«Ноусфера»

Ноусфера (fb2) - Ноусфера 663K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Марк Гурецкий

Annotation

В мире, о котором идет рассказ, из-под земли не выскакивают ужасные демоны, и коварные инопланетяне не порабощают нашу планету. Если в книге и есть демоны, то лишь те, что живут в каждом из нас. Однако новый мир обещает быть не менее фантастическим, чем под игом пришельцев. Возможно ли такое наяву? Если в казино поставить фишку на одну из цифр, вероятность выигрыша - примерно 3 из 100. Уверен, что шанс оказаться нам всем в новом мире уже в этом столетии как минимум не меньше, чем сорвать куш в казино.

Гурецкий - Марк

Гурецкий - Марк

Ноусфера

2

Ноусфера (М.Гурецкий, 2015-2016)

Эта история слишком фантастическая, чтобы в нее поверить, но вполне реалистичная, чтобы иметь место уже в нашем столетии.

***

Мужчина был лыс, дорого и стильно одет и столь необъятен, что его туша втекла в кресло, оставив излишки на лакированных подлокотниках. Справившись с одышкой, он воззрился на меня глазами навыкате, в которых болтался коктейль из профессионального сочувствия, понимания и ободрения. Впрочем, букет благородных побуждений не мог разбавить основной ноты: глаза психолога горели алчностью. Он успешно делал вид, что обстановка номера люкс в "Национале" его нисколько не трогает. На деле язык выдал его первой же фразой.

- Обычно я принимаю у себя в кабинете, - сообщил Королев. - Но сделал для вас исключение, Марк. Как вы, без сомнения, понимаете, спешная поездка в Москву доставила мне некоторые неудобства.

- Как вы, без сомнения, понимаете, - передразнил я, - обещанный вам гонорар покроет эти неудобства с лихвой.

Пригубив черный кофе, Королев обнажил в приятной улыбке неправдоподобно белые зубы и провел пухлой ладонью по несуществующей бороде. Должно быть, он сбрил ее совсем недавно. Интересно, зачем? Надоели сравнения с Фрейдом?

- Вы правильно сделали, что обратились ко мне, - заявил Королев. - Среди моих пациентов немало высокопоставленных особ. Артисты эстрады, крупные бизнесмены, есть даже один чиновник категории А.

Последние слова он произнес, понизив голос и деликатно кивнув на окно, за которым в туманной утренней дымке угадывалась красная крепостная стена.

- Да, мне вас порекомендовали, - с готовностью соврал я. Не сообщать же ему, что телефон частной клиники мне подсказала контекстная реклама в Яндексе, а краткий прайс-лист с ценами "от" внушал доверие, бесцеремонно отсекая бюджетных пациентов?- Надеюсь, вы умеете хранить чужие секреты. Для меня это важно. По крайней мере, на данных порах.

- Марк, должен сказать вам со всей прямотой, - начал юлить Королев, - нам может не хватить одного сеанса. Я, скажем без ложной скромности, один из лучших специалистов в стране, но даже мне не всегда удается отогнать страх с первого раза.

- А с чего вы решили, что речь о страхах? - оборвал я. - Меня не мучат кошмары, Борис Витальевич. Я не ссусь по ночам (последние 30 лет), не страшусь собственной тени и, представьте себе, не испытываю приступов паники, когда снова сажусь за руль.

- Неужели? - подобрал губы психолог. - Насколько я понял со слов помощника, вы пережили жуткую автокатастрофу...

- Верно. Но гипноз мне нужен не для того, чтобы выкинуть ее из памяти. Напротив, мне требуется кое-что из нее извлечь.

Королев заерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. Часть жировых складок стекла с подлокотников, чтобы тут же оказаться зажатой меж двух боковин. Похоже, новая поза была еще менее комфортной, но доктор постарался не подать виду.

- Вы, стало быть, сами водите машину?

Я не мог сдержать улыбки. Этот человек определенно мне нравился.

- Нет, чаще всего это делает Александр. Молодой человек, который сопроводил вас сюда. Но год назад у меня не было личного водителя. Я разбился на "Форде Фокус", взятом в кредит с рассрочкой на четыре года. Страховая компания отказалась возмещать потери, и повисший на мне долг перед банком мог сравниться разве что с больничными счетами, которыми врачи поздравили меня с выпиской.

Доктор присосался к фарфоровой чашечке. Пока рот его прихлебывал жидкость, глаза юркими зверьками бегали по гостиничной обстановке, будто пытаясь потрогать ее и удостовериться, что она не поддельная.

- Я думал, вы бизнесмен, - изрек он, оторвавшись от кофейной посуды.

- В некотором роде. Я наживаюсь на секретах. Даже самый толковый биржевой аналитик не заработает столько, сколько способен заработать человек с качественным инсайдом.

Глаза Королева сощурились, а крылья массивного носа затрепетали. Похоже, он снова учуял запах денег - как ищейка, потерявшая нюх лишь на миг, чтобы вновь взять верный след.

- Итак, вы хотите извлечь из своей памяти некую информацию? Насколько важную?

- Не извлечь, а восстановить в подробностях. Ваша задача - сделать так, чтобы я вспомнил все, что происходило на протяжении нескольких дней после аварии, в мельчайших деталях.

- Понимаю.

- Извлекать их наружу не обязательно. Главное, чтобы для меня все воспоминания легли по полочкам, в целом, и один важный документ - во всех мельчайших деталях.

Доктор заулыбался, а затем сделал вид, что закашлялся, деликатно прикрыв рот ладонью.

- Какой именно документ?

- Вы поймете сами: я очень старательно пытался его запомнить, посвятив этому не менее часа. Этот документ - техническая документация, ключ к...

Я задумался, подбирая правильно слово. Во время сеанса гипноза он сможет спросить меня о чем угодно, и я отвечу ему без утайки. Впрочем, какая разница? Не один, так другой. Ценность любого секрета - не в том, чтобы хранить его до последнего вздоха, а в том, чтобы им верно воспользоваться, пока он еще остается секретом. Мысль не совсем справедливая для маньяков, но я-то теперь - бизнесмен.

- ...Ключ ко всем тайнам, - я перевел дыхание. - Борис Витальевич, у вас есть секреты? - спросил я с прямолинейностью, недоступной пациентам-бюджетникам.

- Конечно, Марк. Я очень люблю сладкое, - фальшиво улыбнулся психолог. - Жена держит меня на диете, но проконтролировать каждый мой шаг неспособна.

Издав густой хохоток, мужчина запустил пухлую руку в конфетницу на журнальном столике и поддел пальцами шоколадную трубочку.

- А что, если бы ваша жена вдруг узнала про каждую сладость, которую вы проглотили тайком от нее?

- Ну, надеюсь, вы сохраните мою маленькую тайну с тем же тщанием, с каким я буду хранить ваши, - ответил Королев, скалясь в широкой усмешке.

Зубы его покрылись шоколадной коркой и утратили фаянсовый блеск.

Такой тип, конечно, молчать не умеет. Но бояться мне нечего. Даже если он выведает мою историю во всех подробностях, он вряд ли в нее поверит. Скорее порекомендует кого-нибудь из коллег, специализирующихся не по терапевтическому, а по клиническому направлению. Оккупировав каждый квадратный сантиметр покрытого мягким бархатом кресла, Королев излучал в пространство чувство собственного превосходства. Прямо как радиацию. Мне вдруг захотелось сбить с него спесь.

- А как насчет настоящих секретов, Борис Витальевич? Что вы на самом деле прячете от других? Украденные научные работы? Супружеские измены? Быть может, примеряли женские чулки...

Королев насупился и посмотрел на меня исподлобья.

- У вас богатая фантазия, - откликнулся он. - Это хорошо для рыбаков и литераторов. Но чаще всего это признак шизоидного расстройства личности. Возможно, нам все же стоит перенести встречу в мой кабинет.

- Простите, я не хотел вас обидеть, - я вложил в улыбку все очарование, на какое был только способен. - Считайте мой вопрос признаком профессиональной деформации. К тому же мне будет легче раскрыться, если вы тоже что-нибудь о себе расскажете. Разве это не часть вашей работы? Откровенность за откровенность?

- Нет, - он решительно помотал головой, усаженной на короткую шею. - Это все сказки для дилетантов. Дело психолога - выслушивать и подсказывать варианты решений, а не меряться с пациентом величиной проблем. Но, если уж вам так хочется знать обо мне что-то постыдное, могу признаться, что один раз я был на нудистском пляже!

Королев развел руками, будто бы извиняясь.

- И что, вам там не понравилось?

- А вам? Понравилось... бы? - быстро переспросил он. - Вы любите расхаживать голым при посторонних?

- Боюсь, это не мой фетиш. Но недавно мне пришлось прожить некоторое время там, где все и всегда обнажены друг перед другом.

- Что? Совсем без одежды? Коммуна нудистов? - доктор уставился на меня с явным недоверием.

- Хуже. Это как если бы с вас силой сорвали одежду, а чужие взгляды не гладили вас и не кололи, а прожигали до самых костей.

- Любопытно, - потряс брылями доктор. - И что же это за место? В нашей стране?

- Ну, скажем так, не очень далеко от того места, где мы находимся.

- И все там глазели друг на друга?

- Скорее наоборот. Старались отвести друг от друга взгляд, боясь столкнуться с чужими изъянами. Или, что хуже, увидеть отражение собственных. Понимаете, когда освещение слишком ярко, оно не подчеркивает красоту и уродство, а делает их одинаково неприглядными.

Королев слушал, оглаживая несуществующую бороду. Теперь он смотрел на меня новым взором, будто изучая диковину.

- Загадочные тайны, президентский люкс, цветистые речи... быть может, вам стоит бросить игру на бирже и занять себя писательским ремеслом?

- Если только призвать на помощь литературных негров: русский язык никогда не был моими любимым предметом... Да и разве от шизоидного расстройства личности меня уже вылечили?

Королев шутливо погрозил пальцем.

- Вы остры на язык и злопамятны, Марк. Серьезно вам говорю, попробуйте что-нибудь написать. Начните хотя бы с дневника. Поверяя бумаге мучительные проблемы, вы сможете частично решить их. Говорю вам это как специалист.

- Возможно, я и последую вашему совету. Но не теперь. Сейчас мне нужно получить то, за чем я вас сюда пригласил.

- Да, разумеется.

Налет веселости соскользнул с Королева, как змеиная кожа. Поднявшись с кресла, он уже не выглядел рыхлым и необъятным. Приблизившись пружинистым шагом к секретеру, на котором он оставил винтажный докторский саквояж, Королев покопался в недрах чемоданчика и извлек наружу не менее старомодный бронзовый метроном. Судя по въевшейся в металл благородной зелени, вещица в самом деле была старинной.

- А почему не маятник с медным диском? - скривился я.

- У меня свой, авторский, метод погружения в трансовые состояния, однако настройка на успешный сеанс требует хотя бы минимального антуража. Точнее, в нем нуждается большинство моих пациентов.

- Это как черные свечи и хламиды с цепями у всяких там ясновидящих?

- Именно.

Перейдя от слов к делу, Королев утратил улыбку. Движения его стали скупы и деловиты, а взгляд - отстранен и прохладен. Он теперь напоминал мне не гиппопотама на отдыхе в луже, а скорее медведя, пробирающегося сквозь чащу к медовым ульям.

- Как мне сесть? - озадачился я.

- Оставайтесь на месте, если вам так удобно.

Прихватив на обратном пути колченогий табурет с мягкой обивкой, Королев оседлал его и устроился рядом со мной - так, чтобы едва попадать в фокус моего зрения. На журнальный столик он водрузил метроном. Тяжелая стрелка приковала мой взгляд, едва начала мерно раскачиваться из стороны в сторону, сопровождая каждое движение звучным металлическим щелчком.

- Вы готовы, Марк? - тихо, как эхо, спросил Королев.

Про себя я задавался тем же вопросом. Готов ли я к тому, что сейчас происходит? А был ли готов к тому, что уже случилось? И смогу ли подготовиться к тому, чему суждено сбыться? Никто не готов к неизвестности. А вот к известности... к ней подготовиться и вовсе нельзя. Похоже, я соврал доктору насчет своих страхов: далеко не все из тех событий годовой давности я мог вспомнить безболезненно. Знание о том, о чем я не хотел бы знать, надвигалось на меня жаркой волной, как магма из раскаленных глубин. Океанская пучина информации, толща сведений плотностью в тысячи атмосфер. Конечно, я не готов. Мы не готовы. Никто не готов.

- Марк?

Я медленно втянул в себя воздух и огладил предплечья ладонями: волосы на руках вздыбились, как от порыва холодного ветра, хотя кондиционер поддерживал в номере комфортную температуру.

- Готов.

- Тогда приступаем. Мне нужно, чтобы вы припомнили день катастрофы. Не спешите к моменту аварии. Отмотайте несколько часов в прошлое. Начните с того события, которое ярче всего отпечаталось в вашей памяти.

Голос Королева был глух и холоден, как полированный металл. Попробовав его на вкус, я ощутил на языке зеленую от времени бронзу. Да, похоже, доктор знал свое дело. Прикрыв веки, чтобы стрелка метронома не резала глаз своим неустанным движением, я окунулся в минувшее, налетевшее на меня калейдоскопом образов, запахов и, что было хуже всего, визгливых оглушительных звуков.

***

Едва сигнализация умолкла, я опять пнул колесо, чтобы машина вновь зашлась воем и криками. Эту операцию я проделывал с периодичностью раз в пару минут. Когда звон в ушах сделался невыносимым, я с трудом подавил желание оторвать зеркала и расколошматить ветровое стекло монтировкой. Меня сдерживало не самое плохое воспитание, полученное в детстве, и опасение ответных санкций этого придурка, перекрывшего выезд моему форду своим поганым ниссаном. Дожидаться его нисхождения с пятого этажа пришлось минут двадцать. Ни "простите", ни "извините". Сел в свой рыдван с таким видом, будто это я ему загородил дорогу. Передвинув машину ровно на метр вперед, он заставил меня протискиваться в оставленный им просвет, дожидаясь, пока я освобожу ему свое место.

Разумеется, момент, когда до работы можно было домчаться за четверть часа, был упущен. Утреннюю летучку я пропустил в компании таких же неудачников, застрявших в хроническом заторе на Дзержинке. Черт, надо было плюнуть на этот ниссан и насладиться давкой в маршрутке. Михалыч, конечно, постарается меня прикрыть, но если Мегера не в духе, то белый свет мне влетит не в копеечку, а в сотню зеленых (или сколько они там теперь дерут за опоздание без уважительной причины). Старая кошелка решила сжить меня со свету, не иначе. С той поры как я облажался с "Химтэком", она выискивает любой повод, чтобы лишить меня премий и бонусов. Неточность в оценке, задержка со сдачей отчетности, неправильный порядок документов в пакете - и костлявая ведьма орет на весь опенспейс о том, какой я нерадивый. А потом бежит к Самохвалову жаловаться.

Услышав трезвон мобильника, я вцепился в руль посиневшими пальцами. Если Мегера намерена рвать и метать все оставшиеся 150 метров до делового центра, живым я туда точно не доберусь. Хорошо бы это оказался Михалыч.

- Марк, дарова! Как жизнь?

От души отлегло. Серега, проклятый индеец, что ж ты так рано звонишь?

- Дружище, есть дельце. Тебе точно понравится. Ты же у нас в бизнесе шаришь и вообще чувак головастый. Я ни к кому другому даже обращаться не стал, сразу тебе набрал!

Понятно. Значит, Санчелло с Антохой Серегу уже послали. Хотелось бы знать: он им тоже в восемь утра позвонил или они накануне отделались? Антоха, кстати, мог бы и предупредить.

- Слушай, старик, мне щас долго говорить неудобно, давай сегодня в городе словимся, поболтаем? Ты работаешь? Во сколько у тебя там перерыв? Что? Как это "из здания не выпускают"? Тебя там что, в заложники взяли? Хочешь, я приеду, устрою им холидей ин Камбоджа?

Паршивое настроение улетучилось, как только я представил себе лицо Мегеры при встрече с Серегой. Ботаник на первый взгляд, он одновременно носитель столь могучей харизмы, что в разговоре с ним обмирают даже закаленные в деловых переговорах банкиры. Он бы сразу поставил ее на место. Сказал бы несколько пугающих фраз на своем диковатом жаргоне, сверкнул глазами с безуминкой, а затем весело рассмеялся во все три ряда зубов.

Родители определенно упустили момент, когда Сереге можно было вправить мозги на место. Около пятнадцати лет он потратил на приобретение трех красных дипломов, ни один из которых ему в жизни не пригодился. Пять лет осваивал политологию, чтобы заявить о своей ненависти к политике и провозгласить единственным толковым политологом Че Гевару. Столько же потратил на изучение ядерной физики, каким-то чудом поступив на бюджетное отделение столичной Бауманки. А ближе к третьему путинскому сроку возмечтал об экспедициях в геологическую разведку, песнях у костра в дикой глуши и консервированной закуске под неразбавленный спирт. Ну и пошел точить зубы о гранитные стены на факультет геологии и геофизики.

Мы познакомились в перерыве между его метаниями, когда Сереге вздумалось стать мультимиллиардером и он поступил к нам сразу на третий курс "Финансов и кредита", чтобы освоиться с цифрами и диаграммами. Теория давалась ему легко, а вот с практикой не заладилось: Серегин карман был неизменно пуст, и на потоке вскоре не осталось ни одного студента, которому бы он не задолжал аховую сумму денег. Поговаривали, что однокурсницам он должен был еще больше, но девушки хранили его секреты зорче, чем собственную невинность. Быть может, потому что последней лишались на пахнущих кожей сиденьях роскошно-бэушного "Линкольна-Навигатора" в те редкие дни, когда у Сереги хватало монет на бензин для этого пятилитрового монстра. На вопросы, зачем Серега приобрел машину, которую не способен содержать, весельчак лишь отмахивался: зато, мол, ни одна сволочь не осмелится подрезать. Доля правды в его словах, несомненно, была, с неудовольствием подумалось мне, когда я вспомнил утреннюю сцену с соседским ниссаном.

- Марк, ты уверен, что хочешь туда идти? - лицо старшего завхоза (Михалыч дразнил их "хозбандой") треснуло в ехидной усмешке.

Прошелестев мимо по коридору, он похлопал меня по плечу. Ну конечно. Мегера накапала на меня Самохвалову и получила очередное "добро" на административные меры воздействия.

- Вы ленивы. Вы безответственны. Вы некомпетентны. Вы безынициативны. Вы...

Пока Мегера отчитывала меня на глазах у половины офиса, я старательно разглядывал носки своих туфель, чтобы старая кляча не догадалась, какими ответными эпитетами и прилагательными я награждаю ее про себя.

- Вы не заслуживаете работы на своей должности! В этой компании нет места ленивым и некомпетентным сотрудникам!

Опять проблемы с глоссарием. Когда губастая Панюшкина собирала деньги на подарок к последнему дню рождения Мегеры, я пообещал сдать свою пятихатку только в том случае, если вместе с букетом ей преподнесут словарь синонимов и фразеологизмов.

- Если хотите остаться на своей должности, вы должны показать результат! Мне нужен результат! Почему Панюшкина всего полгода у нас работает, а план выполняет не на восемьдесят процентов, а на сто двадцать?

"А почему Панюшкина с первого месяца пропадает в кабинете Самохвалова не на три минуты, достаточные для взбучки, а на все пятнадцать, необходимые для качественного производственного минета?" - мог бы спросить я у слепой Мегеры, откажи мне вдруг инстинкт самосохранения. Коллеги уткнулись в мониторы и телефонные трубки и усердно стрекотали по клавишам, делая вид, будто происходящее их не касается. Кое-кто прятал улыбку. Затылком я чувствовал взгляд Михалыча, столь надежный и твердый, что на него можно было опереться.

Подумать только, некомпетентен и безынициативен. Знала бы Мегера, как обо мне отзывался завкафедрой, когда я писал под его руководством диплом по теме "Государственный капитализм как новый шаг развития предпринимательства в России"! "Когда станете министром финансов, Гурецкий, я лягу в гроб с чувством выполненного долга", - уверял престарелый профессор. И ведь я ему верил, как родному отцу. Обманул, не дождался. А на практику в столичное министерство взяли не меня, а Антоху. Теперь на каждой встрече выпускников этот хлыщ сверкает позолоченными запонками и корчит из себя большую шишку: "Вот когда мы с Германом Оскаровичем, а вот когда мне Герман Оскарович, а вот когда я Герману Оскаровичу...". Чтоб вам в дефолт провалиться вместе с Германом Оскаровичем!

Нет, надо давить в себе злобу. Кого винить в неудачах, кроме себя самого? Папа до сих пор уверен, что это был залет и одна неудачная палка воткнулась в колесо моего профессионального потенциала до конца моих дней. Даже два года счастливой жизни в Юлькиных объятьях не смогли разубедить моего мастодонта. Только и твердит: "Поступай, как знаешь. В твоих дурачествах я тебе не помощник". Ошибкой, конечно, была не женитьба. Ошибкой было похерить аспирантуру и устроиться в секту с Самохваловым-богом и пророком его Мегерой. К счастью, сеанс причащения корпоративной мудрости подошел к концу, и окончание его весьма кстати совпало с обеденным перерывом. Отделавшись от сочувствия равнодушных коллег, я добил текущую работу - комплект документов по реорганизации очередного незапамятного ООО "Незабудка", выскользнул из опенспейса и ринулся через коридор к турникетам на выходе.

- Марк, ты далеко? - только и успел крикнуть Михалыч.

Отмахнувшись, я поднес карточку к считывателю и выскочил в фойе, где меня поджидал спасительный лифт. Охранник за столиком посмотрел мне вслед волчьим взглядом - как на овцу, самовольно отлучившуюся из загона. Но мне было уже все равно.

***

- О, галстух! Типа шелковый, да? - едва завидев меня, Серега ухватился за предмет гардероба жирными пальцами, даже не подумав их вытереть после обращения со свиной рулькой. - Пива накатишь? Тут темное чешское забубенное - такое плотное, что ложкой есть можно!

- Это называется "стаут".

- Как-как называется? - Серега приложил ладонь к уху. - Ась?

Никогда не поймешь, когда он шутит, а где серьезен. Шутовское поведение Серега сделал броней, за которой незнакомцам труднее разобрать его истинные намерения.

- Серег, ты опять бездельничаешь?

- Да что ты такое говоришь? Я рабочий человек, все руки в мозолях! - Серый предъявил мне ладони, растопырив пальцы с длинными перепонками, делавшими их похожими на лягушачьи лапки.

- А почему только на правой? Тебя девушка бросила?

Серега прыснул.

- Старик! Я бы тебя в петросяны направил, но тебе лучше в ванги податься! Уже месяц как с Варькой расстался. Помнишь Варьку?

- Это которая с брекетами?

- Не, которая с сиськами. С параллельного потока.

- А, эту-то, конечно, помню! Мы с ней даже зажгли как-то раз у Антохи на вечеринке.

- Вот-вот. Она тебя с того раза до сих пор вспоминает.

- Да ну, врешь!

- Вот те крест! - Серый обмахнул себя жестом, который скорее походил на трапецию. - Что ты с ней делал-то, признавайся? Она так часто о тебе говорила, что я с ней чуть импотентом не стал. Хочешь, дам телефончик? Она пока в городе, но скоро вроде как в Москву собирается. Какая-то работа, то-се. Пока не сплыла, хватай на крючок!

- Не, Серег, я женат. Счастлив в браке.

- Так я ж тебе не жениться на ней предлагаю, дурила! - заржал Серый, с уголков его рта потекло пиво. - От счастья отдыхать тоже надо, а то хлебало улыбкой порвет. Встретитесь, развлечетесь, вспомните юность. Можно под это дело даже вечеринку у Антохи соорудить, как он в город приедет. Чтобы на скрипучем диване, как полагается!

А что, почему бы и нет? Давно компанией не встречались. Да и Варю бы неплохо увидеть - потрещать о том да о сем. Я ведь изменять жене не собираюсь. У Юльки у самой сиськи не хуже. Хотя у Варвары, конечно, побольше. И еще жадность эта до секса...

Серега уже отыскал в своей телефонной книге нужный контакт и заставил меня переписать его в свой телефон. Чувствуя ниоткуда взявшуюся неловкость, я решил сменить тему и принялся расспрашивать Серого о том, что еще в его жизни нового.

- У меня в целом все ровненько. Взялся за ум, устроился в одну конторку с военным уклоном. Работа непыльная. Точнее, как раз очень пыльная, но у меня ж аллергии нет! Там в основном служивые пашут, но гражданского персонала тоже хватает. Сапоги нас штафирками называют.

Я присвистнул.

- Это не ты ли от армии пытался закосить всеми возможными способами, вплоть до симуляции энуреза?

- Обижаешь, старик, я даже в военкомат ходил как на праздник!

- Помню-помню, рассказывали. Разделся догола еще на входе и бегал по всему военкомату, требуя немедленно зачислить тебя в РВСН и поручить тебе охрану Большой Красной Кнопки.

- Ну чего не сделаешь из любви к Родине? Я тогда еще перьев думал в жопу навтыкать, чтобы на крайняк хоть в авиацию взяли. Но это все полумеры. А я с детства мечтал бороздить космические пространства на горбу крылатых ракет!

- А с георазведкой у тебя что, не заладилось? Ты не по специальности сейчас работаешь?

- Вот именно разведкой и занимаюсь. И даже, можно сказать, гео-. У меня тут бизнес вытанцовывается, дружище, на пятьсот тыщ мильонов. Разбогатеем с тобой, как братья Люмьеры!

Ага, значит, мы с тобой. Я кисло улыбнулся. Пройдет еще минут пять, от силы пятнадцать, и Серега начнет клянчить деньги на очередное безнадежное предприятие. Если это опять какой-нибудь домашний завод по производству паленой виагры, то пусть лучше названивает Саньку. Может, родители тому еще одну машину купили и Санчелло снова захочет продуть ее в мыльный шарик Серегиных безудержных фантазий.

- Старик, брось эти обиды. Кто старое помянет, тому сам знаешь, что куда. Ты не представляешь, на что я тут наткнулся!

Серега потер друг о друга ладони, покрытые тонким слоем нервического пота. Длинный, нескладный, с вечно сальными черными кудрями, но при этом энергичный и удалой, как игрушечный паровозик, он захлебывался подробностями. Люди за соседними столиками оборачивались на громкий голос, официантка специально задержалась у столика, чтобы присмотреться к источнику шума, но Серега не обращал на окружающих внимания и без умолку выдавал мне одну за другой страшные военные тайны.

***

Трасса давно опустела, и на ее обочинах факельным шествием выстроились работающие фонари. Я высадил Серегу, как он и просил, возле неприметных ворот, прерывавших длинный забор из беленого кирпича. За забором угадывался обширный пустырь. Где-то в одном из зданий давно расформированной военной части все еще функционировал забытый богом НИИ, где Серега не только трудился, но и жил с тех пор, как родители его выгнали, чтобы он не клянчил у них средства на существование.

Конечно, перед тем как расстаться, мы еще раз накатили по пиву. Наверное, отец все-таки прав: что это, если не дурачество? Я ведь никогда не садился за руль нетрезвым, ни разу в жизни. Проклятый удав Серега давно и надежно спелся с зеленым змием, и вместе они задушили меня в братских объятиях. Я плюнул на составление годового отчета для тарного комбината, подготовку арбитражных документов для дюжины "Незабудок" и обещанный Самвелу Саркисовичу бизнес-план сети передвижных секс-шопов. Гнева Самвела, нашего нового столичного клиента с белым капиталом и темным прошлым, я опасался немногим меньше, чем воплей Мегеры. Вероятно, с утра я буду раскаиваться, клясть чешский стаут (верные традициям, мы с Серегой быстро перешли на ирландский), на коленях молить Самохвалова о прощении и обещать, что если не управлюсь до конца недели, то он лично сможет протестировать на мне весь ассортимент продукции Самвела. Может быть, мне даже придется поцеловать взасос Мегеру. По крайней мере, после этого она не посмеет упрекнуть меня в безынициативности.

Мысль о французском поцелуе с Мегерой вызвала тошноту. Комок рульки подступил к горлу так резко, что я едва удержался, чтобы не извергнуться себе на колени. От спазма руль дернулся, и машина вильнула в сторону. Не без труда справившись с управлением, я решил отложить все сомнения и страхи на завтра.

На соседнем сиденье беззвучно мерцал экран телефона. Я перестал поднимать трубку после того, как Юленция в третий раз потребовала ответа, когда я наконец появлюсь дома. О моем корпоративном демарше ей растрезвонил Михалыч. Увидев, что я не вернулся в офис, он решил, что от разговора с Мегерой мне поплохело. Хотя, честно признаться, мне давно не было так хорошо, как сегодня, в дорогом моему сердцу пабе. Пусть даже и пришлось заплатить за проглота Серегу. Ощущение свободы, а также сведения, которыми он со мной поделился, стоили куда больше.

До сих пор не укладывалось в голове: как такое возможно? Почему очевидную золотую жилу забросали землей и присыпали пылью - да так, что противно дотронуться? Впрочем, я ведь и сам фыркнул, когда Серега поведал мне о сути открытия. Интернет настолько забит "документальными" историями о боевых экстрасенсах, психотронном оружии и рептилоидах с планеты Нибиру, что любая история, выходящая за рамки привычного и ожидаемого, кажется досужими россказнями. Но если хотя бы половина рассказанного другом не выдумка (а Серегу, при всем его хвастовстве, никак не назовешь вралем), то коммерческий патент на открытие может принести обладателю сказочное состояние.

- Старик, я своими руками держал эти документы. Своими глазами видел комментарии на полях, писанные Вернадским, - убеждал меня Серый. - Ты если мне не веришь, хотя бы Владимира Иваныча не обижай!

По уверениям Сереги, всю зиму прокорпевшего в институтском архиве за разбором бумаг, утративших гриф секретности за давностью лет, концепция ноосферы перешла из теоретической плоскости в эмпирическую незадолго до смерти великого ученого. Первые практические наработки академику удалось реализовать в эвакуации, в Казахстане. Подлинный же прорыв случился два десятилетия спустя, когда на разработку революционной технологии бросили целый "почтовый ящик", в целях пущей секретности дрейфовавший по всей стране, как островок растительности в низинном болоте.

- А при чем тут твоя геология? Почему геологи этим занимаются? - мне было сложно побороть скепсис, и я ежеминутно перебивал Серегу вопросами.

- Балда ты! Не геологи, а геохимики. Такие же, как мы с Вернадским.

Чего-чего, а скромности Сереге было не занимать.

- Если, ты говоришь, они прорвались в эту самую ноосферу, то почему, в конце концов, работы свернули?

- Потому что руководители института закормили партийных бонз и кураторов из ГРУ невыполнимыми обещаниями. Те ждали, что перед ними телевизор поставят, по которому можно будет подсматривать, как Рональд Рейган на толчке в Белом доме сидит и коды запуска баллистических ракет на туалетной бумаге запачканным пальцем рисует. А по факту максимум, что можно было расшифровать из тех данных, что им в ноосфере открылись, - это атмосферные явления где-нибудь в штате Луизиана. И то с вероятностью не выше подбрасывания монеты. В 60-70-х все упиралось в отсутствие вычислительных мощностей, вот в чем штука! Ты бы видел этот могильник из перфокарт в нашем архиве! По три коробки перфоленты на каждый сраный прогноз погоды. И никакой возможности перекодировать в аудиовизуальную форму. А теперь представь, что будет, если обрабатывать данные из ноосферы с помощью современных компьютеров!

- Погоди-ка, Серег, в восьмидесятых уже программы писали на ассемблере и ай-би-эмы в совке завелись. Почему их не стали использовать?

- Потому что к тому времени все развалилось к хренам собачьим, понимаешь? Гласность, перестройка, ускорение. Мы тогда настолько ускорились, что экспериментальная установка пошла на цветмет. Да ты зря смеешься, я серьезно тебе говорю! Чего ты хотел, лаборанты по полгода зарплаты не видели.

- Ты не шутишь? Открытие века взяли и вот так просто пустили коту под хвост?

- А ты не забывай, как страна называется. Почему Попов - в учебниках, а Маркони - в шоколаде? Почему Королев в ГУЛАГе сечку жрал, пока Сикорский вискарем в Америке наливался?

Серега даже не заикнулся про деньги. Он лишь хотел обтяпать это дельце как можно быстрее. И обратился по верному адресу. В голове у меня моментально сложилась схема: одну из "Незабудок" я переоформляю на нас с Серегой. Фиктивный уставной капитал, спившийся бомж на должности гендиректора (к нему все вопросы), подходящий набор видов деятельности. Одновременно регистрируем компанию на Кипре и сливаем ей "Незабудку", чтобы одной ногой шагнуть через запретную полосу государственной юрисдикции. И только затем бежим в патентное бюро заявлять права на наши будущие миллионы.

- Мне главное, чтобы на патент никто не позарился, - заклинал Серега. - Сам понимаешь, где живем: если утром не обокрали - значит, вечером изнасилуют. Так что давай, шевели булками. С меня чертежи и хорошее настроение, с тебя "Гугл Майкрософт Корпорэйшн". Deal?

- Дил, дружище. Только имей в виду: если ты пропадешь в последний момент, как в тот раз, когда мы твою "биржу уродов" мутили, я тебя из-под земли достану и наделаю в тебе столько дырок, что ты сам сможешь перфокартой работать!

- Биржу талантов, дурила! - Серега заржал без тени обиды или раскаяния.

На него нельзя было злиться подолгу. Тем более не я один купился на эту идею: наш стартап тогда чуть не получил приличный транш от известного венчурного фонда. Глядя на бесшабашное выражение на лице друга, я против воли присоединился к нему в приступе хохота.

Улыбка застыла на моем лице, как гипсовая маска античных комедиантов, когда я летел домой по ночной трассе. Свет фонарей слился в серебристую полосу и парил надо мной, указывая дорогу. Мой Млечный Путь к светлому будущему и ярким звездам. Перспективы, которые открывал нам патент, громоздились в моей голове, толкаясь друг с другом, как колхозницы в очереди к прилавку сельпо. Я чувствовал себя берсерком, впавшим в боевое безумие. Мне грезились лица Мегеры и Самохвалова, когда через месяц-другой я приду к ним за трудовой книжкой. Нет, не приду, а приеду на собственном бентли цвета кубанита! (Спасибо геологу Сереге: я-то долгое время думал, что оттенок моего "Фокуса" - серый, как и написал в техпаспорте дальтоник-регистратор.) А еще лучше - не на чопорном бентли, а на хищном приземистом мазерати, таком же, как тот, что промчался сейчас мимо меня, обгоняя по встречке. Я утопил педаль газа, стремясь настигнуть соперника и поглядеть, кто же там в салоне сидит такой резвый. Наверняка восемнадцатилетний мажор, сынок губернатора или прокурорского решалы. Михалыча обязательно перетянем к себе. Он, конечно, немолод, зато надежен и исполнителен. ИПанюшкину тоже прихватим вместе со всеми ее губами. Пускай работает, чем умеет. Да и будет чем время занять, пока Юлька пропадает в своих спа-салонах. А Мегере предложу должность замдиректора по чистке толчков. Сниму офис на целый этаж и специально разведу технический кран с туалетами в разные концы помещения. Пусть таскается по всему опенспейсу туда и обратно с тряпками и с ведром. Вот с таким же точно ржавым ведром, как то, что болтается на кузове этого КамАЗААААААААААА!!!!!

***

Стадо буйволов несется вскачь по расплавленной солнцем пустыне, взрывая копытами землю, выкорчевывая сухой ковыль и поднимая в воздух облака душной пыли. Солнце слепит до боли, гоня стадо к линии горизонта. Быки оглушительно мычат, разрывая приближающимся воем барабанные перепонки. Впрочем, откуда у перекати-поля барабанные перепонки? У него есть только катун, состоящий из ветвистых стеблей. Этому факту перекати-поле научили в незапамятные времена, на заре всемирной истории. Кажется, на уроке ботаники. Тогда перекати-поле не было безымянным, и ему было свойственно странное сочетание звуков - Марк Гурецкий.

Буйволы скрылись из виду, хоровое мычание стихло, яростный свет растекся по векам матовой белизной. Мычал, оказывается, я, ворочаясь на жесткой лежанке. Превозмогая тяжесть в мозгу, я разлепил веки, сфокусировал зрение и уставился на низкий равномерно подсвеченный матово-белый потолок. Для рая здесь, пожалуй, тесновато. Потолок, пол, четыре стены. Выходит, я все еще жив.

"Воды?" - зевнула дежурившая на краю беспамятства мысль. Ее тут же сбила с ног и размазала по асфальту другая: "КамАЗ!!!". Сердце ухнуло, едва память прокрутила перед моими глазами в ускоренном темпе фильм о последних секундах перед аварией. Вушах раздались отголоски адского грохота и скрипа сминаемого металла. Боже, я ведь себя чуть не угробил! Должно быть, меня вытащили и успели доставить в больницу. Вопрос только: насколько целым?

Я сел на кровати и сбил в ком прикрывавшую меня простыню. Ощупал голову - цела. Только волосы куда-то подевались. Видимо, их обрили, чтобы заштопать рану. Правда, непонятно, где рана. Ни повязок, ни рубцов, ни болезненных ощущений. Руки в порядке. Ноги, пальцы, запястья. Видимых повреждений нет, все суставы работают. Только вот... руки, судя по их внешнему виду, принадлежат постороннему человеку. Нет, ладони явно мои: безымянные пальцы длиннее указательных, на правой кисти едва заметный шрам от ожога - результат детской игры с горящим полиэтиленовым пакетом... Только вот кожа на ладонях запеклась морщинами, суставы припухли, короткие волоски на фалангах пальцев выцвели почти добела, а тыльные стороны ладоней вздулись голубой сеткой кровеносных сосудов. Руки если не глубокого старца, то человека, изрядно зажившегося на этом свете.

Продолжив исследовать свое тело, я осмотрел потемневшие соски в обрамлении редких седеющих волосков и обнаружил под ними обрюзгший живот. А сорвав с себя простыню, уставился на предмет мужской гордости, гордиться которым теперь стало несколько затруднительно: такой родной и знакомый по форме, он скукожился, а волосы на лобке, утратившие жизнерадостный солнечный цвет, приобрели пепельно-белый оттенок.

- Я старик, - с ужасом проронил я в пустоту помещения, вслушиваясь в свой голос.

Голос тоже оказался чужим - стал ниже, гортаннее и будто растрескался.

"Может быть, глоток воды?" - отряхнулась, поднявшись с пола, первая дежурная мысль. Но ее уже отталкивала новая, беспокойная и настырная: "Зеркало!". Озираясь по сторонам, я не нашел ничего похожего на искомый предмет, зато начал узнавать помещение. Потолок покоился, как ему полагается, на четырех стенах, а стены, в свою очередь, вырастали из пола, покрытого жутким советским линолеумом, вытертым тысячами казенных тапок. За единственным на всю палату окном сиял летний день, однако солнечные лучи отчего-то не пробивались сквозь стекла, будто бы растекаясь по стеклянной поверхности. Рядом с кроватью стояла неказистая тумбочка, в углу притулился куцый столик с парой обтянутых дерматином металлических стульев, дверной проем зиял пустотой: кто-то вынес тяжелую дверь со стеклянной смотровой щелью.

В эту самую дверь я неоднократно проникал в детстве, сгибаясь под тяжестью авоськи с лимонами и апельсинами. Отлеживаясь после инсульта, бабка целыми днями ворочалась в койке, требуя фруктов, свежих "Известий" и соседей, которые не будут таскать у нее сахар из тумбочки. Сейчас вместо бабки на койке лежал я сам. Соседи куда-то запропастились вместе с соседскими койками, из-за чего помещение казалось вопиюще неэргономичным.

- Эй, кто-нибудь! - позвал я, завернувшись в простыню наподобие тоги и поднявшись с кровати.

Линолеум показался моим ступням непривычно прохладным и жестким. Не заслышав ответа, я крикнул громче:

- Эй, кто тут есть? У меня проблема! Я старый!

- Вовсе нет! Ты очень хорошо выглядишь для своего возраста! - отозвалось голубоглазое видение, возникшее в дверном проеме.

Видение было одето в короткий белый халатик и смешную шапочку с большим красным крестом посередке. Из-под бесстыдного халата торчали подвязки белых чулок в крупную сетку. На вид существу было лет двадцать, а ее длинным и стройным ногам могла бы позавидовать племенная кобыла. Халатик едва прикрывал крутые покатые бедра, а в груди был настолько узок, что верхние пуговицы не сходились, открывая на обозрение спелую молочно-белую грудь. Я уселся обратно на койку, просияв, по всей вероятности, самой дурацкой из своих улыбок.

- Меня зовут Света, - сообщило видение. - Я дежурная медсестра. Как ты себя чувствуешь, Марк? У тебя есть какие-нибудь пожелания?

Первое желание, пришедшее в голову при виде медсестры, я благоразумно оставил при себе. "Воды?" - пискнула оправившаяся от обид и потрясений дежурная мысль. На этот раз я не стал гнать ее прочь и высказал вслух.

- Вода в контейнере, - заявила Света таким тоном, каким могла бы сказать "Трава зеленая" или "Солнце встает на востоке".

Увидев мое замешательство, она приблизилась к обшарпанной тумбочке, нагнулась и секунду спустя извлекла наружу стакан с прохладной пузырящейся жидкостью.

- А сока можно? - спросил я.

- Конечно, - ответила Света, вновь склонившись над тумбочкой и подставив моим глазам шикарную задницу. - Какой тебе - апельсиновый, яблочный, томатный?

Я помычал, будто мешкая с выбором. Вдоволь насмотревшись на корму медсестрички, остановил выбор на апельсиновом. Сок тоже оказался уже налит в стакан. Прохладный, свежий и вкусный.

- Цветик, скажи, пожалуйста: где я нахожусь? - спросил я, утолив жажду.

- В больнице.

- Надо же. Кто бы мог подумать. Как долго я здесь?

- Три дня, - отчиталась Света. - После нырка пациенты всегда приходят в себя на третий-четвертый день.

- После нырка? Какого еще нырка?

Света залопотала какую-то дребедень, в которой я разобрал только два слова: "нырок" и "коллапс". После неоднократных уточнений выяснилось, что "нырок" на меджаргоне означает NRC, аббревиатура же расшифровывалась как Neuro Reactive Collaps, или, сокращенно, нейроколлапс.

- Это сотрясение мозга? - уточнил я. - А водитель КамАЗа? Он не перевернулся? Что с ним?

Теперь настал черед удивляться девушке. Света приоткрыла свой красивый ротик с пухлыми губками и вытаращила на меня голубые кукольные глазенки. "Цветочек", - обозвал я про себя милую девушку. Настолько же красива, насколько безмозгла.

- Я спрошу у доктора, - с сомнением пролепетала медсестра, развернувшись на каблуках и направившись к выходу из палаты. - Пожалуйста, не вставай. Тебе нужен отдых, а доктор навестит тебя во время дневного обхода.

Цветочек скрылась в дверном проеме, вильнув на прощание своей аппетитной кормой. В секс-шопе им, что ли, форменную одежду выдают? В черепной коробке засвербело так, будто там свили гнездо мыши. Прижав одну из мышей к ногтю, я обнаружил под ней постыдное воспоминание: пару недель назад мы с Юлькой смотрели вполглаза порнушку с торрента, отдыхая между припадками эротического безумия. Одна из героинь порнофильма была одета в похожую - да нет же, в точно такую одежду, в какой ныне щеголяет Цветочек!

С каждым новым впечатлением происходящее нравилось мне все меньше. Будто я оказался на американских горках и вагонетка набирает скорость с каждой секундой.

Презрев рекомендацию Цветика, я поднялся с постели, едва девушка скрылась из виду, и первым делом изучил тумбочку. Деревянная дверца на поверку оказалась пластиковой, облупленная краска - дизайнерским узором. Таким же ненатуральным, как потертости на фальшивом линолеуме. За дверцей открылась светлая прохлада холодильной камеры, забитой разноцветными стаканчиками, коробочками и упаковками. Нижняя полка оказалась заставлена стаканами, заполненными разнообразной жидкостью. "Негодное отношение к продуктам", - отметил я про себя.

Две боковые стены, на первый взгляд покрытые отсыревшей штукатуркой и потрескавшейся бежевой краской, на деле же - ровные и гладкие, прерывались матовыми прямоугольниками черного цвета. Узкие и длинные, почти в человеческий рост, они торчали в стене совершенно не к месту - как эбонитовые деревья в березовой роще. На ощупь эти пластины напоминали пористый графит ("графеновые панели" - всплыла из подсознания непрошеная подсказка). Метр за метром я обследовал стены, пытаясь обнаружить хоть что-то знакомое: электрическую розетку, радиоточку, пузатую коробку с выключателем света и кнопкой вызова медсестры. Нет, ничего. Стены гладкие, ровные и фальшивые, как мои передние зубы.

Вспомнив о зубах, я провел по ним языком и сразу удостоверился в том, что на месте все до единого. Включая два задних, которых мне несколько лет недоставало. Что за ерунда? Мне и зубы заодно вставили под наркозом? А счета кто оплачивать будет, если я их не подписывал?

От окна койку отделяло несколько метров. Преодолев это расстояние, я собрался с духом и выглянул наружу. Признаться, я уже ждал чего-то в этом роде. У въезда на больничную территорию припарковалось несколько автозавров с кириллическими госномерами: ВАЗ-копейка, 412-й Иж и зеленая "Волга" ГАЗ-24 с рукоятками дверей, похожими на защелки для подтяжек. Я мог поклясться, что именно этим машины стояли на автостоянке в те далекие дни, когда я таскал больной бабушке "Известия" с апельсинами.

Окно - такая же фикция, как все остальное. Даже трогать не нужно, чтобы в этом удостовериться. Нет рамы, нет форточки, сквозь стекло не проникают солнечные лучи. Стоит надавить пальцем на поверхность - и под ним растекаются пиксельные узоры. Дисплей, декорация.

Черт, может быть, это все-таки рай? Ад? Чистилище? Что, если я умер и теперь блуждаю в лабиринте остаточных сведений о себе и о мире? А где-то поблизости бродит неприкаянный дух моего убийцы - водителя КамАЗа. Вот-вот он материализуется в сузившейся до обрывочных воспоминаний реальности, гремя цепями противоскольжения и распространяя вокруг тяжелый запах солярки. Нет, уж лучше Цветочек со своими кружевными оборками и сочной грудью. Если демоны загробного мира выглядят так, то я не против провести в аду ближайшую вечность!

Добравшись до дверного проема, я предсказуемо хлопнулся лбом о кристально прозрачную поверхность из твердого материала. Стеклянная дверь. Фотоэлементы? Нет, на первый взгляд - ни единого признака фотокамер и других элементов слежения. Я поводил рукой взад-вперед, похлопал в ладоши, потоптался и попрыгал перед дверью, но панель так и не отодвинулась. Похоже, я оказался в тюрьме.

- Эй, выпустите меня! - заорал я, обращаясь к пустоте. - Мне надо в туалет!

Мне никто не ответил. Со злости я хлопнул рукой по незримой двери, но вместо того, чтобы удариться о стекло, моя ладонь провалилась в пустоту, а за ней кубарем сверзился и я сам, теряя по пути свою белую тогу.

За пределами палаты открылся коридор с рядом дверных проемов. Проемы были затемнены снаружи - разглядеть, есть ли кто внутри, оказалось решительно невозможно. "Сим-сим, откройся", только что исполнившийся на ура, отказывался работать с любой другой дверью. Твердо решив не возвращаться в палату, покуда не найду кого-нибудь вменяемого и компетентного, я выбрал наугад направление и пошлепал босыми ногами направо по коридору. Потолок и стены словно сочились матовым светом. Пол в коридоре был гладким и черным, как отшлифованный обсидиан. Если это и больница, вдруг подумалось мне, то не иначе как психиатрическая. И даже если я выжил, то, по всей видимости, тронулся умом после травмы.

На преодоление коридора ушло несколько десятков шагов, после чего передо мной раскинулся светлый холл - овальное помещение, от которого лучами разветвлялись еще несколько коридоров. За большими окнами, вделанными в круговую стену с равными интервалами, маячила солянка пейзажей: в одном лазурный океан подступал к пальмам, в другом олени в упряжке тащили по снегу длинные нарты с людьми, закутанными в меха до полной потери внешнего облика, в третьем плавали диковинные глубоководные рыбы. Одна из рыбин уткнулась тупой мордой в стекло и разглядывала меня с не меньшим любопытством, нежели я ее.

- Марк, ты должен немедленно вернуться в палату! - возвестила Цветочек, возникшая поблизости, едва я сделал шаг в холл.

- Я не сдвинусь с места, пока мне не объяснят, где я нахожусь и что тут, черт возьми, происходит! - рявкнул я.

И тут же пожалел об этом, увидев в глазах бедной девушки неподдельный испуг.

Впрочем, сам я был напуган не меньше. Хотя мы расстались всего несколько минут назад, Свету теперь облегал тонкий сплошной комбинезон из искрящейся ткани. Волосы были убраны в тугой пучок, а на лице не обнаружилось ни крупинки косметики.

- Ты когда переодеться успела? - только и выпалил я.

- Переодеться? Ты о чем, Марк?

- Прекратите мне тыкать! - возмутился я. - Кто вы такая? Почему вы только что были одеты, как шлюха? Почему у меня в палате бабушкина койка и сраный линолеум? Что это за место? Почему я старик? Признавайтесь!

- Тебя зовут Марк Гурецкий. Ты в горбольнице, - зачастила медсестра, оглаживая меня по рукам своими маленькими ладошками. - Двое суток назад тебя привезли к нам без сознания. Предварительный диагноз - обширный НРК. Основные функции организма в норме, не о чем беспокоиться. А палата и персонал выглядят так, как им привычно выглядеть в твоем представлении, система выбрала...

- В моем представлении? - опешил я.

- Ну да. Кому понравится просыпаться в незнакомом месте? - улыбнулась медсестра, взяв меня под руку и мягко, но уверенно увлекая в обратный путь по коридору.- Система извлекает из сферы данные о том, когда вы были в больнице в последний раз, и прорисовывает помещение соответственным образом.

- Откуда извлекает?

Цветочек остановилась и уперлась в меня подозрительным взглядом.

- Марк, скажи, пожалуйста: что ты помнишь? Опиши последнее событие перед тем, как ты очнулся в палате.

- Ну... я ехал по трассе и влетел в чертов КамАЗ. Меня ведро отвлекло. Нет, не ведро, а мазерати! На нем еще мажор ехал, чтоб ему пусто было. И дороги не освещены как следует. Нашего мэра надо гнать в шею за такое освещение.

- На чем ты ехал? - нахмурила лобик Света, и глаза ее сузились до размера щелок.

- На форде на своем. Ему, наверное, звездец настал. Так ведь?

- Ты помнишь дату, когда это случилось?

- Эм-м-м... двадцать первое. Вторник.

- Двадцать первое - что?

- Мая, что же еще? - разозлился я.

- Спокойно, Марк, спокойно, - Цветик снова принялась оглаживать меня по рукам, успокаивая, как щенка. - А год помнишь?

- Год?!!

На этот раз я похолодел по-настоящему. Все увиденное мной за это утро начало складываться в цельную картинку. Ответ на незаданный вопрос был уже очевиден: кома. Но сознание отказывалось в него поверить.

- 2013-й, - сообщил я упавшим голосом.

- Вот и хорошо, - заверила меня Света, подталкивая к палате теплыми мягкими ладонями, от которых пахло цветочным лосьоном. - Вот и славно. Вот и замечательно. Сейчас доктор к нам подойдет, он тебе все-все расскажет.

- Я не собираюсь его полдня дожидаться, - буркнул я. - Пошли к нему в кабинет, я сам с ним поговорю.

- Он уже идет, Марк, - уверила меня Цветочек. - Пять минут, и Джон Викторович будет на месте. Сейчас сам убедишься.

Не знаю, что меня больше уверило - ее успокаивающий тон или немыслимое сочетание имени-отчества эскулапа, но так или иначе я подчинился. Мы вновь переступили порог палаты. За время моего отсутствия комната почти не изменилась. Разве что вместо тертого линолеума пол укрывал ламинат - в точности такой, какой был в палате, где я давным-давно провалялся несколько суток после сотрясения мозга.

Цветочек тоже изменилась, едва переступив порог помещения. На месте комбинезона вновь возник фривольный халатик, волосы спрятались под чепчиком с маскарадным красным крестом, а длинные стройные ножки оказались затянутыми в чулки с крупной сеткой - на сей раз не белые, а кроваво-красные. Губы девушки запунцовели яркой помадой, а веки украсились густыми тенями и озорными черными стрелками. Так вот, значит, каким я хочу видеть медперсонал, да? Ну что ж, после знакомства с немецким кинематографом этого следовало ожидать.

Интересно, Света сама сейчас видит, как выглядит в моих глазах? На прямой вопрос я не решился, предположив, что ответ мне не понравится. Вместо этого я поинтересовался у медсестры, где тут можно отлить. Судя по вытаращенным глазкам, меня ждал ответ в духе "Земля вращается вокруг Солнца", но тут нас внезапно прервали.

- Здравствуй-те, Марк! - раздалось с порога. - Как вы себя чувствуе-те?

В палату шагнул высокий румяный мужчина средних лет. Белый халат небрежно накинут на трикотажный костюм. Над гладко выбритым лицом с высоким лбом и глубоко посаженными глазами топорщится ершик рыжеватых, колких, как проволока, волос. Губы искривились в улыбке, однако белесые голубые глаза смотрят внимательно и очень серьезно.

- Позволь-те представиться, - продолжил вновь прибывший, выговаривая каждое "те" столь усердно, как сам бы я выговаривал "позвольте-с", "разрешите-с" и "будьте любезны-с". - Хартли Джон Викторович. Я ваш врач, Марк... Витальевич. Нет-нет, не вставай-те, пожалуйста, прошу вас. Нам нужно о многом поговорить. И, поверь-те, вам лучше остаться в сидячем положении. Светлана, можешь идти.

Цветик послушно кивнула и засеменила к выходу, покачивая на ходу полными бедрами. Уже у порога она обернулась и кинула мне сочувственный взгляд. Я было ухватился за него, но девушки след простыл. Мы остались наедине с Хартли, и я уже знал с тупой необъяснимой уверенностью, что ничего хорошего сейчас не услышу.

***

Доктор подтащил один из стульев поближе к койке и оседлал его, выставив спинку вперед. "Защитная поза. Дружить со мной он не собирается", - припомнил я грамматику невербального языка. Я отплатил доктору той же монетой, усевшись по-турецки и скрестив руки на животе. Несколько минут мы разглядывали друг друга в напряженном молчании. Наконец доктор заговорил тихим голосом:

- Понимаю, что у тебя накопились вопросы, Марк. Но давай-ка я для начала расскажу, что такое НРК. Фрагментарная амнезия, или нейроколлапс, - результат информационного перенасыщения, довольно распространенное последствие нарушения нейронных связей в корково-подкорковом слое головного мозга.

- Что, очередная чума XXI века? - насторожился я.

- Скорей диабет XXI века, - усмехнулся Джон Викторович. - Только не сахарный, а информационный. Наверное, с течением времени человечество адаптируется к новым условиям, но вот сколько это займет времени - поколение или два, - на этот вопрос пока не может ответить никто.

- Хорошо, а что у нас вместо инсулина?

- К сожалению, ничего, - развел руками врач. - Единственный способ борьбы с нейроколлапсом на сегодняшний день - это его профилактика. Мы рекомендуем избегать перенасыщения информацией, сильных эмоциональных потрясений, исключить профессиональную деятельность, требующую постоянного вовлечения в ноусферу...

- В ноосферу? - переспросил я. - Я не ослышался?

- НоУсферу, - поправил Джон Викторович. - Марк, честно признаюсь, у меня сейчас нет времени рассказывать вам обо всем, что случилось за последние шестьдесят два года.

- Шестьдесят два года!!! - вскричал я, вскочив с места.

- Вот видите, в какое положение вы меня ставите, - Хартли скривил лицо в кислой гримасе. - Мой профессиональный долг требует соблюдать покой пациентов, а вы понуждаете меня нарушать вашу информационную диету.

- К черту диету! Рассказывайте! Какой сейчас год? Что со мной? Я был в коме?

Джон Викторович сделал несколько успокаивающих жестов, как бы загоняя меня обратно на койку, но подчинения, разумеется, не дождался. Ноги сами понесли меня в челночную ходьбу по периметру больничной палаты. Понаблюдав за моими метаниями, доктор смирился с отказом и продолжил говорить, не выпуская меня из виду и вращая головой вслед за мной, как подсолнух за солнцем:

- Тебе сейчас 92 года, Марк. Я понимаю, что смириться с этой мыслью поначалу будет непросто. Но придется. Как и свыкнуться с тем, что обращение на вы давно вышло из обихода. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я перестану коверкать речь архаизмами?

- Валяй-те, - поддразнил я доктора.

- Ни в какой коме ты не был. Наш регистратор подготовил для меня краткий фарватер твоего жизненного пути на десять маяков, и я с ним ознакомился, прежде чем нанести тебе визит. Ты прожил долгую и в меру насыщенную жизнь. Наверное, мог бы прожить еще полвека: современный уровень развития геронтологии позволяет дотянуть до 130-140 лет. Однако нейроколлапс... - доктор вновь развел руками, будто не найдя правильных слов.

- Вы хотите сказать, что жить мне осталось недолго, - догадался я.

- Совершенно верно. Чем особенно неприятен нейроколлапс - так это рецидивами. Собственно, из-за повторных приступов мы (я имею в виду научное сообщество) не можем изучить этот недуг в достаточной степени, чтобы противостоять ему во всеоружии. Вслед за первым приступом вскоре наступает второй.

- Значит, это еще и инсульт XXI века, - мрачно заметил я, остановившись на полдороге от одной стенки к другой.

- Можно и так сказать. Прискорбно сообщать тебе об этом, но второй приступ почти гарантированно сводит пациента в могилу.

- И как скоро произойдет второй приступ? - спросил я, чувствуя, как холодеет моя спина. Завидев, что Хартли в очередной раз собирается развести руками, как если бы собирался взлететь, я остановил его жестом: - Нет-нет, Джон, хватит махать крыльями! Скажите честно.

Врач послушно сложил руки на спинке стула. Я невольно перевел взгляд на его ладони: по виду они довольно сильно контрастировали с молодым лицом Джона. На первый взгляд-то ему не больше тридцати, а вот сколько на самом деле?

- Бывали случаи, когда второй приступ откладывался на год-два и даже на несколько лет, - вздохнул Хартли. - Но чаще всего он настигает пациента гораздо раньше.

- Сколько у меня времени? - спросил я внезапно охрипшим голосом. - Несколько месяцев? Полгода?

Доктор немного помолчал, вперившись в меня проницательным взором - как бы проверяя, достаточно ли я крепок, чтобы выдержать честный ответ.

- Неделя, - изрек он, наконец.

- Неделя, - эхом повторил я и уселся на койку, схватившись за голову.

- Когда НРК был совершенно малоизученным явлением, большинство пациентов умирали прямо в больницах, - пустился в исторический экскурс Джон Викторович. - Однако общество сочло такую практику неэтичной и нарушающей права личности на свободу выбора смерти. Мы не вправе лишать больного возможности провести отведенное ему время так, как он того хочет. Так что и ты, Марк, волен поступать, как тебе вздумается. Взвесь все за и против и прими решение.

- И какое решение обычно принимают мои... собратья по несчастью?

- У всех по-разному, - вновь забывшись, развел руками Хартли. - Одни проводят отмеренные им дни в кругу семьи, другие опустошают свои счета, чтобы слетать на лунную базу или промотать деньги в беспробудном загуле, третьи уходят в монастырь и погружаются в молитву. Я не знаю, какой способ тебе ближе. Надо отталкиваться от твоих интересов.

- Я тоже этого не знаю, - признался я. - Наверное, за прошедшие 62 года интересы у меня значительно изменились. Только вот как теперь вспомнить об этом?

- Покопайтесь в своем прошлом, - доктор пожал плечами. - Я скажу Свете, чтобы она вернула комм.

- Вернула что?

- Комм, - доктор оттянул рукав халата, чтобы продемонстрировать мне браслет, состоящий из нескольких сегментов разной величины.

Такой же я видел на руке медсестры, но счел его тогда модерновым украшением.

- Это какое-то устройство?

- Универсальный коммуникатор. Состоит из графеновых плашек, начиненных электронными мозгами. Он... как бы получше тебе объяснить... нечто вроде модема. Я не большой специалист в технических вопросах. Проще показать, чем рассказать. В общем, я распоряжусь, и Света тебе ассистирует. А сейчас прошу прощения, меня ждут другие пациенты.

Хартли поднялся, чтобы уйти.

- Вы ведь еще придете? - бросил я ему вслед.

- Конечно, - кивнул Хартли. - Нам придется еще кое-что обсудить. А пока что занимайтесь своими делами.

Проводив доктора взглядом, я принялся мерить шагами палату. "Занимайтесь своими делами". Хорошо сказано, доктор. Только вот какие у меня теперь могут быть дела? Шестьдесят лет псу под хвост! Чем я все это время занимался - непонятно. С кем общался - неизвестно. Чего желал, что любил, к чему стремился - неведомо.

- Список дел! - объявил я. - Первое: задушить доктора Хартли. Второе: ассистировать Светлану. Третье: ассистировать Светлану еще раз, в другой позе. Четвертое: пожрать. Пятое...

На пятом пункте я срезался. Совершив несколько челночных путешествий от одной стенки к другой (и всякий раз ненароком касаясь приятных на ощупь стенных панелей), я так и не придумал, что мне обозначить пятым пунктом. Сходить в туалет? (Кстати, где здесь туалет?) Сбежать из больницы? Ущипнуть себя за руку, чтобы проверить, не сплю ли я?

Мои размышления прервала медсестра, появившаяся в дверном проеме с подносом, уставленным снедью. Под мышкой она придерживала стопку одежды. Сама Цветик на этот раз оказалась закутана в длинное до пят белое одеяние - ни дать ни взять сестра милосердия. Волосы спрятаны под огромным платком с вырезом для лица, надежно укрывшим плечи и грудь. Порывшись в оскудевшей памяти на предмет соответствия, я откопал там слово "апостольник".

- Ты чего это вырядилась, как монахиня? - нахмурился я.

- Марк, я понимаю, что ты сейчас немного не в себе, - сердито заявила Цветик.- Но предупреждаю официально согласно положению о харрасменте, что если ты не прекратишь меня домогаться, я буду вынуждена потребовать социальной защиты. А если ты снова посмеешь угрожать доктору Хартли, тебя вообще переведут из больницы в карантин для социально опасных элементов! Будь, пожалуйста, благоразумен.

- Вы меня что, прослушиваете? - взвился я, принимая из рук Цветика комбинезон из тонкой ткани, носки и мягкие туфли. - У вас тут микрофоны повсюду?

- Не понимаю, о чем ты говоришь, - ответила медсестра, опуская поднос на обеденный столик.

Содержимое подноса - глубокая миска с куриным бульоном, мягкие булочки, нарезанная ломтиками диетическая ветчина и тарелка с гречневой кашей, в которой виднелась моя любимая тушеная печенка с луком, - невольно вызвало у меня усиленное слюноотделение. Впрочем, я не собирался забывать об унижении ради миски похлебки.

- Вы знали, что я хочу жрать, - обрушился я на Светлану, путаясь в рукавах и штанинах непривычной одежды. - Знали, что я к тебе неровно дышу. И что готов придушить Хартли - об этом вам тоже известно. Если вы не следите за мной, тогда как?

- Ну как - "как"? Это же очевидно, - пожала плечами Цветик. - Ты говоришь- тебя слышат. Делаешь - видят. Мы же должны смотреть за больными! Вдруг тебе плохо станет?

- Ага! Значит, вы за мной подсматриваете! Но каким образом? У вас тут камеры?

- Какие еще камеры? - разозлилась сестричка. - Надень комм, задай координаты, сам все увидишь.

Отследив взгляд Цветика, я посмотрел на поднос. Между стаканом с кефиром и микроскопической упаковкой фруктового джема затаился черный браслет, состоящий из нескольких плоских прямоугольников разной длины. Я взял его в руки и поднес к глазам, чтобы как следует рассмотреть.

- Этот, значит, мой? - удостоверился я. - А почему он выглядит по-другому? На моем больше сегментов, чем на твоем!

- Когда мне в конце года премию дадут, я себе тоже мультипроцессор докуплю и визуализатор пятого поколения. Или мой Дениска мне на день рождения подарок сделает. Нет, лучше на День святого Валентина! Мне бы очень понравился такой подарок на День святого Валентина! Очень!

Последние фразы Света произнесла в пространство - настолько отчетливо, что мне почудилось, будто она общается с невидимкой.

- Так, ладно, - потратив четверть минуты на решение дилеммы - комм или гречка, - я сделал выбор и застегнул на запястье браслет. - Теперь что?.. Ой!.. Это что за иллюзион такой?

Пространство вокруг меня преобразилось. Каждая поверхность и каждый предмет в помещении обзавелись похожей на водяные знаки полупрозрачной пиктограммой. Еще целая куча пиктограмм рассеялись вокруг меня незримой сферой подобно созвездиям на небосводе. Некоторые я опознал без труда: антикварного вида телефон, старинный же блокнот в деревянной обложке на тесемочках, массивный хронометр. Серп и молот, должно быть, символизировал рабочую деятельность, книга - библиотеку, а каталожный шкаф - хранилище документации. Миниатюрную голую бабу я не стал долго рассматривать на случай, если Света видит то же, что и я, а остальные пиктограммы (большей частью символы и иероглифы) пока не говорили мне ничего, что помогло бы их опознать.

Потянувшись наугад к одной из летучих картинок, я одновременно приманил ее к себе: полупрозрачная пачка "франклинов", только что парившая под потолком, послушно приблизилась и возникла прямо перед моим взором - так, чтобы до нее можно было дотянуться. Что я сразу и сделал. На месте пиктограммы развернулся экран с кучей текстовых и цифровых строчек, которые не сообщали мне ничего ровным счетом. Интуитивно понятной оказалась разве что жирная цифра в левом верхнем углу экрана - видимо, это состояние моего счета. Не без трепета насчитав в ней восемь цифр, я приободрился: последние 60 лет я, по крайней мере, не бездельничал. Впрочем, радоваться было преждевременно: я понятия не имел о том, в какой валюте указана сумма и какая у нынешних денег покупательная способность.

- Света, а как назад-то это убрать? - попросил я о помощи девушку, застывшую надо мной в позе классной руководительницы - со скрещенными на груди руками и поджатыми губками.

- Смахни, и все.

Махнув на экран тыльной стороной ладони, я отогнал видение, счет свернулся в пачку банкнот и вновь упокоился под потолком. Я собрался было притянуть следующую пиктограмму, но вместо этого обратился к Цветику:

- А как это вообще работает?

- Что?

- Да вот весь этот "Виндоуз"! Откуда картинки в воздухе берутся?

- Картинки берутся не в воздухе, а в электромагнитном поле, - объяснила Цветик. - Графеновые панели на стенах видишь? Они формируют визуальное поле и взаимодействуют с твоим коммом.

- То есть информация в панелях содержится? А комм ее извлекает?

- Комм управляет средой, а панели обеспечивают визуализацию.

- А информация где содержится - в комме или в панелях?

- Да нигде она не содержится! - Цветик потеряла терпение. - Панели создают среду, комм ей управляет. Что тут непонятного?

- Непонятно, где содержится информация. Ты не злись, просто объясни по-человечески. Как информация может быть "нигде"?

- Ну а как воздух может быть где-то? Он же везде, правильно? Вот так и информация. Это же элементарно!

Чтобы не выглядеть в глазах Цветика умственно отсталым, я сделал вид, что все понял.

- Ладно, значит, панели визуализируют среду. А вот что будет, если я выйду из помещения или окажусь там, где не будет панелей?

- Панели есть везде, где живут люди, - засмеялась девушка. - На улицах, на площадях, в зданиях. А вот если ты на сафари отправишься или в лес за грибами пойдешь, тогда, конечно, линзы надевать надо. Вон они, рядом с джемом.

Я извлек из миниатюрной круглой коробочки пару линз. На вид - линзы как линзы, ничего особенного. Впрочем, нет, особенность есть, да только заключается совсем в другом! Всю жизнь я носил очки или линзы, а теперь хорошо вижу собственными глазами!

- Старики еще очки по привычке носят, - известила медсестра. - Очки, по-моему, уже не продаются, но идут в комплекте с пенсионным пакетом.

Я посмеялся вместе с Цветиком над стариками, однако улыбка моя быстро угасла: вспомнив о своем возрасте, я отчетливо понял, что камешек был в мой огород.

- Что, разве я так плохо выгляжу?

- Нормально для своего возраста, - признала Цветик. - Но я тебе все равно не дам. Я сексом только с ровесниками занимаюсь. К тому же ты не в моем вкусе.

- Ух, надо же, - изумился я. - Ты так свободно говоришь о сексе?

- А что тут такого? Это же естественно.

С этим сложно было не согласиться. Хотя в эпоху, которую я отчетливо помнил, публичные разговоры о сексе были табуированы, а частные по той же причине сопровождались в лучшем случае стыдом, в худшем - налетом пошлости.

- А тебя часто домогаются? - поинтересовался я самым миролюбивым тоном, чтобы ненароком не вызвать в медсестре гнев или обиду.

- Нет, конечно же, я ведь не дура! - округлила глаза Цветик. - У меня на светофоре по умолчанию желтый цвет стоит. А таких, как ты, я сразу красным помечаю.

Теперь я обратил внимание на пиктограммы, призрачными мотыльками окружившие Цветика. Их было всего несколько, и большинство явно не интерактивные. По крайней мере, для меня. Ярче всех мерцал семафор агрессивно красного цвета.

- А зеленый ты когда-нибудь включаешь?

- Ну разумеется. Для Дениски он всегда зеленый. Ну и для Павлика иногда. Или, если какой-нибудь симпатичный парнишка где-нибудь встретится, я тоже его отмаркирую: вдруг я ему тоже понравилась?

Описать нахлынувшие на меня в этот момент чувства не хватит языковых инструментов. Вот почему такая несправедливость: чтобы оказаться в раю нормальных половых отношений, нужно было обязательно состариться и загреметь в больницу с нейроколлапсом? Это все равно что выиграть в лотерею миллион долларов и одновременно заболеть бубонной чумой!

Стараясь себя хоть чем-то утешить, я подманил с виртуальных небес свой личный семафор. Все было настолько интуитивно понятно, что с наводкой пиктограммы на Цветика и сменой цветов я справился за минуту.

- Ну и зачем? - заулыбалась девушка. - Я ведь все равно тебе не дам.

- А если я тебе новый комм куплю? С визуализатором этого самого поколения, которое там чего-то. Типа ко дню святого Валентина, м-м?

- Дурак, - Света покраснела.

Приосанившись, она демонстративно от меня отвернулась и зашагала по направлению к выходу.

Действительно дурак. Причем, как водится, старый. Седина в бороду - спермотоксикоз в гормональный фон. Чего я глуплю? Я уж, наверное, лет двадцать как на пенсии, таскаюсь по музеям и выставкам, а в постели меня греют разве что кошки.

Кстати, о кошках. Надо бы позвонить жене. Только сначала стоит привести себя в презентабельный вид.

Ткнув в миниатюрную иконку, мерцавшую на моем безыдейном одеянии, я получил в награду очередной экран, на котором можно было выбрать стиль верхней одежды. Чувствуя себя девчонкой, которая наряжает бумажных кукол в платьица, вырезанные из журнальных страниц, я промотал длинную галерею немыслимых костюмов и остановился на старой доброй джинсе. Да, так-то лучше. Придирчиво оглядев себя с головы до ног, я обнаружил себя одетым в джинсовые брюки и джинсовую же рубаху. Мягкие кедики (в моем детстве такие назывались чешками) оставались кедиками на ощупь, зато с виду преобразились в замшевые сапожки с острыми мысками и на подбитых подковками каблуках. Немного по-ковбойски, конечно, но на первое время сойдет. Втаком виде хоть не стыдно на люди показаться.

Я обшарил потолок глазами в поисках телефонного аппарата. Наверное, я слишком активно вращал глазами, потому что пиктограммы принялись плясать и перепрыгивать с места на место, пытаясь определить для себя наилучшее расположение. Я попытался унять автонастройку жестикуляцией, но ожидаемо потерпел поражение: часть пиктограмм сложилась в виртуальный сундук, а некоторые настолько увеличились в размерах, что загородили нормальный обзор. "Телефон!!!" - заорал я в надежде на чудо. Подчинившись моему голосу, телефон выскочил из цифровой помойки, явив собой узнаваемый облик винтажного гаджета.

Притянув к себе и развернув пиктограмму телефонного аппарата, я принялся изучать открывшееся меню. Контакты оказались поделены на несколько групп, каждая из которых обозначалась специальным титром или картинкой. На первом месте ожидаемо маячил домик с трубой, каким его изображают на рисунках дети пятилетнего возраста. Из печной трубы валил сизый дымок. Ради интереса я принюхался, но меня ждало разочарование: симулировать запахи операционная система не научилась. А жаль.

- Жена! - наученный горьким опытом обращения с интерфейсом, я решил почаще пользоваться голосовыми командами.

В окошке домика замигал свет, дым из трубы сделался черным, после чего избушка надулась и выплюнула наружу два женских портрета. Над первым значилось "ЖЕНА 1.0/3.0", над вторым - "ЖЕНА 2.4". Вторая женщина была мне незнакома.

Ага, догадался я. Скорее всего, я был женат трижды - развелся с Юлькой, женился на этой зеленоглазой, а потом снова вернулся к Юльке. Ну что ж, зеленоглазую оставим на потом. Эту я хотя бы знаю и помню.

- Юля! - приказал я интерфейсу, и первый портрет развернулся передо мной в огромный экран.

Женщина, представшая моим глазам, полулежала в глубоком кресле, похожем на стоматологическое. Лицо ее было замазано толстым слоем крема землистого оттенка, глаза закрыты. Полуголое тело массировали чьи-то сильные руки. Обладатель рук маячил за кадром. Наверное, оно и к лучшему: я с удивлением для себя почувствовал укол ревности.

- Юля, - негромко позвал я.

Женщина открыла глаза и неприязненно глянула в мою сторону.

- А, это ты, - она вновь откинулась на уютный с виду подголовник. - Чего хотел?

- Поговорить, - растерялся я.

- Говори.

- Юля, я... это самое... - я вдруг с ужасом понял, что понятия не имею, что мне нужно сказать этой женщине и чего она ждет от меня. - Ну я тут, значит, в больнице... Юля!

- Я помню, как меня зовут. Слава богу, нейроколлапс не у меня.

- Так ты знаешь?

Жена засопела, не удостоив меня ответом. Чужие руки тем временем перестали массировать Юлино тело и принялись смывать маску влажными тампонами. Под маской обнаружилось молодое красивое лицо. Боже, она почти не изменилась! Я почувствовал, что влюбляюсь заново.

- Юля, ты такая красивая! - бросил я ей от чистого сердца.

- Потаскухам своим рассказывай, - ответила супруга почти без эмоций. - Говори прямо: чего хочешь?

- Тебя, - я не знал, о чем попросить жену, но в том, что сама она мне нужна, нисколечко не сомневался.

- А медсестру полчаса назад кто хотел?

Я осекся, чувствуя себя так, будто меня пнули под дых.

- Кто тебе рассказал? Тебе Цветик нажаловалась?

- Девяносто лет - ума нет, - отреагировала жена. - На кой мне сдались твои цветики-кошечки-рыбки. Сам разбирайся со своим зоопарком.

Жена подняла ладонь, явно вознамерившись смахнуть экран и прервать наш разговор.

- Постой-постой, Юленька! - возопил я. - Не бросай меня так! Ты же видишь, в каком я состоянии!

- А ты, когда меня бросал, много думал о моем состоянии? - сварливо переспросила жена. - Когда по бабам своим шастал, много ты обо мне думал?

- Я ничего не помню, Юля, пойми же ты!

- Очень удобно устроился, - парировала жена. - Как по бабам шастать - так он в здравом уме и твердой памяти. А как память отшибло - так Юля ему сразу понадобилась. Ты паразит, понял? Кровосос. Всю душу из меня высосал. Видеть тебя больше не могу.

- Ну прости, прости, - залопотал я, донельзя огорченный. - Если я в чем-то перед тобой виноват, я готов это признать и покаяться. Просто я ничего не помню. Как наш Андрюшка? Как наш сладкий канапапундель?

- Наш сладкий канапапундель заведует университетской кафедрой, - отозвалась жена. - Под его руководством сейчас три докторские диссертации пишутся. Защита пройдет - поедет с внуками загорать на Аляску.

- Загорать? На Аляску? Ладно, не суть. Он знает, где я?

- Понятия не имею. Вы же с ним двадцать лет как не разговариваете.

- Двадцать лет!!! - заорал я. - Как так?!!

- Себя спрашивай. Ты же ему на дверь тогда указал. Вот и пожинай плоды.

- Юля, подожди... Это все чертовски неправильно. Я ничего не помню. Я... я должен сообщить тебе очень плохую весть, - порывшись в рукаве, я нашел последний, самый действенный аргумент: - Юля, я скоро помру.

Юля вздохнула, приподняв брови, и ничего не ответила.

Последний раз я плакал в далеком детстве и забыл, как это делается. Но где-то за броней лицевых костей вдруг засвербело так сильно, что я понял: еще немного, и я разрыдаюсь.

- Ты не можешь быть такой жестокой! - взмолился я. - Мне очень нужна твоя поддержка. Мне сейчас даже обратиться не к кому, понимаешь? Что мне сейчас делать, посоветуй!

- Составь завещание, - ответила жена и махнула рукой, дав отбой связи.

***

Не знаю, сколько времени прошло, пока я сидел на больничной койке, раскачиваясь в кататоническом ступоре и раз за разом прокручивая про себя разговор с Юлей. Мне показалось, часы, но, быть может, это были только минуты. Надевать сорванный в досаде браслет, чтобы бросить взгляд на хронометр, мне не хотелось. Впрочем, за фальшивым окном уже сгустились сумерки, и оставалось надеяться, что виртуальная действительность на стенном экране синхронизирована с реальным временем.

В палату ко мне все это время не заходили. Может быть, все меня бросили? И никому до меня теперь нет никакого дела? И даже если я прямо сейчас разбегусь и ударюсь головой о стену, никто мне не помешает?

Хотя нет, последнее вряд ли. Наверняка кто-то притащится, едва я встану наизготовку и открою рот, чтобы произнести заветное "На старт, внимание, марш". Даже проверять смысла нет. Я уже догадался, откуда Юлька узнала про медсестру, а Цветик - про все остальное.

"Ноусфера", - сказал доктор Хартли. Вот оно! Похоже, это то самое, о чем мы говорили с Серегой, аккурат прежде чем... Серега! Вот кто мне нужен! Вот кто мне все объяснит и наверняка подставит руку, локоть, плечо, или что там в этих случаях подставляют. На крайний случай сойдет и жилетка. Мне сейчас все равно, лишь бы меня кто-то выслушал и по возможности ответил на мои вопросы по порядку и без претензий, на которые я не в силах ответить.

Нацепив браслет на руку, я сориентировался в "звездной сфере" (так я для себя обозначил скопище пиктограмм и менюшек), выбрал телефонный аппарат и в открывшемся экране подтянул к себе папку "Друзья".

"А ведь я быстро все схватываю", - пришла в голову самодовольная мысль, когда запланированные действия удались с первого раза. Впрочем, это может быть не смекалкой, а тактильной памятью, которую не затронула амнезия. Надо будет уточнить у доктора.

- Серега! - позвал я.

Серег, разумеется, набралось не меньше десятка, причем большинство были мне не знакомы. На одних пиктограммах красовались портреты, на других я обнаружил себя самого - то удящим рыбу, то чокающимся стопкой, то просто в обнимку с каким-нибудь очередным Серегой, в одном случае даже голым. Нет, так дело не пойдет.

- Лебединский!

Хитрая блондинистая рожа, представшая моему взору, на этот раз не оставляла сомнений: он, старый бандит! Я ткнул Серого пальцем в нос, и харя приятеля разверзлась экраном.

Зрелище, открывшееся моему вниманию, было не из приятных: пожилой и обрюзгший мужик с красной лысиной восседал на унитазе, вчитываясь в невидимый мне текст и шевеля при этом толстыми губами. Я уж было подумал, что ошибся номером (если это словосочетание сколько-нибудь применимо к такой форме контакта), но вовремя понял, что этот грузный мужик и есть мой Серега. Просто немало потрепанный жизнью, состарившийся и неопрятный.

- Кто здесь? - недовольно пробасил абонент. - Посрать не дадут. Ох, мамочки родные! Ты-то откуда нарисовался?

Судя по лицу, Серега был мне рад не больше, чем дорогая супруга. Лоб его сморщился, губы недовольно поджались, а глаза смотрели прохладно, как если бы нас не связывали давние дружеские отношения.

- Серега, это же я!

- Да уж вижу. Чего тебе?

- Беда у меня стряслась. Да просто жопа, если честно. Не знаю даже, с чего начать.

Серый вздохнул.

- Ну выкладывай основное. Что там у тебя за жопа, чья она и насколько пригодна для пенетрации.

Я невольно улыбнулся, заметив про себя, что внутри неприятного старикашки, оседлавшего унитаз, спрятался хорошо знакомый мне человек.

- Серега, у меня тут нейроколлапс случился. Я в больнице. Доктор говорит, что жить мне, похоже, осталось с неделю или около того. Ни хрена не помню вообще. Последнее, что помню, - это то, как мы с тобой в 2013-м задумывали бизнес по научной волне. Ноосфера, понимаешь? Так что же, Серег, выходит, у нас все получилось? Мы открыли доступ к информационному полю и запатентовали изобретение?

Серега уставился на меня выцветшими глазами в крайней степени изумления. Затем вдруг хитро прищурился:

- Так ты ничего не помнишь, да? Вот прям вообще ничего?

- Говорю же, вообще ни хрена! Так что, получилось у нас?

- Ну да, в общем и целом, - проронил Серега, почесав свой массивный нос, усеянный крупными порами. Я припомнил, что почесывание лица означает попытку слукавить. - И доступ открыли, и изобретение запатентовали, да. Правда, не то чтобы мы с тобой, но да, все получилось.

- Погоди, как это не мы? Мы что - не при делах?

- Не, ну тут так сразу, в двух словах, не объяснишь. Проще в энциклопедию заглянуть, там все фарватеры по событиям выставлены. Тебе маяк, что ли, скинуть?

- Серега, ты сейчас по-японски со мной разговариваешь. Какой, на хрен, маяк? Какой фарватер? Мы что, в кругосветке? Объясни человеческим языком. А еще лучше приезжай, а то я тут один среди незнакомцев, которые мне не рады. Чувствую себя персонажем из театра теней. Ты можешь приехать?

- Приехать? Ну, наверно, могу. Я так-то не занят пока. Сижу тут в Хабаровске, некоторые вопросы решаю. Так ты, значит, ничего не помнишь, да? - зачем-то переспросил он снова. - Ну и хорошо, тогда сиди на жопе, не дергайся, а я через пару-тройку часов подгребу. Тебе повезло, что я в России сейчас. Я как раз собирался в Австралию лететь по некоторым делишкам, ну да ладно. Щас билет закажу.

Серый смахнул связь, и я вновь обнаружил себя в одиночестве. Рассеянная в помещении белизна казалась мне физически ощутимой и шершавила кожу. Стены палаты давили, а воздух, кондиционированный и ароматизированный, представлялся мне спертым. Я понял, что если прямо сейчас не выберусь на улицу, хотя бы в прогулочный дворик, то окончательно съеду с катушек.

- Я гулять, - объявил я во всеуслышание тоном, не терпящим возражений. - Слышите, эй, кто там на шхуне? Гулять я.

Поднявшись с койки, я направился к выходу из палаты, твердо про себя решив, что если кто-нибудь попытается встать у меня на пути, то ему несдобровать!

***

Путь наружу мне никто преградить не отважился. По дороге мне не встретилось ни единой живой души, если не считать старичка с мочесборником, явно уже шагнувшего одной ногой в могилу. Другую он волочил по коридору лечебницы, слоняясь без видимой цели. На вид старику было лет триста, взгляд его клубился туманом воспоминаний, и если дедуля что-то вокруг замечал, то определенно не меня. Зато комм услужливо подсунул моему вниманию портрет дедка с авторизованной подписью - Васильев Николай Павлович. Вероятно, стоило ткнуть на портрет - и я ознакомился бы с биографией старичка, генеалогическим древом и длинным списком заслуг. Но, поразмыслив мгновение, я решил не засорять мозг ненужной информацией. Кроме того, отвлекись я на лишние пару минут, и меня мог тут застукать кто-нибудь из персонала. А конфликтовать с кем бы то ни было мне совсем не хотелось.

Я прошагал прямиком к лифту: комм предусмотрительно развесил по стенам стрелочки-указатели, а стоило мне сделать первый поворот, повинуясь указке, он высветил на полу маршрутную линию. Двери стеклянной капсулы, полностью прозрачной за исключением пола и потолка, разъехались в стороны, едва я приблизился к ним на расстояние вытянутой руки. Привычных кнопок внутри не оказалось. Зато тут же всплыли виртуальные клавиши: комм предложил выбрать один из четырех этажей, не считая подвала. Не выявив в себе желания скататься на экскурсию в местный морг, куда, все к тому, меня и так через неделю отвезут, я выбрал нулевой этаж и спустя несколько секунд очутился на свежем воздухе: лифт одновременно был и выходом из больничного здания.

Снаружи было прохладно и все еще светло. Верхушки мачтовых сосен, собравшихся тесным семейным леском вокруг здания клиники, золотились последними лучами светила. Асфальтированная дорожка (если эту идеально ровную поверхность справедливо считать асфальтом) уводила от лифта к большой клумбе, густо засаженной цветными кустиками. Несколько дорожек расходились от клумбы в диаметрально противоположных направлениях, прячась в чаще деревьев. Комм не замедлил предложить мне на выбор три прогулочных маршрута, однако меня интересовал не променад, а выход за территорию госпиталя. Он, впрочем, был хорошо виден прямо от лифта: дорожка, на которую я ступил, прерывалась клумбой, чтобы затем возобновиться и через несколько десятков метров упереться в пустую просторную арку. Ни стен, ни ворот эта конструкция не предусматривала.

Дойдя неспешным шагом до арки, я увидел за ней широкую автотрассу, будто выжженную посередь густого соснового бора. "А неплохо тут Хартли с командой устроились! Явно не для бедняков заведение", - подумал я. Надеясь, что у меня не возникнет проблем с оплатой больничных счетов, я сделал было шаг наружу, но в этот самый момент прямо передо мной возник Хартли. Ну не то чтобы сам Хартли, но его точная копия, спроецированная графеновыми панелями, вмонтированными в стены арки.

- Марк, ты, конечно, волен поступать по своему усмотрению. Но должен тебя предупредить, что согласно положению о добровольном получении и отказе от медицинских услуг выход пациента за территорию клиники автоматически означает выписку, - провозгласила копия.

Я демонстративно поставил одну ногу на трассу и перенес туловище вперед - так, чтобы на территории больницы оставалась только пятка моей правой ноги.

- Так нормально? - спросил я, вытянув руки в сторону горла Хартли, как заправский упырь.

- Если тебе угодно дурачиться, то помешать я, конечно, не вправе, - вздохнул Хартли. - Но если ты нечаянно кувыркнешься вперед, то я уже не смогу ничего для тебя сделать. Система учета больных автоматически выпишет тебя из числа пациентов, твою палату приберут и забронируют для других больных.

- Понятно, - я вернулся в исходное положение. - А вы, значит, намерены что-то для меня сделать. И что именно?

- Все, что в моих силах, - развел руками Хартли.

- Другими словами, ничего толком. Вы ведь не можете предотвратить второй приступ?

Хартли отрицательно покачал головой.

- И память вернуть вы мне тоже не можете.

Хартли уныло кивнул.

- Ладно. Тогда я скажу, что вы в состоянии для меня сделать. Не возникайте, пожалуйста, вот так наобум. Постучитесь, позвоните, сделайте что-нибудь, чтобы не застать меня в неудобное время или в пикантной позе. Договорились?

- Марк, прости, но этого я тебе тоже гарантировать не могу, - пожаловался доктор, всем своим видом демонстрируя сожаление. - Ноусфера связывает людей напрямую. Я, конечно, могу отправлять тебе голосовые или текстовые сообщения, но в момент передачи данных я тебя буду видеть так же хорошо, как сейчас. Зато ты в любой момент можешь меня смахнуть. Это же здорово, правда?

- Не уверен. Как это работает? Почему смахнуть можно, а отказаться от вызова - нет?

- Извини, Марк, мне сейчас немного недосуг объяснять. Пускай лучше твой друг тебе все расскажет. Он уже прилетел, ему добираться сюда не более получаса.

- Вы и разговоры, значит, чужие подслушиваете? - приуныл я.

- Мы не подслушиваем, просто слышим, - терпеливо ответил Хартли. - Погуляй пока по маршруту, твой Серега тебя скоро найдет. И еще одно: обращайся ко мне, пожалуйста, на ты, ладно? А то я себя чувствую каким-то ископаемым.

- Ладно. Пошел-ка ты, Джон Викторович!

Хартли огорченно засопел, смахивая диалоговое окно.

""Выставить температурный режим?" - поинтересовался у меня костюмчик из фальшивой джинсы. Я сказал сапогам большое спасибо и выставил температуру +20 с умеренной влажностью. Теперь вечерняя прохлада освежала лишь открытые участки кожи: лицо и ладони. Одежда справлялась с автоподогревом на ура. Интересно, откуда комбинезон черпает энергию? Неужто прямо из воздуха? Надо бы узнать, из чего сделан материал и как это работает.

Почему, как, зачем? За что, наконец, мне все это? Слишком много вопросов и категорически мало ответов. Прогуливаясь по тропинкам и пиная подвернувшиеся под ноги шишки, я гнал от себя мысли о том, что нейроколлапс лишил меня прошлого и будущего и оставил в чужом настоящем, где мне все чуждо, а сам я никому толком не нужен. Присев на скамейку, я попытался отогнать хандру, позабавившись с иконками интерфейса. Дорожка и пространство вокруг скамейки были залиты приятным серебристым светом, как от полной луны, только гораздо ярче. Свечение парило в воздухе, будто не имея источника. Поскольку никаких фонарей вокруг видно не было, я отнес иллюминацию на счет вездесущих черных панелей, развешенных тут и там на стволах деревьев. Они же позволяли коммуникатору обеспечить меня компанией объемных цветастых иконок и плоских невыразительных пиктограмм.

Для начала я решил поиграть с программой примерки одежды. Пролистывая список стилей и вариантов, я то и дело надевал на себя различные варианты костюмов, чувствуя себя девчонкой, наряжающей бумажных кукол в платьица, вырезанные из журнальных страниц. Прервался я лишь тогда, когда обратил внимание, что под каждым одеянием указаны цифры, и стоит мне переодеться в новое платье, как пачка банкнот над моей головой боязливо вздрагивает.

Несмотря на дарованный комбинезоном микроклимат, я поежился: не хватало еще растратить свои "гробовые" на детские забавы. Впрочем, я не удержался от последней импульсной покупки и приобрел себе наружность "ангела ада": косуха в заклепках и лейблах, кожаные штаны, сапоги-казаки с литыми металлическими мысками. Приглядевшись к сапогам, я с неудовольствием понял, что для разработки дизайна за основу были взяты те же ковбойские, что я только что "снял". Халтурят нынешние модельеры, чего уж тут.

- Эй, Оззи, ты на старости лет в неформалы решил податься? - окликнул меня голос, в котором, несмотря на стариковский тембр, прорезывались знакомые молодецкие нотки. - Ну пойдем в местный гаштет, слопаем пару летучих мышей.

Вскочив с лавочки, я подался навстречу посетителю. Серега даже выставил ладони вперед, чтобы я не налетел на него и не помял костюмчик. Выглядел он солидно: твидовый пиджак песочного цвета, хорошо скроенные синие брюки, голубая рубашка из твила и замшевые туфли на старомодных деревянных каблуках. Неуклюжего и неприятного толстяка, пару часов назад сидевшего на унитазе, выдавал разве что безумного цвета галстук-бабочка - желтый в синюю крапинку. Я невольно потянулся к бабочке, чтобы ее потрогать, хотя уже знал без всяких сомнений, что наткнусь на эластичную ткань универсального комбинезона.

- Наномакинтош, твою наномать, - усмехнулся Серега, заключив меня в объятья.- Ну, ну, перестань, ты чего, братишка?

Я повис на Сереге, прижимаясь к его жирному туловищу так, как младенец льнет к материнской груди. Из моей грудной клетки рвались всхлипы и стоны. Вся моя сегодняшняя самоуверенность обернулась бравадой, за которой скрывался дикий страх - за себя, за мир, в котором я оказался, за свое сомнительное и шаткое место в этой незнакомой и необычной реальности. И единственным человеком, на которого я в нем мог положиться, оказался Серега. Хотя, помнится, я никогда не числил его в списке близких друзей.

- Спасибо, что ты меня не бросил, - выдавил я из себя, стараясь, чтобы голос мой не прозвучал слезливо и жалко.

- Да ладно, чего уж там, - застеснялся приятель. - Плюнь ты на нее. Все бабы суки.

- Ты видел, да? Видел, как она меня?

- Ну да, в самолете просмотрел быстренько. Юлька, конечно, погорячилась. Хотя и ты сам чудить начал, чего уж тут! Изнасиловать медсестру - это ты с места в карьер, конечно, рванул.

- Что за глупость? Я ее не насиловал и даже не собирался!

- Э нет, дружище, еще как собирался. Времена-то нынче другие: хоть с козами трахайся, никто тебе слова дурного не скажет. Но только если есть квалифицированное согласие! - Серега значительно воздел к потемневшему небу крючковатый указательный палец. - А без согласия ты ментальный насильник, а она невинная жертва. Ты же про себя ее уже отмандрючил, так? Только вслух не говори, братка! Я тебя и так пойму. Просто слушай меня и мотай на ус. Вот так. В общем, слово - не воробей, заруби себе на носу. Про себя думай что хочешь. Но когда вслух что-нибудь говоришь - имей в виду, что тебя слышат миллионы ушей.

- Прям-таки миллионы? - прошептал я, завороженный представившейся мне картиной. - И все смотрят на меня?

- Да на хрен ты им сдался, дурила, - махнул рукой Серый, взяв меня за локоть и увлекая по дорожке к зданию госпиталя. - Если на тебя сейчас кто и смотрит, так это регистратор больнички. Но если на тебя кто-нибудь заявление в соцзащиту накатает, тогда держись! Все твои разговоры и действия разберут на шурупы члены специальной комиссии, понял? Психологи, криминологи, соцработники, кто там еще.

- Как разберут? То есть в прошлом?

- Ну да, а ты как думал? "Все, что было когда-либо сказано, может быть однажды использовано против вас". Кодекс Миранды, статья вторая. Советую вызубрить наизусть, пока ты делов тут не натворил.

- Серега, умоляю тебя, расскажи, что тут происходит! Хотя бы в общем и целом. Во что этот мир превратили? Это все ноосфера?

- НоУсфера, Марк. Ноу - от английского know, знать. Короче, кладезь знаний. Три обезьянки наоборот: все вижу, все слышу, всем все расскажу без утайки.

- А почему не ноосфера?

- Ноосфера - понятие более общее и широкое. А тут, понимаешь, только срез этого самого информационного поля. В будущее не заглянешь, в далекое прошлое - до определенных границ. Зато в настоящем все как на ладони! Хочешь - смотри, хочешь - слушай, хочешь - используй в меру своих способностей.

- В будущее, значит, нельзя?

- Ну а я о чем говорю? Если бы можно было, тогда бы я знал, что ты в кафешке жрать будешь, и заказ бы за тебя уже сделал. А поскольку будущего не видно, ты мне ртом скажи: чем мы ужинать будем?

Последнюю минуту Серый топтал тропинку, не глядя себе под ноги и сосредоточенно жонглируя элементами интерфейса. Оказывается, это было меню.

- Не знаю, у меня аппетита нет, - пожаловался я.

- Аппетит приходит, когда жрачка заканчивается. Пиво будешь? Мясо будешь? Вот и определились.

Впереди уже призывно сверкали огни стеклянной веранды, пристроенной к больничному крылу. По уверениям Сереги, это была местная рекреация - зимний сад и кафешка для встреч больных с посетителями.

- На голодный желудок мне плохо думается и еще хуже рассказывается, - признался Серега. - Вот сейчас кишки поролоном набьем, и тогда спрашивай о чем хочешь.

- Поролоном? Ты, я надеюсь, шутишь?

Серега недовольно замычал.

- Я же сказал, после еды все вопросы... Ну да, да! Поролон, пластик, какая разница? Синтетика, так или иначе. На вкус вроде как один в один, но для меня разница есть.

- А настоящие продукты разве нельзя заказать?

- Можно, - мрачно проговорил приятель. - Но только если за твой счет.

Внутри прозрачного павильона было светло, как днем. Свет оттенка яичного желтка свободно лился из старомодных плафонов, воткнутых в стеклянные стены либо нахлобученных на торшеры. На самом же деле Серега не дал мне обмануться, источники света были фикцией: как и везде, преображением пространства, в том числе вопросами освещения, ведали графеновые панели.

- Что-то я их тут не вижу, - покрутил я головой во все стороны.

- Замаскированы под элементы декора. Подойди к вон тем высоким пейзажным панно, потрогай - сам убедишься, - пробулькал Серега, с неудовольствием отрываясь от кружки с бархатным пивом.

Губы его покрыла корка пивной пены.

Напитки и снедь служащий поднес нам, как только мы заняли места за отведенным нам столиком: Серега успел передать заказ за несколько минут до прихода. Кроме нас в обеденном помещении находилось всего несколько посетителей. Мужчины и женщины неопределенного возраста негромко разговаривали друг с другом или взаимодействовали с интерфейсами через коммы, попутно уплетая свой ужин. На нас они не обращали никакого внимания, хотя одна из женщин (пациентка, судя по выбранному ей скорбному пижамному наряду), как мне показалось, усмехнулась, завидев меня. Но, вероятней всего, мне почудилось и ее усмешка - результат параноидного настроения, захватившего меня в этот долгий и странный день из-за множества переживаний.

- Ешь, пока не остыло! - поторопил меня Серый.

Я последовал доброму совету и впился зубами в сочную рульку. Мясо как мясо. Всамделишная свинина, сдобренная и приготовленная по всем правилам: толстая хрустящая корочка, кровяные мясные волокна, тающее во рту поджаренное сало с бочков. Какая, к черту, синтетика?

- Самая настоящая. Продукт синтеза от и до. Массовое производство, - Серега выплевывал реплики в мою сторону по частям, в свободные от жевания рульки секунды.- Натуральное мясо уже. Невыгодно производить. Затрат масса. А конкурировать нереально. С синтетикой. Фермы есть, конечно. Но они только на. Эко-магазины работают. Мало кто. Может себе позволить. Ты можешь, конечно. Но тебе, я вижу, и так зашибись.

Верно, я не вижу никакого подвоха. Даже если этого поросенка распечатали на кухонном принтере из мешка с сомнительным порошком, а пиво получили путем смешивания воды с концентратом, я готов питаться так до конца своих дней! Жаль, правда, что дней этих осталось так мало. В очередной раз похолодев от мысли, что жить мне осталось недолго, я отставил свою тарелку в сторону.

- Хорош жрать, - приказал я Сереге. - Валяй рассказывай.

- Ладно, - Серега вытер лоснящиеся жиром губы уголком скатерти, торопливо дожевал последний кусок, сыто рыгнул и удобно откинулся на спинку ресторанного кресла. - Только я не Нестор-сказитель и рассказывать тебе сагу "Авраам родил Исаака" не стану. Давай лучше поиграем в "Что? Где? Когда?".

- У вас тут еще в "Что? Где? Когда?" играют?

- Да, но с людьми интересней было...

- Кто? - не замедлил я с первым вопросом. - Кто открыл ноусферу?

- "Брэйнсторм Текнолоджис". Они первыми нащупали модуляции поля и нашли способ их расшифровки. Технологию запатентовали как KnowNow.

- Значит, американцы опять впереди планеты всей, - поморщился я.

- Ну не то чтобы американцы, - осклабился Серый. - Автором и руководителем всего проекта был как раз наш соотечественник Аркадий Волков. Психофизиолог с мировым именем. А заодно грамотный технарь. Гений, короче. Благодаря Волкову этой технологией теперь пользуются на всех континентах.

- Странно, что власти или спецслужбы не попытались прибрать ее к рукам.

- Еще как попытались, - засмеялся Серега. - Там такие войны были со шпионскими играми и взаимным кусаловом, что их теперь в школах проходят под грифом Последней войны. Холодной, по счастью!

- А кто воевал?

- Да все глобальные лидеры, по большому счету. Только Европа по-тихому отсиделась. А пока ихняя бюрократия отчеты и презентации теребунькала о том, что в мире такое происходит и как с этим жить, между Пекином и Вашингтоном едва до обмена ядерными ударами не дошло!

- И что помешало?

- Ноусфера, родимая, и помешала. Там схема получилась хитрая: в тогдашнюю Кремниевую долину давно и плотно залезли китайцы. Понемногу скупали акции разных многообещающих предприятий - где треть, где серединка на половинку, где совсем каплями вкладывались. И компанию Волкова они тоже окучили, умудрились. Больше трети их ценных бумаг принадлежало китайской корпорации... как ее там... не помню, они когда-то мобильники штамповали по типу айфонов, только похрупче да подешевле. Там главный у них был такой товарищ - Лэй Чэнь. Хитрая бестия, натуральная бизнес-акула. В общем, америкосы все полностью засекретить не успели, и этот китаец своему правительству технологию сплавил. Втихую.

- И они ее запатентовали?

- Да нет же, точно таким макаром все засекретили и на военную службу поставили. В Пентагоне вояки зубами скрипели-скрипели, а ничего уже не поделаешь: все, что в Белом доме происходит, китайцам видно, как на блюдечке. Вот они так несколько месяцев друг за другом в оба глаза и наблюдали - кто первый к красной кнопке рванет и ракеты запустит, чтобы единственным, значит, обладателем светлого настоящего и туманного будущего сделаться.

Официант, подойдя к нашему столику, поинтересовался, не намерены ли мы заказать десерт. Серега не раздумывая потребовал еще пива. Я справился с побуждением отведать синтетических пирожных и тоже попросил подлить мне темного варева.

- А Россия что, вообще не при делах оказалась? - спросил я, утолив приступ жажды.

- Поначалу типа того. Но наши люди везде без мыла в жопу влезут. Тот самый Волков, о котором я толкую, смотрел-смотрел на все это безобразие, а потом сам технологию нашим и передал.

- Как Розенберги с атомной бомбой?

- Да вроде того. Только Розенбергов на электрическом стуле зажарили, а Волков в Москву продернуть успел и получил персональную пенсию Героя России! Американцы-то со стороны китайцев подлянки ожидали, а за своими согражданами тогда не следили как следует. Потом, ясное дело, локти себе кусали. Ну и под колпак всех, кто хоть каким боком причастен к открытию. Хотя ловить им уже было нечего: поезд ушел.

- И что дальше? На троих войнушку соображать стали?

- Наоборот. Полная разрядка напряженности! - расхохотался Серега. - Там же в чем фишка: для обработки данных из ноусферы нужны мощнейшие компьютеры. Такого рода, что тест Тьюринга на ура проходят, и если вопрос им прямой задать, кто ты, мол, такой, они тебе скажут: "Май нейм из Вася, ай эм артифишл интелидженс". А процессоры такой мощности только американские и китайские фирмы тогда производить научились. Нашим кулибиным до них было, как до Пекина раком: все картонных роботов строили да консервные банки на Луну запускали. Короче, в Кремле решили сделать финт ушами и всех переиграть.

- Как?

- Слили все исходники в открытый доступ. Отдали технологию народу. И вся секретность убилась к херам собачьим!

- Благородный шаг. Вот уж не думал, что наши на такое способны.

- Дык жизнь заставила! Как говорится, не можешь победить - возглавь. Вот наши в Прометея и сыграли. Только тот сначала огонь людям дал, а потом его к стене приковали, а у наших наоборот получилось. Крупные интернет-корпорации технологию подхватили, ресурсы вычислительные с конкурентами объединили - любой пентагоновский суперкомпьютер покурит. И наши в стороне не стояли. Устроили глобальный научный офшор, дали поддержку программистам - своим прежде всего - и вскоре вместо нефтегаза на одном программном обеспечении для ноусферы выезжали. Вот этот самый интерфейс видишь? Отечественная разработка!

- Да, молодцы, - без особого энтузиазма прокомментировал я. - Ну а мы-то с тобой, получается, тоже хрен выкусили?

- Ну а че мы-то, - вмиг поскучнел Серый. - Ну потыкались-помыкались с этой твоей конторой. Там подход совершенно другой оказался нужен в итоге. Только зря деньги и время потратили. Ладно, забей.

- Как это забей?! - рассердился я. - И что значит "твоей конторой"! Ты ж сам говорил, что там все продумано, только последний шаг сделать осталось! Вернадский-хренадский, военные, секреты какие-то! Получается, ты меня опять зазря на бабло раскрутил?

- Не говорят теперь так - "бабло", - буркнул Серега. - Теперь в ходу "нолики" или "вайлики".

- Да ты с темы-то не съезжай! Признавайся: понапрасну ты меня во все это втягивал?

- Да ничего не напрасно! Наши кулибины реально ближе кого бы то ни было к открытию ноусферы подобрались. Еще при Сталине эту тему вдоль и поперек исходили, насколько технологии тогдашние позволяли. В нашем архиве целая полка была забита отчетами по экспериментам с Мессингом - помнишь, телепат был такой? Так вот он без всякой аппаратуры в ноусферу мог слазить и все там увидеть. И не только увидеть. Там вообще перспективы открывались невообразимые. Но военные тогда ту же ошибку сделали, что после американцы. Заигрались с секретностью и в итоге похерили всю работу. Нам, чтобы на уровень XXI века все те старые выкладки перевести, целый институт надо было мутить с кучей профессоров и их ассистентов! А тут ты со своей мелкой фирмочкой.

- Это не моя была фирмочка, а наша! - взъярился я на Серегу.

- Слушай, Марчелло, мы с тобой уже этот разговор проходили, - заявил Серый, потянувшись к уху и потерев его так, будто оно разболелось. - Давай теперь уж не ссориться. Дело прошлое.

- Надавать бы тебе по башке, - заметил я.

- Да уж надавал, - Серега опять потер ухо. - Ладно, поехали дальше. Знатоки отвечают на вопрос Веры Палны из Крыжополя.

- Неужели из ноусферы можно получить любую-любую информацию?

- В общем...да. В смысле все, что имело место в этом мире, будь то падение метеорита или песчинки, крик альбатроса или пук Сталина - все там. Если что-то имело место, то оно оставило след в ноусфере. Да уж, когда человечество подключилось к ноусфере, развитие науки пошло семимильными шагами. Историки наконец выяснили всю правду даже о самых малозначимых исторических событиях. Химики и физики снова и снова наблюдали за единожды проведенным экспериментом, разбирая его на атомы и молекулы. Ученые всего мира получили доступ к знаниям своих коллег - такое объединение разумов подарило человечеству множество чудных открытий...

- Новый охуенный мир, - только и смог выдавить я, глядя сквозь Серегу в никуда.

- Э, Марчелло, полегче в выражениях: это сейчас в "нолики" влетает, наказывают.

- Материться нельзя? Неужели кто-то посмеет настучать на старого больного человека?

В этот момент передо мной расхлопнулась уже знакомая пачка банкнот, от которой отделились несколько купюр и улетели прочь, помахивая ярко-красными крылышками.

- Никто стучать не будет - автоматика. Пару лет назад Совет запустил новый суперкомп - отслеживает табуированные словечки риалтайм.

- Бл...ин, - выдохнул я, собрался с мыслями и продолжил расспросы:- А война-то на чем закончилась?

- Победила дружба. Весь термояд переплавили на детские паровозики. Ну образно выражаясь.

- Что, нервы ни у кого не сдали?

- А хрен ли толку? Как ты успеешь до кнопки добраться, если твои заклятые друзья это в тот же миг увидят, узнают? Или как ракеты запускать, если их траектория заранее всем известна и их еще на подлете собьют? Бесполезняк, в общем, - Серега махнул рукой.

- То есть все войны благодаря ноусфере прекратились?

- Не, как это, ты чего? Наоборот! Пока технология весь мир не покрыла, тут и там десятки мелких конфликтов вспыхнули. Кто успел в ноусферу пробраться - первым долгом к соседям лез за территорией и ресурсами. Ну развивающиеся страны пример подали, а за ними и отсталые подтянулись. Анекдот, одним словом.

- По-твоему, это смешно?

- Еще как! - Серега забулькал горловым смехом. - Жаль, ты не помнишь, какие баталии между Угандой и Руандой тогда развернулись. Ну, условно говоря, у одних - 50танков и два самолета. А у других - 20 консервных банок времен Первой мировой и- ноусфера! Одно загляденье.

- Что, те с двадцатью банками всех победили?

- Да как ты с ноусферой кого-нибудь победишь? - Серега отчаянно замахал руками. - Те ведь тоже не дураки - последние алмазные рудники заложили, технологией ноусферы обзавелись и сами стали действия противников предусматривать и на опережение действовать. Короче, вместо боев - сплошные позиционные передвижки. Гонялись друг за другом в своих пампасах, как угорелые, пока солярка не кончилась.

- И война на этом закончилась? - невольно улыбнулся я.

- Наоборот! Вся экономика обеих стран на бензин стала работать, чтобы танки заправить и дальше в догонялки играть. Как заправят - так неделю весь мир, затаив дыхание, наблюдает за тем, как героический Мбонго пытается подстрелить не менее героического Мутесу. Обоссышься, по чесноку тебе говорю. Посмотри как-нибудь их шоу!

- Шоу?

- Ну да. У них война до сих пор продолжается, вот уже пятьдесят лет. Они как поняли, что на этом зрелище можно "нолики" делать, сразу забили на свои алмазы (или чего у них там добывалось) и всю экономику на войну перестроили. Первые годы там настоящие солдаты сражались, а потом их постепенно стали заменять профессиональными актерами. В генштаб сценаристов набрали из Голливуда, режиссеров пригласили из сериалов - короче, все честь по чести. Лучше всех Мбонго Всеруков играл! Целых двадцать лет! Я даже смотреть перестал, когда он умер.

- Ладно, гляну при случае, - кивнул я. - Только покажи хоть, где и как мне искать.

- А чего тут искать? Вон над тобой компас висит, залезай да смотри.

- Вот эта хрень типа штангенциркуля? - указал я на иконку.

- Сам ты штангенциркуль. Это секстант. Навигационный инструмент. Ты же сам такую пиктограмму замысловатую выбрал!

- Думаешь, я помню? - огрызнулся я.

- Ладно-ладно, не кипятись. В общем, тыкаешь в свой штангенциркуль, прокладываешь маршрут, наслаждаешься.

Я не стал откладывать первое знакомство с ноусферой в долгий ящик и воспользовался подсказкой. Секстант развернулся в воздухе в затейливую трехмерную карту, полную маршрутных осей, по которым, насколько я понял, нужно было задавать координаты.

- Давай подсоблю, - покровительственным тоном предложил Серый. - Что хочешь посмотреть? Шоу "Великая африканская битва"? Хроники Последней войны? Как Ленина из Мавзолея выносили, а на его место... Очень рекомендую, до сих пор в лидерах по числу просмотров.

- Попроще чего-нибудь. Ну например... давай Свету! Где она сейчас?

- Смотри, старик, аккуратней с этой штучкой! - засмеялся Серега, игриво погрозив пальцем. - Выбирай опцию "люди", потом задай географию и подкрепи голосовой командой по имени. Тебе система десяток Свет предоставит, будет из кого выбрать.

- Не надо десяток, - отказался я, выполняя указания друга. - Вот она, единственная, кто меня сейчас интересует.

- Да у тебя каждая лахудра с сиськами всегда первая и единственная, - хохотнул Серега. - Думаешь, напрасно на тебя Юлька озлилась? Ты ж таким говнюком стал с годами, с тобой половина друзей общение прекратили! И я в том числе. Даже не верится, что ты снова нормальный парняга.

- Да вот мне что-то тоже не верится - в то, о чем ты говоришь. Мне кажется, ты преувеличиваешь. Я Юльку ничем обидеть не мог. Ни разу в жизни не изменял ей. Даже мысленно!

На этот раз Серый раскатисто загоготал, придерживая ладонями пивное брюшко.

- Ну ты сказанул! - облизнул он губы, отсмеявшись. - Чудак, ты просто не помнишь ни хрена. А вот ноусфера все помнит. Да и я, слава богу, еще не склеротик. Я ж тебя сам с Наташкой в 2013-м свел. Это тоже не помнишь? Ну ты даешь! Ты с ней все вечера проводил, а Юльке постоянно трындел, что много работы. Твоя потом как увидела, что с вы Натахой вытворяли на съемной квартире, такой хай подняла, что все твои знакомые потом еще с год на ваше порно дрочили. Я думаю, Юльку даже не так разозлило то, что ты налево ходил, как то, что с ней ты всех этих вещей не проделывал!

- Что, прямо запредельное что-то? - шепотом спросил я, чувствуя, как лицо наливается краской.

- Ну все мы не без греха. Кто из нас с плеточками да наручниками не баловался? Но надо же и жен не обижать! А то, как ты на кухонном столе Наташку заваливал, - это вообще в кулинарную книгу можно вставлять галереей! Там тебе и жареные окорочка, и фаршированная гузка...

- Но ведь это все недолго продолжалось, я надеюсь?

- С Наташкой-то? Ну да, где-то с годик, не больше. А вот на Лизу ты так запал, что ушел из семьи и по новой женился! А потом, прежде чем ты к Юльке вернулся, у тебя еще с дюжину мокрощелок в постели перебывало. Так что ты у нас тот еще факер-террорист.

- Серега, я допускаю, что виноват перед Юлькой, а может быть, и перед тобой и другими, но нельзя корить меня за то, чего сам я не помню!

- Да я же не в укор тебе говорю. Так, для сведения. Просто чтобы имел в виду, что ноусфера тебе все припомнит. Ты ведь не один такой выискался изменщик. Каждая вторая семья после открытия ноусферы распалась. По всему шарику! И ладно еще, кто без скандалов разбежались, а то ведь сколько бытовых убийств тогда произошло - сказать страшно. Конечно, Великая амнистия немного дело поправила...

- Амнистия?

- Ну да, амнистия. За незначительные преступления скощуху всем ввели особым положением. Ну сам потом в ноусфере покопаешься, глянешь. Я к тому, что в семейных делах многие тогда тоже амнистию объявили друг другу. Вон Юлька, к примеру. Она же могла бы тебя вычеркнуть из жизни с концами. Ан нет, нашла в себе силы все позабыть и амнистировала! Видать, любила тебя, говнюка.

- Судя по тому, как она со мной разговаривала, уже разлюбила, - хмуро заметил я. - Непонятно только, с чего она за мной тут наблюдала, раз я ей безразличен.

- А чего ей не понаблюдать? - возразил Серый. - Вы хоть в одной постели не спали лет дцать, но живете-то вместе. Небось она тебе скорую и вызывала, чтоб тебя сюда укатали.

- Значит, беспокоится все-таки? - с надеждой спросил я.

- Конечно, беспокоится. Ты же неадекватный сейчас, можешь взять - и все "нолики" на барахло какое-нибудь списать. В фонд помощи малоимущим перевести или там на научные изыскания их пожертвовать. Так многие делают, когда жизни им на пару недель остается. Типа душу очистить и долги перед Богом загладить. Вот что ей в таком разе останется, когда ты от второго приступа крякнешь?

- Так, значит, она из-за наследства печется? - задохнулся я от возмущения.

- Имеет право, - Серега пожал плечами. - Если бы Юлька при смерти оказалась, ты бы тоже, наверное, за банковский счет переживал. Он же у вас общий. Юлька, кстати, может его заморозить согласно положению о гарантиях финансовой безопасности. Правда, ей для этого потребуется провозгласить тебя недееспособным и добиться признания от локального комитета общественной безопасности.

- Я ей заявлю, - пригрозил я недобрым голосом. - Такую липосакцию ей устрою - никакие салоны красоты потом не понадобятся!

- Ха-ха-ха-ха, - деланно и чересчур громко засмеялся приятель, - хорошая шутка, Марк, даже отличная! Посмейся скорее со мной... Посмейся, дурила.

Видя, как страшно Серый вращает глазами, я последовал рекомендации и выдавил из себя пару смешков.

- Во-о-от, другое дело, - одобрил Серега. - А то ведь если не посмеяться, твою шутку и за угрозу посчитать можно. Вот тогда тебе до признания неадекватности и недееспособности всего ничего останется. Избегай таких ситуаций по мере возможности. Вон посмотри лучше на медсестру свою. Эта ведь, кажется? Третья слева в нижнем ряду?

Я обрадовался возможности сменить тему и сосредоточился на взаимодействии с коммовским интерфейсом. Вычленив Цветика из представленной мне фотогалереи, я выбрал нужный портрет и запустил режим наблюдения в реальном времени. Корпоративный транспорт, что-то вроде маршрутного такси класса люкс, вез девушку с рабочей смены домой в компании еще нескольких медсестер и медбратьев. Светлана весело щебетала с кем-то по видеофону, глазки ее лучились весельем. Пытаясь высмотреть, кто там у нее в собеседниках, я неуклюже перебирал пальцами, чтобы изменить высоту и угол зрения.

- Ничего интересного, - сдался я.

- В прошлое загляни, почитай, посмотри, послушай, - посоветовал Серега учительским тоном. - Вот это - социальные маяки, их всем официально бюрократы штампуют, чтобы твой профессиональный путь был как на ладони. Здесь медицинская карта, прорисовки характера и темперамента. Можешь посмотреть, как твоя Света истерит, как хохочет, над чем рыдает, что приводит ее в тихий ужас. Вот это ее собственные маяки: такой она сама себя хочет видеть. А вот это ее френдвижн. Правда, маршруты в нем прокладывают не только френды. Разве что фарватер, хе-хе. А остальным занимаются все кому не лень. Даже ты можешь пару бакенов повесить на что-то, что тебе интересным покажется.

- И он там останется? - не поверил я.

- Конечно! - заверил Серега. - Правда, если, кроме тебя, событие никого не заинтересует, бакен через недельку утонет. Вот если еще хотя бы десятку человек картинка приглянется, то бакен проплавает месяц или полгода. Ну а если что-то такое отыщешь, что тысячи просмотров соберет, тогда тут маяк на все времена вырастет. Система наблюдает, а интерфейс все фиксирует, умница!

Глядя, как я неловко перебираю бакены, облепившие область френдвижн, Серый вздохнул и яростно почесал нос.

- Да вон, вон оно - то, что ты ищешь, - указал он на розовенькие бакены, крепкие и явно не собирающиеся тонуть. - Ты их потыкай, потыкай, сам все увидишь. Света с душевой лейкой; Света, Рома и Виталик...У всех одно и то же, смотреть не на что.

- Это ее недруги на всеобщее обозрение выставляют? - посочувствовал я. - Вуайеристы какие-нибудь?

- Зачем вуайеристы? Нормальные люди. Может, друзья ее, эти самые Ромики и Виталики. А может, сама она их выставляет.

- Но зачем?!

- Для пользы, конечно. Чем больше публичности - тем выше общественный статус, чем больше просмотров - тем больше на счет капает "ноликов".

- То есть деньги теперь полная виртуальность? Они вообще ничем не обеспечены, кроме внимания?

- Дурак ты, Марчелло, в сотый раз тебе говорю, - вздохнул Серый. - Общественное внимание и есть главный обеспечительный базис кредитно-денежной системы. Ничто так не балансирует спрос и предложение, как человеческий интерес. Просто раньше между вниманием и предметом внимания располагалось дополнительное звено в виде ракушек, монет или бумажных купюр. А теперь от них остались лишь символы - "нолики".

- Вот это да! - охнул я в неподдельном изумлении. - Расскажи поподробней!

- Старик, давай уж как-нибудь в другой раз? - взмолился Серый. - Видишь, свет уже гасят. Сейчас нас отсюда, похоже, попросят. Вон и халдей уже на цирлах бежит.

Мы не стали дожидаться, пока официант нас вытурит, и поднялись из-за стола. Серега показал мне, как нужно расплачиваться по счету, - никак. Плату за еду рестораторы спишут сами. И обсчитать не посмеют, потому что ты всегда можешь проверить их цены и сумму снятия.

- Но если кто-то хочет заплатить за всю компанию, ему просто достаточно поднять вверх большой палец. И все. Ты меценат, - небрежно бросил Серега, отдуваясь и производя некие манипуляции со своим комбинезоном (выглядело это так, будто он проводит пассы над пряжкой ремня).

Намек я понял, не дурак, что бы там ни твердил Серый. Жить мне осталось недолго, денег всех не потрачу. Да и не впервой за этого обормота платить. Прежде чем выйти из-за стола, я поднял вверх большой палец.

Провожая меня по прогулочной тропинке в сторону моего корпуса, Серега дружески положил мне ладонь на плечо. Даже сквозь комбинезон я почувствовал, как он потеет.

- Старик, я тебя, конечно, не брошу, но ты сам пойми: у меня тоже дел невпроворот, некогда с тобой тут ходить-бродить, - заранее оправдывался Серега.

- А чем ты таким занимаешься?

- Ну... - приятель замялся. - В принципе, я типа рантье. Ну и пособия, конечно. С голоду сейчас умереть никому не дадут. Но я же человек творческий, любознательный. Тут сам учусь, там кому-то лекцию могу провести. В общем, там-сям, на месте одном не сижу.

- Ну хорошо. А я-то чем хоть занимаюсь?

- Информацией торгуешь.

- Информацией? Ты шутишь?! Она и так у всех есть, всякая, какую пожелаешь...

- Есть. И какую не пожелаешь - тоже есть. Вокруг нас - горы песка, пустыня. А ты помогаешь среди барханов нужные песчинки находить. Экономишь людям время. Люди-то - они хоть и дольше жить стали, но не настолько, чтобы перестать ценить время, даже наоборот. Ты, дружище, профессионал экстра-класса. Я своим глазам не поверил, когда ты в ноусфере барахтался, как пятилетка. Ты же сам кучу маршрутов проложил для тысяч людей!

- Я сам прокладываю маршруты? - выпучил я глаза.

- Поначалу, конечно, сам прокладывал. А последние лет двадцать-тридцать на тебя целый штат работает. Странно, что клиенты тебя в покое оставили и не теребят. Хотя, глядя на тебя, я их понимаю. Кто к тебе за заказом обратится, пока ты в таком состоянии?

- А на кого я работал? Кто ко мне с заказами обращался?

- Да кто угодно. Ученому, предположим, для диссертации нужно хронологию жизненных событий какого-нибудь Марка Аврелия вытянуть. Сколько нужно времени убить, чтобы все связанное с Аврелием в ноусфере найти, высмотреть, пустые факты типа "помылся-побрился" отбросить? Уйму времени! К кому он обращается? К Марку Гурелию. Или там жена хочет неверного мужа на супружеской измене поймать. Она же не будет с утра до ночи глаза в ноусферу пялить, высматривать, что он в позатом лохматом году в среду вечером делал? А Марк Гурецкий только этим и занимается - сноровка плюс арендованные суперкомпьютеры. Отсыпали ему горсть "ноликов" - он и копается в ноусфере, маршруты прокладывает и бакены потом заказчику высылает.

- Здорово, - возгордился я собственными достижениями. - А про себя я тоже маяков наоставлял?

- Ну а как ты думаешь? - кисло усмехнулся Серега. - Залезь, посмотри. Что я тебе словами все объясняю? Ты из ноусферы быстрей и больше почерпнешь в десять раз, чем от меня, старого пердуна.

Я дал себе зарок, что по возвращении в палату не лягу спать, пока не загляну в свое прошлое. Да и не только в свое! Про Марка Аврелия Серега весьма кстати припомнил: сколько себя знаю, хотел посмотреть на убийство Гая Юлия. Неужели Марк Юний и в самом деле Цезаря предал? Обязательно сегодня проверю. А еще надо взглянуть на динозавров! Птеродактили, трицератопсы, брахиозавры - это ж вылезать не захочется из ноусферы!

- Ну ты особо губы-то не раскатывай, - во всю пасть зевнул Серый. - Впрошлое только на пять-шесть тысячелетий назад можно заглянуть. Ну немногим больше. И за пределы Солнечной системы не надейся смотреть: нет там ни фига. А если и есть, то, кроме как в телескопы и в оптику космических аппаратов, мы это никак не увидим.

- А почему так? - огорчился я. - Что же так мало?

- Кто знает? - пожал плечами Серега. - Верующие считают это подтверждением теории креационизма. Мол, как в Библии сказано, что мы пять тысяч лет существуем, так оно, значит, и есть. И ноусфера это типа доказывает.

- А ученые что?

- Ученые друг с другом бодаются, как всегда. Повестка дня, или, как они говорят, парадигма, такова, что ноусфера - это типа коллективного сознания. Или бессознательного, это уж кому как нравится. Пока люди за мамонтами с камнями и палками бегали, никакой ноусферы и не было. А как первые города-государства возникли, то бишь первые общинные поселения, - то ноусфера и образовалась. В общем, безотрывно от цивилизации. Но это все, друг, теории. Причем такие зубодробительные, что, если глубоко в них вникать, обязательно втыкаешься в метафизику. Так что лучше не надо. Тот же Волков, о котором я сегодня рассказывал, на склоне лет к верующим подался. Отказался от звания Героя России, принял постриг и схиму и сидит где-то на Соловках, с утра до вечера молится. Ну хоть к фанатикам не примкнул. Было бы обидно, если б такой великий ученый шахидом стал.

- Шахидом? Ты серьезно?

Серега снова раззявил рот в крокодильей зевоте. Мы уже подходили к входному лифту, из которого несколько часов назад я вылупился на прогулку.

- Завтра, завтра. Все завтра, - пообещал друг сонным голосом. - Греть тебе больничную койку я не намерен, это к Свете. А я завтра в районе полудня к тебе подгребу, еще покалякаем, - Серега мягонько подтолкнул меня к лифту.

***

Вернувшись в палату, я уселся в койку и поерзал на постели, устраиваясь поудобней перед сеансом погружения в ноусферу. Однако не успел я задать координаты поиска, как меня прервали внезапным вторжением. Сухонький чернявый мужчина, на вид лет сорока, с узким лицом и длинным носом, усеянным порами, смотрел на меня глубоко посаженными глазами без всякого выражения. Губы его были сжаты в прямую линию, а пальцы неустанно шевелились, взаимодействуя с коммовским интерфейсом, - ни дать ни взять два паука, ткущих липкую паутину.

- Вам чего? - опешил я. - Ты еще кто такой?

- Дежурный регистратор терапевтического отделения Артур Гущян, - представился мужчина голосом, который отдавал металлом автоответчика. - Пациент Гурецкий, согласно положению о медицинских услугах неявка на забор анализов перед процедурой нейрореновации расценивается как добровольный отказ от медицинской помощи...

- Эй-эй, погодите-ка! Меня никто не предупреждал, - забеспокоился я.

- ...И фиксируется в истории болезни. Согласно тому же положению нарушение больничного режима, в частности предписанной по медицинским показаниям гастрономической диеты, расценивается по умолчанию как взятие на себя ответственности за возможное ухудшение физического состояния и снимает с сотрудников медицинского учреждения...

- Это из-за рульки, что ли? - догадался я. - А вы чего, сволочи, меня не предупредили, что запрещено? Почему вообще у вас на территории больницы пиво наливают? Вы что, охренели совсем?

Рядом с Гущяном возник еще один незваный гость - седой мужчина в солидном костюме, заседающий в не менее солидном кабинете. На вид он мне показался типичным юристом. С первых слов его стало ясно, что я не ошибся.

- Согласно положению о добровольной индивидуальной ответственности никто не вправе ограничивать право гражданина вредить своему организму, - солидным голосом изрек солидный мужчина. - Гражданин Гурецкий, в случае если на тебя оказывают давление сотрудники медучреждения, ты можешь воспользоваться услугами профессионального адвоката. Меня зовут Игорь Клямкин. Если тебе потребуется консультация...

- Он опасен для самого себя! - вдруг включилась в беседу моя жена Юля. Ее образ возник в интерьере гостиной комнаты, как мне показалось, смутно знакомой. - Он не отдает отчета в своих действиях! Я требую признания Марка Гурецкого временно недееспособным!

- Согласно положению о социальной безопасности близкие родственники имеют право требовать признания гражданина временно недееспособным, - заверил Юлю адвокат Клямкин. - Гражданка Гурецкая, для облегчения вашего участия в юридических процедурах ты можешь воспользоваться услугами профессионального адвоката. Меня зовут Игорь Клямкин. Если тебе нужна консультация...

- ...Сеанса нейрореновации. Если завтра утром ты не явишься на процедуру, отделение интенсивной терапии в моем лице будет вынуждено признать ваш отказ...

- ...Он не помнит даже, как в туалет ходить! Он домогается юных девушек! Ему нужна круглосуточная сиделка и...

- Да заткнитесь вы уже все!!! - заорал я, отчаянно замахав руками, чтобы смахнуть столпившихся в палате виртуальных собеседников к чертовой матери.

Однако ни один из образов не пропал - напротив, все участники конференции заговорили еще громче, пытаясь друг друга перекричать.

- Ты не имеешь права отказаться от обсуждения вопросов оказания медицинской помощи в соответствии с положением о добровольно-принудительном ознакомлении...- заладил Гущян нудным голосом.

- Не смей меня выключать! - завизжала Юля. - Ты всю жизнь так поступаешь- бежишь от проблем! Стоит возникнуть проблеме - как тебя тут же нет рядом. Будь мужиком! Хватит быть свиньей! Ты всю жизнь мне своим свинством испортил!

- Гражданин Гущян, если пациент Гурецкий поступает вопреки положению о медицинской помощи, клиника имеет право оказать на него давление. Рекомендую больничному руководству воспользоваться услугами профессионального юриста для разрешения возникшего конфликта. Меня зовут Игорь Клямкин, я...

Голова у меня пошла кругом. Я понял, что еще немного - и взвою от этого шума и гама, становившегося все настырней и громче.

- Внимание подключившимся: вы все нарушаете положение о конфиденциальности, - заявил тихим усталым голосом четвертый визитер, явившийся без приглашения.

Это был Хартли. Как ни странно, его тихое сообщение было услышано и все прочие разом замолкли. Клямкин быстро заморгал, прервав очередную тираду. Юля, бешено вращая глазами, подавилась новым обвинением, не осмелившись его выкрикнуть вслух. Меланхоличный Гущян только глянул в сторону босса - и незамедлительно смахнул сам себя, очистив палату от своей голограммы. Чуть помедлив, за ним это сделали Юля и Клямкин. Адвокат, прежде чем пропасть из виду, демонстративно подгрузил в мой интерфейс визитную карточку (я дал себе обещание выкинуть ее в мусорное ведро, как только поговорю с Хартли).

- Вы мой спаситель! - поблагодарил я врача. - Они что, с ума меня решили свести?

- Вряд ли в их действиях был злой умысел, - слабо улыбнулся Джон Викторович. - Такие накладки иногда случаются. Даже теперь. В первые годы после открытия ноусферы количество психозов выросло на порядок и немало людей тронулись умом как раз благодаря передозировке общения. Так что Совет был вынужден ограничить вторжение в частную жизнь на законодательном уровне. Правда, в связи с этим возникли некоторые юридические коллизии... но, как видите, здравый смысл торжествует, так как в конфликте положений предпочтение отдается тем, которые защищают права личности.

- Совет? Это правительство, что ли?

- Совет по надзору за ноусферой. Самая влиятельная на сегодняшний день международная организация, - пояснил Хартли. - Поскольку ноусфера теперь определяет общественную жизнь во всех сферах, с некоторых пор этот орган действительно обрел ряд властных полномочий. Так что ты прав, сегодня Совет можно рассматривать как мировое правительство. Или сверхправительство, поскольку в каждой стране сохранились и свои, национальные, органы управления. При желании можешь изучить их иерархию, если не поленишься заглянуть в ноусферу.

- Хартли... Джон, ты пришел, чтобы меня выручить, или у тебя тоже ко мне неотложное дело?

- И то и другое, - кивнул врач. - Сеанс нейрореновации, о котором говорил Артур, - очень важная процедура для переживших нейроколлапс. Я тебе настоятельно рекомендую не пропускать ее. Тем более что проводить его будет первоклассный специалист. Она вряд ли сотворит чудо, но, по крайней мере, сделает все, чтобы оно произошло.

- Светлана? - спросил я, лелея в душе огонек сексуальной надежды.

- Нет, - поморщился Хартли. - Светлана - обычная медсестра. Дежурит она послезавтра. Но ты ее все равно не увидишь: во исполнение положения о харрасменте я временно перевел ее на другой этаж. У тебя будет другая сиделка, более подходящая по возрасту.

Я насупился, записав про себя Хартли предателем.

- Еще что-нибудь? - спросил я грубовато.

- Нет. Если тебя снова попытаются достать конференц-связью или начнут сыпать положениями, просто провозгласи формулу "Согласно положению о конфиденциальности требую уединения". И тебя никто не посмеет тревожить в течение какого-то времени.

- То есть можно так сделать, чтобы меня все оставили в покое?

- Можно. Но не совсем. Если ты откажешься принимать участие в жизни социума, социум займется тобой сам. Без твоего согласия и разрешения.

- Это как?

- Ну, если, к примеру, Юлия добьется признания твоей недееспособности, за тобой придут.

- И куда меня отведут "те, кто придут"? - напрягся я.

- Посмотри в ноусфере маяк "карантин для социально опасных".

Вместо ответа я смахнул Хартли. Смотреть реалити-шоу про тюрягу мне хотелось не больше, чем участвовать в нем. По-хорошему, мне сейчас стоило лечь отоспаться, что я и не преминул сделать, оставив визит в ноусферу на утро.

***

В правоте Хартли я убедился за первые же полчаса знакомства с историей ноусферы. Ее открытие так потрясло основы общественного строя, что в течение нескольких лет человечество погрузилось в хаос войн, преступности и коллективных психозов. Мужья убивали неверных жен, жены - мужних любовниц, бывшие закадычные друзья вцеплялись друг другу в горло, чтобы вырвать кадык, а пожилые граждане заканчивали жизнь прыжком с моста либо вешались на собственных галстуках, не в силах перенести стыд за содеянное в годы молодости. Ноусфера обнажила все то, что принято было скрывать от других, - лицемерные маски перестали служить надежной защитой, десятилетиями складывавшиеся репутации сгорели в огне очевидности, а стыд и сожаление о совершенных ошибках на долгие годы стали спутниками отдельных людей и целых сообществ.

Но, к счастью, человек - такое существо, что адаптируется ко всему. Уже через десять лет после открытия ноусферы люди привыкли к новой реальности и видоизменившаяся общественная жизнь пошла своим ходом. Политические институты родились заново, освободившись от людей, замешанных в коррупции, и вобрав в себя самых толковых, достойных и этически благонадежных. Семейные отношения пришли в норму благодаря тому, что оба вступающих в брак могли детально изучить особенности характера и познакомиться с заскоками будущего супруга. Ну а политическая и экономическая реальность стали не определять социальную, а дополнять ее, отвечая запросам полностью открытого, не имеющего тайн общества.

Перед моими глазами вставали истории отдельных людей, семей, коллективов и целых народов, для которых открытие ноусферы стало шоком, переходящим в долговременный кризис. Каждая персона и каждая общность находили свой уникальный способ обрести себя в новой реальности, не растратив душевного покоя, социальной стабильности и индивидуальных особенностей. Испания и Бразилия превратились в сплошной нудистский пляж, отменив институт брака и другие формальные обязательства, Германия и Британия (потерявшая приставку "Великая" вместе с последними островами) забюрократизировали все общественные отношения до такой степени, что эмиграция из этих стран затопила Восточную Европу, ну а в Северной Корее сразу же после свержения династии Кимов сложилось новое закрытое общество - закрытое от доступа в ноусферу и упорно не желающее внедрять ее в повседневность. Всеобщая амнистия, простившая нетяжкие преступления большинству жителей развитых стран, не коснулась населения арабского мира, устроившего священный джихад своим же согражданам, чья неверность заветам Пророка оказалась у всех на виду. Впрочем, кодекс положений, выработанных всемирным Советом по надзору за ноусферой, в конце концов распространился почти повсеместно благодаря доминошной цепи революций, названных впоследствии Революцией правды.

Несмотря на жгучее желание отыскать в кладезе исторических сокровищ картины мартовских ид и 25 мессидора, взглянуть своими глазами на гибель Цезаря и Марата я не успел. Цепочки событий, протянувшихся от года открытия ноусферы и до нынешних дней, увлекали мое внимание за собой, не давая отвлечься ни на минуту, понуждая меня разматывать один за другим клубки причинно-следственных связей и застревать на изучении узелков-событий, всякий раз дававших новые ответвления. Я вызывал к жизни умерших политических деятелей, ученых, социологов и журналистов, наблюдал за ныне живущими и вполне здравствующими современниками, обращался к энциклопедическим сводкам в текстовом и визуальном форматах. В какой-то момент голова моя закружилась от обилия информации, и я решил, что еще немного, и меня настигнет второй приступ нейроколлапса. Пообещав себе прекратить серфинг и лечь наконец спать, я напоследок вызвал из цифрового небытия старенького профессора, который пытался популярным языком изложить сведения о нейроколлапсе. Рассказывал он все голой стенке, но, если верить яркости маяка, эту лекцию к настоящему времени прослушали миллионы студентов по всему миру.

- Старый, погоди. Я тебя плохо понял, - панибратски сказал я умершему лет пятнадцать назад профессору, перематывая его лекцию на пару реплик назад.

- Профессор Черезов иногда увлекался и забывал, что обращается к непрофессионалам, - грудным бархатным голосом заявила мне женщина, возникшая по соседству с профессором.

- Ты еще тут откуда? - проворчал я, небрежно смахивая видение.

Женщина, однако, никуда не пропала, хоть я усердно смахнул ее несколько раз подряд.

- Прости, Марк, но от меня не так просто избавиться, - улыбнулась пришелица.- Я здесь не в образе, а собственной персоной.

- То есть как? - не понял я.

- Ножками. Меня зовут Ольга Пехман. Я нейрофизиолог, одна из авторов метода нейрореновации, специалист по дисфункциям головного мозга. В частности, такой дисфункции, как нейроколлапс.

Смахнув старичка вместе со всеми открытыми текстовыми и визуальными окнами, я остался в палате один на один с гостьей и теперь мог спокойно ее рассмотреть. На вид женщина была не старше 30-35 лет. Шатенка, тонкие яркие губы, волевые черты лица. Темно-карие глаза ее смотрели на меня с обманчивой теплотой, во взгляде просматривалась жесткость характера и привычка добиваться поставленной цели. Одета Ольга была в деловой костюмчик нейтральной расцветки, шею тяготило ожерелье из массивных черных жемчужин, в ушах красовались серьги с камнями того же похоронного цвета.

- А где белый халат? - подколол я врачиху.

- Надену, как только мы пройдем в процедурный кабинет.

- Вы решили, что без вас я не нашел бы туда дорогу? Или вы обязанности врача совмещаете с функцией экскурсовода?

- Просто захотелось с тобой познакомиться, - ничуть не смутившись, ответила Ольга. - Вообще-то, я только что прилетела из Токио. Я не работаю в этой клинике ни врачом, ни администратором. Я ученый. Просто у меня хорошие отношения с департаментом медицины. В частности, практиковать в любых больницах, кроме детских, пенитенциарных и других специализированных учреждений. Врачам нужно больше информации о нейроколлапсе, а мне - источники информации. Такие, как ты.

- Ага, значит, ты меня решила сделать своим подопытным кроликом? - отозвался я, вдруг обнаружив, что переход на ты в этот раз дался мне без особых усилий.

- Кролики - милые существа, - проворковала Ольга, сделав голос еще бархатистее. - У них такие гладкие ушки, шелковистая шерстка, симпатичной пимпочкой хвостик... А еще они такие энергичные и так любят размножаться... обожаю кроликов!

Эта врачиха мне определенно нравилась. Я одарил ее заслуженной улыбкой и приосанился. Конечно, ее слова могли оказаться издевкой, но прозвучали все равно очень мило.

- Это правда, что мой маленький кролик не помнит ничего, кроме автокатастрофы, которая произошла с ним 60 лет назад? - проворковала Ольга, вперив в меня острый внимательный взгляд.

Я хотел ответить какой-нибудь пикантной шуточкой, но, как назло, мне ничего не приходило в голову. И я просто кивнул.

- Чудесно, - заулыбалась Ольга, как если бы я сообщил ей действительно хорошую новость.

- На фиг такие чудеса! - запротестовал я. - Вижу, что в мире полным-полно чудес, и вполне великолепных, да только со мной случилось самое гнусное. Это несправедливо, ты так не считаешь? Правду говорит Хартли, что мне жить осталось без году неделя? Или неделя без году... как там правильно?

Ольга придвинулась к моему ложу ровно настолько, чтобы я не посмел выдвинуть против нее обвинение в харрасменте.

- Давай-ка мы с тобой проведем одну процедуру, а уже по ее итогам решим, насколько безнадежен твой случай.

Провести с Ольгой некоторые процедуры я, признаться, захотел в тот же момент, как уловил от нее запах духов с тропическим ароматом - влажная древесина и буйно цветущие растения-мухоловки. Если так дальше пойдет, то из отряда ушастых я перейду в подвид бабочек-однодневок, которых девочки-вамп ловят сачком и нанизывают на булавку, чтобы повесить под стекло в коллекцию на бесконечной стене.

***

- Бояться уже можно? - оскалился я страдальчески, когда Ольга указала мне на узкое ложе - затянутую в пластиковый чехол горизонтальную панель, выдвинувшуюся из жерла большой трубы, утыканной разнообразными блоками и переключателями. Первая ассоциация, возникшая у меня при виде этого аппарата, - томограф. Я не замедлил поделиться с Ольгой своим наблюдением.

- Томографы давно вышли из употребления, - отозвалась Ольга. - Сложи руки вот так. Молодец. Голову выше. Еще выше.

Она воткнула пластиковую распорку между моим подбородком и ключичными пазухами, обездвижив мне шею. А затем нацепила на мою правую руку браслет, очень похожий на комм, но при этом состоявший всего из двух полукруглых сегментов.

- А чем сейчас лечат раковых больных? - пробубнил я, с трудом ворочая языком, поскольку медицинский ошейник мешал двигать нижней челюстью.

- Ничем. Рак победили поколение назад. Теперь выявляем его на начальной стадии и лечим одним уколом.

- Какая-то супервакцина?

- Нет, обычная сыворотка для иммунитета. Заставляет защитные клетки работать правильно, уничтожая любые патогены. При появлении новых инфекций и вирусов в генетический код материала вносятся необходимые изменения, и организм вновь справляется сам, без всяких антивирусов и антибиотиков.

- Еще лучше: настоящая панацея! - одобрил я. - Слушай, а чего меня-то в трубу суют? Можно мне тоже волшебный укол?

- Ну у тебя же не СПИД и не насморк, - улыбнулась Ольга. - Заболевания мозга, к несчастью, так легко вылечить не получится.

Ольга начала дирижировать интерфейсом, и выдвижная панель со мной, распластанным поверху, покатилась в недра длинной трубы, скрывая от моих глаз процедурную комнату.

- Получается, тут все пациенты "с мозгами" лежат? - бросил я напоследок.

- Не все. Есть целый ряд патологий, которые сывороткой молодости не лечатся. Амнезия и другие последствия черепно-мозговых травм, конечно, самые распространенные хвори. Но куда чаще в больницу попадают с различными психиатрическими заболеваниями.

- Эй, погоди, так меня тут что - вместе с психами положили? - задергался я, ощутив внезапный приступ клаустрофобии.

"Не шевелись! - шепнула мне в ухо Ольга. - Сейчас включится высокочастотное электромагнитное поле, тебе лучше полежать неподвижно".

Послушавшись, я замер всем телом, позволив одним только глазам шнырять по едва подсвеченным стенкам медицинского аппарата. Куда они динамики тут воткнули?

Аппарат тем временем расшумелся, как взлетающий самолет. В воздухе запахло медью, а голова моя стала тяжелой, будто ее нагрузили свинцом. Теперь я испугался по-настоящему: а ну как мозг мой взорвется, как кукуруза в микроволновке? Или я окончательно перестану соображать и вылуплюсь из трубы бессмысленным идиотом, пускающим слюни и воспринимающим Ольгину грудь исключительно как источник питательной жидкости?

Я попытался шевельнуть пальцами, но тело мое онемело и отказалось подчиняться командам, отдаваемым мозгом. Уже через минуту я полностью утратил телесные ощущения и завис в немой пустоте. Будто во всей вселенной остался живым только мой мозг, парящий в киселе предвечного хаоса и пытающийся постичь, на фиг он там оказался. "Я мыслю, и, следовательно, мне полный трындец", - из последних сил сформулировал я про себя афоризм, который в тот момент показался мне незыблемой и окончательной истиной.

Приготовившись прожить в этом жутковатом космическом одиночестве ближайшую вечность, я стал вспоминать, кем я был раньше и за что мне выпало счастье кем-то когда-то зачем-то быть. Но окутавший меня туман бессознательности вскоре рассеялся, не прошло и двух-трех миллиардов лет. Вскоре я снова смог видеть. И то, что я видел, оказалось стенкой длинной сливочно-белой трубы, отползавшей от меня куда-то вверх. Еще через минуту я окончательно вернулся в сознание и обрел ориентацию в трехмерном пространстве. Это не труба ушла вверх, а я выдвинулся вперед на своей ползучей подложке. Вокруг снова была процедурная комната, а рядом со мной - цветущая молодая женщина, имя которой я вспомнил не сразу.

- Ты хоть раз сама туда залезала? - спросил я Ольгу, едва ворочая языком.

- Да, однажды отважилась, - ответила та, освобождая меня от распорки.

"Пожалуйста, помолчи. После нейрореновации когнитивные способности восстанавливаются не сразу", - шепнула Ольга прямо мне в ухо, хотя сама при этом стояла надо мной во весь рост, да и, к тому же, отвернулась к "томографу", чтобы выключить адский агрегат до следующей надобности.

- Что? - заворочался я. - Что ты сказала?

- Пожалуйста, помолчи, - повторила Ольга, на этот раз громко и внятно. - После нейрореновации когнитивные способности восстанавливаются не сразу. Ближайшие четверть часа тебе нужно провести в полном покое. Не беспокойся, все скоро придет в норму. Я тут посижу рядом и понаблюдаю.

Ольга уселась в удобное кресло. Простенький с виду офисный стул на колесиках принял в себя тонкое женское тело, изогнувшись под его формы и застыв в оптимально комфортабельном состоянии. Подирижировав интерфейсом, Ольга вызвала к визуальной действительности кучу окон с какими-то графиками, таблицами и диаграммами и погрузилась в их изучение, отвернувшись от меня и будто потеряв ко мне интерес.

"Марк! Закрой глаза и сделай вид, что ты отдыхаешь. Нет! Не дергайся! Не надо глазеть по сторонам! Да, это я, Ольга. Я общаюсь с тобой телепатическим способом. Просто прими как данность. Расслабься. Закрой глаза. Сейчас постараюсь все объяснить. Если захочешь что-то сказать или спросить, сформулируй это предельно четко, но про себя! Вслух ничего не произноси!".

К моему горлу подкатила тошнота. Проклятая недопереваренная рулька едва не изверглась наружу, но, по счастью, ухнула обратно в утробу, оставив по себе только мерзкий привкус во рту. Я почувствовал, как мою кожу покрыла тонкая пленка липкого пота. Переизбыток чудес был настолько запределен для моего восприятия, что я уже сам не понимал, что со мной - то ли я схожу с ума, то ли бредовое состояние вызвано только что пережитой процедурой, то ли нейроколлапс вбил последний гвоздь в крышку моего мозга. Перед глазами вновь пронеслось пугающее видение бесконечного одиночества в предвечном океане безмыслия.

"Ты меня слышишь?!!" - спросил я про себя, не обращаясь по имени, но адресуя вопрос Ольге.

"Да. И довольно неплохо. Не надо орать", - произнесла Ольга. Теперь я разобрал, что голос ее не шептал мне на ухо, а раздавался прямо внутри черепной коробки, минуя ушные раковины и добираясь до слуховых центров мозга с некоторыми искажениями, будто Ольга говорила в большую морскую раковину.

"Почему мы не можем поговорить вслух? Зачем эта секретность?" - спросил я.

"Затем, что высказанное вслух перестает быть секретом в тот миг, когда слова отрываются от языка. Технология ментальной коммуникации - единственная на сегодняшний день ширма, позволяющая скрыть намерения и планы".

"Что же мне раньше никто об этом не сказал?" - возмутился я мысленно.

"Потому что о существовании этой технологии знают всего несколько человек. Еще несколько десятков - догадываются и пытаются ей овладеть. Ну а прочим она станет доступна лишь тогда, когда кто-нибудь проболтается".

"Это ты изобрела?" - я невольно открыл глаза и восхищенно глянул на Ольгу.

"Не совсем. Отчасти это была счастливая случайность, побочный эффект другого медицинского эксперимента".

"Как ты влезла ко мне в мозги?"

"Фальшкомм".

"Вот эта штуковина, которую ты нацепила мне на руку? Так, значит, это не для сеанса нейрореновации?"

"Нет. Это прототип телепатического коммуникатора. К нейрореновации он имеет не больше отношения, чем к ноусфере".

"Ты говоришь, прототип?"

"Именно. Таких устройств на сегодняшний день ровно четыре. Одно из них - на тебе".

Я посмотрел на Ольгу, усердно делавшую вид, будто изучает столбцы данных, полученных из "томографа". Ее правое запястье было заковано в точно такой же матово-черный браслет.

"Почему я? Зачем ты меня посвящаешь в эти подробности? Я ведь могу всем растрепаться о сокровище, которым ты обладаешь!"

"Сейчас не время вдаваться в подробности. Если вкратце, то ты нужен мне в той же мере, в которой нуждаешься во мне сам".

"Объяснись", - попросил я.

"Нейрореновация прекрасно себя зарекомендовала для лечения ряда мозговых дисфункций. Но нейроколлапс она не вылечила ни разу. Процедуры могут успокоить родственников и дать больному шанс смириться с неминуемой гибелью. Однако специалисты в курсе, что шансы пациента на излечение не увеличиваются ни на йоту, сколько таких сеансов ни проводи. Этот метод полезен не более, чем древняя микстура от кашля".

"Хочешь сказать, что есть и другой метод?".

"Возможно".

- Ольга, не темни, - возгласил я, тут же прикусив себе язык.

Ольга бросила на меня короткий неприязненный взгляд и снова вернулась к изучению цифр и разноцветных кривых.

Прокашлявшись, я попытался выкрутиться из положения:

- Ольга, не темни, - повторил я. - Сколько мне так валяться? Почему мне так трудно шевелиться?

- Процесс нейрореновации как бы перегружает связи, устоявшиеся между командными центрами мозга, - объяснила Ольга академическим тоном. - В течение нескольких часов после сеанса мозг восстанавливает контроль над нервной системой. Моторика приходит в норму в течение первой четверти часа. Потерпи, Марк, скоро ты сможешь вернуться в палату.

Сделав вид, что удовлетворен объяснением, я отвернулся и закрыл глаза.

"Хватит секретничать, Ольга, - попросил я. - Скажи прямо: есть способ меня спасти? Я совсем не хочу умирать. Честное слово".

"Стопроцентной гарантии нет", - уклончиво ответила женщина.

"А сколько процентов?"

"Сложно об этом судить: недостаточно данных".

"А когда их будет достаточно?"

"Когда ты пройдешь тесты в одной из наших лабораторий. Мы ведь не только телепатические коммы изобретаем". В моей черепной коробке раздалось гулкое эхо - должно быть, Ольга мысленно рассмеялась.

"Это, наверное, стоит прорву денег? - нахмурился я как мысленно, так и всуе. - Вы ведь вряд ли благотворительностью занимаетесь?".

"Это уж точно, - заверила Ольга. - Но беспокоиться тебе не о чем. На твоем счету "ноликов" хватит. Разве что супругу твою ждет неприятный сюрприз".

"О, за это я готов даже доплатить!" - мстительно пообещал я.

"Значит, ты согласен поехать со мной на обследование?"

Мне почудилось, что Ольга затаила дыхание. С чего ей так волноваться? Что, я единственный пациент с нейроколлапсом, которого можно растрясти на круглую сумму? Я решил, что давать согласие слишком легко будет как-то не комильфо. Для порядка надо бы поторговаться.

"Ну и где твоя лаборатория?" - спросил я, мысленно изображая зевок и вслед за этим погрузившись в головоломные размышления: видит ли Ольга, как я зеваю, а если видит - то как?

"У нас их несколько. Самая крупная - в китайском Сяньтао. Две поменьше - в Токио и в Сингапуре. В Будапеште расположена самая маленькая. Ну а самая известная, работающая на масс-маркет и, можно сказать, имиджевая - в Цюрихе".

"Так, я за Цюрих! - начал я перебирать харчами. - Пхеньян отпадает, остальное оставим на крайний случай. Разница в цене есть?"

"Есть разница в сроках и в качестве... м-м-м... обслуживания".

"Ну а ты что рекомендуешь?"

"Я, конечно, за Токио. Все-таки там я работаю большую часть времени. Но мне нужно согласовать этот вопрос со своими нанимателями. Сейчас не могу сказать тебе точно. Если дашь свое согласие, полетим хоть сегодня".

"Так скоро? Что за спешка?"

"Я думала, это тебе неделя до смерти осталась, - холодно заметила Ольга. - Я-то хоть сейчас домой вернуться готова".

"Ладно-ладно, не торопись с выводами! Просто дела, знаешь ли. Ко мне тут старинный приятель должен нагрянуть. Не хотелось бы с ним разминуться".

"С приятелем ты можешь встретиться в любой момент: достаточно вызвать его через комм".

"Верно! - удивился я. - Как это я раньше не подумал, что встречаться теперь и вовсе ни к чему". "Странно, что Серега об этом не подумал и даже не намекнул", - подумал я еще про себя.

"Кто такой Серега?"

Ага, про себя я подумал. Про себя, блин. Вот как тут про себя думать, если тебя могут услышать? Это все равно что пытаться не думать о розовом слоне. Или о розовых сосках, контур которых так явно обрисовывается... "Нет, я не о твоих сиськах думаю, Ольга!"

"Перестань, Марк, ты же все равно не скроешь, как ни старайся! Образные представления тоже передаются, если мыслить их интенсивно. Я же вижу, что это моя грудь".

"Ну ладно, - сдался я. - Пусть будет твоя. Сейчас что, заявление на меня в Совет напишешь, или куда там в этих случаях принято обращаться?"

"Глупенький маленький кролик, - развратно хохотнула целительница. - Я выше этих глупостей. А либидо мое гораздо ниже порога ханжеского лицемерия. Мне нравится, что ты думаешь о моей заднице".

"Я вообще-то о сиськах думал!" - возмутился я.

"И только?"

"Ну... ладно, ладно, проехали. Так чего там я сказать тебе должен-то? Или ты мне?"

- Пациент Гурецкий, у меня для тебя две новости - одна не очень хорошая, другая получше, - изрекла Ольга во всеуслышание.

- Слушаю вас, - официально прокашлялся я.

- Нейрореновация незначительно улучшила состояние нейронных цепочек, но шансы на восстановление памяти и ремиссию оценить пока сложно. Требуется тестирование на более современном и мощном оборудовании. К сожалению, в этой клинике такого нет. Могу предложить вам госпитализацию на обследование в одной из лабораторий "Шаоми Рисерч".

- А это дорого? - спросил я, чувствуя приступ дежавю.

- Недешево. Примерно треть ваших накоплений придется списать.

- Ну что же, - изобразил я раздумье. - Похоже, что иного выхода мне все равно не остается. Чего мне терять? Я согласен. Когда едем?

- Как только я улажу административные вопросы, - отозвалась Ольга, поднявшись с кресла. - А пока что вернись в свою палату. Я за тобой зайду чуть позже.

Не без труда опустив ноги с ложа, я как следует помассировал их, прежде чем встать. Члены слегка одеревенели, внутри чувствовалось неприятное колотье.

- До встречи! - бросила Ольга, выходя наружу. - Провожать, надеюсь, не надо?

***

В палату я доковылял, следуя подсказкам коммовского интерфейса. По пути я несколько раз пытался выйти на телепатическую связь с Ольгой, но контакт не устанавливался. Должно быть, прототип работал только на короткой дистанции.

В палате меня ждала здоровая и в меру вкусная пища - то ли завтрак, то ли уже обед. Я вспомнил, что за последние сутки не сомкнул глаз. А набраться сил стоило перед поездкой в полную неизвестность. Прикорнув на койке, я немедленно смежил веки, но прикорнуть мне снова не дали: в помещении возник Серый, мчавшийся куда-то в автомобильном транспорте. Я не разобрал, пассажирское это было сиденье или водительское, зато отметил, что костюмчик Серега не сменил со вчерашнего дня. То ли обычная его безалаберность, то ли дела с "ноликами" у приятеля совсем плохи.

- Эй, дружище, ты куда это вдруг засобирался? - выказал удивление Серый.

- Да так, полечиться. А что, у тебя есть варианты получше?

- Да уж получше, чем в логово к твоему китаезе соваться.

- Какому еще китаезе?

- Так ты не понял, откуда вылезла эта тетка? Это же "Шаоми", дурила! Пресловутый Лэй Чэнь, который технологию ноусферы у Штатов выкрал и Пекину загнал по сходной цене!

- Ну и что? Мне-то какая разница? - не понял я.

- Да ты, родной, поступай как хочешь, дело твое. Только вот ты на этого Лэя баллоны годами катил, а теперь сам к нему в пасть собираешься.

- А с чего мне на него баллоны катить? Мы что с ним, знакомы?

- Да вряд ли: где ты и где он! Но отзывался ты о нем так, как будто он Гитлер. Может, когда ты маяки прокладывал, что-нибудь про него раскопал?

- Понятия не имею, Серега, - честно признался я. - Но по мне сейчас - хоть Гитлер, хоть Лэй Чэнь, хоть мумия Ленина. Лишь бы дали шанс выжить. Или тебе на похороны мои явиться не терпится? Ты хоть пару гвоздичек мне принесешь? А костюм сменишь на траурный?

- Слушай, Марк, ты сам себя хоронить не спеши. Я тут общался с людьми... ну... влиятельные товарищи, из Совета. Короче, их медицинский департамент готов оказать тебе посильную помощь. Ты не думай, у них возможности не хуже, чем у твоего китаезы. И лаборатории нашпигованы по последнему слову техники, и специалисты высококлассные.

- И?

- И ни "нолика" с тебя не возьмут, приятель, все за государственный счет! Чуешь, в чем штука?

- Ты мне отказаться предлагаешь?

- Я тебе предлагаю головой думать и в первое попавшееся говно не вступать. А то ходят тут всякие...

Серега внезапно умолк: в палату явилась Ольга. Она скрестила на груди руки, холодно глянула на Серегу, затем изучила глазами - будто ощупала - мое лицо.

- Я вам не помешала? - издевательски спросила она.

- Эй, чувиха, ты этого парня знаешь без году два часа. А я его тыщу лет уже знаю. Так что ты не лезь, когда два старых пердуна свои вопросы решают, договорились?

- Как пожелаете, - с хищной улыбкой ответила Ольга и отвернулась от голограммы.

В моей голове тут же зазвучал ее голос:

"Марк, решение за тобой. Но, выбирая между двумя неизвестными, я бы остановилась на той, которую проще вычислить. Я, как уже упоминала раньше, признанный специалист в своей области. Не сочти за бахвальство, но меня вполне можно называть ученым светилом. А кто этот лысый боров, ты всяко получше меня знаешь!".

"Да уж, знаю, - нехотя согласился я. - Но, по крайней мере, я знаю, и каких подлянок от него ждать. А с тобой я, и правда ведь, познакомился лишь этим утром".

"Так ты во мне сомневаешься?" - промяукала у меня в голове Ольга.

- Эй, кореш, ты чего замолчал? - забеспокоился Серый.

- Серега, я думаю. Можно мне спокойно пораскинуть мозгами?

- Да думай, кто тебе мешает, - обиделся приятель. - Только побыстрей думай, пока тебя эта телка не охмурила!

"Бедный мой кроличек, - заворковала про себя Ольга. - Оказывается, я тебя охмуряю. Плохая Ольга, плохая. Очень плохая девочка. Ты даже не представляешь, насколько. Но я тебе обязательно покажу. Ты ведь поедешь со мной?"

Вот же наглая чувиха! Неужели она и впрямь думает, что я поведусь на такое откровенное соблазнение?

"Поеду!!!" - эта мысленная реплика сбила с ног предыдущую и втоптала ее в небытие. Вопрос был решен.

- Серый, я, пожалуй, гляну, что там у них. А если какое-то шило вылезет, я тебе маякну, ладно?

Серый засопел и пробуравил Ольгу глазами, прежде чем дать мне ответ.

- Я на связи, дружище, - сказал он наконец, вымучив из себя улыбку. - Не пропадай. Обращайся в любое время!

Я почувствовал, как моей щеки коснулось что-то теплое и ароматное. Похоже, это Ольга одарила меня воздушным поцелуем через телекомм.

***

Хартли напутствовал меня с таким радушием, будто ему не терпелось от меня избавиться. Гущян мертвым голосом попросил не оставлять в палате личные вещи. Хотя, если не считать двух разнокалиберных коммов, сковывавших меня с ноусферой подобно наручникам, никаких личных вещей у меня не было. Дежурная медсестра, в которой я опознал пожилого транссексуала, пожелала мне скорейшего выздоровления. "Дурища, ты хоть в мою медицинскую карту заглядывала?" - огрызнулся я на медсестру, после чего она скрылась из виду и больше не появлялась мне на глаза.

Делать в палате было решительно нечего, и я решил дождаться Ольгу под сенью сосен в больничном парке, наслаждаясь свежим воздухом с ароматом хвои. Мне уже не терпелось отправиться в путешествие, однако проводница c головой погрузилась в переговоры с чередой каких-то пожилых азиатов. Я украдкой понаблюдал через ноусферу за Ольгой, расположившейся в переговорной комнате рядом с кабинетом Хартли и загромоздившейся со всех сторон интерактивными окнами в человеческий рост. Зрелище наскучило мне через минуту, так что попытки насладиться созерцанием чужой работы я оставил без сожалений.

Сидеть на месте и радоваться очередному солнечному деньку оказалось делом немыслимым, невыносимым. Стоило остановиться хоть на минуту, и на меня могильной глыбой наваливалась тоска по непрожитой жизни, по упущенным возможностям и утраченным воспоминаниям. Чувство вселенской несправедливости и безадресная обида холодными щупальцами сдавливали мои внутренности, вселяя в меня тревогу за собственную жизнь, за короткое будущее, за свой игрушечный статус на игровом поле мироздания, почти не оставившего мне места для новых ходов. Послонявшись бесцельно по прогулочным тропкам, я уж было решил наведаться в кафе и залить тоску пивом или, на худой конец, вызвать на беседу Гущяна (чтобы отвращение к его бесстрастной манере ведения разговора вернуло мне желание побыть одному), когда ко мне присоединился незваный спутник. Впрочем, спутником его можно было назвать лишь с натяжкой, поскольку возникший рядом со мной мужчина никуда не передвигался: он сидел на вертящемся кресле, а его изображение двигалось вместе со мной.

- Здравствуй! Марк! - веско и, как мне показалось, по-военному поприветствовал меня гость.

Черная водолазка, брюки того же цвета, черные радужки глаз под смоляными бровями - пришельца я про себя тут же окрестил Черным, хотя в его облике и хватало цветового разнообразия: русые волосы, бледность лица и губы цвета лежалого мяса неприятно подчеркивали выбранный им похоронный стиль.

- Постараюсь. И тебе здравствовать, - сухо ответил я незнакомцу.

- Наверное, тебе интересно, кто я такой? - задавшись идиотским вопросом, мужчина поспешил ответить на него самостоятельно: - Я Петр.

- А я Марк. Мне девяносто два годика. Давай дружить?

Петр нахмурился, выдав тем самым отсутствие чувства юмора.

- Марк, я представляю национальный департамент Совета по надзору за ноусферой. Чиновники, ответственные за деятельность Совета в российской юрисдикции, поручили мне проработать твой вопрос.

- Спасибо, конечно. Вопрос только в том, что за вопрос. Не помню, чтобы я к вам обращался.

- Верно, к нам ты не обращался, - собеседник зачем-то сделал акцент на словосочетании "к нам". - Но это не значит, что ты должен решать свои проблемы в одиночку. Мы работаем для всеобщего блага. В том числе твоего. Тебе ведь не помешает пара-тройка друзей?

- О, у меня полно друзей! - воскликнул я. - У меня их так много, что я уже сутки пытаюсь найти укромный уголок, чтобы от всех них укрыться. Единственный товарищ, с кем я теперь готов общаться без приступов паники, - это свиная рулька. Ты знаком со свиной рулькой? Это, кстати, не она тебя ко мне подослала?

- Марк, я занятой человек, у меня не так много времени, - произнес Петр c плохо скрываемым раздражением. - Поэтому давай избежим болтовни и перейдем к делу? Совет предлагает тебе высококвалифицированную медицинскую помощь в одной из наших исследовательских лабораторий.

- Это за какие такие заслуги мне положены почести?

- Это не почести. Скорее, почетный долг.

- Не понял?

Подбирая слова, Петр помассировал пальцами щеки, выбритые подчистую.

- У тебя опасное и малоисследованное заболевание, Марк. Совет уже много лет ищет возможности спасти человечество от этой напасти. А значит, ты можешь помочь Совету и человечеству. Все, что тебе для этого нужно сделать, - это дать официальное согласие на обследование. За тобой приедут наши сотрудники и переместят тебя куда следует.

Лексические единицы, которыми жонглировал Петр, вызвали во мне явное беспокойство. Я, в конце концов, не ящик с опилками, чтобы куда-то меня перемещать.

- Если я правильно понял, вы хотите, чтобы я стал вашей подопытной свинкой?

- Ты ни в чем не будешь нуждаться, Марк. С твоей головы не упадет ни один волос, а с твоего счета не пропадет ни единого "нолика". Все абсолютно бесплатно, - Черный уставился мне в глаза, как бы выманивая из меня утвердительный ответ.

- Где-то я это уже слышал, - почесал я затылок. - О, вспомнил! Выходит, вы не друг свиной рульки! Вы знакомый Сереги! Так?

- В эпоху ноусферы все друг с другом немножко знакомы, - уклончиво ответил мужчина в черном. - Правило двух кликов.

- Это как пять рукопожатий?

- Примерно. Только теснее.

- А вы всем нейроколлапсникам предлагаете бесплатную койку?

- Не всем. Но ради тебя сделаем исключение. Твой случай для нас важен, поскольку он несколько выдается из общего ряда.

- Чем же?

- Потерей памяти о двух третях жизни. Наши спецы считают, что это может быть признаком одного занимательного феномена. Синдром... эм-м-м... впрочем, врачи объяснят лучше меня.

- Какое-то осложнение? - забеспокоился я. - Что еще за синдром?

- Не обессудь, Марк, я вряд ли смогу тебе объяснить популярно: у меня нет медицинского образования. Я курирую вопросы общественной безопасности.

- И какое отношение общественная безопасность имеет ко мне? Или я к ней?

- Еще раз повторяю: тебе не о чем беспокоиться, - заверил Черный. - Просто в нашу компетенцию входит очень широкий круг вопросов. Мы вынуждены участвовать и в экономической деятельности, и в политической, ну и в том, что еще осталось от криминальной сферы. Так исторически сложилось. Не о чем переживать.

Слова Черного меня, естественно, не успокоили. Если мне не о чем переживать, тогда зачем он так часто это повторяет?

- Марк, пожалуйста, прими взвешенное решение. Я немного отойду от инструкций и скажу тебе напрямик, хоть у нас так не принято: мы озабочены твоим намерением лечь на обследование в "Шаоми".

- А в чем дело? Они нарушают закон? Представляют угрозу общественной безопасности?

- Сказать так было бы некорректно, - замялся Черный. - Но можно выразиться иначе: частные корпорации пытаются сохранить секреты в нашем мире, где тайны ушли в прошлое вместе с понятием конфиденциальности. Многие в Совете считают, что частников пора ограничить в правах, обязав их незамедлительно делиться всеми открытиями и наработками с человечеством. А "Шаоми" - один из оплотов противодействия этой благородной инициативе.

- А разве можно не делиться? Пароль же на папку не поставишь...

- Пароль... - Петр запнулся, но быстро сообразил, о чем речь. - О паролях все уже давно забыли. Первое время после открытия ноусферы ученые пытались придумать системы кодирования взамен тестовых паролей, использовали аппаратные ключи, но там тоже информация, быстро и ее из ноусферы достали. Я немного о другом противодействии, это сложней объяснить в два слова...

- Ага, значит, вы коммунизм тут решили устроить, пока я... пока я... - я не нашел слов, чтобы закончить фразу: все-таки мое отсутствие в общественной жизни последних пятидесяти лет было более чем условным.

- Речь не об уравниловке, - разъяснил Петр. - Речь идет о выживании нашего вида, безопасности жизни на всей планете и об общественном благе.

- Всякий раз, когда кто-нибудь произносит словосочетание "общественное благо", где-то совершается подлость. Благими намерениями... ты ведь и сам знаешь.

- Ты должен доверять нам, Марк, - потребовал Черный.

- Ничего я никому не должен! Захочу - соглашусь, не захочу - откажусь.

- Верно, выбор за тобой. Но я прошу тебя тщательно обдумать свое решение и сделать выбор в пользу общественного спокойствия. Скажи, пожалуйста: в поведении Ольги тебя ничего не насторожило? Может быть, какие-то странности? Что-нибудь необычное?

Я невольно потянулся к запястью, на котором висел телекомм, но вовремя пресек движение. Что-то мне подсказывало, что вести себя стоит непринужденно, а в откровенные разговоры с этим типом пускаться не следует. На смену безотчетной тревоге, терзавшей меня всего четверть часа назад, явилось и стало разрастаться в груди ощущение смутной угрозы. Должен признаться, оно мне понравилось еще меньше.

"В чем дело, Марк? Мой пушистый кролик решил заделаться свинкой у дядечек с Большой Фермы?"

Голос Ольги зазвучал в моей голове всего на мгновение раньше, нежели я уловил терпкий запах ее духов. Появление Ольги меня взбодрило, я снова взял себя в руки.

- Что, Петр, обязательно во все нос надо сунуть? - бросила Ольга моему визави без тени приветливости.

- Занимайся своим делом, - грубо отозвался Черный, вновь повернувшись ко мне. - Ну так что, Марк?

- Вы разве знакомы? - изумился я.

Похоже, свиная рулька и вправду была моим единственным и самым близким другом в этом странном мире, где все были связаны незримыми нитями, в которых я уже успел запутаться, как в паутине.

- Сталкивались пару раз, - заметила Ольга.

- Марк? - Черный в очередной раз поторопил меня с ответом.

Я несколько раз перевел взгляд с Петра на Ольгу и обратно. В какой-то момент мне почудилось, будто оба они - зеркальные отражения друг друга. Но, так или иначе, отражение, физически находившееся со мной рядом, нравилось мне куда больше. От него приятно пахло, оно было женского пола, а еще оно только что пригладило свои шелковистые волосы, оторвав от меня взгляд и скосив глаза вбок. На языке мимики и жестов это всегда означает одно - сексуальную симпатию. Выбор был легок и очевиден, хотя себе я предпочел объяснить решение тем, что в серьезных намерениях женщины обычно менее опасны, чем мужчины с армейской выправкой.

- Петр, желаю тебе удачи в сохранении мира на планете и созидании блага для всего человечества! - напыщенно произнес я и смахнул Черного к чертовой матери.

Ольга не замедлила наградить меня новым телепатическим поцелуем.

***

Такси прибыло через пять минут после того, как мы вышли из арки, обозначавшей вход на территорию больничного комплекса, и расположились на обочине трассы. За это время Ольга успела выкурить ароматную фруктовую сигарету, в которой, как она мне объяснила, не содержалось ни капли канцерогенов. Я хотел было стрельнуть у нее одну, но потом вспомнил, что забыл, курил ли я последние пятьдесят лет. А восстанавливать дурные привычки, пусть и не грозящие вредом для здоровья, мне отчего-то не хотелось. С другой стороны, терять мне уже нечего: кури хоть старорежимную "Приму", здоровью не повредишь. Но к тому времени, когда я наконец принял решение и потянулся к подставленной Ольгой пачке, к нам с еле слышным журчанием двигателя подъехал мобиль на воздушной подушке. "Не на воздушной, а на дегравитационной", - поправила меня Ольга.

За рулем такси никого не было. Как, впрочем, не было и самого руля. "Вас приветствует транспортная компания "Скатертью дорога"", - заявил мужской баритон, как только мы загрузились в салон машины.

- Кто им такое название придумал? - усмехнулся я. - Они же так всех клиентов распугают!

- С чего бы это? - рассеянно ответила Ольга. - Скатерть - это ведь как красный ковер, какое-то древнее покрытие для дорогих гостей?

- Ну... типа того.

Я не стал пускаться в споры, дав себе зарок залезть в ноусферу и выяснить, какие изменения претерпели языковые конструкции за время моего вынужденного отсутствия.

Усевшись на сиденье, Ольга проследила за тем, чтобы я пристегнулся, после чего дала команду интерфейсу везти нас на железнодорожную станцию.

- Так куда мы в итоге едем? - поинтересовался я.

- В аэропорт.

- А почему на перекладных?

- Потому что поезд развивает скорость 800 километров в час, а электромобиль - всего 150.

- Убедительно. Ну а после? Из аэропорта мы куда полетим?

- В лабораторию, - ответила Ольга, недовольно поджав губы.

По всему было видно, что посвящать меня во все детали моего будущего она пока не намерена.

"Так нечестно!" - сварливо пожаловался я про себя.

"Зато безопасно", - парировала Ольга.

"Слушай, хватит темнить! Какие опасности нас тут могут подстерегать? Во что ты меня втягиваешь?".

"Я тебя не втягиваю а, скорее, вытягиваю. Ты хоть знаешь, с кем ты так мило общался в парке?".

"Он сказал, что занимается общественной безопасностью. Это не так?".

"Так. Только в понимании некоторых людей лучшей формой общественной безопасности является концентрационный лагерь".

Я испуганно примолк и погрузился в себя, размышляя над услышанным. Вдруг мое внимание привлек быстро оставшийся позади черный... Porsche Panamera. Я вывернул шею и захлопал глазами, порываясь прогнать глюк. Ольга заметила мое замешательство и пояснила:

- Ретромобиль. С двигателем внутреннего сгорания. Такие сейчас редко встретишь: дорогое и непрактичное удовольствие. Но бывают энтузиасты - ставят современную электронику, платят бешеный экологический налог... Моего знакомого буквально извели, старушка-соседка даже в Совет накляузничала, что от выхлопных газов у ее песика появилась аллергия, а у самой участились запоры.

- А почему машины еще не летают по небу?

Ольга на мгновение задумалась, но углубляться в технологические проблемы современности не стала и просто отшутилась:

- Чтобы птиц не тревожить. Они пугаются и доставляют прохожим внизу неудобства.

Лес за окном закончился, и нашим глазам предстали застройки: типовые симпатичные домики, обсадившие открытое пространство косыми рядками, - ни дать ни взять ульи на пасеке. Наверное, и люди в них живут точно такие же, типовые и однояйцевые - Кены и Барби из сказки про счастье, упакованное в стандартный пакет возможностей и потребностей.

Углубившись в один из крупных поселков и попетляв по проездам и улочкам, машина плавно остановилась подле небольшой полусферы, увенчанной навершием в виде фигурной буквы "М".

- Метро? - сообразил я.

- Вход на станцию монорельса, - ответила Ольга, не добавив мне ясности.

Внутри не оказалось ни турникетов, ни охраны, ни контролеров, вообще ничего лишнего. Только небольшой круглый зал с полом, покрытым мозаикой. И несколько вместительных лифтов, деловито принимавших в себя порции пассажиров. Присоединившись к одной из групп, мы спустились на станцию, но рассмотреть ее как следует я не успел: почти сразу подъехал наш поезд, и Ольга чуть не силком затолкала меня в чрево вагона.

Внутри было просторно и малолюдно. Пассажиры не обращали друг на друга никакого внимания, уткнувшись каждый в свои развлечения: кто-то общался с друзьями через комм, другие что-то читали или рассматривали. Сидения были мягкие, располагались поперек вагона. Раздался дзынь, двери закрылись. Я не сразу понял, что вагон тронулся. Через несколько секунд в окна полилось солнце. Я увидел синее летнее небо с легкими облаками и, наклонившись к окну, разглядел проплывающий внизу, метрах в пятидесяти под нами, город. Наш путь пролегал прямо над крышами.

- Так это подземка или воздушка?! - я открыл рот.

- Мы под землей. Здесь нет окон. То, что ты видишь на их месте, - иллюзия. Точнее, не иллюзия, а реальный вид на то место, где мы в данную секунду проезжаем, только не из-под земли, а сверху. Ноусфера и не такое позволяет. Если хочешь, включи то же самое, только минус 100 лет, посмотришь, как жили предки.

- Не нужно, как жили предки, я и сам хорошо помню, - я разглядывал проносящиеся внизу улицы, причудливые знания, скверы. Скорость лишь на секунду позволяла задержать взгляд, и картинка улетала прочь. - Зачем столько сложностей?

- Ты про окно? Для эстетики. Сделать несложно. А людям приятно, - Ольга отвечала отрывисто, погрузившись в свой комм.

Я отвернулся к "окну", продолжив созерцать пейзажи. Неожиданно картинка за окнами резко сменилась, разлилось тропическое спокойствие: лазурные океанские волны неторопливо накатывали на берег, покрытый мелким белым песком. За полоской песка шумели пальмы, а между ними носились в воздухе птицы ярких расцветок. "Попугаи, колибри, длиннохвостые ширококлювы, черноголовые питты..." - приятный женский голос стал нашептывать мне на ухо названия птиц, которые попадали в поле зрения. Опасаясь, что невидимый комментатор вот-вот сорвется на латынь и прочитает мне лекцию по орнитологии, я перевел взгляд на другое окно. Там под сенью высоких стволов с разлапыми кронами и в окружении кустистых деревцев ("Анакардия западная, макадамия, масличная пальма, олива...") уютно устроилось небольшое бунгало - настолько симпатичное с виду, что мне тут же захотелось шагнуть из вагона и сию же секунду оказаться в этом жарком раю. "Разве это не счастье, - продолжила орнитолог-невидимка, - провести последние дни в таком раю, своем, и только своем... не правда ли, Марк?" Я вздрогнул и закрутил головой по сторонам в поисках источника звука.

- Ольга, - позвал я шепотом, - что это за фигня? - я указал на голову и покрутил пальцем в воздухе. - Девушка какая-то, голос, тропический остров...

- Какой голос?.. - Ольга расхохоталась.

Несколько пассажиров, сидящих поблизости, отвлеклись на секунду от своих занятий, чтобы взглянуть на источник шума, но тут же потеряли к нам интерес.

- Персональная реклама, - отсмеявшись, пояснила Ольга.

- И за что мне такое счастье?

- За трудовые заслуги. Заработал на собственный остров - наслаждайся рекламой про жизнь в тропическом раю. Ленился всю жизнь - получи вид на Золотое кольцо и санаторий в Алуште. По размеру счета и предложение.

- А что, если я вообще не хочу смотреть на тропики? Почему меня никто не спрашивает?

- Потому что ты рекламу в общественном транспорте не отключил. Вероятно, ты им давно не пользовался. Найди иконку рекламы под любым из окон или дай голосовую команду. Со счета спишутся нолики, зато за окнами будут показывать что угодно по твоему выбору.

Пошарив глазами по созвездию иконок, прятавшемуся под окнами и неприметно перемещавшемуся вслед за моим взглядом, я нашел нужную и запустил интерактивное окно. "Только сегодня и только для тебя, Марк! Остров в Восточной Полинезии - всего за двадцать четыре миллиона девятьсот девяносто девять..." - радостно вещала невидимая рекламщица. Одновременно перед моим взглядом высветилось табло с личным денежным счетом. На этот раз я дал себе труд сосчитать количество "ноликов" и прикинул, что если позарюсь на личный остров, то денег мне хватит как раз, но питаться останется порхающими вокруг бунгало какаду и растущими на пальмах кокосами. Не вариант. Хотя... с учетом недолгого времени, которое мне осталось, я еще и пошиковать там успею!

- Слушай, Ольга, а давай рванем вместе на остров! - предложил я в приступе внезапного энтузиазма. - Выпишем твою лабораторию, ты меня будешь... эм-м-м... обследовать, а в свободное время будем загорать и купаться? И вложение хорошее: кто знает, какая покупательная способность будет завтра у "ноликов"! А остров никуда не денется: оставлю жене и детям в наследство, никто меня в расточительстве не упрекнет!

Ольга грустно поглядела на меня и, прибрав за ухо выбившуюся прядку волос, приподняла уголки губ в еле заметной улыбке:

- Ты, Марк, романтик, и это здорово. Но я скорее прагматик. И это тоже неплохо. Лаборатория, в которую мы поедем, стоит сотни таких островов. Так что забудь.

- Значит, мне не суждено окончить свои дни в раю, - мрачно заметил я.

- Философы говорят, что рай или ад мы создаем в своей душе сами. Если настроишь сознание правильно, то и в городских трущобах будешь чувствовать себя счастливым. А если на душе у тебя мрак и хмарь, то даже солнце и океан вряд ли помогут тебе забыться.

- Пиздеж, - грубо и чересчур громко ответил я.

На этот раз на меня подозрительно уставилась половина вагона. Пожилая дама в широкополой шляпке демонстративно отсела подальше, а господин в деловом костюме прикрыл рот и, опасливо поглядывая в мою сторону, стал что-то торопливо сообщать через комм невидимому собеседнику. Ольга выразительно поглядела мне в глаза и положила ладонь мне на запястье, будто предостерегая от необдуманных действий. Несколько банкнот вспорхнули яркими крылышками и удалились прочь.

От ее слов и последовавшей за ними сцены настроение мое испортилось пуще прежнего. Бросив тоскливый взгляд на тропический рай и выслушав по второму кругу соблазнительные нашептывания рекламщицы, я потратил несколько "ноликов" на то, чтобы избавиться от рекламы на ближайшую неделю. За окнами тут же вернулись прежние пейзажи проносящихся над нами строений и парков, полей и предместий небольших городков. Единственное, что ободряло, - мой личный счет позволял купить себе целый остров. Приятно, что ни говори, хоть я и подозревал, что за такие деньги мне бы втюхали самый маленький островок на последней линии от чего-нибудь престижного или на первой к ареалу обитания вечно голодных акул. Мир меняется, торговцы - нет.

***

Поезд то набирал дикую скорость, прорезая собой километры, как нож взбитые сливки, то принимался гудеть, тормозя перед редкими остановками. Через несколько таких остановок мы прибыли в аэропорт. Станция явно была конечной, поскольку все оставшиеся в вагоне соседи засобирались на выход. Мы тоже не стали задерживаться и проследовали к капсулам лифтов, неустанно доставлявшим пассажиров туда и обратно.

Наверху то и дело взмывали в воздух железные птицы с разноцветным оперением. Воздух пах битумом и металлом. Станция подземки, как и в месте нашей посадки, представляла собой небольшой купол с мозаичным полом. Невдалеке рос из земли его старший собрат - цельнолитой стеклянный купол исполинских размеров. Судя по всему, это и было здание аэропорта.

- Как это такие стеклянные пузыри выдувают? - поразился я.

Ольга пожала плечами:

- Не знаю, это технология давно устарела. Лет двадцать тому назад все общественные здания так строили. Мол, прозрачные здания для прозрачного общества.

- А сейчас как строят?

- Да уже практически никак. Зачем вообще нужен аэропорт? Кассы не нужны, проверки не нужны, зал ожидания ни к чему, поскольку погодные условия для перелетов давно не помеха. Добрался до аэродрома, сел в местный автобус до нужного самолета - и вперед на посадку!

- Круто, - одобрил я. - А мы билеты уже купили?

- Сейчас купим, - нахмурилась Ольга.

- А почему не заранее? Вдруг мест не хватит?

- Хватит. В Путиноград самолеты каждый час вылетают, один за другим. Редко такое бывает, чтобы салон на две трети заполнился.

- Куда-куда?

- В Москву. Просто бакен хитовый вспомнила, как из Мавзолея Ленина выносили и...

- Да-да, мне уже рекомендовали посмотреть.

Пройдя в здание аэропорта, мы с Ольгой едва не потеряли друг друга, смешавшись с толпой туристов, только что прилетевших откуда-то из-за границы и гомонивших на незнакомом гортанном наречии.

- Это что, в нашей глуши международный аэропорт отгрохали? - удостоверился я, отыскав Ольгу и притиснувшись к ней поближе.

- Теперь все аэропорты международные. Просто направлений где-то больше, а где-то меньше. Из Москвы самолеты в любую точку планеты летают, а отсюда - только в Европу, ну и в некоторые страны Юго-Восточной Азии.

- А в Токио мы прямо отсюда не можем рвануть? Или куда мы там лететь собрались?

- Нет, чтобы в Китай и Японию попасть, нужно через всю страну перелететь. На такие дистанции только из крупнейших аэропортов вылететь можно. Постой-ка тут, я сейчас.

Ольга решительно отвернулась от меня, направившись к эскалатору, увозившему пассажиров на подземный этаж. Комм подсказал мне, что внизу расположены магазины, кафе, комнаты отдыха и, разумеется, туалеты. Глянув через ноусферу на то, что представляет собой нижний зал, я с удовольствием убедился, что хотя бы стены туалетов тут непрозрачны. Впрочем, какая разница, если интимности и так никакой?

Подавив в себе неэтичное желание проследить за Ольгой и понаблюдать за ее действиями внизу, я подошел к самой кромке купола, огороженной металлическими перилами, и устремил взгляд на летное поле. Никаких признаков рулежных дорожек или взлетных полос там даже не наблюдалось. Пустое до горизонта поле, некогда заасфальтированное идеально ровным покрытием, явно давно не использовалось. Напротив ряда терминальных выходов из здания аэропорта таким же рядком расположились самолеты. То, что это именно самолеты, было понятно: наличие крыльев, хвоста и носовой части не оставляло места для сомнений. Однако от тех самолетов, что я помнил по своему прошлому, нынешние отличались разительно. Ни дать ни взять летучие скаты: пузатое тулово фюзеляжа раздавалось в обе стороны широкими угловатыми крыльями. Борта сплошные, без единого иллюминатора (вот интересно, какую рекламу мне покажут в фиктивных окошках в салоне самолета?), а хвост куцый, как рыло подводной торпеды. Покопавшись в памяти, я понял, что мне напоминают хищные линии крылатых машин - новейшие истребители моей юности, сработанные по технологии "Стелс".

Приглядевшись к самолетам, я кроме прочего не обнаружил шасси. Машины стояли на плоских квадратных платформах. Время от времени некоторые самолеты отрывались от этих платформ и поднимались вертикально вверх, будто опираясь на воздух. Взяв плавный разгон, они внезапно взмывали в небо по крутой дуге и скрывались в заоблачной выси. Проверяя, не обмануло ли меня зрение, я нашел в ноусфере энциклопедическую справку по авиационной технике и незамедлительно выяснил, что аэродинамическая механика теперь работает в плотном симбиозе с антигравитационной: самолеты берут разгон прямо с места, задействуя во время посадки и взлета двигатели-антигравы. Они же используются в качестве воздушной подушки в случаях экстренной посадки на водную поверхность. Благодаря этой технологии, проинформировал меня виртуальный лектор, количество авиакатастроф в течение последних пятидесяти лет свелось к единицам.

Любопытства ради я просмотрел подробности о последних пяти катастрофах (произошедших в разных точках планеты на протяжении двадцати лет). В каждом случае причиной крушения оказывался человеческий, а если точнее - бесчеловечный фактор - терроризм. Всякий раз бомбу на борт проносил какой-нибудь религиозный фанатик, выражавший таким чудовищным образом протест против научно-технического прогресса. В соответствующей справке рассказывалось, что подобные террористические акты случались особенно часто в первые годы Последней войны, когда на фоне открытия ноусферы обострились религиозные противоречия и крупнейшие конфессии пустились в споры о том, от Бога ноусфера или от дьявола. Однако по мере того, как члены наиболее радикальных религиозных сект оказались занесены в информационные базы Совета, число терактов на религиозной почве резко устремилось к нулю. Помимо прочего в справочнике содержался онлайн-калькулятор, рассчитывавший для читателя его шансы погибнуть в авиакатастрофе. Получив цифру 1 : 46 000 000, я убедился, что бояться нам с Ольгой решительно нечего. Если, конечно, она не религиозный фанатик.

- Марк?

Подняв глаза, я увидел перед собой Черного. Он по-прежнему восседал на крутящемся кресле в скрытом от моих глаз интерьере. Если он и покидал свое помещение, то, видимо, вместе с любимым седалищем.

- Опять ты, Петр? Что еще?

- Хорошие новости, Марк, - зубасто улыбнулся сотрудник департамента безопасности. - Мы организовали для тебя встречу с членом Совета. Михаил Соломонович - один из влиятельнейших людей в стране. Да и в мире не самый последний человек. Он хотел бы с тобой пообщаться. Рекомендую не отказываться.

- Это мне что, в Кремль нужно будет явиться?

- Хм-хм-хм, - сухо и неприятно засмеялся Черный, будто поперхнулся куриной костью. - Кремль давно стал большим музейным комплексом. У правителей теперь нет специальных резиденций, поскольку правительство в буквальном смысле служит народу и не пользуется никакими особыми привилегиями. Михаил Соломонович ждет вас с Ольгой на своей даче в Завидово. Я лично встречу вас по прилете и быстренько доставлю к нему. Много времени это не займет.

- А отчего твой Соломоныч через ноусферу пообщаться не хочет? Слишком гордый?

- Марк, не дури, - приветливая мина соскользнула с лица Черного, как шелуха с жареного арахиса. - Уважаемые люди хотят с тобой познакомиться. Прогуляться, пообщаться, поручкаться. Михаилу Соломоновичу 132 года, ему простительны такие слабости. Он человек старой закалки, с техническими новинками вынужден мириться - такая уж у него работа, - однако предпочитает делать все по старинке. В общем, это не приглашение, если ты не понял. Это официальный вызов гражданина Гурецкого на собеседование с членом Совета. Мы друг друга поняли?

Я сухо кивнул, смахнув Черного долой из интерфейса. Мне вдруг захотелось вернуться в метро и включить рекламу полинезийского острова. В конце концов, жареные какаду не могут быть совсем несъедобными.

"Иди к четвертому терминалу", - вдруг услышал я в голове отдаленный голос, будто бы пробивавшийся в эфир сквозь помехи.

"Ольга, ты где?"

"Я пока внизу, но скоро подойду".

"Ты знаешь, кто мне сейчас звонил? В смысле не звонил, а..."

"Марк, иди по направлению к четвертому терминалу. Близко пока не подходи. Покрутись у вендоров с сувенирами".

"Ты что-то задумала?"

"Да. Но, если мы будем торчать на одном месте вдвоем, это может вызвать лишние подозрения. Так что продолжаем делать вид, будто каждый занят своими делами".

Я не отважился спорить и поступил по инструкции. Пройдя мимо третьего терминала, где открылась посадка в самолет до Москвы, я остановился у рядка торговых автоматов, продававших напитки, бутерброды и сувениры, и стал с ними забавляться. Приобрести желаемое оказалось проще простого: достаточно было указать через комм на нужную вещь, чтобы она выскочила наружу, слега облегчив мой электронный бумажник. Через пять минут я уже был настолько нагружен пахучими бутербродами, жвачками и матрешками из дерева и пластмассы, что выручить меня могло только мусорное ведро.

- Идем, - внезапно очутившаяся рядом Ольга схватила меня за локоть и решительно потащила вперед, по направлению к четвертому терминалу.

Я тут же растерял половину своего груза, но собрать припасы обратно Ольга мне не позволила, сказав, что на это нет времени. В какой-то момент мы перешли с пешего хода на бег и влетели в кишку терминального выхода за десять секунд до того, как автоматические двери закрылись. На той стороне коридора нас поторапливала жестами стюардесса. Вбежав в салон самолета, мы разыскали свободный ряд и уселись там, переводя дыхание.

"Уважаемые пассажиры! Наш самолет взлетает через минуту. Пожалуйста, пристегните ремни безопасности, приведите спинки кресел в вертикальное положение и отключите мобильные коммуникаторы. Расчетное время полета - 14 минут 59 секунд, время прибытия в Будапешт - 14:30. Командир экипажа Яков Смирнов желает всем счастливого пути".

- Будапешт? - я посмотрел на Ольгу в полном недоумении. - Почему именно Будапешт?

- Так надо, - Ольга накрепко сомкнула челюсти, в очередной раз внушив мне опасение, что для меня она слишком крепкий орешек.

Гудение двигателей усилилось, самолет оторвался от земли и взял неторопливый разгон.

- Вот не надо было так делать, - послышался недовольный голос. Голос принадлежал Черному, виртуально усевшемуся в кресло по соседству с нами. Он обращался к Ольге, меня же будто вовсе не замечал. - Если я успею развернуть самолет до того, как вы пересечете границу, вы об этом пожалеете.

- Не успеешь, - презрительно выцедила из себя Ольга. - Пока, мальчик!

Она надавила на нужный сегмент своего браслета, затем проделала то же самое с моим коммом. Петр испарился из виду, успев на прощание сверкнуть недобрыми черными глазами. Через мгновение нас вдавило в кресла, а уши мне заложило ватой: мы рванули прямиком в небеса.

***

- Ольга. Ольга. Ольга!

- Ты не можешь потерпеть пятнадцать минут? - раздраженно отозвалась моя спутница, вновь отвернувшись к фальшивому иллюминатору, за которым якобы открывался вид на Землю с орбиты.

- Слушай, дорогуша, я же не в туалет собираюсь, а в гроб! - возмутился я. - На терпелки у меня особо нет времени. Выкладывай. Какой еще Будапешт? Мы же в Токио собирались, или где там у вас лаборатория? Что этому хмырю от меня надо? Как вы с ним связаны?

Ольга закатила глаза, всем видом показывая, что я уже начал ей докучать.

- В Будапеште у нас тоже есть лаборатория. Не такая большая, как в Токио или в Сяньтао, но довольно крупная. До Токио мы бы не добрались, если ты еще не понял. Туда лететь нужно через Москву, а из Москвы нас бы не выпустили. Тебя-то уж точно.

- Почему? Разве они имеют право нас задерживать? А как же все эти положения, установления и прочие меморандумы?

- Как дышло. Их же Совет и принимает. Покопаются пять минут - и найдут подходящее основание для того, чтобы задержать тебя хоть на несколько дней.

- Но зачем?!!

- В Венгрию нам лететь всего четверть часа, - невпопад ответила Ольга. - Если повезет и бюрократические процедуры в России по-прежнему съедают большую часть полезного времени, то мы успеем пересечь границу раньше, чем требование развернуть самолет поступит в наземные службы, а оттуда - пилоту. А за границей уже местный территориальный Совет действует. Там никакие плешивые старикашки тебя не достанут, можешь не беспокоиться.

Я почувствовал легкое головокружение. Может быть, это был результат перегрузки на взлете, но, скорее, дело в перегрузке сведениями и впечатлениями, которые не вносили в происходящее никакой ясности. А что, если я просто грежу? Такое ведь бывает в ночных кошмарах: бежишь по лестнице, ноги с каждым шагом все глубже увязают в ступеньках, а ты все продолжаешь тратить силы в бесплодной попытке скрыться от настигающего чудовища. Что, если сделать над собой волевое усилие, - вдруг мне удастся проснуться? Интересно, где я тогда очнусь? У себя дома? В постели Наташки, о которой так сладостно было грезить в последние дни, сохранившиеся в моей памяти? Или, быть может, снова очнусь на больничной койке - только уже будучи весь замотанным в гипс после автоаварии?

Черт, а что, если это лимб - между раем и адом?! Я похолодел от ужаса, припомнив прочитанные когда-то сведения о посмертных видениях. После физической смерти сознание человека угасает не сразу, отправляясь в последнее путешествие по закоулкам разрушающейся нейронной сети. Мозговые импульсы затухают в считанные минуты или даже секунды, но субъективно время может растягиваться в необозримой перспективе. Сознание умирающего погружается в сон, от которого нельзя пробудиться, причем сон этот становится все более гротескным и жутким с каждым новым шагом. Так что же, выходит, я уже помер?..

"Уважаемые пассажиры! Наш самолет набрал высоту. На время полета вы можете откинуть спинки ваших кресел и включить коммуникативные устройства", - сообщил салону бодрый автоматический голос.

Я искоса пригляделся к Ольге, занявшейся своей прической. Если я сейчас нахожусь в осознанном сновидении, то сам факт его осознания должен повлиять на события и декорации: я либо произвольно смогу их поменять, либо сама ткань воображаемой реальности начнет мяться и рваться на моих глазах под скальпелем ясного осознания.

- Ну и что ты на меня так смотришь? - усмехнулась Ольга. - Обещаю, я все тебе расскажу. В свое время. Не спеши заваливать мозг лишней информацией. Тебе это просто вредно, сам разве не понимаешь?

- Да знаю я, знаю. Меня Хартли предупреждал.

- Да, Хартли, - промолвила Ольга с оттенком презрения, будто выплюнула это имя.

Внезапно нахмурившись, она начала тыкать указательным пальцем свой комм, возвращая его к цифровой жизни.

- Знаешь, Ольга, мне тут в голову пришло, что ты мне снишься! Не могла бы ты...

- Не сейчас! - резко ответила та.

- Что ты там делаешь?

- Высматриваю кое-что нужное, - Ольгины пальцы запорхали по интерфейсу, как по клавишам фортепьяно. - Угу. Все ясно.

- Что ясно?

- Что ты, Хартли, вонючая гнида! - с остервенением бросила Ольга, выпучив глаза в пространство перед собой. - И что если ты надумал таким подлым образом выслужиться перед Советом, то это напрасно! Хрен тебе, а не место в департаменте здравоохранения! Пускай сначала общественный департамент глянет на лечение, которое ты прописал Морозовой Екатерине Васильевне в 2053-м году! Маяк прилагается! Жри, стукач, не обляпайся!

Ошарашенный этим приступом ярости, я на всякий случай примолк, опасаясь, как бы Ольга не накричала и на меня. Может, она и прям если не религиозный фанатик, то просто психопат, которых сейчас не изолируют от общества, так как общество само давно сошло с ума в этой свое ноусфере...

- Что это было? - осторожно спросил я, когда краска сошла с лица Ольги, а сама она вновь принялась ткать пальцами невидимую мне паутину.

- Выяснение отношений со старым приятелем. Этот козел надеялся сделать карьеру, указав на твой случай Инфоконтролю. А я ему только что зарубила надежды, - Ольга злобно улыбнулась, приняв сходство со сказочной ведьмой.

- Хартли тебя сейчас видел?

- Да какая разница? Не сейчас, так потом увидит. И он, и все остальные, кому это важно, - Ольга нахмурилась и вновь погрузилась с головой в свои исследования.

- Что ты там делаешь? Ищешь какую-то информацию в ноусфере? - тронул я ее за плечо.

- Неважно. Не отвлекай меня, пожалуйста, я занята.

- Ну а мне-то что делать?

- Не знаю! - огрызнулась Ольга. - Мультики посмотри.

- Какие мультики?

- Ну новости посмотри! У нас есть еще минут восемь, пока не начнем снижаться.

Затаив на Ольгу обиду, я поклялся себе, что отныне буду общаться с ней в том же тоне. В конце концов, я ей не малолетка, чтобы со мной так разговаривать. Впрочем... учитывая, как я себя веду, как общаюсь, разница, по всей видимости, невелика. Старый маразматик, очевидно впадающий в детство и хватающийся за первую попавшуюся юбку с требованием рассказать, показать, приголубить и взять на ручки. Устыдившись, я немедленно простил Ольгу и повесил на лицо выражение умудренного годами философа. Должно быть, со стороны это выглядело так, как если бы роденовский мыслитель раздумывал над тем, как ему вылечить геморрой.

Включив собственный комм, я сориентировался в интерфейсе и без труда разыскал иконку новостей: оказывается, я для нее когда-то выбрал листок La Gazette, изданный в мае 1631 года. Дальнейшее оказалось не более сложным: я затратил меньше минуты на то, чтобы разобраться в структуре информационных потоков, представленных моему вниманию в виде объемной диаграммы. Указывая на текстовые заголовки, я одновременно мог слышать их артикуляцию диктором. Голос, впрочем, наверняка принадлежал не живому человеку, а программе.

"Расследование Кевина Далла! Новые подробности в убийстве Кеннеди. Ставить точку в деле все еще рано?"

"Владелец и президент корпорации "Нейролайф" Билл Донахью завещал все свое состояние Фонду дикой природы и переехал жить в хоспис. Дети Донахью планируют подать на отца исковое заявление в суд".

"Шок! Гибель пятерых ученых на глубоководной станции у побережья Панамы! Отважные исследователи на протяжении двадцати минут безуспешно боролись за свои жизни!"

Движимый жаждой острых ощущений, я ткнул в последний заголовок. Моему взгляду тотчас предстала нарезка видеокадров, сделанных с разных ракурсов и в разные отрывки времени: исследовательская субмарина, команда молодых улыбчивых ученых.

"Испанский галеон, принадлежавший Южной королевской флотилии, затонул у берегов Панамы 434 года назад, - сообщил взволнованный диктор. - На борту находилось свыше 500 ящиков с серебряными монетами, более полутора тысяч серебряных слитков, а также значительное количество монет и украшений из золота. Более двадцати лет подряд считалось, что все подводные клады уже найдены и подняты из глубины на поверхность. Однако в прошлом году известный кладоискатель сирийского происхождения, восьмидесятилетний Закхей Санэ обнаружил это судно и снарядил за ним экспедицию. Согласно положению о научной значимости исторических памятников большую часть экспедиции составили исследователи из разных стран. Первая же попытка спуститься под воду закончилась трагедией: отказал двигатель субмарины. К моменту, когда прибыли спасатели, у группы подводников закончился кислород. Члены команды предприняли отчаянную попытку подняться на поверхность в аквалангах. Им оставалось меньше 30 метров до поверхности, когда отважные ученые получили баротравмы, несовместимые с жизнью. Тела извлечены спасательной группой. Представитель Совета по информационной безопасности заявил, что отрабатывается несколько версий случившегося, включая теракт на почве религиозного помешательства. В Сирии, Иране, США, Украине и Малайзии объявлен национальный траур. Закхей Санэ пообещал оказать помощь семьям погибших. В то же время кладоискатель не оставляет надежд добраться до сокровищ. Вот что он ответил на вопрос нашего корреспондента: "Жизнь продолжается. Все они были хорошими ребятами, но надо понимать, что...""

Я заткнул рот Закхею указательным пальцем и промотал сюжет ближе к концу. На кадрах видеохроники замелькали официальные представители Панамы, медики, родственники погибших ученых. Но перед глазами у меня по-прежнему стояли обезумевшие глаза молодых ученых Джереми Хоумса и Павло Ключаря, боровшихся за жизнь дольше всех. Гибель в прямом эфире. Хуже того - гибель, которую ты можешь увидеть множество раз, с разных ракурсов, во всех душераздирающих подробностях. Зачем такое смотреть? Зачем такое показывать?

Не в силах самостоятельно найти ответы на эти вопросы, я обратился за пояснениями к Ольге. По счастью, она уже нашла то, что искала, а потому не стала меня отгонять.

- Смерть естественна, - отрезала она. - Мы должны видеть и знать. Мы должны понимать, насколько хрупка человеческая жизнь, чтобы осознавать ее ценность.

- Но ведь это могут увидеть дети или люди со слабой психикой!

- Не могут, не беспокойся. Комм хорошо знает, кому он служит. Несовершеннолетний не вправе видеть ни сцены насилия, ни откровенные сексуальные образы. Хотя в урезанном виде он, конечно, может стать свидетелем и Холокоста, и Большого сталинского террора.

- Боже, ну на это-то зачем людям смотреть?

- Ну как ты не понимаешь? - Ольга округлила глаза. - Это ведь прививка от социальных болезней. Сколько раз человечество наступало на одни и те же грабли только из-за того, что у людей короткая память!

- Думаешь, изучая ошибки прошлого, человечество теперь может гарантировать себе спокойное будущее?

- Давать гарантии сегодня не берутся даже производители швейцарских часов, - заявила Ольга. - Мир зыбок, а люди непостоянны. Но шансы на повторение всемирных кошмаров вроде тоталитарных режимов, деструктивных религиозных сект или мировых войн мы, действительно, свели к абсолютному минимуму. Прошлое изучают в школах, не делая предпочтений светлым страницам истории перед самыми мрачными.

- Ладно, допустим. Но для чего вот эту жуткую историю про погибших ученых мне подсунули в топе новостей? Чему я тут должен научиться?

- Да ничему. Это так, пощекотать нервы. Журналисты же знают, чем привлечь зрителей и, соответственно, обеспечить рейтинг своему инфопотоку. Ты же выбрал именно эту новость.

- Я думал, профессия журналиста себя изжила. На кой они вовсе нужны, если любой может узнать факты самостоятельно, заглянув в ноусферу?

- Ну и как твой "любой" будет искать информационные поводы? А отбирать факты? А узнавать компетентные мнения? Никакой жизни не хватит, чтобы узнать все обо всем! Журналисты - те же пловцы, только они плавают не в реальном океане, а в информационном. Отбирают по крупинкам все самое интересное и монтируют сюжеты для своих потоков, обеспечивая рейтинг и "нолики". Крупные инфоканалы всеядны, а маленькие компании выживают за счет тематической специфики или особенностей подачи материала.

- Выходит, моя профессия сродни журналистской? Я ведь тоже отбирал информацию по заказу и делал подборку данных?

- Можно сказать и так. Конечно, крупным детективным конторам ты не был соперником, но туда, как правило, и заказчики обращаются крупные - корпорации, желающие обогнать конкурентов. Даже Совет через своих представителей иногда обращается к детективам, когда нужно проверить чью-то личность или какие-то факты, не вызывая при этом лишнего ажиотажа...

- А смысл? Все равно ведь при желании все всё узнают: кто, когда и на кого заказал расследование?

- Конечно, узнают! - засмеялась Ольга. - Но не сразу. Чем больше людей вовлечено в то или иное действие, тем быстрее оно станет очевидно для тех же журналистов. Однако осторожные действия могут дать главное сегодняшнее богатство - время. Как говорится, "кто владеет временем - владеет миром".

- Надо же. В моей молодости так говорили об информации.

- А что информация? Она теперь принадлежит всем. Как можно владеть воздухом или солнечным светом? Единственный способ им завладеть - это лишить всех прочих открытого доступа к фотонам и кислороду.

- И что, никто не пытался это сделать?

- Попытки, конечно, были и предпринимаются до сих пор. Но, как правило, они обречены на провал, - заметила Ольга, как мне показалось, печально.

- Времени не хватает? - догадался я.

- Именно.

"Уважаемые пассажиры! Наш скоростной самолет прибывает в порт Будапешта. Через тридцать секунд мы начинаем снижение. Просьба отключить на время посадки мобильные коммуникаторы и другие устройства связи!"

- А зачем коммы-то выключать? - проворчал я, лишив себя интерфейса, с которым успел уже свыкнуться. - Неужто навигационным приборам что-то в состоянии повредить?

- Да нет, разумеется! - поморщилась Ольга. - Какое-то дурацкое положение, принятое в прошлом веке. Уж сколько попыток было его отменить, а оно до сих пор действует. Приходится соблюдать видимость порядка.

Орбитальные виды в "иллюминаторе" сменились реальной картинкой - сплошной туман облаков, из которых внезапно выскочила земная твердь, надвигающаяся на нас с ошеломительной скоростью. Вскоре звук двигателей изменился и самолет начал плавное вертикальное приземление на посадочную площадку.

***

Снаружи все было серым, моросил мелкий дождь.

- А по-английски они не могут говорить? - спросил я Ольгу, устав от нашептываний гида на абракадабрском языке.

- Языковую платформу поправь. У тебя, наверное, локальный язык по умолчанию выставлен, - отозвалась моя спутница, увлекая меня через аэродромный плац по направлению к стоянке такси.

Мы уже присмотрели симпатичный маленький транспорт, стилизованный под Volkswagen Kдfer 1938 года выпуска, когда путь нам преградил Черный, соткавшийся прямо из воздуха. От неожиданности я оступился и налетел прямо на голографическое изображение, пустив по нему цветные ряби.

- О, мистер опоздание! - улыбнулась ему Ольга.

- Хорошо смеется тот, кого никто не слышит, - без тени улыбки отозвался Петр, после чего обратился ко мне: - Марк, ты в опасности, предупреждаю тебя официально. Ольга - не та, за кого себя выдает. И цели ее нисколько не совпадают с заявленными.

- Что это значит? - опешил я, переводя взгляд с Петра на Ольгу.

- Это значит, что Совету приспичило поиграть в шпионские игры, - похлопала ресницами спутница. - Знаешь, я не буду мешать его болтовне, пусть потреплет языком.

- Твой, кажется, не мешало бы укоротить, - глухо заметил Петр.

- Скажи так еще разик, пожалуйста! Мне всего пары слов не хватает, чтобы продекламировать официальное обвинение об угрозах здоровью и жизни. И тогда даже твой лысый черт за тебя не заступится! Ну? Покажи, какой ты храбрый!

- Ты играешь на чужом поле, - не поддался на провокацию Черный. - Найдем на тебя законную управу.

Устав от их перебранки, я остановил обоих поднятыми ладонями и потребовал от Петра разъяснений.

- Марк, я должен перед тобой извиниться за некоторую... эм-м-м... конспирацию. Дело в том, что Михаил Соломонович настаивал на личной встрече. А встреча так и не состоялась благодаря китайской шпионке, с которой ты так необдуманно спелся. Я в курсе того, что она тебе там наплела. Имей в виду: все это низкосортная китайская лапша на русские уши. Реальная угроза исходит от Ольги, а точнее - от человека, на которого она работает! Мы пытались тебя защитить, но не предусмотрели твоей импульсивности. Надо было нейтрализовать Ольгу еще на подъезде к больнице.

- Слушай, Петр, ты говоришь все больше, а я понимаю все меньше и меньше. Давай прямо: какая опасность исходит от Ольги? Если это хламидийный уретрит, прошу тебя, не молчи!

Ольга хмыкнула, явно одобрив мой тон.

- Хуже, - серьезно ответил Черный. - Во-первых, ты должен знать, что никакого лечения от нейроколлапса не существует. Если бы ты уделил внимание этому заболеванию вместо того, чтобы наблюдать за восстанием Спартака и гибелью авантюристов у берегов Панамы, то уже знал бы, что ни одного зарекомендовавшего себя метода лечения не существует в природе. У "Шаоми Рисерч" нет преимуществ даже перед общественными больницами, я уж не говорю о клинических центрах, курируемых Советом...

- Но зачем же тогда... - растерялся я.

- Затем, чтобы получить преимущество в изучении синдрома Черезова. Ольга "забыла" тебе объяснить, чем твой случай выдается из общего ряда, - хрюкнул Петр, изображая смешок. - Ты для ее корпорации - расходный материал. Они сделают подробное сканирование твоего мозга и в результате получат временную фору и сделают очередной шаг к монополии в области медицинских технологий.

- Что еще за глупость? - изумился я. - Если бы даже было, как ты говоришь, как они могут получить преимущество, когда результаты их сканирования будут очевидны для любого наблюдателя в любой точке планеты?

- Не будут, - Петр снова скривил рот в усмешке. - Я же сказал, "очередной" шаг. Предыдущим было изобретение телепатического коммуникатора. Что, Ольга, думала, мы не знаем?

Взглянув на Ольгу, я обнаружил на ее лице признаки легкой паники.

- Совет неустанно пытается ограничить власть корпораций, чтобы исключить монополию на научные открытия и таким образом обезопасить человечество от порабощения, - объяснил Черный. - Большинство разработчиков подписали меморандум о сотрудничестве ради всеобщего блага и так или иначе работают под эгидой Совета. Но несколько отщепенцев продолжают играть в свои темные игры. И самый опасный из этих людей - Лэй Чэнь, прямой наниматель твоей спутницы.

Вновь обратив взгляд на Ольгу, я заметил, как паника в ее глазах уступила место холодной ярости. Казалось, еще немного, и из них в Петра полетят белые молнии. Добавить к этому можно одно: в гневе Ольга прекрасна, неотразима и вампирически сексуальна! Мне вдруг захотелось схватить ее за тонкую талию, оторвать от земли, как пушинку, и бросить на капот "жука", чтобы, сорвав комбинезон одним резким движением, внедриться в плавильню ее эмоций физически.

Приступ похоти был столь же мощным, сколь неожиданным. Вероятно, дело было в злости, которую я испытывал по отношению к Ольге: если она и правда меня дурила все это время, то относиться к ней нежно и ласково я не смог бы при всем желании. Но откуда такие реакции? Неужели во мне дремлет садист? В прошлом я за собой не замечал ничего подобного. Должно быть, дело в возрастных трансформациях психики, нередко сопровождающихся изменениями сексуальности. Жаль только, эти трансформации прошли для меня незамеченными и теперь копание в собственной психике может стать равнозначным ходьбе по минному полю.

- Так или иначе, Совет на твоей стороне, Марк, - тем временем заверил меня Черный. - Твое дело поступило в ведение департамента информационного контроля. Итвое, Ольга, тоже.

- Сгинь, - ответила Ольга, решительно прогоняя изображение с нашего пути и забираясь в машину.

Немного помедлив, я последовал за ней. Ольга назвала адрес, и машина плавно выехала со стоянки. Мы расселись на широком сиденье, оставив между собой широкий просвет и храня напряженное молчание. Виды за окном, которые еще недавно могли привлечь мое внимание, теперь нисколько меня не трогали.

"Ну что, красавица, даю тебе последний шанс", - мысленно объявил я, не обращаясь к собеседнице по имени. Все равно, кроме нее, никто не мог меня слышать. Или мог? Если технология телепатической коммуникации больше не является секретом, значит, нас могут прослушивать?

"Это вряд ли, - кисло ответила Ольга, уловив мои сомнения. - Знать - еще не значит обладать. Полагаю, у нас есть еще время в запасе".

"Сколько?"

"Кто знает? На твой век, наверное, хватит".

"Спасибо за напоминание, - огрызнулся я. - Так что там с моей головой? Что еще за синдром?"

"Синдром Черезова, - вздохнула Ольга то ли мысленно, то ли наяву. - Академик Черезов исследовал нейроколлапс больше сорока лет подряд. И поскольку ни одна теория и ни один метод лечения себя не оправдал, это правда, то он сосредоточился на изучении нетипичных случаев, связанных с недугом лишь косвенно. Говоря по правде, половину исследованных им случаев вообще нельзя описать в истории болезни".

"Это еще почему?"

"У людей, о которых идет речь, не было никаких признаков нейроколлапса. Однако все они утверждали, что пережили нейроколлапс в прошлом. До того, как умерли".

"До того, как... Ты надо мной издеваешься?"

"Врачи, к которым обращались эти люди, тоже полагали, что над ними издеваются. Некоторых пациентов даже принудительно отправляли в психиатрические клиники на обследование, поскольку все они утверждали, будто прожили больше одной жизни".

"Реинкарнация? Тоже мне новость! В моей молодости дурдомы были переполнены воплотившимися Христами и Клеопатрами. При чем тут нейроколлапс?"

"При том, что эти люди не были психами. Они рассказывали, что проживают ту же самую жизнь второй раз. И что якобы в первый раз их постиг нейроколлапс, закончившийся не гибелью, а прыжком сознания в далекое прошлое. В один из экстремальных моментов их личной истории".

"Экстремальных? Что это значит?"

"Один пациент чуть не утонул в возрасте пяти лет, но его вовремя откачали. Другая в студенческие годы заблудилась в диком лесу и едва не сошла с ума. Третий впал в кому после ранения на войне. В общем, в каждом случае в прошлом пациента было зафиксировано некое происшествие, как правило сопровождавшееся клинической смертью и непродолжительной комой".

"Автоавария!" - осознал я.

"Так и есть".

"Все равно не понимаю... при чем тут я? Я-то ведь не второй раз живу!"

"Пока еще нет", - Ольга поджала губы.

- Так, значит, нейроколлапс меня не убьет? И я вернусь прямиком в свое прошлое? - воскликнул я вслух, поддавшись внезапно захлестнувшей меня надежде.

- Погоди радоваться, Марк! - Ольга остудила мой пыл, вновь переходя на телепатическое общение.

"Теория Черезова на то и теория, что никаких практических подтверждений у нее нет. Академик и сам не до конца верил в существование феномена, который он описал. Просто ряд свидетельств не вписывались ни в одну из существующих теорий, и ему пришлось создать собственную, которую большинство представителей научного сообщества до сих пор считают несостоятельной - дикой и фантастической".

"Расскажи подробней", - попросил я.

"За подробностями можешь обратиться к ноусфере. А если вкратце, то все уникумы, найденные Черезовым, в разное время обращались к медикам с просьбой предотвратить неизбежный, по их мнению, нейроколлапс. При этом ни малейших симптомов заболевания у них не наблюдалось. Но все они утверждали, что "предыдущую" жизнь они прожили экспрессом: все то, что происходило в их жизни после экстремального события, было скрыто беспамятством. И в себя они якобы приходили только незадолго до смерти, попав в больницу с приступом нейроколлапса".

"Это все очень запутанно, - пожаловался я. - То есть получается, что "первая" жизнь проходит в беспамятстве и заканчивается нейроколлапсом, а "вторая" течет как ни в чем не бывало?"

"Похоже, что так. Во всяком случае, ни один из пациентов, утверждавших, будто им посчастливилось вернуться в прошлое, не умер от нейроколлапса. Гораздо чаще их ждала насильственная смерть или гибель от несчастного случая".

- Думаешь, это неслучайно? - вновь забывшись, воскликнул я вслух. - Ведь если эти люди - и я в том числе! - могут быть ключом к загадке нейроколлапса...

- Если не сказать больше, - многозначительно ответила Ольга.

- Да куда уж больше! Разве остались еще какие-то тайны, недоступные для ноусферы?

- Ноусфера и есть самая главная тайна, - проронила Ольга. - Мы приехали, Марк. Вылезай.

Наша машина припарковалась у помпезного особняка середины XIX века, украшенного кариатидами и лепниной. Мой комм высветил над входом название отеля, пять золотых звезд и фотографическое изображение какого-то мужика, показавшегося мне смутно знакомым.

- Это отельер? - уточнил я на всякий случай.

- Нет, это террорист, - ответила Ольга, направляясь ко входу. - Карлос Шакал любил жить на широкую ногу. Перемещаясь по странам Восточной Европы, он останавливался в лучших гостиницах, в то время как его подручные торчали в крысиных норах конспиративных квартир и дешевых мотелей. Он это объяснял им "соображениями безопасности".

- И бойцы ему верили?

- Ну а как не поверить, - осклабилась Ольга. - Ильич Рамирес Санчес был такой обаяшка... Прямо как ты.

- Не надо сравнивать меня с террористами, - буркнул я. - И вообще, ты могла бы выбрать для отдыха и менее одиозное место.

- Место выбирала не я, а мой босс, страшный и ужасный, по словам Петра, Лэй Чэнь. Скоро он будет здесь. А быть ли тебе похожим на террориста - решать тебе самому.

Я попытался ухватить Ольгу за локоть, чтобы потребовать новых объяснений. Но Ольга ловко увернулась и ускорила шаг. Мне ничего не оставалось, кроме как протопать по ступенькам с позолоченными перилами прямо ко входу, где ливрейный швейцар прятал в усы фальшивое радушие.

***

Зеркала в багетах, китайские вазы, дюжина резных кресел под старину, расставленных вокруг колченогих журнальных столиков, - Китайца можно поблагодарить за выбор гостиницы. А то я уже подустал от хайтека, бросающегося на меня отовсюду с рекламной назойливостью.

Впрочем, судя по количеству гостей и постояльцев, я тут оказался не единственным ценителем старины. От стеклянных дверей к лифту ежеминутно курсировали люди с чемоданами и без, а у регистрационной стойки скопилась небольшая очередь. Боже, да тут настоящая регистрационная стойка! И портье в смешной красной шапочке.

Я твердо решил, что выписываться буду без помощи ноунета. Подойду прямо к стойке, потребую от дежурного клерка расчета и чек на бумаге с печатью. Интересно, как они будут выкручиваться?

Взглянув на часовые циферблаты над стойкой регистрации, я прикинул разницу часовых поясов между Пекином и Будапештом и с неудовольствием понял, что до встречи остается не менее часа, а на экскурсию по городу времени уже не хватит. Придется отложить прогулку на вечер.

Усевшись в одно из кресел, я заказал у подоспевшего стюарда пятьдесят грамм "Хеннеси". Пузатый бокал возник передо мной меньше чем через минуту. Был ли это "Хеннеси" - вопрос: уж слишком вопросительный взгляд я получил, озвучив заказ, - но похож.

- Если господин курит сигары, у нас есть для этого специальное помещение, - любезным тоном подсказал служащий.

От нечего делать я принялся разглядывать семейство крикливых румын, расположившихся в холле табором. Великанских размеров женщина распекала за что-то клерка за стойкой, в то время как ее худенький и чернявый, похожий на кузнечика муж гонялся за тремя непоседливыми детьми, устроившими игру в салочки вокруг горы из родительских чемоданов. В какой-то момент меня кольнул чужой взгляд. Обернувшись, я заметил пожилого господина в строгом костюме. Он сидел за соседним столиком и обжигал губы чаем. Встретившись со мной глазами, он тут же потупился.

Окей, ноусфера... Едва заметный клик кивком на повисшей вместо нимба пиктограмме полностью лишил его налета загадочности. Михаил Горский, научное светило, мой ровесник и соотечественник. Родом из Восточной Сибири. Полвека назад эмигрировал из России и окопался в Норвегии. Один из владельцев патента на какой-то конструктивный элемент комма. Живет в особняке под Энсхедом в компании горничной-малайки и двух афганских борзых. В ходе научных конференций расслабляется на банкетах до полной потери академического облика (спасибо за маячки благодарным студентам).

Занятный дядька. Еще утром читал в Твенте лекцию по квантовым коммуникациям, а ближе к обеду зачем-то возник в Будапеште. И теперь усердно делает вид, будто я - последнее, что его интересует. А ведь не далее как завтра утром ему выступать с речью в университетском клубе квантовых шахмат, где он 11 лет числится почетным председателем.

Будто услышав мои подозрения, Горский вновь скользнул по мне взглядом, а затем уставился прямо в глаза. Лицо его выдавало крайнюю степень волнения.

- Простите, Марк, - заговорил Горский, вставая. - Я ведь могу обращаться к вам по имени?

- Нет. Только с перечислением всех титулов и регалий.

Использование устаревшего "вы" без запинки говорило только об одном: он долго готовился к разговору и старается угодить мне даже в мелочах.

- Кхм. Разрешите подсесть?

- Пожалуйста, профессор. Располагайтесь, как вам удобно.

Едва оказавшись рядом, мужчина ушел в себя. Теперь я мог разглядеть его повнимательней. Аккуратно подстриженные брови, короткие волосы с проседью, узловатые пальцы музыканта. Выглядит достаточно молодо, но пахнет стариковским бальзамом с лавандой.

- У меня к вам дело, Марк, - заговорил наконец Горский, оторвавшись от изучения узоров напольной плитки. - Только вы можете мне помочь.

- Я теперь многим стал нужен, - ответил я уклончиво. - Одни пытаются меня убить, другие - свести с ума, третьи - посадить в клетку и препарировать, как лабораторную жабу...

- Я здесь не для того, чтобы навредить вам. У меня частный вопрос.

- Совет? - взял я быка за рога. - АНБ? Ангелы Судного дня? На кого вы работаете?

Горский вздохнул.

- Марк, я работаю на себя. Можешь залезть в ноусферу и перепроверить все данные. Мне нечего скрывать от людей. Кроме того, что я глубоко несчастен.

- Тогда вам, вероятно, нужен психоаналитик. Я-то чем могу вам помочь? - забытое за эти дни обращение на вы вернуло воспоминания о моем былом мире, поэтому я вовремя пресек намерение разрешить профессору не мучиться и перейти на ты.

- Вы можете отменить настоящее.

- Простите?

- Если теория Черезова верна, - пустился в объяснения Горский, - то... очень скоро вы можете оказаться в отправной точке. В том месте и времени, откуда мы оба родом. И тогда у вас появится шанс изменить мое будущее.

- А чем вас не устраивает настоящее?

Горский вновь принялся изучать напольную плитку. Глаза его предательски заблестели.

- Мне, конечно, не на что жаловаться, - сказал он после долгой паузы. - У меня есть имя, сотни опубликованных научных работ, внушительное количество "ноликов" на счете. Мои лекции в Твенте слушают через ноусферу молодые специалисты по всему миру. Вероятно, многие хотели бы поменяться со мной местами.

Насчет "ноликов" он не соврал: как только речь зашла про деньги, комм услужливо повесил над головой профессора неозвученные цифры.

- Но?

- Но я бы все отдал за то, чтобы поменяться местами с самим собой. В молодости.

- Вы не единственный, кто об этом мечтает, - заметил я. - Многие хотели бы исправить ошибки юности. Но кто знает, окажется ли иной жизненный путь менее тернистым?

- Я знаю. Мне не следовало тогда уезжать из России. Я приобрел все, о чем только мечтал... но при этом потерял то, что имел.

- Однокомнатную квартиру на улице Дианова? - продемонстрировал я знакомство с его биографией. - Должность младшего научного сотрудника на кафедре ОГТУ? Ведро с гайками, на котором вы ездили отдыхать в Птичью гавань?

- Больше. Неизмеримо больше.

- А, понятно. Речь о женщине?

- Не просто о женщине. О единственной женщине. Я обещал ей, что вышлю приглашение, как только обустроюсь на новом месте. Но фактически я ее бросил. Понимаете, все завертелось так быстро... Место на кафедре, собственная лаборатория, регистрация патента, выход компании на IPO в первый же год существования... Слава и деньги вскружили мне голову. Я забыл обо всем, что было действительно важно. Говоря по правде, я даже не понимал, насколько Рита была важна для меня.

- А что вам мешало воссоединиться с ней позже, когда вы все поняли?

- Поезд ушел. Через три месяца после моего отъезда Рита выскочила замуж за нашего общего друга. Еще через полгода родила близнецов.

- Вы так мало для нее значили?

- Не в этом дело, - замялся Горский. - Просто ей пришлось устраивать свою жизнь в дикой спешке. И у нее были для этого все основания. Правда, тогда я даже не задумывался о причинах ее поведения. Мне было удобнее оскорбиться. И я получил то, что заслуживал, - остался один. Нет, конечно, я впоследствии сходился с женщинами. Но обычно мне хватало двух-трех месяцев, чтобы прийти в полное разочарование. Каждый раз я невольно сравнивал их с Ритулей. И всякий раз сравнение было не в их пользу.

- И теперь вы думаете, что променяли рай в шалаше на ад в личном замке? Как вы можете быть уверены, что брак с вашей первой любовью был бы счастливым? А что, если бы Рита принялась вас пилить изо дня в день? Или стала бы вам изменять? Или вы оказались бы бездетной парой?

- Последнюю гипотезу вычеркните, - усмехнулся Горский.

- Так у вас были дети?

- Не были, а есть. Близнецы. В возрасте 20 лет они стали популярными шоуменами. Почти четыре миллиона подписчиков, два миллиарда маяков. Они делают смешные муви из трагических страниц мировой истории. Я не люблю, когда людоедов вроде Гитлера или Калигулы выставляют ничтожествами, а их преступления - клоунадой. Как по мне, то это вообще не смешно. Но людям нравится потешаться над своими страхами. Малыши нашли свою нишу и неплохо на ней зарабатывают.

- Малыши?

- Да, мои малыши. Я понимаю, что это звучит смешно и сентиментально, но ничего не могу с собой поделать. Впервые я увидел их выступление четверть века назад. Мои студенты корчились от смеха, слушая их версию Пунических войн. А я, присоединившись к просмотру и увидев ведущих, впервые за долгое время заплакал. Братья Капустины. Оба на одно лицо. Мое лицо. Должно быть, это насмешка судьбы - дать моим детям такую фамилию.

- Вы удостоверились в том, что это ваши дети? - осторожно поинтересовался я.

- Разумеется. Я пытался связаться с Ритой, но она отказалась со мной разговаривать, так что за деталями пришлось идти в ноусферу. Это мои сыновья. Умные, замечательные ребята. До последних дней ухаживали за своим отчимом. Боже, они называли отцом человека по фамилии Капустин...

- Трагично, согласен.

- С того дня и поныне я ежедневно смотрю их передачи. Каждый вечер. Иногда рыдаю от горечи и бессилия. Возможно, вы даже видели...

- Ну разумеется. Ваша жизнь так увлекательна, что я только и делаю, что наблюдаю за вами. Почему бы вам не запустить свой коммерческий канал? Составите конкуренцию братьям Капустиным.

Горский замолчал, обидевшись не на шутку.

- Сказать по правде, я не совсем понимаю, чем могу вам помочь, - сказал я примирительным тоном.

- Просто верните мне мою жизнь, - тихо попросил Горский. - Помогите исправить мою самую большую ошибку.

- Как вы себе это представляете?

Мужчина подался ко мне всем туловищем:

- Если теория Черезова верна и вы очнетесь в прошлом, то сможете выйти со мной на связь и предупредить. Я несколько раз все проверил! Вы попали в аварию ровно за год до того, как я получил норвежскую визу. Вы успеете!

- Ну хорошо. Допустим, я вернусь в прошлое и встречусь с вами. Но как я заставлю вас тогдашнего поверить в свой рассказ? Вы ведь примете меня за сумасшедшего и вызовете санитаров.

- Вам не придется меня убеждать. Даже встречаться со мной ни к чему. Просто отправьте письмо.

- Письмо?

- Имэйл - так это, кажется, тогда называлось? Электронная почта. Вы отправите на адрес tucan@mail.ru короткую весточку. Вот она.

Горский шевельнул пальцами, и перед моим взором повисли две строчки текстовой голограммы: "Рита беременна. 2-я формула Виктора правильная. Забудь о Европе: она не для тебя!" И чуть ниже: "Омск. Зеркало в бабушкиной хрущобе. Чтобы я никогда не забыл".

- Это что такое внизу, шифр?

- Это подпись. Ассоциативный ряд, по которому я пойму, кто отправитель сообщения. Никто, кроме меня, не догадается, о чем речь в нижней строке. Это как ключ, который нельзя подделать.

- Значит, все-таки шифр, - улыбнулся я.

- Пусть так. Вы сделаете это? Вы передадите мое послание?

Я поднял бокал и поболтал янтарную жидкость в свете хрустальной люстры.

- Это вопрос жизни и смерти, - поторопил меня Горский.

- Слишком много но, уважаемый Михаил. Даже если не брать в расчет теорию Черезова. Положим, я вернусь в прошлое и предупрежу вас. Допустим, вы прислушаетесь к собственному совету и не уедете в эмиграцию. Женитесь на Рите и будете менять подгузники своим засранцам Капустиным. Но вы ведь понимаете, что вас нынешнего просто не станет? Что это будет другой Горский, живущий в другом, измененном, мире?

- Пожалуйста, не трудитесь объяснять мне теорию множественности вселенных,- усмехнулся Горский. - Уверен, вы в молодости читали Хокинга. Я же имел счастье общаться с ним лично. И даже один раз был его соавтором. Я не надеюсь изменить что-либо в своей жизни. Я вообще ничего не смогу изменить в этом мире. Но в каком-то другом буду счастлив. Считайте это моим подарком себе самому.

- По теории мультивселенных, вы и так счастливы в каком-то из мириад возможных миров. Причем в каждом - по-своему. Так в чем проблема?

- В том, что я не знаю этого наверняка. Науке до сих пор не знакомы способы построения эксперимента, который мог бы доказать или опровергнуть озвученное вами предположение.

- И поэтому вы решили сами приложить руку к формированию новой вселенной?

- Именно. Так я буду уверен, что хотя бы в одном из миров я обеспечил себе правильный выбор.

- Ну хорошо. Вы меня почти убедили. Только вот...

- Я не знаю, как вас отблагодарить должным образом, - заторопился Горский. - Я только что перевел на ваш счет большую часть своих сбережений. Хотя понимаю, что деньги вам не нужны: вам их и так девать некуда. Информацией я тоже помочь не могу: после открытия ноусферы ни мои знания, ни контакты нельзя назвать эксклюзивом. Но если бы я мог оказать вам какую-нибудь услугу... хоть что угодно... в рамках здравого смысла, конечно...

- А знаете что? Пожалуй, вы можете мне удружить.

Пока я обдумывал пришедшую мне в голову мысль, Горский сидел, не шевелясь и не отрывая от меня обеспокоенных глаз - будто боялся спугнуть собственную удачу.

- Давайте так: услуга за услугу. Я доставлю вам ваше послание, а вы доставите мне мое.

- Простите?

- Сейчас объясню. Если в том мире, где вы будете счастливы получать двенадцать тысяч рублей за ставку на кафедре, я снова попаду в аварию и проживу полвека в беспамятстве, то вы возьмете на себя труд доставить мне весточку из этого мира. Когда я приду в себя, разумеется. Как вам мое предложение?

- А что я должен буду вам сообщить?

- Во-первых, не вы, а тот Горский, который обречет знаменитых братьев Капустиных на высшее образование и аспирантуру. А во-вторых, другой вы должен будет передать мне записку. Настоящую, на бумаге.

- Откуда я... в смысле он... возьмет здесь бумагу? Я не прикасался к бумаге последние лет сорок.

- Мне неважно, откуда вы возьмете бумагу. Сохраните в домашнем архиве или, в крайнем случае, сопрете в музее. Уговор есть уговор.

- А чем писать? Гусиным пером? - с сомнением покачал головой Горский.

- Да хоть собственной кровью. В конце концов, мы тут заключаем дьявольскую сделку по переустройству вселенной!

Горский вгляделся в меня, пытаясь обнаружить в моих глазах признаки насмешки или безумия.

- Поскольку физически передать предмет из этого мира в тот мы не можем, давайте поступим следующим образом, - продолжил я. - Вы дополните свое послание, которое я взялся доставить, постскриптумом. А в нем дадите себе молодому задание. Вы ведь любите планировать? Ежедневником пользовались?

Пошевелив пальцами и присовокупив к этому немного артикуляции, я вернул в пространство между нами строки письма. Теперь к нему добавилась третья строчка: "P. S. Поставь себе напоминание во все гаджеты: через 62 года, когда Марк Гурецкий очнется после нейроколлапса, вручи ему клочок туалетной бумаги. На нем должно быть написано: "Черезов прав. Верни деньги хитрому еврею"".

Горский перечитал написанное несколько раз. Наконец взглянул на меня в полной растерянности:

- Почему на туалетной бумаге?

- Ассоциативный ряд, по которому я пойму, кто отправитель письма.

- Хорошо. Если от меня требуется одобрить текст, то я не возражаю, - согласился профессор, впрочем, без особой уверенности. - Главное - запомните его дословно: память - это единственное, что останется при вас.

- Значит, договорились.

Горский заерзал на кресле. Было видно, что он торопится в обратный путь, но ему неловко раскланиваться, едва добившись желаемого. Несколько раз Горский порывался со мной заговорить, но, к счастью, не нашел нужных слов. Меньше всего мне бы сейчас хотелось рассуждать с престарелым ученым о преимуществах скандинавского климата перед восточноевропейским. Наконец профессор подал мне руку.

- Не представляете, как я вам завидую, - сказал он. - Вы вернетесь в прошлое...

- Не представляю, как вы можете мне завидовать, - сказал я ему в тон. - Вы лучше меня знаете, что я могу вернуться в прошлое с тем же успехом, с каким могу не вернуться вообще никуда.

- Вы вернетесь, - с фанатической убежденностью прошептал Горский. И зашагал к выходу.

Допив содержимое рюмки одним глотком, я заглянул в комм и отфильтровал список развлекательных каналов на тему всемирной истории. Найдя искомое, запустил воспроизведение. "Антон, а в истории бывали случаи, чтобы государством управляла бандитская шайка?" - с картинной обеспокоенностью поинтересовался у брата Виктор Капустин. "Конечно, Виктор! Веселые были времена! Представляешь, за убийства давали звезду Героя, а за кражи в особо крупных размерах - орден "За заслуги перед Отечеством"! Одновременно с закадровым смехом в ушах у меня зазвучал знакомый гимн, а перед глазами замерцали рубиновые звезды... Вот черти, инфо-Сталина на них нет.

***

Лэй Чэнь появился в холле гостиницы в окружении небольшой свиты. Охранники и референты держались на почтительном расстоянии от хозяина, как если бы он излучал радиацию. В руках они несли разнокалиберные чемоданчики, кофры и тубы. Китаец оказался настолько древним и седовласым, что навевал воспоминания о Памире. На вид ему было лет сто пятьдесят, не меньше. Белая, как снег, и узкая, как китайская сабля, борода спускалась ниже пояса. Плешивая голова блестела, как позолоченная дверная ручка моего номера. И все же, несмотря на преклонный возраст, Китаец держался прямо, расправив широкие костистые плечи.

Гостиничная сутолока приутихла на короткое время, пока вновь пришедший рассекал холл. Шумные румынские дети в кои-то веки дали отдых моим ушам и принялись ковырять в носу, с интересом разглядывая незнакомца. Если они и видели таких древних старцев, то разве что в анимированных сказках.

Китаец направился прямо ко мне, будто заранее знал, где я буду его поджидать. Впрочем, конечно, он знал. Это я, ленивый и нелюбознательный, так и не удосужился посмотреть на своего визави в ноусфере. И теперь встречаю его отпавшей от удивления челюстью. Надо будет глянуть, нет ли в продаже какого-нибудь модного гаджета для поддержания челюсти в общественно пригодной кондиции.

- Добрый день, господин Гурецкий, - оказавшись передо мной, Лэй Чэнь заговорил по-русски, скромно потупив глаза.

Я обнаружил, что в какой-то момент успел вскочить с кресла и теперь стою, вытянувшись по струнке, как проштрафившийся школьник перед завучем.

- Благодарю вас за то, что согласились принять недостойного старого Лэя и выслушать его глупые речи, - продолжил Китаец. - Надеюсь, я не отниму напрасно вашего драгоценного времени и не успею утомить вас изложением своих докучливых тягот.

Насколько я помнил Китайца по его бурной деятельности на заре XXI века, в молодости и зрелости он был человеком европейской культуры и всячески избегал проявлений традиционного китайского этикета. Но, судя по приступу самоочернения, а также и по внешнему облику, исключавшему посещение омолаживающих процедур, Лэй зачем-то решил вернуться к культурным истокам.

- Рад встрече с вами, уважаемый Лэй! Прошу простить за то, что одет неподобающим образом и не удосужился встретить вас у порога отеля с необходимым углом наклона поясницы.

Лицо старца осветила мягкая улыбка, и сеть частых морщинок собралась в уголках его глаз. Похоже, верность традициям не лишила старика чувства юмора.

- Разрешите ничтожному Лэю присесть рядом с вами, господин Гурецкий?

- Марк. Зовите меня просто по имени.

- Хорошо, Марк, - слишком охотно для церемониального обращения отозвался Китаец. - Вам будет удобно говорить здесь? Может быть, переместимся в ресторан? Вы не голодны?

- Пока не успел проголодаться. Лучше выпью еще немного этого замечательного коньяка.

- Вы по достоинству оценили синтетические напитки?

- Ну не то чтобы у меня был выбор, - заметил я.

- Выбор должен быть всегда, - строго произнес старец. - Как только у человека пропадает выбор, он лишается свободы действий. А утрачивая свободную волю, человек перестает быть собственно человеком. Это всего лишь разумный автомат, следующий заложенной в него программе.

- И что вы предлагаете? Как я, по-вашему, должен поступить в сложившейся ситуации на рынке крепкого алкоголя?

- В нашем случае я предлагаю насладиться вкусом настоящего чая. Составите мне компанию?

Не дожидаясь согласия или отказа, Лэй негромко произнес несколько слов по-китайски. Один из помощников, окопавшихся за соседним столиком, раскрыл свой кофр и разложил на столе содержимое. Я был немного разочарован: вместо супероружия в кофре обнаружился термос с автоподогревом, деревянный ящичек с кучей отделений для чая и набор керамической посуды для чайных церемоний.

- Какой сорт предпочитаете? - осведомился Китаец. - Байча? Гуанинь? Ан Си? Может быть, Цзюнь Шань Инь Чжэнь?

- Вообще-то я предпочитаю индийский.

- Дарджилинг? Винтажный или первого сбора?

- Нет, из квадратной пачки. Со слоником.

Подозрительно на меня глянув, старец проронил еще несколько слов по-китайски. Помощник поспешил броситься с головой в океан ноусферы, чтобы через минуту оттуда вынырнуть и коротко ответить хозяину.

- Прошу прощения, - широко улыбнулся Лэй Чэнь. - Достать столь раритетный чай выше моих возможностей. Поэтому давайте просто насладимся вкусом Да Хун Пао. Я потратил целое состояние на то, чтобы выкупить два из шести существующих в мире кустов. К сожалению, должен предупредить вас, что этот чай пьют без сахара. И, увы, без бутербродов.

По команде старца помощник вооружился деревянным совочком и заварил в большой гайвани горсть коричневых палок, напомнивших мне сушеных червей. Поставив чашу между нами, он тщательно разместил на столике чайную доску, пиалы и прочие церемониальные принадлежности. Как только молодой человек закончил приготовления, Лэй Чэнь отпустил его жестом, показав, что обслуживанием займется сам. Я предложил было свою помощь, но Китаец отверг ее с категоричностью, исключающей возражения.

- В знак искреннего раскаяния у нас принято наливать чай человеку, перед которым извиняешься, - пояснил он. - А мне есть в чем повиниться перед вами. И прежде всего я прошу прощения за вынужденную задержку. Мне пришлось отложить вылет, поскольку самолет, на котором я хотел добраться до Будапешта, не долетел бы до места назначения.

- Откуда такая уверенность?

- Один из моих помощников - высококлассный специалист в авиатехнике. Он обнаружил, что во время предполетной проверки кто-то из техников отключил систему контроля угла закрылков. И забыл запустить ее снова.

- Халатность? Или злой умысел?

- Какая, в сущности, разница? - пожал плечами Китаец. - Так или иначе, отправься я в Будапешт тем рейсом, мы бы с вами сейчас не разговаривали.

- Так, может быть, вам не стоило отказываться от личного авиапарка?

- Содержать кучу людей, способных меня угробить? Слишком хлопотно и накладно. Чем менять летный состав каждые полгода, проще нанять одного специалиста, который будет проверять безопасность полетов на регулярных рейсах.

- А как вы можете доверять этому специалисту? Разве он не способен вас предать?

- Способен, - согласился Китаец. - Именно поэтому я вообще никуда не летаю последние лет сорок. И стен своего убежища не покидаю, за исключением случаев чрезвычайной важности. В нашем мире доверять можно только одному человеку - себе.

- Выходит, вам я тоже не должен доверять?

- Вы поступите мудро, если не будете доверять кому бы то ни было. Верить словам в нашем мире нельзя. Только поступкам.

Отмерив про себя нужный срок, Китаец обнял заварочную чашу костистыми ладонями в голубых венозных прожилках и заполнил жидкостью янтарного цвета несколько емкостей поменьше, после чего вручил мне самую маленькую, на донышке которой болтался крошечный пробный глоток. Вдохнув аромат, я вынужден был признаться себе, что напиток заведомо исключает мысль о бутербродах. Его, вероятно, изобрели древние китайские боги, подумал я, немедленно поделившись этим соображением с Китайцем.

- Вы знакомы с легендой о Фу Си, первом императоре Поднебесной? - подхватил тему Лэй Чэнь. - Фу Си был божеством с телом змеи. Он научил людей письменности, музыке и измерениям, умению готовить еду на огне, удить рыбу, ткать шелк и приручать диких животных. В общем, он наделил людей знанием. Величайшим благословением и проклятьем нашего вида.

- Китайский Прометей, значит? Не припомню. Быть может, слыхал. Но отчего вы говорите - проклятьем? Я полагал, вы приветствуете достижения разума.

- Лишь до тех пор, пока они служат во благо. Вам не хуже меня известно, что любое изобретение - палка о двух концах. Электричеством можно зажечь лампочку, а можно зажарить человека на электрическом стуле. Газом можно отопить миллионы квартир или убить миллионы людей в душегубках. Термоядерная реакция служит источником энергии для десятков городов, но для нескольких из них она стала причиной ужасающей гибели.

- Мне кажется, я догадываюсь, к чему вы клоните.

- Вы все правильно поняли. Я говорю о ноусфере.

- Так, значит, по-вашему, ноусфера - проклятье?

- А разве с этим можно поспорить? В отличие от поколений, родившихся при ноусфере, у вас есть возможность сравнить до и после. Скажите положа руку на сердце: вам нравится то, что вы видите вокруг себя?

Я крепко задумался. Удобства, предлагаемые ноусферой, были бесспорны. Но ощущение, будто я нахожусь в лабораторной колбе в стеклянном шкафу, усиливалось день ото дня. Мне даже стало страшно задумываться, как мне вообще посчастливилось дожить до столь преклонного возраста, не замечая этого титанического давления.

- Вы изучали статистику, сколько людей сошли с ума за последние пятьдесят лет? - поинтересовался Лэй Чэнь. - Есть необходимость объяснять, отчего в первое десятилетие после открытия ноусферы строительство психиатрических клиник стало государственной целевой программой во многих западных странах? А вы не интересовались вопросом, откуда при каждом мегаполисе взялись "кладбища самоубийц"? Конечно, сейчас вы не помните эти славные деньки, когда люди стали одержимы страхом разоблачения друг перед другом. И да будет благословенным ваше забвение! Одно дело - изучать переломную эпоху по энциклопедическим материалам, другое - копаться в собственной памяти. Понимая при этом, что именно ты приложил револьвер к виску человечества и крутанул барабан.

- Лэй, вот давайте без патетики! - попросил я. - Я не собираюсь приносить вам соболезнования или терзаться вместе с вами угрызениями совести из-за того, что мир лишился коррупции, организованной преступности и угрозы тотального уничтожения в ядерной войне. Конечно, мне жаль тех, кто не приспособился к новой реальности. Но их жертва - меньшее из возможных зол... Почему вы смеетесь?

- Потому что вы рассуждаете так, будто начитались учебных пособий, изданных при поддержке Совета по контролю за ноусферой. Мы лишили мир коррупции? Избавили человечество от преступности? Предотвратили атомную войну? Все гораздо хуже, Марк: мы открыли ящик Пандоры. Сорвали с человека фиговый листок конфиденциальности, который кое-как прикрывал его порочную природу и вынуждал если не быть, то хотя бы казаться рациональным и этическим существом. Базис пусть ханжеской, пусть двуличной морали, на котором держались общества прошлого, пал, как языческий идол! И на его месте образовалась дыра тотальной неуверенности в себе и других, заполняемая распущенностью и вседозволенностью.

- Не вижу в этом ничего плохого, - возразил я. - Если бы не пересмотр моральных норм, общество могло быть до сих пор поражено ксенофобией, гомофобией и прочими неисчислимыми фобиями. Теперь же мы полностью открыты друг для друга. Мы не молимся на усредненную норму как на непреложную данность. Мы принимаем других как есть, со всеми их достоинствами и пороками. Да, вместе с конфиденциальностью мы утратили условную автономию от окружающих. Но что значит эта потеря в сравнении с тем, сколько мы приобрели!

- Приобрели? - горько усмехнулся Лэй Чэнь. - А вы знаете, как я потерял свою дочь? Нет, не спешите сочувствовать: она жива и здорова. Просто она много лет отказывается общаться со мной. С тех самых пор, как мне хватило глупости покопаться в биографии ее жениха. Мне крайне не нравился этот выскочка, и я собрал в кучу все грязное белье, какое только сумел найти в ноусфере, чтобы представить этот ворох глазам своей девочки. И что вы думаете, Марк, удалось мне предотвратить нежелательный брак? Нет. Хуже того, моя собственная дочь возненавидела родного отца! Она разразилась проклятьями в мой адрес, как только я подсунул ей сетевое досье на ее возлюбленного. Она попросту отказалась на это смотреть. И обвинила меня в том, что я так же шпионю за ее личной жизнью.

- А этот упрек справедлив? Вы и правда этим занимались?

- Не больше и не чаще, чем все остальные, - пожал плечами Китаец. - Разве найдется хоть один отец или мать, который удержится от того, чтобы не подглядывать за своими детьми - где они, что делают, с кем? Большинству, конечно, хватает ума оставлять увиденное без комментариев. Но иногда молчать становится выше сил. Разве вы сами никогда не следили за вашим сыном?

- Не помню, - честно признался я.

- Вот именно. Я бы тоже хотел забыть, да только ноусфера не позволяет.

- Ну а в чем, собственно, проблема? Ведь и дети точно так же могут следить за своими родителями!

- Могут. Только детям не свойственно отчитывать родителей за ненадлежащее, с их точки зрения, поведение.

- Ну хорошо. Вы описали частный случай...

Китаец расхохотался сухим трескучим смехом.

- Частный случай? Да такой частный случай происходит в каждой второй семье, если не в каждой первой! Да и сама молодежь... Прежде чем пойти на свидание, избранника со всех сторон рассмотрят. Ноусфера сделала всех и каждого соглядатаями друг за другом. Наше общество одержимо манией шпионажа, и каждый следит за другим тем больше, чем меньше сам себе позволяет! Когда вы пришли в себя в клинике, вас разве не удивило известие о том, что вы неоднократно вступали в брачные отношения, и всякий раз неудачно? Что у вас больше нет семьи в привычном понимании этого слова?

- Разве что поначалу. Я не особо вдавался в историю вопроса, но, насколько я понимаю, в упразднении института брака была какая-то целесообразность...

- Нет, в этом был расчет. Расчет на возможность дальнейшего размножения. В первые же три года после открытия всеобщего доступа к ноусфере распалось большинство семейных союзов. Девять из десяти!

- На моем веку безо всякой ноусферы восемь браков из десяти распадалось. Теперь же мужья и жены точно узнали о взаимных изменах...

- Не только. Многим оказалось достаточно того, что супруги обсуждают семейную жизнь с конфидентами, неважно - родственниками или друзьями. Суть не в этом. Как вы думаете, почему люди перестали вступать в браки?

- Из боязни новых измен?

- Напротив. Из боязни, что лишатся возможности изменять.

- Не нахожу смысла...

- Все очень просто. Вступая в брак, люди верили, что это навсегда или как минимум очень надолго. Однако при этом большинство пар не учитывали неизбежных внутрисемейных конфликтов, частым плодом которых становились измены. Еще до открытия ноусферы социологи установили, что супружескую верность хранят чуть больше трети мужчин и менее двух третей женщин. Ноусфера же продемонстрировала, что эти опросы показывали заниженный результат. Сильно заниженный!

- Угу, значит, узы Гименея оказались завязаны бантиком...

- В условиях прошедших исторических эпох - да. А в условиях ноусферы они сделались обременительными цепями. Сама возможность измен, которые нельзя обнаружить и уличить, обнулилась. Браки, державшиеся на спасительном лицемерии, стали невозможны. А семейная жизнь превратилась в тюрьму для пожизненно заключенных.

- И люди перестали вступать в браки, чтобы избежать этой тюрьмы?

- Именно так. Отказались от брака, как и от прочих семейных уз, налагающих на человека дополнительные обязательства по отношению друг к другу. Ноусфера сблизила незнакомых людей до ощущения тесноты, при этом разобщив близких на максимальное расстояние. Социальная структура семьи, на которой общество держалось веками, ушла в небытие.

- Насколько я могу видеть, большинство людей адаптировались к новым условиям, институт семьи никуда не исчез. И если это не удалось вам, это значит лишь то, что вы не поспеваете за ходом прогресса. Может быть, вы ретроград?

- Да, я морально устарел, - холодно согласился Китаец. - Старая модель. Давно пора сдаться в утиль.

- Простите, я не хотел вас оскорбить.

- Вам это и не удалось. Я сознательно выбрал старость и одиночество.

Жесткий колючий взгляд Лэй Чэня хватал меня за горло. Губы старца сжались в белесую тонкую линию, а желваки на скуластом лице периодически напрягались, выдавая эмоциональное напряжение.

- Вы мечтаете уйти из жизни, сохранив в себе частичку того мира, который остался в прошлом? - осторожно поинтересовался я.

- Мечтаю я совсем о другом, - проговорил старец. - Я бы хотел вернуться в прошлое. И вернуть в эти благословенные времена человечество, заблудившееся в лесу технологий. Не знающее, как ему вернуться назад, за уютную околицу частной жизни.

- Зачем же мечтать о несбыточном? Вы мне всегда казались прагматиком до мозга костей. Признаюсь, восхищался, какую бизнес-империю вам удалось создать - не в пример моим с друзьями прожектам...

- Вы верно заметили: я прагматик. Именно поэтому мои мечты много раз сбывались в прошлом. Надеюсь, это произойдет еще раз. Больше одного раза мне не понадобится.

- О чем вы говорите? - насторожился я.

- О том, что глупый старый Лэй Чэнь заговорил вас и в результате ваш чай остыл,- расплылся в улыбке Китаец, украсив лицо сетью уютных морщин. - Прошу вас великодушно простить жалкого дурака, отнимающего у вас время на пустые разговоры. И позвольте мне налить вам еще чашечку.

- Так нечестно, уважаемый Лэй! Вы меня, признаться, заинтриговали...

- Продолжим за ужином. Скоро к нам присоединится наша общая знакомая, а также ее научный руководитель, ваш соотечественник. Профессор Сорокин - специалист не только в клинической медицине, но и в филологии. Не могу выразить, насколько я признателен ему за уроки правильного русского языка, которые он мне преподал в свое время.

- Погодите, мне казалось, у вас была русская жена.

- Да, мне тоже так казалось. Пока однажды не выяснилось, что она была наполовину буряткой, наполовину чувашкой. И что ее владение русским было примерно таким же, как мои познания в уйгурском.

***

Пока Китаец размещался в своих покоях (под Лэй Чэня и его свиту отель с готовностью выделил целый этаж, что, без сомнения, было с лихвой оплачено), я возвратился в свой номер и принял душ перед ужином. Освежившись, я по неизбывной привычке принялся искать платяной шкаф и, не найдя его, в который раз хлопнул себя по лбу: мне предстояло надеть свежий комбинезон, поджидавший меня на специальной полке. Надо сказать, отсутствие нормальной одежды, которую можно было пощупать, потрогать, полюбоваться ей, стало вызывать во мне тоску, что-то вроде ностальгии по временам, когда деревья были большими, я маленьким, а мир - не только удивительным, но и прекрасным во всех отношениях. С возможностью сменить имидж путем пары кликов я наигрался еще в клинике, и теперь необходимость выискивать подходящий образ, примеривать его на себя и делать "покупку" навевала на меня скуку. Я едва не выбрал домашнее голубое трико, когда сообразил, что ужин в ресторане может оказаться чопорным мероприятием. В итоге остановил выбор на свободного покроя костюме цвета индиго и светло-голубом галстуке с серебряной брошью. Так я выглядел достаточно импозантно, но без особых претензий.

В молодости я был несколько иного мнения о нарядах. У меня даже была шуточная теория, что, если бы люди одевались одинаково, это не просто сэкономило бы уйму времени по утрам, но и прорва дизайнеров, модельеров и стилистов могли бы направить свою колоссальную фантазию в русло научно-технического прогресса. Мы бы уже на заре XX века заселили соседние планеты, а не слонялись по бутикам в поисках подходящей скорлупы для наших бренных тел.

Заставив комбинезон распылять вокруг меня легкое облачко парфюма (я выбрал тот, что напоминал мне о старом добром Solo), я вознамерился выйти из номера, когда путь к двери преградил Черный. На этот раз он не сидел по своему обыкновению в кресле, а стоял, широко расставив ноги и скрестив на груди крепкие мускулистые руки.

- Петр, тебе никогда не предлагали устроиться на работу шлагбаумом? Мне кажется, ты на отлично справился бы с этой работой!

- Шутки закончились, друг мой, - зловещим тоном ответил мне Черный. - Ты связался с опасными людьми, и теперь мы обязаны оказываться на твоем пути. Твое дело передано на рассмотрение Центрального совета. Объяснить, что это значит? Хотя нет, пускай твои новые друзья тебя просветят. Или попробуй догадаться самостоятельно. Ты же умный, Марк, хоть, признаюсь, идиотом прикидываешься умело.

- Центральный совет? О, меня, должно быть, покажут по телевизору, или как он там сейчас называется? - я изобразил идиотскую ухмылку и даже попытался пустить изо рта слюнку, но во рту у меня некстати пересохло.

- Мне кажется, Марк, ты недостаточно серьезно относишься к происходящему. Лэй Чэнь тебе вовсе не друг, даже если пытается себя изобразить таковым. Ты мог бы это понять уже по тому, как старый болван прятал от Совета испытанное вами с Ольгой изобретение.

- Ты про телепатию? Ну я бы тоже от тебя ее спрятал. Мало того что ты вечно возникаешь на пути, как тень отца Гамлета, подслушивая за мной и подсматривая, так, не дай бог, ты еще начнешь в голову ко мне залезать! Хотя... тень отца Гамлета должна быть безмолвной. Может, если ты получишь в свое распоряжение телепатию, то хоть в этом случае перестанешь нудеть мне в уши?

Петр расцепил руки, чтобы поднять их в примирительном жесте.

- Не нагнетай ужасов, Марк. Мы не КГБ и не ЦРУ того времени, которое ты помнишь. Никто не собирается влезать в твою голову, чтобы мешать тебе жить. Да и возможности телекомма для этого не в полной мере пригодны. А вот технология получения подобной информации непосредственно из ноусферы позволит Совету держать под контролем фанатиков, которые год от года становятся угрожающей силой. Ты ведь знаешь, что религиозный фанатизм стал глобальной проблемой?

- Да, кое-что слышал. У людей рвет кукушку, и вчерашние клерки хватаются за ножи для резки бумаги, чтобы свести счеты с воображаемыми врагами, которых они видят во вчерашних друзьях и знакомых, а то и вовсе в случайных людях.

- Если бы только ножи! - усмехнулся Черный. - Некоторые из этих фанатиков, нынешних и будущих, работают на термоядерных установках, на крупном транспорте, на стратегических научных объектах. Только представь, какой вред они могут нанести окружающим, если сорвутся с катушек!

- А вы, значит, намерены их вовремя вычислять, сканируя им головы? Где же вы столько специалистов найдете, чтобы читать мысли у кучи народа? И кто будет следить за теми, кто станет следить за этими?

- Да, тут есть некоторая проблема, - поморщился Черный. - Но все проблемы решаемы. Лучшие умы Совета работают над этим.

- Пф-ф-ф-ф, - прыснул я, - Петр, ты и такие, как ты, столетиями пытаетесь проконтролировать все и вся. Хоть раз вам это удавалось? Почему вы никак не поймете, что контролировать свободу общества - задача, не посильная ни для кого? Даже если создать тюрьму для народов, как это было в тоталитарных режимах прошлого, свобода и совесть будут просачиваться и клубиться сквозь диссидентские щели либо копиться под давлением общественной скороварки, чтобы в какой-то момент выплеснуться в революционные взрывы! Когда вы уже оставите попытки посягать на общественную свободу и займетесь прямым своим делом - защитой общества от таких посягательств?

- Марк, давай ты не будешь указывать нам, как мы должны делать свою работу. Поверь, мы знаем ее не хуже тебя!

Меня позабавило то, как Петр раскраснелся, пытаясь сдержать явное раздражение. Искренняя убежденность в собственной правоте вопреки любым аргументам - это то, чему я время от времени завидовал в людях, сам не в силах избежать критического отношения к себе, окружающим и самой объективно познаваемой действительности. Пройдя сквозь Петра, я двинулся к двери. Черный последовал за мной, отстав всего на полшага.

- Ты знаешь, что твой китаец бросил двух жен и в третий раз женился на девушке впятеро моложе его? Ты знаешь, что его дети с ним не общаются? Ты понимаешь, что он мироед и педофил, что ему нельзя доверять? Ты отдаешь себе отчет в том, что они хотят изменить прошлое? И если Совет примет неблагоприятное решение по твоему вопросу, память прочистят тебе!

- Дорогая воспитательница, у вас каша не пригорела? - отмахнулся я от Петра, не обращая внимания на поток его реплик. - Я большой мальчик. Сам разберусь.

***

Ресторан встретил меня звуками арфы. Нет, похоже, если и есть тут ретрограды, то я готов записаться в их клуб: мне было в радость, что звуки доносятся не из динамиков, а на музыкальном инструменте играет не робот. Настоящая женщина, настоящая блондинка перебирала струны на настоящей огромной арфе - загляденье.

Наш столик был в самом центре зала. Зал почти пустовал: из трех десятков столиков было занято не больше трети. За столом полукругом расположились Лэй Чэнь, Ольга и незнакомый мне пузатый мужчина с бородой клинышком, в которой виднелись нити седых волос. Это что, мода такая - выставлять напоказ свою старость?

Немногословные помощники Китайца в количестве двух человек заняли один из соседних столиков и сосредоточенно попивали воду. Перед ними стояли дымящиеся блюда с какой-то снедью, но они оставались нетронутыми. Пошарив глазами по залу, я нашел еще двух людей из свиты Лэя, коротавших время за стаканом воды. Те тоже не налегали на пищу, и мне даже пришло в голову, что они вовсе не люди, а какие-нибудь андроиды. Я снова чуть не хлопнул себя по лбу с досады: получая сведения о дивном новом мире урывками, я до сих пор не изучил как следует вопросы робототехники. Что, если половина людей, которые меня окружают, на самом деле - не люди? Например, этот официант? Или кто-то из сексапильной парочки, придвинувшей стулья так тесно, что сидящие на них казались сиамскими близнецами? А что, если и Ольга - ненастоящая?

- Ольга, признайся честно: ты случаем не андроид? - потребовал я ответа, усаживаясь за столик, который уже принялись украшать напитками и закусками.

Ольга ошарашенно глянула на меня, после чего перевела растерянный взгляд на Лэй Чэня. Лицо Китайца залучилось сотнями морщинок. После секундной паузы незнакомый мужчина утробно расхохотался, сотрясая желе объемного пуза, будто услышал веселую шутку.

- К сожалению, некоторые прогнозы фантастов не оправдались, - просветила меня спутница учительским тоном. - Андроиды действительно стали похожи на людей, но только внешне. Взаимодействовать с ними, как с настоящими людьми, довольно сложно: обычно хватает нескольких минут общения, чтобы понять, что ты разговариваешь с компьютерной программой.

- Они так и не поумнели? - огорчился я.

- Напротив, они стали очень умными, - встрял в разговор пузатый мужчина. - В каждом крупном офисе или лаборатории есть один-два синтетика, которые помогают людям выполнять рутинную работу: заполнять электронные формуляры, обрабатывать данные, приносить кофе. Дома они тоже незаменимы: моя Глафира, к примеру, делает идеальную карбонару. А уж что она вытворяет в постели... м-м-м! На такое живые дамочки неспособны. Посмотри как-нибудь, как мы с ней развлекаемся!

- Спасибо, может, когда-нибудь и отважусь, - вежливо кивнул я, понимая, что толстяк безнадежно испортил мне аппетит.

Сколько я ни старался отогнать от себя видение толстой бородатой жабы, сношающей миниатюрную (наверняка!) и хрупкую Глафиру нетрадиционными способами, оно настырно лезло в глаза. Черт, почему до сих пор не изобрели таблеток от живого воображения? Надо бы порыскать в ноусфере: вдруг что-то найдется?

- Александр Сорокин, - представился мужчина, протягивая мне широкую длань с волосками на тыльной стороне и пальцах.

Мне сразу не понравилось, как он это сделал: ладонь его была вытянута почти параллельно полу, то есть пожать ему руку можно было, только если бы я вывернул свою кверху. На языке жестов это бы означало признание своего униженного, подчиненного положения. Я выкрутился, накрыв ладонь профессора сверху своей. Сорокин опешил. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы снова взять себя в руки. По его глазам я видел, что фамильярничать или проявлять высокомерие он больше не посмеет.

- Кхм-кхм, Марк, а ты не поделишься своими впечатлениями от жизни в нашем чудесном мире? - попросил Александр. - Ты ведь у нас как бы гость из прошлого! Как тебе жизнь в плотном вакууме ноусферы?

- Полет нормальный. Пока что справляюсь. Первое время стеснялся в туалет ходить, искал таблички "М" и "Ж" по привычке. Смирился. Теперь хоть посреди улицы могу нужду справить. Но, боюсь, такое у вас не практикуют.

- Если захочешь, я тебе проведу пару экскурсий - в ноусфере или офлайн,- сально подмигнул мне толстяк. - Тебе явно не хватает хорошего гида и переводчика с современного языка смыслов на старинный. Я лингвист и справлюсь с этим на десять баллов!

- Марк не страдает от одиночества, - меланхолично заметила Ольга, глядя не на Сорокина, а на поставленный перед ней официантом фруктовый салатик.

Передо мной служащий разложил батарею холодных и горячих закусок. И как Лэй мог догадаться, что я скучаю по водке?

- Одна голова хорошо, а две лучше! - не смутился толстяк. - Я покажу Марку мир человекоподобных роботов! Свожу в лучший бордель в Будапеште, где работают только андроиды всех трех полов! Я обожаю роботов! У моего внука уже третья собака - синтетик. Обожаю кибердогов!

- Марк, кажется, голоден, - холодно промолвила Ольга.

- О, анекдот! - воскликнул Сорокин, будто не слышав ее замечания. - Мама, папа и сын приходят в магазин выбирать кибердога. Менеджер спрашивает, какой породы должна быть собака, какой характер и темперамент, как часто скулить и насколько громко лаять, ну, в общем, вы поняли. В итоге выбрали, заказали, направились к выходу. Перед самым выходом, - Сорокин интригующе понизил голос, - отец семейства разворачивается, подходит к менеджеру и говорит ему шепотом: "А можно сделать так, чтобы он иногда гадил дома? Но только в обувь 41-го размера?". Менеджер: "Можно, конечно. А почему именно 41-го?". Мужчина: "У моей тещи 41-й!".

Рассказав анекдот, Сорокин расхохотался, хлопая себя по бедрам и победоносно поглядывая то на меня, то на Ольгу, то на Китайца: "Представляете? У тещи 41-й!".

Я вежливо улыбнулся, отметив про себя, что Ольге и Китайцу анекдот тоже не показался смешным. Должно быть, с чувством юмора у моих старых-новых современников не так уж все плохо. А Сорокин - обычный для любой эпохи балагур, который сам находит себе развлечения вне зависимости от того, находится он в одиночестве или в компании незнакомых людей. Зачем Лэй Чэнь пригласил сюда этого окорока? Что может дать нам знакомство?

Будто подслушав меня, Лэй оторвал наконец глаза от своей тарелки со свининой по-гунбао (хоть бы в европейском ресторане переменил вкусы для разнообразия!) и поднял стопку с бесцветной жидкостью. Водка, насколько я мог видеть по этикетке на пузатой бутылке, тоже была китайского производства. 56 градусов. Страшно представить, из чего ее гонят.

Ольга забыла о салате и с готовностью подняла бокал с кьянти. Толстяк, отсмеявшись по инерции еще несколько секунд, нащупал перед собой рюмку и умолк, с выжиданием поглядывая на Китайца.

- Давайте выпьем за Марка - путешественника сквозь эпохи! - предложил Китаец без малейшего пафоса в голосе, хотя тост мне показался донельзя пафосным.

Кажется, я покраснел - то ли от неловкости, то ли от удовольствия.

Мы чокнулись и опрокинули в себя рюмки. Ольга деликатно пригубила вино. Водка обожгла мне горло и едва не рванулась наружу, так что пришлось спешно заталкивать ее в нутро разносолами. Я поклялся себе потребовать от официанта нормальной человеческой водки. Китайцы, судя по всему, за последние полвека не сделали свое пойло сколько-нибудь пригоднее для застолья. Может, они находят в ней нечто особенное? Что-то, что и не снилось европейцам вроде меня и примкнувшего ко мне Менделеева?

За столом разнеслось чавканье: Сорокин, не стесняясь соседей, налегал на куриный суп с клецками. Китаец поставил рюмку на стол и уставился на меня тяжелым взглядом, даже не помышляя о закуске. Ольга потупилась в свой бокал, бездумно побалтывая рубиновую жидкость.

- Марк, возвращаясь к нашему разговору... - Лэй Чэнь принялся подбирать и ронять слова веско и неторопливо. - Я понял, что ранее не совсем правильно сформулировал свое отношение к ноусфере. Конечно же, в ней нет ничего плохого. Как нет ничего плохого в китайской водке, которая тебе так не понравилась - да-да, не спорь, пожалуйста, я хоть и стар, но еще не ослеп. Как нет плохого в уникомбе, который принял на тебе вид старомодного костюма с плохо подобранным галстуком. Как нет ничего дурного в кибердогах, киберкопах и профессорской кибер-Глаше. Я нисколько не ратую за возвращение человечества в Средневековье или в пещеры. Я говорю о другом. О том, что само человечество, по моему твердому убеждению, не было готово к принятию ноусферы, не готово было впустить ее в свою жизнь и подчиниться ей без остатка.

Мои соседи застыли, улавливая каждое брошенное старцем слово. Гулкую тишину, повисшую над нашим столиком, прорезали только отдаленные звяканья вилок и сладкие переливы струн арфы.

- Мы инертны, конформны, ленивы... мы не хотим развиваться в духовном плане, списав понятие духовности на свалку истории в обмен на возможность пользоваться новыми техническими приспособлениями, - с горечью в голосе продолжил Китаец. - Научно-технический прогресс, который мы подгоняли столетиями, обогнал нас самих и теперь тянет за собой волоком. И мы вынуждены к этому приспосабливаться, не понимая, что нас уже нет: мы уже не используем ноусферу, а становимся ее приложением. Мы для нее, а не она для нас...

Сорокин прокашлялся и поправил на шее огромную платяную салфетку, будто желая что-то сказать.

- Александр Павлович, как и многие другие ученые, разделяет мнение о том, что ноусфера - нечто вроде коллективного разума, родившегося из массового бессознательного, - предупредил Китаец попытку профессора прервать монолог. - Считается, что появление ноусферы в нашей жизни было неизбежным и даже необходимым - как логическое продолжение существования нашего вида в новом качестве, в виде единого социального организма.

Сорокин снова натужно закашлялся, прикрывая покрасневшие щеки объемистым кулаком. Я мысленно пожелал ему подавиться грибами и провалиться под стол.

- Некоторые же полагают, что ноусфера - дар Создателя или создателей, если принять на веру теорию о том, что люди - генетический эксперимент высокоразвитых цивилизаций, гипотетически населяющих Вселенную... хоть мы их так и не встретили, как ни старались. В общем, одни догадки. В точности как с Тунгусским метеоритом, вопрос которого не помогла решить и ноусфера. Метеорит был. Огромный. Летел прямо к Земле. Зафиксировано все и вся - от траектории до химического состава. Но у самой поверхности планеты небесное тело вдруг взорвалось. И - ни осколков, ни пыли, ни даже следа. Только кратер и выжженные леса кругом. Почему это произошло, по какой причине- никто не может понять. Куда подевалась материя в ходе взрыва, в каком мире канула - мы не знаем. Остаются только гипотезы: параллельные вселенные, воздействие неведомой третьей силы, достижение целей, которых мы не можем ни осознать, ни постигнуть. Этот и некоторые другие случаи позволили ученым выдвинуть версию, что тот, кто дал нам ноусферу, позаботился, чтобы не выдать всех тайн.

Я пригвоздил Сорокина яростным взглядом, когда он закашлялся в третий раз и наконец открыл свою пасть, чтобы что-нибудь ляпнуть. Поймав ртом воздух, профессор передумал высказываться и обмяк на стуле, тоскливо глядя на рюмку, которую в этот момент наполнял подоспевший официант.

- Но есть и еще одна версия, Марк, - Китаец выдержал долгую паузу, как бы придавая значительности еще не произнесенным словам. - Есть версия, что ноусфера - это мы сами. Наше прошлое. Настоящее. Будущее. Да-да, наверняка и будущее тоже, пусть мы пока не научились видеть его в ноусфере. И потому неважно, подкинули ее нам мы будущие или подарили мы ветхие. Главное другое: гипотетически мы можем произвольно менять ситуацию. Мы можем отказаться от этого подарка. Перенести его на другой праздник. И даже сломать. Возможности для этого у нас - есть. Но это все была присказка. А теперь, Марк, послушай о главном...

Китаец склонился над столом, подаваясь ко мне. Его умные глаза гипнотизировали меня, приковывая мой взгляд, как космическая черная дыра. В мире не осталось ничего, кроме этих глаз, обращенных в самое мое нутро, где беспокоилась и щипалась китайская водка. Лишь периферийным зрением я видел, как профессор Сорокин ковыряется в глубокой тарелке с пенне, Ольга вертит в тонких пальцах бокал, а официант, обошедший наш столик по кругу и доливший всем рюмки поочередно, приближаясь ко мне... роняет из рук бутылку, и в его пальцах сверкает узкая сталь!

Дальнейшее происходило, как при замедленном кинопоказе. Китаец поднимает глаза на официанта и отшатывается, одновременно проникая рукой за пазуху: должно быть, старику прихватило сердце. Официант, дико вращая глазами и открыв рот в бешеном крике, который я не могу разобрать, поднимает локоть наизготовку, занося надо мной сверкающее лезвие. Помощники Лэй Чэня медленно, как стекающая с листьев роса, катапультируются из-за своих столиков и с той же улиточной скоростью пытаются прийти нам на помощь. Профессор Сорокин исполняет мое желание и, в испуге отпрянув от столика, падает кувырком вместе со стулом. Ольга взвизгивает. Китаец достает из-за пазухи небольшой черный предмет и сдавливает его пальцами.

В моей голове взрывается детская хлопушка, и конфетти от нее падают в слепящую черноту, всасывающую меня всего без остатка.

***

Конфетти рассеялось при помощи поднесенного к моему носу нашатыря - в этом смысле методы медицины были и остаются бесчеловечными. Резко дернувшись от неожиданности, я трахнулся башкой о дубовую спинку кровати - деталь, которая в числе прочих могла бы порадовать глаз, а теперь напрочь отбила всякое желание любоваться доисторическими приблудами здешнего интерьера. В желудке неприятно посасывало, от чего стало явно, что я так и не поел толком, оставшись довольствоваться одной только противной китайской водкой. Натужно пытаясь вспомнить, чем конкретно дело кончилось накануне (или сколько прошло времени с тех пор, как я в отключке?), я уставился на своего врачевателя.

Сухой дядька крякнул мне: "Аккуратнее" - и принялся бесцеремонно вертеть мою руку, ни капли не беспокоясь о чувствах и впечатлениях ее обладателя. Его неестественно длинное тело, согнутое над кроватью знаком вопроса, и мелкие глаза-точечки давали мне все основания сравнить его с богомолом и больше не искать ему иных обозначений. Оставалось надеяться, что он не отгрызет мою несчастную голову, на которую и так за последние дни пришлись совершенно немыслимые испытания. Впрочем, это прерогатива самок, так что, кажется, опасаться особенно было нечего.

- Сейчас я обработаю твою рану, и ты сможешь продолжить наслаждаться отдыхом, - отчеканил доктор, так и не напрягая себя знакомством.

Ну и ладно, тогда я тоже оставлю свою вежливость при себе. Тем более что раньше она на львиную долю состояла из обращения на вы, с утратой которого многие реверансы стали бессмысленны.

- Ничего серьезного, царапина и ушиб от падения, после того как был применен прерыватель, - ответил Богомол на незаданный вопрос.

Мне стало тоскливо от еще одного непонятного, естественно, одному мне слова и от того, что я так бесславно в буквальном смысле пал.

Я уже порядком устал быть объектом всеобщего пристального внимания, а тут еще это. Оставалось с нетерпением ждать, когда удалится доктор, чтобы хоть немного побыть одному. Конечно, если никто не прорвется посредством комма. Или не зайдет прямо сейчас в дверь.

- Уже очнулся? - показалась в дверном проеме Ольга.

Интересно, она действительно еще больше похорошела, пока я был без сознания, или я так сильно ударился головой при падении?

- Ага. Расскажешь, что там такое было? - криво улыбнулся я.

- Очередной религиозный фанатик слишком однобоко истрактовал достопочтенные священные тексты и решил заделаться мессией. Ни с кем не посоветовавшись, посчитал своим долгом не допустить вселенской несправедливости, а именно твоего возврата в прошлое.

Богомол хмыкнул. Он наверняка знал мой диагноз, и это давало ему все основания сомневаться, что на меня есть смысл еще и дополнительно покушаться.

- Всего доброго, - сказал он уже в дверях, даже не пытаясь убрать презрение с лица.

- И тебе не хворать. Не понял, - я поспешил переключиться на Ольгу, чтобы больше ни секунды не думать о своем фиаско, - и как ему удалось с такими намерениями приблизиться к нашему столику? Куда же смотрела ваша хваленая ноусфера?

- В том-то и фокус - с намерениями. Он что-то где-то услышал, сам с собой покумекал и не придумал ничего лучше, как броситься на тебя со столовым ножом на глазах у всего честного народа. Недотепа, что еще скажешь.

- Да уж, - потупился я, - этот недотепа чуть на куски меня не покромсал. Если бы ему удалось, вопрос с возращением по Черезову, как я понимаю, отпал бы сам собой?

- Вот если бы он тебе мигом мозг повредил, башку прострелил например, тогда бы, скорее всего, вопрос отпал. А так - точно не известно, возможно, просто приблизил бы исход, который и так не за горами.

Я посмотрел Ольге прямо в глаза. В недобром взгляде она уловила, что я еще отнюдь не смирился с выписанным мне на небесах ордером и болезненно воспринял слова о близком конце. Отведя глаза, она перешла на тему недотеп в современном мире.

- Если хочешь провернуть что-либо без ведома Совета во времена ноусферы, нужно не просто хорошо соображать, а быть гением, способным все расчеты сделать в голове, без записей, планов, схем. Ну и обладать достаточной материальной базой для поездок на любые расстояния, а еще уметь запутывать следы, чтобы эти молчаливые перемещения не выдавали замыслов. В общем, почти нереально. Другое дело - тупые религиозные фанатики. Хотя в твоем случае Совет все-таки мог предотвратить нападение, ведь следит за тобой безотрывно. Чего стоят только финты, которые периодически выкидывает наш с тобой общий знакомый, - Ольга неумело намекнула на Петра, от чего-то не желая произносить его имя вслух.

Кокетничает, решил я. Хочет придать общению большей сокровенности, намекнуть наблюдателям (а в том, что за нами постоянно наблюдают, сомневаться не приходилось), что мы очень большие друзья и соратники. Что ж, надо признать, мне это слегка даже польстило, тем более что мои фантазии в отношении Ольги не отменил даже удар головой о дуб, не говоря уже о прочих мелких неприятностях с рукой.

- Видимо, в Совете опустились так низко, что не видят другого выхода, кроме как безучастно лицезреть твою гибель. Или решили проучить котенка, ткнув носиком в собственную лужу.

- Не понял, - я не ожидал столь резкого поворота с флирта, почти сюсюканья на упоминание кошачьей мочи.

- А что неясного? Сомневаешься в благе открытия ноусферы? Хочешь вернуться и все исправить? Может, тебе вообще прогресс претит, а именно его стремительное движение в сторону чтения мыслей, с тем чтобы исключить любые инциденты и сразу зажить в раю, не дожидаясь смерти? Пожалуйста, получай удар в спину от идиота с крестом на шее. Петр к тебе подкатывал и так и сяк. Намекал, говорил прямо, науськивал. А теперь в Совете решили перейти к практическому занятию и показать, что бывает, когда кто-то считает политику партии недальновидной. Кажется, так у вас раньше обозначали подобные ситуации?

- Ты меня совсем за ископаемое держишь, что ли? Ладно, я понял. То есть при таких раскладах я теперь должен, во-первых, валяться в ногах и благодарить. И, кстати, кого именно? Или лучше сразу - всех подряд, чтоб не промахнуться? Во-вторых, ни в коем случае не покушаться на ваш хваленый прогресс. Насчет последнего - так и быть, пусть сразу начинают с содержимого моей черепной коробки, вычитывают и высчитывают, что их интересует. Мне ведь не привыкать, я ведь и так главный кандидат ни трепанацию и лоботомию, или какие теперь у вас там способы "лечения" от ненужной информации в голове.

- Ладно, не преувеличивай. Просто поблагодари судьбу, что встретил нужных людей, - промурлыкала Ольга.

Пора попросить ее, чтоб подмигивала, когда собирается сменить интонацию, а то я явно не успеваю оперативно переключаться с мочи на брачные игры.

- Кстати, о нужных людях. Как там Китаец?

- Вот, между прочим, если кого и благодарить - то только Лэй Чэня. Это он тебя спас, воспользовавшись прерывателем. Этим полезным устройством и тебе не мешало бы обзавестись. С его помощью в критической ситуации можно выключить всех вокруг (ну не всех, а в радиусе нескольких метров) и, как в нашем случае, остаться целым и невредимым. Успеешь нажать - приезжает полиция, смотрит, что к чему, кто виноват, кого скрутить, кого домой отправить выздоравливать. Ты вот очнулся, а проблема уже решена, они недавно уехали.

- Моя киберполиция меня бережет, - криво улыбнувшись, я пошевелил пораненной, но вполне целой рукой.

- В любом случае - не забудь поблагодарить Лэй Чэня. Он ведь для тебя старался. В его возрасте фокусы с прерывателем далеко не безопасны.

"Так что все-таки с Петром, Советом, фанатиками и иже с ними?" - решил я перейти на общение мыслями, которым мы почему-то последнее время стали пренебрегать.

- А здесь уже рассуждать нечего, - вслух изрекла Ольга. - Можешь выбросить свой фальшкомм: он тебе больше ни к чему. Или оставь как милое напоминание о нашей телепатической связи.

Ольга слегка подалась вперед, сощурила глазки и сексуально надула губки - все почти так же, как делала молодежь, фотографируясь, в те времена, что я еще помню. У меня это выражение лица, как и прежде, вызвало двоякие ощущения, хотя надо отдать должное моей спутнице: она не оставляла попыток как можно лучше соответствовать моим предполагаемым представлениям о том, как все это бывает.

- А ты его в таком случае почему до сих пор носишь?

- Трудно расставаться с милыми сердцу вещами, - с этими словами Ольга покрутила черный матовый браслет на руке, идентичный тому, что носил я, - но теперь он действительно бесполезен. Этого следовало ожидать, ведь мысль, покинувшая голову благодаря нашему интерфейсу, стала информацией и закономерно поселилась в ноусфере. Достать ее оттуда было всего лишь вопросом времени, Совет эту проблему решил. Статус-кво восстановлен, в этом мире опять нету тайн. Полетели дальше?

- И куда на этот раз? Мне казалось, мы уже на месте.

- В Китай, нужно лететь в Китай. Времени у нас все меньше, поэтому тянуть больше некуда. Я уже говорила, что у нас в Сяньтао самая мощная лаборатория по изучению нейроколлапса, и в твоей ситуации было бы недальновидно не воспользоваться ее разработками.

- Так, я не понял. Что мы все-таки ищем и лечим - синдром Черезова или нейроколлапс?

- Вероятность того и другого почти одинакова. Точнее, синдром Черезова в твоем случае - процентов шестьдесят, но не больше. То есть почти половина шансов, что ты попросту умрешь от очередного приступа, если мы сегодня же не отправимся в Китай и не попытаемся увеличить твои шансы на выздоровление до 80-85 процентов, теоретически такая возможность есть. Хотя чего я уговариваю? Вариантов у тебя не богато.

- Да уж, спасибо, что напомнила.

То ли от выпитой накануне водки, то ли от этих разговоров у меня совсем пересохло в горле. Я потянулся к тумбочке за стаканом воды, как вдруг почувствовал странные покалывания в кончиках пальцев, похожие на слабенькие электрические разряды. Чем, интересно, Богомол смазал мою боевую рану, что я теперь...

- Не чувствую руки! По локоть не чувствую правой руки! Зови Богомола! Чем он меня лечил, паскуда?!

Я орал и дергался, как ребенок, которого настигла истерика посреди торгового центра. Пошевелить рукой было нереально. Бесполезная конечность повисла за ненадобностью, а я с ужасом ждал, что вот-вот отнимется вторая рука, затем нога, и так далее. В голове мелькали предположения о повторном покушении на меня через противного доктора, нанятого Советом в сговоре с фанатиками или наоборот. Вмгновение моя паранойя достигла агонии, ведь умирать мучительно и постепенно от какого-нибудь неизвестного яда никак не входило в мои планы.

Тем временем Ольга тупо глядела на меня, как будто бы выжидая, что я выкину дальше. Мне уже почти стало стыдно, как я внезапно смекнул: неужели ты, стерва? На что та незамедлительно парировала вслух:

- Как все же неприятно бывает знать, что о тебе думают окружающие. Так что советую и вам сто раз подумать, прежде чем... - не собираясь заканчивать последнюю фразу, Ольга подняла указательный палец вверх, обращаясь к своим невидимым слушателям.

- У тебя еще хватает совести паясничать? Я подыха-а-а-аю!

- Не теперь. Это тебе всего лишь напоминание, что нейроколлапс никуда не делся и нам пора в дорогу, чтобы успеть тебя подлатать, пока дело не кончилось плохо. Через пару минут отпустит и будешь снова как огурчик. Думать обо мне всякую чушь.

Не вполне еще доверяя тому, что это всего лишь приступ - хотя какое "всего лишь"?! - я твердо решил выбросить фальшкомм, как только смогу пошевелить рукой, пока телепатия окончательно не испортила мне жизнь.

***

- О, в этот раз с удобствами. С чего вдруг такие почести? - спросил я Ольгу, поудобнее усаживаясь в кресле частного суперкомфортабельного по нынешним меркам лайнера.

Мне еще до конца не верилось, что весь я жив и функционирую, поэтому я попеременно ощупывал себя и поглаживал везде, где дотягивался, еле сдерживаясь, чтоб хотя бы разок не заглянуть в собственные штаны. Хотя что здесь такого? Лишний раз убедиться, что и там все в норме, в этой ситуации, на мой взгляд, было не зазорно.

Меня совсем не беспокоил тот факт, что мои действия могут разбередить чье-то чувствительное воображение, а профиль в коммовском интерфейсе - подвергнуться пометке "18+". Я был просто несказанно рад, что прямо сейчас рядом со мной никто не сидит и не пялится на мои манипуляции со своим телом.

Ольга, кстати, была не в счет. Она уже давно своя в доску.

- Этот самолет был предоставлен нам по распоряжению Лэй Чэня специально для того, чтоб мы ни минуты не медлили.

Святой человек. Сам регулярными рейсами летает, а нам такой почет.

- Безусловно, - вторая часть слова превратилась в глоток вкуснейшего шампанского, принесенного мне стюардессой.

Надо же было как-то сгладить стресс после китайской водки, последующего ранения и предшествующего всему этому бахвальства узкоглазого гуру. Видите ли, он не признает частных самолетов и никому не доверяет. А если нас отправлять непроверенной техникой - всегда пожалуйста.

- А где он сам, кстати? Переживает за сохранность своих мощей и поэтому больше двух раз на дню не летает?

- Остался подлечиться, - не реагируя на мой тон, отвечала Ольга. - Все-таки прерыватель в его возрасте - дело нешуточное. Так что будь благодарен.

- Уже. И хватит об этом. Не успел очнуться - всем кругом должен. Только такие подарочки и способны меня теперь радовать.

Я поднял свой бокал и, не дожидаясь ответной реакции Ольги, вновь к нему присосался. При этом взгляд мой очень кстати нащупал задницу стюардессы. Дамочка наклонилась над столиком приготовить закуски для своих дорогих пассажиров, и - как будто бы в бонус - все это прямо напротив меня.

Она - задница - напомнила мне сейчас спелую сочную грушу, которую впору было бы надкусить, чтоб шампанское меньше пьянило. Хорошо, что фальшкомм остался в мусорном ведре отеля и Ольгины комментарии не грозили испортить столь сумасшедшее зрелище. А видит бог - оно для меня было сейчас ценнее самого нереального коммерческого предложения и величественнее любого самого умопомрачительного вида из окна летательного аппарата, внутри которого мы так помпезно теперь восседали в своих фантастически удобных креслах. Все-таки, как ни крути, пирамида Маслоу и в новом мире не потеряла свою актуальность. Хм, в новом мире. Мире невольного эксгибиционизма. Пока только физического. Но вскоре очень даже возможно, спасибо Совету, что и ментального.

- Э-эй, - щелчком пальцев Ольга вернула меня в реальный мир. - Полегче. Тебе даже вслух думать незачем: все на лице и так написано. Будьте добры товарищу поскорей бутербродов, - решила окончательно разбить мое больное сердце Ольга, заставив исполнительную девицу немедленно сменить позу и перекрыть мне тем самым доступ к созерцанию ее прелестей.

- Так о чем мы? - нехотя повернулся я к Ольге.

Ольга поколдовала со своим коммом. И передо мной повисло семизначное число, то слегка увеличиваясь, то незначительно уменьшаясь.

- Что это?

- Умножь на 2 и получишь количество глаз, которые сейчас следят за каждым твоим движением.

- Ого, у Совета целая армия наблюдателей?

- Да при чем тут Совет. Обычные зрители по всему миру. Ты ж у нас теперь звезда. Особенно после покушения и передачи твоего дела в Центральный совет.

Я невольно поежился, представив рой из миллиона глаз, таращащихся на меня из черной пустоты.

Ольга хотела добавить еще что-то, наверняка язвительное, как вдруг в воздухе повис образ Лэй Чэня, который еле слышно, почти не размыкая губ, произнес каких-то пару слов и так же быстро исчез, не дав лично мне даже опомниться.

- Курс на Северную Корею, Пхеньян, - громко и четко сказала Ольга, глядя перед собой, ни к кому конкретно не обращаясь.

- Ты это кому?

- Нашему ковру-самолету. Он беспилотный.

- В чем дело на этот раз? Почему в, мать ее, Корею? Или там у вас еще более супер-гипер-ультрасовременная лаборатория? Или ты все же врала про чудеса медицины и теперь предложишь мне народную медицину - травы и мази из гадюк...

- Там нет ноусферы, а значит, решение Центрального совета в отношении тебя не сможет быть исполнено.

- Какое еще решение? Что значит - нет ноусферы?

К моему удивлению, ответ на второй вопрос меня интересовал даже больше, чем на первый. Я уже почти привык к мысли, что рано или поздно сгину - не от нейроколлапса, так от синдрома Черезова, не от рук фанатиков, так по велению Совета и посредством манипуляций с моим телом очередного жука-навозника в больничном халате. Но как так вышло, что в мире, где все всё про всех знают, есть место без ноусферы?

- Насколько я помню из истории, КНДР всегда имела свои... особенности, так чего же ты удивляешься?

- Чего удивляюсь? У них там еще в наше время все под колпаком жили, а тут - нате. Единственное место в мире, где нет ноусферы. И как же они упустили такой лакомый кусок, чтобы довести свою страну победившего коммунизма до совершенства?

- Не упустили, а намеренно отказались. С приходом ноусферы дни их "коммунизма" были сочтены. Как и всех в этом мире, кто слишком многое замалчивал. Династия Кимов покаялась перед народом, уступила место преемникам, которые тут же объяснили народу, какое это зло - ноусфера. Объявили, что их миссией будет защита граждан КНДР от этого информационного зла.

- И народ поверил?

- Да. Верить власти у них в крови. Но главное - после открытия ноусферы в мире было немало сторонников того же мнения: ноусфера - это зло. С людей сорвали одежду, но человека нельзя лишить выбора, смотреть на наготу других или деликатно отвернуться. Восточная культура здесь тоже помогла. Кто-то, конечно, покинул КНДР, но большинство обрело новую идею - противостоять на своем маленьком островке бушующей стихии информационного беспредела. Пусть даже методы правления на островке кардинально не изменились - рабам не привыкать.

- И никто их не "научил" демократии?! В мои времена для некоторых это было навязчивой национальной идеей...

- Нет. Решили не связываться. Подковерные игры ушли в прошлое, а сторонников идеи "ноусфера - это зло" в то время хватало во всем мире. Так КНДР и осталась заповедником ретроградов.

- Так что же - у них там перенаселение теперь? Раньше все оттуда бежали, а теперь небось в очереди на границе стоят?

- Ну как тебе сказать. Новая правящая династия свои методы общения с гражданами сильно менять не стала. Полный беспредел, конечно, исключили. Но и без ноусферы там по-прежнему каждый под колпаком. Проблемы решают без суда и следствия.

- Выходит, дилемма: свобода без возможности посрать в одиночестве или несвобода в собственном сортире, главное - вонять не сильно. Так?

- У тебя все мысли сосредоточены ниже пояса? Упрощенно - выходит так. А по мне, любая схема существования - всего лишь дело привычки. И вот иногда приходится привычки эти слегка корректировать. Как нам сейчас.

- Значит, мы бежим туда, скрываясь от решения Совета (и, кстати, почему нам на него было начхать в Будапеште)? Бежим от одних, рискуя пострадать от самодурства других?

- На этот раз решение вот-вот будет принято не нашим местечковым филиалом, от которого мы смогли улизнуть в Венгрию, а Центральным советом. Так что проблема приобретает мировые масштабы, а все резолюции отныне носят необратимый характер. Другого пути, кроме как в Северную Корею, для нас нет. Там у Совета прав не больше, чем будет у нас, всего-навсего обычных туристов.

- Какое решение примет Совет? - дожидаться ответа Ольги я не стал: и так было понятно, что решение Совета в отношении меня, не желающего преклониться перед инфобогами, будет самое неприятное. Да, собственно, Петр мне уже сказал: сделают "format c:" моей черепушке. - И давно ты обо всем этом в курсе?

- Мы просчитываем все варианты, и такой исход тоже предполагался. Чем ты опять недоволен?

- Тем, что меня таскают туда-сюда, ничего не объясняя и всегда только намекая на лечение с обследованиями, - видимо, шампанское дало в голову, и я решил, что пора качнуть права для профилактики.

- Лэй Чэнь сейчас отправится в Китай и вплотную займется твоей проблемой. Возможно, найдет способ отсрочить неминуемое - ты не представляешь, какие у него возможности. Но то, что мы сейчас направляемся в Корею, подальше от Совета, уже продлит твою жизнь. Так что расслабься и не создавай лишних колебаний в инфополе.

Ольга говорила это мне и в то же время куда-то в пустоту, поверх меня, никому и всем сразу. Мне смертельно захотелось туда, где я смогу говорить только с тем, кто напротив, и ни с кем больше. Намекать только ему, желать только его, делать все только для одного конкретного человека, сидящего рядом, без возможности вернуться к событию и пересмотреть. Я размечтался о жуткой Северной Корее, о которой в мое время даже шутить было как-то не принято, не то что желать лично насладиться красотами видов и гостеприимством местных затюканных тоталитарным бытием жителей.

- И долго мне еще расслабляться?

- Около часа.

Что ж, ради такого стоит и подождать. Я поставил пустой бокал на столик, решив больше не фантазировать, а полностью отдаться исполнению всех своих тайных и явных желаний в реальности по прибытии.

На этой мысли я задремал и проснулся уже на подлете к Пхеньяну. Никогда раньше огни незнакомого города не выглядели такими манящими.

***

Парадоксальная мысль, что я дома, была первым, что поселилось в мозгу, когда мы оказались в аэропорту Пхеньяна. Неразбериха, беспорядочно мигающие табло и каждый встречный и поперечный - о чудо! - шерудит пальцем по экрану своего смартфона с ладошку, а не уткнувшись в немыслимых размеров коммовский интерфейс, подвешенный где-то в воздухе.

В легкой эйфории от увиденного, я чуть не врезался в Ольгу, которая неожиданно встала, как вкопанная. Неожиданно для меня, не разбирающего дороги, и абсолютно логично, с учетом того что путь нам довольно бесцеремонно преградил узкоглазый страж аэропорта. Металлическим голосом, не утруждая себя жестикуляцией, дядька в синей форме о чем-то проинструктировал на едва узнаваемом из-за азиатских интонаций английском.

- Эх, говорила мне мама: учи языки, сынок. Что нужно от нас товарищу?

- Снимай комм, клади в коробку. Теперь проходи налево, в дверь с изображением мальчика.

- Нет, спасибо. Я сделал все свои дела еще в самолете.

- Обойдись без подробностей, ради бога. Это не туалет. Снимешь там свой костюм и оденешься, как здесь принято, чтобы не разлагать местные устои своими нанотряпками.

В этот момент я понял, что наши с Ольгой одеяния потеряли свою чудодейственную силу и мы выглядим теперь по-дурацки одинаково. И если на нее еще можно было полюбоваться, то я, обтянутый от и до, смотрелся убого - как велосипедист безымянной команды, у которого отобрали байк.

Я поспешил в примерочную, на ходу соображая, во что бы мог нарядиться на этот раз. Однако никакого выбора мне не предоставлялось. За дверью с мальчиком на вешалке красовались мешковатые джинсы и рубаха, а на полу были брошены сандалии на липучках. Все это на несколько размеров больше, чем ношу я, и даже не собирается утягиваться по фигуре. Обескураженный, но счастливый от возвращения в привычный мне мир, я подвернул штанишки и этаким хипстером предстал перед Ольгой. Каково же было мое изумление, что она выглядит ничуть не лучше!

- Ну ты даешь! Похожа на училку или работницу областной библиотеки научной литературы! Знаешь, они всегда говорят шепотом, но не с сексуальным придыханием, а как будто вот-вот грохнутся в голодный обморок. И прикид у них точь-в-точь, как у тебя теперь, - белый верх, черный низ и растянутый кардиганчик в катышках.

- Смешно, - обиделась Ольга.

- Окей, - я примирительно поднял обе руки, - разъясни хоть: что это за понукание вновь прибывшими? Не выносят наших "инопланетных" костюмчиков и спешат унизить сразу по прилете?

- Много чести! Просто знают, что у нас обычных шмоток не водится: все пропитаны технологиями, вот и выдают то, что отъезжающие оставляют в этих же примерочных. Естественно, обработав-продезинфицировав сначала. Так что в некотором смысле даже заботятся, чтобы мы не голышом разгуливали после того, как сдадим все привезенное. Да и ты не волнуйся: нам недолго так ходить. Сейчас пройдем все формальности и приоденемся.

- А в комбинезончике до магазина дойти - не? - мне стало неприятно от мысли, что приходится донашивать тряпки за кем-то. Надеюсь, хоть без мандавошек...

- Здешнее правительство блюдет свои законы и ни на какие существенные уступки ради нашего с тобой комфорта идти не собирается. Приехал - принимай правила игры. Так, постой здесь, я сейчас.

"Опя-а-а-ать?!" - зашумело в моей голове. В прошлый раз, когда она вот так оставила меня постоять в аэропорту, вместо проанонсированного Токио через Москву мы спешно ринулись на посадку в самолет до Будапешта, и с тех пор все шло наперекосяк. Все-таки я старый больной человек и теперь, кажется, это чувствую. Снова и снова переживать все эти перипетии становится невыносимо. И рука опять немеет, сука.

- Боже, Марк, ты как ребенок. Оставила на несколько минут - уже вселенская печаль на лице. Неужели до сих пор не убедился в том, что я никуда не денусь, даже если захочешь? Меняла деньги. Держи свою часть, если справишься с этой макулатурой, - Ольга протянула растрепанную пачку купюр с гордым узкоглазым портретом поверх иероглифов.

- С этим как раз на ура справлюсь, - улыбнулся я. - Можно даже сказать, одной левой. Потому что правую руку опять не чувствую.

- Времени все меньше. Давай за мной, - с этими словами Ольга быстро направилась к выходу.

За дверьми аэропорта оказалось что-то типа площади нескольких вокзалов со всеми положенными для таких мест атрибутами. В центре стоял огроменный торговый центр.

- Нам туда?

- Да, переоденемся и обзаведемся принятыми здесь средствами связи. Кажется, ты как рыба в воде? Впору тебе для меня экскурсии водить, а не наоборот.

- Ну да. Если б еще побольше славянских лиц вокруг, охотно бы поверил, что уже вернулся домой, слава Черезову.

Гипермаркет обрушился шумом клацающих касс, воплями об акциях и распродажах со всех щелей и яркими ценниками. Вспомнилось, как мы с Юлькой периодами задвигали целую субботу или воскресенье, бездумно шатаясь среди отделов. Покупали ей то, что она хотела видеть на себе, мне и вокруг нас обоих. Первые полчаса я, как правило, выступал в роли куклы, на которую мерили все, что выглядело более или менее сносно. А потом тупо дремал на пуфике у примерочной в компании таких же, как я, несчастных, ожидающих, пока дамы за шторками отщелкают все намеченные луки.

Я ненавидел эти субботы с воскресеньями, а теперь как будто даже затосковал. Вгорле пересохло от скитаний среди мерцающих витрин. На территории ноусферы температурных казусов, влекущих за собой разного рода физический дискомфорт, не допускалось. А тут - пожалуйста: мучайся от жажды, потей, отдергивай прилипшую к телу рубашку.

- Будь добра, следи за деньгами, - от размышлений о чисто утилитарных преимуществах прогресса меня отвлекла безалаберность Ольги, которая явно не умела обращаться с бумажными купюрами.

Белая блузка, доставшаяся ей в аэропорту, и так не подходила по размеру, откровенно разъезжаясь на груди, а купюры, что наполовину выглядывают из небольшого нагрудного карманчика, делали ее вид еще более комичным.

- А давай уже скорее избавимся от них, чтобы никого не соблазнять, - продолжил я, остановившись у витрины. - Во, смотри - на костюмчике ценник 400 чего-то там, у меня в кармане не меньше пяти тысяч. Берем?

- Неужели не видишь, что в отделе никого, кроме скучающего продавца? Следовательно, это очень дорого, - спохватившись, Ольга, видимо, решила доказать, что умеет обращаться с деньгами, какой бы вид они ни принимали.

- Насрать. Будем барражировать в поисках лучшего предложения? Мне скоро белые тапочки примерять! Хватай, что нравится, и в отель.

- Ну как скажешь, гуляем на твои.

Через 30 минут, полностью упакованные, сжимая по традиции несколько бумажных пакетиков с ерундой, которую нам втюхали между делом, мы ожидали такси, вызванное приветливой работницей отдела страшно дорогой одежды. Поигрывая новеньким смартфоном (я выбрал себе оранжевый), я наблюдал, как все шарахаются, боясь чихнуть в моем присутствии - из-за котлеты купюр, которая беззастенчиво оттопыривает карман пиджака.

- Вот и такси. В ближайший отель, - Ольга зацокала новенькими каблучками к остановившемуся желтому седану с иероглифами вместо шашечек.

Шопинг благотворно повлиял на ее настроение. Новый наряд был в меру сексуальным, и она не забывала кокетничать, выставляя его в нужных ракурсах. Кивком она позвала меня в путь.

- В хороший отель, - добавил я, загадочно подмигнув Ольге, и получил в ответ ухмылку "даже не надейся".

Ольга озвучила заказ потрепанному жизнью таксисту, подозрительно похожему на работника аэропорта. Надежды на то, что он повезет нас кратчайшей дорогой, не было, но пусть хоть петляет, захватывая местные достопримечательности. Когда еще придется оказаться в Северной Корее по доброй воле, а не выполняя очередной интернациональный долг?

- На удивление ничего необычного, - сказал я, отлипнув от окна.

Серые многоэтажки, подстриженные кустики. Кажется, при желании я бы смог даже определить марки некоторых автомобилей. По крайней мере, достаточно ленивый ребрендинг некоторых из них отчетливо выдавал знакомые мне бренды. На улицах никого не расстреливали, строем пешеходы не ходили, лица прохожих никак нельзя было назвать несчастными. Туристы вроде нас не были редкостью. Своей мыслью я вяло поделился с Ольгой.

- А что ты ожидал? Автоматные очереди и лужи крови? Такого нет уже даже в Африке.

- Смотри, негры.

Мы поравнялись с группой ребят шоколадного цвета. Я скосил взгляд на Ольгу, чтобы понять, негры это или афрокорейцы - хрен знает, как у них нынче с толерантностью.

- Смотрю, и европейцев хватает. Кажется, я и русскую речь в аэропорту слышал.

- Народ здесь, в столице, разношерстный, хотя большинство - местные. Туристы едут посмотреть на жизнь без ноусферы. Немногие остаются насовсем, рано или поздно начинается то ли ломка, то ли просто становится скучно. Большинству хватает пары-тройки дней. Я и сами бывала здесь пару раз по работе.

- Долго выдержала?

- Мне хватало нескольких дней.

- Ну а кроме того, что с коммами не побаловаться? В остальном, по-моему, все выглядит довольно обычно. Народ ведет себя спокойно, некоторые вон даже развязно.

Таксист как раз притормозил на перекрестке, пропуская пешеходов и давая нам возможность рассмотреть парочку, готовую у всех на глазах слиться в любовном экстазе прямо на лавочке в защищенном редкой растительностью сквере.

- Конечно, они по-своему свободны. Папаша этой малолетки не отдерет ее ремнем перед ужином за то, что она вытворяла средь бела дня, а этого папашу, в свою очередь, не привлекут за жестокое обращение с собственным дитем. Но, с другой стороны, завтра она заявит, что парнишка ее изнасиловал. Кто знает, чем история закончится? Ноусферу здесь не спрашивают. Отсюда и преступность. А с ней - и жестокая кара со стороны слепого государства. Кому нужна такая жизнь?! Уж лучше пусть полмира на мою задницу в душе пялится.

- Ну ты свою задницу не переоценивай. Полмира...

Ольга посмотрела на меня, словно я назвал ее жирной коровой.

- И все же жизнь за окном не похожа на концлагерь.

- Так это здесь ноусферы нет, а для остального мира местный колорит как на ладони. Какому правителю хочется выглядеть в глазах всего мира садистом и извергом? Здесь нет выборов, а правителей если и обсуждают, то не дальше кухни. Но и массовых расстрелов нет, наказывают, как правило, за дело. В любом случае - никто никого не держит, кто хочет уехать - в путь, кто хочет здесь поселиться - добро пожаловать.

Водитель промурлыкал на своем языке, очевидно, о том, что мы на месте, и я, расплатившись, поспешил вылезти из авто, галантно подав руку своей спутнице. Перед нами выросло очередное грязного цвета здание без каких-либо архитектурных излишеств, да и вовсе без элементарного декора. Отвесная бетонная стена, утыканная одинаковыми прямоугольными окнами. Как же мне это знакомо!

Внутри нас встретила потертая красная дорожка и бабулька, больше напоминающая вахтершу общежития, нежели консьержа хорошего отеля. Она выдала нам ключи и предупредила, что ужин будет готов не раньше чем через час. Оказалось - и это было для нас немаловажным бонусом, - что нам необязательно бряцать приборами в столовке внизу, гордо именуемой рестораном, а можно попросить обслуживание в номер.

- Гулять так гулять. Тем более что большее счастье, чем отдохнуть наконец-то без зрителей, трудно придумать.

Ольга мягко улыбнулась моим словам. Ее как подменили, и, кажется, это произошло в тот момент, когда ее ножка оказалась в новой изящной туфельке. Неужели все эти истории про принцесс с нехитрым набором действий по их реанимации работает? Если так, то мне осталось только поцеловать ее, чтобы она окончательно скинула лягушачью шкуру.

- О да, узнаю сервис, - присвистнул я, открыв дверь в номер.

Мы взяли двухместный, недвусмысленно намекая, что средств достаточно чуть ли не на президентский люкс, если таковой имеется. Каково же было разочарование, когда "люксом" оказалась комната с двумя койками-полуторками с очевидно продавленными матрасами от многих лет безудержной эксплуатации с ритмичным вертикальным усилием.

- Ты погляди! Здесь даже ямка просижена теми, кто годами, кряхтя, приземлялся на это самое место, чтобы зашнуровать ботинки. Разве возможно, чтобы такая убогость так дорого стоила? Таксист точно привез нас в лучший отель в этом славном городе?

- Думаю, ему твоя снобистская задница не понравилась, вот он и подшутил, - отомстила мне Ольга. - В любом случае, я не сдвинусь с места. Да и отель, поверь, не худший по местным меркам.

Ольга шумно, с выдохом, приземлилась в кресло и, высвободив ножку из туфельки, принялась разминать миниатюрную ступню. Это зрелище на несколько мгновений заворожило меня, от чего я потерял способность спорить.

- Я в душ, - Ольга встала, расстегивая пуговицы по дороге в уборную.

За тонкой перегородкой зашумела вода.

Воображение заставило сглотнуть и невольно покоситься на запястье - комма там не было. Черт, одной ногой в могиле, а мысли все о том же. Засмущался при виде оголенной женской ножки. Да, непросто ужиться моему тридцатилетнему мозгу в почти вековом теле, пока мозг побеждает.

Спустя несколько минут в дверь постучали. Не дожидаясь моей реакции, дверь открылась, и в номер вкатилась тележка с тарелками, толкаемая немолодым корейцем, держащимся с достоинством работника шестизвездочного гранд-отеля. Над нами сжалились и решили накормить раньше обещанного. От звуков гремящей утвари в моем животе гулко зашумело, извещая, что желудок больше ждать не намерен. Едва дотерпев до явления посвежевшей Ольги, я принялся инвентаризировать наш ужин.

- Ага, как и стоило ожидать - без излишеств.

- Да ты подожди, сначала попробуй, - загадочно улыбнулась Ольга, расставляя посуду на небольшом круглом столике.

Чего тут пробовать, я не совсем понял. Две плошки риса, блюдо с жареным мясом- видимо, одно на двоих, плевочки разноцветных соусов в небольших посудинках, каждая размером меньше стопки. И зеленый чай с ароматом свежей соломы - не в пример заначкам Китайца с его дефицитным кустом.

- Нет уж, голодным я сегодня из принципа не останусь. Будем жрать что есть, - в решительности проговорил я, интенсивным движением накладывая себе мясо в тарелку с рисом, щедро смазывая каждый кусок суспензией то зеленого, то красного цвета.

Ольга с интересом глядела на меня, не спеша приступать к трапезе.

- Чего не ешь? - уже с набитым ртом спросил я.

Разгадка последовала сама собой. Раньше чем я успел осознать причину, из всех отверстий на моем лице, как по сигналу, брызнули сопли, слюни и слезы. Ничего не видя, в полной уверенности, что заполучил химический ожог пищевода, я рычал и метался по комнате, изрыгая все известные мне проклятия.

Ольга, хохоча, подскочила ко мне и заставила хлебнуть зеленого чая, уверяя, что сразу отпустит. Ничему уже не веря, но и не желая так бесславно сгинуть, я сделал глоток мутного цвета жидкости и... все, как рукой сняло. Осознав, что язык на месте и даже вполне себе готов к использованию, я свирепо уставился на свою спасительницу, прошипев:

- Ты знала, что так будет?

Ольга еле сдерживала бурный хохот, понимая, видимо, что я еще плохо себя контролирую.

- Все, кто не удосуживается изучением местных привычек, попадаются на эту удочку.

- И, видимо, всем приходится полюбить зеленый чай в качестве противоядия от собственной глупости, - радовался я своему излечению, допивая вторую чашку чая.

- Не без этого, - Ольга перестала смеяться и перешла к яствам.

- Больше никаких подводных камней? Теперь я могу уже наконец спокойно поужинать?

- Приятного аппетита.

Не разбираясь, шутит на этот раз Ольга или нет, я принялся уминать хорошо прожаренный стейк безо всяких на этот раз следов соуса, чтобы уже точно удовлетворить зверский голод, который уже буквально съедал меня изнутри.

- М-м, потрясающе вкусно! Небось мраморная говядина?

- Ну, вообще, скорее, собака.

Я чуть не поперхнулся. И даже не от того, что в этот самый момент, возможно, поедаю чуть ли не единственного оставшегося настоящего друга человека, который не будет пялиться на тебе через ноусферу, а от того, что сама Ольга была совершенно спокойна, говоря мне об этом. И более того - уже приговорила одну порцию мяса и приступала к следующей. Не спеша отказываться от угощения - уж больно оно все-таки было вкусным - я осторожно поинтересовался:

- У тебя в детстве была собака?

- Нет. Хотя, точнее, был кибердог, но недолго: бракованная животина на второй день с балкона шмякнулась. А потом мы с родителями в отпуск уехали, новую купить руки так и не дошли.

Я глянул на нее сочувствующе, вздохнул и осторожно положил в рот очередной кусочек вкусного белка животного происхождения, даже не допуская мысли, что это может быть не говядина, пусть даже и не мраморная. По мере приближения чувства полного насыщения мысли вновь стали обращаться к друзьям человека. Решил не переедать, от греха подальше.

- Вкусно, - подытожил я, откидываясь в кресле.

- Ты, наверное, последние лет сорок питался вкусной натуральной пищей. Забыл, что ли? - подколола меня Ольга.

- Смешно, обхохочешься просто, - а Ольга со своим остреньким язычком нравилась мне все больше. - Не знаю, чем я там питался сорок лет, но в моем детстве мясо с гарниром было самой обычной пищей и я был к ней, мягко говоря, равнодушен.

- Повезло тебе. А вот зарплаты ученых всегда оставляли желать лучшего, поэтому я на пальцах могу сосчитать, сколько раз в жизни вот так лакомилась.

- Сама виновата, жила бы здесь и в ус не дула. Нормальные шмотки носила бы. А вы прилипли там к своей ноусфере и шагу ступить без нее не можете.

- Ну, во-первых, здесь бы я в лучшем случае подменяла ту бабулю на ресепшене, а в перерывах мыла бы унитазы за такими, как ты. Корейскому правительству мои знания не нужны. Зачем им исследовать нейроколлапс, синдром Черезова и все прочее, если для них ноусферы нет? В общем, с такой карьерой никакой сочной... телятинки, - Ольга пощадила меня, заметив недобрый позыв, - выращенной заботливыми фермерами, мне бы не светило. Ну разве что иногда перепадали бы жалкие остатки с твоего стола. Во-вторых, лично я плохо представляю, как жить по-другому. Это ты - современник Путина и раздельных туалетов. А я родилась уже при ноусфере и, сколько себя помню, живу ей. Ядаже здесь не могу толком расслабиться и от души порадоваться вкусам, потому что эти маленькие радости не заменят мне комма на запястье. То есть это все терпимо и даже неплохо, если нужно для дела или ради смены обстановки, но надолго и, тем более, навсегда - нет. Если бы не ты, жертва обстоятельств, уже завтра мне стало бы не по себе, нечем было бы себя занять, а этот бесполезный смартфон с малюсеньким экранчиком только раздражал бы своей ограниченностью и абсурдностью информации, которую корейское правительство транслирует для своих граждан.

- Не понимаю тогда, зачем ты ввязалась в историю по устранению ноусферы. Не вижу логики.

- Я ученый. А любой ученый мечтает изменить мир. Даже такой... хороший. Например, повернуть время вспять, - щеки Ольги зарделись то ли от озвученных вслух амбиций, то ли от того, что она впервые самой себе призналась в их существовании. - После того как тебе дали ноусферу, ты не готов с ней расстаться. Но если тебе ее не дадут, переживать не станешь. Была у меня в жизни такая история. Прямо перед выпускным один парень пригласил меня на свидание. Он был настолько хорош, что я даже в его профиль заглядывать не смела. Ну так вот, подходит он ко мне весь из себя и зовет на завтра в кафе, а потом на танцы. Я, помнится, только моргнуть в знак согласия и смогла, настолько неожиданно это было. И нет бы вечером лечь пораньше и хорошенько выспаться, чтоб на свидании быть во всеоружии, но я решила изучить всю подноготную красавчика, чтобы вести себя с ним правильно и наверняка согласно его привычкам и вкусам. Ну и что ты думаешь? Естественно, маячками его влюбленностей дело не ограничилось. Я все отматывала и отматывала назад, пока не добралась до среднего школьного возраста. Там и обнаружила, что мой ненаглядный ссытся во сне! До седьмого класса недержание!

- Пф-ф-ф, - не ожидая такого поворота сюжета, я прыснул остатками зеленого чая. - Ну-ну, так что было дальше?

- Да что... Мне как-то не по себе стало. Издевки рябят над ним... Хотя нет, даже не это. Нельзя такие вещи знать, понимаешь? Если только сам человек тебе их по большому секрету доверит. В общем, не пошла я на свидание. Он промотал мою бессонную ночь, понял, что к чему. Об этом я узнала, естественно, посмотрев. И так по кругу, как это часто случается.

- Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я...

- Что?

- Да песенка была у нас такая.

- У вас песенка, а у меня первая и, возможно, единственная большая любовь... Япосле этого долго с парнями не гуляла. А когда решилась, то сразу условилась: или полное доверие без ноусферы, или никак.

- Сработало?

- Ненадолго. Поначалу на эйфории выезжали, а потом, когда вопросы стали копиться, началось подглядывание. Знаешь, любящие родители свою заботу объясняют поговоркой "Доверяй, но проверяй". Для воспитания детей годится, но в жизни... Либо доверяешь, либо добро пожаловать в ноусферу. Всего разок, раз в месяц, неделю, день... Бесконечная проверка вытесняет любое доверие.

- Много знаешь - плохо спишь.

- И я о том же. Когда мой прапрадед с товарищами впервые прорвался в ноусферу, многие не выдержали, слетели с катушек. Но мы вот адаптировались, живем и радуемся.

- И чем твой предок занимался? У истоков стоял, что ли?

- Он был офицером-разведчиком, работал под началом Владимира Барченко в спецлаборатории ОГПУ при НКВД. Они еще в те времена предположили, что существует некое пространство, в котором хранятся все данные мировой истории, в том числе и мысли каждого из обитателей планеты или даже Вселенной. Офицеры при исполнении безо всякой помощи извне решили сами, своими силами проникнуть и добыть необходимые им данные из ноусферы. Герои невидимого фронта. Когда впервые смотрела через комм, аж дух захватывало. Представь: без коммов, компьютеров и прочих штучек, просто посредством особого транса входили в ноусферу...

- А не проще им было к Мессингу обратиться или еще кому-нибудь из этой шайки экстрасенсов?

- В том-то и дело, они считали, что особый дар здесь не нужен - доступно каждому. Разрабатывали особые методики, тренинги. Замечал, что все люди время от времени как будто выпадают из реальности? Нормально, нормально, а потом - бац! Уставился в одну точку, перестал реагировать на звуки. Так вот - это, можно сказать, перезагрузка, которая происходит в мозгу каждого человека примерно раз в полтора часа. Если уметь этой перезагрузкой правильно воспользоваться, то реально проскочить дальше и глубже...

- Не замечал за собой такого. Иногда на лекциях засыпал, но это не в счет.

- Ну ты не показатель: откосил от армии с надуманным плоскостопием, - а они за Родину стояли. Отобрали из своих так называемых сенситивов наиболее склонных к ментальным трюкам и вперед - тренировки, опыты. Мой прапрадед как раз оказался одним из тех, кого можно было использовать в качестве оператора. Он вместе с остальными освоил самогипноз и, ведомый синдромом Кандинского-Клерамбо, методом автоматического письма стал добывать сведения прямо из головы нужного человека, министра какого-нибудь или даже президента.

- Как мы через телекомм?

- Даже хитрей. Они разговаривал с человеком, никак не обнаруживая себя. Например, назвавшись его совестью. Так что если где-то внутри тебя вдруг прорежется внутренний голосок и захочет, чтобы ты с ним по душам...

- К счастью, не страдаю. С телевизором, бывало, разговаривал, но не более того.

Перевести беседу в шутливую форму не вышло, Ольга даже не скривила рот в подобии улыбки, продолжив на полном серьезе:

- Вообще, он очень гордился этой своей работой, хотя для некоторых его сослуживцев она не прошла даром. Трудно им, закостенелым материалистам, было выдержать непознанное.

- А ты, значит, в Бога веришь.

Ольга задумалась.

- Не то чтобы в Бога... Но сам посуди: если б не было границ, которые не дают нам заглянуть в далекое прошлое и необъятные космические дали? Я уж не говорю про будущее. Мы бы знали... знали все. А если бы люди знали все, то жили бы вечно. Кто-то оберегает нас от этих знаний. Каждый, кто работал под началом Барченко, проникал за грань объяснимого, ощущал, что сталкивается с какой-то стеной или препятствием, стоит только попробовать задать вопрос глубже. Как будто кто-то просто кинул кость и не желает делиться большим или более важным. Кто это мог быть - если не Он? - Ольга посмотрела сквозь меня, переведя дыхание, и, не ожидая ответа, продолжила: - Чтобы постичь истину, мало проникнуть в ноусферу и стать ее потребителем. Нужно прийти к ней не технологически, а духовно. Сменить бесконечную паранойю на безграничное доверие. Ведь ты хорошо помнишь тот мир, когда вам ничего не оставалось, кроме как верить.

- Да черт его знает. Тогда и без ноусферы никто не спешил особо прогрессировать в духовном плане, если ты об этом. Сейчас вы наблюдаете за плотскими утехами Нефертити, а мы убивали годы на бесконечную ленту Фейсбука. Один хрен. А раз ноусфера существует, ее открытие всегда было лишь вопросом времени. Значит, сама идея ее ликвидировать - это лишь попытка отсрочить открытие.

- Да. Но это даст людями время. Время, чтобы войти в ноусферу на другом уровне духовного развития, а не благодаря подарку одного удачливого исследователя, который своим открытием усугубил и без того провальное положение человечества.

- Сомневаюсь, что в ближайшем будущем человечество сможет сделать такой скачок в саморазвитии, чтобы хором начать пользоваться ноусферой, как твой прапрадед,- безо всяких гаджетов, просто настроившись на нужный лад. А иначе? Да, мне в отличие от тебя есть с чем сравнивать. Я прекрасно помню ту жизнь и уже напробовался этой. Самый очевидный вывод, который напрашивается, - что ничего хорошего не несет эта ваша говенная ноусфера. Я всего лишился из-за каких-то шалостей и минутных слабостей, которые ровным счетом ни на что не влияли, пока о них не было известно, - разволновавшись, я встал и начал ходить по комнате. Интересно, Юлька сейчас меня видит? - Да, возможно, сейчас перспектива быть уличенным кого-то сдерживает. Возможность поймать за руку соседа, который помял твою машину, - заманчивая опция. Но только ради этого? Не думаю, что оно того стоит.

- Я очень сомневаюсь, что человек - всего лишь сумма своих поступков, - нащупав наконец нужную мысль, я остановился посреди комнаты. - Все сложнее. И надо уметь забывать. А ноусфера лишала такой возможности. Она заставляет тебя не ошибаться. И знаешь, за дни я понял, чем этот мир отличается от моего: люди стали вести себя открыто и праведно, но внутри зажались и копят злость, не позволяя ей вырваться дурным поступком. Если раньше судимость ставила крест на успешной карьере, то теперь достаточно пнуть кошку в подъезде. У вас, наверное, уже со школьной скамьи все блюдут свой Human Behavior Index, как монашки девственность. А у нас от сессии до сессии можно было жить полным распиздяем, - на последнем слове я замолк и с удовлетворением отметил отсутствие перед носом улетающих банкнот.

Я посмотрел на Ольгу. Она сидела и слушала меня, явно додумывая что-то свое, но, судя по задумчивым кивкам головы, вполне соглашаясь с услышанным. Она сегодня была совсем иная. Стоило снять колпак всевидящего ока и добавить в коктейль привычной жизни расслабляющий градус вкусного ужина и разговора по душам в сгущающихся сумерках, чтобы она проявилась с лучшей своей стороны, даже красивей стала. Да нет, чертовски привлекательной! Невозможно понять, в какую секунду простой взгляд превращается в желание. Абсолютно иррациональное, оно зарождается внизу живота и разливается по всему телу, ударяя в голову похлеще любого приступа самой сильной болезни. Когда еще ничего не успело произойти и губы жжет в предвкушении, процесс уже практически нельзя остановить. Можно только оттягивать удовольствие.

Я подошел к Ольге вплотную, от чего та вскочила, и наши лица оказались на опасно близком расстоянии, друг напротив друга, глаза в глаза. В этот момент мурашки толпами ринулись по моей спине, колени слегка задрожали.

Я протянул руку и, обхватив ее шею ладонью, запустил пальцы в бархатные пряди волос. Губы уже тянулись к ее губам, когда вдруг перед полузакрытыми глазами возникло... семизначное число, то слегла увеличиваясь, то незначительно уменьшаясь. Вместо мурашек тело бросило в холодный пот. Твою же мать! Я сильно зажмурился, мотнул головой - число исчезло. Как можно делать это под пристальным взглядом миллионов мерзких извращенцев?! С шумным выдохом мое бренное тело опустилось на край кровати.

Ольга растерянно посмотрела на меня. Но через миг все поняла, заговорщицки улыбнулась и с жадным взглядом голодной хищницы запрыгнула на меня. Первый поцелуй, как удар током. Срывает голову, отрезая пути назад. Одежда вмиг лишается пуговиц, обнажая идеальное тело как лучшее, что могло быть создано в любом из миров (это я про Ольгино, насчет своего бывалого иллюзий не питал). Каменные соски ее пышной, покрытой мурашками груди. Поцелуй в шею, ниже и ниже... Единый организм, пульсирующий в унисон с дышащей мириадами огней и звуков Вселенной. Токи, берущие начало из абсолютного центра наших тел, текут и перетекают вверх, вниз и друг в друга, не оставляя места мыслям. Движения все быстрей и резче. Да что там рассказывать, сломанную спинку кровати включили нам в счет по гуманной цене, наверное, из уважения к моему возрасту, идущему вразрез с косыми в прямом и переносном смысле взглядами не выспавшихся постояльцев соседних номеров. Уверен, теперь мимо нашего общего с Ольгой бакена не проплывет ни один похотливый ноунист, будут еще внукам показывать.

***

Утро обрушилось мне на голову диким воем сирены. Вырванный из сна таким варварским способом, первые секунды я лишь бешено вращал глазами, пытаясь понять, кто я, где нахожусь и за что со мной так. Эта агония, очевидно, длилась бы много дольше, если бы подле меня не зашевелилась прекрасная девичья головка безо всяких признаков расстройства или недоумения на лице. Поняв, что это что-то временное, местно-специфическое и не имеющее к нам прямого отношения, я встал. Конечно, все мигом вспомнилось, и вместе с этим накрыло разочарование, что момент безвозвратно испорчен.

Более дурацкое пробуждение после столь ошеломительной ночи было трудно придумать. Но и изображать нежность и прилив чувств от вида милого личика не было никакой возможности. За то время, пока ревела сирена, я успел встать, одеться и умыться. Ольга, как ни странно, последовала моему примеру.

Наступившая через несколько минут тишина показалась оглушительнее безжалостно уничтожающего нервные клетки звука. Не уверенный в том, что имею собственный голос, и боясь с ходу не рассчитать громкость, я осторожно поинтересовался:

- И что это было?

- Будильник, что же еще. Видишь, работает безукоризненно. Теперь в унисон со всеми остальными жителями страны, так великодушно приютившей нас, мы должны позавтракать и отправиться по делам. Такие здесь правила.

Ольга то ли еще не проснулась, то ли решила изображать, что ничего не было. Все прям как в старших классах: главное - делать вид, что тебе все похер. А может, сейчас действительно всем похер. Забыть все равно не дадут, так зачем вспоминать. Ладно, с этим мы еще разберемся.

- Что ж, удобно, не проспишь.

В ресторан мы спустились, не проронив ни слова. Возможно, на ней так сказался ранний подъем? Сейчас всего-то полвосьмого утра. Или, может, она не способна к общению, пока не поест? Ведь раньше завтрака мы обычно к беседе не приступали.

Сидя за столиком совершенно без сил на подробный и беспристрастный анализ происходящего, я подпер лицо рукой и принялся валять глазами, изучая обстановку. Все кругом было красным. Шторы, дорожки, скатерти, салфетки, униформа персонала и некоторых дам на выданье, а также губы тех из них, кто прямо сейчас отправится руководить, и глаза тех, кому придется исполнять их наказы, невзирая на ранний подъем после вчерашнего.

Кажется, мы были здесь единственными, кто ведет себя более или менее вальяжно. По лицам остальных можно было спокойно сделать вывод о том, что им прямо сейчас нужно бежать перевыполнять план или спасать мир на каких-нибудь переговорах вселенского значения. Впрочем, и мы здесь почти для этого же, просто вчера переспали и теперь притворяемся, что ничего не было, оттого и пытаемся смотреться столь расслабленно.

Все-таки выдергивать людей из постели, оглушая их чем бы то ни было, по меньшей мере жестоко, если не сказать бесчеловечно. Кажется, эта мысль будет ключевой сегодня, потому что остальные обрываются, не развившись.

Официант вместе с завтраком, спрятанным под полукруглой металлической крышкой, вручил Ольге клочок бумаги.

- Поклонник?

Надо было видеть эту презрительно вздернутую бровку, чтобы понять, какое действие возымел мой безобидный вопрос.

- Ага. Услышал стоны через стену и просит повторить.

Черт, она даже не собиралась делать вид, что ничего не было.

- Кому мне тогда объяснить, что дама занята? - подмигнул я.

Ранний флирт удавался мне особенно плохо, но все другие возможности продемонстрировать свои намерения я уже успешно просрал.

- Это телеграмма от Лэй Чэня. И ее содержимое ты зазубришь не откладывая.

- Телеграмма?! Почтовый голубь?! - наконец-то я развеселился.

В тот момент, когда мне начинало казаться, что меня уже ничто не способно удивить, эти ребята снова выкидывали что-нибудь совершенно невообразимое.

- А как ты думал? Прямой инфосвязи с остальным миром здесь нет. Оставь хоть один иллюминатор незадраенным - и судно рано или поздно уйдет ко дну. Здесь умеют избегать прелестей ноусферы в любом ее проявлении. Только телеграммы и только за огромные деньги, чтобы народ не злоупотреблял общением с потусторонним миром.

Слово "потусторонний" применительно к миру ноусферы удачно совпало с моей оценкой нового бытия. Ольга положила передо мной послание от Китайца.

- Может, сначала все-таки поедим? - почти взмолился я.

- Конечно. Хотя, по-моему, одно другому не мешает.

Подняв наконец крышку, все это время скрывающую содержимое огромного круглого блюда, которое официант водрузил передо мной, я обнаружил под ним хорошо прожаренную яичницу с беконом. Воду, а также кофе для меня и чай для дамы обещано было подать с минуты на минуту.

- Щадят нас местные. Практически европейский завтрак.

- Не синтетика - уже прекрасно.

- Да вижу я. А учитывая степень одеревенелости "бекона", это, скорее всего, еще остатки вчерашней кем-то недоеденной псины.

- Не люблю, когда ты ноешь.

- Значит, что-то другое во мне любишь?

На мою очередную неумелую попытку флиртануть Ольга обдала меня мертвецки леденящим взглядом, отчего я вдруг отчетливо понял: я у нее в кармане. Теперь она будет вертеть мной, как вздумается, а я и рад буду, лишь бы повторить вчерашнее. Не желая более до окончания завтрака встречаться с Ольгой взглядами, я уставился в телеграмму, попутно поглощая очень даже недурственную пищу.

Записка от Китайца напоминала шифр, отчего я в первую минуту решил, что тот задумал поиграть в шпионов и заодно проверить мои умственные способности.

- И что это за абракадабра?

На бумажке было несколько строк. На каждой - названия компаний, судя по окончаниям "Inc" и "Ltd", и две даты. Даты - из моего времени, плюс год-полтора с момента аварии. Даты шли по нарастающей, и в последней строке была всего одна дата и впечатляющая сумма в долларах.

- Это компании. Последовательные купли-продажи их акций на бирже позволят тебе фантастически быстро преумножить начальный капитал. Какой он у тебя там был, не знаю, но Лэй это учел - вкладывай весь. К последней сделке у тебя будет достаточно средств, чтобы на все выкупить небольшой, но перспективный стартап.

- На хрен мне стартап? Я вроде и так за последние полвека неплохо раскрутился.

- Если ты его не купишь, его купит корпорация "Шаоми".

- Китаец?

- Да, Лэй Чэнь. И благодаря его финансовой поддержке молодые ученые доведут свою разработку до практического применения. Откроют доступ в ноусферу. Ты купишь этот стартап и похоронишь. Можешь Сереге своему отдать в управление, он с этим хорошо справится, - съязвила Ольга.

- Вон оно как все просто. А я уж думал, по возвращении придется какую-нибудь Сару Коннор убить.

- Можно и так, но, видимо, наш гуру решил грех на душу не брать, гроссмейстер его уровня с криминалом не связывается.

- Вообще-то, пользование инсайдерской информацией - тоже криминал.

- Какой информацией?..

- Ну это когда кто-то осведомленный шепнет тебе о предстоящей сделке, о которой никто не знает, и ты... - я остановился, поняв полную нереальность ситуации в нынешнем мире. - В общем, не важно.

- Твоя задача - все это выучить. Сам понимаешь, никаких бумажек и прочих физических носителей захватить с собой не удастся. Если хочешь, могу подсказать парочку проверенных техник запоминания.

- Справлюсь как-нибудь сам. Инвестор-лузер спасет мир от ноусферы.

- Да, славы не сыщешь. Но жена не узнает про твои похождения, будешь жить долго и счастливо со своей ненаглядной Юлькой, время то времени посещая остальных дам, которых столь заботливо приютило твое огромное пылающее сердце.

- Огромное сердце? А я-то надеялся, что у меня не сердце огромное...

- В любом случае, у тебя будет шанс изменить свою жизнь, не быть свиньей, любить жену и ценить друзей. Многого стоит.

- Ты действительно хочешь, чтобы ноусферы не было? Ты же по-другому жить не умеешь...

- Хочу, чтобы была. И да, по-другому жить не умею. Но все стремительно идет к тому, что не только вся моя жизнь, но и содержимое моей черепной коробки станет всеобщим достоянием человечества, Совет зря время не теряет. Мысль - последнее, что у нас осталось свое, личное, сокровенное. Если человека лишить и этого, боюсь, урон будет непоправимым.

- Может быть, не все так страшно? Вдруг Совет не справится с этой технической задачкой, и будете себе дальше жить, поглядывая друг на друга в душе? Естественно, с самыми чистыми помыслами.

- Справится. Очень скоро мысли начнут считывать, как и любую другую информацию.

- Любая другая информация материальна, даже информация на диске - это магнитные нолики и единички. А мысль - она...

- ...Тоже материальна. Об этом говорил еще академик Бехтерев почти два века назад. Я уверена, что уже на моем веку мои мысли вынут из башки и разложат по полочкам, проанализируют и присвоят мне соответствующий коэффициент опасности для общества.

- Ну... ты не такая уж и опасная, если... декольте не слишком вызывающее...

- Ты не о декольте думай. Лучше прямо сейчас заучи в точности, что на бумажке написано.

- А почему ты так уверена, что мне это пригодится? Может, у меня не синдром Черезова и я просто отправляюсь кормить червячков...

Ольга уставилась на меня, на секунду перестав жевать яичницу.

- Чтобы изменить прошлое, нужно верить в будущее. В любом случае, мне приятней будет вспоминать о тебе как о баловне судьбы, а не просто корме для... Жуй побыстрей: нам нужно двигать.

- Куда?

- Не знаю, да и разницы особой нет. Главное - отсюда. Думаешь, спрятался в шалаше и Совет за тобой не придет? Здесь игра по другим правилам. Боюсь, они постараются сделать так, чтобы до червяков ты еще мух покормил где-нибудь в пхеньянской подворотне. Это мы здесь в информационном вакууме, а они там видят нас, как на ладони. Как только будет решение Центрального совета, если еще не было, пришлют кого-нибудь. Ноусфера им здесь не поможет, но фора у нас небольшая. Телеграммы приходят с задержкой максимум до четырех часов.

Немного помедлив, я все-таки решился еще раз спросить:

- Ты всерьез думаешь, что оно того стоит? Ведь даже в случае успеха твоя жизнь едва ли изменится. Ноусфера если и исчезнет, то где-нибудь в параллельной реальности.

- Этого никто не может знать наверняка. А я готова рискнуть, - с этими словами Ольга начала вставать из-за стола. - Я буду на улице, догоняй.

Я только кивнул, не спеша отказываться от того, чтобы до конца доесть свой завтрак. Неясно, какая ждет нас сегодня программа и будут ли еще кормить.

- Мак Гулэцкий? Тэлэграм фо ю, - на смеси английского со своим произнесло повисшее над столиком круглое улыбчивое лицо официанта.

- О, спасибо. Нам уже передали, - отмахнулся я на чистом русском.

Явно не понимая меня - да и с чего бы иначе? - официант положил передо мной еще один клочок бумаги и откланялся.

Оказалось, что это никакой не дубликат послания от Китайца, а действительно новый текст, по первому слову которого можно было понять, кто его автор.

"Марчелло Ты в жопе Кругом твоя морда Цитата Потенциальный преступник который избегает контакта Опасайся Китайца тоже".

Надо же, Серега не пожалел денег, чтобы отправить мне эту петицию, пусть и сэкономил на точках. Интересно, на что он надеялся, ведь ему по-любому влетит за такую выходку. И зачем нужно было мешать все в кучу? Оставил бы просто "Ты в жопе". А так придется шугаться теперь каждого куста, а Ольгу, между прочим, потискать еще ой как хочется. Засада.

С завтраком было покончено, кофе оказался мерзким. Скомкав телеграмму, я выбросил ее в урну и направился к выходу из отеля. Ольгу я обнаружил за курением тонкой ароматной сигаретки. При этом она абсолютно не выглядела расслабленной, а, наоборот, то и дело стреляла глазами по сторонам, при этом раздраженно тыкая в экран своего допотопного смартфона. Поймав на себе мой удивленный взгляд, она ответила на незаданный вопрос:

- Здесь женщинам до сих пор категорически запрещено курить. Меня могли бы привлечь за пропаганду недозволенного образа жизни. Тут с этим строго. Дикие нравы. При этом мужики смолят за десятерых, что особенно обидно.

- Что пишут в ноусфере?

- Какая там ноусфера - местная тормознутая сеть, попробуй найди, что нужно.

- А мне голубь весточку от Сереги принес - говорит, что я преступник.

Ольга оторвалась от экрана и перевала взгляд на меня.

- Значит, Центральный совет принял решение. Быстро. Что еще твой друг сообщил?

- Ничего толком. Сказал, что я в опасности.

- Это и без ноусферы ясно. Совет наверняка уже отправил за нами своих людей.

- У тебя продуман маршрут или куда глаза глядят?

- Главное правило - никакого маршрута и нигде долго не задерживаться.

- Тогда ты вперед, я за твоими бедрами хоть на край света.

- А вчера другого мнения о моей заднице был.

- Это пока я вблизи не рассмотрел.

Так, подтрунивая друг над другом, мы отправились слоняться по широким пустынным улицам Пхеньяна, где в это время навстречу нам попадались разве что уборщики и редкие кучки вялых туристов. Не рассуждая и не сговариваясь, и мы с Ольгой стали вести себя так, как будто случайно отбились от скучнейшей экскурсии и теперь бесцельно бродим в поисках мало-мальски стоящих впечатлений. По крайней мере, я давно не испытывал такого азарта от перспективы шататься по улицам незнакомого города тупым полупьяным туристом, не разбирая дороги и не строя планов дальше, чем перекусить в ближайшем приглянувшимся кафе.

В моей голове сам собой начал складываться рассказ туриста - сплошь дилетантское представление, обрывки впечатлений с вкраплениями недостоверных или полностью выдуманных историй. Рассказ свой следовало обязательно заранее отрепетировать, включить выигрышные фразы, которые позже разойдутся на афоризмы, и исключить неудачные. Что-то нужно приукрасить - недаром ведь было бабло потрачено. А что-то не забыть чуток обосрать, ведь из райских мест домой не возвращаются. Если слово "возвращаются" здесь вообще про меня.

В Пхеньяне все пункты были легко выполнимы. Днем город казался бутафорией, дома - декорацией из одной стенки, за которой сидит съемочная группа и выполняет указания противного крикливого режиссера. Количество этажей в постройках никак не вязалось с почти полным отсутствием машин и людей на улицах. А от безликости и одинаковости зданий начинала кружиться голова.

Единственной достопримечательностью, которая так и манила, оказался треугольник хрен-знает-сколько-этажной древней гостинцы "Рюген". Вершину плоской пирамиды венчало кольцо со звездой, вписанной так, что лучи выходили за круг. С земли она была едва различима, но скудный корейский интернетик гордо пояснял, что это символ свободного корейского народа, не закованного в порочный круг информационной вседозволенности. В яркий солнечный день можно было видеть отражение символа на одной из близлежащих площадей. Застать его и ступить в центр круга считалось большой удачей, приносящей счастье, исцеление, прозрение и избавление от искушений ноусферы. Нам это не светило: день хоть и был солнечный, на площади мы оказались в неподходящий час, когда солнечный зайчик, изгоняющий демона ноусферы, уже пополз на стену близлежащего дома. На мое предложение подсадить Ольгу, чтобы та хоть чуть-чуть коснулась отражения, она резонно заметила, что уже давно и безвозвратно продала душу демону ноусферы, а потому, коснувшись, рискует пеплом осыпаться на мои плечи.

В какой-то момент со всех щелей города повалили толпы мужиков. И, как и положено мужикам в вечерний час, направлялись они не куда-нибудь, а бухать. К этому времени, уже вконец одурев от бесконечно повторяющихся пхеньянских серо-бетонных пейзажей, и я тоже взмолился о пиве. До этого я хорошо держался лишь потому, что не был полностью уверен, что стоячки за огромными стеклянными витринами полупустых магазинов - действительно то, о чем я думаю. Сомнения рассеялись, когда простые корейские мужики стали окружать столики на длинных ножках в этих самых стоячках. Плечом к плечу, не размыкая круга, они явно проведут там не меньше двух-трех часов, посасывая столь вожделенное после тяжелого трудового дня пиво.

- Я тоже хочу.

- Не дури. Кому ты там нужен? И куда, по твоей милости, мне деваться? Видишь же, что там ни одной бабы?

- И что же нам делать? - я не хотел ссориться с Ольгой: уж больно хорошо все шло, но и отступать был не намерен.

- Неси пиво сюда.

Так, Ольга - сидя на пакетике, а я - по-пацански на корточках, мы и опустошили первые по ноль-пять. Свою удобнейшую позу я подсмотрел у ребят, которые присели в паре метров от нас. Видимо, здесь сидеть так, игнорируя лавочки, было в порядке вещей. Да и что, собственно, такого? Тем более когда спешить некуда и погода позволяет.

Пиво оказалось не самым плохим, хотя Ольга и сочла его разбавленной ослиной мочой. Разуверять ее и, тем более, говорить, что они со своей синтетикой разучились понимать вкус настоящих продуктов, я не стал, просто посоветовал осилить первую кружку - потом пойдет лучше. В общем, к четвертой я уже был уверен, что жизнь удалась. А Ольга, отстав на литр, согласилась, что поработал для нас не самый плохой осел. Первой в себя пришла Ольга.

- Пора брать такси. Мы и так хорошую рекламу корейскому пиву сделали - пара-другая сотня твоих зрителей завтра же сюда прибежит.

Взяв пустую кружку, я картинно поднял ее и продекламировал невидимому зрителю:

- Пейте "Жигулевское узкоглазое" - улучшает потенцию и партийную преданность!

- Брось кривляться. Пора в гостиницу.

Хорошо, когда рядом есть женщина, которая держит ситуацию под контролем и ни за что тебя не оставит. Ольга погрузила меня на заднее сиденье такси, а сама почему-то полезла поближе к водителю. Возможно, хочет отгородиться? Делает вид, что мы не вместе? Ну и хрен с ней. Кончится-то - мы оба знаем, где и чем. Довольный своими способностями предсказывать будущее, я прилип к окошку в ожидании скорой развязки. Но мы почему-то ехали и ехали, а я начинал трезветь, что в мои планы вообще-то не входило. Скоро даже мне стало ясно, что мы совершенно хаотично меняем направление, абсолютно точно не стремясь выбрать короткий путь. Правда, Ольга была спокойна и даже что-то подсказывала водиле - следовательно, все шло по плану.

- Почему так долго едем? В центре гостиниц на каждом шагу.

- В центре нам не нужно. Чем дальше от аэропорта, тем лучше. Выиграем время нормально поспать.

К тому моменту, когда машина затормозила, я окончательно отрезвел, мне очень хотелось и пить, и отлить. Мы выгрузились в каком-то темном переулке, где ни одно здание не внушало доверия. Уже распознавая отель среди нескольких похожих зданий, я вдруг услышал дикий собачий вой, а затем визг и непрекращающийся скулеж. Звуки нарастали и становились все оглушительнее. Все внутри меня сжалось, я не понимал, то ли бросаться на помощь, то ли бежать самому.

- Готовят мясо с кровью нам на завтрак. А ты что думал? - ответила Ольга на мой молчаливый вопрос, заданный выпученными глазами. - Эти изверги бьют животных палками, чтобы мясо вкусней получилось. Демократия - не демократия, сейчас всех мало волнует, а вот за это их требовали сильно наказать, петицию миллионы поддержали. Корейцам чудом удалось склонить на свою сторону арбитров, они настаивали, что это традиционный промысел. Не бойся, в номере слышно не будет.

Мясо на завтрак есть не буду ни в каком виде. Чтоб садисту яйца бедная псина откусила! Апофеоз сегодняшнего дня не оставлял никаких желаний, кроме как уткнуться носом в подушку и поскорее забыться.

Втащив свою полудохлую тушу в номер отеля, я плюхнулся на кровать, не раздеваясь. Номер наш представлял собой скромную комнатку с койками по обеим сторонам большого окна, завешенного полупрозрачным тюлем. Примечателен здесь был разве что внушительных размеров шкаф, да и то лишь потому, что стоял прямо у двери и перегораживал собой полкомнаты. Думать о том, чем руководствовались здешние дизайнеры, организовывая таким образом пространство, и присутствовали ли дизайнеры вообще, не было ни сил, ни настроения. Сознание того, что все мои сегодняшние старания, как и весь день, отправились прямиком коту под хвост, удручало, и даже поглядывать за Ольгой, когда та начнет перед сном оголяться, я не планировал.

- И, кстати, насчет нормально поспать я слегка преувеличила. На все про все - от силы часа три-четыре. Так что глазки закрывай, - с этими словами она выключила свет и так же без ванных церемоний завалилась на кровать, немедленно отвернувшись к стенке, выставив под лунное сияние свой аппетитный зад, который сейчас ничуть не будоражил мое воображение.

Погружаясь в сон, я смотрел на тонкую световую нить, зависшую между полом и дверью, и вертел в голове дурацкую мысль, что о порожек, конечно, можно и споткнуться, но когда его совсем нет - тоже как-то не очень.

***

Глаза открылись сами собой. На узкой полоске света, что разрезала собой угольно-черный мрак, неритмично прыгали тени. Разбудил меня, видимо, еле слышный скрип, производимый ручкой двери, которую кто-то несколько раз дернул - аккуратно, но с заметным усилием. Тень вдруг исчезла. Чтобы снова рухнуть вместе с ударом, который чудом не вынес дверь, но сон прогнал окончательно. Варварским способом вырванный из объятий Морфея, я подпрыгнул на кровати, судорожно соображая, что это было. Однако в планы нашего гостя точно не входило дать мне время на размышления.

Еще удар. Дверь уже на соплях, а я могу видеть его силуэт. Кто бы он ни был - его намерения предельно ясны. Ольга с соседней кровати в оцепенении сверкает белками глаз, явно не зная, куда бежать и что делать. Вскакиваю. Взглядом ору, чтоб она пряталась за шкаф. Новый удар - и последний, дверь падает. Крепкий мужчина врывается в номер. Петр?!

С порога воткнутое прямо между глаз дуло пистолета удивительным образом отрезвляет, заодно обращая в ближайшую из известных религий. Жизнь перед глазами не пролетает - видимо, загробный киномеханик затрудняется выбрать, какую жизнь мне прокрутить - до аварии или неведомую после. "Извини, у меня приказ", - доносится откуда-то издалека дрожащий голос моего убийцы. "Да хуй извиню!" - только и успеваю ответить мысленно, времени взмолиться о пощаде нет, чувствую, что секунду назад умер.

Дикий грохот. Но где-то рядом - вне меня и моей головы. Открываю глаза: Петр, оглушенный, валится на пол. Над ним стоит Ольга с настольной лампой в руках. Схватившись за руки, мы несемся вниз. Ее ногти больно врезаются мне в ладонь. Сердце скачет в груди, падает в пятки и, отскакивая, ударяет в горло, не давая дышать и кричать. Уверенности, что жив, никакой, но и трупом себя не чувствую.

Выскочив из отеля, налетаем на длинный черный автомобиль. Водитель только заглушил двигатель, ВИП-пассажир приготовился шагнуть из лимузина... Лэй Чэнь! Не успев толком осознать новую информацию, заталкиваю собой Китайца обратно в машину. Следом за мной ныряет Ольга и шумно хлопает дверью. Ее безжалостный визг "Поехали!" взрывает мои барабанные перепонки. Китаец без тени недоумения на тощем лице ровным голосом коротко обращается к водителю на своем, и мы немедленно удаляемся в ночь.

***

От частого дыхания все мои внутренности будто обожжены. Сердце в грудной клетке стучит теперь осторожно, словно озираясь в поисках неприятеля. Позвоночник размяк, перестав выполнять предписанные ему функции. Ноги, подергиваясь, продолжают куда-то бежать, а пальцы левой руки отстукивают отсутствие ритма на беспокойных коленях. Правая, и из без того отнимавшаяся все чаще и чаще, оказалась безвольно зажатой между мной и Ольгой. Переключаясь от одного органа к другому, наблюдая за ними и пытаясь синхронизировать для дальнейшего сколько-нибудь успешного совместного существования, вздрагиваю, услышав Ольгин голос. Она первой из нас двоих пришла в себя.

- Откуда ты здесь?! Как это все понимать?! Почему не предупредил?! - накинулась она на Китайца, наклонившись вперед в попытке выхватить взглядом его бессовестные глаза.

- Спокойнее, пожалуйста, - невозмутимый Лэй Чэнь, видимо, ни при каких обстоятельствах не выходил из глубокой нирваны и желал бы, чтоб ему в этом как минимум не мешали, а еще лучше - присоединились бы. - Прилетел ночным рейсом. Надеялся успеть первым, но вы и без меня прекрасно справились.

Я не верил своим ушам, но, совершенно раздавленный, был не в состоянии бунтовать.

- Никаких ночных рейсов не было, я смотрела днем справочную! На то и надежда была - хоть немного отдохнуть...

- Да. Вы здесь прекрасно отдыхаете. На радость всем интересующимся, - то ли констатировал факт, то ли осудил нас Китаец. - Ночью было два рейса, одним воспользовался я, а другим соответственно ваш знакомый. Инфонет здесь ненадежный, ты должна было об этом помнить, - все-таки осуждал. - Как только днем ты увидела в смартфоне неполное расписание, стало ясно, что будет дальше, и, когда ваши намерения на ночь окончательно прояснились, откладывать вылет было нельзя, - твердым полушепотом продолжал Лэй Чэнь, глядя ледяными точками серых глаз прямо перед собой. - На подлете я посмотрел, где вы остановились, и не стал предупреждать вас телеграммой, которая все равно прибудет позже меня самого.

И тут в себя пришел я. Гулкий хохот разорвал мой собственный рот, а по щекам густым водопадом понеслись слезы. Ольга, перепугавшись, отшатнулась от меня в сторону двери:

- Выдохни, успокойся! У тебя истерика.

Не знаю, чего больше прозвучало в ее словах - опасений за мое психическое здоровье или страха, что я окончательно рассорился с собственной башкой и теперь не представляю ни малейшей научной ценности. Чувствуя себя все более жалким, в неловкой попытке собраться в единое целое, я больно прикусил язык и с силой сжал веки, чтобы остановить соленый поток из глаз. Но, как только меня вновь окружила вязкая темнота, ее тут же полоснула тонкая нить света, а на потном лбу, прямо в районе третьего глаза, явственно ощутилось холодное дуло пистолета.

- Почему он не выстрелил? Почему! Он! Не выстрелил! - все-таки не в состоянии сдерживаться, орал я. - Я уже был готов. Я уже умер за секунду до выстрела!

Китаец не шевелился. Ольга носилась взглядом по салону автомобиля, выхватывая взглядом мысли, разбросанные в воздухе, и, не находя им применения, снова откидывала за ненадобностью.

Вдруг мои слезы кончилось - так же неожиданно, как возникли. Спина выпрямилась, ноги устроились под прямым углом, глаза и рот заняли на лице свои привычные места и приняли нормальную форму. Внутри все стихло, как перед сном, когда уже приглушен свет. Только мозг - как бы в оправдание своего наличия - вертел среди извилин какую-то короткую мысль, но и ту не мог сколько-нибудь удобоваримо оформить. Я смотрел прямо на серый асфальт идеально ровной пустой дороги, зажатый с двух сторон непонятными людьми, которые ничем не могли мне помочь. И,кажется, никогда не собирались.

- Не знаю, почему он не выстрелил, - Ольга все еще безуспешно пыталась найти ответ на вброшенный вроде бы мной вопрос. - Может, он просто пожалел тебя. Или решил, несмотря ни на что, остаться человеком и воспользовался своим правом выбора. Или, что еще проще и потому вероятнее всего, - заметил меня боковым зрением и быстро сообразил, что, если слегка подставится, даст нам спокойно уйти, не нарушив инструкций и без ущерба для своей репутации.

- Столько за нами гоняться, чтобы потом отпустить? Что-то не сходится.

Мне не хотелось верить, что меня опять просто кто-то пожалел. Куда приятнее было осознавать, что удача в кои-то веки повернулась ко мне лицом, да еще подкинула мне ангела-хранителя, который не прочь побороться за наше общее счастье, размахивая направо и налево настольной лампой.

Ольга, очевидно обрадовавшись, что мне полегчало, принялась живо рассказывать одну из тысячи предельно точных и правдивых историй, почерпнутых некогда в ноусфере- бесконечной видеотеке, которую все мы втроем вознамерились придать забвению.

- Заметил, какой Петя дисциплинированный солдафон? Все четко, по инструкции, без лишних слов и движений. Такое трудно приобрести или подделать, если только не быть с самого детства соответствующим образом воспитанным. В общем, как только он появился на горизонте, я решила проверить свою догадку и оказалась права.

- Потомственный вояка?

- Да. Причем его отец на удивление хороший мужик был. Честный, наград куча, участвовал в числе российских миротворцев в Турецко-иранской войне 2023 года. Но, когда открыли ноусферу, так же как и многие, попал под раздачу.

- Честным людям ноусфера не враг, - зло улыбнулся я, чувствуя, что наконец-то прихожу в себя.

- Приторговывал казенным топливом. Совсем немного - канистру сюда, канистру туда. Никому не в ущерб и вполне себе в рамках приличия. Ну в самом деле, а кто этим не грешит на такой-то должности? То есть теперь-то, конечно, уже никто, а тогда- в порядке вещей.

- Разжаловали с позором?

- Нет. Застрелился. Из наградного оружия. Честный был человек, не вынес позора. Полагаю, с тех пор у Петра свои счеты с ноусферой...

Лэй Чэнь, все это время ничем не проявлявший себя, вдруг зашевелился. Водитель, отреагировав на его просьбу, высказанную на им двоим понятном языке, сразу же повернул руль, и мы съехали на обочину - прямо около моста через небольшую пригородную речушку.

- Давайте пройдемся и немного успокоимся, - предложил Лэй Чэнь, и мы нехотя, но дружно стали выбираться из машины.

Обычная своей загаженностью неглубокая городская речка, окруженная теперь ночной тишиной в полном отсутствии людей и машин, выглядела умиротворяюще. Такой она и была задумана до нас и такой останется после. Забывая усталость и все пережитое, я самозабвенно вдыхал ночь. Лунные блики вперемешку с отблесками уличных фонарей лениво танцевали на едва колышущейся водной глади. Зрелище завораживало и удивительным образом умиротворяло.

Китаец с загадочной полуулыбкой созерцал далекие огни многоэтажек, отраженные в воде, не иначе как готовясь извлечь из своего ларца мудрости что-то очень нужное. Даже короткое знакомство с этим человеком дало мне понимание того, что просто так он ничего не делает. Он слишком стар и мудр, чтобы растрачивать последние дни на бессмысленные поступки. Сейчас в его присутствии я чувствовал себя учеником подле сенсея. Терзающая тревога отступила, я расправил плечи и, весь преисполненный счастливого ожидания, приблизился к Лэй Чэню. Я готов был услышать, что нас ждет дальше.

Ольга молча последовала за мной, все еще преисполненная пережитой встряски. Ощущая ее дыхание за спиной, я только сейчас в полной мере осознал, что обязан жизнью своей прелестной спасительнице. Обернувшись, я одарил ее самым ласковым из имеющихся в моем арсенале взглядов и, получив одобрительный прищур в ответ, внимательно уставился на Лэй Чэня. Чтобы теперь точно не упустить ничего из того, что он жаждет вложить в мою уцелевшую голову.

Китаец дождался, когда Ольга поравняется со мной, и начал свою неспешную речь, по ритму очень созвучную с течением реки, на которую он не отрываясь смотрел.

- Ольга. Марк. Не думал, что скажу это, но надо признать: я ошибся.

Из-за журчания воды и приятного, хоть и с акцентом, завораживающего голоса Китайца я воспринимал его слова с запаздыванием, пытаясь внять всей глубине вложенного в них смысла.

- Информация о компаниях, высланная мной в телеграмме, была лишней, - не меняя ритма, продолжал Китаец. - Впрочем, как и все затеянное.

Вняв каждому из произнесенных слов, я пытался собрать их в общую картину, сообразить, к чему он ведет. С глупой улыбкой ожидая продолжения, я смотрел прямо ему в глаза. Из-за складок длинного черного плаща, окутавшего широкую грудь старца, я не сразу понял, что он... навел на меня пистолет.

Не отводя взгляд и не убирая приветливости с лица, Китаец аккуратно спустил курок, целясь мне прямо в лоб. Бедная Ольга в попытке уберечь меня бросилась между нами, повиснув на его руке в самый момент выстрела. Пуля бесшумно прошла сквозь ее мягкое тело и больно ударила мне в грудь. Темно.

***

Полушария моего мозга поочередно взрывались яркой искрящейся болью, будто по ним лупили кузнечным молотом. Вскоре набат стих, превратившись в переливы храмовой звонницы. Колокольня Ивана Великого - подсказала протрезвевшая со сна память. Или Успенский собор. Радужные пятна перед глазами рассеялись и превратились в солнечные блики, плясавшие в оконном стекле. Небо обещало погожий денек.

- С возвращением, - приветствовал Королев.

Я ответил не сразу. Ольга. Не знаю, что с ней. Возможно, пуля не задела жизненно важных органов, а может, и вовсе прошла рядом - видеть этого я не мог, но заставить себя поверить в лучшее не получалось. Единственное, в чем я не сомневался: бросаясь на пистолет, она защищала не подопытного кролика, а человека, к которому была неравнодушна. Оттого меня до сих пор не покидало чувство, что я собираюсь ее предать.

Подсказанные Китайцем сделки принесли обещанную прибыль, оставалась последняя, самая важная, покупка - уже через месяц. И здесь я колебался. Расстаться с миллионами долларов - не самое просто решение. Но дело даже не в этом. Хочу ли я сам убить ноусферу? Или просто обязан отдать долг поверившей в меня Ольге? Пусть не в таком раскладе, но похожую дилемму я предвидел еще тогда, до возращения. Поэтому в свободные минуты рассматривал в комме не эпические бои гладиаторов. Я изучал саму ноусферу, интерфейс доступа к ней во всех технических подробностях. Было ясно, что удержать все это в памяти, воспроизвести почти возможно. Но способ был, если, конечно, Королев действительно так хорош, как о нем отзываются благодарные пациенты. В случае успеха у меня, и только у меня, появится выход в ноусферу. И останутся миллионы. Наличие того и другого позволит запросто разобраться с этим и любым другим стартапом за сущие копейки. Так даже надежней - беречь мир от ноусферы с помощью нее же самой...

- С возвращением, - повторил приветствие Королев.

Он восседал на кресле напротив меня, сцепив на необъятном животе пальцы. Блестящие, как маслины, глаза гипнотизера приковывали внимание, отвлекая его от мясистых ушей и нескольких подбородков, покоившихся на бочкообразной груди психолога.

- Сколько это длилось? - выдавил я из себя, не узнав собственный голос. Прокашлявшись, чтобы избавиться от хрипоты, переспросил.

- За три часа уложились, - доктор глянул на наручный хронометр с несколькими циферблатами и толпой беспокойных стрелок, догонявших друг друга.

- Все успели?

- Вам судить, - Королев пожал плечами, насколько позволяла короткая шея. - Те детали, которые вы намеревались вспомнить... один бог знает, в какие места рассовало их ваше подсознание. Даже не бог, а, скорей, ноусфера, - он густо хохотнул, глянув на меня с нескрываемым интересом.

Так, вероятно, исследователь-бихевиорист смотрел бы на толковую крысу, заслужившую кусок лабораторного сыра благодаря преодолению лабиринта.

- Что, доктор, много я вам успел рассказать?

- Достаточно, чтобы порекомендовать вам обратиться за квалифицированной помощью.

- По-вашему, я в ней нуждаюсь?

- Даже если сами того не ведаете, Марк. Признаюсь, меня насторожило ваше душевное состояние. Вот эта дополненная реальность, созданная вашим воображением, может быть очень опасной. И для вас, и для окружающих.

- Думаете, я могу начать бросаться на людей?

Доктор извлек из нагрудного кармана необъятных размеров платок и промокнул им блестящую лысину. На меня пахнуло тяжелым парфюмом.

- Вы пережили весьма... своеобразный опыт, - сказал он, тщательно подбирая слова. - Вам можно позавидовать. Или посочувствовать. Травмы головного мозга нередко приводят к психическим заболеваниям. Впрочем, в вашем случае это скорее локальное нарушение психической адаптации. Остановите меня, если начну утомлять вас терминологией, - усмехнулся Королев. - Понимаете, бредовые состояния - это естественный адаптационный механизм. Вы пережили сильнейший стресс, и ваш мозг попытался защититься от потрясения, на время погрузившись в аутическое состояние.

- Надо бы жене сообщить, что я "человек дождя", - мрачно заметил я. - А то она никак в толк не возьмет, откуда на моем счету деньги берутся.

Королев пропустил мою реплику мимо ушей.

- Типы нарушений психической адаптации сильно различаются в зависимости от структуры личности пациентов. Вы достаточно цельная личность, Марк. Но, насколько я понимаю, степень самореализации вас долгое время не удовлетворяла. Вот вы и нарисовали себе некую идеальную модель успеха и личностной состоятельности. Знаете, я иногда еле удерживался от того, чтобы начать за вами записывать. Реальность, которую вы мне описывали в ходе сеанса, настолько подробна и детально продумана, что вы заткнете за пояс любого среднестатистического наполеона. Впрочем, наполеоны сейчас не в тренде. Последние лет двадцать мы чаще имеем дело с пророками, христами, антихристами и, в отдельных случаях, с Брэдом Питтом.

Внимая доктору, я потянулся к кофейнику с остатками ароматной жидкости. Разумеется, кофе остыл. Поразмыслив мгновение, я отставил кофейник в сторону и плеснул себе порцию коньяка. Королев не спускал с меня глаз. Я почти слышал, как регистрационный аппарат у него в голове фиксирует мои действия, присваивая каждому порядковый номер в Большом каталожном шкафу. "Дзынь! - безотчетные телодвижения. Дзынь! - склонность к алкоголизму. Дзынь! - попытка уйти от реальности".

- Пациенты с нарушениями психики обычно не понимают, что воображаемая ими реальность и реальная действительность - не одно и то же, - продолжал просвещать меня Королев. - До поры до времени эти реальности не мешают друг другу, но рано или поздно начинается взаимное проникновение. И тогда, должен предупредить вас со всей прямотой, воображаемая реальность перестает напоминать добрую сказку и становится настоящим кошмаром. У вас могут проявиться симптомы тревожного ряда, затем начнется затяжная депрессия, а потом...

Доктор набрал в грудь дыхания, прежде чем посвятить меня в подробности ужасающего "потом".

- А потом я обзаведусь шапочкой из фольги и отправлюсь спасать мир от масонов и агентов мирового правительства, - закончил я за него.

Королев сладко улыбнулся. Должно быть, именно так он и представлял себе мое будущее. Что ж, глупо было рассчитывать на то, что он поверит в мою историю. Хотя некоторые детали могли его как минимум заинтересовать. Или насторожить.

- Борис Витальевич, а вас не смущает, что я разбогател на информации, извлеченной из того мира, который вы считаете плодом моей фантазии? - спросил я.

- Вы говорите про фирмы, про которые вам рассказал этот ваш Китаец? - нахмурился доктор. - Боюсь, что вы бессознательно поменяли местами причины и следствия. Сначала вам посчастливилось удачно вложиться в эти компании, а уж затем ваше сознание интегрировало реальный факт в воображаемую действительность. Задним числом.

- Не слишком ли много совпадений? В инвестиционном бизнесе отличным результатом считается два выгодных проекта на пять убыточных. Три подряд попадания в яблочко не вписываются в статистику. Какой там шанс по теории вероятностей - один к тысяче? А может быть, к миллиону? Как, по-вашему, можно добиться такой "удачливости", не располагая инсайдом?

Королев погрузился в раздумья. Его ладонь оглаживала воображаемую бороду. Судя по тому, как его терзают фантомные боли, в очереди за шапочками из фольги доктор явно опережал меня на полкорпуса.

- Вы хотите сказать, что точно знаете, в какие предприятия нужно вкладываться, а от каких держаться подальше? И у вас в загашнике есть еще не одно такое предприятие? Можете их назвать, перечислить?

- Мог бы, - приврал я, - но делать этого не стану. Во всяком случае, не для вас. Компании, в которые я вложился год назад, принесли мне семизначную прибыль в инвалюте. Можете представить себе человека, который бы на рубеже миллениума вложился в никому не известную фирму с названием Google?

Королев шумно втянул в себя воздух.

- Ну как хотите. Тем более что я не азартен и настроен более чем скептически по отношению к биржевым авантюрам, - признался доктор. - Свои накопления я вкладываю в нефтянку и "национальное достояние"... Что, я разве сказал что-то смешное?

Я не сразу справился с приступом хохота. Он вложил деньги в нефть. А почему не сразу в уголь?

- Вы знаете, Борис Витальевич, какую проблему двадцатого века футурологи девятнадцатого считали самой серьезной? Утилизацию конского навоза. Как мы с вами знаем, эти страхи оказались оторваны от реальности. Впрочем, как и надежды, которые вы возлагаете на сырьевой рынок.

Доктор было насупился, но быстро напустил на себя профессиональное равнодушие. Я смотрел на него, не скрывая разочарование. Человеку представился случай заглянуть вместе со мной в будущее, но вместо того, чтобы извлечь из него уроки, он предпочел отгородиться от пугающей его реальности твердокаменной стеной скептицизма.

- Позвольте порекомендовать вам хорошего специалиста по психосоматическим расстройствам, - сухо изрек Королев, доставая из внутреннего кармана пиджака объемистый ежедневник.

Вооружившись простым карандашом, доктор накарябал в ежедневнике несколько строк, вырвал страничку и протянул мне.

- Значит, вы намерены препоручить меня другому специалисту? - я отложил листок в сторону, оставив содержимое без внимания.

- Не препоручить, а рекомендовать, - деликатно поправил Королев. - Боюсь, что я с вами уже закончил. Вы ведь "вспомнили" все, что намеревались?

Закрыв глаза, я восстановил в памяти нужные фрагменты один за другим. Формулы, чертежи и описания технических тонкостей запестрели перед моим внутренним оком, как сложный орнамент художественного полотна. Теперь они не таяли при попытке на них сосредоточиться, а оставались на месте, подчиняясь прихотям моего внимания. Яраскатывал воображаемый свиток, перемещаясь от формулы к формуле, от абзаца к абзацу, от иллюстрации к иллюстрации. Теперь я не только помнил - я знал. Единственный сведущий на весь огромный мир, полный тайн и загадок.

- Да, я выяснил то, что хотел, - подтвердил я. - А вот вы, доктор? Мне кажется или вы действительно не удовлетворены итогами нашей встречи?

- Признаться, я недоволен именно вами, Марк. Намеренно или нет, но вы ввели меня в заблуждение. Обычно люди ко мне обращаются, чтобы осознать и проработать психологические проблемы, которые скрываются за толщей прожитых лет, в суглинке нежного возраста. В вашем же случае я вижу обратное намерение: вы хотите, чтобы я помог вам увериться в реальности, созданной вашим воображением. Я не готов помогать вам укореняться в заблуждениях. Это неэтично с профессиональной точки зрения. Мой последний совет: обратитесь к специалисту, телефон которого я...

- Вы так легко сдаетесь? Или у вас самого недостаточная квалификация?

Стрела попала в цель. Лицо Королева побагровело от обиды и гнева.

- Мне хватило бы одного сеанса, чтобы избавить вас от ваших фантазий, - заявил тучный доктор. - Скажите лишь слово, и я верну вас в реальный мир.

- А если так станется, что мои "фантазии" и есть реальный мир? Что тогда? Вы меня просто заставите забыть о том, что произошло со мной в будущем?

- Никакого будущего с вами не происходило. И ваше подсознание знает об этом не хуже меня. Перед пробуждением вы рассказывали, что Совет вознамерился стереть вам память. Понимаете, что это значит? Нет? Сейчас объясню. Если бы я своевременно не вывел вас из транса, вы бы забыли всю эту фантастическую историю. И по возвращении выяснили, что вспоминать вам попросту нечего.

Королев отвернулся от меня и уставился в окно. Его полные губы надулись, сделав доктора похожим на обиженного ребенка. Я бы позабавился его миной, но мне вдруг стало совсем не до смеха. А что, если доктор прав? Что, если я действительно погрузился в воображаемый мир и теперь боюсь расстаться с плодом собственного подсознания? А выгодные сделки на бирже - и правда удачное стечение обстоятельств, ведь и в лотерею люди выигрывают миллионы, а там вероятность едва ли выше? Червяк сомнения, зарожденный психологом, начал резво осваиваться в недрах моего мозга и прогрызать тоннели в толще моей уверенности.

- Никто мне память не стер, - заметил я. - Вы бы ничего не добились, доведя сеанс до конца.

- Я бы добился катарсиса. И вылечил вас от ваших фантазий.

- Спорим, нет?

Королев устало вздохнул.

- На что вы хотите поспорить?

- На сумму вашего гонорара. Проведем еще один сеанс. Если вы окажетесь правы, то ничего не потеряете. И мне заодно поможете. А вот если никакого катарсиса не произойдет... тогда вы вернете мне деньги, которые я перевел на ваш счет за сегодняшнюю работу. Идет?

Доктор поразмыслил немного, затем подался вперед, скрипнув кожаной обивкой кресла.

- По рукам! - сказал он, протягивая мне пухлую ладонь. - Только на этот раз вы придете ко мне в клинику. Моя помощница с вами свяжется и назначит приемный день.

- В мои планы не входит задерживаться в Москве, - возразил я. - Я хочу покончить с этим как можно быстрее. Давайте завтра, здесь же, в такое же время?

- Завтра у меня весь день расписан.

- Послезавтра?

- Может быть. У меня в ближайшие дни планируется одна поездка, но дата пока точно не определена.

- Вот и славно. Значит, до пятницы, - я встал, чтобы проводить мозгоправа до двери.

***

Черный мерседес мчался по пустому утреннему проспекту, легко преодолевая километры, протянувшиеся между окраиной, откуда я выбирался, и центром города. Взеркале заднего вида отражались выбритые до синевы скулы моего водителя, похожего на агента из фильма про "людей в черном". И как ему удается быть таким свежим с утра пораньше?

Я откинулся на сиденье без сил. Все силы высосала из меня (отчасти буквально) ненасытная Варя. Минувшей ночью я проделал с ней все, что мужчина может проделать с желанной женщиной, и ничуть не собирался останавливаться на достигнутом. Да и Варюха, судя по всему, тоже. Сменить съемную квартиру с оборванными обоями на президентский люкс в шикарном отеле и отказаться от унылой офисной работы в пользу путешествия на Мальдивы? Мне не пришлось долго ее уговаривать. Грядущая жизнь расстелилась перед ней чистой скатертью, которую мы намеревались пятнать разве что любовными соками. Я запретил Варе собирать вещи и отрабатывать в офисе положенные две недели. Ничего из старой жизни нам впредь не понадобится. Последние распоряжения брокеру отданы, и я готов покинуть шумный столичный муравейник. Осталось завершить лишь одно дело.

Прибыв в гостиницу, я принял душ, переоделся и заварил двойную порцию кофе. Потягивая ароматный напиток, я то и дело бросал взгляд на часы. Королев уже должен был появиться. Может быть, застрял в пробке? Выждав для верности еще с четверть часа, я набрал доктору. На втором гудке в трубке послышался адский шум с фанфарами. Поморщившись, я разобрал песню Газманова. Это что, дискотека?

- Марк? Алло! Извините, я сейчас на вокзале, у меня "Сапсан" через три минуты отходит. Не могу... не слышу вас!

Ах, ну конечно, "Сапсан". Ни одного отправления или прибытия без оглушительного музыкального сопровождения, за которое ретрозвезде отчисляют нехилые роялти. Минутку, какой еще "Сапсан"? Мы же договаривались провести сегодня повторный сеанс!

- Марк, разве моя помощница вам вчера не звонила? Она должна была предупредить о том, что я уезжаю в Питер. Давайте на следующей неделе?

Я оторвал трубку от уха и проверил пропущенные звонки. Так и есть. Пока я кувыркался с Варей, телефон с выключенным звуком надрывался звонками и сообщениями.

- Борис Витальевич! - крикнул я в пустой надежде переорать Газманова. - На следующей неделе меня не будет в России. Вы можете отменить поездку? Заплачу двойной гонорар!

- Извините, Марк, не могу.

- Тройной!

- Это невозможно. У меня встреча одноклассников. Мы не виделись черт знает сколько лет!

Я не верил своим ушам. Из короткого знакомства с доктором я вынес мысль, что за лишнюю копейку он продаст и друзей, и родных, а может быть, и свой диплом квалифицированного психолога. Какие, к черту, одноклассники? На кой ему сдались седеющие неудачники и разжиревшие клуши, которых он там увидит?

- К дьяволу ваших одноклассников! - рявкнул я в трубку. - Снимайтесь с поезда и ждите на вокзале! Александр вас сейчас заберет.

- Вы не понимаете, Марк, - восторженно забулькала трубка. - Там обещался быть сам Аркадий Волков! Специально из Штатов приехал на встречу! Вы видели последнюю обложку Psychofisiology Today? Впрочем, откуда вам... Все, извините, не могу говорить: поезд трогается!

Связь оборвалась, и я еще с минуту отупело таращился на умолкшую трубку. Гнев схлынул так же быстро, как настиг меня. А на его место пришло столько же страшное, сколь и внезапное прозрение. Я будто вновь оказался в будущем - перед виртуальным интерфейсом, открывавшим передо мной кладезь премудрости. Глаза испытали знакомое чувство, как в те моменты, когда я вчитывался в повисшие передо мной символы и таблицы, извлекая из колодца знаний нужную информацию. Изобретателем ноу-интерфейса был не кто иной, как Аркадий Волков.

Недостающие детали мозаики заняли свои места, сложились в пазл, и картина моего путешествия в будущее взыграла новыми красками. Теперь мне сделалось ясно, отчего Китаец пытался меня убить, целясь прямо в голову. Должно быть, уже после отправки нам телеграммы в Пхеньян он продолжил копать факты моей жизни после аварии. Сначала убедился в том, что я успешно справился с поставленными задачами и раскрутился, вложившись в названные им компании. А затем... затем он увидел, как толстый напыщенный доктор чокается с одноклассником, рассказывая очередной "забавный случай" из своей практики. А одноклассник, будущий изобретатель технологии KnowNow, мотает на ус сведения, которые и направят его исследования в сторону эпохального открытия, а человечество - на съемочную площадку всемирного реалити-шоу. Неудивительно, что Китаец тронулся умом. Должно быть, моя гибель представилась ему единственным выходом из ловушки, в которую он сам себя и загнал.

Бедный Лэй Чэнь. Долгие годы он провел в поисках способа уничтожить знание о ноусфере. Он едва не отчаялся к тому времени, когда ему подвернулся счастливый случай- нейроколлапс Марка Гурецкого. Китаец, мнивший себя королем на шахматной доске мироздания, готов был пожертвовать состоянием, статусом и собственной жизнью, чтобы использовать меня в своих счетах с реальностью. А в итоге выяснилось, что он сам- безвольная пешка, поступающая по воле диктата, выходящего далеко за пределы человеческого понимания.

Вот почему ноусфера столь тщательно оберегает знания о грядущем. Чтобы мы не вмешивались в то, чему суждено произойти и что неизбежно. Пытаться остановить открытие ноусферы - все равно что предупреждать людей, впервые увидевших океан, о надвигающемся цунами. Бегать по пляжу с выпученными глазами и убеждать расслабляющихся на шезлонгах людей, что отступившая вода предвещает неминуемую катастрофу. Они не услышат. Они не хотят и не могут услышать!

А что же я? Я теперь тоже в ловушке? Выходит, все мои надежды изменить ход событий, прибрать к рукам великое открытие - коту под хвост?

Мысли, столпившиеся в моей голове, принялись толкаться и орать друг на друга в гулкой тягостной тишине. Одни требовали от меня активных действий - хотели, чтобы я ринулся навстречу свершениям и вступил в битву с акулами бизнеса за право извлечь максимальную выгоду из открытия века. Другие предлагали неукоснительно следовать плану Лэй Чэня и надеждам Ольги, угробить стартап и пресекать в зародыше все поползновения открыть человечеству ящик Пандоры. Третьи настойчиво советовали предупредить спецслужбы, госорганы и общественность о надвигающемся социальном катаклизме.

Понаблюдав за этой суетливой возней, я отмел все мысли разом. Китайца убила мысль о том, что он стал марионеткой в руках Провидения. Незачем повторять его ошибку. Бог с ней, с ноусферой. Пускай себе открывается, раз иначе нельзя. Даже если я не в состоянии изменить будущее нашего вида, никто не в силах помешать мне изменить собственную жизнь. На кой черт мне сказочные богатства и сказочные же проблемы? Что уже дали мне 60 лет условно прожитой жизни, кроме череды разочарований в себе и окружающих людях? Не прав ли старик Вольтер со своим советом возделывать собственный сад?

Телефон вновь разразился трезвоном. Увидев имя контакта, я с трудом подавил в себе желание дать отбой и нехотя поднял трубку.

- Марк, а ты можешь за мной на работу заехать? А еще лучше - прислать водителя? Пускай офисные сучки мне обзавидуются!

- Варя, ты уже уволилась? - спросил я упавшим голосом.

- Вот только что заявление написала. Сейчас пойду к нашему директору, "обрадую" старикана.

- Постой! Не спеши.

- В чем дело? Что-то случилось?

- Да. То есть нет. Ничего пока еще не случилось. И не должно случиться. Порви заявление. Слышишь меня?

- Что?! Как это "порви"? Марк!

- Мы никуда не едем, прости. Мы больше не должны с тобой видеться.

- Почему?! Ты мне что - врал этим утром?!

- Нет, Варенька. Единственный человек, которого я вводил в заблуждение, - это я сам. Я стремился не к тому, к чему стоило бы стремиться. А теперь прозрел.

- Что ты собираешься делать? - голос Вари сквозил едва ли не ужасом.

- Вернусь домой. Обниму жену. Поцелую сына. Потом выкуплю одну маленькую юридическую контору и сменю вывеску с "Самохвалов и Берг" на "Гурецкий и Ко". И буду возделывать свой сад. А ты будешь возиться в своем.

- Ах ты лживое говно! - зашлась криком Варя. - Ты говенный кусок лживого говенного говна! Ты...

Я дал отбой. Щеки мои обожгла раскаленная жидкость. Непривычное, забытое ощущение. С каждой каплей, втекавшей в два горячих ручья, заструившихся из моих глаз, я чувствовал все большее облегчение. Вся злоба, все волнения и тревоги по поводу того, чем грозит мне ближайшее и отдаленное будущее, хлынули наружу, не оставив по себе и следа сожалений. Все цели, которые я мнил стоящими того, чтобы их добиваться, оказались тем, чем и были, - фантомами. Я успел потратить на них одну жизнь, но не позволю отобрать им вторую, раз уж получил такой шанс. Я больше не буду говном, что бы там ни думала себе Варя. Я проживу настоящую жизнь, в которой не будет места лжи, разочарованиям и напрасным надеждам. Ноусфера не даст мне в этом соврать.

---------------------------------------------------

От автора: Если вы считаете, что мир без тайн достаточно интересный чтобы воспроизвести его в деталях, вы любите фантастику и хорошо владеете словом, присоединяйтесь к коллективной работе над книгой - текст размещен в Google Docs, ссылка есть на /. Проект некоммерческий (лицензия Creative Commons BY-NC-SA), вы можете свободно распространять, дополнять и улучшать произведение.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg