«Напряжение сходится»

Напряжение сходится (fb2) - Напряжение сходится 2140K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Алексеевич Ильин (Tagern)

Владимир Ильин Напряжение Том 4

Пролог

В основе каждого строения — инженерный расчет. Придет шквальный ветер с осенними штормами, ударит ледяная вьюга студеным февралем, разойдется грозой небо поздней весной или солнце устроит пекло без единого ветерка в разгар лета — любая постройка обязана выдержать. Особенно, если речь про сооружение исконно военное, коему предписано стерпеть не только погодные ненастья, но и человеческую волю, вооруженную и злонамеренную.

Стены Московского Кремля помнили шесть сотен лет и в четверо больше сезонов, были биты пушечными ядрами и горели в огне, видели под сотню штурмов и раскаты стихий в каждом из них, ведомой противостоящими Одаренными. Во времена оные, в небе над шпилями башен сталкивались грозовая синева и багровое пламя, блекло-желтый песок и аквамарин кристальной чистоты. Целый калейдоскоп красок и Сил раз за разом сходились в смертельной битве, но в местах их столкновения всегда был один и тот же цвет — темно-красный цвет крови, одинаковой у нападавших и защищавшихся.

Многое пережили стены, и не всякое событие оставляло их целыми. Латались прорехи, перестраивались обрушенные участки и закладывались новые фортификационные сооружения — спешно во время войны, и куда более вдумчиво во времена спокойствия и мира. Бывало, в сытые и спокойные годы некрасивые, но надежные сооружения сносились целиком, чтобы выстроить на их месте нечто скорее прекрасное, чем функциональное.

А бывало и так, что целую башню кремлевской стены отдавали царским указом в руки отличившегося боярства — и те тоже не оставались равнодушными к новому приобретению, вкладывая богатство рода в лучший символ личного благополучия, который только и может быть в стране — в собственную башню, высокую, да роскошную на зависть всем остальным. Слева, правда, у этой башни будет ветхая стена в пять метров толщиной, да справа тоже вид не самый лучший — но сама будет настолько хороша, что на защиту ее от врага будет призвана вся ближняя и дальняя родня. Даром, что этой родне до столичных битв за власть никакого дела не было — но вот за личное имущество уже можно и порадеть. Таким путем восемь из двадцати башен обрели новых хозяев, перейдя из щедрых рук самодержца в собственность весьма влиятельных семейств. А власть на престоле Московском утвердилась настолько, что более некому в стране стало шептаться по углам, что кровь в царе варяжская, не наша — и не по праву ей быть во главе русских земель. Проблемы-то, ради которых их когда-то призвали, давно уж решены…

Странно, но те, кто выжил в тех противостояниях, сбежав за границу — не очень то сотрясали воздух гневными речами в адрес правителей, а скорее исходили искренней ненавистью к победителям из числа своих, что были по иную сторону. Так получалось, что всякий раз воевало боярство против равных себе по титулу и положению, а сами Рюриковичи ни в одном междоусобном сражении свою силу так и не явили, пусть и присутствовали самолично во время каждой битвы. Оттого — кровная месть тоже была к своим, но никак не к потомкам варягов, некогда приглашенных на княжение, да оставшихся на века.

Времена активных битв уже два столетия, как позади. Вокруг высится прекрасный город, украшенный высокими шпилями княжеских башен — тех семейств, кому в свое время не досталось награды за ратный подвиг в виде части кремлевской стены, но позже, в обмен на услуги трону, интриги, подвиги или горы золота был получен во владение участок столичной земли под строительство. И, разумеется, были эти высотки куда роскошнее и выше кремлевских. «Меняю старые лампы на новые» — кричал как-то персонаж одной восточной сказки, готовый с радостью обменять яркий и красивый новодел на пыльный и ветхий. В этом мире «джинны» сами владели своими старыми башнями и меняться не желали — равно как и исполнять чьи-либо желания, кроме своих собственных.

Мир, правда, в джиннов не верил и предпочитал ходить в Кремль на экскурсии… В ту его часть, которая для посещения была открыта.

— Господа! Прошу обратить внимание направо. Перед вами Архангельский собор — шедевр зодчества начала шестнадцатого века, построенный по проекту архитектора Алевиза Фрязина из Милана.

Группа экскурсантов послушно повернулась в сторону белоснежной громады с золотыми и серебряными куполами. Было их ровно два десятка — совершенно разных, приезжих и местных, в парадных нарядах и легкомысленных шортах и футболке по нынешнему жаркому дню. Но внимали они своему гиду — основательной на вид брюнетке четвертого десятка лет в сером костюме и белой блузке, обладающей хорошо поставленным голосом и властными жестами, с одинаковым интересом в глазах. Разумеется, кроме одутловатого и массивного господина в темных очках, прочитать эмоции за которыми не представлялось никакой возможности.

Мужчина, обладающий недюжинными габаритами — под два метра ростом, в косую сажень плечами и настолько выдающимся животом, что в футболку с американской символикой, его прикрывавшей, можно было запросто завернуть трех человек средней комплекции, а синие шорты казались полноразмерными брюками, предпочитал стоять позади всех, с левого края. Крайне неудобный гость для женщины-гида — слишком высокий, да и стоит особняком, оттого обращалась она к группе, глядя в первые ряды. Соседи же по экскурсии тоже неохотно бросали на мужчину взгляд — смотреть на огромный живот не было ни малейшего удовольствия, а для разговоров с явным иностранцем не доставало знаний языка.

В общем, момент, когда крайне габаритный, крайне заметный и массивный человек развернулся на месте и ушел в сторону Тайницкой башни, не заметил никто из группы, продолжавшей разглядывать белокаменный собор.

Собственно, куда можно подеваться с закрытой территории внутри Кремлевских стен? Внутрь государевых построек — не допустит стража. Внутрь клановых башен, горделиво устремившихся ввысь на уровень нынешних девятых-десятых этажей, не пропустят слуги могущественных владельцев.

Но так получилось, что окованная черным металлом ставня дверей Тайницкой башни, оказавшаяся на пути мужчины, отворилась навстречу сама — ровно настолько, чтобы пропустить габаритного господина под сень владений великого рода Черниговских князей и тут же закрыться вновь.

— Питер Юзефович, прошу вас, — внутри роскошного холла, следовавшего сразу за дверьми, габаритному господину поклонился незаметный человечек с обликом клерка и указал на правый рукав коридора, вскоре закруглявшийся, следуя силуэту строения. — Вторая дверь налево.

Мужчина не ответил на поклон и молча проследовал указанным маршрутом, двигаясь по белому мрамору пола, вдоль закрытых до середины алым бархатом стен, через прохладу и тишину, созданную массивными кирпичными стенами башни-крепости. Массивный господин шел, игнорируя строгие лики в мундирах с портретов, золото электрических подсвечников, освещающих путь и создающих причудливые тени на лепнине низких потолков. В его шагах не было нервной поспешности от осознания могущества ожидающей его персоны, а во взгляде — и малейшего любопытства к окружающей роскоши, будто бы все вокруг было видено им не единожды — хотя служка у входа мог бы поклясться, что видит гостя в первый раз.

Понадобилось около сотни шагов, чтобы добраться до нужной, второй по счету, широкой двери темного дерева без каких-либо табличек и указателей.

Впрочем, какие еще указатели внутри родовой собственности. Тут чужих не было и быть не может.

Темные очки были сняты и зацеплены за ворот футболки. Крупная рука протянулась к массиву двери и удивительно аккуратно постучалась костяшками пальцев, после чего мягко приотворила створку — ровно настолько, чтобы услышать мнение хозяина комнаты на его визит.

— Проходи-проходи! — Тепло отозвались изнутри, словно желанному гостю.

Рука Питера легонько дрогнула, словно отозвавшись на доброжелательность приглашения. Но вошел он в помещение столь же равнодушным и невозмутимым.

— Доброго дня, — голос мужчины оказался низким, с ощутимым западным акцентом, проваливающимся на гласных.

Крупный кабинет, явно бывший залом для совещаний, утопал в полумраке. Над длинным столом, разрезавшим помещение пополам, не горели плафоны, так что свет шел только от зеленоватой подсветки огромного — во всю левую стену — аквариума с диковинными и яркими крупными рыбинами. Окон, разумеется, не было — первый этаж башни не предполагал их наличия. Слегка бликовал отраженным светом экран проектора на противоположной аквариуму стене, а вот противостоящая гостю грань кабинета и та, что была рядом с ним по правую его руку — были тщательно укрыты плотными черными драпировками. Под ногами скрипнули доски наборного паркета — Питер автоматически сделал шаг вперед, тут же оказавшись на мягком ворсе ковра.

Полумрак в дальнем конце стола шевельнулся и выступил навстречу гостю, материализовавшись в невысокого мужчину пятого десятка лет, одетого в простой, чуть мешковатый и не по фигуре серый костюм.

Ожидавший Питера человек чуть сощурился, поправляя массивные и старомодные роговые очки, и будто только сейчас вгляделся в вошедшего мужчину.

— Похорошел, — выдал хозяин кабинета с довольством, подошел совсем близко и положил кончики пальцев на локти Питера, рассматривая его и вовсе бесцеремонно.

Массивный гость, несмотря на явное превосходство в физической силе, отчего-то отреагировал на прикосновение весьма нервно и скованно, дернувшись и ощутимо напрягшись.

— Ну-ну, — успокаивающе одернул его господин в костюме. — Я же не ругая, честное слово.

Но локти отпустил и отвернулся, неспешно возвращаясь к столу — к ближайшему креслу. Питер же легонько выдохнул.

Хозяин кабинета остановился возле столешницы, тронул спинку вращающегося кресла рядом, заставив то сделать полуоборот, но так же остался стоять на ногах. Не предложил он сесть и своему гостю.

— Я тобой доволен. — Скупо констатировал он.

— Спасибо, — сглотнув, ответил Питер, опустив взгляд вниз и не решаясь его поднять.

Чтобы радость во взгляде осталась только его тайной.

— Возглавишь новое направление перевозок товара. Готовься. Убери, — господин в очках неопределенно повел рукой, — эти телеса. Приводи себя в порядок. Будет новая личность, фотографию и описание тебе дадут на выходе.

— Спасибо.

— Не подведи меня, — было много тихой угрозы в этих словах, но последующее, самое важное слово искупило их сторицей. — Сын.

Питер только согласно тряхнул головой — сильно и выразительно. Потому как все слова будто застряли в горле, сжатым, чтобы не допустить постыдной дрожи подбородка от искреннего восторга и счастья.

— Какой род перевозок? — Уже ступив к выходу, спохватился Питер, которому оставалось жить со старым именем считанные дни.

Потому что радость-радостью, однако к любому новому делу требовалась тщательная подготовка. Возможно, детали его тоже ждали на выходе, но это будет на целую сотню шагов позже.

— Железнодорожные. — Небрежным жестом господин в костюме показал, что аудиенция окончена.

И почти моментально остался в кабинете один.

Князь Черниговский неспешно подошел к аквариуму, и с огоньком иронии во взгляде посмотрел на его обитателей.

«— Наверное, они считают себя счастливыми тут, в идеальных условиях, огражденные от хищников, сытые и здоровые.» — Мужчина постучал пальцем по стеклу, наблюдая, как подплывают к нему охочие до корма рыбы. — «Быть может, полагают себя любимыми и баловнями судьбы, видят прекрасное будущее и строят планы. Хотя вся их судьба — стать, со всем их накопленным жирком, обедом для человека, изредка их подкармливающего. Когда придет время.»

Князь невольно посмотрел на часы — солидные, с круглой рамкой и кожаным ремешком. Точно такие же, как десятки иных, подаренных им анонимно многим и многим людям. Немного странные, к слову, часы которые многие полагали бы испорченными, так как вместо индикатора дня недели они отчего-то показывали цифру, что медленно — раз в год — сменялась на меньшую, отсчитывая непонятный и неведомый срок.

Часы, на которых у одного помешавшего ему юноши осталось всего пару месяцев — в той самой шкале, в которой на его, князя, часах был знак вечности.

Князь Черниговский выбросил мысли о третьестепенном человеке из головы, вся ценность которого была в сети железнодорожных компаний, созданных им и обереженных Черниговскими в ключевые моменты становления. Воистину, не самое лучшее приложение огромного количества денег, выигранных на турнире, рисковое и опасное. Денег, которые Черниговские князья считали своими, когда принимали Зубовых к себе в клан, и отказываться от которых не желали. Оставалось просто дождаться, пока юноша достигнет восемнадцати лет и правоспособности все потерять.

Власть, которую давал князю пост руководителя МВД Империи, не оставлял мальчишке ни единого шанса. Были, разумеется, раздражающие препятствия на этом пути, вроде довольно известной семьи, приемным сыном которым он приходился, покровительства князей Шуйских, возможного родства с влиятельными князьями Юсуповыми и, по оценке аналитиков, участия целого пророка в его жизни, приходящегося юноше родной сестрой.

Но в его аквариуме и не было никогда простых рыб, только такие — яркие, диковинные и очень богатые.

Что до противодействия и мистики, то древний род Черниговских знал, как их обойти. Достаточно, чтобы мальчишка сам захотел все отдать. Никто не станет уничтожать его физически, не станет давить и угнетать — и даже пророк, если слухи о нем правда, не сможет заметить самого главного. Как человек ломается изнутри. Как угасает в нем надежда. Как ему не хочется жить, и любая плата становится приемлемой. Плата, которую он готов платить за то, чтобы жили и не страдали друзья, у которых нет покровительства князей, нет пророков в родичах…

Князь раздраженно встряхнул головой, отметив, что вопреки собственному желанию продолжает думать о том, кого сам же назвал третьестепенным.

Мужчина переместился в самый темный угол комнаты и резким движением шагнул в темноту — чтобы тут же вышагнуть из занавешенной шторками темноты угла личного кабинета на вершине клановой башни. Его мысли вновь устремились к бесконечной шахматной партии, создаваемой собственными руками на просторах самой большой в мире страны. Партии, в которой фигуры не знали, что ими играют, и даже не догадывались о собственном цвете, равно как и о цвете противников. Удивительной игре, в которой по всем канонам пешка могла съесть ферзя. Только в классической партии такое событие создавалось путем сложной комбинации, а вот Черниговские действовали куда проще — ослабляя противостоящую фигуру до той степени, что ее съедал кто попроще и гораздо слабее. Слабости — это именно то, о чем клан, призванный с ними бороться в масштабах всей Империи, знал лучше всех.

И если бы только их клан занимался слабостями, обеспечивая государеву безопасность от самих себя, то все было бы куда как проще… Но были конкурирующие структуры, от которых приходилось таиться. Было «Око Государево», подчиненное непосредственно Императору, были княжеские разведки и постыдная случайность, как некогда с Зубовыми, которую кое-как удалось замять, не вызвав подозрения на себя и сохранив маршруты доставки… Тем не менее, карта страны медленно окрашивалась в их цвета.

Черниговские не стремились узурпировать трон. Какая пошлость, в самом деле — потратить столько сил, чтобы воссесть на неудобное кресло, надеть тяжелую корону и бояться каждую ночь, что кто-то из наследников Рюриковичей остался жив и решится мстить. Мысли князя были чище и изящней — получить в государстве такое число подконтрольных аристократов, против слитного голоса которых даже Императору не получится возразить. Власть над самим Императором будет гораздо слаще пышных регалий и звучных титулов.

Князь подошел к узкому окошку, открывавшему вид во внутренний двор Кремля. Мельком отметил, что его недавний гость уже вернулся к своей экскурсионной группе, и перевел взгляд на выше, оглядывая постройки.

Поистине могучи и крепки стены древней твердыни, несокрушимой и стабильной, равно как и весь механизм власти в империи.

И не было в мире напряжения, которое могло бы их сокрушить.

Глава 1

Утро первого сентября выдалось обжигающе жарким, безоблачным и безветренным, словно и не было до того череды хмурых дней и моросящего мелкого дождя, стучавшегося в московские окна, напоминая о наступлении осени.

Ошалевшая от таких перемен природа реагировала сухой и растрескавшейся землей, и где-то даже проклюнувшимися почками на серых деревьях, уже готовых было заснуть до весны. От нагретого асфальта поднимался пар вчерашних луж, наполняя виды на горизонт дрожащим маревом, а стаи перелетных птиц, взлетавших было над черными кронами деревьев, тут же рассыпались на небольшие группки и возвращались обратно, будто уверившись в возвращении лета.

Люди же на жаркий денек реагировали по-разному: кто, чертыхаясь, пробегал поскорее от прохлады метрополитена и тени остановок до кондиционированных офисов, а кто и с улыбкой смотрел на мир, радуясь еще одной возможности показать летние наряды и красивый загар, покуда длинные осенние плащи и куртки не обратят всех вокруг в серую, безликую толпу. Жарились в духоте пробки водители, выставив руку из окна в надежде уловить порыв ветерка, но смеялись, пробегая рядом по тротуару дети — для которых ветер был в движении воздуха, не успевавшего расступиться у них на пути.

И, разумеется, истинно счастливыми были продавцы цветов, для которых солнечное первое сентября грозило обернуться нешуточной прибылью — спешили к парадным школ и университетов ученики и ученицы, забирая с собой яркие красные, белые, синие, розовые цвета праздника.

Сезонный бизнес чутко реагировал на погоду, интересуясь прогнозами синоптиков куда как чаще остальных. Правда, у иных сезон кончался ровно в августе, вне зависимости от стоявших на улице температур — лицензии на уличную торговлю мелким товаром выдавались аж в феврале, и стоили настолько недешево, что большинство не рисковало оплачивать дополнительный осенний месяц, который запросто мог выйти холодным и дождливым. Оттого — жара была, а торговцев мороженым на университетской площади при МГУ — ни единого.

Благо, я подсуетился и прихватил передвижной морозильный ларь, расположив для услады очей и прохлады ног перед собой. Ветви яблони над головой даровали тень, а железная скамейка оказалась довольно удобной для медитативного ожидания первой учебной лекции.

— Почем мороженое? — Остановился перед морозильником юноша лет двадцати, заинтересованно посмотрев на закрытую, без единого ценника, непрозрачную крышку холодильника. — И какое есть?

Но не все идеи выходят достаточно удачными.

— Не продается. Никакое. — Я хмуро посмотрел на явного студента, перехватив его взгляд, покуда ему не расхотелось есть и вообще тут находиться.

Юноша неловко отступил вбок, прошагал так еще два метра, резко отвернулся и быстро зашагал в обратную сторону.

— А есть пломбир? — Мигом подгреб взрослый мужчина с юной дочкой, будто выжидавший до того очередь.

— Ничего ни для кого нет, — сурово произнес я.

— А чего тогда сидишь? — Буркнул он недовольно.

— Медведя жду.

— Сумасшедшие вокруг, — чертыхнулся он неслышно, уводя погрустневшую дочку дальше по парку. — Вот поэтому, милая, всегда надо надевать панамку на голову. Напечет!..

С возмущением оглядел себя — рубашка дорогущая в почти незаметную полоску, туфли белые, модные, носки и брюки им в тон. Часы, опять же, серебряные запонки с бриллиантами чистой воды. Уже и холодильник с собой нельзя принести спокойно!

Тут же отметил целеустремленное движение молодой парочки в мою сторону и кошелек в руках юноши.

В общем, морозильник пришлось сдвинуть вбок от скамейки, а самому пересесть на другой край.

Я поерзал на месте, переложив с колен на скамейку папку с документами о поступлении на первый курс. Разнообразные ксерокопии о составе семьи, фотографии без уголка и с уголком для различных документов лежали там же, вместе с тетрадкой и ручкой. Только вот первый учебный день изрядно отличался от тех, к которым я привык. Никакой парадной линейки перед зданием, с разбиением на квадраты "своих" и табличкой названия курса или класса. Нет взволнованной толпы, неуверенными пингвинами перетаптывающейся возле своего куратора — но есть нескончаемый поток людей, шедший внутрь главного корпуса с самого утра, словно он не имеет предела.

Где-то там, внутри, кто-то должен произносить приветственные речи, легонько стращать тяготами и вдохновлять историями успеха выпускников. Танцы на сцене, цветастые грамоты, атмосфера волнения и триумфа, молчаливые обещания самому себе учиться и деятельное обдумывание, где и как отметить сегодня будущие успехи в учебе.

И все это — должно пройти мимо меня, оставив чужим на будущем курсе. Пусть знакомятся и заводят дружбу, намечают симпатии и дышат первой влюбленностью. Первая настоящая лекция начнется на пару часов позже, когда все перезнакомятся. Я же приду почти со звонком, заняв последнюю парту, стараясь быть вне коллектива. Слишком многим мое общество ломает судьбу, перекраивая желания и мечты. Не то, чтобы это было большинству во вред, но как сказал один очень важный мне человек, все хотят себе собственной судьбы, с собственными ошибками и победами.

Все это вызывало легкую досаду, но при этом и ощущение правильности своих действий. Я посмотрел на громаду главного корпуса университета, словно на цветастую коробку, внутри которой могло быть все, что угодно — от плохого, до хорошего, от нищеты духа до богатства пыльных библиотек. Но этот подарок судьбы — для всех сразу, а значит надо быть с ним осторожнее. Посмотрим на него с задних парт, для начала.

— Вот ты где! — Воскликнул довольный девичий голос сбоку, заставив легонько вздрогнуть и перевести в ту сторону взгляд.

Засмотревшись на шпиль высотки, прозевал явление одной очаровательной особы, нетерпеливо перетаптывающейся сейчас возле моего холодильника.

Ника Еремеева была в длинном белом платье с диагональным узором в виде серых звезд, и темных очках, поднятых поверх высокой прически рыжих волос. Босоножки под цвет платью и легкая бежевая сумочка дополняли облик до летнего.

— А я знала, где тебя искать! — Довольно произнесла она на мой невысказанный вопрос и вопросительно поднятую бровь. — Рядом с мороженым!

Не то, чтобы сильно соскучился — еще неделю назад вместе падали в одном самолете. Но видеть ее я был определенно рад.

— А где продавец? — Поинтересовалась она, оглядываясь по сторонам.

— Нет продавца, — терпеливо вздохнул я.

— Что ты сделал с продавцом? — Построжел ее голос.

— Не было продавца, это мое мороженое. — Повернулся я лицом обратно к зданию. — Хочешь, верь. Хочешь, ищи тело.

— А можно мне?.. — После заминки, просительно поскреблись подушечками пальцев по крышке холодильника.

— Нет.

— Почему? — Присела она рядом, отразив голосом легкое возмущение и грусть.

— Один раз я уже угощал тебя пломбиром. — Припомнил я ей эпизод из детства, который невозможно забыть.

— Его тигры съели!

— Какое глупое оправдание, — проворчал я. — Как там твои поиски?

— Какие еще поиски? — Прозвучало в ответ равнодушно и даже удивленно.

Но слух четко определил тщательно маскируемые нотки настороженности в Никином голосе.

— Артефакта, который ты выкинула в урну. — Поспешил я уточнить, впрочем, не оборачиваясь в ее сторону.

— Ах, это, — поскучнела девушка, словно вспомнив о мелочи, а не вещице за три полновесных миллиарда.

— Судя по ноткам апельсиновой кожуры, прокисшего сока и забродившего кефира, поиски продолжаются? — Втянул я воздух.

— Пахнет, да? — Заволновалась Ника не на шутку, принюхиваясь к запястьям.

— Не сильно, — успокоил я. — Помочь?

— Нет! — Категорично и упрямо ответила она, доставая из сумочки ароматизированные салфетки и оттирая ладони.

— Если что, проси, — повел я плечом.

После чего позволил установиться молчанию, не разрушая его даже после того, как Ника завершила косметические процедуры.

Шелестели университетские фонтаны, включенные по такой жаре. Мимо проносились редкие люди на роликах и скейтбордах. Но, в основном, было тихо — той самой контрастной тишиной, что царит возле образовательных учреждений посреди урока.

— Максим… Если честно, я тебя искала, чтобы извиниться, — произнесла Ника первой, вызвав нешуточное удивление.

Повернулся к ней и с любопытством оглядел повинную мордашку, устремленную взглядом куда-то вниз и вбок.

— Да неужели? — Высказал я вслух.

— Да! — Уверенно заявила она и продолжила тем же тоном. — Я повела себя очень грубо, когда мы расстались. Я не должна была так критиковать твое желание стать… Ну, императором, — смутилась она.

— Так-так, — повернулся я к ней всем телом, с интересом ожидая продолжения.

— Понимаешь, — только теперь замялась Ника, неловко сцепив пальцы. — Когда я была у тебя в гостях… Когда ты спал, я случайно уронила тебя головой вниз со второго этажа. И эти мысли — не твоя вина, а последствия падения!

— Ника, постой, — постарался притормозить ее я, приподняв ладонь.

— Но я тебя обязательно вылечу! — С жаром произнесла девушка. — Я переведусь на психиатра, и мы это вместе преодолеем!

— Стоять! — Гаркнул я так, что окрестные перелетные птицы все же решились на вояж на юг. — Какой еще второй этаж?

— Окно твоей комнаты, — смутилась она еще сильнее.

— Так. Что ты делала в моей комнате? — Нахмурился, пытаясь состыковать ее совершенно невероятные слова со своими воспоминаниями.

Вернее, с тем, что ничего не помнил о той ночи.

— Пыталась выкрасть, — пискнула Ника еле слышно.

— И это у меня с головой непорядок, да? — Оглядел я эту сумасшедшую сверху до низу.

И точно — без панамки! Все с ней понятно.

— И выкрала! — С возмущением добавила она.

— Так, женщина, забыли про меня. — Выдохнул я, отметив краем глаза еще двоих знакомых. — Вон тебе еще два пациента. Один думает, что медведь, а вторая — что честный человек.

По дорожке в нашу сторону двигались Шуйский Артем и некая Вера.

Нет, я бы подискутировал с Никой о ее странных мыслях и важности не перегреваться на солнце, но без таких свидетелей, как княжич, с которым мы расстались не самым лучшим образом, и его сопровождающая, тоже не питающая ко мне восторгов.

Одета пара была вполне по-летнему: в сандалии и легкое платье, походившее на парео радужной расцветки, у Веры и более солидный бежевый костюм-двойку у Артема. Образ дополнял легкий ветерок, колыхавший платье девушки и полы пиджака юноши — при полном безветрии вообще, что говорило об активированном артефакте у них на службе. Но лучшим "одеянием" для статусной пары были следовавшие позади по дороге и параллельно им по иным тропам люди из охранения — крепкие парни в летних футболках, шортах и темных очках, которые все равно никак не могли скрыть "тяжелый", ощутимый физически взгляд.

Значит, дома у Артема все стабилизировалось, раз он смог призвать своих людей. Это хорошо.

Ника диспозицию оценила мгновенно, приосанившись и чинно уложив ладони на колени.

— От меня не пахнет? — Произнесла она еле слышно со скромной улыбкой, опустив очи долу.

— Лаванда, ландыши, немного спирта. Цитрусовые — эти остались, но умеренно, — успокоил я ворохнувшуюся девушку. — Бог ты мой, ты не могла нанять кого-то на поиски? — Шепотом попенял я ей.

— Три миллиарда! — Возмутилась она столь же тихо. — А если найдут и присвоят?

— Надо было думать, когда выкидывала. Все, молчим. Здравствуйте, ваше сиятельство! — Поднялся я Артему навстречу, сияя радостной улыбкой.

Потому как непонятно, в каком мы сейчас статусе.

— Привет, Максим, — ответил он обычным рукопожатием и дружелюбным выражением на лице, будто и не было ничего.

Настораживает.

— Давно не виделись, — предложил я им место на скамейке, первым заняв место поближе к холодильнику.

Ника как-то сама-собой оказалась за спиной, стараясь не отсвечивать. Их взаимоотношения с Шуйским Артемом описывались фразой "убил бы", так что скромность была не ложной, а объяснимой необходимостью. Документы Артему наверняка прислали из дома новые, но это вряд ли сподвигнет его простить ту, что порвала своими руками оригиналы. Приветствий от Ники все равно не требовалось — они, официально, даже не представлены друг другу.

— С неделю, — оценил период Артем, оставшись стоять на ногах.

Вера тоже спряталась за его спиной, в свою очередь — от меня. Честно говоря, ничего не имел против нее лично, но предпочел бы уничтожить вместе со всей ее семьей. Данная мысль пришла ровно в тот момент, когда Вера выглянула из-за очень широкого плеча кавалера, пересеклась со мной взглядами и, чуть побледнев, скрылась за широкой спиной.

В общем, обычные у нас отношения, с оглядкой на порядки и правила, в которых нет места жалости к посягнувшим на жизнь и честь, но есть исключения для тех, кто важен нашим друзьям.

— А я тебе звонил, — скучным тоном продолжил Артем.

— М-м?

— Но меня всякий раз переключало на линию анонимной помощи для самоубийц, — поиграл желваками юноша.

— Я подумал, ты мог сильно переживать, — отвел я взгляд.

— Максим, это не смешно, знаешь ли! Они перезванивали! Потом еще из универа звонили. Что это вообще за анонимность такая! — Возмущался он уже в голос.

— Кто ж знал? — Почесал я затылок, искренне винясь.

Артем набрал воздух в легкие для очередной отповеди, но остановился и с выдохом махнул рукой, устраиваясь на скамейке. Позади его, к дальнему краю, юркнула Вера.

— Почему не в университете? — Успокоившись, поинтересовался Артем. — Я тебя там искал. Для первокурсников сам ректор выступал, интересно было.

— Да ну… Чувствует моя интуиция, я с ним еще познакомлюсь, — отозвался я без энтузиазма.

— Простите мою бестактность, — отчего-то вскинулся он, чуть повернув корпус. — Хочу представить вам Петрову Веру Васильевну. Вера телеведущая, студент РТФ, очень уважаемый человек на кафедре и моя девушка.

Поворот корпуса, впрочем, был недостаточен, чтобы Вера не смогла укрыться за широким плечом. Но из вежливости, ей все же пришлось вынырнуть и осторожно глянуть в нашу сторону. Ее взгляд опасливо прошелся по мне и с любопытством остановился за моим плечом.

— А я вас знаю! — Воскликнула Вера, глядя на Нику. — Вы же Еремеева, я ваш приказ на отчисление подписывала!

— А это Еремеева Ника, — спокойно произнес я в ответ на ее бестактность. — она как-то предлагала тебя убить, но я не разрешил. Разумеется, она сейчас очень об этом жалеет.

— О том, что хотела?

— Возможно.

— Максим! — Напрягся Артем.

— Ладно. Позвольте представить вам Еремееву Нику Сергеевну. Ника временно безработная.

Сильный тычок последовал в спину.

— Ника одаренная в ранге "ветеран".

Еще один легкий удар — словно напоминающий.

— И целитель в ранге "воин".

Возмущенное от недооценки постукивание, которое я проигнорировал. Нечего тут перед Верой хвастаться.

— И…

— А еще я его личный психиатр! — Добавила Ника уже самостоятельно, обрывая недосказанную мною фразу.

— Целитель-психиатр! — В деланном удивлении приложила Вера ладошку к щеке. — Неужели все так плохо?

— Так, не ссорьтесь. — Поднял ладонь Артем, и Вера тут же исчезла за его торсом. — Такой прекрасный день. Вон, ларец с мороженым даже стоит. Только продавец, зараза, куда-то делся… — Огляделся он по сторонам.

— Это мое мороженое, — насупился я.

— О! С медом есть? — Заинтересовался он.

— Есть. И с медом, и без меда, и мед без мороженого.

— Тогда угостим дам, и давай отойдем на пару слов? — Произнес он просительно, перейдя к тому, что наверняка и явилось причиной этой встречи.

Девушкам достались крошечные вафельные рожки с мороженым, выбранные ими самостоятельно, как обладающие минимальным разрушительным действием на фигуру. Мы с Артемом ограничились пломбирами, съеденными раньше, чем удалились на комфортное для безопасного разговора расстояние. Тем нее менее — не так далеко, чтобы упускать из виду девушек, потому как мало ли что. Ника с Верой, в свою очередь, расположились на противоположных краях скамейки, демонстративно отвернувшись друг от друга. Ну и ладненько.

— Как дела дома? — Поинтересовался я для начала.

— Хорошо, — охотно закивал Артем. — Дядя Элим еще полторы недели назад сам с повинной пришел.

— Поругали его, а? — Нейтрально произнес я, вспоминая размер его прегрешений и приглушая в душе рванувшуюся ярость.

Дело, конечно, семейное, и кровь одна…

— Дед его приложил так, что еле жив остался. — Спокойно отозвался друг, хотя отчитываться о внутренних делах был, в общем-то, не обязан. — Все, что было у него, забрал клан. Детей и жен в младшие семьи раскидали, по одному и в разные города. Самого — полуживым на плот и в реку, с наказом вернуть всех, кого он в рабство продал и решить с каждым вопрос виры. А если кого в живых нет, то с семьей погибшего. До того на глаза не появляться.

— Справится? — Слегка растерявшись от откровенности, поинтересовался я.

— Чтобы свою родную семью из чужих рук забрать, детям будущее вернуть? Из шкуры вывернется. — Уверенно кивнул Артем. — Сбежать все равно не выйдет, с дедом никто в мире не станет ссориться, дядю выгораживая.

— Совсем никто? — Засомневался я.

— Максим, по статистике, люди видят медведя куда реже, чем медведь — людей, — вздохнув и тронув короткую прическу, произнес друг. — А дед — он видел тех князей, кого давно в живых нет… Кстати, насчет деда. — Неуловимо напрягся голос друга.

— М?

— Максим, ты не мог бы объяснить, что… с ним происходит? — Чуть спотыкнулся посреди вопроса Артем, подняв взгляд, полный искреннего недоумения.

— А что с ним? — Нахмурился я. — Сдавали целым и живым.

— Он делает нетипичные для себя поступки, — отвел княжич взгляд. — Я еще никогда его таким не видел. Что ты с ним сделал? Что вообще произошло?

— Это долгая история, — посмотрел я вновь на девушек, что сидели вроде тихо и мирно, улыбаясь миру каждая в свою сторону — но судя по движениям губ, обменивались короткими мнениями на неизвестную тематику.

Напряжение в их позах показывало, что тематика вряд ли приятная. И если дело пойдет далее слов, будет не очень приятно, если Ника ее тут прибьет — перед другом неудобно.

Я движением подбородка показал Артему на нашу скамейку, и тот, чуть нахмурясь, понятливо кивнул.

— Хоть в двух предложениях? — Попросил он, обозначив движение в сторону девушек.

— Ну, самолет с твоим дедом рухнул.

— Это, я как понимаю, плохая новость?

— М-м, это хорошая, — честно признался я. — Плохая в том, что он летел тебя убить, пока ты не вошел в полную силу.

Как бы ни владел собой Артем, но с шага он сбился, ошарашенно посмотрев на меня.

— Теперь представь, — буднично добавил я. — Что проиграв и поклявшись вечно тебе служить, он приезжает к тебе домой. Он знает свою вину перед тобой, он видит твою силу, чувствует свою слабость и осознает твое право судить.

— Погоди, как так-то…

— Я допускаю, что ему страшно. Очень страшно, — вежливо улыбнулся я. — Но это пройдет.

— Это хорошо, — автоматически произнес Артем, о чем-то напряженно размышляя, закусив губы.

— Это плохо, — не согласился я, тут же поймав внимательный взгляд. — Сейчас он покладистый и готов на все, чтобы замолить перед тобой вину. Потом он снова станет собой.

— Прежним он мне нравился гораздо больше, — вновь задумался о своем друг. — Тем более, что мне от него ничего не нужно.

— Знания. — Подсказал я осторожно.

Вновь под ногами была тонкая грань, где любая дружба завершается и начинаются семейные интересы — закрытые и не касающиеся посторонних.

— Отец передал достаточно.

— Я полагаю, — стараясь не спешить, начал я. — Что существо, способное убить ради власти внука, не станет передавать потомку некоторые навыки. Те самые, что делают потомка сильнее прародителя.

Если будет отповедь — то ровно сейчас. Возможно, болезненная. Однако другу я был обязан подсказать этот путь. Отец Артема не был слаб, но был вынужден прятать своего сына от его деда, не в силах тому ничего противопоставить. Отец Артема так же нанял ему учителя со стороны, а значит был не способен вывести на предельный уровень самостоятельно. Выводы лежали на поверхности.

— Я уточню, — вместо ожидаемой реакции, хмуро кивнул Артем, изрядно удивив.

Мы медленно направились к скамейке. Атмосфера вокруг неуловимо менялась, сменяясь с тихой на шумную и бурлящую — выходили из университетских корпусов студенты, через край наполняя энергией и жизнью все пространство вокруг себя.

— Второй важный вопрос, — вроде как разобравшись с тяжестью первого, по-прежнему спокойно и уверенно произнес друг. — Надо решить с твоим статусом.

— А что с ним не так?

— Столица, — повел Артем плечом. — Это у нас в городе все про всех знают. Тут слишком много людей. Много возможных конфликтов.

— У меня достаточно связей, — намекнул я на то, что в прошлый раз его проблемы пришлось решать мне, а не наоборот.

— Уровень твоих связей гораздо выше досадных неприятностей с дураками. Сам не захочешь их использовать ради мелочей, а жить спокойно ты не способен.

— Я честно постараюсь быть скромнее.

— Да не в скромности дело, — с досадой цокнул Артем. — Вот, посмотри сам. Стоит твой холодильник. Рядом ты. Значит, мороженщик. А будет статус — то: уважаемый человек рядом с холодильником. Отношение общества под стать.

— Предлагаешь мне обзавестись охраной, как у тебя? — Скептически посмотрел я на плечистых ребят, продолжавших держать нас и подходы в фокусе внимания. — На занятия тоже их брать? — Вздохнул я без конфликта в голосе.

— Я от них в ближайшее время сам откажусь. Это, — повел он рукой в сторону охраны, — временно, до получения статуса.

— А быть княжичем уже недостаточно?

— Для особого вида дураков — недостаточно, — к удивлению моему, согласился он. — Особый вид будет вызывать на дуэли, стараться уязвить словесно, но без прямых оскорблений. Словом, это не поможет.

— Тогда о каком статусе идет речь? — Слегка запутался я, подумав сначала, что Артем сватает к себе в свиту.

— В конце месяца — столичный экзамен на воинский ранг Силы. При большом скоплении людей. Списки высших рангов во все газеты идут, на телевидение. Подтвержу своего "Мастера", и любой смертник меня за километр обходить будет. Так что, Максим, очень прошу — сдай на своего "Учителя", и увидишь, что большинство проблем отпадут сами. — Остановившись, положил он руку на мое плечо и внимательно посмотрел мне в глаза. — Я бы очень не хотел, чтобы какой-нибудь высокородный сумасшедший об тебя убился. Криков будет — до небес. Тебе же оно тоже не нужно?

— Я очень внимательно обдумаю этот вопрос, — тщательно взвесив ответ, произнес я.

— Тут думать мало, тут еще именные бланки на аттестацию подать надо вовремя. За подписью князя, между прочим. Эта неделя — крайний срок.

— А можно мне два бланка? — Покосился я на Нику.

Напряжение меж девушек на скамейке было настолько высоко, что наполнивший дорожки народ не рисковал сесть на свободное место между ними, демонстрируя здоровый инстинкт самосохранения.

— Бланки на ранги от "учителя" и выше, остальным обычным порядком можно. — Уловив направление моего взгляда, сказал друг.

— Так можно мне два бланка?

Артем посмотрел недоверчиво сначала на меня, потом на Нику, но все же кивнул.

— Вера! — Окликнул он свою девушку, и та покладисто помахала ручкой, сияя улыбкой и изображая саму безобидность.

— Ника, холодильник тырят! — Обратил я внимание на опасные поползновения студенческой братии, обнаружившей вещь без присмотра. От окрика те сбежали сами.

А напряжение меж девушек под нашим вниманием тут же схлынуло. Вернее, тщательно замаскировалось за летними улыбками и кроткими взглядами.

Правда, обрадовались этому не только мы. К дамам тут же двинулись два каких-то молодых типа с цветами наперевес.

Первый букет роз от патлатого студента курса эдак третьего достался Вере, заставив Артема возмущенно засопеть и прибавить в шаге.

— Ну, она ж звезда ТВ. Это нормально, — поспешил я его успокоить.

Второй — блондинистый до неприличия, в военной безрукавке, намерился всунуть свой веник Нике.

— А этому я сам шею сверну.

Глава 2

Говорят, мысли способны обретать реальность. Только для хороших мыслей потребен упорный труд, а вот негативные умудряются делать это самостоятельно.

Не прошло и десятка минут с момента предупреждения Артема о мелких проблемах и тех неприятных моментах, которыми они грозят, как у нас с Никой за спиной нарисовалось устойчивое сопровождение из трех юношей, одетых в едином милитаристском стиле. Центральный был знаком — именно ему Ника хлестнула букетом по лицу, и добавил после этого я, не дав парню произнести второе слово, которое вряд ли было бы приличнее первого.

Юношу, слегка провалившегося после удара, мягко подхватили ребята из охранения Артема и отвели в сторону — наверное, чтобы объяснить там правила движения по дорожкам университета. Идти прямо, цветы не дарить…

Видимо, объяснения не были приняты достаточно близко к сердцу. Хотя тот парень, что вручил букет Вере, проникся сразу же — все-таки, княжичей даже в Москве чаще видят со страниц журналов, чем вживую.

Я же не был княжеских кровей, оттого чувство обиды и протеста эту троицу так и не оставило. Отметив это, я попросил у девушки право сопроводить ее до парковки, опасаясь, что эти личности последуют вовсе не за мной.

Ника же чувствовала себя, как кот Машк после единственной в своей жизни кошачьей выставки. Никаких медалей — но какое невероятное довольство от хаоса и возмущенных возгласов, что остались за спиной!

Во-первых, она умудрилась выкинуть Верин букет в урну. Так получилось, что пока Вера убеждала своего кавалера в невинности подарка, а Артем в том, что купит ей гораздо лучше, цветы перекочевали из рук Веры к Артему, а потом и к ней. Во-вторых, Ника получила за свой поступок искреннюю благодарность от Артема во взгляде, и бешеную ненависть в глазах Веры. Причем, второе пришлось истинным бальзамом на душу, потому что:

— Она могла подождать с приказом. Я же просила всего два дня, и она об этом знала. Стерва! — Что было сказано по секрету шепотом, стоило нам отойти на безопасное расстояние.

Тот факт, что произносилось это с прежней милой улыбкой и невинным взглядом, вызывало довольно специфичные ощущения и даже легкую опаску.

В очередной раз проконтролировав сопровождение, отметил, что троице вновь заступили дорогу люди из свиты Артема. Я отнесся к этому вполне положительно — право делать хорошие дела надо уважать и по возможности им не препятствовать. Мне же меньше хлопот, в самом деле. Агрессивная троица была вынуждена отказаться преследования и развернуться. Напоследок, уже отойдя достаточно далеко, главный обиженный украдкой сфотографировал нас с Никой на телефон, одарив хмурым взглядом.

— Что-то случилось? — Отметила мою заминку Ника, обернувшись и поискав взглядом объект моего внимания.

— Жертва твоей фитотерапии сильно расстроилась, — указал я подбородком в сторону удаляющихся парней. — Оборачивайся иногда.

— П-ф, — отреагировала она с пренебрежением.

— Кстати, зря. — Попенял я на ее легкомыслие. — Не стоит игнорировать даже мелкие риски.

— Я не игнорирую. Я после тебя ученая, — буркнула Ника. — И без того оборачиваюсь, воду и еду проверяю, без «Доспеха» из дома не выхожу. Так что «п-ф».

Как-то даже неловко стало. Но ведь к лучшему же, а?

— Молодец, — ограничился я смущенной похвалой на выдохе.

— Да и кто они такие? — Равнодушно произнесла она, оборачиваясь.

В конце парка уже не было знакомых силуэтов — только множество других людей, спешивших через вернувшееся лето по своим делам.

Вопрос, кстати, интересный.

— Думаю, приезжие. Из тех, кто был если не первым у себя дома, то вторым. — Предположил я.

Местным хватило бы ума оценить диспозицию и отреагировать верно не только на княжича, но и на всех, кто с ним стоял рядом.

— А, тут много таких, — без охоты поддержала Ника беседу. — Знаешь, как актеры, которые всю жизнь играли только Гамлета и первые роли. Приезжают тридцать Гамлетов, тридцать Офелий. А у нас свои есть.

— И как уживаются? — С интересом уточнил.

— Да никак, — пожала девушка плечами. — Кто на малые роли идет, кто вокруг себя свой театр организовывает, на своем языке, для своих.

— Осознание, должно быть, болезненное.

— Дуэльный полигон рядом с университетом, — качнула она головой, указывая за центральный корпус со шпилем. — Обычно хватает демонстрации ранга. Быстро успокаивает.

Сейчас идея Артема с экзаменом не казалась уже настолько… Необязательной.

— Участвовала?

— Приходилось. — Скупо отозвалась Ника. — Я подтвержденный «Ветеран». Мало кто верит сразу, но потом хватает на полгода-год. До нового набора. Так что эти тоже отстанут.

Рядом уже началась парковка — длинная, заставленная в два ряда, с той самой узкой разметкой, что встречается только в столице — еле открыть дверь водителю, пассажирам и вовсе лучше выходить до парковочного кармана. Двигались мы неспешно — Ника вряд ли куда торопилась, а у меня было достаточно времени до лекции. Судя по направлению, машина Ники была где-то впереди, но раз я не видел ее отсюда — то идти нам еще достаточно. Что, в общем-то, неплохо, так как аккурат появились профильные вопросы.

— А экзамен на ранг — он как происходит? — Заинтересовался я.

Ни разу как-то не сдавал. Незачем, честное слово — истинный параметр Силы казалось правильнее скрывать, не давая потенциальному противнику информационного преимущества. Пусть лучше стреляют по вовремя поднятым щитам Силы, чем нанимают киллера среди одаренных. Ранг «Воина» — и то присвоили авансом при зачислении в школу, просто вписав в личное дело.

— Так же, как на «Новика».

— Так, а на «Новика»..?

— Максим, ты что, вообще ни разу его не сдавал? — После секундной заминки, с удивлением посмотрела Ника.

— Я могу и в интернете посмотреть, — буркнул я, скрывая смущение.

Подумаешь — не интересовался.

— Экзамен в том, чтобы выдать технику ранга, на который претендуешь. — С явным усилием воли удержалась она от подколки. — Есть ограничение по времени и две попытки. Комиссия дает отмашку, пробуешь. Получилось — молодец. Там конвейер, все очень быстро, так что не переживай — пролетишь мигом. Там только на высоких рангах представление настоящее, а в комиссии — «Виртуоз». Даже билеты продают.

— То есть, технику нужного ранга? — Тронул я волосы на голове, задумавшись. — А если я им просто что-нибудь сломаю?

— Будешь платить, — охотно ответила Ника.

— Да нет. Я не в смысле бессмысленных разрушений, а экзамена.

— Ну, если сломаешь техникой этого ранга, тогда да.

— А если без техники? — Начал я ощущать некую неуверенность. — Просто Силы будет недостаточно?

Известные мне техники на нужный ранг категорически не тянули. Но раньше как-то хватало ощущения близкого неба над головой, и техники были не нужны.

— Без техники ничего не выйдет. Тут в городе и без тебя достаточно людей, способных ломать, — проворчала Ника. — Сила Крови и гору может стереть, ну и что? Это ведь не ранг мастерства. Ранг — это Сила и контроль!

— Так, и где эту технику тогда взять? — С возрастающим пасмурным настроением произнес я.

Хотя бы от того, что уже догадывался об ответе.

— У своего наставника. У семьи. Иногда — купить, если стихия распространенная. — Произнесла девушка, как само собой разумеющееся.

— Очень распространенная. — Хмуро пробормотал я.

Всего у одной семьи в стране такая же. И та — родня, чтобы ей икалось.

— А можно — украсть, — прошептала Ника, опасливо посмотрев по сторонам. — Вместе с носителем техники.

— И пытать потом? — Поднял я мрачный взгляд.

— Нет, почему, — отчего-то смутилась девушка и отвела взгляд. — Можно лаской выведать. Но пытки, конечно, надежнее! — Тут же уверила она меня.

— Так. Деда украсть, — решительно пробормотал я. — Связать и скрежетать пенопластом по стеклу.

— А кто дед? — Поинтересовалась Ника.

— «Виртуоз».

— У-у, нет. Я бы не рекомендовала. — Категорично покачала она головой. — А у Самойловых есть дед — виртуоз? — Не смогла сдержать она любопытства в глазах.

— У Самойловых — ни одного.

— А как же, — обескураженно и даже словно обидевшись на неправду, протянула Ника.

— Зато у меня — два. — С силой потер я руками виски. — Да что за несправедливость-то! Один ведь нормальный, но стихия огонь.

— Огонь? Как у меня… — Произнесла она, как Тоня перед витриной с красивым платьем своего размера.

— А второй — тот еще дед, — проигнорировал я до поры ее мечтания.

— В общем, виртуозы — сразу не вариант, — собралась Ника, перейдя на деловой тон. — Ищи кого попроще.

— Есть «Мастер», но там «Вода». — Со вздохом, припомнил я. — И пытать не надо.

— Родственник?

— Бабушка.

— Самойловых?

— Нет.

— А-а… У тебя еще много таких родственников? — Со странным выражением лица, словно пытаясь угадать — разыгрываю ли, уточнила Ника.

— Полно, — рубанул я. — Приемный я.

Значит, будем похищать кого-нибудь за рубежом. Потому что родня не вариант — недолюбливаю я ее.

— Тогда понятно…

— Что понятно? — Сбился я с мысли, уловив некую грусть и сожаление в голосе девушки.

— Знаешь, когда тот человек хотел дать мне денег, чтобы я никогда к тебе больше не подходила, я чувствовала себя очень виноватой, — скрестив руки на груди, отвела Ника взгляд.

— Постой, какой человек? — Поднял я бровь.

— …Я подумала, это твой человек. Подумала, что ты очень обиделся на мои слова, раз предлагаешь сорок миллионов, лишь бы я никогда к тебе не приближалась.

— Какие еще сорок миллионов? — остановил я ее, весьма обескураженный полученной информацией, перегородив дорогу и тронув за плечо.

— Наверное, лучше бы я взяла эти деньги? — Посмотрела Ника, чуть наклонив голову и прикусив губы.

— Деньги, разумеется, лучше бы взяла. — Попенял я ей. — Нет в тебе хозяйственной жилки!

— Значит, ты… — Вскинулась девушка.

— Это значит, что желание того человека ничего для меня не решает, — перебил я ее.

— Это ведь твоя родня, да? Два «Виртуоза», «мастер», ты же не врешь? — Напряженно искали правду ее глаза.

— Слушай, у всех есть свои недостатки, — вздохнул я примирительно. — У меня вот — родня. У тебя — способность выкинуть артефакт за три миллиарда.

— Они не хотят меня видеть рядом с тобой.

— Допускаю, именно так. — Вынужден был я согласиться.

— Кто ты, вообще, такой? — Задала она вопрос, которые нормальные люди задают обычно при первой встрече.

А не после того, как за спиной остаются тигры, прорванная плотина и упавший самолет.

— Да обычный человек с обычными проблемами, — осталось только развести руками.

— Обычный… Проблемами… — Эхом отозвалась Ника и, обогнув меня, потерянно пошла дальше, глядя под ноги и произнеся с горечью. — Что ты знаешь про проблемы..

— Ника, да подожди ты, — чертыхнулся я еле слышно и двинулся рядом с ней. — Ну, хочешь, не глядя поменяемся всеми проблемами, а?

— У меня шесть миллионов штрафа за метро, арестованное помещение ресторана и миллион рублей неустоек.

— П-ф, — повторил я звук, в ее языке означавший пренебрежение. — Так меняемся?

Ника настороженно покосилась на меня.

— Вот, посмотри, — обрадовался я хоть такому вниманию и протянул ей сотовый телефон со спешно открытым файлом на экране.

— Это что еще за набор цифр? — Механически протянула она руку к корпусу, заметив в правом углу девятизначную сумму, выделенную жирным черным шрифтом.

— Это — за упавший самолет, ущерб экологии и работы по вывозу обломков, — бодро отозвался я. — Меняемся?

— Так! Убери это от меня, — отдернула она руки от сотового, покосившись на экран с опаской. — Двести миллионов? Они с ума сошли?!

— Тут еще со скидкой, — пожал я плечами. — Нормально.

— И что теперь будет? — Посмотрела Ника робко, как та девчонка возле разбитого школьного окна и мячика.

— Да ничего, — хмыкнул я задумчиво. — Мороженое подорожает.

— Мороженое?

— Ага. Копеек на сорок, — приценился я к жаре, по прогнозам установившейся недели на две.

Магазины вряд ли создали достаточные запасы, опасаясь холодного сезона, так что будет повод взвинтить отпускные цены. Для первого транша будет достаточно, а с семьей Артема можно будет рассчитаться чуть позже.

— От тебя никогда нельзя ждать серьезности. — Посетовала девушка, покачав головой. — Тем не менее, я бы не стала на твоем месте обмениваться со мной проблемами. Даже сейчас.

— Что снова не так? — Проявил я терпение.

— Еще три миллиарда за вещь, которую Борис Игнатьевич может потребовать вернуть в любой момент, — вновь понурила она голову.

— Это которая, чтобы меня убить? — Напомнил я девушке важное обстоятельство.

— Да. Ты ведь жив.

Ну, знаете ли — еле подавил я возмущение, и вместо него выдрал листочек из тетрадки для лекций, после чего записал на нем телефон по памяти.

— Вот. Позвони по нему, там все решат.

— Это твои друзья? — С затаенной надеждой спросила Ника, приняв листок в руки.

— Это управление собственной безопасности ИСБ.

— Максим, я не смогу, — уронила она руку с листком в ладони.

— Позвонить?

— Тягаться с ним. С ИСБ. Мне проще найти и отдать. Извини, — отвела она взгляд в сторону. — Я — не ты.

— Это распространенная проблема. — Согласно кивнул я. — У многих такая же.

— Хватит паясничать! — Притопнула она ножкой. — Может, на твоем месте все кажется легко и несерьезно! Но если мир вертится вокруг тебя, это не означает, что у остальных так же!

— Так, а ну прекратить панику, — поднял я руку. — Ника, я сейчас попрошу тебя сделать очень важное дело.

Девушка настороженно посмотрела в мою сторону.

— Встань, будь так добра, на мое место, — указал я рядом с собой. — Ну же, смелее.

Вокруг активно ходили люди, но фирменное столичное равнодушие позволяло оставаться наедине даже в толпе.

— Максим, я…

— Я тебя очень прошу. — Настоял я. — Согласись, я очень редко о чем-то прошу.

Ника осторожно ступила рядом, касаясь меня платьем. Отшагнул в сторону, проследил, чтобы девушка встала ровно на мои старые следы.

— Ну как тебе? — Поинтересовался, стоя тут же.

— Ч-что?

— Легко и несерьезно ли тебе на моем месте?

— Максим, не обижайся.

— Чувствуешь, как мир крутится вокруг?

— Я наговорила лишнего.

— Так чувствуешь или нет? — Проявил я настойчивость.

— Нет. — Прозвучал грустный голос, явно расстроенный тем, как пошла беседа.

— Значит, слабо раскручиваешь, — попенял я ей и присел рядом. — Садись на мое плечо.

— Максим..

— Садись, я удержу, — настоял я.

И стоило ощутить на себе приятную тяжесть, встал во весь рост и закружился.

— Чувствуешь, как мир крутится вокруг тебя? — Спросил я сквозь улыбку.

Потому что Ника взвизгнула от неожиданности и приобняла за голову. И потому что я видел и ее улыбку тоже.

— Чувствуешь? — Грозно переспросил я, ускорившись.

— Да! — Ответили мне с легкой, но веселой паникой.

— И он будет крутиться дальше, — остановился я и посмотрел наверх. — Только для этого придется оставаться на моем плече и дальше.

— Дай мне спуститься, люди смотрят.

— Пусть смотрят, как тебе легко и несерьезно.

— У нормальных людей на плече ангел-хранитель. А у тебя — психиатр. — Фыркнула Ника, качнув носочком туфли. — Нет, правда, дай спуститься. Ко мне работники домой должны приехать, я опаздываю.

— Ладно, — чуть присел я и перенес ее на асфальт. — Что за работники?

— Да так, мебель перенести. — Будучи в хорошем настроении, отмахнулась она.

— Сказала бы, мы с Артемом сами помогли.

— С Шуйским-то? — Посмотрела она с опаской.

— Ну, не с Артемом, так я бы Игоря Долгорукого позвал.

— Княжича? Мебель?

— Ну, он же не инвалид, — недоуменно посмотрел я на нее. — Помог бы, конечно.

— Спасибо, я лучше рабочим заплачу. Тем более, там много работы. — Чуть погрустнела Ника.

— Далеко до твоей машины?

— Так нет машины. Продала, — вновь вернула себе бодрость девушка. — Но это ерунда! Там две минуты до метро. Жаль, конечно, переезжать. Хозяйка уперлась, не захотела ждать платеж. Тем более, я ей дверь сломала…

— А… — Покивал я и изобразил, будто что-то только что вспомнил. — Слушай, я тут подумал. Может, тебе не надо переезжать?

— Что значит не надо, если придется?

— В общем, так вышло, что это я твою квартиру арендовал. — Тронул я затылок, глядя немного в сторону. — Ну, это еще до самолета было. Я подумал, а вдруг ты после метро не сможешь ее себе позволить, а ее кто-то другой заберет. Хорошая же квартира, — стушевался я под ее взглядом.

— Максим… Я разрушила метро из-за тебя. По твоей вине, — задрожал ее голос напряжением. — И дверь я сломала, потому что ты ее заварил. Заметь, я честно постаралась все забыть!

— Так ведь и сейчас все к лучшему?

— Нет, Максим. Не к лучшему. Ты отнял мою квартиру!

— Но я же и вернул!

— Уже продана машина, на эти деньги снята новая квартира, перевезены все вещи, кроме мебели! И мне теперь сказать тебе спасибо, что ты позволяешь вернуться мне туда, откуда сам выкинул?!

— Ника, ведь ничего страшного еще не произошло, — искренне недоумевал я.

— Произошло. Ты снова планируешь, как мне будет лучше, — отвернулась она и быстрым шагом двинулась в сторону метро.

— Но это же было до обещания…

В ответ же — только мимолетный взгляд и скрещенные у груди руки. Правда, во взгляде том — не было злости. Скорее, легкая паника. Будто произошло что-то значимое, но настолько хорошее, что впору испугаться и убежать под любым, пусть даже надуманным поводом. Или мне кажется, и страха там было больше — старого, напоминавшего о том, каким чудовищем я являюсь на самом деле.

В университет возвращался не в самом лучшем состоянии чувств. Откровенно паршиво было на душе, а Ника не брала трубку, отключив телефон.

Оттого деятельное внимание всей аудитории, отчего-то слитно повернувшейся ко мне, стоило войти, воспринял без энтузиазма. Буркнул приветствие, отметил по часам, что не опоздал, и сел за ближайшую парту.

— Максим Самойлов, верно? — Произнесла певучим голосом девушка-преподаватель от доски.

А взгляды коллектива отчего-то продолжали оценивающе меня сверлить. Тридцать специфичных взглядов людей, принадлежавших компьютерной индустрии — умных, через очки и без них, но одинаково бессердечных в потаенной глубине с виду невинных и безобидных глаз. Знаю я таких, я им сервер как-то взрывал…

— Верно, — буркнул я, пытаясь параллельно решить древний и безнадежный вопрос «ну что ей опять не так?», адресованный по-прежнему Нике.

— У нас прошли выборы старосты группы. И мы, всем коллективом, выбрали вас! — Произнесла она так бодро и уверенно, что я сразу ни черта не поверил.

— Меня? — Усомнился я, поочередно пристально глядя на сокурсников.

Те тут же отводили взгляд. Но хоть бы на лице одного появилось смущение! Хотя какая может быть совесть у людей, отрицающих эмпирические методы.

— Заочно! Мы посчитали, что вы самый лучший!

— И единственный, кто не смог отказаться от сомнительной обязанности быть ответственным за всех. — Произнес я без настроения и поднялся с места.

— Нет-нет, у нас были кандидаты! — Чуть неловко заверили меня.

— Кто именно? — Сцепив руки за спиной, неспешно я двинулся вниз, к доске амфитеатра аудитории.

— Вот, девушка. Ромашева, верно?

— Я не могу, я безответственная и забывчивая, — четко и по-деловому отрапортовали преподавателю.

Посмотрел на говорившую — забывчивая оказалась брюнеткой с короткими волосами, в деловом костюме и очках с золоченой оправой и массивным телефоном, слегка прикрытым ребром тетрадки.

— Ромашева — девяносто два балла по математике и девяносто четыре по информатике, — прокомментировал я по памяти и остановился возле доски в самом низу.

— Откуда вы знаете? — Сбилась девушка, произнеся без прежнего механического равнодушия, и даже почти как настоящий человек.

— Вы разрешите? — Обратился я к преподавателю, указав на кафедру.

— Да-да, конечно, — отодвинулась она в сторону.

Я же, пребывая в прежнем сумрачном настроении, положил руки на лакированное дерево и тяжелым взглядом обвел эту шайку беспринципных заговорщиков, которая в будущем будет собирать роботов, которые будут убивать людей. Милые ребята. Большинство предпочло надеть еще школьные пиджаки и выпускные платья, которые маскировали их истинные стремления, но глаза выдавали все.

— Сейчас я приведу пару доводов, достаточно убедительных, чтобы Ромашева стала старостой, — тяжело вздохнул я.

— Но я не…

— Тишина! Итак, меня зовут Максим Самойлов. Запишите, если кто-то не способен запомнить.

За спиной послышались торопливые звуки мела по доске. Пожалуй, это избыточно, но да ладно.

— Я деспот и тиран, не признающий оправдания. — Продолжил я ронять тяжелые слова в установившейся тишине. — У меня все присутствующие будут учиться на отлично, хотят они этого или нет. Есть много путей достигнуть цели. Пытки. Моральное давление. Похищение кота. Я обещаю вам боль и слезы, через которые вы придете к своему красному диплому. Обещаю ночи без сна и дни без солнца во время сессии. Обещаю многие километры дистанций на межвузовских соревнованиях, лидерам которых достанутся медали, а отстающим — сломанные пальцы левой руки, потому что правой вы продолжите писать конспекты. Все меня услышали?

Неслаженное согласие прокатилось по рядам.

— А теперь предлагаю проголосовать за Ромашеву, — удовлетворенно кивнул я головой.

Вверх неловко потянулись ладони.

— Ромашева, нельзя голосовать за себя, — попеняла преподаватель, пытаясь соблюсти видимость приличия. — Зачем вы подняли обе руки?

— Я н-не голосую. Я сдаюсь!

Все-таки в этой заморской придумке с голосованием что-то есть — отметил я и неспешно вернулся на место. И уже там, пользуясь общей суетой и очередным оргвопросом, от которого все дружно принялись отпинываться (не беспокоя, по счастью, меня) открыл интернет в сотовом и набрал запрос о кланах за рубежом, практикующих сходную мне стихию.

— Ладно. Посмотрим, кто у нас сегодня выиграет бесплатную путевку в Россию.

Глава 3

Из всех поборов и расходов, сопровождающих жизнь в столице, есть один самый существенный, пусть и неявный. Его не указывают в соответствующих кодексах, не обсуждают в кулуарах высокопоставленных учреждений и палатах княжеских дворцов. Тем не менее, выплачивают его все — вне зависимости от звания и титула, положения в обществе и количества прожитых лет.

От одного до двух часов светового дня — такова мера жизни, что забирает себе Москва у каждого, кому надо добираться по ее дорогам из одной части города в другую. И тем вечером я платил эту дань в полном объеме.

Машины медленно толкались в пробке, силясь прорваться на магистраль за знаком «уступи дорогу». Там, впрочем, тоже еле шевелились и неохотно пропускали в свои ряды новых участников ежевечернего стояния.

За поднятым стеклом автомобиля было прежнее первое сентября, на этот раз прохладное, сумрачное и ветреное по вечернему времени — как напоминание, что уже осень, и лето поутру было насквозь фальшивым. Длинный день, из череды важных и длинных дней, после которых устанавливается затишье на недели и месяцы. Осталось довести его до конца, не позволив беспокоящим вопросам перейти в день завтрашний и растянуть его, как этот.

Добровольное заточение в машине сглаживалось возможностью поработать — водитель вел сегодняшний «бмв» аккуратно, из кресла впереди откидывался столик, на котором вполне комфортно размещался ноутбук. Кондиционер гонял воздух по кругу, не позволяя выхлопам проникнуть внутрь салона, а интернет из сим-карты выдавал достаточную скорость, чтобы глобальная сеть отзывалась на запросы оперативно и без зависаний.

Принтера нет, но некоторую информацию даже лучше записывать на бумаге, окружая небольшими зарисовками-ассоциациями, шифруя мысли и обдумывая вероятности. Заметок, между тем, накопилось немало.

Итак, стихия «электричества», она же стихия «молнии». Если исходить из открытых источников, стихия открыто практиковалась всего одним семейством, проживавшим в стране восходящего солнца. Собственно, герб семейства эту самую ветвистую молнию и изображал, не оставляя места тайне — традиционной в таких делах, хоть и бессмысленной по нынешним временам.

К слову, достаточно старое и богатое семейство: владельцы заводов, целого города на одном из мелких островов и огромного самомнения. Обладают титулом «кадзоку», что по-нашему вроде старой имперской аристократии. В заметках написано о четырех супругах главы клана и восьми детях, из которых половина, судя по возрасту, должна быть нужного ранга — в старых семьях считается нормальным достигать «учителя» к девятнадцати.

Вариант сомнительный с точки зрения языкового барьера — иностранный в Японии не особо-то учат, полагая весь остальной мир недостойными такого уважения варварами. Главные расисты на планете Земля, как результат многовековой самоизоляции. В Китае их полагают некогда сбежавшими с континента отщепенцами, и на всю эту высокую патетику имеют свою точку зрения — из-за которой, собственно, они и режут друг друга по сей день, отдавая предпочтение прибрежным набегам вместо большой войны.

В общем, если рассматривать в качестве «дорогих гостей», то в последнюю очередь. Тем более, видел я как-то мельком те комиксы у Федора в комнате — и как-то не особо горю желанием знакомиться с носителями культуры многощупальцевых монстров (Федор утверждал, что его подставили, а комиксы — подкинули).

Далее шли источники закрытые, тщательно просеянные аналитическим отделом (потому что у меня начались пары) и взвешенные с точки зрения достоверности.

Семья Ким из Кореи, вторая семья по старшинству в клане Ю. Держат в цепких кулачках своих матриархов производство электроэнергии на всем полуострове. Богатство присутствует, а вот власти и влияния — ровно для того, чтобы считаться вторыми в разветвленной системе клана. Никакой информации про состав семьи — интернет на полуострове закрыт от внешнего мира. То есть, надо будет подождать, пока пройдет платеж, и информация появится.

Тибет, клан Го, главная и одноименная семья. Владельцы храмов и культовых сооружений на территории всей Шамбалы. Судя по оговоркам и тому, что они ничего не производят и не продают официально — региональная мафия, деньги которой исключительно добровольно приносят в храмы. Заодно — третейские судьи, которые решают конфликты других уважаемых людей. Пишут, что с ними не принято спорить — может ударить молния с чистого неба, которую обычно трактуют, как гнев богов. Тоже так умею, но полагаю себя гораздо скромнее… Есть оговорки, что главная семья покровительствует контрабанде Россия — Тибет — Китай, обеспечивая глобальную непогоду на границе, не затрагивающую, впрочем, несколько удобных дорог, которых официально нет на карте. Количество членов семьи неизвестно, надо уточнять. Единственное — глава рода учился в Англии, как и его отец, так что дети тоже наверняка по заграницам. То есть, если что — английский знают, а русскому научим.

Анды. Даже не страна, просто горы. Дикость какая-то — относительно небольшой по численности клан расположился на территории сразу нескольких государств, но те предпочитают этого не замечать. Границы стран выходят к океану, портовые города стоят у воды, и на них чистокровный индейский клан Аймара не претендует, оттого сохраняется видимость добрососедских отношений. Когда-то клан устоял под натиском Испанских конкистадоров, обеспечив своей победой независимость и сопредельным территориям. Однако сердечная благодарность со временем забылась — судя по сводке, конфликты клана с местными «борцами за независимость» утроились за последний год. Клан сидит на природных богатствах всей горной гряды, а в мире есть огромное количество сил, готовых помочь исправить «несправедливое распределение ресурсов». Уже не первую сотню лет пытаются — как-то не выходит, но сейчас взялись плотно. Во всяком случае, в тексте прямо отмечено, что за год к «идеалистам» и «партизанам» присоединились два «мастера» из Северной Америки. Серьезные силы, только вот выхлоп визуально слабоват — какие-то порушенные деревеньки на периферии клановых владений, словно подниматься дальше в горы откровенно страшновато… Но, в целом, мало информации, много мистики, как про закрытые сообщества обычно и бывает. Одно ясно — несмотря на собственные города, обучение специалистов клана налажено за рубежом, под гарантии тамошних известных институтов и университетов. Можно найти, кого зазвать в гости — опять же, английским разговорным там владеют точно, да и индейцы — это всегда интересно.

Куба. Семейство Льео, которому в средние века дружно приписывали все пропавшие в штормах Бермудского треугольника корабли. Те обижались, и говорили, что хорошо бы, если действительно все… Сейчас солидные мореходы и торговцы. Правда, есть поверье, что контейнеровозы федераций Америки и соседних стран пропадают именно тогда, когда сами Льео выходят в море — и товары, которые были в тех контейнеровозах, потом возникают на рынке с большим дисконтом, пусть и подмоченные соленой водой… Но сейчас это у них, скорее, для души, потому как объемы перевозок позволяют семье выглядеть респектабельно, заниматься благотворительностью и слегка политикой. Другим бизнесом семейства является страхование морских перевозок. Тоже знакомая тема… Данных о семье нет, но с гарантией — вся она проживает на острове, посещая изредка только большие и дальние страны, потому что в мелких и ближних одни кровники.

Россия, Юсуповы. Много нефти, газа и сопутствующего бизнеса. Влиятельны, богаты, обладают рядом наследников в ранге «учитель» и выше, обучающихся в том числе в Москве. Но это вообще не вариант.

Поставил гневную закорючку рядом с обозначением фамилии и подытожил список росчерком. Может, где-то кто-то есть еще (например, как есть я), но пока это все, над чем можно работать.

— Господин, приехали.

Половинка листка с записями была аккуратно сложена вчетверо и отправлена в нагрудный карман. Информация в компьютере — стерта одним нажатием кнопки на физическом уровне, сим-карта, обеспечивающая доступ в интернет — сломана пополам и отправлена в пустой стаканчик из-под чая, с наказом водителю сделать круг по району и выкинуть по пути.

Сам же я выбрался из машины — возле третьего подъезда белого пятиэтажного здания, рядом с которым, если честно, все еще искренне жаждал застать суматоху переезда.

Неловко вышло с квартирой Ники. Недооценил желание хозяйки квартиры присвоить депозит, который она точно не вернула бы после сломанной входной двери. Опять же, цену аренды мне назвали точно выше, чем Ника платила до этого. Но был шанс все исправить — достаточно переговорить спокойно, без ее желания убежать и моего — догнать и продавить свое мнение. Переговорить как с той, что спасла мне жизнь, соглашаясь и винясь в нужных местах.

Тем не менее, возле подъезда никого не было. Расчет на то, что бригада грузчиков соблазнится легкими деньгами, пожелав затянуть процесс переезда — не оправдался. В последнее время многие планы перестали сбываться…

Я неспешно дошел до входной железной двери подъезда, присел на скамейку возле входа и набрал телефон хозяйки квартиры. Удалось договориться, что ключи привезут через десяток минут — арендатор, вот счастье, съехал совсем недавно, и она не успела отъехать далеко…

— Ох уж эти пробки, — вздохнув, поделился я с небом над головой, сетуя на упущенную возможность, и приготовился ждать.

Новый адрес Ники можно получить за день-два, но беседа нужна сегодня. Арендодателю адрес не известен, но наверняка его помнят грузчики. Так-то они адрес точно не скажут, но вот если иметь на руках аргумент — например, найти что-то забытое Никой при переезде и попытаться «вернуть» через них, то наверняка поспособствуют, чтобы самим не нарваться на обвинение в краже. Правда, забытую вещь легко придумать, вытащив, к примеру, собственную связку ключей из кармана. Но лучше бы вещь оказалась действительно найденной — чтобы можно было вернуть Нике, не выслушивая очередную порцию беспочвенных обвинений, что я ее преследую.

Арендованная квартира встретила пустотой, вымытыми полами и снятыми занавесками с окон, за которыми виделся вечерний двор.

Игнорируя речи хозяйки, принявшейся расхваливать достоинства квартиры, снял обувь и в одних носках прошел по прихожей вперед.

Две комнаты, маленькая кухня — стандарт для старого дома, главной ценностью которого было расположение на карте города. Да, есть ремонт — светлая краска на стенах, практичная и симпатичная на вид. Есть натяжные потолки, скрывающие нештукатуреный потолок. Есть линолеум под ногами, расцветкой под ореховый паркет. Даже кухонный гарнитур цвета морской волны, вместе с белым столом и двумя табуретами — и те современные, почти новые на вид. Но где-то за пять километров отсюда все это стоило бы раза в три дешевле.

— А еще дверь поставили новую, итальянские замки! — Раздалось позади.

Глядя на меня, хозяйка квартиры не решилась проходить вперед в обуви, но и снимать свои туфли не захотела, оставшись возле входа.

— Спасибо, мне все нравится. — Ограничился я фразой и повернулся к ней. — Ключи?

— Да, разумеется, — некрупная связка из трех железок была взята из ее ладони.

— На этом все?

— Если вы принимаете все, как есть…

— Принимаю. — Отвернулся я в сторону комнат.

— Акт приемки…

— Подпишет водитель у подъезда. Договор оформлен на него.

— Тогда хорошего вечера! — Щелкнул замок за спиной, дунуло холодом из коридора, и дверь вновь закрылась, оставляя в тишине.

Но если внимательно прислушаться — кто-то ходил у соседей; прозвучал громкий детский голос с улицы; еле слышно щелкала секундная стрелка часов с кухни.

Сделал шаг — и эхо его по-особенному отразилось от пола и пустых стен.

Зашел в первую комнату, отметил продавленные отпечатки на линолеуме от ножек стола и накатанную траекторию роликов кресла перед ними. В стене — следы от крепления картин. Кабинет, быть может?

В другой комнате остались следы полутораспальной кровати. Чуть более светлый, чем остальная стена, прямоугольник у входа, перед которым наверняка был шкаф. Место для трюмо, место журнального столика.

Ванная — след от большого зеркала. Кухня — светлые квадраты от холодильника и морозильной камеры.

Четкие отпечатки жизни человека на протяжении нескольких лет. Для которого потерять все это — весомый повод обидеться.

И ничего вокруг из того, что было бы оставлено и забыто. Даже застекленный балкон — и тот чист, даже без паутины в верхних углах рамы. Не возвращать же утепление, что так приятно пружинило под ногами…

Под балконом, по дорожке, степенно прохаживалась дама с мелкой собачкой на поводке, спешили с работы люди. А если поднять взгляд выше — дремало здание лицея, окруженное небольшим парком, сияющем золотой листвой. Возможно, ей нравилось тут стоять.

Поймав себя на несвойственной меланхолии, отправился на кухню — ополоснуть руки. Там-то и обнаружил оставленный кем-то в раковине стакан — быть может, выпили воды и оставили. Сполоснув его, поставил на кухонный стол. Сам же, пододвинув табурет, присел рядом, рассматривая стекляшку без особых эмоций. Такая себе находка. Вряд ли достаточная, чтобы возникнуть у Ники перед дверью в восьмом часу. Хотя когда это меня останавливало?

Вновь задумавшись над странной реакцией разума, с тоской оглядел кухню. И почти сразу же зацепился за пенал двустворчатого шкафа под потолком, расположенного прямо над выходом в прихожую.

У нас дома в похожем хранились (недолго) варенье и мед, но чаще пустые банки из-под варенья и меда. Иногда в него попадали и другие интересные вещи, которые было легко забыть и потерять, потом купить новое, при необходимости повторить (смотри раскрытое дело о шести одинаковых парах туфель).

Во всяком случае, если при переезде могли что-то забыть, то оно точно там.

Воодушевившись, переставил табурет под дверцы, распахнул их и, приподнявшись на цыпочках, заглянул внутрь. Паук в дальнем краю возмущенно перебрался от света подальше в тень. Пустота, и даже банок нет. На кончиках пальцев, которыми я придерживался за полку — небольшой слой пыли. Во всяком случае, здесь точно не убирали перед отъездом.

Для очистки совести, повел рукой чуть вперед, ощупывая дно ящика — рост и прибавка в высоте от табурета все равно не позволяли заглянуть на основание полки, так что либо ставить второй табурет, либо так — тактильно… А раз ничего не видно, то ставить второй табурет никакого смысла не было. Так что проверить, для очистки совести, пока разум придумывает новый правдоподобный предлог для встречи с девушкой.

Пальцы, между тем, наткнулись на что-то плотное и бумажное, упрятанное так далеко, что приходилось максимально вытянуть руку. Будто зашвырнули с силой внутрь.

— Так-так, — зажегся я азартом, пододвигая конверт чуть ближе и подцепляя его.

И когда тот был уже в ладони, осторожно спустился и отряхнул над раковиной. Пыли с той стороны, что была верхней, почти нет — основная, комковатая, налипла от ящика по краям. Интересно…

Обычный бумажный конверт, с логотипом производителя фотопленки и лейблом фотоателье — в таких передают отпечатанный заказ клиенту. Конверт открытый, пломба сорвана, клея нет. На одной стороне — дата недельной давности. Заказчик — Еремеева Н. Ее сотовый телефон.

Заметил, что с любопытством изучаю детали, но медлю, чтобы заглянуть внутрь. С одной стороны, предмет, чтобы вернуть Нике, уже есть. С другой стороны, там, на фото, вряд ли что-то достаточно личное — во всяком случае, не более того, что можно доверить глазу специалистов фотоателье и менеджеру, растасовывающему фото по пакетам. Ну а если есть, то уж лучше не нести все это девушке вовсе, чтобы не смущать и не наталкивать на глупые мысли про шантаж. В общем, глянул.

К счастью, табурет был рядом — искать не пришлось, и было куда сесть. Потому что сесть было нужно.

— Как же так.

Кровь прилила к ушам, а в мыслях поселилась растерянность.

На каждом фото — селфи Ники в чужих объятиях: счастливая и веселая, в различных платьях, перед накрытым столом и на улицах города. И на каждом же фото мое лицо и фигура на заднем плане: то стою за стеклом кафетерия, глядя куда-то в сторону; то в конце длинной парковой дорожки; то снова не вижу их, ожидая кого-то за углом здания.

Словно холодный ушат воды обрушился на голову.

Надо было что-то делать. Я не мог этого оставить просто так. Особенно, если это повторится. Недопустимо. Нельзя. Не позволю.

Но все нужно сделать чисто и технично. Решение принято, и не следует проявлять лишних эмоций. Сосредоточившись и успокоившись, набрал телефон друга.

— Артем? Привет.

— Привет. Слушай, я с Верой в театре, можно перезвоню? — Тихим шепотом донеслось из трубки.

— Мне нужен свидетель. — Несмотря на все желание быть спокойным, что-то звеняще-нервное и напряженное все же пробилось в голосе.

Таким выбитым из колеи я себя давно не чувствовал.

— Диктуй адрес, — подобрался Артем.

Я продиктовал, добавив, что это адрес Ники, теперь уже бывший.

— Никому не звони. Буду через пятнадцать минут, — нажал на отбой друг.

И потянулись секунды ожидания. Снимки легли на край стола, цветными отпечатками вниз — потому что сил на них смотреть не было. Только зубовный скрежет и желание что-нибудь разнести.

За окном громыхнула гроза — пришлось прикрыть глаза и задышать медленно и спокойно. Выключил свет и привалился спиной к стене кухни, безо всяких мыслей рассматривая участок неба над соседним домом через окно.

В дверь постучались минут через двадцать — легонько, не трогая дверной звонок. Затем осторожно провернулась ручка двери, проверяя, закрыт ли замок.

Было открыто, поэтому крупный силуэт Артема удивительно ловко и бесшумно проскользнул внутрь, прикрыв створку за собой.

— Где она? — Тихо произнес он, остановившись на пороге кухни.

В полумраке, шедшем со двора, можно было различить белую футболку, пущенную навыпуск брюк. Лицо прикрывала бейсболка, натянутая чуть ниже, чем было бы удобно. Верхняя часть костюма и рубашка, по всей видимости, остались в машине. Вряд ли в футболке пускают в театр…

— Ее тут нет. — Констатировал я очевидное.

— Это хорошо. — Шагнул ближе друг, оглядел пространство кухни и присел со мной рядом на второй табурет, опираясь локтями на стол, но не касаясь фотографий. — Ты, главное, не переживай. Все решим.

— Извини, что выдернул, — запоздало повинился я, отлипая от стены и выпрямляя спину. — Все слишком неожиданно. Можно сказать, я запаниковал.

Откровенность вышла легко и просто, как некогда Федору. Я, все-таки, человек, и хотя бизнес на определенном уровне предпочитает работать с людьми без слабостей и недостатков, иногда нужно на кого-то опереться.

— Ну, ничего-ничего, все будет в порядке. — Стянув бейсболку, провел он рукой по своим волосам, не поднимая взгляда от столешницы. — Признаюсь, я знал, что так получится. Всего два исхода событий: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь. Я надеялся, что будет иначе. Не важно, — поднял он руку на мое невысказанное возражение. — Теперь все в прошлом.

— Это, — постучал я пальцем по фото. — Обязано остаться в прошлом. Остальное не имеет значения.

— Что там? — С заминкой, вызванной тактичностью, уточнил княжич. — Это не из-за глупого любопытства. Мне важно знать, понимаешь? Мне с этим работать, чтобы все прошло гладко.

В его словах был резон.

— Измена, — скупо произнес я, переворачивая первую попавшуюся фотографию.

Очередной снимок: она, его рука на ее талии, и я — на фоне, сижу к ним спиной на скамейке. Как же захлестывает ярость.

— Кто он? — Скупо произнес Артем, наклоняясь над снимком и вглядываясь в него в неосвещенном полумраке кухни. — Погоди… — Чуть тронуло удивление его голос. — Но это же манекен ее обнимает? Пластик, глаза нарисованные.

— Да ты на фоне посмотри! На скамейке! — Возмутился я, указав пальцем на участок кадра.

— Стоп, но на скамейке — тоже манекен. — Раздражаясь, произнес Артем. — Твой манекен, который она с лежака от универа уперла две недели назад. Даже одежда та же самая!

— Именно! — Перевернул я все снимки, горя возмущением. — Она с другим прямо у него за спиной!

— С чужим манекеном? Ты шибанутый? — Строго посмотрел на меня друг.

— Артем, это не шуточный вопрос!

— Ты убил девушку, потому что она изменяла твоему манекену с другим манекеном? — Поднял он раздраженный голос, приподнимаясь с табурета.

— Что значит убил, ты с ума сошел? — Сбился я. — У меня и в мыслях не было ее убивать.

— То есть, несчастный случай? Из-за манекена? — Встал он во весь рост и глядел вовсе недобро, с прямым осуждением.

— Хватит нести бред, — хлопнул я ладонью по столу. — Какой несчастный случай? Почему я вообще должен убивать Нику?

— А свидетель тебе зачем?

— Так, на свадьбу, — посмотрел я на него недоуменно. — Понимаешь, когда я увидел эти снимки, то понял, что не могу позволить, чтобы все вот это на фото произошло взаправду! Не могу допустить, чтобы она оказалась в чужих объятиях, — сбивчиво и искренне стал я излагать. — Чтобы когда-нибудь она фотографировалась с ним, а я шел где-то на фоне!

— А-а, — задумчиво протянул Артем, вновь усаживаясь на стул. — Ну, я же говорил: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь.

Но голос его был ныне добродушным и удовлетворенным.

— А еще мне нужен способ как-то влиять на нее, — откашлялся я и постарался быть прежним логичным и целеустремленным. — Не слушается, не принимает мою помощь, трубку не берет. Возмутительно!

— Так а свадьба чем поможет?

— Это единственный способ управлять ею, не сильно нарушая закон. — Уверенно доложил я ему. — Невеста ведь в род мужа уходит, под полную власть супруга. А там и пытки, и высокая башня, и отварная морская капуста, если будет упорствовать.

Артем поморщился, явно припомнив неприятные вкусовые ощущения.

— Ее мнение насчет свадьбы, так понимаю, еще не спрашивал?

— Это детали. Свидетель важнее. — Отмахнулся я.

— С чего бы это еще? — Поднялся Артем, чтобы щелкнуть по выключателю света.

Так, пожалуй, действительно стало гораздо лучше — на улице окончательно стемнело.

— Ну, это ведь тот самый человек, который подтверждает, что невеста в здравом уме, добровольно и не под химией? — Неуверенно предположил я.

— Нет. Просто друг жениха. Говорит ему следующим утром, что тот все делал по своей воле и повторяет это следующие сорок лет, — оскалился улыбкой Артем.

— Какая нефункциональная должность. А свидетельница?

— Не дает невесте сбежать и пить для храбрости.

— То есть, никакой юридической подоплеки, — задумался я. — Значит, если просто позаимствовать паспорт и проставить штампы, то это будет уже не похищение, а медовый месяц…

— Отца невесты забыл.

— А что с ним? — Чуть напрягся я, предполагая недоброе.

— Без согласия отца невесты, никакой свадьбы быть не может, — смотрел Артем с непонятным удовлетворением во взгляде. — Даже в храм не пустят.

— Какой замшелый атавизм!

— Девушка переходит из рода отца в род мужа, — пожал друг плечами. — Эта сделка может быть только по согласию сторон. А папа, я так понимаю, тебя не сильно любит?

— Судя по некоторой информации, ненавидит, — помрачнел я.

История с изоляцией семейства Еремеевых непонятным мне образом вывела мою персону в главные злодеи перед Никой и ее отцом. С учетом моей непричастности к их тяготам и посильного участия в их судьбе, это было более чем несправедливо, но их благодарность мне была не нужна.

— Ну, переживать не стоит, — сложил он ладони с довольным видом на животе. — В любой сделке есть вопрос цены. Главное, взять такой ценник выкупа, чтобы папа точно не отказал.

— Там не ценник, там дисконт должен быть, — буркнул я возмущенно. — Неликвид сумасшедший!

— Максим, — стал сосредоточенным друг. — Я же не шучу. И ты, пожалуйста, отнесись со всей ответственностью. Какой у тебя на нее бюджет?

— Любой. — Сухо выдал я.

— Давай чуть серьезнее. — Отразил он легкое раздражение. — Любой — это я сейчас завалюсь в Кремль, закину ноги на праздничную скатерть и буду сватать тебе принцессу. Папаша ее точно сдаст за пару-тройку линкоров.

— Во дворце Ники нет.

— Да я не про это! Мне же еще в дом этого Еремеева входить, — с досадой произнес Артем. — Он, знаешь ли, вообще может на порог не пустить. Уж больно ты ему досадил, а тут сватаешься к старшей дочке. Откажет — ладно, вернуться можно. А если пустит, и в цене не сойдемся? Вернее, я скажу — добро, а денег нет. Я ведь тоже не сразу крупную сумму смогу одолжить. Выйдет позор на всю Москву!

— Княжича не пустит? — Изобразил я удивление, проигнорировав все остальное.

— Слово «гордость» знакомо?

— А то ж, я ее главный акционер. То есть, лучше тебя одного не пускать, — кивнул я своим мыслям. — Игоря если попросить с тобой пойти, плюс еще знакомых, должников…

— Максим, какой бюджет, — теряя терпение, повторил Артем.

— Я же сказал — любой.

— У тебя спросят потом, но давай сейчас порепетируем, — тяжело вздохнул товарищ. — Ты в здравом уме и твердой памяти? Вот увидел фотографии, зажегся, меня вытянул, и любые деньги, лишь бы она была с твоим манекеном?

— Я абсолютно уверен и полностью здоров. — Определив, что отшутиться не выйдет, сухо произнес я. — Фотографии тоже важны. Ты ведь знаешь, что Ника два раза спасла мне жизнь? Потому что была рядом, а не рядом с кем-то еще.

— Вертолет, который украли бандиты, принадлежал ее семье. — Произнес Шуйский нейтрально, не разделяя восторги. — Если бы они охраняли его тщательнее, ничего бы не было.

— Да, и артефакт, который позволил бы победить тогда в самолете без падения, она тоже потеряла, — эхом произнес я, упершись взглядом в столешницу. — Один бардак вокруг нее, ни один план не исполняется…

— Максим, целитель, пусть даже ранга учитель, не стоит любых денег. Посоветовать ученицу «мастера»? Будет рядом почти круглосуточно. Если, конечно, речь именно о здоровье. — В голосе проявились осторожные нотки любопытства.

Словно мудрый преподаватель, подцепивший на легкой неискренности.

— Во влюбленность ты не веришь? — Поднял я на него ироничный взгляд.

— Твоя проблема в излишней честности, — поднялся Артем, взял стакан и сполоснул под краном, налив себе на четверть воды. — Сказал бы: десять миллионов, и я бы ничего не заметил. Сотня — пусть так. На турнире каждому из нас досталось в несколько раз больше больше. Ты же все еще можешь себе это позволить?

— Так какая проблема в «любых» деньгах? — Проявил я любопытство, уже осознавая, что придется сказать больше первых двух причин. — Для многих, это гораздо меньше десяти миллионов.

— Но не для тебя, — отсалютовал он стаканом, пригубив. — Любые, значит любые. Итак, что же стоит любых денег?

— Ника.

— Максим, — раздраженно поморщился товарищ, не принимая ответ, и присел снова за стол.

Я же взял стакан из его рук, отпил и, отставив емкость в сторону, со всей серьезностью посмотрел ему в глаза, исключая любой намек на легкомыслие.

Потому что если промолчать — он просто встанет и уйдет.

— У меня в жизни все было распланировано так, что меня даже убить невозможно следующие семь лет. Чтобы убить, — проигнорировал я жест и желание вставить слово, — врагу нужно готовиться сейчас, и на восьмой год может что-то и получится. Может, выйдут сроки договоренностей о защите и взаимных интересах, а я не смогу их продлить. Но появилась Ника, и я умирал на седьмой день после этого.

— Случайности случаются.

— Это не случайность, — покачал я головой. — Это талант разрушения планов.

— Стандартная особенность любой девушки, — недоуменно пожал Артем плечом. — Вон, вчера Вера мою парадную рубашку постирала, а я уже ее цвет успел передать связному лицу в Москве.

А то бы он Артема, с его габаритами, иначе не узнал…

— Другое. — Отрицательно повел я подбородком. — Мы не смогли просто дойти до главного корпуса и сдать документы. Ты не смог снять квартиру. Я не мог нормально сдавать экзамены, и даже меры, которые против этого предпринимались — и тем словно ломало хребет. Это врожденный талант Силы.

— Такого не бывает.

— Не бывает медведя в сокровищнице князя Туровского.

— Не бывает, — закаменело его лицо. — И быть никогда не могло.

— Разумеется, — примирительно повел я ладонью. — Не умеют медведи проходить сквозь стены… Я думаю, врожденного таланта «Разрушителя планов», что передается по женской линии раз в шесть поколений, тоже не бывает. Сойдемся на этом и забудем.

— Договорились, — нахмурился Артем, но все-таки не выдержал. — Это что же, «Антипророк»?

— Это хуже, — задумчиво протянул я, посмотрев в темноту улицы за окном. — И это стоит любых денег. Представляешь — когда ничего не получается, хоть плачь, хоть смейся…

И отдать такое кому-то еще — никогда.

— Думаешь, сможешь поставить талант себе на службу?

— Я даже не знаю, можно ли его вообще контролировать. — Перевел я вновь взгляд на Артема. — Там, где я прочитал, про это ничего нет. Может, это пассивная способность. Может, ее придется обуздать и развивать.

И никогда бы не узнал об этом, если бы не увидел Силу Крови Ники вживую. Слабому и молодому роду Еремеевых такое даже близко не полагалось! А вот кое-кому, кто некогда проживал гораздо южнее и был с гарантией признан мертвым, отчего все его секреты стали просто занятным архивным фактом…

Во всяком случае, если мои планы — десяток раз перепроверенные и продублированные — перестанут разламываться и трещать по швам, это уже будет бесценно.

— Нике все это может не понравиться. — Скептически покачал головой Шуйский.

— Попрошу по-родственному, — вздохнул я.

— Ты ей не отец. Пошлет подальше.

— О-о, скоро у меня будет власть, которая и не снилась ее отцу. И ты мне в этом поможешь. Пожалуйста.

— Максим, ты ее хоть любишь? — Замялся Артем.

— Сам как думаешь? — Смотрел я на него со спокойной усталостью.

— Понятно, — неловко поднялся друг из-за стола, скрывая взгляд. — Вот, пока не забыл — перстни твои из дома закажи. Семейные, родовые, охранные — которые с гербами. Пусть видят, что не абы кому дочку отдают, а уважаемому человеку, а? — Хохотнул он неискренне. — А то твоя вечная белая рубашка и брюки. Стиля бы тебе немного, — цокнул он, собираясь на выход. — Ну, я пошел.

— Что не так с моим стилем? — Нахмурился я. — Между прочим, последняя коллекция, — покосился я на сорочку.

— Угу. Практичная и ноская, хоть сейчас контракт подписывай.

— Так это ведь хорошо?

— Контракты должны подписывать твои подчиненные! — Наставительно покачал Артем пальцем.

— Это тебе Вера сказала. — Четко определил я.

— Ну, да. — Замялся он. — В общем, со стилем тоже надо что-то делать.

С чем и юркнул за входную дверь.

«Две недели тут, и уже все лучше меня знает», — проворчал я про себя.

Поднялся вслед за ним, вышел в прихожую. Подумав, свернул к балконной двери и, облокотившись на перила, посмотрел в темноту улицы, подсвеченную желтым светом фонарей.

Внизу неспешно прошагал за угол соседнего дома Артем, и там почти сразу заработали три басовитых мотора. Мгновение — и кавалькада белого кортежа мелькнула в видимом уголке соседнего двора.

Памятуя о повестке дня, все же дозвонился до грузовой компании, сообщив правду про оставленные фотографии. Те обескуражили ответом — мебель они выгружали на каком-то пустыре, после чего перегрузили на другие газели без номеров, и куда те уехали — они без понятия. Учится, однако…

Люблю ли я такую девушку? Какая глупость — искать ответ, после которого станешь завидовать.

В этом весь Артем — задавать вопросы, после которых ему становится грустно. То «насколько умен твой кот», «насколько сильна твоя собака» и «весело ли жить в большой семье». То вот это.

Но верхний этаж моей высотки, конечно, надо все равно переделать в темницу. Хватит Нике шастать по съемных квартирам.

Глава 4

Снилось темное и тревожное — бесконечные переходы технических этажей, нитки кабелей на бетонном потолке и паутины проводов по углам, в тени которых, казалось, пряталось что-то хищное и разумное. Редкие участки рассветного неба над головой — блеклого и почти бесцветного, которые тут же скрывались за очередным участком темноты. В этом сне были ощущения падений и подъемов, и отчего-то — холода и жара.

Опытный астролог наверняка растолковал бы эту напасть, а если собрать их несколько, то через некоторое время они врали бы хором что-то одно: про забытое прошлое, тревожное настоящее и будущее, которое точно станет счастливым, если заплатить.

Но каждому сну суждено завершиться. На этот раз: под звуки проснувшегося города, шум автомашин и лай собаки где-то вдали. Наверное, не закрыл окно. В пользу этого говорил и холод, сквозняками касающийся лица, и плотно подвернутое под тело одеяло, особенно тщательно обнимающее ноги. Подушка, правда, куда-то подевалась за ночь, да и постель чувствовалась откровенно жестковатой и давящей на затылок и плечи.

Это я у Ники вчера, что ли, заночевал? И действительно, путь от ее дома до моего отсутствовал в памяти, хотя решение остаться в незнакомом месте, да еще спать на полу — мне уж точно несвойственно. Наверное, была причина, и главное ее вспомнить — но мысли неохотно приходили после сна, а веки никак не хотели подниматься. Частично я все же справился — хотя бы глаза открыл.

Передо мной во весь размах потолка какой-то невообразимо огромной комнаты стояло перевернутое изображение столицы. Словно в отражении воды, виделась довольно странная для запечатления подборка современной архитектуры: многоэтажные панельные дома с надстроенными мансардами, Сергиевский храм чуть в стороне справа, здание Лефортовского суда там же и вдали левее — силуэт Кремля с его башнями. В общем, такая себе композиция, пусть и очень реалистичная. Вон, по улице Сергия Радонежского даже машины замерли на светофоре, как настоящие.

А потом светофор сменился на зеленый, машины поехали, и стало как-то очень нехорошо.

Я дернулся, обнаружив руки плотно прижатыми к бокам. Резко повел шеей в стороны, констатировав, что под спиной вовсе не бетонный пол, а вполне себе вертикальная плита фасада жилого здания — та, которая под самой крышей, и вовсе не сквозняк все это время дул в лицо, а ветер, которому на высоте сорока метров быть и полагается. А я, получается, на этом самом здании подвешен над улицей вниз головой.

— Ну, теперь ты мне веришь? — Произнес вкрадчиво подозрительно знакомый женский голос

Верилось решительно во все. И в бога — особенно сильно.

Продышавшись и успокоившись, посмотрел в сторону ног, зафиксировал в памяти серый холщовый мешок по шею, в который я был плотно упакован, и канат, которым были тщательно завязаны мои ноги поверх мешка. Канат шел выше, уходя за край крыши. На бортике рядом с ним обнаружилась Ника, расположившаяся там как та Аленушка с картины Васнецова — даже наряд с длинным платьем цветочного мотива и светлой кофтой поверх был чем-то схож, как и распущенные рыжие волосы. Разве что вместо грустного выражения лица — азартное довольство.

— Доброе утро, — перебрав все шедшие в тот миг на ум слова, я озвучил самые приличные из них. — Хорошо выглядишь.

— Спасибо, — потупилась она смущенно.

— А во что я должен верить? — Набрался я терпения.

Потому что ругаться, материться и воевать, находясь в таком положении — не лучшая затея. Помощи ждать все равно неоткуда: в этом городе никто не смотрит вверх, а все романтики давно перепадали в открытые люки.

— В то, что я действительно уронила тебя со второго этажа. — Наставительным тоном произнесла Ника, качнув подбородком.

— А нельзя было это мне просто как-то поубедительней сказать? Я, в целом, человек доверчивый. — Раздражённо дернул я запястьями, обнаружив, что те отдельно привязаны к телу.

Ноги, впрочем, тоже были замотаны веревкой по всей их длине — не пошевелить.

— Ты бы не поверил. Зато теперь ты понимаешь, что тебе нужен врач? — Строго спросила девушка.

— А если я не согласен, ты вытянешь меня наверх?

— Нет.

— Тогда согласен. Только с условием, что я найму еще одного психиатра. Ну, чтобы за тобой тоже присматривал. В смысле, как старший наставник.

— Думаю, не нужно, — посмотрела Ника с подозрением.

— Нет, так нет, — легко отказался я. — А теперь можно меня поднять?

— Мы еще не договорились об оплате моих услуг!

Ага-ага. Я покосился вниз — ну точно, самое время провести выгодные деловые переговоры.

— У меня страховой полис. — Отозвался я категорично.

— Это частная практика!

— А у тебя лицензии для нее нет.

— А все почему? Потому что я не доучилась из-за тебя, — прибавилось опасной бархатистости в голосе Ники, а рука ее направилась в сторону каната.

— Я к тому, что лицензию можно и достать! — Тут же отрапортовал я, как мне видится, излишне бодро.

Но Нику проняло. Во всяком случае, рука ее вернулась обратно на колени.

— Как? — Было море недоверчивости в ее голосе.

— Например, восстановить тебя в университете. — Охотно дополнил я предложение. — Завершишь — вот тебе и лицензия.

— Невозможно, — грустно ответила Ника. — Приказ уже подписан.

И даже налетевший ветер завыл особенно тоскливо.

— Ну и что? — Подпустил я легкомыслия в голос. — Я тут на два факультета поступил одновременно. И мое место на мировой политике хотят перекупить очень влиятельные люди… Ника, может, я поднимусь?

— Нет-нет, ты продолжай, — отмахнулась она.

— Так вот, — вновь набрался я терпения. — Если уступлю, могу просить место на другом факультете для тебя. А там после первой же сессии переведешься к себе обратно.

— Почему сразу не на медицинский?

— Потому что тебя оттуда только что отчислили, и так не получится, — вздохнул я. — И подними меня уже, наконец!

— Ладно, — неохотно согласилась Ника. — Только развязывать пока не стану.

В итоге, вытянула она меня на тот самый бортик крыши, оказавшийся довольно широким, и расположила на самом краю. Даже петлю на ногах ослабила и помогла сесть.

Я проследил путь каната по крыше и на некоторое время завис, обнаружив конец завязанным бантиком на хиленькой телевизионной антенне.

— В общем, на робототехнику тебя устрою. К себе, — рублеными фразами произнес ей.

— А почему туда? — Ворохнулась беспокойством Ника, предусмотрительно отсевшая так, чтобы я мог ее видеть. Ну и сбежать если что.

— Да там несложно все. Фаза находится максимум с двух попыток.

Потому что током будем лечить эту сумасшедшую.

— Ну, если только на семестр… — Задумалась она. — Тем более, пациент рядом…

Это еще мы посмотрим, кто из нас пациент.

— Как я вообще сюда попал? — Повел я шеей, разминая.

Вместе с некоторой тенью стабильности, явились неприятные ощущения по всему телу, удостоверяющие, что это все — не продолжение сна.

— Так ведь стакан в раковине. — С довольством и радостью качнула Ника головой.

— Я ж его мыл, — хмуро глянул в ее сторону.

— Вот именно! На стенки стакана нанесено особое вещество в виде прозрачной пленки, а там и реакция гидратации в присутствии катализатора с выделением газа. Я знала, что ты не удержишься, и помоешь стакан! Окна закрыты, вентиляцию я заглушила. Осталось только подождать. — Похлопала она ресницами.

Значит, какая-то новая отрава, от которой защита не спасла. Скверно.

— А на фотографии что нанесла?

— А фотографии — не твое дело! — Вспыхнула она алым цветом. — Это мои личные вещи, и какое хамство в них заглядывать!

— Хочешь сказать, не специально оставила? — Был я мрачен и подозрителен.

— Нет! Тем более, какая тебе до них разница, — повернулась она горделиво вбок, стараясь незаметно коситься в мою сторону и отслеживать реакцию.

— Манекен верни.

— Нет.

— Ладно, — вздохнул я, посмотрев на город.

Так — когда все на своих местах, а не вниз головой — действительно гораздо лучше. Вон, и шпиль Министерства иностранных дел теперь виден. Красота.

— Верну за выкуп.

— Так плохо с деньгами? — Повернулся снова к ней.

— Прошу не путать меркантильность с семейной традицией!

Ну и семейка… А, впрочем, если рассматривать любую неприятность с точки зрения возможной выгоды…

— Ладно… Есть для тебя работа. Оплата сдельная, хорошая. Долги закроешь, на жизнь даже останется.

— Лечить кого-то? — Осторожно уточнила Ника.

— Копать.

— Прости, что?

— Ну, твой дар обращать все вокруг в песок. Ему же все равно, какое добро переводить? Тот же грунт, например.

— Сила Крови — это секрет, который недопустимо использовать в мирской жизни!

— Но деньги нужны? — Уточнил я.

— Нужны. — С грустью признала Ника.

— Так вот. — Продолжил я. — М-м… Может, хоть мешок с плеч снимешь?

— Не отвлекайся.

— Надо прокопать тоннель. Вниз метров на шесть. Потом прямо, думаю, метров сто. И наверх по маяку.

— Я сокровищницы грабить не стану. — Категорично отозвалась девушка.

— Это не сокровищница! — Возмутился я. — И не грабить, а позаимствовать. Вернем даже лучше, чем было!

— Тогда что это?

— Музей, — вынужденно признался я.

— Подумать только! Предложить такое мне, честному человеку! — Возмутилась она в голос.

— Ладно, я пошел, — поморщившись от звуковой волны, стряхнув с лодыжек канат, передвинулся я обратно к краю бортика.

Раз уж никакого толку, то и делать мне тут больше нечего.

— Куда?! — Вскинулась Ника.

— Да у меня в пуговицах артефакт от падения, — перекинув ноги на улицу, успокоил я девушку и прицелился к удобному зеленому пятачку внизу.

Так все равно быстрее. Во всяком случае, лучше, чем эта беседа и утренняя встреча целиком. Еще я на учебу опаздываю, а как наказать — придумаю потом, с оглядкой на ее губительный талант. В общем, полетели.

— Так я ведь тебя переодела! — Воскликнула Ника за момент до того, как я оттолкнулся.

— В-во что? — Напрягшись, замер на краю борта, который внезапно показался очень скользким и будто бы даже с наклоном в сторону улицы.

— В чистое, — смутилась Ника.

Я медленно повернул к ней голову.

— Ну, я пока несла тебя по чердакам, твоя одежда сильно испачкалась, и…

— И нижнее белье тоже? — Перебил я ее.

— Нет! — Возмутилась она через смущение.

— Тогда ладно, — расслабился.

Последняя граница защиты, значит, работала, и от падения могла спасти.

— А вот эти пуговицы… Ну, на нижнем белье, они у тебя каждый раз новые?

— Перешиваю, — неохотно уточнил я. — Они же дорогие. А что?

— Но ведь ты перезаряжал их после прошлого падения? Ну, со второго этажа у тебя дома… — С надеждой уточнил ее голос. — Головой вниз…

— Ника. — Произнес я пересохшим горлом и прикрыл глаза.

Потому что высота впервые стала пугать.

— Ау?

— Ты не могла бы осторожно взять меня за плечи и помочь перебраться обратно на крышу?

— Конечно-конечно! — Покладисто отозвалась она.

В общем, через минуту стоял на кровле даже без мешка на плечах и полностью развязанный. Внутри до сих пор потряхивало.

Я бы, конечно, артефакт перезарядил. Если бы вообще знал про факт падения! И сестры — легкомысленные создания — тоже не догадались намекнуть…

Рядом держалась Ника, виновато заглядывая из-за плеча мне в глаза.

— Время? — Уточнил у нее сухо.

— Восемь двадцать! — Бодро отрапортовала девушка, возвращая мне мой же мобильный телефон, мои же часы, деньги и даже — лист бумаги с записанными кандидатурами на похищение.

Только с листиком вышла заминка — передали-то его мне, но из собственных рук выпускать не торопились.

— Максим, а вот эта Аня — она красивая? — Как-то неестественно равнодушно спросила Ника. — И вот эти Яна, Катя, Кира, Юля…

Аня — это Анды. Потом зашифрованные Япония, Куба, Китай…

— Понятия не имею.

— Ясно, — уже вполне открыто расстроилась Ника, неведомо что себе надумав.

— Это названия стран, шифрованные, — решил я все-таки объяснить. — Юго-восточный регион в основном.

— А-а, — протянула она со значением. — И что там?

— Пока что ничего интересного. Мало информации.

— Понятно, — многозначительно покачала девушка головой. — Максим, а если я помогу тебе с тем музеем… Ты расскажешь?

С одной стороны — секретность, с другой — болтливой ее не назвать. Не учат в таких семьях разглашать чужие тайны. Вернее, учат другому — как сохранить и вовремя забыть.

— Расскажу.

Еще и потому, что без помощи девушки незаметно изъять нужную мне вещь просто не получалось.

— Тогда плата, плюс рассказ — и по рукам. А что там в музее? — Не дала она мне времени для торга.

Впрочем, и не позволила открыто согласиться, подтвердив словом соглашение.

— Доспех, защитный. Высшего класса защиты, причем. Работает на чистом электричестве. Впервые такой видел.

— М-м, — покосилась она как-то странно. — А это не из экспозиции вашей кафедры доспех?

— Он, — подтвердил я кивком, направляясь к выходу с крыши.

Время — шло, а начинать учебу с опозданий не хотелось. Строго тут с этим. Вон, в прошлый раз чуть старостой не сделали…

— Просто, я с ним знакома уже, — замялась как-то Ника. — Вернее, лечила после него девчонок…

Я замер на месте и вопросительно поднял бровь.

— Ожоги, сильные, — поежилась девушка под моим взглядом. — С кожей полоски ткани отходили, если тронуть. Какой-то дефект. Поэтому доспех теперь выставочный образец и…

— Вот, блин, — в чувствах высказался я, потопав дальше к выходу.

Положительно, это утро выходило не очень добрым.

— Максим? — Остановила Ника возле чердачной двери. — Но я ведь решила твою проблему с музеем? — Требовательно посмотрела она в глаза.

— Нет.

— Ах так!

— Доспех — не самоцель, а способ решения проблемы… — Спускался я по металлической лестнице, миновав помещение лифтерской.

— Обманщик!

— Нужно пройти из одной точки в другую… — Отметив двери лифта, повернул в левую сторону.

— Мошенник!

— И в доспехе это бы удалось, потому что тамошние ловушки настроены только на восприятие Силы. — Нажал на кнопку лифта.

— … - Гордая тишина, да еще отвернулась показательно.

— Но теперь пройти не получится, — вздохнул я. — Если только пробиться в нужную точку силой, но это очень шумно и привлечет внимание наблюдателей. Если только… — Осекся я на половине мысли.

Ну конечно — зачем копать путь к музею, зачем вообще доспех, если можно сразу пробить тоннель ее талантом в нужную мне точку!

— Ника, — мягко произнес я.

Та хранила гордое молчание.

— Милая, добрая девушка, — заворковал я. — Ну что ты обижаешься? Смотри, как я здорово придумал — никакой музей грабить не будем! Сразу прокопаем до нужной точки. И денег будет — больше!

— Я с обманщиками дел не веду. — Строго постановила она, заходя в некстати подошедший лифт.

— Что значит, обманщиками? — Возмутился я, входя следом.

Обычная кабина лифта — коричневый пластик стен, три рекламных блока под стеклом и металлические кнопки этажей, чуть подкопченные зажигалкой.

— А ведь я спасла ему сегодня жизнь! — Продолжала ворчать Ника, нажав на первый этаж.

— Это когда усыпила, похитила и подвесила над улицей? — Стоило дверям закрыться, с моего пальца сорвались две звездочки и полетели в сторону щитка лифта.

Кабина тут же встала, свет погас, и пространство освещали только два мерцающих огонька.

— Лифт сломался, — немного нелепо произнесла Ника, отворачиваясь.

И ни слова в свое оправдание.

— Взрослые люди не решают свои проблемы похищением! Ведешь себя, как не знаю кто. — Укорил ее я.

— Ладно… Не надо денег, — буркнула девушка. — Просто расскажи, что на том листочке, и мы в расчете.

— Там страны, из которых надо похитить людей, — выдавил из себя я, физически чувствуя, как теряется воспитательный эффект предыдущих моих слов.

И точно — Ника резко повернулась ко мне, задыхаясь от возмущения.

— Но у меня это — производственная необходимость! — Тут же заверил ее.

— Да неужели?!

— Да! Ну не раздают техники молнии просто так! Придется приглашать специалистов.

— Хотел сказать — похищать?

— Это если им тут не понравится, — заметил я логично.

— Поверь, никому не нравится, когда его похищают!

— Это я по себе знаю, — скептически посмотрел в глаза Нике, отчего та смутилась.

Но это, конечно, когда действуют непрофессионалы. Вон, той музыкальной группе очень даже понравилось у нас дома.

— А может, я… — Робко начала девушка, глядя на стену лифта, закрытую рекламой.

— Что? — Терпеливо уточнил я, не дождавшись завершения долгой паузы.

— Ну, помогу…

— Поможешь развесить туристов вверх ногами?

— Да причем тут это! Без меня ты точно попадешься! — Горячо заверила она. — И тебя живьем сварят в масле! Или посадят под кожу семечко бамбука! Или разорвут кораблями! Или накормят тобой гигантского питона!

— Ты смотри, какая богатая культура… — Невольно заслушался я. — Ладно, даю право меня консультировать, но за это ты прокопаешь нужный мне тоннель.

По-моему, честно.

— Нет.

— Ника, в этом деле не будет выкупа и денег. — Вздохнул я, не понимая ее упорства. — А раз нет денег, то твоя семейная традиция запрещает тебе в этом участвовать.

— С традицией все нормально, потому что выкуп будет с тебя. — Посерьезнела Ника. — Заказчик — ты. И плату я попрошу немалую.

— А может, просто тоннель прокопаем?

— Он поможет стать тебе императором?

— Допустим. — Осторожно уточнил я.

— Значит, никакого тоннеля. — Строго постановила Ника.

И покуда я набирался слов и возмущения на этот счет, двери лифта распахнул старый и очень вредный лифтер, после чего на матюгах прогнал нас из кабинки. Из уважения к возрасту и не желая дискутировать по поводу тех формулировок, которыми он объяснял наше присутствие в темноте кабинки (в корне не соответствующих действительности), мы молча ретировались вниз по ступеням.

— Кстати, а где мой водитель? — Затормозил я уже после выхода из подъезда. — Ты его, надеюсь, не…

— Подошла и сказала, что ты останешься ночевать. Он ведь меня с тобой видел днем, — пожала Ника плечами. — Сам уехал.

Н-да, работать с кадрами еще и работать.

— А как же честь девичья? — Поскучнел я.

— Тактический маневр. Тем более, он же никому не скажет. — Повела девушка плечом и указала на белые жигули, запаркованные в тупичке двора. — Вон там наше транспортное средство.

— Богато, — оценил я потрепанный вид автомобиля.

— Это только до метро. И не лапай там обивку, машина в угоне, — распахнула Ника незапертую, как оказалось, дверь.

— А психиатр, значит, нужен мне, — проворчал я себе под нос.

Слов, в общем-то, было больше и все неприличные — но они относились ко всему этому утру целиком. Не давало мне высказаться во всю мощь легких два момента — первый, это возможные консультации насчет «гостей столицы». Все же, определенная компетенция у нее была — на себе почувствовал. Особенно этот ее состав с летучей отравой, который обязательно следовало получить и изучить.

Да и неведомо что намешано в крови некоторых семейств: память поколений порою отзывается причудливыми талантами и ложной памятью, на которые вполне можно опереться, по себе знаю.

Опять же, талант Ники, который переломает мне все планы, если она не станет участвовать в деле… Не факт, что это работает именно так, но от одной такой возможности становится как-то не по себе.

И самый главный момент — ее возможность прокопать нужный мне тоннель. С будущим работником глупо ссориться, а о цене как-нибудь договоримся.

Что до свадьбы, которую еще вчера полагал для себя полезной — вот тут уже возникли некоторые сомнения. У любого возникли бы сомнения после того, как он повисел бы связанный вниз головой. Подумать только!

А еще она меня переодела — только сейчас выдался момент рассмотреть синюю рубашку в темную полоску с жилетом поверх и джинсы с белыми кедами на ногах. В чужой одежде было неуютно, а помня про отсутствие артефактов — то и вдвойне. Запасного комплекта пуговиц не было, Ника обещала все вернуть вечером — но до этого еще был полный учебный день. А ведь они были способны выдержать удар «мастера»…

Вот и полагайся после такого на заемную силу — пусть и семейную, но как оказалось, не способную защитить даже от взбалмошной девицы. Самому надо учиться, в общем. Теперь главное учителей удачно зазвать…

Расстались в метро — Ника отправилась путать следы от возможной слежки, о чем прямо сказала, с подозрением глядя на меня. Я же пообещал выслать ей информацию по интересующим меня заграничным семьям, как только пакет будет сформирован. Заодно подтвердил, что решу вопрос с зачислением ко мне на курс. Это ненастье следовало держать поближе к себе.

После чего отправился на учебу — был шанс не опоздать, и им следовало воспользоваться.

Возле нужной мне аудитории — без двух минут девять, между прочим — перехватил Артем. Вернее, он просто ходил по коридору, а я посчитал невежливым не подойти поздороваться.

— Ну вот! Отлично выглядишь! — Похвалил он меня после приветствия, с довольством оглядывая со стороны. — Стилиста нанял?

Я дернул краем губ, стараясь изобразить улыбку.

— А у нас тут тоже занятия, — неопределенно показал Артем куда-то в правую сторону по коридору. — Не хочу заходить до звонка.

— Чего так? — Сдержанно полюбопытствовал я.

— Да там эти, благородные, — поморщился Артем, будто сам не такой же. — Опять спорят, кому где сидеть. Замучили уже, в каждой аудитории одно и то же. Вчера вон… Сегодня вообще какие-то ветхие списки притащили, местническую книгу. Кому за кем можно сидеть, кому перед кем нельзя, тьфу!

— А ты как?

— Да они вчера ко мне подошли, спросили, какой предмет я у них буду преподавать, — неохотно отозвался друг.

Так то да, с его габаритами легко перепутать.

— А теперь им неудобно, — подытожил Шуйский. — Да и парта крайняя позади, возле окна. Они отчего-то спорят про первые ряды, как будто тут экзаменов не бывает. Мне оно не надо.

— Как, кстати, вчера спектакль? — Соскользнул я с неудобной темы. — Удалось досмотреть?

— Да скукота, чуть не уснул. — Зевнул Артем.

— М-м, ясно.

— Вера даже обиделась… Ты с Никой-то встретился?

— Угу. Сегодня утром.

— На свидание хоть пригласил? — Лукаво улыбнулся Артем, подтолкнув меня локотком.

— Да нет… — Неохотно произнес я. — Знаешь, я тут подумал. Может, я тороплюсь, а?

— А что случилось? — Встревожился друг. — Повздорили опять? Уже с утра?!

— Не то, чтобы повздорили, — сдержался я и оставил вопль души про утренние события в себе. — Просто, я тут подумал… У нас ведь совершенно разные интересы!

— Максим!

— Она не хочет копать! — Выпалил я искренне. — Я вообще начинаю сомневаться, стоит ли нам быть вместе!

— Максим, даже не думай, — взяв меня за плечи, искренне произнес Артем. — Вас таких шибанутых в стране только двое. Не смей ее потерять!

И только подошедшее время занятий не позволило мне высказать ему все то, что я думаю по этому поводу.

А вечером, уже домой — в мое здание — приехал курьер с объемной посылкой.

Внутри оказались мои вещи — выстиранные и аккуратно выглаженные, приятные на ощупь и с тонким ароматом туалетной воды. Задумавшись, некоторое время гладил их, как кота…

Потом спохватился и позвонил домой — требовать пояснений о событиях ночи недельной давности. Откуда я там, видите ли, падал…

Но вместо ответа услышал какие-то путанные восторги гостьей и пожелания счастья в личной жизни. Подозрительно это все. И Артем теперь отчего-то к Нике благосклонен…

— Это заговор, — убедительно произнес я в отражение своего зеркала. — Главное, помнить, что это все еще мой заговор.

Глава 5

Напряжение первых дней сентября отпустило уже в среду, сменившись обычной учебной рутиной, пусть и со спецификой крупнейшего университета страны. Громадье домашних заданий, выдававшихся бесстрастным тоном, совершенно равнодушным к стонам и стенаниям с первых рядов. Список учебников, страницы которых нужно было прочитать, чтобы понимать тему следующей лекции. И отдельно в их числе — список учебников, которые для начала было бы неплохо найти. Потому что в интернете ничего нет — и это знает каждый, кто хоть раз сталкивался с узкой специализацией.

Оптимисты бежали по книжным магазинам, и у некоторых особо везучих даже получалось раздобыть свежие, новенькие издания — последней редакции, страницы в которой не совпадали с заданными, а темы шли иным порядком.

Реалисты же шли в библиотеки, и пожелтевшие страницы фундаментальных трудов находили нового читателя.

В конце каждой лекции непременно шли бесконечные тестовые задания, затрагивающие как пройденное, так и то, что мы должны были уже знать. Словно вступительные экзамены были собеседованием на работу, которое мы успешно прошли — но собеседование проводили те, кому люди с кафедры не верили ни на грош. Теперь профессора хотели знать истинный уровень наших знаний, а так же способности учиться, причем быстро и самостоятельно.

Где-то посреди всей этой кутерьмы потерялся из виду Артем, у которого были наверняка свои проблемы и интересы. Личные проекты удавалось продвигать только поздно ночью, оставив проработку общего замысла аналитикам. Говорят, потом будет проще — но до этого «потом» предстояло еще добраться.

Утром четверга в нашей группе появилась Ника, тихонечко заняв место в противоположном от меня конце аудитории. А уже к вечеру в ее глазах плескался хтонический ужас. Потому что медик четвертого курса, с ее уже забытой школьной программой, смотрел на символы высшей математики на доске, как туземцы на Боинг. На лекциях же взгляд Ники стекленел к первому получасу — словно у олененка, очутившегося посреди потока машин на МКАДе, отчаянно надеющегося, что весь этот кошмар скоро кончится, и можно будет сбежать. А первый же вызов к доске обернулся побелевшим лицом, заламываемыми пальцами с мелом в руке и единственным символом интеграла, который куда больше походил на скрипичный ключ.

— Ну что же вы, милочка. Эдак вы на первой сессии из университета вылетите, — поцокал седовласый профессор, прописывая «неуд» в своем журнале.

В зачетку, разумеется, пойдет результат экзамена или зачета, но до них еще следовало получить допуск, который двоечнице не светил, о чем ей было тут же сообщено.

И тут глаза Ники все-таки посмотрели в мою сторону, полные гнева и желания придушить на месте. Добро пожаловать на РТФ моя дорогая — в юдоль мрака и отчаяния любого гуманитария

Я с показным сочувствием покивал головой и легонько развел руками. Не то, чтобы я был злопамятен, но полагал, что для любого прощения нужна веская причина. А висеть вниз головой, привязанным за ноги, мне очень не понравилось — но как-то все еще не было даже обычного «прости».

И да, я мог устроить ее к легкомысленным искусствоведам, наверняка в это же время рассуждающих о сорте зеленого чая, более подходящего для обсуждения картин позднего ренессанса. Мог устроить к экономистам, твердо настроенным научиться разумно тратить папины деньги. И даже на факультете стран Африки и Азии ей было бы гораздо проще — раз умеет похищать, то и сама вряд ли окажется в морском контейнеровозе Москва — Сомали.

В пятницу девчонки с потока уже перешептывались, что такая тупица забыла у них на курсе, и как вообще умудрилась поступить. Перешептывались в традиционной для дам манере — вроде как меж собой, но чтобы объект обсуждения обязательно уловил пару фраз и общий смысл, переспросил, но получил лишь «ничего-ничего!». С Никой такой номер не прошел — та вломилась в девичий строй, как кабан в камыши, и четко сообщила, какие именно кости им сломает, если услышит что-то подобное за своей спиной еще раз. И ладно бы просто «ноги», но ведь «большой вертел бедренной кости», «малоберцовую кость» и «надколенники»… Сразу видно медика.

В общем, в субботу Нику обсуждали по-прежнему, но теперь только убедившись, что ее рядом нет. А там отчего-то вскрылось, что Еремеева есть в картотеке психоневрологического диспансера, и ребята стали подумывать о коллективном письме на имя ректора.

— Угомонись, — усталым голосом произнесла Ника, остановившись возле моего места в столовой.

Ее попытка одеваться похоже на одногруппниц — практично, немарко и недорого, как сегодня: в темное платье без выреза — все равно потерпела фиаско. Потому что одежда стоимостью в машину — это не тот фактор, который может сблизить с окружающими. Смешно, но чтобы купить что-то более скромное (или вообще что-то купить), у нее наверняка не было денег, а имеющийся гардероб был сформирован относительно давно и без оглядки на цену. Единственное, что при ней было бюджетного — это томик Ландау-Лившица, зажатый под локотком, с бумажной закладкой где-то ближе к первой трети.

Сила целителя не давала Нике выглядеть измотанной, и бессонные ночи с учебниками выдавала только слегка небрежная прическа. Пожалуй, она честно пыталась понять, что нам преподают, но за короткое время и не имея мощной базы это было адски сложно. А когда весь поток дружно отворачивается и не желает помогать — практически нереально.

— Добрый день, — отставил я вилку на салфетку. — Что-то случилось?

Сегодня подавали изумительное пюре с котлетой по-киевски. Занятно, что подавали ее во всех столовых главного корпуса, кроме диетической — но ценник отличался в разы. В этом заведении она стоила в пять раз больше, чем парой этажей выше. А вот в ресторане для благородной публики — в двадцать. Вернее, ресторан не имел ограничений на вход по сословиям, но мало кто из простых мог позволить себе такие цены ради антуража и серебряной посуды. Просто богатые хотели обедать с богатыми, равно как общаться и жить, — и цена была тем ограничительным фактором, который действовал гораздо эффективнее обидных окриков с запретами.

В этой столовой никаких благородных не было. Тут переплачивали за отсутствие толпы у касс и наличие свободных мест. Блюда подавали на той же керамике с синим цветочным орнаментом, что и в обычной бюджетной столовой, разве что в чуть большем размере — и это несомненно радовало глаз.

— Пожалуйста, прекрати травлю. — Отвлекла Ника от созерцания парящего дымком блюда.

Я пробовал его вчера, и искренне надеялся, что сегодня его совершенство останется на прежнем уровне.

— Ты заблуждаешься, — с укоризной ответил я. — Разве стал бы я…

— Ты ничего не делаешь. — Перебила она.

— Рад, что ты это заметила, — отметил я, вновь поднимая вилку.

— Тебе достаточно ничего не делать, чтобы все делали, что ты хочешь!

— Диалектика, — поцокал и попробовал кусочек законного обеда.

Под это слово, котлета показалась с избытком масла. Не надо его будет больше повторять.

— И присядь, будь добра, — указал я на стул напротив себя. — На тебя уже смотрят.

Ника украдкой обернулась, уловила пару заинтересованных взглядов, и предпочла последовать моему совету.

Всего в помещении было двенадцать столиков, и ближайший к нам занятый отстоял на шесть метров — расстояние, достаточное, чтобы скрыть тихую беседу, но никак не разговор в полный голос.

Подняв ладонь в предупреждающем жесте, отвлекся от еды, достал из кармана брюк пирамидку артефакта, защищающего от прослушивания, положил по центру столешницы и активировал его импульсом силы. Звуки кафе тут же отсекло.

— И как, по-твоему, я должен угомониться, если ничего не делаю? Но главное — зачем? — Не дал я вставить ей фразу, наверняка резкую и вспыльчивую.

— Это ты меня сюда зачислил.

— Нет, это одна девушка согласилась сюда поступить, — терпеливо ответил я. — Я ее в мешке, привязанной за ноги, сюда не тащил.

— Но ты обещал, что все будет просто. — С горечью произнесла она.

— Мы уже договорились, что просто в этом мире — только когда сидишь на моем плече. Тихо, смирно, не похищая среди ночи.

— То есть, ты мстишь?

— Позволяю прийти в чувство. — Сделал я ценное уточнение. — Успокойся, и все наладится. Забудь о моих выдуманных проблемах, и перестань пытаться их лечить.

— А что, если проблема есть?

— Ты теряешь причинно-следственную связь. — Невольно добавилось в голос раздражения. — Императором я планировал стать задолго до…

— Тише, — шикнула она, опасливо посмотрела по сторонам и с надеждой — на пирамидку артефакта. — Не произноси это вслух.

— Что опять не так? — Спросил я немного обескураженно.

— То, что ты уже не дома. Не у себя в княжестве, и тебе не тринадцать лет, чтобы к этому относились с улыбкой. — Произнесла она жестко.

— Послушай. Даже если мне восемнадцать. Или девятнадцать по другим документам… Ну какая разница, кто что говорит? — Отнесся я с недоумением.

Что только не говорят на улицах, в самом то деле. К словам неблагородных совершенно пренебрежительное отношение — если, разумеется, это не деятельный призыв устроить баррикады посреди улицы.

— Разница в том, что у тебя есть, что отнять. У тебя достаточно сил, чтобы тебя боялись. И у тебя могущественные враги, которые раздуют из слов заговор и имперское преступление.

— И все же, ты перегибаешь палку, — поморщился я.

— Что из того, что я перечислила, неправда? — Смотрела она строго.

— Начнем с того, что у меня ничего нет. — Вздохнул я. — Совсем ничего.

— Это не будет иметь никакого значения. Твой дом, твой бизнес — все отнимут, и не важно, на кого оно записано.

— Да ну? Станут отнимать имущество у заграничных компаний?

— Есть преступления, которые выводят человека из под власти закона. — Приблизила лицо Ника, и в глазах ее замерцала тревога. — Они заберут все, что покажется им твоим. Заберут все, до чего только смогут дотянуться. Потом предложат доказать, что это не твое, но не станут верить.

— Это ж узаконенный разбой, — не мог я в такое поверить.

— Тебе папа разве не говорил в детстве, что наверху самые главные разбойники?

— У меня родного папы вообще не было. — Нахмурился я.

А приемный как-то очень далек от всей этой кутерьмы наверху.

— Извини. — Сбилась Ника, но продолжила. — Просто мой объяснял, что мир — он сейчас очень маленький. Все уже имеет своих хозяев. Поэтому им нужно у кого-то что-то отнять, чтобы прибавить себе или подарить детям.

— И как твое… «Лечение» должно помочь? — Кисло отозвался я.

— Пусть будут доказательства, что это все у тебя несерьезно. — Просто произнесла она и пожала плечами. — Никто не воюет с блаженными и сумасшедшими.

— Тут скорее доказательство, что все «серьезно» у тебя, — покрутил я пальцем у виска.

— А ну и пусть, — излишне бодро отозвалась она. — Меньше подозрений. Ты сумасшедший, я сумасшедшая, подумаешь! Лучше выглядеть забавными, чем мертвыми.

— Почему бы тебе просто все это не объяснить с самого начала?

Тут впору за голову схватиться от чужого рвения.

— А ты бы отказался от своего желания?

— Нет, разумеется, но…

— Никаких «но», — покачала она пальцем. — Ты не умеешь смеяться над собой!

— Поэтому это делаешь ты, да? — Пробурчал я.

— Кому-то другому ты бы за это шею свернул, — пожала девушка плечами. — А меня просто на курсе травят, переживу, — добавила она легкомысленно.

— Послушай, Ника, — стало неудобно мне и я неловко положил руку ей на локоток, чтобы не думала убежать. — Ну я же не знал.

Тихое геройство — делать, страдать, молчать и надеяться, что об этом как-то узнают.

— Мы слишком взрослые, чтобы мечтать вслух. — Произнесла она искренне и очень грустно. — Не забывай об этом.

— Ладно, я подумаю, — проворчал я, чтобы оставить за собой последнее слово и отключил артефакт.

И окружающие звуки вновь наполнили пространство.

— Давай лучше выберем, кого я привезу из-за границы! — Бодро произнесла Ника.

Я чертыхнулся и вновь потянулся к артефакту.

— Ну нельзя же так, а? — С укоризной произнес я, оглянувшись.

Вроде, никого.

— Да не включай, — отмахнулась Ника, хлопнув своей ладонью по моим пальцам. — Мы просто обсудим имена.

После чего раскрыла учебник теорфизики, который был у нее при себе.

Закладка в учебнике оказалась списком «кандидатов».

— Я ж еще ничего не присылал. — Мягко говоря, удивился я, глядя на столбик с именами.

— Да? А я думала, почта потерялась. Вот и поискала в семейной базе!

— А там-то откуда? — Чуть обескураженно произнес я, поворачивая список к себе.

— Так пополняется же, — повела Ника плечами, будто так и должно быть.

Немного уязвленного самолюбия разбавило кипучую смесь ощущений от сегодняшнего обеда. Даже у среднего рода есть информация по загранице, а мне приходится покупать.

— Список большой, можешь просто галочку рядом поставить. Те имена, которые обведены, мне уже нравятся. Но ты не обращай внимания! — Затараторила девушка. — Ты, кстати, кого больше хочешь, мальчика или девочку?

Что характерно — никакой информации рядом! Вот так выбирать, просто по имени? А как же характер, род занятий? Фотография, наконец!

Но не успел я закономерно возмутиться, как пришло совсем иное понимание, начисто отметающее любое желание обсуждать кандидатуры.

Понимание, что медведи могут подбираться к цели очень и очень тихо.

— Знаете, вы на самом деле очень большие молодцы! — Произнес за спиной у нас Артем очень добрым, умиляющимся тоном.

Мы аж подскочили на месте. А я стал лихорадочно просчитывать, с какой именно секунды он тут стоит и что мог услышать. Выходило, что максимум два последних предложения, и что именно он там себе надумал — неизвестно.

— Вы сидите, сидите. — Легли руки нам на плечи, не давая встать. — Прошу прощения, что отвлекаю в столь ответственный момент. Как никто другой, я понимаю, как это важно, и насколько лично.

На лице Ники отразилось недоумение.

— Простите? — Повернулась она к нему.

— Ну, я про свадьбу и имя первого ребенка, — оказывается, это огромное тело способно смущаться.

— Про свадьбу Долгорукого Игоря, — тут же пояснил я Нике, сделав тайком страшные глаза в адрес друга. — Артем все верно понял, мы подбираем имена для его будущих детей. Вот, будем рекомендовать.

Рядом поддакнула Ника — и ее способность паниковать и не думать одновременно была тут как никогда кстати.

— А-а, — кивнул Артем, вроде подыгрывая мне. — Эм, Луис-Карлос Эрнесто? — Поведя взглядом, все-таки уцепился он за верхнее имя в списке, тут же насторожившись.

Я немедленно прикрыл список учебником.

— Не подглядывай. Потом свои придумаешь, — строго произнес я.

— Не слишком ли сложное имя для малыша?

— Зато уникальное, не ошибешься! У нас вон в группе, веришь, две Ники! Так я когда одну окликаю, вторая вздрагивает. Неудобно! А тут очень удобно, вот.

— Ну, может быть, — с сомнением протянул княжич. — А на ком Игорь женится? То есть, я знаю, что женится, но вот имя невесты не уточнял.

— Так на Ховриной Марие.

— Ховрина? Дочь казначея? — Впечатлился Шуйский.

— Именно так, — поддакнул я. — Пятьдесят четыре килограмма и семьсот сорок два грамма очарования!

Рядом недоверчиво покосилась Ника.

— Постой… Ты специально их поженил, чтобы попасть в сокровищницу империи? — Будто озарением осветилось лицо Артема.

Ох уж это их недоверие и ложные мотивы! Вот чем я заслужил такое отношение? Я уж собрался жестко откреститься от такой мысли… Но внезапно обнаружил ее манящую привлекательность. Там ведь наверняка полно интересного, а я же просто посмотреть…

— Максим, зачем тебе эта сокровищница? — Внезапно воркующим шепотом оказался в правом ухе голос Ники. — Вот станешь императором мира, все-все тебе будет принадлежать!

— Ну, тогда ладно, — признал я резонность такого довода.

— Это терапия, — словно извиняясь, улыбнулась девушка Артему.

И Артем, вот паразит, понятливо кивнул.

— Ты меня искал? Что-то случилось? — Махнув на это дело, поспешил перевести я тему.

— Да ничего, все нормально. Можем отойти на секунду? Ника, извините, — чуть поклонился он даме. — Скучные мужские дела.

Та изобразила, что все нормально и открыла учебник на середине — пока вставал с места, снова отметил нарастающий ужас непонимания в ее глазах. М-да, надо спасать.

— В самом деле, мелочи, — успокоил меня Артем, стоило отойти к выходу. — Хотел пригласить тебя к нам в поместье сегодня. Машина будет ждать возле университета.

Формулировка, в общем-то, не предполагала отказ и сходу вызывала неприятие свободолюбивой натурой. Но напряженность в глубине его глаз, которая контрастировала с мягким и спокойным тоном, не позволили отговориться множеством дел (которых и в действительности было немало). Видимо, что-то действительно случилось, несмотря на все его заверения.

— Хорошо, буду, — отзеркалил я его неспешный и добродушный тон.

— Тогда до вечера, — пожав мне руку и улыбнувшись Нике, покинул он помещение кафе.

Я же вернулся за свой столик, размышляя — доковыривать ли остывшую котлету, или попросить разогреть. Или вовсе оставить ее в покое, потому что аппетит куда-то подевался.

— Так что решаем? — Выдвинула Ника список с кандидатами из-под учебника.

— Я не хочу, чтобы ты этим занималась, — честно и прямо ответил я ей. — Может быть, я действительно хожу по лезвию. Но я умею по нему ходить.

— Открою тебе тайну, — шепотом начала Ника. — Приглашать людей пожить у нас — это специализация моей семьи. То, как ты проснулся пару дней назад — не случайность. У многих, знаешь ли, на моем месте ничего бы не получилось! — С гордостью подняла она подбородок. — У тебя очень хорошие артефакты!

И вроде, комплимент мне сделала, и одновременно — себе рекламу.

— Мне нужно, чтобы они были готовы сотрудничать, — отрицательно покачал я головой. — А не так, как это было со мной тем утром.

— Ну сейчас ты же доволен?

— После всех твоих объяснений, я кое-как понимаю причину твоего поведения. — Пусть и не одобряю, но пусть. — Так что тут другой случай.

— У них тоже будет другой случай, — похлопала она глазками. — И они тоже будут довольны!

Никуда ее не пущу.

— Короче, никаких мальчиков, — хмуро поиграв желваками, забрал у нее список. — Выберу — сообщу.

С тем и отправился на лекцию. Из плюсов: список. В минусе: пожеванное чувство самолюбия и осознание грядущих сложностей. И пюре с котлетой — тоже в минусе…

На ближайшей практике вызвался к доске, быстро прорешал что-то несложное и на сэкономленное время попросил у преподавателя минуту времени, чтобы сделать объявление. К просьбе отнеслись благосклонно.

— Господа! Как вы все знаете, в наш дружный коллектив перевелась Еремеева Ника. Ника, прошу, выйди к доске. — Попросил я девушку.

Та было запаниковала, но все же смогла преодолеть себя и вышла степенно, с достоинством. Хотя шепоток этот процесс сопровождал тот еще — злорадный, и даже предвкушающий. Надо будет запомнить эти голоса…

— Ника медик, окончила четвёртый курс. К сожалению, она не успела выполнить формальности для перевода на пятый, потому что в это время участвовала в спасении пассажиров рухнувшего самолета в княжестве Мещерских.

По рядам прошел удивленный шепот.

— Вы, возможно, слышали про это происшествие в новостях. И да, вы не ослышались. Кроме того, что Ника закончила четвертый курс, она еще и Целитель подтвержденного ранга «ветеран», поэтому оперативная помощь пострадавшим оказалась ей по силам.

Удивление сменилось заинтересованностью. Потому что целитель в друзьях, да и вообще рядом — это очень выгодно и полезно.

— Увы, но нашлись люди, которые были настроены против тех, кого она спасла. — Сообщил я чистую правду.

Потому что Вера меня мягко говоря недолюбливает.

— Мелочные, злопамятные личности. Из-за их вероломства, Еремееву не допустили к продолжению обучения, — добавил я грусти в голос. — Но позитивные силы этого мира пошли Нике навстречу! Она отучится у нас один семестр, после чего сможет восстановиться у себя на курсе и продолжить лечить людей!

Особо впечатлительная барышня всплакнула в среднем ряду.

— Так давайте же поможем нашей Нике, поддержим ее в этот семестр. Отнесемся к ней по-доброму, вернем веру в хороших людей и поможем пройти этот сложный период в ее жизни. Что до успеваемости, то Нику могло немного контузить и…

Я успел переставить ногу, так что острый каблучок вонзился совсем рядом.

— …Ее успехи могут у кого-то вызывать иронию. Но давайте будем учитывать, что главные способности Ники сосредоточены в деле лечения людей, и не станем судить ее строго.

Это для преподавателей — лектор наверняка разболтает среди своих.

— Я верю в то, что у нас очень дружный и отзывчивый коллектив! И мы вместе докажем это Еремеевой Нике! Потому что злым и недружным место в травмпункте с переломом лучезапястной кости!

— Сустава, — скромно поправила Ника.

— Вот. Верно говорю, господа?

И коллектив тут же понял, что кто-кто, но он точно дружный и отзывчивый.

Да и вообще люди стали смотреть на Нику совсем иначе — с симпатией, с сочувствием и даже интересом. Компенсируя последнее, прямо на лекции пересел к Нике. Мало ли…

И точно — на перемене один особо романтичный и впечатлительный юноша принес ей шоколадку. Которую я при нем же развернул и начал есть самолично, глядя ему в глаза.

Более никто ничего не приносил.

Ну а вечером перед университетом меня действительно ждал черный заграничный седан с княжеским гербом вместо номера. Дав отбой своему водителю, погрузился на заднее сиденье и принялся терпеливо ждать, пока автомобиль минует Воробьевское шоссе, участок третьего транспортного кольца и выйдет на Звенигородское.

Покуда в давние времена все крупнейшие кланы рвали жилы и пытались выстроить терем повыше, крупнее и ближе к центру, род Шуйских в обмен на неизвестную мне услугу попросил себе у хозяев земли русской целый остров, в последствии нареченный Серебряным бором. Ранее это место было далековато от Кремля, а значит — никому толком не нужно, и плата тогдашним правителям показалась весьма умеренной. Все-таки, это не серебро, которого всегда было мало, да и остальные действовали куда наглее, запрашивая уделы либо ближе к центру, либо гораздо больше размером, да еще плодородной, черноземной земли, а не чащобы с плохой почвой.

Да и потом границы города далеко не сразу подобрались острову. Но старые семьи умели смотреть в будущее — так что теперь участок земли в более чем три квадратных километра, омываемый водами Москвы-реки, продолжал быть в полной собственности клана Шуйских, как и участок берега на противоположной стороне водоема — его тоже в свое время уступили, о чем сейчас наверняка кусают локти…

Против амбиций недалеких людей и особо хитрых застройщиков территорию назвали заповедником, введя соответствующие охранные зоны и огородившись забором по границе собственности — чтобы у праздно любопытствующих с другого берега не было шанса заглянуть в жизнь острова с помощью подзорной техники. Ну и запустили на остров диких животных, разумеется — основательно строиться у клана все равно не было никакого желания, потому что случись война — дома можно восстановить, а вот лес, который наверняка походя пожгут, будет жалко. Да и поохотиться по случаю куда интереснее. Пара-тройка домов резиденции на такую территорию и застройкой назвать-то сложно.

Главными же, самым редкими и необычными обитателями заповедника, разумеется, были сами Шуйские.

Замерев на пару секунд возле сдвоенного тамбура откатных ворот на кордоне, машина вкатилась внутрь по хорошо асфальтированному полотну и замерла возле бревенчатого гостевого домика в два этажа.

— Велели передать, — подал голос до того молчавший водитель. — Пройти за дом и по тропинке вглубь леса. Не ошибетесь, милгосударь.

— Хорошо, — кивнул я, выбираясь из машины.

Тропинка оказалась вытоптанным в траве направлением — без указателя, гравия или асфальта, но во внезапной плотной чащобе, которую странно было увидеть прямо со входа, она действительно была единственной возможностью пройти куда-то дальше в лес. Небо над головой закрывали кроны сосен — деревья, почти лишенные ветвей у земли, тянулись всем своим существом к небу, сотворяя под собой полумрак даже в ясный день. С учетом сентябрьского вечера, выходила полная темень.

Я создал пару звездочек и отправил их вперед себя, освещать путь.

Был ли в этом какой-то глубинный смысл или желание ошарашить возможного гостя, но дорога, виляя из стороны в сторону, шла более километра, а светло стало только к последней сотне шагов — сияла, освещенная электрическими фонарями, широкая зеленая поляна с прямоугольным деревянным столом, заставленным яствами. Вдоль стола, по обе его стороны, тянулись две лавки — и на дальней, лицом ко мне, сидели и ужинали Артем с дедом по правую его руку.

Одеты они были по простому — в белые рубахи, с алым узором по канту, призванному по поверьям защитить от злых духов, и обычные просторные брюки. Причем — босиком на траве.

— Добрый вечер, — поздоровался я и выдержал колючий взгляд Александра Олеговича.

Который, вот удивление, все же обозначил короткий кивок в мою сторону и вернулся к куску жареного мяса на своей тарелке. Ужинали без столовых приборов, отрывая куски от общего блюда руками.

— Присаживайся и отужинай с нами, пожалуйста, — поприветствовав жестом руки, указал Артем на место слева от себя. — Все дела потом.

Пока обходил стол, с края полянки появилась девушка с ковшом воды в руках и полотенцем — омыть руки.

Единственную попытку завести застольный разговор тут же прервали шиканьем — еда, это серьезно. Пожав плечами, компенсировал себе и пюре, и котлету, и вообще наелся так, что чувство насыщения встретил с неким сожалением — потому что на столе было еще полным-полно всякого-разного ароматного и очень вкусного.

— Пойдем, поговорим, — уловив мое состояние, пригласил Артем.

Вновь подошли барышни с ковшиками, чтобы омыть руки, после чего мы двинулись по одной из тропок, ведущих с поляны. Всего троп было около шести — условно, с восточного направления пришел я; примерно оттуда же, но чуть севернее, вышли слуги, принявшиеся прибирать стол. Дед Артема, тем временем, умудрился незаметно для меня исчезнуть. Ну и славно.

Тропинка вышла на очередную полянку, залитую светом. Отчего-то хотелось назвать ее «гостевой», хотя отнести это слово к двум искусно вырубленным креслам из монструозных пней и неказистому столику меж ними, можно было с натяжкой. Желтый свет давали два фонаря по обе стороны кресла, а небо вновь скрывали исполинские кроны деревьев. Удобно, впрочем — сверху никто не подсмотрит, но крыша над головой все равно была бы надежней.

— Присаживайся, — Артем занял правое кресло.

Оставшееся место оказалось на удивление удобным и теплым.

— Слушаю, — обозначил я полное внимание.

Потому что обменяться мнениями о погоде мы могли бы и в университете, равно как о иных свойственных началу разговора мелочах.

— Для начала, по твоему делу. — Сосредоточился он.

И было это настолько серьезно сказано, что я не сразу и вспомнил — по какому это.

— Сватовство осложняется тем, что у нашего папы, по всей видимости, есть другой кандидат.

Новость отозвалась болезненно, но не так, чтобы критично. Кандидаты приходят, кандидаты уходят, и как говорится — царствие им небесное…

— Но это не проблема, — тоже был согласен со мной Артем. — Главное, на порог к нему зайти, а там договоримся, какой жених лучше.

— Не пускает? — Озадачился я.

— Не хочет согласовывать день визита. Поговорил с ним по телефону, так тот не отказался, но сказал, что уточнит время. А потом и сам трубку не берет, и его канцелярия отговаривается то отъездом, то совещанием. В общем, не беда — надо лично поехать, не отвертится.

— Просьба заранее сообщить, когда поедешь. Попробую тебя усилить.

— Кем? — Иронично поднял он бровь. — Я, между прочим, деда уговорил сватать ехать.

Ничего себе — невольно вышел вздох удивления.

— Так что сватовство выйдет исключительно представительным, — заметив мою реакцию, усмехнулся Артем.

Это ж целый князь, да еще из старых… Впрочем, кашу маслом не испортить.

— И все же, подскажи. — Настоял я. — Мне ведь своих людей тоже надо будет послать. Финансы, опять же.

— Да в следующую субботу к нему и поеду, — вздохнул Артем. — Прямо в его поместье подмосковное. Часам к девяти — он в это время всегда на месте. И да, попробуй Нику куда-нибудь отослать на этот день. Есть у нее талант, нет у нее таланта, но если вы к тому времени опять разругаетесь, будет некрасиво… Можно было бы сегодня — вы вроде мирно сидели… Но эту субботу, извини, упустили, — нахмурился Шуйский и помрачнел.

— Что-то случилось? — Отметил я его реакцию.

— Да, кое-что случилось. Так что теперь к моим делам, если не против, — выдохнув, снова вернул себе миролюбивый вид Артем. — Не плохое случилось, нет. Скорее… Даже слово не подобрать, — цокнул он.

— Говори, как есть. — Развел я руками. — Можно валом слов, можно эмоциями, можно без имен.

— Да не все так скверно, чтобы эмоциям быть. Но и без них никак, — завозился на месте друг. — Маятно просто… В общем, что ты знаешь про закрытые клубы?

— Смотря какие. Это ближе к студенческим братствам или религиозным орденам?

— Скорее, первое. — Задумавшись, качнул головой Шуйский. — Никаких ритуалов, все вокруг университета. Приглашают не всех, опять же — тайна, закрытые вечеринки для своих. Потом студенты вырастают, становятся князьями и крупными чиновниками, судейскими стряпчими и высшей имперской аристократией. Клуб при этом остается на месте. Знаешь, вроде смотришь со стороны — ну ничего не связывает двух людей, кроме одного университета. А потом — оп! — и имперская судебная тяжба не в твою пользу, по каким-то косвенным доказательствам… Или, вон, к примеру…

— Я понял, — оборвал я его. — Так что случилось-то?

— Зовут в клуб, — поджал он зубами нижнюю губу. — Меня, как княжича. Девушку тоже можно взять с собой. Веру, то есть.

— Это хорошо? — Осторожно уточнил я.

— Это очень, невероятно хорошо. — Согласился он. — Но один ритуал в этом клубе все-таки есть. Посвящение, испытание. Короче, надо ограбить банк, — выдохнул он, словно в воду холодную нырнул.

— О, так я могу посоветовать хорошего специалиста! Если мы сложимся, то два тоннеля точно будут со скидкой!

— Разбойное ограбление, Максим. — Покачал головой Артем. — Посреди бела дня.

— Они с ума сошли, такое предлагать? — Недоуменно посмотрел я на друга. — Это же имперское преступление.

Потому что деньги — это всегда очень серьезно.

— Клуб элитарный, — произнес он, словно через зубную боль. — Ощущение вседозволенности… Быть хищником… И другой бред.

— Смахивает на подставу.

— А то я не вижу, — с усталостью, говорящей о многих размышлениях на эту тему, отозвался Шуйский. — Говорят, что банк принадлежит простолюдину — какому-то купцу из шестой тысячи, и возможные последствия они замнут.

— Банк в Москве? — Сделал я важное уточнение.

— В Москве. Не в центре, но и не на окраине.

— Купец из шестой тысячи? — С иронией уточнил я.

Банки — это очень большие деньги. Чужие, в основном — а значит, их не доверят абы кому. И если встречается исключение, то выводы могут быть, как о качестве этих денег, так и об истинных хозяевах банка.

— Я тоже это вижу. — Хлопнул Артем по подлокотнику. — Но не могу отказать.

— Не можешь или уже не смог?

— Уже, — как-то обескураженно пробормотал друг. — Так получилось. Перспективы действительно громадны, — принялся он оправдывать свое решение передо мной. — Такого шанса не бывает во второй раз! Плюс я пойду не один, там будут еще кандидаты.

— Из равных тебе по титулу?

— Смеешься? Равные уже в клубе…Но некоторые господа — из весьма уважаемых семейств. — Артем задумался, стоит ли говорить, но все же произнес. — Пашку помнишь? Вот он тоже пойдет. И еще пара ребят.

— Пашка то как? — Сдержанно удивился я. — Он же плотно под Черниговскими.

— Да те уже в клубе, почти самые главные. — Пожал тот плечами. — Видимо, к себе через испытание тащат.

— Девушек с собой берете? — Пока напряженно думал, озвучил я пустяк.

— Нет, они пойдут довеском.

— Что от меня нужно? — Спросил я напрямик.

— Совет. Не знаю, — как-то даже расклеился Артем. — Мне запрещено просить помощи у клана, и я дал в этом свое слово. Даже аналитиков — и тех не привлечь.

— Давай так, — сосредоточился я. — Ситуация мутная. Отказаться не можешь. Новое задание не дадут. Все верно?

— Абсолютно.

— Если все сорвется, и вас повяжут, будет на тебе имперское преступление.

— Так.

— Последствия для тебя? — Уточнил я крайне важное.

— Не могу сказать точно, — постучал он пальцами по деревянному подлокотнику. — Плаха для остальных — без вариантов. Пашку, может, еще откупят. Меня не тронут, — все же ответил он, но без уверенности.

— А если это ограбление не сможет произойти? — Сдержанно улыбнулся я.

— Как это? Если мы все струсим?

— Нет. — Терпеливо ответил я. — Если, к примеру, этот банк случайно ограбят на день раньше.

И лукавая улыбка была мне ответом.

— Я думаю, им все же придется придумать что-то другое, — выдохнул он с облегчением. — Блин, на поверхности же! Только грабить не надо! Просто прорыв воды или канализация там. Максим, ты гений! — Совсем уж успокоился Шуйский и, подняв голову вверх, улыбнулся. — А там, на новое испытание я и отказаться смогу без урона чести.

— Ты же хотел в клуб?

— Да не то, чтобы очень. Просто вышло, что согласился, а раз так — то и о перспективах можно подумать, — невольно поморщился Артем.

— Вера при этом была?

— Да при чем тут она! — Чуть было не вспылил Шуйский, но мигом успокоился. — Никогда не знаешь, как пойдет разговор. Согласился — и ладно. Если выручишь меня с этим — скажу спасибо. Мне, к сожалению, никак лично или через моих людей этого делать нельзя. Засмеют, если вскроется, — чуть беспомощно посмотрел он на меня.

— Не беспокойся, не засмеют, — ответил я успокаивающей улыбкой. — Все будет хорошо.

— Но ты же не будешь грабить этот банк? — Через облегчение, словно на всякий случай, спросил друг. — Просто прорыв водопровода, верно?

— Артем, — с укоризной ответил я. — Меня сегодня обвинили, что я не умею шутить над собой.

— А, то есть, это ирония. У тебя начало получаться! — Хохотнул Шуйский. — Зная тебя, я даже поверил!

И да, я не умею.

Обратно домой меня отправили на той же машине, сопроводив добрыми пожеланиями. Артем, расчувствовавшись, даже пообещал убедить деда взять на сватовство кого-то из своих давних друзей — словом, был мне обязан заранее и не сомневался в результате задумки. Потому что грабить они собрались уже на следующей неделе, в среду…

Предстояло целое воскресенье, чтобы проработать все и этого не допустить.

Но до того…

— Димка, привет. Устрой мне встречу с князем Панкратовым. Как-нибудь незаметно, через ту же больницу — мол, конфликт у нас с руководством, и без его внимания не решить… У нас же финансовые показатели хорошие, доход мы ему приносим? Аж на две трети его расходы снизились? Ну, это мы конечно, щедро, но сейчас в кассу. В общем, делай, но обязательно на следующей неделе. На понедельник — идеально. До связи.

Потому что коллектив по увещеванию отца Ники надо усиливать со стороны. Деду Артема я вообще ни на грош не верю — врун еще тот. Разобьют лицо будущему тестю, дом сожгут, медовуху всю выпьют — а виноват я, ага. Или фонарный столб мне вместо Ники сосватают — а мне его даже поставить некуда, потолки низкие… Так что пусть будет кто-нибудь высокопоставленный, кто сможет его сотоварищи урезонить. Мне этому Панкратовому есть, что предложить. И Игорю надо еще позвонить — точно! Пусть рассчитывается за семейное счастье и торт.

Пока же, вернемся к нашим заморским гостям.

Я оглядел разложенные на столе отпечатанные приглашения на несколько сотен персон.

«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ», Нью-Йорк, Федерации Америки.

Приглашения без имен, подлинные и много — хватит на целый класс. Каждый — работает как авиабилет туда и обратно и гарантирует проживание в отеле на две недели. Сейчас их, разделив на партии, отправят через Америку в те университеты, где учатся нужные мне гости. Там приглашения, разумеется, отдадут в самые передовые группы, достойные представлять заведение — то есть, в самые родовитые. Кто-то из списка Ники, разумеется, не поедет. Кто-то не сможет, или приглашение пройдет мимо. А кто-то поедет на чужбину, где совсем несложно со всеми этими выставками, лекциями и размахом мероприятия потеряться на две недели. А потом найтись — на радость всем родным, которые далеко не наивные ребята, и знают толк в поиске с применением спутников и Силы. Но половина земного шара — это половина земного шара…

— Одним словом, Велкам ту зе Юнайтед Федерейшн.

* * *

Александр Олегович Шуйский стоял возле внутреннего озера Серебряного бора и смотрел на блеклую полоску света, что легла на воды от высокой луны. Блеклую — потому что сиял вокруг острова огромный город, подавляя своим свечением ночное небо — не только беззвездное, но словно выбеленное, подернутое бежево-коричневым цветом, будто кофе с молоком.

В его времена такого не было. В его времена многого не было, причем настолько, что становилось страшно, как же он стар.

Уж точно не случалось такого, чтобы Юсупов по крови умирал за Шуйского. И совсем неслыханно — чтобы Шуйский признал Юсупова братом перед старейшим в роду, но запретил об этом говорить нареченному родичем.

Но даже это мелочи, сравнивая с тем, что происходило вокруг, пока он бродил по родовой чащобе и добывал вкусного и жирного оленя, забывшись на десятилетия в этом сладком чувстве всемогущества.

Нет больше старейших союзов, нет протектората сильных над слабыми, уничтожены шесть древних семей — за полсотни лет! Семей, которых никто не смел бы уничтожить, будь даже они в кровниках — и если последний представитель бросился бы с утеса вниз головой, его подхватил бы злейший враг и заставил жить. Потому что не только Сила Крови в их венах — но статус существования их семей сам по себе обеспечивал целый механизм договоренностей и соглашений. Нет Борецких, вырезаны — и те, кто это сделал, даже не представляет масштаб беды, потому что гарантии им давали как бы не треть старших семей, включая пунктом в более крупные документы, которые теперь просто ничтожны… Нет Збаражских, нет Судских, нет Фоминских… Это в последние годы своего существования они были слабы, но сотней лет раньше в том числе их подписями скреплялся вечный мир с османами… А раз мертвы — то когда-нибудь, кто-то догадается перечитать древний документ из архива и поймет, что нет в нем больше силы…

Он помнил былое, он мог сравнить — для него события не происходили медленно, как подъедает река острый обрыв. Он пришел уже после обрушения берега в воду.

Сошел ли мир с ума? Совсем недавно он сам практически сошел, поддавшись звериной природе, когда чуть не приговорил родного внука — надежду и будущую славу всего рода. Так почему бы этого не сделать целому миру?

Другое дело, что его вылечили, но кто же сделает это с целым миром…

Никто. Никому не под силу — и мир вновь заболеет тяжелой болезнью войны.

Александр Олегович уже видел признаки будущего конфликта — и дело даже не в творящемся вокруг бардаке. Достаточно посмотреть на его внука в окружении названного брата и их подруг. Достаточно прислушаться к их Силе, отражению рангов — и его внука, и этого непонятного мальчишки в котором была сила Юсуповых, но и нечто иное, совсем им несвойственное; девушки, при виде которой скрипит песок на зубах, и другой, ощущаемой застоявшейся водой у берега…

Когда-то мощи этих четверых было достаточно, чтобы начать войну, а сейчас — одни из многих. Они этого не видят, они этого не понимают. Но жутчее всего, что где-то за рубежом могут тоже стоять в тени деревьев и на жарком солнце такие же парочки. Уже есть, кому воевать за тех, кто захочет чужими жизнями оплатить груз собственных ошибок.

Он знал, как будет. Вначале последует слово — зажигательное, призывающее на подвиг и напоминающее о старых обидах. Затем — провокация или честная причина пролить первую кровь.

А потом придет большая война. Слова и причины перестанут быть нужны, и все станет, как раньше. Война перемелет все вокруг обратно, в его родной и знакомый девятнадцатый век. И он перестанет удивляться.

Глава 6

Желание поработать в воскресенье наткнулось на стену глухого непонимания.

Город, который никогда не спит, предпочитал в выходные отдыхать, вспоминая о семьях и о тех, ради кого он, собственно, и зарабатывал круглосуточно во все остальные дни. Встречи не назначались, проекты не продвигались, а в телефонную трубку один раз даже выматерились пьяным и сонным голосом, потребовав оставить в покое.

— И это зам префекта, — с осуждением посмотрел я на отведенный в сторону сотовый.

Тут же сменил одноразовую сим-карту на свою собственную и перезвонил.

— Алексей Витальевич? Не разбудил? Ах, уже разбудили… Ну, завтра, так завтра. — Покладисто ответил я на стон-просьбу.

В общем, осьминог не ловится, не растет кокос… Хотя тут больше с широтой и долготой проблемы, а не с календарем.

Поразмыслив, решил тревожить заграницу. А именно — звонить Федору в Румынию. Там все равно ничего не делают и в будние дни, так что им до воскресенья никакой разницы.

Звонить приходилось с ноутбука, через интернет, и без гарантии, что абонент окажется возле компьютера. Потому что сотовые телефоны в Румынии не работали вообще (вернее — только на показ видео и проигрывание музыки), а единственный стационарный телефон в трехэтажном доме Федора находился на первом этаже, и поднимал его исключительно старенький консьерж, который не знал русского, английского, а на мои попытки говорить на румынском (на трех диалектах!) бросал трубку.

К счастью, брат оказался на месте — экран звонка сменился анимацией подсоединения, и через пару мгновений в центре монитора отразилось изображение кабинета, обставленного в стиле эпохи Просвещения — в светло-кремовых тонах драпировок, с многочисленными полочками у противоположной стены, заставленной книгами в металлических переплетах; огромным серо-коричневым глобусом, установленным прямо на полу справа; железной люстрой на медных цепочках и массивной столешницей из темного лакированного дерева, на которой расположились распахнутые фолианты рядом с лампой, стилизованной под масляный фонарь.

В центре всего этого великолепия находилось резное кресло с мягкими тканевыми набивками, в котором восседал Федор, закинув нога на ногу. Сам брат сегодня щеголял в бежевом костюме, бежевых туфлях и белой сорочке, а на одухотворенном лице его, украшенном тонкими завитыми усиками, отражалась чопорная меланхолия — не путать с пошлой грустью. Потому что тут тематическая обстановка на несколько миллионов и вид на исторический центр Бухареста из окошка за левым плечом. За такие деньги не грустят, за такие деньги осознают тщетность бытия, выписывая свои мысли кистью из волоса соболя на хлопковой бумаге. В общем, обычный подростковый максимализм.

Год назад, между прочим, весь его кабинет был обставлен в бело-серебристом стиле хай-тек, а еще двумя годами ранее всю противоположную стену украшали подлинные аквилы римских легионов. На этот раз обстановка выдавала осеннее состояние души, свойственное большей части юношей тринадцати лет от роду. Мне, правда, в этом возрасте грустить было некогда, поэтому обычно за меня это делал кто-то еще.

И если эмоциональность Федор определенно унаследовал от отца, то умение устраиваться в жизни — от нашего кота Машка. На всю окружающую его обстановку семья не потратила ни копейки — вроде как, хозяин княжества брату благоволит, определенно рассчитывая уговорить остаться навсегда. Но мы-то с Машком знаем, что дом — это не там, где вкусно кормят, а там, где простят и тапок, и взорванный мост (мы играли в партизанов, я победил).

— Федор, мне нужен самолет. — Немедленно перешел я к делу.

И да, у него был свой самолет.

— Ты звонишь мне в восемь утра, с просьбой, — с легкой гримасой показной мигрени, коснулся он кончиками пальцев своего виска. — Но даже не рассказываешь, как твои дела.

— Учу четвертый диалект румынского, — бодро отрапортовал я. — Правда, практиковать не с кем — цыгане с вокзала еще на первом поняли, что им говорят и уехали.

— Для начала, где твой самолет? — Не повелся брат, поглядывая из-под полузакрытых ресниц.

— Сломался, — постарался я отразить самую честную улыбку, чтобы не беспокоить брата реальным положением дел.

— То есть, рухнул об землю и разлетелся на два квадратных километра — это сломался? — Приподнял он бровь.

— Но ведь он после этого сломался? — Мудро отметил я. — А откуда информация, позволь уточнить?

Сестры и отец были предупреждены и обещали молчать. Все-таки, все живы-здоровы.

— Из газет.

— Ах, вот оно что… — Покивал я, скрывая недовольство.

Никакой личной жизни!

— Есть еще что-нибудь, о чем я опять узнаю из газет? — Продолжил он тем же спокойным тоном.

Но напряжение позы и побелевшие костяшки пальцев, сжатых в кулак, показывали нешуточное обострение чувств. Попросту — брат за меня переживал. Он не выплескивал накипевшее словами — возраст диктовал солидность поведения; не мог обнять или выразить свои эмоции как-то иначе — расстояние не позволяло этого сделать. Но от этого беспокойства его не становились меньше, а страх от несбывшегося наверняка приходил ему в мыслях, подтачивая спокойствие все это время.

— Извини, — покаялся я, уронив голову. — Не хотел тебя волновать.

— Все целы? — Дав мне секунд двадцать зябкой неопределенности, все же выдохнул Федор.

— Да, конечно, — осторожно поднял я взгляд. — Как и планировалось.

— Ах, планировалось, — отвел он взгляд и посмотрел на свой идеальный маникюр. — А теперь, говоришь, тебе нужен еще один самолет?

— Ну когда я не возвращал твои вещи! — Возмутился я. — Всегда ведь отдавал назад целыми, невредимыми и…

— Новыми, — перебил Федор, переведя на меня скептический взгляд.

Мир иногда такой хрупкий…

— С продленным сроком гарантии, — сделал я осторожное уточнение и со вздохом подытожил. — Значит, самолет в другом месте поищу.

— Самолет — дам, — остро посмотрел на меня брат. — Если расскажешь, для чего.

— Для перевозки людей! — Бодро отрапортовал я.

— Подробнее.

— Будущих друзей!

— Обожемой, — схватился Федор за виски. — Я так и знал. В упавшем самолете тоже они были?

— Не, в прошлом женщина и медведь, — почесал я затылок. — Какие из них друзья? То убить хотят, то слушаться не желают.

— Медведь — убить? — Встревожился брат. — Ты с Шуйскими поссорился?

— Да нет, это женщина, — отмахнулся я. — Медведь-то как раз-таки вменяемый, это я там немного не усмотрел. Но теперь я все осознал, и женщин перевозить буду исключительно под сонным зельем и в связанном виде. — Задумчиво донес я до него свое видение безопасного перелета. — Никакого им доверия.

— Та-ак, — протянул Федор, и в звуке этом послышались нотки папиного голоса.

Пришлось раскрывать часть замысла с обучением, вполне убедительно пояснив, что никто добровольно отдавать высокоранговые техники не станет, равно как и продавать за любые деньги. Это ведь даже не оружие, а знание, распространение которого невозможно проконтролировать, а детальное знание механизма атаки или защиты может аукнуться тем, что его применят против вас. По-моему, вышло убедительно.

— Ничего не выйдет, — скептически покачал головой Федор.

— У меня — получится. — Отразил я в ответ уверенное спокойствие. — Нужен только самолет.

— Очнутся — все разнесут, — все еще хмурился брат.

— Есть место, где не разнесут. И не убегут, — опередил я его. — А вернувшись домой, станут по-доброму скучать.

— Родные захотят отомстить.

— Сложно найти место, над которым не видно звезд ночью, персонал неразговорчив, а мир вокруг закрыт высокими стенами.

— Ты их к деду собрался везти? — Догадался Федор.

Федора хранитель крепости Биен тоже признал внуком. Может, за компанию. Может, завороженный тем, как загорается и гаснет огонек внутри рубинов на ладони у смеющегося мальчишки, перебегая с одного неогранённого камня на другой.

— У него есть подавители Силы, — пожал я плечами. — Целый полигон.

— Его бы мнением поинтересоваться, — пробурчал брат.

— Оказывается, у меня тут день рождения был недавно.

Федор удивленно приподнял бровь.

— Было два, стало три, — задумчиво цокнул я.

Первое — назначенное в приюте, второе — по моим документам, и третье — настоящее. Главное, не забывать отмечать.

— Так что я знаю, что себе попрошу, — подытожил я.

И мне не откажут.

— Максим, подожди. Может, я технику у князя в архивах поищу, — все же попытался остановить меня Федор. — Там всякого накоплено — глаза разбегаются!

— Поищи, отчего нет, — улыбнулся я одобрительно. — А я своим способом попробую.

— Ладно, — вздохнул он, принимая мое решение. — Так что за женщина, которая хотела тебя убить? — Вроде как перевел он тему, но во взгляде просквозил холод.

Этим он в сестер. Те тоже сама ангельская покладистость, но для обид у них отдельный блокнотик: то есть, два блокнота, записывают в которые синхронно, а вот вычеркивают, отомстив, по очереди.

— Нормально, женюсь на ней. — Пожал я плечом.

— А это не слишком жестоко? — Холод сменился порывистыми милосердием и добросердечностью.

Качествами, присущими исключительно ему. И может — его матери, с которой мне не довелось повстречаться.

— Хватит думать обо мне плохо! — Не сдержался я, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла. — У меня, может, высокие чувства.

— К собственной убийце? — Скептически покачал подбородком брат.

— Да это как портфелем по голове в младших классах, — махнул я рукой. — У нее, может, тоже высокие чувства, только сказать боится.

— А если нет? — Не сменил выражения лица Федор.

— Да как нет, если да! — Всплеснул я руками. — Вон, недавно я как-то на полу заночевал, так она в квартиру пробралась и мелком меня обвела, — мечтательно припомнил я следы в квартире Ники, когда позже вернулся обратно. — А ведь могла и убить.

Федор уронил лицо в ладони.

— Самолет она уронила?

— Бесхозяйственная, да, — понуро согласился я. — Зато медик в семье. И даже ветеринар, — задумчиво припомнил я старого князя Шуйского.

— Познакомишь? — Заинтересовался Федор.

— Лет через десять. — Неохотно кивнул я.

— А что так?

— В башню после свадьбы посадить хочу. Так что пусть не привыкает к встречам с новыми людьми. — Строго произнес я. — Фото ее показать?

— Давай, — подтянулся Федор на своем кресле поближе к экрану.

— На рамку прицела не обращай внимание, так просто лучше видно…

— Ага-ага… Так это же Ника, — удивленно произнес брат, стоило получить и распаковать отправленный ему архив. — Как ее фамилия-то была… Еремеева! — Вспомнил он.

— Последнюю неделю Еремеева, — проворчал я.

— Она согласилась сменить фамилию? — сосредоточено рассматривая фото, спросил он для поддержания разговора.

— Она вообще об этом не знает и знать не должна.

Федор удивленно покосился в видеокамеру.

— Нечего вмешивать во взвешенное мужское решение постороннее мнение! — Наставительно произнес я.

— Так а свадьбу как проводить?

— Как-как… Когда-нибудь потом, — пожал я плечом. — Отец согласится, подпись я ее знаю. Зачем волновать человека?

Брат нахмурился.

— Будет удобный случай и хорошее настроение, все ей расскажу, — пообещал я.

— С другой стороны, — прикусив губу, вслух поразмыслил брат. — Если разойдетесь, то никакого стресса.

— Вот! Одни плюсы. — Согласился я с ним.

Только не разойдемся, нет.

— Слушай… Это все потому, что она тебе жизнь спасла? — Посмотрел он внимательно и очень серьезно.

— Да что опять-то, — досадливо поморщился я.

— Увидел в Москве, стало совестно. Она, я слышал, потеряла дар Целителя.

— Федор…

— Может, проще откупиться?

— Да с чего ты вообще взял, — поднял я ладонь, останавливая его.

— С того, что две недели назад у тебя была Лена. — Отметил он наблюдательно.

— Расстались, — подытожил, не распространяясь, я те отношения.

— А две недели спустя ты уже готов жениться, — продолжил, проигнорировав, он так же сосредоточенно. — Вы не гуляли, не ходили по парку, ты не дарил ей цветы.

— Дарил! — Возмутился я, припомнив букет с розами.

Там, правда, был металлический прут внутри…

— И по парку ходили!

Под конвоем городовых.

— Вы максимум падали из одного самолета, виной чему была она, — завершил он констатировать. — Где тут высокие чувства, Максим?

— Они есть, — упорствовал я.

Брат отклонился на кресло, оперся локтями на подлокотники, сцепив ладони перед собой и скептически посмотрел в мою сторону.

У Федора, несмотря на возраст, были как-то и чувства — пусть и безответные, и первая влюбленность. Оттого понятно желание обнаружить эти чувства у меня.

— Ты хочешь отдать ей свою фамилию, капиталы и влияние. — Мудро смотрел на меня младший брат. — А я не вижу, за что.

— Ее талант Целителя был завязан на меня, — под его укоряющим взглядом, все-таки произнес я.

— Все-таки чувство вины, — с досадой поморщился Федор, прикрыв глаза ладонью.

— И теперь ее талант снова есть, — заверил я.

Пальцы на руке Федора чуть разомкнулись, чтобы дать пространство удивлению в его взгляде.

— Даже сильнее, чем был раньше. — Поделился я и с улыбкой слегка растерянно повел руками. — Она меня любит. Может ничего не говорить. Может даже пытаться убить и подвесить за ноги над дорогой. Хотя последнее, конечно, перебор, — с осуждением отметил я.

— А ты — ее? — Не теряя удивления, уже с интересом уточнил Федор.

— Вот Нике сложнее, да. — Посочувствовал я ей. — Никогда не знаешь, насколько все взаимно.

— Максим! — Елозил он от любопытства на месте.

— Меня еще никогда так не любили, чтобы даже подумать от такого отказаться.

— Хватит увиливать.

— Да я даже ей ничего не сказал, а ты тут настаиваешь на признании в прямом эфире, — укорил я его. — Вот подслушивает нас сейчас седовласый мытарь из княжеских, и слезинку от умиления платочком утирает.

— Не подслушивает, — отмахнулся Федор. — В мой канал и комнату никто влезть не может.

— Значит, люблю, — выдал я стратегическую информацию. — Оказывается, недели для этого вполне достаточно, — задумчиво покачал я носком ботинка.

Если в этой неделе есть достаточно взрывов, покушений, падений на самолете и спасений жизни.

Федор светло улыбнулся и растекся расслабленно по креслу.

— Характеры, конечно, надо еще притирать, но десять лет в башне — это десять лет в башне. — Мудро отметил я.

— Даже день она там не просидит, — веско заметил он.

— Это наше семейное дело! — Ответил я фразой, заготовленной для прокуратуры и суда.

— Вот увидишь, — хмыкнул младший брат.

— Сам хоть как? — Вздохнув, попытался я вернуться к каноничному течению беседы.

— Лучше всех, — отмахнулся Федор. — Что мне будет. У тебя точно больше проблем нет?

— Да какие у меня могут быть проблемы!

Собственно, взгляд с той стороны экрана категорически этому не верил.

— Нет, ну правда, — замялся я. — Основное я тебе рассказал. Остальное так — рутина.

Надо бы сегодня прогуляться возле того банка, о котором говорил Артем.

— Максим.

— Говорят, проблемы со стилем одежды, — выражая скепсис, оглядел я себя.

Вроде, нормально все. Но Федор на видео, вот паразит, сочувственно и с пониманием покивал.

— Надо что-то делать. — Постановил он. — Немедленно вылетаю! — И рука его тут же потянулась к ноутбуку закрыть крышку.

— Стой, куда! — Спохватился я.

Но экран уже погас. Тут же перезвонил — абонент вышел из сети.

Набрал его стационарный и призвал все мастерство языка для разъяснения с консьержем.

— Adu-ți înapoi calul, bastardi! — Гневно отозвалась трубка и разразилась короткими гудками. /*Верните лошадь, мерзавцы!*/

— Вот блин. — Вздохнул я с тоской. — Федор приезжает.

Одно хорошо, «немедленно» в Румынии — это два-три дня. Потому что даже если лететь надо срочно, для начала неплохо бы разогнать со взлетной полосы разлегшихся там овец. А для этого нужен пастух, которого нет на месте, потому что он на дне рождении, свадьбе или поминках родича. Ну а если приехать туда, то как без почетного места для уважаемого гостя, торжественной речи и совместного застолья на день-два? Потому что самолет и то место далеко за горизонтом — пустяк по сравнению с уважением и семьей. Мудрый народ понимает это и не торопится.

Да и в архивах Федор обещал поискать информацию, что вполне укладывается в интервал времени, пока главу его свиты будут спаивать в гостях. Так что есть время, есть — только потряхивает легонечко все равно.

Быть старшим братом — огромная ответственность. Важно показать правильный пример, быть образцом поведения, а если что-то пойдет не так, то вовремя указать, что так делать не надо, пусть даже дирижабль не наш и застрахован. Собственно, с примерами «как не надо» у меня получалось лучше всего…

А тут, понимаешь ли, главный жизненный пример — выбор супруги. Ведь не ради одежды и стиля он собирается приехать, совсем нет.

Это для меня важнейшим параметром спутницы жизни является личная выживаемость и способность откачать с того света. А если он насмотрится, и приведет домой еще одну сумасшедшую…

В общем, надо что-то делать с Никой. Задобрить, может?

В процессе размышлений, вызвал автомашину и отправился смотреть место будущего ограбления банка. Не то, чтобы это так сильно было необходимо — уже прошли те времена, когда план составлялся только мной, на основе собственных наблюдений и обрывков доступной информации. Есть специальные люди, у людей есть базы данных, а также штат наблюдателей, которые войдут в здание, пройдут мимо черного хода и разговорят соседей. Потому что если все это будет делать один человек, то непременно попадет на заметку службе безопасности банка, ответственной за мониторинг видеозаписей и окружения. Ну а уж когда все произойдет, все видео просмотрят не единожды. Тем не менее, личное впечатление надо составить.

Цель загадочные руководители закрытого клуба наметили откровенно наглую. Всего в двух домах рядом по Садовой улице — здание управы района, а еще в двух сотнях метров далее, на противоположной улице расположился шестиэтажный корпус Префектуры округа. Любые агрессивные действия рядом с административными службами прозвучат оплеухой властьимущим чинам, нагнав заодно страху за собственную жизнь, а значит городовых основательно накрутят на оперативное расследование.

Правда, если забыть про высокопоставленное соседство, цель не выглядит особенной и подозрительной: банк «Шелихов и партнеры» занимал два этажа в пятиэтажке на первой линии, но по воскресному времени был закрыт. Еще в собственности банка была полоса парковочных мест у дороги, огороженная сейчас цепочкой, и скверик за зданием с отдельным подъездом и асфальтированной площадкой для персонала. Остальные три этажа здания приходились на жилые квартиры, парадные которых находились с противоположной от дороги стороны.

Как и прочие банковские учреждения, занявшие жилой фонд, банк купца Шелихова ограничился укреплением перегородок комнаты с банковскими ячейками и сейфового хранилища на первом этаже, а также решетками и кирпичной кладкой на окнах в этих помещениях. Они бы, безусловно, наворотили чего побезопасней и надежней, но от излишних нагрузок могли не выдержать перекрытия и треснуть фундамент.

Кроме собственной службы безопасности, вооруженной помповым оружием и караулившей в отдельном помещении, охраной занималось частное охранное предприятие «Витязь-Ц», гарантировавшее прибытие команды в течение трех минут после нажатия тревожной кнопки — это у них так на сайте написано, хотя за это время и скорая-то по дневным пробкам не приезжает. Тем не менее, в состав тревожной группы входили минимум двое одаренных в ранге «ветеран», и уже это было вполне серьезно.

Пути отхода — восток и север заперт мостами через Сходненский и канал имени Москвы, на западе — огороженная забором промзона корпорации «Эйнем» размером в целый микрорайон. На юге — развязка Волоколамского шоссе, которая если встанет, то запрет намертво. А еще — с востока садик, с севера больница, с запада школа и детская поликлиника, с юга управа и префектура… Любое резкое и нервное действие, и вляпаться можно так, что никакое высокое происхождение не спасет. В общем, есть у Артема чутье на пакости.

Пройдясь пешком до самого Восточного моста, вызвал водителя, дал ему отгул и дальше по столице ехал за рулем сам.

Все же, есть нечто захватывающее дух во фразе навигатора «Прямо, двенадцать километров». Огромный город — и удивительно пустой в воскресенье.

А отношения с Никой надо приводить в порядок — вернулась, оформившись решением, утренняя мысль. Конфетно-букетный период, вот это все сопутствующее — чтобы у Федора перед глазами наконец-таки был пример, как надо.

— Решено, — хлопнув ладонью по рулю, завернул в парковочный карман и немедленно сделал заказ.

Адрес Ники я уже знал — немного опрометчиво брать учебники из библиотеки на дом и не проверять на датчики слежения. Учиться ей еще и учиться…

— Цветы — есть, — удовлетворено отметил я и положил телефон на соседнее кресло. — Остались конфеты.

* * *

Иногда бывает так, что просто хорошо на душе. Не надо думать, почему — попытки разбираться в причинах разве что разбередят уснувшие страхи и воспоминания. Надо быть счастливыми, пока это счастье просто есть — и в каждом шаге, в каждом дуновении ветра появится новая, особая эмоция. Пусть ярко палит солнце над головой — и этот жар принесет радость. Пусть солнечный свет вдруг укроет приятная тень — и та тоже будет принята с восторгом.

— Девушка, вам велели передать, — остановил Нику на полпути мужчина в форменной желтой одежде курьера и передал даже не конверт — открытку.

Которую, что важно, тоже трогал своими руками — ворохнулась привычная уже тревожность. Но прежнее светлое состояние души быстро отогнало неприятные мысли, а поселившееся любопытство заставило прямо сейчас поинтересоваться текстом послания. Тем более, что внезапно образовавшийся посреди улицы тенек был столь приятен…

Внезапно образовавшийся. Посреди улицы. Ощущение неправильности заставило немедленно форсировать щит Силы прямо в процессе несложного действия просмотра открытки.

«Посмотри вверх».

Ника резко подняла голову.

Чтобы увидеть, как ровно в этот момент белый сорокафутовый контейнер, подвешенный на кране над ее головой, распахнулся и рассыпал над ней двенадцать тонн алых тюльпанов.

В горшках.

* * *

Картинка на экране дернулась и рассыпалась цветастыми квадратиками.

— Проверка связи. — голос, не в пример изображению, был четко различим.

А там и видео стабилизировалось, отразив перспективу угла пятиэтажного панельного дома на окраине Москвы с проходящей мимо пешеходной дорожкой, освещенной вечерним солнцем.

— Принимаю нормально, — сухо ответил я, чуть нервно сверяясь со временем на часах. — Три минуты до акции.

— Коррекция плюс два, — успокаивающим тоном донеслось из трубки. — Объект покупает апельсины.

— Статус?

— Прима-один на месте, Прима-два на месте, Альфа-шесть на месте. Группа прикрытия подтверждает, все спокойно.

Да и так видно, что на месте. Вон, стоит автокран за заборчиком и линией кустов, подняв контейнер над пешеходной дорожкой. Непосредственно машину из-за поворота не видно — вылет стрелы позволяет спрятаться за корпусом соседнего здания.

— Обновление: объект у кассы. Внимание! Выходит из здания. Отсчет: сорок секунд, тридцать девять, тридцать восемь…

Я пододвинулся на край кресла и с предвкушением склонился над монитором, стараясь не пропустить момент появления Ники. Все же, самое приятное в любом подарке — это эмоции непосредственно после него. А так как меня нет рядом, то и эмоции наверняка будут самыми искренними.

— Объект в прямой видимости! Десять шагов до места сброса!

И в самом деле: идет в светлом летнем платье, с распущенными волосами, улыбаясь мечтательно, чуть наклонив голову. На сгибе руки — небольшой пакет с продуктами.

Чуть не забыв, включил запись. Потом Федору покажу — все-таки, не абы что, а десять тысяч тюльпанов! Понятное дело, вес не малый — но Нике с ее «ветераном» вообще без разницы. Просто много цветов — целое море цветов! Свежих, прекрасных — только вагоном из Голландии! И через них можно будет идти в полный рост!

— Сброс!

Щелкнул механизм удерживания боковых строп, и контейнер резко накренился на двух оставшихся. Распахнулись незакрытые створки, и содержимое буквально выстрелило к земле, осыпая девушку…

— Стоп, — неожиданно пересохшим горлом произнес я, привставая с кресла. — Это что за ерунда?

Потому что фигурку Ники немедленно сбило с ног и завалило десятью тысячами тюльпанов в горшках с землей. С горкой завалило. Курганом. И только тюльпаны сверху.

— Упаковку сверху скидывать? — Деловито поинтересовался Прима-один.

— К-какую, к демонам, упаковку, — шокированный, прошептал я, не глядя перебирая бумаги на столе.

Где-то там должен быть инвойс на тюльпаны.

— Так контейнер, — удивились там. — Чтобы наверняка.

— Н-не надо, — покачал я головой, забыв, что меня исполнители не видят.

Вот она — шершавая и чуть прозрачная грузовая таможенная декларация. За ней — инвойс. Еле оторвав взгляд от холма, состоявшего из битой керамики, земли и тюльпанов, пребывая в прежнем шоке, посмотрел наименование товара. «Тюльпаны декоративные Триумф — 10000 pc».

Где тут что про горшки?! Декоративные. Предупреждать надо!! — чуть воплем души, сродни волчьему, не вырвалось из груди.

— Так мы поехали? — Спокойно и без эмоций уточнил исполнитель.

Им, знаете ли, приходилось видеть и бетонные козырьки подъездов, которые падали на не самых лучших людей в мире.

Взгляд снова метнулся к горе земли. Какой уезжать! Откапывать, срочно! Но приказ не успел вырваться из уст.

Потому что курган шевельнулся. А из правой его грани медленно показалась рука, покрытая черным плодородным гумусом.

— Бегите, — прошептал я еле слышно.

— Что? — Переспросил исполнитель.

Ладонь черной руки захватила воздух и вновь скрылась в толще земли, чтобы через какое-то время вытащить пакет с апельсинами и скинуть его на асфальт. После чего уперлась в зыбкую грань кургана и принялась вытягивать остальное черное тело за собой.

— Бегите, глупцы! — Поднял я голос.

И моего приказа немедленно послушались.

Связь прервалась, а я остался перед черным экраном, один в собственном кабинете.

— Обожемой, — схватившись за виски, попытался я оценить масштабы и последствия происшествия.

В конце концов, из любой ситуации есть выход, какое-то решение, компромисс.

— Мне хана, — припомнив показавшуюся из земли черную голову, с волосами, облепленными вязкой и жирной жижей, констатировал я.

Щит Силы — он от контроля зависит. И когда на вас упало десять тысяч тюльпанов его достаточно просто — хотя бы на мгновение — потерять.

Постойте, ну она же может и не догадаться, что это я! Мало ли кто это мог сделать, в конце то концов. Марсиане, например! Но зачем им скидывать цветы? А зачем они похищают коров?! Тоже никто не знает! Значит, все логично.

— Ой-ой-ей-ей, — закачался я на стуле, сжимая ладонями лицо.

Так, отставить панику. Если я не вижу решения проблемы, это не значит, что его нет.

Набрал номер телефона сестры и принялся чуть нервно вслушиваться в гудки вызова. Хоть бы трубку взяли.

— Привет! — Звонко отозвалась Тоня.

— Привет, доброго вечера, — чуть суетливо я начал, но потом вздохнул и успокоился. — Можно совет? Что делать, если сильно провинился перед девушкой?

— Ну, цветы ей подари.

Еще цветы?!!

— А если не цветы? — укусил я себя за нижнюю губу.

— Тогда можно игрушку ростовую. Огромного медведя!

— Не-не-не, медведь не поймет, — лихорадочно прикидывал варианты. — А есть что-нибудь стопроцентов надежное кроме цветов и медведя?

— Смотря какая девушка, — мудро отметила Тоня. — А так, может она о чем-то давно мечтает.

Меня убить.

— А менее стопроцентное? — Уточнил я.

— Это Ника, да? Да что у вас опять случилось? — Заинтересовалась сестра.

— Тоня, а ты веришь в марсиан?

— Это которые яхту губернатора на сопку закинули? — Со скепсисом произнесла она.

— Ага. Так этому мерзкому типу и надо. Только сейчас они вообще от рук отбились, — с силой потер я ладонью щеку.

— Поня-ято, — протянула она. — Сейчас Нике позвоню.

— Стой! Откуда у тебя ее номер?

— Не дрейфь, я профессиональный посредник, — отмахнулась Тоня. — Уточню условия капитуляции.

— Что значит капитуляции? — Возмутился я. — Союза перед лицом внеземной угрозы!

Но завершал я фразу уже после отбоя связи.

Ждать результата переговоров не стал. Собрался с мыслями и наведался в хранилище на минусовом уровне, забрал машину и отправился домой к Нике.

Время от времени поглядывал на телефонную трубку — Тоня так и не перезванивала. Причем, чем дольше длилось ожидание, тем мрачнее были предположения, что с марсианами они договорятся воевать совместно и без меня.

Сотовый зазвонил минут через сорок, когда я уже подъезжал к дому Ники. Но абонентом на той конце линии оказался Димка.

— Нам назначили встречу, — бодрым голосом отрапортовал он.

— Кто назначил? — Не сразу вспомнил я собственное поручение.

— Администрация князя Панкратова согласовала визит на завтра, на час дня.

— А что так рано? — Всерьез удивился такой оперативности, одновременно выруливая во двор, знакомый по фотографиям.

Все-таки, князь — это практически глава небольшого государства, и получить его аудиенцию так быстро, да еще без дополнительных проверок и контроля, согласовывая в выходной день…

— Пришлось слегка сжулить, — чуть сбился бравурный тон Димки, а в голос добавилось осознания вины. — Я подделал бланк и подпись директора больницы. Без него нам согласовывали только через три месяца! — Опередил он мое неудовольствие. — Но нам ведь срочно?

— Было срочно, — чуть грустно ответил я, останавливаясь возле нужного подъезда.

В углу двора уже вовсю работал экскаватор, загружая землю в самосвал. Ломались под ковшом уцелевшие цветы, хрустела керамика, цеплялась за металл земля… Легонько кольнуло в сердце горечью.

— Не беспокойся, ты все сделал нормально. Насчет бланка я замну. — Успокоил я его, и отключился.

Одновременно пришла смска, что мне звонила сестра. После небольшой заминки оставил телефон, взял подготовленный сверток из бумаг, сложенных пополам, с заднего сидения и направился ко входу в дом. Сам как-нибудь договорюсь.

Внутри подъезда оказалось чисто, пусть и довольно обшарпано — возраст дома немилосердно сказался на металлических перилах, уже лишенных пластиковой накладки, а некачественная покраска разошлась трещинами, свисая со стен. На побелке потолков виднелись следы от баловства спичками, в пролете между первым и вторым этажом кто-то выломал часть дверок у почтовых ящиков. В остальном же — ни мусора с пивными бутылками на лестничных маршах, ни запахов, а телефоны аварийных служб на электрических щитках выведены свежей краской. В общем, ощущение, что за порядком следят — но начали это делать совсем недавно, будто опомнившись, что так жить нельзя.

Нужная мне квартира располагалась на третьем этаже, слева от лестницы — и судя по расположению и типовому проекту дома, являлась двухкомнатной. Новенький дверной звонок находился слева от новенькой же темно-коричневой железной двери со стеклом глазка в верхней половине.

Нажал на звонок и отошел чуть в сторону, чтобы в глазок было видно только плечо и руку.

— Кто там? — Приглушенно, из-за толщины дверей, спросила Ника.

— Вы нас топите! — Стараясь исказить голос, возмутился я.

Сработало — дверь не вышибли со мной вместе из подъезда, а всего лишь немного приоткрыли створку.

— Извините, — на ходу принялась оправдываться Ника. — Может, трубы старые. Я жаловалась, но пока не починили… А, это ты, гад. — Холодно завершила она, глядя на меня.

Одета она была в банный халат, волосы забраны полотенцем. Прищур убийственный.

— Ника, моего там было — только цветы! — С жаром произнес я, протягивая ей сверток.

— Я твоей сестре уже все сказала.

Смысл сказанного, судя по тону, понятен.

— Вот, возьми, — чуть понурился я, отметив, что брать сверток она не собирается.

— Это что? — Хмуро покосилась она.

— Извинения, — неловко ответил.

После чего просто положил рядом с дверью, отошел в сторону лестницы, но задержался на секунду.

— Будет просьба. — Посмотрел я на нее. — На неделю поезжай за город. В университете ничего не скажут.

— Ты смеешь выгонять меня из моего города? — Прошипела Ника.

— Это просьба, — отвернулся я от девушки и чуть ссутулился. — Останешься — так останешься.

После чего спустился с лестницы, особо не прислушиваясь к звукам сверху.

Тем не менее, шелест бумаг — тех самых накладных на цветы, в которых был завернут артефакт, утерянный Никой, — я услышал.

— Зачем мне уезжать? — Произнесли сверху.

Не так, чтобы громко, но тут и расстояния невелики.

— Федор прилетает. Брат. Расстроится. — Односложно ответил я и в пару шагов вышел из подъезда.

На обратном пути ко мне все-таки дозвонилась Тоня. До того уже было десять пропущенных, так что не взять трубку уже было как-то неловко.

Выслушал ряд обвинений, возмущенное пыхтение на два голоса — тут и Катя подключилась, а также нотацию, что так делать нельзя, и все, что мне теперь остается делать, как приличному человеку, это…

— Я ей подарил вещь за три миллиарда.

Или так — неохотно согласились они. Но лучше бы, конечно…

— Я все сказал, — повесил я трубку.

Потому что расскажи им — они тут же включат свою «радиостанцию» и накроют новостью половину страны. Это ж не Федор — он, между прочим, со второго класса хранит секрет, кто установил систему катапультирования с самолета в кресло школьной карусели. Все уже знают, но Федор все равно хранит и загадочно поглядывает на людей.

А артефакт не жалко. Через неделю все равно станет совместно нажитым имуществом.

Глава 7

Понедельник все-таки наступил — и несмотря на некую странность такого наблюдения, был определенный шанс не проснуться по утру, а оказаться сметенным в пыль и песок вместе со зданием. Защита-защитой — в том числе рунный обелиск, вмурованный в фундамент здания — но я как-то не сильно хотел проверять ее эффективность по сравнению с Силой Крови древнего семейства. На фоне таких перспектив, отдать даже очень дорогой артефакт за жизнь и спокойствие — не кажется чрезмерной платой. Да и виноват я, что уж.

В общем, утро вышло хмурым и маятным, а события прошедшего дня никак не хотели забываться или хотя бы выцветать по эмоциональной шкале. Надо будет тем логистам, что толкнули дорогущий товар, прекрасно осознавая, что нужно мне совсем другое, эту самую лишнюю землицу вернуть. Ну и керамику — в виде плиты по индивидуальному дизайну. То, что они там в инвойсе написали, а я неверно понял — дело даже не второе и не третье. Жажда к обогащению редко обходится без последствий — не на рынке поштучно торгуют, должны понимать. Но это перспектива следующей недели, не раньше — для начала надо письмами обменяться, как цивилизованные люди. Конфликт начнется после того, как люди не захотят быть цивилизованными.

В университете все выглядели чуть сонными, но счастливыми после выходных, сытыми львами полуразлегшись на партах и поглядывая в окно аудитории — будто даже с надеждой, что сейчас с небес раздастся голосом вокзального диктора: «Воскресенье. Повторяем, воскресенье». Местами лениво шли разговоры — несмотря на совсем недолгое время общения, люди уже успели узнать имена друг друга, и теперь осторожно знакомились с характерами и интересами соседей. Там, где прекрасно знали, что подсказкой для восстановления пароля может быть девичья фамилия матери или кличка собаки, люди не сильно жаждали открываться и рассказывать о себе, но всерьез интересовались жизнью товарищей. Идеальные собеседники, куда там психологам.

Ника оказалась на своем месте — сидя за книгой в окружении щебетавших подружек. Часть женского коллектива, тихо ненавидящая ее до известия о таланте целителя, отчего-то перешла в лучшие друзья — по крайней мере, по их версии. Сама же Ника просто молча улыбалась, а на попытки втянуть ее в беседу, отнекивалась и вновь возвращалась к чтению открытого перед ней учебника по высшей математике. Учебник был открыт уже на треть.

Значит, не уехала, — констатировал я со вздохом. Но подходить к ней и заводить беседу не стал.

Хотя некая определенность бы не помешала — чего ждать от Ники в период приезда Федора, ее планы, мысли. Может, безопасней развести перед братом руками в аэропорту, повиниться и отправить обратно в Румынию? Во всяком случае, будет не так бедово, как если Еремеева решит мстить на его глазах. Или не мстить, а вести себя, как обычно — не велика разница…

Тем не менее, пересечься все-таки пришлось — в одиннадцатом часу решил устроить себе обед, потому как неизвестно, сколько придется ожидать в приемной князя, и будут ли там кормить. Последние пары все равно придется пропустить — выехать лучше заранее, к двенадцати.

— Я доем котлету, потом ты говоришь, — опередил я Нику, по-хозяйски и без разрешения присевшую за мой стол в кафетерии.

Та покладисто кивнула.

— Итак, слушаю? — Протер я салфеткой губы и отодвинул тарелку в сторону.

— Спасибо за возврат моей вещи.

Многообещающее начало, от которого уже появились нотки будущей мигрени.

— Не за что, — сложил я приборы на тарелку и приподнялся с места.

— Давно нашел? — Продолжала она смотреть куда-то вбок.

— Вчера доложили, — встал я рядом со столом. — Отрядил пару бригад просеивать свалку, сказал — пропала флешка. Нашли. Еще что-нибудь?

— Я буду вести себя тихо на время приезда Федора.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я.

— Если ты не будешь подходить ко мне.

— А как же помощь в учебе?

Я, вроде, что-то такое даже обещал.

— На тебе мир не сошелся, — все еще не смотрела Ника на меня. — У меня теперь много подруг, — чуть дернулся уголок ее губ.

— Идет. — Я собрался уже уходить, но раз у нас такое общение, то неплохо бы поинтересоваться. — Состав снотворного… Его можно у тебя купить?

— Спрашивай у сестер, — пожала она левым плечом. — Это из той жидкости, которой я якобы должна была тебя отравить. Прихватила на дорогу.

Я чуть не спотыкнулся на полушаге, а недоверие в моем взгляде столкнулось с железной уверенностью в глазах Ники.

— Да, они хотели меня подставить. Ты не знал? — С иронией уточнила девушка. — Потом выгнали из дома, в ночь.

Осторожно присел на стул обратно. Это что ж деется-то…

— Вокруг множество людей, которые знают, как тебе лучше. Они были правы. — Поднялась Ника из-за стола.

— Как мне лучше, знаю только я, — ответил я без заминки, вновь поднявшись с места.

А то как-то неудобно сидеть, когда девушка стоит.

— Семье всегда виднее, — не согласилась Ника. — Моей — тоже.

— Прости? — Не понял я.

— Меня отдают замуж. Поэтому, будь так добр, не пятнай мою честь и не подходи ко мне. — Вновь повторила она просьбу.

Но от этой формулировки неприятно сжало в груди.

— Кто? — Постарался уточнить я спокойно, но напряжение все-равно пробилось в голосе.

— Какая разница? — Легко ответила Ника. — Я уже согласилась, кого бы ни выбрал отец.

— Я, может, переживаю, — чуть расслабил я руки, отчего-то впившиеся ногтями в ладони. — Вдруг человек плохой.

— Он вряд ли станет хоронить меня заживо под горой земли. — Покачала Ника головой. — Всего хорошего. — Пошла она к выходу.

А я так и замер на месте, не став ни догонять, ни в чем-то убеждать. Этот матч мы еще не проиграли, хоть и двенадцать тонн автоголов в свои ворота сияют на табло.

На следующую практику оставаться не стал. Отпросился и пошел готовиться к встрече с князем. По пути в коридоре, правда, перехватил Артем и минуту спрашивал о всякой ерунде вроде погоды, смурнея с каждой секундой.

— Максим, ты меня слушаешь? — Уточнил он.

— Все будет хорошо, у всех, — честно пообещал я ему, и не уточняя деталей отправился дальше.

Понятно его беспокойство — если завтра ничего не произойдет, то в среду он будет обязан участвовать в налете. Но произойдет, обязательно.

В общем, к башне-резиденции княжеского рода Панкратовых я прибыл не в самом лучшем расположении духа. Что, впрочем, никак не сказалось ни на манерах, ни на вежливом прослушивании инструктажа от референта князя.

— Михаил Викентьевич не любит, когда говорят первыми, — мягко инструктировал меня импозантный старичок прямо в холле первого этажа, намекая на обычную практику высокородных. — Правильно будет ответить на вопросы: четко, сжато, емко. И не волнуйтесь, мы читали ваше письмо, нужные вопросы обязательно будут заданы. — Положил он ладонь на мою спину и подтолкнул к лифту.

Первый этаж башни Панкратовых напоминал средний деловой центр — в общем-то, потому что и являлся его частью. В башне клана располагались офисы крупнейших подчиненных предприятий — если не целиком, то верхушка правления. Попросту, все ключевые вопросы решались исключительно здесь, княжеским словом, и собрать слуг рода для доведения приказа было очень удобно.

— Я вас понял. — Кивнул я, входя в хромированную кабину лифта с огромным зеркалом на одной из граней.

— Вот и хорошо, — по-отечески похлопал меня референт. — Сейчас мы отправимся в гардеробную, где вам подберут подобающий для аудиенции костюм и аксессуары.

— Мои чем плохи? — Осторожно поинтересовался я.

Стандартный и недешевый черный костюм — где тут можно ошибиться со стилем? Специально же брал в ателье, по мерке.

— У нас действует дресс-код, — улыбнулся старик. — Прошу, — указал он рукой в коридор за открывшимися створками.

Не скажу, что предложенная мне альтернатива была особенно хороша — дама, заведующая помещением с практически бесконечными наборами костюмов, брюк и сорочек, навязала темно-синий костюм в еле заметную полоску, черные полуботинки, синеватую рубашку с коричневым галстуком и такого же цвета платок для нагрудного кармана пиджака. В зеркале смотрелось неплохо.

Дополнением к этому шли часы с платиновым браслетом и швейцарским механизмом, платиновые же запонки, а еще крикливый и неопрятный перстень со слишком большим камнем.

— Спасибо, у меня свой, — спохватившись, переложил я из своего костюма мешочек с перстнями, который прибыл на днях из дома.

Для сватовства готовили, но и тут, для солидности, пойдут. Выудил из него самый первый, с клеймом Самойловых и показал сопровождающему.

Своего герба им не полагалось, но несколько завитков на черненном металле были хорошо известны в узких кругах.

— Вы им родственник? — внимательно рассмотрев клеймо и вроде даже озадачившись, уточнил референт.

— Приемный сын.

— Пожалуй, так будет даже лучше, — кивнул референт. — А на остальных?

— Остальные для украшения, — пожал я плечами. — Показать?

— Не имеет значения, пойдет и так, — отмахнулся старик. — За старую одежду и ваш телефон не беспокойтесь, мы отправим их курьером к вам домой. Все что на вас — это подарок клана, — улыбнулся он обаятельно.

— Спасибо, — кивнул я, довольно равнодушно относясь к местным порядкам. — Только папку с документами мою оставьте. Там важные распечатки.

— Безусловно, очень важные, — показалось, или он ухмыльнулся? — Теперь возьмите меня за левую ладонь… Вот так… Посильнее, не бойтесь.

Рука референта была сухой и горячеватой, а множество перстней с прозрачными крупными камнями укололи кожу острыми гранями.

— Поклянитесь, что не таите против князя Панкратова Михаила Викентьевича зла явного или не явного, прямого или затаенного, не несете беду ему опосредованную али сокрытую с собой, внутри себя или на коже своей. — Произнес он и внимательно посмотрел на мою руку поверх своей.

— Клянусь, — легко ответил я.

— Поклянитесь, что не желаете смерти, мора, глада али разрушения великому роду Панкратовых.

Я подтвердил, внимательно прислушиваясь к собственной руке. Вроде, никаких изменений — но и зла я клану вовсе не желал.

С другой стороны, кидаться на князя — действующего виртуоза — надо быть сумасшедшим, не желающим жить. Либо иметь очень вескую причину и основательную подготовку. Никто, в общем-то, не бессмертен.

— Идемте, я провожу вас в приемную, — удовлетворился моими ответами референт и вновь указал по коридору в сторону лифта. — В назначенное время вас примут.

— Документы проверять не будете? — Указал я на папку, которую никакими сканнерами не просветили.

Зачем-то они же меняют одежду? Значит, боятся отравляющих веществ или контактного яда — а тут целая папка не просмотренная.

— Ах, оставьте. — Махнул он рукой. — Вы прошли через шесть или семь охранных рамок, давно бы выявили. Нет причин для беспокойства. К тому же, если эти распечатки так важны и только для взгляда Михаила Викентьевича…

— Именно так.

— Вот видите. Тем более. — иронично глянул референт и зашагал впереди. — Давайте поторопимся. У нас еще есть время, но вдруг сложится так, что князь освободится раньше? — Разумно отметил он.

Княжеская приемная больше напоминала огромный зал, в дальнем уголке которого приткнулся стол секретаря и чуть поодаль — единственный мягкий диван на две, максимум три персоны. К тому же — уже занятый человеком. Словом, чтобы просто дойти до секретаря, пришлось совершить около трех сотен шагов по мрамору, собиравшемуся под ногами в какое-то громадное батальное полотно, непонятное с роста человека. Над головами ярко сияли золоченые люстры, каскадами спускающиеся с высокого потолка — и это при огромном, во всю стену, панорамном окне напротив входа с видом на центр Москвы и Кремль. Очень грандиозно и немного подавляюще, с точки зрения обычного человека. Я же довольно быстро прикинул, сколько на все это нужно динамита и успокоился.

— Григорий Андреевич, ну когда уже меня примут? — Стоило подойти ближе, поинтересовался с диванчика ожидавший там господин.

По внешности — характерно утомленной и чуть помятой — давно уже ожидавший.

Господин был одет в коричневую жилетку, белую рубашку в клетку с узким лезвием галстука и обычные, чуть широковатые и коротковатые черные брюки, из под которых выглядывали лакированные туфли и белые носки. Сам господин был сильно в возрасте, с небольшим брюшком и слегка лысоват, с зачесом седых волос набок. Смотрел он на нас через массивные очки с простыми стеклами — которые, в общем-то, вряд ли ему были нужны и точно не украшали лицо. Но к которым он наверняка привык. К груди, обеими руками, господин прижимал портфель из коричневой кожи, явно плотно наполненный документами — даже ремешки, обхватывающие сверху, были с трудом застегнуты на последнее деление.

Общее впечатление — странноватое, особенно с учетом места, где мы находились. Похож на просителя, но во взгляде — упрямство и огонь. Достаток в одежде перечеркивается некой помятостью и нескладностью, из-за которой жилет и рубашка выпирают складкой у плеч и живота. И определенно — не ведаю, какой тут дресс-код, но одеяние ему не подбирали. Или же попросту постеснялись такое предлагать, исходя из статуса и положения гостя.

— Аркадий Алексеевич, у вас время на два часа дня, — словно легонько укорил его референт.

— Да, но вы обещали поспособствовать!

— Не получается, — харизматично улыбнувшись, чуть развел руками старик. — Знакомьтесь, пожалуйста — Максим Самойлов, из мещан. Ему назначено на час.

Господин неприязненно покосился, словно это время назначил я сам, и во вред ему.

— Колобов, Аркадий Алексеевич, — протянул он руку, чуть согнув пальцы.

На загорелой руке отчетливо была видна белая полоса вокруг указательного пальца — словно еще недавно на нем был перстень, но теперь его нет. Золотая полоска обручального кольца, впрочем, присутствовала.

Поиздержались? И Колобовы — что-то знакомое, но точно не припомню. По ощущениям — юг, но туда ходят составы с топливом, а обратно — с зерном, так что мне не сильно интересно. Формат вагонов уж больно специфичен, под мои нужды не подходит — ни танк не поставить, ни САУ.

Я подхватил его ладонь и обозначил осторожное рукопожатие. Все-таки, еще час тут сидеть минимум, и уж лучше не нагнетать обстановку.

— Господа, я вас оставлю на какое-то время. Прошу простить, дела клана, — референт изобразил виноватую мину, легонько поклонился и отправился по залу к выходу.

А буквально через минуту со своего места поднялся секретарь и тоже заспешил с бумагами из приемной, и мы остались в огромном зале одни. Коротая время, встал с дивана и сделал шаг к панорамному окну — сверху что-то недовольно прорычало, а окно немедленно закрыла металлическая створка.

— Не мельтешите, юноша, — попросил со своего места Колобов. — Иначе охрана подумает, что вы передаете сигналы сообщникам.

Я недоуменно качнул плечами и вернулся на свое место, под звук вновь открывающейся створки. Глянул на циферблат — целый час времени, без малого, впереди. Нерациональная трата времени, откровенно говоря — но пусть так.

Двадцать минут потратил на анализ прошлого и этого дня, вспоминая слова и взгляды, реакции и поступки, относясь к ошибкам с точки зрения вероятности их совершения отдельно и в комплексе. Получалась какая-то нездоровая черная полоса с крошечным шансом, но во вселенной любая вероятность выше нуля обязательно рано или поздно сбудется…А уж если она имеет искусственный характер… но это еще надо доказать.

Ладно. Покосился я вновь на циферблат и занялся единственными доступными мне приготовлениями — а именно, принялся надевать перстни. Вроде и ерунда, но тоже действие, которое необходимо совершить. К тому же, их многовато, они не подстроены под толщину пальцев — попросту, большинство из них я никогда не надевал, незачем — и стоит подумать, как расположить их лучше. Хотя бы, чтобы не упали с пальца в неподходящий момент.

Перстень Самойловых — черный, с симметричным клеймом двух рун в виде стилизованной буквы «С». На безымянный палец левой руки, бесспорно.

Перстень Юсуповых — алый герб, перечеркнутый по диагонали черной линией — знаком бастарда. Выкинуть бы, но вескость тех данных, что лежали в папке, как подтверждать? Одному честному слову поверят ли…

Перстень Борецких — синее серебро, переходящее в аквамарин волны на вставке из драгоценного камня. Бабушка подарила. Говорит, много у нее таких, а вот кому носить — уже не осталось.

Перстень Долгоруких — алмаз внутри алмаза в кайме из белого золота. Вручил князь Долгорукий за спасение сына — нашего куратора, которого смыло волной на турнире, я нашел, но спасла его Ника…

Нике ничего не подарили. Страшно было дарить той, семью которой могли во всем обвинить. Всем было страшно сделать хоть что-нибудь, и только Шуйский Артем в ярости клялся мне, что ему плевать, как там решит отец, и если их решат уничтожить, то девчонку он спрячет сам.

Перстень Де Лара — кусок самородного золота, в котором сделали отверстие под палец. Дед из крепости Биен. Говорит, внуку полагается.

Блин, пальцы на левой руке кончились. А что у нас достойно правой? Я бы бабушкино и дедово перевесил.

Перстень Тенишевых. Просто пришло обычной почтой, без сопроводительного письма. Без причины, без ничего. Так, бабушкин — на правую руку, это на левое.

Перстень Шуйских. Это понятно и просто — его очень долго пытался подарить мне Артем, искренне уверяя, что ничего в нем такого нет. Я же подозревал систему слежения за собой и вежливо отказывался. Но переупрямить медведя — это крайне, крайне трудное занятие. Сошлись на том, что подарок беру, но могу не носить (что, в общем-то, не принято).

Перстень цесаревича Рюриковича Сергея Дмитриевича. Он его просто снял с руки и отдал после моей просьбы защитить род Ники и объяснения, почему именно это надо сделать. Говорит, чем-то призера все равно должен одарить.

Восемь. Еще два пальца свободных.

— Тот, кто посоветовал вам надеть все это, — голос Колобова, раздавшийся от правого плеча, заставил на него покоситься. — Определенно желал вам зла.

— Отчего же? — Вежливо поинтересовался я.

— За такие, — акцентировал он на этом слове. — подделки вам отрежут руки, даже не разбираясь. Но, увы, руками вы не отделаетесь, молодой человек. Вы собрали самую нелепую коллекцию гербов, которая оскорбительна для благородных сама по себе.

— Соизволите ли объяснить?

— Только если пообещаете снять их, — посмотрел он на меня отчего-то с грустью. — Я бы не хотел, чтобы перед моим визитом пролилась кровь. Она, знаете ли, этих зверей в людском обличии очень… Бодрит.

Я взглядом показал, что нас запросто могут слушать.

— Ой, да забудьте. Я их уже не боюсь. — Грустно улыбнулся Колобов. — За моей спиной тот самый угол, дальше которого пятиться уже некуда.

— Так что с перстнями не так? — Полюбопытствовал, глядя на свои руки. — Я обещаю их снять.

— Вам посоветовали их надеть или вы решились на это сами?

— Вообще, посоветовали привезти, — ограничился я частью правды.

— В них все не так, юноша. Долгорукие ненавидят Шуйских, Шуйские ненавидят Юсуповых, Борецких вырезали девятнадцать лет назад, Тенишевых вырезали Юсуповы пять лет назад, Де Лара вассальный род Юсуповых, а вы посмели где-то найти перстень главной семьи без вассального герба, а уж перстень нашего правящего дома — это просто запредельно невероятная наглость! Остается клеймо Самойловых, за которое вам ничего не скажут, но вы бы знали насколько эта семья мстительна сама по себе!

— Да что вы говорите…

— Не ерничайте, я просто желаю вам добра. Вам бы ценить помощь старого человека, но разве дождешься от вашего поколения?

— Извините. Я просто был изрядно… Удивлен.

Но перстни снимать не спешил, с интересом поглядывая на них. Действительно, необычный набор подобрался.

— Еще эта форма исполнения… Максим, верно?

— Да.

— Максим, перстни бывают нескольких видов — семейные, нарекающие, наделяющие и признающие. Вам непонятно, быть может, но нет никакой сложности. Семейные — это те, что даются по крови. Нарекающие — дарятся при вводе в семью или признанием части семьи, наделяющие — отдаются губернаторам провинций и городов, с правом действовать от имени рода, признающие — как признание услуги, их можно обменять на ответную, вернув перстень. Обратите внимание на вид закрепки и качество исполнения… Впрочем, это не важно, — отмахнулся Колобов, не желая вдаваться в подробности. — Ваши подделки весьма искусны, и будь они только признающими, да если бы вы смогли объяснить, какого демона вас наградили и Юсуповы, и Тенишевы одновременно… Но тут целый цирк! Одно признающее, одно наделяющее, два нарекающих и целых четыре родовых, к тому же среди них с полосой бастарда! Мастер изрядно посмеялся, — недовольно покачал головой старик.

— А ваш перстень, где он? — Поинтересовался я, глядя на белый след на его пальце, примеченный ранее.

Колобов тут же сжал ладонь в кулак, прижав его к обивке дивана.

— Простите за мою бестактность, — тут же сдал я назад.

— Нет, ничего, — словно сделав над собой усилие, Колобов открыл ладонь и поднес к лицу. — Вы правы, перстень был. Наделяющий. Теперь его нет, — глухо, словно текст приговора, произнес Аркадий Алексеевич.

— А что случилось? — Вновь осторожно спросил я.

Но, видимо, вновь совершил лютую бестактность. Хотя все равно не ясно, отчего бы ему, сбросить очки на диван, уронить лицо на ладони и приняться его ожесточенно тереть.

— В этом-то вся и проблема, — с горечью простонал он, не отнимая ладоней от лица. — В том, что вы тут, в Москве, ни черта не знаете! Не знаете, что прямо сейчас в вашей стране идет война! Умирают люди! Я смотрел телевизор — хоть одна, хоть одна новость! Хоть где-нибудь. — Прорычал он, будучи в явном отчаянии.

— Аркадий Алексеевич, вы уж простите… — Неловко начал я, оставаясь в непонимании причин.

— Ничего, ничего, — убрал он ладони и протер лицо платком. — Это вы мне простите эту вспышку. В самом деле, какая вам разница.

— Возможно, разница есть. Пока не узнаю, не скажу, — признался я.

— Хотя бы честно. Хотя бы без фальшивого сочувствия, — быть может, просто нашел он в моем ответе то, что хотел услышать сам.

Война идет в стране круглосуточно. Мелкая, затяжная, стычками и в полную силу — кланы имеют собственные земли, свободу, практическую неподсудность и право не платить налоги. Странно было бы переживать за то, что сосед решил отрезать от соседа клочок земли и за это получил по зубам. Простых людей, конечно, жаль.

— Так как бы вы рассказали эту историю по телевизору, если бы могли?

— Бросьте, — буркнул он, словно стесняясь своих эмоций, снова нацепил очки и прижал портфель к груди.

— Но вы ведь хотели, чтобы хоть кто-то обо всем узнал?

— Уже поздно. Уже все случилось.

— История — это ведь про то, что случилось, — пожал я плечами. — Рано или поздно об этом расскажут.

— Так, как хотят победители.

— Вот именно, — поддакнул я.

Не то, чтобы я его уговаривал и вызывал на откровенность — попросту ожидать было скучно, а беседа коротала время. Но последний довод все же возымел действие.

— Есть такой… Был такой клан на юге страны. Фоминские, может, слышали.

— Слышал, — кивнул я, с удивлением примеряя к живому, в общем-то, аграрному клану слово «был».

— Шестьсот лет назад тоже был. Хороший, крепкий род. Боевой. За службу на границе быстро прирос землей, получил право основать клан. Много доблести, славы и почета. Появились вассальные семьи. Слуги с родословной, которые получили свой герб. Война с османами, новые земли… Более полутысячи лет, это немало, юноша — сложно все рассказать.

Я же не торопил. Где-то есть начало конца этой истории, и ему лучше знать, как все так получилось.

— Максим, вы ведь не думаете, что все и всегда было хорошо? — Чуть повернулся он ко мне.

— Сомневаюсь в этом.

— Мы, бывшие слуги, лучше всех это знаем. Иногда приходит хороший правитель. Иногда мот и транжир, воспитанный мотом и транжиром. Но присяга есть присяга, оттого служишь каждому верой и правдой, отчаянно надеясь, что со следующим правителем все наладится. Надо только надеяться и ждать. В этот раз не дождались, — мотнул Колобов головой, и очки чуть сбились на его носу.

— Как так получилось? — Подтолкнул я его словом, устав от задумчивой паузы.

— Как обычно, — поправил он оправу. — Отец искренне думал, что наследники толковые и послушные. Умер, а те стали прожигать его капиталы. Вы не подумайте, род Фоминских достаточно богат, чтобы его капиталы не сожгла и сотня таких наследников. Тем более, что сыновья у них росли на диво толковые. — Аркадий Алексеевич чуть повернулся ко мне. — Самое важное, их родителям на них было наплевать! А это, я вам скажу, великолепно — потому что мы могли обучить их всему, что понадобится настоящему правителю! И мы учили! Оставалось-то — немного подождать! Пятьдесят, шестьдесят лет, чтобы нынешние померли и на их место взошли толковые и умные! И клан бы жил! И слуги бы — тоже жили!

— Но теперь вы здесь, и без перстня.

— Да, — понурился Колобов. — Князь и его брат умудрились оскорбить высокородную деву. Она от них вместе со всей свитой и пепла не оставила.

— Одна? — Впечатлился я.

— Высокородная дева, Максим, не оставит даже от этой башни камня на камне, — терпеливо произнес он. — Вы даже не представляете, какая Сила течет в крови древних семейств!

Почему — очень даже… Только я, наверное, князя с братом, да свитой… Хотя…

— А какой ранг у князя был?

— Мастера, — гордо приподнял он подбородок.

— Не, ну этих можно, — задумчиво пробормотал я.

— Вы о чем, юноша? — Переспросил Колобов.

— Так, теоретические размышления. Площадь накрытия, сила удара… Одна — ладно, пусть. А что остальной клан?

— У высокородных дев — высокородная семья, — закрыл он глаза и сцепил ладони на портфеле. — Они пришли и сожгли столицу княжества. Встали на окраине и сделали то же самое, что та девчонка. Сделали, не входя даже на улицы, не подходя к защитникам и ополчению. Так мы лишились всех Фоминских за одну ночь. А эти… Они ушли. Благородно решили не продолжать избиение, — уже потряхивало его от ненависти.

— Что за семья? — Поинтересовался я.

— Стародубские.

Ага, те же Рюриковичи, только в профиль.

— Но раз ушли, то… — Не совсем понял я.

— То за ними пришел князь Панкратов, — продолжил он с прежним ожесточением. — И развесил везде свои гербы. Вместе с несогласными.

Ловко…

— Все на это просто так смотрели, я понимаю?

— Главной семьи нет, вассалы сбиты с толку, союзники не ведут дела с вассалами, — уже успокоившись ответил Колобов. — А с Панкратовым у нас никто не ровня по Силе. Да и… Если не он, то кто-то другой прибрал бы к рукам бесхозное. Я надеялся, что это будет император, — все же добавилось в его голосе горечи.

— Позвольте поинтересоваться, но что вы делаете здесь? — Осторожно поинтересовался я.

Судя по поведению и словам, его совершенно не вдохновляет князь Панкратов в качестве господина. Он не выглядит его новым вассалом — более того, за речи, им сказанные про князя, можно на виселицу загреметь в первых рядах. Куда понятнее было бы восхваление, пусть и насквозь лживое…

— Я, в некотором роде, потомственный казначей Фоминских, — облизал губы Колобов. — В некотором роде, потому что клана уже нет. Кланового банка, впрочем, тоже нет. Есть только бумажки, — похлопал он по портфелю. — Захочу я — вместо бумажек вернутся все клановые деньги. Не захочу — в могилу их утащу за собой.

— Ваше желание зависит от встречи с князем?

— Именно так. Именно так. — подвигал он пальцами на портфеле. — Но то, что вы обо мне подумали — неверно.

— Я о вас пока ничего не подумал. — Честно признался я. — Мне больше интересно, почему князь держит обладателя таких капиталов в приемной.

— Потому что он знает, что мы не договоримся, — поджал он губы.

— Тем не менее, вы ждете встречи.

— Я попытаюсь его убедить. Он хочет деньги, и я готов их отдать, слышите? — Поднял он голос, словно был уверен, что нас слушают. — Но только деньги Фоминских! Ни грошом больше! Но они хотят все! Хотят даже больше, чем все! Больше, чем деньги! Но так нельзя!

— Аркадий Алексеевич, больше, чем деньги — это как? — Спокойно, с уже привычной хмуростью выслушал я его возгласы.

— Это просто, Максим. Это очень просто. У нас на счетах кланового банка — деньги всех компаний, которые работают на нашей земле по льготным условиям. Если Панкратов их заберет, они все разорятся. Но нет, нет-нет! Он хочет сделать хитрее. Все они, князья, сделают хитрее. Ведь что деньги? Если они просто лежат, от них толком нет прибыли. Поэтому князь хочет перенести все их счета в свой банк. Мой они закроют. Все те же самые счета, тех же владельцев. Вы не понимаете?

— За доступ к деньгам что-то попросят?

— Присягу, — растянул Колобов губы в неестественной улыбке. — Свободу. Просто поклянись, и все деньги снова будут у тебя. Ты больше не будешь банкротом, и даже сможешь работать на прежних условиях.

— Это как-то отличается от условий у Фоминских?

— Отличается. Мы не кабалили людей. Только налоги, никакого участия в их бизнесе, никаких приказов. Но сейчас Фоминских нет, я осознаю. Все эти люди — они разорены, потому что разорено княжество. Никто и никогда не вернет им эти деньги просто так, и не важно, кто бы подмял под себя земли — Панкратов ли, или Стародубские! Но я хочу убедить князя поступить иначе — отдать деньги владельцам, а себе забрать только капиталы Фоминских.

— Не поймите превратно, вопрос будет не про деньги. Зачем это вам лично? — Поинтересовался я.

— Я бы очень хотел, — произносил Колобов, словно через боль. — Чтобы мертвый род не стали ненавидеть в веках. Чтобы не говорили, будто из-за нас они разорены или попали в рабство. Ведь честь и слава клана, как и ненависть к нему — делится на всех слуг.

— То есть, если бы нашелся человек, заинтересованный в исполнении вашего плана, вы отдали бы ему капиталы? Вот просто так?

— Юноша, ни один честный человек сейчас не возьмет эти капиталы и не притронется к этим бумагам, — поделился горечью Колобов. — А другие князья просто заберут все деньги себе. Панкратов — он хоть заинтересован в сохранении предприятий на уже своей земле. Остальным на чужих людей наплевать.

— И все же, если бы нашелся, — продолжил я настаивать.

— Вы не себя ли имеете ввиду? — С грустной усмешкой произнес он. — Знаете, юноша. У меня есть чутье на людей, и быть может — вы бы не оступились на этой хрупкой дороге честности и долга. Но вас сомнут и растопчут. Даже меня почти растоптали. Я еле спас семью…

— И все же, я бы хотел услышать ответ.

— Я бы сказал вам да, если бы хотя бы три ваших перстня оказались бы подлинными, — словно закрывая тему, качнул он ладонью. — А до того — это все пустая дрожь воздуха, разминка для ума… Как бы было, если бы…

— Аркадий Алексеевич, а как проверить, подлинные или нет перстни? Вернее, как их проверяют?

— Если бы вы были одаренным, достаточно подать Силу, — откинулся он на спинку кресла и прикрыл глаза.

— Вот как. — Заинтересовался я. — Интересно.

Подал Силу в перстень Самойловых — и кольцо черного дыма крутанулось вокруг руки, на мгновение образовав передо мной силуэт сгорбленного чудовища, закрытого туманным плащом.

Блин, и Федор молчал!

Перстень Юсуповых — вспышка искр, тут же сформировавшихся в силуэт дракона, под треск электричества деловито усевшегося на руке и распахнувшего крылья.

Перстень Борецких — и аквамарин в перстне пошел волнами, а в ушах зашумел звук необоримой волны, уже разогнавшейся на просторах океана.

Перстень Долгоруких — дымка холодного тумана, обволакивающая ладонь.

Перстень Тенишевых — и с идеально чистого потолка вдруг падает известка, а под ногами ощущение дрогнувшей земли.

Перстень Шуйских — холод весеннего леса, и его свежесть, бьющая в лицо.

Перстень Де Лара — раскаленный жар солнца, лучом пронзивший панорамное окно и прожектором озолотивший руку.

Перстень Рюриковичей — немедленно образовавшееся зеркало, из которого с удивлением посмотрел цесаревич Сергей.

— Извините, ошиблись номером, — чуть нервно улыбнулся я и стянул перстень.

Окошко пропало. Фух…

Что-то тихо как-то. Будто не хватает чего-то. Или кого-то.

Глянул направо. Увидел шокированное и ошарашенное лицо Колобова.

— Восемь, это ведь больше трех? — Поинтересовался я у него, стягивая остальные перстни.

— Д-да, — только и мог он произнести.

— Тогда пойду поздороваюсь с князем. Час уже, — покосился я на часы. — Нечего нам тут сидеть, дел полно.

— Юноша… Максим… Господин, наденьте перстни обратно, умоляю! Панкратов — страшный человек! Но их он убоится! — Отчего-то кинулся к моей руке Колобов.

— Бояться надо не перстней, — все же завершил я дело и положил их рядом с ним на диван, подхватив папку с распечатками. — Бояться надо меня.

К счастью, в мире это пока мало кто понимает. Даже будущая жена — и та не в курсе.

Глава 8

Время собиралось из вязких секунд чужих решений и выводов, сокрытых за этажами княжеской высотки. Ощущение одиночества в прохладе кондиционированного зала не могло ввести в заблуждение. Нас видели, нас слышали, нас пытались просчитать еще до встречи, но аттракцион с перстнями обязан был внести коррективы в их замыслы и планы.

Значит, совсем скоро кто-нибудь возьмет на себя ответственность и примет решение. И самое ужасное для меня и правильное для них, что он может сотворить на данный момент — это вежливо отменить мне встречу.

Как шулер, обнаруживший честную колоду вместо крапленой — так и здесь сошлются на срочные дела и внеплановое совещание, чтобы вывести лишнего игрока из здания и перераздать чуть позже на двоих.

Еще немного, и у них найдутся верные слова для Колобова. Еще чуть-чуть, и появится осознание, что просто деньги Фоминских — не так и плохо. Лучше, чем ничего.

Я замер возле стола секретаря и прикрыл левую ладонь телом и высокой столешницей. Гроздь ярко сияющих Звездочек стекла с пальцев вниз, охотно прилипая к кабелям связи и питания, скрываясь под пластиком и резиной изоляции.

Дрогнул и замерцал свет люстр над головой, неслышно погаснув. С щелчком отключился факс на столе и выдохнул вентиляторами принтер. Жалобно пиликнул звуковой сигнал источника бесперебойного питания за столом секретаря и тут же замолчал.

Даже если решение уже принято, пусть оно немного запоздает — на количество ступеней в лестничных маршах, что нас отделяет. На длину коридоров и огромных залов. В мире без электричества и связи, даже самой острой мысли предстоит пробежаться вниз или вверх по огромному зданию.

Мне же, в общем-то, не нужно много времени — сразу за местом секретаря уходил круто вправо коридор к княжескому кабинету. Мне, как говорят в таких случаях, всего лишь документы передать, да уточнить пару моментов.

Например, зачем Самойлов из мещан понадобился им в одном зале с упрямым Колобовым? Понадобился срочно, без типичных для таких аудиенций проверок и предварительного собеседования с чиновниками рангом ниже.

Обычному человеку этого не узнать — как не знает свою судьбу пешка, стоящая перед ладьей. И не узнает, пока не дойдет до последней клетки на шахматной доске.

Нам же такой долгий путь преодолевать не надо — вот она, массивная дверь из светлой породы дерева в конце пути, отчего-то подпертая бруском, чтобы не закрывалась. Странная деталь для обстановки одного из могущественнейших людей по эту сторону Уральских гор. По ту сторону гор, впрочем, у персон такого уровня тоже полно странностей. Это ж надо — отваживать от меня невест… Или пытаться меня сожрать… В общем, копеечный брусок и створка из целикового массива дерева-исполина — это еще вполне нормально.

По обе стороны от меня шел ярко освещенный коридор с мозаикой из мрамора на полу и окрашенными под известняк стенами. Ближе к центру справа находился проем персонального лифта, с погасшим по причине отсутствия электричества индикатором этажа. Проходя мимо, покосился на циферблат подаренных часов — можно. И здание заполошно вздохнуло подключенной энергией резервного источника питания — зашелестели кондиционеры, загудел лифт, отрабатывая противопожарный маневр и отправляясь на этаж подземной парковки. Перезагружались АТС, равнодушно относясь к проклятиям нервничающих людей, набирающих княжеский номер. Совсем скоро они дозвонятся, но до этого…

Я тихонько зашел внутрь кабинета. Добротное по размерам помещение в пятнадцать на двадцать метров украшалось самым дорогим, что есть в этом городе — видами на центр Москвы из двух панорамных окон, образующих угол стен справа и передо мной. Слева темное дерево облицовки закрывали карты шести континентов, выполненных в достаточном масштабе, чтобы Антарктика обоих полушарий Земли касалась паркета, а Арктика подпирала выбеленный потолок в шести метрах над головой. Где-то на карте даже красовались разноцветные флажки, отражая области интересов и клановую собственность, а возле углов стен кантом шли гербы подчиненных городов, коих было около двух десятков. Стена же справа и слева от входа в кабинет закрывалась рядом крупных телевизоров, призванных отражать презентации и отчеты для высшего руководства. Сверху все это освещалось десятком ламп дневного света.

Обычное, в общем-то, рабочее пространство для приема людей со стороны и собственных подчиненных. Ничего общего с личным кабинетом, вход в который наверняка располагается здесь же, под участком фальш-стены, но куда точно не приведут случайного человека с улицы. Вот там будут и стеллажи с документами и книгами, на форзацы которых будет любопытно взглянуть; найдется место для фотографий семьи и предков, памятных предметов и деталей, характеризующих хозяина. Тут же все было достаточно стерильно в плане влияния личности на обстановку. Обычный деловой кабинет, выполненный под стандартные нужды. Должен был быть.

Но сейчас вся мебель — все эти кресла за длинным столом для совещаний вместе с ним самим были сдвинуты вплотную к стене с картой. В ту же сторону был скатан мягкий ковер, а пол вместо него покрывала уложенная внахлест черная пленка — точно такая, как в пакетах для мусора. Единственное, что оставалось на своем месте в кабинете по логике вещей — это отдельный стол руководителя возле панорамного окна напротив. Только вместо документов, которые все равно накапливаются так или иначе, на нем был разложен хирургический набор из медицинской нержавейки — приборов на тридцать, закрепленных каждый в персональном кармашке специально предназначенного для такого черного чемоданчика.

Интересно.

За тем же столом обнаружился и сам хозяин кабинета, он же князь Панкратов — нестарый на вид мужчина с высоким лбом, седым ершиком волос и волевым подбородком. На плечах его была армейская рубашка с камуфляжем песочной расцветки, с нашивкой в виде княжеского герба над сердцем.

Михаил Викентьевич был занят тем, что пытался навязать свою княжескую волю компьютеру, который не хотел нормально работать несмотря на титулы и высокий боевой ранг хозяина.

— Да включайся ты, железка, — чертыхался он, пытаясь легкими постукиваниями по корпусу и нажатиями по кнопке включения призвать электронику к благоразумию.

Электроника уходила в бесконечную перезагрузку.

— Час дня, — сверившись по часам, озвучил я информацию, стоя у самого порога и не наступая на черный полиэтилен.

— Ну надо же, заработало, — удовлетворенно хмыкнул князь, не отводя взгляда от экрана. — Час уже? Заводите этого.

— Этот уже здесь, — мягко ответил я.

— Сам явился. — Цепко посмотрел он на меня — вернее, в пространство за приоткрытой дверью. — Григорий Андреевич где?

— Снаружи, — ответил я правду, откинул брусок дерева в сторону носком ботинка и плотно закрыл дверь. — Отговорился делами клана.

— Дверь не нужно было закрывать, молодой человек, — попенял мне князь, выражая тоном угрозу и недовольство, от которых невольно потянуло вернуть все, как было. — Не следует распоряжаться в чужом доме.

— Прошу простить, — произнёс я без особой искренности, не тронув дверь, и сделал несколько шагов в сторону княжеского стола. — Смею думать, позже вы одобрите мое самоуправство.

Под ногами хрустнула складка пластика.

— Быть может, — поднявшись из-за стола, встал он от него сбоку и задумчиво тронул пальцами длинный хирургический ланцет. — Все может быть. Вряд ли вас порадует мое одобрение… Итак, Самойлов Максим, верно? — Заглянул он в листочек на своем столе.

— Абсолютно. Изволите ознакомиться с бумагами? — Взял я папку обоими ладонями и обозначил движение в его сторону.

— Вы знаете, Максим, — не отреагировал он, вновь переключившись на созерцание хирургического инструмента. — По своей первой профессии я — военный врач. Полевой хирург. Спас, смею думать, сотни и сотни жизней. И еще столько же непременно спасу, — остро посмотрел Панкратов на меня. — Вы знаете, что самое неприятное в этой профессии? Даже не гибель пациента, Максим. Самое неприятное, когда тебя отвлекают по пустякам.

Если и были ранее тени вариантов, то сейчас судьба пешки проявилась четко и без альтернатив. Я же медленно зашагал в сторону князя.

— Смотря что считать пустяком. — Мягко возразил я. — Является ли им жизнь человека?

— Человека, что считает свою жизнь потерянной из-за финансовых споров? — С гневом фыркнул Михаил Викентьевич. — Я дам вам сравнить ваши эмоции с отрезанной рукой и потерянным глазом, с оторванной ногой и кишками, вываленными из живота! У нас, молодой человек, идет война. Из-за вас, из-за потерянного на вас времени умрут десятки моих людей. Я хочу, чтобы вы ответили за их смерть. — Достал он из крепления нехороший на вид нож.

Резко зазвенел телефон на столе. Легкое движение ножа — и провод телефона, расположенный в полуметре от его руки, распадается надвое.

— Думаю, для вас жизнь этого человека — не пустяк, — был я по-прежнему доброжелателен и сделал пару шагов ему на встречу. — Предлагаю посмотреть на бумаги.

— Я видел ваши бумаги, Максим. Но вы продолжайте подходить.

— Вы видели повод для аудиенции, — не согласился я. — Некоторые вещи лучше передавать лично. Я бы не доверил их даже бумаге, но словам вы бы вряд ли поверили.

— Ваши жалкие попытки выгадать себе пару секунд жизни, — с неодобрением покачал Михаил Викентьевич головой. — Чего вы хотите? Выпрыгнуть в окно? Так они бронированы, и я вас успею перехватить еще раньше.

Тело вдруг жестко обняли незримые путы, особенно сильно сжавшись вокруг шеи.

Я потянулся Силой к пуговице на детали нижнего белья, менять которую тут не посчитали нужным, и удушье моментально прекратилось, как и чужое воздействие. Все-таки, правильно посчитали сестры — этот предмет одежды я точно не потеряю и не забуду, хотя сказать кому — смешно…

— Интересно, — хмыкнул князь Панкратов, опуская руку с ножом.

И на защиту навалилось нечто в сто крат более мощное, чем раньше — даже воздух пошел радужными разводами в местах соприкосновения сил. Но дышать, продолжать двигаться и говорить я мог.

— Я бы хотел, чтобы вы заглянули в документы. — Был я по-прежнему спокоен. — Раз вы все контролируете, то что изменится от секунды вашего внимания?

— Я могу посмотреть их после вашей смерти, — радужная расцветка обняла практически все пространство вокруг меня.

— Верно. Но кто ответит на ваши вопросы? — Протянул я ему папку, находясь в метре от стола.

— Хорошо. — Поразмыслив, Михаил Викентьевич отменил сковывающую технику и перехватил документы.

Было ли тому причиной мое упорство, или наличие артефактов, или же проблеск рассудка, который обязан был подсказать стоимость вещей, способных на время удержать «виртуоза», но князь убрал нож в сторону, облокотился на стол, дернул за тканевую завязку и распахнул картонную папку. Пробежался глазами. Резко остановился и начал читать с самого начала — на этот раз медленно и очень внимательно. Взгляд его на секунду метнулся к углу листа сверху — туда, где к первой странице была прицеплена фотография.

— Откуда это у вас? — Спросил он жестко, сверля глазами.

— Из архива ИСБ. — Не стал я увиливать. — Некоторое количество бумаг отправилось за пределы их территории вместе с мусорщиками.

И пусть понимает это, как хочет.

— Вы хоть понимаете, что у меня под рукой все нужное, чтобы вытащить из вас всю информацию? — Демонстративно покосился он на хирургический набор.

— Вся информация и без того есть в бумагах. Город и адрес, карта, фото. — Скупо ответил я.

Зазвонил личный сотовый князя, лежащий на столе. Михаил Викентьевич не глядя потянулся к нему, чтобы выключить. Затем обогнул стол и сел за него, чуть подрагивающей рукой перелистнув страницу.

А в облике жестокого господина, готового резать незнакомого ему человека, чтобы запугать несговорчивого банкира, впервые мелькнула человечность.

— Что вы за это хотите? — Прикрыв глаза, коротко выдохнул он.

— Ничего, — качнул я плечом.

— Если вы посмеете этим шантажировать, — посмотрел он жестко. — Ваша смерть будет даже хуже той, что я планировал. Я даже поблагодарю вас за закрытую дверь, потому что крики боли, которые вы будете издавать…

— Ни у кого нет копии. Никому не будет разослана, если я не выйду из здания.

Не представляло ни малейшей сложности спокойно смотреть ему в глаза. И оттого чувство глубокого недоумения, мелькнувшее на жестоком лице, заметить было вовсе не трудно.

— Так не бывает. — Выразил он честно свои эмоции.

— Понимаете, я пристально следил за тем турниром, в котором участвовал ваш сын. Это как раз тот период времени.

А о том, что участвовал — лучше умолчать. Турнир, как известно, не состоялся, а значит победителей в нем не было, как и чествования в газетах и на телевидении.

— Что с того? — Буркнул Панкратов, переворачивая на новую страницу — на этот раз не черно-белую, а полную цветных фотографий.

Фотографий мальчишки, очень похожего на его сына.

— Он хороший парень. Удалось посмотреть на него вблизи. И команда — очень хорошая. Я думаю, ваш сын очень хотел победить на том турнире, чтобы на радостях победы сказать вам о своей возлюбленной.

Возлюбленной, которой не было в евгенической программе клана. От которой у него должен был быть сын — что вряд ли удержало бы влиятельного отца от гнева. Потому что девушка — пусть из небедной, но не аристократической семьи, и ставить ее первой женой, означает оскорбить семьи тех высокородных, с кем давно подписаны брачные договоры.

На турнире были высоковозрастные ребята — собственно, большинство из них перешли в одиннадцатый класс, и по всем стандартам считались взрослыми. А иные и сами считали себя взрослыми до конца, полагая вправе любить и быть любимыми без оглядки на родителей. И Вячеслав Михайлович Панкратов был одним из них.

— Это домыслы, — буркнул дед. — Интрижка с продолжением. Алкоголь, ошибка молодости, охотница на высокую кровь.

Но голос — он подрагивает накатывающими эмоциями. Нет у Панкратова наследников первой линии. Несмотря на возможность завести новую жену взамен некогда сгоревшей в войне — с этим он не торопился. Есть такие люди, которым второй брак — как измена погибшей супруге. Слишком сильны чувства. А без любви дети рождаются слабыми — о чем, собственно, и прослеживается тревога в голосе князя.

— Страница четыре, сведения об открытых счетах. — Подсказал я. — Первые два года девушка и ребенок брали деньги из фонда, открытого вашим сыном. Потом деньги кончились. Страница пять, там фотографии в хронологическом порядке.

Последовательность жизни девушки Ольги, которую выгнали из собственной семьи. Родила в семнадцать. Не захотела брать фиктивного мужа, чтобы избежать позора. Не пожелала назвать отца малыша. Не пожелала сдать сына в детдом и уйти в монастырь — для семьи градоначальника немаленького подмосковного города, зубами держащегося за должность, вывод простой — за порог, и пусть одумается, когда есть станет нечего. А до той поры — нет и не было такого горя в его идеально чистой и незапятнанной семье и карьере, вырезано из соборных книг и никогда не рождалось. Знакомым и родне привиделось, а если станут шептать — так чин городского головы позволит быстро придушить болтунов.

Девушка переехала в другой регион, сняла квартиру и воспитывала сына на те деньги, которые у нее были. Потом на то, что смогла продать из вещей — пусть и дешевле реальной цены. На пятый год, купив для сына место в детском садике, стала работать там, где принимали людей с неоконченным средним образованием. Кассиры, посудомойки, уборщицы, официантки — и на некогда молодом и прекрасном лице начали появляться морщинки в уголках глаз и темные следы вокруг век, а улыбалась она только с малышом на руках.

— Откуда у них такие качественные фотографии? — Строго спросил князь.

— Социальные сети. Открытые источники, — пожал я плечами. — Поддерживает отношения со старой подругой. Та иногда подкидывает немного денег взаймы. Плюс знакомства на работе, женский коллектив.

— Пять лет — одна? — Не поверил Михаил Викентьевич. — Не пыталась найти отца ребенку?

— По объективным данным, это так. Кроме того, на странице одиннадцать-двенадцать, есть распечатка попытки сотрудника ИСБ с ней познакомиться. Тоже социальные сети, встроенный чат.

— Они посмели лезть к нашей крови? — Зашипел князь.

— Сотрудник настаивал, что влюблен, — деловито продолжил я, наблюдая, как Панкратов в ярости пролистывает распечатки. — Напирал на то, что ребенку нужен отец, и он готов. Там есть ответ, в самом низу…

— «Ты не достоин быть его отцом. Никто не достоин» — Прочитал он вслух и прикусил нижнюю губу.

— Интерес ИСБ понятен, мальчик сильный одаренный, — легкомысленным тоном, словно говоря о пустяках, завершил я.

А князь дернулся на месте, заставив дрогнуть стол и монитор.

— В четыре года нельзя определить мощь дара, — смотрел он пристально и с явным недоверием.

Нельзя, пока не произойдет что-то особенное. Я вон в розетку пальцами залез, и ничего — пережил тех, кто подначил меня это сделать. Но речь не обо мне.

— Там дальше есть протокол геодезических изысканий. Дом, что напротив их квартиры, просел и пошел трещинами. Жителей расселили.

— И что? — С недоверием поднял он бровь, не смотря на бумаги.

— Куратор от ИСБ сообщает, что одна семья из того дома надсмехалась над Ольгой, кидала в нее камнями на виду у ребенка.

У тех хватило ума вычесть из возраста матери возраст сына — а иным идиотам нет лучше повода, чем заклеймить других пороком.

И ребенок не выдержал, обратив в хлам и труху свайное поле под их домом. Целил, правда, в обидчиков, но и так неплохо вышло. Те, в общем-то, даже не поняли — испугались землетрясения, и не более.

— Эти скоты посмели приставить к моему внуку куратора? — Зашипел Панкратов, приподнимаясь с места.

А защита моего артефакта экстренно вывела пологи сдерживания на максимум — шарахнуло от князя мощно и во все стороны. Компьютер, что характерно, опять сдох — но это уже не я.

Про обидчиков девушки он даже не упомянул. Но тут уже понятно, что они мертвы — все мертвы, абсолютно все, от тех кто посмел бросить кривой взгляд на Ольгу, до влиятельной родни, выбросившей ее из дома (у тех наверняка будет ДТП и примирение Ольги с оставшимися в живых — стандартная практика, не надо травмировать ребенка массовыми похоронами). Потому что сказано главное слово — внук.

Потенциал; малый возраст, пригодный для обучения; неоспоримое внешнее сходство — внук похож на деда даже больше, чем на отца. Верность почившему супругу, которая наверняка резонировала с характером самого князя.

— Наверное, у них были на вашего внука какие-то планы. — Нейтрально озвучил я очевидную мысль.

За которой виделись такие неочевидные последствия, что кое-кому могло стать очень нехорошо. Например, всему клану, если бы Михаил Викентьевич скоропостижно скончался, и тут на горизонте обнаружился наследник первой линии, любящий государство и ИСБ персонально куда сильнее, чем плевавшую на него все это время родню. Воспитать ненависть — не так и сложно, особенно, когда мальчик с юных лет знаком с голодом и нуждой.

Панкратов сжал кулаки и невидящим взором посмотрел перед собой. Не знаю, что он там представлял — но отблески пламени виделись в его глазах.

— Некоторые пустяки достойны вашего времени. — Подытожил я удовлетворенно.

— Это не пустяк. — Зло отозвался он, накачанный эмоциями и желанием немедленного действия.

Даже рукой потянулся к стационарному телефону — и с досадой констатировал перерезанный провод. Сотовый, впрочем, сгорел вместе с монитором. Какой-то совершенно неэкономный у него боевой ранг.

— Значит, некоторые жизни стоят вашего внимания.

Панкратов недовольно на меня покосился.

— Есть кто там за дверью?! — Гаркнул он.

Дверь немедленно приоткрылась, и в дверь неторопливо так, бочком по очереди вошло человек десять в полном боевом обмундировании: в касках, МПД и с автоматами наперевес, распределилось по комнате и взяло меня на прицел.

— Вы охренели? — Искренне спросил Михаил Викентьевич.

— Никак нет! Высшая степень угрозы, проникновение. Вот. — Отозвался один из-под каски.

— Григорий Андреевич где?!

— Я тут, — послышался затравленный голос из-за спин бойцов.

И мгновением позже, выглядывая из-за солдата, что удерживал перед собой тактический щит, показался давешний референт — изрядно бледный на вид.

— Совещание ближнего круга через полчаса. — Отрывисто распорядился князь. — И все вон!

— Михаил Викентьевич, я пытался до вас дозвониться, но не мог. — Затараторил референт. — Этот юноша, он не тот, за кого себя выдает!

— Я знаю, — перевел на меня взгляд Панкратов. — Вон.

Помещение очистилось куда быстрее, чем наполнялось.

— Но не знаю, кто вы, — произнес он уже мне.

— Я просто хочу, чтобы этому мальчишке не пришлось искать себе деда самостоятельно, — улыбнулся я. — Пусть он не будет лишен детства. Пусть его не втравят в чужие планы. Пусть через него не станут мстить его родне.

— Это сильный поступок, — протянул князь и распрямился. — Он не будет забыт.

Князь вышагнул из-за стола, подал мне руку вместе с движением вперед и неловко запнулся за край черного пластика, которым был укрыт участок пола.

Рукопожатие пришлось аккурат на момент, когда он посмотрел на постеленные везде полотна от мусорных мешков, перевел взгляд на хирургические приспособления, умудрился смутиться и отвести взгляд в сторону.

— Ну что вы, Михаил Викентьевич, — понял я его неловкость. — Если бы я стал убивать всех тех, кто желал мне смерти в первые моменты знакомства, мне бы совершенно не с кем было работать.

Князь покосился как-то странно и забрал свою руку.

— Это, право, недоразумение, — скомкано отозвался князь, одной рукой закрывая чемоданчик с ланцетами и ножами.

— Отличный у вас набор. — Похвалил я, вспомнив остроту явно зачарованного ножика. — Работа настоящего мастера.

— Штучная вещь, верно, — посмотрел он на чемодан. — Я действительно хирург. Очень помогает в работе как с магией, так и без нее. Сверхтонкие сечения, возможность бесконтактной работы. Каждый предмет — отдельный артефакт.

— Не подскажете, где такой можно приобрести? С девушкой поссорился, думаю, чем задобрить. Она у меня тоже хирург.

— Думаю, Максим, вам проще будет подарить ей квартиру, а то и не одну, — улыбнулся он одними глазами. — В хорошем районе.

— Да я к ней свататься собрался, — осталось только вздохнуть и повернуться к двери. — А тут поссорились, я сам виноват… Теперь она на порог не пускает. А отец вообще о сватовстве не желает даже слушать.

— Странно, что с вашими талантами, и такое отношение.

Так получилось, что я двинулся к двери — не будут же меня терпеть тут вечно, у людей совещание — а князь вроде как самолично подрядился сопроводить. И вроде — только до дверей кабинета, мелочь. Но в этом кабинете умещалось немало, я вам доложу, шагов.

— Пристрастное отношение отца, — пожал я плечами. — Аристократы, старшая дочь.

— Неравный брак, — кивнул Панкратов, но тут же замер на полушаге. — Быть может, Максим, моя помощь придется ко двору?

— Михаил Викентьевич, ну как же я могу вас беспокоить, — принялся я отнекиваться.

— Нет, я настаиваю, — ухмыльнулся Панкратов. — Пусть попробует отказать такому свату, как природный князь.

— Признаюсь, вы меня очень обяжете, — прижал я руки к груди.

— Тогда договорились. — Хмыкнул князь довольно. — А что за род девушки? — Заинтересовался он только сейчас.

— Так Еремеевы, — похлопал я ресницами.

Стараясь не подавать вида, что замечаю, как мрачнеет его лицо.

Потому что забыть тех, кто косвенно был виноват в гибели его сына — путем потери контроля над вертолетом — он не мог.

— Это не самый лучший выбор, юноша.

— Любовь — зла, — философски ответил я.

— Быть может, вам нравится кто-то еще? — Задал он слегка беспомощный по содержанию вопрос.

Потому что обещание он уже дал.

— Увы…

— Максим, может я познакомлю вас с хорошей девушкой из нашего клана? — Сцепил он челюсти.

— Уверен, они прекрасны. Но Ника — это боль и муза моей сердечной мышцы.

— Правильно говорить: сердца, — механически поправил он, что-то напряженно обдумывая. — А если я вас познакомлю с моей племянницей? Вы хороший, перспективный юноша. — Рассуждал он вслух, словно себя убеждая.

— Михаил Викентьевич, а в чем причина?

— Если я приду сватом к ним, это будет означать, что я их простил. — Словно от зубной боли скривилось его лицо. — А я не простил. Они повинны в гибели Вячеслава!

— Михаил Викентьевич, а истинных виновников той беды нашли? Простите за бестактность.

— Да, — нахмурился князь. — Я его нашел. Его казнили.

Не «я», а «его». Большая разница.

— Еще раз прошу извинить, а вы видели тело? — Внимательно смотрел я на него.

— ИСБ не отдает тела, — буркнул Панкратов. — Я знаю время и место.

— Помните, я говорил, откуда ко мне попали документы по Ольге? В числе тех бумаг был внутренний рапорт об угоне конвоя ИСБ в составе трех машин: двух патрульных и одной для перевозки заключенных. Подставные сотрудники дорожно-постовой службы заставили выйти экспедиторов из транспорта и оглушили спецсредствами.

Князь чуть замедлил шаг, но в его тоне не было особых эмоций.

— Документы, Максим. Подлинные печати, верные подписи. Я знаю, как их проверить.

— Внутри угнанных машин были чистые бланки с подписью руководства, это отмечено отдельно. Визируют их массово, по факту выпуска приказа о переводе заключенных в бланк вписывают имена.

Обычное дело, когда подписывать бумаги должен высокородный, унаследовавший высокий пост и место службы. Не на рабочем же месте ему сидеть целыми днями.

— Угон расследовали?

— Конвой пытались использовать для перевода опасного преступника из одной тюрьмы в другую. Руководство тюрьмы что-то заподозрило, машину и всех, кто был внутри, сожгли в момент прорыва с территории. На этом расследование было закрыто: мотивы налетчиков понятны, бланки списаны. Более жалоб на деятельность похищенного конвоя не поступало.

— Мне нужно посмотреть на этот рапорт, — медленно, с расстановкой произнес князь.

— Кроме бумаг, вам наверняка предъявили кое-что еще, — выдержал я последовавший быстрый и яростный взгляд с его стороны. — Вы бы не отдали свое просто так. Вам наплевать на приказы. Вы хозяин своей земли.

— Вы забываетесь. Но вы правы.

— Я дам вам этот рапорт. У вас достаточно влияния, чтобы прояснить его подлинность. Уверен, достаточно Сил, чтобы довести дело до конца. Значит, совсем скоро вам понадобится очень много ненависти. Так зачем ее растрачивать впустую на каких-то Еремеевых?

— Моей ненависти хватит на всех.

— Сойдемся на том, что я эту Еремееву лично накажу. — Вздохнул я.

Пока не знаю как, но «Хатико» она у меня как минимум трижды посмотрит. Вертолет прошляпила, самолет уронила…

— Любимую девушку? — Хмыкнул князь неопределенно, доведя меня до самой двери.

— Она будет плакать и рыдать. Рыдать и плакать. — Уверенно пообещал я.

— Ну, если так, — мрачновато, но улыбнулся уголком губ Михаил Викентьевич. — Буду тебе сватом.

— В субботу, в девять. — Уточнил я. — Иначе никак ее отца не поймать! И вы там не один будете, не беспокойтесь!

— Да я и не беспокоюсь, — своими руками открыл он передо мной дверь и рявкнул в сторону заполонивших коридор бойцов клана. — Не препятствовать!

* * *

В темноте подвального уровня огромного здания было много страха. Не того страха, что пахнет кровью, болью и пыткой. И не тех эмоций, что сжимают разум безумца.

Это был чистый и рафинированный страх людей с высшим образованием, подкрепленный знаниями и опытом. Страх того, что обязательно должно случиться.

Двое энергетиков из дежурной смены во все глаза смотрели на содрогающийся вибрацией кожух газотурбинного генератора, служащего резервным источником энергии княжеской высотки. Вибрация передавалась в пол, вибрация отдавалась дрожью в пальцах — хотя не разобрать, было ли там больше дрожи собственной или отраженной.

— Леха, у меня рука онемела. И лицо, кажется, тоже, — осипшим голосом произнес глава наряда, комкая пальцами правой так и не зажженную сигарету.

— Руки вверх подними. Так, а теперь улыбнись. Нормально, не инсульт.

— Какой, к чертям, нормально. Мы же сейчас все сдохнем, — произнес тот затравлено, глядя на то, как шедевр интеллектуальных технологий, сплошь обвитый блоками защиты и автоматики, сходит с ума и содрогается прямо в паре десятков шагов от них.

Аварийный рубильник давно находился в отключенном положении. Все плавкие предохранители — выгорели. Все блоки защиты — отработали. Все механизмы блокировки заблокировали штатно. Все, что было предусмотрено зарубежными инженерами, как компромисс между производительностью и доверием человека к махине с валом на десяток тонн, крутящимся на магнитных подшипниках со скоростью в десятки тысяч оборотов в минуту.

Но то, что не должно было работать, все еще бешено крутилось в мельтешении ярких, словно звезды, искр, заставляя датчики КИП сходить с ума, а волосы подниматься дыбом.

И страшнее всего, что бежать было бесполезно. Если вал просто вышвырнет из подшипника, и болванка в десяток тонн прошьет здание — есть крохотный шанс, что попутным взрывом их только контузит.

Но под фундаментом, достаточно прочным, чтобы удержать генератор, было еще газовое хранилище, в которое клан регулярно закачивал синее топливо на тот случай, когда Панкратовы опять разругаются с хозяевами Москвы, и их демонстративно отрубят от городских коммуникаций. Воду привезут в бутылях, стоки заберут частные службы, но что делать без электричества и тепла той же зимой? Вот тогда и пригождаются тысячи кубометров газа, рачительно подготовленных к тяжелому периоду.

Тысячи и тысячи кубометров, замурованных достаточно глубоко под землю, чтобы не добрался ни один враг. Самое близкое к хранилищу место — помещение генераторной, много раз проверенное и абсолютно надежное.

Помещение, которое сейчас взорвется ко всем демонам и сдетонирует с хранилищем так, что от башни Панкратовых и близлежащих построек останется только глубокий кратер.

— Сеня.

— Что?

— Связь появилась. Н-наверх докладывать? — Дрогнул голос помощника.

— Докладывай.

— А-а… Как? — Глотнул вязкую слюну мужчина.

— Скажи им, что поезд на рай может отправиться в любую секунду. Пусть приготовятся и сожмут зубами паспорта.

* * *

Михаил Викентьевич неспешно перебирал бумаги — по третьему уже кругу, всматриваясь в изображения и фотографии куда тщательнее, чем вчитываясь в слова. Под нос невольно напевалась несложная мелодия — какая-то популярная песня с радио, прицепившаяся с утра в машине, от которой он даже не помнил слов.

Был князь, после вестей о нахождении внука и обсуждения перспектив, весьма в благодушном настроении. Все-таки, есть нечто особенное в семье — в том, чтобы быть дедом. Пусть даже весть об этом ошарашила, но отчеты ИСБ не давали повода сомнениям — мальчишка такой силы князю точно внук. Планы на будущее причудливо перестраивались прямо на ходу — и вроде понятно, что есть огромное количество давно запланированных клановых дел, но нет-нет и замечаешь, как оттягивают их в сторону мысли о новом родиче, которого он видел только на фотографии.

Девчонка еще, Ольга, его мать — ее надо обласкать, обогреть и обустроить в жизни. С одной стороны, странно, что она сама не сообщила о родстве. С другой стороны — что она могла получить от тех, к кому обратилась бы? Помощь или участие в чужой интриге с закрытыми глазами? До самого князя ей не добраться точно — у Панкратова действительно нет времени на десятки безумных барышень, которые пытались нажиться на горечи княжеской потери, то пытаясь продать личные вещи ушедшего княжича, то рассказывая нелепицы о том, как с ним были близки.

Но хорошо, что она нашлась. И с внуком — тоже хорошо. Этому Максиму стоит сделать щедрый подарок. Не слишком дорогой — ишь чего, на личный хирургический инструмент глаз положил — попроще, из тех взрослых игрушек, что нужны любому молодому парню. Проблем он тоже подкинул, но то старые, казавшиеся решенными… За это — отдельно отдариться, пусть даже прощением нелюбимому роду.

— Григорий Андреевич, что вы мне хотели сказать? — Поднял он взгляд на референта, удивительно тихого и старающегося казаться незаметным на фоне участка карты с африканским континентом.

Минуты три стоит уже, привалившись к стене с документами в руках. И вряд ли ждет повеления заговорить — приглашение войти уже давно служило приглашением к началу беседы.

— Это настоящий Самойлов. — Выпрямившись и отлипнув от стены, произнес старик глядя перед собой. — Из тех Самойловых, что делали вашему прадеду шпагу.

— Что-то такое можно было подозревать, — закрыв папку, отодвинул ее князь по столу в дальнюю от референта сторону. — Защита у него не из дешевых.

— Кроме того, он Де Лара, Шуйский, Борецкий и бастард Юсуповых.

— И император самолично? — Продолжил логический ряд князь так, как его себе представлял.

Старик совсем с ума сошел. Впрочем, возраст — необратимые изменения мозга… Даже тронула жалость — там, где-то на задворках сознания, словно как при безвозвратной потере точного и исключительно надежного инструмента.

— Юноша продемонстрировал перстни. — Облизав пересохшие губы, продолжал смотреть перед собой референт. — Я посмел направить вам видео электронной почтой.

— У меня компьютер сгорел. — Автоматически посетовал князь за мгновение до того, как изрядно напрячься, переварив информацию о видеозаписи.

— Позвольте мне? — Обозначил движение референт, продемонстрировав планшет, уложенный поверх документов в своих руках.

Пару мгновений князь мерил его подозрительным взглядом, в котором было все же больше жалости, чем недоверия и предчувствия проблем.

— Показывай, — сделал отмашку князь, указав на стол перед собой.

Демонстрация — в хорошем качестве, с отличным звуком, не могла занять много времени — но и ее князь прервал почти в самом начале, ткнув пальцем в момент появления сотканного из электрических разрядов дракончика, усевшегося на пальцы вытянутой руки.

— Где Колобов? — Спросил Панкратов абсолютно безэмоциональным, выстуженным и оттого слегка жутковатым голосом.

— Должен быть в приемной, господин, — чуть недоуменно произнес референт. — Велите пригласить?

— Я имею ввиду, он сейчас в лифте, на лестнице или уже вышел из здания?

— Но..

— Выясни, — жестко распорядился князь, не отрывая взгляда от расправившего крылышки электрического существа.

Слабой копии разумной бестии, способной разорять города и провинции под черным небом вечной грозы.

— Они уже в фойе, — обескураженно и очень нервно отозвался референт буквально через половину минуты. — Говорят, вы велели не препятствовать, поэтому охрана…

— Ты кому служишь, воронья кость? — Поднял на Григория Андреевича князь черные от гнева глаза.

— В-ве-еликому и славному роду Панкратовых, — чуть сорвался на первом слове референт.

— Так какого черта ты на целый час оставил моего банкира и принца Юсуповых наедине?! — Задрожал от ярости голос и перешел на крик Михаил Викентьевич.

— Н-но это же бастард, — пробилось через страх недоумение вместе с оправданием.

— У бастарда не бывает дракона в перстне!! Немного ацетона и воды, и это полноценный родовой перстень, олух!!!

— Но я поднял тревогу! Я пытался вас предупредить!

— Стоя в коридоре?! — Приподнялся князь на ладонях над столом. — Стоя в коридоре ты будешь предупреждать, когда меня придут убивать?! По телефону станешь звонить? Электронной почтой письмо отправишь?!

— Но это же мальчишка! — Совсем потерянно отозвался референт, отступая по полшага от стола разгневанного начальства и опускаясь на колени. — Да вы бы его одной рукой! Да как бы я мог подумать, помыслить о таком! Михаил Викентьевич, батюшка, да вы сами досмотрите видео! Не может быть он принцем, руку даю на отсечение! Не бывает такого, чтобы перстень Юсуповых на одной руке с Шуйскими!

Князь бросил очередной гневный взгляд и нажал на продолжение.

Перстень Борецких он воспринял без особых эмоций — вещи мертвецов принято называть антиквариатом. Раз работает — значит, течет в венах кровь угасшего клана второго или третьего поколения, и не более того. Перстень Долгоруких из числа признающих, что помня о недавней войне, в которой и Юсуповы и Долгорукие по неведомому (и для очень многих неприятному) стечению обстоятельств оказались на одной стороне, не казалось чем-то особенно удивительным. Перстень Тенишевых — ерунда, пусть он и наделяющий. Эти могут дарить города и провинции сколько угодно, теперь на их землях все равно другой хозяин. Забавно, что он оказался на руке завоевателя — но ничего кроме этого. Перстень Шуйских из разряда оптических иллюзий, которых быть не может. Да и проверять надо, настоящий ли — ни ветра, ни запахов по видео не уловить, а без этого на пальце всего лишь забавная реплика, шутка, надетая для форсу и желая оскорбить старых врагов. Вроде как, наследник Шуйских поступил в этом году в Московский университет — так что травля его только начинается. Родовой и полноценный перстень Де Лара означает всего лишь то, что сама главная семья не приняла сюзеренитет Юсуповых, отдав под него только своих подчиненных. Это нормально, когда нужно защитить своих людей, но есть еще одно большое и кровавое дело, которое предстоит разрешить лично, не вмешивая женщин, детей и стариков. Получить такой перстень от дружественного рода несложно, если не убояться груза кровавой мести, повисшей Долгом на семье. Перстень же Рюриковичей был и у Панкратова — от деда достался, и он иногда тоже уводил его из хранилища, чтобы потаскать на руке для форсу, пока потерю не обнаружат. Вполне обычный, нормальный набор одного из старших детей главной клановой семьи.

— Я приказал остановить Самойлова и Колобова на выходе под благовидным предлогом, — уже был на ногах референт.

— Это правильно, это верно, — задумчиво отозвался Панкратов, поднимаясь с места. — Шалости отроков следует пресекать.

Особенно те, что зашли слишком далеко. Размеры благодарности за внука и информацию никак не ложились в расчетах на сумму денег, что находились на счетах Фоминских.

Не то, чтобы Панкратов был неблагодарен — вовсе нет. Свой водопад подарков и щедрости Юсупов получит так или иначе, пусть теперь придется десять раз перепроверить Ольгу с сыном, заподозрив двойное и тройное дно, заложенное мастерами интриг. Но без такой проверки князь все равно не станет признавать родную кровь — какой бы достоверной ни казалась история, и насколько бы точно ни подтверждали родство приборы.

С другой стороны, принц осознавал, что делает, когда демонстрировал перстни — а значит, он в курсе проверок, и ему нужна не интрига, а благодарность и ответная услуга от князя Панкратова в будущем. Ценный козырь в негласном соревновании на клановый престол, которым болеют и по которому сходят с ума все поколения этого могущественного клана. А по мнению Панкратова — зряшный перевод ресурсов…

Что касается расчетов суммы ответной благодарности — был в них такой коэффициент, как личность, и даже перспективный наследник Юсуповых не тянул в этом расчете на единицу. Десятая доля, быть может. С учетом совершенно ерундовой и бесперспективной свадьбы с Еремеевой — сотая. А значит, перемножая ее на «бесконечную благодарность рода», получится что-то вроде пограничного городка.

Но никак не банкир, которого Панкратов уже считал своим.

Звуки тревожной сирены настигли их уже у самого лифта, перед раскрывшимися створками. Тяжелый рев, знакомый только по учениям, в котором почти потерялась мелодия вызова сотового телефона.

Спасаясь от шума, двое быстро вернулись в кабинет и закрылись массивной дверью от низкого гула сигнализации.

— Докладывайте! — раздраженно гаркнул Панкратов, перехватив трубку у референта.

Внимательно выслушал ответ.

— Сколько у нас времени?.. Рекомендации?.. С паспортом знаешь, что сделай?.. Это верно, что виноват и осознаешь. Личное мнение? Если нет, передай трубку старшему бригады… Михаил Викентьевич на линии. Что именно у вас происходит в двух словах?..

Князь выслушал, завершил вызов и вернул сотовый референту.

— Что говорят, ваша светлость? — Осторожно уточнил тот.

— Происходит что-то непонятное, — абсолютно спокойно вымолвил князь, сложил руки за спиной и направился к окну за своим столом. — По результатам которого нас всех уничтожит с гарантией.

Сирена в коридорах продолжала заливаться ревом, отголоски которого все равно доносились тревожным набатом.

— Но тогда вам надо бежать, ваша светлость! Немедленно! Умоляю вас!

— Вот что. Позвоните в холл. Пусть отпустят этого Самойлова и Колобова.

— Что вам их жизни, господин?! О своей подумайте, молю!

— Молчать. Исполнять.

Князь склонил голову и напряженно вгляделся через стекло вниз — в сторону парковки перед входом.

— Их выпускают, господин, — донесся со спины обескураженный и очень испуганный голос.

— Звони энергетикам. Пусть не вздумают ничего учудить. Я запрещаю приближаться к генератору. Сигнализацию отключить, людям вернуться на рабочие места.

— Н-но как же это… Это «что-то непонятное»?

— Оно уже уходит, — внимательно проследил Михаил Викентьевич за парой из спокойно идущего к машинам юноше и семенящего вровень с ним нескладного мужчины.

— И мы оставим это просто так?! — Вопль негодования князь встретил резко дернувшимся углом губы.

Он что, обязан давать отчет?!

— Разумеется, не оставим, — тем не менее ответил князь, поворачиваясь обратно. — Ответим самым страшным, что может быть для юноши его возраста.

Сейчас полезна определенность, уверенность и чувство целостности клана.

— Дежурные рапортуют, что им удалось исправить неполадку, — будучи постоянно в режиме конференц-связи, отрапортовал референт.

— Ну да, ну да… — Прошествовал Михаил Викентьевич к собственному столу, соединил скруткой перерезанную самим же собой линию и по памяти набрал длинный номер, в котором не было кодировки ни единого существующего города, либо страны.

Абонент не отвечал довольно долго — телефон шел в канцелярию князя Юсупова, и уже там выясняли, может ли его светлость принять вызов и каким образом скоммутировать его, чтобы не раскрыть истинного географического положения. И тем не менее, трубку взяли.

— Долгих лет жизни вам и вашим супругам, ваша светлость… Как здоровье наследников?… А погоды какие стоят, полностью с вами согласен… Бывали у Шульгиных на прошлой неделе? Чудная пьеса получилась… И что говорят, опять зерно подорожает?.. Но здоровье, разумеется, самое главное…

Текла спокойная и размеренная беседа ни про что, и ни о чем конкретном. Зряшный перевод времени и мощностей шифровальных служб — все для того, чтобы интересующее было спрошено в самом конце, за мгновение до того, как произнести насквозь ложное пожелание долгой жизни и здоровья.

— Я тут с сыном вашим встретился, Максимом зовут, — чуть напрягся Панкратов.

Если принц сошел с нарезки и чуть не начал войну, то есть надежный способ вправить ему мозги — отцовским подзатыльником в полную силу. А там и виру взять за потраченные нервы, не говоря о возврате Колобова.

— Не знакомы с таковым? — Неловко подвис вопрос буквально через мгновение. — Быть может, я не верно расслышал имя… А кто из ваших достойных юношей сейчас в Москве?.. Роман с Александром? Нет-нет, этих благородных молодых людей я знаю в лицо… Видно, я обознался.

Князь Панкратов отложил трубку и откинулся на спинку стула.

— Тогда кто у нас сегодня был? — Постучал он пальцами по столешнице.

— Что-то непонятное, — поддакнул референт, и еле увернулся от запущенной в его сторону ручки.

— Что-то непонятное влезло в снабжение клановой больницы! — Гаркнул князь на остатках запала и тут же успокоился. — Самойлова переодевали? Вещи все еще у нас? Неси сюда.

Совсем скоро аккуратно сложенные вещи, вместе с положенными сверху документами, часами и телефоном оказались на княжеском столе.

И документы, разумеется, заинтересовали князя в первую очередь.

— Мы тщательнейшим образом проверяли! — Попытался вставить слово Григорий Андреевич, но был проигнорирован.

— Вы, верно, знаете разницу в словах «я с таковым незнаком» и «у меня нет такого сына»? — Произнес Панкратов, вглядываясь в спокойное и уверенное в себе лицо на фотографии. — Бездна отличий для понимающего человека.

— Документы подлинные, — вновь отметил референт.

— Разве могут быть документы иными у тех, кто вправе их выдавать? — Князь листнул на страницу с пропиской. — Но есть некоторые детали, которые обязательно включают в такие обманки на непредвиденный случай. Григорий Андреевич, вы ведь проверяли адрес прописки молодого человека? Тут написано: улица Ясеневая, дом шестьдесят, квартира сто девять.

— Проверяли, как можно! — Истово закивал тот.

— И вы, быть может, по памяти ответите мне какого типа дом, сколько в нем подъездов?

— Типовая панелька в три подъезда, — чуть напрягши память, все же выдал референт.

Работает голова — все-таки признал князь. Только уже регулярно работает куда-то не туда…

— И по сколько квартир на этаже в таких домах? — Скучающим голосом уточнил Михаил Викентьевич, продолжая смотреть на адрес.

На ту самую очевидность, которую обязаны были усмотреть проверяющие.

— Так, четыре, господин, — подозревая подвох, осторожно ответил старик.

— Девять этажей, верно? На три подъезда у нас будет сто восемь квартир. Самойлов проживает в сто девятой. — Уже устало завершил Панкратов. — Давайте я угадаю, на Ясеневой шестидесятый дом — последний?

— Я проверяю, господин, — сжав губы зубами, референт заполошно вводил информацию на планшете. — Истинно так, — с заминкой произнес он. — На Ясеневой шестьдесят домов.

— Следующая за Ясеневой какая улица?

— Алая, — одними губами прошептал Григорий Андреевич.

— Что в доме один на Алой улице?

— Малый княжеский дворец Юсуповых. — Чуть качнувшись, предобморочно ответил старик.

— Всех аналитиков — копать траншеи вокруг нашей больницы. — Распорядился князь, откладывая паспорт в сторону.

Хотел уже было начать отповедь на повышенных тонах, предназначавшуюся лично референту, как начальнику над всеми этими олухами.

Как взгляд коснулся небрежно оставленных на одежде часов Самойлова. Очень знакомых часов, весьма известных среди очень узкого круга людей.

Словно гюрзу или гадюку, подцепив ручкой, Панкратов повернул их циферблатом к себе и посмотрел на то поле, что обычно показывает день недели.

— Небо услышало наши молитвы! — Радостно произнес Григорий Андреевич, тоже опознав вещицу, и как и князь, пристально смотревший на цифру один, что почти сменилась нулем.

Еще, быть может, пара дней. Максимум — неделя. И владелец часов умрет. Всегда и все умирали, и ничто не связывало эту смерть с имперским кланом Черниговских князей, весьма любивших одаривать такими часами очень сильно не угодивших им людей.

— Твои мысли? — Внимательно посмотрел на подчиненного Панкратов.

— Так это же прекрасно! Совсем скоро Колобову снова станет некуда деваться!

Князь с горечью покачал головой — так ошибаться на должности личного референта нельзя. Это уже становится действительно опасно — для рода, для клана.

— Дай поручение этим горе-аналитикам. Пока копают, пусть просчитают стратегию поведения исходя из ситуации, что Черниговских князей очень сильно задвинут. Отдельно — если уничтожат до последнего человека. Стратегия нужна на ближнюю перспективу, начинать надо уже сегодня.

— Но это же чушь, — фыркнул референт.

— Как распорядишься, представь мне свою замену. Сегодня же.

Старик, изрядно потрепанный событиями этого дня, дернулся, как от удара, и опустил подбородок на грудь.

— Разрешите идти?

— Григорий Андреевич. Клан ценит все, что вы сделали. И в награду за долгую и верную службу…

В глазах старика зажегся огонь надежды. Неужто в потомственные слуги рода…

— Клан защитит вас от наследника Юсуповых, которого вы так опрометчиво решили убить.

Нога референта подогнулась, внезапно ослабнув, а сам он чуть не упал. Но умудрился удержаться и уже почти развернулся к двери.

— Да, вот еще. — Встал князь с места и посмотрел в лицо человека, из-за ошибки которого он мог никогда не узнать о существовании родного внука.

Панкратов тронул чемоданчик с хирургическим инструментарием и развернул его на столе, касаясь любимого ланцета.

— Если не ошибаюсь, вы проспорили мне руку.

Глава 9

Утро вторника выдалось прохладным и облачным. Стылый дождик, заморосивший уже к концу первой лекции, обратился монотонным ливнем, то хлещущим по окнам до мутной пленки, через которую расплывались контуры ближайшего крыла, то останавливающимся почти полностью, то вновь расчерчивающим стекла стрелками капель.

Народ на такую погоду смотрел недовольно и с изрядной опаской — привыкнув к теплым дням, никто не взял зонта, а одежды выбирались из расчета на жаркий полдень. Оттого многим было неспокойно — как добираться домой?

Вон и Артем поддался общим настроениям, и нервно вышагивал по коридору возле дверей аудитории, где у нас должны были начаться занятия. При виде меня, посмотрел пристально и с надеждой, да так и ушел по своим делам, не подойдя и не поздоровавшись.

К концу лекций поток воды с небес поутих, а к выходу из здания так и вовсе ограничился парой контрольных капель с небес на головы студентов, осторожно высунувшихся из-под козырька главного входа. Народ, осознавая непостоянство осенних погод, деловито засуетился в сторону метро, автобусных остановок и личного транспорта. Да и мне, в общем-то, тоже нечего время терять — сегодня без водителя, да и машина будет не та, на которой приехал в университет. Автомобиль обещали запарковать вдоль Менделеевской улицы, что у правого крыла МГУ; сообщили цвет, марку и номер, ориентир — один из дорожных знаков, разрешающих парковку. Остальные мелочи, вроде доверенности на мое имя и ключей, уже лежали в кармане.

Сколь неприметен лист среди леса, столь же просто затеряться серому «Ларгусу» на студенческой парковке, в контрастах люксовых автомобилей и честной бедности потрепанных «пятнадцатых» моделей, отданных на растерзание в качестве первого авто. Большинство, впрочем, предпочитало недорогую, но симпатичную «корею» ярких оттенков, трехлетние «Форды» и «Опели», а также все то, что не выходило за рамки пятидесяти-шестидесяти тысяч рублей и могло получить царапину в ДТП без того, чтобы родители хватались за сердце. На фоне этого «Ларгус» с тонированным задним полукругом окон смотрелся вполне достойным выбором оборотистого студента, подрабатывающего после занятий, и никак не выделялся из общего ряда. Вон, еще один такой же стоит в дальнем конце дороги, только непрактично белый — придет снег, и серое останется серым, а вот белое обернется грязно-белым. А снег тут восемь месяцев в году.

Брелока сигнализации не было — достаточно поворота ключа в центральном замке.

Я открыл машину и невольно сморщился от плотного запаха сивушных масел, дыхнувших лицо.

— Так дело не пойдет, — закрыл дверь, обошел машину и приоткрыл дверцу багажника, чтобы проветрилось.

Заодно поинтересовался содержимым машины, из-за которого пришлось сложить задний ряд сидений. Хотя тут ничего особенного — все, как и должно быть.

— Привет, — раздалось из-за спины столь близко, что я невольно вздрогнул и с резким ударом захлопнул дверь.

— Знаешь, что мне в таких случаях говорили преподаватели? — Вздохнув и выдохнув, произнес я.

— Что? — Осторожно поинтересовалась Ника.

— «Опять ты».

И я как никогда был близок к пониманию их эмоций.

— Да я не к тебе. — Фыркнула Ника. — Я мимо проходила.

— Твое метро в другой стороне. — Повернулся я, хмуро глядя на девушку, остановившуюся на тропинке у газона.

Вроде как, ничего видеть не должна была — это голос просто такой звонкий.

Стоит себе с картонным пакетом из бутика на сгибе левой руки, в белом брючном костюме с изумрудного цвета платком, повязанным на шее. Сразу видно — чужой для нашего факультета человек, кто ж явную синтетику на лабораторные надевает.

— У меня в этих краях важная деловая встреча. — Отреагировала она на мое замечание, задрав носик.

— В столовой номер десять или на кафедре почвоведения? — Прикинул я направление.

— Коммерческая тайна. — Сделала Ника загадочный вид.

— Ну раз так, то да, — покивал я с пониманием. — Ты, это самое, тогда проходи себе. Честь не пятнай и все такое.

— Уже ухожу, — пожала она плечом. — Тут ребята с группы попросили поинтересоваться. Говорят, если ты вчера занятия пропустил, то можно им тоже иногда?

При этом сделала осуждающий вид, будто я тиран и сатрап какой.

— Вот! Тем и отличаются взрослые и самостоятельные люди, что они не боятся спрашивать!

— Так можно или нет?

— Нет.

Знаю я эти истории — сначала пропуск пар, потом поиск конспектов, потом чужие шпаргалки в день экзамена, потом проводы в армию, потом наемный отряд, а потом поставляй им по старой дружбе новое вооружение за полцены. Один раз слабину дашь — и сплошные убытки.

— Я так им и сказала, — кивнула своим мыслям Ника.

— Там твои деловые переговоры сейчас сбегут, — тактично покосился я на часы. — И будущий муж уже впадает в ярость от этой встречи.

— Так поезжай, — пожала плечами девушка, глядя на машину.

— Поеду, — согласно кивнул я.

— И поезжай, — подозрительно посмотрела Ника.

— И поеду, — добавил я в голос угрозы.

— И езжай себе!

— И уеду!

— Никуда отсюда не пойду, — постановила девушка и сложила руки на груди.

— Слушай, Ника. Мне надо проветрить машину. — Прикрыл я глаза и выдохнул. — За ночь машина застоялась, машина чужая, там неприятные запахи. Ты действительно желаешь уловить своим прелестным носиком это амбрэ?

— Что в машине, Самойлов? — Смотрела она строго.

— Ты сейчас на каком основании спрашиваешь? — Почувствовал я легкую мигрень.

— На основании человека, который может громко закричать.

Мигрень переставала быть легкой.

— Ника, — мягко обратился. — Давай поступим так, как все в этом городе — не будем лезть в чужое дело. Ты со своей чистой честью пойдешь на свои деловые переговоры, а я…

— Откроешь мне багажник для досмотра. — Неотрывно смотрела она на черную тонировку задней дверцы.

— Тысяча рублей, и мы не открываем багажник.

— Нет.

— Две тысячи рублей, Еремеева. — Поскучневшим голосом произнес я.

— Открывай, Самойлов.

— Ника, а если там испорченные кабачки? Ты готова потерять живые деньги?

— Я выбираю автомобиль.

— Да кто ж тебе его даст-то? Вот пять тысяч!..

— Я знаю, что там. — Шагнула она по влажной и пожелтевшей траве газона в сторону машины.

— А раз знаешь, то не проще пройти мимо? — Заступил я дорогу и со всей серьезностью посмотрел ей в глаза.

Ника замерла и перевела взгляд с машины на меня.

— Посмотрю и уйду, — твердо заверила она меня. — Это теперь только твое личное дело и твои проблемы. Никто не узнает. Слово.

— Зачем? — Попытался доискаться я до мотивов.

— Хочу посмотреть, кого ты похитил. Хочу оценить… Вкус. — Чуть отвела она взгляд.

— Ах, это, — вздохнул я. — Про гостей из дальнего зарубежья… Боюсь расстроить, но ты ошиблась.

— Самойлов, я Целитель. И я вижу двух живых человек внутри машины. — Даже с неким разочарованием посмотрела на меня девушка.

— Открою — станешь соучастником. — Честно предупредил я.

— Варианта у тебя два: либо соучастником, либо свидетелем.

— Ника, я просто действительно беспокоюсь за твою честь. — Неловко попытался убедить я ее, чувствуя, что уже поздно и совершенно зря.

Ну что мешало просто взять и уйти от машины?! Кроме времени, которое убывает с катастрофической скоростью… И кроме пары манипуляций, которые обязательно надо произвести до того, как поехать.

— Мне дверь самой открыть?

— Сойдемся на том, что ты этого хотела сама, а я не имею отношения к последствиям. — Собрав все спокойствие в кулак, подытожил я.

— Идет. Ну?

Подцепив ручку двери, открыл и отвел ее в сторону. Отодвинулся сам и позволил взглянуть ей внутрь.

— Это кто? — С легкой оторопью поинтересовалась она, глядя на двух крепко спящих вповалку парней.

Один из них — с подушкой под головой. Второй — забросив ноги на первого. Оба лет так под двадцать-двадцать пять на вид, в модном молодежном прикиде, стильном и подчеркивающем индивидуальность, из-за чего оба были похожи друг на друга, как братья — футболки с неповторимым дизайном; стильные кроссовки за которыми недавно выстраивались очереди аж по улице несмотря на цену; джинсы той степени потертости и залатанности, которая была модной именно в этом сезоне; золотые перстни и серебряные цепочки; объемно окрашенные волосы, отчего становился непонятен их истинный цвет — то ли соломенные блондины, то ли выцветшие на солнце брюнеты; татуировки, выглядывающие возле шеи и вьющиеся по рукам до локтя.

— Вон тот — Пашка Зубов, мой друг. — Указал я рукой.

— Друг?!

— Конечно, видишь — подушка положена и одеялко под спиной мягкое.

— А это? — Перевела она взгляд на второго.

— Антон Черниговский, младший принц ветви.

— Тоже твой друг? — Все еще со скомканными эмоциями уточнила Ника.

— Нет, конечно. — Возмутился я. — Разве не видишь — подушки нет.

— И что они тут делают?

— Спят, — охотно ответил я. — Однако их служба охраны уверена, что они в университете. Видишь, охранные перстни одинаковые на пальцах? Там маячки. Вчера оба уехали из клуба слишком рано, да еще устроили гонки по ночной Москве. В общем, сопровождение их потеряло. Но раз пеленг с утра идет от университета, то все в порядке. Новая смена охранения ждет ребят у входа через час, по завершению последней пары.

— Ты похитил принца Черниговских? — Пересохшими губами прошептала девушка.

— И Пашку тоже. Откровенно говоря, из-за Пашки и похитил. — Признался я. — Плохо ему приходится в услужении. Попробуй вспомнить того веселого парня из нашей команды. А теперь посмотри на него сейчас. Седые волосы на втором десятке лет. Так нельзя.

— Значит, от похищения всем сразу станет лучше, — с силой закрыла Ника глаза и резко помотала головой, словно сбрасывая наваждение.

— Я как-то пытался объединять людей через общую радость, — задумчиво продолжал я смотреть на спящих ребят. — Получилось так себе.

— Ты предлагаешь им общую беду?

— Не им персонально. — Посмотрев на циферблат часов, полез я в кузов. — Из горящего леса достаточно путей, чтобы решить, с кем бежать вместе.

Достал из правого кармана небольшой черный кубик, аккуратно приподнял сначала руку Пашки и коснулся им его перстня. Затем проделал то же самое с рукой и перстнем принца Черниговского.

— Время пошло, — озвучил я для себя и повернулся к девушке. — А раз так, пожалуйста, иди по своим делам.

— Я не знаю, что ты задумал, но у тебя ничего не получится.

— Всегда получалось, — стал я выбираться из машины. — Но пожелание ценю.

— Это похищение будут расследовать. По шагам, по секундам, — покачала Ника головой, пребывая в явном шоке. — Снимки со спутников, записи со всех камер.

— С погодой-то как повезло, а? — Встал я рядом с ней и посмотрел на хмурое небо. — Как будто по заказу. Следы тоже все смыло дождем. Про камеры не думай: нет их там, где ребят загрузили. Все? Еще вопросы? — Нетерпеливо посмотрел я на девушку.

— Не знаю, чем ты их усыпил, но каждое зелье имеет четкий почерк мастера. Особенно, если отрава обходит защитные кольца. — Не торопилась она.

— Антидот вкололи еще утром. Взаимное погашение реактивов. Через час очнутся свежими и здоровыми, без побочных эффектов и следов в крови.

— Волосы, ногти.

— Коврики в машине нейтральны, недавно куплены и от другой модели машины.

— Ты не совсем понял. Пока действовало твое зелье, росли волосы, ногти. Специалисты возьмут пробу и определят источник яда.

— М-да? — Задумался я.

— Угу. И что это означает?

— Ногти постричь, ребят обрить?

— Это значит, что кто-то дилетант, — припечатала она. — Ты совершенно не умеешь похищать людей! Кожа, знаешь ли, тоже растет круглосуточно!

— Так, спасибо за консультацию, — прикрыл я дверцу машины, оттеснив Нику. — Это очень ценная информация. Теперь я обязательно подменю пробы анализов в их лаборатории. Всего доброго, до свидания.

— Я могу почистить кожу и волосы от следов вещества.

Я аж запнулся от такого предложения и с удивлением посмотрел на девушку.

— С чего бы это?

— Никакой благотворительности, — уверенно произнесла она. — За это купишь у меня туфли, — качнула она пакетом в руках.

— Это они были целью деловых переговоров?

— Допустим, — неохотно ответила Ника.

— А как же счастливый покупатель?

— Это уже третий, — поскучнела она. — И она тоже наверняка думает, что я поставила лишние нолики в объявлении.

— И почем? — С любопытством заглянул я в пакет сверху вниз.

Вроде, обычные красные туфли на высоком каблуке с довольно милой застежкой.

— Тридцать тысяч.

— Открыть пакет можно пошире? Я пытаюсь разглядеть реактивный двигатель.

— Я их за сорок покупала, — буркнула Ника, и вовсе закрывая пакет. — Со скидкой…

— Следующий раз у меня покупай. Я тебе скидку еще лучше сделаю, — искренне пообещал я.

А я тут дурью маюсь — танками торгую, когда тут под десять тысяч процентов прибыли.

— Это бренд! Ограниченная серия!

— Для ограниченных людей. Все-все. — поднял я ладони. — Туфли — беру. Как раз себе хотел такие, — выудил я деньги из кармана и пересчитал. — Правда, у меня только на правую хватает.

— Будешь должен, — торжественно протянула Ника мне пакет и приняла взамен деньги. — Открывай двери, будем подчищать твои ошибки.

— Только можно побыстрее? — Шустро открыл я створки багажника. — Мы торопимся.

— Куда, если не секрет? — Засияла правая ладонь Ники золотым светом — будто солнце выглянуло из-за туч.

— В точку «Б», — емко отозвался, закидывая пакет с туфлями на переднее сидение. — Окно в пять минут плюс дорога, надо успеть.

— И что же у нас в пункте «Б»? Ты не подумай, что мне интересно, куда ты влез. Просто я защищаю свои инвестиции — ты мне еще за левую туфлю денег должен.

— Перегрузка на другой транспорт.

Сам я вновь остановился возле двери и внимательно смотрел за манипуляциями девушки над Пашкой. В принципе, минуты три на одного — и вот ладонь уже медленно движется над лицом Антона Черниговского.

— Он не проснется раньше времени? — Заволновался я.

— Т-ш! Не отвлекай, я еще следы подавления этанола твоим антидотом сглаживаю. Разумеется, не проснется.

— Чудно, — подытожил я услышанное.

Вечно с этой химией всякие нелады — то неучтенный фактор воздействия, то кабинет взорвется… Вот в физике — все четко и рационально. В общем, надо было просто дать им по башке…

— Все, можем ехать, — отрапортовала Ника и через салон направилась к сиденью пассажира.

— Что значит «можем»? — С оторопью возмутился я. — Конечная станция, красавица.

— А я тут туфли продала, так что абсолютно свободна на сегодня. — Деловито усаживалась она на кресло и застегивала ремень безопасности.

— Я — против, — строго постановил на такое самоуправство.

— А разве моя помощь была лишней? — Задала она рациональный вопрос.

Пришлось со скрипом согласиться, что нет. Но денег на новую помощь пока тоже нет. Сошлись на том, что кредит на честном слове приемлем, благородные люди не берут процентов, и на отдельной реплике, что мне будут носить передачи в тюрьму.

— Так куда мы едем? — Завозившись на месте, с любопытством спросила Ника.

— Грабить банк, — мрачно ответил я.

— Стоп, какой банк? — Вытянулось ее лицо, а пальцы нервно обхватили ремень безопасности.

— «Шелихов и партнеры»

— Так, Максим, подожди. — Прикрыла она глаза и выставила вперед ладонь другой руки. — Давай успокоимся и все еще раз обговорим. Дышим медленно: вдооох, выыыдох, вдооох, выыыдох… Чувствуешь, как становится спокойней? Вдоооох, выыыыдох, вдоооох, выыыыдох…

— Успокоилась? — Терпеливо уточнил я у нее.

— А-ага.

— А теперь поехали грабить банк.

Точка перегрузки «Б» находилась возле серого бетонного забора промзоны корпорации «Эйнем» по Вишневой улице, в каких-то шестистах метров от цели. Узкие улочки, разбитые тяжелой техникой, не привлекали поток машин с основной магистрали, а сломавшийся механизм северных грузовых ворот превратил именно это место в тупик для заводской техники — все шли в объезд. Впрочем, даже случайные свидетели не были особенно опасны — подумаешь, стоит на обочине тентованный низкорамник. Тут скорее стоит опасаться ворья, пожелавшего забраться в кабину, но было кому отогнать асоциальный элемент и припугнуть.

— Не выходи из машины, — попросил я притихшую с момента начала поездки Нику. — У тебя обувь приметная, после дождя видно будет.

— Следы все равно придется чистить, — ответила она как-то подавленно и щелкнула механизмом двери.

И зачем только было ехать? Я ведь предлагал остаться — все равно уперлась.

— Тогда помогай, — пожал я плечами. — Вон, перчатки только в бардачке возьми и мне передай.

Подошел к тралу, стоящему к нам кормой. Отцепил крепежные ленты по всему периметру заднего проема и после этого вернулся к «Ларгусу».

— Хватай этого за ноги, я за руки потяну, — забрался я в кузов и принялся буднично руководить выгрузкой Антона из машины.

— Нельзя ногами вперед! — Запротестовала Ника. — Примета плохая!

— А у них сегодня обалдеть какой счастливый день.

— Давай перевернем! — Уперлась Ника, формируя пробку на выходе.

— Вот блин, — запыхтев, осторожно перевернул я Черниговского и направил головой на выход. — Вас там на медфаке вообще учили хоть чему-нибудь полезному? Например, как сгрузить человека из багажника, не сильно стукнув головой?

— Да как тут сгружать, ты вон как положил, — ворчала Ника. — Ой…

— Я ж сказал — не сильно стукнув! Лучше б сам все делал…

— Прости…

— Ладно, немного можно. Складируй у выхода. Теперь Пашку — но аккуратней!

Зорко оглядевшись по сторонам, отогнул тент, закинул Черниговского внутрь трала и мигом повторил маневр с Пашкой.

— Все, закрываем машину и отгоняем в сторону. — Захлопнул я дверь с Никой внутри и быстро перебежал к месту водителя.

— А ребята как же? — Поинтересовалась девушка, вцепившись в оголовье кресла и переждав маневр с места.

— Сейчас вернемся, — пообещал я ей, останавливаясь метрах в сорока. — Вещи с собой забирай, на этой больше не поедем.

— А…

— Будет другая машина.

Спокойным шагом добрались до трала и юркнули под тент.

— На Пашку не наступи, — шепнул я вошедшей позади девушке и включил фонарик на телефоне, чтобы себе посветить.

Свет солнца через тент не проходил, но луч фонаря уверенно осветил бронированный закрылок и левую гусеницу, а затем и башню боевой машины, стоящей внутри трала.

— Какого демона тут делает танк?!! — Задрожал голос Ники у правого плеча.

Хороший такой, вполне боевой танк Т-34 зеленой расцветки, который еще вчера стоял себе памятником прямо напротив здания префектуры. А потом его похитили — даже видео есть, как двое нестойко держащихся на ногах ребят руководят этим делом, заливая дизель из собственного внедорожника. Сторож, конечно, пытался вмешаться — но у ребят такие фамилии из уст полились, что сторож озадачил начальство. А начальство решило не нагнетать обстановку ночью — мало ли чьи детки — и решить все по утру. Короче, ищут они танк, и мы им в этом поможем.

— Любое дело лучше, если в нем есть танк, — ответил я ей поучительным тоном. — Справа под ногами шлемофоны, цепляй на танкистов.

— Н-на кого?

— Да на Антона с Пашкой!

— А зачем? — Произнесла она с полным непониманием происходящего.

— Давно бы сам сделал, — буркнул я, надевая шлемофон на Пашку.

Рядом молча то же самое принялась делать Ника. Столь же немногословно мы загрузили их внутрь стальной машины, поддерживая за руки, закинули попутно пару бутылок дорогой выпивки, которую они вчера прихватили с собой из клуба. Одну бутылку приоткрыли и слегка попрыскали сверху. Ну и добавили еще кое-что.

— Через одиннадцать минут проснутся, — отметил я. — Плюс-минус две.

— Что я делаю, что я делаю, — монотонно бормотала Ника, продолжая закидывать внутрь танка — прямо ребятам на головы — пачки банкнот крупного номинала в банковской оплетке из отдельной кучи внутри трала.

— Я тебе потом расскажу, — пообещал ей. — Кстати, отлично выглядишь.

— Спасибо, — смутилась она и поправила волосы.

Базовые рефлексы есть — все нормально.

— С деньгами закончили, все загрузили, — зорко оглядел я пространство. — Теперь бегом отсюда.

Когда вышли из кузова трала, «Ларгуса» на прежнем месте не было. Зато оказался внедорожник марки «БМВ» не самого свежего года, коих по Москве бывает штук пять в одном потоке, в котором мы и оперативно разместились.

— Максим, — схватила Ника меня за правую руку, лежащую на ободе руля. — Что там делает танк?

— Ты не беспокойся, он уже уходит, — левой рукой подцепил я с пола у педалей пульт с монитором — как у игрушечных квадрокоптеров, расположил перед собой и нажал на красную кнопку.

Под тентом трала мощно взревел военный дизель.

— Почему это происходит со мной? — Прошептала, словно молясь, Ника, глядя, как с платформы медленно выкатывается танк и поворачивает на дорогу. — В какой момент все пошло не так?

— Сегодня или вообще? — Сделал я важное уточнение.

— Вообще…

— Думаю, когда вынесли жареного поросенка на блюде, — предложил я верный вариант.

А девушка уронила лицо на ладони под завывания удаляющегося по дороге стального монстра.

Нет бы похвалить за мастерство пилотажа. Между тем на экране пульта отразился фасад здания банка, и хоть звуков прибор не передавал, но атмосферу паники от вынырнувшей сначала на автостраду, а потом к парковке боевой машины оценить можно было визуально. Умные люди разбегались, рачительные — спасали автомобили, тупиковые ветви эволюции — снимали все на телефон.

Ну а мне оставалось основательно пошуметь, покружившись у стен здания, чтобы все гарантированно разбежались, после чего врубиться на полной мощи в здание — прямо в банковское хранилище.

Облицовка железобетонного сооружения промялась, как скорлупа на пасхальном яйце, а скрежет соприкосновения борта и сейфа был слышен даже здесь. И наверняка пробудил все еще пьяненьких Антона с Пашкой.

— Нет, Максим, нет! Ты хороший человек! — Попыталась забрать из моих рук пульт Ника. — Остановись!

Я просто молча отдал ей пульт, а затем терпеливо смотрел, как она пыталась нажатиями на кнопки вытащить из здания совершенно не слушающийся ее танк.

— Почему он не подчиняется?!

— Потому что в пульте батареек нет, — продемонстрировал я аккумулятор в руках. — У экрана отдельный источник питания.

Ника зарычала, как та львица.

— Я просто думал, с пультом в руках тебе будет спокойнее, — пожал я плечами.

Вон, с сестрами срабатывало — отдаешь им неподключенную клавиатуру, и сразу видно — люди при деле, вместе со мной и Федором в стрелялку играют и даже в кого-то попадают. Потом они, правда, перешли в третий класс и поумнели… Да и тут осечка через десять секунд — сразу видно человека с неполным высшим образованием.

А в танке все равно сейчас все делает программа — мне главное его на позицию было вывести и запустить скрипт.

— А ну отдай! — Забрала она с моей ладони незаметно выщелкнутый пластиковый прямоугольник элемента питания и принялась его лихорадочно вставлять в разъем на тыльной части пульта.

Вставила. И со всей энергией и уверенностью в своей правоте вдавила красную кнопку.

Издали донесся гулкий рокот выстрела. Глаза Ники округлились, пульт выпал из ослабевших пальцев на коленки.

А на экране разлетались, словно перья из порванной подушки, обрывки гознаковской бумаги в чадном пламени начавшегося пожара внутри банковского сейфа.

Нехилые, я вам скажу, металлические стенки просматривались у хранилища — но и бронебойно-зажигательный снаряд пробивал шестидесятимиллиметровый стальной лист с тысячи метров, а тут вообще прямой наводкой.

Мимо камеры на башне танка прополз по броне Антон Черниговский с побелевшим от ужаса лицом. Чуть позже иной дорогой проковылял на четырех конечностях Пашка, одуревши потряхивая головой. У каждого свой путь.

— Отвезу-ка я тебя домой, мать, — вздохнул я, заводя машину. — Пока ты тут все к чертям не разнесла.

Ника не спорила. Ника пародировала золотую рыбку у стеклянной стенки аквариума.

Волна активности, рожденная в столице от появления боевой машины в ее границах, нагнала нас уже на развязке — дороги были перекрыты, а каждую машину отдельно осматривал постовой.

— Куда направляетесь? — Зорко заглянул к нам в окошко инспектор, осматривая салон, ощупывая мои документы в руках и по привычке принюхиваясь к ответу.

— Да вот, туфли купил, — честно ответил я, показывая на пакет с туфлями на заднем сидении.

— Девушке в подарок? — С пониманием кивнул инспектор, улыбнувшись Нике.

Та ответила кротким и милым выражением лица, пряча подрагивающие пальчики в кулачке.

— Ага, — неохотно отозвался я.

— Ну, счастливой дороги. — Махнули нам жезлом.

— Спокойной службы, — поехал я дальше.

Ехал и слышал, как тихонечко ползет по заднему сидению пакет с туфлями, пока полностью не оказался на коленках донельзя довольной Ники.

— Ты мне их подарил, — с превосходством произнесла она на мое кислое выражение лица. — И еще за одну туфлю должен.

Ты смотри — чудодейственное влияние новой обуви, и ни малейшего стресса.

— Оклемалась? — Констатировал я.

— Угу.

— Все еще интересно, зачем это было?

— Да, — твердо ответила девушка.

— Тогда поехали, — встал я в крайний левый ряд на разворот. — Пообщаемся с Борисом Игнатьевичем.

Ника сжалась на своем кресле и выразила взглядом полное нежелание встречаться с этим человеком — даже головой отрицательно качнула.

— Надо, мать. Он нас не любит, это верно. Но еще сильнее он не любит обнаглевших аристократов, и этим надо пользоваться.

* * *

Привычки определяют, на каком боку человеку спать, каким маршрутом добираться до дома и в каком заведении устраивать ранний ужин. Не нужно устраивать слежку и контролировать каждый шаг персоны, что второй год подряд занимает один и тот же столик в кафетерии неподалеку от служебного здания.

Участь холостых людей — месяцами видеть одинаковое меню, пытаясь отыскать новые вкусы и смыслы в одном и том же салате и мясном рагу. Никакой драмы с подгоревшей картошкой, никаких спасений пересоленного супа и отчаянных рыданий сестер над тем, что должно было стать пирогом, но от чего воротит нос даже всеядная Брунгильда. Зато, конечно, стабильность — это тоже неплохо.

— Нас сюда пустят? — Замерла Ника возле закрытой стеклянной двери заведения с грозной надписью «Спецобслуживание».

Надпись была напечатана трафаретом и определенно уже пережила несколько сезонов. Специфика заведений для своих — клиентов достаточно, цены окупают некоторую пустоту в зале. Безусловно, за «случайное» знакомство с некоторыми посетителями кое-кто был бы готов скупить все меню, лишь бы впустили внутрь, но персонал отдает себе отчет, что серьезные люди предпочитают принимать пищу без суеты и чужих проблем. Иначе проблемы могут появиться у самого кафетерия.

— Шестой столик, Самойлов к Борису Игнатьевичу, — вдавил я крошечный звонок возле двери рядом с незаметной прорезью видеокамеры.

— Один момент, будьте любезны, — ответил глубокий и бархатистый женский голос.

— А я? Как же я? — Заволновалась рядом Ника.

— Тебе опять пульт дать подержать?

— Нет, — покосилась она опасливо. — А зачем?

— Чтобы успокоилась на пять секунд, — терпеливо пояснил ей. — Видят нас двоих, и разрешение тоже будет на двоих.

— Проходите, — между тем ожил динамик, а дверь, более не удерживаемая магнитным замком, слегка приоткрылась.

По теплой погоде, гардеробная с правой стороны открывшегося коридора была закрыта. Слева всю стену закрывали зеркала, а в десятке шагов впереди виднелась массивная дверь с узором из цветного стекла, за которой слышались звуки обеденной залы. Звуки шагов гасил алый ковер с золотистым рисунком, вместе с восточным орнаментом на стенах подготавливающий посетителя к общей стилистике заведения про что-то восточное. В общем, мягкий намек на роллы и суши в меню, что не исключало пельменей, пиццы, борща и бургеров там же. Страна большая, японцы в ней разные…

Борис Игнатьевич обнаружился за отдельным столиком с ало-белой скатертью в углу довольно широкого зала. Собственно, общим залом это не назвать — декоративные перегородки из плетеного бамбука и тканей с орнаментом надежно делили заведение на секции — то ли по чинам и званиям, то ли чтобы удачно избежать осточертевших за рабочий день лиц и поесть спокойно.

— Максим, — махнул он мне рукой, отметив мое появление располагающей улыбкой, и показал на стулья перед своим столиком. — Я распорядился добавить два места и принести нам чай.

Сам полковник вовсю трапезничал — только вместо чая в кружке плескалось нечто прозрачное. Горшочек с жарким уже был опустошен и отставлен в сторону, а своей очереди перед ним дожидался греческий салат.

— Очень любезно с вашей стороны, — отодвинул я стул для Ники и присел рядом, положив ладони на стол.

— Надумали обратиться за помощью? — Столь же миролюбиво уточнил он. — Так спрашивайте, Максим. Какие ныне проблемы у молодежи? — Подцепил он вилкой помидорку и ликвидировал, прищурив от удовольствия глаза.

— В общем-то, я действительно по делу. — Отразил я радушие, а затем отклонился на спинку, пока официант расставлял чайные приборы передо мной и Никой.

— Внимательно слушаю, — подбодрил Борис Игнатьевич движением руки с вилкой.

Дождавшись, пока официант отойдет достаточно далеко, я выудил пирамидку артефакта, защищающего от прослушивания, и выставил между заварочным чайником и чашкой.

— Борис Игнатьевич, вы должны мне жизнь, — посмотрел я на него серьезно и без намека на иронию.

А тот замедлил движение челюстей над безвинным куском огурца и ответил откровенно волчьим взглядом, не имеющим ничего общего с прежним гостеприимством.

— Разумеется, ваша жизнь — это слишком много, — поспешил я уточнить, пока его движения, обретшие характерную напряженную плавность, не обернулись перевернутым на нас столом. — Было бы возмутительно лишать государство столь примерного и верного служащего.

— Ты что говоришь, мальчишка? — Отложил он вилку на тарелку и принялся оттирать ладони салфеткой.

— Ровно то, что ваша жизнь, Борис Игнатьевич, не обязательна. Мне хватит двух других жизней, не столь нужных вам лично, как ваша собственная.

— Угрожаешь мне? Пытаешься моими руками убить граждан моей страны? Ты что о себе вообще возомнил? — надавил полковник взглядом и голосом. — Да я махну рукой, и тебя вздернут на ближайшем суку.

— Борис Игнатьевич, я это уже слышал, — приподнял я ладонь и попытался мягко его вразумить. — Все это уже было.

— На этот раз у меня полный зал свидетелей. — Напряг он плечи.

И не важно, что ближайшая компания сидела достаточно далеко, и вряд ли кто там умел читать по губам.

— А у меня один свидетель.

— Слова девчонки ничего не значат. — Отрубил он. — Я ей ничего не давал, ни к чему не побуждал. Она украла у меня со стола бумажник с артефактом и распорядилась его содержимым по собственному усмотрению. Или ты считаешь, что я не написал заявление о краже в этот же день?

Рядом вздрогнула Ника.

— Я не про девушку. Я про него, — демонстративно выудил я из кармана перстень с гербом императорского рода и надел на указательный палец левой руки.

— Подделка, — фыркнул полковник, не отрывая взгляда от гербового узора.

— Рискнете проверить? — Снял я перстень и положил на центр стола.

Как оказалось, есть еще один метод без беспокойства цесаревича лично. Дарители таких перстней очень не хотели, чтобы подарок сняли с трупа или кто-либо посмел надеть краденное.

— Фарс, — рассмеялся глазами Борис Игнатьевич и подхватил перстень правой рукой. — Блеф и имитация. Сейчас я тебя засажу за попытку отравить офицера ИСБ. Подберу тюремную камеру с дружелюбными ребятами, — медленно нанизал он серебристый металл на безымянный палец левой руки, не отрывая от меня взгляда. — А потом еще впаяю срок за подделку имперской символики. Никто тебя не защитит.

— Рука, Борис Игнатьевич, — обратил я внимание увлекшегося полковника на некие изменения, которые он явно не ощущал.

Борис Игнатьевич мельком посмотрел на левую ладонь. И замер, в оторопи глядя, как прямо на глазах увядает от старости, покрывается морщинами и сереет кожа; проступают синие вены и желтеют ногти на руке… Полковник в дикой панике содрал с себя перстень, отбросив его резким жестом на середину стола.

Я же спокойно подхватил перстень и вернул на свой указательный палец.

— П-почему оно не проходит? — Встряхнув несколько раз рукой, загнанно спросил полковник, рассматривая дряхлую кожу древнего старика до запястья, после которого шла чистая и холеная рука госслужащего. — Вы отравили меня! Отравили!

— Поактивней размахивайте, — попросил я. — Пусть все видят. Мы оба знаем, что грозит за попытку надеть чужой перстень.

— Это вы! Вы втравили меня обманом!

— Спросим у моего свидетеля? — Поскучневшим голосом осмотрел я перстень на своей ладони.

— Как это убрать, как это вылечить, — чуть не плача, баюкал он левую руку на груди, ссутулившись и скрывая ее от чужого взгляда.

И оттого становился совершенно некоммуникативен, что в нашей ситуации вредно.

— Ника, вылечи его пожалуйста.

— Не хочу, — жестко ответила девушка, прикасаясь губами к своей чашке с чаем.

— Девушка, милая! — истово обратился к ней полковник. — Я же не желал вам зла! Я радел за ваше счастье, вы же знаете! Да, подстраховался, но вы сами видите, какая сейчас молодежь! Но вы не такая, вы хорошая, милая моя Ника!

— Осторожно, сейчас она вам туфли продаст, — буркнул я, пробуя свой чай.

— Да хоть две пары!

— Могу отрезать, — предложила Ника абсолютно равнодушным тоном. — На нашей кафедре обсуждают роботизированный протез. Интересуетесь?

— Хватит издеваться! Просто назовите цену!

— Позже, — пресек я жалобы. — Итак, к началу беседы. Вы должны мне жизнь. Пойдут две другие. Курс хороший, завтра будет дороже.

— Кого вам нужно устранить? — Процедил он.

— Никого, — пожал я плечами. — Нам стало известно из новостей, что некто Черниговский Антон и Черниговский-Зубов Павел совершили вооруженное нападение на банк «Шелихов и партнеры».

От такого известия полковник даже позабыл о постаревшей руке.

— Они свихнулись? — Приоткрыл он рот и удивился в той мере, что даже озвучил кое-что вслух. — Это же банк СВР.

Оп-па.

— Простите?

— Внешняя разведка и служба специальных операций.

— Частный банк? — Не поверив, переспросил я.

— А вы, молодой человек, на акции из госбанка собрались деньги брать? — Язвительно уточнил Борис Игнатьевич. — Или чековые книжки агентуре заведете? Эти идиоты залезли в карман самого императора. Моя помощь тут не нужна, они уже трупы.

— Интересно, — постучал я пальцами по столешнице. — Даже княжич Черниговский?

— Этого, еще может быть, отец отмажет, — подумав, согласился полковник. — Если ущерб небольшой.

Рядом закашлялась чаем Ника.

— Хорошо… Ваша служба будет готовить рекомендации по данному происшествию. — Утвердительно произнес я.

— Это мой участок ответственности, — не стал отнекиваться полковник.

— Вы порекомендуете, что для прессы и общества будет лучше обвинить во всем Зубова. Принц Черниговский оказался в этой ситуации случайно, будучи введенным в заблуждение. Семью главы МВД страны ничто не должно опорочить.

Потому что к этому выводу они придут в любом случае.

— Нашли новых покровителей? — Успокоившись, и убрав под стол руку с повреждённой ладонью, умно смотрел полковник.

— Настаивайте на том, чтобы Зубова младшего и Зубова старшего изгнали из клана.

— Это еще хуже, чем смерть. Их затравят в тот же день.

— Прошу отдельно отметить в ваших рекомендациях, что с изгнанием Зубовых, клан князей Черниговских лишится принадлежащего им права на беспошлинный провоз товаров по реке. Значит, достаточно внушительные средства не только будут изъяты из казны виновных, но и снова пойдут в бюджет страны. Это выгодно вашему господину.

— За что вы их так ненавидите? — С неким энтомологическим интересом, словно на редкий вид мерзавца, посмотрел на меня полковник. — Какая-то детская обида? Отбитая девушка? Оскорбление?

— Борис Игнатьевич, мне нужны эти две жизни. — Подытожил я обыденным голосом.

Не напоминая, что иначе целью торгов снова станет его собственная.

— Я подготовлю отчет, — согласился полковник, поразмыслив. — К моим рекомендациям прислушаются. Но если вы собрались лично мстить Зубовым, то у вас будет всего пару минут, пока их не уничтожит кто-нибудь еще. В свое время только покровительство князей Черниговских спасло их от расправы, а аристократы никогда не забывают обид.

— Вот и славно, — расплылся я улыбкой. — Отличный повод начать наши с вами отношения с чистого листа.

— Вы больной ублюдок, Максим, — покачал головой Борис Игнатьевич.

— О, мои интересы в этом деле весьма специфичны. — Спрятав перстень, достал я металлический артефакт в виде стержня, очень походивший на флешку. — Это вам. Пусть займет назначенное вами место.

Рядом возмущенно вскинулась Ника, опознав в нем тот, что она утеряла, а я ей подарил. А затем еще и демонстративно отвернулась.

— Если вы мне еще и руку вернете, я вас просто расцелую, — расплылся полковник улыбкой, ловко пряча артефакт в карман брюк — И не берите мои слова близко к сердцу. Это от восхищения, право слово.

— Всего наилучшего, — приподнялся я с места.

— А как же моя рука? — Всполошился он, неловко приподнимаясь вслед за нами — но так, чтобы кисть не заметили со стороны.

— Носите перчатку, — порекомендовал я, искоса посмотрев на хмурое и недовольное выражение лица Ники, после чего направился из заведения.

— Оно пройдет? — Спросили меня вслед.

— А вы считаете, император умеет прощать? — Обернулся я на мгновение.

— Ника, чудная девушка, — донеслось позади воркование. — Снизойдите до дурака.

— Мне нравится, что в вас теперь есть что-то столь же мертвое, как и ваша совесть. — Ответил звонкий девичий голос догоняющей меня Ники. — Ищите надежду в другом месте.

— Миллиона два потеряла, — буркнул я девушке, выходя из кафе и придерживая для нее дверь. — Так или иначе ведь вылечит. Нет в тебе хозяйственности, ох нет…

Та, впрочем, словно не обратила внимание на мою галантность — будто я пустое место.

— После трех миллиардов потерь? — Зло хлопнула она дверью автомобиля.

— Карманы бы хоть проверила, — проворчал я, заводя мотор и выруливая с парковки.

Ника замерла, затем медленно потянулась к потайному кармашку пиджака в брючном костюме. Ощупала шов, под которым был запрятан артефакт. Не успокоилась, стянула с себя пиджак, распорола нитку и изумленно посмотрела на то, что уже считала коварно похищенным и отданным врагу.

— А что тогда у Бориса Игнатьевича? — С удивлением пробормотала Ника.

— Статья у него. За хищение и подлог служебного имущества, — отозвался я. — Одно дело — забрать из хранилища и потерять, а другое — подменить на дубликат собственными руками.

— Но зачем?

— Думаешь, я ему верю? Дернется — и кое-кто устроит неплановую инвентаризацию.

— Максим, — произнесла Ника после долгого молчания. — Почему ты так с Пашей?

— Как именно? — Уточнил я, выруливая на Садовое кольцо.

— Ну… Их же действительно выкинут без прав, без документов, нищими на улицу, — тревожно спросила девушка.

— Все мы появляемся в мир через боль и слезы, без гроша в кармане… Главное, чтобы в этот момент нашелся человек, который будет нас любить.

— Ты встретишь их? — Встрепенулась Ника, словно затаенная надежда оправдалась.

— Я — нет. — Покачал я головой. — Они меня ненавидят. Если узнают, кто стоит за изгнанием — станут ненавидеть еще больше.

Объяснять им, что иначе никто и никогда не выпустит их из сытого и унизительного рабства, мне не интересно. Лучше честная ненависть, чем рассуждения о том, что кнут барина бывал мягок, а корыто с баландой всегда полным объедков с барского стола. Не потому, что там они были счастливы, а из чувства противоречия при виде меня. Тем более, что я не предлагаю счастье, а только возможность его получить.

А люди сейчас такие привередливые.

— Ты хочешь предложить встретить мне? Но наш род не сможет… — Погрустнела девушка. — У нас нет таких сил.

— Нет бойцов, нет денег, нет влияния. Ты абсолютно права. — Согласился я с ней, притормаживая на очередном светофоре. — Совершить такой безумный поступок может только Великий род.

Ника дернулась на месте и недоуменно посмотрела на меня.

Я же смотрел на точку в небе над центром Москвы, где некогда высилась, а ныне снесена до фундамента, башня князей Борецких.

— Вам до него предстоит еще очень и очень долгий путь.

Глава 10

В кирпично-коричневое здание ИСБ на Лубянке князь Черниговский прибыл в сопровождении кортежа адвокатов, машины скорой помощи и личного охранения. Во всем своем княжеском величии, он лично поприсутствовал на вручении официального требования представителю секретариата ведомства, довольно вежливо попросил проводить его к сыну, а когда служба безопасности сослалась на отсутствие полномочий, прошел за ограждения и отправился искать принца клана лично.

У начальника караула были четкие инструкции, как действовать, когда кто-то пытается прорваться внутрь охраняемого периметра. Но не было ни малейшего понятия, что делать, если турникет с ограждением движением руки сносит в сторону природный князь в ранге «виртуоз», он же глава министерства внутренних дел его страны (пусть даже выступающий сейчас в роли взбешенного отца).

— Не надо, пожалуйста! — Нашлись грозные, но насквозь неубедительные слова в спину разъяренного мужчины, выглядевшего в своем черном костюме и массивных роговых очках чиновником средней руки.

Но от простого чиновника не веет такой запредельной жутью, а тени от светильников не начинают ползти по своей воле и цепляться за ноги и рукава формы.

А тут еще охранение князя, коих было шестеро, стало смотреть изготовившимися к прыжку хищниками. Эти изначально выглядели матерыми убийцами при исполнении.

В общем, если и было у кого уставное желание развернуть к князю ствол укороченного автомата и полоснуть по ногам очередью, то сейчас стало страшно и вздохнуть слишком сильно.

— Но это же захват здания, — произнес негромко постовой, нервно косясь на людей клана Черниговских.

— Согласно древним правам рода, — поправил очки один из адвокатов, что разумно сгруппировались у дальнего угла холла и вне зоны возможного боестолкновения. — Княжеская семья неподсудна и не смеет удерживаться в заточении. Тот, кто посмел задержать княжича даже на секунду, повинен смерти. — Добавил он вполне грозно для своей субтильной комплекции потомственного крючкотвора. — Соучастие осложнит вашу судьбу и карьеру.

— Мы нажали на тревожную кнопку, — честно предупредил начальник караула.

— Это ваши проблемы, — пожал плечами старший охранник княжеской свиты. — На вашем месте, я бы давно звонил наверх.

— А можно? — Поинтересовался караульный.

— Валяй, — равнодушно раздалось ему в ответ.

И тот сорвался к будке со служебным телефоном — вызванивать хоть кого-то, на кого можно было переложить груз проблем с собственных плеч.

«Так стреляй!» — грозно советовали капитаны, «Приказываю задержать любой ценой» — чуть более реалистично смотрели полковники, «Ничего не предпринимать» — осознал информацию единственный генерал, который был на связи из длинного списка внутренних телефонов ведомства.

Потому что стрелять — это здорово. И даже задержать — весьма полезно. Но когда ощущаешь себя мошкой, смерть которой даже не заметят, все-таки хочется послужить родной стране и умереть за нее с чуть большей пользой. Ведомство в этих стенах не являлось центральным, выполняло на большей своей площади функции связей с прессой и информационного центра, и по специфике своей не охранялось с расчетом на вооруженный прорыв одаренных. Центр города — если ситуация дойдет до такого безумия, как захват институтов власти, то все силы понадобятся не здесь, а в Кремле. На единичные случаи как раз и была тревожная кнопка — в конце концов, есть у них кому усмирять и таких гостей, не к ночи будут помянуты. Тем не менее, по выходу из зала, палец бойца продолжал лежать на спусковом крючке.

Князь же во все это время продолжал поиски. Выглядело это до обыденного просто — он открывал все двери, которые открывались, и вышибал Силой те, которые сопротивлялись его желанию взглянуть внутрь. При этом он громко звал княжича по имени, прислушиваясь к ответу. Все, что он действительно хотел — забрать сына в родовую башню, в дороге выставить ему подходящий диагноз силами привлеченных к операции медиков, дабы отделаться от вызова по официальному запросу, и замять вопрос так, как он это делал многажды в похожих случаях.

Правда, еще ни разу ему не приходилось для этого бесчинствовать в здании ИСБ. Но и повода такого еще никогда не было — да еще с показным игнорированием от тех людей, кто мог и был обязан пойти старику на встречу и вернуть пострадавшего от этой провокации Антона домой. Не говоря уж о том, что никогда наследника, пусть и последней очереди, не смели забирать на Лубянку — в место, где как никто обязаны прекрасно знать о древних привилегиях княжеских семей.

Очередная массивная дверь была вышиблена вовнутрь — и гора документов, подхваченная волной воздуха, разлетелась по пустующему кабинету. Никого.

— Антон!!!

Следующая дверь.

Несколько раз в него стреляли, падая за массивные столы и переворачивая их столешницей ко входу, уверившись в нападении на здание. Один раз даже швырнули огненный шар, бессильно растекшийся по проявившейся паутине теней вокруг князя. Его сиятельство простил им нападения, ибо не ведают, что творят.

С улицы звучали сирены, хлопали двери микроавтобусов и громким, лающим голосом переговаривались люди из свиты с командирами тревожных команд ведомства. Закон не первый раз сталкивался с княжескими правами, так что и тут результат будет тот же самый. Ведь семья императора, курирующая ИСБ, тоже князья, и даже с приставкой «великие», а значит закону следует подождать в стороне.

Остановить этот бардак решились минут через десять, делегацией аж из четырех генералов ведомства, уверивших князя, уже готового переходить на второй этаж, что Антона к нему обязательно приведут — а до того к его услугам роскошный кабинет, неограниченный кофе с коньяком и портрет императора над массивным столом. В общем, знакомая обстановка по собственному рабочему месту в родном ведомстве — с тяжелой мебелью из массива редких пород, мягким ковром поверх паркета, с бежевыми стенами, украшенными дубовыми панелями до середины и репликами картин Айвазовского в тяжелых позолоченных рамах. И что характерно, действительно успокаивает своей похожестью. Во всяком случае, нет оскорбительного ощущения ожидания.

Разумеется, князь занял место во главе Т-образного стола просторного кабинета. Документы на столе принадлежали третьему заместителю директора ведомства Рыбникову — как мельком отметил князь, и тут же потерял к ним интерес. Любопытствовать содержимым папок и укладок бумаги было ниже его достоинства.

Двери кабинета открылись через десять минут, когда его сиятельство уже почти потерял всякое терпение и твердо вознамерился продолжить поиски. Но Антона к нему так и не привели.

Вместо него внутрь помещения вошли двое мужчин с умными лицами, профессиональной деформацией палачей во взгляде и изящными костюмами из серой шерсти, пошитых на идеальную осанку и широкие плечи. Облик дополняли кожаные портфели в руках и коричневые штиблеты. Этакая глубокая интеллектуальность со способностью наизусть читать Байрона, одновременно правя топор на плахе под идеальный угол заточки.

Князь щелкнул пальцами, отвлекая гостей, синхронно уставившихся ему в район шеи.

— Где мой сын? — Властно спросил он.

Двое не торопились с ответом, подошли к столу и сели по разные стороны Т-образного продолжения начальственного рабочего места. Портфели разместились перед ними, на широкой столешнице.

— Доставлен в вашу машину, — ответил правый, отстегивая застежку на портфеле.

— Черниговский-Зубов? — Уточнил князь, успокаиваясь и опираясь ладонями на подлокотники кресла.

— Там же, — произнес тот же мужчина.

— Значит, здесь мне более делать нечего, — подытожил его сиятельство и встал из-за стола, шагнув в сторону выхода из кабинета.

— Наш господин хотел бы, чтобы вы с нами побеседовали, — остановил его на половине пути голос второго мужчины, до того молчавшего.

Странно, но тон отражал полное равнодушие к его, князя, решению на эту просьбу. И невольно насторожившись, его сиятельство решил остановиться, не дойдя до порога двух шагов.

— Ваш господин может позвонить мне лично или прибыть в гости. Мой дом всегда открыт для его визитов. — Убрав так и прорывающееся нетерпение, все же успокоился Черниговский и проявил легкое любопытство. — Разве что нечто срочное?

— Нам доверено расследование вооруженного грабежа банка «Шелихов и партнеры». Вам же известно, чьи это деньги?

Князь знал. Потому князь все еще был в бешенстве от событий этого дня.

— Это провокация, — облизав губы, озвучил его сиятельство версию его клана. — Речи о вооруженном ограблении и быть не может. Мой сын достаточно богат, чтобы не желать чужих денег, да еще столь экстравагантным путем. Его беспамятством воспользовались, и я не желаю слышать иные трактовки этого события.

— Ваше сиятельство, вы не могли бы занять место за столом? — Попросил тот, что был справа. — Право слово, беседа не стоит того, чтобы стоять на ногах и сверлить друг друга взглядами. Тем более, что расследование уже завершено.

Последнее предложение князя заинтересовало в достаточной мере, чтобы вернуться на прежнее место.

— Кто подставил моего сына? — Оперевшись локтями о столешницу и сцепив руки в замке, потребовал ответа Черниговский.

Мужчина слева неспешно распахнул свой портфель и положил перед своим лицом несколько листков отпечатанной на принтере бумаги, сцепленных скрепкой, поискал глазами нужный момент в тексте и начал чтение.

«Ограбление должно было произойти в среду. Я и мой сопровождающий Черниговский-Зубов Павел должны были убедить принять участие в грабеже Шуйского Артема, Быкова Михаила, Егорова Дмитрия, Захарова Афанасия и иных под предлогом вступления в закрытый клуб, учрежденный моим прадедом и иными. Ограбление обязано было сорваться, участников должны были схватить. Под угрозой смерти и повешения, мой род получил бы власть над Егоровыми (примечание: промышленный кластер в Раменском) и Захаровыми (владения в Крыму), обещав спасение от суда и плахи. Быковых и Зубова было решено отдать в расход для подкрепления угрозы. Зубова венчать в тюрьме на клановой девушке и шантажировать внуком его отца. За жизнь Шуйского отец хотел стребовать»…

— Это что еще такое? Что за бред?!

— Записано со слов Черниговского Антона.

— Вы смели его допрашивать?! — Взыграла в князе дикая ярость.

Даже не содержание допроса имеет значение, а крушение вековой традиции!

— Ни в коей мере. Мы провели беседу с Антоном. Он пожелал нам все добровольно рассказать.

— Я отзываю своей властью все его слова. Он ничего не говорил, вы ничего не слышали. — Жестко произнес князь, а листы в руках у второго истаяли пыльной дымкой прямо в воздухе.

— Просим вас сохранять спокойствие, — поднял он руки в примирительном жесте.

Заодно продемонстрировав наделяющий перстень с императорским гербом. И князю пришлось уняться.

— Какого принца вы представляете?

ИСБ было вотчиной шести-семи цесаревичей — сыновей и внуков императора, традиционно пытающихся проявить себя на мужской работе.

— Наследного, — серьезно кивнули ему.

Князь удержался от того, чтобы фыркнуть — все они считали себя наследными, стараясь выслужиться и заработать репутацию правителя, а император все равно делал выбор по своему разумению.

Мужчина справа выудил из портфеля точно такую же стопку распечатанных листов — будто заранее знали реакцию князя. Но продолжать чтение с того же места он не стал.

— «В вечер накануне мы сильно напились, и я не помню, что было дальше. Очнулся уже в танке. Как я там оказался, каким образом был заряжен снаряд и мои мотивы мне не известны. После чего был схвачен (примечание: остановлен звеньевым охранного подразделения Панцирь-Ц»).

— Он хоть оказал сопротивление? — Глухо спросил князь, вцепившись ладонью в пальцы левой руки. — Покалечил кого-нибудь при задержании?

— Насколько известно из рапортов — нет.

— Жаль, — цокнул с тщательно скрываемым разочарованием Черниговский.

— Черниговский-Зубов сдался сам и дал показания, что не помнит, каким образом оказался в танке. Что был пьян. Оба подтвердили, что способны водить танк, способны снаряжать орудие и знают, где достать боеприпасы.

— Задайте этот вопрос любому ребенку аристократа и внесите его тоже в список подозреваемых!! — Не сдержался князь. — А еще они могут быть насильниками с той же аргументацией! У них, знаете ли, есть, и они могут этим пользоваться! Где экспертиза танка?! Где опрос свидетелей, анализ крови или что-нибудь, что можно назвать расследованием этого фарса?! Зачем моему сыну, у которого достаточно денег для всего в этом городе, грабить банк?!

— По версии Зубова, он мог просто перепутать день. Вторник, напомню. Подставить Шуйских вы наметили на среду.

— Не смейте говорить со мной в этом тоне, — прошипел князь. — Не смейте даже помыслить о том, что вы заставили силой записать на бумаге. Да вы даже представить не можете, что сделаем мы с Шуйскими с вами лично за попытку нас рассорить.

— Вы готовы поклясться Честью, что не мыслили изложенное Черниговским Антоном полностью или частично?

— Я готов говорить с вашим господином, а не с пылью под его ногами.

Мужчины незаметно переглянулись.

— В самом худшем случае, мы рассматриваем невинную шалость детей, которую вы хотите извратить в черте что немыслимое! — Ударил ладонью князь по столу.

— Невинная? — Словно открыв для себя что-то новое, удивились слева.

— Вы хоть отдаете себе отчет, какая бездна разницы между тем, чтобы осознанно протаранить банк и потерять сознание за штурвалом? Вы, лично вы, можете утверждать, что ребенок не упал в обморок внутри душной машины?

— Вы знаете, люди в обмороке обычно не грабят банк. — Мягко ответили ему.

— Протаранить хранилище — не значит грабить.

— Выстрелить, — кашлянул тот что справа.

— Упасть в обморок, зацепить механизм и случайно выстрелить!

— А потом в обмороке натаскать денег внутрь танка? — Со скепсисом уточнили у него.

— Их могли подкинуть. И кто сказал, что это именно банковские деньги, а не злоумышленник сунул их в танк к беспамятным ребятам? Вы сверяли серии?!

— Ваше сиятельство, в этом банке под страхом смерти не станут записывать серии купюр, вы же знаете, — развел руками тот что слева.

— К сожалению, пожар выжег все внутренности боевой машины. У нас есть только остатки купюр для анализа, — более дипломатично отозвались справа. — Что не помешало провести полную инвентаризацию.

— В таком случае, перейдем к вопросу о компенсации ущерба? — Словно эхом отозвался его коллега, будто позабыв о неловких попытках князя оправдаться.

Да и тот не спешил продолжать. Если эти два молодых идиота еще и деньги успели натащить в танк, то адвокатам придется работать сверхурочно… Лунатизм, неосознанные хватательные движения…Чушь! Но со справкой врача — уже довод.

— Найдите тех, кто подставил моего сына, и требуйте с них. — Отказывался он сдаваться.

Хотя, в глубине души, уже признавал, что его олух был на такое способен. Видео с камер у префектуры он видел — откровенно плохонькое видео, кто-то хорошо нагрелся на поставке дешевого оборудования — но одежду сына, прическу, походку он признал. Или это могли сделать те, кто способен следить за его ребенком и мастерски скопировать… Да еще этот идиот Зубов, обязанный следить за ослухом, нажрался, как последняя свинья — мало его секли. Такое дело запороть! Своими же руками себя отдать под суд!! Но если не два дурака, то кто посмел?! Выяснить, все равно выяснить — руками копать, каждую песчинку просеять, но выяснить. От ярости ногти впивались в ладони, но лицо оставалось спокойным.

Реплику князя проигнорировали, а мужчина справа перелистнул страницу и зачитал с нее:

— В банковском хранилище находилось ценными бумагами, долговыми расписками, облигациями, дорожными чеками, непривилегированными акциями, ценными металлами, артефактами, векселями, а так же наличными средствами в рублях, долларах, динарах, драхмах, шекелях, фунтах, марках, реалах, вонах, франках, кронах и иных банкнотах различного номинала на общую сумму в половину триллиона рублей.

— Бред, — фыркнул князь, ухмыляясь.

— Из них невозвратными в результате пожара, задымления, осколков, искажения внутренней структуры артефактов и иных повреждений считать на общую сумму в четыреста сорок миллиардов рублей. Расшифровка на двадцати страницах прилагается.

После чего читавший оторвался от бумаг и внимательно посмотрел на князя.

— Это деньги нашего господина. Их надо положить на место.

— Ищите виновных. — Поджал губы его сиятельство, которого все же цапнула сумма так, что невольно кольнуло сердце.

— Мы нашли. Виновные устраивают нашего господина.

— А меня — нет. — Окатил он мужчин волной гнева.

— Если вас не устраивает, ищите иных виновных и взыскивайте с них сами, — лениво ответили ему. — Распечатку беседы с вашим сыном и запись этого разговора мы отправим князю Шуйскому.

— Вы сознательно уклоняетесь от расследования! — Взвился князь Черниговский. — Да еще хотите, чтобы Шуйские стали мешать моей службе безопасности доискаться до истины?!

Мужчины вновь посмотрели друг на друга, словно безмолвно переговариваясь.

— У вас будет неделя, чтобы возместить ущерб. В качестве жеста доброй воли, господин согласен распечатать утерянное в рублях и российских ценных бумагах заново, а также восстановить векселя дружественных нам стран за десять процентов от номинала. Всего вам останется погасить двести сорок два миллиарда, то есть почти вполовину меньше, если вы пойдете на сотрудничество.

— А если не пойду? Что скажет ваш господин? — Зло спросил князь.

— Кроме того, наш господин согласен снять все обвинения в адрес вашего сына. Виновным предлагается признать Черниговского-Зубова и в качестве наказания изгнать вместе с семьей из клана, дабы не бросали тень поступками своими на имя честного рода. — Завершили ритуальной фразой.

— Зубовы еще не отработали долг.

А еще ему было нужно их право на движение по рекам без пошлин и досмотра.

— Вы всегда можете отправить на плаху вашего сына. У нас уже есть текст сочувственной ноты императора. Зачитать вам сейчас?

Князь побарабанил пальцами по столу. Отдавать свою кровь нельзя — эту слабость не поймут, уважать перестанут, в силе засомневаются… Ворохнулось желание снова поспорить о виновниках, постановке и манипуляциях этим сволочным танком, который обязан был давно прогнить, а не стрелять. Вот кстати…

— То есть, вас абсолютно не смущает, что танк, которому полвека взял и выстрелил? Вот так взял, съехал с помоста? Где-то скрывался половину дня, а потом штурмовал банк с пьяными водителем и наводчиком, которые даже не помнят, как целили?

— Т-34 — это очень надежная техника.

— Особенно после реконструкции, — поддакнул ему второй. — У нас все музейные танки в городе прошли реставрацию в последние два года. Вы знаете, в рамках патриотического воспитания. Производит впечатление на детей.

— Впечатление — это если заведется, а не стреляет. Зачем вам боевая техника в городе?

Мужчины в серых пиджаках переглянулись, не зная как относиться к таким словам от человека, способного заменить собой целую армию.

— Нашего господина это не беспокоит.

— Опять же, салют по праздникам и к тезоименитству императора. Холостыми.

— И у вас есть название фирмы-подрядчика? — Задумался Черниговский.

— Мы поделимся с вами всеми данными, если вы решите расследовать это дело.

— Разумеется, при согласии возместить средства. — Ввернул обязательную часть другой. — Конкретно этими реконструкциями занималось подразделение Древичей, ответственное за общественно-просветительские проекты.

— Понятно, почему стреляют, — сник князь.

У этих все будет стрелять. Даже то, что не должно стрелять по своему предназначению.

— А если я найду виновных. — После паузы продолжил его сиятельство.

— Если это будет избитый заяц, клятвенно уверяющий, что он слон…

— Если я найду истинного виновного. — Надавил Черниговский.

— У вас на это есть неделя, — миролюбиво ответили ему. — После которой все деньги должны быть возмещены. Наш господин даже будет столь любезен, что не станет требовать компенсацию за разрушение здания и утерю ценного финансового инструмента.

Еще бы не станет… В таких банках-карманах неизбежно скапливается куча «гнилых бумаг», по долговым обязательствам которых уже никто не станет платить. Плюс бумажки, которые притаскивают из-за границы, и с которыми тоже порой не ясно, что делать. А тут такой отличный способ все обналичить в твердой валюте. И это еще не считая того, что все вексели подсчитаны без обязательного дисконта, а артефакты — по верхней планке цены…

И все из-за двух идиотов! Вернее, одного идиота, который не уследил за его сыном. От Зубовых придется отречься — этого не избежать.

Что, в общем-то, не отменяет возможности «передать» Зубовых какому-нибудь подчиненному роду. Это, конечно, двусмысленно и недостойно — принимать в род изгнанников, особенно таких, и спустят такое только тем, кто под могучей защитой или сам — защита… Но ради древних привилегий Зубовых, которые не отменит ни изгнание, ни даже император, это стоит того. Товар должен идти по реке.

— Мне не нравится ваша обвинительная риторика. Я продолжаю настаивать на спланированном характере происшедшего. Никаких денег вы от меня не увидите ни через неделю, ни позже. Я не собираюсь оплачивать чужую вину.

— Детали нашего разговора и эта видеозапись через неделю уйдет Шуйским.

— Да мне плевать на Шуйских, — повел его сиятельство рукой.

— Запись все еще идет.

— Вы не запугаете меня и не заставите платить. — Уверенно постановил Черниговский, поднимаясь с кресла. — Я отрекусь от Зубовых в знак признания недостатка образования своего ребенка, и не более того. Он не должен был столько пить в тот вечер. И он должен был размозжить черепа тем, кто пытался его остановить.

Поз-зорище… Немедленно отнять все деньги, квартиру, машины и заблокировать карты. Самого — в учебный лагерь минимум до зимы, паршивца!

— Насколько нам известно, Шуйские умеют спрашивать и отделять правду от лжи. Вне зависимости от вашего к ним отношения.

— Тогда не удивляйтесь, если Шуйские придут к вам лично, — с угрозой произнес князь. — Вы посмели использовать их имя для угроз, и вне зависимости от моего к ним отношения, я признаю их право требовать ваши жизни.

Его сиятельству удалось оставить за собой последнюю фразу и выйти из кабинета. Никакой реплики вслед не было.

Столь же спокойным он прошел по коридорам и вышел из здания. Отметил двух молодых олухов в машине сопровождения, мазнул взглядом по суматохе у микроавтобусов ИСБ, и перевел было взгляд обратно на свой кортеж… Как взгляд зацепился за две черные «Камри» у дальнего края здания, на бортах которых была выведена белой краской неброская символика в виде приоткрытого глаза. И к этим машинам спокойным шагом шли двое его недавних знакомцев. Не ИСБ. Но — «Око государево». По перстню демон разберет, чьи эти люди — герб один. Через день или два непременно намекнут или скажут прямо, однако время уже будет потеряно.

Князь Черниговский сел в свой лимузин, захлопнул дверь, отклонился на кожаное кресло и прикрыл глаза.

— Ищи двести сорок два миллиарда. — когда машина отъехала достаточно далеко от здания, произнес он тихо, зная, что порученец не пропустит и слова. — Живыми деньгами. Срок — неделя.

— У нас вряд ли будет столько в казне, — осторожно отозвался порученец с противоположного кресла.

Фраза, которую князь слышал впервые в жизни.

— Найди их мне. Займи. Подними налоги на наших землях. Продай ненужное. Клану очень нужны эти деньги.

Потому что есть большая разница — гневить цесаревичей, курировавших ИСБ. Или раздражать их отца.

Последнее было для князя Черниговского слишком… рано.

— Подготовь ритуал отречения Зубовым. После ритуала их должна схватить наша полиция и сопроводить в хорошо защищенный околоток. Мне они нужны живыми. Подберешь род из кабальных, что заберет отвергнутых Зубовых к себе. Официально нас ничто не должно связывать.

— Будет сделано, — если порученец удивился, то не подал виду.

— Еще мне нужна посекундная раскадровка этого дня в банке и вокруг него. Я должен быть уверен, что эти деньги отдаю не просто так.

— Уже делаем. И уже есть интересные подробности.

— Семен. Если денег не соберем… Надо, чтобы Шуйские перестали существовать.

Ему совершенно не нужен внезапный медведь на верхнем этаже его башни.

— Сделаем, ваше сиятельство, — спокойно ответили ему. — Осмелюсь заметить, но их наследник совершенно зря приехал учиться в Москву. Молодость горяча, дуэли непредсказуемы, а на финансирование родовой мести нам денег точно хватит.

Совершенно не важно, в чью пользу закончится дуэль. Главное, чтобы смертью.

— Он по бабам там не ходит? — Пожевал губами Черниговский.

— Как можно, ваше сиятельство. Мальчик из приличной семьи, и у него уже есть девушка.

— Даже жаль. Со Стародубскими очень удачно получилось.

— На днях ожидается большая свара за освободившиеся земли. Нам бы очень пригодились средства для финансирования нашей точки зрения.

— А какая у нас точка зрения?

— Как обычно. — Оскалился улыбкой порученец, озвучивая мысли самого князя. — Вы все правы, и мы вас всех поддержим.

А раз так, режьте друг друга.

* * *

Случается порою так, что жизнь бьет по правой щеке, потом по левой, потом голову начинает болтать от непрекращающихся ударов. Какой-то из них становится роковым, отправляя в состояние осознанного беспамятства — когда легкие продолжают дышать, тело идти на службу, а ощущение себя-прежнего возможно только в момент, когда голова уже легла на подушку, и есть механическое понимание, что нужно хотя бы немного поспать.

Но можно оторвать несколько минут от скудного сна и вспоминать.

Виктор Александрович Черниговский-Зубов предпочитал вспоминать не себя-прежнего, сытую жизнь и налаженный бизнес до того, как вскрылся характер грузов, содержимым которых он осознанно старался не интересоваться. Оплакивать свое прошлое ему претило, а мысль пожалеть себя никогда не приходила в голову.

Виктор Александрович вспоминал отца, деда, прадеда и прапрадеда. Тщательно восстанавливал в хронологическом порядке все их достижения и победы. Детально припоминал месяц и день недели, в котором отец подарил городу построенную им школу, в которой потом учился его сын, а затем и внук. Перебирал в памяти наименования европейских рек, которые пересек на своем корабле дед в прошлую великую войну. Шептал одними губами название ладей, на которых поднялся прадед с низовий реки к землям Шуйских, одновременно представляя перед глазами облик мощного старца, будто высушенного ветрами и солнцем, который объяснял внимательно слушающему внуку, как смолить корабль, как ставить парус, и как отличить поддельное вино от настоящего у шельм-торговцев восточного султана.

Быть частью такого прошлого было светло и приятно. Дышалось легче, а в углу сознания теплилась мысль, что деяния рода продолжатся — пусть не в нем, так в Пашке. Виктор Александрович искренне верил, что сын обязательно прорвется наверх в клановой иерархии Черниговских. Верность, трудолюбие и ум — это то, что не заменит родства с главной семьей клана, обязательного для восхождения, но без чего этим родовитым наверху не обойтись.

А до того — старший Зубов отчаянно надеялся, что его ребенок не сломается.

Попасть в услужение к Черниговским оказалось самой худшей идеей, что приходила ему на ум. Пять лет назад время поджимало, горизонт решений сужался, а требования тех кланов, что были готовы принять под свое крыло Зубовых, отягощенных в то время грузом проблем, выставлялись дикие и откровенно людоедские. От пожизненного контракта в открытом океане, на глубоководной базе — что-то искать на дне для клана Тарковских, используя Силу и родовые способности на износ. До добровольного донорства органов членам главной семьи клана Чегодаевых, доигравшихся со старыми артефактами и словившими проклятие поколение назад. «Не переживайте и подписывайте, это просто по необходимости, вряд ли когда произойдет» — сипло шептал ему мужчина, под слоем грима и пудры на лице которого живьем сходила кожа…

Приличным кланам Зубовы и их проблемы оказались совершенно не нужны, даже со всеми деньгами и ресурсами. Позже, правда, мелькнет мысль, что кто-то аккуратно отваживал от них всех остальных… А через пару месяцев окрепнет окончательно.

Их ждали в клане князей Черниговских. Ждали, складывалось ощущение, задолго до возникновения у Зубовых каких-либо проблем. Сложно посчитать иначе, когда под вас уже готовы тщательно проработанные карты бизнес-процессов. Наверное, кто-то из высшего менеджмента рассчитывал произвести определенное впечатление, подсовывая Виктору Александровичу должностные инструкции, где все было расписано до последней мелочи, с указанием наименований кораблей, портов и грузовых складов, которые принадлежали Зубовым до вступления в клан. Мол, смотрите, какую грандиозную работу мы способны совершить за каких-то пару дней… Вот только характерные детали в этих документах, заметные старому владельцу судов, указывали на составление их прошлым годом, и никакие переговоры с Черниговскими они в то время не вели…

Но даже не в тот миг жизнь отвесила Виктору Александровичу первый удар. И даже не в те крайне неприятные секунды, когда князь Черниговский тихо, по-аристократически бесновался, высказывая ему претензию, прознав, что основной приз турнира достался какому-то простолюдину, вся заслуга которого состояла во вшивых двухстах миллионах вступительного взноса и устного соглашения между подростками, а не официальному командиру команды. Князь, оказывается, очень рассчитывал на эти ресурсы, когда принимал решение…

Первый раз земля под Зубовым пошатнулась в миг, когда сын провел его в салон самолета, на котором привез свою часть денежного выигрыша, и с болью в глазах показал на горы денег в мешках, пристегнутых ремнями безопасности к креслам гражданского авиалайнера. Четыре с половиной миллиарда рублей — в три раза больше, чем семье Зубовых нужно было для того, чтобы откупиться от претензии хозяев утерянного груза и остаться свободными.

Виктор Александрович знал, что его сын участвует в турнире. Не с первого дня, что скрывать — заботы удерживали его в столице слишком сильно, тревоги поглотили настолько, что пару дней он не звонил домой и не спрашивал у наследника о его настроении и здоровье. Стоит признаться, когда вместо сына трубку взяла гувернантка и спокойным тоном сообщила, что Павел Викторович отбыли на турнир, Зубов был в ярости и растерянности. Затем, успокоившись, решил — так даже лучше. Родной дом не самое безопасное место, когда очень влиятельные люди в Москве настоятельно рекомендуют отдать полтора миллиарда и не рисковать семьей в это смутное и неспокойное для всех время. Все же, устроители турнира давали гарантии…

Виктор Александрович в то утро, когда приносил клятву, не знал, что его сын победил. И самым страшным своим грехом до сих пор считал, что просто не верил в победу Пашки. Изначально не верил. Безверие стоило ему всего.

Вассальная клятва уже была принесена, а значит и выигрыш теперь принадлежал Черниговским, как и родной дом, как и они сами — телом и душой, до скончания времен.

Сын был достаточно милосерден, чтобы не отвернуться от отца. Может, не понимал, что именно произошло. Но скорее — был зол и в ярости на кого-то еще, оттого все нынешние и будущие беды объяснял всего одним именем, с подростковым максимализмом не обращая внимание ни на что иное. Попытки отца потерянно объясниться и признать свою вину он просто не воспринимал всерьез.

А беды, между тем, множились и множились — в новом клане к ним относились так, будто они в чем-то провинились, будто были в чем-то изначально страшно виноваты. Словно не было совсем недавно лестных речей на переговорах, уверений во взаимном уважении и грандиозных перспектив общего благоденствия, вырисовываемых небрежными мазками пространных обещаний.

Складывалось ощущение, что Черниговские перехитрили сами себя, не включая и не обговаривая в положениях о вступление в клан долю Зубова-младшего с турнира, ожидая славный кусок добычи. Если быть откровенным, кусок настолько огромный, что знай о нем старший Зубов, то купил бы защиту в другом месте, не торгуя собственной свободой. Но он не знал и верил в порядочность людей, как оказалось, тщательно отсекавших его от информационных потоков. Хотя, пожелай он поинтересоваться или просто позвонить — никто бы ему не запретил. Однако Виктор Александрович не верил в чудо, а чудо не могло ему дозвониться…

Клан, по всей видимости, был весьма обескуражен, когда в лапы ему попали только деньги. Настолько обескуражен, что посчитал обманутым уже себя лично, и лжеца и обманщика Зубова-старшего отправили в первый месячный рейс — чистить и углублять русло мелкой речки, которой суждено в планах аналитиков клана стать судоходной…

Потом был провал на званом ужине у Императора, где Паша обещал показать себя с лучшей стороны, но все вылилось в грандиозный скандал и сбежавшую мышь, которую до сих пор не могут найти во дворце…

И Павлу представили княжича Антона, за грехи которого с того часа ему предстояло отвечать…

Одним словом, служба Зубовых в клане Черниговских началась очень скверно. Слишком скверно для тех, кто принес в клан бизнес стоимостью в миллиард и четыре с половиной миллиарда призовых наличными.

Да, они пришли с проблемами — но клан знал об этом. Проблемы множились снежным комом, но Черниговские только небрежно отмахивались, как от пустяка, отражая равнодушие к земным проблемам клана из первого десятка.

Даже когда к Зубовым появились весьма значительные претензии от тех людей, кто посчитал их виновными в прорыве плотины на турнире. Даже после того, как крови Зубовых захотели Шуйские, разъяренные фактом жизни на их земле пособников наркоторговцев. Даже в тот миг, когда Виктору Александровичу почудилось, что прогонят его с порога, раз им заинтересовалась Имперская служба безопасности. Черниговским было все равно — их принимали в клан и не ставили дополнительных условий.

Понятно, что Зубовы не могли отвечать за сотворенное бандитами безумие на турнире. Более того, понятия не имели, что перевозят контрабандой в герметичных кейсах. Хороший адвокат мог отбиться от всех претензий, будь они классовым уровнем ниже. Но аристократы в большинстве своем — как ленивые львы, что предпочитают хватать добычу поближе и пожирнее. С бандитов еще не ясно, получилось бы что-то взять, а вот у Зубовых было налаженное дело и деньги на счетах… Хотя некоторых не устроили бы и деньги — в качестве компенсации те интересовались исключительно жизнью, как высшей ценностью, которую можно отнять.

Виктор Александрович отдавал себе отчет, что с таким багажом отношение к ним в клане будет довольно прохладным. Одно дело — позиция клана, что не желал отступать от своих слов, а другое — суровая практика подбивания баланса прибылей и убытков от появления «новых родичей». Тут Зубовы, вероятнее всего, обходились в ноль или легкий минус, несмотря на бизнес, со всеми его верфями, кораблями, ремонтными заводами, а также древними привилегиями рода, позволявшими не проходить досмотр на границах княжеств и не платить налог за пересечение чужих вод. Сам Виктор Александрович оценивал его в миллиард рублей. Однако часть врагов легко бы скинулась на этот самый миллиард, лишь бы увидеть Зубовых в своих пыточных.

Но уже пять с половиной миллиардов, потеря всего и вассальная клятва служить во благо клана — это более чем достаточно, чтобы начать новую жизнь тем, кто оступился, но искренне раскаялся. С таким щедрым даром кто угодно согласился бы их принять к себе, даже не вспоминая про мифическую ГЭС и обогатительный комбинат с залежами ценных руд. Пять с половиной доводов «за» против одного довода «против» — логика великих семей была бы более чем прозрачна. Тем более, что Зубовых действительно нельзя обвинить ни в чем, кроме преступной неосмотрительности — особенно имея в адвокатах двух-трех «виртуозов». Казалось бы…

Тем не менее, Зубову-старшему досталась работа по двадцать часов в сутки и бесконечные поездки по стране. А его сыну — роль мальчика для битья, виноватого во всем, что сотворит младший наследник князя Черниговского…

«За что?» — хотелось иногда вопросить. — «Неужели жадность клана настолько сильна?»

Но через год командировок, Виктор Александрович сам начал догадываться «за что». И дело тут не деньгах и ресурсах. Однако даже в мыслях остерегался произнести правильный ответ.

Во всяком случае, вера в то, что любой гнев не вечен, а скоро и он сам, и сын станут настолько полезны клану, что оставлять их на вторых ролях окажется просто невыгодно, все еще горела в сердце. А там можно будет мягко отойти от некоторых скользких дел, чтобы не влезть в них повторно…

Зубов-старший полагал так до того момента, как жизнь врезала очередной раз — достаточно сильно, чтобы прочувствовать это на фоне остальных ударов.

От евгеников клана пришел документ, обязывающий Черниговского-Зубова Павла завести семью по достижению восемнадцати лет с указанной в бумагах клановой девушкой. С учетом прохладного к Зубовым отношения, это означало только одно — клану их жизни были не нужны, но клан нуждался в родовых привилегиях Зубовых, оттого тот торопился поскорее завести этим привилегиям легального наследника.

Иной причины быть не могло — евгеники так топорно не работают: сила детей напрямую зависит от чувств влюбленных, потому гораздо проще устраивать балы и корректировать евгеническую программу по уже проявившимся между молодыми людьми чувствам. Удел прямых приказов относился исключительно к политике, а не к браку внутри клана.

Простой аристократ, удостоившийся вхождения во влиятельный клан, мог этого не знать. Но Зубов-старший, несмотря на свирепый вид, который многие полагали компенсацией ума за счет мышц, имел весьма обширные познания и острый разум, пусть и затуманенный отчасти случившимися с семьей бедами.

Виктор Александрович начал осторожные разговоры с сыном — в те дни, когда им удавалось побыть вместе. Следовало выстроить в его понимании четкую картину причин и следствий того, как они оказались в этой точке. Надо было признать вину, дать ей оценку, сопоставить с принятыми последствиями. Нельзя было вечно винить в своих проблемах кого-то еще. Потому что эти «кто-то еще» были теперь крайне необходимы ему и Павлу. Друзья — это то, что клан не способен был отнять у его сына. Высокопоставленные друзья, с которыми он выиграл турнир, и это никак не могло пройти даром. И пусть они разошлись не сильно удачно, и прошли четыре года, но молодость умеет прощать — тот же молодой Шуйский рано или поздно возглавит клан, а младший Самойлов — свой род.

— Я знаю. — Был спокойный ответ на опережение, стоило Виктору Алесандровичу начать правдивую историю их жизни.

А последующие наводящие вопросы показали, что Паша действительно осознает всю картину целиком. Даже тот факт, что его отец заигрался с неизвестным грузом, предпочитая закрывать глаза на его содержимое. Даже понимание того, что их с отцом действительно было за что уничтожить — каким бы неприятным для его лет и гордости не казалось это знание.

— Так может, напишешь друзьям? — Осторожно начал Виктор Александрович.

— Уже поздно, — прикрыл на мгновение глаза его сын.

— Но если попробовать…

— Поздно, отец. — Пресек варианты Паша.

— Ясно… — Новая неудача даже не отозвалась особо в душе.

Привык, быть может. Хотя попытаться через знакомых поднять их статус в клане — или даже сделать незаменимыми — было бы очень хорошо…

— Я не успел извиниться вовремя, — словно спохватившись, объяснился сын перед старшим. — Эти люди не такие, как мы с тобой.

Зубов-старший вопросительно поднял бровь.

— И не такие, как княжич Антон. — Замялся Паша, словно сам не зная, какое подобрать сравнение. — Они уважают чужое право ненавидеть. Я этим слишком увлекся.

— Речь все еще о твоих ровесниках?

— Отец, я был без сознания, когда мои ровесники убили двух «мастеров» и трех «учителей», — дернул в ироничной гримасе Паша уголком губ.

Пусть те и были на «химии», возвысившей их с «воинов» и «ветеранов», и не обладали высокоранговыми техниками — Зубов-старший читал отчет о происшествии.

— Наследник Шуйских вполне способен и не на такое, — осторожно заметил отец. — Их Сила Крови велика…

Может показалось, но сын пренебрежительно отмахнулся от этих слов и на некоторое время замкнулся в себе.

— Ладно, тогда давай попробуем решить, как нам саботировать евгеническую программу… — вздохнул старший Зубов. — Имя нам известно, а значит есть возможность сделать так, чтобы она полюбила кого-то еще.

Паша ожил и недоверчиво посмотрел на отца. До восемнадцати лет ему тогда оставалось около полугода.

Впрочем, эти полгода слабо отличались от предыдущих — очередные удары судьбы по безропотно подставленным щекам.

Пока не случилось настолько страшное и невероятное, что наступило ощущение странного спокойствия. Их изгнали из клана.

Был поздний вечер, и был малый зал клановой башни с десятком золотых люстр, множивших причудливые тени от статуй вдоль стен. Мрамор пола под искусственным светом рассекали линии из черного камня, вычерчивая места, где положено было стоять подчиненным родам клана. Но ныне из них не было никого, кроме Виктора Александровича вместе с сыном — да и те стояли в центре зала, под откровенно злым и раздраженным взглядом князя, занявшего свой угловатый трон у дальней от входа стены. Еще был взгляд императорского стряпчего — равнодушный, разве что с легким любопытством к происходящему действу. Императорский служащий был молод, одет с элегантностью потомственного работника ритуальной службы, и предпочел встать рядом с троном. В его руках был электронный планшет, напрямую связанный с реестром благородных лиц — а также с его физическим отражением в виде вполне материальной гербовой книги ветхого года, которую было запрещено выносить из здания императорского архива.

Словом, выкидывали их из клана без большого стечения народа. Быть может, еще и оттого, что процедура слабо походила на ритуал, пусть и главные слова были сказаны в самом конце, а стряпчий выполнил необходимые манипуляции, сообщив в итоге, что род Зубовых более не входит в клан князей Черниговских, и делать ему тут более нечего.

Через несколько минут Виктор Александрович вместе с сыном стояли у стен Тайницкой башни Кремля, одетые в простые рубища на голое тело, подпоясанные веревкой. Все, что у них было раньше — даже та одежда, в которой они вошли в клан — являлась ныне собственностью Черниговских. Ритуальные хламиды выдал им стряпчий, за что к незнакомому и оставшемуся безымянным для них функционеру была даже толика благодарности.

На лицах у обоих Зубовых виднелась уже запекшаяся кровь — кожу рассадило от перстня, когда князь хлестал их ладонью по щекам, выговаривая злые слова. Но это оскорбление было еще в те времена, когда они были его слугами, а значит и ответить на него было нельзя. Унижение — это единственное, что дал им прежний клан в дорогу.

Виктор Александрович был абсолютно спокоен. Покосился вправо и увидел такое же спокойствие на лице сына — даже умиротворение. С сыном вообще в этот день творилось что-то странное. Вроде как, пьяными влетели на танке в банк, да еще вместе с наследником, за которым ему было предписано следить… Но отчего же чуть ли не улыбка пробивается на его устах?.. И когда князь Черниговский орал на него, срывая злость — откуда превосходство, тщательно скрытое за прикрытыми веками и понуро наклоненной головой? Не повредился ли разумом наследник? Эти вопросы займут его позже.

Сейчас же — под ногами встала новая система координат, начало отсчета новой жизни. Однако мир вокруг от этого не стал добрее.

— Пройдемте, граждане, — среагировали вполне логично на двух окровавленных мужчин в дерюге органы правопорядка.

Вокруг все еще было главное туристическое место страны, и неподобающий вид оборванцев явно смущал прохожих — вот и двое постовых, до того контролировавших потоки экскурсионных групп, проявили бдительность.

— Пусть так, — согласно кивнул Зубов-старший.

Никаких документов им не дали — грамоты и удостоверения надо было выбивать самим, и с этой точки зрения гостеприимство полиции было весьма кстати.

А еще Виктор Александрович вполне обоснованно полагал, что если бы не эти полицейские, то на красной площади мог запросто состояться последний бой Зубовых в истории страны. Изменения в реестре благородных уже произошли, и огромное количество недоброжелателей уже было осведомлено о том, что род более никто не защищает. Месть — это дело, в котором надо бы обязательно успеть первым, особенно когда мстить можно только двоим. Вряд ли кого из мстителей смутило бы многочисленное число зевак и прохожих, равно как и случайные жертвы. Откупились бы.

В общем, в полицейском «уазике» Зубовы разместились безо всякого конфликта, заняв отделение машины по ту сторону решетки, на сиденьях, расположенных лицо к лицу. И некоторую тряску по брусчатке пережили вполне стоически.

Но когда машина резко вильнула, отчаянно кому-то просигналив, а потом и вовсе экстренно затормозила, «клюнув» на амортизаторах и бросив пассажиров вперед, у Зубовых проявилось некоторое недоумение, которое не отменило поднятые щиты Силы и готовность к неприятностям.

Попросту — даже из-за мести, никто из высокородных не стал бы нападать на машину полиции посреди города. Рискнувших такое предпринимать быстро осадили в свое время, вырезав на всякий случай вплоть до тех, кто мог такую вредную привычку унаследовать, популярно объяснив общественности, что внутри спецавтомобиля — личная территория Императора. Более никто такую наглость не практиковал.

Словом, надо просто в край охаметь, чтобы нападать на служебную машину. Или иметь весомые для того основания.

— Сдурел?! Освободи дорогу! — Не сдержался водитель «уазика», сигналя машине впереди.

Зубов-старший присмотрелся через решетку и лобовое стекло — дорогу загораживал роскошный внедорожник белого цвета, внаглую занявший встречную полосу.

Вокруг была Ильинка в четыре полосы движения, крайние из которых уже давно стали парковочными местами для клиентов бутиков и ресторанов Верхних и Средних торговых рядов, оттого разъехаться без потерь не удалось бы при всем желании — справа доступ к широкому тротуару перекрывал серый опель.

Но вместо конструктивных действий, с ума сошла еще одна машина, что ехала позади обнаглевшего внедорожника — той же расцветки и модели, она, ускорившись и резко сманеврировав, притерла «уазик» сзади, не давая отъехать назад.

Пока служивый за рулем набирал в легкие новую порцию воздуха для матерного возгласа, задняя дверь стоявшего перед ними внедорожника открылась, выпуская статную женщину пятого десятка лет, с высокой прической, собранной шпильками с алмазными оголовками, вспыхивающими золотыми искрами в свете заходящего солнца. Госпожа, одетая в длинное платье цвета морской волны, неспешно прошествовала им навстречу, касаясь пальцами правой руки перстней с крупными ярко-алыми гранатами, надетых на левой — слишком броскими и алыми для мирного наряда, оттого завораживающими в своей пугающем сходстве с цветом крови.

— Женщина! — Вышагнул ей на встречу водитель полицейской машины и спотыкнулся о величественный взгляд. — Гражданка… Леди…

— Ваше сиятельство, — поправила его дама, пройдя мимо опешившего служивого и остановилась сбоку от «уазика», с интересом посмотрев на тонированное окно, за которым сидели задержанные.

— Ваше сиятельство, никак нельзя препятствовать правосудию! — Хоть и оробев, но вполне уверенно произнес водитель.

Все же, не абы где служат, а в Кремле — и князей видали, хорохорился он про себя.

А там из другой двери «бобика» вышел и его коллега, перевешивая укороченный автомат на грудь — не помочь, так поддержать морально.

— Не имею желания препятствовать, — низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. — Свидетельствую, что двое на заднем сидении машины — это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.

— А вы, ваше сиятельство, из каких земель? — Отчего-то занервничал напарник, положив руку на рацию у нагрудного кармана.

— Князья Борецкие мы, — с ироничным прищуром посмотрела на него леди.

— Так их поди двадцать лет, как нет, — ляпнул водитель.

— Девятнадцать, — охладел голос княгини. — Двадцатый следующим годом будет. Будьте любезны, откройте дверь машины.

— А мы, ваше сиятельство, никак этого не можем. — Уверенно ответили ей, загораживаясь начальственной волей. — У нас приказ их до отделения доставить.

Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь облупившуюся краску, и рыхлым ржавым порошком осыпалась комьями на асфальт и порог автомобиля. Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший. И напряженно — словно узнавая и не веря — его сын.

— Непорядок творите! Перед нашим господином ответите! — Сорвался голос автоматчика, вцепившегося в рацию и, отступая назад, громким шепотом вызывавшего подкрепление.

Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то, что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.

— В самом деле, не оставят вам этого просто так, — посетовал Зубов-старший, не торопясь выходить из машины.

Он не помнил княгини, и он точно знал, что всех Борецких вырезали до последнего человека. А значит, повода выходить из безопасного места не было ни малейшего.

— Это вы? — Как-то неуверенно, но с огромной надеждой спросил у него из-за плеча сын.

Виктор Александрович с удивлением посмотрел на Пашу.

— Я. — лукаво улыбнувшись, чуть наклонила голову леди. — Пойдешь со мной?

— Пойду! — Радостью отозвался Пашка, подавшись вперед.

— Сын! — Строго осадил его отец. — Ты знаешь… Ее сиятельство?

— Знаю, — в полный голос произнес сын.

— Ваше сиятельство, — обратился Зубов к леди. — Наше общество может вас изрядно стеснить.

— Еще минут пять — вряд ли. Потом придется пробиваться из города силой.

— Какие условия нашей эвакуации? — Сосредоточился Зубов.

Пусть помощь пришла неожиданно, но он уже был в условиях стесненного времени, и помнил цену поспешным поступкам.

Тем более, если это обманка, благодаря которой их должны выманить из машины, соблазнив легким решением их бед и знакомством с сыном — пусть длинные разговоры дадут шанс подкреплению до них добраться.

— Я предлагаю вам чистую одежду, душ и безопасное место, чтобы спокойно принимать решения. — Смотрела на него княгиня, что возрастом должна была быть его ровесницей, но во взгляде прорывалось нечто настолько покровительственное, что казалось — вернулись школьные годы, и за его попытками выглядеть взрослым наблюдала строгая, но добрая учительница.

Страхи и подозрения невольно уходили, но возвращались вновь — битый жизнью человек не доверял ни чувствам, ни зрению.

— Во что нам это обойдется? — Был серьезен Виктор Александрович, несмотря на возмущенное пыхтение сына рядом, который желал вставить слово, но из-за воспитания не смел вмешиваться в беседу.

— Никакой платы. Никаких условий. Вы свободны любить и ненавидеть кого угодно. Свободны уйти, когда захотите, и звонить, кому пожелаете. Главное мое условие — чтобы кое-кто ел мои вареники. — И последняя, сказанная с улыбкой, фраза явно предназначалась сыну, дрогнувшему и громко выдохнувшему.

— Папа, просто верь мне. — Настойчиво произнес Паша.

Виктор Александрович замер, будто просьба затронула нечто глубинное в его душе. Неуверенно повел плечом, оглянулся на сына — и, обогнув узкое кресло, вышагнул из безопасности машины. Дал место выйти Пашке.

Затем медленно посчитал до десяти и убедился, что они все еще живы.

— Забирайтесь в машину, — леди уже была в джипе, и перебралась на дальнее сидение, оставив дверь открытой. — У нас еще две минуты свободного коридора.

И Виктор Александрович, уступив место рванувшему внутрь внедорожника Паше, забрался следом и закрыл дверь, безропотно подчиняясь слову княгини.

Княгини, которой полагалось быть мертвой, но которая сейчас была живее, чем он сам.

— Еще раз здравствуйте, — подал совершенно равнодушный голос с переднего пассажирского сидения знакомый по отречению стряпчий, привычно удерживающий на руках планшет.

— Филипп, реестр еще не закрыт? — Поинтересовалась княгиня, пристегиваясь и давая водителю отмашку на начало движения.

— Нет, ваше сиятельство, — размеренно и неторопливо ответили ей.

А за окном на бешеной скорости замелькали фасады улиц центра Москвы, подсвеченные по вечернему времени. На один миг вперед их вырвалась машина сопровождения, и мир огласился тщательно приглушенной звукоизоляцией салона сиреной и окрасился всполохами синего спецсигнала, ловко зацепленного на крышу на ходу.

— В таком случае, Виктор Александрович и Павел Викторович, есть у меня к вам предложение. — Устало отклонилась княгиня на кресло и заглянула в экран своего сотового телефона.

— А как же спокойно принять решение? — Припомнил ей Зубов обещание, улыбнувшись уголком губ.

— Разумеется, оно при вас, — рассудительно ответила Борецкая. — Но у вас есть право на досрочный ответ. — Покосилась она в окошко на мелькнувший силуэт боевого вертолета, решившего покружить над столицей в свете заходящего солнца.

— Мы подумаем, — положил ладонь на руку сына Виктор Александрович.

— Но, — встрепенулся Пашка, до которого прекрасно дошла суть предложения.

— Мы подумаем, — был настойчив Зубов-старший, но тут же смягчился, обращаясь к сыну. — Есть кое-что выше обстоятельств, нехватки времени и убийц над нашей головой. Есть традиции, предписывающие не идти в новый дом без достойного подарка.

Спереди одобрительно покивал стряпчий.

А Паша обескураженно оглядел серую мешковину на своих плечах.

Ее сиятельство вздохнула и извиняющеся качнула плечами, глядя в центральное зеркало — чтобы стряпчий видел.

— Я подумал. — Неожиданно произнес Виктор Александрович. — Ваше сиятельство, вас устроят координаты затонувшего галеона с золотом?

— Эм, — похлопал ресницами Пашка, удивленно глядя на отца.

— Право слово, неловко, — повел тот рукой изящным жестом, несмотря на тесноту заднего ряда, и чуть поклонился. — Но мы немного стеснены в материальной части, чтобы доставить его содержимое вам немедленно.

Вернее, из материальной части были только веревки и собственные руки.

— Однако честью клянусь, он там есть. — Завершил Зубов. — Мой пра-пра-прадед его лично топил и оставил верные приметы.

— Отчего же вы им не воспользовались ранее? — Проявила сдержанное любопытство Борецкая.

— Так разве клад может считаться чьим-либо, пока его не найдут? — Ответил Зубов на невысказанный вопрос про то, почему на него не наложили руку Черниговские. — И разве можно жертвовать богатством предков, откупаясь от собственной глупости? — С грустью произнес он для сына. — Это плата за будущее, а не за прошлое.

Должно, обязано быть нечто такое у семьи, о чем можно вспомнить, когда потащат на плаху. Желательно, конечно, до этого не доводить.

— Ваши предки одобрят ваше решение? — С интересом рассматривала мужчину княгиня.

— Подобные ситуации уже бывали, — размеренно кивнул Виктор Александрович.

Не став добавлять, что в таких случаях традиция предписывает затопить два корабля с деньгами взамен одного поднятого.

И он знает, чьи корабли это будут.

Глава 11

Реальность собирается из десятков событий, хороших и плохих, нейтральных и тех, которым еще предстоит дать оценку. Но самыми скверными из них все равно будут те, что начались и никак не хотят завершаться, раздражая неопределенностью исходов. В общем, самолет Федора вылетел ранним утром из Бухареста. А сейчас было почти пятнадцать дня…

Казалось бы, полторы тысячи километров, новый «Боинг» с крейсерской скоростью в девятьсот пять километров в час. Однако никакой информации о том, что борт приземлился в одном из столичных аэропортов, равно как и других данных о нештатном развитии событий. И это порядком выматывало.

— Охо-хо, — вздохнув, обновил я вновь страничку с табло прилета в «Домодедово» на экране сотового и оглянулся на здание университета.

После утреннего дождя кирпич фасада слегка потемнел, как и асфальт перед главным входом. Ближе к обеду распогодилось, но и после занятий народ все равно неохотно занимал парковую часть скамеек, предпочитая идти домой или прогуливаться, кутая ладони в рукава кофт от налетающего холодного ветра.

Мне, в комплекте одежды от модельера Панкратова, было вполне комфортно на ближней лавочке у фонтана. Это вон Ника замерла на дальнем конце скамейки, поджав локти к телу и вытянувшись вперед с видом независимым и сосредоточенным, как та кошка на остановке в мороз. Серый шерстяной пуловер и брюки, видимо, не спасали.

— Плохо тебе, да? — Прошипела она, заметив мое внимание.

— Плохо, — мрачно кивнул я, обновляя сайт «Шереметьево».

Понятно, что есть люди, которые проконтролируют даже военные посадочные полосы и доложат о прибытии Федора, но совсем бездействовать не было сил.

— Боишься?

— Боюсь, — честно ответил.

Техника — надежная, летчики — опытные, артефактов от падения у брата — полно, да и свита такая, что может устроить знатный салют любым встречающим. Но маетно все равно.

— А я тебе говорила! — Добавила она с торжеством в голосе.

— А, ты про это, — вспомнил я про банковские дела прошлым днем и небрежно отмахнулся. — Это ерунда.

По сравнению с Федором — так точно.

— Что значит ерунда, Самойлов?! — Возмутилась она тоном человека, который переживал и не спал всю ночь, и ожидал, что остальной мир поступит так же.

— Так виноватых уже нашли. — Нейтрально повел я плечом.

Ника напряглась, как спринтер перед стартовым выстрелом, а в широко расширившихся зрачках можно было увидеть, как черные люди перебирают самые черные мысли.

— Нашли? — Произнесла она деревянным голосом.

— Газеты надо читать. Или вон, сайты новостные. — Обновил я сайт «Внуково» и вновь вздохнул, не найдя информацию о прилете.

Девушка тут же взялась за свой телефон и принялась листать ленты информагентств. Причем, выражение ее лица от прочитанного менялось от напряженного, до шокированного, обескураженного и весьма удивленного.

Ограбление банка, все же, достаточно тонкая и щепетильная тема, чтобы ее трогать — за деньгами всегда их владельцы, которым категорически не нравится, когда вытаскивают на свет их неудачи и портят бизнес. Но вот светская хроника — это совершенно иная ипостась прессы, что как раз таки кормится со скандалов, покусывая одних высокородных акул и кормясь возле иных. Так что весь эпизод с изгнанием Зубовых и переходом к Борецким уже был на первых полях онлайн-изданий, невольно вытягивая всю подноготную с ограблением банка. Разумеется, от издания к изданию манера освещения события менялась — кто-то оплатил, чтобы Черниговских основательно прополоскали с грязью — не перегибая палку, но тщательно перебирая все скандалы с участием Черниговского Антона и довольно иронично характеризуя произошедшее в пользу Зубовых. Часть изданий, получивших конверты с деньгами этой ночью, старались потоптаться по Зубовым, которых вытащили из беды, но те отплатили черной неблагодарностью. И все они немного недоуменно отзывались о Борецких, признавая, что принятие в клан довольно неоднозначного рода — не самый оптимальный шаг для клана из одного человека, неактивного около двух десятков лет. Тем более для того чтобы заявить о себе вновь. Впрочем, что ждать от женщины — скрывалось за строками иных борзописцев. Интересно, но строки о Борецких сопровождались только архивными фотографиями молодой княгини, а часть и вовсе — в бытность ее Лидией Гагариной. Красивая у меня бабушка.

— Значит, все хорошо? — Робко спросила Ника.

— Тебе как, правду, или чтобы спать покрепче?

— Чтобы спать покрепче, — мудро ответила девушка.

— Все будет хорошо. Вон, туда посмотри, — кивнул я на парковку у правого крыла университета. — Там тоже все хорошо.

Пожалуй, нет лучше места на свете, чтобы подарить девушке машину. Во всяком случае Артем выглядит весьма довольным, кружа на руках повисшую у него на плечах Веру, издававшую восторженный звук, близкий к ультразвуковым частотам. Машина была красной и двухдверной.

— Вау, — нейтрально отозвалась Ника.

И в этой нейтральности, тщательно смешанной с объективными «ну и что», «мне какое дело» и мудрым «каждый заслуживает право на счастье», было столько «что б ты сдохла», что ребята невольно оглянулись на нас.

— Прошу отметить уровень радости. Вчера вон сделал тебе подарок, и что ты мне сказала?

— А ты принес вторую половину денег?

Я вздохнул, достал пачку купюр из пиджака и передал девушке.

— Спасибо.

— Вот. «Спасибо». И никаких восторгов за средство передвижения красного, между прочим, цвета.

— Какое еще средство передвижения? Туфли!

— Как будто босиком будет быстрее, — буркнул я, и вновь обратил внимание на сотовый.

— Так что у тебя случилось? — Осторожно поинтересовалась Ника.

— Федор прилетает.

— Так это же хорошо? Или ты боишься, что он прознает про твои черные дела и безрассудства?

Покосился в ее сторону и скептически взглянул на облик, уже полный высокомерного превосходства.

— А ты сережки снимала, когда вчера ложилась? Что-то у тебя левой не видно. Может, потерялась где? — Обеспокоенно уточнил я. — В люк какой упала?

С удовольствием понаблюдал, как превосходство бледнеет и сменяется маской ужаса. Рука Ники медленно потянулась к мочке уха, наткнулась на маленькую золотую сережку и замерла с ней в пальцах.

— С-скотина.

— Значит, показалось, — констатировал я.

И еле увернулся от первого удара кулачком по плечу. Потом подумал, включил щит и позволил девушке молотить по нему невозбранно.

Понятное дело, что Артем, уже отличившийся сегодня выбором правильного времени и места, умудрился подойти к нам именно в этот момент. К счастью, подошел весьма мудро, оставив Веру где-то позади — скорее всего, отправил объезжать новую машину по окрестностям, так как алого спорткара на месте не было.

— Я не помешаю? — Громко кашлянул он, стоя в пяти метрах от нас.

— Нет-нет, — поднял я руку в приветственном жесте.

Ника, пискнув, переместилась на другую сторону скамейки и постаралась выглядеть предметом интерьера.

— Не заняты? Может, подойти позже? — Уточнил Артем, иронично глянув в сторону девушки — все равно та старательно рассматривала что-то в другом направлении.

— Да какой заняты. — Вздохнул я. — Забрала деньги, да побила. Ты присаживайся.

Рядом задохнулась от возмущения Ника, но высказать ей что-либо помешал Шуйский, расположившийся между нами. Через его габариты разговаривать не очень практично — эдак он и на свой счет принять может.

— Неправда! — Коротко выдохнула девушка.

— Еще мы обсуждали, что подаренные мною туфли — это не автомобиль.

Ника резко встала с лавочки и зашагала от нас по дорожке.

— Вот и славно, — констатировал я, смотря в спину удаляющейся от нас быстрым шагом девушки.

— Не слишком ли? — Усомнился Артем.

— Сейчас придумает красивый ответ и вернется, — успокоил я его. — Шагов через сто придет понимание, что если просто уйти, то ты мне поверишь. Потом сложности креатива и внутренний диалог по ролям. Так что если есть что срочное и не для чужих ушей, то у тебя минута.

— Ты вчера как день провел? — Задумавшись на мгновение, уточнил друг.

— Очень спокойно. Университет, поездки по городу в компании с девушкой. Если тебя интересуют некоторые события, то даю слово — из танка я не стрелял.

— А…

— И мои люди не стреляли. И по программе моих людей он этого не делал. Вообще никак к этому выстрелу не причастен. Еще вопросы?

— Это очень хорошо, — с чувством выдал Артем. — Я, если честно, про тебя подумал.

— На моей совести водопровод, — назвал я одну из пострадавших вчера коммуникаций. — Но он произошел после. Очень грустно, что во всех происшествиях винят невиновных.

Эта реплика вполне бы пришлась к месту в одной из газетных статей.

— Отлично, — хлопнул Артем себя по колену. — Извини, право слово. Там такой шум поднялся, аж до нашего леса долетел. Отречение клана от рода — когда такое в последний раз было!

— Готовились вчера Зубовых убить? — Спросил я ленивым тоном, глядя, как столь же сосредоточенно возвращается в нашу сторону Ника.

— Я — нет, — нахмурившись, склонил голову Артем.

Хорошие у нас двоих ответы, правдивые.

— Я, наверное, вообще должен быть ему благодарен. Или его пьянству. Банк оказался из очень непростых. Сейчас пытаюсь выйти на тех, кто планировал мое испытание. Очень хочется с ними побеседовать.

— Считаешь, Паша тебя специально прикрыл, когда что-то разузнал?

— Это вряд ли. — Произнес Шуйский, но все же задумался. — В любом случае, Пашку никто больше не тронет. Борецкие под свое крыло взяли. Сегодня вон, пытались, правда…

— Паша был в университете?

— Да. На лимузине с гербовыми номерами Борецких приехал. На костюме тоже герб. Документы подал, что не Зубов он более. В главную семью его забрали.

— Вот как.

— Решение хорошее, — пожал плечами Артем, вновь выпрямляясь. — Фамилию и детям можно оставить, а жить надо сейчас.

— Надо же. Вчера слуга, сегодня принц. — Поддержал я разговор.

— А я то как удивился… С утра из типографии реестр новый привезли — краска еле высохла. Говорят, дважды за ночь перепечатывали — Черниговских без Зубовых, потом еще изменения с Борецкими. Никогда такого не было.

— Так кто Пашу тронуть-то пытался?

— Мелочь всякая, что рядом с Антоном Черниговским вилась. Только Стародубский Сергей первому же в ухо заехал сразу и без разговоров. Борецкие — они сейчас неприкосновенны, как дипломатическая почта. Их в свое время не защитили, позволив убить — так столько семей рухнули по рангам Силы, кто охранные клятвы давал… Тридцать лет назад была война с Борецкими, без победителей и побежденных, с тех времен все идет. Очень темная история. Детали, извини, рассказать не могу.

Я понятливо покивал — о наших отношениях с княгиней со стороны известно не было, равно как и то, что причины глобальной войны практически всех кланов против одного и почетной его сдачи, оформленной документом за подписью порядка сорока семей, я знал. Победители обещали жизнь и защиту всем представителям Борецких. Обещали сохранить их земли и не тронуть достояние — все для того, чтобы Борецкие отказались продолжать конфликт, сняли проклятия с родников чистой воды и глубинных скважин, обратили непроходимые болота обратно в плодородные поля, приостановили разливы рек, затапливающие города, и отправились в добровольную ссылку за рубеж на сотню лет. Огромный срок — однако это лучше, чем лишиться всего, пусть и ценой страшных потерь для врага. Да и что сотня лет для старой семьи…

Однако прошло каких-то шесть лет, и все клятвы оказались пылью — победители предпочли деятельно хранить и одновременно пользоваться хранимым имуществом, но каждый понадеялся, что защищать жизни побежденных на чужбине будет кто-то еще. Поэтому, когда стали исчезать потомки Борецких, а потом исчезла супруга главы рода и погиб он сам — все они предпочли обвинить друг друга, переругаться и забыть свой позор.

Сейчас страница их падения была вновь открыта, и никто не хотел становиться клятвопреступником во второй раз. Тем более, что защищать Борецких — не означало любить их и оказывать воспомощество. Слишком многие из тех сорока привыкли считать собственность побежденных лично своей, а положения нарушенного победителями договора возвращают Борецким и земли, делая их вновь князьями, и все, что было отдано ими на хранение.

Впрочем, все они знали, что был и побочный эффект обретения своих земель — с титулом вернулись обязательства поддерживать славное имя рода, а так же исполнять необременительные ритуалы, доказывая его жизнь и благополучие.

Например, если клан Борецких не покажется на любом императорском приеме в течение двадцати лет с момента официального извещения в реестре о гибели последнего действующего представителя рода, то их герб будет перевернут, какими бы ни были живыми его обладатели — а значит и все договоренности станут ничтожными и не обязательными для исполнения. Оставалось просто подождать, храня жизни Борецких, но ограждая их от тех суетных и скучных мероприятий, на которых по статусу присутствует император. На такие приемы и без того почти невозможно попасть, а уж если влиятельные господа этого не захотят, то приглашение получить практически нереально.

Так что желание тех же Стародубских защитить Борецкого Пашу — увы, совсем не вечно. Менее года этому желанию осталось существовать — как-то последние девятнадцать лет Борецким было не до приемов…

Помолчали, заметив опасную близость лишних ушей.

— Господа, — насквозь официальным и елейным тоном произнесла Ника. — Позвольте пригласить вас на венчание Юсупова Валентина и моей скромной персоны, что состоится десятого октября сего года.

— Ого, — с интересом поднял на нее взгляд Артем, а затем перевел на меня. — Ты смотри, придумала.

Ника нервно глянула в его сторону.

— Валентин, значит, — задумчиво кивнул я.

— Именно так, — гордо подняла она подбородок. — Второй своего имени, двоюродный племянник главы клана.

— Вот он бедняга. Сейчас позвоню, — набрал я номер старого, еще по Багиево, знакомого — а ныне партнера по бизнесу, игнорируя удивленный взгляд Ники и интерес в глазах Артема.

Эка совпало… Впрочем, холостых у Юсуповых не так, чтобы очень много…

— Алле? — Произнес я в ответ на радушное приветствие. — И тебе жить долго и счастливо до десятого октября. Потому что потом возможны варианты… Угу… Это не к тебе лично, это один старый пень… Ну, не пень, а уважаемый человек… Рад, что мы отлично друг друга понимаем.

Отключил вызов и посмотрел на притихших ребят.

— Валентин не может жениться. Он заболел. — Констатировал я Нике, положив мобильный слева от себя.

Сделав пару шагов в сторону, Ника бессильно присела на край скамейки и пригорюнилась.

— У нас и очень больных могут оженить, — произнес Артем.

— Это очень инициативный и творческий человек, — высказал свою веру в Валентина. — Вытащит штамм какой-нибудь заразы, да крышку приоткроет — кто ж его в люди повезет? Кому нужен карантин на половину города? — Рассудительно завершил я.

А потом стало очень неловко, потому что справа от меня донеслись тихие всхлипывания. Да и Артем посмотрел с укором.

— Будь добр, сделай круг до проспекта, — вздохнув, попросил у него.

А когда тот покладисто отправился на неспешную прогулку, присел рядом с Никой рядом и постарался ободрить.

— Ну что ты так, честное слово. — Осознал я полную неспособность привести верный довод.

— Я же просила не планировать мою жизнь.

— Это импровизация! — Добавил я со всей искренностью. — Ну, не надо слез… Ника… Ладно, — взял я вновь телефон и набрал прежний номер. — Алеу, Валентин? Тысяча извинений, если что планировал на десятое — то зеленый свет. Все. Будь здоров.

Но вместо благодарности на меня смотрели полные боли и обиды глаза. А плач начался с новой силой.

— Да что не так то! — Всплеснул я рукам. — Ну хочешь, Федору на меня пожалуешься?

— Хочу! — Глухо произнесла Ника, отвернувшись. — Пусть хоть что-то с тобой сделает. Потому что я тебя спасать больше не буду.

— Ну да, я ж не апельсины, что б меня спасать… — буркнул я, не подумав.

Потому что девушка замерла, припомнив тюльпаны и свой внешний вид в тот момент, с рыком повернулась и попыталась вновь испытать мою защиту на прочность своими кулаками.

— Как вы? — осторожно поинтересовался Артем, завершив круг.

— Нормально, снова бьет, — жизнерадостно ответил я.

— Федор приедет — тут же звони! — Ника гневно встала, развернулась на месте и с чувством собственного достоинства нас покинула.

— Пойду я, наверное… — Оглянулся Артем в сторону парковки, но пока Веры на новой машине там не было.

— Как там клуб?

Все же, среда, а ограбление не состоится точно. Артем, правда, подзавис, пытаясь определить грань секретности и возможность говорить о ней, но выдал вполне понятно:

— Приняли всех без дополнительных испытаний. Даже удивительно. Внутри, как я понял, разброд и шатание. Очень многим не понравились условия этого набора. Слишком громко все получилось, а лидеры отмалчиваются.

— Так объединяй народ вокруг себя. — Предложил я.

— Думаешь?

— Родом ты вышел, силой не обделен. Опять же, вокруг тебя объединяться удобно — ты большой, тут и тень в жаркое время и парусность от ветра отличная.

— Да ну тебя… Я же серьезно.

— А другого шанса может и не быть. Сейчас ты заинтересованное лицо в центре внимания, тебя выслушают. Завтра опять будешь чужим.

— Буду пробовать. — Сосредоточился Шуйский. — Тем более, польза от клуба уже есть. Вчера вон эксклюзивное предложение пришло — весь флот и речную инфраструктуру Черниговских приобрести. Вроде как, с уходом Зубовых это теперь непрофильный для них бизнес.

— Хороший лот.

— Стоимость бешеная, — покивал Артем одухотворенно, словно всерьез помышляет о покупке. — Но ладно цена, там еще условие кредит им золотом и наличными предоставить в сжатые сроки.

— Я бы не рекомендовал.

— Аналитики пока считают, — вежливо ответил он мне, маскируя за словами смысл «не твое дело». — О, Ника опять возвращается. Что-то новое на этот раз?

Девушка все же дотопала до нас снова — складывалось ощущение, что и уходила только следы слез убрать и косметику поправить, потому что выглядела столь же солидно и уверенно, как в прошлый визит.

— Тем не менее, хотела бы повторить свое приглашение на мое венчание. — Жестко и уверенно произнесла девушка.

— Обещаю, что обязательно приду на твое венчание, равно как и этот высокоуважаемый лопух, — отмахнулся я от нее.

— Чего это я, а? — возмутился Артем, толкнув локтем.

— А то, что если захочешь потратить в никуда уйму денег, то отдай их Нике, — поднялся я с места. — Она хотя бы сделает это красиво.

Шуйский перевел хмурый взгляд с меня на Нику, которая внезапно заметалась взглядом и порозовела. Всего на мгновение, но его обычный добрый и чуть снисходительный взгляд сменился на острый и крайне умный, тут же исчезнув, чтобы восстановить маскировку добродушного увальня.

— То есть, не рекомендуешь? — Повторил он.

— У вас вон — аналитики. А у меня — наконец-то Федор приехал, — с теплотой посмотрел я на экран с долгожданной смской. — Поехали мы.

Артем подкинулся с места и зашагал вместе с нами.

— Я с вами поеду, можно? Федора не видел давным-давно. — Привычным неторопливым тоном произнес он. — Поздороваюсь.

— Да, конечно. — Не стал я отказывать, осознавая, что кое-кто просто хочет продолжить разговор. — Только у меня два места, не более. — Выставил я свое условие.

Из-за дальнего конца улицы наконец-таки показалась красная машина со счастливой Верой за рулем.

— Может, Вера следом, — пробормотал Артем, но тут же осознал, что Веру я в гостях просто не жду. — Хотя, Федор ведь не на один день?

— До субботы наверняка будет.

— Значит, еще увидимся, — махнул рукой он своей девушке. — Неправильно оставлять даму наедине с подарком. Еще документы оформлять…

На том и расстались, разъехавшись каждый в свою сторону.

— Федор попросил квартиру для свиты, — поставил я Нику в известность, садясь в машину. — Я предложил твой старый адрес. Тем более, ключи у водителя есть.

— Ну, та квартира более не моя, — рассудительно, пусть и с ноткой ревности отозвалась она.

— Вот и славно. — Отдал я распоряжение и впервые расслабился с самого утра.

Даже пробка, в которой мы умудрились застрять на целых сорок минут — и та не сильно подорвала настроение. Зато на крыльцо знакомого подъезда вбегал с нетерпением и немного мандражируя. Резко остановился, придержал Нику за плечо и критически ее оглядел.

— Пойдет, — вздохнув, выдал я оценку и зашел внутрь подъезда.

— Что значит «пойдет»?! — Донеслось возмущенно позади, резонируя с бетоном стен и лестниц.

В желании получить ответ на свой вопрос, Ника практически не отставала в беге по ступеням, но я все равно успел первым. Правда, не войдя внутрь квартиры, а наткнувшись на высокорослого и крайне худого господина в рубашке с короткими рукавами, не скрывающими шести бронзовых браслетов на обеих руках, в белых брюках и удобных кроссовках, с сероватым лицом, выбритой под ноль головой и немигающим взглядом, что подпирал железную дверь арендованной квартиры и отнесся к нам без малейшего воодушевления.

— Мы к Федору, — почти уперся я в неожиданное препятствие.

После чего пережил довольно неприятное ощущение, сродни встречи со стаей уличных собак, среди которых только одна знакомая тебе. И не известно, станет ли к ней прислушиваться стая.

Просто случись что — и будет жалко всех.

Страж входа посторонился и дал нам пройти.

— Это кто? — Шепотом спросила Ника, стоило войти нам в прихожую.

— Охрана моего брата. Кое-кто ему весьма благоволит и не хочет случайностей, — пробормотал я, снимая ботинки.

Судя по закрытой двери спальной, Федор был там — но странно, что не вышел навстречу.

В целом, ерунда — могло и укачать с дороги. Входил я в комнату все равно полный оптимизма от радости встречи. Посмотрел, что внутри. Неловко поздоровался. Медленно вышел.

— Мать, — окликнул я Нику, уже расшнуровавшую кроссовки и перетаптывающуюся в прихожей. — Ты это, дыши что ли, — неловко произнес я на ее вопросительный взгляд.

— А? То есть, дышать? — Не поняла она.

— Ну, — почесал я затылок. — Помнишь, ты показывала? Вдооох, выыыыдох. Потом вдооох, выыыдох. Глубокий вдооох, выыыдох… Слушай, а помогает… — С удивлением ощутил я эффект.

Ника резко обогнула меня и распахнула дверь. Отшатнулась было от вида еще одного охранника, почти близнеца тому, что был у входа и в оторопи замерла.

Я просочился между ней и косяком двери, отодвинул охранника рукой в сторону и встал рядом со смущенно почесывающим затылок Федором, выглядевшим сегодня обычным молодым парнем в толстовке с затейливым принтом и неведомо откуда взявшейся челкой, достающей до глаз. Но улыбка — она была прежней.

— Вот, — указал он жестом в центр комнаты и заглянул мне в глаза, ожидая похвалы.

А в центре комнаты, ни жива ни мертва, стояла испуганная китаянка лет двадцати, в милом костюме горничной с фартучком, с меховыми кошачьими лапками на ладонях и ободом с ушками в зеленых волосах.

— Это Го Дейю, младшая принцесса рода Го. Одаренная в ранге «учитель». — С гордостью произнес брат.

— О-бал-деть. — Протянула Ника, во все глаза рассматривая девушку.

— Федор, — строго произнес я. — Я сколько раз говорил: нельзя похищать людей, и не испытывать при этом чувство вины!

— Но я не похищал! — С возмущением произнес брат. — Я попросил князя, а он простил клану Го один из долгов. Вот и все!

— М-да? — Задумчиво произнес я, пытаясь представить, за какой долг можно попросить принцессу главной семьи.

— Да! Правда, она милая? — С нежностью посмотрел он на китаянку, а та с опаской покосилась в ответ, сделав микрошажок назад.

— А все это, — указал я на одежду. — Это стандартный комплект поставки?

— Не, они ее вырядили в что-то некрасивое и громоздкое. — Отмахнулся Федор. — Лицо зачем-то белым намазали, вещи еще эти мрачные… Да и атмосфера там давящая, — передернул он плечами. — Все плачут, все угрюмые, будто умер кто. Как они там только живут? Ладно хоть сегодня ненадолго заехали…

— О-бал-деть.

— Так а лапки откуда?

— Ну, они ей идут, — мудро заметил брат. — Правда «Ня»?

— Да какое «Ня», это ж не Япония, а китайская подделка. — Обошел я девушку и констатировал еще и пуховый хвостик сзади.

— И ничего не подделка! — С горячностью заступился Федор. — Ты посмотри какое качество, какой дизайн! Да это как минимум Xiaomi!

— Максим, я передумала жаловаться твоему брату. — Обескураженно произнесла Ника.

— А это она, да? — Словно только что обнаружив, Федор с интересом присмотрелся к девушке. — Нет, ну здорово. А если еще лапки и ушки добавить…

— Максим, я пойду. — Забеспокоилась Еремеева и отшагнула к двери.

— Подожди на кухне. — Попросил я. — И чай завари. Мне тоже. Всем чай. — Вздохнул я, оглядывая тревожно смотрящую на нас принцессу. — Она хоть английский знает?

— С этим загвоздка, — признал Федор. — Дали то, что было. Без языкового пакета. Только китайский.

— Федор…

— Но можно ведь и со словарем, — был настойчив брат, а затем заглянул мне в глаза и с полной серьезностью произнес, чуть подрагивая голосом от эмоций и искренности. — Я не хочу, чтобы ты выкрадывал кого-либо и попал в неприятности. Все уже есть. Не надо никуда лететь. Пожалуйста.

— Максим, я все же хочу пожаловаться твоему брату, — донеслось из проема двери.

— Пойдем пить чай, — признательно улыбнувшись, пожал я Федору плечо, мягко развернул его от себя и пошел за ним следом.

Чтобы он не увидел эмоции на моем лице. Как и любому нормальному человеку, который уже похитил другого человека, мне было стыдно.

* * *

Люди клана Аймара не рождаются на равнинах и в долинах рек; не появиться им и среди леса, в пещерах и на глади океана.

Первый крик нового человека клана должен отразиться от горных кряжей, прокатиться осыпью по каньонам и отозваться громовым эхом. Следующим звуком в мире будет голос матери ребенка, что, срывая связки, станет предлагать горам имя за именем, пока духи неба не примут истинное, отметив его оглушительным раскатом сошедшей с вершин лавины.

Пакэри Инка Тинтайа — услышали вершины Анд двадцать два года назад, и третье имя было выгравировано в камне на родовых скрижалях, а два других были сообщены тем, кто не входил в семью.

Говорят, духи неба редко признают даже пятое имя — слишком многого просят родители для своего ребенка, и молчание гор в ответ побуждает снизить запросы к судьбе-заложенной-в-имя, дабы не остаться безымянными совсем. Но в этот раз духи прислушивались особенно тщательно, выбирая достойное имя той, что станет говорить с ними по праву крови, будучи первой дочерью главы клана. Они выбрали — и горы содрогнулись, лишаясь снежных корон.

Начиная свою жизнь в горах, истинный Аймара предпочитает завершить круг жизни на берегу озера Умайо. Там его эхо, зарожденное первым криком, стихнет навсегда.

А вот в период между рождением и смертью, представитель Великого клана вправе быть где угодно.

Аймара Инка жила в Нью-Йорке уже третий год. Родственники неохотно отпустили любимую дочь в большой город, но и не препятствовали, зная, что более всего манит неведомое и запретное. Рано или поздно каждый ребенок клана желал оказаться в декорациях любимого кинофильма, сериала или книги — так что пусть поедет и разочаруется сам, чем не станет верить правде из уст старших.

А он разочаруется. Не важно, какой будет та причина, что упомянут после прибытия домой — равнодушие людей за красивыми улыбками; бедные кварталы, полные нищих и сумасшедших; приторная сладость покупной воды или продукты, которые невозможно есть. Там просто нет гор — и это будет главным, что станет звать домой.

Три года назад истинная Аймара закричала в полный голос на Таймс сквер. Не от испуга, ужаса или радости — просто, чтобы услышать эхо собственного голоса среди восхищающих в тот миг монструозных высоток. Но не услышала ничего. Воздух, зажатый бетонными колоннами, стянутый линиями авеню и улиц, не вернул обратно восторг юной девушки. Он был мертв, и ни один дух неба не согласился бы тут жить.

Даже люди — и те постарались отвернуться от ее крика, словно не замечая. Потому что крик — это чужие проблемы, а в большом городе они никому не нужны.

Потом были три года Корнельского университета по направлению компьютерной техники и вычислительных сетей. Клан нуждался в тех, кто мог помочь ему с космической программой, к которой Аймара потихоньку подбирались. Горы все еще не были покрыты объективами спутников, и партизаны из года в год продолжали делать мелкие пакости, которые давно следовало прекращать. Покупать же у кого-то готовые решения — означало позволить продавцу смотреть на дома и горы клана одновременно с собой.

В университете мнение девушки о людях изменилось в лучшую сторону. Может, потому что молодость — она всегда ярче и живее, отзывчивей и более открыта новому. А может оттого, что стоимость обучения отсекала от университетских кампусов неустроенную часть общества, о которой тут старались не вспоминать. Для тех, кто выходил за стены, были даже списки улиц, по которым официально не рекомендовалось ходить — там слишком сильно ненавидели чужое благополучие и полагали его отнятым лично у себя.

Не то, чтобы принцессу клана занимало общее благоденствие. Просто в университете нашлись и те, кто ненавидел уже лично ее. Не потому, что Инка сделала кому-то что-то плохое — слишком качественно ее учили это делать, чтобы кто-то мог выжить и затаить злость. Просто наследница Аймара была чудовищно богата даже для обитателей кампуса.

В семье считали, что золото — это просто красиво. Тут же многие сходили с ума, пытаясь представить вес клипс-ракушек, кулона, перстней, браслетов и золотого шитья, чтобы перемножить граммы на курс в ломбарде. А ведь украшения она меняла почти каждый день, и из дома привозили каждый месяц новые…

Словно не замечая, что сами походят на тех людей из гетто, о ком пренебрежительно отзывались, за ее спиной высказывались мерзости про краснокожих убийц, собиравших деньги и золото с трупов честных английских переселенцев. Хотя, казалось бы, откуда эти переселенцы в Андах… Правда, был какой-то экспедиционный корпус — дед рассказывал — но потерялся на полпути.

За все это время, ее комнату пытались обворовать три раза — и всякий раз приходилось объяснять, откуда взялись посиневшие от яда трупы на полу, один из которых внезапно оказался племянником сенатора.

Дважды ее пытались ограбить на улице хорошо организованные группы, в действиях которых не было ни намека на экспромт — и вновь объяснения с полицией, а когда и те решили при ней помянуть краснокожих ублюдков, то девушка все же вспомнила, что она слабая и хрупкая, да позвонила отцу… Обещание сравнять город с землей от главы Аймара — это не то, что можно игнорировать даже лорду штата. И ей принесли извинения… Оба раза приносили… Вот чего в Америке было вдосталь для всех — это извинений, что ни к чему не обязывают, и обещаний, которые можно не выполнять.

Это все к тому, что Аймара Пакэри Инка Тинтайа была привычна и к этому городу, и к его обитателям. Не ждала от окружающего мира добра и вполне привыкла к подлости, грабежам и попыткам убить.

Но от приглашения на конференцию по новым компьютерным технологиям и защите программ все же ожидала скучного и спокойного события, интересного только специалистам внутри отрасли и тем перспективным студентам, которых пытались заарканить американские корпорации, соблазнив бесплатными перелетом в Нью-Йорк и отелем.

Девушка в бесплатном гостиничном номере не нуждалась, так что в первый же день направилась сдать его обратно. Бережливость — это то, к чему в Аймара особое отношение.

Тем удивительнее был факт, что пожелай она взять королевский люкс в том же отеле — то ключи ей дадут те же самые. Попросту, еще никогда полностью оплаченные номера такого уровня не сдавали обратно — и на вызов с рецепшна выбежал сам администратор отеля, принявшись крайне вежливо и обходительно умолять драгоценную клиентку изменить свой выбор и остаться у них в гостях. В глазах у него, правда, виделись огромные суммы комиссионных за две недели аренды, которые он безвозвратно потеряет… Но не это побудило Аймара передумать.

Королевский люкс — это слишком даже для крупной конференции, однако вполне логично для интриги уровня великих кланов — а значит, достаточно интересно, чтобы заглянуть внутрь номера. Опасности ее не пугали — они влекли ее вперед, будто показывая своим огнем направление неба в этой сонной и болотной жиже огромного города.

В номере не было никого. Служка показал душ и удобства, продемонстрировал кнопку вызова обслуги и сообщил время, когда подадут ланч. Даже ночь — и та прошла спокойно, а гостиничный телефон так и не зазвонил, обозначая личности тех, кто не пожалел кучу денег, чтобы обратить на себя ее внимание.

Зато любопытство и предвкушение ожили следующим утром, когда для поездки на конференцию к отелю подали лимузин. Который рутинно и предсказуемо отвез ее к серому зданию конференц-холла… И это начинало легонько раздражать, еще и потому что первые пять лекций были скучными и не совсем по профилю… Но зачем-то же ее сюда привезли! Может, что-то случится на следующей пятиминутке для кофе и легких закусок? К ней подойдут в обед? Сделают интересное предложение для семьи и клана к завершению первого дня, после еле слышной речи старенького профессора, послушать которую пришли только пятнадцать человек, включая ее саму, а дослушивать остались лишь она и компания из трёх студентов этого старичка, явно отбывающих повинность?..

К лимузину, что оказался у выхода, стоило ей покинуть здание, Тинтайа подходила в легком бешенстве.

— Кого вы представляете? — Села она рядом с водителем-индусом, озадаченно посмотревшим на красотку с необычным, красного отлива, цветом кожи в бежевом костюме, у ворота которого сидела — вместо шарфа — изящная ящерица, плетеная из нитей золота.

— Профсоюз водителей лимузинов, госпожа, — поплыл водитель, прикипев взглядом к драгоценному металлу.

— Кто тебя нанял? — Схватила она его за галстук и резко потянула.

— Господин Раджеш из Мумбаи, он хозяин автопарка, госпожа, — испуганно затараторил тот.

— Р-р-р! Кто приказал приехать к отелю?!

— Менеджер.

— А менеджеру?!

— Мы такси, госпожа! Кто заплатит — туда едем. — осторожно отклонился назад индус. — Но ваш заказ оплачен, госпожа. Целый день тут стою, вас ожидаю, госпожа. Изволите назад ехать, госпожа?

— К своему менеджеру вези, — раздраженно отозвалась Аймара.

Менеджер ничего не знал. Даже будучи привязанным за ноги к вентилятору на потолке и медленно покачиваясь вслед рывкам двигателя, он голосил, что заказ был оплачен устроителями конференции неделю назад.

«Может, это просто знак уважения к нашей семье?» — Как-то неловко почувствовала себя Инка.

В знак признания вины, помогла менеджеру спуститься и подарила ящерицу со своих плеч. Тот пытался целовать туфли, отчего девушке захотелось подвесить его снова — потому что было видно по глазам: подарок он продаст.

В гостиницу Аймара вернул тот же лимузин, а водитель под конец долго извинялся, что завтра ее встретит его коллега. Мол, живот заболел — сил нет… Ему она подарила золотой перстень с искусным узором, закрыв глаза, чтобы не увидеть алчность в его взгляде. Но все же заметила его лицо, когда надо было входить внутрь через дверь из вращающихся стекол. У водителя было восхищение — чистое, искреннее, словно у нее самой… Жаль, что завтра водителем будет кто-то еще.

В номере снова никого не было, а секретки в виде тонкой прозрачной нити и волоса беззастенчиво снесла прислуга, сменяя белье и выполняя уборку…

«Дурацкий день, дурацкие подозрения» — Констатировала Инка. — «Еще и ужин пропустила».

Вспомнив о возможности вызвать прислугу, она нажала кнопку и привычно попросила официанта в номер. На первом этаже гостиницы был свой ресторан, а значит и возможность заказать нечто отличное от стандартного вечернего меню.

— Что-нибудь из напитков? — Вежливо поинтересовался симпатичный молодой человек лет восемнадцати, удерживая блокнотик и ручку.

Английский хороший — но легкий акцент чувствуется. А эта усталость в глазах, что прямо говорит о переработках, вырисовывая обычную картину приезжего, работающего на износ, чтобы что-нибудь прислать домой…

— Сок… — Начала было Инка, встретившая его стоя, но тут же сделала отрицательный жест ладонью.

Соки в этом городе слишком сладкие. Даже натуральные — сделаны из ненатуральных фруктов и горчат… Кофе будет остывшим, чай — полутеплым… Вода?

— Рекомендую коктейли, — правильно понял ее замешательство юноша. — Кровавая Мэри, Пиранья, Оазис, Бакарди?

— Что-нибудь безалкогольное? — Чуть разочарованно от перечисленного уточнила Аймара.

— Есть «Две недели в России».

— Из чего он? — Заинтересовалась странным названием девушка.

— Чистейшая родниковая вода, яблоки, мята. Успокаивает и наполняет жизнь новыми смыслами.

— М-да? — Красиво и чуть устало потянулась Аймара Пакэри Инка Тинтайа и присела на кресло, поглядывая на юношу с любопытством.

— Уверяю вас, леди. Вам понравится.

И было в этом ответе столько уверенности и искренности, шедшей от самого сердца, что было невозможно не соблазниться.

Глава 12

Финансовая целесообразность не позволяла арендовать квартиру в Москве без мебели и техники — такой, как она осталась после отъезда Ники по новому адресу. Слишком много средств за пустые стены, даже близкие к метро — и пусть не предполагалось заселять их кем-либо, а так же устанавливать внутри точки наблюдения, явки и перевалочные пункты, но необходимое обустройство там появилось на второй-третий день аренды.

Так что направляя Нику делать чай, я был уверен, что там найдется и чайник, и столовые приборы, и упаковка заварки вместе с сахаром — не говоря уж о столь необходимых предметах мебели, как несколько стульев вокруг нового стола. Интерьер обновляли готовыми решениями известного шведского производителя, потому получилось быстро, качественно и стерильно — без малейшего намека на индивидуальность, зато добротно и до последней мелочи.

Вот чего тут точно не было и быть не могло, так это огромного количества объемных пакетов с разнообразными продуктами, расставленных прямо на столешнице кухонного гарнитура. Ника отодвинула часть их к окну, чтобы высвободить место для манипуляций с заварочным чайником и кружками, и относилась к ним ровно с таким же легким любопытством, как и я сам — ну привезли с собой гости продукты, значит так им удобно. Непонятно, кто будет готовить, но раз есть намерение — то наверняка есть и исполнитель. Исполнитель был.

— А может Ника приготовит нам чего-нибудь? — Ласковым голосом поинтересовался Федор, расположившись за столом на табурете возле стены.

Ника замерла с кружкой в руке, напряженно выпрямив спину.

— Целый день в дороге, — пожаловался мне брат, приглашая сесть рядом. — Взлетели без завтрака, у китайцев вообще не кормили. Перехватили две плитки шоколада, да кофе из автомата.

— Кошмар, — неодобрительно покачал я головой, строго глянув на китаянку, что предпочла бочком-бочком разместиться на противоположной стороне стола и теперь опасливо поглядывала на Федора.

— Ладно по пути продуктов захватили — что угодно можно сварить. — Бодро подытожил Федор, продолжая коситься на Нику.

— Что-нибудь серьезное — это время нужно, — отмерла Ника и произнесла рассудительно, расставляя кружки с чаем на столе.

Не поднимая при этом глаза.

— Так нам ничего серьезного и не нужно, — легкомысленным и добрым тоном отозвался брат. — Хотя я бы и филе курицы под сыром и помидорами подождал, если с картошечкой. Или рыбки жареной в кляре, а?

— Так зачем ждать? — Поставила девушка сахарницу и маленькие ложечки. — Сейчас из ресторана закажем, так за двадцать минут привезут.

— Мы и про ресторан думали, но как узнали, что хозяйка есть дома, то сразу решили — лучше домашнее. — Категорично отозвался Федор. — Да ведь, Максим?

— Вот-вот, — с интересом поглядывал я на чуть скованные и нервные движения Ники.

— Продуктов много — что угодно можно приготовить! — Широким жестом указал брат на пакеты. — Мы ведь не знали, какое блюдо у вас любимое, вот и решили не стеснять. Там у окна, смотрите — овощи и фрукты. Чуть ближе — грудинка замороженная. Не переживайте, уже в микроволновке отогрели к вашему приходу. Дальше говяжья вырезка, а вот из белого пакета хвост торчит — так это красная рыба, тихоокеанская кета. Дальше у нас буженина, сыры, хлеб, пельмени…

Ника встрепенулась и зорко посмотрела на указанный пакет.

— Хотя нет, пельмени забыли, — с досадой отметил Федор.

— Не беда, я могу до магазина сходить! — воодушевленно отметила Ника.

— Незачем себя утруждать, — мягко отказал ей брат, вновь указав взглядом на пакеты. — Тем более, разве сравнятся магазинные пельмени с домашними?

— У нас тут и мясорубка есть, — поддакнул я.

— Мука — в следующем пакете. — Отметил Федор. — Вдруг, подумал я, пирогами нас обрадуют. Но можно и пельмени слепить, отчего нет?

— Суп. — Сухо прекратила наш диалог Ника. — Куриный. Подождете?

— Отчего нет, — недоуменно пожал плечами Федор и пригубил из своей кружки. — Чай сладкий. — Произнес он неопределенным тоном, сделав глоток.

То ли похвалил, то ли не понравилось — но кружку он отставил в сторону и посмотрел на китаянку, украдкой рассматривающую со своего табурета окружающую обстановку.

Для принцессы клана девять квадратных метров панельной кухни смотрелись явно небогато. И пусть вокруг было чисто и опрятно, но пренебрежение в ее глазах определенно свидетельствовало о сравнении окружающей обстановки с кладовкой для обуви в родовом особняке.

— Я думаю, надо одеть ей лапки на ножки, — спокойным и доброжелательным тоном прокомментировал Федор.

— Прости? — Поинтересовался я причиной такого решения.

— Вновь в ней принцесса просыпается. — Вздохнул Федор. — Столько гонору было поначалу, ты бы видел. Стоило в костюм горничной переодеть, так мигом два часа тишины. В самолете ей место не понравилось, а как волосы расчесал и ушки примерил — сразу стала шелковая.

— А лапки? — С интересом присмотрелся я к высокомерию, в самом деле проглядывающему в облике милого создания с ушами и хвостиком.

— Это еще до таможни догадался. Иначе бы точно завязли на «добро пожаловать, причина прилета». — Проворчал Федор. — А так сразу видно — ну какие у нее могут быть документы? У нее же лапки!

Пользуясь моментом, я тайком покосился в сторону Ники. Та с выражением бесконечного сострадания на лице смотрела на куриную тушку в своих руках. Еще немного — и точно задумает исцелить, и куда я ее тут пристрою? В зоопарк точно не возьмут.

— Может, все-таки рыбу? — Предложил я осторожно.

— Да, рыбу, — словно очнувшись, чуть отстраненно ответила Ника, аккуратно отложив курицу обратно в упаковку и отшагнув к крану, чтобы тщательно помыть руки.

— Слушай, а она у тебя не из этих? — Шепнул мне брат на ухо, покосившись на девушку настороженно. — Из травоядных?

— Да не, — отмахнулся я. — Ты бы видел, как она на жареного порося смотрела. Ничего общего.

— А мы точно сегодня от голода не сдохнем? — Продолжил он тем же тоном.

— Ника, что-то не так? — Участливо поинтересовался я, заметив, что девушка продолжает раз за разом намыливать руки.

— Все хорошо, — холодно ответила она.

Как сомнабула прошла к рыбе, выудила тяжелую кету и перенесла на вытянутых руках к умывальнику. После чего вымыла с мылом и ее. Заметив наши пристальные взгляды, медленно расположила на столешнице и взяла в руки нож.

— Да отруби ты ей уже голову! — Рявкнул Федор, не выдержав.

Вздрогнула китаянка, вбежал на кухню сосредоточенный охранник, зорким взглядом пронзив всех присутствующих и внимательно оглядев пространство за окном.

— Слушай, ну у нее ресторан, — неловко заступился я за девушку. — Зачем ей уметь готовить?

— Понятно, — вздохнул Федор. — Просто думал привычного поесть — очень соскучился. И ведь знаю, что вряд ли будет так вкусно, как я помню — но все равно хочется, понимаешь?

— Может, к Артему поедем? — Предложил я. — У него сейчас наверняка борщ и котлеты.

Со стороны гарнитура резко ударил звук ножа. А затем еще и еще раз — скрывая свой стремительный полет за спиной девушки. Ника порывисто развернулась и выставила на стол тарелку с пятью бутербродами из хлеба с напластанной бужениной.

— Угощайтесь, пожалуйста. — С угрозой произнесла она.

Я, например, свой кусок сразу взял. Федор помедлил, но тоже благоразумно забрал свою порцию. А китаянка, легкомысленное создание, пренебрежительно фыркнула и посмела отвернуть подбородок от угощения.

— Так, кому тут что не нравится? — Хищным тоном уточнила Ника и недобро прищурилась.

Го Дейю отозвалась пренебрежительным тоном, полным высокомерия, повернувшись к ней. И демонстрируя свой статус, что был по ее мнению в стократ выше непонятной женщины с ножом, зажгла над лапкой ярко-синий клубок из электрических разрядов.

— Плохая кошка! — Одернул ее Федор.

— Тихо-тихо, — унял я брата, и съежившаяся было китаянка вновь распрямила плечи, поверив, будто в этом промедлении была слабина.

Мне же просто было интересно — невероятно интересно находиться рядом с техникой электричества, воспроизведенной так близко. Она ощущалась необычно — совсем не так, как природная молния, и вовсе иначе, чем электричество на поверхности проводов. В этом клубке из мелких разрядов чувствовалось что-то отличное от собственного опыта, но странно знакомое — будто виденное когда-то давно, но надежно забытое. Однако чтобы вспомнить, казалось, надо просто протянуть руку…

— Максим, ты что делаешь? — Шикнул брат, обеспокоенно глядя, как я чуть поднялся и медленно повел руку над столом в сторону чужого клубка из электричества.

И даже Го Дейю отклонилась назад на секунду, но почти сразу же горделиво приосанилась и угрожающе повела своей рукой в мою сторону, будто пугая.

А мне так было даже легче — чтобы подхватить комок из молний испуганно пискнувшей китаянки и спокойно вернуться на свое место, задумчиво рассматривая овеществление чужой силы уже в своих руках.

— Интересно, — задумчиво ответил я, прислушиваясь к ощущениям.

Казалось, клубок покусывал кожу — словно небольшой зверек, яростный и непокорный, оказавшийся пойманным, но при этом неспособным навредить обидчику. В нем чувствовалась чужая воля — агрессивная и враждебная, и принимать эту силу внутрь себя не хотелось. Хотя, бесспорно, это можно было сделать.

Только куда этот клубок энергии теперь девать?

Я обеспокоенно посмотрел по сторонам, решая, как лучше от него избавиться. Во двор выкинуть — так а какой оно мощности? В небо отправить? Угу, с Никой в одной комнате — а потом еще за один самолет платить… Или космическую станцию…

Изумленные лица Федора и Ники точно показывали, что они мне тут не советчики, а Го Дейю и вовсе предпочла отодвинуться максимально далеко, вжавшись в стену и глядя, как на неведомое чудовище. Кстати, точно!

Зажегшись идеей, я перекинул комок чужой силы на левую ладонь, а правую запустил внутрь кармана пиджака. С некоторых пор, коллекцию перстней я предпочитал носить с собой — раз некоторые люди хотят бояться их, а не меня, то зачем их лишать такого приятного заблуждения? Словом, перстень Юсуповых нашелся не сразу, но и не так поздно. А надеть его на палец без помощи второй руки не представляло сложности.

Призванный моей Силой, мелкий электрический дракончик соткался из десятка искр над перстнем и под треск разрядов, бивших от него к коже, с привычной деловитостью уселся на пальце и расправил крылья.

— Ну, угощайся, — с интересом подвел я к его мордочке клубок чужой энергии и принялся наблюдать за поведением символа рода, который я не считал своим.

На краю сознания была версия, что облики Силы, свидетельствующие об истинности перстней, декоративны и не должны обладать волей и способностью действовать. Но куда сильнее звучало в сознании любопытство, требующее это проверить или опровергнуть. Потому что символ рода — это скучно и протокольно, а вот персонально этот крылатый дракончик принадлежал лично мне — и я чувствовал в нем нечто большее, чем просто иллюзию, которыми Федор порой пугал сестер (и они его), пока испуганные завывания Брунгильды не вызывали отца, дипломатично демонстрировавшего ремень.

Дракончик, казалось, с подозрением покосился на клубок из чужих молний. Затем словно заинтересованно принюхался и с урчанием, скрывшимся в треске крошечных разрядов, вцепился в чужую Силу, выдрав из нее изрядный шмат, повисший разрядами на его пасти, пока не был проглочен. А сам клубок на левой руке — изрядно скукожился и побледнел.

— Ты смотри, какой аппетит, — удовлетворенно произнес я, отмечая, с каким энтузиазмом тот поглощает угощение.

И — показалось ли? — но и растет при этом.

— Надо будет дать ему имя. — Констатировал я, удовлетворенно отряхивая левую ладонь от остатков чужой техники.

Дракончик недовольно покосился на пустую ладонь, а затем заметил китаянку, и словно в предвкушении замер, напружинившись для прыжка — кончики крыльев аж трепетали, рассыпаясь разрядами, от нетерпения.

Го Дейю пискнула и закрыла глаза.

— Все, хватит, — пресек я ужин и снял перстень.

Над рукой, разочарованно крутанувшись в воздухе напоследок, растаяло в вспышке прогоревших искр призванное существо.

— И стол попортил, — все же, не обошлось без накладок.

Вся столешница была в мелких пережжённых черточках.

Обернулся на комнату и слегка оторопел — занятия с крылатым созданием отвлекли непростительно много внимания. Иначе и не объяснить, как я мог проглядеть, что Федор зажмурил глаза, обнял себя руками за плечи и дрожит всем телом, а вокруг него вьется коричневая дымка защиты, обнимая не только его тело, но и охранника, что стоял подле него и равнодушно смотрел в мою сторону — без пренебрежения или осуждения, а просто отслеживая возможные действия.

Ника отложила нож на стол и спрятала руки за спиной, отступив назад к двери и глядя весьма настороженно.

— Федор, что-то не так? — Неловко уточнил я, убирая клятый перстень обратно.

Потому что сейчас уже понимал, что именно не так — равно как и то, что иную ипостась этого самого дракона брат наверняка мог видеть над своим городом. Разрушающую и беспощадную, сжигающую людей живьем и сокрушающую строения в грохоте и сиянии бесконечной грозы.

Я отдавал себе отчет, что семья знала мое происхождение — равно как и то, что оно было мне прощено, словно болезнь или врожденный недостаток. Но я обязан был думать перед тем, как что-то делать — и в этом была моя вина.

— Федор, это мой дракон. — Мягко и виновато произнес я тут же. — Он никогда тебя не обидит. Честное слово.

Справа дернуло ветром от резкого движения, рухнул опрокинутый табурет, и ощущение неприятностей стегнуло по нервам еще до того, как я поднял взгляд.

За чуть побледневшей Никой, крепко удерживаемой за плечо китаянкой, что уже успела скинуть лапки и подхватить в правую руку нож со стола, виделось полубезумное лицо Го Дейю с расширенными от адреналина и страха зрачками. Лезвие ножа лежало острием прямо на ложбинке над ключицей Ники, обратным хватом — чуть дернешься, и клинок погрузится в тело.

Глядя на меня, китаянка нервно произнесла что-то грозное и требовательное, ступив на шаг назад и потянув за собой девушку.

— Ника! — испуганно дернулся, вынырнув из собственных страхов, Федор.

Защита же заклубилась вокруг него еще плотнее.

Я поднял руку в успокаивающем жесте и ответил на его перепуганный взгляд спокойным, выражая и позой и отношением то, что беспокоиться совершенно незачем, а затем строго посмотрел на Нику.

— Ника, приготовь нам китаянку.

И растерянность в глазах девушки моментально сменилось сосредоточенностью.

По глазам резко ударила вспышка, а как та истаяла, оставив после себя болезненные разводы на сетчатке, Го Дейю уже висела над землей с заломленной назад рукой, перехваченная за шею Еремеевой, что-то вкрадчиво шептавшей ей на ухо. Нож валялся на полу, а перед девушками плыло цветастое полупрозрачное свечение, отражающее обеих, будто в зеркале. Только если зеркальная Еремеева оставалась прежней, то облик Го Дейю стремительно старел… Будто в один миг проходили годы и десятилетия — и кожа прекрасной девушки прямо на глазах бледнела, покрывалась морщинами и становилась болезненно прозрачным покровом, под которым просвечивали синие вены. И даже рост девушки — и тот становился меньше, пока в отражении не повисла древняя, немощная, никому не нужная седая старуха в костюме горничной, дрожащая от ужаса. Сама же китаянка в реальности оставалась по-прежнему молодой — но отражение словно парализовало ее разум.

Ника постаралась аккуратно поставить Го Дейю на ноги, однако та все равно упала, не способная от страха стоять на месте. Китаянка в панике забилась в ближайший угол и принялась ощупывать себя под завывания и всхлипывания, отмечая, но словно не веря, бархатистую кожу и здоровые, словно шелковые, волосы…

На все это дело с удовлетворением смотрел Федор, со смаком пережевывая бутерброд с бужениной и ласково поглядывая на Нику.

Никакой защиты вокруг него уже не вилось, а взгляд не отражал и тени тревоги или беспокойства.

— Очень, очень вкусно, — прокомментировал он, прихлебывая чай. — М-м! Чудо! Век бы кушал.

Ника смущенно шаркнула ножкой.

— Так. Огонь — ладно. То, что было в самолете — тоже ладно. — Задумчиво протянул я. — А это что было?

— Это так, — отмахнулась она. — Техника целителей. Показываем, как будет после операции. Просто я недавно поняла, что неизбежного боятся куда сильнее, чем раны или увечья…

— Что-то как-то ну очень реалистично, — допил Федор кружку и потянулся за добавкой.

Я поддакнул.

— Ну, это производная от старшей техники, надо бабушку спрашивать, — задумалась она. — Оно в обе стороны работает. Можно вас, например? — Указала она на охранника, продолжавшего стоять подле Федора.

Тот, разумеется, не откликнулся.

— Подойди, — скомандовал ему Федор, и тот сделал пару шагов в сторону Ники.

— Обычно, косметология в сторону молодости, — будто оправдывая себя перед нами, мол она все еще милая и безобидная, и нам все почудилось, Еремеева вновь призвала перед собой полупрозрачное зеркальное полотно с охранником Федора в отражении. — Хотя, вы и так молодой… — Чуть сбилась она.

Облик стража моего брата надежно застыл на середине четвертого десятка лет — более не сказать ничего определенного.

— И когда начнете? — Вежливо поинтересовался я, взяв себе бутерброд, глядя на совершенно неизменившуюся картинку.

— Уже начала, — как-то глухо и неестественно произнесла Ника.

— Не работает? — Вновь подал я голос, покосившись на Федора, чтобы чуть пожать плечами в знак извинения за девушку.

Но тот был крайне серьезен, глядя в полупрозрачное отражение. Я бы сказал — очень, очень сильно серьезен, несмотря на то, что техника явно сбоила — прошло уже более пяти минут, тогда как отражению Го Дейю хватило десятка секунд, чтобы превратиться в ветхую старуху.

Изменения произошли на шестой минуте. В отражении, у стража появился цвет глаз — синий, словно небо. И волосы — короткий ершик, постриженный по-военному грубовато. А еще — улыбка, от которой резко вздрогнул сам страж, словно очнувшись от древнего сна.

— Ника, прекрати, — крайне жестко произнес Федор, и дымка полупрозрачного отражения вновь исчезла, оставив стоять прежнего лысого стража-истукана и обескураженную Нику, которая словно понимала, что опять что-то натворила, но пока не догадывалась, как.

— Подойди, — напряженно сказал брат, глядя на стража.

К его удовлетворению и облегченному выдоху, тот беспрекословно сделал шаг по кухне в его сторону. Затем замер, повернулся к Нике, и осторожно, с признательностью погладил ее по волосам, остановив руку на щеке. Развернулся вновь и встал возле Федора.

— И родне ты — нравишься, — задумчиво прокомментировал я.

— М-да, — вздохнул брат переводя взгляд с охранника на Нику и обратно. — Весело у вас.

— Ладно, надо прекращать этот бардак, — достал я телефон и принялся вызванивать своих Ивановых.

А пока те не приедут, рассадил всех троих снова пить чай. Всем, кто пожелал вставить слово, тут же наливал еще порцию и требовал дегустировать. Осознав свои потребности в напитке, люди предпочли молчать и пить мелкими глотками.

Мои китайцы явились через половину часа, отзвонившись из коридора и сообщив, что тут подозрительный тип возле двери, но если дать им пять минут, они дорисуют кое-что под ним этажом ниже и его ликвидируют. Пришлось спасать второго стража. Ну или Ивановых — что-то нет уверенности в том, проймет ли это безэмоциональное существо древняя китайская живопись.

Познакомил китайцев с Никой, Федором и указал на Го Дейю, которая тут же попыталась сползти с табурета и забраться в милый и безопасный угол, но была удержана мной за плечо.

— Не умеет себя вести за столом. Дерется. Плохо кушает. Не знает русский язык. Надо что-то делать.

Старший из китайцев задумчиво покивал.

— Разберемся, — произнес он универсальное русское слово и увел китаянку в помещение спальни, откуда почти моментально донеслись гневные крики на китайском языке. Чуть позже — крики уже были на два голоса, второй из которых был девушки из клана Го. Тон воплей дорос почти до небес, когда раздался резкий звук разбившейся посуды.

— Сервиз, — болезненно скривился я.

— Большой? — Посочувствовал Федор.

— Минуты на две разговора.

— Пойду, разберусь, — деловито произнесла Ника и встала с места.

Сделала шаг к двери, но тут же остановилась в задумчивости — потому что никаких звуков более слышно не было.

Тут уже и мы заинтересовались и вместе подошли к закрытым дверям спальни.

Через пару секунд створки приоткрылись, выпуская довольного китайца и крайне смущенную китаянку, прячущую взгляд.

— С вашего позволения, господин, я заберу эту недостойную особу, — произнес он с почтительным поклоном.

— Надолго?

— Ровно настолько, чтобы она назубок выучила всю родословную господина вплоть до Тай Хо и прониклась уважением к тому, кто позволил сидеть с ним за одним столом, — с негодованием посмотрел он на Го Дейю, тут же виновато отведшую взгляд в сторону. — Ишь ты, враг по крови, молодой психопат и сумасшедшая кухарка! Да как у нее язык повернулся! Это дня два-три, — деловито уточнил он. — Заодно и русский подучим.

— Крайне желательно, чтобы знания языка было достаточным для преподавания, — выразил я свое пожелание.

— Не беспокойтесь, голод и холод — лучшие учителя. — Завершил он и грозным движением брови заставил китаянку покорно просеменить к двери.

— А ты ведешь родословную от Тай Хо? — Шепотом уточнил Федор. — И кто такой Тай Хо?

— Вот выучит — у нее и узнаем, — пожал я плечами, глядя, как закрывается за китайцами дверь.

— Сорвалась учеба, — все еще глядя в сторону двери, задумчиво почесал затылок брат. — Ты уж извини.

— Да ничего, — пожал я плечами. — Все равно есть резервный вариант на эти три дня.

А пока тот осознавал сказанное, поспешил тут же повиниться.

— Я не знал, честно. Только сегодня утром привез. — Развел я руками в ответ на осуждающий взгляд. — Я думал, ты не сможешь прилететь.

— Так, — раздался за спиной жесткий голос Ники. — Какую еще бабу ты притащил в мою квартиру?!

— Не притащил, а украл, — буркнул я. — И вовсе даже не сюда, а в надежное место. И вообще, Еремеева, у тебя завтра экзамен.

— Какой еще экзамен? — Тут же переключившись, осторожно уточнила она.

Потому что учеба продолжала бить ее учебником Фихтенгольца по голове.

— Или два экзамена. Думаешь, я не договорюсь? — Хмуро глянул в ее сторону.

Из за спины Федора выступил страж, встал перед Никой и принялся пялиться на меня своим ничего не выражающим взглядом.

— А тебе я азбуку подарю, — мрачно произнес я в адрес препятствия. — Там на букву «Н» через тире — «Не лезь не в свое дело» в картинках с дохлым лысым мужиком.

— Так, хватит, — встал между нами Федор и взглядом повелел охраннику отойти в сторону. — Никто не будет ничего плохого делать! Вместе едем смотреть вторую!

— Вместе едем отвозить Нику домой, — буркнув, отвернулся я. — Вот зачем ей смотреть?

— А она где? — Уточнил брат. — У деда?

— Ну…

— Так заодно и познакомишь?

Я повернулся и перевел взгляд с Федора на Нику, сверлящую меня недовольным и обиженным взглядом.

И правда, пусть дед посмотрит. Вдруг я неправ. Вдруг у меня просто заболевание какое-то… Вон, менингит голову повреждает ведь… Хотя и не простужался, но все равно без нее не могу.

— Продукты с собой захватите, — выдохнул я, признавая чужую правоту. — Там есть, кому готовить. И мяту надо захватить по пути… Я обещал…

— Для кошки? — Пискнула Ника.

— Может, для кошки, — проворчал я.

Кто ж их знает, этих горных и независимых…

— Тогда я возьму еще один комплект ушек и лапок, — деловым тоном произнес Федор и тоже принялся за сборы.

Путь до крепости Биен невозможно совершить на машине. Место, изолированное от внешнего мира высокими стенами, являлось крошечным доменом Юсуповых на землях клана Долгоруких, и было доступно только по воздуху. Раньше еще существовал вариант спуска и подъема по стене, но пару лет назад в период очередного охлаждения отношений крепость по внешнему радиусу окопали глубоким рвом, заполнив его водой и облагородив до уровня городского парка. Вышла неплохая туристическая достопримечательность, которая должна была по задумке раздражать обитателей крепости наплывом посторонних людей — но я знаю точно, хозяину крепости это наоборот было в радость. Прикованный много лет к должности хранителя Источника Силы, старый виртуоз положительно относился к новым лицам, которые не смотрели на серые стены крепости с ненавистью.

Что касается знакомых лиц — неведомо как Михаэль относился к остальным, но нас с Федором он действительно любил.

— Вырос-то как, — с улыбкой подхватив брата, спускающегося с вертолета, смотритель покружил его на руках и потрепал по волосам.

Мне досталось крепкое рукопожатие, Нике — милостивый кивок и капелька любопытства, а двум охранникам Федора короткое послание:

— Дернетесь из вертолета — сожгу.

И было оно сопровождено таким давлением мощи и ярости, что стало не по себе даже мне — даром, что стоял за спиной. Стражники терпеливо принялись ждать нашего возвращения.

Потому что спорить с «виртуозом» в месте его силы — абсолютно бессмысленно.

— Как наша гостья? — Передав подарки с большой земли, в числе которых были и продукты, и заранее заготовленные сувениры, вежливо поинтересовался я у деда.

— Спит. Но сон продлевать все труднее и труднее, — посетовал дед указав на приземистое серое сооружение без окон возле тренировочного полигона.

Следом за нами двинулись и Ника с Федором.

— Я хотел бы переговорить с ней на полигоне. — Посмотрел я на все еще синее небо над головой. — Это возможно?

— Саркофаг, конечно, выкатим. Только второй раз усыпить не выйдет точно. Либо договаривайся, либо убей, — жестко завершил он.

Дед без особого энтузиазма отнесся к утренней гостье. Можно сказать, был весьма раздражен, узнав, кто она — но сохранил свое мнение при себе, обозначив рамки, после которых действовать станет он сам.

Аймара на землях Юсуповых быть не должно. А раз не должно, то и девушке суждено либо стать другом, либо исчезнуть навсегда, не оставив никаких следов, указывающих на Юсуповых. Никому не нужна новая война — это то, что не было сказано вслух, но вполне было понятно. Как бы я ни относился к своей родне, однако беды я им не желал — как, в общем-то, и всем незнакомцам вокруг.

— Договорюсь, — успокоил я деда, чуть изменив маршрут в сторону полигона. — Пусть ее доставят сюда. Еще нужен стакан родниковой воды с дольками яблока.

Если второй просьбе и удивились, то эмоции остались внутри смотрителя. Распоряжение он отдавал спокойным тоном, и уж их никто оспаривать не стал — выполнили в точности.

На некотором удалении остановились Федор и Ника — девушка что-то напряженно рассказывала брату, явно жалуясь и ябедничая, но с каждой секундой чуть обескураженно признавая, что глаза Федора разгораются интересом от каждой сказанной ею детали. Тоже мне, нашла чем стращать ребенка — ограблением банка на танке… Хотя, конечно, мне тоже скоро достанется — поежился я. Несмотря на энтузиазм, степень риска брат отлично осознает…

Саркофаг с Аймара выглядел прозрачным хрустальным гробом из сказки, и внутри него была определенно красавица с необычным, чуть алым цветом кожи. Притихли позади меня Федор с Никой, и в тишине только слегка скрипели ролики по хорошо утрамбованному грунту полигона, да звучали шаги двух конвоиров, толкающих саркофаг впереди себя.

— Защита полигона отключит механизмы наведенного сна, — предупредил дед. — У тебя минута. И глаза береги — выцарапает, — буркнул он, отвернулся и двинулся к границе полигона.

Вот уж точно, что не нужно крепости — так это попадание ее главного защитника в активный контур полигона, замурованный глубоко в землю и ограничивающий применение дара вплоть до полной блокировки. Обычно место применяется бойцами крепости — определенные режимы позволяют ослабить боевые техники до уровня учебных и тренироваться в полную силу, а полная блокировка не позволяет мухлевать с физической подготовкой тела.

Мне же полная блокировка нужна была ровно на пару минут. В частичной я не нуждался вовсе.

Вряд ли напиток, мною приготовленный из воды, яблок и мяты, мог называться полноценным коктейлем — но толика волшебства объединяла все компоненты, пронизывая общностью вкусов холодную, до зубовного скрежета, родниковую воду. Ей понравилось, я был уверен — но так же признавал, что после такого сна любая вода будет с восторгом воспринята обезвоженным телом.

Аймара перехватила стакан через мгновения после пробуждения и сделала жадный глоток, а затем еще один, пока стакан не показал дно. Но и последние капли были пойманы на язычок и поглощены.

После чего последовал требовательный взгляд.

— Где я? — Спросила она на английском.

— В России, на две недели. — Спокойно отозвался я, не препятствуя ей подняться из хрустального гроба и оглядеться по сторонам.

Вокруг были только серые стены крепости, скрывающие горизонт.

— Зачем я здесь? — Девушка оправила одежду и хмуро посмотрела на меня.

— Потому что я этого захотел.

По нервам резко стегнул незримый клич-призыв, полный ярости — и заполненный той Силой, что полигон в теории должен был удержать. Моей Силой — ощущаемой мною всякий раз, когда я стоял под грозовыми небесами. Я успел перехватить его в последний момент, ощущая рулем машины на полном ходу, который вздумал дернуть взбалмошный пассажир.

Очи Аймара округлились от удивления, а сама она озадаченно посмотрел на небо.

— И я готов предложить тебе честное соглашение. — Скрыл я свое изумление способностями гостьи и продолжил вести себя невозмутимо.

— Честное? Пленнице? — Будто услышав издевательство, иронично приподняла она бровь.

— Честное, — согласно кивнул я. — На эти две недели, ты станешь учить меня техникам своей стихии.

— Невозможно. — Категорично качнула она головой.

— После каждого урока, — проигнорировал я ее жест. — У тебя будет один шанс убить меня той техникой, которой ты меня обучала. Защита полигона будет полностью отключена.

— Кольца, артефакты, руны, татуировки, покровительство высших духов? — Напряженно перечислила Аймара, глядя на меня, как на врага, подлежащего уничтожению.

— Артефакты моего брата, которые сейчас на мне. Они сильные, но я не стану их переодевать и подзаряжать до завершения этих двух недель. С тебя — клятва не бежать, не вредить мне, моим близким, тем, кто мне дорог и тому, что мне дорого, не передавать весть родным прямо или косвенно и не применять Силу без моего разрешения. Сможешь убить меня, и тайны твоего рода уйдут со мной в могилу, а тебя доставят домой целой и невредимой. Не сможешь — я все равно верну тебя домой, а техники станут платой за твою слабость.

Девушка дернулась, как от удара и со злой гордостью посмотрела в мою сторону.

— Как будет обозначено завершение занятия?

— Это предел, который обозначу я в момент неспособности более усваивать информацию, — тщательно выговаривал я, подбирая верные слова на английском. — Либо завершу по своей воле ранее.

— А если ты окажешься ни на что неспособен, враг?

— Это будет только моей проблемой. — Сухо ответствовал я.

— Я согласна и даю в этом свое слово.

— Соглашение заключено.

— А теперь молись своим богам в последний раз, смертник. — Процедила Аймара. — Сегодня мы станем учить технику ранга «мастер».

— Вашу дивизию, вокруг меня одни мутанты, — чертыхнулся я в голос по-русски, с возмущением обращаясь к брату и деду, замершим на краю полигона и до того с интересом прислушивающихся. — Что эта, что Артем!

— А у нее какая проблема? — Поинтересовалась Ника.

— Какая-какая, — проворчал я, подходя к родным и скидывая пиджак им на руки. — Они подрывают мою веру в собственную уникальность.

Оставив одежду у родных, я прикрыл глаза и потянулся к небу. И когда сверху донесся первый раскат близкой грозы, вновь повернулся к условно-добровольной наставнице.

— Иногда я могу учиться и не спать по двое суток. Надеюсь, это не станет проблемой? — Расстегнул я манжету и закатал рукава рубашки.

— Ощущение собственной бездарности придет к тебе раньше.

Нет, надо как-то эту спесь сбивать…

— Предлагаю дополнительное условие. Если я сегодня выживу, ты наденешь декоративный ободок с ушками и не станешь снимать без моего разрешения, — произнес я, на мгновение основательно задумавшись, в воображении представляя, как они будут на ней смотреться.

И выходило — очень даже красиво. Почти, как на Нике.

— Странная просьба для трупа, — фыркнула раздраженная Аймара, рассыпая в воздухе вокруг себя десятки полупрозрачных схем-конструкций, которые явно означали нечто крайне сложное и очень, очень любопытное.

Обучение началось.

— Но если ты окажешься права, к моей смерти получишь сорок килограмм золота. Слово.

— Согласна. — Создала она еще около сотни схем-концентраторов, смысл которых было вновь крайне трудно уловить.

— Ничего-ничего, — пробормотал я, приседая на землю и всматриваясь в каждое из них. — Завтра сможешь отыграться. Там еще лапки, хвостик, тапочки… Слушай, а ты как насчет готовки? Просто есть отличный вариант поучить одну прекрасную барышню… Меня-то она не послушает, но быть хуже принцессы…

— Поторапливайся, скоро придет дождь. — Посмотрела Аймара на небеса, вновь разошедшиеся громом. — Скверно умирать, валяясь лицом в слякоти.

— Дождь не придет никогда. — Поднял я на нее взгляд. — Гроза идет, чтобы не пугать детей за стенами, когда у меня что-то начнет получаться.

— Сомневаюсь в этом. — Поджала она губы.

Со спины раздались неспешные и тяжелые шаги. А затем рядом с показным кряхтением присел дед, задумчиво повел рукой по своей щеке и вгляделся в переплетения линий.

Рядом столь же невозмутимо присел Федор, уронив подбородок на руку. Чуть дальше присела Ника, тоже принявшись выглядывать в схемах что-то свое.

— М-да. — Первым высказался брат, поменяв руку под подбородком.

— Охо-хо, — вторила ему Ника.

— Вам ли понимать величие техник клана Аймара, — с пренебрежением отозвалась гостья.

— Ну и убожество, — подытожил дед, поднимаясь на ноги. — Максим, это видоизменённый «Пламенный путь», но крайне несбалансированный, с другим якорем силы и с утечками в шести контурах. Пойдем ужинать, я тебе потом объясню.

— Сколько людей покалечило, пока количество ошибок в краденой технике не дошло до минимально допустимого числа? — Неодобрительно покачал головой Федор, вставая следом.

— Оно разрывает энергетику владельца, — с негодованием отозвалась Ника, тоже не видя причин задерживаться.

— А я вот честно признаю, что ни черта тут не понял, — вздохнул я обескураженно, но тоже направился за дедом.

М-да. Надо вспоминать запомненное и разбираться.

— Стойте! Я имею право на удар. — Скрипя зубами от ненависти, потребовала Аймара.

— Да пожалуйста, — велев всем отойти, я распахнул руки и просительно уставился на девушку.

Ждать пришлось пару минут — гостья готовилась к своему шансу со всей серьезностью, стараясь делом показать необоснованность придирок. И в чем-то ее план удался — шарахнуло сверху так, что из-за поднятых ввысь комьев земли показалось, будто вбило по бедро в грунт, а там и набросало сверху, основательно запорошив рубашку пылью. «Пламенный путь» с иным якорем силы уверенно перепахал около сотни квадратных метров вокруг, и там где удар пришелся на не защищённое артефактом пространство — глубина разрыва пласта достигала десятка метров. Солидно, пусть и совершенно непонятно, как оно смотрелось со стороны. Но да потом проверим.

Прислушался — отток силы артефактов, хитро законтренных на внутреннюю защиту крепости, оказался минимален.

— Добро пожаловать в Россию. Надеюсь, вам понравятся эти две недели… И хватит уже дуться, пошли кушать. — Примирительно протянул я к ней руку. — Там сегодня особо чистая красная рыба, а ты второй день без ужина.

— Завтра. Я убью тебя завтра, — уверенно произнесла она.

— Угу. — Полностью согласился я с ней, требовательно встряхнув ладонью. — Только давай сделаем это чем-то более качественным и мощным? Честное слово, перед дедом неудобно.

Ладошка гостьи оказалась чуть горячеватой.

— Ты будешь страдать и корчиться от боли.

— Федор, ушки! И не надо так смотреть, красивая леди. Вы сами проиграли.

* * *

Отражение красного заката накрывало склоны горного ущелья, расцвечивая алым узкий серпантин дороги со стоящими на ее краю пятью белыми внедорожниками. Красный оттенок поселился и в черных костюмах охраны, почтительно отошедших подальше от обрыва. И только одежды двух немолодых мужчин, что бесстрашно стояли у самой пропасти, изначально были в цвета крови — ритуальные, прошитые золотом и украшенные белыми вставками из акульих зубов и позвонков хищных зверей. Оба человека — седые, с выветренной морщинистой кожей и острыми чертами лица. Но разница в возрасте между ними все равно ощущалась столь же четко, как у двух камней, замерших друг рядом с другом — и материал один, и фактура, но старшинство того, что был справа и чуть впереди, не вызывало сомнений.

Вдоль серпантина могуче тянул ветер, срывая мелкие камешки с высоты на асфальт и унося их вниз, в пропасть. Иногда размеренность сменялась резким порывом, словно толкающим в спину. Но двое возле обрыва словно не замечали этого, равно как и осыпается в бездну под их ногами каменная крошка. Все их внимание было направлено вниз, к дну ущелья — туда, где творилось нечто вовсе невообразимое, и чего эти двое могли остерегаться с полным на то основанием. Любой бы предпочел быть подальше от места, где с диким грохотом, ощущаемым даже тут, на относительной высоте, взмывали сами по себе могучие обломки скал, помнящих сотворение мира. Поднимались и разбивались на куски, сталкиваясь друг о друга и ударяясь о склоны, вышибая из корней гор мрачный и тревожный гул.

Духи неба перестали слышать свою любимицу и выражали свою тревогу тем, что умели лучше всего — разрушая целое и стирая в пыль уже разрушенное. Большого труда стоило отвести их гнев от городов. Еще большего усилия воли потребовало не направить их на Нью-Йорк. Потому что вне зависимости от того, что покровительствовавшие любимой внучке и дочери существа не могли до нее дозваться — Аймара Тинтайа все еще могла быть жива и оставаться внутри городской черты. Ее отец и дед верили в это, но более веры — знали, как это подтвердить наверняка.

Аймара Олланта, дед и глава семьи, безмолвно отвернулся от ущелья и побрел к своей машине. Следом за ним медленно зашагал Аймара Катари, отец и глава клана. Вокруг тихо засуетились стражи клана, занимая машины кортежа, и стоило действующему главе прикрыть пассажирскую дверь, кавалькада направилась по дороге в Лиму.

Двое знали, что хорошие новости не пройдут мимо их структур — высокородного сообщества отошедших от дел глав кланов, а так же информационных сетей молодых и жадных до свершений действующих лидеров крупнейших семей на территории двух континентов, откликнувшихся на призыв о помощи. Молчание означало, что ничего не изменилось, а проговаривать очевидное не было нужды. Скорбь и боль и без того подсказывали, что будет с похитителями, когда их найдут. Тем не менее, некоторые рабочие моменты стоили того, чтобы их упомянуть.

— Прибыли представители хозяина Нью-Йорка. — Неторопливо произнес сын.

— Почему они здесь, а не ищут мою внучку? — Прикрыл глаза Аймара Олланта.

— Просят денег на поиски.

Острый взгляд синих, как небо, глаз, вновь вынырнул из-под ресниц и внимательно посмотрел на нынешнего главу клана.

— Что ты решил?

— Послушаю их доводы. Покажу им ритуал. — Аймара Катари держал голову прямо и наблюдал за серпантином дороги впереди машины.

— Всем?

— Всем. — Коротко ответили бывшему главе клана.

А тот с сомнением покачал головой, но не стал оспаривать решение сына.

Современный мир не любит признавать традиции Аймара. С другой стороны, какое им дело до современного мира.

Дороги до Лимы были заведомо расчищены авангардом кортежа, оттого путь до портового города, обладающего международным аэропортом и резиденцией для посольств иных стран, уместился в каких-то два часа. За это время закат сместился в бордовый спектр, а солнце превратилось в ослепительную золотую линию над горизонтом.

— Джерри Смит, — протянул им руку молодцеватый джентльмен четвертого десятка лет в костюме-тройке возле резиденции клана.

За его спиной стояли еще трое — столь же деловые и нестарые, с портфелями в руках и акульим прищуром во взгляде. За ними виделись два прокатных автомобиля — из самых дорогих, что были в Лиме.

Аймара проигнорировали этот жест, но зато вперед вышел один из их охранников и отметил приехавших в Лиму крепким рукопожатием. После чего вновь ушел за спину своих господ.

— Соображения безопасности, а? — Улыбнулся, скрывая досаду Джерри, но не нашел понимания на каменных лицах высокородных Аймара. — Прошу прощения. Я и мои люди выражают сожаление и скорбь по поводу исчезновения сиятельной Аймара Инки. Все силы, которые нам доступны, брошены на поиски.

— Мы знаем. — Сухо отозвался Катари, людям которого за небольшие деньги докладывал лично глава полицейского департамента Нью-Йорка.

А так же глава пожарной службы, федеральный маршал, особый агент разведывательного департамента и практически все главы более-менее крупных диаспор, с удовольствием бравших золото в обмен на информацию.

— Обследован отель. Налицо хорошо спланированный злой умысел — системы слежения и носители информации повреждены, как внутри здания, так и вдоль всех улиц по всем направлениям…

— Дальше.

— Все украшения благородной на месте, поэтому мотив…

— Дальше, — уже с угрозой произнес Катари.

— Мы не можем действовать дальше границ государства Нью-Йорк. — С показным сожалением развел руками Смит. — Все наши усилия и просьбы в адрес соседних государств Америки принимаются, но с высокой долей вероятности не исполняются с должной степенью почтения и осознания важности вопроса. К сожалению, традиция предписывает сопровождать такие запросы подарками.

— У вас нет денег на безопасность?

Трое за спиной Смита чуть нервно переглянулись.

— Боюсь, наши деньги разбудят старые противоречия, станут разменной монетой для выдуманных долгов, которые мы не признаем, и не помогут следствию. Мы уверены, что если соседи увидят в этом деле ваши деньги, то не только примут их со всем почтением, но станут работать в несколько раз более старательно, из уважения к великим Аймара. Дело не в деньгах, а в их источнике. — Искренне произнес Джерри.

Словно сам верил, что деньги не будут разворованы в тот же день, а на десять процентов от суммы будет организована видимость поисков.

Американцы доподлинно знали, что действовали профессионалы, и ничего так просто не найти — из чего делали вывод, что не стоит тратить золото понапрасну, то есть мимо своего кармана… Слишком сильно в их стране доверились технологиям и прогрессу — отчего были абсолютно не готовы к тому, что в интервале нескольких часов от похищения все системы внезапно стали слепы. А без своих камер наблюдения, которыми был утыкан почти каждый угол в «благополучной» части города, власти не знали, как подступиться к расследованию. Оперативная работа с людьми была осложнена статусом проживающих рядом людей — это вам не нищие кварталы, где сила и боль заставят припомнить каждую минуту — в фешенебельной части Нью-Йорка мигом поднимут такой крик, что их смели допрашивать… Потом придется заново убеждать половину мира, что люди с деньгами в Америке по прежнему равны аристократам, и это определенно не стоит жизни одной девчонки.

— Мы назначили награду в одну тонну золота.

— Да, но тут как никогда необходим аванс…

— Я подумаю насчет дополнительного золота. — Неспешно кивнул Катари, вызвав еле заметные выдохи у гостей и непроизвольную мимику довольства. — Пока же предлагаю посмотреть на ритуал поиска, организованный кланом.

— Великие Аймара могут отыскать сиятельную? — Изобразил радость Джерри, но в чертах лица мелькнула досада — эдак и аванса не увидят.

— Если она жива, мы это узнаем, — направился к воротам резиденции Катари, и те распахнули перед ним свои массивными каменные створки.

И это сейчас был самый главный вопрос. Потому что для Духов неба нет расстояний в мире живых — и практически нет тех сил, что способны не дать им услышать избранную. Но по ту сторону смерти даже им не дозваться. У духов неба не было имен — это был бы первый шаг к поклонению и обожествлению, а Аймара всегда с ними сосуществовали, но не служили. И сегодня — делили горе с ними на равных.

— Но хотя бы примерное расположение, — заикнулся Смит.

— Увы, но грабители не взяли украшений и одежды. — Прошел на территорию глава клана, жестом указывая двигаться за собой. — Кроме тех, что лежат в полиции.

— Разумеется, все украшения будут возвращены после завершения следственных мероприятий.

— И кроме тех, что закопаны на заднем дворе дома у двух оперативников, приехавших на вызов первыми.

— Мы проведем беседу…

— И тех, что были разграблены из ее комнаты в кампусе.

— Виновные будут наказаны, — сохраняя спокойствие на лице, произнес Джереми.

— Если мы узнаем, что водителю лимузина моей дочери и его менеджеру украшения не были возвращены… — С угрозой произнес глава.

— Перегибы системы дознания будут ликвидированы. — Заверил Смит со всей ответственностью.

И это им тоже придется вернуть…

Избивать своих граждан и требовать признания — уже на совести приехавших к ним людей. Клан не ищет справедливости для всех, но защищает свои подарки.

Каменные ворота резиденции практически бесшумно закрылись за ними, отрезая звуки улицы и большого города от садов и парков закрытой клановой территории Аймара. Территории настолько огромной, что для приезжих и хозяев с охраной были поданы открытые электрокары для движения по гладким асфальтированным дорожкам, проложенным меж фонтанов и рукотворных озер, ухоженных кустарников и гранитных плит, украшенных затейливыми узорами, обломанными зубами торчащими прямо из-под земли.

— Ритуал проводится на территории? — Заерзал на своем месте Джерри, поворачиваясь в сторону полупустого электрокара с высшими Аймара, где отчего-то не нашлось ему места.

— Пять минут терпения, — ответил ему водитель его машины, а хозяева даже не повернули голову в его сторону.

Через две минуты движения по, казалось, необъятному парку, до ушей гостей начали доносится слабые звуки барабана. Со временем они усилились.

А на последней минуте пути над горизонтом — уже окончательно красным, предзакатным и щедро отдававшим свой последний свет — стал виден силуэт пирамиды, сложенной из массивных прямоугольных каменных блоков, и звуки явно шли оттуда.

Белокожие ухоженные господа отчего-то стали изрядно нервничать и переглядываться — их образования вполне хватало, чтобы помнить о кровавых практиках краснолицых. Настолько ужасных, что Ватикану в свое время пришлось признать наличие у такого мстительного народа души, запретить продавать их в рабство и направить католических проповедников в эти горы, дабы нести свет учения о смирении и церковной десятине. Вера, в общем-то, местами прижилась, как надежда на светлое и доброе, а вот десятина — нет.

Когда электрокары подъехали к подножию пирамиды — оказавшейся под тридцать метров высотой — подозрения и страхи гостей усилились стократно. Потому что на каждом каменном ярусе — в полтора метра высотой, по кругу сидели люди в набедренных повязках и остервенело били по барабанам — в ритме пульса человека, что отчаянно быстро бежит вниз по склону горы, зная — стоит остановиться или немного сбросить скорость, и его перевернет и бросит головой вниз…

Все бы ничего, только на самом верхнем ярусе — у барабанщиков были кандалами сцеплены ноги и петлей веревки зацеплены за шею… Но и они поддерживали завораживающий ритм, выбивая его голыми руками из барабана, перетянутого белой кожей.

— Надеюсь, мы не станем участниками ритуала? — Нервно хохотнул Джереми, выбираясь из машины и подходя к Аймара.

— Нет. — Сухо ответили ему. — Пока вы нужны мне для поисков, можете не остерегаться за свою жизнь.

— А кто эти люди, там — наверху? — Тоже обратил Смит внимание на кандалы.

— Убийцы, насильники, клятвопреступники, — равнодушно ответил Аймара Катари. — Осужденные на смерть.

— Странно, что они не бегут.

— Не убегут — и клан простит их. Для многих это шанс дать будущее семье и своим родичам. — Катари сделал шаг к пирамиде.

— Вы не возражаете, если мы останемся тут? — Спросил ему вслед Джереми.

— Не возражаю. — Глава клана продолжил движение, но направился вовсе не к лестнице пирамиды, уходящей сотнями ступеней на самый верх — единственной прямой линии до вершины в угловатой конструкции — а к подножью, где до того незаметно для приезжих стояла молоденькая девчонка лет четырнадцати во всем белом — в платье, плотно собранном из множества длинных лоскутов полотна, стелящегося до камней — в сопровождении трех стражников клана.

— Ты готова, моя милая? — подойдя, мягко и нежно спросил у нее Катари, проведя по иссиня-черным волосам рукой.

— Да, — гордо приподняла та подбородок и покосилась мельком в сторону гостей, не найдя там интересного для себя. — Только… У меня получится? — Пробилась неожиданная робость.

— Конечно, получится, — заверил ее отец. — Ты же истинная Аймара, как и твоя сестра. Тинтайа первый раз была во главе ритуала как раз в твоем возрасте.

— Ну, это сестра, — горестно вздохнула девочка с интонацией вечных младших.

— Надо ее найти, Вара, — с грустной нежностью произнес отец. — Хотя бы знать, что она жива.

— Она жива! — Вскинулась девочка.

— Обрадуй нас и наш народ. — Указал отец на вершину пирамиды.

И девочка поджала губы, тряхнула головой, чтобы волосы оказались за плечами и уверенным шагом направилась к ступеням. А там — и по ним, вверх, к лучам обжигающе-золотого закатного солнца, что словно ждало на вершине.

Катари вернулся к гостям и отцу. Ему на вершине делать нечего — некоторые ритуалы клана не предназначались для мужчин, а жена не была Аймара по крови… Звать же сестер главы клана не захотела сама Вара, неуверенность на которую накатила только сейчас. Вчера она зло ругалась, требовала начать ритуал прямо сейчас, была поставлена в угол, и продолжила ругаться из угла.

Двое старших Аймара с гордостью смотрели на то, как младшая внучка и дочь под ритм барабанов степенно поднимается по трёмстам шестидесяти пяти ступеням на плоскую каменную площадку.

— Я еще не простил тебе, когда ты отправил вершить ритуал Тинтайа. — Шепнул сын отцу.

— Иногда надо делать то, за что не будут прощать, — столь же тихо ответил ему Аймара Олланта. — Главное, чтобы наши дети понимали цель и смысл.

День, что тянулся столь долго, что уже наверняка должен был смениться холодной и внезапной ночью, вдруг вспыхнул новым светом ало-золотого, стоило девочке завершить свой путь.

— Я не простил то, что было до цели и смысла. — ответил Катари, глядя, как его девочка закружилась вокруг себя в простом и незамысловатом танце, и ткань платья приподнялась немного от набегающего ветра, образовывая широкие ленты, что стремились за движением его дочери, будто пытающейся догнать ритм барабанов.

И алое солнце, что подсвечивало фигурку девочки, так же окрасило алым белые полотна… Да так красиво — вздыхали гости — что казалось, сменился сам цвет ткани…

А потом крошечные капли крови, шедшие от верхнего ряда барабанщиков, оформились в отчетливо видимые потоки, стремившиеся к юной Аймара, и гостям стало не до любования красотами заката.

Сотканные из крови ритуальных жертв, продолжавших молотить по барабанам, новые полотна лоскутного платья вытягивались на несколько метров в стороны и закручивались вокруг впавшей в транс Вары. А отчетливо видимые каналы алой дымки, шедшие к девочке, проявились вокруг людей уже на более низких ярусах…

— Вы же сказали, преступники только на верхнем ярусе! — Отчего-то нервно, не попадая зуб на зуб, произнес Джереми.

Аймара высокомерно промолчали. Зачем говорить постороннему, что если из верхних ритуал вытягивает жизнь, то от нижних забирает только кровь и болезни?

Вдруг в выверенном звуке ритуала произошел сбой — выпитые до дна барабанщики, от которых остались только обтянутые кожей кости, рухнули на камень пирамиды. И будто получив сигнал — замерли все остальные барабаны.

Девочка же на верхнем ярусе развела руки и резко выдохнула, усилием воли останавливая движение. Разогнанная вокруг нее кровь не справилась с остановкой и словно оторвалась от силуэта, воспарив над Варой отрезанным бутоном алого цветка, закрученного и пущенного в полет.

Только летел он строго вертикально, пока не завис над пирамидой в сотне метров — чтобы разорваться алым облаком.

Гости уже было выдохнули застрявший в легких вздох, когда в облако крови ворвалась стая черных птиц, видимых в закатном солнце черными кляксами. Словно на водопое, закружили они, напиваясь алыми каплями, покуда яростное слово на неизвестном языке, сказанное хрупкой девочкой, не заставило всех птиц замереть на какое-то мгновение, собрав чудной узор в небе с явными признаками гармонии и симметрии.

— Она жива и здорова, — облегченно выдохнул Аймара Олланта, не стесняясь гостей.

Все-таки, старость — тоже время чувств, пусть и не столь ярких, как в молодости.

— Надо помочь дочери спуститься, — степенно произнес Катари. — Не изволите прогуляться со мной, мистер Смит и вы, господа?

— О, я вижу, это семейное дело…

— Заодно я хотел бы обговорить финансовые вопросы.

— В таком случае, я с удовольствием составлю вам компанию.

Группа из двух Аймара и четырех приезжих начала подъем по заповедным ступеням клановой пирамиды.

Только разговора пока не получалось — слишком узкие ступени, а говорить главе клана в спину было слишком нагло. Благо, вершина площадки могла уместить и десятерых — без особого комфорта, все-таки примерно семь на семь метров, да еще — как оказалось — с зияющим черным провалом посередине.

— Она жива, я видела ее, — устало и по-доброму шепнула прижавшаяся к отцу Вара. — Ей хорошо и у нее красивые кошачьи ушки…

«Бредит», — со светлой грустью решил глава клана, передав ее в объятия деда и жестом указав им спускаться.

— Я подумал и решил, — произнес Аймара Катари, повернувшись к чужакам. — Клан гарантирует премию размером в одну тонну золота.

Джереми недоуменно поднял бровь.

— Клан предлагает хозяину Нью-Йорка объявить такую же премию от своего имени.

— Но это вряд ли возможно… — Осторожно начал Смит.

— Иногда мне кажется, что вы не сильно переживаете за мою дочь. — Внимательно посмотрел на него Катари. — Я хочу это исправить.

— Постойте, но это противоречит… — Начал было Джереми, но нечто словно подбило ему колени, а резкий порыв ветра дернул его одного к провалу в пирамиде.

Мгновение падения внутрь — и из глубины провала донесся отчаянный и протяжный вопль боли.

— Теперь я слышу искреннюю боль. Искренние слезы. Искренние переживания. — Поджав губы, повернулся глава клана к дернувшимся назад гостям.

Казалось, только высота ступени пирамиды не давала им пуститься в бегство. А еще — осознание того, что ЭТОТ человек даже не станет их догонять — переломает руки и ноги, да закинет в ту же бездну, не пошевельнув и пальцем.

— Но в-вы же гарантировали н-нам… — Забормотали они.

— Пока вы нужны мне для поисков, — напомнил им глава. — Вы для них бесполезны с самого начала.

— Помилуйте!!

— Вы трое. — Стегнув словом, оборвал вопль Катари. — Вы услышали, что я хочу передать вашему хозяину?

— Да! — истово ответил за всех центральный.

А остальные активно закивали.

— Таким образом, — чуть отвернулся Аймара от них в сторону. — Ваш хозяин либо получит тонну золота. Либо потеряет. В его интересах найти мою дочь. Опросить всех. Даже тех, кого опрашивать нельзя.

— Мы все поняли, господин, — подобострастно склонились посланники.

— Впрочем, вас слишком много для короткого послания, — гневно дернул бровью Аймара, и еще двое — кто стоял по краям — были снесены в неизвестность провала и огласили поздний вечер новыми криками отчаяния.

Центральный, подкосившись, рухнул на колени.

— Уведите его, — дернул глава клана плечом, и стража, что ждала уровнем ниже, подхватила выжившего под локотки и унесла вниз пирамиды.

Аймара Катари степенно и неторопясь спустился следом, отмечая зажженные по парку фонари и ряд факелов у подножия — ночь все-таки сменила сентябрьский день, и тьма навалилась с почти той же бесцеремонностью, как Тинтайа на витрину ювелирного магазина.

Отец и дед дожидался его у подножия ступеней. Вару уже наверняка отправили домой, где ее ждет работа до одури на целую неделю, выгоняющая любые мысли — чтобы не смела помнить этот день и думать о нем.

— Тинтайа жива, — повторил радостную весть Олланта, ступая на дорожку в сторону парка и предлагая немного пройтись.

— Жива и здорова, но не может дозваться до духов неба. Похищена.

— Но не ради золота и денег, — поддакнул дед. — У простых вымогателей не бывает таких сил.

Вернее, вымогатели с такими силами обычно берут деньги сами — в виде налогов с тех земель, что назвали своими.

— Значит, она нужна им для чего-то еще, — через силу вымолвил любящий отец, который не хотел, но обязан был представлять все варианты.

Например, что им нужна их кровь в потомках. Слабая — но духи неба станут говорить и с ней…

— Мы найдем ее, сын. — Успокоил его спутник, положив руку на плечо.

— Найдем. — Уверенно ответил ему сын. — И мы должны быть готовы к этому моменту.

Олланта вопросительно посмотрел.

— Клан Аймара вступает в войну. — Спокойно вымолвил глава клана. — У нас есть цель и смысл этой войны. И я стерплю ненависть за то, что последует ради их достижения.

Отец и наставник одобрительно посмотрел на сына.

— Я скажу союзникам быть готовыми. Я не верю в американцев, но я верю в Тинтайа. Она способная девочка, и умеет брать свое.

Глава 13

В мире без письменности, дед расскажет о том, что видел своими глазами отцу, а тот передаст сыну. Много ли правды останется через сотни поколений — неведомо, но за порогом второго тысячелетия красивая китаянка в алом ципао с золотой и белой вышивкой на ткани, будет рассказывать историю своего народа северному варвару в стенах мрачной крепости далекой страны. Ее рассказ будет сопровождаться плавными движениями распахнутого веера, на котором отразится свет холодного солнца из стреловидных окон-бойниц, а низкий свод покоев не позволит движению быть свободным, равно как несвободна она сама — танцуя перед массивной постелью, на белые перины которой с ногами взберется единственный слушатель. Одно не изменится через века и расстояния — искренний интерес к истории великого народа.

— … и тогда великий Гунь похитил у верховного правителя чудесную саморастущую землю Сижунь. Долго бороздил он просторы хаоса и неопределенности, пока не достиг места, подсказанного сердцем. На месте том расцвела Сижунь, прорастая в холмы и горы, долины и заливные луга. И в центре вновь созданного мира, вокруг величайшей из гор, богами был поставлен править род Го, что властвует там по сей день. — Добавилось торжественности и превосходства в повествующем голосе.

— Очень интересно, — прокомментировал я, забирая в ладонь очередную горсть винограда с широкого металлического блюда и поудобней располагаясь на мягкой подушке.

Китаянку Го Дейю доставили вертолетом рано утром, вернув нам кроткой, тихой и в классическом наряде, подобающем леди ее статуса и возраста. Запас русских слов, которым оснастили милую девушку к пятнице, мягко говоря — поражал. Складывалось ощущение, что Дейю дали прочитать большой китайско-русский словарь и как-то умудрились навечно зафиксировать прочитанное. Бонусом шло какое-никакое знание английского — опять же на уровне способности строить предложения, расставляя слова по порядку. Впрочем, чего-то такого и следовало ожидать от моих Ивановых, род которых специализировался на памяти в бытность процветания на родине. Последствия же такого обучения… Темные круги под глазами девушки были тщательно замаскированы косметикой, а на завтраке на палочки еды не обратили ни малейшего внимания, потому что ложка объемнее, а раз на столе присутствовали общие блюда — то дело истинного диверсанта сделать так, чтобы остальным досталось как можно меньше. И вовсе это не голод…

Кое-что Го Дейю пока не удавалось — русский язык сложен: словообразование запутано, а правила орфографии могут привести в отчаяние отдельно взятого медведя. Но говорить простыми предложениями выходило без напряжения.

Когда стало понятно, что мы без проблем можем друг друга понимать, пришло время основного дела, ради которого ее потревожили — а именно, обучения. И если Аймара Инка, прозванная просто Инкой в быту (потому что откликалась), предпочитала закидывать схемами с высокомерным видом в расчете на то, что точно не разберусь (а я потихоньку разбирался), то тут отдавали предпочтение классическому образованию.

В понимании Го Дейю, в быту прозванной Дашей (иначе язык сломаешь), обучение основано на краеугольных столпах древней истории Китая, потому что гром — это дыхание Пань-Гу, одного из двух изначальных существ этого мира. Второй была Нюй-ва, отличающаяся человеколюбием и тем, что рубила лапы мировой черепахе и подпирала ими небесные пределы… А еще обязательно надо было знать, что у Повелителя Востока Тай Хо, что обитал в одном из Пяти Звездных Дворцов, есть помощник Гоуман, и тому подвластен бог грома Лэйгун — он же громовой дракон, дух ветра Фэнбо, Юпитер и восточные созвездия…

Возникает рациональный вопрос — зачем вся эта информация, и каким образом Тай Хо мне родственник. Но потом меня пригласили занять место на пуховой перине, вручили блюдо с виноградом и уверили, что все объяснят. Я не сопротивлялся, потому что по сравнению с занятиями у отмороженной Аймара, тут хотя бы кормили.

Потихоньку — из танцев, легенд и редких комментариев девушки — приходило понимание, что знания имен, мест и происшествий древней мифологии станут тесно связаны с техниками рода Го. Если род Аймара придерживался современного стандарта, описывая последовательность сотворения техники неким подобием нотной грамоты (которую тоже никак не привяжешь к звукам и мелодиям если увидишь в первый раз), то род Го по-прежнему закреплял порядок действий иносказаниями, которые было не так просто расшифровать, единожды услышав. «Змея переплетает мировую черепаху» — это может быть что угодно, если не знать, что это символ Сюань У, хозяйки Звездного Дворца «Темной воинственности». В общем, познавательно.

— Максим, ты тут? — Скрипнула дверь и в помещение заглянул Федор. — Ух ты, виноград!

— Присаживайся рядом. — Гостеприимно отозвался я и пододвинулся на перине. — Тут интересно. Даша, а можно с самого начала? Про то, как бороздили — весь этот театр.

— Боюсь, у молодого господина другая стихия, — чуть нервно отозвалась Дейю, искоса поглядывая на Федора. — Ему незачем слушать истории этой девушки.

— Хотя бы первую, как Пань-Гу отделил землю от неба и Инь от Янь.

— А чем отделил? — Заинтересовался брат, угощаясь виноградом.

— Топором. — строго отозвалась Дейю.

— Федор, запиши в блокнот срочных дел: найти топор Пань-Гу. — Вспомнил я свое главное впечатление от истории.

— Там уже тридцать страниц исписано.

— Ничего, дойдем и до этого. Знатная, должно быть вещь.

— А зачем она нам?

— Она затем, что сейчас валяется непонятно где. — Наставительно произнес я. — Найдет кто и рубанет по Инь и Янь напоперек. Это ж женское и мужское начало! И что у нас тогда на Евровидение поедет?

— Страшное дело, — поежился Федор.

Нам то оно без разницы, но сестры смотрят.

— С вашего позволения, на сегодня завершим. — покладистым тоном произнесла Го Дейю, обозначила поклон и вышла из комнаты.

Брата она недолюбливала, отчего-то полагая источником всех своих бед. Словно это не родня продала ее, самостоятельно выбрав из своего числа — Федор желал от них наставника, не уточняя его пол и возраст. Клан Го мог предоставить умудрённого сединами старца, мог отдать мужчину в расцвете сил, но выставил юную девушку, полагая ее самой выгодной платой князю Вииду, к которому они некогда влезли в долги.

Го Дейю отчего-то не задумывалась над тем, кто хуже: дракон или те, кто берет у дракона взаймы и расплачивается принцессами. Хуже всех был почему-то Федор, который был и вовсе далеко от всех этих сделок..

— Я тебе обучение сорвал? — Виноватым тоном спросил брат.

— Да нет, — отмахнулся я и покосился на часы. — В самом деле — хватит. Уже пять часов занимаемся, — отметил я полтретьего на циферблате. — Можно и отдохнуть. Как у тебя в университете?

Руководствуясь правилом, что дела запускать нельзя, а за процессом необходим контроль, я еще вчера утром отправил Федора учиться вместо себя. Все-таки, приехали мы сюда в среду, и до пятницы точно не планировали появляться в городе, а так — и лекции пишутся, и есть кому сказать «я» на перекличке. Да и Федору очень интересно побыть пару дней студентом. Что до пропускного контроля — то у него был мой студенческий (а кто из нас похож на свою фотографию?) и два молчаливых удостоверения за спиной, способных пробить новый вход, если не пустят в главный.

К слову, приняли его в первый день с настороженностью, быстро сменившейся восторгом. Многие даже высказали пожелание вслух, чтобы я и вовсе никогда не появлялся. Лицемерные сволочи, я вас всех запомнил.

— Отлично! — Воодушевленно отозвался брат. — Сегодня на день дали побыть старостой.

— И как, справился? — Взял я новую горсть винограда и откинулся на ряд подушек у изголовья.

— Ну, было сложно, — рационально отозвался Федор. — Однако бабушку Тамары устроил в императорскую больницу, а для Алексея нашел симпатичную вдову для совместного проживания. Нечего ему угол в доходном доме снимать, опять компьютер украдут.

— У тебя какое-то глобальное понимание обязанностей старосты. — Покосился я на брата. — Компьютер-то вернули?

— А то ж. — Хмыкнул Федор. — Еще надо будет насчет Георгия поинтересоваться, анализы крови что-то плохие.

— Ого, — прокомментировал я глубину подхода.

— Всех — на диспансеризацию после второй пары! — Категорично махнул рукой брат. — Четверо, правда, пытались сбежать… Но не в мою смену. — С мрачным удовлетворением отметил он.

— Моя школа. — Пробились нотки гордости в голосе.

Незакрытая Дейю дверь скрипнула, и в проеме двери показалась стройная фигурка Аймара Инки с кошачьими ушками на голове, уперевшая руки в боки.

— Разлегся, ученик. — едко прокомментировала она увиденное. — А ну пошли тренироваться.

— Я тренируюсь, — подцепил я виноградину из грозди и закинул в себя. — Видишь — учусь, как завещали великие Го. Не чета вам, с гор слезшим.

— Ну, я пошел, — бодро отозвался брат, политически и тактически верно решив покинуть комнату.

— По-моему, ты просто ешь виноград. — Скептически произнесла Инка, пропустив Федора.

— Много ты понимаешь в древней культуре. — Проворчал я, поворачиваясь от нее набок, лишь бы не видеть.

— Ученик! Пойдем на полигон.

— Я не хочу. — Буркнул безо всякого желания.

И было этому ответу аж две крайне веских причины. Во-первых, она хотела меня убить. Нет, это подразумевалось еще в среду, и были заведомо предприняты меры по недопущению такого развития событий — от первого ее удара артефакты практически не просели, скомпенсировав атаку за счет защиты всей крепости… Но потом крайне сильно расстроившись постыдной оценкой родовой техники, Аймара пошла за разъяснениями к деду. А тот отчего-то ее не прогнал и решил помочь исправить огрехи — полагаю, в первую очередь ориентируясь на то, что техника будет передана мне.

Знания старого «виртуоза», помноженные на гигантский опыт практического применения позволили внести первую итерацию изменений в то, что сами Аймара называли «Ветер падающих звезд». И вчера оно, доработанное и прокачанное, просадило мои артефакты на десять процентов. Но хуже этого — сегодня весь день они снова занимались…

Надо сказать, весь процесс их с дедом занятий приводил Инку в невероятный восторг, глаза ее горели огнем новых знаний, а в разуме наверняка билась надежда вернуться домой не только с золотом за мой труп, но и с доработанной высокоранговой техникой. То, что невольный наставник щедро делится знаниями, полагалось ей непростительной ошибкой врага, а ироничный взгляд старого смотрителя, что с некоторой теплотой смотрел за ее работой, как за попытками нацепить на старинный гранатомет систему лазерного прицеливания и в кои-то веки счистить ржавчину, она не замечала. Тот, кто был по сравнению с гранатометом — дивизионом систем залпового огня — не видел тайны в своей помощи, но мудро позволял малому ребенку радоваться каждому шагу по необъятному и неизведанному пространству давно знакомой комнаты, за которой был целый мир.

Тем не менее, если их занятия станут кратно увеличивать эффективность техники, то артефактный амортизатор рано или поздно не выдержит упавшей на него нагрузки. А у меня скоро свадьба, например.

— Ну пойдем, — замерев и чуть склонив голову, неловко произнесла Инка.

Эка ее распирает от жажды опробовать усовершенствования на живой мишени — даже просительные нотки появились. Для той, что привыкла приказывать и требовать — не самое привычное дело.

— С кем? С бессовестным человеком? Кто давал обещание не вредить моим близким?! — Постарался я надавить на брешь в эмоциональном щите.

Где там у нас чувство вины?

— А я и не вредила! — Бодро и совершенно бессовестно отозвалась Аймара.

Чувство вины отсутствовало, как вид.

— Кто вчера Нику в лес отправил, а? — Припомнил я ей вчерашнее.

— Ты сам просил научить ее готовить. — Ответила она сдержано.

Вообще, не просил — это она вчера проигралась, заключив очередное пари на случай моей возможной смерти. Пользуясь принципом казино, который обычно и лишает человека последних денег и жилья, она поставила против ушек и золота в два раза больше, пообещав надеть хвостик и провести для Ники урок готовки.

В общем-то, можно было сразу отметить, что Нике никакие уроки от чужестранки не интересны. Но если подойти к ней с картой мира и показать на Южную Америку, а затем обвести весь горный комплекс Анд и сказать, что учить ее взялась принцесса этой гигантской территории, то после «Ты с ума сошел ее красть?!» и «О Боже! Нас всех убьют!» последует более конструктивное, пусть и высказанное с видимой неохотой «Ну, ладно».

Все-таки, учиться у наследницы территории в три с половиной миллиона квадратных километров — вовсе не зазорно, а даже почетно и интересно. И все наставления принцессы от того воспринимаются с огромным уважением.

Первым пунктом обучения готовки, поставленным Аймара Инкой перед Никой, стало «пойти в лес и добыть свежего оленя».

Я уже говорил про огромное почтение и уважение, которое иногда заменяет мозги? В общем, Ника попросила у деда вертолет и полетела в лес. Не предупредив. Сюрприз, ага — оленя хотела приготовить. Свежего.

Беду я заподозрил не сразу. Просто через несколько часов обнаружил, что как-то слишком спокойно и мирно — а оно, как известно, не бывает без последствий, равно как неожиданная тишина в самолете на высоте или подозрительное молчание сестер, когда входишь к ним в комнату, а они неумело прячут за спину фото самого красивого мальчика в классе и пистолет.

Первым делом включил сотовый телефон — леса в Карелии не особо и дикие, связь хоть какая-то должна быть. Мигом получил от оператора связи накопившиеся смски.

«13:10 Меня не теряйте, я быстро».

«13:31 Отпустила вертолет, доберусь своим ходом».

«14:03 Нашла оленя! Он такой милый! *Фото*»

«14:15 Покормила оленя.»

«14:40 Отобрала оленя у охотников! Хаха!»

«15:04 Максим, меня задержали егеря. Обвиняют в браконьерстве!!!»

«15:15 Ахаха! Я вылечила оленя, и он убежал! Обвинения сняты!»

«15:32 Максим, кажется, я потерялась…Холодно и хочется есть.»

«15:44 Отняла орехи у белки. Она меня укусила. Они же не болеют бешенством?!»

«15:51 Кажется, нашла дорогу домой.»

«15:53 Я победила кабана!!!»

«15:55 Это был кабанчик. На ужин — жареная свинина. Много свинины»

«15:58 Медведю свинина нужнее».

«16:21 Вижу город. Свяжи эту высокородную сволочь. Скоро буду.»

Спрашивается, и где почтительность к монаршей крови?

К слову, город, который она увидела на горизонте, оказался вообще не Сулаж-Горой, а заставой на границе с чужим княжества, так что миссию спасения и вертолет за ней все-таки пришлось посылать.

Вздохнув, отправился искать принцессу. Нашел Инку в ее комнате, лежа читающей распечатки доработанных диаграмм силы. Извинившись и проигнорировав недоуменный взгляд из-под ресниц, привязал ее правую ногу к нижней правой ножке кровати, левую — к левой. Скептически посмотрел на образовавшуюся композицию и побледневшую девушку и перехватил ее веревкой выше пояса, привязав к основанию постели…

— Вы читайте-читайте, это для Ники, — отмахнулся я.

И кожа с аловатым отливом отчетливо посерела.

Бред, конечно — как будто Аймара сбежит из крепости. Но и ссориться с Никой не хотелось. Хочет, чтобы связал — так я и отнесся ответственно.

— Вроде, нормально, — поправил я подушку под ее головой.

Дождался Ники. Получил дикий скандал.

— А он как вломится, как напрыгнет! — лепетала та коза горная с постели, разбивая все попытки логично объясниться.

В общем, Ника потребовала вертолет и улетела домой, а я вдобавок получил первый нагоняй от деда.

— Это военная база, а не бардак! — Рявкнул он мне в ухо, пытаясь перекричать винтокрылую машину.

Ну, или не пытаясь…

Утром еще и Го Дейа прилетела, и смотреть в глаза деду стало вовсе неловко.

Инка, понятно, вела себя, как Машк после разгрызенной Брунгильдой обуви неприятного дядьки из казначейства. Мол, это все собака, а вы все еще жестоко пожалеете. Словом, Аймара тоже пряталась всю ночь где-то на чердаке. Потому что я был зол, расстроен и точно знал, что делать одним хитрым ушастым, когда его найду. Но достаточно разумен, чтобы не искать специально.

А сегодня ее поведение вообще не изменилось — словно не было ничего.

— Что, не звонит? — С ноткой показного сочувствия спросила Инка. — Обиделась? Трубку не берет?

— Угу.

— А нечего похищать людей! — Торжественно произнесла она давно заготовленную фразу.

Нащупал под диваном тапок и метнул не глядя. На меня гневно зашипели — попал, разумеется. Ну а вы думали, огромный опыт и практика: Машк иногда тоже начинает считать, что он в доме хозяин. Так что только решительные и своевременные меры вновь низводят его до состояния просто творца мира, в котором он по своей воле оставил один дом, где людям позволено ему указывать, кормить и гладить живот.

В общем, тренироваться не было ни малейшего настроения, так что я предложил выйти на полигон и шарахнуть прямо так, без занятий.

На что она, чуть помявшись возле двери, все-таки подошла к постели, сочувственно погладила меня по голове и сказала, что все обязательно наладится, а убьет она меня завтра, позволив страдать целый день.

— А ну кыш!

— Уйду, — покладисто ответила Аймара. — Но нужно решить вопрос с одеждой и бельем. Я не могу ходить в одном и том же третий день. Нужна хотя бы одна сменная пара.

Я сел на кровати и поставил ноги на пол.

— Значит, съездим в город, — прикинув варианты, выбрал я единственно верный.

— Не боишься, что узнаю, где я? — Приподняла она брови.

— Ты уже узнала, — констатировал я.

Не так много мест в мире, где внутри крепости-колодца обитает «виртуоз» стихии огня. Вполне возможно, оно одно такое на всем свете.

— Верно, — осторожно произнесла Аймара. — Михаэля Де Лара знают по всему миру. Пугают непослушных детей, — добавила она, словно удивлялась чужой глупости.

Ведь дед — он такой спокойный, мирный и вовсе не злой. Ярость, которая сжигает его много лет, запрятана далеко в глубине души и мало кому видна.

— Значит, летим в Москву.

— Там могут узнать уже меня.

— По-моему, на этот счет стоит переживать мне, — мягко улыбнулся я девушке.

— У тебя есть мои размеры, можешь направить ту женщину, которая меня переодевала. — Пожала плечами Инка. — У нее неплохо получилось.

Тут нет заботы обо мне и тайне, а просто нежелание покидать источник знаний, коим является мой дед.

— Не знаю такой, — буркнул я, вставая и поправляя подушки.

Блюдо с остатками винограда отправилось на столешницу подле.

— Тогда кто меня переодевал? — После ощутимой паузы уточнила принцесса.

Я обошел ее и направился к двери.

— И стоит об этом переживать? Все люди одинаковые по своей физиологии, — ответил ей, стоя возле выхода. — Только у некоторых в верхней трети есть весьма симпатичная грудь.

И успел выскользнуть до того, как металлический диск подноса врезался в закрывшуюся створку, а из комнаты донеслись ругательства на незнакомом и удивительно певучем языке.

Дослушивать, понятное дело, не стал — отправился искать Федора. У его Дейю та же проблема с одеждой, которую надо решить, а заодно можно убрать всех нас из крепости, чтобы не нервировать деда.

— Я ее размеры знаю, — уверенно произнес брат в ответ на озвученную проблему.

— Рано тебе знать ее размеры, — строго произнес я. — Вместе с Инкой полетим покупать. И Еремееву им еще в помощь, — вздохнул я, поднимая телефон и набирая знакомый номер.

Ника, ожидаемо, трубку не брала. Направил ей смс, что лечу покупать гостьям нижнее белье, и не могла бы она порекомендовать магазин — так мигом перезвонила.

— Вот и ладно, — нажав на отбой, удовлетворенно прокомментировал я, сговорившись по поводу места и времени встречи. Выходило — плюс два часа от нынешних пятнадцати.

Заметил стоящую невдалеке Аймара, махнул ей рукой и позвал на полигон. Желания — желаниями, но нет ресурса ценнее, чем время и люди.

Заодно и ярость свою скинула — на пятнадцать процентов просадки артефакта… Что-то действительно как-то тревожно становится с таким прогрессом…

А там и пришло время прощаться с дедом — не стоит злоупотреблять гостеприимством.

Мы сидели на скамейке на краю тенистой аллеи. Вся суета с погрузкой на вертолет, которую могут развить две девушки, обнаружившие несовместимость причесок и ушек со шлемофонами — была далековато отсюда и не слышна.

— Я в столицу, потом по своим делам. Спасибо за приют. — Слова были чуть с виноватым оттенком.

Не люблю являться на порог, обязывая рисковать за меня жизнью. Не все прошло так, как планировалось — но когда рядом Ника, это уже стало привычным.

— Не вернетесь? — Констатировал дед.

— Нет.

— Эта девчонка тебя в могилу сведет. — Неодобрительно покачал Михаэль головой.

— Какая именно?

— Наверное, любая, — с удивлением для самого себя, определил он после некоторой паузы.

— Завтра сватов к Нике отправлю. — признался я наконец.

Хотя, казалось бы, было время сказать об этом раньше, без спешки и куда изящней.

— Хорошая девушка, — пожал дед плечами.

Как и все, что сводят в могилу.

— Да, наверное, — отозвался я без энтузиазма, а потом добавил искренне. — Иногда я поражаюсь, зачем люди берут несколько жен. Тут с одной-то — хоть на стену лезь. Хотя я определенно знаю, зачем это мне нужно и не откажусь от своего решения.

Главное, побольше уверенности в голосе, когда это произносишь, и самому не начинать сомневаться в сказанном.

— Понимаешь, — задумчиво начал Михаэль. — Иногда бывают такие дни, когда надо брать собаку, ружье и идти в лес, охотиться на бешеных лис. Находишь нору, травишь ее собакой. И как эта рыжая сволочь показывается, пристреливаешь ее в упор безо всякой жалости. А затем успокоенным возвращаешься домой, к любимой супруге… Хочешь, выправлю тебе охотничий билет?

— Пока, наверное, не надо, — осторожно произнес я.

— Не затягивай с этим, — похлопал он меня по колену. — А выбор — одобряю. Чем рыжее волос — тем сильнее ведьма.

— Это у кого такое поверье? — Заинтересовался я.

— У инквизиторов, — посмотрели на меня холодные глаза.

В которых для меня и Федора все-таки было немного теплоты.

К моему приходу, вертолет уже начал неспешное вращение лопастей, а пассажиры расположились на своих местах, выглядя миролюбивыми и безобидными, будучи крепко пристегнутыми к сиденьям.

Я занял свое место, дал отмашку на взлет и взглядом нашел деда, что стоял подле адъютанта, заложив руки за спину, и наблюдал за взлетом. Помахал им рукой, а они сурово смотрели на меня, призывая выпрямиться и думать о грандиозных свершениях… Хотя нет, это они шампанское с бокалами за спинами прятали — с легким разочарованием отметил я начало празднования нашего отлета…

Стоило вертолету покинуть стены крепости и забрать на несколько километров внутрь окружающего города, как все чувства вновь дернуло ощущение обращения к моей Силе и Небу. Как тогда на полигоне, я еле успел перехватить призыв и с укором посмотрел на Аймара. А та отчего-то удивлённо посмотрела в направлении, которое мы уже покинули, и словно что-то сообразив — с изумлением перевела взгляд на меня.

— Не надо, — одними губами произнес я, глядя равнодушно — как на ту, что может случайно упасть из вертолета с большой высоты.

Инка категорично замотала головой и поглубже уселась в кресло, вроде и отвернувшись, но и продолжая искоса поглядывать в мою сторону.

«Значит, это не Сила в стандартом понимании» — Сделал я вывод, вспоминая клятву не обращаться к ней, данную девушкой. — «Стоило учесть, что защита полигона ее так же не отключала, так что Инка могла посчитать это вне буквы соглашения. Осечка.»

Посчитала невозможность обратиться к небу — особенностью крепости? Властью и силой Михаэля? Быть может.

Тем не менее, первым делом после завершения часового перелета в столицу, стало уточнение клятвы. На удивление, Аймара принесла ее безропотно, выражая показной интерес к обстановке частного взлётного поля Долгоруких вокруг. Есть у меня возможность им пользоваться — как и у многих, кто с ними так или иначе связан. Местечко находилось на краю Москвы, в северо-западной ее части, и не входило в родовой домен старой семьи, оттого было навроде гостевой гавани для самолетов и иной летающей техники. Особых достопримечательностей тут нет — плоскость, покрытая полосами, прямоугольниками и овалами бетона с разметкой поверх, да линия ангаров для обслуживания и ремонта в добрых два километра длиной.

Но главное — место было куда удобнее императорских площадок, и безо всякого досмотра с камерами наблюдения. Плюс возможность подъехать к взлетно-посадочной полосе и местам приземления вертолетов на частном автотранспорте. Вон и две машины, они же черные БМВ-седаны, которые были направлены за Никой, торопятся к нам на встречу.

Прибыв, девушка деловито вышагнула из задней двери первого автомобиля и с объемистой косметичкой наперевес направилась к нам. Следом за ней из второй машины выбрались два брата-близнеца из свиты Федора, и чуть ли не обрадованно — несмотря на внешнюю безэмоциональность — заторопились к брату.

— Я же говорил, вас не узнают, — обратился я к Инке, заглянув в уже расстёгнутый кофр с необъятным количеством тонирующей и иной маскирующей косметики.

— Даже родители, — поддакнула Ника, до того старательно старавшаяся не смотреть на меня, забираясь в вертолет. — А в городе мы еще волосы сделаем красивыми-красивыми! И белыми.

— Меня устраивает природный цвет, — отозвалась Инка, послушно снимая шлемофон и подставляя щеки под высокотехнологичную косметическую шпатлёвку.

— Природный не выйдет, — прошептала ей Еремеева, занимаясь пространством вокруг глаз. — Черные я выдрать хочу с корнем. А к белым у меня пока претензий нет.

Я сделал вид, что ничего не услышал и решил прогуляться поодаль. Федор, как разумный человек, последовал моему примеру. Го Дейю посадили на плечо одного из охранников Федора, чтобы не мельтешила, и она тоже последовала за нами, пусть и невольно. Командир вертолета отправился выправлять полетный лист к ближнему ангару — словом, все при деле.

Звонок сотового телефона раздался, когда мы делали шестой неспешный круг мимо вертолета, забирая на десяток метров в сторону.

— Добрый вечер, — поприветствовал я Артема.

— Добрый, — отозвался он весело. — Слушай, у тебя какие планы на сегодняшний вечер?

Сгрузить девушек в торговый центр, дать денег, забрать, когда осознают тщетность попыток тащить за собой дополнительный груз.

— В общем-то, никаких, — пожал я плечами.

— Отлично, — обрадовался Шуйский, вновь отражая жизнерадостность — только какую-то напускную, что ли? — Тогда сможешь быть на Нежинской, дом 2 примерно через три часа?

— Это пансионат? — Попытался припомнить я адрес.

— Это лес возле пансионата, точнее: поляна внутри него, — хохотнул Артем, но тут же продолжил без намека на шутку прежним, хорошо знакомым серьезным голосом. — Максим, мне нужен секундант.

Глава 14

Иногда неприятности бывают настолько галантны, что предупреждают о своем появлении за три часа. Оставшееся до них время можно провести с толком и интересом, но уже стало стандартным, что все оно уходит на какую-то полную ерунду. Например, надо рассадить без истерик и конфликтов за место семерых человек по двум машинам с водителями. Казалось бы, итоговое число девять кое-как, но ложится на допустимые десять посадочных мест, если позабыть тот момент, что один седан под шумок оккупировало охранение Федора с ним самим. Потребовал от них потесниться и занять задний диван — трое взрослых мужчин там точно не поместятся, а вот брату и свите будет вполне комфортно. Охранение в ответ сделало вид, что тоже не понимает мой румынский. Впрочем, как и английский с русским, а так же язык жестов и угроз. Последним только Федор заинтересовался, так что пришлось прекратить.

У второй машины ситуация смотрелась чуть лучше: было аж одно целое свободное место впереди, но при этом неуверенно перетаптывающаяся Ника рядом, которая вполне логично отметила, что для меня места в первом автомобиле не нашлось. Двери же на задний ряд были заблокированы, и открывать их для нее никто не собирался, а обитательницы сидений сосредоточенно смотрели перед собой, всем своим видом отрицая наличие третьего места в этой комплектации.

Забрался на переднее сидение, гаркнул тем, что были позади. В итоге Нику пустили, но одновременно Го Дейю посчитала, что ей лучше постоять и подышать воздухом на улице.

— Я рядом с ней не сяду! — Набравшись храбрости, пискнула она, опасливо покосившись на Нику.

Отвел китаянку к первой машине и потребовал Федора взять ответственность за то, что он привез. Минуты две ловил вырвавшуюся из рук и убежавшую китаянку по взлетной полосе. Убедил, что к страшному Федору ее не поведу, и, успокаивая, отвел ко второй машине. В конце концов, незачем сидеть рядом с Никой, если можно просто посадить между ними Инку.

Слово «просто» оказалось, мягко говоря, необъективным — оказалось, что Ника достаточно хорошо знает английский, чтобы за эти две минуты надежно и напрочь разругаться с соседкой. Теперь эти двое не хотели сидеть друг рядом с другом, а заинтересовавшийся проблемой и вышедший из машины Федор начал что-то схематично зарисовывать на листочке бумаги.

— Смотри, я могу сесть между Никой и Дейю, а Инка пересядет в первую машину, — предложил он идеальный вариант, предоставив эскиз.

В итоге, Федор пересел во вторую машину. Свита Федора выставила девушек из второй машины и тоже пересела к Федору. Щелкнул фиксатор дверных блокировок.

— В общем, вы поедете на такси, — вздохнув, вручил я водителю первой машины купюру и сам сел за руль.

Ника села рядом. Позади тихонечко пытались разругаться друг с другом Инка с Дашей.

— А ну тихо!!

Из плюсов, можно было самостоятельно руководить движением кортежа, чем и занялся, выруливая на дорогу в сторону кольцевой.

— Где там много разной одежды? — Ворчливо обратился я к Нике.

— Тут рынок недалеко, говорят, вьетнамцы на развес продают.

— Так… А если добавим условие, что одежду оплачиваю я, и ты тоже можешь брать себе все, что захочешь?

— О! Тогда я знаю отличное место! — Воодушевленно отозвалась она, загоревшись глазами и выпрямившись вперед, словно капитан на мостике, с азартом заглядывающий за горизонт.

— Какой курс?

— Шесть рублей за доллар. Но там можно и рублями.

— Да ехать, говорю, куда? — Чертыхнулся я.

— В центр. — Лаконично отозвалась она. — Верхние торговые ряды. Я там все знаю!

— А там водятся красные туфли? — Чуть поразмыслив, осторожно уточнил я.

— И красные, и белые! — С восторженным выдохом произнесла Ника.

— Слушай, мы едем за одеждой, а не финансировать гражданскую войну, — постарался я мягко убедить ее. — Можно ли что-то более бюджетное, а?

— Ну-у… — Протянула она с явным разочарованием.

— Одежда ведь не только для тебя, но и для Инки, — вкрадчиво добавил я на русском.

Позади встрепенулась Аймара и с подозрением покосилась на нас.

— Они плетут против тебя заговор, — громко шепнула ей Дейю.

— Ничего, моя маленькая милая китаянка, скоро их всех живьем скормят скорпионам.

— Кто-кто я? — Вкрадчиво уточнила Го.

— Только не по лицу! — Взволнованно вступилась Ника, поворачиваясь назад. — Там грим! В живот ей бей!

— Надо было вас всех на такси отправить. — Мрачно констатировал я, поворачивая на развязку к довольно крупному торгово-выставочному комплексу по правую руку.

Позади повторила маневр вторая машина.

Комплекс представлял собой пять корпусов в два-три высоких этажа, соединенных между собой тоннелями и единой парковкой. Дальние корпуса, мимо которых пришлось проехать, пестрили плакатами о проведении конвента по играм и комиксам, а внутрь здания от касс тянулась довольно бодрая очередь из желающих. Следующим шел комплекс с яркой вывеской кинотеатра и эмблемами сетей быстрого питания, а вот последним в этой очереди строений было приземистое здание в растяжках с названиями модных бутиков и заветным словом SALE. Как подтверждение нужного места, от выхода к парковке с довольным видом двигалась девушка с характерным квадратным пакетом, что своим видом придает весомости и объема любой легкомысленной покупке, хоть как-то оправдывая адовую прорву денег, на нее потраченную. Настораживало, что особо туда никто не входил, а основная масса народа двигалась в сторону здания кинотеатра и выставочных корпусов.

— Сойдет? — Вслух спросил я, пытаясь заглянуть сквозь стеклянные витрины вглубь. — Сойдет. — Постановил я, запарковываясь вслед за удачно отъехавшей машиной.

— О, а я тут была, — выйдя из авто, осмотрелась по сторонам Ника.

— Скверно. — Посчитал я это плохой приметой. — Но нет времени, — покосился на часы. — Организованно заходим внутрь. Ведем себя прилично. Внутри слушаемся Нику.

— Боюсь, я еще плохо понимаю русский, — извиняющеся поклонилась Дейю.

— Да и английский ее столь плох, что мы можем не понять, — поддержала ее Инка, мило улыбаясь в сторону нахмурившейся Ники. — Может, мы справимся сами?

В общем, саботаж и слушать они ее не желают. Ясно.

— Федор, ушки!

— Хотя, я постараюсь понять, что говорит эта… Эта… — Пощелкала пальцами Аймара. — Как там тебя?

— В каштановый тебя перекрасим, — оценивающе посмотрела на нее Ника. — Белый цвет уже тоже бесит.

— Ее зовут Ника, и у нее будет банковская карта, — достал я из кармана светло-бежевый прямоугольник пластика и отдал его девушке.

А та гордо подняла его в руке на уровне плеч и продемонстрировала принцессам, как символ истинной власти этой эпохи. После чего убрала неведомо куда — даже заметить не успел.

— Какой там лимит? — Деловито уточнила она.

— Равен моему терпению. Советую не злоупотреблять. Идемте.

Внутри оказались высокие потолки, лестница на второй этаж и два длинных ряда бутиков, выполненных в граните и стекле в виде отдельных магазинчиков, уходящих вглубь.

— Ювелирка! — С трепетом выдохнула позади Аймара, заметив отдельный павильон у входа, занятый изделиями из драгоценных металлов.

Невольно повернулся к ней и даже чуть отступил на шаг от этой экспрессии и энергии, скованной до поры в намерении немедленно рвануть вперед.

Словом, девушка напружинилась, как Брунгильда от звонка велосипеда почтальона за окном. А это, я вам скажу, крайне нестабильное агрегатное состояние.

— Спокойно, — мягко придержал я Инку за плечо. — Подумаешь, ювелирка? И вчера была ювелирка, и завтра будет. — Увещевал я ее, грозно зоркнув на пожелавшую пошутить на этот счет Нику.

У нас пять почтальонов сменилось, я в свое время устал с ними договариваться и возмещать ущерб. А тут — столица и золото!

— Но мне туда надо! — Чуть надавили на мои руки плечи Инки, а во взгляде ее поселилась необоримая мания.

— Да, но у Инки нету денежек, — как маленькой произнес ей я. — А без денежек это будет грабеж и нарушение клятвы.

— Ты меня похитил. Имей совесть, и как честный человек, дай мне денег на украшения. — Неохотно отведя взгляд от павильона, посмотрела она на меня. — Я не могу без золота! Это — одежда!

— Деньги — у нее, — перевел я стрелки на Нику.

А та состроила столь ангельский вид, что сразу стало ясно — ничего тут Аймаре не обломится. Ни колечка. Ни грамма.

Осознав это, Инка грозно запыхтела и уперла взгляд в пол. Наверное, с ее родителями это срабатывало, а никто иной ей ранее ничего запретить не мог.

— Может быть, вы подружитесь, и Ника пойдет на уступки, — со значением посмотрел я на рекомую.

— А можно отнять карточку силой, — шепнула Дейю в воздух, чуть отвернувшись.

— Максим, а давай я ее голоса лишу и хвостик сделаю? — Мягко произнесла Ника, глядя на китаянку. — Получится дивная русалка.

— У тебя есть такие способности? — Покосилась на нее Инка.

— Я — Целитель. — Чуть приподняла та подбородок.

— Слушай, здорово! — Одним движением подошла к ней Аймара, подхватила руку под локоток и заглянула с улыбкой в глаза. — У меня они всю жизнь вызывали такое восхищение! Ника, а каково это — спасать людей?

— Ну… — Замялась Еремеева, чуть панически посмотрев на меня.

Я же предпочел отвернуться и обратить внимание на Федора, слегка скучающего у входа.

— Ника, наверное, это так волнительно? — Донеслось до моего уха. — Такая ответственность. Не каждый выдюжит!

— А-ага.

— Расскажешь, подруга? Мне очень интересно!

— Ну… Ладно…

В общем, сегодня ювелирный точно кассу сделает — мрачно отметил я. Вот, блин…

— А я с детства мечтала стать врачом, — вплелся в разговор голос Дейю, и другую руку Ники приобняла китаянка. — Это очень-очень сложно, строгая госпожа?

И не только ювелирный…

— Так, подруги. — Одернул я их.

Те хмуро повернулись ко мне.

— Вам на все тридцать минут.

— Но это крайне мало! — Чуть ли не хором возмутились они.

— Ладно. Если Ника приютит вас у себя на сегодня, то час.

— Их? К себе домой? — Скептически отозвалась Еремеева.

— Ну а кто у нас специалист, — развел я руками. — К деду пока лучше не ехать. Он после шампанского слишком счастливый.

Может и прибить.

— У меня двухкомнатная. — Мягко намекнула она на стесненные обстоятельства.

— Так в родовой особняк? К родителям? Гостевой домик, всего на одну ночь.

— Ее тоже? — Покосилась она на Аймара.

— Если Инка и Дейю будут хорошо себя вести, то время увеличивается до полутора часов. И я не против ювелирки.

— Я согласна, — тут же ответила Инка, вновь встав в стойку в направлении бутика с драгоценностями.

— Надеюсь, это достойный особняк, а не хибара в рыбацкой деревне, — равнодушно пожала плечами Дейю.

— Уменьшаю до часа десяти.

— Я преисполнена вдохновения от радости встречи! — Тут же расцвела улыбкой китаянка.

— И тем не менее, полтора часа — это мало. — Принялась торговаться Еремеева.

Но я был непреклонен.

— По коридорам передвигаться короткими перебежками. Брать только нужное. При сомнениях в размерах, брать оба. Предпочтение практичным теплым вещам. Зима близко.

— А вы? Вы с нам не пойдете?

— Мы с Федором идем в кино.

— Ух ты! — одобрительно прокомментировали позади.

— И не оцените покупки? — Опечалено добавила девушка.

— Вас тут три судьи. Уточняйте мнение друг у друга. — заметил я вполне логично, что совета можно спросить у соседки.

Но судя по взглядам, судебная тройка единодушно признала, что мы козлы.

— Кто не успеет за полтора часа — тому достанется одежда из военторга и иголка с ниткой. — Добавил я на это угрозы в голос и демонстративно посмотрел на часы. — Время!

Как ветром сдуло в ближайший бутик.

С киносеансом, правда, нам не сильно повезло — центральные места уже были выкуплены, но нашлось четыре места чуть подальше и незначительно в стороне. Зато впервые свита Федора продемонстрировала полезную функциональность, удерживая наши попкорн с напитками, пока мы возились с билетами.

Показывали что-то мультяшное и смешное — во всяком случае, Федор смеялся и искренне радовался первому для себя фильму за многие годы на русском языке. Я же смотрел на экран чуть отстраненно, улыбаясь вместе со смехом толпы и изображая интерес. Мысли куда более занимали события, которым предстоит состояться менее, чем через два часа.

В цепочку совпадений, объединивших несостоявшийся налет на проблемный банк и дуэль, мне не верилось. А обстоятельства самой дуэли вызывали зубовный скрежет по решениям, которые не были претворены в жизнь из уважения к товарищу. Сделать же что-либо сейчас было невозможно — только отыграть от самой ситуации. Но для этого надо было дождаться досье от службы аналитиков или хотя бы посмотреть на лица дуэлянтов. Общедоступные источники информации уже давно преподносили только удобную точку зрения на личности из высшего света и их занятия, и верить им было просто неосмотрительно. А здесь был как раз тот самый высший свет — которого, к слову, я так хотел избежать.

Ближе к концу сеанса все-таки увлекся сюжетом фильма и концовку досматривал на одной волне с братом, с удовлетворением отметив хороший и светлый финал истории. Главные герои, правда, не особо думали о последствиях своей победы, но промежуточный итог устраивал и их, и зрителя.

— Я задержусь на несколько минут, — отстал я от брата и его свиты, продемонстрировав телефон. — Встреть и зафиксируй время, будь добр.

Федор понятливо кивнул и двинулся в сторону выхода.

В условиях ограниченного времени и технических возможностей, отчет был передан в виде слайдов, под неспешный просмотр которых надиктовывался подготовленный обзор. Некоторые моменты уточнялись, ряд вопросов так и остался не выясненным, но общая картина обескураживала и не давала надежд на спокойное расхождение бортами двух сторон.

Несмотря на то, что у Шуйского Артема и княжича Романова Виктора, в машину которого въехала некая Вера, не было ранее никаких особых трений, конфликт между ними не мог быть замят при стороннем воздействии. При изначальных безобидных вводных: отсутствие кровной вражды и незначительность дорожно-транспортного происшествия в качестве повода для кровопролития, далее все шло в разнос.

Во-первых, некая Вера от испуга ли, а может осознанно проявила несдержанность на язык, пригрозив пострадавшей стороне княжичем Шуйским. Сложно сказать, как было на самом деле: Артем говорит, что охрана кортежа набросилась на виновницу, и той пришлось произнести его имя для собственной безопасности. Другая сторона настаивает, что дева наговорила достаточно, чтобы требовать либо ее жизни, либо личных извинений от Шуйского. Металл же самих машин, безнадежно смятый от столкновения, никого не волновал. Слова были важнее денег, как и во все времена.

Во-вторых и оно же — в-главных — Артем Шуйский не собирался приносить извинения представителю княжеского рода Романовых. Разумеется, жизнь Веры он тоже отдавать не собирался. Самое скверное, что Артему действительно было проще приговорить этих смертников, чем признавать ровней себе, а значит и достойных извинения.

История Романовых могла бы сложиться иначе, если бы в шестнадцатом веке не сорвалось бракосочетание Ивана Четвертого с Анастасией Романовой. То, что последовало бы после успеха этого значимого события, представить сложно. Изложенные же в хронологиях события показывают, что итогом неудавшихся смотрин стало значительное ослабление влияния всей ветви Захарьиных-Юрьевых, из которых те самые Романовы происходили. Вместе с влиянием, стали уходить прибыли и число желающих служить некогда могучей семье — а значит и с многих промыслов род начали потихоньку оттеснять, вырисовывая перспективу полного угасания рода за пару-тройку поколений.

Будучи выходцами из Пруссии, Романовы постарались усилиться за счет тамошних корней, зазывая на службу дальнюю родню. Когда и этого стало не хватать, стали искать союзников западнее, обнаружив искомую поддержку в землях герцога Брауншвейгского. Романовым было, что им предложить: русские зерно, меха и лес во все времена пользовались высоким спросом, а титул князя позволял изрядно экономить на сборах и налогах при транспортировке. Торговый союз подкрепили браком, забрав в семью Романовых одну из дочерей герцога. Разумеется, на это дело другие столичные семьи смотрели безо всякого энтузиазма, и по-прежнему теснили Романовых с занятых позиций. Делать это удавалось куда сложнее — новые союзники предоставили не только стабильный канал поступления серебра, но и военную силу. Однако же конечный исход противостояния все равно был очевиден — Романовым не собирались прощать ни их интриг, которые некогда должны были привести к семейному союзу с Рюриковичами, ни спеси и розданных угроз с обещаниями, которыми эти интриги сопровождались, а вливания свежих сил только переносили печальный конец чуть подальше в будущее, не отменяя его неизбежности. Все-таки, финансовый вопрос тут был вторичен — попытка прорваться к власти воспринималась гораздо болезненней.

В начале восемнадцатого века род Романовых посчитал, что стоит углубить сотрудничество с западом, и породнился с еще одной герцогской семьей — Гольштейн-Готторпскими. А потом с герцогами Лейхтенбергскими. И с герцогами Ольденбургскими, а затем и Мекленбургскими. От всех этих значительных и важных экономических и политических союзов обе стороны, безусловно, получили значительные бенефиты. Только вот русской крови в Романовых после этого осталось совсем чуть-чуть. И даже Сила Крови, поговаривают, стала совсем иная, чем была у Захарьиных-Юрьевых — но куда более уместная Гольштейн-Готторпским, привычно черпающим силы в стихии Земли. Да и манера ведения дел тоже куда более подходила западным захватчикам, чем рачительному хозяину на собственной земле…

Словом, когда Романовых вышибли с их вотчины силой, ни князья Захарьины, ни князья Юрьевы, ни Кошкины, что тоже были им близкой родней, не пришли им на помощь, наглядно показав, что родного с Романовыми у них более нет ничего. Да и зваться Романовыми этим басурманам не особо и вместно. Была кровь родная — да размылась вся, и нет у них более таких родичей. Тем не менее, клочок земли у границы, а значит и княжеский титул Романовы с помощью западных союзников отстояли, но жить переехали в Европу, полагая империю более не родным домом, а местом зарабатывания денег. В общем-то, с тех времен их промысел особо не изменился — скупают зерно у свободных фермеров, да гонят его через морские терминалы щедрым покупателям. Местами ведут дела нечисто, отваживая иных скупщиков и выдавая ростовщические ссуды под весь урожай еще зимой; местами — откровенно грязно, угрожая недородом зерна. В общем, обычные торговцы с титулом, которые не считают эти земли родиной, но тем не менее — принудительно отправляют своих наследников учиться в центральные университеты страны. Потому что их бизнес, все же, тут — да и в Европе все давным-давно уже занято.

Надо отметить, род очень богат. Но самое важное — куда более спесив, истово полагая себя могущественными князьями с неслабой родословной. В военной мощи не уступит среднему княжеству — наемники сейчас дешевы, и их услуги можно скупить оптом с профильных бирж. Главная же семья, при всем этом, по-прежнему управляет всем из-за рубежа, где у них немало родни и союзников как по герцогской крови, так и по финансовым интересам.

Станет ли наследник такой семьи требовать извинений от княжича Шуйского? Безусловно.

Будет ли княжич Шуйский приносить извинения каким-то заморским торгашам? Никогда.

В этом-то и главная проблема…

Столкнулись бы они так, будучи взрослее — и более мудрый Романов, который уже уяснил отличие рассказов родителей от реального к ним отношения на родине, обязательно отшутился бы, не потеряв лицо. Мятое железо, испуганная барышня, все живы — экие мелочи. Шуйский же, при всей нелюбви к Романовым, в ответ отдал бы пару-тройку контрактов, которые не жалко скинуть в прорубь и забыть. Но, увы, Виктор Романов только на третьем курсе университета, и все еще полагает, что его титул, роскошный образ жизни и прием в тех благородных домах и салонах, что традиционно ориентированы на запад, означают его равенство с элитой страны.

По личной силе — ранг «учитель», опять же вводящий в заблуждение относительно исхода дуэли. Пожалуй, он не побоится убить Артема — привык, что семья в безопасности в своих владениях, и по возвращению ему ничего не будет угрожать. Опять же, месть за гибель в дуэли не особо поощряется, если все прошло чисто и без урона чести. А вот победа над равным — всегда удостаивается записи в семейных хрониках. Только вот деду Артема станет как-то все равно на правила, когда дело дойдет до родной крови… Равно, как и отцу.

Понятно, что Артем Романова прихлопнет, не особо напрягаясь. Но после этой победы, как в том счастливом конце фильма, обязательно придут последствия, о которых редко принято думать для собственного спокойствия. Романовы — очень богатый род, и на месть у них деньги найдутся, равно как и на небольшую войну силами наемников, нанятых через третьи руки. Определенные правила и отношение общества в их кругу не позволят оставить просто так смерть или увечье от руки русского варвара. Дуэльный кодекс и негласные правила империи им точно не интересны: то, что они тут зарабатывают — совсем не значит, что хоть как-то уважают проживающих на этой земле людей.

В общем, что так пойдет дело, что эдак — быть большой крови.

Заметив, что завозился более, чем на десяток минут, попрощался с собеседником на том конце провода.

— Один момент, господин, — чуть замялся он. — Вы случайно не теряли банковскую карту?

— Не терял. Что-то не так?

— Просто служба безопасности фиксирует странные платежи. Тут и платья, и женская обувь, и ювелирные украшения…

— Это нормально.

— …и покупки в салоне нижнего белья «Черная орхидея». — Чуть смутились на том конце провода.

— А вот это интересно.

— Суммы — бешеные!

— Когда была последняя транзакция? — Поднес я часы к лицу.

— Момент… Одиннадцать минут назад.

— Значит, успели, — удовлетворенно отметил я. — Карту не блокировать, все нормально.

— Общая сумма…

— Дороже, чем аренда «Валькирии» до Америки и обратно?

— Почти…

— Значит, обратно полетит в экономе. Отбой. — Завершил я вызов. — Хотя… Может, это того и стоит. Надо своими глазами смотреть. — Произнес я задумчиво.

Дожидались меня деятельно — девушки окружили Федора, что-то им демонстрировавшего. Охрана, разумеется, своим видом отпугивала праздно любопытствующих — да и стояла группа в стороне от выхода, уже на улице. Сумок и пакетов, что характерно, при них не было. Зато ряд обновок присутствовал: девушки предпочли классические платья ниже колен, выбрав разный колер: если Ника остановилась на зеленом, а Го Дейю решила предпочесть красное с вышивкой из золота, наверняка привычное ей по дому, то Аймара остановилась на траурно-черном с высоким воротом, что вместе с золотом тиары, сережек, диадемы, заколки, браслетов и колец заставляло обратить внимание. При этом, черное с золотом было подобрано достаточно органично и составляло цельный облик, а не выглядело попыткой вынести из магазина материальные ценности на себе.

— О, Максим! — первым меня заметил брат, махнув рукой, приглашая подойти ближе. — Как тебе? — С гордостью продемонстрировал он на своей ладони искусно вылепленный из золота цветочный бутон в натуральную величину, с отходящим от него небольшим стебельком — ровно настолько, чтобы держать его рукой.

Выполненный из тончайших лепестков золота, он смотрелся хрупким произведением искусства. Собственно, им и был — стоило Федору взять цветок за стебель, как мертвое золото, неспособное по своей природе к движению и собранное в бутон, отчего-то распустилось в цветок…

Рядом коротко выдохнула Инка и потянулась к цветку руками, выполняя пальцами неосознанные хватательные движения.

— Здорово, — похвалил я, легонько хлопнув Инке по запястью.

— Учимся потихоньку, — скромно отозвался брат, с удовольствием принимая похвалу.

Одно движение руки — и золотой цветок вновь принялся собираться в бутон.

А Инка снова потянула к нему руки.

— А можно его мне? — Чуть подрагивающим голосом попросила она, не отрывая взгляда от золота — будто оно может пропасть.

Федор покрутил цветок пальцами, вздохнул и с невозмутимым видом положил его себе в карман.

— Шестьсот миллионов.

— А? — Вздрогнув в момент исчезновения бутона, переспросила Аймара.

— Говорю: шестьсот миллионов рублей. Ниже не позволено продавать, — развел он руками.

— Но оно же сделано из моего золотого кольца! — Негодовала Инка.

— Которое купила я, — добавила Ника, с иронией поглядывающая на принцессу Анд.

— На мои деньги, — посчитал нужным заметить я.

— А вот и нет, — со значением произнесла Ника. — Я поменяла этот жалкий килограмм из ювелирного на сорок килограмм чистого золота, который мне пообещала взамен принцесса Инка! Не беспокойся, твое я тебе верну.

Мол, хвалите меня.

Я же тяжко вздохнул. Святая безхозяйственность…

— И когда, говоришь, она тебе эти сорок килограмм отдаст?

— Со дня на день! — Звонко, но уже предчувствуя подвох ответила Еремеева.

— А Инка не говорила, откуда у нее эти сорок килограмм? — Вкрадчиво задал я уточняющий вопрос.

И тут же перехватил за плечо пытающуюся отойти в сторону Аймара.

— Нет, но она человек слова. Ведь так? — Покосилась Ника на подругу.

— Ну конечно. — Категорично отозвалась принцесса.

— Вот убьет она меня и получит сорок килограмм выигрыша золотом, — поддакнул я, глядя на этих двоих весьма недобрым взглядом.

— Как — убьет? — Опешила Еремеева.

— Совсем — убьет. Пари у нас.

— То есть, она вообще не отдаст, — похоронным голосом констатировала Ника.

— Отдам! У меня с каждым днем получается все лучше!

— Как ты отдашь, если я тебя раньше грохну?

— Бей сейчас, пока она не ждет! — Прошипела Дейю. — Ну же, что ты медлишь?!

— Ты это кому? — Перехватил я китаянку за плечо и посмотрел недобро.

— Обеим, — пожала та плечами.

— Так можно мне мой цветок? — Затормошила Инка Федора, еще раз демонстрируя полное отсутствие эмоций по поводу собственных действий.

— Шестьсот миллионов. Минимальная цена гильдии.

— Ника, заплати ему! — Властно распорядилась Аймара.

— Ходить тебе лысой, — процедила в ответ Ника, резко отвернулась и двинулась к машине.

— Очень вредно злить целителя, — отчего-то посчитала нужным выговорить Инке Дейю. — Очень! — и тоже заспешила к машине.

Федор вместе со мной проводил их задумчивым взглядом и тут же пояснил:

— У них во второй машине все пакеты с одеждой.

— Подумаешь, — фыркнула Аймара.

— Выкинет, — продолжил Федор. — Лишнее выкинет, — и выразительно посмотрел на Инку.

— Ну и что, — с любовью посмотрела Инка на золотые украшения на руке.

А платить — мне.

— Военторг, так военторг, — мрачно констатировал я.

А затем сбился с мысли, отметив, как машина с Никой и Дейю и вовсе отъезжает с парковки.

Впрочем, импульсивное действие тут же попытались переиграть: позвонил водитель отъехавшей машины.

— Господин, велели передать, что госпожа Инка забыла сесть в машину. Возможно ли доставить ее на такси?

Я посмотрел на часы — вот уж на что совершенно не было времени, как отвозить ее в особняк самолично. Планы… Планы как всегда ломались, словно об колено переломленные… Одно симпатичное девичье колено.

— Скажи, что ее доставят вечером.

— Будет сделано.

Федору, что ли, поручить? Повернулся к брату, но тот крайне заинтересованно косился в сторону костюмированного игрового действа, часть которого удавалось увидеть с нашей позиции. Тут, видимо, тоже есть планы посмотреть на местные развлечения. А отправлять похищенную Аймару добираться самостоятельно — непростительное легкомыслие, которое даже не обсуждается. Эта точно сможет придумать, как вывернуться из клятвы.

Ладно, в любой неприятности стоит искать выгоду. Во всяком случае, если выходит так, что от Инки не отделаться… Будет статусным сопровождением. Все же, я не в тех одеждах, что уместны для переговоров, так что этот момент стоит компенсировать.

— Федор, ты не мог бы сделать для Инки маску, подобающую ее положению?

Грим-гримом, а в компании высокородных могут запросто узнать ее по чертам лица. Ее, может, не видели лично — но среди высшей аристократии запросто могут быть те, кто знает ее мать или кому довелось лицезреть фотографию бабушки… В общем, проще перестраховаться. Пусть Романовых сложно отнести к высшей аристократии — но у них ведь тоже будут секунданты, а кроме них обязательно присутствует целитель и третья, независимая сторона — и уж эти люди будут под стать Шуйским.

Брат отказывать не стал, пожелав было переделать золотой цветок, но после чуть ли не мольбы Инки его не портить, принял в качестве заготовки еще один ее массивный золотой перстень — который словно пластилин стал таять в его руках, преображаясь в пластину, раскатываясь в полукруг и покрываясь невесомым и завораживающим узором. Остановку в творении Федор сделал ровно одну — примерив заготовку к лицу завороженно наблюдающей за всем этим Инки. После чего лист благородного металла, утонченный до уровня сусального золота, принялся вновь обретать объем.

— Нужно еще одно кольцо, — произнес он, и запрашиваемое было немедленно стянуто с безымянного пальца Инкой и передано в руки мастера.

Итоговое изделие обрело окончательную форму через половину часа после начала работы и выглядело традиционной карнавальной полумаской, закрывающей верхнюю половину лица. Вся ее поверхность была собрана из искусно выполненных золотых бабочек, по неведомой прихоти занявших поверхность золотого листа. Благодаря этой детализации, смотреть на обладательницу украшения просто не было времени — все внимание надежно привлекал объемный и крайне детализированный узор, смотревшийся целостно с расстояния, но рассыпавшийся на детали, если присмотреться.

— Примерь и не снимай весь вечер, — протянул я маску Инке.

— Я это не… — Зародился было протест, но тут же пропал. — Я это надену, — приняла она в руки украшение и приложила к лицу. — Только тут нет креплений.

— Они не нужны. Уберите руку, — попросил Федор чуть усталым, но весьма удовлетворенным голосом.

— Мне очень нравится, спасибо, — похвалил я брата. — Вы сейчас гулять?

— Хотелось бы посмотреть на мероприятие, — пожал он плечом, не настаивая.

Время подходило к ночи, комплекс наверняка закрывался — а значит все интересное сейчас выйдет из стен и, к тому же, будет бесплатно.

Но, мол, если что — он готов отправиться по иным маршрутам.

— Я пришлю за тобой машину.

— Возьмем такси, — отмахнулся Федор и намерился нас покинуть.

— Подождите, а как же шестьсот миллионов? — Ворчливо вмешалась Аймара.

— Родственникам можно дарить бесплатно. — Как само собой разумеющееся отметил брат.

Из-под маски на меня последовал задумчивый и оценивающий взгляд.

— А давай ты передашь родственнику еще и тот бутон? Не ходить же юноше с цветком в кармане просто так.

— Верно. Его надо дарить симпатичным девушкам, — подмигнул Федор и с нетерпением отправился в сторону отгулявшей весь вечер толпы.

Бутон остался при нем. От Аймара потянуло чем-то недобрым, а из-под маски донеслись тихие ругательства. Но потом один из охранения Федора обернулся к ней, и та прикусила язык.

— Можем в знак недовольства вернуть ему маску. — Предложил я.

Инка рефлекторно провела пальцем по ее краю и категорично отказалась.

— Не бери близко к сердцу. Я думаю, ты вполне симпатичная, — постарался я успокоить пленницу. — Просто ты для него старая. То есть, уже в возрасте. Не молодая.

— Просто молчи.

Я пожал плечами и отправился к той машине, на которой сюда и прибыл. Хоть она осталась — не ехать же на серьезное событие на такси.

— Сегодня у нас еще одно мероприятие, — сев в машину и пристегнувшись, сообщил я занявшей соседнее место Инке.

Пересадить бы ее назад, чтобы камеры дорожные с переднего сидения не снимали (на что, видимо, и ее расчет), но маска вполне надежно скрывает внешность, так что пусть.

— Полигон? — Без особого рвения заинтересовалась она.

Полтора часа активного хождения по торговому центру должны были утомить и ее.

— Близко, — выехал я с парковки. — Дуэль. У вас они бывают?

— Иногда, — емко ответила Аймара, демонстрируя нежелание вести беседу.

Все-таки, она тут далеко не добровольно, а я все еще мерзкий пленитель, с которым не ведут задушевные разговоры.

Но женское любопытство все же победило показное равнодушие.

— А какая причина дуэли?

— Девушка моего друга наговорила лишнего. — Подумав, добавил. — Бывшая девушка.

— У вас сражаются из-за слов?

— Весь мир сражается из-за слов. Действие может быть случайным, потому недостаточным для драки. Слова всегда будут осознанным действием.

— Проступок настолько серьезный, чтобы угаснуть любви?

— Тебе ведь не нравится, что я распоряжаюсь твоей свободой? — Уточнил я совсем иное.

— Я в ярости.

— Примерно так же, полагаю, чувствует себя мой друг. Девушка решила за него, что он оторвет ноги княжичу Романову.

— Это весьма… Неосторожно… — Немного проняло Инку, уже настроившуюся защищать кого угодно от меня и моих друзей.

Княжеский титул ей был знаком.

— Теперь моему другу придется оторвать ему ноги. — Скучным тоном добавил я. — Это несвобода, которой не место в любви.

— Насколько мне известно, князья не бросают вызов тем, кто ниже их.

— Он тоже — княжич.

— Остается только грустить, что он не умеет выбирать себе друзей.

— Я выбрал, этого достаточно.

— Значит, нужно посочувствовать. — Едко отозвалась Инка. — Тебя не беспокоит, что его тоже посчитают соучастником моего похищения? Ведь умрут все. Ты, хранитель той крепости, эта китаянка, твой друг, все причастные вместе с той взбалмошной девицей… Кто она вообще? — Пробилась искорка искреннего любопытства в ее голосе.

— Моя единственная проблема в этой жизни.

— А как же я?

— А ты выбрала две недели в России. Обучение у сильнейшего виртуоза огня, шоппинг, золотые украшения, созерцание княжеской дуэли — все для тебя.

— Я это не выбирала.

— Все еще хочешь отказаться от золотой маски? — покосился я на Аймара.

Та промолчала.

— Это не цена за мою свободу, — холодно вымолвила Инка после некоторой паузы.

— Никто и не собирался ее покупать.

— Та китаянка. Го Дейю — вы ее купили. Как вещь.

— Выкупили. У тех, кто посчитал ее вещью. Через полторы недели она будет свободна и может идти, куда хочет. Нам ваша свобода не нужна, — спокойно рулил я по широкой трассе.

— Вы кто, вообще, такие? — С интересом спросила Инка. — Я хочу знать, кого вспоминать с усмешкой после их страшной и мучительной смерти.

— Посмотри на заднее сидение.

— А что там? — обернулась Инка назад еще до завершения фразы.

— Кто-то задает слишком много вопросов. Там ушки и хвост.

Глава 15

Общеизвестно, что основным фактором очарования домашних животных кроме гладкой шерстки, прелестных глазок и милых ушек является способность не выносить мозги едкими замечаниями. И даже ночной требовательный мявк у холодильника вместе с виноватым поскуливанием возле двери с рассветом не вызовут того раздражения, которое способна вызвать отдельно взятая принцесса с неоконченным высшим образованием.

— А это у тебя такой фетиш, да? — Повернула Инка к себе центральное зеркало и поправила накладные ушки на волосах.

Пожалуй, это был как раз тот случай, когда вместо тишины салона дорогого седана я предпочел бы рык двигателя КАМАЗа и лязг переключения передач, что заглушали бы любые разговоры. А вместо мягкости подвески, поглощающей неровности дороги — наборную рессору, на кочках подкидывающую кабину так, что излишне разговорчивые могли остаться без языка.

— Хвостик как, сидеть не мешает? — С заботой поинтересовался я.

— Может, какая-то детская травма? — Проигнорировала мои слова принцесса. — Комплексы? Обижали в детстве?

Рассказать ей о методике укрощения имени Федора — так весь воспитательный эффект пропадет. Первое, что делает пациент, когда узнает, что его лечат — это перестает принимать таблетки.

Верхом терпимости и дипломатии от меня стала попытка включить радио, да погромче. Впрочем, попытка тут же провалилась, потому как Инка мигом заинтересовалась кнопками управления и через десяток переключений набрела на англоязычный поток. Вещали блок новостей — и как на зло, хорошо поставленный голос диктора обсуждал с коллегой-девушкой, как же это много — целых две тонны золота или восемьдесят восемь миллионов долларов денежным эквивалентом. Мол, настолько много, что скоро одна половина мира с надеждой станет спрашивать другую, а не видели ли они очаровательную принцессу Анд.

Инка выключила радио и победно посмотрела на меня.

— Деньги за сведения — плохой вариант, — прокомментировал я равнодушно.

— Для тебя — уж точно.

— Первым делом, все жулики мира постараются убедительно инсценировать твою смерть. — Пожал я плечами. — Лодка над бездной океана, фрагменты одежды и свидетели в порту, видевшие девушку, похожую на тебя.

— Моя семья знает, что я жива. — Поджала губы Инка. — Искать тоже станут среди живых. И найдут! Поспеши каяться, и смерть твоя будет не столь болезненной и долгой. Десятилетия мучений сократятся до каких-то недель. Возможно, я просто проткну тебе глаза, отрежу ноги и оставлю в живых, собирать гроши в порту, пока их не наберется на две тонны золота. — Высокомерно добавила она. — Кто-то же должен скомпенсировать убытки.

— А у вас вообще не учат правилам ведения себя в заложниках? — Искренне поинтересовался я.

— Учить этому великих Аймара?

— Ну, у нас вот даже высокородные с детства привыкли, что пять дней в неделю надо проводить в школе, под надзором чужих людей, способных превратить твою жизнь в ад, и лучше их не бесить и делать, что велено.

— У нас в школах развивают личность и творчество!

— То-то у вас до сих пор нет космической программы.

Фраза отозвалась отчего-то весьма болезненно, и Инка вновь начала черпать мне мозг маленькой ложкой язвительных фраз.

— Я вот тут подумал, а вдруг в тебе все-таки признают принцессу великих Аймара. — Задумчиво произнес я. — Не сразу, разумеется. Сделают кучу фотографий забавной незнакомки. Разошлют друзьям, в социальные сети, на сотни развлекательных ресурсов… А потом бам — и кто-то узнает в этой симпатичной кошечке с накладным хвостиком высокую кровь. И всем-всем об этом расскажет.

Инка нервным жестом вернула зеркало в прежнее положение и чуть отодвинулась в кресле, отвернувшись.

— Я знала, что плен — это подлость и страдания.

— Страдания? Да на тебе золота больше, чем на цыганском таборе. — Фыркнул я и сверился с навигатором на сотовом телефоне.

Потому что ездить в этом городе по памяти — это запросто уехать в сторону Новгорода и узнать об этом через половину часа.

— Кто такие цыгане? — Чуть поскучневшим тоном, в котором уже не было желания выесть мне мозг, поинтересовалась Инка.

— У вас их нет?

— Нет.

— Значит, вы и есть цыгане. — Убежденно произнес я.

— Эй! — Воспротивилась этому суждению Инка, чутьем уловив подвох. — Может, они зовутся у нас иначе.

— Любовь к золоту, путешествиям, цветастым нарядам.

— Дальше.

— Иные видят будущее. Смутно.

— Еще, — напряглась Инка.

— Способны украсть понравившуюся вещь. Плевать хотели на другие народы.

— Экая невидаль.

— Похищают детей.

— А, хораханэ… Нет, этих мы перевешали давным-давно, — успокоилась Аймара. — Надо было начинать с плохого. И как ты смел сравнивать мой великий народ с этими? — прошипела она, явно заходя на новый круг тихого скандала.

— А не надо смотреть на моего брата, как будто он уже едет в багажном отделении к тебе на родину.

— Это единственный для него способ выжить. Я бы на твоем месте была благодарна. — Задрала она носик.

— Тронуть Федора — не лучший способ самоубийства. — Отозвался я.

Безо всякой угрозы, впрочем — я, например, просто не успею отомстить первым. Но был совершенно не понят.

— Равно как и меня, — выпрямилась Инка в кресле и отразила живой интерес высоткам, разросшимся вдоль Рублевского шоссе.

По противоположной стороне хмуро смотрели на новостройки старые панельные дома, словно подозревая, что век их сочтен и рано или поздно быть им снесенными. Но вечер скрывал ржавые разводы от кондиционеров на облезшей белой краске, а теплый свет из окон придавал жизни угловатым зданиям — и уже темные проемы величественных недостроев смотрелись мертво и лишне.

— Не обижайся, — примирительно обратился к ней. — Сейчас посмотришь, как мужчины убивают друг друга, успокоишься.

— Я домой хочу, — глухо произнесла Инка.

— Судя по отчетам, за время пребывания в Нью-Йорке, ты ни разу не отъезжала в родные горы.

Что было несколько странно. Быть может, такое понимание взрослой жизни.

— А теперь — хочу. Там папа, дедушка… Сестра младшая… — И в голосе было столько теплоты, что я невольно почувствовал себя очень неловко.

Все-таки, учит меня — добротно, не уклоняясь от соглашения.

— Хочешь, привезу ее? — Предложил я от чистого сердца.

— Даже не думай! — Рявкнула Аймара.

— Тогда перетерпи полторы недели.

— Я управлюсь раньше, — зло отозвалась она. — Улыбайся-улыбайся. Вот узнает меня кто из свиты твоих дуэлянтов и перережет тебе глотку за благодарность моей семьи.

— Прошу прощения, но смотреть на тебя будут исключительно как на дорогой автомобиль.

— То есть?

— То есть год выпуска, стоимость обслуживания и объем цилиндров. Год выпуска, конечно, так себе. А вот объем… А ну не трожь туфлю! — Немедленно пресек я порыв девушки вооружиться подручными средствами. — Во-первых, я сразу извинился. Во-вторых, весь вечер придется хромать на одной туфле. Я ударостойкий.

— А я в глаз каблуком. Чтобы мозг пробить, — но обувь Инка оставила в покое, хотя ноздри раздувались от ярости.

— Почему в сказке про Золушку никто не догадался поискать труп… — Проворчал я, отмечая начало Аминьевского шоссе.

А ведь все сходится: и легенда прикрытия, и в нужное время предоставленные костюм и транспорт, которые потом никто не нашел. Всех отчего-то очаровало слово «фея», за которым позабылось «крестная мать». Потом поиски исполнителя по оставленному вещдоку. Как результат — свадьба, потому что это единственный способ породниться с семьей могущественной феи… Да и такой киллер под боком любому принцу нужен — министры те еще сволочи. Но это я больше от нервов — вляпался Артем, и тут никак не получается быть абсолютно спокойным.

— Не хочешь, чтобы относились, как к дорогой кукле — веди себя прилично. — Посоветовал я.

Впрочем, не ожидая особого конструктива в ответ.

— Прилично? С хвостом и ушами? — Раздраженно отозвалась Инка.

— У моего кота же получается. Не всегда, правда, но он ведь делает над собой усилие.

— Кот — тоже умрет, — поджала она губы.

— Да никто не умрет, — с некоторой усталостью вздохнул я. — Что же вы такие кровожадные?

— Боль и кровь правят миром, — произнесла Аймара вряд ли собственные мысли.

Скорее — давно услышанное и принятое за истину. Слишком быстро было сказано.

— А как же красота, деньги, любовь?

— Вторично, — отозвалась она столь же машинально. — Я же еду рядом с тобой. Значит, боль сильнее красоты. И боль вернет меня домой.

— Ты едешь рядом, потому что кто-то забыл тебя забрать от торгового центра, — поумерил я ее пафос. — Могу позвонить, и оно же заберет тебя к себе домой.

Правда, если оно станет править миром, нам всем конец.

— Не тебе сомневаться в мудрости предков. Скоро ты познаешь ее истинность.

— А вот кстати, ваши горы возникли первыми на земле? — Постарался я уклониться от очередной перепалки.

— Разумеется, — пожала плечами Инка. — Созданы из Солнца.

— И вас поставил править сам создатель.

— Правитель вселенной Пачайячачик. — Уточнила она.

Ага, как и ожидалось.

— В общем, у вас и рода Го проблемы с копирайтом.

— Мы старше рода Го, — отмахнулась Инка, как от мелочи.

— Кто первый припишет большую цифру, тот и древнее, — охотно поддакнул я, развлекаясь в процессе вождения за чужой счет.

— У нас подтвержденные сведения! Радиоуглеродный анализ! Письменность и наскальные рисунки! — Задело Аймара.

— У китайцев тоже наука живет на грантах великих семей, — пожал я плечами, наконец-то выруливая на Нежинскую.

Дорога в четыре полосы подпиралась высоким забором с правой стороны и лесистой территорией природного заказника, уходящего в низину, по другую руку. С точки зрения визуальной красоты, осенний лес смотрелся невзрачно, неухоженно и откровенно заросшим — весь парковый комплекс с парадным входом находился по другую сторону массива. А вот с практической — достаточно было отойти на пару десятков метров вглубь, и с дороги уже было ничего не разглядеть. Разве что с верхних этажей «домов с видом на парк» — но и те были отставлены достаточно далеко от улицы, чтобы видеть что-то невооруженным взглядом.

Первую полосу дороги изредка расчерчивала разметка парковочных мест, на удивление — бесплатных, оттого почти повсеместно занятых.

Солнце не торопилось заходить за горизонт, но линия фонарей в один ряд вдоль нашего движения уже окрашивала путь теплым светом — и в этом свете не так и далеко после поворота виделась целая группа дорогих автомобилей, запаркованных до автобусного павильона на противоположной полосе — настолько именитых марок, что поток впереди слегка притормаживал, чтобы внимательнее разглядеть эту выставку роскоши, замедляя и наше движение. Еще дальше по улице просматривалась темная и низкая громада медицинского центра, шедшего по этой улице под вторым номером. Значит, мне сюда.

— …впрочем, тебе ли понимать, низкорожденному, — оказывается, завершала свою колкую и обличительную речь Инка, пока я с интересом оглядывал пространство вокруг.

А я и не расслышал все остальное. Иммунитет, что ли, вырабатывается?

— Вот и Артем, — отметил я княжича, на этот раз одетого в белую кофту и джинсы, расположившегося перед своим белым «Кадилак Эскалейдом», опершись на капот и сосредоченно уставившись в телефон, удерживаемый двумя руками и повернутый горизонтально.

В игрушку рубился, не иначе.

Что характерно, расположилась его машина и он сам так, чтобы занимать два парковочных места.

Чуть дальше, под навесом остановочного павильона, виделись те, кто вполне походил по описанию на оппонентов Шуйского — человек шесть молодых ребят: как на подбор подтянутых и спортивных, с волевыми подбородками и короткими прическами блондинистых волос, одетых столь же одинаково: серые и бежевые брюки, белые кроссовки и рубашки под жакетами и безрукавками. В общем, так и хотелось бросить им мячик — пускай себе играют.

Рядом с ними, но показательно поодаль, смотрели на них две дамы в вечерних платьях и неброских украшениях — и разговоры ребят, что всерьез обсуждали что-то, поглядывая в спину Артема, говорились наверняка из расчета на то, что прелестные дамы их услышат.

— Не дуэль, а великосветский салон, — неодобрительно покачал я головой.

Отдельно, столпами спокойствия и уверенности, между остановкой и машиной Артема расположились двое мужчин: и если одного из них, убеленного сединами и невысокого, с врачебным чемоданчиком в руках и немарким плащом, под которым был классический сюртук в серую полоску, я не знал, то второго, в темно-синем костюме с галстуком, доводилось видеть и в газетах, и по телевизору. Знать же лично второго сына князя Мстиславского не довелось — лет ему было под тридцать, а область деятельности уходила так далеко в легальные и оптовые поставки вооружения зарубеж, что не было до того тропинок, на которых мы могли встретиться. Но вообще, фигура явного посредника и третейского судьи была выбрана с огромным запасом — этот если скажет Романовым построиться, те и встанут по линии, равно как и процентов тридцать московской аристократии. Все-таки, представитель династии великих российских полководцев, и немало этой аристократии бывало под их началом в общих походах — равно как и оказывалось супротив них, с печальным для себя исходом.

Шуйского и Романовых, впрочем, Мстиславский не замирит и волю свою навязать не в состоянии. Представитель последних, как уже отмечалось, слишком молод и горяч, а вот первым Мстиславские ровня и те могут им только советовать.

Одним словом, представитель очень влиятельной и сильной семьи был привлечен судить рядовой спор. Тоже проявление уважения и статуса, между прочим — абы кого не позовут и доверять свои жизни не станут.

Кроме упомянутых, чуть в стороне разместился представитель города: этого я тоже впервые видел, но характерное равнодушное выражение лица и планшет в руках, а также готовность записать все убытки и стребовать за них — никак и ни с кем не перепутаешь.

— Что, прямо на улице? — С разочарованием протянула Инка.

— Есть официальные дуэльные полигоны. — Пожал я плечами. — Но там представитель императора и обязательное сообщение семьям конфликтующих сторон.

— Приятней умирать тут — в овраге, под поваленным деревом?

— Увы, некоторые очень хотят выглядеть взрослыми, потому что боятся, что им запретят родители.

Я коротко просигналил, обращая внимание увлекшегося Артема на себя.

Тот приветственно махнул рукой, и не отвлекаясь от игры, подвинул свою машину рукой, освобождая мне место под парковку. После чего вновь уселся на капот доигрывать.

— Это твой друг? — Подала голос Инка.

— Ну не футбольная же команда с болельщицами.

Инка коротко взглянула в их сторону. Там, кстати, как раз притормозил напротив юных аристократов один из последних вечерних автобусов, заметив потенциальных пассажиров на остановке. Наверное, юноши и девушки в этот момент впервые в своей жизни увидели его салон изнутри — и оттого притихли и разглядывали пространство через двери с повышенным интересом. Потерянное поколение — как они собрались жить дальше, не зная, какое место самое удобное, где зимой греет печка, и у какого кресла не сквозит от дверей? Сложно им будет, когда все отберут.

— Твой друг выглядит каким-то легкомысленным, — отметила Аймара, пока я выгадывал паузу во встречном потоке под маневр поворота.

— Ему просто все равно, — поправил я.

— На собственную жизнь?

— Мой друг с одинаковой легкостью прихлопнет и их, и даже тебя, — повернул я все-таки и притормозил перед свободным парковочным карманом.

— И тебя?

— И меня. — Признал я превосходство классического образования над импровизацией.

— Что, даже с твоими артефактами?

А в голосе скользнула ревность к чужому превосходству.

— Даже с теми артефактами.

Потому что тут нет защиты крепости, на которые будут они опираться. А вот с иными кольцами — можно посмотреть. Чисто теоретически, разумеется.

— Какой перспективный большой молодой человек, — задумчиво произнесла Инка, поглядывая на посторонившегося в сторону княжича.

— Так, никаких «перспективных». — Жестко произнес я. — Он добрый и хороший юноша с огромным сердцем, хватит с него одной бедовой подруги.

— Да как ты подумать-то мог? — Фыркнула Инка. — Вот еще.

— Я предупредил. — Строго подытожил и разблокировал двери. — Выбирайся, будем знакомиться.

— Сними ушки и хвост. — Не сдвинулась Аймара с места.

— В общем-то, можешь оставаться в машине.

— Я буду себя вести очень и очень хорошо. — Заверила она тут же.

— Можно снять, — задумался я. — С условием, что будешь идеально вести себя в гостях у Ники.

— Кажется, я это уже пообещала, — слегка болезненно отнеслась Инка к неверию в ее слова.

— Тем не менее, хорошо — не значит идеально. К Нике завтра придут договариваться о свадьбе.

И саботаж тут даром не нужен.

— Кто придет? — Слегка удивилась Аймара.

— Мои представители.

— Серьезно? Ты? На ней? — В голосе отразилось недоумение.

— Я не забрал у нее банковскую карту. Конечно я серьезен. — Вышел я из машины и захлопнул дверь.

Почти моментально рядом оказалась Инка — уже без ушек и хвостика, а значит условия соглашения она приняла.

— Разрешите представить, княжич Шуйский Артем, — подошел я к джипу друга и заговорил на английском, обозначая дальнейший язык общения.

Тот ответил коротким наклоном головы и с интересом посмотрел на гостью.

— А это принцесса Аймара Пакэри Инка, старшая дочь великого рода Аймара.

И если от этого она и сбилась на мгновение, то этого было не заметно.

— Меня похитили, — очаровательно улыбнулась ему Инка и подала руку.

Артем принял ее руку в свою гигантскую пятерню, очень аккуратно пожал и с укором посмотрел на меня.

— Тебе не совестно, а?

Инка торжествующе покосилась на меня.

— Ты почему ее похитил, а не меня? — Столь же осуждающим тоном завершил Артем.

— Простите, что? — Вернула себе ладошку Инка и чуть отступила от него в сторону.

А вид у нее в этот момент был, будто она встретила еще одного сумасшедшего на своем пути.

— Он как-то меня тоже похитил, после восьмого класса, — доверительно ответил ей Шуйский. — Целых три дня конфет, игры на приставке и гора фильмов с полным нарушением распорядка дня, — чуть мечтательно продолжил он. — Никаких обязанностей и тревог. А потом нас нашли.

— И что ему сделали? — Уже предчувствуя неудобный для нее вариант, спросила Инка.

— Да что ему будет, — махнул на меня рукой Артем. — Меня вот — ругали. Но сегодня я бы повторил, — покосился он в сторону остановки, на ребят из противоположной стороны конфликта.

— А за меня вот обещают жуткую кару похитителям и целую кучу золота тому, кто проявит благоразумие!

— Тонну золота, я слышал. — Кивнул Шуйский.

— Уже две тонны! Но я выбью вам больше, гораздо больше!

— Девушка, я живу за Уральскими горами, — чуть устало произнес он ей с легкой улыбкой. — У меня этого золота… А друг — всего один.

— И вот так — уже два дня, — пожаловался я Артему на Инку. — Вчера у деда в крепости гвардейца пыталась подговорить. Потом повара. Потом даже с чайкой разговаривала.

— Может, вам нравится, когда вас похищают — а мне нет! — Прошипела Аймара.

— Жалобы, замечания? — Деловым тоном поинтересовался я.

— Да! Ты еще жив!

— И кто виноват, что плохо старается? — Укорил я ее. — Одна попытка в день тебе дана. Одна бездарная попытка в день.

— А еще меня тут морят голодом. — Буркнула Инка.

Это да — мой просчет. Осталась без обеда и ужина.

— Ладно, найдем что-нибудь на обратном пути. — Пообещал ей, поискал в кармане и протянул конфету.

На угощение Инка взглянула со всем доступным пренебрежением. А вот когда его перехватил Артем и уплел (не со зла, просто глубинные рефлексы), то с диким возмущением воззрилась на княжича.

— Кто там хоть стоит рядом с Романовым? — Поинтересовался я.

— Мне обязательно знать всю эту титулованную мелочь? — Чуть ворчливо отозвался друг, комкая обертку. — Какие-то барончики, графы, виконты. Юля Орлова отчего-то здесь, справа стоит. Подругу не знаю тоже.

После чего пристально посмотрел на меня — как Брунгильда, которая знает, что там, где есть один кусочек колбасы, есть и второй. Да и стресс у него — можно и вторую.

— А где же ваша девушка? — Вмешалась в беседу Инка. — Или Максим говорит верно, и вы ее разлюбили? — Похлопала она ресницами.

— Вера в больнице, — произнес Артем, переведя взгляд на лес. — У нее шок.

— Бедная девушка, — посочувствовала она ему теплым и заботливым голосом. — Ей наверняка нелегко после встречи с этими грубиянами.

— Может, и так.

— А хотите, я их убью? — Похлопала Аймара ресницами. — Мне можно, я вне ваших традиций и правил. Я пройду мимо них, и формальный повод найдется.

Артем повернулся к девушке и внимательно на нее посмотрел. Я бы сказал, пристально — и даже ближе подошел.

— О, с Федором уже познакомились. — Произнес Шуйский веселым голосом. — Как я сразу не заметил? — Присмотрелся он к орнаменту на золотой маске.

До слов же девушки ему было абсолютно все равно. Аймара раздраженно фыркнула и отвернулась.

— Третий день, как. — Подтвердил я.

— Надо будет тоже пересечься в городе. После всего этого, — тягостно вздохнул он и покосился на часы.

Две минуты до положенного времени.

— Не хочешь убивать? — Правильно понял я его вздохи.

— Но ведь придется. Ранг у этого Романова слишком высок, чтобы убедительно сломать что-то одно, — почесал Артем затылок. — Стану сдерживаться — со стороны будет казаться, что хочу унизить. Так даже хуже, чем убить.

Да и если заиграться в поддавки, может и самому неплохо так прилететь — что тоже очевидно, пусть и не было произнесено. Правила-правилами, но когда близко замаячит смерть, таким, как Романовы станет наплевать на любые договоренности. Может и Силу Крови призвать, что не уместно в дуэли, но вполне нормально, если хочешь забрать жизнь ненавистного врага с собой в могилу.

— Значит, надо сделать так, чтобы унижение стало общим. — Озвучил я вывод.

— Подробней? — Повернулся ко мне Артем.

— Если с ними всеми произойдет нечто, о чем станет стыдно говорить, то конфликт не дойдет до старших в семье. Станет личным делом этой мелочи — или же тем, что они предпочтут забыть, а тебя обходить стороной.

— Звучит здорово, но…

— Вызови их всех.

Шуйский задумался и цепко посмотрел в сторону остановки.

— Они шутят и смеются, — отчего-то грустным голосом произнесла Аймара Инка, тоже повернувшись к Романовым и свите. — Строят планы.

— Вам их жалко?

— Нет. Просто они считают, что все им сойдет с рук. Почти как вы.

— Девушка, — обратился к ней Шуйский. — Разрешите вас пригласить на ужин и объяснить, почему происходит так, а не иначе?

— Я не против, — коротко кивнула Аймара.

— Максим, ты же позволишь?

— Доставь ее потом к Нике в родовой особняк. — Отмахнулся я, приметив пригласительный жест от третейского судьи.

Значит, время пришло — и мы неспешно потянулись в сторону княжича Мстиславского, равно как и Романов вместе с двумя секундантами. Иные остались подле остановки, с интересом глядя в нашу сторону.

— Шестеро — это не один, — продолжил прерванную беседу Артем. — Шуму будет больше. Разрушений… Этот же чиновник с планшетом не зря приехал? — Буркнул княжич. — На каждое деревце, небось, ценник уже навесил.

— Тут у тебя будет огромное преимущество — деньги возьмут только с тех, кто станет портить городскую собственность.

Шуйский вопросительно поднял бровь.

— Что тебе делать вовсе не обязательно… Помнишь, как в летнем лагере? — Ответил я ему тонкой улыбкой.

— Ничего не выйдет, — с сожалением посмотрел он на заходящее солнце и на разреженный лес, все еще подсвеченный закатом. — Эффект не тот, люди уже взрослые и видимость хорошая — легко держаться вместе.

— Получится. — Уверенно произнес я. — Но выбор за тобой.

— Я подумаю. Идемте. — Зашагал друг в сторону к судьи.

— Инка, тебя я представлю сам. — Обратился я к девушке на всякий случай.

Потому что Артем — это ладно, а если она тут сообщит свое полное имя, то как бы со всеми остальными не произошел массовый несчастный случай.

— От меня не будет проблем. Мне все еще интересно, что я услышу за ужином.

— Господа, — низким и глубоким голосом обратил на себя внимание княжич Мстиславский. — Не скажу, что я рад этому вечеру и встрече. Не можно быть так, чтобы проливалась кровь старых семей. Не стоит плодить раздор и смуту, приносить горе близким и боль в сердце нашим почтенным отцам. Призываю к примирению.

К традиционной речи отнеслись почтительно и без острых и злых взглядов в адрес друг к другу. Княжич Романов выглядел сосредоточенно и уверенно, глядя только на Мстиславского — ему идти на бой. Его свита позволяла себе высокомерные взгляды в мой и Артема адрес — эти драться не планировали. На Инку поглядывали с любопытством, сама же девушка отражала отстраненное равнодушие к присутствующим — еще и потому, что русский не понимала. Артем же показывал традиционное спокойствие монолита, об который можно только убиться.

— Меня устроят извинения княжича Шуйского, — подал первым голос Виктор Романов. — Я уже давал слово, что не было в моих действиях и действиях моих людей бесчестья. Меня оскорбляет его неверие в мои слова.

А Артем чуть нахмурился.

— Я не вижу причин для извинений. — Коротко ответил Шуйский. — На правах вызванной стороны, я желаю получить сатисфакции так же от тех пятерых молодых людей, что прибыли с княжичем Романовым. Одномоментно с ним самим. Мне не понравились и показались оскорбительными их взгляды, — пояснил он в ответ на вопросительно поднятую бровь Мстиславского.

— Вы желаете расширить число дуэлянтов за счет ваших секундантов?

— Нет, я желаю биться один против шести. Сейчас, по праву старшей крови. Извинения мне не интересны. — Ответил Артем холодным взглядом и повернулся к соперникам. — Перчатки нет, но я могу кинуть в вас скамейку.

И двое секундантов Романова отчетливо погрустнели.

— Вы и ваша свита в праве уклониться от вызова, — обратился к другой стороне Мстиславский, отразив излишне резким движением свое раздражение.

Все-таки, для его репутации лучше было бы примирение сторон и бескровный исход событий — тогда такого посредника станут зазывать гораздо чаще.

— Я не уклонюсь. — Упрямо ответствовал Романов.

— Мы, Александр Геринг и Август фон Нолькен, не уклонимся. — Переглянувшись между собой, ответил один из парней. — Мы готовы сложить с себя полномочия секундантов.

— Вам потребуются новые.

— Думаю, княжна Орлова не откажет нам. Или есть сомнения в ее статусе свидетельствовать честность? — Обвел нас глазами Романов, остановив взгляд на золотой маске Инки.

А затем вновь повернувшись к Мстиславскому.

— Вам стоит решить это между собой, — сухо ответил тот. — Также обсудите вызов со своими товарищами. Напоминаю, что дуэль может быть перенесена на завтра, ежели ее светлость не пожелает быть свидетелем кровопролития. Быть может, она и вас сумеет от него отговорить. Я призову вас позже, господа. Вам есть, о чем переговорить.

И мы вновь медленно разошлись по своим местам.

— Тут дуэль или танцы? — Вредно проворчала Аймара, которую явно раздражало непонимание хода дел.

— Артем будет биться против шестерых. — Подытожил я результат переговоров и с удовольствием потянулся вверх, разминая руки и спину.

— Подвел друга под верную смерть и радуешься? — Уколола Инка, которую все-таки пробил общий мандраж действа.

Одно дело — скоротечная схватка. Другое — ритуальность перед неизбежностью. Что-то в этом такое есть, завораживающее.

— Как думаешь, Романов мог соврать? — Все же спросил меня Артем, явно мающийся этим вопросом некоторое время.

— Мог. А мог и сказать правду.

— Очень ценный ответ, спасибо, — буркнул он, вновь опираясь на капот.

Машина слегка двинулась под ним, и Артем, чертыхнувшись, все-таки поставил ее на ручник.

Переговоры у противоположной стороны проходили под эгидой плохого романтического фильма — свита Романова единодушно и с расшаркиваниями соглашалась встать с ним плечо к плечу. Княжна Орлова и некая вторая от такого зрелища млели и розовели щечками.

А после еще пяти минут нас вновь призвали сообщить свое решение.

Станет ли высокородная княжна соглашаться стать свидетелем чужой смерти? Эта — согласилась.

— Никишина Яромира присоединяется быть гарантом честности этого благородного поединка, — пролепетала вторая за подругой, будучи в восторженном волнении чувств от происходящего.

Ее, как я понял, еще и дамой сердца успели признать, вместе с княгиней. Идущие на смерть, как же.

— Самойлов Максим, гарантирую честность поединка. — Пришел мой черед. — Вместе со мной, его гарантирует высокородная в золотой маске.

— В праве ли мы узнать имя благородной? — Уточнил Мстиславский.

— Не этим вечером.

— Как мы можем быть уверенны в ее благородном происхождении? — Подал голос один из свиты Романовых.

— Ваше высочество, — демонстративно повернулся я к Инке и обратился на английском. — Вам не кажется, что тот заросший кустарник недостоин романтики этой ночи?

— Весной он может расцвести. — С милой улыбкой стала трепать она мои нервы.

— Весной он неизбежно завянет, не выдержав сравнения с вашей красотой. — Нахмурился я.

— Вряд ли я буду тут той весной.

А народ стал немного утомляться нашей перепалкой.

— Тогда бей по мне, — отмахнулся я угрюмо. — Иначе господа и про меня начнут задавать вопросы.

— Во-он к тому кустику отойдите, будьте добры, — тут же обрадовалась Инка.

— Он же не расцветет, — пробурчал я, отходя и останавливаясь возле указанного места.

— Да и наплевать. — величественно подняла Аймара правую руку над головой.

И я невольно посмотрел ввысь — как с громкими грозовым треском, сплетающимся в непрерывный оглушающий поток, мчатся мне на встречу злые и чужие звезды…

Мягко толкнулись в грудь и живот волны активированной силы защитных артефактов — и мгновением позже земля подо мной содрогнулась от тяжелой плюхи, выбившей не только кусты, но и всю землю в диаметре тридцати метров до уровня небольшого кратера…

Заполошно орали автомобильные сирены, просыпались огоньки в окнах домов напротив, а городской чиновник с воодушевлением записывал в свой планшет причиненный ущерб. А платить — мне…

Отряхнув с одежды налипшую пыль, кое-как выбрался по запекшейся насыпи и мрачно посмотрел на парад сусликов с титулами, неподвижно замерших лицом, обращенным в нашу сторону.

— Защитные кольца, два миллиарда. Интересует кого? Нет? И правильно — не продаются. — С отвратительным настроением посмотрел я на свою обувь.

Шестьдесят процентов просадки артефакта без демпфера крепостной защиты. Домой ее отправлю, к демонам такие приключения.

— Ее высочество в праве быть гарантом чести и соблюдения правил, — первым отойдя от произошедшего, постановил Мстиславский. — Время обговорить условия. Первыми эта честь, как вызванным княжичем Шуйским, достается вам. — Кивком указал он на Романова и присных.

— Никаких артефактов. — Первым же делом отозвался тот.

— Принимается. Ваши условия, господа?

— Сумерки. — Коротко постановил я.

— Увы, но мы не можем ждать до захода солнца. — Мягко осадил Мстиславский, глядя, впрочем, на Артема.

А тот молчал.

— Сейчас, здесь. Тьма. — Вновь произнес я.

— Уважаемые, на дворе конец лета. Мы будем дожидаться полной темноты еще долго.

И действительно — солнце словно замерло у границы горизонта, и было по-прежнему довольно-таки светло.

— Никакого ожидания.

— Я вас не понимаю, — поднял ладонь Мстиславский. — Но пусть так. Если вы можете это обеспечить…

— Никаких артефактов! — Перебили его из группы наших соперников.

Но того тут же выставили за спины, грозно прошипев, чтобы не смел перебивать.

— Мы извиняемся, — покаянно выступил вперед Романов.

— Если вы сможете это обеспечить без артефактов, пусть так. — Княжич Мстиславский пожал плечами. — Более ничего?

— Место противостояния — территория заказника.

— Это подразумевается. — Коротко кивнул посредник. — Не стоит пугать наших уважаемых горожан противостоянием. Своей волей постановляю, что вышедший на дорогу до победы одной из сторон признается проигравшим и выбывшим из поединка. Все ли согласны с условиями?

— Мы согласны. — ответил за всех Романов.

— Артем Евгеньевич?

— Я согласен. — Хмуро ответил Шуйский.

Правда, настроение его было испорчено еще раньше — в момент, когда мы разошлись в первый раз. Больно ему признавать, что Вера может приврать. Не желает он этого.

— Пусть вас рассудит честная битва. — Со вздохом и укором ко всем нам, отпустил Мстиславский поединщиков в сторону леса. — На сотый счет я выпущу алую искру в небо. Это ознаменует начало сражения. Победителю положено подойти ко мне. Будьте благородны и не добивайте соперника.

Стороны еще раз посмотрели друг на друга и под разными углами к дороге вошли в лес заказника.

А Мстиславский стал негромко считать вслух.

— Где же ваша темень? — С любопытством и подначкой поинтересовалась княжна Орлова.

— Идет. — Сухо ответил я и поднял взгляд вправо.

Туда, откуда надвигалась на город, сплетаясь из мелких осенних тучек и перистых облаков низкая и мрачная предгрозовая тьма. И с каждой секундой, мерно отсчитываемой Мстиславским, ее величие накрывало город.

— Кажется, идет дождь, — неведомо как, но до боли вонзилась в мою руку пальцами Инка, тревожно глядя вверх.

— Идет шторм, — спокойно произнес я, с удовольствием воспринимая резкие порывы ветра на лице.

— Нам стоит укрыться? — Спросила Никишина, прижимая полы платья.

— …шестьдесят четыре.

— Нет, — спокойно стояла Орлова под разошедшимся ветром, глядя на меня совсем иным взглядом. — От этого нельзя укрыться.

— Максим, почему они такие? — Шептала Инка, глядя на черные, массивные завитки над головой. — Почему я их чувствую? Я хочу говорить с ними.

— Ты дала слово, — напомнил я ей, и чуть сощурился от спазма в ее руках, зажавших мое плечо до боли.

— …восемьдесят шесть. — Расставил Мстиславский ноги, словно готовясь принять на себя удар, заложил руки за спину и мрачно считал, глядя в темноту перед собой.

— Они все умрут, да? — Безжизненно произнесла княжна Юлия, когда тьма накрыла нас с головой.

И даже свет фонарей смотрелся тускло, будто поеденный наступившими сумерками.

— …девяносто.

— Сколько жизней ты им отдал? — Одними губами произнесла Аймара, буквально повиснув на моем плече и остекленевшим взглядом смотря только вверх.

— …девяносто шесть.

— Мне не нужны чужие жизни.

— Сто.

И резкий алый огонек скользнул от силуэта Мстиславского, тут же утонув в мраке низких туч над заказником. Вспышка, которой было положено быть яркой, ныне просто расцветила темно-алым подбрюшье грозовых облаков.

Но ее, безусловно, заметили — и длинный низкий звериный рык пронзил пространство до горизонта, вызвав мурашки на коже и трепет от древнего ужаса, запрятанного в каждом разумном…

Никишину же просто затрясло, — и целителю, здесь присутствовавшему, нашлось первое дело.

— Если он умрет, я не прощу, — шептала Орлова, комкая платок с гербовым вензелем в руках.

И неведомо, кто этот он, равно как выбирает себе пару женское сердце.

— Никто не умрет, — успокаивающе произнес я.

Где-то впереди грохотали вспышки заклинаний. Раздавались истошные крики и призывы не отходить друг от друга. Тьму разрывали всполохи света, а до ног доходил стон земли. И после каждой феерии звуков — тревожная и напряженная тишина, как у охотника после выстрела в скользнувший на границе зрения силуэт. Тишина, которая всякий раз разрывалась вкрадчивым и крайне голодным рыком — потому что в этом лесу, как и во всех иных, только один истинный охотник. А жертве полагается исходить диким криком, в отчаянной надежде сбежать и скрыться — потому что волшебство это порождение бездны не берет.

Первым вывалился на дорогу юноша, по расцарапанному ветвями жилету которого можно было признать фон Нолькена.

Ноги его держали абы как, так что под свет фонарей он переместился уже спиной вперед, отталкиваясь подошвами от земли, после чего оперся на руки и все-таки смог встать. Ошарашенно тряхнув головой, он увидел нас и нестойко побрел в нашу сторону, забирая вправо и то и дело натыкаясь на припаркованные автомобили.

— Т-там, — указал он рукой во тьму. — Это б-бесчестно. Я т-требую…

— Помолчите, — осадил его Мстиславский. — Вы выбыли из противостояния.

— Но т-там огромный з-зверь. — Не попадал у него зуб на зуб.

— Аркадий Илларионович, осмотрите юношу на предмет укусов и травм.

— Будет сделано. Извольте подойти, молодой человек. — Понимающе и грустно смотрел на ошарашенного мальчишку ветеран многих войн.

— Но там зверь!

— Уймитесь, — жестко произнес Мстиславский. — И будьте счастливы, что живы.

— Княжна Юлия, вы же гарант, да скажите им!

— … Он жив, он обязательно выживет. — Шептала девушка, словно завороженная. — Он обещал, значит он выживет.

И фон Нолькен отступился, беспомощно взглянув на ее подругу и задержав внимание на Инке — будто та может спасти.

— Милосердная госпожа, там же ваш друг тоже! Огромный зверь, милосердная госпожа! Надо что-то делать!

— Надо рассказать дома, — глухо произнесла Инка, равнодушная ко всему, кроме небес.

Юноша чуть не взвыл от непонимания, но тут из леса вывалился еще один поединщик со стороны Романова, и фон Нолькен устремился к нему.

Таким образом, из леса с интервалом в несколько минут появились еще трое — и одного из них подхватила сама Орлова, бережно сопроводив к автомобилю, усадив в пассажирское кресло, повелительным голосом призвав к себе Никишину и немедленно уехав.

— Молодость, — неодобрительно покачал головой Мстиславский, глядя, как вслед за Орловой отъезжают все остальные машины.

Никакого сплочения, полное равнодушие к судьбам оставшихся, и только страх и дрожь в ногах, когда из леса доносится очередной низкий рык.

Последним из шестерки на свет фонарей выбрался Романов самолично — местами в пожженой одежде, местами — мокрый и покрытый земельной пылью. Дружественный огонь — он такой.

— Мы победили? — Глухо произнес он, выйдя к Мстиславскому.

А тот выразительно показал взглядом на парковочную разметку, где почти не осталось машин.

Романов понурился и заковылял к собственному «Роллс ройсу».

— Из вас может выйти толк, юноша. — Произнес на правах старшего Мстиславский. — Верно подбирайте себе друзей.

— Я же не был виноват. — остановившись, пробормотал княжич.

— И врагов.

Виктор дрогнул и добрел до машины. После чего медленно отъехал прочь.

— Пожалуй, и мне пора. — обернулся ко мне Мстиславский. — Артему Шуйскому — мое уважение. Вашему батюшке — большой привет. — Коротко кивнул он.

И уехал вместе с Аркадием Илларионовичем на подкатившем лимузине.

А в темном небе над головой начали проявляться просветы.

Артем выбрался из чащобы минут через пятнадцать, отражая бодрость духа и отличное настроение.

— Там был медведь, — деловито произнес Артем, указывая за спину. — Какой дурак его разозлил?

Я оторвал от плеча Инку и шагнул другу на встречу, полуобнимая — но на самом деле, чтобы грозно шепнуть ему на ухо:

— Ты кофту задом наперед надел.

— И жарко тут как! — мигом снял он ее.

Потом объясняйся — зачем переодеваться в лесу.

— Милая девушка, ваша благосклонность все еще в силе? — Обратился Артем к Аймара. — Могу ли я сопроводить вас в ресторан?

— Да. Я все еще хочу узнать, какого демона тут происходит.

Глава 16

Все было неправильно. Аймара Пакэри Инка Тинтайа знала, кто она. Знала, кто ее семья, и насколько могущественен ее клан. Знаете ли, бывало весьма приятно обвести солидную часть Южной Америки и произнести «мой дом».

Иные злословят, что население в скалистых горах Анд не идет ни в какое сравнение с обитающими на побережье — но кто бы пустил их в родовые владения просто так? Пусть живут у моря и дышат воздухом, что приходит с гор.

Пара-тройка миллионов подданных — этого вполне достаточно, чтобы наполнить эмоциями благополучия, благодарности и счастья восемь клановых городов и под две сотни селений. Наглядные витрины той жизни, что может быть заслужена слугами великого клана, равного которому нет на всем континенте.

Богатство, сила, влияние и власть Аймара сплетались в тот кнут, что погонял иных глав государств Южной Америки и указывал место зарвавшимся лендлордам Северной. Некоторые, правда, все же смели изображать самостоятельность, а определенные силы на континенте и вне его изрядно трепали нервы прямой конфронтацией — однако фамилию Аймара уважали даже они.

Но все вокруг словно не хотели этого знать — в этом странном государстве, про которое Инка знала из картинок про снег и медведей. Медведи тут, к слову, действительно были… И если наличие снега указано с тем же смысловым акцентом, как и присутствие внутри города чудовища, от рыка которого подрагивают коленки, то она не хочет тут жить. Она вообще не хочет тут находится!

Стоит ли отметить, что до мнения одной из великих Аймара тут никому нет дела, равно как и до всей ее семьи?

Она считала — до нее добрались враги клана. Потом она пыталась отыскать этих врагов за плечами добродушных ребят, которым не было и двадцати. И ведь нашла, как ей показалось — крепость Биен, крепость-тюрьма, в которую был заточен виртуоз-преступник, убийца и личный враг шести золотых поясов Ганзейского союза. Некогда врагов было десять, но четверо сгорели вместе с собственными городами, а уцелевшие вовремя перебрались в Любек.

Великий Де Лара смотрел на нее, как на бабочку, принесенную непоседливым внуком. Смотрел с теплой улыбкой, пусть и был готов сомкнуть вокруг нее ладонь, не оставив и мокрого места. Еще он гулял по саду, вкусно ел за общим столом, встречал незнакомок в темной вуали ночной порой и показывал ей кулак. Потом и вовсе начал учить… А на осторожный вопрос, зачем он ее похитил — ответил прямо, что тут нет ни его интереса, ни воли его сюзерена. Его попросили, и он разрешил. Не он — такие люди не врут даже в лицо врагу. Но тогда кто?

Настоящий шок вызвал герб на одном из вертолетов, что взмыл в тот первый долгий день над крепостью. Алый герб Юсуповых она знала прекрасно, и более того — не было кандидата на ее похищение более уместного, чем эти высокомерные, мерзкие, подлые и отвратительные люди, закрывшие им для торговли всю Европу и часть Африки — равно как и сами Аймара закрыли им Южную Америку. История их отношений напоминает двух боксеров разных весовых категорий, которые проводят один победный сезон за другим, ожидая соревнований такого формата, когда все-таки можно будет набить морду друг другу по всем правилам. И в этом противостоянии — Юсуповы тот самый низкорослый и жилистый боец, который вертится, крутится под пудовыми кулаками, способными размозжить ему голову, целя в печень, почки, печень, почки — в общем, дедушка от этих воспоминаний каждый раз крепко пьет.

Но вспомнились слова Де Лара, и уныние вновь посетило душу. Не его сюзерен — такое свидетельство примет любой суд в качестве главного вещественного доказательства. Да и похититель ее из неких Самойловых — а великие семьи категорически против скрываться за иными фамилиями. Разве что фамилия матери допустима — но у Юсуповых не было жен с таковой…

Однако же Де Лара попросили, и он согласился — а значит стоит искать врага среди тех могучих сил, кто мог обратиться к нему напрямую. Просто надо держать глаза широко открытыми, а уши (не этот сволочной кусок материи и проволоки!) — настороже.

На второй день привезли китаянку в классическом наряде, и Тинтайа посчитала, что близка к разгадке. Китай никогда не может быть слишком далеко, пусть и родину от него отделяет целый океан — интересы державы с населением в миллиард человек шагают в ногу с каждым трудолюбивым и доброжелательным китайцем, что открывает сначала маленький магазинчик у океана, а потом, не успеешь оглянуться — желает подписать концессию на строительство глубоководного морского порта. Народ, который не любил говорить «нет», столь же сильно не желал слышать этот ответ от других, и вполне мог вступить в большую игру.

И фамилия китаянки подходила к ситуации как нельзя лучше — клан Го, еще одни давние недруги, из-за которых все колеса производства Поднебесной поставляются для Аймара сразу со смонтированными палками.

Однако от той китаянки чувствовалась лишь непонятная ревность, а в ответ на попытки расшевелить — высокородная бездна пренебрежения. Потом выяснилось, что та здесь тоже не по своей воле, и все вернулось к началу.

Кто, зачем, почему — где тот манипулятор, тянущий за веревочки непонятного фарса, названного обучением?

Аймара попыталась пробиться за грань этой сцены благополучия, этой наивной постановки уровня школьных выпускных, где двое отчаянно боятся признаться друг другу в чувствах и бегают друг от друга. Инка постаралась расшатать нацепленные маски, разбить актерскую игру, работая самым надежным образом — через страх боли и смерти, методично сообщая о незавидной участи всех причастных к ее похищению, раздражая образы и расшатывая сцену. Она грозила мальчишке-похитителю, а тот смотрел на на нее столь же равнодушно, как охотник на змею, пытавшуюся прокусить железный носок сапога. Она рассказывала о грядущих бедах и несчастьях его девушке, а та только поддакивала и добавляла «а я ему говорила!». Правда, попытки угрожать юному брату Максима окончились тем, что ее лба коснулся крохотный зеленоватый камешек, от холодка которого закружилась голова и смежились веки. А стоило открыть глаза — то вокруг были родные горы, дом и хоженая сотни раз тропинка до тайного места над скальным утесом, с которого было видно всю долину. А еще там можно было гулять… Больше ей не хотелось ему угрожать.

В общем-то, там, на воображаемых просторах ее и посетила мысль-прозрение. Странная мысль, удивительно четко объясняющая все нестыковки и наблюдения — но в которую не поверит ни один представитель клановой разведслужбы. Вывод — он простой. Они просто тут все отбитые на голову в самом прямом смысле этой фразы. И ее действительно привезли сюда учить Максима.

Похитили принцессу великих Аймара, чтобы заставить ее работать учительницей. А о последствиях у сумасшедших думать как-то не принято — и это тоже ложилось в общую колею.

Потому что в ином варианте приходили смутные и очень неприятные мысли, что все происходящее с ней нормально, и они имеют на это право. Или не имеют права — но мир утрется, и они об этом знают. Очень вязкая, неприятная версия, лишающая сил — оттого Инкой отброшенная и не рассматриваемая.

— Что изволите заказать, госпожа? — Окликнул ее почтительный голос официанта.

Инка огляделась по сторонам, теряясь взглядом в громаде полупустого ресторанного зала. Кроме них с княжичем занято всего пара столиков, но живой оркестр в углу все равно старательно исполнял классику, словно выступая перед полным залом. Десятый час ночи.

Девушка посмотрела на меню и не обнаружила ни единого символа на английском. Слегка беспомощно посмотрела на княжича, сидевшего напротив.

— Госпожа будет легкий овощной салат, чизкейк и свежевыжатый сок. — Словно даже привычно произнес тот, кого звали Шуйским Артемом.

Инка никогда не слышала этой фамилии раньше. Но сейчас важнее было иное — важнее воспоминаний об истории ее тут появления.

— А мясо? — Невольно возмутилась Аймара.

Потому что эта история все равно завершится так, как она хочет, и лучше бы встречать триумф сытой.

— Забудьте про меню. Просто закажите то, что вам хочется. Тут хорошие повара. — Порекомендовал Шуйский.

Инке хотелось крови в стейке из мраморной говядины. Еще вина — чтобы напиться, неудачно свалиться, сорвав маску, и если не быть узнанной, то хотя бы попасть на камеры ресторана. Да, довлеют над ней данные обещания — но все они бессильны перед случайностью.

Но Шуйский посчитал, что она хочет виноградного сока, и не более. Тут все полагали, что могут решать за нее.

— У нас же серьезный разговор? — Успокоил вспышку гнева вполне логичный довод, и Инка успокоилась. — Если нет, то я попрошу водки, и вы честно расскажете, какой Максим обаятельный подонок.

— Я не испытываю к нему симпатии. — Открестилась от этой идеи Аймара.

Похититель оставался похитителем, заслуживающим только смерти.

Но если погрузиться глубже в эмоции, то ненависти тоже не было. Довольно странно это признавать, будучи похищенной из собственного номера отеля и проснувшейся в натуральном гробу, да еще в месте, где блокируются все потоки силы. Не было только ошейника и серебряных спиц, проткнутых сквозь ребра остриями к сердцу, чтобы в полной мере продемонстрировать ее бесправный и безрадостный статус.

Убить — да, желание было. Вполне рутинное, обязательное и необходимое — как бывает у ветеринара, к которому привели собаку с психическими отклонениями. Сегодня бросилась на случайного прохожего, завтра — порвет твоего ребенка. Ну и что, что милый и харизматичный. Да, немного жаль — весьма ценная порода. Опять же, его владелец из крепости никогда более не пустит на порог и не станет ставить мир с ног на голову, показывая, как должно на самом деле работать то, на что молились в клане из поколения в поколение, считая за идеал. Брат у этой больной собаки тоже интересный и, судя по виду, здоровый — вот его можно забрать и нормально воспитать.

Что до увиденного не так давно — постыдные эмоции уже прошли, сменившись прагматизмом. Еще один повод убить нечто, что скармливает людские жизни тьме внутри облака — и сделать это раньше, чем он скормит ее саму.

Не более того. Не более того — силой воли заставила она себя не думать о иных вариантах и нестыковках.

— Но вы же с ним занимаетесь как я могу понять, — галантно наполнил бокал ее собеседник из принесенного графина.

Себе он тоже выбрал виноградный сок — на всякий случай демонстрируя, что тот не отравлен.

— Это досадное недоразумение, — чуть пригубила бокал Аймара, скрывая в этом движении гримасу досады.

Совсем недавно — всего часом ранее, Инка все же слегка лукавила, отвечая, готовят ли их дома к попаданию в плен. Да и не было по сути своей там ответа — лишь эмоция, которую можно было при желании трактовать как угодно.

Жизнь — не бывает идеальной сказкой, и готовит немало испытаний за каждым поворотом. В мире, где война может только приостановиться, надо быть готовым к любому исходу — и Тинтайа учили, как разнести к демонам тех, кто поверит в необоримость блокираторов. Пускай ценой собственной жизни, но она знала, как забрать врага за грань, демонстрируя равенство губительной силы Аймара скованных и Аймара свободных.

Есть единственная вещь в мире, которая может удержать Великих от побега — данное слово. И тут девушка в который раз признала, что не желает обдумывать, как так получилось, что она по своей воле, без малейшего принуждения дала это слово похитителю. Варианта могло быть два: либо она такая наивная и не сильно умная; либо противник оказался отчаянно хитер и просчитал ее на два шага вперед. Оба варианта было крайне неприятно признавать, особенно вспоминая, что дело она ведет с патентованным сумасшедшим.

В ее оправдание, любой из Аймара на ее месте попался бы на эту уловку. Никто, кроме семьи, не мог знать истинный ранг Инки, равно как и предположить, что в ее возрасте можно пересечь границу техник «мастера» — симбиоз с Духами Неба позволял этого достичь, усиливая и без того далеко не слабый дар. Невозможно было предположить, что где-то на другой половине земного шара найдется такой же, как она.

Или такой же, как этот юноша напротив. Впрочем, у них вон, медведи и снег — может тут жизненная необходимость быть «мастером» в таком возрасте. Хотя те шестеро еле-еле вызывали эхо силы уровня «ветерана»; максимум — младшая грань «учителя» по силе, но не мастерству.

— Говорят, между наставником и учеником выстраивается определенная связь.

— Ученик бездарь. — Коротко постановила Инка.

— Абсолютный? — Заинтересовался отчего-то Шуйский.

— Полный ноль. Ничего не показал. Ни единого учебного каскада не выполнил, — как гвозди заколачивала она свое презрение.

— То есть, он пытался, но не получилось?

— Даже не пытался. — Фыркнула Аймара. — Переходные блоки разве что, но это как отдельное произношение слов в песне без звука и ритма.

— Часто донимает вас вопросами? — Не отставал собеседник.

— Постоянно, — с раздражением отозвалась Инка.

— Сегодня чаще, чем вчера?

— Какое это имеет значение? — Приподняла бровь принцесса. — Он бездарь.

— Пожалуйста, ответьте, — был непреклонен Шуйский.

— Почти не спрашивал. Возможно, осознал тщетность своих усилий.

— Здорово, — отчего-то порадовался княжич.

Впрочем, все они тут странные. Хотя конкретно этот вызвал пусть тень, но уважения. Дело не в поединке, исход и течение которого перестал быть важен в определенный момент. И даже не в том, что он остался равнодушным к судьбе похищенной своим другом принцессы — это, в общем-то, скорее приводило в бешенство: еще один, полагающий себя бессмертным.

Остался в памяти небольшой эпизод до поездки в ресторан, но после того, как все разъехались — в том числе тот чиновник, что вручил ее спутнику счет, от которого на лице не по возрасту огромного юноши проявилось самое настоящее возмущение пополам с разочарованием в самых лучших чувствах. Кажется, его попросили оплатить одну седьмую всего сожжённого и порушенного в парке… Ей, в общем-то, все равно — но тут подошел Максим с такой же бумажкой в руках и совершенно возмутительно снял с ее рук пять золотых колец из оставшихся шестнадцати… Говорит, за куст… Сумасшедший. Впрочем, это тоже не важно, и вовсе не оттеняет то важное, что определило ее отношение к Шуйскому.

Попросту ее похититель, сообщая, что собирается к некому Долгорукому, спросил друга, стоит ли попросить перевести Веру на какую-нибудь незаметную, но более высокооплачиваемую должность. Как поняла Инка, чтобы не встретить ее более никогда. Княжич отказался.

«Она могла от испуга неверно понять» — твердо отвечал этот наивный юноша, падая очередной жертвой женского коварства.

Способность ошибаться в близких, но снова в них верить — очень плохое качество, за которое Инка многое могла простить. Она даже согласилась прогуляться с этим увальнем до ресторана, выйдя километра за два до намеченной цели. Ее спрашивали о жизни, о целях и мечтах, выслушивая с огромным интересом и уважением — а она не видела смысла отмалчиваться, и говорила правду. Потому что общего исхода это тоже не отменит.

— Какая разница? Он все равно скоро умрет.

Наконец-то принесли стейк, и Инка с удовольствием полоснула мясо ножом, подцепляя кусочек вилкой. То, что умрет и этот Шуйский она добавлять не стала — не следует портить ему аппетит.

Да и слишком часто начала она обещать скорую смерть всем, кто оказывался близко от нее — и это уже утомляло даже ее саму. Потому что ей не верили, и вместо сладкого ощущения чужого страха приходили лишь мысли о собственном бессилии что-либо изменить до того момента, когда ее найдут родичи.

— Вы знаете, возможно он родился после этих слов, — посерьезнел Шуйский, откладывая ложку в сторону.

Ему ресторанные служки принесли совершенно фантасмогоричный для ресторана набор блюд — не по редкости яств и изысканности деликатесов, а по способу подачи. Инка впервые видела, чтобы суп в ресторане доливали до верхней каемочки, а второе подавали непосредственно в котелке, из которого виднелся половник… Или это большая ложка? Аромат, впрочем, был весьма неплох.

— Трагедия глубоко в детстве? Как же я угадала с этим, — Инка попробовала крошечный кусочек мяса и нашла его восхитительным.

— Здоровее его еще поискать, — пожал плечами Артем. — Скорее, тут понимание, что некоторую часть людей устроит твоя гибель. Умение с этим жить и работать.

— Иногда случается так, что человек встречается с Аймара. — Отметила Инка причину многих смертей.

— И этой Аймара страшно не везет. — Даже с сожалением отметил Шуйский, глядя на нее.

— Это ненадолго. — Заверила его Инка.

— Увы. — Слега развел собеседник руками. — С вами случилось самое жуткое, что могло произойти. Вы стали частью его плана.

— Даже так? — Нейтрально отозвалась девушка, отдавая больше внимания стейку, чем беседе.

— Осознание придет позже. — Вовсе не злорадствовал над ней княжич. Скорее, в его тоне была светлая грусть — непонятная, необъяснимая, оттого интересная:

— Честно говоря, не знаю, в чем именно план состоит. Когда начинаю разбираться, после четвертого или пятого слоя возникает ощущение, что голова чешется изнутри…

— Какой вам в этом интерес? Вы уже показали равнодушие к судьбе похищенной незнакомки. Впрочем, обещание благодарности моей семьи все еще в силе. Просто наберите номер телефона, и быть может — спасете своего друга.

— А вы разве не задумывались на мгновение, что будет, если вас действительно найдут? — Чуть поерзал Шуйский на месте, глядя на нее умным взглядом.

— Ну… Я поеду домой, — старательно ответила Инка. — А его убьют.

— Хорошо, — пожал Артем плечами. — Похищенную принцессу находят в компании юноши восемнадцати лет от роду, не аристократа, без сильной семьи за плечом, без более-менее внятного ранга в официальной табели. Хотите, я задам первый вопрос, который произнесет все мировое сообщество вслух?

— Я слушаю, — осторожно произнесла Аймара, чуть отклоняясь на кресло.

— Какого демона великую Аймара смог похитить непонятно кто. — Смотрели на нее чуть грустные глаза. — Вы же понимаете, что это позор невероятных масштабов?

— Но Де Лара…

— Все в мире валят на Де Лара. Ему до лампочки, — отмахнулся Шуйский. — Даже мы иногда валим на Де Лара, особенно когда молотком по пальцу. Прекрасная девушка, вся ваша родня ищет вас по всему миру, обещает тонны золота за любую информацию о похитителе, а найдет в объятьях мастерового.

Тинтайо внезапно ощутила, что ей нехорошо.

Есть много причин, по которым могло случиться такое стечение обстоятельств. Но основным наверняка будет, что некая Инка, наследница великого клана, набитая дура, сбежавшая с хахалем в дальнюю страну. Безмозглая, ограниченная, тупая и порченная дура, которую будут срочно отдавать довеском к какому-нибудь оптовому контракту.

Огромная, огромная разница — сломать ногу, пытаясь задержать врага на границе, и сломать ее, свалившись пьяным в бочаг — столь же огромная, как между медалью и всеобщим презрением…

— С-ско-оти-ина-а… — Выдохнула она.

— Вам, милая девушка, крайне нужен на его месте злодей мирового масштаба. Иначе по костям вашим будут топтаться все, кому не лень, — с сочувствием произнес княжич.

— Подо-онок…

— А сделать мирового злодея из Максима не получится — он слишком хорошо шифруется, — пожал плечами Шуйский.

— Нет-нет-нет, он страшно силен! Он невероятно опасен! Демоны, у него ручная гроза с чем-то жутким и разумным внутри черной пелены! Да он сожрал всю технику «мастера» за три дня, а теперь бесит меня тонкостями, которые ему знать не положено! А деньги?! Он купил!!! Купил принцессу древнего рода Го!

— Не следует шуметь, — мягко угомонил ее Артем и улыбнулся. — Кто же знает все это, кроме вас? Друзья же — промолчат.

— У меня есть благородные свидетели, — взяла себя в руки Тинтайо. — Те люди, которые были на дуэли. Они — подтвердят его силы.

— Они лишь знают, что присутствовала высокородная принцесса, владеющая стихией молнии.

Инка гневно сжала ладони в кулаки.

— Тогда они задумаются, кто та девушка, что повергла землю разрядами молний с неба.

— Повергла куст, — машинально поправил ее Шуйский. — Имеете ввиду, решат ли они, что вы — похищенная принцесса, стоящая в обнимку с похитителем в вечернем платье и с россыпью золотых украшений?

— Клетка может быть золотой! Умные и пытливые зададут себе вопросы!

— Вы знаете, умные и пытливые вообще не посчитают вас принцессой. Многие юноши берут на такие мероприятия очередную ветреную любовь, называя ее высокородной — ведь не совсем и ясно, кого можно считать и называть таковой, нет четкого определения. Юноша надевает на нее золотую маску, а потом бьет молнией самого себя, пока та поднимает руку в картинном жесте. И все верят, что перед ними настоящая принцесса. До того момента, когда она станет смотреть на грозу над головой, как доярка на боевой дирижабль.

Инка вдруг заметила, что держит нож для стейка боевым хватом.

А Шуйский виновато и очаровательно улыбнулся.

— Теперь вы понимаете, в какой неприятном положении оказались?

— Я дам слово чести, что все было ровно так, как я описываю, — взяла себя в руки Аймара.

— А как было? — Заинтересовался княжич.

— Из меня хитростью выбили обещание учить Максима две недели, не вредить его близким и не сбегать.

— То есть, если вас найдут родственники, то вы не только не сможете обвинить Максима в похищении, но даже домой отъехать в эти две недели окажетесь не в состоянии.

— Но меня доставили сюда силой! — Пытаясь пробить пугающую стену логики, зашипела Инка.

— Силой? Точно? — Чуть отступил в сомнении княжич, будто давая ей шанс. — Все было именно так?

— Этот гад пришел в номер, предложил коктейль «Две недели в России»… — Инка осеклась и гневно посмотрела на совершенно хамски рассмеявшегося княжича.

Впрочем, тот тут же прикрыл губы ладонью и через мгновение был вновь сосредоточен и спокоен. Только глаза его сволочные продолжали смеяться.

— И я оказалась на полигоне у Де Лара!

— В присутствии самого Михаэля?

— Да.

— Вы требовали у него отпустить вас, вернуть домой, сообщить родителям?

Инка почувствовала, как багровеют от гнева щеки.

— Какое это имеет значение?

— Вам зададут эти вопросы в суде, — спокойно ответил Артем. — А когда окажется, что вы не обращались за помощью к высокородному и немедленно заключили соглашение с простолюдином, то ваш случай будут рассказывать детям.

— Де Лара стоял далеко… — Чувствуя, что уже начинает оправдываться, упрямо сказала Инка.

— А голоса прокричать и заявить о своих правах — у вас нет? Поймите правильно, это не издевка, но вы действительно не просили о помощи. Вы сами заключили контракт, и вся ваша родня в самом деле будет сидеть и ждать две недели, пока он будет исполнен.

— Я просила помощи у вас. — Угрюмо заявила Аймара.

— А я уеду к себе в лес, — пожал он плечами. — Что-то плохо мне тут, в городе. — Откровенно признался Шуйский.

Пытаться оправдываться, что раз не было похищения — то и спасать ему незачем, княжич не стал. Даже мгновения сомнения на лице не отразилось. Многие бы уцепились…

— Думаете, вас это спасет?

— Кто-нибудь из тех, кто заходил в центральный комплекс ваших гор со злыми намерениями — выживал? — Со всей серьезностью спросил Шуйский.

— Что за глупость, разумеется нет. — Дернула плечом Инка.

— Значит, вы не совершите подобную ошибку в моем лесу.

— Вы излишне самонадеянны.

— Прекрасная девушка, у меня нет намерений ссориться с вами. — Со всей харизмой и убедительностью произнес Артем. — Незачем обсуждать возможность конфликта, которого можно и нужно избежать. Я всем сердцем желаю вам выйти из этой ситуации с достоинством и готов предоставить решение, которое устроит вас и вашу семью.

— Какое же? — Уже откровенно мрачно, запутавшись в своих мыслях, произнесла Аймара.

— Если мне не изменяет память, вы планировали завершить обучение для создания космической программы контроля горного массива. Я вас верно понял?

— Да. — Коротко кивнула девушка.

— Основной источник беспокойства для вас — мобильные группы партизан, орудующие в лесистых предгорьях.

— Эти сволочи жгут урожаи и обрушивают горные тропы. — согласилась Инка, не видя причин миндальничать.

Гордое слово «партизаны» мало им подходило. Партизаны — это вера в идеалы, а тут были обычные наймиты, готовые за деньги наносить ущерб, пока род Аймара не согласится поделиться некими второстепенными приисками с обаятельными и обходительными бизнесменами из Америки — из тех, кого убить никак не получается. Сначала отдать прииски, потом столкнуться с конкуренцией и демпингом, снижать цены и издержки, закрывать низкодоходные шахты, увольнять людей и ввергать их семьи в нищету, получить народные волнения и терять политические дивиденды от статуса единственного регионального поставщика. Нет уж, космическая программа окажется дешевле.

— Мой клан занимается производством беспилотников с высоким уровнем автономности, — продолжил Шуйский деловым тоном. — Ни один спутник не даст вам такой информационной поддержки, как сотня-другая дронов со всеми возможными датчиками обнаружения, способными пробить и маскировочные сети, и кроны деревьев, и даже — скальные схроны. Кроме того, что это гораздо дешевле космической программы и куда более лояльно к экологии вашего дома, дроны способны нести на себе вооружение — если не летального характера, то объемно-маркирующие реагенты, которые не позволят партизанам просто так выходить в город и пополнять запасы.

— Желаете откупиться? — Обкатала это предложение в уме Инка.

— Я полагаю, что приобретение такого оборудования — отличная причина, почему наследница Аймара тайно отправилась в Россию для двухнедельных консультаций. Это стратегическое решение, и секретность тут первостепенна. Что до поисков — объявите их происками враждебного элемента в вашем окружении. Операцией прикрытия. Или скажите всем, что вам плевать, о чем они там думают.

— Вам так дорог ваш друг?

— Дорог. — Согласно кивнул Шуйский. — А еще на вас маска работы Федора, а он не делает шедевры плохим людям. Но более того, и что самое важное. — Шуйский сделал выразительную паузу. — Я просто хочу продать вам эти две сотни беспилотников до того, как Максим продаст вам свои танки

Глава 17

Холод осенней ночи скользнул в салон автомобиля через приоткрытое окошко, заставив поежиться. Движение ключа, и остывшая за время ожидания машина проворчала двигателем, пробуждая подсветку приборной панели и набирая тепло в салон.

Много тут таких, ожидающих — по проулкам и дворам вокруг полусонной громады Карл Ритц Отеля и сияющего всеми огнями жизни ресторана на его первом этаже. Отблески богатой жизни скользят по лакированным бокам автомобилей, отражаются в усталых глазах людей, готовых к бессонной ночи.

Там, возле самого отеля, за декоративной стальной оградой в четыре метра высотой, есть и обширная полупустая парковка, и два этажа подземного паркинга, но проезд внутрь суверенной территории Германского императора, неведомо как оказавшейся в центре столицы, мало кому доступен. Люди у въездных ворот не берут взятки, а их коллеги в сторожке готовы продемонстрировать автомат каждому, кто посчитает себя выше общих правил. Да и вообще, передвигаться пешком — весьма полезно, даже если на работе остался портфель министра или же к вашей фамилии уместно прибавить титул. Тем более, что от забора до входа — всего около сотни шагов, никак не устанешь. Разве что покоробит слегка чувство самолюбия, но уж ничего не поделать — кроме подданных Германии, сиятельных князей и машин, вызванных постояльцами отеля, никому не позволено проезжать на территорию.

Ведь машина — это не только средство передвижения, но и килограмм четыреста тротила, которые можно набить в кузов и рвануть, когда один из гостей выйдет из здания. Таких приключений хозяевам отеля не нужно — а от всего остального постояльцев надежно защитит как тщательно подобранный персонал, так и под сотню хитроумных артефактов, вмурованных в фундамент и стены строения. Они же просигнализируют о возможных ядах и их компонентах, которые кто-либо вздумает пронести внутрь — подобным посетителям тут не рады, пусть и вызывать полицию никто не станет.

Потому и скучают во дворах таксисты, выжидающие дорогого и щедрого клиента. Терпеливо ждут на разметке платной парковки шоферы сиятельных господ. Кружат по району личные водители, рабочее время которых вместе с бензином дешевле парковочного места в центре города. И нервно горят огоньки сигарет в слегка потрепанных авто, пусть и именитых марок — там тоже ждут, но ночной их промысел вряд ли будет подчинен букве закона. Граница между безопасностью и городом больших возможностей — возможностей для всех, в том числе джентльменов удачи — проходила ровно по линии забора вокруг Карл Ритц Отеля.

Что я тут делаю? Почему я здесь, а не прохаживаюсь со значительным видом под окнами Ники или не убегаю от спущенных ее отцом собак… Где она — романтика завтрашнего дня?

— Объект вызвал такси, — еле слышно произнес телефон, поставленный на громкую связь. — «Мерседес Майбах», номера шестьсот двенадцать.

Машина автопарка, плотно сотрудничающего с отелем — тоже проверенные водители и контора, крайне заинтересованная получать от камердинеров денежные заказы. Клиентам отеля вызов машины к порогу не доверяют, а для желающих сэкономить всегда есть возможность выйти за территорию. В конце концов, может вы и никому не нужны, поэтому незачем вам бронированный автомобиль представительского класса с опытным шофером, знающим как себя вести под обстрелом. Да и вообще — паранойя лечится, а вот кусок свинца в черепе как-то не особо…

— Объект выходит.

Еще одна часть информации, полученной самым простым и банальным образом — объект, он же Колобов Аркадий Алексеевич, лично направлял сообщения о собственных перемещениях через защищенный мессенджер.

Иногда весьма хочется жить — и человек становится разумен настолько, что перестает сомневаться в обоснованности настоятельных просьб, пусть они и начинают быть похожими на плохое кино. Ну никак нельзя просто доехать из одной точки в другую, если за спиной — миллиарды и миллиарды живых денег. Даже если машина сотню раз проверена, равно как и персонал с водителями, а о вызове еще пару минут назад никто не мог догадаться.

Разумные люди — а не стоит считать неразумными тех, кто пожелает забрать себе огромные средства, ставшие в одночасье бесхозными — будут ждать его за оградой всегда, круглосуточно и посменно. Большие средства привлекут как серьезные кланы, так и мелочь, полагающую себя достаточно везучими для решительных действий. Кто-то нацелился на все финансы Фоминских, кому-то хватит личных сбережений Колобова, оставшегося без покровительства и защиты. Есть еще и третьи, и четвертые… Много парковочных мест вдоль дорог — и иные таксисты с шоферами могут проявить профессионализм куда как более серьезный, чем просто мастерство вождения.

Я потянулся руками, обнимая руль и невольно зацепился взглядом за кожаный ремешок браслета часов, которые носил уже пятый год. Полная копия некогда подаренных, от неизвестного отправителя, пришедшей в числе многочисленных подарков после турнира. Оригинал давно лежит в хранилище, потому что надевать непонятное и неизвестное на себя — не самое мудрое решение, но вот копию носить было даже интересно.

Крошечный циферблат, отражающий вместо дня недели непонятные цифры, стремившиеся все эти пять лет к нулю, за последние три дня этот самый ноль пересекли. Сложно заметить такое на глаз, но если вскрыть механизм — шестеренки под микроскопом окажутся провернуты чуть дальше ключевой отметки. Что-то, по их мнению, должно было произойти и не произошло. А ведь нет более болезненного вызова планировщику, чем несбывшееся. Он может дремать и не предпринимать никаких усилий все это время, но стоит планам рухнуть в одночасье, как придет время жесткой коррекции.

— Выезжает с подземной стоянки. — Отвлек от размышлений тот же безликий голос.

Я пристегнулся и аккуратно вывел машину из парковочного кармана, неспешно разгоняясь вдоль улицы так, чтобы опередить выезжающий с территории автомобиль на пару сотен метров.

Все равно маршрут известен, а вот перед подозрительной машиной такси с Колобовым могут и не выпустить.

«Майбах» вынырнул с территории, мягко качнувшись под бронированной массой на амортизаторах и направился вслед за мной.

— Фиксирую оживление конкурентов.

Я бросил взгляд в зеркало и отметил с десяток автомобилей, поспешивших завести двигатели, чтобы отбыть по своим делам. Все-таки, каким бы проверенным не был бы персонал гостиницы, ничто не убережет от постояльца, скучающего вблизи нужного выхода.

Секундная заминка, и машины вдоль дороги отчего-то глохнут все до единой, и только наши две продолжают движение. Недостаток высоких технологий — зависимость от электронной начинки… Шумит помехами телефон — тоже неизбежность эффекта, накрывшего базовые станции связи. Главное не задеть парковку вместе со зданием отеля, и претензий у его хозяев не будет.

Зато останется великое число потенциальных недовольных, которые в самом скором времени станут искать виновных в собственной неудаче. Опытные клановые ищейки и приближенные к власти чиновники вряд ли пожелают оставить чужое везение неотомщенным. Они умеют разыскивать виновных — и в первую очередь пойдут по следу денег. А значит, эти деньги надо как можно быстрее убрать, откинуть от себя.

Быть богатым — опасно, получать дивиденды — опасно. Все ради того, чтобы взгляд специалиста равнодушно скользнул по персоне, которая ничего не получила, и с ненавистью обратила взор на тех, кого назовут главным виновником — но меряться силами с которыми нет никакой возможности.

— Максим Михайлович, ну зачем же? — Попенял мне все-таки Колобов, пересев из премиум такси ко мне в машину и прижимая к груди портфель с бумагами.

Вокруг была безлюдная парковка круглосуточного торгового центра, имеющего выезды на параллельную нашему движению улицу, что весьма облегчало дальнейшие маневры.

Да и преследование определить легче легкого — звуки резины по асфальту эхом распространялись от бетонных стен.

Оставив водителю такси набор адресов по всему городу, которые ему непременно следует посетить, отрабатывая немалую денежную сумму с чаевыми, мы направились в ином направлении. Впрочем, для начала не так и далеко — сменить эту машину на иную, припаркованную в дальнем секторе этого же торгового центра. Там поменялись ключами с водителем «Киа» синей расцветки с тонированными окнами и первыми покинули подземный паркинг.

Тогда-то и нашлось время для разговоров, в том числе — для ответа на повисший в воздухе вопрос.

— Зачем — что именно, Аркадий Алексеевич? — Был я предельно вежлив.

— Было бы достаточно, чтобы ваш человек просто приехал ко мне в отель. Мы подписали бы все бумаги, и кому бы я стал нужен? — Недоуменно подал плечами Колобов, сетуя на сложности этой ночи.

— Я бы хотел, чтобы вы для начала посмотрели на этого человека.

— Полностью полагаюсь на ваше решение! — Заверил он меня.

Да и гложет человека ситуация. Быть приличное время запертым вместе с семьей в отеле — пусть и десять раз фешенебельным и высшего уровня — это не то, что можно назвать нормальным. Никаких прогулок, кроме как по коридорам; никакой еды вне меню, а еще ведь есть дети, которым пора бы в школу, плюс сама тяжесть чужих денег на плечах и долга перед мертвым кланом, которые не дают нормально спать.

Оттого и настаивал, чтобы обошлись без рисковых поездок и просто перекинули средства — нотариуса тоже можно привезти собой, а нужные документы подготовить на месте: в отеле есть и офисная техника, и глобальная сеть.

— Хотелось бы не завершать наше сотрудничество на техническом эпизоде.

— Что вам от меня еще нужно? — После небольшой заминки чуть напряженно произнес Колобов.

— Например, обеспечить вам и вашей семье безопасность.

— Без клановых денег, — повторил он, пожав плечами. — Не велика я птица.

— Люди мстительны, а иные — из тех, кто послабее и пожаднее, посчитает за слабость уйти просто так. Не поверите, но иных благородных устроит даже содержимое ваших карманов и ручной клади. Не беспокойтесь, Аркадий Алексеевич, я не навязываю вам это решение. Вы просто посмотрите на этого человека и сами решите — стоит ли взять его покровительство и с ним работать.

— Работать над чем именно? — Задумался Колобов.

— Так банк, Аркадий Алексеевич. — Напомнил я ключевой объект общего внимания.

— Его, можно сказать, и нет более, — недоуменно пожал он плечами. — У меня только реестры и ценные бумаги. Можно вернуть деньги вкладчикам и удовлетвориться оставшимся, но восстановить структуру вот так, с чистого листа невозможно.

— Я выкупил все, что осталось от Форц-банка у князя Панкратова, — вырулил я на кольцевую и чуть расслабился.

Шум вертолета где-то над головой, казалось преследовавший всю дорогу, ушел куда-то влево.

— То есть, выкупили? — Как-то механически переспросил Колобов.

— Надо делиться прибылями, чтобы не возникло недопонимания, — пожал я плечами. — Не стоит дразнить человека большими потерями. Что-то он должен был получить. Что-то получу и вы, и я. В общем, сумма вышла не самая плохая за банк-пустышку и несколько тонн макулатуры с серверным железом. Ни о какой банковской тайне, правда, речи более идти не может, его люди наверняка сняли себе копии. Но это не столь существенно в долгосрочной перспективе.

— Какой в этом смысл? — Не совсем понимал Аркадий Алексеевич, оттого хмурился.

— Долги. — Емко ответил я. — Банку многие остались весьма и весьма должны. Часть, разумеется, спишет война — с людей Фоминских спрашивать лично у меня не позволит совесть. Но есть весьма приличное число кредиторов по стране и вне ее, кому прежние владельцы ссуживали охотно и много. В их числе чиновники, аристократы, политические деятели, богема. Вам, ясное дело, стребовать с них ничего не удастся. Тем не менее, есть и те, кто воспримет все это серьезнейшим подарком для себя.

— Но князь Панкратов…

— … очень хотел бы оставить такой рычаг политического и финансового давления себе, — продолжил я за Колобова. — Однако в этом случае пришлось бы выплачивать по счетам вкладчиков, а у банка на это денег — вашими стараниями — нет. Не хмурьтесь, Аркадий Алексеевич, в конечном итоге Панкратову куда проще было бы забрать живые деньги, чем пытаться взыскать долги. Вы приняли верное решение.

— Я в этом не сомневаюсь. Но не вижу, как банк сможет встать на ноги. Доверие подорвано, основное здание разграблено, филиалов нет, а компенсировать содержимое банковских ячеек влетит в огромные деньги.

— При вашем умелом руководстве все получится, — заверил я его. — Исключительно при нем.

Тем не менее, слова заставили Колобова задуматься, и он молчал вплоть до того момента, как мы оказались у ворот огороженного жилого комплекса по Большой Марфинской улице. Невысокий кованный заборчик скрывал довольно плотное насаждение плодовых деревьев и макушку спящего пятиэтажного дома, выстроенного буквой «Г».

— Нас тут ждут? — С сомнением произнес Колобов.

— Нет, — честно ответил я, и потянулся к телефону. — Но это не будет проблемой.

Где-то на седьмом или восьмом гудке зажглись окна на втором этаже дома. А двумя гудками позже в трубке послышался мрачный и недовольный голос Игоря Долгорукого.

— Але?

— Рад, что ты не спишь, — бодро ответил я. — Я на машине перед воротами. Открывай.

— Охо-хо… — Протянул он даже с некоторой обреченностью, но ворота через десяток секунд сдвинулись вбок, открывая проезд.

— Мне послышалось, ваш друг не совсем рад нашему ночному визиту. — Осторожно произнес Аркадий Алексеевич.

— У него ряд семейных неурядиц, настолько мне известно, — заехал я внутрь и остановился на свободном парковочном месте.

Собственно, на всей громадной парковке и было-то занято четыре места — насколько я помнил, все машины принадлежали Игорю. Жилой комплекс, опять же, был в собственности Долгоруких и предназначался для проживания членов семьи. Ну а занимал его один только Игорь попросту из тех соображений, что до работы недалеко — остальным же родичам были милее иные места для проживания, подороже и попрестижней. Очень богатое семейство.

— Не хотелось бы усугублять, — с сомнением произнес мой спутник, выбираясь из машины вслед за мной и не забыв прихватить свой портфель.

Я же задержался, чтобы открыть багажник и забрать оттуда простенький чемодан с наборным кодом.

Отреагировав на заезд машины, включились фонари, и к подъезду с железной дверью мы двигались по залитой светом мощеной дорожке.

Звонить в домофон не потребовалось — на улицу, открывая нам, вышагнул Долгорукий самолично, кутаясь в халат и чуть щурясь сонливо.

— Ты не говорил, что вместе с гостем, — посетовал он мне, придерживая створку.

— Прошу прощения, — повинился Колобов вместо меня.

— Долгорукий Игорь Александрович, — махнув рукой, протянул он ее для рукопожатия гостю.

— Колобов Аркадий Алексеевич, — чуть дрогнув от прозвучавшего имени, очень уважительно пожал он ладонь хозяину дома.

— Привет, — поприветствовал Игорь и меня, жестом предложив подняться в дом.

К Колобову он особого интереса не проявил.

— Я не один, — задержался Долгорукий перед дверью и извиняющимся тоном предложил. — Расположимся на кухне?

— Без проблем, — пожал я плечами.

— Прошу прощения, что беспокоим, — отозвался Аркадий Алексеевич, тайком осматриваясь по сторонам.

Было от чего — даже подъезд казался внутренним помещением квартиры, обустроенным и уютным. А уж внутри это ощущение подкреплялось немалым мастерством клановых дизайнеров, умудрившихся не сделать помещение прихожей с высокими потолками бездушным и холодным, а довольно солидную кухню, которую рассекала столешница с плитой и раковиной, а по дальнюю сторону шел гарнитур и морозильные камеры — слишком технологичной и безликой. У окна обнаружился овальный столик с резными ножками и несколько кресел, на которых Долгорукий предложил расположиться.

Аркадий Алексеевич, впрочем, отказался, попросив позволения остаться у барной стойки и поработать с бумагами. Разрешение было получено, и мы с Игорем остались за пустующим столиком одни.

— Как дела? — Начал я разговор, присматриваясь к старому товарищу.

Определенные изменения все-таки в нем чувствовались — и было ли то влиянием Марии Ховриной, посетившей его жизнь, но речь его ныне воспринималась куда более спокойной, без желания поскорее произнести заготовленную фразу. Спокойствие поселилось и в движениях, а солидная неспешность добавляла мудрости облику.

— На работе — отлично. Выходим на рекордные обороты в этом году.

— А не на работе? Извини за бестактность. — Повинился я за растормошенную рану.

Некие слухи невольно доходили и до меня — невозможно владеть каналом и не оставить рычаги для экстренного вмешательства. В первые годы руководства Игорем они частенько пригождались, но вот три последних года я уже не видел нужды вмешиваться — новый шеф телеканала отлично справлялся и сам, разбудив в себе умение требовать и добиваться исполнения.

— Да, — устало провел он ладонями по лицу. — Там сложнее.

Но тут же притих.

Щелкнул звук выключателя где-то дальше в прихожей, послышался звук мягких тапочек по полу, и на кухню заглянула симпатичная девушка в домашнем платье до пола. Не сказать, что красавица — но весьма милая особа лет девятнадцати, с каштанового цвета волосами, распущенными волной по плечам, и карими глазами, смотрящими на Игоря с теплотой, что добавляло под двести процентов очарования девушке, как и всякая влюбленность.

— Позвольте представить, — мигом поднялся с места Игорь, как и я за ним. — Ховрина Мария. Моя будущая жена.

Девушка мило изобразила книксен и вопросительно посмотрела на мужа.

— Это мой друг, Самойлов Максим, — указал он на меня и продолжил жест, остановившись на втором госте. — И его спутник Колобов Аркадий Алексеевич.

Если на меня посмотрели со сдержанным любопытством, то в адрес Колобова показалось явное любопытство и интерес, отразившиеся даже в приоткрытом ротике и чуть было невысказанном вопросе. Но воспитание — оно такое.

— Милая, мы посидим тихонечко? — Мягко и с любовью обратился он к ней.

А девушка, казалось, чуть ножкой не топнула от возмущения, бросив на нас взгляд. Мол, ты зачем при людях спрашиваешь разрешения у жены. Как сказал — так и будет! Мне потом доложишь.

— Ой, это мелочи, — отмахнулся от пантомимы Игорь и вернулся за стол. — Друг — это и значит, что друг.

Девушка промолчала, но было ясно по отсутствию эмоций, что не всяких людей стоит считать друзьями. Впрочем, что не помешало ей поставить чайник, выставить вазочку с печеньями, конфетами и фруктовой нарезкой из холодильника на стол, после чего степенно удалиться.

— А не из тех ли Ховриных… — задумчиво протянул, не удержавшись, Аркадий Алексеевич со своего места.

— Из тех самых. Изволите печенья с чаем?

— Воздержусь, — отказался он, и вновь углубился в свои бумаги.

— В общем, есть сложности, — подытожил Игорь, явно собираясь этим и ограничиться.

— Я ведь не просто так спрашиваю, — укорил его я.

А в лице Долгорукого, после мгновения обдумывания, вспыхнула надежда. Которая, впрочем, угасла почти тут же.

— К сожалению, тут мало что можно сделать. — Нахмурился друг.

— Ты спать вообще что ли не хочешь? — Приподнял я бровь. — Докладывай кратко. Может, я действительно разведу руками и оставлю тебя досыпать. Иначе вон, до утра из тебя тащить буду скорбь твою мировую.

— У нас тут родители сговорились. Мои и Марии. — Скептически глянув, все же начал повествование он. — Я думал, о свадьбе. А оказалось, это они телеканал так делят. Вернее, мой отец что-то получает с Ховриных, а Ховрины расставляют своих людей на ключевые должности на канале. Фактическое руководство остается на мне, но сам понимаешь, это уже будет не мое. Сетка вещания, рекламные контракты, блоки новостей — все придется делать с оглядкой. Про кого говорить, что освещать, про что умолчать…

— В общем, ты их послал, — подытожил я, пусть и грубовато.

— В целом, да. — Помрачнел Игорь. — Они стали давить через Марию.

— Не получилось? — Предположил я осторожно.

— Это история, старая как мир. — Без особых эмоций отозвался друг. — Девушка уходит в семью мужа, а ее род пытается через нее влиять на решения и поступки. Так, по мелочи — для общего блага. Только рано или поздно оказывается так, что настойчивые просьбы уже вредят новой семье, хоть и выгодны родным. Тогда-то мудрая девушка решает, кто для нее важнее, а для кого она просто инструмент. Мария — очень мудрая девушка.

— Не получилось. — Подытожил я и тихонько выдохнул.

Хоть одному повезло.

— В итоге нам обоим запретили видеться друг с другом. Наказали, — мрачно ухмыльнулся он. — Ни о какой свадьбе, разумеется, теперь речи нет и быть не может.

— Рад, что вы вместе, — искренне произнес я.

— Да, — довольно потянулся Игорь, и — реагируя на звук чайника — поднялся, сходил за кипятком и заварил нам чай.

Кружки же расставлял подскочивший к нему Колобов, игнорируя неловкие фразы о том, что тот гость.

— Мне не сложно, — отделался фразой Аркадий Алексеевич, одолжил у нас пару печенек и вернулся за столешницу.

Правда, в этот раз он присел куда ближе, чем был ранее — но не настолько, чтобы это выглядело вмешательством в беседу и нарушало приличия.

— В общем, мы с Марией послали родственников далеко-далеко и решили просто жить, — подытожил Игорь и пригубил свою порцию. — А ты какими судьбами к нам сегодня?

— Да вот, мысль была вам на свадьбу банк подарить, — по простецки улыбнулся я.

Долгорукий недоуменно посмотрел на меня поверх своей кружки.

— Какой еще банк?

— Форц-банк.

— Это же Фоминских, — чуть наклонил голову Игорь, словно сомневаясь — шучу я над ним, или нет.

— Фоминских больше нет. Уничтожены до единого.

— А банк…

— А банк — есть. — Задумчиво произнес я, пригубив чай. — Со всеми активами и дебиторской задолженностью. Представляешь?

— У тебя? — Чуть заторможенно уточнил Долгорукий.

— Если примешь, то у тебя с Марией. — Поправил я его. — Вон, Аркадий Алексеевич сидит, его прежний руководитель.

Игорь механически посмотрел на него.

— Редкостной чести и ума человек. — отрекомендовал я управленца. — Аркадий Алексеевич, подойдите к нам, будьте любезны.

Колобов поспешил за стол, позабыв про чай — зато прихватил портфель с документами.

— Игорь Александрович, не извольте беспокоиться, финансовое состояние близко к идеальному, — отщелкнул он застежки, удерживая портфель на коленях. — Это, все же, бывшая клановая казна.

— Клановая казна? — Словно не осознавая происходящего, произнес Долгорукий.

— Извольте обратить внимание на бумаги. — Выложил целую стопку бумаг перед ним Колобов.

— Подождите! — Поднял Игорь руку. — С вашего позволения, я позову супругу.

— Пожалуйста, — пожал я плечами.

— Мария!

Девушка явилась на призыв почти моментально, тревожно заглянув через пространство кухни на нас за столом и бумаги перед нами.

— Мария, посмотри пожалуйста документы, — чуть сведенным от напряжения голосом, произнес Игорь, и пододвинул бумаги к ней.

Ну а дочь казначея самого императора ухватилась за них с уверенностью и мастерством, как столяр за рубанок. Текста там было не так и много — в основном заполненные таблицы, но и в них легко потеряться, если не знать, куда смотреть. Мария, по всей видимости, прекрасно знала, и листала, окидывая беглым взглядом.

А затем вопросительно посмотрела на супруга.

— Это может… Существовать? — Тщательно подобрал он слово, чуть виновато отметив мое осуждение во взгляде и с силой потер ладонями лицо.

— Судя по персоне Аркадия Алексеевича, это действительно отчетность Форц-банка. Управляли им весьма неплохо. Но я бы с осторожностью отнеслась к призывам искать его спрятанные хранилища и клановые сокровища. Слишком большие деньги. — Дипломатично и никого не обвиняя, произнесла Мария то, что наверняка почудилось ей в нашем визите.

Пришел некто и Колобов, казначей мертвого клана. И действительно — что они могут предложить Долгорукому, кроме как авантюру…

— Нам хотят подарить этот банк. — Повернул к ней покрасневшее от соприкосновений с ладонью лицо Игорь. — На свадьбу.

— Это хорошая шутка. — Построжела Мария.

— Милая, этот человек никогда не врет. — Поднялся Игорь и посадил ее рядом с собой в кресло. — Я же рассказывал.

— Вы и есть владелец телеканала? — С непонятными эмоциями покосилась она на меня.

— Владелец — Игорь. — Охотно опровергнул я, и взял печеньку.

— Мой муж говорил иначе.

— Иначе было до того, как я его ему подарил. Теперь желаю подарить банк. — Постарался я улыбнуться располагающе, потянулся за портфелем, набрал код и поставил на стол, распахнув. — Тут учредительные документы. Поля получателя не заполнены.

— Печати князя Панкратова, — опознала Ховрина отпечаток в верхнем углу на первом документе, но не торопилась притронуться к документам.

— Фактически, банк выкуплен у князя в качестве его законного трофея. Случилось так, — переглянулся я с Колобовым, что не осталось незамеченным парой. — Что банк лишился всех активов еще до поражения Фоминских и утратил собственный капитал. Оболочка князю была не интересна. Так же случилось так, после оформления сделки активы вернулись обратно. Собственные капиталы — аналогично, пусть и в сокращенном размере. — Чуть построжел я голосом, отбрасывая намек на доброго волшебника, обновившего сегодня свой вертолет. — Значительно сокращенном.

— Насколько? — Уточнил Колобов, для которого это тоже стало некоторой неожиданностью.

Все-таки, он владел деньгами — но если деньги возвращаются в старый банк, то они будут распределены по той структуре счетов, что там сформирована — но подкорректирована мною.

— В банке ныне достаточно денег, чтобы осуществить выплату вкладчикам и вести деятельность. На остальную свободную сумму заведен отдельный счет; часть этой суммы потребуется обналичить живыми деньгами в короткий срок.

— Это проблемный подарок. — Бросила кинжальный взгляд Мария, которая помнила, какой объем активов возвышался над объемом обязательств банка.

— Свой «подарок» заберете, когда взыщете суммы задолженностей. — Отмахнулся я от этого.

— Вы пытаетесь подарить трудности и конфликты, — настаивала Ховрина, положив ладонь на плечо ворохнувшегося было Игоря.

— Я дарю вам причину, по которой ваши родители станут носить вас на руках, — был я спокоен. — Это власть, влияние и огромные деньги, которые Ховриным с Долгорукими не составит труда себе вернуть или обменять на услуги.

— Какой почет владеть банком, из которого все тут же попытаются убежать?

— У вашего мужа есть телеканал. Он подаст историю так, что все станут вас носить на руках. Вклады после проигранной войны еще никто не возвращал.

— Нет таких дураков. — Припечатала она.

— Нет настолько благородной пары, на которой стоит равняться целому миру. — Поправил я. — Разве иной клан способен на такую щедрость, какую проявит богатейший и славнейший род Долгоруких?

А Игорь, задумавшись, уже беззвучно проговаривал слова, будто уже готовя вводный текст для подготовки информационных блоков.

— И Ховриных, — автоматически поправила Мария, но тут же принялась гнуть свою линию. — Бизнес не верит новостям, а инфраструктурные издержки нас убьют.

— Пусть Игорь переведет счета телеканала и его подразделений.

— Из родового банка? — Нахмурился Долгорукий.

— В твой банк, — поддакнул я. — Зато будешь видеть всю структуру расходования и вороватых бухгалтеров поименно без внешнего аудита.

— Этого мало. — Настаивала Мария.

— Если справитесь — переведу к вам на обслуживание часть своих предприятий. — Чуть хлопнул я рукой по столу. — Но не раньше, чем через год!

— Телеканал вы так же дарили? — Заворчала девушка.

— Разумеется. Частоты вещания все еще принадлежат мне. — Смотрел я прямо в ее глаза. — Я даю шанс использовать их так, как вам хочется. Пока мы друзья, вам не стоит об этом беспокоиться.

— Зачем вам наличные? — Перевела она разговор.

— Это проблема для Ховриных? — Поднял я бровь.

— Мне зададут вопросы.

— Когда это Ховрины отчитывались?

— Ладно, — пробился лихорадочный блеск в глазах Марии, а взгляд вернулся к незаполненным документам. — То есть, все серьезно?

От таких предложений просто не отказываются. Банку все еще должны десятки и десятки миллиардов — и в империи, и за ее границами.

— Абсолютно, — подтвердил я. — Можете заполнять. Ручка слева, в кармашке. Кто-то один, разумеется.

— Мария, у тебя почерк лучше. — Мягко обратился к ней Игорь, пододвигая чемодан с документами.

Всего один росчерк, и можно стать единоличным владельцем огромных капиталов. Даже на вкладчиков, в общем-то, можно наплевать — и на непутевого мужа, связавшегося со слишком доверчивыми балбесами.

«В лице княжича Игоря Александровича Долгорукого» вывел аккуратный почерк, и в очередной раз отлегло от сердца. Все-таки, кому-то везет.

— Счета банка временно заморожены из-за войны. — подал голос Колобов, до того притихший и чуть испуганно поглядывающий на нашу перепалку.

Да и подписание документов наверняка добавило ему нервов. Но это ничего — у меня такой же комплект договора еще был, но с датой раньше — абы что случилось, и этот набор бумажек можно было выкинуть в урну. Разумеется, знать этого никому не стоит — вон как молодые друг на друга смотрят. Аж лишним себя чувствуешь.

— Не думаю, что это будет проблемой, — произнес я. — А вам, дорогие друзья, настоятельно рекомендую взять этого уважаемого господина на роль управляющего. Вряд ли найдется человек более достойный.

— Не сомневаюсь, но как бы вновь не было конфликта с семьей, — задумчиво пробормотал Игорь.

Чужой человек на руководящей должности никому не нужен.

— Так в чем проблема? Заберите Колобовых в клан, вот вам и гарантия верности.

— Это сложный вопрос.

— Не для того человека, который даже после смерти своего клана в первую очередь думал, как спасти его честь. — Со всей серьезностью посмотрел я в глаза Игорю.

А тот хоть и с неохотой, но пониманием кивнул.

— Заберем к себе. Аркадий Алексеевич, вы не против?

— Да я, да я счастлив буду! — С жаром заверил тот, приложив руку к сердцу.

А на лице человека, история переживаний и неопределенности которого завершалась, проявилось облегчение и одухотворенная радость.

— Мы можем приступать к владению? — с любовью огладила Мария страницы подписанных документов.

— Разумеется.

Девушка, чуть задумавшись, встала из-за стола, вышла из кухни, а вернулась уже с сотовым телефоном.

Присев рядом с мужем и будучи им обнятой, набрала номер и терпеливо принялась ждать, когда некий собеседник поднимет трубку во втором часу ночи.

— Привет, пап, — произнесла Мария собеседнику. — Срочный вопрос. Можешь разморозить счета Форц-банка?.. Да, банк Фоминских. Нам его с Игорем подарили на свадьбу… Честью клянусь, — ровно произнесла Мария.

А собеседника на том конце провода, видимо, проняло всерьез.

Все-таки, есть нечто рациональное и полезное в способности подтвердить намерения и события словом. Нет той громады безверия, что встречается среди всех остальных, пусть и к словам приходится прислушиваться в десять раз тщательнее — потому что там, где не привыкли врать, словами и смыслами крутят в сотни раз коварнее.

Тем не менее, «честью клянусь», это аккурат из разряда тех фраз, что не стоит перепроверять для собственной же безопасности — могут всерьез и убийственно обидеться.

— Как кто подарил? — Чуть равнодушно произнесла будущая Долгорукая. — У моего мужа есть достойные друзья, способные подарить банк. Я удивлена, что вы решили ссориться с ним из-за мелочей… Конечно, пригласим их на свадьбу. — Подытожила она и с довольством положила трубку. — Вот и одобрение родителей есть.

Почти моментально телефон перезвонил — и на этот раз донесся женский голос, а Мария, извинившись и полушепотом обозначив: «мама», отправилась в другую комнату обсуждать с ней детали свадьбы и иные вопросы мирового господства женщин над иными прямоходящими.

Да и мы заторопились на выход — час поздний, вопросы решены. Чемодан и портфель с документами оставили — тут уж точно найдутся люди, которые донесут их до регистрационных палат и нужных министерств, узаконивая право собственности.

— Аркадий Алексеевич, ничего, что все так… По семейному? — Спохватившись, чуть обескураженно посмотрел на него Долгорукий, остановившись на пороге.

Ему парой минут ранее тоже отзвонился отец, обещая прибыть утром и прижать к груди в знак примирения — информация распространяется быстро.

— Оно всегда так, — удовлетворенно сощурившись, произнес Колобов. — Лучше всего, когда вот так.

И первым отправился по лестнице вниз, а затем и на улицу, деликатно оставив нас поговорить наедине.

— Максим, я тут подумал… — Отчего-то загрустил Игорь. — А мы тебя не слишком стесняем? Все-таки, банк.

— Нет. — А затем решился на откровенность. — Впереди предстоит такое, что лучше мне не владеть банком. Вообще ничем ценным не владеть.

— Ну, ты уж не драматизируй, — с сочувствием успокаивал меня он. — Женитьба — это еще не приговор! В конце концов, есть же и брачный контракт.

Я немного сбился с мысли, пытаясь осознать, о чем он.

— Завтра ведь сватовство, да? — чуть смутился Игорь.

— Еще и сватовство, — совсем упал я духом.

— Дед обещал быть. — Заверил меня друг. — Еще до того, как разругались, слово дал. Он тебя помнит.

— Вот блин…

— Что не так?

— Понимаешь, в этом мире почему-то происходит так. — Начал я, печально выдыхая. — Что те, кто меня помнит, обычно точит под эти воспоминания нож.

Ума не приложу, с чего такая несправедливость…

Глава 18

Говорят, стройка начинается с забора — ограждения достаточного высокого, чтобы инструменты и завезенные материалы не освоили всякие темные и бессовестные личности, которые позже станут отличными дружелюбными соседями. Потом забор понадобится, чтобы скрыть детали строительства и применяемые конструктивные решения от едких комментариев и массы полезных советов разнообразных насмешливых и циничных проходимцев, что тоже вскоре окажутся добрыми и душевными людьми, проживающими на пару домов выше. Пройдет стройка, уедет пара грузовиков со строительным мусором, но забор после этого станет только выше — потому что дети соседей достаточно образованы и воспитаны, чтобы не бегать по стройке, но полны вольнодумства и полагают все яблони мира своими. Можно, конечно, пожаловаться на них родителям — но стукачей никто не любит, особенно среди тех, кто месяц назад приделал ноги вашему молотку. Да и вскоре вас позовут на день рождения этих сорванцов, так что проще нарастить забор сразу, чем испытывать неловкость с подарком в руках перед человеком, в которого довелось стрелять.

Но бывает так, что территория слишком велика для забора — настолько, что если обнести его крепкой сеткой, профлистом или даже бетонными блоками, пустив сверху колючую проволоку, то с высокой долей вероятности у вас украдут эту самую сетку, профлист и бетонные плиты, как крайне недешевые и полезные в быту вещи, оставшиеся на долгий срок без присмотра. Если поставить видеокамеру, то первым делом украдут именно ее. Нанимать же вооруженный патруль и пускать ток по проводам — все же, как-то накладно для загородной фазенды. Да и электричество тут же начнут тихонечко красть…

В усадьбе рода Еремеевых, некогда выслуживших личное, а потом и гербовое дворянство из простых царевых стрельцов, с проблемой соседей разобрались еще в восемнадцатом веке, выкупив подчистую все подмосковное село Усово, где им некогда было даровано подворье, вместе с окружающими его лесами вплоть до Москвы-реки. Отчего беспокоили их в основном грибники, да любители пикников, что вечно стремятся поближе к воде, выбирая для этого дороги получше. От первых хорошо спасали рукотворные овраги с отвесными склонами, тщательно укрепленными под слоем дерна сетчатой арматурой, чтобы не сползали вниз со временем — зато стоя перед такой крутизной задумывались даже самые опытные и упрямые бабки, в большинстве случаев все-таки не решаясь совершить рывок с ведром за дарами леса. А вот от вторых все-таки мог уберечь только забор — мощный, чугунный и крашенный в черный цвет, со скользкими вертикальными решетками и заостренными пиками в навершии, запиравший ажурными, но столь же вандалостойкими воротами асфальтированную дорогу в две полосы шириной, уходящую за поросший лесом поворот вглубь территории усадьбы. Еще по ту сторону ограды была сторожка с охранником, выполняющим важную ответственную работу по гонению прочь иных не слишком трезвых личностей, для которых забор показался бы не слишком высоким или же большая гостевая парковка при въезде — отличным местом для приготовления шашлыков. Ну или осаживал тех предприимчивых людей, что способны оценить на взгляд любой металл в килограммах (даже если металл выглядит как забор) и тут же перемножить на цену скупщиков в чермете. А вообще, разумеется, человек в сторожке принимал корреспонденцию и сообщал о прибытии гостей в усадьбу через проводной аппарат.

Но тем субботним утром Константин Колокольцев, занимавший почетную должность сторожа второй десяток лет, всерьез подумывал о жизни после увольнения с несложной и сытой должности. Не по причине собственного на то желания — все-таки, главным на таком месте была верность и честность. Но бывает так, что на гостевой парковке к девяти часам начинают съезжаться более трех десятков весьма дорогих машин с крайне серьезными родовыми гербами вместо привычных номеров, а из дверей авто выходят весьма хмурые люди, совершенно не радостные ни солнечному, пусть и прохладному, осеннему денечку, ни, такое ощущение, самому факту их тут пребывания.

А затем те люди расступились, дав дорогу трем очень представительным господам, медленно прошествовавшим к калитке с видом крайнего неудовольствия на лице — словно у домашних котов, внезапно выяснивших, что они не единственные на всем свете. И что самое неприятное, Константин Колокольцев отлично знал каждого из них в лицо — пусть и исключительно по телевизору. Так же сторож знал, что если телевизор пришел в вашу жизнь, а у вас ни рекордного размера тыквы на огороде, ни диковинного окраса кролика, то сюжет с вашим участием скорее всего будут снимать исключительно криминальный. И дай-то Бог остаться в нем рядовым свидетелем.

В общем, обычно такие народные приметы, как три раздраженных природных князя у калитки по утру, говорят о том, что скоро имя вашего господина из списка молитв о здравии придется переписывать в лист за упокой души — и от мыслей таких становилось маетно, а пальцы на руках, набирающих особый внутренний номер усадьбы, выводящий прямо к хозяину дома — и крайне не рекомендованный к вызову — отчетливо подрагивали. А тут еще и гудки эти телефонные, длинные, беспокоящие тем, что никто может и не подойти к трубке… В общем, когда трубку подняли, Константин не сдержался.

— Господин, беда! — Выпалил он одним духом. — Пост номер один, Колокольцев. — Оправился он после грозного оклика и взял себя в руки. — Машины княжеские, во многом числе! Долгорукие, Панкратовы, Галицкие! С их сиятельствами во главе! Сами посмотрите, господин! Шестая и седьмая камеры!

Тут видеокамеры были — потому что был и человек, который мог их сторожить.

Сторож замер с трубкой в руках, получив закономерное и крайне напряженное «жди». А потом и вовсе забыл, как дышать — но не от служебного рвения. Просто позади отчетливо, словно специально, щелкнула щепка, а в сторожке — с гарантией закрытой на ключ — раздался шаг. Константин попытался медленно повернуться, но тут же был удержан за плечо рукой. Другой рукой некто перехватил трубку у его уха.

— Господин, нападение! — Успел воскликнуть сторож, до того, как незнакомец отодвинул его в сторону от телефона.

— Тш-ш-ш! — Укоризненно прозвучал голос, и Константин резко повернулся, готовясь принять смерть.

Но вместо этого с изумлением улицезрел двух нестойко стоящих на ногах господ лет под пятьдесят в состоянии серьезнейшего опьянения. Первый из них — господин суровой внешности и владелец крайне сосредоточенного взгляда, уцепившегося за верхнюю пуговицу сторожа (оттого виляющего в такт глубокого дыхания Колокольцева), и оказался тем самым татем, что перехватил телефон. Был он в офицерском мундире конца прошлого века, украшенным довольно скромным количеством орденов и медалей, в которых сторож с неким изумлением отметил все возможные высшие регалии империи, отчего-то лишенные любых аксельбантов, лент и украшательств. Руки закрывали белые перчатки, а в отражении начищенных до блеска сапог можно было бриться.

Левая же рука незваного гостя была занята тем, что удерживала другого господина — пьянющего уже в той крайности, что попытки проморгаться выглядели, как махи крыльев дивной птицы, а сам взгляд был столь же осмысленен, как у птенца, выпавшего из гнезда. Одет второй был в красный кафтан с обильным золотым шитьем, темно-синие шоссы с золотыми лампасами и черненые сапоги, а вот орденов на мундире было не в пример больше, пусть и рангом куда как ниже — зато число боевых стычек вызывало не меньшее уважение. Лет ему было под шестой десяток, о чем говорили и морщины на лбу, и седина в густых волосах, и вяло повисший длинный ус — зато другой, правый край роскошных усов был лихо закручен ввысь, говоря как о бодрости духа боевого старичка, так и о немалых резервах организма, способных напиваться до изумления даже в таком возрасте. Собственно, даже сейчас свободная его рука лежала на металлической фляге, закрепленной на поясе — словно на эфесе шпаги.

— А-алеу? — Поднес первый трубку к уху и спросил на выдохе — грозно и серьезно. — А-але? Еремеев? Ты?! Ш-што, что нам нужно… У вас — товар! У нас — купец!.. Как — кто?! Этот… Гад малолетний, чтобы его об пень дважды и в прорубь… Самойлов Максим!.. Сватов ждете?! Не ждете? А мы сами пришли. Тьфу, он трубку уже бросил. — Посмотрел говоривший разочарованно на пищащий аппарат. — Василий… Вася! — Тряхнул он плечом.

— Я здесь, — дернулся тот и вновь хлопнул ресницами.

— Пошли калитку открывать, а то вечно топтаться будут.

— А в-вы как зашли? — Нашел в себе храбрости спросить сторож.

— Так мы через лес, — пробурчал офицер, осторожно разворачивая товарища к двери. — Ну и овраги у вас!

Константин так и присел на лавочку, удачно оказавшуюся у стенки рядом. А в голове была та звенящая пустота, которая возникала разве что в детстве при виде чего-то настолько нового и удивительного, что хотелось просто пошире раскрыть глаза, запоминая — чтобы спросить у кого знающего после, что же это было.

Не стоило удивляться, что покорителям оврагов ворота поддались уже безо всяких проблем. Подумаешь, они электрические, и открытие только с пульта из дома. С такими-то орденами… К чести автоматики, она все же не дала протащить себя слишком далеко, отстегнув блокирующие клинья в пазы, замурованные в асфальте — ровно одному человеку пройти, не более.

По ту сторону ворот, впрочем, их уже деятельно ожидали — правда, не приветствиями или дружескими улыбками. У всех до единого стоящих там отчего-то зачесалась то рука, то нога, то — простите — княжеское седалище, а взгляды, адресованные в адрес старого офицера были исключительно опасливыми, бросаемыми даже не прямо — а исподволь, краем глаза, но крайне, крайне внимательными, как отслеживают кусачего и непредсказуемого бульдога.

— Шуйский, и вы здесь, — кислым тоном произнес князь Долгорукий Сергей Михайлович, даже не стараясь отразить радушие.

А руки его продолжили движение от княжеских ягодиц, оставшись за спиной, словно так и было задумано.

— Господа, перестаньте устраивать театр, — поднял очи ввысь князь Галицкий Яков Савельевич, и чуть нервно посмотрел на часы. — Понятно, что всех нас одновременно пригласили быть сватами. Полагаю, молодой человек искренне думал, что кто-то наверняка откажется, оттого подстраховался. Давайте как-то побыстрее завершим формальности — у меня самолет через два часа.

— Я — абсолютно свободен до четверга! — Выпалил вдруг мощным басом господин на плече у офицера, обвел всех мутным взглядом, узнал, слегка протрезвел от узнавания и мигом выпрямился. — Господа! Разрешите представиться! Подполковник лейб-гвардии Гусарского Его Величества полка, князь Давыдов Василий Владимирович!

От искренности приветствия его слегка качнуло, но товарищ тут же поспешил поддержать его за спину.

Все трое прибывших на авто князей дружно вздохнули и посмотрели на сию личность весьма скептически — как и положено на человека, который всякий раз продуваясь в карты и занимая в долг, пытался знакомиться заново и занимать деньги по второму кругу. Понятное дело, все они были знакомы и ранее, что не приносило им ни малейшего удовольствия — равно как и понимание, что стребовать деньги с этого человека дело совершенно гиблое и бесперспективное. Причем, ситуация усугублялась тем, что и занимать ему тоже придется и не однократно — потому что не было в империи другого человека, который мог бы обойти, казалось, абсолютно любые бюрократические проволочки и формальности, довлеющие даже над интересами высокородных — максимально быстро, безо всякой возни с документами и прошениями. Денег князь Давыдов за решение проблем не брал категорически, а вот занимал охотно; ну а уж если проиграть ему крупную сумму в карты и поделиться проблемой — то, можно сказать, никакой проблемы у вас более и нет. Только вот играл князь по-крупному — да так, что иногда даже сиятельные господа решали, что уж лучше перетерпеть, чем зазывать известного балагура, выпивоху, героя всех малых и больших войн и крайне живучую личность к себе на вечер преферанса.

— Оставьте, князь, вас знают даже окрестные белки, — махнул рукой князь Панкратов.

— Мой род знаменит и влиятелен! — Одобрительно икнул Давыдов, и все-таки оперся на друга. — Итак, все в сборе? Все готовы? — Обвел он всех суровым взглядом.

— По всей видимости, — скупо ответствовал ему Долгорукий.

— Отлично. — Развернулся гусар к товарищу. — Где вино и бабы?!

— Какие бабы, Василий, — одернул его с укоризной князь Шуйский. — Я же тебе сказал, идем свататься.

— Но я не хочу!

— Василий, ты обещал.

— Ну раз так… — Резко погрустнел гусар и со вздохом посмотрев на неокольцованный безымянный палец, собрался и рыкнул. — Где дама?!

— Василий, сватаем не тебя!

— Где хотя бы лошадь?!

— Не позорь меня, — зло шикнув, ткнули его локтем в бок.

— А что?! Я не могу сватать без лошади! Мне что, идти пешком?!

— Господа, прошу понять, но у меня самолет! — Раздраженно вмешался князь Галицкий. — Давайте мы быстро сходим до этого Еремеева, сосватаем его дочку и разъедемся?

— Я слышал, у него две дочери, — кашлянув, вмешался Шуйский.

— Господа, а кто-нибудь знает, сватаем к старшей или младшей? Я как-то не уточнил. — Задумался Долгорукий.

— К старшей, — мрачно ответил Панкратов.

— Вы готовы дать гарантии? — Ворчливо поинтересовался Сергей Михайлович.

— К демонам подробности, давайте сосватаем обеих! — Всплеснул руками Галицкий. — Потом от одной откажется, всего дел!

— Князь, вам бы к нам в полк!

Неожиданно со стороны машин послышалось оживление, привлекшее внимание сиятельных господ достаточно, чтобы оборвать дискуссию и повернуться.

— Что там? — Бросил фразу Панкратов в толпу.

— Господин, тут некие молодые люди. Говорят, со стороны Самойлова, называют его женихом. Хотят передать вам какие-то бумаги. — ответствовал дюжий охранник, перекрывая кому-то дорогу своим телом.

— Пропустить.

Из толпы вышли трое юношей лет двадцати, одетых в солидные костюмы, пошитые наверняка по индивидуальной мерке — столь отлично они сидели на широких плечах высокого и статного юноши в темных очках, на более субтильном теле чуть сутулого парня с сильным шрамом около глаза, и даже на вполне обычной комплекции третьего — с умным лицом и взглядом, который никак не удавалось поймать — одежда тоже была, как влитая. Но куда более внимание князей привлекала красная бабочка, зацепленная на воротник белоснежных сорочек. За этой деталью терялось нечто куда более специфичное, чем одежда — а именно поведение, манера двигаться и дышать, в которых не было ни грамма пиетета и страха перед влиятельными и могущественными людьми, что стояли перед ними. Нечто подобное не было чем-то совсем уж особенным — например, приближенные советники князей вели себя именно так, прекрасно понимая, какой мощью они прикрыты перед остальным миром. Но этим вряд ли было за кем укрыться. Тем не менее, даже бумаги, что были в руках у юноши со шрамом, тот подал тем же жестом, что их казначей подсовывает на подпись расходные и крайне неприятные ведомости — зная, что пусть и нахмурятся, но возьмут и подпишут.

— Что это у нас? — Взял Галицкий в руки бумагу, по формату куда более походившую на цветной рекламный буклет. — Надо же, Еремеев Сергей Олегович, отец. — Зачитал он начало информации под фотографией рано поседевшего солидного мужчины с усталыми глазами. — Ранг «учитель»; проверенный возраст семьи: двести сорок лет; годовой оборот бизнеса…

— Яков Савельевич, на обратной стороне. — Посоветовал ему Панкратов, с любопытством поглядывая на две фотографии девушек.

Снизу буклета под миловидным изображением юной особы было написано «Юлия, младшая дочь». Зато сверху была фотографии, трижды обведенная красным и синим фломастерами, с подписью «Ника, старшая дочь. Невеста! Не перепутать!!!»

— Не, ну эта какая-то некрасивая, — икнув, ворчливо прокомментировал Давыдов, получивший свой экземпляр буклета. — Как та, из трактира под Смоленском.

— Василий, все уже перевернули бумажку, — шикнул на него Шуйский, и самолично помог с этим товарищу.

— О! Эти лучше! — Одобрил гусар.

— Отлично, теперь у нас есть понимание цели, — торопливо озвучил Галицкий, вновь посмотрев на часы. — Идем сватать?

— Впятером? — Обвел всех взглядом Долгорукий, складывая свой экземпляр брошюры и хозяйственно убирая в карман.

— А что-то не так?

— Мы не можем сватать все хором, должен быть кто-то один, кого поддержат остальные. — Мудро отметил старый князь.

— Так понимаю, лидером сего действа вы видите себя? — Скептически уточнил Панкратов.

— За Давыдовых никогда не станет кто-то говорить! У Давыдовых достаточно своих слов! — Мигом возмутился гусар.

— На правах сильнейшего среди вас, готов оказать вам услугу и возглавить. — С непроницаемым лицом произнес Шуйский Александр Олегович чуть скучающим тоном.

— Господа, я единственный заинтересован сделать все быстро и качественно, к тому же мой род не моложе ваших. — Нахмурился Галицкий.

— Вы не совсем поняли меня, — мягко погасил вспышку напряжения Долгорукий. — Ситуация наша такова, что нет великой чести свататься к Еремеевым. Я бы сказал, это настолько мелко и незначительно, что наш представитель должен отражать общее отношение к этому невеликому событию.

— И кого это вы считаете мелким и незначительным? Уж не меня ли, Сергей Михайлович? — Нахмурился Панкратов.

— Шш-чтоа?! — Воинственно схватился за фляжку Давыдов. — Я чую оскорбление?!

— Постойте-постойте, господа! — Успокаивающе поднял ладони старый князь Долгорукий. — У меня нет намерения вас обидеть. Вовсе нет — я покорно готов предоставить свою кандидатуру на этот незавидный пост.

— Я согласен, — фыркнул Галицкий.

— Пусть так, — пожал плечами Панкратов.

А Шуйский демонстративно отвернулся в сторону леса. Мол, туда тебе и дорога.

— Итак, я благодарен вам за доверие и предлагаю нашей делегации все-таки выдвинуться к поместью, потому что встречать нас с караваем и песнями, судя по всему, никто не собирается, — недовольно посмотрел князь на пустую дорогу и первым двинулся вперед.

Остальные князья прошествовали за ним. Ну а троих парней с красными бабочками, что тоже направились за ними вслед, ни у кого не возникло желание задержать.

* * *

Сергей Олегович Еремеев, глава рода и семьи, унаследовал от предков способность любить — ярко, биться — яростно, ненавидеть — искренне, всеми фибрами души. Простыми и честными были поколения предков, как и их служба; не знали они подлости, а та житейская мудрость, которая позволяла прирастать капиталами и находить возможности там, где их никто не видел, позволили выбраться из солдат в аристократы.

Ныне времена были куда как спокойнее, но и в них бывало такое, что за любовь и против ненависти приходилось биться, отдавая самого себя этим трем эмоциям, объединенным единой струной человеческой чести и осознания собственной правоты. Единственное, чего оставалось желать и на что надеяться — что жизненный путь Еремеевых не преградят те, кто будет им не по силам, несмотря на всю ярость, честь и правду.

Например, пятеро великих князей, неспешно движущихся по дороге к особняку, на крыльце которого Сергей Олегович их дожидался.

«Будут бить» — невольно возникнет мысль у каждого при таком зрелище, и обреченности в ней будет куда больше иных эмоций. Потому что устоять даже против одного из их сиятельств невозможно, даже будь тут вся родовая дружина с ополчением.

«Будут, шансов никаких». — Признавал Еремеев, но тут же добавлял. — «Но лучше бы, конечно, помучиться».

Что бы не случилось, но погибнуть достойно, а не самым дурацким возможным способом — пытаясь убежать от того же Шуйского в лесу, или Долгорукого — по небу, или Панкратова — через подземный тоннель, или Галицкого — по водам Москвы-реки, или Давыдова — уповая на заступничество императорской канцелярии. Какой-то совершенно мерзкий набор для возможного беглеца.

И Сергей Олегович знал, кто составитель этого набора. Знал — и ненавидел искренне, как может только представитель его рода.

Было у его рода такое проклятие, неведомо отчего обрушившееся на них, по имени Самойлов Максим Михайлович. Мальчишка, наглый, безродный по документам и совершеннейшее пустое место, что признает каждый, возьмись он изучать его подноготную. Немного везения с приемной семьей, да очевидное покровительство Шуйских, доставшееся вместе с усыновлением — это все, в чем повезло ему в жизни. И это ничтожество умудрилось сделать так, что вся промышленная империя Еремеевых чуть не вылетела в трубу за сложнейшие в их поколении пять лет всевозможных блокад, санкций, эмбарго и нежеланий вести с ними дела. Есть, за что ненавидеть и пытаться отомстить.

Но потом оказывается так, что отомстить тоже нельзя. Наемные убийцы не берут заказ, не называя причин. Ряд высокородных семей, которые традиционно промышляют устранением недостойных, указывают на дверь, а следом приходит письмо от Шуйских, весьма раздосадованных действиями Еремеевых в адрес человека, которому покровительствуют. И даже императорская семья маячит где-то на горизонте — не настолько, чтобы связать их с одиозной личностью, но достаточно, чтобы задуматься, отчего это прошение на суд чести по достижении врагом восемнадцати лет (в те дни Сергей Олегович был немного не в себе от ярости) было завернуто обратно с визой «отказать». Отказ — дело обычное, тем более, что империя традиционно не одобряет дуэлей и убийства. Но виза, подписанная лично принцем главной семьи Рюриковичей — это уже ни в какие ворота… Во всяком случае, этот намек не следовало игнорировать. И Сергей Олегович успокоился — как ослабленный и побитый зверь, попавший в руки избалованного ребенка. В конце концов, когда-нибудь мальчишке надоест, и он оставит их в покое, позволив отъесться и вновь встать на ноги. А месть можно будет завещать и потомкам.

Тактика ожидания оправдалась. Для начала — робкие успехи с заграницей, которые переросли в неплохие деловые отношения, завязанные на общей выгоде. А совсем недавно, даже месяц не прошел — удача так и вовсе улыбнулась им новым источником финансирования и совместным проектом, обещавшем задействовать чуть ли не все производственные мощности, до того законсервированные по скудному и бедному до заказов времени.

И апофеозом фортуны — сватовство к его старшей дочери от влиятельнейшего и богатейшего рода Империи. Была ли это счастливая звезда Еремеевых, либо долгосрочные расчеты Юсуповых, уже наверняка наметивших дальнейшую стратегию роста концерна Сергея Олеговича под сенью и защитой могучей семьи — уже совершенно не важно. Аналитики рода предполагали новый вид перспективного вооружения, которое захотят производить на предприятиях, внезапно ставших родственными — а оттого верными до последней капли крови. Сергей Олегович же просто боялся думать о причинах, заранее соглашаясь на все легальное — и немножечко на нелегальное, будь таковое в брачных соглашениях найдется. Потому что для пусть и славного, но будем честны — среднего рода — Юсуповы были чем-то совершенно недостижимым по боевой и финансовой мощи. А двоюродный племянник главы клана, предполагаемый в мужья его Нике — вполне мог с пинка входить в кабинеты иных вельмож, получая в ответ только угодливое «здравствуйте».

Оставалось единственное — то самое проклятье семьи, которое могло запросто все испортить. И оно, что характерно, смогло это сделать.

Пять великих князей, называющих себя сватами. И ощущение искренней ненависти от того, как на глазах рушатся все надежды на родство с Юсуповыми. Надежды на выход из этой клятой финансовой блокады. Надежды на нормальную жизнь.

Но он, Сергей Олегович, не отступит просто так. Первое, и самое главное — звонок по тревожной линии, оставленной на всякий случай для связи с Юсуповыми, уже был сделан. Ну а второе — что зависит от него самого, он выполнит в полной мере, отчаянно борясь за счастье семьи и будущее дочери.

— Здрав будь, хозяин дома и счастливый отец. — Остановившись за несколько метров до порога, замерла княжеская делегация, выделив вперед себя массивного и крайне представительного князя Долгорукого. — Есть ли в твоем доме девицы на выданье?

— И вам здравствовать, княже. — Ответствовал Еремеев. — Нет счастья в моем доме, равно как и девицы — сватов принимать.

— Как же, — сбившись, пробормотал князь, повернувшись назад. — И Ники Сергеевны нет?

— Умерла она. — Поджав губы, произнес хозяин дома.

— Вот как… — обескураженно произнес Долгорукий. — Когда же произошла сия трагедия?

— Не далее, как этим утром.

— Ну она хоть теплая еще?! — Дернулся позади Давыдов, и тут же был удержан Шуйским вместе с Панкратовым на месте.

— Умерла, так умерла. Я тогда поехал, — горестно махнув рукой, развернулся было Галицкий.

— А ну стоять. — Негромко произнес Долгорукий, но замерли все. — Скажи, Сергей Олегович, умерла твоя дочка для всех, или только для нашего жениха?

— Для Самойлова Максима мертва она. — Жестко произнес отец. — С сегодняшнего утра и навсегда.

— Вот что, Сергей Олегович, — нахмурился Долгорукий. — Мы тебе — не мальчишки, чтобы нас на улице держать. Ты, будь добр, уважь нас и в дом пусти. А выставишь за ворота — так бог тебе судья.

Собственно, выставить пятерых великих князей — это действительно очень быстрый способ попасть на божий суд.

— Прошу ко столу, — скрипнув зубами, согласился Еремеев, и первым зашел внутрь.

К гостям никто не готовился, оттого длинный стол в праздничном зале не был покрыт нарядным сукном и заставлен яствами. Не было на нем ничего, кроме графина с водой, да пустых стаканов — не рады были сватам, и не торопились угощать их разносолами. Разве что промелькнула служанка, да поставила ломти вчерашнего хлеба рядом с водой.

Пятеро князей, не сговариваясь, сели по одну сторону стола. Еремеев же оказался напротив мрачно глядящего на него князя Долгорукого. Отдельно — особняком, на дальнем краю стола слева устроились трое в красных бабочках.

— Сергей Олегович, — начал Долгорукий. — Мы с вами не молоды, чтобы словами играть. Не люб вам наш жених — то бывает. Честно говоря, премерзский юноша.

Рядом невольно кивнули Панкратов и Шуйский.

— Не наговаривайте, Сергей Михайлович, вполне достойный молодой человек. — Возразил с возмущением Галицкий.

Трое глянули на него безо всякого одобрения, и будто даже отодвинулись на пару миллиметров.

— А вы, князь, с ним по какому поводу знакомы? — Уточнил Панкратов.

— Сыну посодействовал. — Задумавшись над таким поведением окружающих, автоматически ответил Яков Савельевич.

— Значит, знакомы с ним только мы трое.

— А Самойлов — не из гусар? — Для порядка уточнил Давыдов, не понимая — отодвигаться ему от Галицкого или примкнуть к нему.

— Из первостатейных сволочей он, — не сдержался Еремеев.

— Называли меня и так, милые господа! Но это не отменяет мой вопрос!

— Василий, угомонись.

— Сергей Олегович, — вернулся к беседе старый князь. — Давайте подойдем к вопросу, как деловые люди. Есть традиции, благодаря которым мы у вас в доме. Согласно этим традициям, вы вправе отказать и нам, и жениху, но это было бы крайне нежелательно. Это ваше право, — поднял он ладонь. — Тем не менее, нам еще никто не смел отказывать.

— Никто не отказывал Давыдовым!

— Василий, попей водички. — Шуйский самолично придвинул к себе графин.

Но жидкость в стакан полилась быстрее, чем он его открыл — будучи наполненной из фляжки гусара его же рукой.

— В общем, Сергей Олегович. Я бы попросил вас сделать так, чтобы ваш отказ не бросил тень на сватов и не создал проблем и вам, — мягко пригрозил ему князь.

— И каким же образом вы это видите?

— Назначьте неподъемный выкуп, — всплеснул руками Долгорукий. — Всего дел! Не поднимет его жених — так кто ему судья? Мы же свои дела, считайте, выполнили с достоинством и в полной мере.

Идея Еремееву не то, чтобы очень понравилась — никаких разговоров он вообще не хотел вести на этот счет. А так, выходит, что согласие отца он дает, но с условием выкупа невесты. Но и гнать взашей великих князей — это как-то уж слишком вредно для собственного здоровья. Уж больно мстительный характер у каждого из них. Да и к тому же — не этого ли жесткого отказа ждет, развлекаясь, сам Самойлов? Не станут Юсуповы связываться с семьей тех, кто оскорбил аж пятерых сиятельств, и никакие общие финансовые проекты тут точно не спасут — мало ли по стране промышленных предприятий и владеющих ими семей? Точно! Вот подлец, как помыслил — даже отказ будет в его пользу.

— Сергей Михайлович, преклоняю голову перед вашей мудростью, — чуть склонил голову Еремеев.

Перед природным князем — не зазорно.

— Итак, согласие отца у сватов есть, верно?

— С назначением выкупа за кровинку мою, — впервые улыбнулся Сергей Олегович.

— Каким будет выкуп? — Расслабившись, отклонился на высокую спинку стула Долгорукий.

— Пусть будет миллиард… Нет, десять миллиардов рублей. Сегодня же, до обеда. — Со спокойной совестью обозначил условие Еремеев.

— Отец, девяносто седьмой год выпуска! — Возмутился Давыдов. — Да тут гарем мож… — Подавился он рукавом офицерского мундира, которым тут же занюхал недавно выпитую стопку.

— Мы согласны. — подытожил старый князь.

— Ну наконец-то, — выдохнул Галицкий, вновь взглянув на часы. — Неприятно, безусловно, но на самолет еще успеваю.

— Рад был вас всех видеть, — поднялся Еремеев, пожимая руки вставшему Долгорукому и Галицкому. — Господа? — Недоуменно обратился он к отчего-то спокойно сидевшим Панкратову и Шуйскому.

— Десять миллиардов рублей, — произнес Панкратов, глядя на трех молодых людей с красными бабочками на углу стола. — Окончательная цена выкупа.

От его голоса отчего-то замерли все. А вот один из ребят — тот, что со шрамом возле глаза, неторопливым движением достал сотовый телефон из внутреннего кармана пиджака. Не торопясь выбрал номер для звонка, дождался ответа и проговорил бесцветным голосом, свойственным бухгалтерам и киллерам:

— Димка, шесть КАМАЗов к воротам. Остальные — на базу.

— Милая шутка, — чуть напряженным голосом в абсолютной тишине произнес Еремеев.

— Господа, — поднял на князей взгляд юноша со шрамом. — Могу ли я просить вас организовать проезд для техники?

Князья дружно закивали и принялись вызванивать свою свиту. И только Шуйский спокойно попивал из стакана, да Давыдов разочарованно хлебал из своего, с укоризной косясь на товарища, прекрасно понимая, откуда у него там вода, и куда и к кому делась иная жидкость.

— Ворота — откроете? — Обратились к Еремееву.

А тот стоял, не понимая — происходит ли это взаправду с ним, или это все горячечный бред. Потому что такие деньги не могли существовать. И более того — наличными.

— Сергей Олегович? — Обратился к нему Панкратов. — Ворота.

— Да… Конечно, — нервно кивнув, сделал распоряжения аристократ.

И совсем скоро из-за поворота послышались звуки тяжелой техники. Красные, новенькие Камазы-самосвалы, с закрытыми тентом кузовами, выстроились по линеечке недалеко от дома.

— Сергей Олегович, — обратился к нему тот же молодой человек с бабочкой. — Куда выгружать?

— Возле дома. — Ощущая, что теряет контроль над ситуацией, пробормотал Еремеев.

— Возле дома, — повторил за ним юноша в свой сотовый телефон.

— Только не на гиацинты! Жена — убьет.

Жена, впрочем, убьет и без этого.

— Только не на гиацинты, — терпеливо повторил тот. — Простите, тут спрашивают, как выглядят гиацинты?

— Такие — фиолетовые и бесполезные…

— На газон, — емко передал парень и положил трубку.

А князья встали и подошли поближе к окну, чтобы не пропустить, как из поднимающихся на гидравлике ковшей высыпается кажущийся бесконечным листопад купюр. И так — шесть раз.

Только Еремеев остался подле своего места, кусая губы и отчаянно извиняясь внутри себя перед собственной доченькой, которую своими же неосторожными словами отдал в лапы чудовища.

— А Самойлов-то ваш — гусар! — Крутанув ус, со знанием дела произнес Давыдов.

— Все равно никакой свадьбы не будет. — Произнес Еремеев.

— Как же? Откажетесь от собственного слова? — Повернулся к нему Долгорукий, глядя как на неведомого зверя.

— Там будут против. — Подняв руку, указал Сергей Олегович на небеса.

Где из крошечных точек, под нарастающий гул вертолетных лопастей, росли практически на глазах силуэты трех боевых вертолетов — закрытой серии, производившейся только для нужд клана Юсуповых ими самими.

Надолго останется у князей в памяти, как разлетаются по всему подворью купюры, раскидываемые потоками воздуха от зависших на небольшой высоте вертолетов. И зрелище того, как попирая ногами купюры, абсолютно равнодушный к окружающему богатству, идет к особняку великий князь Юсупов.

Почти неслышно скрипнула входная дверь, отчетливо раздались шаги по паркету.

Князь Юсупов подошел к столу и встал рядом с Еремеевым. Обвел всех присутствующих взглядом и произнес тем тяжелым голосом, что далеко не единожды в жизни произносил слова начала войны.

— Никакой свадьбы не будет.

Князья переглянулись, но не нашли решимости в лицах соседей принять этот вызов. Не то, чтобы впятером они были слабее — вовсе нет. Но не было и достаточной причины, по которой они вступили бы в конфликт. Что им до мальчишки и его судьбы? Разве стоит его будущее жизни подданных? Да и нет в словах Юсупова оскорбления лично им, как и попрания их интересов — во всем все равно будет виноват Еремеев, давший цену выкупа.

— Господа, — примирительно улыбнулся Долгорукий. — Предлагаю вновь сесть за стол.

— Но самолет…

— Вы согласитесь со мной, что расходиться в данный момент будет недостойно наших светлых отношений и великой дружбы?

Слова означали, что хоть и в могиле они видали друг друга вместе и по одному, но разбегаться прямо сейчас — тоже неверно. Иначе выйдет так, что пришел Юсупов, и всех разогнал. Немалая утрата для чести, ежели кто прознает и попытается трактовать. А так как за столом Давыдов — то знать будут все.

Руководствуясь схожими мыслями, все вновь расположились за столом — пусть и в расширенном количестве.

— Скажите, князь, — начал Долгорукий. — Всем нам очень интересно. В чем причина вашего несогласия с возможным брачным союзом?

— Девушка сговорена моему родичу. — Коротко ответил Юсупов.

— Ваш многоуважаемый родич приходил со сватами, платил выкуп, расписывался в нерушимой грамоте или же договоренность была устной?

— Не вижу причин, по которым устной договоренности недостаточно.

— Традиции сильнее моей, либо вашей точки зрения. У нас есть согласие отца, и есть оплаченный выкуп.

— Вы желаете ссоры со мной? — Вкрадчиво уточнил Юсупов.

— Я желаю узнать причины. Или ты считаешь меня недостойным знать, какого демона я терплю от тебя неуважение? — Напрягся Долгорукий и чуть поднялся из-за стола.

— Подожди, — приподняв ладонь, чуть усовестился Юсупов.

Слишком многое — и вражда и дружба — объединяла этих людей, чтобы отказать в ответах на правах сильнейшего.

— Я — сват! Официальное лицо! Я сделал дело, а ты топчешься по нему грязными ботинками. Изволь уж объясниться.

— Этого союза не может быть, — отвел Юсупов глаза в сторону. — Просто не может быть и точка.

— Десять миллиардов не могут валяться на траве. Вот чего не может быть. Тем не менее, посмотри за окном. Я хочу знать, какой интерес твоего рода в этой девчонке. Если ты хочешь, чтобы она была жива.

— Господа, я попрошу! — Вскинулся Еремеев.

— Сиди, — гаркнул на него Долгорукий, и тот предпочел не отсвечивать.

Зато к беседе — пусть не словами, но крайним вниманием — присоединились четверо остальных князей.

— Итак, твое сиятельство. Что тебе в этой девушке? Не говори про предприятия Сергея Олеговича, это вздор! Денег во дворе больше, чем они стоят от фундамента до последней гайки.

И это, следовало признать, было правдой.

— Дело не в девушке, — нехотя, но все-таки признал Юсупов. — Я даже не знаю, как ее зовут.

— Тогда в чем? Или — ком? — Задумчиво произнес Долгорукий. — Максим?

— Мальчишка. — Процедил Юсупов, подтверждая.

— Так запрети ему, и все! — Всплеснул руками Сергей Михайлович. — Это же твоя кровь!

Еремеев в изумлении распахнул глаза и встретил такое же шокированное непонимание со стороны Галицкого.

— Простите, а он вам кто? — Не удержался Яков Савельевич.

Юсупов посмотрел на столешницу и буркнул, не поднимая взгляда.

— Внук. Любимый.

А на Еремеева в один миг накатила невероятная ярость. Так вот кто развлекался за его счет все это время. И кто пытается сбагрить наскучившего и замученного зверя подальше дальней родне.

— Ты успокойся, — легла ему на плечо тяжелая ладонь Юсупова. — Ты не понимаешь, поэтому умереть можешь глупо и быстро. Успокойся и послушай.

— Я бы послушался уважаемого князя, — смотрел на Сергея Олеговича столь же тяжелый взгляд Долгорукого.

И Еремеев нашел ресурсы взбешенного организма, чтобы взять себя в руки.

— Остался открытым вопрос, почему вам просто не приказать своему внуку жениться на той, которую вы укажете. — озвучил предмет своего любопытства Панкратов.

Раз уж князь склонен к откровениям.

— Я не хочу приказывать и заставлять. — Неохотно ответил Юсупов. — Я хочу чтобы он сам пришел ко мне. Пришел и попросил моего согласия на брак! Проявил уважение! Я же его люблю! Я же желаю ему добра, а он бегает, как не пойми кто! Родню не признает, хоть бы открытку прислал!

Понятливо покачав головой, Давыдов быстро накапал из фляжки в чистый стакан и опытным движением прокатил сосуд прямо в руки Юсупову.

— Благодарю, — буркнул тот, опробовав содержимое. — В общем, до того, как он меня лично не попросит — никакая девушка ему не подходит! Ни одна! Ни принцесса, ни княжна, ни твоя дочь, уж извини. — Буркнул он в адрес Еремеева.

— Нас-то мучить было зачем? — Глухо произнес Еремеев. — Зачем пять лет блокады?

— Если бы не мой внук, вас бы стерли с лица земли на второй день после того турнира. — Мрачно посмотрел на него Юсупов.

— За что?!

— Вертолет чей был, на котором бандиты прилетели?

— Но его похитили!

— Кто не доследил, и его похитили? — Пригубил Юсупов, явно отдыхая во время этой ничего не значащей беседы, до которой хозяин дома как-то не сумел дойти своим умом.

— Могли похитить у кого угодно, нам просто не повезло.

— Вам просто не повезло. — С небольшим даже сочувствием посмотрели на Еремеева. — Если бы мой внук не заступился, быть бы вам мертвыми все эти пять лет. Увидишь — ноги целуй, кланяйся.

— Твое сиятельство, — задумчиво произнес Долгорукий. — Я вот что подумал. Ты ведь хочешь, чтобы без твоего выбора внук не женился?

— Поди — заставь его, — махнул рукой Юсупов.

— Так зачем же? Представь иное — идет под венец невеста. Ведет ее отец, как полагается. Так?

— Ну.

— А по другую руку — ведешь ее ты. И это уже твое решение, с которым придется твоему внуку считаться. — Чуть хлопнул ладонью по столешнице старый князь.

— А что, даже изящно, — кивнул Панкратов, пододвигая свой стакан к Давыдову.

— Раз так хорошо договорились, я вас покину? — Приподнялся Галицкий. — У меня просто самолет…

— За здоровье молодых — надо, — укоряюще посмотрел на него Давыдов, тоже наливая ему на два пальца из фляжки.

— Не сможет он тебя игнорировать, если ты счастье ему в руки вручишь, — настаивал Долгорукий. — В церкви, перед алтарем — как не уважить?

А Юсупов от этих слов пребывал в особой, светлой задумчивости — и даже слегка улыбался.

— Пусть будет так, — махнув рукой, провозгласил князь. — Свадьбе — быть!

И даже приобнял Еремеева. А тот — словно очнувшись, рявкнул:

— Кто-нибудь, неси все на стол!

Потому что один раз в жизни выдаешь дочку за принца Юсуповых, названного «любимым» самим патриархом рода.

Провозгласили тост за здоровье родителей. Взметнулись ввысь рюмки. Провозгласили тост за здоровье молодых — и тут и закуска подоспела.

Присев на свое место, Юсупов добродушно отклонился к спинке кресла, позволяя поставить перед ним блюдо с горячим. Взялся за ложку, попробовал немного и уж было хотел похвалить хозяюшку по старинному обычаю, как взгляд уцепился за внешность служанки слева, принесшей угощение.

Красивую, с точеными чертами лица, высокородную внешность истинной Аймара, мило улыбающуюся ему.

Медленно перевел взгляд направо и слабой улыбкой встретил искреннее выражение радости на лице истинной Го.

— Чай? — Спросила она у него на русском и качнула чайничком в руках.

Юсупов медленно положил ложку и прикрыл глаза.

«Твою же дивизию», — беззвучно складывались слова на устах, как еще десяток других крайне крепких и забористых выражений.

Потому что веры в то, что ему почудилось, не было ни малейшей. Не с его внуком.

Оставался только один вопрос, который приходил на ум и содержал в себе приличные слова.

«Какого демона у Аймара рыжие волосы?!»

Тем не менее, управленческий ум моментально отмел лишние детали, а в голове сформировался план решения проблемы.

Потому что похищенная Аймара в гостях у невесты внука — это проблема размером с пирамиду черепов.

— Господа! — Взметнулся Юсупов ввысь, поднимая новую рюмку. — В знак этого важного для меня события, я хотел бы выразить вам искреннее уважение.

Князья уже заочно одобрили тост дружеским ворчанием, и хотели подкрепить его выпивкой — тем более, что горячительного на стол выставили массу, но Юсупов жестом удержал их.

— Я хотел бы, чтобы не было более вражды между нашими семьями. — Торжественно продолжил он. — Хотел бы назвать вас братьями и идти с вами бок о бок.

Князья тоже в детстве верили в сказки, но из вежливости кивали. Уж больно много меж родами было конфликтов и нерешенных, в том числе самых болезненных — финансовых, проблем.

— Поэтому, с сего дня, род Юсуповых полностью уходит из Южно-Африканской метрополии в пользу рода Панкратовых. Я дарю железнодорожный путь до Одесских портов тебе, мой друг, — качнул он рюмкой в сторону Долгорукого. — Я знаю, как давно ты о нем мечтал. Яков Савельевич — тебе, от всего сердца, половину причалов во Владивостоке.

Яков Савельевич посмотрел на содержимое рюмки, явно сомневаясь в нетоксичности ее содержимого. Потому что в реальности таких подарков не бывает.

— Шуйским — в знак искреннего желания примириться, город Казань. Разумеется, мы полностью прекращаем все учения артиллерии у ваших границ. Давыдов, мой старый товарищ!

— Я здесь!

— Игорный дом «Астория» в Москве с сего дня и покрытие всех долгов за этот год.

— Отец родной! — Растроганно произнес Василий.

— Это — подарки. Мне не нужно ничего взамен. — Торжественно произнес Юсупов. — Все для того, чтобы вы приняли истинность следующего подарка.

Князья притихли, глядя как коты на человека, у которого точно есть колбаса.

Правда, коты были из той породы, что могут повалить человека и отнять у него все сами. Но и человек был из числа тех, кто запросто делает колбасу из такой наглой кошатины.

— Я предлагаю вам участие в строительстве канала из Каспийского моря в Персидский залив, — самым серьезным тоном произнес Юсупов.

— Кто же нам позволит. — Задумчиво произнес Галицкий.

Словно ожидая возражений на свою фразу.

— Вам, кажется, надо улетать? — Вежливо поинтересовался Панкратов, даже пододвинувшись, чтобы Галицкому было проще покинуть стол.

— Нет-нет, там совершеннейшие мелочи, — отмахнулся тот, с интересом прислушиваясь к беседам за столом.

— Османам это точно не понравится. — Прокомментировал Долгорукий.

— А где османы — там Англия. — Поддакнул Шуйский.

— Повоевать придется, — пожал плечами князь. — Когда это наш хлеб доставался без труда? Куда важнее, что есть принципиальное согласие персов.

Вернее, тех полудиких племен, которые контролировали территорию после развала огромной империи.

— Сколько они хотят?

— Наша с персами доля будет пятьдесят процентов. Остальное ваше. Честно ли, братья?

Князья переглянулись — понятно, что от тех пятидесяти персам может вообще достаться только большое человеческое спасибо, но это дело Юсуповых. Им же, по десять процентов канала, который построить, имея выход ко всем стихиям, не составит особого труда. Повозиться, конечно, придется. Но куда более придется повоевать — однако к этому привыкла каждая из присутствующих семей. Да и враги будут вполне привычные, к тому же — на чужой земле.

— Честно! — Гаркнули пять луженых глоток.

— А мы можем пригодиться? — Неуверенно подал голос Еремеев.

— Конечно! Водку неси!

Подкрепление нового военного союза — крупнейшего за последние три десятилетия — еще никогда не происходило на трезвую голову.

Впрочем, Еремеевым все-таки достался один свадебный процент от будущего канала — что в перспективе мог сделать род богатейшим на своем уровне. Правда, он уже был не беден — если собрать то, что валялось на траве на улице и слегка мокло под накрапывающим осенним дождиком.

— А что дарить-то молодым? — Пробило на философию от такого зрелища Галицкого.

Потому что деньги у них точно есть.

— Ну, мы не обидим, — гордо расправил плечи Еремеев.

— Курортный городок подарю, где-нибудь на юге, — добродушно произнес Юсупов.

И плечи Еремеева поникли. На ум теперь приходило только постельное белье.

— Там как всегда коррупция и бардак, пусть наводят порядок и развлекаются. Правнуков мне делают…

— Дело хорошее. — Кивнул Долгорукий, налегая на горячее.

— Завод подарю, — чтобы не отставать, произнес Еремеев. — Крупный, машиностроительный.

— Машиностроительный — не надо! — поднял руку Шуйский. — Если он начнет коллекционировать и их, всем нам будет плохо.

Рядом согласно покивал головой Долгорукий.

— Простите? — Не понял Еремеев.

— Вы ему лучше молокозавод какой подарите.

— Вот, отличный подарок, — поддержал его Сергей Дмитриевич. — Сам бы так поступил, но поздно. И Яков Савельевич тоже не может.

— Это еще почему? — Заинтересовался Галицкий.

— Так ваши молокозаводы он год назад, как скупил. Мои — пять лет назад. У Юсуповых два года назад.

— У нас продуктовая безопасность! — Возразил тот, пусть и без особого возмущения. — Независимые поставщики!

— А продукция — одинаковая на вкус на всех комбинатах, — поучительно качнул Сергей Дмитриевич вилкой.

— А зачем Максиму столько молокозаводов? — Попытался разобраться Еремеев.

— Он очень, очень любит мороженое. — Задумчиво ответствовал Шуйский.

— Надо будет попробовать. — Из вежливости поддержал беседу Панкратов.

Поймал на себе пару быстрых взглядов, уловил кивки — явно из вежливости, и насторожился:

— Что?

— Вы итак его наверняка уже ели. — Пожал плечами Шуйский. — В вашем княжестве другого нет.

— Бардак, — отчего-то в раздражении бросил тот ложку в тарелку.

Потому что никто не любит, когда «его» оказывается не совсем «его».

— Малый бизнес! — Не согласился с ним Еремеев.

— Твой малый бизнес уже вырос, обнаглел и сосватал дочку.

— Гиблое поколение — поддакнул Галицкий, сообразив, что в этом коллективе Максима крайне выгодно демонстративно не любить.

Должны же быть в их новом клубе какие-то общие, объединяющие интересы.

Это уже потом появятся общие враги и союзники, памятные события, победы и доверие, которое сможет примирить вечно конкурирующие великие семьи. Куш обозначен грандиознейший, и на пути к нему обещалось быть все — от разочарований, до триумфа, пережить которые совместно — означало союз на десятилетия, если не на века. Прямой путь из Каспия в Аравийское море, и далее — по всему южному полушарию, гарантировал не только сверхприбыли за дешевый транзит и сборы с проходящих по каналу кораблей, но и невероятного объема политические дивиденды — фактически выбивалась земля из под ног владельцев Суэцкого канала и монополия турков над проливами, извечно облагавших немалой данью грузовые судна, идущие с севера на юг и контролировавших движение боевых кораблей, изрядно ограничивая влияние Империи. Так что к потенциальным доходам прилагалось еще огромное уважение — если доля в будущем канале будет распределена в виде квот на тоннаж кораблей, то к каждому из присутствующих на поклон станут приходить даже Рюриковичи. Впрочем, эти запросто смогут испросить себе долю в общем деле, и вряд ли тот же Юсупов им откажет — уж слишком сильно повысятся шансы на успех предприятия.

Хотя некий скепсис и недоверие все равно оставались — да даже получив подарки, князья и то стали напряженно обдумывать, где их кинули на этот раз.

Панкратов вон тихонечко кривился, делая вид, что это лимон к чаю такой ядреный — а на самом деле размышлял о том, что Юсуповы из Африки-то выйдут, но наверняка прихватят все, что могут отвинтить. А что не смогут — то отвинтят и украдут местные жители, и значит заходить его роду на континент придется фактически на необустроенные пустыри, некогда бывшие добывающими концернами, и это определенно влетит в огромную сумму. При этом, Панкратов от Африки точно не откажется — потому что на Земле нет свободных ниш, и если не займет он — то займет кто-то еще. Инвестиции же окупятся непременно. А если выкупить у Юсупова заводы… Или взять его в долю, сменив только руководство…

Долгорукий мрачно хмурился на борщ, осознавая, что мечты имеют неприятное свойство сбываться — и теперь все грузы пойдут не через Прибалтику, а по новой, свежеподаренной железной дороге. Которая кончается в Одесских портах, где у клана нет своих причалов и доков, зато есть у Юсуповых. И если перекинуть туда часть своих кораблей, то выводить их через проливы все равно придется в составе караванов Юсуповых, иначе разграбят и пустят ко дну. Да и кому эта железная дорога теперь нужна, если будет новый канал?!

Шуйский с непроницаемым выражением лица размышлял над тем, что дед был бы определенно рад Казани — тому небольшому полудеревянному городку, который был в его времена. А что ему теперь делать с двухмиллионным мегаполисом, который открыто и вольнодумно подумывает о статусе свободного? Как ему перенять столицу Волги, не вызвав бунты и волнения? Выходило, что без чиновников Юсуповых, их агентуры, компромата на ключевых деятелей и понимания внутреннего функционирования могучего и самодостаточного города — никак. Только идти на поклон и как-то договариваться. Казань вообще была как дорогая люксовая иномарка в единственном экземпляре — из того числа, про которые приятно сказать среди равных тебе «У меня есть Казань» и получить искреннее уважение в ответ. Главное, никому не показывать счета на ее обслуживания, сведения о нескончаемых поломках и то что она фактически в угоне, а ты терпеливо платишь штрафы за неведомых лихачей. Потому что по документам — Казань твоя, и это очень круто. С-сволочной Юсупов.

Галицкий же, наоборот, был слегка мечтателен. Причалы во Владивостоке — это очень здорово, просто великолепно. Но у его клана нет там никаких интересов, вообще никаких. Но причалы — это просто отлично. Да еще целая половина от всех! Надо будет приобрести корабли река-море, найти перевозчика по Транссибу и что-нибудь перевозить. Непонятно пока, что и зачем — но ведь Юсуповы что-то перевозили? Значит, можно спросить у них и войти с ними в дело. А так — причалы это просто сногшибательно.

А вот судьбу игорного дома Давыдова уже знали все четыре князя, и она сильно отличалась от того, что думал сам новый счастливый владелец по этому поводу. Проиграет, как есть проиграет — причем, как бы не самим Юсуповым, что держат там штат шулеров, нарабатывающих компромат и должников из чиновников.

В общем, подарки от Юсуповых — это как приливная волна океана на берег, воды которой все равно вернутся обратно. Кое-что все-таки останется на благодарной земле, и это примиряло князей с подарками.

Что до скепсиса по главному делу — то он непременно должен был уйти после того, как сработает главное зелье правды на Руси, высокоградусное и заставляющее выдать свои искренние потаенные мысли в виде бахвальства и случайных оговорок. Словом, пить князья собирались долго.

А раз так, то следовало все-таки завершить свадебные формальности.

— А не взглянуть ли нам на невесту, господа?! — Довольно рявкнул Давыдов, украдкой потирая руку, которой хотел галантно облапать симпатичную азиаточку.

Рука отчего-то онемела и пошла серым, но была уже обработана коньяком. К тому же, была она всего лишь левой, да и рук было две, так что можно было попробовать удачи со второй симпатичной горничной.

— Просим! Просим! — Поддержал он сам себя.

— Да, уважаемый хозяин, раз уж мы сговорились, то не явите ли вы товар лицом? — Дипломатично произнес Долгорукий.

— Схожу за ней, — вежливо ответствовал Еремеев.

И степенно двинулся внутрь дома. Медленно и неспешно. Отчего-то только сейчас осознав, что дочка могла все слышать и уже повеситься.

— Дорогая, все не так плохо, как ты думаешь! — Нервно провозгласил он, стоило забежать (кого уж стесняться внутри дома) на женскую половину.

И было от чего нервничать потому что все — абсолютно все, до чего касался взгляд, было покрыто толстым слоем сероватого песка, а где-то впереди пульсировал со скоростью испуганного биения сердца, пугая своей мощью, источник человеческой Силы.

— Дорогая, — постучался он в остов дверного косяка — некогда монолитного, но ныне будто побитого полчищем короедов. — Разреши войти?

Но не дождавшись ответа, все-таки открыл створку и осторожно заглянул внутрь, гоня мысли о самой скверной причине молчания.

Взгляд тут же метнулся к люстре, но та — по счастью — оказалась на месте, и даже целой, пусть и покарябанной прахом и покрытой пылью. Остальная мебель — шкафы кровать, ковер и паркет пребывали в еще более ужасном состоянии, словно вышедшем из под кисти художника, описывающего комнату в давным-давно брошенном доме.

Дочь же стояла посреди комнаты в сером платье, повернувшись лицом к окну.

«Живая», — выдохнул отец, и прикусив губу, попытался представить, как начать тягостный разговор.

— Что этот подлец задумал на этот раз? — Безжизненно спросила дочь.

— Дорогая, я вынужден просить у тебя прощения. Но не торопись меня проклинать. — Остановился Еремеев у самого порога и понурил плечи.

Не так он представлял момент выдачи старшей дочери замуж.

— Не жалей меня, отец. Кого он решил за меня сосватать? Убогого? Скопца? Серую ослицу?

— Все несколько хуже, — печальным голосом поведал он. — Самойлов посватался к тебе сам. Извини, но он хитростью выманил у меня согласие.

Девушка посмотрела за окно — как летает хитрость в пятисотрублевых купюрах по двору. А затем отчаянно выдохнула, словно сбросив тяжеленную ношу с плеч.

— Ну наконец-то.

Глава 19

Во времена, когда атомные часы на орбите планеты будут определять секунду по периодам электромагнитного излучения в стабильном изотопе атома цезия, а ученые научатся корректировать зрение лазером с импульсом в пять фемтосекунд, все еще останутся два неведомых и непостижимых никакими хронометрами явления: это то, сколько на самом деле длятся «пять минут» на скоростях близких к скорости света, и как долго могут длиться обещанные «пять минут», если переодевается девушка.

— Пять минут, господа, — вымученно улыбаясь, пробормотал Еремеев шестерым князьям, вновь торопливо возвращаясь внутрь дома.

Приходил он уже третий раз, и всякий раз эти пять минут оставались неизменными, а вот лицо отца семейства обретало оттенки обреченности.

На второй раз вместе с ним, вежливо поклонившись, ушли обе служанки, что закономерно усугубило ситуацию — всю еду съели, а новую нести стало некому.

С разговорами как-то не ладилось: уж слишком хорошим был момент, чтобы портить его обсуждениями любой политической или экономической ситуации. Потому что хорошее для одного непременно окажется неприятным событием для другого, а добродушное замечание запросто может быть воспринято насмешкой. Уж слишком разными были интересы людей, глубоко повязанных как с политикой, так и с экономикой — кому произвол императора, а кому пролоббированный за немалые деньги законопроект; кому — наглое повышение цен и искусственный дефицит, а кому и сверхдоходы…

Вспоминать прошлое — тоже не самая лучшая идея для тех, кто имел в прошлом куда больше причин для ссоры, чем приятных воспоминаний. Светлые моменты, впрочем, тоже были — но так получалось, что общими они были максимум у двух отдельно выбранных князей из шести, да и как-то так получалось, что удовольствие в те давно минувшие дни было получено за счет остальных присутствующих…

Оставались три вечные темы, которые вряд ли могут рассорить: еда, женщины и погода. Но обсуждать первую в гостях мешало воспитание, а вторую — уважаемый возраст и князь Давыдов, которому точно найдется, что сказать и добавить — а прослушивание многочасовой лекции о московских красотках не входило в планы окружающих.

Впрочем, сейчас князь Давыдов был тих и с пьяной сосредоточенностью смотрел в экран своего сотового телефона, медленно, но уверенно набирая на нем какой-то текст.

— Василий Владимирович, что-то случилось? — Проявил вялое любопытство князь Галицкий.

— Публикую сообщение о сватовстве в инстаграм. — пробубнил тот.

— Так вы блоггер, ваше сиятельство? — Скрыл усмешку Яков Савельевич за бокалом с апельсиновым соком, который взял в руки и пригубил.

— Кто? Я?! Я — гусар! — Возразил Давыдов с возмущением. — Этот… Бьюти-гусар!

Остальные с легким чудачеством были более-менее знакомы, потому не обратили внимание. Разве что Шуйский, как близкий друг, знал, что появление инстаграма в мире Давыдов полагал лично своей заслугой, как ответ на жаркие и истовые молитвы увидеть всех женщин мира в неглиже. Тем более, что созерцание женской груди, по словам всех известных специалистов, весьма положительно сказывалось на здоровье сердечной мышцы — а был князь немолод, оттого за здоровьем следил каждый день.

— Новость, безусловно, выйдет выдающаяся, — вежливо продолжил Галицкий. — Абсолютный рекорд выкупа на моей памяти. Бывали, конечно, брачные контракты и на более значительные суммы, но чтобы так — выкинуть на землю… — Задумчиво посмотрев за окно, он оставил фразу повисшей в воздухе.

— Многие молодые люди в столице посчитают это вызовом, — поддержал Долгорукий. — Планкой, которую стоит преодолеть.

— А остальные будут искренне ненавидеть и завидовать, — потянулся за соком Шуйский и с неудовольствием тряхнул пустой пачкой в руке.

Служанок, как говорилось, не было — так что пришлось искать сок среди иных открытых пакетов.

— Зависть — это хорошо, — нестойко поднялся с места гусар с телефоном в руках. — У меня два миллиона пятьсот сорок две тысячи завистников!

— Подписчиков? — Поправил его было Яков Савельевич.

— И их тоже, — пробормотал Давыдов, наводя камеру телефона на кучу денег за окном.

А затем возмущенно нажал на кнопку включения, отреагировав на внезапно погасший экран. Но телефон, отчего-то, не желал включаться, не слушаясь ни нажатий, ни гневных княжеских слов.

— Господа, а не прогуляться ли нам по двору? — Поднялся, демонстрируя пример, князь Юсупов, и выбрался из-за стола. — Погоды стоят отличные.

Дождь, капризный по осеннему времени, уже перестал, а налетевшие было тучи отступили под напором порывистого ветра севернее, оставив ясное небо над головой.

— Поговаривают, скоро похолодает, — принял его предложение Панкратов

Потому что не было темы благодатнее и безопаснее, чем разговоры о погоде.

— Обещают даже снег в конце следующей недели. — Отставив стакан в сторону, двинулся за ними и Галицкий.

А там и Шуйский с Долгоруким составили им компанию. Да даже трое молодых людей в красных бабочках решили размять ноги и прогуляться.

И только князь Давыдов остался расстроенно вертеть в руках дорогой американский телефон, пытаясь пробудить в нем жизнь.

Расхаживать большой компанией выходило неловко, так что люди невольно разбились на три группы: наособицу стояли молодые люди; рассуждали о видах на грибной урожай после такого дождика Шуйский с Долгоруким, вежливо поддакивал им Галицкий, а вот Панкратов с Юсуповым, изобразив короткую остановку рядом с ними, почти сразу отошли от них на десяток шагов в сторону, продолжая неспешно двигаться вдоль условной границы, за которой начиналась россыпь денег, невольно ставшая центром общего внимания.

— Михаил Викентьевич, вы что-то хотели мне сказать? — Цепко посмотрел на спутника князь Юсупов.

— При всем уважении, но я хотел бы пожаловаться вам на внука. — Замерев на очередном шаге, Панкратов повернулся к куче денег и с нечитаемым выражением лица посмотрел на слегка влажные купюры.

— Жалуйтесь, — небрежно махнул рукой князь.

То ли — дозволяя, то ли — обозначая, что он может это делать хоть до второго пришествия.

— Пришел. Угрожал. Банкира увел, — поиграв желваками, все-таки остался Панкратов доброжелателен, позволив себе только легкое осуждение в адрес молодежи.

— Полагаете, дело было именно так? — задумчиво произнес Юсупов.

Который наверняка был в курсе всего — вон какой жирный намек на некие обстоятельства, из-за которых Панкратову оставалось только жаловаться, а не требовать.

— Я не в претензии на угрозы! Роковое непонимание — он не представился, я не просчитал риски. Но банкир был мой! — Возмущение все-таки пробилось из-под маски спокойствия.

— Чей банкир?

— Колобов! Банкир Фоминских!

— А вы говорите — ваш, — укоризненно произнес князь.

— Но пришел-то он ко мне. А ваш внук его увел. — Как-то даже с досадой добавил Михаил Викентьевич.

— Свободный человек, — веско произнес Юсупов, скрывая за хитрым прищуром глаз свое искреннее отношение.

— Пусть так, — печально вздохнул Панкратов. — Но я ведь пошел вашему внуку навстречу. И ради чего? Чтобы он купил у меня банк Фоминских и тут же продал его Долгоруким?!

— Дорого купил? — Словно невзначай вставил слово влиятельный дед.

— Дорого, но там этих денег… Сами, вон, посмотрите…. — Тоскливо окинул он взглядом кучу валяющихся на земле денег.

— Так в чем же ваша жалоба? — Посмотрел на него взгляд, полный мудрости более старшего поколения.

Мудрости, которая умела ничего не понимать, но не подать виду.

— Даже не жалоба, выходит… — Михаил Викентьевич чуть замялся, подбирая слова. — Просто я к нему со всей душой, а он все — младшему Долгорукому.

— Это Игорю-то?

— Ему, — согласно кивнул Панкратов. — Но почему? Со мной же тоже можно договориться.

— Мой внук благоволит Долгорукому Игорю и оказывает ему покровительство. Но ваши чувства мне понятны, — осторожно коснувшись его локтя, Юсупов доброжелательно улыбнулся. — Вот что, Михаил Викентьевич. Вас, как я понимаю, до сих пор донимают эти старики из боярской думы? Говорят нелепицу про незаконное нападение на вотчину Фоминских и огнем плюются, требуя все возвернуть обратно?

— В пятницу собирают большой сход, — небрежно пожал плечом Панкратов. — Я все равно от своего не отступлюсь.

— Да. В пятницу, верно, — словно припоминая, произнес Юсупов. — Меня тоже звали. Так я помыслил сейчас, и решил пойти. Могу по пути к вашей резиденции подъехать, так потом общим кортежем в Кремль и направимся? — Как о пустяке поинтересовался великий князь.

Словно игнорируя подтекст, что об этом маневре будет известно всем заинтересованным лицам еще до их приезда, а остальным останется только в бессильной злобе скрипеть зубами, когда машины двух князей совместно въедут через Спасские ворота. Ничего этим крючкотворам и тыловым воякам не обломится от завоеваний Панкратова — не с такой поддержкой, которую могут оказать Юсуповы.

— Было бы просто замечательно. — С почтением, но без намека на подобострастие, кивнул Михаил Викентьевич.

— Что до внука — молодой он еще. Горячий. — С теплотой отозвался Юсупов.

— В деда растет. — отметил Панкратов приятное для старика.

Еще бы — старший мерзавец за свою жизнь хорошенько отличился, уводя из под носа и людей и богатства.

А тот махнул рукой, но был явно довольный — словно древний дракон, прознавший, что юное дарование уже отлично жжет деревни и утаскивает людей для собственного пропитания… Ну хоть принцесс пока не похищает — накатила на Панкратова лиричная мысль. Хотя, в целом, Панкратов тоже остался в плюсе — банк все равно не вернуть, а вот крови попить конкуренты и неудачники из боярской палаты могли вдосталь.

Столь же неспешно они вернулись к остальным, уже подобравшим интересную тему для беседы.

— Давно хочу спросить. — спросил князь Галицкий, чуть повернувшись к молодым людям. — Почему грузовиков — шесть? Ведь миллиардов, как понимаю, десять?

Остальные сваты, уже перебрав стандартный набор «отличная погода, а завтра будет хуже, но раньше была лучше», заинтересованно повернулись в их сторону.

Отвечать взялся юноша со шрамом возле глаза — попросту, другие на вопрос не отреагировали вовсе, а вот этот парень чуть повел плечом и поднял почти полный бокал с соком к груди — его он захватил из дома, да так и не начал пить.

— Там больше десяти. — Безэмоциональным голосом произнес он. — Погрузка по весу, плюс пять процентов на усушку и два процента на рваные купюры. — Парень задумался, слегка уйдя в собственные мысли. — Разумеется, периодически мы делаем контрольные взвешивания, но, сами понимаете, даже пыль имеет вес, не говоря о сложности процесса измерения и погрешности весов.

— А сколько всего было машин?

— Более шести. — Вежливо ответили Галицкому.

— Постойте, господа! Какие контрольные взвешивания? — Чуть раздраженно поинтересовался Долгорукий. — Еще утром эти деньги были в пачках и запаянными в банковский пластик! Я вообще не понимаю, зачем было срывать упаковку и мочить купюры под дождем!

— Признайте, князь, россыпью гораздо красивей, — не согласился с ним Галицкий.

А до того отвечавший юноша отступил назад, выходя из беседы, и тщательно скрывая досаду во взгляде — словно сказал что-то лишнее, чего не должен был говорить, а сейчас сетует на себя.

— Вы бы лучше подумали, во что это выгоднее вложить. — Веско произнес Панкратов.

Тоже благодатная тема для обсуждения — чужие деньги всегда приятно вкладывать. Лучше бы, конечно, сделать выбор в пользу их предприятий — и дым из труб клановых механизмов, получивших в топку очередную порцию бумаги, пойдет еще гуще, и может даже сами они станут действовать чуть-чуть быстрее… Все-таки, не та сумма… Да и попадет она, если быть откровенным, прямиком к Юсуповым.

— Я слышал, у Черниговских аукцион в это воскресенье. — Небрежно бросил Долгорукий.

— Нас тоже приглашали, — коротко кивнул Юсупов.

— Толковое предложение. — Признал Панкратов, задумчиво осматривая кучу денег. — Говорят, Черниговским срочно нужна целая прорва наличных. Торги только за бумагу и золото. Там этим деньгам будут рады.

— Мы предполагаем забрать себе пару профильных заводов. — Со значением произнес Долгорукий.

— Если они не подойдут нам, берите. — Качнул плечами Юсупов, словно не замечая, что провоцирует конфликт.

Но до того, как желание урвать кусок поперед остальных высказал и Шуйский с Галицким, в беседу вмешался бесцветный молодой голос.

— Мой господин не рекомендовал бы покупать то, что вскоре можно будет забрать гораздо дешевле или бесплатно.

А пока взрослые думали, как осадить зарвавшегося юнца, лезущего с нахальством рядового в беседы генералов, но сделать это достаточно тактично, произошло давно ожидаемое событие.

— Господа! — Позвал их с порога дома радостный голос Еремеева-старшего. — Прошу к столу. Невеста изволит лично приветствовать сватов.

И как бы не был интересен вопрос о деньгах, все-таки куда интереснее было посмотреть на ту, за которую эти деньги уже отдали.

Некоторые явления обретают самоценность уже после того, как были явлены на свет — и миллионы дадут за изображение черного квадрата, в десятки миллионов оценят полотно с изображением газировки от модного художника, а в сотни — четыре горизонтальные цветные полосы на холсте. И уже зная стоимость произведения, все остальные люди начнут искать в них тайные смыслы и великий замысел художника.

Девушка с рыжими волосами в скромном белом платье до пола, стоящая перед ними, стоила десять миллиардов рублей. Откровенно говоря, после такого ценника были уже не важны светлый облик, робкая улыбка и чуть склоненная в знак уважения голова. Никто из присутствующих не задумывался, насколько гневен или кроток ее характер, остр ум или хитроумен нрав. Не было и мыслей пошлых и недостойных — потому что все оно, горячее и волнительное, стоило гораздо дешевле. Продешевил или переплатил — это донимало пятерых умудренных и многоопытных князей, и есть ли у нее аккаунт в инстаграме — еще одного.

— Богата талантами невеста? — Одобрительно хекнув, поинтересовался Панкратов.

— Ранг «ветеран», — ответил за дочку отец, глядя на кровинку и тепло улыбаясь.

— Целитель, ранг «учитель». — Кротко добавила невеста, удивив казалось и отца. — Учусь на хирурга.

— И приструнит, и сама же вылечит. — Улыбнулись ей, принимая ответ.

Вот и первый миллиард оправдался. Хотя неведомо сколько денег неоднократно бросят под ноги той, что может вытащить родича из забвения тяжелой болезни.

А увлекается чем? — Из вежливости спросил Галицкий. — Охота, рыбалка, вязание?

— На кабанов, да лося давеча ходили, — потупилась девушка.

— О! Родственная душа!

— Гусар?!

— Василий, она же дама!

— Тогда сам спроси что-нибудь.

— А я ее хорошо знаю. Она мне жизнь спасла. — Спокойно произнес князь Шуйский, махом оправдав еще несколько миллиардов из заплаченной суммы выкупа.

Потому что когда вам должен жизнь великий князь — жить становится гораздо легче и спокойней.

— Моему внуку Андрею Ника тоже спасла жизнь, — постучав пальцами по столешнице, добавил в полной тишине Долгорукий.

Внуку, которому по всем параметрам предстоит возглавить клан. Еще несколько миллиардов — эти тоже не бедные.

— Моему внуку — тоже. — Признал Юсупов.

Бросив и свои миллиарды на чашу весов, противоположную десяти валяющимся на траве во дворе.

— Дважды. — Отчего-то добавил Шуйский, явно неприятно удивив Юсупова.

Но и врать он уж точно не станет.

— Невеста наша не только прекрасна собой, но и богата талантами, — задумчиво подытожил Галицкий калькуляцию. — Любо!

Потому что даже сейчас выходило минимум девять миллиардов. Еще один можно было запросто засчитать в сумму великой любви. И огромадного расчета — вон отчего-то за одним столом и Шуйский, и Юсупов, и Долгорукий, которые в обычных условиях уже примерялись бы, как ударить поудачнее и наверняка.

— Любо! — Поддержал Юсупов.

— Любо!

— Любо!

— Гор-р-рько-о!

— Василий, заткнись! Любо!

На все это с тихой грустью смотрел отец невесты, радуясь за судьбу кровинки. Только печаль все равно билась в сердце — странное оно, чувство благодарности великих князей. Пять лет назад всех Еремеевых все равно бы убили, если верить словам Юсупова. Всех, кроме Ники — потому что ей должны жизнь крайне влиятельные люди. Честь и благородство — настолько яркие и контрастные, что за ними не разглядеть им той боли и отчаяния, в которых оказалась бы девчонка, потерявшая всю семью. Бери долг жизни и радуйся новому дню, посещая могилы родных.

Еремеев все еще терпеть не мог этих сватов, пусть и улыбался им. Разве что теперь ненавидел и Юсуповых в добавок. Не любил и Максима, несмотря на то, что торопливо выговорила ему дочь, которая — как оказалось — все знала, но просто не успела ему рассказать. Говорит, слишком важные слова, чтобы по телефону, но никак не было времени, чтобы приехать домой…

Хотя, отчасти, в нелюбви к родному дому виноват и он сам — молодая жена, приведённая в дом ради новой попытки обзавестись сыном и наследником не сошлась характером с его старшей дочерью. Да иначе и быть не могло — маму Ника хорошо помнила, и решение отца, пусть и все понимая, но невольно считала изменой. Впрочем, взрослая по счастью — скандалов не закатывала, ни в чем не обвиняла и жила отдельно, не прося денег и помощи, но и не забывая поздравлять по телефону. К его удаче, новая супруга с младшей дочерью на этот учебный год перебрались поближе к лицею, в Новгород, иначе неведомо, как сейчас все могло сложиться… Тут вон, даже слуги атакуют — евгеник рода примчался, прознав о замене жениха… Трясет бумагами, блеет, что «учитель» — это просто идеальная пара, и не надо ничего менять… Фанат профессии, который не замечает, что от них уже мало что зависит. Пришлось озадачить его вопросом — чему равен ранг под названием «шесть великих князей в друзьях»… По нему так — явно не слабее «виртуоза»…

Да и дочка к жениху неровно дышит — так что, может, и сложится у них… А раз пять лет назад защитил он всю их семью, а не только Нику — то, может, не такая и сволочь как эти шестеро? Вряд ли…

— Хочу с будущей внучкой лично переговорить, — провозгласил Юсупов, уже успевший выпить за здоровье молодых. — Дозволишь?

Покуда дочь в его семье — то и вопросы — отцу семейства.

Еремеев коротко кивнул, указав вглубь дома. А затем и лично сопроводил до небольшого кабинета для встреч на первом этаже — довольно аскетичного, с небольшим столом, полупустым шкафом, окном на задний двор и отделанными светлой тканью и деревом стенами, плотно прикрыв дверь и вернувшись к гостям.

Внутри же кабинета невеста и будущий свекор расположились по разные стороны рабочего стола — князь привычно занял место во главе, а Ника разместилась на кресле напротив.

— Ты знаешь, кто живет в твоем доме? — Мигом растеряв все добродушие, острым взглядом посмотрел на Нику Юсупов.

— Знаю. — Почтительно ответила девушка, избегая встречаться с князем взглядом — но и не нервничая. — Максим попросил их приютить на один вечер.

Она смотрела во двор, находя в желто-красных кронах знакомого с детства фруктового сада нечто более значительное и важное.

— Откуда он их взял? — Сжав губы, уточнил он степень информированности девушки.

— Одну — похитил. Со второй все хорошо, ее просто забрали за долги.

Юсупов уронил лицо в ладони и с силой провел ими.

— Ты хоть понимаешь, что Го никогда этого не простят? Даже если сделка сто раз честная? Не важно! — Поднял он руку. — Это меньшая из бед. Аймара…

— Аймара Инка, — охотно поддакнула Ника.

— Она хотя бы беременная? — Напряженно спросил Юсупов.

— Нет! — Возмутилась невеста, посмотрев на князя.

А потом задумалась и мрачно нахмурилась:

— Хотя кто эту сволочь знает. Они одну ночь были наедине.

— Хоть бы да, — истово выдохнул Юсупов, нервно разминая пальцы, сцепленные перед собой.

— Не поняла. — грозно посмотрела на свекра Еремеева.

— Это и в твоих интересах! Нас спасет только свадьба. Да, еще одна! Может быть, они простят отца их ребенка… — Напряженно задумался князь.

— И его деда?

— У них особенное отношение к своей крови… — Пробормотал Юсупов, проигнорировав.

— Не выкидывают в неизвестность еще до рождения? — Едко спросила Ника, начиная заводиться.

Разговоры с сестрами Максима стали довольно частыми в последнее время, поэтому некая предыстория выбранного ею мужчины не осталась для нее тайной — и события ушедшего хорошо объясняли определенные странности его характера и сложности взаимоотношений с настоящей семьей.

— Что бы ты понимала! — Сорвался князь. — Иногда интересы клана сильнее личных! Мы делаем не то, что хотим, а что выгодней для всех.

— Что принесет больше денег и власти. — Зло поддакнула та.

— Не хами, девчонка! Сейчас это вы вляпались в беду, за которую кровью умоются все!

— Все. Будет. Хорошо. — В пику ему спокойно произнесла Ника.

— Ничего не будет хорошо! Ни-че-го!

— Вы плохо знаете своего внука. — Настаивала Ника, не замечая, что уже давно на равных пререкается со смертельно опасным существом.

А тот не замечал, что дает ей возможность говорить, а не загоняет своей волей до уровня рыдающего ничтожества.

Быть может, уже приняли друг друга в качестве родственников…

— Девочка. — Остановился Юсупов и произнес вкрадчиво. — Ты хоть понимаешь, кто такие Аймара?

— Наглые, высокомерные, бесчестные создания. — Мигом ответила Ника из личного опыта.

— Именно так. А еще они… Не совсем обычный клан. — Смотрел князь в ее глаза. — Я не хочу, чтобы на мой город упала гора. Не хочу, чтобы моим подданным резали глотку на вершине пирамиды, возведенной из обломков школ и детских садов. Не хочу, чтобы облака наполнялись кровью и над моими землями двигалась алая гроза.

— Значит, этого не будет.

— Да как не будет, если твой муж стащил эту девку!!

Ника пододвинулась к столу, осторожно перехватила левую ладонь старика и обняла своими, согревая.

— Успокойтесь. — Мягко произнесла Ника. — Попробуйте представить, что все закончилось хорошо.

— Как оно может так закончиться?

— А я не знаю. — Честно произнесла девушка, пожав плечами. — Мне вот, например, было очень плохо в процессе. Но я ведь тут.

— Дети. Вы ничего не понимаете, — выдохнул Юсупов.

Впрочем, не торопясь возвращать себе руку из приятно поглаживающих и успокаивающих ладошек.

— У нас Аймара моет посуду, убирает со стола и протирает полы, — словно стесняясь, произнесла Ника. — А еще она меня вчера так выбесила, что я перекрасила ей волосы в рыжий цвет.

— Вот как? Чем вы ее опаиваете? Часто пытается сбежать?

— Она дала вашему внуку клятву не бежать, слушаться его, не вредить близким, не использовать силу и учить техникам клана две недели. — Старательно припоминая, сказала Еремеева. — Сама. Добровольно.

— В обмен на что? — Чуть напрягся Юсупов.

— А в обмен, как мне кажется, самое интересное двухнедельное приключение в мире. — Вновь улыбнулась она деду. — Ведь не только мы дети и ничего не понимаем, но и она тоже.

— Важно, что подумают и скажут ее родные.

— Важно, что придумал Максим. — Мягко увещевала она старика. — Не надо переживать.

— Надо готовиться к войне.

— Всегда надо. Мало ли какая начнется первой.

Из кабинета они вышли, впрочем, оставшись при собственном мнении. Но и желание у князя искать мальчишку и проводить ускоренный курс его воспитания ремнем — слегка подсократилось. Да и поздно уже, по всей видимости…

В общем зале, впрочем, мало что изменилось — обновленные запасы на столе уничтожались по-прежнему методично, ориентируясь на будущий длительный запой.

— Девушка, можно ли вас на секунду? — Попросил Нику переговорить никто иной, как князь Давыдов.

Который, готовясь к столь ответственному разговору, не пил уже минут десять.

Ника дала отвести себя к дальнему углу зала, стараясь оставаться на виду у всех. Личность князя ей была знакома — в основном по светским скандалам. Говорят, еще ни одно сватовство с ним не удалось — умудрялся опошлить буквально на пустом месте и все сорвать. А тут, в присутствии таких столпов общества — вел себя, можно сказать, образцово и крайне воспитанно. Тем не менее, следовало беречь честь и достоинство.

— Ника, я тут услышал, что вы целитель, — чуть нервно оглянувшись, с надеждой посмотрел на нее Василий Владимирович.

— У вас что-то болит? А, наверняка руки онемели, — со знанием дела произнесла Ника. — Вчера вон у троих слуг и вовсе отнялись после онемения. Совсем не умеют держать их при себе.

Стандартная ситуация: один полапал и пожаловался, что руки немеют. Второй сказал «что за чушь!» И тоже полапал, после чего жалобы повторились. Третий сказал «вы два идиота, хватит меня разыгрывать», и на свою беду полапал третий раз. А Го зверела и зверела, даром, что улыбчивая… Примерно по этой причине у них не осталось слуг, способных разлить сок из пачек по графинам и выкладывать блюда на тарелках не в стиле «и так сожрут».

— Это уже прошло, — отмахнулся Давыдов. — Я их коньяком протер и все нормально… Тут другое, крайне деликатное дело. — Понизил он голос и скосил взгляд влево. — Понимаете, у меня… Ну, не держится. Опадает, как ни крути.

— А-а… — С пониманием закивала невеста. — Так может, это нервное? Если физиология, то что-то можно сделать, а если психологическое…

— Постойте! Я не про это! Там у меня все хорошо стоит! Я же гусар! — Возмутился Давыдов. — Я про ус, — скосил он снова взгляд. — Правый — стоит, а левый — опадает. Настоящая трагедия — верите или нет, но приходится фотографироваться только правым боком! Можно ли что-то сделать?

— Простите, — смутилась Ника. — Можно я? — Поднесла она ладонь к щеке гусара.

А как тот решительно кивнул, осторожно коснулась роскошных усов и призвала дар. Ладонь — как и место под ней — мягко засветилось.

— Вот так, — удовлетворенно посмотрев на результат работы, Ника чуть поправила длинный ус, отметив, как тот стойко противостоит гравитации и вполне завивается.

Давыдов мигом ощупал лицо, осторожно коснулся уса, и с выражением надежды и счастья на лица — словно человек, вновь обретший конечность — лихо крутанул левый ус вверх.

— Стоит! Господа, у меня снова стоит! А я уже отчаялся надеяться! Ника, вы и ваша ладошка — это просто чудо! То есть, я хотел сказать, работает! — обратил он внимание на задумчивые взгляды князей из зала. — Ус снова стоит и вьется! Честью клянусь, ничего пошлого, — тут же отреагировал он на хмурое выражение лица Юсупова и даже изобразил стойку смирно.

— Ника, — чуть не прослезившись от радости, повернулся он к невесте. — Не знаю, как вас и благодарить.

— Что вы, мелочи. Там было всего лишь небольшое проклятье. — Засмущалась Еремеева. — Хотите, перевешу его пониже?

А взгляд Давыдова даже слегка протрезвел.

— Не надо! В знак искренней благодарности, с сегодняшнего дня я зачисляю вашего сына в полк! — Торжественно произнес он.

— Н-но его пока даже нет в планах…

— Когда это останавливало настоящего гусара?!

В общем, от крайне настойчивого в своих намерениях Давыдова пришлось убегать (он требовал имя ребенка, настойчиво предлагая вариант Василий), отговорившись важными делами на кухне. А там подбодрить крайне недовольную Аймара, что комплект блюд для большого банкета рассчитан на пятьдесят персон, а гостей всего-то шесть, и вовсе тут немного посуды. Ну и отогнать Го от поваров — потому что если и у тех откажут руки, то придется угощать пельменями.

Обратно Ника возвращалась осторожно, отслеживая местоположение Давыдова — но тот, по счастью, уже был за столом, с удовольствием крутил себе ус и по новому кругу знакомился со всеми князьями. А те в очередной раз прощали человека, дети и внуки которого составляли руководство канцелярии императора.

Словно по очереди, к ней подошел князь Панкратов, рассыпался в комплиментах, пожелал самого лучшего и, напомнив о выбранной стезе хирурга, пожелал подарить ей личный полевой хирургический набор.

— Каждое лезвие — артефакт, — скромно хвалил князь свой подарок. — На днях руку человеку пришивал, так ни одного шрама не осталось, а координация движений и прохождение импульсов просто идеальны. Не смейте отказываться, это от всей души. Доставят на днях.

С тем и отошел, коротко поклонившись, оставив девушку со светлой радостью.

Подошел и Долгорукий, витиевато рассказав о невесте своего внука, которая наверняка была бы рада такой подруге, и что им определенно надо познакомиться. Ведь у Ники пока нет свидетельницы на свадьбу, верно? Особенно из имперского рода Ховриных?

— Ника Сергеевна, — через пару минут после прошлого визита неведомо как незаметно оказался рядом князь Шуйский.

Этот тоже, по всей видимости, решил не оставаться в стороне.

— Позвольте высказать вам свое восхищение.

— Александр Олегович. — Ника повернулась к нему и изобразила книксен.

— Из вас выйдет очень красивая вдова.

Слова не сразу добрались до сердца. Но после осознания, кровь прилила к щекам, а пальцы сжались в кулаки. Но затем мгновение обдумывания, и гнев сменился задумчивостью.

Ника с затаенной тревогой посмотрела на князя, словно ожидая продолжения.

— Умная, красивая вдова. — Неторопливо, с расстановкой добавил князь.

Во взгляде же его было привычное равнодушие — так смотрит лес на человека, пытающегося плыть по быстрой стремнине и еще не знающего, что впереди вода падает с высоты на острые камни.

Шуйский достал из внутреннего кармана мундира желтый конверт без надписей и, заслоняя от чужих взглядов, передал девушке.

А та, коротко поклонившись, заспешила с конвертом внутрь дома. И только быстро пройдя пару поворотов, остановилась в пустом помещении, освещенном узким окошком, стараясь унять тревожное биение сердца.

В конверте оказалась одна фотография, в которой вовсе не было ничего криминального. Цветная, но почти лишенная красок, она явно была сделана с большого расстояния — детали на переднем плане характерно размывались, а угол обзора был направлен сверху вниз. Но узнать по обстановке на фотографии один из фешенебельных ресторанов на Арбате можно было без малейших проблем, равно как и то, как за одним из столов в нем вместе обедают князь Черниговский и Милютин Борис Игнатьевич.

* * *

Мало кто из романтиков помнит, что за широким и красивым жестом, пролившимся водопадом купюр на зеленый газон, последует муторное и скучное разгребание тонн нарезанной цветастой бумаги с земли. Причем, сволочные дарители первыми откланяются и покинут праздник жизни, немного ускоряя шаг с каждым призывом «а что теперь с этим делать?!», «подождите!», «а чеком нельзя было, а?!».

Наемные грузчики тут тоже не помощники — от такого зрелища максимум, что случится — это куча неадекватных мужиков, схвативших с безумным видом сколько могут в охапку и бегущих в сторону леса… Да и неловко как-то платить по двадцать рублей в час ради переноски десяти миллиардов…

Гости — отдельная тема. Эти жрали водку, уничтожали съестные припасы, как войско, вломившееся в осажденный город, и уже добрались до пельменей. А дорвавшийся до кухни и выгнавший поваров Давыдов, с воплем «сейчас я угощу вас настоящим шашлыком!» оставлял тревожный шанс на то, что город еще и сожгут.

Словом, гости выходили на крыльцо дома только с одной целью: сказать задумчивое «мда-а-а…», глядя полутрезвыми глазами на кучу денег. Вернее, с некоторых пор «мда-а-а» доставалось и Нике, бегающей от кучи денег к гостевому дому с садовой тележкой. Девушка уже успела переодеться в спортивный костюм с капюшоном и носилась взад-вперед, обладая для того огромной мотивацией: во-первых, деньги могут сжечь вместе с домом. Во-вторых, скоро гости допьются до такой степени, что обязательно станут вызванивать разнообразных леди «категории б», и если если первым делом деньги невесты попадут к этим «б-ледям», она себе не простит.

И вообще, в определенный момент попойки любой дочери, уважающей своего отца, следует непременно отбыть из дома — чтобы со спокойной совестью потом ставить в пример детям их деда, добропорядочного и крайне положительного семьянина. У Ники так и вовсе это была единственная кандидатура на светлый образ, потому что пример отца для ребенка — это по умолчанию конец света. В общем, следовало поторапливаться.

Понятное дело, на помощь счастливой невесте пришли все слуги дома, связанные родовыми клятвами и зароками — эти просто наслаждались моментом, оттаскивая спешно набитые деньгами холщовые мешки в сторону гостевого дома. Потому что богатство, известность и влияние сторицей отзывалось и на ближников главной семьи, возвышая в иерархии равных. В общем, эти — не филонили и работали со всей душой.

Но были и те, кто лениво ковырял плоскими фанернымии лопатами, предназначенными для снега, стоило Нике отбежать с тележкой на новый круг.

— Почему это надо делать сейчас, в дождь?! — Ворчала на снова покапывающий дождик Дейю, используя лопату, чтобы поудобней на нее опереться.

— А кто вчера сказал: посмеемся над деревенской дурочкой и отравим всю прислугу? — Хмурилась Аймара, вбивая свой инструмент в деньги, словно копье — в тело врага.

— А лапали-то меня!

— Три дополнительные пары рук сейчас бы было! Три! Сидели бы сейчас в тепле, у камина, сытые и с кружкой кофе в руках.

— Там уже есть нечего, — мрачно покосилась Дейю на дом.

Потом со вздохом подняла лопату и принялась помогать загружать новую партию купюр в тележку к подскочившей Нике.

— У меня все болит, — пожаловалась китаянка на нестандартные нагрузки. — Мои руки полны мозолей! Я чувствую занозы в ладони от этого грубого дерева! Добрая госпожа, смилуйся!

— Будете выпендриваться — все скажу Максиму, — руками помогала грузить ценный груз Ника.

— И что он нам сделает? — Воткнув лопату в землю, выпрямилась Аймара, собираясь саботировать это издевательство.

— Заставит грабить банк на потеху его черной душе. — Сопроводил ответ мрачный взгляд.

И Аймара, дрогнув, вновь молча взялась за погрузку.

Потому что ну его к демонам, в самом деле. Тут хотя бы только десять миллиардов.

— Ах! — Изобразив беспамятство и переутомление, Дейю картинно упала на место почище.

— Китаянка померла, — хмуро констатировала Аймара, замерев на секунду.

— Предлагаю закопать. — Не отвлекаясь, трамбовала Ника купюры руками.

— А не, шевелится еще.

— Добить и закопать.

— Да что вы за люди-то такие! — Открыв глаза, прорычала Дейю и вновь взялась за лопату. — Не видите — человеку плохо! Человеку надо помочь! Отнести в дом! Положить в кровать и укрыть пуховым одеялом!

— Точно, одеяло! — Словно осенило Нику.

— Вот, добрая госпожа, я всегда верила…

— Надо слугам сказать, чтобы наволочки несли — мешки кончаются. — Выпалив и схватив тележку за ручки, побежала Ника на новый круг.

— Еще неделю назад я была уважаемым человеком, — глядя ей в спину, с горечью произнесла Го. — А сейчас? Чем я занимаюсь сейчас? — Грустно обвела она взглядом огромную кучу денег, которая, казалось, не уменьшилась. — Как простая крестьянка, машу лопатой.

— Неплохо живут ваши крестьяне.

— У нас на праздники часто приносят целые горы ритуальных денег, — пожала плечами Дейю. — На похороны там, в дар духам.

— Это — настоящие. — отметила важный момент Аймара.

— Да ну? — Недоверчиво посмотрела Го на купюры.

В магазине все платилось карточкой, а зарубежные деньги принудительно выменивались на границе Китая. Да и какой был ей интерес до валюты северного соседа?

— Угу.

А вот Аймара цену этим бумажкам знала. Оттого пребывала в странном состоянии чувств, которое еще не совсем было принято разумом.

— А какой курс? — Го подняла бумажку с земли и с интересом присмотрелась к гравюрному изображению моста через реку.

— Один к шести. — Произнесла Инка, и механически перевела в куда более понятный и родной эквивалент.

Выходило сорок тонн золота. Против двух тонн, выделенных от щедрот ее семьей на поиски похищенной старшей дочери.

— А надо делить или умножать?

— Надо копать! — прорычала взбешенная и уязвленная Аймара.

Глава 20

Шум стихийного рынка то взлетал ввысь высокой нотой, то разлетался на сотни голосов, покупающих и продающих, интересующихся товаром и сетующих на мелкий и занудный дождь. Слух то и дело ловил отрывок какой-нибудь истории, и ноги замедляли шаг, пытаясь задержаться и дослушать часть чужой судьбы — но тогда ушедший вперед Федор возвращался и тянул за руку дальше, уводя в тень натянутых поперек торговых рядов пленок и тентов, уверенно раздвигая плечом развешенную в проходах одежду. Однако еще десяток метров — и нить очередного разговора увлекала за собой разум, а глаз сам по себе ложился на товар выставленный перед дородными женщинами, распекающими своих мужей или нерадивых отроков. Иногда продавцы замечали покупателя и замолкали, а мне становилась не интересна тишина, и я сам спешил за братом.

Эти два выходных дня выдались муторными и неопределенными, как момент затяжного прыжка с большой высоты — шаг вперед сделан, и нет более под ногами твердой опоры. Безопасность ныряльщика обеспечивает техничность исполнения, спокойствие и знание глубины. Любая паника и резкое движение обернется тяжелой травмой или смертью. Но иногда в полет вмешивается сильный ветер, и определенность будущего разлетается вдребезги на десятки вариантов событий, закрывая обзор цепочками вероятностей перед глазами. А полет, который уже можно назвать падением, все длится, множа опорные точки и подтачивая ресурсы.

Вывод на финишную прямую прошел штатно: князья прибыли к воротам поместья Еремеевых, не зная друг о друге. Трое в точном намерении разрушить помолвку, четвертый абсолютно равнодушный к исходу дела — идеальная конфигурация, чтобы характер, противоречия, личные отношения и интересы присутствующих сдетонировали в монолитный состав, твердо намеренный добиться успеха. Огромный запас амбиций не давал выкристаллизироваться общей мысли похерить все дело — никто из присутствующих попросту не принял бы чужую идею и чужой план, а озвучивать собственный не позволяли приличия.

Хоть и разрушать они, в общем-то, собирались по-разному.

Князь Долгорукий собирался сорвать помолвку обыденно — настроения отца семейства ему были известны, и не было причин, по которым он формально бы выполнил просьбу Игоря, но навредил мне. Не стоит вспоминать об уступках и одолжениях, оказанных мною ему и его семье — вся благодарность и благородство за те моменты были давно законсервированы в дарственный перстень с гербом Долгоруких, который надо только отдать и попросить что угодно из разумного. После чего вновь стать ребенком, у которого он был вынужден униженно просить о милости, безвозвратно и позорно отдавая часть богатства клана. То воспоминание будет всегда сильнее любых банков и хороших отношений с его внуком.

Князь Панкратов убил бы отца невесты, списав его смерть на возмутительное хамство (которым могло стать недостаточно вежливое приветствие). Слишком свыкся он с желанием мести, да и мои действия с его высоткой и банкиром вряд ли оставили его равнодушным. Он просто не мог оставить мое поведение без ответа, не смотря на иные выгодные прожекты, судьба которых зависела от добрых между нами отношений — потому что иногда надо ломать выгодные перспективы, чтобы доказать себе и миру о том, что гордость важнее денег, а он не купец, но великий князь. Да, у Еремеевых была защита цесаревича — но распространялась она только на попытки мстить за события на турнире. Безусловно, цесаревич не оставил бы без внимания попытки провокаций и якобы «случайных» трагических совпадений. Но если жених сам просит явится на крыльцо невесты, а отец семьи ведет себя безобразно — то кто же в том виноват? Цесаревич не может прикрывать род от любой глупости, а в действиях Панкратова не было бы изначального злого умысла — так что смерть Еремеева-старшего ему вполне сошла бы с рук. Не исключаю, что Нику он при этом все равно сосватал бы, выполняя свое слово и не обращая внимание на чужое горе и слезы.

Князь Шуйский не простил покушения на свою жизнь, но в иерархии их семьи, повернувшейся с ног на голову, у него не было и шанса пойти поперек слова Артема. Поэтому он обеспечил появление у ворот князя Давыдова.

Человек, неспособный к спокойной жизни, разрушитель сердец, физических законов и единственный гусар в полку личной охраны императора, Давыдов генерировал вокруг себя такой объем бардака, что сломать сватовство ему не составило бы никакого труда — даже просить об этом не следовало, все получалось как-то само собой. «Подослать Давыдова» на свадьбу — означало превратить торжество в самый черный день для молодых. Никому, к примеру, не нравится, как поднявший бокал князь в тексте своего торжественного тоста растроганно начинает припоминать, как он с матерью невесты смотрел на звезды самым прихотливым образом, и быть может — выдает он сейчас собственную дочь… Или без затей бьет в морду любого, кто в ответ на грозное «гусар?!» неуверенно блеет слово «да». Потому что в Империи только один гусар — остальные его товарищи погибли. Очень неприятный и крайне влиятельный персонаж, которого просто нереально убить. Многие, как можно догадаться, пытались.

Князь Галицкий… Должен же быть хоть кто-то, приучающий остальных к мысли, что это им просто не повезло, и со мной можно вести дела?

Нельзя сказать, что этими людьми можно манипулировать. Но было приятно дать Долгорукому шанс возглавить равных; Шуйскому — показать, насколько ему плевать на чужое лидерство и насколько он справился бы один; Панкратову — с иронией намекнуть на уровень информированности; Галицкому — напомнить о деловитости и хваткости его рода. И каждый в тот момент был готов сосватать невесту без какой-либо помощи, демонстрируя превосходство над остальными. Ну или дать с этим сватовством провалиться тому же Долгорукому и показать, как это делают профессионалы.

На фоне собственных желаний, негативное или равнодушное отношение ко мне терялось совершенно. Отличный коллектив, уравновешивающий любую нештатную ситуацию — даже появление Давыдова. Трое слишком уважали себя, чтобы позволять излишние вольности рядом, а Шуйский был и вовсе поставлен в ситуацию, когда обязан был отвечать и приглядывать за товарищем, которого привел.

Единственный состав, которому это сватовство могло удаться.

Сценарий вполне сходился к намеченной линии: политик Долгорукий не смог удержаться от того, чтобы не взять право говорить от остальных, и достижение общей цели стало для него важным подтверждением своего главенства. Шуйский в компании старых врагов вспоминал, какие они на вкус. Панкратов просчитывал причины, следствия и выгоды от этого дня, позабыв ненавидеть Еремеевых. Да даже Давыдов, при такой представительной делегации, слегка умерил пыл. Бедный же Галицкий размышлял, как побыстрее свалить и про себя костерил меня за задумчивые взгляды, бросаемые на него Шуйским.

Оставался главный триггер: выставление невозможного условия от отца невесты, которое следовало продавить. Деньги, кусок лунного грунта или шагающий лес из чащобы Северной Африки — мы были готовы к любой прихоти и данному от легкомыслия условию. Мы победили. И были готовы к новой победе.

Истинный глава Юсуповых — человек, который и составляет этот клан по своей мощи, воле, связям и влиянию. Человек, который может отойти от клана в сторону, назваться Петровым, и собрать еще один клан Петровых за несколько дней, попутно отвоевав себе и земли и ресурсы, решил-таки самолично мне воспрепятствовать.

Стремительную переброску личности такой величины из резиденции за две сотни километров от поместья со всей уверенностью можно назвать красивой и зрелищной. Поднятые в воздух вертолеты, неспешное движение к дому и воля, которую почти невозможно преодолеть — если по другую сторону нет пятерых заинтересованных в успехе князей, которые уже считали успешное завершение дела своей личной заслугой.

Хотя люди тут же стали сомневаться в необходимости этой победы.

Шуйский старался не отсвечивать перед одним из тех, кого не способен убить. Панкратов нетерпеливо ерзал, найдя наконец того, кому на меня можно пожаловаться и вернуть часть потерянного, а значит не желал с ним ссориться. Даже Давыдов мигом присмирел, потому что Юсупов — хоть и не гусар, но генерал союзного рода войск. Галицкий по-прежнему желал уехать, но идеально — вообще сегодня не приезжать.

И только Долгорукий яро встал на сторону жениха, отреагировав на противодействие равного. Вернее, ему нужна была причина, из-за которой он мог благородно отступить — не мои интересы, а ее отсутствие заставляло его обострять тон беседы. Тем более, что невеста была более, чем достойна — одаренная, из политически независимой семьи, вдобавок богата — уже богата.

И человек, который не может врать, сказал ему то, во что он искренне верит.

Ребята, отправившиеся сватать от моего лица, заверяли, что все произошло к общему удовольствию. По их словам, Юсупов признал меня внуком, увидел Аймара и Го, понял, что зря признал, и отчего-то размяк. Надарил невероятно роскошных подарков, предложил большое дело и пустился в загул. Мои люди покинули собрание, отработав тот максимум, который мог быть им доступен без риска для жизни. Потому что размякший Юсупов — это настолько странно, что, как написано в отчете, даже Шуйский при первой же возможности решил пересесть поближе к двери и окну. Тем не менее, вечер, а потом и ночь прошли на удивление спокойно…

О чем они договаривались дальше, какие вели разговоры, на какие уступки шли и что стали считать недостойными внимания компромиссами — не было никакой возможности проконтролировать. Большая политика требовала совсем другого уровня ресурсов и следования общим правилам, так что откровенно говоря — нам было не интересно. Куда важнее, чтобы утром воскресенья тот же Еремеев не оказался в клане Юсуповых, а Ника — отправленной в женский монастырь. Но шанс на это был настолько мизерным… Вернее, данное решение настолько не соответствовало характеру Еремеева-старшего, и интересам остальных присутствующих, что ему не суждено было сбыться.

Все хорошо. Главные результаты были достигнуты и зафиксированы. Ключевые точки пройдены. Можно было двигаться дальше. Но я чувствовал, что мне все больше не нравится этот план. И тем самым ветром, который менял траекторию полета, становился я сам.

Первым и единственным заметил, что со мной что-то не так, мой брат. И он же повел меня еще в субботу по шумным рынкам и людным местам с запрятанными за неприметными дверями ломбардами. Официально: он искал камни с «искрой» души, пользуясь возможностями огромного столичного рынка. Но на самом деле делал так, что чужие разговоры выбивали своим шумом и разнообразием мой собственный внутренний голос, и я переставал истязать самого себя, выискивая, как сломать замысел, но при этом оставить его целым.

Невзрачные ларьки сменялись фешенебельными ювелирными салонами, но и там и там на стекло перед молодым юношей охотно выкладывали изделия из золота и серебра, в обрамлении которых ждали оценки драгоценные камни. Двое охранников, приодетых по осеннему времени в кожаные плащи, добавляли веса просьбам юного Федора показать товар из запасников. Я же просто присутствовал рядом, изредка доставая деньги для расчета. Иногда брат что-то покупал и делился радостью от находки, а я автоматически отмечал, что найденный камень мал и малоинтересен. Крупные наверняка отсеивали для себя Жеваховы, Химшиевы или люди Фаберже, вольготно чувствовавшие себя в столице под покровительством императора. Три известнейшие семьи ювелиров-артефакторов из шести имели все возможности вытребовать для себя право первого покупателя и оперативно отслеживать новинки: будь то явленные из-за границы или сданные в ломбард. Тогда-то, чуть отойдя от перегрузки, я порекомендовал Федору полулегальные базары и блошиные рынки, собирающиеся по выходным. Контролировать места, которых зачастую просто нет на карте, а торговцы порою продают свою единственную вещь — никому не под силу.

И в следующий раз дорогие автомобили остановились возле угрюмых пристроев из выщербленного от времени кирпича, за которыми начинались узкие ряды торговых павильонов, наполненных своей особой жизнью, звуками и судьбами.

Продавалось в таких местах все, начиная от османского трикотажа до японских фар и разнообразной электроники в безымянных ларьках, а подобие порядка поддерживали те люди, которые называли это место своим, собирая аренду и щедро оплачивая поразительную рассеянность городовых. Были там и украшения — личные и навезенные контейнерами из Китая. Даже камни россыпью — на протянутых к нам ладонях, скрытые от чужого взгляда другой рукой. И даже не все из них оказывались искусно обработанным бутылочным стеклом и дефектным янтарем.

В таких местах сложно наткнуться на семейные реликвии или на что-то действительно стоящее — но даже одна серьезная находка могла оказаться дороже, чем весь рынок целиком. Владелец не получит полной цены — да и невозможно определить точно, сколько в стоимости шедевра таланта и мастерства, а сколько — от найденной заготовки. Равно как тяжело сравнить кусок мрамора и скульптуру — хотя опытный резчик тоже предъявит немалые требования к целостности и структуре камня. Но там, где нам продавали находки, были довольны своим доходом — так как кроме шести семей во всей Империи никто все равно не мог определить их истинную ценность.

Так что цену, снимая нитку бус с руки замерзшего на холодном и влажном воздухе продавца, называл сам Федор — и с ним соглашались всегда, забирая деньги и спешно собирая остальной товар, чтобы уйти. А иногда — и бросая все остальное, выложенное на лотке.

Однако на этом рынке было совершенно иначе. Пусть я и не участвовал активно в процессе поиска, но отметить, что ни на одном лотке нет даже претензии на продажу украшений, мог легко. Вообще, откровенно говоря, продажа драгоценных металлов и камней — сугубо лицензируемая деятельность. Никто не станет хватать за руку одинокого продавца, продающего перстни с пальцев — равно как и тот не доищется правды, ежели те перстни будут изъяты в пользу государства. То же самое относится и к скупщикам золотых цепочек и старинных монет, а так же их клиентам — все на тонкой грани легальности между частной сделкой и бизнесом. Но пока соблюдаются приличия, а оборот до смешного мал — городовые закроют глаза и вспоминать о криминале под носом станут только во времена рейдов и спущенных сверху приказов «навести порядок».

Тут же складывалось ощущение, что такой рейд завершился буквально парой минут раньше — кроме бижутерии, подходящей школьницам и уже неприемлемой даже студенткам, ничего не было. Хотя сам рынок не казался взбудораженным, а в темах для бесед не было и намека на действия властей. Странно это все.

Прямые же вопросы Федора, подсказать как пройти к нужным лоткам, получали прямые же ответы — такого тут не продается.

— Но так же не бывает, — задумчиво произносил брат.

И мчался дальше по рядам…

— «…а я ему и говорю — переставляй забор обратно, пока куму не пожаловалась! Кум-то мой не абы где, а в государевых людях ходит…»

— Максим, я придумал! — Тронул за руку Федор, отвлекая от очередной подслушанной истории.

Я невольно дрогнул и посмотрел в лицо чем-то взбудораженного брата.

— Только нужны деньги, — тут же уточнил он.

Вот уж с чем пока проблем пока не было. Хотя с деньгами бывают разные проблемы — вон, у Еремеевых вчера оказалась просто серьезнейшая проблема с тем, куда их деть. Как подсмотрели средства наблюдения (я одолжил у Артема со склада беспилотник года четыре назад и регулярно подновлял расписку), замучившись махать лопатами, к одиннадцати часам дня они все-таки вспомнили, что у них есть трактор. А к пятнадцати осознали, что прятать деньги в крошечный гостевой домик — не самая лучшая идея, так как с улицы в окнах все равно видно номинал купюр, да и куда теперь размещать гостей?

В итоге, они выкопали рядом с деньгами яму, застелили пленкой и ковшом столкнули все оставшееся туда, закопав сверху земляным холмом. Вокруг ходил и сокрушался князь Давыдов, что телефон по-прежнему не работает, и ему опять никто не поверит. А князь Панкратов меланхолично уточнял, знает ли невеста, что никакого дерева сверху не вырастет.

— Максим, нет денег?

— Прости, опять задумался. — Повинился я, доставая из внутреннего кармана ветровки стопку крупных купюр.

— Давай все, — перехватил брат и, оглянувшись, запихал их кое-как в свой кошелек, а затем поместил его в карман джинсов. — Теперь пойдем к продуктовым рядам. Там мы еще не примелькались. Так, а вы двое, — строго обратился он к своей свите. — Держите дистанцию в два десятка метров и не вмешивайтесь без крайней необходимости.

Те даже не кивнули, но пожелание выполнили.

Хотя какой риск в том, чтобы покупать продукты? Оказывается, он есть, если на глазах у продавщицы и привлеченных оживленным торгом зевак вынуть кошелек и расплатиться за пакет мандаринов одной красной купюрой из стопки таких же, а затем засунуть кошелек в задний карман.

Я наблюдал за этим с отдаления, потому отчетливо увидел, как организованная группа чумазых мальчишек, изображая нечто среднее между какой-то игрой и догонялками, врезалась в спокойно идущего Федора и не извинившись побежала дальше.

— Кошелек украли, — вернувшись и ощупав карман, довольным тоном констатировал брат.

— Поздравляю, у тебя теперь ни документов, ни семейных фото. — Слегка отстраненно прокомментировал я.

— Это ненадолго, — задумчиво посмотрел он в ту сторону, куда убежали мальчишки. — Подождем.

— Господин, нам вернуть утерянное? — Неслышно подошел один из свиты.

— Подождем, — настойчиво произнес Федор и сложил руки на груди.

Хоть я и отнесся к этому предложению скептически, но, к удивлению, ждать пришлось недолго. Хотя я и не связал с нами сразу представительную группу из четырех людей, больше походящую на собиравшую здешнюю аренду «администрацию», но за сотню шагов отметил направленное внимание и торопливые шаги в нашу сторону. Были они немолоды, но возраст не так сильно довлел над ними — спортивное прошлое сохраняло плечи и спины прямыми, а в движении оставалась та взрывная энергия, что некогда наверняка приносила победы на ринге в свои годы. Невысокие, за пятым или шестым десятком лет, с небольшой небритостью и короткими бородами, азиатским прищуром в глазах и честной европейской прямотой — они сочетали в себе совокупный портрет с доски «их разыскивает» возле любого околотка, но были столь дорого и стильно упакованы в кожу и Гуччи, что не всякий городовой взялся бы проверить их документы.

В руках идущего впереди остальных человека — невысокого и жилистого, выбритого наголо мужчины, пытающегося улыбаться, был кошелек Федора, раздувавшийся от содержимого как бы не в два раза сильнее, чем до кражи.

— Молодые люди, нам в бюро находок только что принесли. Возможно, вы потеряли, — старался быть он вежливым, но с сипловатым голосом это удавалось плохо.

А опасливо перебегающий на свиту брата взгляд то и дело мрачнел, и человеку приходилось возвращать улыбку на лицо.

Федор же молчал и смотрел. Я тоже молчал и смотрел. Двое из свиты вообще ничего не умели, кроме как молчать, смотреть и держать наш попкорн.

— Вы проверьте, все ли на месте, — напряженно произнес мужчина, уже не пытаясь изображать радушие, и протянул кошелек нам.

Оживленная же толпа людей, сновавшая рядом, как-то сама собой рассосалась, оставив вокруг нас пустой пятачок.

— Берите деньги, — подал голос стоящий позади него бородач. — Разойдемся миром.

— Молчи. — Раздраженно прервал его первый. — Мы признаем ошибку. Нас никто не предупредил, что вы здесь. Не будем же винить детей, что у них нет глаз?

— Хочу купить на эти деньги. — Качнул подбородком Федор.

— Все бесплатно для тебя, — повел рукой тот. — Выбирай и бери, что хочешь.

— Брать не хочу. — Настаивал брат. — Купить хочу. Камни, драгоценные. Украшения. Щедро заплачу.

— Нет камней. — Стал нечитаемым голос в ответ. — Магазин есть за две улицы от рынка. Покажи, что нравится — подарю. Или вот, — словно вспомнив, показал он на золотые перстни на левой руке. — Какое нравится?

— Значит, нет. — Констатировал Федор, чуть повернув голову вбок.

Затем спокойно забрал протянутый кошелек, вызвав тихий вздох облегчения. Открыл его и, игнорируя деньги, достал черно-белый снимок с изображением молодого и неизвестного мне мужчины, на обратной стороне которой был изображен абстрактный блекло-синий знак — словно выцветшая от времени печать. Федор обернулся вокруг себя, приметил ларек в паре шагов и положил фото прямо на него, а кошелек отправил себе в карман.

— Он придет за этим фото. — Произнес он замершим мужчинам и потерял к ним интерес. — Пойдем, — сказал мне брат и двинулся к выходу с рынка.

Но был аккуратно перехвачен представителем рынка, в глазах которого явно плескалась паника.

И даже ладонь, на всякий случай аккуратно зафиксировавшая его за горло сзади, не помешала тому постараться аккуратно подхватить брата за локоток и попытаться заглянуть в глаза.

— Тут нет. Но там — указал он взглядом в закрытый павильон овощного рынка, протянувшийся у края торговых рядов, с небольшой вывеской «восточные лакомства» над воротами. — Там есть. Но оно не мое! Только фото забери. Красивое, вдруг потеряется, а?

И был он достаточно убедительным, чтобы Федор замедлил шаг.

По счастью, фото еще не смел ветер и не забрал случайный прохожий. Да и переговорщик был достаточно разумен, чтобы предложить себя в качестве гида, а не оставлять дело на самотек или перекинуть проблему кому-то еще. Только был он каким-то квелым, даже отметив, что фото отправилось обратно в кошелек. Остальные же его сотоварищи слитно отвернулись и покинули нас, не попрощавшись. Во взглядах их было только осуждение, бросаемое на нашего спутника.

— Кто хозяин павильона? — Уточнил я, сопоставив настроения и взгляды.

— Я не знаю, — дернул тот плечом. — Пойдем.

— Они вас как похоронили, — прокомментировал Федор спешно удаляющихся людей.

— Пойдем. — Нахмурился тот и зашагал к «лакомствам».

— Что за фото? — Шепнул я брату.

— Да так, — был он задумчив. — Сына нашего общего знакомого. Говорит, похож.

В такие моменты отчетливо понимаешь, что вовсе не странный, и есть люди вокруг куда чудесатее.

— Почему мое фото не положил?

— А? — Поднял он взгляд.

— Ну, на прилавок. Я тоже могу красиво приходить. — Попенял ему я.

— Ты ж уже тут.

— Им же хуже.

— Надо приходить долго! — Наставительно произнес Федор. — Без сроков и точного графика.

— Как старость?

— Ага. Так страшнее.

— Учту, — проворчал я, заходя под ржавую арку входа.

В лицо дыхнул аромат специй и приторной сладости, волна тепла и нечто такое, от чего хотелось оглушительно чихнуть — но еще через пару вздохов все это стало уже привычным, хоть и необычным фоном.

Торговые ряды тут составляли выставленные змейкой — от края до края широкого зала — столы, на которых были выложены инжир и изюм, виноград и еще десятки разнообразных фруктов, составлявших те самые «сладости» наравне с рахат-лукумом и весовой халвой, орехами и дыней. А за прилавками стояли совсем уж колоритные личности, неведомо как переместившиеся со своим товаром с ближнего востока в столицу северной империи. Или же то местные и даже коренные, но не отступившие от традиционных нарядов и головных уборов, намотанных на головы из белоснежной ткани.

Вокруг так же ходили обычные люди, приобретались товары, и не было ничего особенного ни в атмосфере восточного базара, ни таинственного в манере торгов и расхваливания товара. Где-то над головой гудели тепловые вентиляторы, разбавляя шумом лопастей эхо общего гомона, и только сопровождающий напоминал, что тут не все так благолепно, как кажется на первый взгляд.

— Вам плохо? — Уточнил у нашего гида Федор.

Был тот сероват — что особенно четко проявилось, когда мы все-таки вошли в зал. Будто спонтанное решение более не казалось удачным.

— Нам сюда, — насупился тот и зашагал к дальнему, самому невыгодному с точки зрения торговли ряду, в самом конце зала.

А там остановился возле первого же продавца лакомств — выглядевшего мудрецом, неведомо как сменившим профессию, или же профессиональным жуликом, косящим под мудреца.

— Покупатели. — Коротко кивнул ему наш сопровождающий, развернулся и быстро зашагал наружу.

— Есть сладкий рис, есть финики, — улыбнулись нам уголками губ и продемонстрировали товар.

— Есть что-нибудь, сверкающее на свету? — Уточнил Федор.

— Насколько ярко сверкающее?

Я молча зажег звездочку над ладонью и продемонстрировал.

— Настолько яркого нет, — задумчиво огладил тот бороду, не выказывая и тени испуга. — Но, может, что-то из этого вас заинтересует?

Затем убрал руку под прилавок, а когда вновь показал ее — на ладони лежала целая россыпь малых и больших камней — агатов и изумрудов, аметистов и хризолитов чистой воды, разбавленных самым обыкновенным изюмом.

— Попробуйте, — щедро предложил он.

А Федор разом напрягся, прикипев взглядом, казалось, ко всем камням сразу. Красивым, большим камням, пусть и без огранки. Явно диким, и без единого документа — но прекрасным даже без искры внутри.

— И какая цена за килограмм? — Вежливо поинтересовался я.

Старик фыркнул, словно на хорошую шутку. А Федор достал кошелек и продемонстрировал наличность.

И только тогда насмешка обратилась в задумчивость.

— Эй, уважаемые, что вы как не на рынке! — Тут же окликнул нас следующий в ряду продавец, до того лениво прислушивающийся к беседе — а сейчас бодрый и даже вставший на ноги у прилавка. — Вы походите, посмотрите на товар! — И для убедительности выразительно посмотрел на ладонь, которой удерживал горсть мелкого зеленого винограда, в котором нет-нет, да и тускло посверкивали дикие мутно-прозрачные камни…

В общем, это мы удачно зашли. Потому что «искра» искрой, а красота требует достойного оформления. Да и вроде было среди купленного такое, после приобретения чего, у Федора был тот самый невозмутимый вид, после которого лучше пересчитать количество оставшихся конфет в коробке внутри сейфа.

Под конец, правда, чуть не произошел конфуз — прямо ко входу подъехали две большие черные машины, а люди внутри них вроде как были настроены серьезно с нами переговорить. Но переговоры взяла на себя свита Федора, дождавшаяся, пока восемь человек выйдут из машины, а затем совместив корпуса одинаковых автомобилей в один куб из стали, пластика и резины. Абсолютно бесшумно. Те, кто находился в этот момент к этому процессу спиной, даже ничего не заметили.

Говорить им с нами как-то расхотелось, и люди пешком отправились искать крайнего, который не поддержал идею разойтись с непонятными пришельцами миром, и из-за которого они лишились машин.

Потому что на необдуманный вопль «вы че сделали?!» в кубе, одна из граней которого представляла бывшую крышу, проявился рельеф в форме человека, и этот намек совершенно не способствовал развитию дискуссии.

В качестве бонуса за покупки нам досталась большая и явно вкусная дыня, владея которой мы рассчитывали обеспечить лояльность девушек, махавших вчера полдня лопатами. Но если лояльность не обеспечится, нам же лучше — сами съедим. С такими мыслями мы и отправились на бывшую квартиру Ники, куда девушки перебрались еще вчерашним вечером.

— Да хватит переживать! Она простит! — Заверил меня Федор, стоило сделать секундную заминку перед дверным замком.

Простая фраза отразилась болью и апатией, но я постарался улыбнуться и с благодарностью за поддержку, кивнул.

Дверь открыла Инка, одетая в домашний халат, полкило золота и меховые тапочки, посмотрела на нас, отражая всю гамму чувств от узнавания до искреннего возмущенного негодования и захлопнула створку прямо перед носом.

Позвонили снова. В этот раз пришлось подождать, но зато дверь открыла вежливая Го Дейю, учтиво и с поклоном пропуская нас внутрь.

Девушка, в отличие от Аймара, была одета чуть ли даже не торжественно — в церемониальный наряд ее народа, белый, с вышитыми золотом поверх драконами. А волосы составляли высокую прическу, подчеркивая красоту и стройность белой шеи и облика целиком.

— А где Ника? — Отметил я две пары обуви у входа.

— Госпожа отправилась вас искать, — вновь смиренно поклонилась Дейю. — У вас не отвечал телефон.

Сотовый моих тяжелых размышлений не пережил еще в субботу, в какой-то момент сильно нагревшись в кармане и перестав включаться.

— И как у нее было… Настроение? — Осторожно уточнил я.

— Деятельное, — задумчиво ответила китаянка.

— Скверно. Федор, отнеси дыню на кухню и порежь ее для пятерых. Потом спрячь ножи и вилки.

— Что вы! — Возмутилась Го. — Я сама отнесу! Если господа голодны, у меня готово горячее.

— Неси. — Устало махнул я рукой.

— Я накрою в гостиной, — покорно кивнула Дейю.

Заглянул туда на всякий случай, и обнаружил стол уже установленным посреди комнаты. Видимо, уже сами собирались кушать.

Заглянул в спальню, отметил укрывшуюся с головой Аймара, прижимающую к себе подушку.

— Что-то случилось? — Деликатно уточнил я.

Инка медленно стянула с головы одеяло и прожигающим от ненависти взглядом посмотрела на меня.

— Ах да, тебя похитили. — Озвучил я очевидный ответ. — Там дыня, и сейчас будет обед. Порций наверняка четыре, но сегодня с нами Федор. Не придешь — твоя доля уйдет Нике.

Аймара тревожно завозилась на постели.

Но к столу все-таки вышла. Правда, была тут же отправлена мыть руки и добывать себе самостоятельно тарелку с вилкой. Да и угощения оказалось более, чем достаточно — даже свите Федора досталось. Хотя казалось, что такие простые человеческие потребности им очень давно чужды…

К моменту появления Инки в дверях, мы уже одолели около трети — и надо сказать, получилось у Дейю весьма и весьма… Нечто кисло-сладкое, с рисом, грибами, овощами и кусочками куриного мяса, маринованного в специях — но из обычных компонентов получалось что-то волнительное, которое таяло на языке и расходилось по телу волнами гастрономического удовольствия. Одним словом — …

— Жалкие глупцы. — Внезапно пренебрежительно и высокомерно произнесла Го. — Вы посчитали, что можете пленить мою волю? Вы были столь наивны и беспечны, что сами съели страшный яд и теперь умрете в муках и страданиях. Пусть я не выживу, но я буду хохотать, пока вас станет корежить от невыносимой боли на полу этой бетонной лачуги.

— Очень вкусно, — озвучил я свою мысль и с энтузиазмом попробовал еще.

— Никогда такого не пробовал, — поддакнул Федор, налегая на свою порцию.

— Вы разве не слышите? — Раздраженно спросила Го. — Еда отравлена!

— Что не мешает ей быть очень вкусной, — качнув ложкой, отметил я, и с удовольствием продолжил есть.

— Никто вас не вылечит! Целитель уехал! Никто вас не спасет!!!

— А можно мне добавку? — Поскреб ложкой по дну тарелки Федор и с жалостливым выражением посмотрел на Го.

— Сколько у тебя на индикаторе противоядия? — Строго посмотрел я.

— Да много, цвет даже не желтый. — Отмахнулся брат, приподняв рукав рубашки над запрятанным там серебристым браслетом с белыми полосами.

— Тогда ладно.

Федор просительно посмотрел на Дейю:

— Там ведь осталось, да?

— Да. — Нервно проскрипела Го враз пересохшим горлом. — Осталось.

— Короче, есть только дыня, — констатировала Аймара, печально вздохнув и посмотрев на бесполезную теперь тарелку с ложкой.

— Ее я тоже посыпала ядом…

— Отлично! Великолепно! Нет, вы посмотрите, какой эгоизм! — Мрачно смотрела на нас с Федором Инка. — Еда — им, дыня — им.

— Между прочим, это Дейю виновата. — Отметил я логично.

— Но кушаете вы. А я — голодная! Целый день!

— Артефакт защиты от комплексных ядов — шестьсот миллионов. — Деловито уточнил Федор.

— Да что так дорого-то! — В голос возмутилась Инка.

— Потому что если будет дешевле — их станут покупать, — поучительно выдал я и тоже подвинул тарелку в сторону Дейю. — Добавки, будьте добры.

А та сидела ни жива, ни мертва. И вроде как даже боялась вздохнуть — не то, чтобы двинуться.

— В-вы меня убьете, да? Потом. — Прошептала она и зажмурилась. — Сорвете кожу, бросите в кипящее масло…

— Что-то мне все меньше нравятся их порядки, — задумчиво произнес я в адрес Федора. — Надо там тоже все менять.

— Вот так придешь, и устроишь им революцию? — Скептически произнесла Аймара, голодным взглядом смотря на стол и вдыхая приятные запахи.

— Почему вот так? — Возмутился я. — На броневике! Федор, да дай ты ей артефакт на одну порцию. Даша! Тьфу, Дейю. Наказывать мы тебя должны и будем. — Строго посмотрел я на нее. — С сегодняшнего дня становишься ответственной по кухне. И чтобы вот такое или вкуснее — каждый день.

— Поддерживаю, — произнес брат, неохотно стягивая один из браслетов с левой руки и передавая Инке.

А затем и Даше пришлось цеплять еще один — так как та решила спешно самоотравиться из своей тарелки. На все что угодно готовы, лишь бы посуду не мыть.

Ну а за добавкой пришлось сходить самостоятельно.

Потом еще стоять у двери душевой и требовать у Инки вернуть артефакт обратно. Вышла из-за стола, не доев, и коварно пропала, якобы ненадолго, а теперь якобы не слышит. Теперь поди выгони ее оттуда…

Заходить внутрь нельзя — почти женатый человек. Федору — рано. А Го так и вовсе в прострации переводила чистящее средство на шесть тарелок, намывая их раз за разом и не реагируя на внешние раздражители…

Так и пришлось отправиться к себе домой, оставив брата у гостиницы в центре — он сам захотел посмотреть город. Была еще мысль поискать Нику, но что-то подсказывало, что непременно найдется сама.

Чутье не подвело — одетая в теплый пуховик, с поднятым воротником, накинутым капюшоном и засунутыми в карманы руками, Ника все это время терпеливо дожидалась меня на скамейке у фойе моей высотки. Интересно, кто ей адрес-то сказал…

— Максим, нам надо срочно поговорить. — Встала она с места и немедленно двинулась в мою сторону, стоило выйти из машины.

— Непременно. — Прошел я мимо и вошел в здание.

— Срочно! Это касается твоей жизни!

— Не в коридоре же, — с осуждением посмотрел я на нее и вызвал лифт.

Ника притихла, посмотрев на пустое помещение, но все-таки не стала возражать.

Потом пришлось помолчать, так как надо было открыть апартаменты, переодеться, а там и я постарался перехватить инициативу.

— Папа разрешил?

— Да. — Чуть смутившись, отвела она взгляд.

— Отлично. Ты ведь в первый раз у меня? Пойдем покажу тут все. Вот здесь кухня, дальше кабинет, а тут — спальня…

— Максим. Князь Черниговский знает, кто виновен в ограблении.

— То есть, спальню смотреть не будем… — Вздохнул я, проходя на кухню.

Скромно обставленное помещение с придвинутым к стене столом слева и тумбами гарнитура по правую руку еще никогда не видели такой экспрессии и переживаний.

— Надо что-то немедленно делать!

— Что именно? — Уточнил я спокойным тоном, наливая себе воды из графина на столе.

— А я знаю?! Придумай что-нибудь!

— Это да, это ты хорошо отметила…

— Ты не понимаешь! Борис Игнатьевич все ему рассказал. Я видела фото их переговоров.

— В ресторане «Совиная гора», — поддакнул я. — Разумеется, он все рассказал. — Пригубил я воду и посмотрел за окно.

Опять было пасмурно, и время дня совершенно не чувствовалось. То ли поздний вечер, то ли день, то ли ночь, подсвеченная огнями огромного города…

— То есть, разумеется? — Сбилась Ника.

— Мы же приехали к нему сразу после грабежа, да еще невероятно информированными. Поэтому, узнав личность пострадавшего, Борис Игнатьевич поспешил устроить с ним встречу и рассказать о своих предположениях.

— Ты так спокоен, — звенел от негодования голос девушки.

— Э, мать, я его что, зря из глубины сибирских руд тащил? Он же предсказуемый, как ты. — Посмотрел я на девушку. — Конечно, он поступил ровно так, как должен был.

Иногда для плана нужен специальный человек. Наглый и бесцеремонный карьерист, полагающий все свои успехи личной удачей и заслугой. Только такой способен открыть дорогу к иным архивам и действовать так, как от него ждут. Потому что связываться с настоящим Московским генералитетом смертельно опасно — с интуицией и осторожностью дикого зверя, эти сожрали бы без соли, потому что живут и варятся в интригах так плотно, что почуяв проблемы, даже ложку на обед обяжут подносить зама какого-нибудь отдела, который и будет виноват, если что-то случится. Ну а зам подставит кого-нибудь еще.

— То есть, это часть плана? — Не веря, подняла Ника взгляд.

— Врагов, как и друзей, надо создавать себе самостоятельно. Иначе заведутся сами. — Наполнил я стакан и для нее и поставил рядом. — Все идет к логическому завершению. Не стоит переживать. Ты ведь замерзла? Сейчас закажем вкусной еды, включим интересный фильм. Воскресенье за окном!

— Максим, я хочу участвовать. — Строго произнесла Ника.

— В чем?

— В этом твоем плане.

— Мне бы очень этого не хотелось, — присел я за кухонный стол. — Тем более, у тебя уже есть такой опыт. Тебе не понравилось.

— Я не смогу сидеть просто так. — Чуть опустила она плечи. — Мне страшно ничего не делать. Как вообще можно оставаться таким спокойным?!

— Уверена?

— Да!

— Хорошо. — Отставил я воду в сторону. — Как прояснятся детали, отправлю тебе связного с инструкциями. Ни дома, ни на съемной квартире больше не появляйся. Есть у кого остановиться?

— У подруги.

— Отлично, адрес мне не говори. — Строго произнес я. — Телефон оставь здесь. Купи новый в переходе, вместе с сим-картой. Волосы перекрась в черный, постарайся изменить облик.

— Как меня найдет связной? — Подобралась Ника.

— Поедешь на оптовый рынок на Варшавском, купишь клубнику по пятнадцать рублей. Встанешь на рынок на четырнадцатом километре МКАД продавать за тридцать один рубль сорок копеек. Будут приставать, покажешь мое фото. Сейчас дам. — потянулся я к внутреннему карману, где было общая фотография с Федором.

— Не надо, у меня есть.

— Хм…Связной найдет тебя по ценнику. Пароль: «тридцать три коровы». Отзыв: «отличный стейк». Учти, все может начаться уже завтра, так что в университет не ходи. — Сделал я внушение. — Все понятно?

— Ага! — Горел лихорадочным блеском ее взгляд, а тело переполняло желание движения.

— Деньги на клубнику есть?

— Пф-ф! — Пренебрежительно фыркнула Ника. — Все, я побежала!

— А еда, фильм и экскурсия по дому?

— Потом! Дело важнее!

Даже провожать не пришлось — вылетела за дверь, на ходу одеваясь, в не застёгнутых сапогах. Лифт, закономерно остававшийся на этом же этаже, забрал девушку и повез на первый этаж.

Я остался у открытой двери, привалившись затылком к холодной поверхности стены.

— Не пропадет, клубника в этом году удалась…

Тихонько подошел Димка, проживавший на этом же этаже. Остановился рядом, оперся о стену и долго молчал.

— Я передумал. — Сказал ему то, что он наверняка уже понял.

Наверное, уже месяц как.

— Их будет недостаточно. Она все поймет и простит. — Не настаивая, воззвал он к благоразумию.

— Не хочу.

Скверный ответ, не основанный на логике, не имеющий никакой практической ценности. Но и придумывать причины не хотелось.

— Справимся, — поддержал я друга, который наверняка переживал не меньше моего.

— Как всегда, — поддакнул он.

— Обеспечь ей негласную охрану. — Посмотрел я на лифт.

— Сделаем.

И мы продолжили падать. Падать все быстрее и быстрее, нацепив на ноги такую тяжесть, как Го и похищенная Аймара, как ограбленный банк и пристальное внимание шести князей. Чтобы тот, кто на эмоциях ринется нас догонять, с гарантией свернул себе шею.

Глава 21

Влиятельные люди, в большинстве своем, несуеверны. Но для малого их числа в день аукциона над головами будет синее небо, теплый южный ветер и пара семерок в номере приглашения. Для малого числа тщеславных приглашение подпишет лично князь Черниговский. А для толики обедневших будет еще с десяток неименных приглашений, приложенных к основному, которые можно будет банально продать.

Клану уже не было никакого дела до титула и родовитости покупателей. Клану нужны были деньги. Пусть не до той крайности, чтобы терять лицо и лично торговать приглашениями на закрытое мероприятие — однако если это сделает кто-то другой, то любому, кто сможет оформить гарантийный депозит в любом банке на один миллиард и более рублей наличными или в слитках, достанется клановое радушие и гостеприимство. А вместе с ними — достанется и браслет с электронным чипом бесконтактной оплаты на миллиард и более единиц, которым так легко подтвердить аукционную ставку, всего лишь коснувшись специальной метки на подлокотнике любого кресла аукционного зала торгово-делового комплекса на Тверской. Комплекс, к слову, тоже можно было приобрести.

Многое можно было приобрести — недвижимость дополнял практически весь промышленный кластер клана, поделенный на крупные лоты. Небывалое событие, слухи о котором за пару дней облетели всю столицу и страну, плеснувшись волной даже за границу империи. Настолько редчайший, уникальный шанс, о котором возбужденно рассказывали на всех светских раутах и приемах зависимые от Черниговских аристократы и нанятые светские бездельники, что многие солидные личности невольно задумывались над приобретением. Клан не экономил на рекламе, спешно доводя информацию до тех, кто традиционно был слишком инертен для торгов, и до тех, у кого приглашение на аукцион могло и вовсе затеряться среди третьестепенных бумаг — кто-то уже имел все, чего желал. Но именно у них были живые деньги, и именно в них клан нуждался более всего.

Не все проходило идеально — в общество все-таки попала информация, что Черниговские остро нуждаются в наличных, глумливо вывалив правду об обязательствах перед Императором. Местами слух удалось высмеять, местами — заговорить древностью и богатством рода, который просто списывает ненужные ему активы. Но беда в том, что это была правда — и аналитики крупных кланов легко доходили до истины, доводя ее до сведения своим хозяевам. А нет ситуации хуже, когда покупатель знает, что продавцу необходимо что-то продать любой ценой.

Тем не менее, клан надеялся на азарт и естественную конкуренцию среди великих князей, которые просто не позволят отхватить дорогой актив за бесценок. Подготовка только усилилась.

Ночами печатались буклеты на продаваемые лоты, и фотографии угрюмых заводов и фабрик спешно перерисовывали в чистые и современные, дополняя суммой годового дохода крупным шрифтом и возможных потенциальных прибылей при весьма скромных инвестициях. Клеились масштабные макеты комбинатов, курьерами доставлялись образцы продукции и наводили лоск на директоров заводов, проговаривая с ними сценарии бесед с потенциальными клиентами — и директора с удивлением узнавали, что на них предприятиях нет никаких проблем.

Ночами же шептали соблазненные деньгами и подарками фаворитки, обращая внимание своих кавалеров, что если не купят они, то купит старый соперник и враг, изрядно усиливаясь во вред ее любимому и обожаемому кумиру.

Огромная масса усилий и вложений — все ради того, чтобы потом, в день аукционных торгов, сказать:

— Где все?

Голос был тих и спокоен, не отражая той ярости и обескураженности, что царила внутри князя Черниговского.

Стоит отметить, что аукционный зал при этом был достаточно неплохо наполнен людьми, курсирующими от своих мест возле аукционного подиума к столикам с напитками и снедью вдоль стен. Велись беседы, лился смех и раздавались радостные приветствия узнавания, а атмосфера перед началом торгов казалась заряженной азартным предвкушением.

Но князь Черниговский отлично знал, какой процент из присутствующих составляют зависимые от него аристократы, призванные повышать ставки в чужих торгах и вовремя выкупать те объекты, за которые не давали настоящей цены. На браслетах подставных лиц были десятки миллиардов условных единиц — но ни одна из них не подкреплялась настоящими деньгами и золотом, так необходимыми клану.

Более того, князь знал, сколько денег на депозитах суммарно разместили все приглашенные. Воистину астрономическая сумма. Владельцы львиной доли которой просто не пришли. Зарезервировали деньги — методично и пунктуально. С профессионализмом и похвальной деловой хваткой забрали себе все копии материалов по продаваемым лотам, провели предварительные переговоры с директорами. Некоторые даже откомандировали на интересующие предприятия аудиторов — и князь Черниговский, скрипя зубами, дозволил им пройти по заводам с обзорной экскурсией. Столько суеты и усилий, чтобы просто не прийти в последний момент.

Их нет — а значит все не потраченные суммы этим же вечером вернутся из резерва обратно хозяевам, а браслеты со всеми их единицами можно будет выкинуть.

— Время еще есть. — Флегматично отметил порученец, завороженно глядя на вход в зал. — Основные лоты идут после обеда.

Будто сейчас там появится кто-то от Панкратовых или Юсуповых, Галицких или Долгоруких, Шуйских или Шуваловых. Или кто-то еще из десятка фамилий, так или иначе связанных с этими великими князьями.

— Почему их нет? — Повторил князь. — Ты звонил им? Они опаздывают?

— Контактные лица не берут телефон. Я звонил в приемную, там не знают. Сами их сиятельства в отъезде.

Черниговский чуть повел плечом, стряхивая неприятное ощущение, прицепившееся к позвоночнику. Беда всегда привлекает к себе охочих до легкой наживы — и князь был готов к тому, что с многим придется расстаться не за полную стоимость. Однако сейчас дыхнуло холодом, как от внимательных взглядов хищников, приглядывающихся к захромавшему бизону.

Ерунда. Он еще крепко стоит на ногах.

— Сколько денег мы сможем получить?

Он уже знал, что недостаточно. Но было важно знать, насколько.

— Если торги пройдут по запланированному сценарию, половину, — осторожно вымолвил порученец.

И это «если» обесценивало любую оценку. Не более трети от необходимых клану двухсот сорока миллиардов, отдать которые нужно не позднее вторника.

Скверные мысли развеяли подошедшие гости — из числа тщеславных, но бедноватых, которым следовало уделить толику внимания и улыбок уголками губ. Князь не особо помнил фамилии и имена — их подсказал наушник в ухе, равно как и сумму, которую те вложили в депозит. Номинал. Может быть, что-нибудь купят. Может, пройдутся по залу, выпьют бесплатное вино и пообщаются с иными гостями и уйдут, не потратив ни копейки.

Совсем не те гости, которых он ждал. И тем не менее, может — те действительно явятся позже?

Господин и слуга продолжили находится в зале, приветствуя гостей, ведя разговоры по одиночке в кругу равных себе, курсируя к парам и аплодируя по завершению очередного аукционного раунда, приветствуя новых владельцев клановой собственности. Но непременно сходились в одну точку каждые двадцать минут, чтобы вместе посмотреть на двери и обменяться отсутствием новых сведений. Напряжение — невысказанное, не отраженное на лице, в манерах, улыбках и дежурных комплиментах — тем не менее росло от часа к часу, накапливаясь к моменту подхода к самым крупным лотам.

— Перенести аукцион? — Предложил порученец, аплодируя вместе с князем неизвестной ему группе молодых людей в красных бабочках, за неплохую сумму выкупивших все молокоперерабатывающие предприятия на территории княжества.

Даже настроение поднялось — не настоящая цена уплачена, но сумма выходила круглая. Пусть даже покупатели не из аристократов, а из числа тех самых, кто купил себе приглашение — однако у них есть золото, и это главное.

— Ты выяснил, нам дадут кредит? — Поджав губы, произнес Черниговский, не став объяснять о бессмысленности переноса.

Уже во вторник будет слишком поздно, а полагаться, что крайне ответственные и хваткие представители великих князей просто разом заблудились и потерялись в Москве, но завтра обязательно будут — несусветная чушь.

Назначать же второй день торгов слишком ненадежно. Ему были необходимы эти деньги, срочно, наличными и любой ценой.

— Дадут. — Ответил порученец.

Но в голосе его не было ни малейшего энтузиазма — как, впрочем, у каждого, кто хотя бы пытался читать условия кредитных договоров мелким шрифтом, а не расписывался не глядя.

Для коммерческих кредитов текст был еще мельче, а страниц — больше. Для кредитов на такие суммы объем договора мог доходить до сотни страниц.

— Условия?

— Два источника. Объединенный банк Европы хочет двенадцать процентов годовых, трехкратный объем обеспечения…

— Чтобы не дать нам платить и забрать в три раза больше? — поджал губы князь, прекрасно зная эту практику.

— Кроме того, они требуют повышения коммунальных тарифов и пенсионного возраста. Якобы, для финансового оздоровления. — Безо всякого удовольствия продолжил личный слуга.

Настроение Черниговского упало на еще одно деление вниз. Сумасшедшие проценты, явно криминальные условия залога, а теперь и стандартное требование, методично продвигаемое всем владетельным заемщикам страны-победительницы последней большой войны. Там — проиграли, но за полвека оправились и встали на ноги достаточно, чтобы вспомнить о мести. А разве может быть приятнее для влиятельных стариков, чем знать, что дети его старого врага встретят старость нищими и безработными.

Но выбирая между стариками и собой, князь не сомневался, равно как и все остальные.

— Второй источник? — Уточнил он, предполагая, что будет он для контраста еще хуже.

— Китай. — Замялся порученец. — Не банк и не клан. Частное лицо.

— Вот как? — Отразил легкое удивление Черниговский.

— Некто господин Чень Сюанцзи. Вышел на нас сам. Мы проверили — это человек мертвого рода Чень. Их вырезали два поколения назад, но до этого род владел восемью городами-миллионниками и был рядом с троном.

— То есть, деньги у них могут быть?

— Деньги у них есть. — Куда уверенней ответил слуга. — Пусть и не вся сумма, которая нам нужна. Они готовы дать сто пятьдесят миллиардов. Упакованные в банковский пластик купюры в разных валютах и золото — там целый склад, судя по предоставленному нам видео. Это Китай, полтора миллиарда человек, — пожал плечами порученец на недоуменный взгляд. — Даже неизвестный нам род потенциально может владеть такими деньгами. И, судя по всему, владеет.

— Что они хотят? — Заинтересовался князь.

Если добавить деньги с аукциона и средства из собственной казны, даже ста пятидесяти хватит с головой.

— Шесть процентов годовых. — помедлил порученец, словно не желая продолжать. — И все клановые земли в залог.

— Разумеется, ты наказал наглеца? — Как само собой разумеющееся, произнес Черниговский. — Надо схватить его, пытать и отнять деньги за такое оскорбление.

Тем более, если род мертв, то и мстить будет некому. Какая поразительная наивность — быть слабым, очень богатым и ставить условия.

— Мы не общались с ним лично. Связь посредством сети интернет.

— Выйди с ним на связь и назначь встречу, — раздраженно приказал князь. — У него наши деньги.

— Они не хотят, — вздохнул порученец. — Я пытался. Даже передача денег будет из указанной точки где-то на юге. Координаты схрона нам передадут после заключения договора. Договор доставят фельдъегерской службой Китая.

— Ты же отдаешь себе отчет, — ложно-доброжелательным тоном начал Черниговский. — Что координаты этих денег и то, какую сумму мы везем, станет известно всем? За сто пятьдесят миллиардов там будет война. Они прямо рассчитывают на то, что мы ввяжемся в конфликт и не сможем платить. Эти сволочи желают получить мой титул!

Потому что личные земли и означают титул. Любые земли — даже самый мелкий клочок, где над тобой не властен никто.

После чего князь притих, заметив любопытствующие взгляды в свой адрес. Аукцион все еще не завершился, пусть и распорядитель бесполезно пытался завести толпу и дать хотя бы начальную ставку за медеплавильный комбинат полного цикла.

— Кроме этого, никаких условий. — Завершил доклад порученец, отведя взгляд. — Я вас понял, господин, я сегодня же свяжусь с Объединенным банком и полечу в Берлин. Думаю, за два дня мы уточним все формальности и…

— Вторник, деньги должны быть тут. — Резко прервал его князь.

— Во вторник мы можем все подписать, если не возникнет разногласий и согласований по договору. — Осторожно заметил слуга. — Еще пару дней на оприходование, пересчет и перевозку.

— Мне не нужны эти деньги позже. — Давил Черниговский.

— Господин, но в чем причина такой спешки? — Искренне недоумевал порученец. — Неужели нам не дадут пару-тройку дней отсрочки…

— Нет.

— Но почему? — Пытался разобраться верный слуга.

Да даже пусть Император будет зол — какая, к демонам, разница! Они не его вассалы, а государства. Деньги будут все равно — и для откровенно надуманной суммы что днем позже, что двумя — никакой разницы.

Черниговский отвернулся от аукционного действа, заложил руки за спину, сцепив пальцы, и сделал несколько шагов в сторону двери во внутренние помещения. И только убедившись, что рядом никого нет даже близко, негромко произнес.

— Мне намекнули, что среди купюр, найденных не прогоревшими в танке, есть с сериями контрольных закупок Товара.

Порученец почувствовал, как внезапно похолодела спина. Неужели эти молодые идиоты взяли деньги с перевалочной базы наличности — до их «отмытия» в имперской сети продуктовых магазинов…

Или еще хуже — деньги положил сам Император, делая недвусмысленный намек…

— Появилась активность вокруг нескольких наших складов. Затем стихла и более не проявлялась. — Задумчиво произнес Черниговский.

— Император знает? — Заглянул ему в глаза слуга, опасливо посмотрев по сторонам.

— Знает с высокой долей вероятности. И хочет долю. За весь срок, со штрафами и процентами.

Как и полагается главному бандиту Империи.

Впрочем, император вряд ли увидел главное, что спрятано за высокодоходной и незаконной торговлей — иначе бы их уже без затей попытались убить. А значит, рано или поздно, но нити управления в руках князей Черниговских жестко стянут императору руки, ноги и шею, заставив качать головой, гневно махать руками и шагать туда, куда хочется им. На фоне этих мыслей, отсрочка даже за четверть триллиона не ощущалась так болезненно.

— Но это же незаконно. — Сам того не замечая, проблеял порученец.

— Незаконно станет, если мы не соберем деньги до вторника. — Жестко произнес князь. — Переговори с китайцами. Передай, что мы согласны.

— Если вы скрепите договор своей печатью и словом… — Заикнулся слуга.

— Шесть процентов — нормально. — Отмахнулся Черниговский, уже соглашаясь честно платить. — Поднимай всю армию и всех союзников. Эти хитрые сволочи сделают все, чтобы мы не довезли деньги. Но мы все еще в силах противостоять кому угодно, и это докажем.

— Сделаю, — поклонился порученец, после чего замялся буквально на мгновение. — Получается, что слова того полковника — ложь?

— Милютина? — Припомнил Черниговский. — Про виновность Самойлова в ограблении? Полагаю, так. Тем не менее, Самойлова надо наказать.

— Зачем?

— Быть может, он виноват. — Равнодушно пожал плечами князь, хоть и не верил в это — слишком незначителен тот был для масштабов содеянного.

— К тому же, нам все еще нужна его железнодорожная сеть доставки. — Добавил Черниговский. — Вот что, у него есть кто-нибудь не из родных, кем он дорожит?

— Девушка. — Задумчиво подсказал порученец.

— Забери ее и запри под землю, в темноту. Она должна оставаться жива, чтобы это подтвердили любые ритуалы, которые можно купить за деньги. Должна страдать от голода и жажды. Но не должна ничего видеть.

Хоть Черниговский и не верил в пророка, но старался подстраховаться и от его поисковых возможностей. Обычно те видят чьими-либо глазами, и только там, где дело касается родной крови — способны увидеть место самостоятельно. Здесь же родной крови не было, но и шанса что-либо разглядеть — обстановку или лицо конвоира — он не оставит.

— Будет исполнено.

— Через год или два, когда Самойлова надломит от отчаяния и неизвестности, попробуем ему помочь с поисками, — добродушно улыбнулся князь Черниговский. — Плата наша хорошо известна.

Порученец с пониманием улыбнулся.

Словно подчеркивая продуманность планов, аукционный зал разразился новыми аплодисментами.

Князь с порученцем обернулись — те же неизвестные гости в красных бабочках за немалую сумму выкупили всю речную инфраструктуру с кораблями.

Положительно, день завершался отлично.

Глава 22

Холод вечернего дождя был вместе с ней в комнате, обнимая через одеяло за плечи, касаясь стылыми ладонями шеи и щек. Го Дейю сама пустила его через открытое окно, желая слушать шелест капель по желтой листве деревьев возле дома. Но дождь обманул и закончился, а холод — остался. Колючий и пробирающий до костей, от которого она сжалась клубком, укрывшись почти с головой. Можно было встать и закрыть окно. Наверное, стало бы теплее.

Го Дейю завернулась в одеяло еще сильнее и прижала руками колени. Ей было страшно, холодно и одиноко, и только холод она могла прогнать своей волей. Закрыть окно — станет просто одиноко и страшно, и с этим Дейю уже точно ничего не поделает. Хотелось хотя бы немного власти над собственной судьбой.

— Вот откуда дует! — Бесцеремонно ворвалась в комнату Инка, в пару шагов добралась до окна и закрыла створку.

Дейю недовольно прошипела в ее адрес ругательство на китайском и поплотнее укуталась в одеяло. Ходят тут всякие, мешают себя жалеть.

Инка столь же стремительно покинула помещение, раздражающе наплевательски прикрыв дверь — даже не до конца, оставив на ладонь распахнутой. Никакой приватности и уединения! Теперь возмутительно бодро топает себе по коридору, сбивая тон грустным мыслям. И ведь чтобы закрыть дверь, надо тоже вставать, а совсем не хочется.

Дейю не любила Инку. Она вообще недолюбливала людей, откровенно говоря. В ее клане этому очень быстро учатся, начиная с малых лет — когда жен у отца шестеро, и кроме тебя есть еще с пару десятков детишек, претендующих на ресурсы клана, это легко. Но Инка вдобавок ко всему была просто похищенной, а не отданной за долги. Где-то там были ее любящие родственники, искренне за нее переживающие. А род Го официально похоронил свою дочь, чтобы отсечь все претензии на родство и наследование. Ее уже никто не ищет, никто не ждет. И Аймара интуитивно чувствовала эту разницу, задирая нос перед служанкой — пусть и сама в этот миг была бесправной пленницей. Но у нее-то все еще могло измениться, а у Дейю — нет.

К счастью — или сожалению — Дейю особо никто никогда и не ждал, поэтому ощущение было хоть и тягостное, но привычное.

Клан Го контролировал огромные территории Тибета, занимаясь не самым светлым промыслом на границах соседей. Хотя, если присмотреться, все эти территории составляли лоскутное одеяло земель разнообразных ванов и местячковых князей, искренне считавших себя независимыми. Там сами вершили суд, обеспечивали безопасность и собирали налоги — чтобы некую часть от них передать великим Го, уважающим их независимость все то время, пока денежный поток не ослабевал.

Старшему сыну семьи Го доставался титул, младшим — контроль над сбором податей в различных провинциях и областях, различных по уровню дохода и удобству рельефа местности, так что у мужской части семьи всегда находился повод пнуть ближнего и подставить под немилость старейшин. Новое поколение сыновей главы проходило обучение у своих дядьев, и с первых дней прикасалось к понимаю мудрости момента, что вся их жизнь зависит от опытного родственника, который совершенно не рад отдать пост, и у которого тоже есть своя семья. В процессе обучения, они либо приходили к согласию, либо кто-то травился несвежими фруктами. Эволюция требовала от клана сильной и жесткой власти на местах и слабого, безвольного главы, который не перечил бы старейшинам, собранным из выживших дядьев. Из жесткого механизма человеческого муравейника всегда был выход — собирай ватагу и грабь приграничные области, набирай богатства, присоединяй территории и имей за это уважение старейшин. Хорошо быть мужчиной в Китае. Настолько же скверно родиться женщиной.

Дейю повезло родиться принцессой, а не горбиться на рисовом поле или сутулиться под тяжестью собранного урожая. Не пришлось ей с утра до ночи работать на конвейере и спать на нарах в общежитии с забранными решетками окнами и спасательной сеткой со стороны улицы, развешенной, чтобы сократить число суицидов. У Дейю с детства была теплая комната и мягкая кровать. Но с остальным уже наблюдались проблемы.

Дочерям большой семьи предписывалось обеспечивать лояльность к родной земле у иных великих кланов, что соседствовали с регионом влияния Го. С приходом возраста, девушек отправляли в семьи великих ванов — быть невестами наследников и их братьев. Вернее, одними из трех-пяти невест вдобавок к тем, что уже имелись и обязательно будут позже. Стоит ли говорить о том, что старшие жены относились к новой супруге прохладно? Более того, без малейшего энтузиазма на этот союз смотрел и сам жених, но вынужденно принимал его, как политик. Потом этот политик находил в новой жене нечто особенное и приближал к себе. Если он не был наследником — находил в себе амбиции им стать. Если уже претендовал на престол, то в самом скором времени со скорбью в сердце провожал на погребальный костер бывшего главу и правил согласно собственной мудрости и таланту. Бездарные правители в самом скором времени скатывались до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Великие — громили соседей до уровня ничтожеств, платящих дань великим Го. Ну а сам клан Го к этому времени уже растил новую поросль очаровательных нимф, вживляя им с детства сердце змеи и цинизм желтой обезьяны, грациозность серой цапли и безжалостность черной вдовы. Девушки, цель которых — пройти по головам и исполнить предначертанное, не обязательно добивались успеха. Но и тысячелетний клан Го никуда не спешил. Все легенды мира связывали великие падения, горе и битвы с прекрасным полом — так разве надо придумывать что-то еще?

Начнется война — уйдут мужчины. Император созовет великий поход — уйдут мужчины. Нападут враги — уйдут мужчины. И лишь верная жена останется присматривать за хозяйством. Самое важное — кому она будет в самом деле верна.

Подозревали ли великие ваны об этом? Истина: «жены всех великих полководцев были из рода Го» — станет главным ответом на этот вопрос. А о судьбах ничтожеств никто не вспомнит, равно как и о девичьих фамилиях их супруг.

То, куда ведут непрерывные диеты и иголки под воротником для осанки шеи, странные лекции и подзуживания теток-наставниц подставить подруг — Дейю стала смутно догадываться на одиннадцатом году жизни. До этого возраста психику детей еще берегли, наставляя по стезе точных наук и алхимии, каллиграфии и умению читать пути звезд. Еды было мало, сна было мало, так что, по совету мудрой старухи-распорядительницы этажа, нажаловаться на обидевшую ее сестру и забрать ее порцию на общем ужине, зная точно, что ту наказывают, и она не придет — было весьма заманчиво. Равно как и мерзко — и Дейю промолчала в первый раз. Промолчала и во второй, даже после того, как подставили ее, и вместо горячей еды ей досталось поливать из тяжелой бочки карликовые деревья в продуваемой всеми ветрами мансарде. Потом, после череды новых подстав и уже прямых приказаний наставниц не оставлять это дело просто так, пришло понимание уготованной ей судьбе.

И Дейю, все тщательно обдумав, стала средней. Улыбчивой и глупенькой — но не убогой и тупой. Исполнительной, но такой раззявой, что поручить ей что-то сложное — означало, что «эта точно половину забудет». Средней по всем предметам, средней в физической подготовке — специально замедляясь или недоделывая подходы, средней в искусстве владения Силой — срывать контроль и специально замедлять исполнение техники было проще всего. А ведь хорошая жена должна обязательно выжить в любой придворной резне и защитить олуха-мужа…

Словом, Дейю стала не конкурентом никому. И от нее тут же отстали, разве что пытаясь манипулировать в интригах против друг друга — но, как было отмечено, исполнитель из Дейю получался аховый (каждый раз как на зло). Так что вскоре ее даже стали тихонечко опекать, такую убогую и неспособную, но добрую сестричку…

Наставницы, конечно, весьма печалились такому ходу дел — дева росла симпатичной и умненькой. Но — словно подменили, и неведомо — то ли упала неудачно, то ли возрастные изменения, то ли злая химия очередной отравы, которую испробовали на бедняжке старшие родственницы. Увы, ни медики, ни разговоры, ни алхимия, ни даже розги по пяткам не могли ничего изменить. Не было нужной злости — только покорная терпимость и чувство вины, а это преподавателей не устраивало совершенно. Так что в дни, когда девочка сидела у камина в главной зале и вышивала на пару с древней старухой, чье имя мало кто помнил, а ее сестры уже вовсю манипулировали новым завозом молодых слуг — тоже молодых, но на их беду — наивных, от Дейю уже никто ничего не ждал.

Потом она так и не поймет, где и на чем прокололась, но когда костлявая и горячая рука старухи-вышивальщицы однажды возьмет ее за ладонь и поведет за собой в закрытое крыло, Дейю будет вынуждена глупо улыбаться и идти.

Быть очень умной окажется куда сложнее, чем ей могло показаться — а структура клана, в котором обнаружится особый отдел, занятый искоренением внутренней и внешней угрозы, куда шире, чем начитывали лекторы и можно было прочитать в родовых хрониках.

Официально ничего не изменилось, и средняя Дейю по-прежнему была на уроках со всеми, допуская обидные помарки и ошибки. Вместе завтракала, обедала и ужинала, изображая испуг и искреннее участие в те моменты, когда кто-то из сестер травился очередной самодельной гадостью. С ужасом смотрела, как вешают молодого слугу, который принес отраву.

А потом отправлялась в свою комнату, демонстративно еле сдерживая слезы — но вместо них проходила через тайный ход в другое крыло здания. Комнату ей сменили почти сразу, в старой никакого выхода в тоннели не было — ведь неугомонные дети могли их и найти. Там она вновь возвращалась к событиям этого дня, но уже под контролем древней наставницы разбирала мотивы и причины, механизмы и противовесы царящего на женской половине дворца заговора всех против всех. Полезные были сведения — пару раз даже узнавала, что ее все-таки решали отравить всерьез (чтобы подставить конкурентку), удачно избегая крупных последствий для организма. Симулировала недомогание после первой ложки и уходила, краем глаза отмечая разочарование на лице той, что еще пару дней назад делилась с глупенькой сестричкой яблоком, вызывая расположение к себе и благодарность.

Обучение приемам Силы тоже были специфичны и куда более эффективны, чем эффектны и показательны. Техники усиливались — краем мысли Дейю отмечала, как растет мощь, наслаждаясь контролем над стихией, и уже с трудом халтурила на общих занятиях. В момент, когда контроль над Силой уперся в психологический и физический предел, а старуха устала пинать тело, которое валялось на песке и не могло найти энергии даже на то, чтобы подняться, пришло время посвящения Дворцу.

Дейю слабо разбиралась в мифологии своего народа. Что-то рассказывали в детстве, в качестве общей на всех сестер колыбельной в юном возрасте, когда они ночевали в одной большой комнате. Что-то прочитала и она сама, используя взамен детских сказок (обычных просто не было в клановой библиотеке). Сейчас ей предлагали поверить в сказку. Заставляли ее принять за истину, рассказывая самым серьезным языком все детали, начиная с сотворения мира, завершая взаимоотношения между Дворцами. Окуривали дымами, от которых чудились мутные тени, и сюжеты историй приобретали объем. Заливали внутрь алхимию, и сны становились цветными, тревожными и реалистичными, а среди мутных образов внезапно появлялся голос старухи и начинал вещать то же самое, что было днем — но во сне имена обретали внешность, а Восточный Дворец — мрачное величие дозорных вышек и контрфорсов необоримой твердыни, полускрытое рассветным туманом.

Однако Дейю не верила в сказки, и ничего с этим не могла поделать. Да и облик дворца был слишком европейским для начитанной девочки, от этого нелепым для эпохи древнего Китая, и вся магия момента пропадала неведомо куда. Сложно быть слишком умной — бьют больно, кормят плохо и все на тебя очень злы. Да еще голова адово болит от дыма и алхимии… Девушка была бы и рада во все это поверить — талант требовал опереться на что-то великое и грандиозное вне самого человека, чтобы преодолеть некую грань. Обычно для этого используют Честь и Долг роду, что превыше собственной жизни. Даже у Го среди сыновей это было распространено, равно как и дочерям внушали то же самое. Но это категорически не годилось для Дейю — равно как и тем, кто на своем опыте познал, что даже внутри семьи может быть бесчестье, приравненное к высшей ценности.

Ей должна была помочь вера в Дворец, посвящение незримой силе, которой было правильно служить, и мощью коей ее научат пользоваться. Но дворец, как бы она его не представляла, все равно казался пустым.

До тех пор, пока Дейю не поселила в этот дворец себя. Ведь мужчины — Гоуман, Лэйгун, Фэнбо и даже сам Тай Хо наверняка направились на войну, поэтому их нет. И кто-то должен присмотреть за могучим, но пустынным дворцом в их отсутствие. Эта мысль не родилась сама по себе, но нельзя назвать ее источником сладкий дым и очередную порцию алхимии, которой ее накачали. Может быть, виновницей частично было очередное физическое опустошение от запредельных нагрузок, которыми ее гоняли — но как с прозрением своей будущей судьбы, Дейю приняла ее сама.

И Восточный Дворец, внезапно принятый настоящим со всеми его мифами, стал населен — одним человеком. Ею самой.

А непокорная до того техника Силы была исполнена с такой мощью, что дряхлая наставница довольно заохала, качая головой. Ведь дворец Го Дейю надо было защищать.

Тренировки с того момента уже невозможно было скрывать. Для техник ранга «учитель» и выше недостаточно крытого зала в закрытой секции, требовался простор и воздух. А значит — огласка.

К тому моменту девушке шел четырнадцатый год, и аттестовать вечную «среднюю» на такой ранг так быстро никак не получалось. Во-первых, возраст — ранг «ветерана» покорялся гениям клана к этому моменту, но быть «учителем» даже им было нормально только к восемнадцатой весне.

Пришлось делать из «средней» очередную жертву сильного отравления. Настолько тяжко протекающего и ударившего по разуму, что девочка стала убогой, но крайне одаренной. Одним словом, родственниц она узнавала и радовалась им, но даже книгу теперь держала вниз головой, уговаривая сердобольных сестричек ей почитать. Те старались даже близко не подходить к юродивой — ну а клан решил воспользоваться возможностью получить исполнительное, пусть и крайне тупое оружие. Ведь иным техникам главное — задать направление. А для этого достаточно повернуть дурочку на крепостной стене в сторону врага.

В общем, даже экзамен на ранг прошел при полном понимании членов клана. Теперь у клана Го был молодой гений, что поднимало род в рейтинге равных. Главное, чтобы за стены не прошел слух, что гений скорбен разумом.

Ну а тренировки — закрытые от остальных, потому как любая техника есть клановая тайна, начали проводиться каждый день, в ущерб остальным занятиям. Ведь дурочке уже не нужны обычные уроки. А вот будущему клановому ликвидатору крайне важно использовать возраст, когда после убийства вельможи стража не обратит и внимания на хрупкую девчонку в автобусе в очереди на выезд из города.

Одним словом, на клановом полигоне гремело и грохотало — а родственники просто пожимали плечами. Подумаешь, убогая оказалась сильной одаренной.

Но, видимо, кто-то среди сестер все-таки встревожился.

В тот скверный день, когда бессмертный монстр из Карпатских гор пожелал забрать старый долг, ее покровительницу срочно куда-то вызвали. Ее наставниц убрали из кланового дворца по надуманным предлогом.

И когда клан встал перед вопросом, кого отдать в счет старого и крайне деликатного долга (его природу так никто и не пояснил), никто не возразил на предложение отделаться убогой клановой обузой с рангом «учитель».

Те старейшины, которые наверняка были в курсе судьбы Дейю, так и остались безмолвны. Ведь когда-то девушку могли отправить и за ними — так зачем испытывать судьбу и своими руками растить ликвидатора, верного только старой карге?

Воистину, в их роду появился гениальный манипулятор, и скоро новое княжество падет к ногам Го.

Но пока — Дейю с облегчением и удовольствием отдали западному чудовищу, и она ничего не могла с этим поделать.

Разве что улыбаться, прикидываться средней, изображать незнание языков и топать ножкой, как положено принцессе. Правда, от последнего мальчишка, прибывший за ней, отучил достаточно быстро. У Дейю было очень слабый опыт взаимоотношений с сильным полом — и она совершенно терялась, когда нельзя было просто убить. Имеющийся же опыт принцессы предписывал испытывать жуткий стыд от нацепленных кошачьих ушек, хвоста и униформы горничной, в сравнении с которым желание вести прежнюю линию просто испарилось.

Не сразу она обрела власть над собой. Помогало восприятие внешних признаков успеха, силы, влияния — и она успокаивалась, двигаясь по обычному городу на метро, затем среди обычных полупустых улиц, но никак не в пещере монстра, сжирающего людей живьем или во дворце, украшенным самоцветами и золотом. По всему выходило, что над ее родом изящно подшутили, отдав для развлечения в прислуге юному мальчишке. Возможно, даже безродному.

У мальчишки, правда, был свой самолет и два охранника, которым даже ей было страшно заглядывать в глаза — но тем тоньше подтекст издевки.

Потом, в крошечной квартирке дома на сотню семей — жалкой и достойной только прислуги, окончательно вернувшей спокойствие, она познакомилась с братом юнца.

И тот отнял ее технику из ее рук и скормил ручному дракону. Ее подарили Юсупову, и не было судьбы для Го горше, чем оказаться в его полной власти. Эти были теми еще сволочами, на которых была выделена отдельная неделя лекций. Во-первых, они смели брать силу из Восточного дворца, который принадлежал Го. Во-вторых, в присутствии патриарха Юсуповых клан Го обычно предпочитал вспоминать, что у них есть более интересные дела в других местах географической карты. Потому что эта тварь забирала так много силы из Восточного дворца, что на Го не оставалось ничего, и небо не хотело их слушать. К счастью, у клана было достаточно вассалов иных стихий и укреплений в горах, чтобы Юсуповы даже не смели думать о Тибете, а иные старейшины клана всерьез могли потягаться силами даже с патриархом — но что было из этого пропагандой, а что нет — Дейю не знала.

Жен из рода Го Юсуповы не брали.

«И слава предкам» — содрогнулась, вспоминая об этом, Дейю, представив на мгновение Нику перед глазами.

Очень скверная вышла попытка взять ее в заложники, и образ себя-старой никогда теперь не отцепится от разума. Впрочем, тогда она еще даже думала, что Нику можно тихонько травануть. Всех их можно было травануть.

Пусть те предатели родины, которые забрали ее учить языки, и называли брата ее господина именем Тай Хо. Но в ее дворце не было места для фальшивого Тай Хо, и Дейю пропустила слова мимо ушей.

Потом вообще стало не до мыслей — эти гады стали загружать ей словари прямо в разум, изводя пыткой до такой степени, что Дейю почти призналась, что отлично знает английский и немного — русский. А когда сдалась окончательно, то поняла, что этим садистам плевать. И они знают, что она знает, что они знают — но наказание за нападение с ножом на госпожу должно прийти немедленно, вне зависимости от того, как милостив и благороден их господин. После чего ей мягко намекнули, что если случаи неподчинения повторятся — то на свете еще очень много языков, которые она на самом деле пока не учила.

В конце концов, их всех тоже можно было отравить — и Дейю успокоилась.

Пусть и к обучению подошла ответственно, выдавая Максиму те же знания, что некогда ей — он ведь тоже не поверит ни слову этой сказки, а без уверенности нельзя будет опереться силу, запрятанную в легендах.

Что до отравления — эти глупцы нашли более удачный способ самоубиться, пленив истинную Аймара. Старшую наследницу еще одного сволочного рода, который не брал жен из рода Го.

Дейю была спокойна.

Пока не увидела на траве десять миллиардов тамошних туземных денег и не перевела их в более понятные юани. У них с плененной Аймара в руках были лопаты, рядом — горы денег, внутри дома — люди, от каждого из которых пробирали мурашки сильнее, чем от патриарха многочисленного рода Го. И тогда Дейю слегка поломалась.

Координаты и ориентиры более не существовали. Показная бедность не успокаивала. А в памяти раз за разом вспоминалось, как Федор плавит в пальцах золотой перстень, чтобы создать в руках нечто немыслимое, не поддающееся пониманию. Они не были людьми. Они — как джинны из восточных сказок, обретшие облик человека.

В этом моменте ей впервые стало страшно за себя. Ведь настоящие легенды про джиннов никогда не завершаются для людей хорошо. Но Дейю быстро взяла себя в руки, и ей стало страшно за Нику — единственную, кого она ненавидела чуть меньше, чем остальных людей. Потому что эта была столь же глупая, милая и бестолковая, как ее старый образ, а Дейю себя любила.

Ведь если джинн платит за вас десять миллиардов, надо срочно бить тревогу, а не быть счастливой и довольной.

Что до остальных — оставалось только желание отравить. Хотя бы чтобы вновь убедить себя в их человеческой природе.

Сегодня ее господин сожрал тарелку крайне эффективного яда, созданного из бытовой химии и Силы, и с жалобным видом попросил добавки… Это же сделал его брат. И злобная Аймара, нацепив чужой браслет, вычищала котелок ложкой по стенкам.

Им понравилось, как она готовит. Приятно…

Но она не оставила надежды отомстить. Уже сегодня вечером она приготовит еще вкуснее, но так мало, что они точно передерутся за добавку… Или будут молить о ней, стоя перед ней на коленях — да, так приятнее…

Прозвенел дверной звонок, вырывая из потока мыслей. Наверняка ее господин вернулся. Да и вокруг потеплело — можно вставать.

— Эй, мейд ин чайна, там какие-то люди на пороге, — вломилась в комнату Инка. — Вроде, военные или полиция. Я по-русски не понимаю.

— А я не пойду, — довольно поежилась Дейю. — Вдруг тебя пришли спасать. А тебя дома нет.

— Дейю, милая, — невольно затопталась на месте Инка, тревожно глянув на дверь. — Ну подойди, а?

— Рис промоешь сегодня? Треть кастрюли.

— Я сегодня домой, может, полечу! — Возмутилась та.

— Так промоешь? — Лениво поинтересовалась Го.

Вот же наивная.

— Ну, — хмуро ответила Инка, скрестив руки на груди. — Если не уеду.

— Ладно, сейчас спрошу. — Потянулась Дейю, присела на кровати и вдела ноги в тапочки.

Протопала до входа и заглянула в глазок.

Действительно, стоят двое — мундиры форменные, фуражки, бумажная планшетка в руках одного из них. Вид только бодрый для воскресного вечера, она-то повидала мытарей в свое время — проводили ей лекции, и все говорившие даже с утра были с видом насмерть замученных жизнью. Но, может, климат такой.

— Кто там? — Спросила китаянка, не открывая двери.

— Откройте, полиция. — Ответил ей хорошо поставленный голос.

— Что вам нужно? — вежливо поинтересовалась Дейю, тщательно изучая новенькую, с иголочки, форму.

Чистые руки, цвет зубов, цвет глаз, форму носа — все то, что обычно быстро теряет из-за нервной службы.

— Еремеева Ника здесь проживает? — Нетерпеливым тоном произнес полицейский с планшеткой. — Нам адрес из деканата дали. Сокурсник ее в аварию попал, Самойлов Максим. Надо опознать тело.

— Что говорят? — Нервно зашептала Аймара.

— Говорят, Максима машина насмерть сбила. — Напряженным тоном шепнула Дейю.

— Ой, радость-то какая!

— Ты представляешь себе размер этой машины? — Не верила китаянка.

— Мало ли какое чудо случилось! — Радовалась Инка, прижав кулачки к груди.

— Хватит. — Жестко произнесла Дейю, встревожившись. — Даже ты не могла его убить. А тот, кто может, не оставит и мокрого места, которое можно опознать.

— Ника, это вы? — Произнесли из-за двери. — Родственники Самойлова проживают в княжестве Шуйских. Кроме вас, у него нет близких людей в Москве… Девушка, вам плохо?

Дейю навесила цепочку на дверь и приоткрыла створку.

— Госпожи нет сейчас дома. — С улыбкой произнесла Го.

— Как нет? Мы с улицы только что видели рыжие волосы в окне.

— Это ее подруга.

— Будьте добры, откройте дверь и покажите документы. — Строго произнес голос полицейского.

— Звони Максиму, — шикнула на Инку китаянка, демонстративно завозившись с цепочкой — Сейчас-сейчас!

— Пф! Если это полиция, то пусть проверит мои документы! — Тряхнула головой Инка.

— Это не настоящая полиция, — захлопнув дверь, якобы чтобы освободить цепочку, резко повернулась к ней Дейю, опершись спиной о дверной косяк. — Там туфли за пару тысяч юаней. Полицейские не носят такие.

— Всего пару дней, и ты так верна своему господину, — странным голосом протянула Аймара.

— Дура, — в отчаянии шикнула Дейю. — Ты ненавидишь Максима, я знаю. Но на секунду! На секунду задумайся, какие у этой сволочи могут быть враги. Ты действительно хочешь с ними познакомиться?

Выражение лица Инки замерло, тут же сменилось задумчивостью, а потом и тревогой. После чего она кинулась в комнату за телефоном.

— Вы знаете, нам надоело ждать, — произнес враз заскучавший голос за дверью. — Мы вынуждены выбить дверь. Мы подозреваем, что вы грабите квартиру.

— Постойте-постойте! — Снова зашебуршала цепочкой Дейю. — Уже открываю, добрые господа! Заходите и убедитесь, добрые господа! У нас очень вкусная дыня, добрые господа.

Затем, повернув голову, отвлеклась на шум шагов позади. Возле входа в комнату стояла бледная Аймара, показывая сотовый, звучавший белым шумом на громкой связи.

А по нервам ударило ощущение включившегося блокиратора Силы.

— Не надо никуда звонить, — вкрадчиво произнесли чуть изменившимся голосом офицера.

И выбитая дверь вместе с умной, сильной, но легкой Дейю отлетела в противоположный конец прихожей.

— Рыжая здесь, — посмотрев на Аймара, довольно произнес один из псевдо-полицейских, заходя в комнату. — Ну зачем же так? Ты могла сама пойти с нами в машину. Зачем все осложнять? — Произнес он, цепляя на щеку золотой кружок с сеткой и извлекая небольшой аэрозольный баллончик из кармана форменного пиджака.

Одно сильное движение рук, и белый и густой дым повалил в комнату, растекаясь плотным, словно живым и хищным облаком прямо в направлении Инки. Обволакивая ее силуэт, становясь ее дыханием, касаясь кожи и роговицы открытых глаз.

— Служанку подчисти, — произнес он себе за спину.

Затаившаяся под упавшей дверью Дейю вздрогнула.

— Господа. — Произнесла Аймара, словно очнувшись после длительного ступора. — Я все взвесила и вынуждена вам отказать.

— О чем это она? — Произнес псевдополицейский товарищу, шагнувшему в квартиру.

— Что-то на английском, — пожал тот плечами, поправляя золотую пластину на коже лица. — Может, химия так работает.

— По условиям клятвы, данной Самойлову Максиму, — спокойно продолжала Аймара. — Я не имею права сбежать и уклониться от исполнения долга. То есть, я должна препятствовать моему похищению, так как оно нарушит мои обязательства. В то же время, надо мной есть клятва не использовать Силу в адрес друзей, родных и близких Самойлова Максима. Скажите, вы являетесь его друзьями, близкими или родными?

Дейю, уже освобожденная от упавшей на нее двери, изображая слабость, робко спросила:

— Вы друзья Максима, да?

— Вот уж нет, — потянулся к ней второй.

— Вы его родственники? Близкие?

— Нет, дорогая. — Потянул тот ее за руку, чтобы взвалить на себя.

— Все чисто, Аймара. — Холодно произнесла Дейю, отдернув руку. — Вали их.

Глава 23

Человек пытлив и тщеславен — он даст имя звездам, до которых никогда не доберется, и придумает название явлениям и вещам, о сути которых не имеет даже приблизительного понимания. Но так ему станет легче, и «темная материя» встанет в одну строку с «черными дырами». Неведомо, что происходит там на самом деле, но если у этого есть наименование — то как-то немного спокойнее на душе.

Примерно так же было с «блокираторами».

Аймара Пакэри Инка Тинтайа не знала, что они собой представляют, не знала принципов действия и не догадывалась о процессе создания. У этих вещей не было цены — если не считать человеческую жизнь, которую отберут у любого его владельца, а само изделие постараются уничтожить.

Зато был примерный год, когда это название появилось и было переведено на все языки. Вернее — вторая половина столетия междуусобных войн, охвативших Европу, Африку и ближний восток в тринадцатом веке. Времена безвластия, горя и насилия, прокатывающихся из края в край по обильным землям обернулись появлением в покосившихся деревенских лачугах и обворованных до каменных стен городских домах множества бастардов, о которых не ведали пьяные до победы и славы отцы. Много в этих историях боли и несправедливости, щедрыми всходами проросшими в сердцах юношей и дочерей, в крови которых дремала Сила семейств, искренне считавших себя благородными.

Не то, чтобы кто-то учил бастардов этой Силой пользоваться — вовсе нет. Но иногда, под ударами господского кнута, унижения или бессилия что-то изменить, ненависть в сердце выплескивалась на врага огненным шквалом или рассекала водяным хлыстом от шеи до паха наглого мытаря; подкидывало горстку солдат с лошадьми в чистое небо или накрывало курганом мелкого аристократишку со свитой. После такого — оставалось только бежать, бросая все. Прорываться Силой через кордоны на дорогах и мостах, сея новое горе и кровь.

Большинство «сорвавшихся» не доживало и первой недели, обретая смерть от загонщиков. Редким везунчикам доводился шанс остаться живыми, в обмен на службу любому, готовому укрыть и защитить. Пускай даже ремеслом станет та же смерть — врагов нового господина, и врагов его врагов, но это лучше, чем гибель от арбалетного болта в брюхе. И немало влиятельных людей соблазнилось пригреть беглецов, сознательно идя на риск — там, где выгода всегда шагает рядом с возможностью потерять все в одночасье, ценили неожиданный подарок судьбы, готовый убивать за еду.

Если бы случаи были единичными, вряд ли бы кто-то обратил внимание. Однако чего было в избытке в те времена — это боли и голода, рано или поздно доканывающих даже самого смирного мирянина. А ведь сожженный дом старосты подрывает дисциплину; труп мытаря — расхолаживает чернь; смерть солдат — аукается запрятанными в подвалах доспехами и оружием, ну а смерть аристократа — порождает вооруженный бунт. И если во главе станет одаренный, гореть начнут уже феодальные поместья.

Ну а когда разведка крупных аристократов, уже порядком раздраженная недобором податей от вассалов и паническими докладами, обратила внимание, что иные купеческие приказчики ведут сознательный поиск «детей с даром» среди деревенских юнцов, чтобы Сила служила толстым кошелькам, а не кошельки были запасом быстроизвлекаемых денег для Силы…

Словом, такое положение дел не могло понравиться истинным владетелям земли и дара. Так появилась Инквизиция, созданная высшим духовенством, традиционно происходящим из тех же высших аристократов.

Новая организация встала во весь рост на нерушимом фундаменте логики, вещаемой народу: ведь если Сила настоящих феодалов от Него, то любому совершенно ясно, откуда Силу получают все остальные. А значит долг настоящего католика — указать на людей «странных» и «отличающихся», проявляющих «таланты» или «особенности». Ну а если есть сомнения — всегда можно отправить человека на костер, где Сила «преисподней» непременно постарается защитить своего владельца. А за ошибочного община не станет платить штраф, чему можно радоваться (заодно употребив его имущество по собственному разумению).

Только вот на подобных аутодафе выходило по-всякому: бывало, и сгорит одержимый под шумное ликование толпы, тщательно контролируемый одаренным из духовенства. А бывало — снесет ко всем демонам и палачей, и жадную до потехи темную толпу. Сила в крови бывала всякая.

Если простых людей инквизиторам было не особо и жаль (не их данники), то своих представителей — особенно благородных, способных вести поиски и удерживать «нечистое», недосчитываться было крайне болезненно. И пусть земли неудачников епископат отпишет себе, но служить-то далее кому? Не сильно и много было желающих подвергать себя угрозе даже за золото крупных феодалов, а истовые фанатики закончились первыми.

Так родились первые блокираторы. Неведомо как и кем изобретенные — нечто, завернутое от чужого взгляда в холщовые мешки, для народа названное «мощами святых», по аналогии с реально существующими реликвиями веры. И пошли по свету люди в черных балахонах с сотнями — если не тысячами — «перстами» и «десницами», вершить огненную казнь над собственными — порою — племянниками, а иногда и детьми.

Кровавая вакханалия завершилась логично и просто — вырезав вместе с «проблемными» детьми поросль вообще всех одаренных и немалую толику просто умных и талантливых, вместе с кузнецами, учеными, книжниками, лозоходцами, мельниками и иным людом, традиционно приписанным к нечистому, Европа ослабла и пала под копыта монголо-татарского нашествия, спокойно добравшегося до большой воды на западе, не заметив более-менее значительного сопротивления и народного неприятия. Инквизиция новым хозяевам была ни к чему, как и сильное духовенство — вместо них продвинули людей из народа, накрепко затвердив исключить любые проповеди об «избранности свыше», потому как в ставке хана на это другая точка зрения. Вот выживших феодалов оставили на тронах — местным было проще собирать налоги и переправлять серебро на восток, в качестве «пряника» и взятки отдав им все орденские и храмовые земли. Собственно, после этого католичество столетиями возвращалось к прежней структуре — там, где уже не было денег, а значит и власти, амбициозным одаренным делать было нечего. Да и высшая аристократия как-то не стремилась исповедоваться вчерашнему пахарю, оставив веру народу — заодно и переписи населения велись, чтобы знать, с какого подворья какой налог.

Блокираторы новые хозяева постановили уничтожать по нахождению, имеющиеся же — изъяли и забрали с собой, вместе с караванами добычи из высоких каменных замков, считавшихся неприступными, но взятых измором.

Потом дела на востоке завертелись куда стремительнее и интереснее, и отдаленные, уже разграбленные провинции завоевателям стали не очень-то интересны. Европа, облегченно вздохнув, продолжила резать друг друга — теперь уже будучи свободной от варварской власти и диктата. Но делала это, наученная горьким опытом, гораздо куртуазней, с гордостью объявив о введении «правил войны».

А блокираторы в мире так и остались, пусть уже не увеличиваясь числом. Создателей, по всей видимости, вырезали — то ли свои, то ли захватчики… Но и сделанных хватало, чтобы налет разбойной шайки на благородный замок внезапно обернулся успехом и копьем в глотке вчерашнего «мастера». Тогда-то блокираторы уже официально объявили вне закона, показательно убивая любого, кто мог быть причастен к владению или видел, но не донес. Аристократы хотели жить — настолько сильно, что даже уняли свои аппетиты и перестали зажимать купечество и вольные города. Ведь всякий знает, что отличие между «разбойной шайкой» и «купеческими наемниками» — обычно исключительно в том, поймают или нет.

Некогда изделий было тысячи. Сейчас же владеть одним — означало оснастить первоклассный клановый полигон, способный варьировать интенсивность применяемой Силы, что весьма способствовало обучению новой поросли одаренных и обеспечивало стабильный поток просителей-аристократов, готовых немало платить за аренду. Владеть же иным количеством, более потребного на полигоны — значило нарушать закон или быть законом на своей собственной земле.

Но даже так — ни в одной стране мира не допускалось свободное владение блокиратором. Он обязан быть замурован под полигоном или лежать в клановом хранилище, пока не придет желание замуровать его под новым полигоном.

Для одаренных-преступников есть одаренные-полицейские; для одаренных-мятежников — одаренные-каратели, а благородную кровь потерявшего берега аристократа должна успокоить собственная родня, либо их придет и вырежет кто-то более могущественный или многочисленный. Впрочем, равные по силе могут перелаиваться вечно. Но ни в одном сценарии общественных взаимоотношений не было места блокиратору.

Кроме тех редких случаев, когда свидетелей не должно остаться. Или в самом скором времени должны умереть исполнители, так и не рассказав о заказчиках, вручивших им в руки запретный артефакт. В мире было немало «одноразовых людей», так сильно жаждущих умереть за клан, что иногда им это великодушно позволяли сделать.

Одним словом, никакие погоны и форма не могут оправдать применивших блокиратор. А мотивы именно этих «одноразовых» — раз они с Дейю все еще живы, а вокруг клубится явная отрава — прозрачны. Кому-то они нужны живыми, но в другом месте. Сожаления же по судьбам похитителей не было ни малейшего.

Работа блокиратора никак не ощущается простыми людьми. Для одаренных же чувство от активации похоже на первые секунды после выхода из воды — отступает приятная легкость и свобода движения, на коже появляется ощущение капелек воды, сдуваемых резким ветром, и становится зябко. Но совсем скоро никаких чувств более не останется — равно как и доступа к Силе. Тогда-то первой волной подступит паника, вместе с ощущением беспомощности и слабости. Панические попытки дозваться до Силы Крови провалятся — для этого тоже нужна толика Силы, которой нет. Нет ее и для обращения к артефактам — работают только те из них, которые не надо включать. Например, как защитный браслет на руке Инки, белые полосы индикатора на котором стремительно желтели, отражая, что времени осталось совсем мало.

Но Инка успеет. Не драться, вовсе нет — что такое две девушки килограмм по пятьдесят против мужчин в два раза тяжелее. Мало какое карате поможет при такой весовой категории — да и не учили ее оставлять врага живым, а все современные боевые искусства именно про это. И даже не бежать — в выломанный дверной проем мимо напружиненных и настороженных людей в форме не прорваться, а за спиной — комната с закрытым окном и десятый этаж.

Она успеет позвать. Не голосом — хоть блокиратор и не в силах заблокировать мышцы горла, равно как способность мыслить, двигаться и дышать.

Аймара позовет тем самым способом, из-за которого в детстве вокруг ее кроватки собирались в горку камни, чтобы юной принцессе было проще спуститься вниз; благодаря которому отступил обратно в чащобу побитый речным окатышем голодный ягуар, выследивший одиноко гулявшую девушку. И благодаря которому сдохнут эти двое.

За те мгновения, что отделяют бездну размышлений от реальности, с виду мало что изменилось. Прямоугольник прихожей в три на пять метров по-прежнему освещался светом лампы дневного света; бледно смотрелись обои с ненавязчивым бежевым орнаментом; сквозило холодом из подъезда сквозь проем выбитой двери. Но кое что, просто произнесенное вслух, меняло решительно все.

— Все чисто, Аймара. Вали их.

Препятствий более не было, как и нарушения клятвы, сковывающей разум и дух.

— Хорошо, — коротко кивнула Инка, со всей силой и предвкушением потянувшись с призывом к небесам, закрытым бетонными плитами.

Главное, что оно там было — удивительно живое для большого города, разное в каждой его точке: ненастное и чистое, всех оттенков закатного цвета, представшее перед ее глазами в воспоминаниях о сегодняшнем и прошедшем днях. И неподвластное никаким блокираторам мира.

Отражая истовый порыв души, распахнулись в сторону руки, а из горла во все дыхание лёгких вырвалась чистая и высокая нота…

— Заткнись, — мотнул голову удар, и Инка упала на пол, схватившись ладонью за левую щеку.

Рядом упрямо и напряженно смотрела на нее Дейю, пытаясь найти какой-то ответ в отрешенном и усталом взгляде.

Родные Анды, все же, слишком далеко… А небо — совсем чужое….

— Проводка ни к черту, — цокнул главный, глядя, как из розетки в стене и цоколя люстры с шипением защелкали электрические разряды.

Но это Небо тоже может слышать.

Инка резко перехватила дернувшуюся было Дейю, замыслившую воткнуть тайком вынутую заколку в ботинок ближнего к ней злодея. Затем и вовсе сильным движением Тинтайа прижала ее к себе, спасая в объятии.

Потому что в следующую секунду стены прихожей буквально взорвались мелкими и крупными обломками, нашпиговывая всех, кому не посчастливилось быть выше лежавшей Инки.

Камни — гранит и щебень, вложенный в создание перекрытий, некогда тоже бывшие частью гор, хлестнули по врагу, ломая кости и пробивая одежду, снося в сторону и погребая под массой бетонных обломков. Воздух наполнился бетонной пылью и гарью сгоревшей проводки, но не было атмосферы приятнее и свободнее для тех, кто десятком секунд ранее не распоряжался своей судьбой.

Откинув от себя Дейю, Инка энергично метнулась к явно живому, но точно оглушенному главному бандиту и принялась уверенно обшаривать его карманы. А когда под ладонь лег небольшой холщовый мешочек, завязанный бечевой, и Сила вновь хлынула со всех сторон, с довольством констатировала:

— Пожалуй, на этом мои дела в этой стране завершены.

Блокиратор был немедленно запрятан поближе к телу.

Рядом слегка шокировано озиралась Дейю, все еще не спеша вставать в окружающем бедламе, в который превратилась вполне ухоженная прихожая — никаких внутренних стен более не было, разве что их огрызки по потолку и небольшой участок в полметра над полом. Зато света стало определенно больше — он шел от окон в комнатах.

— Одевайся, уходим, — холодно сказала Инка китаянке и заспешила в свою комнату.

Следовало упаковать золото, маску, ценные вещи и продолжить «спасать себя» от похищения в каком-нибудь другом месте.

Го, вместо этого, отчего-то метнулась на кухню и принялась поджигать кухонное полотенце на газовой плите. Вот же сумасшедшая — отметила было Инка. Но потом, когда разгоревшаяся ткань была тут же потушена перед выбитым проемом, оставив после себя гадкий жженый аромат, а китаянка ринулась стучать в двери соседей и звонить им, крича на русском «pojar!», который и переводить было не надо, то Аймара даже с уважением покачала головой. Пожалуй, в общем потоке бегства их исчезновение будет не так заметно — вряд ли эти два идиота тут одни, должен быть и наблюдатель, который изымет девушек, артефакт и позаботится о том, чтобы исполнители никому ничего не рассказали.

Китаянка же, украдкой оглядевшись через перила, ринулась на нижние этажи — обзванивать и пугать.

Тем не менее, минут через семь — когда и сама Инка была готова — Дейю стояла рядом с ней полностью одетая. И даже согласилась понести одну из плотно набитых Аймара сумок — со всем натрофеенным в этом негостеприимном крае.

— Уходим через крышу? — Деловито уточнила Инка, глянув на лестницу, соединяющую этажи.

— Смысла нет, — резко вздыхая воздух через нос, напряженно размышляла Дейю. — Все подъезды выходят на одну сторону. Легко заметить.

— А если с людьми?

— У нас их блокиратор. — Как маленькой, произнесла ей Го. — Они убьют всех, если почуют провал. Дом обрушат, чтобы до него добраться!

— Но зачем тогда кричать про пожар и стрельбу… — С легким недоумением спросила Аймара.

— Чтобы вызвали пожарных и полицию, — закатила глаза Дейю и нервно притопнула. — Нужно, чтобы они побоялись огласки и ушли сами.

— В общем, сидим тут, пока не услышим сирены.

— Или пока не снесут дом. — Неестественно хохотнула Дейю, выглядывая в коридор.

Мимо них в вызванный лифт проследовали озабоченно выглядящие соседи по этажу — милые люди даже дверь придержали, надеясь, что они зайдут вместе с ними.

По легенде Дейю, пожар был на балконе кого-то сверху, и двух девушек не за что было винить — равно как и прорываться к ним в квартиру с ведром воды наперевес. Бандитов хоть и оттащили в комнату, но вопросы по состоянию стен определенно бы появились. А еще сверху, по словам Го, стреляли, и был слышен женский крик (крик-то уж слышали все) — так что владельцы проводных телефонов обязаны были вызвать и настоящих полицейских. Потому что сотовые все еще не работали.

— А если через крышу и в дальнем подъезде через окно второго этажа во двор? — Предложила Инка, которую откровенно корежила мысль о том, чтобы просто стоять и дожидаться, пока их тут похоронят, когда враги осознают поражение.

Потому что Дейю определенно права — чтобы скрыть нападение с блокиратором, неизвестный противник может запросто обрушить все здание. Тяжесть этого преступления все равно будет меньше. А принимать поединок под завалом — было делом куда более сложным, чем имея маневр и ровную землю под ногами. В своих Силах Инка не сомневалась, равно как в способности победить врага лицом к лицу.

Ну или сбежать, не подвергая смерти посторонних — на это уж ее ранга точно хватит.

— Надо же, толковая, — в ответ на предложение, оценивающе посмотрела на нее Дейю и первой понеслась по лестнице вверх.

Бетонные ступени быстро кончились, сменившись металлическими. Потом был квадратный стальной люк и место, наполненное гулом электрического лифта, еще один подъем и покосившаяся дверка, держащаяся скорее не на петлях, а на амбарном замке — его Дейю вышибла, не заметив, тут же оказавшись на черной плоскости крыши, продуваемой всеми ветрами. Пригнувшись, они пробежали до первого по счету подъезда, ударом освободили проем очередной двери и проделали короткий путь на лифте до нужного этажа, уже откровенно мандражируя напороться на лестнице на кого-то еще.

— Otkroite, polcia! — Вдавила Дейю звонок нужной квартиры, чьи окна смотрели во двор, и уверенно продемонстрировала в дверной глазок красненькое удостоверение, явно прихваченное у бандита.

Власть, по всей видимости, тут уважали — дверь открыли почти сразу, как в глазке мигнул свет от включенной люстры.

— А в чем, собственно… — Хотел было поинтересоваться лысоватый мужчина в майке, но так и замер от вида невысокой китаянки.

— Вперед, — скомандовала Го, отодвигая растерявшегося владельца и уверенно проходя внутрь помещения однокомнатной квартиры, тут же юркнув в сторону кухни, откуда тянуло запахом сигарет и свежестью открытого балкона.

— Вы что себе позволяете! — Возмущался голос хозяина, но Дейю продемонстрировала молнию в руке, и тот отчего-то юркнул в туалет, немедленно закрывшись.

Инка, загородившись белой кружевной занавеской, опасливо посмотрела во двор. С виду — вообще никого. Через двадцать метров возвышался параллельно такой же дом, а пространство между ними было отведено под небольшой парк с невысокими деревцами и кустарником, вытоптанными тропинками и несколькими пустующими по холодному времени скамейками. Слева виделась дорога в соседний двор, тупиковый участок которой был плотно заставлен машинами — непонятно даже, как будут разъезжаться. Но и в самом деле, казалось, ни души. Да и высота плевая — второй этаж, метров пять.

Го, по всей видимости, пришла к тем же выводам.

— Выпрыгивай, — поставив табурет перед распахнутым балконным окном, произнесла Дейю. — Куда с вещами! — Тут же остановила она Аймара, намеревавшуюся перелезть с сумкой в руках. — Скидывай за окно!

— Но они сломаются! — Возмутилась Инка, по-хозяйски прижав самое дорогое к груди.

— А иначе сломаешься ты! — зашипела на нее китаянка. — Силу не вздумай использовать! Почуют!

— Ладно. — Признала Аймара правоту и прицелилась было выкинуть груз меж кустов.

Но тут же остановилась, расстегнула сумку, достала из нее бережно положенную сверху и обмотанную в новые кофточки золотую маску и только после этого равнодушно скинула оставшуюся поклажу вниз.

Маска же оказалась на лице Инки, как на самом надежном для хранения месте.

— Вторую сумку тебе в руки скину! Ну же, быстрее! — Поторапливала Дейю, нервно оглядываясь по сторонам и назад.

Аймара ловко перелезла через перегородку, оперлась подошвами о стык в бетонном блоке и прыгнула вперед, уже через мгновение коснувшись ногами и руками земли. Падение вышло удачным — все целое, да и земля мягкая, не успела еще промерзнуть. Мигом выпрямившись, Инка отошла со своего места и повернулась к дому.

— Прыгай! — Произнесла она в пустоту.

Потому что даже балконные окна второго этажа были закрыты. Дейю не было.

— Коза. — Безэмоционально выдала Инка, немедленно поднимая щиты.

А мгновением позже, такое ощущение, на плечи навалилась тяжесть всей громады дома, тень которого накрывала внутренний двор. Прижала вовсе не метафизически — ноги девушки, обутые в сапожки на коротком каблуке, стали погружаться в землю, а каждый шаг вперед давался с огромным трудом.

Но Инка продолжала идти — просто потому, что с ее нынешнего места она не видела врага. Много Сил было в ее руках, много накопленного — и усовершенствованного! — знания она могла применить. Но знать бы, где скрывалась та сволочь, что — казалось — бросила на нее тяжесть всего мира и ушла. Как бороться с невидимкой?!

Рядом с кожей все еще был блокиратор — но противная суть артефакта в первую очередь уничтожила бы защитный конструкт самой Тинтайа, а ежели противник был далеко вне действия блокировки, то ее просто раздавит в пыль.

— Где ты?! — Прорычала девушка, двигаясь дальше и пошатываясь от усилия.

Но даже ветер молчал, не шевеля желтой осенней листвой. Никакого движения и звука, и только ощущение близкой границы собственных сил — которая отчего-то ассоциировалась с границей света и косой тени, падающей от дома.

— Трус! — Выдавила из себя Аймара, продолжая упорно шагать.

И все-таки вышагнула в заходящий свет солнца, немедленно ощутив невероятное облегчение от пропавшего с плеч груза. Невольно покачнувшись, Инка упала на колени, оперевшись руками перед собой и внимательно оглядывалась по сторонам, тщась заметить врага. Пока какое-то движение не тронуло взгляд на периферии зрения, моментально заставив дернуть головой. Только вот обычно так бывает, когда кто-то мелькнет слева или справа. Пусть даже сверху. Но движение почудилось прямо перед ней.

С каким-то равнодушием, под которым до поры прятался самый настоящий ужас, Инка смотрела, как тени от собственных ее рук неторопливо протянулись к тому месту, где у девушки было горло. Только в отличии от собственной тени — эфемерной и невещественной, прикосновение и боль от сжавших шею ладоней Тинатайа почувствовала самые настоящие.

Никакой щит не спасал. Резкий бросок в сторону завершился тем, что от боли в шее потемнело в глазах, а сама она захрипела, не имея возможности вздохнуть. Руки — настоящие руки — царапали собственную шею в надежде отцепить руки призрачные, но никак не могли уцепиться за тень — за то, чего быть не могло, но оно было и убивало Аймара… Уже в отчаянии Инка попыталась слепо нанести по двору удары молниями и всполохами силы, но после первой же попытки боль в шее стала таковой, что на мгновение потерялось сознание.

И Аймара притаилась. Ведь врагу все равно придется подойти, чтобы забрать пленницу — а Инка сможет притворится беспамятной и ударить. Пусть даже оковы резко охватили не только шею, но и руки, ноги, торс. Пусть неведомая сила прижала лоб и закрыла глаза — Аймара упрямые и не забывают обидчиков.

Шаги неизвестного соперника послышались метров за шесть, не более — тот явно умел ходить тихо. Он приближался от края дома, от той самой парковки — и вполне может быть, все это время смотрел на нее через тонированные стекла авто. Что же мешало подстраховаться и не пожалеть чужое железо… Бережливость, быть может…

— Артефакт, — произнес низкий мужской голос, в котором, казалось, не было ни малейшей эмоции.

Даже удовлетворения от исполненной миссии и победы.

Инка попыталась открыть глаза, но не преуспела. Разве что сверкали белые вспышки в глазах, когда чужая сила нажимала на веки слишком сильно.

«Артефакт!» — порадовалась Аймара.

Раз этот смертник стоит рядом, и верит в его всесильность — пусть так!

И девушка, ощутив свободу от оков в левой руке, осторожно потянулась к мешочку с артефактом. Уже, казалось, притронулась и была готова направить в него Силу, когда в лоб уперся холод металла, и прозвучал характерный звук взводимого курка пистолета.

Тем не менее, Силу в блокиратор она все-таки пустила. Просто, чтобы на секунду обрести власть над своим телом, открыть глаза и запечатлеть в памяти врага.

Враг был невзрачен. Гигант ростом и размахом плеч — но словно больной и стремительно исхудавший. Или же некогда спортсмен, подавшийся всем порокам мира, но теперь пытающийся вернуть прежнюю форму. Он был неприятен в своем переходном процессе, но в стальном взгляде была смертельная опасность и равнодушие к чужой судьбе. Все это было запаковано в черное пальто, в вороте которого проглядывались деловой костюм с рубашкой.

Похититель что-то произнес на русском и передвинул ствол пистолета к правому уху Инки, вдавив в него. Мигом почуяв намерение, Аймара немедленно передала артефакт в чужие руки.

Тот не стал его отключать — отправил себе в карман, а Инку вздернул за шиворот, поставив на ноги и подтолкнув вперед, в сторону машин. На попытку замешкаться тут же болезненно отозвалось болью плечо, в которое без затей ударили рукоятью пистолета, добавив еще и в поясницу.

Аймара побрела вперед, пусть и неспешно. Как можно торопиться, когда собираешься уронить дом на врага? Брела, понукаемая болезненными тычками, и Звала.

Только отозвалось не небо, а словно сама судьба. На парковку, дальняя часть которой теперь была видна куда лучше, въехала дорогая представительская машина. С водительского сиденья выпрыгнул мужчина при галстуке и галантно открыл правую заднюю пассажирскую дверь, выпуская девушку, в которой Аймара без труда и как-то меланхолично отметила Нику, отчего-то сменившую цвет волос на черный и сделав каре. Водитель тут же завозился у багажника, и Ника тоже отступила за кузов, скрывшись из виду.

«Странно… А ее она перекрасила в рыжий… Будто поменялись цветом…»

От догадки, возникшей из ниоткуда, Аймара даже приостановилась на мгновение, вновь получив болезненный и обидный удар.

«Какой же он подлец». — Метнулась в голове мысль, а ярость захлестнула с головой, ломая все призывы. — «Это же все подстроено! Эта скотина и сволочь специально подставил меня под удар!»

Подлецом, скотиной и сволочью на женском диалекте Анд традиционно назывался некий Самойлов Максим.

Конвоир Инки, впрочем, на подъехавшую машину не обратил никакого внимания, продолжая вести Инку к тонированному джипу, стоящему у края дома.

«А этот говорил со мной на-русском» — Как подтверждение своим мыслям, раскочегаривала свою ненависть Аймара. — «Он считает меня Никой! Да еще эта маска! Маска — маска тоже специально!!! Максим знал, что я ее надену, знал, что от нее не откажусь! Бандит не видит мое лицо, иначе бы сразу уловил подмену!»

Те два идиота были не в счет — они вообще вряд ли заметили что-то, кроме рыжих волос. Да и в тумане от отравы им было не до этого…

Между тем, откланявшись, водитель привезшей Нику машины с довольным видом сел за руль и отъехал, оставив пассажирку стоять с синим пластиковым ведёрком, прикрытым сверху тряпкой, в руках. Еремееву все еще загораживали несколько машин. Она была одета неброско, сменила прическу и ныне была брюнеткой. Но все это могла видеть только Аймара.

«Они хотели похитить ее, но по ошибке схватили меня. Хотя она стоит совсем рядом! Просто руку протяни и скажи!»

В этот момент Тинтайо столкнулась взглядами с Никой, и та ощутимо дрогнула. Быть может — дрогнула еще и потому, что оказалась в зоне действия блокиратора. А значит — теперь тоже была бессильна атаковать и обороняться.

«Ну же! Это не твоя война, не твоя беда, не твое дело!»

Девушка шла к машине и смотрела на Нику. И Ника тоже смотрела на нее — на рыжую Аймара, которую, понукая прижатым к пояснице пистолетом, вел мерзавец.

Совсем близко ревели сирены пожарной машины и полиции — на той стороне дороги, куда наверняка выскочила ловкая Дейю, не желавшая умирать на чужой войне.

И Аймара тоже не должна. Всего-то поднять руку. Крикнуть. Или сказать тихо, на английском — этот человек наверняка его знает. Произнести свое имя — и все ее беды, вполне возможно, кончатся вовсе. Ведь враги Максима — ее друзья. Задумчивость обернулась замедлением шага, и в спину вновь последовал сильный удар.

Вернее, не друзья. Но у нее нет и никогда не было друзей.

До двери машины оставалось всего несколько шагов. Еще немного, и будет поздно. Будет боль, страх и судьба, предназначенные не ей, а этой дурехе, что стоит и продолжает смотреть на нее широко распахнутыми глазами.

Даже не бежит, а значит ее совсем не придется ловить.

Просто показать рукой.

Это ведь так легко.

* * *

Среди хребтов Анд много воистину диких и пустынных мест, куда не ступала нога человека. Есть и с десяток иных — куда человека не пустят вовсе.

Но только одно, в сосредоточии Силы гор, будет закрыто даже не человеческой волей, а чем-то более древним, название которому мудрые Аймара не стали придумывать. Потому что осознание непонимания и непостижимости того, что следовало с ними все существование их рода, и было отражением истинного уважения. Хоть и в иные часы было откровенно страшно.

На дне глубокого каменного колодца, попасть в который можно разве что спрыгнув с высоты сотни метров, в самом его центре, ярко освещенном зенитным солнцем, сидел мужчина в украшениях и вышитой алым белой накидке. Он мог бы и стоять все это время на ногах, отдавая уважения Колодцу душ, но этому месту не нужны были почести. Оно существовало вместе с Аймара, было углублено и расширено силами Аймара, но никак не изменило своих свойств.

И как было сотни и тысячи лет назад с его предками, вокруг мужчины медленно кружились в воздухе крупные камни и каменные осколки, сброшенные ветром и дрожью земли на самое дно. Только в последние дни в них более не было спокойствия и умиротворения, привычного главе клана.

Ныне они сталкивались в воздухе между собой, выдавая тоскливый и протяжный скрип, будто жалуясь и скуля — словно верный слепой пес, который перестал ощущать запах хозяина в пустой квартире.

И звук этого стона болезненно отражался в сердце сидящего среди них человека, тоскующего по своей дочке столь же сильно. Перед его закрытыми глазами стоял светлый образ вечно непоседливой девчонки, слишком быстро выросшей и возомнившей себя достаточно самостоятельной, чтобы жить, где и сколько пожелает. Она была достаточно сильна, чтобы постоять за себя, и ей благоволили Духи Неба, что рождались на дне этого колодца, так что отец не видел причин ей отказывать. Когда-то он и сам желал посмотреть мир и искал ответы вне гор. Только все Аймара возвращались. Вернется и она. Обязательно вернется — сжались его ладони в кулаки.

Неожиданно камни замерли, а потом и вовсе рухнули на землю, поднимая столп мелкой пыли.

А Аймара Катари, что сидел среди них, раскрыл глаза.

— Нашлась. — выдохнул он.

Но в тоне его не было радости и облегчения. Только гнев, ожесточение и жажда видеть города в огне.

Глава 24

У небольшой записной книжки с кожаной обложкой было свое место на большом столе — возле самого края слева, рядом с серым кнопочным телефоном. Совсем редко эту книжку брали в руки, ориентируясь больше по памяти с номерами телефонов и датами различных событий. Даже пыль образовалась.

Я взял книжку в руки и протер обложку. Повертел, взвешивая, да так и вернул на место, не открыв.

Желтоватый свет ламп над головой освещал просторный рабочий кабинет — вернее, его заготовку, представленную некогда дизайнером и воплощенную строителями в жизнь. Два застекленных шкафа слева, в которых не было ни одного листка бумаги. Массивный стол, отделяющий начальника от просителя тяжелой и длинной столешницей, украшенный пеналом с писчими принадлежностями и ноутбуком, ныне закрытым и выключенным. Белого цвета покраска на стенах и немаркий темный паркет на полу. Моего тут было, наверное, только та самая записная книжка, да лично принесенные из других кабинетов и расставленные перед столом четверо кресел. Дизайнер отчего-то посчитал, что перед этим столом полагается только стоять.

За панорамными окнами был уже вечер — по-осеннему пасмурный и не дающий света. Воскресенье, почти восемнадцать — как показывали стрелки ежесекундно отщелкивающих на стене часов. Раздражающий звук в пустом кабинете, который мне никогда не нравился. Примиряло с ним то, что сюда можно было не приходить, работая где-то еще. А еще всю обстановку можно было потом снести, стирая и эту часть воспоминаний о событиях, которые тяжело будет назвать светлыми.

Где-то сорок минут назад нервничающий и не находящий себе места Димка доложил, что машины сопровождения, отправленные за Никой, умудрились синхронно попасть в ДТП и потеряли из виду ее такси. Две машины — специально, чтобы подменять друг друга и не примелькаться, иногда обгоняя и сопровождая цель по параллельным улицам. Но в Москве достаточно поворотов, которые можно пересечь только одним возможным способом. Равно как хватает и людей, которые считают моргающий желтый — поводом прибавить скорость. Нелепая случайность.

Двадцать минут назад позвонила Го Дейю, заплетающимся от переживания голосом вещая о большой беде, приключившейся с Аймара. А через пять минут мой номер набрал Шуйский Артем и сообщил, что с Инкой все в порядке. И с Го Дейю тоже все замечательно — она жива и цела. Но некие люди, прикрываясь красными удостоверениями с грозными печатями, забрали для дознания мою Нику, предварительно ее оглушив, и он просто не успел ничего сделать. Говорил это княжич потерянным тоном, словно в том, что он не успел доехать была его вина, и все сложилось бы иначе, прибудь он туда раньше. Наверное, сложилось бы. Равно, как если бы я отправил туда своих людей для подстраховки — но этого не сделал. Или позволил бы Федору надарить девушкам украшений, достаточно могущественных, чтобы в одиночку дождаться любой помощи — даже самой запоздалой.

Сейчас друзья приедут в этот дом, поднимутся на этот этаж и, заняв кресла передо мной, быть может, зададут этот вопрос — почему же так вышло? Я бы хотел, чтобы задали. Но, вероятнее всего, промолчат.

Несмотря на нелюбовь к обстановке, была она все же достаточно добротной, чтобы шаги из коридора не проникали за плотную дверь кабинета. Одним словом, створка открылась внезапно, впуская резко шагнувшего в помещение Артема, горящего энергией и жаждой действия. Был он в знакомой белой кофте, надетой явно наспех поверх синей рубашки и брюк, а взъерошенная прическа виделась слегка приглаженной массивной пятерней.

Вслед за ним в комнату степенно вошла Аймара Инка — в расстегнутом плаще поверх платья, с золотой маской в левой руке. Сразу за ней зашел Федор в том самом наряде, в котором прибыл в столицу, растерянно оглядел кабинет и сразу выбрав себе кресло подальше от меня и в углу кабинета. Из коридора робко заглянула Го Дейю — в своей парадной одежде, с зонтиком в руках, она присела на краешек кресла возле двери. За ее спиной в коридоре виделась свита брата, самостоятельно и без подсказок закрывшая дверь с той стороны.

Аймара предпочла кресло прямо передо мной, положив нога на ногу и глядя прямо мне в глаза.

А вот Артем усидеть на кресле не мог, оттого сходу навалился на стол руками и требовательно надавил голосом:

— Почему ты запретил отправить человека к деду?

Была такая просьба, высказанная вместе с приглашением ко мне в башню. Хотя друг, судя по голосу в телефоне, немедленно ожидал меня увидеть на месте происшествия.

— Они празднуют. Зачем им портить праздник? — Был я спокоен.

— Какой, к демонам, праздник! — Взвился его голос от ярости. — Нику похитили! А если ее уже убили?! Почему ты сидишь здесь, ничего не делаешь и не даешь ничего делать мне?!

— Потому что все вы можете только навредить. — Указал я ему на свободное кресло рядом с Инкой. — Прошу, дай мне пару минут.

Артем неодобрительно качнул головой, но успокоился и место занял. Хоть и демонстративно сложил руки на груди.

— Как это было? — обратился я к Аймара.

— Ты хотел меня подставить, но вместо меня похитили твою невесту. — Холодно ответила Инка.

Шуйский недоуменно посмотрел на соседку, а затем на меня.

— Нужны детали. — Не стал я отговариваться, чем еще сильнее изумил Артема. — Как выглядел похититель?

— Ну, у него было синее ведро на голове, клубника россыпью на плечах и отбитые яйца. — Меланхолично произнесла Инка.

— Большой, высокий, нескладный?

— Да. У меня есть его фото. — Добавил, хмурясь, Артем.

— Отлично, — с благодарностью кивнул я ему. — Дашь потом одну карточку?

— Уже отправил тебе на почту.

— К слову, зачем твои люди следили за домом? — Уточнил я.

— У нас с Аймара выгодный контракт. А я всегда слежу за безопасностью контрагентов. — Был он мрачен. — Но мои люди не могли ничего сделать с одаренным такого ранга, поэтому дали сигнал и только наблюдали, — извиняющимся тоном обратился он к Инке.

Та отмолчалась, продолжая сверлить меня взглядом.

— Как так получилось, что ты сбежала, а Нику забрали? — Продолжил я.

— Это претензия? — Вопросительно подняла она брови. — Тебе неприятно, что я все-таки осталась на свободе?

— Всего лишь еще одно уточнение. Детали. — Примирительно улыбнулся я и поднял ладони.

— Меня вели к машине, угрожая пистолетом. Работал блокиратор. В этот момент к парковке подъехала Ника, и твоя взбалмошная невеста не нашла ничего лучше, чем отлупить похитителя ведром с клубникой. Но у похитителя нашлись сообщники. Я смогла сбежать. Ника посчитала, что люди в форме ее выслушают и схватят мерзавца. Вместо этого, ее оглушили и затащили в машину. Прибежавшая на крики полиция, увидев удостоверение похитителя, ушла сама.

— Твою маску не трогали?

— Нет.

— Жаль, — со вздохом протянул я. — Иногда, сомневаясь в личности, противник снимает маску с лица особы, показавшейся ему подозрительной. А некоторые артефакты настроены так, что этого категорически не стоит делать.

— То есть, мне надо было остаться на месте?!

— Если бы кто-то решил лишить тебя маски, он бы умер. — Пожал я плечами. — Ты получила бы блокиратор, отключила его и спокойно дождалась подмоги со своим рангом.

Аймара, судя по виду, со скрипом представляла себе такой исход.

— Всего-то надо было оставаться собой, — добавил я.

— Кем?!

— Надменной и заносчивой особой, подвешивающей менеджеров за ноги к вентилятору, чтобы получить ответы. Для которой ничего не стоит указать на Нику, чтобы схватили вас обоих и сняли с тебя маску, дабы окончательно разобраться, кто из вас Ника, а кто светлейшая Аймара за две тонны золота и вечную благодарность.

Была и такая ветка в вероятностях событий…

— Да как ты посмел!..

— Успокойтесь, — Примирительно произнес Артем.

— Я не для этого делал маску, — донеслось хмурым голосом Федора.

— Может, и так. — Пожал я плечами, но не рискнул посмотреть на брата. — Наверное, оттого она и не сработала.

— Максим, Нику похитили. — Чуть подняв голос, вновь произнес Артем. — Очнись уже! К демонам все твои планы!

Как будто они уже не там.

— Таким образом, — бодро, словно подытоживая, сказал я. — Мы не можем просить помощи ни у кого у тех, кто эту помощь может действительно оказать.

— Объяснись.

— Потому что если они надавят через свои каналы, — поднял я на друга взгляд, полный боли. — Нику просто убьют, а тело сотрут в порошок и развеют на водой.

— Некоторые угрозы невозможно игнорировать. Я знаю случаи, когда пленников возвращали целыми и здоровыми.

— В тех случаях не было блокиратора.

— И что ты предлагаешь? Не вести расследование? Ждать условий выкупа?!

— Я и без того знаю виновника.

— Тогда почему ты сидишь на месте? — С угрозой в голосе произнес Артем.

— Потому что для начала есть одно очень важное дело, которое непременно надо совершить. — пожал я плечами, и потянулся за записной книжкой.

Которая все же дождалась своего времени, чтобы быть открытой.

— Мы будем звонить тем людям, которые не могут или не захотят нам помочь.

— Я перестаю тебя понимать, — с толикой отчаяния произнес друг.

С еле слышным треском кожи распахнулась книжка, шелестом под пальцами отозвались чуть желтоватые страницы.

— Мой отец учил меня, что до того, как лезть драку, все должны знать — почему она происходит, — слегка улыбнувшись, грустным голосом пояснил я ему.

После чего выбрал первый же телефон в списке из многих десятков, написанных убористым почерком, и набрал указанные там цифры.

— Резиденция Абашевых? Мне бы Владимира Васильевича к телефону, это Самойлов Максим… Нет на месте? Тогда прошу передать его сиятельству, что я звонил. У меня горе, похитили мою невесту — Еремееву Нику, и я буду благодарен за любые сведения… Спасибо.

— … Михаил Иванович? Это некто Самойлов Максим, мы виделись с вами на оружейном форуме… У меня беда, Михаил Иванович…

— … передайте секретарю, что я буду весьма признателен.

— … среди бела дня, мою невесту…

— ….Федор Константинович, на вас одна надежда…

— …Еремеева Ника, все верно. Передадите?

— …Уехали в отпуск? Быть может, есть возможность как-то связаться с его сиятельством? Мою девушку похитили, и я просто в отчаянии…

Звонок за звонком, страница за страницей — телефоны, имена, секретари, референты, князья и их порученцы. Все, до кого удавалось дозвониться и донести свою просьбу, прекрасно зная, что ничего кроме сочувствия разной доли искренности от них не дождаться.

— Зачем ты лезешь в долги? — Вклинился между звонков Артем. — Ты понимаешь, что сам факт просьбы — это долг?

— Я не предлагаю тебе их за меня платить, — размял я чуть затекшие пальцы и оглядел освоенный список.

Шестьдесят номеров и три страницы уже есть. Осталась еще одна.

— Тут есть кухня? — Поинтересовалась заскучавшая было Инка.

— По коридору до конца и налево. Федор, покажи пожалуйста.

Брат молча встал с кресла. Потянулась было за ними Дейю, но Инка с силой придержала ее за плечо.

— Ты ведь знал, что так выйдет, — произнес спокойно Артем, на которого накатило какое-то странное спокойствие. — И с Инкой, и с Никой. Все было спланировано.

— Теперь я могу ждать от тебя веры в благополучный исход? — Поинтересовался я, приподняв взгляд от записной книжки.

— Скажи, эти десять свадебных миллиардов — случайно не компенсация за жизнь родича? Если ты все-таки просчитался, и ее убьют.

— Значит, веры не дождусь, — оставалось только констатировать и вновь поднять трубку. — Приемная Щетинина Михаила Игнатьевича? А как бы с князем переговорить, это Самойлов Максим, и у меня большая беда…

Беда, которая никому из абонентов не нужна.

Тихонько приоткрылась дверь, впуская задумчивого Федора и Инку вслед за ним, держащую руку за спиной. Два шага, и скрытая до того тарелка с рисом в ее руке оказывается надетой на голову Дейю.

— Я обещала, — гордо ответила Аймара и вновь заняла свое место.

Го же, к удивлению моему, всего лишь робко улыбнулась и поправила тарелку на голове, как шляпку, игнорируя растекшиеся по волосам зерна.

Видимо, между ними тоже что-то произошло…

Между тем, телефонные номера закончились. Записная книжка вернулась на свое прежнее место, а я поднялся из-за стола.

— Ты куда? — Окликнул в спину Артем, когда я прошел мимо.

— Располагайтесь. В этой башне полно свободных комнат. — Положил я руку на дверь и окинул взглядом комнату, тщательно запоминая облик каждого из присутствующих.

— Я с тобой, — подкинулся с места Шуйский и упрямо двинулся вслед за мной.

— Тебе категорически не понравится. — Честно признался я.

— Возможно. Тогда я уйду. — Добавилось в его голос угрозы.

— А вы куда? — Всполошилась Инка, глядя на нас, разговаривающих на не понятном ей языке у дверей.

— Прогуляемся по вечерней Москве.

— Тебя там могут убить? — Деловым тоном уточнила девушка, глядя на меня.

— Нет.

Возможно, ответил слишком быстро, да еще мельком зацепив взглядом хмурого Федора.

— Тогда я с вами. — Обрадовалась Аймара. — Хочу быть рядом, когда клятвы спадут.

— Тоже пойду прогуляюсь. — встал с кресла брат.

— Федор, я тебя с собой не беру.

— Так я не с вами, я мимо, — пожал он плечами и вышел из комнаты даже раньше нас.

Осталось только вздохнуть и опустить плечи. Все равно этого не избежать.

— А я — высплюсь! — Радостно произнесла Дейю.

— Рекомендую взять ее с собой, — деловитым тоном произнесла Инка. — В отряде обязательно должен быть предатель, и лучше, когда сразу знаешь его имя.

Китаянка пригорюнилась и сняла-таки с головы миску с остатками риса.

Так получилось, что из здания мы все равно выходили полным составом, и не было никакой возможности кого-то оставить. А я так надеялся, что некоторые вопросы моего бездействия будут задеты, и мы все-таки разругаемся. Некоторые дела проще делать без свидетелей — хотя бы для того, чтобы эти свидетели не пострадали.

Кортеж из машин вышел приличный — одна на меня, еще одна для Федора и охраны, Артем же вместе с девушками поехал на своем автомобиле. Вопрос о конечном адресе так и не был задан.

Финишной точкой стала речная пристань Софийской набережной напротив громады подсвеченного по ночному времени Кремля.

— Куда дальше? — Оставив свою машину мигать аварийкой рядом с моей, подошел друг и покосился на княжеские высотки по ту сторону Москва-реки.

Его, вроде как, даже успокоило это расстояние. Вся власть и все проблемы мира были отделены от нас непреодолимым для пешего водным пространством, и это Артема абсолютно устраивало.

— Ждем. — покосился я на часы, а затем с улыбкой отметил торопливо подходящего к нам человека в желто-коричневой форме работника курьерской службы и подозвал его жестом.

Он, видимо, все-таки нашел возможность где-то запарковаться и спешил к нам пешком. Но пока все по графику.

— Бланки заполнены? — Поинтересовался я у него.

— Да, — коротко ответили мне, зябко поежившись под речным холодком и предложили открытый конверт, глядя вопросительно.

— Пару секунд. — Жестом ладони попросил я подождать и отошел в сторону, ближе к реке.

Курьер проявил тактичность и задержался. А вот от Артема, Федора и девушек дождаться этой тактичности можно было и не надеяться — пусть и ровно половину из них ведет не любопытство, а забота.

— Когда вас уже начнут убивать? — Проявила недовольство Аймара.

А затем притихла под грозное шиканье Артема.

Оставалось только головой покачать и сделать то, что планировалось. А именно — достать перстень с императорским гербом Рюриковичей из внутреннего кармана, надеть на палец и подать немного Силы.

Как тогда, в башне Панкратовых, над ладонью проявилось небольшое зеркальце с изображением хмурого цесаревича Дмитрия — его лицо, исполненное властных и рубленных черт.

— Ваше высочество, — смотрел я на него, повернувшись на всякий случай так, чтобы товарищей не было видно. — Прошу прощения, что отвлекаю. Мою невесту похитили. Мне нужно полчаса вашего терпения.

— У тебя семь минут, — коротко выдал он, скосив на секунду взгляд куда-то вниз и влево.

— Благодарю, — тут же снял я перстень, и облик успевшего удивиться принца исчез.

Жестом подозвал курьера и передал перстень ему с наставлением доставить немедленно. Адрес приемной цесаревича был уже вписан в документы.

И в образовавшейся тишине, нарушаемой только шелестом мимо проезжающих машин, вызвал из неброского, одноразового сотового телефона единственного абонента, имевшегося в памяти аппарата.

— У вас пять минут. — Сухо выдал я команду и отключился, уже привычно отщелкивая аккумулятор и отсоединяя сим-карту.

— Пять минут для чего? — Уточнил Артем, напряженно стоящий рядом.

— Чтобы постучать, — посмотрел я на возвышающуюся на том берегу Тайницкую башню Кремля.

Являющуюся вотчиной и родовой башней Черниговских князей.

— Ника там? — Поймав мой взгляд, Шуйский мрачно посмотрел туда же.

— Ее там нет. Но какая разница где она на землях Черниговских, если парадные ворота все равно тут?

Где-то на юго-западе гулко хлопнуло, отозвавшись в вышине высоким, нарастающим звуком.

А Артем, явно уловив знакомую тональность, тревожно дернул головой, поворачиваясь лицом к темному небу.

И девушки тоже стали напряженно вслушиваться в темноту.

— Помнишь, я говорил, что у меня на сортировочной стоят пару САУ? — Поспешил я пояснить.

— Только не говори мне… — Пересохшим горлом произнес Артем.

— Их там больше, чем две. — Продолжил я тем же тоном, уже совершенно неслышным в басовитом гуле подлетающих снарядов.

А небо вздрогнуло от вибрации и дрожи, когда боевая часть столкнулась с защитой Тайницкой башни, вызвав гул и на секунду проявившийся сине-черный щит, сплетенный словно из паутины.

— Все, постучался?! — Ярился Артем, глядя на целую и невредимую цель.

О происшедшем свидетельствовал только переполох на Кремлевской набережной, с прыснувшими на обочину автомашинами. Благо, поток по вечернему времени был невелик, и никаких последствий с виду не было — люди шустро старались покинуть место обстрела.

— И это все? — Фыркнула Инка, до того жавшаяся хоть и к нелюбимой, но безопасной Го.

— Теперь надо подождать, — охотно пояснил я.

— Чего ждать? Пока нас всех не заметут в застенки до выяснения? — С тоской произнес Артем.

— Пока распакуют особые ящики и в пристрелянные орудия загрузят особые снаряды.

Рядом ворохнулся до того апатичный Федор и с интересом посмотрел на целые стены.

— Максим… — Встрепенулся Шуйский.

— Такие, знаешь ли, очень интересные снаряды, на металле которых вытравлена целая вязь знаков почерком Федора.

И словно по команде, с завершением фразы в небе снова раздался мрачный гул отработавших орудий, а воздух наполнился низким и кровожадным боевым кличем жадного до разрушения металла.

На этот раз величие крепостной защиты возникло вновь — не стоит заблуждаться о возможностях вековых твердынь. Но и у нас было целых пять минут, а все защитники крепости были сейчас на юге страны — и на исходе двухсотого удара сердца выцветший синий не справился с очередным снарядом, и кирпичную кладку буквально разорвало изнутри, окрасив цветом пожаров и пройдясь над рекой гулом обваливающихся перекрытий.

— Нельзя, нельзя бомбить Кремль! — Бесновался рядом Артем, глядя, как последующие снаряды втаптывают былую башню Черниговских в пыль.

— Нельзя похищать мою невесту! — Был я столь же зол.

— Тебе никто этого не простит! Это в нарушение всех законов!

— Когда пришли за Никой, я должен о них помнить?! А когда придут за моим отцом и сестрами, написать заявление?! — Отвернулся я от разгромленной и все еще добиваемой меткими попаданиями твердыни и участка стен рядом с ней.

Шагнул к своей машине, но наткнулся на завороженно смотрящую на пожар Дейю.

— Я ведь достаточно далеко от вас стою, чтобы не считаться соучастницей? — Промямлила она, и была отодвинута мною в сторону.

Позади нее стояла Инка, испуганно переведшая взгляд с огня на меня.

— Если бы похитили тебя, эта башня сгорела бы ради тебя. — Взглянув на нее, нашел я силы на спокойствие.

— Максим, — остановил меня голос брата, заставив повернуться. — А здорово жахнуло, — был Федор совершенно доволен и уже не содержал того осуждения во взгляде.

Я благодарно кивнул и широкими шагами зашагал к своему авто.

Пять минут завершились, и в воздухе образовалась странная тишина. Которую, впрочем, через некоторое время разорвали проснувшиеся наконец-таки сигналы противовоздушной обороны, гулко и почти неслышно завывающие через звукоизоляцию автомобиля.

Пару раз по пути домой мою машину пытался подрезать Артем, чтобы остановить и добиться ответов на какие-то свои вопросы, но я был равнодушен к его маневрам, и ему самому приходилось уходить от столкновения. Вскоре он успокоился, заметив, что возвращаемся мы обратно к моей высотке.

Навстречу неслись кареты скорой помощи, машины пожарных и автомобили полиции, завывая сиренами. Некому было сказать им, что там уже нечего тушить.

В пути отзвонился Димка и дисциплинированно доложил, что никто из потревоженных сегодня князей не звонил и помощи не предлагал. Как и планировалось …

— Тут гости у нас, — озадаченно добавил он под конец.

— Кто именно?

— Княжич Борецкий, Павел Викторович. Я сказал, что вас нет, но он настоял, что дождется в машине, на улице. Заходить не пожелал.

— Принято, — недоуменно пожал я плечами и добавил скорости.

Возле моего здания действительно стоял бронированный лимузин с гербом Борецких вместе с еще одной машиной сопровождения, обе с работавшими на холостом ходу моторами.

Не самая лучшая ночь для визитов, а так же возможных разбирательств о моей роли в судьбе их семьи.

Но как оказалось, Пашка приехал не за этим. Вышагнув из задней двери лимузина, он заспешил к моей машине еще до того, как я остановился.

А как только я вышел навстречу, с силой обнял меня за плечи, отстранился и, глядя мне в глаза, произнес со всей серьезностью.

— Максим, я знаю, где ее держат.

Глава 25

Большие расстояния приносят с собой новые знания.

Например, Аймара Олланта, патриарх и старейшина клана Аймара, ранее не знал, что в Минске целых два аэропорта — Минск-1 и Минск-2. До той поры, когда Российская Империя не отказала трем самолетам с гербами клана Аймара на ливреях в посадке на своей территории, и их путь продолжился на добрые семь сотен километров. Хотя, быть может, в этом был отголосок вины его людей.

Для начала им сообщили, что небо над Москвой и областью закрыто для полетов в связи с чрезвычайными обстоятельствами, а столичные воздушные гавани не принимают лайнеры. Пилоты отреагировали стандартно для статуса первых бортов Южной Америки, с пафосом и угрозой сообщив на землю титулы и ранги высокопоставленных пассажиров, непрозрачно намекнув на их возможное неудовольствие. Ну а на земле поразмыслили и логично решили, что совершенно не хотят видеть ни в столице, ни где-либо еще на своей территории боевое крыло целого клана, прибывшего с неизвестными им целями. Самолетам вежливо и крайне дипломатично порекомендовали покинуть воздушное пространство империи. А на очередную попытку возмутиться отреагировали уже наземные средства ПВО, дав плотную засветку на средствах обнаружения. И только на этом моменте обнаглевшие за время службы слуги догадались сообщить информацию начальству…

Все, что удалось сделать самому Олланта после этого — это добиться прохождения паспортного контроля в герцогстве Беларусь. Им нужно было в Россию, они не спали всю ночь во время маетного и нелегкого двенадцатичасового перелета из Лимы с дозаправкой в Амстердаме, но готовы были двигаться и дальше — по небу ли, а если его так и не откроют, то по земле, ведомые верными сведениями и фотографиями с их Тинтайа, купленными за золото.

Момент перехода границы ознаменовался потерей к ним интереса со стороны вооруженных сил Империи. И немедленного возникновения паники приборов от пристального внимания средств противовоздушной обороны герцогства. Никто не обещал им теплого приема — равно, как оказалось, и вообще какого-либо желания принимать на своей земле трех «виртуозов», шесть «мастеров» и два десятка «учителей». Да, наличествовало согласие Российской Империи на прохождение таможенных процедур — но для этого надо было приземлиться на территории суверенного государства… И это уже всерьез приводило в бешенство уставших, морально измотанных людей, желавших спасти свою родственницу. Вплоть до того, что с виду спокойный Катари поделился мыслью, что этот город вполне может обойтись и одним аэропортом.

Вновь Аймара Олланта занял кресло рядом с телефонной трубкой, отогнав слишком молодых и горячих — даже если тем шел пятый десяток лет. Раз продолжают думать титулом и рангом, игнорируя простые истины, то пока что слишком, недостойно молоды…

Никто в этой части земного шара не обязан знать, насколько вы могущественны, богаты и имениты. Все, что может объединить до того незнакомых людей — это эмоции от горя потери, ощущаемые одинаково всеми людьми, вне зависимости от их происхождения и боевого ранга. Его сын желал разговаривать с самым главным, а Олланта искал союзника за напряженным и неуверенным голосом авиадиспетчера.

Великий человек совершенно не боялся показаться слабым, старым и уставшим. Патриарх рассказывал все, как есть, выступая просто дедом, желающим вернуть свою внучку домой. Он спокойно давал клятву за себя и своих людей, гарантируя безопасность — хотя чувствовал изумление от своих людей рядом: патриарх редко давал слово даже императорам. Кто-то произнес вслух, что даже одного аэропорта этому герцогству будет много.

Но в итоге — им дали зеленый коридор. А когда самолеты остановились после рулежки возле здания терминала, вышло так, что даже самым агрессивно настроенным членам карательной команды стало неловко.

Их встречали у трапа — с эмоциями, как встречают близких родственников, попавших беду. Им заглядывали в глаза, аккуратно брали за руку, пожимая, словно боялись передавить — и массивный мужчина в военной форме с большими погонами с деликатностью, которую не смог перевести переводчик принимающей стороны, заверил, что им окажут всю возможную помощь. Более того, герцог Лукаш уже в курсе, и скоро лично прибудет.

Только, будьте так добры, выберите двух или трех представителей для решения формальностей — совсем не нужно всем трем десяткам боевиков и половине сотни технических специалистов и дознавателей ожидать в общем зале, раз небо в Россию совсем скоро откроют. Олланта и Катари переглянулись, и согласились с этим доводом, проследовав за встречающей процессией к отдельному входу в терминал — для высокопоставленных гостей.

Их обгонял тихий шепот сочувствия — открывающий перед ними двери, расчищающий путь и смотрящий вслед за двумя седовласыми господами в красно-бело-золотых накидках без насмешки и праздного любопытства. За шесть сотен шагов по холлу, затем на лифте и до отдельного помещения в вип-зале — ни одной фальшивой улыбки, обязательной в иных местах по корпоративным стандартам. Только деловитость, серьезность, тревога и искреннее желание помочь.

Краем глаза увиденное табло пестрело красными линиями задерживающихся или отсроченных вылетов — и даже некое неудобство посетило Олланта. Хотя, конечно же, ситуация с рейсами была вызвана соображениями безопасности, а не отражало уважение к Аймара, ради которых заблокировали всех остальных. Но в этом-то и дело…

Им предоставили довольно симпатичную комнату, отделенную от общего зала высокими стеклянными стенами, нижние полтора метра которых были матированы и скрывали от остального пространства. Шесть на восемь метров доступного помещения занимали два жестковатых дивана с подушками и установленный между ними стол, выполненный будто бы из среза векового дерева — кольцевые меры лет были запрятаны под тонкий слой прозрачного лака. На дальней стене над головой еле шелестел звуком большой плазменный телевизор, прикрепленный за кронштейн к бетонной колонне.

— Консул Российской империи уже едет, — перевел молодой юноша в дешевеньком сером костюме, делавший два шага, когда генералом Александром Рогволдовичем, шефствовавшим над аэропортом, делался один. — Герцог будет в это же время.

Постановка фразы ставила вопрос о формате приема, а демонстративное отсутствие инициативы разрешала гостям самим выбрать, как, в каком порядке и с кем им лучше встретиться в первую очередь.

— Я бы желал переговорить с консулом, — на мгновение переглянувшись, произнес за двоих Олланта. — Мой сын, глава клана Аймара, будет рад встрече с вашим господином.

— В таком случае, прошу вас располагаться, — указал ему генерал на предоставленную им обстановку. — Переводчик останется вместе с вами. Понадоблюсь — вызывайте через него. Мы вместе с уважаемым Аймара Катари и герцогом будем недалеко, в этом же крыле. Если у вас появятся разногласия с консулом…

— Мы благодарны, — кратко вымолвил Олланта, дождался перевода и слегка наклонил голову.

И это действительно была правда.

Олланта встретил взглядом сына и напутственно смежил веки, отправляя его на встречу с хозяином этих земель. Кроме слов приветствия, нужно передать подарки, прихваченные с самолета — и делать это должен нынешний глава клана.

Когда сын с генералом ушли, патриарх расположился на краешке дивана, выдерживая идеальную осанку и приготовился терпеливо ждать — прошло уже пять дней ожидания, и если к ним добавится еще несколько… То главное, чтобы они нашли тех, кто сторицей заплатит за каждый час, минуту и секунду. Переводчик остался стоять в ожидании работы — хотя его в любом случае выставят первым, и разведка герцогства не получит и слова от грядущей беседы.

Так и получилось — у консула был свой переводчик, мужчина лет тридцати в форме кадрового военного с цепким взглядом, прекрасно знавший английский — которым Олланта так же в совершенстве владел. А еще до начала беседы, после дежурных приветствий и рукопожатия, по инициативе консула на столешницу легла антрацитового цвета пирамидка, убившая любую возможность прослушивания. Хотя, в общем-то, Аймара нечего было скрывать.

Посольский думный дьяк Заборовской Алмаз Семенович, в имени и титуле которого Олланта смаху запутался, пытаясь отличить одно от другого, к счастью, попросил звать себя просто — Алмазом Семеновичем.

Был он шестого десятка лет, серьезного и умного облика человеком — чуть поседевший, с невысокой прической, зачесанной назад и вбок, в старомодном коричневом костюме в темную полоску, из которого выглядывала безукоризненно белоснежная сорочка и строгий галстук с золотым зажимом. Длинные пальцы пианиста, украшенные гербовым перстнем, удерживали тонкую укладку бумаг, извлеченную из кожаного портфеля, отставленного на диван. Еще до начала беседы укладка легла на стол, рядом с ней были неспешно разложены писчие приборы, футляр с очками и солидного вида книга, на обложке которой на двух языках было написано «Законы Российской Империи, краткий справочник путешественника».

И только после этого не особо затяжного — всего на пару минут — ритуала, на Олланту посмотрел взгляд чуть блекловатых синих глаз. Спокойный, как у ветерана, вновь вставшего в первую линию — и осознававшего, что за ним еще десяток таких же. Нет смысла пугать и пытаться купить. Да, его можно ликвидировать — но какой смысл, если придет такой же?

— Коллеги передали о приключившейся в вашей семье беде. — начал консул на хорошем английском, голосом полным участия. — От лица Российской Империи, я уполномочен высказать самые глубочайшие соболезнования.

Рядом ворохнулся было переводчик, но посчитал неуместным вмешиваться.

— Они нам не нужны. Нам нужно разрешение пересечь границу.

— Хочу подчеркнуть общность неприятия такой мерзкой практики, как похищение людей. Мы глубоко возмущены, что в просвещенном двадцать первом веке еще живы такие пережитки мрачного темного прошлого.

Пережиток мрачного темного прошлого чуть повел плечом.

— Вызывает негодование сама мысль об использовании преступниками территории нашей страны с целью сокрытия похищенной. Выражаем готовность провести тщательное и объективное расследование.

— Вы предлагаете нам ждать вашего правосудия? — Слегка напрягся Олланта. — Стоять на пороге дома, в котором грабители, зная о беззащитной девушке внутри?

— При всем уважении, но это порог нашего дома. Мы обязаны сами навести в нем порядок.

— Но девушка — наша родственница.

— Внутри ваша родственница и двести миллионов наших граждан. — Разумно отметил консул.

— Вы желаете лишить нас право на месть? — Нахмурился старейшина.

— Никто не в праве этого сделать, — словно подхватив его возмущение, согласился Алмаз Семенович. — Уважая ваше право на месть, мы готовы сообщить имена виновных после завершения следственных процедур.

— Я желаю самостоятельно определять степень вины. Со мной два десятка специалистов, способных найти девушку и наказать виновных.

— Мой господин вершит суд на своей земле сам, — стал строже голос консула, обозначив принципиальную позицию. — Его право столь же древнее, как и месть за родича.

Олланта нахмурился и поджал губы. Крыть, откровенно говоря, нечем — ему вполне ясно объяснили, что никто не позволит лезть с правосудием на чужие земли. И вокруг, к сожалению, была не привычная Южная Америка, где это сошло бы с рук. И не Северная, где любое право можно было купить. Хотя…

— Со всем уважением к вашему господину и признавая его исконные привилегии, мы бы хотели купить право свободной охоты.

— Данный термин отсутствует в практике нашего законодательства. Но я понимаю, о чем вы. Мой господин не торгует своими правами и не желает их уступать. — Был тверд представитель империи.

— В таком случае, мои люди рассчитывают на участии в расследовании.

— Это невозможно. — Развел консул руками.

— У нас на борту опытные криминалисты и медиумы с огромным опытом.

— Не сомневаемся в профессионализме ваших людей. Безусловно, мы прибегнем к их помощи, если таковая понадобится.

— Мне начинает казаться, что вы не заинтересованы в результате, — стал заводиться Олланта.

— Вы считаете нас пристрастными или некомпетентными? — похолодел голос Алмаза Семеновича.

— Я желаю видеть свою внучку дома!

— Мы приложим к этому все усилия.

— Их может оказаться недостаточно!

— Послушайте, уважаемый, — примирительно поднял ладони консул. — Вас шестьдесят человек, готовых выложиться и потратить все силы, чтобы добиться результата. А у нас десятки тысяч профессионалов на родной земле, от штаба спецопераций до городовых, которые знают каждый камешек в своем районе и наверняка отметят новое лицо на своей улице. Уверен, что расследование будет проведено в кратчайшие сроки.

— А если вы не справитесь за неделю?

— Тогда придется еще немного подождать, пока император вершит правду на своей земле. — Смотрел на него взгляд без эмоций. — Иные ваши действия будут расценены, как неуважение к титулу Его Величества.

— Алмаз Семенович, у вас есть дети? Внуки? Вы на мгновение можете себя представить на моем месте? — Уже готовый взорваться, произнес Олланта.

— Если они пропадут, я обращусь к императору. Ровно так же, как рекомендую поступить и вам.

— Послушайте, вы! У нас есть фотографии места преступления, место на карте, изображения сообщников похитителей! И мы не желаем ждать!

— С радостью примем имеющиеся у вас материалы. Безусловно, они поспособствуют наибыстрейшему завершению следствия.

— Я начинаю подозревать, что вы ни во что не ставите клан Аймара. — Зло процедил Олланта. — Я бы не рекомендовал вам совершать эту ошибку.

— Полагаю, что во взаимоотношениях великих стран не следует совершать ошибки, как одной, так и другой стороне. Ждать — мерзко. Я понимаю. Бездействовать в такой ситуации — угнетающе тяжело. — Уловил его эмоции консул, но остался рационален и спокоен. — Может, погостите в Москве? Мы устроим приемы в вашу честь. Сходите в музеи, прогуляетесь по исторической части города. Вашей дочери, если до нее донесется звук телевидения или радио о визите делегации клана Аймара, безусловно станет легче. Но принять мы вас готовы только в качестве почетных гостей. Без права участвовать в расследовании и влиять на следствие. Если эти условия неприемлемы, вы вольны подождать результатов в герцогстве или в ином месте вне территории империи.

Олланта взвесил предложение, сравнил с иными перспективами и хмуро вымолвил:

— Я хотел бы говорить с вашим господином.

— Безусловно, вы увидите Императора в Москве. — Заверил его дипломат. — Даю вам слово.

— В таком случае, это приемлемо.

Ну а два крупнейших землевладельца на своих континентах обязательно договорятся.

— Рад видеть вас гостем нашей земли. — Чуть поклонился Алмаз Семенович. — Остались небольшие формальности. Надо написать заявление, — тронул он бумаги на столе.

— Заявление?

— Бюрократия, — словно извиняясь, повел ладонью консул. — Чтобы запустить механизм поиска вашей глубокоуважаемой дочери, надо заявление от родственника. Будучи заявителем, вы получаете доступ к результатам расследования. Никто иной не будет знать деталей следствия, все материалы останутся навсегда закрыты от постороннего взгляда.

Никому не нужна огласка. А раз так, то регламент стоит соблюсти.

— Я готов. — Кивнул Олланта.

— Андрей Константинович, это ваша епархия, — пододвинул дипломат бумаги к угрюмому и до того молчавшему военному переводчику.

Тот деловито пододвинул бумаги к себе, взял ручку со стола и поправил стопку листов, выравнивая.

— Начнем? Фамилия, имя, отчество, год рождения.

— Аймара Качи Олланта, тысяча девятьсот первый.

— Текущее место работы?

— Анды.

— Должность?

— Стоящий на вершине пирамиды черепов.

— Думаю, достаточно, — чуть нервно прервал их консул, аккуратно перехватив ручку и бумагу. — Остальное мы заполним сами. От вас только две подписи и галочка на последней странице. — Передвинул он бумагу к Олланте.

— Что тут написано? — Хмыкнул старик, глядя на незнакомый язык.

— Что вы несете ответственность за дачу ложных сведений, — махнул рукой, обозначая пустяк, Алмаз Семенович.

А вот Олланта всерьез озадачился.

— У меня есть еще должность почетного палача. Это следует записать?

— Не стоит беспокоиться, одной вполне достаточно. — Горячо заверил его дипломат.

Олланта пожал плечами и подписался размашисто, на поллиста — не желая уступать его визави, изобразившему подпись, смахивающую на букву Z с чертой посередине.

— Был рад встрече, — осторожно забрали у него бумаги и поместили в портфель.

Книга с законами империи так и осталась на столешнице.

Олланта в знак уважения поднялся вместе с ними на ноги и автоматически оглянулся на пространство зала за стеклом кабинета, с удовольствием отметив приближающегося к ним сына рядом с шагавшим с ним высоким мужчиной — обладателем седой шевелюры и усов, в окружении богатой свиты, шедшей чуть позади.

Значит, сын так же уладил свои вопросы. Только взгляд у Катари какой-то заторможенный…

— Всего наилучшего, — поклонился консул и вышел вместе со спутником из кабинета.

А в момент открытия двери от процессии отчетливо донесся звонкий голос переводчика, который все равно уступал внушительному тону герцога:

— … и картошечку с лучком на шкварки. Главное — не пережарить!

Катари заторможено кивнул. А Олланта отчего-то забеспокоился.

Впрочем, почти сразу процессия замедлилась и остановилась, герцог пожал его сыну руку и заторопился по своим делам.

Олланта не оскорбился таким невниманием к своей персоне — он равноценно проигнорировал встречу. Кроме того, двух великих Аймара на одного герцога все-таки будет многовато.

— Как прошла встреча, — поприветствовал патриарх сына и указал на диван напротив.

В комнату прошмыгнул переводчик генерала, но разговор все равно велся на родном диалекте, так что заново выставлять его за порог не было нужды.

— Отлично, — вновь механически кивнул Катари. — Подарки приняли и отнеслись со всем уважением. Теперь город Могилев побратим Уанкайо.

— Прости, что? — Недопонял Олланта.

— Братство городов, — словно тоже не понимая, но силясь понять, поднял на него взгляд Катари. — Культурные связи. Год Могилева в Андах. Год Уанкайо в Беларуси. Развитие туризма, проведение конференций.

— А-а, — покивал Олланта. — А что-нибудь более существенное?

— Еще нам в знак почтения с хорошей скидкой продали пять горнопроходческих машин, сорок комбайнов и две сотни тракторов. — Медленно моргнул Катари.

— Очень интересно. Еще о чем вы говорили с герцогом? — Ласково уточнил Олланта.

— Всемерная помощь с поисками Инки! — словно очнувшись (или вовремя почуяв грядущий разнос), резко выпрямился Катари и доложил по всей форме. — Нам передадут контакты ключевых людей в Москве, завязанных на сеть информаторов и политиков на территории империи. Любые наши запросы будут иметь высочайший приоритет.

— Ну хоть что-то… — Проворчал патриарх клана. — Как ты вообще собрался забирать эти машины и трактора?

Не говоря про невысказанный вопрос — зачем вообще их покупать за полмира.

— Так, морем. — Возмутился сын.

— Каким морем?

— Тут же Европа! Тут везде — море, — пожал тот недоуменно плечами.

Олланта только горестно покачал головой.

— Как таможенные формальности? — Чуть неловко уточнил глава клана.

— Не требуются, — буднично ответил Олланта. — Ныне мы почетные гости империи. Без права расследовать, но с правом ждать и наказать виновных.

Катари дисциплинированно промолчал, не став обсуждать решение старшего. Хотя настроение после таких новостей стало откровенно скверным.

— Нам откроют небо и помогут разместиться в Москве, — продолжил патриарх клана, после чего на английском с любопытством обратился к стоящему у дверей переводчику. — Вы не объясните, что случилось у вашего соседа?

— Разрешите включить новости? — После секундной заминки, ответил юноша. — Это произошло вчера вечером, и с каждым часом добавляются новые подробности. — Словно извиняясь, произнес он.

Но так было правильнее, чем узнать личную точку зрения, и Олланта покровительственно кивнул.

Юноша извлек из кармашка за диваном пульт и переключил телевизор на канал с новостной передачей и сделал звук погромче. Новостной выпуск уже шел, и на экране демонстрировались руины и потемневшие белые стены в ансамбле сооружений, в которых вполне просвещенные Олланта и Катари с удивлением признали Московский кремль.

— Там что, произошел переворот? — Приподнял бровь Катари.

— Нет. Говорят, девушку некоего юноши похитили, и он ракетным ударом снес башню влиятельного чиновника, которого посчитал виновником.

— Почему какой-то мальчишка может это сделать, а мы — нет? — Холодно произнес Катари на родном языке.

— Потому что консул смог меня убедить. — Меланхолично ответил старший Аймара, глядя на обломки камней, огороженные бело-красной лентой по широкому периметру. — А его, видимо, нет

— Передают срочные сведения, — чуть озадаченно произнес переводчик, озвучивая диагональную полосу с крупой надписью, вдруг загородившую экран. — Диктор говорит, что у телеканала оказались уникальные кадры с места похищения.

Картинка на экране тут же сменилось изображением обычного Московского двора, чистого и безликого — как бывает в каждом недешевом районе крупного городе. Картинка, наверняка взятая с веб-камеры, была чуть наклонена набок и нацелена ровно на парковку у соседнего дома, забирая широкоугольным объективом часть заднего двора — как делают это рачительные хозяева автомобилей, цена за которые порою запросто равняется со стоимостью квартиры, а значит требуют пристального наблюдения. Но кадры, попавшие в память устройства, хранили преступление куда более мерзкое и отвратительное — на глазах бесстрастной техники, высокий и широкоплечий мужчина заставил подняться с травы, а после повел перед собой, понукая пистолетом в спину, золотоволосую девушку в маске. А когда переводчик было уверился, что это и есть похищенная, и собрался самостоятельно озвучить лишенную звука картинку, диспозиция в кадре изменилась кардинально — из подъехавшей на парковку машины вышла другая девушка, наверняка отметившая пистолет и факт преступления. Ну а поскольку у той не было ничего в руках, кроме синего ведра, то справедливость вершилась именно им, вызывая уважение к сноровке и ухваткам — и воспринималась с эмоциями зрителя хорошего боевика в индийском стиле. А бандита, получившего носком острой красной туфли, было вовсе не жаль.

Но потом вмешалась проза жизни — и героиню, которой сопереживал наверняка каждый, оглушили и потащили в припаркованный автомобиль. А золотоволосая девушка, сбежавшая видимо за помощью, могла только бессильно смотреть с удаления, как подходит к похитителям полиция — и как она уходит, прочитав текст в раскрытом перед их глазами удостоверении…

Запись видеокамеры тут же сменилась взволнованным голосом диктора, уточнившего, что по словам прибывшей полиции, удостоверение было выдано министерством внутренних дел, клановая башня главы которого была уничтожена вчерашним вечером.

Отчего-то не последовало самое главное — официальный комментарий недоумения, который обязан был прозвучать от лояльного к власти телеканала. Ведь как может быть виноват лично министр и его род, если удостоверение выдано канцелярией, или может оказаться и вовсе подделкой?.. Только-только переводчик хотел пояснить данный момент от себя лично, как пришлось снова переводить.

— А сейчас — эксклюзив! — Вновь сменился голос, но диктор так и не появился в кадре. — Из достоверных источников, к нам попали эксклюзивные сведения о возможной личности похитителя.

Экран сменился фотографиями невыразительного, чуть сероватого лица на левой стороне экрана и увеличенным кадром с похитителем справа. А новый тембр голоса стал сухо вещать о судьбе наследника рода Черниговских, подростком угодившего в переплет в королевстве Таиланд, и на долгие шесть лет оказавшегося в тюрьме (хотя светило ему пожизненное). О судьбе его ничего не было известно, равно как не отмечено появление на родине. Но если внимательно присмотреться к архивным фото…

Сходство, действительно, присутствовало — надбровные дуги, форма носа, подбородок. Для сравнения был приведен облик князя Черниговского — что было вовсе моветоном для прессы, традиционно опасающейся трогать высокородных — особенно такой величины. Габаритами два человека не походили вовсе, но вот цвет глаз, форма ушей… Очень, очень опасное сравнение — так можно и живьем сгореть вместе с телецентром. Хотя с Долгорукими, по мнению переводчика, так поступать вряд ли станут — но решительную ноту и судебный иск отправят точно, а там как бы до холодной стадии войны не докатилось…

— Вообще, это больше похоже на слухи и домыслы, — переведя все с экрана, все таки неуверенно отметил переводчик. — Хотя ДолТВ считается хорошим телеканалом.

Произнес и не услышал ничего в ответ. За спиной была тишина, невольно заставившая аккуратно обернуться.

Переводчик слабо разбирался в мимике индейцев Аймара. Можно сказать, не разбирался вовсе — и потому не смог отличить равнодушие от окаменевших масок лиц людей, узнавших в кадрах видеосъемки купленные ими фотографии двора дома, на которых украдкой была запечатлена их родственница. Но более того, они прекрасно узнали в движениях, походке, привычке держать голову и манере бега ту девушку, лицо которой было сокрыто золотой маской, равно как загримирован цвет волос. Их Тинтайа — наверняка сбежавшая и чуть было вновь не попавшая в плен. Если бы не случайная свидетельница, поплатившаяся за свой подвиг свободой.

— Тот молодой человек, снесший башню, совершил большую ошибку. — Неторопливо произнес Катари.

Потому что снести ее теперь желал он сам.

Брови, нос, форма ушей… Он видел, как изгибалась в начале видео тень под зданием. Он видел душащие девушку тени рук — потому что знал, куда надо смотреть. И, как и положено главе древнего клана, он прекрасно знал проявления Силы Крови практически всех старейших семей на планете.

А еще освобожденная Тинтайа не обратилась в полицию — и это ложилось еще одним доводом к тому, что расследование, которое удовлетворит клан Аймара, уже закончено.

— Мы попытались взять комментарии у великого князя Черниговского, срочно прибывшего в столицу из служебной командировки, — переводил юноша вслед за диктором.

Картинка на экране вновь сменилась изображением подкопченной Кремлевской стены, вдоль которой в окружении охраны широким шагом шел невысокий мужчина в черном пальто с поднятым воротом, в роговых очках и с непокрытой головой. Охрана, главным образом, отталкивала протянутые к князю микрофоны и не давала подойти навалившимся журналистам.

— Что за чушь! — Отозвался князь на выпаленные репортером подозрения.

А охранник, вклинившийся в сторону представителя телеканала, решительно оттеснил того в сторону.

— Мы проведем конференцию, — успокаивали голосом княжеского порученца разошедшуюся от высказанного жареного факта журналистскую братию. — Реакция клана и нашего ведомства будет сообщена вам лично и в составе пресс-релиза! Завтра же, в восемнадцать часов. Да, в нашем комплексе на Тверской. Верно, мы его продали… Тогда в конференц-холле на Арбате.

Но даже в нервном тоне говорившего не было этого спокойствия. Невозможно быть спокойным, шагая по руинам клановой твердыни — некогда символу несокрушимости и могущества рода. А ныне — просто горы битого кирпича и бетона.

— Юноша, — задумчиво произнес Олланта. — А вот этот «Арбат» — это историческая часть города?

— Именно так. Самый центр, — с готовностью уточнил он, переводя дух.

— Мы намечаем план экскурсии, — переглянувшись с сыном, обаятельно улыбнулся патриарх клана.

Глава 26

Еле слышно дребезжал компрессором морозильный ларь у витрины кафе придорожного мотеля. Хлопала входная дверь, впуская холод и водителей — в основном дальнобойщиков, фурами которых была заставлена парковка вдоль магистрали. Хотя их было не то, чтобы сильно много — половина столиков пустовала. Световой день продолжался, и большие машины старались преодолеть как можно больше километров, чтобы с темнотой замереть у аналогичного заведения, коих множество возле всякой трассы.

Под левой ладонью проминался пластик одноразового стаканчика, заполненного горячим кофе из пакетика. В другой руке было мороженое, которое задумчиво вкушалось время от времени, пока изучались материалы и фотографии, разложенные на столе. Когда одна рука замерзала, кофе и мороженое менялись местами.

За тысячу семьсот километров, отделявших Москву от Екатеринбурга, это уже было шестое по счету кафе. И шестой раз я смотрел на изображение аккуратного эркера усадьбы из белого кирпича, затерянной где-то под городом-миллионником. Некогда служившее загородным домом оборотистому купцу первой гильдии Зотову, приземистое двухэтажное сооружение, окруженное аллеями из разросшегося кустарника, было слишком далеко от границ мегаполиса, чтобы оказаться включенным в архитектурные реестры и особо охраняемые постройки. Тем более, что и земля, и строение ныне продолжали быть частными — место проживания нынешнего владельца вело на юг страны, никак не ассоциируясь ни с Черниговскими, ни с негласной тюрьмой для одаренных.

Сложно с гарантией сказать, когда там появился блокиратор, а подвалы обзавелись тюрьмами, пыточными и холодными ямами для несговорчивого люда. Время постройки относилось к концу восемнадцатого века — эпохе, когда новости доходили до столицы со скоростью почтовой кареты (если до того в содержимом почтового короба кто-нибудь не покопается и не изымет письмо). То есть, все скандалы и происшествия оставались достоянием дальних городов, расследовались местными властями и практически никогда не становились темами для обсуждения властных лиц в Москве.

Богатейшие земли Уральских гор были в личной собственности государя, обрабатывающие производства — в ведении доверенных купцов, охрана и контроль над поставками и сбором налогов — возложены на генерал-губернаторов. Но как это бывает на практике, в красивой внешне системе почти сразу же образовалась некая дисгармония, не учтенная столичными организаторами. Попросту — денег и доходов у купцов было слишком много. Настолько, что можно не только отправлять в Москву больше запрашиваемого, получая великокняжеское одобрение и благосклонность, но и скупить всю местную власть — вплоть до самих генерал-губернаторов. Им, знаете ли, тоже было гораздо интереснее заработать на безбедную старость и поместье на юго-востоке Франции, чем мерзнуть девять месяцев в году, гоняясь за ватагами разбойников, браконьеров и беглыми с шахт, чтобы выслужить очередную медальку к памятной дате.

Вскоре власть и деньги оказались в одних руках — вовсе не благородных, лишенных Силы и герба, но достаточно наглых, чтобы этого вовсе не стесняться. Часть из них даже начала самостоятельно печатать золотую и серебряную монету — сырье было на собственных производствах, клише для прессовки запросто делали умельцы, и полноводная река денег, которые не были учтены в казначейских записях, тихонечко менялась на службу одаренных наемников и артефакты — даже такие редкие, как блокираторы. Самое дело, чтобы бесследно пропасть недоброжелателям и завистникам — а то и особо честным столичным проверяющим, которые потом окажутся разорванными волками на пьяной охоте. Государь простит — всего-то отправить на вагон серебра больше, заодно и попросить побольше кандальных, сославшись на естественную убыль…

Так что и эта усадьба вполне могла оказаться из числа тюрем оборотистых купцов, которые попросту не обнаружило следствие — когда особо наглые и дерзкие выходки новых хозяев мира задели кого-то из родовитых, и вести об уральских бесчинствах все-таки были донесены до государя. Расследование, грянувшее, как снег на службы ЖКХ, махом разрушило все планы генерал-губернаторов на жаркие юга, до конца жизни сменив их природами крайнего севера. Ну а купцов повесили, обернув все их накопления в пользу казны, а богатейшие особняки выставив на продажу — содержать их императору было дорого и незачем.

Впрочем, даже в девятнадцатом веке министерство внутренних дел возглавляли князья Черниговские — так что могли утаить находку для себя, выкупив на верного человека. Вернее всего, и утаили.

— Я искал это место целенаправленно, — говорил о нем еще на первой остановке Пашка, склонившись на столом и тайком демонстрируя фото. — Еще давно, два года назад.

Он отчего-то решил отправиться вместе с нами — вроде как, в доказательство того, что это не спланированная его старыми хозяевами ловушка. Будто мало его слова и клятв, будто я считаю его бесчестным человеком, и только залог его жизни может послужить гарантией. Странные вещи происходят у людей в головах — но иногда проще соглашаться, продолжая успокаивать и уверять, пока все-таки не проникнется, что отношение мое к нему вовсе не изменилось. Я назвал его другом, и так будет до той поры, пока я сам не перестану так считать.

— Я все тюрьмы клана старался держать в уме и отслеживать. — Чуть нервно поежился он. — Первый раз как попал, за грехи княжича Антона, так понял, что надо что-то делать.

Я вопросительно поднял бровь.

— Мне же даже бежать было оттуда нельзя, — пояснил Пашка. — Клановая тюрьма, клановое наказание. Надо мной клятвы. А там скверно, Максим, очень скверно — даже если только на пару дней. Да и люди служат… Сложные… Иногда казалось, что-нибудь поднимет их — и разорвут голыми руками, наплевав на ранги и титулы. От того и отношение — особенно к одаренным. В общем, я тамошних надзирателей потом находил и подкармливал. Деньги там, услуги какие. Я ж не заключенный был в тот момент, да еще свой, клановый — потому брали… Объяснялся с ними, что, там, не я это человека сбил, а вину чужую избываю… Иногда и вину-то ложную приписывали, когда я Антона доставал запретами, а он от меня желал отделаться на пару дней. В общем, когда попадал еще раз — уже легче было. Нормальный плед вместо дерюги, матрац без клопов, еда полной порцией, сотовый опять же.

— А вот про это? — Постучал я пальцем по фото, приближая к цели.

— Так меня из тюрьмы в тюрьму стали перекидывать. — Поежился друг. — Кто-то настучал о хорошем содержании, вот и бросали в новую. Я тогда месяца три потратил, чтобы создать связи вообще во всех тюрьмах, куда бы не отправили. А их только в Москве и Подмосковье у клана шесть — своих и ведомственных. Но про эту, — указал он на изображение усадьбы. — Уже Антон обмолвился. Я ведь тюрем бояться перестал, и его угроз тоже. Отсутствие страха — оно ж сильнее всего чувствуется, когда чужую волю ломаешь. Нет у меня страха — и ему давить больше нечем. Бесится, но слушается. Так он один раз, пьяным, начал угрожать, что до конца жизни зароет меня под Екатеринбургом, и никто никогда не найдет. С утра он уже не вспомнил. А я расследование провел.

Кроме фотографий, были блеклые выкопировки архитектурных проектов времен постройки. Никаких планов пыточных и витиеватых надписей «рубить головы тут» с тогдашними буквами «ерь» и правилами правописания. Но даже тогда строители следили за уровнем грунтовых вод и делали фундаменты под потребности клиентов — и ежели хочет он целый подземный этаж под припасы и глубокие погреба под квашеную капусту, то отчего ж не пойти на встречу, ежели плачено… Проект некогда ушел в архив города, откуда с гарантией был изъят во времена расследования. Но оставалась еще копия самих архитекторов — модного в те времена столичного бюро, которому и заказывали усадьбы со дворцами уральские богатеи. Бюро, что интересно, существовало и по сей день — и уже оттуда проект был оцифрован заинтересованным деньгами клерком и перекинут Пашке, вместе с десятками иных. Не так и сложно, будучи молодым и богатым, выдавать себя во время звонка тем самым молодым и богатым — да вдобавок готовящим курсовой проект по зданиям той эпохи.

— Не сразу, но нашлось. — продолжал Пашка. — В клане никто, понятное дело, подсказать не мог. Интересовался исподволь у надежных людей — они о таком даже знать не знают, а в Екатеринбурге у Черниговских пара заводов, да и все. Думаю, для того, чтобы причина туда лететь была. На сами заводы сначала думал, но они уже в черте города оба — цеха под аренду сдают. С одной стороны, проходимость высокая и посторонних людей много. С другой… Ну не думают так аристократы, Максим. — Помассировал он себе виски. — Им усадьбу тайную подавай, уединение и комфорт. А тут — трубу прорвет, ползавода могут запросто перекопать. Я потому усадьбу и искал.

— Не засекли тебя за поисками? — Поинтересовался я.

— Я под вассальной клятвой был мало кому интересен, — пожал он плечами. — Антон всякое иногда рассказывал, уже за это могли уничтожить. Но кто-то же должен был его слушать. Да и занимался я поисками не сильно, чтобы долго. Там моего интереса все равно нет — кто туда попадет, уже оттуда не вернется.

А если даже найдут — то и причислить место к князьям Черниговским будет ой как сложно — добавил я про себя.

Слова Пашки подтверждались средствами объективного контроля — Москву в тот день покинуло множество самолетов и вертолётов, но у Артема весьма кстати оставался должник в генералитете служб, ведущих за этим делом тщательный контроль. И тот с радостью списал этот долг за небольшое отклонение от должностных инструкций — закрытая информация по номерам бортов, их принадлежности, точке вылета и приземления была оперативно передана нам, получена и обработана. В интересующий нас интервал времени спасательный борт МВД проследовал во Владимир по служебному заданию, но приборы слежения отметили продолжение полета — о чем службе было попросту некому и незачем докладывать. Завершился же полет аккурат в Екатеринбурге.

На третий просмотр фотографии уже были дополнены спутниковыми снимками и выкладками уже моих аналитиков, задача которым была поставлена копать только по поверхностным источникам, чтобы не тронуть наверняка расставленные службой безопасности противника маячки. Пристальное внимание к иным объектам легко отслеживается, а задача поставлена — выиграть время, пока враг не знает о нашей осведомленности. Иначе Нику просто увезут куда-то еще.

Сложно быть в режиме догоняющих, когда у противника — вертолет. Проследовать же за ними по воздуху не представлялось возможным — виноваты последствия особо громкого стука в дверь, отразившегося эхом блокировки полетов над Москвой и обласью. Да и к цели гораздо лучше подкрадываться, выбрав неприметные автомобили без гербов в номерах, чем объявлять о себе в полный голос, под шум вертолетных лопастей падая на объект с неба. Как бы не оказалось там системы самоподрыва…

И еще лучше добираться до цели одному. Максимум — вдвоем. Но никак не в компании из восьми человек на трех машинах.

Но соседний столик занимала Аймара Инка, мрачно хлебавшая жидковатый борщ. Она все еще верила, что еще немного, и нас убьют, и очень хотела при этом присутствовать. И меню придорожных кафе вместе с неспокойным сном в автомобильном кресле только усиливали это желание.

Рядом с ней сидела Го Дейю, разглядывающая содержимое своей тарелки с видом опытного алхимика, обнаружившего новый сорт ядреной отравы. На ее запястье по-прежнему находился браслет-противоядие, но все же так сильно рисковать она явно не собиралась.

За соседним столиком деловито насыщался пюре и котлетами Федор. В меню не было пюре и котлет, но об умении брата устраиваться в жизни я уже говорил. По бокам от него сидела охрана, зорко контролировавшая вход, окна и содержимое тарелки Дейю — потому что мало ли что.

За моим же столом устало поклевывал головой Пашка — он слишком привык за прошедшие годы к ночной жизни, из-за чего был неприлично бодр ночью, будучи за рулем, но сейчас его отчаянно клонило в сон. Кушать он себе не брал, ограничившись бутербродами с кофе на прошлой заправке. К слову, он предлагал всем, но все отчего-то желали «нормальной еды», которая с удалением от столицы все больше превращалась в «горячая, что вам не нравится».

Наверняка были отличные заведения, где можно было поесть вкусно и за разумные деньги — но в них повсеместно был телевизор, что меня категорически не устраивало. По тем самым причинам, по которым Артем медленно расхаживал с сотовым телефоном вдоль стены, вслушиваясь в вести из Москвы и давая ценные рекомендации. Он, собственно, тоже был тут.

Телефон у княжича был особенный — связанный с родным домом так прихотливо, что отследить его не было никакой возможности. Попытки в свое время выяснить, как все это работает, обернулись счетом на крупную сумму за выжженное оборудование. Денег хватало попробовать еще, но они догадались взять обещание больше так не делать.

Завершив разговор, Артем с мрачным видом присел за мой стол и положил телефон на столешницу, взяв взамен изрядно подостывший чай.

— Иногда я начинаю думать, что сказанное тобой о Нике — бред. Что ты просто заигрался и потерял свою девушку. — Выразил он свое неудовольствие между двумя крошечными глотками напитка.

— Изначальный план был неплох. Теперь его нет, — покосился я на Пашку, клевавшего носом и вряд ли прислушивавшегося к нашей беседе. — Разве нужно иное доказательство?

— А может, она просто женщина? — Искренне спросил Артем. — Это, знаешь ли, их природное свойство — рушить планы. И никакой мистики.

— В большинстве своем, они предсказуемы, — дернул я плечом и покосился за соседний столик. — Например, наша заморская гостья сейчас жаждет мороженое, но знает, что сейчас холодно, и оно вредное. Но его ем я, и ее желание обладать пломбиром переходит в тихую ненависть ко мне лично.

— Ты скупил весь пломбир в кафе.

— Это называется сужение вероятностей будущего. В ином случае, она бы купила себе мороженое и, быть может, успокоилась. Но теперь у нее нет иного выхода, кроме раздражения и злости.

— Радуйся, тебя ненавидят сейчас очень и очень многие.

— Это очень хорошо, — был я спокоен и вновь тронул зубами пломбир — под пристальным и раздраженным вниманием Инки.

— Как вообще можно планировать в том бардаке, который ты создал? Москва ходит на ушах, на мой номер телефона выходят личности, которые очень неохотно выслушивают, что в гробу я тебя видел. И это хорошо, что я действительно видел тебя в гробу и могу не врать!

Детские игры бывают иногда очень полезны — особенно в вампиров, имея в антураже оббитый бархатом гроб, осиновые колья и темный подвал. Вот я тоже могу поклясться, что в гробу видел княжича Шуйского — и кто-то даже поведется.

— Какие новости? — Меланхолично уточнил я.

— С тобой хотят побеседовать в ИСБ.

Парой остановок раньше меня хотели объявить в розыск, а до того — вообще на всякий случай объявить врагом народа и установить награду за голову. Но опытные юристы довольно быстро уняли самых горячих, деликатно поправляя слишком яркие призывы и заставляя ссылками на законы переформулировать одиозные выражения. Так «виновник» быстро снизился до «подозреваемого», а там и временно стал «свидетелем». Потому что стоять на пристани и смотреть на ночной Кремль — это еще не есть преступление, уважаемые господа. А на ваших осколках снарядов вообще нацарапано «Последний довод 4А», вот и ищите эту «четверку апокалипсиса» или как еще расшифровывается эта террористическая группа…

Хотя как можно сравнивать всадников апокалипсиса с разрушительной силой четвертого «а» класса, в котором тогда учился Федор…

— Пусть хотят, — пригубил я кофе и откусил мороженое. — Извини. Что-то еще?

Зубы отозвались холодком и ломотой, наверняка вредными — но очень приятными.

— К Игорю приходили на телеканал с ордером на обыск. Вооруженный спецназ, приставы, полиция.

— Следовало ожидать, — вздохнул я. — С ним все в порядке?

— С ним — да. — Нахмурился Артем. — С телеканалом тоже. Спецназ он спустил с лестницы, полиция и приставы утерлись княжескими правами. Вещание продолжается.

— Это хорошо.

— Что именно? То, что твой друг вынужден рисковать своим именем и статусом из-за тебя?

— Вынужден? — Бросил я оценивающий взгляд.

— Это, все таки, Игорь, — буркнул Артем. — У него будут проблемы. Информация по Черниговским слишком жесткая. Его не поддержит семья.

— Значит, поддержу я.

— Для этого ты должен хотя бы остаться в живых.

— Активно занят этим. Вон, даже местный борщ не ем.

— Это все слишком легкомысленно. — Схватился он за голову. — Ты хоть представляешь реакцию твоего и моего деда, когда им, наконец, доложат?

— Ну, часа два они будут мучительно вспоминать, как же это они снесли Тайницкую башню…. Потом час станут отмечать тот факт, что это давно надо было сделать.

— А потом?

— А потом — завидовать начнут, понятное дело… — Задумчиво отметил я. — А зависть — опасное явление. Могут и прибить.

Похмелье в любом случае ожидается адовым… Я бы вот категорически не хотел попасть им под горячую руку — но под это дело мудрые люди придумали медовый месяц за границей. А то и два месяца — ради романтики и чувства самосохранения.

— Еще в Москву приехали ее родственники, — посмурнев, Артем взглядом указал за соседний столик. — Большими силами. Карательный отряд.

Но Инка все равно заметила, с подозрением перевела взгляд с него на меня, а затем — отчего-то на свою тарелку. После чего ужаснулась, отбросила ложку и панически посмотрела на индикатор своего браслета.

— Да нормальный суп, — успокоил я ее. — Горячий.

— Максим, там три «виртуоза». — Пригрозил он мне.

Рядом очнулся от сонливости Пашка и с тревогой посмотрел на меня.

— Значит, сейчас это дело будем решать. — Отставил я кофе в сторону и обратился на английском к соседнему столику. — Инка, подойди пожалуйста.

Та, хоть и замешкавшись, но все-таки встала из-за стола, взяла стул в руку и явилась вместе с ним, сев за стол и горделиво выпрямившись. Понятное дело, чтобы не стоять, пока мы тут сидим.

Непонятно как, но мгновением за ней за стол села Го Дейю, мило улыбнувшись. А там и Федор решил проявить любопытство.

В общем, стало тесновато.

— Новости? — первой выпалила Дейю явно давно затаенное. — Скажите, а в розыскных листах не упоминают милую, красивую китаянку?

— Нет.

— Ура! — Выдохнув, слегка затанцевала Го на месте. — Я никому не нужна! Я никому не нужна. Я никому не нужна… — Грустнела она с каждой фразой, а затем отметив на лице окружающих равнодушие, зябко поежилась.

Да еще вновь открытая посетителем дверь бросила волну холода в нашу сторону.

И только Пашка, неловко поднявшись, стянул с себя пальто и накинул на плечи озябшей китаянки, смущенно вернувшись на место под благодарный и словно не верящий взгляд.

— Рад сообщить тебе, что в столицу прибыл твой отец и дед, — обратился я к Инке.

Аймара недоверчиво вслушалась в фразу, а затем, отклонившись, расцвела предвкушающей улыбкой, словно по кошачьи вытянув руки над столом и царапнув столешницу.

— Кроме того, с ними многочисленная свита. Артем, будь добр, что там по численности?

— Три «виртуоза», шесть «мастеров» и прочие, числом полсотни. — Не выражал Артем ни малейшего энтузиазма.

— О, неужели эта вежливость вызвана страхом? — Лукаво произнесла Аймара, чуть повернув голову и задрав подбородок.

— В связи с этим, я вижу возможность твоего возвращения в Москву вместе с Борецким Павлом. — Предложил я дружелюбно.

— Как меняет людей ужас грядущего!

— Девушка, — не сдержался Шуйский. — Вы случайно не видели вчера вечером ничего необычного на Софийской набережной? Например, обломки родовой башни влиятельнейшего клана в пять миллионов человек с двумя «виртуозами» и десятком столь же уважаемых союзников? Очнитесь, этому отморозку глубоко наплевать! Ваши родственники даже не первые в очереди!

Аймара притихла и с возмущенной обидой покосилась на Артема.

— Стоит отметить, что твои родственники истово уверены, что за похищением стоят именно князья Черниговские. — Продолжил я.

— Это ненадолго. Я развею их сомнения. — Помрачнела Аймара.

— В этой связи, я готов отпустить тебя к родным под твое обещание сообщить им, что сейчас от границ Китая в сторону Москвы движется караван со ста пятьюдесятью миллиардами рублей наличными и благородными металлами, находящихся в собственности Черниговских и под их охраной. В пересчете по курсу, это шестьсот тонн золота. Мои люди так же передадут вам координаты со спутника и помогут сориентироваться на местности.

— Зачем? — Призадумавшись, коротко уточнила Инка.

— Шестьсот тонн золота против твоего слова. Как считаешь, что они выберут? — С интересом смотрел я на девушку.

— Правду и месть!

— Предлагаю тебе проверить.

— Ты просто хочешь, чтобы мы друг друга перебили! — Злилась Аймара.

Которая наверняка уловила тонкую грань разницы между убийством безвестного человека и шансом снять невероятную контрибуцию с князя по праву кровной мести.

Выбор, в котором не будет бесчестья — ведь Инку действительно почти похитили. Выбор, в котором ее злость и желание мести проигнорируют, потому что клану выгодно считать иначе.

— Отнюдь. Я готов гарантировать, что сейчас с караваном движется всего один «виртуоз». Против ваших трех — это даже не схватка, а избиение.

— Где еще один? — Быстро уточнил Артем.

«С утра был в Москве». Но это некорректный ответ.

— Тебе Вера звонила сегодня?

— Какое это имеет отношение? — Вскинулся Шуйский.

— Он летит в Екатеринбург.

— Я никуда не уеду, — тут же произнес Паша, опередив реплику Артема — который после первой эмоции нахмурился и словно замкнулся в себе.

— Ты должен вернуться в Москву. — Надавил я на Пашку строгим голосом. — Я верю в тебя. Я не сомневаюсь в твоих словах. Но помни, что в тебя верит твоя госпожа. Ты обязан появиться с ней на новогоднем балу Императора, чтобы род Борецких не угас. Приглашения с турнира все еще у тебя?

— Я? Да. — Заволновавшись, произнес друг.

Возможно, он просто не помнил о таком варианте. Никто не помнил о выигранных билетах на два лица, которые получил каждый в нашей команде — и по которому по традициям можно прийти не только со своей девушкой, но и со старшей родственницей, если девушки нет. Драгоценные приглашения, которые нам было просто не потратить, так как пускали на бал только совершеннолетних. Но дело друзей — подсказать верный шаг. Клан и род должны жить.

— Твой долг сейчас выше собственных желаний. Я рад, что ты здесь, — мягко произнес я ему. — Но там ты нужнее. Бери Инку, автомобиль и езжайте на железнодорожную станцию или в ближайший аэропорт. Небо должны были уже открыть.

— Я не поеду, — тихим, надломленным голосом произнесла Инка.

— Почему? — Полюбопытствовал я.

— Я не хочу знать ответ. — ответила она.

— Эта прекрасная Го Дейю тоже никуда не поедет! — Строго и уверенно произнесла Го. — Ее никто не спросит и оставит, поэтому она сама делает этот же выбор!

— Я мог бы забрать вас в Москву, — произнес ей Паша.

— Да? — робко посмотрела она на меня.

— Ну конечно, — пожал я плечами. — Вполне могла поехать.

— Пойду съем этого борща. Не спасайте меня. — Раздраженно поднялась Го Дейю из-за стола и потянула за собой свой стул, с неприятным звуком волоча его ножками по полу.

— Итак, мы все вместе едем на убой, — нервно сцепил руки Артем. — Вы ведь в курсе, что я не смогу убить «виртоуза»?

— Неа, без вариантов, — горделиво произнес Федор.

— Вот. — Словно подытожил он. — Предлагаю не выделываться и отправить к дому Еремеевых фуру с минералкой.

— Тогда уж надо догрузить туда лошадь. — Задумчиво добавил я и пояснил на недоуменные взгляды. — Это отвлечет Давыдова от водки и способов ее добычи.

Потому что не обихоженная лошадь — позор для гусара. И пока суть да дело, кто-нибудь догадается сломать самогонный аппарат и прочитать сводки новостей на десятке отличающихся друг от друга этикетках минералки. Я бы вот лично не стал рисковать человеком и устно сообщать такие известия шести похмельным князьям — а на бумаге оно как-то спокойнее… Тем более, они сейчас не в том состоянии, чтобы мстить большому количеству прохладной воды.

— Значит, ты согласен подождать? — Осторожно уточнил Шуйский.

— Я согласен подготовить для них хорошие новости, — допив кофе, поднялся я из-за стола.

— Прости, но на что ты надеешься?

— О, исключительно на дипломатию. Она у меня отлично получается.

Глава 27

Бывает так, что путешествие превращается в движение из точки «А» в точку «Б». Все сливается в бесконечность километровых отметок на столбах вдоль трассы, монотонный говор навигатора и редкий адреналин от обгонов, избежать которых никак не получилось. Потому что надо доехать, и рисковать машиной не имеешь права.

За окном стремительно менялась природа, из желто-серой окрашиваясь в серебро заиндевевших за ночь хвойных красавиц. Дорога поднималась ввысь, сужаясь на подъемах и поворотах, и падала в низины по накатанным колеям. В туманах, поднятых дневной оттепелью, прятались горы и вершины сопок. Но где-то там, впереди, была цель — и гасло любопытство, отзываясь внутренним недовольством.

— Все будет хорошо, — успокаивал с соседнего сидения Артем, неведомо отчего обретший умиротворение.

В его чуть легкомысленной улыбке читалась уверенность, за которой виделась простая мысль — никакого «виртуоза» в конце пути не будет.

Поэтому он все еще ехал рядом — наследный княжич, которому не составит труда связать меня по рукам и ногам во мое благо, пока он организует правильный штурм. Что такое один-единственный «виртуоз», оторванный от своего войска, для ресурсов целого клана? Но ведь для этого надо признать наличие «виртуоза». Признать, что информацию о перемещениях Артема передали врагу. Признать, что сделала это его любимая девушка, которой он верит. Невозможные допущения — а со всем остальным он справится сам.

— Ты уже ошибался, — добавил Шуйский к своим словам. — Ошибаешься и сейчас.

Но кроме этого — от него не последовало иных слов, а на следующей остановке Артем занял заднее кресло, сменившись местами с Инкой.

Будто наше соседство способно поколебать его точку зрения и переубедить. Хотя я так ничего ему и не ответил.

— Плохо, когда похищают родного человека, да? — Спрашивала Инка, чуть опустившая спинку кресла, отчего голос ее слышался чуть позади — словно от правого плеча, где по поверью положено быть ангелу-хранителю.

Хотя бесу полагается обретаться на другом плече, но машина была леворульной.

Наследная принцесса могущественной семьи, способная легко сдать Черниговских родне, а еще через две недели, когда сойдут все клятвы, а караван с деньгами будет разграблен, пожаловаться отцу на меня лично. Цена жизни постороннего для Аймара — пустяк, не стоящий упоминания, а денег и влияния хватит, чтобы сделать существование практически любого человека весьма недолгим — или долгим и невыносимым. Но для этого надо было уехать с Пашей в Москву. Уехать и отказаться от конца истории — от приключения, которое манит, маскируясь за злостью и мечтой о мести. Тем более, что с ее рангом — никакой опасности не существует. Победить превосходящего врага ей не суждено, а вот чтобы сбежать с поля боя — более, чем достаточно. Поэтому она шипит с соседнего кресла, стращая бедами, но отчаянно жаждет видеть финал.

— Тяжко и отвратительно знать, что дорогое тебе существо отнял и скрывает какой-то мерзавец. Что с ней сейчас? Цела ли она телом и душой?

Ей тоже не досталось ни слова в ответ, равно как и жеста, мимики лица и движения глаз. А ведь Инке определенно хотелось любой реакции — видеть, как сминают жернова кармы мое спокойствие, выдавливая из бесчувственного человека хоть каплю раскаяния. Усовестить человека, которого не удается убить и пытать. Указать на горящий дом и объяснить гневом небес, действующим в ее интересах.

Но не сбылось, и на следующей пересадке ее место заняла Го Дейю.

— Когда уже край мира? — Стонала китаянка, разминая икры ног и мучительно вглядываясь за силуэт фуры впереди нас.

Во время остановок она смотрелась пассажиром шхуны, высадившейся после шторма на остров — совершая неуверенные шаги по твердой земле на подгибающихся ногах, в ней всякий раз было столько счастья и любви к земной тверди, сколь же обреченного понимания, что путь придется продолжить.

Милая, кроткая Го Дейю, так демонстративно ворчавшая на себя за произнесенное собою же обещание поехать с нами дальше. Будто бы слово держит ее вместе с нами, не давая покинуть на пути к возможной гибели. Будто бы нет возможности вернуть слово, данное самой себе, и отправиться обратно в безопасную столицу. Где она вновь станет никем. Или хуже, чем никем — потому что друзей у нее не было и до того, а так во врагах окажутся и наши враги, и наши товарищи. Но там, впереди, есть общая беда и шанс на общую победу, за которую можно испросить награду. И самое время намекнуть на желаемое, чтобы позже услышать плату.

— Мы скоро увидим великий океан, да?

— Мы еще половину страны не проехали. — Отозвался Артем из заднего ряда.

— Можно посмотреть карту? — Мрачно уточнила Го, на секунду прекратив массаж.

— Бери телефон, — протянул ей Шуйский свой сотовый со включенным экраном и картой империи на нем.

— А почему княжество Борецких заштриховано? — Через какое-то время, сдерживая любопытство, поинтересовалась китаянка.

— Княжество на северо-западе. Ты на центр страны смотри.

— Я уже посмотрела, — отмахнулась Го Дейю, продолжая с интересом рассматривать довольно солидные владения вдоль Белого моря. — Так почему?

— Нет хозяина. — Неохотно отозвался Шуйский.

— А как же Павел Викторович? — Чуть ли не с возмущением отреагировала она.

— Если к концу года он вместе с княжной появится на императорском приеме, то штриховку уберут.

— Но если нет?

— Значит, война. — Рутинно ответил ей Артем. — Род посчитают мертвым. Влиятельные семьи станут припоминать родство с Борецкими во втором и третьем колене и заявлять права на эти земли. Может быть, княжество приберет себе Император, но вряд ли.

Зачем ему ссориться со всеми ради заброшенной земли, если можно заработать гораздо больше на чужой войне…

— А почему княжество Шуйских круглое? — После определенной паузы поинтересовалась она.

— Так вышло. — Был друг немногословен.

— Дай посмотреть, — оживилась Инка.

— Кыш, — хлопнула по протянутой руке Дейю и перешла на страницу новостей. — Сегодня в восемнадцать пресс-конференция клана Черниговских. Пишут, будет князь.

Позади коротко выдохнул Артем и, помешкав, все-таки аккуратно забрал смартфон и посмотрел новости сам.

Он хотел верить прессе. Откровенно говоря, этого желала и Аймара Инка. Го Дейю осталась спокойна, как и я сам.

Наверное, еще и от этой новости мое короткое «подъезжаем» было воспринято хоть и волной напряжения, но тут же схлынувшей и не застрявшей в горле комом неприятных предчувствий.

Целых три взгляда, с тревогой смотрящих в будущее — завороженно, подгоняя секунды до неизбежного разогнанным пульсом.

Город на горизонте возвышался над малоэтажным пригородом яркими свечками новых жилых массивов. Гораздо левее, не так бросаясь в глаза, дымили трубами кажущиеся бесконечными заводские корпуса, сливаясь с низкими угрюмыми облаками. Серые, огромные и мрачные на вид, именно они обеспечивали поток сверкающего серебра и золота в мраморные дворцы столицы, давали драгоценные камни для изящных украшений придворных красавиц и тяжелых перстней на холеных руках вельмож. Ветер нес дымы на нас, и на тонком снежном покрове, выпавшем с утра, оставалась серая угольная пыль — цвета заводских фасадов. Быть может, и они тоже когда-то были выкрашены красиво и ярко — но хозяева давно относились к городу, как к старому и закоптившемуся котлу, чистить который, пока работает, нет никакой необходимости. А что дымит — так до столицы далеко.

Я моргнул «аварийками» и снизил скорость, перестраиваясь в правую полосу. Позади нас мой маневр повторил тяжелый черный «Опель» с Федором. Его свита отразила ценнейшее умение круглосуточно сидеть за рулем — и спокойное выражение лица брата можно было регулярно наблюдать в зеркале заднего вида. Возвращаться домой он отказался, продолжая «ехать по своим делам», но исключительно рядом с нами. Нажаловаться на него было некому, а полицию было жаль. Да и, к слову, не останавливали за весь путь ни нас, ни машину с Федором — две девушки и два парня, а так же взрослый лысый мужчина с подростком на переднем сидении не вызывали никаких подозрений. Или чутье у кого-то срабатывало…

Наша машина свернула в узкий заезд между многочисленными линиями кирпичных гаражей, выстроенных вдобавок к садовым участкам за металлическими сетками и дощатыми заборами, шедшими чуть дальше вдоль дороги. Ранее эти окраины предназначались для комфортного проживания купцов и вельмож, оттого планов по застройке заводами эти места избежали. Но и тихими укромными землями им все равно не суждено было остаться — то ли старые владельцы разорились и распродались, то ли вошли в немилость и лишились подаренного. То ли Черниговские планомерно выселили всех потенциальных любопытствующих и сделали так, что ранее неделимые угодья оказались раздроблены на десятки прямоугольников земли с высокими заборами, а посреди них стала проходить неплохая дорога — правда не с того направления, с которого прибыли мы, а со стороны аэропорта. Но проехать отсюда тоже было можно — и до дороги, и до нужной нам усадьбы.

— Это не то место. — Напряженно отреагировал Артем на остановку перед очередной линией гаражей и заглушенный двигатель.

— Верно. Пойдем, поздороваемся. — Скользнул я по нему взглядом, и первым выбрался на улицу.

Холодный ветер, продувающий вдоль длинной одноэтажной постройки с табличкой «шестая линия», заставил поежиться и запахнуть легкое серое пальто.

Середина буднего дня, пустовато вокруг — да и воду подают к садовым участкам только летом, оттого постоянно проживающих в округе почти нет. Разве что справа стоит одинокая красная «лада» возле закрытых гаражных ворот.

Сразу же хлопнули остальные двери — на покрытую щебнем грунтовку выбрался Артем, за ним Инка. Разумеется, и Дейю не отказалась от повода размять ноги.

Друг так и оставался в светлой кофте, игнорируя холод. Купленная им теплая одежда продолжала лежать в багажнике. Инка подняла молнию у легкой ветровки. Го куталась в Пашкино пальто, успешно ею не возвращенное — оно было велико девушке, но казалось, что длина рукавов, в которых прятались руки целиком, доставляла Дейю еще большее удовольствие, чем если была бы по размеру.

Я зашагал к линии боксов под номером семь — всего два десятка шагов, чтобы обогнуть крайний гараж перед нами, и заглянуть за еще один, примкнутый к нему тылом.

Чтобы увидеть в тупике справа новенький фургон скорой помощи американского образца с красными линиями на белом фоне и надписью «AMBULANCE», а так же удлиненный черный «Роллс-ройс» с «Ленд-ровером» сопровождения. Сквозь тонированные стекла не различить людей, зато возле седана нервно прохаживался с сигаретой в руках княжич Мстиславский. Был он словно после памятного вечера дуэли — элегантен даже в декорациях битого кирпича под ногами и ржавых воротных замков на самодельных воротах гаражей. Разве что напряжение сковывало лицо, лишая знакомой невозмутимости.

Впрочем, завидев нас, княжич тут же отбросил сигарету. На лице его появилась дежурная улыбка и он выпрямился, ожидая, пока мы подойдем и пожмем ему руку.

— Все по плану? — После короткого приветствия выдал он самый важный для себя вопрос.

— Разумеется, — уверил я его и попрощался кивком.

Рядом невозмутимо проделал то же самое Артем, выражая абсолютное спокойствие.

Даже Аймара с Го смотрели на нашу короткую беседу с вежливой отстраненностью и не подходя ближе. Они были княжичу не представлены, оттого удостоились короткого «дамы» и ответили милостивым наклоном головы.

Разве что Аймара еще приветливо улыбнулась и поправила волосы, акцентируя внимание на своем лице. Но увы — камеры, которые снимали произошедшую попытку похищения, показанную по телевидению, отчего-то изрядно искажали цветность — потому героиня телеканалов была золотоволосой, а вовсе не рыжей. Разыскиваемая же Аймара Инка, как все знают, вообще брюнетка. В общем, Мстиславский Инке, после скользнувшего по ней равнодушного взгляда, резко разонравился.

Мы степенно удалились обратно.

И только после того, как повернули обратно на шестую линию, Артем схватил меня за плечо и еле удержался от того, чтобы не развернуть к себе лицом.

— Что Мстиславский делает за гаражами? — Напряженно вопросил Шуйский, не повышая голоса.

— Курит, — освободил я себя движением плеча и продолжил движение к автомобилю.

Артем тихо рыкнул, но вопрос все-таки переформулировал.

— Его отец вообще знает, что он тут?

— Слушай, ну он взрослый человек, он сам решает, что делать со своим здоровьем

— Его же убьет виртуоз!

— Хорошая надпись для пачки сигарет. Я бы точно даже пробовать не стал.

Акцентировать его внимание на довольно опасном для него допущении я не стал.

— Прекрати и объяснись. — Заступил Артем дорогу.

— Он не будет участвовать. — Сухо пояснил я. — Скорую видел? Это для эвакуации. Все просчитано.

Краем глаза отметил, как Инка тормошит Го Дейю с требованием ей переводить. А Го Дейю делала вид, что подцепила ботинком что-то жуткое и безнадежно пыталась оттереть это об осколок белого кирпича. Ну и уши грела, разумеется.

— Почему Мстиславские? — Продолжал хмуриться Артем.

Тут, скорее, должно было быть «почему не Шуйские». Но он наверняка сам знал ответ — их приготовления отслеживались бы в первую очередь.

— Надо продолжать знакомство, — пожал я плечами и обошел товарища справа.

Княжич просил предать привет отцу. Я передал и отзвонился. Да, но подразумевал другого отца — но в качестве повода для беседы этого оказалось достаточно.

— А кто это? — Не удержалась Инка и спросила по-английски.

— Успела забыть? Вечер, улица, фонарь, медведь. Бессмысленно избитый куст…

— Я имею ввиду имя. — Нетерпеливо перебила Аймара.

Вторая встреча уже явно заинтересовала — раньше личность посредника ее не трогала. Да и обстоятельства изменились.

— Мстиславский Иван Семенович, второй сын главы клана. Мстить не рекомендую, перешибут. — На всякий случай отметил, занимая водительское место в машине и захлопывая дверь.

Разве что Федору махнул, что все в порядке — но он из машины так и не вышел.

— И чем таким знаменит этот род? — Недовольно уточнила Инка, забираясь на заднее сидение.

— Тем же, что и Шуйские, — кивнул я на севшего рядом Артема. — Вставляют пластиковые окна в зубы. Оптом. Международный бизнес.

— Обращайтесь, — холодно отметил Шуйский.

— И он вам поможет? — Задумчиво произнесла Аймара.

— Разумеется, нет. — Повернул я руль и поехал по дороге через гаражные линии дальше.

Потому что за жизнь всегда просят жизнь, и никто из высокородных не даст дисконта.

— Какой разумный мужчина.

— Даже не представляешь, насколько. — Ответил я согласием.

Чем отчего-то вверг Инку в странную задумчивость.

Следующая остановка оказалась в тупичке перед покосившимися воротами безликого садового участка, за которыми виделся деревянный домик и неухоженный сад с поломанными от обильного урожая ветвями яблонь.

До нужного места оставалось пара минут ходу пешком, и подъезжать ближе было опасно.

— Теоретически, три-четыре мастера способны остановить «виртуоза». — Произнесла Инка в момент, когда я положил ладонь на ручку двери. — Если ты согласишься добровольно…

Ее предложение осталось в салоне машины, а я уже прислушивался к мерному шуму ветра в облетевших деревьях, вдыхал холодный воздух со слабым привкусом яблок, припорошенных свежим снегом. Где-то недалеко топили баню, донося запахи хвойной смолы и дерева.

— Ты ведь не переодевался в воскресенья? — Встал передо мной Артем, наклонив голову и уперев в меня взгляд.

Хлопали двери машины, подходил ближе Федор со свитой. Момент тишины и спокойствия, мелькнувший вздох назад, оказался навсегда позади.

— Нет.

— Значит, перстни с тобой. — Констатировал Шуйский. — Найди тот, который с моим гербом.

— О чем это они? — Ткнула локтем Инка китаянку, но та сделала ловкий подшаг в сторону, и подкрепляющий просьбу удар пропал втуне.

Я же послушно достал перстень из внутреннего кармана, продемонстрировал Артему и вопросительно посмотрел на него.

— Надень.

— А можно на английском? — Бесцеремонно попросила она, сбив Артема на выдохе нового слова.

Тот хмуро посмотрел в ее сторону, но только вздохнул. Большой контракт с Аймара — и обязательства, в которые веришь, что они все-таки будут, равно как наступит следующий день.

— Знаешь, что он значит? — Спросил он меня на-английском, не отрывая взгляда. — То, что ты мой брат. Я тебя старше, и я — твой старший брат. Понял? — Невольно заводился он с каждым словом. — Ты мой младший брат, который влез в неприятности. Поэтому, на правах старшего брата, я сейчас пойду и со всем разберусь. А ты стоишь позади и не отсвечиваешь! — Рявкнул Артем.

— Осознал. Старший брат со всем разберется. — Кивнул я на всякий случай без промедления.

— Вот и ладно, — обогнул он меня и потопал в сторону, где положено быть усадьбе.

Чувство направления у него совершенное — не заплутает точно.

Я же пожал плечами и направился следом.

— Но причем тут Шуйские? Максим же Юсупов! — Недоуменно произнесла Аймара.

— Самойлов, — веско поправил ее Федор, затопавший вслед.

— И немного Де Лара, — добавил я для ясности.

— Постойте, но как же… Хотя… Ну конечно! Теперь я все поняла. — Замедлился ее шаг, и чуть подотстав от прозрения, произнесла Инка пораженным голосом.

— Что именно? — Донесся любопытствующий вопрос от Го Дейю.

И даже мне стало интересно.

— Он чудовище, искусственно выращенное в пробирке!

Тьфу, блин…

— Что ты ладонью по лицу хлопаешь? — Возмутилась Аймара на китаянку. — Не бывает четырех отцов!

— Двух отцов, четырех дедушек, трех бабушек, двух братьев, двух сестер, собаки, кота и мыши, — деловито поправил Федор. — Все бывает! Только мышь потерялась… — Взгрустнулось ему.

— Столько всего предстоит потерять. — Мигом вернулась Инка в привычную колею, вернув себе показное равнодушие.

Потому что из-за поворота, образованного зеленым профлистом очередного забора, показались блекло-белые стены усадьбы под серым облачным небом.

В центре солидного участка, огражденного металлической сеткой с пущенной поверх колючей проволокой, она казалась давным-давно знакомым зданием, увиденным после долгой разлуки. Слишком часто я смотрел на фотографии — но в реальности был тонкий покров белого снега, припорошившего кустарники и желтую траву газонов вместе с разбитыми дорожками из плитки. Даже тут, за две сотни шагов от строения, были видны рассохшиеся от времени оконные рамы с облупившейся белой краской, заросшими пылью и паутиной стеклами и иными признаками увядания. И тем не менее, все окна были целы, крыша без дыр в черепице, а на стенах отсутствовали граффити, которых не избежать бесхозной постройке. Мы зашли с тыла, но я был уверен, что у парадного входа расчищена дорожка, а в одном из окошек возле двери горит одинокая лампа в комнате охранника — человека наверняка здешнего, слегка пьющего на работе и оттого неприметного. Его боевой ранг местным знать не надо. Равно как и личности тех, кто иногда сюда прибывает — но на этот счет всегда можно придумать богатых родичей хозяина, приезжающих на день, чтобы быстро разочароваться и вернуться в хорошую гостиницу в городе.

— Глубина ямы не известна? Куда людей помещают? — Спросил Артем, стоявший на пару шагов впереди нас.

— Проектная три метра. Могли углубить, — уточнил я. — Яму в десять метров даже в те времена просто так не закажешь. Городовым настучат. С нашими технологиями — вообще легко и двадцать.

— Хоть бы поглубже, — мрачно вздохнул Артем.

— Там холодно и сыро, — осторожно заметила Го Дейю из-за плеча.

— Да я чтобы не задело… — Повел он плечом и в несколько быстрых и широких шагов оказался сильно впереди нас.

Я остался на месте, а дернувшихся было следом девушек придержал жестом руки.

— Что? — Недовольно уточнила Инка.

Отрицательно покачал головой и перевел взгляд на спину Артема. Инка автоматически отследила мой взгляд, и заготовленная ею фраза пропала в резком выдохе.

Потому что вокруг Шуйского словно плавился воздух, проходя волнами искажения, цепляющими снег и землю под ними. Поднимающими этот снег, эти комья слежавшейся прелой листвы под ним, и эту серовато-коричневую глинистую почву, основательно утрамбованную проезжавшими машинами. Закручивающими все это вокруг ног массивного и высокого юноши стремительнее и стремительнее — под взвывший воздух и тревожный шелест ветвей всех деревьев вокруг. Пока черно-желто-серый вихрь бешено не закрутился вокруг него, скрывая с головой и разрастаясь на несколько метров ввысь и вокруг. И так же резко прянул в сторону земли, явив взору огромного медведя размером с металлический гараж — бурого, с сияющей лоском шерстью и перекатывающимися под ней мощными мышцами, припавшего на чуть полусогнутые передние лапы с огромными когтями, налитые чуть зеленоватым свечением, напряженно смотревшего в сторону усадьбы.

— Охренеть, — выдала Го Дейю без малейшего акцента.

А до того еще новости по-нашему читала и слишком уверенно смотрела на таблички с улицами и названиями магазинов. Недостаточно хорошо их там готовят, прокол за проколом…

— Мой брат, — деловито представил я, подняв правую ладонь и посмотрев на перстень. — Сам в шоке.

— И что сейчас будет? — Растерялась Инка, полностью поглощенная созерцанием огромного медведя — аж ротик приоткрылся.

— Стандартная схема работы. — Охотно пояснил ей. — Хороший, плохой и медведь.

— А кто плохой?

— Тот, кому сейчас крепко не повезет, — чуть напрягся я от ощущения наждачки по нервам.

Рядом пробуждалась настолько древняя сила, что невольно становилось не по себе. И не одному мне — Федор тут же оказался за коричневой завесой защиты своей свиты, а девушки попятились назад и отступили за меня.

Потому что даже я — зло для них гораздо более привычное, чем то, что зарождалось за несколько шагов впереди.

Пробужденное Артемом попыталось скрыться в тревожном шелесте деревьев — и кто-то поверит, что из-за него в панике упорхнули задержавшиеся на родине птицы. Оно замаскировалось резким ветром, взметнувшим снег и опавшую листву во дворе усадьбы. Но желтые листья отчего-то отказывались падать на землю, все множась и множась в порывах ветра — в количестве, которого никак не могло тут оказаться — танцуя среди тысяч таких же желто-красных лепестков, заполонивших все пространство перед нами и на десяток метров ввысь под гибельный шелест «Вечной Осени»…

В этом шорохе слышался усталый треск рассыхающегося пластика; стон стремительно ржавеющего металла и отзвуки лопнувшей арматуры, показавшейся из одномоментно выветрившегося бетона стен и перекрытий; глухой звук лопнувших стекол и отзвуки всего, что стремительно умирало, рассыпаясь прахом без следа.

— Что происходит? — Еще слышалось в этом шелесте.

И тихое «мама», которое даже на языке аймара означало то же самое — и самое дорогое…

Мир стремительно возвращался в состояние, когда не было ни стали, ни пластика, ни стекла, а в этих краях шумел только великий лес. У которого всегда был и будет один хозяин.

Но в миг, когда напряженный силуэт медведя вздрогнул и выдохнул перед нами, а листья опали на пустую и ровную землю с остатками вмурованного в землю фундамента, на котором более не существовало двухсотлетней усадьбы, нашелся тот, кто с этим оказался не согласен.

Нескладно высокий и чуть перекошенный в плечах, словно разучившийся держать себя прямо — еще пять лет назад он был атлетом и красавцем. Парой месяцев назад — безобразным толстяком, а ныне неведомо кем до момента, пока отец не придумает ему новое имя и новую судьбу. Бывший наследник клана Черниговских стоял на остатках бетона, окруженный хаосом серых и бледно-серых теней. Спортивные одежды на нем были целы, а металлический браслет часов не подвержен старению. Сила Крови Шуйских тронула разве что обувь, сожрав резину подошв до довольно жалкого состояния — но и это не помешало защитнику тайной тюрьмы сделать шаг вперед и, словно размахнувшись правой рукой, метнуть нечто мерзко-черное, перевитое пульсирующими нитями огня, в нашу сторону.

— Ой! — Успела сказать аттестованный боевой «мастер» голосом Инки.

А силуэт медведя перед нами в это же время несколько раз сверхбыстро «моргнул» в реальности — словно телевизионной картинкой на неисправном телескопе, то проявляясь, то исчезая из пространства, пока на очередном «протаивании» внезапно не оказался за полсотни шагов впереди, играючи разрезав лапой с засиявшими зеленым когтями черный кокон и тут же исчез, скрываясь от последовавшей ударной волны и жара.

Мгновением позже он оказался прямо вокруг Черниговского, уже успевшего окутаться серой вуалью щита — но Артем просто подцепил лапой бетон под его ногами и снес вместе опорой в сторону, от охраняемого места и возможности убить то, что не получилось защитить.

Но секундой позже полетел уже сам — от удара собственной тени, самовольно поднявшейся с земли… Земля отозвалась гулом от удара тяжелой туши, а пляска теней попыталась схватить медведя за лапы и проткнуть глаза — но мерцание перекинуло Шуйского в сторону и уберегло от очередной черной кляксы, пущенной вдогонку. Новая волна жара дыхнуло в лицо, поднимая запахи сжигаемых листьев, затлевших на земле.

И тут же на пространстве бывшей усадьбы перед нами кое-что кардинально изменилось. Больше не было медведя — только бесконечное мерцание во всех краях площадки, столь быстрое, что тени под ними не успевали соткаться в нечто целостное. Отчего казалось, что удары, достававшиеся защите соперника, будто существовали сами по себе — какое-то невообразимое количество оплеух, откидывающих невольно отступавшего под их натиском противника все дальше и дальше в угол площадки.

В ответ шло дымное марево, пахнувшее серой и болью, застрявшее в защите моих перстней. Ударили серые колонны с небес, выбивая из земли глухие удары и пропахивая землю под собой на несколько метров. И тут же — черно-алые линии, расплывающиеся по воздуху от Черниговского, слово вода от брошенного камня, и где-то среди них — глухой и низкий стон боли, выданный медвежьей глоткой… Испуганный вскрик Инки… Запах паленой шерсти…

Злой рык, исполненный раздражения, сотрясший воздух — и тело врага просто сносит в сторону соседнего владения, переворачивая в воздухе. Золотисто-коричневая клякса над противников, и вектор падения меняется на строго вертикальный, а на земле его уже ожидает крайне злое ядовито-зеленое мерцание когтей зверя, уже готового добить жертву.

За удар сердца до падения площадку заполняет мглистая тьма — словно рассветным туманом теплым утром, но откуда бы взяться болотным запахам? Ветер резко сметает мглу в сторону, обнажая покореженную, еще дымящуюся землю, тяжело дышащего медведя в темных подпалинах и пустоту.

Медведь потянул воздух носом, устало фыркнул и неспешно потопал в нашу сторону. Враг бежал.

— Не гладить. — Строго произнес я.

— П-почему? — Растерялась Инка.

— Руку откусит. Только родственникам.

И демонстративно потрепал чуть влажную шкуру недовольно фыркнувшего медведя, прошедшего мимо нас.

— А он куда? — Поинтересовалась Го Дейю, пряча ладони поглубже в рукава пальто.

Видимо — чтобы соблазн не возобладал над самосохранением.

— За ним не ходим. — Отследил я ушедшего за ограждение забора Артема.

— Информация для родственников? — Неудачно съязвила Инка.

— Или для соседей по бане. — Пожал я плечами. — Переодевается он.

Инка изобразила, что вопрос не задавала, и вообще крайне заинтересована отпечатком медвежьего следа.

— А он ест людей? — Непосредственно уточнила Го Дейю, так занятая тем, что встала обеими ножками в продавленный отпечаток лапы и констатировала, что там еще поместится несколько Го Дейю.

— Только надкусывает. — Защитил я друга.

— Руку оторвет — это надкусывает, да? — Зацепилась языком Аймара.

— Не беспокойтесь, откусанные части возвращаются владельцу, — пробормотал я, набирая номер на очередном одноразовом телефоне.

Абоненту досталось короткое слово «просим», и аппарат разделил судьбу всех остальных. Разве что сим-карта осталась в кармане.

— Так, я никакие части тела просто так никому не отрываю! — Быстрым шагом вернулся Артем с возмущенной речью, на ходу накидывая спортивную белую ветровку на рубашку с длинными рукавами. Трико покупалось с ветровкой в комплекте и было такого же цвета, а на ногах были кроссовки, толком не надетые на ноги — задки были поджаты пятками.

Но был он бодр, свеж, цел и в крайне прекрасном настроении, как у всякого медведя, поломавшего всякое и набившего неприятелю морду. Ну и «виртуоза» тут тоже не было — а это тоже немаловажно для самочувствия.

— Он просто жадный, — доверительным тоном прокомментировал я. — Это ж части возвращать.

— Ты это, — насупился Артем. — Невесту иди спасай, а не зубы скаль. Я чую, жива она.

— Занят этим. — Сухо ответил я.

И подтверждая мои слова, донеслись звуки автомобилей, а первыми из-за поворота вынырнул знакомый «роллс ройс» с прежним сопровождением.

Первым же из седана выскользнул княжич Мстиславский, запнулся на полшаге, оглядел пространство вокруг — чисто целина распаханная, да еще парящая дымком — уважительно кивнул в нашу сторону и заторопился к остаткам фундамента. Следом за ним двинулись аж шестеро коллег с разнообразным инвентарем и аппаратурой, на ходу извлекаемых из сумок. На границе бывшего участка замерли трое мужчин и девушка — все в белых халатах — из машины скорой помощи.

— А сам — никак? — Кольнула недовольством Инка.

— Может, мне показать, где она? — Негромко произнес Артем.

— Не будем мешать специалистам спасать мою невесту. — Заложил я руки за спину и покачался с пятки на носок.

— А мы тут для мебели?

— Там люди со стихией земли. Мне не нужен риск обрушения.

И меня оставили в покое на все то время, когда люди Мстиславского с деловитым видом просматривали весь участок — даже там, где не было фундамента — разнообразными приборами и чудаковато выглядевшими приспособлениями, свитыми из бронзовых трубок. А один так и вовсе лег на землю ухом и задумчиво простукивал мягкий взрытый суглинок кулаком. То еще зрелище, если со стороны.

— Интересно, они могут позволить себе шестьсот миллионов? — Задумчиво произнес Федор, с сомнением глядя на чужие поделки.

— Федор, ты на зимних каникулах сильно занят? — Полюбопытствовал Артем.

— А что? — Отличаясь осторожностью, уточнил брат.

— Мне бы тех снарядов, которые с «4А».

— Таких нет. Есть только из серии «Ян — лох». Но они мощнее, — заверил он его.

Шуйский невольно поморщился.

— Эти заняты, — кашлянул я в кулак.

— Тогда только под заказ, — пожал Федор плечами, продолжая скептически наблюдать за манипуляциями на площадке.

— Сколько? — Не отстал Артем.

— Ну, где-то пачка чипсов, кола и средняя картошка на десяток. — Почесал затылок брат.

— Федор! — Строго произнес я.

— Ладно. — Виновато вздохнул он. — Килограмм шашлыка и клюквенный морс.

— Беру сотню снарядов. — Мигом произнесла Аймара.

— С вас шестьдесят миллиардов.

— Да как так-то! Он же не родственник! — Возмутилась Инка.

— Как не родственник? — Федор недоуменно посмотрел на нее.

— Могу продать дешевле, — успокаивающе произнес я Аймаре. — Но только в комплекте с носителями. Танки, САУ и прочая надежная техника. По одной единице на снаряд, выйдет почти даром.

— Хм…

— Так, а ну кыш со своими танками! — Не сдержался Артем. — Федор, можно сделать такие снаряды для беспилотников?

— Легко.

— Вот! — Успокоено выдохнул Шуйский.

А между тем, на площадке произошло движение, и под обрадованные крики из первого обнаруженного лаза специалисты принялись спешно доставать чуть пожелтевшие от времени кости, черепа, зубы. Много костей, большого количества людей…

— Это что? — Вздрогнул было Артем от несоответствия желаемого увиденному.

— Остатки прежних жертв князя Черниговского. — Пояснил я. — Без вести пропавшие. Родовитые, влиятельные, оплаканные родными и не похороненные должным образом. Многих замуровывали живьем в фундамент, поэтому кости уцелели. Родственники будут рады узнать их судьбу.

— Если тут хоть одна косточка великой крови — а она тут есть наверняка… Черниговским конец. — Осознав последствия, произнес Артем.

— Вряд ли, — с грустью покачал я головой.

— Такой рычаг давления. Это же… — Задохнулся Шуйский от перспектив. — Почему ты не оставил эти кости себе? За них можно многое просить.

— Мне ведь надо было как-то заплатить за спасение невесты, — с теплотой произнес я, глядя на то, как осторожно, обняв рукой, поднимают из очередной ямы Нику. — Я же не мог остаться должен Мстиславским.

— Это Мстиславские должны тебе! — Возмущался Артем.

— Вот чего мне точно даром не надо, — отрицательно покачал я головой.

— А нам бы пригодилось, — не удержался, и хмуро добавил он.

— Хочешь отмахиваться от обвинений, что это ваша тюрьма? — Покосился я на него. — Мстиславским же поверят сходу.

Артем хоть и поворчал что-то под нос, но спорить не стал. Уж слишком специфичное к ним отношение. И слишком щекотливые скоро вскроются обстоятельства — когда ИСБ сольют данные Шуйским про организаторов ограбления банка. Обвинения, высказанные во время горячей стадии войны, не будут восприняты должным образом.

— Тем более, что вы и так достаточно влиятельны. — Подсластил я. — А перед тобой второй наследник Мстиславских, который за счет всего этого сможет обрести влияние, чтобы стать первым. И если мне он ничего не должен, то про тебя речь не идет. Он ведь знает, что ты открыл ему дорогу. — Успокаивающе произнес я Артему и потрепал за плечо. — Я про тебя не забыл.

Затем шагнул вперед и осторожно принял в руки слабо держащуюся на ногах Нику, тут же повисшую у меня на плечах и спрятавшую лицо у моей шеи.

— Я знала, что ты придешь, — буркнула она, с силой обняв, а я осторожно придержал ее, отрывая от земли, забрал на руки, и зашагал в сторону скорой помощи.

Тело ее дрожало, одежда была в следах земли, обувь потеряна, волосы растеплены, а по лицу расплывался синяк. Место заключения, подавляемое блокиратором, за одну ночь довело девушку до сипящего дыхания и синего покрова кожи, а места порезов от падения обрели желтоватый оттенок. Кто-то за это умрет.

— Я пришел, — нежно произнес в ответ и прижал к себе чуть сильнее.

— Между прочим, всех победил Артем. — Едко произнесла Аймара.

— Эта лысая тоже тут? — Буркнула Ника.

— Пока что рыжая, — ответил я.

— Это недолго. — С угрозой произнесла невеста.

С возвращением Силы — к ней возвращалось и здоровье. А синяки бледнели от шага к шагу.

— Как ты? — Пытаясь выместить всю нежность, задавал я первые попавшиеся вопросы, отражая чувства тоном и голосом.

— Там плохо. Крысы. — Шмыгнула она.

— Ты не голодная? — Мягко спросил ее.

Ника подняла голову и хмуро посмотрела.

— Просто я тут бутербродов набрал на заправке, — попытался исправить положение. — Еще есть соки, минералка.

Ника качнула головой, словно смирившись с чем-то, и вновь уперлась лбом мне в ключицу.

— Как тебя вообще угораздило, а? — Все-таки мягко попенял я ей, хотя думал оставить на потом. — Я ведь просил не возвращаться домой.

— На рынке пристали, я твою фотографию показала. Так они всю клубнику и скупили. Только девчонкам ведерко оставила. Я ведь должна была сказать им, что не приеду, — виновато произнесла Ника. — Телефон сразу выкинула, а номер лысой не помнила…

— Все обошлось, — погладил я ее. — Все будет хорошо.

Я остановился возле скорой и, воспользовавшись распахнутыми дверьми, присел на пол кузова, расположив Нику на коленях, баюкая в объятии рук.

По-прежнему суетились Мстиславский и его люди, появлялись на свет новые кости. Где-то в углу двора выкопали целый скелет в остатках синего сукна. Но это было не столь важно.

Мялся некоторое время рядышком Артем, но потом вооружившись догадкой «там есть блокиратор!» пошел искать и трофеить хотя бы что-нибудь. Потому что отдавать Мстиславским вообще все — было уже против чувства самоуважения.

— Кто первым найдет, того и блокиратор. — Прокомментировала Инка и зашагала в ту сторону еще быстрее.

— Священное право трофея… — Заикнулся было Артем.

— Я тоже участвовала в бою!

— Да неужели, — едко отозвался Шуйский.

— Я переживала.

Артем сделал невозмутимое лицо и наметил себе сектор поисков в другой стороне.

— Блокиратор у меня в кармане, — шепнула мне Ника. — Я не бесхозяйственная!

— Только не включай, — мигом попросил я. — Иначе эту медицинскую станцию можно будет выкидывать.

— Я сама медицинская станция, — повозилась она на коленках.

— А вот, кстати, тебе и пациент, — мрачно отреагировал я, глядя, как из очередной ямы достают изможденного седого мужчину с безумным взглядом.

Вернее, то, что от мужчины осталось — заросшая и обгрызенная борода, изъеденные в кровь ноги и пальцы рук, красное лицо и остатки некогда дорогой одежды на плечах…

Непонятно, как долго он там пробыл. И невероятно, что все еще жив.

— Ой, — произнесла Ника, тут же опираясь на свои босые ноги и смотря в ту сторону исполненным жалости взглядом.

Найденного человека понесли в сторону скорой на переноске, суетясь и взволнованно переговариваясь.

— Не довезем! — Слышалось от них.

Так бывает даже когда до спасения — протянуть руку.

Рядом с медиками тут же оказалась Ника, на ходу объясняя свою квалификацию.

Ее, после повелительного движения брови Мстиславского, попытались оттеснить, но Ника, упорствуя, на ходу применила целительную технику, усыпив беспокойного пациента и принимаясь залечивать раны.

Девушке тут же раздобыли обувь и более не мешали.

— Право слово, неудобно, — подошел ко мне княжич.

Потому что жизнь моей невесты уже была оговорена, а значит важнее любого, кого они нашли или еще найдут.

— С ней уже все хорошо, — успокоил его я. — Она сильная и способна помочь. Она хочет помочь.

— Вам повезло, — задумчиво посмотрел он на активности внутри скорой помощи. — Я вам благодарен. — Хотел подытожить он.

— Не мне. Ей.

Нике такие должники гораздо полезней, чем мне.

Княжич вновь кивнул и вернулся к делам.

Вскоре они завершили поиски, отыскав еще одного выжившего — на этот раз женщину, ни возраст, ни статус, ни положение которой не угадывалось совершенно. Может быть, шестьдесят. Может быть, изможденные сорок. Сама она не помнила своего имени, а от спасителей шарахалась, как от заклятых врагов. Зато Мстиславского отчего-то назвала Ванечкой, и дернувшийся от этого слова княжич чуть ли не на колени встал, уговаривая Нику помочь. Хотя та и без того была рядом, аккуратно придерживая женщину за руку…

Машина скорой, седан княжича и джип с его людьми и кучей останков в самом скором времени отбыли в сторону вертолетной площадки — быть может, из-за найденной пленницы.

Ника хотела остаться со мной, и никто бы ее не удержал — кроме долга и возможности сохранить жизнь полумертвым узникам тайной тюрьмы. Да и Мстиславский рассыпался уговорами..

Федора я отослал за Никой — проконтролировать, чтобы ее не обижали. Он не хотел, но машин было только две, а в скорой и автомобиле Мстиславских меня не было места из-за останков. То, что оставлять Инку и Го Дейю без присмотра опасно — брат понимал и не спорил.

Мы вновь остались вчетвером, и только Аймара с Артемом упрямо искали блокиратор.

— Может, поедем уже? — Выждав время, посмотрел я на часы.

— Он где-то здесь! — Шипела Аймара, палочкой протыкая рыхлую землю и обходя вскрытые каверны в земле.

— Как он может быть здесь, если он давно уехал?

— Кто, блокиратор?!

— Ну да. С Никой вместе. — Пожал я плечами.

На меня синхронно и очень недовольно посмотрели Инка с Артемом.

— И ты молчал. — Подытожил Артем.

— Вы не спрашивали. — Мудро произнес я.

— Дебилы, — подытожила скучавшая все это время Го Дейю.

— На правах старшего брата, сейчас кто-то огребет. — Направился он ко мне мягким шагом.

И Инка повторила его походку — даром, что вообще не сестра.

— Между прочим, ты категорически не прав, — заявил я Артему.

— Это еще почему? — Демонстративно закатывал он рукава.

— Ты не старший. Ко мне тут один дядька прилетал в августе, помнишь, наверное? Так он мне сказал, что день рождения у меня не в декабре, а аккурат в тот день. То есть, я тебя старше на два месяца.

— Но это не помешает мне тебе по-братски навалять.

— Хотя в целом, ты прав. — Вздохнул я, поворачиваясь к дальнему концу бывшей усадьбы, выходящей на большую дорогу. — Старший брат должен вытаскивать младших из неприятностей.

Артем замедлился, перестал теребить рукава и медленно повернулся в ту же сторону.

Чтобы увидеть, как возле бывшей ограды неспешно останавливается бронированный лимузин с гербом Черниговских вместо номера. А из задней двери степенно выходит невысокий господин в костюме и массивных роговых очках на лице. Одновременно, из другой двери вышагнул высокий нескладный мужчина, за короткое время успевший обзавестись новой обувью.

— Опять переодеваться, — буднично произнес Артем и уже шагнул было в ту сторону.

Но я придержал его за плечо.

— Я тут старший брат. Я со всем разберусь. — Шепнул я ему.

А где-то недалеко позади нас отозвалась гулким рокотом близкая гроза.

Глава 28

Там, где адреналин становится топливом эмоциям, а пульс сердца начинает быть слышимым в висках, нет места логике. Ладони сжимаются в кулак, а в мыслях только те, что стоят позади и нуждаются в твоей защите.

— Вот свидетельство о рождении покажешь, тогда и поговорим, — раздувались крылья носа Артема, а голос смещался в тональность инфразвукового рыка.

Теперь он не считал себя старшим, но был самым сильным среди нас. Поэтому видел свой долг в том, чтобы умереть первым, хотя наверняка силой воли заставлял себя считать иначе. Но в мире Силы нет места чуду и случайности. «Виртуоз» будет сильнее «мастера» всегда.

Дрогнул воздух над перепаханной землей, уплотняясь и становясь чище, словно протерли от пыли старое зеркало. Все обрело резкость и правильность очертаний — словно на техничной и бездушной картине, кропотливо отразившей каждую линию и каждую тень от даже самой малой детали. Слишком четко и слишком старательно. Объемное обратилось плоским и острым, а один шаг невысокого мужчины по нарисованному перенес его от лимузина на десяток метров ближе к нам.

В мире Силы «виртуоз будет сильнее и двух „мастеров“».

Низким звоном лопнуло небо над нами и за спиной — то влага воздуха застыла на мгновение мутными плоскостями льда, тут же упавшими вниз, чтобы разлететься осколками. Но порожденные ими острые тени отчего-то остались вокруг, медленно двигаясь по земле и забирая нас в широкое кольцо.

Падут перед высшим рангом и три, и четыре более слабых противника — что бы не думала про себя Инка.

Князь Черниговский сделал еще один шаг по плоской картине, и реальность вновь скакнула к нему навстречу. Позади него быстрым шагом поспешал его сын — от которого он отрекся, и отречется еще раз, если будет выгодно.

Кольнуло болью охранное кольцо, и ойкнула Го Дейю, потирая покрасневшую кожу под отданным ей браслетом — индикатор окрасился багрово-красным, а затем почеренел. Зато пропали все тени под нами, пожелавшие обрести самостоятельность.

Десять «мастеров» способны устроить старому и опытному «виртуозу» красивый бой перед тем, как умереть.

Рассыпалась крошевом пуговица на рубашке — и даже тени от облаков пожелали поставить нас на колени, а потом размазать в унижении по земле или загнать под нее — в освободившиеся каверны тайной тюрьмы, замуровав навсегда.

Десять секунд боя, который даже не начался для нашего соперника — и горит вторая охранная пуговица, прикрывавшая меня и друзей.

— Это были интересные дни, — вежливо произнесла Го Дейю, но пересохший голос свело судорогой, и напускная веселость исчезла.

Артем вновь попытался шагнуть вперед. Бессилие порождало желание действия, а родовая честь предписывала умереть в битве. Но моя рука все еще оставалась у него на плече, не давая идти. Шуйский дернул плечом, но я сжал руку еще сильнее.

— Отпусти, — рыкнул он, глядя на очередной шаг князя.

Ровно треть пути.

— Стой на месте, градом зацепит, — шикнул я на него.

И он все-таки услышал, застыв на полшага и с недоверием посмотрел на меня.

Дейю недоуменно посмотрела в небеса.

— Град в конце сентября?

Где-то там, вдали, почти неслышно захлопали в ладоши.

— Случается, — вежливо ответил я китаянке. — Особенно часто рядом с железными дорогами нашей страны.

А бледная, как полотно, Инка отчего-то взбесилась от наших бесед, произнесенных на русском языке.

— Почему? Почему мы не прилетели на вертолете, как тот князь?! Мы были бы тут еще вчера! Мы бы уехали!

— Мы ехали не быстрее грузовых железнодорожных платформ, — нашел я и для нее толику вежливости.

А где-то недалеко словно оторвало крепление кровельного профлиста, и дикий ветер извлекал из него тревожный и нарастающий звук, разбивая о чердачные балки.

— Я все поняла! — Настигло Аймару очередное прозрение, а лицо стало серым. — Ты понял, что все потерял! Ты специально сделал так, чтобы Черниговский убил меня, а мои родители убили его! Трус, ты пытаешься скрыться в смерти от моей мести! Какой же ты трус!!!

Князь Черниговский прошел уже половину пути, но замер, задумчиво глядя на юго-восток, повернув голову и прислушиваясь.

— Артем, угомони ее. — Добавилось в моем голосе усталости, и я убрал руку с его плеча. — Пожалуйста, а?

И тот мягко улыбнулся Инке — ободрительно и успокаивающе, от чего очередные ругательства сменились тишиной и осторожным взглядом на него исподлобья.

Сразу три защитные пуговицы рассыпались прахом — не стоит считать Черниговского недалеким, — а вокруг завертелась карусель теней, заходящих по параболе и беззвучно врезающихся в пока еще целый щит.

Но мы все смотрели, как Артем молча демонстрирует Инке раскрытые и пустые ладони и медленно шагает к ней — чуть быстрее, чем недоверчиво отступает Аймара от него.

Гасли щиты, расслаивалась защита, нагревались кольца и падали последние бастионы. Но мы улыбались, глядя, как Артем подступает к девушке, как к недоверчивому олененку и протягивает к ее голове ладони.

Инка невольно обернулась назад и впала в ступор от вида, как расплывается по щиту мерзкой человекоподобной гримасой жадная до души грязно-черная тень. Испуганно дернувшись, девушка посмотрела на Артема уже совсем иначе — с испугом и надеждой на защиту, замерев и подняв к нему лицо.

А Артем мягко повел ладонями у ее головы, остановив их возле висков.

— Град — это реактивная система залпового огня, — произнес он ей мягко, как признание в любви, за мгновение до того, как осторожно и нежно прикрыть своими ладонями ее ушки.

Я деловито проделал то же самое со своими ушами, слегка приоткрыв рот. И мудрая Дейю моментально повторила мое движение.

В мире «Силы», авторитетном и давным-давно устоявшемся, рейтинги выстраивали без учета снарядов калибром в сто двадцать два миллиметра, усиленных с рунной вязью и десятком алых самоцветов с «Искрой Творца».

Мир вокруг давно уже потемнел от мириада теней. Но когда рядом грохнуло так сильно, что чуть не подломились в коленях ноги — поднятая ввысь земля обратила день в самую мрачную ночь. А жар, пробившийся сквозь почву, на мгновение обернулся мыслью о преисподней. И тут же грохнуло снова, еще раз, и опять без малейшей передышки — титаническими молотами целого цеха молотобойцев, отразившись акустической болью в черепе даже сквозь сомкнутые ладони.

Рухнул предпоследний защитный рубеж, но плечи больше не давило чужой волей, а внешний щит не пыталась прогрызть призванная мерзость.

— Артем, щиты! — Крикнул я в ухо другу, не слыша себя.

Но тот кивнул и на мгновение прикрыл глаза — и впервые вздох обошелся без боли под сердцем, а плечи распрямились. Артем — он самый сильный среди нас. Он выдержит последствия.

Двадцать секунд длилась вечность громового ада, а жар внутри защитных щитов уже пропитал одежду и стекал по спине. Но даже после них не было внезапной тишины — уши оглохли еще раньше, а ноги продолжали чувствовать удары залпов, которых уже нет. Только опадал пепел, в который обратилась горемычная земля, и ветер сдувал пожары всего того, что еще могло гореть после битвы «мастеров», явления «виртуоза» и работы пяти артустановок.

— Отвратительная погода! — Орала Го Дейю, не слыша себя, и слегка потряхивала головой.

— Да, есть такое, — попытался я проморгаться, прогоняя неведомо как залетевшую соринку из глаза. — «Грады», «смерчи», «тайфуны». Так что — только туризм! Никакого постоянного проживания!

Хотя то и дело приходится объяснять это на границах страны…

— Если ты чуть сильнее сдавишь ей череп, то лично я ничего не видел, — мягко порекомендовал я Артему, все еще защищающего ладонями ушки Инки.

Тот чуть дрогнул и, недовольно глянув в мою сторону, очень медленно отвел свои лапищи от Аймара. А та тоже словно очнулась, и стала нервно поглядывать по сторонам, пряча от нас взгляд.

— Никому не позволено называть меня трусом, кроме моих сестер! — Веско заявил я Шуйскому на его осуждающий взгляд.

Потому что «открой дверь, трус!» — это не повод впускать экспериментаторов, которым жалко кота и собаку для испытания их очередной гениальной придумки, но не жалко родного брата.

Под действием щита Артема, жар отступал, а набежавший ветер на секунду снес дымные столбы в сторону. Но не видно все равно было ничего толком. Разве что чадило определенно из точки, где был лимузин Черниговского князя. Ну да и площадь накрытия была смещена в ту сторону, уничтожив как бы не половину садового компаньонства и вызвав многочисленные чадные пожары…

Скоро к владельцам даже самого маленького домика придут из страховой компании и соврут, что все было застраховано на огромные суммы.

Однако отсутствие новой атаки радовало и пересиливало любые финансовые потери.

— Там кто-то едет, — прислушался Артем и повернул в сторону, откуда мы прибыли.

Го Дейю, испросив разрешение, что-то сделала с воздухом, и первым освободила интересующий нас сектор.

— Она должна была улететь, — упавшим голосом произнес я, глядя на машину с Федором и Никой на первом сидении.

Как она уговорила Мстиславского, клятвенно обещавшего ее увезти… Как она смогла уговорить двоих из свиты Федора сесть с охраняемым лицом в одну машину… Не важно…

— Максим, — тронул осторожно меня за спину Артем.

Уже все не важно. В который раз…

— Максим, — произнес он уже напряжённо, а плечо откровенно затормошил.

Я повернулся в сторону разрытого, распаханного, сожженного, утрамбованного и развеянного поля, ставшего просто серо-черной пылью, на которой никогда и ничто более не вырастет.

В центре которого — уже не скрытого дымами, старательно отведенными Дейю в сторону, сидел на земле, в припорошенном пылью костюме, мужчина в возрасте, растерявший куда-то и роговые очки, и самообладание.

Князь Черниговский держал на коленях голову сына, то прижимая его к груди, то проводя по его лицу и волосам ладонью. Его тело сотрясала дрожь, а по пыльным щекам скатывались дорожки слез.

— Он жив, — глухо произнесла Го Дейю.

— Недолго, — размяв шею, зло выдохнул Шуйский.

Но я вновь его остановил.

— Максим? — Недоуменно вопросил друг.

— Он прощается. — Голос вышел глухим и неестественным.

— Какая разница? Это же такая мразь.

— Для его сына это важно.

Тем более, это ничего для нас не изменит.

— Это еще большая мразь. Он чуть не убил твою невесту, меня, тебя, Федора — всех на турнире!

— По-английски! — Возмутилась Инка.

Но Го ткнула ее локтем, и принялась тихо переводить.

— Он стал мразью ради этого момента, — чуть повернул я голову.

И Артем, пусть неодобрительно покачав головой, но не сдвинулся с места.

— Сентиментальный злодей. — С пониманием кивала в стороне Инка. — Два сентиментальных злодея!

Хлопнули рядом двери машины, и в наш коллектив вклинилась Еремеева, с тревогой осмотрев меня на наличие повреждений, а не обнаружив — врезала по печени.

Я, лишившись почти всех щитов, аж охнул.

— Говорил ей, не надо сюда ехать! — Возмущенно всплеснул руками Федор. — Но там у Мстиславского вся аппаратура в вертолете сдохла, так что пока чинит — отпросилась.

— О, так у нас новый рекорд, — перехватил я Нику и прижал к себе, не давая выражать чувства кулаками. — Именной княжеский вертолет. Убытков на два-три боинга. — Мрачно констатировал я.

Ника осознала, пискнула и прекратила дергаться.

— А вы тут точно победили? — Деловито добавил брат. — Тут ваш клиент вроде как шевелится. Я бы сказал, полон сил.

Мы синхронно посмотрели в сторону поляны.

Князь Черниговский надел перстень со своей руки на руку сына, и тело бывшего наследника исчезло в темной дымке. Сам он стал медленно и неторопливо подниматься на ноги.

И мир вокруг давануло чуть ли не материальным ощущением лютой ненависти.

— Федор, не одолжишь пару защитных артефактов? — Усталым тоном попросил я, глядя на повернувшегося к нам князя.

— А я все-таки пойду. — Нахмурился Шуйский и сделал несколько шагов в сторону врага. — Он ведь ослаблен и подавлен. Легкая цель.

Вокруг «виртуоза» Черниговских начали расплываться во все стороны длинные черно-красные тени. Будто источник красного цвета бился прямо внутри него.

А контур из теней в небе над нами, что, казалось, исчез бесследно, мгновенно запер нас по периметру усадьбы, сомкнувшись под шипение вытесненного воздуха.

— Тем более, у Ники есть блокиратор, — разгладилось лицо Артема.

— М-м, нет. — Робко произнесла Ника. — Я его в вертолете с вещами оставила. Чтобы не потерять. Он же дорогой…

— И умерли они в один день. — Громко продекламировала Го Дейю, склонив голову и укрыв лицо ладонью. — В один тупой и нелепый день.

— Если следствие найдет труп в ушках, это добавит интриги расследованию? — Задумчиво произнес Федор, и не думая паниковать.

Хотя надо бы — мигом возведенная вокруг него защита его свиты как-то неприятно гибко и пластично продавилась от удара внезапно вытянувшейся в нашу сторону длинной тени. Защита прикрывала заодно всех нас, кроме Артема — листья и серая земля уже кружили вокруг его силуэта в пяти метрах правее.

— Почему из-за тебя суждено умереть самым светлым и добрым людям? — С горечью и болью донеслось позади от подкравшейся позади Аймара. — Они идут на смерть, они не сомневаются. Твой друг, твой брат, твоя невеста. А ты всей своей подлостью тащишь их за собой, стоя на месте?

— Она какая-то странная, — отчего-то фыркнула Ника, покосившись на нее из-за моего плеча. — Девушка, в нашей компании не принято умирать.

— Вот. — Поддакнул я, отпуская невесту и ставя ее подле себя.

— Умирают только один раз!!

— Ну, я вот два раза, по-моему… — Припомнил, но тут же добавил. — Но это, безусловно, не принято. Не рекомендую!

Произнес в тот момент, когда Артем рванул в сторону врага, и был тут же снесен в сторону ударом собственной теневой копии.

Князь Черниговский даже не сдвинулся с места.

— Сними клятвы. — Напряженно произнесла Инка, прикипев к драке взглядом и дернувшись всем телом.

— Нет.

— Сними, я хочу ему помочь. Не тебе!

— Значит, переживай за него. Молись за него. Думай о нем и готовься к его возвращению.

— Он же умрет! — Крикнула она в отчаянии.

Потому что резво поднявшийся и разорвавший напавшую на него плотную теневую копию, Артем был тут же отброшен ударами еще двух таких же…

— Неужели ты этого не хотела днем раньше? — Полюбопытствовал я. — Всеми силами, всеми чувствами? Быть может, это твои мечты сбываются? Твои истовые желания услышаны небесами?

А Инка потерянно смотрела на картину избиения Артема Шуйского, который уже разодрал своими зелеными когтями еще три тени — но теперь его окружали уже шесть — столь же огромные, как он сам.

— Это не из-за меня. — Глухо произнесла Инка. — Это ты, все ты!

— Я хочу убить своего друга и брата?

— А что, не так?! Так спаси его! — Зло и резко повернулась она ко мне. — Докажи это!

Я дернул плечом и плеснул волной Звездочек от себя на землю. Метнувшись целым потоком вперед, они заполнили все пространство бывшей усадьбы тусклыми огоньками — чтобы через мгновение ослепительно вспыхнуть и выжечь все тени.

Секунда — и «проявившийся» в мерцании рядом с князем медведь буквально снес Черниговского с ног, отправив мотнувшее головой тело в полет на пару метров — и волоком на метр по земле.

Чтобы тут же с воем боли отлететь в обратную сторону, облепленный чем-то вязким и прожигающим шкуру… «Виртуозу» начало надоедать забавляться.

Я с тревогой посмотрел над головой и тут же выдохнул — гроза, еле видимая сейчас и-за сияния огней, к которым Черниговский пока не подобрал ключ, уже накрывала нас.

Осторожно отцепил от себя испуганную Нику и состыковал с ошарашенной Аймара, прикованной к поединку человека и медведя в кубе света без теней. Доставалось обоим — наотмашь, на поражение, но живучесть медведя и сила виртуоза не давали за один удар убить ни блекло-вязкой плети, создаваемой Черниговским в продолжении ладони, ни ядовито-зеленым когтям, уже разодравшим некогда дорогой костюм и рубашку, но так не процарапавшим даже кожу.

Достал родовой перстень Юсуповых, надел на указательный палец и подал Силу. Небольшой дракончик явился в мерцании искр, и был крайне доволен как своим появлением и кипевшей битвой рядом, так и погодными условиями над ним, чуть ли не сразу дернувшись в полет. Но я придержал сорванца, уже рванувшего в сторону схватки, накрыв левой ладонью сверху.

В просвете между пальцами показалась недовольная мордочка, попытавшаяся протиснуться наружу.

— Сначала вырасти, — наставительно произнес я.

В небесах под грохот ослепительно вспыхнула молния, а я наставительно указал дракончику на нее. Мол, вот тебе и в коня корм.

— Это не сработает, — мягко и без акцента произнесла китаянка позади меня, а маленькие ладошки ее легли мне на спину. — Их воспитывают и усиливают не так. Но я дам силу, дам много силы, — шептала Го Дейю истово и искренне. — Хватит на все! Я приоткрою двери Восточного дворца для тебя.

Во вспышке молнии впереди, вызванной не мною, оттого привлекшей мое внимание, среди темных грозовых туч словно проявились и тут же исчезли очертания величественного строения, тускло подсвеченного где-то вдали.

— Но я хочу плату. — Мягко, но уже жестче произнесла Дейю. — Ты знаешь, какую.

— Сделай его счастливым, — подумав, коротко кивнул в ответ.

— Эта княжна справится, — уверили меня.

А нажатие ладоней стало сильнее, будто предлагая на них опереться.

— Слышал? — Строго произнес я дракончику.

Тот мотнул искристой мордочкой с полным пониманием.

А я приподнял ладонь на уровень глаз.

— Становись сильнее! Возвращайся! И приводи друзей! — Вскинул я руку, отправляя довольно прогремевшего громовым клекотом дракончика ввысь.

— Это работает не так! — Возмутилась Дейю.

— Да мне плевать, как это работает, если не по-моему. — Вспомнил я свои ощущения парой секунд ранее и уже самостоятельно проявил в небе Восточный дворец, силой воли распахивая в нем ворота — и чуть ли не дурея от восторга и мощи, рванувшей из него навстречу.

— Н-но… — Обескураженно произнесла Го, опуская ладони от моей спины, отшатываясь, словно не веря — глядя на яркий — пробивающийся даже сквозь свет звездочек — силуэт с башнями и контрфорсами на полнеба, свитый из молний бесконечной грозы, из ворот которого стаей выныривали десятки сияющих крылатых бестий, исчезая в грозовых иссиня-черных подбрюшьях низких облаков, подсвечивая их изнутри хищными силуэтами.

— А Пашку обидишь — прибью. — Жестко произнес я ей, поймав ее взгляд. — Никаких княжеств, принесенных твоим старейшинам на блюде!

Дейю истово закивала.

— А если бы… А если бы у тебя не получилось? — Казалось, через силу спрашивала Аймара, пытаясь перекричать близкий шторм.

Взгляд ее перебегал то на небо, то к схватке, где Артему приходилось все сложнее, он уже отчетливо прихрамывал на левую переднюю лапу, а на шкуре уже не оставалось целого места — но отчего-то все сильнее замирая, глядя вверх.

— Что не получилось?! — Не сдержался я. — Перезарядка «Града» — семь минут! Это вы у нас тут все герои и собрались умирать! А у меня свадьба! Семь минут не могут постоять на месте!

— Вот-вот, — поддакнул Федор, задравший голову ввысь.

Я выдохнул, успокаиваясь, нашел на небесах своего дракончика, уже откормившегося размером до среднего истребителя, и перевел взгляд на князя Черниговского.

— Сожрите его.

Глава 29

Среди очерченного коричнево-туманной защитой круга не осталось слов — да и те не были бы услышаны. Там, по другую сторону под громовой клекот рвали защиту вокруг человеческого силуэта десятки электрических бестий, бросившихся с неба и облепивших жертву одним неистерпимо сияющим комом. Иногда какая-то из них распахивала электрические крылья и недовольно взлетала ввысь, не добравшись до плоти врага — но на место, ею освобожденное, тут же врезались два или три других хищных проявления стихии, пытавшихся повалить жертву на землю, расцарапать электрическими когтями прозрачно-серое полотно преграды и оторвать голову резким движением пасти.

С затаенным дыханием и надеждой смотрели три девушки на избиение полностью сосредоточившегося на защите "виртуоза". Закаменевшей маской лица наблюдал за расправой молодой человек. Равнодушно контролировали пространство двое лысых мужчин, привычно распределивших сектора охраны и не сопереживавшие никому. Тяжело дышал израненный медведь, все еще остававшийся за полусферой щита и готовый к драке — но благоразумно не приближавшийся к месту схватки. Сиял над ними в воздухе Восточный Дворец с распахнутыми воротами, готовый дать еще силы, дать еще мощи призвавшему его, чтобы довершить дело.

А еще на поле битвы, в кольце защиты был мальчишка тринадцати лет, которому было явно не место в схватке совершеннолетних людей, принявших по закону всю меру ответственности за свои поступки.

Но в мире аристократов возраст не имеет столь драматического значения. Более того, правила наследования предписывают совершенно иное главенство в роду, когда доходит до принятых в семью. И оказывается так, что если тебе в девятый класс, а усыновленный брат уже отпраздновал совершеннолетие, то наследником все равно будешь ты. И старшим в своем роду, а значит ответственным за младшего, каким бы могущественным и самостоятельным он ни был — тоже.

И сейчас ему категорически не нравилось то, что происходило рядом с ним.

Ладони Федора с силой сжимали снятые с рук охранные перстни, призванные защитить от звуков и частот, способных убить; от неприятных запахов и от вредного спектра света. Но сейчас он хотел видеть, слышать, осязать, чувствовать кожей — это ослепительное сияние живой энергии, оглушающий грохот, эти волны жара от покореженной земли и пугающее до дрожи в коленях противостояние людей, жаждущих убить и жить самим. Он осознанно лишил себя защиты, чтобы происходящее рядом не казалось кадром фильма, увиденного из безопасного и защищенного места, а било по всем чувствам ощущением причастности. Он хотел бояться, и ему действительно было страшно.

Юноша старательно запоминал этот ужас, чтобы вспомнить в тот момент, когда на ум придет мысль, будто война — это нечто иное, чем боль, смерть и страх за родных. А еще доказывая себе, что он все делает правильно.

Один такой ужас уже был в его прошлом. Тогда они проиграли. Сейчас готовились выиграть, но победа грозилась обернуться еще большим кошмаром.

Понимал ли это мудрый старший брат? Федор раньше верил, что да — но только до того момента, когда будучи уже у вертолета вместе с Никой уловил залп пяти установок со снарядами, изрядно усовершенствованными его рукой. Не так-то и просто почувствовать изделие, тобою созданное — доступные расстояния обычно ограничивалось десятками метров, которых было достаточно для поиска затерявшейся или сворованной вещицы. Да и то — закладки не ставились на продаваемые предметы вовсе. Но эти выстрелы Федор делал не для чужих, а также осознавал весь ужас от того, что они попадут в чужие руки. Поэтому, кроме возможности следить за ними с более чем достаточного расстояния, он всегда мог сделать так, что вся губительная сила, привнесенная в снаряды по его инициативе, не сработает.

И Федор сделал это.

Где-то совсем рядом небо пролилось на землю огнем, безжалостным и испепеляющим — но в нем не было искры его таланта. Иначе "виртуоз" к его приезду с гарантией был бы мертв — больше пяти килограммов "особых" самоцветов вместе с полугодовой работой не оставили бы шанса никому, кроме владельцев защитных артефактов, вышедших из под руки самого Федора. Слишком огромная сила, за просто астрономическую сумму, если взяться считать — оттого невозможная под этим солнцем до сегодняшнего дня. Сила, которая была осознанно отключена — с полным осознанием всех последствий.

Максим учил его, что планировать и действовать проще всего против сильных и уверенных — эти не подведут, двигаясь ровно по тем маршрутам и прописанным схемам, которых от них ждут. Сильный и не знающий поражений ударит ровно так, как делал до этого раньше. Властный — задавит властью и влиянием. Высокопоставленный — самонадеянно наплюет на закон в своих интересах. Куда сложнее с неуверенными и слабыми — эти станут просчитывать каждый шаг, бояться и перепроверять вводные данные, да и после этого останутся в сомнениях. Максим объяснял, что обычно неуверенность и слабость князьям заменяют аналитики — но если вышибить из под князя ровную поверхность, то он не станет спрашивать у аналитиков, как ему падать. Тем более не станет отчитываться перед ними, как и кого собрался за свое падение немедленно наказать. В этот момент князь и попадает в тщательно подготовленный лабиринт со всего одним выходом — каким бы путем он не решился по нему идти, исход будет одним и тем же.

Но сейчас его брат сам действовал именно так — прямолинейно и грубо реагируя на внешний раздражитель. Потому что за немедленным и гибельным ударом была огромная, затяжная война — обезглавленный клан не оставит в покое убийцу своего главы, жаждая смыть кровью факт смерти от рук простолюдина. Не будет Черниговским места на земле и чести, пока на одной с ними планете дышит воздухом тот, кто будет им упреком до белых седин.

И Федор боялся, что Максим этого не понимает — и что самое худшее, так и не поймет, если первый же залп приведет его к успеху. Ведь он посчитает, что в запасе у него останется и второй, и третий удар, и бесконечная сеть железных дорог, способная доставить носители в любую точку страны — а значит рано или поздно даже самый сильный враг позабудет о своих амбициях и побежит.

Если бы Федору дали время все это объяснить — он бы постарался унять дрожь в руках и поведать, что ранг "виртуоза" — очень, очень разный. И если этого князя, который уже почти потерял честь, связавшись с раскрытым похищением и тайной тюрьмой, пренебрежением сыном и разорением фамилии, способен уничтожить зачарованный снаряд… То в мире существуют такие монстры, что убьют Максима, который в один момент слишком поверит в абсолютное оружие. Монстры — не столь сильные, сколько хитрые и способные переждать падение стали и огня на землю, мгновенно переместившись в безопасное место…

Что ему было делать за сотни метров от схватки, когда невозможно дозваться, ухватить за руку и умолять прекратить, попросив поверить на слово, что должные объяснения последуют?

Младший брат, который верил Максиму, после залпа установок уже не мог переубедить жившего в Федоре старшего аристократа, что где-то тут рядом есть хитрый и коварный план. Поэтому в нем начал действовать будущий глава семьи, который не обязан и не должен отчитываться, когда надо спасти род. Ему виднее, он знает, как лучше — и он взял на себя всю меру ответственности за свой поступок.

Зато его брат не вступит в лабиринт, расставленный судьбой или злым умыслом — пусть сам разбирается с авторством, но пройдет мимо ловушки. Злость, недовольство и даже ненависть в ответ — приемлемо за жизнь и будущее.

Непопулярные меры, сродни болезненной прививке, что заражает человека малым числом вируса, который организм переборет безболезненно для себя и научится превозмогать. Сегодня этой прививкой будет отнятая из-под носа победа, ощущение бессилия перед чужой мощью — как стимул организму стать сильнее. Федор не позволял пробиться в своей душе метаниям и неуверенности, оставаясь главой семьи и не смея думать иначе.

Побеждают только осторожные, хитрые и осознающие собственные слабые стороны. Максим обязан был почувствовать свою слабость — еще и потому один за другим начали гаснуть его щиты от перегрузки, гораздо быстрее, чем должно, пока не остался предпоследний барьер. Семейные артефакты могли украсть и использовать против создателя — а значит мастер обязан иметь возможность выключить и их.

Сейчас с Максимом ничего не случится — Федор уже был рядом и готов прикрывать. Но в будущем может оказаться так, что брат останется один с полуразряженным артефактом — а значит, уже сейчас обязан осознать, что последним барьером должен быть не камень, а личное могущество. Его развитие уже началось, и не должно быть окончено на дежурной технике для сдачи экзамена на ранг — но это знание ценнее, когда осознано самостоятельно, а не привнесено советом, как бы не уважал человек говорившего. Максим ни с кем не собирался воевать, плетя кружева планов и интриг, уцепиться за нить которую даже Федору было не дано, хоть он и чувствовал напряженную дрожь в воздухе от переплетения линий. Но иногда война приходит вне всякого плана, а второй раз хоронить близкого Федор не желал.

Когда же второй залп ракет снова не убьет Черниговского — Самойлов Максим обязан будет вступить в переговоры. В конце концов, у них есть убедительные доводы для этого — когтистые, относительно свежие и размером с гараж. А если их не хватит, то Федор со свитой может просто прогуляться мимо недобитого "виртуоза", и все претензии за его смерть уйдут в Румынию. Да, его будут за это ругать, но…

Но случилось нечто ужасное, и сейчас Максим добивал князя у него на глазах, с ловкостью шулера достав новый козырь из рукава, сияющий теперь в небесах. Козырь, прознав про который станет еще хуже, если Черниговский умрет, а лабиринт, в который вступит его брат, станет до невозможного коротким.

Потому что это уже не дракон Юсуповых — он у них всего один в небе, пусть и огромный. Это новая Сила Крови, способная убить "виртуоза", а значит жить ее владельцу — до момента огласки.

Больше не будет простолюдина, потому что новая Сила Крови означает личный герб — но останется одиночка с небольшой семьей, что не пожелает искать защиты у Шуйских, но которому даже не подумают помочь Юсуповы, способные вмешаться по своей воле.

Ибо раз это не Сила Крови Юсуповых, то им он тоже не родственник — а значит и защиты от них можно не ждать. Скорее, родичи первыми пожелают уничтожить того, сродство со стихией которого выше, чем у них — иначе в один день он запрет им "небо", а какой-нибудь из старых врагов вырежет резко ослабевший род. Максим хороший и этого не сделает? Юсуповы не готовы будут в это поверить — отцы и матери своих детей и заботливые дети своих престарелых родителей, желающие любой ценой и немедленно устранить нависшую над ними угрозу. Тем более, что цена ей — всего одна жизнь.

А ведь было еще одно в списке последствий, подумав о котором Федору становилось просто дурно.

Слишком много горя от победы, которую все вокруг так ждут.

— Я хочу видеть отца. — Глухо произнес Федор.

Близкий грохот поглотил его слова, но те, кто обязаны были слышать — синхронно повернули к нему лысые черепа с равнодушными глазами.

— Вы слышали, вечные.

Они не умели спорить и сомневаться. Упали расстегнутые кожаные куртки на землю, обнажая свободные руки с тяжелыми браслетами на них.

Повинуясь резкому движению кистей, браслеты слетели с запястья, оставшись зацепленными в ладони. Еще одно резкое движение, исполненное функциональности — и браслеты подлетели ввысь до уровня двух метров; верхние замерли, оставшись в воздухе, остальные застывали чуть ниже, образовывая широкую арку.

Действие прошло мимо внимания всех остальных, слишком увлеченных медленной гибелью природного князя. Но когда свита стала рвать реальность, проделывая сквозной тоннель по прямой до земель Румынского княжества и деловито наживляя сотни километров пути на нити Силы, продетые сквозь кольца, своей волей стягивая ими разрывы пространства, в которых виделись оборванные трубы и металлоконструкции; чернота давящей с боков и сверху земли; темная вода подземных озер и рек, стремящаяся вырваться через рану в реальности; скальная порода, никогда не видевшая белого света — именно в этот момент всех присутствующих продрало холодом и неприятным предчувствием по позвоночному столбу сверху и до самого низа, оставшись маятным чувством неуверенности внизу живота — у всех, кроме юноши, держащего волю драконов всего на одном сопернике и не давая их ярости разорвать всех остальных.

Нити Силы, визуально видимые коричневыми тросами, вдетыми в бронзовые кольца, сшивали складками сотни горизонтов между арки у преддверия Уральских гор и той что была у подножия Карпат. И двум бесстрастным исполнителям было наплевать, что станет, когда связи исчезнут, и рухнут пласты земли в проделанную дыру, вызывая обрушения и землетрясения.

Ведомые приказом, они продолжали соединять две точки на планете, будто полотно ткани накинутой нитью поперек — пока по завершению их усилий в арке не зафиксировался мрачный тронный зал с огромными книжными шкафами во всю стену, подсвеченный электрическим светом монструозной люстры, исполненной под старину. И князь Виид, показавшийся в переходе, не ступил на мертвый грунт, пройдя за один шаг более трех с половиной тысяч километров.

Был он старомоден в своих предпочтениях, одеваясь ровно так, как учил его отец — в традиционный наряд своего народа, выглядевший расшитым золотым по красному кафтаном и головным убором из серебра и жемчуга.

Князь недовольно посмотрел на мельтешение ярких огоньков за защитой щита, мельком глянул на свежий перстень среди десятка иных на своей левой руке, после чего прислушался к своим чувствам и одобрительно хмыкнул. Только после этого он обратил внимание на присутствующих, происходящий бой, и цокнув — на сияющий над головой дворец, остановив в итоге свой взор, полный молчаливого вопроса, на Федоре.

— Теперь он достоин быть моим братом? — будто в продолжении старой беседы, упрямо посмотрел на князя Федор и перевел взгляд на спину напряженно выпрямившегося Максима.

Князь Виид чуть наклонил голову и, покосившись на небо, одобрительно кивнул.

— Тогда спаси его, — выдохнул мальчишка и с надеждой посмотрел на древнего румына.

— Он и так неплохо справляется. — Повеяло недоумением от могущественного существа.

— Если Максим убьет князя Черниговского, ему придется убить миллионы людей. А мой брат — не чудовище! — Истово произнес Федор, в котором все-таки проглянул он-прежний.

Князь покосился на напряженную спину названого старшего сына, только что принятого в семью, и скептически хмыкнул о последнем суждении. Но вслух произнес иное.

— И как ты хочешь, чтобы я ему помог? — Покосился он на Федора, продолжая отслеживать и бойню с драконами, и дворец из молний в небесах.

— Я… Я не знаю. — Честно произнес ему младший сын. — Но я очень прошу!

— Дети. — Вроде ворчливо, но с одобрением произнес князь.

Затем слегка освободил длинноватый рукав и, отогнув ворот кафтана другой рукой, достал из внутреннего кармана небольшие песочные часы, заполненные серой дымкой.

Одно движение длинных и чуть суховатых пальцев, и часы отправляются в короткий полет до земли, чтобы навсегда разбиться, оставив серую дымку над землей…. Что стала, будто под порывом ветра, разлетаться в сторону кипящей схватки — отчего-то не исчезая, а увеличиваясь в размерах, за мгновение покорив всю поляну перед собой…

Замершую, бездвижную поляну. Без ветра, без движения ветвей по краям. Без звуков дыхания и ударов сердца. С остановившимися фигурами и замершими выражениями лиц — начиная от девушек, что жались от появившегося князя Виида по границам защитного контура, до растрепанного, обожженного, с красными глазами от лопнувших капилляров и напряжения князя Черниговского. Застыл и юноша, преисполненный мрачной решимости, и огромный медведь, глядевший на Виида исподлобья, прижав лапы для длинного прыжка.

Единожды моргнув вспышкой, исчезли все драконы. Исчез дворец в небесах — волны времени забрали их вперед, и в остановившемся прошлом их не было.

В абсолютной тишине мерно раздались звуки шагов кожаных ботфорт — князь Виид неспешно подошел к Максиму, оглядел его внимательно и влепил сильный подзатыльник левой рукой — тяжелый, отеческий, от которого юношу просто вырубило, и он упал на землю.

Затем не торопясь подошел к князю Черниговскому и дождался, когда время этого места снова нырнет в общий поток.

Звуки и движения вернулись в один миг — хотя для остальных никуда не уходили. Но ныне не горел в небесах Восточный Замок, и более не было электрических драконов — призвавший их был без сознания.

Исчезли все щиты и рядом с Черниговским, а попытка отреагировать на близкую угрозу отозвалась в нем весьма болезненным ударом — словно кнутом вдоль спины.

— Т-ты! — Прорычал князь Черниговский, завидев того, кто стоял подле.

Князь Виид молча вернулся к сыновьям.

Возле упавшего старшего сидела красивая темноволосая девушка, осторожно придерживая его голову и глядя на князя с испугом.

Благоразумно ховался на границах уцелевших деревьев медведь — еще юный и неспособный причинить ему вреда, но с огромным потенциалом — раз еще жив после схватки с виртуозом и способен думать быстро.

— Этот тоже не знает никого из Аймара? — Обреченно уточняла у китаянки из рода Го рыжая.

— Радуйся этому… — тихо ответила ей та.

С гордостью смотрел на него Федор — и тепло приливало к мертвому сердцу.

— Мы уходим. — Строго произнес румынский князь.

— Н-но, я должен, — растерянно посмотрел вокруг его младший.

— Тебя уже неделю нет в школе! Никаких оправданий.

И Федор понуро потопал в проход между государствами.

— У тебя тут нет власти! Ты не смеешь тут быть! — Истерически донеслось от оклемавшегося и прочно вставшего на ноги Черниговского.

— Моя власть в Румынии. — Указал Виид на интерьеры замка в арке из бронзовых колец. — Хочешь испытать мое гостеприимство?

— Вы! Вы пятеро! — Тогда обратился Черниговский к остальным. — Вы считаете, что он вас защитит?! Я — я тут закон! Слышите?! Я создавал эти законы для себя! Вас повесят по моей воле!!!

Но оставив за собой последнее слово, тут же повернулся к ним спиной и быстро побрел прочь по дороге из пепла к новым потерям.

Князь Виид не имел достаточных причин забирать его в свои подвалы. А Черниговский не хотел давать эти причины, оставаясь. Тем более, что зеленоватый оттенок когтей все-таки добрался до пореза у бедра, и князь не спешил торопиться с продолжением боя.

— Всем пока! — Бодро, хоть и виновато произнес Федор, — Вы не беспокойтесь. Его найдется, кому сожрать! — С жаром добавил он, возвращаясь в Румынию. — И брату передайте!

Следом за ним шагнул князь. Затем один из лысых мужчин из свиты. Заминка вышла со вторым, который отчего-то сделал пару шагов, чтобы оказаться возле Ники.

Посмотрел на нее, затем перевел нечитаемый взгляд на своего господина.

Князь аж вышел обратно, дошел до него и вгляделся в его глаза.

— Сломали! — Возмутился он. Оглядев бесчувственного Максима на коленях девушки и ее саму, со тщательно скрываемым удовольствием покачал головой. — Дети. Только ломать и умеют. Оставайся. Охраняй. Вернется это пугало — накажи.

Безмолвный страж коротко кивнул.

А румын вернулся обратно в свой замок. С громким хлопком и дрожью земли рухнули потревоженные пласты, более не стягиваемые Силой. Бронзовые браслеты упали на землю — будучи немедленно поднятыми оставшимся вечным и надетыми им на руки.

— Так, я не поняла, кто победил? — Возмутилась Аймара.

— Я, конечно же, — фыркнула Го Дейю.

Инка хотела ответить ей что-то колкое, но коротко ойкнула, только сейчас заметив сильно хромавшего медведя рядом.

Девушка отстранилась, чтобы дать ему пройти — но тот тоже ступил неудачно на пораненную лапу, отчего неловко потерся теплой и мягкой шерсткой о ее бедро, да так приятно — ощущением волнительной и близкой мощи.

Рядом к шерстке завороженно потянула руку Го, но Инка ловко стукнула ее по запястью.

— Руки свои при себе держи. Их тут зубами с корнем отрывают, слышала? — Тихо шепнула она китаянке, когда медведь ушел достаточно далеко.

То, что он слегка дернул ушами — чистое совпадение.

Эпилог

Через беспамятство донеслись запахи сожжённой земли и дерева, едкие ноты горевшего пластика и чадящей дымом резины.

Холод сковал спину, лишив ее всякой чувствительности, но я не спешил двинуться или даже открыть глаза, внимательно прислушиваясь к своему телу. Для начала — попытка шевельнуть пальцами ног: ощутить подошву ботинок, сжать и разжать. Ноги целы. Осторожное движение пальцами отозвалось холодком на коже. Руки тоже целы, и даже все пальцы на месте. Поразительное везение для того, кто уцелел под последим «приветом» природного князя.

Как это было — сложно сказать. Вон, в интернетах тоже нет видеозаписей техник ранга «виртуоз», а свидетели обычно молчаливы и не спешат делиться впечатлениями. Это было страшно — равно как и то, что Черниговский в один момент просто шагнул в особо черную тень, чтобы швырнуть что-то убийственное и исчезнуть. Место битвы осталось без победителя. Хотя если скурпулезно просчитать загаданные цели и выполненные пункты, то мы в немалом плюсе, господа.

Теперь можно с торжеством открыть глаза и взглянуть на серое небо, полное крошечных снежинок.

Согретые жаром, шедшим от мертвой земли, снежинки таяли на подлете и падали на щеки и лоб мелкими каплями воды. Падали они и на ворот серого пальто, чтобы тут же заиндеветь под порывами холодного ветра.

— Он очнулся! — Донеслось заполошное глуховато через высокую ноту, звучавшую в голове.

Сколько проигравших и победителей вот так смотрело на небо? И только улыбка отличала победителя.

— А я говорила, давайте добьем, пока тихо лежит. — Где-то рядом нервно отреагировала на мою улыбку Инка.

Над головой головой показалось лицо Артема.

— Нам бы отступить, — склонился он надо мной. — Идти можешь?

— Где Ника? — Спросил я в ответ.

— Я здесь, — ворохнулись под головой теплые коленки, а сверху на меня посмотрели тревожные глаза невесты. — Голова не кружится? Не тошнит?

— Это я тебя должен был спасать, — ворчливо принялся я подниматься, игнорируя возмущение и попытки удержать меня за плечи.

— Куда! А ну лежи тихо! Сейчас в больницу поедем.

— Это ты лежи тихо, сейчас поедем в больницу. — возмутился уже в голос, осторожно убирая ее руки с плеч, поворачиваясь в движении, чтобы присесть рядом и с силой обнять.

Огляделся, отметив целых и живых Инку, Го Дейю и Артема в одной футболке и брюках, с перебинтованной и прижатой к груди рукой. Выглядел мой друг неважно — сероватая кожа лица, широкие пластыри по всему телу, зацепленные наспех поверх запекшихся ран на коже. Ботинок не было, но холод на нем всегда слабо сказывался. Сказался кризис одежды — не мультяшный супергерой, что поделать: габариты второй формы легко рвут любую тряпку, а карманов в медвежьей шкуре как-то не предусмотрено.

За спиной Артем работали на холостом ходу наши машины, перегнанные поближе к месту боя.

— Где Федор? — не нашел я брата.

— Ушел переходом в Румынию. Вместе с князем Виидом.

Что-то Федор говорил по этому поводу… Вроде как, если станет выгорать одна защита за другой — вмешается его покровитель. Я думал, через свиту. Оказалось, способен прибыть лично.

Но если бы этого не было — брата я бы с собой брать не стал, равно как и подвергать опасности. Он, в общем-то, должен был улететь вместе с Никой, но раз не сложилось…

— А этот что тут тогда делает? — Приняв к сведению, заметил я стоявшего за Никой одного из лысых свитских Федора.

— Теперь он охраняет Нику. — Сухо пояснил Артем. — Навсегда.

А невеста, смутившись, отвернулась.

— Что тут вообще происходило? — Потер я занывшую от движения шею.

— Черниговский сбежал, — был друг весьма мрачен.

После чего отвернулся и направился к нашей машине. Некоторые вопросы ему хотелось решать сразу, не откладывая на потом. Хотя еще половиной часа желалось просто жить.

— Так. — Задержал я на равнодушном лысом свой взгляд. — Если у меня будут лысые дети, я его грохну.

— Все дети рождаются лысыми! — Задохнувшись от возмущения, произнесла моя девушка.

— А я о чем. — Принялся я подниматься и помог с этим Нике.

Лысый совершенно индифферентно отнесся к моим комментариям и тут же встал чуть позади и по левую руку от девушки.

— И ждать девять месяцев я не буду. — Оценил я мрачно его маневры.

После чего махнул рукой на неловкие комментарии о том, что «Веня хороший» и вообще «нам сейчас пригодится любая помощь», и направился за Артемом. Следовало уточнить детали.

С дороги посторонились Го Дейю и Инка, завороженно наблюдавшие за нашей перепалкой.

Разве что китаянка негромко отметила, что за нами пристально смотрят, указав на край перепаханного поля. В том направлении обнаружился княжич Мстиславский, то ли не желавший пачкать безукоризненный облик попыткой прошагать через месиво, в которое постепенно обращалась земля под таявшим снегом. То ли вполне довольный своей позицией наблюдателя.

— Давно стоит? — Чуть задержался я.

Го Дейю неопределенно пожала плечами.

— Ника, — обратился я к девушке и указал на Мстиславского. — Этот человек поклялся забрать тебя и целой доставить в Москву. Если не сдержит клятву, ему придется весьма скверно.

Будем думать, что явился он именно за этим.

— Его проблемы, — равнодушно отметила невеста, так же направившись к машинам. — Я тебя больше одного не оставлю.

Последствия такого решения были вполне банальны — в Москву мы направились на самолете с гербом Мстиславских, а место второго пилота занял сам Иван Семенович. Крайне удобно с точки зрения безопасности — можно не опасаться «случайных срабатываний» средств ПВО и прочих воздушных неприятностей. Свита же владельца отправилась в столицу грузовым вертолетом — чтобы спешно доставить раненных и кости. Впрочем, это уже их хлопоты — Ника добилась стабильности состояния освобожденных пленников, а для полного исцеления у могущественного рода найдутся свои люди.

Салон личного «Эбраера», выполненный под пятнадцать весьма комфортабельных мест, обладал кроме всего прочего полноформатной постелью — для отдыха уставшей и не спавшей двое суток Ники. До того подали поздний завтрак, и разморенная от еды и усталости девушка задремала прямо в кресле… В этой связи, иных присутствующих просили не шуметь — равно как и мы с Артемом, отсевшие подальше, вели беседы негромким голосом.

— Я не совсем понимаю твоего спокойствия, — размеренным голосом начал Шуйский, поглядывая в иллюминатор на проплывающие внизу пейзажи, слегка обезличенные первым снегом.

Ему, как и всем нам, предоставили новые одежды — и теперь на его широких плечах был серый, однотонный и чуть растянутый свитер вместе с широкими брюками максимального размера, который удалось отыскать. У меня же пострадало только пальто, которое в самолете было без необходимости, поэтому я все еще оставался в собственном костюме.

— Как я должен себя вести? — Чуть устало прикрыл я глаза.

— Например, как я. Сообщить родным, что началась война.

— Мои родные уже два месяца на военном положении. Мало что изменится, кроме дополнительной тревоги и лишнего страха.

— Это недостаточно. Ты хоть понимаешь, что он будет мстить? Он остался в живых, и все начнется еще раз, и он уже будет не один.

— Я и не собирался его убивать. — Пожал я плечами. — Сбежал — и демон с ним. Так бы пришлось отпускать специально.

Но пару клятв было бы взять неплохо, под угрозой смерти… Но что получилось, то получилось.

— Шутишь? — Фыркнул Шуйский.

— Отнюдь. Он мне кучу денег должен. Сдохнет раньше времени — кто вернет? — Скупо и практично выразил я свою точку зрения.

— Знаешь, ты был весьма убедителен в своей попытке его убить. — Все же слегка эмоционально завелся Артем. — Я бы сказал, ты почти добился успеха. И никакой такой бережливости я отчего-то не наблюдал!

— Тише, — примирительно повел я ладонью. — Разбудишь, — с тревогой покосился я на дальний конец салона.

— Извини. — Поумерил он тон.

— Любой план ведет к битве против главного злодея. — Поделился я с ним. — До этого обычно следуют приспешники и злодеи мельче. Но это ведь в сказках. В нашей жизни все приспешники при исполнении, а злодеи что их возглавляют, обычно просто выполняют приказ. Эта встреча была нужна, чтобы за нами не гонялась полиция и перестали рассылать розыскные листы. Все сразу стало уровнем выше. Закончится там же.

— Был роскошный шанс завершить все разом уже сейчас! — Раздраженно дернул Артем плечом.

Не зло и без укора — просто сопереживая за исход битвы вместе со мной. Вернее, пытаясь разобраться — отчего равнодушен я к этому сам.

— Шанс, который запорол бы мне ты или Федор. А может, вмешался бы Мстиславский. А может, упал бы метеорит. — Чуть поморщившись от вновь возникшей боли в затылке, я вновь прикрыл глаза и отклонился к креслу. — Помнишь, что я тебе говорил про талант Ники?

— Чушь это все, — категорично произнес Шуйский то, что раньше выражал крайне деликатно. — Невозможно сломать еще несбывшееся!

— Тем не менее, по возвращению девушки я настолько сильно возжелал смерти Черниговского и имел к тому все шансы, что он все равно сбежал. — возразил я, не открывая очи. — Всего лишь знание о таланте и использование его в собственных интересах. Хочу одно — происходит совершенно противоположное.

Удержали бы ее у вертолета — стало бы лучше. Но как удержать неудерживаемое…

— У тебя так с восьмого класса.

— Все, что я хотел взорвать — всегда взрывалось! — Наставительно поднял я палец ввысь.

— Лучше бы Черниговский был бы мертв, — недовольно проворчал Артем.

— Хочешь, попросим Нику постоять рядом и крайне тщательно спланируем, как сохранить ему жизнь? — Приоткрыв глаза, покосился я на Шуйского. — Как думаешь, он свернет себе голову сам, поскользнувшись на мокром полу, или кто-то другой разрушит все плоды наших с тобой усилий?

— Федор сказал, когда уходил, что найдутся те, кто его сожрет. — Задумавшись, пробормотал Шуйский.

Еще одна причина, отчего не остался — значит, все действительно будет хорошо. Или это мера доверия? Или собственные обязательства перед тем, что пришел его забирать? Дозвонюсь — узнаю.

— Может, так, — пожал я плечами. — Не собираюсь ничего планировать, пока нахожусь с Никой на одном самолете. И тебе не советую.

— Как-то мистикой попахивает, — уже обеспокоенно, без тени насмешки, произнес Артем.

— Это говорит мне медведь-оборотень, — прокомментировал я.

— Ты рассказал ей о таланте? — Хмурился друг.

— Иногда человеку не стоит знать о том, что принесет только лишние печали. Я же не говорю ей, что уже женат.

— Послушай… Что?! — Изумленно посмотрел Артем.

Ну хоть скользкая тема перестала его интересовать. Неровен час, набредет на мысль, что рядом с Никой могут запланировать что-нибудь хорошее персонально для них…

— Да на Белевской Лене, помнишь такую?

— Погоди, но как так-то…

— На другой комплект документов, еще год назад. Она ведь давно совершеннолетняя. Я думал, у нас все серьезно… — Вздохнул я чуть разочарованно.

— Она знает?

— А ты часто заглядываешь в страничку своего паспорта о семейном положении?

— Нет, зачем?..

Затем резким движением выудил собственный паспорт, удостоверился, что все еще холост, и уже медленнее положил его обратно.

— Лена тоже не заглядывала.

— Постой, это она сейчас жена самого разыскиваемого преступника в империи? — Озадаченно наклонил голову Артем.

— Неловко получилось. — Потянулся я к затылку рукой, чтобы почесать.

Но голова все еще ощущалась довольно болезненно. Крепко меня приложило.

— Ее же теперь тоже могут похитить, отыграться на ней.

— Да не, у нее будущий муж из Юсуповых. — Успокаивающе повел я рукой. — Сильный, влиятельный клан… Что ты так смотришь? Дам я ей развод, пусть строит себе свое счастье!

На словах о счастье Артем чуть понурился, не скрывая разочарование.

Там, в конце пути, его ждала Вера и крайне тяжелые вопросы, которые не хотелось задавать. Потому что ответы уже практически ясны.

— Слушай, ну у вас с Верой ведь все не так серьёзно, как могло было быть. Ты ж ее обнаженной на себе не катал?

Артем тут же изобразил возмущение самой постановкой вопроса, но зрачки слегка расширились — буквально на мгновение.

— Нет, разумеется! И вообще, что за глупые фантазии?! — произнес он, слегка розовея щеками.

А то я не знаю, почему его класс на выпускном в лесу клещей наловил, кроме самого Артема и еще одной девушки.

Увы, но любовь оказалась в чине майора внутренней безопасности и на десяток лет старше — и с этим пришлось смириться после выпускного… Не везет…

— Может быть, она и не виновата, — попытался озвучить я призрачные шансы.

— Так! Никаких рассуждений на одном с Никой самолете, — пресек он. — Пойду для верности к Аймаре кадриться. — Решительно поднялся он с места. — Исключительно для пользы дела, раз такая возможность, — поведал он мне деловито до того, как подхватить с ближнего к нам крепления столика неоткрытую бутылку вина и бокалы.

Ну-ну. Только рукой махнул на него, внутренне благословляя. Посидел пару минут, глядя на отчего-то захромавшего Артема, жалостливо прижавшего руку к груди (которой он тут чуть подголовники кресел не ломал), которому Инка тут же определила место на широком диванчике, присев рядом. Повод для распития искать не стали — не алкоголики же, потому без комментариев наполнили бокалы и принялись тихонько меня ругать. Это почему-то сближает людей…

Я же направился к Нике — посмотреть, как она спит. Ну и чтобы этих не слушать — пусть Артем меня вроде как защищает, но стиль «и не такой он дурак» все-таки не особо приятен.

— Привет, — отчего-то открыла глаза невеста.

Хотя я очень тихо присел на краешек постели. Но край моей одежды был тотчас сжат маленьким кулачком правой руки — будто сбегу.

Я поправил одеяло и недовольно покосился на лысого охранника, сурово сверлившего меня взглядом с ближнего кресла. Интересно, из самолета Мстиславских когда-нибудь падали люди?

— Не смотри на него так, он желает добра, — попросила Ника, потянув за полу пиджака. — Хоть кому-нибудь. Он хочет снова быть человеком и делать поступки. — Сонно, но торопливо и уже просыпаясь, произнесла она.

— Поступки бывают разные.

— Но человеком делают только добрые. Оставь его! — С жаром добавила невеста.

— Пусть так, — вздохнув, не стал я спорить. — Посмотрим на поведение. Как себя чувствуешь?

— Поспала. Хорошо.

— Час до Москвы. Твою маму и сестру охраняют уже пятый день. Отец под надежной защитой шести «виртуозов». Все будет хорошо.

— Они до сих пор пьют? — Изумилась Ника.

— Серьезный вопрос решается. — Пожал я плечами. — Телефоны выключены. Свите запрещено беспокоить. Но сегодня-завтра, думаю, узнают.

— И все закончится? — Пискнула девушка, словно боясь спросить.

— Не сразу, но в пятницу у князей большой сход. — Поделился я информацией. — Повод другой, но повестка точно изменится. Там все решится.

— А люди Аймара? — Невольно перебирала Ника неприятности.

— А вон, — покосился я на салон самолета, где Артем рассказывал Инке, как я практически устроил, а потом раскрыл мятеж в его княжестве и скрылся в Москве.

Мол, его отец даже высший орден мне выписал, чтобы в глаза мои бесстыжие при вручении посмотреть, а этот подлец так и не явился…

Зато за всеми этими откровениями почти выпитая бутылка незаметно обновилась на новую быстрым движением рук. Инка слушала внимательно, слегка смеялась в нужных местах и продолжала пить, удерживая бокал левой — украшенной браслетом-противоядием — рукой. Ей было весело и легко на душе даже без алкоголя — ведь браслет стирал влияние этанола. Правда, Федор его вырубил вместе с остальными своими поделками, и смех становился все заливистей и громче…

— Нас спасет только свадьба, — задумчиво произнесла Ника.

Я с уважением посмотрел на невесту.

— Что? Общаюсь с мудрыми людьми, — зарделась она. — Кстати, что ты пообещал Го Дейю? Я так и не поняла.

— Пашку в мужья.

— А он согласен? — Осторожно уточнила она.

Что за мелочи у всех на уме?

— Борецким придется многое отстраивать заново. Думаю, он не откажется от верной и сильной супруги, у которой кроме него никого нет. Она сделает его великим.

— А она справится? — С сомнением посмотрела Ника вглубь салона, где дремала Го Дейю, завернувшись в Пашкино пальто.

— Любая жена может сделать мужа великим, — пожал я плечами. — Просто женщины рода Го занимаются этим профессионально.

— Максим, — приперся чуть пьяный Артем, и виновато покосившись на Нику, заговорщическим шепотом произнес. — Ты не мог бы прогуляться на пару часов?

— Олух, это самолет!

— А… Да? — Разочарованно повел он глазами вокруг, вздохнул и потопал обратно.

В сторону Инки, которая уже отключилась и спала, откинувшись на спинку дивана, приоткрыв рот и пустив слюнку.

Вот что бывает, когда люди безоглядно доверяют чужим артефактам. Ну и нажираются четырьмя бутылками вина на двоих.

— Правда, она милая? — Завороженно спросил Артем, остановившись.

Инка слегка всхрапнула.

— Ты вон тоже на кресло устраивайся, поспи, — посоветовал я ему.

— Нет, — нахмурился Артем, словно что-то вспомнив, слегка качнулся и упрямо произнес. — Никакого планирования сна! Особенно с Никой на борту! Я сейчас сяду на кресло и буду бодрствовать! До конца полета!

Присел он с этими словами в кресло и тут же отрубился.

— Это он о чем? — Осторожно поинтересовалась Ника.

— Кто же знает, что у пьяного на языке? — Поправил я ей одеяло. — Спи.

Присел у окошка, оглядел сонное царство на борту и налил себе минералки, попивая ее мелкими глотками под созерцание необъятных просторов в иллюминаторе.

А затем занялся тем, чем коротал время всякий раз, когда Ника была рядом.

Тщательными и крайне детализированными планами, как уничтожить этот мир. Планами, которые уже были запущены.

И пусть нам всем повезет.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg