«Твое тело – моя тюрьма»

Твое тело – моя тюрьма (fb2) - Твое тело – моя тюрьма 878K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Оксана Лесли

Оксана Лесли Твое тело – моя тюрьма

Реальность не имеет ничего общего со словами, которые ты используешь, чтобы описать ее.

Карлос Кастанеда, «Учение Доха Хуана»

– Ты сам говорил, что знание – это сила.

– Нет, – сказал он с чувством. – Сила покоится на том, какого вида знанием ты владеешь. Какой смысл от знания вещей, которые бесполезны?

Карлос Кастанеда, «Учение Доха Хуана»

Глава 1 Мечта – контакт с инопланетной цивилизацией

Моя правая ладонь сжимает рукоятку ножа, в то же время лезвие в левой заявляет о своем присутствии – кровь окрасила вспотевшую ладонь. Боли нет. Мышцы ног затекли от сидения на корточках в темноте.

Для чего я сижу в какой-то нише и подглядываю за влюбленной парочкой на постели? Откуда в моей руке нож? Почему мне не больно? Для чего я подстерегаю как маньяк из фильма ужасов?

Я вижу гигантское зеркало, висящее у изголовья кровати. Оно детально отражает спаривание красивых, молодых, потных тел. Они, по всей видимости, доставляют друг другу невыразимое удовольствие, и меня охватывает негодование.

Нагая девушка, встряхнув длинными розовыми локонами, слезает с партнера и удаляется. Скорее всего, в ванную. Плохо видно. Какой надо быть дурой с низкой самооценкой, чтобы выкрасить волосы в розовый цвет! Я бы никогда так не сделала!

Ее любовник со странными салатовыми кудрями, еще один придурок крашеный. Закрыв глаза, млеет на круглой постели от только что полученного удовольствия.

Я чувствую, как жар кольцом сковывает мое горло, а вены-артерии пульсируют так, словно моя кровь готова фонтаном вырваться наружу и залить всех! Выхожу из ниши резко и бесшумно.

Рывок к постели, я прижимаю бедрами юношу и вонзаю ему нож в пах, изо всех сил двигая лезвие вверх, к сердцу.

Герой-любовник предпринял неудачную попытку меня остановить, схватив за горло. Но рука его слабеет от ужаса и потери крови. Я наклоняюсь ниже к его широко открытым глазам, дышу в лицо… Мое дыхание будет его последним вздохом. Пусть знает, кто лишает его жизни.

Я его не знаю, но он знает меня. Я вижу это в его глазах, но почему? Его руки конвульсивно сжимают простыню, словно она способна дать живительную энергию продержаться до появления помощи извне! Его синеющие губы шепчут странное слово: «Тави!» Что за слово такое? Слово из незнакомого мне языка. Это имя?

Белые простыни, а также мои локти, колени и одежда становятся красными, красивыми, яркими. От этой горячей отрезвляющей кровавой ванны меня начинает тошнить. Я же боюсь крови! Почему же я это делаю?

Все еще сидя на этом мертвом голом юноше, отрываю от его лица взгляд и впиваюсь им, как осьминог присосками, в зеркало над кроватью. Но вместо своего отражения я вижу лицо незнакомца с фиолетовыми глазами и такими же фиолетовыми волосами. Кто это?

Дверь ванной открывается. Вот она, девушка с глупыми розовыми волосами. Кричит что-то, надрывно так, но я не понимаю ее слов. Оправдывается? Просит пощады? Вот тебе, получи! Почему я безжалостно ударяю ее ножом?

Почему у нее… мое лицо? Боже мой! Я убиваю своего двойника?

* * *

Мишель проснулась в холодном поту и села на кровати. А ведь это был сон! Кровавый, абсурдный, тупой сон! Странно, она не являлась поклонницей кровавых фильмов ужасов. Понятное дело, если бы она насмотрелась триллеров-сериалов «Декстер», «Турбаза» или «Пила», и ее подсознание выдало бы такой кубик Рубика через кровавое сновидение. Но ведь вид крови всегда внушал ей панический страх: она даже не может смотреть передачи про животных, где вольные хищники смачно рвут добычу на части и с аппетитом ее пожирают. Наверное, она не смогла бы работать врачом или медсестрой, не говоря уже о профессии криминалиста или даже элементарном донорстве. Тем более – кого-то убить, как она сделала во сне. Словно находясь в чьем-то теле, в теле хладнокровного убийцы, знающем, кто и за что должен расстаться с жизнью. Убийство было спланированным актом возмездия, она это прочувствовала. Наверное, ненависть способна поднять температуру тела. И Мишель было жарко от только что пережитого кошмара.

Огляделась. Все вокруг было привычным. Ее комната. Розовые стены – их много лет назад красил для своей принцессы папа, которого больше нет. Война в Ираке проглотила его, но память, как и цвет стен, осталась. Полки с книгами, два кресла, двухъярусная кровать, комод с зеркалом, письменный стол. Обычно Мишель спала на первом ярусе, а на втором красовались ее плюшевые игрушки из детства: жалко выбросить – некоторые были подарены ее покойными папочкой, бабушкой и дедушкой…

Девушка встала напротив зеркала и стала расчесывать каштановые волосы, внимательно разглядывая себя. Черты лица не крупные, не мелкие. Кожа без веснушек и угрей. Черные брови и ресницы. Карие глаза. Симпатичная, в папу, в котором текла кровь американских индейцев.

Мишель считала, что внешне она мало чем отличалась от других восемнадцатилетних девушек из Флориды. Не изможденно-худая, как модели-анорексики, и не полная, как надувной дельфин. Без каких-либо шрамов или татуировок. Анжелика, ее мать, с детства учила, что нужно уметь запомниться людям не картинками на своем теле, а харизмой, умением излагать свои мысли, в общем – своим внутренним миром.

Мишель нравилась себе, хотя нарциссизмом не страдала. Ей очень шел легкий золотистый загар: все-таки она жила в доме с бассейном недалеко от пляжа Мексиканского залива.

Мишель улыбнулась. Она знала все про рак кожи, вред соляриев и ультрафиолетовое излучение. Поэтому они с мамой, братиком, отчимом или ее парнем ездили на пляж исключительно до одиннадцати утра или после четырех дня. Из соображений, чтобы самые зловредные излучения не травмировали кожу.

Стоп. У девушки из кровавого сновидения была белая кожа, как будто она никогда не загорала. Цвет волос также отличал Мишель от той, с розовыми волосами. Значит, это был ее странный двойник!

Девушка, все еще в пижаме, села за свой письменный стол и открыла ноутбук. На главной странице появилась фотография со Стивом, соседом девятнадцати лет. Стив учился в местном колледже на дизайнера одежды. Он был очень вежливым и застенчивым юношей, с мягкими чертами лица. Мишель в шутку называла его своим котенком. Нет, он не был мохнатым, просто она любила кошек. Стив не был брутальным, скорее молчаливым, даже себе на уме, уравновешенным парнем. На фотографии он держал Мишель на руках, стоя по колено в изумрудной воде залива. В памяти всплыли ощущения спокойной радости. Стив был единственным другом Мишель.

Другие девушки в школе интересовались мальчиками, компьютерными играми, спортом; многочисленные селфи и СМС-ки, пребывание в чатах было нормой жизни. Мишель же не интересовало то, чем увлекались ее ровесницы. Ее редко приглашали на дни рожденья или пижамные вечеринки. Она ненавидела толпы и зависимость многих поведать Фейсбуку все, что происходит с ними. Увлечение спортом казалось ей скучным. Когда люди плакали во время просмотра фильма, Мишель чувствовала себя чужой, так как она никогда не сопереживала героям кино и книг. Она понимала разумом слова, внимательно следила за сюжетом, но никогда не ощущала себя на месте героев и не «болела» за них, ее сердце молчало, как будто в ней не хватало каких-то проводков.

К сожалению, в колледж она не поступила после окончания школы. Нужно было что-то делать – то ли работу искать, то ли готовиться к поступлению в колледж заново. Или – и то и другое?

Девушка решила нырнуть в поисковую сеть. Что там ученые пишут про сновидения? Так, они бывают «пассивные», когда сновидящий является наблюдателем, и «активные», когда сновидящий сам находится в центре событий. Сны бывают цветными и черно-белыми. Миллионы ответов и объяснений! И где правда?

Мишель потеряла интерес к сновидениям и вышла в Ютуб, нашла видеоролики с НЛО. Затаив дыхание, она вглядывалась в объекты, которые вполне можно было считать инопланетными. Девушка считала свою жизнь слишком пресной, как дистиллированная вода без фруктовых добавок. Вот некоторым действительно везет: они наблюдают НЛО, кого-то инопланетяне забирают к себе на корабль. А она? Пока довольствуется только телескопом, подарком матери. Мишель бросила взгляд на карту звездного неба во всю стену. Когда-нибудь она станет астрономом или даже космонавтом. Так хочется прикоснуться к звездам, оторваться от Земли и чувствовать что-то особенное, неземное!

Девушка посмотрела на настольный перекидной календарь. Легким щелчком перевернула лист. Воскресенье. Нужно было собираться на мессу – католическую литургию – к одиннадцати часам утра.

Анжелика Редмонд, ее мать, верила и внушала дочери, что жизнь не радуга, не шахматная доска, а зебра. И плохое обязательно сменится хорошей, белой полосой. Только пока ты находишься в белой полосе, нужно позаботиться о том, чтобы пребывание в черной проходило как можно легче и безболезненней. Для этого жизненно необходимо ходить в церковь, костел или любой храм по своему усмотрению и вероисповеданию, волонтерствовать там, мозолить глаза, обрастать связями и знакомствами. Анжелика искренне считала, что очень важно быть членом церкви, чтобы в случае чего на твою беду тоже откликнулись. Кроме того, мать надеялась, что Бог и вера изменят ее дочь. Девочке был поставлен диагноз – социопатия, врожденное расстройство личности, когда человек равнодушен к чувствам других людей и с трудом поддерживает взаимоотношения. Анжелика верила всем сердцем и каждой клеточкой своего тела, что ее Бог обязательно исцелит Мишель.

Глава 2 Странная регенерация

Каждое утро семья собиралась на небольшой кухне с холодильником из никелированной стали, кухонными шкафчиками «под дуб», небольшим мебельным уголком. На стене около уголка висело огромное зеркало – это визуально увеличивало комнату, и, по мнению миссис Редмонд, помогало ей не переедать. Она вычитала этот совет в какой-то книге то ли по Фэн-шуй, то ли по диетологии: человек не может долго сидеть и поглощать еду, когда видит себя в зеркале за этим занятием.

Две глубокие раковины из нержавейки находились напротив окошка, из которого был виден задний двор с бассейном, цветниками и лужайками. Это окошко делало кухню светлой. На подоконнике красовались цветущие орхидеи в трех керамических горшочках с отверстиями в стенках для их корней, – хобби Анжелики. Она называла орхидеи – цветами для ленивых, так как они не требовали от нее много времени и особого ухода. Раз в неделю нужно было утолить жажду растений, бросив туда три кубика льда, и иногда побрызгать подкормкой из розового пульверизатора «для орхидей». Иногда для блеска листья натирались кожурой бананов, и цветы радовали хозяев долгосрочным цветением. Периодически орхидеи падали в раковину или на руки того, кто мыл посуду.

Отчим Фред, в белых носках, смешных плюшевых тапках, шортах и фартуке с надписью: «Поцелуй повара», стоял на кухне и жарил оладьи. Мишель недоумевала, почему ее мать купила ему именно этот неоригинальный фартук, с избитой надписью. Может, потому, что Анжелика была заурядной личностью?

Девушка не сомневалась, что ее семья была самой обыкновенной – они не имели никаких влиятельных связей и фантастических планов попасть в книгу рекордов Гиннеса, были совершенно равнодушны к политике. Они даже не ходили голосовать. Анжелика и Фред были убеждены в существовании теневого правительства и в том, что результат голосования был предрешен: все равно президентом США становился тот, кто был нужен тому самому таинственному теневому правительству.

Редмонды жили, как и большинство американцев: на праздник Дня Благодарения запекали в духовке индейку, начинив ее сухарями и ананасом, запускали фейерверки и петарды на День Независимости и Новый Год, нередко жарили барбекю на заднем дворе и подкармливали диких животных в лесопосадке около дома. Иногда они приглашали соседей на барбекю, устраивая вечеринки у бассейна. Только в отличие от большинства сограждан, они не носили обувь в доме, а складывали ее во встроенную нишу около входной двери, где они вешали верхнюю одежду и зонтики.

Пятилетний Остин, братишка Мишель, общий сын Фреда и Анжелики, с удовольствием завтракал, макая оладьи и пальчики в темный сироп агавы. Полненький низкорослый мальчик с крупным веснушками был похож на забавного медвежонка без шерсти. Старшая сестра обожала тискать его как большую живую игрушку и играть с ним в прятки.

Когда Мишель вышла на кухню, с минимумом косметики, одетая в короткое яркое платье, с бусами из белого жемчуга, она бросила всем привычное:

– Доброе утро!

– Доброе утро, – эхом отозвались Анжелика и Остин.

Фред кивнул. Это было не в его характере отвечать на приветствие по утрам.

Завтраки, приготовленные отчимом, были так же привычны, как две домашние кошки – белая Жасмин и рыжий котенок Тигренок.

Мишель хотела поговорить с матерью о сновидениях, так как та работала по ночам сомнологом в сомнологическом центре. А это значило, что днем она отсыпалась и мало времени проводила с семьей. Анжелика призналась дочери, что выбрала именно эту профессию, так как, являясь брезгливым интровертом, не хотела иметь дело с едой, деньгами, людьми, пылью и кровью. На работе она подключала пациентов к мониторам, и они спали. То есть минимум общения с людьми, минимум стресса.

– Мам, вот ты все время смотришь, как люди спят. А тебе никогда никто не рассказывал какие-нибудь свои сны? – спросила Мишель.

– Дай подумать… Припоминаю, один пациент пытался меня убедить, что во время сна посещает разные планеты. Очень странный был человек. В мире столько сумасшедших, один Фейсбук чего стоит. У одной моей знакомой собака нагадила под елкой, ее вовремя не выгуляли, так она это дерьмо запостила. Тошнит.

– Спасибо, за завтраком о собачьем дерьме вспомнила, – буркнул Фред.

– Извини, медовый мой. Тупость некоторых бесит. Нет, мне за это не платят – сны выслушивать. Для этого есть психологи, разбираться в ахинее и отклонениях личности да лекарства прописывать.

– А какие сны тебе снятся? – Мишель макала оладьи в мед, и наблюдала, как янтарные капли стекали на одноразовую белую тарелку – Редмонды, как и большинство американцев, часто такими пользовались, чтобы меньше приходилось мыть посуду.

– Снятся, но редко, ерунда всякая. Я никогда не помню свои сны. Тебя мучают кошмары?

Фред молчал, кушая стоя у плиты.

Мишель уставилась на отражение мамы в зеркале. Признаваться или нет? Скорее всего – нет. Если сновидения для нее ахинея, которой она не придает значения, значит, нечего раздражать человека лишний раз разговорами на никчемные, по ее мнению, темы.

– Нет, я в порядке. Спасибо за завтрак, – сказала Мишель, вставая из-за стола. – Вкусно, как обычно. Ты кошек покормил?

Фред, идеальный мужчина-домохозяйка, резко сорвал с себя фартук и бросил на спинку стула. Он молча посмотрел на нее так, словно был оскорблен ее недоверием к его главным качествам – заботливости и ответственности.

– Конечно, я накормил Жасмин и Тигренка.

– Ты у меня все успеваешь, медовый мой! – промурлыкала томным голосом Анжелика, встав из-за стола, обняла мужа и поцеловала.

Они были женаты шесть лет, и она была до сих пор влюблена в него – низкорослого, мускулистого мужчину с бритой головой, волевыми чертами лица и холодными глазами. Фред мог смотреть на людей пристально и остро, словно протыкая их зрачками-шильями.

Анжелика не сомневалась, что он вполне мог бы сыграть роль викинга или гладиатора в каком-нибудь голливудском боевике. Мужчина на кухне был для нее символом сексуальности и надежности.

Фред проигнорировал любвеобильность жены, покосился на Мишель, которая достала из холодильника пачку сосисок. Он занимался бюджетом и шоппингом, сосиски покупал не дешевые, за доллар, а те, что без наполнителей, настоящие мясные, пачку за четыре бакса!

Мишель направилась к двери, ведущей на задний двор.

– Чтобы это было в последний раз! – ей вдогонку бросил Фред. – Хватит переводить продукты! Ты еще ничего не заработала, чтобы выбрасывать деньги на ветер.

Мишель кивнула и хлопнула дверью, а Остин, протерев выразительный ротик салфеткой и бросив бумажную тарелку в мусорку, посеменил за ней, не забыв сказать «спасибо за завтрак!»

Спальный район, в котором они жили, был построен около леса, и люди могли любоваться и беспечными белочками, скачущими с сосны на сосну, и мелкими животными, захаживающими во дворы, – ночными опоссумами, енотами, черепахами и броненосцами.

Субтропическое лето давило жарой и влажностью воздуха даже утром. Но Мишель, выросшая в этом климате, была привычной к духоте. Главное, нужно было перетерпеть три летних жарких месяца, а остальные девять, с сентября по май, можно было наслаждаться и цветением, и мягкой зимой без снега.

Задний двор дома Редмондов выходил в смешанный лес, в котором росли сосны, дубы, американский каштан, магнолии, дикая ежевика и редкие пальмы. Двор по сторонам был обнесен деревянным некрашеным забором, который местами потемнел и стал серым. Анжелика в шутку называла его «пятьдесят оттенков серого», а нанять кого-нибудь освежить его за двести баксов мойкой под давлением ей в голову не приходило. Вдоль забора – разросшиеся кусты роскошных кустарников – гибискус с оранжевыми цветами, розы, голубые гортензии. Фред подстригал аккуратную зеленую лужайку двора каждые две недели и лично наполнял зерном кормушки для птиц.

Но главными достопримечательностями двора были, конечно, бассейн и незастекленная веранда с белыми деревянными колоннами, на которой уютно смотрелись гриль и пластиковая уличная мебель.

Мишель с Остином прошли в самый конец двора и стали отщипывать кусочки сосисок и бросать их лесным одичавшим кошкам, выглядывавшим из-за кустов отцветших азалий. Они были потомством расплодившихся домашних Жасмин и Тигренка, которых Анжелика пару лет назад пыталась пристроить через социальные сети Фейсбук и Крейгслист, а приемник отказался принимать новых пушистых постояльцев за неимением свободных мест. Пришлось отпустить котят в ближайший лес, где они одичали.

Остин встал на четвереньки, приблизился к одному коту и замяукал. Животное, наверное, восприняло ребенка как соперника, пытающегося отобрать сосиску. Кот ощетинился и поднял лапу, выпустив когти. Мишель ловко схватила братишку и подняла на руки, спасая от возможных ран. Она сама удивилась своему стремительному броску, как на автопилоте. Мишель даже не успела разволноваться за ребенка.

Каким-то образом ее ожерелье порвалось и жемчуг рассыпался по траве. Остин избежал атаки, но его сестре все же достались кровоточащие царапины. Она ойкнула от неожиданности, но направилась к дому, продолжая держать братишку на руках, не чувствуя боли.

На пороге появилась Анжелика, мелкой комплекции, с длинными крашенными в рыжий цвет волосами. Мишель не помнила, какой у нее натуральный цвет волос. Ведь Анжелика их каждый год перед Рождеством красила в новый цвет. Так она удовлетворяла жажду перемен и развлечений.

– Поторопитесь, мои сладкие ангелочки! Мы опаздываем! – позвала она детей и вернулась в дом.

Мишель опустила Остина на землю, и поспешила к дому, чтобы смыть с руки кровь перед поездкой в церковь и наложить пластырь. Но раны исчезли. Девушка потерла место, где еще несколько минут назад кожа была вспорота когтями кота. Ни боли, ни даже зуда не ощущалось, словно ей все привиделось.

Фред сидел в гостиной перед телевизором, положив ноги в плюшевых тапочках на стеклянный кофейный столик. Он увлеченно смотрел сделанную ранее запись своего любимого шоу «Тысяча путей умереть». Но при виде жены Фред оторвался от экрана и остановил шоу. Он знал, что Анжелика и ее дочь не выносили кровавых сцен, и собирался насладиться ими позже.

Фред критически осмотрел наряд жены, – розовое платье и сапоги до середины голени.

– Ты снова нацепила это? Их давно пора выбросить!

– Почему?

– Этот розовый цвет просто тошнотворный, – он скривил губы, глядя на ее ковбойские сапоги. – Мне стыдно, что моя жена носит такое смехотворное барахло! – При этом он знал, что не собирается появляться с ней в обществе и сравнивать с другими женщинами, у которых есть вкус в одежде.

– Что ты, я никогда их не выброшу! – улыбнулась Анжелика, пощекотав подошву его тапочка. – Эти сапоги я получила в наследство от матери, так же, как и этот выплаченный дом. Ты с нами едешь?

В это время Мишель и Остин вошли в гостиную и услышали разговор родителей.

– Нет, никуда я не поеду. Я и так домохозяйкой кручусь целыми днями, то уборка, то готовка, то бассейн почистить, то травку подстричь, то ребенку почитать. У меня должно быть время, когда я отдыхаю от всех. Совершенно один, понимаешь?

– Ага, чтобы наслаждаться кровавым шоу о казнях и смертях. Я беспокоюсь о твоем психическом здоровье.

Фред усмехнулся:

– История Земли выложена разными казнями и войнами, мне нужно просто побыть одному.

– Терпеть не могу, когда ты жалуешься. Иногда мне тоже хочется отдохнуть. Ничего не делать, не видеть и ни за что не переживать, – отчеканила Анжелика, открыла свою розовую сумку и достала жевательную резинку. Казалось, жвачка ее успокаивала.

Мишель задумалась: «Вот она какая – взрослая жизнь. Люди имеют и крышу над головой, и семью, и работу, а не прекращают жаловаться на эту самую жизнь и мечтать о покое. Как будто они, как в некоторых странах третьего или четвертого мира, живут без электричества, канализации и питьевой воды». Девушка помыла на кухне руки себе и братишке, а потом все вышли в передний двор.

Фред прекратил спор, обнял жену, поцеловал и проводил всех до машины. Он пристегнул Остина на заднем сиденье, в то время как его падчерица села за руль. Анжелика пристегнулась на переднем пассажирском сидении.

– Люблю свой сладкий пирожок! – Фред поцеловал ребенка в крупный веснушчатый лобик и обе пухлые щечки, словно усыпанные корицей.

Остин обнял голову отца:

– До скорого, папа! Я тебя тоже люблю!

Мишель, как большинство американских подростков, водила машину с шестнадцати лет, правда, в основном, когда они ехали всей семьей в магазин или церковь. Она чувствовала себя уверенно, однако никогда не садилась за руль одна: у них была только одна машина на семью.

Двигатель заурчал, а девушка поглядывала на свою руку. Никаких следов от атаки диким животным. Что-то с ней не так. Раньше она не наблюдала за собой такой регенерации. Может, на самом деле, она вовсе не обыкновенная девушка?

Медленно проезжая по своему спальному району, любуясь подстриженными газонами соседей, их цветущими олеандрами и магнолиями, кустами роз и жасмина, Мишель замедлила ход около дома своего парня. Стив тоже собирался в храм с отцом, Крисом, и ждал около серебристого внедорожника, когда тот выйдет из дома. Они дружили семьями, как принято говорить.

Стив заметил проезжавшую мимо машину Анжелики с Мишель за рулем и поприветствовал своих соседей, махнув им рукой. Мишель послала ему в ответ воздушный поцелуй, продолжая путь. Она знала, что скоро они увидятся в церкви.

Они выехали из своего спального района, на перекрестке глаз светофора подмигивал автомобилям зеленым глазом.

Вдруг девушка заметила впереди, справа у обочины, что-то темное. Она включила аварийный сигнал, резко свернула с дороги, припарковалась на траве и вышла из машины.

– Ну, в чем дело? – воскликнула Анжелика, выглянув в окно.

– По-моему, одну из наших диких кошек сбила машина. Надо глянуть, может, ее еще можно спасти. Пойду посмотрю, – загорелась Мишель.

– Прекрати заниматься ерундой! Ты все равно не испытываешь жалости! Только любопытство! – отрезала недовольная мать, которая знала свою дочь как никто другой.

– Я с тобой! – Остин был весь нетерпение.

– Нет-нет, сиди, через минуту вернусь.

– Мишель! – не отставал братишка.

Напрасная просьба. Хлопнула дверца, сестра убежала.

Анжелика включила радио, делая глубокие вдохи и выдохи. Выходка дочери вызвала у нее раздражение, но она давно научилась себя контролировать. По радио звучали слова популярной песни: «Я разбила свою машину, въехав в мост. Мне плевать». Анжелика представила себе машину легкомысленной певички, этакий кабриолет с открытым верхом, летящую с моста в пропасть, в объятья смерти или, на худой конец, инвалидности, ухмыльнулась и стала отбивать ритм своими ноготками, – почему глупые песни становятся хитами?

Мишель приблизилась к темному пятну. Да, это был огромный котяра, размозженный колесами машины. Черви методично, с аппетитом, пожирали его тело. Вид крови и разложения вызвал у нее легкую тошноту. Она пожалела о том, что вообще остановилась. Девушка сморщилась от отвращения и зажала нос пальцами, но запах распада и смерти уже успел залезть к ней в носовые пазухи и запомниться всем мозговым извилинам, вместе взятым.

Анжелика отстегнула ремень безопасности и вышла из машины. Подавив брезгливость и тошноту, не желая рассматривать лежащее на земле темное пятно, она изо всех хлопнула дверцей и язвительно поинтересовалась:

– Ну что, спасла? А как ты себе это представляла? Думаешь, дикое раненое животное позволило бы так просто себя взять и положить в багажник? И кто бы возил его к ветеринару, на какие шиши? Может, тебе нужно на ветеринара учиться, а не в астрономию лезть?

Мишель встретила суровый взгляд матери без ответных сарказма и агрессии.

– Поздно, – ответила расстроенная девушка.

Мать сплюнула жвачку в траву прежде, чем сесть в машину.

– Могильные черви – такая мерзость, – перевела дыхание Мишель, поглаживая руль.

– Откуда в киске черви? – спросил с заднего сиденья любознательный Остин.

– Когда мы умираем, они увеличиваются в размерах, поедают нашу плоть и обретают свободу, – выдала Мишель братишке измененным голосом, и округлив глаза, как будто страшную сказку рассказывала.

– Бип-бип, – Анжелика издала звук, который используется в ток-шоу, когда участники выдают неправильный ответ на вопрос. – Внимание. Правильный ответ. Могильные черви – это стадия развития обыкновенной мухи. Они не живут в наших телах. Я считаю, что твоя тюрьма – это невежество. Если бы ты не увлекалась всякой ерундой типа фантастики и уфологии, а получше училась в школе, то бесплатное обучение в колледже тебе было бы обеспечено, потому как ты у меня неглупая. Мы из-за тебя теперь на службу опоздаем.

Мишель, не оскорбившись и не огрызаясь, стала прихорашиваться, глядя в зеркало. Легкомысленная песня, по всей видимости, подняла ей настроение, она подергала плечами, пританцовывая и повторяя: «Я разбила машину о мост. Мне это нравится. Наплевать на все».

Не включив поворотник, Мишель резко вывела машину на дорогу.

Внедорожник Стива и Криса не успел затормозить и на полной скорости врезался в их легковушку.

Анжелику, которая забыла пристегнуться, как теннисный мячик подбросило к потолку автомобиля. Машина рухнула в канаву на обочине дороги, а торчавший в канаве металлический штырь проткнул заднюю пассажирскую дверь и ребенка насквозь как коллекционер – беззащитную бабочку. Вскрик Остина слился со скрежетом металла и звоном разбивающегося лобового стекла.

Подушки безопасности, словно вырвавшись из тесных камер, как беглецы на волю, ударили мать и дочь по их красивым лицам. Руки Мишель больше не держались за руль – они обнимали подушку безопасности.

Мысли девушки, как разворошенный муравейник, зашумели в голове беспорядочно и громко: «аварию устроила», «дура», «жива ли мамочка», «кто вызовет полицию», «вертолет», «что с братишкой»… Она перевела взгляд на чистое голубое небо, словно подглядывающее за ними через отверстие в разбитом лобовом стекле.

Мишель перевела взгляд на свои руки, из которых торчали осколки стекла. Ей стало нехорошо от вида собственной крови. Вдруг осколки один за другим стали выпрыгивать из ранок. В голове при этом был какой-то шумок, как при настраивании радио, – дребезжание неприятное, но негромкое. Раны Мишель затягивались стремительно быстро, боль затихала, шум в мозгах прекратился, как будто кран с бегущей водой резко закрыли.

– Мишель, ты в порядке? – она услышала тревожный голос Стива.

Крис и Стив, целые и невредимые после столкновения, сразу позвонили «девять-один-один». Некоторые водители отменили свои планы и припарковались на обочине, чтобы помочь пострадавшим и дождаться приезда полиции.

Не успев отреагировать на вопрос своего парня, девушка потеряла сознание. Сознание, напротив, не потерялось, а отдалось новому сновидению.

Глава 3 Убийца с волосами цвета лаванды

Опять это замкнутое пространство, неудобная поза, это уже было! Мышцы моих ног неприятно затекли от сидения на корточках в какой-то нише. Я подглядываю за влюбленной парочкой, самозабвенно спаривающейся. На полу разбросана одежда.

Я сжимаю рукоятку ножа в одной потной ладони, а лезвие – в другой. Кровь. Безболезненно появилась.

Нагая девушка, мой двойник, встряхнув длинными розовыми локонами, медленно слезает с партнера и удаляется в ванную. Со стороны кажется, что она двигается наигранно, как будто ее в порнофильме снимают и она должна выглядеть наиболее сексапильно и упруго. Но партнер не в состоянии оценить ее старания. Нагой любовник с салатовыми кудрями, закрыв глаза, млеет, раскинувшись на постели, от только что полученного удовольствия. Я его не знаю, но почему он меня так бесит? На самом деле, меня ничто никогда не бесит. Я испытываю чувства нового диапазона, о которых читала и смотрела, это не мои чувства…

У меня нет никакого желания вылезать из этой проклятой ниши. Но я не в силах контролировать тело, в котором нахожусь. Я в теле безумца, в теле убийцы. Ничего не могу с этим поделать.

Кажется, что огненное кольцо сжимает горло, сердце стучит быстро, как обкурившийся африканский барабанщик. Ощущение такое, словно кровь вот-вот вырвется из моих вен подобно фонтану!

Выход из ниши. Рывок к постели. И нож, вонзенный в пах, продвигается твердой рукой убийцы вверх, к диафрагме. Парень предпринимает неудачную попытку остановить меня, но рука жертвы слаба от потери крови.

Я дышу в лицо умирающему, ловлю его последнее дыхание и затухающий свет салатовых глаз. Глаза у него красивые, ресницы и губы подрагивают, это завораживает.

Последние слоги, предсмертные, срываются с губ несчастного: «Та-ви!»

– Рокс, – шепчу в ответ я.

Почему-то я знаю, что Рокс – это имя моей жертвы. А Тави, скорее всего, имя убийцы?

Я отрываю взгляд от мертвых глаз и начинаю разглядывать свое собственное отражение в зеркале. Это лицо убийцы, сейчас это мое лицо. Молодой парень, белая кожа, как у вампиров в фильмах ужасов, капельки пота на гладкой коже лба. Фиолетовые вьющиеся волосы и глаза цветы лаванды. Очень привлекательный, безумный юноша.

Рокс мертв.

Я, глазами убийцы, сканирую все вокруг: вижу ванную комнату с одной стороны, нишу с другой, зеркало над кроватью. Четвертая стена лишена окон, картин – совершенно пустая, почему-то с металлическим отливом, даже мебели около нее нет.

Дверь ванной открывается. Странно видеть себя со стороны: обнаженной и с розовыми волосами. Игривое выражение лица моего двойника сползло так же быстро, как лавина с гор, при виде мертвого любовника.

– Прекрасно проводишь время, Альрами! А я вот решил присоединиться к вам. Извини, кажется, я немного опоздал.

– Как ты мог, Тави! Не подходи ко мне! – Альрами, закрыв ладонями уши, начинает истошно кричать. – Помогите! Помогите!

Я спрыгиваю с уничтоженного соперника и приближаюсь к ней.

– Гадкая, подлая лгунья!

Взмах ножом и удар по истошно закричавшей девушке, в то время как жгучая вибрирующая петля ненависти затягивается на моей шее.

От криков Альрами сработала какая-то сигнализация: потолок замигал и стал менять цвета. С резким звуком сирены стальная стена спальни бесшумно сложилась подобно вертикальным жалюзи.

Я замираю на месте и поворачиваюсь лицом к исчезнувшей стене, прищуриваюсь.

В зияющее пространство стремительно влетают блестящие шары размером с баскетбольный мяч. Они вращаются вокруг собственной оси, как глобусы, нависают над Роксом и Альрами, увеличиваются в размерах, превращаясь в коконы, создавая вокруг бездыханных тел непробиваемые прозрачные овальные оболочки. Затем эти коконы спасения поднимаются в воздух и исчезают из вида. Я – в шоке от увиденного.

До моего сознания доходит, что шары – это роботы, которые функционируют как полиция и «скорая помощь» в моем мире. Один робот-шар, повиснув над моей головой, направил на меня красный луч-транквилизатор. Сломленный невидимой силой, я роняю нож, падаю сначала на колени, а потом лицом вниз, прямо на одежду своих жертв. Не чувствую ни боли, ни огненной давящей петли.

– Вы арестованы, Тави!

Я теряю сознание, и мир вокруг меня исчезает.

Глава 4 Открытия Мишель

Спасатели осторожно извлекли из помятой машины Мишель, Анжелику и Остина. Они перенесли Мишель на носилках в карету «скорой помощи», а Остина и Анжелику – на прибывший вертолет. Крис, Стив и другие свидетели давали полицейским показания.

«Состояние стабильное, девочке повезло!» – услышала разговор девушка.

«Я в порядке», – пробормотала она, удивляясь, что совсем не испытывает боли. Мишель, не открывая глаз, мысленным взором стала ощупывать свое тело.

В голове картинки из сна сменялись картинками из действительности. То она рассматривала мертвую кошку, то наблюдала, как осколки выпрыгивают из ее тела и затягиваются раны.

Она вспомнила свой кошмар! Повторился же, и даже с продолжением. И все связно, не какая-нибудь белиберда, которая забывается, как только проснешься. Мишель пыталась вспомнить детали, но мысли разбегались, как тараканы от света фонарика.

Какие-то ученые в своих научных статьях, которые Мишель читала в Интернете, объясняли сновидения имитацией реальности мозгом человека. Но откуда образы, которые она не могла наблюдать нигде, ни в фильмах, ни в книгах? Откуда взялись эти роботы-шары и сигнализация, реагирующая на истошные крики?

Вскоре Мишель оказалась в больнице. Слышно было негромкое постукивание колесиков носилок-трансформера о пол холла. Она оказалась в кабинете магнитно-резонансной томографии. Девушка закрыла глаза и стала вслушиваться в ощущения своего тела. Ни малейшего дискомфорта она не испытывала.

В аппарате магнитно-резонансной томографии она ощутила себя как в гробу, похороненной заживо. Ее сердце сжалось от страха. Мишель слышала методичное постукивание, которым сопровождалась работа аппарата. Девушка понимала, что результаты обследования определят, как долго ей предстоит находиться в госпитале, есть ли внутренние переломы и разрывы органов… Может, ей нужна срочная операция?

Мягкое, обнадеживающее ощущение, что с ней все в порядке, обняло ее сознание и тело. Мишель вдруг показалось, что она летит, нет, падает вниз головой и проваливается то ли в вату, то ли в облако белого зефира…

Она лежала с закрытыми глазами и незаметно для себя снова отключилась. Сон опять засосал ее в другую вселенную.

Девушка увидела себя лежащей на небольшой жесткой кушетке. Серебристые ремни крепко стягивали ее тело. Она оглянулась – маленькая светлая комнатка без окон, ламп, мебели и дверей.

Перед ее лицом появился блестящий шар размером с теннисный мяч. Мишель перевела дыхание, рассматривая свои черты в зеркальной поверхности, нависшей над нею. Это были не ее черты, а лицо незнакомца-убийцы с глазами цвета лаванды и фиолетовыми волосами.

Изнутри шара возник красный сканирующий луч и коснулся лба Тави. Шар стал увеличиваться, превращаясь в плоское прямоугольное зеркало, напоминающее плазменную панель телевизора.

– Тави с Кассиопеи, заключенный номер двадцать восемь. Вы осуждены за убийство.

На поверхности зеркального прямоугольника появилось лицо жертвы с салатовыми волосами, Рокса.

– Ты кто? – услышала Мишель голос преступника, в чьем теле находилась. Он сжал кулаки и зубы.

Экран снова превратился в серебристый шарик, размером с футбольный, и все тем же металлическим голосом ответил:

– Я – Смотрящий. Я контролирую ход и качество вашей реабилитации.

– Альрами мертва?

Портрет девушки с розовыми волосами появился на поверхности Смотрящего.

– Альрами пока в коме. Если она и ваш не рожденный сын не выживут, то ваше тело будет уничтожено.

Тави несколько раз ударил кулаками по кушетке, к которой был привязан.

– Откуда я знаю, что это мой ребенок! – воскликнул надрывно преступник.

– Генетические анализы уже проведены, – прозвучал уверенный ответ. – Поздравляю вас! Цивилизация кассиопейцев, как вам известно, поражена бесплодием, и естественное зачатие само по себе – исключение из правил!

Портрет Альрами исчез с поверхности шара, и Мишель снова увидела в нем отражение Тави. На мгновение его фиолетовые глаза стали влажными, но он ничего не сказал. Она ощутила, как кассиопеец сжал кулаки и сомкнул веки.

Мишель чувствовала: новость об отцовстве терзала и раздирала ревнивую душу мучительными сомнениями. Она слышала пульсирующие мысли преступника:

Знай он о беременности, поднял бы руку на свою возлюбленную? Позволил бы ей быть счастливой с другим?

Ему казалось это невероятным: он, такой еще юный, и уже – отец! Его гены, его кровь, его энергия будут пульсировать в другом, новом теле! Если, конечно, Альрами выживет. Как же ему вдруг захотелось, чтобы она выжила, чтобы доносила ЕГО ребенка. Ведь это его продолжение, и ДНК Тави не исчезнет со смертью его физической оболочки.

Мысли вращались в его голове как пульсары во вселенной.

Глава 5 Смертельные новости

Мишель очнулась от триллера-сна и увидела белый потолок с текстурой попкорн. Другая реальность отступила, чуждая и непонятная реальность, в которой она – молодой мужчина Тави, убийца из другого мира, с фиолетовыми волосами, арестованный полицейскими-шарами и осужденный на какую-то непонятную реабилитацию.

Память, как вулкан, взорвалась картинками из только что пережитой катастрофы: внедорожник протаранил ее автомобиль, разбитое лобовое стекло, крик Остина, карета «скорой помощи», взлетающий вертолет.

Девушка пошевелила сначала пальцами ног, потом рук. Все двигалось, и при этом не возникало никаких неприятных ощущений. Значит, обошлось без переломов. Она стала себя ощупывать: вот шея, лицо, ногти. Мишель не помнила, как ее облачили в больничную одежду.

Огляделась. Одноместная палата с небольшим телевизором, прикрепленным к бежевой стене, тумбочкой, двумя жесткими стульями и уборной. Линолеум с рисунком «под паркет», пастельных тонов репродукции с изображением неприметно-бесхарактерных пейзажей в дешевых деревянных рамках, вертикальные пластиковые жалюзи на окнах.

Фред сидел на стуле около ее постели и молча грыз ногти – странная привычка, которой Мишель за ним раньше не наблюдала.

Отчим, хозяйственный во всех отношениях, в глазах Мишель был неудачником. У него не было ни образования, ни профессии, ни сбережений, ни кредитной истории. Сын Остин был единственным достижением в его жизни.

Мишель была осведомлена, что отчим отбывал наказание в тюрьме за наркотики, а потом по программе реабилитации попал в приют для бывших зэков, так как ему некуда было деваться. Родственников у него не осталось, а наследства – тем более. Если бы не приют, то ему была одна дорога – жизнь под мостом или новые преступления ради крыши над головой.

Мишель слышала от него, что приют для бывших заключенных – это что-то вроде дома, в котором в каждой спальне по нескольку трехъярусных кроватей и одна кухня на двадцать мужчин. Заведением владел и управлял некий пастор, чья миссия заключалась в спасении душ бывших преступников и направлении их на путь истинный. Пастор помогал им встать на ноги, овладеть профессией, ставил на учет на биржу труда и пытался научить мыслить по-христиански: «Не укради, не убий, работай в поте лица своего». Каждый вечер бывшим заключенным он читал Библию и объяснял те или иные моменты, к чему Фред относился как к промыванию мозгов, от которого его воротило. Но нехристианских приютов для бывших падших ангелов, где бы не навязывали то, во что он не верил, не было.

Каждое воскресенье всех жильцов приюта возили на автобусе в церковь. Там Фред познакомился с матерью Мишель, Анжеликой. Ее мозги, еще не очухавшиеся после потери любимого мужа, застряли в его сладких словах как муха в тягучем сиропе. Фред получил все: жену, дом, сына со своими генами и статус мужа-домохозяйки. Его эта жизнь устраивала, и поэтому Мишель считала его неудачником и везунчиком одновременно: человеком, который сумел воспользоваться ситуацией. Мужчиной, который не в состоянии содержать семью, а сидит на шее женщины.

Ее размышления об отчиме были нарушены внезапным уверенным, но негромким стуком в дверь палаты. Отчим, услышав стук, вскочил как ошпаренный.

Вошел врач, высокий седой мужчина лет шестидесяти, с седыми бровями, усами как у Сальвадора Дали, но белыми и густыми. Если бы врач отрастил еще и бороду, то сразу стал бы похож на Санта-Клауса!

Фред сделал шаг навстречу врачу. Его глаза коснулись именной таблички на халате – «доктор Смит». Доктор заметил, что Мишель с вниманием изучала его, и искренне обрадовался:

– Спящая красавица проснулась! Добрый день, Мишель. Я твой лечащий врач, доктор Смит. Пожалуйста, не делай пока никаких резких движений. – Доктор перевел взгляд на Фреда и протянул ему руку, на что тот нехотя ответил рукопожатием:

– Фред Редмонд. Я отчим этой девушки. Что с ней? – голос его звучал глухо, как будто он находился в пещерных катакомбах и в его глотке застряла летучая мышь.

Доктор пробежался глазами по принесенным документам.

– Мистер Редмонд, вам не о чем беспокоиться. Девушке повезло. Никаких сотрясений и переломов.

– Как долго она пролежит в больнице?

– Завтра выпишем.

– А что произошло? – прошептала Мишель, стиснув подушку.

– Брата ты своего убила, вот что произошло! – заорал Фред и вышел, чуть ни сбив врача с ног.

Девушка, ошеломленная новостями, словно окаменела. Маленького Остина больше нет? Из-за нее? И их последний разговор был о каких-то дурацких червях! Она пыталась вспомнить его последние слова, его взгляд, но в голове торчал занозой только образ дохлой кошки.

– Я еще зайду, – слова доктора прозвучали как сквозь туман. – Сделаю кое-какие распоряжения относительно вас.

Доктор Смит прислал в палату Мишель пару медсестер, и они стали колдовать над пациенткой: измеряли давление, температуру, записывали пульс, взяли кровь из вены на анализ. Причем медсестры сперва проговаривали, что будут делать, когда к ней прикоснутся, – это докучало. Но Мишель понимала, что такое поведение медперсонала было в правилах всех госпиталей – чтобы защитить себя от возможных судебных тяжб. Для этого считалось в порядке вещей провести даже ненужные анализы и тесты, особенно когда было известно, что медицинская страховка все оплатит сполна. Пока медсестры работали, Мишель думала о том, знают ли они, что она виновница аварии, убийца собственного братика. В голове не укладывалось, что все произошло именно с ней и ее близкими. Мысли-догадки судорожно барахтались, как глупые жирные мухи на липкой ленте.

И почему Фред ничего не сказал о маме? Если бы с ней все было в порядке, она бы, наверное, уже посетила дочь?

Раздался стук в дверь. Не слишком громкий и не слишком тихий. Знакомый такой стук.

– Стив, заходи, – вяло промолвила Мишель. Никого не хотелось видеть.

– Привет! – в комнату вошел ее парень.

Он был в той же одежде, что и утром, когда собирался на службу: в рубашке персикового цвета и бежевых брюках.

– Привет. Как ты узнал, что я попала в больницу? – удивилась Мишель и села на постели.

Юноша присел на стул рядом, взял ее за руку и перевел дыхание.

– Я вызвал «скорую помощь». Мы врезались в твою машину. Прости меня, Мишель.

У девушки было чувство, словно ее ударили в живот и вырвали зуб без наркоза одновременно: внезапная жгучая боль в животе и резкая головная боль почти оглушили сознание, в глазах потемнело. Несколько минут она сидела молча, в ушах шумело, она была не в силах сделать глубокий вздох. Если бы она стояла, то обязательно упала бы.

– Что со мной происходит? Я…

– Может, это была паническая атака? Я читал где-то.

Когда приступ закончился, она расправила плечи и посмотрела на Стива.

– Что с мамой?

– В реанимации. Больше ничего не знаю, – юноша, немногословный от природы, не мог подобрать слов, чтобы утешить подругу.

– Я хочу побыть одна.

Он поцеловал ее в щеку и попрощался:

– Ну, отдыхай. Пока!

– Пока, – эхом ответила девушка, провожая его взглядом. Иногда ей казалось, что у ее друга тоже есть какое-то расстройство личности. Может, именно поэтому их притягивало друг к другу.

Весь день после посещения Фреда и Стива девушка таращилась в телевизор, переключая каналы. Но ничего не могла найти про свою аварию в местных новостях. Ей приносили ланч и ужин, но она к ним не притрагивалась. После многочасового пребывания в полушоковом состоянии, Мишель поднялась с постели, зашла в уборную, включила воду и разревелась.

Вот она, жизнь, такая привычная, а развалилась на глазах как жемчужное ожерелье. И невозможно восстановить, ведь Остина больше нет. Он связывал их семью, делал всех счастливее, веселее, роднее. Как же можно жить теперь без него? Наверное, эта авария разбила сердце Фреду. Мишель не могла даже представить, что чувствует отчим. Она боялась встречи с ним, боялась снова заглянуть в его глаза.

Умываясь, пытаясь успокоиться, девушка увидела в зеркале знакомое лицо. Глаза цвета лаванды пристально смотрели на нее. Мишель сощурилась, рассматривая свою галлюцинацию. Именно это лицо она видела в своих кошмарах-триллерах. Как антигерой кровавого сновидения просочился в реальную жизнь, она не понимала и понимать не хотела.

Остин мертв, а я схожу с ума. Мне нужно выспаться.

Вернувшись в палату, она открыла окно и уставилась на блеклое пятно луны. Цикады и сверчки отчаянно славили жизнь и июнь, в то время как летучие мыши на них охотились. Мишель вернулась к постели. Воспоминания о братишке накрывали ее как волны серфингиста. Остин любил рисовать ее красной помадой на зеркалах, носил на голове ее бюстгальтеры, играя в Красную Шапочку, и сбрасывал плюшевые игрушки со второго яруса кровати, с криками – «плюшевый дождь».

После нескольких часов ворочания и плача, ее разум был истощен и снова выдал ей кошмар с преступником с глазами цвета лаванды.

* * *

Рано утром в палате появилась дежурная медсестра в униформе – измерить давление, температуру и пульс пациентки. Всякий раз, прежде чем прикоснуться к девушке, медсестра предупреждала о своих действиях, не задавала личных вопросов и тихо удалилась.

Позже мягкой походкой вошел улыбающийся доктор Смит. Мишель не понимала, как можно вот так весь день прятаться за улыбку в таких невыносимо тяжелых условиях: пациенты, раны, стоны… Может, он знает секреты выживания в стрессовой ситуации?

– Доброе утро! А я вас выписываю! Как спалось?

И тут муха-мысль судорожно отцепилась от липкой ленты-стыда, вырвалась на свободу неожиданно для самой хозяйки:

– Нет. Меня преследуют кошмары, – поведала Мишель доктору, так похожему на Санта-Клауса, что ему нельзя было не довериться. – Как будто я в теле маньяка, в другой цивилизации совершаю преступления. Одна из жертв в сновидении – мой двойник. С розовыми волосами. Думаете, мне нужен психолог? – Она старалась скрыть волнение, делая свой голос нарочито равнодушным.

Доктор присел около нее и улыбнулся.

– Меня тоже раньше преследовали кошмары. Я боялся уснуть и попасть в тот же самый мир. Иногда снились операции, которые я только что провел. Иногда – пациенты, которым не удалось спасти жизнь. Я бы очень хотел спасти всех. После летальных исходов не могу прийти в себя несколько дней.

– В тембре его голоса были переплетены успокаивающая энергетика и незыблемая мудрость.

– Ну и? Вы победили свои кошмары с преследующими пациентами? – Мишель сама не понимала, что конкретно ей хочется услышать.

– Я читал книги Карлоса Кастанеды. Это помогло. Слышала о таком авторе?

– Нет. Он – американец? – Мишель покачала головой.

– Да, Карлос Кастанеда писал бестселлеры о шаманизме. Шаманы учили его контролировать сны. Есть другие авторы, которые пишут про управление сновидениями. Например, русский мистик Вадим Зеланд. Когда ты поймешь, что являешься хозяйкой своей души, то сможешь преследовать свои кошмары сама.

– Это как? – девушка все больше и больше обалдевала.

– Ну, что-то типа… Ты спишь и вспоминаешь, что ты спишь. Щелкаешь пальцами – и приказываешь сновидению развиваться по другому сценарию. Почитай Кастанеду, Зеланда. Займись йогой. Если это тебе так интересно. – Он глянул на ручные часы. – Документы о выписке я подписал.

Стук в дверь. Фред вошел, держа под мышкой пакет с одеждой для падчерицы, метнул в нее неожиданно. Она неловко поймала пакет, но все равно нижнее белье высыпалось на пол. Девушка покраснела, собирая свои вещи, содрогаясь от неприятного ощущения, что к ним прикасались руки отчима.

– Приветствую, доктор, – Фред подошел к нему и протянул руку, не удостаивая падчерицу даже взглядом.

Доктор встал, пожал руку Фреду и вручил ему тонюсенькую глянцевую брошюрку.

– Вам нужно найти профессиональную сиделку. Надеюсь, ваша страховка позволит это сделать. В этой брошюре информация, которая вам пригодится, о всех группах поддержки и сервисах для инвалидов нашего города. Крепитесь, мистер Редмонд.

– Профессиональные сиделки? Я так ничего и не поняла, доктор. Что с моей мамой? – Мишель внутри сжалась как пружина.

– У Анжелики Редмонд перелом позвоночника. Переломы позвоночника бывают разные. В одних случаях у человека отказывают только ноги, в других – и ноги, и руки. У вашей мамы тетрапарез – паралич четырех конечностей. Ко всему прочему она находится в кататоническом состоянии. Это состояние, в котором пациент практически не двигается и не реагирует на окружающий мир. К счастью, вам не придется кормить ее через зонд. Дышать и жевать она сможет самостоятельно. Всему остальному ей придется научиться заново: видеть, говорить, может, даже ходить.

– Овощ, одним словом, – сквозь зубы добавил Фред. – Что-то вроде картошки или морковки. Выбирай, – выходя из палаты, он смял брошюрку и кинул в пластмассовое мусорное ведерко, как будто в его руках была не бумажка, а нож, который он кидал в цель.

– Никогда не исключайте чудо. Только Богу известно, когда оно заявит о себе. Чудеса – неисправимые проказники, – доктор ткнул пальцем в потолок, зашевелил губами, как будто пробормотал молитву, славя невидимые силы, и вышел.

Мишель быстро оделась, думая о матери. В памяти промелькнула сцена в гостиной, когда Анжелика пожелала ничего не делать, ничего не видеть и ни о чем не волноваться. Девушка верила в исполнение желаний, но такая реализация была слишком скорой и жестокой. Она возвращалась домой, зная, что ее братишки нет в живых, а мама стала инвалидом. По ее вине.

Фред ждал ее в коридоре, рассматривая дизайн линолеума.

Вскоре Фред и Мишель молча шли по больничному коридору. На стенах висели все те же незапоминающиеся картины с изображением скамеек около деревьев, мостиков через прудики – неяркие тона, не тормошащие воображение и не изумляющие взгляд пациента.

Затем Мишель и Фред безмолвно ехали в лифте со стенами из нержавеющей стали. Она не могла дождаться, когда же наконец покинет стены госпиталя и вздохнет полной грудью свежего воздуха.

Через несколько мгновений автоматические двери захлопнулись за ними. Мишель вдохнула свободу. Но воздух не был свежим, скорее наоборот, субтропическим, раскаленным, словно в парной. В стенах прохладного госпиталя она забыла, что во Флориде властвовал влажный и удушающий июнь.

Вскоре они оказались на малоприметной автобусной остановке около больницы: скамейка с какой-то рекламой, небольшой навес от дождя.

– Я разбила нашу машину? – Мишель не поняла, почему они будут ждать автобус.

Она вдруг поняла, что не видела, в каком состоянии был их автомобиль после аварии. Просто слегка помятый или раздолбанный до такой степени, что его нужно утилизировать?

– Нет, сахарный пончик, ты разбила наши жизни, не только машину, – он ответил, как обычно, используя придуманные им прозвища. Мишель не понимала, это его привычка подшучивать или он по натуре просто гавнюк.

Автобуса не пришлось ждать долго – повезло, останавливался часто, ехал медленно, но там работал кондиционер, было комфортно, и Мишель даже задремала. Ей снова начал сниться все тот же кровавый сон, но Фред ее разбудил, постучав легонько по плечу. Девушка вдохнула с облегчением – протыкание ножом ее двойника с розовым волосами в который раз не приносило большой радости.

Они сошли на остановке около одноэтажного здания с кирпичной облицовкой и коричневой крышей. Здание выглядело строгим, недалеко на шесте развивался гигантский американский флаг.

Мишель прочитала название бизнеса: «СЛИПТАЙТ И СЫНОВЬЯ, ПОХОРОННЫЙ ДОМ И КРЕМАТОРИЙ».

– Почему мы здесь? – удивилась она вслух и сразу прикусила язык.

– А у тебя другие планы, мое клубничное пирожное? Тело Остина из больничного морга перевезли в похоронный дом. Вскрытие сделали, рапорт написали. Мы должны решить, как и когда простимся с ним.

Глава 6 Похоронный Дом

Вокруг здания росли неприхотливые пальмы, аккуратно подстриженные кустарники, стояли скамейки под тенью развесистой и высокой вечнозеленой магнолии. Парковка вокруг похоронного дома была зацементированной, с разметкой для машин, как при любом супермаркете или бензоколонке, но пустующей.

«Никого сегодня не хоронят», – сделала вывод Мишель.

Фред слегка подтолкнул падчерицу, которая остановилась как вкопанная.

Они зашли внутрь и оказались в фойе: пастельные тона – занавески, обои, огромная икебана на полу в углу из искусственных цветов… Статуя женщины с крыльями, закрывающей лицо руками в немом экстазе оплакивания мертвых. Небольшой панельный фонтан с голубой подсветкой. Вода журчала успокаивающе, и вообще, место располагало к себе своим дизайном.

Мишель обратила внимание на полы – чисто вымытый линолеум. «Практично», – подумала она. И тут же удивилась, что ей в голову лезут не те мысли, какие нужно. А какие – нужно?

В фойе их встретила седая подтянутая женщина в сером костюме с серебристой брошью и серебристыми браслетами на запястье. Она вышла из-за своего письменного стола с мраморной столешницей, тихо поздоровалась.

«Секретарша», – решила Мишель, удивившись, что некоторые старушенции в таком возрасте еще и работают, вместо того чтобы наслаждаться заработанной пенсией, нянчить внуков, смотреть сериалы, играть в теннис и ездить по курортам мира…

– Мистер Редмонд? – Женщина протянула Фреду руку с аккуратным маникюром.

Фред кивнул, аккуратно пожал ее, так же нежно, как когда-то поднимал с земли жабу, чтобы показать любознательному сыну безобидную рептилию.

– Я Патриция Слиптайт. Мы с вами разговаривали утром. Пройдите за мной, пожалуйста.

Мишель смекнула, что старушенция не просто секретарша, а хозяйка похоронного дома и ей доставляет удовольствие быть бизнес-леди. Она выглядела как те пожилые люди, кто прочитал книгу «Моложе с каждым годом», занимаются кардио шесть дней в неделю и волонтерствуют в церкви.

Из фойе они прошли в небольшой светлый зал. Там стояли кожаные диваны и огромные икебаны в высоких вазах. Воздух похоронного дома был наполнен какими-то ароматами. Мишель огляделась, пытаясь увидеть свечи. Свечей не было видно. «Может быть, они благовония какие-то жгут, чтобы смертью не пахло?»

В голове ее возник образ котяры, пожираемого червями на обочине дороги, и чувство тошноты подкатило к горлу.

Им навстречу вышел высокий молодой человек лет двадцати трех-двадцати пяти, чисто выбритый, в черном костюме и при галстуке.

– Мистер Слиптайт, администратор похоронного агентства, – представила его Патриция. В ее глазах светилась любовь к юноше.

«Сын или внук», – предположила Мишель.

– Здравствуйте, мистер Редмонд. Наши соболезнования, сэр, – произнес администратор, пожимая протянутую руку Фреда.

– Здравствуйте, – Фред огляделся по сторонам.

– Слиптайт, – четко, без улыбки, повторил свою фамилию молодой человек и протянул руку Мишель.

– Мишель, – девушка вяло пожала ему руку.

«Теплая…», – отметила она, чувствуя себя замороженной форелью, которую сейчас разморозят, оживят, проткнут шампуром, натрут чесноком и начнут поджаривать на костре. Как когда-то делали они с матерью и отцом, в далеком детстве, на рыбалке в национальном парке «Большая лагуна», что на окраине Пенсаколы.

Патриция вернулась в фойе, а мистер Слиптайт провел их в просторную комнату, с многочисленными окнами, светлыми портьерами, в которой поместились бы четыре внедорожника. Никакой привычной мебели. Только раскладные столы с бежевыми скатертями располагались вдоль трех стен и посередине, а на них, как экспонаты в музее, стояли гробы разных цветов и сортов.

У Мишель зазвенело в ушах и подкосились колени. В поисках опоры она прислонилась к стене и перевела дыхание.

Около каждого гроба небольшая табличка информировала покупателей о размерах товара, какой вес покойника он выдержит, а также о цене – от трех тысяч долларов. Розовые и голубые детские гробики стоили дешевле – от восьмисот долларов.

Голос директора центра звучал негромко, но четко, уверенно, грамотно, как будто он продавал страховку на дом или пылесосы нового поколения.

– Гробы бывают из нержавеющей стали, красного дерева, дуба или вишни, на выбор…

Мишель и Фред прошли по рядам, трогая последние пристанища для человеческих тел.

– Я не понимаю, – возмутился Фред, – как можно за гроб, который будет лежать в земле, выбрасывать пять-шесть-семь тысяч долларов? Не лучше ли в отпуск поехать? Или на образование внуков оставить? Или в фонд бедных отдать, или в благотворительную организацию «Загадай желание», если некуда девать деньги! Но зачем зарывать в землю? Мне все равно, где я буду гнить. – Он повернулся резко к падчерице и вопросом-пощечиной ударил ее.

– А ты?

– Я не хочу гнить, – она прошептала, опустив глаза к полу.

– Миром правит жажда соревнования, – поддержал разговор директор похоронного дома. Некоторым людям важно показать всему миру свое богатство, свою значимость. Посмотрите, мол, я круче всех, мой гроб лучше, чем ваш гроб? Дорогие похороны вполне способны усыпить осознание вины. При жизни не дали человеку любви и тепла, а посмертно пусть бриллиант почивает навечно в дорогой такой шкатулке. – У вас есть страховка жизни на усопшего? – поинтересовался мистер Слиптайт.

– Нет, – покачал головой обескураженный увиденными ценами Фред. – Я не думал о том, что придется хоронить сына, и мне в голову не приходило покупать даже самую минимальную страховку на него… А сколько стоит место на кладбище?

– Две с половиной тысячи, – мистер Слиптайт понял, что раскрутить новых клиентов на дорогие похороны не удастся. – Пройдемте в мой кабинет.

Мишель, удаляясь, оглядела еще раз комнату с гробами. Они ей казались сейфами, в каждом – постель для покойника, причем цвета подушки и покрывала гармонично сочетались. Эта элегантность ее особенно поразила. Девушке никогда не доводилось бывать в похоронных домах, да и похороны родного отца прошли без нее: так распорядилась Анжелика. Она не догадывалась, что понятия «дизайн», «элегантность» и «смерть» могут иметь что-то общее как ключ и фонарик на брелоке.

Мишель задумалась, почему христианская традиция позволяла людям разлагаться в деревянной коробке под землей, ведь они занимают столько места…

В кабинете Слиптайта отчим и падчерица присели напротив письменного стола администратора, в удобные кожаные кресла с большими спинками и инкрустированными ножками.

– Такие кресла я видела в мебельном по штуке баксов, – неожиданно для себя произнесла девушка.

Ей стало противно от мысли, что похоронный дом, зарабатывая деньги на чужом горе, выпячивает свою роскошь. Ведь, по сути дела, какая разница, в каких креслах сидеть и говорить о смерти близкого человека?

– Нет, вы посмотрите на нее! Братишка по ее милости погиб, а она в чужой карман заглядывает! Расселась тут, задница живая, сама еще в жизни ни копейки не заработала, а судит о том, кто как тратит свои деньги! – Возмутился Фред, сплевывая откусанный ноготь. – Простите нас, мистер Слиптайт.

– Если ваши близкие мертвы, не важно, в каких креслах вы сидите, – промолвил хладнокровно Слиптайт, сжав тонкие губы и поглаживая держатель для бизнес-карт похоронного дома в виде мраморного гробика.

Мишель поняла, что в его дипломатическом арсенале бесед с клиентурой был набор таких мудрых и острых цитат-иголок, вскрывающих гнойники недоразумений.

Мишель опустила глаза и стала отщипывать заусенец от пальца. Это чувство, смесь отвращения с осуждением, сменилось стыдом. Неужели она обыкновенная завистница? И как она вообще может спокойно рассматривать какие-то кресла, когда речь идет о ее братишке, к чьей смерти она имеет самое прямое отношение? – Мишель показалось, что стыд, как невидимый призрак, схватил ее за горло липкими холодными фалангами и начал душить. Она закашлялась.

Администратор достал две бутылки с водой из маленького черного холодильника и поставил на стол перед новыми клиентами. Его голос нарушил тишину и зазвучал по-деловому, словно он предлагал оформить кредит на покупку машины:

– Итак, мы применяем формальдегид для бальзамирования, чтобы тело выглядело презентабельно. Обычно мы использует три галлона формальдегида, заменяя этой жидкостью кровь покойного. Восемьсот долларов. Похоронная церемония стоит тысячу долларов. Если, конечно, вы решите устроить прощальный вечер, пригласить сюда родственников и друзей усопшего. Могила на местном кладбище стоит тысячу долларов, выкопать могилу – столько же, надгробный камень надо покупать. Вы можете оформить у нас кредит, но придется сделать предоплату. Тридцать процентов.

Мистер Слиптайт заметил вытянувшееся от изумления лицо Фреда и продолжил:

– Другой вариант – это кремация. И если вы не покупаете место для усопшего в кладбищенской стене, а забираете прах домой, то стоимость наших услуг всего тысяча долларов. У нас есть вебсайт, вы можете выбрать урну там.

Мишель смотрела на отчима, который словно впал в транс, уставившись на похоронные урны. Речь директора звучала для него как «бла-бла-бла-дайте мне денег-бла-бла».

– В какое странное новое время мы живем! – в сердцах сказала Мишель. – Похоронные дома свои сайты имеют! Бизнес на смерти и горе!

Слиптайт понимающе посмотрел на нее, как на наивного подростка, раскачивающегося на качелях максимализма и невежества.

– Я вас очень хорошо понимаю, – спокойно сказал администратор, словно поглаживая девушку долгим, спокойным, добрым взглядом. Таким взглядом можно было бы остановить взбесившуюся кобру. – Когда у людей беда, они часто не могут трезво мыслить. Им нужна профессиональная помощь. Доктора сервируют жизнь, а мы сервируем смерть.

– Простите, – выдавила из себя Мишель, покраснев, она посмотрела на внезапно вспотевшие ладони и откусила заусенец. Она поняла, что он был прав. Что с ней происходит?

Мистер Слиптайт встал из-за стола и подошел к книжной полке у окна, на которой стояли кроме книг… урны на любой вкус. Их словно гипнотизировал все это время зомбированный горем Фред.

Мишель обратила внимание на то, что деревянные урны были похожи на инкрустированные шкатулки для украшений, а мраморные – на вазы для цветов, но с крышками, также мраморными. Она увидела синюю коробочку с бархатной тканью внутри и шестью маленькими мраморными урночками серо-синего цвета. Любознательная девушка указала пальцем на них и спросила, откусывая с кровью заусенец:

– Почему их несколько? Урн – несколько?

Мистер Слиптайт взял в руки маленькую урну и спокойно ответил:

– Допустим, несколько детей и внуков желают разделить прах усопшего родственника. Мы можем предоставить не одну урну, а две, три, четыре. Каждый человек решает для себя сам, что ему делать с останками: кто-то хранит дома на видном месте в гостиной у камина, кто-то развеивает над океаном. Некоторые заказывают перстни, кулоны и даже елочные игрушки с пеплом покойного.

– Я надеюсь, моя орхидея, ты чувствуешь себя умнее, чем раньше, – съязвил Фред. – Спасибо за лекцию, сэр, она ей нужна. Я заплачу кредитной картой за бальзамирование, службу, кремацию и урну.

Мишель прослезилась, от его голоса уже ощущала себя в гробу своей вины.

– Можно увидеть братика? – спросила она тихо.

– Конечно, конечно. Пройдемте.

Они прошли в морг, где поблескивали столы из нержавеющей стали, вероятно, для бальзамирования усопших, а вдоль одной стены располагалась ниша-холодильник с несколькими отсеками-дверцами. Там лежали замороженные усопшие, терпеливо, даже с некоторым безразличием, ожидавшие похорон или кремации.

Мистер Слиптайт выдвинул из стены ячейку с детским тельцем. Фред бросился к Остину с поцелуями. Девушка не нашла в себе смелости подойти ближе и прикоснуться к братику. У нее закружилась голова, и она села на корточки, прислонившись спиной к холодной стене морга.

– От чего он умер? От потери крови? – выдавила, борясь с тошнотой, Мишель.

– От твоей дурости, – рявкнул Фред и отошел от сына. Слиптайт задвинул тело Остина в ячейку холодильной ниши.

Девушке показалось, что она вот-вот потеряет сознание, но откуда-то изнутри горячая волна вернула ей силы, она распрямилась и вышла из морга.

– Я позвоню вам вечером, – бросил Фред, проходя мимо холеного Слиптайта и его старенькой родственницы.

– Наши соболезнования, – привычным сочувствующим тоном сказала ему вдогонку секретарша, позвякивая браслетами на худющей ручонке. – У нас большая зала для прощальной церемонии и столовая, вы можете заказать пиццу или любую другую еду из ресторана для поминального обеда.

– Да никакой нормальный человек не сможет кусок в рот взять после лицезрения ребенка в гробу! Вам какую пиццу, с колбасой или грибами? Остин ваш выбор оценит!

Фред проигнорировал протянутую руку директора и устремился к выходу, смахивая слезу. Мишель поспешила пожать руку мистеру Слиптайту, чтобы ощутить его тепло своими вечно прохладными ладонями.

Глава 7 Капитан Кранч

Через пару минут Мишель и Фред брели по направлению к забегаловке «Капитан Кранч», штампующей дешевый фаст-фуд, где подрабатывал Стив. Здание напоминало ирландский ресторан салатового цвета, но вместо листика клевера на крыше красовался капитан Крюк из сказки про Питера Пэна, в треуголке с рыбой на своем крюке. Вместо зеленой лужайки вокруг кустов роз и небольших вечнозеленых кустарников землю сплошным одеялом покрывали красные булыжники. Около кафешки была детская площадка в тени раскидистого дуба, и это место притягивало семьи перекусить и выгулять отпрысков.

На двери висело объявление: «Требуются новые члены в нашу команду!»

Мишель скривила губы и вошла. Ей было забавно, как это так, поварята и кассиры называют себя командой, как будто у них тут, как у мушкетеров, «один за всех, и все за одного!»

На кассе стоял Стив. Как положено, он поприветствовал посетителей, Фред хмуро кивнул ему и заказал рыбные сэндвичи с картошкой фри и кока-колой.

Когда еда оказалась перед ними, Фред смотрел на свой сэндвич, вспоминая как Остин обожал точно такие же. Он выглядел небритым и бледным, словно не ел больше суток. Попивая колу, Фред словно гипнотизировал играющих ребятишек на детской площадке за окном. Его рука судорожно сжала одноразовый стакан, тот не выдержал давления и на стол пролилась кола со льдом.

– Проклятье, – Фред стал вытирать стол салфетками.

Мишель укусила свой сэндвич, и поняла – ее вкусовые рецепторы ее предали. Еда была как вата или резина. И желания запихивать в себя это моментально пропало, но с Фредом она не стала делиться этим.

– Я не понимаю, почему у нас нет денег на похороны. Разве государство не помогает гражданам в беде?

– Помогает, – сухо ответил отчим. – Нам вышлют чек на двести пятьдесят пять долларов. После того как мы купим у похоронного дома сертификат о смерти. Этого не хватит ни на гроб, ни на кладбищенское место. На покупку дешевенькой урны хватит…

Мишель косо посмотрела на своего парня, который обслуживал у кассы других посетителей. Он выглядел опрятным, спокойным и доброжелательным, как человек, у которого совесть чиста, как безоблачное небо или слеза младенца.

– В нас же врезался Стив. Пусть их страховая компания платит за все, – выпалила Мишель и покраснела. Девушке стало стыдно, что она видит козла отпущения в своем друге.

Фред от ее слов поперхнулся колой и долго откашливался, прикрыв рот салфеткой и выпучив глаза. Когда кашель отступил, отчим медленно объяснил юной глупышке:

– Страховая компания Стива и Криса выплатит нам за разбитую машину и частично оплатит лечение Анжелики в госпитале. И это все. Нам никто не должен за моральный ущерб, медовая моя.

– То есть мы не будем с ними судиться? – спросила Мишель. Ей не хотелось выступать ни в роли свидетеля, ни в роли обвинителя ни в каком суде, ради того, чтобы выжать деньги из участников аварии.

Но Фред воспринял вопрос иначе: маленькая дрянь не признавала за собой вины!

– Прокурор задал мне вчера такой же вопрос! Собираюсь ли я подавать на тебя в суд? Ведь по твоей вине погиб мой сын. Есть свидетели аварии, они дали показания. Убийство по неосторожности – так статья называется. Или несчастный случай, двадцать лет тюрьмы, – Фред смаковал эти слова, произнося медленно, чтобы до падчерицы наконец дошло, что ее свобода зависит от него.

Мишель представила себя за решеткой, в наручниках, двадцать лет тюремного заключения… Молодой девушке эта цифра показались смертным приговором! От этих страшных визуализаций-слайдов она вдруг почувствовала себя усталой и пустой, выплюнутой жвачкой. И очень глупой.

– Наша семья перенесла достаточно горя. Я попросил прокурора не заводить дела, – сказал Фред, упоенный ужасом, который прочел на побледневшем лице падчерицы. Он был уверен, что заставит ее еще поплясать, как оладьи на тефлоновой сковороде.

– Слава Богу! – Мишель выдохнула с облегчением.

– Тебе нужно срочно найти работу, – Фред пальцем начертил восклицательный знак на столе.

– Зачем? Я хотела готовиться к поступлению в колледж! – возмутилась падчерица и начала покачиваться вперед-назад, сидя на своем месте.

– Одно другому не мешает. Школу ты в этом году закончила? Закончила! Баллы для бесплатного обучения в колледже не набрала? Не набрала! Я буду дома работать сиделкой, а ты станешь нас кормить. Вся надежда на тебя. – Фред говорил серьезно, без тени сарказма.

Мишель не верила своим ушам. Она распрямила спину, посмотрела в окно. Серые белки с облезлыми хвостами гонялись друг за другом по раскидистым ветвям вечнозеленого американского дуба. Девушка была заворожена их беспечностью. Дерево казалось почти магическим, с растущим из его коры ярко-зеленым папоротником и свисающими лохмотьями испанского мха, похожими на серые парики невидимых древесных русалок.

– Но мама же инвалид! Ей пенсия полагается.

– Ах, орхидея моя глупенькая, в нашей стране пенсию по инвалидности выбивать – это как ребенка вынашивать. Больше полугода уйдет. Я сегодня с утра, до твоей выписки, съездил в офис социального обеспечения, анкеты заполнил, потом всю документацию после выписки из больницы отправлю на рассмотрение государственным клеркам, которые примут решение. И первое пособие по инвалидности придет только через шесть месяцев.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Мишель. Она не ожидала от Фреда такой осведомленности.

– Мой отец с циррозом печени долго ждал свое пособие и застрелился, не дождавшись. – Фред изобразил правой рукой пистолет и приставил два пальца к своему виску. Он прошипел со злостью, как кобра перед атакой: – Я ненавижу эту систему, эту бюрократию, мать ее, прости мою латынь. Только тот, кто никогда не ждал от государства подачки по инвалидности, может считать, что мы живем в самой лучшей стране в мире.

– А какая пенсия у мамы будет? – Мишель с ужасом поняла, что единственный доход семьи иссяк, а другого не предвидится…

– Да не ахти какая пенсия будет. Она же сначала была домохозяйкой, а сомнологом и десяти лет не проработала-то. Самое быстрое, что мы сможем получить, это фудстэмпы. Государство поможет нам с покупкой еды. И то, эту льготу надо больше месяца ждать.

Они убрали за собой столик, бросили грязные салфетки и несъеденную еду в мусорное ведро.

* * *

Фред попросил у Стива анкету о приеме на работу.

Перед ним стоял пацан, косвенно виновный в смерти его ребенка. А разве люди, виновные в смерти детей, заслуживают того, чтобы жить, дышать и любить? Фред отбросил от себя эти мысли, дробящие и так раскаленный от горя мозг. Он вернется к этой теме и поразмыслит на досуге о детоубийцах…

Мистер Редмонд вел себя непринужденно, по-деловому, так, как будто Стив совершенно постороннее лицо, и он его знать не знает, и знать не хочет. Мысленно он ему, конечно, раздробил череп кассовым аппаратом прямо там, в забегаловке. Правда, Фред не стал ублажать свое воображение кровавыми фантазиями, но легче на душе стало сразу.

Фред, как истинный американец и человек адекватный во всех отношениях, умел скрывать свои настоящие чувства и расплываться в улыбке, не вынимая из глаз осколки враждебности.

* * *

Мишель поплелась за отчимом. Они шли час: маршрут автобуса не проходил через их спальный район.

– Без машины как босиком, – буркнул в конце пути Фред. – Как мне надоел этот маленький город. Редкие автобусы, которые ходят только пять дней в неделю, да и то только через два часа!

Они зашли в магазинчик «Семейный доллар». Фред подвел Мишель к полке с памперсами для взрослых. Они в замешательстве стояли и разглядывали товары, которые раньше никогда не покупали.

– Какие выберем? Размер, цвет? Тебе какие приятно будет в руки брать, голубые, белые или розовые? Твоей маме они теперь нужны. – Фред выдавил иронию сквозь зубы как слюну.

Мишель не знала, что ответить. Она еще не задумывалась о том, что ее мать настолько инвалид, что подгузники для взрослых стали реальностью. В ее глазах отчим читал неуверенность и замешательство.

– Ну что мне, жонглировать ими, что ли, чтобы ты скорее приняла решение? – спросил он. Фред с огромным удовольствием засунул бы ей в глотку один такой подгузник, да подальше, чтобы она задохнулась и больше не смотрела на него своими глупыми глазами.

Нет, это для нее была бы слишком легкая смерть. Он должен пофантазировать и придумать что-нибудь более оригинальное.

Глава 8 Новая жизнь Мишель

Когда они вернулись домой, Мишель взяла свою красную губную помаду, и написала на зеркале: «Остин.» Затем она отключила свой ноутбук и телефон и провела несколько часов в постели, зажмурившись, вспоминая времена, когда они играли в прятки и устраивали чаепития с переодеваниями. Остин был ее маленьким другом, ее живой куколкой. Она не заметила, как отгрызла заусенцы на пальцах, пока они не превратились в кровавое месиво. Она ощущала внутреннее онемение. И вину. Онемение, вину и глупость. И усталость. Ей казалось, словно она наклонилась разглядеть коробочку хлопка, каких много на полях за городом, но сухое содержимое коробочки прыгнуло ей в рот и застряло в горле.

Дома Фред занялся подготовкой к похоронам Остина и возвращению жены из больницы. Он занимался вещами, которые показались Мишель странными. Например, убрался в комнате сына и положил его любимые конфетки на тумбочку около кровати, повесил замок снаружи двери и установил решетки на окнах.

– Что ты делаешь? – спросила девушка, когда тот закончил пылесосить детскую.

– Пусть все остается нетронутым.

– Как скажешь.

* * *

Мишель сперва пыталась найти увлекательную и высокооплачиваемую работу. Ей казалось неинтересным стоять весь день на ногах и ляпать сэндвичи за семь долларов в час, как это делал Стив и многие другие подростки ее возраста.

Девушка подумала, что поскольку их курортный городок расположен на Мексиканском заливе и она обожает океан, то стоит поискать работу на берегу. Когда она обзвонила разные агентства, занимающиеся туризмом и уборкой отелей после отъезда отдыхающих, то выяснила, что в сезонных поломойках уже не нуждаются: июль, почти конец лета… И ей задавали один и тот же вопрос: «Есть ли у вас личный транспорт?»

Мишель вешала трубку, ей становилось страшно сесть за руль снова.

Читая газетные объявления, она поняла, что ее выбор невелик. В большинстве учреждений требовались люди или с образованием, или хоть с каким-то опытом работы, а не с пустой биографией, как у нее. Некоторые ее одноклассники с шестнадцати лет развозили пиццу и подрабатывали по вечерам в ресторанчиках. Но, поскольку Анжелика считала, что дети должны учиться и много читать, чтобы выбиться в люди, а не тратить время, бегая с подносами, Мишель никогда нигде не пыталась подработать. Деньги на карманные расходы ей давала мама, а нечто экстравагантное типа очков от Версаче и обуви от Адидас или Найк ее не волновало. Мишель любила хорошо выглядеть, но мать ей с детства внушала, что все шмотки – и дешевые, и дорогие – одинаково надоедают, поэтому не имеет смысла выбрасывать деньги на ветер.

«Это такая игра, в которую играют люди, не дай Бог, ты запутаешься в этом тратить-тратить-тратить дерьме», – утверждала Анжелика дочери не раз.

Мишель осознала, что не сможет беззаботно вести машину и не думать, протаранит ее какой-нибудь автомобиль или нет. Будущая работа должна быть около автобусной остановки, в противном случае кому-то придется Мишель туда постоянно подвозить. Может, Фред, забирая в забегаловке анкету, уже настроился на то, что Стив станет личным шофером Мишель.

Расстроенная, Мишель приступила к заполнению анкеты в кафешке «Капитан Кранч». Там были графы «укажите три предыдущих места работы», «укажите бывших менеджеров с предыдущих мест работы, которые бы за вас поручились», а также «друзья, которые дали бы вам рекомендацию», «состоите ли вы на учете в полиции», «есть ли у вас судимость».

Мишель жевала заусенцы, уставившись на вопросы.

В некоторых графах она поставила прочерк. Ей было страшно нырнуть в бассейн незнакомых людей и новых требований.

* * *

Церковь, которую посещала Анжелика, узнав о злосчастной аварии, взяла шефство над их семьей. Члены церкви договорились между собой, кто и когда будет доставлять горячий ужин в дом Редмондов. Некоторые привозили коробки с чистящими средствами, туалетной бумагой, продуктами и цветы в горшках. Люди пытались помочь чем могли, не заходя в дом, не докучая назойливыми вопросами.

Фред купил раскладное инвалидное кресло, не новое, но в хорошем состоянии. Он был поставлен в известность, что Анжелику нельзя в него усаживать несколько месяцев. Члены церкви доставили в их дом твердую кровать-трансформер, которая складывалась и давала возможность приподнимать лежачего больного для кормления или, например, чистки зубов. Фред потратил несколько вечеров на просмотр видеороликов об уходе за парализованными людьми. Он узнал, что прикованных к постели пациентов не купают в ванне или под душем, а протирают, аккуратно переворачивая с одного бока на другой. В видеороликах эти действия проделывались медсестрами на манекенах.

* * *

Прощание с Остином состоялось в похоронном доме через восемь дней после его смерти. Фред подписал соглашение на бальзамирование сына, аренду голубого гробика и кремацию после службы. Конечно, можно было бы пойти более дешевым путем – кремация без службы и прощальной церемонии. Но он хотел, чтобы люди, знавшие его сына, и особенно Мишель, имели возможность посмотреть на его прекрасные черты в последний раз. Мальчик лежал в гробике как белокожая фарфоровая куколка. Словно уснул. Обезображенный поцелуями смерти череп был прикрыт кепкой.

Люди приезжали на своих машинах, парковались около похоронного дома, заходили в «зал прощания» и, поздоровавшись с отцом и сестрой усопшего мальчика, проходили к гробу, чтобы сказать последнее «прости», помолиться и задуматься о том, на что раньше не было времени. Тихие звуки классической мелодии наполняли зал, в воздухе витали запахи сандала и чайного дерева. Окна были занавешены темными шторами, в помещении царил полумрак, горели свечи, предоставленные похоронным домом и зажженные администратором.

Некоторые соседи пытаясь поддержать Фреда морально, сказали ему, что Остин теперь пополнил ряды ангелов и что Богу нужны чистые и невинные души там, в раю. Убитый горем отец молча кивал, злясь в душе, что люди верят в такие сказки. Бог никогда не стал бы убивать детей, потому что ему якобы нужны чистые души! Глупости какие-то! Мистер Редмонд ненавидел людей за недалекость и невежество.

После прощания с Остином живые разъехались по своим делам. Только Фред и Мишель стояли у гробика, не в силах оторвать взгляд от обескровленного личика пятилетнего ребенка.

– Почему ты не хочешь его похоронить? По-христиански? – спросила Мишель угрюмого отчима. – Нам люди принесли деньги.

– Потому что я не хочу, чтобы его нежное тельце жрали черви. Не хочу даже думать о том, что мой сын гниет и разлагается в холодной земле.

Он повернулся к падчерице и спросил с издевкой в голосе:

– А ты как думаешь? Ты хочешь, чтобы его тельце медленно пожирали-смаковали черви?

У Мишель опять в ушах зазвенело, показалось, что земля уходит из-под ног, и она схватилась за гробик, чтобы не упасть. Почему все происходящее не является просто кошмаром, который в любой момент может закончиться?

Мистер Слиптайт появился тихо, извинился и напомнил о том, что тело нужно подготовить к кремации. Фред и Мишель поблагодарили его и ушли.

На следующий день мистер Редмонд получил мраморную урну с прахом сына и поставил ее к себе в спальню на трюмо, около вазы с конфетами: хоть так он сможет быть рядом с ним – своей кровиночкой, своим нераспустившимся бутончиком, неоперившимся птенчиком!

Фред и раньше считал, что миром правит несправедливость. Ему было обидно, что он влип с наркотой по молодости и был финансово зависим от женщины. Но у него была отдушина – Остин. Фред не мог раньше спокойно смотреть новости, в которых сообщалось, что где-то погибли дети: в пожаре ли, перестрелке или от голода. У него слезы на глазах наворачивались от чужих трагедий: так близко к сердцу он их принимал.

Смерть детей он считал наивысшим проявлением несправедливости.

* * *

Прошло несколько дней. Анжелику выписали, Фред купил недорогую машину, а Мишель устроилась на работу в фастфуд.

Для девушки началась новая жизнь, без братишки и без матери. Это было странно. Никто не надоедал вопросами. Никто не наряжался тайком в ее одежки. Никому не было дела до того, подмела ли она полы на кухне после мытья посуды, сочетается ли ее сумочка с обувью или одеждой.

Фред учился ухаживать за Анжеликой, которая мало чем отличалась от мертвой, разве что дышала и могла самостоятельно жевать и глотать. Он отстриг длинные волосы жены, как советовали учебные видео, чтобы легче было ухаживать за кожей головы.

Однажды Мишель, опершись о стену спальни, наблюдала, как Фред протирает ее маму влажной хлопчатобумажной тряпочкой, смачивая ее в тазике с водой.

– Вот так мы теперь купаемся, – прокомментировал он свои действия, заметив пытливо-виноватый взгляд падчерицы.

– Пожалуйста, Фред! Я не вижу смысла в моем присутствии, – сказала растерянно Мишель.

– Что, орхидея моя, не нравится лицезреть результаты своих ошибок? – спросил отчим. – Ты еще не видела, как вставляют глицериновые свечи!

– Не поняла, – пробормотала Мишель.

– Те самые штучки вон в той упаковке, которые от запоров. А это часть утренней рутины по уходу за парализованным больным, к твоему сведению. Тело инвалида не выталкивает отходы организма самостоятельно. Дошло теперь, кексик мой медовый?

Мишель было больно осознавать, что ее мать больше не в состоянии сама справлять нужду. Такая естественная человеческая потребность, о которой большинство людей даже не задумывается, становится для некоторых больных сущим адом. Девушка была уверена, что для ее матери настоящая жизнь не что иное, как ад. Ведь ад – это не какие-то там раскаленные сковородки. Это прежде всего беспомощность, чувство униженности, потеря независимости и контроля над собственным телом.

Девушка представила, как Фред ежедневно стимулирует работу кишечника своей жены, принимает в «утку» ее каловые массы, подмывает… Почему она не может об этом не думать? Тошнота подступила к горлу, и очень захотелось выпить воды.

«Интересно, он использует одноразовые перчатки или нет? Скорее всего – да. А когда он потом моет судно, то с какими чувствами делает это? Какие проклятия призывает на мою голову?» – мысли, как огненные муравьи, не отступали, а жалили ее сознание.

Мишель не хотела вникать во все нюансы ухода за матерью и помогать отчиму. Ей казалось, что все это – такой интим, куда ей лучше не соваться. Она боялась: а вдруг ее захлестнут брезгливость и отвращение? Достаточно того, что чувство вины играло в гольф с ее мыслями-шарами по нескольку раз в день.

Девушка ушла в свою комнату от саркастических уколов Фреда. Надев ночную рубашку, открыла окно и настроила линзы телескопа на звезды. Звезды, как же вы далеко! Так прекрасны, так бесстрастны. Мишель пыталась найти успокоение в бескрайнем молчании светил.

Глава 9 Галлюцинация?

Но звезды не могли дать комфорта душе Мишель. Она подошла к зеркалу и стала расчесывать свои длинные каштановые волосы.

Вдруг, неожиданно для себя, она увидела вместо своего отражения лицо парня, обладателя фиолетовых глаз и таких же волос. Это он – убийца из ее кошмаров! Преодолев минутное смятение, Мишель оглянулась по сторонам и прошептала:

– Ты кто?

Она не узнала звук своего голоса: в такой шок поверг ее незнакомец в зеркале. Девушка закрыла на мгновение глаза, боясь вспугнуть галлюцинацию.

– Я твой заключенный, – ответил незнакомец в зеркале. При этом его губы не шевелились, Мишель словно слышала его ответ в своей голове…

– Я схожу с ума, – пробормотала она.

В сознании вспышкой замелькали серии картинок: авария, переворачивающаяся машина, разбившееся стекло! Скрежет металла. Вскрик Остина на заднем сидении.

Может, после аварии ее извилины запутались каким-то образом? Как пряжа, с которой поиграл развеселившийся котенок? И она сходит с ума? Что, мало людей, которые после каких-либо потрясений заговорили на иностранных языках, вспомнили прошлые реинкарнации или решили, что являются разведчиками, Наполеонами, Шварценеггерами и президентами? Извилины запутались, и все тут…

Мишель отложила щетку для волос в сторону и промыла глаза холодной водой. Она давно мечтала вступить в контакт с другой цивилизацией, но представляла себе это иначе. Девушка не ожидала увидеть инопланетянина, похожего на человека, сперва в своих сновидениях, а потом уже – в зеркале, вместо собственного отражения. Что-то тут было непонятно…

Тут без стука в ее комнату зашел Фред и загляделся на силуэт Мишель. В руке он сжимал рамку с фотографией сына. Без единого слова он поставил фоторамку на комод зеркала, подошел к карте звездного неба и провел пальцем от одного созвездия к другому.

Мишель легла в постель под одеяло. Чувствуя неловкость от молчания отчима, она спросила:

– Ты веришь в инопланетян? – Ей казалось, что если она отвлечет Фреда от его депрессии хоть чем-то, то мир между ними начнет восстанавливаться. В конце концов, они оба – живые, почти родные люди, и им жить под одной крышей.

Фред повернулся к ней и посмотрел, словно ей нужна была пересадка не только мозга, но и всей головы. Потом вспомнил, что она никогда не была нормальной и адекватной, и к психиатру на обследование ее Анжелика водила, и к священнику. Психиатр объяснил им, что дети с антисоциальным расстройством личности подобны лебедю, который не умеет летать. Они как те, кто рожден с клеймом аутизма, предпочитают реальность с ее проблемами и дилеммами какому-то хобби. Мишель была помешана на уфологии, что отчиму казалось совершенно не применимым к земной жизни.

– Инопланетяне? Я чувствую себя пришельцем. Все, к чему я привык, у меня отнято. Я как будто живу на другой планете. Заботы и мысли – другие. Раньше в это время я читал Остину книжку. Он любил про животных, помнишь? Я не верю в инопланетян. Я верю в реальные вещи. Катетеры, памперсы, инвалидное кресло, медицинские счета и долг за похороны Остина, – его голос звучал все громче и жестче. – Две с половиной тысячи долларов, между прочим. Я думаю, что ты бы получила гранты и поступила в колледж без проблем, если бы не забивала голову всяким мусором.

Фред сорвал ее карту звездного неба со стены, бросил на пол, как мусор, который он имел ввиду, пнул и вышел из комнаты, выключив свет.

Мишель лежала и пыталась ощутить, что она испытывает к отчиму. Ни обида, ни злость не сотрясли ее существо подобно землетрясению, она тихонько встала, повесила карту обратно, затем снова легла в постель, посматривая в сторону зеркала.

Почему странный инопланетянин-убийца преследует ее? Или воображение играет с ней в прятки?

Мишель уснула не сразу. Ворочалась, перебирала события прошедшего дня. Она боялась уснуть: а вдруг кровавый кошмар с разрезанием тел опять будет мучить ее? Девушка еще недавно так хотела чего-то необычного в своей заурядной жизни американского подростка. Сейчас, перемены опрокинули ее на обе лопатки как японский борец сумо.

* * *

Тусклая лампа на тумбочке около кровати освещала спальню Фреда. Он целовал глаза, шею Анжелики, растирал ее холодные ладони персиковым кремом с надписью: «Kiss my face» из магазинчика натуральных товаров «Эверман». Было видно, что он горит желанием близости, но недвижимая, как манекен, жена не отвечала взаимностью.

– Спящая красавица, просыпайся, хватит притворяться, – шептал он.

Но счастливый конец сказки о Спящей Красавице, проснувшейся от столетнего сна после поцелуя, так и не осветил его тусклую реальность.

Глава 10 Новая работа Мишель

Утро приветствовало ее солнечными зайчиками на стенах. Пора собираться на работу. Мишель надела форму забегаловки, в которой работала, – черные брюки и зеленую майку, наспех расчесалась и сделала хвостик. Пройдя на кухню, она выхватила из холодильника банан и съела его быстренько вместо завтрака. Кожурой протерла листья маминых орхидей, которые отдыхали после цветения. Заверещал мобильный телефон.

– Стив, привет! Да, собираюсь. Ты сможешь за мной заехать? Нет? Уже на работе? Не знаю…

Девушка помчалась к матери в спальню. Полумрак помещения создавал гнетущее чувство, словно она вошла в гигантский грот или гроб. В комнате было всего одно окно, плотно занавешенное темными шторами. Мишель подошла к нему и впустила солнечный свет.

На глади окна красовались витражные разноцветные аппликации – бабочки и ангелочки. Солнечный свет, преломляясь в нехитрых декорациях, разноцветными зайчиками раскрасил стены и потолок унылой комнаты во все цвета радуги.

В спальне находились тренажер «беговая дорожка» и целая коллекция штанг и гантелей, так как Фред не пренебрегал физическими нагрузками. Под потолком висел телевизор, можно было качать мышцы и смотреть передачи одновременно. Трюмо с зеркалом было расположено напротив кровати и окна, под телевизором. На нем стояла вазочка с конфетами и мраморная урна с прахом Остина.

Худенькая Анжелика лежала на твердой постели для инвалидов недвижно и тихо, как манекен.

Фред вышел из ванной комнаты обнаженный, с полотенцем вокруг бедер. Его тело было мускулистым и безволосым, как у некоторых супергероев из голливудских боевиков.

Он не ожидал увидеть в своей спальне падчерицу, но не растерялся и сказал:

– Могла бы спинку мне потереть, не чужая все-таки. – На его лице не было ни тени смущения.

– Сможешь отвезти меня на работу? – выпалила Мишель, уставившись на оконных ангелочков и бабочек, словно ища у них поддержки.

– Я могу, но стану ли я? А где волшебное слово?

– Не отвезешь ли ты меня на работу, пожалуйста? – она закатила глаза. – Дай мне пару минут, – проворчал Фред.

Вскоре он уже был за рулем и вез падчерицу в «Капитан Кранч».

– Ты ничего не заметила, пончик мой медовый? – нарушил молчание Фред. Мишель внимательно посмотрела на него и пожала плечами.

– Нет.

– Я не воняю.

– Не врубилась.

– Эх, медовая моя, ты никогда ни во что не врубаешься сразу. Я не воняю сигаретами. Мы их больше не можем себе позволить.

Его рука потянулась к пассажирскому креслу… Большой палец Фреда нежно потрогал сережку Мишель, мочку ее уха и коснулся шеи. Девушка стыдливо отодвинулась.

– Почему ты не можешь быть проще со мной? Нежнее? Я, между прочим, чувствую себя Иисусом Христом, которого распяли на кресте!

Мишель с изумлением посмотрела на отчима.

– И крест этот – твоя мать!

– А как же свадебная клятва «в здравии и болезни», быть верными и любить? Слабо? – съязвила падчерица. – Кстати. Вечером я иду на барбекю к Стиву.

Для отчима эта новость не была неожиданной. Мишель и Стив были знакомы давно, выросли вместе, можно сказать, у них были общие друзья, и его приглашение не являлось каким-то сюрпризом.

– Я тебе не позволю наслаждаться свободой, пока именно я меняю памперсы.

– Да неужели? – Мишель не могла поверить своим ушам.

– Неужели твоя совесть молчит? Ты забыла, кто врезался в нашу машину?! Лицо Мишель передернулось от негодования.

– Еще добавь «такие вещи не прощают!» Я себя не прощаю. Но я не хочу постоянно находиться в доме, где мне все напоминает об Остине. И мне все равно, кто зовет меня на барбекю: Стив, принц датский или король Эфиопии. Это лучше, чем торчать в четырех стенах с тобой! – добавила девушка.

– В Эфиопии правит не король, а президент, моя глупая орхидея.

Фред припарковался около дешевой забегаловки, где работали падчерица и Стив.

Мишель вышла из машины, со злостью хлопнув дверью. Ее разрывали два чувства – вина и бешенство, вызванное поведением отчима. Интересно, он ненавидит мамины орхидеи? Понятно, что ненавидит меня. «Глупая орхидея» – это оскорбление или просто гавнюк играет словами? Почему я так легко отвлекаюсь?

Девушка зашла внутрь – этакий мини-райский уголок, куда можно было сбежать из дома, от Фреда, здесь ей платили примерно семь баксов в час и позволяли бесплатно питаться.

К ней подошел Стив:

– Привет. Ты в порядке? Что сказал Фред? – Стив был воспитан уважать родителей и не ступал и шагу без того, чтобы предупредить отца о своих планах.

Мишель огорченно покачала головой:

– Да пошел он к черту! Строит из себя мученика! На кресте его распяли, говорит. Он себя ведет так, как будто он единственный, кто потерял близкого человека. Остин не мертв. Его душа бессмертна. Мы – бессмертные души.

– Легко сказать, он не твой сын.

Она посмотрела на часы: до открытия оставалось минут десять. Супервайзер, студентка двадцати с хвостиком лет в очках, попросила ее заняться посудой, пока не нахлынули голодные посетители. Мишель подошла к раковине и, заметив грязные противни, на которых уже поджарилась первая партия рыбных филе (они, казалось, лапали ее грязными взглядами), стала скрести заляпанный металл щеткой.

Ее раздражала работа в кафешке – и на кассе обслужи народ, и посуду помой, когда затишье, и столы протри, и сэндвичей наделай. Больше всего ее бесило, когда посетители не убирали за собой объедки и пустые стаканы, как будто тут официанты за чаевые все вылижут! А еще ей неприятна была кухня: никаких окон, только электрический свет. И никаких стульев. Не присядешь. Не полюбуешься небом. Тесная клетка, в которой каждая вещь имела свое место, ничего лишнего, – толком не развернуться и не расправить плечи. Курильщики-коллеги всегда находили возможность отлучиться на перекур, через заднюю дверь шмыгнуть на воздух и присесть на желтый бордюр. А такие, как она и Стив, у кого не было этой вредной привычки, вкалывали больше и, соответственно, уставали более остальных.

Нахлынули воспоминания, как Остин, бедный Остин, обожал сэндвичи с рыбой, которые они иногда здесь покупали. Рыбное филе в панировочных сухарях запекалось, подавалось на белых булочках, смазанных майонезом, с листиком хрустящего салата.

Вдруг в мутной мыльной воде раковины появились знакомые черты с фиолетовыми глазами. Девушка замерла от неприятного предчувствия.

– Господи, у меня галлюцинации на работе, – в страхе прошептала Мишель.

– Неужели мне придется ходить к психиатру? Какой ужас! Это же клеймо на всю жизнь!

Неприятные мысли буравили ее мозг, как шершни впрыскивали яд страха в картину возможного будущего.

Мимо проходил Стив. Ему показалось, что Мишель что-то бормочет. Со стороны она смотрелась смешно: как молоденькая шаманка в форме ресторана, заговаривающая грязную воду для каких-то своих, колдовских, целей.

– Ты в порядке? – спросил он участливо.

– Когда ты рядом, я всегда в порядке! – Мишель закивала, с трудом изобразив на своем лице обворожительную искреннюю улыбку. Юноша улыбнулся в ответ и отошел.

Мишель включила холодную воду, умылась, покачала головой и окунулась в работу. День прошел как обычно: работа на кухне, работа на кассе, то в перчатках, то без них. Обычная монотонщина. Одни и те же сэндвичи, все те же голодные посетители – казалось, что у всех у них одна и та же противная, голодная и привередливая физиономия. Постоянные спецзаказы раздражали: «мне без кетчупа», «побольше майонеза», «мне без лука», «добавьте бекона». У девушки к концу рабочего дня нарастала головная боль.

После окончания школы работа в ресторане была ее первой освоенной специальностью. Мишель умирала от скуки и мечтала скорее дослужиться до супервайзера, чтобы смело искать другую работу и поступить в колледж. Она дала себе слово отработать минимум год, не сдаться рутине и тошнотворному запаху еды, который безжалостно пинал ее обоняние весь день.

Как жаль, что она раньше никогда не работала! Если бы она только знала, как за копейки надо вкалывать на ногах! Как на кухне было жарко от жаровен, раскаленного масла, печек!

Как раздражала обязанность всем улыбаться, спрашивать каждого посетителя, как его дела, так что от гримасничанья и болтовни рот к концу дня болел. Или она просто еще не привыкла? Если бы она знала про этот неблагодарный, изматывающий, монотонный физический труд раньше, то вместо фантастических романов больше времени уделяла бы школьной программе и поступила бы в колледж.

Фред вернулся через несколько часов, припарковался и зашел в кафе. Падчерица стояла у кассы и встретила его с дежурной улыбкой на лице.

– Здравствуйте, как вы поживаете? – отчеканила она отчиму, как была обязана приветствовать любого посетителя. Конечно же, ей совершенно безразлично, кто как поживает. Ей все время было тошнотворно на душе, и в голове нередко стоял образ лежащего в гробике Остина.

За день пара сотен посетителей покупает сэндвичи и колу у них, всех не запомнишь. Но менеджер требует создавать видимость уютного доброжелательного ресторанчика, где рады всем без исключения.

– Не думаю, что вы на самом деле хотите знать ответ на этот тупой и бестактный вопрос! – отрезал Фред.

– Могу ли я вам чем-нибудь помочь? – отчеканила Мишель, смыв улыбку с лица, как воду в унитазе.

– Ты неглупо выглядишь, чтобы сделать мне сэндвич, – отчим бросил мятые доллары на стойку. – Я подожду в машине. Твоя смена закончилась.

– Да, сэр.

Стив сменил Мишель на кассе, она пошла на кухню и сунула хлебцы в тостер. Приготовив заказ Фреда без подвохов и плевков, завернув его в блестящую бумагу, она проскочила мимо Стива:

– Пока! До вечера!

Мишель выбежала из ресторана и направилась к машине, где отчим уже ждал ее.

Наученная утренним опытом, она села на заднее сиденье. Пристегнулась, держа в руке пакет с сэндвичем.

– Как прошел твой день, моя медовая? Сэндвичи ляпать все лучше, чем памперсы менять? Как ты думаешь? – Правая ладонь Фреда дотянулась до ее колена. И хоть на ней были плотные брюки, она почувствовала его сильную хватку. Отчим сжал ее коленную чашечку так, словно надеялся, что она лопнет подобно сырому яйцу, обнажив свою жидкую сущность.

Мишель раздраженно стукнула отчима по похотливой руке его же ужином:

– Следи за дорогой. Нам аварии больше не нужны. Еще не хватало, чтобы я тебе памперсы меняла.

Фред мысленно занялся с ней сексом, одновременно перерезая ее сонную артерию. Ему понравилась эта новая фантазия, и он решил к ней еще вернуться, просмаковав на сон грядущий.

По дороге домой Фред остановился около магазинчика секонд-хенда. На нем висело объявление: «Требуются волонтеры!»

– Сходи узнай, как к ним устроиться, – скомандовал он падчерице.

– Зачем? – Мишель решила, что Фред издевается над ней.

– Если ты будешь волонтерить, то колледжи засчитают тебе это время, и твое образование частично будет оплачено через их благотворительные фонды, которые помогают именно волонтерам. – Фред давал дельный совет. Наверное, в нем временно включилась функция «идеальный папаша», которая со смертью сына не была задействована.

Мишель послушно вошла в магазин секонд-хенда. Огромный зал встречал посетителей тележками и полками с совершенно новыми хозяйственными товарами. На белых и черных манекенах красовались новые брендовые вещи и однажды ношенные свадебные наряды, электроника и бижутерия подмигивали разноцветными глазками из-за стекла у кассы. Одежда, постельное белье, одеяла, подушки, игрушки, матрасы, тренажеры, старые велосипеды и мебель были расставлены аккуратно, по разделам. Чистота и яркость красок бросались в глаза, но в нос бил неприятный запах, исходящий от залежавшихся шмоток, свечей и полов, вымытых каким-то дезинфицирующим средством.

Мишель выяснила у менеджера, что отчим не врал и волонтерам действительно проще втиснуться в колледж с поддержкой благотворительных фондов, чем не волонтерам. Девушка с радостью заполнила анкету прямо там и договорилась об интервью.

Потом они молча ехали домой. Мишель устало смотрела в окно. Растущие вдоль проезжей части пыльные олеандры приветливо махали ей мелкими розовыми и красными соцветиями, а гигантские, с трехэтажную виллу, магнолии провожали их машину глазами кремовых крупных цветов.

«Голубые ангелы», синие самолеты «F18 хорнетс», распинали маневрами воздух Пенсаколы, готовясь к демонстрации своего искусства высшего пилотажа. Они взлетали со своей военно-морской базы каждое утро, и жужжали в небе, развлекая туристов и жителей города.

При виде «голубых ангелов» Фред стискивал зубы и сжимал руль так, что фаланги его пальцев бледнели. Ненавистные самолеты напоминали ему о том, что его личный полет окончен.

Глава 11 Встреча с ее заключенным

Мишель уединилась, сняла с себя форму кафешки, приняла душ, переоделась в розовую спортивную облегающую майку и белые короткие шортики. Через проем двери, Фред, затаив дыхание, наблюдал за ее переодеванием.

Выходя из своей комнаты, Мишель врезалась в него и ойкнула от неожиданности.

– Что тебе от меня нужно?

– Мы нужны твоей матери, орхидея моя.

– А как насчет профессиональных сиделок, которых ты никак не наймешь в помощь? – девушка закатила глаза.

– Сиделки стоят денег, пончик мой медовый. Да и я не желаю, чтобы посторонние люди посещали дом. Они будут бесить меня, а я буду раздражать их.

Они прошли в спальню к Анжелике, которая все так же безмолвно лежала, как опрокинутая вандалами кладбищенская статуя.

– Я устала! Зачем я тебе нужна сейчас? – спросила недовольным голосом падчерица.

– Я хочу, чтобы ты смотрела и училась, как меняют катетеры на паралитиках, медовая моя.

– Почему? – Мишель поджала губы.

– Почему? Проклятье, а почему бы и нет? – Фред показал ей, как выглядит новый катетер – он был похож на маленькую трубочку. Лицо Мишель сморщилось от отвращения.

Фред, казалось, мгновенно прочитал ее мысли.

– Я смотрю, катетеры и мою работу сиделки ты находишь отвратительными!

– Я не готова к этому! – сказала она твердо, качая головой.

Мысленно мужчина ловким ударом воткнул катетер Мишель в глаз, пронзил мозг, вызвал внутричерепное кровотечение… И она, в этой его новой фантазии, свалилась замертво к его ногам, вернее, к его плюшевым тапочкам с мордочкой тасманского дьявола.

Истошный крик Фреда разорвал тишину дома:

– Я тоже не был готов к потере жены и сына! – он запустил упаковку с катетерами Мишель в голову, но не попал. Она успела закрыть за собой дверь и оставить его наедине с его бешенством и парализованной женой.

Девушка прошла на кухню, расстроенная и уставшая. Решив подбодриться, достала из морозильной камеры мороженое, развернула и стала смаковать, сев за стол с поверхностью из белого кафеля. Она вспомнила, как на пенсакольский пляж, где они не раз отдыхали всей семьей, приезжал разноцветный фургончик мороженщика. И мама покупала им апельсиновый шербет и замороженный фруктовый йогурт в хрустящих вафельных стаканчиках. Мороженое таяло быстрее, чем они могли его съесть. Ели и бежали мыть липкие пальцы в чистой воде залива.

Из пляжных воспоминаний ее вырвал Фред, шумно открывший холодильник. Он достал бутылку текилы, сел напротив падчерицы и стал пить из горлышка. Затем заметил пакет с сэндвичем, разогрел его в микроволновке, начал медленно жевать.

Мишель вспомнила, как мать влюбилась в этого человека шесть лет назад. Он ей так пел про любовь и про то, что она мисс Вселенная, что ее сердце растаяло, как мороженое на июльском пляже. Мишель считала, что Фред на самом деле не любил Анжелику, а просто воспользовался ситуацией. Она для него была жена-трофей, и мужчина, не будь дураком, вцепился в нее, как клещ в собаку. Прагматичная такая любовь. Он с Анжеликой даже церковь и спортзал посещал некоторое время. Пока не родился Остин. Какой лицемер! Теперь перед ней сидел человек, у которого отобрали его трофеи – жену и сына, но Фред не выглядел раздавленным. В его глазах сверкали какие-то остервенелые огоньки.

* * *

Мистер Редмонд смотрел на Мишель, с аппетитом поглощающую мороженое, смотрел долгим, пронизывающим взглядом. Затем он мысленно ударил ее по голове своей тяжелой бутылкой, и представил, как кровь из пробитой черепной коробки течет на пол. Кровь окрасила пол в яркий, красивый, красный цвет истинной справедливости.

– Остин тоже любил мороженое, помнишь?

Девушка кивнула.

Фред почувствовал какую-то жалящую боль в висках, встал, прошел мимо ошарашенной падчерицы, как будто собирался покинуть кухню, но вдруг развернулся и стукнул ее руку с мороженым так, что оно размазалось по лицу девушки, попало ей в ноздри и глаза. Фред наклонился к ее лицу и прошептал ей на ухо:

– Лучше бы Остин сидел тут и говорил о тебе, о твоей любви к мороженому.

После этого Фред покинул кухню с некоторым облегчением: он физически ощутил, что ярость, как гиена, обгладывающая его мозг, перебросилась на голову падчерицы.

* * *

Мишель поперхнулась, стремительно соскочила со своего стула и бросилась к кухонной раковине умыться. Раздавленная его откровенностью и яростью, как букашка мухобойкой, она заплакала.

Вдруг в раковине из нержавеющей стали Мишель увидела вместо своего отражения знакомые черты из ее кошмара.

– Я не безумна! Он преследует меня!

Рука потянулась к ящичку с кухонными ножами и вытянула один. Затем Мишель поспешила в свою комнату, и, встав перед зеркалом, полоснула им себя по руке. Один раз, второй, третий.

– Эй ты, выходи! Я требую! – твердо приказала девушка невидимке, со странным ощущением покалывания на губах.

Кровь брызнула на пол, на одежду, на зеркало. От вида крови ей стало плохо: тошнота подкатила к горлу, в икрах ног какие-то странные спазмы, как змеи, вцепились в плоть.

В зеркале появилось лицо незнакомца с глазами цвета лаванды и фиолетовыми волосами.

– Прекрати сейчас же! У тебя только одно тело! Я не позволю тебе умереть! – потребовал он.

– Я как знала…

Мишель потеряла сознание от вида собственной крови и рухнула на пол. Рана на ее руке начала затягиваться. Пятна крови напоминали о внезапном зловещем выборе девушки вызвать героя своих кошмаров или раз и навсегда сбежать от проблем в небытие.

Комната погрузилась во мрак, вязкий и темный, как гречишный мед. Мрак зашевелился и оживился голограммой космоса. Мишель увидела вокруг себя звезды и планеты. К ней приблизилась голограмма Солнечной Системы. Ее взору предстали, как на многомерном экране, Солнце, планеты, пояс астероидов, представляющий собой несколько крупных объектов и облако пыли. Мишель хорошо знала астрономию. Каждая планета Солнечной Системы находится на определенном расстоянии от Солнца. И Фаэтон, расположенный когда-то между Марсом и Юпитером, теперь превратившийся в мириады астероидов, прозванных астрономами «поясом Фаэтона».

Прозвучал голос невидимого Смотрящего.

– Планета Фаэтон была пятой в Солнечной Системе. После войны человеческая цивилизация разделилась. Одни направили свои корабли осваивать Землю, другие – в созвездие Кассиопеи.

Она узнала этот голос робота-шара из ее кошмара!

В этот же миг голограмма третьей, голубой планеты, приблизилась к лицу Мишель. Девушка не могла понять, то ли Земля нарезает круги вокруг нее, то ли она совершает это вращательное движение вокруг голограммы.

Металлический голос невидимого Смотрящего снова прозвучал в ее мозгу:

– Это Земля. Здесь все преступники Кассиопеи проходят реабилитацию. Ваш срок зависит от земного носителя. Да очистят вас страдания!

Как только странное видение отступило, девушка пришла в себя на полу своей комнаты. Она медленно встала и уставилась в зеркало с крапинками подсыхающей крови.

Странное видение раздавило ее представление о мире. Инопланетяне используют землян как камеры для заключения своих преступников? Но почему?

Она увидела лицо незнакомца в зеркале вместо своего отражения.

– Кто ты? – Мишель не была уверена, задавала ли она этот вопрос раньше. Но она понимала, что не сошла с ума и прекрасный незнакомец в зеркале не плод аварии и сотрясения мозга.

– Я Тави с Кассиопеи. Заключенный двадцать восемь. Ты мой Носитель. Я твой узник. Мое тело на Кассиопее погружено в сон, а душа помещена в твое тело. Твое тело – моя тюрьма.

Тави не шевелил губами, он телепатически разговаривал с девушкой, но ей казалось, что она четко слышит его голос.

Узник и Носитель обменялись пристальными взглядами.

Мишель оглядела себя и свои руки, пол и нож с разводами крови, и задала мысленный вопрос:

– Ты! Регенерации моих ран и твое присутствие во мне как-то связаны? Ты… целитель?

Тави утвердительно кивнул. Его лицо с крупными глазами было привлекательным, но бледным и грустным. Мишель услышала его ответ.

– На Кассиопее я этим занимался профессионально. Я люблю лечить и спасать.

Мишель медленно подошла к карте звездного неба, нашла созвездие Кассиопеи в форме буквы «W», дотронулась до него тонким пальцем с обгрызенными до крови заусенцами.

– А почему именно меня избрали быть твоей тюрьмой? И почему – земляне? У вас что, нет своих тюрем? – Мишель хотела знать все. Школьные годы увлечения уфологией и астрономией не прошли напрасно. Она поймет то, чем ее пытливый ум был занят с десятилетнего возраста.

– У нас нет боли на Кассиопее. То есть люди могут просто умереть, испытав при этом ужас, но не физические мучения. Рокс и Альрами не мучились.

Ответ Тави прозвучал так спокойно, что у девушки не возникало никаких сомнений на его счет. Мишель понимала, что имеет дело с гуманоидом, который не сожалеет о содеянном преступлении.

– Теперь ты постиг, что такое боль?

– Конечно, ведь я чувствую все, что чувствуешь ты. Кассиопейцы избрали Землю и землян в качестве полигона для отбывания наказания. Ты похожа на мою невесту, Альрами, которую я хотел убить за измену. Поэтому я прохожу реабилитацию в человеке, который будет мне напоминать своей внешностью о моем преступлении.

Мишель сбросила с себя окровавленную майку, надела чистую, стала оттирать пол и зеркало от крови, не прекращая беседу. Она поняла, что ей вовсе не обязательно смотреть в зеркало или говорить вслух, чтобы слышать своего узника.

– Надо же, первый инопланетянин, которого мне довелось встретить, – убийца! Я бы не смогла никого убить…

– Давай учиться жить в гармонии без взаимных упреков? Я раньше тоже думал, что никогда не смог бы никого убить. Мы никогда не знаем до конца, на что способны, где граница нашего страха, что нужно, чтобы вызвать настоящую ярость и как убить в себе чувство вины, – поделился Узник.

Если бы не лицо инопланетянина, которое она могла видеть в зеркале, а только его рассуждения в ее голове, она бы решила, что это ее собственные мысли.

– Мне надо все это переварить, – задумчиво промолвила юная землянка.

Глава 12 Тайны и цели Стива

Мишель решила проверить, чем занимается отчим. Из ванной доносились звуки бегущей воды – Фред купался. Он часто принимал ванну или душ, иногда по нескольку раз в день, таким образом снимая стресс, усталость и даже болезни.

Девушка подошла к маме поцеловать бледную щечку, помассировала фаланги пальцев Анжелики, положила голову ей на грудь. Сердце билось равномерно. Мишель не знала, слышит ли мать какие-либо звуки, чувствует ли запахи, ощущает ли прикосновения?

Вдруг девушка заметила на кровати Фреда какой-то глянцевый журнал, и не удержалась, полистала. Модели выпячивали свои прелести, сидя на мотоциклах, распластавшись на капотах новых автомобилей или чистом пляжном песке, кокетливо заглатывали ярко накрашенными ртами банан или клубнику со сливками… Казалось, страстный призыв и готовность отдаться просто сочились из каждой поры, каждой щелочки их модельных тел.

Мишель оценивающе посмотрела на себя в зеркало. Может быть, она тоже возбуждает и провоцирует отчима своей одеждой? Она действительно всегда носила обтягивающие и ультракороткие вещи. Флорида! Жара ведь! Что тут такого? Пожалуй, нужно что-то менять.

Девушка поспешила на кухню. В плетеной коробке под раковиной Фред хранил мусорные пакеты, кухонные тряпочки и фартуки. Мишель нашла белые мусорные пакеты и, взяв один, вернулась в свою комнату. Там она открыла нишу для одежды и стала сбрасывать в пакет все платья, шорты и юбки, длина которых могла показаться провоцирующей.

Быстро переодевшись в джинсы и майку, она вышла из дома с мусорным пакетом, полным привычных, но слишком соблазнительных нарядов… До дома Стива она прогулялась пешком, радуясь тому, что купающийся Фред не смог ей помешать. И с новым окрыляющим ощущением, что теперь она не одна, в ней живет душа инопланетянина, пусть и преступника, но все равно – союзника.

Стив переворачивал куриные грудки на гриле во дворе, когда появилась его подруга.

– Наконец-то ты пришла! Что это за пакет? – обрадовался он, обратив внимание на ее ношу.

– Давай устроим вечеринку кромсания!

– Кромсания? Интересно! Сперва поедим, – юноша подал Мишель бумажную тарелку с курицей и вареной кукурузой. – Как твоя мама?

– Без изменений. Я даже не представляю, как себя с ней вести. Что она чувствует? Чувствует ли вообще саму себя? Все это трудно представить, у меня почему-то нет к ней прежних чувств.

Мишель начала жевать курицу. Она действительно проголодалась, и ей было все равно, что в себя затолкать.

Двор Стива и Криса был небольшим, без роскошных кустарников и бассейна. Только два одинаковых дерева высотой около десяти метров росли посередине, создавая тень над грилем и разноцветными раскладными стульями. Их розовые цветы были необычны, напоминали тысячи шариков воздушной сладкой ваты розового цвета. Одна из метелок упала ей на колени. Мишель залюбовалась розовым сокровищем и пощекотала им свой нос как перышком-пушистиком.

– Что это?

– Альбиция, если я не ошибаюсь. Или персидское шелковое дерево. Их мама посадила много лет назад. Ну как, вкусно? – спросил юноша, выждав пару минут.

– Если честно, то еда почему-то потеряла для меня вкус. Как резина все, что ни положу в рот! Райский запах, а вкуса никакого. Веришь, нет?

– Это, наверное, из-за стресса. А как твой отчим? Держится? – спросил участливо Стив.

Мишель задумалась на минутку:

– Фреду тяжело, и он мне постоянно дает об этом знать. Нестабильный какой-то. То говорит гадости, то заботливый, – сегодня вот, после работы посоветовал мне волонтерствовать в секонд-хенд магазине, чтобы в колледж было проще поступить. И еще он ненавидит «голубых ангелов». Я видела, как при виде самолетов он сжимает руль. Если бы это был не руль, а яйцо, то …– Она положила на колени тарелку и подняла к глазам кисти рук. – Замарался бы!

Она не стала делиться с другом тем, что отчим начал распускать руки. Думала, это ее вина, что Фред так на нее реагирует из-за отсутствия привычной интимной близости с Анжеликой и смерти сына. Мишель надеялась, что если она не будет грузить друга негативом, думать о проблемах, то все само собой рассосется, как будто и не было.

Стив доел свой кусок, вытер руки бумажной салфеткой и пошел поглядеть на пакет, принесенный Мишель. Увидев ее вещи, он стал рассматривать их с неподдельным интересом.

– Я хочу от всего этого барахла избавиться! – воскликнула Мишель. – Не буду дразнить отчима!

– А что, он тебя домогается? – нахмурился Стив.

– Да нет, мне просто его жалко. У него сын умер, жена стала инвалидом, а я хожу мимо него задницей виляю в коротких юбках. Мне должно быть совестно.

– Тебе совестно?

– Нет. Обычно я ничего не чувствую. Это как… кушать вату.

– Ты кушала вату? – Стив засмеялся.

– А ты как думаешь?

– Пойдем, у меня другая идея! – Стив взял пакет с вещами и направился в дом. Мишель последовала за ним, любуясь его атлетической фигурой.

Через пару минут они оказались в комнате Стива с бирюзовыми стенами и такими же, но темнее, бирюзовыми шторами. Там, помимо дивана, письменного стола с компьютером, имелись еще и манекен, швейная машинка, огромное зеркало и рабочий стол для раскройки и шитья.

Мишель считала своего парня уникальным молодым человеком, будущим известным дизайнером. В его движениях и манере поведения сквозил какой-то аристократизм. Она никогда не слышала от Стива мата, пошлых шуток, грубых комплиментов, громких тирад. Как-то она застала его читающим книгу американского автора, Энитана Береолы, «Как быть джентльменом». Стив, конечно же, вел себя как истинный джентльмен – умный, галантный, тактичный, вежливый!

– Ну, и что мы будем делать тут?

– Мы дадим твоим вещам вторую жизнь, ок?

Не дожидаясь ответа, Стив включил музыку, схватил ножницы, выбрал из пакета два ультракоротких платья и начал их резать.

– Твоя юбка почти готова, – объяснил он свои действия.

Мишель внимательно следила за его движениями. Стив порылся и нашел в пакете джинсовую мини-юбку и пришил к ней куски разрезанных платьев. Они выглядели как треугольники, свисающие с джинсового основания. Наряд смотрелся оригинально.

– Я выйду, а ты примерь, – сказал Стив и покинул свою мастерскую.

Мишель подошла к зеркалу, стянула с себя джинсы, примерила новую юбку – и обменялась взглядами с вдруг появившимся Тави.

– Фантастика! – воскликнула изумленная Мишель. Она не ожидала, что так быстро можно что-то сшить. – Стив, заходи, посмотри!

Юноша вернулся и залюбовался фигурой подруги и своей работой.

– Я могу поработать над другими вещами, если ты не против, – предложил он.

– Конечно, пожалуйста! – обрадовалась она. Ей не хотелось навязываться и просить его все перешивать, но он, к счастью, вызвался сам.

Мишель прогулялась по мастерской и обратила внимание на огромное количество гвоздиков, шпилек и булавок на столе для шитья. Она спросила шутливо:

– Ты что, ежика собрался смастерить?

– Я тебе когда-нибудь рассказывал, как погибла моя мать? – озадачил ее Стив. Он указал глазами на портрет молодой женщины на стене. На лице была полуусмешка-полуулыбка Моны Лизы, прическа Мэрилин Монро и родинка над губой, как у Мадонны. На шее женщины было колье с золотым кулоном в виде ангела.

Девушка покачала головой.

– Маму похитили, изнасиловали и убили. Ей было двадцать пять лет. – Голос юноши дрогнул, он нечаянно проколол кожу своего пальца булавкой и уронил ее. – Я был еще маленьким, не помню ее.

Мишель прижалась к его груди своей щекой, крепко обняла обеими руками и прошептала:

– Наверное, я должна разреветься, но я не могу. Я чувствую какую-то царапающую злость, здесь, в груди, и какое-то непередаваемое возмущение тут, в горле.

– Я чувствую то же самое, Мишель. Я ощущаю себя раздетым и ограбленным после ее смерти.

– Столько лет дружить и не знать, как погибла твоя мама. Прости. – Мишель была не в себе. Девушка стала грызть кожу на указательном пальце и откусила заусенец до крови. Заметив это, она спрятала руку за спину.

– Мне не за что тебя прощать, Мишель. Ты мне нравилась всегда тем, что никогда не мучила меня лишними вопросами, ты не такая, как все, не помешана на этих твиттах-селфи-драме. Ты умеешь молчать.

– Спасибо. Мы друг друга стоим.

– В отличие от твоей матери, мой отец не женился заново. Это было нелегко – жить и знать, что у всех есть мамы, а у меня нет. Когда мы ходили в церковь, я был сердит на Бога за то, что он отнял у меня мать. Теперь у меня есть цель – создать одежду для женщин, название пока не придумал, но функция будет одна – анти-изнасилование.

– То есть ты хочешь создать платье-кольчугу, так? – Мишель слизала кровь с обгрызенного пальца.

Стив обратил внимание на новую плохую привычку подруги. Это говорило ему о ее саморазрушительном чувстве вины. Люди со стороны, посторонние и не очень, могли бы подумать, что бездушная эгоистичная девчонка не рыдает и не убивается из-за смерти братика, но он-то знал и видел, что внутри она распинает себя ежечасно. Юноша повернулся лицом к портрету матери, спиной к Мишель, и стал легонько покалывать подушечки пальцев одной из швейных иголок.

– Каждый день над этим работаю. Это секрет, не говори никому, ок?

– Обещаю. У тебя все получится, я не сомневаюсь. Я, пожалуй, пойду. Спасибо за барбекю и юбку, Стив.

Мишель обняла своего парня и вышла из комнаты в новой юбке, с джинсами в руках. Стив отправился ее провожать.

На заднем дворе появился его отец, Крис. Мужчина был высоким, но сутулым как лебединая шея. Всякий раз, при виде его фигуры, она автоматически расправляла собственные плечи. Он отличался от других американцев тем, что не пытался казаться оптимистичным и дружелюбным. Крис не растрачивал свою жизненную энергию ни на искренние, ни на дежурные улыбки, а тем более на ни к чему не обязывающие вопросы типа «Как поживаете?» Теперь девушка знала, почему он был таким.

– Добрый вечер! – уходя, поздоровалась она с отцом Стива.

Крис кивнул в ответ, не удостаивая ее энергией звуков своей речи. Он оглянулся, словно проверяя, действительно вечер является добрым или в этом можно засомневаться. Молча зашел в дом. Ушла и Мишель, не обижаясь, привычная к такому поведению отца Стива.

* * *

Не прошло и пяти минут, как угрюмый Крис застал сына рассматривающим вещи соседки.

– Вы все еще общаетесь? – задал он глупый вопрос, ответ на который знал.

– Не лезь в эту семью! Прошу тебя! Неужели не понимаешь, что мы навсегда останемся убийцами в глазах ее отчима? – Стив увидел в лице отца не просто участие, а настоящую гримасу тревоги. Тревога тыкала в его мозг зубочистками вины и страха за жизнь сына. Иначе бы он не снизошел до такой длинной тирады, – это было ему несвойственно. Стив знал, что любимая цитата отца из Библии была «не мечите жемчуг перед свиньями».

– Авария… случилась не по нашей вине! Мишель не просигналила, – напомнил он отцу. – Мы дружим уже много лет!

– Если бы ты вдруг погиб по чьей-то вине, я бы… я бы уничтожил всех, причастных к твоей гибели, – сорвалось с губ Криса. Его плечи, казалось, еще больше согнулись от такого откровенного признания.

– Как ты уничтожил убийц моей матери? – с ехидцей воскликнул сын. – Их даже не нашли! – Юноша замолк, осознав, что конфликт назревал не к месту. – Тебе ужин подогреть? Ты просто устал.

* * *

Вернувшись домой, Мишель приняла душ, переоделась, забралась на второй ярус своей кровати, где лежали мягкие игрушки. Она некоторое время лежала на них, рассматривая выпуклые пуговицы-глаза и выдергивая ворсинки из головы старого плюшевого льва. Уткнувшись носом в ворсистые, слегка выцветшие тельца, она пыталась зарядиться энергетикой безмятежного детства – времени, когда еще были живы те, кто дарил ей эти игрушки… Она подергала ворсинки из медвежонка, стремясь почувствовать хоть что-то. Обнимая плюшевого друга, Мишель лежала на спине и пробовала восстановить воспоминания об отце и братишке. События мелькали как черно-белые кадры из фильмов с Чарли Чаплином, но в них не было вибрации, цвета и эмоций. Девушка решила переключиться на своего заключенного.

– Расскажи мне о своей расе, – мысленно попросила она Тави, – Тебе же разрешено со мной общаться?

– Мы дышим кислородом, едим, размножаемся, как земляне, – услышала она слова Узника. – Но мы вымираем. Вымираем мы. Проблемы с естественным зачатием. У нас все роботизировано, – машины правят нашим миром для нас.

– И президент у вас тоже робот?

– Ну да, роботы не могут заболеть, не склонны к коррупции.

– Ты говорил мне, что можешь исцелять. Моя мать… Ты ведь знаешь? Пожалуйста! Помоги, если можешь. Никогда не прощу себе!

Мишель не смотрела в зеркало, боясь отказа.

– Понимаешь, Мишель… – ответил Тави, – ведь я всего лишь заключенный номер двадцать восемь и приговорен к отбыванию срока в твоей телесной оболочке. Твое тело – моя тюрьма. Тебя исцелять могу, других – нет.

Глава 13 Контроль сновидений. Пособие

На следующий день Фред отвез Мишель с утра в магазин секонд-хенда, молча и без домогательств. Мишель была в стильной юбке от Стива и свободной джинсовой рубашке с длинным рукавом.

Магазин представлял собой одноэтажное здание с кирпичной облицовкой, ничем не привлекающее внимания как многие дома и офисы.

Высокая, грузная менеджер, афроамериканка в парике «прямоволосая блондинка», носила на блузке с жирным пятном именную табличку с надписью: «Эрнестин». Самое странное имя, которое Мишель когда-либо слышала. Менеджер энергично жестикулировала, словно любуясь своим маникюром с цветочками и блестками. Эрнестин быстро нашла занятие новенькой – не на кассе, а на складе – разбирать барахло. Она дала девушке голубые резиновые перчатки и проговорила прокуренным громким голосом:

– Никогда не знаешь, какой сюрприз тебя ожидает!

Какой бы прекрасный оратор из нее вышел…

На складе лежала груда пластиковых белых и черных пакетов, которые предстояло распаковать.

– Если увидишь грязные и рваные вещи, бросай в мусорное ведро. Мы не химчистка и не прачечная! – учила менеджер, жестикулируя так, чтобы собеседник поневоле рассматривал все цветочки и бриллиантики на длинных акриловых когтях.

– Проверяй все карманы, если деньги найдешь – можешь оставить себе. Будь осторожна, нам сдавали кошачьи коробки с песком и дерьмом, постельное белье с кровавыми пятнами, в общем, работать только в перчатках и отключить брезгливость.

Мишель с интересом открыла черный пластиковый пакет. Запах плесени нанес ей удар в нос как боксер на ринге. Детские разноцветные вещички, скорее всего, хранились в сыром месте. Девушка решила, что в таком виде их бы никто не купил – на свалку. Когда она бросила пакет с вещами в мусорку, то услышала глухой звук.

Вернулась и проверила снова – наверное, там было что-то тяжелое, ведь обыкновенная кучка тухлых тряпок не могла издать такой звук. Любопытство победило. Не поленилась, засунула руку в мусорное ведро и извлекла книгу в твердом переплете.

Название звучало необычно и заманчиво одновременно: «Контроль сновидений. Пособие».

Мишель помнила совет доктора Смита, но у нее не было времени искать книги по контролированию снов.

Оглянувшись по сторонам в поисках видеокамер, девушка спрятала книгу в сумку. Ей было стыдно просто попросить книгу у менеджера, то есть признаться постороннему человеку в том, что ее волнует такая странная мистическая литература. Она не знала, понравится ли ей книга, поможет ли ей? Мишель продолжила работать с другими пакетами. Несколько утренних часов незаметно пролетели в сортировке чистого и грязного белья, домашней утвари, обуви, сломанных и почти новых игрушек. В конце рабочего дня Фред заехал за падчерицей.

И вот настал заветный час, когда Мишель, после принятия душа, устроилась на своей постели и раскрыла книгу. Первые страницы вскрыли ее представления о мире, как патологоанатом – мертвеца.

В пособии говорилось: «Сновидения – это порталы в параллельные миры, различные варианты существования Вселенной, в которых душа путешествует, пока тело спит. Можно даже так застрять, что не вернешься в свое физическое тело, и оно будет объявлено «усопшим» и традиционно оплакано живыми. «Смерть во сне» – нередкое явление».

Книга учила: «Если вам приснился кошмар, и вы боитесь снова уснуть и опять вернуться в него, нужно просто-напросто визуализировать другой исход событий. Например, если за вами гонятся собаки, вы представляете преследующих вас псов, превращаетесь в ракету и улетаете от них или, остановившись, достаете волшебную палочку и превращаете их в лягушек или бриллианты. И тогда вы засыпаете с ощущением, что если окажетесь в кошмаре, то он будет развиваться по другому сценарию, не подпитываемому страхом. Поверьте в том, что вы – повелитель своих снов».

«Главные правила управления сновидениями – чистое тело, чистая энергия и чистые помыслы. Для этого нужно заниматься йогой, чтобы открыть все энергетические каналы. Следует употреблять в основном сырую пищу, а не прошедшую термическую обработку, «мертвую». Также важно научиться позитивно относиться к Вселенной и параллельным мирам, в которых вы можете оказаться».

Девушка была в шоке – Мишель не думала о снах как порталах в другие реальности. Хотя читала о параллельных мирах в фантастических романах. Она посмотрела в зеркало, чтобы заглянуть в лавандовые глаза Тави. Она показала ему книгу, которую начала читать.

– Тебе не кажется это все каким-то безумием? – спросила она мысленно.

– Нет. Мое тело в глубоком сне на Кассиопее, в то время как душа находится здесь. Души могут путешествовать, но не все и не всегда. Я не эксперт, если честно.

– А почему ты мне все время снился? Твое преступление, твой арест?

– Я был уже заключен в тебе, но прокручивал в памяти свое прошлое. Я знаю, о чем думаешь ты, а мои воспоминания преследуют тебя в твоих снах.

– Помоги мне понять одну вещь. Что происходит с нами, когда мы умираем?

– Наши души продолжают свой путь в других носителях и других реальностях или растворяются в энергии Вселенной.

Глава 14 День Независимости

На следующее утро Мишель направилась в спальню к маме и принялась массажировать ее руки – процедура была довольно скучной, но необходимой при уходе за парализованными больными, и должна была проводиться каждый день. Она попеременно использовала то купленное Фредом миндальное масло, почти без запаха, то персиковый увлажняющий крем без парабенов фирмы с приятным названием «Kiss my face».

Фред, проходя мимо Мишель после своего утреннего душа, провел ладонью по спине падчерицы и шлепнул ее по упругим ягодицам.

– Ты – прекрасная дочь! Я предполагаю, что твои прикосновения очень нежные. Любящие, – томно произнес он.

Чувство брезгливости и тошноты охватило девушку от голоса и действий Фреда. Мишель повернулась к отчиму лицом, просверлила его возмущенным взглядом. Но ее злость затупилась о его заметно постаревшее черты. Под глазами отчима были какие-то припухлости, тройные мешки, от бессонницы или рыданий, которых она раньше не наблюдала. Девушка опустила голову и молча удалилась в свою комнату.

Она не знала, как себя вести в такой ситуации. В доме не было камер наблюдения, чтобы доказательства домогательств можно было бы предоставить в полицию. А без доказательств ее слова были пустым звуком, по крайней мере, ей так казалось. Она ушла в свою ванную принять душ и смыть неприятные вибрации прикосновений Фреда.

– Я знаю, что ты чувствуешь. Что-нибудь можно предпринять? – спросил Тави, глядя на нее из зеркала.

– Я отсюда не съеду.

– Это твой мир, но я подумал…

– Я не плачу тебе, чтобы ты думал за меня, – нахамила мысленно «тюрьма» своему заключенному, откусывая заусенец.

Вскоре девушку забрал Стив, и они уехали на работу. Это был сумасшедший день, национальный праздник – День Независимости. Несмотря на то, что многие американцы устраивали дома барбекю и приглашали друг друга в гости, продажи местных кафе и ресторанов увеличивались в разы, словно все так и хотели доказать себе, какие они независимые от собственной кухни и плиты…

* * *

Когда Мишель уехала, Фред устроился на диване в гостиной и стал поглощать попкорн, уставившись в телевизор. На экране его взору предстала огромная поляна, трава, деревянные и пластиковые приспособления. На заборе висела табличка: «Шуцхунд Клуб».

Фред впился глазами в дрессировщика собак, который с экрана объяснял:

– Шуцхунд – это система тренировки немецких овчарок. Но для других пород тоже применяется, – дрессировщик на экране погладил крупного щенка. – Только индивидуальные тренировки имеют смысл.

Фред просмотрел эпизод, как помощник замахивается на дрессировщика, а молодой пес в свою очередь набрасывается на нападающего и сбивает его с ног.

– Он знает, что я – глава стаи, альфа-пес. Если собака так не думает про своего хозяина, то она будет вести себя в вашей семье как ее душе угодно! – объяснял дрессировщик.

– Альфа-собака! – воскликнул восхищенно Фред, чуть не подавившись попкорном.

– Если щенок проявляет ко мне неуважение, я усиливаю давление. Я контролирую свободное время этой собаки, чтобы она начала проявлять уважение ко мне как к лидеру стаи, – закончил дрессировщик.

Фред выключил телевизор, повторяя как загипнотизированный услышанное:

– Контролировать свободное время. Контролировать свободное время.

* * *

После работы Стив отвез Мишель домой.

– Не хочешь сегодня вечером съездить на Пенсакола-пляж посмотреть салют?

Мишель задумалась.

– Вообще-то да.

Ей хотелось вырваться из дома, забыть о работе, заключенном, отчиме и братишке, о матери и злосчастной аварии.

Мишель приняла душ, переоделась и стала накладывать макияж перед зеркалом. Она прекрасно понимала, что и без зеркала можно выйти на связь со своим заключенным, но видеть собеседника и общаться с ним гораздо проще, чем задавать вопросы невидимке в голове и получать ответы, словно ты сама до них додумалась.

– А твоя цивилизация дружит с другими?

– Не думаю, – Тави откликнулся незамедлительно, словно ему было скучно, и он был не прочь поддержать беседу.

– А почему ваши люди не вступили в контакт с нашими людьми? Ведь наши предшественники – сестры и братья! Мы, можно сказать, одной крови!

– Хороший вопрос, Мишель. Может, с твоей помощью, я найду на него ответ во время своей реабилитации на Земле.

Потом она прокралась к спальне матери и заглянула внутрь через слегка приоткрытую дверь.

…А в это время Фред сидел на стуле около жены. Он целовал ее шею, слушал ее дыхание – но она оставалась недвижимой.

Мишель подумала, что отчим похож на принца из сказки: наклонялся над женой, целовал в губы и ждал, что вот сейчас она все-таки откроет свои прекрасные глаза! И заговорит! И поцелует его в губы. И пойдет. И ему больше не придется покупать памперсы и одноразовые перчатки… Мишель наблюдала, как он гладил короткие волосы Анжелики и целовал ее пальцы, ясно слышала слова отчима из спальни.

– Ты знаешь, Анжелика, я никогда не был поэтом. Но в голову лезут какие-то дурацкие строки. Послушай, даже рифмы иногда выскакивают, – он прочел свое творение:

Жизнь – не подарок к Рождеству. Остин мертв, мое сердце – в гробу. Как убийц его наказать? Как мозаику жизни собрать? Душу гложут злость и вина. Я, наверно, сойду с ума.

Фред сел на кровати, взял мраморную урну с прахом сына в руки, открыл и несколько минут разглядывал пепел. На его глазах выступили скупые слезы.

– Меня обокрали, – пробормотал он, покрывая поцелуями гладкую холодную поверхность последнего убежища своего ребенка.

Мишель отгрызла заусенец и отошла от спальни.

* * *

Фред аккуратно поставил урну на тумбочку, протянул руку под кровать и вытащил отцовский пистолет. Покрутив в руках огнестрельное оружие, он медленно приложил дуло к правому виску, ощутил холод металла, зажмурил глаза.

«Стоит ли жить, если нет ничего, ради чего стоило бы влачить это жалкое существование?» – стучал барабанной дробью вопрос в мозгу Фреда.

Ему стало казаться, что умереть – самое достойное и верное решение в его положении. Ведь смысл жизни в радости, а не в оплакивании ребенка и прислуживании парализованному инвалиду до конца своих дней… В чем его личная самореализация, самосовершенствование, удовлетворение плодами своего труда, в конце концов?

Звук подъехавшей к дому машины вырвал Фреда из депрессии. Вырвал со скоростью пробки, вылетающей из шампанского. Фред, очнувшись от мрачного транса, бросил пистолет под кровать, набросил на него один из своих возбуждающих солнечно-сочных журналов.

Фред подскочил к окну, слегка отодвинул занавеску и увидел при свете фонаря Стива, стоящего с букетом цветов. Он не мог поверить, как они – Мишель и Стив, убийцы его ребенка, дошли до такой наглости – строить планы на вечер и развлекаться у него перед носом!

Кровь хлынула к голове и застучала дятлом по шее, словно хотела вырваться на свободу. Ярость, казалось, набросила на него невидимое лассо, и он озверел от недостатка воздуха. Фред торопливо натянул джинсовые шорты и выскочил в гостиную. Там Мишель в длинной юбке надевала сандалии. Фред подскочил к ней, грубо схватил за волосы и отшвырнул на пол.

– Оставь меня, придурок! Я – взрослая, я могу поступать как хочу, я – свободная! – возмутилась Мишель, пытаясь пнуть отчима.

– Никто не свободен! – прошептал разъяренный отчим, схватил ее одной рукой за волосы, а второй за руку и поволок. – Я тебе покажу «придурка»!

Протащив девушку через гостиную, через прачечную со стиральной машинкой и, пнув дверь в детскую, он со всей силой толкнул непокладистую падчерицу в комнату. Мишель ударилась головой о ножку кровати, застонала от боли и потеряла сознание.

Фред запер дверь на замок. Кровь отхлынула от головы, ему показалось, что петля ярости уже не сжимала мертвой хваткой его шею. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов:

– Альфа-собака наказывает непокорную сучку в своей стае!

Наивный Стив стучался в дверь. Эта дробь действовала Фреду на нервы!

Он быстрым шагом вернулся в гостиную, рывком открыл входную дверь, молча столкнул ненавистного юнца со своего крыльца. Затем он вырвал из его рук букет и так же молча сломал. Бросив обломки цветов на ошеломленного юношу, Фред процедил сквозь зубы:

– Мишель тебя никогда не полюбит. Она ненормальная – социопатка. Ты знал? Вместо того чтобы тратиться на цветочки, лучше бы вернул мне деньги, которые я потратил на похороны сына! Между прочим, смерть нынче недешево стоит! – Фред хлопнул дверью так, что она должна была бы обидеться на такое насилие.

* * *

Стив сел, отряхнулся, не понимая, как себя вести. Может, он приехал слишком поздно и разбудил итак уставшего человека? Юноша послал SMS-ку Мишель, но та не ответила.

Может, поссорилась с отчимом и передумала, отключила телефон. Или он отнял телефон. Отец был прав, Фред меня ненавидит. Мы с Мишель для него детоубийцы. А как бы я поступил на его месте?

Стив не представлял себе, что Фред способен поднять руку на падчерицу и ограничить ее свободу. Медленно поднявшись, юноша сел за руль и уехал.

* * *

Мишель открыла глаза, встала с пола, чувствуя слабость от стресса. Поднялась с ковролина и попыталась открыть дверь. Отчим запер ее на ключ! Она открыла окно, но решетки только оскалили свои черные клыки. Она находилась в комнате братишки, которую когда-то построил ее отец для своей стареющей матери.

Комната Остина была такой же, как большинство спален для маленьких ребятишек. Пестрые фотообои с динозавриками, одеяла ребенка, игрушки – все осталось нетронутым, как будто Фред был не в силах ни раздать вещи сына, ни потревожить что-либо в детской.

Девушка села на постель братишки, заметила на его тумбочке вазу с конфетами и настольную лампу, включила свет.

Лампа была большая, разноцветная, с зеркальными вставками. Глаза Мишель и Тави встретились.

– Он бросил меня сюда как поганенькую собачонку! Как мусор! – ей не верилось, что Фред был способен на насилие. – Как же я его ненавижу!

Она стала биться головой о дубовую спинку кровати.

– Стоп! – Тави взмолился от боли. Его слова прозвучали так громко, до рези в мозгу носителя. Его глаза светились фиолетовым светом в зеркальных вставках лампы.

Мишель перестала психовать, она не ожидала, что Тави способен так воздействовать на нее. Может, он и сам не знал, на что способен?

– Мне больно, Мишель, – услышала она его тихий голос.

Головная боль отступила так же резко, как озадачила владелицу головы. Девушка решила держать с узником совет.

– Я бессильна. Я хочу вырвать отчима из своей жизни, как… модель избавляется от проглоченной пищи!

– Прости, я не понимаю, о чем ты сейчас говоришь. Почему кто-то будет избавляться от съеденного? – спросил изумленно узник двадцать восемь.

– Забудь об этом. Если я буду объяснять тебе все мелочи жизни на Земле, у меня язык отсохнет, – вздохнула Мишель. – Мне срочно нужно искупаться.

Из первых глав пособия по управлению сновидениями девушка уже успела узнать о ежедневных вибрациях негативных мыслей, стрессов и эмоций, которые загрязняют ауру человека каждый день. Смывать водой нежелательные плохие энергии жизненно необходимо.

Она зашла в ванную, которой никто не пользовался, кроме Остина. Все было чисто, даже зубная щетка братишки и полотенца с динозавриками находились на местах. Мишель торопливо разделась, стараясь не смотреть на себя в зеркало, включила душ. Струи горячей воды заключили ее в объятия и помогли немного расслабиться.

Стив. Была ли у него неприятная стычка с Фредом? Что он подумал о ней? Нужно будет извиниться…

* * *

Между тем Фред осторожно открыл дверь в детскую. Он прислушался, тихо ступая по мягкому ковролину. Звук бегущей воды его заинтриговал, и он медленно направился к ванной. Ехидная усмешка вальяжно расположилась на его лице.

Когда Мишель посмотрела на поверхность душевого шланга из нержавейки, в его зеркальном покрытии она увидела глаза своего печального узника.

– Что думаешь о Фреде? – мысленно задала она вопрос. – С ума сошел, да?

– Я не могу читать его мысли, – телепатировал ей Тави.

Фред вошел в ванную, где за прозрачной занавеской с веселыми динозавриками под горячим душем стояла нагая аппетитная Мишель.

– Смываешь прошлые грешки, моя орхидея? – громко спросил он с издевкой.

Она вздрогнула от неожиданности.

– Что ты здесь делаешь? – рассердилась девушка. Она почувствовала, как от страха у нее подкашиваются колени. Фред стал непредсказуемым. А непредсказуемость всегда пугает.

– Разговор есть, – бросил Фред, сплюнув в унитаз, захватил с собой одежду Мишель и вышел.

Через пару минут девушка предстала перед ним, завернутая в полотенце. Фред жестом показал на кровать сына.

– Присаживайся, пончик мой медовый! – его голос был пугающе дружелюбным и спокойным.

Мишель села. Фред устроился рядом.

– Несколько часов назад ты утверждала, что стала взрослой. Помнишь?

Фред нежно прикоснулся к ее руке, затем к голому покатому плечу. Падчерица отодвинулась и молча кивнула. Она догадывалась, к чему клонит отчим, но ей не хотелось верить, что это реальность, а не какой-то противный сон!

– Может, ты должна вести себя, как взрослая. Ты в курсе, чем взрослые люди занимаются?

Он медленно потянул на себя ее полотенце. Вернее, полотенце Остина с разноцветными смеющимися динозавриками… На глаза девушки навернулись слезы.

– Не смей меня трогать! – буркнула она, лихорадочно перебирая возможные действия и слова-плети, слова-пули, которые убили бы его неуместную похоть.

– Из-за тебя моя жизнь закончилась, ты понимаешь это или нет?

Он схватил ее за оба колена, сдавливая со всей силой.

– У тебя еще будут дети, от другой женщины.

– Нет. Никогда у меня не будет детей! – покачал головой Фред. – По милости твоей глупой матери я пошел на вазэктомию. Ей не хотелось предохраняться, не хотелось больше беременеть, рожать. Я – стерильный! Она теперь как мумия, а я не могу с мумией ни говорить, ни заниматься любовью!

Он повалил падчерицу на постель и стал целовать.

– Остину стыдно за отца, за твои нестерильные помыслы, – разорвали воздух слова-пули.

Фред остановился и отшатнулся от Мишель, удивленный, словно контуженный. Желание обладать юной плотью отступило, словно танцующая на губах Фреда одуревшая фея страсти спряталась под коронкой его зуба. Зуб начал ныть.

Мишель на секунду подумала, что «Остин» для нее своего рода мантра, как мантра «ом» в йоге, только она действует как палка о двух концах. Иногда Мишель способна этим волшебным именем ввергнуть Фреда в вулканическую лаву неудержимого бешенства, а иногда – вернуть ему кристальную ясность мысли и самоконтроль.

Расстрелянный неожиданной правдой и начавшейся зубной болью, Фред рванул к двери и замер возле нее. Его осенила новая мысль, он хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

– С завтрашнего дня я не прикоснусь к твоей матери. Я слагаю с себя все обязанности по уходу за ней. Ее ждут пролежни, если ты не проявишь некоторую инициативу со мной помириться, медовый ты мой орешек.

Почувствовав себя почти коронованным триумфатором, предъявившим ультиматум колеблющейся жертве, Фред удалился ухмыляясь, бормоча под нос свою мантру «Я – глава стаи. Я – альфа-собака!»

* * *

Мишель вытерла слезы полотенцем, достала несколько конфет из вазочки и начала поспешно жевать.

Ее глаза встретились с лавандовым взглядом Тави в зеркальных вставках лампы.

– Когда я расстроена, я хочу съесть что-нибудь сладкое! – призналась девушка. – Смотри, я прекратила одеваться соблазнительно и дразнить отчима, но это не работает. Почему?

– Мое скромное мнение не является истиной. Но я думаю так. Сейчас ты съела несколько конфет. Тебя тянет на сладкое. Одни конфеты были в виде драже, другие в фантики завернуты. Тебе было все равно, какие конфеты затолкать в рот. Когда индивидуум желает чего-либо, ему неважно, как объект его вожделения упакован.

– А ты что думаешь о моем отчиме?

– Благодарю. Приятно, что тебя интересует мое мнение. Как я это вижу… Фред является истинным узником. Он желает тебя, большую конфету. Твое молодое тело – его тюрьма. Анжелика – тоже его тюрьма. Он устал быть обслуживающим персоналом. Его собственное тело является его тюрьмой. Фред ненавидит себя, так как думает, что не сможет больше никогда быть отцом. Я ему сочувствую.

– А что нам теперь делать?

– Ты не обязана терпеть мужчину потому; что он умеет делать то, чего не умеешь ты. Тебе придется… стать Фредом.

* * *

Фред лежал в постели и смотрел на часы в виде тасманского дьявола из мультика – красные цифры на электронном табло будильника показывали второй час ночи. Эта бессонница как надоедливая, неусыпная любовница-садистка его замучила. Вроде тело устало, ноги гудели, а сон не шел – судорожные подергивания в ногах мешали расслабиться. Он бросил взгляд на синюю баночку с БАДом, прочитал в который раз название «мелатонин», и не принял, хотя инструкция утверждала, что этот гормон эпифиза поможет снять напряжение в мышцах и восстановить ритм сна. Фред не мог понять, почему он покупал БАДы, чтобы были, но принимать не решался.

Тяжело поднявшись, прошел в ванную. Над раковиной был шкафчик с зеркальной дверцей, встроенный в стену. Он открыл его и осмотрел содержимое: зубная паста с зубной щеткой в стаканчике, крем для лица, картонная коробочка с ватными палочками, упаковка со снотворным. Положил пару таблеток в рот, поморщился от их вкуса, запил водой из крана и долго смотрел на себя, небритого, в зеркало.

Он давно для себя понял, что синдром беспокойных ног надо снимать отжиманиями от пола и упражнением «планка».

Держа «планку», он вспомнил, что слышал в одной из передач «Шоу Опры Уинфри» такой совет: на ночь, перед сном, вспомнить хотя бы три события дня, за которые мысленно стоит поблагодарить Вселенную, чтобы привлечь в свою жизнь больше радости, удачи, благополучия.

Фред пытался это делать, но у него ничего не получалось. Благодарить за что? За смерть сына? Лицо Остина всплывало перед глазами, начинало учащаться дыхание, и он испытывал какое-то жжение в солнечном сплетении, подташнивало. Несколькими ударами по груди кулаком он сбрасывал с себя гнетущие эмоции, пытаясь словно с лупой рассмотреть положительные моменты прошедшего дня.

Ну, встал утром, живой и здоровый. Ну, спасибо, вселенная. Нашел в себе силы высказать Мишель все, что накипело. Спасибо тебе, Господи. Фред усмехнулся этим глупостям, пришедшим на ум.

Снотворное начинало действовать, и Фред засыпал с мыслью: «Какое счастье, что изобретено снотворное!»

Темная ночь разрывалась от вспышек салюта. Свободные, независимые американцы праздновали День Независимости. Фред не чувствовал себя ни свободным, ни независимым, ни счастливым.

Глава 15 Мишель: расширение сознания

Утром Мишель проснулась полная сил и решимости разрешить все трудности, которые несколько часов назад обещал ей отчим. Отправила смс-ку Стиву: «Прости за вчерашнее».

Она выпила стакан воды, проделала комплекс упражнений из йоги под руководством Барби-подобной йогини из Ютуба, съела банан и его кожурой протерла листья орхидей. В окно у раковины она увидела Фреда в бассейне и ее зубы стиснулись сами собой, а ногти впились в кожуру банана. Невидимое огненное лассо затянулось на ее шее – пощечина обиды на домогательства и насилие со стороны отчима.

Она зажевала до крови заусенец, потом очнулась и промыла ногти и руки, и направилась в спальню мамы и Фреда. Раздвинув шторы и впустив солнечных зайчиков, девушка поцеловала недвижимую маму в щечку:

– Доброе утро, мам.

Мишель, не мешкаясь, оглянулась и стала рыться в тумбочках. Там было все необходимое для ухода за лежачим больным: катетеры, памперсы, влажные салфетки и даже неприглядного вида учебник «Гид по уходу за парализованными больными».

Девушка полистала книгу, читая:

– Чтобы не было пролежней, нужно переворачивать больного каждые два часа! Я не знала этого! Бедный Фред. Я была такой свиньей, когда отказывалась ему помогать или элементарно учиться ухаживать за мамой, – призналась она вслух.

Она приступила к утренней рутине: сменила памперс, почистила маме зубы, покормила ее любимыми кукурузными хлопьями с молоком. Мобильный телефон пару раз пытался заявить о своем существовании: на его гладкой поверхности появлялось улыбающееся лицо Стива. Но Мишель была поглощена своей ролью «обслуживающий персонал» и не слышала звонков.

* * *

В переднем дворе Фред подстригал кустики азалии. Увидев приближающегося Стива, он мысленно отрезал парню голову садовыми ножницами, а в реальности метнул свой инструмент на землю.

– Какого черта ты опять явился? – Мистер Редмонд сплюнул.

Стив остановился на расстоянии вытянутой руки от него, без улыбки, ибо помнил, как его столкнули с крыльца и сломали его букет.

– Доброе утро, мистер Редмонд. Я принес немного денег. Я так понял, что похороны и кремацию вы делали в кредит. Мы с отцом поможем вам с этой ношей.

Черты лица Фреда смягчились, он молча принял несколько сотен наличными. Новые купюры доброжелательно хрустнули в его потном кулаке.

– Мишель не ответила на мои звонки. Я могу войти в дом? – Голос Стива звучал уважительно и спокойно. – Пожалуйста.

Фред пожал плечами, одобрительно кивая, указывая подбородком на входную дверь, затем поднял свои садовые ножницы и продолжил ровнять кусты.

Юноша открыл дверь и вошел в дом.

– Мишель, я здесь! Ты как? – прокричал он с порога.

Девушка услышала его, выбежала из спальни и крепко обняла.

– Спасибо, что пришел. Прости, что вчера у нас ничего не вышло. Мы поссорились, я была слишком расстроена…

– Ты в опасности? – Стив искал в ее лице ответ на свои тревожные мысли.

– Пожалуйста, будь честна со мной. Я помогу тебе съехать, если хочешь.

– Самая дешевая квартира обойдется в пятьсот долларов в месяц плюс коммунальные услуги, а мне это надо? Моя зарплата чуть больше штуки! Нет, это не вариант для меня, ибо родительский дом – выплаченный! – девушка покачала головой и плюхнулась на диван.

Мишель не хотела рассказывать Стиву отвратительные подробности Дня Независимости.

Стив опустился перед ней на пол, робко дотронулся до колен девушки.

Мишель погладила его по голове, наклонилась над ним и зарыла лицо в его волосах.

– Ах, какой запах! Кокосовый шампунь, да?

– Да.

– Понимаешь, мы с Фредом поссорились. Он отказался ухаживать за мамой. Хочет устроиться на работу. Я должна взять на себя всю ответственность. И мне страшно.

Стив задумался на секунду:

– Нужен план. Когда есть проблема, надо составить список того, что тебе потребуется в первую очередь сделать, что – во вторую, и так далее.

– Я понимаю итак, что мне нужно! Первое, – Мишель стала загибать пальцы, – прочитать гид по уходу за больными как можно скорее.

– Нет, зачем читать, когда можно видеоролики в интернете найти! – возразил Стив.

– Ты прав. Второе, – я должна накачать мышцы, чтобы свободно поднимать и переносить маму с места на место и усаживать в инвалидное кресло, когда ей будет можно. И третье – вождение, разумеется.

В гостиную через дверцу для животных вбежали Жасмин и Тигренок и стали ласкаться к своей хозяйке.

– Я тебе помогу, не бойся. – Стив чихнул. – Я обязан. В конце концов, я был за рулем, когда мы врезались в твою машину…

Фред вошел в дом и увидел сцену: Мишель на диване, Стив и кошки, прильнувшие к нему. Юноша чихнул раз, чихнул два.

– Посмотрите-ка на этого рыцаря чахоточного, – съязвил Фред.

– Фред, прекрати, – Мишель сжала зубы, не поднимая глаза на отчима, начиная покачиваться взад-вперед.

– Простите, – смущенно извинился Стив, чихая.

– Я не имею привычки традиционно желать здоровья чихающим людям, можешь не стараться, – Фред сложил руки на груди, рассматривая, как Стив достал из кармана упаковку с каким-то лекарством и проглотил пару пилюль. Фред представил, что Стив – это цыпленок, которого он бы с удовольствием ощипал пинцетом. Новая фантазия заставила его глумливо улыбнуться.

– У меня аллергия на кошек.

– Да, а я не знал. И что, от этого можно умереть? – Фред умудрился поднять обе симметричные брови и продемонстрировать свою маску а-ля меня-волнует-твоя-судьба.

– Да. Смертельный исход возможен как от укусов пчел или арахиса, – ответил Стив. – Если меня бы вынудили провести ночь в приемнике для кошек или что-то в этом роде…

Мистер Редмонд хмыкнул и вышел из комнаты.

– Нахал и хам, – выпалила Мишель, качая головой. – Я тебе хочу кое-что показать, у меня есть обалденная книга.

Она хотела обсудить «Контролирование сновидений»: правильное питание, щелочную еду, и почему закисляющие продукты засорят организм и клетки, вызывая болезни.

– Стив, в этой книге написано, что вся еда, прошедшая термическую обработку, является мертвой, вредной. Ты такое когда-нибудь слышал? Только сырые орехи, фрукты и овощи способны очистить тело от токсинов. И когда человек по-настоящему чист, в смысле, у него щелочная среда, его организм вырабатывает достаточно энергии для самоисцеления.

Стив взял книгу из ее рук и стал листать.

– На диету садишься, так тебя понимать? Твою маму тоже, для исцеления?

– Да. Молоко с хлопьями вообще яд. Никаких бургеров, колы, пиццы, сладостей… Такая еда засоряет организм и вызывает рак, псориаз, диабет, и многое другое. Я прочитала исследования, что сыроядение исцеляет болезнь Альцгеймера, красную волчанку, онкологию.

– По-моему это экстрим – стать веганом. Но тебе будет легко, у тебя же вкусовые рецепторы отказали.

* * *

Потекли недели кропотливой работы над собой. Мишель стала бегать по утрам, отжиматься от пола, держать «планку», поднимать гантели. И конечно же практиковать пранаяму – дыхательные упражнения йогов, позы хатха-йоги и правильное питание. Иногда она физически ощущала странные вибрации в теле, словно все ее клетки хором славили Творца.

В книге о контролировании сновидений, она узнала, что «йога» означает «союз» на санскрите. Йоги верили, что настоящие счастье, свобода и просветление приходят к человеку от союза с божественным сознанием Браманом.

Иногда Мишель встречала одобряющий взгляд Тави в своем отражении: и в зеркале, и на металлических поверхностях холодильника, тостера, раковин, даже в воде ванны. Часто она слышала слова поддержки от своего узника.

* * *

Стив возил ее на работу, привозил обратно, по воскресеньям они посещали церковь, иногда помогал готовить салаты. Они вместе ездили по воскресеньям на мессу, а раз в неделю по четыре часа Мишель волонтерила в магазине секонд-хенда.

Фред устроился барменом в стриптиз-клуб, уезжал вечером, возвращался поздно ночью или под утро и не препятствовал появлению Стива в доме. Иногда он любовался движениями настойчивой и несговорчивой падчерицы, которая то готовила ужин, то массировала ноги и руки матери, то протирала ее полотенцем, то кормила кошек.

Мишель часто приносила Фреду бесплатные бургеры с работы. Отчим принимал еду с улыбкой и шуткой: «спасибо в шоколаде!» Ему нравилась популярная идиома «пожалуйста с сахаром сверху», и Фреду нравилось, что он изобрел новую.

Его воображение иногда проигрывало сцены передачи «Тысяча путей умереть». Он фантазировал, как бы поступил с Мишель, в какой позе она бы находилась, одетая или нагая, связанная или нет и сколько крови она бы потеряла.

Фред нашел себе на работе подружку по имени Либерти и выглядел вполне счастливым самцом, у которого самореализация и удовлетворение шли рука об руку.

Уход за матерью отнимал у Мишель почти все время. Одни и те же процедуры выматывали. Если раньше она могла проторчать несколько часов в поисковых сетях и Ютубе, просматривала новые видеоролики, то теперь все должно было работать на то, чтобы у матери не возникло пролежней и осложнений. Даже когда Мишель работала в фастфуде, она думала о том, как там ее мама, перевернул ли ее Фред?

Однажды Мишель мыла голову Анжелики с помощью салфетки и тазика.

– Тави, помнишь, ты назвал маму – тюрьмой Фреда? Ты был прав. Теперь это моя тюрьма. У меня нет даже времени читать. Ее тело – это и ее темница. Она не в состоянии контролировать свое тело. Нет ничего хуже, чем ситуации, когда разум и тело не принадлежат душе.

Глава 16 День труда

Прошло три месяца со дня аварии. Согласно пособию по уходу за парализованными больными, Анжелику можно было сажать в инвалидное кресло. Мишель была еще не в состоянии поднять мать на руки, и Стиву не раз приходилось переносить ее с места на место.

В первый понедельник сентября все отмечали День Труда. Праздник был официальным с 1882 года. Большинство американцев ассоциировали этот день с барбекю, семейными посиделками и поездками на природу с палатками и кулерами.

– Меня не будет целый день. Вернусь утром, – Фред подмигнул падчерице.

Мишель мечтала о дне, когда Фред уйдет к своей любовнице на ночь, и она сможет остаться со своим парнем одна. Стив был таким добрым и терпеливым, ненавязчивым, «своим парнем», без которого она уже не представляла своего существования.

Если несколько месяцев назад девушка только и мечтала о том, как увидеть своими глазами корабль пришельцев и вступить в личный контакт с внеземной цивилизацией, то теперь ей хотелось иного, обычного и банального: любить и быть любимой, испытать близость с ее молодым человеком, наполнить свою жизнь новыми эмоциями и ощущениями. Ей все время не хватало присутствия Стива. Она мечтала о том, как сможет в один прекрасный день ощутить его объятья и поцелуи каждой клеточкой своего тела.

Мишель пригласила Стива к себе домой отпраздновать вместе День Труда после шестичасового рабочего дня в кафешке. Когда он пришел, девушка подала салат «Цезарь» на заднем дворе, чтобы не провоцировать его аллергию.

Перед ужином Стив перенес Анжелику из постели в инвалидное кресло и вывез ее на задний двор. Когда Мишель прикасалась к губам матери вилкой с кусочками еды, та послушно открывала рот и тщательно пережевывала пищу, уставившись пустым взором в пустоту. Мишель верила, что если инопланетянин-целитель не сможет вылечить ее мать, то энзимы здоровой пищи на клеточном уровне обязательно это сделают. Салат показался ей безвкусным. Она жевала по привычке, раздумывая о том, что все люди подразделяются на две категории – тех, кто верит, и тех, кто не верит. Те, кто верил в инопланетян, обладали, на ее взгляд, расширенным сознанием и были умнее тех, кто в них не верил. Причем вера в Бога была вполне совместима с верой в инопланетян. Вот те, кто не верил ни в Бога, ни в инопланетян, казались ей людишками ограниченными и подозрительными. Теми, кто не видит дальше собственного носа. И вот она решила задать этот вопрос своему лучшему другу, но боялась ответа. А вдруг такой нужный и дорогой для нее человек окажется в той самой категории «ограниченных и подозрительных», которую она презирала?

– Стив, ты веришь в существование других цивилизаций?

Юноша задумался на мгновение:

– Почему бы и нет? Вселенная большая. Творец проявил такую фантазию в создании всего живого на Земле, так что считать себя единственными разумными существами во Вселенной – это ошибка.

– Хочешь, в бассейне искупаемся? – робко предложила Мишель и стала расстегивать блузку, под которой виднелся красный бикини.

Юноша сорвал с себя майку, а цветастые шорты для плавания уже были на нем. Они прыгнули в бассейн и стали по очереди преследовать друг друга. Выдохнувшись, взяли паузу. Стив осторожно обнял Мишель сзади, стал медленно целовать волосы и ушки подруги, закрыв глаза, вдыхая ее запах, растворяясь в моменте.

Девушка наслаждалась его нежными прикосновениями, и была готова отдаться неведомым эмоциям и ощущениям. Но Тави ехидно улыбался с поверхности бассейна. Носитель вдруг осознала, что он – ее узник – все чувствует. И поцелуи Стива, и ее внутреннюю дрожь, и ее желание быть со своим парнем… Присутствие свидетеля сработало как опрокинутый на платье горячий суп. Она повернулась лицом к Стиву и прошептала:

– Стоп. Я не могу так. Не здесь и не сегодня.

– В чем дело? Я сделал тебе больно? – удивился юноша, отступив.

– Нет.

Мишель поспешно вышла из бассейна и завернулась в полотенце. Юноша в замешательстве последовал за ней, обтерся полотенцем и натянул майку.

– Что я сделал не так? – не унимался гость, пытаясь понять поведение подруги, которая сама же его к себе пригласила! Стив попытался снова ее обнять, но она увернулась.

– Пожалуйста, побудь с мамой, – попросила Мишель, – я в ванную сбегаю.

Она забежала в дом, умылась и оперлась обеими руками на края раковины. Кровь пульсировала в висках, она пыталась собраться с мыслями и успокоиться.

Тави появился в зеркале с улыбающейся гримасой и хитрецой в лавандовых глазах:

– А он прекрасно целуется. Мне понравилось. Одобряю! Слышишь, как я аплодирую стоя?

С Тави жизнь казалась полнее: девушка его не стеснялась и воспринимала как часть себя. Благодаря узнику у нее было чувство, что она не одинока. Он был ее встроенным советчиком, ее братом с Кассиопеи, удивительным другом. Хотя на друга он маловато тянул, учитывая его мрачное прошлое.

– Как от тебя избавиться? – Мишель произнесла мысленный вопрос четко, надеясь, что Тави не обидится. Она осознала, что она не хочет его обидеть, ей не наплевать на его чувства. – Извини, я не это имела ввиду. Есть ли способ ускорить твою реабилитацию?

– Ты устала от меня? Откровенно говоря, я лично не могу пожаловаться на отбывание наказания в твоей симпатичной персоне.

– Послушай. Я живу так, словно кто-то подсматривает за мной в замочную скважину. Ты купаешься, одеваешься, работаешь, волонтерствуешь и отдыхаешь вместе со мной, потому что мое тело – твоя тюрьма. Помимо этого, мое тело – моя собственная тюрьма. Я только сейчас это осознала. Ты читаешь мои мысли, испытываешь все мои переживания, включая «критические дни» и конфликты с отчимом. Моя жизнь у тебя как на ладони. Ты – зритель. И я устала жить как на сцене.

– Я знаю. Ты хочешь перемен, отношений, оргазма.

Мишель сделала глубокий вдох и попыталась сформулировать свои мысли и требования поконкретнее:

– Тави, знаешь ли ты, как сократить сроки твоей реабилитации?

– Да! Наконец-то ты спросила! – лицо его загорелось радостью, словно он мечтал об этом вопросе тысячелетиями. – Понимаешь, я не знал, что твой двойник, Альрами, беременна. Я бы никогда, никогда не поднял на нее руку, ты мне веришь? – он словно захлебывался в чувствах, которые Мишель раньше никогда за ним не замечала. Даже глаза казались влажными. – Ускорить мою реабилитацию на Земле возможно… Но не без твоей помощи.

Девушка не могла поверить, что была эгоисткой все эти месяцы: ей и в голову не приходило спросить узника, скучает ли он по своей родине и какова цена его свободы.

– Я готова тебе помочь. Но как?

– Это нелегко. Ты должна дать свое согласие пережить со мной муки и смерть других земных носителей.

– Звучит как-то дико и несерьезно. И как это будет происходить?

– Ночью, во время твоего сна, наши души будут временно транспортированы в индивидуума, который находится на грани жизни и смерти, страдает и мучается, чьи вибрации страха или боли зафиксировала наша система сканирования вашей планеты.

– Такую фантастику я еще не читала. Значит, это и есть реабилитация, которая должна тебя научить ценить жизнь и испытывать угрызения совести?

– Да. И это очень болезненное испытание. – Тави телепатировал информацию в ее мозг быстро и уверенно.

– Поподробнее можно?

– Твое тело здесь будет истекать кровью… Все твои возможные раны будут мгновенно регенерироваться, я тебе обещаю, – обнадежил узник.

– Ты все это время знал и молчал? – Мишель сощурила свои карие глаза.

– Я не имел права оказывать на тебя давление. Смотритель мне объяснил, что инициатива должна исходить от носителя.

– Но почему тебя не могли сразу прокатить по страданиям разных… э… землян? Зачем нужно было меня вмешивать?

– Чтобы я видел твое лицо каждый день, лицо жертвы. И думать об Альрами. Вообще-то у нас преступлений-то практически не бывает. Поэтому я номер двадцать восемь, а не тысяча двадцать восемь.

Мишель задумалась и, ничего не ответив Тави, вышла из ванной к Стиву. Юноша сидел на заднем дворе, что-то читая со своего смартфона.

– Что-то не так?

Мишель села на стул напротив Стива. Ее мозг все еще переваривал информацию, полученную от инопланетянина-убийцы.

– Мы завтра работаем. Я заеду за тобой в девять. Отнести Анжелику в спальню?

Девушка поднялась со стула, подошла к нему и обняла:

– Ты такой милый.

– Я тебя чем-то обидел сегодня? – он обвил свои руки вокруг ее талии и уперся головой в плоский живот.

– Нет. У меня проблема неземного масштаба, вселенского размаха.

– Я умею слушать.

– Тебе придется все увидеть своими глазами. Завтра в десять вечера приходи сюда, – ее глаза сверкнули незнакомым ему фиолетовым светом.

Он заинтригованно кивнул, поднялся, и перенес Анжелику обратно в спальню. Юноша покидал дом подруги со странным чувством недоговоренности и обескураженности.

Глава 17 Жертвоприношение

С наступлением вечера Мишель выгнала кошек из своей комнаты, пропылесосила, открыла окно и проветрила помещение. Вскоре Стив появился у ее окна, прислонив лицо к сетке от комаров. Мишель раскладывала белые полотенца на своей постели и не заметила его лица за мелкой сеткой.

– Ну, что мы будем делать? – заинтригованно спросил он с улицы. – Пластилин домашнего приготовления?

– Дверь не заперта, – улыбнулась Мишель.

Вскоре он был в ее комнате, одетый в белую майку с надписью: «Просто сделай это» и черные шорты с лого фирмы «Найк».

От его взгляда не ускользнуло, что Мишель была одета в плотную длинную майку, нисколько не сексуальную.

– Ты будешь наблюдать, как я сплю, – ответила она, раскачиваясь вперед-назад.

– И все? Смотреть, как ты спишь? – Стив был готов услышать все что угодно, но не это.

– Нет, не все. Когда я начну истекать кровью, не паникуй и не вызывай «скорую помощь». Все понял?

Ошеломленный Стив кивнул и сел рядом в удобное кресло. Он понимал, что его девушка не готова к близости, но сценарий вечера оказался еще боле невероятным, чем он рисовал в своем воображении.

– Ты больше ничего не хочешь мне объяснить?

Девушка покачала головой:

– Пока нет. Это надо видеть, чтобы понять и поверить.

– Ну… Спокойной ночи тогда… – пожал плечами Стив, и стал рассматривать приложения в своем смартфоне.

Разумеется, Мишель не могла уснуть сразу.

– Я готова, – сообщила она своему узнику телепатически.

– Ок, – как эхом отозвалось в ее голове.

Перед ее внутренним взором появился огромный экран, на котором разные картинки сменяли друг друга. Она увидела комара, сосущего кровь на потном теле человека, и руку с волосками на пальцах, раздавливающую маленького кровопийцу. Затем гигантская акула схватила за ногу пловца, но тот не растерялся и нанес несколько ударов ей по носу – морская хищница ретировалась.

Все картинки были узнаваемыми, земными, даже родными: хищное растение, венерина мухоловка, поймала очередную крылатую жертву; паук стягивал лапки стрекозки клейкими нитями; богомолка поедала своего партнера после спаривания.

Вдруг картины природы сменились синим небом, открытым пространством. На экране появилась развернутая карта планеты Земля. Мишель увидела все океаны и континенты ясно и четко, как в кинотеатре на сеансе с трехмерной графикой.

– Что ты видишь? – мысленно спросила она своего узника.

– То же, что и ты. Это Земля.

Как только он произнес эти слова, из голограммы Земли выделилась и увеличилась Африка. На поверхности материка пульсировали мелкие красные точки как мириады светлячков в загородных фермерских полях хлопка или люцерны.

Мишель не могла понять, что эти точки означают и какое отношение имеют к ней и реабилитации ее узника. Не успела она мысленно оформить свои мысли в вопрос, как Тави ответил:

– Красные точки – это эпицентры страха смерти, эмоции боли. Смотрители сканируют все на вибрации страданий, видят, где возникают страдания на твоей планете, и направляют туда души своих нарушителей для реабилитации. Наш союз не исключение.

Мишель вспомнила свой сон, когда от криков Альрами стена сложилась и впустила летающих полицейских-роботов в комнату. Голос Тави продолжал звучать в ее голове.

– На планетах нашего созвездия, ни одно преступление не может перерасти в массовое убийство или многодневное издевательство.

Как только Тави закончил объяснение, одна из красных точек стала увеличиваться, превращаясь в длинную полую трубочку, затем пружиной отскочила от карты Африки и впилась красной присоской в лицо девушки.

Мишель ощутила удар и жжение. Невидимая сила засосала ее через присоску в кроваво-красный туннель. Ей вспомнилась сказка про Алису в Стране Чудес, как любознательная скучающая девочка преследовала говорящего кролика и упала в его норку. А потом она медленно летела вниз, замечая всякие полки и вещи на стенах туннеля. Мишель же ничего не видела во время своего короткого полета.

Громкий хлопок – и она ощутила себя в чьем-то теле. Она увидела над собой человека в темном платье с закрытым тканью лицом. Мишель показалось, что это была женщина. Она сидела ссутулившись, скрестив ноги на полу, почти как в позе лотоса, с деревянными четками и ножом в руке, и что-то бормотала себе под нос: то ли песню, то ли заклинания. Между ее ног стоял алюминиевый таз, вокруг таза лежали какие-то тарелки с красными фасолью и чечевицей, белым рисом, горохом, просом…

Мужчина со смуглым цветом лица и узкими глазами, лет пятидесяти, сидел напротив шаманки, скрестив ноги, с опаской оглядываясь по сторонам и зевая, не прикрывая рта. Тройные мешки под глазами, усеянными мелкими коричневыми папилломами, похожие на мышиные экскременты, и красные склеры глаз выдавали усталость и болезнь.

Совершался какой-то обряд, в котором участвовала черная птица со связанными лапками. Мишель вдруг осознала, что она находится в теле этой птицы, в алюминиевом тазу, и ее охватил ужас. Она поняла, что ничего хорошего ждать не придется…

Нож в руке шаманки приближался ближе и ближе к шее связанной птицы, словно танцевал в воздухе под звуки заклинаний. Резкая боль сотрясла все существо птицы-Тави-Мишель.

Шаманка же, не переставая бормотать, прикасалась кровавым лезвием к каждой тарелке и, в последнюю очередь, ко лбу клиента. Мир Мишель погрузился в туман.

* * *

Стив сначала думал, что почитает электронную книгу в приложении Киндл, чтобы как-то занять себя во время сна Мишель, но не мог отвести глаз от своей спящей красавицы. Он даже поцеловал ее в губы, погладил ее изглоданные пальчики.

Но вскоре ее веки задрожали, ноздри трепетали словно от недостатка воздуха. Не прошло и десяти минут, как руки и ноги задергались в конвульсиях, а из шеи девушки полилась кровь, словно ей перерезали горло!

От неожиданности уронив телефон, Стив упал на колени перед постелью Мишель и схватил ее за плечо, в шоке от зрелища – пижама, полотенца под головой девушки и его пальцы окрасились ее теплой красной кровью.

– Не двигайся, – ляпнув первое, что пришло в голову, Стив бросился в ванную и, вернувшись через полминуты с полотенцем, стал вытирать им шею Мишель.

К своему изумлению, он не увидел ни ссадины, ни шрама на месте, где еще пять минут назад зияла страшная рана. Юноша облегченно вздохнул:

– Что происходит?

Мишель пошевелила кистями, пальцами рук и ног: – Я жива…

– Слава Богу! Я не знал, что делать…Тебе перерезали горло. Ты что-нибудь помнишь?

– Помню, помню… – Она медленно встала и прошла в ванную. Стив отправился за нею, убедиться, что измученная кошмаром подруга не упадет в обморок от потери крови. Затем он вернулся в комнату, сбросил испачканные кровью полотенца с кровати на пол и стал ждать ее возвращения, потирая пальцами вспотевшие виски.

* * *

Мишель сбросила окровавленную майку, залезла в ванну и включила душ.

В зеркальном покрытии душевого шланга она увидела глаза своего печального узника.

– Ты поняла, что произошло с нами? – спросил узник.

– Добро пожаловать на Землю, дружок, вас ждут леденящие кровь открытия нашей радужной контрастной жизни.

– Я пытаюсь понять, почему мы погибли?

– Эти люди из нашего сна зачем-то принесли птицу в жертву. Книжка «Алиса в стране чудес» не подготовила меня к встрече с шаманкой с ножом в конце туннеля.

– Мы на Кассиопее никогда не приносим никого в жертву, – констатировал с осуждением узник номер двадцать восемь.

Мишель задумалась на секунду, вылезла из душа и ответила, вытираясь:

– Нет, дорогой мой, это то же самое, что сделал ты!

– Я не понимаю.

– Ты принес в жертву тех, кто тебя предал, чтобы вернуть себе чувство собственной значимости. Только твое унижение и отверженность ты смывал не кровью петуха или барана, а кровью Альрами и ее любовника, как его там….

– Рокс, – тихо ответил узник.

– Вот, ты свои проблемы пытался решить через пролитие жертвенной крови двух людей. Тоже своего рода личный ритуал. Ты же подготовился, не так ли?

Мишель увидела его изумленное лицо вместо своего в зеркале. Его брови приподнялись домиком, лавандовые глаза округлились, а зрачки сузились.

– Хорошо, что твои глаза – не озера, а то я бы в них утонула, – кокетливо пошутила Мишель, довольная, что пригвоздила сознание инопланетянина своей земной логикой.

Она завернулась в розовый халатик и вышла из ванны в свою комнату, где Стив недвижно сидел, уставившись на окровавленные полотенца на полу, как будто это были не полотенца, а голова Медузы Горгоны, превратившая его в каменную статую.

Девушка подошла к своему парню и дотронулась до его светлых прямых волос. Стив встал, прижал ее к себе обеими руками и осыпал поцелуями усталое лицо.

– Господи, как ты меня напугала!

– В следующий раз можешь надеть памперс, – она улыбнулась. – Я в полном порядке, не переживай… – прошептала Мишель, обдумывая, с чего лучше начать посвящение друга в ее тайну.

– Ты расскажешь толком, что с тобой происходит? – Стив взял ее за руки, притянул к себе и посадил на колени.

– Инопланетяне используют нас, землян, как тюремные камеры для своих преступников. Там у них нет боли, и поэтому реабилитацию, как они это называют, нарушители тамошних законов проходят здесь. Я – «носитель», тюрьма для убийцы с Кассиопеи. Мой узник все слышит, видит и чувствует, что слышу, вижу и чувствую я.

Она замолчала на мгновение, потом добавила:

– Его зовут Тави, и он сказал, что ты хорошо целуешься. Сарказм, наверное.

– А при чем тут истекание кровью? – недоумевал Стив, проигнорировав странный комплимент.

– Я согласилась пережить с Тави мучения в других носителях. Это возможно, когда я сплю. Наши души на время покидают мое тело, и переносятся в тело жертвы. Кровь – побочный эффект этой так называемой «реабилитации».

Девушка вопросительно заглянула в голубые глаза Стива. Все это звучало дико и ужасно, и она боялась, что оттолкнет робкого юношу такими признаниями.

– После того что я сейчас увидел, я поверю всему, – Стив нервно засмеялся и обнял ее. – Но две души в одном теле… Это забавно.

– Что тут забавного? Ничего смешного нет.

– Видела фильмы про экзорцизм? Ну, когда в тело человека вселяется демон, которого надо изгнать…в твоем случае, инопланетянин делит с тобой тело. Мурашки по коже.

Мишель, не вставая с его колен, продолжила:

– Именно поэтому я не могу быть с тобой близка. Тави все время с нами. Я обязана помочь ему вырваться из нашего мира, чтобы он навсегда оставил мое тело. Я имею право на личную жизнь без посторонних глаз и ушей. И без снисходительно-язвительных комментариев. Понимаешь?

– Понимаю. Значит, инопланетяне научились посылать души в другие миры. А что происходит с душой, если физическое тело твоего узника умрет?

– Наши души как дивиди. Вставляются в разные тела-компьютеры. Когда диск души покидает одно тело, оно перемещается в другое. Я читала книги про реинкарнацию. Думаю, именно поэтому некоторые люди вспоминают свои прошлые жизни.

– А как насчет рая? – спросил Стив. – Я надеюсь, я не зря в церковь хожу?

– Я не уверена. Может быть, все дивиди собираются вместе в большом компьютере Творца?

Оба помолчали.

– Ты поможешь мне с этими «реабилитациями»?

Стив понимающе кивнул:

– Не сомневайся. Я буду с тобой каждую ночь, столько, сколько понадобится! – сказал он без капли сомнений, и, уходя, страстно поцеловал Мишель.

Девушка закрыла за ним дверь, бросила в стирку с отбеливателем кровавые полотенца, вернулась в спальню и попыталась уснуть, но образы шаманки и жертвенного ножа отбивали чечетку на ее извилинах.

Уставшая бороться с бессонницей, Мишель пошла взять из холодильника воды и устроилась поудобнее с ноутбуком на своей постели.

Интернет, хранитель всемирных знаний, в лице Википедии и Ютуба, выплюнул все леденящие душу детали на тему «жертвоприношение животных».

Тави молча поглощал всю информацию, штудируемую Мишель, как губка. Закрыв ноутбук, девушка спросила его:

– Ну и что мой заключенный думает теперь?

Нависло длительное молчание, достаточно длительное, чтобы принести в жертву еще одну птицу.

– Я понял, почему вашу планету избрали для реабилитационных целей.

– Замечательно, а то я переживала, что ты потерял всякую способность думать после произошедшего, – съязвила девушка, откусывая заусенец и слизывая капли крови с пальчика.

– Ваш мир полон безумия и извращений, – сделал вывод Тави.

Мишель задумалась, покачала отрицательно головой.

– Культура. Все дело в культуре. Нас учили уважать чужие традиции-религии-культуру, мы это называем быть политически-корректными.

– Не согласен. Не стоит уважать или принимать такие аспекты чужой культуры как насилие, невежество.

– Сказал кто? Убийца?

Мишель взяла в руки самую нудную книгу всех времен и народов, «Уход за парализованными больными», практическая мудрость которой погрузила ее в сон.

Глава 18 Казнь

В жизни Мишель утвердились новые привычки. Будильник поднимал ее в пять утра, она на автопилоте одевалась во что-нибудь комфортное, с любовью почесывая холки и ушки своих кошечек Жасмин и Тигренка.

После ухода за матерью девушка занималась йогой под руководством тренеров из Ютуба, отжимала гантели. А Стив каждый день помогал ей перемещать Анжелику из постели в инвалидное кресло и обратно, но Мишель не могла дождаться, когда же она окрепнет физически, чтобы самой поднимать мать.

* * *

Когда пришел Стив, они обнялись и начали пробежку по своему спальному району. Мишель не терпелось обсудить с другом древние ритуалы жертвоприношений, но она ожидала, что он первым начнет беседу. К ее удивлению, Стив молчал.

– Почему ты не спрашиваешь о моем вчерашнем кошмаре? – не выдержала Мишель.

– Тебе кто-то перерезал горло, я видел собственными глазами твои предсмертные конвульсии. Я всю ночь не спал. Это нездорово – обсуждать кошмары.

– Я была в теле черного петуха. Ритуал происходил в какой-то африканской стране.

– Ты загуглила уже что к чему?

– Ну да. Как и ты, не могла уснуть, зато нарыла, что жертвоприношение животных очищает карму людей, что-то вроде индульгенции в католической вере. Покупаешь черного петуха или козу, приходишь к шаману, тот убивает животное, читая заклинания, и твои неудачи отступают, – не без некоторого цинизма объяснила Мишель.

Стив уставился на нее широко раскрытыми глазами, они были как две большие ягоды голубики с местной агрофермы.

– Тебе перерезали шею, чтобы вернуть чью-то удачу? Я не слышал о такой традиции. Другие культуры такие… странные, – покачал он головой.

– Мне не верится, что в современном мире еще практикуют магию Вуду! Варварство, – вырвалось у девушки.

– Если бы те люди видели, как сытые американцы сметают друг друга и топчут до смерти себе подобных на Черную Пятницу, чтобы купить побольше дешевой электроники, они бы решили, что это мы варвары.

* * *

Прежде чем уйти на работу, Мишель закрыла дверь в свою комнату, чтобы Тигренок и Жасмин не заходили туда и не линяли. Она хотела оградить Стива от аллергии.

После работы девушка пропылесосила и проветрила свою комнату. У нее появилось чувство уверенности в себе: она научилась ухаживать за парализованными больными, и теперь не сомневалась в том, что поможет Тави обрести свободу.

Но, несмотря на эти позитивные эмоции, ожидание ночи вызывало некоторое дрожание в коленках. И, хотя узник утверждал, что она не погибнет во время «реабилитаций», мысль о том, что страшные события с кем-то реально происходят, не отпускала ее, как не отпускает с поводка хозяин шустрого щенка.

Фред и в ночь ушел работать в стриптиз-клуб. Мишель видела, что ему явно нравится работа, возможность вырваться из дома и бесплатно лицезреть шоу обнаженных разноцветных тел. Она надеялась, что, встав на ноги, отчим найдет недорогое съемное жилье и съедет. Но разговаривать с ним на эту тему не решалась.

Когда явился Стив, Мишель обняла его с глубоким чувством бесконечной благодарности.

– Тебе страшно? – в его голосе звучала забота.

– Немного.

– Тебе небось скучно сидеть тут и ждать…

– Мне никогда не скучно. У меня Киндл в телефоне. Невозможно скучать с хорошими книгами.

Он слишком умен для меня. Девушка легла в постель на полотенца, закрыла глаза и настроилась на Тави:

– Я готова. Ну, поехали, реабилитация, пуск! – приказала она.

Сначала девушка ничего не ощущала и пыталась предположить, на какой континент забросят ее сознание на этот раз. Кто будет новым носителем? Животное? Человек? Будет это жертвоприношение или наказание? Суицид или убийство? Как долго ей придется мучиться?

Усталость навалилась на ее тело, как зимний шторм покрывает землю снегом.

Первое, что Мишель увидела, была голограмма Земли, из которой, как и в первый раз, выделился континент. На этот раз это была Евразия. Мишель не дружила с географией, но поняла, что где-то в юго-западной Азии одна из красных, пульсирующих энергией страха, боли и ужаса точек, стала увеличиваться, как и в первый раз, превращаясь в длинную полую трубу, и пружиной отскочив от поверхности какой-то страны, впилась красной присоской в лицо девушки.

Мишель ощутила обжигающий удар, как будто поток горячего воздуха из фена для волос был вдруг направлен ей в лицо, и невидимая сила засасывала ее через присоску в кроваво-красный туннель. Стремительный полет был коротким, больше похожим на падение.

Девушка успела вспомнить свои сны, в которых она падала с горы или крыши высокого здания и летела вниз, а страх разбиться заставлял ее проснуться в холодном поту. Но на другом конце кровавого туннеля ее ждало тело нового носителя. Это было мужское здоровое тело средних размеров, его ноги были закопаны по колено в землю, а руки связаны сзади.

Мишель не видела происходящего вокруг, поскольку голова носителя была покрыта какой-то тканью. Не видела, но чувствовала биение его сердца и дрожь в коленях. «Сейчас нас будут казнить!» — подумала она, имея ввиду жертву, Тави и себя.

Мишель ощутила боль от ударов по всему телу какими-то твердыми предметами. Носителя били! Причем били не битами или палками, а бросая предметы с небольшого расстояния. Боль, острая и тупая, нарастала с каждым новым ударом.

Мишель услышала мысли человека, который готовился расстаться с жизнью, и пришла в ужас оттого, что на Земле еще существуют такие страшные наказания, и за что! За измену жене! У нее не было времени размышлять на эту тему: отвлекали многочисленные удары – по шее, бедрам, коленям. Девушка слышала предсмертные обрывки-мысли мужчины и поняла, что происходит: ее носитель был предан страшной казни – «забиванию камнями».

Мысли носителя – не мысли-молитвы, а мысли-визги-стоны – были такие громкие, что ей казалось, мозг взорвется от них. Мужчина взывал к своему богу, Аллаху, взывал о скорой смерти! Вместе с ним Мишель чувствовала, как ударом камня мужчине-изменщику сломали нос и размозжили коленную чашечку. Казалось, все тело превратилось в сырую отбивную – осталось только посолить и поджарить…

Казнимый согнулся от боли, повалился на землю лицом вниз. Тяжелые предметы истязали спину, пока удары по голове не прекратили его страдания… Проломленный череп. Кровоизлияние в мозг. Звон мыслей-воплей прекратился, и наступила тишина.

* * *

Стив в шоке наблюдал, как его девушка постепенно превращалась в кровавое месиво. Он не знал, что делать: то вставал на колени около ее постели, то отходил к окну, поглядывал на звезды в телескоп, лишь бы не видеть, как Мишель и ее одежда покрываются пятнами крови. Юноша в нетерпении ждал окончания непонятной ему казни. Он понимал, что кошмар-реабилитация не может длиться долго, но роль наблюдателя была изнурительной.

Лицо девушки было в крови. Стиву показалось, что она не дышит. На ее лице и теле не было живого места – сплошное красное месиво. Это была уже не Спящая Красавица, а жертва мясника из фильма ужасов Тарантино. Он молча наблюдал, как кости под тканью пижамы двигаются, восстанавливая первоначальное положение.

* * *

Мишель увидела взволнованного Стива сквозь красную пелену. Ей все еще не верилось, что страдания казненного на другом континенте человека перенесены ее сознанием на ее же тело! Ну как сознание или душа, ее сущность, которая была в другой стране, так могла замараться?

Девушка не могла пошевелиться, даже мизинец ее не слушался, и от этой парализованности сердце сжималось в страхе. Она вспомнила мамочку. А ведь Анжелика, наверное, пребывает в состоянии этого ужаса – безысходности и недвижимости – каждый день… Интересно, она проклинает то июньское воскресенье, когда в сердцах пожелала покоя, отсутствия суеты? Мишель помнила слова матери: «Ничего не делать, не видеть и ни за что не переживать!» А ведь получила что просила…

Вдруг легкая вибрация неравномерно прошуршала по ее телу, с теплыми покалываниями то в одних местах, то в других, как будто ветерок приподнял опавшие листья и стал переносить их с места на место, поднимая в воздух и снова бросая.

Стив, убедившись, что Мишель приходит в себя, осторожно взял ее на руки и понес в ванную комнату. Аккуратно положил ее в ванну и услышал тяжелый вздох.

Набрал воды, не раздевая свою подругу. Стал смывать с ее тела кровь и увидел, как зарастают и исчезают раны.

– Спасибо, что ты есть, – прошептала обессиленная Мишель, краснея.

– Я могу выйти, если ты хочешь побыть одна. Ты в состоянии двигаться? – спросил Стив.

Мишель кивнула и нежно дотронулась до его щеки. Стив вышел, снял окровавленные полотенца с постели и бросил на пол.

Девушка молча закончила мыться, надела халат поверх чистой длинной майки. В зеркале они с Тави обменялись усталыми взглядами.

– Ты бы желал такой участи для Альрами и Рокса? – вдруг спросила она своего узника.

Тави отрицательно покачал головой.

– Нам нужно отдохнуть, – сказала Мишель и вышла из ванной.

Мишель, бледная, чистая и регенерировшая, выглядела измотанной. Она подошла к Стиву, прижалась всем телом и обняла обеими руками крепко-крепко. Так крепко, что слышала каждый удар его сердца. Несколько минут они стояли так, словно ей нужно было подпитаться его энергией – спокойной, адекватной, флегматичной, мужской.

– Что, Шехерезада, нет сил сказки рассказывать? – попытался он пошутить и развеселить ее. Что еще сказать человеку, который только что вернулся с того света? – Свет в конце туннеля видела?

Мишель была не готова к откровениям:

– Ты прав, у меня совершенно нет сил разговаривать. До завтра, ладно?

Он поцеловал ее в лоб и попытался пошутить:

– До завтра, жертва инквизиции.

Мишель проводила его до входной двери, закрылась и направилась к своему ноутбуку.

Интернет, как положено мудрецу всех времен и народов, выдал порцию знаний на тему «забивание камнями». Просветившись, Мишель попыталась уснуть, но не могла.

Ночь была бессонной – только воспоминания о казни и боли крутились в голове.

Глава 19 Самосуд

Каждое утро Мишель было спланировано до мелочей. Рутина, доведенная до автоматизма: чистка зубов, облачение в рабочую форму, завтрак на скорую руку – яблоко или банан. Разницу во вкусе она все равно не ощущала. Она превращала свежий корень имбиря на терке в горку светло-желтых червячков, заваривала их в горячем чае. Вкус свежего имбиря освежал ротовую полость, Мишель удивлялась жгучим ощущениям на языке. Она также следовала советам разных гуру по вопросам питания и здорового образа жизни: принимала по утрам ложку семян чия и спирулину, водоросль в виде таблетки, заменяющую вегетарианцам мясо благодаря высокому содержанию белков и железа.

У Мишель выработалась привычка соревнования с самой собой: она каждое утро засекала время, соревнуясь сама с собой – у нее все меньше минут уходило на то, чтобы привести себя в порядок, накормить кошек и выполнить утренний туалет матери.

Стив, точный как часы, появился на пороге, готовый для утренней пробежки. Мишель радостно чмокнула его в щеку:

– Доброе утро!

– Доброе. Ты хоть немного спала?

– После работы высплюсь. Ты в курсе, что на нашей планете шесть стран практикуют казнь – забивание камнями?

– Нет. А помнишь, в Библии, проститутку хотели забить камнями? Иисус обратился к толпе со словами: «Кто безгрешен, пусть первый кинет в нее камень». И толпа разошлась.

– Я не думаю, что кто-то смог бы остановить тех палачей. Возможно, для некоторых людей убийство безоружного человека повышает самооценку?

– А может быть, они искренне верили, что казнимый виновен и заслужил эту ужасную смерть?

– Никто не заслуживает ужасной смерти.

Они некоторое время бежали молча. Сентябрь во Флориде – прекрасный месяц. Летняя духота, мертвой хваткой державшая воздух три месяца, стала отпускать свои коготки ночью. Утренняя прохлада обнимала городок росой и свежестью. Олеандры, розы, каллистемон, канны цвели во дворах и радовали глаз.

– Я не представляю себе, как ты можешь работать и выполнять все свои обязанности, зная, что ночью умрешь. Любой на твоем месте бы впал в депрессию. Я, например, – Стив искренне восхищался Мишель.

– Нет, все в порядке. – Она стала загибать пальцы. – Я все-таки живая-здоровая. Я вступила в контакт с внеземной цивилизацией, если так можно выразиться, и у меня есть ты! Мне есть чем заниматься, пусть это не творческая и высокооплачиваемая работа, у меня есть кого любить и о ком заботиться. – Слова Мишель звучали звонко и оптимистично, как трели утренних птиц, славящих Солнце и жизнь.

* * *

После работы Мишель в первую очередь занялась уходом за матерью, потом пропылесосила и проветрила комнаты, поужинала, приняла душ, покормила кошек.

Когда пришел Стив, она взяла его лицо обеими руками и поцеловала щеки.

– Спасибо, что пришел.

– Нет проблем.

Мишель легла в постель поверх полотенец и приготовилась к очередной «реабилитации»: закрыв глаза, настроилась на Тави. Она представила его лицо, фиолетовые волосы и глаза, вспомнила про преступление, которое он недавно так хладнокровно совершил.

– Реабилитация, старт! – скомандовала она и себе, и Тави, и Смотрящему, который контролировал транспортировку их душ из тела Мишель в тела других носителей.

Сначала она лежала молча, перебирая в уме континенты – какой на этот раз? Уж точно не Антарктида! Когда ее глаза все-таки склеились от усталости и сна, первое, что она увидела, была голограмма Земли, из которой, как и в первый раз, выделился континент, на этот раз Южная Америка. Там тоже пульсировали разные точки – люди переживали, страдали и умирали. И вот одна из красных, пульсирующих энергией страха, боли и ужаса точек увеличилась, превратилась в длинную полую трубочку… и засосала ее внутрь. Стремительный полет был коротким, больше похожим на падение, точно таким же, как и в первый раз.

Девушка очнулась в молодом мужском теле: она ощущала его мышцы, кости, его страх. Кто-то держал ее носителя за волосы, она успела увидеть острую отвертку, приближающуюся к ней. Невыносимая боль разорвала сознание на части; оба глаза Носителя выковыривались острым предметом.

«Меня ослепили!» — мысль-крик в сознании Мишель вспыхнула и померкла, сменившись другой – «Что дальше?» Казнь, жертвоприношение, несчастный случай, заказное убийство? И главное – зачем?

Группа мужчин, ослепив юношу, принялась избивать, раздевать и унижать… Носитель то терял сознание, то снова приходил в себя, когда его обливали холодной водой. Чувство боли и стыда захлестывало. Это было невыносимо быть наблюдателем и жертвой одновременно.

Когда он стоял, скрюченный на четвереньках, Мишель показалось, что Страх невидимым всадником сидит у него на спине, сжимая коленями грудную клетку.

Носитель прекрасно понимал, за что с ним так расправляются, и внутренне был готов умереть.

«Полицейские предупреждали меня, что именно так и будет», – услышала девушка его последнюю связную мысль. Все остальные мысли-крики были похожи на рваные бусы из бисера. Без связующей нити сознания они ничего собой не представляли.

* * *

Стив нервно ждал окончания ее кошмара. То, что происходило со спящей девушкой, напомнило ему сцену из фильма ужасов про полтергейст: невидимая сила ломала и мучила безропотного человека. Мишель металась, из ее глаз текла кровь, она то раскачивалась, стоя на четвереньках, то сжималась в клубок, закрывая голову как человек, которого бьют ногами.

Стив сбегал в ванную, принес смоченное в воде полотенце.

Когда реабилитация подошла к концу, носитель испустил дух, а тело Мишель перестало биться в конвульсиях. Несколько минут ее душа пребывала где-то там, в другом теле-стране-измерении, и Стив уже начинал волноваться – вызывать «скорую» или нет? Тело его девушки было лишено признаков жизни.

Но тут, как лампочка в темной комнате, включилось сознание Тави-целителя. Пошел процесс стремительной регенерации: глаза стали восстанавливаться в первую очередь.

Юноша приложил к лицу Мишель мокрое полотенце, вытер кровь, потом осмелился дотронуться до ее вспотевшей ладони.

Веки девушки слегка дрогнули, и она открыла глаза.

– Ты вернулась! – он громко выдохнул. В его глазах блестели слезы. – Я не могу даже представить…

Мишель кивнула, попыталась встать, но потеряла равновесие. Стив подхватил ее и понес. Все повторилось: горячий воскрешающий душ и смывание следов издевательств.

Регенерация завершилась, но состояние бессилия не покидало девушку.

– Мне лучше, – пробормотала Мишель, поборов тошнотворную усталость, и продолжила отмываться сама.

Когда она вытерлась и надела чистый халатик, то, встретив усталый и смущенный взгляд Тави в зеркале, отвела свой. Им было стыдно и противно обсуждать очередной кошмар.

Стив к ее возвращению уже убрал окровавленные полотенца с постели и бросил в стирку.

Мишель вернулась в спальню, села, обняла подушку, и стала грызть заусенцы.

– Как ты? – спросил взволнованный Стив.

– Я была в теле педофила. Он был осужден за свои преступления, а другие заключенные его ослепили и изнасиловали. И он знал, что это его ждет.

– Не понял. Самосуд в тюрьме? Уголовники расправились с таким же уголовником, как они сами?

Мишель покачала головой. Говорить о только что пережитом было нелегко.

– Преступники отомстили насильнику детей. Принесли его в жертву во имя будущего, понимаешь? Срок педофилу был назначен небольшой, лет десять, и преступники постарались, чтобы он никогда не увидел света и никогда не прикоснулся к телу ребенка. У них у всех – у убийц, мошенников, воров – дети растут на свободе. И в тюрьме зверски казнить насильника считается благородным правым делом.

– Прямо как в Ветхом завете: око за око, кровь за кровь! Я не знал ничего такого про нас, про землян, – прошептал Стив и взял ее ладони в свои. – А что по этому поводу думает Тави?

– Тави сейчас ничего не думает. Когда я была в душе, он сказал, что у них там никому в голову не пришло бы наказывать человека сексом – там же нет боли.

– Что-то мне на Кассиопею захотелось, – попытался пошутить Стив. – Знаешь, мы должны перенести реабилитации твои в ванну. Меньше уборки будет.

Попрощавшись, Мишель осталась наедине с собой и ее узником. Девушка размышляла о своем последнем носителе. Ему не было тридцати лет, но темная страсть к детям уже овладела его разумом, сделала рабом, узником своего тела, и так продолжалось, пока полиция не поймала его.

– Тави, а что если бы ты вообще не дал мне знать о своем существовании? Такое бывает?

– Я не мог, я переживал то, что натворил. И поэтому тебе снились кошмары.

– Я одного не понимаю, зачем твои Смотрители рассекречивают себя, заключая узника в носителя, который должен согласиться на реабилитацию и муки, а вдруг он не согласится? А не проще ли без посредника? Без меня? Я не при чем тут. Послали бы тебя туда, где войны, нищета и голод, ты бы настрадался по самое не хочу, особенно в теле… подростка, их там с малолетства насилуют, продают в рабство…

– Такое, конечно, имеет место, без сомнений, – ответил убийца с глазами цвета лаванды. – Мне думается, я своего рода эксперимент… Ведь тебя искали. Из-за Альрами… Они знали, что я буду в зеркале видеть твое лицо, ее лицо, и переживать, выжила ли она, жив ли мой ребенок? Это грустно, что тебе приходится проходить все это вместе со мной.

– Понятно. Мне грустно, что ты становишься свидетелем всего грязного белья моей цивилизации, – вздохнула Мишель.

Глава 20 Смерть как дань традиции

Новый день, расписанный по минутам, был подобен постукиванию по клавиатуре опытной машинисткой, которая набирает текст, не глядя на свои пальцы. Мишель хотелось, чтобы время пролетело быстрее, поэтому она не давала себе присесть и расслабиться. Ожидание ночи, ожидание новой казни и новых неприятных впечатлений держали ее в напряжении. Стив, такой родной и привычный, возвращался каждую ночь, и тиски напряжения ослабевали.

Девушка встретила юношу в красном бикини, они наполнили ванну горячей водой, а Стив сел рядом на коврике, вытянув ноги к унитазу. Не открывая приложение Киндл, он наблюдал, как Мишель легла в ванну, положив сложенное полотенце под голову и розовую маску для сна на глаза.

– Реабилитация, старт!

Мишель увидела уже привычную голограмму Земли, из которой, как и в первый раз, выделился континент. Евразия. Европа.

Там тоже пульсировали разные точки – люди переживали, страдали и умирали. И вот одна из красных, пульсирующих энергией страха, боли и ужаса точек увеличилась, превратилась в длинную полую трубочку и поглотила душу Мишель.

– Теперь я Алиса в аду, – подумала девушка.

– Что такое ад? – спросил Тави.

Она не успела ответить, как открыла глаза в новом носителе и обнаружила себя в четвероногом животном: оно бегало по огромной территории, песок шуршал под копытами, люди галдели на трибунах, расположенных ступенчато вокруг арены.

Что-то острое проткнуло кожу животного, Мишель и Тави почувствовали его боль, ужас и ярость. Вздымая пыль, зверь помчался на обидчика – мужчину, который мельтешил перед глазами куском ткани – своим плащом.

Молодой матадор выглядел профессионально, соответственно традициям своей страны: в белой рубашке с жабо, обтягивающих штанах до колен, коротком жилете, с галстуком-ленточкой и шпагой, в туфлях с бантами. Цветов Мишель не различала, все было в черно-белых тонах.

Носитель попытался затоптать матадора, но мужчина ловко увернулся. Шпага ловким ударом пронзила сердце, и сознание Мишель снова ощутило холодное прикосновение смерти – началась агония.

Умирающему быку ловко отрезали хвост и уши. Девушка не успела удивиться – она не знала, что матадор собирает такого рода трофеи на поле боя. До ее сознания глухо, как сквозь густой туман, доносились радостные крики толпы.

* * *

Стиву не пришлось долго ждать окончания «реабилитации». Он видел ее – корчащуюся в муках, словно проткнутую пиками, истекающую кровью в разных местах. Вода окрасилась в розовый цвет.

Душа Мишель вернулась в свою реальность, тело гудело, словно его положили на работающий генератор. Боль быстро исчезла, но девушка слушала свои кожу и органы, которые еще помнили произошедшую казнь.

Стив сидел около нее, сжимая холодную ладонь подруги.

– Ты как? – спросил он через несколько минут, когда она зашевелилась и открыла глаза. – Что-нибудь принести?

Мишель, тяжело дыша, как будто за ней только что гнались, ответила:

– Я в порядке… Я приму душ и смою все зло, что нахватала в той реальности, а ты пока поищи в Интернете нам про корриду почитать, окей?

– Нет проблем. Коррида – это интересно.

Стив взял ее под руку, помог встать.

– Спасибо. Все, я сама, иди, – попросила она.

Юноша оставил ее одну и сел за ноутбук.

Мишель, обессиленная и бледная, выдернула пробку из ванны, чтобы спустить грязную от крови воду, стала принимать душ.

– Я смотрю у вас популярно смотреть, как человек убивает животное? – сказал разочарованный Тави.

– Я не совсем понимаю концепцию этого развлечения. Эта традиция только в паре стран существует, не всем нравится такое. Какого сорта люди пойдут смотреть корриду? Наверное, туристы тех стран, да и вообще, может, те, кому просто скучно. У некоторых людей жизнь стабильная, монотонная, и им не хватает адреналина, переживаний.

Девушка быстро вытерлась, облачилась в чистую пижаму, встала перед зеркалом и встретилась глазами со своим узником с глазами цвета лаванды. У нее не было никаких сил стоять, и она оперлась на раковину, чтобы не упасть.

– Тави, я чувствую себя как проколотая шина.

– Прости. Иначе никак не получается. Сейчас потеря крови восстановится, я работаю, – успокоил он ее. – А что было бы, если бы животное убило человека на арене? Толпе бы это тоже понравилось?

Девушке стало стыдно за свою цивилизацию, но она приподняла бровь и язвительно парировала:

– А разве ты не получил какое-то удовольствие, когда вспарывал тело того парня, Рокса? Когда видел его глаза, его кровь?

– Да.

– Коррида для меня не новость. Но я никогда не думала об этом развлечении с точки зрения быка… – она начала чистить зубы.

– На Кассиопее такие зрелища никогда не практиковались. В вашем мире тренированный человек, убивающий глупое животное – герой, – инопланетянин не скрывал своего отвращения.

Мишель сплюнула зубную пасту, прополоскала рот и ответила:

– У меня напрашивается такой вывод. После войн на Фаэтоне на Землю улетели маньяки, любители зрелищ и крови, отбросы общества, а на Кассиопею – другие. Элита, наверное.

Девушка испытывала раздражение к инопланетянину. И все его не устраивает, ее мир – чудовищный и сумасшедший, как будто сам он такой невинный и правильный! Она вернулась в спальню.

– Ты в порядке? – подскочил к ней Стив. – Посмотри, что я накопал!

Он подвел ее к ноутбуку и зачитал интересные, на его взгляд, фрагменты:

– Матадор, или тореро, – это престижная профессия, я и не знал! Элитный спорт. Матадоров с десятилетнего возраста тренируют убивать быков. Представь, за каждый вечер выступления на арене матадор получает двести-триста тысяч евро. Прямо как спортсмен мирового класса. По итогам 2005 года первое место в списке тореро принадлежало Давиду Фандиле «Эль Фанди» (107 боев, награды: 210 ушей, 11 хвостов).

– Интересно, он их маринует или сушит как чучела? Кушает и друзей угощает? – пошутила девушка. – И как эта традиция зародилась?

Стив потер руки и пересказал ей все прочитанное:

– Оказывается, еще в бронзовом веке многие культуры почитали быков, и приносить их в жертву было ритуалом. После XV века бои с быками стали развлечением сначала для элиты, когда матадор был конным рыцарем и получал свою порцию адреналина не на поле боя с маврами, а с животным. В XVIII веке стала практиковаться пешая коррида. В Южной Америке тоже имеет место, кстати. Бык должен быть черным, чтобы олицетворять смерть.

– Напоминает жертвоприношение черной курицы…

Мишель ошарашенно смотрела на своего парня, пока он не чихнул.

– Прости, уже поздно, отец будет беспокоиться, – Стив чмокнул ее в щеку и направился к входной двери, чихая и прикрывая ладонью лицо.

Мишель проводила его в передний двор. Звезды были яркими.

– Ты знаешь, мне впервые хотелось убить человека. Матадора. Я видела не спортсмена, а садиста и клоуна, извращенца, другими словами. Я мечтала насадить его на рога, чтоб он захлебнулся своей кровью и больше никого никогда не убивал… Я бы посмотрела ему в глаза и проглотила бы его последнее дыхание.

Стив посмотрел на нее с беспокойством:

– Эти реабилитации, сдается мне, калечат твою психику.

– Больше всего обидно, что я никак не могу повлиять на ход событий, которые реальны. Я не могу никого спасти, ничегошеньки изменить. Это хуже всего быть в теле жертвы, – она обратила взор к звездам, как будто они что-то в этом понимали…

– Спокойной ночи… – Стив поцеловал Мишель в бледные губы.

– Спасибо тебе за все. Спокойной ночи, – она вернулась в дом.

Время было за полночь. Не успел юноша попрощаться с Мишель, как машина Фреда припарковалась около дома, а фары осветили уходящего гостя. Мистер Редмонд сощурил глаза, вышел из авто и неожиданно дружелюбно протянул парню руку.

– Доброй вечер или доброй ночи, Казанова! – улыбнулся мистер Редмонд и протянул руку для пожатия. – Я не собираюсь спрашивать тебя «а что ты тут так поздно делаешь»…

– Привет. Я…. приносил Мишель вещи, которые перешил. Я ведь учусь на дизайнера одежды, – Стив неловко ответил на рукопожатие. – Мишель говорила, что вы работаете в ночном клубе.

– Да, там, где девушки грудями и задницами крутят-вертят. Хочешь, могу познакомить, если Мишель артачится. Она ведь артачится, признавайся? Бедный мальчик! – Фред дружески хлопнул юношу по плечу.

Он считал себя знатоком людей и с первого взгляда мог определить – девственница девушка или нет, опытная в постельных делах или не очень: он судил по манере женского пола держать себя. Фред не сомневался, что Стиву так и не удалось раскрутить его строптивую падчерицу на интимные отношения. Мишель вела себя с отчимом так же скованно, как и раньше, и старалась не встречаться с ним глазами.

Фред видел в Стиве уступчивого и нерешительного человека, которому суждена доля подкаблучника. Стив-соперник больше не существовал, так как у Фреда появилась подружка, поопытней в любовных делах и порасторопней, чем девственница-падчерица.

– Может, танцовщицам в вашем клубе нужны эксклюзивные костюмы для шоу? Если бы у меня были заказы от клиентов, то я бы скорее заработал денег, чтобы отдать вам долг, – Стив достал из кармана визитные карточки со своим телефоном и адресом.

Мистер Редмонд взял их, рассмотрел при свете фонаря, положил в нагрудный карман и сказал, широко улыбаясь:

– Это роскошная идея! Я обязательно пришлю тебе клиенток!

Глава 21 Розыгрыш Фреда

Фред жарил бекон, облачившись в потертые джинсы, фартук с избитой надписью: «Поцелуй повара» и тапочками с мордашками Тасманского дьявола.

– Доброе утро! – сказала Мишель.

Отчим не ответил. Какое может быть «доброе утро», когда его сын лежит в мраморной урне, а жена – инвалид? Он замаскировал свою печаль дежурной улыбкой и спросил падчерицу спокойным голосом с нотками отцовской ласки:

– Не позавтракаешь со мной?

– Ты больше не держишь на меня зла? – спросила падчерица, присаживаясь за стол.

– Вовсе нет, разве что если оно держит меня…

– Я не всегда твои шутки понимаю, Фред. Прости меня, что я вела себя как неблагодарная тварь. Я не хотела учиться уходу за мамой и помогать тебе. Не ценила тебя раньше. А ты всегда и дом со двором содержал в чистоте, и кушать готовил…

– Принято, – он одарил ее долгим взглядом. – Хочешь бекон? Лучше ты бекон, чем он тебя…

Мишель озадаченно улыбнулась над игрой слов отчима.

– Как работа? – спросила она, присев, пытаясь начать дружескую беседу.

– Мне нравится! Если хочешь заработать настоящие деньги, я могу помочь, медовый мой пончик!

Фред отдался новой фантазии: полуголая Мишель, танцующая на сцене, расстегивающая свой бюстгальтер, кидающая его в толпу… Фреду было приятно осознавать, что он имел представление, какое у Мишель нижнее белье. Но он сбросил с себя такие смехотворные, но сочные фантазии, как крошки печенья с рубашки.

– Да никогда в жизни! – воскликнула девушка. Как он смел ей предлагать такую работу? Но потом она смягчилась. – Извини.

– А почему бы и нет? Хорошая работа. Или ты слишком хороша для нее? Ты что, лучше или хуже тех девушек в клубе? Или это просто не твоя чашка чая?

– Отчим выглядел довольным оттого, что вспомнил популярную идиому.

Мишель никогда об этом не думала. Она была достаточно взрослой и привлекательной для работы стриптизерши. Презрения к женщинам, зарабатывавшим этим на жизнь, она не испытывала.

– Кто я такая, чтобы осуждать кого-то? Просто мне некомфортно раздеваться перед толпой, даже просто танцевать или петь в обществе я не могу. Да, это не моя «чашка чая», кофе или еще какого-нибудь напитка, о котором ты там подумал…

– Короче, ты не хочешь заработать больше денег? – не отставал Фред, снял себя фартук и бросил на стул. – Чего ты тогда хочешь?

– Я хочу избавиться от страха вождения. Это для меня сейчас важнее, чем заработать больше денег.

Фред это для себя отметил и оставил разговор.

* * *

Стив сидел в своей комнате и работал над проектом. Молодой дизайнер держал в руках ткань, напоминающую кожу, и втыкал в нее короткие шипы и иголки, когда раздался тихий стук в дверь.

– Да, пап?

– Привет, сынок. Как прогресс? – он взял в руки острую иголку с рабочего стола Стива и стал рассматривать.

– Не уверен, будет ли дизайн моего нового платья функционировать так, как я задумал.

– Я пришел поговорить с тобой насчет Мишель, – с глубоким вздохом, сменил тему отец. – Ты совершаешь огромную ошибку.

– Не понял?

– Ты слишком много времени проводишь с этой девушкой.

– Мы любим друг друга. – Стив этого никогда не говорил Мишель, но он не сомневался в том, что был влюблен.

– А может, это чувство вины? Ты думал когда-нибудь об этом? Вы оба несете ответственность за аварию. Мишель нуждается в порядочном молодом человеке. А кому не нужен любящий партнер по жизни? У нее даже не было выбора, она к тебе присосалась, так как ты был рядом и всегда готов прийти на помощь. Это не любовь, сынок. Она просто без тебя не в состоянии функционировать, – голос его был мягким, но уверенным и убеждающим. Вдруг он обнаружил, что проткнул кожу пальцев иголкой в нескольких местах, и потер ладони друг о друга.

– Ты думаешь?

– Тебе надо фокусироваться на образовании, а не на ежедневных проблемах Мишель. Я боюсь, что ты закопаешь свое светлое будущее в чьих-то памперсах, – Крис смотрел на сына так, словно пытался силою мысли стереть образ ненавистной ему девушки из памяти влюбленного юноши.

– Спасибо, что переживаешь за меня, – Стив потер вспотевшие виски.

Звонок в дверь оборвал их неприятный разговор.

– Я никого не ожидаю. А ты? – Крис наморщил лоб.

– У меня сегодня встреча. Я начинаю делать наряды на заказ, пап.

– Отлично! Я так счастлив за тебя! – воскликнул Крис с предвкушением, что новые клиенты и дополнительная работа займут его сына и отвлекут от Мишель.

* * *

Мишель была занята уборкой дома, приготовлением пищи и кормлением матери. Когда она попыталась поднять Анжелику, у нее получилось – ежедневные тренировки дали о себе знать. Девушка перенесла маму из постели в инвалидное кресло. Это был один из светлых моментов в ее жизни. Теперь ей не придется просить Фреда или Стива.

Когда она случайно встретилась глазами с Тави в зеркале, узник улыбался:

– Поздравляю.

– Мне нужно срочно сообщить Стиву! – Она набрала его номер, а глаза ее засверкали фиолетовым блеском. – Я чувствую себя такой сильной.

– Стив сейчас не может разговаривать. Что ему передать? – женский голос неожиданно обжег Мишель. Она никак не ожидала, чтобы какая-то другая девушка когда-либо прикоснулась к мобильному телефону ее парня… Хотя у них еще не было интимной близости… Но это временное недоразумение. Мишель считала Стива своим, своим навсегда. Кровь, казалось, закипела в венах и испарялась через поры Мишель выбежала из спальни матери в гостиную.

Фред смотрел телевизор, развалившись на диване и наслаждаясь пивом и пиццей. Он сразу заметил, что падчерица не в себе, и не упустил возможности пошутить:

– Ну и физиономия, словно съела что-то тухлое.

Девушка не ответила, схватила его связку ключей и выбежала из дома.

Отчим соскочил с дивана, выглянул во двор, приподняв планки жалюзи, и увидел, как Мишель села за руль и завела машину. Он взял в руки свой мобильный и стал набирать какой-то текст. Хитрая усмешка танцевала на его довольном лице.

Мишель схватилась обеими руками за руль и прошептала молитву. Тави смотрел на нее из зеркала заднего вида. Его фиолетовые глаза были полны удивления.

– Не смей слушать мои мысли! – процедила она сквозь зубы с нескрываемой злостью.

– Они слишком громкие, у меня нет выбора.

Девушка пронеслась по спальному району и припарковалась около дома Стива. Выйдя из машины, хлопнула дверцей.

– Если бы я был дверцей машины, я бы на тебя обиделся.

– Закройся.

На парковке стоял розовый «жук» с наклейкой на заднем бампере – «зайчик плейбой».

Мишель позвонила в дверь. Крис, с недовольным лицом, лениво открыл ей.

– Стив дома? – спросила она, пытаясь заглянуть за его спину.

– Может, ты оставишь моего сына в покое? У него призвание и талант стать известным модельером. А не сиделкой твоей матери с тобой на пару. Ты его в свое болото затягиваешь, понимаешь? Твое болото! – прошептал Крис. Ему было неловко поднимать эту тему с девушкой, но он считал это своим отцовским долгом.

– Что? – Ее губы затряслись от удивления.

– Ты как пиявка. Тебе все время что-то нужно от моего сына. Он тебя жалеет и по доброте душевной не может бросить, вот и все. Это не любовь! – Выплеснув на нее свою ядовитую тираду, он отпрянул в сторону, пропуская Мишель в дом. Как только она исчезла из поля его зрения, Крис поднял ладони к небу, словно призывая невидимые силы повлиять на ход событий и образумить непрошеную гостью.

К комнате Стива она прошла через кухню и узкий коридор, увешанный фотографиями и картинками – в основном это были супермодели и кинозвезды, вычурные наряды и позы.

Дверь в комнату Стива была приоткрыта. Затаив дыхание, девушка приблизилась к проему. Какая-то незнакомка целовала ее парня, страстно вцепившись в его голову обеими руками!

Мишель сделала пару шагов назад. Слезы наполнили ее глаза, кровь невидимым дроздом застучала в шее. Она попятилась через коридорчик обратно на кухню. На мгновение ей показалось, что модели и актрисы с фотографий и картин на стене смеются и тычут в нее пальцами. Колени ее подкосились, задрожали, и ей пришлось схватиться за дверной косяк.

Не замечая, куда она движется, Мишель оказалась на кухне. Взгляд, как обувная липучка, хватался за белый гладкий потолок, кухонные шкафчики из светлого дерева, пока не упал на ножи, которые вдруг ожили, выпрыгнули из бамбуковой подставки, и стали танцевать на кухонном столе в ритме дикой мелодии, которая звучала в голове девушки. Мишель стряхнула с себя иллюзию – ножи снова очутились на своем месте. И даже не подмигивали. Она выхватила один, вернулась в коридорчик, стала медленно и тихо двигаться к комнате своего возлюбленного.

Испуганные глаза Тави таращились на нее с зеркальной поверхности лезвия:

– Опусти нож, – телепортировал он достаточно громко и властно, чтобы она повиновалась.

– Кто бы говорил! – сквозь зубы процедила Мишель, садясь на корточки, успокаивая прерывистое дыхание, готовясь к решительному броску.

Вдруг она осознала, что так же сидит на корточках, сжимая до крови лезвие ножа в ладони, как когда-то это делал убийца с Кассиопеи в ее ночных кошмарах. Ладони вспотели, а неугомонный невидимый дятел стучал по шейной артерии.

Голоса из комнаты выдернули ее из транса:

– Пожалуйста, уходите, – голос Стива звучал с некоторой дрожью.

– Признайся, я тебе нравлюсь… – томно промолвила девушка, словно ее зубы слиплись от огромной ириски.

– Мне нужны деньги, чтобы отдать долг. Я шью костюмы на заказ, а интимные услуги в качестве оплаты не принимаются.

Мишель уронила нож на пол и оперлась спиной о стену.

– А ты что, гей, да? – усмехнулась навязчивая клиентка и выбежала из его комнаты. В коридоре она споткнулась о так не вовремя вытянутую ногу Мишель и упала.

Она была лет двадцати, яркая, вызывающе одетая, с красной шевелюрой, пирсингом в бровях и цветной татуировкой на предплечье. Татуировка была странная и запоминающаяся: череп зайца с длинными ушами.

– А ты кто? – услышала, как сквозь туман, Мишель.

Стив появился в проеме двери. Взгляд его упал на девушек и окровавленный нож, лежащий на полу.

– Я ухожу, ухожу, дегенераты! Это не стоит никаких денег! – испуганным кроликом, преследуемым Алисой из сказки, девица метнулась в сторону кухни.

Стив взял в руки кухонный нож с каплями крови и провел пальцем по лезвию. Легкий надрез обнажил красную плоть. Стив посмотрел подруге в глаза и провел своим кровоточащим пальцем по ее окровавленной ладони.

– Ты хочешь моей крови? – когда его что-то вышибало из обычного уравновешенного состояния, казалось, что волнение плетет фенечки из его голоса.

Мишель разрыдалась:

– Я подумала, что ты мне изменяешь…

Он крепко обнял ее за дрожащие плечи и поцеловал в лоб:

– Ты меня пугаешь. У меня нет времени полноценно учиться и работать, не говоря уже об измене тебе… – грустно промолвил Стив. – Эта «реабилитация» делает тебя неадекватной. Тави заразил твой разум. Тебе нужна передышка. Нам обоим нужна передышка.

– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она.

– Может, мой отец был прав. Я слишком много времени провожу с тобой. Ты уже видишь во мне свою собственность, свою игрушку, которую можно разбить и выбросить… – юноша помог ей встать с пола и проводил до машины.

– Прости меня, Стив! – плакала Мишель. – Я так хотела рассказать тебе свои новости! Я теперь сама могу поднимать маму. Когда я позвонила тебе, эта рыжая шлюха ответила! Я словно ума лишилась и даже приехала сюда на машине! Мне больше не нужно, чтобы ты был моим водителем или поднимал мою маму для меня…

Стив ничего не ответил, а девушка со всей силы стукнула кулаками по рулю:

– Дура. Какая же я дура. И зачем я тебе? Твой отец назвал меня пиявкой… Мишель завела двигатель, шмыгая носом, не в силах сдержать слезы.

Стив наклонился к ней через открытое окно, и вытер слезу с ее щеки.

– У меня миссия – превратить пустыню в оранжерею. Трудности люблю. Спокойной ночи, ок?

Она схватила его ладонь и покрыла поцелуями.

– Прости меня еще раз, Стив. Поеду. Спокойной ночи…

Стив рассеянно махнул ей рукой, с тревогой наблюдая за исчезающим автомобилем своим черничным взором.

Мишель встретилась глазами с Тави в зеркале дальнего наблюдения.

– Что со мной происходит? Может, Стив прав! Наверное, все эти ночные кошмары делают меня какой-то агрессивной. Я была готова прирезать их обоих.

– Месть не лечит, – спокойно звучал в ее голове Тави. – Смерть любовника моей девушки, Рокса, не помогла мне ощутить себя полноценным мужчиной. Я прокручивал в памяти его вспоротый живот тысячи раз… Я так же мучаюсь вопросом, почему Альрами предпочла его мне? Его кровь не смыла моего попранного самолюбия, понимаешь? Эта жертва бессмысленна.

– Ты говоришь о его жизни или твоей свободе? – она не могла удержаться, чтобы не нанести очередной удар сарказма.

– Обо всем.

– Ок.

Когда Мишель подъехала к своему дому, то с изумлением увидела знакомый «жук» с наклейкой, изображающей плейбоевского зайчика. Девушка припарковалась и услышала, как Фред крикнул рыжей девушке за рулем:

– Увидимся на работе, Орхидея моя!

Мишель успела в сердцах стукнуть ногой розовый бампер и заорала на ухмыляющегося у порога отчима:

– Кто эта шлюха? Что ты ей посулил? Зачем ты подослал ее к моему парню?

– Да, это я подослал ее, медовая моя! Это моя невеста, моя личная шлюха, можно сказать. Ее зовут Либерти. Неплохая актриса, не правда ли? – Отчим захлопал в ладоши от радости, что его план сработал!

– Тупые у тебя шутки! – Мишель запустила в отчима ключами от машины.

Тот поймал их и выпятил губы:

– Ты мечтала снова сесть за руль! Я тебе помог! Из лучших побуждений старался! Я заслуживаю поцелуйчика?

Падчерица вбежала в дом, передернувшись от возмущения и отвращения. Ей не верилось, что отчим разыграл комедию, наняв свою любовницу-стриптизершу, подослал ее к Стиву якобы заказать платье, но на самом деле – разжечь огонь ревности.

– Это мой ранний рождественский подарок тебе! Ты же мечтала снова сесть за руль! Неважно, каким образом твоя милая попка оказалась на водительском сиденье! Мечты сбываются! – крикнул он ей вдогонку.

Оставшись один, Фред, как Тарзан из мультфильма, ударил себя в грудь со словами:

– Альфа-пес все контролирует!

Мишель прошла в ванную и уставилась в зеркало. Ей было стыдно за свое поведение в доме Стива.

Что это была за иллюзия с ножами? Неужели сущность Тави меняет меня изнутри? Или ночные кошмары непоправимо подточили мою психику?

Вскоре ее отражение исчезло и на месте него появилось лицо узника.

– Тави, а как Смотрящий измеряет твой срок заключения? Годами? Неделями?

– Мой срок измеряется пролитой кровью.

Глава 22 Месяцы без реабилитаций

Октябрь и ноябрь были месяцами свободы, свободы от «реабилитаций». У Стива было больше времени работать над своими проектами, что сделало его отца очень довольным.

Мишель нравилось вытаскивать маму на свежий воздух. Девушка могла ее поднять, посадить в инвалидное кресло и вывезти на задний двор. Глаза Анжелики были открыты, но лицо оставалось безэмоциональным.

Птицы пели, ветер играл с листвой и травой, белки гонялись друг за другом на аккуратной зеленой лужайке. Камелии, дубы и олеандры благословляли теплый, субтропический климат без снега. Мишель укутывала мать в теплый плед в ветреные дни.

Нередко она искала черты узника с глазами цвета лаванды в своем отражении на стекле окна.

– Тави, ты мне как брат! Ты меня понимаешь, ты действительно знаешь меня.

– Я думал, мое присутствие тебя раздражает, – ответил узник.

– С одной стороны, да. А с другой, страшно быть одиноким с чувствами вины и сожаления. Знаешь, я скучаю по объятьям матери. Жаль, что ты не можешь ее исцелить…

– Я попытаюсь ее исцелить, как только обрету свободу. Я должен оказаться в ее теле, понимаешь?

Мишель обняла маму и вспомнила прекрасные дни, когда они проводили время вместе. Тави видел эти воспоминания как быстрое слайд-шоу. В одном слайде Анжелика и дочь сидели в спа-салоне, где им делали педикюр. Маленькие филиппинки массировали их ступни горячими камнями. Во втором слайде Тави увидел, как мама и дочка принимали роды у Жасмин.

На День Благодарения Мишель не стала готовить традиционные индейку и картофельное пюре с подливкой. Она предпочла обойтись без мертвой, прошедшей термическую обработку пищи. Только салатик из листьев шпината с козьим сыром, клубникой и кедровыми орешками. Они со Стивом решили устроить пикник на пляже. Джонсон-пляж был пустынным, белый песок выглядел как снежок. Они уселись на разложенном одеяле и приступили к салату, а Стив нарезал свой любимый хлеб с запеченными оливками.

– Ты даже ради национального праздника свою диету не оставишь?

– А мне разницы нету. Что мясо, что салат, вкус один и тот же. Я-то знаю, что салат полезный, а животное на мясо было убито черт знает когда. Да и возиться ни к чему, раз вкус пропал. Ну, и с чистотой вибраций, по идее, я смогу осознать себя во сне. Когда я заново буду проходить серию «реабилитаций», я попробую контролировать события во сне. Что думаешь?

– Я себе не представляю, как контроль сновидений поможет твоему узнику. Он же должен мучиться, а не избегать мучений.

– Не знаю. Посмотрим.

Она вывела аккуратно «Тави» на песке черной пластмассовой вилкой. Голодная бирюзовая волна моментально поглотила буквы. Девушка повторила свой ритуал. Залив снова слизал имя преступника с Кассиопеи с белого песка.

– Что ты делаешь?

– Желание загадываю. Колдую, может быть. Сама себе придумала вуду-ритуал.

– Что такое «ритуал» я знаю, а вот о «вуду» понятия не имею.

– Вуду – это африканская магия… Если честно, я в этом совсем не разбираюсь, просто подумалось, что ритуалы надо не вычитывать, как делать, а придумывать самим. Я здорова, и теперь остается помочь Тави обрести свободу. – Мишель вздохнула. – И мою свободу от него.

* * *

После Дня Благодарения наступила Черная Пятница, но семья Редмондов никогда не спешила в магазины в этот день – они ненавидели толпы и борьбу за вещи.

Фред достал с чердака прозрачные пластмассовые контейнеры с елочными игрушками и собрал искусственную елку с встроенными разноцветными гирляндами-лампочками.

Фред собирался наряжать елку, когда Мишель закончила утренние процедуры матери. Не задумываясь, она решила присоединиться к отчиму и подошла к елке. Старые елочные игрушки выглядели такими родными, особенно те, которые были сделаны своими руками. Мишель взяла елочную игрушку с фотографией братишки, украшенную кусочками ваты и блестками, и ощутила, как что-то покалывает в сердце и потеют ладони.

– Рождество на пороге, – проговорил Фред. – Я не понимаю, зачем я это делаю. Я ненавижу все праздники после смерти Остина. Когда мой отец застрелился, – его голос дрогнул, – моя проклятая задница мотала срок в тюрьме. Я был зол на него, как он мог так уйти? Так предать меня? Он был необычным человеком. Сильным. Учил меня водить машину, никогда не повышал голоса… Помню, когда я был маленьким, мы нанизывали на нитку попкорн, а потом вешали на елку. – Фред помолчал. – Мне так нравилось дарить Остину подарки! Видеть его сияющие глазки, чувствовать его ручки, обнимающие мою шею… Такое давящее и опустошающее чувство, словно нет смысла в жизни, нет никакого смысла.

Его откровение удивило девушку. Она не сомневалась, что отчим доволен своей жизнью, отдавшись всецело новой работе и отношениям с Либерти. Но депрессия, как паразит, грызла его сердце.

– А помнишь, мама была донором крови? – Мишель осенила идея.

– Да, ну и что?

– Я читала, что пинта крови спасает жизнь трем людям. Думаю, ты должен стать донором крови, тогда к тебе вернется чувство, что ты нужен людям, твои кровь и жизнь имеют ценность. Немало детей проходят химиотерапию, и им нужна донорская кровь! – речь девушки звучала убедительно.

– Ты права, я могу стать донором крови в память о моем сыне… – скупые слезы блеснули в его глазах.

– А я с тобой пойду. Мы вдвоем станем донорами, – мягко улыбнулась падчерица.

Впервые после смерти сына Фред почувствовал, что фантазии об изнасиловании и убийстве падчерицы его не посетили. Мишель излучала искренность и поддержку, вдохновляя его на настоящий поступок.

– Давай позвоним в местную лабораторию крови, – предложил он. – Мы можем сделать это нашей новой семейной традицией. Я слышал, немало людей сдают кровь перед Рождеством.

Он установил звезду на вершине елки и отошел в сторону полюбоваться своей работой. Елка выглядела точно так же, как и в прошлом декабре, когда Остин был жив и принимал активное участие в ее украшении. Фред, почувствовав вдохновение и удовлетворение, стал обзванивать местные банки крови.

Мишель удалилась в свою в комнату, прихватив коробку с игрушками и гирляндами.

Украшая свое зеркало гирляндой, она наткнулась на удивленный взгляд своего аметистовоглазого узника.

– Для чего ты это делаешь? – услышала она странный вопрос.

– Традиция. Я каждый год украшаю свою комнату. Рождество, – пояснила она.

Мишель установила на трюмо маленькую елочку и стала украшать ее малюсенькими игрушками.

– Рождество – наш главный праздник.

Она задумалась: на Кассиопее, скорее всего, нет праздников, требующих украшения жилища, поэтому Тави не понимает ее действий.

– Что вы конкретно празднуете? – не унимался любознательный узник. – У нас тоже есть деревья, но мы никогда их не украшаем.

– Как объяснить Рождество инопланетянину? – вздохнула девушка.

Она знала, что ей вовсе не обязательно проговаривать вслух свои ответы, ведь с Тави можно было общаться телепатически. Но по привычке говорить она сказала вслух:

– Существует легенда, по которой более двух тысяч лет назад один сверхчеловек принес себя в жертву людям. Его звали Иисус Христос. А Рождество – это празднование рождения этого праведника, целителя и мученика. Иногда его называют «спасителем» и «сыном Бога».

Мишель достала из ящичка свою цепочку с крестиком – на крестике был распятый человек.

– Ты веришь легенде? – осторожно спросил Тави. Он уже понял, что на Земле люди очень дорожат своими убеждениями и готовы за них и убить, и умереть.

– Сейчас, после встречи с тобой, я уже не знаю, во что верить. Меня мама воспитывала так: Иисус умер за наши грехи. И люди, которые почитают Иисуса, в Рождество украшают свои дома, обмениваются подарками и… загадывают желания.

Вдруг Мишель села на постель и заплакала, уткнувшись лицом в подушку. Фред постучал в дверь, которая была настежь открыта, зашел.

– Что с тобой? – подошел он к плачущей падчерице. Ему казалось, что упрямая девчонка была безразлична к потере братишки, быстро вернулась к привычной жизни и земным радостям, которыми он не мог наслаждаться в полную силу.

– Я думала о Рождестве, об исполнении желаний, о чудесах. Помню год, когда я загадала иметь братика или сестренку, – рыдала, шмыгая носом, Мишель. – И у меня родился братишка.

Осознание, что смерть Остина не перестает глодать ее совесть, рассекло его сознание, как молния – дерево.

Фред присел на корточки около постели и осторожно положил руку на плечо девушки.

– Ну, пойдем, перекусим и поедем отмечать его память. Потому что ничего другого мы больше не в состоянии сделать.

Мишель поднялась и пошла за Фредом на кухню. Там их ждала яичница с беконом. Апельсиновый сок, разлитый Фредом по стаканам, казалось, многообещающе подмигивал людям и благословлял новый день. Настенные часы показывали одиннадцать утра.

Завтракали молча, сидя напротив друг друга.

Фред наблюдал за падчерицей: припухшие от слез веки и красные пятна на лице совсем не красили ее.

– Местный банк крови работает в Черную Пятницу. Думаю, это замечательная возможность поблагодарить Бога за все, что имеешь. За два часа управимся. С Анжеликой ничего не случится.

Через десять минут они так же молча ехали в лабораторию крови Красного Креста. Небольшое одноэтажное здание с окнами во всю стену находилось на плазе вместе с пиццерией и несколькими магазинчиками. Все заведения – частные и государственные – ждали Рождество: наряженные елки в фойе виднелись через стеклянные стены магазинов, гирлянды и росписи серебристой краской на витринах зазывали посетителей: «С Рождеством!» и «Рождественские скидки!»

Фред припарковался около знака «парковка для доноров». Вышли, зашли в фойе с белой пушистой елкой, украшенной удивительными красными игрушками в виде капель крови. Запах свежеприготовленного кофе защекотал ноздри.

Седая секретарь поприветствовала их у входа и поблагодарила, что пришли:

– А вы знаете, что праздники – это период аварий и травм, потому что в эти дни люди много путешествуют. Нам очень нужна донорская кровь. Вы принесли с собой удостоверения личности?

Фред и Мишель отдали свои водительские права, и секретарша сделала с них копии для отчетности. Потом их развели по разным комнатам. В маленьких комнатушках было место только для скромного письменного стола с монитором и двух стульев. Компьютер стоял под столом, на линолеуме, и подмигивал Мишель зеленым огоньком.

Флеботомист в белом халате была афроамериканкой с обесцвеченными волосами, и эта деталь напомнила Мишель времена, когда ее мать использовала краску для волос «рожден блондином». Флеботомист взяла у девушки кровь из пальца, объяснив при этом, что если железо будет низким, то донором в этот день она стать не сможет. Затем неспешно, но профессионально женщина измерила ее давление, покачивая головой с праздничными серьгами в виде оранжевых индюшек. Девушка даже мысленно помолилась: ей не хотелось возвращаться домой с чувством, что она недостаточно здорова, как какой-то «бракованный товар». Но анализы оказались в норме – зря волновалась.

Потом ей пришлось сидеть перед монитором и отвечать на разные вопросы, касающиеся ее здоровья и интимной жизни. Она с удивлением поняла, что далеко не каждый может быть донором. И обладать здоровьем, позволяющим им стать, – это благодать, которую нельзя передать словами. Ею можно только поделиться с теми, кто в ней нуждается.

«Занимались ли вы проституцией? Занимались ли вы сексом с человеком, которому сделали вакцинацию от ветрянки? Болели ли вы гепатитом? Беременны ли вы? Вам пересаживали органы? Какие лекарства вы принимаете? Живете ли вы с ВИЧ-инфицированным под одной крышей?»

Мишель подумала, что Фред, скорее всего, соврал, когда нужно было честно ответить на вопрос: «Был ли у вас секс с человеком, который занимается проституцией?»

После ответа на вопросы Мишель вышла из комнатки, и ее проводили в зал, где она увидела несколько кушеток. Фреду и ей показали, где лечь и расслабиться. Опытные медработницы аккуратно ввели под кожу иглы, и кровь потекла по прозрачным трубочкам в квадратный пакет для сбора живительной жидкости. Нужно было держать в руке резиновый мячик и ритмично сжимать его, чтобы процесс шел гладко, без перебоев.

Фреду достался мячик в виде капли крови, а Мишель – в виде маленького глобуса.

– Твой мир в твоих руках, – прокомментировал Тави в ее голове.

Флеботомист, которая измеряла давление и уровень железа у Мишель, объяснила донорам-новобранцам, что сначала их кровь будет проверяться на резус-фактор и наличие некоторых заболеваний: гепатиты, ВИЧ… И если что-то будет обнаружено, то их сразу поставят на учет в соответствующий диспансер и порекомендуют необходимые группы поддержки.

– Я обязана всех предупреждать, мы никогда не вливаем донорскую кровь пациентам, прежде чем не проверим ее на всевозможные вирусы.

Сначала Фред и Мишель лежали молча, слушая свои ощущения и рассматривая потолок. Они раньше никогда не сдавали кровь. Как это – лежать и знать, что она из тебя вытекает?

– А помнишь наши семейные традиции? – нарушил молчание отчим. – Мы собирались за праздничным столом, загадывали вслух желания и потом наблюдали, какие именно сбудутся в течение года.

– Конечно, помню.

– А давай приготовим праздничный ужин и позовем твоего парня и его отца? Мишель удивленно посмотрела на отчима.

– Сейчас мы переживаем трудное время. Может быть, если притвориться, что мы – крепкая семья, хотя бы на время праздников, мы сможем как-то очиститься от вины и ненависти, которые нас разрушают. – Фред замолк на минуту. – Прости меня за все, Мишель.

Выражение его лица было искренним, вдохновленным, глаза – светло-серые, как окна, в которых отражается дождливое небо, окна, с которых сняли решетки. Мишель вспомнила, как некоторые люди, принимая Иисуса как своего спасителя в церкви во время крещения, выглядели именно так.

У девушки от его слов навернулись слезы. Она хотела верить в то, что в сознании Фреда начался процесс прощения и очищения. Как и у нее.

– Может быть, время лечит, – подумала Мишель, ощущая обволакивающее умиротворение. Это чувство было подобно густому туману ранним утром, словно едешь за рулем медленно-премедленно, почти крадешься, виден только капот одной машины впереди, так как туман-колдун взял в плен все здания, солнце и птиц, но тебе не страшно, ты знаешь.

– Ты не права, время не лечит, – вдруг отрезал Тави, и это резкое неожиданное утверждение прозвучало как неожиданное падение яйца на кухонный пол.

Глава 23 Жертвоприношение Творцу

Декабрь на волшебных санях Санта Клауса ворвался в умы и жизни людей.

Тави впитывал через глаза и чувства своего носителя все происходящее. Город Пенсакола готовился к Рождеству. Почти все жители принарядили свои дворы и дома. Разноцветные гирлянды и гигантские шары украшали и вечнозеленые елки, и пальмы, и кустики около зданий. Некоторые пытались переплюнуть своих соседей, не только украшая передний двор, но и устанавливая мигающие фигурки оленей и Сайты на стенах, крышах и даже каминных трубах своих жилищ. Но так могли изощряться только те, у кого были длинные лестницы.

Рождество близко, но праздничного настроения нет – сделала для себя вывод Мишель по дороге домой с работы. У них с Фредом была одна машина на двоих. Падчерица использовала ее днем, а отчим вечером и ночью. Они пополам оплачивали страховку, которая выросла в разы. Мишель вспомнила разговор матери и отчима о том, что, когда она получила права и села за руль, страховка на машину выросла в два раза, так как подростки считаются категорией риска. А после аварии им пришлось платить все триста долларов в месяц.

Поскольку у Фреда и Мишель были разные графики, иногда они практически не виделись, и жизнь под одной крышей была сносной. Девушка после работы запрыгивала в душ, а отчим в это время уезжал в свой ночной клуб, при этом они могли не обменяться ни приветствиями, ни взглядами. Как в параллельных реальностях. Фред сам стирал свои вещи, мыл за собой посуду, выносил мусор и не создавал падчерице проблем.

Мишель вспомнила, что надо бы купить сухой корм для кошек, и по дороге остановилась в зоомагазине. Ее привлекла шумная толпа народа в ярко освещенном холле: там проходили забавные соревнования – хомячьи бега. Дети принесли своих питомцев в пластмассовых шарах. Организаторы соревнования, зарегистрировав всех двуногих и четвероногих участников, следили, какой хомячок прибежит первым к финишной линии. Разумеется, хомячки не догадывались, что самый активный из них, добежав для финиша, выиграет себе и владельцу новую клетку из экологически чистого пластика, похожую на оранжево-красную двухэтажную виллу с многочисленными ходами-трубками и пакет питания на месяц.

Мишель вздохнула, наблюдая за светло-коричневым хомячком, который обогнал всех конкурентов, стремительно перебирая малюсенькими пушистыми лапками по пластмассовой внутренней поверхности шара, в котором находился. До нее вдруг дошло, что ее жизнь в заботах о матери и работе, пробежками и йогой, волонтерством в секонд-хенде была подобна бегу хомячка в шаре-ловушке, из которого не было выхода. Бежишь, стремишься к финишной полосе, но все равно находишься в тюрьме обстоятельств. Ее дни были настолько однообразны и похожи друг на друга, скучны до невыносимости, что она решила – пора вернуться к «реабилитациям».

Кошмары делали ее жизнь более наполненной, ведь каждая реабилитация была приключением, пусть болезненным и кровавым, но с каждой смертью в другом теле Мишель чувствовала, что становится умнее, мудрее, становится другой. Если все дни бодрствования были похожи друг на друга как сиамские близнецы, то каждая реабилитация с Тави выгравировала цветную болезненную татуировку на карте ее разума.

* * *

Мишель снова попросила Стива быть ее верным стражем во время реабилитаций, и он снова согласился.

Она открыла ему дверь, одетая в свой красный бикини, Мишель залезла в теплую воду ванны, а Стив сел на крышку унитаза.

Перед тем как погрузиться в сон, девушка несколько минут рассматривала свои ладони, словно весь смысл жизнь заключался в том, чтобы запомнить все черточки и выпуклости.

– А что это ты на ладони уставилась? – спросил Стив.

– Книга «Контроль сновидений» учит, что я должна запомнить свои ладони наяву. Если я в сновидении вдруг увижу их, то вспомню, что сплю, и смогу контролировать события сна.

Юноша перебрасывал смартфон из одной руки в другую, продолжая слушать подругу, чьи глаза вдохновленно блестели фиолетовым светом.

– Да, это звучит безумно, как и то, что в моем теле застрял заключенный-убийца с Кассиопеи. Но попытаться надо. А вдруг получится?

– А вдруг, – эхом отозвался согласился юноша, раскрывая приложение Киндл в смартфоне.

– Мне нравится, что ты не осуждаешь меня, не осуждаешь вообще никого, как это делает большинство людей. Осуждать легко. Понять трудно.

Стив подложил ей под голову полотенце, свернув валиком, чтобы девушке было удобно. Она ответила благодарной улыбкой.

Вода была приятной, как одеяло с подогревом. С помощью Тави сознание Мишель постепенно отключило свои проводки от реальности привычного третьего измерения. Как только она погрузилась в сон, голограмма Земли появилась перед ее внутренним взором. Поверхность планеты ожила, красные поры вибрировали энергией страдания. Полая трубка, отпрыгнув от поверхности, подобно пружине, ударила в лицо Мишель горячим воздухом и засосала ее в следующего носителя.

Девушка обнаружила себя в теле азиата, мужчины лет сорока. Он был полураздет, руки были прикованы цепями к какой-то балке над головой. Глазами носителя Мишель увидела двух мужчин, также азиатской наружности, с черными бородами, одетых, но босых, они коленопреклоненно молились на цементном полу в маленькой комнате-склепе без окон. После тщательной молитвы они взяли в руки дрель и стали проделывать ею дырки в теле привязанной жертвы.

– У меня семья, дети, пощадите, – его крик разорвал затхлый воздух подвала. Мишель увидела цветные слайды-картинки, мелькающие в сознании мученика: любимая женщина, маленькие дети, пожилые родители. Знание происходящего обрушилось на нее. В один момент она поняла, что ее носителя приносят в жертву какому-то Творцу Вселенной, потому, что он неправильно верит в этого Творца…

– Аллах Акбар! – воскликнул один из мучителей.

Бесстрастное вращающееся острие дрели приблизилось ко лбу мужчины. Приблизилось – и внезапно остановилась, словно оттягивая падение в небытие. Мучители, ощущая себя правыми палачами, снисходительно давали возможность своей жертве более ярко ощутить всю бездну своей вины, даже мысленно помолиться.

Мишель ощутила горячую слезу, скользящую по щеке узника. Его сердце сжималось от мысли, что маленький сынишка останется без отца. Карие глаза жены и ее теплые объятия затопили его воспоминаниями, и он поблагодарил Аллаха, что познал счастье быть отцом и любимым мужчиной. Его воспоминания быть такими сильными, что Мишель ощущала даже дыхание его жены и ее запах. Жасмин.

Надвигающаяся точка дрели, надрывно визжа, поставила на жизни мученика окончательную точку.

* * *

Стив, наблюдавший за сном своей девушки, увидел кровь, сочившуюся из разных точек ее тела, а также из маленькой круглой раны на лбу. Он дрожащими руками схватил ее за плечи и приподнял, не зная, что делать дальше? Мишель открывала рот, задыхаясь, не в силах двигаться.

– Очнись, очнись…

Несмотря на то, что раны на теле и лбу Мишель затянулась почти мгновенно, девушка лежала безжизненно несколько минут, не приходя в сознание. Стив терпеливо ждал ее воскрешения, нежно поглаживая большим пальцем ее ушную раковину.

Когда она пришла в себя, то притянула к себе своего парня за шею и поцеловала в губы, ловя всеми фибрами души свои ощущения.

– Я хочу, чтобы ты знал, что лучше тебя нет и быть не может. Я благодарна Богу за то, что ты есть в моей жизни.

– Поэтично как сказала. Расслабься. – Стив, стоя на коленях, вытащил пробку, чтобы выпустить розовую от крови воду, и, включив душ, стал омывать тело подруги горячими бодрящими струями.

Затем он помог ей встать на ноги и, убедившись, что она способна самостоятельна закончить душ и одеться, вышел из ванны.

Мишель быстро обтерлась сухим полотенцем, надела халат. Тави наблюдал за ней из зеркала.

– Как у тебя это получается? – задала она ему вопрос.

– Ты о чем?

– Об исцелении. У тебя нет рук. Только душа. Как ты меня восстанавливаешь?

– Души достаточно. Мы – вибрационные существа, я даю команду твоему телу; словно это мое тело. Оно слушается и повинуется. Я говорю с твоими органами, с кожей и с кровью. Можешь сама попробовать. У меня тоже к тебе вопрос.

– Слушаю.

– Я понял, что мы находились в стране, где люди верят в одного Творца, но непримиримы в деталях. Что делали палачи, стоя на коленях?

– Молились, – устало пояснила Мишель. Ей казалось, что она пытается двигаться через какую-то маргариновую массу, столько усилий отнимало каждое движение.

– Что это значит – молиться?

Мишель замерла от этого наивного вопроса.

– У вас что, на Кассиопее, нет религий? Никто не молится?

– О чем ты говоришь? Я не понимаю… – Тави был обескуражен.

Мишель представила себе, что от поступающей информации инопланетный разум узника готов закипеть как густая коричневая подливка к картофельному пюре.

Усталость, подобно удаву, сковала мышцы ног крепким объятием, и девушка присела на унитаз.

– Религия – это когда люди верят в Бога, того, кто создал мир: Вселенную, звезды и планеты, меня и тебя. Верующие славят Творца, молят Его о чем-нибудь. Благодарят или просят. Боятся. Только разные верующие по-разному представляют себе Бога. Некоторые люди готовы убивать за свою веру.

– Зачем убивать? – не понимал Тави.

– Чтобы сделать своего Бога счастливым, наверное. Или убедиться в собственной правоте. Ведь если твой Бог позволил мне тебя поймать и замучить, значит, твой Бог – ничто, а мой – настоящий.

– Создавшая все энергия не нуждается в молитвах, жертвах и крови.

– Значит, на Кассиопею улетели атеисты с Фаэтона, раз у вас нет ни религий, ни храмов, ни молитв.

– Вы, земляне, безумны.

Мишель пожала плечами, выдавила из себя улыбку и вернулась в комнату к Стиву.

Он крепко обнял ее. Они стояли несколько минут, словно завернутые в плед грусти и молчания.

– Мне остаться? – спросил Стив.

– Нет, спасибо. Мне нужно побыть одной. Обдумать все, ведь такая каша в голове.

Стив понимающе кивнул и вышел, а Мишель попыталась заснуть. На ум пришла греческая мифология, один бог в частности. Морфей, бог сна. Она попыталась на его образ медитировать, представляя Морфея якобы сидящим в белой блестящей тоге на втором ярусе кровати, и болтающего ногами. Медитация не помогла, даже когда Мишель пыталась концентрировать внимание на пальцах ног бога сна, что Тави нашел развлекательным действом.

Поворачиваясь с бока на бок, девушка не могла стереть образ казни своего носителя, его боль, его страх, его дрожь и его воспоминания. Карие глаза его жены стояли перед ее внутренним взором. И запах. Запах жасмина назойливо поселился в ноздрях Мишель.

Слеза покатилась по ее щеке.

Глава 24 Двойные стандарты прошлого

Бессонная ночь постепенно перешла в изучение девушкой Ислама с помощью Википедии. Восходящее солнце ненавязчиво постучалось в окна – начался новый день.

Когда Стив и Мишель вышли на утреннюю пробежку, он спросил:

– Ты хоть немного поспала? Бледная такая.

Мишель отрицательно покачала головой.

– Ты меня прости, но мне очень интересно. Ты вспомнила себя, ладони свои, во сне?

– Нет, – девушка выглядела разочарованной. – Руки носителя были связаны.

Декабрь дышал прохладой, дворы выпячивали свои рождественские декорации, словно заявляя друг другу: «Мой хозяин круче, чем твой хозяин». Красные и розовые камелии, которые в субтропиках цветут всю зиму, украшали дворы, радовали глаз. Кусты красивоплодника, сбросившие листья, добавляли контраст своими красивыми ярко-фиолетовыми ягодами, цвета волос и глаз Тави.

– На твоем теле было много дырок. Над тобой издевались?

– Где-то в Азии меня засверлили до смерти обыкновенной электрической дрелью.

– А почему?

– Трудно объяснить. Ты про ислам что-нибудь знаешь?

– В университете мы изучаем историю религий. В седьмом столетии ислам был основан Мухаммадом. У этого пророка были видения, и говорил он поэмами, которые другие люди записывали, так что священная книга мусульман, Коран, – в стихах. Они не отмечают Рождество, и зовут своего бога – Аллах.

– Окей, ты в курсе, что в христианстве существует несколько направлений. Например, православие у русских и греков. Католики, баптисты, адвентисты седьмого дня, свидетели Иеговы, объединенные методисты, пресвитериане, мормоны, лютеране – все являются христианами, верят в одного Бога и его сына Иисуса Христа, но по-разному интерпретируют Библию. Я так поняла, что в исламе три направления: суфизм, шиизм и суннизм.

– Короче, твоего носителя убили за его веру?

– Да. Если честно, я не успела тщательно разобраться в направлениях ислама. Я почитала, но не совсем понимаю. Вообще, я не ставлю себе цель понять, почему люди друг друга убивают. Моя цель помочь Тави обрести свободу.

* * *

Работа и Анжелика высасывали время Мишель подобно ребенку, который потягивает кока-колу через трубочку.

Днем, чуть ли не каждый час, она останавливалась, чтобы сбросить путы происходящего и сконцентрироваться на своих ладонях.

– Я контролирую свои сны, – повторяла она аффирмации то мысленно, то полушепотом, пытаясь запрограммировать себя как компьютер.

Вскоре через открытое окно новая ночь многообещающе смотрела на девушку миллионами своих глаз.

Мишель впустила Стива, снова одетая в бикини, они прошли в ее комнату, и она продолжила ритуал рассматривания ладоней. Юноша наблюдал, как ветер дразнил занавеску в комнате. Занавеске, казалось, нравилось внимание ветра, и они танцевала фламенко.

– Ты выглядишь со стороны так, словно практикуешь хиромантию.

– Может, когда-нибудь, но не сейчас, – пошутила девушка.

– А что ты чувствуешь по отношению к своему узнику? Тебе его жалко?

Мишель закрыла глаза и задумалась о Тави. Его лицо предстало перед ее внутренним взором.

– С одной стороны, – начала она, – Тави сожалеет о совершенном преступлении. С другой стороны, он заслужил свое наказание, мне нравится сущность «реабилитаций» – научить через боль и смерть ценить свою утраченную свободу, уважать чужую жизнь. То, что Тави переживает на Земле, можно назвать прохождением через все круги ада.

Она открыла глаза и внимательно посмотрела на Стива.

– Мне доставляли необычайное наслаждение все моменты, когда он сломлен, расстроен и изумлен из-за человеческого варварства. Я чувствую, что его мир такой совершенный по отношению к нашей цивилизации. Он не ценил, что имел, понимаешь? Не ценил. Если плесень заблуждения и владела разумом моего узника, то теперь ее нет. Поверь мне.

– Ты меняешься. Я это вижу.

– Я знаю. Раньше меня не волновали мои носители, их унижения и мучения. Мне просто было интересно познать новые грани нашей цивилизации. Теперь я переживаю за них, мне впервые было обидно, когда я оказалась в теле быка… Иногда нужно посмотреть на мир чужими глазами, чтобы пересмотреть свою жизнь.

– Я посмотрел ролики в Ютубе про осознанные сновидения, а ты? – поинтересовался Стив.

Мишель кивнула:

– Да, вдохновляют и потрясают одновременно.

Девушка легла поудобнее в горячую ванну и, с полотенцем-валиком под шеей и затылком, закрыла глаза и стала ждать.

Вскоре появилась голограмма Земли, не голубая планета, конечно, а красная. Страшный красный цвет. Агонизирующий красный. Глупый красный. Невозможный красный.

Багровая точка отпрыгнула от Англии и обожгла лицо Мишель. Полый портал снова засосал души землянки и инопланетянина. Они оказались в женском теле, прикованном к столбу. Пламя грызло ноги, женщину сжигали живьем.

– Ведьма! Ведьма! – ревела оголтелая толпа. В воздухе, наполняющемся черным дымом, над головами толпы танцевали кулаки с деревянными крестами.

Обрывки воспоминаний мелькали в задыхающейся от смога голове «ведьмы»: она собирала травы, готовила целебные чаи, помогала людям – была знахаркой в третьем поколении.

Предсмертные воспоминания заполнились сценами ее последних дней. Инквизиторы изгоняли из нее демонов групповым изнасилованием, сломали ее пальцы с той же самой святой целью, и вырвали ей груди раскаленными щипцами, словно Иисус сделал бы то же самое прежде, чем бросить ее разбитое тело в пламя на потеху толпе.

Черный дым бесцеремонно ворвался в ее ноздри, как грабитель ломает дверь дома, чтобы взять чужое и назвать своим.

Мертвое тело выплюнуло три души – «ведьму», Тави и Мишель. Полет обратно был безболезненным и быстрым.

Стив снова стал свидетелем ее агонии, но на этот раз вода не окрасилась в красный цвет. Он стоял на коленях, держа ее ладонь в своей руке.

– Мишель, ты слышишь меня?

Девушка открыла глаза и прислушалась к ощущениям в ногах. Кожа еще болела от ожогов, но уз ни к-целитель быстро приступил к работе.

– Слава Богу все позади…

– Сегодня реабилитация прошла без крови, – констатировал Стив.

– Я задохнулась, моего носителя обвинили в колдовстве, привязали к столбу и сожгли. – Она вылезла из ванны и стала вытираться, повышая голос. – Я была в прошлом. Средние века. Я поняла одну вещь. Мужчины придумали Святую Инквизицию. Зачем? Чтобы безнаказанно хватать и насиловать женщин, превращать их в пепел, и все во имя Бога. Я представляю бедного Иисуса корчащегося на кресте в райских облаках всякий раз, когда сжигание ведьм имело место быть. Не было никаких гребанных ведьм. Колдовство являлось предлогом, а религия – билетом для безнаказанности. Толпа с факелами праздновала смерть моего носителя с большим удовольствием, чем мы празднуем Черную Пятницу. Мне бы так хотелось сбросить на них всех атомную бомбу, честно тебе говорю.

– Как такое может быть? Инквизиция? Реабилитация занесла тебя в прошлое?

Мишель, завернутая в полотенце, прошла в свою комнату. Стив последовал за ней.

– Где моя книга? – Мишель полезла под кровать, достала свой гид по контролю сновидений. – Интересно, там что-нибудь сказано про путешествие во времени?

Она полистала знакомые страницы.

– Точно, об этом тут сказано, но я не придавала этому значения. Некоторым местам я вообще не верю. Нельзя верить всему, что пишут в книгах. Люди же пишут, а люди ошибаются. Так, подожди.

Мишель замолкла на несколько минут, потом воскликнула:

– Вот, нашла. Слушай. Во время сна, вы можете путешествовать как в настоящем, так и в прошлом, и в будущем, ибо они являются настоящим твоей реальности.

– Этого достаточно, чтобы свести меня с ума, – признался Стив и подошел к окну.

– Книга объясняет, как наша душа во сне может оказаться и в прошлом, и в другой реальности, где наши же жизни протекают совсем иначе.

– Идея, что сны – порталы в другие параллельные реальности, прошлое и будущее, кажется мне страшной и нереальной одновременно. Некоторые вещи надо долго переваривать, как удаву крокодила. Я пошел домой.

Мишель проводила своего парня до двери, оба вышли в передний двор, поглазели восхищенно на ночное небо. Ночное небо бесстрастно глазело на них. Созвездие Кассиопея над головой мерцало равнодушно, как и другие созвездия. Стив ушел.

В переднем дворе Фред установил рождественские фигурки: Мария и младенец Иисус в окружении овечек и сена.

– У меня вопрос, – зазвучал Тави в голове девушки. – Ты мне рассказывала, что Рождество – это день рождения Христа, обмен подарками, память о том, как он пожертвовал собой ради людей, так?

– Да, Иисус учил людей прощать соседей и любить их, как самих себя.

– Тогда почему толпа, которая умертвила огнем женщину, не смогла простить ее грехи, как учил Иисус? Мне кажется, что такие публичные казни и христианские идеи любви и жертвенности противоречат друг другу. – Тави все меньше понимал людей.

– Мы запутались в двойных стандартах, – вздохнула Мишель.

Ночь мучила ее жестокими образами пережитой «реабилитации». Девушка в конце концов взяла наушники и подключила к своему Самсунгу Галакси, и нашла в Ютубе «лучшую музыку для расслабления». Ей удалось отключиться от реальности под медитативную мелодию с шорохом прибоя и звуки флейты.

Глава 25 Месть Фреда

Несмотря на приближение Рождества, погода декабря была солнечной и теплой – можно было увидеть и муравьев, и ос, и ящериц, снующих по своим делам.

Вечнозеленые камелии радовали глаз огромными цветами, похожими на розы или пионы, сделанные из воска. Белки отчаянно гонялись друг за другом по заборам и деревьям, а красные кардиналы собирались у кормушки, подвешенной на ветке дуба.

Зима в субтропиках была всегда одинаковой, практически без дождей. Два-три дня температура днем держалась примерно десять-пятнадцать, а то и двадцать градусов по Цельсию, что позволяло людям проветривать свои жилища без страха замерзнуть, ездить в машинах с открытыми окнами и выходить на улицу в майках и шортах. Ночью температура опускалась до пяти градусов. После теплых деньков зима словно вспоминала, что у нее есть какие-то свои, зимние, права, и начинала шокировать жителей субтропиков минусовой температурой по ночам, этак минус три или даже пять… Раз в десять лет выпадал снег, в это время закрывались банки, школы, жизнь замирала, так как никто не имел «зимней резины» и городские службы не располагали грузовиками, рассыпающими соль с песком.

Зимой Редмонды не выпускали воду из бассейна, и поэтому его надо было иногда чистить от листьев, сосновых иголок и насекомых. Фред решил этим заняться и, пройдя босиком по зеленой травке, взял в руки сачок на алюминиевом шесте. Когда он приступил к выгребанию мусора, его телефон зазвенел со своеобразной мелодией, которую Фред недавно загрузил, «Бэтмэн на наркоте». Эта мелодия вызывала у него невольную улыбку.

– Фред Редмонд, – ответил он. Он не считал нужным растрачивать себя на привычное приветствие «хеллоу», так как люди могли просто ошибиться номером и повесить трубку.

– Здравствуйте! Мистер Редмонд, вас беспокоят из лаборатории Красного Креста. Меня зовут Камилла, я консультант доноров.

– Слушаю, – он аккуратно положил на землю шест-сачок и стал прогуливаться вдоль забора.

– К сожалению, мы не можем использовать вашу кровь. У вас обнаружили вирус ВИЧ, сэр. И мы поставили вас на учет…

– Что? – ему показалось, что он ослышался.

– Вирус ВИЧ, – повторила Камилла. – Я знаю, это сложно принять. Но вы должны знать, есть группы поддержки, специалисты, с которыми вам нужно срочно связаться и обсудить свой диагноз. Мы отправили вам лабораторные анализы почтой. Если вы желаете…

Фред уронил телефон в бассейн, все артерии и вены внутри него сжались от этих новостей, словно кровь превратилась в смолу, силы покинули его, а колени подкосились. Он сел на траву около бассейна, потом лег на спину и растянулся во весь рост.

Голубое небо с детской невинностью смотрело в его глаза цвета запотевшей стали.

Его попытка начать новую жизнь, спасать мир своей кровью, быть как-то полезным и нужным людям, провалилась. И он прекрасно знал, кто его мог заразить! Его милая рыжая Либерти! Он ни с кем не был близок, кроме нее, не пачкался по проституткам. Он ведь ее почти полюбил… Либерти. Ее имя означает «свобода»…

Для него все ВИЧ-инфицированные были инвалидами и идиотами в одном лице, которые сами виноваты в своем статусе. Их жизнь зависела от лекарств и групп поддержки… А теперь и он попал в эту категорию идиотов, неожиданно для себя. Мозг разрывался от назойливых, окрашенных в тона насилия и мести, мыслей. Но Фред нашел в себе силы раскидать их, как супермен – шайку жалких негодяев, зашел домой собираться на работу.

* * *

Мишель после работы приняла душ, покормила мать, и отключилась на четыре часа. Около десяти вечера, она подготовила свою комнату к приходу Стива, проветрила и пропылесосила, чтобы его аллергия на кошек не проявляла себя.

Она заварила себе чай с тертым корнем имбиря, и, протирая пыль, заговорила с Тави:

– Ну, что ты чувствуешь, мы уже близки к финалу? Я имею в виду, к твоей свободе? Нашей свободе?

– Я испытываю чувство вины и сожаления, что такая невинная и красивая девушка, как ты, должна проходить со мной через ужасные унижения и экзекуции.

– Ты не ответил на мой вопрос. Ты точно не имеешь никакого понятия, когда это все закончится? Или мне придется по-настоящему умереть? – Она постучала указательным пальцем по его лбу в зеркале. – Ты мне просто всю правду не говоришь, не так ли?

Молчание было невыносимым для обоих, но Стив выручил Тави, бесшумно появившись в спальне Мишель и обняв ее сзади.

– Привет. Ты его видишь? – спросила она Стива, уже целующего ее в шею.

– Кого? Где? – юноша оглянулся по сторонам.

– Тави, в зеркале? Он смотрит на тебя, – Мишель откусила заусенец.

– Нет, не вижу, – Стив развернул ее к себе и стал целовать. – И не хочу видеть.

– Ну хватит уже, я не могу так.

Стив со вздохом отступил, прошел в ванную, сел на унитаз и открыл приложение Киндл. Все развивалось по привычному сценарию: красный бикини, горячая ванна, концентрация на ладонях.

– Что ты читаешь последнее время? – впервые поинтересовалась Мишель, лежа в ванне. – Ты такой задумчивый, это все из-за меня или Киндл виноват?

– «Почему плохое случается с хорошими людьми» Дэвида Кушнера.

– И? Почему? Почему Остин должен был умереть? Эта книга отвечает на такие вопросы?

– Автор, кстати, раввин, который похоронил собственного ребенка. Он доказывает в своей книге, что мнение о том, что якобы все идет по божьей воле, неверно. У Бога нет плана для твоего каждого телодвижения и решения. Он не придумывает нам наказания, не посылает людям страдания в виде смерти ребенка или цунами. «Тебя Бог наказал» – неправильно говорить. Бог – это любовь, а цунами, болезни и проблемы просто имеют место быть. Страдание само происходит, потому что мы живем в мире свободы выбора и контраста. Такая вот философия.

Мишель улыбнулась:

– Контраст. Точно. Раньше я думала, что Бог наблюдает за нами как на огромном экране телевизора, несколько фильмов-ужасов одновременно. Противная картинка, однако. Но мне надо настроиться. – Мишель закрыла глаза и стала концентрироваться на дыхании.

Следующая голограмма кровавой планеты Земля высветила родной для Мишель континент – Северную Америку. Красная клякса мерцала на родном городе – Пенсаколе. Клякса набросилась на Мишель и засосала в пульсирующий туннель, который выплюнул ее в ослепляющий и оглушающий коктейль какого-то бара.

Мишель открыла глаза и осознала, что мигающие вокруг нее огни и музыка – это часть реальности очередного временного носителя. Она попыталась оценить происходящее вокруг. Какие-то пары танцевали под громкую, резкую музыку, терлись друг о друга телами и смеялись. Было ощущение праздника, но кричащая боль внутри носителя женского пола возвращала сознание к страдающему телу.

Девушка, ее новый носитель, корчилась в углу танцевального зала от боли в суставах и мышцах. Мишель увидела своего отчима Фреда, в гавайской рубашке и джинсах, подошедшего к бедняжке раскованной походкой. Он с усмешкой потрепал ее по щеке, затем положил в ее трясущуюся ладонь какие-то таблетки в пакетике. Увидев ладонь носителя, Мишель вспомнила свои ладони и осознала, что на самом деле она спит.

Фред нежно помог девушке встать и довел до уборной.

Носитель подошла к синей накладной раковине и стала умываться. Когда она посмотрела на себя в зеркало, Мишель узнала ее – красная шевелюра, пирсинг в бровях, цветная татуировка черепа зайца с длинными ушами. У Либерти была броская внешность, с легким налетом стервозности.

Да, это была девушка Фреда, сыгравшая роль любовницы Стива, пробудившая в Мишель торнадо-ревность, едва не стоившую ему жизни. И теперь ей было суждено умереть.

Мишель ощутила во рту специфический вкус от прожеванных таблеток, которые Либерти запила теплой водой из-под крана. Горячая нега обвила все ее клеточки, как цветущие лианы кампсиса и глицинии обвивают своих соседей – кусты, деревья, заборы, дома. Судороги оставили мышцы и суставы в покое. Появилось чувство, словно после долгого пребывания на холоде она легла в горячую ванную с пеной. Стало легко и приятно, чувство единения и гармонии со Вселенной захватило сознание.

Вдруг желудок, словно гимнаст, сделал колесо, и девушку затошнило – Либерти вышла из туалета, держась за живот. Фред выжидающе стоял неподалеку и сразу подошел к ней.

– Что ты мне дал, скотина? – процедила она, собрав последние силы. Мишель чувствовала, что после временной неги и единения с миром наркотики стали высасывать из наркоманки всю энергию так быстро, как вода покидает ванну, из которой вытащили затычку.

– Обычная передозировка и смешение несовместимых препаратов, – Фред взял ее за плечи, обвил рукой талию, чтобы она не упала, и притворился, словно они танцуют в ритм какой-то медленной мелодии. – Я тебе никогда не говорил одной вещи, дорогая. У тебя на лбу написано «убей меня». И татуировка твоя такой же смысл несет. «Плейбоевский зайчик», только мертвый?

– За что? Я думала, ты меня любишь… – У нее еще были силы что-то пролепетать. Это взбесило Фреда еще больше. Он прижал подругу к себе, чтобы заглянуть в ее красивые глазки. От него несло чесноком и пивом.

– А что ты хотела, тварь? Заразила меня и думала, что после этого мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день?

Фред впился губами в ее губы, словно пытался всосать в себя последнее дыхание умирающей любовницы.

Находясь внутри носителя, Мишель ощущала этот поцелуй, властный, противный, роковой.

Крепкое объятие мстительного отчима, казалось, сдавливало легкие – Либерти задыхалась. Мишель помнила, что спит. Она представила себя в своей ванне, около Стива, и ее душа послушно перенеслась в тело.

Мишель мгновенно очнулась, выскочила из ванны, и схватила мобильный телефон.

Стив застыл от неожиданности. Он не привык видеть ее такой бодрой после «реабилитаций». Девушка влажными руками нервно набирала девять-один-один.

– Алло! Срочно высылайте «скорую помощь» в ночной клуб на Джефферсон Стрит. Тут девушке плохо, да, без сознания. – Она притворилась, словно находится в клубе. – Я иду, иду! Я извиняюсь…

Она наспех обтерлась полотенцем, накинула махровый халат и со вздохом посмотрела на изумленного Стива.

– Ты только что спасла чью-то жизнь? – Стив встал и взял ее за плечи.

– У меня получилось! Я вспомнила, что сплю. Приказала себе покинуть носителя до ее смерти! Я спасла ее! – Мишель радостно тряхнула Стива за плечи и обняла. – Скоро я буду свободной!

– И как ты чувствуешь себя после этого? Спасти человека это как? – поинтересовался Стив.

– Я чувствую силу. Я счастлива. Ощущаю вибрацию, драйв, уверенность в себе. Удовлетворенность… Я сегодня спасла своего носителя, наркоманку, от смерти, но теперь не уверена, а нужно ли было это делать.

Они прошли в спальню, Стив открыл окно. Кассиопея мигала как обычно, в виде буквы «М», далекое созвездие, куда должен вернуться узник, заточенный в Мишель.

– Ну, я пошел? Ты будешь в порядке? – Стив собрался уходить.

– Спокойной ночи! – Она страстно поцеловала его в щеки и губы. – Завтра предрождественский день, ты помнишь?

Стив кивнул.

Когда он ушел, Мишель свалилась на постель, разные мысли мчались наперегонки одна с другой. Она не рассказала Стиву про свой кошмар, не хотела его тревожить новостями о Фреде.

– Фред! Фред пытался убить свою подружку за то, что она наградила его вирусом ВИЧ!

Мишель соскочила с кровати, схватила сумку и стала запихивать туда свои вещи.

– Мне нужно убираться отсюда! – громко сказала она, поглядывая в зеркало на Тави. – Фред сошел с ума!

Лицо фиолетовоглазого узника было строгим и выражало сомнение.

– А как же твоя мать? – спросил он. Мишель замерла.

Как она заберет мать? Машина у Фреда. Даже если бы они уехали, то куда? В дом Стива? Его нельзя подвергать опасности… И тут она улыбнулась.

– Фред не знает, что мне известны его планы насчет Либерти! Если я притворюсь, что все нормально, проблем не будет!

– Я ему не доверяю, – вставил Тави.

– И я не доверяю, но нам важно, чтобы мама оставалась в безопасности, в своей постели.

Она положила свои вещи обратно в нишу и вздохнула.

– Ты смогла повернуть вспять события сна, теперь пока заняться реальностью.

– Ты прав.

Мишель взяла в руки красную помаду, которой практически никогда не пользовалась, и написала на зеркале крупными буквами: «Мое тело мне не тюрьма».

Глава 26 День перед Рождеством. Кровавый

На следующее утро Фред вел себя так, словно ничего не произошло. Он готовил себе завтрак, добавил по кусочку льда в горшки с орхидеями, и кивнул падчерице вместо: «Доброе утро!»

Она ела йогурт, в то время как Фред уминал свои яйца с беконом.

– Ну, ты пригласила Стива и Криса на Рождественский ужин?

Мишель кивнула:

– А ты Либерти пригласил?

– Конечно, пригласил. Но, к сожалению, она не придет. В больнице валяется. У глупышки была реакция на какие-то лекарства, но все обойдется. Можем к ней забежать, кстати.

В его голосе Мишель не услышала злости. Фред искусно спрятал ненависть, свидетелем которой она стала в баре, когда он сжимал отравленную подружку в своих объятиях.

– Я надеюсь, у тебя нет планов на это утро? Мне нужна твоя помощь.

Мишель подперла рукой щеку и откусила до крови заусенец. Фред никогда не просил о помощи.

– Слушаю.

– Я решил освободить Остина. Сегодня.

Мишель всегда считала, что мертвые уже свободны, ибо их бессмертные души перешли в другое измерение, в другую реальность, где нет ни боли, ни понтов.

– Я буду готова примерно через час, надо мамой заняться.

Она достала коробочку йогурта из холодильника, добавила туда семена льна и кусочки банана, и отправилась в спальню. Через час она с легкостью несла мать на руках к машине и пристегивала ее на заднем сидении. Села рядом с нею, в то время как Фред ловко сложил инвалидное кресло Анжелики, затолкал в багажник, сел за руль и завел двигатель. Его рука погладила урну с прахом Остина, лежащую на переднем сидении. Радио играло душераздирающую песню барда и поэта Мафью Веста:

Привет, мое имя – Сожаление. Мы встречались и там, и тут. Я – шепот внутри тебя. Привет, меня зовут Поражение. Я знаю, ты меня узнаешь, Когда думаешь, что победа близка, А я буду тащить тебя назад, вниз, Пока ты веру не потеряешь.

Пляж «Джонсон бич» был пустынен, потому что все готовились к празднованию Рождества. Белые пески выглядели как снег, Мишель читала где-то, что это из-за высокого содержания кварца.

На высоком столбе холодный ветер терзал красный флаг – знак для всех местных любителей поплавать зимой, которые называли себя «полярными медведями», что заходить в воду категорически не рекомендуется: сильные голодные волны, подводные течения могут утащить к похотливым русалкам…

Мишель поежилась, так как забыла куртку. На пляже было холоднее, чем дома. Запах рыбы щекотал ноздри. Одинокая белая цапля, увидев людей, нехотя удалилась. Шум прибоя сопровождался криками чаек и альбатросов.

Фред нес урну с пеплом сына к воде.

Инвалидное кресло невозможно было катить через песок, и Мишель взяла мать на руки как тряпичную куклу, и понесла за Фредом.

– Тави, что думаешь о Фреде? Я не сомневаюсь, что он чувствует себя преданным. Либерти его заразила вирусом ВИЧ. Это неизлечимое заболевание на Земле.

– Нет такого понятия, как неизлечимое заболевание. В нашем мире.

Мишель села на холодный песок, посадила мать впереди себя, словно она была большим ребенком. Грудная клетка девушки служила опорой, как спинка кресла.

Фред открыл урну и прошептал слова прощания. Потом он подошел к жене и падчерице, присел на корточки, положил руки Анжелики на мраморный лед последнего пристанища их сына, а свои сверху, и замер.

Мишель вспомнила, как Фред и Анжелика смеялись, наблюдая за маленьким Остином, скачущим по дому с лифчиками старшей сестры на голове. Ей было стыдно, она их отнимала и шлепала ими его по попе. Остин смеялся и прятался от возмездия.

– Если бы я могла вернуть тебя к жизни! – заплакала Мишель от нахлынувших чувств.

– Гораздо проще составить ему компанию, чем вернуть, – отрезал Фред, взял урну и бросил ее как можно дальше в воду залива.

Они ехали домой молча, слушая привычные рождественские песни, которые радио крутило каждый год в декабре. Вдруг Фред остановился около маленького магазинчика, торгующего пиротехникой. Они всегда закупали петарды разных сортов и делали салют на Рождество и Новый Год. Магазинчик был расположен в небольшом трейлере на колесах, с огромным рисунком черной пантеры с желтой улыбкой. Высокие сосны вокруг магазинчика роняли свои ржавого цвета иглы и шишки, размером с плоды манго, на землю, и те громко хрустели под ногами. Внутри посетителей не было, а худой кассир, владелец заведения, в костюме Санта Клауса, но без пушистой белой бороды, безразлично тискал редкими желтыми зубами жевательную резинку и смотрел новости по подвешенному к потолку небольшому телеку.

Фред и Мишель выбрали те же петарды, что приобретали из года в год, и уже собрались рассчитаться, как на экране телевизора появилась знакомая фотография. Либерти. В новостях сообщалось о ее смерти от передозировки наркотиков в местном клубе.

Фред спрятал довольную ухмылку, уронив свой бумажник на грязный пол. Пока он собирал рассыпавшуюся мелочь, Мишель узнала доктора Смита, который был ее лечащим врачом после аварии. Оказалось, он пытался спасти жизнь Либерти, но было поздно.

Репортер толкал микрофон чуть ли не в лицо врача, расстроенного гибелью пациентки:

– Мои соболезнования в связи с кончиной вашей внучки. Это правда, что Либерти сбежала из дома, и вы несколько лет не виделись и не общались? Прокомментируете пожалуйста?

– Я не Бог. – Доктор Смит закрыл глаза, его плечи затряслись от рыданий. Фред оплатил покупку, и они вышли из магазинчика.

– Мои соболезнования, Фред, – Мишель выдавила сквозь зубы притворные слова.

Фред безразлично кивнул, пнул гигантскую сосновую шишку и, по пути к припаркованной машине, сменил тему:

– Некоторые похоронные дома предлагают новый сервис. Люди научились делать петарды, в которых соединяют порох и прах покойного: запускаешь такую штуковину, ба-бах, мириад разноцветных огней – и прах разлетается в разные стороны невидимым снегом. Десять тысяч долларов стоит. Дорого. Представь, если бы твой прах таким образом разметали, с салютом, – Фред улыбнулся с печальным сарказмом.

– Представь, если бы твой прах таким образом разметать, – эхом ответила падчерица.

В своем секонд-хенде Мишель пару дней назад нашла новую книжку и тайком забрала домой, ибо работнику или волонтеру было запрещено даже купить понравившуюся вещь в магазине, где работаешь. Даже без скидок. Поэтому работники этого магазина за покупками ездили в другие секонд-хенды сети, чтобы получить скидки, положенные им.

Книжка была тоненькая, Мишель легла в постель и проглотила текст за пару часов. Повесть «Иллюзии, или приключения Мессии, который Мессией быть не хотел», написанная американским автором Ричардом Бахом в семидесятые годы прошлого века, произвела неизгладимое впечатление на девушку. Концепция иллюзорности мира была интригующей и напрягающей одновременно. Смерть как иллюзия, как так может быть?

Она даже не заметила, как Фред уехал на работу, как обычно, не попрощавшись, а Стив появился в ее комнате.

– Что читаешь? – спросил он, взяв книгу Баха из ее рук, чтобы прочитать название. – Знаю, читал эту повесть! Она про тебя в некотором роде.

– Неужели, мистер Правильный? – Мишель закатила глаза и скривила ротик.

– Ты нашла персонажа, которому сопереживаешь, на которого похожа…

– Ты серьезно?

– Дон Шимода. Мессия, который не желает быть Мессией!

– И что ты пытаешься этим сказать, проницательный мой?

– Фред мне сообщил, что ты пассивный социопат, что твои эмоции как бы… кастрированы, поэтому тебя не тянет к людям, девчонкам твоего возраста. Я подозревал, но не был уверен. Но! Ты была сопротивляющимся социопатом. Ты жаждала чувствовать, ощущать что-то необычное, отсюда твое стремление выйти на контакт с инопланетянами. Тебе хотелось испытать что-то экстраординарное, что вытащило бы тебя из тюрьмы-ракушки недоразвитых эмоций.

Мишель не ожидала услышать такие выводы от своего парня. Стив понимал ее больше, чем она – себя. Она глубоко вдохнула и выдохнула, фокусируясь на своих ладонях, а Стив молча наблюдал за ней.

Молчание было приятным. Комфортным. Она вспомнила сцену из фильма «Криминальное чтиво». Одна из второстепенных героинь, Мия Уоллес, сказала: «Вот тогда ты знаешь, что нашел кого-то особенного. Когда заткнешься на минуту и наслаждаешься молчанием».

– А почему ты мне помогаешь? – вдруг спросила Мишель.

– Потому что хочу. Я хочу и могу. Я думаю, большинство людей искренне хотят помогать друг другу. Поэтому многие волонтерствуют, чтобы наполнить свою жизнь особым смыслом. Ибо какой смысл быть солнцем, если не можешь никого согреть? Какой смысл быть пчелой, если не способен делать мед?

Вскоре Мишель снова уснула в ванне с водой, снова в красном бикини и с полотенцем под головой.

Она увидела карту мира, и ей показалось, что из страны Израиль красная пружина отскочила и зацепила ее за горло, потащила по красному вибрирующему туннелю вниз, к очередному носителю.

Когда девушка открыла глаза, то обнаружила себя в автобусе. Она оглянулась по сторонам. Носитель испытывал страх, который кольцом сжимал виски и горло. Мишель стала рассматривать своего нового носителя. У него были молодые мужские руки. Мишель потрогала свое новое мужское тело, и нащупала под одеждой что-то странное, непривычное, твердое. Она уже осознавала, что спит, и мысленно попробовала приказать руке проводника оттянуть вырез пуловера. У нее получилось. Носитель поднял руку и потрогал горловину своей одежды. Оттянул и посмотрел внутрь. Его глазами Мишель увидела темный металлический предмет в виде пояса, привязанный к телу, и красный подмигивающий огонек. Догадалась, что носитель собирался убить себя и всех вокруг него. В новостях говорили о таких опасных, одержимых идеями людях-смертниках. Ее носитель был живой бомбой и сам испытывал страх оттого, что должен был совершить.

Автобус остановился, двери открылись, люди стали неторопливо вливаться в его полое чрево и занимать свободные комфортабельные места. Беременная женщина с ребенком лет четырех-пяти тоже вошла в автобус. Сынишка помогал ей тащить сумки с продуктами. Они сели около носителя. Ребенок улыбнулся и, достав апельсин из бумажного пакета, протянул его взволнованному и испуганному обладателю спрятанного на торсе взрывного устройства.

Протянутый душистый апельсин всколыхнул в молодом человеке, планирующем массовое убийство, воспоминания о его собственном ребенке. Девушка увидела мгновения-слайды, куски из жизни носителя: он подбрасывает в воздух своего ребенка, и они оба смеются от счастья.

Мишель мысленно скомандовала ему подняться. Она представила, что он встает и начинает двигаться. Он взял апельсин из рук ребенка и, как в наваждении, стал двигаться к выходу. Улыбающийся мальчик помахал ему из окна. Мишель, через носителя, улыбнулась ребенку в ответ. Автобус двинулся.

Резкий звук взрыва оглушил прохожих, но никто, кроме смертника, не пострадал.

* * *

Стив увидел, как тело его подруги развалилось на куски. Ее кровь обрызгала стены, полы, его и все остальное. Он склонился над унитазом, расставаясь с содержимым своего желудка.

– Этого не может быть, – бубнил он, смывая кровь с лица дрожащими руками.

А в это время разорванные куски Мишель в ванне соединялись и генерировали с неимоверной быстротой. Она была без сознания.

Придя в себя, Стив вытащил из ванны пробку и выпустил кровавую воду. Включил душ, обмыл безжизненное тело Мишель, аккуратно вытащил, завернув в большое махровое полотенце, которое достал из шкафчика, там же, в ванной комнате. Туда не попали брызги крови. Стив вышел из ванной, положил подругу в постель и, не раздеваясь, лег рядом. Юноша слушал ее слабое дыхание, целовал лицо и уснул, сжимая в своих объятиях.

Глава 27 Кровавое Рождество

Утром Мишель проснулась, нагая, укрытая полотенцем, увидела спящего Стива рядом. Она прижалась к его телу и поцеловала в губы. Парень открыл свои черничные глаза.

– Доброе утро, – Мишель прошептала, снова целуя его в губы. – Ты остался!

– Доброе утро. Несколько часов назад я думал, что ты погибла.

– Что видел ты? – спросила Мишель.

– У меня чуть сердце не лопнуло от страха. Тебя разорвало на куски, на моих глазах, – ответил Стив. – Я не фанат фильмов-ужасов.

Юноша поднялся, подал Мишель халат и отвернулся к звездной карте, чтобы она оделась. Девушка оделась, обняла его сзади и начала рассказывать скороговоркой.

– Мой носитель был террористом, он собирался взорвать себя и автобус с людьми!

– Что? – Стив повернулся к ней лицом. – Теперь ясно.

– Может, ему заплатили за это, я не знаю. Он сильно нервничал. Сильные вибрации страха притянули меня в его тело. Стив! Я заставила его выйти из автобуса! Я могу контролировать сны и своих носителей! – Ее глаза сияли.

Зазвонил мобильный Стива, фотография Криса появилась на глади смартфона.

«Я скоро буду дома», – набрал он поспешно смс-ку.

– Это отец, – объяснил юноша. – Если честно, он не собирается отмечать Рождество с Фредом. Давай я тебя заберу сегодня вечером, и ты с нами поужинаешь? Но сначала тебе придется убрать в ванной.

Мишель прошла туда, где проходила «реабилитация». Все вокруг – стены, пол, полотенце на крючке – было в красный засохший горошек разного размера, но ее не затошнило от этой картины. Она повернулась лицом к другу.

– Мне придется остаться с мамой. Рождество – семейный праздник.

– Хорошо. Тогда я зайду к вам ненадолго, у меня для тебя сюрприз. Ну, до вечера! – пообещал Стив, поцеловал ее и ушел.

Мишель пошла в ванную, почистила зубы, умылась. Тави смотрел на нее из зеркала в красную крапинку. Его бледное лицо и фиолетовые волосы тоже, казалось, были в крапинку, как при ветрянке.

– Почему носитель пытался убить себя и людей в автобусе?

– Вопросы, вопросы… – Мишель достала из-под раковины губку и тряпку и принялась оттирать кровь со стен. – Есть такие земляне, террористы-смертники. Они приносят в жертву своему Богу себя и людей, которых считают врагами.

– В автобусе были невооруженные люди, дети, старики. Как невооруженные люди могут быть врагами? – не унимался пришелец.

– Ну, Рокс и Альрами ведь тоже были невооруженными, а ты их зарезал, дорогуша моя. Потому, что враг – тот, кто верит не в то, во что веришь ты.

– Бред какой-то несешь.

Мишель на коленках усердно терла полы со спокойствием адепта Шамбалы.

– А что тут непонятного? Альрами не считала, что ты самый лучший мужчина на свете. Так? Так. Рокс позволил себе переспать с твоей девушкой. Ты наверняка себе бы такого не позволил. Поэтому они, твои аморальные друзья, превратились в идейных врагов. И ты решил, что они заслуживают смерти. И принес их в жертву своему богу, – спокойно разжевывала ему девушка, не отвлекаясь от своей работы.

– При чем тут мой бог? У нас нет богов! – разочарованно воскликнул Тави.

В голове Мишель его голос прозвучал как-то особенно надрывно, что заставило ее встать с колен и найти в зеркале его ошеломленное лицо. Она наслаждалась своим умением проводить параллели между своим миром и прошлым узника.

– У твоего бога есть имя. Не Аллах и не Иисус, конечно. Твоего бога зовут эгоизм. Ты же не смог позволить Альрами и Роксу быть самими собой! Почему Альрами не имела права найти другого партнера? Нет, ты полез менять мир, как тот террорист-смертник. Я не вижу никакой разницы между его поступком и твоим. – Она отметила, как ошеломленный узник часто заморгал и приоткрыл рот. – Поздравляю с Рождеством! – нанесла девушка заключительный удар по разуму своего такого личного, и такого далекого во всех отношениях, инопланетянина.

* * *

Тем временем Фред закончил брить голову и лицо, надел свои потертые джинсы и красную рождественскую майку с портретом комика Уилла Феррелла из фильма «Эльф». Свой праздничный образ он завершил красной шапкой с бубенчиком, купленной за доллар в магазинчике «Долларовое дерево».

– Счастливого Рождества! – сказал он своему отражению в зеркале, высунул язык и снял с его поверхности светло-желтый налет, использовав для этого обычные ножницы. Этот ежедневный ритуал он практиковал, чтобы изгнать запах изо рта.

Выспавшееся бритое отражение улыбалось ему в ответ из зеркала. Фред достал упаковку снотворного и положил в карман джинсов.

Отчим покинул ванную комнату и застал в своей спальне Мишель, которая уже начала утренние процедуры матери. Они сухо поздравили друг друга с праздником.

– Гости будут? – спросил Фред, дергая за бубенчик шапки с доброжелательной улыбкой на чисто выбритом лице.

Мишель кивнула – она не хотела сердить его раньше времени.

– Значит, я знаю, сколько еды приготовить, индейка ты моя рождественская! – сказал Фред.

Мишель поморщилась от его выбора слов, но не хотела ссориться в такой светлый праздник, и сменила тему, стараясь как можно убедительней изобразить участие:

– Мы пойдем на похороны Либерти?

– Я слишком расстроен, чтобы думать об этом, – Фред удалился на кухню пружинистой походкой.

– Ну да, конечно, извини. Ага, он даже не догадывается, что я все про него знаю, он проклятый убийца!

– И ты запомнила его поцелуй на всю жизнь, – подколол ее Тави с Кассиопеи.

Мишель фыркнула, качая головой, достала из-под кровати коробку с любимыми розовыми сапогами Анжелики и аккуратно надела их на нее. Полюбовалась.

– Ну вот, мам, твои любимые сапожки. Сегодня Фред у нас шеф-повар, праздничный стол накроет. Ты же помнишь, он прекрасно готовит.

По другую сторону приоткрытой двери Фред стоял и внимательно слушал.

Мишель потратила день на уборку и приготовления к празднику. Она зажгла благовония и заранее купленные рождественские красные и золотистые свечи, накрыла стол красной скатертью и расставила посуду с рождественской символикой – елками и снеговиками.

Предоставленный самому себе на кухне, Фред тщательно растолок снотворное в ступке и добавил порошок в яблочный сидр, который традиционно томился в электрической кастрюле.

Звонок в дверь. Стив появился на пороге, одетый во фланелевую красно-зеленую рубашку с длинным рукавом, с подарком для Мишель и общепринятым в Америке рождественским пирогом – сладким ореховым. Жасмин, кошка Мишель, подскочила к гостю и начала ластиться.

– Счастливого Рождества, мистер Редмонд! – сказал Стив, чихнув. – Как же я устал от этой аллергии!

– Добро пожаловать! – Фред с улыбкой на лице вышел из кухни, взял из рук Стива пирог и поставил на праздничный стол.

– С Рождеством! – Мишель обняла друга.

– Счастливого Рождества, Мишель! – Стив вручил ей свой подарок – коробку средних размеров, завернутую в серебристую бумагу и перевязанную розовыми ленточками.

Девушка сразу вскрыла блестящую коробку и увидела длинное платье, из плотной ткани, синее, с металлическим широким поясом.

– Боже, какая красота! – воскликнула Мишель и побежала в свою комнату примерить обновку. Через пару минут она появилась, как принцесса, готовая к балу.

– Тяжелое платье, Стив! Я чувствую себя в нем как в рыцарских доспехах, честное слово! Ты, по-моему, перестарался, – восторгалась она.

– Я рад, что тебе понравилось.

Фред вышел из кухни, позвякивая при ходьбе бубенчиком на шапке, молча, скептически осмотрел наряд падчерицы, и пригласил всех кушать.

Мишель отправилась в спальню за матерью, посадила ее в инвалидное кресло и подкатила к столу.

Вдруг девушка обратила внимание на то, что отчим был не босиком или в тапочках, а в новых ботинках, что было не в его стиле.

– Новые ботинки? В доме? Ты же тапочки носишь, – заметила она.

– Я же не спрашиваю, почему ты нарядила мать, которой все равно, в эти противные розовые сапоги? Ты же знаешь, как они меня раздражают. Я что, себе ботинки новые не могу купить к Рождеству? – парировал отчим.

– Прости, – вздохнула Мишель виновато и откусила заусенец. Ей самой не нравилось, когда приходилось отчитываться и объяснять свои поступки другим людям.

– Ну что, садимся? А где Крис?

– Я приношу свои извинения, – Стив чихнул снова, – но отец не любит общества. Он знает, что я здесь с визитом ненадолго.

Лицо Фреда не изменилось от осознания, что он потратил полдня на кухне зря.

– Ну что ж, нам больше достанется! Кому налить горячего сидра? – радушно предложил он.

– Да, пожалуйста! Я не могу себе представить Рождество без этого напитка! Я очень голоден, целый день ничего не ел! – Стив чувствовал себя скованно, но дружелюбность Фреда не оставляла сомнений: мужчина пытается склеить семью с помощью рождественского ужина.

Молодые люди сели за стол.

Фред налил им яблочного сидра в рождественские красные бокалы. Пока Мишель и Стив отпили, он достал золотистую средних размеров индейку из духовки и стал разрезать.

– Не обижайся, я не ем мясо, – напомнила ему падчерица с нотками уважения в голосе, прихлебывая из своего бокала янтарную жидкость и пытаясь ощутить вкус уснувшими несколько месяцев назад пищевыми рецепторами.

– Я знаю, пончик мой медовый, но запеченная индейка – традиционное рождественское блюдо. Можешь не прикасаться к ней, я не буду себя чувствовать отверженным. Нам со Стивом больше достанется. Кошкам отдам, одичавшим нашим, в крайнем случае. Они все едят.

Птица оказалась еще сырой – кровь выступила на ноже и белом мясе. Мишель скривилась от отвращения.

– О, первая кровь, как в фильме про Рэмбо! – пошутил Фред. – Извиняюсь, птичка возвращается в духовку. Что-то я не так рассчитал. Зато булочки, салат из свежих овощей, пюре, острая фасоль с подливкой готовы. Угощайтесь! – улыбался он.

Пока Мишель кормила маму с ложки картофельным пюре, Стив без промедленья положил себе еды на тарелку.

– В нашей семье мы загадываем свои желания каждое Рождество вслух и ждем их исполнения, – поделился Фред со Стивом. – Ты не поверишь, что Мишель загадала в прошлом году! С инопланетянами в контакт вступить. Кстати, фильм недавно вышел, «Похищенный инопланетянами». – Он подмигнул юноше.

– Фред хочет меня смутить, не обращай внимания, – спокойно сказала Мишель.

Стив понимающе кивнул, хотя он не знал про тайное рождественское пожелание своей подруги.

– Я видел этот фильм, – поддержал он беседу. – Инопланетяне охотились на людей для проведения экспериментов. Фильм из тех, в которых якобы находят видеозапись свидетелей происходящего и в конце становится ясно, что все погибли.

– Да уж, это смехотворное желание – инопланетян встретить. Поверь мне, я знаю, о чем говорю! Она такая фантазерка. Да кому мы нужны? Мы для них скучные козявки.

– Вы считаете себя скучным? – удивленно спросил Стив. Он не думал, что у отчима Мишель были проблемы с самооценкой.

– Конечно, я – скучный, – признался Фред и сменил тему, переведя взгляд на падчерицу. – Каким будет твое желание в этом году?

– Мне бы хотелось увидеть маму здоровой, – ответила девушка. Она успевала кормить мать и есть салат.

– Нравится мой сидр? Что не пьешь? – спросил Фред.

– Я вообще-то сидр никогда не любила, а недавно прочитала, что пить во время приема пищи вредно, это разжижает желудочный сок, замедляет пищеварение. – Мишель чисто из уважения к повару пригубила. – Кстати, какая вкусная еда! Спасибо, Фред, у тебя черный пояс по кулинарии. Ко мне вкус вернулся, представляете. Именно сегодня. Чудеса какие-то.

– Поздравляю, это классно! – сказал Стив.

Фред проигнорировал новости падчерицы, пристально посмотрел на Стива, давая ему слово.

– Как насчет тебя?

– Ну, если вы настаиваете… Я каждый год мечтаю испытать что-то новое, интересное, ощутить себя на грани чего-либо. Еда очень вкусная, спасибо, – улыбнулся юноша, чихнув в согнутый локоть.

– Ощутить себя на грани… Выразительно сказано, – восхитился Фред, покачивая головой и позвякивая бубенчиком.

– Я в этом году уже была на грани. С меня хватит, – выдохнула Мишель. Она нервно посмотрела на отчима, вспомнив о его жутком объятии в ночном клубе и смертельном поцелуе.

– А как насчет тебя, Фред? Ты поделишься с нами своим тайным желанием? – спросила Мишель, но вдруг почувствовала слабость и вместо одного отчима увидела двух.

– Я хочу почувствовать себя свободным, – холодно ответил мужчина, прищурившись. – Я даже чуть не женился на девушке с соответствующим именем.

– Что-то я чувствую себя не очень, – пролепетала девушка, схватившись обеими руками за свое сиденье.

– Спасибо, Фред, за прекрасный ужин. Но мне надо идти. Отец ждет, да и аллергия, проклятая замучила, – юноша чихнул, встал из-за стола и, отключившись, свалился на пол.

Мишель соскочила со стула, но ей показалось, что она двигается словно сквозь плотный туман. У нее подкосились ноги, она уронила стул, наклонилась над другом.

– Стив, что с тобой? – Мишель попыталась позвонить девять-один-один. Когда диспетчер ответил, она уронила телефон и потеряла сознание.

Фред с улыбкой наблюдал, как подмешанное им снотворное медленно отключило молодых людей от его реальности, в которой он – альфа-собака.

– Ну, кто теперь глава стаи? – спросил он вслух, побарабанив себя в грудь, как Тарзан из старого фильма, достал из холодильника бутылку текилы и стал пить из горлышка, наслаждаясь каждым глотком. Когда он покончил с дурманящим напитком, приступил к уснувшим: перетащил их на задний двор, туда же выкатил инвалидное кресло Анжелики и плюнул на ее ненавистные розовые сапоги.

На веранде Фред порылся в карманах своих жертв, вытащил мобильный телефон Стива и, размахнувшись, закинул в бассейн.

– Тебе он больше не понадобится никогда. На грани он хотел себя почувствовать, щенок.

Звонок в дверь. Мистер Редмонд прошелся быстрым шагом через гостиную и открыл ее. Отец Стива, Крис, стоял на пороге, сутулый, взволнованный и бледный, но в рождественском зеленом свитере с мордочкой олененка Рудольфа.

– С Рождеством! Сегодня как-никак семейный праздник, и я хочу провести этот вечер с сыном.

– С Рождеством! Конечно, заходите, они только что поели и вышли во двор. Заходите, сейчас мы позовем этих голубков! – голос Фреда был сладок как кленовый сироп на блинчиках. Он кивнул в сторону двери – выход на задний двор.

Гость доверчиво вошел. Фред заметил мобильный Мишель на полу, незаметно для Криса поднял и положил на кухонный стол. Гость прошел к задней двери в надежде, что скоро увидит сына и заберет его домой. Фред в это время поднял стул и со всей силы ударил им Криса по голове. Крис упал. Фред проверил его карманы и оттащил обмякшее тело во двор как мешок с удобрениями.

Электрические гирлянды, которыми пару недель назад Мишель обвила колонны веранды, задорно подмигивали, когда Фред включил их. Затем он их отключил, разъединил и связал ими Криса и Стива как веревками. Рождественскими веревками.

Закончив, Фред вошел в дом, достал из-под кровати тот самый пистолет, которым застрелился его отец, повертел в руках. Затем он вернулся во двор и заметил, что к Крису вернулось сознание.

– Что происходит? – Крис повертел по сторонам головой, и, увидев Мишель без сознания и сына, которого Фред оттаскивал к самый дальний конец двора к кустам, закричал, – Я с тобой разговариваю!

Он пнул пластмассовый стул и попытался вырваться из пут.

Фред развернулся, вытащил пистолет, подошел к Крису и выстрелил ему в колено.

– Счастливого Рождества, убийца моего сына.

– Ты спятил! – застонал от боли раненый. – Кто-нибудь услышит выстрелы и вызовет полицию!

– А ты уже представил себе это или только собираешься? – С этими словами Фред отошел в сторону, где стояла сумка с недавно купленными петардами. Он достал зажигалку, поджег фитили и запустил в небо несколько ракет. Свист и грохот салюта оповестили соседей, что праздник у Редмондов идет в полную силу.

– Мы раньше времени петарды запускаем, еще не темно, да и не Новый Год, но кого это будет волновать сейчас? Для всех Рождество Иисуса – это повод нажраться как следует.

Мишель открыла глаза и увидела Фреда с оружием в руках и Криса, связанного и в крови.

– Фред… – ее голос дрожал.

– Вставай, нам нужно кое-что из дома захватить, – он бесстрастно приставил пистолет ко лбу падчерицы. Мишель ощутила холодное прикосновение смертоносного металла.

Дрожащая от шока, с кружком копоти от дула на лице, зашла в дом, подталкиваемая пистолетом. Они направились в спальню, где остановились около ниши с вещами.

– Достань мое ружье, – скомандовал Фред.

Мишель покорно открыла дверцы ниши, пытаясь в темноте найти ружье. Она уронила несколько шляп и коробок с обувью себе на голову, прежде чем охотничий ствол позволил себя найти и упал – сначала на голову девушке, а потом к ее ногам. Мишель айкнула от боли и неожиданности.

– Подними, – скомандовал отчим с усмешкой.

Бледная Мишель выполнила приказ; Тави не слышал мыслей своего носителя – ее сознание словно заморозилось от страха.

– На кухню теперь, – рявкнул Фред, выхватив ружье из ее рук и тяжело дыша в шею падчерицы. В плотном облегающем синем платье до пола она выглядела как прекрасная Золушка перед балом. Но ей не удастся сбежать до полуночи и потерять башмачок, решил Фред для себя, разглядывая ее фигуру и упругие формы.

На кухне он скомандовал:

– Открой холодильник и достань все сосиски.

Мишель последовала инструкциям, но заставила себя заговорить с отчимом.

– Фред, ты пьян. Какие, к черту, сосиски? Надо «скорую помощь» для Криса вызвать, я умоляю тебя… – прошептала она.

Страх, казалось, победил разум, который превратился в масло, вытек из ее сознания через глаза. Фред чувствовал этот запах страха, и возбуждение внутри него росло – он вспотел. От дискомфорта сорвал с головы шапку Санта Клауса.

– Да-да, конечно, – прошептал Фред в ее миленькое ушко.

Мишель, заметив мобильный телефон на кухонном столе, попыталась дотянуться до него, чтобы вызвать полицию.

Фред, стукнув по голове рукояткой пистолета, остановил падчерицу.

Мишель взвизгнула от боли, уронила сосиски и рухнула на кафельный пол. Фред раздавил телефон своим ботинком, присел на корточки около девушки и коварно улыбнулся.

– Вот для чего я надел сегодня свои новые ботинки вместо тапочек, орхидея моя, – чтобы пожелать тебе счастливого Рождества! – произнес он, лихо сев на бедра падчерицы, схватил ее за длинные волосы и, склонившись ниже, стал покрывать ее шею поцелуями. Капли пота с его лба упали ей в полураскрытый рот, запах текилы ударил в лицо. Мишель размахнулась.

Пощечина слегка обожгла его, но не отрезвила. Фред попытался вспомнить, когда последний раз женщина поднимала на него руку. И не смог. Но ему понравилось сопротивление. Страсть к молодому телу, которую он как крысу загонял в угол своего сознания, ощетинилась и набросилась на хозяина. Фред навалился на девушку всем телом, впился губами в ее губы и попытался порвать платье. Но вдруг – резкая неожиданная боль, он отпрянул от своей добычи, стоя на коленях, осмотрел себя. Одежда была пробита шипами и кровь сочилась из десятка отверстий на его коже, словно его только что атаковал дикобраз.

Из бугристого металлического корсета-пояса Мишель выступили иголки, которые впились в него под тяжестью его же тела. Таков был план Стива-дизайнера – создать наряд, который сможет обескуражить, остановить насильника, и ему это удалось.

Платье падчерицы превратилось в доспехи – она стала похожа на розу, красивый цветок с шипами.

Фред встал и резким взмахом руки смел все три орхидеи с подоконника. Горшки приземлились и раскололись, теряя содержимое, около Мишель – та увернулась от удара, который едва не размозжил ей голову.

Фред глубоко вздохнул, вспомнив, что насчет падчерицы у него были более грандиозные планы:

– Собрала сосиски, я сказал.

Бледная девушка повиновалась, стараясь двигаться осторожно, чтобы не пораниться о шипы собственного наряда. Она стряхнула с лица и волос лохмотья испанского мха, в котором росли орхидеи, и медленно вышла на веранду под дулом пистолета.

Фред подошел к Крису, пнул его в живот и показал на свою окровавленную рубашку:

– Посмотри, что твой гавнюк мне сделал!

– Пожалуйста, вызови «скорую», – взмолился Крис.

– Ты истечешь кровью, но сначала увидишь, как умрет твой сын!

Несмотря на алкоголь, у Фреда был четкий план, как разделаться с юношей. Он кивнул в сторону Стива, который еще не пришел в себя после сонного сидра.

– Ну что, пора украшать его сосисками, – приказал он Мишель, – он станет рождественским столом для наших диких кошек.

Падчерица отрицательно покачала головой. Фред стукнул ее так, что она упала с глухим стоном и снова уронила сосиски на землю.

– Делай, что тебе говорят.

Мишель плюнула на его ботинок кровавой слюной.

– Сопротивление! Замечательно! – воскликнул Фред, подошел к Крису и прострелил ему плечо. Отец Стива взвыл от боли. Мишель закрыла лицо руками и зарыдала. Фред поджег фитиль у петарды, и та со свистом взлетела в синее небо.

– Делай, что я приказываю, или, клянусь пеплом сына, я еще дыр наделаю в нем!

– Зачем? За что? – рыдала Мишель.

– Это и есть мое освобождение, – отчим бредил наяву, и это было страшно.

Мишель сжала зубы и кивнула, повинуясь. Ей казалось, что маленький невидимый ангелочек Остин пришлет помощь в виде небесной полиции. Она представила, как космический корабль с инопланетянами навис над ними, спасая от безумного маньяка.

* * *

Стив открыл глаза и почувствовал словно холод земли вгрызался ему в позвоночник клыками зомби. Голубое небо улыбалось сверху, невинное голубое небо. Он увидел гирлянду, стягивающую его тело, и сосиски, вставляемые его подругой. Стив так же заметил шипы, торчащие из ее пояса, с каплями крови.

– Твое платье… Что случилось? Оно активировалось! Фред пытался…

Мишель наклонилась к его лицу и заговорила тихо и быстро со слезами на глазах:

– Если я этого не сделаю, он пристрелит твоего отца. Он словно сошел с ума, называет этот кошмар своим «освобождением». Я что-нибудь придумаю. Мы с Тави обязательно что-нибудь придумаем!

Фред подошел к падчерице и ее другу. Мишель закончила свою миссию, а Стив выглядел как живой праздничный стол с декорациями и трапезой.

– За что? – Стив выдавил с каким-то хрипом в голосе.

– Знаешь, я хотел заставить тебя унижаться и молить на коленях «пощади», записать для моего канала в Ютубе. Жаль, что у меня нет никакого канала. – Он пнул юношу, и продолжил. – Ты пожелал почувствовать себя на грани? Вот твой рождественский подарок! Я – твой Санта, – сказал, усмехаясь, Фред, схватил Мишель за руку, проволок ее к веранде через весь двор и бросил к розовым сапогам Анжелики.

Глаза Стива округлились от ужаса, когда он увидел свою надвигающуюся смерть… Дикие кошки посматривали из-за кустов азалий на связанного человека с интересом. Он не казался им возможной угрозой, наоборот, источал запах знакомых лакомств.

– Отпусти моего сына! – попробовал закричать Крис, который потерял много крови, и его слабый голос был не способен привлечь внимания соседей. – Что ты задумал?

– Твой сын работает рождественским столом для моих диких кошек, – Фред присел рядом, выстрелил Крису в голень и запустил в небо пару ракет. Свист и грохот салюта оглушили всех. – «Зеленые шершни» мои любимые петарды.

* * *

Бледная Мишель сидела на земле и раскачивалась как кобра, загипнотизированная дудочкой заклинателем. Тави ощущал ее состояние бессилия и ничего не мог сделать. Он не контролировал ее тело и ситуацию вокруг, и ему тоже стало страшно. В его памяти замелькали сцены с убийством Рокса и атакой Альрами. До него дошло, что они испытывали, не боль, а именно ужас от потери контроля над ситуацией, испытывали страх из-за того, что кто-то взял на себя роль судьи и палача.

– Фред, пожалуйста, – взмолилась Мишель, впиваясь ногтями в сапог матери. – Не убивай Стива. Он не заслуживает этого.

– А Стива не я убиваю, медовая моя. А кошки. Или аллергия его хренова. Извиняюсь за латынь, – улыбнулся широко отчим. – Умный он парнишка, однако. Смотри, что сделал с моей новой праздничной рубашкой? Придумать же такое – платье от изнасилования! Я восхищаюсь им, честное слово.

Фред широко улыбнулся. Его зубы были желтыми от сигарет и кофе.

– Я люблю его, понимаешь? Ты же знаешь, что это такое! У тебя есть сердце! – прошептала Мишель, надеясь на лучшее в человеке, который заменял ей отца несколько лет.

Фред присел около нее на корточки, играя пистолетом.

– Я любил Остина. А вы его убили. Втроем, – отрезал Фред. – Все. Что тут не понять? Нет Остина, нет сердца у меня. Я не могу больше ни любить, ни сострадать, ни понимать. Добро пожаловать на мой «Титаник».

– Тебя посадят в тюрьму, – постаралась образумить отчима Мишель.

– Да я уже в тюрьме, медовый мой пирожок! – усмехнулся Фред. – Ненависть ко всем вам – средневековое подземелье с инквизиторами! Я устал мысленно постоянно казнить вас и себя. Просто устал.

Из кустов показались кошки и приблизились к Стиву.

– Пошли вон! – закричал он пушистым созданиям, которые стали ходить по нему, заглядывая в глаза, покусывая сосиски, покусывая его.

– Спасти хочешь своего дружка? – Спросил Фред падчерицу. Его пьяное сознание пронзила очередная блестящая идея. – Вот ружье, стреляй в этих, богом проклятых, кошек.

– Зачем, ты все равно нас убьешь… – Мишель чувствовала себя рыбой на песке, у которой нет ни сил, чтобы сопротивляться, ни надежды на выживание.

Вдруг девушка услышала убеждающий голос своего узника в голове:

– Давай играть в его игры, это наш единственный шанс.

– Я не смогу нажать на курок.

– Я смогу, поверь мне.

Мишель неловко взяла протянутое отчимом ружье и медленно встала с колен. Фред подошел сзади, одной рукой взялся ее за плечо, второй – за оружие. Они оба смотрели в сторону кошек и задыхающегося Стива.

– Я не смогу, – прошептала Мишель. – Я не могу стрелять в животных.

– Давай уже, Остину в раю нужны друзья! – раздраженно рявкнул Фред. – Одиноко ему без них!

Фред решил воочию убедиться, что аллергия на кошек делает свое дело. Животные обступили тело парня, и со стороны казалось, что не человек лежит на земле, а огромная темная масса с десятком пушистых хвостов. Приступ аллергической астмы, как невидимое привидение, сел Стиву на грудь. Глаза юноши покраснели, он зашелся в кашле, глотая ртом воздух, пытался кричать, но не мог. Его лицо побледнело, губы стали синими. Отек стал распространяться на лицо и горло.

Мишель заметила фиолетовые глаза Тави на стальном стволе ружья.

– Время, – его голос был тверд и холоден.

Она вдруг почувствовала в себе какой-то внутренний жар и силу, направила дуло на Фреда и нажала курок. Промахнулась.

Фред повернулся и побежал в сторону зарвавшейся падчерицы, добив Криса выстрелом в голову.

– Смотри, что ты сделала бедному Крису.

Фред не сомневался, что Мишель, которая всегда боялась вида крови, должна была упасть в обморок от вида свежевышебленных мозгов. Но девушка не шелохнулась. Она сосредоточилась на стволе, с которого сияли аметистовые глаза Тави. Словно убийца делился с нею своей способностью хладнокровно убивать.

– Ты меня не убьешь! У тебя кишка тонка! – засмеялся отчим и сплюнул на безжизненное тело Криса.

Глаза падчерицы сверкнули холодным фиолетовым светом, и она снова нажала на курок. Фред застонал: пуля вонзилась в живот. Мишель перехватила его удивленный взгляд перед падением в траву, отбросила оружие в сторону и бросилась к Стиву. Ей и в голову не пришло добить отчима.

Фред, теряя сознание, трясущимися руками навел пистолет на бегущую падчерицу и выстрелил. Пуля нагнала беглянку и равнодушно впилась в ее тело, как впилась бы в любое другое.

Мишель закричала от боли и упала лицом в траву, недалеко от Стива, около куста камелии. Боль была такая же, как любая боль, испытанная ею и Тави в других носителях, только на этот раз она была ярче и страшнее. Страшнее, потому что Мишель и Тави понимали: происходящий кошмар – реальность, а не очередной сон.

Мишель заметила несколько жемчужин в траве, которые не собрала еще с лета, когда спасала Остина от атаки кота. Она пошевелила рукой, перевернулась на спину, отметив мысленно, что не парализована. Увидела синее рождественское небо, по которому плыли спокойные кучевые облака. Они были похожи на прыгающих через забор барашков, которых надо считать, если не можешь уснуть. Отцветавшие цветы розовой камелии, крупные, как пионы, уронили несколько лепестков ей на лицо. Они напомнили ей розовые волосы Альрами. Из памяти всплыла сцена, в которой она смотрела глазами Тави на своего кричащего от ужаса двойника.

Мишель попыталась закричать своему узнику всеми своими извилинами:

– Тави, я умираю! Не покидай меня! Сделай что-нибудь!

Она медленно повернулась на бок и поднесла ладони к лицу. Вглядываясь в каждую черточку, она стала повторять мысленно, судорожно, словно отбивала барабанную дробь.

– Это всего лишь сон. Я сплю. Я не умираю. Я жива. Тави, ты со мной? Я с тобой, Тави!

Ладони Мишель погрузились во тьму, случайно поймав несколько розовых, плотных, как из воска, лепестков камелии, легких как ватные косметические шарики.

Глава 28 Свобода или жертва

Когда Мишель приоткрыла глаза, она увидела свет, пробивающийся сквозь ее… фиолетовые ресницы. Она обнаружила себя не во дворе своего дома, а в незнакомом помещении. Мишель сделала глубокий вдох и огляделась. Она была заточена в мужское тело, лежащее на спине и привязанное ремнями в странной камере без окон и мебели, а перед ее лицом висел экран зеркального цвета, похожий на телевизор, но он парил над ней как невесомое облако. Мишель увидела в его зеркальной глади свое отражение. Фиолетовые волосы, крупные фиолетовые глаза, небольшие губы.

– Неужели я попала на Кассиопею? – с ужасом подумала она.

– Я тоже так думаю, мы поменялись местами. Теперь мое тело – твоя тюрьма.

– Я умерла или уснула? Что это такое? Смотрящий? – Ей было легче от мысли, что связь с инопланетянином не оборвалась, она не одна выброшена в незнакомую ей реальность.

– Я не знаю, мертва ты на Земле или нет. У Смотрящего новости какие-то. Смотрящий висел над телом узника и переливался разными цветами:

– Поздравляю вас, узник номер двадцать восемь. Реабилитация в разных носителях завершила ваш срок.

Ремни, сковывавшие тело Тави, ослабли. Он сел, потянулся, стал массировать затекшие плечи и руки. Мишель все понимала и чувствовала, как когда-то ее узник все слышал и видел, находясь в ней. Ей не оставалось ничего другого, как оставаться безмолвным наблюдателем.

– А что с Альрами? Она выжила? – спросил Тави. Мишель слышала волнение в его голосе.

– Альрами выжила и желает с вами объясниться, свидание наедине, – многозначительно произнес Смотрящий и поднялся к потолку, якобы чтобы не подслушивать.

Тави с усмешкой поднял глаза к потолку и пояснил Мишель:

– На Кассиопее понятия «наедине» не существует. Чтобы был порядок, нужно иметь возможность вмешаться и спасти жизни. Потому что люди – слабые нестабильные существа, подверженные эмоциям. Дай им неограниченные право выбора и свободу – и они если не запутаются в них, как пчела в кудряшках, то измажутся как свиньи в грязи.

В комнате появилась она. Мишель сразу поняла, кто вошел, так как видела своего двойника с розовыми локонами не раз. Альрами, которую Тави любил, пока она любила его. Или ему так казалось? Здоровая, прекрасная, уверенная в себе, она остановилась недалеко от кушетки, на которую присел Тави, разминая свои затекшие руки.

– Рад видеть тебя живой, – сказал Тави. Мишель слышала и его голос, и мысли. – Как долго меня не было здесь?

– Недостаточно долго, чтобы быть забытым, – ответила Альрами холодно.

Ему не верилось, что она вообще пришла, он же был готов лишить ее жизни! Интересно, для чего она соизволила явиться? Чтобы плюнуть ему в лицо? Он бы не удивился, если бы это было именно так. Тави внутренне сжался. Наверное, так сжалась она, когда увидела Рокса в крови.

Альрами заговорила:

– Я должна признаться, что никогда тебя не любила. Я не была готова соединить свою жизнь с твоей. И не собиралась останавливаться на одном партнере, понимаешь? Нас не было. Ты все близко к сердцу принял. Тави, я очень сожалею.

Освобожденный преступник снова отвержен. Тогда зачем нужно было приходить? Посмеяться? Он наступил на хвост негодованию и тихо спросил:

– Как наш ребенок? – Ему на мгновение показалось, что Альрами, как объект любви и ненависти, для него больше не существовала.

– У тебя нет никакого ребенка, – хладнокровно ответила она, отступив на несколько шагов назад. – Я избавилась от него. Имею право! Мне не нужен ребенок от убийцы.

После этих слов в камере нависла зловещая тишина. Тави передернулся. Ему показалось, что услышанная новость разнесла его на куски, как бомба разорвала террориста-смертника.

Мишель увидела стремительный видеоролик, где Тави мысленно пропустил Альрами через мясорубку всех казней и мучений, через которые прошел на Земле. Он бросил ее на растерзание уголовникам в тюрьму, посадил на рога быку и забил до смерти тяжелыми булыжниками. Он чувствовал, что обязан отомстить за ребенка. Ей, обществу, Смотрящему, себе.

Альрами надменно развернулась и ушла, бросив последний взгляд не на Тави, но на Смотрящего. Тот плавно опустился и завис на уровне глаз убийцы.

– Вы свободны, Тави! Наш мир готов принять реабилитированного гражданина обратно, – Смотрящий вывел юношу из убийственного транса.

Убийца помассировал затекшие плечи и ступни, стал нарезать круги вокруг кушетки, размахивая руками.

– Как ты сможешь стать свободным, если я стала тобой? – спросила его Мишель.

– Я не могу принять освобождение, – выдавил из себя узник, стряхнув с себя паутину ненависти. – Я жалею о содеянном преступлении. Никому я здесь не нужен.

– Заявление принято, – ответил Смотрящий. – Что прикажете с вами делать?

– Мне нужно вернуть к жизни своего носителя, близких ей людей. Только я в силах им помочь, исцелить. Помоги мне спасти тех, кому я сейчас нужен, – взмолился Тави, поймав всемогущий шарик двумя руками, и вцепился в него пальцами изо всех сил.

– Какая удивительная самоуверенность, – Смотрящий в его руках замолк, словно задумался. – Конечно, обретя свободу, вы сможете свободно передвигать себя силой намерения из одного земного носителя в другого, в третьего… Вы можете не успеть спасти всех людей.

Смотрящий изменил консистенцию и распался на сотни серебристых песчинок, словно высыпавшись из захвата Тави. Песчинки, как живые светлячки, снова соединились в плотный зеркальный шар над головой бывшего узника.

– Я постараюсь. Медлить больше нельзя! – торопил Смотрящего взволнованный Тави.

– Эти исцеления и воскрешения землян заберут всю вашу энергию. Вы не выживете. – Голос звучал бесстрастно, как предупреждение, но никак не участие. – У вас только одно тело. – Смотрящий снова обрел форму маленького, блестящего шарик, и сделал круг над его головой:

Тави снова лег на кушетку.

– Я все понял.

– Мы засчитываем вашу искренность. Счастливого самопожертвования!

Тави нервно закивал и заморгал.

– Ты что, только что подписал смертный приговор ради меня? – услышал он Мишель в своей голове.

Фиолетовая точка сверкнула на поверхности Смотрящего, превратилась в луч, который словно пробуравил лоб освобожденного.

Мишель в теле Тави не чувствовала боли от странного луча. Но до ее сознания докатилось ощущение решимости, которую испытывал ее носитель. Фиолетовой волной их души вымыло из реальности белой комнатки в мрак холодного тела Мишель на Земле.

Глава 29 Воскрешение

Мишель ощутила свои размякшие конечности, тупую боль в спине, но никак не могла ни разомкнуть век, ни пошевельнуть пальцами и даже ресницами. Мрак, холодный и вязкий, как подтаявшее шоколадное мороженое, окружал ее. Только чувствовала свое непослушное тело и дыхание.

– Мы вернулись, – голос Тави звучал обнадеживающе.

– Мое тело твоя тюрьма снова?

– Ненадолго. – Присутствие Тави выдавала едва уловимая вибрация, которая превращалась в растекающееся по телу тепло. Голубое небо частичками стало просачиваться в ее реальность-мороженое, словно через дырочки дуршлага. Боль рассеялась, как рассеиваются круги на воде после брошенного камешка.

Мишель наконец смогла пошевелить пальцами рук и ног, осторожно села на траве и посмотрела в сторону бассейна.

Там неподвижно лежал Фред: то ли без сознания, то ли мертвый. Анжелика так же недвижимо сидела в инвалидной коляске на веранде, а мертвый Крис застыл в луже крови…

Мишель пружинисто встала и подбежала к Стиву. Пока руки судорожно освобождали его бездыханное тело от гирлянд и не доеденных кошками сосисок, мысли в голове стучали, как кухонный молоток хозяйки, отбивающей стейк:

– Тави, что делаем? У тебя есть план?

Мишель, сидя на коленях, попыталась сделать Стиву искусственное дыхание, но он оставался недвижим. Пульс на шее юноши не прощупывался. Мишель уронила голову ему на грудь. В этот момент она почувствовала, как что-то покинуло ее тело. Это Тави, в виде едва незримой фиолетовой тени, вышел из нее.

Мишель внутренне собралась. Она не сомневалась в том, что Тави вселится именно в ее парня и оживит его! Но этого не произошло. Она видела эфемерную субстанцию, которая воспарила над нею, над двором, как почти незримый ястреб, высматривающий с высоты своего полета какого-нибудь грызуна, отмечающий зорким взором любое движение в траве.

Мишель держалась за его фиолетовую тень-ауру взглядом, как ребенок за нитку воздушного змея, боялась моргнуть, упустить из виду. Она не понимала, что он делает там, наверху, когда нужен здесь и сейчас в теле Стива! Что он там высматривает?

Тави, что ты творишь?

Тем временем раненый Фред пришел в себя и открыл глаза! Мир вокруг был мутным, но он был!

«Живой!» – с надрывом пискнула в голове недобитая месть, а рука коснулась раны в животе. Он посмотрел на свою окровавленную ладонь и выругался. Затем перевел взгляд в сторону леса, где недавно устроил рождественский пир для диких кошек. Фред увидел живую и здоровую Мишель, сидящую около Стива. И тут их взгляды встретились.

Отчим, не поднимаясь с травы, дотянулся до рукоятки пистолета, медленно взял его и прицелился. Цель сидела, как восковая фигура в музее, не в состоянии сдвинуться с места. Он видел только падчерицу и свою руку с оружием.

Грянул выстрел. Мишель упала на грудь Стива, лицом в сторону бассейна и веранды. Она увидела, как Анжелика соскочила со своего инвалидного кресла, подбежала к Фреду и ударом своего розового сапога отбросила пистолет в сторону. Затем она с такой силой пнула Фреда в живот, что он упал в бассейн. Он попытался доплыть до края, но потеря крови дала о себе знать.

– Анжелика?

– Как ты мог? Мы твоя семья! – закричала она, слезы бежали по ее лицу словно наперегонки.

– Но Остин! – его рот и нос исчезли под водой, только серые глаза еще цеплялись за фигуру здоровой, чудесным образом исцелившейся жены.

– Мы все потеряли Остина! Не только ты! – кричала она. Слезы навернулись на глазах Фреда. – Я надеюсь, Остин сможет тебе простить все, что ты сделал, если ты его встретишь там!

Зрачки Фреда увеличились с осознанием того, что она, может быть, права. И если и существуют такие понятия, как рай и ад, в которые он не верил, то он наверняка никогда не увидит сына. Его тело скрылось в порозовевшей воде бассейна. Фред покинул свою тюрьму – жизнь, в которой кроме ненависти ничего не оставалось.

– Мамочка, ты вернулась! Слава Богу, у нас получилось! У Тави это получилось!

Мишель, теряя сознание, поднесла к лицу свои ладони и постаралась сфокусироваться. Умирающая девушка не сомневалась, что этот маленький трюк поможет ей контролировать ее следующую реальность.

Анжелика, бросившись на землю, схватила лицо дочери и стала судорожно целовать. Мишель почувствовала, как горячая энергия Тави из Анжелики перешла в ее тело.

– Расслабься. Я снова с тобой, – успокаивающий голос зазвучал в ее голове, – скоро тебе станет лучше.

Но лучше ей не становилось. Стало холодно, необъяснимая легкость пробежала по телу ветерком.

– Мамочка…

– Доченька, не умирай! – воскликнула испуганная мать. – Да что же я сижу? Анжелика встала и побежала в дом, к телефону, чтобы вызвать «скорую помощь» и полицию.

Мишель показалось, что она Алиса в стране чудес, которая бросилась в погоню за кроликом и провалилась под землю. Полет в темноте в неизвестность оборвался яркой вспышкой белого света. Она приоткрыла глаза – и снова густые фиолетовые ресницы, как рамка картины, обрамляли ее видение мира. Другого мира.

Смотрящий в виде зеркального шарика вновь висел над Тави и сканировал голову бывшего узника.

– Я не успел всех спасти! Я должен вернуться! – закричал юноша взволнованно.

– Вы нарушили закон, – укоризненно произнес бесстрастный шарик. – Вы не имеете права убивать землян руками других землян.

– Но это было необходимо, я убил безумца, убийцу! – не унимался Тави.

– Последние слова? – прозвучал голос Смотрящего без капли сочувствия.

– Тави, это невозможно! Что происходит? – испуганно кричала душа Мишель в его голове.

– Я не знаю. Я никогда не сталкивался со смертным приговором, – мысленно ответил он ей.

Тави тряхнул головой и произнес свои последние слова:

– Передай родителям Рокса, что я сожалею и скорблю о содеянном, – сказал он тихо и искренне.

– Принято, – отчеканил Смотрящий. Фиолетовый луч коснулся лба убийцы, который не хотел им больше быть.

Последние действия Тави пронеслись перед внутренним взором Мишель как альбом с фотографиями. Сначала она увидела задний двор своего дома с высоты птичьего полета. Потом – пробуждение Фреда. Затем она перелетела в тело Анжелики и провалилась в ее тело, как это сделал Тави. В теле матери она видела ее глазами, как Фред стреляет в нее, Мишель. Она почувствовала стремительное исцеление, и как она, Мишель, бежит в теле Анжелики к Фреду. Она толкнула его в бассейн и наблюдала, как он тонул в собственной крови. Освобожденный от себя.

Тави вспомнил, как вселился в мать Мишель. Какое счастье она испытала, когда ощутила себя исцеленной, сильной. Это было сладкое чувство, ощущение уверенности в своем завтрашнем дне, сознание, что ты любим и нужен. Нужен. Он понял, что для него самым главным было ощущать свою нужность в системе, в любви.

Бесконечная усталость сковала конечности. Мишель почувствовала вместе с Тави бессилие, страх и обиду. Инопланетянин не хотелось умирать молодым, трудно было смириться, что он не выполнил своего предназначения – быть нужным.

Голова Тави безжизненно повисла, сердце остановилось.

Мишель ощутила себя вне инопланетянина, наблюдая за происходящим со стороны, словно паря над телом.

Смотрящий увеличился в размере, обрел форму прозрачного кокона, который обволок мертвое тело преступника, словно поместив его в хрустальную прозрачную гробницу. Несколько красных лазерных лучей появилось на поверхности кокона и превратили плоть раскаявшегося убийцы в пепел. Затем кокон снова принял форму шарика и превратил фиолетовым лучом пепел в серебристо-лиловый камень.

В комнате вдруг появилась дверь, вошла Альрами с красным, заплаканным лицом.

– Проходите. Это принадлежит вашей семье. – Смотрящий навис над камнем на кушетке.

Альрами подошла к камню и прикоснулась к его гладкой поверхности.

– Почему вы заставили меня ему лгать? Я приходила просить у Тави прощения за измену! Я любила его! – надрывно воскликнула Альрами. – Вы же знаете, что мне не позволено было сделать аборт! У меня родится его ребенок…

Альрами присела на колени у кушетки, не решаясь взять в руки камень – то, что осталось от Тави. Ее Тави! Отца ее ребенка!

Смотрящий опустился на уровень глаз расстроенной девушки плавно, как круглое серебристое облако. Она увидела свое отражение в его зеркальной поверхности.

– Вопрос принят. Тави остался опасным индивидуумом. Как только вы сообщили ему об аборте, он вас уничтожил несколькими способами. Мы сканировали его мысли и сделали соответствующие выводы. Вы сохраните ребенка, потому что, во-первых, Тави был единственным сыном в своей семье, и Система не может лишить его права на продолжение своего рода.

Во-вторых, он обладал сильнейшими способностями целителя. А это передается по наследству. Системе нужны целители.

– Но как я буду воспитывать его одна? – не унималась расстроенная Альрами, размазывая слезы по лицу одной рукой и гладя свой еще не округлившийся живот другой.

– Вы не одна. Система с вами.

Девушка взяла дрожащими руками серебристо-лиловый камень и нежно поцеловала.

– Это все из-за меня, прости меня, если можешь, – прошептала она.

– Вы можете покинуть помещение, – учтиво отчеканил шарик-надзиратель.

– А что, уже были такие случаи, когда узник отвергает свободу ради спасения своего носителя на Земле? – всхлипывая, поинтересовалась раскаявшаяся девушка, направляясь к выходу.

– Лучше быть полезным хоть кому-то там, чем опасным для общества здесь, – многозначительно ответил Смотрящий.

– Неужели это все? Конец? – прижимая камень к груди, прошептала Альрами.

– Во Вселенной нет конца. Есть переход из одного состояния в другое, – услышала она ответ Смотрящего.

Глава 30 Цель жизни – быть нужным

Мишель очнулась в своем теле, распластанном на мертвом Стиве; его сердце не билось. Рождество подходило к концу; закат разбросал розовые ленты на небосклоне.

– Тави, ты здесь? – Она надеялась, что после смерти его физической оболочки на Кассиопее, душа Тави не растворилась во вселенной навсегда.

– Я не могу в это поверить! – услышала она в ответ его возбужденный голос. – Да, я с тобой. Смотрящий, по протоколу, уничтожил мое тело, но вернул нас в твое.

– Самодеятельность своего рода, так?

– Точнее не скажешь.

Анжелика сидела на коленях около дочери, раскачиваясь вперед-назад, поглаживая ее волосы холодными ладонями, причитая:

– Потерпи, моя хорошая, я вызвала полицию и «скорую помощь».

Девушка ощутила прилив сил и открыла глаза; Тави фиолетовой тенью перебрался в бездыханного Стива. Мишель повернулась к матери лицом и обняла ее.

– Я в порядке, не переживай…

– Доченька, я думала, что и тебя потеряла. Я не понимаю, что здесь произошло. Я словно пропустила какую-то Варфоломеевскую ночь.

– Боже, мы снова вместе. Давай, проверим как Стив.

Затем она снова наклонилась над Стивом и стала целовать его веки и губы, приговаривая:

– Тави, миленький, я знаю, ты со мной! Я тебе всем обязана, и мамочке здоровье ты вернул, спасибо тебе, ты – мой солнечный свет!

– Я все слышал, – прошептал Стив и слабо кашлянул.

Девушка заметила знакомый фиолетовый блеск в его глазах. За минуту отеки исчезли с его лица, как будто их и не было.

– О Боже! Ты ожил! – она целовала его щеки, глаза и губы.

– Тави сказал, что ты целуешь двух мужчин одновременно, – засмеялся Стив. – Ему понравилось.

Инопланетянин Тави, находясь в теле Стива, ощутил биение сердца Мишель, ее запах, ее прикосновения. Он задумался. А может, навсегда остаться в теле юноши, позволяя двойнику Альрами любить их обоих? Но стыд накрыл эти сомнения-надежды, как шляпа накрывает маленького шаловливого котенка. Нет, его миссия не может ограничиться простым созерцанием чужих чувств.

Тави услышал звуки сирены. Анжелика побежала встречать вызванные ею «скорую помощь» и полицию.

Мишель и Стив поспешили к Крису. Юноша сел перед ним на колени, взял в ладони холодную кисть отца, закрыл глаза и взмолился мысленно:

– Тави, пожалуйста, посмотри: ты можешь что-нибудь сделать?

Инопланетянин покинул тело юноши и фиолетовой тенью перенесся в покойника. Внутри трупа он ощутил пустоту и холод. Кассиопеец сконцентрировался как никогда. Ему было важно, чтобы у Криса нашли признаки жизни и увезли в больницу, а не в морг. Тави уже четко представлял, что будет делать потом…

Рана, зиявшая в голове Криса, затянулась, как будто ее и не было. Нервничающие в ожидании чуда, Мишель и Стив, переглянулись и обнялись от счастья.

Когда медбратья, высокие и плечистые, как богатыри из фильма о боксерах-тяжеловесах, нашли у неподвижного мужчины пульс, они погрузили его на носилки и вывезли со двора. Мишель, Стив и Анжелика остались отвечать на вопросы полиции.

* * *

В реанимации, бывший узник очнулся от яркого света. Человек в белой маске на лице, доктор Смит, колдовал над телом Криса, вытаскивал пули, отдавая команды ассистентам подать ему тот или иной инструмент. Вибрации и мудрость уверенного в себе хирурга заворожили Тави.

* * *

Несколько часов спустя Мишель, Анжелика и Стив пришли навестить Криса в больнице. Его состояние уже было стабильным, им разрешили пройти в палату.

Доктор Смит встретил их с усталой улыбкой победителя на лице и крепким рукопожатием. Его брови сошлись на переносице, когда он внимательно рассматривал Мишель и Анжелику, вспоминая…

– Так-так-так, – указательный палец хирурга сделал круги в воздухе напротив лиц бывших пациенток. – Ничего не говорите, я сейчас все вспомню, дайте мне минуточку…

Доктор Смит радостно обнял Анжелику за плечи, когда узнал:

– Мэм, мы прошлым летом не были представлены друг другу. Вы были, как бы это сказать, отключены от нашей реальности. Счастлив видеть Вас снова на ногах.

Он перевел взгляд на Мишель.

– Я Мишель. Вы меня тоже помните? Спасибо за совет насчет книги, мне очень он помог.

Хирург подмигнул ей… знакомыми фиолетовыми искорками в глазах.

– Конечно, помню. Почему бы и нет?

– Думаю, Тави нашел нового носителя, – шепнула Мишель Стиву.

Доктор подошел к Крису и прощупал его пульс. Мужчина был в сознании.

– Ну и необычное Рождество у вас было. Кровавое, одним словом. Добро пожаловать с того света. Вам не довелось увидеть свет в конце туннеля? Меня всегда цвет интересовал, – улыбнулся доктор Смит.

– Фиолетовый, мне кажется. Яркий аметистовый свет, – улыбнулся Крис, удивляясь, что после всего пережитого он может и говорить, и шутить.

Все присутствующие застыли в ожидании. Крис изумленно оглядел палату и узнал сына. Улыбка оживила его бледное лицо, как фонарь – темноту подвала.

– Папа! Я боялся, что мы тебя потеряли, – радостно воскликнул Стив, хватая отца за руку.

– Спасибо за все, доктор! – пробормотала растроганная Анжелика.

Доктор Смит сделал несколько шагов к выходу:

– Пациенту нужен покой, попрошу вас удалиться из палаты через пять минут. Счастливого всем Рождества! – Его глаза сияли ровным фиолетовым светом, который Мишель привыкла видеть в своем узнике.

– И вам счастливого Рождества!

Мишель подошла к доктору и пожала ему руку. Теплую и мягкую.

– Спасибо, доктор! Вы настоящий целитель.

– Никогда не исключайте чудо! – улыбнулся доктор, покидая палату.

* * *

Мишель почувствовала, как сердце в груди заколотилось от нахлынувших эмоций. Она выбежала из палаты и догнала в коридоре доктора.

Он обернулся к ней; его брови взлетели домиками от удивления.

Мишель заключила в объятия новое тело Тави, прижалась лицом к груди врача и заплакала:

– Спасибо тебе за все. Я должна тебе кое-что сказать. Тави… твой сын жив. Я слышала от Смотрящего и Альрами, когда ты потерял сознание во время казни.

Доктор Смит отстранил девушку от себя и сложил руки на груди:

– Простите? Какая казнь? Какой Тави? Милая моя, я знаю отличного психиатра, на втором этаже нашей больнице принимает. Обязательно запишитесь к нему на прием.

Он удалился, нахмурившись. Мишель стояла в коридоре, ошеломленная. Тави, скорее всего, еще не дал врачу знать, что поселился в его теле. Но Тави должен был ее услышать, что его ДНК жива. Мишель вздохнула. Может, фиолетовые искорки в глазах хирурга ей померещились?

* * *

– Анжелика, с тобой все в порядке! – воскликнул Крис, узнав мать Мишель. Последний раз он ее видел в инвалидном кресле. – А что случилось с Фредом?

Она многозначительно кивнула головой, и Крис понял: Фред мертв.

Мишель вернулась в палату, откусила заусенец, посмотрела на Стива и мать и выплеснула свои выводы:

– Помните, я интересовалась уфологией и инопланетянами, почему они с нами, как с развитой цивилизацией, в контакт не вступают? Я теперь понимаю, почему! У нас двести с чем-то стран на Земле, более шести тысяч языков, и у всех народов разные понятия о том, что есть справедливость. Мы такие разные, мы такие безбашенные, что ни одна цивилизация не хочет с нами общаться.

Эпилог

Мишель вошла в Новый Год обновленной, восставшей из пепла Мишель.

Каждый вечер она, сидя на постели, разглядывала по привычке свои ладони. Она не боялась больше ни крови, ни сновидений. Каждую ночь ей снились необыкновенные сны, но она не сомневалась, что путешествует по параллельным мирам, где переплелись прошлое и будущее, и одни и те же страдания продолжали повторяться как заезженная виниловая пластинка.

Девушка посмотрела на свое зеркало, не вставая с кровати. Надписи красной помадой «Остин» и «Мое тело мне не тюрьма» оставались нестертыми.

Что дальше? Зачем я продолжаю контроль сновидений? Может быть, мне удастся найти вариант реальности, где братишка жив-здоров, украду пару поцелуев, обниму его крепко, скажу, что люблю. Я не помню, говорила ли я ему, что люблю. Тогда я успокоюсь, если такая параллельная реальность существует, с другими Мишель, Анжеликой и Остином. Но так ли это?

Жасмин и Тигренок запрыгнули к ней, и девушка обняла своих кошечек. Прохладная звездная ночь просочилась в комнату через слегка приоткрытое окно, и ласково обняла их.

Мишель уснула незаметно для себя в тишине, а очнулась под звуки скворчащего на кухне бекона. Странно, мама знает, что я теперь питаюсь только сырой пищей. Только для себя она не станет жарить бекон, – подумала она.

Девушка оглянулась. Розовые стены, карта звездного неба, только на зеркале никаких надписей, а жемчужное ожерелье, подаренное Стивом, красовалось на комоде. Она медленно направилась на кухню, ощущая, как натянуты нервы. Что ее ожидает там?

Блондинка-Анжелика, с длинными локонами, ниспадающими на плечи, стояла у плиты в фартуке, а Остин, живой и невредимый, завтракал с преогромным аппетитом.

– Доброе утро, – озадаченно произнесла Мишель. В ее памяти черно-белым кино промелькнули события последних шести месяцев: авария, крематорий, мраморная урна с прахом Остина.

– Доброе утро! – ответила Анжелика и поцеловала дочь в щеку. – Садись, яичница и бекон готовы.

Мишель отметила, что на окне около раковины в горшочках не орхидеи, а фиалки, и, не веря своим глазам, прошептала матери на ухо:

– А где Фред?

Анжелика замерла и удивленно посмотрела на дочь.

– Милая, ты в порядке? Придется сказать твоему врачу, что от новых препаратов у тебя амнезия. Фред погиб в перестрелке с полицией. Наркотой торговал, упокой, господи, его душу грешную. – Она посмотрела в потолок, чтобы убедиться, что всевышний внимает ее молитвам. – Ты что, действительно не помнишь?

Мишель покачала головой.

– Наверное, какое-то временное выпадение памяти. Напомни, пожалуйста.

– Как такое можно забыть? Я получила приличные деньги, ведь его жизнь была застрахована. Хоть он и был идиотом, который не ценил что имел, но мы организовали для него похороны его мечты. Впечатляюще было развеять его пепел в небе под грохот салюта.

Анжелика закрыла глаза, вспоминая яркие мгновения, как они отмечали жизнь и смерть ее мужа с петардами, пиццей и кока-колой, как он указал в завещании.

– Петарды? Ах, да, припоминаю… – Мишель вспомнила свой разговор с Фредом о новом сервисе, когда после кремации пепел смешивают с порохом петард и похороны превращаются в незабываемое шоу.

– Папа придумал быстрый способ попасть в рай. Правда, мам?

– Правда, мой ангел. Ты что не садишься за стол? Все ведь остынет.

Мишель побежала в комнату и заглянула под кровать, где она хранила «Контроль сновидений». Книги там не было. Она открыла нишу с вещами и обнаружила все свои ультракороткие платья и юбки в целости и сохранности, – другая реальность, в которой не было аварии, Фреда, инопланетянина, и Стив не перешивал ее гардероб…

Девушка посмотрела на себя в зеркало и прошептала:

– Наверное, душа Мишель из этой реальности где-то путешествует во сне, а мне нужно возвращаться.

Она как на крыльях вернулась на кухню, подошла к Остину и нежно обняла его за плечи. Лицо Мишель уткнулось в его шевелюру, она ощутила мягкое щекотание и запах детского шампуня «Зеленое яблоко». Братишка захихикал, запивая завтрак апельсиновым соком.

– Я люблю тебя, медвежонок мой! – Мишель чувствовала радость оттого, что где-то в другой параллельной реальности маленький Остин жив. Или это был просто сон?

– Я не хочу сейчас завтракать, спасибо, мам. Я пошла к себе.

Мишель вернулась в свою – чужую комнату, нашла красную помаду в ящике и написала на зеркале наставления для другой Мишель:

«Никогда не останавливайся, чтобы поглядеть на мертвое животное у обочины».

Она задумалась на мгновение и добавила:

«Чтобы ощутить связь с космосом, встреча с пришельцами необязательна».

Размышлизмы, притчи и рассказы (в стиле симорон, дзэн-буддизм и психологическое айкидо)

Твои радужные крылышки Крылышко первое

– Стоп! Умоляю! Я не бабочка, – отчаянно звучал в голове мальчика чей-то тонкий, мультяшный голосок.

Ребенок сидел на траве, разглядывая новую добычу для своей коллекции: радужные сверкающие крылышки, крупные, переливающиеся.

Бабочка каким-то образом умудрялась телепатировать в девятилетний мозг юного коллекционера:

– Я, как и ты, был человеком! Я тоже живу на Земле, но в другом измерении. Наши миры похожи внешне, но мы пошли другим путем развития. Мы не разговариваем, а обмениваемся мыслями. Мы перемещаемся, искривляя пространство. Но у нас действует Закон Возмещения! Если кто-то случайно лишает жизни какое-либо существо, он должен возместить потерю собой. В моем мире никто никого преднамеренно не уничтожает. А я случайно раздавил бабочку. И стал ею. В таких ситуациях возникает искривление пространства. Я ничего не мог изменить! И вот я выброшен в ужасный шумный пыльный мир… Я пока плохо владею своим новым телом. Но я могу научиться. Помоги мне выжить, пожалуйста! Я так хочу жить. Я ведь не намного старше тебя. – Наивная добыча надеялась на пощаду и понимание.

Мальчик любовался редким экземпляром. Он никогда не видел ТАКИХ бабочек. Из речи, прозвучавшей в его голове, он вынес одно: «Бабочка – из другого мира, а значит, ни у кого на всей планете такой нет. Она – бесценна».

Заранее приготовленной иголкой мальчик проткнул тельце добычи в нужных местах и улыбнулся. Это была его последняя улыбка.

Закон Возмещения, принесенный извне, сработал бесстрастно. Новое тело насекомого – теперь его тело – не может улыбаться и тем более нести кому-то смерть. Внезапный порыв ветра подхватил того, кто только что был мальчиком, и унес в никуда.

Крылышко второе

Девочка с огромными глазами уставилась на радужную бабочку, занесенную ветром в ее коляску. Пухлой ручонкой схватила новую игрушку. Насекомое было не в состоянии ни пищать, ни кричать, ни телепатировать. Это была бабочка ее мира – мира пыли, шума и насилия.

– Что за гадость ты схватила? – воскликнула мама младенца, освобождая розовые ручонки дочурки от насекомого.

Смятые крылышки прилипли к потным пальцам женщины, и она брезгливо стряхнула с них радужную пыль.

Задыхаясь, мальчик-бабочка без крыльев упал на асфальт. Новое тельце не подчинялось, поврежденные крылышки валялись недалеко, а ножки и усики ужасно болели.

Мальчик с горечью представил, как мама будет плакать по нему. Нахлынувшая жалость к ней и себе отозвалась пульсирующей болью в голове. Он стал ждать конца, пытаясь не думать о родителях. Мир вокруг сотрясался от шума его обитателей.

Палящее солнце безразлично освещало этот мир, как освещало бы любой другой.

Бедный папа! Он такой большой ученый! И он, значит, ошибался, когда говорил, что насекомые боли не испытывают.

Веер с записками

Записка № 1

Человек произошел от гиены. Гиены умеют плакать, смеяться и убивают друг друга в борьбе за власть, как люди.

Записка № 2

Он отдал свое сердце ЕЙ. Сердце было большое, красное, горячее, мокрое и пульсирующее. ОНА порезала его и поджарила с лучком на курдючном сале.

Записка № 3

Секрет знаю: дрожжи – не просто дрожжи. Это вонючая цивилизация. Очень плодовитые ребята и вредные к тому же, особенно когда начинают строить свои города и автомагистрали, теплотрассы и канализации. Тогда-то человек и заболевает раком.

Записка № 4

С детства одна странная девочка-подросток мечтала попасть в морг и увидеть трупы. Девочка выросла, стала женщиной, но попасть в морг так и не смогла. То возможностей не было, то времени. Судьба распорядилась так, что все ее родственники умерли тогда, когда она жила в другой стране, и она никак не могла попасть на похороны. Но в патологоанатомы не подалась, на криминалиста не выучилась и научилась ценить жизнь за жизнь, а не за смерть.

Записка № 5

Дети играли в прятки. Отодвинули диван во время игры. За ним сидело что-то черное, овальное и пушистое. Дети обрадовались: ура, мышь! Но это была забытая хурма, покрытая черной шубой плесени. Она не шевелилась, не воняла и не мешала никому. Жаль. Вот если это была бы мышь, как интересно было бы посмотреть на ее полет с шестого этажа.

Записка № 6

Таракан полз по земле. Девочка с гвоздем в руке подстерегла жертву и проткнула. Жажда охоты сменилась чувством отвращения: белые тараканьи внутренности, жидкие, как манная каша, попали девочке на руки и лицо. И она заплакала. Так или иначе, все в детстве узнают, что каждое действие имеет свои последствия.

Записка № 7

Папа подарил маме букет цветов, из которого выпрыгнула большая зеленая богомолка. Папа зажал ее две лапки ножкой стола. Позвал четырехлетнюю дочку, дал ей ножницы: «Отрежь богомолке голову». Девочка ножницы взяла, но отрезать голову насекомому не смогла. И папа сам гильотинировал жертву.

Записка № 8

Мальчик вспорол мячик и вывернул его наизнанку. И мячик больше не прыгал. Мальчик вырос, выучился и стал экономистом, а не маньяком и не патологоанатомом! Так нередко дети удивляют своим жизненным выбором родителей и учителей.

Записка № 9

Мальчик не хотел быть ни космонавтом, ни продавцом, ни милиционером, ни актером. Он мечтал стать летчиком-истребителем. И стал. Только не летчиком, а истребителем. Террористом то бишь. Прости, Господи, его душу грешную.

Записка № 10

Всякая болячка мечтает стать панарицием. Всякий панариций мечтает переродиться в остеомиелит. Каждый остеомиелит грезит о всеобщем заражении крови. Так все пытаются чего-либо добиться в жизни.

Записка № 11

Она позволяла мужчинам тонуть в ее глазах. На дне лежали они, замерзшие поклонники! Глаза были глубокие и холодные.

Записка № 12

Елена Прекрасная удивила всех, когда ушла от Ивана-царевича. Надоели красавице его нарциссизм и эгоизм. Переименовалась в Елену Премудрую и вышла замуж вторично: за Кащея Бессмертного. У них родился сын, и они назвали его не как-нибудь, а Иваном. Чтоб ему всегда везло!

Так давайте писать сценарий своей жизни так, как мы хотим, а не как диктуют нам чужие сказки.

Записка № 13

«Вы с папой ничего не понимаете в жизни!» – воскликнул шестиклассник. Так мы поняли, что подростковый период начался.

Записка № 14

«Пусть Последний Всемирный Потоп произойдет в час моей смерти!» – Подумай, можешь ли ТЫ так воскликнуть?

Как правильно держать зло

Что? Не держать на вас зла?

Я на вас зла и не держу. Это вообще, думаю, набор слов – «держать на кого-то зло». По-моему, это искусство – держать Зло само по себе. Как кошку или собаку. Это сложно. Оно же как дикобраз – колючее, как чужая ноша – тяжелое и тянет, и вдобавок воняет тухлыми яйцами, как аморфофаллюс, – цветок есть такой!

Зло можно держать только на вытянутых руках, как Атлант – Землю. Чтобы самому не нюхать и при этом выглядеть гордо и достойно.

Время от времени Зло можно бросать в баскетбольное кольцо чужих судеб, но при этом нужно быть осторожным – отскочит и вернется. Если не поймаешь руками, пришибет, покалечит. Не вас, так близких.

Это вам не хомячок в клетке. Очень много тонкостей.

Гораздо проще держать жабу. Правда, душить будет иногда, но это полезно для крепости мышц шеи и ощущения, что жизнь подкидывает новые цели, которые надо реализовывать.

Так выпьем морковного сока за жизнь, и пусть никто нас не душит и ничем не воняет.

Про осадок на душе

Берем осадок на душе. Мысленно промываем осадок и получаем золотой песок, складываем мысленно в шкатулку или сундук.

Лелеем в душе ощущение – мы стали БОГАЧЕ. Потому что даже негативный опыт делает нас умнее и сильнее. А значит – богаче.

Р. S. Да-да, от Богачки слышите.

Если вас душит жаба Инструкция

Если вас душит жаба, расслабьтесь. Она вас до конца не задушит. Проверяла на себе. Она немного подушит и перестанет, отвалится сама, как отцветший цветок.

Самое главное не позволить себе расстраиваться по данному поводу. А мобилизовать свои силы, ведь теперь у вас есть новая цель. Цель – получить то, чего у вас пока нет, а хочется.

Поэтому к жабе надо относиться как к новой мечте, которую вам надо попытаться реализовать. Не относитесь к ней как к расстраивающему вас фактору или как бык к тряпке матадора! А то придется сделать из жабы шашлык или плов. Не отравитесь. Жабы бывают ядовитыми. Хуже только вам.

Мозаика

Ну что тебе не нравится? Это ты называешь бардаком? Это? А я это называю мозаикой. Дети набросали одеяла и подушки, палатку делали. Вот когда они нагуляются на свежем воздухе, придут домой, я их попрошу все разобрать. Ты в гараже свои инструменты и проекты тоже не каждый день аккуратно складываешь. Так что расслабимся и продолжим получать удовольствие оттого, что у нас есть и дети, и всякие вещи, которые годятся для всех этих жизненных мозаик.

Сказка о карме

В тридевятом царстве, в тридесятом государстве жил был один Человечек. Как-то раз попалась ему в ручонки умная книжонка. Прочитал он эту книгу заумную индусскую и нахмурил брови, пытаясь понять закон Кармы: «если тварь божия не заслужила смерти, то ни магия, ни ловушки, ни болезни не навредят ей».

И решил Человечек испытать премудрый индусский закон. Поймал мошек, бабочек, мух, положил в баночку и стал поочередно доставать их и бросать в паутину. Многие порвали паутину и спаслись. И только два насекомых бились в липких путах своего последнего пристанища!

– Закон Кармы работает! – воскликнул убедившийся Человечек.

– Как ты мне надоел! – буркнул паук, прыгнул на Человечка и впрыснул ему под кожу смертельный яд.

Не проверяйте Законы Кармы на других, это может дорого вам стоить.

Сказка про ангела

Интересно наблюдать, когда кто-то пьет твою кровь.

Пятилетняя девочка, затаив дыхание, смотрела на комара. Насекомое устроилось на детской пухлой коленке и, безболезненно введя под кожу свой хоботок, медленно прибавляло в весе.

Девочка боялась спугнуть комарика, чтобы он случайно не поломал свой носик. Ее глаза округлились от удивления, когда увеличившийся комар, багровый и тяжелый, с трудом взлетел и еле дотащил свое сытое тело до потолка.

«Как он похож на папочку! – подумала девочка. – Когда папа пьяный, он тоже медленно передвигается, шатаясь, прямо к дивану!»

Девочка продолжала размышлять, глядя в потолок: «Как хорошо – покормить кого-то. Неважно кого: котенка, рыбок или комарика. Мама по праздникам старается бедным людям на кладбище раздать вареные яйца, конфеты и булочки. Я еще маленькая, чтобы людей кормить. Вот сейчас не дала умереть с голоду бедному комарику.

А может, это был вовсе не комарик, а переодетый ангел. Ангелы летают по миру, а потом докладывают Богу, как люди живут, как обращаются друг с другом и с животными, братьями и сестрами своими меньшими…

Разведчики

Жили-были четыре лучших друга. Жили, служили в разведке, наслаждались жизнью. И вдруг поспорили между собой. Лучшие друзья перессорились вдрызг. Кто из них самый лучший разведчик? Кто справился с самими опасными и трудными заданиями без страха и упрека?

Старейшины поселения послали спорщиков на очередную миссию, дабы разрешить их спор. Цель была поставлена такая: залезть в ухо или нос спящего человека, осмотреться на месте, послушать, о чем человек думает во сне, вылезти и всем рассказать.

Трое друзей залезли в одно и то же ухо спящего, а один, самый умный и самый хитрый, – в нос.

Человек проснулся, высморкал таракана и лег спать на ухо, в котором были три его друга. Три бравых разведчика задохнулись, так и не узнав, кто из них все-таки победил.

А самый хитрый и самый умный отряхнулся и удивил старейшин колонии своим чудесным возвращением. При этом он донес до своих собратьев странные слова человека:

«Прав был Семеныч, у каждого свои тараканы в голове – не брехня!»

Царь

Жил-был крокодил Айзек. Царь Айзек. На поклон к нему приходили двуногие и любовались! Двуногие рабы кормили его мясом отстреленных в местных лесах кабанов два раза в день, и они позволяли другим двуногим наблюдать его царственную трапезу.

Айзек не сомневался в том, что он – особенный. Ведь он был единственным крокодилом на ферме аллигаторов! О чем это говорило ему? О том, что он – редкое создание, единственный экземпляр! Он не помнил, как оказался там. Но он жил и купался в лучах славы, научился неплохо понимать разговоры двуногих и даже иногда соизволял прислушаться к их глупой двуногой болтовне. И вот что он услышал одним субтропическим летом:

Двуногий зевака: «Почему вы разводите не крокодилов, а аллигаторов?»

Двуногий раб: «Потому что у аллигаторов кожа прочнее и стоит дороже. Она переживет и этого крокодила, и нас с вами! Хотя мясо крокодила вкуснее».

После этого подслушанного разговора у Айзека случился инфаркт, и он умер.

Ну почему нас всех тоже так и тянет знать то, что нас вовсе не касается! Это может быть опасно для честолюбия, здоровья и жизни.

Как правильно выносить сор из избы

Вот некоторые говорят: «Не выноси сор из избы!» Всем русским понятна эта поговорка. Это может означать, к примеру, «Не трепись, что наш семилетний ребенок до сих пор спит по ночам в памперсах!» Или «Не смей рассказывать, что муж жену бьет».

Сор, он же мусор, нужно выносить из избы, квартиры, дома. Только делать это надо правильно. Сор нельзя по углам разметать или просто выметать из жилища. Его нужно запылесосить в пылесос со специальным пакетом, чтобы выносить из дома, не рассыпая и не испачкавшись.

Пакет с сором вручить исключительно людям, которые знают, как с ним обращаться. Например, профессиональному психологу, сексопатологу, венерологу или священнику. То есть тем, кто поможет вам его утилизировать профессионально.

А если мусором делиться со всеми подряд, то не видать вам помощи и чистоты в сложившейся неприятной ситуации, да и грязи в мире станет только больше.

Мертвая Вода?

Продаю Мертвую Воду! Кому нужна Мертвая Вода? Недорого! Лицензию на продажу показать? У меня все законно! Товар самый качественный, для истинных знатоков. От местных и заморских колдунов-поставщиков! С шарлатанами дел не имею! Шарлатаны, они не умеют делать качественный товар. От их барахла люди травятся – и кирдык! А настоящие знатоки покупают Мертвую Воду не для того, чтобы поскорее в мир иной попасть! А для того, чтобы гладить Смерть против шерсти! Ведь настоящие знатоки хотят ощутить во всей полноте, как разлагается печень, стирается память, ухудшается потенция, высыхают мозги.

Я лично не употребляю, у меня аллергия на Мертвую Воду. От мексиканских шаманов у нас текила есть, рекомендую. Ах, вам водки? А мне как раз завезли недавно новые сорта – фруктовые, тридцати пятиградусной крепости. Арбузная, апельсиновая, смородиновая, клубничная водка! Фантазия колдунов не имеет границ! Есть ликер, ром, бренди, пиво. Выбирайте!

Восхищаюсь знатоками своего товара! Это какими нужно быть мужественными, отчаянными и смелыми людьми, чтобы медленно отравлять свой организм! Браво!

Ангел из ада

Ангелы бывают разные. Есть ангелы райские, а есть – адские. У нас все как у людей – свои иерархии или касты. Одни ангелы богаче способностями и возможностями, больше и круче других ангелов.

Люди ходят себе по земле, бедные и богатые, знаменитые и нет, делами своими занимаются, работают, грешат, творят добро, сплетничают, молчат, а внутри некоторых из них временами возникает жжение.

Жжение такое мерзкое, и не где-нибудь, а в интимных местах, ха-ха! Некоторые даже разводятся из-за этого! Я – ангел низкосортный, мое дело маленькое, задача простая – подарить вам огонь ада при жизни. Мое имя – Кандидоз, и я люблю вас любыми.

Книга Гиннеса

Книга рекордов Гиннеса самая популярная и многотиражная после Корана и Библии. В этой книге каждый год собираются разные рекорды. Мы можем прочитать про самых быстрых, самых сильных, самых маленьких, самых высоких и самых безрассудных людей.

А вы знаете, что самый большой завтрак весил 4 килограмма и был съеден британцем? А петербуржец в 2012 году за час умял 72 блина! В 2009 году гражданин Саудовской Аравии перед камерой проглотил 22 живых скорпиона. Бывший крысолов из Британии в 2001 году установил рекорд – 36 приготовленных тараканов съел за 1 минуту. Живых, говорит, употреблять нельзя: выползают, гады!

Есть популярное блюдо в таких странах, как Малайзия, Камбоджа, Лаос, Таиланд, – «балют». Это вареные утиные яйца, в которых уже сформировался плод с оперением, хрящами и клювом. И чемпионаты по поеданию таких яиц тоже имеют место.

Сознавать, что ты не как все, – это приятно. У каждого свои понты! Самое главное при этом не подавиться.

Память

Одна бывшая однокурсница с филфака, с красивым именем Эльвира, спустя двадцать лет, написала мне в «Одноклассниках», что помнит меня как «выскочку, которая писала курсовые и дипломные на заказ!»

Сначала я, конечно, обиделась за «выскочку». А потом вдумалась – надо радоваться! Столько лет прошло, я почти никого не помню, а меня – да! И не дурой помнят, которая заказывала кому-то писать курсовые работы и еле-еле училась, сбегая с лекций. А «выскочкой»! Оставляя следы в памяти людей, не наследите!

Купите сердце!

Купите сердце! Кому сердце? Большое, доброе, гуманное, отзывчивое сердце! Купите, не пожалеете! Вы полюбите мир со всеми его тонкостями, зигзагами, зубцами и завихрениями! Вы будете видеть безобразное только как одно из проявлений божественной дисгармонии! Вы научитесь прощать! Человек с любящим сердцем долго живет, потому что не растрачивается на обиды, его не мучают ни зависть, ни ненависть, ни себялюбие!

Купите сердце! С ним ваша жизнь наполнится радостью! Недорого прошу! Всего один подвиг! Один бескорыстный, самоотверженный поступок во имя спасения хотя бы одной жизни! Или одну улыбку – искреннюю, лучистую, настоящую улыбку! Не проходите мимо! Эй вы, я к вам обращаюсь! Не слышат, что ли? Надо было глаза предлагать или уши, на эти штуки спрос выше.

Ау, люди! Купите сердце! Кому большое, свежее, вкусное сердце? Все желудочки и клапаны целы! Подходите – купите! Сотворите на ужин жаркое из сердца! Вам сколько килограммов взвесить? Один? Три? О! Пожалуйста, приходите еще! А вот сердце! Кому здоровое, сытное, большое сердце?! Купите сердце!

Озарение

Изучаю китайскую философию фэн-шуй о привлечении в дом богатства, удачи и счастья. Попросила у соседей компас. Не помню, сколько лет назад я держала его в руках. Заглядываю в Интернет и просматриваю видеоролик, как пользоваться компасом, чтоб не напортачить. Еду в магазин, ищу фонтанчик для дома, но недорогой. Чтобы деньги водились, чтобы энергию негативную рассеивать, по Фэн-шуй, нужно водопадик-фонтанчик поставить в юго-восточной части дома. Покупаю самый дешевый, приношу домой, а он не работает. Помпы нет. Еду в магазин, в уме перебираю знакомых, у которых денег куры не клюют, потому что зажрались, и им корм обыкновенный подавай. И у богачей этих дома почему-то нет символов, привлекающих богатство: аквариумов с девятью рыбками, статуэток драконов, водопадов, картин с изображением яхт и лодок. Возвращаю бракованный товар в магазин, получаю свои деньги и озарение в придачу: чтобы деньги водились, нужно поменьше их тратить на ерунду!

Соболезнования

Соболезнования бывают письменными и устными. Искренними, когда человек знает, что значит потерять кого-то. И показными, когда ритуально произносятся слова утешения.

Вот приносят мне люди соболезнования в связи со смертью моего мужа. А мне они не нужны. Мой муж для меня не умер. Он перешел в другое измерение. Я ему теперь могу высказать вслух то, что не решалась, когда он был жив.

Я не сомневаюсь, что в другом состоянии духа он познал вещи, которые не мог понять здесь, на земле. Я уверена, что ангелы ему сказали, что его ревность ко мне была беспричинна и он зря изводил себя. В новом мире он не испытывает боли. Хотя он не был человеком, которому уготован рай, по христианским понятиям, но я не верю в муки и сковородки ада. Я убеждена, что душа, расставшаяся с бренным телом, испытывает не страдания, а только озарение и понимание всего, что с нею было. К чему соболезнования? Мой покойный муж обрел покой. Как жаль, что иногда человеку нужно умереть, чтобы найти этот покой. А ведь можно жить с ощущением счастья и спокойствия и делиться этим с близкими.

Месть

Замурованное сердце мое не бьется. Оно давно остановилось… Хотя… Я не разбираюсь во времени: меня окружает темнота… Обо мне не знает никто, кроме Преступника, который остановил мое развитие. Или это Решение Создателя Миров?

Наступила оригинальная смерть. Или это загробная жизнь? Кто я? Я гнию, замурованный между кирпичами в стене.

Неделями мое зловоние отравляет существование семьи из четырех человек, которые живут и не знают, как воспрепятствовать смраду, неизвестно откуда идущему. Они думают, что я мертвая крыса, застрявшая где-то в вентиляционных отсеках. А я обыкновенное куриное проколотое тухнущее яйцо!..

Люди в доме не знают, что я… МЕСТЬ… Месть строителя, которого когда-то унизил и оскорбил хозяин семьи и дома, еще строящегося тогда. Нет! Я не просто какое-то там смердящее яйцо, нет! Я не рожденная песня! Мое сердце никогда не стучало и легкие не наполнялись воздухом. Мне не дали родиться. Не дали встретить восход солнца громким «кукареку» и бодро захлопать крыльями. Не позволили увидеть мир и себя как часть этого мира. Хотя, может быть, этот мир не стоит того, чтобы рождаться в нем и радоваться жизни.

Возбудитель импетиго

Я живу в носах. Никому не мешаю. Но если вы лезете ковыряться в моем доме и нарушать мой покой, то я с удовольствием перейду на ваши ногти, а там и на кожу. А если на коже есть хоть одна ранка, то своим домом я объявлю именно ее. Ранка станет больше, и количество язвочек увеличится по всему телу – там, где вы имеете привычку хвататься и чесать. Если вам повезет и у вас нет обыкновения чесать свое лицо, то я его не обезображу своими домиками.

Обосновываться я умею быстро. Особенно когда вы не моете руки. Я с удовольствием познакомлюсь с вашими близкими, если они, конечно, тоже ковыряются в носу и не соблюдают гигиену. А потом пейте антибиотики, нюхайте антибиотики, мажьте антибиотики…

Стафилококк меня зовут, и я обожаю детей.

Принц с ерундисинкой

Он – высокий, статный, красивый. С домом. С образованием. С работой. С машиной. Без вредных привычек. Завидуют его жене, вон какой достался ей муж! Принц, одним словом! Завидуют, потому что не знают про его один малюсенький недостаточек. Даже недостатком назвать нельзя. Так, ерундисинка. Процедуру практикует Принц. Упаривает свою мочу и промывает ею носоглотку. Каждый день. Хронический насморк лечит, никак не вылечит. Да, Принцы тоже бывают сопливые. И даже с душком. Не завидуйте чужим Принцам. В каждом яблочке есть своя червоточинка.

Эпитафия

Он часто восклицал: «Меня зло берет!» И не врал ведь. Чувствовал печенкой! Зло его брало довольно часто, по частям, китайскими палочками, по рисинке. Пока ничего не осталось.

Если вас тоже часто берет Зло, задумайтесь – от этого ведь вы не станете ни здоровее, ни лучше.

Про скелеты в шкафу (инструкция бесплатная)

Всем известно выражение «У каждого свои скелеты в шкафу». А что с ними делать, если они вдруг оттуда выпадают на обозрение случайных свидетелей или, не дай Бог, домочадцев?

Все просто. Срочно начинаем их одевать-наряжать. Подойдут собственноручно связанные тапочки и свитеры, парики, солнцезащитные очки. Зачем?

Приукрашенная правда всегда красивей голой истины!

Про змею на груди

Если вы обнаружили, что пригрели змею на груди… Инструкция общая.

Пол, вид, возраст, национальность и гражданство змеи значения не имеют. Проводим обряд мысленно, в форме слайдов.

1. Берете свою змею, только что найденную. Не выпускайте из рук, пока не сфотографируетесь с ней. Выложите снимок в социальные сети, дабы доказать всем, какой вы крутой перец.

2. Яд у змеи, естественно, забираем. Самим пригодится. Для самолечения. Говорят, помогает.

3. Шкурку снимаем, сумку шьем фирменную. Ношу туда кладем потяжелее. Своя ноша не тянет, не забывайте.

4. Мясо на шашлык пускаем, нежное, вкусное, лично проверяла. Ням-ням.

5. Если змея вас отговаривает снимать с нее шкурку, в ответ завыть: «С волками жить, по-волчьи выть!»

Помните, всякая змея – это прежде всего шашлык, сумка и лекарство, а не подлый яд, который вас убьет. Как и всякий человек, это прежде всего смертное тело, набор предрассудков и привычек, который боится осуждения себе подобных и очень хочет выжить, а не дьявол, который создан для того, чтобы превратить вашу жизнь в ад.

Про камень за пазухой

Достаем камень из-за пазухи. Переименовываем из булыжника в сапфир или изумруд. А себя – в короля или Хозяйку Медной Горы.

Относим к ювелиру или Даниле-мастеру. Просим сделать камню подобающую оправу, перстень или корону. Надеваем это произведение искусства, ходим все такие из себя грациозные, успешные, красивые, величественные, летаем как на крыльях.

Камни должны украшать, а не ношей за пазухой к земле тянуть.

С камнями за пазухой не взлетишь.

Менеджеру распределения всех благ – заявление об увольнении

Мой хозяин страдает хроническим неуважительным отношением к деньгам. Никогда не знает, сколько наличных у него в кармане или на банковском счету. Часто содержит купюры в мятом состоянии. Он способен прогулять всю зарплату, не отложив ничего. Раньше этот человек хранил в бумажнике фотографию надгробия и могилы повесившегося отца-алкоголика. Но ему кто-то из мудрых друзей сказал, что это плохой знак: мол, смерть к себе притягиваешь или смерть деньгам своим.

А теперь в бумажнике прописалась фотография гениталий его любимой женщины. Для настроения! Расценивая этот поступок как высочайшее оскорбление, прошу меня избавить от служения конкретно этому примитиву.

Подпись: ангел благосостояния.

Пусть я стану цветком

Когда она прикасалась ко мне своими руками… Эх! Казалось, вот счастье! Да что теперь вспоминать?! А воспоминания не утихают, прекрасные были времена для меня! Синее небо, сочная трава, своевременное доение… И все кончилось. Жизнь приняла иные формы, мое мясо погнали на сосиски и колбасы. Сознание словно расчленили на множество разных существ, а после разъединенные изделия стали обыкновенными фекалиями. Лежишь где-нибудь в кустах, разлагаешься и понимаешь основное преимущество прежней жизни: у коров есть хвосты отгонять мух, а у экскрементов – нет. И мухи этим пользуются. Что они во мне ищут? Какую пищу для тела и умишка? Смогут ли они меня изменить? Что-то не верится… Одна надежда – на солнце. Высуши меня, прекрати мое зловоние! Раствори, измени меня! Пусть я стану цветком!!! Даже если потом меня съест корова. Пусть.

Заявление об увольнении

Это неприятно – застревать в чьих-то зубах, быть проглоченным, переваренным. В общем, на Земле мне не понравилось. Я старался, как мог, вживаться в окружающую среду. Я вселялся в тела животных, насекомых, растений, пресмыкающихся, морских тварей. Но не успевал освоиться в новом теле: неизменно становился чьей-то добычей. Постоянно мое земное тело кто-то ел!

Однажды я решил попробовать себя в роли человека, сформировал себе женское молодое тело. Раздобыл необходимую на планете одежду. Вошел в контакт с людьми, не выдавая своего происхождения и целей. Люди были доброжелательны: угощали меня едой и напитками. Предложили крышу над головой, когда узнали, что я нигде не живу. Привели меня в свой дом, помогли снять одежду и разделись сами. Стали проделывать с моим телом различные эксперименты.

Суть некоторых из них я понял: мужские особи хотели наделить меня своим семенем, чтобы я произвел потомство. Некоторые пытались меня накормить своим семенем, хотя я уже не был голоден. Меня сверх меры накормили и оплодотворили.

Чтобы отблагодарить за гостеприимство моих первых новых знакомых, уснувших от усилий мне помочь, я ускорил в себе процесс развития и роста маленького человека и за несколько часов подарил Земле нового жителя, которого и оставил в доме спящих землян.

Я оделся и покинул своих лжесобратьев.

Всего несколько земных суток я жил в молодом женском теле. Мужские особи проявляли ко мне больше интереса, чем женские. Я пытался выяснить мировосприятие людей, с которыми довелось войти в контакт. Те, с кем я делил крышу над головой, видели смысл и счастье своего существования в процессе оплодотворения. Я же никакого удовольствия и счастья от этого процесса не испытывал.

Однажды, после очередного процесса оплодотворения, в жилище моего нового знакомого ворвались его собраться, агрессивно настроенные. Нас убили, расчленили наши тела и скормили наше мясо каким-то животным. Иных попыток продолжить изучение земной жизни я не предпринимал.

Прошу освободить меня от работы на этой планете, где все только и заняты тем, как бы кого-то оплодотворить или как бы кого-то сожрать.

Музыка

Андрей собрал все концерты Жана-Мишеля Жарра и Эннио Морриконе и мог бы считать себя вполне счастливым человеком, располагая такой коллекцией. Но Андрей был не просто меломаном, он был йогом. Или хотел им быть. Во всяком случае, он нашел в себе силы отказаться от мяса, рыбы, яиц, от молочного, дрожжевого, алкогольного, наркотического, табачного. Трудно было отказаться от употребления пирожных и чая с лимоном, но он смог! Потому как решил, что мертвая пища, прошедшая термическую обработку, не для настоящего йога.

Кроме того, Андрей стал бегать по утрам, купаться в проруби и делать противные промывания желудка и носа соленой теплой водой. Все делалось с одной целью, которую Андрей поставил перед собой: научиться телепортироваться. По желанию распадаться на атомы и переноситься куда душе угодно!

Каждый вечер, после обязательного чтения и обдумывания учений Агни-йоги, Андрей выключал свет и включал медленную мелодию любимых композиторов. В позе лотоса на ковре он концентрировал внимание попеременно то в области лба, то в области темени, думая о том, как достигнет совершенства и сумеет побывать в разных странах и на разных планетах с помощью телепортации.

Андрей медитировал под равномерную вибрацию музыки, наполнявшую комнату голубым светом. Музыка сознавала, что играет большую роль в жизни человека. И понимала свое могущество и власть над ним. Но в то же время она любила Андрея. Она любила и обволакивала его, растворяясь в человеке и растворяя в себе. И растворила.

Живи, мамочка!!!

Ты – горячая и потная, малоподвижная, грустная мамочка! Я люблю тебя всю! Каждую клеточку твоего организма, каждую кровиночку обожаю! Почему ты прикасаешься ко мне в страхе? Чем сильнее мои чувства к тебе, тем ты печальнее… Мне так больно сознавать, что ты чем-то расстроена! Что же тревожит тебя, что разрушает, дорогая моя мамочка?

Люди какие-то в белом ходят вокруг нас и шепчутся. Они очень внимательны ко мне (в отличие от тебя!). Их чувствительные холодные руки ощупывают мой организм на твоем истощенном тельце. Эти люди пытались нас разлучить… Я вижу, что они чем-то обеспокоены! Неужели они недовольны моим появлением на свет? Не может этого быть! Я же не желаю никому зла! Я так счастлива, что ты подарила мне жизнь, дорогая мамуленька! Я ликую каждой своей клеткой, оттого что осознаю свое существование, что расту и воспринимаю окружающий нас мир!

А ты… не рада жизни, мне и этим людям. Часто плачешь, наверное, тебе не нравится мое имя, какое мне дали эти люди в белом? Они часто произносят его: лимфогранулематоз. Лимфогранулематоз… Лимфогранулематоз… Оно мне тоже не нравится, такое жесткое, длинное имя! Называй меня как тебе нравится, никого не слушай и не бойся, мамочка! Ты же называешь меня иногда по-своему. Я знаю, что это мое имя, которое ты дала мне сама! Ты трогаешь мое тело своими влажными нежными пальчиками и произносишь тихо-тихо: «Рак… Рак… Я умру. Рак…» Пожалуйста, не умирай, мамочка! Что же станет со мной? Я так тебя люблю! Мне так нравится жизнь и наше единство! Живи, моя дорогая мамочка! Живи! Мамочка! Мама? Мама! Ма…

Умереть хочется!

Запах кала и мочи. Недержание – у многих. Санитарки не успевают всех подмывать и обстирывать. Запах въелся в стены и пол, он сопровождает нас от рождения и до самой смерти. Мы всю жизнь лежим. А живем не более двадцати лет. Наши тела не избежали пролежней. Гниешь снаружи. Иногда, правда, обмывают, прижигают… Все в палате выглядят шестилетними первоклассниками в свои шестнадцать-восемнадцать лет. А разума нет и на два года. Я не знаю: за что мне такое наказание? Быть физически идиотом и осознавать это… Может, в атрофированных телах рядом страдают такие же души, как и я?

Мы не можем говорить. Только кричим или плачем, завывая. Некоторых здесь кормят через зонд, так как они не умеют глотать. Некоторые не имеют ни глаз, ни ушей, ни носа. Дырочки только… Кто-то без волос и ногтей. Сплошные ошибки природы. У всех нас руки в тряпичных варежках, связаны. Это, чтобы никто не сгрыз себе пальцы. Ведь с понятием боль многие не знакомы здесь.

Здоровые люди не могут смотреть на нас без отвращения. Ведь мы напоминаем им, что являемся такими же, как они. Когда студенты приходят на экскурсию к нам, в интернат для умственно отсталых, редко кто решается зайти в палату и всмотреться в наши изуродованные тела и лица.

Может, мы приговорены к такому существованию Кем-то и за Что-то? Однажды студентка, самая любознательная, из рода небрезгливых, увидев искру сознания в моих глазах, сказала мне в лицо: «В другой, прошлой жизни, ты был хорошей дрянью, и твоя душа выбрала эту тюрьму в этом воплощении».

Однокурсник усмехнулся: «Ты дурочка, он же идиот, не слышит тебя, может, и не видит!» Она наклонилась ко мне и прошептала: «Нет, ты слышишь меня и все понимаешь!»

Лицо у нее было такое милое, знакомое… Может, она права? Может. Мы знали друг друга в прошлой жизни, о которой она говорила? Хочется умереть… Противно быть экспонатом для медиков. Лучше бы опыты ставили, польза хоть какая-то была бы. Зачем мы стране? Из-за какой-такой гуманности, какой-такой необходимости содержать армию дегенератов? Сколько вопросов в мозгу, но ничего нельзя произнести неразвитыми, бесполезными органами… Лучше бы при рождении умерщвляли, спасали бы от такой паскудной жизни. Умереть хочется. Хочется умереть.

Наблюдать смерть

Ты стояла на крыше шестнадцатиэтажного общежития, женщина без возраста и без лица. Я сидела на балконе третьего этажа дома, напротив. Нас сближало одно: мы обе находились в темноте и дышали ночной прохладой. Звезды мерцали по привычке. В их тусклом свете я любовалась картиной: ты – маленькая одинокая женщина без возраста и без лица – стояла на краю жизни и смерти, а наглый ветер заглядывал к тебе под платье. Одежда любит играть с ветром, с этим уже ничего не поделаешь, а ты и не сопротивлялась ветру. Наверное, ты прощалась со звездами. Хотя им, конечно, нет дела ни до меня, ни до тебя. Может быть, ты молилась Богу. Проклинала? Просила прощения?

Ты долго не решалась скользнуть в темноту. Может быть, ты была не уверена в том, что хочешь уйти из жизни? Но все же ты приняла решение. Я знаю, ты хотела жить, но по-другому. В другой семье, в другом доме, обществе, стране. Кто знает, может быть, смерть тебе открыла новую семью в аду ли, в раю ли? Неважно. Наверное, твоя земная доля так опостылела тебе, что ты предпочла ей неизвестность смерти.

Когда я смотрела на тебя, одинокую фигурку на крыше, я не чувствовала ни негодования, ни жалости, ни ужаса. Я не бросилась к телефону звонить в милицию или «скорую», не пыталась лично остановить тебя. Ты сама принимала решение. А я всего лишь женщина без возраста и лица в темноте ночи, и не мне решать, жить тебе здесь, на земле, или в Иных Мирах.

Ты падала быстро и неловко. Тело твое было напряженным, а падение – символом дисгармонии. Платье развевалось как крылья птицы, побитой градом. Ничего не поделаешь, одежда любит танцевать с ветром, даже если этот ветер – последний в жизни его хозяйки.

Оглавление

Глава 1 Мечта – контакт с инопланетной цивилизацией

Глава 2 Странная регенерация

Глава 3 Убийца с волосами цвета лаванды

Глава 4 Открытия Мишель

Глава 5 Смертельные новости

Глава 6 Похоронный Дом

Глава 7 Капитан Кранч

Глава 8 Новая жизнь Мишель

Глава 9 Галлюцинация?

Глава 10 Новая работа Мишель

Глава 11 Встреча с ее заключенным

Глава 12 Тайны и цели Стива

Глава 13 Контроль сновидений. Пособие

Глава 14 День Независимости

Глава 15 Мишель: расширение сознания

Глава 16 День труда

Глава 17 Жертвоприношение

Глава 18 Казнь

Глава 19 Самосуд

Глава 20 Смерть как дань традиции

Глава 21 Розыгрыш Фреда

Глава 22 Месяцы без реабилитаций

Глава 23 Жертвоприношение Творцу

Глава 24 Двойные стандарты прошлого

Глава 25 Месть Фреда

Глава 26 День перед Рождеством. Кровавый

Глава 27 Кровавое Рождество

Глава 28 Свобода или жертва

Глава 29 Воскрешение

Глава 30 Цель жизни – быть нужным

Эпилог

Размышлизмы, притчи и рассказы (в стиле симорон, дзэн-буддизм и психологическое айкидо)

  Твои радужные крылышки Крылышко первое

  Крылышко второе

  Веер с записками

  Как правильно держать зло

  Про осадок на душе

  Если вас душит жаба Инструкция

  Мозаика

  Сказка о карме

  Сказка про ангела

  Разведчики

  Царь

  Как правильно выносить сор из избы

  Мертвая Вода?

  Ангел из ада

  Книга Гиннеса

  Память

  Купите сердце!

  Озарение

  Соболезнования

  Месть

  Возбудитель импетиго

  Принц с ерундисинкой

  Эпитафия

  Про скелеты в шкафу (инструкция бесплатная)

  Про змею на груди

  Про камень за пазухой

  Менеджеру распределения всех благ – заявление об увольнении

  Пусть я стану цветком

  Заявление об увольнении

  Музыка

  Живи, мамочка!!!

  Умереть хочется!

  Наблюдать смерть Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg