы платье стоило не семьдесят, а сто семьдесят тысяч! Да и то…столичные дивы меня бы сейчас обсмеяли — а за семьсот тысяч платье не хочешь?! Честно отвечу им — не хочу! Для меня, с моей зарплатой в тридцать тысяч и эти-то траты больше чем запредельны.

Под конец всего моего шопинга все-таки решился — зашел в магазин бытовой техники и купил себе здоровенный холодильник немецкого производства — дорогой, стервь такая, но я на тряпочки столько же потратил, чего теперь жалеть о тратах на вещь, которая на годы вперед?

Еще купил гладильную доску, хороший утюг (у меня что-то совсем дохлый, а пользоваться услугами домового будет подозрительно — по понятным причинам). Микроволновку, мясорубку «Бош», электрическую духовку-печку и газовую плиту с пьезорозжигом «Горение». В общем — больше сотки денег — как не бывало! За день я умудрился потратить двести тысяч из своих неприкосновенных запасов!

Мда…придется мне браться за банкиршу со всей своей пролетарской яростью — где мое бабло, чертовка? Что-то она не чешется и не мычит насчет денег. Ну, ничего…разберемся! Колдуна кидать нельзя!

А денег я еще заработаю — вон, уже сотка на карман намечается капнуть, почему бы и не взять? Все равно уже шила в мешке не утаишь — Маша свою подрывную работу провела. Интересно, она «из любви к искусству», или тоже свой процент имеет, как черная ведьма? А что, совсем даже не удивлюсь — деревенские девушки очень даже практичны насчет денег. Привыкли выживать…это не город, тут с деньгами все гораздо сложнее.

Глава 6

Я сгреб коробку в охапку и потащился наверх, пыхтя и тихо ругаясь себе под нос. Двери узкие, не рассчитаны на то, чтобы по ним подниматься со здоровенной коробкой, в которой лежит увесистая и одновременно хрупкая микроволновка. Вообще, хорошо было бы полностью перестроить дом, сделать из него нечто…красивое! Но одновременно и функциональное. Хватит жить в почти черном, потемневшем от времени доме чернокнижника! Ну да, именно чернокнижника, ведь такие злые люди обязательно должны жить в черных, гадких домах! Чтобы было видно, что по дому гуляют сквозняки, и Зло пронизало каждый уголок этого древнего вертепа!

Мда. Для вертепа дом конечно слишком уж простоват, и помещений в нем маловато. Неплохо было бы его расширить, точно.

Хмм…у Самохина спросить? Он наверняка знает какого-нибудь дельного архитектора из тех, которые не рассказывают, как нельзя сделать, а делают так, как ты пожелаешь. Мне все эти так называемые дизайнеры не нужны, я сам придумаю, что именно мне нужно, а они пускай сделают эскизы — и я посмотрю, стоит ли их придумка хоть чего-нибудь. Судя по тому, что творят эти дизайнеры, оборудуя загородные дома и квартиры трудящегося народа — 99 процентов из них просто тупые бездари. ТАК отделают квартиру или дом, что не то что жить — войти-то в него будет противно! Видел по телевизору, знаю…

Затащил, поставил коробку на стол, стал прикидывать, где теперь жить моей новой «приблуде» (я про микроволновку, не про Варю!), оглянулся на включенный экран телевизор в соседней комнате (видно через дверной проем), и вдруг подумал — а ведь домовому может и не понравиться моя затея! Это он — Дом, а я так…червяк в яблоке! Не понравится моя задумка — будет строить мне козни, и тогда моя жизнь в этом доме мгновенно превратится в Ад.

— Охрим! — позвал я, и домовой тут же появился, сидючи на краю стола. Сидит, нога за ногу — сам в блестящих лаковых сапогах, новых черных штанах, новой косоворотке. Борода расчесана на две сторону, на голове новый же картуз с блестящим козырьком. Ну просто икона стиля сельского кулака! Хмм…а есть…вернее — были не сельские? Но не в этом суть. В общем — красив, собака! Умеет себя подать!

— Красиво! — искренне похвалил я — как из сериала про сельскую жизнь до революции. Кино какое-нибудь посмотрел?

— И кино тоже! — Охрим довольно огладил бороду — Просвещаюсь, однако! Чего звал, хозяин? О чем поговорить хочешь? Ведь не просто так позвал.

— Очень важный вопрос — кивнул я, и тут же перешел к сути — Охрим, хочу у тебя спросить…ты не будешь против перестройки нашего дома?

— Ты что, хозяин…хочешь его разобрать?! — лицо Охрима сделалось мрачным, он весь как-то сразу потускнел, увял. Даже сапоги уже не так ярко блестят. Расстроен, точно.

— Нет! — сразу отмел я подозрения домового — Я хочу пристроить к нему несколько комнат, сделать ванную, туалет, душ, горячую воду провести — все, как полагается. Ну как в городском доме! Или как у Самохина сделано. Чтобы все красиво, чтобы душа радовалась, как зайдешь! А то что сейчас, полное безобразие, отстой — темные стены, темный пол, темный потолок. Живем, как в склепе!

— Ну скажешь же, хозяин! В склепе! — обиделся Охрим — Хороший домик, крепкий! А из чего хочешь строить?

— Из кирпича. Хотел вначале деревянный дом пристроить, но потом отказался от этой идеи. Дереву усаживаться надо долго, сохнуть, а мне ждать этого недосуг. Жить надо, а не год дожидаться, или два.

— Да…это ты верно сказал, хозяин! — степенно кивнул Охрим — Бревенчатый дом сразу не строится! Это только в кино показывают, как его за один день ставят, а потом сразу и живут. Я даже смеюсь, когда такое вижу! Вначале сруб ставят, а опосля ждут, когда он созреет. Потом в срубе прорубают окна, вставляют рамы. А если вставишь в свежий сруб — все перекосится и придется выкинуть, зановонадо будет переделывать. Да и дуть будет зимой. Нет, тут только так — постепенно, с умом все делать. А кирпичный — да, сразу заходи и живи. Только ты из красного кирпича строй, а не из белого. Белый плохой, он долго не простоит. Только красный, и никак иначе! Штоба на века!

— То есть ты не против перестройки дома? — обрадовался я. У меня как гора с плеч упала. И почему это я раньше, когда планировал заниматься ремонтом и постройкой не подумал испросить разрешения домового?

— Хозяин…спасибо тебе, конечно, за то что уважил…но если бы ты даже сломал дом и на его месте построил другой — я бы не был против. Как я могу быть против тебя? Ты ведь мой хозяин, хозяин дома. Да, я бы конечно расстроился — привык я к этому дому. Но и в новом жить неплохо. А я люблю, когда хозяин подновляет мое тело. Да, хозяин…дом — это мое тело, а я его душа. Перенесешь душу в новое тело — я там и буду жить, не перенесешь — я умру вместе со старым домом. Вот так…

— Да и хрен с ним! Ну и помрет! — вмешался Прошка и гнусно захихикал — Хе хе хе…в новом доме новый домовой народится! Зато помоложе будет, пошустрее! Этот уже старый, бестолковый! Хе хе хе…

— Цыц, бес! — погрозил непропорционально большим кулаком Охрим — Договоришься как-нибудь! Заколдую, посажу тебя в сраный горшок, и будешь там сидеть, как джинн в бутылке! Гляди у меня, я тебе не того!

— И не этого! — откликнулся Прошка — Палочка твоя…волшебная на меня слишком мала. Не отросла еще! Так что не заколдовать тебе меня!

— Тихо! — прикрикнул я на собрание нечисти — В общем, так: старый дом ломать не будем, только обложим его кирпичом и перестроим внутри. В новой пристройке сделаем ванную комнату, туалеты — сразу два, чтобы очереди не было (из кого очередь-то?! — фыркнул Прошка). Полы перестелим — хочу сделать паркет, настоящий паркет, такой, как у Самохина! Кухню тоже вынесем в новое здание. Здесь будут только комнаты. Ну и один из туалетов — не в соседнее же здание бегать!

— Ты что, хозяин, гостей собираешься здесь принимать? — скептически хмыкнул Минька — с твоим-то ремеслом? Одумайся! Тут ведь и тайная комната, и как, кстати, строители ее обойдут? Вдруг все поломают? Комната, конечно, находится не в нашем пространстве, здесь только вход в нее, но если его сломают, вход-то этот, ты и в комнату не попадешь. А это беда!

— Пусть будет дом! — продолжал упорствовать я, чувствуя абсолютную правоту своего «третьего-я» — А вдруг кто-нибудь приедет, вот и можно будет ему, или им — тут пожить.

Конечно, никто тут жить не будет. Не пущу я никого в то место, где находится моя лаборатория. Но нечего меня поучать! Как-нибудь и без бесов разберусь — надо мне кого-то в дом пускать, или нет!

За окном послышался звук подъезжающей машины, и пронзительно прогудел автомобильный сигнал. Ага! Холодильник привезли! И кровать! Уже уезжая из райцентра я вдруг решил вернуться, и купить себе приличную кровать вместо этой, древней, с блестящими шишечками. Одному на ней спать было вполне удобно, но вот вдвоем… Да и сексом заниматься лучше на плотном, почти не прогибающемся под весом партнеров матрасе, чем на панцирной сетке, громыхающей, как танковые гусеницы, да еще и подбрасывающей вверх, будто скачешь на батуде. Кровати наверное лет семьдесят, а то и больше, а эта чертова сетка до сих пор ничуть не ослабла! Умели же делать вещи в четырнадцатом году! В тысяча девятьсот четырнадцатом году…хе хе хе…

Кровать купил широченную, ну настоящий сексодром! С ней в комплекте шло еще зеркало, вставленное…ну не знаю я, как это называется — тумбочка такая, на которой лежит косметика и всякие женские штучки вроде расчесок и шпилек.

Кстати — когда кровать покупал, меня как по башке стукнуло — платьев Варе накупил, а косметику? Косметику-то почему не купил? И какие-нибудь хорошие духи. Те, что мне нравятся. Она же ведь для меня будет на себя прыскать духами, а значит эти духи должны в первую очередь нравиться мне. Произвол? Сатрапия? Ага! Хе хе хе…

В общем — накупил целую сумку всяческих косметических приблуд, подороже, да «побрендовей», по совету продавщиц, конечно. Кстати — с удивлением узнал, что китайские кремы очень неплохи, считаются одними из лучших, хотя стоят и дешевле, чем другие. Ничего не могу сказать по этому поводу, не разбираюсь — но накупил, для тела, для лица, для рук, ну и всякое-разное. На тридцать тысяч, черт подери вытянули эти косметические закупки!

Опять же — небось посмеются городские дамы, если услышат такие мои причитания — ну что такое тридцать тысяч для косметики? Но для меня, вояки и мента, такие траты на всякие там притирания и благовония кажутся просто запредельными.

Черт подери, в кои века — могу я себе позволить просто так взять, и потратиться на мою женщину?! Хе хе хе…лукавлю, ага…косметика-то фактически для меня! Это Я ведь хочу, чтобы Варя выглядела еще соблазнительнее, чем сейчас! Это Я хочу, чтобы она была одета лучше, чем сейчас! Чтобы носила красивое, кружевное возбуждающее белье.! И для кого носила? Для меня, любимого!

Это Я себе выстраиваю образ красотки, которую буду с толком и расстановкой…любить! Да, хотел сказать — иметь. Но «иметь» — это когда имеешь вещь. Или проститутку. А Варя не проститутка. И точно — не вещь. Она хорошая простая девушка, женщина, которой немного не повезло по жизни. Так пусть она встретит Деда Мороза с погонами лейтенанта полиции, и хотя бы немного порадуется! Столько времени порадуется ссколько даст ей ее судьба…ну и мне, соответственно.

Ах да! Я ей еще барахло прикупил — гулять, так гулять! Подумал — закупил «элитного» тряпья, и при этом забыл — купленное для «выхода в свет», а дома, что — пусть ходит в линялых ситцевых сарафанах?! Да я ненавижу эту деревенскую манеру — рядиться в старые замусоленные ватники, опорки, сделанные из обрезанных сапог и старые платья с дырками в подмышке и пятнами на подоле! Можно и в деревне жить по-человечески, не хуже чем в городе. Если у тебя, конечно, есть на то приличные деньги…

Вот чего не купил — это обуви. Туфель, босоножек. Не знаю я размера ее ноги, увы…а покупать наугад — просто глупо.

В общем — из семисот тысяч на карте осталось меньше четырехсот. За один день я жахнул триста с лишним тысяч! Вот это съездил в город за продуктами! Вот это погулял! Это как с базаром — нельзя на базар ходить голодным — только крепко пообедав. Иначе рискуешь потратить раза в три больше, чем рассчитывал.

— Хозяин! Эгей, хозяин! — пробасили внизу, и я быстро помчался по лестнице — встречать службу доставки.

Следующий час я надзирал за тем, как четверо грузчиков упираясь затаскивали наверх все мое барахло — холодильник, газовую приту на четыре конфорки, разобранную кровать, два разобранных, в упаковке, платяных шкафа, стулья в гостиную— четыре штуки, четыре табуретки на кухню, прикроватную тумбочку, зеркало, светильники и все такое прочее. Газель — битком! И как грузчики в машине умещались — непонятно. Ну два грузчика в кабину, а остальные? По щелям заныкались, что ли?

Сборщика мебели решил не нанимать — к Самохину схожу, попрошу выделить какого-нибудь мозговитого рукастого работника. Оплачу конечно за сборку, это уж само собой, но мне кажется — свой мастер сделает добросовестнее.

Грузчикам было оплачено заранее, в фирму, но я дал еще пару штук сверху. Пусть радуются, от меня не убудет. Уходили они довольные, перед тем как уйти помогли, распаковали холодильник, так что я его сразу запустил в работу. Теперь продукты не пропадут.

Перетаскал оставшееся барахло в дом, и Варины вещи пока заныкал, спрятал — пускай сюрприз будет! Вари еще не было — она как ушла с утра, так больше и не появлялась. Но я не особо беспокоился — у нее хозяйство, домом-то нужно заниматься. Не все же у меня сидеть…или скакать.

Подарок (или плату?) для Кладбищенского оставил в машине, в багажник положил. И сразу не увидишь, и под ногами не мешается. Не хочется объяснять Варе, куда это я поехал вечером с двумя коробками шампанского и кучей фруктов, и почему вернулся без них.

Кстати, надо будет с ней поговорить: она не должна меня ничего спрашивать о моей работе. О том, куда я езжу и чего делаю. Вне зависимости от того, какой именно работой я занимаюсь — колдую, или же составляю протокол на алкаша. И в том, и в другом случае — это мои рабочие дела, и моей женщины касаться не должны. И только так.

Самохина дома не было, пришлось разыскивать на заднем дворе, возле большого ангара, в котором находилась коптильня и холодильник с комплексом генераторов — если электричество отключат, генераторы во спасение. Завел — на соляре — и тарахтят себе, сберегают мясо. Иначе — каюк всему.

Тут же рядом у него был и маслоцех — очень вкусно пахло свежим жмыхом, я даже слюнки сглотнул.

Самохин под тарахтение каких-то механизмов активно ругался с мужиком в высоких резиновых сапогах, в чем-то обвинял, а тот вяло обрехивался. Ну а я не особо прислушивался, из-за чего они там собачатся. Нормальный производственный процесс, не мое дело. Не интересно.

Когда Самохин меня заметил, тут же свернул разговор, отослав повеселевшего работника прочь и поманил за собой, уходя от ангаров в сторону дома. Ангаров тут было три штуки, огромные, похожие на дирижабли — вроде как там у него еще и сыродельный цех (Сыроварня, так ее называют? Я не специалист, для меня это как тайна за семью печатями), хранилище подсолнечника, и много чего еще. Вроде как и кондитерский цех.

— Вот видал? Да мать иху …! Не уследишь — тут же нарушат техусловия производства! И брак погонят! — в сердцах выматерился Самохин — Вот стоять надо над душой и палкой бить! Технолог в Тверь уехал за оборудованием, вместе с начальником производства, приходится самому стоять над душой! Знал бы ты, как мне надоело это стояние! Ну вот вроде люди, как люди, а стоит ослабить контроль — тут же какую-нибудь пакость учинят! Тьфу! Слов нет!

Самохин выдохнул, постоял, явно стараясь успокоиться, это ему похоже что удалось и он наконец-то перевел внимание на меня:

— Что привело? Что-то случилось? Помощь нужна?

— Извините, Игорь Владимирович…но и правда нужна! — улыбнулся я — Совет нужен. А еще — человек, с руками и с головой. Начну со второго — мебель мне надо собрать. Прикупил — кровать, шкафы…а то все барахло на полу валяется, да на допотопных скамьях лежит! Как-то стремно так жить…воти надо чтобы собрали. Я заплачу! Как полагается!

— Не надо ничего платить — завтра двух парней к тебе пришлю с инструментами. Ребята рукастые — мухой соберут, и по местам расставят. Покормишь только, вот и все. Они у меня на повременке, а полдня мне погоды не сделают. Слесаря хорошие, на все руки. А насчет первого вопроса, он видать посложнее — пошли, присядем, попьем чего-нибудь, а то жарко, и я уже набегался. Ноги гудят, ведь не мальчик уже! Колени щелкают, черт их подери, левое распухает — в юности порвал, когда борьбой занимался, вот сейчас все болячки и вылезают. Я самбо занимался, до мастера спорта дорос. Потом травму получил, и все, съехал. Не знал? То-то же! Спорт — штука хорошая, но профессиональный спорт это очень опасно. Вредно для здоровья. Хотя знаешь…в девяностые мне разок самбо жизнь спасло. Нет, не приемы удушающие, и не подсечки. Бандиты на меня тогда сильно наехали, даже чуть не убили. И вдруг я встретил в их компании своего бывшего другана! Витьку Черемисина! Мы с ним крепко дружили, потом жизнь развела. И вот как получилось — я в барыгах, он в бандитах. Они всех, кто торгует — барыгами зовут, ну…ты знаешь. Так вот Витька в авторитете у них был, и меня прикрыл. Потом его закрыли — я его на зоне подогревал, посылки ему слал, деньги. А потом он вышел, заделался авторитетным предпринимателем, круто поднялся! И…в общем, убили его. Снайпер. Тогда большой передел был — кровь лилась рекой. А может и менты грохнули — поговаривали, тогда вроде как Белая Стрела авторитетов валила, сделать с ними по закону ничего не могли, вот и валили их пачками, спецслужбы. Не знаю, так это, или нет, но разговоры такие ходили. Витька он так-то хороший мужик был…не беспределил. Жаль его, очень жаль. Но да ладно, чего я тебе со своими старческими воспоминаниями? Садись за стол. Эй, народ! Попить дайте! И закуски какой-нибудь, а то не по-русски за стол сажать и одну воду предлагать.

Нам принесли клюквенного морса — холодного, аж зубы заломило! Большую тарелку с бутербродами — все те же копчености и колбасы на свежем хлебе. Я попил, съел бутерброд, и тогда уже приступил к делу:

— В общем — дом я хочу перестроить. Вернее — не только перестроить, но и пристройку к нему сделать. И так — чтобы нынешний дом вписывался в новый, как будто так всегда и был. Ну и внутри все изменить. Канализацию сделать, ванну, туалет и все такое. Кстати, оказывается здесь все-таки есть газ? К цехам ведь газовые трубы идут? Откуда?

— Есть. Я довел до себя газ. Предлагал народу скинуться — ни хрена никто не захотел. Я за свои деньги довел, и да и черт с ними, со всеми. Хотят дровами топить, мол, дешевле это — так пускай и топят! Так что ты от меня хочешь? Разрешение на подключение к моей линии? Это мы сделаем, хотя в копеечку встанет. Сам понимаешь — тут уже не я рулю, Трансгаз — своя епархия. Могу только наводку дать — кому дать, чтобы подмазать и побыстрее сделать. А еще ведь придется до тебя тянуть линию — далековато получается! В копеечку встанет. Потянешь по деньгам?

— Это позже, не сейчас — хмыкнул я, понимая, что мне действительно это встанет в копеечку, которой у меня еще совсем-то и нет — Я еще вот что. вы когда дом строили, к кому-то же обращались? Ну…строители нужны, чтобы честные были. Мне нужно, чтобы какой-то дельный человек пришел, и все посчитал. Смету составил, на материалы, на работу. Обговорить с ним все, а как деньги заведутся — я дом-то и перестрою. Как это можно устроить? Поможете с надежным человеком?

— Почему бы не помочь — Самохин усмехнулся и полез в карман. Достал бумажник, что-то там поискал, вытащил черную с золотом визитку — Вот, записывай номер. Это начальник стройуправления Митин Константин Семеныч. Мужик дельный, тертый-битый, порядочный. Я его давно знаю. Позвонишь ему, скажешь, что от меня. Приедешь, обскажешь ситуацию, договоришься — он пришлет человека. Есть у него один бригадир — парень еще молодой, тридцать лет только исполнилось, но деловой — просто выше крыши. Он приедет, посмотрит, составит смету, ну а когда решишь делать — тогда и решишь. Вот так. И кстати — Митин тебе и газовщиками поможет, когда ты решишься все устроить. Смотрю, ты решил тут крепко осесть! На годы! (усмехнулся, довольно кивнул) Ну что же, это замечательно. Давай, давай! Порядок наводи! Ну что, все? Давай, поешь еще…чего стесняешься? Надо больше есть — вон, как исхудал! Один нос остался!

Я съел еще пару бутеров и распрощался с хозяином дома. Спокойно, расслабленно вышел из ворот дома, подошел к уазику, дернул дверцу…и тут заметил, что ко мне бежит мальчишка лет тринадцати — торопится, только пыль столбом! У меня даже под ложечкой заныло в ожидании каких-то неприятностей. Не бегают так к полиции, если в жизни все в порядке!

— Дядя милиционер! Вы же участковый, да? Меня баба Нюра прислала, скорее!

— Что случилось? — мрачно спросил я, ожидая самого худшего, каких-то особо гадких вестей. И они не заставили себя ждать.

— Там это…тетя Варя Катина…дома она! — заторопился мальчишка и задохнулся — баба Нюра у нее! Тебя зовет!

— Что с ней? — внезапно осипшим голосом спросил я, прыгая за руль уазика.

— С бабой Нюрой? — глупо переспросил мальчишка, и тут же просиял, поняв — А! С тетей Варей? Побили ее сильно. Вот бабу Нюру и позвали. А любди видели, что вы по улице проехали, баба Нюра меня и послала за вами! Вот! Я Мишка. В соседях живу, я тети Варин племянник, тоже Катин! Мишка Катин!

Я больше не слушал. Повернул ключ в замке зажигания и рванул с места так, что незакрытая дверца с грохотом ударилась о свое место и закрылась. Ехать до Вариного дома пять минут — я долетел за минуту. Тормознул у калитки так, что пыль поднялась столбом. И в дом.

Варя лежала на диване — лицо перекошенное, левая сторона лица сине-красная, опухшая. Глаз закрылся, вместо него — подушка с узкой прорезью. Возле Вари суетилась баба Нюра — мешала какие-то порошки, заливала их водой, в общем — готовила снадобья.

— Что с ней? Каково состояние? — спросил я чужим голосом. Внутри у меня все оледенело. Неужели еще и эту женщину потеряю?! Да что за хрень-то такая?!

И второе, что спросил, едва выталкивая слова через мгновенно пересохшую глотку:

— Кто?!

— Это…дружки Семеновы — шепелявя разбитыми губами ответила Варя, глядя на меня вторым, налившимся кровью глазом — Я шла от тебя…они подстерегли. Пьяные в умат. Я прямо…на них наткнулась. Говорят…мужа выжила…мусорская подстилка…муж из дома, а ты бл….вать…ну и всяко меня материли. Потом этот…Лешка Куракин говорит…я щас ее…в общем — хотел меня изнасиловать. Мол…за друга. А Федька Жижин… говорит…я не подпишусь…одно дело рожу ей начистить за бл.…во и другое ее…в общем….Лешка меня ударил сильно…я упала. Они меня ногами пинали. Больше не помню. Когда…очнулась…домой пошла. Мишку встретила, племяша…за бабой Нюрой послала. Баба Нюра пришла, мне полегче. Дышать трудно и болит все…

Мне хотелось тут же побежать и убить этих тварей! Но я знал — рано! Пока — рано. Успею. Надо тут разобраться, и уж тогда…я пока не знал, что — «тогда». Убивать вот так, явно — я их не буду. Но они мне ответят. Да так ответят, что все будут бояться даже бзднуть рядом со мной, не то что тронуть нечто, что принадлежит мне!

Мою женщину посмели тронуть?! Страх потеряли?! Будем искать!

— Сломаны три ребра, нос. Зубы целы — деловито сообщила баба Нюра — Гематомы по всему телу. Почку отбили, видимо — когда на земле лежала. Я нос вправила, будет как новенький. Губы рассечены, но не критично, сшивать не нужно. Сотрясение мозга. Дышать ей больно из-за сломанных ребер. Все что могла, я сделала, сейчас еще снадобья дам — болеутоляющего и подстегивающего регенерацию, и все будет нормально. Главное — позвоночник цел и голову не проломили, а остальное срастется.

— Сколько их было? — спросил я у Вари.

— Трое. Два брата Куракины и Федька Жижин. Они у Куракиных выпивали, и вышли покурить…а тут я иду. Вот и…

— А ты говорила — побоятся тебя трогать! — горько констатировал я

— Пьяные совсем были. Дурные. Еле на ногах стояли. Куракины…они здоровые…с тебя ростом. И Федька тоже. Хотела убежать…да споткнулась, как нарочно! Вась…у них глаза страшные были…белые какие-то…я думала убьют. Они ничего не соображали! Совсем ничего! Понимаешь…они били насмерть! Как мужика! Так…не бывает!

Варя кашлянула, скривилась, а я посмотрел на лекарку. Она только пожала плечами:

— Я повязку давящую наложила, теперь только ждать.

И добавила тихо, едва слышно:

— У меня силы не хватает, чтобы как следует залечить. Повреждений много. Я все-таки не такая сильная, как хотелось бы.

Я кивнул, постоял над Варей, которая устало прикрыла свой единственный видящий глаз и мысленно подал импульс: «Спать!»

Варя задышала ровнее, теперь она спала. Тогда я потянулся к ее ауре и стал вливать, буквально накачивать ее своей Силой.

Красные и черные всполохи гасли, становились спокойнее, размереннее… я знал, что сейчас срастаются кости, рассасываются гематомы, отбитые внутренности успокаиваются, перестают болеть…

Опухоль на лице исчезала буквально на глазах, лицо приобретало нормальную форму, нормальный цвет. Из глаз ушла краснота — это снова были ярко-голубые, будто светящиеся в сумраке комнаты глаза.

Через десять минут на постели лежала прежняя Варя, только «раскрашенная» остатками практически рассосавшихся гематом, будто кто-то взял и разукрасил ее мазками синей и желтой краски. И тогда я остановил поток Силы.

— Никому, слышишь, никому не говори, что так можешь! — лицо бабы Нюры было бледным, как мел — тебя просто убьют! Такой силы как у тебя…в общем, берегись и не показывай, что такое умеешь. И хорошо, что ты остановил лечение — пусть синяки пока что у нее побудут. Я скажу, что снадобьями полечила, и все быстро прошло. Подожди, сейчас еще посмотрю…

Она размотала повязку на ребрах, стала щупать — удовлетворенно кивнула:

— Хорошо! Срослись! Ну, ты и силен! Обидно…

— Что — обидно? — спросил я автоматически, разглядывая обнаженное тело Вари, покрытое почти исчезнувшими, но все еще видимыми синяками. Синяки были на бедрах, на животе, на груди…ее и в самом деле пинали, как мужика — без жалости и толики разума. Ведь даже пьяный должен понимать — ты ее сейчас убьешь, ну а дальше-то что?! Ты же сядешь за убийство, и надолго! Да еще и с отягощающими — пьяные, группой!

— Обидно, что тебе такая сила досталась, а не…кому-то другому — наконец разродилась ответом баба Нюра. Видать «другой» — это была она сама — Хотя…все так, как оно должно быть. Каждому свое. Значит, так тебе должно было достаться. Кто мы такие, чтобы рассуждать о воле богов?

— Они ее точно не тронули? В смысле — не насиловали? — спросил я тяжело, все еще не решив до конца, что же мне делать с подонками. Единственное, что я знал точно — официальный ход делу не дам. Во-первых, Варю уже практически вылечили, а значит экспертиза ничего не покажет — максимум легкие телесные повреждения, то есть — штраф, или отсидка на пятнадцать суток. А во-вторых… не собираюсь я разбираться с подонками официально. Вот же мерзкое гнездо тут образовалось! Искоренять надо тварей, навсегда искоренять!

— Не убивай их! — вдруг ясно, четко сказала баба Нюра — Сделай так же, как с Бегемотихой. Никто не сможет — ты сможешь. У Федьки семья, и он хоть и пьет, а деньги домой носит, работает. Кто его двух детей кормить будет? Братья Куракины хоть и гавнюки, но…у них мать, отец…а детей больше нет. У Лешки жена и ребенок. То же самое — пьет, но работает. Никогда за ними такого безумия не замечала…как с цепи сорвались. Семен тот был пропащий, совсем гнилой, а эти еще не опустились на дно. Не убивай. Потом себе не простишь, если убьешь!

Я не стал спрашивать бабу Нюру, откуда она знает про Бегемотиху. И не стал спрашивать, почему это Семен «был». Знает точно, или догадалась — какая мне разница? Доказать все равно никто не сможет. Ну а я уже на месте решу — что с ними делать. Кипит у меня разум — просто из ушей выплескивается! Руки трясутся от прилива адреналина и…Силы!

— Где Куракины живут?

— По этой стороне, через семь домой, как к тебе ехать. У них дом голубой краской покрашен и на воротах солнце красное деревянное прибито, не пропустишь. Вася, не убивай их, молю тебя! Охолонись! Лучше потом к ним сходи, когда отойдешь! Не надо, Вася!

Я ничего не сказал, молча повернулся и пошел прочь, сжимая пальцы в кулаки. Моя злоба искала выхода.

Дом я нашел сразу — а чего его искать? Вот оно, красно солнышко, висит на воротах. Заглушил двигатель, ключи в карман. Скрипнула калитка, дверь в дом открыта настежь. За дверью — табачный дым, запах пролитого спиртного, чего-то подгоревшего на сковороде и голоса — грубые, громкие, мужские.

— Не…пацаны… Баб, канешна, надо учить…но зря вы так! Дали разок по морде, а зачем ногами буцкать? А Сенька вернется — чо скажет? Его жену-то набуцкали! Не, пацаны, вы не правы…

Говорил молодой мужик лет около тридцати, который старательно пытался нанизать на вилку ускользающий от него маринованный гриб, бегающий по тарелке. Гриб был очень маленьким, вилка тупой, а парень сильно пьян, потому вилка только клацала по старой тарелке с выщербленным краем. Кац! Клац! Клац! Наконец парню надоело, он залез в тарелку пальцами, поймал гриб и сунул в рот:

— Поуфить…эфо прафильно…но вот в живот буцкать — это вы зря!

— Ничо не зря! Правильно эту бл…ь поучили! Сеня только спасибо скажет! И вообще ее надо было на хор поставить! — вмешался один из парней, которые сидели ко мне спиной. Их было двое — крепкие, плечистые, с литыми спинами, накаченными косьбой, копкой огорода и рубкой дров, с клешнястыми руками, способными поднять и забросить в сторону задок жигулей-«шестерки». Крепкие руки, да. И этими руками по хрупкому женскому телу?! И ногами. Мрази вы, господа!

— Это ты то ли хорист? — холодным как лед голосом спросил я. В душе у меня кипела, булькотила яростная, шипучая злоба! Как ты посмел, мразь?! Как ты посмел?!

— О! — парень аж подскочил на месте — А! Это Варькин любовничек приперся! Чо, сука, теперь за моей бабой пришел, Варьки мало стало? Ничо, я на тебя напишу куда надо! У меня в прокуратуре есть знакомые — тебе мало не покажется!

Да что у них за мода пошла?! Чуть что — напишу в прокуратуру! Чуть что — «тебе мало не покажется!». Вот они, издержки демократии! Так сказать — связь народа и государства!

Я не раздумывал ни секунды. Вмазал кулаком в широкое, толстогубое лицо так, что парень завалился на стол, заливая его кровью и соплями. Костяшки вот только о зубы сбил, теперь долго заживать будет. Надо было тряпкой обмотать, но…не до того было. Почему-то такие вот ссадины долго заживают, а еще и воспаляются — наверное потому, что на зубах человека много всяких бактерий, и они, попадая в ранку на руке, воспаляют ее не хуже, чем если бы туда попала земля. А может быть даже сильнее — что там за пакость живет на зубах у этого придурка? Хорошо, если СПИДа с проказой нет!

Второй парень — тот, что сидел ко мне спиной и уже успел повернуться — схватился за нож. Сточенный такой, ржавый, старый. Я не стал дожидаться, когда эта ржавая заточка окажется у меня в животе, поднял тяжелый табурет (Как пушинку! В ярости чего только не сделаешь!»), и с размаху опустил его на плечо парня. Хрустнуло, он завопил, выронил оружие, а после второго удара табуретом повалился на пол без сознания.

— Это…слышь, мент…я ее не пинал! — тот, кто говорил, когда я вошел (наверное Федька), испуганно воззрился на табурет в моих руках, который я все еще держал наперевес, будто готовясь к атаке — Так, пощечину дал, и все! И больше ничего! И пацанов останавливал! Ты это…не надо!

— Ты останавливал?! А чего ж не остановил? — спросил я, тяжело дыша. Руки у меня тряслись — адреналин едва из ушей не выливался — Мрази, вы ответите! И так ответите, что все запомнят, и навсегда! Понял, мразота! Ответишь!

— Отвечу, чо… — Федька покаянно наклонил голову — Врежь…виноват я, да. Побоялся. Пацаны-то резкие, внатури…самому бы досталось! Врежь мне, гаду! Врежь!

— Спать! — приказал я, и Федька свалился на пол, как мешок. А я взял недопитую бутылку водки и шипя, матерясь стал поливать содержимым бутылки свою пострадавшую руку. Смыть заразу! Хотя смешно, конечно — мои бесы все равно не дадут мне пропасть из-за заражения крови или чего-нибудь похожего.

— Не дадим, хозяин! — подтвердил Прошка, и ментальный его голос был таким, как если бы он сейчас муслюкал конфетку. Ну да, они наслаждаются. Для них все происходящее — настоящий пир!

Из дома Куракиных я вышел через полчаса, усталый, вялый, будто всю ночь разгружал вагоны с углем. Я не знаю, как работает механизм колдования, и наверное — никогда не узнаю. Могу только констатировать: при истечении большого объема Силы, если я нахожусь вне Места Силы, мой организм испытывает большие перегрузки, способные резко ухудшить мое самочувствие вплоть до полной потери работоспособности. И кстати — я так и не подготовил себе амулет-накопитель, из которого мог бы черпать эту самую Силу. И это с моей стороны большая халатность. Хватит уже действовать наобум! Хватит работать методом проб и ошибок! Теперь — буду мудрым и осторожным. Вот так!

Что я сделал с тремя негодяями? А практически то же самое, что с Капустиным и Бегемотихой — все вместе взятое. Только гораздо хуже. Я сделал из трех мордоворотов «Заводной апельсин». Теперь ни один из них не сможет не то что напасть на кого-нибудь, он даже не сможет отразить агрессию. Будет только улыбаться и молчать — даже если у него будут все отбирать, будут его бить и мучить.

Жестоко? Лучше было бы, если бы я их убил? Отправил бы в господский пруд к русалкам? Может, и лучше. Теперь они будут жить в аду, именуемом «человеческое общество», и в котором нет места кротким ангелам — непьющим, добрым, работящим и неспособным дать отпор агрессору.

И я в это ничуть не раскаиваюсь. И сделаю то же самое с любым негодяем, который попадется в мои руки.

Да, я не добряк. И терпимость моя на уровне плинтуса. С тем и примите, люди! Или не принимайте — мне по большому счету на это наплевать. Я буду поступать так, как считаю нужным, и будь, что будет.

Кстати, сегодняшний день научил меня еще кое-чему: оказывается, я очень недурно могу лечить! Не просто снимать заклятия и все такое прочее, но еще лечить! Да так, что и бабка Нюра позавидовала! И это просто замечательно. Хотя и опасно. Всех на свете я не вылечу, и ажиотажа вокруг моей персоны мне точно не нужно. Мне надо забыть о тысячах, миллионах больных людей по всему свету, не думать о том, что я могу вытащить их практически из могилы. Если я решусь начать массовое лечение, если у моего дома начнут выстраиваться очереди страждущих, приезжающих со всего мира — мне конец. Я это просто знаю — и подсознательно, и после недолгого размышления о своей дальнейшей судьбе. Мне НЕЛЬЗЯ «светиться», и надо эту фразу взять за главное правило своей жизни.

Мда…дилемма, однако! Если я хочу хорошо жить, иметь деньги, красивую, сытную жизнь — мне нужно использовать свои колдовские способности.

Если я хочу жить, не подвергая свою жизнь опасности — мне нельзя использовать свои колдовские способности.

И вот где-то посередине проходит та черта, тот водораздел по которому я должен пройти и не свалиться в пропасть. То есть, делаю вывод: использовать свои способности колдуна я могу, но должен это делать с оговорками, осторожно выбирая себе клиентов и стараясь не засветиться на масштабных акциях. Как это сделать? Пока не знаю. Пока — пусть все идет так, как оно идет.

К дому Вари ехал тихо, спокойно…куда теперь спешить? Я сделал все, что смог, и никто не сделал бы больше меня…наверное. На душе пустота, в теле слабость, в голове звенит, как в пустом чугунке. Сейчас мне только свалиться на кровать и поспать — больше ничего не хочу.

Затормозил у калитки Вариного дома…дззз! Резкий, противный звонок! Я нарочно поставил все звонки от людей вне списка контактов на такой сигнал — противный и тревожный. Ну чтобы сразу указывало — этот звонок ничего хорошего не сулит, кроме как дополнительную работу или разнос от начальства. Опять же — такой звонок стоит у меня на будильнике. Когда в мозг впиявливается такое дребезжание — ты подскакиваешь, как от сирены пожарной машины. А вот под музыкальный рингтон я могу спокойно спать.

— Слушаю! — недобро говорю в телефон таким тоном, что это можно перевести как «Пошли на…!». Ну не то время сейчас, чтобы я общался с теми, кто по ту сторону сигнала.

— Здравствуйте… — женский голос, немного испуганный, неуверенный — Это Василий Михайлович?

Ну точно с участка, с какими-то своими проблемами! Кто еще может меня Василием Михайловичем называть? Иэхх…не вовремя вы, ребята! Но что поделаешь — работа, есть работа.

— Я. Слушаю! — сухо, но уже без матерных ноток в голосе отвечаю я.

— Я Зинаида…Зина, Крайнова! Меня Маша Бровина к вам направила. Василий Михайлович…можно я к вам завтра с утра подъеду?

— Ну…приезжайте… — сбавляю тон еще на пару градусов.

— Мне что-нибудь привезти…ну…там…вещь какую-нибудь…или фотографию мужа?

— Вообще-то было бы хорошо, если бы вы привезли его кровь. В крайнем случае — волос. Ну и в общем-то…все.

— Да, да, хорошо! — заторопилась Зинаида — Привезу! Все привезу, как Маша сказала! Не беспокойтесь! Я вам приеду, все расскажу! Можно я к десяти часам приеду?

— Ну…к десяти, так к десяти… — подумав, согласился я, и тут же досадливо сморщился, вспомнив — Стоп! Зина, не получится утром. Давайте отложим на два часа дня — с запасом чтобы. У меня рабочие будут работать, мебель собирать, так что мне будет ни до чего. А в два часа пополудни мы с вами встретимся и обо всем поговорим.

— Хорошо, хорошо! — женщина заметно волновалась. Помедлила пару секунд, и осторожно спросила — Скажите, пожалуйста…а вы гарантируете результат?

— Я вам все объясню — усмехнулся я — Не бойтесь, все будет в порядке. В четырнадцать часов. Все, до завтра, я сейчас немного занят, простите.

Мы распрощались, я отключил «трубу». Откинулся на спинку сиденья, держа телефон в руке, задумался. Мне придется делать снадобье в то время, пока эта дама будет меня ждать. Хорошо, если рабочие закончат собирать мебель до обеда…а если протянут до вечера? Входить в лабораторию, когда в доме чужие было бы верхом глупости. Но тут уж как получится. Хочет результата — пусть ждет, когда смогу!

Варя была уже на ногах. Суетилась по кухне, наливала бабе Нюре чай, а когда увидела меня, бросилась мне на шею и поцеловала, не стесняясь своей гостьи. Та только недовольно поморщилась и помотав головой сердито пробурчала:

— Вы может еще и секесом займете прямо тут, пока я не ушла?! Вот молодежь — совсем стыд потеряли! Варь, ты вообще-то замужняя баба, у тебя муж есть! А ты совершенно открыто ходишь к любовнику, даже не скрывая свое прелюбодейство! И что с того, что Сенька козел душнОй? Муж! Не нравится жить с ним — расходись! И тогда спи с кем хочешь! А пока расписана — терпи, и соблюдай приличия! Нарвалась уже один раз — еще хочешь? Ты же знаешь, какова она, деревня!

— Ненавижу деревню! — зло фыркнула Варя — давно бы уехала отсюда, если бы деньги были, да было куда ехать! Как вспомню о деревне — так Сенька перед глазами стоит! И сразу тогда меня с души воротит!

— А зачем замуж выходила?! Зачем совета не слушала?! Я же тебе говорила — Сенька не пара тебе! Намучаешься с ним! А ты что мне сказала? «Баб Нюр, сердцу не прикажешь!» Ну и что теперь ноешь? Наказания без вины не бывает! Вот ты и получила кару!

Я вдруг фыркнул со смеху, и баба Нюра удивленно на меня посмотрела:

— Чего я такого смешного сказала? Я тебе Петросян, что ли, что ты хихикаешь?

— Простите, баб Нюр! Просто это я так всегда говорю: «Наказания без вины не бывает!». Вот ведь сколько не вспоминал — свои неприятности, или чужие, и всегда оказывается, что человек виноват в том, что с ним произошло. Ну ни разу не смог найти случая. Чтобы вины человека не было!

— Молод еще… — хмыкнула баба Нюра — Глуп. Всякое бывает. Но в основном ты прав — человек совершает поступок, и от этого поступка частенько зависит его судьба. Вот смотри, Варька — муж из дома — она тут же бежит раздвигать ноги перед полюбовником! Это как так? Это ли не вина? Вот и получила по мордасам! Хорошо, что я рядом оказалась, а то бы совсем беда была! Кстати, ты их там не прибил, болезных?

Я почувствовал в голосе старухи напряжение, и поспешил ее разубедить в самый худших подозрениях:

— Нет, конечно. Я что, убийца? Без суда и следствия… Поговорил с ними, убедил больше так не поступать. Теперь они никого и никогда не обидят. И пить бросят.

— От одного разговора с тобой?! — ахнула Варя — ты их загипнотизировал?! Ну как Бегемотиху, да?

— Ну…типа того — скривился я — ну и немножко побил. Одному нос сломал и по-моему зуб выбил. Второму ключицу сломал. Баб Нюр, потом зайдите пожалуйста к ним, посмотрите…как бы кони не двинул, козлина.

— А Федьку? — с живым интересом осведомилась старуха — С Федькой что?

— Ну…то же самое — пожал я плечами — Нет, я его не бил. Поговорил с ним, убедил больше спиртное не пить и людей любить. Все, теперь их жены будут рады таким хорошим мужьям!

— Главное, чтобы не повесились… — тихо и задумчиво сказала ведьма и вздохнула — Господи, вот же тебя черт принес! Жили мы тут тихо, спокойно, горевали потихоньку и радовались, а теперь…ты как снежный ком с горы! Такую лавину сдвинул, что просто дух захватывает, да хочется зад свой унести подальше! Может и правда отсюда уехать? Что-то рядом с тобой горячо становится, мальчик… Иди домой. Мы тут с Варей еще поболтаем, чаю попьем. Потом она к тебе придет, вечером.

Мне оставалось только повернуться и уйти, обняв на прощанье Варю. Сейчас мне мечталось только о постели — одному полежать. Ну а вечером…там уже посмотрим.

Машину загнал во двор. Сегодня никуда уже не поеду… Тьфу! И тут же выругался, вспомнил о Кладбищенском! За всей этой беготней совсем забыл о том, что собрался ему подарок отвозить! И оставлять в машине нельзя — завтра мало ли как сложится, может мне багажник понадобится. Ну и жарко еще — лето же, фрукты в багажнике сварятся, а вино к чертовой матери взорвется. Ехать надо, точно! Вот только отдохну часок, и поеду…

Этот часок затянулся на два с половиной часа. Я рухнул на кровать и тут же провалился в сон, не обращая внимания на бормотание телевизора, на свет за окном, и дрых так до самых сумерек, проснувшись только тогда, когда пришла Варя.

— Соня, вставай! Ужинать будешь? — ее рука влезла мне под рубашку и прошлась по коже прохладной ладонью. У меня даже мурашки побежали…

— Как ты? — я притянул Варю к груди, завалив ее на себя так, что она теперь лежала сверху, и с интересом посмотрел в лицо, недавно представлявшее собой подушечку для иголок. Все чисто, следов синяков никаких — будто и не было ничего такого, будто и не ездил я глушить табуретом злых супостатов.

— Отлично! — широко улыбнулась Варя и я снова поразился белизне ее ровных зубов. Нет, ну так-то у меня тоже хорошие зубы, но не такие белые и ровные. Все-таки видать баба Нюра поработала.

— Бодрая, здоровая, все, как полагается! Баба Нюра меня полечила! Здорово, правда? И что бы мы без нее делали?!

— Ага, здорово! — с деланным энтузиазмом подтвердил я, и похлопал Варю по тугой попе — Все, вставай! Пойдем, кормить меня будешь. Мне еще в одно место нужно съездить по делам.

— Ночью? По делам? — Варя подозрением посмотрела мне в глаза — А чего ночью делать будешь?

— Нет, не мужа твоего закапывать! — съехидничал я, и тут же пожалел о своих словах. Варя как-то сразу сникла, съежилась, будто я ей напомнил о чем-то очень неприятном — о наличии у нее дурной болезни или и о долге перед коллекторами.

Кстати — вот кого бы я искоренил со всей страстью пролетарского гнева! Коллекторов! Жаль, что они сюда в деревеньку носа не суют — не с кого получать. А то бы я их встретил! Ненавижу тварей. Там собрали всю уголовную мразь, все отребье, нормальный человек туда работать не пойдет. Так что всех коллекторов можно с чистой совестью переводить в гумус. Это лишние существа на Земле! Я так считаю. Да, не люблю эту уголовную шпану, и я не толерантен. Аминь.

— Прости — сказал я, когда Варя молча слезла с меня на пол и сунула ноги в тапочки (кстати, принесла с собой) — Я не хотел тебя расстроить. Повторюсь — я твоего мужа не убивал. И где он сейчас — не знаю. Да, я с ним поговорил и сделал так, чтобы он от тебя ушел и больше не беспокоил. Только говорить об этом нигде нельзя. Нигде и никому. Хотя вряд ли кто-нибудь тебе поверит, даже если ты это и скажешь. А еще, Варенька, скажу тебе одну вещь: давай уговоримся на будущее, что ты не расспрашиваешь меня о подробностях того, что я делаю. Сказал, что по делам еду — значит, по делам. Если ты думаешь, что я собираюсь ехать к бабам — очень сильно ошибаешься. Все? Закрыли вопрос?

— Закрыли — вздохнула Варя — Прости… На тебя все бабы смотрят…так бы и съели. А мне хочется их убить! Сама не знаю, что со мной! Никогда такого не было! Вот глянет кто-нибудь из баб на тебя — а я бы их просто поубивала!

— Да кто на меня смотрит-то?! — у меня даже глаза на лоб полезли — Баба Нюра, что ли?! Ты чего?! Я и с бабами-то не общаюсь!

— Ага…не общаешься! Тебя уже обсудили, все про тебя узнали, и даже предположительную кандидатку в невесты выбрали! Молодой, неженатый, красивый, как киноактер — даже взрослые, замужние бабы аж кипятком писают! Ты просто не видишь, как они из-за занавесок выглядывают! Небось потом на мужей набрасываются темными ночами, а представляют, что с тобой в постели кувыркаются!

— Ну что же…я рад способствовать демографии в отдельно взятой деревне! — хмыкнул я на неожиданный Варин рассказ — Но пока что мне и тебя хватает. Если надумаю еще кого-нибудь пригласить в нашу постель — я тебе сообщу!

И увернулся от тапку, неожиданно сильно и точно брошенного мне в голову.

— Убью, студент! — расхохоталась Варя, а потом посерьезнела, загрустила — Вась…я все понимаю. Я по большому счету тебе никто. Надоем тебе, мы расстанемся…и все на этом закончится. Баба Нюра говорит, что ты не женишься на мне, и вообще ни на ком не женишься. Что судьба у тебя такая. Что ты хороший, порядочный, но против судьбы не попрешь. Так вот я буду с тобой столько времени, сколько ты пожелаешь. Захочешь — я тебе ребенка рожу. Только ты не тяни слишком долго с ребенком, годы уходят, и чем дальше, тем сложнее мне это будет сделать. Ну а в остальном…баба Нюра говорит, что ты мне послан богом. Что надо пользоваться тем, что даровала судьба, и не роптать. Что я понесла наказание за свою глупость, и вот мне дарована награда — пусть на время, но она моя. Это ты — награда. Я тебя никогда не обману, никогда тебе не изменю, буду всегда за тебя. Буду с тобой, пока ты этого хочешь. И ничего у тебя не прошу, просто люби меня, и не обижай. Пожалуйста…

Варя стояла, кусала губы, видимо пытаясь не расплакаться, но когда я ее обнял, все равно не удержалась — зарыдала у меня на плече. Чем вызвала и у меня приступ сентиментальности и слезливости — у меня даже глаза защипало. Ну да, момент-то такой…хмм…переживательный!

Нет, мне не раз, и даже не два признавались в любви, в том, что я самый-пресамый и вообще — мущина хоть куда (и туда могу, и сюда…), но чтобы вот так безыскусно, чтобы так искренне!

Если она не великолепная актриса, которая гениально играет деревенскую простушку, влюбленную в молодого шерифа — то просто отлично. А если актриса…это не очень хорошо, но тоже меня устроит — ведь от того, что она изображает любовь Варя не перестанет хорошо готовить, чисто мыть полы и доставлять мне наслаждение в постели. Ее фигура не ухудшится, и попка не обвиснет. Так о чем тогда думать? Если некто имеет четыре ноги и хвост, усы, мяукает как кошка — наверное, это все-таки на самом деле кошка. И нечего придумывать всякие разности. Принимай мир таким, каким ты его видишь. Циник я? Да нет…скорее, реалист. Жизнь научила.

— Идем, покормишь меня — предложил я, посмотрел на часы в телефоне. Время было десять часов, ехать мне полчаса максимум, и надо попасть на кладбище после полуночи. Можно было бы в принципе и днем оставить подарки, но лучше передать их «прямо в руки», а на солнечный свет, насколько я понял, Кладбищенский вылезать очень не любит.

Время нечисти — ночь, в полночь у них начинается настоящая активность, так что лучше бы посетить погост в урочное для хозяина кладбища время. Типа — уважение оказать.

Кроме того, оставишь подарки днем — а вдруг кто-то из местных случайно найдет? Мало ли что может случиться, может за вениками кто-нибудь забрел, или за хворостом. И вот тут мне никак не улыбается осчастливить шампанским и фруктами какого-нибудь местного «синяка». Самогонку пусть жрут, ибо нефиг!

— А после ужина я тебе кое-что подарю! — ухмыльнулся я, и увидел, как глаза Вари загорелись любопытством и радостью. Она видела, сколько я навез барахла, но шариться в нем все-таки не стала. Хотя уверен, ей было любопытно — что там лежит в многочисленных сумках и пакетах?

Кстати — это тоже показывает, насколько человек относится к мне…ну…не знаю, как назвать…с уважением, что ли? Мой дом, мои вещи — без моего разрешения в них лазить ведь неприлично! Вот я бы пришел к ней домой и начал обыскивать ее комод, разглядывать трусики и лифчики — скорее всего ей было бы это неприятно. Вот и она не стала лазить в моих мешках.

Ну мне так думается…а на самом деле может просто еще не успела сунуть туда нос! Хе хе…бабы, они любопытны, как сороки! И суют свой длинный нос куда надо, а особенно — куда не надо! Проверено! Плавали, знаем!

И когда только она успела напечь пирожков? Пышные такие — с мясом, с картошкой, с вареньем! И борщ вечерашний! Ммм…давно так вкусно не ел! Ну что моя холостяцкая еда — яичница, да картошка с маслом, вот и всей той еды. Пожрать в кафешке — высший шик, будто в ресторан сходил. Мяса, понимаешь ли, жареного поел — вот же роскошь офигенная! Одичал я совсем, точно.

Варя весь ужин просто подпрыгивала на месте, и взгляд ее постоянно уносился туда, где в углу комнаты лежала куча коробок и сумок. Если бы меня не было — она бы точно бросилась к этой куче, и зарылась бы в барахло, как гуляющая с хозяином домашняя собака в «свежую» пахучую падаль. Так что зря я приписал ей несуществующие у нее признаки святой отшельницы — ничто бабское ей не чуждо, особенно в плане любопытства.

— Иди! — ухмыльнулся я, увидев в очередной раз как умильно вздыхает моя подруга, ерзая на новом кухонном табурете — Эти все сумки, все, что в них — тебе. Вот когда бросишь меня, пошлешь нахрен — я у тебя все это отберу, и уйдешь, в чем пришла! Хе хе хе…а пока со мной — это все твое! (Вру, конечно, неужели у нее это барахло отбирать буду, когда она соберется от меня свалить? Но вот как бес за язык дернул!)

Господи…да откуда у нее столько энергии-то взялось?! Это не она ли сегодня лежала на диване с перекошенной мордочкой и едва дышала сломанной грудью?! Кинулась на груду сумок, как коршун на сладкую добычу! И понеслось…визги, писки, стоны — такое ощущение, что кончает от вида нового платья, или только подержав в руках какой-то дурацкий кружевной лифчик!

Вот я — терпеть не могу что-то примерять! Мне нож острый — надеть новые штаны и прохаживаться перед зеркалом, изображая из себя важного гуся! И в магазине ненавижу мерить одежду — забьешься в дурацкую кабинку, ютишься там, ютишься…вечно все уронишь, изругаешься вдрызг…а они, эти штаны — еще и не подходят! Или сидят на мне, как седло на быке, или расцветка какая-то дурацкая, и почему я это сразу не увидел?

И вот так каждый раз, каждый раз — аж тошнит от этих примерок! А тут…о боги! О Чернобог вместе с Белобогом — вы видали ее физиономию?! Это не примерка! Это священнодействие! Она не меряет, она совершает ОБРЯД примерки! Это сцука секс с кружевными тряпицами и кусками ткани! Она наслаждается примеркой! И трахается с этими тряпками — поглаживает их любовно, расправляет, рассматривает их интимные места и ласкает там, где этому куску ткани будет всего приятнее получать ласку! Да черт подери, она меня ласкает с меньшим усердием, чем это маленькое черное платьице, которое я и брать-то не хотел (уж больно дорогое — за маленький кусочек ткани и такие деньги?!)!

Я даже слегка приревновал к этим тряпкам. Ну нельзя же делать из барахла эдакий культ?

Никогда мне не понять душу женщин, это точно. Мне вот — есть чем срам прикрыть, да и слава богу. Причиндалы не видать, от холода прикрыт — чего еще надо-то?! Мужчины, одевающиеся слишком модно и думающие о красоте своих ногтей, всегда вызывали у меня законное подозрение. Не люблю метросексуалов и всяческих таких Нарциссов. Они или гомосеки, или ненадежные, подозрительные люди! Я так думаю, и разубедить меня в этом очень трудно. Ну да, у меня есть свои тараканы в голове — а кто сейчас без них?

А потом я забыл о себе, о колонии тараканов, гнездящихся в моей черепной коробке, забыл вообще обо всем — кроме как об этой молодой женщине, устроившей передо мной самый настоящий стриптиз. Она скинула с себя все, до последней нитки (Кстати, успел заметить, что тело ее выбрито во всех интимных местах. И это мне очень понравилось. Со вчерашнего дня — прогресс! Вчера она выглядела как обычная селянка с густыми джунглями там, где не надо), а потом начала медленно одеваться. Вначале надела кружевные чулки…пояс…потом лифчик… трусики… А затем вдруг схватила одну из сумок, и с криком: «Я щас!» — выбежала на кухню. И только тогда я перевел дух. Еще бы немного и я ее трахнул прямо на лежащем на полу упакованном в полиэтилен кроватном матрасе. Ну нельзя же так издеваться над живым мужиком, выспавшимся и покормленным мясом!

— Хороша девка-то! — вынырнул из пустоты Охрим, и рядом с ним появился Банный, одетый теперь в длинную белую белую рубаху, больше напоминавшую саван — Эх, и хороша! И по дому хороша! И глыбокая! И задница славная…ох, и задница!

— А я тебе чо говорил? — вмешался Банный — Хозяин — голова! Харошу бабу нашел! Ты это…переверни туда, где новости. Я поглядеть хочу, што там в мире делацца. Я столько лет в бане сидел — ничего не ведаю. Даа. хорошо что хозяин сказал про телевизор! А то бы так и спал щас под печкой, никакого интересу в жизни! Спасибо, хозяин! Ты это…ежели совет понадобицца нащет бабы — не стесняйся, спроси! Я тебе расскажу кое-что…ох, бабы и любят энто дело! Ох, и любят!

— Цыц все! — прикрикнул (мысленно) я — исчезните! Без ваших советов обойдусь…опа!

Мой возглас относился к вернувшейся в комнату Варе. Каким-то образом она успела подкраситься — ресницы, брови, вокруг глаз, щеки…и выглядела настолько отпадно, настолько соблазнительно — что я едва не впал в стостояние амока — бежать, хватать, крушить, насиловать! Пришлось даже сделать несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться…

Да что со мной такое? Длительное воздержание так действует? Так я только прошлой ночью имел эту женщину раз восемь — во всех позах и видах! Уж должен был бы успокоиться, излил, так сказать, посильно! А я как юнец, впервые увидевший голую задницу подружки — того и гляди кончу прямо тут, на месте! Сила так воздействует, что ли? Или еще что-то?

Хмм…даже грешным делом задумался — а не наведенные ли чары? Ну, например — Чернобог хочет получить удовольствием от своего адепта, вернее даже так — ЧЕРЕЗ своего адепта, и возбуждает в нем неутолимое сексуальное желание, насылая на него свои чары через образованную им связь. И то, что я чувствую — передается и богу, частично, как плата за такую вот жеребячью силу и неутомимость. Почему бы и не существовать такой версии? А что, вполне научная…магически-научная версия!

А представление продолжалось. Менялись трусики, менялись лифчики, менялись платья. Это самое дорогое черное платьице сидело на Варе облегая ее так, будто оно было ее второй кожей. Я даже задумался — может, тесновато? Но оказалось, что все так и должно быть, и что я настоящий волшебник, сумевший угадать не только Варины размеры, но и то, что ей лучше всего из цвета подходит к глазам и волосам. И только одно ее беспокоит — нет маникюра и стрижка сейчас у Вари «Я упала с сеновала — тормозила головой». А так — все просто отпадно! И оно в самом деле было отпадно.

А еще Варю опечалил факт отсутствия красивых туфель, подходящих к этим самым платьям. На что — я тут же ее успокоил, сообщив, что не купил туфли ей только потому, что не знал размера ноги. И вообще — туфли надо мерить на месте, а не покупать, выбирая размер на глазок. Так как ехать потом менять, если малы или велики — целая проблема. И что мы с ней поедем и купим туфель столько, сколько ей надо!

Тут я само собой преувеличил — вдруг ей надо пятьсот пар туфель, от женщин всего можно ожидать! Но вслух этого не сказал. Варя девушка скромная, скорее всего, ограничится парой-тройкой приличных обувок — под купленные платья. На большее я пока что и не потяну.

Напоследок она перемерила сарафаны и шорты, которые я предназначил для домашнего ношения. Сарафаны были еще кое-как приемлемы для ношения дома и в деревне — повседневными их назвать было можно только с натяжкой (короткий подол, едва прикрывающий попу или разрезы до самого пояса), а вот шорты…топики…нет, смотрелись они на Варе просто замечательно! В жизни бы не сказал, что ей столько же лет, столько мне! Грудь не обвисла, попа крепкая, ноги стройные и без целлюлита — девчонка-выпускница, да и только! Но в шортах она выглядела настолько…хмм…развратно, что так и хотелось сказать ей с кавказским акцентом: «Дэвушка…эй! Давай познакомымса! Ресторан идем, эй! Кормить-поить, любыть буду! Жэницца буду!».

Представляю, если в таком наряде, накрашенная, на каблуках она пройдет по деревне! Все охренеют, мужики глаза и головы сломают разглядывая, а бабки подожмут губы и сделают такое выражение лица, будто увидели самого Сатану! Такие наряды простительны только туристкам-шлюхам из этого средоточия порока, именуемого Столица, а правильная деревенская девушка не должна оголять половину попы и выходить в таком безобразии в общественное место! И вообще — лучше рейтузы до колен, с начесами — так здоровее и женские места не застудишь. Ишь, нацепила, ходит шлюха шлюхой! А еще с участковым спит! Уж он-то должен был ее научить — как выходить в люди! Позорит своего полюбовника!

Ага, нафантазировал — аж захихикал. Особенно про участкового. Но то, что именно так все и будет — в общем и целом — в этом я уверен наверняка. Все-таки мое детство и юность прошли примерно в такой же деревне, и деревенский уклад я знаю не хуже всех деревенских жителей.

Впрочем…может я и преувеличиваю? И сейчас в деревне все по-другому? Не как в моем детстве? Может быть и так…

Уже когда демонстрация мод и стриптиз подходили к завершению, я вдруг со стыдом и раскаянием подумал о том, что даже не вспомнил о Вариной дочке. Надо было что-нибудь и ей купить! А я, кобель эдакий, позаботился только о том, чтобы одеть мою женщину так, чтобы хотелось поскорее ее раздеть. Фактически я заботился только о себе! Эгоист хренов!

И тут же дал зарок — когда поедем покупать Варе туфли и стричь ее в парикмахерской — купим подарков и Вариной девчонке… Так будет правильно.

А потом Варя бросилась ко мне в ноги, стала целовать руки, стоя на коленях, и я ужасно рассердился — что я, король, рабовладелец?! Что ты мне руки целуешь? Хочешь поблагодарить? Хмм…не руки тогда целуй. Мало на моем теле мест, которые можно целовать? Хе хе…

В общем — выехал я «на дело» уже ближе к полуночи. Как миниумм час был занят благодарностями-поцелуями. Ну…и не только ими.

Да, в этом раз Варя было особо страстной. Даже можно сказать — исступленно страстной! Ну…чуть не маньячка, право слово!

Хорошо, что она не слышала, какВаря расслабиться, если бы знала, что за нашими развлечениями сейчас наблюдает четверо представителей нечистой силы, кстати сказать — получающей от меня и частичку моего удовольствия? Чертовы стервятники…

Уезжать из дома после такой нашей с Варей вечерней гимнастики было не просто трудно — едва возможно. Понадобилась вся моя воля, чтобы заставить себя подняться с постели, оторваться от теплого, упругого обнаженного тела и выйти на прохладный ночной воздух, чтобы ехать за тридевять земель к начальнику местных покойников. Вместо того, чтобы упасть на постель и забыть в объятиях прекрасной женщины… Ох, тяжела ты доля колдунская!

Кстати, насчет колдунской доли — хватит дурака валять, завтра займусь этой банкиршей — прямо с утра. Телефонный номер ее у меня есть, вот утром и позвоню, узнаю — когда же она наконец-то изольется золотым дождем…хе хе…в хорошем смысле! Денежным дождем! Тут участковому на любовницу денег не хватает, а они, черти, небось по Багамам-мамам разъезжают! Три ананаса ей в дышло, и четыре рябчика в зад, буржуйке проклятой!

Знал всегда, и знаю сейчас — чем не богаче, тем жаднее. Ну, держись, курица драная! Сверкну я над твоей головой красным мечом революции!

На кладбище было тихо и пустынно — впрочем, как и всегда. Полная луна светила так ярко, что казалось — поляну освещает настоящий прожектор. Видно все — как на ладони! Кстати, заметил — у меня точно ночное зрение стало гораздо лучше. Никогда, даже при полной луне я не видел все так ясно, так четко, ну на самом деле почти как днем!

В этот раз я постарался подъехать как можно ближе — в прошлый раз, когда уезжал, нашел старую дорогу, по которой к этому кладбищу и ездили, она почти не заросла. Так что тащить коробки и сумки за двести метров мне не пришлось — машина доехала практически до одного из бугорков.

— Ооо! Кого я вижу! — вынырнула из темноты знакомая фигура — Привез должок? Давай, давай! Девчонки, вылезайте! Пировать будем!

Тут же возле Кладбищенского возникла толпа женщин разного роста, возраста и одеяния. А он сам обнимал высокую женщину в белой ночной рубашке, совершенно не похожую на ту девчонку, которая была рядом с ним раньше.

— А где…прежняя твоя подружка? — не преминул поинтересоваться я, и был вознагражден широкой довольной улыбкой:

— Я ее в Навь загнал! Достала, курица. Требует чего-то, ноет…упрекает постоянно! Да ну ее…вон у меня теперь Аделаида — замечательная баба! И со старыми понятиями, знает, как надо слушаться мужчину! Все сделает, что скажу, и не упрекнет! Правда, Ада? И кстати — имечко какое хорошее — Ада! Не правда ли? Хе хе…

— Правда, хозяин! — глубоким грудным голосом подтвердила женщина и опустившись на колени поцеловала ему руку. А потом посмотрела на меня и весело подмигнула — мол, болван он! Ишь, фанфарон напыщенный! Много о себе думает!

Я потихоньку подмигнул ей и стал выгружать продукты и вино. Кладбищенский принимал товар не хуже Самохинского экспедитора, все пересчитал, посмотрел коробки — все ли там на месте, а потом широким жестом вынул одну бутылку шампанского и протянул ее мне:

— Выпей, колдун, за меня, за упокой! Со своей женщиной выпей!

Он потянул носом воздух и мечтательно прищурил глаза:

— Женщиной от тебя пахнет! Недавно с ней был, точно! И это правильно — мужчине без женщины нельзя! Без женщины — он никто! Правда, Адочка?

— Правда, моя любовь! — с придыханием, как в дурном спектакле сказала женщина, снова подмигнула мне и я едва не расхохотался: что мир живых, что мир нечисти, а проблемы все одни и те же! Крутят нами эти чертовы бабы, как хотят! Хотя мы думаем, что все происходит ровно наоборот.

Обдумывая эту чеканную истину, я отправился домой. Перед глазами маячило видение обнаженного тела Вареньки, а еще — манила собственно сама кровать. Сегодня день был — ох, какой тяжелый и насыщенный событиями! Очень хочется как следует отдохнуть. Надеюсь, что завтра день пройдет в гораздо более щадящем режиме!

Я ошибался. Того, что произошло на следующий день, я не мог предположить ни в каких своих самых смелых фантазиях.

Глава 7

Ночь прошла хорошо. Очень хорошо. Черт подери, я начинаю привыкать к семейной жизни? Единственное неудобство — кровать узковата. Но и это не критично, когда твоя подруга стройненькая и много места не занимает. Главное, чтобы не храпела. Хотя и тут — если я устал, хочу спать, так мне хоть ты ирландские танцы рядом танцуй — с чечеткой и прыжками. Или хоть на волынке играй — все равно буду спать.

Тот, кто служил, знает — солдат или ест, или спит. Или думает, как увильнуть от работы. Нормальное состояние для солдата — режим сна, и за годы службы он приучается впадать в него вне зависимости от того — сколько поспал накануне. Спать нужно в запас, как и принимать пищу — в этом состоит сермяжная солдатская правда.

Когда утром поднялась Варя — я не слышал. Ну встала, и встала…делов-то! Я лично проснулся в восемь утра, и то лишь потому, что снизу, от забора, кто-то начал вопить, вызывая меня на беседу.

— Хозяин! Эй, хозяин!

Сообразив, что это пришли мастера от Самохина, я быстро влез в штаны, спустился по лестнице и скоро два мужика лет сорока от роду каждый топали по ступеням, прогибающимся под их могутной тяжестью. Оба были крепкими, узловатыми, с темными от загара кистями рук и такими же темными, обветренными лицами, обтянутыми жесткой, с морщинами кожей.

Свое барахло Варя уже заранее убрала, уберегая от неаккуратного обращения ничего не понимающих в красивых вещах мужиков (сложила в другую комнату, аккуратно разложив и развешав по стульям), так что фронт работ был свободен для атаки на купленную мебель.

Мужики мне понравились — один назвался Петром, другой Федором — основательные, неторопливые, молчаливые. Лишнего не болтали, по сторонам не зырили, перекуров перед началом и после начала не устраивали — сразу же взялись за работу, но прежде всего внимательно изучили инструкцию по сборке. Чего греха таить — считается у нас на Руси, что инструкции составляются только для идиотов и лохов, что нормальный человек и без инструкции сделает все так, как нужно делать, без единой ошибки. Иногда бывает и так, но в основном — длительное время человек борется с непослушным «конструктором», а потом, намучивщись, все-таки достает инструкции и приступает собственно к настоящему делу.

В общем, работа пошла. Ну а я отправился на кухню, чтобы заценить — что мне там оставлено на столе под чистым, большим рушником.

А под ним стояла маленькая кастрюлька с борщом, с запиской «Разогреть на плите!», тарелка с пирожками с запиской «Греть в микроволновке!», чистая тарелка, ложка, бокал с насыпанной в него заваркой, сахаром и кусочком лимона. И основная записка:

«Я пошла домой кормить кур и поливать огород! Буду позже! Ешь, набирайся сил — они тебе сегодня понадобятся! Ррррр!

Твоя тигрица.»

Вот точно что-то есть в семейной жизни! И почему я этого раньше не понимал?

Позавтракал борщом с пирожками — вполне себе деревенский завтрак. Это не тостик с мармеладом и чашка кофе! Селянин ест плотно, хорошо, готовясь к тяжелой работе. Ему тостик как-то…того…даже смешно! Сала навернуть с горбушкой хлеба, да с чесночком! Запить кружкой горячего приторного чая! Вот это настоящий деревенский завтрак.

Кстати — мармелад тоже был. И печеньки. И мытые фрукты в большой чашке. Так что вылез я из-за стола довольным и благостным, готовым к дальнейшим свершениям. Надеюсь, Варя к обеду все-таки подтянется — мужиков-то покормить надо будет, а мне возиться недосуг.

Надел форму, взяв чистую рубаху с коротким рукавом, нацепил на шею амулеты защиты — я их снял вчера перед тем, как лечь в постель. Просто не хотелось, чтобы они болтались перед лицом Вари, когда я буду на ней…хмм…лежать. Так и представил, как они раскачиваются — туда-сюда…туда-сюда…и Варя спрашивает: «А что это у тебя за штуки такие?» И что ей ответить? В принципе могу сказать, что это мои обереги, которые мне ведьма подогнала, тогда меньше будет вопросов — пусть у нее и узнает, что за обереги это такие.

Браслет надевать не стал — погорячился я с ним. Столько сил потратил, и ради чего? Женщин завлекать? Так они и так на меня чуть не прыгают…если верить Варе. А не верить ей у меня нет никаких оснований. Когда заколдовывал браслет, считал, что он будет влиять на ВСЕХ людей. Все, кого встречу, будут выказывать мне доброжелательное отношение, а это очень бы даже неплохо. Когда люди тебя любят — жизнь становится гораздо проще.

Задумался. Может сейчас пойти в лабораторию? А что, мужики заняты в гостиной, если что-то им понадобится — покричат. Ну даже если и вдруг увидят вход в лабораторию — так и что с того? Все равно не поймут, что же они на самом деле увидели.

Посуду мыть не стал и Охриму приказал, чтобы он ее не трогал — по понятным причинам. Варя придет, займется посудой. Ну или потом помоем — не при рабочих же колдовством заниматься? Увидят, как посуда сама собой перемешается по воздуху, сама моется…хе хе…

Взял папку с бумагами и пошел в пикет — работать. Бумаги разобрать, посмотреть по датам, чем заняться в первую очередь — участковый, я в конце-то концов, или нет? А участковый — это в первую очередь отписывание от бумаг. Бегать, ловить и карать злодеев — это оставим для оперов, это их работа, участковый в основном делопроизводитель, он пишет…пишет…пишет. ПИШЕТ! Пишет, мать его за ногу!

Жарко. Вышел из дома — солнце буквально врезало по башке! Печет! Лето началось! Настоящее лето!

В пикете еще хуже, чем снаружи — душно, пахнет краской и пылью. Нежилым пахнет. Надо что-то с пикетом делать…кондиционер сюда поставить? Хмм…а почему бы и нет? И оборудовать как следует — чтобы не такой был убогий сарай, а настоящий кабинет.

Только выложил бумаги на стол, стал просматривать, раскладывать по стопкам — звук работающего двигателя автомобиля. Поморщился — неужели Зинаида пожаловала? По времени — вполне может быть, что она. Хотела ведь к десяти часам подрулить.

Посмотрел в окно — черный гелендваген, похожий на здоровенный угловатый сундук. Чуть запыленный, но видно, что за ним ухаживают — моют, натирают мастикой. А чего бы не мыть и не натирать — если у тебя имеется личный водитель?

С пассажирского сиденья выбрался человек, которого я никогда в жизни не видел. Точно — не видел, уверен в этом. Худощавый, лет сорока пяти, коротко стриженый, чисто выбритый. Двигается легко, ни одного лишнего движения, все в тему — так двигаются спортсмены, всю свою жизнь посвятившие оттачиванию мастерства. Он вроде ленив, расслаблен, но видно — может мгновенно взорваться вихрем движений, и тогда тебе точно не поздоровится.

Но это не спортсмен — точно, не спортсмен. Или чей-то телохранитель, или…как там их называют? Безопасники? Вот, скорее всего — он. Кстати, чем-то напоминает Кевина Костнера из «Телохранителя» — такой же невидный, не бросающийся в глаза, спокойный и опасный, как три кобры вместе взятые. Скорее всего — бывший гэбэшник из «Девятки», управления охраны КГБ СССР, слыхал я про этих типов. Лучше им на дороге не попадаться…

«Костнер» проследовал к открытой двери пикета, без стукатолкнул дверь и вошел, и тут же проследовал к столу, за которым я разбирал бумаги. Садиться на стул не стал. Посмотрел мне в глаза — внимательно так, будто запоминая, потом достал из кармана незапечатанный конверт, бросил его на стол передо мной.

— Здесь триста тысяч рублей. Анастасия Павловна сказала, что этого достаточно за вашу работу. Еще она передала, чтобы вы не пробовали ей звонить и вообще как-то ее беспокоить — это будет расценено как вымогательство, и вы неминуемо пострадаете. Очень сильно пострадаете. И что для мошенника всегда найдется статья. Или могила. Вам все ясно?

— Мне все ясно! — ответил я, чувствуя, как веселое бешенство захлестывает меня, как волна цунами — Тогда и вы передайте Анастасии Павловне: шестьсот тысяч. Теперь мои услуги стоят шестьсот тысяч. И принести она их должна сама. Лично. И попросить прощения. Тогда, возможно, я ее и прощу. Не люблю кидал, понимаете? Нет, вы ничего не понимаете…не знаю как вас там. Все, свободны.

Я опустил взгляд к бумагам, давая понять, что разговор закончен, и к чести мужчины надо сказать, что он не стал вести пустопорожние разговоры, угрожать, вести себя как гопник — просто повернулся и вышел, не дрогнув ни одним мускулом на лице. Я же проводил его взглядом в спину, дождался, когда засопел движок «гелика», и только тогда посмотрел на лежащие передо мной деньги.

Вот же какая штука! Впору взять эти деньги, и сжечь! Сейчас возьмешь их в руки, а вдруг они меченые? Вдруг на них состав, которые пачкает руки? Или написано «взятка»? Что будет видно только в свете ультрафиолетовой лампы…

Кстати — интересный вообще-то вопрос. Вот представить, что некто не хочет платить мне денег. И ему проще меня закрыть за вымогательство, за взятку — чем честно со мной расплатиться. Или убить. И что тогда?

Насчет убить — все понятно, с этим делом я вроде как разобрался, амулеты не дадут меня так просто грохнуть (Наверное! Я же в деле их не пробовал!). А вот если на меня натравят правоохранительные органы…что я буду делать?

Вариант — вначале вырубить тех, кто придет меня арестовывать, а потом их всех «загипнотизировать». Они просто физически не смогут меня арестовать. Меня только ракетой убивать! Баллистической! Издалека! Или расстрелять из гаубиц. Или «Градов». В общем — исключить мой контакт с группой захвата.

И начнут они именно с этого — вот, к примеру, сейчас этот лощеный тип в дорогом черном костюме и галстуке (в такую-то жару!) записал мои слова о том, что банкирша мне должна денег. Передал их этой суке. Сука активировала связи, и подконтрольные ей менты возбудили уголовное дело по факту вымогательства и мошенничества в особо крупном размере. За мной отправилась группа — арестовать. Я их всех положил (неважно, куда дел — в озеро отправил, или закопал — все равно). Или же «загипнотизировал», внушив, что они меня не видели, не нашли (запросто можно!). Что дальше?

А дальше еще одна группа. И еще одна. После третьей группы — тайное выдвижение разведчиков. Следом — снайпера. У снайперов не вышло — они в меня не попадают. Тогда захватывают, к примеру, Варю, и требуют, чтобы я объявился. Или берут в заложники Варину дочку, заставляя Варю выбирать — меня грохнуть, подлив яда, или же проститься с дочкой. То есть на стадии исчезновения трех групп оперов мне придется просто отсюда уехать — жить тут точно не дадут. И ехать на перекладных, не покупая билетов, платя за все наличными — иначе проследят путь по снятию денег в банкоматах или расплате за товары картой.

В общем — жизнь в бегах. И что в этом случае делать? Как ситуацию разруливать?

Можно было, конечно — заткнуться, удовольствуясь теми деньгами, что мне уже дали и забыть о существовании зловредной бабы и ее противной прыщавой дочки. Это один путь. Который я уже похерил. Ну уж очень я не люблю кидал, и не люблю богатеев, готовых ради денег пойти на любую подлость! Нельзя прощать негодяев, иначе они почувствуют безнаказанность и разойдутся еще пуще.

Фактически, я объявил войну банкирше, и за этим объявлением войны неминуемо последует «ответка» с ее стороны. Например — вот эта, с помощью конверта с деньгами. Может их сжечь? А что — прямо сейчас сунуть в печь, что стоит в углу, и сжечь? Нет, сделаем по-другому.

— Охрим!

— Тут, хозяин! — Охрим как всегда появился мгновенно, возникнул из воздуха.

— Возьми этот конверт, эти деньги и куда-нибудь спрячь. Так спрячь, чтобы никто и никогда его не смог найти! Принесешь, когда я тебя попрошу его принести.

— Сделаю, хозяин! — огромная лапища опустилась на конверт, и вот он уже исчезает в складках жилета домового. Домовой исчезает, и…все. Тишина.

Ну вот, от улик избавился. Теперь если сейчас кто-то ко мне подъедет и пожелает меня закрыть — улик никаких. Может я конечно и перестраховываюсь, может это паранойя, но черт подери — пусть это будет паранойя! Зато я теперь спокоен!

Так. Первый шаг сделан. Теперь рассуждаем дальше: как мне обеспечить собственную безопасность в дальнейшем? Ну вот к примеру я наслал на эту негодяйку моих верных псов (Гав! Гав! Ууу… — загавкали, веселятся, мерзавцы!), они ее мучают, и… Кстати, а как мучают? Что именно будут делать?

— Она спать не сможет, эта сука! — радостно ответил Прошка

— И спать, и ср…ть! — хохотнул Минька — Кошмары, боль в животе, кровавый понос, слабость, рвота — мы ей весь набор устроим! И

— И так может длиться месяцами, годами! — подхватил Прошка — И ни один лекарь не определит болезнь! Ооо…если бы ты знал, хозяин, на что мы способны! Ты только команду дай, а мы ей уже все кишки вывернем!

Я невольно поежился — представил, что делают эти бесовские отродья и мне слегка заплохело. Жестоко, однако!

Хмм…а ты не кидай людей! А ты не хулигань!

— Хозяин…я тут слушал твои рассуждения, можно я вмешаюсь и кое-что подскажу? — предложил Прошка.

— Подскажи! — с немалым облегчением вздохнул я. Уж чего-чего, а многоопытные, хитрые и знающие дело бесы точно могут подсказать то, чего я сейчас еще не знаю. Или натолкнуть на какую-то мысль. То есть…мое подсознание подскажет. Ведь возможно я сейчас разговариваю сам с собой! Хе хе…опять заумь пошла!

— Итак, хозяин…ты думаешь о том, что никто не помешает банкирше грохнуть тебя после того, как ты получишь деньги. Но почему она должна это делать?

— Из чувства мести. Женщины очень мстительны, и она не простит мне наезд на нее.

— Ну…может быть, да. Хотя это и глупо. Для этой женщины — очень глупо. Она ведь не просто женщина, она бизнесвумен. И совсем не дура. Какой толк махать кулаками ПОСЛЕ драки? Деньги-то уже прогадила!

— Попытается вернуть деньги, хотя бы их часть. Богатые жадны, так что может такое сотворить.

— Варю в заложники, ее дочку? Чушь это. Когда ты докажешь, что на самом деле может устроить ей неприятности — вне зависимости, взяла она заложников, или нет — банкирша ничего такого не станет делать. Ты молодец — кровь у нее взял. Теперь все, не отвертится! Даже волоса, и то бы хватило. Мы в любой момент сможем ее найти по нюху, в любой точке мира! И даже миров. Если она пришлет за тобой полицию — сдавайся, не трогай их. Мы все равно отправимся к банкирше, и ей мало не покажется. Кстати, ты ведь можешь ее просто убить — когда получишь деньги. И эту маленькую дрянь — так, на всякий случай. Нет человека — нет проблемы. Делай снадобье, спокойно работай — ничего плохого не случится, я уверен.

— Мы уверены! — откликнулся Минька.

— Уверены! — забубнили Охрим и Банный.

— Ну а если какие-то непредвиденные обстоятельства — хозяин, ты легко с ними справишься. Что могут делать тебе, черному колдуну какие-то там разбойники?! Даже смешно! Делай свое дело и ничего не бойся.!

Ага…легко сказать — ничего не бойся! Вдруг и в самом деле по Варе ударит? По ее девчонке? Они и так натерпелись за свою жизнь, только жить начинают, радуются жизни, и тут…вот такое безобразие. «На тебе, вот тебе!»

— Ты тут? — голос Вари задал совершенно логичный вопрос. Вдруг я не тут, а только мое тело за столом действует само по себе? Ну — типа робот! А я где-нибудь далеко!

Хмм…только не раздражаться! Причем тут Варя? Мы в ответе за тех кого приручили! Надо было учитывать возможность воздействия на тебя через близких тебе людей, и жить одному! Без женщины, как настоящему бирюку-отшельнику! А теперь чего злиться, когда уже поздно?

— Вроде, тут — безразлично цежу я, пытаясь вникнуть в смысл написанного на бумаге. Вздыхаю, и отправляю бумагу в стопку. Вот совсем ничего в голову не идет! Ну — совсем! Одно желание — поскорее бежать в лабораторию и готовить поисковое снадобье!

— Я помешала? — догадывается Варя и закусывает губу, а я вдруг пытаюсь вспомнить — на кого она похожа? На какую-то голлувудскую актрису…но какую — не могу вспомнить.

— Варь, я поработаю немного…ты иди в дом, там надо будет мужиков покормить обедом. Ну и так…займись чем-нибудь. Ты как сходила? Без приключений?

Варя вдруг просияла, расплылась в широкой улыбке, шагнула за порог и повернулась вокруг оси, демонстрируя — во что она одета. А одета Варя была в один из сарафанчиков, которые я ей купил — коротенький, с довольно-таки смелым декольте, чуть-чуть прозрачный, обрисовывающий ее ладную фигуру. На ногах у нее были старенькие босоножки, слегка потрепанные, но еще «живые». Варя поймала мой взгляд, смущенно потупилась:

— Еще школьные босоножки. Припрятала до лучших времен — в город ездить, и все такое. Старомодные уже, наверное… Но других нет.

И тут же снова просияла:

— Ты бы видел, как на меня смотрели бабы! Ооо…это песня! Всю с ног до головы оглядели, а рожи…рожи какие! Представляю, что они теперь там говорят! Мне всю дорогу икалось!

— Ты лучше расскажи, что там после вчерашнего говорят! — попросил я — Что там твоя…разносчица информации рассказывает. Ну насчет этих козлов…Куракиных. И насчет Федьки Жижина. Есть какая-то инфа?

— Почти нет — вздохнула Варя — Да и времени-то прошло еще — чуть. В магазин зашла — Калязина только таращится, разглядывает. Разговаривает так приторно-сладко… «Варечка, Варечка…как там наш милиционер устроился?». Все-то она знает! Да все все знают — что я у тебя ночую, знают даже что ты мне одежды накупил! Петровна спрашивает: «А почем Василий сарафанчик-то брал?» Уже разнеслось, что ты в магазине был, купил кучу женской одежды. Кто-то видел — из местных. Теперь разговору — на год, не меньше! Кстати, спросила она — правда ли, что Куракины меня избили. Ну я и сказала — правда, мол, баба Нюра вылечила. Ну Петровна и рассказала, что баба Нюра ходила к Куракиным, лечила их. И теперь они почти здоровые. Только странные сделались — тихие, спокойные, и водку пить теперь не могут — их фонтаном от водки рвет. Жена старшего Куракина рада до смерти непьющему мужику, говорит — баба Нюра его закодировала, молодец! А вот Федькина жена недовольна — говорит, мол, не мужик теперь, а невесть что — ни рыба, ни мясо, даже выпить с ним нельзя. Любка она всегда была любительница поддать — с того Федька-то и спился. Он так-то неплохим парнем был, пока с ней не стакнулся. Ну вот и вся информация. Любка бабу Нюру сильно ругает, мол, напишет на нее в прокуратуру за мошенническое лечение. А бабы на Любку ругаются — мол, о непьющем мужике всяк тут мечтает, а эта дура — вон чего несет! Ну вот такие дела.

— Ладно…иди в дом — улыбнувшись, скомандовал я, и добавил, оглядев Варю с ног до головы — Завалить бы тебя сейчас на стол…стянуть трусики, и… Иди, иди, это я так, к слову! Уж больно соблазнительно в этом сарафанчике выглядишь!

Варя расхохоталась — счастливо, весело, и так, хихикая пошла в дом. А мне было не до веселья…с тех пор как начались эти события с обретением мной колдовства, так и несутся они вскачь, как обезумевшие лошади! Как-то бы притормозить, как-то бы выскочить из этой телеги — хотя бы на время! Что-то я слишком бодро взялся за дело…не вылететь бы из телеги и…башкой о дерево!

И продолжил разбирать бумаги. Слава богу (или богам?), ничего особо срочного в бумагах не оказалось. Из нового — два поручения от службы по контролю за разрешительной системой, если проще сказать — от капитана Прошкина, который ведает контролем за хранением охотничьих ружей и травматики. Проверить наличие железных ящиков для хранения ружей. Абсолютная рутина. Зайти, посмотрел, написать рапорт. Ничего сложного — только время на поездку и на писание рапорта. Нудное, но абсолютно стандартное действо. Положено так!

Никаких заявлений об избиении, никаких сложных дел — только еще одно поручение на поиск откуда-то аж из Саратовской области. Не проживает ли такой-то в деревне Ольховка по такому-то адресу, разыскиваемый за неуплату алиментов. Кстати, большинство таких поручений как раз на алиментщиков — бегают, суки! Ребенка замастрячат, и давай, в бега ударяются. Начинают воду мутить: «Я не уверен что это мой ребенок! Да она бл…ь! Всем давала!» Ну если она бл…ь, нахера ты на ней женился? Где глаза-то были? Наказания без вины не бывает.

В общем — разгреб немного бумаги, распределил по сложности исполения, наметил, куда в первую очередь ехать, и пошел в дом — смотреть, в какой стадии исполнение задания по сборке мебели. А там…дым коромыслом! Нет, не в буквальном смысле. Все завалено упаковочной бумагой, везде стоят и лежат части всяческих шкафов и тумбочек, и среди всего этого безобразия ходит Варя, прекрасная, как модель на подиуме — в своем новом сарафане.

Я только и вижу, как мужики косятся на ее голые ноги и обтянутую тканью попу — ну просто глаза свернули от напряжения! Забавно. И как ни странно — приятно. Может я какой-то извращенец? Потому мне и нравится, что на мою женщину все мужики пялят зенки так, что едва из орбит не вываливаются?

Кто-нибудь другой сейчас бы начал ревновать, злиться, а мне — нравится такое внимание к моей женщине. Может потому, что она мне не жена? Вот была бы жена — я бы надел на нее чадру, и…запер в четырех стенах! Нечего, мол, задом перед мужиками вертеть! А если любовница — так и можно. Хе хе хе…

Чушь, конечно. Причем тут — жена, не жена? Наверное, это то чувство, когда тебе приятно ехать на красивой дорогой машине именно потому, что она красивая и дорогая. Все на нее смотрят, а я такой невозмутимый и гордый — моя машина! Я на ней за рулем, и потому я молодец и герой!

Вот так и красивая женщина. «Она моя и вам недоступна! А я сегодня буду с ней спать! И она сделает в постели все, что я захочу! А вам — фигу с маслом!». Хе хе… Да, наверное, так.

И я не один на белом свете в эдаком своем «извращении». Иначе зачем мужики женятся на красивых женщинах, наряжают их в самые красивые и дорогие одежды и выводят их «в свет»? В общем — ничего мужицкое мне не чуждо. Впрочем — в этом я никогда не сомневался.

В полдень Варя мужиков покормила — до отвала. Они долго благодарили, отдуваясь и хваля хозяйку за вкусный борщ и замечательные пирожки. Потом пили чай, а после чая с новыми силами навалились на сборку мебели, закончив собирать ее к часу дня. Затем расставили мебель так, как я их попросил, вынесли во двор кучу упаковочных бумаг и досок, а когда я им дал по «штуке» денег— вначале яростно отказывались, говоря, что им заплатит Самохин, что он сказал не брать с меня денег, но я все равно настоял, сказав, что Самохину мы ничего о деньгах не скажем, и ушли ужасно довольные, как коты обожравшиеся сметаны. А я вдруг подумал о том, что может и напрасно всучил им наличку — сейчас пойдут нажрутся самогонки, а Самохин мне и выговорит, мол, нахрена спаиваешь моих работников.

Я знаю о практике, когда некоторым селянам фермеры зарплату не отдают совсем — вместо них приходят их жены и забирают мужнины деньги. Иначе благоверные просто пропьют все к чертовой матери. Конечно, это незаконно, но кому какое дело до закона в эдакой глухомани? Тем более, что здесь все свои и такая практика идет с самых что ни на есть советских времен. «Это жизнь, детка!»

Зинаида приехала в половине второго — как раз сразу после того, как ушли сборщики мебели. Я увидел из окна подъезжающий к дому лендкрузер-«прадо», и сразу же решил, что это приехала клиентка, а не вернулись ко мне гонцы от мятежной банкирши. Уж больно несерьезно и гламурно выглядел новенький белый «недоджип» на фоне приезжавшего утром брутального «гелика». Кстати — машинка новенькая, так что в деньгах девушка точно не стеснена.

Похлопав Варю по тугой попе (как можно пройти мимо такой попы, и не похлопать?!) я отправился в пикет встречать свою новую клиентку. Я не я буду, если не раскручу ее тысяч на двести — за каждое снадобье по сто тысяч. Хорошо, когда клиент сразу показывает уровень своего благосостояния, приезжая на дорогой машине, одеваясь в свои лучшие одежды. Вотприехала бы на старой ржавой «девятке», в линялом сарафане и без косметики — тогда бы я постеснялся заламывать цены. А так — почему бы и нет? Заработал сам — поделись с другими! Круговоротденег в природе, вот что это такое. Хе хе…стяжатель, ага!

Зинаида оказалась полноватой, даже можно сказать — полной женщиной лет тридцати, миловидной, когда-то красивой, но из-за полноты утратившей свой былой шарм. Само собой и мужик к ней уже охладел — ему нужно такую, как моя Варька — стройную, шуструю, так и просящуюся на грех. А тут…тут все уже довольно-таки печально. Нет — есть, конечно, любители полных женщин, кто об этом будет спорить? Но большинство мужчин все-таки предпочитают иметь шустрых глазастых худышек, и пусть женщины себя в этом не обманывают, рассказывая, что мужик не собака и на кость не бросается. Бросается. Еще как бросается! И вот вам пример — толстушку Зину и с деньгами не надь, и без денегне надь. Вот-с.

Я шагнул в пикет, поманив за собой Зинаиду, которая возилась у дверцы машины смущенно оглядываясь по сторонам. Ей явно было не по себе — ну как же, приехала к колдуну, а тут вместо древнего дедушки, или чего-то подобного — молодой парень модельной внешности, больше смахивающий на какого-нибудь…хмм…альфонса, чем на доблестного представителя правоохранительных органов, и тем более — на колдуна-психотерепавта. Странно все это, и в голову лезет только одна мысль: «Что я тут делаю?!». У нее это было просто-таки написано на лице крупными, сияющими буквами.

— Здравствуйте! — несмело поприветствовала она меня, жирненькой уточкой вплывая в мой пикет — Вы Василий Михайлович?

— Я Василий Михайлович. Можно просто Василий — кивнул я, указывая на стул напротив — Вы, насколько я понял, Зинаида.

— Можно просто Зина — кивнула женщина — И можно на «ты».

— Хорошо, Зина! — снова кивнул я, и сразу же перешел к делу — Зина, я сейчас кое-что скажу, а ты молчи, а потом скажешь мне, где я неправ. Ты вышла замуж по любви. Потом ты родила, стала полнеть, и муж к тебе постепенно охладел. Когда совсем располнела — он нашел себе молодую и постройнее, и скорее всего не одну. Но и это не самое страшное — страшно то, что теперь он нашел ту, что сумела его окрутить, и дело дошло до развода. Теперь ты хочешь его вернуть. Кстати, а худеть не пробовала?

— Сто раз! — вздохнула женщина — Только я после этого еще сильнее полнею! После второго ребенка гормональный фон нарушился, так сказали врачи. Что бы ни делали — ничего не помогает! Уже столько денег на врачей выбухнула — можно было новый джип купить! Медицина у нас дурацкая! И не только у нас! Я и в Израиле пробовала лечиться — на время помогает, а потом снова…

— Потом снова наедаешь — кивнул я, и Зина подтвердила:

— Наедаю! Ничего с собой не могу поделать! — ем пирожные, ем торты, ем все сладкое! Как муж начал гулять — так я ем и ем, и ничего с собой поделать не могу! И кодировалась — а не помогает. Вот так. Мне Маша сказала…вы сможете помочь. Сможете?

— Смогу — кивнул я — Только это дорого стоит. И самое главное — нужно еще понять, что именно вы хотите. Вашу соперницу я убивать точно не буду!

— Да разве я хоть что-то сказала про убийство?! Да пусть живет…сука драная…штоб она кровавым поносом изошла, гадина! Штоб у нее кишки через жопу вывалились, у твари гребаной! Уфф!

Зина вытерла лоб, отдышалась, виновато глянула на меня:

— Простите, не удержалась. Сука…племянница ведь двоюродная! Моя племянница! В постель к этому кобелю запрыгнула! Это надо же такое?! Ей сучке семнадцать лет, а туда же! А этот идиот думает, что она с ним ради любви! Да ей деньги нужны, на машине красивой кататься, в ресторане гулять! А не любовь! В общем — мне нужно приворожить мужа ко мне, чтобы он на сторону не смотрел. Потом сделать так, чтобы спиртное совсем не пил. А еще…если можете…ну…насчет похудения. Можно поправить?

— Триста тысяч. Все вместе — подытожил я, говоря эти слова так легко, как если бы говорил их каждый день. Ну что такое для простого участкового какие-то там жалкие триста тысяч! Всего лишь зарплата за десять месяцев службы, делов-то, правда? Хе хе…

— А вы гарантируете результат? — осторожно осведомилась женщина, хмуря густые, крашеные тушью брови.

— Триста тысяч сейчас, и двести после того, как вы увидите результат. Если ничего не получится — я верну вам деньги. Да, я гарантирую. Если согласны — приступаем прямо сейчас. Вашу полноту я полечу немедленно, а что касается остального…вы принесли мне волос мужа, или его кровь?

— Волос… — вяло ответила Зинаида, явно раздумывая о том — надо ли ей со мной, аферистом связываться, или нет. На полном, покрытом бисеринками пота лице отражалась мучительная битва, которая происходила в ее мозгу. «Верить?! Не верить?! Аферист? Или все правда?! Вроде Маша его хвалила! Но слишком молодой, какой-то странный…красавчик! Вот если бы в постель предлагал — тогда да, с ним точно можно, а на колдуна он как-то не тянет. Разводит на деньги? Так Маша вроде бы еле его уговорила! Что делать?! Ну что же делать?!»

Наконец — мечта о красивой семейной жизни поборола отчаянно сопротивлявшуюся зеленую жабу жадности, и женщина обреченно кивнула головой:

— Ладно, я согласна! Триста сейчас, двести потом, по результату! Но только чтобы гарантия! Расписку дадите?

— Ну да, конечно — усмехнулся я — И напишу: «Принято от Зинаиды за колдовские услуги. Гарнтирую похудение, сексуальную активность мужа и полное поражение гадкой соперницы!»

— Ну типа того… — улыбнулась Зинаида, и снова глубоко вздохнула — да понимаю я…не дура. Глупость, конечно. Тут или веришь, или не веришь. Какие, к черту, расписки? И с распиской кидают направо и налево! Маша про вас хорошо говорила, так что… ладно, вам сейчас деньги дать? Или когда уходить буду? Хорошо что я с запасом взяла, как знала…вот, возьмите!

Она полезла в сумку, достала оттуда пачку пятитысячных, отсчитала нужное количество купюр, подала мне. Я взял деньги, подумал секунду, завернул их в лист бумаги. Потом этот пакет отложил на край стола.

— Теперь слушай, Зинаида. Ты куришь?

— Курю — грустно кивнула женщина — закурила, когда пыталась вес скинуть. Слышала, что курением вес можно скинуть. Ни фига ничего это курение не скидывает. Теперь бросить не могу.

— Я сейчас сделаю так, что ты не будешь курить, не будешь пить спиртное, не будешь есть сладкое и мучное — вообще. Никакое. Готова на это пойти?

— Готова! Я на все готова! — глаза Зинаиды расширились, брови поднялись — господи, я на все, на все готова! Я даже мочу пила…мне сказали…что с нее худеют! Тьфу! Даже вспомнить противно! А тут…

— Ну и славно. Сядь прямо, расслабься, закрой глаза. Сейчас я немного с тобой поколдую…

Я встал, обошел стол, подошел к Зинаиде и положил руки ей на шею, обхватив ее с двух сторон, будто собирался душить. Зинаида вздрогнула, порозовела, засопела носом… Возбудилась, черт подери! Хе хе… Можно было обойтись и без всякого возложения рук, но пусть думают, что это обязательно. Видели небось, как работают экстрасенсы-гипнотизеры, вот пусть и думают, что я такой же, что мне обязательно нужно касаться тела пациента.

Мне понадобилось десять минут, чтобы внедрить в нее установку не пить, не есть сладкого и мучного, не курить.

Еще — у нее появится тяга к спорту, к физкультуре, да такая, что приобщит всю свою семью — в том числе и мужа.

А потом я подкорректировал ей гормональный фон. Теперь у нее стало поменьше женского гормона, отвечающего за полноту и задержку воды.

Честно сказать, я плохо представляю, что сделал — все происходило абсолютно интуитивно, я знал, что мне нужно делать. Знал, что этой женщине нужно сбросить вес. Знал, что организм ее разрегулирован, и что мне нужно ее подремонтировать, и я приказал организму Зинаиды привес и себя в порядок. Похудеть. Запустил процесс саморемонта, по какой-то причины у нее вдруг отключившийся.

И я знал, что у меня все получилось.

— Все! — довольно кивнул я — Теперь ты будешь худеть — каждый день понемногу, осторожно, но каждый день. В конце концов — снизишь вес до того уровня, который у тебя был в расцвете сил, до родов. Ты была худенькая, или не очень?

— Я была не худенькая, плотненькая, но фигуристая, аппетитная! — довольно улыбнулась Зинаида — мужики смотрели на меня, так аж слюни у них текли!

— Вот такая и будешь — тоже улыбнулся я — через полгода. А первые результаты почувствуешь уже через пару дней. Следи за весом. И предупреждаю — теперь от сладкого тебя будет тошнить. В рот возьмешь что-то сладкое — вырвет!

Зинаида вдруг расхохотаталась, гляда на меня сумасшедшими, влажными глазами, и долго не могла успокоиться. Затихла и недоверчиво мотая головой, виновато сказала:

— Простите…семейное вспомнила. Даже рассказать стыдно…просто мы с мужем по юности развлекались…хи хи…ну…сгущенкой его мазали! А потом… Представляю — я бы вытошнила! Ой, не могу! Прямо на него! Рожу мужнину представила — меня просто заколбасило!

Она снова расхохоталась, я улыбаясь дождался, когда Зина насмеется и вздохнув продолжил:

— Ну да…такие сладкие развлечения теперь вам недоступны. Зато будешь худой, шустрой, как семнадцатилетняя девчонка! Запишись в спортзал, чтобы мышцы подтянуть, и кроме того — так быстрее вес сгонишь. Ну и надо же кожу чем-то заполнить — жир-то уйдет, кожа обвиснет, понимаешь? Может даже придется на операцию лечь — кожу подтянуть. Ну и грудь обвиснет. Учти это.

— Лягу, если понадобится! — легкомысленно махнула рукой женщина — лишь бы похудеть! И протезы в сиськи вставлю! Деньги есть! Лишь бы дело получилось, лишь бы похудела!

— Похудеешь. Давай волос мужнин. И вот еще что — свою кровь давай. Сейчас…

Я достал из стола заранее приготовленный одноразовый шприц, порвал упаковку, достал иглу, приготовился:

— Палец давай. Да не бойся, кольну, да и все! Ничего страшного!

— Ой! — только и сказала Зина, когда я ткнул ей в средний палец.

— Вот и все. Сюда приложи (я протянул листок). Вот так. Волосы — не парик, надеюсь?

— Нет, не парик — слегка испуганно заверила Зинаида, косясь на мою руку, приближающуюся к голове и прыская на прокол из маленького пузырька с духами — Ой!

Я взял волос, который выдернул из ее головы, и проделал ту же процедуру, что и с кровью и волосом банкирши — прикрепил на лист, надписал.

— Теперь сиди здесь и жди. Пить хочешь? А то я скажу, чтобы тебе принесли чаю. Кофе не держу, только чай.

— Неплохо было бы. В глотке пересохло — призналась Зинаида — А долго ждать?

— Как только, так сразу. Мне снадобье надо сделать, так что придется подождать. Волос-то мужнин так и не дала! Чего ждешь-то?

— Ой! Я что-то совсем потерялась, даже голова кругом! — порозовела Зинаида — Прямо как дурочка сделалась! Или это вы так на меня действуете…у меня просто ум за разум заходит…когда вы рядом! Так все чудесно! Так…как в книжке! Как в битве эксрасенсов! Вот волос, возьмите…

Я взял полиэтиленовый пакетик, в котором лежал даже не волос, а целый пучок волос (видать у спящего отчерыжила!).

— Жди до победного. Сейчас Варя тебе чаю принесет, посидит с тобой — чтобы не скучала. Это моя…подруга. В общем — не скучайте тут без меня.

Мне нужно было убрать Варю от входа в лабораторию. Конечно, когда-нибудь она все равно про нее узнает, но лучше — попозже. Не сейчас.

Мда…проблем возникло с возникновением в моей жизни этой…хмм…сожительницы? Лучше все-таки звучит «подруга». Этой подруги. Может и ей «мозги промыть»? Установить запрет на разглашение информации? А то начнет болтать языком…мол, «у моего-то комната есть такая, а в ней — чего только нет! И шкафчиков куча! И всякой всячины куча — колбы, реторты, как в химическом школьном кабинете! И он там снадобья всякие готовит!» Нужно мне такое?

Ох, не нужно. Хотя как-то нехорошо вот так — втихую делать из нее управляемую куклу…не чужая ведь теперь! Не знаю, люблю ли Варю, но то, что я ее хочу — это стопроцентно. Хочу, чтобы она была рядом, в моем доме, хочу, чтобы занималась со мной сексом, хочу, чтобы ухаживала за мной. Мне приятно ее видеть, о ней заботиться. Может это и есть любовь?

Не знаю…может и любовь. Кто может дать определение любви? Что это на самом деле такое? Говорят, что любовь, это тогда, когда хочешь от своей подруги ребенка, когда мечтаешь, чтобы она всегда была с тобой. Есть такое у меня? О ребенке от Вари я точно не думаю — какой, к черту, ребенок?! Мне еще этих проблем не хватало. Тем более, как баба Нюра говорит — нормальной семьи у меня все равно не будет.

Ну а насчет — «чтобы всегда была со мной» — может быть и так. Сейчас я хочу, чтобы она была со мной. Но навсегда ли? Я же не дурак, понимаю, что знаком с этой женщиной всего ничего — несколько дней, и еще не успел как следует ее узнать — несколько половых актов не в счет, это вообще не мерило отношений между мужчиной и женщиной. Вдруг через месяц, два, три…год она мне так надоест, что я буду счастлив от нее отделаться?

Мда…все-таки придется ей заняться как следует. Нельзя пускать это дело на самотек. Нужно сделать так, подправить ее психику, ее разум так, чтобы она слушалась меня не задавая вопросов! И только тогда я буду уверен, что Варя мне вольно или невольно не навредит.

А с другой стороны — как потом с ней жить? Зная, что ее воля сломлена, что на самом деле она для меня не человек, а секс-кукла, живая, думающая, теплая…но секс кукла. Исполняющая все мои желания не потому, что ей так хочется, не потому, что она меня любит, а потому, что я ей так приказал — любить и выполнять все мои прихоти.

Противно мне это все. Не хочу я делать из моей девушки секс-рабыню. Знаю, что потом не смогу с ней долго прожить — надоест.

Придется просто с ней поговорить. Честно, без обиняков. И тогда будет видно, что делать. Хитрости, подлости я в ней не вижу, хотя некоторые воспоминания меня честно сказать напрягают…например — уж больно легко она пошла на то, чтобы убить своего мужа. И до сих пор похоже что уверена в том, что я его на самом деле убил. И при этом она живет с убийцей мужа!

Ну да, он подонок. Он ее истязал, он ей испортил жизнь — но ты же ведь и сама в этом виновата! И ты сама не сумела сделать так, чтобы он от тебя отстал! Струсила! Легче было его его убить?

Ох, как сложно это все…просто голова кругом. И когда не знаешь, что делать — надо делать шаг вперед. Кто так сказал? Вроде как приписывают Наполеону. Мол, ввяжемся в битву, а там посмотрим. Правда — где тот Наполеон с такими истинами в конце корнцов оказался? Вот то-то и оно…

— Варь…тут такое дело… — я замер, глядя на свою подругу, и закашлявшись, сглотнул. Хороша! А в шортах…ну просто отпад! Иэхх…дела зовут, а то бы я ее сейчас…

— Какое дело? — живо откликнулась девушка, протирая тарелки. Вот что значит женщина! А я в жизни никогда тарелки не протирал — на кой черт? Сами высохнут!

— Слушай меня… — слегка охрипшим голосом сказал я — там у меня в пикете сидит женщина, Зинаида ее звать. Она приехала закодироваться от полноты. Еще я должен приготовить ей снадобье — чтобы муж не пил. Ты посиди там с ней, чаю ей отнеси, ну и все такое… Сиди там, пока я не приду. И вот что, я тебе хотел сказать…

Я замер, подбирая слова, но как ни странно Варя меня поняла:

— Наверное, ты хочешь сказать, что я не должна болтать о том, что ты здесь делаешь? Что кодируешь людей? Так я и не болтаю. Знаю. Мне и баба Нюра сказала, что если я сболтну лишнего — то могу и тебя погубить, и себя. А я ей верю! Так что не беспокойся — лишнего ничего не скажу. Мне и мама с папой всегда говорили: «Нашла — молчи! Потерял — молчи!» Я и про то, как с мужем жила — только тебе рассказала, больше никому, не привыкла сор из избы выносить. Так что не бойся — я умру, а тебя не выдам! Пусть хоть режут! И за тебя глотку всем перегрызу! Убью за тебя! Зарежу! Не бойся, все будет хорошо. Сейчас посижу с ней. Тебе бы туда телевизор поставить…было бы здорово.

— Да надо там кабинет нормальный сделать — кивнул я весело — оборудовать как следует, кресло кожаное поставить, кондиционер. Пока сидел в пикете, весь пОтом изошел, смердит от меня, как от козла!

Варя подошла, уткулась носом мне в грудь, и глубоко вздохнула. Потом подняла на меня влажные глаза и улыбнувшись, сказала:

— И ничего подобного! От тебя классно пахнет! Возбуждающе! Твой пот как афродизиак можно продавать — бабы в очередь выстроятся! Я чувствую твой запах, и мне хочется просто стянуть с себя все тряпки и запрыгнуть на тебя…ммм… Небось эта баба в тебя влюбилась, нет? Хи хи хи…

Кстати, глаза у Зины были еще те…влажненькие. И смотрела она на меня эдак…оценивающе, с желаньицем!

Охо-хо…тяжела ты, жизнь колдунская! Это куда же мне от всех баб, положивших на меня глаз прятаться?! Может мне антиамулет сделать? Чтобы отталкивал от меня женщин? Или как-то надо привыкеуть к такому состоянию дел. Вон, девки-модели, они всю жизнь живут под постоянным перекрестным огнем взглядов, под постоянными атаками сексуально-озабоченных мужиков. Что-то подобное и у меня сейчас происходит! Только само собой — со стороны женщин. Так эти самые модели как-то ведь выживают, и почему я не смогу выжить? Просто надо учитывать эту сторону моей жизни, да и…в общем-то, все.

Большинство мужчин, узнав о такой моей проблеме, сочли бы меня идиотом, или лжецом — мол, самому ведь небось нравится такое внимание, так чего прикидываешься святошей, лицемер?! Но это все хорошо… пока сам не окажешься в таких, понимаешь ли, обстоятельствах. Когда тебя едва не насилует толпа озабоченных сексом существ. И сразу поймешь, что не так это все хорошо, как кажется всем с первого взгляда.

Дождался, когда Варя уйдет, держа в руке электрический чайник (тоже купил в этот заход по магазинам), чашки и фрукты, открыл проход в лабораторию и сразу же закрыл дверь за собой. Теперь — часа на два работы. Все ингредиенты у меня есть — дело только за временем. Сейчас сделаю и поисковое снадобье для наказания банкирши — даже два поисковых снадобья. Дочку в дело пускать не буду…накажу пока только банкиршу. А если уж начнет совсем беспределить — возьмусь и за дочку. Жалости к ним обеим у меня нет. Одна решила меня кидануть по своей глупой жадности, а вторая…вторая вообще виновница всему сразу. И самое главное — она виновна в смерти той несчастной девчонки. И за это ей точно гореть в аду — если он есть, этот самый пекельный ад, в чем я по большому счету очень даже сомневаюсь.

Так оно и вышло — два с половиной часа заняло у меня изготовление всех нужных снадобий. Первыми сделал поисковые снадобья — багрово красные, искрящиеся, будто заряженные электричеством. Прошка и Минька тут же отпили по глотку этой вонючей жидкости, колбы с оставшимся в них снадобьем заткнул пробками, найденными тут же, в ящиках, и оставил стоять на полке — на листках с именами потенциальных жертв. Мало ли…вдруг решу напустить на этих «крысоток» еще и мавок. Или другую какую-нибудь пакость. Если сильно достанут. Моим бесам (по их заверению) выпитого количества снадобья хватит, чтобы запомнить вкус жертв на века вечные — теперь они их найдут даже на дне морском (опять же со слов моей «родной» нечисти). Тут же и отправил их на поиски старшей жертвы, наказав пока что не трогать младшую. Пусть на закуску будет.

Затем занялся приворотным зельем. Вот когда опять пригодился мужской мандрагор, приворот-то делается на мужчину. После того, как он выпьет зелье — не посмотрит ни на одну бабу, кроме той, чьи кровь и волос я заложил в это снадобье. Волос объекта закладывается уже на последнем этапе, когда зелье сформировано и ждет заключительного заклинания. Красивое получилось зелье — зеленое, и в нем плавают маленькие, почти незаметные красные шарики — надо понимать так, что это вроде как кровь моей клиентки.

Ну и теперь снадобье от спиртного и курения — пришлось туда добавлять не только спирт, но и сигарету, которую уже уходя из пикета попросил у Зинаиды. Не надо курить! Я вообще категорически против курения! Это же надо додуматься — человек приучает себя к яду (табачному дыму), чтобы потом получать удовольствие от его вдыхания! Ни одно животное до этого не додумалось, до такого идиотизма, только «венец природы»!

Ну и последним сделал накопитель магической Силы. Для этого использовал один из простых серебряных браслетов. Уж не знаю, сколько он в себя энергии впитает, но уверен, что это будет очень приличный запас. Потом почитаю лабораторные тетради колдуна, узнаю, насколько хватит браслета. Кстати — амулет сам впитывает эту самую Силу, качает из пространства. Можно наполнить его и самому, целенаправленно направляя свою энергию, а можно просто оставить на месте, и он впитает Силу самостоятельно. Весь фокус в том, что этот амулет включается на отдачу сразу же, как только я начинаю использовать свою Силу для колдования. И судя по записи в колдовской книге — моментально начинает холодеть. Так и сказано: «Оный амулет во время работы остужается, и может быть покрыт слоем инея. Этого не нужно опасаться». Не нужно — значит, не нужно. И слава богу!

Вот когда он исчерпывается до конца, тогда уже и начинают тратиться мои ресурсы, телесные, а этот аккумулятор начинает подзаряжаться. Достигнув некоторого уровня зарядки, снова включается, одновременно работая на истечение Силы и на подзарядку моих ресурсов, пока снова не разрядится. Сколько циклов он может держаться — я из записи до конца так и не понял. Вернее, так: понял, что этот процесс практически бесконечен, если используешь хороший носитель, например — то же самое серебро. Если же носитель дерево или кость — то после нескольких (может сотен, может тысяч) зарядок амулет разрушается.

Конечно, было бы здорово использовать для создания амулетов драгоценные камни, например — алмазы, но думаю, что это выглядело бы слишком вызывающе. Участковый, который таскает на пальцах или на шее кучу бриллиантов — нонсенс. Народ этого точно не поймет. Вернее — поймет это по-своему.

Когда закончил — даже не устал. Работа в Месте Силы — это вам не колдовство на выезде. Здесь все по-другому! Вот почему прежний хозяин дома отсюда и не вылезал! Не нужны ему были никакие города и веси — только свой старый, двухкомнатный домик в глухом углу Тверской губернии. И кстати — три колдовских «объекта» на в общем-то небольшой территории — здесь что, несколько выходов Силы? Чего тут все-то скопились? Две ведьмы, да еще и колдун! Как медом намазано… Надо потом ведьм как следует расспросить по этому поводу.

А вообще — мне было ужасно интересно делать эти снадобья. Это покруче химических опытов — смотришь, как из мутной, вонючей, не удобоваримой гадости получается красивое, пахнущее фиалками снадобье, и у тебя душа не нарадуется. Вот же — как я умею! Вот же я молодец! Ну ни хрена себе! Ай, да Вася! Ай, да сукин сын! Ну как Пушкин кричал, радуясь своей гениальности.

В пикете все было нормально, правда запах стоял какой-то странный…непонятно чем пахло. Неприятным. Я вначале не понял, в чем дело, а когда увидел тряпку и ведро — все понял и хлопнул себя по лбу: вот же я болван!

— Что, вырвало?

— Вырвало! — вздохнула Зинаида, просто фонтаном! Пришлось нам тут убирать. Полоскало с полчаса! Теперь сахар просто видеть не могу. И печенья! Брр…думала желудок с кишками вместе наружу выскочит!

— Все…сахар тебе не для тебя — подтвердил я очевидную истину — Я же говорил! Я нарочно не предупредил Варю, чтобы она дала тебе сахару попробовать. Иначе как поймешь, что теперь с тобой может случиться. Выпьешь сладкого кофе в кафе — и понеслось, еще и на скорой увезут. А теперь ты знаешь, что может быть.

Варя посмотрела на меня недобро, подняла брови, будто говоря: «Вот тебе и надо было блевотину убирать! Нарочно он видишь ли не предупредил!» — но вслух ничего не сказала. Ну а я попросил:

— Варь, убери отсюда чайник и все прочее. А я пока с Зиной еще немного поговорю. Варя быстро собрала столовое барахло и вышла, слегка повиливая своим замечательным задом. Зиина же проводила ее мечтательным взглядом и тихо сказала:

— Какая красивая у нее попка! И ноги стройные! Неужели я буду такая же, как она?! Варя сказала, что она была толстая, как бочка, и вы ее сделали стройной красоткой! Вот бы и я так!

Я чуть не поперхнулся. Вот же чертовка! Напридумала! Типа — маркетинг?! Ах ты ж…

— Будешь — подвердил я, почти не кривя душой — если займешься собой как следует. Спортзал, упражнения и все такое прочее.

— И вот такие шортики тоже надену! — мечтательно протянула Зина и прищурив глаза, снова эдак оценивающе посмотрела на меня, видимо вспомнив, что Варя мне вообще-то не жена. И прицениваясь — нет ли и у нее шансов запрыгнуть в мою постель?! Потом вздохнула, видимо решив, что шансов в сравнении с такой красоткой у нее нет, и перешла к делу, вспомнив, ради чего сюда приехала.

— А с остальным как? Получилось?

— У нас все получается! И всегда! — легкомысленно брякнул я, и достал из кармана два пузырька. Один с зеленой жидкостью, другой с белесой, опалесцирующей.

— Зеленый — это привортное зелье. Белый — от алкоголизма. Перепутать трудно, но в принципе — какая разница, если и перепутаешь? Все равно оба предназначены одному человеку. А теперь слушай меня внимательно. Слушаешь? Вот так. Это важно. Белую жидкость выльешь сразу — хватит и половины пузырька. Все равно куда выльешь — в суп, в спиртное, или просто вольешь в рот пьяному-спящему. Последнее даже лучше. Оставь половину «на потом» — лучше повторить для закрепления эффекта, да и вдруг первую порцию выплюнет, или не съест. Вылитое из пузырька оно долго не хранится. Лучше действуй наверняка.

Отдал пузырек, Зинаида бережно положила его в сумочку (Еще бы не бережно! Сто штук пузырек!), проверив, как заткнута пробка.

— Теперь самое главное: зеленый является не только приворотным зельем, но еще и сильнейшим афродизиаком. Его нужно капнуть максимум десять капель за раз. Эффект достигается с первого раза, но для закрепления лучше провести пять сеансов. Не переборщи с этим зельем. Отравить не отравишь, но эффект может быть не очень приятным. Или наоборот — слишком приятным! Хе хе хе…

Зина меня поняла, улыбнулась, вздохнула — мол, никогда не бывает много секса! Я ее разубеждать не стал. Наивная!

— То же самое — можно в спиртное, можно в рот влить. После этого муж будет смотреть только на тебя, и…стоять у него будет только, исключительно на тебя! Поняла?

— Поняла! — голос был таким счастливым, что мне ужасно захотелось рассмеяться, но я сдержался.

— Все. И одну тебе скажу вещь…как бы это лучше сказать…в общем — после всего, как убедишься, что снадобье работает, что ты начала худеть — принесешь оставшиеся деньги. А если обманешь…

— Нет, нет! Вы что?! — Зинаида даже напугалась — Как я могу вас обмануть?! Даже и не думайте! Клянусь — приеду, и все привезу! Обязательно! Детьми клянусь!

— Ну вот и славно. Теперь поезжай и…все у вас будет хорошо. Потом, как похудеешь — приедешь, покажешься мне худой и красивой. Мне самому интересно, что получилось (я улыбнулся). Очень интересно!

И тут же вдруг в голову стукнуло:

— Кстати, а можно сделать фотографии? Я лицо фотографировать не буду, клянусь! Только тело от шеи и вниз. А потом, когда приедешь — сделаем новую фотку, уже худой. Позволишь?

Зинаида подумала, покраснела, потом решительно встала и начала раздеваться. Сбросила блузку, не останавливаясь на достигнутом, стянула лифчик, расстегнула, спустила юбку, вышагнула из нее и осталась в одних узких трусиках, розовая от смущения.

— Трусики я оставлю? — спросила она слегка запинающимся голосом — Или снять?

— Хмм…а сними! — стараясь не хихикнуть ответил я, и последний оплот невинности скользнул вниз, на недавно вымытый пол. Подумалось — вот бы сейчас Варя зашла! Интересно, как бы она отреагировала на такой…стриптиз! Или сослуживцы меня бы увидели! Ни хрена себе, вот мол Каганов расслабляется! Голые бабы у него по пикету бегают!

Я взял смартфон (у меня Самсунг А50, вполне приличная машинка, кстати — тоже купил в этот раз в райцентре — там же и симкарту сразу перекинули), и сделал несколько фотографий — сзади, спереди, сбоку, как и обещал — не захватывая голову пациентки. Будут служить потом образцом для клиентов — чего можно добиться правильным колдовством и физическими упражнениями.

А пока что тут все печально. С боков свисает, живот на лобок лезет, попа тоже печальная, и груди уже давно не желают задорно торчать вперед как у моей Вари. И как вишенка на торте — верный признак ожирения, источник множества проблем (головной боли, например) — валик-жировик на шее. Эдакий неприятный горб.

Да, сейчас на Зину позариться может только человек с особыми пристрастиями в сексе, или же выпивший не менее поллитры водки. Увы, это факт. Жаль женщину, конечно, но зачем себя так запускать? Диета нужна, спортзал — никогда не поверю, что не помогают ни диеты, ни физические упражнения. Только и скажешь — ЖРАТЬ НАДО МЕНЬШЕ! Вот все.

Кстати — ноги у нее достаточно длинные, и фигура когда-то…была. Это видно. И за телом ухаживает — ноги гладкие, ухоженные, лобок аккуратно выбрит, подмышки тоже бриты, и пахнет от нее хорошо — апельсиновым кремом. Следит за собой женщина. Вот еще бы сладкого жрала поменьше, и было бы ей счастье! Но теперь будет это счастье, уверен.

— Все, готово! — скомандовал я, и отвернулся, чтобы не смущать пациентку, когда она будет одеваться. Зинаида оделась очень быстро, почти по-армейски, и заметно смущаясь, меня спросила:

— Что, плохо выгляжу? Только честно!

— Честно? — вздохнул я, и жахнул, не жалея чувств реципиента — Отвратительно! Не зря твой муж бегает к молоденьким сучкам. Но теперь — у тебя есть шанс. Скоро ты похудеешь, как никогда! Так не упусти шанс, иди в спортзал! Займись своим телом! Снадобье снадобьем, но если ты можешь не только мужа соблазнить своим видом, если на тебя буду оглядываться мужчины — разве это не поднимет чувство твоего самоуважения? Я сделал все, что мог — дело теперь за тобой. И снова напомню — смотри, не преврати мужа в секс-машину, побереги его силы! Только десять капель!

— Конечно, что я, дура, что ли?! — горячо заверила Зинаида, но я почему-то ей не поверил. Уж больно ярко и хитро блеснули ее глаза. Бедный «зининмуж»…придется тебе как следует потрудиться. «Да не сотрется у него…!»

Когда «прадик» отъезжал от дома, я махнул ему вслед. Зинаида махнула мне в ответ из открытого окошка и нажала на педаль газа. Вот и второй мой настоящий пациент. Не те — случайные, безденежные, или проблемные реципиенты, что были раньше, а настоящий, с деньгами, плановый пациент! Странная у меня настала жизнь…но интересная, точно!

— Вася! Вася, скорее! — Это Варя кричит! Внутри что-то сжалось, заледенело. Что опять случилось?! Да что за чертовщина вечно со мной случается?! Опять что-то не в порядке! Да отдохну я когда-нибудь, или нет?!

— Что, что опять случилось?!

Варя выглядела так, будто перед ней только что с неба упал труп ее мужа, встал, и попытался ее задушить:

— Вась, баба Нюра звонила. Говорит — ты должен срочно к ней приехать! Срочно!

— Да что там стряслось?! Какого черта?!

Подумалось самое худшее: уж не с Самохиным ли что-то случилось? Ужасно жалко было бы потерять этого мужика! Без него тут будет полная разруха! Предприятие сдохнет, люди совсем обнищают!

— Говорит — беда в деревне! Люди бьются-ломаются! Четверо ноги сломали, еще трое — руки! У Самохина одного в машину затянуло, чуть не погиб, ребра переломало, мой сосед с крыши упал, едва шею не сломал — сотрясение мозга! И бульдозерист в дом Киреевых въехал — сознание потерял! Снес пол-огорода, чуть не задавил Кирееху-старшую, хорошо только краем ножа задел, отбросило! Сам в низину съехал, трактор утопил! Люди бегают, орут, сумасшествие какое-то! Никогда такого не было!. Говорит — психоз начался. Надо с тобой все обсудить!

Я так и обмер. Я же снял заклятие! Я СНЯЛ ЕГО! Что еще-то могло случиться?! Объявился какой-то залетный колдун?! Ведьма прокляла?! ЧТО ЭТО?!

Закрыть дом, прыгнуть в машину — минутное дело. Варя увязалась за мной — я не протестовал. У нее там, в селе, ребенок, как она останется в стороне? Ей к дочке надо! Так что пускай едет.

Варю высадил у дома ее родителей, и сразу к бабке Нюре. Когда проезжал мимо дома Самохина, увидел его самого, что-то обсуждающего с толпой людей, стоявших возле дороги на обочине. Бибикать не стал — потом подъеду, поговорю, сейчас не до того. Сейчас я чую в воздухе напряжение — ощущение такое, будто рядом работает огромная машина, насыщающая воздух электричеством. Воздух едва не искрится, кажется еще немного, и понесется — из пустоты станут бить молнии, поражая все, что находится выше уровня дороги. Жуткое ощущение, никогда еще мной не испытанное. Наверное, так чувствует себя человек рядом с извергающимся вулканом, либо когда находится в пределах видимости ядерного гриба и с ужасом разглядывает молнии, вылетающие из страшного черного облака.

Баба Нюра ждала меня во дворе, сидя на скамейке у дома. Увидела, что я подъехал, тут же подхватилась и выбежала как молодая, только платье зашелестело! Дернула дверцу, заскочила в машину, выдохнула:

— Поехали, скорее! К магазину! Оттуда идет! Чуешь?

— Что это? — спросил я, слегка испуганный происходящим — Это что вообще такое?!

— Черное проклятье! Да такой силы, что я даже частично снять не могу! Даж ослабить не могу! Проклял кто-то такой могучий, что…в общем — давай, гони! Может вместе осилим! Я снадобье сделала, но не знаю — поможет ли! Источник где-то в развалинах господского дома!

У меня екнуло сердце. Ведь я снял заклятье! Неужели та девушка, которую убили рядом со мной снова прокляла?! Или это было не снова? Или это и было — в первый раз?

Подумать времени не было. На месте разберусь! Что-то точило мне мозг, не давало покоя — будто я вот-вот уцеплю какую-то мысль за хвост, вот-вот пойму, чем дело, но…мысль убегала прочь как мышь, а я мчался по улице, добавляя газу и думал о том, как бы не разбиться. Я защищен амулетом магической защиты, а что сейчас испытывают обычные люди, которых ничего не могут противопоставить проклятью?! Да кто это это все устроил, какая сука?!

Снова мимо Самохина — он что-то кричал в толпу, и мне показалось — толпа на него напирала и я вроде как увидел у людей в руках то ли палки, то ли арматурины. Что они от него хотели? Наезжали за то, что некто попал в машину и его помяло? А! он-то причем? У него там полный порядокс техникой безопаснсти!

Да, возле магазина концентрация заклятия была особенно сильна. Казалось, здесь пролили что-то химическое, вонючее, отвратительно пахнущее, такое, что не то что дышать — стоять рядом стало невозможно! Может подбросили какой-то боевой артефакт? Только зачем? Кому решили навредить?! Мне? Или всей деревне?!

— Я не могу! — простонала баба Нюра — Отъедь назад, а то я сейчас сдохну! Смердит! Как от смертного заклятья! Смертью пахнет, не чуешь разве?! Ты в амулете, да? Под защитой? Ну у тебя амулет видать посильнее, а я просто задыхаюсь…сейчас сердце остановится. Надо найти место, откуда все лезет и закрыть его! Обязательно закрыть, иначе нам всем конец! Смертей пока не было, но вот-вот начнется. Видел, народ на Самохина наседает? Кабы не убили! Психоз начался!

— Варя мне уже рассказала — пробормотал я, включая заднюю передачу и сдвигая машину — Как думаете, кто проклял?

— Не знаю — баба Нюра буквально простонала, полулежа в кресле — Очень сильный колдун! Именно колдун — я чую привкус мужского колдовства! Это не передать, но я чувствую! И этот колдун умирает! И перед смертью — проклял всю деревню! Я не знаю, что это такое!

И тут меня накрыло откровением. Я знал. Я ЗНАЛ, черт подери!

— Баба Нюра, я знаю — со стоном, тихо сказал я — Да бляха-муха, я знаю, кто это сделал!

— Кто?! — старуха даже перестала стонать, вытаращилась на меня и застыла.

— Я, баба Нюра! Я!

Она достала пузырек, подала мне. Жидкость в нем была белесой, как и в том пузырьке, который я получил от русалки. Только тот пузырек был красивым, как цветок, а этот — обычный, из-под какого-то лекарства. Но разве важна форма? Главное — содержание.

Я сел прямо на землю, взяв пузырек в руки, и сосредоточившись на нем, направил в эту жидкость, в самую ее суть свой посыл, свой приказ:

«Прощаю! Я вас прощаю! Люди, живите, и будьте счастливы! Будьте добры друг к другу! Не обижайте, не обманывайте друг друга! И пусть никто не уйдет обиженным!»

Я искренне желал эти людям добра, и надеялся, что у меня все получится. Силы, которой я влил в снадобье, хватило бы наверное на тысячу, или несколько тысяч заклинаний. Я вычерпал свой браслет, ставший ледяным, покрытый толстой коркой инея. Я выдавил из себя столько Силы, что кажется еще немного, и моя жизнь прервется на самом «интересном» в этой жизни месте.

Я вытянул Силу из бабы Нюры — которая после упала рядом почти без чувств. И только тогда остановился и прекратил напитывать эту чертову жидкость.

А потом встал и пошел вперед — туда, где Я/ОН некогда умер, приколотый грязными вилами к земле. И где Я/ОН произнес страшное проклятие, сам не осознавая того.

Смертное, ужасное проклятие, наконец-то прорвавшее стену десятилетий и дорвавшееся до нашего времени.

Почему именно сюда? Почему именно сейчас, именно тут оно нашло отверстие в пространственно-временном континиуме? Я не знаю. Могу только предполагать: здесь, сейчас был/есть я, как маяк, светящийся во тьме ночи. И мое заклятье шло ко мне, неслось, прорываясь через годы и десятилетия. И все-таки меня догнало! Круг замкнулся.

Я шел шатаясь, преодолевая сопротивление ставшим упругим воздуха. Если бы не мой защитный амулет, я бы наверное не смог подойти к эпицентру событий. Но я шел, и только во рту чувствовался привкус крови, будто кто-то с размаху саданул мне в челюсть кулаком.

Шаг, еще шаг…

Запах гари! Я хорошо его запомнил! Запах горящего дома, в котором поджариваются трупы людей не забудешь, не спутаешь ни с чем!

Крики, стоны, топот ног…

Вокруг мое время, остатки фундамента господского дома…но я слышу ИХ. Я слышу звуки, я чувствую запах крови, вывалившихся внутренностей, мужского вонючего пота и навоза, прилипшего к грязным, кривым вилам, проткнувших мою хрипящую грудь!

Я там — и я тут!

Я застрял на границе миров и времен, и уже не знаю, что должен сделать!

Я раздваиваюсь, я…я перемещаюсь ТУДА, и уже начинаю видеть неясные мечущиеся фигуры!

И тогда выпускаю пузырек из рук. Он падает на красные кирпичи, скованные известковым раствором, а я медленно, очень медленно поднимаю ногу, и…со всей силой опускаю каблук на маленький, мерцающий белым светом сосуд!

Хруст! Вспышка! Гром!

БАМ!

Меня отбрасывает назад, я ударяюсь головой, но не чувствую боли! Только удар, и что-то мокрое, льющееся мне за воротник. Медленно шевелятся мысли…я не чувствую ни рук и не ног…и только одна мысль плавает на поверхности, не давая мне скатиться в черноту безвременья — получилось, или нет?

А потом и она исчезает в небытие.

— Приподнимите его! Вот так! — гудит мужчина

Женский голос:

— Пей, миленький, пей!

В глотку мне что-то льется, я захлебываюсь и понимаю — это пиво! Ледяное пиво! Я присасываюсь, хватаю рукой бутылку и с жадностью хлебаю пенное, горьковатое содержимое бутылки. Допиваю, отбрасываю бутылку в сторону, и только тут замечаю, кто стоит сейчас передо мной.

— Ну вот, жить будет! — радостно басит Самохин, и я замечаю у него на щеке синяк и ссадину, которых только еще недавно не было — Пиво, оно такое дело — и мертвого шерифа подымет! Как ты, Василий? Отошел?

— Смотря в каком смысле! Не дождетесь! — хриплю я, и под бодрый смех Самохина с трудом поднимаюсь на ноги. Кровь из затылка уже не идет, видать мои бесы постарались, да и в теле крепости побольше, чем пару минут назад. Вот что пиво животворящее делает!

Тут и баба Нюра — бледная, но решительная, кулаки сжаты, смотрит, как Ленин на буржуазию — на всех сразу.

Самохин — помятый, но бодрый.

Двое мужиков — те, что сегодня мне мебель собирали, стоят, смотрят на меня с каким-то испугом, будто я сейчас начну палить по ним из табельного оружия. Или крови на моей физиономии испугались?

Поодаль — толпа народа. Уже без палок, лица с трудом отсюда различаю, но чувствую сам настрой — испуганные, пристыженные, сгорбились, как под грузом вины. Похоже, недавно едва Самохина не заколбасили. Ну что же — ждут законной кары за свои поступки. Только вот — за что именно кара? И как объяснить людям, что сейчас произошло?

— Баб Нюр, завязывай ты со своим мракобесием! — добродушно басит Самохин — Был массовый психоз, похоже что на почве утечки болотного газа, и ничего больше. Ветерок подул — все и закончилось. Так что не разводи здесь всякую ересь! Все от пруда, как и всегда! Мда…впору спустить это пруд к чертовой матери! Одни от него проблемы! Мужики, по домам расходимся! Сегодня выходной. Наработались, мать его в дышло через коромысло! Аж голова гудит… Вась, тебя до дому проводить? Иди дойдешь?

— Сам дойду — отвечаю я, а баба Нюра склоняется ко мне и тихо шипит:

— Прежде ты мне все расскажешь, засранец! И только потом поедешь домой! Принесли же тебя черти на мою голову!

Я киваю и медленно бреду к машине. Сейчас главное для меня — не упасть. Еще одну ссадину на затылке получать ну совсем даже не хочется. Хватит, повалялся.

Глава 8

— Теперь вы знаете — сказал я устало, и пощупал рану на затылке. Она уже затянулась — регенерация у меня на уровне, точно. Интересно, сколько жизни откачали мои бесы у безумной банкирши, чтобы залечить эту рану?

— Не так уж и много! — откликнулся Прошка. Голос его доносился как из телефонной трубки, но был слышен очень хорошо. Почти так, как если бы он находился рядом — Докладываю, хозяин: с клиенткой все хорошо. Она поблевала, а сейчас сидит на горшке и выдавливает из себя все, что может выдавить. Получается у нее это не очень хорошо — с криками и стонами, а также с руганью и проклятиями в твой адрес.

— А можно без этих подробностей? — раздраженно бросил я, стараясь говорить с Прошкой так, чтобы баба Нюра не поняла, что я с кем-то разговариваю — Ну на кой черт мне знать, чего она там из себя выдавливает!

— Ну…я думал тебе будет интересно. В общем — мучается она сильно, но надо отметить — держится хорошо. Сильная баба! Воля у нее просто стальная! И тем приятнее будет ее сломать.

— Продолжайте, только не сильно навредите. И главное, чтобы копыта не отбросила — мне с нее денег получать, не забудьте.

— Будет сделано, мой генерал! — это уже Минька, счастливый и довольный. Вот же зверюги…мда. Нечисть, она и есть — нечисть. Получать удовольствие от мучений своей жертвы — это могут только маньяки или нечистая сила. Впрочем — во все времена были палачи, которые брали на себя функции, не свойственные обычному человеку. Пытать, вешать, рубить головы — кто-то же должен был это делать? И так же им отдавали приказ некие хозяева, морщившие нос и презиравшие этих палачей. Не уподобляюсь ли я этим хозяевам? И чем тогда я сам отличаюсь от палача? Тем, что не пачкаю руки? Нет, лучше об этом не думать — нехорошая тема, скользкая.

— Так что молчишь?

Я только сейчас обнаружил, что баба Нюра меня что-то спросила. Я так ушел в разговор со своими помощниками, что совсем забыл про то, что старуха сидит у меня в машине.

— Простите, баба Нюра…не могли бы повторить вопрос? Я что-то не в себе…никак не могу сосредоточиться.

— Ладно…пустое — баба Нюра поджала губы — Потом договорим. Поезжай к себе домой, и помни — не разбрасывайся словами. Думай, прежде чем что-то скажешь. И вот что — ты Варьку береги. Баба очень хорошая, верная. Если она на тебя глаз положила, посчитала своим — костьми ляжет, а в обиду не даст. И ты ее защищай. Ладно, ладно — слышала, что ты ее одел как королеву! Вся деревня гудит — Варька мол своего муженька из дому выгнала, а участковому приворот сделала. И теперь тот участковый ходит у нее на веревке, как цирковой медведь! Одевает ее как куклу, и все такое. Дураки! Знали бы они, кому приворот этот самый собрались приписать! Хе хе…

— А кстати! — встрепенулся я — А если и правда мне приворот кто-то сделал? На ту же Варю! Реально это?

— Вот видно, что ты неграмотный, что у тебя наставника не было! — фыркнула ведьма — это же азы колдовства! Никто не может сделать приворот тому, кто больше тебя по Силе! Никто и никогда, чего бы он ни пытался сделать! Даже если объединятся несколько ведьм, напитают приворотное зелье, сложив всю свою Силу, и то — этих ведьм на тебя нужно не меньше десятка, сильных ведьм, черных! А где их столько набраться? Ведьм всех уж и повывели… Вот если бы другой колдун был, да и то…я смотрю на тебя, и в глубине души даже побаиваюсь. Уж больно тебе дурная, могучая сила досталась! У прежнего колдуна-то такой не было. Он сильный был, да, но чтобы такое… Тут мне кажется получилось сложение сил. Ты изначально родился колдуном, просто твоя сила так и не проявилась. Это бывает, и совсем не редко. Должны произойти какие-то события, чтобы человек стал колдуном. Например — ты должен попасть в катастрофу, и только Сила тебя спасет. Или соберется умирать кто-то из близких, и только от твоей Силы зависит — будет он жить, или нет. То есть должно произойти что-то потрясающее, освобождающее твою колдовскую энергию! Или тебя инициировал другой колдун — вот как случилось. А так…по большей части в твоей жизни все было тихо и спокойно, твоя Сила спала, закапсулированная где-то у тебя в мозгу. И даром, что ты третий незаконнорожденный сын третьей в роду незаконнорожденной женщины, родившийся с зубами — пока Сила старого колдуна в тебя не попала, пока тебя как следует не встряхнуло — ничего бы и не получилось. Но вот — сталось так, как должно было быть. Теперь ты колдун. И живи с этим, как можешь.

Старуха помолчала, взялась за ручку открывания дверцы:

— Сколько живу, а все не устаю поражаться причудам Провидения! Вот зачем тебе Сила?! Жил ты без нее, и жил бы дальше! И знать бы не знал о том, что на самом деле вокруг тебя происходит! Считал бы это мракобесием и антинаучными бреднями. Как бы легче тебе жилось!

— И скучнее — хмыкнул и улыбнулся я — Мне нравится моя нынешняя жизнь.

— Еще бы не нравилась! — тоже улыбнулась старуха — Главное, чтобы тебе башку не оторвали за излишнее рвение в колдовстве! Слишком уж ты рьяно начал прогибать мир под себя. Так нельзя. Таких — загоняют в стойло, учти это. По большому счету мне вроде бы и все равно, что с тобой случится, кто ты мне? Не сват, не брат… Но парень ты хороший, порядочный, я это вижу. Так что с высоты своих лет, я тебя предупреждаю, прошу: прекрати! Колдуй по мелочи, и не трогай души людей! Вот ты заколдовал трех мужиков, избивших Варьку. И что ты сделал? Зачем превратил их в бессловесных скотиняк?

— Сами же сказали — «не убивай»! А теперь выговариваете! — нахмурился я — Не убил же!

— Теперь Жижинская баба ходит по деревне и проклинает тебя, жалуется, что напишет на тебя жалобу. Что муж теперь никакущий, никуда не годный, теленок, а не муж! Погоди, она еще к тебе придет! Вот нажрется, и придет. И ее заколдуешь?

— И ее заколдую! — набычился я — А что мне с ними было делать?

— Связать. Отправить в райотдел. Потом в суд! А ты силу показал! А Бегемотиху зачем заколдовал? Об этом вся округа толкует! Уж больно она была личностью…приметной. Ты к ней сходил — она сделалась шелковой! Теперь все вокруг знают, чего от тебя ожидать.

— Да ладно…никто в это не поверит — помотал я головой — Я сам бы никогда в это не поверил — раньше.

— Кому надо — поверят — горько вздохнула ведьма — Одно меня расстраивает: когда тебя грохнут, пропадет дар великого лекаря. Уж не знаю, за что он, за какие заслуги тебе достался, но вот же черт! Достался! А я всю жизнь мечтала, чтобы вот так, без всяких снадобий, одним мановением руки вылечивать людей — и что получила? Да практически ничего. Снадобья, кое-какое лечение наложение рук, и…все. А ты вот так запросто творишь настоящее чудо и даже не понимаешь, что делаешь! Как ребенок с гранатой! Ладно, поезжай…и вот что еще — Варькину дочку тоже не забывай. Варька очень боится, что ты ее невзлюбишь, Ольку ее. И тебя не хочет терять, и Ольку никогда не бросит. Мой тебе совет — помоги им как можешь, да и отвали в сторону, не лезь. Пусть сама свою судьбу устраивает — находит хорошего мужика, рожает и все такое. От тебя ей будут только одни лишь проблемы.

— Разберусь как-нибудь! — нелюбезно буркнул я и завел двигатель машины, как бы показывая, что разговор закончен. А он и правда был закончен — о чем еще говорить? О ситуации с провалом в прошлое я рассказал, о том, как образовалось проклятие — тоже. Ценные указания о том, как обустроить свою личную жизнь — получил, так чего тут торчать? Домой пора, отдыхать. Тем более что я почти сухой, как лист осенний — всю Силу из себя выкачал, надо восстановиться. Самочувствие просто отвратное.

Ведьма ничего не сказала, только покачала головой, укоризненно посмотрела мне в глаза и вылезла, даже не попрощавшись. Ну и хрен с тобой! «Поучайте лучше ваших паучат!».

Ехал домой — к Самохину заезжать не стал. Это выше моих сил, сейчас с ним разговаривать. Потом потолкуем, все потом!

Возле магазина увидел группу женщин — человек восемь. Они что-то обсуждали, одна из них в запале махала руками, подкрепляя свои слова жестами, и большей частью неприличными. Там же увидел и Варю — похоже что именно с ней та баба разговаривала с помощью «факов» и похожих на них русско-народных жестов. Я просигналил, Варя оглянулась, демонстративно сплюнула под ноги бабенции и гордо пошла к машине, задрав нос, как звезда на красной дорожке Голливуда. Именно на красной дорожкем Голливуда — уж очень это было похоже — идет эдакая красотка в коротких шортах, сделанных из дорогих джинс, а на ее задницу пялится толпа народа — кто-то с завистью, а кто-то и с ненавистью («так бы и прибила проклятую шлюху!»).

Подошла, открыла дверцу, плюхнулась на сиденье, махнула рукой, задыхаясь, красная и злая, как три черных ведьмы:

— Поехали! По дороге расскажу!

Я сорвал машину с места, а Варя вдруг выругалась и погрозила кулаком в сторону оставшихся позади женщин:

— Ууу…сука! Представляешь — угрожать вздумала! Мол — придет и подожжет этого мусора, который сделал из ее мужа черт те что! Когда я стала ей рассказывать, что они со мной сделали — сказала, что я все брешу, ничего не было, и что я сама к ним приставала, а когда они меня трахать не стали, потому что я трипперная, наговорила на них своему ухажеру, проклятому колдуну! И что она управу на нас найдет, подожжет, запишет, а еще и родителей моих подожжет! Сука мерзкая! Пьянь! Другие бы радовались — муж не пьет, теперь домой все деньги приносить будет! А ей пофиг! Ей бухать теперь не с кем!

— Жижина? — поинтересовался я тем, что и так было уже ясно.

— Ну а кто же еще! Жижина, Федькина жена! Вот кого надо кодировать было, а не Федьку! Сучка такая! Ффухх! Взбесила, аж чуть пена изо рта не пошла!

— Завтра поедем с тобой в город — подумав, сказал я, чтобы переменить тему — Купим Ольке одежды, обуви, тебя приобуем, пострижем и все такое.

— Ох! — Варя просияла — Спасибо! Тут и так бабы на меня смотрят таким взглядом, что чуть дырку в спине не прожигают, а ты и еще подарки делаешь! Завидуют. Говорят — повезло тебе, Варька, такого мужика отхватила — мечта! Красавчик, да еще и колдун! Не пьет, не курит, по бабам не бегает — ангел, да и только!

— А может бегаю? — покосился я на Варю — ты-то откуда знаешь?

— Да уж знаю — беспечно отмахнулась Варя — Бабы это всегда чувствуют. Не бегаешь. Да если и трахнешь кого-то на стороне — так чай не сотрешься, что-нибудь и для меня оставишь. Как я могу тебе приказать — не мужняя жена, ты свободный мужчина. Опять же — знаю, все равно меня не отпихнешь. Понимаешь, Вась…я после Сеньки мудрее стала — во сто крат. В тысячу. Принимаю мир таким, каков он есть. Вот повезло мне с тобой — ты меня заметил, приблизил к себе, любишь…по-своему, а мне и хорошо. Я и принимаю этот подарок судьбы. А там уж насколько нас хватит. Тебя. Я уже тебе говорила — буду верна, буду всегда за тебя. Прогонишь — уйду, что поделаешь. А не прогонишь…до самой смерти с тобой останусь. И не беспокойся, мне ничего от тебя не надо — ни денег, ни барахла. Мне бы немного погреться возле тебя, душой отойти…а там уж как получится. Куда кривая вывезет.

Мы замолчали. Я свернул с грейдера на дорожку, ведущую к моему дому, переключился на первую передачу, подъезжая к забору, и…вдруг вспомнил:

— Слушай, а как вообще в деревне относятся к тому обстоятельству, что я типа как колдун? Что они говорят на этот счет? Боятся? Ненавидят? Какова ситуация в настоящий момент?

— Ситуация? — Варя задумалась, схватилась за ручку на двери, когда я резко затормозил машину — Ситуация такая…боятся, конечно. Ну…мента вообще опасаются — по жизни так. Сам знаешь, тут половина мужиков или сидели, или чуть не сели. Да что мужики — те же бабы ничуть не лучше! Они или за мужиков переживают, слушают их разговоры о том, какие менты козлы, или же сами сидели. Та же Любка Жижина — она условный срок получила, когда соседу голову камнем по пьянке пробила. Бухали вместе, переругались, она его кирпичем и саданула. И срок получила. Вот теперь ментов совсем не любит. А что касается твоего колдовства — так это то же самое, что менты, только с другой стороны. Мент, да еще и колдун — уважение в десять раз больше, и боятся в десять раз больше. Все верят, что ты если и не колдун, то уж точно — гипнотизер. Так почему гипнотизером не быть менту? Менты они хитрые! Чего только не придумают, лишь бы народ гнобить! Хи хи хи… так что ты у меня — гипнотизер, Васенька! Подожди, еще потянутся к тебе за помощью, как к колдуну. Мужика от пьянства заговорить, или бабу сделать поуживчевее, как Бегемотиху. Кстати — и меня побаиваются. Из-за тебя. Одна только Любка наезжает — но она пьяная была в умат. Федьке теперь наказание! И поделом! Будет знать, с какой компанией связываться! Ну что, пошли? Сейчас я ворота открою, заедешь.

Варя выскользнула из машины, а я остался сидеть за рулем, дожидаясь, когда освободится проезд. Кстати — вот еще преимущество семейной жизни — не надо выскакивать и самому открывать ворота. Сомнительное преимущество? Так это как посмотреть! Я вот считаю — очень даже весомое. Хе хе…

Уазик заревел и двинулся вперед. Ворота позади закрылись, и я подумал о том, что неплохо было бы когда стану строить дом — сделать под ним гараж. Или рядом с ним. Чтобы теплый, чтобы въезд удобный, и чтобы там мастерская. Сломается машина — можно пригласить мастера и прямо на месте все отремонтировать. Удобно? Удобно!

Первое, что сделал, когда пришел — забрался в душ и как следует намылся. Голова грязная, на затылке колтун из крови и пыли, потный, вонючий — фу!

Кстати — и тут преимущество семейной жизни — спинку кто потрет, если ты один? А тут стоишь, упершись руками в стенку душа, а тебя намыливают с истовостью мочалок из «Мойдодыра». Аж кожа скрипит! Нет, до секса не дошло — голодные и усталые, какой, к черту, секс?

Ужинали тем же самым вчерашним-утрешним борщом — благо что Варя наварила его здоровенную кастрюлю — и теми же самыми пирожками. Готовить что-то другое не хотелось, устали за сегодня, да и зачем готовить, когда еды еще полным-полно? Я неприхотлив, мне лишь бы желудок набить, Варя тоже привыкла к простой деревенской еде. В борще есть все, что нужно для организма — и витамины, и белок, и клетчатка, так что его можно без ущерба для здоровья есть днями и неделями напролет. И годами. Что на Руси и делали. Только не борщ ели, а щи — борщ это уже малоросское, и само название «борщ» пошло от польского «боржч», овощной суп. И притом — щи на Руси обычно варили из кислой капусты, чего я кстати и не люблю — только свежая капуста и побольше свеклы, чтобы красный, чтобы сладкий, и туда еще здоровенную ложку настоящей сметаны! Вот тогда уже совсем замечательно!

Поев, пошли валяться на кровати. Нет, опять же, не заниматься сексом — это все впереди. Надо вначале улежаться в животе нашему ужину. Просто поваляться перед телевизором и отдохнуть.

Само собой, мое валяние на кровати тут же легко и приятно перешло в глубокий сон. Задрых самым что ни на есть бессовестным образом, несмотря на то, что рядом со мной лежит красивая женщина, возможно — мечтающая в этот момент о большой, но чистой любви. Успеем еще…не последний день живем!

Проснулся посреди ночи, в темноте и тишине. Телевизор был выключен, чтобы не мешал спать — это мне все равно, я могу и под телевизор спать, а как ты объяснишь Варе, что мой домовой и мой Банный желают смотреть «ящик» ночь напролет? Она и так удивляется, что телевизор работает чуть не сутками — с раннего утра и до поздней ночи. Ничего, потерпят без телевизора.

На новой кровати — классно. Широченная, удобная, под широким покрывалом, да на упругом матрасе, ух, хорошо!

Пощупал рукой в темноте — Варя сопит рядом. На ней ночная рубашонка из тех, что я ей купил — больше похожая на кружевную майку. Очень соблазнительная рубашка — прозрачная, ничего от глаз не скрывает! Черная. Самое лучшее женское белье — или черное, или красное, по крайней мере я так считаю.

Погладил девушку по бедру, выше…и с удовольствием констатировал, что спит она без трусиков. А еще — что у нее ТАМ все гладенько. Люблю я, когда все чистенько да гладенько!

Хотел разбудить, да…передумал. Потихоньку подполз (Варя спала на боку), приподнял подол рубашки, пристроился, и…опа! Варя только вздохнула, простонала и сквозь сон пробормотала:

— Ооохх…Васенька…да-а…

Воодушевленный таким благосклонным приемом, я ускорился, и минут через пять завершил это свое подрывное дело. Что интересно — Варя так и не проснулась. Только стонала, двигала попой и бормотала что-то невнятное, типа: «Вася…еще…еще! Да, да! Еще!» Ну, я и старался, по мере сил и возможности. А когда закончил — обнял подругу, положив ей ладонь на грудь, да так и уснул — удовлетворенный и можно сказать счастливый.

А что мужику еще для счастья надо? Брюхо сытое, крыша над головой, под рукой красивая, желанная женщина, и таких ночей впереди — десятки и сотни. Хорошо! Очень хорошо! Самое главное — даже во сне имя не перепутала. Ни Сеней не назвала, ни Петей, ни даже Рамазаном — только Васей, и это уже обнадеживает.

Второй раз проснулся уже глубокой ночью. Не сам проснулся. Кто-то меня трогал за ногу холоднющими, как лед жесткими руками и что-то непонятное бормотал. Я вскинулся, прислушался…

— Хозяин…вставай! Хозяин! К нам незваные гости!

Сна — ни в одном глазу. Охрим зря меня беспокоить не будет. Раз говорит, что незваные гости — значит, они и есть. Только — кто?

— Прошка, Минька — это что, гонцы от банкирши?

— Они, хозяин! — счастливые голоса. Стервятники…

— Почему не предупредили?! Что за херня?!

— Ты спал, хозяин…толку-то если бы предупредили? Ты бы не выспался, вот и все. А так — вот, Охрим предупредил. Банкирша поздно вечером выслала к тебе людей — вразумить, так сказать. Страдает шибко, хочет, чтобы ты тоже пострадал. Велено тебе ноги сломать и заставить снять порчу.

Сука! Вот сука! Ну погоди же…

— Прошка, Минька — дочку тоже берите в оборот. Все, я рассердился! И ведь не хотел трогать! Вот жеж сука! Ну нельзя, нельзя с ними по-хорошему!

С кем «ними»? Да с такими людьми. Богатыми, исполненными своей важности только потому, что сумели пригрести себе хороший кусочек государственной собственности. Именно государственной, потому что в нашей стране просто так заработать огромные деньги нельзя. Начальный капитал в бизнесе всегда воруют — или бюджет пилят, или же достались куски еще из девяностых, когда Россию растаскивали все, кому не лень.

Ну да, отдаю им должное — они сумели исхитриться украсть, не профукать деньги, а еще и остаться в живых после всего этого грязного дела. Но ведь большинство из этих людей и в советское время были богаты, находились у руля крупных государственных предприятий, и воровали-то они государственные деньги именно что используя административный механизм, каковым они и рулили! Так что говорить о том, что эти люди честно заработали свои миллиарды, используя только лишь свой ум и талант предпринимателя — просто-напросто глупо. Сидели на хорошем месте, за гроши хапнули свое родное предприятие, потом подсуетились, распилив государственные деньги, и только затем вложили их в нормальное дело. И вот теперь стригут купоны со своего наворованного капитала. Особой гениальностью тут и не пахнет, точно. А вот наглости, подлости и хамства — выше самого Эвереста.

— Где они сейчас, Охрим?

— Возле дома. Осматривают забор, прикидывают, как могут к нам забраться. Пятеро, все в черных масках. У всех пистолеты — длинные такие, с глушителями видать. Я такие в сериале видел. Шушукаются. Один предлагает забраться через окно, другой хочет поджечь дом, а когда ты, хозяин будешь выбегать — повязать тебя и сунуть в багажник. Третий сказал, что лучше всего просто постучать и тебя позвать. Типа — участкового требует, проблема тут в селе. Сходятся на последнем, так что жди — сейчас будут стучать. Какие будут приказания?

— Глуши всех. Не до смерти, они мне живыми нужны.

— Можно я тому, кто хотел поджигать — руки сломаю?

— Можно. Но так, чтобы калекой не остался. Он все-таки приказы выполняет, а не сам по себе сюда влез. Так что наказать надо, но в пределах нормы.

— Тогда я ему еще уд отобью! Чтобы не размножался! А то маловато будет! Поджигателей надо жестоко карать!

— Отбей, но тоже так, чтобы совсем не отвалился. Мы же не звери, в конце-то концов?

Тук! Тук! Тук!

— Товарищ участковый, товарищ участковый!

Ага, началось!

— Что там такое? — сонным голосом спросила Варя, и попыталась сесть на постели.

— Спи! — легонько толкнул я ее в грудь, и он снова завалилась на постель — Это ко мне, по делам. Не обращай внимания. Я сейчас разберусь.

Штаны я уже надел, рубаху — тоже, пока разговаривал с бесами и с Охримом. Сунул ноги в ботинки, браслет и амулеты нацепил. Интересно будет проверить — как действуют мои «деревяшки»!

— Охрим, без команды не бей. Только когда я подам тебе сигнал, понял?

— Понял! — спокойно-довольно ответил Охрим, и я невольно ухмыльнулся — ох и достанется поджигателю! Зря это он такие гнусные планы строил!

Иду вниз по лестнице. Пистолет брать не стал — так и лежит на полке над кроватью. На кой он мне, пистолет? Кстати — надо вообще его сдать в оружейку, вдруг еще потеряю. Таскать с собой все равно не буду — тяжелый, пояс оттягивает. Вместо с кобурой и запасной обоймой — почти килограмм весу. И нафига мне тогда эта железка нужна?

— Кто там? — не открывая засов, спрашиваю у пришедших.

— Мы приезжие, из Москвы. В селе живем. Там проблема у нас, участковый нужен, поможете? А то без вас никак! Нам сказали — здесь участковый живет!

— Сейчас! Идите к дверям пикета, и не шумите, у меня человек в доме спит, разбУдите еще. Сейчас выхожу!

Тихо-претихо прохожу в хлев через внутреннюю дверь, тихо-претихо отпираю дверь, выводящую на двор, захожу за угол, выглядываю туда, где должны меня ждать супостаты. Само собой — ни к какому пикету они не пошли, стоят возле выходной двери по ее бокам и ждут лоха, который высунется наружу. Один уже пистолет занес над головой, чтобы поудобнее было меня долбануть по макушке.

Мне все видно, как на ладони — точно, зрение у меня изменилось. Как кошка наверное вижу! Да и немудрено, я ведь все-таки к нечисти имею прямо отношение, сам уже почти нечисть, а ночь — наше самое что ни на есть удобное время. Я и так был сова, а теперь уже настоящий, неподдельный филин. Только ухать не умею. Хотя когда занимаюсь сексом…похожие издаю звуки. В самом конце акта.

Парни в черных костюмах, белых рубашках — смех, да и только! Ну просто якудза драные! Интересно, они фильмов насмотрелись, или что? Ну на кой черт на операцию ехать одевшись, как дешевые гангстеры из «Убить Билла»? Считается, что так круто? Положено «козырным пацанам»?

Иду к ним — не скрываясь, но и не особо стараясь обозначить свое присутствие. Они меня не видят — темно, огни-то не горят. И луна зашла за тучку — хоть глаз коли, какая темнота! Это я их вижу, будто днем.

Подхожу, останавливаюсь у забора, негромко вопрошаю:

— Ну и что здесь устроили? Что за детские игры такие? Что у вашей Анастасии Павловны, все сотрудники такие идиоты?

Молчат, видимо охренели от неожиданности, потом один из них подает короткую команду:

— Взять его!

Ну сцука, просто какая-то свора собак! Парни двигаются ко мне — бесшумные тени в черных костюмах, а я командую своей рати:

— Охрим, вперед! Долби их!

Сразу два супостата, те, что шли позади всех, вдруг обмякли, осели на землю и быстро, на удивление быстро помчались по траве — один в сторону дома, хлева, второй — в сторону бани. Банный? Ай да Банный, ай да старичок! Нечистая сила, одно слово. Он-то чего встрял? Хотя…баня хоть и не дом, но все-таки часть дома, если дом сгорит — и Банному беда. Кому нужна баня без дома? Так что он тоже не любит поджигателей. Опять же — это чужие, а я свой, хозяин!

А вообще-то интересный факт — нечисть вступается за меня без моей команды. Без просьбы, без приказа. Ну как бы я вот так вписался за друга…

На ногах трое, движутся так же осторожно и плавно, без резких движений, уверенно. Хотя…не совсем уверенно. Явно, что в темноте они видят хреновато. И кстати — так и не увидели, что двух своих товарищей уже потеряли.

Я стоял, ждал когда подойдут поближе, но все-таки проморгал. Не ожидал от них такой прыти! И даже вначале не понял, что случилось — звук был таким, как если бы рядом со мной открыли пробку, потом другую, третью!

Я ведь никогда не слышал, как звучит выстрел из настоящего пистолета с глушителем — а он совсем не такой, как в кино. Никаких тебе «Пшшш!» Никаких «Вссс!».

Хлоп! Открыли бутылку!

Хлоп! Еще одну!

Стреляли они мне по конечностям, скорее всего по ногам, и…промазали. А вот почему они промазали — есть у меня некоторые соображения. Как и насчет того, почему мой каменный амулет резко похолодел, став таким холодным, будто долго лежал в морозилке моего нового холодильника. Работает, штуковина-то!

Больше рисковать не стал. Посыл: «Стоять! Не двигаться! Не шевелиться!» — и все трое замерли, как статуи Аполлона в греческом зале.

Подошел, с интересом осмотрел нападавших. Все как на одно лицо — бесцветные, безликие клоны. Вот рупь за сто — или бывшие гэбэшники, или же менты. Скорее всего менты — для гэбэшников они слишком тупорылые. Те бы сумели придумать что-нибудь поинтереснее, чем эту тупую историю про москвичей в деревне.

Хотя…на поверку частенько оказывается, что самый простой план гораздо эффективнее сложных выдумок. Просто не рассчитывали, что встретят такого как я. Они куда ехали? К бывшему вояке-связисту (справки, уверен — навели), сельскому участковому. Что от него можно ожидать плохого? Да ничего! Лох педальный! Всей и опасности, что из потертого табельного макарова пальнет — ежели успеет. Но он точно не успеет — колхозник хренов. А про то, что я колдун, или как это называют — экстрасенс — хозяйка им точно не сказала. Ну…чтобы сумасшедшей не посчитали. Скорее всего сообщила, что нужно наказать афериста и привезти его к ней домой. Или даже проще — напугать, сказать какие-нибудь секретные, только мне понятные слова (типа и не смей порчу напускать!) — и все, дело сделано! Скорее всего так. Но узнаю я это только тогда, когда их как следует расспрошу.

Подошел, начал обыскивать — одного за другим. Достал бумажники, забрал оружие, удостоверения. Все сложил ровной кучкой на траву. Приказал, чтобы шли за мной. Зашагали как три робота, едва сгибая прямые ноги. Знакомо все! Было уже такое!

Открыл крышку зиндана, спустил туда лестницу, приказал «костюмам» спускаться. Слезли, встали. Достал лестницу, поставил к стене, вышел и пошел за вещами «гостей». Вернулся, включил свет, стал разглядывать документы, щурясь от слишком яркой, аж в двадцать пять свечей лампочки. Скоро буду вообще без света в темноте обходиться — настоящая ночная нечисть! Эдакий здешний Вий с группой бесов в подчинении!

— Кстати, как вы там, боевая группа нечисти? Что нового?

— Дочка блюет, мама блюет, все отлично! — радостно отрапортовал Минька — Сейчас младшая на горшок побежит! Ох, как побежит…

— Отлично. Продолжайте в том же духе — хмыкнул я и вплотную занялся документами пленников, что впрочем ничего мне интересного не дало. У каждого сравнительно небольшая сумма денег в бумажнике (20–30 тысяч), водительские удостоверения на неизвестные мне фамилии, паспорта, банковские карты — стандартный набор человека в командировке и не только. Телефоны — у кого-то айфон, у кого-то «самсунг» — тоже ничего интересного. Потом попробую позвонить с какого-нибудь из их телефонов прямо на банкиршу — меня-то она внесла в черный список.

Удостоверения охранного агентства «Стрелец». Ну это и понятно — охранное агентство есть у каждого уважающего себя миллиардера. Наверное. Я в кино так видел. Чтобы легально иметь огнестрелы — без охранного агенства никак. Но конечно — не огнестрелы с глушителями, за эти можно сразу загреметь в каталажку. Запрещено.

Ну что же — поговорим? Бросаю посыл к «разморозке». Парни оглядываются по сторонам, смотрят вверх, видимо до конца не понимая, где находятся. Вообще-то должны бы помнить — я волю подчинил, но сознание-то не убрал. Немного странно, но ладно. Может подсознательно добавил, чтобы они и себя не осознавали? Чтобы на самом деле превратились в зомби? Надо получше формулировать свои посылы — эдак сотрешь человеку память, а оно мне надо?

— Эй, придурки! — обращаюсь я к этим светочам разума — Вас кто прислал, идиоты?

— Да пошел ты! — зло цедит один из парней — Ты нам ничего не сделаешь, аферюга хренов, вымогатель! За нами приедут, и ты ответишь!

— И крааасные отряаады…отплатят! За! Меня! — пою яс радостно-идиотской ухмылкой, и парни настороженно смотрят снизу вверх, вероятно вдруг вполне осознав шаткость своего нынешнего положения. Да и песню не помнят. Сочли маньяком, психом. Ну и славно, тем лучше.

— Отмстят, да! — радостно сообщаю я, и тянусь за «макаровым» с глушителем. Он как-то называется официально, этот ствол, он не совсем «макаров», но я не хочу вспоминать — как. Мне это не интересно. Я просто осматриваю пистолет, проверяю тот факт, что предохранитель снят, направляю толстую трубу глушака в яму и со словами: «На кого бог пошлет!» — нажимаю спуск.

Бам!

В закрытом пространстве звук еще громче, чем на улице. Да, он не такой громкий, как если бы без глушака, но все-таки внушает. Как бы Варю не разбудить…незачем ей видеть это безобразие.

А народ в яме матерится, разбегаясь в стороны — я ни в кого не попал. Пленники живо указывают мне на мою несостоятельрность как мужчины, на мое слабое умственное развитие, на мою нетрадиционную сексуальную ориентацию, и скоро мне это начинается надоедать — через три секунды. Потому я снова жму на спуск:

— Бам! Бам!

— Ай! Сука!

Ага…в одного вроде попал. Ну так…слегка. Бедро снаружи зацепил, штаны попортил. А не надо ругаться на незнакомого человека! Не надо приходить ночью, мешать ему прижиматься к голой попке подружки! Вы охренели, что ли?! Страх потеряли?!

— Итак, парни, надеюсь — вы все поняли — откладываю ствол в сторону, подальше от ямы. Вот было бы смеху, если бы пистолет упал к ним прямо в руки!

— Начинаем разговор заново. Рассказываю, что с вами будет. Вы уже в зиндане, и будете тут сидеть, пока я не решу вашу судьбу. А судьба ваша скорее всего печальна. Вас послали на убой. Вы думали, что приедете к лоху, лоха упакуете, переломаете ему ноги и нормально поедете домой, к своим женам и подружкам? Нет. Вы никуда не уедете. Замечаете, что вас трое? Двое уже лежат упакованные — один со сломанными руками и отбитыми гениталиями, второй…второй не знаю, но тоже что-нибудь сломано. Как минимум у обоих еще и сотрясение мозга. А с вами вот что будет: я вас просто пристрелю. Потом загружу в ваш гелик и отвезу к болоту. Оно бездонное, если и найдут вас, то только приторфоразработках будущего. Ну…знаете, как находят мумии бронзового века? Коричневые такие. Вот так и вас найдут. А может, и пристреливать не буду — просто закрою крышку и вы сдохнете здесь в темноте, в собственных испражнениях, мечтая о глотке воды. Возможно, один из вас проживет подольше — если перегрызет глотки другим и напьется крови. И никто, никогда вас не найдет, заверяю! Вас здесь никогда не было! Машина тоже уйдет в болото — оно бездонное, я уже сказал.

— Но есть еще какой-то вариант? — прозорливо отметил один из парней — Иначе бы ты с нами так долго не болтал, а пристрелил бы сразу. Так что ты предлагаешь?

— Я предлагаю спокойно рассказать мне, кто вы и что вы, потом я отдаю вам ваши документы, забираю пистолеты, и вы валите отсюда к своей хозяйке живые, и почти здоровые. Попробуете напасть на меня — сильно пожалеете. Днем вы будете уже у Анастасии, доложите ей как просрали дело. И какая я сволочь. А я передам ей кое-какие слова. Кстати, вам она что-то передала для меня? Что-то сказала?

— Сказала — угрюмо ответил парень на вид постарше, ближе к сорока годам — Сказала, чтобы передали: «Ты, сволочь, убираешь то, что сделал, а если не уберешь — получишь свинец в башку. И чтобы я больше о тебе не слышала».

— А что-то сделать со мной просила? Ноги например сломать?

— Просила — скривился старший — Ноги сломать. Но чтобы руки были целы. В общем-то, и все.

— Что она вам сказала? Кто я такой?

— Сельский участковый. Аферист, который вымогает у людей деньги — якобы экстрасенс. И тебя надо наказать за мошенничество, но не убивать — ни в коем случае. Попугать, помять, ноги сломать. Все. Парней сильно помяли?

— Я же сказал — сломали руки и сотрясение мозга. Итак, хорошо — я вас отпущу, не буду убивать. В этот раз не буду. Но прежде чем вылезти из ямы, вы дадите мне по несколько волос и по капле крови каждый. Зачем? Не ваше дело. Без этого вы в яме сдохните. А еще запомните слова для вашей хозяйки: «Теперь не шестьсот, теперь в два раза больше!» А еще скажешь, что если хотя бы еще один акт агрессии будет направлен в мою сторону — кто-то случайно выстрелит из леса, или кто-то затронет моих друзей…все закончится для нее и для Алисы очень плохо. Меня нельзя кидать, это смертельно опасно. Запомнил? Я думаю — запомнил. А я пока схожу за иглой и посмотрю, что там с вашими сотрудниками. Надеюсь, они еще живы.

Оба были живы. У одного и правда сломаны руки ниже локтей. Если бы кто-то увидел Охрима — в жизни бы не поверил, что такое маленькое существо способно произвести такие большие разрушения. Не поверил бы, пока не увидел его кулаки — размером раза в четыре больше, чем у человека.

Худой и мелкий Банный тоже на первый взгляд не способен нанести большие увечья, но он и не наносил — оглушил и слегка попинал (как я понял), покрыв агрессора синяками с ног до головы (Я специально поднял штанину костюма, надетого на пленника — синяки, точно. Надеюсь внутренние органы негодяя целы). А ты не ходи темными ночами по чужим дворам! Не таскай с собой пистолеты с глушителем!

Сходил за бумагой и авторучкой — осторожно, стараясь не шуметь. Варя спокойно спала. Подошел, накрыл ее попу покрывалом…не от холода, а уберегаясь от соблазна! А то сейчас плюну на все и улягусь рядом. До скрежета зубовного хочется в постель к подруге и не хочется идти к яме, общаться с этими придурками.

Пристрелить бы их… Вообще-то ведь они пришли меня покалечить. Кто из них стрелял? Кто-то из тех троих, что в яме!

Вернулся к зиндану, заглянул. Стоят, тихо шепчутся. Козни строят?

— Кто стрелял в меня?

Молчат, таращатся.

— Я спрашиваю — кто стрелял? Сейчас не ответите — начну расстреливать всех подряд! А с первого начну с тебя — указываю на предположительно старшего.

— Я стрелял! — признается старший — У нас было указание обездвижить, если начнешь сопротивляться. Сказали, что ты боксом занимался, и вообще парень шустрый. А зачем нам проблемы?

Ах вот как…даже до военного училища добрались! Ну — все про меня узнали! Ан нет, не все!

Беру пистолет, целюсь в ногу старшему. Стоит спокойно, хоть и бледен, как полотно. Смотрит на меня неподвижным взглядом, ждет. А я целюсь, целюсь…

— Давай уже, черт тебя подери! — не выдерживает мужчина — Я просто исполнял свою работу! Мне было приказано угомонить афериста, вымогателя, я это и делал!

— Хмм… — опускаю пистолет — То есть ты только исполнитель, и совсем ни причем? Ты только исполняешь приказы?

— Да! Исполняю приказы! — слегка воодушевился старший — Ты же сам офицер, ты знаешь, как оно бывает! Это моя служба!

— Вот как… — я задумчиво верчу в руках пистолет и вдруг нажимаю на спуск. Пистолет бумкает, на штанине старшего выше колена расплывается темное пятно.

— Все понимаю! — вздыхаю я, выцеливаю следующего пленника и снова нажимаю на спуск.

Бам!

Нога ниже колена. Штанина темнеет, парень ругается, опускается на пол, держась за голень. Следующий!

Бам!

Все трое на полу, шипят сквозь зубы и смотрят на меня взглядами волков.

— Пожалуй, я передумал — задумчиво говорю я — Решил я вас пристрелить. И скормить болоту. Как и двух ваших товарищей.

— Тебе не сойдет это с рук — старший кривит губы, зажимает рану — не сойдет!

— Сойдет — машу я рукой — Еще как сойдет! Банкирша ваша скоро прибежит ко мне с поклоном, и сделает все, чтобы закрыть ситуацию. И вы ей в этом абсолютно не интересны. Кто вы такие? Расходный материал! Вас и не было никогда! Понимаете? Вас нет! Вы для нее просто грязь под ногами! Потому — другого пути нет.

— Есть! — голос за спиной заставил меня оглянуться и встать — Есть другой путь! Ты сейчас бросишь пистолет, отойдешь к стене, встанешь лицом к ней и замрешь. И тогда ты не пострадаешь.

Это был тот самый мужик, что привозил мне деньги. Спокойный, расслабленный, с безучастным выражением лица он он держал в руке такой же как у своих соратников пистолет с глушителем, направленный мне точно в пах. Неприятно. Вот и знаешь, что тебе практически ничего не грозит, а все равно неприятно! А если амулет не сработает? Остаться без гениталий в самом расцвете сил — может это и является чьей-то мечтой (вдруг собирается стать евнухом в гареме?), но только не моей.

Я поднял пистолет, направил его в ногу нового персонажа, и тут же воздух разорвал град хлопков:

Бам! Бам! Бам!

Ох, как неприятно! Пули бьют рядом, вздымая фонтанчики пыли — буквально у моих пяток! Вот значит, как работает амулет…никаких тебе энергетических полей а-ля «Звездные войны», просто пули летят мимо — вроде как по естественным причинам. И тут произошло нечто…

— Вась, а что случилось? Что за шум?

Ааа… черт! Вот только этого мне не хватало! Да откуда она взялась!

Безопасник банкирши реагирует мгновенно — делает шаг к Варе, хватает девушку за шею, притягивает к себе и прикрывается ее телом, приставляя ствол к Вариному подбороду. Все! Хренец! Где мне успеть за специалистом по экшнам?! Я медленнее его соображаю в этом деле!

— Выбрось пистолет и отойди к стене! Одно лишнее движение, и я вышибу ей мозги! — голос безопасника ничуть не изменился. Ровный, бесстрастный — не человек, а компьютер!

А классно выглядит Варя в этой рубашонке! Не зря покупал! Только вот выходить надо было накинув халат — под рубашкой-то ничего нет! Даже трусиков! А рубашка практически прозрачная, видимость одна! Зачем смущать людей? Могут неправильно понять. Как? Не знаю. Но неправильно.

Бросаю пистолет, пожимаю плечами:

— Если ты ее тронешь, если хоть волос слетит с ее головы — умрешь мучительной, страшной смертью. Веришь? Впрочем — мне все равно — веришь ты, или нет. Варь, не бойся, сейчас разберемся.

— Я не знаю, какие ты фокусы делаешь, и какой ты на самом деле гипнотизер, но я на самом деле вышибу ей мозги, если ты не выполнишь мои требования — безопасник выглядывал из-за плеча Вари и похоже что так и не мог сообразить, как выйти из положения.

— Мое предложение — ты бросаешь пистолет, отпускаешь девушку, потом спускаешь лестницу в яму и присоединяешься к товарищам. А если нет…

Рука безопасника вдруг ослабла и как тряпка опала к земле под тяжестью пистолета. Глушитель ударился о землю, полсекунды пистолет постоял вертикально на толстой трубе ПБС, и я с интересом для себя отметил — удержится, нет? Не удержался — упал на бок. Следом за ним упал и безопасник — у него отказали ноги.

К чести мужика (никогда не сдавайся!), он извиваясь, как червяк подполз к пистолету, попытался схватить его левой рукой (зачем, ну глупо же!) но рука так же отсохла, как и ее напарница. Все, кончено. Еще претенденты есть? Ох, как хорошо, что я сделал амулет от «физики»! Если бы не он, все было бы гораздо, гораздо печальнее!

— Иди ко мне! — я притянул Варю к груди, погладил по спине — Не плачь, все уже кончилось! (если бы…тут еще дел куча) Иди домой, ложись спать и не волнуйся. Со мной ничего не случится.

— Кто это? — Варю трясло, я чувствовал это ладонями. Замерзла? Или нервы?

— Это…плохие люди. Не обращай внимания! (улыбаюсь максимально невинно) Это так…ошибка! Иди, замерзла. И следующий раз когда будешь выходить на шум — хотя бы трусики надевай, ладно?

Посмотрела, ойкнула, оглянулась на молчаливого агрессора и натягивая обеими руками подол на попу и колени заторопилась к выходу.

— Ну вот, теперь можем и поговорить! — улыбаюсь я, шагаю к распростертому на полу человеку и сильно пинаю его в бок — раз, другой, третий! Что-то хрустит, мужчина стонет и сквозь зубы, с шипением говорит:

— Что делаешь? Ты мне ребро сломал! Прекрати!

— Никогда! Слышишь, никогда не смей трогать моих близких, мразь! Ты сейчас жив только потому, что это мне так нужно!

Меня просто трясет от ярости, от ненависти — как он посмел?! Это МОЯ женщина! Это единственный близкий мне человек на всем белом свете, и какая-то мразь посмела ей угрожать?! Да я весь мир порву, а она останется жива! А уж тебя, гадина…

Поднимаю пистолет, выпавший из руки безопасника, целюсь ему в глаз. Безопасник даже не моргает — крепкий мужик, ждет.

— Стреляй, какого черта? Это моя работа, ничего личного! Считаешь, что должен это сделать — стреляй!

— Где-то я это уже слышал… — вздыхаю я, и убираю пистолет — как вы меня достали! Ну, банкирша, ну скотина! Вот свяжешься с такой пакостью, и сто раз потом пожалеешь! Ладно, к делу: что мне с вами всеми делать, парень? Вот с тобой, что делать? Я могу оставить тебя инвалидом на всю жизнь. Ты просто не будешь двигаться. Останешься лежать в постели, будешь инвалидом первой группы. Парализовало тебя! И ты никогда не встанешь, слышишь, никогда! Никто не сможет тебя поднять. Никакие врачи, никакие операции и процедуры. Не веришь? И сейчас думаешь, что я аферист? Что я жулик?

— Не думаю — после паузы ответил безопасник — Я ничего не думаю. Кроме одного: меня сунули в пасть льву и сказали, что он ягненок. И да, я хочу выйти из этой ситуации как-то…с минимальным ущербом.

— Вопрос: деньги были меченые? — сменил я тему.

— Меченые — кивнул безопасник — Это было как второй вариант. Но потом решили этот вариант не задействовать. Почему — не знаю. Сразу же после того, как я тебе отдал деньги, в пикет должны были войти люди из безопасности и тебя повязать. Но потом что-то изменилось, дали отбой. Возможно, не захотели привлекать людей со стороны. Лишний шум никому не нужен. А может и что-то другое.

— Хмм…сейчас ты правильно себя ведешь — заметил я, посмотрев в глаза безопаснику — Сотрудничество — лучший для тебя выход. Тогда и я буду откровенным: эта сука должна мне денег за серьезную, большую услугу. Если уж совсем быть откровенным — я вылечил ее дочь, такую же суку, как и сама банкирша. Но вместо того, чтобы расплатиться — она решила меня кинуть. Меня предупреждали, что лучше брать деньги вперед, но я оказался лохом, и поверил, что сумею заставить со мной расплатиться. Это была ошибка. В результате — трое сидят в яме с простреленными ногами, ты парализован, а еще двое у бани — один избит, у второго сломаны руки. Вам это надо было?

— А руки-то зачем?

— А он дом хотел поджечь — пожал я плечами — за такое не только руки, но и ноги переломать! У меня другого дома нет! Зачем его поджигать? Ладно…как-то надо выходить из ситуации. Я пока не знаю — как. Может и правда вас всех завалить и побросать в болото? Вот ты, специалист, что мне скажешь? Что посоветуешь? Как бы ты поступил на моем месте?

— Все знают, куда именно мы поехали — безопасник посмотрел мне в глаза — неужели ты будешь убивать всех, кто приедет следом за нами? Тогда тебе только сбегать. В конце концов, тебя все равно возьмут. Или просто подорвут. Тебе только договариваться. И не с нами, а с хозяйкой. Кстати — хозяйка она только мне, а эти ребята из охранной конторы, мы привлекаем их тогда, когда нужно выполнить определенные действия, которые нам не присущи.

— Вот вы мне задали задачку… — вздохнул я — ну что этой дуре стоило рассчитаться? По-честному рассчитаться! Семья у тебя есть?

— Жена. Дочка.

— Что бы ты сделал, если бы кто-то на них наехал?

— Убил бы. (ни секунды не раздумывал)

— Ладно…ты вроде мужик честный. Что мне с тобой делать? Может тебя закодировать? Сейчас загипнотизирую тебя, и ты больше никогда и ни за что не сможешь взять в руки оружие. И вообще — ударить человека. Хочешь?

— Не надо…пожалуйста!

Бледен, на лбу капельку пота. Поверил, точно. И правильно, что поверил! Сейчас над этим думал… Ладно. Сделаю по-другому.

Смотрю в глаза мужчине и внушаю, что он никогда больше не сможет нанести мне вреда. Никакого, никогда и ни за что! И все!

И почему я этого не сделал с банкиршей? Сейчас никаких бы проблем не имел! Дочку-то я ее «загипнотизировал! А почему постеснялся сделать то же самое с мамашей? Поверил в ее честность? Поверил, что она меня не обманет? Ну и дурак!

Но тут дело еще в другом: я считал, что неэтично ТАК поступать с клиенткой. Ведь она пришла ко мне за помощью, а я буду промывать ей мозги? Это ведь настоящее черное колдовство! Кстати, я ведь мог бы заставить ее заплатить денег гораздо больше, гораздо! И она отдала бы деньги молча и без проблем. Вот только кем бы я тогда был? Мошенником. Жуликом. А я не жулик, и не мошенник. Я шериф! Я освобождаю мир от Зла! С помощью Зла, да, но от него же, от Зла!

Ох…что-то я запутался…я совсем запутался! И в голову ничего не идет, кроме: «Я часть той силы, которая вечно желает зла, и вечно совершает благо». Раньше я этого не понимал. Теперь — понимаю.

И еще понимаю, что с некоторого времени понятия «добро» и «зло» для меня стали расплываться. Сделались…неоднозначными. Нет, конечно же — есть абсолютно Зло, вроде фашистов, которые уничтожали людей просто за то, что они принадлежали к некой расе. Тут никаких споров. А вот в остальном…тут надо еще хорошо разобраться…что и как называть в этом мире, что есть добро, а что есть зло. Вдруг возникло ощущение, что я нахожусь «над схваткой». Что я — что-то вроде полубога, снисходящего к людям, и лучше знающего что такое Добро и Зло. Странное ощущение. И сам не пойму — нравится мне это, или нет…пока что просто — странно.

Закончив, подаю импульс и снимаю с пленного паралич. Он потирает руки, ноги, смотрит на меня долгим взглядом:

— Ты меня загипнотизировал, так? При одной мысли, что я тебя собираюсь ударить — мне аж плохо делается. Твоя работа?

— Моя! — киваю я, и снова перехожу к делу — Сейчас будем по одному доставать этих парней, я буду их лечить. И само собой — гипнотизировать. И не надо морщиться — это единственный способ для вас уйти отсюда живыми.

И действительно — почему я раньше об этом не озаботился? Почему не подумал? Дурацкие моральные принципы…вот и получил на свою голову! Все, хватит морали! Только практичность, только лишь дело в основе всего!

Все заняло около часа. Вытащить пленного из ямы, залечить ранение, внедрить в голову лояльность, и следующего, следующего…в конце — тех двоих, что у бани. Все не быстро, на каждого не менее десяти минут. Нет, даже больше часа вышло — часа полтора. За временем не следил, точно сказать не могу, но когда закончил, на улице уже разгоралось утро — небо порозовело, и солнце вот-вот покажется из-за горизонта.

— Итак, передаю сообщение для банкирши — говорю я, обращаясь к стоящему передо мной безопаснику — Жду ее у себя в пикете завтра к десяти часам утра. К завтрашнему дню она должна решить, как передаст мне три миллиона долларов. Лучше будет это сделать безналичкой, и частично, где-нибудь на треть — в рублях. Карта у нее есть. Кстати — и налог с денег тоже на ней. Мне с налоговой проблемы ни к чему. За что она мне переведет деньги, судя по документами, как оформит это — мне не интересно. Выехав сейчас, к обеду ты будешь уже в Москве, так вот — с двенадцати дня сегодняшнего дня и до десяти утра завтрашнего дня я снимаю с нее и с ее дочери проклятие. Если она не появится у меня в означенное время — все, что с ней было за эти сутки — вернется, вся болезньь. Только еще и вдвойне. Если попробует предпринять какие-то боевые действия — умрет вместе с дочерью в таких мучениях, какие есть и не снились. Я наплюю на деньги и просто ее убью. Стоит это трех миллионов, или нет — решать ей. Я не люблю кидал. Не люблю мошенников. Запомнил?

— Запомнил — безопасник мрачен, и как всегда спокоен — Еще что-то?

— Еще — киваю я — Никому ни слова об этом деле и обо мне. Запрет! На словесное разглашение тайны и на передачу информации любым другим способом. В противном случае ты испытаешь боль, втрое большую, чем зубная.

— А остальные? Они ведь разболтают!

— Не разболтают. У них такой же запрет.

— Ты страшный человек, участковый… — безопасник смотрит на меня…с уважением? Ну да, то, что я могу сделать, то, что делаю — это просто мечта любого представителя спецслужб. Любого! И я теперь так буду делать всегда.

— Я знаю, безопасник… Кстати, как тебя звать?

— А тебе не все равно?

— Хмм…по большому счету — все равно. Просто как-то надо тебя обозначать. Ну, хорошо — для меня ты будешь Второй. Как позывной — «Второй». Первый — банкирша. Ах да, забыл…что-то у меня сегодня голова работает не так быстро…не выспался видать! (ухмыляюсь) перевод на мою карту должен поступить до десяти утра завтрашнего дня. Как хочет — но он должен поступить. Без этого я ее не приму, а сумма увеличится в два раза. Вот теперь все. Поезжай, и побыстрее — ты должен быть на месте до полудня. А я пойду немного покимарю…вы мне такую классную ночь опоганили!

— Красивая у тебя женщина — слегка усмехается Второй — Прости, что пришлось ее…трогать. Ничего личного, только бизнес! Никогда бы не поверил, что может ТАК быть. Я вообще не верю ни в каких экстрасенсов!

— Я тебе открою тайну. Я тоже в них не верю!

Второй улыбается. Я тоже. Потом киваю своему несостоявшемуся убийце, поворачиваюсь, иду домой. Все сказано, все что можно — сделано. Говорить больше не о чем.

Через несколько минут где-то вдалеке слышу гул мощных двигателей, а еще через некоторое время — вижу облако пыли над грейдером. Все, уехали. Рванули так, будто их черти сзади подгоняют.

— Все слышали? — спрашиваю я пустоту. Пустота тут же откликается:

— Сейчас как следует помучаем, в двенадцать часов Московского времени отпустим, вернемся к тебе.

— Да, возвращайтесь… — вздыхаю я, и думаю о том — не круто ли зарядил бабла этой банкирше? Началось все с трехсот тысяч, и вот…три миллиона! Честно сказать — я и сумму-то такую себе представить не могу. Я больше сотни долларов и в руках-то не держал! Зачем они мне, эти доллары? Меня и за границу-то не пускали как секретоносителя, а чтобы миллионы долларов?

И что мне с ними делать? С миллионами? Зачем я такую сумму зарядил? Сам не знаю. Просто из вредности. Просто для того, чтобы как можно больнее ударить! Глупо, наверное — для этой бабы и тридцать миллионов — плевое дело, что ей три миллиона? Может, и надо было назначить тридцать миллионов?

Хмм…ну…во-первых, еще не поздно и прибавить. Аппетит приходит во время еды. А во-вторых…за тридцать миллионов могут уже и авиацию прислать, с термобарической бомбой! Хе хе… Шучу, конечно, но это уже и взаправду другой уровень разборок. Спецслужбы (настоящие!) мне здесь ни к чему.

А что касается — «что делать с деньгами?» — да мало ли что делать? Придумаю! Были бы деньги! Дорогу, например, можно в деревню провести! Газ по всем домам! Заасфальтировать все в деревне! Человеческую жизнь в отдельно взятой деревне устроить! Да и просто пожить — купить себе хорошую машину, одеться, обуться, дом построить. Варю одеть-обуть, дочку ее. Да мало ли что можно сделать, имея хорошие деньги?!

А может, уволиться из ментовки? На кой черт мне теперь эта служба? Мотаться по деревням, исполняя дурацкие поручения, выслушивать тупые высказывания моих начальников, не знать ни покою, ни отдыха, копаясь в чужих проблемах и разгребая чужие дела — оно мне надо?! И это при том, что я могу за один раз, за один приход клиента заработать сумму, которую участковый получает за десять месяцев этой жуткой работы! Вот только задуматься над этим!

А как же тогда Самохин? Он как отреагирует на мое увольнение? Они ведь меня сюда пригласили за тем, чтобы я наводил порядок. А теперь что? Как теперь это все будет выглядеть?

Впрочем — мне кажется, что Самохин меня поймет. Вот только как ему объяснить источник моего обогащения? Хмм…а зачем я ему вообще что-то буду объяснять? Пусть все вокруг считают, что я наследство получил, или клад нашел. А что — например, старый колдун что-то заныкал, золотишко, бриллианты, а я нашел! Эй, черти, можете найти золотишко?

— Хозяин…а есть золотишко и бриллианты — вдруг прорезается голос Прошки — Ты просто не спрашивал. У хозяина…бывшего хозяина в лаборатории — коробка, в ней золото и драгоценные камни. Он их использовал для экспериментов. Там много всякого золота!

Я молчу, не зная, что сказать. Вот же я болван! В самом деле — почему бы у старого колдуна не быть запаса ценностей? Он ведь несколько сотен лет прожил! Неужели с таким умением и ничего не накопил?! На что он вообще жил-то?!

— Он для богатеньких колдовал — это уже Минька — Дорого брал. А то, что жил в глуши — так ты сам знаешь — почему, тут Место Силы. Он тут отдыхал, сил набирался. А платили ему очень хорошо! И не дай боги не заплатят — он так-то злой был, мстительный. Ну не хуже тебя! Как только пытаются обмануть — так он со свету сживал негодяя! И правильно — ты слово-то держи! Или не давай его! Помнишь, как сказано: точность — вежливость королей. Вот так!

— Мда… — я недоверчиво мотаю головой — А я тут копейки собираю! А я тут нищенствую! А у меня там…сколько? Сколько лежит?

— Пуда два — проявляется Прошка — Может, больше. Давно не взвешивали. Вернее — никогда не взвешивали. Хозяин туда бросал, что приносил — золото, побрякушки всякие, а по мере надобности брал. Ему не особо и надо было, он скромно жил. Так что много чего осталось.

— Да мать вашу…а я тут копейки считаю! Я думаю, как из этой гадины денег побольше выжать! А у меня самого сокровища дома лежат!

— Хозяин…а одно другому ведь не мешает. Ну лежат — и пусть лежат. На черный день. Пригодятся. Посадишь свою женщину в новый автомобиль, поедешь в город, и…в театр! А на женщине твоей — бриллиантовое колье! Серьги с изумрудами! Браслеты с бриллиантами! Разве плохо? Зачем их продавать? Самому сгодятся!

— И там ЭТО есть?! — едва не ахнул я, представив картинку.

— Есть, хозяин — Прошка хохотнул — И не такое есть! Бывший хозяин в прежние-то годы своих женщин тоже украшал. Дарил драгоценности, когда расставался. И когда не расставался — тоже. Ты думаешь, откуда они у него брались эти драгоценности? Зарабатывал! Купцы, аристократия, богатые крестьяне — все пользовались его услугами. Это уж на старости лет он заперся в доме и никого не хотел видеть — разочаровался в людях, а когда молодой был…ооо…как он гулял! У него дом в Москве был! И в Твери! И много чего еще было! А здесь он отдыхал, в Месте Силы. А потом все бросил, от мира ушел и совсем здесь осел, навсегда. Говорил — все в мире тлен, а люди — это муравьи, мотыльки, которые не понимают своей бренности. И своей глупости. Вот так…новый хозяин.

Я стоял у дома ошеломленный открывшейся мне перспективой. И собственной глупостью! Сколько я не сделал! Сколько бы мог сделать, правильно воспользуясь данной мне силой!

Косность мышления, вот что это такое. Заштампованность. Неумение использовать свои возможности колдуна — вот что такое последние события. Я не умею просчитывать ситуацию, вводя в нее такой фактор, как магия. Мой практичный мозг современно человека до сих пор не верит в магию, и воспринимает все происходящее как чудо! Как сказку! А это не сказки и не чудо. И мне к этому надо в конце концов привыкать.

По ступеням, наверх, в свою маленькую комнату, заставленную новой мебелью…

— Охрим, а почему ты мне не сказал про сокровища в лаборатории?

— Хозяин…а ты не спросил!

Ну да…чтобы правильно спросить — надо знать семьдесят процентов ответа. Если у меня никогда в жизни не было никакого золота (кроме перьевой ручки, которую я благополучно потерял), так я и считал, что у колдуна ничего такого в жизни не было. Логично, чего уж там…логика нищеброда!

Вход в лабораторию открыть — секундное дело. Засов на запирание — не нужно, чтобы даже Варя заглянула и увидела то, чего не нужно ей видеть. Она девушка хорошая, но мало ли…сболтнет родителям, те соседям, и пойдет слава о колдуне, шибко-шибко однако богатом!

Неет…теперь я поумнее буду! Пора взрослеть, Вася! И нечего смеяться, нечистая сила! Я всего неделю колдуном, чего вы от меня хотите?! И то…вон сколько дел наворотил. Ладно, ладно…хихикайте, аспиды. Тьфу на вас. Лучше скажите, что за такое заклинание бывший ваш хозяин положил на дом, чтобы он не сгорал? Сложно это сделать было?

— Еще как сложно! — Прошка хохотнул, и продолжил — А ты думаешь почему он не построил дом побольше? В двух комнатах жил? Потому что защитить большой дом сложнее, вот почему! Он обошел его со всех сторон, и покрыл снадобьем сверху донизу! И крышу, и стены, и даже крыльцо! Ты представляешь, сколько ему понадобилось снадобья? Сколько Силы в нее ушло? Сколько ингредиентов он потратил? Эти бревна не горят. Их не берет ни колдовство, ни топор, ни древоточцы. Дом можно разобрать, но с бревнами ничего не сделается. Они вечные! Это стоило таких денег, что сам бывший хозяин только крякал, когда вспоминал. Одного спирту — несколько бочек! И всего остального…мешками! А все это надо было сварить в зелье, а потом обойти дом, ровным слоем его омыть, не пропуская ни пяди поверхности! Хозяин потом сказал, что теперь этот дом — настоящая крепость. В него нельзя войти без разрешения хозяина, его нельзя сжечь, даже пушка его не возьмет! Ну…так хозяин сказал. А заклинание то самое, что у тебя на амулете физической защиты. Почти то же самое…потому что вместо крови там кусочки дерева от этих бревен. Если ты прочитаешь записи старого хозяина — узнаешь это. В этом доме тебе бояться нечего. Никто не сможет тебя в нем победить. Береги его.

— Почему вы только сейчас мне это рассказали? Ах да…потому, что я этого не спрашивал, так?

— Так, хозяин (Смешок. Развлекаются, подонки!) Хозяин, мы ведь твои слуги. Ты нам приказываешь, мы исполняем. Ты спросил — мы отвечаем. Инициатива — не наше дело. И только так.

— Показывайте, где эта самая сокровищница. Охрим!

— Тут, хозяин! — Охрим появился на полу, и топоча лаковыми сапогами проследовал в дальний конец комнаты. Показал на угол, заставленный оружием — мечами, алебардами, саблями и всяким таким железом:

— Вон там, хозяин, за железками. Кстати…старый хозяин говорил, что это железо больших денег стоит. Дамасская сталь, булат, и все такое. Это очень старое оружие. Оно висело у него в московской квартире, а когда события начались — революция и все такое — он все сюда перетащил. И все драгоценности. А потом тут и засел, в этом доме. Сказал, что старую избушку не тронут, а вот всех богатеев обязательно побьют. И был прав. Он сюда несколько возов всего привез. Самое ценное — сюда убрал, в лабораторию, а остальное барахло потом деревенские растаскали, когда он помер. Обои ободрали, полы сняли — тут полы были из ореха. Диван плюшевый утащили, кресла, лампы — все утащили. То, что сейчас ты в доме видишь — это потом стало, когда все уже загадили.

Мда…а за этот склад железа я и не заглянул. И кстати — на самом деле, а почему я не сообразил, что эти железки стоят денег? Ведь старинные вещи, точно.

Эх, и колхозник же я! Мне еще учиться и учиться быть богатеем! Научусь ли? Ведь первое, что пришло в голову — это дорогу провести в деревню! Газ людям сделать! А настоящий богатей удавился бы, и ничего для людей не сделал. Вот как банкирша — класть ей с прибором на всех людей, и на некоторых в частности. И будет она богата всегда, никогда не разорится. Ибо живет только для себя.

Я взял в руки рыцарский меч, прикинул на вес. А что, я бы вполне мог им помахать! Не такой уж он и тяжелый. Полуторный, вроде как. Потертый, старый…на клинке клеймо — не знаю, что за клеймо. Оружейник какой-то отметился…

Алебарда…ух ты! Увесистая штука! Не больно-то ей размахнешься! Но ей скорее всего больше кололи, чем рубили, не топор же.

А вот и топор — двулезвийная секира, как из фантастической книжки. «Бабочка». Неужели такие на самом деле применяли? А я думал — это выдумка киношников. Но она тоже потертая, старая, видно, что точили. Острая, как бритва!

Еще меч…и еще…сабля! С закрывающей руку гардой. А это вроде как ятаган. А это…ух ты, бронзовый! Это бронзовый меч! Греческий вроде как. Щит! Тоже греческий! А здорово бы они смотрелись на стене, ей-ей… А тут…это все кинжалы! Навалено грудой, как металлолом! Красивые, заразы…крови небось людской попили по самую рукоять!

Много! Очень много кинжалов! Сколько их тут? Десятки? Сотни? Да одна эта коллекция бешеных денег стоит! Мда…ну и лох же я…увидел красивые железки, а даже и не подумал, что они денег стоят. Нет у меня этой…коммерческой жилки! Да и честно сказать — жалко, очень жалко было бы их продавать. Я тоже оружие люблю, всякое — и холодное, и огнестрельное.

Кстати…а вон и несколько пистолетов валяются. Красивые. И несколько деревянных коробок — дуэльные пистолеты? На коробках рисунки — скрещенные пистолеты.

Но сейчас не до них. Отгребаю груду кинжалов, стараясь не порезаться о клинки, освобождаю железный ящик, похожий на небольшой сейф. Замка на его петле слава богу нет. Крышка свободна, можно открывать. Стоп! А ну-ка спросим!

— Прошка! У ящика есть какая-нибудь ловушка? Какой-нибудь секрет? Чтобы сунул руку, а тебе ее и оттяпало?

— Нет, хозяин. Зачем она? Эта комната сама по себе сейф и ловушка, так что в ящике все чисто, не бойся.

Соврать он мне не может, а значит…цепляю крышку и аккуратно ее открываю, откидывая назад. Сердце бьется, норовит выскочить из груди, в висках стучит…не каждый день находишь клады! Адреналин просто зашкаливает!

Тряпка. Вернее — кусок темной малиновой ткани, потемневшей от времени. Парча, так вроде ее называют? Берусь за ткань, и медленно, очень медленно подымаю, стягиваю в сторону.

И…задыхаюсь, каменею от блеска драгоценностей! Господи, да сколько же здесь?! Откуда?! Как он сумел это все собрать?! Такое я видел только, исключительно в кино — в фильме про графа Монте-Кристо! Ну там, где показывали сундуки, полные драгоценностей!

Белые, красные, синие, зеленые огоньки, вкрапленные в тусклое мерцание желтого и белого металла. Камешки сверкают, переливаются, впиваются в глаза своими яркими лучиками, и я понимаю, что жизнь моя теперь уже не будет прежней!

И в душе у меня какая-то усталость, даже сожаление — зачем мне это все? Раньше я был свободен, как птица — бросил все, и уехал куда глаза глядят. Живу, как перекати-ле, свободен и легок, а теперь? Теперь вот думай — как жить и что делать с богатством. Чахни, понимаешь ли, над этой грудой злата!

Это еще не деньги. Золото надо прежде продать, как и камни, а я ничего в этом не понимаю. Ничего не знаю — никаких ювелиров, никаких знатоков старинных драгоценностей. И куда сунуться, если захочу что-то из этого продать?

На Варю навешать драгоценности и ходить по театрам! Ха ха! Прошка, ты вроде умный бес, а глупый…аж до уржачки! Увидят ту же Варю в драгоценностях, и спросят — откуда они?! Ее спросят, к примеру — а где Вася все взял? И что она скажет?

Да и вообще светить такие ценности в наших краях — глупость несусветная! Среди нищего народа — только злобу и зависть вызывать. Да грабителей приманивать.

Ах вон оно что…посмеяться надо мной хотели, бесы драные? Вам ведь чем не больше замес, чем ни больше я врагов положу, тем красивее получится, да? Вкуснее?!

И нечего ржать! Раскусил я вас, ироды! Ладно, чего уж…вас не переделаешь, я понимаю. Но и я не такой глупый, как вы думаете. Придумаю, что-нибудь. Пусть пока это золотишко полежит…деньги у меня есть, не бедствую. А там может и найду покупателя на какую-нибудь цацку.

Ну что же, пойду отсыпаться. Сегодня была тяжелая ночь. Но продуктивная. Надеюсь, в ближайшее время меня все-таки не грохнут, очень на то надеюсь…

Завтра будет тяжелый день. Впрочем — как скорее всего и послезавтра. И когда я наконец-то отдохну?

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Колдун-2», Евгений Владимирович Щепетнов

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!