«Зови меня Шинигами»

Зови меня Шинигами (fb2) - Зови меня Шинигами [litres] (Зови меня Шинигами - 1) 1170K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Эльвира Владимировна Смелик

Виктория Эл Зови меня Шинигами

Мы можем легко простить ребёнка, который боится темноты; настоящая трагедия жизни – когда люди боятся света.

Платон

© В. Эл, 2017

© ООО «Издательство АСТ», 2017

* * *

Глава 1 Мрачный жнец

– Он пришёл, – доложили Окудникову.

Тот удовлетворённо кивнул, провёл рукой по начинающим седеть волосам, словно мысли пригладил, и распорядился:

– Пусть идёт сюда.

А сам поднялся с кресла, но так и остался стоять рядом, отделённый от основного пространства комнаты громадой массивного рабочего стола.

Дверь открылась, пропуская посетителя. Окудников ещё не успел его рассмотреть, как услышал спокойно и твёрдо произнесённое прямо с порога:

– Я не беру заказы на убийство людей.

Окудников неосознанно отметил, что ожидал услышать совсем другой голос, какой-то особенный. Слишком низкий с рычащей хрипотцой или, наоборот, тягучий, вкрадчивый, похожий на змеиное шипение. А этот был абсолютно обычным, нормальный человеческий голос. Можно назвать даже приятным, если бы не полное отсутствие интонаций, абсолютная бесстрастность. Бездушность.

– Я и не попрошу никого убивать, – сообщил Окудников с едва обозначенной вежливой улыбкой и указал на другое кресло, стоящее напротив.

Специально отодвинул его подальше, на середину кабинета, чтобы как следует рассмотреть гостя.

Тот сел. Не откинулся на спинку, не заворотил ногу на ногу, чуть подался вперёд, упёрся локтями в колени. Кисти висели расслабленно, пальцы длинные и тонкие.

Изящные руки. С чем там обычно сравнивают? Как у музыканта?

М-да.

Это если смотреть только на кисти, а стоит скользнуть взглядом вверх, по предплечью и плечу, сразу понимаешь, насколько своеобразная у него «музыка».

Нет, никаких искусственно накаченных бицепсов невероятных объёмов. А вот рельефность – да. Хоть и тоже весьма сдержанно-изящная. Но даже на глаз заметно: каждая мышца туга и тверда, словно сплетена не из живых волокон, а из кручёной стальной проволоки.

Да что руки? Окудникову гораздо интересней было увидеть лицо. А вот с этим-то как раз проблемы.

Рукава у надетой на гостя чёрной футболки совсем короткие, но зато есть капюшон. Глубокий. Свисает почти до кончика носа, пряча в тени верхнюю часть лица. Ещё и голова немного наклонена вперёд. Заметны только несколько ярко-белых прядей да тонкие бледные губы, сжатые в твёрдую черту. Такое чувство, что глаз у гостя совсем нет.

Жутковатые ощущения. Как будто перед тобой собственной персоной Мрачный жнец. Только ещё косу в руки. Недаром одно из прозвищ у гостя – Шахат. Имя какого-то из ангелов смерти. Кажется, у иудеев.

– А ты бы не мог… – получилось слишком заискивающе. Поэтому Окудников не стал договаривать начатую фразу, сразу перешёл к другой, добавив в интонации немного иронии: – Как-то странно разговаривать с капюшоном.

Гость не удивился, не возмутился, вообще не сказал ни слова, вскинул руку.

Капюшон скользнул назад, съехал за спину. И почти ничего не изменилось, только чёрный превратился в белый, такой неестественно чистый, словно сияющий. Очень длинная чёлка спадала на лицо, скрывая и брови, и глаза.

Да как он сам-то что-то видит?

– Я хочу, чтобы ты нашёл Источник, – произнёс Окудников многозначительно и умолк.

– Я не лозоискатель, – прозвучало в ответ.

И опять ни удивления, ни высокомерного возмущения: «За кого ты меня принимаешь?» Просто констатация факта. А Окудников ожидал и недоумения, и обиды, и вопросов. Сам бы он точно возмутился.

– Речь не об источнике воды.

Намеренная пауза оказалась выдержана зря, потому что вопросов не последовало и теперь, а Окудников окончательно убедился, что от гостя слова лишнего не дождёшься.

– Ты что-нибудь слышал об Источнике магической силы?

– Нет.

Раздражающе краток. А может, и правильно? Зачем ему – лишние разговоры? Главное, чтобы слушал, внимал, а потом исполнял чётко.

– Он открывается раз в несколько лет, – продолжил Окудников, невольно придавая голосу менторский тон. – Точнее, много лет. Пятьдесят. Или даже сто. И не просто так открывается. Через определённое живое существо. Через проводника.

Чёрт! Как же тяжело разговаривать с человеком – хм! с собеседником – почти не видя его лица. Сквозь густую белую чёлку с трудом различаются тёмные полоски бровей. А под ними тоже тёмное, чуть поблёскивает. Глаза. Или глубокие чёрные провалы – окна в потусторонний мир.

Мрачный жнец.

Окудников расхаживал по кабинету из стороны в сторону. В какой-то мере он проделывал это специально, надеясь заполучить от посетителя хотя бы минимальную реакцию. Пусть, например, разок поведёт головой следом за рассказчиком. Но гость сидел неподвижно, как истукан. Высеченный из камня или вырубленный из дерева. И Окудников всё сильнее склонялся к мысли о том, что беседует он с неживым.

– Источник сам выбирает проводника и через него взаимодействует с миром. Сила Источника нейтральна сама по себе. При желании её можно направить и на разрушение, и на созидание, и на поддержание равновесия. Именно она питает необычные способности. Она поддерживает существование скрытого мира и его обитателей. Любых. Независимо от того, к кому их причисляют. К тёмным или светлым. К добру или злу.

Кабинет был достаточно просторным, и амплитуда перемещений получалась довольно широкой, а гость так и не шелохнулся. Можно, конечно, предположить, что он хотя бы глазами следил за Окудниковым, но тогда бы тот непременно почувствовал взгляд. Он тонко реагировал на подобные вещи.

Сейчас же возникало чувство, что в комнате, помимо него самого, никого нет, и Окудников, словно сошедший с ума, рассказывал занимательную историю шкафам, столу, креслам и раскачивающимся за окнами веткам деревьев.

– Проводник может распоряжаться магической силой источника. Может использовать её в своих интересах. Или в чьих-то ещё. – Окудников усмехнулся. – Добровольно или по принуждению.

Он уже не ждал от гостя вопросов. Хотя любой нормальный человек непременно поинтересовался бы, зачем Источник понадобился Окудникову. Тот бы, конечно, не ответил, отделался бы пространными общими фразами. А может, и вовсе не стал произносить последние прозвучавшие слова. Но с этим молчуном он позволил себе чуточку искренности и двузначных намёков.

– Так вот. Ты должен отыскать проводника и привести ко мне. Независимо от того, согласится он или нет. Но сразу предупреждаю – никто не в силах предсказать, кого Источник выберет. Поэтому заранее проводника очень трудно найти. Пока известно только одно: в данном случае это будет человек.

– Просто – человек?

Внезапно зазвучавший голос едва не заставил Окудникова вздрогнуть. Он уже привык к непробиваемому безмолвию, к тому, что из присутствующих единственным, кто способен говорить, был он сам. Поэтому вдвойне удивился. И появившейся ответной реакции и ещё кое-чему.

Как гость сумел без взгляда, без красноречивых интонаций вложить в короткое и почти бессодержательное предложение кучу вопросов? Заставил додумывать за себя, чтобы лишний раз не открывать рта.

– Да. Я совершенно не в курсе, кто он, – признался Окудников, ничего зазорного не видя в своей неосведомлённости. – Вплоть до того: мужчина или женщина? Скорее всего, должен быть молодым. – Хотел ещё добавить: «Типа тебя» – даже несмотря на всю маскировку, он предположил, что его гостю лет двадцать или немногим больше, – но передумал. В данном случае нельзя быть уверенным.

– И ещё. Это уже более точно. Проводник должен быть наделён хотя бы минимальными скрытыми способностями. Причём нейтральными, не влияющими на расстановку сил. Но он вряд ли догадывается сам о своём предназначении, о своей будущей роли. Поэтому надежд на осознанную подсказку с его стороны – никаких. На однозначную неосознанную тоже. Ведь дело в том, что его избранность может проявляться как угодно. Никаких прямых указаний на связь проводника с Источником. До самой инициации. То есть пока они не вступят во взаимодействие. Остаётся только предполагать и догадываться.

После столь продолжительной и эмоциональной речи Окудников не удержался от показательного жеста, театрально развёл руками. Затем повторил задумчиво:

– Проявляться как угодно… Ещё бы понимать, что означает это «как угодно». Странных людей достаточно много, а нужен всего один. Но вроде бы некоторые из существ способны что-то ощутить при встрече с ним. Они ведь живут за счёт Источника. Должны реагировать на его силу более тонко.

Он посмотрел прямо на собеседника, скорее, неосознанно, по-прежнему без ожидания, но, как ни странно, получил ответ.

– Вряд ли это относится ко мне, – безразлично констатировал гость.

– Я тоже так думаю, – согласился Окудников, пряча снисходительную иронию за деликатной улыбкой. Он сомневался, что посетитель вообще способен хоть на какие-то чувства, особенно на тонкие. – Но тебе и не надо ощущать. Ты ведь можешь поспрашивать. И так, чтобы тебе обязательно ответили. – Улыбка из деликатной стала холодной, многозначительной и саркастичной. – Я и сам, поверь, над этим работаю. И если что-то узнаю, непременно сообщу. Но ведь ты можешь добыть информацию там, куда мне соваться нет смысла. – Окудников приблизился к гостю. – И лучше тебя никто же не справится с доставкой? Но имей в виду, ты должен привести проводника раньше, чем произойдёт его полная инициация.

– Ясно, – всего одно короткое слово в ответ, принявшее на себя ещё и роль согласия, и Окудников тоже стал деловито-немногословным, будто заразился от собеседника.

– Аванс – завтра, остальное – в случае удачного исхода. Как лучше: наличные или на счёт?

– На счёт.

Окудников отвернулся, пряча очередную снисходительную ухмылку.

Забавно осознавать, что не только люди могут пользоваться услугами обычного банка. И… мобильной связью.

Он подхватил со стола заранее приготовленный телефон, протянул гостю.

– Держи. Нужный номер выведен на быстрый дозвон. Разговариваешь только со мной.

Посетитель поднялся, взял мобильник, небрежно засунул его в задний карман брюк и снова натянул капюшон.

Окудников наблюдал, как он неторопливо и уверенно шагал до дверей, а в голове вертелось не раз уже всплывавшее в мыслях прозвище: Мрачный жнец.

С косой на плече гость смотрелся бы идеально.

Глава 2 Сумеречники

Не очень хорошая идея: девушке в одиночку поздно вечером болтаться по подозрительным городским окраинам. То есть совсем нехорошая. Просто глупей не придумаешь. Кира это прекрасно понимала, но другого выхода у неё не было.

Она бы, конечно, предпочла белый день и очень людное место, но не ей ставить условия. Она сторона просящая. Пусть вообще скажет спасибо, что с ней согласились встретиться, ничего не потребовав взамен. По крайней мере пока.

Да сумеречники потому и называются сумеречниками, что не любят яркий свет, предпочитают тёмное время суток. А днём они спят, наверное. Или прячутся по укромным местам, как тени в полдень.

Кире никогда раньше не приходилось видеть сумеречников. Знала о них только по рассказам отца, а внешность представляла по его же рисункам в старом альбоме. Выглядеть они должны примерно так.

Антропоморфные. В первую очередь подумаешь, что самые обычные люди. Просто чересчур блёклые какие-то, словно на них красок не хватило. Доскребли самые остатки, добавили воды побольше. Из-за этого цвета слились и перемешались, образовав мутное нечто. Вот и получились сумеречники слегка размытыми, беспросветно-серыми.

А каким им ещё быть? Ведь на самом деле не люди они, а тени. Ожившие тени. Плоские, призрачные. Совсем как те, что мечутся под ногами, двигаются следом за тобой по стенам и заборам.

Чтобы сумеречнику стать плотным и материальным, ему надо… ну, в общем, как вампиру. Только не кровью напиться, а жизненной силой. Человеческой, естественно. И предпочитают сумеречники тоже шеи, потому что те нежные и одеждой редко прикрытые. Но они не кусаются, зубов у них вроде вообще нет. Зато есть присоски на подушечках пальцев.

Кира так и представила: ладонь, а на ней извиваются пять жирных голодных пиявок с жадно распахнутыми круглыми ртами.

Бр-р-р! Гадость какая!

Как присосутся! Человек почти сразу впадает в полубессознательное состояние, типа гипнотического, и сумеречник спокойно выкачивает из него энергию. Сколько понадобится. Берёт он обычно немного, не высушивает до дна, не убивает.

Вот действительно как пиявка. Наелся – отвалился.

Сумеречника по тому и можно отличить от человека, что руки у него чересчур длинные. Чтобы легче было дотянуться.

«Дяденька, дяденька, а почему у тебя такие длинные руки? – А это, деточка, чтоб быстрее тебя достать и…»

Давай, Кира, ёрничай! Чтобы хоть немного себя воодушевить. Чтобы окончательно не обделаться от страха, в тишине и полутьме вечера пробираясь мимо каких-то заброшенных необитаемых зданий. А, может, и обитаемых, только населяют их совсем не люди: запустение, мрак, жуть.

Ничего живого вокруг. Даже ни деревца, и трава пробивается убогими клочками лишь в трещинах между асфальтом и стенами, пытается тянуться к солнцу, но солнца здесь нет. Наверное, даже ярким днём. И никому в здравом уме не придёт в голову сюда забредать. Одна Кира, ненормальная, бредёт на трясущихся от страха ногах и отвлекает себя научными описаниями.

Ещё сумеречников можно определить по глазам. Они у них слишком большие. Как у персонажей анимэ. Или, скорее, как у мадагаскарских лемуров. Им же надо хорошо ориентироваться в темноте.

Душа у Киры давно ушла в пятки и там тихонько попискивает от ужаса. И даже выражение суровой решительности на лице почти не исправляет ситуацию.

Так. Вот оно. Длинное двухэтажное здание. Большая табличка на глухой боковой стене. «Строение № 13».

С юмором попался сумеречник.

Кира остановилась на углу, несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, попыталась унять безумно колотящееся сердце.

Хватит бояться! Она, между прочим, не нежная хилая барышня. Она драться умеет, и неплохо. Как-нибудь справится с одной серой тенью. А если и не справится, хотя бы узнает, что надо, и уж вытерпит одну пиявку-сумеречника, не загнётся.

Но объявился не один, а сразу четыре. Вывернули из-за угла соседнего дома. Очень похожие друг на друга: худые, узколицые, большеротые и, конечно, длиннорукие и глазастые. Только роста немного разного.

Самый высокий спросил:

– Зачем ты нас искала?

– Я искала не «вас», – Кира скрестила на груди руки – пальцы сами сжались в кулаки, призвала на помощь всю свою волю и выдержку. – Кого-то одного. Мне не компания большая нужна, а информация. Или вы только хором рассказываете?

– И что тебя интересует? – Голос шелестел, как листья на ветру. Шёпот, не очень громкий, но ясный.

– Как попасть в Сумеречный храм, – доложила Кира. – Уж вы-то должны знать. Вы же – сумеречники.

– Зачем тебе в храм?

Они вроде как внезапно оказались ближе. Кира не понимала, как. Мерещится, что ли? Ведь трое совсем не шевелились, а у четвёртого работали только мышцы лица. Ну, которые двигают челюсть и губы во время разговора.

И всё-таки они немного приблизились. И это реальность, не галлюцинация. А Кире очень захотелось попятиться. Еле удержалась. Сосредоточенно сохраняла спокойствие, даже говорить старалась с вызовом:

– Так это вроде мне информация нужна, а не вам? Вопросы с меня, с вас – ответы.

Совсем как с собаками: не хочешь, чтоб набросились, лучше не показывать, что боишься. Ведь сумеречники, наверное, гораздо ближе к животным, чем к людям.

Высокий улыбнулся, и остальные сразу за ним. Словно улыбка у них одна на всех: стоит одному растянуть губы, у прочих они растягиваются автоматически. И, глядя на их довольные ехидные физиономии, Кира ясно осознала: они пришли не поделиться, а забрать. Всё, до капли. Уверились, что никто не озаботится исчезновением девушки, которая сама ищет опасных встреч и приключений и согласна болтаться в одиночестве по заброшенному, безлюдному району.

Значит, у Киры нет шансов выбраться живой из этой переделки. Или есть?

На вид они не слишком-то страшные. А драться она правда умеет. Особенно если озвереет как следует. Но сейчас больше неуверенности и страха, чем злости. И, кажется, сумеречники это отлично чувствуют, благостно и плотоядно лыбятся широкими беззубыми ртами. И потихоньку приближаются. Очень потихоньку. Кира не замечает движений, но зато ясно видит, что расстояние между нею и тварями постепенно сокращается.

Кажется, они не шагают, а плывут по воздуху, едва касаясь ногами асфальта. Живые призраки.

Ну уж нет! Не дастся она им так запросто. Пока они материальны, не обернулись бесплотными тенями, Кира накостыляет им по тощим шеям. Озвереет по ходу. Обязательно. Жить-то ой как хочется.

– Так вы знаете что-нибудь про храм? – сердито воскликнула Кира. В одном месте голос предательски дрогнул, но почти не ощутимо. – «Не бояться! Держаться уверенно!» – мысленно приказала она себе и опять обратилась к сумеречникам: – Или я тут зря с вами время трачу?

– Зато мы его тратим не зря, – нахально прошелестел самый длинный.

Между Кирой и сумеречниками не такое уж большое расстояние оставалось, и Кирины руки сами распрямились, демонстрируя приготовленные кулаки. Стиснула зубы, прищурилась. Пусть хорошенько видят, что она настроена решительно, себя в обиду не даст. И твари внезапно отпрянули.

Кира растерялась и изумилась. Неужели настолько испугались её решительности и воинственного вида?

Сумеречники отступали, тоже медленно, но не останавливаясь.

– Куда? – раздалось у Киры за спиной, негромкое, но твёрдое.

Она даже подпрыгнула от неожиданности. А сумеречники словно команду услышали. «Сгинь!» – например. Или «Растворись!». В одно мгновение осели на асфальт плоскими тенями и стремительно разлетелись в разные стороны, как бумажки от сильного порыва ветра, исчезли в тёмных щелях. Но у Киры облегчённо вздохнуть не получилось.

Как бы не оказаться в ситуации «из огня да в полымя».

Она обернулась, сглотнула.

Конечно, можно было сказать: «Ничего особенно. Перед ней стоял самый обыкновенный парень».

Ага! Самый обыкновенный. То-то от него так сумеречники драпанули.

Выглядел он гораздо жутковатей этих тварей.

Весь в чёрном. Или в очень тёмном. Из светлого только кисти рук с длинными пальцами и нижняя часть лица, от носа до острого подбородка. Всё остальное пряталось под капюшоном. Хотя ещё виднелось несколько прядей, настолько чистейше-белых, что они почти светились в надвигающейся ночной темноте.

– Жить надоело? – спросил он у Киры голосом, абсолютно лишённым интонаций.

– Нет, – с трудом выдавила из себя Кира. – Я… просто… я надеялась, они мне расскажут. Они же должны знать!

– Что?

– Как попасть в Сумеречный храм.

Слова вылетали независимо от Кириного желания. Не получалось молчать и уж тем более не получалось огрызнуться в ответ: «Не твоё дело!»

Как там говорится? «Чистосердечное признание облегчит вашу участь». Подсознание, похоже, на это и рассчитывало.

– Зачем? – продолжился допрос.

– Надо. Мне надо, – это уже включился разум.

Не выкладывать же первому встречному все странные подробности своей биографии?

– Нашла с кем связаться.

– Мне пообещали, что придёт всего один. Я не думала, что их будет четверо.

– Не думала, – повторил парень вроде бы бесцветно, но…

Это, вообще, что такое? Сарказм? Издёвка? Насмешка? Наглый намёк на то, что она – полная дура?

– А ты сам-то кто? – в негодовании воскликнула Кира. – Почему сумеречники при виде тебя сразу разбежались?

– Боялись. – Парень разговаривал короткими фразами, не снисходил до объяснений, и пришлось уточнять самой:

– Чего?

– Я могу их убить.

Кира опять сглотнула. Приготовленные нахальные слова пролетели в желудок, остались только испуганные, нервно подрагивающие от страха.

– И меня тоже?

Хотя даже сомнений не возникло. Этот – может.

– Зачем?

Да, сейчас он задал очень удачный вопрос, на который у Киры имелся точный ответ.

Конечно, незачем. Не надо. Смысл убивать Киру? Да есть ли смысл хоть кого-то убивать? Но, похоже, парень и сам об этом знал. Вопрос оказался риторическим. А вот следующий – нет.

– Останешься здесь?

До Киры не сразу дошло, о чём он.

– Останусь? Нет! Что мне здесь делать?

Она повернулась в ту сторону, откуда пришла, рванула с места. И парень шагнул, почти одновременно с ней, и в том же направлении.

Это даже хорошо. Против Киры он, кажется, ничего не имеет, а идти вместе с ним немного спокойней и надёжней. Именно немного. Потому что всякие разные твари уже не привяжутся, а вот что придёт в голову ему…

Глава 3 Неожиданное предложение

Шли неспешно. Кира украдкой посматривала на спутника.

Собственно, посматривать-то особо и не на что. Будто она одежды не видела! И много ли скажут кончик носа и подбородок?

Кстати, подбородок не квадратный, не мощный, не мужественный. Так себе, ничего особенного. Даже ни ложбинки, ни ямочки нет в качестве особой приметы. Тонкие губы плотно сжаты. Кажется, задумчиво. Молчит. Кире тоже не о чем говорить. И вдруг прозвучало:

– У меня предложение.

Кира едва не споткнулась от неожиданности. Удивлённо округлила глаза, а что сказать – не нашлась. Но парень и не ждал.

– Работаем вместе. Я помогаю тебе, ты – мне.

– И в чём я тебе должна помогать? – уточнила Кира.

– Собирать информацию.

Надо же! Им нужно одно и то же.

– Будешь спрашивать и про моё, и про своё.

Почему «его» на первом месте?

– А ты что, сам не можешь спрашивать? – Кира озадаченно хмыкнула.

– Иногда.

Вот так ответ.

Кира задумалась. Очень сильно задумалась, тщательно взвесила все «за» и «против».

Одной непросто. Пускай ей и удалось добраться до сумеречников, не факт, что она бы от них благополучно выбралась. И даже если бы эти жуткие существа, согласно договорённости, честно выложили ей все тайны скрытого мира, вряд ли бы Кира сумела ими воспользоваться. Валялась бы сейчас мёртвая возле строения номер тринадцать.

Дальше наверняка случится то же самое. Её скорее примут за лёгкую добычу. Кира привыкла полагаться на доброту, порядочность и участие людей. Хотя и от них не всегда дождёшься. А дело-то придётся иметь не с людьми. С непонятными тварями, живущими по своим понятиям и законам, которые Кире абсолютно не знакомы.

Все её знания о таинственных существах – из рассказов отца да из случайных собственных наблюдений.

Вот именно, наблюдений. Со стороны. Будто кино посмотрела или книжку прочитала. Стало страшно, выключила, захлопнула, и всё – ничего плохого с тобой не случится. Но сейчас подобное не прокатит. Страшные картинки не просто ожили, сошли со страниц и с экрана. Всё реально, по-настоящему.

Тяжело одной, и шансы достичь цели почти на нуле. Если оценивать объективно – абсолютно на нуле. А этот парень, похоже, свой в скрытом мире, если сумеречники его столь хорошо знают. И боятся. Это важно. С ним Кира будет в безопасности.

Если договорённость окажется честной.

А зачем ему Киру обманывать? Сам же признал, что она ему нужна. И дело не такое уж сложное – спрашивать. В его присутствии хватит наглости разговаривать с кем угодно. Прикроет. Ты – мне, я – тебе.

– Я согласна, – произнесла Кира твёрдо, а потом вырвалось само, совсем детское: – Только по-честному.

Кивнул. Это так выглядит пламенная клятва в вечной верности, по его мнению?

Пустыри и развалины закончились, начались нормальные городские улицы. Сияющие тёплым жёлтым окна домов. Фонари, витрины, вывески. Свет побеждал тьму, и людей попадалось много. И Кира всё сильнее успокаивалась, а странный парень в глубоком капюшоне выглядел почти нормально.

Тут, конечно, выяснилось, что Кира жутко голодная. Она как раз из тех, кто глушит сильные переживания едой. А кафешки и прочие подобные им заведения, будто назло, попадались через каждые двадцать метров и манили аппетитными картинками на окнах. Кире каждый раз хотелось остановиться и непременно войти внутрь, но парень шёл дальше, не сбавляя темпа.

А собственно, чего Кира стесняется? Разве это позорно или неприлично – хотеть есть? И она решительно притормозила у следующей двери с надписью «Кафе».

– Давай зайдём?

Парень успел пройти на шаг вперёд, но потом всё-таки остановился, обернулся, посмотрел на Киру…

Да какое посмотрел! Его глаза надёжно скрывались в темноте под капюшоном.

Он же, наверное, видел только то, что находилось у него прямо под ногами. И до сих пор не воткнулся в столб или стену. Удивительно. И это Кира всего лишь предположила, что он на неё посмотрел. Обязательно изумлённо. Понятия не имел, что можно делать в кафе.

– Ладно.

Кира поспешно ворвалась внутрь, выбрала макароны с сыром и овощной салат. Можно было, конечно, «Цезарь» или «Греческий» и мясо по-французски, но особо шиковать не на что. Плюхнулась за стол с подносом, даже не вспомнив про приборы. Пришлось возвращаться. А парень взял только чашку чая, и то не столько пил, сколько сидел неподвижно, обхватив её пальцами. Действительно длинными и тонкими. А капюшон так и не снял.

– Ты совсем есть не хочешь? – поинтересовалась Кира.

Кажется, макароны и капуста с морковкой окончательно вернули ей обычную уверенность. И уютная обстановка кафе расслабила и умиротворила. Она даже попыталась быть вежливой, организовать приятную беседу за столом.

– Я редко ем.

Кира едва не подавилась очередной порцией. Только она начала воспринимать внезапно обретённого компаньона как вполне заурядного человека, почти забыв про недавний страх сумеречников и его равнодушные слова «я могу их убить», он напомнил ей о своей подозрительной странности.

– Редко – это как? Раз в день? – Вторую версию она выдала уже просто для прикола: – Раз в неделю?

Не ответил, а Кира вперила внимательный взгляд в макароны. Типа, внезапно озадачилась подсчётом проглоченных калорий. Но на самом деле решала: это ей показалось или действительно ближе к истине получился именно второй вариант?

Нет. Скорее всего, показалось. Ну ерунда же полная. Чтобы человек ел раз в неделю?

– А почему ты всё время в капюшоне?

– Не переношу яркий свет.

Лучше бы и сейчас промолчал.

Свет не переносит? Может, он вампир? Не такой, как сумеречники, а самый настоящий. Потому они его и испугались. Сильный, стремительный, способный расправиться даже с бесплотной тенью.

Вот Кира попа-ала!

Появляется неслышно, не любит свет, не ест. Ведь мог же и наврать про «редко». Хотя вампиры и чай не пьют. Но ведь и он не пьёт, только вид делает.

– Яркий? Так ведь сейчас ночь. И здесь не слишком светло.

– Привычка.

Поднёс чашку ко рту, отпил за раз почти половину.

Да он просто ждал, пока остынет! Кира и сама не терпит очень горячий чай или кофе.

Всё. Больше никаких приятных бесед. Завершение каждой из предложенных Кирой тем только усиливает сомнения: правильно ли она поступила, согласившись на его предложение работать вместе? Но теперь парень заговорил сам. В своей типичной манере – ни одного лишнего слова. Поэтому каждый его вопрос поначалу ставил Киру в тупик.

– Местная?

– В смысле? Кто? Я? Нет. Но ехать недолго. Четыре часа на автобусе.

Так близко и так далеко. Кира решительно мотнула головой.

– Но я домой не вернусь. Не могу. Сначала должна найти храм.

– Где ночуешь?

– Нигде, пока. Гостиницу, наверное, поищу. Я ещё не думала… – произнесла и тут же раскаялась.

Вот ведь ляпнула опять, ему на потеху. Сейчас опять начнёт над ней прикалываться. Поэтому поторопилась добавить:

– Не знаешь, есть тут поблизости?

– Знаю.

Опять шли по улице, только теперь Кира понимала, куда. В гостиницу. Зато другое не понимала. Они уже договорились о сотрудничестве. Вроде как сделку заключили – с печатями, но без подписей. Даже не постарались узнать имена друг друга.

– Как мне тебя называть?

Парень произнёс всего две буквы. Первая – что-то среднее между «ш» и «щ», вторая – определённо «и».

Кира проговорила про себя оба варианта. «Щи» – вообще несерьёзно, даже смех разбирает. Тут однозначная ассоциация с супом. «Ши» тоже странно звучит. Но он и сам странный. Очень. Киру от него время от времени в дрожь бросает. Что-то среднее между страхом, тревогой и отвращением.

– А нормальное имя у тебя есть?

– Нет.

– Да быть такого не может!

Опять промолчал, проигнорировал. Словно Кира и рта не открывала. Или разговаривала с кем-то другим.

«Ши». Ну как можно называть человека одним нелепым слогом? Хотя он…

Кира сложила вместе все те сведения, которые уже имела о нём.

– А ты, вообще, человек?

Он ответил как всегда честно, прямолинейно и равнодушно:

– Отчасти.

Ну да. Это как раз то самое обстоятельство, о котором следует упоминать мимоходом, коротко и бесстрастно. Мелочь незначительная и абсолютно неинтересная.

Не знай Кира ничего о таинственных существах, она бы просто в ступор впала от подобного заявления. Но она знала.

– А остальные части тогда чьи? – воскликнула Кира ошарашенно.

– Много всего.

Коротко и неясно. Ничего не ясно.

Гостиница выглядела так себе, о звёздочках и упоминать не стоит. Безликий светлый прямоугольник – наследие советских времён. Тогда только так строили: без изысков, строго, геометрично, будто из простейшего набора детских кубиков. Выставили несколько в ряд, и хватит. И внутри всё выглядело скромно, чуть обшарпанно. Зато, наверное, дёшево.

Кира устремилась к стойке портье, но Ши протолкнул её вперёд, к лестнице, а чтобы она зря воздух не сотрясала надоедливыми вопросами, продемонстрировал ключи.

Ну да. Может, так и лучше. С деньгами у Киры не очень, сорить особо нечем, и надолго не хватит.

Поднялись на второй этаж, прошли по коридору почти до самого конца. Ши открыл номер, пропустил Киру вперёд.

Не «люкс», конечно. Далеко не «люкс». Опять скромно, просто, минималистично. Словно монологи Ши. Шкаф, тумбочка, стул, стол, стакан и…

– Здесь одна кровать! – констатировала Кира возмущённо.

– Тебе мало?

– Но… – Кира нахмурилась. – Мне-то одной хватит, – сделала упор на слово «одной». – А тебе?

– Мне не надо.

Интересно, почему?

Пока Кира мучилась кроватным вопросом, Ши оказался возле окна. Распахнул рамы во всю ширь, в один скачок запрыгнул на подоконник и замер на нём, присев на корточки.

Он чего делать-то собирается? Прыгать вниз? Так второй этаж, и дверь легко открывается: выходи-входи сколько влезет. Или он взлетать планирует?

Сейчас обернётся летучей мышью, подтвердив Кирины догадки о его вампирской природе, или ещё кем-то, и умчится в ночь.

– В смысле – не надо кровать? Можешь и на полу? Или ты совсем не спишь?

– Почти.

Надо тоже научиться говорить коротко, иначе из большого количества слов выплывает и большое количество смыслов. Даже такие, которые и в сознании не держала. Из-за всех этих «а тебе», «а как» создаётся впечатление, что расчувствовавшаяся, усовестившаяся Кира сама предлагает ему разделить с ней постель. А дело-то как раз в обратном.

Довольно неоднозначная и тревожная ситуация: остаться на ночь в одном номере с почти незнакомым, очень странным парнем, которого боится даже нечисть. Но…

Внешне-то он, конечно, парень. А как там, по сути? Может, он вообще бесполое существо, если человек всего лишь отчасти?

Кира тоже подошла к окну, выглянула наружу.

Обычный внутренний дворик. Газон, кустики, цветочки в окружении, казалось, сплошных, неаккуратно прилепленных друг к другу стен. И Ши, похоже, никуда не собирается. Так и сидит неподвижно.

Медитирует, может? Подпитывается внешними энергиями. А что потом? Между прочим, она соглашалась только спрашивать, ни о каком ином партнёрстве речи не шло. И Кире неожиданные сюрпризы не нужны.

– Ну, понятно. Спать тебе не обязательно. Есть можешь редко. А как с остальным… с человеческим? – Кира неуверенно замялась. – Ну-у-у… секс, например.

Отмер, повернулся к Кире, но на лице по-прежнему ни одной эмоции. Только губы шевельнулись.

– Ты хочешь?

– Нет! – выдохнула Кира. Чересчур поспешно, чересчур громко.

Но это потому… потому что он всё не так понял, поменял знаки с минуса на плюс.

Нужно учиться не говорить коротко, а вообще молчать. Молчать в тряпочку, не задавать глупых вопросов. Чтобы не чувствовать себя потом полной дурой или ещё кем похлеще.

– Утром приду, – невозмутимо сообщил Ши и сиганул с подоконника вниз. Легко, без страха.

Подумаешь, второй этаж! Не третий же.

Приземлился твёрдо на обе ноги, даже не пошатнулся.

Зачем утруждать себя хождением по коридору, лестницам, вестибюлю, когда есть короткий путь? Раз – и на свободе.

Кира проводила Ши настороженным, полным сомнения взглядом. Сдёрнула с плеч рюкзак, поставила на единственный стул.

Если бы она ответила «да»? Вот интересно. Он бы остался и…

А-а-а-а-а! Что за мысли лезут в голову?

Укатился, и ладно. Тёмный колобок. Спать одной в номере в сто раз спокойнее. А от него у Киры по-прежнему мурашки по коже. Словно в самом напряжённом эпизоде фильма ужасов. Но надёжней спутника она навряд ли найдёт. Если нечисть предпочитает с ним не связываться, людей, когда он рядом, совершенно не стоит опасаться. В данной ситуации самое страшное – как раз он. Но и самое оптимальное.

Ши. Что за имечко? Никогда Кира не сможет воспринимать его серьёзно.

Глава 4 Время пришло

Когда всё началось, Кира могла сказать уверенно. Не назвать точно месяц, число и день недели, а соотнести с определённым событием. А если по датам, то в конце пятого класса, незадолго до того, как Кире исполнилось двенадцать.

С утра она себя чувствовала не очень хорошо, живот немного побаливал, и, в целом, какая-то вялость. Делать ничего не хотелось, особенно в школу тащиться. Но мама не прониклась несчастным Кириным видом, не поверила в недомогание. Объяснила обыкновенной ленью и чуть-чуть усталостью.

– Ну, Кирюш. Всего-то день осталось перетерпеть. Уже завтра выходной.

Тогда ещё Кира училась в гимназии, располагавшейся от дома на довольно приличном расстоянии. Двадцать пять минут не слишком быстрой ходьбы или три остановки на автобусе.

Обычно Кира ходила пешком, а тут свернула к остановке. Но на автобус она так и не села. Из-за человека, который прошёл мимо неё.

Высокий такой широкоплечий мужчина, средних лет. Кира не могла точно сказать, сколько ему. Потому что для неё тогда возраст старше восемнадцати казался действительно неопределённым, средним, между юностью и старостью.

Сначала Кира выдвинулась поближе к краю дороги, чтобы заглянуть поглубже в перспективу: не мелькает ли там нужный автобус? Потом отступила назад к стеклянному павильону остановки. Так спиной вперёд и отступила и едва не налетела на проходящего мимо человека.

Тот в последний момент сумел ловко обогнуть Киру. Она вскинула голову под влиянием извечного девчачьего любопытства: кого это она чуть не задавила? И чтобы извиниться, конечно. Человек тоже бросил на Киру мимолётный взгляд, и она торопливо отступила ещё на шаг, мгновенно забыв про вежливость. Потому что… потому что это был не совсем человек.

Сквозь привычные людские черты проступили совсем другие. Будто два изображения наложились друг на друга. Два слоя на одной фотографии. Верхний – самый обычный, а под ним таилось что-то загадочное, непонятное, страшное. Серая морщинистая кожа, приплюснутый, словно раздавленный нос, сильно выступающие надбровные дуги, глубоко под которыми прятались горящие синим глаза.

Кира ошарашенно смотрела вслед прохожему. Покрытый густыми тёмными волосами затылок на самом деле был абсолютно лысым, неестественно широким и тоже морщинистым и серым.

Любая нормальная девчонка на месте Киры помотала бы головой, протёрла глаза, чтобы избавиться от неприятного наваждения, списала бы галлюцинацию на плохое самочувствие или фильм ужасов, просмотренный перед сном, отмахнулась бы: «Вот ведь померещится!» – и продолжала бы спокойно жить дальше. Но Кира нормальной не была. Правда, тогда она ещё об этом не знала.

Кира, как заворожённая, двинулась вслед за странным прохожим.

Зачем? Знать бы самой. А с «почему» всё просто.

С головой у неё не в порядке. И с остальным тоже. Сейчас это как никогда понятно.

Прохожий шёл неторопливо, но уверенно, по аллейке, засаженной тремя рядами дубов, к парку. И Кира тащилась следом, на приличном расстоянии. И боясь, и изумляясь, и не в силах остановиться. И даже намекающе давящий на плечо ремень школьной сумки, взявший на себя роль угрызений совести, не образумил её. Словно там, на остановке, во время случайного столкновения Кира зацепилась за конец невидимой верёвки, которую прохожий нёс в руках, и теперь, хочешь не хочешь, послушно волоклась за ним, как собачка на поводке.

В парке в такое время пустынно, встретишь разве что одинокого бегуна или бомжа, совершающего водные процедуры на дальнем берегу большого пруда. Один такой как раз стоял на широких каменных ступенях, уходящих с невысокого берега прямо под воду, протирал мокрое лицо грязноватой, неприятной на вид тряпицей.

На длинной и толстой росшей почти абсолютно горизонтально ветке ближайшего дерева висела потрёпанная, вконец засаленная зимняя куртка и ещё какое-то барахло.

Прохожий двинулся по тропинке вдоль пруда. Крадущуюся за ним Киру он не замечал. Да и она старалась сильно не отсвечивать, не нагоняла, не выскакивала на открытые места. И по-прежнему не могла объяснить, зачем она преследует его, что она надеется узнать, каких добиться объяснений.

Бежать надо было. Прочь и подальше. Хотя сейчас-то Кира прекрасно осознавала: не в тот раз, так в другой, позже, гораздо или не очень, но она всё равно непременно вляпалась бы в подобное приключение. Наверное, она должна была обязательно это увидеть, уяснить, что существует другой мир, скрытый от большинства, но не менее реальный. И Кира имеет к нему непосредственное отношение.

Бомж не обращал внимания на прохожего, он уже давно не стыдился своего положения. К тому же он и не представлял, что у весьма приличного на вид человека есть к нему какие-то дела.

Береговая линия круто заворачивала, и Кира не пошла дальше, боясь, что её обнаружат, спряталась за старым деревом с толстым стволом. Непонятно откуда возникла уверенность: прохожий направляется именно к бомжу и сейчас непременно что-то произойдёт.

Прохожий не сбавлял шага, и Кира уже решила, что сейчас он проскочит мимо каменных ступеней, мимо по-прежнему игнорировавшего его существование бомжа, но всё-таки он свернул, резко, стремительно. Бомж не успел оглянуться, а прохожий быстро вскинул руки, ухватил мужичка за голову и с силой крутанул её.

Даже до Киры долетел глухой хруст, с которым разломились шейные позвонки.

В глазах на мгновение потемнело, содержимое желудка перевернулось, и Кире пришлось изо всех сил вцепиться пальцами в толстые складки древесной коры, чтобы удержаться на ногах.

Тело бомжа запрокинулось назад, ударилось о твёрдые ступени и даже подскочило немного, прежде чем застыть окончательно. Прохожий чуть отступил в сторону, чтобы не оказаться задетым, но не ушёл. Склонился над растянувшимся на камне мертвецом, присел на корточки и положил ладонь ему на грудь. Кажется, именно на то место, где несколько секунд назад ясно ощущалось биение сердца.

Но, может, оно и сейчас ещё билось. Совершало последние толчки, не веря, что уже нет смысла, трепыхалось в агонии. Уже не живое, но пока и не до конца мёртвое. И Кирино сердце вторило ему, готовое вот-вот остановиться. От страха.

Прохожий не шевелился и руки не убирал, и его скрытая внешность проявлялась всё ярче, растворяя в себе нормальные человеческие черты. А тело под рукой как будто начало сдуваться, оседало, темнело, морщилось, с каждой секундой становясь всё больше похожим на высохшую древнюю мумию. А потом по нему побежали синие огоньки, едва заметные при дневном свете.

Прохожий распрямился, отодвинулся, пламя вспыхнуло, целиком охватив мертвеца, и через несколько минут от бомжа остались только изломанный силуэт, нарисованный на каменных ступенях белёсым пеплом, да куртка, траурным флагом висящая на ветке. А жуткая внешность опять спряталась под привычной человеческой. Едва просматривалась. Для Киры. Остальные наверняка бы её не разглядели, приняли бы прохожего за самого обычного мужчину средних лет.

Да и Кира на него больше не смотрела, вжималась спиной в дерево, дышала глубоко и громко. Глаза закрыла, потому что перед ними плыли тёмные круги, а парковый пейзаж превратился в отражение на воде, искажённое сильной рябью. И словно неведомый груз давил вниз, колени обессиленно подгибались.

Ну почему? Почему она такая дура ненормальная? Зачем она потащилась за незнакомым человеком? Да ведь и не человеком. Он же по-настоящему страшный и, даже самому тупому ясно, очень опасный.

И куда потащилась? В парк. В котором утром безлюдно и пусто. Ори громче пожарный сирены – тебя никто не услышит. Некому потому что. А если бы этот жуткий незнакомец заметил её раньше, чем бомжа, теперь бы Кирин прах раздувал ветер?

Бежать отсюда! Как можно скорее.

Кира отлепилась от дерева, одновременно открывая глаза, но тут же опять впечаталась в ствол, крепко ударилась затылком, но совсем не почувствовала боли. Все прочие ощущения перебил ужас.

Прохожий стоял прямо перед ней, меньше чем в одном шаге, и смотрел в упор двумя парами глаз. Обычными, человеческими, светло-карими, и сквозь них ещё одними. Полыхающими синим огнём, за которым пряталась бездонная чернота. Смотрел, не отрываясь, и, кажется, прекрасно понимал: Кира видит то, что видеть не должна.

Мамочки! Что сейчас будет?

Кира уже опять слышала омерзительный хруст ломающихся костей, её костей, видела синие огоньки, перебегающие по её безжизненному телу. Пепел забьётся в трещины коры, да и ту не пощадит странное пламя, обуглит, обожжёт до черноты. И на дереве тоже останется выгоревший отпечаток – последняя память о Кире. А впереди её ждёт…

Да, тот самый мрак, что прячется за пламенем дьявольских глаз. Вечный мрак, и более ничего нет. И Киры тоже нет.

Мамочки!

– Я… – через силу выдавила она, желая заверить, что ничего не видела, ни о чём не догадывается и, вообще, никому никогда не расскажет, что заходила с утра в парк. Она же в школе должна быть, на уроке. – Я…

Но прохожий не стал слушать. Отступил, развернулся, пошёл прочь, не оглядываясь. Не слишком торопился, но постепенно скрывался за деревьями и наконец исчез совсем.

Кира сползла вниз, скользя спиной по стволу. Ткань куртки и ремень сумки цеплялись за неровности коры, обиженно шуршали. Кира обхватила руками колени, уткнулась в них лицом.

Сколько просидела – неизвестно. Время совсем не имело значения. Может, и вовсе не существовало. Всё не существовало. Бред, наваждение. Ну не бывает же такого на самом деле. Ну ведь правда – не бывает?

Потом Кира кое-как поднялась, двинулась к выходу. Брела по тропинке, запинаясь за собственные ноги. Неведомый груз по-прежнему тянул вниз.

Наверное, это из-за набитой учебниками и тетрадями сумки. Хотелось скинуть её с плеча, отбросить прочь. Зачем она, такая тяжёлая? И школа – зачем? Хотелось упасть на плотно утрамбованную земляную дорожку, свернуться клубочком, заснуть.

Кира так и сделала: упала, возле самых ворот, не удержалась. Мир поплыл из-под ног, открывая чёрную бездну, внутри которой полыхал синий огонь, и Кира рухнула вниз, во мрак. Она же предполагала, что именно это и случится.

* * *

Очнулась Кира на кушетке в больничном кабинете. За столом сидела тётенька в белом халате. Врач или медсестра. Заметила, что Кира шевелится, сразу встала со стула, подошла, устроилась на краю кушетки возле Кириных колен.

– Ну что, очухалась? Как себя чувствуешь?

– Не знаю, – честно ответила Кира.

Никак она себя не чувствовала. И в мыслях, и в ощущениях сплошной туман.

– Что-нибудь болит? – не унималась врачиха, и Кира призналась:

– Живот.

– Тянет вниз и как будто что-то сжимается внутри, а потом немного отпускает?

– Ага.

Кира удивилась: до чего точно описала врачиха изводящую её боль.

– Тебе сколько лет?

– Одиннадцать. Скоро двенадцать исполнится.

– А крови нет?

– Крови… – Голос у Киры дрогнул.

Неужели она и правда умирает? Истекает кровью. Тот ужасный прохожий всё-таки сделал с ней что-то?

Врачиха улыбнулась, накрыла Кирину ладонь своей, тёплой и мягкой.

– Ну что ты сразу испугалась! Да ведь знаешь уже, наверное, что такое «критические дни». О чём не надо вы всегда раньше времени узнаёте. – Кира смутилась, отвернула лицо, а врачиха продолжала говорить. – Скоро мама за тобой приедет. Нашли её телефон в твоём дневнике. Это хорошо у вас в гимназии придумали, телефоны родителей в дневнике писать. И дожидаться не понадобилось, когда ты в себя придёшь. А теперь вот – на! Таблеточку выпей. Но-шпу. От неё точно полегчает.

Врачиха принесла со стола заранее приготовленные стакан с водой и маленькую жёлтую таблетку. Кира бросила её в рот, но запивать не торопилась. И зря. Таблетка оказалась ужасно горькой, и Кира залпом осушила весь стакан.

– А ты что в парке делала в такое время? – опять заговорила врачиха. – Тебе же в школе положено быть.

– Не знаю, – пробормотала Кира. – Не помню.

«Не хочу вспоминать!» Слишком жутко и невероятно. И всё равно никто не поверит.

Врачиха качнула головой с осуждением, открыла рот, намереваясь расспрашивать дальше. Или, может, читать нотации. О том, что нехорошо прогуливать школу. О том, как девочке-подростку опасно болтаться одной в безлюдных местах. О том, что люди попадаются разные. Хотя убеждать в последнем Киру не требовалось. Но тут дверь распахнулась, и в кабинет ворвалась мама.

Вот именно – ворвалась. Как будто Кира находилась не в больнице, а в заточении в самой высокой башне самого мрачного замка в плену у самого ужасного дракона и её необходимо было срочно вызволять.

Да так и есть.

– Кирюшенька! Что с тобой, солнышко?

Врачиха перехватила маму.

– Да не волнуйтесь вы так. Всё уже в порядке. Вполне типичная реакция. Слабость, небольшой обморок. И такое случается, – она болтала скороговоркой, не давая посетительнице вставить и слово. Очень ловко у неё получалось заговаривать зубы. И перепуганных до смерти мам. – Пусть пока девочка поднимается, собирается, а мы побеседуем чуть-чуть в соседнем кабинете. Ничего страшного с ней не случилось. Просто взрослеет. Время пришло.

«Время пришло». Немного позже папа повторил это же словосочетание. Но у него оно прозвучало не успокаивающе, не мимолётно-беспечно, а с ноткой отчаяния и тоскливого смирения. Кажется, папа очень надеялся, что такое время не придёт никогда.

Кира не стала рассказывать родителям подробно, что с ней произошло. Хорошо ещё, врачиха не проболталась, что подобрали их дочку возле парка, а вовсе не по дороге в школу. И мама вполне удовлетворилась объяснением: «Шла, потом голова закружилась. Сильно. И в глазах потемнело. Не удержалась, упала. А очнулась уже в больнице». Мама до сих пор считала, что всё так и было. Да Кира и сама начинала всё сильнее в это верить.

Ну не могло же на самом деле случиться то, что случилось. Наверное, Кире это привиделось или приснилось, пока была в отключке. Ведь полный бред: человек с двумя ликами, прикосновением руки превративший бомжа в мумию, огонь, возникший ниоткуда и в несколько мгновений бесследно уничтоживший тело. Просто кошмарный сон. А возле парка Кира оказалась потому, что плохо себя чувствовала, плохо соображала, вот и свернула не туда: вместо налево направо.

Вполне могло так быть. Кира убеждала себя, а сама с пристальным вниманием всматривалась в людей на улице. Одновременно ожидала и ужасно боялась встретить ещё одного человека, под обычной внешностью прячущего другую, таинственную и жуткую. А как-то не выдержала и специально отправилась в парк, к дальнему краю пруда.

Никакой старой грязной куртки на ветке дерева, конечно, не висело, и Кира облегчённо вздохнула, без боязни подошла к каменным ступеням, ведущим к воде. И застыла.

Едва различимый – заметишь, только если как следует приглядеться, – на ступенях рисовался изломанный человеческий силуэт. А ведь вчера дождь прошёл и, по делу, должен был смыть все следы! Но странное синее пламя, видимо, навсегда оставило памятный отпечаток, сделало отметку в книге жизни о чьей-то несложившейся судьбе и странной смерти.

А потом Кира нашла альбом на антресолях. Случайно. Полезла туда за ящиком с инструментами. Чтобы поменять батарейку в настенных часах, понадобилась крестовая отвёртка. Плёвое дело. Кира сама с подобным справлялась, а не дожидалась папу.

Пока Кира придвигала к себе ящик, задела стопку старых журналов и ещё каких-то бумаг. Та покосилась, самая верхушка поехала вниз лавиной. Кира попыталась поймать журналы на лету, но сама едва не грохнулась со стула. Забыв про отвёртку, спрыгнула на пол, принялась собирать рассыпавшееся. Тут его и обнаружила – альбом.

Он отлетел всех дальше и раскрылся на одной из страниц. Кира его, скорее всего, и так бы пролистала, но теперь-то уж точно не смогла безучастно отложить в сторону.

Со страницы на Киру пялилось жутковатое существо. В двух видах: в полный рост и портрет покрупнее. Оно очень походило на человека, если бы не некоторые детали. Слишком длинные руки и огромные, почти правильно круглые глаза.

Незанятое картинками пространство страницы было плотно заполнено словами, написанными мелким угловатым почерком. Папиным. Кира с трудом в нём разбиралась. И сейчас читать не стала, перевернула несколько листов.

На каждом нарисовано новое существо, то больше похожее на человека, то меньше, то совсем уж напоминающее зверя. А вот и знакомые черты: голова неправильной формы, слишком широкая, как у кобры, расправившей капюшон, лысая, морщинистая, скошенный подбородок и глубоко спрятанные глаза. Точно он.

Кира поёжилась, даже показалось, что нарисованные глаза вспыхнули синим.

Ключ звякнул в замке, распахнулась входная дверь.

– Кир, ты почему тут по полу ползаешь? Потеряла чего? Или упала? – Папа заметил альбом у неё на коленях. – Ки…

Словно надуваемый воздушный шарик вырвался из пальцев и улетел, сжимаясь, превращаясь в бесформенное нечто. Так и папа. Плечи у него опустились, и лицо как-то заострилось, стало бледным и неподвижным.

– Где ты взяла? – не ругался, не сердился, произнёс тихо и аккуратно, словно боясь своих же слов.

– С антресолей упал, – честно доложила Кира, заглянула в отцовские глаза. – Это ведь ты рисовал? Ты тоже их видел?

Папа окончательно сник, присел рядом, спросил:

– А ты, значит, видела?

Кира чётко осознала: ему бы очень хотелось услышать в ответ беззаботное «нет». Оно чуть было и не вырвалось само по себе, но…

Папа не покрутит пальцем у виска, не отправит дочь к психиатру и не засмеётся, упомянув её богатое воображение или осудив: «Поменьше надо гадости всякой по телевизору смотреть».

– Вот этого, – Кира указала на рисунок. – Недавно. Ну, помнишь, когда мне на улице плохо стало?

У папы губы задрожали, он обхватил Киру за плечи.

– Он ничего не сделал с тобой?

– Нет, ничего. – Кира решительно мотнула головой и рассказала подробно обо всём, что случилось.

Она замолчала, и папа долго молчал. Потом забрал у Киры альбом, вздохнул тяжело, произнёс обречённо:

– Видно, время пришло. Никуда не денешься. А я так надеялся, что тебя это не коснётся.

Глава 5 За умеренную плату

– А ты что-нибудь знаешь про Сумеречный храм? – спросила Кира у Ши.

Она сидела на кровати в гостиничном номере, а он на подоконнике. Рамы опять настежь распахнуты, будто ему воздуха не хватает. Того, что в комнате.

Ши отрицательно качнул головой, медленно и скупо, даже длинная чёлка не шелохнулась.

– Почему? – Кира не столько удивилась, сколько испытала разочарование. – Я думала, в скрытом мире это известное место.

Она предполагала, что Ши сейчас промолчит. Он же всегда так делает, если считает, что раньше всё уже сказал. Но тот неожиданно толкнул целую речь:

– Мне известно, что храм существует. Но я не принадлежу скрытому миру. Поэтому не в курсе его традиций и принципов. Я хорошо знаю только одно. Как убить любого из относящихся к нему существ.

Кира несколько секунд ошарашенно молчала, а потом сердито пробормотала:

– Последнюю фразу обязательно было добавлять?

И так не по себе рядом с ним, неестественно неразговорчивым, сдержанным, бесстрастным, а он ещё постоянно повторяет «убить», будто слово обозначает что-то совершенно пустячное. Или расхожее. Типа «привет», «пока».

– Обязательно. Чтобы ты не сомневалась. Я сумею защитить тебя от кого угодно. При условии: ты будешь делать то, что от тебя требуется. Как договаривались, – выдал Ши на одной ноте. Словно автомат.

С утра вчерашнее решение уже не выглядело таким разумным и удачным, хотя и поводов окончательно отказаться от него пока не возникло. Но на всякий случай Кира решила уточнить:

– А если не сделаю?

– Идёшь своей дорогой, – прозвучало в ответ. – Одна.

Так просто? Кира не поверила до конца, поэтому опять уточнила:

– То есть тогда ты даже не в обиде?

– А ты?

Нет, он не переживал, что Кира обидится. Он хотел сказать, что её легко обидят другие, и в одиночку Кирин путь прервётся на первой же недоброжелательно настроенной твари. И как у него получалось это выразить почти без мимики и смены интонаций?

Вообще, это бесит: разговаривать с чёлкой, носом и губами. Совсем не видя глаз. Постепенно появляется чувство подчинённости, ущербности по сравнению с собеседником. Словно он одет, а ты голая. Словно ты стоишь на открытом месте, а он спрятался в надёжном укрытии, и ты понятия не имеешь о его намерениях и о том, что у него в руках. Появляется нестерпимое желание протянуть ладонь и самой откинуть волосы с его лица. Но Кира, пожалуй, перетерпит.

– Через кого договаривалась о встрече с сумеречниками? – резко поменял тему Ши. Уверен, что Кира сделала правильные выводы насчёт полезности для себя их соглашения и у неё больше не появится глупых мыслей о свободном полёте или бунте.

– С одним парнем. Мне про него рассказали. Он в магазинчике работает, где всякая ерунда продаётся. Якобы магическая: амулеты, обереги, ловцы снов. Я ещё и заплатила ему, – припомнила Кира с негодованием и обидой. И с расчётом, что Ши преисполнится сочувствием к ней.

Хотя, конечно, глупая идея. Они наверняка даже о существовании друг друга не подозревают: Ши и чувства.

– Так ты ещё хочешь поговорить?

Кира не поверила сначала, переспросила даже:

– Что?

Не стал повторять, да она и не нуждалась. С первого раза хорошо расслышала и поняла. Просто удивилась. Неожиданной озабоченности Ши её проблемами. Подтвердила поспешно:

– Конечно, хочу. Они же сумеречники. У кого же ещё узнавать?

Ши отодвинулся от подоконника.

– Пойдём. Покажешь, где этот магазин.

Кира резво подскочила с кровати.

Неужели получилось заставить его делать то, что надо ей? Или для него встреча с сумеречниками не менее важна? Не зря же он тоже болтался возле строения номер тринадцать.

Магазинчик располагался в полуподвале одного из домов в исторической части города. Двухэтажного, старого, выстроенного, наверное, не менее ста лет назад. Здесь почти все такие были: приземистые, аккуратные, много раз перекрашенные, с лепниной, с крылечками, с крутыми щербатыми лесенками, ведущими вниз, в цокольный этаж.

Кира вошла первой. Продавец спокойненько посиживал за прилавком. В ушах – наушники, сам тихонько покачивался в такт музыке, дёргал плечами и беззвучно подпевал. Расслабленный, беззаботный. Кирин приход просто не заметил, потому что располагался спиной к двери и, похоже, не ждал покупателей.

Может, к нему всегда заходят не за покупками, а совсем-совсем за другим. Хотя сам он обычный человек. Ни скрытой сущности, ни колдовской ауры.

Парень обратил внимание на Киру, когда она подошла вплотную к прилавку, повернулся, вскинул глаза. И сразу озадаченно моргнул, дёрнул за свисающий на грудь проводок, и наушники словно пробки выскочили из ушей.

– Ты? – воскликнул удивлённо, но быстро взял себя в руки, принял невозмутимо-невинный вид. – Ну что, поговорила?

– Почти, – произнесла Кира и прошлась вдоль прилавка, опять уводя его взгляд от дверей.

Но он словно почувствовал. Или точно почувствовал. Повернулся и мгновенно подпрыгнул со стула, тоже метнулся вдоль прилавка к тёмному дверному проёму между стеллажей, ведущему вглубь дома. А Кира первый раз увидела, на что действительно способен Ши.

Трудно осознать, как такое возможно, но тот в один прыжок легко настиг парня, обхватил рукой. Продавец даже не подумал сопротивляться, застыл, напрягся.

– Убегать-то зачем?

– Зачем? – дрожащим голосом обиженно переспросил продавец. – Слышал я про тебя! Как что, сразу нож к горлу.

– А-а-а! – протянул Ши. – Сразу бы предупреждал о предпочтениях.

Молниеносное движение, Кира его едва отследила, и сверкнул металлом обоюдоострый клинок – откуда только взялся? – воткнулся остриём в шею. Причём не просто обозначил место. Медленно набухла и скатилась по побледневшей коже, оставляя ярко-красные след, капля крови.

– Так лучше?

Кира вцепилась руками в прилавок, потрясённая. Скоростью, реакцией, выверенностью движений. Алой полоской на белой шее.

– Чего ты хочешь? – с трудом промямлил продавец.

– Тот разговор не состоялся, – холодно объяснил Ши, – и обещание осталось не выполненным.

Кинжал отдалился от шеи, словно сам по себе крутанулся в пальцах, лёг на прилавок. Узкий, не слишком длинный. Рукоять – чёрная с серебром. Без гарды. Самый кончик острия – тёмный. От крови.

Отпущенный продавец отшатнулся, но снова убегать не пытался, прислонился спиной к стеллажу с товаром, осторожно прикоснулся рукой к шее. Пальцы дрожали – издалека заметно. Пялился на Ши, не отрываясь, настороженно фиксировал каждое его движение. А в глазах – страх. Кира никогда раньше не видела такого страха.

– Чтобы один. Как договаривались, – диктовал тем временем Ши, чётко разделяя слова, как будто парень пытался за ним записывать. – Сегодня. В одиннадцать. Прямо здесь. И ты слышал… про меня. Я найду. И тебя, и их. Если что.

Дожидаться подтверждения он не стал, перемахнул через прилавок, не оглядываясь направился прямо к двери. Кинжал опять крутанулся в пальцах и исчез под футболкой.

Он же точно как автомат! Ни одного лишнего движения. Даже самого мелкого. Настолько рассчитано и отработано, что рождает мысли о механизме.

Кира втянула воздух. Ощущение, будто до сих пор не дышала и только сейчас получилось.

Она очнулась, отлипла от прилавка, тоже двинулась к дверям. На продавца даже не посмотрела. Не получалось. Вроде как стыдно и жалко.

– Зачем надо было кинжалом-то махать? – спросила уже на улице и услышала в ответ безучастное:

– Он сам попросил.

– Перестань. Не просил.

Ши повернулся. Как же хотелось отметить следом – посмотрел. Но ведь нельзя утверждать, точно не зная. Пояснил сухо:

– Так быстрее.

И всё. Заткнулся, больше не проронил ни слова. А Кира представила: он ведь подобным образом запросто и с ней обойдётся. Чтобы не тратить лишнего времени. «Ломаешься? А если так?» – и укол металлического жала в шею. И опять не возникло сомнений: этот – может.

Вот ведь она ввязалась!

В магазин вернулись вечером, как запланировали, в одиннадцать. Опоздали минут на десять. Кое-кто, чересчур самонадеянный, нарочно не торопился и ни капли не сомневался, что всё будет, как он сказал. А Кира сомневалась. Но дверь магазина действительно оказалась не запертой.

Вошли – на это раз Ши первый – и сразу заметили в дальнем углу блёклую серую фигуру. Бесформенный балахон, несоразмерные руки, круглые лемурьи глаза. Тот самый – длинный, который разговаривал с Кирой прошлым вечером.

Увидел вошедших, зашевелился, чуть пригнулся, улыбнулся угодливо, произнёс:

– Извини, Анку. Не разобрались.

Так! Кира озадачилась. Это что ещё за новое имечко? Где-то когда-то слышанное уже.

Это он так Ши называет? А тот что, коллекционирует нелепые прозвища?

Анку… Анку… Откуда-то из фольклора. Кире подобное точно раньше попадалось. Папа рассказывал, или сама где-то читала. Просвещалась, изучала, что может подкинуть внезапно открывшееся дарование.

Ши подошёл к прилавку, присел, скрестил на груди руки. Голова чуть опущена, словно вздремнуть собрался. Сумеречник безмолвно маячил в углу, следил за Кирой огромными глазищами. Даже сейчас с трудом скрывал плотоядность во взгляде.

Кира брезгливо поморщилась. Смотрел бы с таким вожделением вон… на своего Анку. То есть Ши. Свихнёшься с его именами.

И чего все ждут?

Ах, да. Кира же сама собиралась спрашивать.

– Так ты слышал про Сумеречный храм?

– Само собой, – прошелестел сумеречник. – Кто же о нём не слышал?

Кира обрадовалась и разволновалась оттого, что сейчас узнает, хотя бы в какую сторону идти или ехать.

– И как его найти?

Сумеречник растянул губы в ехидной ухмылке.

– Его не надо искать.

– Почему?

Ну вот, начинается. «Путь туда тернист и опасен. Надо пройти десять страшных испытаний». И т. д., и т. п.

– У него нет определённого места.

– В смысле? – Киру начали раздражать загадочные ответы, она уставилась сумеречнику прямо в глаза. – Значит, храм просто выдумка? Легенда?

– Ну почему же?

С какой же жадностью эта тварь посматривает на Киру. Медленно поворачивает голову, наклоняет то к одному плечу, то к другому, словно примеряется, с какого боку лучше подкрасться и куда удобней присосаться. И Кира не выдержала, почти заорала:

– Ты нормально можешь говорить? Конкретно. Как туда попасть?

Сумеречник бросил короткий взгляд на Ши, потом опять уставился на Киру.

– Кого там ждут, легко туда попадёт. А нас туда не пускают. Считают – не достойны. Не знаю я, как в него попасть.

Вот ведь…

Кира засопела возмущённо, прошипела себе под нос:

– Какой же ты тогда… сумеречник?!

Она-то надеялась ну хоть что-то узнать, хоть какую-то малость. А тут – совсем ничего, не продвинулась ни на шаг. Где села, там и слезла. И тупо было проводить параллели между созвучием слов «сумеречник» и «Сумеречный храм». Корень один, а общего ничего. Ещё оказалось и несовместимым. Не пускают этих ничтожных тварей в храм. Не заслужили.

– А про Источник ты что-нибудь слышал? – раздалось неожиданно.

Сумеречник шарахнулся назад, скорее, неосознанно, но почти сразу снова придвинулся, развернулся в сторону Ши.

– Источник должен скоро открыться, – сообщил он, и Кира уловила в его голосе ноты нетерпеливого ожидания. – Когда появится проводник.

– Кто он?

– Не знаю, – прошелестел сумеречник. – Никто не знает. Но говорят, он уже в пути. Многие его ищут. И ты тоже, Анку?

О чём это они? Кира не понимала смысла. Источник, проводник. Какая-то физика магическая. Ещё почище, чем таинственный Сумеречный храм.

Ши выпрямился, поинтересовался у сумеречника:

– Ты точно всё рассказал?

Тот торопливо подтвердил, старательно кивая:

– Всё! Всё, что сам знал, – и сразу улыбнулся многозначительно, забормотал заискивающе: – Я честно, честно рассказал. Неужели не заслужил маленькой платы? – и вопросительно посмотрел на Ши.

– Это не ко мне, – отозвался тот. – Сам с ней договаривайся.

– Что? – едва не подскочила Кира, выдохнула возмущённо: – Вы… Ну вы и сволочи.

Но её будто не слышали.

– Анку, ну что, тебе жалко? – заныл сумеречник, тихонечко приближаясь к Кире. – Я же немного возьму. И тебе останется.

– Сказал – не ко мне, – повторил Ши, берясь за ручку магазинной двери. Даже не обернулся.

Кира с ненавистью глянула ему вслед, сжала кулаки. А сумеречник всё надвигался.

– Только сунься, – предупредила его Кира.

Не проникся. Не поверил, что Кира сможет постоять за себя. Приблизился на расстояние удара.

Нога врезалась во что-то мягкое, словно Кира била по большой надувной игрушке. Сумеречник чуть сложился и отлетел прочь.

Он действительно не человек. Действительно живая тень, отчасти бесплотная, аморфная. И Кирин удар для него словно для мячика. Отбросило прочь, и ничего. Сейчас прискачет назад, накроет, присосётся пальцами-пиявками.

Немного он возьмёт. И Ши останется. Для чего?

Кира для них кто? Домашний питомец? Овца с фермы? Хотите – на мясо, хотите – на шерсть. Можно ещё и молочка надоить.

Они правда твари. Не люди.

Кира выскочила из магазина, наткнулась на Ши.

– Значит, так – да? Это не к тебе? А как же: «Я сумею тебя защитить»? Оно вот так выражается?

– Тебя же никто не заставлял, – невозмутимо заметил Ши. – Вдруг бы сама захотела.

– Сама… – Кира не смогла подобрать слов лучше, чем: – Да пошёл ты!

А пошла сама. Не выбирая направления. Куда ноги понесли. Главное, подальше от этих… которые не люди.

Глава 6 Люди и нелюди

Не пойдёт она в гостиницу. Будет бродить по улицам всю ночь. Или как-нибудь перекантуется на вокзале. Он тут недалеко: можно отсидеться в зале ожидания, даже вздремнуть. Всё лучше, чем виновато скрестись в чужой номер, навязываться в качестве приживалки.

Что там имел в виду этот жалкий кусок… мрака, когда говорил, будто Ши тоже достанется? Не иначе размышлял на тему: «Ты хочешь?»

А как они ещё могут воспринимать Киру? Только в виде источника заполучить желаемое. Одному – напиться, другому – на…

Внезапно Кира замерла, прикрыла глаза.

Да что ж такое? Почему так не вовремя? Последствия двухдневного приключения? Слишком частые контакты с нечистью? И где? На улице, посреди какого-то неизвестного сквера.

Прямоугольники газонов, клумбы, посыпанные гравием дорожки, деревья, аккуратно постриженные кустики, лавочки. Даже спрятаться негде. Не в кустах же! А Кира точно знает, что далеко не уйдёт.

Главное, не отключиться раньше времени, доползти хотя бы до ближайших домов. Там наверняка найдутся потайные уголки.

Колени дрожат. Может, присесть на лавочку, собраться с силами. И не надо никуда идти. Вроде и здесь нормально, спокойно, тихо, ни единого человека поблизости. Ночь ведь уже, все давно дома.

Что же с Кирой творится? Врачи разводят руками, уверяют, что абсолютно здорова. Даже психологи. По всем показателям почти вменяемая девушка, никаких опасных отклонений. Тогда почему подобное случается? Вдруг уносит из реальности. И, как всегда, в самый неподходящий момент. Ещё и неожиданно. Нет бы предупредить заранее, хотя бы за полчаса: «Кира, беги скорее домой. Пока не отключилась где попало». Так нет же! Максимум – предлагается несколько минут, а то и мгновенно накрывает.

Странная взаимосвязь событий. Кира её хорошо запоминает. Ничего не происходит независимо, само по себе, всегда составляет с чем-то пару. Может, случайно. Но скорее всего – нет. Например, впервые она вот так отключилась после второй её встречи с двуликим существом.

На этот раз попалась девушка. Совсем молоденькая, может, даже старшеклассница. Очень красивая. Как человек. Но у живущей внутри неё скрытой сущности внешность была не слишком приятная.

Кожа с красноватым оттенком, вроде бы и гладкая, но не так как у людей. А как у ящерицы или змеи, покрытая плотно подогнанными друг к другу матовыми чешуйками. На плечах невысокие наросты с торчащими из них толстыми шипами, будто широкий стоячий воротник на платье какой-нибудь средневековой королевы. И на голове тоже наросты, похожие на рога.

Девушка стояла перед мужчиной, что-то говорила ему и медленно водила тонким пальчиком по его груди, словно рисовала невидимые знаки. А мужчина походил на невменяемого. Кира никогда раньше не видела подобного выражения на мужском лице.

Такое чувство, что он сейчас набросится на девушку. Вот прямо тут же. И не важно, что и кто вокруг, и просто чудо удерживает его от этого порыва. Или хрупкий девичий пальчик, который и манит, и останавливает одновременно.

Кира уже не маленькая, Кира уже в курсе, что набрасываются не только затем, чтобы обидеть или ударить. Знает, какие бывают желания. И от реальных подтверждений этого знания не по себе. Вот именно сейчас, когда собственными глазами наблюдаешь, насколько сильно желание может овладевать человеком, и ясно понимаешь, что последует в продолжение.

А девушка довольно улыбается, хотя мужчина намного старше неё. Раза в два. Девушку забавляют его невменяемость и зависимость. Прямо какая-то извращённая игра в кошки-мышки. Маленькая изящная кошечка и большая тупая мышь. И Кире противно на подобное смотреть.

Она поторопилась отвести взгляд, но девушка успела раньше. На мгновение отвлеклась от мужчины, повернулась к Кире, улыбнулась заговорщицки и подмигнула. Как будто тоже знала, что Кира прекрасно видит её второй облик.

У Киры щёки вспыхнули, и она почти перешла на бег, домчалась до школы, так и не успокоившись по дороге.

Именно в школе первый раз и отключилась, но не сразу, а на втором уроке. На физкультуре. В раздевалке.

Одноклассницы уже убежали в спортивный зал, а Кира хоть и переоделась, но всё ещё сидела на длинной низкой скамейке. Потому что коленки дрожали и сил не было подняться. А потом вдруг раздевалка исчезла. Пропали выкрашенные в светло-бежевый стены, и ряды крючков на стене с болтающейся на них школьной формой, сумки и рюкзаки, сваленные повсюду как попало. А Кира летела куда-то, не успевая замечать, что мелькает по сторонам.

Может, и не мелькало ничего, кроме пятен света и тьмы, и Кира воспринимала себя вовсе не человеком. Наверное, потоком или лучом. Не было больше у неё обычного тела. А что было? Пожалуй, ничего. Кроме движения, кроме силы, заставляющей нестись вперёд. Неизвестно куда и к чему.

Никакой цели не существовало, ничего не виднелось впереди. Разве только свет.

Так, может, Кира умерла?

Она слышала, что рассказывают люди, пережившие клиническую смерть. Им кажется, они идут или летят к свету. И Кира сейчас летела к свету. Значит, к смерти?

Не боялась, не испытывала совсем ничего. Чувства тоже обратились в движение. Но неожиданно полёт прервался. В его чистое, правильное беззвучие ворвались бьющие по ушам крики. Одноклассницы чуть ли не в один голос ошалело и испуганно вопили, толпясь в раздевалке.

Урок закончился, а Кира так и не поднялась со скамейки, не сдвинулась с места, не заметила, как проскочила через сорок пять минут.

– Кира! Кира! Ратманова! Очнись! – повторял взволнованный женский голос, чьи-то горячие вспотевшие ладони осторожно похлопывали по щекам.

– Может, «Скорую» вызвать? – предложил другой голос, мужской, прекрасно знакомый.

Сознание само отметило – физрук. Реальность окончательно оформилась, и Кира открыла глаза.

– Ну вот! Пришла в себя, – сразу прозвучало с большим облегчением. – Кирюшенька, что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

Перед Кирой сидела на корточках женщина в белом халате. Школьная медсестра.

Дежавю какое-то. Уже было недавно: белый халат, озабоченное лицо, вопрос, как Кира себя чувствует.

– Нормально.

Если бы она опять потеряла сознание, она бы непременно упала. А сейчас твёрдо сидела на скамейке, и ничего у неё не болело. И ощущения такие же, как при пробуждении, и сон она тоже видела.

– Я, наверное, заснула просто.

Медсестра с сомнением покачала головой.

– Как-то уж очень крепко заснула. Минут пять привожу тебя в чувство, и всё безрезультатно. Пойдём-ка со мной. Температуру померяем, давление, и осмотрю как следует. Сможешь сама дойти?

– Давай я тебя отведу, – сразу же предложил физрук.

– Не, – Кира отрицательно мотнула головой. – Я сама.

Уже в медкабинете медсестра, так и не найдя у Киры ничего подозрительного, озадаченно предложила:

– Может, родителям позвонить? Чтоб забрали тебя.

– Нет. Не надо, – попросила Кира. Опять мама перепугается, папа расстроится, опять будут расспрашивать, хором и по отдельности, и придётся придумывать объяснения, а Кира понятия не имеет, что с ней произошло. – Я вчера очень поздно легла. Вот и вырубилась. Очень спать хотелось. А когда все ушли, тихо стало. Вот я и не удержалась. Но я себя хорошо чувствую. Лучше на урок пойду. Ладно?

Медсестра нехотя согласилась. Боялась брать на себя лишнюю ответственность. Вдруг Кире опять станет плохо, и медсестру обвинят: что же она раньше не сообщила о болезненном состоянии девочки? И ещё отметила про себя. Странно всё-таки – предлагаешь подростку на законных основаниях пропустить школу, а она просится на урок. Почти любая бы на её месте с радостью отправилась домой.

На этот раз Кира очнулась в совершенно незнакомом месте.

Тревожно, пугающе. Она же просто вылетает из реальности, но не перемещается при этом никуда. Не ходит, как лунатик. Кира отключилась на скамейке в скверике, там и должна сейчас быть. А тут явно не сквер, и вообще не улица. Помещение с высоким потолком в перекрестиях металлических балок, с тусклым освещением, большое и почти совсем пустое.

На гараж похоже. Только без машин.

Хотя есть одна, небольшой чёрный фургон возле наполовину поднятых ворот. А Кира лежит на потрёпанном мате или матрасе, провонявшем бензином и машинным маслом. Из-за спины долетают голоса. Мужские.

– Где ты её взял?

– На улице подобрал. На скамейке сидела. То ли напилась в стельку, то ли обкурилась. Ни на что не реагировала. Ну я её и прихватил. Вроде ж ничего. Миленькая. И молоденькая. Да и выделываться особо не станет, раз на лавочках ночует. Ещё и благодарна будет, что пристроили к делу.

Голос приблизился, сопровождаемый тихим шуршанием шагов, и Кира опять зажмурилась, прикинулась невменяемой. Ощутила движение возле лица. Чужие пальцы ухватили её за подбородок, чуть повернули голову.

– Ведь правда же ничего?

Кира не стерпела. Ещё не успев открыть глаза, ударила, желая скорее избавиться от неприятных прикосновений.

– Лапы убери!

– О! Ещё и с характером! – прозвучало с издёвкой из-за спины, немного издалека. – Темпераментная девочка! Самое то!

Она резко села, и сразу широкая, сильная мужская ладонь легла на плечо, надавила, определяя допустимый уровень. Выше – нельзя.

– Лапы убери! – повторила Кира громче и злее.

Лучшая защита – это нападение. Лучшее средство от страха – наглость. Ничего, что внутри всё разрывается от испуганного вопля: «Мамочки!» Главное, хоть как-то держать лицо, контролировать интонации, иначе сдашься раньше времени, и там уже точно – не жизнь.

Кира всегда реально оценивает положение, и сейчас оно по всем критериям – хреновее некуда. Пугают даже не мысли о том, что произойдёт дальше, пугает уже предчувствие этих мыслей.

А ладонь всё-таки исчезла с плеча, и Кира медленно поднялась, каждое мгновение предполагая, что чужая рука вот-вот опять ограничит свободу её движений. Но ничего, позволили распрямиться, ещё и раздалось снисходительное:

– Ну и хорошо, что очнулась. Хоть тащить тебя не придётся. Сама потопаешь.

– Ага. Разбежалась, – огрызнулась Кира, но опять её наглость не произвела впечатления и даже, кажется, начала раздражать.

– Разбежишься. Никуда не денешься.

А это ещё посмотрим!

Вырубить крепкого мужика до беспамятства Кира не сможет. Зато неожиданно и сильно ударить, чтоб отвлечь хотя бы на несколько секунд, пожалуй, получится. А второй стоит в сторонке и вряд ли успеет среагировать. Бегает Кира тоже неплохо, а гаражные ворота приоткрыты. Путь свободен.

Кира чуть-чуть развернулась, чтобы лучше видеть противника, чтобы точно прикинуть, далеко ли находится ещё один, и…

Лучше бы не разворачивалась, оставалась в неведении. Потому что за её спиной стоял не «ещё один», как она рассчитывала, а человек десять. И кое-кто из них довольно близко.

Коленки стали ватными. Какое уж там держать лицо, контролировать интонации… И какая же она дура! С этой своей гордостью. С праведным негодованием.

Уж лучше бы позволила сумеречнику напиться своими силами, уж лучше бы покорно плелась за Ши, плюясь ядом и желчью. В любом случае – намного лучше. По сравнению с тем, что происходит в данный момент, а ещё больше с тем, что ждёт впереди.

Но вот так сразу сдаться – нет! Она попробует то, что задумала. Те, которые стоят чуть подальше, точно не успеют её схватить, если она вдруг рванёт с места. А этому, что расположился близко, меньше, чем на расстоянии вытянутой руки, придётся пережить не очень приятный удар.

Кира пошатнулась, сделала вид, что ей плохо, сейчас грохнется в обморок. Мужик среагировал, попытался её подхватить. Подставился.

Конечно, он не ожидал, что Кира ударит, и довольно умело. Никто не ожидал.

Сорвалась с места, а топот преследующих шагов раздался лишь секунду спустя. Подарили фору, и теперь Кира успеет, удерёт. Выхода у неё другого нет: только успеть. Единственная надежда, которую она ни за что не отдаст.

Ну откуда ей было знать, что в машине сидят ещё двое?

Чёрные блестящие двери распахнулись траурными крыльями, двое выскочили наперерез. Кира метнулась в сторону, чтобы увернуться, обогнуть. Преследователи шарахнулись следом. Кира резко повернула, почти проскочила, но на манёврах потеряла время.

Чужие пальцы скользнули по коже руки, пытаясь ухватить. Но только чуть прикоснулись. Зато другим удалось вцепиться в рубашку. Киру с силой дёрнуло назад, но она удержалась на ногах, ещё и сумела перевести непредвиденное стремление в силу собственной руки. Ударила, почти наобум, и попала. Потому что работали не столько разум и расчёт, сколько инстинкт и подсознание. Даже успела ударить второй раз, другого мужика. А потом поймала удар и сама.

В лицо. Из глаз вышибло фейерверки искр. Из одного – точно. И опять в лицо. Где-то между носом и ртом. Показалось, что чужой кулак легко проломил кости и прошёл внутрь. И новый удар – в живот. Остановивший дыхание, отбросивший прочь.

Упала, разбив об бетон пола колено и локоть. Но ещё добавили. Ногой. Выбив из лёгких остатки воздуха, превратив всё внутри в сплошную боль. Опрокинулась навзничь, ничего не видя и не слыша. А в голове только одна мысль: «Ну давайте ж ещё!»

Чтобы отключиться. Чтобы не чувствовать больше ничего. Не осознавать.

Глава 7 Металл и кровь

Пока возились с Кирой, пропустили появление нового человека. Точнее, не совсем человека. Но по внешности же не определишь.

Он зашёл бесшумно, не привлекая внимания, и теперь стоял возле входа, медленно поворачивая голову. Можно было бы предположить, что осматривался по сторонам. Только вот как?

Лицо почти до половины скрывал капюшон, а под ним ещё виднелись густые белые пряди. Странный и жутковатый вид.

Одет в тёмное. Только крепкие жилистые руки открыты почти целиком, расслабленно висят вдоль тела. Голова чуть наклонена вперёд.

– А ты ещё кто? – прозвучало с неприязнью, но и с удивлением.

– Я за девушкой, – раздалось в ответ, как всегда негромко и спокойно.

Кира шевельнулась, развернулась лицом на голос.

Приятно, конечно, что он за ней пришёл. И неожиданно. Очень. Но и не менее бессмысленно. Скоро будут валяться здесь вдвоём.

Он один, пусть даже и с кинжалом. А этих тут много, возможно, даже больше, чем Кира успела разглядеть. И наверняка у кого-нибудь из них есть оружие. Огнестрельное. А не какой-то там маленький ножичек.

Хозяева тоже не восприняли гостя всерьёз.

– А больше ничего не желаешь?

– Нет.

Ши направился к Кире, медленно и невозмутимо, как будто кроме них двоих в гараже больше никого не было. За ним озадаченно наблюдали, не торопясь двигаться с места. Точно так же, как недавно наблюдали за отчаянными метаниями Киры, расчётливо не участвуя в них. Достаточно и троих. Зачем суетиться всем из-за какой-то девчонки?

Только один попытался преградить дорогу, вытянул из-за пазухи ствол, наставил на Ши, предложил снисходительно:

– Лучше убирайся, пока даю возможность.

– Да ну, – не менее снисходительно выдал Ши и прибавил шаг. Стянул с головы капюшон, подошёл почти вплотную, едва не наткнувшись лицом в направленное на него дуло.

Невероятное мгновение. Промежуток вне времени, сам по себе. Тоже выпавший из реальности. Одна секунда закончилась, а другая не торопилась продолжить отсчёт. И всё замерло, застыло в растерянности: оно существует или пока нет?

Палец надавил на курок, и выстрел грохнул, разбудил стоголосое эхо, ударил по ушам. Пуля со звоном врезалась в металлическую балку под потолком, искры сыпанули. И почти сразу ещё выстрелы. Только не туда, куда все предполагали.

Пистолет стрелял в своих же. Потому что помимо руки обладателя его сжимала рука Ши. И вела тоже. А не успевший среагировать мужчина послушно следовал чужим движениям.

Кто-то вскрикнул, и сразу следом – ударилось об пол упавшее тело. И вот тогда все ожили, задвигались, отринули безучастность.

Кира успела заметить яркий блик на металле, и мужик с пистолетом рухнул на пол, рядом с ней. Изумлённо уставился на неё стекленеющими глазами. Поперёк горла ярко-красная полоса, и кровь нетерпеливо вырывалась наружу пульсирующими толчками, разливалась по серому полу в большую широкую лужу.

Кира неосознанно отодвинулась в сторону. Взгляд успел зацепить промелькнувшего мимо Ши. А дальше – звуки ударов, крики, свист рассекаемого лезвием воздуха. И выстрелы.

Неужели он ещё жив?

Кира собралась с силами, приподнялась, обернулась.

Что там творится?

Почти невозможно отследить движения. Стремительное мелькание тел. Точно фиксируешь только те, что отлетают далеко в сторону или падают на пол, застывая в оцепенении. А Ши никак не удаётся поймать взглядом. Он сразу везде и нигде его нет. Но всё-таки не получается поверить, что он один способен справиться со всеми.

Кира потянулась к валяющемуся неподалёку пистолету. Подняла, сжала двумя руками. Холодный, увесистый.

Никогда не приходилось стрелять, и сейчас не хочется. Руки трясутся, ходуном ходят. Не оттого, что пистолет тяжёлый, а оттого, что страшный. И палец не торопится лечь на спусковой крючок. Но не смотреть же безучастно, не ждать. Ведь помощь нужна не только Ши. Ей самой. Когда с ним расправятся, дальше наступит Кирина очередь.

А может, воспользовавшись суматохой, ещё раз попробовать убежать? Но даже дышится до сих пор с трудом, через боль. Какое там бегать… Получилось бы подняться на ноги. И наверняка кто-нибудь успеет заметить Кирины стремления и, не раздумывая, подстрелит. Значит, нечего зацикливаться на собственных моральных принципах.

Решилась, направила пистолет на толпу дерущихся и сразу осознала: бесполезно.

С полным отсутствием у неё каких бы то ни было навыков, при бесконечном и слишком быстром перемещении целей если и попадёт, то случайно, и вероятность, что не в того, кого надо, слишком велика. Поэтому и прочие выстрелы в подобной суматохе бессмысленны и безрезультатны.

Но словно в пику Кириным мыслям, где-то в стороне возникла яркая вспышка, вышвырнула из ствола пулю, переродилась в грохот. А уже спустя секунду устремившийся ему навстречу клинок разрезал громкий звук, ярко блеснул и вонзился точно в шею стрелка. А ещё через минуту Ши остался стоять один. Среди лежащих на полу тел, едва шевелящихся и совсем неподвижных.

Тоже застыл оцепенело. Словно робот: отработал своё и выключился. А кинжалов у него – два. По одному в каждой руке. Красных от крови.

Отмер, обтёр их о свою же футболку, без показательных трюков спрятал под одеждой. Наверное, к брючному ремню приделаны ножны, не заметные со стороны. Потом дошёл до стрелка, наклонился, вытянул из его горла ещё один клинок. Тоже протёр, но убирать не стал.

Шагнул к человеку, лежащему на животе, ухватился за его рубашку, подцепил нижний край кончиком лезвия, надрезал, дёрнул с силой в разные стороны. Ткань разошлась с громким треском.

Зачем Ши это делает?

Кира попробовала встать.

Качнуло, в глазах потемнело, и распрямиться до конца не удалось. Опять потянуло вниз. Кира махнула рукой, пытаясь ухватиться хотя бы за воздух, но попалось что-то достаточное твёрдое. Не осознавая до конца, привалилась, уткнулась носом в плечо.

Влажная футболка. Запах крови. Отвратный. А голос спокоен и невозмутим.

– Ты как?

– Так себе.

– Можешь перевязать?

Кира не поняла, о чём он. Подняла голову, заглянула в лицо. Увидела ссадину вдоль по подбородку, глубокую царапину на щеке.

– Что перевязать?

– Руку. Мне. Чтоб не слишком текло.

Кира отстранилась. Почти отшатнулась в испуге. И только тогда заметила: левая рука Ши была красной от крови. Не чужой, его собственной.

Всё-таки достала одна пуля, задела плечо, оставив после себя рваную рану, непрерывно сочившуюся алым. Кира зажмурилась, потому что мир поплыл перед глазами и слегка замутило.

Как бы не грохнуться в обморок. Вот уж совсем не ко времени.

– Надо уходить быстрее, – разумно заметил Ши.

– Да. Я сейчас. – Кира забрала у него полоски ткани.

– Сначала выше перевяжи. Затяни потуже. Чтоб кровь остановить. А потом уже и рану. – Ши инструктировал спокойно и бесстрастно, как будто проводил занятие по оказанию первой помощи, а Кира тренировалась на манекене.

У неё руки тряслись и сердце бешено стучало.

– В больницу надо.

А он даже не морщился.

– Тебе?

– Тебе.

– Не надо, – отрезал твёрдо и, как только Кира закончила с повязками, скомандовал: – Пойдём! – хотя и поинтересовался сразу: – Можешь идти?

– Могу.

Но быстро и уверенно вряд ли получится.

Ши это понял. Обхватил здоровой рукой.

– Держись за шею.

– Ага.

Кое-как доковыляли до гостиницы. Пешком пришлось, ловить машину даже не пробовали. Посреди ночи мало ездят. Да и кто решится остановиться, разглядев, в каком они виде. Вот и портье перепугалась.

Как специально сегодня дежурила девушка. Она сразу ухватилась за телефон, помянув не только «Скорую помощь», но и полицию и чуть ли не пожарных. Еле уговорили её не вмешиваться.

Дотащились до номера. Ши сразу подвёл Киру к кровати, та рухнула, уткнулась лицом в прохладную наволочку.

Сил нет даже дойти до ванной и умыться, и совсем не хочется видеть в зеркале свою разбитую физиономию. Кира и так прекрасно чувствует: глаз заплыл, губы распухли.

Ши уселся прямо на пол, в углу, привалился к стене, запрокинул голову.

Ему бы тоже отлежаться. Но кровать одна: стандартная, односпальная, узкая.

– А может, всё-таки тебе в больницу? Зря ты от «Скорой» отказался. Хотя бы рану обработали и зашили. Может…

Перебил, не захотел больше слушать:

– Успокойся, а! У меня регенерация ускоренная и чувствительность к боли снижена. Подумай лучше о себе.

Ну и чёрт с ним! А думать не хочется ни о себе, ни о чём. И от подушки уже не оторваться. Скорей бы провалиться в сон. Забыть о случившемся, хотя бы на время.

Всё. Спать. Только спать.

* * *

Глаза не открывались. Один так точно отказывался напрочь, хотя опухоль отчасти спала. И вообще, Кира чувствовала себя исторической руиной, разваливающейся и рассыпающейся, уже смирившейся с намеченным в ближайшие дни сносом. Но, главное, не впускать в мысли воспоминания о прошедшей ночи, думать о чём-то отвлечённом и сиюминутном.

На белой наволочке ярко выделялись тёмно-красные пятна.

Надо всё-таки сходить умыться. Хорошо бы посидеть в наполненной тёплой водой ванне. Но её здесь нет. Только отгороженный занавеской душ, и тот, видимо, занят. Потому что вода шумит.

Значит, можно лежать дальше. Но, словно нарочно, шум воды затих, и Кира разочарованно вздохнула, уселась на кровати.

Ши вышел из ванной. Только в брюках, да ещё на плече болтаются какие-то ремни.

Стоит, неторопливо вытирает волосы полотенцем, лица совсем не видно. Зато…

Кира некоторое время смотрела не отрываясь. Сначала совсем без мыслей, просто тщательно прорисовывая линии и заполняя их взволнованными ощущениями. Потом поняла, что из всех слов помнит только частицы, предлоги и небольшой набор междометий. А из всех знаков препинания остались лишь восклицательные. Ну, может, ещё многоточия.

Она поспешно отвернулась, приказала сама себе: «Всё, Кира. Стоп! Сопоставь тело с личностью его обладателя. Сразу протрезвеешь! Ты же хорошо вчера разглядела?»

Один против более чем десятка вооружённых людей. Он остался стоять, а они лежали у его ног. И не все из них потом поднялись с пола. Двое точно не смогли. А, скорее всего, больше.

Они, конечно, заслужили, и всё-таки…

А эти ремни. На них и крепятся ножны. И они не просто охватывают талию. Ещё идут через плечи, соединяются на спине и груди. Как это правильно назвать? Портупея? Да неважно. Потому что Кирина голова словно стрелка компаса. Сейчас сама развернётся. Против желания. Или как раз по желанию?

Наверное, Кире лучше побыстрее пойти в ванную.

Кира полезла в рюкзак за чистой одеждой, а когда распрямилась, Ши как раз убрал от лица полотенце.

Мокрые взъерошенные волосы откинуты назад, и хорошо видны и тёмные полоски бровей, похожие на расправленные птичьи крылья, и глаза.

Кира застыла на середине движения.

Чёрные. Равномерно густо-чёрные. Зрачки совсем незаметны. Или это такие огромные зрачки, а напрочь отсутствует радужка. Потому он и не переносит яркий свет. Смотришь в них – и до дрожи. Потому что они не человеческие и даже не звериные. Потому что таких совсем не должно быть.

Ши чуть слышно хмыкнул, отвернулся.

– Куда-то собиралась?

– А? Да, – и Кира потопала в ванную, не глядя. Перед глазами – одна чернота.

После тёплого душа лучше не стало, никакой бодрости и свежести. Наоборот, по самую макушку наполнило апатией и тоской.

Когда Кира вернулась в комнату, на Ши уже была футболка. Причём с длинным рукавом.

Решил прикрыть рану, хотя та уже подсохла и даже затянулась, будто полученная не несколько часов, а уже несколько дней назад. А ссадины с лица исчезли почти без следа, словно смылись водой. Он не врал про ускоренную регенерацию.

На Кире, между прочим, тоже всё довольно быстро заживает, но не настолько. Под рёбрами побаливает, и пятно кровоподтёка ещё слишком яркое. На губах – бурая корка, вокруг глаза – лилово-жёлтое. Красавица. И есть очень хочется. Но куда же Кира пойдёт с такой физиономией?

Попросить Ши, чтобы он дошёл до магазина и принёс что-нибудь? Нетрудно представить, что он ответит в своей краткой манере. «Иди сама». Или сделает вид, будто не услышал Кириных слов.

Вроде с собой тональный крем брала. Какая же нормальная девушка без косметички? Вдруг получится замазать фингал хоть немножко, чтобы не слишком в глаза бросался, и можно будет выйти на улицу.

Кира задумчиво держала тюбик в руке, понимала: не получится, даже если вымазать всё, до капли. Отёк никуда не денется, а слой крема окажется таким толстым, что будет выделяться не хуже синяка.

Ши с минуту наблюдал за ней, потом произнёс:

– Ты такая везучая или нарочно приключения ищешь?

Смешно ему?

– Конечно, нарочно. Делать-то мне больше нечего, – выдала Кира раздражённо. – Заодно и ты развлёкся. – Она засунула тюбик с кремом обратно в косметичку, отшвырнула её в сторону. – Кстати, мог бы и не заморачиваться. Чего вдруг?

– Ты же из-за меня вляпалась, – констатировал невозмутимо.

Надо же, какой борец за справедливость!

– И что? – уточнила Кира неприязненно. – Тебя бы совесть замучила? Забыл, и всё!

– В следующий раз так и сделаю, – бросил холодно.

Уж не обиделся ли?

– Ага. Давай.

Ши направился к двери.

– Ты куда?

Не ответит, проигнорирует, гордо удалится без лишних слов.

Остановился, повернулся.

– Уезжать надо. Смысла нет здесь торчать. Дыра. Одни сумеречники. Ты со мной?

Очень хочется крикнуть: «Нет!» И, вообще, плюнуть на всё, вернуться домой. Но никак.

И Кире пришлось выдавить через силу:

– Да.

Опустила голову, уткнулась взглядом в пол, пряча влажный блеск глаз.

– Поесть принести?

Глава 8 Побочные эффекты

Способность видеть скрытую сущность досталась Кире от папы. Он этому не радовался, хотя и рассказал подробно о таинственных существах. Но чаще в их беседах папа налегал на предостережения.

Заметила, и ладно. Только больше не надо, ни за что и никогда, шпионить за ними и тем более ходить следом. Это опасно. Это очень-очень опасно.

Но Кира и сама понимала. Не стоило папе сто раз повторять одно и то же. Больше она не потащится за двуликим.

Далеко не все существа в скрытом мире имели две внешности, умели хорошо маскироваться под обычных людей, чтобы спокойно жить с ними рядом. Большинство довольствовались одной сущностью, близкой к человеческой или даже очень далёкой. Такие старались лишний раз не попадаться на глаза, и в основном предпочитали темноту ночи. Кира никогда раньше их не встречала.

Первыми оказались сумеречники, и теперь можно ставить галочки в папином альбоме возле тех существ, которых уже видела. Дальше их будет всё больше и больше. Но главная проблема не в них и не в том, что Кира замечает такое, что не дано замечать другим. Открывшаяся способность вызывала странные побочные эффекты.

С папой подобного не происходило, он точно помнил. Когда начал видеть скрытое, переживал, конечно, даже боялся, что у него с головой не в порядке, что по нему «психушка» плачет. Комплексовал, долго никому не рассказывал, надеялся, что пройдёт, и в то же время гордился своей необычностью, даже задавался немножко. Но это же нормальные реакции. А у Киры всё не как у людей.

Взять хотя бы внезапные выпадения из реальности. Не простые обмороки, а сны, полёты в никуда. Но и это не всё. Постепенно проявилось ещё одно. Вдруг накатывала необъяснимая злость, начинало беспричинно раздражать всё вокруг, и Кира теряла контроль над собой, срывалась до ссор, до скандалов, до драк. А поводом могла послужить сущая ерунда: неудачное слово, жест, взгляд.

Несколько одноклассниц собрались за передними партами: сидели, болтали, хихикали. Ну, девчонки всегда же так. А Кира торчала в гордом одиночестве за своей предпоследней. С мрачной миной. Смотрела в окно. Потому что больше ни на что смотреть не хотелось, бесило всё. Учителя с их занудством, тупые уроки, одноклассники с их глупыми разговорами.

Пальцы крутили карандаш, и больше всего хотелось надавить посильнее, чтобы тот переломился пополам. С хрустом, с мелкими деревянными крошками и похожей на пепел графитовой пылью.

Девчонки громко рассмеялись, Кира развернулась к ним, потому что их смех тоже бесил. И поймала короткий взгляд. Если бы он не спрятался сразу, Кира бы и внимания не обратила. А тут задело. Значит, есть причины для пряток?

Неужели смеялись над ней? И тайком поглядывали: вот она – Кира-дура! Ха-ха-ха!

Опять захихикали, и снова взгляд.

Точно, над ней потешаются. Больше никаких сомнений.

– Что? Очень смешно? – рявкнула Кира.

– Кир, ты чего? – прилетело в ответ, недоумённое. Смутились? Испугались?

– Не описайтесь там от хохота.

– Ратманова, ты – дура?

Ну вот! Так и знала! Сами они…

– Можно подумать, ты прям такая умная!

– Какая есть. Тебя-то не спрашивают! Сидишь там и сиди. И рот не разевай.

Сначала Кира запустила в одноклассницу учебником. Та подскочила, и Кира в точности повторила её движение, словно копирующий робот-манипулятор.

– Ратманова, у тебя крыша съехала? Совсем офигела? Идиотка.

Подойти и ударить. Пусть заткнётся. Кира уже представляла, как это будет выглядеть. Костяшки плотно сжатых пальцев расплющат подкрашенные блеском губы, и те станут не розовыми, а красными. Но тут в класс зашла учительница, и, само собой, началось легко предсказуемое: «Девочки, что тут у вас происходит? – Ратманова первая начала! – Кира, да как же так?»

Кира крепилась из последних сил, с трудом удерживала всё то, что рвалось с языка, и, чтоб не ринуться на кого-то из присутствующих, бросилась прочь из класса. Летела по рекреации, расталкивая валившую в кабинеты толпу, забралась в закуток под лестницей и долго долбила кулаком стену, чтобы хоть как-то выпустить пар. Пока кожу не ободрала, пока руке не стало больно. А потом разревелась, конечно. Потому что дура всё-таки она. Она.

И чего так окрысилась на всех? И учебником швырялась. И чуть драку не устроила.

Она же раньше никогда не дралась. Ни разу в жизни никого не ударила! Почему сейчас-то так неудержимо хотелось?

После звонка на перемену Кира с покаянным видом притащилась в класс, за вещами, смиренно выслушала выговор от учительницы за пропущенный урок, даже оправдываться не пыталась, согласно кивала головой на все обвинения и воззвания к совести.

На девчонок не смотрела, но и они равнодушно прошлёпали мимо, делая вид, что Киры не существует. И только отойдя чуть подальше, начинали обсуждать меж собой. На этот раз вне сомнений – Киру. Но её больше не волновало подобное. Сильнее беспокоило чувство вины.

Киру всегда тяготило состояние ссоры, не могла она долго в нём существовать. Хорошо, что потом помирились, точнее, перестали придавать значение случившемуся. Мало ли – каждый может психануть. И Кира так считала.

Ну, не сдержалась один раз. Больше такого не произойдёт.

Произошло.

Кира всё-таки подралась. С мальчишкой.

Он, наверное, просто хотел обратить на себя внимание, толкнул легонько, дёрнул за ремень школьной сумки. Но тоже не угадал с Кириным настроением.

Она шла с закушенной губой, внутри всё дрожало от напряжения, мечтало выплеснуться наружу через крик или резкий жест. И Кира даже осознать не успела, как развернулась и отвесила мальчишке оплеуху.

Звон от неё разнёсся по всей рекреации, и даже проносившееся мимо мгновение изумлённо застыло. И мальчишка застыл, а потом ухватился за щёку и зло выдавил сквозь сжатые зубы то, что первым пришло в голову. А Кира опять размахнулась.

Второй раз не получилось, мальчишка не позволил. Наплевал, что Кира девочка, и о симпатиях мгновенно забыл.

Их вовремя растащили, для разбирательств отправили к завучу, и там повторилось: «Я не виноват. Ратманова первая начала. Ну, толкнул её случайно. Не специально же. А она мне сразу по морде. Я что, терпеть должен? – Ратманова, как же так? Кира. Кира!»

Если бы она сама знала, почему так получается.

Вызвали родителей. Папа пришёл, разговаривал с классным руководителем.

«Что происходит с вашей дочкой? Её не узнать. Всегда была хорошей девочкой. Да она и сейчас такая. По большей части. Но временами с ней просто невозможно сладить. Она стала несдержанной и агрессивной. Она провоцирует ссоры и даже драки. Конечно, сложный возраст. Взросление, гормоны и прочее. Со всеми подобное происходит, но никто же больше на окружающих с кулаками не бросается. Так же нельзя!»

Папа в основном молчал, только – совсем как Кира – кивал с виноватым видом. Виноватым не столько перед учительницей, сколько перед дочерью. Он-то считал причиной происходящего не гормоны и не переходный возраст, а другое, доставшееся Кире по наследству. От него.

«Может, вам следует отвести дочь к психологу? А в семье у вас сейчас всё в порядке? Извините, что спрашиваю о таком. Просто пытаюсь выяснить причины. Или у Киры возникли проблемы с одноклассниками? Может, её лучше перевести в другую школу?»

– Кирюш, что с тобой?

– Пап, я не знаю. Оно само, само получается. Я просто не могу остановиться. Я не хотела его бить. Ты же знаешь! Я ведь никогда никого не била. Это противно. Это невозможно.

Кира смотрела на свою ладонь, которая потом долго хранила ощущение. Мягкая, тёплая кожа, чуть бархатистая – Кира даже это сумела почувствовать, – мгновенно налившаяся огнём от сильного удара.

– Пап, ну почему ты думаешь: всё из-за того, что я вижу двуликих? Мне уже давно никто не попадался. Это ни при чём!

– Наверное, Кирюш. Наверное.

Мама предложила, чтобы дочь могла спускать пары и избавляться от лишней энергии, отдать её в спортивную секцию. Раз тянет драться, то какой-нибудь рукопашный бой или восточное единоборство. И Кира стала заниматься тхэквондо.

Какое-то время помогало. Строгая дисциплина: если что не так, отжимайся на кулаках. Физическая нагрузка, отработка ударов, спарринги. Но однажды Киру вырубило посреди занятия. Как обычно, вылетела из реальности и долго не приходила в себя.

Тренер перепугался, позвонил родителям, а потом вежливо попросил временно не приходить на занятия, пока окончательно не выяснится, что у Киры со здоровьем. Вдруг ей противопоказаны боевые искусства.

Долго мотались по врачам. Кира сдавала анализы, проходила обследования, но ничего особенного не обнаружилось. Всё в норме. А Киру по-прежнему периодически, хоть и нечасто, выкидывало из реальности и трясло от необъяснимой злобы. И больше никто не хотел делать вид, будто ничего не происходит. Одноклассники стали сторониться, а девчонки умело пользовались Кириной несдержанностью. Что бы ни произошло, сваливали на неё.

«Вы же знаете, какая Ратманова бывает бешеная. И драться она умеет. Она же занималась там каким-то единоборством. Вот и бросается на всех со своими приёмчиками».

И опять прозвучало, уже из уст директора: «Может, вашу дочь лучше перевести в другую школу?» Больше не подходила Кира престижной гимназии.

Мама рассердилась и действительно забрала Кирины документы.

С сентября – новая школа, вместо тхэквондо – бокс. Почему родители не подумали, например, о плавании или лёгкой атлетике? Решили, что если уж дочь всё равно устраивает драки, пусть делает это умело, а не глупо размахивает руками, больше получая сама? Или всё-таки надеялись, что агрессия целиком выплеснется на ринге, а на жизнь её не останется?

Киру выперли из секции за неспортивное поведение. И опять врачи, обследования, бесполезные и безрезультатные. И папино разрешение:

– Кирюш, если с утра чувствуешь, что-то с тобой не так, лучше оставайся дома.

Как будто можно запереть злость в четырёх стенах. Как будто она испугается домашнего ареста, сдастся и угомонится. Наоборот. Ограниченность пространства выдавливает злость наружу. Превращает в зверя, не смиренно глядящего на мир пустыми отчаявшимися глазами, а раздражённо мечущегося по клетке.

Ещё немного, и начнёт бросаться на решётку, попытается достать когтистой лапой наблюдающего за ним человека. Её насытит и успокоит только боль. Чужая или своя.

– Кирюш, ты куда?

– Просто пойду. Прогуляюсь.

– Зачем? Не надо. Останься.

– Пап, лучше не удерживай меня. Пап, пожалуйста. Можно я пойду? Я не могу сидеть дома. Я не могу. Я пойду.

– Кирюш, нет. Не ходи никуда. Лучше… ударь. Меня.

– Пап! Ты с ума сошёл? Что ты говоришь? Да ты вообще! Как я…

– Кира, не смей никуда уходить! Ты слышала, что я сказал?

– Да пошёл ты!

Хлопнула дверью, сбежала вниз по лестнице, вылетела на улицу.

Мороз сразу обжёг лицо, и дыхание сбилось, потому что Кира глотнула слишком много холодного воздуха.

Она не собирается искать приключения, просто прогуляется, выморозит из себя злость. Ведь если как следует закоченеть, до мучительной ломоты, тогда уже ни до чего, а главным стремлением становится – снова вернуться в тепло, отогреться. Тут точно не до подвигов.

Варежки дома забыла. И шапку. Только куртку сдёрнула с вешалки, надела, спускаясь по лестнице. Но холод почти не чувствовался, потому что злость подогревала изнутри. И Кира шла, опустив голову, чтобы не видеть лиц попадающихся навстречу людей. Мало ли покажется, что на неё косо посмотрели. Асфальт поблёскивал свежевыпавшим снегом, сиял дорожкой из драгоценных камней.

Куда только дорожкой? Кира продвигалась наобум, не задумываясь о направлении. Какая разница?

Руки всё-таки замёрзли, и Кира засунула их в карманы, а перед этим капюшон натянула, потому что уши начали затвердевать, и чёлка покрылась инеем. А внутри по-прежнему бурлило.

Когда ж оно успокоится? Сколько можно? На папу наорала. А он, а он предложил… Неужели он думал, что Кира способна? Неужели…

Нога скользнула, проехала по льду далеко вперёд. Кира потеряла равновесие, опрокинулась назад и едва не врезалась затылком в промёрзший асфальт, но успела выставить локти. Боль пронзила и руки, и спину, и на какое-то время потушила свет в глазах. А потом над головой прозвучало:

– Кирюшенька, как ты? Ты в порядке?

Голос одновременно знакомый и незнакомый.

Кира посмотрела вверх.

Папа?

Протянул руки, обхватил плечи, отрывая от асфальта.

– Можешь подняться? Всё цело?

По-прежнему больно, но уже всё равно.

– Пап! Ты чего, папа?

Теперь понятно, почему его голос стал неузнаваем. Губы у папы синие, и лицо застыло, заледенело. Иней на отросшей за день щетине. А пальцы, которые цепляются за Киру, закоченели и почти не слушаются. Потому что папа в лёгком домашнем свитере. Выскочил за Кирой, в чём был, и так и шёл за ней, следил, как бы она не впуталась в очередную историю. И не нагонял, боялся, что она убежит и не вернётся.

– Папа. Папочка! Ты зачем? Ты же замёрз совсем. Пойдём скорей домой. Возьми мою куртку.

И Киру пальцы не слушались, никак не могли ухватить бегунок молнии.

– Кирка, не сходи с ума, – едва двигая замёрзшими губами, с трудом проговорил папа. – Какая куртка? – Потянул дочь вверх, поставил на ноги. – Лучше идём скорее.

Как добрались до дома, Кира толком не помнила. Бежали или еле плелись.

– Папа. Я пойду чайник включу. И одеяло принесу. Или плед. Или, наверное, лучше в ванную. Под тёплый душ.

– Кир, да успокойся. Всё в порядке со мной. Сейчас согреюсь.

– Пап, ты прости меня. Пожалуйста, пап.

– Кирюшенька, не надо.

Надо! Мало того, что она сама всегда в истории попадает, ещё и родителей мучает. Особенно папу. Потому что он считает себя виноватым в Кириных злоключениях.

Ну почему, почему, почему она не способна себя удержать?

Папа заболел, конечно. Сначала просто простуда, затем – воспаление лёгких. Неделю пролежал в больнице, а потом не выдержал и выпросился домой. Чтобы Киру меньше донимало чувство вины. И Кира выпросила: прописать ей какое-нибудь успокоительное. Посильнее. Лучше уж спать на ходу, почти ничего не соображать, не хотеть, не делать, чем вот так: не владеть собой и своими поступками губить родных.

Глава 9 Колдун

В дверь постучали, Кира удивилась. Как-то чересчур быстро Ши вернулся. Поплелась открывать. Но на пороге стоял не Ши, а совсем незнакомый мужчина. Кира не успела как следует рассмотреть его внешность, сразу бросилось в глаза чёрное сияние вокруг фигуры.

Он не двуликий и не существо. Он человек, но с особыми способностями. Колдун. Тёмный. И надо было в первую очередь захлопнуть дверь, а уже потом анализировать.

Разве можно ожидать хорошего от визита тёмного колдуна? Но Кира опоздала. Гость уже шагнул через порог и при этом неотрывно пялился на Киру, оценивающе, с нескрываемым любопытством и насмешливой улыбкой на губах.

Кира не сдвинулась с места, так и торчала у него на пути. Бежать-то ей всё равно некуда. Да и смысл? От колдуна. И он остановился, спросил:

– Анку где?

– Ушёл, – буркнула Кира сердито и осознала, опять с опозданием: надо было ответить, что Ши где-то поблизости, а не признаваться опрометчиво, что осталась совершенно одна, без защиты. Поэтому поспешно добавила: – Но он сейчас вернётся.

– Тогда я подожду, – заявил гость.

– Не проблема, – откликнулась Кира. – Только лучше снаружи.

Гость самоуверенно возразил:

– Лучше здесь. – И снова насмешливо улыбнулся, глядя Кире в глаза. – Да ты не бойся. Я тебя не трону. Мне как раз меньше всего надо Анку злить. Хочу по-хорошему договориться.

Он был старше Ши. Где-то за тридцать. И вид самый обычный, человеческий. Короткие тёмные волосы, серые глаза. Одет как менеджер среднего звена: чуть потёртые джинсы, лёгкий пиджак, а под ним светлая футболка. Встретишь на улице – не обратишь внимания. Но со многими скрытыми так. Внешне – ничего особенного, зато внутри – таинственная необъяснимая мощь. Кира её ощущает и видит, но против неё совершенно бессильна. Нечего противопоставить, а кулаками размахивать без толку.

– О чём договориться? – Кира покорно отступила в сторону, пропуская визитёра в комнату.

Он прошёл, уселся на единственный стул, сообщил доверительно, наверное, надеялся заполучить Кирину поддержку:

– Чтобы вы уезжали отсюда, – и тут же перестал улыбаться, лицо сделалось серьёзным и жёстким. – Это мой город. У меня тут всё давно оговорено и выверено. Мне не нужны лишние проблемы. Особенно такие.

Кира ошарашенно вникала в смысл каждого услышанного слова.

Тёмный колдун считает себя хозяином целого города, и он в курсе всего того, что здесь творится. «Оговорено и выверено», и наверняка на выгодных для него условиях. Потому и недовольство в голосе:

– Это ведь Анку ночью резню устроил?

Что значит «устроил»? Это как воспринимать? Пусть другие тебя убивают, не стесняясь, а ты при этом обязан строго соблюдать заповеди? Так, что ли? И если раньше Кира тоже не испытывала особого восторга от безоговорочного превосходства Ши по части расправ, то сейчас преисполнилась гордости и праведного негодования. Заявила с наглым вызовом:

– А нечего было меня трогать. Сами виноваты.

Колдун не возмутился, критично скривил губы. Типа извинился, признавая ошибку.

– Кто ж знал, что ты – его.

– Я не – его, я – с ним, – сердито выпалила Кира. – И, вообще, разве хоть с кем-то так можно?

В ответ прозвучал снисходительный смешок. И вряд ли Кира дождётся большего. Она здесь – никто. Бесплатное приложение к Ши. Как все считают, его игрушка. И если чудо даже то, что Ши ради неё вмешался, то ради любой другой он точно не стал бы этого делать.

Безнадёжно как. Даже взгляд, полный ненависти, а тем более обличающие слова вызовут только высокомерную усмешку. Единственное, что дано: смириться и надеяться, с тобой ничего подобного больше не случится. А другие… ну, вроде же не моё дело.

Кира сжала губы, отвернулась к окну.

– Почему вы все так странно его называете?

– Он не представляется. – Колдун хмыкнул. – А надо как-то называть!

– Но почему именно Анку? – Кира вопросительно уставилась на него.

– Потому что примета верная: где он, там смерть, – пояснил колдун бесцветно и в который раз одарил Киру саркастичным надменным взглядом. – Ты сама-то хоть немного представляешь, с кем связалась?

Кира едва не смутилась, но не отвела глаз.

Немного-то она представляет. Но разве у неё есть выбор? С кем-то однозначно надёжней, чем совсем одной. С кем-то.

Анку. Ну да, Кира вспомнила. Читала или слышала от папы. Что-то из европейского фольклора. Французского или английского. Призрак человека. Высокий, одет во все чёрное, с белыми волосами. Его глазницы пусты, а нюх очень остр. Встреча с ним обещает неминуемую смерть, потому что он и есть воплощение самой смерти.

Прямо как с Ши списывали.

Входная дверь хлопнула, нарочито громко. Предупреждением. Колдун подскочил со стула, лишаясь выражения пренебрежительной самоуверенности на лице.

Это с Кирой он вёл себя столь смело, но сейчас появился Ши. А по его виду и действиям не определишь, что у него на уме. И кинжалы всегда при нём, и все в курсе, как умело он ими орудует. Даже против магии действенно.

Ши застыл на пороге комнаты, повернул голову в сторону Киры.

– Выйди.

Да она с радостью. Даже разбитая физиономия больше не смущает. Ну и пусть любуются.

Выскочила из номера, сразу увидела стоящий возле стены пакет и подставку с двумя бумажными стаканами в пластиковых крышках.

Понятно, почему Ши их здесь оставил. Чтоб перед гостем не подпортить свой крутой имидж незначительными будничными мелочами. Если честно, и Кира с трудом представляет магазинный пакет и подставку со стаканами в его руках.

От пробившегося наружу горьковатого аромата кофе в животе забурчало, и есть захотелось с удесятерённой силой. Кира присела, забрала один стакан, порылась в пакете, выудила какую-то булочку, посмотрела на дверь.

Мальчики, вы там беседуйте на здоровье, а Кира пока перекусит. С надеждой, что не последний раз в жизни.

Она прошла до конца гостиничного коридора, устроилась на подоконнике, нетерпеливо разорвала шелестящую упаковку на булочке, отхлебнула кофе. Кстати, не просто чёрный, а с молоком. И с сахаром. Очень даже. Хотя что угодно становится необычайно вкусным, когда жутко хочется есть.

Вот интересно, а для себя Ши что взял? Какой-нибудь суперкрепкий эспрессо с лимоном?

Кира на цыпочках вернулась обратно к двери в номер. Свой стакан поставила на пол, зажала остатки булочки в зубах и осторожно сняла крышку со второго стакана. Густая пенка, молочный запах. Абсолютно то же самое. Неожиданно. Почему-то.

* * *

Сначала напомнил о себе Окудников. Звонок раздался, когда Ши шёл по улице, и стоило нажать на значок соединения, прозвучало:

– Кто это с тобой?

– Девушка.

– Это я и сам знаю. – Окудников не сдержал самодовольных интонаций.

Ясно. Послал кого-то по следу. Не доверяет. Или сомневается в состоятельности. Не уверен, что обратился к кому надо, и желает, чтобы происходящее соответствовало его видению и расчётам.

– Кто она? – В голосе послышалось недовольство. – Что между вами?

Что между ними? Какой ответ все предполагают услышать?

– Договорённость. Я помогаю ей, она – мне.

– И зачем тебе её помощь? Ты один не в состоянии справиться? – Недовольство усиливалось, дополнялось раздражением и презрением, но совершенно не волновало.

– Мне так удобней. Если не устраивает, я верну аванс.

Он никому никогда не навязывается. Обычно его ищут. И Окудников сам его нашёл. А если тот привык всё держать под собственным контролем, привык к безоговорочному послушанию со стороны подчинённых, это проблемы не Ши.

– Ну хорошо, – донеслось из телефона благосклонное. – Делай, как считаешь нужным.

Выдал разрешение, потешил своё самолюбие. Как будто Ши хоть когда-то поступал по-другому.

Чернокнижники все одинаковы. Повёрнуты на собственной значимости, власти и могуществе. Только масштабы разные. Одному подавай никак не меньше, чем мир, хотя бы скрытый, другого вполне устраивает провинциальный городок.

Этот собственной персоной явился. Торговаться. Ши издалека почувствовал его присутствие, услышал голоса из номера.

Что у девахи в голове? Не мозги, точно. Вечно шляется по ночам чёрт знает где.

Хорошо, что оказался поблизости. Даже не так. Вёл, хотя и держался на порядочном расстоянии. Не из-за беспокойства о её безопасности. Сразу насторожило, когда услышал, что одна ненормальная, вроде бы простой человек, задаёт много странных вопросов и ищет знакомства с сумеречниками.

Когда она устроилась на скамейке – спать, что ли, собралась? – свалил на время. Не караулить же? А надо было.

Успел увидеть, как её заталкивают в машину. Только вот со скоростью автомобиля бегать до сих пор не научился. Эх, не учли создатели, что подобное тоже может пригодиться. И хорошо, что места знакомые, иначе вряд ли бы нашёл. Или не успел бы вовремя.

Так ей ночных приключений мало показалось. Ещё и пускает в номер всех подряд. И ведь не боится, не волнуется, а пытается разобраться в истории его прозвищ. Настолько сильно интересуется фольклором и мифологией? Лучше бы книжки читала в библиотеке, чем изучала на практике.

Но её необъяснимая безбашенность как раз на руку. Чем меньше задаёт вопросов о смысле действий, тем проще. Велел выйти – вышла, слова не сказала.

Местный попросил убраться. Правда, выразился вполне культурно, чуть ли не: «А не соблаговолите ли вы в ближайшее время отбыть куда подальше?» Получалось, девочка всё-таки не полная дура, раз не проговорилась об уже запланированном отъезде. По-порядочному попросил. Ещё и в качестве компенсации предложил работу, обещал заплатить вперёд.

Рассказал коротко, в общих чертах, пытаясь создать впечатление, что дело плёвое. Но Ши прекрасно понимал, что с ерундой колдун, не заморачиваясь, справился бы сам. Тут либо действительно не хочет руки марать, хотя, возможно, и просто лень, либо боится ввязываться, потому что по-настоящему опасно и серьёзно. И последнее самое вероятное. Исходя из опыта.

– Надеешься, на этот раз я не справлюсь?

Колдун не стал отнекиваться и оправдываться, заявил прямо:

– И на это тоже, – улыбнулся вызывающе, убеждённый, что сейчас Ши настроен миролюбиво. – Ну и порядок надо навести. Но не самому же мне лезть, когда подвернулся такой специалист.

Согласился. Окудников подождёт. А если что, найдёт кого-нибудь другого. Хотя и порасспрашивал для очистки совести и об Источнике, и даже о Сумеречном храме. Но колдун знал не больше остальных, местных. Не интересовался, полностью удовлетворялся властью в своей дыре, о большем не мечтал. Лишь дополнил, что в последнее время непривычно много проблем с нечистью стало возникать. Активизировались, взбудоражились, предчувствуя открытие Источника, повылезали из своих убежищ. И напоследок, выложив на стол пачку купюр, ещё раз уточнил:

– Так мы договорились?

Но ответа не дождался. Раз Ши уже согласился, он не станет отказываться или повторять.

Ничего не поделаешь, принимайте таким, какой есть. А то, может, ещё и руки надо было пожать?

Подошёл к двери, распахнул во всю ширь. Аудиенция закончена.

Колдун прошёл мимо, прожёг недовольным взглядом. Тоже надеялся на ответный. А Ши смотрел на пол, в щёлочку из-под полуопущенных век.

Мир слишком навязчиво вламывался в сознание и без визуального восприятия: звуками, запахами, ощущениями, вплоть до горячо-холодно и тонкого биения сердец. Утомительно. И где-то здесь, у стены возле двери, должен стоять кофе.

Ши наклонился к подставке со стаканами. Один остался. Второй уже в руках у девчонки. Она сидит на подоконнике в конце коридора.

– Не могла подождать?

– Могла бы – подождала. Не находишь? – заявила нахально, спрыгнула с подоконника, подошла, подняла с пола пакет, протопала в номер. А у самой плечи опущены и глаза тоскливые. Что-то выбрала из пакета, протянула ему: – Держи.

И Ши не стал отказываться, уселся на тумбочку, потому что она заняла единственный стул. Медленно жевала, смотрела в окно.

– Вечером уезжаем.

– Ага.

Просто кивнула, даже не спросила, куда. Неужели настолько безразлично?

Ищет Сумеречный храм, но не рассказывает зачем. И наивно надеется, что у неё может получиться.

Ну ладно сам Ши, но она-то – обычный человек. Ей и знать не положено о скрытом мире. А уж связываться с ним – только от полной безысходности.

– Зачем этого впустила?

– Я думала, ты вернулся, – доложила смиренно и безразлично. – А потом он обещал, что не тронет меня. Что ему важнее договориться по-хорошему.

– И ты поверила?

Сжала губы, глянула сердито.

– Поверила. Иначе бы он не стучался и не разговаривал. И так бы вошёл. Как будто его запертая дверь удержит.

Ши насторожился, но изобразил недоумение. Насколько мог вообще хоть что-то изображать.

– А не удержит?

Ответила не сразу, задумалась. Видимо, есть что прятать, и она размышляет, стоит откровенничать или нет. Но слишком много всего уже успела наговорить, и вывод сам напрашивается: она знает, кем в реальности является недавний гость. Откуда?

– Он – тёмный колдун, – решилась всё-таки. Причём определила с точностью до «тёмный».

– С чего ты взяла?

Опять выдержала паузу. Не для эффекта, из-за сомнений: нужно ли признаваться до конца? И, наверное, вспомнила, как Ши честно выкладывал ей информацию о себе. Что человек только отчасти, что способен долго не спать и не есть, что зрение у него особенное и навыки тоже.

– Я вижу скрытые сущности.

– Вот как.

Глава 10 «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»

Приехали. Куда? Трудно дать определение, что-то среднее между городом и деревней. Какой-то отколовшийся от основного мира кусок, выпавший из реальности, наподобие Киры. Только она при этом несётся в неизвестном направлении, летит, а тут всё застыло в полудрёме. И кажется, живёт только потому, что делать больше нечего. Раз живой, вроде бы надо жить. Хоть как.

Дома разные. Есть многоквартирные, на два-три этажа и пару подъездов, но в основном частные, небольшие, почти все уже не новые, пропустившие через себя не одно поколение. И, вообще, уныло, тоскливо, безнадёжно. Или это Кира приволокла с собой дурное настроение и оно залило посёлок. Надо ж чем-то заполнить открывшуюся пустоту.

Пока искали нужную улицу, людей почти не встретили, как будто попали на время сиесты. Или все попрятались при их приближении. Надо думать, смотрелись они здесь весьма необычно и неуместно. Парень в натянутом почти до носа капюшоне на фоне тёплого и ясного летнего дня и угрюмая девушка с тщательно замазанными следами драки на лице.

– Зачем мы сюда приехали?

– Узнаешь. Сам не особо в курсе.

Он – не особо, а Кира – абсолютно не в курсе, но с осознанием, что к собственной цели не приблизилась ни на шаг. Хотя не угадаешь, где может повезти. Сумеречный храм располагается явно не на главной площади в одном из крупных мегаполисов, а наверняка в подобной унылой дыре, подальше от цивилизации. А возможно, и ещё дальше, в глухом месте, где не часто ступает нога человека.

Нужный дом нашёлся на самой окраине. Маленький, старый, прятался за чуть покосившимся забором, прикрываясь сверху кронами раскидистых яблонь. И хозяин у него тоже был старым, но не скажешь, что маленьким. Пусть и роста невысокого, зато крепко сбитый. Его принадлежность к скрытому миру едва проявлялась: обветшала, почти сошла на нет, истратилась. А возможно и с самого начала являлась слабой. Знахарь не обязательно должен быть колдуном.

Когда они подошли, старик копался в небольшом огородике. Распрямился, услышав скрип калитки, вскинул руку, прикрывая глаза от солнца, уставился на Ши пристрастным изучающим взглядом.

Одно из самых бесполезных в мире занятий – рассматривать Ши. Ничего не даст, кроме неприятных ощущений и не менее бесполезного впечатления: «подозрительный, жутковатый тип». Но по крайней мере старик сразу сумел уяснить, от кого и зачем к нему пожаловали гости, произнёс низким глуховатым голосом, тоже без интонаций:

– Проходите в дом. Я сейчас.

Что первое бросилось в доме, даже не в глаза, в нос, – насыщенный запах старости, сладковатый и скислый одновременно, залежалый, с привкусом пыли и плесени. Но его хорошо перебивали терпкие ароматы сухих трав, и получалась странная смесь, от которой немного кружилась голова.

Прошли в комнату, уселись за большой стол, стоящий у окна. Кира упёрлась локтями в столешницу, положила на ладони подбородок. Ши развернулся к окну. Наверняка с трудом сдерживал желание распахнуть его во всю ширь. А потом дверь хлопнула, послышались тяжёлые шаги, вода звонко забарабанила по металлической раковине. И появился хозяин, тоже подошёл к столу, уселся на свободный стул и, глядя прямо перед собой, произнёс:

– Люди стали пропадать. Не сказать, что очень часто, но периодически. Раза два-три в месяц. Исчезают бесследно. Даже с собаками не найти. Те боятся, не идут. Поджимают хвосты и ни с места. Словно тигра чуют. Но какие ж у нас тигры? Значит…

Нечисть. Это уже Кира от себя добавила. Мысленно. Собаки – тоже не дураки. Прекрасно понимают, с кем им не справиться и кого, наоборот, им бояться надо. Большинству хищных тварей без разницы, что жрать.

– Пускай и пропадают такие, о которых не скажешь, что особо жалко, – продолжал старик. – Без них вроде бы и лучше. Некоторых и хватятся не сразу. Лишь через день, а то и несколько, вспомнят, что давно не видели. Только… вроде ж и они – люди.

Старик умолк, словно засомневался в истинности последней произнесённой фразы, словно до сих пор решал, подходит ли для тех, о ком он говорил, определение «человек». Да так и не торопился продолжить рассказ. Даже Ши не выдержал паузы.

– Это всё?

Старик повернул к нему лицо.

– Не всё, – произнёс и сразу поднялся с места. – Я сейчас Галину приведу. Пусть лучше она сама расскажет. Больше толку, чем от одного к другому передавать. – Он перевёл взгляд на Киру и, кажется, вспомнил о простых, обыденных вещах, о гостеприимстве. – Вы пока вон хоть чаю попейте. На кухне найдёте. И посуду, и чайник.

– Спасибо, – пробормотала Кира, проводила хозяина взглядом, а потом посмотрела на Ши. – Ты будешь?

– Нет, – прозвучало предсказуемо, но Кире и самой ничего не хотелось.

«Люди пропадают». Это и в обычной жизни происходит, и связь со скрытым миром совсем не обязательна. По большей части проносится стороной, если не касается напрямую, остаётся почти незамеченным и потому вроде бы не совсем настоящим. Но сейчас Кира погружается во все эти жуткие происшествия всё глубже и глубже, воспринимая их не снаружи, а изнутри. Они становятся реальными. Очень.

– Просто воды принеси, – выдернуло Киру из размышлений, и она согласно кивнула:

– Хорошо.

Послушно направилась на поиски кухни, не возмутилась, не обиделась. А ведь она в прислуги не нанималась, Ши мог бы и сам сходить.

Кухня нашлась быстро. Если выйти из комнаты, почти сразу дверь налево.

На плите стоял чайник, бледно-жёлтый, эмалированный, с изогнутым изящным носиком. Кира таких уже давно не встречала. Сейчас почти все пользуются электрическими.

Потрогала – уже остывший. Пойдёт.

Она достала из громоздкого настенного шкафа пару кружек, у одной – щербинка на краю, от которой протянулась вниз тонкая трещинка, подхватила чайник с плиты и направилась назад в комнату.

Ши, не глядя, подвинул к себе одну кружку, с трещиной, налил воды, выпил залпом. Поставил кружку на стол и задумчиво провёл пальцем по щербатому краю, замкнул круг.

– Ты обычно этим и занимаешься? – решилась поинтересоваться Кира.

– Чем? – уточнил он не слишком довольно.

– Когда где-нибудь появляется какая-то тварь…

Ши ответил раньше, чем она успела договорить:

– Этим тоже.

Тянуло расспрашивать и дальше. Действительно хотелось лучше узнать, с кем связалась. Тёмный колдун прав. Хотя судя по резким интонациям, с которыми прозвучал ответ, Кира ещё каких-либо подробностей вряд ли дождётся. Тем более Ши сразу поднялся, будто собрался уходить, убегать от Кириного навязчивого любопытства. Но далеко не ушёл, застыл на фоне окна, против света, мрачным загадочным силуэтом.

Тут и входная дверь хлопнула, голос зазвучал. Женский торопливый, безостановочно тарабанил скороговоркой, приближался и внезапно смолк, когда взгляд гостьи упёрся в Ши, статичного, безликого, таинственного и пугающего. Полные губы растерянно дрогнули, глаза чуть округлились и лицо вытянулось.

Кире подумалось, сейчас гостья попятится, начнёт креститься, заведённо повторяя: «Чур меня! Чур меня!», и усмехнулась. Не поможет. От Ши столь легко не избавишься.

Средних лет, полная, рыхлая, такая стопроцентная тётка, в широком цветастом платье, напоминающем домашний халат, женщина обернулась к хозяину дома. В глазах сразу и упрёк, и растерянность, и замешательство, и вопрос: «Это кого ж ты сюда вызвал? А ещё хуже не будет?»

Старик проговорил спокойно:

– Садись, Галина, и расскажи, что с твоим мужем случилось.

Сам придвинул ей стул, и женщина плюхнулась на него, почти не осознавая своих действий, смиренно следуя чужому велению, сложила на коленях руки и переводила растерянный взгляд с Ши на Киру, потом на хозяина дома и снова возвращалась к Ши.

Тот стоял неподвижно, как обычно, чуть наклонив голову. И, кажется, гостья очень сомневалась в его реальности, так и молчала, не понимая: пора уже говорить или нет?

– Я слушаю, – произнёс Ши негромко. Будто с того света провещал.

Женщина едва заметно дёрнулась и принялась рассказывать, теряясь и сбиваясь:

– У нас сосед несколько дней назад умер. Под поезд попал. Ну как сосед? Живёт от нас через несколько домов. И ещё муж с ним работал вместе. Я только на кладбище сходила, а на поминки не пошла. А муж отправился. Разве он такое пропустит? Вернулся он довольно поздно, стемнело уже. Выпивший крепко. Я его в одной комнате спать уложила, а сама в другой легла. С детьми. Та комната, в которой муж находился, была почти пустой – кровать, шкаф да стол со стульями.

Женщина старательно перебирала подробности, отчитывалась со всей возможной серьёзностью, впечатлённая личностью собеседника. Прямо на него смотрела, либо на старика, либо на Киру. Так ей комфортней было. Только иногда бросала вопросительный взгляд, будто ждала одобрения. Ши шевельнулся, поменял наклон головы. Обозначил, что внимательно внемлет чужим словам, и рассказчица ещё больше воодушевилась:

– Заснули мы, всё спокойно было. А посреди ночи как что-то ударило в стену и крик раздался. Я аж подскочила. Но решила, что муж проснулся. Ну и с похмелья понесло его не в ту сторону. Не вписался в дверь. А может, с кровати грохнулся. И пошла в соседнюю комнату. Дверь открыла. А сейчас ночью не слишком темно, хорошо видно. Вот и вижу, муж сидит на кровати, волосы дыбом. Честное слово. Так ёршиком и торчат. И трясёт его, словно под напряжением. Я у него спрашиваю, что случилось, а он ничего ответить не может, только зубами стучит да в сторону окна рукой тычет. Я посмотрела – рамы нараспашку, цветы на полу валяются, по всей комнате земля размазана. Свет включила. А это вовсе не земля оказалась. Кровь. И на полу, и на кровати.

Глаза Галины опять широко распахнулись, лицо искривилось. Видимо, ясно представила то, что сама же и описывала. Моргнула, стряхивая видение, перевела дыхание.

– Муж, когда немного в себя пришёл, рассказал. Проснулся он от боли. Кто-то ему во сне в ногу вцепился. А боль как настоящая. Он даже заорал. Говорит, глаза открыл, а это не во сне. Прямо перед ним какая-то тварина. Огромная, лохматая. Пасть широкая зубастая. Но когда муж вскочил и заорал, оно прочь шарахнулось. То ли испугалось, то ли ещё чего. Выскочило в окно. Я бы, конечно, не поверила. Решила, что он упился вчера до чёртиков, вот ему кошмары и мерещатся. Так ведь кровь по всей комнате. И нога у него разодрана почти до кости. Швы накладывать пришлось.

Галина замолчала, уставилась на Ши. Тот сжал губы, задумался.

– Остальные как пропадали? Из дома?

Женщина не поняла, о чём речь, не смогла быстро на другую тему переключиться, рот приоткрыла, но ничего не сказала.

– Нет, – ответил старик. – Уходили куда-нибудь да так и не возвращались.

– Куда уходили?

– Да кто куда. Или просто по улицам болтались. Никто же специально не присматривает.

– Муж где? – обратился Ши к Галине. Она опять растерялась, недоуменно хлопнула глазами, а потом всё-таки доложила:

– Дома, конечно. Он пока и ходить не может.

– Идём!

Ши первый двинулся к выходу, Галина суетливо подскочила со стула, засеменила следом, и старик отправился с ними. Про Киру никто не вспомнил, но та и не думала расстраиваться и бежать за остальными.

К происходящему она никакого отношения не имеет. Ей своих проблем хватает. Ну и не готова она со всякими тварями воевать. Тут вроде как специалист есть, который точно знает, как убить любого из принадлежащих скрытому миру существ. И вообще весь такой крутой и непобедимый. Вот пусть он и разбирается.

Глава 11 Что скрывает темнота

Одной в чужом доме сидеть не очень-то интересно, и Кира выбралась на улицу. Решила прогуляться, осмотреться, хотя вряд ли в этом городишке есть на что смотреть. Топала по дорожке, вертя головой.

Дома, заборы, дороги, заборы, дома, трава, деревья, пара новеньких зданий, изображающих из себя торговые центры, а людей по-прежнему по минимуму. Кира вышла в небольшой скверик, посреди которого располагалась круглая гранитная чаша неработающего фонтана. Хотя вода в ней стояла, едва покрывая выложенное каменными плитками дно, и на её поверхности плавал мелкий мусор. Нет, не плавал. Застыл неподвижно, словно вода твёрдая, и весь этот сор в неё вплавлен. Как муравей в янтаре, только смотреть не слишком приятно.

Ну до чего же здесь тоскливо и убого. В такой обстановке не только лень что-то делать – даже жить лень. Кира уселась на край фонтанной чаши, уставилась под ноги, на пыльный асфальт. Тоже серо и беспросветно. Но внезапно над головой раздалось:

– Ждёшь кого-то?

Кира даже не удивилась и уж тем более не испугалась, нехотя вскинулась.

Рядом стоял парень. Внешне совершенно обычный. Ну и по части «произвести впечатление своим появлением» до Ши ему далеко.

Это не плохо. Это даже к лучшему.

– Неа, – честно доложила Кира. – Просто делать нечего. Гуляю, любуюсь достопримечательностями.

– Неужели нашла хоть одну? – усмехнулся парень. Без сарказма, без неприязни, с лёгкой приветливой иронией.

Кира погладила ладонью прохладный гранит.

– Вот. Фонтан.

Парень немного неожиданно истолковал её жест – как приглашение, – тоже опустился на край чаши. Но, возможно, Кира зря провела параллель, и он в любом случае уселся бы рядом.

– Ты приезжая, что ли?

– Ага, – опять Кира не нашла причин скрывать правду.

– К родственникам в гости?

– Нет. По делу.

Парень с пониманием качнул головой, но тут же напомнил:

– А только что говорила, что делать нечего. – Улыбнулся, чтобы Кира не обиделась, и торопливо добавил: – И вечером делать нечего?

Скорее всего. Потому что Кира тут на правах домашнего питомца: вроде и тащить с собой повода нет, но и одного в чужом месте не оставишь. И…

Неужели её собираются пригласить на свидание?

Вот так сразу? Не успела приехать, вышла в люди, уселась на фонтан и тут же отхватила себе поклонника. Или местное унылое существование довело каждого жителя городка до того, что он стремительно бросается к первому же незнакомому человеку в надежде заполучить ну хоть какое-то свежее впечатление?

– Есть какие-то предложения? – поинтересовалась Кира у парня, и в голос само собой прорвалось чуть-чуть насмешливого ехидства.

– Конечно. – Он опять улыбнулся, не без самодовольства. – Можем поискать достопримечательности вместе. Я знаю хорошие места. Где они точно водятся.

Провести вечер в компании с малознакомым дедом, потому как Ши наверняка будет рыскать по окрестностям в поисках пресловутой твари, или гуляя с парнем, тоже, кстати, малознакомым? Выбор очевиден. Тем более дед не слишком привлекателен, а парень ничего себе такой. Немного суетлив и навязчив, но это не раздражает. Зато он улыбается приятно. А зовут его Фёдором.

Договорились опять встретиться у фонтана. Кира не удержалась, ухмыльнулась. Как романтично! И разбежались.

На обратном пути Кира слегка заблудилась, не сразу нашла нужный дом. Когда явилась, хозяин опять копался в огороде, а Ши торчал в комнате. Он действительно предпочитал места потемнее. И даже не подумал рассказать, чего выяснил новенького, а Кира не стала дознаваться. Не особо ей любопытно. И что он собирается предпринимать, как действовать, в общем-то без разницы. У неё свои планы, и Кира о них тоже докладывать не желает. Но стоило ей вечером направиться в сторону дверей, Ши поинтересовался:

– Куда?

Таким тоном, словно к непослушной собачонке обращался, нарушившей приказ «Рядом!».

– Да хоть куда! – Кира возмутилась. – Я что, должна всё время в доме сидеть?

– С твоим везением я бы так и делал.

Внешне никаких проявлений, но в душе-то точно презрительно посмеивается над ней.

– Вот ты и сиди! – нахально отрезала Кира, а дальше само вырвалось, высокомерное и отчасти хвастливое: – А у меня свидание.

Ох, зря она ляпнула. Теперь не смеётся, теперь ржёт. Мысленно.

– Уже? Где подцепила?

Что бы сказать? Обидное. Способное неприятно задеть.

– Да как и тебя. На улице.

Кира ясно ощутила пронзительный взгляд, хотя глаза по-прежнему прятались под чёлкой, и не видно их почти.

– Сразу свидание? Сама навязалась?

Нет. Конечно, нет. Без надобности Кире кому-то навязываться. Парни сами к ней постоянно подкатывают, несмотря на то, что внешне она не слишком эффектно выглядит. Не страдает она без мужского внимания. Наоборот даже. Иногда.

Только зачем Кире о подобном распинаться перед всякими тут…

– Твоё-то какое дело?

Не стала дожидаться, что он ещё выскажет, развернулась, прошагала до выхода и дверью хлопнула на прощание. Не слишком громко. Просто поставила твёрдую точку: «Всё. Финал. Пока».

Фёдор, как условились, ждал у фонтана, улыбнулся навстречу. Хотя на этот раз улыбка у него получилась чуть неуверенной. Смущался, что ли? Или уже раскаивался, что вот так под влиянием секундного порыва пригласил совершенно незнакомую девушку?

Ну прямо-таки!

– И какие у вас тут достопримечательности? – спросила Кира.

Хотела приветливо, а получилось немного резко и презрительно. Не улеглось ещё недавнее раздражение. Но Фёдор, похоже, не стал придираться к Кириным интонациям или не расслышал, не обратил внимания.

– Да ничего тут такого особого, – сознался честно. – Обычный посёлок. Но в сумерках он гораздо интересней смотрится. Темнота скрывает недостатки.

Когда как. В некоторых случаях, наоборот, подчёркивает, выпячивает рельефно, наполняет. Но насчёт посёлка Фёдор прав. В сумерках тот смотрится гораздо уютней и симпатичней. И гулять по нему приятней.

Милая безыскусная провинция, тесное единение с природой. Улица, дома, а потом вдруг кусочек леса, и опять дома. Даже дороги не везде асфальтовые, просто хорошо утрамбованная земля.

Кира не задумывалась, куда они идут. Просто шла. А как ещё гуляют? Тем более Фёдор вёл себя достойно, не строил крутого знойного мачо, руки не распускал, а что-то там пытался рассказывать. Вроде как действительно про посёлок: «здесь у нас то, здесь это».

– А если вон по той дорожке идти, можно к реке выйти. Пойдём?

Кира не возразила. К реке, так к реке. Не всё ли равно?

Родной Кирин город тоже стоял на реке. Сразу на двух берегах. А сейчас такое чувство, что на одном. От Киры на противоположном. И нет ни моста, ни лодки. А может, и самого города нет, всего лишь детская фантазия.

Была история, да закончилась. Перевёрнута последняя страница, придавлена тяжёлым переплётом, отодвинута в сторону. А реальность вот такая. Нереальная. В ней больше не людей, а тварей, сумеречных существ. Это теперь истинный Кирин мир.

– И где же твоя река?

– Сейчас. Ещё немного осталось.

Кругом деревья, и никаких просветов между ними. За стволами новые стволы, переплетение густых ветвей. Дорожка уже не очень широкая и ровная, петляет, обходя большие берёзы и ели, спускается в овражки, прорезает густые заросли кустарника. Самый настоящий лес.

– Да! Совсем забыл! – внезапно спохватился Фёдор. – Тут как раз по дороге и есть главная достопримечательность. Развалины. Никто даже точно сказать не может, от чего они остались. То говорят, что раньше тут скит был. То, что какой-то помещик хотел себе замок построить. Ну а потом – или после революции, или в войну – разрушили. Осталось немного: стены, ямы, камни.

Ночью только на это и смотреть. Бродить в темноте в руинах, надеяться, что случайно не свалишься в яму. И что на голову тебе ничего не упадёт.

Большие деревья расступились, открыв взгляду полуразрушенные стены, несколько непонятных обветшалых построек.

– Можно наверх залезть, – объяснил Фёдор.

Наверх чего? Каменной кладки, которая, казалось, готова рассыпаться от одного недоброго взгляда?

У Киры вообще никаких исторических ассоциаций не возникло при виде этих развалин. Зато подумалось о заброшенных складах, типа строения номер тринадцать. Только тут живое не закатано в асфальт. Наоборот, оно здесь главное.

Трава проросла даже в щелях на стене, а на крыше, или скорей на этажном перекрытии, гордо торчала молоденькая берёзка. Корни, как крепкие пальцы, вцепились в стену и стараются раскрошить её в мелкую пыль. Словно ком земли. И ведь раскрошат со временем.

– Ну уж нет. Не хочу я никуда залезать, – решительно заявила Кира и оглянулась. – Федь, ты где? Неужели полез? Федь, не сходи с ума. Ну правда. Ты где?

Что-то хрустнуло чуть в стороне, а потом тихо щёлкнуло. Совсем в другом месте. Зашелестело. И Кира неосознанно сделала шаг назад.

Глава 12 Либо кто-то другой, либо ты

В посёлке для Фёдора давно не осталось никаких секретов. Изучен вдоль и поперёк, ещё мальчишкой избеган. Сначала предполагал, что вот так разбежится и помчится дальше, прочь из этого скучного, убогого места, а не получилось. Разгона, видимо, не хватило. Или желания. Напрягаться, горы сворачивать.

Так и убедил себя: где угодно можно жить. И должен же кто-то. Не всем же в городах, а тем более в столицах.

Да и никуда не денется от Фёдора шанс в любой момент сорваться с места, устремиться к какой-то возвышенной цели. Хоть мир завоевать. Времени достаточно. Фёдору всего-то двадцать один, вся жизнь впереди. А пока и работа есть, неплохая, и желания что-то менять нет.

Подумаешь, посёлок. Встречаются дыры и похуже.

Но иногда всё-таки тянуло убежать из него. Не слишком сильно тянуло, уводило недалеко. В ближайший лесок, к реке, вот сюда, к развалинам.

Притягательное местечко. Наверное, единственное в посёлке, в котором при желании можно отыскать что-то загадочное и интересное. Придумать историю с таинственным благородным героем, с удивительными приключениями и подвигами. Рассказать красивую сказку, самому же в неё поверить и других убедить, что именно так всё и было.

В детстве много каких фантазий в голове зарождалось, а сейчас…

Глупости всё это!

Фёдор сидел на обломке каменной плиты, курил и ничего не замечал вокруг, погружённый в собственные мысли, но тут ему на плечо опустилась рука.

Нет, совсем не подходящие слова. В его плечо вцепилась полурука-полулапа, острые длинные когти впились в кожу, заставив вздрогнуть, выронить сигарету, вскрикнуть от внезапной боли.

Фёдор рванулся вперёд, пытаясь освободиться, но когти воткнулись ещё глубже, словно рыболовные крючки надёжно подцепили добычу, а вторая полурука-полулапа обхватила шею, сдавила горло, и что-то громоздкое и тяжёлое навалилось сзади. Фёдор рухнул в траву, придавленный чужим весом, попытался извернуться, выскользнуть на свободу. Но только сумел перевалиться на спину.

И сразу пожалел, что сумел. Потому что оказался распластанным на земле, окончательно поверженным. Потому что взгляд упёрся в распахнутую широкую пасть, дохнувшую в лицо гнилостным смрадом, в слюнявый блеск крупных заострённых зубов.

Сомнений не возникло: целятся они прямиком в горло. Сомкнутся, лязгнут, жадно разрывая живую плоть. Через секунду. И Фёдор в отчаянии заорал:

– Не-е-ет!

Крик вряд ли поможет. Каким бы громким и умоляющим он ни был. Конечно, не поможет, но так сложно удержать его внутри, когда вопит каждая клеточка, каждый нерв.

Даже сам оглох и не сразу осознал, что получил неожиданный отклик на свой протестующий вопль.

– Что «нет»? – донеслось из скалящейся пасти.

Голос не совсем человеческий, больше похожий на рычание, на глухой рокот, вырывающийся прямиком из утробы. Слова воспринимаются с трудом, больше догадываешься, чем понимаешь.

Но если уж задан вопрос, значит, ожидается ответ. Значит, дана отсрочка, а, возможно, и шанс, что всё ещё закончится хорошо. Главное, удачно им воспользоваться.

– Не убивай меня.

Глаза блеснули. Тоже не совсем человеческие. Белков не видно, янтарно-жёлтая радужка с вытянутым как у кошки зрачком. Только взгляд не безумный, звериный, а очень даже осмысленный. Безжалостно холодный, вопреки тёплому цвету глаз.

– Думаешь, я соглашусь сам сдохнуть, лишь бы тебя оставить живым?

– Да… нет…

Господи! Да что ж тут можно говорить? Только если тупо повторять:

– Не убивай.

Пасть распахнулась ещё шире. Её оскал напоминал улыбку, широкую, презрительно-саркастическую. И жестокой насмешкой прозвучало:

– Мне всё равно. Могу и живьём жрать.

Фёдор опять дёрнулся, заелозил по траве.

– Жрать? Нет! Я же человек!

Руки-лапы нажали на грудь, вмяли в землю, когти опять вонзились в кожу, а пасть приблизилась, почти ткнулась в лицо, обдавая отвратительной вонью.

– Вот и хорошо. Человеческая плоть самая подходящая. Быстро восстанавливает силы.

Прорычал и застыл, буравя жадным, голодным взглядом. И Фёдор застыл, словно уже умер, даже почувствовал, как немеют вцепившиеся в траву пальцы и тело отказывается повиноваться, мысли замедляются, и только сердце бешено колотится. Даже в ушах отдаётся его отчаянный протестующий стук.

– Но я и правда не стану тебя убивать, – раздалось неожиданно.

Существо приподнялось, отодвинулось, присев на задние лапы, но и Фёдора рвануло за собой, сжав в кулаке ткань рубашки. И пришлось подчиниться, тоже сесть, и опять оказаться рядом с ужасной мордой.

Лицом никак не назовёшь. Потому что покрыто короткой шерстью, нос приплюснут, глаза широко расставлены, губ, таких как у человека, нет. И пасть. Пасть, не рот.

Зубы торчат частоколом. Лоб покатый, уши наверху головы, звериные, треугольные, с короткими кисточками. А шерсть, начиная с затылка, становится длиннее и гуще, топорщится на загривке. Но на лапах она редкая, а ладони совсем лысые. Жилистые пальцы заканчиваются длинными изогнутыми когтями. Кожа тёмная, шершавая, грубая.

Наверняка тварь одинаково шустро передвигается как на двух лапах, так и на четырёх. Из человеческого в ней разве что пропорции тела, да и те искажённые, и разум. Тоже искажённый.

Вырваться, вскочить, убежать. Только тело по-прежнему не слушается. Будто растеклось бесформенной массой, наполовину впиталось в землю. Все силы ушли на метание испуганных мыслей: «Как бы выбраться? Как спастись? Не убьёт. Это хорошо. Не убьёт. Но что сделает тогда?»

Тварь будто услышала безмолвный вопрос.

– Не хочешь умирать сам – приведи мне кого-нибудь другого.

– Другого?

– Да.

Фёдор задумался.

Привести другого? Другого? Кого?

– А потом ещё одного.

– Нет!

Сколько раз он ещё повторит это отрицание?

– Нет? – подхватила тварь, лязгнула зубами. – Как скажешь.

– Подожди!

Можно же что угодно пообещать. Убедить, заверить: «Да, сделаю. Да, конечно». Лишь бы выбраться. А клятва, данная подобному существу и при подобных обстоятельствах, к исполнению не обязательна.

– Не люблю долго ждать, – предупредила тварь. Даже в слова, лишённые «р», прорывалось хищное рычание.

– Я согласен. Я приведу, – скороговоркой пробормотал Фёдор. – Когда скажешь, приведу.

И только хотел вздохнуть облегчённо, но ответ прибил назад к земле, прихлопнул, размазал.

– Сейчас!

– Сейчас?

А Фёдор-то размечтался: обхитрил, обвёл вокруг пальца, вывернулся. Главное, унести ноги отсюда, выбраться живым и почти невредимым. Ну а потом – просто же! – сделать вид, что ничего не случилось, никого не встречал, ни с кем не разговаривал. И уж точно ничего не обещал. Главное, вести себя разумно и близко не подходить к опасному лесочку. Дом – работа, работа – дом. Только в светлое время суток. И никаких прогулок. А тварь пусть сама управляется.

Ночью, конечно, здесь редко кто ходит, но днём народ появляется. Мальчишки испокон веков прибегают поиграть на развалины. Желающие искупаться идут на речку. Обычно они предпочитают другую дорогу, но иногда и сюда забредают. Чем не добыча?

Никак Фёдор не ожидал подобного поворота: «Сейчас». Так и остался трепещущей пойманной рыбкой висеть на крючке удачливого рыбака.

– Кого же я сейчас найду. – Старался, чтобы звучало как можно убедительней. – Поздно уже. Все давно дома.

– Так уж и все? – ухмыльнулась тварь. – Ты-то здесь. Или всё-таки решился сам…

Неожиданно жёлтые звериные глаза затуманились, потом и вовсе закрылись, спрятались за веками. Ухмылка исчезла, нижняя челюсть безвольно отвисла, а голова наклонилась, и громкий судорожный вздох вырвался из пасти.

Только теперь Фёдор заметил, что дышит тварь тяжело и хрипло, словно через силу. Или, скорее, через боль. Потому что на груди и боках зияют рваные раны, покрытые запёкшейся кровавой корочкой, и шерсть местами слиплась. Тоже от крови. И на лапах темнеют глубокие борозды – следы чужих острых когтей и зубов.

Тварь искалечена и измождена. Потому и упоминала она про восстановление сил. И сейчас находится на грани сознания.

Может, совсем отключится? Так не стоит упускать момент.

Фёдор подобрался, напружинился, стремительно рванулся вверх. Ткань рубашки затрещала, разрываясь.

Да чёрт с ней, с рубашкой! Главное, самому целым остаться.

Но даже израненная, тварь среагировала молниеносно.

Глаза распахнулись, сверкнули злобным огнём, тело распрямилось взведённой пружиной. Лапы ударили в грудь с такой силой, что на ногах удержаться не удалось. Фёдор опять упал, опять оказался придавленным к земле, словно коллекционный жучок, пришпиленный булавкой.

– Уже побежал? – пророкотало в лицо.

– Я… – только и смог выдавить Фёдор. Не получилось ни соврать, ни оправдаться, да тварь и не собиралась выслушивать, рычала глухо, но старательно и чётко выводя каждое слово:

– Не шути. Варианта всего два: либо кто-то другой, либо ты. На остальные не надейся. И обмануть не надейся. Найду тебя. Где угодно найду. Может, не сразу. Но как сил поднакоплю… Я ж и на подножном корме могу. Да только на человечинке и привычней, и быстрее.

И пришлось послушно топать от развалин к краю леса, уже не особо полагаясь на счастливую возможность выкрутиться. Потому что тварь упёрто ковыляла следом, припадая на одну лапу, судорожно переводя дыхание.

Вот ведь сволочь живучая! Сам бы Фёдор с такими ранами валялся где-нибудь в кустах и тихо поскуливал, если бы, вообще, не без сознания. А этот прётся, не отстаёт ни на шаг, не сводит настороженных глаз, в темноте горящих зелёным, внимательно следит за каждым движением. И не дёрнешься лишний раз, тем более не рванёшь бегом с места.

Один раз споткнулся, сделал резкое движение, так тварь вцепилась мгновенно, безжалостно разрывая кожу когтями, и повторила предупреждающе, щёлкая зубами возле самого лица:

– Не шути.

Шёл и молил, чтобы дорога оказалась бесконечной, измерялась не расстоянием, а временем, тянулась до самого утра, до рассвета. С рассветом ведь ужасным тварям полагается исчезать. Хотя прекрасно понимал, что этот зверь вряд ли развеется прахом или окаменеет при первых лучах солнца. И в запасе имеется не более двадцати минут. А что потом?

Хорошо бы наткнуться на большую группу людей. Мужиков. Тогда тварь не рискнёт нападать, а вот расправиться с ней станет вполне по силам. Или бы совсем никто не попался. Не решится же чудовище таскаться по посёлку. Но тогда, тогда…

«…либо кто-то другой, либо ты».

Нет, нет, ну… нет.

Глава 13 Специалист по доставке

Появились просветы между деревьев. С трудом различались, скорее, угадывались. С освещением в посёлке не очень. На центральных улицах не всегда фонари работают, а уж здесь, на окраине, всегда темно, хоть глаз выколи.

На дорогу тварь не пустила, медленно двигались вместе среди последних рядов деревьев. Фёдор больше под ноги смотрел. Ну не получалось шарить глазами по перспективе, выискивая «кого-то другого». И голову вскинул, только когда лапа в очередной раз вцепилась в плечо.

Фёдор чуть не взвыл: там же места живого не осталось. Всё исполосовано когтями.

Взгляд метнулся вдоль по дороге, наткнулся на человеческий силуэт.

Всё-таки принесло кого-то. Не повезло. Ему.

Прохожий тоже двигался медленно и весьма неуверенно, но не прихрамывая, а пошатываясь. Тоже раненый? Нет. Пьяный. Вусмерть.

От неудачно подобранного слова Фёдора передёрнуло. Или это провидение подсказало? То самое, которое привело горемыку сюда и сейчас. Значит, не случайно. Значит, так тому и быть.

Фёдор замер. Тело опять отказывалось слушаться, ноги свинцом налились, но возле самого уха раздалось, не терпящее возражений:

– Заведи его в лес. Лучше подальше.

– А если не получится? Если он не пойдёт?

– Уж постарайся. Ради себя.

И ничего не оставалось, как шагнуть на дорогу, направиться к маячившему впереди человеку. Медленно. Очень медленно. Но теперь нет и двадцати минут, две-три от силы.

Может, сейчас попробовать убежать? Дело же сделано. Замена нашлась. Что, тварь теперь сама не справится?

Справится. А потом, насытившись, наберётся сил и… придёт, притащится, отыщет, прорычит: «Теперь твоя очередь!» А этому пьянчуге всё равно не жить. Фёдор прекрасно различает в тревожной тишине ночи доносящееся со стороны деревьев тихое шуршание крадущихся шагов.

Он настиг прохожего, рассмотрел как следует.

Ага, знакомый. Известный в посёлке алкаш. Не работает – кому такой нужен? – живёт на средства старенькой мамаши. Ещё и бьёт её.

Еле идёт, смердит перегаром, рожа помятая, припухшая, нижняя губа оттопырена, по подбородку стекает слюна. Рубаха засаленная, в грязных пятнах, застёгнута всего на одну пуговицу, и то неправильно. Одна пола заправлена в штаны, другая висит свободно. До чего же вид омерзительный.

Туда ему и дорога – в пасть чудовищному зверю. Сгинет, так люди только обрадуются, вздохнут с облегчением.

– Петрович, ты куда идёшь? Дом-то в другой стороне. Заблудился, что ли?

– О, Федьк. – Слюнявые губы Петровича торопливо расплылись в радостную идиотскую улыбку, а вот язык слушался плохо, и слова с трудом получались, не хотели складываться в стройные фразы: – А я… то я и думаю… куда ни туда.

– Давай отведу, – предложил Фёдор, а самого едва не стошнило от брезгливости и от понимания – куда.

Петрович навалился, вцепился в руку. Фёдор, борясь с сильным желанием поскорее отпихнуть пропойцу прочь от себя, развернул его, повёл в обратную сторону, к дорожке, уходящей в лес. Петрович послушно тащился в нужном направлении.

Ноги заплетаются, глаза сонно полуприкрыты, разум отключён, и только в самых зарослях запоздало опомнился и поинтересовался:

– Федьк, а куда это мы?

Хорошо, что не раньше. А тут нормально. От дороги на приличном расстоянии: никто не увидит и не услышит.

– Сюда, – коротко бросил Фёдор, отстранился от Петровича.

Тот озадачился, даже протрезвел немного.

– Как «сюда»? Лес же.

– Ну да, лес, – не стал возражать Фёдор. – Ты тут постой. А я сейчас.

Сейчас… уберётся подальше. Не собирается он смотреть, как это случится.

Торопливо шагнул прочь, сначала задом, потом развернулся, стараясь не смотреть по сторонам, но краем взгляда всё-таки засёк зелёные огоньки глаз. Скорее устремился в сторону посёлка, но успел услышать и очередное недоумённое «Федьк», и тихое рычание, и сдавленный вопль.

Хотел зажать уши, но соображал плохо, зажмурил глаза. И сразу запнулся, полетел рыбкой, пробороздил локтями, коленями, подбородком плотно утрамбованную землю тропинки. Какое-то время лежал, оглушённый, почти ничего не чувствуя. В ушах стоял тонкий звон, словно комар пищал, ровно, занудливо, без остановки. Потом звук разорвался на отдельные фрагменты и постепенно оформился в нарастающее шарканье тяжёлых шагов.

Кто-то подошёл, остановился рядом.

Может, Петрович? Может, ничего с ним не случилось? А Фёдору всего лишь привиделось. Упал, ударился башкой, отключился, вот и пригрезилось, беспамятство обернулось кошмаром. Теперь очнулся и…

– Не забудь. Через неделю, – раздалось над головой раскатистое рычание, и на шею упала тяжёлая горячая капля.

Фёдор не шелохнулся, и только когда шаги начали удаляться, приподнял руку, попытался стереть с шеи… он прекрасно осознавал, что.

Густое и липкое только размазалось по пальцам. Фёдор сел, ухватил подол рубашки, хотел отчистить им руку, но почти сразу испуганно отдёрнул её. В мыслях вспыхнуло: «Если Петровича начнут искать, а у Фёдора его кровь останется на одежде?»

Придёт домой, тогда и отмоет. Как следует.

Домой. Да, домой. Скорее. И желательно незаметно. Чтобы потом никто не мог сказать, будто Фёдор бродил ночью возле леса.

И новая вспышка: «Через неделю».

Ну уж нет! Он всё-таки выпутался, и теперь к этому краю посёлка не приблизится, из дома не высунется без надобности и даже мысли о случившемся отгонит, похоронит в дальних уголках памяти.

Только не получилось отогнать. Так и вздрагивал от каждого неожиданного звука, шарахался от любой тени, и ни на минуту не покидало ощущение пристального взгляда, сопровождающее всегда и везде. Хотя знал, знал прекрасно, что в посёлок тварь не сунется, особенно днём. Лишь немного успокаивали мысли: «Может, она всё-таки сдохла. Или, наоборот, восстановила силы и отвалила».

Неделя неумолимо вычёркивала пролетающие дни, а в заключение по посёлку пролетела жутковатая новость, показавшаяся особенно значительной на фоне недавнего бесследного исчезновения человека. На окраине нашли труп собаки.

Собака была бездомная, старая. Обычно свободно болталась по посёлку, но чаще спала где попало: под чужим забором, возле магазина, под кустами в сквере. А тут она валялась прямо посреди дороги с безжалостно разодранным горлом.

Никаких волков и других хищников в лесах рядом с посёлком давно не водилось, да и местные псы вряд ли могли внезапно ополчиться до такой степени на давно знакомого барбоса. Тогда кто?

Только Фёдор точно знал, кто. И почему.

Надо поскорее убраться из посёлка, сбежать. Но куда? Нигде его не ждут. Только… только в лесу. С очередной добычей.

Ведь никто не расстроился, что Петрович пропал. Действительно вздохнули облегчённо. Даже его мамаша, хоть и всплакнула для порядка. Но и без него отбросов в посёлке осталось много. Не мусора. Человеческих. А тварь ведь обещала убраться, когда залечит раны.

Очередного алкаша обмануть просто: напоить, а дальше он послушно пойдёт, куда велено. Или просто предложить: а давай сообразим на двоих и, чтоб никто не мешал, уединимся в лесочке, в развалинах. И фиг с ним, что дело к ночи. Не дети же малые, чтобы темноты бояться.

Но после того, как пропало несколько человек, даже те, кто мозги давно пропил, насторожились. Отказывались куда-то идти, особенно в лес, далеко от посёлка. Фёдор утешал себя. Он ведь не виноват, что не получается. Может, и тварь поймёт, свалит отсюда. Неужели не насытилась ещё?

Нет, не насытилась. И опять предупредила, что ждёт с нетерпением. Не побоялась даже проникнуть в посёлок, ворваться прямо в дом. Для начала – в первый попавшийся, а потом…

Вот и догрызала бы мужика, раз уж добралась, раз силы вернулись. Так нет, всего лишь ранила да напугала, намекнула Фёдору, что он следующий на очереди. Если обещание не станет выполнять.

А как? Никого же теперь в лес не затащишь.

Тут, словно специально, попалась девушка. Незнакомая. Сидела в центральном сквере посёлка на краю давно не работающего фонтана. Волосы светло-русые, не длинные, но и не слишком короткие. Глаза большие и тоже вроде бы светлые, скучающие. Широкая горловина футболки сползла с одной стороны, открывая взгляду тонкую белую лямку бюстгальтера и худенькое плечо, округлое, но всё равно острое, похожее на верхушку сложенного ангельского крыла.

Фёдор подошёл, заговорил. В первую очередь выяснил, что приезжая и что знакомых в посёлке у неё нет.

Жалко её, конечно. Девушка очень даже ничего такая, миленькая. Только едва заметный след от фингала под глазом.

Дралась, что ли? Может, тогда и не настолько и хорошая, как показалось на первый взгляд? Пошла за Фёдором послушно, как овечка.

Ещё и дура полная. Парень её подальше от посёлка в лес уводит, а она и не возражает. Так чего её жалеть, идиотку? Сама виновата. Сама вляпалась.

Довёл до развалин, пока она глазами хлопала да головой вертела, смылся потихоньку, спрятался за каменной стеной, потому что давно уже услышал сопровождающие их осторожные звериные шаги, и мелькание двух зелёных огоньков среди деревьев успел заметить.

Она, как все, начала спрашивать удивлённо:

– Федь, ты где?

В Караганде.

Хотел, как обычно, убежать быстрее, а не получилось. Прошёл всего несколько шагов, и тут кто-то сильный набросился сзади, обхватил голову, ладонью зажал рот.

Фёдор испуганно дёрнулся, но тут же в горло впилось острое и холодное, а возле уха прошелестело чуть слышно и почти ласково:

– Спокойно. – И ещё: – Заорёшь – перережу горло. У меня не заржавеет.

Убедительный голос. Плюс нож, воткнувшийся в шею. Фёдор сразу поверил. А чужая ладонь отлипла от лица, ухватила за шкирку.

– Теперь идём. Только тихо. И без фокусов.

Клинок отодвинулся от горла, но многозначительно поблёскивал перед глазами, и Фёдор не стал сопротивляться, потопал послушно, невинным жертвенным агнцем. Назад, к каменной полуразвалившейся стене. Но не остановились возле неё, по стёртым щербатым ступеням полезли наверх. Поднялись на пару этажей, вышли на площадку, осторожно приблизились к широкому арочному проёму, обрывающемуся в никуда.

Фёдор не хотел смотреть вниз, против воли получилось. Сразу разглядел и девчонку, и наступающую на неё тварь. Та не торопилась, вожделенно тянула момент.

Теперь она оправилась, теперь от неё не убежишь. Но девчонка и не пыталась убегать, от страха не могла сдвинуться с места. Глаза не просто большие – огромные, рот приоткрыт и перекошен.

Фёдор никогда ещё не видел, как это происходит. А сейчас, значит, увидит?

Тварь как раз оказалась точно под арочным проёмом, когда Фёдор ощутил сильный толчок в спину. Взмахнул руками, но не сумел ни за что ухватиться. Рухнул вниз, прямиком на тёмную напряжённую спину.

Глава 14 Чудовище умерло, чудовище бессмертно [1]

Кира озадаченно топталась на месте.

Это, вообще, как понимать? Завести в лес и бросить. Детский сад, честное слово. А ведь взрослый парень. Взрослый. Парень. В том-то и дело. Мог и не просто бросить. Утащить подальше от людей, а потом…

Когда же Кира поумнеет? Когда перестанет безоговорочно доверять людям? Жизнь её учит, учит, не жалея сил и неприятностей, о она… опять.

И почему разумные мысли к ней всегда приходят с запозданием? Нет бы сразу: проанализировать, определить все возможные расклады и их последствия. Так ведь даже не заподозрила. И Фёдор совсем не похож на коварного маньяка. Хотя после Ши, сумеречников и прочих гадостей все обычные люди представляются адекватными и безобидными.

– Ну что за шутки? – всё сильнее возмущалась Кира, не давая себе возможности испугаться. – Федь!

И сразу заметила движение среди стволов.

Ага, идёт виноватый, ломится прямо через кусты. Но почему-то совсем не с той стороны, откуда Кира ожидала. Да и не Фёдор. Как-то странно выглядит.

Постепенно черты вырисовывались всё чётче. С каждым шагом незнакомца. А у Киры сердце начинало биться всё сильнее и неритмичней, нервно прыгало в груди, стучалось о рёбра, рождая ответную дрожь во всём теле. Мурашки пробежали по рукам и спине.

К Кире двигался вовсе не человек. Скрытое существо, очередная тварь, и сумеречники на её фоне выглядели милыми котятами.

Что-то кошачье было и в твари. Приплюснутый нос, зелёное свечение глаз, кисточки на ушах, жёсткая грива, огромные острые когти, но, главное, плавность и пружинистость движений. Она приближалась медленно, как бы нехотя, позируя, и её зубастый оскал походил на саркастичную ухмылку.

Кира взгляда не могла отвести, стояла и смотрела. Не чувствовала ни рук, ни ног, ни всего остального. Только беспорядочные метания сердца, то замирающего, то разгоняющего до предела, да липкие ручейки холодного пота вдоль позвоночника. И никаких других ощущений, ни мыслей, ни звуков. Весь мир вобрала в себя жуткая тварь.

Та нарочно не торопилась, тоже не сводила глаз с Киры. Любовалась произведённым впечатлением, жадно впитывала исходящие от неё волны страха. Наверное, у страха и запах был какой-то особый, дурманяще-сладостный для любого хищника. Тварь упивалась им, играла, растягивала удовольствие.

Но в одно мгновение всё изменилось. Мир напомнил о себе коротким негромким звуком. Кажется, кто-то вскрикнул. А потом что-то большое рухнуло сверху, прямо на тварь. Кира даже не сразу сумела понять: не «что-то», человек.

От неожиданности и веса упавшего тела лапы у твари подкосились, она завалилась на бок, но тут же извернулась, подскочила и набросилась на обидчика. Не стала разбираться: кто он, откуда взялся? Сердито зарычала и сразу впилась зубами.

Ещё один крик – или даже вопль – наполненный болью и ужасом. Стеганул по ушам, по сознанию, и отдался в коленках. Те сложились, сами по себе, и перед глазами поплыли белые сверкающие точки. Кира плюхнулась на траву. А сверху упало ещё что-то.

Опять не «что-то», опять человек. И не упал, а прыгнул. Приземлился рассчитанно. И тут уже Кира не смогла не узнать.

Белые волосы, почти светящиеся в темноте, и блеск клинка. До идеальной точности выверенные движения. Шаг. Левая рука вцепилась в гриву, дёрнула назад и вверх, запрокидывая звериную голову, открывая горло, и пока тварь не успела ничего сообразить и тем более отреагировать, стремительное движение правой руки, с кинжалом. И, не останавливаясь, ещё удар – в спину. Глубокий. Лезвие вошло по самую рукоять.

Тварь запоздало вскинулась, ещё сумела наброситься, разбрызгивая кровь. Но Ши даже не пытался увернуться. Покачнулся и опрокинулся под натиском обрушившегося на него тела. Может, даже специально. Потому что, падая следом, тварь сама насадила себя на предусмотрительно выставленный клинок. Грудью, левой стороной. Сердцем. Судорожно забилась, хрипя и булькая, а потом затихла.

Ши отбросил её в сторону, но поднялся не сразу. Сначала сел, тряхнул головой, потом занялся кинжалом. Обтёр об одежду, спрятал. Огляделся по сторонам и тогда уже встал.

В первую очередь оказался рядом с Кирой, молча протянул руку. Пальцы вымазаны тёмным. Багровым. Но ночь скрадывает краски.

Кира ухватилась, послушно потянулась вверх, выпрямилась. И опять от него пахло кровью. Ещё сильнее, чем в прошлый раз. Но сейчас кровь была целиком чужой. Ши почти не пострадал. Всего несколько царапин, хотя и довольно глубоких, да разодранная футболка.

Он сразу отошёл, двинулся мимо мёртвой туши, и Кира вспомнила: должен быть ещё один человек, который ринулся на тварь первым. И устремилась следом.

Ну, как устремилась? Медленно поползла, едва передвигая ноги. Пошатывало, потряхивало, опять хотелось без сил опуститься на землю.

Человек лежал, скорчившись, вздрагивал. Вместо выдохов глухие скрипучие стоны. Или рыдания. Пальцы одной руки сжимались и разжимались, царапая землю. Другая рука – сплошная рана, да и бок тоже. Рваное месиво. Не разберёшь, что это – клочки одежды или плоти?

Глаза широко распахнутые, но закатившиеся, так что видно почти только одни белки в тёмных прожилках сосудов. Жуткое зрелище. Кира даже определила не сразу: да это же Фёдор!

Ши опустился на корточки, перевернул его на спину, не церемонясь, ударил по щеке, потребовал громко и сердито:

– Очнись!

Что он делает? Фёдор же чуть живой. Разве можно сейчас с ним так? Но мысли упорно не хотели воплощаться в слова, выходить наружу, застревали где-то на полпути. Тогда Кира попыталась остановить Ши движением, протянула руку к его плечу, но тоже остановилась на середине.

Фёдор закрыл глаза, потом открыл, с трудом сфокусировал взгляд, уставился на Ши. Глаза полубезумные, ни тени мысли. Словно у загнанного зверька.

– Надо встать, – прозвучало резко и жёстко, как приказ. – Встать и идти. И не говори, что не можешь.

Фёдор и не говорил. С трудом шевельнул губами. Ши приподнял его, усадил, закинул здоровую руку себе на плечи, потянул вверх.

– Вставай. Иначе брошу здесь. Ноги-то у тебя целы.

– Но… – всё-таки выдавила Кира и тут же получила в ответ не менее резкое и жёсткое:

– Молчи. Лучше помоги ему встать.

Как? За что держать-то? Если и другая рука, и другой бок разодраны. И прикоснуться страшно, и прекрасно понимаешь, что, дотронувшись, причинишь боль.

Ши сжал губы, рванул вверх, почти распрямился. И Фёдора поднял. Тот замычал, качнулся вперёд, но Кира успела, упёрлась ладонями ему в грудь. Только бы не толкнуть сильно, а то завалится уже назад.

– Идём! – велел Ши, но Фёдор висел на нём безжизненным грузом, и пришлось заорать в самое ухо: – Идём! Шевели ногами!

От крика Фёдор немного пришёл в себя, сделал шаг. Хотя Кира до последнего не верила, что он сможет с места сдвинуться.

Кое-как дотащились до края леса, пересекли идущую вдоль него дорогу.

– Что тут есть поблизости? – прошипел Ши, пытаясь выровнять дыхание.

– А? – растерялась Кира. – Что? Есть? Не знаю.

Ши молчал. Видимо, ждал чего-то более вразумительного.

– Откуда мне знать? Я тут всего один раз проходила, – разозлилась от собственной бесполезности Кира, а Ши по-прежнему молчал. – Ну… вроде бы… точно не помню. Тут вокзал недалеко.

– Где?

Кира покрутила головой, всматриваясь и вспоминая, обнаружила россыпь огней в досягаемой перспективе, вскинула руку, указывая направление:

– Там. – Но тут же неуверенно добавила: – Скорее всего.

Не ошиблась.

Ши усадил Фёдора на скамейку, дальнюю от здания вокзала, наименее освещённую, и отправил Киру на поиски кого-нибудь подходящего. На вокзале же должен быть пост полиции. А сам остался.

Кира достойно справилась с возложенной на неё ролью. Перепуганной птичкой металась по залу, кричала про умирающего человека и столь достоверно переживала, что подняла на ноги всех. Хотя маленький захолустный вокзал, особенно ночью, не сравнится с крупным городским по количеству присутствующего народа, но из тех, кто был, равнодушных не осталось. Так что к месту происшествия помчались все.

Толпа – не толпа, но людей достаточно, чтобы спрятаться за их спинами и потом незаметно улизнуть.

Ши смылся ещё раньше. Его, с головы до ног перемазанного кровью, не оставили бы без внимания.

Кира нагнала его на середине пути. Попыталась заглянуть в лицо, надеялась услышать хоть что-то. И по всем пунктам обломилось. Шла, но будто не по посёлку к дому старика-знахаря, а всё глубже и глубже в омут мрачной безысходности и душевной усталости.

Воспоминания накрывали, совсем свеженькие, яркие. Ясные до самой мелкой чёрточки. Темнота, обман, тварь, страх, боль. И ноги опять стали плохо слушаться, еле передвигались. В доме сразу привалилась к стене, обхватила себя руками. Но о ней никто не побеспокоился. Ши сразу обратился к старику:

– Надо что-то с трупом сделать. Чтобы никто не наткнулся. Спрятать или закопать.

– Сейчас лопаты достану, – послушно откликнулся старик, но, проходя мимо Киры, всё-таки кинул на неё внимательный сочувственный взгляд. А Ши старательно и торопливо умылся, сменил одежду и тоже ушёл.

Кира осторожно отодвинулась от стены, но добрела только до табуретки, навалилась грудью на стол, подпёрла голову ладонями. Но потом развернулась лицом в комнату. Потому что сквозь стекло заглядывала в дом темнота. А в ней мог прятаться кто угодно ужасный, с горящими глазами, с острыми зубами, хищный и безжалостный. И Кире совсем не хотелось внезапно обнаружить его за окном.

Ну почему они оба ушли? Оставили её одну? И дверь, скорее всего, не заперли. Конечно, не заперли. И, значит, может ворваться кто захочет. В любой момент.

Раньше хоть только в сторону окна не решалась смотреть, а теперь уже и в сторону двери. И Кира одёрнула сама себя.

Всё! Ещё не хватало запаниковать!

Никто же не ворвётся. И даже не заглянет в окно. Тварь мертва.

А если нет? Если она только прикинулась неживой? А когда все ушли, поднялась и кралась следом.

Кира вздрогнула. Не от случайного звука, не от мелькания тени. От скопившегося внутри напряжения, выходившего толчками. Но освободившееся место тут же занимала безнадёжная обречённость.

Твари, твари, твари. Теперь постоянно будут рядом, поджидать за каждым углом. Словно попала на страницы папиного альбома, окончательно перешла из обычного человеческого мира в мир, окутанный тьмой, наполненный чудовищами. В нём даже люди являются монстрами. Здесь у каждого есть скрытая сущность, и никаким особым даром обладать не надо, чтобы её разглядеть. Она сама выпирает. Сквозь самые милые и приятные черты.

Когда вернулись Ши и хозяин, Кира толком не заметила. В какой-то момент внезапно осознала: они уже здесь, в комнате, ходят, переговариваются.

К действительности её возвратил странный вопрос, никак не вязавшийся с Ши. Но спрашивал точно он. У старика.

– Выпить есть?

Хозяин кивнул, принялся перечислять имеющиеся у него настойки, словно был не знахарем, а владельцем ликёро-водочного завода.

– Тебе какую?

– Не мне, – коротко отрезал Ши и, кажется, мотнул головой в сторону Киры. – Чтобы успокоилась и заснула.

Старик кивнул во второй раз, исчез из комнаты. Вернулся с кружкой, поставил её перед Кирой, произнёс, одновременно мягко и требовательно:

– Пей.

Кира представила – полная кружка крепкоградусного, обжигающего горло мерзкого пойла. И она должна надраться до беспамятства, чтобы напрочь забыть случившееся и безмятежно вырубиться.

Ну уж нет!

Но старик сам придвинул кружку ближе к Кире и настойчиво повторил:

– Пей. Легче станет.

Эх! Хуже точно уже не будет. Некуда.

Кира обхватила кружку руками. Наполнена она меньше чем наполовину. Прозрачная жидкость цвета охры. Полузнакомый лекарственный запах.

Может, просто отвар? Кира глотнула. Вкус – не очень. Горьковатый, щипучий. Но терпимый. Выпила всё, до последней капли.

Сначала по желудку разлилось приятное тепло, потом стало прогревать всё тело, расслабляя и успокаивая.

– Ложись вон, на тахту, – предложил старик, и Кира на этот раз не завела свою фирменную песенку про то, где же собираются спать другие. Послушно протопала в указанном направлении, рухнула, тоже как птичка, но подстреленная на лету.

Глаза сами начали закрываться, но Кира хорошо разобрала, что видела последним. Как знахарь обрабатывал царапины Ши и приговаривал при этом:

– Ты что, из железа сделан?

«Интересно, как он ответит? – подумала Кира. – Если вообще ответит». И провалилась в сон. Но уже через секунду её разбудили. Во всяком случае, такое возникло впечатление, будто через секунду. А на самом деле за окном было уже светло, утро наступило. Возможно, даже день. И Ши бесцеремонно и довольно сильно тряс её плечо.

– Просыпайся. Уходить надо. Быстро.

В голове пусто, до звона. Только бесформенный туман. И ни одной мысли, ни одного соображения. Даже вопросы, которые обычно выскакивают сами, сейчас подбираются с трудом.

– Почему?

– Твой приятель сказал, что мы на него напали. Ты в лес завела, я…

Помогло лучше всякой тряски, разбудило и тело, и разум. Кира даже подскочила на тахте.

– С чего ты взял?

– Дед предупредил. Собирайся быстрее.

Куда уж быстрее… Встала, торопливо потянулась, расправляя плечи, подхватила рюкзак, проходя мимо раковины, открыла кран и плеснула водой в лицо. Всё. Она готова.

Хозяин поджидал на крыльце, встретил словами:

– Хорошо, не знают, что вы тут у меня. Я вас проведу напрямик, к шоссе. А там попутку тормознёте. Или автобус.

Пробирались не улицами, а дворами, пустырями, закоулками. Кира по сторонам не особо смотрела, но оно само бросалось в глаза, ещё более явное убожество. Облупившиеся, потрескавшиеся стены, мусор, заросли травы высотой по колено и скелетами торчащие из неё металлические и деревянные останки разрушившихся конструкций. Не всегда угадаешь, чем это раньше было. Может, домом, может, сараем, может, всего-навсего лавочкой или детской горкой. И опять лесок, светлый березняк, пронизанный солнечными лучами.

– Возвращайся, – обратился Ши к старику. – Дальше сами. Не заблудимся.

Не попрощались. Ни «спасибо», ни «до свидания». Молча разошлись в разные стороны, молча топали вдоль по березняку, не спеша выбраться на дорогу. Но мысли скакали в голове в такт шагам, вырывались словами.

– Как ты там оказался? В развалинах. Ты что, за мной следом потащился?

– Да, – признался Ши невозмутимо. – Сама подумай. Только появилась в посёлке… – Задумался на мгновение, добавлять или нет, но всё-таки добавил: – С подбитой физиономией, и уже свидания назначают.

Кира обиженно фыркнула. Но сильнее обиды волновало другое:

– Считаешь, Федька меня нарочно в лес повёл? – произнесла вслух, но поверить не получилось. – Ну, не мог он. Он же прыгнул на тварь, когда та на меня наброситься хотела.

– А! – выдал Ши и отвернулся.

Сам себя превзошёл по части краткости. Даже не слово, одна буква. Но он же никогда ничего не произносит без смысла. Или…

– Подожди, – пробормотала озадаченная Кира.

– Мы торопимся, – строго напомнил Ши.

Прекрасно же понял, что Кира попросила его не замедлиться в движениях, но всё равно выступил.

– Не сбивай меня! – потребовала она сердито. – Лучше скажи честно. Фёдор ведь не сам прыгнул. Ты его столкнул?

Молчание в ответ. Непробиваемое молчание. Но в данном случае слишком красноречивое.

– Зачем?

– Отвлечь тварь. – И опять непробиваемая, но на этот раз уверенность в собственной правоте. – Ты же не хотела, чтобы она на тебя набросилась.

– Зачем вообще отвлекать? – не унималась Кира. Смысл: заменять её другим? – Почему ты сразу не спрыгнул сам?

– Ну извини, – бесцветно произнёс Ши. – Я не герой. Напрасно не рискую. Я убийца. Понимаешь? Предпочитаю варианты проще и безопасней для себя.

Глава 15 Дорога в никуда

Какое-то время шли по узкой тропинке вдоль обочины, Ши впереди, Кира за ним. Вот точно как собачка тащится за хозяином: вроде бы идти никуда не хочется, но отстать и потеряться страшно.

– Мы, вообще, долго так топать будем? – проворчала Кира.

Ши резко остановился, и она едва не врезалась в его спину. Предусмотрительно отступила на шаг, а он развернулся.

– Лови машину.

– Я?

– Ну не я же?

Да, при виде его милой приветливой физиономии и мрачной фигуры на краю дороги водители только газу прибавят.

Кира сошла с тропинки, приблизилась к линии асфальта, повертела головой.

– А нам точно туда? – указала рукой в ту сторону, в которую они шли, получила в ответ:

– Пока без разницы. Главное, уехать отсюда.

Но тут же возник новый вопрос:

– Легковушку тормозить?

– Да хоть что-нибудь.

Кажется, Ши начал раздражаться. Немного странно и отчасти даже приятно. Помогает смириться с происходящим, не впасть окончательно в уныние. Если получается назло вечной его непробиваемой самоуверенности и холодному сарказму всё-таки зацепить, вызвать хоть какие-то эмоции. Для начала сойдёт и негодование на Кирину непроходимую тупость.

– Даже бетономешалку?

Ши вскинулся, и Кира поняла: это было не очень удачное предположение. С её стороны. Не стоило подкидывать подобные идеи человеку, который запросто заявляет: «Я убийца!»

Всё! Она молчит, она послушно выполняет то, что ей велено. Но для начала Кира достала из рюкзака косметичку, вынула зеркало и тюбик тонального крема. Девушка с заживающими ссадинами на лице тоже не лучший вариант для автостопа.

Утро. Машины проезжают редко. Но, возможно, тут всегда так. Глушь, явно не основная трасса.

Что-то показалось вдали, обгоняемое шумом мотора. Точно не бетономешалка. Даже не автобус и не грузовик. Легковушка. Кира вытянула руку. Ши стоял рядом, капюшон стянул с головы, чтобы выглядеть проще.

Машина тормознула возле них. На марку Кира внимания не обратила, а по цвету – тёмно-синяя.

Кира заглянула в открытое окно. За рулём сидел парень, не совсем уж юный, где-то за двадцать пять, улыбнулся ей, и она спросила:

– Подвезёте?

– А для чего я ещё остановился? – в свою очередь поинтересовался водитель. – Вам куда?

– Туда, – Кира, растерявшись, просто махнула рукой в нужном направлении.

Парень заулыбался ещё шире.

– Ну, пока нам точно по дороге.

Кира не стала садиться рядом с ним, распахнула заднюю дверь, залезла первой, продвинулась по сиденью, освобождая место Ши. Сняла с плеч рюкзак, пристроила на коленях. Машина тронулась с места.

– Путешествуете? – задал очередной вопрос водитель, многозначительно добавил через паузу: – Вдвоём.

Так и есть. Путешествуют. Вдвоём. Только вот романтики ноль, что бы там ни напридумывал себе этот досужливый парень.

– Ага, – кивнула Кира. – Пока каникулы.

Ши не проронил ни слова.

– Я – до города, – тут же сообщил водитель. Наверное, устал молчать, пока ехал в одиночку, вот и не мог заткнуться, заполучив собеседников.

– Ага, – Кира опять кивнула, испытала досаду, поймав себя на том, что повторяется в словах и движениях. Действительно можно подумать, что она совсем отупела. – Нам подойдёт.

Она пристально посмотрела на Ши.

Сказал бы хоть что-нибудь, а то – будто немой.

Но тот ни на что не обращал внимания, ничем не смущался. Не шевелился. Закаменел, как горгулья.

Кира откинула голову на спинку сиденья, развернула лицо к окну.

Может, подремать? От стремительного подъёма, неожиданных новостей и быстрой ходьбы она хорошо взбодрилась, но теперь, когда всё устроилось, когда они мчались вперёд по шоссе, сидя в машине, захотелось расслабиться, доспать, потому что ночью не удалось. Но автомобиль почему-то начал сбавлять скорость.

– Сейчас ещё одного пассажира подхватим, – объяснил водитель, свернул к обочине, затормозил возле голосующей девушки.

Вот ведь сердобольный. Всех, что ли, на трассе соберёт?

Ши внезапно ожил, произнёс громко и твёрдо:

– Поезжай дальше!

Водитель обернулся, озадаченно глянул на него.

– Не понял.

Кира тоже не поняла, но она-то знала, что Ши ничего просто так не делает. Если возражает против попутчицы, значит, есть весомые причины.

– Не надо её сажать, – добавил Ши, думая, что достаточно проясняет ситуацию и что водитель будет слушаться его, как Кира, и повторил: – Поезжай дальше.

В ответ парень возмущённо хмыкнул и достаточно сдержанно произнёс:

– Вообще-то машина моя, и я решаю, кого подвозить, кого нет. Если не устраивает… – не стал договаривать, но и Ши не стал возражать, сжал губы, больше не произнёс ни звука.

Дверь открылась, очередная пассажирка устроилась рядом с водителем. Кира успела поймать её быстрый взгляд, пока та усаживалась. Ничего, кроме обычного любопытства, в нём не уловила. Внешность тоже обычная. Никаких скрытых обликов, спрятанных под человеческим. И всё же.

Кира ощутила необъяснимую неприязнь к незнакомке. Примерно такую, которая возникает при виде, например, дождевого червя на асфальте. Он точно не опасный и выглядит не слишком омерзительно. Просто короткий розовый шнурок. Но стоит представить, что надо взять его руками или что он сможет заползти тебе на ногу – аж передёргивает.

Или это из-за слов Ши у Киры сложилось предвзятое мнение о девушке? Наверное, она бы сильно обиделась, если бы узнала о Кириных мыслях и о сравнении с червяком.

Расслабленность и сонливость сразу куда-то пропали. Кира опять пристально посмотрела на Ши. Пусть хоть намекнёт, что его не устроило. Но разве дождёшься? Сидит, молчит как ни в чём не бывало, будто и не требовал совсем недавно непременно проехать мимо голосовавшей.

Что же с ней не так?

Водитель переключился на девушку, теперь развлекал её разговорами. Она охотно отвечала и довольно улыбалась, и Кира успокоилась более-менее, прикрыла глаза.

На этот раз удалось уснуть, хотя даже во сне Кира не переставала чувствовать движение машины и слышать ровное гудение мотора. Как будто часть сознания всё-таки бодрствовала. Или ей снилось абсолютно то же самое, что происходило в реальности? И напрасно она несколько минут назад думала о червяках. Вот они и влезли в сон.

Один. Но большой. Намного больше обычного дождевого. И без колечек. Гладкий, ровный, землисто-серый, он медленно выползал из глубокой тёмной норы и тянулся прямо к Кире. К лицу. Словно хотел посмотреть в глаза. Но собственных глаз у червя не было. На голове – если у червей есть голова – только ротовая щель, пока закрытая. Пока.

Жутко.

Кира попыталась отмахнуться от мерзкой твари, но не получилось. Руки не особо слушались. Чуть шевельнулись, приподнялись вверх на несколько сантиметров и опять упали беспомощно. А червь всё приближался.

Безгубый рот приоткрылся, образовав почти идеальный круг, а из его середины стала выдвигаться тонкая острая игла – жало или шип? – нацелилась в Кирин лоб.

Кира вжалась в спинку сиденья, следила за иглой. Даже сумела разглядеть, что кончик у неё скошенный, а над остриём маленькое отверстие.

Надо проснуться, прервать этот кошмар. Надо проснуться.

Рюкзак соскользнул с колен, упал на пол. Кира вздрогнула, распахнула глаза.

Нет, не распахнула. Они и были открыты. И червь вовсе не сон. Всё это действительность: игла, нацеленная на Киру, землисто-серая длинная тварь. Только выползала она не из норы, а изо рта сидящей возле водителя девушки.

Кира заорала. Крик вырвался сам, пронзительный и тонкий. И словно подстегнул червя-язык. Тот стремительно рванулся к Кире.

Чужая рука перехватила его в последний момент. Кире показалось, она почувствовала, как игла коснулась кожи, царапнула, уходя в сторону. А дальше – короткий блеск металла, уверенные рассчитанные движения, которым не помешала даже теснота автомобильного салона.

Резкий рывок за жуткий язык заставил девушку выгнуться в кресле, лезвие прочертило линию поперёк тонкой шеи.

Кира скорее представляла, что так происходит, чем видела. Перед глазами плыли пятна, и мутило. Руки и ноги ватные.

Щелчок открываемой двери, а следом приказ:

– Вылезай. Быстро.

Быстро не получится.

Кире даже в голову не пришло, что с её стороны дверь тоже есть, продвинулась по сиденью, вывалилась наружу, на всякий случай вцепилась покрепче в створку. Не хватало ещё упасть, растянуться на земле.

Ши вытаскивал из машины… Кира понятия не имела, как её правильно назвать. В папином альбоме таких вроде не было. Но возможно, Кира просто не помнит.

Существо с длинным языком-жалом. Девушка-червь.

– Зачем она тебе?

– Не могу же я здесь оставить… такое. Найдут, и что потом будет?

Кира вспомнила, как вдвоём с дедом Ши отправился в лес с лопатами. Прошлой ночью.

– Всегда убираешь за собой?

– При возможности. Обычно это одно из условий заказа.

– А сейчас?

Никакого же заказа не было. Всё получилось случайно. И какое Ши дело до того, что это странное существо обнаружат? Почему люди не должны ничего знать о том, кто живёт рядом с ними?

Ши взвалил тело на плечо, отвечать, конечно же, не стал, выдал очередной приказ:

– Идём. Живо.

Направился к растущему вдоль шоссе лесу.

Кира перестала держаться за машину, шагнула следом, споткнулась, но на ногах удержалась.

– А водитель? – вспомнила внезапно, обернулась, но возвращаться назад, а тем более заглядывать в машину желания не возникло. – Он… уже…

– Он живой, – перебил Ши. – Просто в отключке. Ещё не очухался. Почему-то она тебя выбрала.

Кира промолчала. Ёрничать по этому поводу совсем не хотелось. Тащилась следом. Опять как собачка на поводке. Ещё эта дрянь на плече у Ши. Почти перед Кириным носом. Свисающие руки раскачивались, и не в такт с ними – напоминающий червя язык. Хотя Ши обмотал его вокруг девичьей шеи, но конец всё равно болтался, и по нему стекали остатки крови, на кровь не очень-то похожие. Больше на слизь, буровато-зелёную, мерзкую. Стоило увидеть, и опять начинало мутить. И не только от этого.

Второй день подряд Киру пытаются убить. За что с ней так? Именно с ней. Ещё один побочный эффект неизвестного дара?

Не надо больше. Хватит с неё. Хватит.

Зашли далеко. Наконец Ши углядел подходящее местечко: короткий, но глубокий овражек под высокими елями. Поднырнул под ветки, спустил тело вниз, распрямился. Кира тоже пролезла за ним.

Стояли на краю и смотрели.

Вроде бы обычная девушка, если бы не своеобразный язык, вылезающий из до сих пор широко распахнутого рта. Жуткая дисгармония: туловище и голова. И не жалко. Вот совсем не жалко. Это ненормально?

– Тебе уже подобные попадались? – поинтересовалась Кира у Ши.

– Нет. Но я слышал. Про них. Подсаживаются на дороге в проезжающие машины. Даже если есть другие пассажиры. Один умирает. Остальные ничего не помнят. Говорят, что заснули. А когда проснулись…

Когда дело касалось работы, он становился более разговорчивым. Тема по душе.

– И ты сразу определил, что она из таких?

– Нет. Только, что не человек.

– Но предполагал? – Мысль ещё не оформилась до конца, но уже тревожила и нервировала Киру, и в голосе появилось возмущение и даже злость. – Ведь предполагал? Ты легко выводишь закономерности. Почему ты напрямую не сказал водителю, что она опасна? Потому её и нельзя подбирать.

– Ты поверила. А он бы – нет. Бесполезно было.

Разумно. Но дело не только в этом.

– Ты считал, что всё удержишь под контролем? Что на тебя, в отличие от обычных людей, её гипноз не подействует? А сам тоже отключился. Ведь так?

Промолчал. Конечно, промолчал. Но Кира приноровилась, понимала без слов. Прочувствовала, второй раз, по полной. Будто снова оказалась на грани.

Между жизнью и смертью.

На мгновение стало невыносимо жарко. Пот выступил, на лбу и вдоль позвоночника. Реальность затянуло мутной дымкой.

Это чудо, это случайность, что Кира ещё жива.

– То есть… – теперь голос дрожал, и язык едва ворочался, с трудом проталкивая слова, – если бы я не заорала, ты бы не очнулся. И тогда… – Сейчас она не сдержалась, не тот момент. Вцепилась Ши в футболку, дёрнула, попробовала развернуть лицом к себе, заглянуть прямо в глаза. – Ты же говорил, что от любой твари сумеешь меня защитить!

– Я и защитил.

Лицо каменное, глаз не видно. Они всегда скрыты под густой невинной белизной.

– Ты…

Ши ухватил Кирины запястья, сдавил до боли, так что пальцы сами разжались. Оттолкнул её руки.

– Хватит. Не истери, – произнёс холодно и жёстко. – Лучше помоги её прикрыть.

Кира шумно втянула воздух и…

Бесполезно. Возмущаться и возражать бесполезно. Всегда так будет, на окриках, на превосходстве в силе. Безразлично к тому, что бы она ни сказала. Кира для него никто. И жизнь её ничего не значит.

Тогда наплевать. На всё. Вообще на всё. Кире без разницы, что происходит.

– Как её прикрывать?

– Засыплем ветками. Чтобы в глаза не бросалось.

– Здесь же никто не ходит, – не нарочно вырвалось. Кира помнит, Кира прекрасно уяснила: «возмущаться и возражать бесполезно». Поэтому сразу исправилась: – Хорошо.

Она набрала на земле сушняка, Ши наломал елового лапника. Получился обычный овражек, засыпанный буреломом.

Если задуматься, то выглядит подозрительно. Но кто станет задумываться, болтаясь по лесу, достаточно ли органично вписывается в пейзаж очередная кучка или кочка?

Ши отряхнул руки.

– Идём.

Кира не сдвинулась с места.

– Что опять? – Ши не скрывал недовольства, но ей и на это наплевать.

– Могу я отдохнуть хотя бы пять минут? Я устала.

– Не выдумывай.

Кира стиснула зубы, зажмурила глаза, чтобы удержать внезапно набухшие слёзы. И снова услышала требовательное:

– Идём.

Глава 16 Злость-волк

Опять дешёвый номер в затрапезной гостинице, а в планах очередная тварь, которая – наверняка! – будет плотоядно облизываться на Киру. И понимание, что усилия тратятся напрасно. Достало! Всё. И он достал. Недочеловек.

Может, все остальные части у него действительно от машины? Как это называется: биоробот, андроид? Бездушная, бесчувственная железяка. Компьютер в башке. Отточенные движения, оптимально-минимальный набор слов и ноль эмоций.

– Пойду прогуляюсь.

Кира выскочила на улицу, и от широты пространства, от живых звуков, от мелькания перед глазами самых разнообразных предметов действительно немного полегчало.

Вот чего она бесится? Откуда вдруг появляется беспричинная злость? На всё: на дома, на деревья, на голубей, лениво шляющихся по асфальтовому пятачку, на случайных прохожих, на тех, кто рядом, на саму себя. Беспрестанно зудит внутри, так, что хочется вывернуться наизнанку, раздражает, заставляет смотреть волком.

Да, вот именно так, волком. Угодившим в ловушку за красные флажки. Мечешься из стороны в сторону. В каждой тени видишь охотника, врага и бросаешься на всё, что движется, и не движется тоже. И ненавидишь даже воздух, потому что он волен перемещаться куда угодно, а у тебя нет выхода.

То есть у злости нет выхода, но она не хочет быть загнанным волком. А Кира – плохой охотник, не может её удержать и убить.

Кира сама подставляется, выходя из-за дерева, вскидывая ружьё, заранее зная, что всё равно не попадёт. Фиговый она стрелок. А злость-волк наконец-то видит настоящего врага и, совсем обезумевшая, бросается на него, подминает под себя, впивается в горло.

Теперь они – одно целое. Злость – не волк, злость – сама Кира. Неотделимы, неудержимы, неуправляемы.

Лучше уж вернуться.

Проходящая мимо тётка случайно зацепила своей огромной сумкой, и Кира с огромным трудом удержалась, чтобы не ринуться вслед, не выдернуть из неуклюжих рук эту чёртову сумку и не ударить ею хозяйку в разжиревшее отвисшее пузо. А ещё лучше – в лицо.

Кулаки сами сжались, пряча напряжённую дрожь пальцев, и она ушла внутрь. И там внутри сразу всё жутко завибрировало, затрясло Киру: «Да ладно! Не сдерживайся!»

До гостиницы совсем недалеко осталось. Как бы дотерпеть? Уж там…

А что «там»? Вряд ли Кира мгновенно успокоится. Особенно при виде… его…

Не будет она произносить его идиотское прозвище!

Поэтому к чёрту гостиницу. Вот что нужно: или бар, или ресторан, или паб. Первая попавшаяся подходящая дверь.

Приглушённый свет, тихая музыка. Барная стойка. В самый раз.

– Добрый вечер! Что желаете?

Что Кира желает? Запустить стаканом в голову бармену. Тогда она – бзим! – расколется. Нет. Это стакан расколется. А голова… Да что ей будет?

– Коктейль. На ваш выбор.

– Алкогольный? Без?

Разве по её раздражённой физиономии не видно?

– Алкогольный, – бросила резко и, чтобы дальше не лез с расспросами, добавила, многозначительно напирая почти на каждое слово: – А в остальном – полностью полагаюсь на вас.

Через пару минут перед Кирой стоял высокий стакан, выглядевший как основательно заросший водорослями аквариум. Веточки мяты, дольки лайма, кубики льда, и, похоже, совсем чуть-чуть жидкости. Коктейльная трубочка – шланг для аэрации. Только про рыбок забыли.

Выбор бармена не отличался оригинальностью.

Вкус, конечно, приятный. Кира любила и цитрусовую кислинку, и освежающий мятный холодок.

Лёд забренчал в отодвигаемом стакане. Даже не скажешь, что опустевшем: до половины осталось всякого барахла.

– Повторить? – поинтересовался бармен.

– Да! – буркнула Кира. – Только что-нибудь другое. Где растительности поменьше и побольше чего пить.

Бармен едва заметно улыбнулся, а перед Кирой на этот раз появился конусовидный бокал на длинной тонкой ножке. На краю торчал кружочек лайма, а цвет напитка – прозрачно-алый. И ничего в нём не плавало.

Совсем другое дело. Только вот чем больше Кира напивалась, лучше ей не становилось. И бармен раздражал всё сильнее. Особенно эта его сдержанная улыбка и снисходительность в обращённом на Киру взгляде.

Ножка бокала едва не переломилась в напрягшихся пальцах, и тут возле Киры возник парень.

– Составлю компанию? Не хочется одному.

– Ага, – согласно кивнула Кира прежде, чем как следует рассмотрела, кому.

Не прогадала. Парень оказался очень даже ничего. Тёмненький такой, чёлочка торчком, а глазки – голубенькие, симпатичные. Человеческие.

– Ждёшь кого-то или расслабляешься? – Он приподнял свой бокал, уже подсунутый ему расторопным барменом.

– Второе. – Кира улыбнулась.

Уже дождалась. Вот его самого, милого мальчика. Очень он вовремя.

Есть один способ, как избавиться от бушующей внутри злости, куда перевести возрастающую с каждой минутой агрессивность. Но до шестнадцати Кира о нём даже не помышляла, не могла соотнести с собой. Ужасным он казался, гадостным каким-то.

Да чтобы Кира… да как она вообще на подобное хоть когда-нибудь решится, позволит парню…

А ничего, позволила. Как-то само собой вышло.

Началось со ссоры. Кира, конечно, виновата. Сама стала цепляться, на пустом месте. День выдался такой.

Орали друг на друга, не стесняясь в выражениях, не сдерживаясь. Кира даже ударить пыталась. Как обычно. Но парень успел ухватить за руку, сдавил с силой.

От боли Кира немного пришла в себя, испугалась, разревелась, вымаливала прощение. С тем же неистовством, с которым только что ругалась. Парень простил, тоже испугался. Успокаивал объятиями и поцелуями. И всё увлечённей.

Не очень-то хотелось признавать, но вроде как Кира сама на продолжение спровоцировала: первая попыталась стянуть с него футболку. Завелась так же неуправляемо, как от приступа ярости. Последние тормоза отключились. Ну а он в такой-то ситуации идиот, что ли, возражать и останавливаться?

А когда всё закончилось, Кира чётко осознала, что действительно «всё закончилось». Злость испарилась. Подчистую. А парень пялился на неё слегка обалдело. Наверное, не часто ему попадались такие одержимые, инициативные девственницы. Вообще никогда не попадались. И он не вытерпел, похвастался перед приятелями. Своими успехами или Кириной озабоченностью? Видимо, и тем, и другим.

Хотя после единственного раза Кира послала его подальше. Стыдно было. В глаза невозможно смотреть, разговаривать, видеть поблизости. Но потом она, как последняя дура, переспала с его другом.

Он долго к ней клеился, тоже надеялся ухватить кусочек удовольствия. И оказался рядом в нужный момент.

Ну и пошла о Кире слава.

Нет, вот чего она ударилась в воспоминания? Потому что отлегло немного с появлением этого голубоглазого?

Он имя своё назвал, но оно тут же вылетело у Киры из головы. Тоже назвалась. А может и нет. Смысл-то им знакомиться?

Накачивались коктейлями, болтали, улыбались, глазки строили, несмотря на их некоторую окоселость. Его ладонь давно уже лежала у Киры на колене. Нет, не просто лежала. Пальцы осторожно поглаживали и мяли.

И чего так долго раскачивается? Самой, что ли, предложить?

Но парень будто прочитал Кирины мысли – а возможно, слишком красноречивыми оказались взгляд и выражение на лице! – расплатился с барменом за себя и за неё, спрыгнул с высокого стула, подошёл вплотную, ухватил Кирину ладонь.

– Пойдём! – потянул за руку, и у Киры даже сомнений не возникло: идти или не идти. Правда, она всё-таки спросила, чисто на автомате:

– Куда?

Зачем – и так ясно. И Кира нисколечко не возражала.

– Здесь близко.

– Это хорошо, что близко.

Тащиться слишком далеко не хотелось. Да они и маленькое расстояние не преодолели.

Когда выходили из бара, Кира запнулась. Её мотнуло, и она воткнулась в парня, припала к нему всем телом и смысла не увидела, чтобы отлипать, отодвигаться. Да и сам он не позволил, обхватил крепко, впился в губы.

Ввалились в первый же попавшийся тёмный двор. Кира прижалась спиной к стене. Для устойчивости. Обвила руками крепкую жилистую шею, запустила пальцы в волосы. Мягкие, шёлковые.

Да что там волосы? Когда есть губы. Когда есть руки. Они уже давно под Кириной рубашкой, скользят по спине, по животу. Поднимаются выше.

А потом вдруг резкий рывок. И Кира осталась у стены одна. А парень болтался где-то на расстоянии вытянутой руки. От Киры и от…

– Чего тебе надо?

– Идём.

И сразу ещё один рывок. За ворот рубашки.

– Отвали!

Кира ударила его по руке в желании освободиться. А впечатление, что не по живому, а по дереву. Или нет. По железу. Реакции никакой.

– Идём! – лишь чуть-чуть громче и напряжённей.

– Да сам ты… иди…

А парень стоял полувменяемый, даже с места не сдвинулся, переводил изумлённый, озадаченный взгляд с Киры на её белоголового приятеля и обратно, но вмешиваться не решался.

– Отстань от меня. Не видишь, я занята? – Кира дёрнулась назад. Понятно, куда, к кому. Не к этому же уроду.

Ткань рубашки затрещала, пуговицы чуть не поотскакивали. А фоном холодное:

– Обойдёшься.

– Да кто ты такой, чтобы за меня решать? – Кира ещё раз попробовала оттолкнуть руку, и к тому же попыталась пнуть в коленку. Но с координацией не очень было. – Что хочу, то и делаю.

– Мне твоя помощь нужна, а не очередное приключение.

Так ведь и дотащил до гостиницы, пропихнул в двери, ухватил понадёжней, чтобы Кира не сильно рыпалась, пока проходили через вестибюль мимо поста портье. Но рот ей не решился заткнуть, и Кира успела толкнуть целую речь о личной свободе, о её неприкосновенном праве заниматься сексом когда угодно и с кем угодно, особенно если очень надо, и ещё о чём-то. Слова сыпались изо рта и тут же забывались. А он молчал, непробиваемо молчал. Как будто волок не живую исходящую желчью Киру, а бессловесный мешок с мусором.

– Ты что, опять за мной следил? Да какое право ты имел лезть? Каким местом тебя касается моя личная жизнь? Или ты приревновал?

В трезвом уме она бы такого и не предположила. Только со злости, только из-за до сих пор не остывшего возбуждения, только по пьяни. А он втолкнул её в номер и спокойно сообщил:

– Ты меня не интересуешь как женщина.

Да Кира бы с ним и так – ни за что, никогда. Поэтому вдвойне, даже втройне обидно.

– А я и не сомневалась! – воскликнула она, пренебрежительно скривив губы. – Ты же не человек. Какие у тебя тут могут быть интересы? Да ты наверняка даже понятия не имеешь, что это такое. Ведь ты даже не зверь. Ты – существо. Оно. Средний род.

Каждое новое слово звучало всё громче, содержало в себе всё больше сарказма и презрения. Кира сама пугалась того, что говорила, но остановиться не могла. Как обычно. Злое и чёрное внутри вскипало, давило, рвалось наружу, и Кира не могла ему противиться. Иначе… иначе она просто взорвётся.

– У тебя даже имени нормального нет. Ты – нечто без названия. Или нет. Ты – ничто.

Одно стремительное, почти неуловимое движение, и слова застряли в горле. Дальше не пройти. Голова запрокинулась. Тоже как у зверя, демонстрирующего своё подчинение. Но ведь не добровольно, а потому что шею сдавили длинные жёсткие пальцы.

Сейчас сомкнутся плотнее, и Кира уже больше не сможет говорить. Никогда. И дышать тоже не сможет. У него хватит сил сжать кулак и превратить всё, что окажется внутри него, в бесформенное месиво. Или ещё одно выверенное движение, резкий поворот головы, хруст.

– Отпусти, скотина! – прорычала Кира, давясь звуками.

Отпустил, отвернулся.

Считает, она одумалась, испугалась, в страхе задавит в себе злость. Как бы не так!

– Стой!

Ага! Предполагал, она и дальше будет всего лишь орать, сыпать оскорблениями? Не ожидал, что ударит?

Не успел как следует увернуться. Чётко проступившие и побелевшие от напряжения костяшки Кириных пальцев проехались по его подбородку.

Вскользь. Жалко. Но можно же повторить.

Кира особо и не раздумывала, руки действовали сами.

Они знают, что делать. А Кира не знает. Среди плотно затягивающего сознание внутреннего мрака ошалело мечется мысль: «Опять! Зачем? Как же, как же остановиться?» А он умело отбивает удары, легко уходит от Кириных кулаков, особо и не напрягаясь.

Нет! Она его достанет. Достанет. Должна достать.

Злость закипает всё сильнее, рвётся наружу из каждой поры, дрожит в каждой мышце. В голове темнота. Силы не кончатся, Кира не успокоится, пока…

Он прекрасно понял про «не успокоится» и «пока», и больше не стал тратить время на бесконечные увёртывания и защиту. И он не промахнулся, конечно же. Не вскользь, а прямо, точно, прицельно. Жёстко, но, скорее всего, не во всю возможную силу. Для Киры и меньше, чем половина, хватит.

Голову резко отбросило назад. Слишком резко. Сейчас шея не выдержит, сломается, позвонки раскрошатся, распадутся.

Искры из глаз. Чёрные. Внутренняя темнота вылетает наружу и взрывается осколками. И боль – не сразу, а переждав секунду, наполняет сознание, занимая освободившееся место.

Кира отлетела, рухнула на пол.

Но плевать. На боль, на темноту, на кровь, текущую из разбитых губ, на всё. Она поднимется. Она не уступит. И хотя челюсть почти не слушается, изо рта рвётся с ненавистью:

– Ты… как… ты…

Подошёл, смял в охапку, легко оторвал от пола и уверенно поволок куда-то, не обращая внимания на Кирины трепыхания, тычки и пинки.

В ванную. Припёр к стене одной рукой, второй вырвал из подставки шланг душа, направил лейку прямо в лицо, и пока Кира ошарашенно пялилась на круги чёрных дырочек, отпустил её, чтобы крутануть кран.

Ледяная струя ударила в упор, обожгла кожу. Кира задохнулась, захлебнулась, попыталась закрыться ладонями.

– Хватит! Хватит! Хватит!

Опустил душ, но не заметил, что не до конца, и теперь струи хлестали по коленям.

– Хватит, – всхлипнула Кира чуть слышно, вдавилась лопатками в холодный мокрый кафель. И затылком. А плечи потряхивало от беззвучных рыданий.

Вода. Слёзы. Кровь. Не важно.

Ну почему? Почему с ней постоянно случается такое? Почему она не в состоянии удержать себя?

Очередная вспышка агрессии, а за ней – точно такая же по силе вспышка стыда и страха.

Душ упал на пол, заизвивался змеёй, истёк последними каплями.

Уже не только плечи, Киру всю трясло. От истерики, от холода. А он уверенно ухватился за подол Кириной рубашки, задрал вверх: то ли рубашку стянул, то ли Киру из неё вытряхнул. Потом ухватился за пояс её джинсов, расстегнул, нисколько не смущаясь, пуговицу, молнию. Спустил брюки вниз и сам осторожно переставлял Кирины ступни, чтобы окончательно освободить её от мокрой одежды. А она словно и не замечала происходящего. Неодушевлённая послушная кукла.

Завернул в полотенце, подхватил на руки, отнёс в кровать. Плюхнул, правда, не слишком аккуратно, но там мягко. Укрыл одеялом. Молча. Всё молча. Распрямился, застыл, словно в растерянности.

Кира натянула одеяло до самых глаз, прошептала в него:

– Не уходи. Пожалуйста. Останься со мной.

Он услышал. Услышал и не возразил. Присел на кровать.

Из-под белой чёлки поблёскивали чёрные, не совсем человеческие глаза. Прямо в них почти невозможно смотреть. Но если в щёлочку, между одеялом и мокрыми прядями собственных волос.

А он лёг, придвинулся, обхватил рукой. Кира ткнулась лбом в его грудь и услышала тихие мерные удары.

Сердце… бьётся. А разве Кира сомневалась, что оно есть?

Глава 17 Убийца и сумасшедшая

Кира проснулась точно в той же позе, что заснула вчера, только что лбом никуда не упиралась. Не из-за того, что не во что было. Видимо, только и хватило сил и решимости выпрямить шею, чуть отодвинуть голову.

Совсем близко увидела лицо. Чёлка съехала набок, открывая его почти целиком. Острые скулы. Одна-то точно. Но и вторая должна быть абсолютно такой же. Нос с едва заметной горбинкой. Тёмные широкие брови крыльями взлетают вверх. Выражение спокойное, отрешённое. Что наяву, что во сне.

А он… он же утверждал, что спать ему не обязательно. Вот же – дрыхнет.

Неужели Кира вслух это сказала? Потому что веки дрогнули, глаза открылись.

Ши почти сразу поднялся, сел, развернувшись вполоборота, а Кира всё ещё оставалась там, в черноте. Провалилась в глубокую яму, и сразу не выберешься. Но верёвкой, вытянувшей из манящей темноты в реальность, спустились слова:

– Часто с тобой такое?

Кире тоже хотелось подняться, но не отсвечивать же перед ним в трусах и бюстгальтере. Это вчера было всё равно, а сегодня она вменяемая.

– По-разному. В последнее время – чаще.

– А причина?

Ши встал с кровати, и тогда Кира смогла подтянуть к себе всё одеяло и наконец сесть, плотно замотавшись в него.

– Откуда я знаю? Уж чего только не предполагали. И шизофрению, и пограничное расстройство личности. И повышенный уровень адреналина, и пониженный уровень холестерина.

– И что?

– И ничего, – сердито буркнула Кира.

Он подошёл к окну, открыл одну створку, но на подоконник не полез, просто стоял. Любовался пейзажем, что ли?

Ан нет. Дал Кире возможность тоже окончательно подняться, одеться. Но её шмотки наверняка по-прежнему валяются в ванной, и наверняка вид у них и влажность…

Надо рыться в рюкзаке.

Кира откинула одеяло, но тщательно обернулась полотенцем. От окна прилетело:

– Значит, зря я тебя увёл. Это ты так…

– Заткнись, а!

Разом заполыхали и уши, и щёки, захотелось залезть в рюкзак целиком. По крайней мере, натянуть его на голову да так и ходить, матерчато-безучастной.

И, кстати, куда подевались обычные равнодушие и отстранённость? Решил подробно разузнать, чего ещё стоит ожидать и насколько сумасшедшая компаньонка досталась?

Ему-то какая разница? Он с любой Кирой справится одной левой. Или правой?

Подсыхающие разбитые губы неприятно стягивает и саднит. Но ничего, к вечеру пройдут. На Кире заживает как на кошке. И странно, она даже не в обиде на то, что Ши врезал ей вчера. Для неё всегда происходящее во время приступов словно параллельная реальность. И Кира в ней действует другая. Не она. Отчасти.

Кира торопливо натянула кофточку и юбку и направилась в ванную, спасать брошенные на произвол судьбы джинсы и рубашку. Поинтересовалась через открытую дверь:

– Ты что, и правда опять за мной следил?

– Нет. Ты мне понадобилась. – Ши развернулся, присел на подоконник. – Я договорился о встрече. Но она не захотела со мной разговаривать. А с тобой согласна.

– Вряд ли бы у меня вчера тоже что-то получилось. – Кира самокритично усмехнулась, вышла из ванной. – Она бы только раскаялась, что согласилась поговорить со мной. И, кстати, кто такая «она»?

– Она – провидица.

– Кто?

Докатились. По гадалкам пошли. Может, ещё и карты раскинуть? Тут Кира и сама справится. Немножко умеет, расскажет: «Что было. Что будет. Чем сердце успокоится».

Она оценивающе глянула на Ши и осознала: без последнего пункта, пожалуй, вполне обойдётся.

– А почему она с тобой-то говорить не хочет? Боится, что ты все её хрустальные шары расколотишь?

– Вот и спросишь, когда встретишься.

Ши отодвинулся от подоконника, снял футболку. Кира поспешно отвернулась, смущённая и крайне обеспокоенная, напряжённо прислушиваясь к лёгким шагам, раздававшимся за спиной. Что-то тихонько брякнуло, но не рядом, и Кира решилась посмотреть.

Футболка снова была на Ши. Ну, почти. Осталось продеть в рукав левую руку и одёрнуть низ, а на спинке кровати висела портупея.

– Чего вдруг? – не сдержала изумлённого любопытства Кира.

– Заснул в ней. Не слишком удобно.

Какой он общительный сегодня. Даже тревожно от этого. Но лучше не упускать момент, воспользоваться шансом, пока разговорчивый и отвечает на все вопросы.

– Почему именно кинжалы?

– Хочешь, чтобы я по улицам с мечом рассекал?

На губах ни тени улыбки, да и в голосе тоже. И совершенно непонятно, почему кажется, что слова просто истекают ядом сарказма.

– Ты и мечом можешь?

– Немного. Но его таскать неудобно.

Небольшая рокировка. Теперь Кира подошла к кровати, уселась, глянула на портупею, но дотронуться не решилась. Она сама не любит, когда без спроса хватают её личные вещи. А Ши остановился возле стола, опустился на стул.

– А если пистолет?

– Слишком шума много. И проблем. Патроны, вместимость магазина, разрешения. И не пронесёшь никуда. Самое оптимальное – небольшой острый предмет. Кинжалы тоже не везде протащишь, но замену где угодно можно найти. Осколок стекла или зеркала, столовые приборы. Даже карандаш. Главное – знать, как эффективней воспользоваться, чтобы наверняка, а не просто ранить.

Кира внимала, обалделая, с удивлённо распахнутыми глазами, с отвисшей челюстью. Ошарашенная вовсе не продолжительностью речи, а её содержанием.

Это что, лекция на тему «Сравнительная характеристика разных видов оружия на предмет их пригодности и удобства для постоянного ношения в условиях города»? И бонусом дополнительная информация: как превратить в орудие убийства первый попавшийся под руку предмет.

Он нарочно вываливает свои специфические познания на Киру с выражением скучающего равнодушия на лице? Чтобы позабавиться её глупой реакцией?

Все его длинные речи носят один смысл и непременно заканчиваются словом «убить», либо другим – однокоренным или близким по содержанию. Но Кира же видела, знает – он не пускает в ход оружие без повода. Без очень серьёзного повода. И Федьку из леса на себе волок, можно сказать, вызвал ему «Скорую помощь». А ведь тот заслуживал, чтобы его в лесу бросили подыхать, как он бросал других.

Потому все эти частенько повторяемые «убить», «убийца» – обыкновенные понты, хоть и обоснованные. А может, наоборот, самоуничижение. Кира тоже нередко называет себя и сумасшедшей, и невменяемой. В надежде, что посторонние возразят и успокоят: «Ну что ты! Ты вполне нормальная. Ты очень даже ничего».

Помимо родителей никто ещё ни разу не возразил и не успокоил.

Кира опять глянула на портупею. Рукоятки кинжалов поблёскивали серебром, и этот блеск притягивал неудержимо, словно помешанного на богатстве сияние драгоценных камней.

Ши сидел вполоборота, а смотрел вообще перед собой, а не на Киру. И она не стерпела, торопливо вытащила один кинжал.

Рукоятка такая удобная, сама ложится в ладонь, срастается с пальцами. Лезвие холодное и на вид, и на ощупь и почему-то кажется хрупким. А ведь на самом деле…

Кира поднялась с кровати. Непонятно, что на неё нашло. Приблизилась к Ши, не осторожничая, открыто, хоть и со спины. Левую руку положила ему на плечо, а правую, с кинжалом, занесла вперёд, под подбородок. Но не собиралась прикасаться лезвием к шее. Абсолютно не собиралась. Не смогла бы.

Ши не дрогнул, не испугался, не удивился, не рассердился. Даже не шелохнулся. Только проговорил:

– Удачный выбор. Шея – самое уязвимое место. Почти стопроцентная гарантия. Если точно попасть куда надо. Вот сюда. – Обхватил Кирину ладонь, развернул правильно и поместил кончик кинжала в ложбинку слева от гортани, туда, где обычно нащупывают пульс. – Остаётся только воткнуть. Даже не обязательно глубоко.

А вот Кира испугалась. Показалось: сейчас Ши сам надавит на её пальцы, на рукоять, и кинжал действительно…

Он тоже ненормальный! И ничуть не меньше, чем Кира. Причём всегда, постоянно, а не наскоками, как она.

Кира оттолкнула его руку, бросила кинжал на стол и отскочила подальше, не понимая, кого больше бояться: Ши или себя. И – за кого бояться?

Ну вот зачем ей понадобились эти игры? Дура невменяемая. Теперь саму же колотит, а перед глазами стоит картина: блестящее лезвие медленно уходит под кожу, всё глубже, выдавливая тонкие красные струйки, которые сбегают вниз, впитываются в чёрную ткань футболки, и та постепенно намокает, меняет цвет.

И кто на самом деле убийца? И кто сумасшедший?

А он сидит, спокойный, невозмутимый. Хоть бы высказал сердито, чтобы Кира не смела трогать его оружие. Да она и сама больше не притронется. Никогда. Оно же – живое. Стоит прикоснуться – и овладевает тобой. Будто не ты его берёшь, а оно берет тебя и потом распоряжается как захочет.

Кира мотнула головой, метнулась в одну сторону, потом – в другую.

Убежать бы куда, но не просто так. Отвлечься, переключиться на другое. Кира придумала, на что.

– Схожу куплю поесть.

Она уже начала привыкать к режиму дикого зверя: будет добыча – попирую, не будет – потерплю до более удачной охоты. Но хотя бы два раза в день перекусывать ей надо. Человек же она всё-таки. И не отчасти. Хотела ещё спросить, прихватить ли чего для Ши, но он опередил, вытащил из кармана несколько купюр, протянул.

– Держи.

Кира не рассчитывала на подобное, смутилась. Получалось, будто она милостыню попросила.

– Вот ещё! Зачем?

Но Ши предложил свой расклад. Как обычно, весьма убедительный:

– Ты на меня работаешь. Мне платят. Я плачу тебе. Что не так?

Умеет же подобрать логичные объяснения. Только фраза «ты работаешь на меня» звучала немного странно.

Ничего, что можно с чувством выполненного долга назвать «работой», Кира ещё не сделала. Хотя на тварь она Ши вывела. Но лучше об этом не вспоминать. И так уже приснилось однажды, и Кира проснулась, дрожа от страха. Не желает она больше в подобном участвовать. А вот поговорить, повыспрашивать, поузнавать – она всегда пожалуйста. И ближе к ночи Кира отправилась к гадалке.

Ой, нет! Как там её правильно? Провидица. Только так и не иначе. Потому что, услышав Кирино пренебрежительное определение, Ши сурово предупредил:

– Не вздумай при ней такое ляпнуть.

Уже из названия исходило, что представители скрытого мира предпочитают для жизни – или приёма посетителей – всякие тайные места. Поэтому Кира ни капли не удивилась, когда Ши привёл её к дому, который на вид казался необитаемым, давно заброшенным и, вообще, совершенно непригодным для жизни.

Вроде и целый внешне, не аварийная рассыпающаяся развалина, но выглядел уж слишком мрачно и негостеприимно – даже приближаться не хотелось. Недобро пялился глазами-окнами, и ни одного тёплого проблеска света внутри. Только темнота. Никого не напоминает? И Кира ответила дому скептическим осторожным взглядом, потом вопросительно посмотрела на Ши:

– Неужели там действительно кто-нибудь есть?

Тот не отозвался, уверенно зашагал по асфальтовой дорожке, но не к крыльцу, а вдоль стены, свернул за угол. Кира смиренно следовала за ним.

За кем-то другим Кира не пошла бы. Хватит уже. Ни за что больше. И одна не пошла бы. А ведь совсем недавно думала, что жутковатей и ненадёжней спутника, чем Ши, вряд ли можно найти. А получалось наоборот. С ним спокойней, как ни с кем другим. Даже подозрительный пустой дом не слишком пугал.

Если смотреть прямо на фасад, легко складывалось впечатление, что здание представляло из себя незатейливый прямоугольник. А ничего подобного. Сзади к нему пристроен флигель: полукруглый, немного похожий на башню, с окнами только под самой крышей, и тоже тёмными, с отдельным входом. Но наверняка через него можно было попасть и в главный дом.

Ши подошёл к двери, потянул за ручку, инструктируя Киру:

– Сразу по лестнице наверх. Я здесь подожду.

Глава 18 За вуалью неизвестности

Из-за открытой двери вырвался запах. Затхлой сырости, как Кира и предполагала. Но к нему примешивался другой: ароматный, дымный, приторный, хотя пока и слабый, но уже густой и тяжёлый.

Свет, льющийся сверху, был совсем тусклый, но позволял видеть, куда идёшь, а не передвигаться на ощупь. Сбоку располагался арочный проём – проход в дом, а прямо впереди – лестница. Узенькая, вдвоём не разойтись. Деревянная. Ступени слегка пружинили и поскрипывали, пока Кира поднималась, а дымный аромат становился всё насыщенней, вытеснял воздух и казался почти осязаемым. Ну или видимым. Как туман.

Или туман был на самом деле? Точнее, дым. Где-то точно чадили ароматические палочки или свечи.

Кира не любила ни то, ни другое. Она с трудом прорывалась сквозь вязкий дурманящий запах, с трудом сдерживала желание сбежать по лестнице, выскочить на улицу, глотнуть нормального воздуха. В комнату не вошла, а вплыла – ей именно так и казалось, – раздвигая клубящиеся потоки благовонного дыма. Перед глазами стояла лёгкая пелена, и в мыслях тоже. И всё казалось призрачным и виделось призрачным. Из-за рассеянного света от нескольких не слишком ярких источников. Действительно свечей.

Язычки пламени трепетали, и тени шевелились на стенах и предметах, вселяя жизнь в мёртвую натуру, рождая жутковатое ощущение, будто из каждой щели за тобой скрыто наблюдает неведомое эфемерное существо.

Перестаралась хозяйка комнаты с созданием атмосферы таинственности и неопределённости. И саму её Кира не сразу обнаружила, а первым, на что наткнулся взгляд, оказалась большая сова на сучке-подставке, стоящем прямо на круглом столе.

Сначала Кира подумала, что чучело. Потому что птица сидела совершенно неподвижно, только отблески оранжевых огоньков плясали в выпученных и будто бы стеклянных глазах. Но потом сова моргнула и взгляд её стал не безжизненно пустым, каким казался ещё мгновение назад. Вперился в Киру.

Ну вот только не это! Если сейчас сова «молвит человеческим голосом», Кира просто разочарованно развернётся и уйдёт. Но сова опередила. Развернулась первая, презрительно продемонстрировав затылок, и тут же прозвучало:

– Проходи.

Но явно не со стороны совы.

То, что Кира посчитала стеной, едва заметно дрогнуло, колыхнулось, оказавшись занавесом или портьерой, и появилась провидица. Тоже весьма призрачная. Невысокая, ростом меньше Киры, тоненькая. Если вовсе не бесплотная.

Её одежда выглядела полупрозрачной, словно ароматический дым, витавший в комнате, чуть уплотнился вокруг хозяйки, окутав струящейся марью. Но очертания тела под нею не проступали. И лицо было скрыто вуалью.

Возможно, провидица вовсе и не человек. Но и не двуликая. Не способна спрятать истинную внешность под обманной. Вот и использует вуаль.

Хозяйка двинулась в сторону гостьи, с приближением обретая чуть больше материальности. Кира притормозила, не дойдя нескольких шагов, но провидица не остановилась, подошла почти вплотную, попросила:

– Дай мне руку.

Кира удивилась, но противиться и отказывать не стала, послушно протянула ладонь.

Гадают ведь по линиям руки. Хотя Кира явилась сюда не судьбу свою узнавать, а с конкретными вопросами, половина которых её и не касалась. Но кто знает?

Навстречу Кириной ладони из складок призрачной одежды выскользнула чужая: маленькая, узкая, фарфорово-бледная и настолько же фарфорово-прохладная. Прикосновение тоненьких пальцев почти не ощущалось.

Голова провидицы чуть наклонилась вперёд, и тут же из складок вынырнула другая рука, правая. Не пустая.

Кира уже привыкла к этим внезапным бликам света на металле и почти не испугалась, не вздрогнула, не отстранилась. Не успела. Невесомая хватка стала чувствительной и цепкой, крошечный острый клинок ужалил в подушечку среднего пальца. Мгновенно вспухла густо-красная капля и растеклась по лезвию.

Только тогда Кира и отдёрнула руку. Но её уже никто и не держал.

– Это ещё зачем? – Кира сердито глянула на провидицу.

– Так надо.

Ну и ответ!

– Что значит – надо?

Провидица откликнулась не сразу, направилась к столу, положила кинжал на плоское металлическое блюдо, подхватила маленький светлый лоскут, протянула Кире и только тогда произнесла:

– Ты хочешь узнать про Сумеречный храм?

– Хочу, – не слишком приветливо подтвердила Кира, оборачивая тряпицу вокруг пальца.

– Присаживайся.

Низковатый голос звучал умиротворяюще, мягко и вкрадчиво. Тоже был каким-то туманно-обволакивающим, усыпляющим. Как всё тут. Притуплял в Кире чувство обиды.

Ритуалы существуют разные: выпить кофе, рассыпать соль, вылить в воду расплавленный воск. А сейчас понадобилась кровь. Всего лишь капля. Тоже вариант.

А вкрадчивый голос между тем продолжал:

– Знаешь, почему храм называется Сумеречным?

– Не так чтобы… – пространно начала Кира, но договаривать не стала: к чему тут выделываться и демонстрировать, что ты умнее и осведомлённей, чем есть на самом деле?

Провидица поняла, объяснила, не дожидаясь ответа:

– Потому что находится между светом и тьмой. Между добром и злом. – Она сделала паузу, будто вместе с Кирой вникала в смысл произнесённых слов, а потом сама же себя поправила: – Даже не «между». Одновременно и там, и там. И в свете, и во тьме. Но никогда не принимает сторону ни того, ни другого. И не отрицает ни то, ни другое. Ревностно следит за тем, чтобы первое непременно сменялось вторым. И наоборот. Оно ведь обязательно должно чередоваться: ночь – день, день – ночь.

Кира украдкой вздохнула. Интересно, конечно. Очень философски и очень неясно. А ещё получается, будто в порядке вещей то, что в Кире уживаются два человека: вполне адекватный и даже хороший и неуправляемый злобный псих. Чередуются они с завидным постоянством. Как проповедуется в Сумеречном храме: день – ночь, добро – зло. Но Киру-то не устраивает подобный расклад.

– Значит, мне там не помогут? – поинтересовалась Кира и не сумела скрыть досаду. Из пальцев выскользнул белый лоскут, медленно спланировал на пол. Провидица проследила за ним краем глаза и ответила вопросом:

– А чего ты хочешь?

– Владеть собой, – мгновенно откликнулась Кира. – Как любой нормальный человек. Понять, что со мной не так. – Слова сами рвались, потому что произносились уже не раз. Про себя. И вслух. – Папа всё время твердит о невероятной удивительной способности. Не видеть скрытое. Совсем другой. И я хочу знать, какая это способность и что мне с ней делать. А лучше – как избавиться от неё? Пока я не натворила ничего ужасного. – Кира подалась вперёд, упёрлась грудью в край стола, попыталась проникнуть взглядом под вуаль. – Она действительно есть – эта способность? Или у меня просто с психикой не в порядке?

– Она есть, – кивнула провидица. Голос оставался мягким, но звучал уверенно. – И тебе помогут с ней совладать. В храме.

– Тогда как мне туда попасть? – выкрикнула Кира и услышала:

– Своим путём. Через свою дверь.

«Своим путём? Через свою дверь?» – с негодованием повторила в мыслях.

– Ну-у-у… только не это! Не подобными фразами! У всего есть своё определённое место.

– У всего? – Кажется, провидица улыбнулась. Уж слишком иронично прозвучал вопрос. – Разве? У сумерек нет своего места. Только своё время. Как раз определённое.

Кира едва не застонала от бессилия и разочарования. Ещё одно «своё»? Теперь уже время? Которое непременно наступит, но неизвестно когда. В перспективе только ожидание. Дня, минуты, секунды. И никакое действие не сократит срока. Просто топай неизвестным путём, терпи, жди.

– Но я хоть попаду туда? – не смогла сдержать раздражения Кира. – Это вы можете сказать? Вы же провидица.

Опять кивок в подтверждение.

– Да, попадёшь.

«Когда точно?» – спрашивать бессмысленно. Кира уже поняла. Хотя принять не очень-то получается. Только и остаётся: добавить к «топай, терпи, жди» ещё и «надейся». Надейся, что не окажется слишком поздно.

Как же хочется схватить эту гадалку за плечи и тряхнуть основательно. Выбить хоть что-то конкретное вместо пустого философствования.

– А про Источник… про Источник силы вы можете рассказать? И про… как его?.. Проводник. Что это, вообще, такое?

– Что это? – задумчиво повторила провидица, наклонила голову и медленно заговорила, словно книгу читала: – Таинственная сила есть во всём. В земле, в воде, в воздухе. В местах, в предметах, в животных. Даже в словах. Она накапливается, концентрируется, но так и остаётся мёртвым запасом, зарытым на недосягаемой глубине. Пока не соберёт достаточно мощи, чтобы вырваться наружу. То есть пока не «откроется источник». Но он не может открыться сам по себе. Ему нужен путь. Проводник. Чтобы сила из мёртвой стала живой.

– В смысле, – предположила Кира изумлённо, – проводник – это живое существо?

– Да, живое существо. Скрытое создание. Или человек. Чем-то связанный с таинственным миром.

– И что, вот так любой может стать проводником?

– Любой. Источник сам выбирает.

– Источник выбирает? – задумчиво повторила Кира. – А если тот, кого он выберет, вовсе не желает?

Провидица молчала, будто и не слышала последних Кириных слов. Или ждала, что та сама поймёт. И Кира поняла, пробормотала себе нос:

– Ясно. Его согласие никого не интересует. – И сразу же задала новый вопрос: – А как проводник откроет Источник? Он должен что-то сделать?

Странно, что Киру столь сильно зацепила и взволновала эта тема, хотелось узнать побольше. Она пристально уставилась на собеседницу, пытаясь проникнуть взглядом под вуаль.

– В первую очередь он должен открыть источник силы внутри себя, – проговорила провидица.

Опять размытая таинственная фраза, переполненная множеством смыслов, среди которых трудно отыскать настоящий. И конкретики в объяснениях, скорее всего, опять не будет. Понимай как сможешь. Сумеешь разобраться – хорошо. Не сумеешь… что тогда?

– А если у него не получится… найти… внутри себя?

Ответ раздался чересчур быстро:

– Источник выберет другого проводника. А от этого избавится.

Ничего себе! Мало того, что назначат, не спросив согласия, ещё и так. Не справился – в расход? Вот кому-то повезёт!

– Ну, допустим, откроет проводник Источник, и что? – не могла успокоиться Кира. – Заберёт всю его силу себе?

Теперь провидица не спешила отвечать. Кажется, тоже задумалась. Или опять рассчитывала на догадливость Киры. Но на этот раз та точно не знала, что предположить, ждала, когда провидица заговорит.

– Наверное, он может оставить её себе. Но не всю. Основная часть должна вернуться назад. Земле, воде, воздуху, растениям, тварям. Чтобы каждый, кто способен, мог ею пользоваться.

– А если он не захочет делиться? – тут же возник у Киры новый вопрос. Но провидица резко поднялась из-за стола, видимо, решив, что рассказала уже достаточно и дополнить ей нечего, и намекая гостье, что той пора уходить.

Пора. Кира не возражала, хотя ожидала гораздо большего или по крайней мере вразумительного. Она уже стояла у начала лестницы, когда вдогонку донеслось:

– Ему передай: если действительно хочет найти то, что ищет, он на верном пути. Но только это не лучший путь. И стремление не лучшее. Есть более достойные цели. Для него. И более подходящие пути.

Опять. Призрачный туман, сплошная неопределённость. Лицо спрятано за вуалью. И смыслы тоже. Но Кира наконец-то может покинуть этот подёрнутый марью мирок.

Спустилась по лестнице, вышла на улицу, вдохнула, и голова пошла кругом от свежести и чистоты обычного воздуха. Привалилась к дверям, для устойчивости. Ши подошёл, надо думать, посмотрел пристально. Может, вопросительно. Разве определишь?

Как с ними трудно. С собеседниками без глаз.

Неожиданно Ши наклонился, ухватил Киру за правую ладонь, поднял её вверх: на свет, на обозрение.

– Это что?

Кира совсем забыла о проколотом пальце, только сейчас вспомнила, и в подушечке сразу же запульсировала едва ощутимая боль. Тоже спохватилась запоздало. А могла бы и не появляться больше: сколько уже времени прошло!

– Не пускали… без анализов, – брякнула Кира.

Вечно само вырывается что-нибудь язвительное и нахальное. К месту и не к месту. А Кира потом частенько чувствует себя виноватой.

– Откуда я знаю? – Тут в памяти всплыл сумеречник, ноющий о заслуженной награде. – Может, плата за услугу? Кто вас разберёт? Скрытых.

Ши не стал повторять, что не относится к скрытому миру. Стоял, ничего не говорил, по-прежнему держал за руку. И Кире стало немного не по себе:

– Как ты узнал?

– А? – выдохнул Ши вопросительно, будто очнулся, и сразу же отпустил Кирину ладонь.

Понятно. Всего лишь задумался, пропустил вопрос. И Кира повторила:

– Как ты узнал про палец?

Ши сжал губы – чёткий признак того, что для слов выхода нет, но потом всё-таки ответил нехотя:

– Я много чего чувствую и слышу. Ненужного. Например, как бьётся сердце. – Замолчал, но через несколько мгновений добавил: – От волнения чуть быстрее.

Вот ведь…

Ну, да! Кира разволновалась. Непонятно отчего, но разволновалась. Как будто он сказал, что читает мысли, а не слышит на расстоянии чужое сердцебиение.

Это вечное утомительное ощущение, когда Кира находится рядом с ним: словно под рентгеновским аппаратом. Открытая, понятная, предсказуемая. У которой не обязательно спрашивать согласия, достаточно самому решить и просто поставить перед фактом:

– Идём. В гостинице расскажешь.

Послушно пошла. Разве возразишь? Единственный разумный, логически последовательный вариант. Но обязательно озвучивать его с такими приказными интонациями? И Кира недовольно бубнила на ходу:

– Нечего особо рассказывать. Наговорила твоя провидица каких-то глубокомысленных и расхожих фраз. Я бы тоже так смогла. «Просите, и дано будет вам. Ищите и обрящите». Бла-бла-бла, бла-бла-бла. Цели вы непременно достигнете, но прежде хорошенько подумайте: «А оно вам надо?»

– Всё-таки расскажешь, – заключил Ши безапелляционно.

– Да как хочешь! – воскликнула Кира. – Конкретно тебе там отдельное посвящение. Про пути и достойность целей.

Ши отреагировал странно. Остановился, обернулся.

Кира невольно повторила его движения. Тоже остановилась, обернулась и увидела, как на фоне подсвеченного электрически-жёлтым неба промелькнула крупная большеголовая птица, скрылась между деревьев.

Она летела неслышно. Совершенно неслышно.

Глава 19 «Нет у тебя доли, окромя неволи…»

Телефон молчал. Точнее, выдавал длинные гудки, но те бесцельно уходили в пространство. Никто не подумал откликаться на их зов. Тянулись гудки ровно и безучастно, созвучные бесстрастному голосу вызываемого абонента.

Окудников не любил работать с такими людьми: ставящими принятые на себя обязательства далеко не на первое место, чересчур самовольными, плохо поддающимися контролю. Терпел только потому, что заверили со всей возможной убедительностью – у парня промахов не бывает, никто не справится с делом лучше и быстрее него.

Да, при встрече с ним возникало ощущение неминуемости и фатальности. Шахат. Мрачный жнец. Никто от него не укроется. Пусть не правда, пусть игра воображения, но подтверждённая фактами. И результат обещан. Положительный результат.

И всё-таки Окудникова не покидали сомнения. Более всего хотелось быть в курсе происходящего. Глубоко в курсе. Хотелось чаще слышать подробные доклады, но приходилось звонить самому и буквально упрашивать поделиться хоть какой-то информацией. И всё равно оставался ни с чем, потому что каждый разговор заканчивался непременным равнодушным: «Если не устраивает…»

Не устраивало. Постоянно возникало ощущение: парень знает гораздо больше того, что сообщает. А ведь предупреждали, что он умнее и хитрее, чем кажется, что умеет прекрасно манипулировать людьми. Научен. И сейчас Окудников яснее это понимал.

При знакомстве Шахат по большей части молчал вовсе не потому, что был не слишком прозорлив или привык строго следовать чужим планам, не способный построить собственные. Не потому, что ему без разницы, чем заниматься. Поставили цель, заплатили – и достаточно.

Создав образ безгласного, хорошо натасканного пса, который дожидается точной хозяйской команды, он принудил говорить за двоих, выболтать больше, чем требовалось. Ведь собака всё понимает, но сказать-то не может. При ней можно трепаться о чём угодно, не волнуясь о последствиях, откровенничать, открывать тайны. И даже подозрения не возникнет о каких-то задних мыслях.

Хорошо, что Окудников не слишком увлёкся, привык быть осторожным, лишнего не наговорил. А если и наговорил, то совсем чуть-чуть. Не страшно. А вот немногословность нанятого исполнителя по-прежнему раздражала, и они невольно возникали – подозрения о задних мыслях.

По существу не докладывает, параллельно берёт какие-то левые дела и таскает с собой девчонку. Совсем уж непонятно, последнее зачем.

Не склонен к воздержанию, а каждый раз тратить время на поиски женщины лень? Вот и прикупил себе на долгий срок на всё согласную мобильную шлюшку. Хотя он бы так и объяснил, не постеснялся, но начал вещать про какую-то помощь. Что за помощь?

О! А если самому… тоже… воспользоваться девушкой?

Наложить заклятие подчинения, сделать из неё верного осведомителя. Она-то уж точно в курсе, чем Шахат занимается. А Окудников поднаторел в подобных заклятиях. Приходится пользоваться, особенно когда не хочется тратить время на долгие уговоры или запугивания. Подобные заговоры забирают много энергии, но если за тебя работает кто-то другой, есть время отдохнуть и восстановиться.

Самые действенные, самые надёжные – заговоры на крови. Издавна считается – именно в ней живёт душа. А все эти обрезки ногтей, волоски, тем более фотографии и написанное имя…

Окудников презрительно усмехнулся, зажал в кулаке маленький лоскуток ткани, светлый в буроватых пятах, три отрезка тонкого шнура, покинул кабинет и зашагал вниз по лестнице.

Подвал в доме был большой. Или, точнее, огромный. И, наверное, выходил за границы надземного строения.

Коридор, маленькие закутки по его сторонам и просторный зал. Очень просторный. Округлый по форме, никаких углов. С высоким сводом и даже с колоннами. Не бетонными и уж тем более не бутафорскими. С настоящими, каменными, тоже округлыми, но грубовато вырубленными: в выступах, неровностях, шершавинках. Окудников зажигал прикреплённые к ним факелы.

Огонь тоже должен быть настоящим – живым, дышащим. Чадящим – так по-людски. Но только не свечи. Окудников не романтический ужин устраивать собирался.

В середине зала – возвышение. Будто бы ещё одна колонна почти полностью ушла в землю, только самая верхушка осталась. Высотой – человеку по пояс.

Стол. Алтарь. Можно называть как угодно. Если захочется – даже жертвенником.

Окудников положил на него отрезки шнура, лоскут разорвал на полоски и принялся медленно сплетать. Шнуры, полоски – в единую верёвку. Словно мифическая мойра, держащая в руках чужую судьбу.

Голова чуть запрокинулась вверх, глаза закрылись, а пальцы ловко двигались, без ошибок, без пауз. И губы шевелились. Но голос настолько тихий, что даже треск горящих факелов перекрывал его. Только в самом конце раздалось чуть громче и разнеслось по залу:

– Так и я с сего часу душой и телом ведать стану. Рабой ей быть, в петлю её загоняю. Да не висельником, а псом блудным на цепь посаженным.

Доплетя верёвку, Окудников завязал на ней узел, так чтобы получилась петля, затянул осторожно, не до конца, расправил на алтаре и опять усмехнулся. Только на этот раз усмешка вышла болезненно-кривоватой. И пришлось опереться о камень. Чтобы не покачнуться, не упасть. Чтобы не выказать своей слабости. Даже в одиночестве.

Это только в сказках волшебство даётся легко, задаром. На самом деле нечто не рождается из ничего. Приходится брать энергию либо извне – но её сейчас везде мало, иссякает, а Источник пока не открылся, – либо отдавать свою. Но Окудников далеко не самый сильный колдун, и потому…

Хватит! Надо взять себя в руки. Чёрный подчин – тоже не самое выдающееся колдовство.

Окудников глубоко вздохнул, расправил поникшие плечи, отстранился от алтаря, немного осторожничая, проверяя, твёрдо ли стоит на ногах. А потом развернулся и зашагал прочь из зала, из подвала, вверх по лестнице. Не удержался от самодовольного жеста, удовлетворённо потёр руки.

Теперь у него есть послушный соглядатай. Осталось только встретиться с ней, незаметно для Шахата, и обо всём подробно выспросить.

Где их сейчас черти-то носят? Куда придётся ехать?

Да, его люди постоянно таскались за Шахатом. По крайней мере, отслеживали передвижения. Не по мелочам, а от одного населённого пункта до другого. А Шахат никогда не интересовался, почему Окудников о нём знает больше, чем он докладывает, не восклицал в негодовании: «Вы мне не доверяете?» Сам всё понимал и оставался безучастным.

Трудно объяснить его поступки, не выведешь логически, наперёд не просчитаешь. И это тоже раздражает и тревожит. Но теперь… теперь точно станет спокойнее. Тем более девчонка часто болтается одна. Не совпадают у них с Шахатом суточные ритмы. Она – обычный человек, по большей части днём бодрствует, а он – зверь ночной. По крайней мере, предпочитает темноту.

Как выглядит девушка, Окудников прекрасно знал. Видел. Не в блюдечке, по которому катал волшебное яблочко, а на фотографии. И где её лучше поджидать, велел выяснить заранее.

Ему указали на один из домов, стоящих шеренгой вдоль улицы. Давней постройки, наверное, позапрошлого века. Холодно-серого цвета, в три этажа, с узкими высокими окнами. Кажется, такие назывались доходными и в исторической части города попадались довольно часто. Сейчас их в основном занимали какие-нибудь учреждения, а этот, скорее всего, был гостиницей.

Только вот вывески никакой Окудников не заметил, даже небольшой таблички возле двери, слегка обшарпанной и начисто лишённой ручки. Но рядом зиял неширокий арочный проём, и значит, вход где-то там. У таких домов почти всегда есть небольшие внутренние дворики.

Окудников устроился через улицу, в здании напротив. Там как раз располагалось кафе с огромными окнами. Сидишь за столом, и всё прекрасно видно. И ждать долго не пришлось.

Как и предполагалось, девушка вынырнула из-под арки, постояла несколько секунд на месте с задумчивым видом, решая, в какую сторону пойти. Видимо, ей было всё равно. Она пожала плечами, развернулась направо и неторопливо двинулась вдоль по улице.

Какое-то время Окудников шёл за ней, выжидал, пока они не уйдут подальше от гостиницы. Потом нагнал, аккуратно тронул за локоть. Девушка от неожиданности вздрогнула, остановилась, оглянулась.

Окудников на то и рассчитывал. Поймал взгляд, глаза в глаза.

У неё – голубовато-серые, большие, изумлённые. Зрачки – маленькие чёрные точки. День же, светло. Но внезапно расширились, словно девушка шагнула в густую тень. Взгляд затуманился, лишился эмоций.

Отлично.

– Пойдём со мной, – приказал Окудников негромко и потянул за локоть.

Девушка сделала неуверенный шаг следом за ним. И вдруг нахмурилась, посмотрела сердито и настороженно.

– С чего бы это? – воскликнула она с негодованием. – Вы в своём уме?

И резко дёрнула рукой, стряхивая со своего локтя чужие пальцы.

Окудников растерялся, не нашёлся что ответить. И они стояли какое-то время, буравя друг друга озадаченными взглядами, мысленно ища объяснений происходящему.

Не может быть! Такого просто не может быть! Чтобы не сработала «петля рабства». Чтобы подчиняющее колдовство не подействовало. Чтобы какая-то там девчонка смогла отмахнуться от надежнейшего заговора на крови так же легко, как от неприятного прикосновения.

Или кровь была вовсе не её?

Неужели провидица обманула? Но зачем? Ей-то какой смысл?

Или сила Окудникова настолько ослабла, что он не в состоянии как следует наложить даже сто раз опробованные чары? Но подобного никогда ещё не случалось. Хотя и такого мощного перераспределения магической энергии, как открытие Источника, за всю жизнь Окудникова ни разу не происходило. Возможно, сейчас всё волшебство сходит на нет.

Или девчонка не столь проста и обыкновенна, как кажется на первый взгляд? Но это уже из разряда совершенно невероятного.

На вид она вполне заурядная. Да, миленькая. Но даже на слишком умную не похожа. Однако Шахат упёрто возит её с собой, а просто так он, уверяют, ничего не делает.

Неужели в ней есть что-то особенное? Совсем не верится. Окудников даже головой мотнул, отвергая своё последнее предположение.

Взгляд метнулся по перспективе улицы и случайно наткнулся на фигуру в капюшоне, натянутом почти до кончика носа, но сразу потерял её из виду. Или не случайно наткнулся?

Шла бы речь о ком-то другом, сомнений в нечаянности происшествия не возникло бы. Но Шахат мог намеренно показаться на глаза, тем самым заявив: он тоже в курсе того, о чём ему знать не положено.

– Извини, – кивнул Окудников девушке. – Обознался.

– Да ладно. Бывает, – отозвалась она вполне миролюбиво, но смотрела по-прежнему с подозрением, как на ненормального, и поспешила уйти.

Только устремилась не туда, куда направлялась раньше, а в обратную сторону. Испугалась и решила вернуться в гостиницу?

И опять среди прохожих обрисовался Шахат. Уже не мельком, открыто. Демонстративно. Перебросился с девчонкой парой слов и уверенно зашагал к Окудникову.

Тот тоже не смутился, стоял, ждал. Встретил прямым, самонадеянным взглядом.

– Вы что-то хотели? – сухо поинтересовался Шахат.

– Да, – хмыкнул Окудников. Он тоже умел говорить сухо и жёстко. – Время идёт, а дело, похоже, не движется. По крайней мере от тебя я ещё ни разу не услышал ни о каких определённых результатах.

– А пока нет определённых, – невозмутимо сообщил Шахат. – Но мне передали – я на верном пути. – Сделал короткую паузу. – И вам, наверное, тоже.

Лицо каменное, а голос ровный. Усмешка не прячется даже в уголках губ. Возможно, в глазах, но их как всегда не видно. И всё равно чувствуешь себя наивным идиотом, и просто распирает от желания ударить в ответ каким-нибудь мощным заклинанием.

Но Окудников сдержался – не подросток он, чтобы из-за ерунды из себя выходить, – круто поменял тему.

– А девушка? – поинтересовался недовольно. – Зачем ты её таскаешь с собой? Кто она?

Шахат ответил сразу.

– Приманка. Сначала делает, думает потом. Особо не вникает в то, что происходит. Удобно. Со мной не очень любят общаться, а на неё твари хорошо клюют.

Даже Окудникова неприятно царапнула его холодная откровенность. Хотя сам постоянно похожим образом использовал людей. И девчонку тоже хотел приспособить для своих целей. Только заговор на неё почему-то не подействовал. А Шахат обошёлся без всякого колдовства. Девушка наверняка даже и не предполагает, кто она для него на самом деле.

Глава 20 Своё и чужое

Высокие потолки с остатками лепнины, с балками, и окна тоже высокие, больше Кириного роста, арочные. Как дополнительные двери.

Шагнуть прямо в мир: по веткам дерева, почти дотянувшимся до карниза, на крышу соседнего здания. И в небо. Блёкло-голубое. Похожее на прабабушкино шёлковое платье. Застиранное, заношенное, в порванных кружевах облаков.

Дом старый, ещё дореволюционный. Но основательный и крепкий. С толстенными стенами, с благородной внешностью. Если так можно про дом.

Ещё одна – какая уже по счёту? – гостиница, но что-то с ней не так. Вроде бы и уютней, и заброшенней одновременно. И ключ сразу был у Ши. Он вытащил его из кармана собственной сумки, открыл дверь, но произнёс не слишком приветливо:

– Проходи.

Видимо, не очень-то хотел впускать сюда Киру.

Почему? Ничего же особенного. Тот же незамысловатый набор, как во всех недорогих гостиничных номерах. Ну, кровать пошире. И нет казённого, наведённого профессиональной рукой порядка, который немного страшно разрушать. Не твоё же.

– Это что? – поинтересовалась Кира, обведя взглядом комнату.

– Я здесь живу… когда дел нет.

Кира немного смутилась, немного разволновалась.

Типа, дом. И типа, она в гостях. И, скорее всего, кроме Киры никого здесь никогда ещё не было.

Она и не представляла, что у Ши имеется постоянное жильё. И в отличие от прочих, уже пройденных мест, чужих, безучастных, отстранённых, здесь можно наткнуться на что-то настоящее, сокровенное.

Как же? Его по-прежнему нет. Ни настоящего, ни сокровенного. Никаких особенных личных мелочей. То же временное пристанище, хоть и немного выделяемое среди остальных. Долгосрочная камера хранения вещей, которые не станешь всё время таскать с собой.

– Почему именно здесь?

– Удобней.

Удобней, быстрее, проще. Типичные для Ши объяснения.

– Чем удобней?

– Никто лишнего не спрашивает.

Ясно. Кира тоже молчит в тряпочку, ни на что не претендует. Кира вообще уходит. Потому что последний раз она ела рано утром, а организм возмущён и не находит веских причин для затяжного голодания.

Только далеко уйти не удалось. По дороге попался ненормальный мужик, потребовавший пойти с ним. Хотя на вид вполне приличный, даже симпатичный, ни на психа, ни на маньяка не похож. Но…

Спасибо! Кира уже находилась. Даже есть расхотелось.

Решила вернуться обратно и наткнулась на Ши. Он сунул ключ в руку и тоже предложил вернуться. А потом, уже в комнате, спросил:

– Кого опять на улице подцепила? Что он хотел?

– Откуда я знаю, что хотел, – в первую очередь возмутилась Кира. – Попросил пойти с ним. Но потом извинился и сказал, что обознался.

– И всё?

– И всё. – Кира насупилась. – Я разве виновата, что всем от меня вечно что-то надо? – Но внезапно осознала: – А ты… ты его знаешь?

– Я сейчас на него работаю, – честно выложил Ши, и Кира озадачилась.

– Тогда… от меня-то ему что понадобилось?

– Не спросил, – снова честно выложил Ши и слегка пренебрежительно. Но Кира уже внимания на все эти эмоциональные тонкости не обращала.

Потому что голод вернулся, потому что еда стояла совсем рядом. Кира всё-таки заскочила в магазинчик, который располагался, как оказалось, в соседнем здании, и набрала много чего. И теперь можно спокойно насладиться трапезой. Тем более Ши посоветовал:

– Ты бы пока не выходила никуда. Сиди тут. Для тебя же лучше.

И на этот раз Кира не стала возражать. Ей и здесь хорошо. Всё, что надо для счастья, рядом: еда, вода во всех проявлениях – питьевая и водопроводная, крыша над головой, кровать.

Вечер надвигается. Самое время для ночных существ. Следовательно, Ши сейчас непременно смоется, и настанут полные тишина, мир и покой. Прям идиллия. Прям самый настоящий дом.

И Кира едва не ляпнула Ши вдогонку: «Ты во сколько вернёшься?»

Так по-семейному. Но между ними прозвучавшему бы крайне странно и неестественно.

Хорошо, что Кира вовремя засунула в рот печенюшку. Потом ещё печенюшку, съела йогурт и яблоко. Короче, умяла почти всё, что купила. Сначала торопилась, потом смаковала, но…

Наелась. А чем ещё заняться?

Нет ни компьютера, ни телевизора. Даже хотя бы одной книжки нет. Есть только собственный мобильный телефон, но Кира без особой надобности старалась его не включать. Боялась, что сразу грянет звонок, и если проявить слабость, ткнуть в значок соединения, раздастся голос, только от звуков которого очень захочется всё бросить и вернуться. А нельзя, нельзя возвращаться. И слушать нельзя. Чтобы не подвергать себя непреодолимому искушению.

Поэтому Кира, как обычно, торопливо набила эсэмэску с дежурными фразами: «У меня всё в порядке. Не волнуйтесь. Завтра напишу» – и снова отключила мобильник, спрятала поглубже в рюкзак.

И что теперь? Смотреть в окно? На застиранный шёлк неба? Который сначала делает вид, что по-прежнему молод и радостен – румянится, кутается в легкомысленные розовый, оранжевый и сиреневый. Но постепенно становится траурно-тёмным, и даже сияющий бисер звёзд воспринимается проблеском несбывшейся надежды.

Или считать завитки на лепнине? Даже уборкой не заняться, как Белоснежке в ожидании хозяев, потому что нечего здесь убирать. И без того до стерильности вычищено. Не от пыли и мусора, а от нормальной человеческой жизни.

Может, всё-таки выйти на улицу, прогуляться хотя бы вокруг квартала? Ну совершенно не сидится на месте, когда нечего делать. И спать ещё не хочется. Совсем.

А если спуститься вниз? Кажется, там, на первом этаже, располагается кафе или какой-то клуб, и попасть в него можно даже не выходя на улицу. Просто спуститься с лестницы и повернуть налево, войти в высокие двойные двери, украшенные цветным витражом. Кира забьётся в самый дальний уголок и хотя бы послушает музыку, понаблюдает за другими людьми. А если кто-нибудь захочет составить компанию, она будет говорить, что ждёт знакомых и они вот-вот должны подойти. Ничего же не случится.

Ладно. Спустилась, распахнула дверь с витражом, сделала несколько шагов и застыла в недоумении.

Что это, вообще, за место такое? Не очень-то похоже ни на кафе, ни на клуб.

Для кафе столиков слишком мало, и темновато. Для клуба музыка слишком тихая, и танцующих не видно. Но людей много. А главное – ничуть не меньше тех, у кого под обычным обликом прячется скрытый.

Первый раз Кира встречает их в таком количестве. И теперь понятно, почему тут никто лишнего не спрашивает. Потому что почти у каждого здесь своя тайна, своя странность, свой обман.

Сидят за столиками, на диванах вдоль стен или стоят, по двое или компаниями, пьют, едят, курят, разговаривают, смеются, шепчутся. Беспечные, свободные, раскованные. Некоторые даже чересчур. Льнут друг другу, обнимаются, целуются. Бордель какой-то!

Пожалуй, не зря Ши просил Киру не вылезать из номера. Не только на улицу, а куда бы то ни было. Лучше и правда вернуться, пока на неё не обратили внимания.

Кира сделала шаг назад, скользнула прощальным взглядом по залу и упёрлась глазами… точно… в него.

Вот ведь мерзость!

Сидит на высоком круглом стульчике, чуть откинув голову назад. Толком не рассмотришь, но глаза, кажется, блаженно прикрыты.

Ещё бы!

Верхом на его коленях устроилась девица, нежно перебирает пальчиками белые пряди и что-то увлечённо воркует, почти губы в губы. Эффектная, яркая, притягательная. Парни на таких западают мгновенно, а девушки очень часто смотрят с неприязнью и даже завистью. Но Кира видит больше, чем остальные.

Под человеческой внешностью проступает совсем другая. Не завлекающе прекрасная, а очень даже на любителя: красноватая чешуйчатая кожа, острые наросты на голове. Или это рога?

Двуликий, встретившийся в Кириной жизни вторым. Точнее, двуликая. Способная управлять мужчиной едва заметным движением изящного пальчика.

А этот – хорош!

«Ты меня как женщина не интересуешь». А сам легко и просто повёлся на тёмные приворотные чары.

Вот ведь придурок! Не такой, как все? Особенный? Куда только в подобных обстоятельствах вся эта особенность девается?

Кире ни к чему сумасшедший, свихнувшийся на почве неуправляемой похоти и бесконечного вожделения. Чтобы достичь цели, Кире нужен холодный, расчётливый, бесстрастный Ши.

Она решительно двинулась через зал.

Что лучше: дать девице в лоб, чтоб рога поотскакивали, или дёрнуть за струящиеся по плечам каштановые пряди?

А сладкая парочка её даже не замечает. Настолько увлечены друг другом.

Уже совсем близко. Последний шаг остался.

Ши успел ухватить Киру за руку, повернулся.

– Чего тебе? – спросил сухо.

– Она…

Кира ощутила себя не в своей тарелке. Идиотское положение: невозмутимый Ши, жуткая девица у него на коленях и Кира возле них, пыхтящая от негодования, с поднятой вверх рукой.

– Она – демон. Суккуб.

По всем здравым соображениям, он должен был хоть чуть-чуть испугаться или хотя бы удивиться, немедленно оттолкнуть девицу от себя. А он произнёс спокойно:

– Я в курсе.

Демоница тоже развернулась к Кире, улыбнулась, приподняла кокетливо брови, промурлыкала приторно-сладко:

– Я своих не обижаю.

Стиснув зубы, Кира с силой втянула в себя воздух, постаралась сдержать подбирающийся к щекам румянец.

Вот ведь вляпалась! Спасти захотела. Приняла его за несчастную обманутую жертву. А он…

И почему «своих»? Хочет сказать, что Ши тоже демон? Но Кира бы это сразу увидела, она легко обнаруживает истинный лик. Не скроешь. Тем более они столько времени уже вместе.

Демоница, не отрывая взгляда от Киры и продолжая улыбаться, соскользнула с колен Ши.

– Ладно. Уступаю.

– Что? – Кира сердито высвободила руку. – Да я…

И что она? Молчала бы лучше. Просто бы развернулась и ушла.

Так и сделала. Не стала договаривать – всё равно не нашла нужных слов – развернулась и ушла.

Пусть творит что хочет. Киры не касается.

* * *

Демоница проводила Киру взглядом, хмыкнула многозначительно, потом обратилась к Ши:

– Конечно, рада тебя видеть. Только не пойму – зачем ты сюда притащился? Зачем тебе я, когда у тебя такое… прямо под боком.

И опять придвинулась, прикоснулась к его щеке, провела линию через висок вверх. Белые пряди заструились между пальцев. Откинула назад длинную чёлку, без страха заглянула в нечеловеческие глаза.

– Или бережёшь её для чего-то особенного? Да? Ведь она… – Демоница замолчала, задумавшись, что-то для себя решая, а снова заговорила уже совсем о другом. И голос стал другим, более жёстким. – Поднимайся, пойдём. – Но тут же опять смягчился, растаял, потёк нежно: – Туда, где никто не помешает.

Нырнула за занавес в дальнем уголке зала, зовя за собой.

Дальше – маленький закуток, а в нём две двери. Демоница решительно толкнула одну. За ней скрывалась комнатка, тоже маленькая. Окно, закрытое жалюзи, диван, большие глубокие кресла.

Демоница указала на одно.

– Садись!

Ши послушался, а она разделась, не позируя, торопливо и вроде бы даже с облегчением, словно одежда всегда ей очень мешала, и опять забралась к нему на колени.

– И не смей ко мне притрагиваться, – предупредила холодно, потом сладостно потянулась, выгнувшись, чуть приподнявшись, устремившись вверх.

Разве можно удержаться? Руки сами скользнули вдоль её бёдер.

Демоница мгновенно отпрянула, наотмашь ударила его по лицу раскрытой ладонью.

– Я же сказала – не смей! – крикнула сердито, но тут же наклонилась, нежно поцеловала начинающую гореть щёку, зашептала чуть снисходительно: – Тебе же нравится так. – Слова, смешиваясь с лёгким дыханием, приятно щекотали кожу. – Нравится быть тихим, покорным, зависимым. – Она не умолкала ни на мгновение и одновременно расстёгивала на Ши ремень, брюки. – Нравится, когда с тобой делают что хотят. – С силой стиснула пальцы, безжалостно впилась ногтями, с довольной улыбкой поймала тихий стон. – Та девочка сможет. Ей хватит сил и характера справиться с тобой. Особенно сил.

Она шептала и дальше, только Ши уже не воспринимал смысла слов. Не получалось.

Когда вернулся в номер, Кира спала, развернувшись спиной к входной двери. Или, скорее всего, притворялась, что спит. Потому что и ритм дыхания изменился, и сердце забилось чуть быстрее.

Посмотрел в её сторону, задумался. И постепенно в голове начали всплывать обрывки фраз, не осмысленных тогда, но всё-таки записавшихся в память.

Подсознание само определило, что можно пропустить, а что важно. Теперь подсказывало. И Ши понял, что самое главное прослушал.

Пришлось возвращаться. Исключительно для разговора.

Демоница встретила ироничной дразнящей улыбкой, хотела произнести что-то ехидное, но Ши опередил:

– Расскажи мне ещё раз, что ты о ней поняла. Не касательно меня. Только о ней.

Демоница рассмеялась и всё-таки не удержалась, придала личику нарочито раскаянное выражение, выпятила губы и добавила, прежде чем ответить на просьбу:

– Извини. Забыла, что у вас, мужиков, в такие моменты мозги отключаются напрочь.

Пусть насмешничает, если нравится. Его не волнует. Лишь бы выложила что требуется. А уже потом… разберёмся, у кого что.

Глава 21 Плата за предательство

Плохо без тела. Хоть и нечему дрожать, а не покидает ощущение вечного озноба. Холод внутри. Настолько сильный, что вытекает наружу, замораживает мир вокруг, покрывает уродливыми ледяными узорами. Повсюду холод.

Хочется сжаться в комочек, обхватить себя за плечи. А нет их, плеч. И рук нормальных нет. Не почувствуешь, не шевельнёшь ими. Воспринимаешь себя бесформенным лоскутом, безжалостно вырванным из общего полотна, трепещущим на холодном ветру.

Плохо без тела. И не найти. Давно уже никто сюда не приходил. С того самого дня.

Место заброшенное, пустынное, но держит надёжно, не отпускает. И вроде бы все пути открыты: дверь давно сорвана с петель, окна без стёкол. А не выбраться. Никак. Словно пришита невидимыми нитями к этому месту, и не продвинуться дальше дверного или оконного проёма.

И преграды никакой не заметно, и переместиться не удаётся, вырваться во вне. Будто то, что снаружи, не настоящее, не объёмное, а нарисованное на бумажных листах, вставленных в рамы стен. Для красоты, для созерцания. Для иллюзии. А на самом деле дальше, за бумагой, ничего нет. Совсем ничего. Весь мир заключён в объём одного дома.

Потому и не появляется никто. Неоткуда взяться.

Правда, один раз залетела ворона. Прохаживалась по подоконнику с важным видом. Чёрно-серая, большеклювая. Настороженно косилась блестящим глазом. Видела. Но не боялась.

Ей-то что бояться неприкаянной души?

Рассматривала её со жгучей завистью. Даже озноб ушёл и согрелась ненадолго.

Неказистая, гадкая птица. Но живая. Сердчишко колотится под перьями, толкает кровь. Горячую. Лапы осязают под собой шершавую поверхность подоконника.

Или гладкую? Он же краской выкрашен. Только та от времени и от сырости местами облупилась, отшелушилась тонкими чешуйками, словно отмершая кожа.

Всё-таки, наверное, шершавая.

Забываются уже внешние ощущения. Запахи, цвета, касания. Даже звуки. Здесь их не так уж много. Простой набор: шелест, шорох, скрип, треск да завывания сквозняков. А ведь и другие бывают. Голоса, например.

Ворона словно мысли подслушала. Чуть присела, каркнула. С издёвкой, громко, насмешливо.

Как же? Она же живая. А главное, ничто её не держит, лететь может, куда захочет. Когда захочет. Подошла к краю карниза, встряхнулась. Сейчас расправит крылья и улетит.

В отчаянии метнулась к ней, попробовала ухватиться, проникнуть внутрь.

Не получилось. Конечно, не получилось. Птица же, не человек.

Ворона – прочь, в мир. Только одно маленькое пёрышко закружилось в воздухе, опустилось на подоконник, дрогнуло от лёгкого ветерка. Пушистое, светло-серое. Безнадёжно серое.

Внутри опять только холод. Так и колет острыми иглами. Не даёт успокоиться. Или это предназначение напоминает о себе?

Сколько ещё дел непеределанных. Сколько ещё разбитых сердец осталось неотомщёнными. Их с каждым днём всё больше. Плачут, зовут к себе, молят: «Пусть и ему будет так же плохо! Пусть он узнает и прочувствует всю эту боль!» Рвут из дома, и в который раз надеешься, что он всё-таки выпустит. Ну не просто ж так. Ради цели.

Кидаешься в дверь или в окно, но невидимые пальцы держат крепко. Позволяют на несколько мгновений застыть в проёме, а дальше – ни-ни. Тянут назад, в глубь разорённых комнат.

Нет, моя прелесть. Ты прочно привязана к этому месту. Даже не пытайся. Не смей. Уйдёшь отсюда только живой. А где её взять – жизнь?

Была когда-то, да отобрали. Безжалостно отобрали. Ещё и чудовищем обозвали, убийцей, сумасшедшей. А ведь всегда по справедливости поступала. Сами ж просили: «Пусть он узнает и прочувствует всю эту боль!» Многие и прямо заявляли: «Пусть он сдохнет!»

Разве могла она проигнорировать, если смысл её существования – месть за измену?

Нельзя врать и предавать безнаказанно. Чужая боль вернётся к обманщику. Рано или поздно. Она принесёт эту боль.

Заберёт себе через слова, через эмоции. А после отдаст тому, кто эту боль породил. Сторицей.

Положит ладонь на грудь, поймает биение сердца. Ведь тоже живое. Не ледяное, не каменное. И как только сумело предать? Почему не обеспокоилось о том, что почувствует обманутый?

Хочешь узнать – что? А даже если не хочешь, всё равно придётся. Пройти тем же путём, который уже преодолел другой. Ощутить, как сердце мечется, мучается, медленно кровоточит. И не в состоянии больше терпеть нестихающую боль, взрывается, распадается на мелкие частички. Так раскалывается упавший с высоты кусок льда.

И знак остаётся на мёртвой груди. Словно лёгкий ожог. Бледно-красный отпечаток ладони. Её знак. Или, скорее, клеймо, по которому без труда можно определить изменника, предателя, обманщика.

Все разное предпочитают. Кого тянет на солёненькое, кто любит острое, а для неё самый притягательный – сладостный вкус свершившейся мести.

Ох, сколько она историй наслушалась! Сколько чужих страданий через себя пропустила. Да только не изнуряли они, а наоборот, сил придавали. Словно дрова подкармливали голодный огонь непрощения.

Рассказывали, рассказывали, а она слушала, впитывала, как сухая земля, прорастала всходами.

Последняя тоже плакалась, жаловалась. Уж чего только не говорила. Чтоб он сдох – не самым страшным пожеланием казалось.

Как же её звали? Забыла. Да и не велика разница, если даже собственного имени не помнишь. Тоже ведь не важно. Столько их было за жизнь. За много жизней. Новое тело – новое имя. Какое следующее? И дождаться ли?

А девушка рыдала, спрятав лицо в ладонях. Голос дрожал и срывался. Гладила по плечам, и боль, паутинкой приклеившись к ладоням, вытягивалась, вытягивалась. Горькая боль. Как вытерпеть?

Изменил. И с кем? С её же подругой. Каких только проклятий на их голову не посылала. А через несколько дней пришла с выцветшими глазами, сообщила о его смерти. А голос опять дрожал, и вопросы сыпались: «Почему? Как же так?»

Честно объяснила, как. Про себя, про ладонь на груди, про боль, разрывающую сердце. Про сладость отмщения.

Сама вспоминала, как отыскала изменщика, подошла, рассматривала. Разве уймёшь любопытство?

Он высокий, широкоплечий. Хорошенький. Одним своим видом искушает. Только она к плотским страстям давно уже равнодушна. Пресытилась, преодолела. Другие у неё устремления. Так что не соблазнишь. И не разжалобишь. А он удивился, спросил, что ей от него надо.

Назвала имя. Той самой, которую предал, которую обидел незаслуженно. Он услышал, смутился, повторил растерянно.

Ну вот, это и стало его последним словом, слилось с болью растерзанного сердца, застыло навечно на мёртвых губах.

Предательство никогда не должно оставаться безнаказанным. Никакое. А уж в любви и подавно.

Теперь девушка слушала, молчала, впитывала, как сухая земля, прорастала всходами. Если б заранее знать, какими эти всходы окажутся.

Не ожидала. Не любила ни коварство, ни задние мысли. Всё открыто, всё искренне. И от посторонних подвоха не ждала. Ей же выгоды никакой: ни тело себе не забрать, ни жизнь. Всё исключительно ради справедливости. Потому что: предал – умри. А её-то за что?

Та самая, отомщённая, пригласила погулять, поговорить, а потом завела в безлюдное место, выбрала момент, оказалась за спиной, накинула верёвку. Или что там было? Тонкое, крепкое. Стиснуло, сжало шею. Не вздохнуть, не крикнуть.

Царапала, пыталась содрать, но слишком вдавилось в кожу, словно вросло внутрь. Не ухватить. Дёргалась, извивалась. Напрасно. Слишком сильна чужая ненависть – не вырваться.

Всё. Умерло тело.

Жалко его. Немного. Но глупо привязываться к временным вещам.

Даже не испугалась особо. Просто обидно. Ну и вроде как моветон – вселяться в тело своей убийцы. Хотя выбора-то не предоставили.

Рванулась, попыталась покинуть бывшую бесполезную уже оболочку, а не получилось. По-прежнему сжимало горло. Там и не отпускало, держало крепко, словно привязанную.

Не простая, видать, верёвка. Заколдованная.

Неужели с ведьмой связалась? Бесполезная трата усилий. Эти и сами всегда в состоянии отомстить. Ещё хуже наказание придумают, не поскупятся ни на жестокость, ни на подлости.

Но ведьмой оказалась другая. Которая подкатила на машине, вышла, наклонилась, внимательно рассматривала. Выскользнувший из-под ворота кофточки медальон покачивался на цепочке, гипнотизировал, лишал воли и стремлений. А ведьма похвалила девушку:

– Молодец, что удавку не сняла.

Та пробормотала в ответ:

– Вы же сами предупреждали, что ни в коем случае нельзя снимать.

Опять у неё голос дрожит, срывается.

Что? Не легко убивать?

И сердчишко дрожит, и ручонки. Еле заставила себя дотронуться до покойницы – собственного изготовления, – но пришлось. Следы-то надо заметать.

Девушка на пару с ведьмой кое-как затолкали тело в багажник, отвезли к заброшенному дому, сбросили в подвал, облили бензином, подожгли.

Взвилась языком пламени, потянулась к убийце. Чтобы обожгло ту ещё сильнее осознанием того, что сделала. Она испугалась, отпрянула.

От чужого мёртвого тела убежишь. А от себя-то? Не тянет кинуться в костёр? Тоже вспыхнуть, очистить душу мучением.

Смеялась у неё в глазах отсветами огня.

Последний раз тогда тепло было.

Когда удавка сгорела, удалось освободиться, выбраться. Вылетела вместе с дымом, кинулась вдогонку за обидчицами. Не должны они были далеко уйти.

Ну да. Вот, совсем рядом. Обе стоят на улице, прямо возле входа, словно нарочно дожидаются. Глупенькие!

Ни к чему девчонка. Выбирать, так ведьму. Пусть ощутит настоящую силу, покорится, сдохнет.

Бросилась в дверной проём, да так и распласталась в нём, словно древесный лист, прилипший к мокрому стеклу. Беспомощная, слабая, никчёмная.

Ведьма. Это всё ведьма. Заперла без замков. Колдовством, заклинаниями, знаками.

Чтоб ей самой сгореть!

Ещё и морок наверняка навела. Чтобы не замечали дом, безучастно проходили мимо. Чтобы никто не сунулся внутрь. Особенно женщина или девочка. Да они и так в подобные места не полезут.

Холодно! До чего же холодно. Устала от вечного озноба, вечной стужи в себе. Вечного однообразия и одиночества. Сколько ещё придётся бродить по этим комнатам и коридорам? Смотреть в окна без стёкол и понимать, что увиденный мир для тебя всего лишь мираж. Сколько ещё вслушиваться в тоскливые завывания ветра, надеясь, что принесут они новые звуки? Но ничего не меняется. Изо дня в день одно и то же: шорох, шелест, скрип и вдруг…

Голоса. Один мужской, жёсткий и тоже холодный. Бр-р-р. Зато другой – сладостной музыкой. Ясный, высокий, нежный.

Девушка! Неужели зайдёт?

Пришедшие долго переговаривались на крыльце, заставили изнывать от нетерпения, маяться от близости и недоступности долгожданного спасения. Даже шелохнуться не решалась, даже мыслить боялась, чтоб не спугнуть. Хотя так и потянуло на живое тепло, будто продрогшего путника к пылающему камину.

Потерпеть. Ещё чуть-чуть. Лишь бы гостья не ушла, лишь бы решилась вступить внутрь дома.

Решилась, переступила через порог, зашагала. Сначала быстро и вроде бы даже сердито, а потом всё медленней и неуверенней. Растерянно бормотала себе под нос:

– Прямо сказка. Пойди туда, не знаю куда. Найди то, не знаю что. – Затем и вовсе остановилась, поёжилась, растёрла ладонями плечи. –  И чего тут так холодно-то?

Почувствовала, значит. И ладно.

Специально подобралась к девушке сзади, чтобы не пугать напрасно своим призрачным бесформенным силуэтом, и словно нырнула в тёплую ласковую волну. В новое тело.

Обдало жаром, отогрело наконец-то. Растворилась в живой плоти, разлилась по крови, по нервам, по мыслям.

Блаженство!

«И какое же у неё имя? Точнее, у меня. Теперь».

Выхватила из сознания, повторила про себя несколько раз: «Кира. Кир-ра». Похоже на насмешливое карканье той самой вороны, что гуляла по подоконнику.

Улыбнулась, удовлетворённо ощутила мелкие движения мышц на лице. Попробовала поднять руки. Получилось. Посмотрела на аккуратные нежные ладони, сложила вместе, прикоснулась сама к себе. К щекам, к шее. Кожа прохладная, гладкая. Приятная. Переступила ногами. Слушаются.

Ещё как слушаются. Значит, можно бежать прочь из опостылевшего дома.

«Отпускай, как обещал. Я теперь – живая!»

Глава 22 Живые и мёртвые

Ну почему все эти скрытые существа не могут обитать в приличных домах или хотя бы в интересных исторических памятниках? Обязательно приходится тащиться в самые мерзкие и скучные места: на развалины, в старые заброшенные здания, в лесные заросли. Единственное – на кладбище пока не побывали. Но всё ещё может случиться, даже прямо сейчас. Вполне.

Место подходящее: тишина, безлюдье, запустение. Ещё несколько шагов, возможно, и начнутся ограды, могилы, памятники. И что там ещё? Мертвецы ходячие?

Опять Ши её куда-то тащит по очень важному делу и не желает объяснять толком, в чём его суть. Типа, на месте расскажет.

– Долго ещё?

– Нет.

А сам даже темпа не сбавляет, как будто дороге конца и края не видно. И Кира, значит, послушно должна топать за ним и ни о чём не спрашивать?

Ага. Бегал бы так со своей демоницей. Скоростная романтическая прогулка. Чудная парочка. А что?

Даже смотреть на него не получается без чувства брезгливости после вчерашнего. И разговаривать с ним не хочется, а уж тем более куда-то идти. А ему всё по барабану.

Привёл к какому-то заброшенному дому, то ли наполовину сломанному, то ли так и не достроенному. И ощущение странное. Если бы Кира шла одна, она бы этот дом просто не увидела.

До последнего не замечала его, пока не приблизилась на несколько метров. Будто здания и не существовало раньше. Только деревья вокруг, а среди них – одинокая трансформаторная будка. И вдруг – целый дом. Точнее, не совсем целый, но не в том суть. Или случайно так сложилось, что издалека он почти не виден. Спрятался за деревьями.

Подошли к крыльцу, Кира остановилась, посмотрела на Ши недовольно и вопросительно:

– Ну и?

Он произнёс, как обычно, приказным тоном:

– Ты должна обойти дом и проверить, нет ли там чего странного.

У Киры глаза полезли на лоб. От изумления. И возмущения.

– Я? Проверить? Странное?

Захотелось ткнуть пальцем в висок и покрутить из стороны в сторону. Даже не себе, ему. Или постучать по лбу: он соображает, что говорит? Но Ши оставался невозмутимым и уверенным.

– Не бойся. Там совершенно пусто. Никого живого нет.

– Класс! – воскликнула Кира с сарказмом. – Никого живого. Одни трупы.

– Какие трупы?

Наверное, закатил глаза к небу. Судя по интонациям. Но Кира не смутилась и не упокоилась.

– Ну… не знаю, – протянула слишком многозначительно, придав лицу крайне задумчивое выражение. – Наверное, человеческие.

– Что за чушь? – отрезал Ши. – Просто посмотри. Может, обратишь внимание на что-то необычное.

– А сам не в состоянии посмотреть? – поинтересовалась Кира, снисходительно скривив губы, и Ши ответил с той же снисходительностью, вопросом:

– Сколько раз повторять? У меня не такое восприятие, как у обычных людей. Я вижу, чувствую и слышу то, что другим не полагается, а простое могу не заметить.

– Простое, но необычное? – насмешливо уточнила Кира.

– Да, – подтвердил Ши невозмутимо и добавил: – Или правда боишься?

На «слабо» решил взять? Да ладно. Кира даже оправдываться не станет и доказывать на словах ничего не станет.

Всё равно ей, куда идти и зачем. Лишь бы его рожу самоуверенную не видеть. Половину самоуверенной рожи. Глазки-то спрятаны под чёлкой. Удобно. Что угодно можешь говорить, и совесть не замучит.

В дом так в дом. И без его хвалёного сверхчутья понятно, что пусто там. Никого. Только «что». Сломанные доски, куски отвалившейся штукатурки, осколки стекла, пожухлые листья и мелкий мусор, занесённые ветром через выбитые окна и двери. Наверное, тут и холодно так, потому что насквозь продувается. Как будто на улице не лето, а поздняя осень, выстуженная, промозглая.

Надо было толстовку надеть. Но кто же знал?

И что, интересно, считать странным, когда кругом только стены, пол и потолок? Никаких вещей оставленных нет. Не то что крупных, например предметов мебели. Даже мелких. Видимо, люди в этом доме так и не обитали никогда.

Ни одной таинственной запертой двери. Собственно, и открытой ни одной. Пустые проёмы. Иди куда захочешь.

Самое странное здесь только необъяснимый холод, пробиравший до мурашек по коже. И с каждым шагом он становился всё сильней. Как в игре, в которой надо что-то найти, и тебе кричат, когда идёшь не туда: «Холодно! Ещё холодней! Сейчас совсем замёрзнешь!»

Нет тут ничего, и ходить не стоит. Может, Кире вернуться? Сказать, что странного не обнаружено. Даже способного хоть маленько заинтересовать. Ну, правда. Сейчас она дойдёт вон до того дверного проёма и сразу назад. А то околеет тут.

Ветер, ледяной, с силой дунул в спину и, показалось, проник насквозь, выстудил изнутри. Сердце остановилось на несколько мгновений, дыхание сбилось. И мысли сбились. Кира перестала ориентироваться в пространстве. Будто налетевший ураган свалил с ног, потащил за собой, перекувырнул несколько раз, и теперь невозможно понять, где верх, где низ, где она сама. И кто она?

Кира. Её зовут Кира. Само собой. Но почему-то впервые за всю жизнь ей не понравилось звучание собственного имени. И мысли по-прежнему путаются. Надо убираться из этого неприятного дома. Ничего тут нет.

На выход. Скорее.

Почему «скорее»? И почему Кира застыла неуверенно перед дверным проёмом, ведущим на улицу? Засомневалась, что сможет пройти через него.

Прошла. Без проблем. Она действительно живая.

Конечно, живая. Как же иначе?

А это кто стоит? Парень. Высокий. Белые волосы закрывают половину лица.

Это же Ши! Кто ещё? И что происходит? Кира будто мысленно разговаривает сама с собой. Задаёт вопросы, отвечает и изумляется сама себе.

Она, конечно, ненормальная, но не до такой же степени.

Голова немного кружится, и ощущение, будто неудержимым водоворотом затягивает вглубь. Вглубь себя. И там, внутри, темнота.

Не хочется туда. За что бы ухватиться, чтобы остановить движение? Ши…

Ши. Какое необычное имя. И сам он необычный. Немного жутковатый.

Приблизилась. Привычно вскинула руку, приложила ладонь к груди, поймала ритм.

Сердце бьётся ровно, размеренно. Даже не удивился её странному жесту. Стоит, ждёт, не шелохнётся.

Сам никогда не любил и от других к себе любви не требовал.

Аккуратно ухватил её ладонь, отодвинул от своей груди, но так и не выпустил из пальцев.

– Идём.

Повёл за руку.

* * *

Смотрел ей вслед и не понимал: плакать или смеяться?

Правда, для начала научиться надо. И плакать, и смеяться.

Почему она доверяет? Всем доверяет. И ему.

Ладно. С ним-то объяснимо. Старался. Не сунулась бы вчера куда не следует, сегодня бы не выделывалась. Даже спрашивать не стала бы – зачем? Послушно потопала бы, куда велел.

Хотя и сейчас потопала, пусть и демонстративно повыступала для начала.

Дура. Доверчивая. Большинство людей такие. А он?

Да он и не человек. По крайней мере, не полностью. А если честно? И сам бы потопал. По чужой просьбе. Даже прекрасно осознавая, что обманывают. Просто ради интереса: что там для него приготовили?

Значит, тоже дурак. Хоть и мнительный. Потому как прекрасно знает, что способен справиться не со всем. А возможно, именно в этом и заключается его интерес.

Кирина фигура растворилась в сумраке, сгущающимся за дверным проёмом, но какое-то время Ши чувствовал девушку. Пока она не забралась слишком далеко.

От дома тянуло инфернальным холодом. По нему Ши и нашёл дорогу. Иначе бы просто проскочил мимо. Ведьма предупредила, что навела морок, закрыла пути.

Нечего там людям делать. Особенно женского пола. Дух легко вселится в любую, постепенно целиком овладеет телом, уничтожив настоящую душу. А ему-то чем духа привлечь? Просто так не кинется навстречу, потрясённый его нечеловеческим обаянием. Наоборот, спрячется. И всё-таки Ши заверил ведьму, что разберётся с ним.

Или нет. Это демоница сыпала обещаниями. Она и свела с заказчицей, и при разговоре присутствовала, постоянно вмешивалась и тарахтела за троих, поглядывая на Ши смеющимися хитрыми глазами. А потом, когда ведьма ушла, вертелась рядом и, не переставая, болтала:

– Какой задумчивый! Только не говори, будто решаешь, как духа выманить. Прекрасно знаешь, как. – Демоница меняла интонации, то ласково мурлыкала, то становилась саркастично-колкой. – Заодно и проверишь, кто она на самом деле. Если то, что мы думаем, духу в ней долго не продержаться. Сам вылезет. И тут ты его… – резко взмахнула рукой, словно что-то разрезала на лету.

– А если нет? Если мы ошибаемся и она обычная? – Ши спросил не потому, что искал ответ. Хотел узнать, что предложит демоница. И та предложила, без паузы, с налёта:

– Убьёшь. Зачем она тебе тогда? А в мёртвом теле дух тем более не останется. – Подкралась со спины, запустила пальцы ему в волосы, воскликнула с деланым удивлением: – Или жалко её? Неужели жалко? – Ши тряхнул головой, избавляясь от её руки. Демоница покорно отодвинулась, но проговорила с вечными своими ужимками: – Иногда сомнения берут, а действительно ли ты, Анку, живой. Словно механизм. Переключаешь сам себя в нужный режим. В зависимости от ситуации. – И наклонилась, защекотала лёгким дыханием ухо. – Ну скажи! Живой?

«Скажи». Самому бы толком знать. Не объяснили ему в подробностях технологию его создания.

Пока предавался воспоминаниям, вернулась Кира. Уже не совсем Кира. Ши мгновенно заметил перемены. Стук сердца едва слышен, дыхание редкое, температура ниже. Слишком сильно воздействие чужой выстуженной души, долго обходившейся без тела.

Лицо изменилось. Едва уловимо. Стало более отрешённым, более уверенным. Лишь глаза время от времени выражали привычные для Киры недоумение, изумление, настороженность и спрашивали: «Что со мной?» А потом затягивались сонной успокоенной дымкой, даже цвет слегка меняли: с голубовато-серого на тот самый – дымчатый, пепельный.

Вёл её за руку и чувствовал себя идиотом. А отпустить не решался, не знал, что это создание может выкинуть. Но она смиренно плелась следом, отвыкла от жизни, не до конца понимала, что ей теперь делать. Поэтому пока не делала ничего.

Ладонь мягко-расслабленная, безразличная и какая-то не живая. Только однажды пальцы напряглись, с силой сжали руку Ши, ногти чувствительно впились в кожу.

Повернулся и увидел Киру. Взгляд вопросительный, сердитый: «Что ты делаешь?»

Работу он свою делает, выполняет заказ, используя удачно подвернувшуюся возможность. И нечего на него пялиться. Подумала бы лучше о себе, иначе…

Иначе.

Голубовато-серые глаза опять подёрнулись дымкой, стали чужими.

Не справится она. А ведь был почти уверен. И теперь придётся…

Хм. А сам-то справишься?

Почти дошли до арки, ведущей во внутренний дворик, когда Кира встревоженно задёргалась. Точнее, не Кира, а та, которой она стала теперь. Заволновалась, предугадывая предательство и обман? Она же особо чувствительна к ним. Но быстро успокоилась, став чересчур податливой и безучастной. Без конца запиналась, спотыкалась, моталась из стороны в сторону, будто с трудом владела телом.

Которая из двух?

Не сразу об этом задумался. Все усилия ушли на то, чтобы доволочь её до комнаты. Она застыла в дверном проёме, ногами упёрлась в низкий порожек, пальцами намертво вцепилась в косяк. Будто Ши собирался запихнуть её в клетку или тюремную камеру.

Еле протолкнул внутрь. И опять не понял. Она не входить отказывалась, выходить. Потому и цеплялась. Без разницы за что. Пыталась удержаться. Хоть как-то. И не смогла.

Пролетела на середину комнаты, упала на колени. Одна. А вторую выкинуло вверх, словно ветром выдуло, и она зависла в воздухе полупрозрачным силуэтом. Похожая на Киру. Успела, вжилась в образ.

Обернулась, посмотрела с упрёком.

Глаза почти человеческие. Совсем как у него. Только не чёрные, а белёсо-серые. Уже прогоревшие. И длинная чёлка ей не помешала, поймала – взгляд во взгляд. Держала, затягивала в туман, околдовывала. И вдруг резко метнулась. К окну.

Сбежать думала? Ну-ну.

Хотя представлялось – кинжал пролетит насквозь, не причинив никакого вреда. Но он застрял, воткнувшись точно в затылок. Неплохо с ним ведьма поработала. Потом медленно съехал вниз, рассекая призрачный силуэт пополам. Упал, звякнул об пол. А половинки силуэта сгустились на несколько мгновений, почти обрели материальность. И словно взорвались изнутри, разлетелись по комнате невесомыми частичками пепла, быстро растаявшими в воздухе.

Заказ выполнен. Очередное убедительное подтверждение и без того стабильным слухам, что у Анку промахов не бывает. Или у Шахата. Как там его ещё называют?

– Сволочь, – тихонько прорычала очухавшаяся Кира.

Ши не стал оправдывать духа. Тот уже не расстроится. Подошёл к кинжалу, поднял. Пока неторопливо убирал его, Кира встала с пола, приблизилась и, стоило повернуться в её сторону, даже не врезала кулаком, хотя прекрасно умела, влепила пощёчину. От души. Звонкую, обжигающую. Поясняющую, кого Кира на самом деле только что наградила красноречивым прозвищем.

Что ж такое? Второй день подряд. Далась им его физиономия.

А если опять честно? Ведь мог увернуться. Чего не стал-то?

Кира орала. Тоже от души. Как всегда запоздало осознавая истинное положение вещей. И «сволочь» было, пожалуй, самым ласковым из предложенных ею определений.

– Ты меня нарочно туда завёл? Чтобы эта дрянь в меня вселилась?

Неужели нужны подтверждения?

– Ты меня за кого держишь? Я тебе что, хомячок подопытный, чтобы на мне эксперименты ставить?

А чем плох подопытный хомячок? Тоже вариант существования. Напоен, накормлен, жилплощадью обеспечен. Ещё и развлекуха почти каждый день.

Вслух ничего не говорил. Молчал. И Кира заткнулась. Дышала тяжело, с дрожью. Ноздри нервно раздувались. Смотрела. С ненавистью, с презрением и, кажется, с ожиданием.

Не дождалась.

– Всё! Хватит! Сыта по горло. Лучше с любой тварью, чем с тобой.

Выслушал, равнодушно пожал плечами:

– Делай, что хочешь.

Кира метнулась через комнату, подхватила рюкзачок, на ходу покидала в него всякую свою мелочь и ринулась к двери.

Не сказать, что совершенно неожиданно, но…

Глава 23 Время для тёмного колдовства

Очередной телефонный разговор снова оказался безрезультатным. Ни о каких конкретных фактах Окудников так и не услышал. Ему достались только короткие отстранённые заверения Шахата, что тот работает, что как только отыщет проводника, сразу сообщит, а в подробном расписывании своих промежуточных умозаключений и всех действий не видит смысла. Тем более заказчик и без него в курсе. Не так ли?

На последней фразе во вроде бы бесстрастном голосе Окудникову послышались нотки презрительного сарказма. Но колдун тоже решил не тратить на Шахата лишних слов и эмоций, однако не смог не поинтересоваться:

– А где девушка?

– Ушла, – доложил Шахат безучастно.

– Просто так ушла? – Окудников искренне удивился, а собеседник неожиданно разразился возмущённой речью:

– Я не понимаю. Она была – плохо. Теперь её нет – опять плохо?

Сейчас непременно добавит: «Если вас не устраивает…» У Окудникова даже губы неосознанно разъехались, готовые выговорить с ним вместе первый звук «е». И напрасно. Не угадал. Шахат произнёс совершенно другое, точнее, снисходительно поинтересовался:

– Так вам она нужна? Или проводник? Кого мне искать?

– Проводника! – сердито рявкнул Окудников и отключил телефон.

Он всё меньше понимал сущность происходящего, а к исполнителю испытывал всё больше неприязни. И девушка эта. Странная. На которую не действуют проверенные заклятия.

Зачем раньше Шахат везде таскал её с собой? И почему вдруг решил, что она ему больше не понадобится? Стала не нужна приманка? Справляется сам? Или уже давно нашёл нужного человека и потому избавился от лишней обузы? Нашёл и молчит?

– Чёрт! – произнёс Окудников вслух. – По-моему, он водит меня за нос.

Неужели Шахат затеял какую-то свою игру? И теперь планирует сам воспользоваться открывшимися возможностями. Хотя не исключено, что просто набивает цену, пытается вытрясти с заказчика побольше денег.

Ему-то зачем Источник? Зачем магия? Да и вообще, зачем ему что-то? Если бы захотел, Шахат бы давно добился большего. Но его вполне устраивает собственное положение. Он ведь создан именно для того, чтобы выполнять чужие приказы, а не приказывать самому.

Послушный исполнитель, идеальный убийца. Хотя сейчас Окудников не требует от него никого убивать. Всего лишь доставить. Провести нужной дорогой до пункта назначения. Разве не для того предназначены Мрачные жнецы, верные слуги смерти?

Недаром же с первого взгляда на него всплыл в мыслях Окудникова жуткий образ.

Зачем Шахату большее?

У ангелов смерти есть стабильная работа, которая не закончится никогда. Вечные обязанности. От них невозможно отступиться. Они за гранью добра и зла, не подчиняются законам ни реального, ни скрытого мира. Сами властвуют над любыми мирами. Потому и ангелы смерти за гранью. А этот парень хоть и не настоящий Мрачный жнец, но явно близок к ним.

Не человек, не колдун, не таинственное существо. Почти неуязвимый, но и не вечный. Когда-нибудь ему придётся познакомиться с одним из своих коллег. Не поддельных, как он. Истинных. Когда-нибудь. Позже… или раньше.

Только обычными способами с ним не справиться, нужно что-то своеобразное. Кто-то своеобразный. Не страшащийся ни мрачных посланников, ни самой смерти. И Окудников представляет, где взять подобное существо. Точнее, как его создать. И лучше не одно, побольше. Немного поиграет в бога. Приятное осознание.

Опять спустился в подвал, в зал с колоннами. Огонь факелов потрескивал и чадил. Гулкая тишина охотно откликалась на любой самый слабый звук. Окудников прошёл мимо алтаря. В нескольких метрах от него располагалась выдолбленная в каменном полу ёмкость, вроде ванны. Не слишком глубокая, но достаточно широкая. Человек, даже высокий, поместится во весь рост. Пустая и чистая. Пока.

Окудников засунул руки в карманы пиджака. Наверное, не самая типичная одежда для колдуна-чернокнижника, но ему так удобней. Не жаловал он ни широкие рубахи до пят, ни накидки, ни плащи, ни прочие маскарады. Разве в них суть? Как ни банально и одновременно выспренно звучит, всё-таки главное то, что внутри. Именно оно способно подчинить таинственную силу, заставить её работать на тебя, преобразовываться и воплощаться, во что ты посчитаешь нужным. А вовсе не забавные балахоны.

Издалека долетел шум, разбудил дремавшее в зале эхо. Шаги, голоса, сердитая перепалка. Приблизились, окончательно разогнали тишину.

Двое мужчин, помощники Окудникова, втащили в зал девушку. Она упиралась, вырывалась, возмущённо вскрикивала. Вспыхивающие рыжим огнём каштановые пряди рассыпались по плечам и спине, тёмные раскосые глаза сверкали, а аккуратные пухлые губки без конца шевелились.

Чертовски красива. Воистину чертовски.

Увидела Окудникова, мгновенно уяснила, кто здесь главный, и сразу перестала дёргаться и негодовать. Замерла, уставилась, гипнотизировала взглядом. Дышала тяжело, ноздри трепетали, грудь высоко вздымалась под платьем. Так соблазнительно. Так расчётливо.

– Отпустите! – велел Окудников, и, увидев, что приказ выполнен, указал рукой на одного из помощников: – Ты можешь идти.

Тот послушно развернулся, зашагал прочь, а второй столь же послушно остался торчать на месте, не сводя глаз с пленницы. Не только по долгу службы. Всё-таки захватили её дьявольские чары. Но ведь с суккубом никто в этом умении не сравнится. Даже сейчас, мало что понимая в ситуации, испуганная и встревоженная, пленница делала на них ставку. Чуть отставила стройную ножку, капризно выпятила губки.

– Мог бы и по-хорошему попросить. Я тоже такие игры люблю, – согнула руки, демонстрируя наручники на тонких запястьях.

Голосок нежный, вкрадчивый, словно мурлыканье трущейся о ноги кошки. Так и тянет ответить лаской на ласку.

Будь она обычной девушкой, точно бы не отказался, развлёкся б для начала. И её бы порадовал напоследок. Но уж раз необычная – извините! – ничего не поделаешь. Без обид.

– Думаешь, игры? – усмехнулся Окудников, медленно приблизился, удовлетворённо отметив, как промелькнула тень растерянности и страха в томных глазах. – Нет. Играть я не люблю. Предпочитаю по-серьёзному. А забавляться будешь с другим. – Быстрым многозначительным взглядом пояснил, что точно знает, с кем. – Хотя… вряд ли уже будешь.

Он ухватил рукой каштановую прядь, накрутил её на кулак, потянул к себе.

Пленница резко мотнула головой, но не крикнула, а тихо зашипела по-змеиному. Прядь волос, словно живая, сползла с кулака, растворилась в воздухе. И весь облик изменился, исчезла волнующая красота, открылась мерзкая истинная суть.

Кожа вовсе не шелковисто-гладкая, приятного нежного оттенка, а красноватая, чешуйчатая, напоминающая змеиную. А чего ещё ожидать от искусительницы? И плечи не покато-округлые, которые так и хочется погладить. К этим не притронешься. Они в невысоких наростах, с торчащими из них толстыми шипами. Да и на голове наросты. Ещё один верный признак дьявольской сущности – рога. Даже голос стал другим, неприятно-шелестящим, злым.

– Что тебе нуж-ш-шно?

Неужели напугать думала?

Окудников смерил демоницу холодным презрительным взглядом, уточнил с сарказмом:

– Хочешь знать, что мне нужно? – Отвернулся, шагнул прочь и безучастно сообщил через плечо: – Твою кровь. Более ничего. – Так и говорил на ходу: – Хотя и остальное весьма соблазнительно. Но не в этот раз.

Демоница следила за ним настороженно и изумлённо. Не понимая, почему он вдруг решил уйти. А Окудников вовсе и не уходил. Отсчитал несколько метров, чтобы уж не совсем в упор, запустил правую руку под полу пиджака, а потом резко вскинул.

Выцеливал всего несколько мгновений, но демоница успела хорошо разглядеть уставившееся в неё пистолетное дуло. Круглый чёрный зрачок. Бесстрастный и безжалостный. Подмигнувший пороховым огнём.

Грохот выстрела наполнил зал, ударил по барабанным перепонкам. Испуганное эхо заметалось от стены к стене, билось о колонны, обжигалось о пламя факелов.

У демоницы глаза округлились, и губы чуть вытянулись, изогнулись, изобразив букву «о». Вздох удивления. Последний. Она опрокинулась навзничь, рухнула головой как раз в углубление в полу.

Первые капли чёрной дьявольской крови забрызгали камень. Окудников недовольно поморщился, перевёл взгляд на помощника, который по-прежнему стоял на своём месте. В глазах у того чуть-чуть сожаления. Расстроился, что не смог попользоваться соблазнительно красоткой. Пока она была такой.

Ничего. Ещё встретятся. И ждать долго не придётся.

– Посмотри, как она там? – приказал Окудников. – Точно мертва?

Вообще-то он ни чуточки не сомневался в эффективности своего выстрела. Пуля прошила насквозь уродливую голову. Тут вряд ли кто останется живым. И помощник это прекрасно понимал, но ослушаться не решился. Подошёл к распростёртой на полу демонице, наклонился.

Окудников снова вскинул руку с пистолетом, и опять грохот выстрела наполнил зал, ещё больше напугав эхо. Оно метнулось прочь в поисках выхода, ошалело вопя, и затихло вдалеке.

Помощник осел, завалился прямо на демоницу, а Окудников в это время задумчиво наблюдал, как тает над стволом лёгкий сизый дымок.

Не самое колдовское оружие, но как любит говорить один знакомый – так проще.

Трудно с ним не согласиться. Только в следующий раз надо будет воспользоваться глушителем. А то уж слишком громко, уши слегка заложило, словно ваты в них натолкали. И чего не подумал раньше?

Окудников опустил глаза, скользнул взглядом по полу, от носков собственных ботинок и вперёд.

Два тела лежали на краю каменной ванны. Остатки жизни медленно вытекали из каждого вместе с кровью. Скапливалась на дне углубления, смешивалась. Чёрное и красное. Демон и человек. Как раз то, что требовалось.

Окудников презрительно отшвырнул пистолет.

Достаточно уже скучных современных реалий. Настало время для настоящего тёмного колдовства.

Он подошёл к телам. Сначала ухватил за шиворот помощника, недовольно морщась и чертыхаясь от того, что тяжело и неудобно, затащил того целиком в ванну, потом проделал то же самое с демоницей.

Хорошо лежат.

Окудников присел на корточки, запустил пальцы в кровавую лужу, поболтал ими, чтобы чёрное как следует перемешалось с красным. Получившейся жидкостью нарисовал нужные знаки на лбах жертв, тихонько произнося слова заклинания. Вытер руку о лацкан пиджака своего подчинённого, бывшего, распрямился. Ждал.

Нарисованные символы на мгновение проступили особенно резко и ярко, а после начали бледнеть, словно постепенно погружались под кожу. Тела потеряли чёткие контуры, стали расползаться, растекаться, как если бы были сделаны из воска. Даже одежда растворялась в этой густой перетекающей жиже. Что живое, что неживое – уже без разницы.

Ванна наполнилась до краёв. Кровь и плоть. Строительный материал готов.

Окудников опять присел, вытянул руки. Ладони почти касались тёмно-красной густой жидкости. На этот раз глаза не закрывал, шептал, шептал. Губы подрагивали от сосредоточенного напряжения. Медленно поднимал руки вверх, и поверхность жидкости, словно притянутая к ним, выгибалась. Тоже поднималась, холмом. Сначала пологим. Потом он становился всё выше и круче.

Колдун выпрямился, раздвинул ладони, развернул ребром. А тёмно-красная гора продолжала расти между ними. Пока не стала высотой с Окудникова. Приняла очертания человеческой фигуры, уплотнялась всё сильнее, чётче выделяя отдельные части. Голова, туловище, руки, ноги.

Призванное к жизни антропоморфное существо шагнуло из глубины ванны на край, одновременно обретая мелкие индивидуальные черты. Лишние капли жидкости скатились вниз, и уже не возникало сомнений, что перед тобой обычный человек.

Внешне он походил на убитого помощника. Может, в чём-то незначительном и отличался, но в первый момент точно не заметишь разницы. Окудников вытер с побледневшего лба выступившие капельки пота и ухмыльнулся через силу, точнее, через бессилие:

– Ну вот. И не обидно.

Отодвинулся подальше, словно хотел как следует оценить и вид в целом, с головы до ног.

Ресургент [2] стоял неподвижно, напоминая статую. Хотя он, появившийся с помощью колдовства, и не должен ничего делать без приказа. Своих целей и стремлений ему не полагалось, только то, что велел хозяин.

Окудников сделал ещё шаг. Ботинок зацепил валяющийся на полу пистолет, тот заскрежетал по каменному полу. Взгляд на оружие навёл на новую идею.

– Да, конечно, – кивнул Окудников. Молчать не получалось, и разговор сам с собой его не смущал. – Надо проверить.

Он наклонился, подобрал пистолет. Голова чуть закружилась, пока распрямлялся.

Как напрягает эта унизительная слабость. В последнее время каждое колдовство выматывает, отбирает остатки сил. А ведь не назовёшь значительным, вполне рядовое. Такими темпами скоро окажешься простым смертным.

Ну уж нет!

Окудников вскинул руку, опять особо не выцеливал, выстрелил и угодил ресургенту в голову. Увидел, как пуля врезалась в висок, пробила дырку, ровную, круглую с тёмно-красным, будто оплавившимся краем. Созданный человек не вскрикнул, лишь едва заметно вздрогнул, грохнулся на пол. Окудников смотрел на него с ожиданием.

Несколько секунд прошло. Ресургент зашевелился, поднялся как ни в чём не бывало. Не возмутился, даже ни капли осуждения во взгляде. Черепушка целая, от пулевого отверстия и следа не осталось.

– То что надо. Полностью оправдывает название, – удовлетворённо проговорил Окудников, приблизился к возродившемуся. – Но не буду проверять, на сколько раз тебя хватит. Не моя забота.

Тем более одного мало, придётся создавать ещё. Материала пока достаточно, а вот собственная магия может подвести. Надолго ли Окудникова хватит? Придётся за несколько заходов с перерывом на отдых и восстановление сил, а потом ещё несколько дней, чтобы окончательно очухаться. Он, конечно, перетерпит. Зато потом…

Глава 24 Лбом в стену

Десятый-одиннадцатый классы Кира отучилась уже в третьей по счёту школе. Но всё-таки закончила, очень даже неплохо. У неё никогда с учёбой проблем не было, только со всем остальным. Да и то непостоянно, наскоками. И в университет поступила, сразу в первом потоке.

С Машкой познакомилась ещё в момент подачи документов. Вместе вошли в двери, вместе искали «Приёмную комиссию», и там оказалось, что выбрали один и тот же факультет. А потом попали в одну группу. Все условия для того, чтобы им сойтись, стать подругами.

Кира уже давно без друзей обходилась, максимум – хорошие знакомые, приятели, а тут наивно решила: школа закончилась, детство прошло. Кира поумнела, возмужала, выросла, теперь удержит себя в руках. Ей летом как раз и восемнадцать исполнилось. Взрослая жизнь началась – новая. Её можно выстраивать с ноля, по своим правилам и усмотрениям. Даже с друзьями.

И ведь получалось. Почти целый год.

Преподаватель по математике раздал желающим индивидуальные задания. Кто решит правильно, тому экзамен «автоматом». Кира с Машкой тоже отхватили по листочку, договорились, что попробуют сделать задание вместе. Кира предложила: у неё дома, но Машка упёрлась:

– Лучше приходи ко мне в общагу. Соседки сейчас нет. Она диплом дома пишет. И Семёнов, если что, поможет.

Семёнов – Махин парень. Заканчивает второй курс. Не скажешь, что уж очень умный, но в математике соображает. Во всяком случае, Машка в этом Киру старательно уверяла.

Ну ладно. Кире без разницы, где уравнения решать. И в субботу после обеда она потащилась в общагу. Уже была там пару раз и у подруги в гостях, и комнату её нашла без труда.

Постучалась, на всякий случай. Мало ли. Может, там Машка с Семёновым решили по-особому к математике подготовиться. Но никто не отреагировал на стук.

Кира подёргала дверь: заперто. Ещё раз постучала, но уже громче и настойчивей.

Могли хотя бы откликнуться, если на месте. Или в комнате всё-таки пусто и Машку носит непонятно где? Тогда зачем было договариваться?

Кира достала мобильник, набрала подружкин номер, но после пары гудков телефон бесстрастно сообщил о недоступности абонента и посоветовал позвонить позже. В ответ Кира досадливо вздохнула, скривила губы.

И что теперь? Стоять под дверью и ждать? Или бродить по общаге в надежде случайно наткнуться на подругу?

Вот ещё!

Кира вышла из блока. В коридоре хотя бы можно устроиться на подоконнике. Или лучше пойти домой?

Короче, Кира ждёт минут десять, максимум – полчаса, а если за это время Маха не объявится или не отзвонится, действительно отправляется восвояси решать математику самостоятельно.

Тут объявился Семёнов. Значит, Машка точно не с ним. Вырулил с лестничной площадки, руки в карманах, увидел Киру.

– О, Кирюх! Привет!

– Привет! – воодушевлённо откликнулась Кира, предполагая, что сейчас узнает о подружкином местонахождении. – Машка где?

– А без понятия я, где твоя Машка, – радостно сообщил Семёнов, подошёл, привалился плечом к стене.

Да он же пьяный. Не вдрызг, не в стельку, но чувствительно. Глаза осоловелые, чуть покачивается.

– Ты в честь чего так надрался-то? – удивилась Кира. – По какому поводу?

– А чё, обязательно повод нужен? – рассудительно заметил Семёнов.

– Ну, не знаю, – нерешительно протянула Кира. Но если честно, она-то считала, что повод нужен, обязательно. – А Машка-то где? И, надеюсь, вы не на двоих так сообразили. Нам с ней ещё контрольную делать.

Семёнов хмыкнул, или икнул, и разрешил благосклонно, хотя, скорее, пренебрежительно:

– Да делайте вы с ней, что хотите. На хрена она мне сдалась?

Кира озадаченно приподняла брови.

– Вы что, поссорились? – спросила и увидела, как Семёнов недовольно поморщился.

– Ну, Кирюх. Ну достала уже об одном и том же. Пойдём лучше.

Он отлип от стены, вытащил из кармана руку, ухватил Киру за запястье и потянул к себе.

– Куда?

– Ну, пойдём, – повторил Семёнов упрямо. – Кирюх, пожалуйста. Пошли. Очень надо.

Что с ним такое? Разругался с Машкой, напился, теперь ищет, кому душу излить, порыдать в жилетку. Всё настолько плохо?

– Семёнов, да что случилось-то? – по-прежнему пыталась разобраться Кира, хотя уже слезла с подоконника и послушно тащилась за Семёновым по коридору, мимо Машкиного блока, мимо других.

Семёнов что-то там говорил, но всё больше нёс какую-то непонятную ерунду и без конца повторял «Кирюх, Кирюх, Кирюх». Словно к парню обращался.

Очередной блок, а дальше – в комнату. Не иначе его, семёновскую.

Так и не отпустил руки, уселся на кровать и продолжал тянуть к себе.

– Иди сюда.

– Семёнов, офонарел?

Кира думала, он тут страдает, мучается, а он…

– Ну, Кир! Ну чего ты?

– Отпусти, пока я тебе не врезала, – холодно предупредила Кира. – И проспись лучше.

Но Семёнов не замечал её недовольства и возмущения. Вообще ничего не замечал.

– Кирюх, я не хочу спать один. Хочу с тобой.

Так и не верилось до конца, что он серьёзно. У них же с Машкой вроде любовь. И даже по пьяни – не оправдание. А Кира… да разве способна она в здравом уме с парнем подруги? Пусть даже не в здравом. Всё равно бы ни за что. Скорее бы отправилась, подцепила первого встречного, заинтересованного, чем с ним.

Кира попробовала высвободить руку из цепких семёновских пальцев. Не отпускал, смотрел глазами обиженного ребёнка, невинными, при том, что упорно старался затащить в постель лучшую подругу своей девушки.

Врезать ему, действительно? Чтобы пришёл в себя. Почему, когда надо, это так трудно сделать? Не получается. Даже просто ладонью по щеке. Тоже приводит в чувство.

– Отпусти, Семёнов. И я уйду.

– Не могу.

Дёрнул на себя. Кира бы устояла, если бы не его колено. Зацепилась за него, потеряла равновесие, рухнула на Семёнова, ткнулась губами прямо ему в шею. Он поймал, обхватил, и пока Кира ориентировалась в пространстве и в расположении собственного тела, развернул её, как ему надо, попытался поцеловать.

Губы противные, мягкие и влажные, словно мокрые тряпки. И запах перегара. Почти вкус. Тошнотный.

Оттолкнула. Изо всех сил.

Семёнов опрокинулся назад, слегка впечатался затылком в стену и Киру не удержал. Она свалилась на пол, но сразу вскочила.

– Кир!

Без слов. Просто прочь. И домой. К чёрту общагу, к чёрту контрольную, к чёрту Маху.

Как теперь с ней? Но Машка сама подсказала, как.

В понедельник с утра не хотелось открывать глаз. Зачем? Если и так знаешь – снаружи тебя ожидает крайне гнусное зрелище. А то, что внутри тебя, ещё гнуснее.

На первые две пары Кира не пошла. Она не выдержит четыре часа лекций, четыре часа неподвижного сидения на одном месте. А третьей парой – зачёт по истории.

Надо попробовать сходить и сдать. Вдруг хорошо пойдёт именно в полубезумном состоянии. На взводе, на закипающем адреналине. И успокоится после. Всё-таки зачёт – какой-никакой стресс.

Сдала. Что-то там наболтала. Или добила преподавателя мрачным тяжёлым взглядом и нервной дрожью пальцев, которую никак не удавалось унять. Если только сжать в кулаки. А Машка ещё осталась в кабинете.

До начала пары не удалось перекинуться с ней даже приветами. Она проскочила мимо, не заметив Киру, устроилась за последним рядом, уткнулась в учебник.

Кира решила подождать её. Хотя бы узнать: сдала или нет. Хотя бы убедиться, что смущение и чувство вины не мешают открыто смотреть в глаза. Иначе крыша окончательно съедет, а Кира и так на грани.

Выскочила на улицу, бродила перед крыльцом, туда-сюда. Непрерывное бессмысленное движение тоже немного успокаивало.

Кира пропустила момент, когда подруга вышла из дверей, как раз завершала очередной этап возле угла здания. Там они и встретились. Кира развернулась, увидела Машку и хотела спросить у неё, как дела: сдала или провалилась. Но та опередила, спросила первой:

– Что, Ратманова? Секс с чужим парнем способствует успешной сдаче зачётов?

Кира так и застыла с открытым ртом, не в состоянии выдавить из себя ни слова. Зато Машка выдавала за двоих:

– Хорошо позавчера с Семёновым покувыркалась? – И сама себе ответила: – Наверняка хорошо. Мне рассказали, как вы с ним, пока меня не было, в его комнате. Аж стены тряслись.

Жизнь действительно гнусная штука. Не стоило открывать глаза ради этого дня. Не стоило идти в универ даже ради зачёта. И тем более не стоило бегать перед крыльцом и ждать, чтобы услышать такое.

– Маш! Неужели ты веришь, что я…

– Я не верила, Ратманова. Не хотела верить, когда мне рассказывали, какая ты шлюха. Что с кем попало можешь. Но теперь…

А что ещё Машке делать? В субботу с утра она вдрызг разругалась с Семёновым и сгоряча послала его подальше. Он, конечно, обиделся, тоже много чего наговорил, и Машка сбежала из общаги, чтобы не одуматься раньше времени и не потащиться мириться первой.

Семёнов не заслуживал такого снисхождения. А то что они с Кирой договаривались контрольные решать, совсем вылетело из головы. Когда вспомнила, схватилась за телефон, но тот прикинулся безнадёжно мёртвым: батарея разрядилась.

Полетела в общагу, на этаже столкнулась с однокурсницей.

– Кирку Ратманову не видела? Она ко мне должна была прийти.

– А! Видела, – равнодушно выдала однокурсница. – Она за ручку с Семёновым к нему в комнату шла. – И опомнилась запоздало, испуганно прикрыла рукой рот. – Ой!

Машка рванула по коридору, а однокурсница неслась за ней и бубнила:

– Маш, да зачем ты? Лучше не ходи. Не надо туда ходить.

Но Машка её не слушала, рывком распахнула дверь. Семёнов спал и довольно улыбался во сне. Машка ткнула его в плечо.

– Семёнов, подъём!

Он улыбнулся ещё шире, но глаз не открыл. Не глядя поймал Машину руку, потянул:

– Кирюх, иди ко мне!

Машка сначала хотела спросить, при чём тут какой-то Кирюха, а потом догадалась. Кирюх – это вовсе не Кирилл. Это Кира.

Подруга Кира. Которая даже не пыталась отрицать и оправдываться, а просто потребовала:

– Маш, замолчи! Пожалуйста! Не говори ничего!

– Ну да, конечно. Я должна молчать. Или нет. Я должна предложить: давай поделим Семёнова пополам. Мой – по чётным дням, твой – по нечётным. Или только на выходные?

– Маш, замолчи. Заткнись, – процедила Кира сквозь стиснутые зубы.

Да. Сжать зубы, сжать кулаки. Если получится сжать каждую клеточку тела, чтобы загнать злость внутрь, смять, раздавить. И не говорить, а уйти. Лучше уйти. Не слушая, что Машка кричит в спину:

– Ну припекло нестерпимо, так нашла бы кого другого! Ты же ко мне приходила! А вместо этого… с ним…

Не удержалась подруга, захотела высказать вслух всё, что копила несколько дней. Не в спину, в глаза. И сглупила, нагнала, ухватила Кирин локоть, попыталась развернуть её лицом к себе.

Кира развернулась. Но во время поворота рука автоматически пошла на замах. Кира даже осознать не успела, а уж тем более остановиться. Кулак врезался в Машкино лицо, как раз сбоку в нос. А дальше – словно цепная реакция, которую невозможно отменить. Сработали вторая рука и нога.

Машка отлетела, грохнулась на асфальт. Не упала, села. Согнулась, прижимая руки к животу, судорожно ловя ртом воздух. А потом подняла глаза и посмотрела на Киру. Испуганно, недоуменно. Из носа выбежала красная струйка, растеклась по верхней губе.

– Маш! Маша! – заорала Кира, бросилась к подруге, но та торопливо отползла назад, будто паучок, перебирая ступнями и ладонями, и тоже заорала:

– Не подходи ко мне!

– Маха, прости! Я не хотела! – Кира упала перед Машкой на четвереньки, попробовала дотянуться, но та резко шарахнулась в сторону.

– Не подходи, Ратманова! Не трогай меня!

– Машенька, прости! Я больше никогда! Ну хочешь, тоже ударь меня, – не находила, что бы ещё предложить, дабы искупить вину. – Со всей силы. Мах, ну Мах!

Машка попыталась вытереть кровь под носом тыльной стороной ладони, но только размазала по щекам, посмотрела с отвращением и ненавистью. На свою испачканную кровью руку, потом на подругу. Бывшую.

– Отвали, Ратманова! Не смей ко мне приближаться. Ты… ты… ты… – и попыталась отпихнуть Киру ногой, словно какую-то гадость.

Кира обхватила руками голову, закрыла глаза, качнулась из стороны в сторону.

Что же она натворила? Как же теперь быть? Как исправить?

Лучше бы ты сейчас под руку подвернулся, Семёнов. Со своей пьяной похотливостью. Потому что уже без разницы с кем. И где. Пусть даже прямо здесь, на улице. На глазах у всех. В ближайших кустах. За помойкой. Лишь бы не случилось того, что случилось.

Кира слышала, как шелестела Машка. Поднималась, отряхивалась, уходила, шаркая подошвами по асфальту. И боялась открыть глаза, поднять голову. Так бы, наверное, и просидела. До вечера. До утра. День, два, неделю. Если бы не подошёл кто-то, не произнёс…

Что, Кира даже не разобрала. Но чужой голос выдернул из мутного бурлящего потока мыслей, заставил подняться, пойти. Домой. Конечно, домой.

Шагнула в прихожую и дальше не смогла. Упёрлась лбом в стену. Во всех смыслах. В прямом и переносном. А хотелось ещё и удариться. Посильнее. Чтобы треснула. Стена… голова… Чтобы хоть какой-то просвет.

– Кирюшенька! Что с тобой?

– Пап! Я не могу. Я больше не могу так. Па-а-ап!

Всё-таки ударила по стене. Отчаянным криком, ладонями.

Папа ухватил за плечи, попытался оторвать от стены.

– Что случилось?

– Я Машку избила! – Фразой, а потом по отдельным словам: – Я. Машку. Избила. Машку! Я не могу так! Не могу!

Сложилась, ухнула вниз. Чтобы стать маленькой, незаметной, безобидной. Глянула вверх. На папу.

– А если в следующий раз я на тебя наброшусь? На маму? Если я убью кого-нибудь?

У папы лицо бледное и совсем растерянное. Не знает, что делать. Тоже опустился на пол, встал на колени, рядом с Кирой, бормочет:

– Ну зачем ты так говоришь? Такого не случится.

– Почему ты уверен? А вдруг… а вдруг… а вдруг…

– Кирюшенька…

– Па-ап! Может, меня в больницу лучше? Там хоть удержать смогут. Лекарство вколют, к кровати привяжут.

– Кира, прекрати!

– Не-ет! Так нельзя больше. Просто пережидать и терпеть. Я не хочу-у-у.

Папа успокаивал, как мог. Гладил по голове, словно маленькую, без конца повторял имя: «Кира, Кирюшенька». Ничего не помогало.

Проплакаться бы, может, но глаза сухие, до жжения. А жжёт изнутри, конечно, рвёт на части, собирает обвинения, складывает, умножает, припоминая всё случившееся. И даже словами не выплёскивается. Их слишком много. Слишком много. Получается только безнадёжный звериный вой: «Больше не хочу-у-у!» И всё те же вопросы. Без ответов.

– Пап, ну что со мной? Почему я такая? Почему не могу себя контролировать? Это, наверное, какие-то отклонения в психике. Я сумасшедшая. Мне нельзя среди людей.

И не замечала, что каждое её слово острым шипом втыкается в папу.

– Кира, прости! Прости!

– Папа, нет.

Не потому что не простит. Просто прощать не за что.

– Кирюшенька, я знаю. Ты не хочешь о подобном слушать. Ты не хочешь верить. Но это действительно так. Не психика, не сумасшествие. Это из-за твоей способности.

– Перестань! У тебя тоже есть способность, но ты же не бросаешься ни на кого. И никогда не бросался.

– Я… Ты… Мы разные.

– Ты просто пытаешься взять всю вину на себя.

Кира – бедная овечка. Она не виновата. Это всё дурная наследственность. Это всё папина легкомысленность и наивная надежда на то, что ребёнку не передастся его дар.

– Нет, Кирюша, нет. Видимо, тебе досталось нечто большее. И я не могу понять, почему. Очень сильное. Но ты пока не способна с ним справиться.

– И что же теперь? Что мне делать? Пап! Так и ждать? Пока я кого-нибудь серьёзно не покалечу. Я хочу владеть собой. Хочу-у! Как все нормальные люди. А если я ненормальная, если я не в силах справиться сама, тогда правда лучше в больницу.

– Хватит, хватит про больницу. Она не поможет. И лекарства не помогут. Но я знаю, к кому обратиться. Я, кажется, знаю.

И папа рассказал Кире про Сумеречный храм, про его настоятеля, отвечающего за равновесие в скрытом мире. Уж он-то наверняка должен знать, как подчинить себе любую необычную силу, избавиться от её нежелательных проявлений. Разве это тоже не равновесие?

– Я слышал про этот храм. Только не знаю, где он находится. Но мы его найдём. Обязательно найдём. Вместе, Кирюша. Я всё сделаю, чтобы тебе помочь. Я никогда не брошу тебя. Потому что… – Папа умолк, но Кира прекрасно представляла, что он хотел сказать.

Оттого он и замолчал, знал, что Кира не станет в очередной раз выслушивать. Ну не считает она его ни в чём виноватым. Не считает.

Да, не очень приятная способность, определять таинственных тварей. Но ведь они не попадаются на каждом шагу, встречаются крайне редко. Двуликие, колдуны. Они ещё появляются открыто среди обычных людей. А остальные-то прячутся. Недаром их называют скрытыми.

Видеть то, что другие не видят. Не одна Кира обладает подобным даром. Только у прочих он проявляется в других областях. И ничего страшного в нём нет. А если бояться передать его по наследству, тогда как? Совсем не иметь детей? Но если бы папа не захотел иметь детей, тогда бы и Киры не было.

А может, и к лучшему, если бы её не было?

Кира не раз уже перебирала в мыслях: таблетки, нож, окно. Останавливало лишь ясное понимание: если уйдёт, то уйдёт не одна. Утянет за собой отца с его непроходящим чувством вины. А возможно, и маму тоже. Хотя та крепится, держит себя в руках, понимает: если и она даст слабину, от семьи не останется ничего. И не обязательно родители сделают это сами.

Папа и так сильно изменился за последние годы. Стал менее улыбчивым и активным. Не слушал, а прислушивался, не смотрел, а внимательно следил, подстерегал момент. Черты лица заострились, и волосы быстро поседели. Глядя на него, Кира испытывала то же чувство – вину. Неискупаемую. Потому что не могла ничего поделать с собой. И всё бы отдала, чтобы наконец научиться этому.

Услышав о храме, она успокоилась. В одном. В том, что её проблема перестала оставаться неразрешимой. Взволновало другое. Теперь не терпелось скорее пуститься в путь. Даже сомнений не возникло, когда вдвоём, с папой. Но не получилось вдвоём.

Через день «неотложка» увезла папу в больницу с сердечным приступом.

Это из-за Киры. Это, конечно же, из-за Киры. Тут даже без вариантов. И она просто не знала, куда ей деться от мыслей. Металась по квартире и даже в больнице не могла сидеть спокойно. Потому что невозможно, невозможно видеть папу в кислородной маске, под капельницей, неподвижного и обессиленного, и понимать: в таком его состоянии виновата только ты одна.

– Пап, я всё сделаю сама. Я смогу. Я тебе обещаю. Я что угодно найду, и ничего со мной не случится. А ты поправляйся. Ты, главное, поправляйся. Я буду звонить. Хочешь, могу даже письма писать. Ну правда. Я, честно, смогу. Всё будет хорошо. И со мной, и с тобой. И ты мне тоже пообещай, что с тобой непременно будет хорошо. Что ты поправишься. А я пойду. Ладно? Я пойду.

Глава 25 «А куда ты хочешь попасть?» [3]

Меньше всего хотелось мучиться вопросом: «Что ей теперь делать?» Отдаться на милость судьбе, тихонечко и незаметненько прозябать в каком-нибудь скрытном месте, полагаясь на то, что провидица не обманула. Обещала же, что Кира непременно попадёт в Сумеречный храм в должное время и там ей помогут. Остаётся надеяться – гадалка имела в виду не последнее отпущение грехов и отпевание.

А раз всё предрешено, значит, и стараться особо не надо. И без Кириных усилий исполнится. Главное, без потерь дожить до заветного момента. Пусть даже с небольшими потерями. Она согласна.

Кира вздохнула украдкой. Неожиданная мысль обожгла и заставила сердце взволнованно заметаться. А вдруг можно вернуться домой? Если судьба Киру всё равно сама отыщет, ведь не важно, где она будет находиться. Предопределено же. Но это если только провидица не соврала, не подшутила над наивной Кирой.

Она действительно наивная. Всем верит. Уж сколько раз обжигалась! Сколько раз её подставляли! Жестоко подставляли. Но Кира, как глупый ребёнок, опять ведётся на чужую удочку.

Понятно же, никто посторонний не станет добровольно и безвозмездно заботиться о ней. Тем более себе во вред. Она нужна кому-то только в том случае, если этот кто-то сможет использовать её в своих целях, приспособить к делу с выгодой для себя.

Ведь сразу же было честно оговорено: ты – мне, я – тебе. А что по сути означало это «ты – мне» – не конкретизировано. Оценивая, Кира из своих моральных представлений исходила. Не подумала, что у других они тоже будут другими. Или их совсем не будет.

Сам не человек, но и остальных за людей не считает. Кто для него Кира? Всего лишь наживка. Червячок на крючке, с помощью которого он вылавливает нужную ему рыбку.

Тварь – он почище настоящих. У тех хотя бы мотивы ясные. Открытые, словно на ладони. Встретил человека – сожрал. Ну или выкачал жизненную энергию. Так уж устроены, против природы не попрёшь. Да ведь и понятно сразу, чего от них ожидать. А от этого?

Кира точно ждала другого. Дура потому что. Купилась на то, как он её доблестно спасал. Разговорчивый стал, искренний, даже вроде человечный.

Вот именно. Напрасно он там что-то вякал про «отчасти». Стопроцентный человек. Только люди способны на подлость, на подставу, на предательство. Больше ни одно живое существо. Даже скрытое.

Хватит вспоминать и мусолить обиды. Тоже совсем по-людски, без конца тыкать себя в самое больное место, отколупывать корочки с ран, чтобы опять начали кровоточить. Всё! Пластырь крест-накрест – и полная уверенность, что к завтрашнему дню заживёт. Ну а разум задвинет неприятные воспоминания в самый дальний, самый тёмный угол, закопает под прочей рухлядью. И без них хватает забот.

Кира, наверное, уже часа два сидела в зале ожидания на железнодорожном вокзале, но точно решила для себя лишь одно: поскорее уматывать надо из этого города. Только куда?

Не глядя ткнуть пальцем в расписание поездов? Спросить у первого встречного о пункте назначения и поехать в том же направлении?

В какую сторону её тянет больше всего, Кира ответила бы не задумываясь. Конечно, домой. Произносишь, даже в мыслях, и сердце каждый раз щемит, и тянет истерично кричать, топая ногами, словно капризный ребёнок: «Хочу! Хочу! Хочу домой! К маме и папе! Хочу!» А можно?

Вечер уже, скоро темнеть начнёт, а Кира так и сидит на месте, словно приклеилась к стулу. В обнимку со своим рюкзаком. Нет для неё сейчас никого роднее. Люди по соседству постоянно меняются, приходят, уходят. Все не просто куда-то стремятся, а действительно движутся к своей цели. Лишь Кира – как Алиса в Стране чудес.

«А куда ты хочешь попасть?.. Мне всё равно… Тогда всё равно, куда и идти».

На свободный стул справа опять кто-то уселся. Кира даже смотреть не стала. И тут всё равно. Но неожиданно у неё перед глазами появилась чужая ладонь, на которой лежало краснобокое глянцево-сияющее яблоко.

– Хочешь? – раздалось возле правого уха.

Голос чуть низкий, чуть хрипловатый, немного ломкий, но весьма воодушевлённый.

Кира удивлённо развернулась.

Рядом сидел парнишка. Лет на вид – четырнадцать-пятнадцать. Русые волосы живописно взлохмачены, рот растянут в улыбке, глаза слегка прищурены и насмешливо поблёскивают. Да вообще, и во взгляде, и в выражении лица имеется что-то такое соблазняюще-пошловатенькое. Да ещё яблоко.

Тоже мне, змей-искуситель сопливый!

Кира критично хмыкнула, но парнишка не смутился, проговорил с заботливыми покровительственными интонациями:

– Да бери. Не стесняйся. Я же от души. – И ещё ближе придвинулся к Кириному уху, прошептал доверительно: – Честно, оно не отравленное.

Вот клоун! Не получалось на него сердиться и раздражаться. Слишком забавный. Даже улыбку сдержать не получалось.

– Ну хорошо. – Кира взяла с ладони яблоко. – Спасибо.

Парнишка удовлетворённо просиял, а Кира спрятала яблоко в рюкзак. Хотя выглядело оно аппетитно и потрясающе пахло, постеснялась есть прямо сейчас, под восторженным взглядом своего малолетнего поклонника. А тот уже невозмутимо докладывал:

– Я сразу тебя заметил. Сидишь такая грустная. На свой поезд, что ли, опоздала? Да?

– Нет, – возразила Кира, – не опоздала. Жду.

Только вот не знает, чего. Вряд ли небеса смилостивятся и пошлют знак, укажут, что Кире следует делать. Сколько ни тяни, самой придётся принимать решение.

– А зачем тогда так рано приехала? – не унимался парнишка. – Сидела бы ещё дома. Тоскливо тут, на вокзале. Делать совсем нечего. – Он повертел головой, разочарованно поморщился и как бы между прочим поинтересовался: – А ты, кстати, куда едешь?

Кира внимательней вгляделась в соседа. Не слишком ли много он задаёт вопросов?

– Тебе-то какая разница? – постаралась произнести без неприязни, а парнишка дёрнул плечами и радостно предположил:

– Вдруг нам по дороге.

– Вряд ли, – опять возразила Кира.

– Ну-у-у, откуда ты знаешь? Всякое случается, – назидательно заключил парнишка и сделал ещё один многозначительный вывод: – Может, судьба!

– Какая ещё судьба? – недовольно качнула головой Кира. – И вот чего ты ко мне привязался?

Парнишка на мгновение обиженно скривил губы.

– Разве не ясно? – но сразу улыбнулся и бесхитростно признался: – Клеюсь.

Кира снисходительно фыркнула:

– Может, подрастёшь для начала:

На этот раз он не обиделся, беззаботно махнул рукой.

– Да ладно. Чего ты? Я ж особо не наглею. Может, лучше и подкатил бы к ровесницам, да они здесь все под присмотром мамочек. А в одиночку скучно. Правда? – в поисках поддержки преданно заглянул Кире в глаза, но ответа дожидаться не стал. – Меня, кстати, Вит зовут.

– Вит? – переспросила Кира. – Что за странное имя?

– Считай, что от Виталия, – сообщил парнишка.

Объяснение тоже весьма странное.

– Как это – «считай»? А если по-настоящему?

– Считай, что по-настоящему.

Опять он улыбался, и глаза насмешливо блестели.

Вообще-то Кира не собиралась с ним знакомиться. Могла бы сказать, что её совершенно не интересует имя. Но его непривычная форма изумила и сбила с толку.

– А тебя как зовут? – Вит не собирался умолкать и отваливать, и Кира обречённо выдохнула:

– Кира.

– Красиво. А едешь ты всё-таки куда?

– Не знаю, – честно созналась Кира. – Не решила ещё.

– Чего, серьёзно? Разве так бывает? – изумлённо восклицал Вит. – Пришла на вокзал, не зная, куда ехать?

Кира молчала, а Вит, кажется, и без подтверждений понял, что она не соврала, не выдумала, не пошутила, перестал сыпать вопросами, но уже через мгновение встревоженно подпрыгнул на стуле.

– Ой! Совсем забыл! Я же позвонить должен, – раскаянно выпалил в пространство, потом обратился к Кире: – Я быстро. Всего минуточку.

Хотя ей-то что за дело.

Вит вскочил с места, одновременно вытягивая из кармана штанов мобильник, отошёл в сторону, к киоску с журналами. Говорил по телефону и время от времени поглядывал на Киру, растягивал губы в улыбке, даже ручкой приветливо махнул один раз. Видно, переживал, что заскучает она без его назойливого тарахтения. Или смоется, воспользовавшись удачным моментом.

Ну это надо же! Никак не удаётся Кире надолго остаться одной. Обязательно кто-нибудь привяжется. Да только вот все эти быстрые уличные знакомства ещё ни разу ничем хорошим не закончились. Одно хуже другого. Вит, конечно, всего лишь мальчишка. Пусть и шустрый чересчур, но тощий и довольно хлипкий на вид. Если что, Кира ему сумеет по шее накостылять.

Вроде опасаться и не доверять нет причин, но… всё равно надо осторожней с посторонними людьми. Кем бы они ни были. Хватит с Киры приключений. Она уже решила: сыта по горло.

Вит вернулся, плюхнулся на стул, отчитался по-честному:

– Доложился мамочке, что у меня всё в порядке.

А глаза смеялись, и это «мамочке» прозвучало как-то уж слишком иронично и снисходительно. Только Киру ни капли не позабавило, потому что напомнило: она-то сегодня ещё не докладывалась, не отправляла дежурную эсэмэску.

Надо тоже вытащить из рюкзака телефон, включить. Уже с трудом получается набивать все эти фальшиво-позитивные фразы.

Как их разнообразить сегодня?

«Не волнуйтесь. У меня всё ОК», – набрала Кира, ткнула подушечкой среднего пальца в значок отправить.

Сообщение уходить не торопилось, голубое колечко ожидания неспешно вращалось на экране. Почему так долго? Со связью проблемы?

Мобильник дрогнул и громко пискнул. Затем полилась мелодия, сообщающая о входящем вызове.

Нет! Кира даже не станет читать от кого. И так знает. Именно потому – нет! Скорее выключить – заткнуть телефон.

Какое-то время Кира бессмысленно пялилась в почерневший экран, отрешившись от всего окружающего, и не сразу осознала, Вит опять что-то тарахтит ей в ухо. Не слышала, что. Пришлось переспросить, и Вит охотно повторил:

– Так ты решила, куда едешь? А то поехали со мной.

– С тобой? – Кира воззрилась на него с недоумением. – Куда?

– Ну, в гости, – невозмутимо пояснил Вит.

– Что за ерунда! Какие гости?

Его навязчивость начинала раздражать и беспокоить.

Почему он прицепился к Кире? Нахальный малолетка. Неужели рассчитывал, что она с ним… да нет, не в гости поедет. Иногда посматривал чересчур откровенно, взрослого из себя корчил. Хотя… в его возрасте большинство парней такие.

Или, может, он зубы заговаривал, втирался в доверие, а сам просто выжидал момент, чтобы стащить у Киры рюкзак? Там же, кроме обычного девичьего барахла, лежали мобильник и деньги.

Совсем не похож на вора. Да и выжидает чересчур долго.

– А твой-то поезд когда? Что-то ты тоже давненько здесь торчишь.

– Мой поезд? – переспросил Вит с лёгкой растерянностью, будто совсем забыл, почему находится на вокзале, но тут же беззаботно воскликнул: – А! Через полчаса. – Сам даже на часы не посмотрел. – Ещё успеешь надумать.

– Не успею, – решительно произнесла Кира. – Я уже надумала.

Вит широко и счастливо улыбнулся, хоть и не слишком уверенно. А Кира подтвердила, что сомневался он не зря, добавила с безжалостной прямолинейностью:

– Не с тобой.

Направилась прямиком к расписанию, пробежалась взглядом по строчкам, а потом двинулась к кассе.

Она выбрала, куда поедет.

Не домой. Но поближе к дому.

Устроится, где подешевле. В хостеле, например. Деньги пока есть. Поживёт несколько дней, всё осмыслит спокойно.

Хорошо, если за это время Сумеречный храм сам о себе заявит. А нет – так нет. Кира что-нибудь придумает. Только не сейчас. Потом.

Вит вертелся рядом, через плечо заглядывал в билет и не оставлял надежды:

– А может, всё-таки со мной?

– Да угомонись ты, наконец! – осадила его Кира. – И беги давай. А то на свой поезд опоздаешь. Почему родители тебя вообще одного отпустили?

Вит пожал плечами, скорчил гримасу, протянул виновато:

– Так получилось.

Про Киру то же самое можно сказать. «Так получилось». А хотелось бы, конечно, совсем по-другому.

Глава 26 Погони и прятки

Теперь уже не два часа – целых два дня ничегонеделания, глупых упований на внезапное озарение, которое подскажет план дальнейших действий. А ещё лучше – пришёл бы кто-нибудь настоящий, надёжный, взял Киру за руку, вывел на нужный путь и не оставил до самого конца. До дверей Сумеречного храма. Но подобного даже в сказках не случается, а уж в жизни – тем более. Киру в этом очень хорошо убедили.

О чём она вообще думала, отправляясь на поиски одна?

Понятно, о чём.

Что всё у неё непременно получится. Стоит только захотеть, стоит сделать хотя бы первый шаг, самоуверенный и дерзкий. Это как с провинциалкой, отправившейся покорять столицу. Ехала, представляла, как сверкающий мир красной ковровой дорожкой расстелется у её ног. Ага. Обломалась за первым же поворотом. Вместо высшего света попала в дешёвый бордель, девочкой на одну ночь.

Рванула под действием отчаянного порыва, особо не задумываясь, что будет делать. К кому обратиться для начала, папа подсказал, вот Кира и понадеялась, что дальше всё пойдёт само собой, как по маслу. А ведь дальше «строения номер тринадцать» не проскользила бы.

Ночевала Кира в хостеле, а днём обычно бродила по городу, находила какие-нибудь не слишком людные места и сидела там, глядя вдаль, и думала, думала. Но если откровенно, вовсе и не думала, а отгоняла мысли. Потому что они в основном были не по делу. Бестолковые, наполненные безысходностью, сомнениями и неверием в собственные силы. А иногда уж совсем не в ту сторону заворачивали.

Чаще всего накатывали никчёмные воспоминания о тех минутах, когда в Кирином теле кроме её собственной души обитала ещё одна, принадлежавшая какой-то древней сущности, мстительной и непреклонной, помешанной на верности.

На некоторое время их мысли и чувства смешались, наложились одно на другое, стали общими. И Кира тоже узнала, что значит воспринимать мир не как обычные люди. Читать чужие души. Или сердца? Как точнее выразиться?

Где в человеке живёт любовь? Если, конечно, живёт.

Прикасалась к чужому телу, а казалось, что к пустоте. Даже не холодно, даже не твёрдо. Просто – никак. Но, возможно, не настолько она слилась сознанием с подселившимся духом, чтобы со всей полнотой испытывать те же ощущения. Вот и возникло обманное впечатление.

Да и лучше совсем не думать о том, что когда-то приключилось. Да ну его.

Духи, твари, существа. Целый альбом в твёрдом, как у книжки, переплёте заполнен ими. Или почти целый. Несколько чистых страниц осталось. Словно специально дожидаются Киру. Чтобы она дорисовала тех, о которых не знал папа, но которых встретила она сама.

Уже трёх. Древний мстительный дух. Но разве его изобразишь? Он же бесплотный. Сгусток полупрозрачного тумана. Девушку, внешне вполне обычную, но с длинным, похожим на червя, вооружённым иглой языком. И того зверя из леса. С кошачьими чертами.

Кира пыталась, но сложно нарисовать то, что стараешься забыть. Вспоминались не столько внешние черты, сколько эмоции и ощущения, испытанные Кирой при виде нападающей на неё твари, и карандаш неподвижно застывал, уткнувшись грифелем в альбомный лист. Ставил точку.

Хватит уже ужасов и страхов. Сейчас настолько спокойно и мирно. Люди кругом нормальные. И жизнь почти нормальная. Не хочется ничего решать, ничего менять. И ехать никуда не хочется. Разве только домой.

Дома Кира запрётся в своей комнате и так и будет в ней сидеть, а если почувствует начало очередного приступа, наглотается успокоительного до беспамятства. И пусть Сумеречный храм сам является к ней. Если для него главное не место, а время. Время же вездесуще. Мимо Киры не проскочит.

Если ничего не придумается в ближайшее время, а скорее всего, не придумается, она так и сделает – отправится домой. А все эти бессмысленные блуждания по незнакомому городу – обычная передышка, адаптация, медленное возвращение из одного мира в другой.

Людей Кира не то чтобы сторонилась – не замечала. Они мелькали где-то в перспективе и сами не пытались приблизиться. Видимо, издалека улавливали её мизантропический настрой. Даже соседи по комнате в хостеле. Максимум спросят о чём-нибудь незначительном или на автомате бросят: «Привет – пока!»

Или Кира научилась становиться невидимой? А что? Одной странностью меньше, одной больше – для неё не принципиально.

Вот сейчас она сидит в кафе, а другие посетители в её сторону и не смотрят, а если скользнут случайно взглядом, то совершенно безучастным, словно по пустому месту. Кира и сама ни на кого не обращает внимания, то уставится на плотно заставленный цветами подоконник, то к себе в тарелку. Но один раз вскинула голову и поймала чужой взгляд. Чисто случайный, наверное. Просто очередной посетитель, войдя в кафе, в поисках подходящего столика осматривал зал. Точнее, посетительница.

Самая обычная женщина. Лет, наверное, за тридцать. Подошла к прилавку, выбрала, что захотела, и устроилась за столиком, не прямо напротив, а чуть сбоку, и почему-то посмотрела на Киру. Ещё и улыбнулась.

Кира удивилась. И напряглась немножко. Чужая улыбка не обрадовала, а встревожила. Потому что показалась необъяснимо знакомой.

Не черты лица, не внешний облик – Кира была уверена, что никогда раньше не встречала эту женщину, – а вот улыбка…

Открытая, немного ироничная и чересчур многозначительная, похожая на заговорщицкое подмигивание. Словно Киру с её обладательницей связывала какая-то тайна.

Или это обострённая подозрительность, недоверие к кому угодно, накручивание самой себя после того, что случилось? Но, возможно, они всё-таки знакомы, только Кира совсем не помнит. Ну и ладно. Ей никто сейчас не нужен.

Она отвернулась и нарочно не смотрела больше в сторону женщины. Даже когда проходила мимо, направляясь к выходу. Чуть-чуть не дошла до дверей, как услышала позади шум отодвигаемого стула.

Да кто угодно же мог подниматься из-за стола. Посетителей в кафе не скажешь что много, но занято несколько мест. Вариантов достаточно. Но Кира почему-то опять встревожилась, не удержалась – оглянулась. И едва не ахнула. Потому что отодвинула свой стул и поднялась та самая женщина.

Неужели сейчас пойдёт следом? Или, возможно, нагонит, честно расскажет, отчего она улыбалась Кире, напомнит о далёком знакомстве. А вдруг что-нибудь предложит, странное, опять связывающее со скрытым миром.

Скорее убегать или остаться на месте? Смиренно дождаться неминуемого.

В груди что-то затрепетало, тревога заскреблась, словно угодивший в ловушку зверёныш. Кира снова оглянулась.

Женщина неторопливо продвигалась в противоположную выходу сторону.

Кира резко рванула к дверям, вывалилась из кафе, ощущая, как полыхают огнём щёки.

Даже перед собой стыдно. Едва не ударилась в панику на пустом месте. Ещё один симптом к её неподтверждённому диагнозу «пограничное расстройство личности». Приступы необъяснимой ярости, внезапное выпадение из реальности, теперь ещё плюс мания преследования. Да она же стопроцентный псих! Какие ещё могут быть сомнения?

Сейчас бы забиться в какой-нибудь уединённый уголок, где уж точно никого не встретишь. Прийти в себя. А потом… потом уж точно домой. И думать дольше нечего.

По пути Кира пользовалась только одним ориентиром: направлялась туда, куда шло меньше народу. А лучше, чтобы вообще никто не шёл. Так и оказалась в довольно странном районе, совсем уж каком-то безлюдном. Хотя дома кругом вроде бы жилые – на окнах занавески и горшки с цветами. Но попадались и заброшенные.

Наверное, старый район, наполовину расселённый, запланированный на снос.

Высокая стена-ограда, расписанная неумелыми граффити, местами разрушенная. Огромные куски крашеной штукатурки отвалились, обнажив кирпичное нутро. Ощущения жутковатые. Потому что краска бледно-бежевая в пятнах и подтёках грязи. Почти как кожа. А сердцевина буровато-красная.

Несколько больших проломов, от самого верха и почти до земли – человек спокойно пройдёт. Через них хорошо просматривалось производственное здание. Тоже заброшенное, тоже разваливающееся. Двор превратился в свалку.

Вот уж точно безлюдное уединённое местечко. Но выглядит слишком неэстетично и неуютно. Пожалуй, Кира туда не полезет.

Сейчас бы на берег реки. Усесться на невысоком, но крутом склоне, заросшем густой травой, и смотреть. На воду, на небо, на облака, на противоположный берег, на парящих в синеве чаек, не обращая внимания на их странные, словно потусторонние вопли.

Или даже улечься. Заложить руки под голову, согнуть одно колено, а вторую ногу устроить сверху и безмятежно покачивать в воздухе ступнёй, дирижируя невидимым оркестром, который исполняет беззвучную музыку.

Размечталась.

Кира прошла ещё немного вперёд, подумала, что, наверное, лучше не шлёпать бессмысленно дальше, а вернуться. И тут из-за угла ближайшего дома вылетела девчонка и врезалась прямо в Киру.

Обе вскрикнули от неожиданности, Кира едва не опрокинулась назад, но девчонка вцепилась в неё руками. Только, похоже, вовсе не потому, что пыталась удержать. Ухватилась, как утопающий за соломинку. Запрокинула лицо, поймала взгляд.

Глазищи огромные, светло-голубые (цвет Кира зафиксировала неосознанно, слишком ошеломляющим оказалось зрелище, сразу впечаталось в мозг вместе с мелкими деталями), до краёв наполненные страхом и отчаянием. Или нет. Даже переполненные. Страх и отчаяние вместе со слезами скапливались в уголках глаз и стекали по щеке.

– Ты чего? – тряхнула Кира девчонку.

– Они… – с трудом выдавила та сквозь сбившееся дыхание и повернула голову в ту сторону, откуда выскочила. – Они… сейчас… я… – Опять глянула на Киру, выпалила скороговоркой: – Они меня поймают. – Всхлипнула и опять стремительно оглянулась.

Наверное, в первую очередь необходимо было выяснить: кто и зачем? Но Кира услышала приближающийся тяжёлый топот, и опять пришлось сначала действовать, потом думать. Ухватила за руку девчонку, сорвалась с места и её за собой потянула, уже на бегу выдохнув:

– Так чего мы стоим?

Хотела бежать по тропинке вдоль ограды, но девчонка сама потянула в первый же пролом, и Кира не возразила.

Так действительно хитрее. Ограда прикроет, и их заметят не сразу. Может, и совсем не заметят.

Хотя бежать по заваленному мусором двору было неудобно. Приходилось постоянно петлять и перепрыгивать через попадавшиеся препятствия. От этого дыхание быстро сбивалось и соображалось туго. Но Кира всё-таки сумела отметить: преследовавший топот сменился голосами.

Их – несколько, вроде бы только мужские. Решают, что делать дальше. Разобрать слова невозможно. Но наверняка же поймут, что ни взлететь, ни испариться девчонка не могла, разделятся, примутся искать дальше. А заглянув в ближайший пролом, мгновенно их обнаружат.

Ближайшая стена здания глухая, даже окон нет. Но если добежать до угла, завернуть за него – их уже не увидят. По крайней мере сразу.

Кира прибавила скорость. Девчонка не замедляла движение, не висела на руке, тоже изо всех сил неслась вперёд. До угла чуть-чуть оставалось. Уже заворачивая за него, Кира оглянулась. И увидела.

В одном из проломов обрисовался человеческий силуэт, и почти тут же раздался крик.

Тоже увидел, сразу сообщил другим. И теперь даже секунды не передохнуть, надо бежать дальше.

Здание тянулось в перспективу. И кирпичная ограда, как назло, целая. Ни одного большого пролома, только верхний край местами разбит, проступает красным. Но пока до него допрыгнешь, пока надёжно уцепишься, подтянешься, перелезешь…

Значит, единственный путь – вдоль здания, с надеждой, что в дальней части ограды наконец-то найдётся проход.

Девчонка что-то произнесла на бегу. Кира не разобрала, а переспрашивать не стала. Тогда девчонка дёрнула её за руку и крикнула громко:

– Там ворота… открыты!

Одновременно свернули, влетели в прохладный сумрак. После яркого солнечного света перед глазами поплыли белые пятна, так что рассмотреть удалось не сразу.

Большое помещение с очень высоким потолком, рассчитанное на то, чтобы могла свободно проехать машина. И не одна. Наверное, склад. Сейчас пустой. Если не считать всё тот же мусор. В противоположной стене ещё одни ворота, а в ближайшей боковой – дверь. Но не на уровне пола, а, видимо, на уровне следующего этажа. К ней ведёт узкая металлическая лестница. Сама дверь распахнута настежь.

Загрохотали вверх по железным ступенькам. Девчонка впереди, Кира за ней. Проскользнули в проём, а дверь плотно прикрыли. И что теперь?

Правильно ли поступили, забравшись сюда? Снаружи простор, мчись, куда захочешь. А здесь пространство хоть и большое, но ограниченное. Конечно, есть где спрятаться. Но преследователей несколько. И если у них хватит терпения и упорства добросовестно прочесать всё, вплоть до самого укромного закутка. А они-то пока не в самом укромном. В самом предсказуемом. За единственной дверью.

Хорошо, что она вела не в закрытое помещение, а в длинный коридор. Направо – лестница на верхние этажи, а вдоль по коридору – ещё несколько дверей.

– Куда дальше? – спросила Кира. Не у девчонки, а, скорее, у себя или каких-то высших сил. Но те как всегда молчали, и у самой никаких мыслей не было.

Вверх и действительно спрятаться куда-нибудь? Или сигануть вниз из первого попавшегося окна, выходящего на другую сторону здания? Наверное, не так высоко.

Кира посмотрела на девчонку, а та, словно под воздействием взгляда, сложилась вдруг, грохнулась на колени, запричитала:

– Я больше не могу. Не могу бежать. Я устала. Я больше не могу.

Плечи дрогнули, и Кире показалось, сейчас девчонка обессиленно ткнётся лбом в пол. Наклонилась к ней, погладила по спине.

– Прямо здесь ведь тоже нельзя оставаться. Сразу поймут, куда мы делись. Давай хоть найдём место понадёжней. Потерпи! – Кира обхватила девчонку за талию, потянула вверх. – Вставай!

Девчонка медленно поднялась, привалилась к Кире, обмякшая, податливая. Ростом немного выше Кириного плеча. Лет, наверное, одиннадцать-двенадцать. Уже не совсем девочка, но и до девушки ещё не дотягивает.

– Поднимемся? Может, там что-то есть.

Преодолели четыре лестничных пролёта. Остался всего один, который упирался прямиком в люк, ведущий на крышу. Но смысл прятаться на плоской открытой крыше? Всё равно что на футбольном поле.

На последнем этаже дверей было больше, чем на втором. За одной скрывалась совсем маленькая кладовка, за другими – помещения гораздо просторней, некоторые до сих пор заставленные мебелью: стеллажами, шкафами, непонятными металлическими контейнерами или ящиками.

Выбрали одно, с длинными рядами столов, разделённых перегородками. Проходов много – значит, достаточно возможностей для манёвров. И двери две, в разных концах. Даже три. Третья ведёт в соседнее помещение. Там тоже столы и две двери. Кира проверила. И всё равно её не оставляло опасение, что сами себя загнали в угол.

Лучше бы побежали дальше, туда, где людей много. Самое надёжное – прятаться среди людей. А здесь как в клетке.

Забились под дальний стол, затихли. Девчонка прижалась к Кире, всхлипывала тихонько, шмыгала носом, растирала ладонями слёзы.

Ну вот, теперь-то можно спросить: кто и зачем?

Глава 27 «Кто не спрятался, я не виноват»

– Как хоть тебя зовут? – в первую очередь поинтересовалась Кира.

Девчонка посмотрела на неё, моргнула, выдавив из глаз ещё пару слезинок.

– Я… я… – То ли начала заикаться, то ли боялась назвать имя и наконец произнесла толковое: – Яна.

– Понятно, – заключила Кира и кивнула. Жест согласия и поддержки не столько для собеседницы, сколько для себя. Чтобы легче было перейти к более важным вопросам. – Так что же случилось? Кто это за тобой гонится? И зачем?

Но главный-то вопрос заключался совсем в другом, и вряд ли бы на него ответила Яна. Только сама Кира. Как её угораздило вот так, походя, опять во что-то ввязаться? Не думая, надо или нет. И даже не представляя, а на той ли она стороне. Что тут ответить? Да то же самое, что сейчас произнесла Яна.

– Я не знаю, – чуть слышно выдохнула та. – Я не знаю точно, кто они. Но они хотят меня забрать. Хотят забрать с собой.

Яна повторяла одни и те же фразы, чуть-чуть меняя смыслы, которые всё равно оставались слишком туманными. И Кира поняла: придётся как-то самой всё упорядочивать и прояснять.

– Откуда забрать? Из дома? У родителей?

Ответила Яна не сразу, опять моргнула, но слёзы уже высохли, и произнесла совсем тихо и почему-то виновато:

– У меня нет родителей. Не было никогда. Я в интернате живу.

Кира растерялась. Сначала чуть не ляпнула изумлённо: «Правда?» – потом захотела сказать что-нибудь сочувственное, но только запуталась в мыслях и эмоциях и поняла, что лучше всего спрашивать дальше:

– А куда тебя забрать собираются? В приёмную семью? А ты не хочешь?

Яна замотала головой.

– Не в семью. Нет. В семью бы я с радостью. – Закусила губу, задумалась или решала, надо ли Кире обо всем рассказывать.

Но стоило ли сомневаться, когда Кира безоговорочно приняла её сторону? Могла ведь и оттолкнуть, равнодушно отправиться своей дорогой. А она вмешалась, подставилась вместе с совершенно незнакомой девчонкой. И теперь неизвестно, сойдёт ли Кире это с рук.

Заслужила она чужую искренность. И Яна так же подумала, созналась всё-таки:

– Они хотят меня забрать, потому что я не такая, как все.

– В смысле?

– У меня… есть одна необычная способность.

– У тебя, – повторила Кира изумлённо, – способность? – И сразу неосознанно прониклась к Яне ещё большей симпатией и сочувствием, и доверием.

Вот же сложилось удивительно и – как бы сказать? – замечательно. Ну вроде бы они родные. И встретились не случайно. Потому что Кире ничуть не меньше нужна поддержка понимающего человека. Пусть всего лишь ребёнка, и пусть способности у них совершенно разные.

Когда помогаешь кому-нибудь близкому, сама чувствуешь себя сильнее и уверенней.

– И что ты можешь?

– Ну-у-у… – протянула Яна нерешительно. – Я лучше покажу.

Она огляделась по сторонам, немного выползла из-под стола, подняла с пола какую-то небольшую тонкую железку и опять вернулась к Кире, уселась рядышком. Железку сжимала пальцами правой руки, а левую вытянула перед собой, ладонью вверх.

Кира недоуменно наблюдала за Яной, даже предположить не могла, что сейчас та сотворит, к чему все эти приготовления. А когда дошло, поздно уже оказалось, и крик вырвался сам собой:

– Ты что делаешь? Прекрати!

Но толку-то от криков? Надо было ударить по правой Яниной руке, не дать ей дотянутся до левой. Но Кира не успела. Яна стремительно чиркнула острой железкой по своей растопыренной, напряжённой ладони. Словно кисточкой мазнула с густой ярко-алой краской.

– Совсем чокнулась? Ненормальная! – Кира попыталась ухватить Яну за раненую руку, но девочка резко отдёрнула её, сжала пальцы, забормотала торопливо:

– Нет. Не волнуйся. Это ерунда. Сейчас уже ничего не будет. Сама увидишь.

Опять разжала пальцы, обтёрла ладонь прямо о покрытый линолеумом пол, оставляя на нём красные разводы, а потом подсунула её Кире под нос.

– Вот. Уже нет ничего. У меня очень быстро заживает. Очень-очень.

Только следы крови, а кожа совершенно целая. Даже тонкой царапинки не осталось, даже едва заметного шрамика.

Ускоренная регенерация. Кира уже слышала о подобном. И видела. Но тут – просто запредельно ускоренная. И всё равно… предупреждать же надо!

– Больше не показывай, ладно? – Кира сурово глянула на Яну. – Лучше уж на словах как-нибудь.

Девчонка смущённо потупилась.

– Я не хотела пугать. Я не думала…

А-ха-ха. Кира едва удержалась, чтобы…

Ну почему все мысли поворачивают к нему? И ситуации поворачивают. Без конца параллелят, достают ассоциациями. Сейчас-то уж зачем?

– А что, вот так кто угодно может забрать ребёнка из интерната? – задала Кира новый вопрос, а Яна выдала своё очередное:

– Я не знаю. Эти, наверное, могут. – Насупилась, а потом резко вскинулась. – Но я сбежала. Я не хочу с ними. Не хочу, чтобы меня, как урода какого-то. Или инопланетянина. Изучать стали. Ведь да? Таких, как я, всегда изучают. Опыты ставят. Я слышала.

Кира тоже слышала. Но думала – это так, в кино или в книгах. Она ведь тоже странная, а её только по врачам таскали на предмет выявления психических и прочих отклонений. Хотя ведь ни сама Кира, ни родители никому и никогда не рассказывали про её необыкновенную способность. Да её и не продемонстрируешь наглядно. Мало кто из людей знает про существование скрытого мира. Заявили бы Ратмановы о нём, тогда бы их точно всей семьёй в «психушку» упекли. Решили бы, что у них крыша едет, у всех троих разом. А с Яной – совсем другое. И видно сразу, и польза ещё какая.

– Почему ты уверена, что изучать? А если школа есть какая-то специальная. Для таких, как… ты. – Кира едва не брякнула «мы», но сдержалась.

Яна поджала губы. То ли смутилась снова, то ли обиделась на Кирину недоверчивость.

– Я случайно подслушала, как один из них с нашей директрисой разговаривал. Он спрашивал, почему у меня родителей нет и могут ли объявиться родственники, которые станут меня искать. И объяснял, как важно выяснить механизмы… – Яна сделала паузу, вспоминая чужую сложную фразу, – такой удивительной способности к регенерации у высокоразвитого организма. Как это ещё можно понять?

– Ну да, – согласилась Кира.

Они переговаривались тихим шёпотом, старались как можно меньше шуметь. И Кира постоянно прислушивалась – что там происходит за стенами. Она, конечно, не как некоторые, не способна улавливать стук чужого сердца, но шум-то шагов – запросто. Кира и дверь в помещение специально не закрыла, надеясь, что любой нормальный человек решит: разве прячутся за распахнутой дверью? И если кто-то появится в коридоре, сразу станет слышно.

Сразу – не сразу, но да, слышно.

Кира замерла, уловив посторонний звук, красноречиво глянула на Яну, ещё и палец приложила к губам. Девочка опять испуганно припала к ней.

Шаги уверенные и твёрдые. Возможно, человек уже давно ходит по этажу, просто они не заметили за разговором. Или всё-таки расстояние помешало услышать раньше. Вроде точно один. Всё ближе, всё слышнее.

Потом звук шагов затих. Наверное, человек остановился в дверном проёме и заглядывает внутрь. Опять двинулся с места. Идёт дальше. Не прочь, а ещё ближе. Ходит между рядов, заглядывает под каждый стол.

Вот ведь!

Яна сжалась в комочек, но лицо не спрятала, смотрела на Киру. А глаза опять такие, что сердце замирает. И страх, и надежда – снова через край. Захлёстывают волной, утягивают в бездну. А там уже поток собственного отчаяния.

Ну что Кира может сделать?

Дольше нельзя сидеть, в конце концов пришедший человек их обнаружит. Бежать надо. В разные стороны. Чтобы сбить с толку. Ловить Киру ему без надобности, но вряд ли он сразу сообразит, кто из девушек кто.

– Бежим! – проговорила Кира беззвучно, изобразила руками Янин маршрут и свой.

Яне – проход между столами подальше, который выводит прямиком ко второй двери, а Кирин ближний. Если человек сразу кинется за девочкой, Кира как-нибудь попытается ему помешать.

Выскочили из-под стола одновременно, но сразу разделились, как запланировали. Помчались к выходу. Кира успела глянуть на бегу, кто тут бродит.

Действительно один. Мужчина. Не хилый такой. До громилы далековато, но от этого им только хуже. Двигается быстрей. И с моментом они не угадали. Он как раз разворачивался в конце ряда, и именно у той стены, в которой располагались двери. Мгновенно бросился наперерез.

Не успеют. Сразу ясно, что не успеют. Добегут до выхода все одновременно. Правда, у Киры есть шанс пересечься с мужчиной чуть раньше.

Если поменять направление, они тут долго могут метаться между столами, пока и остальные преследователи не подоспеют, привлечённые топотом над головой. А может, этот уже и успел сообщить товарищам. Мало ли как они связь поддерживают. Мини-приёмник в ухе, микрофон на вороте рубашки. Поэтому время терять нельзя и придётся использовать право на первую встречу.

– Беги! Быстрее! – крикнула Кира Яне и сама поднажала, чтобы уж точно успеть.

В последнее время натренировалась она драться с мужиками. Хотя ещё ни разу дело её победой не закончилось, но несколько необходимых секунд Кира сумеет отвоевать.

Уже несколько шагов оставалось. Яне до двери, Кире с преследователем до общей точки пересечения. И вдруг Яна резко дёрнулась, а дальше уже не совсем бежала, летела. Со всего маха впечаталась точно в косяк.

Её отшвырнуло назад, и она исчезла из виду, заслонённая столами. Только слышно было, как что-то тяжело ударилось об пол. А Кира с разбегу врезалась в мужчину, попыталась сбить с ног.

Он покачнулся, но устоял, перехватил Кирин удар. Ещё один чёрт натренированный! И не церемонясь, не тратя напрасно ни мгновения, ответил.

Кира тоже отлетела назад, рухнула под стол. Ещё и затылком приложилась. В глазах потемнело, а в голове поплыл звон, мощный такой, оглушающий. Когда пришла в себя, когда сумела встать, увидела, что мужчина уже выволакивает Яну в дверь, а та бьётся, изворачивается в его руках, но безуспешно.

Если Кира сейчас навалится на него сзади, с двумя противницами одновременно мужчине трудно будет справиться. Но лучше так, чтобы не тратить лишнего времени на борьбу, чтобы быстро и результативно: и Яну бы точно выпустил, и на Киру не переключился бы.

Ну!

У боковой стены стоит вытяжной шкаф. Стекло в нём разбито. Хищно скалится острыми осколками, словно частоколом зубов.

«Самое оптимальное – небольшой острый предмет. Его где угодно можно найти. Главное знать, как эффективней воспользоваться».

Да Кире не надо совсем уж эффективно.

Подскочила к шкафу, стянула вниз рукав кофты, безжалостно вырвала один из длинных стеклянных клыков, тот, что поострее и потоньше, и в сжатый кулак удобней ложится. А теперь в коридор, и не думая, не чувствуя, не сомневаясь, с размаху – в плечо.

Всё-таки ощутила, как осколок упёрся во что-то твёрдое, хрустнул в руке, впиваясь иглами боли в ладонь, переломился, оставляя одну свою часть в живой плоти.

Мужчина взвыл, выпустил Яну, ухватился за плечо. И Кира ухватилась за девочкину руку, не давая ей времени осознать, что произошло.

– Бегом! Быстрее!

До конца коридора. Там ещё одна лестница. Но где гарантия, что их не поджидают внизу с обоих концов? С одного-то даже уже и не ждут: издалека доносится дробный топот. А до другого просто дальше, можно не услышать.

Мимо одной двери, мимо другой. А дальше – не дверь, ниша в стене. Кира краем глаза заметила. Но только поравнялась с ней, что-то вцепилось в локоть, дёрнуло в сторону, как раз внутрь ниши. Яну мотнуло, и она снова чуть не впечаталась в стену.

– Сюда! – прозвучало резко и невозмутимо. – Там наружная лестница.

И опять дёрнул за собой. Потому что Кира окаменела, просто вросла в пол и рот сам открылся.

– Всё потом. Некогда.

Некогда. Потом. Ладно. Но была бы одна, без Яны, и на погоню бы наплевала. А сейчас пришлось послушно ринуться следом.

Вовсе не ниша, боковой коридорчик, стиснутый глухими стенами. Заканчивается дверью. За ней – балкон. Точнее, площадка между диагональными линиями ступенек. Пожарная лестница, запасный выход. Грохот и гул металла под ногами. Янину руку Кира отпустила, потому что невозможно быстро спускаться, не держась за перила.

Она первая, Яна в середине, замыкающий – Ши. А может и нет его. Привиделся.

Кира спрыгнула на асфальт с последней ступеньки, оглянулась.

Да что вы? Здесь.

Напомнил:

– Всё потом. – И стремительно зашагал вдоль здания. – Шевелитесь!

Вывел к небольшой дыре в ограде, пролез и особо не стал ждать, сразу двинул дальше, через овраг, через заросли кустарника, петлял между домами, больше не подгоняя и не оглядываясь. Наверняка предполагал самоуверенно: «Им ведь нужно удрать, спастись, спрятаться? Побегут следом как миленькие».

А куда деться? Бежали.

Остановились в самой оживлённой части города. Кира только этого момента и поджидала. Хоть и запыхалась, хоть и во рту пересохло до першения, едва заметила лёгкое шевеление тонких твёрдо очерченных губ, вскинулась и выпалила презрительно:

– Что? Опять понадобилось какую-нибудь тварь выманить? Быстро, просто и с минимальным риском для тебя.

Ши ответил не сразу. Не растерялся, а, пожалуй, нарочно выдержал паузу, прежде чем выдать бесстрастно:

– Соскучился.

Он же бесчувственный, как чурбан. Сарказм-то откуда берётся? Разве это не из области эмоций?

– Тогда улыбки не вижу. Радости от встречи.

Опять помолчал. Отделил то, что уже было сказано, отодвинул прочь, как совершенно не нужное, и словно только что сам первым начал разговор:

– Где ты здесь обитаешь?

– Твоё какое дело? – сквозь стиснутые зубы выдохнула Кира, получилось не совсем членораздельно, и он, конечно, сделал вид, что не понял. С его-то суперслухом!

– Где?

Чёрт с ним!

– В хостеле.

– Идём?

Кира фыркнула возмущённо.

– Ты-то зачем?

И осознала, что Яна с тех пор, как они остановились, не подаёт никаких признаков своего существования. Развернулась, отыскивая девочку взглядом.

Та стояла у Киры за спиной, словно пряталась там от Ши, смотрела под ноги. Может, боялась? Кире-то тоже в первую встречу с этим колоритным персонажем было не по себе. А Яна ещё младше и без него на пределе.

Ши воспользовался благоприятным моментом, проигнорировал Кирино возмущение, сам поинтересовался, не слишком воодушевлённо:

– А она кто?

– Яна, – произнесла Кира и сумела обозначить в конце жирную точку, красноречиво свидетельствующую о том, что продолжения с подробностями Ши не дождётся. А он и не претендовал.

– Так мы идём? В твой хостел.

Чёрт с ним ещё раз. Пусть прётся.

Тем более вместе как-то надёжнее. Ну-у-у… с учётом, что ведёт Кира и в знакомое только ей место, подленьких сюрпризов можно не опасаться.

Кира опять повернулась к Яне, произнесла мягко:

– Пойдём. Хоть отдохнёшь немного.

Та смиренно качнула головой, поплелась рядом. Ши с другого бока. Ушёл бы вперёд, если бы знал, куда идти.

Глава 28 Свет и тьма

Хостел размещался в бывшем общежитии. Табличка с отбитым углом и с паутиной трещин по стеклу по-прежнему красовалась возле главного входа. Далеко не новый дом в три этажа. На первом располагалось несколько маленьких магазинчиков, на втором – какие-то конторы, и только третий – жилой. Несколько комнат с двухэтажными кроватями, туалет и душ – общие для всех.

В первую очередь Кира заглянула к хозяину. Ну или как его правильно называть? Управляющий? Он, точнее, она тоже жила здесь. В самой ближайшей к входной двери и самой маленькой комнатёнке.

– А свободные места есть? – спросила Кира с порога.

Хозяйка ответила, не отрывая взгляда от экрана телевизора:

– Да твоя комната сейчас целиком свободна. Правда, только до завтрашнего вечера. Недавно соседи выехали. Тебе сколько мест нужно? Одно? – и наконец-то посмотрела на Киру, весьма многозначительно.

– Два, – долетело из коридора.

– Ну и хорошо, – откликнулась хозяйка, назвала сумму.

Ши рассчитался сам. Его появление, как обычно, произвело неизгладимое впечатление. Хозяйка с любопытством уставилась на него, потом опять на Киру.

– Это…

Кира не позволила ей выдавать версии:

– Да вот, подошёл на улице, спросил, где найти гостиницу. Я и привела сюда.

– Понятно.

Кажется, хозяйка ещё о чём-то хотела спросить, но Кира торопливо поблагодарила её и выскочила в коридор.

Соседи действительно съехали, и Кирина комната выглядела необитаемой. Три двухэтажные кровати, каждое место аккуратно застелено. В середине стол и четыре стула. Пустые. Ни одной посторонней вещички. В нише у входной двери сиротливо покачивались плечики. Вся Кирина одежда в рюкзаке, а тот засунут под кровать. Поэтому нет никаких следов и Кириного присутствия.

Яна сразу уселась на ближайшую кровать, осторожно, на самый краешек, прислонилась плечом к деревянному столбику, ссутулилась, прижала к животу сложенные руки. Она выглядела усталой и опустошённой. Видимо, сил совсем не осталось, даже эмоции перегорели. Бездумно водила глазами за перемещавшейся по комнате Кирой.

– Есть хочешь?

Яна замялась смущённо, но потом всё-таки кивнула, выдавила короткое:

– Угу.

С появлением Ши она стала тихой и немногословной. Но Кира её прекрасно понимала. В подобном положении начинаешь с подозрением и недоверием относиться к любому постороннему человеку. А Ши и выглядел не располагающе, и вёл себя резко и неприветливо. Хотя в сторону Яны лишний раз даже не смотрел и заговаривать с ней не пытался. Ещё и вызвался сам:

– Тогда я схожу. Что-нибудь принесу.

Откуда вдруг такая заботливость? Желал загладить перед Кирой былую вину за то, что подло подставил её с духом?

Да прям! Вину тоже надо чувствовать.

Но появился он, конечно, вовремя. Как всегда. Чтобы благополучно вытащить Киру из очередного переплёта. А потом самому же втолкнуть её в другой. Да?

Пока перекусывали, начало темнеть. Кира глянула на Яну.

– Спать хочешь? Ты устала, наверное.

– Очень, – тихонько созналась Яна.

Ши вышел из комнаты.

Яна забралась на второй этаж Кириной кровати, развернулась лицом к стене, затихла. Кира выключила свет и тоже вышла.

Ши торчал в самом тёмном месте, в торце коридора, у окна. Неотрывно пялился вдаль сквозь стекло, но услышав, как хлопнула дверь, обернулся, кивнул едва заметно, приглашая Киру к себе, и опять уставился в окно. Она подошла неспешно, упёрлась ладонями в подоконник.

– Ну и как ты опять меня нашёл? Не случайно же наткнулся. – Увидела, как Ши открыл рот, намереваясь ответить, но успела ввернуть раньше, вспомнив про недавнее «соскучился»: – Сердце подсказало – тоже не вариант.

– Знакомый… подсказал.

Звучало неправдоподобно.

Понятно, что знакомые у Ши есть. В скрытом мире он личность известная. И среди людей – вполне возможно. Не верилось только в одно. В то, что он с кем-то поддерживает отношения.

– Знакомый? Какой?

– Не важно.

Может, и не важно, но любопытно. Кто это? Кире много людей повстречалось за два дня, но она ни одного человека не запомнила. Разве только ту женщину в кафе, смутившую улыбкой.

Да ну. Точно не она.

– А зачем? Чего тебе опять от меня надо?

Ши не задумывался над ответами, выдавал сразу, в обычной своей манере: слов – минимум, голос ровный и бесстрастный. И совсем тихий, чтобы не привлекать внимание сновавших по коридору постояльцев из других комнат. К ночи тут всегда самое оживление.

– У нас соглашение. Привык всё доводить до конца.

Кира помнила, как загадывала: «пришёл бы кто-нибудь, взял её за руку, вывел на нужный путь». Не зря говорят: осторожней надо с желаниями, им свойственно сбываться, но совсем не так, как ждёшь. Вот уж точно – её случай. Гримаса судьбы.

– Что тут произошло?

Это он про Яну? Про неё. И Кира рассказала, как встретила девочку, про Янину необыкновенную способность, про людей, которые хотели её забрать из интерната.

Ши выслушал, не проронив ни слова, по-прежнему неотрывно пялясь в окно. И только когда Кира сама замолчала, проговорил с едва уловимым осуждением:

– Зачем ввязалась?

Кира хмыкнула.

– Как будто не знаешь, что отвечу. Без понятия. Так получилось. Не могла просто отвернуться и уйти. За ней бежали. Куча здоровых мужиков за одной девчонкой.

– Дура, – заключил Ши спокойно.

Развернулся вполоборота и смотрел на Киру. Точно смотрел. Кира, может, и не видела его взгляд, но чувствовала. Какой-то особенно осязаемый, тревожащий. И сама смотрела, не могла оторваться. На чёлку, ярко-белую даже в густеющей темноте, и, кажется, замечала блеск спрятанных за волосами глаз.

Как-то странно всё. Очень странно.

О чём он думает?

Никогда не хотелось знать, а сейчас… ну просто нестерпимо. Даже сердце заколотилось сильнее.

А он, между прочим, это слышит. И…

В очередной раз хлопнула одна из дверей. Чересчур громко.

Обычно ночью старались не шуметь, все ложились в разное время. А тут кто-то не рассчитал, саданул со всего маха. Ши опять развернулся к окну.

– Что собираешься с ней делать?

– С ней? – Кира не сразу поняла, про что он говорит.

Да про Яну же, конечно. Осознала, словно проснулась, и сразу снова всё стало обычным. И чужие мысли перестали интересовать, и сердце забилось ровно.

– Отвезу к родителям, наверное. Куда же ей теперь? В интернат она точно не вернётся. И не в полицию же сдавать.

Наверное, Ши согласился с Кирой. Никак не прокомментировал, спросил совсем о другом:

– Сама-то спать собираешься? – спокойно, без эмоций.

– А ты куда-то отправишься?

– Сегодня – нет.

Кира не стала уточнять, почему. Не ответит же. Максимум опять выдаст «не важно».

– Идём?

Засыпая, она и предположить не могла, что приготовил завтрашний день. Для неё, для Ши, для Яны.

Они опять объявились, те самые люди, которые накануне преследовали девочку. Как только нашли?

С утра Ши неожиданно изъявил желание самому смотаться за билетами. Предложил рациональное объяснение.

– Вам лучше сидеть здесь и никуда не высовываться. – Развернулся к Кире и повторил чётко и твёрдо: – Не высовываться. Действительно никуда.

Где-то проболтался половину дня, а вернувшись, сообщил, что билеты были только на вечерний поезд. Выложил на стол. Два.

Значит, сам не едет.

А Кира и не хотела, чтобы он ехал. Зачем?

Но и им с Яной не удалось, а ведь оставалось буквально несколько метров. Чуть-чуть не добрались до вокзала.

Ши сбавил шаг, произнёс невозмутимо:

– Надо уходить отсюда.

Но его спокойный голос никого не обманул.

Секунда напряжённого молчания, осознания смысла.

– Почему? Что случилось? – вскрикнула Яна.

Она испугалась мгновенно. Кире даже показалось – сейчас забьётся в истерике. Только успокоилась, только поверила, что теперь всё будет хорошо. И опять.

– Пока ничего, – бросил Ши. – Не дёргайся. Просто уходим. – И вдруг холодно поинтересовался: – Или хочешь остаться?

Вот скотина. Со своими способами ведения разговоров. К ребёнку-то мог отнестись снисходительней?

– Пойдём, Яна, пойдём, – как можно убедительный проговорила Кира, взяла девочку за локоть.

Вместо того чтобы спуститься в подземный переход и пересечь площадь, свернули в сторону, быстрым шагом пронеслись вдоль дома и опять свернули, на узкую улочку. Но и здесь их, похоже, ждали, заранее перекрыли все пути.

Сразу трое устремились навстречу.

Яна пискнула. Ши не стал ввязываться в драку, не стал метаться в поисках выхода, толкнул спутниц прямо в ближайшие кусты.

– Вперёд! Быстрее.

Так и упирался ладонями в спины.

Ветки хлестали, цеплялись за одежду. Хорошо, что заросли оказались не широкими. Выбрались, почти уткнулись носами в кирпичную стену, проскользнули вдоль неё. Потом – за угол. Попали в какой-то двор. Ряд деревьев, за ними – железнодорожные пути.

Дальше Кира даже не пыталась запоминать, что-то бесконечно мелькало мимо в густеющих сумерках: деревья, строения, рельсы, вагоны – одинокие и сцепленные в бесконечные цепочки, опять строения, электрический свет и густые тени. Заблудились, запутались, перестали понимать, в каком направлении движутся. Даже особое чутьё Ши не помогло.

– Ладно. Хватит бегать. Всё равно…

Что ему «всё равно», он так и не объяснил.

– Спрячьтесь куда-нибудь. Чтобы сразу на глаза не попали. Только не залезайте опять слишком глубоко.

Проследил, куда они побежали, а сам направился в противоположную сторону. Кира оглянулась и успела заметить, как сжались его кулаки. Потом пальцы опять выпрямились, длинные, тонкие, даже изящные. Шевельнулись по очереди, словно изобразили волну. Лёгкая разминка перед основной работой.

Впереди, не так далеко, в узком проходе между двумя зданиями мелькнул человеческий силуэт. Точно не Ши, кто-то другой. Проскочил мимо, но потом вернулся.

Кира резко затормозила, скомандовала Яне:

– Сворачиваем.

Не думая, куда. Лишь бы в другую сторону. Нырнули в тень, пробежали под какой-то высокой металлической конструкцией. Широкий асфальтовый пятачок, а за ним – опять какие-то заросли. Сбоку – очередное здание, небольшое, приземистое, похожее на огромную коробку.

Внутрь Кира больше не полезет, да оно и заперто, скорее всего.

Опять – в кусты, в темноту. Спрятались за выступом стены. Только припали к стене, где-то совсем близко грохнуло громко и пронзительно.

Выстрел!

Яна вздрогнула, сжалась. Определила, что за звук. Вцепилась в Кирину руку, затрясла, заглядывая в глаза.

– Пойдём! Пойдём отсюда! Пожа-а-алуйста!

– А если опять наткнёмся на кого?

– А если нас опять найдут? Как прошлый раз. Ну давай уйдём! Давай! – умоляла, продолжая дёргать за руку. И вместе с Кириной рукой трясся Янин голос, связывая девушек в одно целое.

– Ну хорошо, хорошо!

Кире тоже хотелось сбежать отсюда. А Ши…

Ну он-то точно без них обойдётся. Они для него скорее обуза, чем поддержка.

Поблизости всё тихо и спокойно. Никого нет. Яна вертелась нетерпеливо и по-прежнему просительно заглядывала в глаза, будто подгоняла. Даже с места сорвалась первой, выскочила из-за выступа, промчалась дальше, вдоль стены, не в ту сторону, с которой пришли, а в противоположную, свернула за угол и угодила прямиком в объятия какого-то мужика. Сообразила в последний момент, резко сменила направление, метнулась прочь, но он успел ухватить её за футболку. Ткань натянулась, а Кире на соображения времени не осталось.

Но она умела – с налёта, не утруждая себя расчётами. Ногой в удачно открытый бок и почти сразу же кулаком в морду.

Яну мужик отпустил, но загибаться от боли и тем более отступать не стал. Тоже замахнулся, но, похоже, не воспринимал соперничество с девчонкой всерьёз.

Кира сумела увернуться. Пока отклонялась, ещё и успела заметить краем глаза яму в нескольких шагах.

Если столкнуть противника туда, у них с Яной появится время, чтобы удрать. Но придётся самой наступать, чтобы оказаться в нужном месте, и при этом ухитриться не попасть под раздачу.

Дёрнулась в сторону, обозначила удар. Обман, но мужик купился, при этом сдвинулся куда надо.

Ну! Ещё чуть-чуть.

Чужой кулак просвистел возле самой скулы. Чудом не наткнулась на него. Поднырнула под руку и просто пошла на таран.

Противник не ожидал, отшатнулся. К самому краю ямы. Потерял равновесие, начал опрокидываться назад, беспомощно взмахнул руками.

Не столь и беспомощно. Кира рано расслабилась. Дёрнулась. Уже не сама. Неудержимо потянуло вперёд и вниз. Под действием чужого веса.

Рухнули в яму вдвоём. Хорошо, что Кира оказалась сверху. Извернулась, откатилась в сторону, отбив ногой пытающуюся ухватить её пятерню. Вскочила, не выпуская из вида противника.

Он тоже поднимался. Но у Киры получалось быстрее. И может, она успеет выпрыгнуть из ямы до того, как он достанет её?

Краем уха Кира услышала нарастающий рёв мотора. Яркий свет вспыхнул и на мгновение ослепил и Киру, и её противника. Они застыли одновременно.

Машина летела, подпрыгивая на неровностях дороги. Прямо на них. Водитель, похоже, не замечал ни ямы, ни людей в ней, сосредоточив взгляд на чём-то другом. Переднее стекло разбито. Его хорошо было видно. Перекошенное лицо в красных штрихах свежих порезов.

Сознание само фиксировало детали. Совершенно не важные. Или наоборот?

Движение чуть в стороне.

Ши выскочил. Ниоткуда. На бегу перехватил по-другому кинжал. Чтобы метнуть.

Кирин противник тоже выхватил. Пистолет. Вскинул руку. Но Кира успела пнуть его под коленку, а он всё-таки успел выстрелить. Но нога подогнулась, рука дрогнула, и пуля ушла неизвестно куда. В Ши она точно не попала.

Тот на бегу шарахнулся в сторону. Машина тоже резко вильнула. Водитель, безжизненно навалившийся на руль, съехал вбок. Машину занесло ещё сильнее.

Кира мгновенно сложилась, прикрыв руками голову. Сверху на неё посыпались комья земли, рёв мотора оглушил. Звук завибрировал прямо внутри головы. А потом раздались грохот и звон.

Наверное, машина на всей скорости врезалась в ближайшую постройку, и…

Новый грохот. Такой мощный, что заполнил весь мир, вытеснил воздух, расшвырял мысли, навалился, раздавил. И даже обжёг необъяснимым жаром.

* * *

Первое, что зафиксировало сознание, когда Кира пришла в себя: странные щелчки, треск и оранжевые отсветы. Потом – удушливый запах гари. И только тогда зрение включилось.

Пистолет возле Кириных ног. Дальше, в нескольких шагах – человек, сидящий на дне ямы, привалившийся спиной к земляному склону. Голова безвольно свесилась на грудь. Волосы слиплись. От крови.

Мёртвый или ещё живой? Выяснять совсем не хотелось. Нужно побыстрее выбраться из ямы, найти Яну, Ши. И бежать отсюда.

Кира выпрямилась, заглянула через край ямы.

Теперь понятно, откуда треск и всполохи. Огонь жадно дожирал то, что осталось от постройки и врезавшейся в неё машины. А Яну и Ши искать не надо. Они тут, недалеко. Метров тридцать, наверное. В ярком оранжевом свете хорошо видны.

Ши лежит, спиной на земле, неподвижный, руки безвольно раскинуты в стороны. Голова – у Яны на коленях. Запрокинута назад. Чётко вычерчена напряжённая линия шеи, чуть изломанная выступающим кадыком.

Фигура Яны тоже чётко вычерчена, подсвечена огнём. Плавный изгиб спины. На лице и волосах – рыжие блики. Ладонь левой руки лежит у Ши на лбу. В правой…

Кинжал?

Почему? Что она собирается делать?

– Яна!

Услышала, развернулась, уставилась на Киру. Будто пригласила: «Смотри!»

– Ты? Нет.

Она же ребёнок! Неужели способна на такое? Неужели с самого начала…

Яна улыбнулась.

Нет, не зловеще, не насмешливо. Обычно. Милая чуть наивная детская улыбка. Подняла руку. Кинжал крутанулся в пальцах.

Эффектный показательный трюк. Уже не раз виденный.

Профи. Отточенное умение. Ни грамма колебаний. Равнодушие во взгляде, холодное и твёрдое, как клинок.

– Нет! Не смей!

Яна отвернулась, перестала обращать внимание на Киру.

Как её остановить? Не только ради Ши, ради неё же самой. Она ведь действительно ещё ребёнок. Почему?

Пока Кира вылезет из ямы, пока добежит, Яна успеет. Одно отработанное движение, росчерк, пересекающий горло. А можно ещё проще. Треугольная выемка с левой стороны. Там, где сонная артерия. Наставил, надавил. Не промахнёшься.

Как её остановить?

Всё-таки постараться успеть? В один мах заскочить на край. Может, чтобы взглянуть на старания Киры, Яна опять отвлечётся.

Переступила, примериваясь. Нога попала на что-то выступающее, твёрдое и едва не подвернулась. Быстрый взгляд вниз.

Пистолет!

Кира стремительно нагнулась, подхватила оружие, сжала двумя руками, вытянула их в сторону Яны.

Как её остановить?!

Выстрелить? Напугать?

– Яна! Не смей! Слышишь?

Палец нервно нажал на спуск. Выстрел грохнул. Отдался в ушах и в мышцах. Толкнул назад.

Яна вздрогнула, качнулась вбок.

Пистолет упал на землю. А Кира осела. Перед глазами поплыли круги, заструилась поблёскивающая яркими искрами темнота.

Ну нет! Нельзя! Не сейчас! Только не сейчас!

Глава 29 Бить или любить

Кира очнулась опять неизвестно где.

Над головой – белый потолок, на стене – бледно-розовые обои в мелкий цветочек.

Неужели она в больнице? Но в больничных палатах не клеят обои.

Медленно повернула голову набок и упёрлась взглядом в Ши.

Он сидел на углу стола. Одна нога стояла на сиденье стула, другая упиралась в пол. Смотрел перед собой. Или на Киру? Разве разберёшь?

Грязный. Как чёрт. Размазанные тёмные пятна. Не понять, что: земля, сажа или кровь?

Мамочки!

Перед Кириными глазами замелькали оранжевые всполохи. Очертили фигурку – сидящую на коленях девочку. Неподвижную. И вдруг она вздрогнула, покачнулась.

– Я убила её? Я убила её?!

– Нет. Не ори. Только ранила.

Ранила?

– Где она?

– Не знаю. Мне – без разницы.

А Кире – нет. Непременно надо увидеть, убедиться, что он не врёт. Что сама она…

– Я правда…

Не стал слушать, перебил:

– Правда. – Добавил жёстко: – И хватит уже.

Кира села, спустила ноги на пол, вцепилась пальцами в край кровати, проговорила виновато-дрожащим голосом:

– Но я не могу. Я не понимаю. Она же ещё ребёнок.

– Не ребёнок. – Ши возразил сухо, но твёрдо: – Никогда им не была. Поверь.

Поверила. Сразу. И поняла.

– Она – такая же, как ты?

– Нет. Она – более совершенная модель. Без изъянов.

Будто о неживых, будто о машинах. О Яне. О себе.

– А ты…

Опять перебил:

– Хватит.

Но Кира не могла остановиться. И дело даже не в том, что её опять обманули, опять использовали. Ерунда. И даже твари из скрытого мира – ерунда. По сравнению с этим.

Девочка с ясными голубыми глазами и с профессиональными навыками убийцы. Холодный взгляд, под стать блеску металла. Рука с занесённым клинком. И ни тени сомнения в том, что ей придётся сделать. Даже легче, чем безропотную овцу – прирезать человека без сознания. Выждав подходящий момент. Нет. Подстроив подходящий момент. С минимальным риском для себя и со стопроцентно эффективным результатом.

Неужели подобное действительно может быть?

И Ши. Он сам, его поступки и всё остальное, что с ним связано.

– Почему тебя хотят убить?

Он убрал ногу со стула, поднялся, медленно двинулся к стоящему в углу шкафу, бесцветно выдавая на ходу:

– Потому что я – неудавшийся эксперимент. Бракованный экземпляр. Знаешь, что с такими делают? – И сразу без перехода: – Ты в душ идёшь? А то я пойду.

– В душ? – Кира только что обратила внимание на свои перемазанные землёй руки. И джинсы тоже грязные. И вся она наверняка с головы до ног. Навалялась в яме. А Ши всё равно больше ничего не скажет. Ни о себе, ни о другом. Спрашивать бессмысленно. – Да. Иду.

Долго простоять под душем не получилось. Ноги норовили сложиться в коленях, тянуло усесться на кафельный пол. А ещё лучше – лечь. От горячей воды совсем разморило. Даже вытереться как следует Кира не смогла, натянула одежду на влажное тело, слегка промокнула волосы. Выбралась из ванной, уселась на стул.

Ши сразу смылся, но Кира хотела его дождаться. Хотя бы узнать, как она попала сюда, в комнату. Видимо, в очередной гостиничный номер. Неужели волок её на себе? Или ещё как? Уж про это он мог бы рассказать. А потом поняла – не дождётся.

Размеренный шум воды за стеной убаюкивал. Как шелест дождя. Кира доползла до кровати, откинула измазанное ею же покрывало, улеглась и почти сразу провалилась в сон. Как в небытие. Потому что очень хотелось именно в небытие. Чтобы забыть всё то, что сумела узнать.

Из-за этого и просыпаться она не спешила. Проспала, наверное, целый день, а когда открыла глаза, всё равно посчитала, что мало.

Лучше и дальше спать, не вставать. Потому как вечер или ночь – что там уже наступило? – не обещал ничего хорошего.

Она прекрасно знала, что вскоре за очередным её выпадением из реальности последует приступ неуправляемой агрессии. Но не настолько же быстро! Суток не прошло.

Кира сжала в пальцах кромку одеяла, даже зубами в неё вцепилась, пытаясь унять рождающуюся глубоко внутри себя яростную дрожь.

Нет, не получалось лежать. Отбросила одеяло, вскочила.

Ши находился в комнате, стоял у окна. Может, раньше и смотрел в него, но сейчас развернулся в сторону Киры.

А вот зря!

«Отвернись! Хватит пялиться!»

С силой стиснутые зубы мешали вырваться словам.

Кира метнулась к дверям, потом к столу. Без смысла, просто чтобы двигаться. Но этот дёрганый бег самой же показался глупым и смешным. И он наверняка смеётся над ней. Наблюдает и смеётся. Хорошо хоть молчит.

«Не вздумай хоть что-то вякнуть. И шевельнуться не смей. Словно тебя нет. Словно ты стул. Или шкаф. Не способен ни видеть, ни думать, ни чувствовать».

Подскочила к кровати, села, схватила подушку, прижала к груди. Как защиту. Как что-то мягкое и успокаивающее.

Не помогло.

Ни разу ещё подобного не было. Чтобы так. Неуправляемая злость клокотала внутри настолько сильно, что просто подбрасывало, рвало с места. Либо биться башкой об стену, либо нестись неважно куда. Вылететь из этой комнаты, и лучше не через дверь. Чтобы шаг – и сразу на свободе. Как Ши делает. Прыжок из окна.

Какой там этаж? Пятый? Шестой? Вот и отлично. Зато дальше бежать уже не захочется. И не получится. Душа – птичкой в небо. И выше. Между пятен света и тьмы, среди непрерывного движения, к манящему сиянию впереди.

Должна же Кира когда-то его достичь. Нырнуть, раствориться, тоже обернуться сиянием. Или что там из неё получится?

Изломанная фигурка на асфальте? И ярко-алый нимб вокруг головы. Или пятый этаж – это не настолько высоко?

Всё-таки лучше в дверь.

Кира отшвырнула подушку, подскочила с места.

– Куда? – настолько неожиданно, жёстко и резко. Стегануло в спину, заставило вздрогнуть.

Обернулась, глянула с ненавистью, прошипела сквозь сжатые зубы:

– Тебя не касается.

Но он не впечатлился, приказал с твёрдой уверенностью:

– Останешься здесь.

– Как же! – усмехнулась вызывающе, но другая Кира – настоящая, нормальная, спрятанная глубоко-глубоко внутри, придавленная злостью так, что не пошевелишься, отчаянно кричала: «Да сделай же что-нибудь! Останови меня!»

А он… он выдал презрительно:

– Опять собираешься напиться и с кем попало в подворотне…

– Заткнись! Кто бы говорил! Сам-то – с кем и где? И вообще, ты мне не папа, чтобы следить за моим моральным обликом. Так что – пока!

Он – точно не папа, не предложит: «Лучше ударь меня», не станет повторять умоляюще: «Кирюшенька, Кирюшенька…» Он бросит коротко:

– Я сказал – стой!

– Да мне… плевать, что… ты… сказал! Можешь болтать что хочешь.

Всё-таки поднялся, приблизился. Кира встретила его очередным, полным ненависти взглядом.

– Что? Опять врежешь? Давай! Не стесняйся! Да ты и не постесняешься. Ну! Или я сама тебе врежу. Хотя нет. Лучше я пойду. На фиг отсюда!

Проорала во всё горло, собралась развернуться к двери. Уже почти развернулась. Но он ловко поймал одну её руку, крутанул Киру лицом к себе. Потом поймал другую руку, сдавил запястья, не жалея, до боли, толкнул назад. Да так и наступал, пока она не упёрлась спиной в стену. И руки тоже пригвоздило к стене. Словно на распятии.

Кира попыталась вывернуться, попробовала пнуть, но он опередил. Не пнул, конечно. Другое.

Даже губы у него жёсткие.

Хотела крикнуть: «Нет!» – но отрицание раскрошилось под этими губами. Любое отрицание. Потому что он прекрасно понимал, как справиться с Кириной злостью.

Запястьям больно, губам больно. А она ловит эту боль как спасение. С голодной жадностью. И часть возвращает ему.

Злость, боль – почти одно и то же. И Кира едва не завопила, когда перестала ощущать своими его губы. Но они не пропали совсем, уже через мгновение касались Кириной шеи.

Он точно знает, что делает. Пусть.

* * *

Кира проснулась. Одна. И хорошо. Потому что стоило включиться сознанию, неудержимо захотелось стыдливо уткнуться лицом в подушку. Даже на стены, потолок и мебель неудобно было смотреть. Они хоть и неживые, но тоже – свидетели. Прошедшей ночи. А давно ли Кира орала про себя: «С ним! Ни за что! Никогда!» И…

Когда она сможет целиком и полностью отвечать за себя, за то, что творит?

И этот… Зачем?

Уж лучше бы опять – по морде и в ледяной душ. Чем так.

Неужели он не понял? Или просто лень было тащить Киру в ванную, самому мокнуть в холодной воде?

Совершил благородный поступок и заодно получил удовольствие. Или он – с трудом преодолевая отвращение?

Нет. Точно удовольствие. Кире не померещились все эти сладостные стоны, когда её почти целиком замутнённое сознание само собой изумлённо фиксировало: «Да, оказывается, он может чувствовать!»

Хотя чувства чувствам рознь. Одни для тела, другие для души. Но ведь и она, помимо смущения, не испытывает ничего особенного. Просто опасается лишней многозначительности и напряжённости в отношениях между ними. Оптимально же было: деловая договорённость «ты – мне, я – тебе».

Ему-то наверняка всё равно, а Кира ещё не до такой степени безучастная.

Подольше бы не возвращался. Но он… он всегда так: стоит Кире подумать об одном, он тут же делает наоборот.

Дверь тихонько скрипнула. Если сейчас отвернуться к стене, он успеет заметить движение, и получится слишком демонстративно и красноречиво.

Надо смело смотреть реальности в глаза. И как можно безучастней.

А он на Киру не глядит. Прямо на ходу пьёт из стакана. Что-то белое.

Неужели молоко?

Да ладно! Да не может быть!

Кира бы на что угодно подумала. Даже на вино, на пиво. Хотя никогда не видела, чтобы он употреблял алкоголь. Но молоко…

А ведь без вариантов. Что ещё может быть таким густо-белым? Перетекает по стакану, на несколько мгновений делая стекло мутным и непрозрачным.

Допил, поставил пустой стакан на стол. Над верхней губой осталась едва заметная белая полоска.

Кира не сдержалась, широко улыбнулась. Как не вяжется с ним – молоко на губах не обсохло.

Ши заметил и её взгляд, и улыбку.

– Что? – спросил с суровым недоумением.

– У тебя… губы в молоке.

Он с самым невозмутимым видом вытерся тыльной стороной ладони.

– Всё?

Как сказать.

Кира перевела взгляд на пустой стакан, потом опять на Ши.

Никогда она не была любительницей молока, а тут вдруг ужасно захотелось. Прохладного, с его особенным вкусом, сладковатым и нежным, который не спутаешь с другим. Оставляющего белую полоску на губах.

Вообще, слишком много всего захотелось. Даже уши потихоньку начали полыхать, жар двинулся к щекам, и Кира предусмотрительно накрылась одеялом. С головой. Чтобы в темноте и одиночестве задать себе полный праведного негодования вопрос: что у неё в голове? И, словно назойливых мух, прихлопнуть дурацкие мысли.

Брысь! Отвалите! Не поведётся Кира на вас. Не поведётся!

Закрыла глаза, выдохнула, сосредоточилась и выглянула из-под одеяла.

Опять он стоит у окна, спиной в комнату. Только сейчас не открывает рамы. Ждёт, когда она встанет и оденется.

Кира поднялась, но одеваться не стала. Тоже прошла к окну, устроилась ровно позади, положила руки ему на плечи, прижалась.

– Ты что делаешь? – обожгло холодом, пробежало мурашками по спине и заставило голос неуверенно дрогнуть.

– Не знаю.

Хотя знает она, точно знает. Но непросто в этом признаваться.

– Хочу попробовать, пока в своём уме.

– Зачем?

– У меня же ни разу не было по-нормальному. Только когда за себя не отвечаю. Но если ты не хочешь…

Кира убрала руки, отодвинулась, но не ушла. Не пустил. Развернулся, обхватил, приподнял над полом, усадил на подоконник.

– Ой!

– Что?

– Холодный.

Но неважно. Случайно вырвалось. Кира бы не стала придавать значения.

Вскинула руки, отодвинула чёлку.

Ну вот. Всё-таки сделала.

Глаза наполовину прикрыты, но из-под густых ресниц проглядывает темнота. Успокоенная, мирная.

Пальцы вычертили бровь, спустились по выступающей скуле и чуть-чуть не добрались до губ.

Кира стянула с Ши футболку, расстегнула ремни портупеи.

Та сама соскользнула с плеч, брякнулась на пол с грохотом и звоном. Но тоже неважно.

Теперь можно опять рисовать линии, которые поразили и взволновали когда-то. Уже не взглядом. Прикосновениями. Шея, ключицы, грудь.

Какой он послушный. Позволяет Кире быть главной. Оказывается, с ним не слишком трудно справиться. Просто сказать: «Я так хочу!» – и он не возразит.

Ладони заскользили вниз, пальцы легли на пряжку брючного ремня, и только тогда Кира потянулась к губам. Хотя собственные ещё болели после ночи. А его – по-прежнему жёсткие. С едва ощутимым вкусом молока.

Опять больно. И сладко. И Ши придвинул Киру ближе к себе.

Потом он оделся и ушёл. Просто оделся – и портупею свою не забыл – и ушёл. Молча. Кто бы сомневался?

Ничего не изменилось и не изменится никогда. Можно не опасаться. И Кира отправилась в ванную. Долго стояла под струями воды, смывая его с себя. Потому что…

Как же объяснить?

Вот раньше были отрывные настенные календари. День прошёл – всё. Листок вырвал, скомкал, выбросил. Именно скомкал и выбросил, и нет больше дня. Осталась лишь тонкая полоска бумаги, вшитая в общий блок. Прошлое, реальное или придуманное.

Почему ей раньше не встретился кто-нибудь подобный? Непробиваемый. Которому абсолютно без разницы, что с Кирой делать: бить или любить.

Любить не в смысле чувств. Голая физиология. Ощущения исключительно на уровне тел. Только так.

Вряд ли Кире стоит рассчитывать на что-то нормальное, какое бывает у других: красивое, светлое, возвышенное. Она ведь и сама не умеет ни любить, ни ненавидеть. И не надо ей. Честно, не надо. А то, что даже воспоминания о его прикосновениях возбуждают, так с либидо у Киры всё в порядке, гормоны в норме. На последнее даже медицинское заключение есть.

Вода стекает по телу, исчезает в сливном отверстии, а вместе с ней случившееся уходит, уходит, уходит. Ничего не было. Не было ничего. И впредь не будет.

Неизвестно откуда взявшаяся необъяснимо твёрдая уверенность – действительно не будет.

* * *

Уже на улице Ши вытянул из кармана мобильник. Тот самый, с единственным номером, вбитым в память. Нажал на значок вызова, а когда в телефоне раздалось ответное: «Да! Слушаю!», безучастно произнёс:

– Я нашёл проводника. Что дальше?

Глава 30 Быть богом

Раннего детства он не помнил. От слова «совсем». А ведь должен хоть что-то: придуманное или реальное. Не так уж много и прошло с тех пор. Но чувство, что появился сразу подросшим. Семилетним где-то. Хотя подобного быть просто не могло. Не дошли ещё ни наука, ни даже магия.

Жизнь не зарождается из ничего. По крайней мере, человечья. А в нём всё-таки большая часть от человека. Чисто биологически. Или технически? Как правильно? Если сразу естественно и искусственно. Если работа над ним началась ещё до того, как он родился, когда был всего лишь плодом.

Подходящее для него слово. Плод. Больного воображения.

Никто никогда не объяснял ему в подробностях, как он появился. Сам складывал пазл собственного происхождения, собирая и подгоняя детальки – обрывки подслушанных фраз. А иногда Кайдаш становился откровенным и проговаривался.

Действительно хотел рассказать или просто забывал, что подопечный – человек, а не лабораторный зверёк? Не только слышит, но и понимает смысл сказанного. С особой заинтересованностью ловит каждое слово, которое касается его судьбы. Не по части предназначения, перспектив и достижения требуемого результата, а связанного с тем, что, наверное, в его случае совсем не важно. Не полагается ему. Без надобности. Незачем. Привязанности, родство, семья.

Родителей у него не было. Однозначно – не было. Только неведомые доноры половых клеток. О которых он ничего не знает и которые – абсолютно точно – ничего не знают о нём. Даже о том, что он есть. Потому как он не чей-то ребёнок, а экспериментальное существо. Биологическая модель. Модифицированный организм. Генетически и магически.

Искусственное оплодотворение. Да так и развивался бы дальше, в пробирке, до нужной степени созревания, если бы существовала подходящая технология. Но пока не существовала. Поэтому мать ему досталась. Суррогатная. Выносившая и родившая. Но не факт, что она была вменяемой, если позволяла ставить опыты над ещё не появившимся на свет ребёнком. Пусть и не до конца своим.

Но ведь и он сам до какого-то определённого момента мог не иметь нормального человеческого сознания. Тварь с изменённым звериным разумом, не с мыслями, а с инстинктами. Потому и воспоминаний нет.

Или безучастное растение. Зачем же возиться с младенцем? Вот он и плавал в каком-нибудь стеклянном гробу в специальном растворчике, и его кроили-перекраивали по мере надобности, добиваясь нужных результатов. Лет так до трёх. А возможно, и дольше.

Хотя вряд ли дольше.

В семь он уже неплохо владел кинжалами. Из этого возраста и первые воспоминания, и как раз о том самом. Кинжалы и кровь. Её цвет, запах и недолгое наружное тепло. Чужая. Своя.

Кто-то обрабатывал полученные им царапины и ссадины и сочувственно интересовался: «Не больно?» А он не отвечал, только сжимал губы.

Неужели и так не видно?

Больно. Но не от ран. От того, что случилось раньше. От того, что сознание, не выдержав, вычеркнуло из памяти, словно чёрным маркером, замазало несмываемой краской небытия.

Кого он там убил? Первый раз. А может, и не первый.

Что делать, если условие одно: либо ты, либо тебя. И нет сомнений в выборе. Ведь единственный приемлемый для любого нормального живого существа вариант всего один. Вечно сопровождаемый вопросом, который почему-то считают риторическим: «Ты же хочешь выжить? Хочешь?»

«Да с чего вы взяли? Не хочу».

Сами же внушали с самого начала: «Убивай. Не сомневайся. Жизнь – ничто». Чужая. Ну, значит, и своя.

Если бы ни ещё одна начальная установка, внушаемая с не меньшей настойчивостью. Она срабатывала автоматически, настраивая мысли и действия, направляя согласно заданной программе.

«Ты должен одержать верх. Любой ценой. В этом тебе нет равных. Ты должен победить. Не думай, зачем. Так надо. Докажи, что ты сильнее всех».

Иначе бы подставился при первой же возможности. Например, совсем недавно. В лесу, на развалинах. Не трогал бы урода Фёдора, спрыгнул бы первым, позволил бы твари вцепиться в горло. И убить бы успел, подыхая. Приучен сражаться до последнего.

Сколько их уже было, подходящих моментов. Но каждый раз побеждало прочно сидящее внутри: «Ты всех сильнее. Ты должен одержать верх».

Для этого – постоянные тренировки, бои, работа с оружием. Не давали скучать. Хотя иногда устраивали несколько дней перерыва, чтобы мог как следует зализать полученные раны. Даже ускоренной регенерации не всегда оказывалось достаточно. Но зря время не тратили, загружали информацией, тренировали в другом.

Идеальный убийца не только тот, кто виртуозно владеет оружием. Втереться в доверие, не вызвав подозрений, пролезть в любую дыру, вывернуться из самой неблагоприятной ситуации. Обманывать, манипулировать, выдавать себя не за того, кто ты есть на самом деле. Следить за каждым произнесённым словом, за мимикой, за жестами.

Анатомия, физиология, теория магии, зоология – о тварях реальных и скрытых, иностранные языки, психология, география, физика, химия. Доскональное изучение рабочего инвентаря. Хитрые приспособления, об истинном назначении которых ни за что не догадаешься.

Брючный ремень. На нём – металлическая пряжка. Совершенно обычная с первого взгляда и с одного конца. Но если вынуть её, с другого конца – острый клинок. Совсем короткий. Но когда точно знаешь, как им лучше воспользоваться, неплохое орудие для убийства.

Собственно, воспользоваться для этого дела можно чем угодно. Что первое под руку попадётся. Даже вполне невинными и неприспособленными вещами. Футболкой, например. Скрутить в жгут, захлестнуть вокруг шеи, затянуть потуже. А если со вспомогательными материалами совсем худо, есть же руки. И нужные навыки.

Забить до смерти. Долго, конечно. Можно управиться быстро и изящно. Ухватить умело: одна рука на подбородке, другая на затылке. И резкий рывок. Словно щелчок выключателем, с ON на OFF. Конец жизни – лампочка погасла навеки.

Он знает много способов. Большая часть памяти заполнена ими. Ещё одна до автоматизма доведённая реакция: при взгляде на любой предмет первая мысль: «Как этим можно убить?»

Нет. Всё-таки он не человек. Люди должны думать о другом.

Поэтому и остальные никогда не воспринимали его как человека. Скорее, как хорошо выдрессированное животное. Как тварь без разума. Хотя прекрасно знали, что с интеллектом у него очень даже. Не хуже, чем у многих из них. Просто не принимали в расчёт.

Да он и сам не считал себя человеком. Предпочитал сидеть и спать на полу. Хотя были и стулья, и стол, и кровать в его комнате. Или клетке?

Только Кайдаш больше других уделял внимания подопечному. И это внимание было каким-то особенным. Оно не сводилось только к заинтересованности учёного в удачности и эффективности проводимого эксперимента.

Кайдаш был научным руководителем проекта. И не только научным. Но эту сторону никогда не афишировали. Официально магии не существовало. И скрытого мира не существовало. Никто из посторонних не знал, что в лаборатории частенько появляются люди со странными способностями и жуткие твари, которые могли жить разве что в книгах и фильмах. Ну или в больном воображении какого-нибудь сумасшедшего.

Сам Кайдаш тоже был из особенных. При тактильном контакте легко считывал человека. Не конкретные мысли, а настроение, чувства, страхи. Определял общее состояние организма, выявлял болезни и отклонения. Ему даже руку пожимать побаивались, хотя знали, что он чётко контролирует свою способность. Использует, только когда надо, а не при каждом прикосновении.

Научного руководителя все называли по фамилии. Она звучала почти как имя. Или необычное прозвище. Кайдаш. Сразу запоминалось, напрочь прилипало к языку. И уже казалось, просто невозможно назвать по-другому. Не откликнется. И остальные не поймут, к кому обращались.

А у подопечного Кайдаша имени не было. Разве что набор цифр и букв в лабораторных протоколах. Модель номер… Не «один». Наверняка перед ним было ещё немало других, менее удачливых. Которые не выжили сами. Или которым не дали жить.

Зачем копить ошибки?

Но называть номером вроде бы человека? По крайней мере Кайдаша это смущало. Или казалось неудобным. С ним согласились.

Да. Имя. Так действительно удобней. Пусть Кайдаш выберет сам.

И тот выбрал. Внезапно пришло в голову, потому что вовремя (или не вовремя) взглянул на стол.

Там валялась манга. Она принадлежала не Кайдашу, его сыну. Случайно прихваченная с собой из дома, вместе с нужными распечатками. Она и напомнила про слово «Шинигами».

Бог смерти. Но не фольклорный, а придуманный совсем недавно, специально для манги и анимэ. Фантастический персонаж, в угоду моменту созданный людьми.

Прямо в точку.

Но Кайдаша не поддержали.

– Что за идиотская идея? Разве такое запомнишь? Опять ты со своей Японией. Нравится – так оставался бы там. Чего вернулся? Теперь про неё и к месту, и не к месту. Тут-то Япония при чём?

– При чём? – улыбнувшись, переспросил Кайдаш и выдал одну тайну: – Ну-у, у мальчишки же есть азиатские корни. Возможно, как раз японские.

– Азиатские? Японские? Да ты посмотри на него! Волосы чисто белые.

Кайдаш не смутился.

– Когда-то были чисто чёрные, – выдал вторую тайну. – И сам посмотри. Внимательней. На лицо. Брови. Скулы. Разрез глаз.

– Да называй, как хочешь, – прозвучало в ответ раздражённое. – Только давай что-нибудь покороче.

– «Ши» – достаточно коротко? – Кайдаш хорошо знал японский и произнёс правильно. Первая буква – что-то среднее между «щ» и «ш». Но остальные не вдавались в подобные тонкости. Говорили, как было удобно.

Будто аббревиатура. АК. ПМ. S&W. Ши.

Кайдаш дал имя. Часто заходил в комнату. Без дела. Просто рассказывал что-нибудь. Почти всегда присутствовал на занятиях, хотя бы в качестве наблюдателя. Многому учил сам. И малодушно сбегал, когда узнавал, что будет не просто тренировка, а бой с настоящими противниками: людьми, существами из скрытого мира или тварями. Один на один, без учёта возраста и весовой категории. Или один против нескольких, количество не важно. А позже возвращался с ощущением вины и состраданием во взгляде. И это злило и вызывало отвращение.

Чувства смешивались и противоречили друг другу. Ненависть и родственная привязанность.

Видимо, невозможно жить без человека, которого хоть чуть-чуть считаешь своим.

Даже не человека. Любого живого существа.

Разрешили бы Ши держать собаку.

Здесь, в лаборатории, наверняка были собаки. Тоже для опытов. Почему бы не отдать ему одну?

…Получил сразу трёх.

Они рвались с привязи, крупные, мордатые, мускулистые, захлёбывались злобным лаем. Их придерживали, точно регулируя длину поводков. То оттягивали назад, то слегка отпускали. По очереди.

Ши быстро уяснил: когда лает, просто пугает. Перед броском собака затыкается. И можно увернуться почти не глядя, ориентируясь только на слух.

А ещё понимал: это пока придерживают, потом обязательно спустят. Не факт, что сразу всех трёх. Скорее всего, по очереди. Не выгодно, чтобы его разорвали в клочья, если он вдруг не сумеет справиться.

Убивать собак совсем не хотелось. Но и испытывать на собственной шкуре их ярость и остроту зубов – нет. Он прекрасно знал, какая это боль. Если б сразу насмерть – другое дело. Но ведь будут долго рвать.

Ему всё-таки досталось. Ненужная жалость сыграла злую шутку.

Не надо было думать, не надо было чувствовать. Воспринимать не как собак – животных, которые нравились, а исключительно как противников.

Ничего лишнего. Пустота. Просто видеть и делать. И между этими действиями нет ни малейшего промежутка, в котором могли бы появиться сомнения, эмоции или страхи.

Глава 31 Согласно замыслу создателя

Ветвящиеся синие полоски на руке. Дороги, ведущие в будущее. Но есть ли смысл продолжать свой путь? Следовать заранее определённым маршрутом, проложенным не тобой?

Шевелятся на тыльной стороне ладони, если сгибать и разгибать пальцы, лениво извиваются маленькими змейками. По предплечью тянутся, едва просвечивая сквозь кожу, а на запястье выпукло выступают. Проводишь пальцем, словно чертишь линию на карте. Нет. Повторяешь. Всё уже давно нарисовано за тебя.

Когда под рукой был кинжал, осторожно водил его острым кончиком. По этим синим полоскам.

После кинжала оставались едва заметные белые царапинки, которые потом становились розовыми.

Хотелось надавить сильнее, чтобы лезвие вошло чуть глубже, аккуратно рассекло верхний край сосуда. Тогда можно будет посмотреть, как правильно должна течь кровь. Не из ран и ссадин, а исключительно по предназначенным для неё трубочкам, стрелками указывая направления движения. Как на схемах и картинках в книгах.

Кайдаш застал его за этим занятием и, кажется встревожился.

– Что ты делаешь?

Подошёл, зацепил пальцами подбородок, чуть запрокинул голову, попытался заглянуть в глаза.

Зачем? Ведь знал же прекрасно, что не увидит ничего, кроме мрачной пустоты.

Правда, обнаружил ещё подсыхающую ссадину на скуле. И смутился. Решил – после очередной драки. Но это было другое. Наказание за непослушание.

Одно дело, когда в бою. Ну или когда тренируешься на манекене. И совсем другое – подойти к ничего не подозревающему человеку, ещё и со спины. И аккуратно, не привлекая лишнего внимания, но умело, чтобы наверняка, всадить в него кинжал. Потом спокойно уйти, чтобы не заподозрили. Жертва завалится не сразу, простоит ещё несколько секунд, которых как раз хватит, чтобы смыться.

Где они нашли добровольца? Сдохнуть ради эффективности учебного процесса.

Отловили какого-нибудь бездомного бродягу, наобещали совсем другого, заплатили. Сказали: просто сыграешь роль, просто постоишь. И он, конечно, не слышал, какое задание получил Ши.

– Понял?

Кивнул согласно, а через секунду произнёс:

– Нет.

– Что «нет»? Не понял, что надо делать?

– Не буду.

Сначала молчание, изумлённое, потом несколько слов, процеженных сквозь стиснутые зубы. Ещё слова. Схватил за плечи, тряхнул. Но Ши и тогда не повторял по нескольку раз свои ответы.

Кайдашу не сказали. В эту часть обучения его не особо посвящали. Кайдаш до сих пор считал, что из его подопечного делают идеального охотника за скрытыми тварями. А, возможно, предпочитал закрывать глаза на неприятную правду, обманывал самого себя.

Новый день – новый противник. Объяснения, громкие и чёткие, твёрдо вбиваемые в уши:

– Либо ты, либо тебя. На этот раз без вариантов. Ты слышал? Доведёшь дело до конца. Иначе конец придёт тебе. Жалеть не будут.

И не надо.

Противник – здоровый натренированный мужик. В быстроте реакции уступит, но в силе…

Самодовольно ухмыльнулся, увидев Ши.

Ещё бы! Подсунули шестнадцатилетнего мальчишку, который ни ростом, ни мощью не отличается. Видимо, шутят.

Не поверил, что стоящий перед ним подросток и сильнее, и выносливей, и быстрее, чем обычный человек и уж тем более его ровесники. Первым подскочил, первым ударил. А уже через минуту со стороны наблюдателей донеслось:

– Кайдаша найдите. И тащите сюда.

– Он не пойдёт.

– Сделайте так, чтоб пошёл. Скажите, что его мальчишка подыхает. Тогда прибежит. И быстрее. Пока такое и в правду не случилось.

Кайдаш действительно прибежал, но увидев, что происходит на самом деле, хотел сразу развернуться и уйти.

Не дали.

– Нет уж, Кайдаш. Ты посмотри. Посмотри, что твой гадёныш творит.

– Что, – голос дрогнул, словно запнулся, – творит?

– А ты не видишь? Не видишь, как он подставляется? Намеренно подставляется. Знает, что если бы просто стоял и ничего не делал, его бы не тронули. Так создаёт впечатление, что вроде бы дерётся. И надеется, что этот громила тупоголовый его всё-таки прикончит.

– Так останови это.

– Ну зачем же? Раз мальчишка получает удовольствие от того, что его бьют.

– Останови.

Остановил, но позже. Когда Ши в очередной раз рухнул на пол и не пытался встать. Хотя противнику и не нужно было, чтобы он вставал. Сам справлялся. Сам поднимал, чтобы опять ударить или с силой швырнуть вниз.

– И что теперь, Кайдаш? Что с этим делать? Мало того, что эти глазищи ненормальные, что слова лишнего не вытащишь, что вместо лица каменная маска. Теперь ещё и такое? Столько лет, столько средств и усилий этому щенку под хвост?

Кайдаш отвечал совсем тихо. Единственный из всех присутствующих учитывал, насколько у подопечного острый слух. Остальным было без разницы, слышит тот или нет.

– Да какой там человек? Тебе ли не знать? Сколько ты всего в нём намешал. Разве только выглядит похоже. Да человек нам и не нужен. Послушный исполнитель. Без закидонов. Без норова. Послушный. Ты понимаешь? Либо он станет таким, либо…

Ши по-прежнему лежал на полу. Не то чтобы совсем не мог встать. Не хотел.

Кайдаш подошёл, присел рядом, положил ладонь ему на спину. Как раз между лопаток.

– Ну и что ты наделал? Показал характер? На фига? – Обычно он не употреблял подобных выражений. Странно слышать и непривычно. – Поднимайся. Пойдём. – Голос бесцветный, усталый. И вины в нём нет. Сейчас нет.

В комнату Ши Кайдаш заявился под утро. В самое тихое и безмятежное время. Никто и предположить не мог, что он на подобное решится, поэтому и получилось всё гладко.

Потребовал:

– Вставай! Одевайся!

И повёл. Через множество дверей, коридорами, лестницами, переходами. По дороге вытащил небольшую сумку из секретного закутка. Открыл ещё одну дверь, на кодовом замке, массивную, металлическую, как оказалось, наружную. Через задний двор и нагромождение разных мелких строений вывел к забору, сунул сумку Ши в руки, объяснив:

– Это на первое время. – А потом произнёс твёрдо: – Теперь уходи. Через забор ты сможешь перелезть. Ну и дальше. Как можно дальше. – И вдруг резко сменил тон, поинтересовался холодно и жёстко: – Или предпочитаешь остаться?

Если бы Ши предпочитал остаться, давно бы повернул назад.

– Тогда уходи.

Разрешил проблему, как смог. Успокоил совесть. Открыл клетку, отпустил на свободу зверя. Который понятия не имел, что значит жить на этой самой свободе. Которого всегда, словно надёжная привязь, держали чужие правила. Который был твёрдо уверен в том, что, если сунется не туда, заботливые хозяева дёрнут за поводок, вернут на место.

Но ничего. Зверь справился, выжил. Ещё и репутацию сумел себе создать в скрытом мире, насобирав с десяток самых мрачных имён. Не подвёл создателя. Даже планы его в жизнь воплотил: охотился не на людей, а на опасных тварей и таинственных существ. Хотя прошлое не оставляло в покое. Периодически возобновлялись попытки достать беглеца: вернуть или, скорее всего, пустить в расход.

Только сами же научили выворачиваться из любой, даже совершенно неблагоприятной ситуации, не считаясь с потерями.

Он всегда помнил: боль терпеть, рта лишний раз не открывать, на рожон без необходимости не лезть, вести себя тихо и незаметно, внимания не привлекать.

«Ты же хочешь выжить?»

«Ну вам-то точно не поддамся. Не дождётесь».

Ши даже приятеля сумел себе отыскать: полиморфа Вита, который предпочитал называть себя «хамелеоном» и менял облики так же легко, как одежду. Вдвоём попали в одну заварушку, помогли друг другу выбраться из неё, потом поддерживали связь.

Правда, Вит был раз в десять старше, но почти две сотни прожитых лет не придали ему солидности, не успокоили. Наоборот, он скучал. И потому постоянно искал приключений на свою неугомонную натуру. Сам навязывался в помощники Ши. Время от времени.

Недостатка в работе никогда не было. Анку, или Шахата – или как там ещё? – охотно нанимали. Специально разыскивали. Вот и Окудников отыскал.

Но, похоже, зря Ши ввязался в эту историю. Отвратная она какая-то. Чересчур запутанная. Уж очень много в ней необъяснимых взаимосвязей, несочетаемых ингредиентов.

Прошлое опять напомнило о себе. Именно сейчас и столь необычным образом. Действовало не прямо, а через другого человека.

Посчитали, что нашли у Ши уязвимое место? Вряд ли.

Учитывая его мнительность и осторожность, попытались подобраться окружным путём? Но для этого нужна была твёрдая уверенность, что он снова выйдет на Киру. Нужно было точно знать, что по заданию Окудникова он ищет именно её.

Колдун не афиширует свой интерес да и понятия не имеет, что проводник – это та самая девушка, которую Ши таскает с собой. Значит, есть кто-то ещё, связывающий все эти звенья, информированный более остальных. Исполнитель или управляющий?

Чувствуешь себя не сторонним независимым участником, у которого и дел-то всего: найти и доставить, и никаких собственных интересов – разве кроме оплаты, – а одним из действующих лиц. Пешкой в чужой игре. Предполагаешь, что двигаешься сам, а на деле – нет. Тебя двигают. И остальных. Составляют нужные комбинации. Хочешь не хочешь, а оказываешься нос к носу с тем, с кем тебе не нужно быть.

Девушка. Странная ничуть не меньше, чем он сам. С какой-то неестественной запредельной невезучестью. Иначе не объяснишь то, что с ней произошло. Хотя бы это.

В жизни не держала в руках огнестрельного оружия, но с первого же выстрела, не целясь или даже целясь совсем не туда, угодила сразу в яблочко. В голову. Точно в висок.

Неизвестно, что там хранилось в сарае, в который на полном ходу въехала машина, оставшись без водителя. Подобного эффекта Ши точно не ожидал. В последнее мгновение почувствовал неладное, но было поздно. Взрыв не только обжёг огнём, не только шибанул в спину, ещё и накрыло чем-то. Рухнуло сверху, с невероятной силой ударило по голове, отключило сознание.

Очнулся Ши как раз за секунду до выстрела. Успел разглядеть и склонённое над ним лицо, и занесённый кинжал. Успел подумать, что оказался прав и что чёрт с ним, с обещанием не поддаваться. Последнее – уже под вспышку и грохот. И прекрасно почувствовал, как девочка вздрогнула, как начала заваливаться на бок.

Какое уж там «ранила»… И какая «правда»?..

Не хотела убивать и потому убила.

Не хотела ничего. Только попасть в Сумеречный храм. Но путь достался окружной.

В полутьме уставшего от людской суеты гостиничного коридора смотрел на неё и думал:

«Что мне делать с тобой? Отдать Окудникову? Колдуну-чернокнижнику с болезненно раздутым самолюбием. Но Источник ему нужен явно не для благих целей. Зато ты попадёшь туда, куда стремишься. Потому что проводник всегда попадает в Сумеречный храм.

Странно, что ты не оказалась там до сих пор. Все считают, что давно пора Источнику открыться. И он не станет долго ждать. Уже подгоняет нетерпеливо, провоцирует, сводит с ума.

Хотя мне-то какое дело: и до Источника, и до магии, и до храма. Когда собственных проблем – выше крыши. Когда на меня самого опять начали охоту. И, возможно, главный мой враг находится всего в нескольких шагах от меня.

Или невозможно?

Хочется ошибаться и не хочется верить, что кому-то ещё пришлось пройти через всё то, через что прошёл я. Тем более той девочке с ясными голубыми глазами, вполне человеческими.

Что мне делать?

Стараюсь решить, а все мои мысли выворачивают совершенно не туда. Особенно когда я пытаюсь ответить на более конкретный вопрос: «Что мне делать с тобой?» И по-прежнему смотрю. Смотрю на тебя. Вместо того, чтобы безучастно пялиться в окно».

Хорошо, что там, в хостеле, собралась куча народу и не нашлось ни одного незанятого укромного уголка. Хорошо, что в комнате находилась девочка и она вряд ли спала.

Потому что не надо было. Тогда. И тем более потом. Но не стал уворачиваться. Как раньше от пощёчины. Уступил. И Кире. И себе.

Глава 32 И наступили сумерки

Впервые Ши строго следовал инструкциям Окудникова, двигался точно по выданному маршруту.

– Куда мы идём? – спросила Кира.

Прошедший день выпал из жизни. Не просто ушёл в прошлое, а перестал существовать.

– В Сумеречный храм.

– Ку-да?

Она застыла на месте, как обычно, широко распахнула глаза от изумления.

– Ты передумала?

– Прекрати. Хватит уже этих издевательских вопросов. Ты же знаешь, что нет. Неужели никак нельзя разговаривать по-человечески?

Ши промолчал. И Кира знала, что не услышит ответ.

Бессмысленные фразы тоже перестали существовать.

– Ты узнал, где он находится? – Всё-таки она не удержалась, чтобы не спросить, заглянула в лицо. – Когда? Как? – И сама же не дала открыть рот, критично усмехнулась. – Не утруждайся. Поняла. Разницы никакой.

Ши захотелось повернуть в другую сторону – лучше назад, в гостиницу, – и навсегда забыть об Источниках, о магии, о времени, о предназначении. Но чужое не оставишь себе. И не стоило повторяться. Тем более в ошибках.

Храм. Настоящий. Высокие белые стены. Купола и кресты, горящие солнцем. Барельефы ангелов над входными дверями. Отрешённые лица, слепые глаза, одновременно видящие всё и ничего, взирающие бесстрастно.

Так знакомо.

Только им не сюда. Дальше.

По тропинке сквозь рощу. Там тоже стены, тоже когда-то были белыми, высокими. Тоже не тянулись, а возносились. Остатки монастыря. Внутренний двор вымощен каменными плитами, почти полностью скрытыми разросшейся травой. Крыльцо с побитыми ступенями. Дверь. Грязная, облезлая, покрытая бурой ржавчиной.

– Здесь? – не поверила Кира.

Ши пожал плечами.

– Только вход. Только сейчас.

– В смысле?

– Не спрашивай. Сам не в курсе.

Он толкнул дверь. Предполагал, что сейчас та просто рухнет или даже рассыплется в прах. До того жалко и ненадёжно выглядела.

Нет. Дрогнула, скрипнула, открылась. И сразу стало ясно, внутри совсем не то, что снаружи. Абсолютно другое место.

Будто огромная пещера. Высокий каменный свод, каменные стены. Одновременно и естественные, и рукотворные. Совместное усилие мастеров. Природа начала, человек продолжил. Или ещё кто.

Гулкая тишина, сильнее любого звука бьющая в уши. Давящее величие, тревожащая тайна. И действительно – ни свет, ни тьма. Сумрак. Грань между днём и ночью.

Ши отодвинулся от дверного проёма.

– Иди! – произнёс и отступил ещё дальше, назад, за Кирину спину.

– А ты?

– Мне зачем?

Кира хотела сказать: «Со мной» – но поняла – это не причина.

Ему и правда нечего делать в Сумеречном храме, а сама она не маленькая, чтобы в нерешительности замирать на пороге, чтобы бояться заходить в незнакомое место. Стремилась же сюда. Изо всех сил стремилась.

– Ну ладно. Я пошла.

Он промолчал. Ни «Счастливо!», ни «Удачи!», ни простого «Пока». Вполне возможно, уже ушёл, пока Кира набиралась решительности, и её последние слова улетели в никуда, не догнали адресата.

И пусть! Кира не стала оглядываться.

Проходя мимо, нажала ладонью на дверь, и та послушно захлопнулась за спиной. А Кира смотрела вперёд. И вверх. Стараясь понять, где же она оказалась.

Совсем не похоже на здание. Сооружение внутри скалы или горы. Или даже глубоко под землёй. А вдруг и вовсе иллюзия, созданная воображением. Визуально воплощённые фантазии, которые приходили Кире в голову при словах «Сумеречный храм». Не зря же провидица говорила, что у него нет определённого места. Или, может, он находится совсем не в той реальности, в которой существовала Кира. В другом пространстве, в другом измерении, в другом времени.

Кира пересекла один зал, прошла под высокой узкой аркой и оказалась в следующем зале. Здесь её ждали, встречали прямо возле входа.

Немолодой мужчина. Стариком назвать язык не поворачивается. Хотя волосы почти совсем седые, хотя заметные морщины на лице. Невысокий, но держится прямо, без всякого посоха. И взгляд полный жизни. Проницательный, острый, уверенный.

Наверное, это и есть настоятель, про которого рассказывал папа. Самый главный в Сумеречном храме.

– Проходи! – Голос спокойный, тоже уверенный, но мягкий. – Расскажи, зачем ты пришла?

Настоятель спрашивал, а сам неторопливо двигался через зал, и Кира послушно шла за ним. Не чувствовала ни насторожённости, ни тревоги. Наоборот, наконец-то успокоилась, поверила, что добралась, куда надо, и что здесь ей непременно помогут. Рассказывала честно, откровенно. Про свою способность, про свои беды, про странные выпадения из реальности, про приступы неконтролируемой злобы. Про всё, что случилось до того момента, пока она не отправилась на поиски Сумеречного храма.

Пройдя через зал, они оказались возле широкого каменного возвышения. По бокам – колонны в несколько частых рядов, словно заросли деревьев в лесу. Так и кажется, что между ними можно заблудиться. Из стены тоже выступают колонны, соединённые острыми арочными перекрытиями. Только проходов нет. Зато между боковых колонн Кира обнаружила ещё одного человека. Тот стоял неподвижно, не приближался, не вмешивался. Просто наблюдал.

Сначала Кира скользнула по нему взглядом, равнодушно, незаинтересованно, а потом специально повернулась, уставилась изумлённо.

Это же тот самый мужчина, который подходил к ней на улице, который просил пойти с ним. А ещё это человек, на которого работает Ши.

Что он делает в храме?

Но настоятель даже не смотрел в его сторону.

Получалось, нет ничего особенного в том, что этот человек находился здесь. И, значит, Кире тоже можно не обращать на него внимание.

Она посмотрела в глаза настоятелю.

– Папа сказал, вы мне поможете. Вы должны знать, почему со мной такое происходит. Вы ведь действительно знаете, почему?

Настоятель кивнул, произнёс:

– Это Источник магической силы взаимодействует с тобой. Выстраивает связь. Потому что ты – проводник.

– Я… кто?

Ну нет! Ерунда какая-то! Не может быть! Кира всегда воспринимала эту историю как легенду, придуманную сказку. Для красоты, для значительности, для таинственности. Иносказания, символы, шифры. Всякая философская мишура. А на самом деле всё реально и прямолинейно? И она, она… проводник?

У настоятеля лицо спокойно и серьёзно. Не шутит, не врёт. Отвечает прямым искренним взглядом. И папа постоянно убеждал Киру в её особом предназначении, приписывал ей необыкновенные возможности.

Она – проводник. Она действительно проводник. И…

Ши об этом тоже знал. Наверняка знал. Он же собирал информацию об Источнике. Он же не случайно опять объявился, когда Кира сбежала от него. Он же привёл её в Сумеречный храм. И вовсе не потому, что между ними существовало соглашение. Потому что именно это и было его целью – найти и доставить на место проводника.

Мог хотя бы сказать ей, кто она.

Вот…

Кира сглотнула. Очень захотелось прижать ладони к глазам, чтобы остановить пытающиеся вырваться наружу слёзы. Но справилась и так. Сжала кулаки, покрепче стиснула зубы. И сразу вспомнились слова провидицы: «В первую очередь проводник должен открыть источник силы внутри себя».

Да какая там на фиг сила внутри! Сплошное бессилие. Безнадёга, разочарование, усталость. Пустота.

Ошибся Источник с выбором. От Киры ему никакого толку.

– Вряд ли я сумею что-то сделать, – призналась она вслух, а сама смотрела в пол, себе под ноги. – Какой из меня проводник? Я не смогу ничего открыть. Не смогу.

Настоятель положил ладонь Кире на плечо, сжал не слишком крепко, а когда она подняла глаза, поймал взгляд.

– У тебя всё получится.

– Вряд ли. – Кира мотнула головой, но настоятель повторил более твёрдо:

– Получится.

И тут в зале появился Ши.

Ну, как появился…

Приволокли.

Глава 33 Всегда рядом – только боль

Приближение посторонних Ши почувствовал почти сразу после того, как распахнул перед Кирой дверь. Они вели себя очень осторожно, старались остаться незамеченными до последнего момента. И у них бы получилось. Если бы имели дело с обычным человеком.

Надвигались со всех сторон, чтобы точно не упустить. Но Ши и не собирался убегать. Зачем?

Кира вошла внутрь храма, закрыла дверь, а он спустился с крыльца, остановился недалеко от ступенек. Ждал.

Как обычно. Руки расслабленно висят вдоль боков, пальцы выпрямлены. Голова немного наклонена вперёд. Со стороны кажется, что он внимательно наблюдает исподлобья, а на самом деле глаза закрыты. Обостряются другие чувства. Ему не обязательно видеть. Особенно сейчас, пока противники ещё не приблизились достаточно.

Что-то странное. Незнакомое. Они не люди. В большинстве своём. Существа с человеческой внешностью и демоническим нутром. Без страхов, без сомнений, без эмоций. И невозможно определить, что за сила у них, пока она не проявится в деле.

Это от кого же сюрприз?

Единственный, кто знал, что он в это время точно будет здесь…

Ши вскинул голову, огляделся по сторонам.

Люди остановились чуть вдалеке, а те, другие, продолжали надвигаться. Штук двадцать. Не мало ли? В руках то ли дубины, то ли биты.

Странный выбор оружия. Хотели бы быстрее убить – прихватили бы что-то более действенное. Или желают растянуть удовольствие?

А вообще, не честно. Длинные палки против коротких кинжалов. Придётся позаимствовать у кого-нибудь для справедливости. Ну а пока вооружимся тем, что есть.

Тысячи раз отработанное движение – рукоятки легли в ладони. Настолько привычное, настолько естественное ощущение, словно не посторонние предметы, а обязательная составная часть руки.

Ну!

На лишние мысли не хватало времени. Да и ни к чему они были. Необходимо отстраниться от всего. Видеть и делать. Только видеть и делать. Но мысли всё равно проскакивали. Сознание само собирало информацию и анализировало.

Боевые навыки у противников – так себе. Пусть и не быстро, но Ши бы справился. Но они обладали ещё одним преимуществом, которое перевешивало и его умение, и его нечеловеческие быстроту и выносливость. Они умели воскресать.

Упав на землю с разбитой головой, с дырой в груди или даже с перерезанным горлом, они поднимались уже через несколько секунд, совершенно целенькие и опять полные сил.

Вряд ли они были бессмертны, но в комплекте имели точно не одну жизнь. А Ши ведь не мог убивать их бесконечно. Он не железный. Он не автомат, не знающий усталости, которому нипочём любое количество доставшихся ему ударов.

Не хотел заходить в храм, а пришлось. Внесли.

Спасибо, не поволокли за ноги или за волосы. Вполне культурно подхватили под руки, протащили вверх по ступенькам, чуть подзастряли только в дверном проёме. Слишком узок оказался сразу для троих. А дальше – через зал.

Ши не стеснялся, безучастно висел мешком. Кровь заливала глаза. И во рту вкус крови. И, кажется, что всё вокруг, а уж тем более он сам – кроваво-красные. А так – почти не больно, ощущения притупились. Просто сил нет шевелиться. Да и желания.

Ещё один проём, ещё один зал. Вошли, остановились.

Немного проморгался. Раз не получилось отвертеться от приглашения, раз уж всё равно оказался внутри, хотелось рассмотреть, что это за особенное местечко – Сумеречный храм.

Кругом серый камень: стены, потолок, пол. Колонны. На выступе одной, сливаясь с фоном, неподвижно сидела сова. Смотрела огромными выпуклыми глазищами. Взгляд остекленелый, неживой.

Окудников. Затаился в стороне. Тоже торчал неподвижно, тоже только смотрел, наподобие совы. Но стоило появиться новым гостям – зашевелился.

Старик в балахоне до пят, напоминающем сутану. Не иначе настоятель. И рядом с ним – Кира.

Замерла при виде Ши, долго не могла ничего сказать. Не понимала, что происходит и почему.

Надо думать, сейчас он выглядел ещё более эффектно, чем обычно, а ей ещё ни разу не удалось полюбоваться на подобное зрелище. Слишком мало знакомы.

Кира перевела взгляд на настоятеля, но он казался не менее потрясённым.

Носильщики, похоже, подустали. Бросили Ши на пол.

Как-то неприлично лежать, когда все кругом стоят. И он тоже попробовал встать.

Не дали. Два увесистых удара одновременно с двух сторон. Согнулся на полу. Перед глазами – темнота. Зато услышал, как звякнул металл об камень.

Это его кинжалы. Презрительно швырнули к ногам приближающегося Окудникова.

И ещё услышал.

– Зачем? – прошептала Кира.

– Ну как? – невозмутимо проговорил Окудников, остановился, наклонился, подобрал один кинжал, взвесил на ладони. – Древние правила. Нужна жертва. Чтобы Источник ожил, кто-то должен умереть.

– Нет, – сначала тихо и неуверенно, потом – почти крик: – Нет!

Ши шевельнул губами, попытался сказать: «Не дёргайся. Я – не против». Но, кажется, не получилось. Совсем.

Хотя какая разница? Она же всё равно не послушает, влезет.

Что за дура? Что за идиотское стремление – его спасать? Неужели непонятно: не надо! Он…

Хотел объяснить и снова начал подниматься. И снова нарвался.

Рассчитанный тяжёлый пинок перевернул на спину.

Кира опять что-то крикнула, но на этот раз Ши прослушал. Выпал из реальности на время. А когда он пришёл в себя, вокруг стояла странная, непонятная тишина. Но взгляд упирался прямиком в высокий потолок, и там не происходило абсолютно ничего интересного.

Пришлось чуть повернуть и запрокинуть голову в желании рассмотреть, что творится впереди. Так было даже удобней – слипшиеся волосы съехали набок и не закрывали обзор. Только мир опрокинулся с ног на голову. Но ничего. Всё равно же видно.

Все застыли неподвижно и пялились на Киру. А она стояла посреди зала, напряжённая, устремлённая вверх. Голова тоже запрокинута. Окружена серебристым сиянием. Будто попала внутрь луча, выходящего прямо из пола и уносящегося ввысь, к каменному своду. Или даже пробивающемуся сквозь свод. К небу. В бесконечность.

Сияние постепенно расползалось по камню – по потолку, по стенам, по полу, заставляло его мерцать холодными белыми искрами, такими яркими, что резало глаза.

Шея затекла, и Ши шевельнулся. И Окудников тоже. И Кира.

Поток серебристого света исчез, и она опустила лицо, посмотрела прямо перед собой, выкинула вперёд руку. Тонкий луч вырвался из ладони и угодил в стоящего справа от Ши человека.

Он словно вспыхнул в один момент, но не огнём, тем же холодными серебром. А когда сияние погасло, так же мгновенно, как вспыхнуло, от человека не осталось ничего. Пусто. Будто его никогда и не существовало.

Кира повела рукой влево. Слишком сосредоточена, не замечала ничего вокруг. Даже совсем рядом.

Не видела, как приблизился к ней Окудников, сжимая кинжал в опущенной руке.

Ши перекатился на живот, рванулся вверх. Но и на этот раз ничего не вышло.

Прицельно – сверху ногой ему по голове. Словно таракана раздавили.

Упиравшиеся в пол руки бессильно подогнулись, ткнулся лицом в камень. И, пожалуй, опять ненадолго отключился.

Не мог видеть, а всё равно увидел. В мыслях, в ощущениях, в осознании.

Окудников чуть зашёл вперёд. Только тогда Кира обратила на него внимание, глянула удивлённо и вздрогнула. Сильно вздрогнула. Опустила глаза. А колдун отступил назад, вытягивая кинжал. Лезвие – красное, и на его кончике дрожит тоненькая серебристая нить. Тянется от Киры.

Обвилась вокруг лезвия, перешла на рукоять, потом на сжимающую её ладонь. Оплела Окудникова целиком.

Кира качнулась, осела на пол. Нить оборвалась и будто затянулась, ушла внутрь колдуна.

Окудников хотел сам стать проводником, чтобы забрать всю силу Источника себе.

Ши уже не пытался дёргаться, послушно лежал. Он всё равно ничем не сможет помочь. Он же не волшебник. И не врач. Скорее, наоборот.

Ну и ладно!

Как там? «Умерли в один день». Именно тот случай. А «жили долго и счастливо» – это не для всех.

Успокоился, вытянулся поудобней, стараясь не потревожить прочно угнездившуюся внутри, не желающую утихать боль. И вдруг раздался крик. Короткий, испуганный, удивлённый.

Это вскрикнул Окудников. Он по-прежнему стоял недалеко от Киры. Но не просто стоял. Возбуждённый, напружиненный, нервно вертел головой, оглядывался по сторонам. Словно множество невидимых врагов надвигалось на него со всех сторон. Или один, коварный, прятался где-то в зале, способный в любую секунду выскочить из укрытия и наброситься на колдуна. Вот Окудников и пытался взглядом отыскать его, успеть засечь движение, чтобы точно знать, откуда ждать нападения.

Глаза его безумно поблёскивали. Он чуть пригнулся, словно хотел спрятаться, крутанулся на месте. И тут взгляд Окудникова остановился на его же помощниках: людях и нелюдях.

Колдун прищурился и выбросил вперёд руку. Совсем как Кира несколько минут назад. И так же как у Киры, из его ладони вылетел тонкий серебристый луч, поджёг одного помощника, потом другого. Остальные опомнились, сорвались с мест, заметались по залу, ринулись к выходу. Но луч настигал их, уничтожал, превращал в ничто. И смертных, и бессмертных.

Ши тоже ждал каждое мгновение прикосновения этого убийственного луча. Но, кажется, Окудникова совсем не интересовало нечто жалкое, распростёртое на полу. Его увлекали только движущиеся мишени, и он торжествующе улыбался после каждого удачного попадания. Пока не разделался со всеми. Но и тогда не успокоился. Ещё раз внимательно оглядел зал.

Настоятель укрывался под аркой в глубине возвышения. Но Окудников не обратил внимания и на него, повернулся к Кире.

Она лежала, скрючившись, прижав ладони к ране на животе. Пока ещё живая. Кровь медленно сочилась между пальцами, растекалась по полу. Окудников шагнул к ней, вытянув вперёд обе руки. Но не тонкие лучи – два широких световых потока вырвались из ладоней, слились в один, затопили Киру.

Она не вспыхнула, как остальные. Она впитывала, вбирала бьющий в неё свет. Зашевелилась, отодвинула руки от раны – кровь больше не текла, – упёрлась ими в пол, села. Хоть и неуверенно, слегка покачиваясь. Но и Окудников покачнулся. Последняя вспышка, и он рухнул на пол. Глаза широко открыты и пусты.

Источник сам выбирает проводника и не позволит никому оспаривать своего решения.

Ши опять перевернулся на спину, согнул одну ногу в колене, попробовал упереться подошвой в пол. Но та беспомощно скользнула по камню. Нога опять распрямилась. Не вставалось никак. И Кира не могла подняться. Сидела сгорбившись, тяжело дыша.

Настоятель наконец-то оторвался от стены, спустился с возвышения, подошёл к Кире, присел рядом.

– Попробуй встать. Я помогу.

Обхватил её, потянул вверх, разворачивая лицом в сторону возвышения. Кира кое-как выпрямилась.

– Я отведу тебя. Тебе надо лечь. По-нормальному. В постель. Чтобы оправиться. Сила Источника залечит рану. Но не сразу. Тебе надо отдохнуть.

Кира согласно кивнула и оглянулась на Ши.

Он успел отвести глаза, чтобы не поймать её взгляд, и услышал:

– Не переживай. С ним тоже всё будет в порядке. Он справится сам.

Ну да. Конечно сам. Он не нуждается ни в чьей помощи.

Ши посмотрел вслед уходящим и всё-таки наткнулся на чужой взгляд. Но не Кирин. Теперь обернулся настоятель.

– Справа, в соседнем помещении, есть целебные ванны. Дверь за первой колонной.

И на ходу, не смущаясь, что Ши всё прекрасно увидит, завёл руку за спину, протянул её в направлении тела Окудникова и тихонько прищёлкнул пальцами.

Скромное движение, но не осталось ничего. Как после серебристой вспышки.

А почему же раньше… если всё так просто…

Нет. Потом.

Не хочется думать и анализировать. Хочется…

Ну вот зачем старик ляпнул про эти ванны? Где бы Ши заполз в уголок и спокойно отлежался. Не привыкать. А тут появилось нестерпимое желание плюхнуться в тёплую воду, стянуть пропитанную кровью одежду. И портупею – к чёрту. Достали впивающиеся в тело ремни. Всё равно сейчас в них никакого смысла. Кинжалы раскиданы по всему залу, и нет сил их собирать.

Всё-таки сумел встать на ноги. Шатаясь, запинаясь, несколько раз рухнув на колени и снова поднявшись, добрёл до стены. Привалился к ней, постоял немного и двинулся дальше, не отрывая от камня плеча. Всем телом навалился на дверь, и та поддалась, распахнулась, а Ши опять чуть не упал.

В лицо дохнуло теплом и паром, в ноздри шибанул солоноватый запах. Первый бассейн, выдолбленный прямо в полу, всего в нескольких шагах. Подошёл к краю и не стал искать лестницы. Просто упал в воду.

Она расступилась с плеском, потом сомкнулась за спиной. Обняла, потянула вниз.

Ши развернулся, улёгся на дно.

Если б совсем не надо было дышать, так бы и лежал. День, два, да и все остальные, что остались от жизни. Но пришлось всплыть.

Воды по грудь. Но у одного конца бассейна каменный выступ, словно скамейка. Можно сесть, откинуть голову на край.

Но сначала Ши всё-таки стащил с себя одежду и портупею, швырнул всё на пол.

Ну вот. Он снова справился сам. И с ним уже почти всё в порядке.

Он положил голову на край, блаженно прикрыл глаза.

Вода колыхнулась, крошечной робкой волной погладила плечи. Как будто ещё кто-то спустился в бассейн. Но…

Это просто его вырубает. Не волны накатывают, а сны.

Он и с закрытыми глазами прекрасно видит, что никого больше нет. Он один. Как обычно. Всегда рядом – только боль.

* * *

Даже сквозь сон Ши почувствовал чужое присутствие. Очнулся, поднял голову, обернулся.

Настоятель. Стоял в нескольких шагах от края бассейна, держал в руках стопку одежды, смотрел на Ши. И Ши смотрел на него, снизу вверх, прямо в изрезанное морщинами лицо.

Сейчас старик не казался таким беспомощным и благообразным, как вчера. Взгляд открытый, твёрдый, бестрепетный. Будто произносил высокомерно: «Думай что хочешь. Всё равно ничего не изменишь. Всё равно примешь как есть. Мне не оправдываться, а тебе уж точно не судить».

Ши и не судил, не претендовал на значимость. А ведь думал, что контролирует происходящее. Но кто-то действительно нашёл его уязвимое место.

Он тоже предсказуем. Всегда принимает брошенный ему вызов, всегда ввязывается в предложенную ему игру, даже заранее предполагая, что та будет нечестной. Ведь победить в такой особенно круто.

Идиот самоуверенный. Не лучше Окудникова. Потому и оказался, как остальные, послушной марионеткой. А кукловод – один. Самый скромный, самый неприметный. Умело дёргает за ниточки, прячась за непроницаемой ширмой.

Вот он, прямо перед ним. Настоятель Сумеречного храма.

Они все плясали под его дудку, разыгрывали прописанные роли, чтобы случился запланированный финал. Все. И Ши тоже добросовестно исполнил предназначение, о котором не подозревал.

Окудников ошибался, когда называл его жертвой. Нет. Ши тоже проводник. Просто более мелкого масштаба. Его же не зря называют Мрачным жнецом, ангелом смерти. Это его работа – указывать последний путь. Так и вышло.

Он провёл истинного проводника нужной дорогой, не пропустив ни одного важного этапа. Через отчаяние, через обман, через страх, через унижение, через боль. Через надежду, через доверие, через прощение, через страсть, через нежность. Помог ей обрести источник силы внутри себя самой.

Ну а теперь он не нужен. Ведь так?

Ши выбрался из бассейна, вытерся предложенным полотенцем, оделся. Вслед за настоятелем прошёл в зал и сам посмотрел на выход, небольшой арочный проём, почти не заметный издалека в огромной стене.

Прощания и напутствия ему не нужны. Но настоятель заговорил:

– Ты сможешь попасть сюда когда захочешь. При одном условии: в ту же дверь и в то же время, как вчера.

Хочется надеяться, что не тем же способом.

– Но ты же понимаешь? Тебе лучше этого не делать. Никогда.

– Понимаю. Мне тут не место. Сюда и тварей не всяких пускают, а я…

Искусственное создание. Химера. Выдуманный персонаж.

Да и повода для возвращения нет. Скорее всего, уже не к кому. Настоятель ведь не мелкий колдун-чернокнижник, сумеет подчинить какую угодно силу. И в любом случае прежней Киры не существует.

Она больше не человек. Она – проводник. Магический артефакт, которому не полагается иметь эмоции, чувства, привязанности.

Проводник должен быть беспристрастен, держаться строго на грани между светом и тьмой, добром и злом, не принимая ничьей стороны. Это всегда непросто. Но особенно если существует что-то, способное отвлечь, сбить с толку. Или кто-то. А Окудников не довёл дело до конца. Слишком рано переключился не на тот объект.

Ши понимал. Действительно понимал. Поэтому хватит пустых разговоров. Он развернулся и двинулся к выходу. Медленно. Не спешил.

Старик дал ему уйти подальше. Рассчитывал, что он не заметит? Но Ши всё прекрасно слышал и воспринимал.

Шелест одежды, холод металла, глубокий вдох, взмах руки, лёгкая вибрация летящего в спину клинка.

И время замедлилось. Нарочно. Чтобы Ши успел побольше всего передумать и прочувствовать.

Что там? Кинжал?

Какая тонкая ирония.

Старик не поверил обещанию не возвращаться. Или решил обезопаситься. Чтобы наверняка.

Он не промахнётся. Если не хватит умения и сил физических, помогут другие силы, более действенные. Клинок попадёт точно в цель.

Успел бы увернуться: отскочить в сторону, упасть на пол. Но стоит ли? Раз уж настоятель Сумеречного храма решил сделать это собственноручно. У него прав не меньше, чем у судьбы. А разве можно противиться судьбе?

А сердце даже не трепыхнётся. Он уже давно безнадёжно мёртвый. Его не должно быть. И не будет. Всё правильно. Провидица не ошибалась. Он сам всегда стремился к этой встрече. И наконец дождался. Вот оно, его последнее мгнове…

Примечания

1

 Цитата из книги Рика Янси «Монстролог. Ступени, ведущие в бездну».

(обратно)

2

 От английского «resurgent» (возрождающийся, оживающий) или от латинского «resurget» с тем же значением.

(обратно)

3

 Цитата из книги Льюиса Кэрролла «Алиса в Стране чудес».

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Мрачный жнец

Глава 2 Сумеречники

Глава 3 Неожиданное предложение

Глава 4 Время пришло

Глава 5 За умеренную плату

Глава 6 Люди и нелюди

Глава 7 Металл и кровь

Глава 8 Побочные эффекты

Глава 9 Колдун

Глава 10 «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…»

Глава 11 Что скрывает темнота

Глава 12 Либо кто-то другой, либо ты

Глава 13 Специалист по доставке

Глава 14 Чудовище умерло, чудовище бессмертно [1]

Глава 15 Дорога в никуда

Глава 16 Злость-волк

Глава 17 Убийца и сумасшедшая

Глава 18 За вуалью неизвестности

Глава 19 «Нет у тебя доли, окромя неволи…»

Глава 20 Своё и чужое

Глава 21 Плата за предательство

Глава 22 Живые и мёртвые

Глава 23 Время для тёмного колдовства

Глава 24 Лбом в стену

Глава 25 «А куда ты хочешь попасть?» [3]

Глава 26 Погони и прятки

Глава 27 «Кто не спрятался, я не виноват»

Глава 28 Свет и тьма

Глава 29 Бить или любить

Глава 30 Быть богом

Глава 31 Согласно замыслу создателя

Глава 32 И наступили сумерки

Глава 33 Всегда рядом – только боль Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg