«Я, мой убийца и Джек-потрошитель»

Я, мой убийца и Джек-потрошитель (fb2) - Я, мой убийца и Джек-потрошитель 1350K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Нина Кавалли

Нина Кавалли Я, мой убийца и Джек-потрошитель

© Кавалли Нина, текст

© ООО «Издательство АСТ»

Глава 1. Последний экзамен

Как люди представляют себе черного мага? Чаще в их воображении возникает образ могущественного мужчины, чье злое волевое лицо скрыто под капюшоном развевающегося черного плаща. Руки мага, творя заклинание, воздеты к небу, на пальцах переливаются массивные перстни с черепами и драгоценными камнями. И самое главное, у чародея ночи настолько мощная, темная и опасная энергетика, что любому человеку, очутись он поблизости, захочется не то что забиться в угол, а бежать без оглядки, куда глаза глядят.

Такой или почти такой образ оседает в нашем сознании после просмотра голливудских фильмов. Мы, черные маги, совсем другие. Я сейчас еду в автобусе, смотрю в окно и слушаю японский рок, время от времени переключая песни в плеере и изредка поправляя на плече небольшой кожаный рюкзак. Вокруг толпа народа, все спешат на работу и учебу, но никому и в голову не придет шарахнуться от меня.

Внешне мы не отличаемся от остальных людей. Когда вы утром едете в переполненном вагоне метро или набитом битком автобусе, отчаянно работая локтями или зевая и все еще пытаясь проснуться, знайте: в этом же душном замкнутом пространстве, борясь со сном и стараясь привести мысли в порядок, едет на службу хотя бы один черный маг или некромант.

А я в это январское утро – на удивление бесснежное – еду в университет. Не в обычный, а в Российский университет черной магии и некромантии – РУЧМиН. В Москве только один магический вуз – между станциями «Новослободская» и «Менделеевская». Там же, где построены Российский государственный гуманитарный университет и Российский химико-технологический университет.

Выхожу из автобуса, стараюсь не поскользнуться на замерзшей луже…

– А-а-а! – ору, когда нога едет и мне грозит встретиться лицом с асфальтом. Благо мужчина, за пуховик которого хватаюсь, ловит меня и, что-то пробурчав, возвращает в вертикальное положение. Машинально мотаю головой в знак благодарности, но мой спаситель этого уже не видит: спешит войти в метро. Последую его примеру.

Мне ехать с пересадкой на «Киевской», защищая грудную клетку от возможных тычков и ударов локтями. А ноги защитить нечем. Отдавят, как пить дать, и сапоги испачкают. И так каждое утро, по пять (к счастью, в субботу мы не учимся) дней в неделю. И столько же – вечером. Знаю, у всех так, но разве кому-то это нравится? Потому и ворчу. Мысленно.

Забыла представиться. По паспорту я Элеонора Александрова, но все зовут меня Леей. Родители придумали. Ни Эля, ни Нора, а именно Лея. Как принцессу из «Звездных войн». К счастью, предки не сходили с ума по этой эпохальной картине, и их решение сократить Элеонору до Леи – лишь досадное совпадение. Приговорили человека. Вы наверняка догадались, как меня называли в детском саду и в школе. Да, именно Лейкой. Сверстникам и дразнить меня не приходилось. Даже вариант Лайка не приклеился – так все потешались над моим настоящим имечком.

Давайте, пока еду в метро, расскажу вам, чем занимаются в современном мире черные маги и некроманты.

Доказано, что целенаправленное магическое воздействие на сознание человека может влиять на его настроение, самочувствие, принятие решений. Например, если за столом переговоров у одного из политических лидеров возникнет сильная головная боль или тошнота, прийти к соглашению стороны не сумеют, фактически переговоры будут сорваны. Если в ключевой для страны момент и глава государства, и глава оппозиции не смогут действовать решительно, будут пребывать в некой прострации, власть перейдет в третьи руки. Влияние на жизнь власть имущих, вмешательство в ключевые, поворотные моменты истории захватывает, интригует, будоражит кровь, правда? Но чародеи ночи могут намного больше.

Сильнейшие маги и некроманты способны устранить диктатора любой страны, никогда не встречаясь с ним лично: вызвать тяжелый сердечный приступ, который уложит главу государства в больницу, а то и сведет в могилу; или же стимулировать развитие рака.

Другой пример. Военный самолет перевозит опасный груз. А если груз – это ракета, которая будет сброшена на город? Как может воздействовать черный маг? Да просто усыпив пилота, он уже спасет сотни людей, а то и целый город.

Маги трудятся не ради политической элиты, а защищают интересы своей страны. Мало кому известно, что в 1998 году президент Ельцин готов был подписать соглашение, по которому Японии отошли бы Курильские острова. Однако самолет с президентом на борту, вылетевший в Токио, был вынужден прервать перелет и вернуться в Москву. У тогдашнего главы государства стало плохо с сердцем: наши маги постарались. Тем же вечером Ельцину пришлось лечь в больницу, а пока он «отдыхал», ситуация коренным образом изменилась, подписание документов было отложено на неопределенный срок.

Вот так наделенные силой и знаниями маги стоят на страже интересов Родины. Средства, которые они используют, сложно назвать гуманными, но потому этих чародеев и зовут черными: во имя значимой цели они не пожалеют никого и ничего, не остановятся ни перед чем. Как к ним относиться – личное дело каждого. Но их вклада в защиту наших с вами интересов, в развитие нашей страны отрицать никак нельзя.

Правда, такого уровня мастерства достигают лишь единицы. Это элита среди магов. И своя колдовская элита есть в каждой стране мира. Реалии таковы, что перспективы развития есть только у государств, чьи маги лучше подготовлены.

Чем занимаются выпускники магических вузов, имеющие более скромные способности? Кто-то сотрудничает с полицией, помогая в розыске преступников, кто-то ищет пропавших без вести людей. Некоторые устраиваются психологами, психотерапевтами, психиатрами, помогая отчаявшимся разобраться в себе или восстановить душевное равновесие, но нашими, магическими, методами: они действенней. Правда, пациенты об этом никогда не узнают.

Что касается прорвы колдунов и ведьм, дающих объявления в Сети, газетах и журналах о приворотах, снятии сглаза, порчи и тому подобного, – это либо недоучки, которых выгнали из вуза за неуспеваемость, либо люди, вовсе к магам отношения не имеющие. И среди последних попадаются самородки, но их число настолько ничтожно, что и говорить не о чем. Зато шарлатанов пруд пруди.

Рассказ о том, что мы изучаем в университете, я, пожалуй, отложу на потом, а то вы, чего доброго, зевать начнете. К тому же я как раз у цели: передо мной проходная альма-матер. Сегодня экзамен по взаимодействию с космическими течениями, и сдаю я его такому упырю, такому… Где мой цензурный словарный запас? Был, да весь вышел. Пытать станет заведующий кафедрой черной магии, морского ежа ему в желудок!

В это же время в Российском университете черной магии и некромантии…

сидя в пустой аудитории, заведующий кафедрой черной магии перебирал личные дела студентов старшего курса. К каждому досье будущего выпускника-мага прилагалась, кроме стандартной черно-белой фотографии, еще и большая цветная. Небрежно перелистывая страницы, маг нашел в стопке нужное дело.

Фамилия: Александрова

Имя: Элеонора

Отчество: Александровна

Дата рождения: 4 сентября…

Он перевел взгляд на цветное фото. На него смотрела девушка с открытым лицом, длинными рыжеватыми волосами и ясными ярко-зелеными глазами. Не красивая, но миловидная.

– М-да, во времена инквизиции на тебя достаточно было указать пальцем и крикнуть: «Ведьма!» – чтобы отправить на костер, – цокнув языком, проворчал мужчина.

Маг вытащил фотографию из-под скрепки, откинулся на спинку кресла и сосредоточился. Ему необходимо заглянуть в будущее студентки.

Отбросив эмоции, мысли, образы, маг освободил сознание, перенес его на фотографию и отождествил с девушкой-объектом. Объект испытывал легкий мандраж, думая об экзамене, и предъявлял охранникам студенческий на проходной.

– Не то, – маг невольно поморщился, не открывая глаз и не прерывая контакта. Ему нужно вновь, в который раз, увидеть ее будущее, чтобы убедиться, знать наверняка…

Мужчина начал сдвигать свое сознание, свое «я» по индивидуальному временному коридору объекта. Месяц, два, три, полгода… Вот оно! Тело мага подбросило в кресле. Причиной стал адреналиновый шок, ужас и подступающая к горлу истерика, пронзающие каждый нерв, каждую клетку объекта. Девушка пытается ускользнуть от идущей по пятам смерти.

Прячется в темноте малого актового зала, слыша, как в коридоре поскрипывает паркет, как убийца идет следом, не торопясь и не осторожничая, а смакуя каждый миг охоты на жертву. Шаги приближаются, и девушка начинает паниковать еще сильнее. Она прикидывает возможность отойти от двери и спрятаться за трибуной для выступлений: ей кажется это разумным. Всего метра два-три до цели. Дрожа всем телом, Лея глубоко вздыхает, выпускает из легких воздух и начинает красться к трибуне. Задевает ногой какую-то железяку и мгновенно замирает. Съеживается, до крови вогнав ногти в ладони. Шум выдал ее. Шаги убийцы затихли у входа в актовый зал. Девушка судорожно обводит взглядом кресла, расположенные амфитеатром, ища даже не спасения, а всего-то надежды на него. Шанс есть, хоть и призрачный.

Когда мужчина открывает дверь и входит в помещение, свет из коридора сразу выдает притаившуюся у стены Лею. Не оборачиваясь, она бросается к креслам и начинает протискиваться между вторым и третьим рядами. Несмотря на создаваемый передвижением шум, смешок она слышит четко. До боли знакомый голос спрашивает:

– И чего ты хочешь добиться?

Спокойствие и равнодушие, с которыми произнесены слова, заставляют стыть кровь в жилах.

Мужчина, недолго колеблясь, следует за Леей: его любопытство пересиливает. Девушка слабо улыбается и продолжает пробираться между креслами. Преследователь, не обладая таким хрупким телосложением, тут же попадает в ловушки спинок и подлокотников, препятствующих движению. Не церемонится – с грохотом отодвигает мешающую ему мебель, постепенно свирепея.

Улучив момент, когда преследователь застревает посередине длинного ряда, девушка выскакивает в проход, дальний от двери. Добежать до полоски света быстрее человека, стремящегося лишить ее жизни, – это единственный шанс на спасение. Лея, крича:

– Помогите! Кто-нибудь! – несется к выходу.

Преследователь не стал пробираться ни вперед, ни назад, как надеялась девушка, а перескочил один ряд, другой и очутился прямо у жертвы на пути.

Свет из коридора освещает лицо убийцы, и заведующий кафедрой Горан Судар, видящий все происходящее глазами Леи, узнает самого себя, свое лицо, искаженное дьявольской ухмылкой.

– Думала убежать? Как наивно, – хохочет он, вынимая остро заточенный нож.

Такого ужаса девушка не испытывала никогда: ледяной пот пропитывает одежду; тело, скованное страхом, отказывается повиноваться. Она понимает: бежать некуда. Но все же, будто загнанный зверек, делает последнюю отчаянную попытку. Черный маг тут же хватает ее за локоть, сжимая плоть до синяков, а когда отпускает, бьет беглянку наотмашь так, что она валится на пол.

Сидя на холодном паркете, широко распахнув испуганные глаза, Лея одними губами шепчет:

– Горан, нет. Пожалуйста. Не надо, Горан…

И зажмуривается, когда лезвие зависает над ней. Горан Судар, ощутив, как нож входит в тело объекта, разрывая мышцы, сосуды, царапая кости, открыл глаза, бросил фото студентки на стол и потер ладонями лицо. Он проверял уже несколько раз. Ошибки нет. Через несколько месяцев он убьет Лею Александрову.

Маг пытался узнать больше, заглянув в свое будущее. Попасть в свое прошлое – легко, а узнать что-то наперед, предсказать самому себе – задача почти непосильная даже для могущественного мага. Но один раз получилось. Картинка была нечеткой, однако он увидел себя в том актовом зале, склонившимся над истекающим кровью телом. Все точно.

– Значит, судьба твоя такая, – прошептал черный маг, складывая личные дела в одну стопку. Надо выкинуть будущее убийство из головы, и как можно скорее: за дверью аудитории слышался шум, разговоры и нервные смешки – студенты старшего курса пришли на экзамен.

Лея Александрова

К аудитории я подбежала последней, чего не случалось почти никогда. Еще издали помахала рукой немногочисленным сокурсникам (на первый курс нас поступило двадцать шесть душ, а до финишной черты добрались только восемь). Трое сейчас повторяли лекции, стоя с тетрадками ближе к окну, трое болтали, а моя подруга Ланка отчаянно искала что-то в карманах, едва не выворачивая их наизнанку.

– Здорово! Шпоры потеряла? – звонко полюбопытствовала я. Наклонив голову и хитро прищурившись, попыталась поймать рассеянный взгляд подруги.

Только сейчас меня заметила.

– Привет… Нет, я платок ищу – очки протереть… – неуверенно протянула Лана, продолжая поиски. – А, вот он! – выхватив пропажу из заднего кармана джинсов, подруга обрадовалась. Достала из рюкзака футляр, открыла и начала начищать стекла цвета слабо заваренного чая. Перед экзаменом мандраж не у меня одной. Это видно.

Лана выше меня ростом, бесконечно обаятельная, приветливая и улыбчивая пышечка-хохотушка. Сколько знаю подругу, ходит с шикарной русой косой до пояса, ни за какие блага мира не отстрижет предмет своей гордости и не променяет ни на одну новомодную прическу.

– Снова носишь? – качнула я головой в сторону очков, стилизованных под солнечные. – Упражнения не помогли?

Лана ходила на магический спецкурс по улучшению зрения. Там учат целому комплексу энергетических упражнений, избавляющих от близорукости и дальнозоркости.

– Очень даже помогли, – заверила подруга, цепляя чайные очки на нос. – Было минус четыре, а стало все идеально. Я сама виновата, – вздохнула Ланка, – забросила упражнения, и теперь… минус два. Буду умнее.

Закинув рюкзак на плечо, добавила:

– К концу года буду видеть лучше всех, – и чинно кивнула для пущей убедительности.

Я в ее способностях нисколько не сомневалась, но вот в старательности… Едва у Ланы начинало что-то получаться, она тут же теряла интерес. Впрочем, до последнего курса универа же доучилась, значит, я не совсем справедлива. Из задумчивости меня вывел ощутимый тычок в ребра и заговорщический шепот Ланки:

– Смотри-смотри, идет.

Я без уточнений поняла, о ком речь. По коридору шел Он. Вам случалось влюбляться с первого взгляда? Если не случалось, завидую. А меня угораздило. Рост за метр восемьдесят, стройный, гибкий, но сильный. Кстати, обожаю такую длину волос, как у него: до середины шеи. Не короткая стрижка, но и не патлы, как у металлистов. Пряди пушистые, густые, черные, как смоль, да еще кончики так аккуратно завиваются внутрь: волосок к волоску. Не то что мои: половина закручивается наружу, еще часть – в стороны, и пара локонов – внутрь. Я устала от бардака на голове и теперь делаю химическую завивку. А он… Просто идеал. Зачем парню быть таким красивым? Я втюрилась год назад и до сих пор глазею, боюсь подойти. Да нет, уродиной себя не считаю, я даже очень ничего. Но мне такого красавчика не потянуть: птица не его полета. Эх, завидую девчонкам, которые спокойно могут встречаться с парнями привлекательнее их самих. Себя считаю… как это сказать? недостойной, что ли, такого чуда. Не совсем верное слово подобрала, но, надеюсь, суть передала неплохо.

Чудо проплыло мимо, даже не взглянув в мою сторону, и исчезло за дверями экзаменационной аудитории. Игорь. Игорь Вильянов. Он аспирант нашего завкафедрой.

Через минуту юноша вышел в коридор, прижимая к бедру стопку каких-то бумаг, и пригласил первую пятерку заходить, а сам быстрым шагом удалился. Ну что, пойду сдаваться. Предпочитаю отмучиться в числе первых.

Я с четырьмя одногруппниками просунулась в дверь.

– Добро пожаловать на заклание, – провозгласил Государь, не поднимая глаз от каких-то записей.

Почему мы зовем заведующего кафедрой черной магии Государем? Потому что величать его Го?ран Су?дар. Прозвище Сударь не клеилось, не подходило. А когда к фамилии добавили первые две буквы имени, получилось идеально. Он и ведет себя так, будто король, а мы подданные его величества.

Билеты разложены на столе. Я подошла последней, пятой, вытянула билет номер тринадцать (повезло: его я знаю очень хорошо) и громко прочла вслух:

– Билет тринадцатый.

Вопрос 1. Открытые и закрытые пути. Способы их определения. Применение на практике.

Вопрос 2. Смещение сознания в свое прошлое.

Государь, не поднимая на меня глаз, сделал пометку в блокноте и жестом руки отпустил готовиться. Я уселась на первую парту среднего ряда, прямо перед преподавательским столом. Все равно у Государя на экзамене списать невозможно, да мне и не требуется.

Самое опасное время для студентов магвуза – конец третьего курса. Решается наша судьба. Нас либо вышвыривают из университета, либо мы дотягиваем до магов, лучшие становятся некромантами.

Некроманты умеют отдавать мысленные приказы, полностью подчиняя волю человека. Без внушения никак: мертвецы не встанут и не будут делать ту грязную работу, ради которой разогнали их вечный сон.

Маги внушением не владеют, у нас открываются способности попроще. Например, я умею исполнять желания и привлекать окружающих к этому хитрому процессу, ненавязчиво вынуждая помогать мне или уходить с пути.

Если же студент знает только теорию, а практика ему не дается, то, увы, он прощается с вузом.

Как я уже говорила, на наш первый курс приняли двадцать шесть человек. К концу третьего курса отсеяли восемнадцать, некромантом не стал никто. Остались восемь магов. Всего лишь.

Обучают пять лет. Но мы знакомимся не только с магическими дисциплинами. Мы изучаем политологию, экономику, социологию, культурологию, иностранные языки, работу с компьютером. А еще – политическое и экономическое устройство других стран, их культуру, нравы, вероисповедание. Многим из нас придется работать за границей, а значит, нужно свести к минимуму сроки адаптации в чужой стране, знать о ней, ее народе как можно больше, чтобы успешно мимикрировать, сойти за своего. Мы знаем самых влиятельных людей любого государства, в том числе и тех, кто в тени: не мелькает на экранах, не выступает на митингах, неизвестен простому народу.

Есть усиленный курс органической и неорганической химии, связанный со всевозможными ядами. И – в качестве приятного дополнения – вдохновение, понимание сути творчества. Кто-то из студентов после прохождения этого курса вдруг, внезапно, открывает в себе способности к живописи, кто-то к танцам, кто-то к поэзии, кто-то не ощущает душевных порывов вовсе, а я… полюбила писать книги. И у меня, что самое удивительное, неплохо получается. В школе набросать сочинение для меня было пыткой, хоть и делала я это хорошо, а сейчас… этот полет фантазии, переход в другой мир, в иное измерение, о котором рассказываешь, смелая игра словами, фразами… Я не променяю их ни на что на свете.

Сегодня последний экзамен, а потом мы пишем диплом. Понятия не имею, как это будет происходить и что я стану делать, но, наверное, думать о дипломной работе во время финального испытания не стоит: проблемы надо решать по мере возникновения. И сейчас моя главная задача – сосредоточиться и написать ответы на вопросы тринадцатого билета.

Я вызвалась отвечать второй. Все равно уже вспомнила и написала, что смогла, а сидеть и переживать в ожидании своей очереди никогда не любила: нервные клетки не восстанавливаются. Лучше поскорее отмучиться и идти на все четыре стороны.

Подняла руку сразу, как Пашка Столяров, крепкий парень с копной рыжих волос, первым получил оценку в зачетке. Горан Владиславович мне сухо кивнул, и я заняла место Пашки рядом с профессором черной магии.

Почти отбарабанила последний вопрос билета, а Государь все поджимал губы, глядя на мой исписанный листок, и ничего не говорил. Я даже занервничала, но голосом волнения не выдала. Точно знаю: стоит хоть чуточку дать слабину, засомневаться в собственном ответе, начать бегать глазами – и все, трояк, и не выше. Лучше уверенно, с умным видом пороть чушь, если все перепутала, чем мандражировать, отвечая правильно. Трояк-то нарисует: не совсем зверь.

Видимо, отвечала верно. Государь не стал меня поправлять, когда я закончила тараторить, а перешел к дополнительным вопросам.

– Ладно, Александрова. Как сместить сознание в свое прошлое, мы изучали. А теперь подумайте и скажите, можно ли сместить сознание в прошлое другого человека, – поинтересовался он, уперев правый локоть в стол. И, устроив подбородок на ладони, наконец перевел взгляд на меня.

Аж дурно стало от странного блеска надменных серых глаз. Казалось, от того, насколько правильно отвечу, вся моя дальнейшая судьба зависит, если не жизнь. Да, вопросы Судар любил задавать не из изученного материла. «На соображалку» – так он всегда говорил.

Я возвела глаза к потолку и закусила нижнюю губу, тщательно обдумывая ответ.

– Да, – выдала я наконец.

– Хорошо. Раз вы так уверены, опишите процесс погружения в прошлое другого человека.

– Что ж, – стала я рассуждать, теперь уже буравя взглядом преподавательский стол, – сначала нужно сделать то же, что и при погружении в собственное прошлое и…

– И что же нужно? – бесцеремонно перебил меня завкафедрой.

– Очистить сознание от ненужной шелухи: эмоций, мыслей, образов.

Слава тебе, тетерев – мохнатенькие ножки! Кивнул, и даже как-то ободряюще.

– Дальше.

– А дальше надо, стараясь не выпускать испытуемого из поля зрения, отождествить свое сознание с его сознанием и продвинуться по индивидуальному временному коридору до нужного момента в прошлом.

– Как располагается этот коридор относительно тела испытуемого?

– От шеи – вниз, за позвоночником. Чем ниже спускаемся, тем глубже погружение в прошлое.

– А если испытуемого у вас перед глазами нет и найти его нет возможности, как бы вы поступили?

– Хм, подойдет любой его образ. Лучше всего фотография. Но можно взять и портрет, и личную вещь, и что-то, что он создал: картину, написанную им книгу, скульптуру, да даже глиняную вазу. Но контакт, боюсь, может выйти менее… как бы это сказать?.. четким, что ли.

Судар сдвинул брови, и на его губах появилась странная усмешка.

– Что? Неправильно рассуждаю? – не выдержала я.

– Да нет, вы хорошо соображаете, – заявил он, пододвигая к себе зачетку. – Можете развиваться и дальше, опираясь на уже полученные знания. Не так часто встречается, между прочим.

Размашистый росчерк ручки, хлопок – и Государь придвигает ко мне уже закрытую зачетку.

– Диплом будете писать под моим руководством. Консультировать вас станет аспирант Вильянов.

Верите – нет, я от счастья чуть со стула не свалилась. Наконец-то я познакомлюсь с Игорем Вильяновым, наконец-то он обратит на меня внимание. Я блаженно зажмурилась и представила его, безупречного красавца, со знанием дела что-то мне объясняющего. На моем лице наверняка появилась глупая улыбка.

– Что с вами, Александрова? – вернул меня на грешную землю голос Судара.

Открыла глаза. Несмотря на мои ужимки, черный маг остался невозмутим и холоден.

– А, нет, все в порядке, Горан Владиславович. Хочу сказать, что согласна.

– Александрова, вашим согласием поинтересуюсь в последнюю очередь. Я вас перед фактом ставлю: диплом пишете у меня. И точка. Есть вопросы?

От его безапелляционного тона я только ошарашенно замотала головой.

– Вот и хорошо, – Судар вложил зачетку мне в руку. – Тогда можете быть свободны. Всех благ.

Я так лихо соскочила со стула, что едва не оступилась и не упала. Со стороны, наверное, казалось, будто спасаюсь бегством. Но не успела моя рука открыть дверь аудитории, как меня окликнули.

– Чуть не забыл, Александрова. Зайдите в мой кабинет через два часа. Выберу вам тему диплома и дам кое-какие пояснения.

И вот тут меня прошиб пот, а в солнечное сплетение вонзился холод – необъяснимый страх, предвестник опасности. Предчувствия никогда не подводили: визит в кабинет Государя несет в себе необъяснимые неприятности, перемены, но не к лучшему. Да что угодно, только для меня это будет не в плюс.

На негнущихся ногах вышла из аудитории, кое-как отбрыкалась от вопросов сокурсников, фальшиво улыбаясь, и побрела по коридору, ища укромное местечко, где никого нет. Нужно поразмыслить в одиночестве.

С раннего детства я обладала даром предчувствовать опасность. Если, собираясь утром в школу, ощущала противный холодок в районе солнечного сплетения, значит, в этот день в школе что-то случится: либо подерусь, либо училка устроит выволочку, либо обвинят в чем-то, к чему непричастна. Источник опасности всегда оставался для меня загадкой, а вот сам факт… предчувствие не подвело ни разу. Правда, несильно-то оно мне помогало. Если, к примеру, я шла в школу в опасный день, неприятность случалась, а если не шла, пыталась избежать нервотрепки, то на следующий день все было еще хуже. Проблема не исчезала, а увеличивалась, подобно снежному кому. Уже в университете я научилась хотя бы иногда избегать того, о чем предупреждало меня подсознание. И сегодня какая-то пакость непременно произойдет, когда приду в кабинет Государя. Может, не ходить?

А что? Экзамен закончится, могу сказать, будто сокурсники уволокли отмечать, я выпила и забыла о наставлении. Но ведь завтра черный маг меня точно растерзает, или даст тему диплома посложнее, или… Да мало ли? Власти у него достаточно, чтобы испортить мне жизнь. Ладно, придется идти и надеяться, что не случится ничего сверхужасного. Надо просто перетерпеть встречу, пережить этот день.

Странно другое. Прежде Горан Судар никогда, ни единого раза, не брал девушку писать диплом, в аспирантки и тому подобное. Работал исключительно с парнями. Что изменилось? Да, любопытство снедает, но от него, говорят, кошка сдохла. Не последовать бы и мне за нею.

Ах да, я не рассказала о Горане Сударе. Вроде бы он иностранец, хотя говорит без акцента. Несмотря на суровость, мрачность и самоуверенность, ему вряд ли больше тридцати двух. Если представите черного мага в современной одежде – костюме-двойке или джинсах с водолазкой, – это будет как раз Судар, заведующий кафедрой черной магии, доктор наук. Волевое лицо; длинный, тонкий, кажущийся хищным нос; рот хоть и большой, но губы жесткие, слегка надменные. Брови густые, черные. Взгляд тяжелый, хмурый, а глаза – умудренные опытом. Именно зеркала души добавляют лишних лет к его тридцати с небольшим. Довершает образ черного мага шрам на правой щеке, причем едва заметный и очень необычный: будто в мышцы лица вогнали несколько толстых игл и вынули, а отверстия, оставшиеся после, так и не заросли. Они больше похожи на четыре слишком широкие поры, чем на шрам. Откуда у него такая отметина? Она почти не вредит внешности: издали не видна, а вблизи никакого отторжения не вызывает. К изъяну быстро привыкаешь.

Магички-преподавательницы находят Судара чрезвычайно привлекательным, вешаются на него одна за другой. Мне их интерес к мрачному типу не понять никогда. А девушки-студентки мага боятся, как огня. А я боюсь? Да вроде не очень. Не знаю. Есть в нем нечто настораживающее и даже зловещее.

Сидя и размышляя на подоконнике в глухом закутке, не заметила, как пролетели два часа. Пора идти к нашему садисту, получать тему диплома и ценные указания темнейшего.

Расположение этажей и коридоров в нашем университете – тема отдельная. Если подниматься по главной лестнице, можно дойти только до третьего этажа и все, предел. Новички всегда попадаются в эту ловушку. А если на втором миновать парочку незаметных коридоров, дошагаешь и до пятого. И другого способа забраться на верхний этаж нет.

Как раз на пятом этаже и располагается кабинет… Я подошла и прочла табличку.

Судар Горан Владиславович

Заведующий кафедрой черной магии, д. м. н., профессор

Толкнула дверь. В приемной секретарь за полукруглой стойкой что-то споро набирал на клавиатуре. Повернулся на звук открывающейся двери, окинул меня равнодушным взглядом и снова уставился в экран монитора. Моя скромная персона совершенно не занимала блондина Лешу Ярыгина: низко летаю, мелко плаваю. Будь я деканом или самим ректором, он бы засуетился. А на меня… ну, зачем время и силы тратить?

Немного стушевавшись, я начала переминаться с ноги на ногу и поглядывать на стулья у стола секретаря, позволявшие посетителям ожидать, откинувшись на мягкие спинки, приглашения самого? профессора черной магии.

– Да чего ты мнешься? – лениво и немного презрительно бросил Ярыгин, снова начав стучать по клавишам, сверяясь с какой-то бумагой. – У себя. Ждет. Входи, – на секунду перестал вбивать буквы и жестом руки указал на дверь кабинета.

Вот так, максимально информативно. Ни тебе привет, ни тебе конфет – сразу входи. В немногословии и конкретике есть свои плюсы. Эти качества начальник Ярыгина, безусловно, ценит.

Поразительно, но Судар мог нанять себе красотку-секретаршу с ногами от ушей. Но и тут взял парня. Ориентация у него, что ли, специфическая? Или он женоненавистник?

Постучала, услышала «Войдите!» и протиснулась внутрь. Кабинет был огромным и незаурядным. Обычно хозяева помещений не заморачиваются – делают из своего убежища евростандарт. И эффектно, и дорого, и рабочая атмосфера как-никак. Не таков кабинет Судара. Черный маг явно отдает предпочтение винтажному стилю, поняла я, вертя головой. Под ногами широкий ковер, в котором утопают ноги. Не новая дрянь, а вещь, сделанная на совесть, не вчера и не сегодня. Может, настоящий персидский? Я не настолько спец. Окна прикрыты тяжелыми шторами, создающими полумрак. Из мебели два добротных серванта, забитые папками с документацией и компьютерной мелочевкой, прямоугольный стол и ряд стульев, такой же, как в приемной. Лепнина на белоснежном потолке. Люстра массивная, большая, с крупными каплями. Хрусталь? Говорят, он красиво звенит. Преобладание в интерьере благородного бордового и шоколадно-коричневого цветов с толикой золота делают помещение мрачным, богатым и эффектным.

Мое внимание привлекла статуэтка на подоконнике. Обычно в кабинетах мужчин если и есть такая вещица, то это обязательно обнаженная девушка, навечно замершая в изящной позе для услады глаз владельца, а у Судара – два серебристых дельфина, выпрыгивающих из морской волны. Мне захотелось подойти поближе, рассмотреть морских млекопитающих.

Слишком увлеклась созерцанием окружающего пространства. Ненавязчивое покашливание заставило вспомнить, зачем сюда пришла. Государь сидел за столом, возвышаясь в кресле, словно на троне. Судя по терпкому аромату, перед ним сервизные чашки именно с кофе. Маг не один. Напротив вольготно расположился собеседник. Гость полностью откинулся на спинку широкого стула, держа большим и указательным пальцами ручку чашки, отставив мизинец чуть в сторону. Ноги свободно вытянуты к двери, то есть в данный момент прямиком ко мне, одна щиколотка закинута за другую. Незнакомцу на вид лет пятьдесят, седой, среднего телосложения, внешность на удивление располагающая. Одет в строгий костюм, белоснежная рубашка выглядывает из-под лацканов, одноцветный галстук туго сжимает воротничок.

Гость с удовольствием отпил кофе, поставил чашку на блюдце и искренне улыбнулся, созерцая мою ошарашенную физиономию.

– Это Геннадий Михайлович, – сухо представил собеседника Судар, снисходительно окинув меня взглядом и явно чего-то ожидая. – Лея, моя студентка.

– Очень приятно, – вежливо кивнула я седому мужчине, теребя в руках ремешок своего маленького кожаного рюкзака.

– Лея, красавица, рад знакомству! Наслышан о вас, – елейным голосом пропел Геннадий Михайлович и даже привстал, что явно предполагало более тесное приветствие. Я опасливо глянула на Государя, маг кивнул. Сделав пару шагов, остановилась перед гостем и протянула руку для пожатия. Геннадий Михайлович обхватил мою кисть, шепча комплименты, которых я уже не слышала. Почему? Я посмотрела в глаза этого приятного вежливого человека, и мне стало страшно. По-настоящему страшно. Я не понимала, почему так испугалась, но колени подкосились, пальцы рук и ног в момент превратились в ледышки, а живот скрутило, к горлу подступила тошнота. Приступ на нервной почве? Волновалась из-за экзамена, а реакция наступила только сейчас? Нет, страх нагонял на меня именно гость Судара. Пока стояла и дрожала, как осиновый лист, хозяин кабинета и его гость о чем-то оживленно говорили, но слова уходили будто в воду, не достигая моих ушей.

Я снова начала слышать звуки, когда Геннадий Михайлович уже давно выпустил мою руку, сел и продолжил потягивать горячий ароматный напиток.

– Лея, душа моя, позвольте проводить вас. Уважьте старика.

После этих слов я готова была бросить вещи и кинуться наутек, бежать и не останавливаться, пока силы не иссякнут. Внутренний голос не кричал – вопил: «Опасно! Беги! Скорее!»

– Нет! – взвизгнула я, отскакивая от нового знакомого.

Разочарованный отказом мужчина решил сменить тактику. Повернулся к Судару и попросил:

– Позвольте проводить вашу студентку, Горан.

– Нет, Геннадий Михайлович, она пришла не с вами знакомиться, а по важному делу. Нам надо обсудить тему диплома, – Судар поднялся с кресла, извлек из кармана брюк пачку, вложил в рот сигарету, даже не потрудившись ее зажечь.

– Не беда, я подожду в коридоре, – не уступал седовласый мужчина.

– Нет!!! – гаркнул Государь так, что вздрогнула не только перепуганная я, но и спокойный расслабленный гость.

– Что ж, очень жаль, – как ни в чем не бывало протянул Геннадий Михайлович, судя по интонациям, нисколько не обидевшийся на повышенный тон.

Он обошел меня по дуге, улыбаясь и восхищенно разглядывая. На его лице, кроме сожаления, улавливалось что-то жуткое, темное, леденящее. Гость попрощался с хозяином кабинета и почти бесшумно покинул помещение. Я с облегчением услышала, как щелкнула и дверь приемной. Ушел. Совсем.

Повернулась к Судару. Черный маг стоял ко мне вполоборота, брезгливо пожевывая губами незажженную сигарету.

– Как же я их ненавижу, – с раздражением в голосе прервал он молчание. Вынул изо рта никотиновую пакость, сломал пальцами и кинул в ведро.

– Кто он? – титаническим усилием воли подавляя внутреннюю дрожь, выдавила я наконец.

Государь, сохраняя непроницаемое лицо, вернулся к креслу и снова сел, вальяжно откинувшись на спинку, на несколько мгновений соединив пальцы рук перед собой.

«Что ж вы тянете кота за самое дорогое?» – подумала, но вслух, конечно, ничего не сказала.

– Серийник, – ответил он так буднично, будто речь шла о погоде. Даже в окно мельком глянул.

– Серийник?! – голосовые связки подвели, и восклицание, вырвавшееся из моих уст, больше походило на писк. – Серийный убийца? Маньяк?! – наконец прежний голос вернулся ко мне.

– Совершенно верно, – хозяин кабинета загадочно улыбнулся, наслаждаясь произведенным эффектом и моей реакцией.

– Вы что?.. Вы совсем охр… озверели? – вовремя сменила я идеально подходящее к случаю слово на не самый логичный вариант. – Зачем представили меня маньяку?! – последнее слово просто проорала на весь кабинет. – Он же меня теперь…

– Не тронет, – устало закатил глаза Государь. – Я приказал скрутить его на проходной. Сейчас там, помимо охранников, целый наряд полиции.

Я схватилась за голову. Знала, что завкафедрой ненормальный, но чтобы настолько…

– Зачем? – упрямо повторила я, убирая руки от головы и впиваясь полным негодования взглядом в черного мага.

– Это был ваш последний экзамен, Александрова. И вы его с успехом выдержали. Поздравляю!

– Что? – вскинулась я.

Боже, как хотелось схватить что-нибудь тяжелое и двинуть этому самодовольному павлину по башке!

Судя по веселой ухмылке, мой внутренний порыв не остался для Судара тайной. Все по моему лицу прочел, гад.

– Что, что, – недовольный, видимо, беспросветной тупостью студентки, повторил мой вопрос черный маг. – Я же видел: у вас зубы едва не стучали, когда он с вами заговорил. Такой дар – большая удача и столь же большая редкость.

Не знала про такую свою особенность. Не могу даже предположить, откуда она взялась.

Когда была еще совсем ребенком, родители внушали не разговаривать на улице с незнакомцами, и уж тем более не идти к ним домой за сладостями или игрушкой. Да, именно так некоторые маньяки заманивают к себе детей, а потом расправляются. Но видимо, зря мне это объясняли. Я от природы недоверчива до умопомрачения.

Простой пример из жизни. Мне тогда года три было. Стояли с мамой на остановке, ждали автобус. Подошел приятный мужчина с привычным комплиментом:

– Какая красивая девочка!

Я насупилась.

Вроде никакой опасности не должна ощущать: я же под защитой самого всесильного (ведь так кажется ребенку) и дорогого человека – мамы. Однако же…

Мужчина присел на корточки и протянул мне конфетку.

– На! Это тебе.

Я злобно зыркнула и спряталась за маму. Родительница начала меня журить за неласковость, а мужчина ее остановил. Объяснил, что такое отношение к незнакомцам мне чрезвычайно пригодится в жизни: люди всякие бывают.

Сама я этого эпизода не помню, но мама пересказывала много раз.

Когда подросла и пошла в школу, был всплеск изнасилований в лифтах. Мне запретили садиться в кабину с кем попало. Зря. Всю жизнь поднималась на свой этаж по лестнице, если шла одна: без родственников или стайки друзей.

– Почему, когда я отказалась пойти с этим… Геннадием Михайловичем, – чуть не выплюнула чертово имя, скривив губы, – он просил разрешения проводить у вас?

Что скрывать, теперь мне не давал покоя сей вопрос. Выглядело все чрезвычайно странно: мужчина, обращающийся с просьбой прогуляться со студенткой к ее преподавателю. Государь мне не отец, не дядя и не брат.

Ответ черного мага добил, как и спокойствие, с которым информация была доведена до моего сведения.

– Все просто. Гипноз. Я мог загипнотизировать вас, Александрова, и вы пошли бы, куда скажут.

От приватного общения с Государем у меня начали трястись поджилки, глаза на лоб лезть и мурашки по спине бегать.

И тут, как говорится, Остапа (то есть меня) понесло. Не выдержала. Орала и скандалила, как никогда, а Судар терпеливо выслушивал мои оскорбления, угрозы, наблюдал за выплесками ненависти с невозмутимостью, достойной восхищения. Если бы лицо профессора не выглядело таким спокойным, предположила бы, что ситуация его забавляет.

Выдохлась я довольно быстро.

– Идите-ка знаете куда с вашим гипнозом, маньяком и прочими извращениями! – огрызнулась я напоследок и метнулась к двери.

– Стоять! – приказал Судар. – Он еще до проходной не дошел. Не советую убегать. Мой кабинет – самое безопасное место сейчас.

Уточнять, кто такой «он», не было необходимости. Серийный убийца здесь, в университете, ждет меня. Судар – настоящий дьявол. Предвидел мою реакцию и специально подстроил ловушку. Ага, выбирай: либо смерть от рук маньяка, либо работа у меня и на меня. До такой многоходовки мог додуматься только чертовски изворотливый, опасный и совершенно беспринципный ум. «Я вас познакомил, чтобы проверить способности». Чепуха! Государь понял о существовании таковых раньше, а маньяк – для другой цели. Шах и мат мне одним ходом. А заодно и урок на будущее: сопротивляйся или нет, Судар все равно добьется своего.

И главное, он не угрожал вслух. Ни словом не обмолвился, что на кону жизнь. Будь над ним кто властен, я бы даже обвинить его не смогла. Тонкая игра. Игра мастера.

Конечно, остановилась, как вкопанная, и повернулась, с ужасом взирая на черного мага. Он пренебрежительно махнул в сторону одного из стульев рядом со столом, и я покорно села, бросив в ноги рюкзак. Да, выбитая из колеи, лишенная возможности сопротивляться.

Так начался разговор о моей дипломной работе и не только. Еще о моей работе на профессора. Я влипла. Крепко влипла.

Глава 2. Дипломная работа

Я глядела в пол и слышала только голос Государя. Ни за мимикой, ни за передвижениями дьявола наблюдать не было ни сил, ни желания.

– Официально будете изучать изменения, отклонения, аномалии в эфирных телах маньяков и их жертв как до убийства, так и во время него. Это и будет темой вашего диплома.

Неофициально вам нужно получить от жертв маньяков их время. Что вас удивляет? Не встреть жертва своего убийцу, могла бы прожить еще несколько дней, месяцев, лет, а иногда – десятилетий. И тем ценнее жертва, чем больше был бы отпущенный ей срок.

– Почему именно жертвы серийников? Ведь какое-то время должны были еще прожить и самоубийцы, и жертвы несчастных случаев, и жертвы бытовых убийств.

– Правильные вопросы задаете, Александрова. Правильные. Дело в том, что ужас, трансформированный в желание жить, у жертвы маньяка достигает запредельного уровня. Только его можно собрать и без последствий вживить другому. Теперь вы понимаете, зачем это нужно.

У самоубийцы время гиблое, опасное. Жертва несчастного случая часто не успевает осознать, что умерла. Какой тут выброс? Где отчаянное желание выжить? Жертва бытового убийства безумно хочет выжить, но ее желания почему-то никогда не хватает, чтобы обнажить годы жизни и передать их. Только жертвы серийников – ключ ко времени. И об этом почти никто не знает. Станете об этом молчать и вы, иначе… – в голосе черного мага звучала неприкрытая угроза.

– Да, буду молчать, – хмуро согласилась я.

А куда деваться? Государь меня в порошок сотрет и пыль по ветру развеет, не отягощая себя угрызениями совести. И никто ему слова не скажет. С ним предпочитают не связываться. Даже ректор, подозреваю, во многом от него зависит. Практически на цырлах ходит перед заведующим кафедрой черной магии. Да, попала я в переплет.

– Мой аспирант не должен знать, чем вы занимаетесь на самом деле. Это понятно?

Вот как. Игорь понятия не имеет о тайных делишках научного руководителя. В моих глазах он от этого выигрывает стократно.

– Естественно, – сгорбившись под тяжестью тайн и новой информации, промычала я.

– Будете следовать моим указаниям – диплом сдадите на отлично, получите лучшие рекомендации при поступлении на работу. А если заходите продолжать обучение в аспирантуре, двери перед вами открыты. Даю слово.

– Да, Горан Владиславович, – выдавила я.

– Вам все ясно?

– Все.

– По вопросам, касающимся официальной части вашего диплома, обращайтесь к аспиранту Вильянову. По неофициальным – только ко мне. Начинайте продумывать работу, собирать материал – в общем, готовьтесь.

Несколько мгновений прошли в молчании. Наступившую тишину разорвал телефонный звонок. Судар снял трубку внутреннего телефона.

– Взяли? Без проблем? Уже увезли? Отлично. Если возникнут непредвиденные обстоятельства, дайте знать, – хозяин кабинета с силой опустил трубку на новенький аппарат.

– Теперь вы свободны, – ухмыльнулся он мне.

Я тяжело вздохнула, кивнула и вышла из кабинета, а потом и из приемной. Ноги будто свинцом налились – еле передвигаю. Да и голова тяжелеет с каждой секундой.

Иду по университету и не узнаю? его. Еще полчаса-час назад новомодная обстановка альма-матер казалась мне привычной, знакомой и родной, а стало все чужим, отстраненным и неприветливым. Вот как поменялось восприятие после визита к Судару.

Всегда обожала высокие окна от пола до потолка: мне нравится и современный дизайн, и обилие света, проникающего сквозь огромные стекла-глаза здания. Много света – это замечательно, но не в пасмурный же январский день, когда серый сумрак туч, вид голых деревьев и грязи на дорогах разом обрушиваются на тебя запредельной безысходностью и тоской.

Присесть бы на креслице, что между окон. Нет! Адреналин обжигает ноги, натягивает жилы, мучает мышцы так, что тело ни секунды не может находиться в покое. Только идти, а лучше – бежать. Тогда тяжкие ощущения не исчезают, но хотя бы притупляются.

Иду. Быстро. Светлый ламинат, по которому всегда задорно и звонко стучат каблуки, превратился в моего мучителя. Каждый шаг отдается в ушах и висках такой болью, будто я вчера напилась. Хочется зажмуриться. Заткнуть пальцами уши из-за пытки звуком.

По мраморной винтовой лестнице добежала до второго этажа и только тут опомнилась. От сокурсников отбрыкалась, исчезла на два часа, даже не поинтересовавшись, чем у ребят закончился экзамен. А вдруг они договорились пойти отметить окончание сессии, а я, как последний свинтус, всех проигнорировала? Не скажу, что наша восьмерка так уж дружна: на первых курсах мы были в разных компаниях. Да и отмечать окончание студенческих полугодий предпочитали по-разному. Каждая из двух сладких парочек предавалась любовным утехам, Катька с Танькой шастали по клубам, ища для развлечения парней, а мы с Ланкой, не обладая ни богатыми родичами, ни средствами, иногда ходили после студенческих испытаний в парк, а порой шиковали в маленьком кафе, если было на что.

Наша восьмерка редко делала совместные вылазки, но Лане-то я должна позвонить. Достала мобильник, выбрала из списка нужный контакт и нажала кнопку вызова. На втором гудке подруга отозвалась.

– Лея, где ты пропадаешь, змея ты моя подколодная? – порадовала Ланка обыденным приветствием для нашей маленькой компании из двух человек.

Где-где? Стараюсь маньякам на глаза не попадаться.

– Заползла не под ту колоду. Чуть не раздавили, – попыталась я придать тону веселости, но начинание с треском провалилось. – Мне Судар научрука назначил. Ходила получать тему диплома, – сухо сообщила наконец.

– Ой, он нам всем назначил. И кого? Можно подумать, на кафедре вменяемых преподов нет, – мне казалось, я вижу, как Ланка, говоря эти слова, кривит губы и отмахивается.

– Давай-ка отсюда поподробнее, – подначила подругу, ожидая шквала новостей. Мне нужно было хоть что-то, чтобы переключить мысли, отвлечься.

И я получила даже больше, чем предполагала. Оказывается, Судар называл научного руководителя каждому, выставляя оценку за экзамен. Ланке и двум нашим сладким парочкам досталась Левиц Ольга Витальевна, стерва редкой породы. Мы за глаза зовем ее Горгоной.

Сразу вспомнилось, как сия преподавательница знакомилась с нами на первом курсе. Как раз закончилась лекция по теории энергетических поражений, которую читал Судар, и в аудиторию вплыла Горгона. Предположу, что лет в семнадцать она отдаленно напоминала куклу Барби. Представьте, как Барби выглядит в сорок. Дряблая кожа шеи и ветвистые вены на кистях рук выдавали истинный возраст. Грудь не обвисла, а скорее опустилась, талия и бедра стали шире. Только лицо сохранило остатки былой привлекательности, но не без помощи большого количества косметики. Шапка густых, с крупными волнами волос, крашенных в блонд, вызвала завистливые вздохи. Большой рот уже начал терять сексуальность, но алая помада пока еще подчеркивала чувственность губ. Умело накрашенные большие глаза с небесно-голубыми линзами ярко выделялись на лице, как и искусственный румянец.

Судар не дал никому из потока выйти на перемену и сам не спешил удаляться. Он лично представил нам Левиц, сообщил, что следующую пару – практику энергетических поражений – будет вести у нас эта дама, и жестом руки дал понять, что студенты в ее власти. Сам встал поодаль. Я не могла взять в толк, почему черный маг не покидает аудиторию. А он ждал спектакля, представления.

– Здравствуйте, – елейным голосом начала преподша. – Меня вам представили, представьтесь теперь и вы. Поднимаетесь, называете себя, и по тому, как вы это сделаете, я сразу пойму, чего каждый из вас стоит.

«Чего каждый из вас стоит». Поразительная наглость. Никто из преподавателей не позволял себе ничего подобного. С нами не сюсюкали, конечно, но, несмотря на наши малые знания, относились по-человечески, без подчеркнутого пренебрежения.

– Начнем с вас, – Левиц указала рукой в правый угол галерки. – Потом дальше по ряду и назад, – пальцем она изобразила в воздухе змею, чтобы мы поняли, в каком порядке предстоит вставать и доказывать пергидрольной даме свою состоятельность.

Левиц заложила руки за спину и с надменной полуулыбкой приготовилась слушать. Я порадовалась в душе, представив, какой «теплый» прием ждет выскочку, но горько ошиблась. Каждый первокурсник с потока поднимался и называл себя серым блеклым тоном, будто старался затеряться, остаться незамеченным. Только трое наших хулиганов, представляясь, посмеивались. Но не над ней, а между собой, мимикой извиняясь перед преподавательницей: мол, мы не нарочно и ничего плохого в виду не имеем, просто у нас тут особый статус, надо соответствовать. Левиц расплылась в улыбке, наблюдая за подобострастием на их лицах. Дальше все продолжали представляться серенько и бледненько.

Я сидела во втором ряду. Когда подошла моя очередь, еле сдерживала рвущиеся наружу гнев и негодование.

– Александрова Элеонора! – произнесла громко и отрывисто, одарив Левиц таким взглядом, который, как я надеялась, она запомнит надолго.

Горгона запомнила, но об этом – позже. И мой тон, и движения говорили – нет, кричали, – как я на нее зла и за себя, и за однокурсников. Садясь на место, увидела, что Судар пристально смотрит на меня и неодобрительно качает головой. Он стоял у двери, прислонившись к косяку, скрестив руки на груди. Левиц не могла видеть черного мага.

Мужчина своим неодобрением подсказал мне: я только что совершила большую глупость. Если хочешь обмануть человека, не дать понять, что собой представляешь, веди себя как можно незаметней. И уж конечно, не выпрыгивай на амбразуру и не ведись на провокацию. Я покаянно положила ладонь на лоб, всем своим видом демонстрируя, что дура я, дура. Судар прикрыл глаза в знак согласия, будто говоря: «Вот именно». Левиц не видела этого молчаливого диалога. Она мучила студентов в первом ряду. Я переключилась на происходящее в аудитории, когда услышала голос Ланы. Та, запинаясь, называла себя почти шепотом. Ее тон расшифровывался легче легкого: «Я вас боюсь».

Какая-то пигалица осмелилась перечить не кому-нибудь, а черному магу, кандидату наук. Я уже о себе любимой и о преподавательнице, которая оказалась на редкость злопамятной. Если на то пошло, наша дама могла сделать вид, что ничего не произошло, забыть и забить. Ну, подумаешь, не тем тоном ей ответили да не так посмотрели. Сама же провоцировала. Но преподша была из другого теста. Горгона ненавидела меня за выходку между лекциями долго и, если можно так выразиться, со смаком. Всегда разговаривала вежливо, с улыбочкой, но глаза с неприкрытой злобой смотрели на ту, кто посмел ей хоть в чем-то перечить. Доходили слухи, что Горгона, разговаривая с другими преподавателями, весьма нелестно отзывалась обо мне, принижала мои способности, как могла. Старалась подвести их к решению, что мне не место в вузе и после третьего курса неплохо бы отчислить «нерадивую» студентку. До сих пор не понимаю, как и что меня спасло.

Я догадывалась, где еще Горгона вздумает отыграться, и не ошиблась. Преподша собиралась нещадно валить меня на своих предметах, а потому пришлось готовиться к ним, как ни к каким другим. Левиц, как я уже сказала, вела у нас практику энергетических поражений на первом курсе, а еще карму на втором и психологию на третьем. Удалось сдать все экзамены с первой попытки, выцарапав почетный трояк за каждый, и все благодаря тому, что учила я не на пять, а на шесть. Знала даже то, что будут преподавать по данной тематике на старших курсах. Это меня и спасло. Горгона пыталась топить вопросами, которые предстояло осваивать студентам постарше.

– Где ты сейчас? – спросила я подругу.

В трубке слышались посторонние приглушенные голоса.

– Погоди минуту, – попросила Лана.

По звуку шагов и открывающейся двери поняла, что она выходит из какого-то помещения.

– Столяров у Горгоны в кабинете, а мы вчетвером ждем своей очереди. Я следующая. Ох и боюсь я стервы.

– Мне подняться? – предложила Ланке моральную поддержку.

– Забей. Справлюсь. Тут же наши.

Да, друзья по несчастью не оставят Ланку страдать в одиночестве. И после аудиенции у Горгоны им будет что обсудить. Домой точно поедут впятером. Потому больше не настаивала на своем присутствии.

– А кто достался Татьяне и Катерине? – запоздало вспомнила я про неразлучных подружек-однокурсниц.

Трубка глубоко и сочувственно вздохнула.

– Им не легче. Лучанский. До понедельника он на конференции, так что девчонки уехали в клуб. Ждут проблем. Видела бы ты их физии…

Да уж, представляю. Лучанский – заместитель Судара и, пожалуй, полная противоположность своему молодому начальнику. Кажется, этого статного пятидесятилетнего красавца с серебристыми висками (да, для своих лет он чрезвычайно привлекателен) обожают все: и преподаватели, и аспиранты, и студенты. И кажется так ровно до тех пор, пока не познакомишься с ним поближе.

Я под его, не побоюсь своего сарказма, «чутким» руководством проходила практику. Это отдельная история. Расскажу в другой раз. Но узнала я о «совершенстве» в обличье преподавателя много неожиданного, неприятного и неприглядного. Мастер закулисных интриг, за?говоров, психологического давления и прочих мерзостей души человеческой. Спиной не поворачивайся – нож гарантирован. Ходят упорные слухи, будто он возит на дачу студенток для интимных развлечений. Нашлась даже пара отважных девчонок, не побоявшихся огласки и накатавших на Лучанского «телегу» в деканат и на кафедру. Только выперли из университета их, а не заместителя Судара.

Ох и вляпались мои однокурсницы, крепко вляпались. Надеюсь, им повезет так же, как и мне во время практики: Лучанский их не тронет. Я готова проклясть Государя. Он каждому из нас назначил таких научных руководителей, что хоть в петлю. Может, это последнее испытание перед выпуском? Мол, если выдюжите, вытерпите монстров, то после окончания института с работой справитесь. Не знаю. Вряд ли помыслы профессора черной магии как-то касались заботы о нашем будущем.

– А тебе кого назначили? – прервала бег моих мыслей подруга.

– Мой научрук – Государь.

– Наш монстр?! Сам?! Да ты гонишь! – в трубке раздался недоверчивый смешок.

– А вот так, – вздохнула я.

– Погоди, – зашептала подруга. – Он же никогда не берет девчонок… – на заднем плане послышалось какое-то оживление, голоса. – Столяров от Горгоны вышел, – взволнованно залепетала подруга. – Теперь я. Пока. До созвона.

– Удачи! – только и успела пожелать я, когда на том конце услышала гудки.

Раз развлекательные мероприятия накрылись медным тазом, я быстренько сгоняла в библиотеку, где прихватила пару книг про маньяков, зашла за пальто в раздевалку и уехала домой. Хотелось поскорее раскрыть полученную на руки литературу и узнать, чем грозит работа на Судара.

Что вам рассказать о своем жилье? Дому, в котором обитаю с детства, тридцать лет от роду, то есть от года постройки. Моя однушка, требующая срочного ремонта, на который все равно нет денег, – на третьем этаже.

Я отперла слабенькую входную дверь (смысла во второй, железной, нет: брать у меня нечего) и бросила рюкзак рядом с большим зеркалом в прихожей. Включила свет, сняла и убрала уличную одежду и, надев на ноги шлепки, потопала в душ освежиться и привести мысли в порядок.

После водных процедур нацепила удобный спортивный костюм и побрела на кухню. Эх, хотела бы я однажды войти сюда и увидеть евроремонт. Куда там?

На противоположных стенах висят два желтых шкафчика, где прячутся всякие мелочи и утварь, и такой же желтый столик ютится у мойки. Им лет больше, чем мне. Зато аж блестят: регулярно их протираю и мою. Обеденный стол не большой, а огромный. Надежный, довоенный, из натурального дерева. Выдержит все: удары, работу закрепленной на нем мясорубки, три моих веса. Это для массивного стола – так, семечки. Порой кажется, что он любую бомбежку переживет. А может, во время Второй мировой даже пережил.

Что у меня тут еще? Обои-клеенка в цветочек, плитка бежевая. Из нового только холодильник и электрическая плита – самое необходимое, что только может быть на кухне. На потолок глаза б мои не глядели: краска на одном квадранте лупится и висит клочьями. Того и гляди в раковину падать начнет. Я глубоко вздохнула, глядя наверх. Денег на ремонт все равно нет, зря переживаю. От моих охов и вздохов ничего не изменится. Прошла в глубь кухни, включила чайник, достала из холодильника сваренный кусок индейки, порезала и закинула в микроволновку. Наскоро подкрепившись, прихватила две книги про маньяков, проследовала в свою комнату, где перво-наперво занялась стягиванием с кровати покрывала.

Моя опочивальня выглядит на порядок лучше, чем кухня, но и она не идеал. Бордовые обои с вензелями из роз, окаймленных золотом, и недешевые шторы с ламбрекенами зрительно делают скромное убранство спальни богаче. У стены – хлипкий столик, на котором гордо возвышается монитор с плоским экраном. Телевизор пылится на тумбочке: у меня все равно нет времени его смотреть. Шкаф, сервант да кровать.

Сложила покрывало и кинула на ближайший стул. Разворошила заправленную кровать и беззастенчиво забралась под теплое одеяло, приготовившись знакомиться с новой литературой.

Первая книга написана кем бы вы думали? Женщиной. На заре карьеры она сотрудничала с полицией Ричмонда. Позже, волею судьбы, работала в морге, потому прекрасно знакома с патанатомией. В начале 2000-х лично расследовала дело Джека-потрошителя, потратив на это немало времени, сил и средств. От королевского дома Великобритании получила официальный статус главного специалиста по данному вопросу. Все перевешивал тот факт, что дама сия стала известной писательницей детективных романов. Кто после этого отнесется к ее выстраданному труду о Потрошителе серьезно? А впрочем, что я теряю?

Другая книга посвящена маньякам, орудовавшим в СССР и России. Написана полковником, всю жизнь проработавшим в милиции и специализировавшимся как раз на серийных убийцах. Конечно, такая работа внушает больше доверия, но… Перемещаться на места зверских убийств придется не астрально, не мысленно, а лично, используя портал времени. Это значит что? Переместись я в СССР или Россию, шансы случайно изменить прошлое так, что это отразится на мне и моей семье в настоящем, достаточно высоки. А если заняться Джеком-потрошителем, наводившим ужас на жителей Лондона с 1888 года, смогу ли я навредить себе? Маловероятно. Поэтому потянулась за трудом известной писательницы, и ни секунды не пожалела.

Автор подарила мне сведения, которых больше негде было почерпнуть. Во-первых, известнейший в истории маньяк носил с собой саквояж или сверток, куда мог прятать нож, чистую, а потом и забрызганную кровью жертв одежду, равно как и выпотрошенные органы. Во-вторых, в книге указаны точные адреса, время смерти жертв и даже погода, которая стояла в ночи убийств. Последнее может показаться несущественной мелочью, но для человека, собирающегося попасть в 1888 год, в Лондон, это чрезвычайно важный и нужный факт.

Перелистав страницу за страницей, я поняла, какой информации мне не хватает от Государя и Игоря, какого оборудования, чтобы начать планировать путешествие.

Я взяла листок в клеточку, положила на книгу, разделила ручкой на две части, одна из которых предназначалась для вопросов Судару, вторая – красавчику-аспиранту.

Прежде всего надо выяснить, у каких жертв маньяков время уже забрали. Если Судар или другие маги, знающие способ продлить свою жизнь, «поработали» на местах убийств Потрошителя, то я зря трачу драгоценное время, штудируя литературу о лондонском маньяке. Эх, жаль, у меня нет мобильного Судара. При мысли о звонке профессору черной магии желудок пугливо сжался и меня передернуло. Но что делать? Срочно нужна информация, из-за нее завтра придется ехать в университет и дожидаться аудиенции у Самого?, если он вообще соблаговолит посетить вуз. А так, один звонок – и проблема решена.

Следующий вопрос. Если аспиранты уже вели наблюдения за изменениями в эфирных телах маньяков и их жертв, то и про эти убийства мне стоит знать. Какой смысл рисковать собой, перемещаясь в места, где все исследовано до меня? Сначала этот вопрос следует адресовать Государю: черный маг владеет всем объемом информации. Ежели скажет, что сведения можно получить у Игоря, обращусь к своей тайной любви. Еще нужен прибор для переброски во времени. Кстати, номер телефона Вильянова тоже не помешает. Не разыскивать же аспиранта, как Государя, по всему университету, если понадобится что-нибудь узнать.

Планируя дела на завтра и читая книгу, я не заметила, как уснула.

* * *

«Вот чего я рогом уперлась? Сегодня мог быть мой законный выходной. Хорошо, что не в семь утра вставать», – ругала себя, следующим утром поднимаясь на пятый этаж. И все ради того, чтобы встретиться с Государем. По его делу, между прочим, – не по моему.

– У себя? – не здороваясь, спросила я у секретаря резковатым тоном, ворвавшись в приемную Государя.

Парень лишь слегка изменился в лице, внешне выказав недоумение, но не возмущение моим нахальством.

– Да, – ответил Леха, продолжив разбирать документы на столе. Именно от этого занятия я оторвала молодого работника, так некстати заявившись на секретарскую территорию.

– Один?

– Да.

Все-таки у секретаря Судара железная выдержка. Любой другой просто из вредности сказал бы, что у профессора совещание или его нет на месте и появится он неизвестно когда. Алексей весьма ответственно подходил к своим обязанностям и не давал воли эмоциям, в отличие от меня.

– Примет?

– Сейчас узнаю.

То ли мне показалось, то ли в тоне Лёхи Ярыгина все же мелькнули рычащие нотки, выдававшие раздражение. Только досада была связана с тем, что от работы отрывают.

Похоже, он не любит, когда на цыпочках подкрадываются и просительно заглядывают в глаза, чтобы замолвил словечко и постарался ускорить аудиенцию у Государя. Интересный парень. Не жаждет чувствовать пусть малюсенькую, но власть над приходящими людьми. Значит, уверен в себе и самодостаточен, что необычно при подобной должности. Впрочем, он тоже студент, просто учится на вечернем. И, как я слышала, пробился в некроманты. Да уж, тогда превосходства над младшекурсниками и черными магами ему хватает с лихвой, не говоря о превосходстве над простыми смертными.

Ярыгин отодвинул бумаги и в три широких шага оказался у двери начальника, постучался и, услышав голос Судара, вошел. Через минуту пред светлые очи черного мага предстала я.

– Здравствуйте! – выпалила с порога и только открыла рот, чтобы продолжить, как Государь меня перебил.

– Что? Сегодня опасности нет, решили отказаться?

Черный маг стоял у окна, скрестив руки на груди, и, как только я вошла, чуть повернул голову, чтобы видеть мою несчастную физиономию. Многозначительная недобрая ухмылка Государя будто говорила: «Найду иной способ заставить тебя, еще интересней вчерашнего. Только дай повод».

Не посчитав нужным отвечать на вопрос, выпалила:

– Вы ведь уже забирали время у жертв маньяков?

Ого! Похоже, Судар не ожидал от меня такой прыти. Даже бровь приподнял, оценивая мои слова и взвешивая свой ответ.

– Допустим.

Значит, да.

– И кто-то еще?

– Не исключено, – Судар развернулся ко мне и сунул руки в карманы серых брюк, словно давая понять, что теперь я действительно заслужила право на его внимание и время.

– Кто же? – осмелев, закинула я удочку, почти не надеясь услышать имена. Не ошиблась.

– Это к делу не относится.

Потрясающе. Мог бы не церемониться и сразу сказать: «Это не вашего ума дело!» – чтобы не забывалась впредь. Решил на неуместный вопрос ответить вежливо. Чудеса, да и только.

– Мне нужна информация! – заявила я и выложила, что мне потребуется список жертв, у которых отобрали время, и список жертв, за которыми вели наблюдение.

Оба списка было велено взять у секретаря через полтора часа.

Утром, собираясь в университет, сообразила: потребуется устройство, прибор, позволяющий забирать время. И тут не последовало отказа. Государь не спеша подошел к столу, нагнулся, и я услышала щелчки. Ага, Судар запирает ящики на ключ.

На стол легла черная бархатная коробочка, по размерам сопоставимая с карманным словарем. Маг открыл ее без всяких заклинаний и хитростей. Обычная серебристая защелка у такой ценности? Где это видано? Внутри лежали пять… полых линз. Я неуверенно поднесла коробку к глазам, чтобы рассмотреть приборы для похищения времени – а в том, что это были именно они, сомневаться не приходилось. Почти как часы. Одна-единственная стрелка стоит на двенадцати. Деления особые: 1 год, 2 года и так далее. Каждая линза может вобрать в себя 12 лет.

Как объяснил мне Государь, в течение получаса после гибели жертвы линзу надо поднести к ауре – лучше выбирать район головы или сердца – и нажать маленькую кнопку над стрелкой. Остальное произойдет без моего непосредственного участия: прибор всосет все, что сможет. Если несказанно повезет и линза переполнится, нужно поднести вторую и продолжить забор временных остатков.

Я закрыла бархатную коробку, раздался щелчок… Вернула вещицу на стол и попыталась открыть. Не тут-то было! Оказывается, защелка у этого ящичка чрезвычайно надежная. Получилось лишь с третьего раза. Судар стоял, скрестив руки на груди, и посмеивался над моими попытками, впрочем, не отпуская никаких комментариев, за что я была признательна.

Убедившись, что коробка не раскроется в самый неподходящий момент, убрала в рюкзак.

А еще Судар совершенно спокойно отреагировал на мою просьбу дать номер телефона. Лично впечатал его в мой мобильник.

– Кого выбрали, если не секрет? – поинтересовался черный маг, возвращая мне старенькую «Нокию».

– Джека-потрошителя. Для начала.

– Отлично. Там еще конь не валялся.

Меня это немало удивило. Самый знаменитый серийный убийца, и никто не полюбопытствовал до сих пор? В чем подвох?

– Вот и поваляюсь первой, – недовольно буркнула я, обрадовавшись, однако, что моя основная наметка не сорвалась.

– Надеюсь, вам хватит здравомыслия и вы не станете выяснять личность Потрошителя.

Такая идея у меня возникала, не скрою. Наверное, многие, оказавшись на моем месте, загорелись бы желанием попробовать.

– Здравомыслия хватит. Во-первых, Потрошитель, если верить источникам, отлично гримировался. Даже изучив портреты всех подозреваемых по делу, я его не узнаю, – тут совершенно не лукавила. У меня отвратительная память на лица: я соседа из квартиры напротив узнать не могу. Мужчина искренне обижается, когда сажусь с ним в лифт и вежливо интересуюсь, на какой этаж ему ехать. «На ваш же! Я живу в тридцать шестой». Это вечный конфуз. Лицо у него знакомое, приятное, но – вот подстава – совершено незапоминающееся. Таким людям надо в спецслужбах работать.

А с Потрошителем мою «завидную» зрительную память еще и гримом напрягут. Никаких шансов. Но знать о делах моих скорбных Государю совершенно ни к чему.

– А во-вторых, женщине рядом с серийным убийцей делать нечего. Не хочу, чтобы меня располосовали и вырезали матку.

Губы Судара чуть дрогнули. Казалось, на черного мага произвело впечатление, что я говорю о страшных вещах спокойно: не то что не трясясь от страха, но даже глазом не моргнув.

Итак, обзаведясь новым устройством и сделав зарубку в памяти «через полтора часа зайти за списками к секретарю», я рысью бросилась на поиски своей любви – Игоря Вильянова.

Глава 3. Куратор

И, пробежав приемную и всего один коридор университета, запаниковала. Я увижусь с парнем своей мечты. Целый год по нему сохну.

Хорошо, что в коридоре пусто, можно оглядеть себя с ног до головы, не провоцируя студентов на хихиканье, шуточки и издевательские покручивания пальцем у виска. За неимением большого зеркала встала перед окном, повернулась вправо, влево, покрутилась. Вроде хорошо. Юбка длинная, шерстяная, с разрезом спереди от колена. Сапожки чуть выше середины икры. Черные, как и юбка. Каблуки. Короткая красная кофта в облипку. Есть за что глазу зацепиться. Выгляжу, как человек, который приходит получать знания, но и про внешний вид не забывает.

На самом деле про внешний вид я забываю постоянно, а в университет хожу только за знаниями, но сегодняшний день должен стать исключением.

Приблизилась к окну вплотную. М-да, лицо напуганное и бледное. Ну и ладно, зато у меня кожа идеальная и губы бантиком. Надеюсь, Игорю нравятся девушки с нежной внешностью, а не тип вамп. Сделала несколько глубоких вдохов и пошла навстречу судьбе. Будь что будет.

Где его искать? По логике, надо заглянуть в преподавательскую: там заседают и преподаватели, и аспиранты. Если Игоря нет, спросить, куда мог пойти. Но знают ли они ответ? Второй вариант – старшая лаборатория. Существует младшая лаборатория, где эксперименты ставим мы, студенты, а есть старшая, где этим занимаются аспиранты и преподаватели.

Самое поганое, что Игорь во время сессии может находиться где угодно. На первом курсе лабы у моей подгруппы вела аспирантка. Правда, под присмотром доцента, который вел их же у второй подгруппы в другой половине помещения, но все же… И экзамены они принимали у нас вдвоем. Так что Игорь может экзаменовать младшекурсников в одной из многочисленных аудиторий.

Прикидывая все это в уме, подошла к преподавательской, взялась за ручку двери, и… меня накрыла паника. Опустить ручку вниз, а тем более войти оказалось выше моих сил. А вдруг Игорь там? «И прекрасно! Ты же его ищешь», – подсказывала моя здравомыслящая рациональная половина. «Но мне страшно!» – сопротивлялась ей влюбленная.

И что прикажете делать? Его там, может, и нет, а у меня уже колени дрожат, руки не слушаются и язык к нёбу прилип. Сердце и вовсе заходится. Нетвердой поступью отошла от двери, чтобы подумать.

Выход найден. Это дольше, и я затрачу некоторое количество энергии, однако результата достигну без внутренней паники. К слову, это несложное упражнение на концентрацию внимания мне еще и успокоиться поможет. А поступить я решила просто: заглянуть в преподавательскую и старшую лабораторию не физически, а эфирным телом. Огляжусь, пойму, есть ли там Игорь, вернусь в свою тушку[1], и уж тогда…

Встала прямо, опустила руки и, дыша ровно и спокойно, сосредоточилась на энергии, которую излучают клетки тела, окутывая его снаружи и пронизывая внутри, образуя единое энергополотно. Есть контакт. Прочувствовала свои эфирные конечности, сделала шажок одной эфирной ногой, второй… и наконец полностью отделилась от физического тела. Подошла к преподавательской и заглянула внутрь, не открывая двери. Ага, отлично. В помещении почти пусто, если не считать мебели и парня чуть старше меня. Похоже, аспирант. Больше ни души. А чему я удивляюсь? Все преподаватели экзамены принимают. Странно, что Судара застать удалось. Так, здесь неинтересно.

Следующая – старшая лаборатория. Иду, снова просачиваюсь сквозь дверь. Осматриваюсь. Джунгли, иначе не скажешь. Растения не только на полу стоят (в горшках, конечно), но еще по стенам и потолку стелются. Вьюнки, наверное, раз за проволоку цепляются и вверх ползут. Все столы и стулья расположены по периметру огромного помещения, центр полностью свободен. И я сразу понимаю, почему в середине ничего нет. Два аспиранта, стоя на приличном расстоянии друг от друга, проводят какой-то опыт с энергией. Нагнетают ее между ладонями и делают пассы, резко бросая энергосгустки один в другого. Может, просто дурачатся? А то какой-то паранормальный волейбол получается.

У левой стены аспирант колдует над зверьком в клетке. Животинка маленькая, но мышь или хомяк, разглядеть не могу. Используя эфирное тело и собственное сознание, иногда можно рассмотреть мелкие детали (такие, как проволока, протянутая под потолком для блага вьющихся растений), а иногда и зверушку не различить. Почти напротив двери, чуть сбоку, за столом не сидит, а почему-то стоит еще один аспирант. Впечатление, что с опытами закончил и собирается уходить. Мое сердце екает. Это же Игорь! Вот он! Здесь!

– Смотри-ка, эфирка[2] в дверях стоит! – кричит один из поклонников энергетического волейбола.

Пугаюсь и выбегаю в коридор. Мгновенно возвращаюсь в физическое тело и осознаю, как некстати меня застукали. Мне же туда, в лабораторию, идти. Поймут, кто любопытствовал. «А ну и что?» – накатывает на меня внезапный порыв смелости. Пусть докажут, что это я, а не кто-то из младшекурсников проходил мимо и тренировал полученные навыки перед экзаменом.

Тем временем в старшей лаборатории аспиранты созвали экстренное совещание, на котором постановили встретить непрошеного гостя, хозяина эфирки, «достойно и с почестями». Другими словами, преподать любопытному простенький, но ощутимый урок. На пакость помасштабнее не осталось времени.

Я немного выждала в коридоре, потом подошла к лаборатории, юркнула внутрь… Как в замедленной съемке видела, что каблук зацепился за невесть откуда взявшийся резиновый коврик с крупными отверстиями и я со ступеней рухнула на пол, на четвереньки, больно ударившись коленями и расцарапав ладони.

В помещении раздался дружный ржач.

– Зачем же сразу челом бить, цыпа? – выступил один из присутствующих, и прогремел новый взрыв хохота.

Унижение, да еще на глазах парня своей мечты… В первую секунду мне захотелось или провалиться сквозь землю, или вскочить и, вытирая слезы, выбежать отсюда, или поубивать гадов-аспирантов. Последняя мысль понравилась мне больше других, адреналин придал сил, уверенности и, главное, ярости. Я вскочила на ноги почти так же быстро, как распрямляется сжатая пружина, наскоро отряхнула черную юбку от пыли и с каменным лицом прошествовала к окну, где еще недавно за столом стоял Вильянов. Он и сейчас там был.

А вот теперь уже не смешно. Мне хотелось расцарапать его смазливую, улыбающуюся во всю ширь физиономию.

– Игорь Вильянов тут обретается? – гаркнула я, прекрасно зная: передо мной именно он. Ярость подсказала: лучше не демонстрировать, из-за кого я тут топталась пару минут назад. Вопросов меньше будет. Сделать вид, что не знаю, как выглядит мой будущий куратор, которого я обожала и которому сейчас желаю корчиться в муках или как минимум испытать то же унижение, что и я.

– Ага, где-то здесь пробегал, – заявил красавчик.

Значит, прикол все еще продолжается.

– Найти никак? – снова рявкнула я. Ноздри раздувались помимо воли, зубы сжимались, а щеки, я чувствовала, горят.

– Димон, слышь, ты Вильянова не видал? Смотри, как девушка напирает, – обратился красавчик к полному парню, колдовавшему все-таки над белой крысой. Тот отрицательно мотнул головой и зажал рукой рот, чтобы не заржать. Говнюк!

– Все ясно. Вильянов – это ты! – обвиняюще ткнула пальцем в красавчика.

– Готов признать очевидное, – Вильянов поднял руки, будто соглашаясь на поражение.

– Сразу сказать не судьба?!

Вопрос риторический. Однако происшествие мгновенно проветрило мою влюбленную голову хотя бы на какое-то время.

– Я по делу. Буду писать дипломную работу по маньякам. Тебя назначили моим куратором.

Парень мгновенно перестал лыбиться, посерьезнел и задал вопрос, который поставил меня в тупик.

– Кто назначил?

У меня даже ярость пропала. Я недоуменно глянула на аспиранта.

– Разве не научный руководитель прикрепляет студентов к своему подопечному?

– Обычно да, – спокойным и серьезным тоном пояснил Вильянов. – Но бывают исключения.

Троица, находившаяся здесь, молчала. Спиной чувствовала их взгляды. Все внимание сосредоточилось на нас с Вильяновым.

– Если тема диплома как-то совпадает с моим диссером, – продолжил он, – студента могут прикрепить ко мне без участия научрука. Так кто из преподавателей назначил меня твоим куратором? – выдержав паузу, повторно поинтересовался красавчик.

– Судар! – сухо ответила я.

Аспиранты в комнате уважительно присвистнули и вернулись к своим занятиям. Похоже, это имя творит чудеса. Никто больше не пялился в спину, выискивая шанс поиздеваться.

– Ты же… – брови Вильянова поползли вверх, а глаза увеличились в размере.

– Девчонка, – закончила я за него.

Один из треков группы Volbeat прервал нашу беседу. Звонил телефон Вильянова. Парень схватился за карман джинсов и извлек раскладушку «Моторолу» на свет божий.

– Да, Горан Владиславович. Да, здесь. Напротив меня стоит. Думал, это будет студент, а не студентка.

Ответ, прозвучавший в трубке, заставил Вильянова закашляться. Парень сделал это специально. Не хотел, чтобы стало слышно, в каких выражениях его отчитывают.

– Видимо, я неверно вас понял, извините, – с трудом выдавил из себя аспирант.

Ага! Извиняться перед научруком в моем присутствии не нравится. Конечно, я злорадствую. Унижение, испытанное мной, не идет ни в какое сравнение с неловкой ситуацией, в какую попал Вильянов.

– Да. Да. Сделаю. Да. Всего доброго.

По разговору несложно понять: Судар дал распоряжение всячески мне содействовать. Еще бы! Профессору, как воздух, нужно время, которое увеличит отпущенный ему срок. Что может быть важнее?

Воспользовавшись ситуацией, я нахально ухмыльнулась. Ну? И кто здесь кум королю, то есть кума Государю? Хоть какой-то прок от грязной работы, взваленной на мои плечи заведующим кафедрой.

Вильянов схлопнул «Моторолу», запрятал в карман джинсов, и тут… Я-то решила, что куратор присмиреет от звонка Судара, как притихли другие аспиранты, едва услышав фамилию профессора черной магии. «Рано обрадовалась и не на того напала», – красноречиво говорил снисходительный взгляд красавчика, теперь оценивающий меня с ног до головы. Аж захотелось съежиться под взглядом карих, почти черных, глаз. Нельзя давать слабину, нельзя.

«А он молодец», – невольно восхитилась я. Верно сообразил. Пусть Судар якобы и благоволит мне – что далеко не так, – но не значит же это, что я рвану на пятый этаж и пожалуюсь на плохой прием куратора. Ученик стоит своего учителя. Говоря проще, аспирант стоит своего научного руководителя.

Вильянов лениво, с чувством собственного превосходства протянул руку для пожатия:

– Игорь.

Я сделала ответный ход. Вытянула перед собой обе руки, демонстрируя грязные ободранные ладони.

– Лея. Извини, пожать не могу: саднит сильно. Пойду в медпункт за йодом и пластырем.

Ободранные ладони красноречиво напомнили об издевательстве. Я с облегчением увидела, как по лицу парня пробежала тень. Он чуть опустил глаза, поджал губы и вздохнул. Видно, устыдился недавнего поведения.

– Ла-а-адно, – протянул он примирительно. – Йод и пластырь есть в аптечке. Сейчас принесу, а ты пока смой это, – он кивнул на мои руки, имея в виду пыль, прилипшую к ранкам.

Я дернула плечом и направилась к раковине, установленной недалеко от двери. И только теперь заметила, что злосчастный резиновый коврик, о который споткнулась, пропал. Значит, я не могла видеть его, заглядывая в лабораторию. Сделали иллюзию, и я попалась в ловушку. Внутри снова закипал гнев.

Я отдирала грязь с ранок, не чувствуя боли. Хотелось отплатить парням той же монетой, чтобы неповадно стало. Но как?

Вы?носить план мести не успела. Игорь окликнул. Он ждал, сидя за столом у окна, с аптечкой в руках. Вытирая руки бумажным полотенцем, поморщилась от боли, выбросила намокший скомканный лист в мусорное ведро и поплелась к куратору. Помочь обработать ладони йодом не дала – вырвала из рук парня ватку, смоченную коричневым раствором, и стала прикладывать к ранкам то шипя, то дуя на них, то тихо поругиваясь.

Игорь спокойно наблюдал за повторным всплеском моей ярости. А пластырем заняться без своего вмешательства уже не позволил. Ни слова не говоря, прижал к столу одну мою руку, осторожно обклеив телесными полосками, вторую… Кажется, я задышала быстрее и щеки предательски порозовели. Прикосновения Игоря были настолько приятны, обжигающи, что я оттаяла. «Слабачка», – ругнулась на себя мысленно.

– Ну, что? Мир? – очаровательно улыбаясь, спросил Вильянов, закончив заботиться о моих ладонях.

– Согласна на перемирие, – протянула я, для вида надув губы и стараясь не смотреть на куратора. Надеюсь, он ни о чем не догадался, даже если и заметил реакцию на прикосновения.

– Нам еще вместе работать, – напомнил он, хитро прищурившись.

Вздохнула, протянула руку и сказала, стараясь, чтобы голос звучал несколько обреченно:

– Уговорил. Мир.

Игорь осторожно пожал пальцы, чтобы не причинять боли, и снова обезоруживающе улыбнулся. Больше я не могла на него злиться, а предательская влюбленная половина ликовала и скандировала: «Ура-ура! Я познакомилась с Игорем! Наконец-то!»

«Да, только он не такой душка, как хотелось бы», – упредила моя рациональная часть, но влюбленная и слышать ничего не желала. Бешеный стук сердца, мандраж, волнение подсказывали, что рациональность сдала позиции. Победила влюбленность.

А дальше? А дальше мне пришлось назвать тему диплома (прикрытие для работы на Судара), сбивчиво рассказать о фактах из жизни Потрошителя, что успела узнать из книги, и попросить прибор для перемещения во времени.

Я получила вещь, более всего напоминающую черный кожаный ремешок от мужских часов. Почему именно от мужских? Грубый рубленый материал браслета, значительная ширина, большой квадратный замок – в общем, внешняя массивность вещи не позволяла думать иначе. Да и запястье мое узковато для этого чуда техники. Застегнула, продев язычок замка в самое последнее отверстие. Все равно великовато. Пришлось подтянуть ремень ближе к локтю. Ну вот, теперь не свалится.

На месте циферблата – большая серебристая кнопка, выпуклая и гладкая. Без видимого усилия давлю на кругляш – тут же всплывает прозрачный сенсорный экран, нажимая на который можно ввести данные о месте и времени отправления и назначения. Игорь быстро показывает мне, как с этим обращаться: вводит данные, взятые из головы, стирает. Предлагает мне сделать то же. Успешно повторяю. Вопросов о пользовании прибором времени более не возникает.

Густо краснея, прошу номер телефона. Куратор даже не думает удивляться или искать в просьбе скрытый смысл. Диктует цифры – я ввожу в старенькую «Нокию».

Забираю… машину времени? Нет. Часы времени? Почему для чертового прибора нет официального названия?! Короче, беру браслет времени, кладу в крайний карман рюкзака, и на этом мы с Игорем прощаемся.

До назначенного Сударом срока осталось целых полчаса. Недолго мне пришлось решать, как провести их с пользой. Вспомнив, что не сдала вчера зачетку в деканат, хлопаю себя по лбу и бегу с третьего этажа, от старшей лаборатории, на второй, к деканату.

Стоп! А ведь я вчера была в таких растрепанных чувствах, что даже не удосужилась глянуть, какую оценку Государь поставил за экзамен. Останавливаюсь у небольшого кресла, кидаю на него рюкзак, достаю зачетку и раскрываю. На последней странице на четвертой строке размашистым почерком, захватывая строку сверху и снизу, выведено твердой рукой:

Взаимодействие с косм. т. 5 (отл.). 20.01.15 Г. Судар

Черный маг не способен соблюдать требуемые границы, даже выставляя оценку за экзамен.

Оценка меня не удивляет и не радует. Захлопываю студенческую книжицу и несу в деканат.

Проторчать там пришлось прилично, ибо ни декана, ни его заместителя на месте не оказалось. Пришлось ждать. Секретарша, воспользовавшись отсутствием обоих начальников, утекла по своим делам. Вернулась, как раз когда я начала нервничать, поглядывая на часы и решая, не навестить ли Леху Ярыгина прежде, чем сдать студенческий документ. Облегченно вздохнув при появлении женщины, вручила зачетку и поспешила на пятый этаж, к секретарю Судара.

Юркнула во владения Ярыгина и неслышно прикрыла за собой дверь. Он нервно шагал от стены к стене в дальней части кабинета, что за секретарской стойкой, и отрывисто, кратко и даже агрессивно отвечал кому-то по мобильному.

– Не бери на слабо, подонок. Да, буду. Да, не один. Иди на &@$! Угу, бывай.

Я безумно хотела узнать, кто угрожал ему по телефону. Но мы не настолько знакомы, чтобы я могла спросить.

– А тебе чего? – не слишком любезно буркнул секретарь Судара, увидев меня второй раз за день. – Ушел он.

– Кхм… Горан Владиславович должен был передать кое-что через тебя.

– Ах да! – брови Лехи вздернулись. Вспомнил, наконец.

Парень протянул запечатанный конверт, на котором размашистым почерком Судара было написано «Александровой Э.».

Вот и отлично. Я пробормотала слова благодарности и, вертя в руках упакованные в белую бумагу вожделенные списки самых жестоких убийц, шагнула за порог…

– Погоди.

Я обернулась.

– Что такое?

Леха молчал. Недоуменно пожала плечом, вернулась в приемную и закрыла за собой дверь.

Подперев подбородок ладонью, Ярыгин внимательно разглядывал меня, оценивал с ног до головы, сам с собой что-то решая и прикидывая. Не самое приятное ощущение, скажу вам. Я человек, а не манекен в витрине магазина, чтобы так бессовестно и неприкрыто меня рассматривать. Внутри начало подниматься раздражение.

– В кино со мной пойдешь?

Хорошенькие новости. Он спрашивал так буднично, словно интересовался, льет ли за окном дождь или уже перестал. Никакого смущения, робости: ни порозовевших щек, ни потупленного взгляда. Чудеса нахальства.

– Нет, – легко отказалась я.

Во-первых, чтобы обломать. А что? Не худшая причина. Ланка любит надо мной посмеиваться, повторяя расхожую фразу: «Наш девиз непобедим – возбудим и не дадим». Да, это про меня. Во-вторых… какого лешего я потащусь с почти незнакомым парнем в кино? Ради приятной компании или веселого разговора? Бьюсь об заклад, не будет ни того, ни другого. Ради фильма? Да любой фильм, идущий в кинотеатрах, через пару месяцев можно посмотреть в Сети или скачать в отличном качестве, а еще чуть позже – увидеть на экранах телевизоров. И не факт, что киношка будет стоить потраченного времени. И последнее. Лишних денег у меня не водится. Даже на еду не всегда хватает. Если каждый заплатит за себя, я окажусь на мели до конца месяца.

– Почему нет? – искренне удивился будущий некромант.

– Тебе нечем меня заинтересовать.

Его даже нахальный ответ не смутил. Ни секунды возмущения или замешательства – только усмешка и хитрый прищур серо-зеленых глаз.

– Думаешь? – Он выдержал небольшую паузу. – Инфа о Сударе не нужна?

Я остолбенела.

– Поладим! – я тут ни при чем: мои голосовые связки сами это выдали.

Рука потянулась к Лехе, и мы скрепили наш договор рукопожатием.

Мысль, почему он не позвал сокурсницу, меня не занимала по одной простой причине. Я думала, что знаю ответ. На некромантии девчонки не задерживаются – бегут, потому приглашение девчонки-мага показалось мне логичным.

– Как платим? – осмелилась прояснить мучавший меня вопрос, стараясь скрыть неловкость. – Каждый за себя или…

– Я приглашаю, значит, я и плачу.

«Точно поладим», – решила мысленно. Информация о Сударе мне ой как необходима. Надо же придумать, как выбраться из кабалы. А раз сведения предлагают даром, отказываться глупо.

Поход намечался на самый конец недели, на воскресенье. Времени еще полно. Я дала Лехе номер мобильного, данные Вконтакте и ушла.

В ближайшие дни моя голова будет занята другими проблемами. Перед путешествием в Лондон, к Потрошителю, нужно продумать и предусмотреть все до мельчайших деталей.

Размышляя о Потрошителе, я упустила главное. Ярыгин, судя по всему, не слишком интересовался мной как девушкой. Следовательно, ничего от нашего воскресного свидания не выигрывал. Я получала сведения и развлечение на халяву, а что получал он? Надо было думать прежде, чем соглашаться. Но в этом я раскаюсь позже, а пока… Пока я просто поехала домой.

Глава 4. Подготовка

Живу я одна. Совсем. Так получилось.

Начну-ка историю своей одинокой жизни издалека.

Мои родители поженились. Через пару лет мама забеременела, но отец стал настаивать на аборте. Говорил, что не готов, что слишком молод, что ребенок (смешно сказать) не от него. Словом, пускал в ход с десяток разных отговорок, психологически давил, издевался морально. Не помогло. Тогда дело дошло до физического измывательства. Он изнасиловал маму в день ее двадцатишестилетия, а она ведь была на шестом месяце. Всю праздничную ночь несчастная проревела от унижения, боли и горя, а наутро пошла в ЗАГС и подала заявление на развод, который тоже дался немалой кровью.

Мой папочка – могу произносить это слово только с издевкой – в день бракоразводного процесса, перед дверью зала судебных заседаний, пригрозил: «Учти, тебе со мной домой возвращаться. Если сболтнешь лишнее…» До моего появления на свет оставалось два с половиной месяца.

После потрясений роды были очень тяжелыми. Рассказывали, что мы едва не умерли обе: и я, и мама.

Ну, ничего, выкарабкались. Я с рождения была бойцом. Боролась за жизнь еще до первого вздоха в самом буквальном смысле. Родилась, затянутая в петлю пуповины, захлебнувшаяся околоплодными водами, синяя. Не то что кричать не могла – дышать. Но когда набрала воздуха в легкие, взвыла сиреной. Врачи сразу сказали: «Эта будет жить, несмотря ни на что».

Отец пытался вернуться, когда мне стукнул год. Мама готова была простить мерзавца-родителя, если он по-человечески отнесется к дочке. Вслух о своих намерениях ничего не сказала, стала наблюдать. Он издевался над словами, которые я только училась выговаривать, обзывал птеродактилем – это годовалую-то кроху – и каждый раз доводил до слез. Так что… своими родителями я всегда называла двух человек: маму и бабушку. Да, именно так, потому что родитель – тот, кто воспитал. Мысль неновая, но, как по мне, абсолютно справедливая. А мой биологический отец? Это так, донор спермы, пустой звук для меня. К слову, года через два он снова женился.

А мама? У нее были мужчины. И, не стану кривить душой, почти всех я не выносила: страшно ревновала. Только один мне нравился. Сергеем звали. Даже помню, что он родом из Якутии. А познакомились мы с ним, когда отдыхали в Хосте. Высокий, симпатичный, молодой, веселый – ну как он мог не понравиться? Роман продолжался год с небольшим. Эта (прошу прощения за мой французский) скотина бросила маму беременной. Уж не знаю, к счастью или к худу, но незадолго до их расставания я подхватила корь. Мама заразилась, пила лекарства и… случился выкидыш, что избавило ее от одного из самых непростых решений в жизни женщины. Я узнала о так и не родившемся брате или сестре не в семь лет, а гораздо позже.

В десять я потеряла бабушку, своего ангела-хранителя, а через год в нашем доме появился Юрий, мой – тогда еще будущий – отчим.

Вообще, с девяностых годов Юрий жил в США, а в России бывал время от времени по делам бизнеса.

Этот двухметровый детина с выпирающим животом и окладистой черной бородой меня сильно пугал. Нет, я не боялась, что когда-нибудь он меня ударит. Интуиция подбрасывала куда более страшный вариант развития наших отношений. Мама, похоже, тоже что-то почувствовала, ибо провела со мной разъяснительную беседу на щекотливую тему и велела: «Не дай бог что – сразу ко мне, сразу рассказывать». Наверное, интуиция у меня от нее. Как способность предвидеть передается – генетически ли, энергетически ли, – не знаю. Но о наследовании паранормальных способностей известно давно.

Непоправимого со мной, хвала небесным силам, не случилось. Зато мама нашла в чемодане отчима комплект для садо-мазо: с плеткой, кожаными сапогами и прочими прелюбопытными аксессуарами. Да, мы почуяли неладное, но истолковали неверно. А может, и верно, но после подобной находки мужчина чувствует, как атмосфера в доме меняется не в его пользу, становится неуверенным. Не могу знать, как и с кем отчим «замечательный» набор опробовал, но разговор у матери с Юрием был… Представьте фурию, вышвыривающую здоровенного и не на шутку перепуганного мужика из дома. Представили? Это были моя маленькая (всего полтора метра ростом) боевая мама и отчим, который едва лбом косяки не задевал, когда в двери проходил. Юрий вернулся в США, где с переменным успехом пытался построить бизнес, а мы зажили как прежде.

Но интересы в России у отчима, а точнее, у его бизнеса не иссякали, а значит, в Москву Юрий периодически прилетал. В один из прилетов они с мамой – как бы для меня это прискорбно и удивительно ни было – снова сошлись.

Жили нормально. Хотя мне одно только присутствие отчима в квартире все нервы выматывало. Но я держалась, как могла. Даже о депрессии никто не догадывался.

Не могу с собой ничего поделать: до сих пор вспоминаю один случай. Юрий что-то праздновал. Сделку ли обмывал, именины ли отмечал – все равно забыла, да и не это важно. Пригласил двух друзей. Выпивали, балагурили, общались на разные темы. И стукнула отчиму мысль продемонстрировать, что женщина, которая между столом и кухней суетится, его собственность. Я увидела, как бородатый дядька насильно усаживает маму себе на колени, лезет волосатыми лапищами ей под юбку, а его друзья одобрительно, хотя и с толикой зависти, посмеиваются над семейной сценой. Вой подняла на всю квартиру. Похоже, мой ор отрезвил всех и разом. Мать бегала ко мне в комнату успокаивать, а отчим даже извиняться приходил.

А потом у меня появился брат Славка. Отчим разрывался между Россией и США, мама носилась с малышом, а я была предоставлена самой себе. Тогда и потянулась к эзотерическим знаниям. В моей биографии, страшно признаться, даже составление натальных карт было. Но о них – в другой раз.

Время шло, и вопрос о переезде в Америку вставал все острее и острее. Мама оттягивала неизбежное, как могла: то говорила, что Слава слишком мал, то оправдывала задержку тем, что мне осталась пара лет до выпускного. Отчим с год все это слушал, кивал и в конце концов постановил: меня лучше оставить в России. Здесь еще можно получить образование бесплатно, а не баснословно дорого, как в Америке, да и обучаться на родном языке в разы проще и продуктивнее. Мы с мамой понимали: он нашел уважительную причину, чтобы избавиться от ненужного груза финансовых затрат, от нелюбимой падчерицы.

В США в восемнадцать заканчивают школу и нередко покидают родителей. Я осталась одна в шестнадцать. Практически сирота при живых матери и отце. Поначалу ревела белугой, страдала, металась, а потом свыклась. Мне даже понравилось жить одной, но пришло это не через год и не через два.

Уже пять лет прошло. Мать присылает деньги, сколько может. На еду хватает, на одежду нужно копить, а о ремонте квартиры даже речи не идет.

Самое смешное, недавно отчим стал звонить, рассказывать, как он ждет меня в Америке после окончания университета. Так мягко стелил, что я уши развесила, мечтая увидеть маму и брата. Но бесплатный сыр только в мышеловке. Какая «свежая» мысль, правда? Начали проскальзывать фразы типа: «Лея, соберешься к нам – московскую квартиру надо продавать. Я приеду и улажу все дела с документами». Это-то ладно. Но деньги от продажи он в бизнес вложить хочет. Нашел дуру. Каждый год прогорает, так еще и последнее, что у меня осталось, решил превратить в зеленые бумажки – будь они прокляты! – и на ветер выкинуть. Хрен ему.

Напишу чертов диплом, получу у Судара рекомендации, приличное распределение, начну зарабатывать и сама выкручусь. Сделаю в квартире отличный ремонт, даже нет – евроремонт. И не потому, что он в моде, а потому, что мне импонирует такая обстановка. Только бы с Потрошителем разобраться. Удивительно, как иногда в жизни магов материальное переплетается с мистическим. И первый шаг, который я должна сделать на пути к цели, – подготовиться к путешествию в прошлое.

Предстоит выбрать одежду, в которой разумно отправляться в 1888 год. Конечно, мне негде взять наряды девятнадцатого столетия, но они и не нужны. Подберу варианты из своих тряпок. Главное, чтобы во мне не увидели женщину. Но сие почти недостижимо: рост метр шестьдесят пять, хрупкое сложение, грудь более чем заметна. Нет во мне ничего от мужчины. Впервые пожалела, что бог не одарил ни высоким ростом, ни широкими плечами, ни тяжелой походкой. Я даже за изящного юношу не сойду.

Хорошо, посмотрим на задачу под другим углом. На улице будет темно. Значит, Потрошитель не сможет меня разглядеть. А если сможет, то не сразу. Что может ввести в заблуждение, заставить сомневаться, что я женщина? Брюки и пиджак. В девятнадцатом веке ни одна женщина не оделась бы подобным образом.

Стоя перед большим зеркалом, вмонтированным в дверь вещевого шкафа, я втиснулась в брюки (ну и что, что женские – кто там поймет?). Ремень тоже лишним не будет. Продела его в шлевки брюк и застегнула. Грудь утянула длинным куском эластичной материи, поверх надела водолазку. И последняя деталь верхней одежды – но самая важная – длинный пиджак. Замечательно, что он великоват. Тяжелые подплечники удлинили линию плеч, и без того неширокие бедра зрительно стали еще уже.

Ну вот, в двадцать первом веке во мне легко узнают женщину, но не в девятнадцатом. Аж от сердца отлегло. Не догадывалась, что так нервничала, так волновалась о результате. Однако ничего удивительного: от внешнего вида моя жизнь может зависеть. Станет ли Потрошитель нападать на мужчину – не знаю, на существо неопределенного пола, которое из себя леплю, – тоже не в курсе, а что сделает с женщиной – известно всему миру более ста лет.

Пора выбрать подходящую обувь. Бесшумную, удобную, без каблука. Каблук помог бы увеличить рост, но, если придется удирать, все пропало. Не сразу смогла выбрать между кроссовками и серыми спортивными ботинками. Кроссовки удобнее и теплее. А ботинки подкупают отсутствием шнуровки: в самый ответственный момент не наступлю на случайно развязавшуюся плетеную веревку и не растянусь на мостовой на радость убийце. Решено, выбираю ботинки.

Теперь волосы. Собрала их у шеи, перехватила резинкой, а получившийся хвост заправила за ворот пиджака. Еще раз придирчиво осмотрела себя с ног до головы. Кажется, годится. Рост маловат, но в остальном… если посмотреть издалека – какая из меня женщина? Для достоверности выключила свет. Точно годится.

Порадовалась, что у пиджака широкие карманы. «Линзы» Судара без труда поместятся. Надо брать не всю коробку, а пару штук. И браслет времени сюда же положу, если понадобиться снять с руки. А еще стоит забить на осторожность, наплевать на пространственно-временной континуум и взять электрошокер. Ну почему я так и не научилась отдавать мысленные приказы? Ни один маньяк подойти бы не смог. Фиговый из меня маг.

В день переброски во времени так и оденусь. Но и здесь еще немало дел. Надо выбрать жертву Потрошителя и подготовиться теоретически. Книги, отчет о вскрытии, показания свидетелей и другие документы ждут меня. Даю себе срок до вечера пятницы. В конце рабочей недели я должна попасть в Лондон первый раз.

* * *

За эти дни пришлось еще раз побывать в университетской библиотеке. Если я нацелилась на Потрошителя, надо взять все книги, которые ему посвящены. Звучит-то как – «посвящены». Литература обычно посвящена героям, судьбе, памяти, а тут маньяк и зверские убийства. Есть в этом что-то нездоровое, извращенное.

К книгам о Потрошителе добавилась энциклопедия серийных убийц, увесистый том о психологии маньяков, разного рода статистические выкладки. Вполне удовлетворившись набором (успеть бы к пятнице проштудировать), я поехала домой. А там – читала, читала и снова читала. Даже иногда забывала поесть. В Интернет выбралась только к четвергу. Вконтакте письмо от Ланы ждало еще с понедельника. Я быстро напечатала ответ и снова нырнула в свои изыскания. В Сеть вышла не с целью убить время, а по делу: требовалось фото жертвы. Оно нашлось без труда. Полное, одутловатое, с закрытыми глазами лицо Марты Тэбрем, зарабатывавшей на выпивку торговлей телом на улицах Ист-Энда, не вызвало особого ужаса. Ужаса, который испытываешь, видя снимок мертвеца. Черно-белое посмертное фото было сделано не в морге, а в сарае, где и проводили вскрытие несчастной.

Так, с этим покончено. Идем дальше. Я открыла Ворд и достаточно оперативно набрала пять страниц текста, свела воедино связанные с Мартой Тэбрем факты, которые могли помочь в планировании путешествия. Да, немало вышло.

Одно плохо: не все специалисты считали Тэбрем жертвой Потрошителя. Зато дама-детектив, главный специалист по делу Потрошителя, и еще двое исследователей единодушно доказывали в своих трудах, что Марта – первая жертва лондонского маньяка. Мне придется рисковать. Если Марту лишил жизни не серийный убийца, время для Судара собрать не удастся. Может, забить на Тэбрем и выбрать другой объект? Я очень не хотела тратить время и нервы впустую, зря рисковать, однако интуиция подсказывала, что Тэбрем я заинтересовалась не зря. В конце концов, если увижу ее не с Потрошителем и не с другим серийником, мое тело не даст условного сигнала, не отреагирует никак. Ведь именно из-за способности чуять маньяков я попала к Судару. Решено. Если не получу подсказки от самой себя, сразу вернусь в наше время и выберу другую убитую.

* * *

Теоретическое расследование сказалось на мне не лучшим образом. Я перестала спать по ночам. Стоило выключить свет, как воображение безжалостно демонстрировало подробности убийств, показывало сцены, которые здоровый вменяемый человек не пожелает увидеть ни за какие деньги. Порой начинало казаться, будто в темноте кто-то прячется, кто-то наблюдает за мной, и стоит закрыть глаза, чтобы попытаться уснуть, – кинется. Эмоции сродни тем, что испытываешь, посмотрев действительно страшный фильм ужасов. Темнота стала врагом: нервировала, выматывала, не давала покоя. Я с напряжением ждала ночи.

А днем все отлично, все страхи казались – да и были – несусветной чушью. Но стоило солнцу спрятаться за горизонтом, я проходила очередной круг ада.

Пыталась спать с включенным светом, но бра над кроватью слепило, прогоняя дрему. Пришлось перейти на новый режим: засыпать с рассветом, часов в девять утра.

Наступило утро пятницы. Работа с материалами по Марте Тэбрем близилась к концу, слава тебе тетерев – мохнатенькие ножки. Признаюсь, я второй день мысленно кляла Судара. Какая же он… ладно, не буду повторять это слово вслух. Так подставить меня! А причина – в следующем. Тэбрем убили между 2:30 и 2:45 утра, а тревогу подняли лишь в 4:50. Если бы требовалось только похитить оставшиеся ей месяцы и годы, можно было бы спрятаться на время убийства на другом конце улицы, дождаться выхода Потрошителя или другого душегуба из здания – и дорога свободна. Иди и забирай остаток жизни. Никто не тронет, никто не поднимет крик. Не спорю, на мертвеца смотреть безумно страшно. Да и для энергетики вредно впитывать флюиды смерти. Но это не идет ни в какое сравнение с тем, что – по заданию Судара – придется наблюдать за убийством, стоять в трех шагах, когда несчастную женщину будут резать. Ведь я должна видеть ауры маньяка и жертвы до убийства и в момент убийства. Государь ясно дал понять, что тема диплома изменению не подлежит. За что мне все это? Что я такого сделала? Чем небеса прогневила?

Так, хватит паниковать! Может, серийный убийца ни при чем, и я смогу быстро и достаточно безболезненно для себя покинуть место преступления до того, как предначертанное случится. Спать. Срочно. Перед путешествием надо отдохнуть как следует. Нужна свежая голова, спокойствие, уверенность. Спать. Спа… И я провалилась в сон, держа в руке раскрытую книгу о Потрошителе. Вымоталась до предела.

Глава 5. Путешествие первое. Марта Тэбрем

Нервничала ли я? Да меня никогда в жизни так не колотило. Лишь с третьего раза смогла корректно проставить дату и время на врученном Игорем браслете. Пальцы дрожали, я промахивалась мимо нужных цифр.

Удовлетворенно кивнула, когда увидела на сенсорном экране, всплывшем над браслетом:

Отправление.

Место: Россия, Москва, Березовая улица, 13–139.

Дата: 23 января 2015 года.

Время: 22:15.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Джордж-Ярд, близ дома 37.

Дата: 7 августа 1888 года.

Время: 1:45.

Почему я решила появиться почти за час до убийства? Чтобы осмотреться, найти пути к отступлению и выбрать место, где удобней прятаться.

Нажала кнопку ввода – и прямо посреди комнаты открылся портал, длиной и шириной сопоставимый с обычной входной дверью, но овальный, с зелеными всполохами по контуру.

Сенсорный экран еле слышно пиликнул на прощание и убрался в браслет времени. Я сделала несколько глубоких вдохов, как перед погружением под воду, сжала кулаки и шагнула в портал.

Раньше не понимала, почему лондонцы жалуются на туманы. Я обожаю свежую утреннюю дымку, приносимую с реки. Приятный холод, чистота, свежесть с ароматом росы – дивный воздушный коктейль для жителя мегаполиса. Лондонский туман ночи возненавидела сразу. Густой, смрадный. В нем сливались запахи смолы, дыма и нечистот. Глаза слезились, их разъедало. Легкие резко сократились, стремясь исторгнуть попавшую вонь, усугубленную предельной влажностью. Даже ненавистный запах сигаретного дыма не шел ни в какое сравнение с британскими причудами погоды.

Рукой вытерла слезящиеся глаза, проморгалась и начала вглядываться в темноту. Первый порыв – сбежать назад, в Москву, потому что не видно абсолютно ничего. За минуту глаза худо-бедно привыкли к темноте.

Я обреченно вздохнула. Надеяться на свет луны и звезд бесполезно: небо затянуто тучами. Вдалеке, метрах в трехстах, виднелся фонарь. Ну, хоть что-то.

Я поежилась. На этот раз не от страха, а от холода. Не думала, что летняя ночь будет более чем прохладной.

Ноги стояли на чем-то неровном. Присела на корточки – все ясно, здесь булыжная мостовая. Смердящий запах усилился, я перевела взгляд чуть вправо – и отпрянула. Дерьмо! Нет, я не ругаюсь, это оно и есть – дерьмо. Наверняка недавно проезжала повозка. От огромной кучи даже парило еще. Фу, мерзость какая! Не вляпаться бы в «подарочки», разгуливая в непроглядной темноте.

Передо мной – двухэтажное кирпичное здание. Ясно, это и есть дом 37 по Джордж-Ярд, где произойдет? произошло более столетия назад? убийство Марты Тэбрем. Оглядела фасад. Отсутствие света в окнах, напоминающих пустые глазницы, делает дом слепым. Он, как и люди, в нем живущие, будто не хочет видеть трагедии, которая случится в его утробе-подъезде. Люди ничего не услышат и не выбегут на помощь. А если услышат, кому есть дело до чужой беды? С другой стороны, вмешательство может быть равносильно смерти.

Я решила обойти вокруг старого здания. Ступая почти бесшумно, сошла с мостовой на сырую землю. Слева от меня стоял такой же дом – дом-сосед. Строения слишком близко друг от друга. Я развела руки в стороны, ощущая пальцами шероховатость правой стены, но не имея возможности дотянуться до бока соседнего здания самую малость. Похоже, их разделяло чуть больше метра. Неудивительно, район бедный, неблагополучный, глупо ожидать простора, размаха. Глядя под ноги, дошла до куста. Пара веток шуршала листьями по камню, зато большая часть древесных рук отклонялась к дому-соседу. Я присела на корточки и, двигаясь спиной, забралась поглубже в листву. Куст стал бы и отличным убежищем, и идеальным наблюдательным пунктом, будь я уверена, что пара подойдет к подъезду с этой стороны, а не с противоположной, но… Стоп! Шаги на мостовой должны быть хорошо слышны, так что если я никого не увижу, то наверняка услышу.

Столь же осторожно и неторопливо я обошла вокруг всего дома. У его противоположной стены спрятаться негде. Но я уже поняла, что в этом нет необходимости.

Вернулась к кусту, спряталась, притихла и стала ждать. Маялась минут двадцать – озябли руки (я согревала их дыханием), ноги затекли и болели – пока не услышала тихую речь и шаги. Сердце заколотилось. Желудок предательски заурчал, хоть я и не голодна – наверняка нервное. Из своего убежища увидела силуэты мужчины в пальто и женщины, которая ниже спутника на голову.

Дама… нет, это слово с ней совершенно не сочетается. Жительница Лондона одета очень просто, но тепло. Ноги почти полностью скрывает длинная юбка, голову – капор, полное туловище утягивает длинный жакет. Она чуть сгорблена, ступает по мостовой тяжело и немного неуверенно, будто выпила накануне. Спутник, одетый в брюки и темное пальто средней длины, выглядит представительней. Правильная осанка, легкая пружинистая походка, уверенные движения.

Мелькнула слабая надежда, что ночные путники пройдут мимо дома. А пока я продолжала вглядываться в мужчину: шляпа, усы… Господи, нет! Сердце пропустило удар, еще один. Почувствовала, как меня сковывает оцепенение. Этот мужчина… хочет убить. Он убьет!

С появления парочки, казалось, прошло немало времени, но на самом деле – считаные секунды.

Не обращая внимания на смрадность воздуха, я наполнила легкие до отказа раз, другой, третий… Когда человек теряет контроль: сильно нервничает (как я сейчас), злится, готов заплакать – ему говорят: «Дыши!» Считается, что интенсивное дыхание успокаивает, усиливая снабжение мозга кислородом и немного отвлекая. Это так лишь отчасти. При глубоком дыхании усиливается центральный поток энергии: тело получает дополнительную подпитку, человек становится уверенней, сильней, сосредоточенней.

Я воспользовалась нехитрым, известным каждому приемом, чтобы вернуть самообладание. Не время паниковать. Нужно заняться делом. Усилием воли направила поток энергии в глаза – краски стали ярче, различимей, даже цвет одежды путников угадывался. Добавила еще энергии, и еще. Теперь последнее усилие – отлично! Я видела их ауры. Хорошо, что темно. При свете ауру разглядеть сложнее. Каждый маг воспринимает ее по-своему, в зависимости от внутренних особенностей. Кто-то описывает многоцветность ауры, кто-то рассказывает про ее однотонность, кто-то говорит о свечении. Я воспринимаю ауры как дымки тумана, окружающие тела.

Аура женщины слабая: разреженная, негустая, пробитая сглазами в трех местах (для обычного человека это не так много). Однако от мужчины к ней тянется… как бы это назвать?.. что-то вроде энергетической пуповины. А, все ясно. Он подпитывает спутницу. Бессознательно, конечно. Люди нередко проделывают подобный трюк, сами того не зная, когда хотят, чтобы на их предложение согласились, их мнение разделили, к ним прислушались, но по доброй воле, а не по принуждению. Мужчина хочет, чтобы женщина шла с ним добровольно, безропотно и соглашалась на его предложения. У самого аура густая, пушистая, ровная. Ни единой порчи, сглаза, даже следов морока нет, который мы, маги, называем программированием сознания. Мужчина близок к пику силы.

Пока вглядывалась, парочка свернула к подъезду. Противно, резко взвизгнули дверные петли – объекты моего наблюдения вошли в дом.

В районе солнечного сплетения все сжималось, ныло, угрожая разнести страх по телу. Не время. Не время раскисать. Нужно идти за ними. Как? Конечно, так же, как я разыскивала Игоря в аудиториях университета. Пойду не ногами – отправлю эфирное тело. Оно увидит многое, если не все, зато его не заметят ни убийца, ни жертва.

Физическое тело осталось прятаться в листве, а эфирка прошла по земле, выскользнула на мостовую и оказалась у двери.

О нет! При мысли, что в подъезд придется войти, трясет даже в эфирном теле. Постараюсь максимально отвлечься от сцены убийства и сосредоточить внимание на аурах. Шагнула сквозь дверь. Внутри – абсолютная темнота, которая не мешает мне видеть. В аурах парочки изменение только одно: энергетическая «пуповина» прекратила подпитывать женщину и растаяла.

Я переоценила себя. Не могла больше вглядываться в «туман» вокруг тел. Внимание соскальзывало, заставляя неотрывно следить за разворачивающейся сценой.

Марта с клиентом поднялись до площадки первого этажа. Я приблизилась к ступеням и замерла. Проштудировав не один труд о Потрошителе, знала, что проститутки нередко занимались сексом стоя: поднимали подолы юбок, становясь спиной к клиенту, лицом – к стене. Марта поступила именно так, фальшиво напевая, а вернее сказать, бормоча под нос какую-то песенку пьяным голосом.

Клиент шикнул, шепотом потребовав у проститутки вести себя тихо.

– Тебе не нра-а-авится, как я по-о-ою? – спросила она по-английски. Четкости речи мешал хмель.

– Нет, – отрезал мужчина.

Марта оскорбилась: мгновенно искривившийся рот, обиженно блеснувшие глаза. Она фыркнула, но замолчала, продолжив неуклюже возиться с нижней юбкой.

Когда Тэбрем была готова к выполнению грязной, во все века осуждаемой работы, клиент лишь расстегнул верхние пуговицы пальто, запустив руку за пазуху. Марта, сопя и замерзая, нервно топталась на месте, как вдруг ее рука отпустила юбки. Женщина повернула голову и, бесцеремонно шаря рукой между ног клиента, мстительно спросила:

– А где твое оружие, милый?

Фразы хватило, чтобы убийца выхватил из-за пазухи кинжал и нанес жертве первый удар – удар в горло. Она попыталась закричать, когда горячая кровь хлынула фонтаном, окрашивая предсмертной краской стену подъезда. Я морально готовилась наблюдать за жестокостью убийцы, но не смотреть на погибающего человека. На лице Марты была смесь удивления, обиды и укора. Глаза женщины будто вопрошали: «За что?!» Она безвольно опустила руки, словно в замедленной киносъемке начала поворачиваться к убийце всем телом, стараясь закричать, позвать на помощь. Ее губы беззвучно шептали: «Help, help, hel…»

Теперь аура убийцы не просто густая – она светящаяся. Поток энергии, пронизывающий тело и уходящий в небо (маги называют его восходящим потоком, обычно он едва видим), расширился и приобрел четкость и яркость. Я сразу поняла суть феномена. Убийца в состоянии аффекта: взбешен до потери контроля, осторожности. Бешенство мужчины поддерживается и усиливается именно мощнейшим восходящим потоком, который несет грубую, земную энергию, усиливает любую эмоцию до крайности.

Выходка Марты, насмешливые слова о мужской силе ударили так, что убийца забыл обо всем. Он собирался разделаться с женщиной, но иначе. Я могла только догадываться, какую участь убийца уготовил ей изначально, однако небрежно, но мстительно оброненная фраза в корне изменила намерения.

Жертва, полностью развернувшись к убийце, получила в грудь еще шесть ударов кинжалом. Счастье, что мне не удавалось услышать, как лезвие рвет одежду, кожу, ткани, царапает кости. Тэбрем уже мертва? Или все еще чувствует каждый новый удар? Мертва. Тело медленно оседало по стене, пока не повалилось на грязный пол в лужу собственной крови. Убийца продолжал яростно наносить удары, склоняясь над телом. Теперь он с силой вонзал острие в живот, уродуя внутренности, спускаясь от кишечника к матке и гениталиям. Не замечал даже, что кровь обагрила его руки, пиджак и пальто.

Аура Марты истончилась до предела, остатки туманной оболочки по широкому энергетическому каналу уходили к маньяку. Он забрал не только жизнь, он вытягивал энергию во сто крат мощнее любого энергетического вампира. Мне казалось, монстр выпьет досуха, перекачает всю ауру жертвы, но связь прервалась, кода убийца нанес Тэбрем в пах последний, тридцать девятый удар. Несколько секунд он стоял удовлетворенный, досыта напившийся чужой энергии, ужаса, боли, с улыбкой, с удовольствием созерцая дело рук своих.

Потом как ни в чем не бывало вытер нож об одежду жертвы, отвернул лицо убитой к стене и спрятал кинжал в прежнем месте, за отворотом пальто. Достал из кармана большой носовой платок, которым тщательно вытер ладони, прошелся тканью по каждому пальцу, брезгливо кривясь. Застегнулся на все пуговицы и, гордо выпрямив спину и вскинув голову, неторопливым шагом спустился по лестнице, едва не пройдя сквозь мое эфирное тело. Я вовремя отскочила с пути. Разумом понимала: в подобном движении нет необходимости. Но эмоциями… Вы бы хотели внезапно ощутить всю гамму переживаний маньяка? И я не хочу.

Монстр покинул темный подъезд и отправился в сторону, противоположную той, откуда привел Марту. Обернулся всего раз. Убедившись, что за ним не следят, пошел по улице неторопливо, размеренно, даже спокойно. Казалось, вот-вот достанет сигару и неспешно затянется, смакуя запах и вкус, наслаждаясь моментом.

Мне хотелось его убить, уничтожить, превратить в пепел, который развеется по ветру! Чтобы мир избавился от этой мрази!

Зачем себя обманываю? Мною движет не только и не столько праведный гнев, сколько желание стереть из памяти лондонскую ночь, трагедию жертвы, уродство убийства. Превратив виновника кошмара в ничто, я бы смогла вырвать из памяти произошедшее, забыть. Наверное. А может, и не смогла бы…

Убедившись, что убийца ушел и возвращаться не собирается, моя эфирка прибыла к кусту у дома и слилась с телом.

Теперь остатки отрешенности и спокойствия, до сих пор хоть как-то защищавшие сознание, покинули меня. Произошедшее соприкоснулось с нервами только сейчас. Хотелось кричать, визжать, упасть на холодную мокрую землю и, впившись в нее пальцами, рыдать и выть. Истерика от пережитого? Не могу позволить себе подобной роскоши. Не могу, не могу. Не могу!

Выбравшись из укрытия, я встала, выпрямилась и, опираясь о кирпичную стену руками, медленно побрела к подъезду. Колени дрожали, ноги отказывались слушаться. Но я дошла. Дошла и встала у двери. Взялась за холодную металлическую ручку и содрогнулась: несколько минут назад ее точно так же касался маньяк. Меня замутило, рот переполнился густой слюной, готовясь облегчить остаткам пищи движение вверх по пищеводу.

Через несколько секунд я вдохнула, сглатывая слюну. Обошлось на этот раз. Похлопала по карману пиджака: часы-линзы для времени на месте. Как говорил Судар, у меня есть полчаса, чтобы поднести их к трупу. Выбирать стоит район головы или сердца. Чтоб он сдох! Чтоб он сдох, этот Судар! Ненавижу!

Я зашла в подъезд еще раз. Первое ощущение – удушливая вонь, куда более нестерпимая, чем на улице. Устойчивый запах мочи и прокисшего пота смешивался с запахом гнили и чем-то, что обоняние не успело распознать, потому как… глаза привыкли к темноте. В пролете первого этажа – забрызганная кровью стена и… тело.

Знала, что должна сделать шаг, другой, подойти к лестнице, подняться на пролет, но не могла пошевелиться. Ужас сковал. С каждой минутой в Уайтчепеле[3] он овладевал мной сильнее и сильнее, захватывая разум, парализуя тело, но сейчас… Сейчас ледяные руки и ноги, синие губы, стучащие от страха зубы, взмокшая холодная кожа, нарастающая паника, рвущая грудь, кажутся лишь несущественными неудобствами. Не возьмусь описать душевные муки и запредельный страх от пережитого. Мне просто не хватит слов: эпитетов, аналогий. Хотя одно сравнение напрашивается само собой. Лишь одному человеку в ночь с 6 на 7 августа 1888 года было страшнее, чем мне. И человек этот – Марта Тэбрем.

Не знаю, как моя рациональная часть сумела достучаться до объятого ужасом мозга, но фраза: «Чем быстрее решишься, тем быстрее вернешься домой», – прозвучавшая в голове, прервала оцепенение и заставила действовать.

Превозмогая себя, я сделала несколько шагов, остановилась у первой ступеньки, где совсем недавно мучилась моя эфирка, и застыла. Думаете, мне не давала покоя сцена убийства, невольной свидетельницей которой пришлось стать? Да, но она пугала не так сильно, как… Только не считайте меня сумасшедшей, хотя… говорят, сумасшедшие уверены в трезвости своего рассудка. Нет у меня этой убежденности, нет, ибо за каждым моим движением наблюдали из темноты. Я непрошеная, нежеланная гостья, мешающая свершиться чему-то чрезвычайно важному, непостижимому. Когда в собственной квартире казалось, будто кто-то на меня смотрит, то было игрой буйной фантазии, взбудораженной информацией о зверствах лондонского маньяка. Сейчас на место фантазиям пришли интуиция и банальный инстинкт самосохранения, стремившиеся уберечь рассудок от дальнейших потрясений. Ведь из темноты за мной с явным осуждением наблюдала Марта, Марта Тэбрем, тело которой лежало всего в паре-тройке метров. Душе жертвы мешало присутствие постороннего: воровки, коей я себя ощущала, собираясь забрать у мертвой время. Меня словно что-то гнало, будто выдавливало неведомой силой из грязного подъезда.

Стояла, трясясь от страха и боясь даже шевельнуться, чтобы вытереть выступивший на лбу пот, так тяжело давалось противостояние. Чем дольше не двигалась, тем сильнее меня затягивала загробная пучина, разверзшаяся, едва убитая женщина испустила последний вздох. Еще немного, и я потеряю себя, стремясь на уровне подсознания нащупать дверь в мир мертвых и проконтролировать ее. Маги слишком тонко чувствуют, чтобы не понимать таких вещей и уж тем более не верить в них.

Я рванулась вверх по лестнице, на ходу вынимая из кармана временную линзу, остановилась, нашла голову жертвы и приблизила загадочный предмет, врученный Государем, слегка нажав кнопку над стрелкой. Линза стала бесшумно наполняться зеленоватым свечением, похожим на то, коим был окаймлен временной портал. Движение стрелки быстро прекратилось, давая понять, что больше с убитой взять нечего.

Свечение позволило разглядеть пространство вокруг. Линза не заменила лампочку, но была вполне сравнима с зажженным огарком свечи. Огромная лужа крови, еще не начавшая густеть и, по счастью, не коснувшаяся моей обуви. Ветхая одежда: черный жакет, набухший и мокрый после ранений, зеленая верхняя и нижняя коричневая юбки, перекрутившиеся вокруг холодеющих ног, истоптанные тяжелые ботинки без шнурков, капор, обнаживший седеющие волосы. Голова, повернутая лицом к стене.

«Беги!» – прикрикнуло на меня подсознание. И я вылетела быстрее ветра на неосвещенный Джордж-Ярд. Нельзя, нельзя так долго торчать возле трупа, особенно в одиночку. Брезгливо бросив временную линзу в карман, нажала на кнопку браслета. Данные высветились автоматически. Я не смогла бы их изменить, даже если бы сильно захотела: руки тряслись, как у алкоголика поутру.

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Джордж-Ярд, близ дома 37.

Дата: 7 августа 1888 года.

Время: 2:59.

Прибытие.

Место: Россия, Москва, Березовая улица, 13–139.

Дата: 23 января 2015 года.

Время: 23:29.

Снова возник портал, куда я шагнула без раздумий, гонимая страхом, паникой и смертью.

Глава 6. Спасите меня! Я погибаю от страха

Ночь. Темнота. Собственная комната. Но ничего не изменилось – та же паника; тот же ужас; то же ощущение слежки, глаз, смотрящих из угла, любопытствующих, долго ли продержусь, пока не закричу, пока не начну разговаривать с тьмой, наконец, сколько пройдет дней, пока не утрачу чувство реальности, много ли ночей мне понадобится, чтобы начать терять рассудок. Я снова стояла, боясь пошевелиться. Не покидало жуткое ощущение, что некая часть потустороннего мира, куда открылась дверь в момент смерти Тэбрем, пробралась следом: в мое время, в мое жилище. Она ждет. Здесь. Во тьме. Чего? Моей постепенной гибели. Почему? Я зашла на территорию, куда не следует заходить, прикоснулась к тому, чего не стоит касаться, видела то, чего видеть нельзя.

Нет, я не выдержу, не могу больше. Нужен кто-то, с кем можно поговорить. Кто объяснит, что все это – моя неуемная фантазия, ужас от пережитого, шок, в конце концов.

Глаза привыкли к темноте – я без труда разглядела на столе мобильник. Подошла, схватила его и судорожно стала листать список контактов, ища Ланку. Она поможет, позволит выговориться, позовет переночевать – и все закончится. Дрожащими пальцами выбрала опцию «вызвать абонента». Частые гудки разрезали тишину комнаты, ударив по ушам набатом. Что делать? Что?! Паника неумолимо нарастала. В Лондоне я держалась, потому что помощи было ждать неоткуда, а сейчас я могла, имела право рассчитывать на поддержку, потому позволила себе расслабиться и потеряла контроль над ситуацией и самоконтроль.

Подлетела к домашнему телефону, решив дозвониться до Ланиной мамы, умолить, чтобы сказала дочери обо мне, иначе подруга может провисеть на телефоне не один час, даже до утра, как мы с ней делали не один раз. Но у меня нет возможности ждать утра!

Домашний тоже занят. Я перезвонила еще и еще раз. Неужели и Ланина мама решила обменяться новостями именно сегодня ночью?

Снова кинулась к мобильному. Не все потеряно. У меня есть второй вариант – Игорь Вильянов. В двенадцатом часу ночи неудобно звонить малознакомому парню? Ха! Правила приличия сейчас волновали меньше всего. А заботила лишь собственная беда, и грело душу, что Игорь хотя бы отчасти в курсе моего задания. Могу рассказать, что была на месте убийства, наблюдала за аурами, но умолчать об истинной цели перемещения во времени.

Вызов абонента закончился противными гудками, после которых почти металлический женский голос резко отрапортовал: «Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».

Рука безвольно уронила «Нокию» на стол. Не у кого просить убежища на ночь – до Ланы не дозвониться. Не с кем просто поговорить, заглушая ночную панику, – Игорь недоступен. Я обвела комнату бессмысленным взглядом, как сомнамбула подошла к стене и ткнула пальцем в выключатель – загорелся свет. Только легче не стало. Снова вернулась к столу, села на ковер у одной из ножек, затравленно осматриваясь.

Следующий поступок могу оправдать лишь страхом. Не в силах объяснить, как в голову пришла чудовищная по своей нелепости мысль: позвонить черному магу, который знал о моем задании все, – Государю.

Дозвонилась. Ура! Или… Нет уж, дождусь: ответит или нет. Да, я мысленно ругала себя, хотела бросить трубку, но ужас от сегодняшней ночи, от перспективы остаться в квартире наедине неизвестно с чем пугал куда больше разговора с Сударом. Гудок. Второй. Третий.

– Слушаю! – недружелюбно гаркнул в трубку научрук.

Я успела отметить, что интонации несонные. Не разбудила – повезло.

– Доброй ночи, Горан Владиславович, – промямлила я. – Простите, что беспокою так поздно…

Господи, этого человека я совсем недавно проклинала, а сейчас звоню в надежде хоть на какую-то поддержку. Умом тронулась.

– Это ваша студентка, Лея Александрова, – торопливо добавила я.

– И чем же я вам так насолил сегодня, студентка Лея Александрова, что звоните ночью? До завтра дело не подождет?

– Нет! – испуганно выкрикнула, крепче прижимая «Нокию» к щеке и боясь, что Государь нажмет отбой.

Видимо, мои интонации насторожили профессора. Он уже без тени ехидства велел:

– Говорите!

– Понимаете, я решила сегодня отправиться… – мысли путались, не понимала, с чего начать. – И вот… теперь не знаю, как…

– Давайте-ка ближе к телу, Александрова. Или вы с кем-то из друзей поспорили, что хватит смелости позвонить мне среди ночи?

– Я только что видела смерть Марты Тэбрем, – чуть не плача выпалила я. – Мне страшно в собственной квартире.

В трубке воцарилась тишина.

Судар точно отрубит связь: не может же он помнить всех жертв по именам. Подумает, что несу околесицу, что действительно поспорила или выпила лишнего.

– Ясно. Ждите. Скоро приеду.

Гудки. Я недоуменно уставилась на «Нокию». Приедет? Не поверите, но я в жизни никому так рада не буду, как Судару сегодня.

Едва голос Государя покинул меня, сразу прочувствовала, как страшно сидеть в комнате, страшно ее покидать, страшно думать, кто или что могло пройти через портал. Мобильник зазвонил. На дисплее высветилось прозвище великого и ужасного. Не Гудвина, конечно же, – мага.

– Да, Горан Владиславович!

– Александрова, надеюсь, вы там не лелеете свои страхи, а вещи собираете и одеваетесь?

– Вещи? – наверное, нет смысла говорить, что в голосе моем звучало недоумение.

– Вашу мать! Слушайте и запоминайте.

Я тут же выпрямилась и кивнула трубке, будто собеседник мог понять беззвучную готовность внимать указаниям. Идиотка! Ладно, в моем состоянии многое простительно.

– Включаете во всей квартире свет, достаете сумку повместительней и собираете вещи, которые могут понадобиться на выходных. Потом одеваетесь по погоде.

Я молчала, пытаясь осмыслить услышанное. Но мозги работать отказывались.

– Алло-о-о-о! Александрова-а-а. Как слышите меня? – беззлобно поинтересовался хрипловатый голос на том конце.

– Слышу хорошо, но не понимаю.

– Вам не понимать надо, а действовать. Ночевать будете вне дома, ясно вам?

– Ясно, – тупо протянула я.

Ничего мне не ясно. И Судар это прекрасно знает.

– Сделаете, как я сказал?

– Сделаю, Горан Владиславович, – с пионерской готовностью заверила я.

– Отлично. Поторопитесь. Адрес у вас какой?

– Березовая улица, 13.

– Квартира?

– 139.

– Когда подъеду – позвоню. Действуйте! Отбой.

Я уже не обращала внимания ни на гудки, ни на телефон. Слово «действуйте» повлияло на меня, как приказ на военнослужащего. Не смела ни обдумать, ни ослушаться. Позже поняла: дело совсем не в слове. Государь внушил выполнить все, что велел.

Это я никак не могла освоить подобные навыки, а для черного мага его уровня – сие семечки.

Ни на что не отвлекаясь, не шарахаясь от стен и собственного отражения в зеркалах, я действительно включила все лампочки, чтобы осветить и коридор, и кухню, и даже ванную с туалетом, нашла в нижнем ящике одного из шкафов дорожную сумку, бросила ее в коридоре и стала сносить туда вещи.

Что же мне может пригодиться? Зубная щетка, нижнее белье, пижама, спортивный костюм, тапочки, носки. Кажется, достаточно. Постояла, подумала и добавила в сумку косметичку, «линзу» со временем и флешку с материалами о Тэбрем.

Скинула наряд для путешествия по Лондону и надела первое, что попалось на глаза: черную шерстяную юбку с разрезом и кофту в облипку, в которых в понедельник щеголяла перед Игорем. Натянула сапоги и терпеливо зашнуровала. Теперь беретка, шарф, пальто с капюшоном. Все, я готова.

Едва сделала все, на что программировало внушение, на меня снова накатило. Я затаилась в коридоре между стеной и входной дверью, из последних сил стараясь не поддаваться панике, стремясь очистить сознание.

Не ведаю, долго ли продолжались мои бесплодные попытки, когда в комнате зазвонил мобильник. Прямо в сапогах кинулась за «Нокией»: ее-то я забыла. Звонил Государь.

– Александрова, – не дал он мне даже аллекнуть, – я за дверью. Открывайте.

Стоит ли говорить, что я побежала к двери, забыв выпустить из рук телефон?

– Горан Владиславович, вы! – несмотря на поздний час, радостно воскликнула я на весь этаж.

Судар стоял на пороге. Клянусь, еще чуть-чуть, и я бы кинулась монстру на шею. Сама! Такого он точно не внушал.

Войти он желания не изъявил, забрал сумку и велел быстрее спускаться вниз, к подъезду.

Окрыленная подоспевшей помощью, я выключила свет в квартире, прикинула еще раз, не забыла ли чего – выходило, что не забыла, – взяла связку ключей и, даю слово, впервые в жизни с радостью попрощалась с собственным жильем.

Оказалось, на улице выпал снег. «Ну да, – посмеетесь вы, – январь, Москва, снег – какая неожиданность». На самом деле действительно неожиданность: зима в этом году аномально, а точнее, ненормально теплая.

Судар ждал у темного внедорожника.

– Горан Владиславович, огромнейшее магическое спасибо, что приехали за мной! – восторженно прощебетала я, сложив ладони вместе, как это делают японцы. Как меня еще поклониться не угораздило ироду-спасителю? А, ладно! Что с неадекватной перепуганной девицы взять, кроме анализов?

Государь поджал губы и хмыкнул. Видимо, это означало «пожалуйста».

– Садитесь уже, пока я не пожалел о содеянном, – вздохнул маг, открывая переднюю дверцу.

Меня не надо просить дважды – уже приготовилась запрыгнуть в машину, но вышел маленький конфуз. Я правша. Соответственно, в автобус и вагон метро захожу с правой ноги. В машинах разъезжаю нечасто, точнее, не помню, когда в последний раз такое случалось. Ну не успела сообразить, что в автомобиль только в пятидесяти процентах случаев садятся с правой ноги и мой случай не из них. Чуть лбом в крышу не вделалась. Зато Судар сразу понял, как часто я в тачках разъезжаю. Спасибо, что не посмеялся, а подал руку и помог усесться. Краем глаза заметила рябину в пяти шагах от проезжей части. Если и дальше так пойдет, мои щеки посоперничают в цвете с ее гроздьями.

Если думаете, будто меня восхитил дорогущий черный автомобиль с белым кожаным салоном, то ошибаетесь. В местах, не соответствующих своему материальному достатку, я сразу теряюсь и чувствую себя удручающе неловко. В иномарке точно смотрюсь инородным телом. Впрочем, как и моя сумка на заднем сиденье.

Стоило мне подумать о приятном запахе мужского одеколона и кожаного салона, как обладатель и того, и другого занял водительское сиденье рядом с моим.

– Горан Владиславович, а как вы домофон прошли? Я же не говорила вам кода.

– Угадал комбинацию, значит, – хмыкнул профессор, заводя мотор и включая печку.

Угадал? Нет, я понимаю, кодовый замок. Там всегда две-три кнопки стерты: их и нажимаешь. Чтобы попасть ко мне в подъезд, нужно набрать семь цифр и три буквы. Нереально угадать. Правда, я читала Вконтакте про универсальные комбинации для домофонов, но проверять не пробовала.

Когда автомобиль плавно тронулся, мой заряд живости иссяк. Помощь прибыла – я порадовалась, однако про виденное ночью забыла лишь на несколько минут. Сцена убийства раз за разом повторялась перед мысленным взором.

Горько вздохнула, прижалась лбом к стеклу, стараясь переключиться на проплывающий мимо городской пейзаж. Не помогло. Государь, судя по всему, нисколько не тяготился моим молчанием, да и сам не спешил задавать вопросы. Думала, сразу поинтересуется, сколько времени собрала. Ничуть не бывало. Молчал. Да как же себя в порядок-то привести, а?

– Куда вы меня везете? – безэмоционально спросила я, чтобы хоть как-то отвлечься от пережитого, забыть еще хоть на минуту.

– Будете ночевать у меня, – поставил перед фактом черный маг.

– А ваши домашние не будут против?

– Я живу один, – равнодушно ответил Судар. – Или вы не знали?

– Если честно, никогда не думала об этом. Я вас не стесню? – добавила я скорее из вежливости.

Было почти все равно, что я напрягаю могущественного мага, грозу университета, того, кого ненавижу, потому что ужас не считается с приличиями, неудобствами, стеснением и другими интеллигентскими заморочками, кои мне привили родственники.

– Переживу как-нибудь.

Государь тоже все понимал. Спасибо ему еще и за чуткость. Или за опыт общения с такими добывателями времени, как я.

Я не стала разглядывать жилье Государя. Ну не до того было после знакомства с маньяком, да еще в первом часу ночи. Квартира светлая, шикарная и так велика, что комнаты не сосчитать. Этим сознание вполне удовлетворилось, переключившись на насущные проблемы.

Быстро показав, где что лежит и как расположено (признаюсь, ничего не запомнила), Государь сопроводил меня в комнату, где я буду спать. После короткой экскурсии мне разрешили пойти в душ и снабдили чистыми полотенцами.

Пока хозяин стелил постель, я немного пришла в себя под контрастным душем. Вытерлась; надела чистое белье, тапочки, спортивный костюм, предварительно вытащенные из сумки; вышла из ванной и бухнулась на первое попавшееся сиденье – кресло с откидной спинкой на кухне.

– Чай будете? – поинтересовался хрипловатый голос.

Я вздрогнула: совсем нервы ни к черту.

– Будете, – эхом отозвалась я.

– Какой?

– Горячий.

Передо мной поставили дымящуюся чашку черного чая и сахарницу. Я прикинула на глаз, сколько нужно сахара на такой объем. Выходило, ложки полторы для полного счастья.

– Есть можете?

Как, однако, Судар хорошо понимает ситуацию! Конечно, после сегодняшнего вырвать может, и не раз.

Я мотнула головой.

Судар с сомнением посмотрел на меня, открыл холодильник и положил передо мной внушительных размеров шоколадку.

– Но я не…

– Это не на сейчас, – перебил научрук. – Я встану поздно. Как у вас будет со сном – не знаю. Пока сплю, кухня и продукты в вашем распоряжении. Шоколад на случай, если страшно будет ходить по квартире.

– Да я уже в порядке, Горан Владиславович, – втянув носом воздух, как-то жалобно и неубедительно заверила я.

– Я заметил.

Боже мой. Государь улыбается. Какой-то катаклизм случится или медведь в зоопарке сдохнет?

– Руки вытяните перед собой.

– Вы что, неврологом подрабатываете?

– От скуки – на все руки. Александрова, делайте, что говорю.

Я повиновалась.

– У вас всегда так пальцы дрожат?

Ошалеть! Трясучка случалась только при сильном стрессе. Видимо, со стороны я выгляжу более чем фигово. В зеркале ничего особенного не заметила, вот ведь…

Села расслабленно. Государь потрогал мою ледяную ладонь, пощупал пульс.

– Вот что, выпейте-ка успокоительное, – научрук открыл один из ящиков, засомневался и уточнил: – Или лучше водки?

– Не надо водки. Я спиртное плохо переношу.

Рядом с шоколадкой и чашкой чая легла розовая коробка с красными полосками. Я прочла название.

– С печенью, легкими и бронхами проблем, как я понимаю, нет?

Мог бы и не спрашивать. Все равно по ауре видит, что норма.

– Нет, – подтвердила я. – Одну?

Кивнул.

Выдавила на руку белую круглую таблетку с крестовой риской и проглотила, запив чаем. Судар сел по другую сторону обеденного стола, терпеливо ожидая эффекта.

Через полчаса почувствовала, насколько мне было худо. Зато сейчас страх притупился. Казалось, будто не жестокое убийство видела, а всего лишь ужастик посмотрела. Мышцы расслабились, руки и ноги согрелись, дыхание и сердце успокоились. Я была почти довольна жизнью. Глаза слипались.

– Уснуть сможете?

– Думаю, да, – меня удивил звук собственного голоса. Обычно я тараторю, а сейчас говорила медленно, нараспев.

Государь кивнул в сторону «моей» комнаты.

– Вперед, Александрова, я в вас верю. Белье постелено. Отсыпайтесь.

– Спокойной ночи, – пропела я, шагая к своим апартаментам.

– Laku noc![4]

Глава 7. В гостях

Когда проснулась, солнце светило вовсю. Обожаю солнечные дни: они бодрят, создают настроение, говорят, что жизнь полна света и тепла, даже зимой.

Какой приятный запах! Постельное белье пахло чистотой, свежестью и каким-то цитрусом: лимоном, видимо. Неужели вчера не заметила? Неслабо меня приложило, значит. Я крайне чувствительна к запахам. Излишне нюхлива, как сама говорю. Меня манит все, ласкающее обоняние, а от ароматов, неприятных носу, готова бежать сломя голову.

А сколько времени? Часов нигде не видно. Зато я наконец-то рассмотрела комнату, где провела ночь. И позавидовала, к своему стыду. Лежала и не спеша разглядывала обиталище. Вроде ничего необычного: кровать у левой стены от входа, справа – шкаф и стол с офисным креслом, за моей головой застекленная лоджия. Только сделано все с безупречным вкусом: в бело-черно-серебристой гамме. Мебель, затейливое плетение на шторах и рамки фотографий – черные. Обои текстурные, серебристые, отделанные бордюром а-ля лепнина, глянцево-белый натяжной потолок, люстра тоже белая с серебристыми вкраплениями. Да все это просто мечта! Сделаю у себя так же. Только денег накоплю.

Интересно, Судар дизайнера нанимал или сам это придумал? Ничего лишнего, идеально, дело в грамотном выборе цветов. Может показаться, что сочетание холодное. Да, но все меняли аксессуары на стенах: никаких постмодернистских картин, которые небедные люди любят развешивать, дабы показать гостям, будто идут в ногу со временем, разбираются в новых направлениях живописи. «Вот, прикупил себе. Работа самого Бентана. Огромные деньги отдал, но она того стоит». Вы знаете, кто такой Бентан? Нет? Я тоже. На мой предвзятый взгляд, и постмодернистские изыски, и старания хозяев произвести впечатление за их счет выглядят странно, да и пошловато.

А здесь были фотографии. Я выбралась из-под теплого одеяла и стала жадно их рассматривать. Что хотите со мной делайте, но рассветы и закаты (если запечатлеть их грамотно и на качественный фотоаппарат) выглядят незабываемо. Именно они стали изюминкой, добавившей комнате с евроремонтом уюта, тепла и уникальности.

Странное дело. Потоптавшись в Государевом кабинете, обставленном антиквариатом, я ожидала такой же обстановки в квартире. Однако здесь нет тяжести богатства, шика, но есть свой стиль и душа.

Я всматривалась в заходящее за горизонт солнце, окрасившее небо в оранжевый, а ветви деревьев – в черный цвет. Поистине, палитра рассветов и закатов непостижимым образом отличается от привычной реальности, делая мир на грани утра и ночи сказочным. Не отрывая взгляда от фото, прислушалась. В квартире что-то шипело и шкварчало. Конечно, на кухне. Желудок издал неприличный звук, напомнив, что пища бывает не только духовной и жизнь поддерживать созерцанием удается разве что тибетским монахам, да и тем нужна плошка риса с сухофруктами.

Натянула спортивный костюм поверх пижамных шорт и майки и выглянула из комнаты.

Никогда бы не подумала, что увижу нечто подобное. Государь стоял у плиты. Готовил. Ха, а говорят, не боги горшки обжигают. Я и представить не могла… Хотя стоп! Чему я удивляюсь? Научрук живет один: вряд ли питается только полуфабрикатами. Какие-то блюда он точно умеет готовить. Но мне никогда не приходило сие в голову.

– Dobro jutro![5] – заискивающе поздоровалась я, тихонько втягивая запах еды. Пахло одуряющее вкусно, или я просто очень проголодалась.

– Три часа дня, Александрова. Dobar dan![6] Умывайтесь – и бегом за стол.

Мысленно я подпрыгнула от радости. Ура! Меня накормят вкусненьким! А чего же я стою в проходе, как дура? Надо идти чистить зубы.

Вернувшись, нашла на обеденном столе пышущие жаром румяные оладьи, розетки с медом и с вареньем из лимонов и кабачков, а еще тарелку с ломтиками сыра и чайник травяного чая. Выяснила через пару минут, что напиток с мятой, чабрецом, а названий других трав я не знаю. Как же все аппетитно выглядит!

Так и не смогла решить, что вкуснее с оладьями: сладкий жгуче-душистый мед, нежное цитрусовое варенье или пикантный сыр. Попробовала все по очереди. Дважды. Сколько я съела, получается? Целых шесть оладий. Троглодит, а не человек.

Наверное, мне стало бы неловко за обжорство, если бы Государь – к слову, евший не спеша, аккуратно и, не побоюсь громкого слова, с аристократизмом – наблюдал за мной во время трапезы без доли пренебрежения, с веселым любопытством. Наверное, хозяин так смотрит на котенка или щенка, которого подобрал на улице, отмыл, положил еды и решил понаблюдать, как животинка кушать будет. Меня это злило, но не давало ни малейшего повода возмутиться.

– Неужели вы любите готовить? – попыталась завести светскую беседу.

Губы салфеткой не вытирала, а изящно промокнула. Вот, мол, смотри, я тоже умею вести себя за столом. Выглядело по-детски: с вызовом и одновременно с желанием произвести впечатление.

Черный маг видел меня насквозь: в глазах заблестели смешинки, уголки рта приподнялись. Как же его забавляет мое поведение; нравится наблюдать, как мне неуютно под его взглядом; и понимать, что я прекрасно чувствую: меня читают, как открытую книгу.

– Не сказал бы. Но меня это не напрягает.

– Простите за нескромный вопрос, вы югослав?

– Прощаю. Только на четверть, а что?

Вот оно как. Но четверти достаточно, чтобы объяснить югославские имя и фамилию Государя. Дедушка был из тех мест? Вслух интересоваться не стала.

И я неспроста употребила слово «югослав». Если Судару много больше тридцати, он вряд ли бы поправил меня и сказал, что у каждого югослава своя национальность: привык к этнониму. А если столько, на сколько выглядит, уточнил бы. Уточнений не последовало. Ну, я почти не сомневалась в своей правоте. Сколько же вам на самом деле лет, Государь?

– Вы прощаетесь и приветствуете меня на сербохорватском, – решила прояснить все эти laku noc и dobar dan.

Судар не торопился отвечать: придвинул к себе мою чашку, наполнил почти до краев ароматным напитком, вернул, налил себе и только потом снизошел до объяснений.

– Я досконально изучил личные дела вашей группы, прежде чем выбрать научных руководителей. Насколько помню, конкретно вы изучали в университете американский английский, японский и, как ни странно, хорватский. Последний берут крайне редко. Из европейских языков обычно рвутся на немецкий или французский. Иногда – на итальянский или испанский. Кто знает украинский или белорусский, хватается за польский: тогда учить почти нечего.

Это правда. Мы учим целых три языка на случай работы за рубежом. Один – американского континента, один азиатский и один европейский. Почему я выбрала американский английский, думаю, понятно: возможно, придется жить в США. Японский? Я смотрела аниме с оригинальной озвучкой десять лет. Хоть не с нуля начинать. Чаще берут китайский, но и нихонго[7] весьма популярен. А сербохорватским хотят заниматься только потомки сербов, хорватов, черногорцев и бошняков, осевших в России. Ах, вот в чем дело! Судар подумал, что выбор европейского языка связан с моими предками.

– У меня не было в роду хорватов.

– А кто был? Вы не чисто русская.

Да у него глаз-алмаз. А еще… как быстро мы соскочили с национальности Судара и перешли на мою. Он мастер переводить стрелки даже в мелочах.

– Я русская. На три четверти. Остальные двадцать пять процентов приходятся на польскую и турецкую кровь.

– Славянка с примесью турецкой крови? Понятно, с чего я подумал про хорватов. А почему язык такой взяли?

– Одни сходят с ума от певучести итальянского, другие – от резкости и отрывистости немецкого, кто-то обожает слащавость – простите – сексуальность французского, а я таю от сербохорватского. Очень красивый язык. И учить проще: столько слов знакомых.

Государь, удовлетворившись объяснением, кивнул.

– К чаю хотите печенья, конфет?

Я дернулась.

– Нет, я и так вас объела.

Научрук только ухмыльнулся. Предугадал мое желание сказать: «Я компенсирую это деньгами». Нет, ну как ему удается?

– Не забивайте себе голову. Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, – он интонацией подчеркнул последнее слово, – я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье, – Государь резко стукнул дном чашки о блюдце. Я легко поняла значение этого жеста: «И точка!»

Ясно. Спорить смысла нет – все равно сделает, как сказал. Да я и не считала нужным препираться. Он прав: я многим рискую и делаю это не для получения диплома, а для его величества. Считает нужным оплачивать риск – пусть оплачивает. Это справедливо.

– Но, если помоете посуду, буду вам очень признателен.

Я усмехнулась. Понятно, цари не любят возиться с грязными тарелками.

– Помою-помою, мне не сложно, – я поднялась с насиженного места и начала переставлять чашки, блюдца и тарелки с приборами к раковине.

– Александрова, ваше имя как-то связано с…

– Нет, – перебила, не дослушав до конца. – К «Звездным войнам» не имеет никакого отношения.

– Почему никто не называет вас Элей? Не нравится такой вариант?

Я неопределенно повела плечом, намыливая губкой одну из тарелок.

«Эля» звучит симпатично. Хуже, чем «Лея», на мой вкус, зато «Элечка, Элька» куда лучше, чем «Леечка, Лейка». Я внутренне содрогнулась от своего поливочного прозвища.

– Буду называть вас Элей. Александрова – слишком официально.

– Да хоть горшком назовите, только в печку не ставьте, – бросила я. – И, Горан Владиславович, большая просьба…

– Слушаю.

– Перестаньте лезть мне в голову и читать мои мысли! – с раздражением сказала я, стукнув вымытым блюдцем о дно раковины. Блюдце уцелело. Жаль.

Судар поднялся и, подойдя ко мне, стал брать чистую посуду, вытирать насухо полотенцем и убирать на место.

– Эля…

Я вздрогнула, когда теплый хрипловатый голос произнес уменьшительный вариант имени. Звучало неплохо.

– …вы и сами в состоянии понять, когда я лезу к вам в голову, разве нет?

Я молчала, ожидая продолжения.

– Сколько раз за последние сутки вы чувствовали мое вмешательство?

– Один, – честно призналась я. – Когда велели собрать вещи и одеться.

– Вот именно. Не придумывайте то, чего нет, – терпеливо объяснял профессор. – У вас очень живая мимика. По ней легко читается ваше настроение, эмоции, а остальное легко додумать.

И добавил через паузу:

– Давайте присядем. Сейчас вы полностью пришли в себя. Расскажите о ваших злоключениях в подробностях.

И я рассказала, не упуская ни малейшей детали.

Государь слушал молча, внимательно, вникал в каждое слово, ни на что не отвлекаясь и не отрывая от меня взгляда. Перебил лишь один раз, ближе к концу повествования, когда я упомянула о наполнении линзы временем.

– То есть время вы добыли, но молчали до сих пор? – внезапно хлопнул он ладонью по столу.

Я уставилась на него ошалевшими глазами.

– Горан Владиславович, а сами вы как думаете? Зачем я тогда все круги ада прошла?

– Ну Александрова, ну вы даете! – в голосе слышалось неподдельное восхищение, которое исчезло так же быстро, как и возникло. На лице научрука мимолетная эмоция, долетевшая до моих ушей, не отразилась вовсе.

Однако мне хватило наглости прервать рассказ. Я наклонилась вперед, положила руки на стол, сцепив пальцы в замок, и вопросительно, с долей недоумения уставилась на черного мага, ожидая объяснений. Точнее, не ожидая, а надеясь на них. Рассчитывать, что Судар снизойдет до откровенного ответа студентке, было наивно, но, как оказалось, небезнадежно.

– Ваш предшественник смог выполнить задание с третьей попытки, – с явным неудовольствием информировал Государь, тоном давая понять, что продолжение расспросов неуместно. Но меня это не остановило.

– Что стало с моим предшественником?

Клянусь, боялась услышать ответ, но мне он требовался, как воздух, как жажда уверенности в завтрашнем дне, как надежда на будущее. Я ощутила сладковатый металлический привкус во рту: щеку прикусила от напряжения, черт!

Взгляд Судара не сулил ничего хорошего. Как глупо думать, будто дьявол во плоти немного смягчился, обсуждая выбор языка в университете! Разговор не касался работы, а значит, не имело смысла воздвигать между нами стену, давить психологически, выстраивать отношения по схеме «начальник – подчиненная». Зато сейчас мне стало не по себе от холодной полуусмешки-полуулыбки, жесткий презрительный взгляд пригвоздил к креслу. Судар напомнил, где мое место, одной лишь мимикой, не прибегая ни к магии, ни даже к словам. Я поежилась. Неужели?.. тот, кто работал на профессора черной магии до меня, погиб? Почти наверняка.

Оттолкнувшись от стола, я откинулась на спинку кресла, беспомощно закрыв лицо ладонями. Не может быть. Хотя стоило ли ждать иного? Просидев так с минуту, встала и на плохо гнущихся ногах добрела до выделенной мне комнаты. Вернувшись, швырнула на обеденный стол полупустую «линзу». Если бы хватило смелости, сопроводила бы жест словом «подавитесь». Но немедленная смерть не входила в мои планы.

– Забирайте! И я пошла. Спасибо за гостеприимство.

– Стоять! – приказал Государь, когда я направилась к входной двери. – Не валяйте дурака, сядьте.

Не оборачиваясь, я капризно передернула плечами, что на языке тела означало «не сяду».

Хрипловатый голос стал леденяще, опасно тих:

– Мне подняться и силой усадить вас в кресло?

Конечно, Государь выполнит угрозу. Поэтому я, полностью опустошенная, бухнулась на прежнее место, бессмысленным взглядом уставившись на стену. Солнечные лучи перенесли на кафель узор тюля. Я могла думать только о том, что вижу: думать об остальном стало страшно.

– Вы не можете сейчас вернуться домой, – милостиво пояснил мой – как я уже поняла – палач.

Когда я стану не нужна, дам слабину или сделаю неверный шаг, от меня избавятся без сожалений и угрызений совести.

Я жива, пока хозяин не решит, что котенка пора утопить. Все, что остается, – постараться удержаться на плаву как можно дольше. Я грустно усмехнулась сравнению, пришедшему на ум.

– Почему? – бесцветно спросила я.

– Вы там долго не протянете.

– Здесь тоже.

– Не драматизируйте, – Государь покрутил в руке «линзу», приглядываясь к делениям. – Шесть лет и три месяца. Неплохо, – он толкнул добытое мне. – Наполните до предела, тогда отдадите.

– Нет! – воспротивилась я. – Меня колотит от этой энергии. Не могу держать в своей квартире.

Ничего необычного в моих ощущениях не было: ужас жертвы отравлял содержимое линзы.

– Понимаю.

Да ну? Неужели за протест не получу на орехи?

– Побудет у меня до… – черный маг на секунду задумался, – до вечера следующей пятницы, когда вы навестите очередную жертву. Заберете перед путешествием.

«Вот и получила», – обреченно подумала я. Тянуть время, чтобы подольше прожить, не удастся. Теперь буду встречаться с маньяком каждую неделю.

От безысходности я стала разглядывать обстановку квартиры, до которой вчера не было дела. Похоже, между кухней и гостиной когда-то снесли стену, превратив их в одно огромное помещение. Искусственный камин, мягкий однотонный ковер и белый кожаный диван ненавязчиво сменялись кафельным полом, обеденным столом и кухонной евростенкой из холодильника, плиты, разделочного стола и раковины. Единая цветовая гамма позволяла двум некогда разным помещениям гармонично сочетаться: белый цвет соседствовал со светло- и темно-зеленым. На половине гостиной тоже висели фотографии в рамках – полевые цветы гордо демонстрировали неброскую красоту: каждый лепесток, каждую тычинку, каждый зигзаг листа. Фотограф явно не новичок в макросъемке.

Правая от входа стена кухни-гостиной открывала двери в туалет и ванную, левая – в спальни. Спальня Судара прямо напротив кухни, а та, где ночевала я, выходила в гостиную, ближе к входной двери.

Судар жил в шикарной, недавно отремонтированной трешке. Буржуй! Да, с пониманием отчаянности собственного положения пришла и классовая ненависть. Не без толики зависти, конечно. Не той черной, разъедающей душу, зависти, вытравливающей все мысли, кроме предмета вожделения и жажды всех кар небесных обладателю желаемого, нет. Мой недуг был сродни ненавязчивому внутреннему дискомфорту, давящему на грудь при встрече с одноклассником, получившим неплохую должность, с приятельницей, хвалящейся выгодной партией. Моя зависть более походила на кратковременную печаль, которая рассеется, стоит человеку, пробудившему ее, исчезнуть из поля зрения. Подобная эмоция не убивает, а стимулирует на свершения либо не оставляет следа, исчезая быстрее самой скоротечной простуды.

С досадой вспомнила, что Государь отнюдь не самый честный преподаватель в университете. Хорошую оценку у него всегда можно получить двумя способами: или учить и разбираться в материале, или положить в зачетку несколько сотен у. е. С моими финансами мне никак не подходил второй вариант. Приходилось пользоваться первым: зубрить, тренироваться ночами, понимать, докапываться до сути и размышлять. «Мало того что буржуй, так еще и взяточник», – злобно подумала я.

Пока я насильно забивала голову всякой ерундой, дабы прийти в норму и не дать Судару повода прямо сегодня превратить меня в молодой красивый труп, научрук возжелал продолжить наше общение. Пришлось рассказать все-все, вплоть до минуты, когда я набрала его номер.

– Как считаете, Тэбрем убил Потрошитель?

Давно ждала этого вопроса. Думала, Государь его еще в машине задаст.

– Не знаю, если честно. Я почувствовала только намерение убить. Близко не стояла, руку убийце не жала, как вашему недавнему гостю-маньяку, – я обвиняюще посмотрела на Судара, но он и бровью не повел. Совесть у профессора явно не в почете. Я продолжила: – Так что однозначного вывода сделать не берусь. У меня три версии.

– Излагайте, – Государь вальяжно откинулся на спинку кресла, пристроил руки на животе, постукивая большими пальцами друг о друга.

Сквозь внешние спокойствие и расслабленность прорывался интерес, любопытство и нетерпение. Судар очень сильный, даже гениальный маг. Но еще никому не удавалось контролировать все движения собственного тела.

Я не торопилась с ответом, наслаждаясь своей маленькой, ненужной, но все же победой. Победой наблюдательности, которая станет первым шажком к контролю. Но, сколько бы подобных побед я ни одержала, все равно не успею взять ситуацию в свои руки прежде, чем умереть.

– Версия номер раз – это действительно первое убийство Потрошителя. Только я увидела лондонского маньяка еще до содеянного.

– Потому у вас и не возникло такого яркого ощущения, как в присутствии моего знакомца, – дополнил ответ Судар.

– Совершенно верно. Вторая версия. Убийство совершил какой-то другой маньяк.

Край рта Судара приподнялся в сомневающейся усмешке, глаза смотрели в сторону – маг словно пытался состыковать какие-то одному ему известные факты и детали. Я понимала его недоверие. Самой гипотеза казалась притянутой за уши, но за неимением лучшего…

– Не уверен, – наконец изрек он.

– Сейчас объясню. Представьте, что Тэбрем лишил жизни псих, уже зарезавший нескольких женщин. Тэбрем взбесила его, оттого убийство вышло чрезвычайно жестоким и кровавым. Остальные злодеяния могли не отличаться подобными зверствами. Если мое предположение верно, лондонская полиция не рыла носом землю. За другие убийства покарали родственников и знакомых жертв, никак не связав этих эпизодов со смертью Тэбрем.

Государь невольно рассмеялся.

– Хвалю за усердие и красноречие.

Скажу без ложной скромности, меня было за что похвалить. Я прочла достаточно литературы, чтобы иметь четкое представление о работе полиции и о том, как в те годы велось следствие. Более того, за короткий срок начала понимать психологию маньяков, ухватила принцип, позволяющий делать довольно смелые выводы.

– Что ж, такой вероятности исключать не стоит, – милостиво согласился Государь. Он кивнул, улыбка обнажила верхний ряд безупречно ровных белых зубов. – А третья версия? – поторопил он.

– А третья версия и вовсе противоречит тому, что вы говорили, давая мне задание.

– Ну-ка?

– Как вы знаете, пять канонических жертв Джека-потрошителя убиты несколько иначе, чем Тэбрем. И именно поэтому исследователи разошлись во мнениях относительно ее убийцы. Больше никому не нанесли столько ран, в том числе и в область гениталий, не сделав там крупного надреза или не вырезав ни одного органа. Уникальное убийство, если вообще уместно такое выражение.

– Как я понимаю, вам не ясно, могли ли вы получить время жертвы, если случай единичный и никого другого виденный вами человек не зарезал?

– Именно.

– Если это первое убийство, а остальных он просто не успел совершить из-за собственной смерти или несчастного случая, сделавшего его беспомощным, мой ответ – да.

Подперев подборок руками, я удовлетворенно закивала. Таким образом, все три версии допустимы: Марту Тэбрем убил Потрошитель; Марту Тэбрем убил другой маньяк; с Тэбрем разделался убийца, не совершивший трех идентичных зверств, а ведь только после трех эпизодов убийцу могут классифицировать как серийника.

– Горан Владиславович, а теперь объясните, что происходит в моей квартире.

– До путешествия – нервы, после… – он поджал губы, словно не желая говорить, но цокнул языком и неохотно продолжил: – Не ждал, что вы додумаетесь открыть портал в собственной спальне. Этого даже в подъезде лучше не делать. Во дворе – куда ни шло. Поверьте моему опыту, одного перемещения слишком мало, чтобы нечто прорвалось в наш мир. Однако флюиды рядом с вашей квартирой навели на мысль, что ваш ужас не предмет буйного воображения.

Бывает так, что все новости и события в течение суток не просто плохие, а очень плохие? Оказывается, да.

– И что же делать?

– Советую почистить квартиру энергетически, активировать защитников пространства и равновесия. Большего пока не нужно. Можете сделать сами, но сейчас, Эля, вы энергетически истощены, поэтому я не пускаю вас домой. Можете доверить чистку мне, поработаю отсюда, но все равно понадобятся силы, чтобы после моего вмешательства сделать квартиру комфортной для проживания, ведь моя энергия тяжела для вас, резка.

Не стала спорить. Понимала, о чем он.

– Чем скорее, тем лучше, а я чуть подправлю, когда войду в силу.

– Договорились.

Я облегченно выдохнула. Так, с жильем разобрались. Все наладится, но придется еще помозолить глаза Судару.

– Но вы говорите, будто что-то более серьезное может прорваться в наш мир, если я продолжу воровать.

Государь поднес кулак ко рту, кашлянул.

– Что ж, вы совершенно правы, назвав это воровством. Скажу как есть. Игры со смертью до добра никого не доводят. Еще ваши действия, пусть и в незначительной степени, нарушают пространственно-временной континуум. Более того, они противны естественному ходу вещей. За содеянное расплатимся и я, и вы. Но какой станет расплата? Стоит она риска, потраченных сил и нервов – неизвестно. Могу гарантировать только, что расплачиваться придется не после первого путешествия, не сегодня и не завтра.

Вот успокоил так успокоил. Понятно теперь, почему сам не ворует. И нервная нагрузка огромная, и расплата еще. А так… часть кары Государя на меня свалится. Спасибо, Горан Владиславович, удружили. Чтоб вам пусто было!

* * *

За разговорами мы не заметили, как наступил вечер.

Раз уж я застряла в чужой квартире, мы посоветовались, и Судар решил, что это время стоит употребить с пользой. Присутствие на месте убийства, изменения в эфирных телах жертвы и маньяка все равно придется описать в практической части дипломной работы. Так почему бы не сделать черновой набросок, посвященный Тэбрем, здесь и сейчас?

Сказано – сделано. Сразу после ужина Государь водрузил на стол в моей комнате ноутбук, вручил оптическую крысу и удалился к себе, дабы позаботиться о моем жилище на расстоянии. А я послушно засела за работу. До самой ночи вспоминала, ежилась, содрогалась, набирала на клавиатуре и снова вспоминала.

А еще – параллельно с дипломом – я начала писать книгу о своих злоключениях, чем я и занимаюсь второй день подряд, бойко стуча по клавишам в квартире профессора черной магии. Сейчас воскресенье, уже за полдень, а я все не могу решить, стоит ли продолжать писать в прошедшем времени или перейти на настоящее. После получаса раздумий я выбрала первый вариант. По мере возможности буду рассказывать, что со мной происходит.

Откуда в чужой квартире до боли знакомая мелодия? Черт! Это же мой мобильник звонит. Я сорвалась с компьютерного кресла и кинулась к дорожной сумке, валяющейся у кровати. Ну, где же ты? Между вещами не отыскать никак. Ну же! Вот!

– Алло!

– Здорово! Это Алексей. Не забыла меня?

После встреч с маньяком, конечно, и маму родную забудешь, образно выражаясь, но Леху Ярыгина, секретаря Государя, я вспомнила.

– Я тебе еще вчера письмо Вконтакт скинул, а ты все не заходишь туда.

– А, сейчас посмотрю, – я развернулась к компьютеру, сделала пару шагов, но Леха остановил меня.

– Уже не надо. Просто напоминаю про нашу встречу вечером.

– Про нашу что?

Я же говорила, что с маньяками маму родную забудешь. Напрочь вылетело из головы, что обещала Лехе пойти в кино сегодня, что он собирался поделиться информацией о шефе. Как можно забыть о таком важном событии в моей патовой ситуации? Вдруг мне откровения студента-некроманта жизнь спасут?

– Как все запускано-о-о, – протянул Леха.

Судя по голосу, он удивился, но не очень-то огорчился.

– Я вспомнила.

– Все в силе?

– Да.

– Тогда в шесть вечера на «Смоленской». Внутри станции, у самой лестницы, ферштейн?

– Не совсем. «Смоленская» голубой ветки или синей?

– Филевской. То есть голубой.

– Заметано. В шесть буду как штык.

– Надеюсь, приступ амнезии не повторится, – Леха ехидно хохотнул в трубку.

– Надейся, – беззлобно огрызнулась я. – Леша, я приеду, – добавила уже более миролюбиво.

– Ну, давай тогда, до вечера.

– Ага, пока.

Осталась одна малюсенькая проблема. Государь уже сказал, что завезет меня домой в понедельник, до работы, и я охотно согласилась.

О встрече с Лехой говорить никак нельзя. Собирать информацию о его величестве – вообще дело небезопасное. Надо срочно выдумать какую-то отмазку. Но по вранью у меня твердая двойка.

Ха! А все не так сложно. Нет правдивей лжи, чем полуправда.

– У вас есть парень? Почему не позвонили ночью ему?

– Нет у меня парня.

– Логика на грани фантастики. Парень зовет в кино, но парня не существует. Он что, призрак?

– Да нет, Горан Владиславович. Вы мне просто объяснить не даете. Знакомый пригласил на фильм, а уж что из этого выйдет… – я развела руками.

– Принимается. А что за фильм?

– Не знаю пока. Наверное, на месте решим.

Как же просто говорить правду. Судар хоть и удивился ответу, но ничего не заподозрил.

– Удачи, Александрова.

– Я вас не подведу, Горан Владиславович! – я козырнула по-пионерски.

Судар еле заметно улыбнулся моему паясничеству.

Мы готовили, пока я исповедовалась. Как-то легко поделили обязанности на кухне: Государь прокрутил говядину и обжаривал ее на небольшом огне вместе с покупным соусом «Болоньезе», я колдовала над итальянскими спагетти. Процесс не напрягал при всей лютой ненависти к готовке. За компанию все проще. За компанию, говорят, не то что готовить – спиться можно.

– Надо сумку домой завезти, – приподняла вилкой спагеттину. Нет, еще совсем сырая. Даже пробовать рано. – Вы же говорите, что я почти в порядке.

– Не надо везти сумку.

– То есть?

– Вещи оставьте. В следующие выходные все равно будете ночевать у меня.

– Зачем? С квартирой теперь все нормально.

– Да. Только как уснете после очередного убийства? Даже книги о Потрошителе пугали вас так, что вы встречались с Морфеем после рассвета. И мне надо знать, что вы живы-здоровы: не к прабабушке на чай отправляетесь, а за маньяком следить.

И я не могу три часа слушать вас в университете: нет возможности. Да и поймут неправильно. Будете докладывать в выходные. Если повезет, занесете первую линзу в следующую пятницу, заодно и отчитаетесь.

Удивительное дело, Судар-начальник – сволочь уникальной породы, Судар-человек (а как еще назвать черного мага в быту?) – вполне нормальный тип. Я бы поразилась подобной метаморфозе, если бы про своего деда – отца моего отца – не слышала того же самого. Дед, руководя отделом на оборонном предприятии, получил от подчиненных прозвище Скорпион. Конечно, так его называли за глаза, в лицо бы никто не посмел. Однако он был в курсе. Маму после свадьбы дед пристроил в соседний отдел. Сослуживцы, узнав, кто она такая, пораженно восклицали:

– Что?! Ты сноха Скорпиона?

– Да.

– И какой он дома?

– Милейший человек.

Чистая правда. Жесткий на работе, но добрый с родными. Мама рассказывала: дед с бабушкой душа в душу жили, брак всем на зависть был.

А противоположный случай я знаю сама. Отец школьного друга, всеми обожаемый начальник, дома такие скандалы закатывал, что родные в страхе разбегались. Трубку швырял и разъединял нас с приятелем, если мы после девяти вечера по телефону болтали. А однажды сама видела, как он самозабвенно орал на домашних, на всю жизнь запомнила.

Начинаю думать, что идея, будто Судар прикончит меня, – всего лишь бред из-за расшалившихся нервов. Мне все показалось, пригрезилось, фантазия пошла вразнос.

Глава 8. Неожиданная встреча

Вышла из вагона метро без десяти шесть, боялась, что рано. Зря боялась. Леха уже подпирал колонну у лестницы. Как все-таки парням просто. Надел джинсы, тяжелые ботинки, куртку – и в путь. Легко, тепло, а главное, удобно. Я поморщилась. Мне бы обувь, как у Лехи. Меньше часа прошло, как я уехала от Государя, а ноги уже ноют. Вроде невысокий каблук – всего шесть сантиметров, – однако ж…

– Привет! – секретарь Судара локтем оттолкнулся от колонны, когда я приблизилась.

– Здорово!

Я протянула руку для пожатия. Всегда с парнями за руку здороваюсь. С одной стороны, незначительный физический контакт снижает неловкость и недоверие при встрече, с другой – не дает повода рассматривать меня как сексуальный объект. Вернее, не дает повода этого демонстрировать, что меня устраивает. Леха с легким недоумением – так часто бывает – посмотрел на мою раскрытую ладонь, но на дружеский жест ответил. Замечательно, роли определены и закреплены.

– Отлично выглядишь, – выдал он дежурный комплимент.

– Спасибо, – я мило улыбнулась. – Леш, но давай перейдем сразу к делу. Я приехала за информацией. За каким лешим я тебе понадобилась, даже не догадываюсь, однако отведенную себе роль обязуюсь честно отработать.

– Как откровенно, – секретарь Государя хохотнул, как мне показалось, нервно.

Значит, я права. Встреча не для «развеяться и сходить в кино в компании». Мой спутник что-то с этого имеет.

– Только так, – резко кивнула, будто ставя точку на первой части разговора, и жестом руки предложила спутнику подняться по лестнице.

Мы маневрировали по влажному тротуару мимо подсвеченных ларьков, автобусных остановок, стараясь не врезаться во встречных прохожих, которые так и норовили проскочить между нами, не давая нормально поговорить. По трассе плотным потоком ехали машины, создавая гул, который тоже не помогал беседе. То и дело приходилось переспрашивать друг друга. Нет смысла пересказывать все наши «что?», «повтори» и «не расслышал» – передам суть разговора.

– Сколько Государю лет?

– По документам – тридцать два.

Надо сказать, очень осторожный и то же время точный ответ. Мой спутник, случаем, не в курсе игр со временем? Я подавила острое желание уточнить: «А не по документам?» Все-таки доверять Лехе слишком рано. Мы едва знакомы.

– У него странные имя и фамилия. Кто он по национальности?

Решила проверить Леху. У меня уже была версия, будто наш завкафедрой русский с четвертью югославской крови, но что знает секретарь и как ответит. Леха удивил.

– Никто.

– Как понять?

– Как хочешь, так и понимай. У него нет национальности. В нем по четверти русской, итальянской, болгарской и хорватской крови. Какая у него национальность?

– Россиянин? – хихикнула я. – Нет, я понимаю, что россиянин – это гражданство, а не национальность, но тут без вариантов. Это как америкос.

Леха улыбнулся.

Собственные рассуждения подтолкнули к идее, которая могла меня спасти и избавить от Судара навсегда.

– Может так быть, что Государь работает на другую страну, а здесь вербует студентов старших курсов или отсеивает наиболее перспективных? Что он не на нашей стороне?

Глаза Лехи не загорелись огоньком от моих слов, значит, мимо. Он почти скучающе пожал плечом.

– На свете все возможно, но я не верю в такое.

И мой светловолосый спутник поведал, почему так считает.

Судар еще подростком начал работать со спецслужбами. Самородок. Гений. Не черный маг, а некромант, причем лучший из лучших. Человеческое сердце останавливал и запускал щелчком пальцев, убивал без жалости, воскрешал без колебаний и сомнений.

Иными словами, Государь влиял на власть, политический курс и положение в стране еще много лет назад. Высший некромант, которым мечтает стать почти каждый студент нашего университета, но знакомство с коим может сулить не просто неприятности – беду. С чего Государь перешел из госструктур к нам в университет, Леха не знал. А почему некромант экстра-класса преподает у черных магов, догадалась я, чем с секретарем делиться не стала. Вечная жизнь желанней огромной власти. Время можно забрать только у жертв маньяков, а маньяками занимаются черные маги, некромантам до серийных убийств дела нет: слишком мелко. Лишить жизни видного политика, создать революционную ситуацию в чужой стране – достойные цели, на их взгляд, а помогать полиции ловить маньяков несерьезно.

Похоже, мое мнение о Государе меняется по несколько раз на дню. Вот влипла. Для него убить – как стакан воды осушить.

А Леха? Сколько же он знает на самом деле? Конечно, по университету ходит немало сплетен, да и узнаю я их в числе последних, потому как нелюбопытна. Но Ярыгин мне не университетские сказки повторял – поведал то, о чем никто и подумать не мог.

Погруженная в раздумья, я не заметила, как мы приблизились к кинотеатру на Новом Арбате.

– Теперь твоя очередь помочь мне, – почти прошептал Леха, чуть наклонившись к уху.

Пришлось возвращаться на грешную землю.

– Любой каприз за ваши деньги, – пошутила я и улыбнулась. – Что от меня требуется?

Студент-некромант поджал губы, будто решая, как лучше сказать.

– Не тяни кота за самое дорогое: животинке больно.

Мне удалось заставить парня улыбнуться и немного расслабиться. Он выдохнул и выпалил скороговоркой:

– Сможешь побыть моей девушкой пару часов? Перед приятелем и его подружкой.

Этого я точно не ожидала. Задумалась на несколько секунд, уставившись перед собой.

– Целоваться придется? – я перевела взгляд на Леху и вопросительно изогнула бровь.

– Не думаю. Нет.

– Так не думаешь или нет?

– Точно нет. По легенде мы встречаемся с этой недели. Без поцелуев прокатит, – сообщил мой спутник несколько уверенней.

Похоже, перспектива губоприкладства его радовала не больше, чем меня. Хорошо.

– Смогу, – кивнула я.

Я уже говорила, что не любительница развлечений, но после пятничного путешествия необходима смена впечатлений, встряска. Я бы подписалась под любой безумной авантюрой. Ну, почти под любой.

– Но… – Леха предложил опереться о его локоть, – взять меня под руку все же придется.

– Ха! И только? – я рассмеялась, обхватив предложенный сгиб руки.

Если бы знала, каким потрясением обернется воскресный вечер, бежала бы без оглядки.

Мы подошли к стеклянным дверям бывшего кинотеатра «Октябрь» – ныне филиала «Каро-фильм», – те послушно разъехались, давая нам дорогу. Мой светловолосый кавалер посмотрел по сторонам, ища знакомых. Не нашел. Достал из кармана мобильный, но тут его окликнули. Я обернулась на голос.

– Что, подонок, не узнал?

Фраза агрессивная, но такие слова, сказанные с теплотой в голосе и улыбкой на устах, скрывают дружеское расположение, а не угрозу и желание задеть. Ланка тоже иногда называет меня, свою лучшую подругу, змеей подколодной, что нисколько не обижает, а лишь добавляет пикантности разговорам и смешит.

От стойки для продажи билетов отошел друг Лехи Ярыгина со своей девушкой: предмет моих мечтаний Игорь Вильянов, мой теперешний куратор, и самая красивая студентка среди всех курсов черной магии – моя одногруппница Катерина.

В первую секунду это похоже на сильнейший испуг. Сердце пропускает удар и почти мгновенно набирает бешеный ритм, отдаваясь биением крови в ушах и голове. К горлу подступает ком, начинается паника, но я вынуждена надеть на лицо улыбающуюся маску: бледную, неестественную, скрывающую полнейшую растерянность и желание завизжать от боли в груди.

Нет, в моей жизни наступила не черная полоса – наступила полная… надо ли выражаться мягче? Надо. Наступила полная филейная часть, настал полный… вернее, пришел белый пушной зверь. Хотела смены впечатлений – получила. Парень, в которого влюблена, встречается с другой. Чтобы найти более мощную встряску, нужно постараться.

«Будьте осторожны в своих желаниях: они могут сбыться. Ваш Кэп», – написала ярко-синими чернилами в своем воображении. Я не обычная нормальная девушка, а какой-то чертенок, пардон, черный маг номер тринадцать. Я продолжала мысленно рефлексировать, когда мы с Лехой подошли к сладкой, безумно красивой парочке. Игорь и Катя искренне удивились моему появлению.

Как здоровалась, куда исчезла моя и Лехина верхняя одежда, клянусь, не поняла.

Включилась в происходящее, когда троица знакомых спорила, на какой фильм идти. Решили узнать мое мнение.

– Лея, твой голос за… – Игорь потянул меня за рукав.

– «Голодные игры – 2». И точка, – безапелляционно заявила я.

Я прочла всю захватывающую трилогию, посмотрела первый фильм – он произвел ярчайшее впечатление, хоть и был, как водится, слабее книги, – но сейчас сие не имело ни малейшего значения. Я раз за разом попадала в безвыходное положение, как и Китнисс Эвердин. Мне требовались схожие, созвучные эмоции, и неважно, что на экране будет обыгрываться совершенно непохожая на мою беда.

Парни заплатили за билеты, и мы вчетвером стали подниматься по лестнице, ища зал номер восемь.

– Что-то не так? – прошептал мне на ухо Леха.

В голосе будущего некроманта – будь он трижды проклят! – звучала искренняя забота.

Меня осенило. Игоря можно увлечь беседой. Тему даже придумывать не надо – она на поверхности.

– Знаешь, – ответила Лехе, – когда своими глазами видишь, как маньяк убивает женщину, внутри что-то ломается. Я периодически выпадаю из реальности, но все наладится, все пучком.

И тут красавчик Игорь попался:

– Лея, первое путешествие уже было?

– Да.

– Так что ж ты молчишь?! Выкладывай!

– Интересно? – хитро прищурилась я.

– Как твой куратор я обязан знать, – Игорь внешне стал более сдержан, но блеск глаз выдавал его нетерпение, желание и услышать, и поделиться собственным опытом.

Перед ним единственный человек, испытавший те же мучения, ужас, отвращение, панику, внутренний надлом, что и он сам. Единственная родственная душа среди братии студентов и аспирантов.

– Про меня не забудьте, – напомнил о себе Леха.

Мы заняли кресло неподалеку от зала восемь, где пройдет наш сеанс. Справа от меня, у самого подлокотника, сел Игорь, слева пристроился Леха. Катя встала было передо мной, но на шпильках выдержала недолго. Ей пришлось пристроиться за Лехой и отчаянно ловить обрывки моего рассказа и реплик Игоря.

Конечно, я опустила все факты о краже времени и выходных в доме Государя, но обо всем остальном имела полное право рассказать без утайки.

В общем, вечер прошел сносно. Если бы не мои муки ревности, когда Катя льнула к Игорю во время фильма, я бы поставила остатку вечера твердую четверку. Со своей частью роли я, сама не заметила как, справилась. Леха казался довольным. Даже вызвался проводить меня до дома.

Пока Игорь с Лехой что-то обсуждали на выходе из кинотеатра, я осталась с Катериной. Из воркования одногруппницы поняла, что Вильянов живет отдельно от родителей, один, в квартире, оставшейся после смерти деда.

– Так что сейча-а-ас я еду к Игорьку домо-о-ой, чтобы пора-а-адовать его сама понима-а-аешь чем, – красотка многозначительно подмигнула, вызвав судорогу ревности на моих губах.

У Кати неприятная манера растягивать слова. Некоторые девушки уверены, что такая особенность делает речь сексуальной. На самом же деле сия манерность раздражает, и не только слабый пол. Далеко не все парни способны выносить длинно?ты в гласных.

– Не одобряешь? – шепнула Катька мне на ухо.

Похоже, моя ревнивая гримаса была истолкована несколько своеобразно.

– Не то чтобы… – пространно начала я. – А ты не слишком торопишь события?

– Ну, не зна-а-аю. Мо-о-ожет быть.

Не успели договорить: парни подошли к нам. Попрощались быстро, Игорь с Катей двинулись к автобусной остановке, а мы с Лехой направились к метро.

Конечно, меня снедали и злость, и разочарование, что я не с тем, с кем хотела бы. Но в свете прошедшей и предстоящей слежки за маньяком, риска для жизни, эмоции не такие яркие, какими могли быть, если бы поход в кино состоялся на пару недель раньше.

Переживания из-за милого сердцу аспиранта не давали покоя, но не до полного ухода в себя. Я даже могла слушать, о чем говорит Леха.

Он поведал, как вышла вся история с фильмом.

С Игорем они дружат не первый год, вместе знакомятся с девчонками. И в понедельник, пойдя в клуб, повстречались с моими красавицами-сокурсницами Катериной и Таней, пообщались, потусили – в общем, неплохо провели время. Решили продолжить знакомство на выходных. Однако Леха и Таня на следующее утро единодушно отказались от новых встреч друг с другом.

Что у них там произошло, Леха не говорил. В постели, что ли, не сошлись темпераментами, или постели и не было? Это уже я додумываю в свете беседы с Катериной. И пересказываю своими словами.

Леха же, несмотря на откровенность разговора, не хвастает, а стремится объяснить мою роль в сегодняшнем мероприятии, он сдержан и деликатен, не вдается в детали, а, скорее, ставит в известность. Что ж, это я в парнях уважаю.

Прошу прощения, немного ушла от темы. Так вот, мой обожаемый Игорь заявил другу, что тот расстраивает компанию и вообще гад, сволочь и говно на лопате. От такой крали, как Таня, нос воротит. И чтобы позлить приятеля, предложил пари. По условиям Леха должен был найти к выходным девушку, да еще такую, которую и Игорь, и подруга Тани Катерина одобрят.

Мне вспомнился обрывок разговора, который невольно услышала, придя за списками маньяков к Лехе.

– Не бери на слабо, подонок. Да, буду. Да, не один. Иди на &@$! Угу, бывай.

Значит, он с Игорем говорил. Ясно.

А я очень кстати вошла. Леха подумал пару минут и понял, что я единственная кандидатура на роль спасительницы, ибо с Игорем я успела пообщаться и нам предстоит долгая совместная работа, а Катя, может, и не в восторге от столь быстрой замены подруги на просто одногруппницу, но и возразить особо ничего не сможет. Я ведь знаю и Игоря, и ее, вольюсь в компанию легко и спасу двойное свидание.

С верой в мою коммуникабельность Леха, конечно, погорячился. И он бы понял ошибку, если бы у меня не возникло идеи поговорить с Игорем о путешествиях во времени и серийных убийцах. Забавно, мой спутник не догадывался, как близок был к поражению.

Интересно, другая на моем месте обиделась, узнав про пари? Полагаю, да. А мне, напротив, стало любопытно. Похоже, Леха пытается ставить надо мной тот же эксперимент, что и я над ним в шесть вечера, – проверяет, как прореагирую на прямолинейность и искренность. Удивлю, конечно, не состроив обиженной гримасы и не сказав пары ласковых в адрес спорщиков.

– А на что спорили?

Леха долго не хотел говорить, но после моих увещеваний все же раскололся. Спорили на билеты в кино. Кто проиграет – платит за всех.

Хм, то есть Вильянов признал поражение и оплатил мой и Лехин поход на фильм? Это делает ему честь. А меня радует, что я ничем не обязана спутнику. Билеты он покупал за нас обоих, но денег я не должна.

Леха галантно придержал дверь, когда мы покидали здание метрополитена.

– Спасибо, – я направилась было к автобусной остановке, но студент-некромант преградил дорогу рукой.

– Пить хочу, – пояснил он. – Давай куплю нам чего-нибудь.

А, соленый попкорн. Мой светловолосый спутник стрескал в кинотеатре целое ведерко. Я тогда выбрала попкорн в карамели.

– Мне не надо. Пошли уж, утолим твою жажду.

Нашли нужную палатку, Леха снова предложил мне чего-нибудь купить, и я снова отказалась. Парень взял банку «Спрайта», и мы двинулись к остановке. Кольнуло неприятное предчувствие. Начала искать источник опасности и так некстати отвлеклась.

– Апчхи! – это Леха.

– Будь здоров.

– Спасибо.

– А-а-апчхи-и!

– Расти большой.

– Ращу.

Он о чем? А. Я не страдаю ложной скромностью, что не помешало фыркнуть:

– Фу, пошляк.

Леха хохотнул и кивнул, поднося банку ко рту, мол «знал, что ты так отреагируешь».

– Платок нужен?

– Не. Обойдусь.

Я безмятежно сунула руки в карманы, как вдруг из-за угла нам наперерез вынырнула чья-то тень.

– Здорово, братцы кролики. Сигаретки не будет?

Мы с Лехой настороженно переглянулись. Тень оказалась лысым здоровяком, лицо которого без труда можно представить на плакате «их разыскивает полиция». Цепь, обвившая костяшки пальцев, спокойствия не прибавляла.

– Не курим, – в голосе Лехи угадывалось напряжение.

Что-то уперлось между лопаток. Ясно, за мной кто-то стоит и пытается напугать. И позади моего спутника возник мужской силуэт. Их трое.

– Тогда бабки, часы и цацки гоните! – приказал прокуренный голос за моей спиной. – Живей!

Мышцы одеревенели, язык прилип к небу, мысли путались.

Если бы Леха мог что-то сделать, уже сделал бы. Значит, рассчитываю только на себя. К спине совсем не обязательно приставлен пистолет или нож. Может, просто железка? Если рвануть что есть сил?.. Лысый здоровяк остановит и вырубит. Не вариант. Электрошокер? За ним долго лезть? Господи! Электрошокер в кармане пиджака, а пиджак – дома. Прям шило в яйце, яйцо в сундуке, сундук на дереве… Что ж я за урод такой?

Какие еще варианты? А вариантов больше нет.

– Теперь твоя очередь, цыпа, – здоровяк подошел вплотную – я поморщилась от его смердящего дыхания.

Леха уже отдал бумажник с часами.

Трясущимися руками открыла сумочку, вложила в лапищу грабителя кошелек. Здоровяк быстро открыл его, заглянул и закрыл. Приподнял бровь и криво усмехнулся. Конечно, триста рублей для них – это смех.

– Больше ничего нет, – проблеяла я.

Сунув добро за отворот куртки, грабитель быстро прощупал мои пальцы и запястья: ни колец, ни часов. Бесцеремонно приподнял волосы и посмотрел на уши. Если на свете и есть девушка, которая не то что серег не носит, но даже никогда не пыталась проколоть уши, то она перед вами. Будь иначе, визжала бы я от боли из-за разодранных мочек.

– Не трясись так, цыпа, не трясись. Собой расплатишься.

Полиция не жаждет принимать заявления от потерпевших, если тех лишь ограбили и не покалечили. Возни много, а шансов на раскрытие, увы, мало. Поэтому ворюги долго могут бегать на свободе. Но эта банда – иная. Они не просто пугают и забирают кошельки, они работают «по-мокрому», выражаясь на их жаргоне. Если меня отволокут в темный угол, чтобы поиметь по очереди, Леха живым не уйдет. Он сразу же рванет в полицию. Значит, что троица сделает? Правильно, проломит Лехе череп. А когда со мной натешатся, последую за своим спутником в мир иной. Поразительно, как иногда спокойно и последовательно можно рассуждать, находясь в опасности.

Надежды на Леху – никакой. Ему бы самому живым уйти. Нет причин стоять за мою честь горой.

И тут я услышала холодный бесцветный голос студента-некроманта. Эти интонации не спутаешь ни с какими другими, ибо их применяют при внушении.

– Тебе срочно надо в Одинцово. Вопрос жизни и смерти, – говорил он лысому здоровяку. – Электричка отходит через три минуты, а тебе бежать и бежать до станции.

Здоровяк молча, как сомнамбула, стал поворачиваться на пятках кроссовок, когда Леха добавил:

– Стой. Деньги и часы верни.

Лысый, не говоря ни слова, достал из внутреннего кармана куртки наши вещи и отдал Ярыгину. Я на секунду увидела пустые, немигающие глаза грабителя, волю которого подавило внушение.

Грабитель рванул со всех ног по проходу, через арку, и скрылся в темноте в поисках железнодорожной станции.

– Ты что творишь, ублюдок?! – прокуренный голос за моей спиной звучал агрессивно, но в то же время – растерянно.

Замешательство двух других грабителей нам на руку. Только поэтому мы еще живы.

– Вас тоже касается, – продолжил внушать Леха. – Вы должны успеть на электричку.

Когда мы остались в переулке одни, студент-некромант присел на корточки, тяжело дыша и вытирая тыльной стороной ладони пот со лба. Понятно, внушение стоило ему всех сил.

И тут меня накрыло. Я вырвала кошелек из его руки, бросила в раскрытую сумку, застегнула молнию, перехватила дамскую поклажу за ремень и с яростью огрела Ярыгина по спине. Вся мелочевка, любовно хранимая в утробе из кожзаменителя, жалобно звякнула, отскочив от спины некроманта. Я замахнулась снова, дамский футляр описал в воздухе дугу, отбросив на стену прямоугольную тень на привязи. Смачный шмяк по куртке, звон при отскоке – ах, это музыка для моих ушей!

От третьего удара Леха попытался закрыться рукой.

– За что?!

Лучше бы не поворачивал лица. Угол сумки угодил парню в глаз. А я продолжала буйствовать.

– Ах, за что?! Ты спрашиваешь: «За что?!» Да я чуть не сдохла со страха, пока ты силенки свои никчемные копил! Думала, ты ни хрена не умеешь, мерзавец белобрысый! По блату задницу у Судара в приемной греешь! Сколько вас таких…

В общем, много всякого наговорила. Я била Леху за страх, которого натерпелась, за унижение, за то, что информацию о Сударе использовать никак не удастся. Судар чрезвычайно опасен – это я поняла, – но сведения Лехи ни на шаг не приблизили меня к избавлению от повинности по сбору времени. Била за Игоря, встречающегося с другой.

Когда вспомнила про Судара, мозги уже немного встали на место. Вернее, соображалки хватило не вопить вслух о службе Государю и любви к Игорю. Я прокрикивала претензии мысленно, продолжая размахивать сумкой почти с той же ловкостью, с какой ниндзя орудует нунчаками.

Домой мы поехали в маршрутном такси. Я предложила для подбитого глаза Лехи влажные антибактериальные салфетки – единственное, что в недрах сумки оказалось достаточно холодным.

– Знаешь, я ведь не с первой попытки поступил в РУЧМиН, – разоткровенничался мой спутник, вытягивая из упаковки верхнюю салфетку и прижимая ее ладонью к месту удара. – Пришлось в армии служить. А там… Короче, была острая необходимость научиться внушать таким вот му… – он осекся, – извини, козлам, куда им идти. У меня стало получаться не сразу, постепенно, но жить захочешь – не так раскорячишься. После службы в универ попал без проблем.

– Несильно же ты продвинулся за годы учебы, – съехидничала я, откинувшись на спинку сдвоенного кресла.

В салоне, кроме нас, ехали всего три пассажира.

Женщина в берете и клетчатом пальто, закинувшая на колени сумки с продуктами. Я не видела лица пассажирки – она сидела впереди, – но по осанке казалось, что ей ближе к сорока. И две девушки, слушавшие музыку через айфон. Одни наушники разделили на двоих, все время переключали с одной песни на другую и то радостно кивали, то отрицательно мотали головами и гримасничали. Старшеклассницы или первокурсницы.

Ни женщина с сумками, ни девчонки с наушниками не обращали на нас с Лехой никакого внимания, что меня несказанно радовало.

– Я тебе, можно сказать, жизнь спас, а ты крысишься, – буркнул Леха, ощупывая средним пальцем ткани вокруг глаза. Лицо кислое, будто лимоном накормили. Ну, понятно, фингал все-таки будет.

– Вот не надо! – возмутилась я. – Жизнь ты спасал себе, а меня вытащил за компанию.

Терпеть не могу, когда человек пытается повернуть ситуацию так, будто я ему еще и должна. Кому должна, я всем прощаю, если что.

Леха, как истинный джентльмен, проводил меня до самой двери квартиры. И даже попытался напроситься в гости, спекулируя «ранением». Догадываюсь я о намерениях таких вот раненых, потому без зазрения совести пожелала секретарю Судара доехать домой без приключений.

– Может, еще как-нибудь погуляем? – не отступал светловолосый спутник, пока я поворачивала ключ в замке.

Брелок болтался на цепочке, ударялся об оставшиеся ключи, энергично позвякивая.

– Ты что, мазохист? – я надавила коленом на дверь и услышала знакомый щелчок: теперь открылась.

– Не мазохист, но это была самая захватывающая прогулка, – а физиономия довольная, аж жуть. Мне бы столько позитива.

– Ненормальный. Его чуть не ограбили и не убили, а он восторгается. Ярыгин, тебе, видать, скучно по жизни. Острых ощущений не хватает. Ищи их в другом месте. – Я юркнула в квартиру и захлопнула дверь у Лехи перед носом.

И тут же услышала за дверью хохот.

Даже не оскорбился, паршивец. Весело ему.

Глава 9. Дела насущные

В холодном дождливом августе 1888 года была зверски убита еще одна женщина. Как и Марта Тэбрем, она пила, занималась проституцией и погибла от ножевых ранений. Ее звали Мэри Энн Николс. До встречи с лондонским чудовищем женщина встретила 43 весны.

Странное дело. Подробное изучение второго убийства не вызывало ужаса. Я ходила по квартире без страха и днем, и ночью, не мучилась кошмарами. Вот сон… честно признаюсь, сон не шел. Прибегла к маленькому ухищрению, которым пользовалась перед экзаменами. Пила на ночь таблетки от аллергии. Они вырубали часов на восемь.

Думала, к третьему убийству свихнусь. Но похоже, я, наоборот, привыкаю. Да, чувствую напряжение в руках и ногах, голова полна мрачных мыслей, но все они связаны не с документами, что я читаю, а с нападением уголовников в воскресенье и предстоящим путешествием в пятницу. Если верить документам, забрать время у Николс куда сложнее, чем у Тэбрем.

Ладно, сегодня всего лишь среда. К пятнице пойму больше. А пока пойду напечатаю данные, которые пригодятся в путешествии по трущобам Лондона. Картина станет яснее.

Пока рылась в бумагах, выбирала полезные отрывки, мне попался интересный факт, не связанный с Джеком-потрошителем, но заинтересовавший меня как любителя литературы. В 1891 году напечатали повесть Артура Конан Дойла «Скандал в Богемии». Если помните, наследный король Богемии обращается за помощью к Шерлоку Холмсу, дабы тот помог изъять компрометирующие письма у некой дамы, с которой у Его Величества был роман. Даму звали Ирэн Адлер.

А заинтересовало меня вот что. Подобная «неприятность» случилась с герцогом Кларенсом, наследником британского престола, незадолго до выхода повести. Могла ли история внука королевы Виктории, герцога Кларенса, просочиться за пределы королевской семьи и ее окружения и вдохновить Конан Дойла на написание повести и создание образа незабываемой Ирэн Адлер? Или же это просто невероятное совпадение?

Приведу историческую справку.

В 1890 году герцог Кларенс посылает Джорджу Льюису, выдающемуся адвокату, письмо, где рассказывает, что его шантажируют две дамы низкого происхождения: некая мисс Ричардсон и «другая леди», имени которой герцог не называет. Оказывается, Кларенс скомпрометировал себя, написав этим дамам несколько писем. И теперь его неосторожная откровенность на бумаге – предмет шантажа.

Адвокату удалось уладить дело с мисс Ричардсон, заплатив за письма 300 фунтов. А вот «другая леди» оказалась менее сговорчивой. Герцогу Кларенсу пришлось посылать к ней не только адвоката, но и некоего друга. Дело было улажено.

Конечно, и королева, и общественность с большим неодобрением отнеслись бы к связям герцога с подобными женщинами, если бы узнали о них, что Кларенс прекрасно понимал.

А я, в свою очередь, не могу пройти мимо такого совпадения. Стала ли история с письмами герцога Кларенса отправной точкой в написании повести «Скандал в Богемии»? Могла ли «другая леди» быть прообразом Ирэн Адлер? У Конан Дойла спросить невозможно. И выводы делать, конечно, не мне. Но не провести параллель выше моих сил.

К вечеру четверга я написала полный отчет об убийстве Мэри Энн Николс, занявший на компьютере четырнадцать страниц мелким шрифтом. Да, с Мартой Тэбрем было намного проще: картина ее смерти не вызывала столько вопросов у полиции и медэкспертов. Как убивали Николс, доподлинно не знают до сих пор. Сколько исследователей, разбиравших отчеты полиции и медиков, столько и мнений. Ладно, я-то все скоро сама увижу. Только бы живой остаться. У меня не будет и минуты на колебания, потому как Николс нашли еще теплой, и не факт, что мертвой, да еще на улице, а не в темном подъезде. Даже врач, прибывший на место преступления, не понял, умерла ли Николс или вот-вот отдаст богу душу. Может, послать все к чертовой матери? Но Судар назначил путешествие на завтра, а я физически не успеваю подобрать другую жертву и с наскока вникнуть в уйму новых документов и систематизировать сведения. А чем меньше информации, тем опасней путешествие. Осторожность прежде всего. Решено. Планы остаются прежними.

Я стояла у окна, смотрела на заледеневший от нулевой температуры двор, на фонарь, освещавший вечерами и ночами мою комнату, на голые деревья, ветви и сучья которых под искусственным освещением отбрасывали на асфальт тени, напоминавшие искривленные изуродованные кости рук и пальцев. Мертвая природа.

Потерла переносицу, соображая, что еще надо сделать до завтрашнего путешествия.

Перед глазами всплыло идеально красивое лицо Катерины, откровенничавшей о намерении переспать с Игорем. Я попыталась прогнать воспоминания прочь, но фантазия пошла дальше, подкидывая картинки хоть и пикантные, но уж точно не могущие привести меня в восторг. Игорь с другой. Целая палитра чувств: гремучая смесь брезгливости, ревности, влюбленности и ненависти. Жгучие эмоции. Захотелось отойти от окна и швырнуть стул в стену что есть сил. Но Игорь того не стоит. Не стоит, я сказала!

Хорошо бы щелкнуть пальцами и разлюбить, перестать мучиться. Ну, или влюбиться в кого-то другого. Клин клином вышибают.

– В кого? – спросил безэмоциональный бесполый голос в моей голове.

Когда с матерью происходит подобное, она искренне верит, что к ней обращаются высшие силы. Чушь собачья! Это подсознание – всему есть рациональное объяснение.

«Да в кого угодно», – неосторожно подумала я и вжала голову в плечи. Суеверный страх возобладал. По опыту знаю, что подсознанию надо давать очень точные и понятные задания, иначе оно толкует, как ему вздумается, а жизнь наполняется малоприятными событиями, исполняющими тайное желание самыми извращенными способами. Недаром говорят, будьте осторожней с желаниями: они могут сбыться.

– Точно? – подсознание никогда не удивляется и не посмеивается. Оно либо дает ответ, либо задает вопрос.

– Да, но обязательно взаимно, – ответила я уже вслух, рассудив, что все лучше, чем страдания по Вильянову.

Кстати, о желаниях. Почему, если моей жизни может грозить опасность, я до сих пор не вложила в подсознание и эфирное тело программу, направленную на себя и окружающих? Нужно же время, чтобы она сработала. В конце концов, создание таких программ и внедрение их в реальность – мой основной магический талант.

Поразмыслив некоторое время, бродя в темноте комнаты от окна к двери и обратно, я решила поставить программу на жизнь, физическое и психическое здоровье. Ведь история, в которую я впуталась, для обычного человека вообще невообразима. Надо работать.

Я устроилась в кресле, расслабила тело, отбросила посторонние мысли и перенеслась воспоминаниями в день, когда сидела в лесу, у берега реки, слушала щебет птиц, стрекот кузнечиков и сверчков, любовалась водной гладью, изредка проводя рукой по прохладной поверхности. Капли воды стекали и падали с пальцев, образуя маленькие, почти мгновенно исчезающие круги. Вот, отлично! Через эталонные воспоминания программы и закладываются, ибо контакт с подсознанием устанавливается сильный и четкий. Похоже на прием у психолога? Да, похоже, но не идентично. Магическая составляющая включает работу с энергией. Я усилила свой центральный поток[8] и сформировала программу.

Встала с кресла, полная сил и бодрости. Мое сознание впитало программу. Дело за малым: через потоки энергии она должна войти в подсознание каждого, с кем я общаюсь, и прижиться там. Достаточно двух-трех бесед с человеком – и программа ему передана. Окружающие, сами того не подозревая, будут стремиться сохранить мою жизнь, здоровье и психику.

А коль скоро рядом никого, беседовать не с кем, надо самой не зевать и бороться за существование.

Я включила компьютер. Пока он загружался, сходила на кухню, заварила чай. Вернулась с дымящейся кружкой, когда монитор освещал комнату ровным голубоватым светом. Включила настольную лампу, чтобы зрение не портить, устроилась на стуле, подтянула сорокавосьмилистовую тетрадь в клеточку, взяла из голубой косметички, которую использую как пенал, ручку, положила рядом и полезла во Всемирную паутину. Итак, Горан Владиславович Судар, расскажите о себе, что сможете.

Конечно, в соцсетях и следа его не было. А если Государь там и появлялся, то не под своим именем. Умно. Следующая остановка – адреса и телефоны Москвы, база ГИБДД, база ЕГТС.

Дата рождения – 9 сентября 1982 года. Ха, мы в одном месяце родились? Бред. Дата левая. Вам намного больше лет, Горан Владиславович. Рассказывайте дальше.

За четверть часа я увидела на экране домашний адрес и номер мобильного, которые и так знала, домашний номер, выяснила серию и номер паспорта, когда и кем выдан документ. Негусто.

А база ГИБДД, как оказалось, снабжена в Сети данными до 2003 года включительно, и Государя в ней не найти.

Я сняла трубку стоящего рядом телефона и набрала знакомый номер.

– Костя, привет! Не занят? Отлично. Да тут такое дело… Надо пробить одного товарища по всем свежим базам и еще найти сведения, которые только тебе под силу. Сделаешь? Круто! Когда можно будет позвонить? Договорились. Записывай данные.

* * *

Вечер пятницы. Я снова в квартире Государя, в той самой комнате, где спала на прошлой неделе.

Нервы натянуты как струны, мышцы – как жгуты. Ночь, что проведу в Лондоне, могу не пережить. Если Потрошитель случайно заметит меня… Нет! Не хочу даже думать. Я машинально зажмурилась.

И плевать, что от Государя достанется, когда он узнает о моем проникновении в квартиру. Что случилось? Приехала забрать линзу со временем, а консьерж внизу уперся, ни в какую пускать не желал. Набрала Государя – не снял трубку. Попыталась проскочить мимо консьержа – не тут-то было: отловил и вытолкал на улицу. Чуть воротник не оторвал, гад. Чтоб ему на льду навернуться!

Потопталась на морозе, подумала, да и решилась использовать браслет времени как средство телепортации. Пусть теперь Судар чистит свою жилплощадь. Путешествие и время жертвы – важнее. Должен понимать, не маленький.

Под ногами хлюпнуло. Вот же! Пока предавалась страхам и переживаниям, снег с сапог стаял. Может, все не так ужасно: Государь грохнет меня прямо сейчас, до отправки в Лондон? Вон и свет под дверью виднеется. Значит, профессор все-таки дома.

Я потихоньку начала раздеваться: сняла пуховик, шапку, шарф, сапоги. Достала из пакета брюки, пиджак, водолазку – словом, все, что носила в Лондоне в прошлую пятницу. Бросила вещи на кровать, стянула с себя кофту с юбкой, обула ботинки, переоделась – и тут в квартире хлопнула одна из дверей, и я услышала голоса.

Хм, Государь не один? Второй голос принадлежал женщине. Голос молодой, певучий, глубокий.

А Государь? Подумать не могла, что в его хрипловатом тембре могут скрываться столь теплые интимные оттенки, ласкающие бархатные интонации.

Кем бы ни была гостья, она ему дорога, очень дорога. Их многое связывает. Кто она? Сестра? Нет, сестры не отвечают братьям с глубоким, почти сексуальным придыханием. Они любовники?

Профессор и его гостья перешли из кухни в гостиную, расположились недалеко от моей двери. Я замерла, даже дыхание затаила, вслушиваясь в разговор.

– Горан, пойми, я ушла не от тебя. От таких мужчин, как ты, не уходят. Я ушла от всего, что неизбежно сопровождало и омрачало твою жизнь, омрачает до сих пор и будет омрачать, потому что ты не хочешь ничего менять. А еще мечтала о ребенке, нормальной семье в самом простом, человеческом, понимании этого слова. Ты не мог этого дать. Я не забыла тебя. Тебя вообще нельзя выкинуть из головы, хоть я, бог свидетель, так старалась.

Никогда бы не подумала, что Государь может быть для кого-то столь важен, так любим. И что он сумеет простить любимой уход к другому, отпустить бескорыстно, судя по всему.

М-да, этот разговор точно не для моих ушей.

Знаете, у всех разные взаимоотношения со страхом. И проявляется это рано, в детстве, но особенно ярко – в школьные годы. Когда впереди была какая-нибудь годовая контрольная или итоговый зачет, которые, казалось, вам не написать, что делали вы? Кто-то запрыгивал в лужу и ходил в промокших ботинках, надеясь заболеть, или грыз сосульку. Кто-то не шел в школу, слонялся на улице, ничего не говоря родителям. Или шел в назначенный день, полный тяжких предчувствий, предвкушая двойку и скандал от мамы, но за один урок до испытания не выдерживал: прихватывало живот, да так, что приходилось нестись домой. А когда роковые сорок пять минут, отведенные на проверку знаний, кончались, живот чудесным образом проходил. Да, на нервной почве и не такое случается. Или еще проще. Живот не болел вовсе, но, сославшись на недомогание, ученик уходил прямо перед контрольной. Эти случаи скорее исключения, чем правило. Большая часть идет в надежде списать у отличников и готовит шпаргалки.

В жизни все похоже. Кто-то старается уйти от страха, увернуться от проблемы, кто-то подойдет поближе, а кто-то заглянет страху в глаза. Я из последних. И не потому, что такая лихая, просто нервы не выдерживают ожидания и напряжения. Если соприкоснуться со страхом, либо не останется причин бояться, либо придется погибнуть – третьего не дано.

И в школе мой подход был схож. Невыносимо вспоминать, что заставят переписывать контрольную или сдавать чертов зачет еще раз. Чем переживать, лучше сделать все возможное, чтобы отмучиться быстро и с первой попытки.

Даже не понимая и имея плохую память, я зубрила день и ночь даты, факты или формулы. Кое-где приходило понимание, да и зубрежка давала результат: примерно на сутки информация задерживалась в измученных детских мозгах. Оставалось не перепутать заученное. Две трети материала запоминала, на треть писала шпаргалки, ибо в начале урока учитель зорко следит за классом, ругает и отбирает написанное ночью, а ближе к звонку расслабляется или, желая представить на педсовете успеваемость получше, дает шанс нерадивым ученикам. Я усвоила, что в конце урока списать проще, поэтому первые полчаса излагала все, что поняла, сумела кое-как запомнить, а на последних минутах доставала шпору и спешно переписывала остальное. В итоге контрольная по непонятному мне предмету приносила четверку, а изредка – даже пять. В общем, попытки идти навстречу страху и трудностям давали результат и перешли в привычку. Если мне что-то грозит, уже не могу убежать, а иду в лобовую атаку.

Вот и сейчас я сгорала от нетерпения, нервы отказывались справляться с напряжением в ожидании путешествия. Либо умру сегодня, либо проживу еще минимум неделю. Для меня страх смерти страшнее ее самой. Мне нужна линза. Срочно. Иначе разнесу тут все к чертовой бабушке!

А у Государя, похоже, другие планы. Он уже понял, что я тут. Окрика не слышу. Значит, предлагает мне тихо-мирно дождаться, пока выпроводит гостью. Возможно, Судар потом даже вида не подаст, что знал о моем присутствии.

Случай, как всегда, внес свои коррективы. Тело затекло, я переступила с ноги на ногу, зацепилась подошвой за лямку собственной спортивной сумки и… шумно дала о себе знать, шлепнувшись на пятую точку и выругавшись.

Пришлось выйти из комнаты, показаться на глаза профессору и его бывшей пассии.

– Что вы тут забыли?! – гаркнул Государь вместо приветствия. От приятного тембра ничего не осталось. – И как вообще попали в квартиру? Отвечайте!

– Линзу забыла, – буркнула я, сведя брови.

Пока Государь шел к подоконнику, где за занавеской пряталась линза времени, и через кухню и гостиную нес ее, обхватив крупной ладонью так, чтобы гостья не могла рассмотреть загадочный предмет, я успела коротко ответить на остальные вопросы. Объяснила, что телепортировалась в квартиру, и очень просила передать консьержу, какой он идиот. И конечно, не упустила возможности вставить профессору шпильку за равнодушие к телефонным трелям. Да плевать, что у Государя интимная беседа была! Время ему важнее, стерпит.

Государь взял мою ладонь, положил сверху прозрачного вора времени, накрыв своей рукой. Я ощутила холод стекла и тепло его пальцев. Я уже поняла, что гостья не должна увидеть прибора, потому аккуратно подставила вторую руку, зажав кругляш между ладонями, и, хоть это было не слишком удобно, опустила его таким макаром в карман пиджака.

Государь кивнул и пожелал мне удачи в исследованиях.

Я пошла к входной двери, собираясь спуститься и, гордо миновав консьержа, выйти на улицу, чтобы попасть в прошлое. Профессор окликнул меня и указал на дверь комнаты, где я копошилась несколько минут назад. Поняла его без слов. Если квартиру все равно придется проверять и, быть может, чистить, не проще ли и теплее стартовать отсюда, а не с мороза? Я чуть заметно улыбнулась в знак согласия и скрылась в помещении.

По знакомой Государя я успела пробежать взглядом. Стройная блондинка с точеным профилем. Очень красивая. Неудивительно, что у Судара был с ней бурный роман.

А теперь – за дело. Я ввела данные.

Отправление.

Место: Россия, Москва, Филевский бульвар, 24, корп.2, кв. 24.

Дата: 30 января 2015 года.

Время: 20:17.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Бакс-роу[9], напротив конюшен.

Дата: 31 августа 1888 года.

Время: 2:45.

Увидев проход с зеленым свечением, сделала шаг в пугающую неизвестность.

– Ты опять за старое? Снова со временем играешь? – укорила гостья, сложив руки на груди и поджав губы.

– Насть, тебя это никак не затрагивает, – возразил Судар миролюбиво, но твердо. Он сделал два шага и оперся рукой о кожаное кресло. Отвернулся от Анастасии, давая понять, что разговаривать на эту тему не желает.

Щербинская посмотрела на дверь, за которой минуту назад скрылась студентка Государя.

– Хорошенькая.

– Да, симпатичная, – нехотя согласился профессор и добавил через паузу: – И милая. Время от времени.

Анастасия удивленно изогнула бровь и лукаво улыбнулась, постукивая наманикюренными ногтями по своему плечу.

– Она тебе нравится?

Горан развернулся к гостье лицом:

– Я убью ее через полгода.

Глава 10. Путешествие второе. Мэри Энн Николс

Снова темень, хоть глаз выколи. Тумана нет. Но запах… Воздух влажный, пахнет серой и чем-то кислым.

Мне пришлось топтаться на узкой улочке несколько минут. Ждала, пока глаза привыкнут к темноте. Как же англичане экономят на уличном освещении: фонарь только в конце Бакс-роу.

Осмотрелась. Булыжники мостовой мокрые, кое-где лужи – шел дождь. Подошла к невысокой постройке. Может, амбар какой, а не то, что я ищу? Протянула руку. Доски шершавые, кривые и влажные. Правее – кирпичная кладка: пористый камень, холодный от дождя. Едва слышное ржание убедило: я не ошиблась, я на месте, у конюшни, где через несколько минут будет лежать труп Мэри Энн Николс. Пора убираться отсюда.

Но где спрятаться? За спиной несколько кирпичных домиков, почти сросшихся друг с другом. Есть маленькая арка, там можно укрыться. Но Потрошитель, скорее всего, либо придет через нее, либо сбежит. Слишком опасно. Если бы в подъездах были окна, как в современных многоквартирных домах, лестничные пролеты с видом на двор стали бы идеальным убежищем, но нет: внутри подъездов стекол не вставляли.

Я начинала торопиться и паниковать. Куда же?.. Куда идти? И начинала догадываться, почему убийствами Потрошителя никто из магов так и не занялся. Банально негде спрятаться.

Между домами тоже опасно, хотя… Меня осенило. Напротив места убийства скрываться действительно страшно, но стоит пройти пару домов, нырнуть между ними, найти густой куст – и вуаля, убежище готово!

Я так и сделала. Пошла ближе к фонарному столбу и скрылась между домами. Куст, к счастью, тоже нашелся. Пришлось его хорошенько потрясти. Жирные капли – дождь с какими-то примесями – полетели в разные стороны, забрызгали и кирпич, и мою одежду, и лицо. Фу, гадость! Ничего не поделать. Сбив с листвы хотя бы часть воды, я пролезла между стеной и зеленью, начавшей желтеть, и затихла, прислушиваясь к ощущениям.

Неподалеку кладбище. Некоторые маги и некроманты любят скопища могил, почитают их местами силы. Темных влечет энергия скорби, боли, смерти, загробного мира. Но не меня. Меня кладбища пугают. Они вытягивают мои силы, вампирят. Защититься от их гибельного влияния невозможно. Чувствую, как под кожу проникают холод и страх, на душе становится муторно, неспокойно, мир блекнет, словно телевизор, теряющий яркость, четкость изображения и звук. Хочется убежать, но нельзя. Остается терпеть и ждать.

Я накачала энергии в глаза, усилила зрение до возможности восприятия аур и цвета в темноте. И пока у меня остались хоть какие-то силы, выпустила на волю эфирное тело, которое направилось к месту убийства.

Долго ждать событий не пришлось. Мимо конюшни протопал констебль. Стук сапог было слышно за пару десятков метров. В руках служитель порядка нес нечто, похожее на громоздкий металлический плафон. Если бы не читала о полицейских Викторианской эпохи[10], не догадалась бы, что в руках у констебля незажженный фонарь. Полицейские обязаны обходить свои участки с зажженными фонарями, а эти штуковины не только большие и чрезвычайно тяжелые, но и освещают ничтожно малое пространство и нагреваются так быстро, что патрулирование превращается в пытку.

Когда моя эфирка проскользнула мимо блюстителя порядка, его рыжеватые густые усы смешно зашевелились – и мужчина резко и с чувством чихнул. Поставив ношу на мостовую, вытер рукавом кителя нос, снова чихнул, высморкался прямо на камни, поднял фонарь и продолжил патрулирование.

Этот тип – констебль Джон Нил. Он пройдет здесь же минут через тридцать-сорок и одним из первых увидит тело Мэри Николс.

А пока мужчина, стуча сапогами, погружался в темноту улиц.

Минут пять Бакс-роу была пустынна, пока не появилась немолодая полная женщина, которую шатало из стороны в сторону. Она была сильно пьяна. Шла зигзагами от середины узкой улочки к стенам зданий и обратно. Я мгновенно сосредоточилась на ее одежде. Распахнутое красно-коричневое длинное пальто свободного кроя, коричневое платье и тяжелые мужские ботинки – все очень старое и потрепанное. Только шляпка новая. Я мысленно схватилась за лицо, иными словами, мои эфирные пальцы коснулись эфирных щек и рта, когда я уверилась: передо мной первая каноническая[11] жертва Джека-потрошителя Мэри Энн Николс.

Клянусь, я не поняла, откуда он выскочил, где прятался до этой минуты. Мэри Николс не видела его и подавно. Она просто почувствовала, как сзади кто-то обхватил лицо, запрокинул ее голову – и жесточайшая боль разлилась по ее шее горячей кровью. Потрошитель полоснул огромным ножом, но жертва продолжала вырываться, стараясь закричать. Безуспешно – трахея перерезана, бронхи и легкие захлебываются алым соком жизни. Второе резкое движение ножом – и мертвое тело Мэри Николс повалилось на мостовую.

Вскинутые руки упали над головой ладонями вверх. Поза будто демонстрировала, что жертва сдается, признает поражение. Левая рука коснулась деревянных ворот конюшни, к запястью правой подкатилась новая, только вчера купленная, шляпка.

Мэри Николс не собиралась сегодня умирать, несмотря на отсутствие крыши над головой, тяжкий труд в работном доме[12] за миску жидкого супа и ночлег на грязной продавленной койке, несмотря на необходимость продавать тело за выпивку или мелкую монету. Она опустилась на самое дно, но сдалась не до конца. Смерть в лице серийного убийцы оборвала ее путь на земле. Широко раскрытые от ужаса и невыносимой боли глаза Мэри Энн смотрели в холодное, ночное, затянутое тучами августовское небо, быстро стекленея.

Дальше? Дальше все произошло настолько стремительно… Потрошитель – а это был убийца Марты Тэбрем, я даже не успела удивиться – задрал подолы платья, нижних юбок и сделал один длинный надрез на животе сверху вниз. Я в ужасе отступала к стенам домов. Маньяк расставил ноги убитой и склонился, уверенно и резко орудуя ножом. Я знала, что он делает небольшие надрезы внизу живота и на половых органах, но, к счастью, уже не могла этого видеть.

В голове крутились мысли и ассоциации одна ужасней другой. Когда отрубают голову живой рыбе, режут кальмара, отрывают лапки кузнечику, мухе, бабочке, они не кричат: не могут. Оттого эти убийства и пытки не кажутся нам такими зверскими. Вот если режут горло корове, козе, стреляют в собаку, нам дико, страшно, тошно, потому что они издают вопль, протестующий против смерти. Кричат, по-своему кляня убийцу или моля о пощаде. А если возопит гибнущий человек? Эта ассоциация и так и сяк крутилась в объятых ужасом мозгах, пока до меня не дошло. Если бы Мэри Николс кричала, я бы тронулась умом здесь и сейчас. Но она не сопротивлялась, не двигалась, не подавала признаков жизни. В полной тишине мне легче было пережить чудовищное зрелище. Неужели ор, крик, визг – можно называть как угодно – слышимый протест против смерти, убийства играет в нашем восприятии такую весомую роль?

Слева, недалеко от фонарного столба, послышались голоса, и Потрошитель, оставив истерзанное тело у всех на виду, скрылся в арке.

У меня почти нет времени – пора действовать. Мысленно надавав себе пощечин, я оказалась в физическом теле. О боже! Снова этот приступ паники, смешанный с истерикой. Ноги подогнулись, захотелось упасть на землю с визгом, но я каким-то чудом сдержалась.

Я в мгновение ока преодолела два дома, не замечая луж под ногами: адреналин гнал меня. Тьма загробного мира сгущалась над бездыханным телом. Я выхватила из кармана линзу, и на сей раз не приближаясь к жертве, вдавила кнопку и метнула кругляш к голове. Субстанция, полыхнувшая зеленым огнем, плавно перетекла в линзу, заполнив ее до отказа. Опустившись на одно колено, я подкинула к голове убитой второго «воришку». Слабый зеленый всполох – и связь с жертвой прервалась. Приборы вытянули все, что им под силу.

Какая же я дура! Не подумала, что приборы могут испачкаться в крови. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не так!» – мысленно взмолилась я. Трусливо подкралась к Мэри Николс, схватила не глядя первую линзу и, сжав в ладони, поняла: она сухая. Схватить вторую поспешила из-за звука шагов. И другая оказалась сухой. Я судорожно сунула кругляши в карман, стараясь не смотреть в глаза убитой, и торопливо нажала кнопку часов времени. Все, когда они включены, я невидима для окружающих.

Вдоль улицы, мимо конюшни, ко мне и трупу шел какой-то мужчина. Видимо, Чарльз Кросс, который первым обнаружит Мэри Николс.

Пока часы автоматически рассчитывали время, когда я прибуду в квартиру Государя, я успела увидеть, как Кросс остановился перед телом, хмыкнул, отошел на середину улицы, заметила, как расширились от страшного предположения его глаза, как обветренные губы растянулись в некоем подобии буквы «О», как рука мужчины поднялась к лицу…

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Бакс-роу, напротив конюшен.

Дата: 31 августа 1888 года.

Время: 3:45.

Прибытие.

Место: Россия, Москва, Филевский бульвар, 24, корп.2, кв. 24.

Дата: 30 января 2015 года.

Время: 21:17.

Слишком яркий свет. Ничего не видно, глаза режет. Пришлось зажмуриться. Кто-то схватил за плечи. Пытаюсь вырваться, но хватка крепнет. Страх стремительно нарастает.

– Не трогайте! Отпустите меня немедленно! – кричу что есть сил.

Открываю глаза, вижу темный силуэт, склонившийся надо мной, ухитряюсь запустить руку в карман пиджака, выхватываю электрошокер… Как больно! Запястье треснет.

– Александрова, вы с ума сошли? – спокойно, с ноткой напряжения от физического усилия, интересуется хрипловатый голос на чистейшем русском. – Это же я, ваш преподаватель. Это Горан, черт вас возьми!

Я будто со стороны вижу, как из руки выпадает электрошокер. Мужские пальцы так крепко сдавили руку, что я не смогла удержать средство самообороны. Перевожу взгляд на лицо нападавшего. Ну конечно, это Государь. Слишком уж я паниковала, чтобы сделать элементарный вывод.

Оказалось, я лежу на диване в гостиной. Государь сидит рядом, не выпуская моих запястий. Бра светит прямо в глаза. Некромант, видя, как я щурюсь и морщусь от света, кажется, понимает причину моего неистового сопротивления, отпускает руки и поворачивает бра в сторону, чтобы я могла видеть.

– Вы в курсе, что от вас одни неприятности? – так буднично спросил он, будто потасовки и не было.

Я не осталась в долгу:

– Вы в курсе, что от вас другие неприятности?

Профессор скупо улыбнулся. Оценил игру слов.

* * *

Лицо в грязных потеках от дождевых капель, а еще волосы испачканы и одежда. Для меня первой остановкой после возвращения стала горячая ванна, для одежды – стиральная машина.

Я забралась в горячую воду, но согреться так и не смогла. Слишком много холода, слишком много ужаса, слишком много напряжения – всего слишком. Отмокала минут пять: почти не шевелилась, вспоминая лондонскую ночь. Нет, так легче не станет. Воспользовалась мылом и шампунем. Нырнула в воду, смывая с волос пену. Если бы так же смыть образы и мысли… Вынырнула, с досадой хлопнула по воде ладонью, вытянула ноги к одному бортику, голову уложила на противоположный – как вдруг свет потолочных лампочек сменился густой темнотой, расслабляющий жар воды – холодом ночи, а вместо влажного пара ноздри заполнил смрад улицы. Как я снова оказалась на Бакс-роу, рядом с местом убийства?

Что… что вообще происходит? Я не понимаю. Несколько полицейских, зеваки, какая-то телега с колесами. Меня никто не видит? Слава высшим силам! Глянула на себя. Фух! Я попала в прошлое астрально: не в физическом теле. Уже хорошо.

А почему я сюда угодила? Я что-то должна увидеть? Тогда что?

Я пробралась к месту убийства… Черт возьми! Мои мучения еще не закончились. Тело пока на прежнем месте, но его готовятся забрать. Двое полицейских положили на мостовую доску, большую, размером с дверь. Посовещались и решили подпихнуть ее под убитую. Тот констебль, что помоложе, повернул бездыханную Мэри Николс набок, а второй, что постарше, пододвинул доску к ее спине. Пыхтели, чертыхались, мне было видно по аурам, что им и страшно, и неприятно. Но они же служители закона, значит, не имеют права показать зевакам свою слабость. Напротив, они, как могли, демонстрировали, что все под контролем.

Молодой констебль, придерживая жертву, угодил ладонью в кровь, пропитавшую пальто со спины, кровь, которая натекла из перерезанной шеи. Казалось, полицейский уронит тело и отскочит в сторону. Он держался. Опустил убитую медленно, поборол стремление вытереть окровавленную ладонь о сухие лацканы пальто Мэри Николс. Потянулся было к собственному карману – видимо, за платком, – но понял, что испачкает форму. Словом, метания молодого полисмена продолжались еще несколько секунд.

В итоге манипуляции с доской успехом не увенчались. Тело решили поднять. Молодой потянул жертву за плечи, старший обхватил ее лодыжки.

– О боже! У нее голова отвалилась! Смотрите! – истошно завопил один из зевак, длинный конопатый парень лет пятнадцати.

Я инстинктивно отвернулась. Не хотела видеть. Нет, то, что говорили, было не совсем правдой. Точнее, совсем неправдой. Голова Мэри Николс не отваливалась, на мостовую не падала. Но второй удар по горлу Потрошитель нанес с такой силой и яростью, что перерезал шею почти полностью, отделению головы помешал позвоночник, на котором остался след от лезвия. Как разошлись края кровавой раны, когда тело поднимали, и что увидели собравшиеся, мне знать не хотелось. Сквозь вскрики, возгласы и всхлипы все же удалось расслышать, как тело глухо ударилось о деревянные носилки. Я повернулась. Молодого констебля потряхивало: уже обе руки в крови, перед мысленным взором – зияющие кровавые раны на шее, которых испугались люди. Совершенно некстати подумалось, что парню не мешало бы выпить после такой «работы».

Оба полицейских взялись за небольшие ручки по краям доски, подняли деревянные носилки и погрузили их на телегу. Тело пришлось прочно закрепить ремнями, чтобы не съехало по дороге в морг работного дома. Рядом констебли водрузили свои фонари. Молодой обхватил ручки телеги спереди, тот, что постарше, пристроился у ее конца – и траурная процессия под вздохи и еле слышный говор зевак двинулась по темной улице.

Телега оказалась тяжелой, неповоротливой. Полицейским требовалась вся их сила и выносливость. Молодой направлял труповозку[13] по неровной мостовой, старший подталкивал деревянную громадину что есть мочи.

Стук колес о камни, скрежет дерева, мрачная атмосфера, голоса людей – все это исчезло внезапно, враз.

Остывшая вода, пузырьки пены, ванна, свет. Я закричала. Вернее, заверещала: иначе этот звук не назвать.

* * *

Я стояла в темноте спальни, у своей кровати, укутанная махровым полотенцем. Зубы постукивали от холода. С волос капала вода, босые ступни утопали в ковре.

Услышав мой вопль, Государь безо всякого смущения ворвался в ванную и выволок меня, обернув первым попавшимся полотенцем. Я бы возмутилась подобным бесцеремонности, бестактности, пренебрежению приличиями… обязательно… если бы не боялась снова оказаться в холодном Лондоне, теперь уже в подвале работного дома, где будут проводить вскрытие Мэри Энн Николс.

Профессор спиной привалился к стене у двери и уходить не собирался. Выслушав мой сбивчивый рассказ о путешествии из ванны, он до сих пор не проронил ни слова.

– Это что, у меня, тихо шифером шурша, едет крыша не спеша? – не выдержав, первой прервала я молчание.

– Не-э-эт, – задумчиво протянул он через минуту, которая длилась для меня целую вечность.

Государь рывком оттолкнулся от стены, нажал настенный выключатель – и потолочная лампа залила комнату светом. Я зажмурилась.

– Одевайтесь! – приказал он.

Я открыла глаза и глянула на некроманта с возмущением. Негодующее «выйдите!» застряло в горле, ибо я слишком боялась остаться одна.

Государь заметил и перемену в моем лице, и оборвавшееся кашлем слово «вый…», потому холодно, без эмоций, будто отсекая ножом все мои домыслы о его поведении, заявил:

– Не обольщайтесь. Вы не в моем вкусе.

И повторил:

– Одевайтесь же! Только говорите все время, чтобы я знал, что вас снова не унесло.

Он повернулся спиной.

– Что говорить?

Я вывернулась из полотенца и соорудила из него тюрбан на голове.

– Начните с того, сколько раз вы были близки к смерти за последние… сколько вам там лет?

– Разве это имеет значение? Мое неконтролируемое перемещение…

– Не исключено, – перебил Судар.

– Ну, хорошо, – я торопливо натягивала одежду. – Я родилась захлебнувшаяся околоплодными водами и задушенная пуповиной. Еле откачали. Прям репортаж с петлей на шее, а не рождение.

Потом?.. Потом… Сколько же месяцев мне было? Не знаю. В общем, педиатр настаивала на прикорме картошкой. Картошка попалась нитратная, и… короче, матери та же самая врач сказала: «Что вы ее в больницу не отдаете? Она у вас все равно умрет». Бабушка подняла на ноги всех знакомых докторов и добыла какое-то редкое дефицитное лекарство – спасли меня.

Так… еще… В три года я едва не оказалась под колесами грузовика. У мамы была скользкая перчатка, я вывернулась из ее руки и побежала к автобусной остановке. Грузовик затормозил в каких-то сантиметрах.

В четыре года я съехала с горки неудачно: прям по льду и в речку.

В семь…

– Хватит. Достаточно, – снова перебил Судар.

– Отлично! – выдохнула я. – Все, я оделась. У вас фена не найдется?

Фен, что удивительно, нашелся. И Государь не отходил от меня ни на шаг, пока я сушила волосы.

– А когда последний раз смерть оказывалась поблизости? Не вас ловила, но была рядом? – прокричал профессор сквозь шум прибора.

– Не считая моих путешествий в Лондон?

– Да.

– Помните, вагоны сошли с рельсов между «Парком Победы» и «Славянским бульваром»? Синяя ветка метро, утро, пятнадцатое июля.

– Помню.

– Так вот, я ехала в то самое время по той самой ветке. От крушения и пополнения списка жертв своим именем меня отделило минут пятнадцать. Очень страшно выбираться было. Никаких сведений еще не поступило ведь. Думали, теракт. Люди в панике. Как-нибудь расскажу в подробностях, если надо.

Я выключила и отложила в сторону фен.

– Да вы уникум, – подивился Судар.

– Спасибо, что счастливицей не окрестили.

– В какой-то степени так и есть, пожалуй.

– Счастливчик бы столько встреч с костлявой не насобирал.

– Не гневите небеса. Вы до сих пор живы и здоровы.

«Ну, с вами-то мне недолго осталось», – чуть было не выпалила я.

Проблему моих неконтролируемых перемещений в Лондон Государь в ту ночь решил довольно своеобразно.

– В продуктивной фазе шизофрении, когда человек перестает контролировать перемещения своего эфирного тела, помогает безотказно. Снижает все паранормальные способности.

Мне на руку легла та самая розово-красная коробка таблеток, которые Государь давал на прошлой неделе, чтобы я успокоилась и уснула. Супер! Ну просто супер!

– Хотите сказать, что я шизоид?! – взвизгнула я.

Профессор вздохнул и закатил глаза.

– Господи! Нет же! Даже мысли такой не держу. Психика у вас что надо. Но на бензодиазепинах вам будет куда сложнее проявлять свои «выдающиеся» магические способности.

Мысль, что меня снова не утянет в Лондон без моего желания, безусловно, грела. Но вот эта часть разговора мне не нравилась. Судар опять не хотел объяснять. Ничего не хотел объяснять, черт возьми! И эти расспросы про смерть мне тоже не нравились.

Пока таблетка действовала, я отдала некроманту линзу, под завязку заполненную временем. Государь лишь удовлетворенно хмыкнул. Признаться, я ожидала большего проявления восторга: все-таки двенадцать лет подарила человеку. Вторую линзу оставила ему на хранение. Меня напоили чаем, и я подробно рассказала про первую часть сегодняшнего путешествия, уточнив под конец:

– Убийца Мэри Энн Николс и Марты Тэбрем один и тот же. – Говоря это, я машинально проверила свой центральный поток энергии.

Поток существовал, энергия текла, но я не могла по своему желанию ею управлять.

Увидев мое замешательство, Государь криво усмехнулся.

– Теперь попробуйте выйти из тела.

Я попробовала. Результата – ноль целых хрен десятых.

– Ну что, успокоились? Поняли, что в Лондон вас не снесет?

– В общем-то… да… – промямлила я.

– Отлично! Тогда идите спать. Вы устали. Да и я тоже.

– А завтра?.. Завтра мне снова придется это пить?

– Завтра будет завтра, – отрезал научрук и взглядом указал на мою спальню.

Осталось только довериться его авторитетному и авторитарному мнению и повиноваться.

Позднее утро. Я лениво обвела глазами комнату и резко села на кровати. В подсознании засела заноза. Вчера произошло нечто такое, что меня задело, но я подавила это чувство. После сна задавленная эмоция спешила проявиться смутным беспокойством и неудовлетворенностью.

Я снова прилегла и начала перебирать в уме события вчерашнего вечера, коих было предостаточно. Как ни странно, на Николс и Потрошителя моя заноза никак не отреагировала. В тех воспоминаниях была бездна страха, но больше ничего.

Бессознательное путешествие? Страх усилился, я инстинктивно сжалась под одеялом, но… в Лондон не попала. Проверила потоки, выход из тела – все способности восстановились, и угрозы я не чувствовала. Заноза уменьшилась и ощущалась куда как менее болезненно. Значит, есть еще какая-то мелочь. Какая?

«Не обольщайтесь. Вы не в моем вкусе», – повторил хриплый голос в моих воспоминаниях. О черт! Этого мне не хватало. Нашла о чем переживать перед лицом смерти.

И все же… Все же, обманывать себя – удел натур слабых, писала Маргарет Митчелл. Сама я считала самообман глупостью, а не слабостью – и по жизни себе не лгала. И сейчас не стану. Да, за все снесенные унижения, страхи и перспективы гибели мне отчаянно хотелось отомстить Государю. Каким образом? Самым женским, конечно. Влюбить в себя и отвергнуть. Вот, мол, вам! За безобразное отношение. А я вашей никогда не стану. Ах, какая сладкая была бы месть. О путях влюбления профессора в себя я, конечно, даже и не думала еще, но результата хотелось до боли. А тут – такой конфуз. Не в его вкусе. Ну и черт с ним!

Ладно, осознала, призналась себе, отвела душу – а теперь пора умываться и чистить зубы.

Едва я успела закончить с утренними водными процедурами, как меня перехватил Государь. Сухо пожелав доброго утра, он, ни слова более не говоря, потащил меня куда-то из квартиры. На первом этаже я начала протестовать и упираться, и Государю пришлось взять меня за руку. Подъездная дверь открылась, и я сразу поняла, зачем профессор приволок меня вниз. С мороза вошел консьерж, высокий дядька лет сорока – сорока пяти с квадратными плечами, от которого веяло холодом и сигаретным дымом.

После приличествующих ситуации приветствий Государь свойственным ему прохладным тоном напомнил консьержу, который, как я уже поняла, был здесь по совместительству и охранником:

– Я просил вчера вечером никого ко мне не пускать.

– Да, Горан Владиславович, – поспешил заверить работник, – я так и сделал. В толк не возьму, как эта пигалица пробралась к вам… Но уверяю…

Профессор не стал слушать уверений и перебил.

Что у него за дурацкая манера такая – всех перебивать? Я бы с удовольствием дослушала. В конце концов, говорят обо мне.

– И это была моя ошибка. Извините, – сухо сказал профессор. – Эту, как вы выразились, пигалицу пускать ко мне в любой день, в любое время дня и ночи. На нее не распространяются никакие запреты.

Консьерж-охранник опустил глаза вниз, на наши сцепленные руки, попытался сдержать ухмылку – не получилось, хмыкнул, достал из нагрудного кармана спецовки пачку сигарет и, пока закуривал, оценивающе оглядел меня.

– Конечно, Горан Владиславович. Как скажете. Пускать в любое время дня и ночи, шо ж тут непонятного. Сделаем.

Государь хотел что-то добавить, но отказался от затеи.

Мужчины попрощались. Государь – сдержанно и с достоинством. Консьерж-охранник нарочито подобострастно, однако хитрый прищур глаз говорил куда больше, чем наемный работник хотел бы выразить.

В лифте я заговорила первой.

– Он же решил, что я ваша… любовница, – к щекам прилила кровь.

– Вы прямолинейны, – развеселился Государь. – Но это качество мне в вас все больше импонирует.

Да, он прав. Можно было сделать вид, будто ничего не произошло. А я наоборот – сакцентировала внимание. Я закусила губу.

Улыбка в секунду исчезла с его лица, взгляд стал равнодушным. Профессор пожал плечами и как ни в чем не бывало возразил:

– А вам не наплевать, что он там решил?

– Ну, не знаю… может быть… – стушевалась я.

Некромант ухмыльнулся и слегка качнул головой вбок, будто говоря: «Вот видите».

– Но почему… почему вы не попытались объяснить? – не отставала я.

– Если бы я рассказал, что вы моя студентка, пишете у меня диплом, он бы решил, что я оправдываюсь, и укрепился в своих подозрениях. Так что не обращайте особого внимания.

Я фыркнула. Мне так не понравился оценивающий взгляд этого консьержа-охранника. Он будто прикидывал, могу ли я быть девочкой по вызову. Однако спортивный костюм, тапочки и моя ненакрашенная физия убедили его в бредовости такой идеи. А будь у меня ярко накрашенные губы, мини-юбка, кто знает…

– Как ваше свидание? – внезапно сменил тему разговора Государь.

– А ваше? – огрызнулась я.

– У меня не было свидания. Вчера вы многое слышали и поняли достаточно. Так как у вас прошло?

– Нормально прошло. Но не мое это, – продолжала я ершиться.

Ну почему меня так задела реакция этого мужика? Глупость какая. Потому что он меня вчера вытолкал взашей?

– То есть вашего отъезда на выходных не ждать? – преувеличенно любезным тоном поинтересовался хозяин квартиры.

– Даже не надейтесь.

– А жаль. Пора бы перестать вздыхать по Вильянову.

Я вздрогнула, как от удара, и резко повернулась к Государю. Вежливая улыбка, искорки в глазах – да он забавляется.

Расстроенная, я забыла, с кем говорю: на ком стоит концентрировать все свое внимание и, беседуя, взвешивать каждое слово.

– Да вы… да я… Да как вы можете?!

– Могу. Честно и откровенно.

– Как?..

– Как я понял? – смешок. – Когда мой аспирант заходит в аудиторию, ваше личико приобретает глупейшее выражение восторга. Становитесь похожи на жизнерадостную кретинку.

Я внутренне ощетинилась.

– Зато вы даже ради своей любимой измениться не смогли! – желчно выдала я, переводя стрелки на преподавателя.

– Измениться? Да вы, видно, шутите. Люди не меняются.

– Неужели?

– Говорю как есть. А желание изменить партнера, подогнать под свои чаяния – самая распространенная ошибка как мужчин, так и женщин. Человека надо либо принимать таким, какой есть, со всеми достоинствами, недостатками, тараканами, либо не начинать отношений с ним. Во всяком случае, серьезных.

Что же получается? Государь принимал свою девушку со всеми недостатками, а она хотела его переделать? Это он пытается сказать?

– Вы, может, и в любовь не верите? – не хотела я отступать и ввернула в беседу, как мне казалось, каверзный вопрос. Но я снова забыла, с кем говорю.

– Любовь – это слово, известное всем. Потому каждый понимает его по-своему. От того, как понимаете его лично вы, и будет зависеть ответ на вопрос «Есть ли любовь?». Позвольте узнать, какой смысл вы вкладываете в это чувство?

Блин, он уверенно переводит стрелки с себя на меня. Не первый раз. Да и не последний наверняка.

– А как вы понимаете любовь?

«Ловите ваш мячик обратно, Горан Владиславович», – мстительно подумала я.

– Любовь – это четкое понимание и принятие факта, что с этим конкретным человеком будет лучше, чем без него. Остальное – гормоны.

Я даже зависла, обдумывая сказанное Сударом. Все-таки положил на обе лопатки – я честна хотя бы перед собой. Люди до хрипоты спорят о любви – есть или нет, что она такое, – а он… он все давно для себя понял.

Открывала рот, как рыба, выброшенная на берег, но не знала, что сказать. Государя это явно забавляло. Он улыбался. Не надменно, не самодовольно – нет, просто улыбаться. Даже попытался ослабить удар, сгладить ситуацию.

– Вам кажется, что это слишком прозаично, просто?

Я одновременно пожала плечами и полукивнула в сторону.

– Но для меня это так. У вас может быть совсем иное восприятие любви.

К нашему совместному завтраку страсти улеглись. Хотя я и была зла, очень зла за утренний разговор. Чувствовала себя глупой порывистой девчонкой. И осознание этого не прибавляло ни уверенности, ни настроения. Пришлось перебороть себя, пригасить эмоции, ибо у меня были вопросы, и вопросы важные и серьезные.

– Горан Владиславович, энергетическое взаимодействие маньяка и жертвы строится по одному принципу: жертва цепенеет и отдает энергию, пока не обессилет и не умрет; маньяк же вампирит с наслаждением, после убийства находясь на пике силы. Донор и акцептор. Иной энергообмен между ними невозможен.

– Видите, как быстро вы уловили суть. Всего за два путешествия, – похвалил Государь, наливая мне в чашку чай.

– Так а диплом-то мне как писать? Про каждое убийство одно и то же ведь. И нового ничего не открою.

– Не волнуйтесь, нюансы будут в каждом случае. Насчет открытия нового… До вас этой темы никто не касался, документальных исследований нет, так что аудитория на защите будет у ваших ног. А что касаемо реальных открытий… – он немного помедлил, прежде чем продолжить, – поведаю вам маленькую тайну. Мне как вашему руководителю не так важны заслуги в области энергоинформационики, сколько нужно, чтобы вы набрались опыта. Мои выпускники имеют дело с маньяками и их жертвами не в прошлом, а в реальном времени. Они не знают заранее, чем закончится преступление и сколько опасных, грозящих жизни сюрпризов их ожидает. Они обязаны смотреть в лицо смерти, ловить зверей в обличье людей и рассматривать трупы детально, ибо мертвые способны дать немало подсказок, и спокойно, как бы страшно тела изуродованы ни были. Вы уловили ход моих мыслей?

– Да. Главное – практическая тренировка. Что в дипломе – не столь важно. Его я в любом случае смогу защитить без проблем.

– Именно.

– А почему вас интересовало, сколько раз я могла умереть?

– Вы – магнит для роковых событий. Это объясняет и то, что в вашей квартире невозможно стало находиться после первого путешествия, и то, что вчера вас уволокло к месту смерти вторично. Вы затягиваете костлявую в наш мир, а она тянет вас в свой.

– И что же мне делать? – испуганно пролепетала я.

– Ничего. Связать свою профессию со смертью. Посвятить ей часть своего времени, грубо говоря. Тогда она не станет преследовать годами в обличье грузовиков, уходов под лед и прочих ужасов, столь непосредственно угрожающих жизни.

– Да, но работа со смертью связана с большим риском.

– Безусловно. Но вы будете знать, когда и откуда исходит угроза, когда надо быть настороже, а когда – расслабиться. Это ваша плата. Цена высокая, не спорю. Но решать в конечном счете вам. Я лишь объясняю причины и следствия происходящего с вами.

Я крепко задумалась. Информации много, ее надо переварить.

Встала из-за стола, достала из холодильника бутылочку йогурта и, чтобы не пить холодный, перелила его в чашку, которую сунула на минуту в микроволновку.

– Вы в Америку махнуть не собираетесь после окончания? – поинтересовался Государь, ловко орудуя ножом и вилкой в тарелке.

– Нет, не собираюсь, – изумилась я. – А почему возник такой вопрос?

Микроволновка перестала выть и озорно щелкнула, извещая, что йогурт стал теплым. Я вынула чашку.

– Там ваша родня.

– Ах, поэтому… Нет, я собираюсь жить и работать в России.

– Я рад, – подвел итог профессор.

Я с удивлением посмотрела на него. Мне показалось, или я впервые услышала, как его голос потеплел в разговоре со мной? Наверное, показалось.

Оставшаяся часть субботы прошла спокойно. Государь занимался своими делами, а я самозабвенно набирала на компьютере диплом и продолжение книги.

В воскресенье Государь уехал по делам, оставив мне указание впустить некоего мужчину, который привезет важные документы.

Я как раз заканчивала очередную главу книги, когда в дверь уверенно позвонили. Я на цыпочках пробралась в прихожую.

– Кто там?

– Горан предупредил вас обо мне.

Я щелкнула замком и распахнула дверь.

– Доброе утро, Эля!

Передо мной стоял настоящий красавец. Высокий, смуглый, черноволосый и кареглазый. Слишком необычная внешность для нашего климата. Он, случаем, не родственник Судара?

– Здравствуйте, – ответила я и зачем-то протянула руку для приветствия.

Гость не растерялся и уверенно сжал мою ладонь. Меня будто током ударило. Нет, он не был маньяком. И дрожь пробежала по моему телу не из-за его красоты. Дело в другом. У меня возникло странное ощущение, столь явное, что я не могла спутать – это же предвидение. Нет, не так. Предчувствие. Я встретила человека, который не останется случайным знакомым. Он либо будет много для меня значить, либо сыграет в судьбе немалую роль. Только кем он станет: другом или врагом?

– Как меня зовут, вы знаете. А мне вашего имени не назвали, – вырвалось у меня.

Моя смелость стала лишним подтверждением предчувствия, ведь я не люблю незнакомых, не доверяю. Да и в поддержании светской беседы необходимости нет.

– Валера, – вежливо представился он, – но все зовут меня по фамилии – Душин.

Я кивнула и машинально ответила:

– Очень приятно!

Душин скупо улыбнулся и прошел в квартиру, как к себе домой. Походка его была грациозной и опасной, словно у гепарда. Он положил три толстые папки на зеркальный стол и собрался уходить. На несколько секунд задержался у двери и внимательно посмотрел на меня. Наверное, точнее сказать, осмотрел меня.

– Вы слабы, – заключил он, оценив мою ауру.

Сам гость просто лучился энергией.

Наверное, мне стоило бы расстроиться или надуть губы от обиды, но я только ответила:

– Работа вредная.

– Я бы на вашем месте свел энергию к нулю, чтобы побольше набрать, – посоветовал Душин.

Он говорил серьезно и отстраненно, будто врач. А я почему-то чувствовала себя спокойно и комфортно, общаясь с ним.

– Вы про энергопост?

– Да.

– Не могу, к сожалению, – развела я руками. – Его следует начинать только при абсолютном спокойствии и внутренней гармонии.

– Само собой. Горан поможет вам прийти в норму.

Я прикусила язык, чтобы не спросить о его родстве с Государем. Слишком бестактно: я ведь впервые вижу человека.

– Вы никогда не пробовали экстремальный энергопост? – продолжил Душин.

– Нет, не пробовала. Только читала.

– Попробуйте применить. Нервы и психику это укрепит.

Я вздрогнула. Вспомнила про свою программу на физическое и психическое здоровье. Одного контакта – особенно с сильным магом – слишком мало для внедрения программы, значит…

– Как… как вы поняли? – пролепетала я.

Душин загадочно улыбнулся, ничего не ответив.

Он прочел программу второго уровня, что в принципе невозможно. Можно почувствовать и проанализировать внушение (метод некромантов), но не мои программы. Нереально.

– Это ваша особая способность? – подавшись вперед, откровенно спросила я.

– Простите?

– Понимать программы второго уровня.

– Одна из. У меня их много. Разных, – уклончиво ответил Душин. Улыбка исчезла, но глаза все еще хранили ее след.

Я почти закрыла дверь, когда он не оборачиваясь спросил:

– А какая ваша особая способность?

– Я чувствую серийных убийц.

Он повернул голову, приподнял одну бровь, снова улыбнулся и удовлетворенно кивнул.

* * *

– Горан, считаешь, она нам подходит? – спрашивал Душин по мобильному, садясь в машину.

– Уверен. Она, пожалуй, излишне эмоциональна для такой работы, но это единственный недостаток. Психика крепкая. Способности фонтанируют, хотя и не все пока поддаются контролю. Я сам удивлен.

– Как там Вильянов?

– Брак. Видит смерть, потом блюет три дня.

– До сих пор? – изумился Душин.

– Теоретик из него отличный. Пусть учебные пособия, диссертации пишет, молодняк обучает, но от всего остального его лучше держать подальше.

– Ты говорил, есть еще кто-то.

– Есть. Нервы стальные, но, увы, способностями бог обделил. Просится постоянно, но пусть лучше на скамейке запасных посидит.

– А эта девушка, Эля, думаешь, пройдет сегодняшний тест?

– Ну, если не пройдет…

* * *

Сначала я просто смотрела на толстые красные папки, потом начала кружить вокруг стола.

Причины заинтересованности были непонятны, ведь я нелюбопытна. Но что-то подталкивало меня сунуть нос в дела Государя. Страх? Желание знать о противнике больше? Пожалуй, и то, и другое.

Я села на диван, стянула верхнюю папку, положила себе на колени, развязала веревочку и достала… дело № 1327 с кодовым названием «Слепец».

Начала листать. До глубины души потрясли фотоматериалы. Детальные снимки жертв серийных убийств. Вот у этой девушки, то есть жертвы, выворочены острым лезвием глаза и ближайшие мягкие ткани. Маньяк срезал плоть аккуратно, по кругу, оставив на безжизненном лице широкие углубления. Лицо смотрело вверх воронками розового мяса. Господи! Ужас какой! А вот труп девочки со схожими посмертными ранами. Еще и с рук и груди оторваны куски плоти. Отчетливо видны следы зубов – мясо не отрезали, а откусывали. Запекшаяся кровь в ранах – девочка была еще жива. Не могу больше! Я захлопнула папку.

Просидела минуту ли, десять, уставившись перед собой, силясь избавиться от кровавых образов? Не помогало. Мозг лихорадочно соображал. Посмертные раны нанесены с большой аккуратностью. У убийцы была масса времени и уже достаточный опыт, значит, мне попались фото не первых его убийств, а тех, к которым он набил руку.

Я снова открыла том дела. Сначала шли отчеты оперативников с мест происшествий, отчеты о вскрытиях, анализы и заключения патологоанатомов, отчеты следователей из трех разных полицейских отделений.

Второй том – убийства сравнили, признали серией, объединили в одно дело, которое передали под контроль ФСБ. Я листала и листала, продвигаясь все дальше и дальше в расследовании цепи кровавых смертей. В третьем томе попались страницы, написанные рукой Государя. Он описывал маньяка: возраст, особенности поведения, привычки и род занятий. Давал рекомендации по задержанию. В конце листов с размашистым почерком стояла подпись профессора. Он был главным консультантом по делу. Далее шла кипа документов, из которых следовало, что серийника задержали, допросили и задокументировали показания.

Шестнадцать девушек и девочек в возрасте от четырнадцати до двадцати шести лет, шестнадцать смертей, шестнадцать семей, искалеченных горем и ужасом.

Пойманный убийца смотрел с фотографий прямо на меня. Чуть квадратный подбородок, заостренные скулы, слегка впалые щеки, равнодушные серые глаза, короткие, небрежно остриженные русые волосы. Обычный мужчина на первый взгляд. Увидишь в толпе и не подумаешь никогда, что под личиной человека скрывается чудовище.

Настойчивое покашливание отвлекло от раздумий. Я подняла глаза – и вскочила, уронив последний том дела. Я не слышала ни как открывалась входная дверь, ни как вошел Государь, ни как он остановился рядом. Поймал с поличным.

– О том, что совать нос в чужие документы нельзя, вам мама на ночь не рассказывала? – ехидно поинтересовался он.

– Я… у меня… – и бросив попытку оправдаться, как бесперспективную, я спросила в лоб: – Почему привезли раскрытое дело? Поймали не того?

Вопрос, почему и как ему вообще привезли материалы, находящиеся в ведении ФСБ, я опустила. Все равно не скажет, а мне достанется на орехи еще больше.

Государь хищно ухмыльнулся, продемонстрировав белые зубы. Не ухмылка, а оскал, честное слово.

– Поймали того. Впрочем, вы точнее меня можете сказать, маньяк ли пошел под суд или нет.

– Ну конечно! – вырвалось у меня. – Достаточно пожать ему руку.

Государь подхватил том дела с пола и вернул его в папку.

– Теперь, вижу, стало понятней, на кой черт вы мне сдались, моя дорогая трепетная лань.

Я кивнула. В ожидании наказания напряглась, как ребенок, разбивший любимую мамину вазу. Колени до боли прижаты друг к другу, сцепленные в замок пальцы рук побелели и стали ныть.

– Вы моя лакмусовая бумажка для серийных убийц, – продолжил он.

– Значит, нам надо ехать?

– Куда? – Государь вольготно расположился на другой половине дивана.

– К маньяку. Проверить: он – не он.

Государь тихо рассмеялся.

– Бросьте. Там все ясно, – он потер большим и указательным пальцами переносицу, будто только что снял очки.

– Но вы же сказали…

– Я не говорил, что надо куда-то ехать. Я имел в виду, что вы можете для такого понадобиться.

Он встал с дивана и пошел из гостиной в кухню.

– Извините, – крикнула вслед.

– За что?

– Что взяла ваши бумаги без спроса.

– Не берите в голову, – равнодушно ответил он, включая чайник. – Да и бумаги не для меня везли, если откровенно.

– А для кого?

– Для вас, – ответил он, наконец глянув в мою сторону.

– Для меня? – тупо повторила я.

И поняв, что наказания не последует, вскочила с дивана и возмутилась:

– Так это что получается? Вы меня проверяли?!

Теперь мой мучитель засмеялся в голос.

Глава 11. Секрет Государя

Вернувшись домой, я продолжила изучать убийства Джека-потрошителя. Новая жертва – Энни Чепмен. Сразу вспомнилась Анна Чапман, раскрытый агент российской разведки, работавший в Великобритании и США, а ныне предприниматель и известная телеведущая. Забавное совпадение имен. Но на этом лирика закончилась. Пришлось вернуться к прозе своего бытия и грядущего путешествия в 1888 год.

8 сентября была убита сорокасемилетняя вдова, выпивавшая и занимавшаяся проституцией. Как всегда, я подробнейшим образом изучила показания свидетелей, врача, обследовавшего тело и проводившего вскрытие, и заключение коронера. У Чепмен были заболевания легких и оболочек головного мозга. И тут же возник вопрос, стоит ли отправляться на место смерти. Сколько времени я получу? Пару-тройку месяцев? Они не стоят риска.

И альтернатива у меня была. В ночь с 22 на 23 сентября убили Джейн Ботмур, двадцатишестилетнюю мать-одиночку, подрабатывавшую, по слухам, способом, который, несомненно, привлек бы Джека-потрошителя. Ее тело обнаружили утром, 23 сентября, недалеко от железной дороги.

Далее привожу цитату из книги Патриции Корнуэлл «Джек-потрошитель. Кто он? Портрет убийцы».

«Левая сторона шеи Джейн Ботмур была разрезана до самого позвоночника. Глубокая рана на правой стороне лица обнажила челюсть до кости, а внутренности вываливались из вспоротого живота. Сходство между этим убийством и преступлениями в Ист-Энде вынудило Скотланд-Ярд отправить на место преступления доктора Джорджа Филлипса и инспектора полиции. Никаких полезных доказательств найдено не было, и полиция по какой-то непонятной причине постановила, что убийца совершил самоубийство. Местное население обшарило ближайшие угольные шахты, но никакого тела обнаружить не удалось. Дело осталось нераскрытым».

Нераскрытое дело. Тайна. Интерес. Азарт. Мог ли Джек-потрошитель быть убийцей? Конечно. Ему приписывают от пяти жертв. Смерти, подобные гибели Джейн Ботмур, случались в кровавом 1888 году, но за пределами Ист-Энда. Почерк убийцы схож. Жаль, мало данных об убийстве: ни заключения врача, ни показаний свидетелей в книгах, что у меня были, авторы не приводили. Рискнуть? С двадцатишестилетней времени можно получить много. И пока я решала, пойти ли проторенной дорогой или совершить безумство, позвонил Костя, тот самый сосед-хакер, которого я попросила узнать о Государе все, что только можно.

– Лейка, с тебя пиво! – вместо приветствия крикнул он в трубку. – Этот твой Горан Судар вовсе не Горан Судар.

По спине побежал холодок.

– И как ты это выяснил?

– Поднимайся. Расскажу.

Что я тут же и сделала, взбежав по лестнице на четвертый этаж. Через маленький коридор прошмыгнула в единственную комнату тесной однушки.

Свежеиспеченный студент первого курса технического вуза, самозабвенно прогуливающий занятий и посвящающий компьютерам все свободное и несвободное время, повернулся на крутящемся стуле и махнул рукой в сторону старенького, с поблекшей обивкой кресла, в которое я тут же и уселась.

– Рассказывай, откуда ты этого типа знаешь, – с искренним любопытством спросил Костик.

Он всегда относился ко мне по-свойски. А четырехлетнюю разницу в возрасте с лихвой компенсировал его юношеский шовинизм, емко сформулированный во фразе: «Девчонка, потому в компах ни хрена не шаришь». Никогда не пыталась протестовать. Меня забавлял такой подход студента, а сведения, которые он для меня добывал, компенсировали незначительный моральный ущерб от общения.

– Он мой препод и научрук.

– Ну, ты попала, мать! – хохотнул Костик, резко развернувшись к компьютеру, отчего его длиннющие волосы неровной волной закрыли всю спину.

А выяснилось вот что. Горан Судар действительно родился в сентябре 1982 года. Переехал с побережья Адриатики в Москву восемь лет назад. Очень быстро встал на ноги: купил квартиру, в которой я бываю по выходным, и машину, на которой ездила. Конечно, столь быстрое приобретение материальных благ может говорить о нечестном заработке, но Костик такой теорией не удовлетворился, копнул глубже. Горан Судар, как приехал, устроился в автомастерскую механиком, снимал жилье, а всего через полтора месяца сменил не только место жительства, но и социальный статус, из автомеханика став преподавателем университета с кандидатской степенью.

– Слушай, ну, особо не к чему придраться, – заныла я, как от зубной боли. – Можно подумать, у нас кандидаты наук никогда грузчиками не работают, а начальники отделов – бомбилами.

– Это в лихие девяностые, не путай. Ученый приезжает по приглашению университета – и сразу на теплое место. Сразу, а не через полтора месяца.

– Ну, да. Но все равно прямых доказательств подмены нет.

– И не будет. Мужик чисто сработал. А какая схема! – восторгался Костик.

Схема проста. Приезжает из-за границы иностранец. Ни родственников, ни друзей: заявление в полицию, случись что, писать некому. Иностранца убивают, а его имя, фамилию и все документы продают другому человеку.

– У тебя есть где взять фотку этого липового Горана Судара, твоего препода?

– Можно попытаться. А что?

– А ничё. Бери фотку, поезжай по адресу, где он снимал квартиру, расспроси хозяев. Может, и соседи чего вспомнят. Хотя вряд ли. Восемь лет прошло.

– Отлично! Спасибо, Костик. Так и сделаю! – изобразила я восторг и энтузиазм.

– Спасибо не булькает. Пиво не забудь со стипухи, Лейка! – крикнул вслед Костик, ужасно довольный собой. – До созвона!

– Не забуду! – отозвалась я. – Пока!

Закрыла дверь, сбежала по лестнице, недолго потопталась у своей двери… Костик был бы прав, если бы на свете не существовало магов и некромантов. Государь явно восемь лет назад навестил и хозяев съемной квартиры, и соседей, внушил, что жил там именно он. Так что я ничего не докажу.

Я юркнула в квартиру, закрыла дверь и подошла к окну своей комнаты. Глядя на улицу, всегда лучше думается. Подтвердились мои подозрения? Да. Доказать могу? Нет. Тупик. Догадываюсь, что Горан Судар – далеко не первая личина некроманта экстра-класса. Возрасту надо соответствовать хотя бы приблизительно: и раз лет в десять менять либо город, либо личность.

Пойти в полицию не вариант. У виска покрутят и посоветуют посетить психиатра.

А может, стукануть Лучанскому, заму Государя? Они ведь на ножах с тех пор, как Государь занял кресло заведующего кафедрой. Лучанскому должность не досталась. Хорошо, допустим, я сообщу шокирующие сведения Лучанскому. Как он поступит? Воспользуется? Да, но если подсоберет доказательств. Только собирать станет не сам. Лучанский не из тех, кто уничтожает врагов своими руками. Значит, найдет способ надавить на меня, чтобы я все сделала. Быть на коротком поводке и у Государя, и у Лучанского? Нет уж, увольте. Некроманта мне хватает за глаза. Пусть все остается как есть.

А раз этот вопрос решен, пора выбрать, к кому из убиенных отправиться: к Энни Чепмен или Джейн Ботмур. Государю, что ли, позвонить? Э, нет. Не выход. Он к обеим по очереди пошлет, чтобы приучалась видеть смерть.

Ладно. Что мало времени наберется – пусть Государь волнуется. Чепмен, как ни крути, каноническая жертва Джека-потрошителя. Диплом без канонических пяти смертей будет неполным. Плюс сведений об убийстве Чепмен аж сотни страниц, а о гибели Ботмур – всего два абзаца. Стало быть, Энни Чепмен.

Как же ее лицо на посмертной черно-белой фотографии напоминает лицо Марты Тэбрем. С трудом их различаю.

Глава 12. Путешествие третье. Энни Чепмен

В пятницу вечером я забрала у Государя линзу времени и ушла подальше от его дома, чтобы отправиться в Лондон в третий раз.

Отправление.

Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от корпуса 2 дома 24 на Филевском бульваре.

Дата: 6 февраля 2015 года.

Время: 21:56.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Хэнбери-стрит, 29, задний двор.

Дата: 8 сентября 1888 года.

Время: 5:10.

И снова холод, кромешная тьма, лужи под ногами и густой смрадный туман. Снова я спряталась в укромном месте, усилила зрение до предела и отпустила эфирное тело в дозор.

Пришло время осмотреться на месте скорого убийства. Трехэтажное кирпичное здание угрюмо глядело на задний двор темными окнами. Забор из деревянных досок скрывал от любопытных дворик. Впрочем, скрипучая калитка без замка не мешала посторонним зайти, если вздумается. Я оглядела низкую, неуклюже сколоченную деревянную лестницу у подъезда. Около нее-то все и случится. Тяжело вздохнула, поднялась на три ступеньки и приготовилась ждать.

Посторонние, желавшие уединиться во дворе дома, скрывшись за высотой забора, появились почти сразу. Женщина – Энни Чепмен. Ее описание я прочла столько раз, что могла повторить наизусть. Полная. Маленькая. Короткие волнистые волосы от сырости вились еще сильнее, больше напоминая кудряшки девочки. Вся одежда – черная: юбка, длинный жакет, кусок шарфа, прикрывающий короткую шею. Даже ботинки могли бы перекликаться цветом с теменью промозглого лондонского утра, если бы не покрылись коричневатой грязью.

Но мужчина!.. Мужчина, клиент Энни Чепмен, не Потрошитель. Я прислушалась к себе, своей интуиции. Нет, это не маньяк. Но как?! Черт возьми, Чепмен будет мертва через пять-десять минут! Как такое возможно?

Клиент озвучил Чепмен свои желания, меня передернуло, но то я. Однако женщина тоже вознегодовала и довольно резко ответила: «Нет!» Клиент сузил глаза, бессильная ярость закипела в нем, он замахнулся. Стремясь защититься от удара, Энни инстинктивно выставила руки, но клиент с размаху опустил кулак не на голову женщины, а на деревянный забор. Мгновение – и несостоявшийся убийца скрылся в темноте.

Шум привлек внимание пары прохожих. Один мужчина бросил лишь короткий взгляд, но заторопился. А другой… другой, со свертком под мышкой, вошел во двор. Потрошитель! Я так испугалась, будто и не ожидала его появления.

Диалог маньяка и жертвы был коротким. Цена названа.

– Ну что, согласна? – вполне буднично спросил Потрошитель.

У меня будто мурашки по спине побежали. Ощущения эфирного тела, конечно, не так ярки, как физического, но вполне узнаваемы.

– Да! – ответила Энни.

За калиткой мелькнул женский силуэт. «Элизабет Лонг», – вспомнила я имя женщины, которая опишет эту сцену и внешность Потрошителя в суде через несколько дней.

Потрошитель закрыл калитку – и на заднем дворе Хэнбери-стрит, 29 остались трое: женщина, зверь и невидимая свидетельница – я.

Стоило Энни повернуться спиной к душегубу – и она больше не смогла издать ни единого звука. Первый удар по горлу. Второй. Я лишь воспроизводила в памяти заключение врача, описавшего последовательность действий убийцы. Смотреть не могла, ибо это убийство по жесткости превосходило предыдущие в разы. Судите сами.

Потрошитель повалил захлебнувшуюся собственной кровью Чемпен на землю, попытался окончательно отделить голову от тела, нанося ножом удары сбоку. Но кровавое стремление не увенчалось успехом, оставив на позвонках следы от лезвия. Раздраженный первой неосуществленной на сегодня фантазией, Потрошитель резким движением вскинул нож – капли крови окрасили стену дома. Сорвал с безымянного пальца левой руки Энни латунные кольца и кинул их в карман. Первый трофей маньяка. Сувенир, на который он станет смотреть часами и упиваться, воскрешая в памяти власть, ощущение всемогущества, рожденные отнятой у женщины жизнью, и возбуждаться раз за разом, снова и снова.

Потрошитель перескочил к ногам мертвой, приподнял ее колени, раздвинул их, задирая и сдвигая одежду.

«Энни мертва. Энни мертва. Энни мертва. Она не чувствует боли», – больше мне нечем было себя утешить. Голова Энни, повернутая в мою сторону, всего в нескольких сантиметрах от лестницы. Я сосредоточилась на лице, зная, как по-садистски отчаянно Потрошитель кромсает живот жертвы.

У ее левого плеча со склизким звуком упала куча чего-то кровавого. О боже! Вырезанные кишки! Представь себе, что тело в морге и с ним работает патологоанатом. Представь, что это вскрытие, а не потрошение. Ну же!

Не помогало.

Тем временем Потрошитель надрезал почки и спустился к матке и влагалищу. Рукоять ножа, облитая кровью, скользнула в перчатке. Серийник отвлекся только на секунду, чтобы перехватить оружие поудобнее. Надрез. Еще надрез. Потрошитель вынул из развороченного живота второй трофей – матку. Безумный огонь в глазах зверя, высшее наслаждение, когда пальцы сжали упругий орган.

Матка брошена в сверток, нож – тоже. Потрошитель достал какую-то тряпицу, тщательно вытер перчатки. Сунув ткань в сверток, подхватил его и торопливо скрылся в угловом дворе, пропав из виду.

Слившись с собственным телом, я почувствовала, как сжался желудок и голова закружилась. Я едва не упала на мокрую землю. Рот переполнился слюной, желудок сжался снова, но и в этот раз меня не стошнило.

Вернулась к бездыханному телу, бессильно нащупала в кармане линзу времени, присела на корточки и поднесла ее ближе к голове убитой. Пока дни Энни Чепмен зеленым светом перетекали в стеклянную ловушку, я невольно посмотрела на рот жертвы.

Сквозь выбитые передние зубы виднелся опухший кончик языка. Я бросила линзу в карман и помчалась прочь.

Судорожно нащупала кругляш на браслете времени. Время отправки и прибытия выставилось автоматически.

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Хэнбери-стрит, 29, задний двор.

Дата: 8 сентября 1888 года.

Время: 5:55.

Прибытие.

Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от корпуса 2 дома 24 на Филевском бульваре.

Дата: 6 февраля 2015 года.

Время: 22:41.

Слава небесам! Я посмотрела на дрожащие пальцы, которые не смогли бы верно ввести ни одной цифры и буквы, потом – на открывшийся портал и шагнула внутрь.

Если бы я тогда могла знать, что самое ужасное на сегодня впереди…

Глава 13. Нападение

На Москве-реке вода давно покрылась плотной коркой. Наверное, и промерзла почти до самого дна. Я стояла на берегу лицом к этим тоннам льда. Кроссовки не могли защитить от холода: пальцы ног покалывало. Заледенели ладони. Холод позволил мне прийти в себя, и я пошла к домам.

Фонари далеко, высотки – еще дальше. Видно плохо, темно, только ровная поверхность снега посверкивала, отражая свет полной луны. У одного из мощных тополей – две тени. Удары, кора трещит, сквозь мат и смешки слышны слабые металлические отзвуки. Тени двигались быстро, но слегка неуверенно. Ясно, двое подвыпивших метают в ствол ножи. Один – русский, у другого – кавказский акцент. Инстинкты подсказывали, что от этих двоих лучше держаться подальше.

А они уже заметили меня, окликнули, «кавказский акцент» даже замахал руками. Как неудачно.

Если побежать, рванут следом и догонят. А если уверенно идти мимо и не обращать внимания? Отстанут? Я стала шагать шире и чуть быстрее, не реагировала, но эти двое уже спешили ко мне.

– Зовем, а ты, блин, не поворачиваешься. Нехорошо.

Холод пробежал по спине. Лапища тяжело легла на плечо и развернула меня, словно игрушку.

Второй – высокий, с кавказским акцентом – добавил:

– А мы паспорили, парэнь или дэвка. Дэвка, значит.

– Кто выиграл? – Господи, что я несу? Зачем? Рука нашарила в кармане электрошокер.

– Что говорышь?

– Кто выиграл спор, спрашиваю, – а тон у меня резкий, хлесткий, даже чуть агрессивный.

А не пора ли не зубы заговаривать, а бежать? У них же ножи…

– Я, – ответил кавказец, и его пятерня легла на мою правую грудь.

Выхватила электрошокер, ударила кавказца в руку и рванула что есть сил.

– Су-у-у-ука! – неслось мне вслед.

Я пробежала от силы метров тридцать. Когда тот, первый, валил меня на снег, я завопила, надрывая связки:

– Горан, помоги-и-и! Гора-а-ан!

Электрошокер отлетел в сугроб. Снег набился в рот и ноздри. Пиджак грубо сорвали.

Подоспел второй, развернул меня и ударил в глаз. Я взвыла. Боль такая резкая, что несколько секунд я не могла сориентироваться в пространстве. Одна его рука – влажная, потная – зажала мне рот и нос, я не могла дышать; другая рука – и тут боль немного притихла, я стала видеть – приставила нож к горлу. Лицо кавказца я никогда не забуду. Его взгляд говорил: «Поняла?»

Бессилие душило, когда первый – плотный такой, крепкий – стал стягивать с меня брюки. Его маленькие свинячьи глазки одновременно блестели похотью, каким-то безумием и радостью. Рука грубо шлепнула меня по бедру. Я взвыла и дернулась, но кавказец сильнее надавил мне на лицо, погрузив затылком в снег, и я почувствовала что-то горячее под подбородком. Кровь! Лезвие, плотнее прижатое к шее, рассекло кожу.

Чужая лапища забралась мне в трусы. Я завыла сильнее, но затихла, услышав, как толстяк расстегивает ширинку, торопливые слова кавказца «Давай быстрей!». Увидела похотливый азартный блеск глаз последнего. Снова попыталась заорать, укусить руку, но тело свело судорогой боли…

Вдруг лезвие ножа перестало холодить шею, упало на снег, а кавказец… кавказец как-то нелепо обмяк, упал на спину, начал вздрагивать рывками, будто в приступе эпилепсии, и схватился за сердце.

Не теряя ни секунды, я вцепилась в лежащий рядом нож и нацелилась было на толстяка, но… и с ним творилось непонятное: он судорожно хватал ртом холодный воздух, натягивал свитер на груди так, словно старался его разорвать. Еще один сердечный приступ? Два сразу?

Я инстинктивно вздернула брюки, натянула их, не вставая со снега, и застегнула.

Глаза толстяка с ужасом смотрели сквозь меня. Погодите. Не сквозь меня, а мне за спину. Я снова схватила нож. Адреналин придал сил и ловкости, и я одним прыжком вскочила на ноги. Моя рука бессильно опустилась, выронила нож, и я чуть не упала на колени – так сильно? было облегчение.

Государь. В нескольких шагах стоял Государь. Он услышал мой крик, он пришел на помощь. Он стоял неподвижно, как глыба, засунув руки в карманы пальто, и одним усилием воли контролировал сердцебиение двух подонков. Никаких движений руками, губами, даже глазами. Стой рядом посторонний, ему бы в голову не пришло, что во власти высокого мужчины в черном пальто – две жизни.

Государь начал двигаться. Плавно, неторопливо, как хищник, который знает, что добыче все равно некуда бежать, который смакует каждое мгновение охоты и превосходства. Он вынул руки из карманов, присел на одно колено и заглянул в глаза кавказцу. Тот схватился за голову, сдавил от боли виски. Только я понимала, что делает Государь: он смотрит прошлое парня и будущее, смотрит безжалостно, намеренно причиняя жертве самые тяжкие страдания.

Тело кавказца снова обмякло: он перестал интересовать Государя. Профессор встал и направился к толстяку. Проделал то же самое и с ним, но довел боль до точки, когда толстяк потерял сознание.

Все, что происходило потом, я помню лишь урывками, эпизодами.

Я еду в лифте. На мне пальто Государя. Я вцепилась в профессора мертвой хваткой, шепча, как безумная:

– Вы пришли. Вы все-таки пришли. Вы спасли меня.

Следующее воспоминание – мы с ним в прихожей, я сижу на тумбе для обуви и ору, как резаная:

– Почему так долго?! Вы специально?! Почему не пришли раньше? Почему, почему, почему?! Меня пытались изнасиловать, а вы!..

И вдруг вижу босые ноги Государя. Поднимаю глаза – его черные волосы мокры, едва вода не стекает. Мысль, как озарение: так он же только что из ванной. Чудо, что вообще услышал. Позови я на помощь чуть раньше – и все: пропала бы. А ведь выбежал из дома даже не обувшись.

Третье воспоминание. Я стою около наполненной горячей водой ванны, а Государь держит меня за плечи и внушает:

– Эля, не делай глупостей. Даже не пытайся.

Когда он вышел и прикрыл за собой дверь, я стянула махровый халат и легла в ванну. Так хотелось нырнуть с головой и никогда больше не выныривать. Это же легко: лечь и больше не дышать. Да, легко, но ничего сложнее я не делала. И Государь, скотина, все предвидел! Вложил мне в голову приказ, чтобы я не могла утопиться, пока его нет рядом.

Проблеск сознания номер четыре. Я сижу на стуле в своей спальне, точнее, в гостевой спальне в квартире Государя. Водные процедуры позади. На мне тот самый махровый белый халат. У глаза придерживаю пакет со льдом – здорово же мне вмазал кавказец. Я будто сквозь толщу воды слышу голос Государя, но не понимаю профессора. Он предлагает пригласить Анастасию, свою бывшую, а я в толк не возьму зачем. Ах, поняла. Осмотреть и обработать синяки, ссадины и порезы на теле.

– Нет, ее не надо, – сказал какой-то блеклый чужой голос. Это я? Я теперь так разговариваю?

Потянулась, схватила руку Государя. Закрыла глаза, сосредоточилась и стала прислушиваться к ощущениям, эмоциям и интуиции. Ладонь крупная, теплая, с суховатой кожей. Я поморщилась: меня интересует совсем не это. Мне нужна информация тонкого уровня. И я ее уловила. Надежность, спокойствие. Это рука убивала. Но никогда не мучила слабый пол, даже не поднималась на женщину. Секс? Никакого эротического желания не уловила – и это именно то, что мне сейчас нужно. Надежный человек, который не смотрит на меня как на женщину. Оставалось еще что-то, едва ощутимое, но важное. Тонкий ручеек энергии. Это… это страх обидеть меня в таком состоянии.

Я выпустила ладонь и сказала:

– Горан Владиславович, вы можете это сделать.

Государь кашлянул.

– Тебе даже рядом со мной, с мужчиной, сейчас нелегко находиться, а терпеть прикосновения и вовсе не под силу.

Я открыла глаза и равнодушно посмотрела на профессора. Его губы жестко сжались.

– Я не стану истерить, обещаю. Я знаю, что вы ничего плохого мне не хотите. Хотя бы сейчас.

– Как скажешь. Но приготовься терпеть.

Его пальцы двигались быстро и уверенно. На шее швы не требовались. Надрез небольшой, зато образовался огромный синяк. Края раны обжег йод и стянул внушительный кусок пластыря.

Несколько синяков стали проявляться у подбородка. Государь обработал их какой-то пахучей мазью.

Закатал рукава моего халата и осмотрел руки. Возникло подозрение, что некромант использует энергетический трюк, о котором я никогда не слышала. От его пальцев будто шел ток, вливая энергию в мои истерзанные нервы. Ладони отдавали силу, и прикосновения мужчины не вызывали ни дрожи, ни отвращения.

Он осмотрел плечи, спину, ноги от щиколоток до колен, смазал мазью места ударов.

Государь оставил на столике спирт, йод, пластырь, мазь и вышел из комнаты, давая мне возможность обследовать ноги выше колен и грудь.

Я смотрела на себя равнодушно, будто со стороны. Столько ссадин и синяков. Оказывается, меня били, а я была так напугана, что не помнила и не чувствовала ударов.

Закончив, ощупала ребра. Не сломаны.

Снова провал в памяти.

Следующие три дня и три ночи я провела в полубреду и депрессии. Спала урывками, ничего не ела – только пила – и не желала подниматься с кровати без необходимости, лишь пялилась в потолок.

Государь, боясь, что я с собой что-нибудь сделаю, перебрался работать в мою комнату. Теперь он сидел ко мне спиной при свете настольной лампы, окруженный горой документов, немалую часть из коих составляли уголовные дела, и работал на компьютере, который выделил мне под написание диплома.

Он не пытался ни заговаривать со мной, ни смотреть на меня, он просто был. Был рядом все эти дни.

Помню, меня обуял дикий ужас, да такой, что я не могла дышать. Я вынырнула из забытья и темноты на голос Государя, увидела его лицо, смягченное полуулыбкой, услышала:

– Эля, ничего страшного. Тебе снова приснился кошмар.

Профессор укрыл меня одеялом до подбородка. Я угукнула и опять провалилась в темноту, на этот раз без сновидений.

Будил ли меня Государь во время лютых кошмаров, или сцена была всего лишь еще одним эпизодом сна – до сих пор не знаю. Так и не удосужилась спросить.

На четвертые сутки (о том, сколько дней прошло, я узнала позже), засветло, позвонил вроде бы Душин. Или не он. Просто я почему-то так подумала. Они с Государем долго пререкались: Государь говорил, что не может отлучиться из квартиры, с той стороны телефона приводились какие-то громкие и, видимо, весомые контраргументы, и в конце концов профессор сдался.

Он подошел к кровати, положил ладонь на мой лоб, что-то зашептал одними губами, а я только вздохнула, посильнее закуталась в одеяло и снова уставилась в потолок.

По звукам и шорохам в квартире я поняла, что он оделся и собрался.

– Я скоро! – крикнул он из коридора, и входная дверь хлопнула.

Я покрутилась в кровати, стараясь сбежать из негостеприимного и нестерпимо болезненного мира в сон – не получилось.

Запрокинула голову и глянула на столик за кроватью, протянула руку. Яичница уже остыла, как и чай, кусочки хлеба начали черстветь. Я взяла печенье. Заставила себя проглотить две штуки почти не жуя. У них не было вкуса: я не чувствовала его.

Откинулась на подушку. Ничего не хотелось: ни жить, ни бороться, ни думать, ни вспоминать, ни шевелиться. Хотя нет, хотелось – плакать и умереть. Умереть или исчезнуть из мира любым другим способом.

Сама не знаю зачем, я присела на кровати – и только тут почувствовала, как болит все тело. Впрочем, физическая боль была так слаба в сравнении с болью душевной, что я сумела мысленно отрешиться от нее.

Сунула ноги в тапочки и нетвердой поступью, шаркая, пошла по квартире.

Добралась до туалета, потом – до ванной. Из зеркала на меня посмотрело нечто. Правый глаз заплыл, хотя уже видел неплохо, на подбородке синяки меняли цвет на зеленый и кое-где на желтый, на шее совсем свежая полоска пластыря. Откуда бы? Я не помнила, когда его меняли. Волосы спутались, торчали как бог на душу положит, лицо бледное, губы бескровные. «Красота», что сказать.

Я сумела дошаркать до дивана в гостиной, шлепнулась на него и тут же взвыла от боли. Ну, привет, пульт! Включила плазменную панель, чтобы убить гнетущую тишину.

– Слабые проблески человечности еще встречаются на этой бойне, которая некогда была известна как цивилизация.

Я переключила канал.

– И ты попала к настоящему колдуну. Он загубил таких, как ты, не одну[14].

Снова переключила.

– Чемпионкой ее сделал характер.

Еще щелчок.

Звук сирены. Репортаж с места происшествия – аварии.

Я снова приподняла пульт для переключения, но рука безвольно упала.

– Двое мужчин на внедорожнике «Ауди» врезались на полном ходу в столб, – говорили за кадром.

Я бы не проявила интереса, если бы в памяти не всплыло, что Государь ездит именно на «Ауди». У него встреча, значит, он не один.

Камера показывала покореженный металл, лужу крови на асфальте со стороны водительского сиденья, фонарный столб…

Я почувствовала, как дрожу. Дрожь в секунды перешла в озноб. Даже зубы постукивали.

– Пассажир скончался на месте, водитель умер в карете «Скорой помощи», не приходя в сознание.

О господи!

– При погибших были документы. Ими оказались…

(Да кем «ими»?! Документами?! Всегда ненавидела за подобные ляпы наше телевидение.)

Дальше называли имена, которые ни о чем мне не говорили. Я вцепилась в подлокотник дивана, но перестала дрожать. Надо же, до чего можно дофантазироваться после попытки изнасилования. Почувствовала, как мышцы отпускает.

На экран вывели фотографии погибших – и я завизжала. Это были они! Они! Они!!! Те два скота, что избили меня и пытались изнасиловать. Толстый и кавказец.

– Больше никто не пострадал.

* * *

Узкое бревно чуть покачивалось взад-вперед. Я сидела у замерзшей реки, недалеко от места, где увидела тех двоих. Боролась с воспоминаниями. На одной из лекций Государь как бы между прочим упомянул, что негативные воспоминания можно удалить тем же приемом, что и карму. Конечно, человек ничего не забудет, но эмоциональная составляющая поблекнет, облегчая жизнь.

Не могла уверенно сказать, получилось ли – я пробовала впервые, – но время покажет.

Восстановив энергетику после сложных манипуляций с сознанием, эфиркой и потоками, я ощутила давление в затылке. Черт! Все это время кто-то за мной наблюдал, а я и не почувствовала. Резко обернулась – Государь.

Государь стоял, прислонившись к многолетнему тополю, и ждал, пока я закончу.

– Как вы меня нашли? – крикнула я, торопливо вскакивая с бревна.

Перепрыгнула мертвый ствол и зашагала к своему спасителю.

– Молча, – хмуро бросил Государь, когда я поравнялась с ним.

Я только хмыкнула.

– Душин, – смилостивился он.

– Будто это все объясняет.

Я мотнула головой в сторону дома. Некромант кивнул, и мы пошли по утоптанной тропинке.

– Душин – поисковик. Один из сильнейших, – снизошел до объяснений профессор.

– Поняла, – кротко прошептала я.

Поняла я, что Государь, вернувшись, не застал меня в квартире. Не знал ни где я, ни что со мной. Позвонил Душину, чтобы тот сказал, где меня искать, то ли повесившуюся, то ли сиганувшую с крыши дома.

– Извините, – еще тише промямлила я.

– Ну да, могла бы и записку оставить, – почти ядовито проговорил Государь.

Несколько секунд мы шли молча. Профессор остановился у того самого сугроба, где эти двое чуть было – ну, вы поняли, – и испытующе поглядел на меня, ожидая реакции. Безжалостный негодяй.

– Хорошо, пойдем. Тебе удалось, – заключил он.

«Конечно. Раз я не бьюсь в истерике, удалось», – злобно подумала я, но промолчала, с трудом поспевая за мучителем.

Пока шли к дому и поднимались в квартиру, Государь успел рассказать, что подобрал мои пиджак, электрошокер и линзу времени в тот же вечер. В линзе скопилось еще три года, чему я несказанно удивилась. Не думала, что Энни Чепмен могла протянуть в девятнадцатом веке так долго с ее-то здоровьем. Государь только пожал плечами на мою реплику. Велел не беспокоиться о порванных и испорченных вещах. Я могу найти по Интернету замену для них, курьер привезет, я все померю, выберу, а Государь оплатит. Я хотела возразить, но не рискнула, вспомнив его безапелляционный тон:

«Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье».

С удивлением поняла, что Государь теперь обращается ко мне на «ты», а не на «вы». Надо же, а раньше не заметила: не до того было.

Зашли в квартиру, разделись, я засунула ноги в тапочки и поспешила на кухню включать чайник. Когда мы сели за стол с чашками, наполненными свежезаваренным чаем, я наконец решилась.

– Горан Владиславович.

– Да?

– Это… это вы их?

Он даже не спросил, откуда я знаю о гибели. Бросил на меня холодный взгляд, помолчал, отпил глоток чая, чашка стукнула о блюдце.

– Да.

Я силилась сказать, что собиралась, но никак не могла отважиться. Молчание затягивалось. Тишина начинала мешать, тяготила, ощущалась почти физически.

Ее прервал Государь.

– Неосторожно было убивать у дома: наверняка крик слышал не я один. Пришлось поставить им программу. Программу на смерть через три дня.

– Спасибо, – с чувством сказала я, вложив в интонации столько страсти и благодарности, на сколько была способна.

– Ты действительно благодарна мне? – казалось, он очень удивлен.

– Да, – я уставилась в стол. И продолжала скороговоркой, боясь что-нибудь забыть или сбиться: – Понимаете… я почувствовала… или нет, уловила по вашему поведению тогда, что я не первая и не последняя. Словом, это не из-за моего портала они стали такими агрессивными. Они действительно развлекаются так, безнаказанно… Но меня волнуют не другие, не справедливость, меня волную я сама. Сегодня, включив телевизор, я осознала, что больше не надо бояться. Такой эгоизм… это плохо, да?

– Нет, – ответил Государь. Глянул на меня исподлобья, и его губы чуть дрогнули в улыбке. – Это нормально. Это совершенно нормально, Эля. Признаться себе в таком – вот это дар и невероятная редкость.

Звучало как похвала. Я подняла глаза, покраснела и опустила взгляд в чашку.

В мозгу словно что-то щелкнуло, перед глазами побежали картинки: я начала вспоминать, осознавать и принимать все произошедшее тогда, в полубеспамятстве трое суток назад. Я посмотрела на себя, на свое тело там, в снегу, со стороны, глазами Государя и ужаснулась. Он видел меня со спущенными брюками, беспомощную, униженную, избитую, когда тот толстяк уже достал из ширинки свой…

Я кинулась в туалет. Услышала, как за спиной упал мой стул. Заперлась в уборной.

Меня бы вырвало. Обязательно. Если бы было чем. Желудок наотрез отказался отдавать те капли чая, что я успела выпить. Рот переполнился густой вязкой слюной, которую я сплюнула в унитаз. Снова переполнился – я снова сплюнула.

Наверное, Государь ничего, кроме жалости и отвращения, ко мне не испытывает. «Дура! Нашла о чем волноваться!» – возопила моя рациональная половина.

Я прошмыгнула из туалета в ванную, а из ванной сразу попала в сильные руки Государя.

– Элька, ты вся горишь! Почему не сказала?

Я изумленно поглядела на него, перед глазами поплыло, поняла, что ноги подкосились. Я падаю. Государь успел подхватить меня под плечи.

С его помощью я доковыляла до кровати. Легла. Меня начало трясти и знобить. Нервы запоздало отреагировали на нападение. Температура взлетела, и я тут же потеряла силы. Но в сравнении с беспросветной депрессией это было победой.

Прошло еще три дня. Я валялась в кровати, глотала жаропонижающее и успокоительное, пить могла только лимонад и апельсиновый сок, о еде даже думать было тошно.

Государь все это время продолжал работать в моей комнате, но теперь отлучался хотя бы по ночам.

Стоп! Когда я погибала от депрессии, он же… он же не уходил… Не спал три дня и три ночи?! Вообще?!

Я резко села на постели.

– Что случилось? Нехорошо? – спокойно спросил Государь, не отрываясь от документов.

– Нет-нет, нормально все. Так, вспомнилось…

* * *

Как только я поправилась, произошло еще кое-что неординарное.

– Нам нужно серьезно поговорить, – начал Государь с фразы, которой побаиваются, наверное, почти все здравомыслящие люди.

В этот момент я разглядывала стограммовые упаковки с разными сортами чая. Вздрогнула, зацепила тыльной стороной ладони молочный улун. Упаковка с мягким шуршанием упала на разделочный стол.

– О чем?

– О том, что тебе лучше перестать бегать по знакомым и выяснять, кто я и сколько живу.

Ну вот, приехали. Леха сдал? Подлец. Мерзавец. Я ему еще припомню.

– На моего секретаря злишься? – некромант усмехнулся.

Молчала. Отрицать глупо.

– Не стоит. Он ничего мне не говорил. Ведь я и про твоего соседа знаю. Как думаешь откуда?

Вопрос явно риторический. И слава богу. Мне нечего возразить на обвинения.

Государь сунул руки в карманы брюк и присел на подоконник. Разговор обещал стать долгим и непростым.

Однако пауза затягивалась. Мне нечего было сказать, не было козырей на руках. Одни проклятые шестерки и семерки. И Государь сделал первый ход. Как всегда, неожиданный и непредсказуемый.

– Я расскажу тебе, кто я.

Мне осталось лишь недоверчиво покоситься в сторону профессора.

– Зачем это вам?

– Скажу честно, не для того, чтобы душу облегчить, – криво усмехнулся он. – Мне нужно, чтобы ты прекратила расспросы.

– Кто-то может узнать о них, кое-что сопоставить и выйти на вас?

– Я тебе уже говорил, как ценю в женщинах ум?

Опять от ответа ушел. Как гладко! Ладно, я на лесть не падка. То ли угадала, то ли нет – не знаю.

– А где гарантия, что вы правду расскажете, а не лапши навешаете?

Государь запрокинул голову, чтобы рассмеяться, но сдержался. Только воздух из легких с силой выпустил.

– Не гарантийная мастерская. Гарантиями не занимаюсь.

Меня почему-то покоробил этот момент. Почувствовала обиду. Отошла от разделочного стола, пристроилась за обеденным, на стуле Государя – ближе к собеседнику – скрестила руки, ноги и насупилась.

– Почему вы уверены, что я сохраню наш разговор в тайне?

– Во-первых, слишком в тебе сильны благородные порывы. Как на первом курсе на Левиц окрысилась, сама-то помнишь?

Кивнула. Еще бы. Странно, что он помнит.

Профессор продолжал:

– Во-вторых, ты мне слишком благодарна. Благодарность в связке с благородством иногда творят такие чудеса, ты бы знала.

А ведь он прав. Я буду молчать, чтобы долг вернуть за свое спасение.

– Ну, вы и циник, – пробубнила я.

– Чем безмерно горжусь.

Не выдержала:

– Да вы просто изнемогаете от чувства собственного достоинства!

– Отнюдь. Это у тебя мания моего величия. Впрочем, подобное отношение даже льстит.

– Насколько успела заметить, мания вашего величия у всех, с кем я знакома.

Он задумчиво приподнял бровь, оценил, справедливы ли мои слова, хохотнул и кивнул:

– Пожалуй.

И добавил:

– Хорошо, уговорила. Не только расскажу – покажу.

– Как это?

Государь не спеша поднялся с подоконника, подошел ко мне:

– Давай руку.

Когда моя ладошка утонула в его руке, лишь спросил:

– Помнишь последний экзамен? Как попасть в прошлое другого человека?

В памяти тут же всплыло:

– Ладно, Александрова. Опишите процесс погружения в прошлое другого человека.

– Надо, стараясь не выпускать испытуемого из поля зрения, отождествить свое сознание с его сознанием и продвинуться по индивидуальному временно?му коридору до нужного момента в прошлом.

– Как располагается этот коридор относительно тела испытуемого?

– От шеи – вниз, за позвоночником. Чем ниже спускаемся, тем глубже погружение в прошлое.

– Но… но я не умею, – растерялась я. – Считывать информацию с чужого сознания мне никогда не удавалось.

– Тебе и не придется. Просто делай, как я говорю, – и все получится.

Нервно сглотнув, я кивнула.

– Улови сознание в голове, отрешись от постороннего, наносного, – голос Государя зазвучал по-иному, уверенный тон начинал давить, подчиняя своей воле. – А теперь представь, что порезала пальцы. Куда сместится сознание?

– В район боли, в пальцы, – мой голос утратил краски, эмоции, звучал отрешенно.

– Верно. Смещай сознание из головы в руку, затем в пальцы. Хорошо, – в речи Государя стали возникать паузы, свойственные профессиональному гипнотизеру. – Продли сознанию путь. Выведи из своей руки в мою. Молодец. А теперь – продвигайся в мою голову. Еще немного. Так. А теперь – за спину, в мое прошлое.

Я провалилась куда-то. На мгновение стало темно – и вдруг что-то белое ослепило. Снег. Повсюду. Только что выпавший, неутоптанный, белейший. Подняла глаза. Трамвай одиноко стоит на путях. Припорошен, но видно, что ни в кабине, ни в салоне – ни души. В нескольких метрах впереди, чуть справа, еле волочит ноги мужчина. Он в тулупе, валенках, шапке-ушанке. Вдруг покачнулся – и упал. Замертво. Я почему-то знаю, что прохожий не пьян, что это не сердце, что он действительно упал и умер на моих глазах. Только что. Где я? Боже мой, где я?!

Холодно, дико холодно. Ни пальцев рук, ни пальцев ног не чую. И я страшно, зверски, смертельно хочу есть, умираю от голода. Ничто, кроме мыслей о еде, не заботит. Хотя бы корочку хлеба. Желудок режет будто ножом. От боли хочется согнуться пополам.

Начинаю ощущать больше. Я в теле мальчика. В теле Государя, когда он был пацаном. Мне, то есть ему, двенадцать лет. Но где это? Когда это?! Не понимаю.

Впереди, меж двух домов, метрах в ста от меня, мужчина везет огромные сани. На них что-то длинное, белое. Приглядываюсь. Тело. Человеческое тело, завернутое в простыню. В районе шеи простыню закрепляет бечевка.

Да что же это за место?! Один умер прямо на дороге, другой везет труп. Ад, только без огня? Поворачиваю голову и читаю табличку на стене здания:

«Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!»

Все встает на места. Я действительно в аду. Я в блокадном Ленинграде. Когда люди стали умирать от голода прямо на улицах, когда трупы еще хоронили. Первые месяцы блокады, лютая зима 1941–1942 годов. Холод и голод, бомбежки и гибель, смерть повсюду: в каждом дворе, за каждым углом, за каждым окном.

Сквозь собственный ужас я ощутила выплеск ненависти, способный убить, уничтожить, смести все на своем пути. «Это не моя эмоция», – поняла я. Это ненависть мальчика, двенадцатилетнего пацана, который видит снежный ад наяву. Как он еще сам не погиб от столь мощных эмоций?

А он и не мог, не желал. Ненависть помогала ему выживать и бороться, несмотря ни на что. Смешение патриотизма, праведного гнева и ненависти к врагам, понятные каждому ленинградцу, вкупе со страстным желанием остановить сердце Гитлера кипели и бурлили в нем. Остановить сердце, чтобы спасти отца и брата, которые были на фронте, маму, бабушку, свой город, свою страну и, в конечном счете, остановить войну.

Сцены смерти Гитлера рисовали себе почти все, но только маленький Государь обладал способностью убивать на расстоянии, пренебрегая тысячами километров и охраной любой степени подготовки. Однако он пока не имел понятия о своих способностях, не имел опыта и был слишком слаб, истощен, иначе… иначе история мира могла быть переписана.

А пока маленький некромант забрел в незнакомую подворотню. Рычание, лай, оскаленные зубы. Собаки тоже умирают от холода и голода. А когда на кону стоит выживание, бродячие псы вспоминают, что их предки были волками, объединяются в стаи и открывают охоту. На людей.

Бродячие псы окружили мальчика. Двое вышли наперерез, двое не позволили повернуть назад, и по одному лохматому чудовищу подбиралось справа и слева – шесть оскаленных пастей против ребенка. Кольцо сомкнулось. Самый крупный пес – вожак – напал первым: схватил мальчика за ногу. Остальные прекратили лай, собираясь последовать примеру предводителя, чтобы добыча упала, чтобы ее можно было разорвать и насытиться. Голодные глаза жаждали крови и мяса.

И вдруг – озверелое рычание стихло. Вожак упал на снег – стая заскулила. Пятеро псов, потеряв главу, прекратили атаку и, подобострастно поджав хвосты и поскуливая, начали отступать. Не прошло и десяти секунд, как они попрятались.

В подворотне остались только мальчик и мертвый пес у его ноги. Мальчик потрогал рукой укушенную икру, посмотрел на вожака и слабо улыбнулся. Сегодня всей семье будет что поесть. Надо только дотащить пса домой.

Я рывком вернулась в настоящее. Перед глазами – пелена. Я не сразу поняла, почему хуже вижу. Оказалось, из-за слез.

– Эй, ты чего? – удивился Государь.

– Ничего, – мой голос дрожал.

– Пса пожалела, что ли?

– Господи! Да вы иногда просто невыносимы! Вернее, почти всегда! – закричала я на всю квартиру, вытирая кулаком слезы. – Вас! Вас я пожалела! Всю вашу семью, а вы…

Государь взял бумажную салфетку, присел рядом на корточки, убрал мою руку от лица и промокнул соленые дорожки на моих щеках.

– Прости. Не привык, что меня жалеют, – голос его звучал глухо.

– Еще скажите, что я вас этим оскорби…

– Тшш, не скажу. Только плакать перестань.

К слезам жалости добавились еще слезы от злости и несправедливой обиды.

– Эля, ну прекрати. Это давно было.

– Угу.

– И я уже извинился за черствость.

– Угу.

– Так чего продолжаешь реветь?

– Не знаю, они не останавливаются, – я всхлипнула и постаралась дышать ровнее.

Он взял со стола еще одну салфетку, зажал мне нос и велел:

– Сморкайся.

– Да щаз! С этим я сама, – всхлип, – разберусь, – всхлип. – Без посторонней помощи.

Постаралась сморкаться потише, но ничего не вышло. И меня это ужасно смущало… в его присутствии.

Встала, выкинула промокшие салфетки в ведро и снова села на стул, опустошенная.

Государь сидел на корточках, глядел на меня, и его губы подрагивали в улыбке.

Мои всхлипы понемногу стихали.

Он осторожно взял меня за подбородок и пристально посмотрел в глаза.

– Ну что, все еще меня ненавидишь?

Медленно кивнула, но сама не поняла, как моя голова оказалась на его плече.

– Вы ужасный, – по-детски обиженно протянула я, борясь со вновь подступающими слезами.

– Да, – Государь положил руку мне на спину, успокаивая.

– Отвратительный.

– Еще бы.

– Сволочь просто.

– Да еще какая.

– Вы с каждым моим словом будете соглашаться?

– Конечно.

Я подняла голову, выпрямила спину. Как хитро он улыбается:

– Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Я не выдержала и рассмеялась. И он тоже. Никогда не видела его таким… таким человечным и открытым. На душе потеплело.

– А как вас зовут? Ну, на самом деле? – осмелела я.

– Георгий.

– А фамилия?

– Царев.

Снова засмеялась:

– Как с прозвищем удачно вышло! Ой-й-й-й, блин! – проболталась ведь.

– Да я знаю, что для студентов я Государь, не пугайся.

– Надо же, – смущенно отвела глаза и стала рассматривать свои пальцы, теребящие очередную чистую салфетку. И тут же вскинулась: – Погодите. Так вы русский?!

– Никогда не говорил, что нет…

– А как тогда… – и осеклась.

Действительно, про смешение кровей говорил Леха. И похоже, говорил о настоящем Горане Сударе, которого уже нет в живых. А Государь упоминал только, что в нем четверть югославской крови – и все…

– Но вы же не похожи… – засомневалась я.

– За границей была?

– Ну, да.

– И там сразу понимали, что ты русская?

– Вообще не понимали. Если по-русски не говорила.

Он снова приподнял бровь и довольно сощурился.

– Видишь, мы оба не похожи.

А потом… потом Государь рассказал про свою семью. Я была бы абсолютно уверена, что профессор спокоен и те события давно перестали его тяготить, если бы он впервые не зажег при мне сигарету и не закурил.

– Бабушка умерла в 1943 году, мать – сразу после окончания войны: истощенный организм не справился с пневмонией. Отец погиб на фронте. Только старший брат вернулся живым. И даже здоровым.

Внезапно речь Государя изменилась. Он стал говорить просто, даже просторечно. Подобная манера никак не вязалась с его образованностью, богатым словарным запасом, некоторой пафосностью речи.

– Старший брат женился. Родился сын. И все было хорошо: семья счастливая, работа хорошая, деньги водились, но несчастный случай подкосил. Брата машина сбила насмерть. Ирка поплакала, помучилась, да и вышла замуж второй раз. А Андрюшка с отчимом не ладил. Колотил тот его. Андрей ко мне бегал, бегал, да так и остался. Мне тогда тридцать стукнуло, ему – десять. Когда он вырос, возмужал, мы всем врать стали, что братья.

А потом и Андрей женился. Сначала первый пацан родился, через несколько лет – второй. Только старшего маньяк убил.

– Вы поэтому маньяками занялись?

– Да.

– Говорите, Андреем вашего племянника звали? Значит, Валерий Андреевич Душин. Он ваш внучатый племянник. И тоже маньяков ловит. Из-за погибшего старшего брата.

– Хм, какая сообразительность. Да ты просто Шерлок Холмс.

– Вы похожи. Внешне.

– Разве? Не сказал бы. Он в мать пошел.

– Но вы оба черноволосые, высокие, внешность у вас необычная, яркая, приметная.

– У его матери немного цыганской крови. Ему хватило, как ты выразилась, на необычную приметную внешность.

Надо же, речь Государя вернулась к привычной манере.

– Почему он Душин, если вы – Царев?

– Фамилия матери в нашей семье безопасней.

– А своих детей у вас нет?

– У меня не может быть детей. Вообще. Это моя плата за слишком долгую жизнь. Плата за годы мертвецов, которые я добавил к своим. Есть в этом какая-то высшая справедливость. Ведь дети – это продолжение нас самих в будущем. А если мы сами продолжаем свое будущее, то… Да и хоронить собственных детей – это слишком. Так что все правильно, все так и должно быть.

Глава 14. Университетские встречи

Леха отчаянно старался убедить меня, что выбор научных руководителей был продиктован вовсе не зверскими мотивами Государя, не желанием погубить еще не до конца оперившихся магов, а разумной оценкой наших способностей и предпочтений в выборе магнаправления.

К примеру, Ольга Витальевна Левиц, она же Горгона, взращивала среди черных магов психологов, психотерапевтов, психиатров, а еще диагностов, нормализующих ток энергии у больных в тяжелом состоянии, убирающих проклятья, подключки к могиле. Конечно, работать с проклятьями могли не все, а только лучшие из лучших ее учеников. Направление Левиц – магмедицина.

У Лучанского – поисковики разных уровней и квалификации. Найти пропавшего, похищенного, найти тело погибшего. Его ребята нередко сотрудничают с органами правопорядка. Лучшие – со спецслужбами: помогают в розыске террористов.

Ученики Государя специализируются на сериях смертей и серийных убийцах. Сотрудничать приходится как со спецслужбами, так и с полицией. Государь берет учеников крайне редко, выбирает самых одаренных. И всегда это были парни. Всегда. До января этого года.

– Так почему же Государь не берет к себе девушек? – ехидно вставила я, опираясь локтями на секретарскую стойку.

Я торчала в приемной высшего некроманта, его величества не было на месте, да и забрела я не к нему. Просто встретила в коридоре Леху: привет-привет, слово за слово, заболтались и пришли на секретарскую территорию.

– Ответ же очевиден. Женщины в разы чаще становятся жертвами маньяков, – изумился Леха. – Зачем рисковать?

Он уже сидел на месте, за секретарской стойкой среди горы бумаг, на случай, если Государь вернется.

– Вот же… – я проглотила слово «ублюдок», – удружил.

– Ну, не скажи… В твоем и только твоем случае такой ход оправдан.

– Поясни, – я аж вытянула шею от любопытства.

– Ну, как бы тебе сказать… – Леха чуть замялся. – Разговор я один слышал. Давно довольно. Ты еще на третьем курсе бегала.

– И?

– Что «и»? Горгона на голубом глазу заявила Государю, что тебя надо убирать из универа после третьего курса.

Я нервно топнула ногой:

– Вот змея!

– На то она и Горгона.

– Продолжай.

– Судар ей: «Обоснуйте!» Та и говорит, что для Лучанского ты не вариант, ибо поисковик из тебя никакой, а к себе на лечебку она тебя не возьмет.

– Дальше, – я начинала закипать.

– Дальше? Государь помолчал немного – прикидывал, наверное, – да и сказал ей в лоб, что планирует взять тебя к себе. Я бы дорого дал, чтобы на ее рожу в тот момент глянуть.

– Значит, меня благодаря Государю не поперли из универа вместе с остальными?

– Выходит, что так.

И добавил, сделав гримасу пострашнее и изменив голос на зловеще кряхтящий.

– Способная ты больно, – по-старушечьи вещал он, гаденько посмеиваясь. – Как есть ведьма.

Все-таки Лехе стоило в театральное поступать: очень натурально у него Георгий Милляр в образе Бабы-яги получался.

– И волос рыжий, – хвать за прядь. – А глаза, как вылупишь, натурально же…

Я мотнула головой, высвободив прядь, и шутя прошлась своим голубым пеналом по светлым волосам Ярыгина.

Леха ловко перехватил мое «оружие» и продолжил ломать комедию.

– Что за диковинка, сладкая? Откель у тебя? – он крутил в руках мягкий бархатистый кошелек на молнии.

Я невольно смеялась вместе с Лехой над его причудами – старушенция выходила вредной, но колоритной и симпатиШной. Однако отвечала секретарю серьезно. Что на самом деле это косметичка, а не пенал или кошелек. Просто я косметикой почти не пользуюсь, поэтому приспособила ее под ручки с карандашами. Нам на последнее Восьмое марта подарки сделали. Например, у Катерины точно такая, но красная. Красотка с ней не расстается и использует по прямому назначению.

Откровенностью мне удалось отвлечь Леху, улучить момент и вырвать пенал-косметичку из его цепких пальцев, попутно стукнув его еще разок.

– Заканчивайте самодеятельность, – раздался уверенный хрипловатый голос за моей спиной.

Сердце пропустило удар – и тут же уверенно и радостно забилось. Государь пришел.

– Но, Горан Владиславович! – жалобно протянул Леха, уворачиваясь от мягкого пенала. – Она меня бьет.

– Радуйся. Любит, значит, – хмуро ответил тот пословицей и, подходя к двери кабинета, одарил меня таким взглядом, что стало не по себе и хорошее настроение тут же улетучилось.

Государь дал мне вольную на месяц. Велел отдыхать, набираться сил, впечатлений и пока забыть о дипломе, ибо я иду далеко впереди графика. А вместо этого я околачиваюсь в университете. Вот незадача.

Я ретировалась из секретарской в коридор.

Профессор вышел почти сразу за мной, прихватив из кабинета очередное дело. Обогнал, не сказав ни слова, будто я чужая, и поспешил по своим делам.

Спустившись на этаж лабораторий, я издали увидела, как он беседует с Катериной, нашей неземной красавицей, которая встречается теперь с Игорем Вильяновым.

Не знаю, о чем они говорили, но Катерина успела пустить в ход с половину своих женских штучек: и губки уточкой делала, и белозубо улыбалась, и ямочки демонстрировала, и небрежно откидывала рукой длинные каштановые волосы. Даже ресницами кокетливо хлопала, когда я проходила мимо.

– Постой. Пого-а-ади! – услышала я манерно растянутую речь и стук каблуков за спиной спустя секунд двадцать-тридцать. – Ты домой?

Катерина знала, что я приезжала консультироваться с Игорем по поводу диплома. На повестке дня стояла теоретическая часть. Точнее, что в нее включать. Наработок по энергоинформационике в моей области не было, поэтому мы договорились посвятить этот раздел исследованиям психологии маньяков, не забывая про новейшие разработки и внедрения. И конечно, о конкретном серийном убийце не забыли – о Джеке-потрошителе.

Катерина наткнулась на меня еще утром, пока я обсуждала диплом с ее новым парнем.

Да, мы уже все обговорили, решили, закончили еще полчаса назад, до моей встречи с Лехой, так что я свободна, как ветер.

– Домой, – кивнула я.

Катерина кивнула в ответ и пошла рядом, даже не спросив, нужна ли мне компания до метро.

Буду честна и откровенна, Катерину я не люблю. Мало кто признается себе в таком, но нелюбовь моя напрямую связана с завистью. Я не пытаюсь обманываться, выдумывая самоуспокоительные оправдания. Будто она меня раздражает, потому что задирает нос, гордится собой, смотрит свысока или, допустим, когда-то повела себя не лучшим образом, упав в моих глазах. Так часто делают другие, но не я. Катька просто слишком красива. При неплохих внешних данных чувствую себя на ее фоне неинтересной, даже нескладной. У меня есть недостатки во внешности – у Катерины их, похоже, нет вовсе.

Эти длинные стройные ноги, осиная талия, третий размер бюста, призывно покачивающиеся бедра сражают наповал любого парня. Катерину провожают взглядами студенты всех курсов.

В первый год обучения думала, что Катерина просто мастерски умеет подбирать одежду, которая скрывает недостатки фигуры и выгодно подчеркивает достоинства. Но нет! На занятиях по аэробике увидела ее в боди и лосинах – они-то ничего не скроют – и потеряла дар речи. Идеальная девушка. Фотомодели нервно курят в стороне.

И даже лицо ее впечатляет всех. Тонкий, аккуратный, чуть вздернутый носик, большие глаза, брови вразлет и полные чувственные губы. Парни в отпаде.

Ну, с косметикой перебарщивает (зачем при таком лице краситься – выше моего понимания), ну, гласные жеманно тянет – но и все, больше придраться не к чему. Вообще.

А уж когда Катерина начала встречаться с Вильяновым, моя зависть резко переросла в ненависть, минуя неприятие. А сегодня она Государю глазки строит. Убила бы!

– Зачем тебе Судар понадобился? – не слишком любезно спросила я.

– Да та-а-ак, – попыталась уклониться от ответа Катерина. – Слу-у-ушай, а ведь ты можешь мне помо-о-очь.

Я недоуменно приподняла бровь:

– Чем?

– Расска-а-ажи, как ты попала к Госуда-а-арю? Что сделала?

– Да ничего.

– Вообще ничего?! – не поверила красотка.

– Абсолютно.

Катерина начала бубнить под нос, в то же время пристально следя за моей мимикой:

– Де-э-энег у тебя не-э-эт, взятку давать нечем. А вот по-женски там… как?

Охурметь! Ну охурметь просто! Она проверяет, не переспала ли я с Государем, чтобы он стал моим научным руководителем.

– Кать, ты в своем уме? Понимаешь хоть, что несешь?

– Ну и не надо, не говори.

Да она еще и обиженную из себя строит!

А Катерина продолжила:

– Поду-у-умаешь. Всем известно, что Луча-а-анский спит со своими студентками, а ты у него как раз практику проходила. На отлично прошла причем. Небось, и Государь не монах?

Вот это новости! Почему я терплю эти выпады и до сих пор не врезала ей? Ну и что, что универ заканчиваю. Не все слова понимают. Даже в двадцать лет.

– А вот интересно, у тебя в голове умещается что-то, кроме секса, клубов, шмотья и косметики? Ты типичная девушка. Даже слишком, – это меня прорвало на правду.

– Дура ты, Александрова!

– Смелый вывод.

Катерина остановилась и резко изменилась в лице, стала донельзя серьезной и злой.

– Карьеру и выгодное замужество надо сейчас выхватывать, потом не останется: лучшее разберут.

Я закашлялась от причудливого логического поворота.

– Прости, а где связь между твоим желанием перебежать от Лучанского к Государю, чтобы писать диплом, и карьерой с замужеством?

Признаюсь, не сразу сообразила. Государь ведь обещал мне помощь в карьере? Обещал. Его студенты лучше всех устраиваются? Да, факт.

Однокурсница не без удовольствия наблюдала, как я меняюсь в лице.

– Ну-у-у, что-о-о? Дошло, вижу. Про карьеру или про замужество?

– Про карьеру, – честно ответила я. – А мужья здесь при чем? Хочешь перспективного, что ли? Так Вильянов как раз аспирант Судара. То, что тебе надо.

Катерина тяжко вздохнула и посмотрела на меня, как на беспросветную тупицу.

– Так Судар намно-о-ого лучше.

Я аж поперхнулась. Если уж совсем откровенно, даже не знала, как начать думать, чтобы дофантазироваться до такого.

– Чего молчишь?

Я пожала плечами и вылупилась на спутницу ошалевшими глазами.

– Что ты о нем думаешь как о мужчине? – не отставала Катерина.

– Он же не красавец, как твой Игорь, – выпалила я сгоряча.

О! Я упала в глазах сокурсницы ниже плинтуса. Что, в общем, меня мало заботило, но осадочек оставался.

– Много ты понимаешь! Судар – настоящий альфа-самец. Харизматичный, уверенный, жесткий. Вот кого надо охмурять и хомутать. И в постели наверняка дикий зверь. От него же волнами идет сексуальная энергия! Не замечала? А еще и при деньгах, и при регалиях. И как раз из тех, кто и в карьере поможет, и шубку подарит, да не одну. Стопроцентный мужчина.

Как мужественность, сексуальность и деньги сложились в одно целое в ее голове – не спрашивайте. Я вообще женщин плохо понимаю, а они – меня. Но совершенно очевидно, что Катерина уверилась в двух вещах. Первая – с Сударом я все-таки не спала, но мне каким-то невообразимым способом удалось попасть к нему (знала бы она). Вторая – я страшно непрактичная девица, дурында, каких поискать.

Кстати, именно из-за возникшей сегодня веры в мою «лопоухость» она не побоялась все выложить.

Хм, Катерина, по чести сказать, первая студентка, заинтересовавшаяся Государем. Остальные его как огня боятся. Впрочем, об этом я когда-то упоминала.

Мы вошли в метро.

– Он тебе не по зубам, – вместо прощания сказала я.

– Что-о-о?

«Что слышала!» – едва не вырвалось у меня, когда проходила турникет.

Чудовищный разговор вышел, просто невообразимый.

Интересно, а она вообще подумала, что я все это могу Игорю выложить? Или считает, что он не поверит? Ну, возможно. С такой внешностью и высокой самооценкой трудно представить, будто ты всего лишь ступень на пути к профессору черной магии.

* * *

Несколько дней спустя я снова столкнулась с Государем, когда он выходил из своего кабинета.

– Ты… – он осекся, – вы что здесь делаете?

– Как что? Диплом отнесла Вильянову. Все, что сделала начисто. Пусть читает и дает заключение.

– Вы с ума сошли? Я же сказал: отдыхать, отдыхать и еще раз отдыхать. Никуда не сбежит ваш диплом.

– Я не могу.

– Почему это?

– Все время вспоминаю… ну тех, вы понимаете.

Это было правдой, но лишь отчасти.

Отпустил на месяц. А я ведь скучаю, мучительно тоскую по нему. Теперь нет повода приехать к Государю домой. И единственное место, где я могу его увидеть, – университет. Потому и таскаюсь сюда, изображая бурную деятельность в работе над дипломом.

– Да, понимаю, – вздохнул профессор. – Значит, нужна смена впечатлений, – задумчиво добавил он, оглядывая коридор так, словно ждал, что кто-нибудь появится. – Почему вы не сходите погулять с вашей подругой… как там ее?..

– Ланой, – подсказала я.

– Да, Ланой. Проветриться, в кино, в парк, на чертово колесо?

– Так у нее тоже диплом.

– Не смешите. О дипломе все, кроме вас, серьезно начнут думать, дай бог, к марту-апрелю. А пока набираются сил, чего я вам желаю, а не этим лентяям.

Я уставилась в пол и тяжело вздохнула.

– Так, ладно!

Подумала, Государь уйдет, но он чуть наклонился ко мне и понизил голос.

– Если позову в ресторан, пойдете?

– Зачем? – выпалила я, вскинув голову.

– Господи! Как с вами сложно!

У него на лице появилось исключительное недоумение, будто он хотел сказать: «То ли смеяться, то ли плакать – не знаю», – но смолчал.

– А, нет, не пойду, – подумав, выдала я.

– Почему?

– Ну, Горан Владиславович, думаете, с вами проще? Сами посудите, откуда у меня деньги на ресторан, – перешла я на конспираторский шепот.

Некромант возвел глаза к потолку, губы его подрагивали – и наконец он засмеялся. Сдержанно, в ладонь, но сам факт меня обидел. Ну, что опять не так?

– Вы, конечно, уникум, – как-то двусмысленно сообщил он.

– Это комплимент или оскорбление? – единственный раз за весь разговор нашлась я.

– Пожалуй… – он задумчиво сощурил глаза, – первое. Так вот, у меня есть деньги. Вам бы стоило догадаться.

– Но я не могу…

– А вы через «не могу», – отрезал он. – Запру кабинет – и пойдем!

– Но!

– Без «но». «Но» оставьте в университете.

* * *

Китайский ресторан оказался на той же станции метро, что и РУЧМиН, так что добрались мы быстро.

Не прошла и трех шагов от входа, а мне уже стало не по себе. Никогда прежде не ходила в ресторан, потому просто не знала, как себя вести и что делать. Неловко, как же неловко! Хочется съежиться.

Гардероб. И гардеробщик любезный и приветливый. Пора раздеваться. Но я не одета для ресторана!

Так, стоп. Кажется, у меня начинается подобие паники. Спокойно. Вдох-выдох. То есть смотреть на кровавые убийства мне уже не очень страшно, а в ресторан сходить – очень? Мать, у тебя с головой все в порядке?

Надо же, моя рациональная половина голос подала.

– Я не так одета. Пойдемте отсюда, – в отчаянии шепчу Государю, изображая улыбку.

Нет, вы поглядите на него! Забавляется. Говорит, что все хорошо. А на мне простецкая голубая водолазка и серые брюки – ботанка, а не гость приличного заведения. Но он доволен. Конечно – сам в дорогом костюме. Сияет, как начищенный пятак. Он что, меня унизить задумал?

Но, когда нас ввели в зал, я поняла причину его невозмутимости и сдержанного веселья. Гости одеты неброско. Есть, конечно, нарядные женщины – те, что с кавалерами обедают, на свидание пришли. Но вон там, за небольшим столиком слева, семейная пара с мальчиком лет семи – в джинсах и свитерах; двое молодых людей за столиком у входа – тоже. Зря я дергалась.

Все места в первом зале оказались заняты, и нас провели в следующий зал. Совладав с волнением, начала осматриваться. Нарядный ресторан с красными китайскими фонариками и шелковыми скатертями. Много света. Иероглифы. Плетения из алых веревок неизменно заканчиваются длинными кисточками. Атмосфера успокаивает. Аквариумы с яркими рыбками: водные создания плавают неторопливо, даже с достоинством, будто на морском параде. Льется тихая азиатская музыка: гармоничная, нежная, услаждающая слух.

В зале, где нас устроили, больше гостей не оказалось. Только мы. Я хотела пойти вымыть руки, но Государь остановил. В течение минуты принесли горячие влажные полотенца, скрученные в трубочки. Я с удовольствием вдохнула приятный запах. Полотенца пропитаны водой и чем-то душистым: то ли ароматизированным обеззараживающим раствором, то ли жидким мылом.

Меню увесистое, в кожаной обложке. Все равно не знала, что выбрать – доверилась вкусу Государя.

Вам доводилось видеть огромного запеченного карпа, вывернутого наизнанку, мясом наружу? Если да, то вам повезло, как и мне. Восхитительно и необычно. Никаких костей, белая мякоть разделена на ровные квадратики и полита сладким соусом. Не умею обращаться с палочками. Мне принесли европейские приборы. Мясо карпа легко отделялось от кожи – основы эффектной подачи блюда.

Рис, кусочки свинины в кисло-сладком соусе, китайская лапша с тонкими ломтиками овощей и мяса. Какая вкуснотища! Порции огромны. Их приносили на больших блюдах. И отдельно – чистые тарелки. Чтобы каждый гость мог наложить себе все, что нравится, и в любом количестве.

Наша беседа была столь же неспешной, как и трапеза.

– Так зачем вы меня сюда привели?

– Не нравится?

– Нравится. Очень, – с чувством заверила я. – Но страшновато.

В глазах молчаливый вопрос: «Почему?»

– Непривычно.

– Ясно, любишь знакомое и много раз опробованное.

– Есть такое. Но вы не ответили…

– Не строй из себя зануду.

– Я не строю.

– Зануда и есть?

– Так точно! – подхватила я игру слов и улыбнулась.

Третий раз спросить, что я здесь делаю, не решилась, но Государь все же снизошел до объяснений.

– Я же дал понять, что тебе нужны новые впечатления.

Он обвел рукой зал.

– Вот они. Пробуй, ощущай, осматривайся. А еще лучше, расслабься и наслаждайся.

– Вы часто здесь бываете?

– Да.

– Один?

– Иногда.

Меня кольнуло. А иногда с какой-нибудь Анастасией-2?

А потом мы успели обсудить столько тем. Государь говорил вдохновенно, увлеченно, со знанием дела. Затрагивали тему революций и влияния на них прошлого России, говорили об обществе, об альтруизме и эгоизме – словом, обо всем.

Он чрезвычайно грамотно обосновал свое неприятие переворотов.

– В Российской империи множество переворотов, бунтов, революций провалились, их идеологи были казнены или сосланы, зато коммунистическая – удалась. Потому в СССР революцию окружили ореолом романтики, привили сочувствие к революционерам. Прошло много лет, сменились поколения, коммунизм так и не наступил, от развитого социализма заставили перейти к рыночным реалиям, а вера в праведность революций в умах соотечественников сохранилась. К несчастью. И в этом беда людей. Огромная, губительная для страны. Особенно в наши дни, когда на пороге очередные перемены.

Ведь на самом деле ни одна революция ничего хорошего стране не приносила. Всегда кровь, убийства, поломанные судьбы, разруха, экономический спад на радость другим странам. Последние лет сто революции стимулируются, спонсируются государствами извне, чтобы не дать стране сделать важного хода в мировой политике, отвлечь на внутренние проблемы или пристроить своего ставленника на пост главы государства, который будет лоббировать чуждые гражданам интересы. А ведь меняются в итоге только зады в ключевых креслах, а простым людям было трудно, а становится еще труднее. Но никого ничему это не учит, каждый раз человечество наступает на те же грабли, ведется на яркие лозунги, покупается на те же фальшивые обещания свободы, сытой жизни и мифический новых возможностей.

Выразил мнение, что альтруизм – всего лишь миф. Все строится на личных потребностях или интересах, реже – на чувстве вины. И привел любопытный пример.

– Принято считать и говорить, что ежели человек лечит детей в Африке, то это акт самопожертвования, великий подвиг, пример эталонного альтруизма. И вас заплюют, если посмеете сказать правду: будто в этом враче и благодетеле чрезвычайно развита потребность быть нужным, необходимым. До такой степени развита, что он готов променять свой комфорт на жизнь в Африке в угоду собственным психологическим причудам. Он выбирает такой путь, потому что это нужно ему даже больше, чем детям в странах третьего мира.

А стоило мне задать давно волновавший вопрос – тут же получила ответ.

– Почему в приличном обществе допустимо напиваться до бесчувствия, но недопустимо говорить правду, называть вещи своими именами?

– Конкретизируй примером, – попросил Государь.

– Недавно перечитывала «Унесенных ветром» Маргарет Митчелл. Там этот феномен исключительно ярко, многогранно и многократно продемонстрирован. Должна сказать, сейчас ничего не изменилось. Во всяком случае, по моим наблюдениям и опыту общения с людьми, причисляющими себя к образованным.

– Понимаешь, Эля… Напиваясь, ты позволяешь окружающим чувствовать над тобой превосходство, а говоря правду, сам демонстрируешь превосходство над окружающими. Последнего не прощают и не забывают.

Да и правота – понятие относительное, особенно в обществе. В обществе прав тот, кто заручился наибольшим числом сторонников для поддержки своей точки зрения. И тот, кто действительно прав, окажется в проигрыше, если не позаботился о подобной, казалось бы, «мелочи».

* * *

Мы подъехали к моему подъезду, когда стемнело. Накушались до боли в животах, да еще два пакета еды с собой захватили. Я выбрала свинину в соусе и лапшу, Государь забрал себе карпа и рис.

– Горан Влади…

Хм, мы же одни, никто нас не слышит и не видит.

– Георгий, простите, я не знаю вашего отчества. Как вас называть?

– Горан, – выдавил профессор сквозь зубы. – Не привыкай называть Георгием. Рано или поздно оговоришься.

– Хорошо. Тогда последний вопрос о вашем первом имени – и я забуду, что вообще его слышала.

– Давай, – милостиво разрешил он, откидываясь в кресле водителя.

– Уменьшительный вариант Георгия какой?

Государь отвернулся к боковому стеклу. Я бы подумала, что разозлила его, но отражение профессора сдержанно улыбалось.

– Если услышу «…он же Гога, он же Гоша, он же Юрий, он же Гора, он же Жора», – повторил Государь цитату из знаменитого советского кинофильма, – будут жертвы.

– Так у вас тоже проблемы с именем, как и у меня? – хихикнула я. – Ясно-понятно. А Горан – это вариация на тему?

– Повезло, что такое имя действительно есть. Пусть и в бывшей Югославии. – И прекращай выкать, – внезапно добавил он.

Я открыла рот и сразу закрыла. Сидела и боялась пошевелиться.

– Пого… погодите! Называть вас по имени и на «ты»? Я вас правильно поняла?

– Абсолютно.

– Но я не… не могу!

Кажется, покраснела до кончиков ушей, а Государь лишь наслаждался моим замешательством и смущением.

И вдруг я нашла чем крыть.

– А если оговорюсь? – даже сощурила глаза от удовольствия. Все же маленькая победа. Как я их люблю!

Видимо, заразила Государя своим позитивом.

– Черт, аргумент! – он досадливо стукнул по оплетке руля, но улыбнулся. – Ладно, живи пока, – разрешил он. – Убедила, пусть будет Горан Владиславович.

– Договорились.

Профессор вручил мне один из пакетов с ресторанной едой, я поблагодарила за поход в ресторан и новые впечатления, мы прощались, я как раз выходила из машины, когда тон Государя с довольного сменился на глухой и нерадостный.

– Возвращайся к делам, как только смерть рядом окажется.

– Думаете, она близко? – напряженно выдохнула я.

– Чувствую.

А через два дня я проснулась с больным горлом. Небольшая температура, слабость – ну, как водится. Дело обычное. Надо отсидеться дома пару дней, а там… либо выздоровею, либо начнется насморк.

Но мне не полегчало даже спустя три дня. Зато миндалины распухли, и их обсыпало белыми фолликулами. Я безмерно удивилась. Моя первая ангина за всю жизнь. А в холодильнике, по закону подлости, покончила с собой мышь. Я не сильно жаждала есть в таком состоянии, но надо купить хоть что-то: хоть хлеба с сыром. А еще – в аптеку зайти за антибиотиками.

Уже одевалась в коридоре перед зеркалом, когда зазвонил мобильник. Даже не глянула на номер, просто нажала «прием звонка».

– Алло!

– Что не так? – вместо приветствия спросил Государь.

Как он узнал-то? Я объяснила, что у меня ангина, что я иду в магазин и аптеку. Голос мой, кстати, звучал довольно бодро и казался почти здоровым. На секунду мелькнула мысль, что Государь не поверит в ангину. Но нет. Даже не усомнился. Мне было велено не валять дурака и оставаться дома. Сказал, что закажет интернет-аптеку и еду мне на дом. Все оплатит. Я рассеянно попрощалась и стала стягивать пуховик.

К пятнадцати курьер привез супракс с нистатином – я начала лечиться. А в седьмом часу вечера привезли еду. Огромную сумку, целых десять килограммов. Я ошалела, разбирая это богатство. Четыре литра супов: два литра борща и два литра щей. Шарлотка с яблоками, здоровенная бутыль ягодного морса, салат «Цезарь», салат «Мимоза», рыба под маринадом по-венгерски, жареная свинина, котлеты, картофельные биточки, рис и жареные овощи. Отдельно сметана к борщу и крутоны и соус к «Цезарю». Как я ухитрилась определить блюда? К контейнерам с едой были приклеены бумажки с названиями.

Еще привезли два батона белого хлеба и буханку черного.

Сколько еды! Как я все это съем?

Мясные блюда, рис и овощи пришлось отправить в морозилку, а вот супы, салаты, картофельные биточки и шарлотку нужно умять дней за пять, пока не испортились.

Зверски проголодалась, несмотря на температуру и саднящее горло. Как-то легко отделалась: вместо 39 всего 37, говорить и глотать могу. Короче, начала с борща со сметаной и мякиша белого хлеба. Объедение! Суп такой ароматный, яркий, сладкий, как моя мама готовит. Мечта!

Морс налила в чашку и разогрела в микроволновке. Никогда прежде не пила – только название слышала. Обхватила горячую чашку, сделала глоток… Ммм, как вкусно! Черная смородина. Теперь я знаю, что обожаю морс.

Жадно глотая напиток, решила вот прямо сейчас пойти и позвонить Государю. Обязательно надо поблагодарить.

Не скажу, что было просто. Вертела мобильник, боясь выбрать нужный номер из списка контактов. Почему-то безумно смущалась, нервничала. Даже мелькнула малодушная мыслишка позвонить через час, а лучше – вообще завтра. Но я ее поборола.

Сердце бешено стучало, еще когда длинные гудки возвестили удачное соединение. Когда услышала знакомый голос с хрипотцой, солнечное сплетение будто холодом обдало.

После дежурных приветствий пролепетала:

– Спасибо вам за заботу. – Казалось, вот-вот расплачусь. Наверное, слабость от болезни.

– На здоровье! Поправляйся скорее, – ответил Государь почти нежно.

Еще несколько секунд я молчала в трубку, словно ждала чего-то, но частые гудки дали понять, что разговор окончен.

Я тяжело вздохнула и поплелась к компьютеру. Включила, пристроилась на стуле, забралась на сайт университета в раздел «Преподаватели» и долго-долго смотрела на фотографию Государя.

Глава 15. Путешествие четвертое. Ночь двойного убийства

Выздоровела я быстро. Ну и, конечно, магией себе помогла – куда же без этого. Ведь я могла посвятить жизнь магмедицине, если бы не Горгона.

Накопились дела. Нужно оплатить квартиру, телефон, электричество. И я пошла в Сбербанк. Решила совместить приятное с полезным – не идти коротким путем, рядом с проезжей частью, а прогуляться по берегу реки. Я же никуда не тороплюсь. И на свежем воздухе давно не была.

Начало марта выдалось на удивление теплым. Вся Москва-река растаяла, лишь у самого берега белел прозрачный лед. Утром, после рассвета, я шла по тропинке, смотрела на холодную темную воду с высоты метров четырех-пяти, протягивала руки к верхушкам деревьев, неразумно усы?павшим ветви почками, и с наслаждением вдыхала влажный свежий воздух.

Внимание привлек грозный женский крик:

– Назад! Кому говорю – назад!

Женщина лет сорока смотрела с возвышения на воду. К ней подошла девушка: спросить, что случилось. Ответа расслышать не удалось, и я глянула на реку. За верхушками деревьев ничего не видно. Досада.

Тем временем женщина достала мобильник и вызвала полицию. Закончив диктовать адрес ближайшего дома, она снова грозно закричала в сторону реки.

Мелькнула мысль, что у дамы вырвалась собака. Животинка решила освежиться в мартовской воде, чем перепугала хозяйку.

Поравнявшись с громогласной дамой и робкой девушкой, я остолбенела. В реке плавал мужчина. Не тонул, нет. Он нырял, а когда появлялся на поверхности, вскрикивал почти радостно. Казалось, вот-вот выдаст: «Ох, хорошо!» Пьяный, что ли? Но вот что странно: чем громче звала женщина, тем дальше незнакомец отплывал от берега.

К приезду, а вернее, к прибегу полиции (потому что двое полицейских именно бежали к месту происшествия) я знала, что дама – лишь бдительная прохожая, а не родственница «пловца».

Один из полицейских подбежал ко мне, я быстро показала на человека в воде и оторопела. Теперь он не плыл. Лежал в воде на спине, спокойно так. Ох! Не с сердцем ли плохо от переохлаждения?

С трудом представляла, как полицейские станут спускаться с горы к берегу, а уж тем более прыгать в ледяную воду.

Подходили еще люди. Одна бабушка стала расспрашивать, что случилось, я кратко пересказала суть. Послышался шум мотора – на катере примчалась речная служба. Надо же, как быстро все, как организованно. А у нас полицию ругают.

Двое полицейских принялись за опрос свидетелей. Я поняла, что после бдительной дамы возьмутся за меня. Я совсем не против ответить на вопросы и даже пройти и дать показания, но горло после ангины стоит беречь. Хватит уже того, что я с бабушкой пообщалась. Лучше не рисковать. И я, мучимая сомнениями, направилась в банк.

Мог мужчина погибнуть? Да нет, глупость. Просто перепил. Может, даже поспорил с кем, залез в воду, а потом ему стало плохо. Отвезут в больницу, отделается бронхитом или воспалением легких. Но странно. Он же специально отплывал от берега, когда бдительная дама призывала вернуться. Что это? Попытка суицида?

На остаток дороги и оплату счетов я потратила минут восемь. Обратно возвращалась осторожно, боясь упасть. Снег превратился в лед, а сломанная нога или рука никак не входила в мои планы.

Наконец я вернулась к месту происшествия. Прежние зеваки ушли, подходили новые. Я приблизилась к краю обрыва. Команда речной службы суетилась на берегу: один спасатель снимал водолазный костюм, другой подбежал к спустившимся полицейским. Отплывал второй катер речной службы.

А на мокром песке лежал мужчина. В одиночестве. Его ноги были босы. Казалось, посинели не только ступни, но даже ногти на пальцах. Он был мертв. Абсолютно точно. Все-таки самоубийство? Нет, не стану оскорблять его гибель и память домыслами. Он знает, что случилось, и пусть эта тайна уйдет с ним. Я не имею на нее права.

Вот она смерть. Так просто. Я очень давно привыкла к ее внезапным появлениям в обыденной жизни.

Государь предупреждал. Ну, что, пора возвращаться к путешествиям во времени и Джеку-потрошителю? Да, пора. Пока смерть не подобралась ко мне самой.

* * *

Моей новой целью стала Элизабет Страйд, сорокачетырехлетняя вдова. Естественно, она иногда выпивала, зарабатывала на жизнь не только шитьем и уборкой, иначе ею вряд ли заинтересовался бы Потрошитель.

Изучив все показания, протокол вскрытия и фото жертвы, я отправилась в Лондон.

Отправление.

Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от корпуса 2 дома 24 на Филевском бульваре.

Дата: 13 марта 2015 года.

Время: 21:13.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Бернер-стрит, 40.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 0:20.

На нос и лоб упали несколько капель. Я машинально вытерла их рукой. Как назло, дождь. Мелкий, противный, холодный. Но хоть не ливень. Стоило бы плащ захватить. Ну да ладно, есть дела поважнее.

Обязательно надо спрятаться рядом с Международным клубом образования рабочих, как можно ближе к месту убийства. Иначе не смогу забрать время Элизабет Страйд, не успею. Слишком быстро к месту смерти набежит толпа народа из клуба.

Как обычно, я нашла укромное место, усилила зрение, чтобы видеть ауры и различать цвета в темноте, и отправила эфирное тело в дозор.

Женщина, похожая на Элизабет Страйд, стояла на другом конце улицы. Она казалась худой. Знакомые прозвали Страйд Долговязой Лиз, но я не сочла незнакомку высокой. Для конца девятнадцатого века рост сто шестьдесят сантиметров считался приличным для женщины, а в наше время не все рискнут назвать его даже средним. Из-под шляпки выбивались темные кудрявые волосы. Длинная, намокшая от дождя черная юбка свободно висела, даже подол слабо поддавался порывам ветра. Из-за ворота черной куртки, отороченной мехом, выглядывали белая рубашка и полосатый шарфик. Женщина повернулась, и я разглядела в петлице куртки с правой стороны алую розу с папоротником. Отлично. Теперь не осталось и тени сомнений: передо мной Элизабет Страйд.

Ведь в этом же районе некоторые свидетели видели женщину, похожую на Долговязую Лиз, но в ее петлице не было цветка. Однако в морг привезли именно женщину с розой.

А вот она уже и не одна. С ней заговорил мужчина в темных брюках и пальто. И хоть козырек кепки прикрывал часть его лица, газетный сверток внушительных размеров в руке сказал все, что нужно. Это Потрошитель.

Наверное, Элизабет убили бы раньше, если бы констебль Смит не проходил сейчас по Бернер-стрит. Впрочем, появление полицейского не слишком смутило маньяка. Он продолжил общаться с жертвой.

Уединиться они решили у клуба, где еженедельное субботнее собрание перешло то ли в дружеские посиделки, то ли в попойку. Из окон слышались песни и топот пляшущих ног. Голоса заглушали любой звук на улице.

Убийца, выбрав удачный метод, не меняет его, если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего. Не изменил себе Потрошитель и в этот раз. Сзади, большим острым ножом по горлу, слева направо, от одного челюстного сустава – к другому. Элизабет не смогла вскрикнуть – разрезанные связки, трахея – только вскинула правую руку к горлу.

Потрошитель подхватил падающую женщину под плечи и уложил у самой стены клуба, стараясь не шуметь. Но тут у ворот послышался стук копыт. Это зеленщик Льюис Димшутц, управляющий клубом, подъехал на телеге, запряженной пони.

Ну вот, Потрошитель уже думает, как сбежать. Пора и мне слиться с физическим телом. Надо успеть до криков: «Полиция! Убийство!»

Вернулась не вовремя: как раз когда зеленщик трогал тело хлыстом. Только бы меня не заметил. Чуть бы попозже прийти. Спряталась за воротами, выжидая, пока недоумевающий зеленщик не войдет в клуб за свечой.

Все, иного способа не быть увиденной ни Потрошителем, ни Льюисом Димшутцем, ни толпой зевак, которые сбегутся на его крик, нет. Запустила браслет времени, выставила время отправления и прибытия вручную и, обойдя телегу с серым пони, удушливо пахнущим прокисшим потом и немытой шерстью, нырнула в ворота и подбежала к телу.

Элизабет лежала на левом боку, лицом к стене. Кровь растеклась бы огромной лужей, если бы под шеей жертвы не оказался водосток. Правая, окровавленная рука, покоилась на груди, левая все еще сжимала бумажный пакетик с леденцами, освежающими дыхание. Ноги вытянуты. Из-под промокших юбок видны только подошвы и каблуки сапог. Я метнулась к груди жертвы, где приколот букетик из розы и папоротника, вынула из кармана линзу времени и поднесла как можно ближе к остановившемуся сердцу. Только бы успеть, только бы забрать время, пока меня не перенесло к месту следующего, второго на сегодня, убийства!

Потрошителя спугнули. Он начал свою кровавую ночь, но ему не позволили насладиться чужой смертью, упиться властью и могуществом, исполосовать и искромсать жертву. Теперь он в ярости! Как голодный зверь, перед носом которого пронесли кусок свежего мяса с кровью и не дали насытиться. В темноте мелькнула тень. Потрошитель тем же путем, что и я, выбежал со двора, унося с собой отчаянную жажду повторить убийство и завершить кровавый ритуал, безумную пугающую фантазию.

Когда зеленщик выбежал во двор со свечой, все годы Элизабет Страйд уже перетекли в линзу-ловушку. Браслет времени сработал – и я перенеслась на Митр-сквер, площадь, до которой пешком Потрошитель дойдет минут за двенадцать-пятнадцать. И за это время я должна успеть удачно спрятаться.

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Бернер-стрит, 40.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 01:00.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Митр-сквер.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 01:00.

В эту самую минуту из полицейского участка выпустили Кэтрин Эддоус, задержанную вчера, в полдевятого вечера. Если бы полицейские не решили освободить ее посреди ночи, она не попалась бы Потрошителю и осталась жива.

Да, но он убил бы другую. Без сомнений, маньяк нашел бы себе вторую жертву 30 сентября 1888 года и изуродовал ее почти до неузнаваемости. Просто ее бы звали иначе.

Так что же случилось с Кэтрин Эддоус пять часов назад? С удовольствием с вами поделюсь.

Констебль Льюис Робинсон увидел у одного из домов толпу и подошел узнать, что произошло. На тротуаре лежала в стельку пьяная женщина. Констебль спросил у толпившихся, знает ли кто-нибудь, где она живет. Никто ответить не смог. Служитель порядка поднял женщину и усадил на тротуар, но она упала.

Пришлось просить помощи коллег. Полицейские доставили Эддоус в участок, но женщина была так пьяна, что не смогла сказать ни где живет, ни кто бы мог за ней прийти. Когда спросили, как ее имя – пробормотала: «Никак». Около девяти вечера Эддоус закрыли в камере.

После полуночи, проспавшись, женщина запела. Угомонить ее не удалось.

В час ночи, когда предыдущая жертва Потрошителя Элизабет Страйд лежала у клуба с перерезанным горлом, Кэтрин Эддоус допытывалась, когда ее выпустят.

Полисмен ответил:

– Как только сможешь о себе позаботиться.

Кэтрин заявила, что прекрасно может о себе позаботиться, и поинтересовалась сколько времени.

– Слишком поздно, чтобы раздобыть выпивку, – ответил констебль.

– А все же, сколько? – не отставала Кэтрин.

Констебль ответил, что уже час ночи, и женщина сникла:

– Несладко придется дома!

Она боялась гнева своего сожителя Джона Келли.

Констебль Хатт отпер камеру и предостерег Эддоус:

– Веди себя прилично. И не смей напиваться!

Отвел женщину в участок, где ее допросил сержант. Кэтрин назвалась фальшивым именем и дала ложный адрес:

– Меня зовут Мэри Энн Келли. Я живу на Фэшн-стрит.

Констебль Хатт отпер двери и выпроводил Кэтрин из участка, не забыв предупредить, чтобы та закрыла за собой входную дверь.

– Спокойной ночи! – пожелала полицейским Кэтрин, оставила входную дверь распахнутой и отправилась навстречу смерти.

Если бы только она не довела полицейских пением, если бы тихо просидела в камере до утра, если бы не хотела еще выпить… Сколько же этих «если бы»?

Митр-сквер – это небольшая площадь, окруженная складами, пустыми домами и несколькими магазинами, которые в час ночи, естественно, закрыты. Я читала, что днем здесь полно людей: торговцы фруктами и овощами, продавцы лотерейных билетов, бизнесмены и толпы покупателей. Но сейчас – ни души, площадь тонет в темноте. Всего один фонарь – и тот метрах в двадцати. Холодно, сыро, продолжает накрапывать дождик – я промокла до нитки – и ни зги не видно. А времени – в обрез. Пришлось прятаться на другом конце площади, где живет констебль с семьей.

Моя эфирка быстро вернулась на самое темное место площади. Вскоре появились Кэтрин Эддоус и Потрошитель. Это какой «удачливостью» надо обладать, чтобы через полчаса после освобождения из полицейского участка подцепить именно серийного убийцу, да еще когда он в ярости после неудачной попытки растерзать предыдущую жертву? Непостижимо.

Кэтрин Эддоус – немолодая, тучная, одетая в старье женщина. Черная шляпка, черный жакет, черная юбка, белый фартук. На шее два платка: белый и красный. Это все, что видно. Хотя на ней несколько слоев одежды – я знаю точно: читала протокол осмотра тела. Могу даже наизусть повторить, сколько на ней вещей.

Днем она надела на себя почти все, что у нее было: черный жакет с искусственным мехом на воротнике и манжетах, два верхних жакета, отделанных черной шелковой тесьмой и искусственным мехом, ситцевую блузку в цветочек с тремя оборками, коричневый льняной корсаж с черным бархатным воротником и коричневыми металлическими пуговицами, серую нижнюю юбку, очень старую зеленую шерстяную юбку, очень старую и истрепанную синюю юбку с красной оборкой на светлой саржевой подкладке, белую рубашку, мужской белый жилет с пуговицами спереди и двумя карманами, коричневые чулки, зашитые на носке белыми нитками, мужские ботинки (правый был зашит красной нитью), черную шляпку с бархатной отделкой, белый фартук. На шею она повязала красный шелковый и большой белый платки.

И, что самое интересное, никакой шали, о которой с 2014 года трубят средства массовой информации. Да, пишут, что в наши дни якобы подвергли экспертизе ДНК шаль Кэтрин Эддоус, которая была на ней в момент убийства. На шали были найдены следы спермы Джека-потрошителя, и анализ подтвердил… Тьфу! Ох уж эти СМИ.

Все предметы гардероба убитой вспомнила. Теперь можно выкинуть из головы и забыть.

Метод убийства, естественно, не изменился: ножом по горлу сзади. Потрошитель уложил убитую Кэтрин Эддоус на тротуар – и началось безумие.

Раньше серийный убийца задирал одежду жертв, не повреждая ее, но не в этот раз. Он навис над телом, двумя руками вонзил нож в район солнечного сплетения несчастной, прорезав многочисленные слои одежды, кожу, сосуды, мышцы, и повел лезвие вниз, через живот к гениталиям. Разрезав туловище до самого низа, маньяк резко согнул правую ногу жертвы в бедре и колене, устроился между ее бедрами и начал кромсать еще теплое тело с таким отчаянным остервенением, что меня затрясло. Деяния маньяка – зрелище не для слабонервных, а деяние маньяка, пришедшего в неистовство после неудачной попытки завершить ритуал, словно видеозапись из преисподней.

Между правой рукой и телом жертвы упал длинный кусок кишечника. Потрошитель с отвращение посмотрел на перчатки. Понятно, кровь на перчатках его не слишком смущала, а каловые массы вызвали брезгливость. Серийник отрезал кусок белого передника жертвы, вытер перчатки от крови и кала и продолжил с еще большим остервенением.

Кровавая масса с чавкающим и, если можно так выразиться, влажным звуком упала за правое плечо Эддоус. Вырезал весь кишечник, иуда.

Я не могла разглядеть, какие органы терзает это чудовище. Может, и к лучшему. Но я точно знала, что нож прорезал почти все внутренности: печень, почки, матку, поджелудочную железу. Влагалище пропорото до заднего прохода. Потрошитель так отчаянно наносил удары по внутренней стороне правого бедра, что, казалось, отрежет ногу. Наконец, в его руках оказалась отрезанная матка, она полетела на измазанный кровью и калом кусок передника. Отрезанная левая почка шмякнулась туда же. Нет, это невыносимо.

Но Потрошитель не удовлетворен. Он хочет резать еще и еще, увечить, уродовать, кромсать.

Внутри распоротого живота не осталось целого органа, и серийник потерял интерес. Поднялся, переступил раз, другой и присел на корточки у лица Кэтрин. Я готова была завизжать, когда он срезал кончик ее носа до кости. И это только начало. Надрез на переносице, надрезы под глазами. Потрошитель вырезал на обеих щеках треугольники и содрал очерченную лезвием кожу. Отрезанное ухо исчезло у жертвы в складках одежды. Правую сторону лица садист изуродовал так, что впору закричать от одного взгляда на зубы, обнаженные после кромсания рта. Маньяк обезличивал жертву и хотел перепугать до смерти тех, кто увидит тело. Лицо покойницы превращалось в череп, обтянутый мышцами.

Удовлетворившись содеянным, испытав мощнейшее наслаждение, Потрошитель развернул голову жертвы так, чтобы нашедшие видели именно изуродованную пугающую правую сторону: обнаженные десны и зубы без губ, обрубок носа, словно образы сифилитиков не давали покоя этому психопату, щеку без лоскута кожи и прорезанное нижнее веко.

Серийному убийце лишь оставалось положить нож рядом с вырезанными маткой и почкой, завернуть трофеи в кусок передника и прихватить сверток, упакованный в газету.

Точно знала, что чудовище сделает дальше. Бросит кусок окровавленного передника на ближайшей улице, в еврейском квартале, и рядом с уликой напишет на стене мелом: «Евреи не те люди, которых будут обвинять безосновательно».

Конечно, увидев такую надпись и кровавое доказательство, перепуганные жители Лондона начали бы устраивать погромы и набрасываться на ни в чем не повинных евреев. По счастью, бдительные полицейские обнаружат надпись до рассвета и сотрут.

Не дождавшись ухода Потрошителя, я мысленно вернулась в физическое тело. Скорее! Вот-вот к месту кровавой расправы подойдет полисмен. Пока бежала, запустила браслет времени. Тело Эддоус – линза-ловушка – зеленый поток лет. Успела! Шагнула в открывшийся портал и вернулась в Москву.

Глава 16. Чай с коньяком

После первого же звонка в дверь щелкнул замок, и Государь буквально втащил меня за руку внутрь.

– Лучше бы отсюда, из квартиры, отправилась, – прошипел он, не отпуская моего запястья.

– Но вы же говорили…

– Да ты магнит для неприятностей.

– Между прочим, не я их себе создаю, – обиженно буркнула я.

Горячая ванна, сушка волос, а потом – разговор на кухне. Общение после путешествий стало нашей традицией.

– Ты как? – примирительно спросил Государь, когда я в спортивном костюме устроилась на стуле напротив его величества.

– Лучше, чем ожидала. Гибель Элизабет Страйд вовсе меня не испугала, а вот когда он потрошил Эддоус, пришлось помучиться. Но жить буду. Ах да! – я вскочила и ринулась в отведенную мне гостевую комнату.

Вернулась с промокшим насквозь пиджаком, из кармана которого извлекла линзу, до отказа заполненную временем. Вторые двенадцать лет для Государя.

– Это вам.

Ни единой эмоции на лице. Застывшая маска деланого безразличия. Это же двенадцать лет жизни. Двенадцать! А в благодарность только сухое «спасибо».

– Твой пиджак выжимать можно. Осложнений после ангины захотела? – внезапно сменил тему Государь.

– Да нет, конечно! – бросила пиджак на ближайший стул и села. – Ну, не подумала я про плащ. Что ж теперь…

– А теперь, – некромант поджал губы и кинул на меня неодобрительный взгляд, – будем предотвращать последствия холода и дождя.

– Но я нормально себя чувствую. В ванне отогрелась.

– Отогрелась, – хмыкнул Государь. – Завтра заболеешь. Это я вижу вполне конкретно.

Выпрямилась на стуле, нервно сжала пальцы в замок и замерла. Нет уж, простуда, а тем более осложнение после ангины в мои планы никак не вписывались.

Некромант налил в чашку горячего чая, добавил коньяк и мед и поставил передо мной.

Скривилась. Не люблю спиртное, не люблю непонятное состояние, когда голова плывет. Предпочитаю полностью себя контролировать.

Спиртного в рот не брала со своего пятнадцатого дня рождения. Но и тогда ухитрилась напиться до «вертолетов» тремя бокалами шампанского. Пара глотков коньяка будет очень ощутима для такой неопытной «выпивохи».

Естественно, я сказала Государю. Даже бровью не повел. Для него выбор очевиден: потерпеть действие алкоголя куда разумней.

– На столе танцевать не станешь? – подколол он.

– Не надейтесь, – фыркнула я. И добавила: – Я тихая, если выпью, и очень сосредоточенная. Может, съесть что-нибудь перед тем, как… – я кивнула на чашку.

– А ты в состоянии проглотить хоть кусок после сегодняшнего?

– Да, – уверенно заявила я, глянув прямо в серые глаза Государя.

В его взгляде читалось сомнение, но он достал из холодильника прожаренную отбивную, отрезал кусок, отложил на плоскую тарелку, которую определил в микроволновку.

Когда агрегат перестал подвывать и щелкнул, хозяин вынул тарелку и поставил передо мной, вручив нож и вилку.

Ох, грехи мои тяжкие! Пока вспомнила, что нож нужно взять в правую руку, пока приноровилась. Мясо не резалось ни в какую. Кусок ездил по тарелке, нож больше чиркал по ее дну, чем по куску.

– У вас нож тупой, – тихо сказала я, гипнотизируя мясо взглядом.

– Нет, моя хорошая, это не нож тупой, а руки весьма затейливо у кого-то растут.

Подошел, встал совсем близко, у моего стула. Я отчетливо слышала дыхание Государя. Даже чувствовала исходящее от его тела тепло. Не смела поднять глаза. Он забрал приборы, за пару секунд порезал все сам и вернул мне вилку.

– Ешь быстрей, остынет.

Отошел. Фух!

С трудом затолкала в себя еще горячие кусочки. Так торопилась, что поперхнулась. Хозяин квартиры молниеносно оказался рядом и похлопал по спине.

Я откашлялась и благодарно закивала, вытирая выступившие от напряжения слезы.

Подошла очередь чая. Ну и кривилась же я, пока пила. Так ненавижу вкус алкоголя. Даже наблюдать, как жидкость под градусом оставляет на стенках маслянистый спиртовой след, не люблю. Да, странный я человек, согласна. Такая уродилась.

Даже на сытый желудок коньяк моментально завладел телом. Горячительным теплом обдало низ живота, согрелись пальцы рук и ног, и как же противно голову повело.

– А теперь ложись и постарайся если не уснуть, то хотя бы согреться как следует под одеялом.

– Погодите! – запротестовала я. – А что будет со временем в линзе? Вы его прямо сейчас… ну, как сказать… примете?

Вот же некстати смелости хватило.

– Нет, время мертвецов принимать не стоит. Нужны определенные преобразования. Все из области некромантии, – стал объяснять Государь.

– А кто еще, кроме вас, умеет делать эти преобразования?

– Что-то ты больно разговорилась. А обещала, что тихая. Никто больше. Я один умею. Теперь пойдешь спать?

Я кивнула и поднялась со стула.

– Laku noc!

– Laku noc, – ответил Государь, вертя в руках заполненную линзу. Даже не глянул на меня. Вот же… Значит, все-таки рад подарку, но не показывает.

Я лежала час, два, смотрела в потолок, ожидая прихода Морфея. Бесполезно. Сна ни в одном глазу. Зато прогрелась так, что уши запылали. Надеюсь, завтра – вернее, уже сегодня утром – я все же буду в порядке.

Но чем меньше меня беспокоили мысли об осложнении, организм держался, тем явственнее вспоминались ночной Лондон, Потрошитель и мертвое лицо Кэтрин Эддоус. Алкоголь выветривался, и подступал страх. А ночь так благоволит страхам, ужасу, кошмарам, что пришлось встать. Я включила компьютер, забралась в Интернет, с неподдельной радостью обнаружила Вконтакте два письма: одно от Ланки, другое от Лехи. Улыбаясь, ответила на оба, но… стоило мне во второй раз нажать кнопку «отправить», страх вернулся. То казалось, что за спиной кто-то стоит, то мнилось, будто нечто скрывается в темноте. Снова и опять. Теперь я понимала, что это всего лишь игра воображения, но легче не становилось. Мысленные уговоры и логические доводы тоже не помогали. Еще побродила по Всемирной паутине – нет, все впустую.

Тогда я выключила компьютер, достала из дорожной сумки планшет, выбрала книжку повеселей, поудобней уселась в кровати, поджав под себя ноги и прислонив спину к подушкам, и стала читать.

Книжка тоже не помогла. Шутки казались плоскими, переживания героини надуманными. «Да что она знает о реальных проблемах?» – с раздражением подумала я. Хм, отвлечься от страхов не получилось. Что же делать?

Выглянула в коридор. Не легче. Только пространства, где может притаиться тьма, стало больше. Ночная кухня и вовсе повергла в панику.

Не знаю, как такой маразм пришел в голову, но я решила, что раз Государь ночевал в моей комнате (ну, хорошо, работал в моей комнате ночами, пока я ненадолго забывалась сном), то и я могу посидеть у него. Только бы хозяин квартиры спал.

Я тихонько приоткрыла дверь в его комнату и замерла на пороге. Свет фонаря падал на большую двуспальную кровать. Государь лежал на половине, что ближе к окну. Дышал ровно, спокойно. Спал на боку. Сильная рука покоилась на одеяле. Бугры мышц настолько явственно проступали, что мелькнула мысль: «А не качается ли Государь?» Или это природное? Или от постоянных омоложений годами мертвых?

Ладно, Лея, приди в себя. Тебе важно не это, а то, что он крепко спит. Логично? Логично. Как же я люблю свою рациональную половину. Всегда выручает.

Я тихо вошла, пристроилась в уголке, на подлокотнике кресла, открыла планшет, выбрала книгу пострашнее, чтобы соответствовала настроению, и погрузилась в чтение.

– Ты что здесь потеряла? – раздался хрипловатый, теплый ото сна голос.

Я вздрогнула, потеряла равновесие и свалилась с подлокотника в кресло. Не знаю, сколько времени просидела за чтением, но на планшете перелистнулась сорок шестая страница.

– Страх, – ответила я. – Страх потеряла. Забыла про него.

И добавила осуждающе:

– Могли бы сделать вид, будто не заметили моего присутствия. Спали бы дальше. Вам несложно, а мне не так неловко.

– Никакое хорошее воспитание или тактичность не заставят отказаться от удовольствия смутить кое-кого, – смех его тоже был теплым ото сна. – Не спится? – быстро сменил тему Государь.

– Как видите, – я развела руками.

– Как вижу, – передразнил он мои слова, – минимум и максимум два варианта. Первый – ты ложишься в своей комнате, а я там поработаю. Второй – ты ложишься здесь, со мной. Предупреждая протесты, говорю сразу – не трону, не делай такое лицо. И да, я предпочел бы выспаться, – он приподнялся на локте и сел в кровати.

Я поджала губы, изо всех сил стараясь смотреть на его лицо, а не на обнаженную грудь. Точно качается. Грудные мышцы слишком заметны. Или грушу колотит. Только я ее тут не видела. Государь темноволос, из-за этого думалось, что грудь его должна быть покрыта густой растительностью. Бр-р, не люблю такое. Оказалось, я ошибалась. Волосы, конечно, были, но не так много. Едва не улыбнулась.

Вот идиотка! Так, алло-алло! Гормоны просят помощи мозга. Мозг, мозг, ответьте! Вы еще там?

Что он сказал последнее? «Я предпочел бы выспаться?» Хитрец. Предложил два варианта, но так, что мне неудобно выбрать первый. Совесть не позволит вытащить человека из постели в его законный выходной, дабы посидеть со мной, пока я засыпать буду. И далеко не факт, что усну, кстати.

Делать нечего: пришлось пройти в глубь комнаты, чтобы забраться под одеяло. Пока ложилась, старалась не смотреть на Государя. Щеки горели, лицо, наверное, было бордовым от смущения. Тихо устроилась на краешке кровати, спиной к некроманту, и замерла.

– Колыбельную спеть? – спросил из темноты теплый голос.

По интонации понятно, что Государь улыбается. Интересно, снова подкалывает или просто рад моей компании? Какая нелепая мысль, о боги!

– Лучше сказку рассказать, – не осталась я в долгу.

– В арсенале только страшные.

– И правдивые, – дополнила я его ответ.

– Да.

– Тогда не надо.

Постель скрипнула, прогнулась. «Не может быть!» – мысленно закричала я, почувствовав, как Государь сдвинулся на мою половину.

– Спи давай! – некромант чмокнул меня в макушку. – Поздно уже.

– Угу, – только и смогла выдавить я, обескураженная его поступком. Что это было?

Государь спокойно вернулся на свою половину. Не прошло и пяти минут, как его дыхание снова стало ровным и безмятежным. Уснул. А мне что прикажете?!

Старалась не ворочаться, чтобы не разбудить хозяина квартиры. От страха не осталось и следа, но сон не шел. Промаялась до рассвета. Даже когда солнце поднялось над домами, не спала.

Открыла глаза. Электронные часы на столике показывали 14:33. День. Незнакомая комната. Я раскинула руки и посмотрела на потолок. Где я? Какая-то тревожная мысль попыталась проникнуть в сознание, но я ее подавила. Снова. Игнорирую, не пускаю. И вдруг, в секунду, ночные бдения всплыли в памяти. Сама пришла! Забралась к мужику в кровать! Александрова, где твои мозги?! Я тебя не узнаю?!

Ого, пробудилась и моя здравомыслящая половина. И до чего же она громогласная.

Проторчала в комнате еще полчаса. Краснела, бледнела, смущалась до потери пульса и дара речи. Но надо же когда-то выходить. Может, чем раньше, тем лучше? Справилась с собой, уговорила, решила сделать вид, будто ничего не произошло.

А правда, что такого случилось? Ну, боялась ночью оставаться наедине с воспоминаниями и воображением. Пришла тихо почитать книгу, чтобы не впадать в ступор от ужаса. Государю хотелось спать, и он выбрал самое простое решение. Кстати, весьма деликатно. Был бы на его месте Леха, я бы даже не парилась. Все, хватит дурака валять! Иди! Напридумывала себе всякого.

– Добрый день, – поздоровалась я, потирая глаза якобы со сна. – Почти не спала ночью.

– Всегда знал, что со мной не уснешь, – хохотнул Государь, переворачивая на сковороде блинчик.

– Да вы… Вы! – взвыла я, мгновенно перестав изображать сонную тетерю.

– Сволочь. Знаю, ты мне об этом уже докладывала, – продолжил развлекаться Государь.

Он снизошел до того, чтобы обернуться. Еле сдерживает смех. Прекрасно знает и о моем смущении, и о моем притворстве и откровенно наслаждается моментом. Ненавижу!

– Оказывается, у вас чувство юмора есть, – сквозь зубы выдавила я.

Ногти впились в ладони. Невозможно представить более идиотской ситуации. Не припомню, когда в последний раз было так неловко.

– Спасибо, что оценила, – Государь вмиг стал серьезным. Даже откашлялся для убедительности. – Давай, чисть зубы – и за стол, – скомандовал он.

Катастрофа! Если бы не тот чай с коньяком, в жизни бы не додумалась к нему в постель забраться.

Глава 17. Поцелуй

Леха Ярыгин нагнал меня в коридоре университета.

– Привет, подруга! Предложение есть.

– Руки и сердца, надеюсь?

– Надейся.

– Ах ты ж подлец! А я-то губы раскатала…

– Прости, Лея. Все мы, мужики, козлы.

– И ведь не поспоришь.

Обмен шутками и любезностями завершился дружным хохотом. Леха придержал меня за локоть. Пришлось остановиться.

Повернулась к собеседнику лицом, прислонив плечо к стене.

– Валяй, тащи свою колбасу, – вспомнила я слова Карлсона.

Увидев недоумение в глазах секретаря, поспешно добавила:

– Это из мультика. Я имела в виду, выкладывай, что за предложение.

– Предложение куда-нибудь сходить.

Я скисла.

– Что, Игорю и Катеньке опять нужно сопровождение?

– Да нет, – отмахнулся Леха. – Не с ними. Вдвоем. Только ты и я, – мой приятель ухитрился поиграть бровями, приподняв и опустив их дважды, как это показывают в комедиях, и загадочно улыбнуться.

Вот честное слово, Ярыгин, в кино тебе прогулы ставят.

Стоп! Вдвоем?!

И не нашла ничего лучше, чем глупо спросить:

– А куда-нибудь – это куда?

– Дом музыки, театр, кафе – выбирай.

– Какая неслыханная щедрость… – пролепетала я, уносясь мыслями далеко-далеко.

Леха выглядел страшно довольным. Решил, что я клюнула на его наживку.

Да нет, меня не удивило желание сходить куда-то вдвоем. Все постепенно к этому шло. Леха симпатизирует мне, я не слепая: видела, поняла. Не думала, что решится так быстро. Одна проблема – симпатия секретаря Государя весьма поверхностна. Есть в нем, конечно, серьезность, обстоятельность. Немного, но есть. Видно, в армии или после появились. Но юношеская жажда необременительных отношений тоже при нем. А что? Возраст такой.

Но это совсем не моя песня. Я могу с парнем за ручку год, а то и два ходить, прежде чем решусь на что-то действительно важное – ну, вы понимаете. А Лехе нужно все и сразу. И, пока я убегаю, ему интересно, а сделаю шаг навстречу – за неделю-две сведет отношения на нет. Не по мне такое. Хотя… И тут я серьезно задумалась. И даже испугалась направления мыслей: слишком несвойственно подобное моему характеру.

А может, и к лучшему, что Леха несерьезен? Да, я натура романтичная, годами могу встречаться, но легкой победы не будет. Однако появилась проблема. После того случая с насильниками внутри угнездился страх. Сильный, тягучий, мерзкий, тошнотворный. Паника перед близостью. А ведь я говорила, что от страха привыкла избавляться любыми методами. Может, стоит отнестись благосклонней к полусерьезным домогательствам Лехи? После Ярыгин сбежит. Но и мне он как парень ни к чему. Хорошо бы остаться друзьями. И было бы совсем здорово, если бы о моем «падении» никто не узнал. Но тут никаких гарантий. Парни порой так болтливы.

– Эй, Лея, ты тут? – Леха пощелкал пальцами перед моим носом. – Земля вызывает Лею.

– Земле большой привет с Марса, – ответила я, не отрываясь глядя в одну точку. Даже щелчки пальцев не сразу привели в чувство. – Извини, задумалась, – я перевела взгляд на Ярыгина. – О чем это мы?

– О том, куда бы ты предпочла пойти.

– Ах да! В театре ты на что целился?

– В «Современнике» спектакль Филатова идет. Обожаю его! – вдохновился Леха, его глаза загорелись восторгом.

Попался!

Лешенька, а своим ли ты делом занят? Тебе же прямая дорога из недонекромантов в ГИТИС, ВГИК, Щукинское и куда там еще актеров берут. Не стала озвучивать мысли, дабы не обижать приятеля.

– Его – это кого? – въедливо уточнила я. – Филатова, спектакль или театр «Современник»?

– Филатова. Спектакля пока не видел. «Еще раз о голом короле» называется.

– Ну, раз хочешь сходить, и тебе нужна компания… – дипломатично начала я, давая понять, что Леха от похода выигрывает, а я лишь согласна по-дружески разделить бремя просмотра.

– Не вижу энтузиазма, подруга! – насторожился Ярыгин.

– Сознаю свою вину. Меру. Степень. Глубину. И прошу меня направить на текущую войну. Нет войны – я все приму. Ссылку. Каторгу. Тюрьму. Но желательно – в июле, и желательно – в Крыму, – к месту процитировала отрывок из «Федота-стрельца» Филатова. – Не в обиду, всегда считала его работы несколько пошловатыми, извини. Но ради тебя – только скажи.

Леха сник, недовольно поджал губы.

Не без удовольствия наблюдала, как приятель теряет ниточки управления ситуацией одну за другой. А придумать, как вновь завладеть ими, не хватает времени. Что ж, общение с Государем пошло мне на пользу и оказалось весьма плодотворным. Его величество мне по-прежнему не обставить, но других… почему бы и нет?

– Но у нас свидание, ты же понимаешь? – решился Леха на последний рывок.

– Конечно, Леша, понимаю, – положила руку ему на плечо. – Думаю, нам будет весело и мы отлично проведем время. Ты уже взял билеты? Когда спектакль?

– Нет, но возьму на воскресенье.

– Отлично.

Мы подробно обсудили, во сколько и где встречаемся, договорились созвониться за пару часов до свидания. Леха протянул руку к моим волосам, нерешительно поглаживая пряди.

– Ну, мне пора. А то тиран хватится.

– Да-да, иди, – во всю ширь улыбалась я.

Ярыгин подошел вплотную – и я не успела опомниться, как ощутила тепло его губ на своих губах.

Инстинктивно попыталась отстраниться – не тут-то было. Ярыгин крепко обнял меня. «А он сильный», – пронеслось в голове. Первый порыв – оттолкнуть парня, а лучше дать отрезвляющую пощечину. Но я почувствовала, как кто-то без спроса и разрешения, вопреки договоренности пробрался в мою голову и читал мысли уже не первую минуту. Поразительно, что я не ощутила вторжения раньше! Отлично, так даже интересней.

Я обхватила Леху за шею и с энтузиазмом ответила на поцелуй.

– Ко мне в кабинет! Быстро! – жахнул громовой рык по барабанным перепонкам, едва я отстранилась от Ярыгина.

Леха не мог видеть взгляд Государя, а я – да. Взгляд зверя: опасный, хищный, жгучий. Что ж, меня будут убивать.

Предвосхищая вопросы, скажу, что в университете целоваться не запрещено. Поэтому умирать придется не за это. А за что? Государь придумает, я в него верю.

Леху профессор уже отчитывает. Мол, в рабочее время найти невозможно, а дело срочное.

– Теперь ты… – продолжал Государь распекать Ярыгина.

Дальше я не слышала. Свернула за угол. Поднялась по лестнице. Миновала коридор и секретарскую и нырнула в кабинет некроманта.

Посмотрела на статуэтку с дельфинами, выныривающими из моря, что по-прежнему стояла на подоконнике, игриво подмигнула морским млекопитающим и повернулась к раковине. Она – все, что мне сейчас нужно.

Подняла ручку смесителя, дождалась, пока вода станет теплой, и прополоскала рот. Чему вы удивляетесь? Терпеть не могу быть обслюнявленной. И что люди находят в поцелуях? Мне, наверное, никогда не понять. У кого-то – земля из-под ног, кто-то улетает. Понаплетут всякого, понапридумывают себе, а на деле отмыться хочется.

Даже вокруг рта намылила. Смыла, достала из кармашка новую упаковку одноразовых бумажных платков, вытащила один и стала промокать губы. А что, я брезгливая.

Опустила ручку смесителя, продолжая промокать воду у рта, повернулась и вздрогнула. Сколько Государь тут стоял и наблюдал за мной?

Ярость, граничащая с ненавистью и желанием убивать, сменилась на его лице недоумением.

– Как интересно ты относишься к Ярыгину.

Я смяла намокший от воды платок и кинула в мусорное ведро.

– Ярыгин тут вообще ни при чем. Это мое отношение к поцелуям. Ну, не люблю. Имею право.

При этих словах глаза некроманта блеснули, на губах расплылась хищная улыбка. О чем он подумал?

Я молча указала пальцем на дверь: мол, где секретарь?

Не дождавшись ответа, спросила прямо:

– Леха жив?

Государь недобро усмехнулся.

– В ссылке.

– То есть?

– Тебе не кажется… – грозно начал Государь, давая понять, что вопросами я испытываю его терпение.

– Мне кажется, мы разговариваем довольно громко. Нас могут услышать в секретарской.

Профессор больно сдавил мое плечо и протащил через весь кабинет, к окну.

Леха Ярыгин выходил из университета с документами под мышкой.

– Вы что, выперли его с работы? – испуганно пролепетала я.

И услышала презрительный смешок.

– Курьер болеет. Документы повезет секретарь.

Я облегченно выдохнула. Но тут же взвилась.

– Что за несанкционированное проникновение в мои мысли? Вы же обещали.

Государя обвинение нисколько не смутило.

– Да за тобой глаз да глаз нужен. И даже под присмотром идиотские идеи появляются.

Фыркнула и вывернулась из вцепившейся в плечо руки.

«Идиотские идеи»? Понятно. Значит, про мой страх и желание избавиться от оного не самым благопристойным способом некромант знает.

Я пошла ва-банк.

– Вы что, всерьез решили примерить на себя роль моего отца? Раз своей дочери не было.

Казалось, Государь удивился этому выпаду не меньше, чем моим водным процедурам после поцелуя.

– Как тебе в голову пришла такая мысль?

Занервничала. Отошла от окна, сделала несколько шагов по кабинету, остановилась ближе к столу и развернулась лицом к Государю.

Он приблизился, с нетерпением ожидая ответа.

Начала, боясь сбиться:

– Вы всеми правдами и неправдами стараетесь оплатить мои расходы, связаны они с путешествиями во времени или нет, я периодически живу у вас, вы меня лечите. Даже в ресторан сводили, чтобы подбодрить, чтобы я, как вы выразились, набралась впечатлений. – И добавила с сарказмом: – Не хотите же сказать, что Игорь Вильянов пользовался таким же расположением вашей светлости?

– Что за комиссия, Создатель, быть взрослой дочери отцом! – Государь театрально возвел руки к потолку и беззлобно усмехнулся, процитировав Грибоедова.

– Я, может, и наивная, но не дура, – сказала я, будто подтверждая этим справедливость своих выводов и его слов.

Государь подошел совсем близко и ободряюще взял меня за плечи.

– Нет, Эля, ты далеко не дура. Но боюсь, не совсем верно истолковала мои мотивы. Они куда менее благородны.

Моментально подняла голову и посмотрела в лицо Государя, с замиранием сердца ожидая ответов на свои мысли.

– И моя главная ошибка в том, что я дал тебе слишком много времени, чтобы оправиться от нападения тех двух подонков.

На секунду в кабинете воцарилась гробовая тишина. Я старалась осмыслить услышанное, ища ответ в глазах некроманта.

Другими словами, странное поведение Государя в последние недели – это ненавязчивые ухаживания мужчины, который не желает напугать или еще больнее ранить и без того затравленную насильниками девушку? То есть не что-то вроде отцовских опеки и внимания?

– Вы хотите сказать… – прошептала я, не веря, – что…

Его глаза жарко, призывно блеснули.

– Да, теперь ты все правильно поняла, – прошептал он, наклоняясь ко мне.

В единый миг жгучее влечение, горячее дыхание, нетерпеливые объятия, страстная нега, томительная нежность – все слилось в этом долгожданном жадном искреннем поцелуе.

На секунду я вынырнула из пленительного омута, тяжело дыша. Мне отчаянно хотелось больше нежности, ласкового внимания, осторожности касаний. Он понял меня без слов. И я испила желаемое до дна.

* * *

Я чувствовала себя опьяненной. Опьяненной счастьем и желанием. Мои пальцы переплелись с его пальцами; дышали мы в унисон, как один человек; сердца бились слишком часто, но медленно стихали, отпраздновав вспышку страсти. Я приходила в себя на его груди. Пыталась начать думать, но в голове было безмятежно пусто.

Так мы и стояли, обнявшись, посреди кабинета, не находя ни сил, ни желания оторваться друг от друга.

– Элька.

– Ммм, – неохотно вынырнула я из блаженного забытья.

– Тебе рот прополоскать не надо?

– Что? – я отстранилась от Государя.

Умеет же человек кайф обломать.

– Вы снова издеваетесь?

– Я? Издеваюсь? Кто из нас не любит поцелуи: ты или я?

Чтобы сгладить момент, Государь вновь привлек меня к груди. Я облегченно выдохнула.

– То-то же! А то пойду и умоюсь назло кому-то.

– Брось, мое мужское самолюбие, можно сказать, замерло в ожидании фиаско.

– Вы произнесли слова «мое самолюбие» и «фиаско» в одном предложении? – тут уже я улыбнулась от души. – Мир скоро рухнет, не иначе.

– Эль, – голос Государя стал серьезным, – прекращай ко мне на «вы» обращаться.

Я довольно прищурилась:

– А если оговорюсь?

Мы дружно рассмеялись, вспомнив разговор в машине.

– Мне тебя уговаривать? – мужчина приподнял мой подбородок и заглянул в лицо.

Его глаза, потемневшие от удовольствия, скулы, четче проступившие от улыбки. Но что в лице Государя такого? Какой мимический жест дал понять, что его смущает мое упорное выканье? Наклон головы, чуть опущенные ресницы, глаза, на секунду отведенные от моего прямого взгляда?

Государя? Что-то? Может смутить? Чудны дела твои, Господи!

– Постараюсь, но ничего не могу обещать, – скромно прошептала я.

– Ага, и это, значит, я тут издеваюсь, – хохотнул Государь.

– Горан Владиславович, а вы самокритичны, – ангельским голосом подлила я масла в огонь.

– Ну, все, берегись! – не выдержал Государь и использовал запрещенный прием, закрыв мне рот поцелуем.

Земля, ушедшая из-под ног? Головокружение? Взмывание в небо? Теперь-то я знаю, что все эти ощущения – правда, а не выдумки впечатлительных особ. А с ним – правда даже не по отдельности, а одновременно.

Я с наслаждением продолжала таять и теряться в пространстве и времени, когда Государь прошептал, на миг оторвавшись от моих губ:

– Эля, девочка моя, так как меня зовут?

– Георгий, – быстро ответила я, лишенная законного с сегодняшнего дня наркотика, в надежде на новую дозу.

– А короче?

– Горан.

В награду за правильный ответ мои губы снова обжег упоительный поцелуй.

И снова перерыв на несколько секунд.

– А как ко мне нужно обращаться, когда мы одни?

– Ты.

– Ну наконец-то!

Чувствую губами его улыбку, его дыхание обжигает, и я получаю новый поток ласк и объятий.

– Пытки поцелуями – это негуманно, – глубокомысленно выдаю я, сидя на стуле, краснея и глядя в пол и одновременно на свои сапоги.

– Зато очень эффективно, – поддел Горан.

Он стоял рядом, спиной к столу, опираясь о край руками.

Я вовсе не кокетничала с выканьем. Мне действительно сложно называть на «ты» человека, который старше. Воспитание проклятое. Местоимение дается с таким трудом, что буквально приходится себя ломать. Не удивляйтесь. Первых тараканов в наши головы запускают родители, именуя их воспитанием. Когда взрослеем, насекомые головного мозга фанатично мешают нам преодолевать барьеры, которые воздвигло еще в детстве желание быть хорошими, правильными и вызывать одобрение мамы с папой.

У меня вот такой пунктик. Поэтому обращение «Горан, ты» давалось с огромным трудом. Я объяснила причину своих причуд, и мужчина, как ни странно, понял.

Хлопнула дверь в секретарской. Я подскочила, как ошпаренная кошка, и в момент оказалась на приличествующем деловому общению расстоянии от Государя.

Но это не единственная проблема. У меня горели щеки и блестели глаза. Я это знала, и Горан видел. Нетерпеливый стук в дверь кабинета. Надо выпутываться.

Когда Горгона, она же Ольга Витальевна Левиц, открыла дверь без разрешения войти, ей пришлось испуганно прикрыть ее снова. Потому что именно в этот момент Государь стукнул кулаком по столу так, что с телефона с грохотом упала трубка, ударившись об пол.

– И чтобы отчет по последнему путешествию завтра же лежал у меня на столе! Это понятно?!

– Да, Горан Владиславович, сделаю, – пролепетала пунцовая от стыда студентка, бочком пробираясь к двери, подальше от тирана-профессора.

В глазах Горгоны не мелькнуло сочувствия к будущей выпускнице, когда та кивком поздоровалась с ней и прошмыгнула к выходу.

Ну, другого я от нашей стервы и не ожидала. Зато она купилась на маленький спектакль на все сто.

Я вихрем пронеслась по коридорам и лестницам университета и выбежала на улицу. Чтобы остудить лицо, чтобы коснуться припухших от поцелуев губ, чтобы подпрыгнуть от переполнявшей радости и никто не увидел.

Все-таки незаменимый магический навык – слушать и слышать свое подсознание. А главное, уметь договариваться с ним.

Помните, я была в ярости, узнав, что Игорь встречается с Катериной?

Хорошо бы щелкнуть пальцами и разлюбить, перестать мучиться. Ну, или влюбиться в кого-то другого.

И подсознание пришло на выручку.

– В кого?

– Да в кого угодно.

– Точно?

– Да, но обязательно взаимно, – ответила я, рассудив, что все лучше, чем страдания по Вильянову.

Ничего общего с приворотом это не имеет. Просто вы даете команду подсознанию, и оно само подводит вас к ситуациям и обстоятельствам, которые благоволят исполнению желаемого, а не противоречат ему. Если человек не может в вас влюбиться в принципе, то он и не влюбится, что бы вы ни загадывали и как бы ни просили. А если может, приемы магов лишь помогут вам найти кратчайший путь друг к другу.

Моя программа даже Леху зацепила, но слегка.

И все это работает не только в амурных делах, а во всех. Это один из вариантов программ второго уровня, которыми я владею в совершенстве. Да, я умею исполнять свои желания.

А сейчас кажется, что я могу и вовсе невозможное, любые чудеса по плечу. Как же я счастлива! В душе? считаю себя волшебницей, а для остальных я невероятно талантливый черный маг.

– Эля, вы что здесь делаете в таком виде? Простудитесь же, – прервал мои мысленные радости и восторги приятный мужской голос.

Вздрогнула от неожиданности и повернулась. Душин. Рядом со мной стоял Валерий Душин, неотразимо красивый племянник Государя, который привозил документы по делу одного московского маньяка, чтобы меня проверить.

– Здравствуйте, – тихо, но настороженно сказала я.

Что он здесь делает? Как прошел проходную? Это же нереально. Да о чем я? Реально. Наверное, Горан заказал ему пропуск. Так странно в мыслях называть Государя Гораном. Даже зарделась от удовольствия.

– Привет-привет, счастье не повод торчать на холоде, – Душин уже рукой показывал на мою одежду, чтобы я, наконец, обратила внимание.

Глянула на себя. В водолазке и брюках прыгаю, а на улице минус пять. Надо вернуться за пуховиком, а потом – домой ехать.

– А, спасибо, – растерялась я. – Сейчас оденусь.

– Это правильно, – ослепительно улыбнулся молодой человек. И, бесцеремонно беря меня за руку, попросил, увлекая в стены университета: – Заодно проводите меня к дяде. Он занят, вы не в курсе?

Я поперхнулась от неожиданности.

– Погодите, Валера! Вы знаете, что я знаю, что Горан Владиславович – ваш родственник?

– Да, я знаю, что вы знаете.

Ошалеть! Убиться веником!

– А что еще вы про меня знаете? – И многозначительно добавила: – Такого.

– Немало, – уклончиво ответил мой спутник. И тоже многозначительно добавил с улыбкой: – Всякого.

Вот так денек!

Я проводила Душина, даже ввела в секретарскую, откуда было прекрасно слышно, как Горан спорит с Горгоной. Молодой человек остался ждать, а я, попрощавшись, слиняла за пуховиком.

И зачем Валера просил проводить его до кабинета дяди? Можно подумать, Горан ему не рассказал, как идти, не назвал этаж и номер кабинета.

Странный день. Но удивительный во всех смыслах!

Глава 18. Последняя каноническая жертва Потрошителя

Любовь любовью, а диплом дописывать надо. Потому пора готовиться к очередному путешествию в Лондон.

Последняя каноническая жертва Джека-потрошителя – двадцатичетырехлетняя Мэри Джейн Келли. Ее убийство – самое жестокое, кровавое, шокирующее не только в серии уайтчепелского маньяка, это убийство одно из самых страшных за всю историю человечества.

Посмертная фотография Мэри Келли наводит ужас на людей спустя сто с лишним лет, даже люди с крепкими нервами не могут спокойно смотреть на черно-белый снимок изуродованного до неузнаваемости трупа. Каково же было тем, кто видел тело, распростертое на кровати, вживую, в красках, чувствуя запах разлагающейся плоти? Очевидцы клялись, что подобное с человеком мог сотворить только дьявол.

Но к кошмарам и дьяволу я вернусь позже. Сначала нужно познакомиться с жертвой. Узнать о ней и ее жизни.

Мэри Джейн Келли была молода и чрезвычайно хороша собой. Привлекательное лицо, стройная фигура, напоминавшая песочные часы. Конечно, мужчины не могли пройти мимо красавицы.

Сведения о ее детстве и юности противоречивы, но я расскажу самую известную и популярную версию.

Родилась Мэри в Ирландии, в Лимерике, в семье рабочего. Росла с семью братьями и сестрой. В шестнадцать лет вышла замуж за шахтера, а через два-три года овдовела: супруг погиб в шахте во время взрыва.

После смерти мужа юная Мэри занялась проституцией. Молодая очаровательная вдова привлекала далеко не бедных мужчин. С двумя жила на правах содержанки, один свозил во Францию, откуда Мэри вернулась через десять дней, заявив, что страна ей не понравилась.

Молодая женщина любила выпить, старалась забыться в алкоголе. Конечно, привлекательней зеленый змий не делал. И клиенты ее уже были не богаты, а чаще бедны. И никто не предлагал выпить за так. Словом, жить Мэри становилось все сложнее.

Если бы не сожитель, не могу сказать, сумела бы женщина оплачивать комнату, которую снимала. С чернорабочим Джозефом Барнеттом Мэри познакомилась за год и восемь месяцев до трагической гибели. Он предложил ей выпить, а через несколько дней они решили жить вместе.

Последние восемь месяцев пара ютилась на Дорсет-стрит, 26, на первом этаже в комнате номер 13, и проводила ночи на деревянной кровати, где 9 ноября 1888 года нашли изуродованное до неузнаваемости тело Мэри Джейн.

При жизни Мэри до умопомрачения страшилась уайтчепелского маньяка. Из-за серии Потрошителя пресса подняла такой шум, что невозможно стало не бояться. Молодая женщина неоднократно спрашивала сожителя о смертях проституток. Барнетту даже приходилось покупать газеты и вслух зачитывать все, что касалось убийств на улицах Лондона.

Страх Мэри Джейн понятен и логичен: в любой момент она могла нарваться на Потрошителя, занимаясь своим ремеслом. Но мне почему-то кажется, что несчастная предчувствовала гибель.

За десять дней до смерти, 30 октября, Мэри Келли поссорилась с Барнеттом. Дело дошло до драки, и мужчина ушел.

Причиной разлада стала подруга Мэри. Молодая женщина приютила ее, уступила половину кровати. Но Барнетта тоже можно понять. Комнатенка крохотная, площадью всего двенадцать футов, в ней еле-еле помещалась постель. И если Мэри спит с подругой, то где ложиться ему, Барнетту? Конечно, он ушел. И денег сожительнице не оставил.

Мэри Джейн надо было прокормиться и оплатить комнату самой. Нужда погнала на улицу искать клиентов.

8 ноября 1888 года, за несколько часов до смерти, Мэри Келли виделась и с подругой, и с Барнеттом, который зашел в прежнюю комнату на несколько минут.

Сразу после ухода бывшего сожителя Мэри отправилась в паб выпить горячительного и найти клиента.

Ближе к полуночи она возвращалась домой в компании невысокого плотного мужчины с рыжими усами. Вид клиента непрезентабельный, одежда старая и поношенная, зато в руке – бутылка эля. Именно то, что нужно двум уже изрядно выпившим людям.

– Я хочу петь, – заявила Мэри, когда они подошли к двери комнаты номер 13.

Мне сразу вспомнилась Марта Тэбрем, которая пожелала того же, не зная, что скоро умрет.

Примерно через час молодая женщина, живая и здоровая, распевала в комнате ирландскую песню «Милые фиалки».

– Фиалка, которую сорвала я в детстве с могилы своей матери…

Собутыльник ушел, а Мэри отправилась на поиски очередного клиента.

Что за черт! Я только что сидела в своей комнате, перед компьютером, анализировала показания свидетелей, а теперь… Улица. Глубокая ночь. Темень, хоть глаз выколи. Погода отвратительная: дождь, промозглый ветер, густой туман.

Какого дьявола я делаю в Лондоне? Снова спонтанное астральное перемещение в прошлое? Как в тот раз, когда я, лежа в ванне, попала в Уайтчепел увидеть, как увозят тело Мэри Энн Николс?

Стоп! Без паники. Громадный плюс астрального путешествия в том, что физическое тело не поблизости, где его может увидеть Потрошитель, а в Москве, дома. Хорошо, о безопасности волноваться не надо. Одной проблемой меньше.

К слову, на астральные путешествия способны не только маги, а все люди. Когда вы до мельчайших деталей вспоминаете какой-то момент своей жизни, слыша те самые звуки и ощущая те самые запахи, вы совершаете самое настоящее астральное путешествие. Например, со всей ясностью вспоминаете отпуск, видите себя на морском берегу, слышите шум прибоя, крики чаек, чувствуете кожей солнечные лучи. Или же зацикливаетесь на неприятном моменте, фразе, которые ранили вас в самое сердце, прокручиваете в мозгу раз за разом – и наконец воспоминания становятся так явственны, почти осязаемы, что хочется закричать от разрывающей грудь боли. Мы все это умеем. Неосознанно.

Фух, вроде я успокоилась. Теперь стоит узнать, зачем я сюда попала, какой сегодня день и час и что должно произойти.

Ответы посыпались как из рога изобилия.

9 ноября 1888 года, пятница, ближе к трем ночи. Потрошитель. Мэри Келли вот-вот с ним столкнется.

А пока молодая женщина останавливает на улице знакомого.

– Мистер Хатчинсон, вы не могли бы одолжить шесть пенсов?

– Нет, – отвечает он. – Я потратил все деньги в Ромфорде.

Мэри с сожалением вздыхает, прощается и идет навстречу гибели.

Если бы Хатчинсон одолжил денег, может, молодая женщина не погибла бы. Как знать.

Мэри Келли налетает на человека, который за секунды до этого прошел мимо Хатчинсона. На Потрошителя. Он кладет руку на плечо Келли и предлагает проводить.

– Не бойтесь, я не Джек-потрошитель, – успокаивает он будущую жертву.

Мэри расслабилась и рассмеялась. Действительно, не будет же Потрошитель вспоминать о себе любимом, да еще в первые секунды встречи. Это придало молодой вдове уверенности. Если бы она только знала…

– Хорошо, – соглашается Мэри Джейн.

– С вами все будет в порядке, – ободряет Потрошитель.

Я внутренне содрогаюсь, видя в его левой руке тот самый сверток.

Дойдя до улицы, где живет Мэри Джейн, убийца и жертва останавливаются и разговаривают минуты три. Потрошитель признается, что слышал разговор Келли со знакомым. Знает, что нужны деньги. И предлагает нарисовать Мэри. Но позировать она должна обнаженной. Такое заманчивое предложение для проститутки. Конечно, женщина соглашается.

– Ладно, моя дорогая. Пойдемте. Вам будет удобно, – снова обещает Потрошитель и обнимает Келли. Молодая женщина целует спутника-маньяка.

Они подходят к злосчастному дому 26 на Дорсет-стрит – еще несколько метров до комнаты 13 – и дверь открылась. Я следую за ними по пятам.

Комната до невозможности мала и убога. Кровать, три стула, прикроватный столик, маленький камин – все, что здесь поместилось. Ходить невозможно – только поворачиваться. Пахнет алкоголем и сыростью, но свежо из-за разбитого окна. И до ужаса холодно.

А Мэри Джейн уже скинула и сапожки, и красный жакет, и мешковатую юбку. Обувь поставила перед кроватью, одежду аккуратно повесила на стул, оставшись в прозрачной ночной сорочке, которая легко распахивается, обнажая тело.

Молодая женщина легла на кровать, с интересом ожидая, как поведет себя клиент.

А Потрошитель уже развернул сверток, достал нож, которого Мэри с постели не разглядеть, и приблизился к жертве. Обнаженная Келли с любопытством и нескрываемым торжеством опытной соблазнительницы следила, как мужчина склоняется над ней, думая, что привлекла его как женщина. И лишь в самый последний момент увидела нож и успела истошно закричать: «Убивают!»

Она была первой, кто успел вскрикнуть, она стала первой, кому Потрошитель не смог нанести удар сзади. Она станет первой, с кем разделаются с такой дьявольской жестокостью.

Второго крика не было. Удар ножа, повредивший голосовые связки и трахею, лишил последнего шанса: возможности звать на помощь. Женщина захлебывалась собственной кровью, ее руки и ноги слабо вздрагивали в агонии, глаза с ужасом смотрели на убийцу. В них читалось понимание. Понимание и панический страх оттого, что в комнате Джек-потрошитель: серийный убийца, который не первый месяц наводит ужас на Лондон, маньяк, который с запредельной жестокостью уродует жертв.

Потрошитель с ножом в руках приблизился к промежности Мэри… Стой! Она же еще жива! И передумал. Он хотел видеть растерзанное тело не в полумраке, при тусклом свете огарка свечи. Нужно разжечь камин, да пожарче. Туда полетела почти вся одежда, какую маньяк нашел в комнатушке. А когда пламя разгорелось, серийник повернулся в мою сторону и посмотрел так, что я внутренне задрожала. Или мне казалось, или он знал, что я наблюдаю, понял, что могу видеть расправу. Безумные, полные торжества глаза неотрывно, не моргая смотрели, заглядывая в самую душу.

Перепугалась до смерти.

Как отсюда выбраться? Быстрей, соображай! Вспомнить свою комнату, свет монитора, текст на экране, тепло батареи, свежий воздух из приоткрытого окна. День! На улице день, а не ночь!

Я шумно судорожно вдохнула, словно долго была под водой, но смогла вынырнуть на поверхность, и ударила руками по столу, как по водной глади. Перед глазами клавиатура. Буквы: наш алфавит и английский. Окно. Пасмурно, но светло. Господи, я дома!

Что теперь? А теперь срочно пить успокоительное, которое дал Горан. Иначе рискую вернуться в комнату смерти. Я пулей выскочила из-за стола, добежала до кухни, потеряв по дороге тапок и едва не упав. Плеснула в чашку воды. Проглотила таблетку, запила. Надеюсь, поможет. Теперь уже медленно, ожидая всего, чего угодно, прошла коридор, перевернула ступней потерянный тапок, сунула туда ногу, добрела до кровати и рухнула на спину, пялясь в потолок. С ужасом ожидая, что пересилит: успокоительное или спонтанные магические способности.

Надо не разлеживаться, а ехать к Горану. Нет, невозможно. Если сдует в Лондон, когда буду переходить дорогу или спускаться по лестнице – все, я умру: собьет машина или сверну шею, падая со ступенек.

Но тогда стоит предупредить Горана. Вдруг из следующего спонтанного путешествия не сумею вернуться. Маловероятно, конечно – путь домой я нащупала, – но все же нужна страховка. Если сама не вернусь, он вытащит. Я надеюсь.

Позвонила, кратко обрисовала проблему. Горан сказал, что, если не дам о себе знать до шести вечера, тут же приедет.

– Оставлю дверь открытой, – предупредительно пообещала я.

Смешок.

– Думаешь, запертая дверь меня остановит?

– Что? Тебе не только многозначные коды домофонов подвластны, – с восторгом вспомнила его визит в мой подъезд, – но и запертые двери?

– У меня масса скрытых талантов. Ты как? Держишься? – сменил он тему.

– Стараюсь, – тяжко вздохнула я. – Лекарство вроде начинает действовать.

– Потерпи. Недолго осталось.

Я помолчала.

– Спасибо за поддержку.

– Не забудь перезвонить.

– Конечно.

– И вот еще что. Даже если все пройдет нормально, завтра вечером встретимся у меня. Договорились?

– Да. Подготовленные материалы захвачу, – пообещала я.

И мы попрощались.

Снова легла на кровать. Прождала еще минут двадцать, пока голова окончательно поплывет от успокоительного. Проверила центральные потоки, выход эфирки из физического тела – не могу управлять ни тем, ни другим. Хороший знак. Можно продолжить изучение документов о Мэри Келли.

Доклад доктора Томаса Бонда, вызванного на место убийства, содержал шокирующие подробности.

«Обнаженное тело лежит посередине кровати.

Вся кожа живота и бедер срезана, органы из брюшной полости удалены. Груди отрезаны, на руках имеется несколько рваных ран, а лицо изуродовано так, что его невозможно опознать. Ткани шеи разорваны вплоть до кости.

Внутренние органы обнаружены в различных местах: матка, почки и одна грудь – под головой, другая грудь – у правой ноги, печень – между ног, кишечник – с правой стороны от туловища, а селезенка – с левой стороны. Куски кожи, срезанной с живота и бедер, лежат на столе.

Постельное белье в правом углу пропитано кровью. И лужа крови на полу.

Лицо женщины изрезано: нос, щеки, брови и уши частично удалены.

Кожа и другие ткани шеи рассечены вплоть до позвонков, на пятом и шестом позвонках глубокие зазубрины.

Обе груди отсечены круговыми надрезами. Межреберные ткани между четвертым, пятым и шестым ребрами прорезаны так глубоко, что через раны можно увидеть содержимое грудной клетки.

Кожа и ткани живота от грудной клетки до паха срезаны тремя большими кусками. Правое бедро вскрыто до кости; также срезан кусок кожи вместе с внешними половыми органами и частью правой ягодицы. На левом бедре кожа и мышечная ткань срезаны до колена».

После вскрытия выяснилось, что нижнюю часть правого легкого Потрошитель удалил. Левое легкое осталось целым. Желудок он взрезал, и остатки пищи и желудочный сок вытекли в брюшную полость.

Сердце жертвы Потрошитель забрал как трофей.

Посмертное фото Мэри Джейн Келли с места преступления прилагалось.

Я откинулась на спинку стула, прикрыла глаза и задумалась. Потрошитель резал Келли несколько часов. Если верить показаниям свидетельницы, он мог уйти утром, без четверти шесть. Почти три часа глумился над телом, а значит… Значит, завтра стоит обсудить это с Гораном.

От таблетки нестерпимо клонило в сон. Я скопировала нужные материалы в Ворд, скинула документ на флешку и выключила компьютер.

Позвонила Горану, забросила флешку в карман пуховика и улеглась спать. Едва голова коснулась подушки – вырубилась.

Снилось, что я на месте Мэри Келли. Лежу на той самой деревянной кровати в комнате 13 на Дорсет-стрит, но одетая. Ко мне приближается Потрошитель. Нависает. Я понимаю, что это маньяк, что он убьет, но пошевелиться не могу. Лицо серийного убийцы меняется: передо мной Горан. Не может такого быть! Горан заносит нож, я кричу, пытаюсь руками оттолкнуть лезвие, острие режет ладони. Визжу от боли, теряюсь в пространстве, открываюсь – и нож полосует шею.

Я проснулась, вскрикнула и села на кровати, держась за горло в нелепой попытке остановить хлынувшую кровь.

– Это сон. Это всего лишь сон, – уговариваю себя.

За окном темно, на часах четвертый час ночи. Встала и побрела на кухню за чаем. Моя бабушка всегда говорила, что сны, виденные со вторника на среду и с четверга на пятницу, сбываются. «Сейчас как раз ночь с четверга на пятницу», – сообразила я, наливая в чашку кипяток.

* * *

– Приехала тебя уговаривать, – с порога заявила Горану.

В глазах мужчины мелькнул интерес.

– Хм? Начало интригует.

– Пытаешься подколоть?

– У меня работа вредная. Юмор жить помогает.

– Вредная у тебя не только работа, но и ты сам, – рискнула пошутить я.

– Да ладно, я белый и пушистый, – заверил Горан и, будто в подтверждение своих слов, помог мне снять пуховик. – Просто болею. Причем давно, – намекнул он на способности некроманта.

– Почти всю жизнь, – подхватила я шутку.

– Что случилось? Ты переживаешь. На тебе лица нет.

Ничего от него не скроешь. Напускная веселость не помогла.

Я выдохнула, нервно потерла ладони о брюки. Вспомнила про флешку в кармане пуховика. Достала.

– Сейчас расскажу. По порядку. Только с мыслями соберусь.

И выпалила:

– У Мэри Келли невозможно забрать время.

– Почему?

– Потрошитель резал ее около трех часов. А ты сам говорил: для кражи времени есть полчаса, потом – бесполезно. Я просто не смогу подойти к ней, пока он рядом.

– Но тогда остается наблюдение, – возразил Горан. – И для диплома нужно, и в качестве психологической тренировки не повредит.

– Не повредит?! – я начинала закипать, испугавшись новой встречи с Потрошителем, боясь, что мои аргументы не убедят Горана. – У Келли вместо лица остался череп с глазами, куском уха и скальпом. Череп, понимаешь? Он искромсал ее до костей. Он ей груди отрезал. Вместо тела на кровати лежит скелет в крови, фекалиях, кусках кожи и органах, – я с удивлением услышала в своем голосе истерические нотки. – Я не хочу смотреть, как с человеком такое сделают! Одно дело – прийти на место преступления, а другое – наблюдать за кровавой баней. Ты же сам знаешь, что столь же зверских убийств не так много и…

Горан обнял, прижал к себе. Со мной творилось что-то непонятное. Я говорила и не могла остановиться. Так страшилась предстоящего путешествия, что накрутила себя почти до истерики.

– Все-все, не волнуйся так. Не отправишься ты смотреть на кровавую баню.

– Если тебе нужно время, я добуду его с любого убийства у другого маньяка, – сделала я последнюю попытку умаслить мужчину.

– Времени пока хватает. Забудь об этом, – продолжил он успокаивать.

Руки Горана крепко обнимали, губы целовали мою макушку, голос звучал тихо, умиротворяюще.

Полегчало. Я уткнулась лбом ему в грудь.

– Давай флешку. Буду думать, что делать с последней смертью.

– Угу.

– Тебе пока есть чем заняться?

Вот чертов психолог. Понимает, что надо отвлечь, а то продолжу метаться и накручивать себя.

– Конечно. Я про Кэтрин Эддоус не успела дописать.

Горан поцеловал меня в висок.

– Иди за компьютер, занимайся дипломом, а я пока твои конспекты посмотрю. Договорились? – он приподнял мой подбородок, заглянул в глаза, видя каждую мимолетную эмоцию на перепуганном лице.

Отступила на шаг и кивнула. Стало неудобно за эмоциональный всплеск. Щеки заливала краска стыда. Быстро отвернулась, чтобы это скрыть (но разве от него что-то скроешь?), и пошла выполнять задание.

Я успела поработать и с дипломом, и со своей книгой, когда Горан вошел в комнату с предложением.

– На защите тебя в основном будут гонять по последнему убийству. Романистка моя дорогая, сможешь для дипломной работы сочинить, будто видела все своими глазами, правдоподобно описать и сама же в это поверить?

Я воспряла духом. На подобное решение не смела и надеяться.

– Конечно. Я даже догадываюсь, за какие органы и части тела Потрошитель взялся вначале, а что оставил напоследок. Перед глазами пример Кэтрин Эддоус. Вряд ли маньяк изменил своему ритуалу.

– Отлично! Приступай. Как допишешь – покажешь мне.

Я кивнула.

Горан собрался выйти, открыл дверь, но остановился.

– Все же ты неправа. Людям нашей профессии нужны психологические тренировки и готовность видеть любые извращения человеческой психики. Во-первых, маньяки, уродующие тела до неузнаваемости, были, есть и будут есть. Эдвард Гин[15], дело «Черный георгин»[16]. Читала?

Один из ужаснейших серийных убийц и нераскрытое дело. Нервно сглотнула и снова кивнула.

– Во-вторых, чтобы их ловить, нужно понимать, как они мыслят, – для убедительности Горан покрутил пальцем у виска, – нужно их изучать скрупулезно, отбросив страх и эмоции. Если бы на твоем месте был кто другой, за шкирку бы выпихнул в Лондон: наблюдать, привыкать и делать выводы.

Не стала уточнять, почему меня ми?нет чаша сия. Не рискнула.

– Потрошитель меня видел вчера.

– Что-о-о?

– Понимаю, что похоже на бред. Астральное тело даже маг экстра-класса не засечет. Но то ли это невероятное совпадение, то ли…

И я рассказала подробности.

– Но эфирку твою он ни разу не заметил? – задал Горан вопрос, который от страха даже не пришел мне в голову.

– Нет.

– Тогда это совпадение. Переживать не о чем.

Я пришла в себя и даже приободрилась.

Горан вернул флешку с материалами. На них и стану опираться при сочинительстве. Я переплела пальцы, вытянула руки ладонями вперед. Ну-с, приступим.

Печатала, ни на что не прерываясь: ни на еду, ни на сон. Когда время на часах компьютера перевалило за полночь, я мысленно отметила начало нового дня, но работу не бросила. Закончила к семи утра. Устала до чертиков, спать хотелось безумно.

Скопировала черновик выдуманного путешествия на флешку и оставила последнюю на кухонном столе. Горан, конечно, спал, но, когда сядет завтракать, найдет результаты моего труда и проверит. Все, я закончила.

Добрела до своей комнаты, рухнула на кровать прямо в спортивном костюме: раздеться не осталось сил. «Через несколько часов все решится», – успела подумать я и уснула.

Глава 19. Прощание

Проснувшись, поняла, что все уже решилось. И решилось в мою пользу. В Лондон Горан не отправит: мое сочинение его устроило. Не спрашивайте, как почувствовала. Сама не знаю. Интуиция иногда просыпается и говорит во весь голос.

Я встала с кровати и ногой зацепилась за лямку своей дорожной сумки. Высвободила щиколотку, снова села, обняла колени и едва не заплакала. Навалилась такая тоска. Не то чтобы я переутомилась из-за диплома, нет, дело в другом.

Я описала все путешествия, о которых придется рассказывать на защите. Больше в Лондон не надо. Вчера спросила Горана, нужно ли ему еще время. Он ответил, что нет. А раз дипломные путешествия позади, воровство времени тоже откладывается, то нет причин оставаться в квартире Горана. Спасать меня, приводить в чувство, следить, чтобы я не свихнулась, больше не надо.

Если бы два-три месяца назад кто-то сказал, что я снова захочу вернуться к риску, маньякам, их жертвам, воровству, я бы плюнула в лицо этому ненормальному.

Я вздохнула. Добилась, чего хотела. Я свободна. Было бы смешно, если бы не было так грустно. Свободна, но готова заниматься серийниками, лишь бы быть ближе к Горану.

Конечно, я стану работать с маньяками, но уже после защиты. А сегодня придется собрать вещи и уехать отсюда.

Когда вернусь домой, ниточка, протянувшаяся между мной и Гораном, истончится и оборвется. Мы станем обсуждать дела, защиту диплома, говорить о маньяках, как наставник и ученица, но будут ли объятия, поцелуи, поддержка? Сомневаюсь. Человеческие отношения – такая непрочная вещь. Без подпитки слабеют и тают.

К тому же мы с Гораном одиночки. Оба. Быстро закрываемся, не любим навязываться. Так что, без необходимости постоянно видеться… Я отпустила колени и резко выпрямилась. В глазах стоял туман от непролитых слез.

Повернулась на стук в дверь.

– Эля, ты уже встала?

Быстро, кое-как вытерла глаза и отозвалась.

Горан зашел и похвалу за выдуманное путешествие ухитрился выразить одной фразой:

– Ты ужасы писать не пробовала?

– А как же? Конечно. Я живу в одном нескончаемом фильме ужасов и просто записываю все, что со мной происходит, – совершенно искренне ответила я. – Тебя все устроило?

– Почти. Я написал замечания, кое-где придется доделать и дополнить, но у комиссии сомнений возникнуть не должно.

Буркнула:

– Я рада, – встала и проскочила мимо Горана.

– Что с тобой, Эля?

– Взмокла во время сна, душ приму! – крикнула я уже из коридора, молясь всем богам, чтобы он не понял, в чем дело.

Навязываться – это жалко и унизительно. К тому же один из вернейших способов потерять интерес мужчины. Я не стану навязываться ни за что.

* * *

Горячая вода расслабила, успокоила, а контрастный душ привел в чувство и дал бодрости и сил.

К вечеру я описала путешествие так, что оно устроило даже придирчивого профессора. Значит, о комиссии можно вообще не волноваться.

Потом мы вместе готовили ужин. Мне удавались салаты и закуски, а вот с мясом возиться не любила. Эта моя особенность Горана не смущала. Он давно сказал, что мясо женских рук не терпит. Помню, тогда безумно обрадовалась. Даже в шутку поинтересовалась, нет ли у некроманта кавказских корней. Мы всегда общались, когда готовили. Кроме сегодняшнего вечера.

Я молча резала маслины, оливки и корнишоны для фаршированных яиц и вспоминала учебу в университете. Все, что связано с Гораном.

Первый курс, первый семестр.

Так интересно, Государь был единственным преподавателем, который не преподносил магию как нечто сверхъестественное, непостижимое и доступное только избранным. Он считал, что способностями в той или иной мере обладают все люди, но не всем отсыпано достаточно. А кому отсыпано, не всегда хватает упорства и терпения в раскрытии и развитии потенциала. Государь вообще не считал, что обучает нас магии. Он обучал нас энергоинформационике. Мы должны были развивать интуицию, прислушиваться к внутреннему голосу, договариваться с подсознанием. Словом, никаких чудес. Просто понимание и ощущение себя на более тонком уровне.

Конечно, мы слушали его, затаив дыхание и раскрыв рты. Он на элементарных примерах из жизни, буквально на пальцах умел объяснить всю заумь, которая излагалась в учебниках. Туда вообще было страшно заглядывать.

Как-то один из наших решил поболтать во время занятия, притаившись на галерке. Государь ни слова не сказал. Открыл окно, зажег сигарету и закурил.

– Горан Владиславович, простите, а когда продолжится лекция?

– Лекция окончена, – не поворачиваясь к аудитории, заявил Государь. – Остальное прочтете в учебнике и расскажете на экзамене.

Что тут началось!

Болтуна тут же выставили за дверь его же друзья-соседи. Никто не хотел разбираться в зубодробительных терминах учебника, а тем более применять полученные знания на практике без тонкостей, которым мог научить только Государь.

Когда все затихли и приготовились внимать, некромант неторопливо докурил сигарету и продолжил лекцию. Никогда больше дисциплина на занятиях заведующего кафедрой не нарушалась.

Первый экзамен. Теория энергетических поражений.

Ох, я тряслась. Начало в девять, я приехала к восьми. И не одна оказалась в числе ранних пташек. Все страшно мандражировали. А потом случилось небывалое. Государь, всегда пунктуальный и невозмутимый, мало того что опоздал почти на два часа, – приехал злой, раздраженный и невыспавшийся. Уж не знаю, что случилось. Может, как раз тогда с красавицей Анастасией расстался.

Мы ждали завала. Для успокоения нервов я слопала в уголке десять таблеток валерьянки и пошла сдаваться в числе первых шести первокурсников. Стоило Государю повысить голос, у каждого начинали руки дрожать и язык заплетаться. Дошла очередь и до меня. Почему-то жесткость в обращении не испугала, мне не хотелось забиться под стол или сбежать, как остальным. Рассказала билет, ответила на дополнительные вопросы, продемонстрировала свои пока невеликие умения, но ни разу не вздрогнула от хлесткого недовольного тона преподавателя.

Он соблаговолил поставить «отлично», восемьдесят семь баллов из ста возможных, мучительно решая, как их записать в ведомости: ведь шестьдесят процентов оценки шло за семестр, а сорок – за экзамен. Государь все больше раздражался, пытаясь сосчитать это в уме, ругался сквозь зубы, наконец взялся за калькулятор.

– Не нервничайте, пожалуйста, – со всем добродушием, на какое была способна, выпалила я под валерьянкой. – Запишите пятьдесят баллов за семестр и тридцать семь за экзамен.

Государь хотел было осадить обнаглевшую студентку, которая посмела успокаивать на экзамене преподавателя, но мое простое решение пришлось ему по душе. Меня отпустили с миром и первым «отлично» в зачетке.

Первый курс, второй семестр.

Я похвалилась сокурсникам своей смелостью на экзамене. На меня посмотрели с нескрываемым недоверием, будто я «заливаю».

– Ага, один такой смельчак нашелся. До сих пор бегает к Государю на пересдачи.

– Вы мне надоели. На этой неделе улетаю на Канары.

Довольно эксцентричное заявление от преподавателя на одной из первых лекций нового семестра.

– Увидимся через три недели. Готовьтесь к адовому режиму работы, ибо придется нагонять, – добавил Государь.

Сказать, что мы были ошарашены, – значит ничего не сказать. И вроде обрадовал, ведь занятий не будет. Но осадок оставался. У других преподавателей с лекций сбегали студенты, а тут – наоборот. Преподаватель в прямом смысле слова кинул нас.

Забегая вперед, признаюсь, что и после так всегда было. Мы, студенты, бегали за Государем. Это другие преподаватели боролись за посещаемость, придумывали методы кнута и пряника, а заведующему кафедрой это было не по чину.

Я быстро нашла применение освободившемуся времени. Как истинная ботанка, попросила у одного из второкурсников лекции за весь семестр, переписывала их до ночи, но результат окупился. Теперь не приходилось строчить на лекциях, как подорванной, можно было просто слушать и вникать в материал. Преподаватели стали не сказать, что опасаться меня, но относиться настороженно. Студентка, у которой на руках все подсказки, и уточнить, и поправить может, если ученый ум что-то напутал, забыл по невнимательности или от недосыпа. Этакая заноза-всезнайка.

Государь приехал довольный, отдохнувший и загорелый. Конечно, на Канары он отправился не просто так. Принял экзамен у нескольких мажоров-бездельников. Я же упоминала как-то раз, что завкафедрой ставил высокую оценку либо за валюту, либо за знания. Интересней другое. Все, кто приносил ему евро и доллары, позже вылетали из университета его же стараниями. Создавалось впечатление, что именно так он выявлял слабые звенья среди будущих магов и некромантов: и себе польза, и наука не страдает от проплаченных дипломов.

И не скажу, что в душе я не поддерживала столь практичный, хотя и подлый подход к обучению. Мне платить было нечем, приходилось тянуть лямку студенчества самой, а халявщиков постепенно выкидывали из альма-матер. Как не позлорадствовать и не погордиться своими знаниями? Впрочем, я отвлеклась.

На первом же после возвращения семинаре Государь устроил перекличку.

– Авлукова!

– Я.

– Что было за экзамен?

– Удовлетворительно.

– Точнее?

– Шестьдесят баллов.

– Ладно, садитесь, – Государь сделал пометку в своей записной книжке.

– Агринский!

– Здесь.

– Сколько за экзамен?

– Шестьдесят семь.

– Понятно, садитесь, – снова пометка.

– Александрова!

– Здесь. За экзамен «отлично», восемьдесят семь баллов.

Государь первый раз поднял глаза от записей. Смотрел внимательно, долго, с удивлением.

– «Отлично», говорите? У меня? И я вас не запомнил?

Клянусь, что запомнил. Мое «не нервничайте, пожалуйста» трудно забыть.

– Могу показать зачетку.

Он сделал пометку в тетради.

– Не надо. Верю. Идите к доске.

Ну, что-то налепетать я ухитрилась. Не сказать, что профессор остался доволен, но и откровенного разочарования на лице тоже не заметила.

А после он устраивал нам лекционный ад каждую среду, пока не нагнали предмет по программе. По расписанию у нас были две последние пары у Государя, а на деле мы начинали постигать его предмет на второй паре, а отпускал он около восемнадцати, когда вечерники с удивлением начинали заглядывать в занятую аудиторию.

Утром наука постигалась легче, но после обеда у сокурсников болели пальцы от писанины, гудели головы от избытка информации, энергетические приемы не давались из-за перенапряжения.

Вот когда я особо порадовалась уже написанным лекциям. Было гораздо легче, чем остальным, хотя моя маленькая оперативная память под завязку забивалась файлами уже к окончанию второй пары предмета.

Государь стал единственным преподавателем, которого нисколько не смущали мои переписанные лекции. Наоборот, он беззастенчиво ими пользовался, да еще подтрунивал надо мной, правда, по-доброму.

Стоило профессору потерять мысль, он подходил ко второму ряду (где с краю сидела я), брал мою тетрадь, невозмутимо проглядывал конспект:

– Так. Ага. Да.

И громко продолжал на всю аудиторию:

– Записывайте определение!

И студенты, обреченно вздыхая, хватались за ручки.

Периодически приходилось писать и мне. Государю словно доставляло особое удовольствие давать материал, который не изучали, а значит, не записывали в прошлом году студенты тогдашнего первого курса.

Видя мою склоненную над тетрадью голову, он любил повторять:

– Ну что, Александрова, наука не стоит на месте?

В ответ я только улыбалась. Он выделял меня среди остальных студентов. Это не могло не нравиться и не могло не льстить самолюбию.

Была ли я любимицей профессора в начале учебы? Не думаю. Он не настолько демонстрировал расположение, чтобы возникли трения с сокурсниками, но достаточно, чтобы меня просили помочь и объяснить, когда что-то не получалось.

Но все хорошее в этом мире заканчивается. Профессора к середине третьего курса будто подменили. Он стал придираться ко мне по каждому поводу, требовал, чтобы я оттачивала навыки до филигранности, совершенства, знала материал сверх программы. Я выбивалась из сил на его лекциях, после семинаров срывалась на крик или плакала. Как же я тогда, да и после ненавидела его! До потери пульса.

Откуда же мне было знать, что Горгона спит и видит, как турнуть меня из университета за нехватку навыков в чтении мыслей, за отсутствие таланта к поиску? Да, мне давалось не все. Не знала я и того, что Горгона прикрыла путь в магмедицину, для которой у меня были все навыки. А Государь рискнул. Решил оставить и натаскать. Наблюдал и решал, чем могу быть полезна в его деле.

– Ты все время молчишь. Не рада, что все заканчивается? – на лице Горана мелькнула натянутая улыбка.

– Рада, очень рада, – машинально ответила я, наполняя половинку белка начинкой.

Ужин прошел спокойно, говорили мы мало и, по большей части, ни о чем. Но в воздухе будто витали напряжение, подавленные эмоции, невысказанные слова. Словно в квартире, как в небе, сгустились тучи и вот-вот должна разразиться гроза, высвобождая заряд, энергию, смывая дождем прошлое, обновляя, очищая дальнейший путь.

Странные мысли, странные ассоциации, странные предчувствия.

Я ходила по гостевой комнате и складывала вещи в сумку. Так, не забыть скопировать с компьютера рабочие файлы, черновик дипломной работы, книгу. Что еще?

Я замерла на середине комнаты, приложив к губам сложенные уголком пальцы рук.

– Эля, – Горан встал в дверном проеме, прислонившись к косяку и засунув руки в карманы брюк. Лицо его было серьезным, абсолютно непроницаемым и – вот чудо игры света и тени! – впервые казалось мне красивым. Да-да, именно красивым, а не только мужественным, жестким и холодным. Даже старый шрам на щеке не портил, а, напротив, добавлял волевым чертам истинно мужского шарма.

Растерянно поглядела на хозяина квартиры, но, так и не дождавшись ни вопроса, ни предложения, продолжила кружить по комнате в поисках вещей под его зорким взглядом.

Горан дождался момента, когда я перестала думать о возможном подвохе.

– Эля, а ведь ты совсем не хочешь уезжать.

– Мало ли чего я не хочу. В жизни часто приходится делать то, что нам не в радость, – рассеянно пробормотала я, ища глазами флешку. Нашла!

И только тут поняла, что выдала себя с головой. А мой испуганный, полный внутренней паники, понимания разоблачения взгляд уверил Горана в правильности предположения сильнее моих слов.

Улыбка. Мимолетная. Скрытая усилием воли. Но я успела ее заметить.

Я пропала! Он все понял. Теперь в грош ставить не будет. Какая же я дура! Знала же, с каким коварным, ни на секунду не упускающим жертву из вида охотником имею дело. Нельзя было расслабляться ни на миг. А я так глупо попалась на мелочи: на честном ответе.

С отчаянием и всей злостью на ситуацию, на себя, на свой очевидный промах потянула лямку дорожной сумки, но эта падла решила застрять под планкой кровати в самый неподходящий момент. Я дернула еще раз и еще, чертыхнулась, когда ладонь Горана обожгла мою руку и слегка сжала костяшки пальцев, чтобы я выпустила многострадальную лямку.

– Если даже багаж не хочет сопровождать хозяйку, это о чем-то говорит, – прошептал хрипловатый голос мне на ухо.

Я испуганно дернулась, отступила на шаг, повернулась и, сама того не ожидая, попала в объятия Горана. Он перекрывал мне путь. Ненавязчиво, но уверенно и надежно. Не позволял двинуться с места.

– Знаешь, что самое интересное? – продолжал он интимным шепотом, от которого по моему телу пробежала теплая волна. – Я ведь тоже не горю желанием тебя отпускать.

Затаила дыхание. Смотрела в его лицо не моргая. Следующий ход не мой – его. Государь всегда решает сам и по своему желанию. Такой человек, такая натура. На слова не тратится – тратится на дела. Человек действия, поступков – это я усвоила давно. Помоги же мне, молю! Сделай ход и в мою пользу! Я не могу сделать первый шаг. Он должен исходить только от тебя. Иначе – никак.

Его руки медленно, уверенно обняли меня за талию. По моему телу пробежала новая волна тепла и неги. Ноги отказывались слушаться. Пришлось положить руку Горану на плечо.

Мужчина наклонился к моей щеке, обжег дыханием скулу и мочку уха, дразня, суля прикосновение, но обманывая ожидания. И прошептал на ухо самым соблазнительным тоном, какой только может вообразить романтичная особа:

– Ты написала о последнем путешествии. Теперь нам обоим нужен повод. Мне нужен повод не позволить тебе собрать вещи и уйти. Тебе нужен повод, чтобы остаться. – Иногда все проще, чем кажется, – добавил он прежде, чем жадно впился в мои губы.

Ту ночь и почти весь следующий день я провела не только в его постели, но и в его объятиях. И Горан совершенно не лукавил, сказав неделю назад, что с ним не уснешь.

Сама от себя не ожидала. Но Государь – единственный мужчина за всю мою жизнь, перед которым я не сумела устоять. Не смогла и не захотела.

А вечером в воскресенье был Малый театр. И спектакль выбирала я. Мы с Гораном пошли на комедию Шекспира. Классическая постановка «Усилий любви». Сцена, свет, восторг, овации, крики «Браво!».

А после театра был ресторан с превосходной кухней и дынно-мятным кальяном. Впервые вдыхала ароматный дымный коктейль и наслаждалась легкостью в теле, свободой движений, неспешным течением мыслей и беседы.

Я и подумать не могла, что кальян не только расслабляет, но усиливает желание, раскрепощает в постели.

Я наслаждалась сильными руками Государя, горячими губами, обжигающими, сводящими с ума бесстыдными ласками, теплым голосом с сексуальной хрипотцой, дразнящим, шепчущим о любви.

Но больше всего я теряла голову от другого.

Горан мог быть нежным, и он умел быть нежным, он с наслаждением одаривал любовью и теплом, негой и лаской.

А какую бездну удовольствия я получала, когда, в миг наивысшего наслаждения, он терял контроль настолько, что с его губ срывался стон, сливаясь с моим громким восторгом.

Расстались мы только утром понедельника, за несколько сотен метров до университета. Дразнящий поцелуй, слова прощания, повеление непременно провести так следующие выходные, и следующие, и те, что будут после, всю весну и лето.

Я буквально выпорхнула из «БМВ». Летела по весенним улицам, словно на крыльях, предвкушая новое свидание. Уже скоро. Ведь любое прощание может сулить встречу, самую счастливую встречу.

Глава 20. Прагматик

Начало апреля. Раннее утро. До восхода еще полчаса-час. Я нежусь в постели и смотрю на Горана, спящего рядом. Черные волосы растрепались от ночных утех, лицо спокойно, безмятежно, загадочная улыбка на губах. Интересно, какой сон он видит? И ведь ему до сих пор невдомек, что я знаю и о своей гибели в июле, и о том, что он мой палач.

Когда истина открылась мне? Перед вторым путешествием в Лондон. Горан как раз неосторожно откровенничал с Анастасией. Обо мне.

– Хорошенькая.

– Да, симпатичная. И милая. Время от времени, – явственно услышала я ответ Горана.

– Она тебе нравится?

«Хм, мадам ревнует?» – со злорадством подумала я.

– Я убью ее через полгода.

Нет, это была не просто констатация факта, это был смертный приговор. Я не в силах описать свои эмоции в тот момент. Оглушение, нервный паралич, внутренний холод, переходящий в ужас и желание открыть чертову дверь и закричать что есть сил:

– Я все знаю!

О нет, это сотая, даже тысячная доля внутреннего ада, нервной агонии, которые настигли меня словами: «Я убью ее через полгода».

Надо было что-то решать, и решать быстро. Мне хватило ума не выдать себя. Я прошла в портал и растворилась в темноте слякотного Лондона.

Именно тогда я и узнала, что браслет времени делает меня на короткий срок незаметной для всех. Позже ни Потрошитель, ни свидетели так и не поняли, что я была рядом, все видела и все слышала.

Дальше? Дальше я не могу похвастаться ни адекватностью, ни продуманностью своего поступка. Времени все проанализировать и подготовиться не было, зато желания жить и страха – в избытке.

Вернувшись в квартиру Горана, я изобразила панику и полное непонимание, сделала вид, будто от страха не осознаю, куда попала.

– Не трогайте! Отпустите меня немедленно! – кричу что есть сил.

Открываю глаза, вижу темный силуэт, склонившийся надо мной, ухитряюсь запустить руку в карман пиджака, выхватываю электрошокер… Как больно! Запястье треснет.

– Александрова, вы с ума сошли? – спокойно, с ноткой напряжения от физического усилия, интересуется хрипловатый голос на чистейшем русском. – Это же я, ваш преподаватель. Это Горан, черт вас возьми!

Я будто со стороны вижу, как из руки выпадает электрошокер. Мужские пальцы так крепко сдавили руку, что я не смогла удержать орудие нападения.

А как удачно все начиналось! Я намеревалась вырубить Государя электрошокером, а потом… ну, потом придумала бы, что делать. Не вышло.

Зато он даже не догадался о покушении. Значит, я неплохая актриса.

Решила продолжать в том же духе.

Правда, новая задумка провалилась с треском.

Не один и не два раза пыталась прятаться в его квартире, запустив браслет времени. Пыталась стать невидимкой, которая расправится со своим убийцей. Не тут-то было. Государь всегда чувствовал меня. Видимо, один-единственный раз мне повезло, потому что его отвлекла разговором Анастасия. Больше скрытность не помогала. Все же высший некромант, ничего не поделать. Но я не сдавалась.

До сих пор искренне верю, что нет непобедимых врагов – есть трусы, которые боятся схватки. Если противник сильнее, используй момент, когда он станет наиболее уязвим. Если такого момента не предвидится, создай его. Твой враг расслабится, отпустит контроль над ситуацией и сам, своими руками, подарит тебе шанс победить себя.

Мои попытки выяснить, кто Государь на самом деле, не дали особого преимущества. Потому что некромант узнал и о Лехе, и о соседе Косте, а потом и вовсе открылся, лишив меня даже призрачного шанса подставить его втихую, не дать узнать: кто все провернул и зачем.

Зато сыграл более важный мой козырь. Роман. Да, обычный роман, который я набирала на компьютере Государя. Не зря же в университете мы постигали суть творчества и вдохновение. Пригодилось.

Когда я – после попытки изнасилования – лежала в полубессознательном состоянии, Государь читал роман, где я подробно описала свои злоключения и свое отношение к его величеству. Конечно, каждому интересно читать о себе. И он вникал, запоминал и делал выводы. Неверные, которые на руку мне.

Я уцепилась за этот шанс и не прогадала. Продолжала параллельно с дипломом писать книгу, подбрасывая Государю все новые и новые факты, создавая в его воображении ложное представление о происходящем, заставляя верить его в свои светлые чувства.

Впрочем, нежные чувства не были ложью ни секунды. Романтик пал к ногам некроманта после спасения из лап насильников. Зато прагматик использовал ситуацию по полной, в свою пользу. Прагматик ждал возможности нанести удар, убедить романтическую половину, что жизнь важнее чувств, нужнее. Это было несложно. Инстинкт самосохранения в любом человеке заложен природой и силен, как никакой другой.

А еще все события книги были изложены так, что Государь верил, будто неуязвим, верил, что все мои попытки противодействовать ему тщетны, добровольно заблуждался. Не знал, что я вижу, понимаю, готовлюсь. Государь прочел и уверился в моей беспомощности, расслабился и потерял контроль над ситуацией. А это именно то, чего я так ждала.

Насколько хорошо у меня получилось запутать его? Судить вам. Все это время вы читали тот же роман, что и гениальный некромант. Конечно, некоторые факты я дописала позже. Например, рассказ Лехи и расследование соседа Кости о Государе попали на страницы после моего разоблачения. Но ни временна?я, ни логическая последовательность событий нисколько не пострадали.

Новый шанс на выживание не заставил себя ждать. После ночи двойного убийства в Лондоне, когда я вернулась в Москву, в квартиру Государя, у нас с хозяином был интересный диалог.

– А что будет со временем в линзе? Вы его прямо сейчас… ну, как сказать… примете?

– Нет, время мертвецов принимать не стоит. Нужны определенные преобразования. Все из области некромантии, – стал объяснять Государь.

– А кто еще, кроме вас, умеет делать эти преобразования?

– Что-то ты больно разговорилась. А обещала, что тихая. Никто больше. Я один умею. Теперь пойдешь спать?

Я кивнула и поднялась со стула.

«Какая возможность! Ее не стоит упускать», – быстро, несмотря на хмель от коньяка, сообразила я.

В ту ночь я забралась в спальню Государя не только и не столько из-за страха. Если бы некромант продолжил спать, я бы прибавила к его годам время мертвецов, похищенное накануне вечером. Без некромантских преобразований оно непригодно для него, так? Интересно, какой бы был эффект, если бы моя ночная авантюра увенчалась успехом. Увы, теперь этого не узнать, потому как его величество изволили проснуться.

А после? А после я решила удостовериться, что ситуация не изменилась, что мне все еще грозит смерть от руки Государя. Кто-кто, а всесильный некромант должен знать наверняка.

Хитрить не пришлось. Мое спонтанное астральное путешествие создало все условия для проверки собственного будущего. Государь – слишком жесткий, слишком серьезный, слишком дотошный профессионал, чтобы позволить мне – пусть даже из-за взаимного влечения – остаться в Москве, не побывав на месте одного из самых кровавых убийств в истории.

Как он сказал:

– Людям нашей профессии нужны психологические тренировки и готовность видеть любые извращения человеческой психики. Во-первых, маньяки, уродующие тела до неузнаваемости, были, есть и будут есть. Эдвард Гин, дело «Черный георгин». Читала? Во-вторых, чтобы их ловить, нужно понимать, как они мыслят, нужно их изучать скрупулезно, отбросив страх и эмоции. Если бы на твоем месте был кто другой, за шкирку бы выпихнул в Лондон: наблюдать, привыкать и делать выводы.

Так что, если бы у меня был хоть малейший шанс пережить июль и стать специалистом по серийным убийцам, Горан отправил бы меня в Лондон и пикнуть не позволил. А так, зачем девочку зря мучить? Ей все равно осталось всего ничего. Не пригодится несчастной.

Вот тогда я и уверилась, что шансов выжить нет, несмотря ни на какие взаимные чувства. Все решилось. И хоть к тому моменту я не просто хотела, а мечтала отступиться от своей страшной затеи, мне не повезло. Как же я надеялась! Как ревела тогда, в ванне, заглушая рыдания напором воды! Цена жизни стала непомерной, но ничего нельзя было изменить. Отношения закончатся – и я умру. Такое положение вещей не устроило бы ни одного здравомыслящего человека. Отношениям так и так не суждено стать чем-то большим, а спастись я еще могу.

Моя новая цель – остаться в квартире Государя, чтобы была возможность воплощать идеи по спасению себя, утопающей.

Я провела с Гораном самые прекрасные выходные в жизни, а утром понедельника отправилась в химическую лабораторию университета. Не зря же нас знакомили с ядами, учили, как и на какую систему организма они действуют. Снова пригодилось.

Сегодня ночью, когда мы выбрались из постели восстановить силы легким перекусом, я подсыпала в чай Горана сильное снотворное без вкуса и запаха. Потому и не боюсь, что он проснется и увидит мой внимательный, напряженный, сосредоточенный взгляд.

Грозит ли мне тюрьма? Нет, конечно. Я телепортировалась сюда, использовав браслет времени. С его помощью и исчезну вместе с вещами, когда все закончу. Ни консьерж, ни какой-нибудь сосед или любой случайный прохожий не смогут сказать, что сегодня я была в квартире Государя. Хотя это лишняя предосторожность. Ведь смерть некроманта будет выглядеть абсолютно естественно, и все благодаря…

С этими мыслями я достала из-под подушки шприц с ядом. Осталось снять с иглы пластмассовый колпачок, найти вену – и я выживу.

Правая рука Государя свободно лежала на простыне, была выпрямлена и расслаблена. На сгибе – пара крупных вен. Идеально. Даже плечо пережимать не придется, чтобы добраться до сосуда, несущего кровь к сердцу.

Я осторожно, неслышно перекатилась к руке своего несостоявшегося убийцы. Пришлось ладонью оттянуть немного энергии, чтобы обезболить место укола. А теперь – самое страшное. Но мое дыхание дрожит, начинают трястись руки. Спокойно. Вдох – выдох, вдох – выдох, я спасаю свою жизнь.

Сняла колпачок с иглы и ввела ее в вену. Горан не шелохнулся. Я сдавленно выдохнула.

Секунда, другая, немыслимая борьба с собой, но… рациональная половина победила.

Партия окончена. Шах и мах. Прощай, Горан!

А на его руку упала слеза. Я тихо плакала, сердце рвалось на части. Но неужели бы вы отдали собственную жизнь? Пощадили своего убийцу?

Я надавила на поршень шприца.

Глава 21. Цугцванг

Я стояла над раковиной и умывалась ледяной водой. Надо было прийти в себя, осознать содеянное и принять страшную правду. Руки уже заледенели, а я продолжала и продолжала смачивать щеки, лоб, подбородок. Плеснула на шею. Нет, никогда не прощу себя за такое безумие.

Государь неторопливым шагом приблизился к ванной комнате. По его правой руке стекала тонкая струйка темной крови – след от иглы.

– Что было в шприце?! – хлестким тоном поинтересовался он.

Я дернулась от голоса, будто от удара кнутом. Конечно, он понял, что я пыталась его убить, но не смогла.

Выключила кран, тряхнула руками и взяла полотенце. Не спешила отвечать. Спокойно, стараясь не показывать страха, вытерла сначала лицо, потом руки и, наконец, шею.

– Какая теперь разница? Я все вылила мимо, а шприц выкинула к чертовой матери! – огрызнулась я.

– Тогда почему ты до сих пор здесь? – в этот раз голос Государя звучал ровно, почти равнодушно, но от холодных нот по спине побежали мурашки, а глаза… В его потемневших глазах был написан приговор.

Ну, терять мне нечего.

– Почему? Ах, ты спрашиваешь почему?! – начала звереть я.

Откинула полотенце в ванну, переступила кафельный порожек и двинулась на некроманта, сжав кулаки.

– А какой смысл убегать?! Ты же все равно остановишь мне сердце. Так хоть развлекусь напоследок! Отдам богу душу в твоей квартире, чтобы с моим молодым красивым трупом повозиться пришлось. Может, хоть на том свете повезет мне, и я увижу, как тебя поймают и посадят.

Я готова была кинуться на некроманта. Хотелось перед смертью вцепиться в него ногтями, чтобы излить ярость, чтобы полиция смогла увидеть следы борьбы.

Казалось, Государя удивили и мой напор, и моя злость. Но лишь на долю секунды. Его лицо снова стало бесстрастным, а потом на тонких губах расплылась хищная дьявольская улыбка, внушавшая страх и трепет всем жертвам этого чудовища.

Он размял пальцы и с интересом оглядел меня с ног до головы. Ну все, остановит сердце. Надеюсь, будет не очень больно.

Хохот. Злой, заливистый.

– Ты думаешь, я стану тебя убивать?

– Уверена! – собрав последние остатки гордости и самолюбия, рассчитывая в последние секунды жизни выглядеть достойно, отрезала я.

Он рывком схватил за плечо.

– Не настолько хорошо ты меня знаешь. – И добавил с издевкой: – Любимая. – А теперь марш в постель! – велел он и чуть подтолкнул в сторону спальни.

– Что-о-о? – попыталась вознегодовать я.

– Быстро в постель, я сказал, – в голосе снова слышался тот самый спокойный надменный холод, от которого кровь стыла в жилах.

Сама не поняла, как повиновалась. Зачем? Почему? Какой-то внутренний инстинкт подсказал, что лучше не спорить и не противиться.

Снова усмешка.

– Я хочу получить компенсацию. Раньше щадил – сегодня не стану.

Он?.. Он что? Попытается?..

Прежде чем успела что-то сообразить, мой халатик отлетел в угол, а я оказалась на постели лицом вниз. Болезненный хлопок по ягодицам – это Государь порвал мои трусики. Я пыталась сопротивляться, вывернуться, но его рука крепко давила мне на спину между лопатками. Я чувствовала свою беспомощность, полное бесправие, бессилие, уязвимость.

Будто услышав мои мысли, некромант склонился к уху и прошептал:

– Сегодня я испытал почти те же эмоции. Не слишком приятно, правда?

– Дай мне повернуться, гад! Я тебя придушу! – стараясь не поддаваться панике, прорычала я.

– А вот чтобы ты такого не сделала, я и придерживаю тебя, моя любовь.

Я чувствовала его горячее дыхание у уха, потом у виска. Перепугалась, что все случится прямо сейчас, он возьмет меня силой, но нет. Он ласкал, готовил к близости, просто не давал мне свободы. Я расслабилась, потеряла контроль, и Государю каким-то непостижимым образом удалось увлечь меня в водоворот страсти, обильно приправленный моим гневом на себя и на него, остротой ситуации и моим тайным желанием вернуть все на несколько часов назад, когда шприц еще был спрятан под подушкой.

После лежала в постели без сил и с трудом переводила дыхание. Сексуальный аппетит моего любовника был поистине волчьим.

– Почему не убил меня до сих пор?

Чувствовала, как успокаиваются сердце и дыхание, как ослабли руки и ноги после марафона в постели. Я вытянулась на животе, подминая под грудь подушку.

Горан лишь засмеялся, протянул руку к моему плечу и погладил кожу.

– Конечно, сегодня ты превзошла все мои ожидания, сразила наповал. Я восхищен! Но твоя наивность все еще с тобой. И это радует.

Я нетерпеливо дернула ногой под одеялом, задев его ногу. Мол, давай говори.

– Ты пожертвовала своей жизнью, чтобы сохранить мою. Это раз, – он загнул мизинец на вытянутой руке. – Ты не сбежала – два, – к мизинцу присоединился безымянный. – И после всего снова отозвалась на ласки. Значит, и раньше делила постель со мной по любви, а не ради воплощения плана. Это три, – средний палец тоже прижался к ладони.

– По любви?

– Неужели не поняла? – Горан поднес указательный палец к своим губам. Мол, тсс, только никому не говори, будет нашим секретом. – Ты меня любишь.

– Совсем с ума сошел?! – подскочила я. Но увидев, как он хищно смотрит на обнажившуюся грудь, снова приникла к мягкой подушке.

Смеется.

– Любишь. Не обманывай себя. Правда, я даже представить не берусь, что ты ко мне чувствуешь, кроме любви. Страх? Ненависть? Наверное, эти чувства так прочно переплелись с теплом в твоей душе, что ты не в состоянии их разделить.

– Я никогда не…

– Давай я закончу, а потом ты выскажешься, если посчитаешь нужным, хорошо?

Я кивнула.

Он продолжил:

– Я тоже тебя люблю. Я тоже без тебя не могу. И мне страшно за тебя. Я не знаю, как и почему все произойдет. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы уберечь тебя от себя. Ну? По-прежнему меня ненавидишь?

– Я по-прежнему боюсь смерти и тебя. А в остальном… мне нечего возразить.

Внизу живота вновь разлилось тягуче-сладкое томление.

– Горан, я хочу продолжения, – без стеснения сообщила я. Почему-то я легко говорила с ним на пикантную тему.

– Эля, господь с тобой, у тебя же все должно болеть. Я не сдерживался. Болит же?

Я кивнула.

Он подумал несколько секунд – и его лицо озарила такая улыбка, такая… довольная, грешная, искушенная и искушающая.

– Думаю, есть немало способов доставить тебе удовольствие.

И он притянул меня к себе.

В тот день я испытала на себе все эти способы, забыв о своих бедах, хватаясь за простыни и выкрикивая Его имя.

* * *

Но уже к вечеру я билась в истерике. Реальность провала; понимание, что два с половиной месяца я потратила на подготовку единственного шанса, который спас бы меня; знание, что апрель, май и июнь пролетят, как один миг, настигли и раздавили.

Зачем? Для чего? Ради чего все?

Еще и дикое напряжение последних месяцев сказалось.

В общем, Горан еле успокоил и привел меня в чувство.

Потом я сидела за кухонным столом отрешенная, ко всему безучастная, смотрела в одну точку. Но последние силы потратила-таки на расспросы.

– Эля, клянусь, я не знаю, – уверял Горан. – Я с января бьюсь, пытаясь понять, что такого ты можешь сделать. Выходит, что ничего.

И добавил:

– Ты хочешь знать, как все случится?

Извечный вопрос. Хотите ли вы знать, как умрете? Хотите? А когда узнаете, что с вами будет? Жизнь превратится в паранойю?

Волна адреналина пронеслась по всему телу. Я выпрямилась, чувствуя, как напрягаются мышцы, как ускоряются биение сердца и ток крови.

Хочу? Или нет?

Мать всегда заявляла, что хотела бы знать свое будущее. И те, кто не хочет его знать, трусы и слабаки.

С точки зрения логики, если буду знать, даст ли мне это шанс выжить?

А с точки зрения эмоций я и так на грани. Куда мне еще? Чтобы совсем добило?

– Это даст мне шанс выжить? – повторила я одну из своих мыслей Горану.

– Нет! – твердо ответил он.

– Тогда не хочу.

– Но тебе необходимо знать вот что. Я так не убиваю.

Я инстинктивно вцепилась в вилку на столе. Сжала в ладони, почувствовала холод металла. Надавила большим пальцем на зубчики.

– То есть? Ты разве не остановишь мне сердце?

– Нет. В том-то и загвоздка.

Я согнулась, опустив руки и голову на стол. Вытянула пальцы. Мне хотелось завизжать, но я лишь глухо пробурчала:

– Рассказывай, какие у тебя мысли и идеи. Я держусь. Пока держусь.

Горан начал издалека.

– Ты же догадываешься, чем я занимался до охоты на маньяков?

– Господи, да конечно! Работал на КГБ. Сердца политиков – они ведь такие слабые. А если убрать ключевого политика в нужной стране в подходящее время, влияние на этот регион можно усилить. Я права?

Лица некроманта в тот момент я не видела, но по легкости выдоха, по довольному «хмм» поняла, что попала если не в точку, то близко. Он явно ухмылялся.

– Ну, понятно, – продолжила я, не отлипая от стола. – А сменил сектор спецслужб только из-за гибели внучатого племянника? Ведь наверняка были еще причины.

– Ты не по годам умна, моя милая.

– Как показал сегодняшний день, жизнь мне это не спасет. Так что там случилось?

– Нельзя слишком долго жить. Заметят.

– Ах, точно! Как я сразу не сообразила.

– И потом, из таких мест не увольняются. Оттуда выносят ногами вперед.

– Другими словами, ты успешно инсценировал собственную смерть. Видимо, дело было давно, еще когда Санкт-Петербург именовался Ленинградом. После переехал в другой город, потом еще в один, теперь – в Москву. Мегаполис, пятнадцать миллионов жителей, легко затеряться. А наши доблестные спецслужбы пока не сопоставили внешность или ДНК высшего некроманта и некоего профессора черной магии.

– Эля, ты меня удивляешь все больше и больше.

Я тяжело вздохнула и поднялась со стола.

– Ты считаешь, тебя могут найти?

– Надеюсь, что нет. Но видимо, найдут. Поэтому я просил тебя прекратить расспросы о моем прошлом. Не стоит привлекать внимание.

– Мы точно сейчас говорим о моей смерти?

– Точно. Еще пара моментов, и ты поймешь, какое предположение я не могу выкинуть из головы третий месяц.

– Хорошо. Тогда продолжим в том же направлении, – откинувшись на спинку стула, сказала я. – Если тебя, некроманта, найдут, что, по-твоему, они сделают?

– А вот тут мы переходим к самому интересному. Они попытаются меня вернуть. Миндальничать не станут. Как бы силен я ни был, трех-пяти некромантов, воздействующих на мое сознание, достаточно, чтобы я сделал то, чего не хочу ни в коей мере.

– Что-то типа психотронного оружия?

– Оно и есть, – кивнул Горан.

– И что бы они могли заставить тебя сделать?

Горан дернулся, его плечи инстинктивно потянулись вверх, будто он пытался поднять воротник плаща, защищая обнаженную шею от порывов холодного ветра и жалящих капель ливня.

– Убить дорогого человека.

Ага, вот и дошли до меня, значит.

– А потом?

– Ну, в тюрьму меня сажать невыгодно, ибо много охранников перемрет. Может и начальник тюрьмы не выжить. Если только на особом режиме каком, с грамотным наркологом, работающим на госструктуры. Тогда я не смогу сопротивляться. Но психушка вероятнее. Ты же теперь сама знаешь, как некоторые препараты подавляют способности.

– А выпустят, если согласишься вернуться, да еще раскрыть секрет долгой жизни, – закончила я за него.

– Именно так. И потом, ты не единственный близкий мне человек.

– Я поняла. Валера будет жить, пока ты согласен делать, что велят, – вспомнила я про племянника Горана.

Мужчина не кивнул – медленно моргнул. Мол, да.

Если так и случится, я даже легко отделаюсь. Умру быстро. А Горану придется пройти семь кругов ада, сломать себя, а потом работать с теми, кого он ненавидит всеми фибрами души.

Попали мы. Вернее, пока нет, но какие «шикарные» шансы и «заманчивые» перспективы.

Глава 22. Убийство

Через пару дней, а это было утро вторника, перед университетом творилось нечто невообразимое.

Несколько полицейских машин, «Скорая», непонятный белый грузовик с морозилкой на крыше. Толпа студентов, преподаватели – многие курят, нервно переговариваются. Черт-те что!

Я огляделась, ища глазами знакомых. Моя обожаемая подруга Ланка! Она нервно переступала с ноги на ногу, то и дело поправляла рукой косу, разговаривая с девчонкой, которая на два курса младше нас.

Я подошла, поздоровалась с обеими и обняла Ланку за плечи.

– Чего стряслось-то? Откуда столько народа?

– Ты не знаешь?! – глаза Ланкиной собеседницы расширились от возбуждения. Видимо, произошло нечто из ряда вон выходящее, и она мечтала поделиться новостью с только что прибывшей, необремененной информацией мной.

Конечно, я ничего не знала. Откуда бы? Я всего пару-тройку минут назад вышла из метро и добежала по мокрому от дождя асфальту до альма-матер. Горан явно уже в университете – его «БМВ» я видела на стоянке – а я только-только появилась.

Ланка схватилась за бока моей куртки, прильнула ко мне и дрожащим голосом сказала:

– Убили.

– Кого убили-то? – удивилась я.

Когда рядом кто-то нервничает, сам успокаиваешься, удивляешься чужим эмоциям. Словом, чувствуешь себя крутым перцем. Ага, а в моем случае – крутой перечницей, что ли? Ну-ну, не вовремя я развеселилась.

– Юлю! – ответила третьекурсница.

– Какую Юлю?

– Ну, Юлию Максимовну, – затрясла меня Ланка. – Аспирантку. Она у нас неорганику вела. Помнишь?

– Такая светленькая, с мелкими кудряшками, симпатичная?

– Да.

– Ах, ее! – задумчиво закивала я.

Все воспоминания об этой Юле сводились к тому, что она меня плохо переносила. Да и к другим студентам относилась с пренебрежением. Вроде как мы бестолочи зеленые и должны это понимать.

Помню один неприятный случай. В ночь перед проверкой знаний моя голова переполнилась уравнениями реакций, и три самых сложных я записала на предплечье, с внутренней стороны. Когда пошла сдавать лист с написанной контрольной этой самой Юле, которая Юлия Максимовна, протянула руку, и укороченный рукав моей кофты поехал по коже, обнажая три злосчастных уравнения реакции. Юля отчихвостила меня при всех, за контрольную поставила неуд, хотя я убеждала ее, что уравнений всего три. Три! Задрала рукава до самых локтей, показала ладони, даже вывернула карманы, демонстрируя, что шпаргалок в них нет. А, бесполезно. Аспирантка продемонстрировала свои вредность и превосходство, сидела довольная, румяная, ощущая себя строгой и справедливой преподавательницей.

Контрольную пришлось пересдавать в конце семестра, в зачетную сессию.

Так что по Юле я не загоревала. Хоть в этом и стыдно признаться. Конечно, я не желала ей смерти, но и хвататься за сердце от горя тоже не собиралась.

– Где труп? Увезли уже? – я отцепила руки Ланы от своей куртки и взяла ее влажные от переживаний ладони в свои.

– Да нет, труповозка там стоит, – третьекурсница показала рукой на тот самый белый грузовик с морозилкой на крыше. Я разглядела на дверце маленький красный крест.

Ага, значит, внутри они охлаждают и перевозят трупы. Понятно.

– А тело на лестничном пролете, между первым и вторым этажами, – добавила Лана.

– Кровищи – море! Ты бы видела! – восторженно перебила ее третьекурсница. – Там все. И полиция, и Государь, и его красавчик-аспирант.

А что там забыли Горан с Игорем? Надо пойти посмотреть.

Я оставила девчонок вместе переживать случившееся, а сама нырнула в здание университета.

* * *

«Видимо, крови действительно много», – подумалось мне, когда я увидела ало-бордовые островки на ступенях. Ни ноги полицейских, ни зевак не могли закрыть от постороннего взгляда яркое свидетельство гибели человека.

Полицейские и эксперты, похоже, подъехали не так давно, но уже активно взялись за дело. Один диктовал, второй записывал, третий фотографировал, двое что-то обсуждали, последний стоял с блокнотом и, видимо, собирал показания, потому что ему отвечала бледная как смерть женщина. Видела я ее впервые.

Среди компании служителей закона выделялся высокий мужчина без формы. Худощавый, жилистый и широкий в плечах. По тому, как он уверенно двигался, громко говорил, небрежно сделал пару замечаний сослуживцам, я поняла, что он тут за главного.

Если внизу было больше девчонок, то тут толпились парни. Ясное дело, интересно, любопытно, будет что обсудить с сокурсниками на парах, будет что рассказать друзьям во дворе и родне дома. Настоящий аншлаг. Полицейским приходилось даже прикрикивать на любопытствующих и отталкивать подальше.

О, вот и Игорь. Я хотела подойти к своему куратору, но аж растерялась. Он стоял спиной ко всему сборищу, держался за перила и напоминал человека, страдающего морской болезнью во время качки. Казалось, красавчик вот-вот перегнется через перила и его вырвет. А как же он тогда к Государю в ученики пробился, если от вида крови дурно?

Но тут Игорь потер ладонями лицо, сделал пару быстрых, но глубоких вдохов, совладал с «морской болезнью», повернулся и снова нырнул в толпу.

Признаться, если бы не видела собственными глазами, никогда бы не поверила.

Я тоже решила, что пора бы полюбопытствовать, и стала проталкиваться локтями.

Горан что-то обсуждал с главным из полицейских. Стояли они друг к другу близко, общались мирно, без выкриков. Значит, знакомы не первый день, отношения нормальные, скорее даже хорошие.

Так, а вот и Леха Ярыгин. Не спеша отошел от места преступления и теперь зорко следит за окружающими. Смотрит на лица, следит за движениями, эмоциями. В общем, занимается тем, чем и я, только я это делаю немного поверхностно, как бы между прочим, а он сосредоточен до предела, весь обратился в зрение и слух. Ему-то зачем? Чудеса какие-то, честное слово.

Я бы и дальше старалась найти глазами знакомых, ибо пробиться сквозь толпу парней мне, хрупкой девушке, не по силам, но тут кто-то схватил меня за плечо и потянул за собой, расталкивая народ. Я узнала спину Горана. Он провел в «вип-зону», к самому месту смерти, и я оторопела.

Дежавю. Кровь залила стену до уровня человеческого роста. Горло перерезано одним ударом. Белая блузка от пропитавшей ее крови стала красной. Явно есть ранения груди. На длинной серой юбке куча разрезов. Собственно, почему на серой? Серая она только у ног. А от того, что убийца сделал с телом, она пропиталась алым от живота до самых колен. Я взглянула на голову – голова повернута лицом к стене. Один раз я уже видела похожую картину. Только не здесь, не в Москве. В Лондоне в ночь с 6 на 7 августа 1888 года. Залитая кровью стена, повернутая голова, перерезанное горло, множественные удары ножом в район груди, живота и гениталий. Подобным образом Потрошитель убил Марту Тэбрем, свою первую жертву. Проститутку, которая вывела маньяка из себя пением и едким замечанием о мужской силе.

Боже, пусть это будет либо сон, либо невероятное совпадение!

* * *

– Ну, и что вы думаете? – на «вы» обратился ко мне Государь, потому как в его кабинете нас было четверо: он сам, я, бледный Игорь Вильянов и пышущий энергией и энтузиазмом Лешка Ярыгин.

– Марта Тэбрем.

– Точно?

– Во всяком случае, очень похоже. Хотя голову на отсечение не дам. Она мне еще пригодится.

Красавец Вильянов стоял, смотрел в пол и делал вид, будто его страшно заинтересовал узор на дорогом ковре.

– Игорь, – позвал Государь.

Нет ответа.

– Игорь! – повысил голос некромант.

– А? Что? – отозвался аспирант.

На него жалко смотреть: так ему не по себе.

– Если блеванешь и испортишь ковер, заставлю купить новый, – напугал Горан.

Подействовало. Вильянов поднял голову, дернул плечами, встрепенулся и, пройдя через весь кабинет, от входной двери к окну, уселся на стул рядом с рабочим столом Государя.

Леха стоял, уперев руки в боки, и раскачивался с носка на пятку, с любопытством ожидая, что же будет дальше.

Что он-то тут делает? Я искренне не понимала.

– Кто знает, что Александрова… – Горан повернулся ко мне. – Не возражаете, если в неофициальной обстановке я буду обращаться к вам на «ты» и звать по имени?

– Никаких возражений.

– Кто знает, что Эля…

– Лея, – поправила я для конспирации.

– Ты же сказала «никаких возражений», – усмехнулся Государь. – Вот и не возражай.

Ох, не догадались бы. Погорим. Я с опаской глянула на Игоря, потом – на Леху. Ни один бровью не повел. Оба ждали, что спросит профессор.

– …что Эля пишет диплом о Потрошителе?

– Да все, – не раздумывая выпалил Леха. – Весь универ трубит о ее дипломе и страшно завидует. Девки… – Леха осекся, посмотрел на меня, приложил руку к груди и извинился театральным поклоном. – Пардон, девушки свято верят, что теперь у них есть надежда на светлое будущее в темном прошлом маньяков…

Остапа, то есть Леху, несло.

– На самом деле, – прервал «театрального» оратора Игорь, – подробности убийства Тэбрем мог узнать любой.

Игорь выпрямился, по-хозяйски откинулся на спинку стула, сложил руки на груди и продолжил с серьезным видом:

– Достаточно в Интернет забраться. Там хватает информации об убийствах Потрошителя. А насчет людей… Последнее обсуждение, которое я наблюдал, – кучка дебилов сокрушалась, что у девушки с вырезанными глазами и откусанными сосками (на фото был труп жертвы Чикатило, если что) не прокрашены, видите ли, корни волос. Мол, на встречу с маньяком собралась и не подготовилась. Психов-то полно, а идиотов и того больше, – с брезгливой миной закончил Вильянов.

Надо признать, в тот момент я полностью разделяла его презрение к человечеству. Не ко всему, конечно, но к отдельным представителям.

– К чему ты клонишь? – вцепился в него Леха. – Говори, не размазывай.

– Да пошел ты, – отмахнулся Игорь от приятеля, как от назойливой мухи.

И добавил многозначительно:

– Если это то, что мы подозреваем, мало искать среди студентов. Надо среди всех, у кого есть хоть малейший доступ в университет. Нужно проверить каждую уборщицу, каждого охранника. Всех, вплоть до водителя, который привозит булочки в столовую. У любого был доступ к информации и возможность убить таким способом.

Леха почти с ненавистью глянул на своего более опытного товарища.

Я посмотрела на Горана. Он потирал указательным пальцем подбородок, улыбался, с нескрываемым интересом наблюдая, как аспирант и секретарь соревнуются, грызутся, как Игорь ставит на место Леху.

Ведь Игорь с лету ухватил, к чему задан вопрос, успел обдумать его за долю секунды, сделать выводы и выдать итог. То, к чему мы, беседуя, пришли бы минут за десять, он сделал за минуту.

Гений, что ли? Или это навык, наработанный за время учебы у Государя?

Игорь продемонстрировал Лехе саму проблему, обрисовал ее масштаб и сразу же очертил круг подозреваемых.

Я поняла. Самые сильные стороны Лехи – это железные нервы (еще после нападения на нас грабителей отметила) и завидное самообладание при осмотре места смерти. Чего лишен Игорь Вильянов с его «морской болезнью». Сильные стороны Игоря – аналитический склад ума, умение схватить суть, умение увидеть проблему под неожиданным углом, что не дается Лехе: он мыслит слишком прямолинейно.

А ведь не зря Горан наблюдает за схваткой приятелей с таким удовольствием. Они идеально дополняют друг друга. Леха – глаза и нервы, Игорь – мозг. Горан прикидывает, не взять ли Леху в нашу команду, в пару к Игорю. Но сомневается, ибо у секретаря очень скромные способности.

Ладно, об этом подумаю потом. Сейчас важнее убийство.

– А сколько было ножевых ранений? – подала я голос.

Три пары глаз уставились на меня, но я продолжила:

– Неизвестно? Надо ждать заключения патологоанатома?

– Да, – удивленно ответил Горан.

– А нам его дадут? – с ноткой яда поинтересовался Вильянов. – Полиции же наши идеи до фени. Они станут искать личный мотив: бывших любовников, теперешних, отвергнутых Юлькой мужиков, соперниц ее. Словом, будут гнуть личную линию, пока не запахнет жареным и не придет пора ползти к нам на пузе за консультацией.

Горан потер верхнюю губу и усмехнулся.

– Насчет заключения патологоанатома. Не нам его дадут, а мы возьмем, – сделав ударение на «мы», заверил Горан. – Точнее, я. – Он повернулся в мою сторону. – Эля, зачем тебе количество ран? Есть идеи?

– Как ни странно, есть, – задумчиво протянула я. – И еще нужно личное дело жертвы. Оно где?

Леха с досадой выдохнул:

– Полиция уже подсуетилась, забрала.

– Зайди в базу данных университета, – велел Государь секретарю.

– Так она запаролена.

– И когда тебя это останавливало? – возразил некромант.

Ага, значит, Леха здесь еще и хакер по совместительству. Добывает для Государя информацию любыми способами.

Интересная у нас компания подобралась. Высший некромант, он же опытный сотрудник спецслужб. Секретарь со слабыми способностями, но стальными нервами и хакерскими навыками. Самовлюбленный гений-аспирант, обожающий логику и разъяснения. И я: то ли романтик, то ли прагматик, не мечтавший заниматься маньяками.

Леха обиженно засопел и вышел. Вернулся минут через десять и сообщил, что скинул все на почту Государя.

Горан подошел к столу, достал из большого верхнего ящика ноутбук, оптическую мышку. Включил агрегат, запустил браузер, зашел в почту и скачал на рабочий стол личное дело Юлии. Я стояла почти за спиной профессора и могла наблюдать за процессом. Некромант встал, усадил меня на свое место и пригласил к работе с документом, а сам продолжил обсуждать с Лехой и Игорем детали.

На первой же странице было напечатано все, что мне важно знать.

– Ран будет 25 или 39! – заявила я, оторвавшись от документа.

В кабинете повисла гробовая тишина. Тиканье часов стало отчетливо слышно, кто-то чихнул в дальнем конце коридора, батарея тоскливо булькнула холодной водой.

Игорь не выдержал первым:

– Как ты поняла?

– Если это имитатор или тот, кто хочет, чтобы убийство связали с Потрошителем, он, как и я, знает, что Марту Тэбрем ударили ножом 39 раз.

– А 25 почему? – не отставал дотошный аспирант.

– Это вариант того же убийства, но с поправкой. Марта Тэбрем погибла в 39 лет, получив 39 ударов ножом. Раны равны годам. Невероятное совпадение, о котором Потрошитель знать не мог. Но не тот, кого мы хотим найти. Проще говоря, Юле 25 лет. Если ее пырнули 25 раз, я тоже не удивлюсь. И буду говорить, что это наш случай, а не чудовищное совпадение.

– Однако… – пробормотал Леха.

Государь лишь молча кивнул.

Я на всякий случай поинтересовалась, всем ли нужны материалы, которые я собрала о Марте Тэбрем. Лехе-то, понятное дело, нужны, а Горан и Игорь знакомы с моей работой. Но и они изъявили желание получить на почту все-все, как только я приеду домой.

Государь отпустил нас с повелением наблюдать, присматриваться к окружающим, слушать, что говорят об убийстве и, главное, как говорят. Может, кто себя и выдаст.

Леха, конечно же, вернулся в секретарскую, на рабочее место, а мы с Игорем вышли в коридор.

– Пойдем хоть до метро провожу тебя, – вздохнул он. – Если убийца все еще в универе, тебе здесь ходить небезопасно.

И добил фразой:

– Не сможешь за себя постоять.

Мое мнение его не интересовало в принципе, чего он не скрывал. Подхватил под локоть и повел. Если бы взбрыкнула и упираться стала, уверена, проиграла бы.

– Деликатность не самая сильная твоя черта? Я про уверенность, что постоять за себя не смогу. Можно было и не уточнять.

Можно было полушутя меня проводить, не говоря ничего. Леха бы так и сделал. Ну да, я немного обиделась. Хотя он прав на все сто. Но зачем так прямолинейно?

– Не ершись. Да, деликатность – это не ко мне. И в нашей работе она только вредит. Лучше четко понимать и знать: что, почему и зачем. Экономит время, силы, порой спасает жизнь.

Ах ты еще и правдивый: говоришь, что думаешь. И идешь к цели кратчайшим путем, наверное. Надо проводить? Зачем кокетничать? Можно же взять за локоть и тащить вон из университета на глазах у всех. Впрочем, про глаза всех я горячусь. Сейчас везде шепчутся. Каждый хочет обсудить, посмаковать трагедию или поужасаться ей. Кому что ближе. Им не до нас.

Я решила поддержать разговор. А вернее, начать его.

– Игорь, почему в Лехе столько первозданного рвения? И почему он с нами? Он же некромант.

– Пф-ф, некромант, – презрительно фыркнул Игорь. – Работа у Судара еще ни одного некроманта не оставила равнодушным. Стоит предложить – любой рванет переводиться на черную магию, досдавать предметы, лишь бы работать с профессором.

– И были случаи?

– Даже не один.

Игорь рассказал, что Леха давно мечтает перебраться к Горану. Мать пыталась препятствовать, но все без толку: она и угрожала, и умоляла. Ничего не добилась.

– Леха одновременно и ненавидит Государя, и преклоняется перед ним.

– А ты? – надеюсь, бестактность и любопытство не выйдут мне боком. – Ненавидишь Государя?

Красавчик-аспират даже притормозил от удивления.

– За что? – впервые за все утро улыбнулся он. – Нормальный мужик, профи, уважаю.

Склонил голову набок:

– Характер непростой, это правда, признаю. Зато своих никогда не бросает. Мне жаловаться не на что.

Мы подошли к лестнице и побежали по ступенькам.

Я вдруг вспомнила, как в январе на крыльях любви летела знакомиться с Игорем, своим куратором, как боялась зайти в старшую лабораторию, а зайдя, упала под дружный гогот аспирантов. Как же в тот миг я ненавидела этого красавчика! А потом – его свидание с Катериной. Не выдержала и пожелала разлюбить. И получилось же. Не тянет. Смотрю на его безупречно красивое лицо, на эту ямочку на подбородке и понимаю: все прошло.

Каким же высокомерным говнюком ты был, Вильянов! Интересно узнать тебя теперь, когда я ничего не чувствую и воспринимаю тебя адекватно, не через призму любви и обожания, ненависти и ревности.

– Хочешь поговорить о том, что я высокомерный говнюк? – усмехнулся Игорь.

Я вздрогнула и едва не навернулась со ступеньки. Если бы Игорь не придержал, полетела бы вниз кубарем.

– Ты что, мысли читаешь? – внутреннее холодея, спросила я.

– Эпизодически. Если громко думают.

Боги! Что еще из моих мыслей он слышал?

– Не боись. Это бывает редко и всегда случайно. Способность, которую я так и не научился контролировать. Не знаю, о чем ты таком думала, да и не хочу знать, если по чесноку, но слово «говнюк» в мой адрес слишком отчетливо прозвучало в твоей голове.

И как мне реагировать? Что делать? Однако Игорь не позволил опомниться, а решил расставить все точки над i.

– Эка новость. Это я про себя и так знаю. Только… – он заколебался, но продолжил, – и тебе придется такой стать. Если захочешь выжить среди магов.

– Это почему? – дернулась я.

– Да потому что они нас слишком не любят, если не сказать ненавидят. Зависть – опасная штука. Скоро столкнешься.

Уже столкнулась. Спасибо Катерине. Популярно объяснила, что к чему. Кстати, о ней.

– Как у вас с Катькой? – сменила я тему.

Игорь махнул рукой.

– А, разбежались.

– Сочувствую.

– Не стоит. Нормально все, – чуть поморщился Вильянов.

Он действительно не выглядел расстроенным, а тем более убитым. Лицо его, конечно, не лучилось счастьем, но и огорчения особого я не видела. И не чувствовала. Энергетически с Вильяновым все нормально: ни депрессии, ни переживаний.

Говоря с человеком, погруженным в страдания, я чувствую его боль, чувствую, как негатив будто переползает на меня, съедая остатки неплохого настроения. И обычные люди чувствуют. Поэтому инстинктивно стараются избегать общения с теми, кто погрузился в пучину глубоких переживаний. Людям свойственно держаться за душевное равновесие. Многих это отталкивает от тех, кому нужна помощь. Игорю никакая сторонняя помощь даже близко не требовалась.

Странные люди Игорь с Катькой. Легко сошлись, легко разошлись. Я так не умею. Хотя чему удивляться? Они слишком красивы, слишком популярны и в меру раскрепощены. Замену найти – раз плюнуть, только свистни.

– Ты другую уже нашел? – ляпнула я и втянула голову в плечи.

Он неправильно поймет. Все равно что спросить у мужчины: «А вы женаты?» Подобные фразы трактуются однозначно.

Видимо, мой тон был слишком безразличным, ибо ни насмешки, ни заинтересованного взгляда в ответ я не получила.

– Да, конечно.

– А с Катькой что не так?

Игорь поморщился, как от зубной боли.

– Я устал от ее нытья, просьб и угроз. Она грезила, что сумеет попасть к Судару на диплом и работу. Иной раз казалось, что она со мной встречается ради этого.

Ого! А у Вильянова не такое уж заоблачное самомнение, раз в голову пришла простая разгадка. Похвально.

Мы нырнули в метро, миновали турникеты. Игорь остановился и меня не пустил к лестнице.

– Внизу слишком шумно, а я хочу продолжить свою мысль.

Мы отошли в закуток.

– Ты на меня окрысишься, не поверишь, но ведь и Леха мечтает попасть к Государю. Ты ему нравишься, но мыслишка пробраться через тебя на престижное место нашего секретаря посещает.

– Это он сам тебе сказал?

Игорь не стал юлить.

– Нет, не сказал. Он понимает, что я не стал бы молчать.

Хм, а я промолчала, когда узнала то же самое о Катерине. Интересно, что правильнее: пощадить чувства человека или сказать все как есть.

– Возможно, я переношу свою проблему на тебя. Но факты – упрямая вещь. Леха заинтересовался тобой сразу же, как ты попала под крыло Судара.

Я ничего не ответила.

Игорь проводил меня вниз и убедился, что я благополучно села в вагон метро, никто на меня не напал.

Ехала и размышляла. Возможно, Игорь прав насчет Лехи. Раньше такой разговор и подобное предположение надолго выбили бы меня из колеи, но, когда осталось жить всего ничего, остальное кажется суетой и мелочами.

Двоякое ощущение от беседы и от самого Игоря. Ему одновременно удалось позаботиться обо мне, подстраховать, но несколько обидеть и раздосадовать правдой.

Глава 23. Ночные теории

Ночь. Смятая постель. Жар любви. Мой крик и всхлип разочарования. Горан опять не позволил мне достичь пика наслаждения, опять остановился, доведя до края, до точки, но не дав желанной разрядки. Я тонула в омуте безумства и страсти снова и снова, раз за разом, мышцы мои напрягались до предела, спина выгибалась, ногти впивались в лопатки любовнику. Я надеялась разозлить его, раззадорить, чтобы дойти наконец до умопомрачительного финала любовных утех.

Но Горан контролировал ситуацию полностью.

– Продолжай. Не смей останавливаться! – задыхалась я, чувствуя, как от напряжения начинаю скрежетать зубами.

Он тоже на грани. Но опыт позволяет ему лучше контролировать тело.

– Подожди еще немного, – жадно выдохнул Горан мне в губы, – и узнаешь настоящее наслаждение.

Он продолжил двигаться, и я снова застонала.

Это просто пытка. Невыносимая. Жгучая. Грешная.

И вновь мой крик разочарования. Снова Горан остановился в последнюю секунду. Клянусь, я готова ударить его!

– Черт тебя дери! – прошипела и куснула мочку его уха.

– Зря. Боль возвращает мне контроль, – улыбнулся Горан мне в губы.

– Сейчас с ума сойду, – покорно взмолилась я, понимая, что больше не вынесу сладчайшую в своей жизни пытку. – А-а-а! А-а-а! А-а-ах!

О боже! Как горячо, как неистово, как страстно!

Выгибаюсь, и меня накрывает долгожданная благословенная волна безграничного любовного экстаза, ярчайшего наслаждения. Еще чуть-чуть, и я потеряю сознание – настолько острое удовольствие пронзает каждый мой нерв, каждую клеточку.

В лоно изливается горячее семя Горана, наслаждаюсь его оргазмом, его рыком, коротким мигом власти над ним. О, и меня захлестывает новая волна наслаждения, еще более мощная. Наши губы сливаются в поцелуе. Дыхание, стоны – все одно на двоих.

Боже мой! Третья волна. Кажется, я умру от счастья. Так безумно, безудержно хорошо мне не было никогда в жизни. Третья волна не огненная, а теплая, неторопливая, почти ласковая, как вечерний прилив, согретый солнечными лучами. Любовное безумие, возведенное в абсолют.

Затихаю в объятиях Горана, растворяюсь в нем. Кожа к коже, губы к губам. Мое тело замирает, становится безвольным, растекающимся, расслабленным и безмятежным. Каждый нерв и каждая клеточка получили отдохновение, негу, о которых можно лишь мечтать.

Первый в жизни множественный оргазм. Поистине, Горан творит в постели чудеса.

Я лениво прильнула к нему и затихла, наслаждаясь теплом, сладкой слабостью, радостью, которые переполнили тело. Сейчас – мое любимое время. Время нежных фраз, интимного шепота, откровенности, поцелуев и ласковых объятий. Я таю в эти минуты, теряю голову. Меня покоряет тепло, которое способен дать этот мужчина, его забота и внимание.

Наши голоса звучат тихо, приглушенно, мы смеемся и целуемся.

– Ты так и не рассказал, что с отчетом патологоанатома.

Горан застонал.

– Элька, не становись занудой и не порть конец чудесного выходного дня.

Суббота и правда удалась на славу. Концерт классической музыки – московский симфонический оркестр играл кантату «Кармина Бурана» Карла Орфа. Обожаю «О, фортуну», могу слушать часами. Мы поужинали в ресторане, дома утолили иной голод – и тут я некстати решила вспомнить о делах.

Горан мгновенно уложил меня на спину, оказался сверху, утопил мои руки в мягкой подушке, пленил мои пальцы, переплетя со своими, и поцеловал в губы так ласково и бесстыдно, что я снова ощутила прилив жгучего желания.

– Продолжим? – оторвавшись от моих губ, прошептал он.

– Если ты настаиваешь… – попыталась кокетничать я, но голос звучал глухо, томно и возбужденно. И глаза Горана победно блеснули: он тут же понял, насколько желание взаимно.

Его губы спустились к моему виску, и теплый низкий голос спросил:

– Как тебя ублажить, девочка моя?

– Нежно, ласково. Пожалуйста, Горан, – прошептала я.

И снова окунулась в ночной экстаз, жаркие объятия и негу упоительной близости.

– Первая в душ! – мурлыкнула я, когда мы выдохлись.

Стоя под струями воды, чувствовала, как дрожат колени, какая слабость в ногах. Горан слишком неутомимый любовник. Искушенный, внимательный и ненасытный. Надеюсь, будет и продолжение, но мне стоит восстановить силы как можно скорее.

Уступив ванную Горану, я рванула на кухню. После близости нападает жор. Пока не поем, я не человек.

Порылась в холодильнике, нашла рулеты из свинины с грибами. То, что доктор прописал. Хватит на двоих. Я выложила рулеты на большое блюдо, поставила в микроволновку. Вскипятила чайник и заварила молочный улун.

Вздрогнула от неожиданного прикосновения. Гремя посудой, я не услышала шагов Горана. Он обвил мою талию и поцеловал в шею.

После позднего ужина, когда электронные часы предпочли многообразию цифр четыре нуля и наступило воскресенье, я не утерпела и вынудила Горана поговорить об убийстве.

Вытребовала отчет патологоанатома, который некромант добыл накануне, прочла и ужаснулась. Ран оказалось не 39, но 25. По числу лет жертвы, как я и предсказала. До последнего надеялась, что ошибусь, надеялась на дичайшее мистическое совпадение.

Все, что я обдумывала, взвешивала в эти дни, анализировала, только мешало сейчас. Мысли вспыхивали одна за другой, но разбивались о противоречия, появлялись новые идеи, но не выдерживали критики, пока не спутались окончательно, приведя меня в полнейшую растерянность.

– Я не знаю, с чего начать, – жалобно зашептала я, отодвигая отчет.

Стала массировать виски: подступала головная боль.

– Может, ты поделишься соображениями? – сделав акцент на «ты», я робко посмотрела на Горана.

– Эля, если я стану делиться соображениями, чему ты научишься? Слушать меня и кивать? Не-э-эт, так дело не пойдет. Пробуй, тренируйся, ошибайся, но учись делать выводы сама.

– У меня в голове каша.

– Тогда скажи первое, что придет на ум. Оно вытянет остальное. По порядку. Давай.

– Хорошо, – обреченно выдохнула я, понимая, что учеба продолжается.

С головой от легкого массажа стало полегче.

– Убийца – мужчина. Изуродованы гениталии, матка, так что убийство на сексуальной почве. Да и жестокость выдает мужскую руку.

– Так, – ободрил Горан. – Дальше.

– Думаю, что… Вернее, нет. Факты в пользу версии о маньяке. И вот тут главная загвоздка.

– Продолжай, – поощрил мою откровенность Горан.

Не сдержалась, привстала со стула, приложила руку к груди и с удивлением поняла, что говорю на повышенных тонах.

– Да я всю неделю бегала по университету! Подходила к студентам, говорила о всякой ерунде, кому смогла, пожала руки. Мое дружелюбие уже настораживает, люди чувствуют фальшь, чувствуют напускное и на меня смотрят с недоверием и недоумением, скоро начнут крутить пальцем у виска. Но это все цветочки. Ягодки… Короче, проблема в том, что ни в среду, ни в четверг, ни в пятницу я не учуяла маньяка. А должна была, понимаешь?! Либо я бесполезна, либо не улавливаю, в чем дело, – я развела руками. – У меня факты с действительностью не сходятся.

– Погоди паниковать, – Горан взял меня за руку, погладил тыльную сторону ладони. Я немного успокоилась и села. – Давай рассуждать логически. Маньяк не обязательно студент. Игорь здесь прав. Убийца среди тех, кто способен пройти на территорию университета. Ты могла не пересечься с тем водителем, грузчиком или кто он там. Как я понимаю, не со всеми преподавателями ты знакома. И аспиранты пока не твоя каста. Да и студент дома может отсиживаться после содеянного. Какой вывод? Убийца мог просто не попасться тебе. Это раз. Второе. Ты только учишься применять свой дар. Нужно понять, всегда ли он работает или при определенных условиях. Если при условиях, то каких. А для выяснения что нужно?

– Практика, тренировка, а потом снова практика, – хмуро закончила я. – Но пойми! – опять взорвалась. – Я-то рассчитывала учуять убийцу сразу, как…

– Попросишь Игоря расширить твой круг знакомств, насколько сможет, – перебил профессор. – Со мной походишь. При тебе буду говорить с преподавателями, а ты приглядывайся и ощущай. Тренируйся, Эля. Магия важна, но анализ ситуации важен не меньше.

Горан пристально посмотрел на меня, желая убедиться, все ли я поняла. Увидев кивок, продолжил:

– Идем дальше. Он ударил жертву 25 раз вместо 39. О чем это говорит?

– Убийца любит цифры. Для него они просты и понятны, в отличие от слов не несут эмоций, а молчаливо делятся информацией. Цифры ему важны, и он их легко запоминает. Только нам это ничем не поможет.

Горан приподнял бровь.

– Почему?

– Ну, вот ты знал, что я люблю цифры? До этого момента?

– Нет.

– И я о том же. У маньяка любовь к цифрам на лбу не написана.

Мужчина от души рассмеялся.

– Что такое? – встрепенулась я.

– Ты заметила, что о цифрах говорила куда уверенней, чем о поле убийцы?

– Ну, допустим. Просто совпало качество. Оно мне понятно.

Загадочная полуулыбка, глаза, сверкнувшие от возбуждения. Горан наклонился ко мне и прошептал:

– Смелее, Эля. Маньяки тоже люди. Нашла общую ниточку – тяни за нее. Учись думать и чувствовать, как они. Даже если тебя это безумно пугает. Не сможешь их понять, толку от тебя будет немного.

Я дернулась и отстранилась. Внутренне съежилась. В груди снова зародился холодящий страх, который испытывала на первых порах работы над дипломом. Этот человек пугал меня тогда, пугал и сейчас. Снова почуяла нечто опасное, черное, дьявольское, что таится в глубине души некроманта и надежно скрыто от посторонних.

– Ладно, – с досадой выдохнул Горан, потер ладонью скулу и глаз. – Продолжаем.

Он выглядел разочарованным. Видел мой испуг, все понял и решил, что «толку от меня будет немного».

Задел за живое. Только что я боялась, а теперь страстно хотела доказать, как он заблуждается. Но увы, доказывать пока нечем.

– Полиция нам ничем не поможет, – с холодком в тоне отметила я. – Если с 39 ранами еще можно убедить, что у нас имитатор, с 25 нас просто пошлют. И да, Игорь прав, они станут раскапывать личные мотивы.

Горан сдержанно кивнул, подтверждая мои слова.

– А ты… – Я запнулась. – А ты ведь можешь внушить им. Заставить изменить направление расследования!

Затеплилась надежда. В команде высший некромант. Он может, он сделает!

– Эля, перестань на меня так смотреть!

– Как?

– Со щенячьим восторгом. Я ничего внушать не стану.

Я опешила.

– Хоть объяснись.

– Легко. Ну, заставлю я главного внять нашим доводам. Кто станет первым подозреваемым?

– Так, имитатор Потрошителя… – забормотала я, обдумывая вслух. – Диплом о Потрошителе пишу… – вздрогнула. – Я? Я стану первой подозреваемой? Вроде как у студентки поехала крыша и она взялась за нож?

Некромант сделал жест рукой, который легко читался как «вот видишь».

– Именно. И следом я с Вильяновым. Мы же имеем к диплому о Потрошителе самое прямое отношение. До Ярыгина, возможно, доберутся, но позже. Официально он не наш.

Горан подпер рукой подбородок, с грустью, даже с обреченностью посмотрел на край стола и продолжил:

– И как только нас возьмут под колпак, мы ничем делу помочь не сможем. Особенно если в КПЗ загремим.

Глава 24. Вторая жертва

– Смелей, Эля. Маньяки тоже люди. Нашла общую ниточку – тяни за нее. Учись думать и чувствовать, как они.

Супер! Ну просто зашибись! И как Горан себе это представляет?

Я стояла над телом второй жертвы, смотрела на море крови и злилась на себя.

Двадцативосьмилетняя преподавательница-маг. Не так давно Инна была красива. «Не так давно?!» – возмутилась я собственной мысли. Да она была красива еще сегодня, когда стрелки часов встретились на двенадцати и начали отсчет нового, сегодняшнего, дня. Кудрявая брюнетка, худенькая, белокожая. Помню, бегала с папками в руках и всегда приветливо улыбалась. Я с ней не особо знакома, но мы всегда здоровались, пересекаясь в коридорах.

А теперь на Инну страшно смотреть. Горло перерезано почти от уха до уха, глубоко, будто сам Потрошитель приложил руку. Похоже, только позвонки помешали обезглавить жертву. Остекленевшие глаза широко распахнуты. В них навсегда застыли дикие ужас и боль. А еще то ли мольба, то ли обида небесам: не помогли, не спасли. А ведь Инна не заслужила страшной участи.

Руки вскинуты, одна касается каменного забора. Ноги? Туда лучше вовсе не глядеть. Когда нашли тело, ноги были согнуты в коленях и широко расставлены. Белье разрезано, юбка и пальто задраны, а живот вспорот. Да еще надрезы в промежности. Нижнюю часть тела аккуратно прикрыли, ибо со снимками полицейские закончили.

Предположительно, все органы на месте. Да точно на месте. Патологоанатом пусть старается, а я наверняка знаю, что органы Инна «сохранила».

Как и Мэри Энн Николс, убитая тем же способом 31 августа 1888 года в Лондоне, на Бакс-роу, у конюшен. Второе убийство Потрошителя из тех, что я видела. Мэри Николс, первой канонической жертве лондонского маньяка, было сорок три года. Точное количество ножевых ранений в отчетах не указано.

Сколько же ударов тогда приняло тело Инны? 43 или 28? Или в этот раз убийца не стал сковывать себя и свои действия цифрами, потому как данных нет?

Я наконец отошла от тела и огляделась. Полиция занималась своей работой, Горан переговаривался с их главным. Леха слонялся поблизости, не зная, чем себя занять. В этот раз зевак нет, наблюдать не за кем – праздник же. Ах да, забыла сказать: убийство произошло в ночь на первое мая. И сейчас, утром выходного дня, никто, кроме нашедшего труп охранника, полиции, Горана, Игоря, меня и Лехи, не знает о случившемся. Вру. Ректора известили. А от него информация побежит быстрыми ручейками, сливаясь в полноводную реку слухов, домыслов, ужаса и живейшего интереса преподавателей и стучентов РУЧМиН.

Игоря нигде нет. Опять случился приступ «морской болезни» от вида крови, и он слинял. Наверное, чтобы полицейские не потешались.

Почему Инна после полуночи оказалась на улице, у ворот РУЧМиН?

Задержалась на работе перед праздником? Бред. Хорошенькой преподавательнице убегать из универа надо, чтобы провести вечер с подружками или любимым. На худой конец, ее должна манить мягкая подушка и гнать усталость: отоспаться – не последнее дело.

Стоп! Может, с родными поругалась, потому и не спешила домой? А у друзей были иные планы, к ним неудобно напроситься?

Ладно, еще вариант. С подружками встретилась, хорошо посидели, выпили, а пришла домой – ключей в сумочке нет. Забыла. Где? На работе. Помчалась вызволять пропажу. И это пока самая лучшая из моих версий.

– Кофе? – посвежевший Игорь оказался рядом. Протягивал бумажный стакан, накрытый крышкой.

– А мне? – подбежал Леха.

– Извиняй, ты не заслужил, – отмахнулся Вильянов.

– Ну ты и му… – Леха собрался выругаться, но вовремя покосился в мою сторону.

– Ярыгин! У меня только две руки, – Игорь демонстративно поднял оба стакана над головой, давая Лехе понять, почему ничего не принес на его долю. – Не тупи! «Бургер Кинг» в двух шагах. Сбегай.

Кофе не люблю и обычно не пью. Но я не выспалась, не позавтракала, намерзлась на улице, а тут еще Леха покушается на купленный для меня стакан. Хрена!

Выхватила горячий бодрящий напиток у красавчика-аспиранта.

– Сколько я тебе должна?

Игорь лишь отмахнулся.

– На том свете угольками сочтемся.

Леха хмыкнул – да, кофе не достанется – и побрел в «Бургер Кинг», бурча что-то под нос.

– Не знал, какой ты любишь. Взял черный с сахаром, как себе, – повернулся ко мне Игорь. – Пойдет?

Дареному кофе в зерна не заглядывают.

– Самое то, – благодарно кивнула я.

– Тут мы уже все видели, – вздохнул аспирант. – Пойдем-ка на лавке посидим и подумаем.

Я быстро смекнула, что Игорь не хочет очередного приступа «морской болезни» и использует благовидный предлог, чтобы отойти подальше от места убийства. Сегодня утром за горячий кофе я еще не то могу сделать.

Мы сели, откинулись на спинку скамьи, и я поделилась с Игорем соображениями. Рассказала, как Инна после полуночи могла оказаться у работы.

Игорь кивнул, отхлебывая кофе, но возразил.

– В целом нормально, но! Лея, ты сейчас ту же ошибку совершаешь, что и полиция. Ты разматываешь ситуацию с жертвы, а стоило бы больше внимания уделить маньяку.

У маньяков мотив один – убить. Зверская потребность, неутолимый голод, гонящий на охоту.

У дверей университета маньяк затаился и ждал, пока кто-нибудь подходящий пройдет. Мог час ждать, два, да больше.

Голодный человек думает только о еде, ждет момента, когда насытится. Гиперсексуальный станет бегать по барам, пока не найдет ту, что согласится. Или даже проститутку снимет. У маньяка тоже голод, но иного рода. У него потребность не только в питье, еде, сне и сексе, но и в убийствах. Пока серийник не утолил свою извращенную потребность, других мыслей в его мозгу нет, прими как факт.

В общем, подходящего варианта он ждал бы сколько угодно. На месте Инны могла оказаться другая, попадись она раньше. Ты лучше скажи, что общего у наших жертв.

Я пригубила кофе, но фыркнула, обжегши язык. Как Игорь может кипяток глотать?

– Обе примерно одного возраста. Молоды и хороши собой. Что интересно, цвет волос разный: блондинка и брюнетка. Иногда серийники циклятся на одном цвете волос или на каком-то предмете одежды. Не наш случай. Да, еще работали женщины в одном университете. Пока все.

– Вот теперь подход верный. Взгляд на жертву через призму действий маньяка, – закивал Игорь. И не без самодовольства добавил: – Другое дело.

Я рыкнула.

– Высокомерие зажми в кулак и спрячь в карман, да поглубже! Мне Государя вот так хватает! – я махнула ребром кисти по горлу.

Вильянов замер и быстро заморгал: слегка опешил от моего выпада.

– Не выспалась?

– Слабо сказано.

– Тогда понятно.

– А еще наш серийник явно мужского пола. И то, что его так привлекает женская половая сфера…

Как завернула-то. Неловко при Игоре на щекотливую тему вещать.

– …говорит, что убийства на сексуальной почве, – повторила я аспиранту соображения, которыми недавно делилась с Государем.

Вильянов отхлебнул кофе.

– Все верно. Возможно, ублюдок кончал, когда резал женщин. Скорее всего, так и было, да.

Хорошо, что я сейчас не ем, а! С подозрением глянула в собственный стакан, прикинула, полезет ли питье после сказанного. Полезет. А что делать?

– Импотент? – спросила я.

– Вариант. Но не всегда. Либо да, есть проблемы в половой сфере, либо… – Игорь цокнул языком и сделал многозначительную паузу, – неплохой такой сексуальный аппетит.

Горан в то утро был мрачнее тучи. Совещание в его кабинете прошло быстро, скомканно. Некромант быстро отпустил нас, а сам остался на рабочем месте. Что, отчего, почему – не спрашивайте, пока сама не разобралась.

А я? Я помчалась домой готовить документы теперь уже по всем жертвам Потрошителя.

Хоть опасности особой не было, в университете пусто, но Игорь на всякий случай снова проводил меня до вагона метро. Я не возражала. Так спокойней.

Глава 25. Кружева

Взгляд упал на соблазнительные кружевные трусики. На мне бы они смотрелись не хуже, чем на манекене. Стоило замечтаться, чуть притормозить у витрины магазина, Горан тут же проследил за моим взглядом.

– Пошли, – улыбнувшись, сказала я.

Не тут-то было. Уже через минуту я стояла внутри, краснела, как юная трепетная девственница, и старалась смотреть в пол.

Две хорошенькие продавщицы очень тактично уговаривали меня определиться с цветом кружевного белья. Видно, им нередко попадались растерянные, не знающие, куда себя деть от смущения, клиентки. Девушки знали, как себя вести, как заставить таких, как я, проронить хоть слово. Деликатность и вежливость сделали свое дело – ко мне вернулся дар речи. Говорила я сбивчиво, порывалась уйти, звала Горана, но все без толку.

Мой спутник по-хозяйски опирался о стойку рядом с кассой, от души веселился, наблюдая за моими метаниями, и никуда не собирался уходить. Уровень смущения с метки «девственница» подскочил до «монашки» – я из красной стала пунцовой. Изверг! Лучше бы о маньяках думал, а не о кружеве.

– Эля, ты не умеешь расслабляться и радоваться жизни.

Искорки веселья в глазах, довольная улыбка и абсолютная глухота к моим возражениям и доводам. Дьявол, сбежавший из преисподней, чтобы развлечься мирскими делами. И первый номер программы – смущение юных дев. Однако фантазия моя неудержима, воображение из-за рефлексии разыгралось не на шутку, позволяя романтику внутри меня ликовать. Успокойся, Лея. Вдох-выход.

Не поняла, как оказалась в примерочной, куда одна из деликатных продавщиц поднесла три комплекта белья разных размеров. Предстояло выбрать по фигуре кружевные трусики, бюстгальтер и прозрачную ночнушку – все цвета морской волны.

Мои знания и заявления о том, что нижнее белье мерить нельзя, разбились об искреннее веселое недоумение. Трусики предложили мерить поверх своих, а лифчик и ночнушку – ну право, какая мелочь, сам бог велел проверить, как они сидят.

Сам бог? Как же! Государь! Чтоб ему в следующей жизни женщиной родиться и рефлексировать, как и мне. Да нет, я не очень стеснительная. Просто сегодня один из тех дней, когда чувствуешь себя неуверенно, не в своей тарелке, грызут сомнения, страхи, а тут – примерка белья. Да еще эффект неожиданности подлил масла в огонь. Конечно, моя застенчивость усугубилась до крайности.

Будь я в ином расположении духа, более уверенная, раскрепощенная, вела бы себя иначе. Но Горан как специально подгадал. Хм, а может, и правда специально? Он же просто в восторге от своей затеи. Недвусмысленно дал понять страдающей мне и радостным продавщицам, что без покупки мы отсюда не уйдем. Он прав: расслабляться я не умею.

Комплект, подошедший по размеру, я, осторожно отодвинув шторку, вручила одной из продавщиц и отдельно отдала те два, что мне не подошли.

Оделась, вышла из примерочной. У кассы Горан любезничал с обеими девушками, те ворковали и кокетничали в ответ. Ревность кольнула сердце. Ну да, да: Горан способен обольстить и увлечь любую, если, конечно, сам пожелает. И на молоденьких продавщиц он действовал, как удав на кроликов, словно не очаровывал их ради развлечения, а гипнозом опутывал. Одна вдруг вспомнила, что к выбранному комплекту идут в подарок подвязка цвета морской волны и маска для сна. Подвязку тут же добавили в пакет, а маску нужно было выбрать из трех черных: обшитой бежевым кружевом, зеленым или красным.

И только тут Горан и девушки «вспомнили» о моем существовании, предложив варианты. Я пискнула, что предпочту зеленую, и нервно сглотнула. Уж больно симпатичная маска, призванная защищать глаза спящей от света, навевала ассоциации с интимными играми, где запрещено видеть партнера. И не только видеть, но и касаться его, чтобы повысить градус предвкушения, остроты ощущений, усилить фантазию. Стоило добавить к покупке те пушистые наручники – и в путь, к новым эротическим горизонтам. Однако подчинение чужой воле, отказ от свободы в интимных играх меня пугали не на шутку.

Горан передал маску продавщицам и, пока подарок упаковывали, искоса глянул на мое пунцовое лицо. По губам его скользнула мимолетная победная улыбка, полная эротичного обещания, словно он вновь прочел мои мысли.

Я отступила на шаг. У меня есть предел. Я против подобных экспериментов. Не хочу! Или с ним бы рискнула? В ответ по телу пробежала волна жара и отхлынула, уступив сладкому томлению. Невозможно! Не бывать этому!

Горан отвернулся к кассе, и я не могла видеть его лица, но улавливала магическим чутьем его торжество, удовольствие и предвкушение. Нет, ты точно это подстроил, дьявол-искуситель!

* * *

Мои вещи понемногу заполоняли квартиру Горана. Поняла, увидев в прихожей, у зеркала, голубую косметичку, подарок, которым пару раз стукнула Лешку Ярыгина.

Вздохнула. Даже моя косметичка, за ненужностью набитая ручками и карандашами, сюда переехала. Слишком стремительно развиваются наши с Гораном отношения. Его не напрягает? Какой-то рекордный темп, не по себе немного.

Вечно дурацкие мысли в голову лезут. И совершенно не вовремя.

Я крутанулась перед зеркалом. Ну до чего хороша! В жизни не думала, что могу быть такой красивой и соблазнительной. Горан купил костюм из черного кружева: брюки клеш и кофту.

Брюки плотно облегают бедра, но от колен к щиколоткам свободно ниспадают, струятся, и походка кажется легкой, изящной, кокетливой. Даже с танкеткой в двенадцать сантиметров будто плывешь, а не шагаешь.

Кружева кофты облегают руки до самых запястий. Любое движение плеч и локтей притягивает взгляд, манит. Чертовски эротично! Кофта коротка, как топ: открытый живот, светлая кожа. На груди – молния. Тянешь за язычок – расстегиваешь, а под черными узорами… кружевной бюстгальтер дает волю смелым фантазиям: и открывает самое желанное, и прячет.

Застегнула кофту и подняла широкий капюшон на волосы. Черный ореол выгодно оттенил яркие кудри и белую шею. А взгляд какой! Ресницы опустишь – выглядишь нежной, робкой, покорной. А стоит распахнуть глаза – манящий взгляд, соблазнительный блеск, чертовщинка и море озорства. Я лукаво улыбнулась отражению.

Как кружит голову красивая одежда. Я вовсе не шмоточница, но даже у меня, здравой, разумной, немного аскетичной, крышу сорвало.

Жаль, на улицу в кружевах не выйдешь. Хотя летом, в самую жару, можно бы рискнуть, но я даже представить боюсь глаза встреченных мужчин.

Я снова крутанулась.

А по квартире ходить – самое то. Для своего мужчины всегда стоит быть соблазнительной и желанной.

– Красивая. Очень.

Горан как раз покинул ванную. Его взгляд и мимика сказали куда больше, чем лаконичный комплимент моей внешности.

Любуясь, оглядел с ног до головы. Улыбки скрыть не может. Блеск в глазах мягкий, обожающий. О, а вот и властная жажда обладания проступила: губы приоткрылись, скулы заострились, глаза сощурились, а крылья носа хищно расширились. Сильная рука скользнула на талию, обжигая кожу, незащищенную кружевом. Я, многозначительно улыбнувшись, потянула за пояс белый махровый халат любовника.

Бросила беглый взгляд в зеркало. Как мы смотримся вместе? Нежная романтичная красавица в черном и жгучий брюнет с хищными чертами, но в белом. Есть в этом нечто символичное. Я и в жизни по милости Государя примеряла ночь. А он со мной становился менее жестким. К его внутренней черноте добавлялась светлая краска.

Легкий шаг, поворот, как в танце, и я игриво освободилась от обвившей талию сильной руки.

– Ты же обронил как-то, что я не в твоем вкусе, – пропела я.

Горан неторопливо провел языком по верхней губе. «Будто лев, завидевший антилопу. Представил, как ее нагонит и насладится трапезой», – подумалось мне.

– Соврал, чтобы тебя подразнить, наивное ты дитя, – с возбужденной хрипотцой признался мужчина. – Это был вызов. Ты сама не заметила, как приняла его.

Растерялась. То ли обидеться на манипуляцию, то ли порадоваться, что Горан уже тогда думал обо мне как о женщине.

– Ты даже слишком в моем вкусе. Самому страшно.

Я облегченно выдохнула и снова улыбнулась.

Страстный поцелуй вскружил голову. А ведь это лишь начало. Кроме кружевного костюма, из интим-магазина доставили два куда более пикантных комплекта: вызывающее боди и игривый беби-долл. К боди надену чулки в сеточку, а беби-долл дополнят эффектные чулки со швом.

Впереди целая ночь. Все успею перемерить и показать моему Государю.

* * *

День. За окном небо налилось цветом, яркостью от тепла. Морозное небо иного оттенка – холодного, бледного, будто голубизну кто-то размыл водой. Зато поздней весной в ясный день цвет так и манит, радуя глаз. Облака тонкие, прозрачные – и тех мало. Сейчас хорошо погулять, побродить по берегу реки, подышать влажным воздухом и майским цветом.

А я лежу в кровати и подняться не рискую. Силы кончились от любви. В душ вскочила, да и шлепнулась тут же, у кровати. Больше позориться не стала.

А Горану – хоть бы что, только посмеивается. Но принес чай в постель и последнее печенье.

Остальные продукты мы подъели между любовными марафонами. Не заметили, как холодильник опустел.

– Ну что, закажем пиццу или роллы? – подмигнул Горан, кладя на одеяло стопку ярких буклетов для заказа.

– Пиццу! – жадно облизнулась я. – Жрать охота. Вот не есть, а именно жрать.

Любовник чуть поморщился, услышав из моих уст резкое слово, но вслух выражать недовольства не стал. А лишь указал рукой на рекламки, мол, выбирай, что по душе и по вкусу.

Я цапнула верхний буклет, раскрыла – и глаза разбежались от названий и красочных аппетитных картинок. «Маргарита», «Гавайская», «Цезарь», «Океаническая», «Тропиканка», «Примавера», «Времена года» и еще куча вариантов.

– Горан, а ты какую хочешь?

– Какую-нибудь невегетарианскую, – улыбнулся он.

Я сосредоточилась на составах, прописанных мелким шрифтом.

– Вот, мне кажется, «Мясное ассорти» тебе понравится, – тыкая пальцем в буклет, предположила я.

Горан наклонился, нежно провел губами по моему виску, обнял за плечи и глянул в список.

– Понравится, – шепнул он на ухо.

Я мурлыкнула от ласк, быстро поцеловала его в губы, вцепилась пальцами в широкое запястье, провела ладонью по руке Горана, ощущая кожей жесткость волосков. Нет во мне его ленивой грации, умения наслаждаться моментом, касаниями, эротичностью. Одна торопливая порывистость. А так хочется погружаться в сладкие ощущения полностью, с головой. И я учусь наслаждаться у него, учусь чувствовать и проникаться моментом, минутой, ловить каждый миг. Иногда получается, но поспешность молодости часто берет верх, как сейчас.

– Эля, о чем замечталась? Явно не о пицце.

Мои щеки полыхнули.

– Я бы «Королеву моря» взяла, – попыталась отвертеться, но не тут-то было. Горан, игриво прищурившись, заглянул в мои глаза. Увидел, понял, хотя и смолчал. Но улыбнулся загадочно и многозначительно.

Ну почему он читает меня, словно раскрытую книгу, черт! Когда я уже научусь прятать мысли!

– Точно «Королеву моря»? – как ни в чем не бывало уточнил он.

Что за человек?! Пардон, некромант. Хочет понять: ляпнула я название просто так, чтобы сменить тему, или действительно выбрала.

– Точно! – фыркнула я.

А Горан будто того и ждал. Снова рассмеялся. На этот раз громко, победно, в голос.

Еще и дразнится!

Я вывернулась, вооружилась подушкой и мстительно ударила любовника по спине. Он притворно схватился за поясницу, продолжая посмеиваться над моей взыгравшей яростью.

– Заказывай! – обозлилась. – А я – в душ!

– Вторая попытка? Смело, – подколол он, напомнив о моем недавнем падении. – Тебя поддержать?

– Сама справлюсь! – надулась я и скрестила руки на груди.

– Верю.

Мое возмущение и полупритворная обида нисколько не смутили некроманта. Он привлек меня к себе, убрал рыжеватую прядь за ухо, погладил пальцем висок, коснулся губами лба, щеки, кончика носа.

– Больше не дуешься? – шепотом спросил он.

Я порывисто обняла его за шею и поцеловала в губы.

Прошло минут сорок. Звонок в дверь. Наконец-то еда! Я успела вернуться из душа и сейчас валялась в постели. Горан, облаченный в халат, пошел открывать.

Слышала разговор у двери, улыбалась, потирала руки в предвкушении трапезы.

Хлопнула дверь. Значит, курьер отчалил. Я нетерпеливо подпрыгнула на кровати и свесила ноги на ковер.

Горан вернулся хмурый, злой и без пиццы.

– А где… – спросила было я, но меня перебили хлестким тоном:

– Ты зачем косметичку в прихожей кинула?

– Что случилось?

Некромант всегда отлично справлялся с эмоциями, и ему понадобились считаные секунды, чтобы обуздать вырвавшийся на волю негатив. Горан ухмыльнулся и развел руками.

– Это не курьер был. Соседка. Я – в халате, косметичка – рядом. «Да здравствует сплетня!» – как говорили в известном советском кинофильме.

«Когда это тебя сплетни задевали? Охранник снизу, небось, с февраля болтает про студентку», – хотела возразить я, но осеклась.

Зашел кто-то важный. Важный настолько, что Государя выбило из колеи. Анастасия? Весьма вероятно. Так, стоп! Почему чье-то паршивое мнение играет немалую роль?

А ведь выпытывать бесполезно. Ни слова не скажет. Беситься тоже нет смысла. Умело солжет. Я скрипнула зубами и поджала губы, стараясь скрыть подступавший гнев.

Оставшаяся часть выходного прошла на удивление безмятежно. Мы дождались пиццы, с удовольствием пообедали, я заказала в интернет-магазине продукты на дом. А потом мы с Гораном отправились гулять: насладиться ароматом молодой листвы и первых цветов, ощутить ласкающие кожу солнечные лучи, впитать весеннее настроение. Отличный вечер. Благостный, спокойный, почти идеальный.

Глава 26. Серия

Труп лежал поперек песчаной дорожки, у каменной лестницы. Причина смерти – перерезанное от челюсти до челюсти горло, ну или почти отделенная от тела голова. Это уж как больше нравится. Потрошитель умел прорезать шею до позвоночника, умеет и его подражатель.

Руки дрожат, нервы натянуты, как струны гитары. Мышцы заныли, будто я вчера бежала марафон.

А марафон пробежать хочется. Дать отсюда деру, как сделал Игорь, и бежать не останавливаясь, пока адреналин не перестанет жечь и мучить.

«Ладно, хватит ныть! – мысленно приказала я себе. – Соберись и осмотри тело».

Левая рука жертвы на груди, правая вытянута вдоль туловища. Над плечом в луже крови – кусок кишечника.

Вспомнила! У Энни Чепмен в отверстия выбитых передних зубов выглядывал опухший язык. Зубы сорокасемилетняя жительница лондонских трущоб потеряла не в день гибели, не благодаря Потрошителю. Как же поступил подражатель?

Обошла голову убитой преподавательницы по дуге и присела на корточки. Бескровные серо-сизые губы разомкнуты. Наша Элен-Елена, наша добрейшая душа силилась закричать перед смертью, но с перерезанными связками… Так, не отвлекаться! Я осматриваю место преступления, а не до боли в груди сопереживаю молодой интересной женщине, носителю двух языков, знающему педагогу, который вел занятия в моей подгруппе с первого курса, который… Лея, эмоции – в сторону! Итак, губы разомкнуты, зубы на месте, язык не прикушен. Я поднялась, опираясь о колено. Понятно, московский маньяк не стремился сделать свою жертву копией той, лондонской. Зубы не выбил.

Дальше – страшнее. Нижняя половина тела. Брюки разрезаны ножом, ноги согнуты в коленях и раздвинуты, изуродованная промежность выставлена на всеобщее обозрение. Живот вспорот, внутренности вынуты, отделены не полностью, свисают на левый бок. Перед транспортировкой тела их придется сложить обратно. Какое счастье, что это не моя работа! Подобное только патологоанатомов не ужаснет: они ко всему привычны.

Тело тридцатилетней Элен-Елены, обожавшей языки, свободно и с энтузиазмом говорившей на любопытной смеси русского с американским английским, полжизни прожившей в России и половину – в Штатах, прикрыли простыней.

Я мысленно попрощалась с Еленой Роджеровной, когда белая ткань коснулась окровавленного песка.

Сейчас раннее утро восьмого мая. Холодно, зато воздух пахнет росой и солнечно. Я на территории альма-матер, перед корпусом иностранных языков. Учебный день начнется через два часа. А пока здесь только полиция и наша команда. Вон, даже Игорь появился, стоило телу исчезнуть под складками белой ткани. Капитан, тот самый – знакомый Государя, вцепился в аспиранта с энтузиазмом бульдога. Фигурально выражаясь. Руками размахивает, выговаривает парню. За отлучки с мест преступлений, что ли? Но какое капитану делу, а?

Леха расспрашивает Государя, к ним подбегает полицейский…Так, стоп! Я замерла, вслушиваясь в мысли. Есть! Сейчас не до команды. У меня идея!

Пробежала по песчаной дорожке, шлепнулась на скамью, нашарила в рюкзаке блокнот, ручку, устроилась поудобней и записала:

Марта Тэбрем, 7 августа 1888 года – 7 апреля 2015 года

Мэри Энн Николс, 31 августа 1888 года – 1 мая 2015 года

Энни Чепмен, 8 сентября 1888 года – 8 мая 2015 года

Следовательно!

Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус, 30 сентября 1888 года – 30 мая 2015 года

Что? А, капитан зовет меня и нетерпеливо машет рукой. Ну да, пора бы. Три убийства: три молодых привлекательных женщины, преподавательницы нашего вуза, погибли. Перерезанное горло, изрезанный или вспоротый живот, поврежденные гениталии – три почти идентичные смерти. Полиция поняла, что на участке серия, маньяк. Как и обещал Горан, сейчас возьмутся за нашу команду, но начнут с меня.

Болезненное предчувствие неприятностей, холодящий грудь страх, беспричинное напряжение у меня еще с ночи. Как в то утро, когда Горан пригласил в кабинет познакомить с маньяком. Значит, проблемы будут из-за полиции. «Весело».

Интересно, я отсюда домой уеду, в отделение или сразу в КПЗ?

И какой вариант поведения выбрать? Казаться дурочкой, дабы не задеть гордость доблестных правоохранительных органов? Или рискнуть и шокировать информированностью? М-да, дилемма.

– Пришло время серьезно поговорить, – навис надо мной капитан.

Взгляд цепкий. И злой. Подозревает, ох подозревает. И готовится запугивать. Ваша правда. Пришло время разговора.

– Андрей Валентиныч, – затараторила я, заторопилась, чтобы из-за мандража не потерять основную мысль, – прекрасно вижу, что вы меня подозреваете, понимаю, что прикидываете, под силу ли мне так разворотить тело.

Капитан чуть отстранился, склонил голову вбок и засунул руки в карманы.

Оценивает. И ждет, как поведу себя дальше.

Ой-ёй, сердце колотится. А надо бы быть спокойной.

– И сейчас ваши подозрения только укрепятся.

В глазах мелькнули интерес, любопытство.

– Я знаю, когда случится еще одно убийство. А может, и два.

Удивление и неверие.

– И когда же? – хмыкнул капитан.

Фух, теперь он отложил наступление и запугивание до лучших времен. Инициатива перешла ко мне.

– Через три недели, тридцатого мая, – я протянула мужчине вырванный из блокнота листок.

Капитан стал внимательно изучать мои каракули, наскоро нацарапанные на коленке, а у меня появилось несколько секунд, чтобы оглядеться.

Леха с Игорем стояли очень далеко, переговаривались и смотрели в мою сторону. Понятно, обсуждают, о чем меня тут пытают. Горан – поближе, но тоже не может слышать разговор. Некромант сосредоточен, выжидает. Возможно, страхует меня. Да, он единственный способен повлиять на решение капитана.

Рядом с нами – никого. Даже полицейских нет. А я-то гадала, почему Андрей Валентиныч меня в любой свободный кабинет не отвел для беседы. Не отвел, потому что нас никто не слышит. Ну, или Горан постарался.

– Пойдемте-ка поговорим более обстоятельно, – вдруг сказал капитан, отчего я дернулась.

Ага, значит, Горан ни при чем.

Мы устроились в самом дальнем из кабинетов английского: Андрей Валентинович – за столом преподавателя, а я – за первой партой среднего ряда, напротив служителя порядка.

У полиции уже после второй смерти возникли подозрения. Иначе откуда бы капитану знать о параллели с Джеком-потрошителем и уж тем более помнить имена его жертв.

– Объяснитесь, – наконец толкнул он ко мне бумажку с моими же записями.

Подвинула к себе листок, заглянула в него еще раз:

Марта Тэбрем, 7 августа 1888 года – 7 апреля 2015 года

Мэри Энн Николс, 31 августа 1888 года – 1 мая 2015 года

Энни Чепмен, 8 сентября 1888 года – 8 мая 2015 года

Следовательно!

Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус, 30 сентября 1888 года – 30 мая 2015 года

– Простите, а что непонятно? – не слишком любезно поинтересовалась я. – От даты лондонской смерти отнимаете четыре месяца – получаете дату московской смерти.

– Меня смущает вторая строка: «31 августа – 1 мая». Иначе закономерность была бы убедительной.

Я цыкнула зубом.

– Вы правы. Убийца и рад бы прикончить жертву 31-го числа, как Потрошитель, но в апреле только тридцать дней. Следующий день за 30 апреля – 1 мая.

– Притянуто за уши, – заявил капитан, внимательно следя за мной. Чего он ждет? Что я взбешусь? Ну получите, распишитесь.

– Да почему притянуто?! – не выдержала я. – Это как день рождения двадцать девятого февраля. Три года празднуете первого марта и только на четвертый – двадцать девятого февраля.

Капитан дернулся. Кресло скрипнуло под его тяжестью – мужчина инстинктивно пытался отодвинуться от меня подальше. Что я такого сказала-то?

– Ведьма, – прочла по губам.

Обиженно фыркнула в ответ. Да в чем дело?! Никак, у капитана день рождения раз в четыре года? Тогда отлично! Пусть думает, что угадала. Хотя это далеко не так. Зато впечатлила мужика.

– Значит, вы утверждаете, – пришел в себя капитан, – что следующее убийство произойдет 30 мая?

– Я не утверждаю, что следующее. Возможно, у Потрошителя было больше жертв. Возможно, он убил в ночь на 23 сентября Джейн Ботмур. Возможно, не только ее. Будущие смерти зависят от того, какие из лондонских убийств подражатель приписывает Потрошителю. Я лишь утверждаю, что именно 30 мая обязательно кто-то умрет. Потому что 30 сентября 1888 года – день гибели двух канонических жертв: Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус. Подражатель не сможет не «отпраздновать» такую дату.

– Значит, 30 сентября в Лондоне погибли две женщины?

– Да, Потрошителя спугнули в первый раз, он нашел вторую.

– И как считаете, 30 мая будут две смерти или одна?

Я задумалась, сверля взглядом парту.

– Честно, не знаю. Станет он имитировать день убийства или предпочтет довести желаемое до конца с первой попытки… – лишь развела руками.

– Мне хочется вам верить, правда. Но сами посудите. Вы пишете диплом о Потрошителе. Это знание. Плюс стресс. Стресс нередко становится катализатором серийных убийств, если вы не в курсе.

Я кивнула:

– В курсе.

– Тем более. Да еще алиби у вас нет. И что прикажете с вами делать?

Казалось, капитан говорил совершенно искренне. На его асимметричном лице даже возникло подобие сочувствия. Интересно, почему у него одна сторона заметно больше другой? В юности сильно ударили в челюсть? Последствие неудачного ортодонтического лечения? Ох, не о том думаю.

Я тяжело вздохнула.

– Андрей Валентиныч, если все еще сомневаетесь в моих выводах, то я со всей ответственностью заявляю: среди органов Елены Роджеровны недосчитаются матки, – выложила я главный козырь и тем самым засыпала себя землей по самую макушку. Кто может знать про матку? Конечно, убийца! Я продолжила: – Подражатель забрал ее как трофей. Патологоанатом это скоро подтвердит. А если думаете, что я виновна в смертях, обыщите мою квартиру.

И без тени иронии и сарказма добавила:

– Вдруг там матка завалялась? И сажайте. Сажайте в КПЗ. Тридцатого мая поймете, что я права и что я ни при чем.

– А знаете, я, пожалуй, так и поступлю, – заявил капитан.

Его отвлекли уверенные шаги в коридоре.

А меня прошиб холодный пот. Я в ужасе провела ладонью по лицу. Неужели моя шокирующая откровенность оказалась проигрышной стратегией, неужели куковать под стражей три недели, неужели…

Настойчивый стук и открывшаяся без приглашения дверь. Горан привычно наклонился, чтобы не удариться о верхний косяк, и вошел.

Только он может меня спасти. Я распахнула глаза, неотрывно глядя на любовника, и не моргала. «Помоги! Помоги!» – пыталась я сигналить, изображая на лице неподдельный ужас.

Некромант даже не смотрел в мою сторону. Все его внимание сосредоточилось на капитане.

– Совсем запугал мою студентку, – полушутливо начал профессор.

– Да она не из пугливых. Сама на амбразуру кидается, – тем же тоном ответил капитан.

– Что есть, то есть.

Разговор ни о чем Горан затеял неспроста. Он исподволь пытается то ли понять, к каким выводам пришел капитан, то ли воздействовать на него.

Словно подтверждая мои мысли, Горан вкрадчиво продолжил, приближаясь к столу капитана:

– Отпусти девчонку. Не она это. Ты же понимаешь, что такие убийства не в женском характере.

Капитан с сомнением скривился.

– Я двадцать лет в органах. Такого навидался!.. Впрочем, ты и сам знаешь. И кстати, Горан Владиславович, ты понимаешь, что возглавляешь список подозреваемых? У тебя и мотив есть.

– А как же! Конечно, понимаю, – спокойно и с улыбкой ответил некромант.

Мотив? У Горана? Они вообще о чем?

Капитан не выдержал взгляда некроманта, для вида откашлялся в кулак и сказал:

– Ладно, со студенткой твоей погляжу еще. И раз уж ты тут, сделай кое-что. Ты умеешь, я знаю.

Горан выжидал.

Капитан пальцем указал на меня.

– Ни она, ни твои ребята ни словом не должны обмолвиться, о чем я с ними говорил и буду говорить. Даже друг другу! Даже написать чтоб…

– Я понял, – перебил Горан.

А такое можно сделать? И что, я реально не смогу ни с Игорем, ни с Лехой поделиться? Совсем, что ли, охренел капитан со своими подозрениями?!

Горан развернулся в мою сторону. Я внутренне съежилась под взглядом серых глаз, ставших такими родными: сейчас мне казалось, что я кролик под взглядом питона.

Горан не сделал ни единого жеста руками, не сказал ни слова, но в голове будто барьер построил. Стоило вспомнить о тридцатом мая, возникало психологическое препятствие: рот пересыхал, губы слипались, я хотела назвать дату, но не могла.

Испугалась, забралась в рюкзак за блокнотом и карандашом попыталась написать на верхнем листке «новое убийство – тридцатого мая», но на первой же букве карандаш вывернулся из руки, стукнулся о ножку стула и покатился по полу.

Меня не отпускали, пока не получили ордер на обыск. Оно и понятно, от улик начну избавляться: ножа там или вырезанной матки. Могли, конечно, специально отправить домой и проследить, не прикопаю ли я что во дворе, но не стали.

Ближе к вечеру я приехала в родной район на полицейской машине. Как преступница, честное слово. Да и опера – люди не самые любезные. С одной стороны, их можно понять: с кем только ни приходится иметь дело. С другой – а чем провинились остальные, законопослушные граждане? Всех, кто хоть как-то соприкасается со следствием, заставляют чувствовать себя последним говном, ощущать вину за любые поступки, стыдиться даже факта своего существования, сносить не пренебрежительное, а хамское отношение.

Пригласили понятых – моих соседей. Я чуть со стыда не сгорела. Теперь весь подъезд станет говорить обо мне как о подозреваемой в убийстве.

Опера не то что шкафы перерыли – в пакет с нижним бельем залезли. И даже сумку с купленной накануне картошкой обыскали.

Сделали опись всех крупных ножей и конфисковали их. Будут проверять, могла ли моя кухонная утварь стать орудием убийств. Пришлось дать подписку о невыезде. В общем, оставили меня одну и оперативники, и соседи ближе к ночи. Я чувствовала себя гадкой, грязной, испачканной. А еще разбитой и ни на что не способной.

Решила позвонить Горану. Он успокоит и поддержит. Поднесла трубку домашнего телефона к уху, а на том конце – явственный щелчок. Да я ни одной цифры не набрала! Раньше такого не было. Когда-то в квартире стояли два домашних телефона. Я слышала, как в коридоре мама снимала трубку. Похожий звук, кстати. О боже, меня же прослушивают! Я с испугом и отвращением швырнула трубку, будто в руке извивалась змея.

Теперь я не смогу позвонить ни Горану, ни Игорю, ни Лехе. Отрезали от всей команды. Спасибо, господа полицейские! Будьте вы трижды прокляты!

Глава 27. Голубая косметичка Леи

Праздник и выходные прошли в тяжелых раздумьях. А сегодня утром я приехала в университет, чтобы встретиться с Гораном, Игорем и Лехой. И первым делом ломанулась к кабинету Государя.

– А ты видела? Видела, да? Судар подружку завел, – услышала за спиной.

– Кого? Кого, расскажи! Я не в курсе!

– Магичку из старшекурсниц.

Я похолодела. Откуда они знают?

Собрала волю в кулак и обернулась, чтобы дать отпор.

Но никто из сплетниц не обратил на меня внимания. Глянули мельком, без интереса, и прошли мимо. Троллят, что ли, в отместку за диплом у Государя?

У знакомого кабинета дежурил Игорь, нетерпеливо постукивая пяткой кроссовки об пол. Как и я, приехал увидеться с Гораном и Лехой.

– Здорово! Никого? – я кивнула на дверь и протянула руку для пожатия.

Напряжение у губ аспиранта разгладилось, он улыбнулся глазами и сжал мои пальцы.

– Привет, пропащая! Да, пока закрыто.

– Как у тебя дела с полицией? – не тратя времени даром, спросила я.

– Да у меня-то нормально. Алиби на два убийства. Ты-то как? Отделалась от них?

– Не отделалась, – опустила я голову. – Алиби нет. Даже телефоны прослушивают, – услышав в своем голосе жалобные нотки, с отвращением поморщилась.

– Вот подонки! Довели! – Игорь положил руку мне на плечо. Простой жест поддержки, а сразу легче. – Крепись, Лея! Вместе все докажем. И справимся вместе. Ты только держись и не раскисай.

Я улыбнулась и благодарно кивнула. Я не одна. Именно это мне и нужно было услышать. Вдохнула полной грудью. Мистика. От слов Игоря даже дышится легче.

– Что это за прикол с… – не знала, как сформулировать, – с тем, что мы не можем обсуждать… допросы?

– Блокировка ключевой информации?

– Это так называется?

– Да, так.

– Государь нам снимет эти блоки сегодня?

Игорь тряхнул головой.

– Он сам под колпаком. Не станет подставляться. Едва у каждого из нас появятся новые сведения, поймут, что он играет против полиции.

– А как они узнают? Про сведения?

– Не дураки же. Психологическим приемам их учили, и практики хватает. Умело поставленный вопрос-ловушка, – Игорь поджал губы и быстро, с усилием разомкнул, пытаясь имитировать звук выхлопа, – и кто-то из нас проговорится. Подставит Государя, сам того не желая.

Опустила голову и тяжко вздохнула.

– Про Леху знаешь? Как у него с алиби? – без особой надежды спросила я.

– Дык он с родаками живет, – удивился вопросу Игорь. – Конечно, они все подтвердили. А какие родители не подтвердят?

– И что?

– Ну, что? – пожал плечами Вильянов. – Полицейские, разумеется, не доверяют показаниям, зато подкопаться не могут.

– Плохо, что не доверяют, – с грустью протянула я.

Игорь заговорщически улыбнулся.

– У Лехи все будет как надо, не переживай. Полицейские «умоются». Сволочи! – ругнувшись, молодой человек покаянно приложил руку к груди. – Извини, вырвалось. Просто зла не хватает.

– Да все нормально. Я тебя понимаю и поддерживаю. Так что там у Лехи?

Игорь снизил голос до шепота:

– Лехина маман из наших, причем из крутых наших.

У меня от удивления расширились глаза, а мой новый друг продолжил:

– Если на сына наседать станут, она ментам быстро мозги повернет, куда следует.

– А отец Лехи? – я тоже перешла на шепот, с удовольствием подмечая в собственном тоне нотки любопытства, радости за дела Лехи и даже злорадства из-за полиции.

– Отец нет, отец без способностей.

– Здорово! О чем шепчемся? – мне на шею легла тяжелая рука, впрочем, как и Игорю.

Леха! Легок на помине.

Секретарь с секунду подождал ответа, но не выдержал, махнув рукой.

– А, ладно! О чем бы вы ни секретничали, моя новость круче!

– Что случилось? – хором спросили мы с Игорем.

– Знаете, кого Судар подвез в универ?

– Кого? – это уже я.

– Никогда не догадаетесь, – зарделся Леха, поигрывая бровями. Ощущал собственную значимость из-за уникальной информации.

Игорь с сожалением глянул на приятеля.

– Ну мало ли кого он там привез. Хоть министра. Нам-то что?

– Катери-и-ину! – Леха сделал большие глаза и с нетерпением ждал реакции.

– Кого-кого? – пискнула я.

– Ну, Катьку нашу, одногруппницу твою. Не тормози, Лея, – с энтузиазмом подпрыгнул Леха, сильнее обнимая нас с Игорем за шеи. – Мы вместе в кино ходили, Игорь с ней встречался…

Грудь больно, будто ногой ударили под дых.

И Леха не успел договорить: осекся и с испугом глянул на приятеля-аспиранта.

– И дальше что?

Леха совсем сник от вопроса Вильянова. Забормотал:

– Под ручку у всех на виду прошлись, потом ломанулись по кабинетам, скоро тут будут.

– Под ручку? – вспыхнула я. А Игорь скинул руку Лехи, нецензурно выбранился и пошел прочь.

– Иг! – заорал ему вслед Ярыгин. – Ну извини! Я мудак, признаю. Тупанул, не подумал.

Парни удалялись, а меня била мелкая дрожь.

– А ты видела? Видела, да? Судар подружку завел.

– Кого? Кого, расскажи! Я не в курсе!

– Магичку из старшекурсниц.

Так вот про кого сплетницы говорили. Не про меня – про Катерину. И вот, значит, кто видел мою голубую косметичку у Государя и узнал ее. Катерина. А я-то гадала, почему Горан занервничал. Конечно, у Катьки такая же, но красная. Нам обеим на Восьмое марта дарили. А я-то! Дура!

Провела ладонью по лицу.

Он… он, когда обман раскрылся, выбирал. И выбрал не меня – Катерину. Встречался с двумя… Господи, почему я его не убила?!

А к кабинету шла красивая пара: Государь и с ним под руку Катерина. Бывший любовник даже не смотрел в мою сторону, что красноречивей всяких слов и громче пустых оправданий. Все, больше я ему неинтересна и не нужна. Зато красотка повернулась и победно, с демонстративной гордостью подмигнула мне, продолжая вышагивать модельной пружинистой походкой.

– Он тебе не по зубам, – с горечью вспомнила я свои слова, сказанные в запальчивости Катерине. Вот она и доказала обратное.

Не понимаю, как я не навернулась со ступеней ни в университете, ни в метро, как ни на одном переходе не попала под машину, как живая добралась до квартиры.

День. Белый день. Хоть бы кто ругался этажом ниже, пылесосил наверху или гремел посудой за стеной. Но нет, все соседи на работе. В квартире – звенящая, пугающая тишина. Вошла в комнату в грязных кроссовках, щедро скидывающих песок и дорожную пыль на ковер. Хоть бы мусоровоз под окном проехал или телефон в рюкзаке зазвонил. Но нет! Страшную тоскливую тишину не нарушил ни один звук. Я схватила стул за спинку и с упоением швырнула в стену.

– На-а!

Грохот наполнил помещение. Я улыбнулась, подобрала стул и снова швырнула, с наслаждением слыша, как он жалобно скрипнул, будто моля о пощаде, как со щелчком отошла ножка, готовясь вот-вот сломаться. Сломаться, прям как я. Как я! Всхлип. И я падаю на колени и начинаю рыдать. Ненавижу себя за это и презираю, но слезы льются ручьем.

Сегодня рухнула стена, которая защищала меня от злого, жестокого, несправедливого мира. Стена – это, конечно, Горан. Он от меня отвернулся, предпочел, как и большинство мужчин, более красивую, эффектную, сексапильную, необременительную, легкую особу. С особой горечью прочувствовала: все эти месяцы было кому звонить, было к кому бежать, было к кому прислониться и кого просить о помощи и поддержке. А теперь? Ни-че-го! Вообще ничего. Только я, тишина и полное опустошение. Я один-единственный раз в жизни оказалась так одинока, никому не нужна и заброшена. Пять лет назад. Когда мама уехала в Штаты, будь они прокляты! И теперь.

О чем я думала? На что надеялась? Как романтичная дура… Впрочем, почему «как»? Надеялась, что мы с Гораном будем вдвоем все эти месяцы, что наш роман продлится до самого моего конца. А потом… Потом, когда некроманту повернут мозги на убийство и меня не станет… Горан затоскует обо мне навеки. Ну хорошо, пусть не навеки, но надолго, приходя на могилу часто-часто, разговаривая со мной, делясь мыслями, чувствами, новостями. А мой дух витал бы рядом и слушал, слушал, жадно слушал. Слушал, как Государь скучает, как ему плохо без меня, как просит прощения.

Ну ответьте! Разве можно быть такой идиоткой?! Влюбиться, забыв себя напрочь?! Быть готовой пожертвовать всем ради любимого, даже жизнью?! Презираю себя! Презираю за это!

Да ни один мужик не стоит моих слез и страданий! Я с усилием вытерла кулаком соленые дорожки, встала и полезла в шкаф за бумажными платками. Хватит. Наревелась. Теперь ты одна и с бедой, и с судьбой. Наедине. Лицом к лицу. Смирись. А как смиришься, соберись и начинай разгребать проблемы. У тебя их целый воз.

Кое-как вытерла слезы и подошла к окну. Люди спешили домой. Женщина с сумками явно возвращалась из универсама, чтобы приготовить ужин домочадцам. Мужчина с кейсом поставил внедорожник на сигнализацию и быстро пошел к подъезду. Приехал домой пораньше. А может, к любовнице заскочить решил? Парень с рюкзаком спешит, из института возвращается. Как же я их ненавижу, если бы кто знал!

Пройдут два месяца, мое тело станет гнить в холодной сырой земле, а они продолжат жить. И их дни будут наполнены событиями: горестями, печалями, радостями и праздниками. Женщина продолжит переживать о домашних, мужчина – спешить к жене или любовнице, а парень – учиться и получать диплом. И никто из них даже не заметит, как меня не станет.

Меня не будет, я исчезну, а Земля продолжит вращаться, Солнце – вставать на востоке и садиться на западе. Люди не перестанут радоваться и смеяться, грустить и горевать, а меня будто никогда и не было. И так – с каждым человеком, близким к могиле. Когда время выходит, мир выталкивает нас на обочину и забывает, а сам продолжает жить и дышать полной грудью.

* * *

С каждым днем становилось теплее, куртку можно отложить хотя бы на время, зато спортивный костюм очень бы пригодился на улице. Из-за финансовых трудностей мой шкаф не переполнен вещами, подобрать замену сезонной одежде нелегко.

Да что я вокруг да около хожу, в самом деле? Мой спортивный костюм в дорожной сумке в квартире Горана. А значит, пора забирать вещички.

Звонить не вариант. Телефоны прослушивают. И полиции не стоит знать о нашей связи. Наведаться в кабинет? Еще хуже. Век бы этого дьявола не видеть! Что остается?

Телепортация! Лея, ты гений. Хорошо, что браслет времени не сдала. Пригодился, надо же. Осталось в рабочее время «перепрыгнуть» в квартиру Государя, собрать свое добро – и деру.

Сказано – сделано. Телепортировалась среди бела дня, шагнула в свою бывшую комнату, нырнула под кровать за сумкой… и замерла с открытым ртом. Сумки нет. Я встала, огляделась. Рядом с кроватью тоже пусто. Государь ее переставил? Куда?

Я обшарила всю комнату – нету. Выскочила в коридор, взгляд скользнул по чему-то вызывающе яркому – я повернула голову. На тумбочке возле входной двери теперь лежала не моя голубая косметичка, а Катеринина ярко-красная. Ну конечно! Вот кто теперь хозяйничает в жилище высшего некроманта.

Сердце забилось сильнее, кровь так застучала в ушах и висках, что я перестала слышать. Острие боли пронзило затылок.

Стоп! Я маг или кто? Минута работы с дыханием и нисходящим потоком – и неприятные ощущения в голове и теле стихли. Потом попереживаю. А пока надо обойти квартиру.

В ванной нашла зубную щетку ядовито-розового цвета, шампунь, увеличивающий объем волос, ополаскиватель, придающий блеск и облегчающий расчесывание, ватные кружки? для снятия макияжа, дорогой крем и даже упаковку прокладок. Конечно, все это принадлежало не мне.

По квартире разбросаны женские вещи, постель в спальне Государя смята с двух сторон. При виде скомканных простыней на меня снова накатило, но я сумела-таки обуздать эмоции.

В общем, моих вещей не было ни в одном шкафу. Если Катерина выбросила мои шмотки на ближайшую помойку, клянусь, я ей патлы вырву, стерве!

Но для начала придется встретиться с Государем. Только продумать беседу и подготовиться морально – совсем не лишнее.

Запустила браслет времени. Всплыл прозрачный сенсорный экранчик, я проставила данные, шагнула в портал, охваченный зеленым свечением, и вернулась к своему дому. Поразмышлять.

На следующее утро, в половине девятого, сидела в закрытом кабинете Государя и ждала хозяина. Смысла отираться в коридоре и идти через приемную не видела. Зачем, если можно телепортироваться?

Полчаса, оставшиеся до прихода некроманта, тянулись, как колесная резина. Я, наверное, ежеминутно смотрела на запястье. Стрелки наручных часов еле ползли. Порой казалось, время и вовсе замерло.

Без десяти девять. В коридоре – знакомые уверенные шаги. Звон ключей. Первый щелчок – открылась дверь в приемную. Снова забренчала связка – я затаила дыхание. Второй щелчок – открылась дверь в кабинет.

Я пряталась на другом конце помещения, перетащила туда стул. Завкафедрой не сразу поймет, что не один здесь. И эти несколько секунд и адреналин, хлынувший в кровь, помогут мне собраться.

Государь запер дверь изнутри, быстрым шагом, бесшумно – ковер глушил звуки – прошел к столу, поставил на него кейс, раскрыл – и тут его взгляд упал на папку, которой еще вчера не было в кабинете. Он огляделся и, увидев меня, замер. Я поднялась со стула, сцепив пальцы в замок. Так мы и стояли в тишине кабинета, глядя друга на друга, и молчали. Пауза затянулась до неприличия и неловкости.

Государю первому надоела неопределенность ситуации.

– Что случилось? – разрезал тишину привычно спокойный хрипловатый голос.

Не поздоровался. Интересно. Тогда и я не стану.

– Подпишите допуск к защите, Горан Владиславович, – я кивнула в сторону стола. – Диплом там, в папке.

Государь защелкнул кейс, поставил его у ножки кресла, сел, достал из папки диплом и начал листать страницы слишком быстро, лишь соблюдая формальность. А я внимательно следила за движением его рук.

Горан Владиславович? Смешно. Совсем недавно мои запястья полыхали огнем, когда их прижимали к горячим, влажным от любви простыням крупные, чуть шершавые ладони. Его ладони. Тогда губы сами шептали: «Горан».

Государь остановился.

– Зайди в конце недели. Я посмотрю еще раз, внимательней, и все подпишу.

– Хорошо. А еще мне нужны мои вещи. Ну, вы понимаете. Когда забрать?

Мужчина поднял на меня тяжелый взгляд. По спине побежал холодок. Казалось, температура в помещении разом опустилась. Или я мерзну на нервной почве?

Он поднял кейс, положил на стол, вскрыл и достал какую-то бумажку.

– Подойди.

Я подчинилась. Взяла листок, покрутила. Какие-то цифры – и все.

– Что это?

– Номер ячейки на Киевском вокзале и код от нее. Там все твои вещи.

Прозвучало, как пощечина. Он не просто поспешил избавиться от любого напоминания обо мне в квартире, но и отвез дорожную сумку на вокзал, чтобы не видеть меня, чтобы не объясняться. Плохо же вы изучили бывшую любовницу, Горан Владиславович! Я не собиралась ни истерик закатывать, ни умолять остаться, ни бросаться на шею, ни руки заламывать от отчаяния. Гордость не самое слабое мое качество.

Я молча сложила листок пополам и спрятала в карман брюк. Будто ничего неординарного не случилось, будто именно такого развития событий и ждала.

– Ячейка оплачена на два месяца вперед, – внезапно добавил он. – На случай, если захочешь оставить какие-то вещи вне квартиры.

С изумлением отступила на шаг. А Государь пристально смотрел мне в глаза, не моргал даже. Словно намекал на нечто важное, словно я должна понять: хоть сейчас, хоть позже. Но главное, понять обязательно.

Ладно, буду решать проблемы по мере их возникновения.

Глава 28. Расследуя в одиночку

– Эля, ты по-прежнему не чувствуешь маньяка? – сменил он тему.

– Нет. Никакой реакции. Я всех обошла, – отвечала буднично, будто говорила о погоде. Между прочим, у Государя научилась. – Либо в этих стенах его нет, либо мой маньякорадар сломался.

Я не лгала, но отвечала так неопределенно, что некромант теперь не будет знать: действительно моя чуйка сбоит или я из мести не желаю делиться информацией.

Я многозначительно улыбнулась, сузив глаза, высоко подняла голову и пошла к выходу. Остановилась у самой двери и спросила не оборачиваясь:

– Когда и как я умру?

– Ты же не хотела знать.

– Передумала, – резко ответила я.

– Июль. Это здание. Большой актовый зал. Я ударю тебя ножом в живот.

Кивнула. Благодарить убийцу за информацию не посчитала нужным.

Вышла, тихо прикрыв дверь. Неторопливо миновала пустую приемную. Только оказавшись в коридоре, сползла по стене – ноги не держали от напряжения – и обхватила лицо руками.

– Каки-и-ие лю-у-уди! И без охра-а-аны!

Ох нет, только не это! Опять ее жеманная речь. Катерина! Аж живот скрутило от манерных длиннот.

– Привет, Лейка!

Я подняла голову, глянула на счастливую соперницу снизу вверх:

– Ну привет. Че надо? – сквозь зубы процедила я и, опираясь спиной и рукой о стену, поднялась.

– Фу, какая ты грубая, Александрова! – фыркнула наша краля. – А я-то посочувствовать подошла, думала, Горан… Ой! – Катерина притворно захихикала, прикрыв рот рукой. – В смысле, Горан Владиславович тебе взбучку устроил, и ты сидишь тут такая, вся несчастная.

– Ну?! Посочувствовала? Можешь идти к Горану, ой! к Горану Владиславовичу. Не держу. Свободна! – я стукнула кулаком по двери приемной.

– Все-таки дура ты, Александрова. Не резон со мной отношения портить. Я к вам в команду перехожу и диплом защищать буду у Судара, а не у Лучанского. Учись…

– Соболезную. Но это твои проблемы, – услышала я знакомый тенор рядом с ухом.

Игорь возник из ниоткуда. Вовремя пришел на выручку. Я боялась, что накинусь на красотку с кулаками за ее понты.

Катерина открыла рот, чтобы продолжить прерванную тираду, но Игорь поморщился и замахал рукой, будто выгоняя ребенка, который подслушивал разговор взрослых:

– Давай, Кать, чеши. Нам пошептаться надо.

– Ах ты боже мой! Нам пошепта-а-аться на-а-адо, – передразнила бывшего Катерина, но все-таки милостиво слиняла в приемную Государя.

Игорь придержал меня за локти и заглянул в лицо, интересуясь, нормально ли все.

Я кивнула.

– Она что, дура? – сам себя спросил Игорь.

Но я не сориентировалась из-за нервов, не поняла, что вопрос задан в никуда, в воздух.

– Ты о чем?

– Зачем она так откровенно демонстрирует, что у нее шашни с завкафедрой? Ее за специалиста считать не будут – только за подстилку. А она же способная.

– А, это, – я потерла увлажнившийся лоб тыльной стороной ладони. – Она территорию метит, потенциальных соперниц отгоняет.

Вильянов непонимающе уставился на меня.

– Катерина не в специалисты хочет, а в жены.

– В жены? Судару?

Игорь смеялся так заразительно и заливисто, что и я невольно улыбнулась. Успокоившись, резюмировал:

– Как мужчина мужчину я его понимаю. Если красотка сама в постель прыгает, почему бы нет? Верит, что ее возьмут на учебы? Пускай. Главное, не разубеждать, а пользоваться. Цинично, зато правда.

Я едва удержалась, чтобы не вцепиться в предплечье куратора обеими руками.

– Ты считаешь, Катерину к нам не возьмут? – с замиранием сердца спросила я.

– Лея, не разочаровывай меня. Зачем Судару поисковик-новичок, если у него есть крутой спец в той же области? Забыл фамилию, но…

– Душин, – с воодушевлением перебила я, вспомнив о племяннике Государя.

– Да, вроде так.

И спросил с улыбкой:

– Ты сейчас куда?

– Надо заехать в одно место, а потом – домой.

– Я тебя до метро провожу.

– Спасибо, – обрадовалась я компании. – Но…

Вот же неловкая ситуация, а! Указала на дверь:

– Но ты явно к Государю шел.

Игорь похлопал меня по спине и прошептал на ухо:

– Могла бы сделать вид, что не заметила.

Я от души рассмеялась. Даже Игорь не всегда любит правду.

Пока ехала на вокзал, гадала, знал ли Государь, что Катерина – бывшая девушка его ученика. Конечно, бывшая не нынешняя, но все равно по отношению к Игорю нехорошо. Вон как он взбрыкнул, впервые увидев вместе Катьку и Горана! Леха извиняться замучился. Влюбленности там, может, и не осталось, а ревность бросалась в глаза.

Если рассуждать логически, Государь не женщина, сплетнями не интересуется. Видел Катерину, крутящуюся с Игорем? Не бог весть какой показатель. Я тоже с Лехой иногда ходила. Так не знал? Или не стал брать в расчет?

Что же за игру вы ведете, Георгий Царев?

Опомнилась уже у своей ячейки.

Глянула на бумажку, удостоверилась: номер совпадал. Покрутила колесики, выставляя код, нажала на ручку – скрипучий щелчок – дверца открылась.

Но внутри – две сумки. Я вытянула свою, поставила на табуретку, села рядом и расстегнула молнию. Порылась. Да вроде все здесь: и спортивный костюм, и тапочки, и белье, и мелочевка женская.

Даже злосчастная голубая косметичка на месте. Я вытащила ее, тряхнула. Звякнули ручки с карандашами. Поморщилась. Приятный подарок на Восьмое марта теперь прочно ассоциировался с Катериной и разлукой. С размаху швырнула ни в чем не повинную косметичку в сумку. Недовольно мяукнула закрывающаяся молния.

Что же в той, незнакомой, сумке? Вынула. Осмотрела со всех сторон. Черная дорожная сумка с золотистыми молниями и скругленными концами. Я с опаской раскрыла ее и тут же до боли сдавила пальцами нижнюю губу. Слишком свежи воспоминания.

Брюки и пиджак, которые Государь заказал взамен разодранных насильниками. А еще подарки бывшего любовника: итальянские сапожки; дорогое полупальто, карманы и рукава которого отделаны полоской стразов; все красивое белье и даже костюм из черного кружева.

Откупиться решил? Подонок.

Вспомнила прямой взгляд, которым Государь одарил утром в кабинете. Нет, дело в другом. Только в чем? Впервые пожалела, что не курю. Можно было бы посидеть и подумать, пуская дым к потолку.

Ячейка оплачена еще на два месяца. Зачем?

Поняла! Не все вещи стоит забирать домой. Если полиция решит навестить меня еще раз или, чего доброго, повторить обыск, дорогая одежда и эротическое белье слишком откровенно напоют о любовнике. Причем о зрелом и небедном.

«Ни в коем случае не говори полицейским, что у нас была связь». Это он хотел дать понять? Я закатила глаза. О боже! Я же не сумасшедшая. Решил, что я из-за измены и своей отставки начну делать глупости? Не дождетесь, Горан Владиславович!

Черная дорожная сумка исчезла в утробе ячейки. Я сменила код на свой, защелкнула дверцу и тяжело вздохнула. Мне не надеть еще раз сапожки и полупальто: осенью меня уже не станет. И красивое белье некому демонстрировать. Государь останется моим вторым и последним любовником.

Схватила свою поклажу и потащила прочь. От раздирающей грудь боли ноша даже не казалось тяжелой.

Дома обнаружила среди вещей новый мобильник размером с ладонь, а в голубой косметичке – записку. Но что странно, на листке бумаги не размашистый почерк Государя, а аккуратные скругленные буквы, которые явно вывела мужская рука.

Телефон новый. SIM-карта зарегистрирована на чужое имя. Можете звонить, куда сочтете нужным.

И никакой подписи.

Ничего не понимаю.

– Эля, ты по-прежнему не чувствуешь маньяка?

– Нет. Никакой реакции. Я всех обошла. Либо в этих стенах его нет, либо мой маньякорадар сломался.

Стоит обдумать, как я докатилась до жизни такой.

Кого я не смогу идентифицировать как маньяка?

Себя?

Версия первая.

Мои путешествия помогали смерти просочиться в наше время? Безусловно. Мои спонтанные астральные перемещения тоже выглядят весьма подозрительно. И в жизни не забуду миг, когда…

– Потрошитель меня видел.

– Это совпадение. Переживать не о чем.

Хм, да, Государь заверил: это совпадение. Но события приняли такой оборот, что отмахиваться и закрывать глаза на происшествие неразумно.

Нет, я не сама режу несчастных преподавательниц университета. Иначе бы у меня были провалы в памяти, а их нет. Зато могу быть проводником Потрошителя и смерти в этом времени.

Если так… Если так, становится понятным, почему через два месяца Государь от меня избавится. Связующее звено между потусторонним миром и нашим – я. Как разорвать связь? Разбить передатчик, то есть прикончить меня.

Одно «но».

– Тебе необходимо знать вот что. Я так не убиваю.

– То есть? Ты разве не остановишь мне сердце?

– Нет. В том-то и загвоздка.

При таком раскладе Горан остановил бы мое сердцебиение, а не стал вспарывать живот. Верно сказал, что способ убийства не его.

И тогда всплывает вторая версия.

– Наши доблестные спецслужбы пока не сопоставили внешность или ДНК высшего некроманта и некоего профессора черной магии.

А если уже сопоставили?

Как сказал капитан, Государь – главный подозреваемый, да еще с мотивом. А ну как неизвестный высший некромант поднимает сейчас мертвецов для грязной работы, для убийств женщин в магическом университете, дабы подставить Судара? От обвинения в серийных убийствах до тюрьмы или психушки рукой подать.

– Ну, в тюрьму меня сажать невыгодно, ибо много охранников перемрет. Может и начальник тюрьмы не выжить. Если только на особом режиме каком, с грамотным наркологом, работающим на госструктуры. Тогда я не смогу сопротивляться. Но психушка вероятнее. Ты же теперь сама знаешь, как некоторые препараты подавляют способности.

– А выпустят, если согласишься вернуться, да еще раскрыть секрет долгой жизни.

– Именно так. И потом, ты не единственный близкий мне человек.

– Я поняла. Валера будет жить, пока ты согласен делать, что велят.

И вот уже я в могиле, Судар – в дурке.

А потом… Потом – здравствуй, прежнее место работы, сердца политиков и тому подобное.

Я же не могу учуять некроманта, который убивает не своими руками, верно? Верно. Он или она не обладает всеми особенностями серийного убийцы, даже если бы и попался мне на пути.

Только почему Государя подозревают? Что такого знает полиция, чего не знаю я? Вопрос.

Появляется и третья версия.

– Как бы силен я ни был, трех-пяти некромантов, воздействующих на мое сознание, достаточно, чтобы я сделал то, чего не хочу ни в коей мере.

Что, если задействован не один некромант, поднимающий мертвецов для убийств, а подобрали команду, которая уже сейчас влияет на сознание и поступки Горана и толкает его на зверские убийства?

Я похолодела. Горан убивает? Дьявол! В эту «чудную» версию так удачно вписывается моя смерть, что оторопь берет.

Я не могу уловить в Государе сущности маньяка, прочувствовать ее и задрожать от ужаса лишь потому, что убивает не он – его направляют.

Нет! Нет! Нет!!! Черт! Слишком мрачные прогнозы. Либо убивают через меня, либо это ловушка для Государя, либо убийца – сам Государь. И только поэтому я не чувствую серийного убийцы. Хотя с самого начала следствия должна бы указать на него.

Заметалась по комнате. Кружила, кусая от напряжения пальцы и губы. Что делать? Взгляд упал на браслет времени.

Я готова была выругаться матом и хлопнуть себя по лбу. Балда! Ну как раньше не додумалась? Можно запустить браслет времени и отправиться на место любого из трех университетских убийств!

В секунды натянула спортивный костюм, обулась в кроссовки. Моей скорости позавидовали бы солдаты в армии. Цапнула браслет, новый мобильник и вылетела из квартиры. Едва вспомнила, что надо закрыть входную дверь.

По счастью, сейчас утро, все спешат на работу, а у реки никого нет. Я бегом преодолела полкилометра под тяжелеющими от молодой листвы ветвями. Нашла укромное место – пенек у берега, за заводом, где даже собачники не выгуливают питомцев.

Так! Первая, вторая или третья смерть? Решай.

Выбор пал на восьмое мая, смерть нашей Елены Роджеровны, преподавательницы английского. Самое последнее и самое жестокое убийство. Пока что. У корпуса иностранных языков можно отлично спрятаться. Это стало главным аргументом в выборе третьей смерти.

Я напоила легкие воздухом, пахнущим рекой, тиной, корой и утренней росой. Выдохнула. Снова вдохнула и снова выдохнула. Уняла сердцебиение и дрожь в коленях.

Лея, помни, твоя задача не препятствовать расправе, а увидеть убийцу. Никаких самодеятельности и самонадеянности.

Запустила браслет времени. Прибор приветливо пиликнул, над браслетом повис знакомый сенсорный экранчик. Я ввела данные.

Отправление.

Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от Березовой улицы.

Дата: 22 мая 2015 года.

Время: 8:40.

Прибытие.

Место: Россия, Москва, Лесная улица, дом 8, корпус 4.

Дата: 8 мая 2015 года.

Время: 1:00.

Нажала пуск, но портал с зеленым свечением не открылся. Прибор издавал противные короткие гудки, похожие на телефонное «занято».

Глянула на сенсорный экранчик. Слово «Ошибка!», набранное красными заглавными буквами, мигало в унисон с телефонным стоном. Я еще раз перепроверила данные отправления и прибытия. Нет ошибок. В чем же дело? Прибор неисправен?

Сбросила данные, ввела в графу «прибытие» день второй смерти. Ошибка! Первой смерти. Снова эта клятая ошибка!

Точно что-то с прибором. От отчаяния зарядила браслет на тридцатое мая, когда будет новая жертва или жертвы. Ошибка! Я завизжала, ударяя кулаками по коленям.

Нащупала в кармане спортивной куртки мобильник. Набрала номер Игоря.

– Алло!

– Это Лея, привет!

– Здорово!

– Тут такое дело…

Я в красках обрисовала задумку с выяснением личности убийцы и пожаловалась на финты прибора.

– Погоди секунду, – попросил Игорь.

Легкий удар и шум – динамик дал понять, что мобильник положили. Вероятно, на стол.

Я ждала. Слышала голос Игоря. Он кому-то пересказывал мою затею. В чем дело вообще? Но, узнав голос Государя, перестала мысленно возмущаться. Свои.

– Прибор исправен. Нельзя попасть во время, где ты уже есть. Чтобы избежать парадокса, когда две версии человека живут в одну и ту же минуту. Нельзя попасть в будущее. Прибор на это не рассчитан.

Снова шум динамика. Телефон подняли со стола.

– Лея, ты слышала?

– Да, – с обреченностью прошипела я.

– Но сама идея была отличная! Знаешь…

– Да, отличная. Но реализация подкачала. До созвона.

Я едва удержалась, чтобы не зашвырнуть телефон в реку.

* * *

Неумолимо близилось тридцатое мая, очередная ночь серийного убийцы. Я не сомневалась, что мои выводы верны, что будет труп или трупы. Но сказать об этом прямо, предупредить никого не могла.

А хотелось обезопасить Ланку. Конечно, ее образ не совпадал с портретом типичной жертвы московского маньяка. Пока он выбирал женщин около тридцати, стройных, работавших в РУЧМиН преподавательницами. Но и Потрошитель сначала нападал на сорокалетних, а для финальной расправы нашел молодую привлекательную Мэри Келли. Кто гарантирует, что маньяк из магвуза не захочет разнообразия?

Решила отправить подруге сообщение через Вконтакте. Блокировка ключевой информации, сделанная Государем (чтоб его черт побрал!), работала на ура. Поэтому Ланке ушло письмо с текстом «30 мая оставайся дома».

«Зачем?» – быстро пришел ответ.

«Это важно. Доверься мне. Больше никаких вопросов».

Значок карандаша покрутился в поле набора сообщений. Я затаила дыхание.

«ОК», – ответила Ланка, и я выдохнула.

«Но потом обязательно все расскажешь», – быстро дописала она.

«Договорились!» – с легкостью слукавила я, понимая, что рассказывать не придется.

Весть разнесется по университету со скоростью пули, и вопросы отпадут сами собой.

Кликнула на простой и дружелюбный смайлик.

В ответ тоже получила улыбку.

С чувством выполненного долга закрыла страницу и выключила компьютер.

Ну все, теперь можно спокойно ждать убийств.

Как смертей можно ждать спокойно?! Все-таки путешествия в Лондон окончательно свернули мне мозги.

Глава 29. Тридцатое мая

– Значится, так! С минуты на минуту к вам придет следователь, – прорявкал капитан, и я инстинктивно отстранилась от трубки домашнего телефона.

Посмотрела на часы. Почти двадцать три. Ага, следователь придет. В ночь с пятницы на субботу срочно понадобились мои показания. И капитан предупреждает о визите. Бред какой-то!

– Вам алиби нужно на сегодняшнюю ночь?!

Чего ж он так орет-то? Что?! Алиби?!

Последнее восклицание я тут же повторила вслух и растерянно поинтересовалась:

– Андрей Валентиныч, а вы разве мне доверяете?

– Сегодня как раз и разберемся, доверяю ли я вам и насколько…

– В дверь звонят.

– Это за вами. Твою мать! В смысле, к вам. Откройте!

Я дернулась к двери, но мою прыть остудил витой телефонный провод. Свалил аппарат на старый ковер, спружинил, отчего телефон повис невысоко в воздухе, над самым полом, и размеренно покачнулся, будто майский жук, зацепивший лапкой нить, натянутую пауком.

Трубка продолжала громко вещать.

– Да! К вам попозже еще один человек зайдет. Впрочем, вы знакомы.

Настойчивый звонок в коридоре. Следующий – уже надрывный и нетерпеливый.

– Да откройте вы уже эту чертову дверь!

Я снова заметалась между аппаратом в комнате и дверью в коридоре.

– До свидания, – пробормотала я трубке… э-э-э, то есть капитану… бросила ее и помчалась открывать.

Пришедший довольно молод. Для следователя. Вежлив и дружелюбен. Опять же, для следователя.

– Так где нам удобней побеседовать? – поинтересовался мужчина лет тридцати, поправив квадратные очки в роговой оправе. Черную папку с документами он держал под мышкой.

– Проходите, пожалуйста… – я смущенно закашлялась, – на кухню.

И с удивлением пронаблюдала, как аккуратно подстриженная голова с волосами цвета высушенных на солнце снопов даже не повернулась, пройдя мимо двери моей комнаты, а проплыла ко второму входу, в кухню, и не достала до верхнего косяка сантиметров двадцать. Откуда следователю знать, где у меня кухня? Ай же! Планировка стандартная, а он по квартирам достаточно ходит. Я поспешила за невысоким следователем, потеряла в коридоре тапок, чуть не упала из-за этого – вечно я домашнюю обувь теряю, – подцепила носком пропажу и вошла на кухню, где визитер уже и выключатель бра нащупал. Да будет свет!

В общем, я поведала все, что знала. Нет, не так. Я поведала все, что могла и имела право рассказать.

Когда читала протокол, брови ползли вверх. Такого, признаться, не ожидала. Все было записано с моих слов не просто верно, но даже ненавязчиво сглаживались острые углы и двусмысленности, подавая историю в выгодном для меня свете.

– Может, вам чаю налить? – растрогавшись, выпалила я.

Ага, еще филе индейки пожарить предложи. Пятница, ночь, человек весь день не жрамши.

Следователь только улыбнулся по-доброму, взглядом указав на листок бумаги в моих руках. Мол, подписывать будете?

Не успела отложить ручку, как в дверь снова позвонили, а потом и постучали.

Бурный у меня сегодня вечерок. Да что там вечерок – ночь за окном. Визитер за визитером. Впрочем, капитан предупредил и о втором госте. Любопытно, кто там.

Душин.

Растерялась.

Тон знакомого слишком сдержан и подчеркнуто вежлив. Отстраненность. Душин пытается скрыть от меня истинные эмоции. Пожать ему руку и выяснить, что кроется под маской выдержанности? Поступлю проще.

Подняла голову и заглянула в почти черные, с каймой цвета крепкого чая глаза. В самой глубине притаились осуждение с плохо скрываемым раздражением и чувством, которому я не могла подобрать разумного объяснения. Впервые за время нашего знакомства рядом с Валерием было неуютно. А все из-за Государя.

Следователь и Душин оказались знакомы. Пожали друг другу руки, на лицах даже проступило подобие улыбок.

Племянник Государя взял стул и сел подальше, у раковины, объяснив, что не хочет мешать нам со следователем. А чем он может помешать? Мы практически закончили. Просто ждем известий. Я прекрасно поняла: мы трое обречены сидеть на кухне, пока не станет очевидным, что ночь позади, что маньяк не вышел на охоту, либо пока не случится ужасное и непоправимое. Наступил день икс – тридцатое мая.

Я снова предложила чай. Гости отказались, и я затихла, погрузившись в размышления. Капитан знает, что Душин – родственник Государя? А ведь не знает же. Иначе не Валера пришел бы ко мне, а другой маг. Хорошо устроился и Судар, припрятав племянника, и Леха, которого прикрывает мать-некромант. Хорошо иметь козыри на руках, пардон, одаренных родственников на нужных должностях или под боком.

Я поглядывала на часы, Душин внимательно следил за мной, следователь разложил на кухонном столе бумаги и занимался только ими: естественно, московский Потрошитель не единственное его дело. Эх, трудоголик. Уважаю.

И тут меня осенило. Я не единственная, кто подумал, что лондонский маньяк может действовать через меня, сея смерть. Так подумали и Душин, и Государь. Душин здесь, дабы следить за моей эфиркой, видеть все, что скрыто от обычных людей. Я с ненавистью глянула на чудо-поисковика и обладателя бог-знает-еще-каких способностей. Его локоть соскользнул с кухонного столика – Душин потерял равновесие и едва не упал со стула. Вот так! Когда черный маг посмотрел с недоумением, я подтвердила свое воздействие садистской ухмылкой. Не смей приходить в мой дом с подозрениями и неприятием, твоего дядюшки хватило!

Не знаю, уловил ли Душин мои мысли. Наверное. Игорь поймал бы, раз посыл приправлен столь острыми эмоциями. Черный маг досадливо прикусил щеку изнутри, пристроил подбородок на тыльной стороне ладони и отвел взгляд. Обмен любезностями состоялся.

А следователь даже не почуял напряжения, которым на несколько секунд наполнилась кухня, продолжал просматривать документы и делать пометки.

Самое отвратительное: мне выгодно, чтобы сегодня кого-нибудь убили. Тогда с меня снимет подозрения не только полиция, но и Душин с Государем. Стоило это понять – зазвонил мобильный. Следователь похлопал по карманам пиджака, достал телефон и отошел к окну.

Он слушал, наверное, минуту-полторы, отвечал только да и нет, но для меня это время ползло медленней улитки.

Душин подобрался, выпрямился, будто шест проглотил. Его ботинок отбивал быстрый ритм. Я тоже сама не своя. В груди холодно, пальцы рук, ступни и колени словно инеем покрылись, мышцы ноют, будто по канатам лазила.

– Теперь вас просят, – следователь протянул мне прямоугольник со скругленными концами. Я вцепилась в предложенный телефон до побеления в пальцах.

– Да, слушаю, – узнала я свой голос. В нем не было ни намека на нетерпеливые взволнованные нотки, ни следа паники – ровный тон.

– Вы сэкономите мне время, если ответите на два вопроса, – с усталостью и разочарованием протянул капитан.

Сердце ухнуло вниз и пропустило удар.

– Никого не поймали?

– Не-э-эт, – процедил капитан почти с яростью.

Меня начинало колотить изнутри.

– Каминская Вера Васильевна. Вам знакомо это имя?

– М-м-м, – замычала я, вспоминая. – Нет, кажется. Нет, – добавила я уверенней, – не помню такого имени.

– А она могла преподавать в вашем университете?

Убили!

– Ды-а… да… могла. Я не всех знаю.

– Мраморова Екатерина Алексеевна?

– Катерина?! – я вскочила со стула, цепляясь за мобильный второй рукой. Казалось, корпус телефона затрещал от моей хватки.

– Вы ее знаете, – с удовлетворением констатировал капитан.

– Да. Да! Мы пять лет в одной группе учимся. Она же… она же не преподает!

– Ну, значит, теперь ему интересны и студентки.

– Кому… Кому из них просто перерезали горло? – почти взмолилась я.

Может, это и глупо, но я не хотела, чтобы Катерине выпала жестокая смерть.

– Каминской. Вашу Катерину только по документам и опознали. Красавицей была, а теперь вместо лица… ну, вы знаете. Душина мне дайте.

После важного звонка следователь довольно быстро откланялся, а Душин уходить не собирался. Что ему надо? Узнал и увидел все, что хотел. Третий час ночи. Между прочим, неприлично. Да, неприлично надоедать, когда я так хочу остаться наедине с собой, своими мыслями и закутаться в теплое одеяло в напрасном ожидании сна.

– Вы ведь хотите знать, что там случилось? Капитан мне рассказал.

– Предлагаете потерпеть ваше присутствие в обмен на информацию? – с раздражением фыркнула я.

– А вы изменились. Раньше не были злой. Где та романтичная, светящаяся изнутри девушка, которую я встретил возле университета, где хрупкая сомневающаяся Эля, впервые открывшая мне дверь?

Хотела было сказать, что обе готовятся к смерти в июле, потому на приеме только практичная злая стерва, но вовремя вспомнила, что завели меня не мысли о неотвратимой гибели, а задело отношение Душина и разочаровало. Оттого вылезла моя ведьминская суть.

– Вы с какими эмоциями сюда пришли? Помните? И с какой целью? Не забыли еще? Мое право зеркалить отношение. Как вы со мной, так и я с вами. Тешилась мыслью, что вы, человек взрослый, будете держаться как прежде. Ваши эмоции зависят от моих отношений с вашим дядей? Смешно и грустно, – на последних фразах Душин заметно напрягся, сжал кулаки. – Его и ваши подозрения… – Я не успела договорить, но собеседник выдохнул с видимым облегчением и расслабил плечи.

Я чего-то не понимаю. Случайно нажала болевую точку, но ушла от нее. Стоило бы продолжить нащупывать слабое место, но не было сил. Потом, все потом.

– Хорошо-хорошо, я вас понял, – примирительно поднял ладони Душин. – Сдаюсь под вашим напором. Да, имеете право злиться. Не знал, что вы настолько чуткая: уловите то, что не должны.

Я снова вгляделась в темные глаза непрошеного гостя. Искорки веселья. Он прекратил спор ради спора. Поступок старшего, более разумного. В конце концов, из двух спорящих виноват тот, кто умнее. Невольно улыбнулась, оценив маневр поисковика.

– Ну вот и отлично. Вы, Эля, предлагали чай, а у меня с собой очень вкусные конфеты. Уверяю, вы таких еще не пробовали, вам обязательно понравится.

Полицейские устроили засаду около университета, а убийца в этот раз сработал не в альма-матер, а поблизости. Поэтому никого не поймали, но узнали о смертях оперативно и быстро примчались к местам кровавой расправы. Каминской Вере Валентиновне повезло больше. Ее постигла участь Элизабет Страйд: убийца перерезал ей горло под окнами ночного клуба и бросил тело. А Катерине вспороли живот, выпотрошили с особой жестокостью и искромсали лицо почти до черепа. Ей выпала карта ее тезки – Кэтрин Эддоус.

* * *

Как и предполагала, ночью глаз не сомкнула. А наутро приехала в университет, до лекции вытащила Игоря Вильянова из кабинета и рассказала про Катерину.

Дальше?

Пришлось нестись за ним в мужской туалет. По счастью, я тот редкий вид женщин, который комплексами и чрезмерной застенчивостью от разделения полов не страдает. Мне что мужской туалет, что женский.

Стояла у раковин и слышала в ближайшей кабинке утробные буэ-э-э, плеск содержимого желудка о стенки унитаза, которые сопровождались тяжелым дыханием, а иногда стонами с отборным матом.

– Александрова, – не выдержал между позывами рвоты Игорь, – будь ты человеком! Свали, пока это не кончится.

Я лишь прислонилась плечом к холодному кафелю и с изумлением приподняла бровь.

Вильянов будто видел мою реакцию и добавил:

– Представь, что мы местами поменялись.

Игорь снова тяжело задышал, вот-вот очередной спазм скрутит желудок и пищевод.

– Те… бе приятно было… – всхлип, будто от насморка, – если бы я слушал, как тебя выворачивает?

– Все, ухожу! – крикнула я.

– Спа… бу-э-э!

Стоило приоткрыть дверь мужской уборной, мимо, по коридору, почти бесшумно пробежали люди в камуфляжной форме, бронежилетах с надписями «ОМОН» и автоматами.

Инстинкт самосохранения заставил отскочить от двери и в щель наблюдать за происходящим. Омоновцев – четверо, следом – наш капитан и еще двое оперативников, которые мне примелькались на местах университетских убийств. Группа захвата и трое полицейских с пистолетами на изготовку. Мать моя женщина! Куда они?

Подождала несколько секунд, мышью выскользнула из туалета и на цыпочках стала красться следом.

Когда бравая команда добралась до места назначения, я даже не удивилась. Семь здоровых мужиков, включая омоновцев, могут понадобиться для задержания одного-единственного человека в нашем университете. В кабинете Государя слышались крики, удары, один из омоновцев, будто оглушенный, вылетел в коридор, развернулся с автоматом на сто восемьдесят градусов, чем вызвал испуганный вой собирающейся толпы. Очереди в грудь никому не хотелось. Омоновец затряс головой, будто пытаясь вернуть себе ясность ощущений, дернул ручку и снова скрылся за дверью.

Государь решил не сдаваться. Я не знала, чего больше в таком решении: уверенности в собственной непобедимости и превосходства, бравады, риска или сумасшествия. Не могу сказать, долго ли длилась схватка, но закончилась она не в пользу некроманта. Впрочем, этого никто из окружающих не почувствовал, когда Государя сумели-таки выволочь в коридор.

Глаза, полыхающие огнем безумия, радостный оскал, обагренный кровью. Дикий зверь не просто наслаждался моментом, он кайфовал. Кайфовал от боли, от вкуса собственной крови, от суеверного страха в глазах зевак. Он казался львом, которого ведут сквозь толпу, опасаясь, что он вот-вот вырвется, кинется и растерзает всех.

Государь вселял трепет в сердца, желание сбежать в умы даже с заломленными руками, даже в наручниках.

Неужели Душин не предупредил Государя? Неужели Государь не был в курсе утреннего ареста? Да, Душин и меня не предупредил о своих подозрениях, что сегодня ночью дико разозлило, но я думала… я считала, что они с Государем вдвоем меня подозревают. Выходит, Душин действовал против каждого из нас по собственной инициативе, в одиночку? Или как? Он вообще на чьей стороне?

Процессию замыкал помятый капитан. Я сама себе удивилась, но догнала его.

– Андрей Валентиныч, почему? За что вы забираете профессора?

Несмотря на то, что творилось здесь несколько минут назад, страж правоохранительных органов, не сбавляя шага, ответил довольно спокойно:

– В интересах следствия информация не разглашается.

И с сочувствием добавил семенящей рядом мне:

– Вы же понимаете.

Я опустила сцепленные пальцы и сникла, но не отставала.

– Моя информация с датой смерти оказалась правдивой. Ну пожалуйста, капитан, – я ненавидела себя за заискивающие угодливые нотки в голосе.

Полицейский притормозил и поведал доверительным шепотом:

– Со всеми убитыми профессор состоял в интимных отношениях. В разное время.

Я непроизвольно вскрикнула, слишком поздно прикрыв рот рукой.

Государя увезли, а я сидела на скамейке у входа в университет и кляла себя.

Какая же я идиотка! Купилась на притворное сопереживание лиса-капитана. Он же просто проверял реакцию: хотел понять, вхожу ли в число интимных увлечений Судара и можно ли рассчитывать на мою скорую смерть. Да ему нечего делать в органах, если он не понял по моему крику, что да!

– Вот ты где! А я по всем этажам бегаю: ищу тебя, – Игорь тяжело откинулся на скамейку, вытирая тыльной стороной ладони увлажнившийся лоб.

– Угу, я тут. Ужасаюсь. Тридцатое мая, а моего научрука арестовали. Как диплом защищать?!

Хоть здесь мозгов хватило. Спасибо, рациональная Лея! Ты меня так выручаешь.

– Да погоди ты с дипломом! – с раздражением отмахнулся Игорь. – Тебе Судар допуск подписал? Подписал. Сейчас назначат исполняющего обязанностями заведующего кафедрой, дальше – схема отработана. В твоем дипломе все равно никто ничего не смыслит, так что защитишься, причем на отлично, – быстро разжевал мне куратор. – О другом давай. Ты же понимаешь, что Судар ни при чем, его подставили?

Я присвистнула. Не ожидала от Игоря такой преданности научному руководителю. С другой стороны, а почему не ожидала? Игорь сам признавался, что чрезвычайно уважает нашего дьявола. Так что логично.

– Ни при чем? Подставили? – глупо переспросила я, чтобы хоть что-то сказать.

В подставу я верила, а вот в то, что Государь не убивает, не очень, как вы знаете. Ни Государь, ни я не исключали такой вероятности. Мозг даже самого сильного некроманта затуманить реально. Ну да Игорю о возможностях и слабостях Судара знать не стоит.

Вильянов эмоционально покрутил у виска.

– Охотник на монстров сам маньяк?! И столько лет успешно скрывал свои… кхм, «наклонности»? Лея! А потом начал потрошить любовниц?

– А ты откуда знаешь про любовниц?

– Капитан об этом думал. И с таким раздражением, что я не мог не словить. А ты откуда?

Я вздохнула.

– Капитан сказал только что.

И быстро сменила тему:

– Хорошо, кого ты подозреваешь?

– Ну хотя бы Лучанского! Скорее всего, он станет заведующим кафедрой, как и мечтал.

– Интересная версия, – я взглянула на Игоря, – только Лучанский не совершал убийств, я проверяла.

– Сам, что ли, марался? Некромантский корпус преподавателей ненавидит Судара всем составом. Он по их самолюбию бил не раз, и бил ой как ощутимо! Им поднять мертвецов для убийств, как ты понимаешь, раз плюнуть.

Я прислушалась. Сама ведь думала, что кто-то не своими руками, но кивала на спецслужбы. А вдруг враг ближе?

– То есть твоя версия – Лучанский объединил усилия с кем-то из преподавателей-некромантов.

– Да.

– Не слабоват мотив? Всего-навсего кресло завкафедрой.

– Это для тебя всего-навсего, а для Лучанского – цель жизни. Он на пенсию в этом звании грезил уйти, а тут молодой профессор на пути встал, то есть сел. А годы идут, Лучанский моложе не становится. Да и нарыл я кое-что, – Игорь согнулся, опустил локти на колени и нетерпеливо защелкал пальцами.

– Говори, – поторопила я.

– Диссертацию Судара и кой-какие публикации поднял, а там научный руководитель кто? Угадай.

– Лучанский.

– Верно. Кандидат наук Горан Судар приходит работать в университет, пишет под руководством Лучанского докторскую, защищает, они разрабатывают и публикуют в соавторстве исследования. Судар стал профессором и занял кресло завкафедой. А Лучанский посчитал, что ученик его предал. Да со стороны именно так и выглядит.

– Охолони, – выставила я ладонь вперед, – мы оба знаем, что Лучанский как специалист Государю в подметки не годится.

– Ага, ты это Лучанскому объясни.

– Хорошо, убедил. Зависть, плюс предательство, плюс научная ревность, плюс должность – вполне тянет на мотив. Я согласна. Кого еще подозреваешь?

– Да Горгону! Отвергнутая женщина опасней…

– Чего? Горгона имела виды на Судара?! – не дала я договорить Вильянову.

– А ты не знала? Весь универ знал, одна ты не в курсах?

Я прикрыла рот ладонью и пробубнила:

– Да уж, это точно мотив. Убитые – любовницы. Как раз!

– Ну вот, – толкнул меня в плечо Игорь. – А ты удивляешься, что Судар может быть ни при чем. Очень может.

– Горгоне, по твоей версии, тоже помог преподаватель-некромант?

– Ты же не почувствовала в ней серийника, значит, да.

– И как мы это докажем?

Игорь лишь развел руками:

– Алиби проверять нет смысла. Ни Лучанский, ни Горгона, ни некромант ножом не махали по ночам.

– Знаешь, что самое поганое?

– Что?

– Любой из них сильнее нас. Стоит начать копать, похоронят в лесочке, рядышком, – попыталась напугать я.

Боялась за Игоря, вот честно. Я-то не жилец, но он… талантливый парень, ему надо жить и работать.

– Мы будем ждать, пока убийца допустит ошибку, – уверенно заявил Игорь.

– Пока Государь в тюрьме, убийца будет особенно осторожен.

– Лея, ты все мои идеи на корню рубишь, – в голосе Игоря слышалась обида.

Я усмехнулась. Для тебя так будет лучше и спокойней.

Игорь встал, засунул руки в карманы и заявил:

– Все равно сегодня заеду к капитану, изложу все, что рассказал тебе. А еще попытаюсь добиться свидания с Сударом.

– Ты ж не родственник.

– Все равно. Попытка не пытка. Ему сидеть долго, времени много, может, чё и надумает. А надумает – мне присоветует. Ну, бывай, перестраховщица, – махнул рукой Игорь и пошел к университету. Даже не обернулся. Похоже, посчитал меня трусихой, разочаровался. Ну и пусть.

Значит, Лучанский и Горгона? Знаю я родственника Судара. Только полицейские не в курсе родства, так что к камере дяди он ближе не станет. Рассказать Душину? Или не стоит? Я не понимаю его мотивов.

А расскажу! Как будет возможность. Потому что это не имеет значения. Я ведь теперь точно знаю, кто станет последней жертвой московского Потрошителя.

Приехала домой. Не разуваясь зашла в комнату, взяла листок в клетку и ручку. Что ж, подведем неутешительные итоги.

Я закончила свою схему.

7 августа 1888 года, Марта Тэбрем – 7 апреля 2015 года, Юля

31 августа 1888 года, Мэри Энн Николс – 1 мая 2015 года, Инна

8 сентября 1888 года, Энни Чепмен – 8 мая 2015 года, Елена Роджеровна

30 сентября 1888 года, Элизабет Страйд и Кэтрин Эддоус – 30 мая 2015 года, Вера Валентиновна Каминская и Катерина

9 ноября 1888 года, Мэри Джейн Келли – 9 июля 2015 года

Моя рука замерла и задрожала, но я вывела через запятую «Я».

– Когда и как я умру?

– Июль. Это здание. Большой актовый зал. Я ударю тебя ножом в живот.

Я – последняя жертва московского Потрошителя. Судар – мой палач.

На листок упала капля. Чернила под фамилией «Судар» поплыли. Не плакать!

Мне осталось жить сорок дней. Отсчет пошел.

Глава 30. Некромант

– Скотина! Смотри, куда едешь! – проорала я вслед уезжающей иномарке.

А, без толку. С ног до головы окатил, лихач поганый. Чтоб ему бампер помяли, дверь поцарапали, а на стекле матерщину написали.

– Сильно облил? – подскочил ко мне Леха. – Ого!

На черных брюках вода из лужи оставила просто мокрые следы, хоть и большие, но вот любимой голубой водолазке грязные потеки нанесли куда больше вреда.

Я оттянула кофту, оглядела повнимательней, ругнулась и махнула рукой.

– Черт с ним! Так домой доеду.

– Ты лицо свое видела?

– А что не так? Интеллектом обезображено?

Леха даже не улыбнулся шутке.

– Посмотри.

Я пожала плечом, сняла рюкзачок и достала зеркальце из бокового кармашка. Красота – страшная сила. В метро будут дергать: «Девушка, у вас тушь потекла». Попыталась спасти положение бумажными платками – не очень помогло, только грязь размазала.

– Пойду в универ, умоюсь.

И все будут на меня глазеть и показывать пальцами.

Словно прочитав мои мысли, Леха предложил:

– Пойдем лучше ко мне, я рядом живу.

Выставила руку вперед, готовясь отказаться от приглашения. Леха вздохнул, посмотрел на меня косо, даже рот скривил.

– Ты мокрая, простудишься. Погляжу, что у матери есть. Завтра-послезавтра привезешь.

– Это неудобно… – раскрыла было я рот, но Леха перебил, будто у Судара нахватался.

– Да не стану я к тебе лезть, перестань.

– Не… ну… – сконфузилась я и опустила глаза.

– А то у тебя на лице не написано, чего распереживалась.

И добавил обвиняюще:

– Ты с Игорем тусуешься. Так сдружились, что меня даже в дела расследования не посвящаете. Третий лишний, да?

– Я лучше пойду… Знаешь…

Но Леха вцепился в мою руку и повел за собой. Никакой опасности не почувствовала, интуиция молчала, поэтому я смирилась и пошла следом.

– Что с твоей работой? – попыталась навязать светскую беседу.

– Да-а-а… – отмахнулся Леха. – Без Судара места лишат, как пить дать. На хрен я Лучанскому сдался, он длинноногую красотку захочет созерцать. А я… до осени доработаю, а там видно будет. Все-таки удобно и учиться, и трудиться в одном месте, да еще рядом с домом.

– Может, еще найдется неплохая вакансия в универе, – с сочувствием предположила я.

– Может. А может, и нет. Я же… – Леха осекся. – Обещай, что никому не скажешь.

– Обещаю.

– Даже Вильянову.

– Даже ему.

Сели в лифт. Ярыгин нажал кнопку девятого этажа.

– Я же не сам к Судару попал. За меня мать просила. Неловко это признавать, – парень глядел в пол.

Я махнула рукой.

– Лех, вот не о том переживаешь. Блат везде есть, не парься. Работал ты хорошо, Судара устраивал, так?

– Да.

– Если бы не устраивал, он бы тебя быстро выпер, я права?

Леха мотнул головой в знак согласия.

– Вот тебе и ответ.

Мы вышли на этаже. Кафельный пол, по углам – искусственные цветы в высоких вазах. Красиво. Пахнет чистотой и совсем чуть-чуть освежителем воздуха.

– А круто у вас тут. На всех этажах так?

– Ага! – не без гордости подтвердил Леха.

– А у нас такое только на моем. Прежние соседи квартиру продали, а новая хозяйка – эстетка. Красоту на этаже навела. На остальных – бедлам и вонь.

Ключ в замке щелкнул – открыл первую, стальную, дверь. Другой ключ из связки то же самое проделал со второй, внутренней.

– Проходи! – Леха галантно пропустил вперед.

– Спасибо! Родители дома?

– Нет, на работе.

Я бегло осмотрелась. Богато, евроремотно, эффектно. К планировке и интерьеру, похоже, дизайнер руку приложил. Особенно понравились в прихожей изогнутые зеркала. Что ж, заработкам родителей Лехи можно позавидовать.

Мне выдали тапочки – симпатичные, и я утопала умываться. А Леха отправился подбирать вещи взамен облитых.

После водных процедур Ярыгин затолкал меня в одну из комнат. Никаких кроватей, простор, хоть танцуй, – по виду, гостиная.

– Костюм на кресле, рядом с зеркалом, – показал Леха и вышел.

Зеркало во весь рост такое же любопытное, как и коридорные: по бокам срезы не прямые и не скругленные, а волнами.

Подошла. Ой! Ну и видок у меня. Стирки до вечера.

– Лех!

– А?

– Подыщи пакет, пожалуйста. Я туда грязное сложу! – крикнула я, а сама потянулась к одежде Лехиной матери. Сядет по фигуре или велико будет? Не верилось, что мать Алексея – такая же худышка, как я. В ее-то возрасте. Натянула черные брюки, кофту-лапшу и приталенный жакет. Ох черт! Дорогие вещи. Испорчу – не расплачусь. И почти впору ведь, нет причин отказываться. Брюки, правда, на размер больше и длинноваты, но на бедрах держатся. Я бухнулась в кресло, наклонилась и подвернула брючины до щиколоток. Доеду в чистоте, тепле и комфорте.

Стук.

– Лех, входи! Я оделась.

– О! Красотка!

Я невольно зарделась.

Парень протянул новый пакет с крепкими ручками.

– Чтоб не порвался в дороге, – пояснил приятель.

– Лех, ты чудо! – искренне поблагодарила, укладывая свое шмотье.

– Бери выше. Я золото! – развеселился он.

– Золото, не подскажешь, в каком ломбарде таких, как ты, принимают? Я б деньгами взяла.

Леха загоготал, запрокинув голову. На мгновение с ним стало так же легко, весело и необременительно, как прежде. Вздохнула. Грустно. Я скучала по артистичному жизнерадостному Лехе, а скоро и вовсе с ним распрощаюсь. Поджала губы. Не раскисать!

Отвернулась, чтобы спрятать грусть… и замерла. Увидела фото на полке.

– Ле-о-ош, – протянула я, – можно посмотреть? – кивком головы указала на рамку.

– Да смотри, канеш, – с улыбкой разрешил хозяин квартиры.

Я бросила пакет на диван, подошла к полке и сняла фото в серебристой рамке.

Смеющиеся счастливые лица на фоне моря и скалистого берега. Леха – слева. Держится за козырек кепки, невольно демонстрирует ровные белые зубы, которые из-за загара кажутся чуть ли не жемчугом. Справа – мужчина, которым Алексей станет лет через двадцать пять – тридцать. Такой же светловолосый, загорелый, но плотный и крепкий – Ярыгин-старший. А посередине… У меня застучало в висках. Что это значит? Что происходит?

– Леш, это твоя сестра? Кузина, может? – я указала на молодую женщину, которую с двух сторон обнимали мужчины семьи Ярыгиных.

– Что ты! Это моя мама! – рассмеялся бывший секретарь Судара. – Правда, очень молодо выглядит?

– Не то слово, – прошелестела я.

– Лея, что случилось? Ты побледнела.

– Я… я пойду… – цапнула пакет. – Спасибо за все! – вылетела в коридор, переобулась в ботильоны.

Леха выбежал следом, но, прежде чем он успел что-то сказать, я прошептала:

– Не провожай.

Для надежности чмокнула его в щеку – неожиданное проявление чувств задержит на несколько секунд растерянного парня, – на раз отперла незнакомые замки – вот что адреналин творит – и выбежала прочь.

– Пока! Вещи завтра привезу! – крикнула я от лифта.

Теперь я знаю, кто убийца? Или нет? Или я просто знаю, что Анастасия Щербинская, бывшая то ли жена, то ли зазноба Государя, – это мать Лехи Ярыгина? И выглядит-то она лет на двадцать восемь, значит, временем мертвых тоже пользовалась. Но тогда откуда у нее сын? Сын двадцати с лишним лет?!

Господи, сколько вопросов и ни одного ответа!

До метро не шла, а низко летела. Забежала в вагон, шлепнулась на первое попавшееся место, силясь разгадать очередную головоломку.

Что я знаю точно?

Анастасия – некромант, сильнее многих. Если нечто случается с мужем, то подозревают в первую очередь кого? Жену. Ну, или любовницу, если свадьбы не было. Анастасия могла губить женщин, которыми интересовался Государь? Способности у нее для этого есть. А мотив? С одной стороны, она от высшего некроманта сама ушла, но…

– Горан, пойми, я ушла не от тебя. От таких мужчин, как ты, не уходят… Я не забыла тебя. Тебя вообще нельзя выкинуть из головы, хоть я, бог свидетель, так старалась.

С другой – в отношениях супругов и любовников порой такое скрыто, что мотив полиция приписывает по умолчанию.

А что, если…

– Нет, время мертвецов принимать не стоит. Нужны определенные преобразования. Все из области некромантии.

– А кто еще, кроме вас, умеет делать эти преобразования?

– Никто больше. Я один умею.

Что, если Государь отказал ей в долгой, можно сказать, вечной жизни? О, этот мотив серьезней некуда. И Анастасия может мстить по своей инициативе, а еще объединившись со спецслужбами, или Лучанским, или Горгоной.

Сам черт ногу сломит!

Но откуда же у нее сын? Да еще взрослый? Нет, эта загадка мне не по зубам. Но то, что я наткнулась еще на одного подозреваемого, точнее, подозреваемую, – неоспоримый факт. Позвонить Игорю и рассказать? А как объясню, что Государя и Анастасию связывали отношения? Ну? Откуда узнала? В квартире Государя притаилась и сладкую парочку застукала? Нет, не вариант.

Глава 31. Остался месяц до…

Игорь оказался совершенно прав: защитилась я легко и на отлично. Даже, образно выражаясь, испугаться не успела.

Отмечать не пошла: не до празднований мне. Да и остальные из-за недавней смерти Катерины недолго посидят, чувствую. Домой поехала.

Выскочив из метро, побрела по зебре к остановке автобуса, но путь преградил черный «БМВ» с тонированными стеклами. Я напряглась, отступила на несколько шагов и упрямо попыталась обойти машину. Автомобиль сдал назад, вновь преграждая дорогу.

Испугалась не на шутку. Посмотрела на остановку автобуса: надеялась, что кто-нибудь из толпы обратил внимание на странность на дороге и, быть может, достал мобильник, чтобы вызвать полицию. Куда там! В мою сторону даже не смотрели – ждали автобусов, хмуро поглядывая на рядом стоящих: кто-то сейчас рванет в салон вперед всех, кто-то станет толкаться локтями. Словом, толпившимся не до моих проблем.

Затемненное стекло поползло вниз. С места водителя глядел Душин.

– Что вы пугаетесь, как лань? Запрыгивайте скорей. У меня к вам очень важное дело.

Я инстинктивно зажала пальцами верхнюю губу. Страх немного отпустил, но… разумно ли садиться в машину? Безопасно ли? Душин точно не причинит вреда?

Сработали мои природные недоверчивость и осторожность. И в другой ситуации я бы отказалась от приглашения. Но как полезно знать точную дату своей смерти! Сколько барьеров это рушит. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. До девятого июля я буду жива и здорова.

– Быстрее, Эля! Не нужно, чтобы нас видели вместе.

Оббежала автомобиль, Душин перегнулся через салон и открыл дверцу, я нырнула на переднее пассажирское сиденье.

Душин закрыл окно, и мы неспешно отъехали от остановки ближе к парку. Черный салон приятно пах кожей, одеколоном и еще чем-то едва уловимым – не освежителем, нет. Яблочным па?ром. Черный маг, пока ждал, позволил себе электронную сигарету. Эх, я бы тоже не отказалась сейчас расслабиться. С осторожностью, готовясь вскочить в любую секунду, откинулась в кресле – мягком, удобном, – нащупала колесико, которое опустит спинку, но воспользоваться не спешила: мало ли.

– Здрасте, Валера! – вспомнила я про воспитанность, пока он крутил руль в поисках более-менее уединенного места. – Вы меня напугали. И сейчас пугаете.

Валерий плавно нажал на тормоз, выключил мотор и взял меня за руку.

– Раз волнуетесь, проверяйте намерения. Знаю, вы умеете.

Ох, не хватало сейчас глаза закрывать, прислушиваясь к ощущениям. Но и с открытыми глазами я кое-что уловила. Впрочем, это не новость: сама догадывалась.

– Это вы положили мне в дорожную сумку мобильник и записку.

Пауза.

– Да.

Подумал и добавил:

– Более того, это я собрал ваши вещи и отвез на Киевский вокзал.

– Вы?! – не веря ушам, воскликнула я.

Мои глаза расширились, рот приоткрылся от коктейля из неловкости, страха и удивления. Я дернулась, глубже вжалась в спинку кожаного кресла и уставилась перед собой, чувствуя, как полыхнули щеки.

Если вещи собирал Душин… если… значит, он видел и кружевное белье, и красивую одежду, значит…

– Вы знаете, – даже не прошептала, а прошелестела я.

Повисло неловкое молчание: тяжкое, долгое, неуверенное, осязаемое каждым нервом.

Почему он не говорит? Я набралась смелости и повернулась к Душину. Он тоже смотрел перед собой, а еще закусил нижнюю губу и бессмысленно упирался в руль заглушенной машины.

Покашлял, прочищая горло, и ответил наконец:

– Знаю.

И потому изменил отношение ко мне. Об этом не стоит говорить вслух. Это подразумевается, но во имя спокойствия нас обоих не должно быть озвучено.

– Наверное, такое развитие событий можно было предугадать, – решил добавить Душин, отпуская руль, – ведь студентки не жили у него по выходным… но я не придал значения.

Ага, и еще пожелание это мое: влюбиться взаимно, чтобы забыть Игоря. Душин прочувствовал мое стремление и проникся. Вдвойне неловко. Неужели у нас могло что-то получиться, сложись жизнь чуть иначе? Неужели я бы ответила Душину взаимностью, если бы не…

– Ладно, к делу, – в голос Валеры вернулись уверенные ноты, так свойственные их фамилии? магической династии? А, неважно.

Поисковик поднял подлокотники между нашими сиденьями и водрузил на освободившееся место дорожную сумку – близнеца той, что пылилась в ячейке на Киевском вокзале.

– Он вам передал.

Нет смысла спрашивать, кто такой он. Государь, конечно.

– Что здесь? – по-деловому спросила я. Уверенность возвращалась не только к Душину, но и ко мне.

– Здесь триста тысяч у. е. Примерно, – молодой человек расстегнул дорожную сумку и стал демонстрировать пачки банкнот. – Есть доллары, есть евро, а вот рубли.

Я опустила руки на шуршащие бумажки, стараясь втиснуть обратно в утробу сумки, причем впихивала вместе с руками Валерия.

– Зачем? Почему? Не понимаю… – окончательно растерялась я. – Не возьму.

– Не дурите! – нетерпеливо, с едва уловимым раздражением возмутился маг. – Он же обещал сделать все, чтобы защитить вас от себя. Он всегда держит слово. Вы должны уехать как можно скорее. Никому не говорите куда. Не возвращайтесь хотя бы до августа.

– Но…

Душин с досадой поморщился.

– У вас загранпаспорт есть? – сменил тему, давая понять, что спор, как и возражения, не имеет смысла.

Я механически кивнула.

– Ну и отлично, – Валерий с видимым облегчением выдохнул и откинулся в кресле водителя.

– А таможня? Как я деньги через них провезу? – неуверенно бормотала я. Боялась осмыслить ситуацию, боялась подумать, что все, происходившее до сегодняшнего дня, было не тем, чем казалось, не тем, во что я верила.

– Без проблем, – отмахнулся маг. – На таможне будут убеждены, что в сумке одежда всякая. Морок уже наведен. Есть умельцы.

Душин застегнул сумку и переложил ко мне на колени.

– Я довезу вас до дома.

– Но как же вы? – спохватилась я. – Вы-то сможете меня найти и сказать ему.

Мой спутник хмыкнул и хохотнул.

– Эля, не нервничайте так. Все уже продумано. Я уезжаю на конференцию, где дражайший дядя меня не достанет и сведений о вашем укрытии не получит. Из него такой же поисковик, как из вас, не в обиду. Вы только бегите из Москвы на пару месяцев.

Душин решил, что дал исчерпывающие указания и пояснения, потянулся к замку зажигания, но я жестом руки остановила поисковика.

– Он… он может выйти из КПЗ?

Кивок.

– Легко и в любой момент.

– Капитан допускает хоть на секунду, что он может быть невиновен?

Снова кивок.

Я колебалась, говорить или нет. Решилась.

– У Игоря есть версия. И я сама кое-что нашла, вернее, кое-кого.

Рассказала про Лучанского, про Горгону и, конечно, про Анастасию.

Племянник Государя не выказал ни тени удивления. Похоже, эти версии они обсуждали с дядей раньше, как и мою возможную причастность.

– Ничего нового для вас, так?

– Не-а. Но вы с Игорем молодцы. Горан не ошибся, выбрав вас в ученики.

К моему дому ехали молча. Я нервно покусывала костяшку большого пальца.

Душин предусмотрительно остановил машину у соседнего дома-паруса, чтобы сегодня ни старушки у родного подъезда, ни пялящиеся в окна соседи не видели меня в компании. Я не совсем понимала смысл предосторожности, но интуитивно чувствовала, что она нелишняя.

– Почему именно вы собирали и увозили мои вещи? – вместо прощания поинтересовалась я.

– Эля, думал, вы догадались.

По телу прошла нервная дрожь, я затеребила подбородок.

– Я немного не в том состоянии, чтобы догадываться.

– Вижу, – почти ласково заверил он. – Обыск был не только у вас. Горан позвонил и попросил убрать вещи до приезда полиции, так как сам вырваться не сможет. Ключи у меня есть, кстати. Так все и было.

Помедлив, Душин добавил:

– Пока служители порядка не знают о вашей связи, у вас есть шанс, Эля.

Тяжело выдохнула, стараясь не зареветь.

– Что такое?

– Они знают, – перед глазами поплыл влажный туман.

В красках представила, как Игорь поделился ценными подозрениями с капитаном, а тот заинтересовался, решил еще покопать.

– И последний вопрос, господин Лучанский. Вы знали про связь Судара и его студентки Александровой?

Я закрыла лицо руками. Капитан сам с удовольствием оповестит еще об одной любовнице тех, кто может подставлять Государя или управлять его поступками. Да, капитан станет вести свою игру. Укажет последнюю жертву и постарается схватить убийцу за руку, когда тот будет резать меня на куски.

От моего признания Душин витиевато, но грубо выматерился, ударил кулаком по клаксону и потер лоб рукой, будто защищаясь от подступающей головной боли.

Глава 32. Побег

Куда же бежать с деньгами? К матери в Нью-Йорк? Глупо. Это первое место, где станут искать. Мое знание японского и сербохорватского тоже как бы намекает на возможные страны, где проще укрыться. Но зато география поисков расширяется. Ладно, утро вечера мудренее.

И после сна я знала, где исчезну и растворюсь. Душин спросил про загранпаспорт? Отлично же! Достала большой чемодан, уложила гору вещей: надолго еду. Вызвала такси.

Не выношу Домодедово за хаос, толпы и безумные размеры, обожаю Шереметьево за приятный глазу вид, чистоту, любезность персонала и возможность зарегистрироваться на рейс сразу же, как приедешь. Но выбрала я Внуково. Маленький аэропорт, зато ближайший к дому.

Минут пятнадцать отстояла к стойкам регистрации «Аэрофлота» и взяла билет в один конец. Гул, суета, разговоры на разных языках, нервозность словно обтекали меня, как вода ручья, но не проникали внутрь, оставаясь на краю сознания. Неизбежное зло путешествия, на которое мне нет смысла отвлекаться.

Зал отлета – самолет – аэропорт – два с половиной часа на такси – и ночью я была на месте. Поселок городского типа Лазаревское в Большом Сочи примерно в ста – ста двадцати километрах от аэропорта. Если Душин свято верит, что мне понадобится загранпаспорт, логично им не воспользоваться. Россия огромна.

Море – это зеркало, в котором отражается небо. Черное море в ясный безветренный день прозрачное, ярко-голубое, согретое слепящим золотом лучей. Каменистые пляжи, русская речь. Отдыхающие только начинают прибывать – сезон еще не открыт, он с середины июня, зато воздух напоен зноем, влагой, необычайно чист, пропитан озоном, йодом, солью и ароматами южной хвои.

Это лишь в голливудских фильмах герой или героиня, получив перед смертью приличную сумму, едут отдыхать на дорогущие пляжи с белым песком, пить коктейли, лежа в шезлонге, отрываться по полной – ведь все в последний раз. А я человек реальный, и мне хотелось выжить. Нужно расслабиться, чтобы лучше думалось, и решить, как стану спасаться. Ну вдруг меня найдут, или еще какая пакость случится. Словом, надо быть во всеоружии.

Кстати, об оружии. Не помешал бы дамский пистолетик, который можно прятать в сумочке. Наверняка с деньгами приобрести себе огнестрельный подарок не проблема. Так я подумала, села на электропоезд до Сочи и… Пришлось обойти все оружейные магазины летней столицы и узнать, что в Россию такие (и даже похожие) модели не завозят в принципе.

Растерялась и расстроилась. Модель крупнее не подходила. Стоит Государю увидеть пистолет, и я умру, не успев спустить курок. И стрелять не умею. А с мини-пистолетом был шанс, если бы при первом выстреле повезло. Незаметная же «игрушка», эффект внезапности.

Но не стоит отчаиваться. Что еще можно найти из незаметного? Шила, заточки. Ножи? Наверное, нож – слишком крупное оружие. А первые два варианта стоит рассмотреть.

Заточка! Ее даже делать не пришлось, впрочем, я и не умею. Купила у одного странного мужика, который явно знал места не столь отдаленные. Как нашла? Да по Интернету!

Серебристая, размером с зажигалку коробчонка раскрывалась, обнажая маленькое лезвие. Но стоит ткнуть в глаз, под ребро – это верная смерть. Удачное приобретение: и прятать легко, и до последней минуты непонятно, что в ладони. Была бы только возможность подойти близко.

Что еще делала? Купалась, загорала. Пыталась заглушить страх успокоительными, но они уже не помогали. Даже несколько таблеток сразу организм принимал, словно воду.

СМС, пиликнувшее в мобильном злосчастного девятого июля, в день моей предполагаемой гибели, заставило не только вздрогнуть, но и подскочить со стула. Опрометью понеслась к телефону. Руки дрожали, как у алкоголика поутру, не могла провести точные линии, чтобы разблокировать экран.

Сообщение от Лехи.

Привет! Судар покончил с собой и оставил предсмертную записку, где сознался во всех пяти убийствах.

Нервы так измотаны, что я не испытала ни удивления, ни горя, ни облегчения. Внутри – глухая пустота, словно в древнем сосуде. Через минуту-две эмоции стали возвращаться, будто через пелену, через вату, не спеша, аккуратно вползая в мозг и грудь. Настороженность и недоверие – вот мои главные спутники, и, возможно, в них мое спасение.

Мать Лехи может быть тем самым некромантом, что помогал подставить Государя Лучанскому, Горгоне или еще кому-то. Выманить пытаются, узнать, где я? И кто Леха после этого? Соучастник?

Надо… Придумала! Надо позвонить Игорю: расспросить, что да как.

Три гудка – прием звонка – знакомый голос.

– Лея, ты?!

– Да, я.

– Лея, у нас тут беда! Ты не представляешь, что случилось!

– Государь погиб? – с таким бессилием, помноженным на безэмоциональность, спросила я, что впору испугаться.

– Откуда…

Я перебила:

– Леха написал.

Тишина в трубке. Пятнадцать секунд, тридцать.

– Как он умер?

Лихорадочное возбуждение, граничащее с паникой, из тона Игоря исчезло. Осталось то же бессилие, что и у меня.

– Пулю в висок пустил. У себя дома. Записка. Ты знаешь о записке?

– Знаю, что она есть. Но ничего про текст. А ты?

– Тоже.

Я неловко попрощалась, бросила телефон на стол, опустила подбородок на сцепленные пальцы рук и продолжила лихорадочно соображать.

Значит, Судар все-таки вышел из КПЗ. Сам, или его отпустили – сейчас не суть важно.

Лана! Что она скажет?

Весть облетела университет в считаные часы. Подруга тоже оказалась в курсе, но не сумела сообщить больше того, что я уже знала.

Три человека подтвердили смерть Государя.

Главный вопрос: он действительно умер, его убили или он инсценировал свою гибель, как поступал, полагаю, не раз?

Не знаю теперь, что делать. Продолжить таиться тут, рискуя сойти с ума, или попытаться проверить информацию и расстаться с жизнью?

Еще прячась в гостевой комнате Государя, я упоминала, что для меня ожидание смерти хуже самой смерти. Лучше заглянуть в лицо опасности, чем терять рассудок от ужаса и неизвестности.

Переоделась, припрятала в кармане брюк заточку, надела на запястье браслет времени. Девятое июля. Что я делаю? Я ненормальная?

Ввела адреса, чтобы немедленно телепортироваться к Государю домой, и очутилась в гостевой комнате, где прожила многие выходные.

Ступни и кисти мигом задеревенели, словно на морозе. Меня била мелкая дрожь. Даже воздух, пронзающий легкие, казался ледяным. Закаты на фотографиях зловеще меняли цвета, темнели, будто предвещая беду.

Тьфу! Конечно, после сочинской жары мне здесь холодно, руки и ноги мерзнут на нервной почве, а фотографии – просто игра света и тени или моего измученного страхами воображения. Всему есть рациональное объяснение, Лея. А теперь иди. Умрешь ты не здесь.

Нет, идти рано. Я застыла в одной позе и долго прислушивалась. Тишина, едва нарушаемая подрагиванием работающего на кухне холодильника и еле уловимым шумом проезжающих за окнами машин. Никого нет. Можно отпустить эфирку для надежности, но Государь ее все равно засечет – нет смысла.

Так, стоп! Квартира пуста – я это чувствую. Не стоит себя накручивать раньше времени.

Я не шла – кралась. Кралась, как воровка, как мышь, как получившая шанс сбежать жертва маньяка.

Открывала двери медленно, пальцами, стараясь не создавать шума, хотя это противоречило и логике, и моим магическим навыкам. Коридор, туалет, ванная. Вещей Катерины нет – это понятно.

Покончил с собой выстрелом в висок? Должны же остаться какие-то следы. Я хотела прокрасться в спальню, но увидев, как шелохнулась кухонная занавеска, замерла и едва не завопила.

Фух, это всего лишь приоткрытое окно, ничего страшного. Лея, держи себя в руках. От дуновения ветра занавеска вновь качнулась – я вскрикнула и начала подвывать, как человек, который приближается к объекту неконтролируемого страха. Тюль чистый, а вот в складках шторы… Сделала пару неуверенных шагов, зажимая рот ладонью. Под углом видно пятно потемневшей крови и какие-то светлые вкрапления. Нагнулась, присмотрелась и зарыдала. Похоже на кусочки мозга. Или инсценировка чрезвычайно достоверная, или Горан убит, или… Нет, я почему-то не верю, что он сам пустил себе пулю.

А что на полу? Нет, это выше моих сил! Бежать! Бежать отсюда к чертовой матери! Я кинулась в прихожую и замерла. А вдруг дверь опечатана? Считают, что это самоубийство, да, но Горану приписывают пять жертв. Значит, полиция еще заявится, чтобы перевернуть все вверх дном. Весьма вероятно, что с той стороны листы со штампами. Нельзя.

Я могу только телепортироваться. В сочинскую квартиру? Невозможно! Я сойду с ума, если сегодня же, сейчас же все не выясню! В конце концов, настрою телепортер так, чтобы при малейшей опасности исчезнуть за секунду. Узнаю все, нажму на кнопку – и только меня и видели.

В актовом зале я должна погибнуть? Хорошо. Стало быть, все ответы будут именно сейчас и именно в университете.

Адрес отправления – адрес прибытия – пуск.

Глава 33. Последняя жертва московского Потрошителя

– Попалась! Так и знал, что ты подстрахуешься, – лезвие обожгло руку, ремешок спасительного прибора лопнул – с запястья сорвали мою единственную надежду исчезнуть целой и невредимой.

Я отскочила, как кошка, обернулась – Горан. Безумный взгляд, что напугал всех при аресте. Теперь и меня бросило в дрожь из-за расширившихся от возбуждения зрачков с сумасшедшим блеском, черных, закрывающих всю серую радужку.

Все-таки он. Он лишал жизни и резал на куски несчастных, ни в чем не повинных, влюбленных в него женщин.

И он меня выманил. Провел, как ребенка.

– Зря тебя не убила! – я только что стояла на ступеньках, а теперь мчалась вниз.

Этот псих не станет спешить: он забавляется, играет, смакует остроту? момента и мой ужас. За спиной я слышу только зловещий смех и шаги – не бег.

Я спотыкалась, страх душил, адреналин, мчащийся по венам, лишь мешал, к горлу подкатывала истерика, хотелось взвыть от бессилия, но этим я только раззадорю убийцу.

Дергала двери за ручки – бесполезно, все на каникулах, все отдыхают. С ужасом поняла, что на пути открыт лишь актовый зал. Почему я все это сделала?! Зачем?! Сидела бы в Сочи, но живая!

От жгучей безысходности, как загнанный зверек, нырнула в темноту актового зала. Стук сердца отдавался в ушах и висках, голову сдавил невидимый обруч. Замерла. Прислушалась. В коридоре поскрипывает паркет – маньяк идет следом. По-прежнему не торопится и не осторожничает: знает, что в здании никого.

Шаги все ближе. Я зажала рот ладонями, чтобы не выдать себя случайным вскриком. Убийца вот-вот зайдет.

Трибуна для выступлений! Спрятаться за ней? Метра три всего. Вдохнула, выпустила из легких воздух и стала красться. Металлический звон ударил по ушам набатом. Господи! Я задела какую-то железяку, я обнаружила себя! Съежилась, до крови вогнав ногти в ладони. Шаги убийцы затихли у входа в актовый зал. Я судорожно обвела взглядом кресла, расположенные амфитеатром, ища даже не спасения, а всего-то надежды на него. Шанс есть, хоть и призрачный.

Дверь скрипнула несмазанными петлями – убийца в зале. Свет из коридора выдал прильнувшую к стене меня. Я подлетаю к креслам и протискиваюсь между вторым и третьим рядами. Несмотря на шум, смешок слышу четко, сердце ухает вниз, пропуская удар.

– Чего ты хочешь добиться?

Спокойствие и равнодушие, с которыми произнесены слова, заставляют кровь стыть в жилах. Сумасшедший колебался недолго, любопытство пересилило – он последовал за мной.

Я слабо улыбнулась и продолжила пробиваться между креслами.

У преследователя не такое хрупкое телосложение, он тут же попал в ловушку спинок и подлокотников. Не успевает, трудно двигаться. Церемониться не стал – с грохотом отодвигал мешающую мебель, тяжело дыша и свирепея, как хищник, которому не дается добыча.

И все-таки он застрял посередине длинного ряда.

Я вырвалась в проход, дальний от двери. Добежать до полоски света быстрее маньяка – единственный шанс на спасение.

– Помогите! Кто-нибудь! – завизжала я, несясь к выходу.

Но тут!.. Я надеялась, что преследователь начнет пробираться либо вперед, либо назад, стараясь успеть за мной, но он просто перескочил один ряд, другой и перекрыл последний путь к свободе.

Свет из коридора упал на лицо маньяка, искаженное кровожадной ухмылкой.

– Думала убежать? Как наивно, – захохотал он, демонстрируя остро заточенный нож, от лезвия которого, захлебываясь кровью, погибли все мои предшественницы.

Такого ужаса я не испытывала никогда.

Ледяной пот пропитал одежду, тело, скованное страхом, отказывалось повиноваться. Бежать – некуда, звать на помощь – некого.

Я рванулась, делая последнюю отчаянную попытку пробиться к спасительной двери. Некромант схватил меня за локоть, сдавил плоть до синяков, а отпустив, ударил наотмашь. Боль пронзила висок, переносицу, обожгла щеку – и я повалилась на пол.

Сидя на холодном паркете, широко распахнув испуганные глаза, я одними губами шептала, как молитву:

– Горан. Нет. Пожалуйста. Не надо, Горан…

Съежилась, когда лезвие зависло надо мной. Под ладонью ощутила холодок металла – заточка выскользнула из заднего кармана, когда я падала. Мысленно усмехнулась. Судьба. Одна я не умру – только за компанию.

Вскочила на ноги.

Огненная, безумная боль от холодного лезвия пронзила мне живот, а я вогнала заточку как можно выше, между ребрами. Надеюсь, задела либо сердечную сумку, либо крупную артерию.

Бах! Бах! Воздух прошили короткие громоподобные звуки, запахло порохом, и мой убийца начал оседать на пол, улыбаясь как-то грустно, с безысходностью, безумие накрывала пелена обреченности на смерть.

Раскачиваясь, я схватилась за живот, глядя перед собой. Лица расплывались из-за боли, но я видела еще одного Горана (как?!) и Леху.

Не удержалась и упала. Новый Горан кинулся ко мне, а Леха выстрелил в тело еще раз. Контрольный?

– Звоню в «Скорую»! – Леха спрятал оружие и набрал три заветные цифры на телефоне.

– Не успеют, – одними губами ответила я. Понимала, что пробиты и кишечник, и фаллопиева труба.

Новый Горан побелел, но решимости его лицо не утратило.

– Эля, не говори. Береги силы.

Он провел рукой над моим животом, повернулся к Лехе:

– Она права, не успеют.

Горан опустился на колени рядом с моей головой.

– Не волнуйся, девочка моя, все будет хорошо.

Ощутила в ладони прохладный кругляш. Горан взял меня за запястья. Приблизил свои и мои руки к сердцу, которое вот-вот перестанет биться.

– Жми на кнопку! Жми!

И, не став дожидаться послушания, нажал на мой палец, высвобождая собранное мной с таким трудом и страданиями время мертвых. Только оно уже было не зеленым, а небесно-голубым.

«Преобразованное», – поняла я.

Яркая дымка выскользнула из стеклянной ловушки, закрутилась маленьким вихрем и пронзила сердце так ощутимо, что я невольно вскрикнула.

– А знаешь, умирать очень больно, – прошептала я Горану на ухо и попыталась улыбнуться.

* * *

– Когда она придет в себя?

– Уже скоро, – слышала я знакомые голоса, словно сквозь сон.

Тело переполняли энергия и сила, мышцы жаждали натяжения и движения, но, странное дело, слабость – столь незначительная, что впору принять ее за леность, – не позволяла двинуть ни рукой, ни ногой, ни даже открыть глаза.

Сила – это что? Нерастраченный адреналин? Энергия двенадцати сворованных лет? Или все вместе? А слабость? О боже, меня убили! Нет, почти убили. Спасли перед самой смертью.

Я резко повернула голову и ощутила ноющую, начинающую пульсировать боль в затылке. Она нарастала, заполняя всю черепную коробку, будто в затылок методично вбивали кол.

– У-у-у! – услышала я свой слабый стон.

На лбу выступила испарина. Я завертела головой, но стало только хуже.

– Что происходит? – спросил испуганный голос. – Что-то пошло не так?

Это Леха?

Сухая, чуть шершавая ладонь отерла мне лоб.

– Все нормально. Ей что-то внушали. Жестко. Память старается восстановить реальные события.

– Эля, – сухая ладонь снова легла мне на лоб, – не сопротивляйся этому. Позволь памяти помочь тебе.

– А так всегда бывает после… ну, после этого… как его… если добавить время?

– Бывает, – нетерпеливо, но тихо ответил хрипловатый голос.

Это не может быть Горан – он же мертв!

Но он же меня спас!

Я последовала совету. Позволила мыслям раствориться и уйти из головы, расслабила мозг, готовая принять любую информацию. И будто провалилась в сон, яркий, беспокойный, ощутимый каждой клеточкой. Звуки, запахи, цвета, чувства проступали все четче и четче, пробиваясь из глубин сознания на поверхность, превращая видения в явь.

Первое убийство. Я еще внизу, около университета, разговариваю с Ланой и девушкой-третьекурсницей.

– Где труп? Увезли уже? – я отцепила руки Ланы от своей куртки и взяла ее влажные от переживаний ладони в свои.

– Да нет, труповозка там стоит, – третьекурсница показала рукой на белый грузовик с маленьким красным крестом.

– А тело на лестничном пролете, между первым и вторым этажами, – добавила Лана.

– Кровищи – море! Ты бы видела! – восторженно перебила ее третьекурсница. – Там все: и полиция, и Государь, и его красавчик-аспирант.

Я оставила девчонок вместе переживать случившееся, а сама нырнула в здание университета.

Крови оказалось действительно много. Ни ноги полицейских, ни зевак не могли закрыть от постороннего взгляда это яркое свидетельство гибели человека.

И тут меня начала бить дрожь, ледяная капля пота сползла от груди к животу, пальцы задрожали – рядом маньяк. Это его первая жертва. Но он убьет еще и еще. Будущий серийник здесь, в толпе, среди полицейских, студентов и педагогов. Я завертела наливающейся свинцом головой, силясь обнаружить источник опасности и своего страха.

Нашла! Этого… этого не может быть! Невозможно!

Убийца стоял спиной ко всему сборищу, держался за перила и напоминал человека, страдающего морской болезнью во время качки.

Не-э-эт! Нет, он не страдает – он наслаждается. Он питается страхом, суетой, внутренней паникой и настороженностью людей. Он опьянен и счастлив, наблюдая за последствиями дела рук своих. Все боятся смерти. Но не догадываются, что он – Смерть и он – рядом.

Игорь Вильянов!

Я, словно сомнамбула, поднялась к нему, готовясь указать на аспиранта и закричать: «Он – убийца!» – но лучший ученик Государя меня опередил.

Пара ступеней вниз, пристальный взгляд в глаза. Я чувствую, как мозг будто сжимается от силков некромантского трюка, будто хочет вырваться, но я слабее.

– С этого момента и до конца своих дней будешь верить, что я не маньяк. В моем присутствии тебе спокойно, ты мне доверяешь. Поняла? Кивни!

Я послушно кивнула.

Вильянов торжествующе улыбнулся, потер ладонями лицо, сделал пару быстрых, но глубоких вдохов, повернулся и снова нырнул в толпу ловить кайф. А я стояла и недоумевала: если Игорю от вида крови дурно, как он к Государю в ученики пробился?

Темнота. Недолгая.

И снова мир наполняется запахами и красками, ужасом и болью.

– Попалась! Так и знал, что подстрахуешься, – услышала я над ухом знакомый тенор.

Лезвие обожгло запястье, ремешок лопнул – и браслет времени оказался у Вильянова в руках.

Я отскочила, обернулась и удостоверилась, что не схожу с ума.

Опять пара шагов – глаза в глаза – мозг сжимают силки внушения, и следует команда:

– Ты смотришь на меня и видишь Горана Судара. Ты веришь, что тебя убьет Горан Судар. Поняла? Кивни!

Снова несколько мгновений темноты.

Я будто всплываю из глубин видений. Мысли возвращаются.

Так он встречал каждую жертву. Филигранная работа, ничего не скажешь. Если женщина вдруг вырвется, сумеет убежать, она будет кричать и доказывать, заламывая руки, что ее пытался лишить жизни Горан Судар.

Как же я не догадалась, что Вильянов из некромантов?! Внушение – их конек. Аспирант так заигрался, что подсказывал мне. Или проговаривался? Поведал, что мысли читает и…

– Работа у Судара еще ни одного некроманта не оставила равнодушным. Стоит предложить – любой рванет переводиться на черную магию, досдавать предметы, лишь бы работать с профессором.

– И были случаи?

– Даже не один.

* * *

Я боязливо дотянулась до своей смертельной раны. Ножа нет! И почему-то даже не больно. Открыла глаза. Стряхнула плед, задрала кофту. Вместо ножа – тонкий розоватый шов, будто несколько дней назад сделали операцию. От пореза на запястье остался всего-то бледный след. Тронула щеку, по которой ударил Игорь, – даже не припухла.

Я в физкультурном зале, лежу на матах, под пледом. Под головой чувствую подушки. Сидя на подоконнике, замер Леха. Смотрит на меня, затаив дыхание и распахнув глаза, будто я бабочка, которая только что выбралась из кокона.

Перевела взгляд на Горана. Изменился. Носогубные складки стали заметней, скулы жестче очертились, в смоле волос поблескивали серебристые нити. Тяжело ему дались месяцы расследования. Лет пять враз добавилось.

– С возвращением, Эля! Как ты себя…

– Докажи! – приподнялась я на локтях. – Докажи, что это ты!

– Не понял.

– Чего ты не понял? – пролепетала я и опустилась на подушки: голова поплыла от слабости. – Только что твой якобы двойник убивал меня. Я должна быть уверена.

– Хорошо. Но как доказать?

Я закрыла глаза, переводя дух и собираясь с мыслями. Опять приподнялась.

– Ты говорил мне, как понимаешь любовь. Вспоминай.

На лице Горана отразилось недоумение, но он с легкостью повторил фразу, сказанную еще зимой:

– Любовь – это четкое понимание и принятие факта, что с этим конкретным человеком будет лучше, чем без него. Остальное – гормоны.

– Это ты, – с облегчением выдохнула я, улыбаясь и опускаясь на подушки.

– Так! Я не понял! У вас что, роман?

Мы забылись. И забыли про Леху. Всего на несколько секунд, но этого хватило для разоблачения.

Парень вскочил с подоконника и сжал кулаки. Казалось, у него из ноздрей вот-вот пар пойдет, как у разгневанного молодого быка. И комично, и грустно.

Леха переводил полный ярости взгляд с меня на Государя и обратно, ожидая ответа.

Я открыла было рот сказать: «Был, но это в прошлом», – но Государь взял мою руку, коснулся подрагивающих пальцев губами и заявил:

– Да, как видишь.

– И ты, – губы Ярыгина брезгливо искривились, он указал на Судара, – с ним кувыркалась?

Горан крепче сжал мои костяшки, и я отчетливо услышала в голове его голос: «Не отвечай. И не сердись: он все равно бы узнал. Отойдет, одумается – помиритесь».

– Шлюха!

Леха пулей вылетел из зала и хлопнул дверью так, что штукатурка зашуршала, осыпаясь.

Я с осуждением глянула на Горана, высвободила руку.

– Ну зачем ты нас рассорил?

– Как бы тебе объяснить… – Горан опустил голову, но я со своих подушек прекрасно видела, что он улыбается. – Еще четверть века назад я был женат на его матери.

– Анастасии, – зачем-то уточнила я.

– Да. Встретил – влюбился – работа у обоих опасная, а я знал способ выжить – спасал ее не раз так же, как тебя сегодня. Но вот засада! Она безумно хотела ребенка, а я, как ты понимаешь, не мог дать его любимой женщине. Остался ли у Насти шанс зачать, не знал, но решил ее отпустить. Без упреков, ссор, ненависти. Я желал ей счастья и был недостаточно эгоистичен, чтобы удерживать. Не поверишь, иногда эгоизм приходит с годами. Она повстречала отца Игоря, долго пыталась забеременеть, почти отчаялась, но – о чудо! – получилось.

– Она же, как и ты, пользуется временем мертвых.

– Пользовалась. И ее история гораздо короче моей. Успела запрыгнуть в последний вагон, грубо говоря, потому и появился Алешка.

– Почему пользовалась? Почему сейчас не пользуется?

– Анастасия не хочет хоронить сына. Считает, что дети должны жить дольше родителей.

– Понятно. Анастасия – твоя бывшая жена, а Леха – кто-то вроде пасынка.

– Он мог бы быть моим сыном, – не без гордости возразил Горан.

Начинала злиться. До какой же степени нужно обожать женщину, чтобы ее сына от другого мужчины не ненавидеть, а по-своему даже любить. Вы прям не можете без сюрпризов, Георгий Царев.

– Но я веду не к этому. Четверть века назад Лешка увел у меня одну любимую женщину. Я не отдам ему другую.

От признания по телу прошла волна жара, сердце радостно подпрыгнуло и забилось быстрее, но, увы, я слишком сильно обожглась, чтобы наступить на те же грабли.

Хотела бы напомнить Горану еще одно его примечательное изречение, но это подождет. Сейчас не время для любовных драм. Пора выяснить правду.

Меня интересовали идеи Горана, детали расследования, роль Катерины и загадочное СМС от Лехи. Неужели сегодня я была приманкой ради успешного завершения операции? Гнев я пока приберегала. Навредить некромантам, лежа на матах без сил, – задача невыполнимая. Да и месть – блюдо, которое подают холодным, как учил Дюма-отец.

Рассказ Горана был длинным, подробным, и, дабы не запутать вас, иногда я буду передавать лишь суть, сухую выжимку, вдаваясь в детали, только когда это важно.

Странное поведение, беспокойство, отстраненность Государя сразу после второго убийства объяснялись легко и просто. Он гадал: совпадение ли, что две женщины, с которыми у него случились интрижки, попали под нож маньяка. Может, пора расстаться со мной, не подвергать опасности?

После – наши совместные выходные, заказ пиццы и визитер, увидевший мою косметичку. Я свято верила, что это Катерина. Оказалась неправа. Те минуты Горан позволил увидеть через призму своего сознания, как раньше блокадный Ленинград. Мы сцепили руки, я перенеслась в тело высшего некроманта и, признаться, была ошарашена.

Обнаженная девушка сидит на постели, прикрыв тонким одеялом пикантные манящие изгибы тела, болтает в воздухе худенькой ножкой с по-детски маленькой ступней и перебирает буклеты пиццерий. Волосы рассыпались по плечам, пальцы руки с небрежной сексуальностью теребят пухлую губу.

Девушка поднимает лицо и, видя, как на нее смотрят, отвечает робкой улыбкой.

Неужели это я? Даже в веселом расположении духа, бодрая и полная сил, с удачной укладкой, я и вполовину не так хороша, как эта хрупкая нимфа, не подозревающая ни о своей трепетной сексуальности, ни о неповторимой женской манкости. Поистине, любовь – в глазах смотрящего. Теперь хотя бы ясно, почему Государь называл меня красивой: он действительно видит меня такой. Чтобы додумать личные мысли, слишком уж я отстранилась от сознания Горана. Некромант силой вернул меня.

Закинуть бы эти ножки себе на зад, ворваться на всю длину, чтобы услышать певучий полустон-полувсхлип, оттрахать, чтобы ходить не смогла. Хм, да, иногда это не только любовь, а что-то звериное, неконтролируемое. Не чувство, а самцовский инстинкт. Такая жадная страсть, что становится неловко, глядя на Эльку.

В сердце Горана вплывает безграничная нежность к обладательнице тонких ножек, обожание с оттенком стыда.

Эля – добрая, неиспорченная, домашняя и, к несчастью, недолюбленная родителями. Оттого и тянется ко мне котенок, хочет доверять. А ведь я без особого труда мог бы дать ей и такую любовь, отчасти родительскую, дать защиту и уверенность в завтрашнем дне, стабильность, если бы не треклятое лето, не ее скорая смерть. Скотство! Какое скотство! Несправедливо. За что девчонке такая судьба? М-да, козлина, тебе ли взывать к справедливости?

А ведь сколько бы еще я мог ей предложить?.. А сколько получить?.. Элька любит учиться, схватывает на лету и впитывает, как губка. Идеальная ученица, еще и старательная. Я мог бы сделать из нее такого спеца, что гордецы-некроманты корчились бы от зависти, увидев ее возможности и потенциал.

Жаждущий отцовства мужик и недолюбленная девочка.

Знающий педагог, практик и талантливая ученица.

Искушенный любовник и темпераментная малышка, готовая к экспериментам, но умирающая от смущения. Ничто не может тронуть сердце мужчины так, как застенчивость и неискушенность вкупе со страстным желанием преодолеть их именно в твоих объятиях.

Мы стали бы идеальной парой, дополняющей друг друга во всем, будь у нас время, хоть немного времени.

Элька и не догадывается, что собирает годы для себя, что время поможет только тому, кто его добыл. Не совершил ли я ошибку, перед смертью обрекая малышку на кошмары серийных убийств? Могла бы дожить спокойно. Но вдруг пригодится, вдруг спасет…

Звонок в дверь прервал поток мыслей.

Эля нетерпеливо подпрыгнула на постели, потирая ладони. Проголодалась до головокружения после наших… я не смог сдержать улыбки и пошел открывать.

Не спросил кто, мудак! В глазок не соизволил глянуть.

На пороге Лешка. Зашел, здрастьнул и – твою мать! – увидел около зеркала Элькину косметичку. Мой халат на голое тело простора для толкований не оставил. Бормоча проклятия, адресованные то ли мне, то ли Эльке, поганец пулей выскочил на этаж и помчался по лестнице. Нельзя его так отпускать! На эмоциях проболтается, и смерть отберет девчонку даже раньше, чем я ожидал.

Полная концентрация на своем «Я» – внедрение в сознание Алексея – вспышка-образ: у зеркала лежала алая косметичка. Алая! Запомни, поганец!

Сознание неторопливо вернулось в тело, принося сомнения. Успел я? Заменил воспоминание первой пришедшей на ум подделкой?

У кого там была красная косметичка? У какой-то однокурсницы Эли. Не помню имени. А с Элей… Я подвергаю ее ненужному риску, пора расстаться. Или не все потеряно? Если Лешка поддался внушению, а новая убитая не будет иметь ко мне ровно никакого отношения… Безумный идиот!

Мысли Горана, переживания резко схлопнулись – я очутилась в своем теле, продолжая сжимать руку некроманта.

Время я собирала для себя? Он заранее это подстроил? Еще в январе?

– Почему ты сразу не сказал про время?

– А что я должен был сказать? Ты все равно умрешь через полгода – побегай по серийным убийцам, вдруг чего выгорит?

– Но…

– Эля, ты же понимаешь, что я оказался прав. Результат оправдал себя. Признаю, поступил жестко, но сказать человеку о гибели еще ужасней.

Я съежилась и закрыла глаза.

Как бы я поступила на его месте? Не знаю. Но тоже бы не стала предупреждать о смерти, это точно.

Невероятно. Он меня действительно любит. Я только что это чувствовала, я только что любовалась собой вместе с ним, желала себя и думала его мысли.

Значит, это Леха нашел косметичку – не Катерина. Внушение было удачным.

И, самое смешное, Горан особо и не помнил мою восхитительно красивую соперницу. Что же я узнаю дальше?

Сто-о-оп!

– А почему не сказал про шанс, когда я знала про смерть?

Горан склонил голову и с усилием потер лоб и виски.

– Иногда ты чересчур умная.

– Не уходи от ответа. Так почему?

– Инстинкт.

– Что, прости?! – взвилась я.

– Высший некромант среди людей со способностями сродни снайперу среди обычных людей. Когда логика бессильна, выживать помогают инстинкты. Именно звериное чутье всегда меня выручало и сейчас помогает делать верные ходы, даже если это кажется идиотизмом, предательством или безумием, – Горан переплел пальцы и опустил на них подбородок. – Я мог бы сказать, но инстинкт остановил. И не зря. Если бы ты знала чуть больше, надеялась на время – знал бы и Игорь. Он же прочел в твоей голове, что мы любовники, хотя ты и не заметила, прочел бы и все остальное. Имел бы на руках больше карт.

Я сжала зубы с такой силой, что они заскрипели, наверняка теряя эмаль. Вдох – выдох, вдох – выдох.

– Рассказывай и показывай дальше, я готова.

Утро третьей гибели – и стало очевидно, что игра идет против Горана. Капитан, как бульдог в несчастного прохожего, вцепился в нашу команду по серийным убийствам.

– А ведь он взял верный след, – с удивлением и грустью прошептала я.

– Умный мужик. С хорошим чутьем, большим опытом и наработанными инстинктами. Этого не отнять. Если уж выбирать из полицейских, я предпочитаю расследования в его компании. Знаешь, почему Андрей до сих пор не майор?

– Любит высказываться, невзирая на лица, даже если это лица начальства?

– Угадала, – с оттенком грусти усмехнулся Государь, поднялся с матов, подошел к окну, заложил руки за спину и глухо признался, стараясь не смотреть на меня: – Андрей почуял, а я даже не прислушался. Это была моя первая ошибка.

Горану пришлось вернуться и взять меня за руку, чтобы показать все события рокового утра.

Видела, как он убеждал капитана исключить меня из подозреваемых, видела, как Горан блокировал и у меня, и у Лехи, и у Игоря те сведения, которые могли пригодиться следствию. Дальше? Некромант набрал Душина, попросил как можно скорее вывезти мои вещи из квартиры и разыскать Катерину. Душин перезвонил через пару часов и дал трубку красавице.

Когда-то Горан по телефону приказал мне собрать вещи на выходные. Так я попала к некроманту в гости в первый раз. Нечто похожее он внушил Катерине: собрать вещи на пару недель, отвезти к нему на квартиру, аккуратно разложить в присутствии Душина, а потом исчезнуть. Ах да, Валеру слушаться во всем и без страха садиться в его машину.

Когда полиция приехала к высшему некроманту с обыском, нашла женские шампуни и предметы гигиены, кое-что из одежды и даже алую косметичку – словом, все, что видела я, забравшись в квартиру любовника. Как и смятую с двух сторон постель.

Конечно, Государь подтвердил, что проводит ночи в обществе шикарной шатенки Кати Мраморовой.

После обыска некромант набрал номер Катерины, внушил, что у них недавно начался роман, посулил взять ее в команду, а сам запер заваленную женскими вещами квартиру и уехал жить к Душину, чтобы учиненный ради полиции бардак не раздражал. Служители порядка же дотошные, могут вернуться по любому поводу и предупредить о визите не соизволят.

С Катериной просто необходимо было показаться в университете. Она стала обманкой, яркой, броской, вызовом, который убийца не сможет не принять.

Впрочем, был убийца, кого красавица не смогла бы заинтересовать. Государь вспомнил, как Потрошитель якобы увидел меня. Из-за череды смертей решил не отмахиваться от события, а принять как гипотезу. Может Потрошитель убивать в наше время? Почти невероятно, но чем черт не шутит, пока бог спит. И раз гибнут женщины, с которыми у некроманта случался интим, Катерина должна выжить тридцатого мая. Ведь души – обладатели реальной информации, им нельзя пустить пыль в глаза.

Катерина одновременно стала тестом на лондонского Потрошителя, проводником которого могу быть я, и приманкой для убийцы-человека.

В роковую ночь полицейские устроили около университета засаду. Был в их рядах и Горан. Капитан послал ко мне следователя, а Государь уговорил прихватить Душина. Валера обязался проконтролировать, чтобы я шагу из дома не ступила, защитить, если понадобиться, и проверить, не притаился ли в моем теле лондонский маньяк.

В стенах и на территории магического вуза никто не погиб. Горан не находил себе места, ведь это значило, что Потрошитель вселился в меня. Лондонский маньяк не сумел привести смерть, потому что Душин следил за «сосудом», за мной.

Даже не верилось, что Горан способен испытывать ужас, граничащий с отчаянием. Флегматичный темперамент и взрывы эмоций я считала несовместимыми. По рации передали: на ближайших улицах два трупа. Горан испытал такое облегчение, что даже смерть Катерины не смогла задеть его чувств. Некромант собирался спасти красотку, поймав убийцу, но очевидный промах и гибель приманки не произвели на него должного впечатления, не укололи совесть, не вселили чувство вины.

Мне стало так отчаянно жаль Катьку, до слез. Я была неправа, я была несправедлива к ней.

– Вильянов словно чувствовал, что мы его поджидаем, – мрачно процедил Горан.

– Погоди! Он говорил, будто полиция сняла с него подозрения, что есть алиби на два убийства. Так?

– Так-то так, но не совсем. Полиция с сомнением смотрит на алиби, которое подтверждает девушка подозреваемого.

– Ты видел девушку?

– Нет.

– А не в курсе, как ее зовут?

– Как-то… – некромант резко потер рукой подбородок, – настолько просто, что не удержится в голове. Вроде и вертится на языке, но…

– Света Иванова?

– Откуда ты знаешь?

– Догадалась.

Ланке ушло письмо с текстом «30 мая оставайся дома».

«Зачем?» – быстро пришел ответ.

«Это важно. Доверься мне. Больше никаких вопросов».

Значок карандаша покрутился в поле набора сообщений. Я затаила дыхание.

«ОК».

Дьявол кроется в мелочах.

Значит, моя лучшая подруга Лана, Светлана Иванова, не только солгала следствию, что провела с Вильяновым две ночи, но еще сделала из моего предостережения единственно верный вывод и сказала Вильянову об опасности.

Господи! И полиция, и Государь могли схватить маньяка еще тогда, тридцатого мая, Катерину и ту преподавательницу Каминскую, возможно, удалось бы спасти, если бы я не нашла способ обойти блок Государя ради подруги!

И как поступить? Сделать вид, будто я ничего не знаю, и умолить Государя не трогать Ланку? Или же… А как бы поступили вы?

– Эля! – Горан вцепился в мои запястья.

Отвела глаза, чтобы не видеть его лица.

– Значит, – слабым голосом заговорила я, – полиция все это время знала, что ты невиновен. Тебя арестовали для вида, чтобы Игорь… чтобы маньяк на радостях допустил ошибку? А что было дальше?

– Эля! Да, полиция знает, что я ни при чем. Зубы мне не заговаривай, золотая моя!

Глава 34. Записки московского Потрошителя

Я страшна своей импровизацией. Что я сейчас делаю? Торчу в квартире Вильянова, одна. Роюсь в его вещах. Фу, пылища! Кха-кха-кха! Ужас же. И бардак везде и всюду. Шмотки навалены и на кресла, и на стулья. Даже развешивать не пытался на спинках и подлокотниках – все валил в кучу. Ой, ладно, ворчу, как бабка старая. Любовь к бардаку не делает человека серийным убийцей, зато сильно затрудняет мне поиски. Интуиция не подсказывает, а заявляет во весь голос, что Игорь вел или дневник, или делал какие-то записи.

Мне важно знать, какую роль в его тайной страсти к убийствам играла Лана. Может, Вильянов загипнотизировал ее, внушил помогать, запугал, наконец.

Или… Или Ланка выгораживала и помогала по доброй воле?

Горан велел не вмешиваться, сказал, пусть полиция разбирается. А я так не могу. Меня измотал обжигающий стыд в груди, боль души, которую зовут виной.

Я должна, я обязана убедиться, что моя переписка Вконтакте не причина гибели двух женщин и срыва операции. Ну, я же думала о тридцатом мая, о новых убийствах, может, аспирант с меня считал, а Ланка вообще ни при чем. Вот это бы успокоило.

Горан не знает, где я. Исчезла ночью из квартиры, прихватив браслет времени. Конечно, ремешок разрезан, а под телом Игоря прибор еще и кровью пропитался – я залезла в карман, прикоснулась к влажному кожзаму и с отвращением отдернула пальцы – но работает: телепортироваться позволил.

Добралась до серванта. Нижний ящик выдвинулся так легко, что остался в руках, клоня к полу. Я поставила его на палас, перерыла – ничего важного. Дернула второй ящик, что повыше, – не поддался. Ухватила снизу, за днище, чтобы попытаться снова, – и днище приподнялось. Та-а-ак!

В этом ящике – двойное дно. Между дощечками – толстая, потрепанная, а кое-где и заляпанная тетрадь формата А4.

Сначала ничего важного – лекции по энергоинформационным поражениям. Пока я не наткнулась на то, что искала…

Меня с детства вымораживали бабы.

Сиськи, мохнатки. Ха! Они всегда казались мне лишними, мешающими, противоестественными. Взять бы да вырезать. Но в то же время в них я находил что-то притягательное, до отвращения и тошноты возбуждающее, одновременно и грязное, и необходимое.

Стоило матери или соседкам по квартире как бы случайно появиться в одних трусах в комнате или кухне – и мои фантазии разгорались. Почему тетки в летах любили обнажаться передо мной – загадка. Не воспринимали ребенка всерьез? Или им втайне нравилась игра? Когда воспитанный мальчик отворачивается, очередная любительница откровенных дефиле притворно удивляется и шепчет что-то типа: «Ох! Не знала, что в квартире еще кто-то остался. Игорек, не обращай на меня внимания. Я возьму то-то и то-то и уйду». И я, как положено послушному воспитанному мальчику, переключался с режима «не смотрю» на «не обращаю внимания», то есть продолжаю играть в игрушки. Только слишком поздно: сознание поймало и сохранило картинку.

Но зачем так же поступала мать? Для меня по сей день тайна, мерзейшая тайна.

Годам к восьми мои желания оформились. Я не брезговал обществом девчонок, как другие пацаны, не гнал их. Им нравилось, льстило, ага. Я водился с дочками материных подруг и школьными тихонями. Теперь я сам искал подпитку своим фантазиям и не без умысла выбирал тех, кто послабее. Неуверенные дурочки соглашались показать все, что я хочу, и не только показать, но и сделать.

Какая девчонка в восемь лет не только снимет трусы, но и позволит приятелю пощипать за соски и засунуть пальцы ей между ног, постанывая при этом? Но попадались и такие. Только одна мразь проболталась. Что тогда девки устроили!.. Отчитывали, чмырили, а у самих зенки масляно горели, видно было, как им нравится запретная тема, как они мечтают провести не одно собрание, на которое я обязан явиться под страхом разоблачения перед учителями, чтобы краснеть и каждый раз отвечать, как я мог. Знали бы мамаши, на что способны их золотые доченьки, если появится законная возможность почесать языками «об этом». На шантаж, угрозы, издевательства и унижения. Долго бы они меня чмырили, если бы брат и дружбаны не вмешались. Пацаны всегда поймут друг друга.

И после тех «праведных» собраний я утвердился в мысли, что идеальная баба – это мужик. И есть лишь один способ приблизить телку к совершенству – помогать ей избавляться от признаков ее клятого пола: матки, влагалища или даже сисек. Ножом. С кровью и болью. А то, что бабы при этом будут умирать, меня лишь забавляло. Самовлюбленные курицы должны понять, что в итоге им не стать нормалом – только ущербным обрубком.

Вот так еще в начальной школе я превратился из потенциального любителя садо-мазо в потенциального маньяка. Нет, я не врал себе. Я прекрасно понимал свою суть, свои порывы, принимал, но теперь твердо заучил, что их нужно прятать любой ценой, иначе не выжить.

Я так расстарался в деле самовнушения, что действительно на многие годы забыл о своей сути, похоронил под стремлением к знаниям, под внезапно проснувшимися способностями к некромантии, сосредоточился на поступлении из обычной школы в настоящий магический университет.

Не выдержала и пролистала несколько страниц откровений.

Конец третьего курса. Неудачников вышвыривают, посредственности плетутся на магфак, ну а меня зачисляют к некромантам. Победа? Как бы не так! Мне нужны Судар и серийные убийцы. Как доказать этому упырю, что я чего-то стою?

Жопу рвал, но развил способности и магического свойства. Некромант-маг – это тот, кого быть не может, но кем стал я.

К началу пятого курса я добился предложения о переводе к магам, и Судар взял меня писать диплом.

Я еще заставлю этот мир содрогнуться? Не знаю. Не знаю, хочу ли зайти так далеко.

Пока развлекаюсь, наблюдая, как серийники в прошлом мочили своих жертв. Возбуждает, будоражит кровь, гонит адреналин по жилам. Я, как клятый нарик… или вуайерист, смотрю и ловлю кайф от боли, крови, страданий.

Но мое рвение и спокойствие могут вызвать подозрения научрука. Выручают способности к магмедицине. Ничего не стоит спровоцировать бледность, тошноту, изобразить, как слабы мои нервишки. Ха! Знал бы он! А блевать – это ж запросто. Два пальца в глотку – и фейерверк!

«Наркомания» продолжалась. Я наслаждался впечатлениями, событиями, красками жизни и смерти, собой. Но стало мало. Нужна новая доза, нужно увеличить яркость, четкость. И я сумел.

Перенес сознание в серийника, пока он насиловал и убивал. Полная власть, наслаждение животным страхом, ужасом в глазах телки, ее запах, запах ее крови, визг на грани безумия перед лицом смерти – все мое, все для меня.

Вернулся домой, свалился на постель и кончил несколько раз подряд. Я не спал сутки, раз за разом прокручивая в голове кровавый кинофильм.

Чтобы как-то запечатлеть, запомнить, продлить кайф, стал делать эти записи. Я должен был переживать это снова и снова. А когда образы блекли, я вселялся в нового маньяка и проходил вместе с ним его кровавый путь.

Пролистала еще несколько страниц: мне не нужны подробности. Не хотела знать, чьи убийства проживал Вильянов.

Судар подсунул подарочек – влюбленную старшекурсницу. Будет на меня пахать: писать диплом, который станет частью моей кандидатской. Не позабавиться ли с цыпочкой? Она так смотрит, глазки сияют – смешно даже. Не мой тип. Влюбленная, но не рохля. Мои фантазии воплощать не станет, подчиняться тоже. Ну и пошла в зад!

А Катька… телка так хороша, что я на короткое время даже заставил себя изображать нормального. Но когда она узнала, что мне действительно нужно, – тут же свалила. Сука!

Ладно, садизм не наказуем. Обойдется все. Но в реальности не хватало игр с доминированием.

И тут мне попалась слабачка, которая сделает все, что скажу, которая удовлетворит все мои прихоти, которая станет ползать в ногах, лишь бы я не послал. Обожаю неуверенных дур! Они как бальзам на раны… о нет, смазка на член. Лейкина подружка Лана – то, что доктор прописал.

Значит, Ланка… Не-э-эт!

Когда узнал об особой способности Лейки, холодный пот прошиб. Ее ведь реально при мне трясет: то от любви, то от ревности, то от ненависти и злости. Будь у рыжей опыт, она бы скумекала. Но пока не понимает, что ей не так.

Лейка может стать проблемой.

Спасибо за любопытное наблюдение. Прав ты или нет – не знаю. Меня же не колотит в общественном транспорте. А там ездят серийные убийцы – мы точно пересекаемся. Ладно, со временем пойму свою способность, как и обещал Горан. Жаль, что ты помешал в самом начале пути.

Ее диплом. Даже казенным языком она умудряется не рассказывать – показывать… Не могу. Я мечтаю оказаться на ее месте, видеть все глазами Потрошителя, чувствовать рукоять ножа в ладонях, вдыхать запах крови, держать упругую матку.

Джек-потрошитель воплотил все мои фантазии и остался загадкой истории.

Пойман – получаешь ненависть и презрение. Не пойман – и ты ужас, ночной кошмар, неразгаданная тайна, над которой бьются исследователи вторую сотню лет, стремясь перекричать друг друга, убедить обывателей, что именно твоя теория верна и правдива.

Это новая фаза моей болезни. Я хочу резать. Сам. Своими руками.

Я заставлю этот мир содрогнуться!

Хочу пройти путь Джека-потрошителя от первого до последнего шага, оставить кровавый след в истории и унести тайну с собой.

Но как воплотить мечту под боком у Судара? Судар – гений, как ни противно это признавать. Вычислит. Раньше или позже.

Ха-ха-ха! Его можно вывести из игры! Так легко, что даже смешно. Если все жертвы будут связаны с Сударом, на его мнение наплюют. В идеале, из главного консультанта он превратится в главного подозреваемого. Ну что, красивая схема?

Осталось найти баб, которых он поимел.

Это как два пальца об асфальт. Надо торчать в преподавательской, когда Судар туда заходит. Брошенные бабы злы и отчаянны. Их мысли и эмоции расскажут все.

Способности Лейки оказалось перекрыть проще, чем кран с водой.

А дальше – для меня настал рай на земле: я создал ад для преподов и студентов. Читать суеверный страх в глазах, кожей ощущать их адреналин и панику – да, к этому я стремился!

Оставалась малость: не спалиться перед ментами. Член вставал каждый раз, когда мусора? осматривали дело рук маньяка – дело моих рук! Приходилось смываться и упиваться зрелищем из-за угла, пока все верили, будто я блюю из-за нервов.

Телки тоже доставляли. Как я хохотал в душе?, провожая Лейку до метро. Я же охранял ее от себя! Ай да Вильянов, ай да сукин сын! Рыжая так верила мне. А Ланка! Узнав, что команда под подозрением, сама вызвалась помочь: сказать, что была со мной по ночам. Преданная девочка, повезло с ней. Если бы не ее звонок среди ночи… Звонит в истерике, но связно говорить не может. Я едва трубу не бросил. А как услышал про тридцатое мая – ох***.

Не пойти? Отказаться от плана? Но изнутри сжирали кровавая похоть и кровавый голод. Я уже не мог остановиться. Новая смерть как новая доза.

Переиграть! Срочно! Все должно идти по плану. Шаг за шагом по пути Потрошителя: ни днем раньше, ни днем позже. Тридцатого я должен убить!

Убивал не на территории универа – отошел подальше. Едва не схватили, мрази! Скрыться от полиции – конечно, сильнейший кайф, но его омрачала пульсирующая мысль, что кольцо сжимается, что, если я не сумею удержаться в следующий раз, не сумею остановиться и взять себя в руки… – все, конец.

Утром арестовали Судара.

То, чего я добивался, сработало! Я смог! Я сумел! Я гений!

Лейка замерла на скамейке, не подозревая о моем триумфе. Рыжая дура! И тут… я поймал ее мысли о Сударе и понял, как сильно ошибся. Рыжая вычислила почти все. Не только дату следующего убийства – она имя жертвы узнала раньше меня. Только имя убийцы Лейке не дается, тыкается, как слепой кутенок, не может обойти мое внушение, но в остальном… Нет, ты далеко не дура. Наш спец по серийным убийцам не зря тебя выбрал. Рыжая, ты – моя последняя. И ты это даже понимаешь…

Я не знал, хохотать или рыдать. Судар – в камере. Если я убью, моя подстава накроется медным тазом: Судара отпустят, а меня возьмут.

Либо я сдержу своих демонов, оставлю Лейку в живых, завкафедрой сядет, либо… Дьявол, это пытка каленым железом!

Я тогда стал заговаривать рыжей зубы, подкидывал новых подозреваемых. Она должна – нет, обязана! – сказать о них полиции, но не хочет… Сучка! Чувствует же, что это ничего не меняет.

Июнь 2015

Рыжая защитила диплом и пропала. Совсем.

8 июля 2015

Сегодня я узнал, что Судар покончил с собой. Почему-то дома. Отпустили или сбежал?

Мы с Лешим ездили к нему на квартиру, но тело уже забрали. По слухам, была записка, где Судар признался во всех убийствах! Во всех! Моих! Убийствах!

Выхода не оставил, скотина. Сдох, а выхода не оставил. Если я выманю Лейку сегодня ночью – всему конец. Надо держаться изо всех сил, до последнего, сколько смогу. Надо держаться!

8 июля, поздний вечер

Не может быть! Звонил этот клятый капитан, чтоб его! Сегодня ночью я и Леший должны сидеть в засаде вместе с полицией. Девятого июля засада?! Какая нах** засада, если Судар пустил пулю в башку?! Или он жив? Или записки не было? Я сойду с ума!

Все решится этой ночью…

На вечере восьмого июля записи обрывались. Я знала ответы на вопросы Вильянова. Горан рассказал.

– Осенило только в июле. Твой диплом. Маньяк убивал четко по нему: ни шагу влево, ни шагу вправо. Характер ранений, вырезанные органы – соответствовало все. Я сверился с заключениями о вскрытии – как под копирку. И еще наш серийник выбрал не пять канонических жертв и не заинтересовался убийствами, где кровь могла быть и на руках Джека-потрошителя, и на руках другого ненормального. Шесть жертв – четко твой сценарий. А диплом и был сценарием, по которому серийник играл свою роль.

Но тогда элементарно же. Кто способен повторить убийства вековой давности, если себя, тебя и дух Джека-потрошителя я исключил? Лешка или Игорь. Алексей, надо заметить, читал твою работу после первого убийства, но раньше ты рассказала ему достаточно.

Я начал импровизировать. Инсценировал свою смерть. Все должно было выглядеть максимально достоверно.

В курсе – только Андрей.

Лешку и Игоря известили. Они явились в квартиру, когда уже якобы отъехала труповозка. Кто-то из них должен был проколоться, но Андрей, увы, не смог уличить ни того, ни другого.

В ночь на девятое июля в вузе была новая засада. Андрей предложил подключить парней перед самым началом операции, не дав времени опомниться. Эффект неожиданности и шок. Я возражал. Ради чего я тогда инсценировал самоубийство? Андрей меня переубедил. Он хотел спутать маньяку карты, заставить метаться, заставить переключиться с кровавой расправы на спасение собственной шкуры.

Сам я засел в твоей квартире с пистолетом в руках. Поджидал убийцу. В конце концов, Мэри Келли умерла в комнате на постели. Маньяк вполне мог пожелать аналогичной развязки для своей серии.

В ночь на девятое ничего не случилось. Полицейские рассосались по домам.

Зато еще до полудня всплыли интересные подробности. Один из парней обвинял другого. Я до последнего момента не мог понять: обвиняющий говорит правду или старается выгородить себя.

Понимаю, что запутал. Сейчас расскажу подробно.

Лешка обнаружил, что в его компьютер в секретарской кто-то забирался. Лешка перерыл все логи и выяснил, что с компа ушло сообщение о моей смерти. Угадай, кому и от кого?

– Мне пришло СМС с Лехиного номера.

– Именно. Только Алексей божился, что не писал тебе. А у Игоря был резон: отлучиться не мог, а выманить тебя надо. Рискнул и погорел. Гладко выходило.

О Лешкиных подозрениях Анастасия рассказала по телефону, догадалась об инсценировке.

На одной чаше весов аспирант с колоссальным потенциалом и способностями, на другой – пасынок и, возможно, даже Анастасия, а они перевешивали, знаешь же.

Я едва не рехнулся, пока гнал от твоего дома в университет. Один раз чуть с моста не навернулся, другой – едва легковуху не протаранил.

Только увидев нож и Игоря рядом с тобой, уверился окончательно. А то опасался, как бы Лешка обойму в меня не разрядил.

– А зачем из пистолетов? Почему ты Игорю сердце не остановил?

– Выстрел быстрее. Намного. А у нас счет шел на доли секунд.

Я сникла и захлопнула тетрадь Игоря. Во входной двери повернулся ключ. Вздрогнула. Игорь же один живет! Кто это? Его родители? Полиция? Кто?

Вытащив браслет времени, отчаянно старалась запустить его. Ни сенсорного экранчика, ни данных телепортации, ни даже ошибки – прибор вышел из строя.

Шаги в коридоре – комнатная дверь открылась – на меня вытаращилась Лана.

У нее даже ключи от квартиры Игоря есть. Я нервно усмехнулась. Сюрприз!

Лана смотрела злыми ненавидящими глазами – глазами лютого врага. Лучших подруг больше не было.

– Ты убила Игоря! – обвинила она, силясь поднять двумя руками гриф штанги. И удалось! Такую тяжесть – с первой попытки? Вот это сила ненависти! Хоть в окно прыгай.

Я подскочила с пола, опрокинула перед Ланой стул с одеждой, уронила второй и шмыгнула к окну.

Твою дивизию! Высоко до жути! Этаж восьмой-девятый, наверное.

– Лана, постой! Он зверски убил пять женщин! Пять!

Бывшая подруга, вцепившись в один конец грифа, размахнулась и попала в стену – разодранные обои, вмятина и шорох сыплющейся на пол штукатурки.

Ой-ей! Если эта металлическая хреновина меня заденет – все, крышка.

– Плевать! Зато он меня любил!

Крутилось на языке возмущенное: «Любил?! Он над тобой издевался!» – но я сдержалась. Не надо злить врага, готового убить.

– Он никого, кроме себя, не любил, опомнись! Вон тетрадь его – почитай.

– Врешь!

Второй удар – в сервант. Грохот падающего стекла, жалобный перезвон разлетающихся хрустальных фужеров.

Лана зашипела, тяжело дыша:

– Это ты никого, кроме себя, не любишь! Такая же, как Катька, только хуже.

Так, Катька – это более безопасная тема, чем Игорь. Продолжим.

– Хуже? Это чем же, интересно?

– Она – шалава, так хоть не скрывала этого. А к тебе парни липли – ты даже не замечала. «Ой, мама уехала, тяжело, мне не до романов!» – передразнила мое давнее объяснение Ланка. – А сама в койку к профессору прыгнула ради диплома. Скажешь, не шалава ты?

Не нашла, что может стать оружием, а вот щитом… Хотя… Дернула плоский сканер – провод от него змейкой сполз со стола на пол.

– Так ты позавидовала? Парни, мол, внимание обращают. А к Игорю прилипла, чтобы в душе? чувствовать победу? Знала же, что он мне нравился.

– А если и так, то что? – губы Ивановой сжались в тонкую полоску, глаза сузились в щелки. – Не все же тебе, несчастной Леечке, получать, – закривлялась она.

Ланка приблизилась на расстояние удара. Я уперлась поясницей в подоконник, швырнула сканер во взбешенную девицу, а сама, перескочив гриф, припустила к двери.

Грохот, крик, переходящий в разъяренный вопль, топот, металл отрывается от пола, рассекает воздух, и я понимаю, что сейчас, сию секунду, резьба, на которую накручивали блины, ударит сзади.

Нащупываю в кармане прохладную ловушку времени, нажимаю кнопку – гриф врезается в череп – вспышка невыносимой боли – тьма – смерть.

Глава 35. И жили они…

Голоса. Сначала невнятная речь, будто я нырнула в реку и слышу из-под воды, потом все четче и четче.

– Она ударила ее этим… ну… Как называется металлическая палка для штанги? – эмоционально вспоминает женский голос.

– Гриф, – отвечает мужской.

– Ой, она жива! – взвизгивает женщина.

Я медленно, опираясь одной рукой об пол, стараюсь подняться. В другой руке сжимаю прохладную ловушку времени – последние двенадцать лет, которые я потратила на новое воскрешение.

Сажусь, трясу головой. Смотрю на гриф. На резьбе – кровь и рыжеватые волосы – все мое.

На другом конце комнаты лежит Ланка – глаза тусклые, безжизненные, будто под прозрачной пленкой, ковер около ее головы пропитан кровью.

– Что с ней? – приподняла я руку и указала на своего второго убийцу.

– Похоже, решила, что убила вас, испугалась, потеряла равновесие, упала и ударилась головой о край ящика, – ответил мужчина.

Ящик. Тот, который я случайно выдвинула до конца и поставила на палас. Бывает же.

– Она жива?

– Уже нет.

– Как вас зовут, девушка? Помните? – вмешалась женщина в белом халате. Присела рядом, нащупывая пульс на шее.

– Александрова Элеонора Александровна, – ответил за меня мужской голос.

Я запрокинула голову.

– Андрей Валентиныч? Как вы тут оказались? – голова еще немного кружилась, зато речь моя звучала внятно.

– Хочу задать вам тот же вопрос, но, видимо, не стоит.

Врач «Скорой» помогла мне встать с пола, усадила на край кровати и начала осматривать голову.

– Да уж, давайте не сейчас, – проворчала она.

Андрей Валентиныч с сочувствием глянул на меня.

– Родственники ваши за границей, насколько я в курсе. Могу позвонить кому-нибудь из преподавателей, чтобы вас отвезли домой…

– Какой домой?! Ей в больницу надо! – запротестовала врач. – Ничего не понимаю… Никогда такого не видела…

– Вы меня провоцируете? – спросила я капитана.

Кому-нибудь из преподавателей. Он же на Горана намекает. Не побеспокоить ли вашего любовника?

– Нет. Ладно, я взял на себя смелость и позвонил вашему научному руководителю. Он вот-вот подъедет… А вот и он!

Мелькнула мысль, как подходит Государю его имя. Горан – это же гора. Именно гора силы, энергии, гора роста протиснулась в дверной проем, мазнула по мне отстраненным взглядом и переключилась на докторшу, которой было велено забыть мое чудесное воскрешение. Капитану тоже придется забыть, но предварительно избавиться от улик, кричащих о моем присутствии. Ага, значит, Андрей Валентиныч должен протереть гриф от крови. Государь делал свое дело спокойно, холодно, выверенно и быстро, с уверенностью хирурга отсекая лишнее. Только в работе некроманта лишние – не больные органы, а информация, которая в неумелых руках нанесет вред.

А, я поняла. Смерть попадет в отчеты как несчастный случай. Лана читала дневник своего парня, оступилась и ударилась виском. А меня будто и не было сегодня.

Горан схватил меня за запястье, выволок в подъезд, где стояли и курили двое знакомых полицейских. Они тоже забудут.

Мы молча спустились на лифте, вышли на улицу и быстро миновали карету «Скорой помощи». Горан усадил меня в машину, сам сел за руль и глянул так, что раньше я бы съежилась. Раньше, но не сейчас.

– Надрать бы тебе задницу, чтоб сидеть не смогла!

– Ага, давай. Может, мне еще и понравится.

Горан притянул меня к себе, губами зарылся в волосы на макушке, не обращая внимания на кровь сбоку.

– Балда! Андрей сказал, что тебя убили.

– Угу, – я высвободила зажатую между нашими телами руку, разжала пальцы и показала пустую ловушку времени.

– Да я уж понял! Молодец, что сообразила взять.

– Я тебе сиденье кровью не загваздаю?

– Боже! Она о сиденье думает. Эля! У тебя больше нет запасов времени! Вот врежется на дороге в нас какой-нибудь мудила – и все, я тебя потеряю. Я уже седеть начал от твоих приключений, ты видела?!

Седеть начал?! И тут сердце переполнила злоба. Я прекрасно поняла, что смерть моя – настоящая. А вот четыре заполненные временем ловушки, которые я нашла у Государя дома в черной коробке, – это мои сорок восемь лет. Да-да, девятого июля Горан не только помог мне воскреснуть – он присвоил все годы, которые я бы прожила. Ведь погибла я от рук маньяка. Я своровала двадцать четыре года у жертв Джека-потрошителя, а этот дьявол забрал у меня в два раза больше. Как легко и как выгодно! Как безупречно и изящно сработано! Достойно Государя. Впору снова восхититься.

А я получу хрен да немножко! Время принадлежит тому, кто его собрал, так ведь? И хоть бы словом обмолвился, сволочь. Ведет себя как ни в чем не бывало. А мне жить осталось двенадцать лет. Это в лучшем случае. Если никто не убьет, конечно.

Вырвалась из крепких объятий, вынула из кармана испорченный браслет времени и швырнула на приборную панель.

– Все, сдохли часики!

– Ты злишься.

– О, не совсем. Я просто в ярости!

* * *

Я держала ловушку со своим временем. Кхм, когда-то своим.

– Приставь к сердцу, нажми кнопку, – приказал Государь.

Да пожалуйста.

Прижала к груди, с осторожностью надавила и затаила дыхание.

Голубая дымка вырвалась на свободу, закружилась вихрем, я потянулась к ней пальцем, но игрушечный смерч отпрянул, изогнулся, будто под напором стихии, поднялся к потолку и растворился в воздухе. Целых двенадцать лет, выпущенных на ветер.

– Эля, было довольно расточительно не собрать твое время. Но я сожалею, что ты не сможешь им воспользоваться.

Я бессильно опустилась на диван.

Мы как раз приехали домой. Горан обещал показать, как поведет себя время со мной, с прежней хозяйкой.

Обидно. До слез. Мое. Когда-то мое.

Горан осторожно сел рядом и тронул за плечо.

– Ты не рассказал, – прошептала я.

– Потому что не хотел видеть такой, разбитой и опустошенной. Могу только догадываться, каково это: потерять то, что принадлежит тебе по праву.

Опустила голову, чтобы некромант не видел непролитых слез, а он продолжил:

– Браслет починят, и быстро. Обещай мне. Пожалуйста, обещай просидеть дома хотя бы три дня. И ни во что не впутываться. Хорошо?

Я кивнула.

– Отлично. А я подберу тебе пару серийных убийств. Неопасных и с молодыми здоровыми жертвами.

– Урок первый. Выбирай не громкое имя маньяка, а безопасность и время, много времени, так? – попыталась улыбнуться я.

Горан провел ладонью по моим волосам и шее. Я вспомнила про кровь.

– Теперь ты правильно ухватила принцип. А чтобы выбрать такие убийства, надо подробно изучать и маньяков, и их жертв.

Поднялась.

– Я в ванную. Мне надо смыть с себя… – пальцем показала на голову.

Горан встал следом за мной, прижал, поцеловал в лоб.

– Иди. Только за буйки не заплывай, – прошептал в волосы.

Приоткрыла дверь ванной, остановилась и не смогла не заметить:

– У тебя прям талант выбирать учеников. Я пыталась тебя убить, Игорь хотел сгноить в тюрьме или психушке.

– И я ни о чем не жалею.

– Как это?

– Если вспомнить и чуть-чуть изменить крылатую фразу из известного советского кинофильма, можно уяснить любопытный принцип. Люди «делятся на две категории: одни не способны ни на что, другие способны на все. Я предпочитаю вторых». Она в значительной мере отражает мой подход к выбору учеников. И, чего греха таить, я сам из вторых.

Можно считать, мы с Гораном квиты за мою попытку отравить его. Подумать только, если бы хватило ненависти и силы воли тогда, то сейчас меня не было бы в живых. Некому было бы спасать от Вильянова.

Я пустила воду в ванной, прикрыла дверь и направилась в комнату: взять полотенце и переодеться в банный халат.

– Эля, спасибо тебе! – крикнул Горан откуда-то из кухни. Иронические нотки в хрипловатом голосе не предвещали ничего хорошего.

– За что? За время?

– За любовь и самопожертвование. Ты же за меня испугалась девятого июля и потому вернулась.

– Не льсти себе, – пробормотала под нос, но некромант почему-то услышал.

Смеется. Вот гад!

– Да я вернулась, чтобы сплясать на твоей могиле! – рыкнула, чувствуя, как щеки полыхнули.

– Я тоже тебя люблю, – теперь Горан захохотал в голос.

С силой захлопнула дверь своей комнаты, но лишь спровоцировала новый приступ веселья у Государя.

Невозможный человек! Невозможные отношения!

Ближе к ночи я лежала в гостевой комнате, на постели, смотрела в потолок и размышляла. Все же не зря я сделала вылазку к Вильянову домой и разобралась в мотивах Ланы.

Горан, конечно, был против.

– Я хочу поступить правильно! – доказывала я.

– О-о-о, с этими словами на устах творят самые большие глупости, – махнул рукой некромант и отвернулся к окну.

– А как надо?

– Можно поступить как выгодно, как безопасно, как приятно тебе самой, в конце концов. Но как правильно? – Государь с искренним недоумением пожал плечами и сложил руки на груди. – Правильность – понятие очень условное, искусственно вложенное в головы людей еще в детском возрасте, дабы человек не выходил из-под контроля общества, чтобы им можно было манипулировать, играя на чувстве вины, комплексах, стадном инстинкте и так далее и тому подобное.

Да уж, метания из-за чувства вины. Вот оно!

Тогда моя вылазка казалась безумием мучимого виной человека. Зато теперь я вижу, как в итоге все удачно сложилось. Если завелся тайный враг, чем раньше ты его раскроешь, тем меньшие потери понесешь. А если враг – магмедик, избавишь себя от долгого мучительного угасания со смертельным исходом.

Магмедиков в колдовской среде не так чтобы ценят и сильно уважают: их способности считаются одними из самых скромных. Зато проблемы эти ребята могут создать грандиозные. Проклясть, к примеру. А если на проклятие не хватит сил и способностей, поставить порчу на смерть.

Так что гибель Ланы избавила меня от смертельного насыла. Это Горану можно не бояться магического влияния, его защита очень сильна, практически непробиваема, а нам, магам, о таком лишь мечтать.

И чувство вины отпустило. Сама удивляюсь, чего распсиховалась. Катерину и преподавателя Каминскую убил Игорь, он вынул нож и лишил женщин жизни. Почему я решила взвалить чужой грех на себя? Глупость какая. Эмоции не на пользу.

Кстати, об Игоре. А кто из нас его все-таки убил? Ну да, Леха сделал контрольный выстрел. Он? А Горан? Уверена, Горан стрелял на поражение, его пуля была смертельной. Мог быть смертельным мой удар заточкой? Не уверена. Зато из-за боли Игорь не смог добраться до моего горла.

– Не спишь? – заглянул Горан.

– Нет, мысли в порядок привожу.

– В темноте? – некромант зашел в комнату и щелкнул выключателем на стене.

Я зажмурилась, прикрыв глаза рукой. Режет.

– В темноте лучше думается.

– Ладно, задумчивая. Надо тебя осмотреть.

Сообразила, что из одежды на мне только облегающая майка да короткие шорты – привычная летняя пижама. Щеки порозовели, в низ живота полилось мягкое тепло, я отодвинулась от края кровати, позволяя Горану сесть.

Мельком глянула на его лицо. Серьезное, брови сведены, губы поджаты. В свое время я не доверяла этой холодности, побаивалась, а теперь она даже привлекала.

Горан тронул мое запястье, выводя из задумчивости.

– Эля, сначала на живот повернись. Голову гляну.

Осмотр так осмотр, займемся предсмертными ранами. Я послушно перекатилась, вытянув вперед руки и подставив под обзор место удара.

– Не болит?

– Вообще ни капли.

Теплые пальцы скользнули под волосы, коснулись кожи головы и осторожными круговыми движениями стали ощупывать затылок.

– Не больно?

– Не-а.

– А так?

– Тоже нет.

– Если будет больно – скажи.

– Хорошо. Шрам есть? Не чувствуешь?

– Знаешь, нету. Но я и не удивлен, – задумчиво, как-то отстраненно отвечал Горан, все внимание уделяя месту удара. – По опыту знаю, что голова и сердце восстанавливаются очень быстро, а остальное – как повезет. Совсем не больно, нигде?

– Совсе-э-эм, – выдохнула я в подушку.

– Тогда поворачивайся лицом.

Ох! Все-таки энергетическая мощь Горана ощущается даже на расстоянии. Гляжу на его эфирку – по ауре будто разряды электричества пробегают и мне передаются. Силен некромант.

Кожу запястья мы осматривали вдвоем. След от пореза пропал.

Горан отсел к моим бедрам. Средним и указательным пальцами до неприличия низко сдвинул мои шорты и трусики, не теряя ни сосредоточенности, ни невозмутимости. Своим спокойствием он уколол мою женскую гордость. Хоть бы намек на эмоции.

Сильные, немного шершавые пальцы поглаживали кожу ниже пупка, вдавливали, нащупывали органы. Я наблюдала уже не за осмотром – взгляд невольно скользнул на руки Горана, покрытые жесткими черными волосками. Вспоминала, какие они на ощупь, ощущая воображаемое покалывание в ладонях. Странное дело, не выношу растительность у мужчин. А с Гораном – иначе: смотрю, как загипнотизированная.

Черт! Что я делаю? Быстро подняла глаза – некромант все это время следил за направлением моего взгляда, сдержанно, но довольно улыбался.

– Нигде не больно? – спросил он с ноткой иронии, кольнув бессовестным взглядом.

– Ни капельки, – я капризно поджала губы, чувствуя, как щеки обдает жаром все сильнее.

– Шрам исчез, – тон некроманта стал серьезным.

– Правда?

Я приподнялась и удостоверилась сама. Исчез.

– Значит, фаллопиева труба и кишечник полностью восстановились?

– Сейчас проверим, – пообещал Государь и занес ладонь над низом живота, касаясь биополя. Несколько секунд – и он заверил: – Все цело. Поздравляю. Ты полностью поправилась.

Отпустил шорты, едва задев пальцами кожу живота.

Глаза в глаза. Воздух в комнате наэлектризовался, делая такими очевидными мои недоумение и напряжение. Я отвела взгляд первой.

– Будешь спать? – спросил низкий хрипловатый голос.

Я нервно втянула воздух.

– Да, пожалуй. День был очень тяжелым.

Мужчина искоса глянул, губы дрогнули в улыбке, повернулся лицом, зрачки расширились, превращаясь в омуты.

– Тогда сладких снов! – с ленивой вкрадчивостью прошептал Горан.

Поднялся с постели, погасил свет и исчез.

Вот же! Мог бы поцеловать. Возможно, я бы не сильно протестовала. Второй укол гордости за несколько жалких минут.

Но стоило мне забраться под одеяло и закрыть глаза, как воображение стало подбрасывать более чем пикантные сцены. Я, Горан, постель… и фантазии, которые я не осмелилась бы воплотить в реальности. Горячо, искушающе, бесстыдно и…

Черт побери! Откуда все взялось? Слишком спонтанное желание, слишком внезапное и сильное – всего слишком.

Я занесла ладонь над низом живота, где несколько минут назад держал руку Горан. Ах он сволочь! При осмотре раскрыл до предела и прокачал Свадхистану – половую чакру, которая отвечает за сексуальное влечение.

Энергия внизу живота концентрировалась, росла и усиливалась. Я постаралась усмирить энергетический вихрь, вернуть себе блаженное равновесие, но тщетно. Государь знал некий прием, который мне неподвластен. Не получилось справиться с энергетикой, вернуть чакральный баланс.

Дыхание и сердцебиение участились, тело звало, жаждало прикосновений мужских рук, нетерпеливых ласк, подчинения сильному и властному самцу и животного удовольствия. Наверное, так чувствует себя женщина, когда ее опоили афродизиаком.

На лбу выступила испарина, груди напряглись от желания, ткань майки обрисовала два бугорка.

Он должен это прекратить. Обязан! Иначе… Изнемогать от желания, как какой-нибудь нимфоманке, мне не свойственно! Шутка затянулась!

Я вскочила с кровати и вылетела в темный коридор.

Виновник моего позора сидел, откинувшись на диване и победно сложив руки на груди. Даже в темноте я видела или чувствовала его торжествующую улыбку и то, что он ждал меня, мысленно звал.

Я подбежала к мучителю – он поднялся.

Меня раздирали ярость и желание.

– Если ты не прекратишь это, клянусь, я тебя убью!

Его ладони мягко легли на мои обнаженные плечи, обжигая кожу. Обычное прикосновение, но по телу пробежала сладострастная дрожь, я плотнее сомкнула губы, чтобы не застонать. Это не ускользнуло от внимания Государя.

– Все даже лучше, чем я мог ожидать, – не без самодовольства прошептал он, с трудом сдерживая радость в голосе.

И вкрадчиво добавил:

– Обязательно убьешь. Но завтра. И только если захочешь, – улыбка стала шире.

Я со всей силы вдавила ногти в его плечи. Он не отреагировал на боль, лишь склонился ко мне.

Поцелуй слишком глубокий, слишком бесстыдный, слишком жадный и горячий, чтобы стать единственной лаской за грядущую ночь.

Треск разрываемой ткани – и я осталась без майки. Он подтолкнул меня выше – и я обхватила ногами его талию, зарылась пальцами в волосы любовника, запрокинула голову, подставляя грудь под жар поцелуев, дразнящие касания языка, даже осторожные покусывания.

Не помню, как он донес меня до большой спальни и до постели, как я сорвала с него рубашку.

Я упала на простыни, раскинув руки, будто старалась поймать блаженство.

Тяжесть его тела, терпкий запах мужского одеколона, обезоруживающие мою затихающую ярость жадные ласки. Сильная рука скользнула к бедрам, за ткань, вниз – и я вскрикнула от долгожданного прикосновения, подалась навстречу.

Я жадно исследовала его обнаженные плечи, торс. Под моими ладонями бугрились мышцы, налитые мощью.

Ни у него, ни у меня не было больше сил противиться обуревавшей страсти и терпеть. Оставшаяся одежда разлетелась по спальне.

Я вскрикнула и застонала так громко, как никогда прежде.

– Да! Да! Еще! Еще жестче! Да, так! Да-а-а-ах! А-ах!

Но по своей сволочной природе Горан вновь подводил меня к самому пику, не позволяя разрядиться. Хотя себе в удовольствии не отказывал. Когда мы занялись любовью в третий раз, я уже царапалась и кусалась, рычала, как дикая кошка, и даже ругалась.

Но любовнику явно нравилась и льстила подобная страстность, он лишь подначивал, хотя и старался пресечь мои укусы поцелуями.

– Если не дашь мне кончить, я тебе спину на лоскуты порву!

– О, это уже серьезное заявление, – рассмеялся Горан мне в губы.

Жар сжигал изнутри, заставляя неистовствовать и отдаваться с таким пылом, как никогда прежде.

Горан исполнил мое желание. Я сорвала голос от восторга и наслаждения.

Первый оргазм – и я не могу совладать с телом, мышцы горят, расслабляются, но снова переполняются энергией, провоцируя следующий взрыв удовольствия. Вторая разрядка. Но когда кажется, что тело успокоилось, настигает третья волна. И еще одна, и еще! А под конец – я сама испугалась – брызнули слезы.

– Эля, тебе больно? Что я сделал не так? – Горан оглаживал мое тело, испугавшись эмоций.

– Все… все… все замечательно! Ты лучший! Все… просто прекрасно, – захлебывалась я от слез и наслаждения.

Горан расслабился и прижал меня к себе, будто баюкая.

Катарсис, полный восторг, абсолютное очищение.

Обиды, страхи, сомнения, горечь – весь негатив покинул тело в секунды, восстановив небывалый душевный покой и дав неизъяснимую радость.

А после мы лежали в темноте, шептались, Горан обнимал меня со спины и целовал в затылок.

– Много ты подобных сексуальных приемов и хитростей знаешь?

– Ну-у-у, я знатный извращенец, – хохотнул он. – Разве были сомнения?

– Как все запущено.

– И не говори, – хрипло ответил мужчина и коснулся губами моего виска. – Да и потом, пары мирятся в постели.

– Мы пара? – попыталась воскликнуть я, но горло саднило после стонов удовольствия. Хорошо, что не видно, как краснею.

– Ты против?

– Если против, что-то изменится? – поддразнила я.

– Даже не мечтай, – некромант по-хозяйски притянул меня ближе.

– Слушай, я так и не поняла, как капитан с ребятами оказались на месте моего последнего убийства. По идее, если соседи насторожились из-за грохота и криков, вызвали 02, должны бы приехать другие полицейские.

– Элька, ну тебя! Снова в постели начинаешь о делах. Соседи никого не вызывали. Андрей приехал на квартиру искать вырезанные у жертв органы, а там – два трупа.

– А-а-а, – протянула я, не обращая внимания на недовольство любовника. – Но все равно продолжим о делах. Мне нужно смотаться в Сочи и вернуть тебе сумку денег. Я почти ничего не потратила.

– Оставь себе.

– Как это «оставь себе»?! – подскочила я и закашлялась. Чертовы связки.

– Ты давно мечтала ремонт сделать. Вот и сделаешь.

– Там слишком много!

– Чего? Денег много не бывает, запомни, – Горан укоризненно толкнул меня в затылок. – Потом, я не знаю, что ты в этот учебный год делать станешь: приходить в себя или сразу рванешь в аспирантуру. Если первое, то деньги очень кстати.

– Ты зовешь в аспирантуру?

– Я, помнится, обещал все условия, если справишься. Слово свое я держу.

– А ты сам останешься?

– Как раз думаю. Так удачно «застрелился», что можно было бы наконец открыть агентство по поимке серийников. Давняя моя мечта. Набрать туда магмедиков, заточенных на психологию и психиатрию, и таких уникумов, как ты, – Горан зарылся лицом в мои волосы.

– Тогда в аспирантуру я не пойду.

– Это почему еще?

– И кто будет моим научным руководителем? Лучанский? Горгона? Да шли бы они!

– Душин.

– Как Душин?

– У Валеры достаточно знаний и научного опыта, чтобы работать в университете, даже заведующим кафедрой стать. А заодно присматривать кадры для агентства. Да и вам стоит сработаться. У тебя плохо с поиском, зато он лишен твоего нюха на маньяков. Отличный тандем выйдет.

– А вдруг я не справлюсь, не сумею распознать маньяка? Как с Вильяновым. – Я обернулась к Горану, но он заставил меня лечь на подушку и не шевелиться, пристроив подбородок прямо над моей головой.

– Все у тебя получится. Магов и некромантов среди людей много?

– Мизер. А что? – удивилась я вопросу.

– Среди серийников – тем более.

Вздохнула и промолчала. Слишком свежи еще воспоминания. Сменим тему.

– Да… а зачем надо провоцировать на секс? – буркнула я в подушку.

– Сама бы ты с месяц решалась. Крутила в мозгу обиды, находила предлоги, чтобы…

– Обиды? – перебила я.

– Будто я не знаю, как ты переживала из-за моей якобы измены…

Я фыркнула, дернула плечом и высвободилась из объятий.

– …ситуация прояснилась, но осадок остался. Еще твое время…

– Замолчи! – И я закрыла рот Горана поцелуем, но ощутимо ткнула его кулаком в живот.

– Вредное ты создание, Элька! Но так уже лучше, – засмеялся мучитель после поцелуя. – Продолжим мириться? – так эротично прошептал он на ухо, что я мгновенно ощутила прилив желания. – Чувствую, еще не все разногласия улажены.

– Давай, – боязливо прошептала я, откидываясь на подушку.

Государь сплел пальцы с моими и завел наши руки мне за голову.

– Опять что-то задумал, но не хочешь, чтобы я царапалась?

– Догадливая ты моя, – перенося тяжесть тела на меня, похвалил он. – Да, кстати! Утром, когда увидишь мое лицо, не пугайся и не кричи.

– А что будет утром?

Горан сощурился, прикидывая в уме ответ.

– Скажем так, я буду выглядеть лет на двадцать семь. Моложе пока не удавалось. И понравлюсь тебе куда больше.

– В смысле? Двенадцать лет, которые я спустила на ветер, найдут тебя?

– Именно.

Горан прикусил мочку моего уха – я охнула. В отместку обвила его тело ногами и в награду услышала, как сердце любовника побежало быстрее и дыхание сбилось. Один-один. Обожаю наши эротические игры.

– Первейшее дело наутро, – грудным соблазнительным тоном зашептала я, – заняться любовью с тобой, молодым и красивым.

– Чертовка! Обожаю тебя, – прорычал Горан мне в губы.

Эпилог. Пять лет спустя…

Нервный стук шпилек по паркету – и из-за угла больничного коридора появилась симпатичная девушка. Худенькая ногастая блондинка в платье с мелким рисунком и черной папкой под мышкой. Незнакомка даже не взглянула на полицейских, зябко передернула плечами, но не от холода, и хрустнула листом бумаги, крепче сжав его в кулаке. Зашла в палату без стука и с осторожностью прикрыла дверь.

Пациенту выделили отдельную палату с плазменным телевизором. Конечно, обстоятельства. Но внимание молодой посетительницы привлекли не стул, не тумбочка, не зелень за окном, а наручники по обе стороны больничной койки, которые надежно удерживали руки преступника.

– Здравствуйте, Иван Михла… – девушка запнулась, – Михайлович! Я ваш адвокат.

Она пристроилась на краю единственного стула, будто готовясь сбежать в любую секунду, положила на колени папку и разгладила на ней листок бумаги.

Сорокалетний пациент наконец отвлекся от футбольного матча и с раздражением глянул на предмет беспокойства. В первые же секунды знакомства с мужчиной внимание привлекал его крупный рот с такими пухлыми губами, что их логичней было бы узреть под носом негра, чем на лице человека славянской внешности.

– Иван Михайлович, выключите, пожалуйста, телевизор, – морщась от громкого звука, пробормотала девушка. – Нам надо многое обсудить.

Пациент обхватил длинными пальцами пульт и, вопреки просьбе, сделал звук еще громче.

Блондинка отложила папку на стул, подскочила к койке подозреваемого и с опаской, будто кость из-под носа пса, сдернула пульт с тонкого одеяла. Отбежала на безопасное расстояние, в угол палаты, откуда и выключила галдящий телевизор.

Глаза подозреваемого налились ненавистью и похотью, рука вцепилась в металлический поручень койки, отчего полицейский браслет протяжно звякнул, вовремя напомнив, что до блондинки не добраться.

– Ты кто такая?!

– Я ваш адвокат, – терпеливо повторила девушка.

– Баба-адвокат? Охереть как свезло. Цыпа, дай судье, мож, он мне условный нарисует, – загоготал подозреваемый.

Посетительница снова устроилась на стуле, вернула папку и мятый листок на колени – видно было, как дрожат тонкие руки, – поджала губы, долго вглядываясь в лист, будто не видела перед собой букв. Откашлялась в ладонь и стала громко зачитывать.

Выписка из материалов уголовного дела № 1118/20с

Подозреваемый в совершении серии тяжких убийств: Сологуб Иван Михайлович

Дата рождения: 13.02.1979

Семейное положение: женат, двое детей

Место рождения: Томская область

Место проживания: Москва, ул. Краснознаменная, д. 1, кв. 134 (с 2013 г.)

Где и кем работает: таксист в «Такси Максим»

Заявление поступило от гражданки Ростковой Л.И., 28 лет, которую подозреваемый вывез за город и, угрожая ножом, пытался принудить к сексу. Гражданка Росткова, сославшись на менструацию, предложила удовлетворить похитителя орально. Воспользовавшись ситуацией, укусила Сологуба в промежность, сумела сбежать и позвать на помощь. Уголовное дело заведено 20.06.2020.

Подозреваемый болезненно скривился, дернулся, и полицейский браслет снова звякнул. Этой сучке не стоит знать, как менты перехватили его на лесной тропе, долго докапывались, а когда готовы были отпустить, тварь Росткова так верещала, требуя расстегнуть ему ремень и спустить портки, что псы-менты пошли на поводу у визгливой бабы. Сологуб отказался. Попытался сбежать, но, скрученный, встретился лицом с землей. Мусора? нашли следы укуса и доставили его в отделение.

В ходе проведения следственных мероприятий было выяснено, что это далеко не первое похищение. Пользуясь служебной машиной, Сологуб И.М. выбирал жертв, вкалывал им снотворное, вывозил в лес, где насиловал, а потом убивал.

Подозревается в похищении, изнасиловании и убийстве 8 женщин, тела которых до сих пор не найдены.

Портрет жертв. Женщины 20-30 лет худощавого телосложения, блондинки. Особенность одежды – блуза или платье с мелким рисунком.

Девушка дрожащей рукой натянула подол в мелкий цветочек на колени и инстинктивно вцепилась в прядь длинных пепельных волос.

Как же хочется ее трахнуть! В его вкусе телка, прям в точности его тип. Таких подарков судьбы просто не бывает. Подставить нож к длинной шее и видеть ужас в глазах, слушать всхлипы, мольбы о пощаде, клятвы никому не рассказывать, если отпустит живой. Воткнуть нож в сердце, насладиться предсмертным сипом и кончить. А когда затихнет, сунуть ей лезвие между ляжками.

И зарыть, как собаку, в лесу. Как всех их! Но перед этим отрезать прядку волос и кусок ткани, чтобы вспоминать ее внешность, одежду, запах, вкус, плач, переходящий в визг, сопротивление и глухое отчаяние.

Следствие продолжается.

Сейчас подозреваемый прооперирован после перитонита. Пребывает в городской больнице № 51 под усиленной охраной.

Консультанты по делу: д. м. н. Душин Валерий Андреевич и к. м. н. Александрова Элеонора Александровна.

12.07.2020

Приоткрыв жалюзи на стекле, за сценой в палате неотрывно следил стажер-полицейский.

Рядом встал Душин.

– Валерий Андреич, вы за нее боитесь? – с заметным волнением спросил юноша, наблюдая за этим спектаклем впервые в жизни.

– За нее – нет. За него – да.

– Да вы что?! – попытался возмутиться стажер.

– Как тебя зовут?

– Роман.

– Понимаешь ли, Рома, если что-то пойдет не по плану, Эля… Леонора Санна вашего маньяка так «нагнет», что он ее даже на смертном одре вспомнит.

– Но я не вижу, чтобы… Она такая беззащитная…

– На то и расчет! Сологуб должен был увидеть в ней потенциальную жертву. Леонора Санна сегодня даже выглядит, как те женщины. Ваш маньяк уже хочет насиловать и убивать. Прокручивая в уме новое убийство, он, незаметно для себя, вернется воспоминаниями к старым. А это и нужно Эле… Элеоноре Санне, чтобы считать «подвиги» Сологуба и рассказать нам. Так понятно?

– Ну, да. Приблизительно…

Лея, словно примерная ученица, сложила кисти рук на выписке.

– Что скажете, Иван Михайлович? – еле слышно спросила она.

– Я. Хо-чу. Те-бя. Трах-нуть, – четко, по слогам заявил серийник.

Маг снова отложила папку и оказалась у самой койки. Сологуб вцепился в руку девушки и оскалился.

– Знаю, – гостья вывернулась из клешни, обхватила ее выше запястья и пропела елейным тоном: – Я тоже хочу вас трахнуть. Прямо в мозг. Извините, но будет больно.

И, выдержав паузу, добавила:

– Очень больно.

На лице боязливой, осторожной, напуганной девушки появился белозубый оскал; ноздри гневно расширились, делая черты злыми, хищными и почти уродливыми; глаза распахнулись, торжествуя и смеясь, победно впитывая сначала удивление Сологуба, а после и его страх.

Схема была отработана сотни раз. Лея сместила сознание из своей головы в голову серийника через сцепленные руки и с жадностью стала впитывать воспоминания, наблюдая прошлое глазами участника событий.

Не прошло и десяти минут, как маг выбежала из палаты и буркнула скороговоркой:

– Валера, считывай быстрей. Их слишком много. Я не удержу в памяти долго.

Девушка буквально впихнула ладонь в руку напарника и зажмурилась, позволяя ему считать из сознания места?, где закопаны трупы.

Душин вмиг нанес точки на карту Подмосковья.

– Все готово!

Лея открыла глаза и тяжело выдохнула. С грустью глянула на старого знакомого, теперь уже майора полиции Андрея Валентиновича.

– Он закопал не восемь, а двадцать пять женщин. Никто не спасся, – кандидат магических наук развела руками. – Кроме Лиды Ростковой.

– Зато теперь родственники смогут похоронить дочерей и жен.

– Слабое утешение.

– Многим это важно, – возразил майор.

Душин стянул карту с подоконника, сел на диван и вынул из нагрудного кармана мобильник. Продублировал места убийств и захоронений на виртуальную карту.

Не уследили за стажером. Бойкий Рома брякнул:

– Элеонора Александровна, а это точно он маньяк?

Даже не повернувшись к источнику звука, маг осадила ледяным тоном:

– Молодой человек, если чутье подсказывает вам иное, рекомендую срочно сменить род деятельности.

Лицо стажера пошло розовыми пятнами.

– Лажовый подкат, Романыч, – беззлобно прокомментировал один из полицейских, за что получил по лодыжке носком ботинка.

– Это подкат? – Лея приподняла бровь, но всеобщее внимание привлек шум в коридоре.

– О! Две семьи, в которых пропали девушки, – вытянув шею, заключил майор.

– Я автографов не даю, – попыталась разрядить обстановку Лея. Вежливо тронула майора за локоть, указала на туалет – мужчина кивнул, – и специалист по серийным убийцам исчезла за дверью, предоставляя остальным сообщать родственникам, что есть надежда на нормальное погребение. Слез, рук, с благодарностью сжимающих ее кисть, она бы сейчас не вынесла.

Девушка умывалась ледяной водой, но никак не могла избавиться от запахов влажной земли, половых выделений, женского пота и крови. А перед глазами – трупы, трупы, трупы.

У Вильянова была гениальная задумка – проживать убийства вместе с маньяками. У Горана был колоссальный опыт по внедрению в чужое сознание. Совместив два некромантских трюка, Лея вытаскивала из воспоминаний серийников любую информацию.

Душин по ее наводкам разыскивал мертвых и, если были, живых.

Полицейские закрывали висяки, узнавали, где пропавшие без вести, передавая сведения семьям и составляя бумаги для суда.

Удалось спасти от пожизненного заключения нескольких мужчин, которых крепко подставили. Маньяков от невиновных проще всего отличить.

Но запахи, кровавые картины и кошмары долго не отступали после смелых погружений в адовы миры серийников. Но знать об этом полагалось лишь одному человеку – Горану.

Александрова промокнула бумажным полотенцем лицо, сняла парик, вытащила заколки-невидимки из волос, тщательно расчесалась и тряхнула яркими прядями. Скрылась в кабинке, где и переоделась в голубое платье-карандаш с черными отворотами на вырезе и коротких рукавах и удобные шлепки на низкой танкетке.

Девушка с еще большим удовольствием надела бы привычные кроссовки, топ и летние брюки, но на улице жуткая жара… Для брюк и закрытой обуви – слишком.

Когда в коридоре стихли взволнованные голоса, причитания и всхлипы, Лея выбралась из укрытия, высматривая Валеру.

Майор встал на пути.

– Ухо?дите?

– Да, пора. Рада была увидеться.

Мужчина сжал протянутую ему ладонь.

– Передавайте привет Горану.

– Андрей Валентиныч, вы оговорились. Вячеславу, вы хотели сказать.

Майор усмехнулся, покачал головой и, чуть склонившись к уху девушки, прошептал:

– Мы оба знаем, что Горан Судар и его младший брат Вячеслав Судар – это один человек.

Лея сдержанно улыбнулась, отступила на шаг, с любопытством всматриваясь в лицо майора.

– Понимаю, что должен был забыть это пять лет назад, но, видимо, у меня тоже есть кое-какие способности.

– Андрей Валентиныч, а приходите к нам в гости. Супругу и мальчиков берите с собой. Посидим все вместе.

– Лея, неужели вы заманиваете к себе, чтобы ваш муж скорректировал мне память еще раз?

Ни один мускул не дрогнул на лице девушки, она даже не сменила позы – в совершенстве научилась на людях владеть собой и своим телом.

– Я просто приглашаю вас с семьей на ужин. Сегодня в восемь вечера. Отказ не приму. До встречи после работы.

– Да, – растерянно сказал майор. – До встречи.

Душин, который уже с минуту слушал разговор, подхватил напарницу под локоть и повел к выходу из больницы.

– Он же, пожалуй, единственный человек, которого можно назвать другом Славы, – вступился за майора молодой мужчина.

– Не знаю, – неуверенно пробормотала Лея, шагая по гулким коридорам, пахнущим болезнью и лекарствами. – Пусть Горан… Тьфу! Пять лет прошло, а я никак не привыкну. Пусть Вячеслав решает. Я ему скажу, а там… – она махнула кистью перед собой.

На улице Лея с наслаждением напоила легкие влажным воздухом с ароматом цветов и зелени и зажмурилась от солнца. Темные очки в рюкзаке, но лень доставать.

– Какой вид транспорта мадам предпочитает в это время суток? Автобус, метро, такси?

– Метлу! – с улыбкой ответила Лея на шутку.

«БМВ» Валеры мигнул фарами и промурлыкал, предупреждая, что сирена отключена и двери разблокированы. Автомобиль ждет хозяина и его спутницу.

– Дай покурить, а? – попросила Лея, едва защелкнув ремень безопасности.

Душин хотел было поддразнить, как часто делал:

– Маленьким нельзя.

– Маленьким? Я, между прочим, теперь твоя двоюродная бабушка. Не спорь со старшими, внучок.

– Впервые вижу женщину, которая хвастает старостью, а не молодостью.

И так далее, слово за слово, фраза за фразу, веселая пикировка, когда он подзуживает, а Лея ведется и начинает дуться.

Сейчас не время, сейчас ей действительно нужно расслабиться.

Валера молча включил электронную сигарету и отдал напарнице. Та благодарно кивнула, затянулась и выпустила облачко пара через опущенное стекло.

– Я новый вкус смешал.

У Валеры была целая коллекция скляночек со вкусами: он менял, экспериментировал, каждый раз заставляя Лею угадывать, что она пробует.

– Апельсин с шоколадом? – улыбнулась девушка.

– Угадала.

– Очень приятный аромат.

Душин вздохнул и завел мотор. Она даже вкуса не ощущает. Там дыня с ментолом.

Слишком хорошо знал, когда ей не по себе, чувствовал, как никто, но бывшая ученица погружалась в размышления, уходила в себя и не пускала в свой мир даже его. Это раздражало.

Чего она боится? Что он перестанет ее уважать? Бред. Что не будет считать сильной? Да он лучше всех знает, какой стальной стержень скрыт в этой хрупкой на вид девчонке.

– Чем займешься в выходные? – рискнул отвлечь беседой Валера.

У Леи на секунду мелькнул озорной блеск в глазах.

– Не поверишь. Лешка дал нам с Гораном два билета на спектакль Филатова.

– В какой театр?

– «Современник». У него даже маленькая роль там.

Валера улыбнулся и протянул руку за сигаретой. Лея отдала.

– С некромантскими приемами мог бы получить роль и побольше, – от души затянувшись, заметил Валера.

– Прикинь, не хочет! Я ему то же самое сказала. Упертый.

– Как ты его уговорила в ГИТИС поступать?

– До сих пор не знаю. Само как-то вышло.

Душин повернул на перекрестке и сощурился от солнца.

– Очки там рядом с тобой должны быть.

– Ага, – мурлыкнула Лея и через пару секунд протягивала защиту от лучей.

Валера в последний раз заполнил легкие ароматным паром, Лея забрала сигарету и вложила в ладонь темные очки.

– Леха закончил или еще учится?

– Закончил. Только что.

– Анастасия рада, небось, что он по ее стопам не пошел?

– Счастлива безмерно. Теперь бывшая жена моего мужа меня обожает. Кому сказать – не поверят, – хихикнула Лея, но тут же посерьезнела. – Впрочем, с его железными нервами… Ты знаешь, из Лехи мог выйти неплохой полицейский. И даже, о ужас, снайпер. Я же тебе много раз рассказывала, как мы на грабителей напоролись. Он потом ржал, как конь, был доволен до безумия. А как Вильянову пулю в лоб пустил и не дрогнул… Я так завидую его выдержке и нервам.

– Такого совета Анастасия бы тебе не простила, – засмеялся Валера.

– Эт-точно!

В нагрудном кармане Душина завибрировал телефон, прервав веселую беседу.

– Алло? Конечно, могу говорить. Я как раз к пробке подъезжаю. Везу твою половину в агентство.

На последней фразе глаза Леи загорелись и распахнулись, как у ребенка. Она потянулась к мобильнику, требовательно сжимая и разжимая пальцы. Душин отодвинул ее руку, мимикой показав, что сам спросит.

– Ты сам там? Отлично, заберешь ее. Нет, не останусь. К майору надо вернуться. Да, Элька сработала на ура, двадцать пять трупов. Поеду с ментовской группой, буду могилы разыскивать и им показывать. Да, вот она тянется. И дымит, как паровоз. Ай! – Душин получил кулачком по колену. – Нет, не дам трубку. Потому что жена твоя – вредина. Да еще бьет меня.

Из трубки ясно слышался хохот.

– Скоро сами увидитесь. Все, Слав, пробка рассосалась. Везу твою ненаглядную. Давай!

Закончил разговор, так и не дав трубку Лее. Девушка обиженно отвернулась к опущенному стеклу, дымя сигаретой.

Валера был зол, чертовски зол. Стоило возникнуть Горану, Лея начисто забывала про него самого.

Украдкой подсматривал, как маленький, совсем детский рот обхватывает сигарету. Хотелось резко затормозить и, пока девчонка не успела опомниться, вжаться в ее капризные пухлые губы, схватить запястья крепче, чтоб сопротивляться не могла и поняла наконец, что он даже не думал забывать ее! Что Машка – Барби его бессменная, длинноногая – лишь для разрядки и назло ей. Элька, конечно, не счастлива видеть рядом с ним красотку с обложек журналов, но ревнует не больше, чем подруга, которой теперь уделяют меньше времени и внимания.

Ничего, он припрятал туз в рукаве. Элька рано или поздно захочет детей. И тогда придет к нему.

Все спрашивают, почему в тридцать три года он не женится. Женится. Как только – так сразу. И ребенок будет. Чем скорее, тем лучше. Просто надо затаиться и выждать.

Горан и Лея прошли от стоянки автомобилей в Измайловский парк по одной им известной тропке.

– Тяжело было, – убедился некромант, сжимая ледяные пальцы жены.

– Нас точно никто не видит? – Лея бы скорее умерла, чем позволила окружающим заметить свою слабость.

– Точно. Даже для любителей курнуть на крыше агентства мы незаметны, – Горан рывком притянул жену и крепко обнял, всем телом чувствуя ее дрожь, слыша, как постукивают ее зубы, как дыхание становится беспомощно частым – так нервы девушки бунтовали от сцен, что ей приходилось видеть в сознании серийных убийц.

Рядом с Гораном Лея позволяла боли выйти наружу. А между встречей с очередным маньяком и встречей с мужем держала слабость в узде, не позволяя той поднять голову, не позволяя взять верх. Терпела.

В ночи, когда кошмары были особенно яркими и правдоподобными, Лея просыпалась, а Горан обнимал ее и баюкал, словно ребенка.

Это для остальных она лучший специалист по серийным убийцам, способный на невозможные трюки с сознанием подозреваемых, кандидат магических наук, освоивший еще и приемы некромантов, а для Горана она любимая девочка, которую в минуты слабости надо утешить и успокоить, защитить, поддержать, вселить веру в себя и собственные силы, чтобы она и дальше оставалась непревзойденным магом, которого уважают, которому завидуют, которого боятся.

– Говори что-нибудь, пожалуйста.

Лее становилось легче, когда она слышала голос с теплой хрипотцой, такой близкий и такой родной.

По негласному правилу супруги не вспоминали в эти моменты о чувствах, что их связывали, дабы подсознание не проводило нездоровых параллелей между кровавыми образами и любовью.

– Что там было? Совсем край?

– Нет, до расчленения и каннибализма этому ублюдку далеко. Средней тяжести случай. Но уж больно много жертв. Куда полиция смотрела?

На этом тема была закрыта. Горан шептал Лее на ухо, как они пойдут в субботу на спектакль, а потом в ресторан. Лея слушала и чувствовала, как дрожь стихает, как мышцы расслабляются. Она вдыхала запах любимого мужского одеколона, вслушивалась в шепот, жадно ловя каждый оттенок интонации, сжимала сильные родные плечи и ощущала, как мир вокруг меняется: как наполняется летним теплом, яркими красками зрелой листвы, безоблачного неба, жаждущих дождя цветов; как легкий ветерок треплет пряди; как угрюмо жужжит шмель, ища неопыленный цветок; как по реке мчится катер, разрезая водную гладь на волны, которые, добежав до берега, с шумом падают на песок.

Лея блаженно улыбнулась. Это был ее мир. Настоящий. Любимый мужчина, природа и гармония. Горан единственный, кто умел вытащить ее из кошмаров в реальность.

Мужчина подхватил супругу на руки и понес на их любимую буну, где они всегда прятались от сотрудников агентства и болтали.

– Что… Уронишь, – пискнула Лея. – Пожалуйста, отпусти!

– Вот новости. Ни разу не ронял, – шепнул Горан.

– Но тебе же тяжело! – сжалась Лея в комок, боясь пошевелиться и от души сочувствуя мужу.

– Ты мои любимые сорок килограммов. Совсем пушинка.

– Кхм, я, вообще-то, пятьдесят вешу.

– Вот видишь! Не все в тебе мне нравится, – рассмеялся Горан, ставя жену на каменную буну.

Лея закатила глаза.

– Как я до сих пор терплю твои подколы?

– Любишь? Лучше меня никого нет? – продолжал веселиться некромант.

– Горан Владиславович, я, конечно, понимаю, что вы просто изнемогаете от чувства собственного достоинства…

– Ну хоть ожила наконец. И щеки порозовели, – мужчина провел пальцами по скуле супруги. – Ну-ка, поцелуй меня.

– А вдруг увидят? – съехидничала Лея.

– А, то есть называть меня прежним именем – нормально, не услышат, а поцеловать у реки, где нас ни разу не находили, – увидят? Обожаю твоих тараканов.

Лея засмеялась и посмотрела вниз. У буны плескалась вода, рыбешки подныривали под едва покачивающиеся от течения листья кувшинки.

Не то чтобы Лея не выносила имя Слава. Ей нравилось, но Горану оно не шло совершенно. Вячеслав? Ну, нормально. Достаточно вычурно и пафосно, чтобы хоть как-то соответствовать новому обладателю. Но Горан и Георгий настолько шли мужу, что девушка не могла отказать себе в удовольствии называть любимого, как прежде, когда они оставались вдвоем.

А целоваться за пределами дома отказывалась. И даже уединение слабо помогало. А все – природная застенчивость.

Что ж, у всех свои бзики. У нее – такие.

Горан прижал девушку к себе и, целуя в макушку, тихо сказал:

– Ты в постели такие вещи вытворяешь, что мне вслух порой произносить неловко, а поцелуй у реки вгоняет тебя в краску.

– Это что ж я такое вытворяю, что неловко произносить? – задрала голову Лея, легонько куснув мужа за нижнюю губу.

– Разное, – уклончиво ответил мужчина.

– Просто ты любишь секс. А мое дело как супруги потакать твоим желаниям. О человеческой сексуальности написана куча работ. И, если заострить внимание на интересном и отбросить откровенную чушь, столько всего можно наизобретать в постели…

– Элька, молчи! А то я на тебя прямо здесь наброшусь, – голос Горана стал глухим и сиплым от возбуждения.

– Я, кстати, трусики не надела.

– Эля!

– Это шутка. Но как-нибудь стоит попробовать.

Горан зарычал ей в шею.

– Только засосов не оставляй.

– Не буду.

– Ладно, сменим тему. Помнишь, я писала книгу?

– Ту самую? Когда хотела меня убить?

– Именно.

– Такое разве забудешь.

– Ну так вот, после диссертации я ее закончила и разослала по издательствам.

– И?

– Ее напечатали.

Лея порылась в рюкзаке и достала новенькую, еще пахнущую типографской краской книгу.

– Вот! Мой первый роман.

– Что ж ты молчала? – Горан схватил жену за талию и закружил смеясь. – Это надо отметить! Погоди, – задумался он, едва ноги Леи коснулись камня. – В книге раскрыта тайна нашего существования? Люди прочтут, что маги и некроманты есть на самом деле?

– В точку! – улыбнулась девушка.

– Но это же…

– В том-то и прелесть романа. Никому в голову не придет, что каждое слово в книге – правда. Все будут уверены, что это лишь страшная сказка со счастливым концом.

Вероятно, многим из вас интересно, какими сведениями я пользовалась, описывая убийства Джека-потрошителя. В моем распоряжении были протоколы осмотра мест преступлений, заключения о вскрытии, стенограммы опроса свидетелей, стенограммы суда присяжных, версии полицейских и версии экспертов, живших во времена королевы Виктории и в наши дни. Так что, без ложной скромности могу сказать, события прошлого показаны максимально достоверно.

Однако такой огромный объем работы был проделан не чтобы напугать, а чтобы дать максимум информации о серийных убийцах, их поведении, мотивах и т. д.

– Зачем? – спросите вы.

Дело в том, что у человека куда больше шансов погибнуть от руки маньяка, чем, скажем, разбиться в самолете. Часто тело не находят, в полицейских протоколах убитый числится пропавшим без вести, родственники сходят с ума и надеются на чудо годами. Почти невозможно найти убийцу, если при жизни он никак не был связан с жертвой.

Мы ездим с маньяками в транспорте, мы дышим с ними одним воздухом. Они прекрасно научились играть свою роль, маскироваться, сливаться с толпой, иначе бы не выжили. Они умело общаются с жертвой, заманивая ее на смерть. А потом, избавившись от тела и смыв кровь, возвращаются домой, к семье. Да, иногда у маньяков есть жены и дети.

Я мечтаю, чтобы в России наконец появился специальный отдел, занимающийся исключительно серийниками. Хочу, чтобы людям стало спокойней ходить по улицам темными вечерами, чтобы мамы меньше волновались, отпуская детей гулять.

Этот роман – всего лишь робкая попытка привлечь внимание к проблеме, к опасности, которая, не дай бог, может затронуть наших родных и близких. Я постаралась в развлекательной форме дать как можно больше достоверной информации о серийных убийцах, ненавязчиво вплетая ее в диалоги и мысли героев, в сюжетные перипетии.

Спасибо огромное, что были со мной все это время! Здоровья, благополучия и долгой счастливой жизни вам и вашим родным и близким!

Сноски

1

Тушка – жаргонное название физического тела, употребляемое в среде магов.

(обратно)

2

Эфирка – эфирное тело.

(обратно)

3

Уайтчепел (англ. Whitechapel) – один из районов Лондона.

(обратно)

4

Laku noc! (сербохорватск.) – Доброй ночи!

(обратно)

5

Dobro jutro! (сербохорватск.) – Доброе утро!

(обратно)

6

Dobar dan! (сербохорватск.) – Добрый день!

(обратно)

7

Нихонго – самоназвание японского языка.

(обратно)

8

Центральный поток энергии – обобщенное название двух потоков энергии: восходящего (несущего через тело энергию земли) и нисходящего (дающего человеку энергию космоса).

(обратно)

9

Бакс-роу (англ. Buck’s Row), ныне Дорвард-стрит (Durward street) – небольшая улочка в Уайтчепеле, в Лондоне.

(обратно)

10

Викторианская эпоха (1837–1901) – период правления Виктории, королевы Великобритании и Ирландии, императрицы Индии.

(обратно)

11

Точное количество жертв Джека-потрошителя в настоящее время неизвестно и является предметом споров. Тем не менее существует список пяти «канонических» жертв, с которым согласны большинство исследователей и лиц, вовлеченных в расследование дела. С большой вероятностью можно считать, что от руки убийцы также погибла Марта Тэбрем, к списку пяти канонических жертв ее добавил инспектор Эбберлайн, один из руководителей расследования по делу Джека-потрошителя.

(обратно)

12

Работные дома впервые появились в Англии в XVII веке. Там бедняки выполняли тяжелейшую работу за еду и ночлег. Внутренний порядок мало чем отличался от тюремного. Существовала система поощрений и наказаний: за нарушение дисциплины могли быть назначены дополнительные работы, также практиковались телесные наказания, карцеры, ограничения в еде. Угроза помещения в работный дом заставляла многих бедняков соглашаться на любые условия работы на фабриках, что позволяло владельцам фабрик снижать зарплату.

(обратно)

13

Громоздкие деревянные двухколесные телеги с черным кожаным верхом использовали в Лондоне не только для перевозки трупов, на них доставляли пьяных в полицейские участки.

(обратно)

14

Слова из песни «Кукла колдуна» группы «Король и Шут». Автор стихов – Андрей Князев.

(обратно)

15

Эдвард Гин – один из самых известных убийц в истории США. // Когда полицейские принимают решение об обыске в доме Гина, сразу же делают первое ужасное открытие – находят выпотрошенный и изуродованный труп Бернис Уорден в сарае. Труп был обезображен и подвешен, как туша оленя. Гораздо более страшные находки ждали полицию в доме Эда Гина, где стоял ужасный смрад. По стенам были развешаны маски из человеческой кожи и отрубленные головы. Был найден целый гардероб, изготовленный кустарным способом из дублёной человеческой кожи: две пары штанов, жилет, костюм. Также нашли стул, обитый кожей, пояс из женских сосков, тарелку для супа, сделанную из черепа. Но и это не все. Холодильник был доверху забит человеческими органами, а в одной из кастрюль нашли сердце.

(обратно)

16

Черный георгин (настоящее имя – Элизабет Шорт) – ее убийство было и остается одним из самых жестоких и загадочных преступлений, совершенных в США. // 15 января 1947 года изуродованное тело Элизабет Шорт было найдено на бесхозном земельном участке. Оно было разрублено на две части в районе талии и расчленено (были удалены наружные и внутренние половые органы, а также соски). Лицо женщины убийца превратил в страшную маску, разрезав рот от уха до уха.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Последний экзамен

Глава 2. Дипломная работа

Глава 3. Куратор

Глава 4. Подготовка

Глава 5. Путешествие первое. Марта Тэбрем

Глава 6. Спасите меня! Я погибаю от страха

Глава 7. В гостях

Глава 8. Неожиданная встреча

Глава 9. Дела насущные

Глава 10. Путешествие второе. Мэри Энн Николс

Глава 11. Секрет Государя

Глава 12. Путешествие третье. Энни Чепмен

Глава 13. Нападение

Глава 14. Университетские встречи

Глава 15. Путешествие четвертое. Ночь двойного убийства

Глава 16. Чай с коньяком

Глава 17. Поцелуй

Глава 18. Последняя каноническая жертва Потрошителя

Глава 19. Прощание

Глава 20. Прагматик

Глава 21. Цугцванг

Глава 22. Убийство

Глава 23. Ночные теории

Глава 24. Вторая жертва

Глава 25. Кружева

Глава 26. Серия

Глава 27. Голубая косметичка Леи

Глава 28. Расследуя в одиночку

Глава 29. Тридцатое мая

Глава 30. Некромант

Глава 31. Остался месяц до…

Глава 32. Побег

Глава 33. Последняя жертва московского Потрошителя

Глава 34. Записки московского Потрошителя

Глава 35. И жили они…

Эпилог. Пять лет спустя… Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg