Светлана Гольшанская Подземка
Странное выдалось утро. Эвелина проснулась полшестого от того, что пол заходил ходуном — в метро проехала электричка. Дом стоял над подземным тоннелем, поэтому каждый раз, когда проезжал состав, жители первого этажа ощущали легкую тряску. Со временем, они привыкали к ней настолько, что переставали замечать. Эвелина же переехала сюда только вчера вечером, и времени на адаптацию у нее совсем не было. Поспать удалось всего несколько часов, пока электрички не ходили. Да и что это был за сон? Тревожный, густой и липкий, как паутина. Девушка никак не могла выпутаться из нее — ей казалось, что она проснулась, встала, начала собираться на работу, а потом вдруг оказывалось, что она все еще лежит в кровати и видит сон — снова просыпалась и вставала, и снова все оборачивалось сном. На новом месте всегда так.
А еще стены, потолок и пол съемной квартиры-студии был изрисован странными изображениями. Хозяйка говорила, что предыдущий жилец был художником, эдаким заносчивым мрачным типом со звездной болезнью — мнил себя непризнанным гением. Только работы его никто не покупал и, в конец конов, он их всех сжег, а потом куда-то пропал. Без вести. Через месяц хозяйка сдала квартиру новому жильцу — благо, она находилась в хорошем районе, где любила тусоваться творческая элита — недостатка в съемщиках здесь никогда не наблюдалось.
Эвелине, так совпало, жилье понадобилось срочно, потому что Тимофей, ее жених, в одночасье превратил их домик в частном секторе в притон. Жить в постоянном страхе перед этими жуткими людьми с синюшными руками, стеклянными глазами и манерами зомби-психоватов девушке совершенно не хотелось.
«Ты не сможешь одна! — кричал Тимофей, когда она спускалась с порога с двумя чемоданами в руках. — Ты еще вернешься и на коленках ползать будешь, чтобы я тебя обратно взял. Только я не возьму. Вот уж поверь, не возьму, и выставку твою спонсировать тоже не стану!»
Эвелина гордо вскинув голову шла прочь, не оборачиваясь, хотя по щекам ее ручьями текли горькие слезы. Не сдаваться, не показывать противнику свою слабость, просто идти вперед, а потом… потом будь, что будет. Образуется все.
И ведь действительно образовалось. Странно так, позвонила по первому объявлению и тут же эта квартира. Прямо находка для искусствоведа, коим и являлась Эвелина. Ведь оставленные на стенах картины действительно были очень талантливы. Девушка за всю практику ничего подобного не видела — графика простой карандаш по белым обоям, которые при ближайшем рассмотрении оказались вовсе не обоями, а наклеенными поверх их ватманами. Бесконечные рельсы, странные сюрреалистические образы: ровные квадратики домов, с крыш которых пикировали огромные птицы с неестественно длинными телами, притаившиеся в углах звериные оскалы, сбоку Витрувианский человек с женскими и мужскими половыми признаками одновременно, деформированные лица, хоровод крохотных человечков и фокусник во фраке и цилиндре с тросточкой в руке. Последний будто дирижировал остальными, задавал ритм всем персонажам, каким-то непостижимым образом увязывая их в цельную композицию.
После ухода хозяйки Эвелина еще долго рассматривала картину, переходила с места на место, меняя угол зрения, уходя вглубь, в самую суть созданного художником мира. Кто знает, может, этот мир поглотил бы ее, и она осталась там навсегда, если бы не споткнулась случайно об перевязанную стопку тетрадей. Эвелина присела на пол и начала с любопытством их разглядывать. В тетрадях были комиксы, тоже выполненные простым карандашом. Минимум реплик, а персонажи все те же, что и на стенах, а техника какая изумительная, отточенная, но не вычурная, со скрупулезным вниманием деталям. «Да такие шедевры можно с аукциона за кругленькую сумму продать и вложить ее в организацию выставки, а потом и квартиру можно будет выкупить. Хозяйка явно не понимает ее истинную ценность. Лишь бы только по дому трещины не пошли от этой тряски. Они все разрушат».
С такими мыслями Эвелина ложилась спать. Наутро она по обыкновению долго укладывала волосы в пышную прическу, аккуратно подводила глаза, подкручивала ресницы, красила губы яркой помадой. Только потом вспомнила, что прихорашиваться уже не для кого. Тим любил ее яркую внешность, пожалуй, больше чем сама Эвелина. Девушка с досадой посмотрела на себя в зеркало: на ее лице застыла маска неестественной мертвой красоты. Глаза подозрительно заблестели, но Эвелина не позволила и слезинке прокатиться по ее идеальному лицу. Тихо встала и подошла к вешалке с одеждой. На ней в гордом одиночестве висел алый плащ. Не ее. Может, от предыдущего жильца остался? Да только зачем ему женский плащ?
После короткого раздумья, девушка все же примерила его. Подошел, очень удачно подчеркивая ее золотистые кудри. Да еще оказался такой удобный, что снимать совсем не хотелось. Под вешалкой стоял длинный черный зонт-тросточка. Эвелина взяла и его, вспомнив, что передавали дождь, закрыла квартиру и пошла к метро.
На улице было как-то совсем не по-городскому тихо. Ни единой машины, лишь редкие молчаливые прохожие медленно, будто во сне, брели по своим делам. Метро тоже пустовало. На всем перроне стояло всего пара-тройка человек, тоже молчаливых, с отсутствующими взглядами. Наверное, они тоже не выспались, как Эвелина.
Как только двери вагона распахнулись, девушка удобно устроилась на сидении и задремала. Странно, в метро всегда так хорошо спалось, а вот над ним никак. Привычка дремать в метро появилась у Эвелины еще в студенческие годы, когда ездить приходилось от конечной до конечной. Иногда она просыпала свою остановку — тогда ее будили недовольные работники метрополитена и просили освободить вагон. Только в этот раз все вышло по-другому. То ли они ее вовсе не заметили, то ли…
Проснулась Эвелина от того, что загудели лампы, начали мерцать, а потом и вовсе погасли. Повисла непроглядная тьма. Эвелина никогда не боялась темноты или замкнутого пространства, но сейчас ей чудилось, будто по вагону кто-то ходил. Боковым зрением девушка улавливала тусклое мерцание чьих-то глаз. Собравшись с духом, Эвелина нащупала кнопку вызова машиниста.
— Я вас слушаю, — сказал спокойный мужской голос по громкой связи.
— В вагоне погас свет… — сбивчиво начала девушка. — Не могли бы вы его включить?
— Кто это? — вместо ответа спросил машинист.
— Я просто пассажирка, пропустила остановку. Пожалуйста, включите свет.
— Не бойтесь, сейчас постараюсь все исправить и приду за вами, — снисходительно ответил машинист.
И действительно через минут свет зажегся, только от этого ничуть лучше не стало. На полу рядом с собой Эвелина заметила огромную уродливую тень. Тот, кто отбрасывал ее, стоял у девушки за спиной. Она чувствовала его дыхание на своей шее. Эвелина резко обернулась. На нее уставилась огромная крысиная морда. Ее обладатель был человеком, по крайней мере, тело имел вполне человеческое. Одет был по-человечески, ну, как бомж, если говорить откровенно. Опирался двумя мощными ручищами на костыли. И беспрестанно шевелил длиннющими усами, словно к чему-то принюхиваясь.
Полностью осознав, кто или что перед ней находится, Эвелина закричала что есть мочи и кинулась к двери в следующий вагон. Та на удивление легко поддалась, и девушка бросилась бежать. Крысочеловек молча последовал за ней, громыхая костылями по полу. Девушка перескакивала из одного вагона в другой, стремясь увеличить расстояние между ней и мутантом, но, в конце концов, натолкнулась на последнюю дверь, за которой была лишь бесконечная череда рельс. Крысочеловек приближался. Он уже открывал дверь последнего вагона, когда Эвелина решилась на отчаянный поступок и прыгнула с летящей на полной скорости электрички. Прокатилась по земле, больно ударившись об шпалы, но все же сбежала от преследователя — Крысочеловек, все еще стоявший в двери последнего вагона бросил на нее последний досадующий взгляд, прежде чем электричка скрылась за поворотом тоннеля.
Эвелина спешно поднялась. Сумочка укатилась куда-то в темноту, а в руках остался лишь чудом уцелевший зонт. Опираясь на него, как Крысочеловек на костыли, девушка подошла к стене и на ощупь двинулась вперед — надо было найти какой-то карман или выемку, пока не появился новый поезд. Стены тоннеля оказались абсолютно гладкими, без трещин или швов.
Эвелину охватило отчаяние — кармана нигде не было. Девушка продрогла и озябла. Ушибленная нога начала настойчиво напоминать о себе, а непонятно откуда взявшуюся царапину на шее жутко саднило, все время хотелось ее чесать. Это мешало думать, а время меж тем бежало вперед. Вот-вот из-за поворота должен был выехать поезда и тогда все, конец. Эвелина подняла зонт и начала стучать им по стене на каждый шаг.
— Девушка, эй, девушка! — послышался сзади странно знакомый голос.
Эвелина повернулась, тщетно пытаясь разобрать хоть что-нибудь в непроглядной тьме тоннеля. Лишь едва слышный топот свидетельствовал о том, что кто-то приближался.
— Ну, наконец-то, я уже боялся, что не найду вас, — рука незнакомца мягко коснулась ее плеча. Теперь Эвелина вспомнила, что этот же невозмутимый голос слышала по громкой связи. — Зачем вы покинули поезд?
— Я… ну, — рассказывать о том, что ее напугал Крысочеловек было как-то неловко. — Стойте, а как же поезд? Вы его остановили посреди туннеля, чтобы разыскать меня? Вы не боитесь, что в него врежется тот, что идет следом, а заодно раздавит меня и вас?
— По этому пути ходит всего один поезд — мой. Других нет и быть не может.
Эвелина нахмурилась. У него что разум помутился? В метро всегда полно поездов, уж точно больше одного… только, а что если это не метро вовсе?
— Как твое имя? — так вкрадчиво спросил машинист, что девушка даже не заметила, как он перешел на ты.
— Эвелина, — ответила она.
— Красиво и необычно. А меня здесь все зовут просто — Фокусник. Ты можешь звать меня так же, — он взял ее за руку и нарочито нежно провел пальцами по тыльной стороне ее ладони. По спине пробежали мурашки. Все сомнения вмиг улетучились, стало легко и спокойно. — Пойдем, я покажу тебе здесь все.
Оказалось, что у него тоже была трость. Он постучал ей по стене в нескольких местах. Камень затрещал. Из образовавшейся щели в туннель хлынул тусклый свет. Фокусник протолкнул девушку внутрь и последовал за ней.
Они оказались посреди огромного зала, освещенного великанской лампой в дешевом железном плафоне, подвешенном на невероятной высоте. Потолка видно не было. Эвелина перевела удивленный взгляд на своего проводника. Он оказался одет с иголочки, словно лондонский денди: прямые брюки, белая сорочка с серым галстуком, длинный черный фрак, на голове высокий цилиндр. В обернутой белой перчаткой руке он держал элегантную тросточку и стучал ей об пол перед собой, как обычно делают слепые. Эвелина вгляделась в его лицо: гладко выбритое, молодое и вместе с тем подернутое странной тенью. Но больше всего девушку поразили его глаза — один сплошной белок, покрытый тонюсенькими красными жилами.
Фокусник уверенно вел девушку вперед, как будто это она была слепа, а не наоборот. Вдалеке показались мерцающие огоньки, издалека они напоминали светлячков, только располагались как-то слишком симметрично.
— Что это? — удивленно спросила она Фокусника, забыв, что он слеп.
— Просто свет в окнах. Вот-вот начнется комендантский час, поэтому все сидят по домам и смотрят телевизор, — непринужденно ответил тот.
— А ты можешь их видеть, ну огни?
Фокусник снисходительно улыбнулся.
— Конечно, нет. Я ведь слеп от рождения, но я знаю, что они есть, как знаю и то, что ты очень красивая.
На щеках девушки проступил румянец. Не то, чтобы она так уж редко принимала комплименты, но с этим человеком ей было как-то совершенно по-особому приятно. Они поравнялись с длинным многоэтажным домом, разделенным на ровные квадраты, в центре каждого из которых горело окно. Эвелина коснулась рукой стены.
— Это картон! — поспешила поделиться своей находкой девушка.
— А ты хотела железобетонные блоки? Тут их днем с огнем не сыщешь, вот и заменяем, чем можем.
Его речь прервал громогласный гудок сирены.
— А нас не арестуют за то, что мы на улице во время комендантского часа? — настороженно спросила Эвелина.
— Нас — нет. Будь спокойна, — Фокусник подбадривающее коснулся ее щеки.
В этот момент до них донесся зычный свист. Эвелина перевела взгляд на крышу картонного дома и заметила там странную тень, похожую на огромную птицу. Она замерла у края на несколько тягостных мгновений, а потом резко полетела вниз. Эвелина в ужасе вскрикнула и поднесла руки к лицу, чтобы не видеть, как она разобьется о землю. Но этого не произошло — птица зависла у самой земли, а потом взмыла в воздух. Она снова устроилась на крыше и, сложив крылья, стала странно похожа на человека, который с любопытством наблюдал за единственной парой прохожих на улице.
— Это наш бунтарь — Падший ангел. Постоянно устраивает эти представления, чтоб привлечь внимание жителей и заставить их выйти на улицы. Признаюсь, его падения уже порядком надоели, ведь все знают, что он не может разбиться, — раздраженно говорил Фокусник.
— Почему? — тихо спросила Эвелина. Она чувствовала, что взгляд крылатого человека устремлен прямо на нее, и сердце переполняла какая-то непонятная щемящая тоска.
— Потому что я знаю, что это так, — ответил Фокусник, но его голос заглушил вой сирен. Из-за поворота выехала милицейская машина, сделанная из того же серого картона, что и дом, остановилась посреди улицы и из ее дверей вышло четверо людей с бульдожьими головами.
— А вот и стражи правопорядка пожаловали, — на мгновение на лице Фокусника промелькнула злорадная ухмылка, но тут же исчезла под маской спокойствия.
Собакоголовые почтительным кивком поприветствовали Фокусника и вошли в подъезд дома и вскоре показались на крыше рядом с крылатым человеком. Окружали его, медленно сжимая тиски со всех сторон, перекинули сетку, и, пленив бунтаря, повели его вниз к машине. Поравнявшись с Фокусником и его дамой, они неожиданно остановились — Падший одним молниеносным движением откинул одного из Собакоголовых назад и крикнул Фокуснику:
— Твои сети не смогут удерживать нас дольше, слышишь? Мы чувствуем, мы знаем, и мы вырвемся, обязательно вырвемся, даже ценой собственной жизни!
— Было бы действительно смешно, если б она у вас была, — рассмеялся в ответ Фокусник.
Разозленные неповиновением пленника Собакоголовые грозно рычали.
— Посмотрим, — сквозь стиснутые зубы, ответил Падший, и рванул сеть так, что Собакоголовые попадали. Освободившись, пленник взмыл в воздух и улетел туда, откуда пришли Эвелина с Фокусником.
Фокусник досадливо покачал головой, но никак комментировать не стал и повел свою гостью дальше. До них еще долго доносился громкий собачий лай. Они шли совсем недолго, минут пятнадцать, а картонная многоэтажка уже успела скрыться из виду. Ее укутал полумрак, с которым не могла справиться единственная, пусть и очень большая лампа наверху. Сейчас она покачивалась из стороны в сторону, заставляя тени плясать и кружиться по лицам двух одиноких прохожих. Впереди показалось еще одно массивное здание, залитое нежным желтовато-розовым светом, исходившим, казалось, от самого камня. Стройные высокие колоннады, стрельчатые арки, резные барельефы, купол, венчающий парадный вход — все это барочное кружево странно контрастировало со строгим геометризмом картонной многоэтажки. Там трущобы, а тут Лувр.
Они взошли на порог. Дверь открыл щуплый мальчонка лет двенадцати-четырнадцати одетый в лакейскую ливрею. Он сделал реверанс и учтивым жестом пригласил гостей в дом. Изнутри стены тоже светились, только свет этот распределялся неравномерно, оставляя по всему дому загадочные узоры, клубки сумрака собирались в углах и рассеивались ближе к середине стены, где в золоченых рамках висели разнообразные картины. Пикассо, Климт, Дали, Магритт — Эвелина без труда узнавала их по парадоксальному сочетанию форм и навязчивой игре с подсознательным. Но больше всего здесь было работ Босха с адскими тварями, мифическими созданиями и чудаковатыми людьми, которые и на людей-то были вовсе не похожи. Картины, по которым можно блуждать часами, отыскивая все новые аллюзии, символы, смыслы.
Фокусник легонько коснулся плеча Эвелины, отвлекая ее от созерцания затянувшего ее в свои сети искусства. Он показал ей комнату наверху, где девушка могла отдохнуть и привести себя в порядок. Как только Эвелина увидела приветливо расстеленную кровать, на нее вдруг разом навалилась вся тяжесть мира. Глаза слипались, голова стала будто чугунной, сознание начало медленно ускользать из нее прочь в царство сладкого Морфея.
Сон опять вышел не из приятных. Снился Тимофей. Как будто он явился в квартиру художника и начал требовать, чтобы она вернулась к нему. Ругался, говорил такое вещи, от которых у Эвелины волосы вставали дыбом, а потом… потом в тусклом свете прикроватной лампы она заметила неестественно расширенные зрачки абсолютно безумных глаз… Что-то с громким стуком упало на пол, стало страшно и она проснулась.
Села на кровати, дыша с громкими сипами, словно каждый глоток воздуха давался ей с трудом. По привычке протянула руку к стоявшему на тумбочке стакану с водой, но его там не оказалось. Повернула голову и заметила странное шевеление в темноте. Свет, надо включить свет. Стоило Эвелине так подумать, как от стен снова начал исходить нежный персиковый свет. Возле туалетного столика в испуганный комок сжался давешний мальчишка-лакей.
— Простите, я не хотел вас потревожить, — начал оправдываться он. — Хозяин велел принести вам стакан молока и овсяное печенье.
Он поднял со столика небольшой поднос и подошел к Эвелине. От стакана поднималась парная дымка. Девушка окунула край печенья в теплое молоко и съела его, наслаждаясь воспоминаниями из далекого детства. Лакей все это время смиренно стоял у кровати, заложив руки за спину. Тревожным бегающим взглядом наблюдал за ней, что-то беспрестанно теребя. В конце концов, это что-то упало на пол, вырвав девушку из объятий сладостной полудремы. Эвелина быстро нагнулась и подняла с пола флакон с тушью, точно такой же, как ее собственный. По перепуганному взгляду мальчишки, она поняла, что это и была ее собственная тушь. Мгновение поколебавшись, девушка протянула ее незадачливому воришке. Тот сжался, словно приготовился к удару и лишь когда убедился, что его не последует, испуганно открыл один глаз, затем второй и в нерешительности взял тушь обратно. Только тогда Эвелина заметила его миниатюрные руки, абсолютно гладкий безволосый подбородок, большие карие глаза и чисто по-девичьи мягкие скулы.
— Как тебя зовут? — спросила Эвелина, когда мальчишка уже собрался уходить.
— Женя, — смущаясь, ответил он.
— Женя, — задумчиво повторила Эвелина. — Ты давно здесь?
— А? — не понял лакей.
— Год, месяц, неделя? Сколько времени ты тут работаешь?
Женя молча начал загибать пальцы, что-то считая.
— Десять дней, я здесь десять дней, — наконец, нашелся он.
— А как ты сюда попал?
— Сел в метро и пропустил свою остановку. Так все сюда попадают.
— А сколько здесь этих всех?
Мальчишка снова начал загибать пальцы, вслух называя имена:
— Господин Фокусник, Падший, Крысоголовый, я и… вы. Значит, пять. Остальных я не знаю.
— И тебе здесь нравится?
Женя снова напрягся, обдумывая ответ, но, кажется, так и не смог его найти. Воспользовавшись тем, что мальчишка находился в замешательстве, Эвелина повлекла его за собой к туалетному столику. Там усадила лакея на мягкий пуфик и начала возиться с его волосами и разложенной на столе косметикой. В первые мгновения Женя попытался воспротивиться желанию Эвелины сделать из него девочку, но потом успокоился и расслабился. Видно, в глубине души ему и самому хотелось увидеть результат. Через полчаса женщина позволила ему взглянуть на себя в зеркало. В нем отражалась хорошенькая хрупкая девочка с подчеркнутыми тушью выразительными карими глазами, румяными щеками и тонким вздернутым носиком.
— Разве это могу быть я? — обескуражено спросил он у самого себя. — Ведь это было так давно… я уже почти забыл. Почему?
Дверь в комнату отворилась, и на пороге показался Фокусник.
— Ты уже проснулась? Хорошо. Я посылал за тобой этого лоботряса-лакея, но он, кажется, не годен даже для такого простого задания… — он осекся, как только увидел Женькино лицо.
— Что это такое? — грозным голосом спросил Фокусник. Мальчишка сжался в комок, на этот раз, небезосновательно — хозяин схватил его за ухо и ткнул носом в зеркало. — Я тебя спрашиваю, что это такое?!
— Простите, хозяин, я больше не буду, — жалобно взмолился мальчишка, но мучитель разозлился настолько, что ничего не слышал.
— Я предупреждал, не смей нарушать установленного порядка. Слышишь, не смей! Ты мальчишка, мальчишка. Мальчишки не красятся. Красятся только девчонки и педики.
— Это я, я виновата! — пыталась перекричать его Эвелина, но тоже без толку.
Фокусник выкрутил Женьке руки и толкнул на стенку. Последовал громкий удар и мальчишка сполз на пол, но этого хозяину показалось мало.
— Поднимись и прими наказание, как мужчина! — в исступлении кричал он.
Женя прикрыл голову руками и громко всхлипывал. В бешенстве Фокусник схватил его за ворот и рванул вверх, заставляя подняться. С треском на пол посыпались пуговицы. Из-под рубашки выглянула туго забинтованная грудь.
— Остановись, ты же ее убьешь! — Эвелина вскочила между Фокусником и его жертвой. — Беги! — крикнула она застывшему в ужасе лакею.
— Я вернусь за тобой, — пообещал Женя и побежал прочь.
— Дрянь! — Фокусник направил на Эвелину и наотмашь ударил ее по лицу, а потом кулаком в живот. Девушка согнулась пополам и закашлялась кровью.
— О, прости, — тут же пришел в себя Фокусник, взял Эвелину на руки и уложил в кровать. — Прости, прости, прости, я не должен был.
Кровь быстро остановилась, но лицо продолжало жечь от удара. Взгляд затуманился, и Эвелине показалось, что в лице Фокусника проявились до боли знакомые черты. Но нет, морок тут же рассеялся, стоило мужчине поднести руки к ее щеке. Фокусник снова обнял ее и начал баюкать, тихо приговаривая:
— Все будет хорошо, все будет хорошо.
Эвелина быстро уснула, а когда проснулась, не смогла понять, сколько времени прошло, потому что ни часов, ни окон в комнате не было. Она с трудом поднялась, оделась, наложила обильный слой пудры на растекшийся под глазом синяк и спустилась в приемный зал. Там уже оказался накрыт на двоих длинный обеденный стол. От изысканных кушаний поднимался аппетитный запах. Эвелина медленно опустилась на стул и, неестественно медленно зачерпывая ложкой густой тыквенный крем-суп, принялась за еду. Тихонько приоткрылась дверь в противоположном конце зала.
— Приятного аппетита, — нарочито галантно сказал Фокусник, тоже усаживаясь за стол. — Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо, — вежливо ответила Эвелина. — Только на воздух очень хочется.
— Так в чем же дело? Давай сходим куда-нибудь. Вообще-то здесь не очень много мест для романтического свидания, но я попытаюсь что-нибудь придумать.
После завтрака, хотя Эвелина совсем не была уверена, что это был завтрак, они действительно отправились на прогулку. Долго бродили по разнообразным туннелям и подземным галереям. Кое-где они напоминали пещеры — было так же сыро, откуда-то сверху капала вода, образовывались сталактиты и сталагмиты, иногда попадались россыпи каких-то странных фосфоресцирующих кристаллов и светящихся минералов. Там, где их не было, царила кромешная тьма. Эвелина полностью теряла ориентацию в таких местах, зато слепой Фокусник превосходно справлялся с задачей проводника. «Зрение, — говорил он, — только мешает — истину можно распознать лишь сердцем». И каким-то чудным образом находил путь в следующий зал.
Вдоволь надышавшись спертым воздухом, Эвелина решила, что пора возвращаться.
— Сейчас сядем на метро и вмиг окажемся дома, — Фокусник подмигнул ей в неверном свете, исходившем от ядовитых зеленых камней.
И действительно, все заходило ходуном, послышался стук колес, впереди сверкнули шпалы, по которым вскоре промчался длинный состав. Дверь гостеприимно распахнулись перед пассажирами. Фокусник пропустил Эвелину внутрь и сам последовал за ней. Двери захлопнулись, и поезд неспешно двинулся в путь.
— Мне нужно кое-что в кабине проверить. Знаешь, здесь все должно работать, как часы и без моего присмотра, но любой механизм любит внимание. Поэтому я стараюсь хотя бы время от времени туда наведываться.
Эвелина понимающе кивнула и он ушел. Девушка устроилась на лавке и смотрела в окно. За бежала бесконечная стена из гладкого темного камня: ни проводов, ни швов, ни даже светящихся кристаллов — черная дыра. От нечего делать Эвелина начала раскачиваться из стороны в стороны и выстукивать ножкой ритм зажигательной музыки. Незаметно чьи-то усы коснулись ее щеки. Девушка замерла, боясь оглянуться и увидеть за спиной косматую крысиную морду, но громкий звук все-таки заставил ее повернутся. Крыс тихо сидел на лавке рядом с ней, умиротворенно сложив руки на костылях. В начале вагона стоял Падший — видно, звук, который встревожил девушку, был стуком открывающейся двери.
— Эвелина! — послышался звонкий голос за спиной Ангела.
— Женя? — удивленно спросила девушка и, стараясь не смотреть на Крыса, двинулась к началу вагона.
— Я же говорил, мы вернемся за тобой, — мальчик-девочка протиснулся в проход следом за Падшим и бросился к Эвелине. — Пошли, надо спешить, пока Фокусник не вернулся.
— Куда? Зачем? — девушка перевела взгляд с любителя прыгать с крыш на хромого крысочеловека. Их вид не внушал ей никакого доверия.
— Как куда? Подальше от него, — мальчик-девочка махнул рукой в сторону кабины.
— Послушай, — пришел на выручку Жене крылатый, — это тип совсем не тот, кем кажется. Он может кормить тебя с рук пирожными, но на самом деле он — кукловод, паук, в чьи тенета попали мы все. И теперь он дергает нас за ниточки, заставляя жить в придуманном им мире. Отнимает шанс выйти на поверхность и увидеть солнце, глотнуть настоящего свежего воздуха.
— Я не верю, — Эвелина отступила назад и налетела на что-то спиной.
Она резко развернулась и увидела прямо перед собой Крысочеловека. Его черные глаза-бусинки внимательно смотрели на нее, усы шевелились вместе с носом, обнюхивая ее. Эвелина отпрянула в сторону и громко закричала. Снова хлопнула дверь на этот раз с другой стороны. На пороге вагона показался Фокусник.
— Ну что, господа бунтовщики, попались? — злорадно спросил он.
Все присутствующие мигом напряглись. Фокусник вскинул трость на манер шпаги и подался вперед. Падший, точно скопировав движение хозяина, достал из-под плаща изогнутый меч и, крикнув товарищам короткое: «Бегите!», — ринулся в атаку. Эвелина зажала рот рукой, заметив, как отсвет лампы играет на остро заточенном лезвии. Как только Фокусник собирался бороться с этим смертоносным оружием одной лишь деревянной тростью? Оно ведь пройдет сквозь нее, как нож сквозь масло. Но когда трость и меч встретились, последний наткнулся на непреодолимую преграду. По лезвию прошли волны и через рукоятку передались рукам Падшего. Тот отступил на шаг, скрипнул зубами и снова двинулся на Фокусника.
Эвелине показалось, что схватка растянулась на несколько часов или даже дней — так мучительно было смотреть, как клинок проходит в нескольких сантиметрах от Фокусника, а тот со своей палкой не способен нанести хоть незначительный вред противнику, а может лишь отражать натиск противника. Но вдруг девушка заметила, как тяжело дышит Падший, как замедляются движения, как между атаки он берет все больше и больше времени для передышки. И вот Фокусник уже, улучив удобный момент, обрушил удар на плечо противника. Раздался громкий хруст. Эвелина вскрикнула: то ли восторженно, то ли испуганно — она сама этого не поняла. Фокусник обернулся к ней и в следующий миг Падший рассек ему спину. Хозяин запоздало замахнулся палкой, но противник уже отступил. Придерживая обвисшую, как плеть, руку, Падший бежал к специально для него оставленной открытой двери. Прыгнул на рельсы и растворился в кромешной тьме.
Эвелина облегчено выдохнула и поспешила на помощь Фокуснику. Толстый твид смягчил удар клинка Падшего, но проходившая вдоль всей спины рана сильно кровила. Девушка заставила Хозяина снять пиджак и рубашку, которую потом разорвала на бинты. От шеи тело Фокусника оказалось покрыто странными татуировками, какими-то переплетающимися кельтскими узлами, рунами, оккультными знаками. У Эвелины возникло смутное ощущение, что где-то она уже видела эти узоры, только никак не могла вспомнить, где именно.
— Я в некотором роде коллекционер, — словно прочитав ее мысли, сказал Фокусник. — Татуировки коллекционирую.
— И не только, — заметила Эвелина, перевязывая рану. — Я по работе встречала много коллекционеров. Некоторые покупали картины из-за престижа, другие мнили себя знатоками, ничего не смысля в искусстве, несмотря на профильное образование, третьи скупали все подряд, надеясь таким образом обнаружить золото в груде шлака. А были и настоящие ценители — жили они, как правило, беднее церковной мыши, но зато над кроватью у них вполне мог висеть шедевр, цена которого превышала стоимость всей коллекции какого-нибудь богача. Но вот слепых коллекционеров, признаюсь, встречаю впервые.
— Я вижу их сердцем: картины, татуировки, таинственный отсвет подземных кристаллов и даже неописуемую красоту вот этого лица, — он коснулся кончиком пальца до кровоподтека на щеке Эвелины. Девушка прищурила один глаз.
— Ты повторяешься, — ласково ответила она, заканчивая перевязку. — Почему они дерутся с тобой?
— Со мной дерется только Падший. У остальных кишка тонка, — Фокусник попытался встать, но поморщился от боли и сел обратно. — Сильно он меня достал, боюсь, до следующей схватки рана не заживет.
— А будет следующая?
— Конечно. Зная, насколько я ослаблен, Падший вряд ли станет мешкать, прежде чем нанести последний сокрушительный удар, — он говорил увлеченно, с пафосом, от которого в душу Эвелины закрадывались смутные сомнения.
— Ты не ответил, почему вы деретесь.
— Если бы я сам знал. Наверное, дело в том, что я охраняю заведенный здесь порядок вещей, и всегда находятся бунтари, которым он приходится не по душе. Они хотят его изменить, уничтожить, возложить на алтарь свободы, которую никто толком-то не видел никогда. А я… я тот, кто стоит между ними и анархией, которую они ошибочно считают вот этой самой свободой… Глупцы, но глупцы опасные, свято уверенные в своей правоте. Ох, чувствую, туго нам придется в следующий раз… Если бы…
— Что?
— Нет, это дурацкая идея.
— И все же?
— Если бы кто-то мог сразиться с Падшим вместо меня, пока я не приду в форму. Но нет, это слишком сложно и опасно…
— Я могла бы попробовать.
— Нет, не стоит.
— Почему? Ведь он тоже ослаблен — ты перебил ему руку. Я сама видела, как он не мог ее согнуть после этого. Ну и кроме того, вряд ли он станет сражаться со мной также ожесточенно, как с тобой. Научи меня… Я способная ученица, вот увидишь.
Фокусник кивнул, ласково улыбаясь.
Следующие несколько дней прошли беспрестанных тренировках. Фокусник поделился секретом своего необычного оружия — оказалось, что его трость сделана из очень необычно дерева, которое растет только в самых удаленных уголках подземелья. Когда древесина усыхает, оно становится настолько жестким и твердым, что разрезать его не может даже самая остро заточенная сталь. По весу оно было на удивление легким, словно полый тростник, поэтому для того, чтобы сражаться им особой физической силы не требовалось — только ловкость. А с этим у Эвелины никогда проблем не было. Фокусник оказался прекрасным учителем, терпеливым и умеющим доходчиво объяснять. Под его руководством девушка быстро совершенствовалась и обретала уверенность, совершенно забывая о предстоявшей схватке.
— Плохо то, что ты левша, — заметил Фокусник на последнем занятии. — Падший ведь тоже будет сражаться левой — правую я ему перебил, и ты потеряешь часть преимущества.
— Ничего, мне кажется, что после твоих тренировок я с легкостью одержу победу.
— Вот это воля! — восхищенно воскликнул хозяин. — Ладно, на сегодня, пожалуй, хватит.
Они возвращались мимо картонного дома. У края крыши стояла знакомая компания: Падший, Крысочеловек и Женя. У них было какое-то странное приспособление, похожее на арбалет, только болт был совсем короткий. Он напоминал осадную кошку, к которой была привязана толстая веревка. Падший прицелился куда-то в сторону лампы, но болт до нее не долетел. Крысочеловек забрал арбалет и что-то в нем подкрутил, а потом снова передал Падшему.
— Что они делают? — встревожено спросил Фокусник. — Они же собьют лампу и тогда весь наш мир погрузиться во тьму… Даже кристаллов не хватит, чтобы напитать подземелье светом.
— Надо их остановить!
— Бежим.
Фокусник с Эвелиной помчались по лестнице, но до верха было слишком далеко. Когда они, наконец, выбрались на крышу, бунтовщики уже успели попасть из арбалета туда, куда хотели попасть. Нет, лампу они не разбили. По всей видимости, это в их цели не входило. Они просто зацепили кошку за ведущий к ней провод и натянули между ним и крышей веревку. Падший аккуратно ступал по ней, помогая себе здоровой рукой и крыльями.
— Останови его! — крикнул Фокусник, толкая Эвелину к веревке.
— Но как я?.. — испуганно спросила она, глядя вниз.
— Не бойся. Если поверишь, твой плащ тоже обратиться в крылья и ты не будешь ни в чем уступать этому гнусному Ангелу.
— Не слушай его, — взмолился Женя. Он хотел побежать к девушке, но Крысочеловек его удержал. — Он — зло. Почему ты не веришь нам? Ты ведь понимаешь, я знаю, что понимаешь, что происходит, но все равно идешь у него на поводу. Почему не хочешь освободиться?
«Я понимаю? Освободиться? Для чего? Для пустоты и одиночества? Для разочарования и горя? Нет, Фокусник прав, свобода — иллюзия, а то, что они предлагают, лишь анархия, безвластие, которое ни к чему хорошему по определению привести не может».
Отринув сомнения, Эвелина поставила ногу на веревку, затем вторую. Пошла. Медленно, неуверенно, кренясь то в одну, то в другую сторону. Потеряла равновесие, бешено взмахнула руками с зажатой в них тростью и вдруг… красный плащ действительно превратился в крылья, яркие, атласные, кровавые крылья, которые взмахивали в такт шагам, не позволяя девушке упасть. Через несколько мгновений она была уже наверху. Неуверенно вступила на провод — током, вроде, не ударило. Пошла вперед навстречу Падшему. Тот стоял над самой лампой и чего-то ждал. А, может, кого-то?
— Где Фокусник? — недовольно спросил он, видно, Эвелину совсем не ждал.
— Внизу. Я буду сражаться вместо него.
— Он настолько труслив, что прячется за женскую спину? Позор! — горько усмехнулся Падший.
— Это неправда. Просто его рана еще не затянулась, — Эвелина вскинула трость, готовая в любую минуту отразить атаку.
— Просто он манипулирует тобой, как манипулирует всеми в этом мире. Он хотел, чтобы ты сражалась вместо него, поэтому позволил мне нанести ему рану, ведь до этого я не мог даже поцарапать его. Да к тому же… я просто уверен, что любая его рана здесь легко затягивается по его желанию. Просто сейчас он этого не желает — ему удобней изображать из себя больного и посылать тебя на передовую. Видно, догадался, что я нашел способ, как рассеять его морок. Достаточно лишь разбить лампу.
— Нет! Тогда ты лишишь этот мир солнца.
— Пойми, в этом мире нету солнца, а лампа — лишь очередной обман, за которым скрывается наш пропуск в настоящий мир. Иначе, зачем ему так ее оберегать? Ведь он сам в свете не нуждается, а его дом сделан из фосфоресцирующего кристалла, которому тоже лампа ни к чему.
— Он заботится об остальных.
— Ты слишком высокого о нем мнения. Остальные для него лишь марионетки, которые он дергает за ниточки от скуки. Настало время их обрезать.
Он, наконец, выхватил меч и рассек им воздух. Сражаться, стоя на качающемся проводе оказалось не так-то просто. Если бы не крылья, Эвелина давно бы уже упала. Несколько раз она оступалась, а один раз чуть не соскочили обе ноги, но каждый раз в последний момент удавалось восстановить равновесие и удержаться. Падший, видимо, тоже испытывал с этим некоторые трудности, к тому же левой владел далеко не так хорошо, как правой. Если бы на месте девушки был Хозяин, то уже давно одержал победу и поверг мятежного на землю. Но Эвелине удавалось лишь отбиваться от не слишком сильных ударов Падшего. Со стороны их движения были похожи на медленный танец: вперед-назад-поворот.
— Что заставляет тебя сражаться? — спросил Падший, когда они, не сговариваясь, решили взять передышку.
— Я хочу помочь другу.
— Он тебе не друг, а Хозяин. Кажется, ты и сама его так называешь. Перефразирую вопрос, что заставляет тебя хотеть быть его рабыней?
— Я не…
— Почему ты не можешь освободиться? Почему так упорно не желаешь видеть то, что лежит на поверхности?
— Я… боюсь? — это был вопрос, а не утверждение. Эвелина теперь ни в чем не было уверена.
— Чего? Свободы? — удивился Ангел.
— И одиночества, которое всегда идет с ним об руку. Нет, уж лучше принадлежать, всецело отдавать себя кому-то, чем одной скитаться во тьме. Я рабыня, потому что люблю своего Хозяина.
— Ты любишь быть рабыней. Тебе кажется, что так легче, но рано или поздно ты разочаруешься, потому что в таком существовании смысла нет. А чтобы любить кого-то, по-настоящему любить, свободу надо познать. Чтобы знать истинную цену, которую приходится платить за любовь. И мы познаем ее, если разобьем лампу.
Эвелина болезненно скривилась и в первый раз подняла трость не для защиты, а для атаки. Падший не ожидал ее маневра и, получив удар в бок, зашатался. Девушка застыла, осознав, что противник вот-вот будет повержен. Он упадет… разобьется… умрет… Это она убила его, убила человека. Живого. Погруженная в свои мысли, Эвелина не заметила, как резко дернулись крылья Ангела. Он налетел на нее, выхватил трость, и они вдвоем камнем полетели вниз. Невероятно быстрым движением Падший успел задеть тростью раскачивающуюся лампу, и она со звоном разлетелась на тысячи осколков. Подземный мир поглотила кромешная тьма.
Сперва было очень тихо. Они летели вниз головой, крепко прижимаясь друг к другу. И невозможно было определить, когда их падение закончится, ведь глаз не мог ни за что зацепиться, чтобы понять, оценить. Кажется, без лампы умер не только свет, но и сама земля, даже время и расстояние канули в небытие. И вдруг совершенно неожиданно появились новые неоновые лампы. Они с треском то зажигались, то снова тухли. Гулко стучали несущиеся по рельсам колеса поезда. Эвелина с Падшим стояли посреди вагона метро. Только на этот раз они были уверены, что управляет им не Фокусник. Неожиданно показалась станция. Поезд замер. С трудом открылись закаревшие без дела боковые двери. Падший с Эвелиной испуганно переглянулись. Двери демонстративно закрылись и открылись снова. Поезд сам нетерпеливо звал их выйти на станцию.
Набравшись смелости, Эвелина пошла к выходу, а Падший все мешкал, словно никогда не верил в успех своего предприятия, а теперь, когда до заветной цели оставался один шаг, по настоящему испугался.
— Ну же, — позвала девушка. Поезд снова хлопнул дверями, как будто хотел сказать то же самое.
Собравши все остатки мужества в кулак, Падший вышел на станцию. Яркий свет больно слепил глаза. Эвелина с Ангелом оказались посреди большого здания с белыми стенами, по которому туда-сюда сновали суетливые люди в неотличимых от стен белых халатах.
— Где мы? — удивленно спросила девушка.
— В больнице, я думаю.
— Я догадалась, но почему мы здесь?
— Мне кажется… мне кажется, что я здесь живу.
Эвелина нахмурилась. Падший направился в сторону одной из палат. В ней у больничной койки сидели среднего возраста женщина с изможденным от горя лицом и мрачный задумчивый мальчик-подросток. Падший сделал шаг к ним навстречу и замер, увидев того, кто лежал, подключенный к аппарату искусственного дыхания. Эвелина выглянула из-за его плеча.
— Это не Фокусник заманил меня в паутину подземного мира, — печально вздохнул Падший. — Я сам попал туда, потому что мои близкие не могут отпустить меня из мира живых… Помню, как наш дом загорелся, как картонный коробок, а там, на верхнем этаже оставался мой больной ангиной младший брат. Я не мог его оставить. Помчался прямо сквозь пламя. Когда я до него добрался, лестницы уже не было, а огонь подступал все ближе. Тогда я взял брата на руки и прыгнул в окно. От удара об землю я потерял сознание, да так больше никогда и не очнулся.
Падший подошел к своим близким и положил руки им на плечи.
— Сколько лет прошло, а вы все не можете меня отпустить. Меня нет на этой койке, вы ведь знаете. Я не вернусь в это тело. Пришло время двигаться дальше. Для вас… и для меня. Примите это и отпустите.
По щеке женщины прокатилась крупная слеза. В ту же минуту раздалась сирена, свидетельствующая об остановке сердца пациента. В палату сбежались врачи, пытаясь вновь вернуть жизнь в уже давно мертвое тело.
Затрещали али и погасли лампы. Эвелина с Падшим обнаружили себя перед подъезжающим поездом. Он остановился возле них и приветливо распахнул двери. Девушка с Ангелом вошли уже гораздо более уверенно, чем выходили. Поезд привез их на новую станцию. На этот раз они оказались посреди темного чердака. Через него громко всхлипывая шел, нет, шла Женя с растрепанными волосами, опухшим от синяков лицом, в рваном мешковатом платье, из-под которого по ее ногам текли алые ручейки вперемешку с чем-то склизким и прозрачным. Ступала она с трудом, с каждым шагом преодолевая какую-то гноившуюся внутри нее боль. Неловко наклонилась над кучей старого тряпья и что-то достала оттуда веревку, перекинула ее через балку, завязала петлю. Потом заковыляла к другому краю чердака, где обнаружилась старая табуретка. Взобралась на нее, засунула голову в петлю и оттолкнула табуретку прочь. Эвелина попыталась подбежать, помочь, спасти ее, но Падший крепко схватил ее и закрыл глаза рукой.
Снова раздался треск ламп. И снова отъезжающий от станции поезд. На этот раз они вышли на набережной. Сырое туманное утро. Под мостом четверо крупных парней избивали до смерти прикорнувшего на картонных коробках бомжа. Как только он перестал стонать и шевелится, душегубы потеряли к нему всякий интерес и пошли своей дорогой. На запах крови сбежались крысы и начали медленно обгладывать месиво, в которое превратилось лицо бомжа.
Эвелина плакала уже в голос. Падший молча обнимал ее, гладя по голове, целуя соленые щеки, приговаривая, что все будет хорошо… что самое плохое уже позади. Но нет, впереди была еще одна станция — квартира Эвелины. Она оказалась уставлена огромными холстами с причудливыми сюрреалистическими картинами. Возле одной из них стоял Фокусник, только зрячий и не в щегольском костюме, а в перепачканной краской хламиде. Его руки судорожно тряслись. В них был зажат большой охотничий нож. Через долгое болезненное мгновение он располосовал картину, затем следующую и следующую, пока от творений художника не остались лишь жалкие ошметки. Фокусник подошел к стене, которая все еще хранила отпечатки его образов и не поддавалась вандализму, который он продел с холстами. Тогда художник поднес нож лицу и проткнул им собственный глаз и кровью начал рисовать какие-то странные знаки. Когда она закончилась, Фокусник проткнул второй глаз и продолжал рисовать, пока не упал замертво.
Падший стучал зубами, Эвелина тихо скулила, едва сдерживая рвавшийся наружу крик. Мерцание и треск. Фокусник и его художества исчезли. Теперь посреди комнаты стоял Тимофей и точно так же сжимал дрожащими руками окровавленный нож. На кровати кто-то лежал, обернутый в такой же красный плащ, который носила Эвелина. Нет, это была сама Эвелина, а вот плаща никакого не было. Просто кровь из раны на ее горле растеклась по простыне так, что она стала похожа на плащ.
— Теперь я вспомнила, — ошарашено сказала девушка. — Тимофей пришел ночью — хотел меня вернуть. Он был под кайфом, жутко злой и неадекватный, поэтому я попыталась его выгнать. Мы поссорились. Он схватил нож, швырнул меня на кровать и ударил прямо в горло.
Тимофей уселся на пол и начал раскачиваться из стороны в сторону, как умалишенный.
— Я должна его отпустить?
Падший медленно кивнул. Собравшись с духом, Эвелина опустилась возле своего бывшего жениха.
— Прости. В этом есть и моя вина, — тихо заговорила девушка. — Я слишком долго закрывала глаза на твои недостатки, потакала тебе, разбаловала, никогда не высказывая слова против. Не осталась с тобой и не помогла вылечиться от этой болезни. Испугалась и сбежала, разрушив обе наши жизни. Просто и отпусти… Я не держу на тебя зла, ведь знаю, что расплачиваться за содеянное тебе придется всю жизнь. Если даже не перед законом, то перед собственной совестью, уж точно.
На улице раздались гудки сирен. Дверь сошла с петел и в квартиру ввалился милицейский наряд.
Снова затрещали лампы. Эвелина прижалась к Падшему.
— На этот раз точно все, — улыбнулся он, показывая в сторону вагона, откуда им приветливо махали седой мечтательный Человек средних лет, Женька в красивом летнем сарафане и Фокусник, нет, Художник в светлой рясе.
* * *
До сих пор, говорят, если проспать конечную станцию и случайно заехать в депо, то в отражении вагонных окон можно увидеть их, этих странных пятерых людей.
© Copyright: Светлана Гольшанская, 2012 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Подземка», Светлана Гольшанская
Всего 0 комментариев