«Поединок во мраке»

Поединок во мраке (fb2) - Поединок во мраке 2579K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Татьяна Георгиевна Шубина

Татьяна Шубина Поединок во мраке

Глава 1 Некрасивая внешность и желтушный виртуальщик

В студенческой семье родился сын. По этому поводу устроили праздник.

Сбежались соседи со всех этажей, чтобы посмотреть на младенца. И в этой суете никто не обратил внимания на стремительно вошедшую незнакомку.

Она наклонилась над ребенком, улыбнулась и что-то прошептала, а счастливой матери протянула голубой пакет.

— На удачу, она ему понадобится.

Мать заглянула в пакет и увидела там стертую подкову. Она хотела поблагодарить за подарок, но таинственная гостья уже исчезла, и никто не знал, чья это, собственно, была знакомая.

Мальчика назвали Димой, подкову положили в шкаф и вскоре забыли про нее. Незаметно прошло шестнадцать лет…

Поддевая ботинком мятую банку из-под пива, ученица девятого класса Галя Горбушина в который раз проходила мимо беседки. Деревья, кусты и деревянную решетку густо облепил мокрый снег, но было видно, что там внутри сидят двое и, может быть, даже целуются.

Горбушина вздохнула, воображая себя на месте той девчонки. Ей сразу захотелось и хохотать, и плакать, и носиться по снегу, но вместо этого она сгребла в охапку Пифпафку — карликового пуделя, с которым гуляла, и строго сказала песику:

— Из-за тебя одни неприятности, двинули домой!

Она ругала себя за то, что не в меру расфантазировалась. Чужой поцелуй, видите ли, подсмотрела! Кому она нужна со своими прыщами, толстыми щеками и длинным носом?! Не красавица… Ну, да что тут поделаешь? В этой жизни карты сдаются только один раз, а потом хочешь того или нет, приходится играть ими.

Дом был рядом — по тропинке через трамвайную линию, но Галя предпочла удобной гипотенузе пути-катеты: до светофора, а там к подъезду со стороны шоссе. И, конечно, ее угораздило увидеть ту же парочку еще раз: теперь они брели к трамвайной остановке. Парень обнимал девушку за плечи и что-то шептал ей на ухо.

«Везет людям!» — подумала Горбушина. Конечно, она не слышала ни слова, но могла себе вообразить… А между тем разговор был весьма странный.

— Включил телек, а там гора и туннель, где был пожар. Сразу вырубил. Мне показалось, если я про это узнаю, то с тобой что-нибудь случится.

— Спи, как бэби, я же здесь.

— Но все-таки я здорово испугался. Сам не пойму чего.

— Ладно, Сверчок! Надоело, — одернула его спутница.

— В ту ночь, когда это показывали по ящику, мне казалось, ну прямо как наяву, что ты стояла в моей комнате. Бледная-бледная. Я хотел вскочить, но не смог, а ты сказала: «Так получилось. Прости, так получилось».

— И все? Надеюсь, я больше ничего не сболтнула?

— У меня сердце остановилось. Показалось, ты со мной прощаешься.

— Опять двадцать пять. Вау-вау, ох уж эти люди!

Внезапно Пифпафка зарычал и как бешеный бросился на незнакомую девушку. Галя не могла понять, что на него нашло. Ее пудель сроду ни на кого не кидался, разве что лаял на пьяных да на людей с большими мешками, которые собирали бутылки. А тут он выл, визжал и пытался вцепиться в незнакомку.

Галя на мгновение оцепенела, но тут же ринулась за песиком. К своему счастью, она поскользнулась на мокром снегу и оказалась на четвереньках. К счастью, потому что девчонка так врезала ногой по железной урне, что та завертелась, просвистела над Галиной головой и брякнулась за трамвайной линией. Пифпафка уцелел лишь потому, что успел вовремя отскочить.

— А ну пошли вон! Я твоей собаке голову оторву, — яростно бросила девица, но тут же засмеялась и самодовольно поинтересовалась: — Ну как, не хило?

— Круто, прямо Никитá, — несмотря на идиотское положение, Горбушина сказала это искренне: она умела восхищаться чужими достижениями.

Девушка была явно ее ровесницей, но на этом сходство заканчивалось. «Везет же ей! Просто фотография из журнала „Эль“! Все признанные модели могут отдыхать, отправляться прямо сейчас в пожизненный отпуск!» — подумала, глядя во все глаза на незнакомку, Галя, но вслух пробормотала:

— Пифпафка обычно песик-невидимка, даже не лает.

— Он, наверно, Боба учуял, — предположила девица.

— Боба?

— Ага. У меня громадный боксер, я его в этой куртке гулять вывожу.

Горбушина с готовностью кивнула, еле сдерживая Пифпафку, который продолжал рваться в бой. Если б не противный пудель, Галя просто вмерзла бы в остановку, так ей льстило, что с ней разговаривает такая красавица.

Поднимаясь по лестнице, Галя вспомнила, что парня так и не рассмотрела. «Ну и ладно. Когда рядом с ним такая, другие могут вечно сидеть в карантине», — подумала Горбушина, прикидывая, что если бы она подружилась с той девушкой, то могла бы многому у нее научиться. Но об этом не стоило и мечтать.

Галя в который раз за этот вечер вздохнула. Сами посудите — кончается декабрь, на носу каникулы, Новый год, но все радости жизни не для тебя. Скверно живется на этом свете гадким утятам! Надо уточнить: умным гадким утятам.

— Пора с этим кончать! Еще немного, и я стану чемпионом по вздыханию. А тут еще этот желтушный карантин, будь он неладен! — Галя чмокнула в морду Пифпафку и поморщилась.

— И вонючка же ты, бешеный мой. Смотри, будешь кусаться — надену намордник. Ты чего трясешься?

Пифпафка, злобно рыча, полез под диван. С ним определенно что-то происходило. Горбушина подумала, что пудель явно нуждается в помощи собачьего психиатра. Если, разумеется, таковые существуют.

Про желтушный карантин Галя вспомнила неслучайно. Дело было в том, что в дурной день и недобрый час ее дядя Андрей пообедал в кафе и умудрился заболеть гепатитом. Теперь он лежал в инфекционной больнице, а Галя, как контактировавшая с ним, была посажена на домашний карантин. Двадцать один день безделья. Почти что целые каникулы, только ужасно бестолковые. (Тут надо кое-что пояснить. Дядя Андрей — младший брат Галиной мамы, старше племянницы на двенадцать лет, живет вместе с Галей и своей мамой, которая, естественно, приходится Горбушиной бабушкой. С первого взгляда эта информация мало о чем говорит, но на самом деле в этом — завязка всей истории.)

День между тем кончался. Галя тоскливо бродила по комнате, а потом подошла к столу и неохотно взяла свой коричневый еженедельник-дневник.

«Нельзя, чтобы и сегодня страница осталась пустой. Надо хоть что-нибудь записать!», — подумала она, кусая ручку и прикидывая, не написать ли про симпатичную девчонку, на которую набросился Пифпафка.

Но ручке так и не суждено было прикоснуться к бумаге. Резко и немелодично зазвонил телефон. Уже по одному этому звону, показавшемуся ей вдвое более неприятным, чем обычно, Галя почувствовала, что звонит дядя Андрей. Он скучал в больнице и периодически занудствовал, напоминая о необходимости мыть руки своим мылом, не трогать чужие ложки и не есть из общей посуды.

«Можно подумать, это я лопаю что ни попадя, а он вляпался в эту бяку исключительно по моей инициативе», — раздраженно подумала Галя и подняла трубку.

— Унываешь? — прозорливо поинтересовался дядя Андрей.

«А он не совсем чурбан! Во всяком случае с проблесками!» — удивленно отметила Горбушина.

— Не унывай! Мы не можем знать замысла судьбы в отношении нас, — глубокомысленно изрек родственничек.

— Чё-чё? — переспросила Галя.

— Ты что, в школе литературу не учишь? Если б не холерный карантин, неизвестно, была бы у Пушкина «Болдинская осень», — объяснил дядя Андрей, переходя на свой обычный занудный тон.

— Народ балдеет, тусуется, а у меня «Болдинская осень»! — раздраженно хмыкнула Горбушина. — Ха-ха! Не смешно. И это всё?

— Надо уметь группироваться. Неприятности случаются куда чаще, чем рассчитываешь. И вообще, рассчитывай не рассчитывай, получишь не в том месте и не на ту сумму.

— Я за тебя рада! На твое чувство юмора вирус явно не повлиял. Ну все, я спешу, — Горбушина собралась прервать разговорившегося дядюшку.

— Куда это ты спешишь, если сидишь на карантине? Поброди в Интернете, куда лучше, чем по лужам. Но к моему компьютеру не суйся, поняла? Помнишь сказку про Синюю бороду?

— Нужна мне твоя дурацкая борода, я, что убогая? Это у тебя гормональные пробелы! — ляпнула Галя, с размаху бросая трубку.

Бабушка собиралась на работу и как всегда бормотала: «Вот котлеты, там зеленый горошек, картошку разомни, сделай пюре…» Все это, конечно, шло мимо внучки, но ее достало, когда бабушка начала.

— Тебе скоро пятнадцать (скоро — это аж в апреле, а сейчас еще декабрь. Скоро называется!). Тебе скоро пятнадцать, у тебя появилось время подумать о жизни.

— Я что, Дума? Давно со всеми разобралась, мне думать не о чем, мне за это деньги не платят. У меня дел во, — и Галя провела ладонью выше макушки.

Галина мама и отчим жили в Норильске. Есть такое состояние: дорабатывание до какого-то срока, чтобы потом получать повышенную пенсию. На самом деле отчима устраивала жизнь с Галиной мамой без «гарнира», к которому относились Андрей, Галя и Галина бабушка. А мама успокаивала себя тем, что когда-нибудь как-нибудь все образуется.

Галя ушла к себе в комнату. Дневник не писался.

Смотреть телевизор с утра до вечера можно дней пять подряд, а потом понимаешь, что готов продолжать делать это только за о-о-очень большие деньги. Да и то в Америке, где они имеют силу. В России лишние средства только притягивают несчастья. Так считала Галина бабушка, а уж права она или нет, Горбушина пока не задумывалась.

У Гали в дневнике на вопрос: «К чему я до сих пор не выяснила отношение?» — было написано: «К деньгам».

За окном сгустилась тьма. Было начало шестого вечера. В Бразилии в такое время народ идет на пляж, чтобы посидеть под пальмами и покричать про любовь. В Бразилии Галя понятно не была, но про их любовь знала многое — по телевизору в основном шли южноамериканские сериалы. Лето там не кончалось, и Остап Бендер вполне мог пригласить Галю пройтись по Рио в белых джинсах.

— Правда, этот Остап приходился бы мне прадедом. Ну и пусть, даже клево: дед-ретро-классик. Я — супер-пупер. Рио скиснет!

Галя озвучила мысль и завалилась на диван.

Заваливалась она по системе. Если прижать руки к телу, а ноги сложить вместе, то по диагонали можно рухнуть на открытый диван-кровать не хуже, чем на батут. Одна половинка дивана подпрыгивает. Стекла в книжных шкафах звенят, на трельяжике валится все барахло. С ума можно сойти, такой кайф!

Галя раз пять грохнулась на кровать, а в шестой больно ударилась головой обо что-то твердое. Это была не подводная скала, а первый том «Войны и мира» Толстого.

В том, что она читает Толстого, Галя ни за что не призналась бы ни одной из подруг. Где она, а где этот Толстой! Это бабушки бубнят о вечных ценностях, о нравственности — единственном даре, который, по их мнению, люди передают по наследству. Якобы без этой нравственности нет ни счастья, ни настоящей жизни. Но мам и бабушек, как известно, не выбирают.

Когда Галя была маленькой, то сдуру говорила: «Здравствуйте», «До свидания», «Извините», «Разрешите, я пройду», «Всего хорошего», «Я вам очень сочувствую». Потом она поняла, что так недолго стать всеобщим посмешищем, и страшно на себя разозлилась. У подружек к тому времени уже были маленькие татуировки и серьга в пупке, а у нее даже волосы оставались некрашеными. Здрасьте пожалуйста!

В поисках своего стиля Галя изрисовала в дневнике кучу страниц. Но эти раззюзюльские вежливости все равно из нее вылезали. Только она бормотала их невнятно. Типа «Ра ва ви» вместо «Рада была вас видеть» и «Бы ра с ва по», заменяя «Была рада с вами познакомиться».

Галя подумала и на всякий случай еще раз вздохнула.

— Может, наведаться в этот тупой Интернет? Вообще-то, мне кажется, я из него выросла!

И она включила компьютер.

Глава 2 Не ходите, дети, в интернет гулять

— Галюша, — бабушка заглянула в комнату. — Закрывайся, я ушла.

Еще недавно Галина бабушка работала ведущим инженером в научно-исследовательском институте. Когда институт законсервировали, бабушке повезло — ее взяли вахтером на один из этажей этого здания.

— Я тебе сама позвоню, ты не звони, начальство ругается, — и бабушка удалилась на целые сутки.

Наступила абсолютная тишина. Галя поиграла с ней в прятки (ведь этого никто не видел) и незаметно для себя оказалась в комнате Андрея.

Дядюшка впадал в неистовство, если кто-то лез к его компьютеру. «Это моя работа, понятно или объяснить?» — тарахтел он.

Объяснял Андрей доходчиво, по-питекантропски, то есть дрался. Правда, он отдал племяннице свой старый компьютер, но там из игр было одно старье. Все эти убогие автогонки, приключения, страшилки, космические стрелялки с монстрами, телепортацией из зоны огня и успешным завершением миссии.

Первое время Галя с ними еще возилась, распутывала, переходила с уровня на уровень, но потом возненавидела всю эту лабуду.

— Надоело! Иду по улице и — пиф-паф, выбираю мишень, кх-кх. Не-е-е, это не моя схема. «Если вы пройдете этот уровень, то отправитесь пострелять крыс». Ха-ха! Подумаешь, награда!!!

— А что бы ты хотела? — пялясь в экран, обычно спрашивал Андрей.

— Так я тебе и сказала.

Андрей хихикал, включая компьютер, запирал дверь на ключ и не пускал племянницу к себе в комнату. А так хотелось! Тем более, стоило дядюшке щелкнуть замком, как за дверью раздавались то музыка, то скрежет зубов, то другие страшно интригующие звуки. Андрей работал в компьютерном салоне мастером-экспертом техотдела и в последнее время совсем «завиртуалился».

— Живи в реальном мире, — поучала расстроенную Галю бабушка и доставала с полки Достоевского или Толстого.

Но сейчас Андрея дома не было, и никто не мог сказать Горбушиной: «А ну, давай! Знаешь, где дверь?».

Справедливости ради надо отметить, что к «запретному плоду» Галя подошла без особого настроения, покрутилась в кресле, подумала и нерешительно включила компьютер. Как она разочаровалась, увидев, что там все, как и у нее! Ну, три-четыре новые игры, где все те же мутанты и головорезы, которых надо обучать и размещать в нужном месте, чтобы они дубасили кого следует.

Галя равнодушно замораживала своих врагов, теряла и получала проценты жизненной энергии, ковырялась в атомных бомбочках и думала, как все это кисло.

Андрей по макушку завяз, если трясется над этим и воображает, что такую ерунду нужно охранять от родственников. Лично ей это убогое развлечение без радости.

Галя хотела уже было выключить монитор, но случайно увидела одну штуку. Что-то совершенно новенькое… Это были коды. Аккуратно и тщательно отобранные.

Галя набрала один, другой, скривила нос над взрывающимися трупами и растекающимися пешеходами, раззадорилась и начала лепить из кодов новые.

Она так и не успела сообразить, что произошло.

Полыхнула голубая молния, ее обдало жаром, сердце гулко забилось. Галя почувствовала тяжелый пронзительный взгляд такой силы, что отшатнулась от монитора и выронила мышь. Руки сами поползли на то место, куда бабушка вечно заставляла надевать шарф.

С монитора смотрела Дама Пик. Много раз Галя видела ее на картах, но теперь взгляд «ведьмы» прожигал насквозь. Горбушина почувствовала, что руки-ноги одеревенели.

— Эй! — едва ворочая языком, пробормотала Галя. — Чего вытаращилась?

Галя попыталась закричать, оглянуться, ухватиться за стол или стул, но их рядом не оказалось. Дама вцепилась ей в плечо и прошипела:

— Давай, переставляй ходули.

Дама Пик поволокла ее за собой вверх, вниз или еще куда-то. Галя ясно ощущала запах подземелья, под ногами выворачивались мокрые камни. Она поскользнулась, упала, но ледяная лапа не отпустила ее. Девочка перестала различать, куда они сворачивают, поднимаются или опускаются.

Она пыталась вырываться, укусить Даму, звала на помощь, но голоса своего не слышала…

Сумерки расступилась, но лучше бы этого не делали. Все вокруг мерцало зловещим фиолетовым светом. Он проникал сквозь закрытые веки и даже через кожу. Казалось, гнетущее фиолетовое мерцание разрывает сердце. Галя, задыхаясь, прижимала ладони к груди.

— Хочешь быть пользователем бешеного пространства, работай на Затмении, — провизжала Дама. — Бери нож, ошкуривай монстров. Потом пойдешь со всеми на ферму доить драконов!

Все вокруг было завалено киберстрашилами. Некоторые еще конвульсивно подергивали клешней или лапищей. Вдоль длинной ленты, похожей на конвейер, спиной к Гале стояли люди в кожаных фартуках и капюшонах. Мелькали ножи, копья, мечи. Рабочие ловко разделывали монстров, сливали что-то черное в медный котел, оставшиеся части бросали на ползущую ленту.

Вот шмякнулась голова киборга-молотобойца, проплыла лапа собаки-вампира, с клыков раздавленного черепа стекала липкая кровь.

Галя, почувствовав отвращение и что-то вроде сочувствия к этим кровожадинам, перевела взгляд на свою провожатую. Это была уже не Дама, а ведьма Акулька. В дырах ее плаща копошились живые скорпионы.

Девочка затряслась от ужаса. Акулька зло щерилась на нее. Самый жирный скорпион шмякнулся Гале на щеку.

— Кто ты такая? Как сюда попала? — прошипел он.

Девочка обмерла, скорпион пытался заползти ей в рот.

— Ты семь раз повернула ключ, — громыхнуло в Галиной голове. — Семь раз сотрясла качели космоса в 29-й лунный день Спрута. Взошла звезда Графиас Скорпиона и ты попала в бешеное пространство.

Акулька тряхнула рваной кофтой, скорпионы и другие гады буквально усыпали незадачливую путешественницу. Та в ужасе присела, оторвала ладони от груди и закрыла ими голову.

Ведьма присмотрелась к Гале и отскочила. Скорпионы и гады кинулись к хозяйке.

— Душа! У тебя настоящая душа! Почему ты не обменяла ее на идентификатор? Ты, внесистемница, человек-абсолютус? — Акулька зашипела, как котел с серной кислотой. — Это все ты, Синюшный! Я не могу на тебя положиться! Выдрючиваешься-выдрючиваешься, а твои программы взламывают всякие блаженные. Тебя надо сечь розгами!

Ведьма схватила громадный гроб и долбанула им о невидимую стену. Крышка отлетела, и из гроба выпал вялый зеленовато-синий вампир, облаченный в черный смокинг.

— Я перезаряжаюсь, меня нельзя сотрясать! — плаксиво захныкал он.

Галя от неожиданности подпрыгнула, споткнулась о тяжелую крышку и упала прямо в залитый кровью гроб.

— Я тебя так сотрясу, винтиков не соберешь! — бушевала ведьма. — Ошибка конструктора!

Акулька сорвала с себя каменное ожерелье, раскрутила его как пращу и запустила в вампира. Вампир пригнулся, камни ударились о стену и разбежались черными крокодилами.

— Была Акулькой, Акулькой и осталась. Дура! А я еще хотел сделать тебя Пиковой Дамой. Пригласить на саммит к Самому! — Вампирюка прислонился спиной к гробу и стряхнул с рукава смокинга невидимую пушинку.

Акулька вцепилась в его аккуратно прилизанные волосы.

— Укуси ее, пока Бригадирус не реализовался! — потребовала ведьма.

— Не могу. Она явилась по паролю и качелям космоса. С проводником. Ты же сама ее привела.

Вампир легко отшвырнул ведьму, как котенка, который набедокурил. Акулька перевернулась в воздухе, затем раздался звук падения и хруст раздавленных скорпионов. Но ведьма как ни в чем не бывало вскочила на ноги и вновь бросилась в атаку:

— Признавайся, ты ее закадрил? По душе затосковал? Гляди, попадешься на хакерский крючок. Будешь тогда на солнышке костями белеть!

Ведьма хакнула, вывернулась и влупила вампиру по зубам страшным шестиугольным каблучищем.

— Зуб, мой зубик! Драгоценный клычок! — запричитал тот.

Галя ничего не могла понять. Во время перепалки она в полуобморочном состоянии вжималась в дно гроба. Поддерживала ее и даже немного забавляла мысль, что это только игра. Суперреальная, но все равно игра. Та, которую так прятал от нее дядюшка.

«Я не выключала компьютер, мышь вывалилась из рук, — успокаивала себя девочка. — Но у всякой игры свой ход, главное — не суетиться, сгруппироваться, как советовал Андрей. Да, в бешеное пространство я свалилась по его милости. Хотя, честно говоря, он как раз сюда меня не звал. Даже ограждал от этого… А кто интриговал? Не трожь! Не лезь! Косвенно, но зазывал. Но, что бы я там ни думала, Андрей сейчас не поможет. А кто поможет?»

Раздался взрыв. Если бы не защита гроба, такой сильной вспышки фиолетового света она бы не вынесла.

Акулька с завываниями полетела в невидимую трясину, увязла и забулькала. Вампирюка кувыркнулся, как тряпичный, поколотился о невидимые стены и повис поперек своего гроба.

— Бригадирус, бригадирушкас, она же внесистемная, — плаксиво промямлил он.

Вой, писк, шмяканье, причитания вампирюки и Акульки слились в жалостливый хор. Похоже тот, кого называли Бригадирусом, здорово разозлился.

— Ай-ай-ай, я искусственный, я очень дорогой! Ай-ай! Вы испортите мне фотоэлементы, таких теперь не выпускают, ой! — плакался кто-то.

— Я настоящая! Я, я, я еще мамонтов уморила! Я… существо женского рода! Ай-ой! — рыдал другой голос.

Галя не поняла, кто этот Бригадирус, но его манеры симпатию не вызывали. Просто мафиози какой-то!

— Энергетическийс кренс могс уничтожитьс бешеноес пространствос! Естьс трещиныс, прорывыс? Какоес у неес полес? — рявкнул он.

— Слабенькое. От тюф до тюф, от сеф до сеф, — вкрадчиво пояснил вампир.

— Срочное, идентифицируйтес!

— Давай, входи в системку. Будешь в команде. У нас ребята, что надо. — Вампирюка протянул зеленую руку. На его худых костяшках болтался номерок, какие выдают в гардеробе. Там были какие-то цифры, но с перепугу Галя их не запомнила.

Горбушина сидела в гробу, поджав колени под подбородок, и пялилась на номерок. Акулька терла разбитый глаз и хлюпала носом.

— Съешь ее скорей! — уговаривала она кого-то. — Это тебе такой Макдональдс, вкусняшка!

Галя решила сделать свой ход. А то эта странная игра никогда не закончится.

— Ты, искусственный! И вы все, рассыпьтесь! А то я вас по стенке размажу! Такое поле наведу! Такие трещины устрою! — выкрикнула девочка.

Она брала их на испуг, блефовала. Может, они выключатся? Но не тут-то было!

— Продолжениес следствиемс. Вымочитьс в грехахс, съестьс сырьемс. Сердцес броситьс в пуншс Затменияс, — скомандовал невидимый Бригадирус.

Слова или скорее их смысл звучали внутри Гали. Девочке казалось, что она сжимается и от нее остается только крохотный, светящийся кружок величиной с копеечную монетку, которую даже кассиры не берут.

Она упала, не ощутив боли.

— Заморочитьс до готовностис! — прогремел приказ.

Глава 3 Мистик Плещеева и сверчок из черного списка

Плещеева и Горбушина были подругами, что называется, неразлейвода. В школе все к этому привыкли. Вообще-то они очень разные. И дело не в том, что Танька вымахала, как верста коломенская, а в том, что интересы у них не совпадают.

Горбушина безвылазно сидит во «всемирной паутине» и петрит в компьютерах лучше любого старшеклассника, а Танька верит в чудеса, интуицию и ходит на курсы мистиков широкого профиля при районной библиотеке.

Понятно, имидж у Плещеевой соответственный. В ее косметичке хранятся накладные черные когти, зловещего оттенка губная помада, переводные татуировки пауков, брелок в виде высушенной мыши, кулон с крошечным черепом из черного камня и еще много этакого.

Кто хочет повизжать от ужаса, тому Плещеева зловещим шепотом с удовольствием рассказывает про горбатого карлика с огненным когтем, который по ночам ходит по улицам и поджигает прохожим волосы; про пластилиновых человечков, которые залепляют рот, и люди задыхаются; про бабку с лиловым носом, продающую черные тюльпаны, покупая которые человек сразу умирает, а бабка достает у мертвеца сердце, высушивает его и делает леденцы на палочках.

Учительница русского языка случайно услышала эту болтовню и возмутилась:

— Плещеева, что у тебя в голове?!

— Вы бы нашего главного мага послушали! Он даже книгу написал! — с восторгом пояснила Татьяна.

— Я представляю, — поморщилась учительница.

— Нет, неподготовленному человеку это представить невозможно, — гордо подвела итог разговору Плещеева.

Таня была человеком подготовленным и могла себе представить что угодно. Как раз об этом она и собиралась поболтать с Галкой.

Как всегда, пока мама не пришла и не села на телефон, Таня Плещеева позвонила Гале. Ее просто распирало от новостей, и она нетерпеливо сопела, ожидая, пока подруга снимет трубку.

— Здесь у телефона, — наконец-то отозвалась Горбушина.

— Алло, птица! Где ты?

— Разумеется, дома.

— Ой, мистика, сплошная мистика! Чистый ужастик! Что сегодня было! Вызывает меня математичка: «Хочешь исправить тройку? У тебя есть шанс получить четыре за четверть?» — «А что надо?» — «Иди к доске, поговорим». Я, конечно, предчувствовала, будет что-то в этом роде. Еще думала — учить или не учить? Ты меня, слышишь, птица?

— Слышу насквозь. А дальше?

— Ха-ха-ха. Так вот, представляешь: мистика! Интуиция-то тянула меня к учебнику, а я откладывала, откладывала, а потом стало поздно, и я легла спать. Утром было время, я на физру не пошла. И прямо потусторонние силы, полтергейст, бытие на грани реальности — тетрадь по математике вываливается и открывается. Прикинь! Открывается прямо на тестовых вопросах. Непостижимое рядом! Я поднимаю и… закрываю! А тут приперся Чернов. Видит я держу тетрадь, и говорит: «Дай посмотреть! Как ты думаешь, математичка выставила уже отметки за четверть?» Ну не ужастик? Провидение говорит нашими голосами. Во всем логика предопределенности, — тараторила Татьяна.

— Правильно! Входи в систему, не будет проблем, — отозвалась трубка.

— Чиво? В какую еще систему? — не поняла Плещеева. — Птица, это ты?

— Здесь у телефона, — подтвердила трубка.

— Вот и мама опять же внушает: «тройка, тройка». Надоело быть зависимой от настроений взрослых, от их материальной заземленности, — горестно заметила любительница магии.

— Не хочешь проблем — входи в систему, входи в систему, входи в систему, — железным голосом порекомендовал телефон.

Тут в коридоре послышался шум, пришли мама с младшей сестрой и расшумелись: «Снимай, сапоги! Не ставь сумку в грязь.» — «Где моя кукла?» — «Таня, опять электрика не вызвала, выключатель искрит».

Пришлось на самом интересном крикнуть Галке:

— Чава какава! Потом перезвоню. Дальше было такое, такое…

Но от этой беседы у Тани осталось какое-то странное ощущение. Вроде как металлический привкус. Будто лизнула что-то железное.

Обдумывая странный разговор, Плещеева ковыряла ложкой в тарелке и пинала сестру ногой под столом. Та в ответ больно ущипнула ее. Мама разрывалась между детьми, плитой и холодильником.

Наконец Танька пришла к выводу, что с подругой что-то не то. Горбушину она знала не первый год, и та должна была сказать что-то вроде: «Тебе нужна была тройка. В тройке есть тайна, а четверка — это табуретка».

А тут какая-то непонятная система, в которую нужно входить… Хотя, может, это что-то новенькое? Отпад: надо Галке попозже перезвонить.

— Мама, — на всякий случай спросила Таня, — а у гепатита какие осложнения?

Но лучше бы она этого не говорила. Мама покачала головой и опустилась на стул:

— Я так и знала. Ты бегала к Горбушиным! Хоть бы о сестре подумала…

Дима Сверчков учился в десятом классе. Учителя на родительском собрании на вопрос: «А как наш сын?», — отвечали строго, с трудом припоминая о ком идет речь:

— У вас такие же серьезные проблемы, как у всех. Так что решать их нужно комплексно.

Ребята в классе считали Димку обычным парнем. Был у него друг — Сашка Савинков по прозвищу Кот, который писал стихи. Само по себе это не забойно. Но кулаки у Кота были, как кувалды, и рост метр девяносто. Поэтому одноклассники считали его поэтом.

Как-то классная сплетница Руся сообщила всем:

— Сверчок, да-да, наш Сверчок гуляет в парке с девицей из частной школы. А на улице эту девицу ждет машина с телохранителем. Мордоворот обалденный! Не хуже Ван Дамма!

Никто не поверил. Но через пару дней Руся рассказала, что видела, как девица среди бела дня пила со Сверчком из одной банки колу. Более того, они на глазах у всех (слабонервных прошу удалиться!) терлись носами! Да, именно, терлись носами.

Думаете это все? На следующий день Руся нарочно подкараулила их в парке и пошла навстречу. Сверчок держал девицу за руку, а та вела слюнявого старого пса, хромого на заднюю лапу, но очень породистого. Сверчок смотрел на нее, она — на Сверчка, и они буквально врезались в Русю.

— Привет, Сверчок. Ты что, ослеп? — выпуская яд, справедливо зашипела та.

— И вы знаете, что он сказал? — продолжала свой рассказ Руся.

Слушатели замерли.

— Он сказал: «Извини, Марина».

Ребята зашлись от смеха, а придурковатый Белозеров спросил, кто такая Марина.

Вообще-то Мариной звали Русю, но об этом, казалось, забыли даже ее предки.

И тогда на Сверчка стали смотреть по-другому. Девчонки задумчиво приглядывались, что в нем такого, чего я не разглядела? И отвечали себе: «Да, что-то определенно есть».

Мальчишки смотрели вслед Сверчку снисходительно, но и с завистью, потому что за это время многие из них эту девицу видели, а некоторые хотели бы видеть ее каждый день.

Можно было, конечно, у нее на глазах наподдать Сверчку. Так, профилактически, чтобы не высовывался, — он пацан не из крутых.

Мысль сама по себе ясная. Но потом вспомнили про кулаки Кота да еще углядели описанную Русей иномарку с мордоворотом за рулем, и желание поучить Сверчка сменилось на: «Пусть живет».

А Димка жил в этот миг на другой планете, даже не выясняя, как она называется.

Каждое утро он начинал со звонка своей девчонке. Разговоры происходили примерно так:

— Я пришел к тебе с приветом!

— На углу Сретенки в полчетвертого, ку-ку.

Хотите узнать, как они познакомились?

В тот февральский день, в гололедицу, Димка не дождался автобуса. Он возвращался с катка, с тренировки районной хоккейной команды, но торчать на остановке не стал. Народу собралось прорва, все ругали погоду, а заодно и тех, кто приходил на память или попадался на глаза. Уже смеркалось. Был час пик.

Димка Сверчков с рюкзаком за плечами и клюшкой в чехле зашагал вдоль шоссе. Вскоре его обогнал один автобус, потом второй. Они шли по направлению к Димкиному дому и, на удивление, совсем не были переполненными.

Похоже, городское начальство решило позаботиться о своих гражданах. А у Сверчкова появилась возможность догнать автобусы на следующей остановке. Нужно было только поднажать, проскочить проходной двор и срезать угол.

В любой другой день он так бы и поступил, но Димка был не в лучшей форме: его отчислили из хоккейной команды. Без всяких причин после тренировки тренер сказал: «Сверчков, нам придется расстаться». И все!

К тому времени Димка сменил уже пять спортивных секций, и рано или поздно (чаще рано) ему говорили:

— Слушай, а не заняться ли тебе чем-нибудь другим?

— Чем? — мямлил Сверчков.

— Тем, что больше подходит тебе по темпераменту.

Тренеры и не подозревали, что Сверчку в будущем действительно предстоит «заняться совершенно другим». И из-за «этого другого» над ним уже нависла ужасная опасность. Те, кто давно следил за Димкой, не упускали ни один его шаг, высматривали любую зацепку, чтобы не запустился механизм, способный перевернуть все их планы…

Короче, у Сверчка были могущественные и чудовищные враги, о существовании которых он и не догадывался, да и те, кто был с ним рядом, тоже ничего не знали.

…Димка стоял на перекрестке, когда у светофора остановился третий по счету автобус. Что-то в этом было не так, но Сверчков махнул рукой. Зачем спешить? Чтобы обрадовать родителей, что и с хоккеем у него ничего не вышло, чтобы отец не пел свою дурацкую песенку «Трус не играет в хоккей»? Выходило, его сын — все-таки трус.

Пешеходы рванули на зеленый. Димка тащился последним. Автомобильный поток дрогнул, и тут же раздался вопль и скрежет.

Народ, ничего не соображая, засуетился, кто-то истошно заорал. Сверчок, в полной отключке, уперся плечом в какую-то иномарку. Зацепился и чуть-чуть проехал вместе с ней на подошвах, но не упал, а успел еще выволочь из-под колес машины тяжеленного пса. Собака обалдела, упиралась всеми лапами, но Димка протащил ее на мостовую. Острые шипы ошейника порвали перчатки, зато собака осталась невредимой.

У Сверчка в экстремалке с реакцией было не просто хорошо, а превосходно, но потом он как бы вырубался. На эту-то реакцию и клевали поначалу тренеры, но, присмотревшись и поразмыслив, находили, что она не подходит к их виду спорта.

Включился Димка, когда здоровенный водила догнал его и так врезал, что правый глаз сразу закрылся, и потом три недели в него капали лекарства.

Вы думаете это подстроили те, кто наблюдал за Сверчком? Нет, для них эта история была такой же неожиданностью, как и для нашего героя. Сначала они даже не обратили на нее никакого внимания.

А Сверчков долго еще ходил с фингалом и на все вопросы отвечал: «Стрелялся с французиком».

Тогда Димка, конечно, не мог еще знать, что она разыскивает его.

Глава 4 Настоящие приключения, или крупные неприятности

Любая игра хороша тем, что всегда можно крикнуть: «Все! Я так не играю». А если кричи себе сколько хочешь, но никто не слышит? Если постепенно игра перестает быть интересной? А самое страшное — когда то, что принимаешь за игру, вовсе не оказывается таковой.

Галя оказалась в чулане, если можно так назвать маленькую клетушку примитивного дизайна. Обыкновенный погреб со стереоскопическими стенами. Правда, фиолетовый свет не был здесь таким пронзительным, что-то его смягчало.

«Приемчики самые банальные, сперли, видать, из „Буратино“. В чулане, небось, и крысы есть! Бр-р! Только не это!» — путешественница осторожно пошевелилась. Гале казалось, что она сидит под стеклянным колпаком. Или это не колпак? Рядом кто-то закопошился, завозился, зашебурчал.

Когда девочка поняла, что это, она заорала по всем правилам, как учили на уроках по обеспечению личной безопасности:

— Пожар! Пожар! Пожар!

Однако так орать она могла сколько угодно, никто ничего не слышал, потому что от испуга у нее пропал голос. Галя просто разевала рот, как рыба в аквариуме. Зажмурить глаза она тоже не могла. Закрывай не закрывай — все равно видно, как при самом ярком свете.

А видела Горбушина гадких существ и точно знала, кто они. Нет, это были не крысы, но мерзость неменьшая. По кладовке ползали ужасные тараканы-монстры. Тараканы, на которых она дома ставила ловушки и наблюдала, что из этого получается, рядом с этими уродами казались миниатюрными очаровашками.

Шестилапые окружили ее и запели: «Каравай! Каравай! Кого хочешь выбирай!» Голоса у них оказались препротивными и скрипучими.

— Выбири меня, выбири меня! Выбыри меня! — вперед выступил черный хромой тараканище с обломанными усами.

— Нет, выбири меня, выбири меня! — отпихивал его худой коричневый, без верхней левой лапы.

— Мы вылазим из стены, из щели, из тьмы! Иди к нам, иди к нам! — тараканы тянули к перепуганной девочке мохнатые лапы.

Гале снова послышался голос Бригадируса: «Вымочитьс в грехахс, выморочитьс, съестьс сырьемс».

Нет, с нее достаточно! Тупая игра! Дурацкая! Разработчики — того! У них головы поехала! Уж лучше привычные бах-тарабах-вжик-вжик! И как она выключается — эта прибамбасная игра?

— Пожар! Караул! Милиция! Дайте жалобную книгу! Мама! Лови! Держи! Ложись! — первое потрясение прошло, а голос не возвращался.

Но не тут-то было! На нее вдобавок к тараканам свалилась дохлая, отвратительно скользкая вуалехвостка.

Сами посудите, какой кайф от такой игры? А если это не игра, то что же? Пусть уж лучше «семь мертвецов стучат в семь дверей, и из каждой двери появляется…» К таким штукам Галя привыкла, этим ее было не удивить и не напугать.

«Потому что там есть правила, а тут нет!» — сообразила девочка.

«Так не бывает, — возразил ей внутренний голос. — Все имеет свои правила. Просто ты в этой дурацкой игре ни бум-бум».

Девочка съежилась. Низкий хамский голос зазвучал вновь:

— До Затменияс дозреетс. Закукулитьс, замумулитьс, чтобыс в мерус былас заколоченас и до корочкис замороченас. Свежатинкас!

— Эй вы! Кто там? Я вас не боюсь! Трах-тах-тах! Или чего вы там боитесь? Исчезните! Выключитесь!

Галя трясла головой и размахивала руками:

— Так не бывает! Ничего этого не может быть. Фу-у, и вас нету! Свет перегорит — и все! Эфемеры придурковатые!

— Бываете, и ещес какс. А чтос будетс дальшес!

От гомерического хохота, казалось, содрогнулись стены.

— Ждис, ждис, ужес скорос.

Галя кое-что соображала в компьютерах, на которых поехали мозги ее великовозрастного дядьки. Должны же стоять у него тренеры, которые отслеживают, чтобы с главным героем ничего смертельного не случилось. Неуязвимость — первое условие.

«Что ж они дрыхнут? Они должны меня вытащить! Или разработчики совсем спятили? Должно же быть какое-то заклятие или код!»

В ответ бешеное пространство сжало ее так, что Галя покрылась испариной.

«А вдруг это я своей реакцией моделирую все эти кошмары? Не сдаваться, не поддаваться, не даваться, не да, не во… — девочка закусила губу, чтобы никто не подумал, что она плачет. — Я вас еще прищучу, злые фокусники…»

Глава 5 Как Боб отыскал сверчка, а Галя встретилась с зомби

В тот теперь уже далекий вечер Стефания возвращалась с факультатива по голландскому. Несмотря на то что был день ее рождения, она жила по рабочему графику. Так было принято в их семье, да и пятнадцатилетие Стефании решили отметить на весенних каникулах, когда она приедет к родителям в Швейцарию.

За рулем сидел водитель, а заодно и телохранитель девочки — Агент 007. Правда, с настоящим Джеймсом Бондом у него не было ничего общего, разве что кличка, которую придумала Стефания.

Девочка сидела на заднем сиденье и размышляла, что вот ей уже и пятнадцать, а что в жизни изменилось? Рукой она мяла загривок Боба, большого боксера, с которым не расставалась уже много лет.

У перекрестка мелькнуло кафе «Снежинка», и она вспомнила, что там продаются недурственные пирожные. Притормозили.

Девочка не заметила, как пес выскочил за ней и заметался по ту сторону мягко хлопнувшей стеклянной двери кафешки. Когда она запрыгнула обратно в машину и та тронулась, собака осталась на улице.

Стефания не видела мальчишку, что мгновение спустя спас Боба. Как только Агент 007 втолкнул пса в машину и погнал, она, забыв обо всем, поцеловала боксера, а тот тыкался ей в пальто слюнявой мордой.

— Ну я ему залепил! Вот гнида. Убить мало! — вдруг проворчал Агент 007.

— Кому залепил? — не поняла Стефания.

— Да шнурку! Полез прямо под колеса! Как я его не размазал, сам не пойму? — Агент гигикнул.

— Значит, это ты чуть не задавил Боба? — сообразила Стефания.

Кончилось тем, что девочка заставила Агента вернуться на перекресток и немедленно найти спасителя. Но из этого ничего не вышло ни сразу, ни днем позже, ни месяц спустя.

Они жили где-то рядом, но как будто в разных мирах. В девятнадцатом веке сказали бы — принадлежали к разным кругам общества.

По требованию Стефании, Агент обошел все окрестные школы. Она же поместила объявление в Интернете, распечатала и лично наклеила штук сто вдоль шоссе и возле злосчастного перекрестка.

Что заставляло девочку быть такой настойчивой, Стефания и сама не знала, но чем бесперспективнее казались поиски, тем упорнее она действовала.

Так продолжалось вплоть до весенних каникул, до поездки в Швейцарию, и ее родители от любимой дочери не слышали ничего, кроме:

— Ну неужели невозможно найти человека?

А для Бражниковых — семьи Стефании — невозможного практически не было. И уже в первый день четвертой четверти к Сверчкову подошел здоровенный дядька.

Димка отшатнулся, здоровяк скривил половину рта, прищурил один глаз и выпалил:

— Иди, тебя ждут.

Он взял пацана за руку выше локтя и тот неуверенно зашагал чуть впереди. Так Сверчок впервые оказался в просторной машине и, по правде говоря, от испуга поначалу ничего не разглядел. Собачья морда приблизилась к нему и дружелюбно обслюнявила.

Девушка недолго рассматривала бледный профиль Димки.

— Здравствуй, — сказала она. — Это я тебя умыкнула. Ты не против?

Он отстранил собаку и посмотрел на Стефанию. Сверчок молчал, и девушка, почему-то, тоже стушевалась.

— Методы у тебя того… мафиозные, — наконец пробурчал Димка.

— Прости, пожалуйста, я исправлюсь.

— Ладно, проконтролирую, — пообещал Сверчок и понял, что улыбается.

Стефания рассказала, что искал его Боб, «дабы сказать спасибо за то, что ты его спас». Именно он награждает Димку медалью «За спасение собак». Она протянула круглую шоколадку, смутилась и добавила:

— Погода хорошая. Если ты никуда не спешишь, можно заглянуть в зоопарк.

Мало того что Галя была внесистемница, она еще оказалась и неучтенной. То есть, не числилась ни в каких списках и картотеках бешеного пространства. О ее существовании здесь даже не подозревали! Да, бедную Горбушину провели на мякине! А попасть в переплет куда легче, чем из него выбраться.

Галя была в том возрасте, когда приключения нужны как витамины. Но одной «витаминки» в день вполне хватает, а если принять больше, это принесет только вред. Так обстоят дела и с приключениями. Горбушина уже была сыта ими на год, а может быть, даже и на три вперед, но приключения все не кончались.

Вот как бывает! Но это не значит, что она подняла лапки. Нет, пусть эти мымрики не рассчитывают!

В дневнике у нее на этот счет была вполне подходящая запись: «Когда я дерусь, то не обращаю внимания, что и мне достается. Главное — продержаться». В этой компьютерной игре (пусть даже суперпродвинутой) издевательства над героем порядком затянулись. Галя окончательно поняла: что-то случилось, и, отбросив шутки в сторону, бросила непонятному «чему-то» вызов.

Но и бешеное пространство не шутило!

— Оно меня выворачивает и вытряхивает! Нет сомнений: эти тараканы и всякая мерзость — из меня самой. Меня морочат мною же. Мазохистская игрулька! — бормотала Галя, а тараканьи монстры продолжали беситься вокруг нее.

Ни рук, ни ног своих Галя не видела. Так бывает во сне: видишь все, но как — непонятно.

— Все! Мне надоело! Давай выключайся, трехколесный самокат, железка, отпусти! — в который раз пыталась прокричать Галя.

Она много еще чего кричала, но ее никто не слышал, и сама она себя не слышала. Переведя наконец дух, Галя вдруг обнаружила рядом с собой кошку. Обычную киску, совсем непохожую на осточертевшую компьютерную гадость.

— Обхвати меня и крепко держи! — промяукала та.

Галя ухватилась за нее. Тараканы тут же облепили девочку и стали отрывать ее от кошки. Но Галя изо всех сил отпихивала монстров:

— Что вы ко мне привязались? Поганые, бедные таракашечки! Уж такая у вас жизнь тараканья. Может, вы и не виноваты?!

И как только она это произнесла, свет стал поярче, и девочку буквально вышвырнуло в какой-то коридор.

Кошка, задрав хвост, быстро бежала впереди, и Галя едва за ней поспевала.

Девочке казалось, что она одновременно и бежит, и падает, и поднимается, и куда-то летит. Кошка совсем скрылась из виду, и тут Галя ощутила, что перед ней распахнулась невидимая дверь, и оказалась в комнате.

Все здесь кувыркалось и менялось местами. Твердые предметы, такие, как стул или стол, непонятным образом сворачивались, становились то часами, то змеями. Одна такая змея попыталась обвить девочку, но зашипела, как будто попала на сковородку, и превратилась в обуглившуюся веревку.

В комнате бегали, боксировали, дрались прозрачные существа. Людей они напоминали только контурами. Точнее будет сказать, что перед Галей были «оболочки» людей. Прозрачные и пустые — без скелета и внутренностей. Мягкие и противные.

«И тут не по правилам! — возмутилась девочка. — Где страшные рожи? Где желтые клыки? Пусть бы жутко улыбались, тогда бы все было понятно. Эх, прищемить бы их стальными дверьми! Или разнести из бластера!»

И тут один из прозрачных схватил Галю за шиворот и швырнул своему приятелю:

— Высоси ее и сделай чехольчик для детских грешков, — пробулькал он.

Наверное, Гале пришел бы конец, если б кошка не возникла вновь. Теперь она была не кошкой, а куколкой, но Галя сразу ее узнала.

Куколка моментально скрутила одно из чучел, наступила на другое и врезала третьему так, что оно развалилось. Она дралась, как будто была обладательницей черного пояса по карате. Галя тоже бросилась в бой. Сражалась она не хуже, чем в школьном коридоре с Колькой, когда тот двинул ее о стенку и у нее случилось сотрясение мозга, а она сломала ему три пальца. Жалко, мизинец только вывихнула.

— Раз-зойдись, раз-зудись! Хак! Хак! У-у-у! — выкрикивала Галя.

Чучела же впали в безумное веселье. Казалось, зомби только и ждали, чтобы их разорвали или намяли им бока. Они прыгали и радовались:

— Играй, играй с нами. Останься с нами навсегда!

Они отрывали свои руки, ноги, головы и ловко бросали в противников.

— В девяточку! В десяточку! В молоко!

После попадания части тел тут же к ним возвращались, но не всегда на свои места. То тут, то там кувыркались трехголовые, пятирукие и четырехногие зомби.

Сколько можно их колотить? Несмотря на ярость и порожденный ею прилив сил, Галя с каждым ударом слабела.

«Они пожирают мою жизненную энергию, — поняла девочка, — они пустые и я стану такой же…»

Глава 6 Новая жертва зловещего подземелья

Возле дежурного столика никого не было, и бабушка Горбушиной решила позвонить домой.

— Алле, алле, ты кушала?

— Кушала, — спокойно ответила Галя.

— Не оставляй грязные тарелки, у нас все-таки есть тараканы, — напомнила бабушка. — Вымой посуду.

— Ладно, — покладисто согласилась внучка.

— У тебя все в порядке? Ты долго не сиди, не выжигай глаза, они тебе еще пригодятся.

Обычно Галя взрывалась: «Ну все, все, зубы болят, уши отваливаются. Конец связи». После этого раздавались короткие гудки, и бабушка знала, что с Галей все нормально. Спокойный ответ: «Ладно», — очень настораживал.

— Галя, ты слышишь, что я говорю? — переспросила бабушка.

— Слышу, — голос в трубке не менялся.

— Ложись спать, детка. Ночью будет большой мороз, не открывай форточку.

Ожидаемого взрыва негодования, на удивление, не последовало, коротких гудков тоже, и бабушка занервничала.

— Ну, спокойной ночи. Я утром позвоню.

— Спокойной ночи. Позвони.

Бабушка озадаченно положила трубку и задумалась. Неожиданно раздался звонок. Незнакомый голос интересовался аквариумами и декоративными фонтанами. Бабушка ответила без всякой любезности, а после просьбы принять заказ на экзотических рыб по каталогу вспылила:

— Посмотрите, который час!

А время уже близилось к полуночи, и она решила еще раз позвонить внучке.

— Галюша, — в голосе бабушки звучали виноватые нотки. — Забыла свою записную книжку на кухне. Посмотри адрес тети Любы, я не поздравила ее с Новым годом.

— Входи в систему, не будет проблем, — порекомендовала трубка.

— Я и тетя Люба уже внесистемные, — отшутилась бабушка.

— Ограничений по возрасту не бывает, всегда можно начать все сначала. Это будет другая жизнь, обслуга гарантирует все преимущества пользователю.

— Галя, — бабушка привычно накалялась. — Я, кажется, просила тебя найти адрес тети Любы…

— Входи в систему, это будет другая жизнь, записывай E-mail…

— Как всегда, ты в своем репертуаре, ладно, спи.

Бабушка вздохнула, послушала короткие гудки и погладила трубку. Похоже, все было в порядке.

На столе лежало маленькое зеркальце, и бабушка мельком заглянула в него. Что-то легким ветерком полутревоги-полумечты шевельнулось в глубине ее глаз, словно отклик на слова: «Это будет другая жизнь».

Раздался звонок. Требовали лестницу из натурального дерева по индивидуальному заказу. Бабушка представила себе эту лестницу: широкую, с гладкими перилами, и как она бежит по ней вверх… Внезапно пол разверзся, и бабушка от неожиданности выронила трубку. В образовавшемся проеме показалась прекрасная лестница из натурального дуба. Ее освещали оранжевые светильники, и от этого обработанное дерево казалось еще красивее. Бабушка подошла к неизвестно откуда взявшимся ступенькам и осторожно заглянула в бесконечную глубину спуска. Она даже вскрикнуть не успела, как черная рука схватила ее за шиворот и потащила вниз…

Расстояние между Галей и куколкой не сокращалось. Стоило куколке немного приблизиться, как девочка отлетала от удара очередного зомби. Она видела, как прозрачные перебрасывают друг другу оторванные части тел, меняются руками, головами и ногами.

Гале ничего не оставалось, кроме как держаться до последнего. Ухватив пролетавшую мимо ногу, она раскрутила ее, как булаву, над головой, собралась кинуть в противников, и тут куколка закричала:

— Беги в стену!

Девочка бросилась туда, где то появлялся, то исчезал проем. Над ним мерцали череп и скрещенные кости с молнией внизу. Зомби подкатился ей под ноги, оторвал свою руку и швырнул беглянке в лицо. Ледяная рука вцепилась Гале в волосы. Куколка, тоже сумевшая освободиться и бежавшая рядом, выдрала цепкие пальцы вместе с прядью Галиных волос, и рука тут же принялась ловить другие конечности.

— Внесистемница не хочет с нами играть! — хныкали прозрачные головы.

Чучела кинулись за девочкой, руки цеплялись за Галю пальцами, а головы — зубами. Но куколка прыгнула на первые ступеньки подземелья и дернула Галю так сильно, что та сразу оказалась на пороге. Внезапно между ними возникло маленькое юркое Чучелко. Оно перекрыло почти весь проход, преграждая путь. Как Галя ни старалась его сдвинуть, у нее ничего не получалось. Чучелко стояло как вкопанное, словно приросло к порогу.

— Скорей! — спасительница изо всех сил тянула Галю.

Кукольная рука вытягивалась, становилась все тоньше и тоньше, казалось, она вот-вот оборвется.

— Давай, давай же!

— Пропусти Чучелко! — умоляла девочка.

Напрасно Галя пыталась протиснуться между Чучелком и косяком. Места было очень мало, и Галя расслышала, что прозрачное существо бормочет что-то себе под нос. Прислушалась.

— Я одна маленькая девочка, одна маленькая девочка… — твердил зомби.

«Ой, это же я обманула Печонку, что куколка не моя, а я просто несу ее одной маленькой девочке», — вспомнила Галя и закричала:

— Куколка, прости, ты моя, моя!

Тут же Чучелко отступило, Галя перескочила через порог и помчалась по скользким крутым ступенькам.

Эту куколку Галя усмотрела в витрине секонд-хенда (такого магазина, куда попадают товары, уже имевшие когда-то владельцев). Маленькая, чуть побольше ладони, куколка лежала вниз лицом, совершенно голая. Как попала эта замызганная и крошечная игрушка сюда, за тридевять земель — непонятно.

Галю осенила догадка — кукла тут, потому что ее никто не любит, ее точно не любили, раз ради копеечной монетки сбросили в секонд-хенд.

Она протянула кассирше деньги — очень небольшие, на них можно было купить разве что две конфетки «чупа-чупс», и сунула куколку в рюкзак, чувствуя себя так, словно побывала на рынке рабов.

В тот же день Печонка — Райка Печонкина, зорко углядев покупку, затрезвонила на весь класс:

— А Горбуша в куклы играет, даже в школу притащила. Ну дает!

— Это для одной маленькой девочки, — покраснев, солгала Галя, и ей тут же стало так противно, что она в этот момент возненавидела и Печонкину, и себя.

Дома она отмыла куколку, в три стежка сшила ей нечто блестящее и поразилась: та оказалась дивной красавицей. Галя назвала ее — Моя.

Как попала куколка в бешеное пространство и была ли это именно та куколка, задумываться Гале не хотелось.

Ступеньки оборвались неожиданно. Галя замерла. Под ногами зияла пустота. Больше всего пропасть напоминала страшную черную пасть. Галя с ужасом отшатнулась, но что-то невидимое не пускало ее, удерживая в опасной близости от бездонного мрака.

Глава 7 Новоклоны и старохламс

Андрей Горбушин уже дважды уступал свою очередь у телефона.

— Стоит слинять, как у твоей девушки сразу свои друзья и своя жизнь? — понимающе подмигнул лысый толстяк.

Когда аппарат и в третий, и в пятый раз выдал короткие гудки, Андрей набрал номер вахты, где дежурила мать. Но и там никто не отвечал. Еще дважды он попадал не туда, а потом телефонная карта кончилась.

Андрей вернулся в палату злой и стал быстро прикидывать:

«Свалиться туда эта дура не могла. Там все заблокировано, даже если б свалилась, то вторая линия просто вырубила бы питание».

Но что бы он себе ни внушал, все равно понимал, что с безнадзорной племянницей надо связаться в любом случае.

С тех пор как у Горбушина появился туннель в этот ужастик, он стал по-настоящему психованным — так ему хотелось прорваться к системам, взломать и перестроить их. Но для этого сначала их надо было изучить, а он еще не совсем разобрался с этим измерением.

Самые честолюбивые и отважные планы Андрея слились воедино, обещая опасные и захватывающие приключения. Это тебе не «25 уровней» плюс пара секреток, «16 разновидностей врагов» и тому подобное детство. Тут ставка — жизнь. Дело пахло риском, Великим Риском, которому он собирался подвергнуть себя, но никак не своих близких.

То, что в бешеное пространство накануне Затмения свалился «человек абсолютус» знало все тартарары.

Внесистемник по нелепому стечению обстоятельств проник в многомерную зону, что само по себе опасно для всей системы из-за энергетического дисбаланса. Повезло еще, что поле его оказалось в пределах блок-стопа: от тюф до тюф, от сеф до сеф.

Бешеное пространство — дочерняя организация тартарары — ведало вопросами земного детства и юношества. Задолго до рождения человека там дотошно просчитывали его жизнь и с помощью великолепного информационного банка выясняли, кто этот будущий ребенок, откуда ведет свою родословную и чего от него следует ожидать.

Рождения Димы Сверчкова в бешеном пространстве очень боялись. Сколько сил потратили, путая и расплетая нити судьбы! Однако те, кто эти нити оберегал, оказались сильнее.

Чего только не делали, чтобы объект пропал в роддоме, заболел в яслях, разбился на лыжах, не прочел в нужное время нужную книгу, но оказалось, что все усилия были растрачены впустую. Да вот хотя бы такой случай.

Заболела учительница первого класса. В тот же день вместо нее на урок пришел клон бешеного пространства. Конечно, никто об этом и не догадывался.

— Кто дежурный? — строго спросила лжеучительница.

Димка Сверчков поднялся.

— Возьми палку и закрой форточку.

Клон зорко следил за тем, как мальчик неуверенно потыкал палкой форточку. Та зашаталась.

— Мало каши ел, Сверчков! — язвительно бросила «учительница», и первоклашки дружно рассмеялись.

Димка со всей силы толкнул форточку. А она, вместо того чтобы закрыться, сорвалась с петли и (о, ужас!) обрушилась прямо на «учительницу».

Все стали кашлять и чихать от едкого дыма, и никто из детей так и не мог потом объяснить, куда исчезла «учительница». Мгновением позже на дерево возле окна села громадная ворона и, выгибая спину, угрожающе закаркала. Сверчкову показалось, что птица ругается и злобно смотрит прямо ему в глаза.

В тот день те, кто следил за объектом, убедились, что покровители Сверчка, увы, не дремлют и так просто его не сдадут.

Но в бешеном пространстве к трудностям было не привыкать — на всех его бланках и значках был выбит лозунг: «Однажды объект проспит!».

О Гале же здесь знать не знали, ведать не ведали, на нее даже не было заведено отдельное дело.

Оргтехника зависала и перегревалась, выясняя личность девочки и прослеживая ход ее духовной субстанции с начала начал, (а это миллиарды лет!), чтобы на основе этих данных выяснить будущее.

Сам высочайше соизволил повелеть, чтобы Акульку и Вампирюку допросили с пристрастием. Толку от этого оказалось мало.

Ведьма выла леденящим голосом, рвала на себе волосы и причитала: «Не виноватая я». А вампир держал в когтях выбитый клык, обтирал окровавленные руки о когда-то накрахмаленную манишку и цедил:

— Вы не имеете права говорить со мной в таком тоне, я — граф. Я — творение тонкое, искусное и искусственное.

— Какое бескадрие! Какое бес-кадрие! — Черный Хозяин впадал в ярость.

После допроса Акульку и Вампирюку за профнепригодность сослали муляжами в один из музеев средневековья. Самое ужасное, что попали они в комнату с высокими стрельчатыми окнами. Солнце там светит с раннего утра и до позднего вечера. Для них это — вечное мучение. Туристы общипывают одежду несчастных, дети украдкой суют в рот Вампирюке жвачки, бросают скомканные бумажки и пытаются расшатать последний клык.

И нет такого дня, чтобы какое-нибудь земное дитя, не задало вопроса:

— А почему у дяди нет зубика?

Кто засмеялся, пусть тотчас же оглянется. В високосные годы в дни Солнечных затмений, выпадающих на летнее и зимнее солнцестояние, Ведьма и Вампирюка расправляют затекшие косточки. Один из смотрителей музея уже пропал без вести, а директор стал подозрительно бледным и предпочитает прогулки в больших группах экскурсантов.

— Посмотрите сюда, у нас прекрасное темное холодное подземелье, — говорит он. — Камни в нем много веков не видели света. Что за скелеты на стенах! Судя по одежде и оружию, это останки самых знатных рыцарей…

Может, найдется читатель, который скажет: «Не пойму, это уже было или только будет? Галя-то торчит на краю бездны, а эти двое преспокойненько киснут в музее?»

Попадете в самую точку. Заскочить этак лет на сто — двести назад для деятелей бешеного пространства ничего не стоит. А вот в будущее они прорваться не могут, если только им не помогают…

Галя стояла над бездной и с замиранием сердца слушала, как за ее спиной по черным ступеням спускается скрипучий костыль. Впереди была пропасть, сзади надвигался ужасающий стук. Бездна дышала ей в лицо. Чернота пропасти была гуще и страшнее, чем-то, что принято считать тьмой, но еще больше пугал неведомый обладатель скрипучего костыля. Опять мелькнула мысль: «Как было бы здорово, если бы все прекратилось навсегда!»

Под ногой закачался невидимый камень, девочка почувствовала, что теряет равновесие, и изо всех сил замахала руками, но камень соскользнул и потянул ее за собой.

— Нет, нет, нет! — крик Гали был обреченным и беззвучным.

Девочка летела вниз по бешеному пространству и искривляла его, раскачивая, как лодку. Понятно, что эта «лодка» была о-очень большая и Галя со своим полем от тюф до тюф катаклизма не вызывала.

Наверное, поэтому, ее оставили закукуливаться-замумуливаться в отстойнике грехов, и на какое-то время о ней забыли.

Бригадирус был занят. Он подготовил к выпуску на уровне высочайших современных технозавозов группу новоклонов и давал им последние наставления.

— Выс не старохламс, гобли — ведьмы — тролли — упыри, выс новило и гордило. Для вас нетус секретусов, но многое из тогос, чем вас забивамс, вы забывамс. Но есть не кой-каковый, а принципус-пупус: этос кучкованиес стаис — мы самее, мы новее, мы крутее.

Новоклоны хором грянули.

— Ктос внес, тогос заколпоковать и нуллифицировать, ему травеж и непустеж. Хлавное тусуйсь!

Бригадирус сам был из новоклонов и считал, что давно пора все переворотить, Самого сместить, а старохламс заменить новоклонами. Сам за Бригадирусом постоянно следил, но, чувствуя в себе тартарарскую силу, инакомыслие поощрял — для оживления конкуренции. Правда, сейчас было не то время, чтобы терпеть, и он не потерпел.

— У нас тут зона отдыха?! Почему внесистемник искривляет пространство и вносит заразу? — от жуткого голоса заискрило-затрясло-закоротило.

Бригадирус глянул на внутренний экран и задрожал — внесистемница Галя проникла на полосу отчуждения у Перехода.

— Выс из новоклоновс? — передразнил Бригадируса Сам.

Он создал энергетический кулак и потряс проштрафившегося. Еще — немного и тот бы исчез, но Сам смилостивился.

— Немедленно уничтожить, — приказал он. — Душу и сердце сюда!

Из тьмы возник палец, на котором багровым огнем сверкал черный камень. И палец этот ткнул Бригадируса.

— Ша-а-го-ом маршс!

Глава 8 В тот вечер на земле

Димка проводил Стефанию и не спеша побрел домой. Настроение у него было смурное. Крутились разные мысли: что-то ему во всей этой истории не нравилось. С чего это вдруг незнакомый песик набросился на Стефанию? Вспомнилось, как злобно и яростно в этот миг сверкнули ее глаза. А как она поддала ногой урну!

Снег идти перестал. Теперь вокруг капало, текло, хлюпало, погодка была еще та. И вдруг из-за фонарного столба, раздуваясь и разевая пасть, выползло нечто черное и стремительно помчалось на Сверчка. Не успел тот сообразить, что произошло, как страшилище налепилось ему на лицо и застило глаза. Димка беспомощно заскреб по лицу пальцами, закачался, попятился, но, к своему счастью, не упал.

Не без усилий ему удалось отодрать то, что оказалось всего-навсего черным полиэтиленовым пакетом. В тот же миг в метре от него грохоча и подпрыгивая на стыках, пронесся пустой трамвай. Сверчок только что перешел рельсы, но никакого трамвая не видел.

«Этот мешок хотел спихнуть меня под колеса», — Димка присвистнул.

Он внимательно осмотрел пакет, завязал его узлом, стукнул кулаком и сунул в мокрый сугроб. И только тогда почувствовал, как бешено колотится сердце.

Идти домой сразу расхотелось, ноги сами привели его в длинную аллею, откуда были видны окна Стефании. Он знал, что она сейчас дома и ждал, когда загорится свет в ее комнате.

Димка ждал этот теплый оранжевый огонек за шторами так, будто тот был самым верным другом и мог все объяснить.

С деревьев капало, дорожка была мокрой, и у Сверчка стали мерзнуть ноги. Заветное окно оставалось темным.

«Досчитаю до ста и уйду».

Он досчитал до ста по-русски, потом по-английски, потом сделал контрольный пересчет, но свет не зажигался. Более того, Димка внезапно сообразил, что темно во всей квартире. Бражниковы жили на третьем этаже, и все их окна выходили на одну сторону.

Димка зашел в соседний магазин, выпил чая с черствой булкой. Худая черная кошка смотрела на него голодными глазами. Он дал ей кусок булки, она понюхала и съела. С момента их со Стефанией расставания прошло уже минут сорок.

Теперь светились почти все окна в доме, но в квартире Бражниковых по-прежнему стояла просто-таки кромешная тьма.

Конечно, он подумал о том, что Стефания могла выйти на прогулку с Бобом, и поэтому, обежал вокруг дома и заглянул во все места, куда их обычно водил пес. Там Димка наткнулся только на женщину с таксой, которых встречал и раньше.

— Добрый вечер, вы Боба не видели? — с нарастающей тревогой спросил он.

Толстая такса завиляла тощим хвостом, а женщина ответила:

— Я что-то их давно не вижу. Может, уехали?

Сверчок бросился к домофону, набрал номер — раз, другой, тринадцатый — никто не ответил. Конечно, номер могли изменить, домофон мог поломаться, вон, космические корабли и те ломаются. Наконец вернулась женщина с таксой, она жила в том же подъезде.

— Соскучился? — понимающе поинтересовалась соседка, сочувственно улыбнулась, впустила его, взяла таксу на руки, а затем вошла в лифт.

Она посмотрела на растерянного Сверчка, и он тоже шагнул в просторную кабину, хотя сердце его летело вверх по ступеням.

— Сколько тебе лет? — спросила женщина.

— Шестнадцать, — Димка не узнал свой осипший голос.

— Да, — собеседница грустно улыбнулась. — По-настоящему это бывает только в шестнадцать лет. А девочку я что-то давно не встречала. Хорошая девочка.

Димка побагровел, вспотел и опустил глаза. В этом доме пол в лифте мыли часто.

Наконец-то! Пятый этаж. Такса вдруг завыла, но Сверчок услышал это, уже выскочив в тамбур. Света на площадке не было.

«Да у них просто пробки полетели», — обрадовался он.

Это снимало все вопросы. Димка подошел к двери и нетерпеливо забарабанил по стеклу в деревянной раме.

В отсеке, где жили Бражниковы, было две квартиры, но во вторую жильцы еще не въехали. Там шел ремонт. Сейчас, вечером, рабочих не было, но они, как считал Сверчков, вполне могли повредить проводку и днем.

Темнота была такой густой, липкой и одновременно ледяной, что Сверчкову стало не по себе. Димка придумал уже столько объяснений, однако все версии рассыпались одна за другой — ему все еще не открывали, а это было уже необъяснимо. Он ведь сам проводил ее к дому час назад!

Сверчок обессиленно сполз по стенке и уселся на корточки. Обычно Стефания жила с гувернанткой Тамарой Арсентьевной, но тут и она куда-то подевалась…

Посидев бог знает сколько времени в темноте, Димка поплелся домой несолоно хлебавши. В квартире Стефании по-прежнему стояла тишина. Ему все больше казалось, что за дверью совсем ничего нет, кроме Черной Пустоты.

Вечером Димка был сам не свой. Он залез под душ, чтобы не вступать в переговоры с родителями и ругал себя на чем свет стоит за собственную бестолковость: почему было не записать номер телефона Тамары Арсентьевны? Стефания, наверное, поехала к ней, чтобы не сидеть без электричества — ни чая не вскипятишь, ни завтрак не приготовишь, не говоря уж о компьютере или телевизоре.

— Ты наконец отдашь трубку? — заорал отец и забарабанил в ванну.

Димка телефон отдал, говорить с автоответчиком было уже решительно не о чем.

На сердце у Сверчкова было неспокойно, раньше с ним такого не случалось. Он чувствовал что-то необъяснимое, но однозначно неприятное. Даже не знал, с чем сравнить: тревога? смятение? мука? страх? боль? А бывает все это сразу?

Димка готов был на все, только бы отпустило это ощущение тоскливого бессилия, но оно не отпускало, а только усиливалось.

— Скоро двенадцать! — мама стукнула в дверь ванной. — Ты жив? У тебя что, проблемы?

— Пока жив, и у меня проблемы, — нехотя признался Сверчок, в который раз становясь под душ.

— Хорошо, что ты это понимаешь, — рассмеялась мама, почему-то приняв его слова за шутку. — Спокойной ночи! Выключить воду не забудь.

Мама ушла в спальню, где давно уже мирно храпел отец. Сверчок почувствовал, что он один на свете. Часы начали отбивать двенадцать. Димка досчитал до семи и внезапно сообразил, что у них дома нет часов с боем. Может, в ванной так слышны соседские?

Рядом была однокомнатная квартира, там проживал тихий пьяница, бывший научный работник. Себя он называл Апостолом Павлом, и Димка только недавно сообразил почему: по первым буквам имени и отчества: Амфибрахий Павлович. Может, это у него часы с боем? Недавно подарили, к примеру.

Звук часов был гулким и одновременно глухим — похоже, соседу подарили часы с какой-нибудь старинной башни с привидениями.

Двенадцатый удар звучал особенно долго, казалось, он не кончится никогда.

Глава 9 Конец горбатого гоблина

В офисе бешеного пространства шла напряженная работа, Сам затребовал данные на неизвестную душу, нарушившую тайные границы.

Земное имя Гали Горбушиной они не знали, но оно мало чем могло помочь, тут были свои критерии.

Магические зеркала, имеющие вид современных компьютеров, с клавиатурой и со специальными канальцами, куда заливалась кровь свежих мертвецов; принтеры с руническими знаками, выдающие земной образ той или иной души; приборы для разных канцмелочей из черепа Черного дракона; записные книжки из человеческой кожи; крокодильчики-скрепы из челюстей маленьких покойников — все это и еще многое другое служило для создания деловой атмосферы.

В центре зала офиса ритуальным символом стояли железные гробы. В них кипело что-то черное и вонючее. Оно часто выплескивалось, и оттуда время от времени высовывались руки и мокрая голова Медузы Горгоны или монстра-оборотня.

Этот гробовый дизайн вселял настоящий ужас. Испарения, клубившиеся в помещении, принимали формы костров, гильотин, виселиц, на которых люди корчились, умирали, сгорали заживо, могилы сбрасывали надгробия, скелеты рассыпались в прах и собирались снова, чудовищные псы-вампиры впивались в свои жертвы.

Мрачная штуковина служила целям, которые на земле называют расслаблением, медитацией, здесь отрываются чиновники, когда у них запарка. Если бы хоть одним глазком сюда заглянула Танька Плещеева, она бы рассказала своему Магу и Учителю, как надо оборудовать офис. А то у них в районной библиотеке были только старые столы да песочные часы. Из магических же предметов в наличии имелся аквариум, в котором давно не было воды, зато на дне лежали скелет воблы и алюминиевая банка из-под пива.

Работнички бешеного пространства оттягивались и балдели, разгуливая меж гробов. Подойдут, сунут Медузе Горгоне палец в рот, она его откусит и нырнет — и психологическая разгрузка, и приятно — можно трудиться дальше.

Но сейчас было не до этого: все корпели у зеркал, без устали барабанили по клавиатуре из костей черных кошек, заливали в принтеры бочки крови. Только Горбатый гоблин степенно прохаживался около гробов, вдыхал дырками носа испарения и щурился от видений.

Он был в черном капюшоне, низко надвинутом на сморщенное лицо. В какое-то мгновение голова его дернулась, капюшон упал. Из-под него сверкнули девять красных глаз, скрытых в проваленных глазницах, и все они смотрели в одну точку.

В офисе все носили строгие костюмы, женщины были в коротких юбочках, все на одно лицо, с маленькими прилизанными головками.

Черный Хозяин не допускал, чтобы сотрудники являлись в офис в истинном виде: ведьм, троллей, гномов, вампиров, леших, водяных, старых колдуний и прочей нечисти. Все они таковыми и были, и на шабашах веселились в своем традиционном обличье. Но не на работе! Тем более Сам не держал в своем офисе новоклонов.

Никаких искусственных мозгов он просто не терпел и держал Бригадируса и ему подобных исполнителями на третьих ролях.

Один Горбатый гоблин никогда не менял свой вид. Он был на особом положении, на земле о нем бы сказали — мыслящий центр, бо-о-ольшой ученый. Кстати, у него было имя, что в бешеном пространстве считалось знаком высокой избранности. Его звали Гогоб. Мне искренне жаль, что этому чудесному имени суждена короткая жизнь на страницах книги.

Гогоб прошел к крайнему магическому зеркалу и что-то пробормотал склонившейся над ним ведьме. Та быстро встала и показала ему распечатки на чем-то подозрительно напоминавшем человеческую кожу.

Гогоб глянул на нее, ведьма моментально обуглилась и, визжа, бросилась в гроб с жидкостью.

— Да, да, да! Вот оно что! Вот где была ошибка, — злобно бормотал Гогоб. — Должен был родиться мальчик, а не девочка. Девочка! И зарегистрирована по земным порядкам она неправильно. Ее просто скрыли, спрятали от нас!

Гогоб произносил это беззвучно, на особом языке знаков и заклинаний. Но все, кто был в офисе, его прекрасно понимали, и нечисть забилась под столы и стулья. То, что он сообщал, на человеческом языке звучало бы примерно так:

— На доске приказов будет специальное распоряжение, касающееся каждого, кто занимался этим делом. Никому мало не покажется. Вычеркну из Вечности! Вытопчу весь род!

Работнички от страха ослабели и не могли держать офисного вида. То тут, то там под мебелью корчились ведьмы с гадюками в волосах, зеленый водяной истекал болотными слезами, а у дряхлой колдуньи сделался припадок, и она судорожно икала.

Вдруг тьма сгустилась, и Гогоб пал ниц. Это дал о себе знать Черный Хозяин, Сам — начальник их отдела. Судя по слухам, он был вхож к Тому, о ком тут не смели даже думать. Короче, к наивысшему иерарху бешеного пространства (о котором мы с вами еще услышим в этой книге, и не однажды).

Гогоб, дрожа, роняя зубы и когти, доложил:

— Душа принадлежит земному подростку женского пола. Имя — Галина Горбушина. По нашим отчетам, душа прошла как невоплощенная.

Возникла пауза. Затрещали молнии, ударил гром. Гробы треснули, вонючая бурда залила пол. Тьма стала совсем ужасающей.

Нечисть сжимала свои формы, превращаясь в нитки, пуговки, горошинки, а один вампир умудрился стать маковым зернышком, но все еще продолжал тужиться и ужиматься.

Сам схватил Гогоба за шкирку и затряс. Гогоб повис, как скомканная тряпица, тут же превратился в белого котенка и сделал лужу. Хозяин возил гоблина мордочкой по луже, а тот отчаянно визжал. Карающая десница мочалила Гогоба, пока не вытерла всю вонючую жидкость. Потом она отжала то, что осталось, и отшвырнула в сторону. Горбатый гоблин Гогоб исчез навсегда.

Но Сам не утолил ярости. Он растаптывал магические зеркала, оргтехнику и сотрудников, которым не суждено было увернуться.

— Уничтожить, растереть, выкинуть из Вечности!!!

Тьма пульсировала, трещала электрическими разрядами, смердела, наконец, выковыряла из-под ногтя маковое зернышко и сдавила его.

Задыхаясь, возник толстый вампир. Сам раскрутил его и поддал копытом.

— Ясно? Сию же секунду! В ничто! Мало того, что живет и растет этот Сверчков, оказывается еще имеется, и Горбушина! Может им дать бессмертие, чтобы человечеству стало совсем клево?! Агенты Прометея!.. Уволить! Всех! Подчистую!!!

Глава 10 Бессонная ночь Сверчкова

Димка вылез из душа и отправился на кухню. Достал из холодильника кефир, разрезал вдоль булку, намазал маслом и сливовым джемом, поставил на газовую горелку кофейник и врубил телек. Время было самое киношное. По всем программам шла крутая расслабуха, из которой он стал, перещелкивая каналы, лепить свой фильм.

Получалось очень забойно. По одному каналу супермен вмазывает в скулу битюга-соперника, а нажимаешь на кнопку пульта — и супермен уже летит в крючья и шестерни, а статисты в черном и кожаном бахают из пушек. Кровь, визг, вопли! Щелчок, и вся компашка уже в бронемашине, на весь экран взрыв: руки, ноги, головы, сплошная мясорубочка от «бошика». Еще канал, и супер наш живехонек-здоровехонек, сопит под кроватью красотки.

У Димкиного телека работало всего девятнадцать каналов, но и они обеспечивали развлечение что надо.

— У тебя совесть есть?

Мама стояла в дверях и показывала на часы. Вопрос, конечно, был дискуссионным, но Димка спорить не стал и ушел к себе в комнату. Сам телек ему был не очень-то и нужен, просто внутреннее напряжение искало выход.

Нарастало оно постепенно, с тех пор как Стефания вернулась из Швейцарии, куда летала к родителям на день рождения своего отца.

Эта была какая-то дурацкая поездка, посреди учебной четверти, на четыре дня, скорей-скорей.

Потом тот дурацкий сон, в котором она с ним прощалась, а дальше вообще начали твориться странные вещи…

Сверчок положил ноги на стол и, качаясь на стуле, перебирал открытки, которые Стефания присылала ему из Испании, Кипра, Египта. Они были яркими, с пятнами красных цветов и желтых фруктов. Ее фотография у него была всего одна, да и та какая-то смазанная, нерезкая.

Тогда Стефания вместе с собакой бежали ему навстречу по дорожке парка, и он щелкнул их мыльницей.

— Дай мне твою нормальную фотографию, — как-то попросил Димка.

— Это дурная примета, — она отобрала у него альбом и чмокнула в щеку. — Вот тебе моя фотка.

Внезапно он почувствовал легкое жжение и дотронулся до щеки. Прохладный ветерок пробежал по лицу, вставать было лень, и Димка дотянулся до клюшки, чтобы захлопнуть форточку.

В день ее возвращения он с трудом дождался конца уроков и, когда Стефания появилась, даже вскрикнул:

— Это ты?

Она смотрела в сторону, Агент 007 хмуро гыкнул — он всегда не любил Сверчка.

— А Боб где? — не дождавшись ответа, продолжил Димка.

— Дома.

— Давай погуляем, — предложил он.

— Погода плохая, — скривилась Стефания.

— Тогда, может, посидим в беседке?

Она наконец согласилась. В беседке они сидели близко-близко. Было промозгло и сыро, и Сверчок обнял ее за плечи. Они молчали. Димка намотал ее волосы на указательный палец и пощекотал ей нижнюю губу. В тот же миг острая боль пронзила палец.

— Ой, что ты сделала? — он отдернул руку, на которой выступила кровь.

Рана была глубокой, как от острого ножа. Она нарочито медленно облизнула свои окровавленные губы.

— Жаль, у меня нет ядовитого зуба, а то бы ты умер.

Сверчок даже забыл про рану. Откуда эти глухие резкие интонации? Голоса ее он тоже не узнавал.

— Шютка, — она облизнулась еще раз. — Бедненький, дай полечу твой пальчик…

Обычно они виделись ежедневно, в крайнем случае через день, а теперь только два раза в неделю.

— Не могу, понимаешь, готовлюсь к вечеринке, — отговаривалась Стефания.

Раньше у них были общие вкусы, она, как и Димка, не любила вечеринок с толчеей, болтовней, тусовкой.

— Это все для тебя, для тебя. Католическое Рождество, затмение Солнца, столько событий! — глаза Стефании неприятно поблескивали.

— Ты что, стала католичкой? — поинтересовался он.

— Не гунди. Я со всеми разобралась.

Он не понимал, что происходит с его такой романтичной и немного смешливой девчонкой.

А сегодня, когда он с трудом уговорил ее прогуляться, она была с ним резкой и грубой:

— Опять потащишь меня в парк? — ее брови недовольно сползлись к переносице.

Стефания широко зашагала впереди, то и дело проваливаясь сквозь тонкий ледок в лужи, потом зло прищурилась, указывая на грязный бархатный ботинок.

— Смотри, это ты устроил. Я готова тебя разорвать!

Он взял ее за плечо и развернул к себе:

— Посмотри на меня, слышишь, посмотри. Что случилось?

— Курица взбесилась, — она скривила губы. — Надоели все эти охи-вздохи. Может, тебя еще с ложечки покормить?

Сверчок вздрогнул. Стефания однажды кормила его с ложечки. Мороженым. В кафе, в парке Горького, ранней весной. Она взяла тогда его ложку и сказала:

— Твоя красивее, а ты ешь моей.

Пластмассовые ложечки были совершенно одинаковыми, розовыми. Сверчок всегда любил мороженое, а тут размазывал по вазочке. Играл духовой оркестр — 9 Мая в парке обычно полно народа.

— Иди сюда, — попросила она, хотя он был совсем рядом.

Она брала малюсенькие кусочки своего мороженого и давала ему. Это было так вкусно, что Сверчок просто обалдел. А потом, ни с того ни с сего, он ее поцеловал, первый раз, на глазах всего парка Горького. У нее на глаза накатились слезы, и одна застыла на ресницах.

— Ты что? — Сверчок так испугался и расстроился, что едва сам не заревел. — Прости, я не хотел.

— Это у меня первый раз, — выдохнула Стефания и хитренько прищурилась. — Так, говоришь, ты не хотел?

Димка вспомнил это так, словно все было вчера, и в груди что-то защекотало.

— Я извожусь, собираю народ на вечеринку, — продолжала чужим голосом Стефания. — Гудеж будет, я тебя таким угощу, что никто на Земле не пробовал. Чертово зелье, о!

Димка слушал вполуха, но тут насторожился.

— Какое еще зелье?

— Ой, ой, — она больно толкнула его в плечо. — Ты уже большой мальчик.

— Никакая вечеринка мне не нужна. Пусть это чертово зелье лакает твой народ. Я хочу, чтобы все было, как раньше.

— А что было? А ну расскажи! Нет ничего нового на этом свете! Людишки-волчишки!

Она неприятно захохотала. Было в этом что-то зловещее, и тут чей-то пуделек налетел на нее, как черное ядро…

Сверчок мял и вертел в руках снимок, на котором девочка и боксер бежали к нему. Непривыкший к такого рода раздумьям, он устало растянулся на диване. Кто-то большой тут же пристроился рядом. Димка подскочил от неожиданности.

— Боб! Бобочка! Бобешник!

Невесть откуда взявшаяся собака прыгала на него, валила, лизала, а рядом стояла Стефания и улыбалась.

— Ты пришла, хорошо, а то я совсем… — Димка отталкивал собаку, пытаясь дотянуться до девушки, но та отступила.

— Иди сюда, — он придерживал Боба. — Ну!

Стефания покачала головой.

— Не могу.

Сверчок кинулся за ней, упал с дивана и проснулся. Фотка валялась на полу, он сунул ее в задний карман спортивных брюк и только теперь сообразил, что звонит телефон. Это в три-то часа ночи!

Димка схватил трубку, чтобы не разбудить родителей. Трубка была ледяной.

Глава 11 Встречи на переходе

Галя не чувствовала, что падает, просто внутри все оборвалось, и темнота хлынула в нее, как черная вода. Неожиданно девочку сильно тряхнуло, и она поняла, что зацепилась за что-то и болтается. Ощущение не из приятных. Кажется, это была ветка дерева, но откуда здесь дерево?

— Похоже, вылет отменяется. Пока отменяется.

Стараясь не дергаться, Галя осторожно провела рукой по ветке. Дерево затрещало.

— Решило помочь, так постарайся, держи крепче! — твердо и одновременно ласково попросила Галя.

Ловкостью она никогда не отличалась, но тут не оплошала, вцепилась в ветку двумя руками, пытаясь добраться до ствола.

— Хорошее, умное, надежное, ты самое-самое, — беззвучно шептала девочка, ища ногой опору.

Носком она касалась камня, но мелкая крошка улетала в бездну.

«Даже хорошо, что темно, если бы я видела, где болтаюсь, то…» — и тут ей показалось, что ветка ее подтягивает. Трещит, скрипит, но подтягивает.

Галя нащупала трещину в скале, оперлась ногой и как мешок упала на твердую почву. Пропасть была совсем близко.

— Часть вторая, — пробормотала Галя. — Ура, продолжение следует.

Хорошенько оглядевшись (а видела она как в бинокль ночного виденья), Галя поняла, что взобралась на камни не в том месте, где сорвалась. Она даже стала различать фигуры и узнавать в них людей.

Они брели по самому краю, сидели, свесив ноги, некоторые даже бежали куда-то, но было ясно: друг друга они не замечают.

— Галка, птица-сестрица, привет! — раздалось совсем рядом.

Галю словно током шибануло — она увидела Таньку Плещееву.

— Тань! Я здесь. Здесь!

Галя рванулась было к подруге, но хриплый голос дерева грозно рявкнул:

— Замри, это оборотень! Пока ты живая душа, он тебе не страшен.

— Вот это мистика, так мистика! Никто не поверит, — Танька протянула руку. — Иди ко мне, птица!

— Брось это! — приказало дерево, и Галя ощутила на ладони яблоко.

Оно было теплым.

— Яблоко?

— Это Слово, бросай, не медли!

Галя послушалась. Яблоко влепилось Плещеевой прямо в лоб.

— Ой! — только и успела выдохнуть Галя.

На ее глазах подружка стала толстым вампиром с длинными клыками. Это был посланец Черного Хозяина. От сиденья в офисе он утратил динамику мышления и не мог придумать, как схватить эту зловредную несистемницу. Как часть материального мира, она должна была по глупости или добровольно стать его жертвой.

— Не трепыхайся, иди ко мне под крылышко. Я согрею тебя и расскажу мг… расскажу эту самую… сказку.

Толстяк развернул свой черный плащ и сладко зажмурился.

— А ну рассыпься! Считаю до одного. Раз!.. — крикнула Галя, но ничего не произошло.

Вампир незаметно заглянул в шпаргалку, которая была пришита к подкладке его плаща.

— «Обхитрить», «заманить», ага, вот: «напугать до икоты роковыми предсказаниями». Твоя душонка, тьфу, ее надолго не хватит. Она сдохнется, перегорит. Тебя и так нашли мертвой. Тебя током ударило. Тебя в морг отвезли. Прозектор уже надел синий халат и черный фартук. Перчатки натягивает. Его ножи и крючки рядом с тобой на железном подносе лежат. Сейчас пинцетом сунет сигаретку себе в рот, возьмет маску и чик-чирик, тебя разрежет. Будет из тебя потроха доставать, а потом натолкает разной дряни и суровыми нитками зашьет. А кровь сольет, группу проставит и пойдет писать «Свидетельство о смерти». Твоя бабка в коридоре плачет, бумагу эту ждет, ей валидол дали и ушли.

— Ты, зубатина! Клоп толстопузый! Сейчас запахнешь паленым. Я из тебя жаркое сделаю. Люля-кебаб и шашлык в один момент! — Галя схватила ветку, и та вспыхнула красным огнем: дерево постаралось.

Галя запустила ветку в толстого вампира, и клыкастый исчез.

Девочка решила сосредоточить внимание на бредущих в тумане фигурах. Среди них попадались и совсем крошки, и ее ровесники, и взрослые люди. Некоторые были страшно изуродованы: без рук, без ног, без головы. Самые спокойные лица были у старых людей — на некоторых застыло выражение, которое можно было принять за счастье.

— Кто они? Почему идут мимо? — спросила она у дерева.

— Это Переход, — устало проскрипела голая ветка. — Они умерли. Каждый пробудет здесь сорок дней, а потом уйдет.

— Куда?

— Кому перекинется мост над Бездной, а кому — в Бездну.

Галя смотрела на людей. Они были тихими, безразлично покорными. Она не выдержала и заплакала. Девочка знала, что слезы льются по ее щекам, но не могла их ощутить.

— Я тоже умерла? — сдавленно спросила Галя.

— Нет, — отозвалось дерево. — Пока нет.

— Помогите, пожалуйста, помогите мне выбраться отсюда! — стала умолять Галя. — Я думала, что это обыкновенная игра…

— Игра-неигра, такое-нетакое. Есть ли тут отличие? — девочке почудилось, что дерево усмехнулось. — Я сам жду от тебя помощи. Разве ты меня не узнала?

И она вспомнила Старый дуб. Его не обхватили бы и десять Галь, такой он был когда-то могучий. Но со временем вершина дерева обломилась, дупла проели ствол насквозь. На уровне человеческого роста торчала одинокая кривая ветка, и поэтому Дуб напоминал виселицу. Картина была малоприятной. Девочка как-то спросила у бабушки, почему поблизости не растут другие дубы, и та предположила, что, возможно, изменился климат.

Галя бегала к этому дубу все лето, пока они жили на даче, а когда шел дождь, сидела в дупле и читала книгу. Она почему-то решила, что это дерево — одно из самых старых на земле. Может быть, когда-то дуб был хранителем племени? Его поливали кровью жертвенных животных, ему поклонялись. Воины зашивали его листья в ладанки, женщины клали их младенцам в колыбельки, а из коры и желудей делали снадобья и амулеты.

— Да, я узнала тебя, Старый Дуб, — обрадовалась Галя. — Но как я могу помочь?

— Возьми мой единственный желудь, я хранил его многие сотни лет, — на ладонь упал крошечный желудек.

— Но как мне отсюда выбраться?

— Не знаю, — грустно отозвалось дерево.

Галя вздохнула и сунула желудь за щеку — так надежнее.

— Ты спас меня, скажи хотя бы, в какую сторону идти?

Дерево не ответило, зато где-то вдалеке вновь застучал по ступеням одинокий костыль.

И вдруг сердце у Горбушиной подпрыгнуло: в толпе бредущих людей Галя различила собаку, которая прижималась к ногам девочки. За ними медленно брели люди в клочьях лыжных комбинезонов.

Галя не могла не узнать эту красивую девчонку. Она хорошо запомнила ее на остановке, хоть тогда и было темно.

— Эй, постой!!! — Галя ринулась за девочкой, с ужасом заметив, что проскакивает сквозь бледные фигуры, а они не обращают на это никакого внимания.

Девчонка брела, не оборачиваясь. Галя забежала вперед, боясь к ней притронуться.

— Остановись, подожди! Мы с тобой говорили, помнишь, ты еще была с парнем. На тебя мой Пифпафка набросился… Остановись, прошу тебя!

— Я тебя не знаю, — ответ прозвучал еле слышно.

— Ты мне еще рассказывала про свою собаку. Я не уверена, но мне кажется, это все-таки было… — Галя поняла, что потеряла счет времени, и замолчала.

— Пусть Дима Сверчков найдет подкову. В Швейцарию я полетела без нее, — девочка не смотрела на Галю, но та ясно различала ее слабый голос.

— Сверчков, это кто?

Тени, как туман, текли сквозь них, девочка обошла Галю и стала удаляться.

— Вернись, мы выберемся отсюда! Вместе нам будет легче! Прошу тебя, не уходи! Я тут совсем одна! — Галя догнала девочку и, не раздумывая, ухватила ее за рукав.

Она ощутила этот рукав, хотя и не видела его в обычном смысле этого слова, но знала: это рукав комбинезона.

— Остановись! Ты же не такая, как они. Ты живая! — Галя трясла девочку, и та не сопротивлялась. — Ты ведь слышишь меня, слышишь?

— Слышу… — голос звучал, как сквозь толщу ваты.

— Как тебя зовут?

— Не помню.

— Какого-то Сверчкова помнишь, а имя свое забыла? Вспоминай, немедленно! Как зовет тебя мама?

— Степка.

— Степка? — Галя хмыкнула. — Здорово, просто здорово. Я буду называть тебя Степа. Как ты здесь очутилась? Кто бы мог подумать, что мы тут встретимся?

Но девочка стала вырываться:

— Боб, Боб, Боб!!! Моя собака…

Собака тем временем смешалась с толпой, затерялась, оставив их в клубящемся тумане. Боксер не мог остановиться, он принадлежал потоку, бредущему по краю пропасти.

— Оставь его, ты не можешь его удержать, он умер! — выкрикнула Галя.

— А я? — голос дрогнул.

— А ты нет. И я тоже живая, но если мы останемся здесь, то погибнем. Давай выбираться. Нашего полку прибыло! Гип-гип-ура!

— Я вспомнила, я выбежала из горящего туннеля и упала в снег. Валил черный дым, и снег стал черным.

— Это уже кое-что, хотя мало, что объясняет. Как отсюда выбраться? У тебя есть идеи? — Галя тормошила Степку, ей не хотелось, чтобы глаза у той опять стали пустыми и невидящими.

— Я все время шла вдоль пропасти, но я видела… Моя собака… Значит, Боб умер? Но почему? Его не было со мной, он остался дома. Я одна ездила в Швейцарию. Поезд загорелся… Было так страшно…

— Степочка, вспомни, что ты видела по дороге сюда. Надо уходить, живым тут нельзя оставаться! — умоляла Галя.

— Там позади пещера. Может, это выход?

— Бежим проверим, — Галя схватила девчонку за руку, но та не могла сдвинуться с места.

— Я не могу возвратиться. Я не могу сделать даже шага назад.

— Тогда стой! Стой здесь, никуда не уходи. Ты поняла? Стой или сиди. Ты можешь сидеть? Попробуй присядь!

Степка огляделась и присела на большой камень.

— Могу. Ох, как я устала.

— Вот тебе желудь. Он самый настоящий, хотя и отсюда. Его надо посадить 31 декабря в полдень, в трех шагах от дупла, которое под веткой, — Галя не представляла, откуда знает, что нужно поступить именно так. — Это недалеко от Тучково, мы посадим его вместе. Поняла?

— Только ты возвращайся поскорей. Тут, наверно, долго и сидеть нельзя!

— Одна нога там, другая — здесь! — на ходу ответила Горбушина.

Она отбежала от девочки, но, подумав, вернулась обратно.

— Если меня долго не будет, сама выбирайся. Вспоминай, как ты сюда попала, и выбирайся. Но я обязательно вернусь!

Степка кивнула, прикрыла лицо руками и всхлипнула:

— Бедный, бедный Бобина!

Галя положила ей руку на плечо, а про себя подумала, раз Степка плачет, то с нее сошел этот дурман. Ведь кто-то ее послал к пропасти, и она шла как заговоренная.

— Вспоминай, пожалуйста! Все вспоминай и жди меня. Мы виделись с тобой, как мне кажется, сегодня вечером. Как же ты могла еще раньше очутиться в туннеле? Непонятно… Ну пока! Держись!

Девочка улыбнулась и помахала ей рукой. И тогда Галя засомневалась, ее ли она видела на остановке? Черты лица были будто те же и все-таки совсем другие…

Бригадирус торжествовал: старохламс не смог схватить несистемника. Толстяк вампир теперь посидит на диете птички-колибри: каждый день только капелька нектара, а не ведра густой крови, как раньше. Чиновники офиса бешеного пространства разжирели до деградации.

Бригадирус потер усы-антенны. Он знал о Черном Хозяине куда больше, чем тот предполагал. Работа такая — все знать.

— Нутс-нутс. Формируйс Чернаяс Свиньяс! — и Бригадирус бросил на поимку несистемника новоклонию ноу-хау. — Маршс! Не подкачайс!

— Радас служитьс, — прохрюкала Черная Свинья.

Дело теперь обстояло куда серьезней — старохламс мог потеснить новоклонов на многие тысячелетия. Сам буйствовал, но это было показателем внутренней обесточенности. У Бригадируса этот показатель всего один и пять десятых процента, ведь он-то практически новый.

— Так что ктос когос? Добытс сердцес и добытс душус!

— Естс, естс, естс! — Черная Свинья полетела к Переходу.

Галя побежала к пещере, отсчитывая три указанных Степкой поворота.

— Не расслабляйся, Горбушина! — подбадривала она себя, — теперь ты не одна.

Внезапно девочка замерла от удивления. В нескольких шагах от нее на камнях пищали маленькие котята. Самый пушистенький поднялся и заковылял к обрыву.

— Ой, кис-кис!

Галя подошла к котенку и, стараясь сгрести его поудобнее, подула малышу в мордочку. Земным котятам это нравилось, но этот страшно зашипел и испарился. Она проделала то же и с другими зверьками, и все они исчезли, как будто ее дыхание было огнем Змея Горыныча.

«Не забывай, дорогуша, где ты!» — напомнила себе Галя, вспоминая бабушкины интонации.

Навстречу брели тени, они не уступали дороги, и Галя заставляла себя не обращать внимания, что идет сквозь печальные толпы. Но вот минул третий поворот, и она оказалась перед высокой пещерой.

Тени равнодушно текли мимо, они не замечали сводчатой залы. Галя теперь знала: они не могут ни остановиться, ни повернуть назад. Они здесь, но одновременно уже не здесь.

Пещера напоминала вход в метро. Даже эскалатор настоящий, только на нем никого не было. Дорожка сбегала вниз, и Галя задумалась. На всякий случай поискала схему, но, понятно, ничего подобного не нашла.

— Конечно, у них тут никакого порядка. В человеческом смысле, — поправила себя девочка. — Интересно, куда ведет сей эскалаторчик?

На ее внутренний вопрос пришел неожиданный ответ. Перед взором возникла чистая доска, похожая на сиденье от табуретки.

— Ну и что? — не поняла Галя.

И услышала ответ:

— Чистая руна. Руна Одина. Судьба готовится испытать вас на прочность.

— Кто со мной говорит? — испугалась Горбушина.

— Чистая руна. Руна Одина. Судьба готовится испытать вас на прочность. Судьба готовится испытать вас на прочность. Судьба готовится испытать вас на прочность, — незнакомый голос заклинило.

— Автоответчик безмозглый! А ну пшел под печку! — рассердилась Галя.

Между тем Черная Свинья убедилась, что план с котятами провалился. Раздраженно щелкая и брякая, она наблюдала за тем, как объект вошел в личный подъемник Черного Хозяина.

Сам любил на досуге побродить по полосе отчуждения у Перехода, размышляя о перипетиях Вселенского бытия-небытия, игре-неигре. В общем, любил посурьезничать в одиночестве. Но больше никто не смел сюда и носа казать. Полоса Отчуждения! Переход! Работнички бешеного пространства сюда и не стремились.

Черная Свинья не имела разрешения входить в личные владения Самого и она запросила Бригадируса.

— Несистемникс вошелс в подъемнике к Черномус Хозяинус!

Но никакая супер-пуперсвязь на Переходе и Полосе Отчуждения не действовала. Это была территория вне связи, территория Непознаваемого.

— Объектус попадетс в личныйс кабинетус к Самомус, старохламс ликоватьс, — используя все виды ментальной энергии, балаболила Свинья.

Ответа не было, и она решила рискнуть. Если ее замысел удастся, то это большой прогресс! Есть шанс, что новоклоны совсем скоро смогут попереть старохламс!

Черная Свинья стала грудой человечьих костей. В качестве примера она использовала знаменитую картину художника Верещагина.

Желтый череп подкатился к Галиным ногам и, приоткрыв челюсти, замер. Девочка отступила. Череп щелкнул зубами и прыгнул на нее. Галя поскользнулась, упала и покатилась вниз.

Раздался треск, энергетический удар разорвал туман.

Глава 12 Склеп фамильный — гроб открытый

Тане Плещеевой было известно много такого, что должна знать ученица мага районного значения. Осиновое полено и осиновый кол — вещи просто обязательные, когда имеешь дело с вампирами, упырями, оборотнями и прочей нечистью. Она мечтала о Большой Книге Превращений, о которой однажды рассказывал маг, Голубой Книге Чудес, Черном Зеркале, открывающем ход в зловещее подземелье. Вы не поверите, но, несмотря на все это, маг ставил Таньке самые низкие баллы и был ею недоволен.

— У вас, Плещеева, романтичное отношение к Таинственному. И, к сожалению, мало злости. Я еще подумаю, но не обижайтесь, если я вас все же отчислю.

— Я накоплю, я изменюсь! Вы меня не узнаете! Я… Я злею с каждой минутой. Нет, с каждой секундой! — для наглядности Танька щурилась и когтила себя черными накладными ногтями.

Мага можно было понять — он мечтал об ученике. Но он желал Ученика с Большой Буквы. И, кстати, это в его квартире били часы, которые Сверчок принимал за башенные.

Димка, как и все остальные соседи, считал мага тихим интеллигентным выпивохой и относился к нему весьма дружественно, но, можно сказать, близоруко. У мага было много личин. И сейчас он в одной из них преспокойно спал за стенкой, в нескольких метрах от Димки Сверчкова. А башенные часы районного учителя магии глухо били три часа пополуночи.

Телефон зазвонил еще раз.

— Але! — прошептал Димка, ему не хотелось, чтобы родители проснулись. — Але! Кто это? Плохо слышно. Алло!

— Сверчок, не упусти свой шанс, пригласи девушку в гости, — раздался знакомый голос.

— Степка! Где ты была? Я чуть ваш дом не перевернул. Как ненормальный в дверь колотил.

— У Тамары Арсентьевны.

— Сейчас ты от нее звонишь?

— С мобильника.

— А ты где?

— Подойди к окну.

Димка выключил настольную лампу, глянул в черное стекло и обомлел. Она стояла внизу и махала ему рукой. Он видел, как блестели ее зубы в лунном свете и выделялась на снегу темная спина Боба.

— Ну, — сказала она. — Привет, малыш!

Так ему, по крайней мере, показалось, и он тоже махнул рукой в открытую форточку.

— Иди скорей! Я сейчас! — забыв, что родители спят, и что на дворе глубокая ночь, Димка помчался к двери.

Только он успел щелкнуть замком, в коридор ввалился Боб и злобно заворчал. Сверчок приложил палец к губам и, кивнув на закрытую дверь родительской спальни, пригласил гостей в свою комнату.

Стефания скользнула в его берлогу и с разбега упала на диван, не снимая дубленки.

— Ну, — она расплылась в улыбке, — во что будем играть?

Сверчок опустился на стул, увидел на полу помятую фотокарточку, нагнулся и поднял ее. В который раз ему в голову пришла мысль, что в комнате рядом с ним и на снимке — два совершенно разных человека. Да и Боба он не узнавал — слишком молодой, толстый… Впрочем, этот Боб ему кого-то напоминал…

— Проснись, бэби. Я с тобой, а ты вертишь какую-то фотку. Что-то ты скис совсем, — Стефания поднялась, и он почему-то испугался.

Но гостья, заметив это, прошла мимо и взяла с полки картинку в прозрачной рамке.

— Я не хуже ее?

На картинке были изображены Ромео и Джульетта в счастливый миг признанья. Стефания подарила ему эту гравюрку, а потом предложила послушать Шекспира по-английски. Она читала, а Димка смотрел, как движутся ее губы, как вздымается грудь, и его бросало то в жар, то в холод. Английский на такой скорости он не понимал, но готов был терпеть эту сладкую муку вечно.

— Ты бы хотел, как они? — напомнила о себе гостья, расстегивая длинную дубленку.

Сверчок обомлел, под дубленкой было платье точь-в-точь, как у Джульетты на гравюре.

— Что, как они? — у него затряслись руки.

— Ну, все.

— Все?..

— Да, вместе умереть…

— Прямо сейчас?

— А что, слабо? Будем сидеть на облачке, и болтать ногами.

— Ты же сама говорила, какая чушь то, что брат Лоренцо придумал эту дешевку со склепом и что тут пахнет бульварным ужастиком.

— Я была чокнутой, а теперь повзрослела, изменилась. Разве ты этого не заметил?

— Заметил, — губы у Сверчка стали деревянными.

— Взрослая жизнь — шелуха. Все важное у нас сейчас. Склепик и гробики — вот то, что надо. Прохлада, никаких уроков, и вечно вместе. Вау, уже полчетвертого.

— Я завтра в школе усну, — попытался пошутить Димка.

— Лучше не просыпаться! — она подошла к нему близко-близко.

Собака злобно оскалилась, заворчала и надвинулась на Сверчкова. Тот закоченел. От гостьи веяло могильным холодом.

Димка беспомощно провел рукой по своей груди и обомлел. На нем был костюм Ромео. Самый настоящий, точь-в-точь как на гравюре.

— Это что, фокус?

— Да, простенький, — хищно блеснули зубы. — Тебе нравится? Посмотри на свой кинжальчик, достань его из ножен.

Какой парень удержался бы, чтобы не взглянуть на старинное оружие, в рукоятке которого сверкал черный камень? Димка осторожно достал кинжал. Лезвие было острое-преострое.

— Ну прямо музейная штука, — восторг Сверчка был искренним.

— Он наточен, попробуй, — не унималась гостья. — Давай скорей, не трусь, ты же не хуже Ромео!

В ее голосе было столько нежной настойчивости, но Сверчок заколебался.

— Ромео выпил яд, когда увидел Джульетту в открытом гробу фамильного склепа. А она очнулась и с горя закололась его кинжалом, — напомнил он.

— Ой, какие мелочи! Ладно, если хочешь, пей яд! — Стефания развязала бархатный мешочек и извлекла из него маленькую зеленую бутылочку в золотой сеточке.

— Выпей, оценишь! А я подожду в гробу. Твой — гробик я поставлю рядом.

На месте дивана Сверчок увидел высокий раскрытый гроб, в котором лежала, сложив на груди руки, Стефания. Он замотал головой, отшатнулся, но там, где только что был его стол, тоже стоял гроб. Димку окружал мрачный холодный средневековый склеп Капулетти. Тени факела плясали по мрачным каменным стенам, от чего казалось, что лица умерших морщатся и гримасничают. Сверчок моментально забыл их имена. Перед ним были не герои Шекспира, а настоящие мертвецы.

Кованые двери склепа заскрипели, полуотворились, но никто не вошел. Меж гробами сновала собака. В темноте она была совершенно черной, на ее клыках отражалось красное пламя.

Факел затрещал, что-то глухо упало на пол и подкатилось к Сверчку. Он краем глаза увидел, что у мертвеца, который лежал в нише, отвалилась кисть.

— Просто шик! Все по-настоящему, без балды! — вымолвила из гроба Стефания.

Сверчков не заорал лишь потому, что лишился в этот момент голоса.

— Пей скоренько, и полежим вместе. Хочешь, в одном гробике? — предложила Стефания.

Сверчок, плохо соображая, покрутил бутылочку. Стеклянная пробка выскочила сама собой.

— Пей, пей! Пей до дна! — проворковала, приоткрывая один глаз, лежащая в гробу. — Глоточек, и вечная свобода. Никаких заморочек.

Димка потянул носом, из бутылочки пахло чем-то противным.

— А может, он прокис? — Сверчок скривился.

Стефания села в гробу, притянула его за шею и чмокнула в щеку.

— Я буду тебя целовать, а ты глотни.

— А зачем так спешить? — он осторожно обнял ее за талию.

Стефания скосила глаза на часы и оттолкнула Димку.

— Пятый час, скоро утро, а ты все возишься. Не хочешь первым, тогда давай я. Вот! — она стала выбираться из гроба. Платье за что-то зацепилось, но она его рванула и выхватила у Сверчка кинжал. — Хочу, чтобы мы навсегда остались вместе. Юными, влюбленными. Давай, не трусь! Пей! Или…

— Осторожно, брось кинжал, он острый! — Димка бросился к ней, но не успел.

Кинжал вошел в грудь, брызнула кровь.

— Пей, пока я еще вижу, — Стефания зашаталась, черная кровь заструилась по кинжалу и закапала на каменные плиты.

Глава 13 События во мраке

Галя упала на эскалатор. Череп откатился и врезался в стену пещеры, его нижняя челюсть отвалилась. Темные молнии пронзили зал, раздались визг и хрюканье:

— Недалетс-перелетс, недалетс-перелетс, пос своимс артиллерияс бьетс.

Черная Свинья пострадала исключительно из-за аристократических замашек старохлама: Сам устроил заклинательный барьер на все искусственное. Новоклоны должны знать свое место и не соваться куда не следует. Вот Черной Свинье и досталось.

Эскалатор двигался быстро и привез Галю к окованной металлом тяжелой двери. Та закрывала вход в черную каменную пасть.

Бешеное пространство переживало тяжелые времена абсолютной и поспешной реорганизации. Объяснялась она тем, что Черный Хозяин, вычеркнув из Вечности Гогоба и разгромив офис, уже не мог остановиться.

Все рушилось, уничтожалось и вышвыривалось из Вечности. Катаклизмы бешеного пространства проходили с такой силой, что даже на дне океана образовались трещины.

Сам не хотел огласки, а еще немного — и того гляди, во всем тартарары узнают о безобразиях в бешеном пространстве.

Рык Черного Хозяина без труда перекрыл всеобщие рев и вопли:

— Все ко мне!

Никто не появлялся. Жабье кваканье услужливо оповестило:

— Перебиты, стерты, выкинуты из Вечности!

— А-а-а-а! — еще громче гаркнул Сам, от чего взорвалось семь подводных вулканов и произошло землетрясение в Антарктиде. — Черное семя бьют в самом логове! Кто посмел?

— Выс Самис укокошилис, — вкрадчивый писк автожабы навел Самого на две мысли.

Плодом первой была растоптанная автожаба — ломать, значит ломать, а второй — революционное решение привлечь молодые силы из честолюбивой нелюди.

Зло должно быть свежим, а то со временем оно превращается в свою противоположность.

Боясь ступить на ворсистые шкуры, брошенные на грубо отесанные камни, Галя всматривалась в открывшуюся дверь. Громадная зала старинного замка была оборудована под кабинет.

Каменный потолок подпирали книжные шкафы и стеллажи, посреди залы стоял тяжелый стол. В камине плясал фиолетовый огонь, не дававший тепла.

Рога, рожищи, бивни и клыки, развешанные по стенам, отбрасывали страшные кривые тени.

На полках вперемежку лежали пистолеты, ружья и автоматы. В углу из громадной мусорной корзины торчали сабли и мечи, тускло отсвечивали острые резаки и секиры, испачканные засохшей кровью. Тут же стояли гильотина и виселица, на которой болтался скелет.

Если бы Черный Хозяин знал, кто забрел к нему, наверняка прекратил бы громить офис. Но он в этот момент увлекся новизной и обновлением.

Галя осторожно приблизилась к столу и невольно вскрикнула: на кристаллическом экране компьютера она увидела свою физиономию.

Бабушка обычно успокаивала ее, говоря, что все красавицы сначала были уродинами. Если бы! Но сейчас Горбушиной было не до того. Переведя дух, она бегло осмотрелась. Мощный процессор, высокое разрешение экрана, аксессуары с чертовщиной. Электронная книга вделана в череп, мобильники с рожками и клыками, в качестве метелки от пыли — скальпы. Корпус компьютера сделан в форме гробика. Ничего особенного, если учесть, где эта железяка стояла.

Привычным движением Галя пробежала пальцами по клавиатуре. Вообще-то Сам не нуждался ни в какой технике, но имел две слабости: к налаженной организации труда и земной алкогольной продукции. Лучшие виски, джины, коньяки, бренди и вина в разноцветных бутылях, лафитах, графинчиках экзотично пестрели на столе среди бумаг, костей и пергаментов.

На самом деле Черный Хозяин не мог испытать вкуса этих напитков, но от этого его неутоленное любопытство становилось еще более мучительным. Как, впрочем, и упрямство, с которым он ежедневно опустошал одну за другой горы бутылок, тщетно ожидая результата.

Галя быстро нашла то, что искала: собственно, Черный файл и был открыт на ней. Еще и еще раз она перечитывала информацию, постукивая пальцами по столу.

Ее мама, чья родословная шла от Атлантиды (?!), оказывается, должна была родить мальчика, а он, опираясь на законы физика Сверчкова, — сделать открытие, которое даст человечеству Вселенское знание. Так должна быть распахнута дверь к внеземным цивилизациям!

Мероприятия по срыву опасного для бешеного пространства события были поручены специальному агенту, но тот умудрился прошляпить не только рождение незапланированной девочки, но и факт ее наличия.

Агент отрапортовал в срок — мальчика нет. На этом дело и кончилось.

— Вот это шок! — удивилась Горбушина. — Сверчков? Сверчков!.. Не о нем ли Степка говорила? Еще какую-то подкову он должен найти. Теперь ясно, почему они за мной охотятся с таким азартом! Но если я девочка, а не мальчик, то, может, вообще ничего не открою? Ладно, надо скорее уматывать отсюда, а порассуждать успею потом.

Галя торопилась проверить картотеку бешеного пространства. Компьютер в ее опытных руках безропотно делился потаенными замыслами Черного Хозяина. Но внезапно у девочки появилось ощущение, что ее ногу осторожно покусывают острые зубы. Галя повернула голову и увидела толстенного дракона.

Это был Комодо — любимец Самого. Хозяин натравливал его на искусственных, и новоклона Комодо разодрал бы мгновенно, однако энергетика незнакомки дракона озадачила. Он, рыча, обхватил зубами Галину лодыжку, но пасть не смыкал. Горбушина испуганно замерла, ей под руку попался початый лафитник, и она плеснула джин в пасть дракона.

Комодо тут же забыл о ее ноге, облизнулся, задумался и, совсем по-собачьи, завилял хвостом. В следующую минуту Галя сливала в зубастую бездну содержимое всех бутылок подряд, а чешуйчатая страшилка удовлетворенно рыкала.

С непривычки Комодо скоро захмелел. Стуча когтистыми лапами, он помчался по кабинету, сметая хвостом все, что попадалось на его пути. Наконец он взобрался на стол, где и обнаружил новые бутылки. Дракон колотил склянки и громко лакал. Галя вдоль стеночки пробиралась к двери. Однако Комодо догнал ее и стал лизать слюнявым в пупырышках языком. Тот был, как острая терка, и Гале пришлось бы плохо, но в этот момент кто-то рявкнул:

— Комодо, ты где? Ко мне!

Сам торжествовал: в офис набилось видимо-невидимо ретивых нелюдей.

— Рад, очень рад. Мне нужна кипящая черная кровь! Никаких новоклонов! — Черный Хозяин для неопытной нелюди оставался беспросветной тьмой, но молодое честолюбие — страшная сила. — Мои сотрудники ушли на заслуженный отдых, — встречал он пополнение. — Теперь хозяева здесь вы.

Нелюдь поеживалась, по ней пробегали сине-фиолетовые огоньки тревоги: в офисе валялось растоптанное оборудование, дыбились перевернутые гробы. Липкое месиво вытекло, и в нем виднелись когтистые лапы, перебитая челюсть вампира, полголовы старой ведьмы; из перекошенного магического зеркала торчала нога с копытом. Копыто судорожно дрожало, и в такт ему дребезжала искривленная рама.

— Сделаете ремонтик! — подбадривал новичков Сам. — Самые современные технологии! Прошли времена гаданий по внутренностям, иголовтыканий, восковых двойников. Я расчистил дорогу молодым.

Нелюди стучали рогами, били хвостами, клацали клыками. Гоблинши и ведьмы выпячивали то, что они считали своими прелестями, но им было все еще неуютно.

Примчался возбужденный Комодо. Резвясь, он перекусил какого-то гнома, оторвал руку ведьме, схватил тролля и, наконец, умчался прочь. Сам радостно смотрел на проделки любимца.

— В штат возьму того, кто принесет мне сердце и живую душонку, которая тут гостит. Сегодня же! Немедленно! Вы все у меня кровью записаны. И не дайте новоклонам себя опередить, они и так считают вас старохламусом.

Экиммю — духи-вампиры — убирали офис, пожирая останки бывших сотрудников. Волки-оборотни слизывали месиво, разгрызая то, что попадало на саблезубые клыки. Просторная черная зала с рабочими местами по окружности очищалась быстро. Крепенькие троглодиты вносили новую супер-пупер-технику, сооружали бар, где были в ассортименте свежая кровь и жвачка из мозгов. А там, где недавно находился гробовой ансамбль, воздвигался склеп, просторный и бездонный.

Молодая нелюдь была готова на все, лишь бы оказаться сотрудниками офиса бешеного пространства.

«Я сделаю это!» — гном Э отличался незнатностью происхождения и был глубоким провинциалом, что делало его напористым и опасным.

«Вот мой шанс!» — три юные ведьмочки знали это наверняка, поэтому объединились: «Одна голова хорошо, а три лучше». Каждая прикинула, что после придумает, как избавиться от товарок, ведь Суккуба может быть только одна. Ведьмочки переглядывались, фыркали, скалились и всячески показывали гномам, оборотням и молодым вампирам, что этот офис может быть пределом мечтаний только для мелочи.

— Киснуть в тмутаракани, ха-ха!

Правда, придется начинать с малого. Что ж, охота на живую душонку — неплохая разминка, перспективный старт для служебного роста.

Хмурый сухой оборотень Обор, несмотря на юный возраст, умел предъявлять претензии, властно одергивать, контролировать и поощрять в аптечных дозах. Он чувствовал, что вполне мог бы возглавить операцию по захвату живой души и провести ее даже с большим успехом, чем Сам Хозяин.

«Методы Самого остались дедовскими, — думал Обор. — Нужны современные психологические приемы, но пока придется довольствоваться ролью запасного и действовать очень хитро. Проанализирую неудачи других, понаблюдаю. Если кто-то из них добудет душу раньше, выкину его из Вечности. Отнять куда легче, чем добыть. Я пришел выигрывать!»

В толпе нелюди был и молодой гоблин, кстати, родной племянник горбатого Гогоба, бесславно стертого из Вечности. Но это его не смущало: значит, не хватило дяде таланта, значит, не умел проигрывать. Насчет себя гоблин не сомневался: он — Гений. А как раздобыть душку? Зачем напрягаться! Озарение придет, как только он ее увидит и заглянет в глаза.

Один из тех, кто явился к Самому, даже напоминал человека. С землистым лицом, лысой головой, черными зубами в перекошенном рту, сцепив длинные руки под животом, он стоял позади нелюди. Здесь он числился выдвиженцем, но еще в недавнем прошлом на Земле его имя порождало ужас. Он был серийным убийцей.

Выдвиженец убивал малюток, а самых вкусненьких пожирал. Он отправил через мост на Переходе более ста детишек, после чего бешеное пространство его заметило и пригласило на испытательный срок.

«Что они понимают в людях? — выдвиженец скривился. — Человек думает и делает совсем не то, чего ждет от него нелюдь. Эта добыча — моя. Но ей уже четырнадцать лет, она невкусная, противная, твердая. У нее мышцы, жилы и нет нежной мягкости и сочности, которую я люблю».

Из всей группы эти семеро представляли для Гали наибольшую опасность, но и остальные ей вряд ли понравились бы.

— Вы торчите здесь, а тем временем Черная Свинья Бригадируса выманивает несистемника с Перехода. Не дать им добычи! Искусственное дурье на запчасти! — Сам потряс тяжелой дланью.

Галя пыталась открыть тяжелую дверь кабинета. Когда она входила, дверь отворилась сама, но теперь никак не хотела ее выпускать. А тот, кто позвал дракона, мог явиться в любую минуту. Она не знала, кто это, но от одной мысли о хозяине страшилища по ее спине пробегали мурашки.

Глава 14 Кинжал Ромео

От вида крови Сверчков зашатался. Он схватил девушку за плечи, пузырек с маслянистым ядом упал на ковер. Жидкость брызнула на лапу собаки, та истошно завизжала, а Стефания как ни в чем не бывало выхватила из раны окровавленный кинжал и метнула в Димку.

И тут забили башенные часы, заиграл гимн. Сверчков очнулся и сообразил, что лежит на полу в своей комнате. Видимо, во сне он свалился с дивана. Вспотевший, с тяжелой головой, Димка поднялся, морщась зажег свет.

Рамка с Ромео и Джульеттой стояла на полке, темнел выключенный экран компьютера, учебники, как и положено, спокойно лежали на столе. Все было на месте.

Кряхтя, Сверчков поплелся в ванную. Подставил голову под струю холодной воды и так стоял, пока в половине седьмого его не вытурил отец.

— Что за внезапная тяга к воде? — заспанный предок спешил побриться и уехать в свою университетскую лабораторию.

Мама работала там же, ей тоже нужно было торопиться, но, увидев мокрого сына, она ужаснулась и моментально оставила кухонные хлопоты.

— Между прочим, голова — это вместилище разума, — а менингит такая болезнь, от которой либо умирают, либо становятся идиотом, — приговаривала она, растирая сына полотенцем.

Димка понемногу очухивался. Ночные кошмары казались просто серией ужастиков. Бледная, как тень печальная Стефания, кинжал, яд, склеп с мертвецами… Полный комплект, особенно если спишь зимой на полу.

— Что поделывает здесь мой флакончик? — мама подняла с пола пузырек в медной сеточке.

Димка посерел и с трудом выдавил из себя:

— Не прикасайся, там яд.

— Да он уже лет десять как пустой. Ты вылил духи, когда был маленький. А они, между прочим, были моими любимыми…

В другое время Сверчков прицепился бы: «Были? Значит, теперь нелюбимые?». Но сейчас он молча взял флакончик и вышвырнул в форточку. Видеть его он не мог.

— Ты что, уже заболел? Пойду вызывать врача. Отец, я остаюсь дома, у ребенка температура, — мама обращалась сразу и к сыну и к мужу, который, перекрикивая телек, кричал:

— Где нож? Нельзя нормально позавтракать!

Димка не двигался. Он по-прежнему стоял у форточки, и перед его застывшим взглядом был кухонный нож, воткнутый в оконную раму. Нож был в чем-то липком и черном.

Затрещал телефон. Димка вздрогнул, схватил нож и бестолково заметался по комнате.

Трубку взяла мама. Звонила ее приятельница, и они стали договариваться, где встретиться и что подарить кому-то на день рождения. А отец зашел к Димке и, увидев у того в руках нож, покачал головой:

— До каких пор ты будешь считать себя ребенком? Хочешь есть, поешь на кухне. Не таскай еду по квартире.

Сверчков-старший провел по лезвию указательным пальцем и машинально облизал его. Димка смотрел на отца круглыми глазами, не в силах произнести ни слова. Но с отцом ничего не случилось. Нож оказался перепачканным сливовым джемом, открытая банка которого стояла на кухонном столе.

— Ты в школу еще ходишь или уже бросил? — отец позавтракал и теперь одевался.

— Первого урока не будет, физичка уволилась, — пробурчал Димка. — Но я пойду, потолкаюсь.

Он быстро накинул куртку и выскочил из квартиры одновременно с родителями. Оставаться одному дома не хотелось. Правда, родители будут приставать с разговорами до самой остановки. Но это куда лучше, чем слушать бой часов и смотреть на проклятый нож, пусть он и оказался всего лишь в джеме. Кто-то же воткнул его в раму?!

«А вдруг я лунатик? — осенило Димку. — В конце концов, это не страшнее, чем все эти ужастики».

— Как это она ушла, не дождавшись конца четверти? — оказывается, мама все еще думала о физичке.

— С таким же успехом она могла уйти в начале года, — усмехнулся отец. — Я смотрел его тетради. Если их учительница чего не знала, так это физику.

Родители уехали на автобусе, а Сверчок побрел к школе пешком. Только тут он сообразил, что сегодня впервые не отправил традиционный «приветик» по знакомому номеру.

По мере того как день разгорался и деревья четко прорисовывались на розовом небе, Димка убеждался, что ему снился обыкновенный кошмар. Сон этот постепенно бледнел, смешивался со звоном трамваев, гулом шоссе, воплями на школьном дворе и таял, а страх рассеялся. Оставалась грусть, чистая, как соло на флейте.

— Сверчок, переставляй копыта! — донеслось из окна второго этажа.

Это вопил его друг Сашка Кот, демонстрируя свой не по возрасту низкий голос, который он гордо именовал басом. У многих парней были еще звонкие голоса, а Кот самый первый забасил, и по телефону его иногда принимали за взрослого мужчину, что было предметом особой гордости Сашки.

— А что, физичка вернулась? — поднял голову Димка.

— У нас новый преп, сейчас придет, — окно захлопнулось.

Встреча с учителем физики, по точным расчетам бешеного пространства, была одним из основных звеньев цепочки, которая должна привести Димку к открытию, поэтому состояться она не должна была ни при каком раскладе.

Но сколько путаницы у людей! Учитель физики по тем же прогнозам нечисти должен был прийти в школу только в январе, а сейчас — конец декабря. Кто же приступает к работе в новой школе всего за несколько дней до каникул?! Да еще накануне Нового года?

Подгоняемый звонком, Сверчок как угорелый помчался в кабинет физики, навстречу своему предназначению.

Глава 15 Черная охота

Сам материализовался в кабинете. Это было единственное место, куда не попадала ни одна сущность бешеного пространства.

Как некоторые меняют домашние халаты, так Сам мог менять свой облик. Когда-то он был солидным старцем с трубкой, потом — энергичным поджарым денди, носил облик боевого офицера и не любил надевать космический скафандр.

Теперь у опрокинутого стола, притопывая носком ботинка, стоял татуированный бритый битюг. На шее — золотая цепь, в левом ухе черная серьга, в глазах — ярость.

Картина разгрома, встретившая хозяина в святая святых — своем личном кабинете, была для него настолько неожиданна, что, будь Сам человеком, сердечный приступ был бы ему гарантирован.

Пол был усыпан осколками всего, что разбивалось, все, что разливалось было разлито, что ломалось — сломано, шкуры скомканы и разодраны. А бутылки?! Что осталось от его драгоценных бутылок?! А Комодо, ворча, когтил лапами книжный шкаф, за которым затаилась Галя. Сохранившиеся в шкафу емкости с алкоголем мелко подрагивали.

Сам только что разнес офис и вышвырнул из Вечности всех своих служащих. Но кабинет!..

Он схватил за шкирку толстого дракона и изо всех сил пнул его тяжеленным ботинком. Комодо заскулил, а Черный Хозяин загорланил противным голосом:

А у Сама был дракон, и он его любил. Дракон выпил его виски, он его убил. В кабинете закопал И на память написал: А у Сама был дракон, и он его любил. Дракон выпил его виски, он его убил…

Галя вжалась в стену и вдруг почувствовала, как та отъезжает. За потайной дверью открылась узкая горка. Горбушина, не раздумывая, прыгнула на нее и покатилась.

Это был секретный ход Черного Хозяина. Забава, как и его кабинет, как и все личины. Сам был всем и никем одновременно. Но во всех обличьях, как и в алкоголе, он искал одного — разгадки человеческой души.

Скатившись вниз, Галя очутилась в небольшом каменном саду, в котором были собраны осколки знаменитых комет. Вот — комета Цезаря. Шишковатый синий валун 1821 года — комета, предсказавшая смерть Наполеона, а это — обломок от знаменитой кометы Галлея.

Горбушина переходила от камня к камню и не знала, что за ней зорко следили три ведьмочки и заново отрегулированная Черная Свинья Бригадируса. Новоклон и старохлам, поглощенные охотой, не замечали друг друга.

Увы, объект бродил по личному саду Черного Хозяина, запечатанному страшным заклятием. Соваться туда было самоубийством.

Галя осмотрела все камни, и вдруг перед ней возникла витрина большого магазина. Ноги понесли к нему девочку сами собой. Еще бы! За стеклом стояли компьютеры, лежали игры, коробки с конфетами, что-то цветное и пестрое в больших корзинах. Ну кто бы ни соблазнился?

«Посмотрю, а трогать ничего не буду», — решила она, подошла к двери и едва успела отскочить.

Витрина красивого магазина зашевелилась, строение сжалось, потемнело, и на его месте заметалась Черная Свинья.

Бедняга скакала и визжала:

— Выс нарывайтес, выс получитес пос бумс-бумс, старохламс!

Искусственные части ее тела дергались, тряслись и накалялись.

— Мыс еес захитрилис, — визжала слуга Бригадируса, — выманилис, ас выс, неучис!

А ведьмочки, заметившие наконец конкурента, резвились.

— Жалкие запчасти, ржавчина! — выкрикивали они.

По счастью, за своими разборками горе-охотники забыли о добыче, чем Галя и воспользовалась. Девочка побежала по узкой каменной тропе, удаляясь как можно дальше от страхолюдин. Когда она была уже довольно далеко, то сообразила, что все вокруг изменилось. Дорогу ей преградило большое кладбище.

Оно чем-то напоминало Домодедовское, где был похоронен Галин дедушка, и походило на чашу чудовищного стадиона.

Галя беспомощно оглядывалась. Ее явно заманили в ловушку.

Кресты и надгробия, погружаясь в болото, надвигались на нее, а тропа уходила прямо в гущу могил.

Галя не могла ступить ни шагу, всюду громоздились кучи венков и кладбищенского мусора, по болоту плавали гробы, из них вылезали скелеты и бросали ей в лицо болотную слизь.

Это резвились ведьмочки, Икс, Игрек и Зет. В руках у Зет была реторта, в которой они собирались доставить Самому живую душку и Галино сердце.

— Смотри, она должна отдать все сама, — Икс не обольщалась легкой победой.

— А что ей остается, будет тонуть, испытает естественный страх, — пробормотала Игрек и набросила на Галю ржавый погребальный венок.

Венок был тяжелым, и под его весом девочка сразу рухнула на колени.

— Не спеши! Помнишь, нас учили, что она должна оцепенеть от страха, а еще лучше потерять голову, — одернула сообщницу Икс.

— Чего, чего? — спросила Игрек.

— Ну засуетиться, заметаться, дать возможность страху испустить душу вон. Только тогда мы сможем поймать искру, вырвать сердце и закрыть реторту заклятием. По-другому не получится, возьмет и улетит душка, она несистемная, нам не принадлежит.

Зет вылезла из гроба и на глазах у Гали отдала Икс реторту.

Для Горбушиной Икс была вороном, сшитым из черных погребальных покрывал, который выхватил у мертвеца кость и закаркал, а покойник постучал в ответ зубами и завалился обратно в гроб.

— Любишь давать советы, вот и сделай что-нибудь сама, — прошамкала на самом деле Зет, решив избавиться от ответственности: пусть Икс ловит эту душу.

Зет решила, что легче отобрать реторту у товарки, чем душу у человека.

Икс, злобно каркая, кружила над Галей, норовя задеть ее крыльями.

Из последних сил Галя попыталась подпрыгнуть, но тут же шлепнулась в тину и, оказавшись по пояс в тягучей жиже, стала тонуть. Чем больше она дергалась, тем глубже погружалась.

Наконец болото, сыто рыгнув, сомкнулось над ней.

В эти секунды Галя вспомнила Солнце, полуденное, раскаленное, яркое-преяркое апрельское московское солнце.

Однажды она, Танька Плещеева, Мишка и Андрей (был такой мальчик, он потом ушел из их школы) заспорили, кто дольше всех сможет смотреть на Солнце открытыми глазами.

Уроки физкультуры у них проходили на улице, остальные одноклассники стали судьями и принялись хором считать:

— Раз! — Танька ойкнула и принялась тереть глаза.

— Р… — Мишка даже не дослушал остальные буквы.

Андрей продержался до «раз и…».

Затем настала очередь Гали, и она вытаращилась на Солнце.

Кажется, цифру пять она еще слышала, но потом резко ослепла и упала. Ее рвало, у нее болели глаза и голова. Некоторое время потом ей пришлось сидеть в комнате с занавешенными окнами, с повязкой на глазах.

А сейчас то огненное яростное Солнце как бы выплеснулось из нее и залило болотную гниль. Хлопнул взрыв, засверкали молнии, Галю подкинуло, и она упала на что-то твердое.

Никакого кладбища вокруг не было? как и болота. Клубился туман, расплывались с воплями какие-то ужасные морды. Так ловкие ведьмочки, немного опередившие Гнома Э, навсегда исчезли из Вечности, сожженные могучим апрельским светом.

Настолько сильной вспышки трудно было ожидать даже от зрелой души, а тут ну совсем маленькая душка выдает такой всплеск! Откуда у нее такой потенциал? Что творится с земными детьми?

Сам был всеведущ, но на этот раз не метал громы и молнии, а только нахмурился. Во многих местах тартарары пошли трещины.

Гном Э знал, что быть первым не всегда безопасно. Ведьмочки его опередили, но он-то крался за ними и прятался, поэтому отделался лишь сильнейшим ожогом. Пришлось срочно вернуться к себе на периферию, дабы восстановить силы, но он был уверен, что его время еще впереди.

Галя брела неведомо куда и вспоминала то, что будто бы давно забыла.

В первой четверти второго класса ее забирала из школы бабушка. И они тогда много беседовали о разных вещах.

— Главное для каждого человека не потерять свою живую душу, — говорила бабушка.

— А как можно потерять то, чего никто не видит? — Галя дернула ее за руку.

— Не все на этом свете можно увидеть глазами, — таинственно улыбнулась бабушка.

Маленькая Галя тогда мало что поняла, но почему-то запомнила.

«Только не надо себя жалеть, Горбушина, у тебя на это нет времени, — Галя выбрала по отношению к себе жесткую тактику. — И никаких расслабонов. Если даже это игра, проиграть в ней можно жизнь».

Молодая нелюдь, узнав, что ведьмочки исчезли, а Гном Э зализывает раны, обрадовалась: шанс каждого повышался.

Особенно ликовал серийный убийца, его-то возможности, как он полагал, были куда больше, чем у остальных. Он вышел на тропу охоты, ощущая приятное волнение, почти забытое здесь, но так хорошо знакомое по жизни на белом свете.

— То, что жертву можно сожрать — ясно, но будет ли это так же вкусно, как на Земле? — бормотал выдвиженец.

«Обещаю — будет. Лично для тебя, только один раз», — услышал он и затрепетал: Сам говорил с ним лично!

Глава 16 Игра с призраками

На втором этаже школы Димка наткнулся на секретаршу. Собственно, даже не наткнулся, это она выскочила из кабинета директора и схватила его за рукав свитера.

— Сверчков, тебя у вахтера ждет отец.

— А что случилось? — остановился Димка.

— Иди, не разговаривай, — секретарша развернула его в обратную сторону от кабинета физики.

Сверчок, недоумевая, вернулся на лестницу и, не доходя до дежурного вахтера, увидел Агента 007.

Тот был в своей неизменной кожаной куртке, бычья шея его налилась кумачом, маленькие глазки вцепились в Димку, как два бульдога.

Сверчок испытал жгучее желание развернуться и скрыться в классе, но Агент уже заметил его и махнул рукой:

— Давай! Мы с сестрой тебя заждались.

Вахтер теперь тоже смотрел на Сверчкова. Он знал, что у этого ученика нет, и не было никакой сестры, и подозревал, что 007 нагло лжет.

Агент, не дожидаясь пока Димка подойдет, сделал три громадных шага и положил ему на плечо тяжеленную ручищу. У Сверчкова бешено застучало сердце. Запястье 007 было аккуратно перебинтовано, а поверх бинта блестела та самая сеточка.

Димка как наяву вновь ощутил запах сырости, увидел фамильный склеп Капулетти и услышал истошный собачий визг…

— Что у вас с рукой? — спросил он, проверяя мелькнувшую догадку.

— Я у тебя на окладе? Давай, она ждать не любит.

Сверчка передернуло. Как странно Агент сказал о Стефании: «Она ждать не любит». Раньше он мог иронично называть ее нашей принцессой, а теперь отозвался как о каком-то пахане, главаре банды. Димка с тоской оглянулся и посмотрел на школу.

В больших окнах горело красное утреннее солнце, а в кабинете физики новый учитель делал перекличку.

Он дошел до буквы С.

— Савинков Александр.

— Здесь собственной персоной, — обстоятельно пробасил Сашка Кот.

— Сверчков Дмитрий, — произнес учитель, оглядывая класс.

Почему-то он догадывался, что этого ученика здесь нет, но ему так хотелось, чтобы тот присутствовал! Учитель поставил в журнале точку напротив Димкиной фамилии и задумчиво произнес:

— У Сверчкова уже начались каникулы?

— Я видел его в окно, он бежал на урок. — Сашка Кот пожал плечами.

— К сожалению, что-то его отвлекло, — вздохнул учитель и урок потек своей чередой, а в бешеном пространстве смогли поставить хотя бы один плюсик в этом деле.

Встреча, которой они так боялись, сегодня сорвалась. Не должна была она состояться и впредь.

Агент почти втолкнул Димку в машину и так рванул с места, что встречные водители разразились проклятиями.

Она сидела на заднем сиденье, но даже не взглянула на Димку, зато язвительно подмигнула Агенту 007 и лениво процедила сквозь зубы:

— Ты набираешь очки.

Совсем недавно их отношения были другими и носили официально сдержанный характер.

— Ну как баинькал? Не проспал первый урок? — наконец она повернулась к Сверчку и посмотрела в упор: глаза в глаза.

У Димки перехватило дыхание. Он узнал этот взгляд. Стефания смотрела так же, когда требовала, чтобы он выпил яд в склепе Капулетти. Но она уже опустила глаза и, надув губы, вздохнула:

— Может, я уже стала твоей бывшей знакомой?

Слово «бывшей» прозвучало как-то по особенному громко.

Сверчок молчал. Столько мыслей крутилось в мозгу одновременно, но со словами ничего не выходило. У него даже разболелась голова, хотя до сегодняшнего дня он вообще не представлял как она болит.

— Я не позвонил утром, мама говорила долго, — через силу выдавил он наконец.

— Это не вся правда, — Стефания, не отрываясь, смотрела в окно, ее тонкие пальчики вертели и мяли перчатки.

— Не вся, — Сверчок сломался, он ничего не понимал, весь мир ему застила хрустальная слезинка, так не вовремя катившаяся по бледной щеке.

— Я… я, — он сжал ее руку и подул на пальцы. — Я, наверное, лунатик или вроде того. Ты мне снилась такая печальная, куда-то спешила, я чувствовал, что теряю тебя навсегда.

Стефания прижала к его щеке пальцы и ущипнула.

— Нет мне покоя! Опять эта бледная тень шлялась к тебе, — нахмурилась она.

Но Димка пропустил ее слова мимо ушей, он был поглощен своими переживаниями.

— Я думал, что проснулся, когда ты мне позвонила и пришла.

Она удивленно смотрела на него, приподняв правую бровь, и медленно произнесла:

— Да, пришла! Только ты вел себя как дурак.

— Ты пришла в платье, как у Джульетты, а потом мы очутились в фамильном склепе Капулетти. И ты… ты лежала в гробу.

Девушка дотронулась до лба Сверчка и затрясла рукой.

— Да, да, — Димка говорил, и ему становилось легче, голова не болела, ночной кошмар отступал. — Тьма, факел чадит, тени мечутся, гроб, то в нем один покойничек, то другой. И тут на меня набрасывается такая собаченция, о-го-го!

Агент удовлетворенно крякнул, но Сверчков и этого не заметил — страшный сон стал превращаться в затрапезную пугалку.

Если бы Сверчок не был так увлечен своим рассказом, то обратил бы внимание на лицо девушки. Она отстранилась, и ее напряженный остановившийся взор буравил Димку.

— А что я делала? — в голосе ощущался лед.

— Ты? Лежала в гробике и спала, — невесело улыбнулся Димка.

— И все? — вопрос прозвучал удивленно.

— Все.

— Приехали, — прохрипел Агент.

— А куда мы едем? — очнулся Сверчок.

— Куда? — она внимательно посмотрела в окно.

Их зажимал предпраздничный поток на Садовом кольце в районе метро «Парк Культуры».

— А никуда! — тряхнула головой Стефания. — Будем отрываться! Ты, я вижу, любишь это?

— Оторваться надо по полной! — на Димку накатило веселое настроение.

Он готов был беситься и стоять на голове.

— По полной, так по полной! Есть одно местечко! — она решительно вытолкала его из машины.

Они пробежали между мордами грязных мокрых автомобилей по загазованному переулку и очутились возле старого недавно отремонтированного особняка.

— Смотри, смотри Пряничный домик! Детки отламывают прянички, а страшная ведьма их цап-царап! — Сверчок хихикнул и дернул подружку за капюшон куртки.

Та медленно обернулась и окатила его ледяным взором. В этот момент Димке показалось, что ей тысяча лет.

Внутренности особнячка производили впечатление, но Сверчок презрел ресторан, бар, биллиард. Прежде всего у него не было и не могло быть таких денег, да и кровь его играла совсем от другого — от перезвона зала игровых автоматов.

— Ты же не любишь игралки? — неожиданно спохватился он.

— Не любила. У меня прошел переходный возраст, все! Теперь я люблю то, что не любила, и наоборот.

Сверчок машинально отметил, что так оно и есть. Нынешняя Стефания — это Стефания наоборот. Он где-то слышал, что у девчонок переходный возраст кончается быстрее, и они раньше взрослеют. Одного он не мог понять, почему так ноет сердце, стоит ему вспомнить ту, прежнюю Степку.

Какие здесь были игровые автоматы! Почему они раньше сюда не заходили? Хотя… Они вообще не болтались по местам, где нужны были приличные деньги. Их у Сверчка никогда не было, да он и не стремился развлекаться по какой-то системе. Димка был в том счастливом возрасте, когда беспричинно радует любой пустяк. А та, прежняя, Степка не терпела скопления народа и не любила все покупное.

«Димка, то, что человеку действительно нужно, купить нельзя». Пока он обдумывал ее слова, Стефания начинала хохотать: «Прописные истины так по-дурацки звучат!»

Димка молчал. Все, что она говорила, казалось важным и нуждалось в осмыслении.

Им было так хорошо в парках, в лесу, просто дома, особенно, когда родителей не было и они как бы делали уроки. Именно «как бы», а на самом деле говорили, слушали музыку, переписывались. Да, они писали друг другу записочки и передавали, соприкасаясь рукавами. Писали разную чушь, типа: «Я совсем не крутой парень. Видел я этих крутых парней в гробу», «А я — цветочек геранька. Хочу расти на подоконничке, и меня устраивает видок из твоей кельи», «Я + Я = Мы». И уже от этого обоих бросало в жар. От «Мы», которое кому-то могло показаться дурацким. Вообще, очень многие вещи становятся дурацкими, если их вытащить на белый свет.

В один из осенних пасмурных дней (им такие промозглые деньки почему-то казались ужасно романтичными) Димка залез зачем-то в шкаф, и оттуда вывалился синий пакет.

Девушка подняла его и улыбнулась:

— Что за секретик?

— Посмотри, разрешаю.

— Подкова? Какая стертая. Ты не помнишь, как звали коня Дон Кихота? Это не он потерял? — она взвесила находку на руке. — Металлическая, а не холодная. Скорее теплая.

— Ты тоже заметила? Мне иногда кажется, что она пульсирует.

— Странный сплав… Или это обыкновенное железо?

— Не знаю. Мама недавно ее обнаружила. Кто-то подарил на счастье, когда меня принесли из роддома.

— Добрая фея? — засмеялась Стефания.

— Хочешь, возьми себе, — серьезно предложил он. — Будешь хранительницей моего счастья.

— Ой, как ответственно. Боюсь-боюсь.

Они посмеялись, и подкова перекочевала к Степке, которая пообещала с ней не расставаться.

— Ку-ку, уснул?

Димка сидел у автомата, а Стефания совала ему коктейль с соломинкой и лимоном на краю тонкого бокала.

— Эй, — спросил вдруг Сверчок. — А как поживает моя подкова?

— Подкова? Совсем забодал, какая подкова? — она смотрела куда-то в сторону. — Ты пей коктейль! А то остынет.

Потом Сверчку будет казаться, что окончательно прозрел он именно в эту минуту. Но согласитесь, трудно осознать, что твоя подружка не человек, а ведьма-оборотень. Не-е-т! Эту догадку он не мог озвучить между делом, поэтому притворился, что его занимает только компьютерная игра.

— Что это за штуковина? — он отстранился от коктейля и поморщился. — Тиной пахнет.

И в ту же секунду забыл и о коктейле, и обо всем на свете. По экрану в темноте подземелья бежала девушка. На мгновение ее лицо приблизилось, и он увидел круглые темные глаза, растрепанные волосы, веснушки. Как она была не похожа на красоток в подобных игрушках!

И тут Сверчка как молнией пронзило. Ему показалось, что девушка настоящая и, мало того, что он ее совсем недавно где-то видел.

Стефания протянула Димке электронный пистолет и крепко сжала другой.

— Разомнемся? Ну пей, а то протухнет! — напомнила она про коктейль.

Димка, не отрывая взгляда от игры, потянулся к напитку, но запотевшее стекло выскользнуло из рук. Бокал упал на пол. Жидкость пролилась и тут же зашипела, проедая черную дыру в покрытии.

— Ой, облом! — снова углубляясь в игру, сказал он.

— А ну его! — Стефания зашвырнула ногой бокал подальше под автомат.

Сверчок не видел, как она в досаде прикусила нижнюю губу.

Девчонка на экране бежала прямо на них, не зная, что за углом притаился костлявый дядька с голым черепом и узким перекошенным ртом. Его руки и ноги были опутаны проводами, а губы жевали, словно предвкушая нечто очень вкусное.

«Какая-то ненормальная игра. Обычно жмурики выскакивают, ты стреляешь, они бахают, и все. А тут…» — успел подумать Сверчок, когда услышал выстрел. Его напарница, прищурившись, с азартом палила по беглянке, и та, увертываясь от огня, наскочила прямо на лысого страшилу.

Глава 17 Потрошило идет на дело

А настоящая Стефания сидела на камне, и постепенно силы возвращались к ней. Оцепенение схлынуло, на его место пришла решимость бороться.

— Я могу идти только вперед, но делать этого нельзя. Остается стоять или сидеть. Другие не останавливаются, не говорят, значит, я не такая, как они. Я — живая! Это я только предполагаю или точно? Эй, слышит меня кто-нибудь? Себя я не слышу, но ведь та девочка меня слышала и я ее тоже.

Она посмотрела на желудь, который оставила ей незнакомая девчонка, и крикнула:

— Возвращайся!

Стефания не помнила, где они могли встречаться раньше, но если учесть, где они оказались, то проблемы у них действительно общие.

— Я тебя жду!

И тут она ощутила, что пытается что-то мучительно вспомнить. Очень важное, от чего зависит не только ее жизнь. Даже раньше, когда она брела вдоль пропасти, необходимость вспомнить это преследовала ее.

— Надо начать с самого конца. Время у меня есть.

Галя думала о том, что надо как-то вернуться на Переход и вытянуть оттуда Степку. Но как туда попасть? Она брела по подземелью, и тут что-то бабахнуло. Галю швырнуло к стене, и она почувствовала, что налетела на какой-то твердый мешок, набитый костями.

Потрошило, сбитый с ног, упал на дно туннеля — его обожгло пламя. Кто-то тяжелый навалился сверху. Еще на Земле он не выносил никаких прикосновений. Стоило кому-то нечаянно до него дотронуться, как Потрошиле делалось тошно. Его выворачивало, трясло, он буквально падал в обморок. Но там у него была человеческая плоть, а тут он уже успел забыть это поганое ощущение.

— Ай-ай-ай! — он отпихивал что-то горячее и противное. — Ай-ай-ай!

Галя оттолкнула его и увидела, что, обхватив себя длинными руками, в углу корчится некто с кривым голым черепом. На руках, груди — всюду, куда ни посмотришь, к кривоголовому были прикреплены прозрачными пластырями провода. Это делало Потрошилу еще страшней.

Как только выдвиженец немного очухался, он сразу же жалобно проскулил:

— Лапушка, видишь, я тут совсем, совсем один. Возьми меня с собой, я спасу тебя.

«Да, спасатель что надо, это сразу видно», — но Галя не стала отказываться от помощи совсем и спросила:

— Как отсюда выбраться?

— Очень, очень простенько. Надо только знать дорожку. Пойдем, лапушка, пойдем.

— Слушай, сними эти провода, — Галя дернула пластырь.

— Не прикасайся ко мне и ничего не трогай, лапушка, — скривился Потрошило. — Не будь плохой девчурочкой.

— Тебя казнили на электрическом стуле?

— Лапуся, лучше молчать или нас схватят и твое сердечко спрячут в реторточку. Иди скоренько за мной, выход совсем близенько.

Потрошило ликовал. Сейчас он заведет девчонку прямо в офис Самого, для этого надо только миновать три черных кольца. На Земле детки вот так же безропотно шли за ним, хотя он никогда даже не брал их за руку. Талант — он везде талант.

Раздался выстрел, и ни с того ни с сего Потрошило отлетел в сторону. Галя не могла понять, откуда стреляют и почему попали в Потрошилу? Ей даже пришло на ум, что кто-то неведомый пытается спасти ее от здешних опасностей.

— Как я его припечатал, видела? Здорово я гада шваркнул? — Сверчок радостно обернулся к своей подруге.

Та сидела, не двигаясь, ее пистолет был направлен прямо в висок Димке.

— Что это тебя потянуло на добрые дела? — поинтересовалась Галя, почувствовав к Потрошиле что-то вроде внезапного доверия. Такой гаденький, противненький, но все-таки был когда-то человеком, имел душу. Может, правда раскаялся?

— Мне надо зарабатывать очки, отмывать грешки. Ты — мой шанс, — пояснил Потрошило, испуганно ощупывая себя дрожащими руками.

Посредине его лба третьим глазом зияла здоровенная дыра, и в ней пульсировало что-то фиолетовое.

— Да? А где теперь твоя душа? — спросила Горбушина.

Потрошило не ответил, он остановился и показал Гале пустую реторту.

— Возьми и спрячь свою душку в эту баночку, тогда она будет в надежном месте. А баночку, лапушка, неси сама.

Галя взяла у него реторту, покрутила и недоверчиво понюхала. Склянка ничем не пахла, но тут вообще не было запахов. И все равно, девочке не нравились ни реторта, ни Потрошило.

— Раз ты здесь, то есть, наверно, и другие такие же? — спросила она.

Потрошило, по понятным соображениям, спешил, но, как всегда «на деле» мастерски себя сдерживал, не выказывая нетерпения. Он даже по-своему, конечно, любил свои жертвы, ведь они были его добычей, а добычу надо заслужить.

— Нет, таких, как я, почти нет. Даже совсем нет. Единственный я, несчастненький, — ответил он.

— А может, ты вовсе и не был человеком? И души у тебя не было? — настаивала Горбушина.

— Была, лапушка, была у меня душа. Если б ее не было, разве б я так возвысился? — с гордостью заявил Потрошило.

Эти двое не подозревали, что за ними незримо плывет Обор. Хмурый оборотень терпеливо поджидал, когда они дойдут до черного спуска, который обрывается у входа в предбанник офиса бешеного пространства.

Потрошило с его методами вполне устраивал Обора в качестве добровольного подсобного, и оборотень был в предвкушении того, что на нынешнем Шабаше именно он, Обор, будет именинником. Нет ничего проще, чем отнять несистемника у Потрошилы.

Но пистолет, нацеленный в висок Сверчку, уже выстрелил.

Находящегося на гребне сладкой волны воображения Обора сжало и раскидало по сторонам. Не было никакого сомнения: кто-то на него охотился и хотел вычеркнуть из Вечности. Так успел подумать Обор. На самом деле его разнесла в клочья шальная пуля. Пуля, адресованная Сверчку.

Димке здорово повезло. Разгоряченный игрой он мгновенно среагировал и отшвырнул своим игрушечным оружием пистолет подруги. И надо же, как удачно та промахнулась! Оглушающий треск — и то, что только что было на экране черным мячом, лопнуло и слизняками расползлось по углам и щелям.

Бедный Обор, разве мог он учесть все превратности судьбы?

Когда на Сверчка находило такое настроение, он делал то, чего и сам от себя не ожидал.

— Ну прищучили снайпера! Бей, не жалей! Вперед, гренадеры!

Но если ты пялишься в экран, то, понятно, забываешь оглядываться и контролировать, что творится у тебя за спиной. А зря! За спиной Сверчка стоял Агент 007 и подавал своей хозяйке тайные знаки.

Что это за выстрелы? Потрошило разволновался не на шутку. Правда, это слово вряд ли подходит к тому, что он собой в настоящее время являл. Когда речь заходит о таком явлении, как он, нужен совсем другой словарь.

Скорее всего он обеспокоился, что не испытает тех вкусненьких ощущений, которые ему обещал Сам. А как ему хотелось вновь ощутить сладкие желудочные оргии, которыми обычно завершались его земные охоты! Прямо не верится, что тут это тоже реально. Но для Хозяина ничего невозможного нет! Ах-ах-ах! Ради одного этого он готов был вновь прожить свою жизнь от точки до точки. До той, последней, точки, после которой появились эти провода и пластыри.

— А что стало с твоей душой? Ты мне так и не ответил. Моя бабушка говорила, что самое страшное для человека потерять свою живую душу, — продолжала задавать вопросы Галя.

Потрошилу передернуло, даже его терпение имело свои пределы.

— Лапусечка, детуля, ты очень умненькая, но не могла бы ты немножечко помолчать. Мы побеседуем с тобой. Потом, когда выберемся.

— А сколько тебе было лет, когда ты сорвался с тормозов? Когда это у тебя началось? — пропустив мимо ушей просьбу попутчика, спросила Горбушина.

Потрошило повернулся к Гале и приблизился, насколько для него это было возможно. Девочка увидела мелкие, почему-то разной длины, но одинаково острые зубы, блестящий шишковатый череп и маленькие мятые ушки.

«Не таким же он родился? Был же он когда-то младенцем. Потом ребенком. Только потом уже его посадили на электрический стул. Может ли это быть искуплением грехов?» — хотя Горбушина подумала это про себя, ее мысль буквально подкосила Потрошилу, он упал на бок, и реторта отлетела в сторону.

Галя подобрала колбочку и протянула ее лежащему Потрошиле.

— Не смей меня жалеть, негодница! — простонал он, корчась у ее ног.

— Почему? Мне хочется во всем этом разобраться, понимаешь? — удивилась Горбушина.

— Знаешь, детуля, почему я так обожал крошечек? Они были мягкие, мясные, сочные и не умели говорить. А ты мосластая, жилистая и болтливая, лапушка. Фи!

Вообще-то Галя поначалу и не собиралась говорить с этим гнусным типом, но он почему-то слышал ее мысли, хотя другие местные их не понимали.

Галя испытывала к Потрошиле самые разноречивые чувства. Сначала ей было гадко и жутко, как будто она наступила на что-то живое и скользкое и оно чавкает под ногами. Потом она увидела его маленьким, ничтожным, потерявшим душу, а ведь он тоже совсем недавно был человеком, и у него было все.

Что это «все», что было у Потрошилы, Галя и сама до конца не понимала, но чувствовала теперь к нему что-то вроде жалости, и эта жалость как бы меняла их местами.

— Как ты думаешь, — вздохнула Галя, — тебе еще можно помочь?

Такие вибрации в тартарары воспринимались как крайне опасные, и если бы Горбушина понимала язык фиолетового излучения, пульсировавшего в дырке во лбу Потрошилы, то она прочла бы: «Аварийная ситуация! Аварийная ситуация!»

Но выдвиженец собрался с силами и выдохнул:

— А вот мы и пришли! Входи, входи, моя лапусюшка.

Потрошило жеманно пропустил девочку вперед, опасаясь, что та невзначай к нему прикоснется.

Галя увидела перед собой небольшое помещение, напоминающее лифт, и в тот же момент услышала далекий голос:

— Эй ты, Страшило! Отойди от нее! Я тебя сейчас заделаю!

Галя беспомощно оглянулась. Вокруг было по-прежнему беспросветно темно, только от нее самой исходило что-то вроде неясного свечения.

— Давай, давай, — Потрошило, борясь с собой, неловко схватил девочку за руку.

Горбушина ничего не ощутила, зато он истошно запричитал:

— Ты горячая и противная! Я так рискую из-за тебя! Еще немного — и мне ничего не захочется.

— А чего тебе хочется?

Давай, Галя, поговори с ним еще, и ты окажешься в норе, где тебя ждет не дождется Хозяин. Его страшно раздражали методы Потрошилы, но этот земной шельмец успешно справлялся со своим делом. Без всяких фокусов и заклинаний он вел живую душку все ближе и ближе. Умеет уболтать клиента. Да, древние методы воздействия на человеческий род все-таки самые действенные.

— Я нажму кнопку. Где тут верх? — обратилась девочка в провожатому.

— Тут, зайка моя, загружен весь банк данных! Все уже нажато.

Галя не могла не почувствовать его торжества. А Потрошило его и не скрывал: путь отсюда был только один — бесконечно вниз.

Глава 18 Лорд душегуб и мама-десантница

Наконец все улеглись. Танька Плещеева сделала вид, что тоже пошла спать, на самом деле она чутко прислушивалась, пытаясь определить спит ли мама. Сама она уснуть не боялась, у нее как раз сна не было ни в одном глазу.

Спустя полчаса Татьяна поняла, что утомившаяся мама крепко спит. Тогда она тихонько прокралась на кухню, где стоял маленький телевизор. Включив ящик «на шепот», она окунулась с головой в очередной крутой ужастик. Картина была не для слабонервных. Плещеева скосила глаза на часы — без двух минут двенадцать.

«Надо позвонить Галке, — подумала Танька. — Она сегодня одна, может, не спит? Если что, послушаю три гудка и брошу».

Тане повезло. Трубку взяли, как будто ее звонка ждали специально.

— Ты, птица? — еле слышно прошептала Плещеева.

— Я, птица.

— Такой фильмик, закачаешься, включай скорее. Лорд Душегуб, самый коварный и жестокий, разбудил силы зла и убивает детишек. Ему надо набрать шестьсот шестьдесят шесть душ, чтобы стать Князем Тьмы. Отпад! Представляешь?

— Представляю.

— Я с ума схожу от страха.

— Входи в систему — еще не так сойдешь.

— Как ты думаешь, его поймают? — гнула свое настырная ученица мага и вздрогнула.

Лорд Душегуб смотрел прямо на Таньку и манил ее пальцем:

— Нет, меня не поймают. Что будет дальше, я сам тебе расскажу. Иди сюда!

На его пальце сверкал перстень, в камне которого свернулся ядовитый тарантул.

Плещеева выронила трубку телефона и выпучила глаза. Душегуб улыбнулся, высунул руку из телевизора и схватил ее за шлейку джинсового комбинезона.

Танька заорала, и тут же как из-под земли выросла мама. Она швырнула трубку на рычаг, выключила телевизор и вытолкала дочь из кухни.

Таня Плещеева впервые в жизни одобрила ее методы воспитания. Потому что даже когда телевизор был уже выключен, она еще какое-то время слышала зловещий шепот Лорда Душегуба:

— Иди ко мне! Ты моя! Моя!

— Мама, мама, неужели ты ничего не слышишь? — Плещеева схватила маму за руку.

— Не одна ты такая ненормальная, — мама все слышала, но думала, что это у соседей работает телевизор и идет тот же фильм.

Однако Таня знала: Душегуб притаился на кухне и только ждет своего часа. Ей даже казалось, что она различает его дыхание. Сейчас мама погасит свет, уйдет в свою комнату и…

— Мама, мамочка, — Танька кинулась за ней как маленькая. — Мамочка, не уходи.

Та молча смотрела на дочь. Она так устала, что у нее не было сил говорить.

— Мамочка, можно я лягу с тобой? Ну пожалуйста.

— Ложись, — махнула рукой мать, — только тихо. Тебе нервы надо лечить. Не ходи больше на эту мистику, какой от нее прок? Ты посмотри, что с тобой стало?

В кухне что-то сильно стукнуло, и Плещеева была сейчас готова на все.

— Там что-то упало! Это он ходит.

— Все, прекрати! — мама резко отворила дверь кухни. — Ветром распахнуло форточку и она стучит о раму. Закрой и пойдем спать.

— Закрой сама, мамочка!

— Если ты не прекратишь, я вызову «Скорую помощь». Иди закрой форточку!

Таня с опаской приблизилась к окну. Крутнула задвижку и замерла. На пальцах было что-то темное и липкое. Она поднесла руку к глазам и едва не отключилась: это была кровь.

Плещеева повернулась к маме и протянула руку.

— Надеюсь, вы с сестрой томатной пастой синиц не кормили? — устало спросила та.

Глава 19 Бешеный сквозняк

Сверчок палил в крепления лифта, на котором уехали девушка и Страшило. Он просто не чувствовал, что кто-то висит на его левой руке. Не думал он и о том, что будет, если лифт оборвется: хотел одного — вырвать девчонку из лап этого типа.

Лифт вздрогнул и замер прямо посреди экрана.

— Интересно, кто его остановил? — Сверчок почесал пистолетом скулу. — Странная игра, иногда кажется, что…

Договорить ему не удалось. Соседка подала знак, и Агент швырнул Димку прямо в черную пасть экрана, разверзнувшуюся в этот момент как бездонный колодец.

Сам терпеть не мог сквозняков. Сквозняки в бешеном пространстве никому не грозили простудой, но эмоциональные и духовные инфекции человеческого рода были для здешних обитателей страшной заразой.

Как ни вкалывала агентура тартарары, в скоплении человеческой массы продолжали витать добросердечие, верность, решимость творить прекрасное во имя любви. Тьфу, гадость-то какая! Язык не поворачивается перечислить все то, что можно было подхватить от этих сквозняков.

Бешеное пространство, как самое близкое, приграничное к Земле место, особенно тщательно законопачивало щели, заботясь о своих обитателях. Но риск, риск всегда остается.

— Почему дует?!! — Сам не воспользовался новой автокикиморой, которую он завел вместо автожабы, и послал по пространству возмущенный рев.

Вживую ответить не посмел никто. На монитор Черного Хозяина сбросили анонимку: «Открыт засекреченный ход на Землю, в зал игральных автоматов».

— Кто посмел? Кто?!

«Ведьма-агент, приставленная к объекту Сверчкову».

— Самовольничают! Сели на голову! Да я из них пюре сделаю! Вход запечатать, ведьму немедленно ко мне!

Глава 20 Проблемный мальчик

Сверчок полетел в пропасть, но та сразу же захлопнулась. Она превратилась в твердое черное стекло, и Димка сполз по нему вниз. В голове звучали незнакомые голоса.

— Доигрался. Скоро все эпилептиками станут с этими автоматами.

— Эпилепсия бывает не только от компьютеров. У меня собака, дворняжка, эпилептик.

— У вас, милейший, все не как у людей. Давление будто бы в норме, но надо наложить швы. С кем пришел этот юноша? Кто его знает?

— Трезвый, трезвый… какая милиция? Наркотики? Прошу вас, вы знаете, наше заведение… Да, сейчас свяжемся… Все под контролем.

Расплывчатые силуэты людей в форме кружили перед помутившимся взором Димки Сверчкова, и ему казалось, что он провалился в пчелиный улей.

В ушах гудело, голова звенела, а он лежал на кушетке, и кто-то с красным лицом и черной бородой повторял одно и то же:

— Имя? Твое имя? Адрес? С кем пришел?

Сверчок впервые обрадовался, увидев знакомое лицо Агента 007. Он стоял в дверях и что-то втолковывал человеку в форме, который не подпускал его к врачу.

— Я с ним, — с трудом выговорил Димка, пытаясь поднять руку и указать на Агента.

— Официант утверждает, что видел, как этот человек ударил вас по голове. Он как раз проходил мимо с подносом, — возражал служитель, все же впустивший 007.

— Я с ним. Он водитель, — тупо повторил Димка.

Агент склонился над Сверчковым и, стараясь как-то успокоить окружающих, сказал:

— Пацан заигрался, бывает. Мы с машиной, все будет в полном порядке.

— А где она? Она где? — Димка не на шутку разволновался. — Лифт упал? Там девчонка.

От слов боль в голове усилилась, и он застонал.

— Пусть поспит часок, потом можно ехать. Нет, сейчас никаких поездок. Я сказала, пусть часок поспит, — женщина, похожая на маму (но, конечно, это была не она, просто у Сверчка в глазах все мерцало), укрыла его пледом и потушила верхний свет.

— Не уходите, пожалуйста! Посидите со мной, — внезапно попросил Димка, сообразив наконец, в какую передрягу он попал.

А может, все это оттого, что ему здорово досталось по кумполу?

Бедный игровой автомат пострадал не меньше, теперь его украшала табличка: «не работает». Агент 007, проходя в биллиардную, где он собирался провести время в ожидании своих пассажиров, злорадно ухмыльнулся в сторону черного экрана:

— И не заработаешь!..

Сверчок плавал в тишине, пытаясь припомнить, где он видел девчонку из игры, которая застряла в лифте. Если бы башка не так трещала, он бы порядком испугался за себя.

Действительно, в последнее время с ним стали происходить вещи, которые с нормальными людьми не случаются. Может, для переходного возраста это нормально?

Человеку снится, что он Ромео и его девушка предлагает выпить яд, чтобы вместе посидеть на облачке. Потом у него начинается мания преследования. И не простая, а с этим, как его, синдромом галлюцинаций. Водило, Агент 007, напоминает ему Боба, собаку, и настолько напоминает, что он путает его с Бобом. Но не с тем добрым, беззубым, хромым, а со страшным, злобным, бешеным, который только выдает себя за Боба. А Стефания? Разве это прежняя Степка? Нет, это… Это ведьма! Где же та его Стефания, которая улетела к родителям на три дня, потому что ее отец захотел в кругу семьи отпраздновать свои сорок два года?

Димка вспомнил ее лицо в окне машины, и внутри него образовалась какая-то пустота. Все в нем будто оборвалось и замерло.

Степка уезжала. Окно машины запотело и она канула в нем, исчезла как в тумане. Утонула. А эта, которая вернулась, совсем другая. И она — ведьма.

Сверчкову казалось, что все это он рассказывает доброй женщине, которая осталась с ним в полутемной комнате и что-то старательно пишет, склонившись над столом. Она должна ему все объяснить и успокоить, а родителям этого говорить нельзя, а то они решат, что ему надо лечиться.

— Девчонка осталась там, в лифте? — встрепенулся он.

— Спи, спи, я посижу здесь, — успокаивающим голосом отвечала добровольная сиделка.

— Она там… Я их почти подсек, но лифт застрял… А этот с ней, убийца? Его казнили на электрическом стуле, — метался Сверчок.

Женщина покачала головой, выключила настольную лампу и вышла.

— Очень проблемный мальчик, надо обратиться в клинику, — посоветовала она Агенту.

— Это вам за беспокойство, — 007 сунул в карман ее халата свернутую купюру.

— Что вы, зачем? Меня устраивает моя зарплата, — женщина пыталась отстраниться от Агента.

— Затем, — тихо, но твердо сказал тот, — чтобы и впредь устраивала. И позаботьтесь, чтобы парень действительно поспал часок-другой. Пусть никто ему не мешает. Мне лишних хлопот не нужно.

Глава 21 Сашка кот — Пушкин-2

В школьном журнале Савинков Александр стоял перед Сверчковым. Это их объединяло, хотя бы потому, что других фамилий на букву «С» в классе не было.

Но в еще большей степени их дружбе посодействовал Пушкин — любимый поэт бабушки Сверчка. Она была особенно неравнодушна к портретам поэта и покупала их в любом исполнении. Постепенно портреты заняли все стены, свободные от мебели.

Над письменным столом Димки висела небольшая репродукция маленького Саши Пушкина. Та, где у него округлые смуглые щеки и задумчивый взгляд и он смотрит куда-то вполоборота.

Когда Сашка Савинков на самой первой перекличке в первом классе неуклюже поднялся, Димка просто глазами захлопал: «Пушкин! Живой маленький Пушкин!»

— Ой, негритенок! — воскликнула Руся, которая уже тогда говорила вслух то, что другие обычно оставляют при себе.

У Савинкова была обычная московская мама, а вот папа был африканцем. Он учился с мамой в университете, но потом ему не подошел холодный климат России, и он навсегда уехал туда, где климат ему подходил.

Естественно, Саша остался с мамой и бабушкой. Обе они работали в издательстве «Художественная литература» и много рассказывали Сашке о поэтах и писателях.

Рано, очень рано Савинков понял, что должен оправдать сходство с великим поэтом, который, судя по этому сходству, возможно, приходится ему далеким, но кровным родственником. А почему бы и нет? Многие африканцы между собой родственники.

Все это Сашка рассказал Димке Сверчкову тогда же, на переменке, после первой переклички. Димка еще спросил:

— А ты стихи сочиняешь?

И тогда Савинков выдал:

— Я решил дописать Пушкина. Он рано умер, и многое осталось тайной. Хочешь, прочитаю?

Не дожидаясь ответа, Сашка важно произнес:

Пока еще осень, И кроссы мы носим, Зимой, чтобы выжить, Нужны будут лыжи.

Димка вздохнул.

— Родители говорят, главное в жизни определиться. Тебе хорошо, а я еще ничего не знаю.

— Определиться — это что? — честно спросил первоклассник Савинков.

— Ну, выбрать, кем ты будешь.

— А, — Сашка тряхнул черными кудрями и с детской обреченностью добавил: — У меня судьба.

После уроков, ожидая родителей, они прыгали через канаву, где рабочие укладывали трубы, кидали в лужу камушки, засовывали палки в мотор бульдозера, а потом заспорили: бензин на вкус кислый или соленый?

Вопрос был неразрешимым, и они подрались. Их разняли мамы, которые пришли встречать детей после школы.

— Это плохой мальчик, не дружи с ним, — мама Савинкова очень обостренно относилась к тому, как относятся дети к ее сыну.

— Что ты, — шмыгая носом, возразил Сашка. — Он сказал, что я определился. Выбрал, кем буду.

— А почему вы дрались?

Но Сашка думал уже о другом: сможет ли летать птица, если ей перья обмазать клеем, и признался, что забыл, зачем они дрались с Димкой.

С тех пор Сашка всегда ждал, когда Сверчок спросит: «Написал новые стихи?» И Кот бубнил:

Компьютер выключен, в экране Плывет вселенская программа. За ужином сидят втроем, Сын, его бабушка и мама.

Савинков выжидательно замолкал, а Димка, немного подумав, говорил:

— Молодец!

Со временем их отношения претерпевали разные стадии сближения и отдаления, но стихи связывали их даже в десятом классе. Сверчок был единственным человеком, которому Кот доверял сомнения и терзания по поводу своего поэтического будущего.

Но вот уже третий день, как Савинков набирает телефон Сверчка и никак не может того застать: то никого нет дома, то трубку поднимает мама и говорит, что Димка еще не пришел.

С тех пор как у Сверчка появилась девчонка, между друзьями возникло легкое отчуждение. Сашка даже откликнулся по этому поводу поэтической строфой:

Друг, ты отчалил от пристани «детство», Любовь для тебя — теперь не вопрос. Можешь на взрослую жизнь наглядеться, Где пиво и пицца и гель для волос.

Сверчок никогда не перебивал, но в тот раз спросил:

— Сашка, ты все еще хочешь дописать Пушкина?

— А что? — задиристо поинтересовался Савинков.

— А то, что ты — талант.

— Да, но Пушкин был гений, — честно признал Кот.

— А может, и ты еще будешь гением, — Сверчок умел быть щедрым, и Сашка это ценил.

Будущий гений нуждался в понимании.

Когда Сашка собрался позвонить Сверчку в очередной раз, чтобы разузнать, почему тот не был сегодня в школе, телефон зазвонил сам.

— Саша, здравствуй — вежливо прощебетала трубка, — Это Стефания, ты меня узнаешь?

Раньше она никогда не звонила Коту, но тому показалось, что он узнал бы ее голос из миллиона других.

— Да, — пробасил он, обрадовавшись, что теперь никто не принимает его по телефону за маму или бабушку.

— Саша, тебя отпустят на утренник, переходящий в вечерник, к нам на дачу отпраздновать конец второй четверти?

— Такие решения я принимаю сам, — гордо заявил Кот.

— Ну и отлично. Завтра в полдень на Белорусском у пригородных касс.

— Забито, — густо прорычал Сашка и увидел в зеркале, как горят его темные щеки.

Предстоял долгий разговор с мамой и бабушкой, которые жили под девизом: «Следствие ведут знатоки».

Но у Савинкова для таких случаев был железный аргумент:

«Вы хотите, чтобы я был изгоем? Димке родители разрешают, а мне нельзя?»

С настоящими «знатоками» это могло и не пройти, но у родных Савинкова были свои заморочки.

— Кто это был? — допрос велся по всем правилам сыска.

Но тут телефон пронзительно заверещал, и Сашка схватил спасительную трубку. Звонила мама Сверчка.

Кот передал ей свой разговор со Стефанией, стараясь снабдить пересказ подробностями, типа — отвезут, проводят, будут вместе с родителями.

Бабушка и мама все подслушали, как бы участвуя в общем разговоре с мамой Сверчкова.

— Разве ее родители прилетают в Москву? — удивилась Димкина мама.

— Да, как-никак Новый год, — косясь на свой «учет и контроль», ответил Савинков.

Ах, если бы он знал, как подставляет Димку, да и себя тоже, не радовался бы сейчас завтрашнему деньку!

Глава 22 Ведьминское моторное масло

Вызов Черного Хозяина выдернул ведьму, как морковку из грядки. Сам предстал перед нею тринадцатью известными на Земле государственными мужами, нацепил осыпанные пудрой парики и придал всем благостный и рассеянный вид. В зале суда он выставил большой рекламный щит: «Научим этот мир вовремя останавливаться». Кстати, авторам этого лозунга он выписал специальную премию, с пометкой: «Срочно, к празднику».

— Мы тратим такие средства на содержание земной агентуры, а она забывается! Или происходит перерождение? Ты не перерожденка, случаем?

Президент нынешней сверхдержавы придвинулся к ведьме и испытующе ее обнюхал. Ведьма знала, что это Сам расклонировался и забавляется, но его забавы могли окончиться для нее самым печальным образом.

— Я действовала на свой страх и риск, — заскулила провинившаяся. — Был удобный момент столкнуть клиента прямо в шахту лифта бешеного пространства. Он взбесил меня. С ним столько возни, с этим поганцем. Гаденький, недрагоценненький, незолотенький… Пощади меня! В интересах бешеного пространства можно решить эту задачу одним махом.

— Она смеет давать нам советы?! — заревел клон в форме генералиссимуса африканской страны.

Сидящий на скамье подсудимых зеленый скелет, увешанный бусами, серьгами, бумажными цветами и цепочками из седых патлов, затрясся (на самом деле ведьма выглядела иначе, но в бешеном пространстве внешний облик изменялся с учетом обстоятельств). Тарахтя всем этим барахлом, ведьма суетливо кланялась сразу тринадцати истуканам Самого.

— Я бедная, несчастная, злые нелюди помогите мне. Я на Земле не знаю ни ненависти, ни печали, ни злобы, верчусь с этим клиентом. Мне — зрелой, страстной, огнедышащей — дали какого-то мальца. Помогите, нелюди злые, не вычеркивайте из Вечности, я еще пригожусь.

— Шабаш завтра, а твой клиент — еще немного и попал бы на урок физики, где и встретился бы с тем, другим. Как его?.. Учителем. Ты это понимаешь? Столько тут есть желающих занять твое место и показать себя с наихудшей стороны!

Тринадцать судей переглянулись, и тот, на ком была пестрая чалма и которого ведьма видела как-то в земном телевизоре, крикнул:

— Ремни, приводные валы, свечи зажигания, накаливания, провода высокого напряжения, разбавители, отвердители!

Ведьма ударилась оземь, и тринадцать скелетов в юбках и бусах поползли на коленях к тринадцати истуканам.

— Но ведь клиент со своим учителем не встретился! Он стал невропатом из-за всего, что я ему устраиваю, это вред личности. И Агент 007 тоже будет нашим. Он и сейчас уже почти наш, посмотрите, что он еще натворит.

— Тормозные диски, барабаны, выжимные подшипники, — уже менее уверенно докричал арабский властелин.

Все это валилось и засыпало ведьму, но она продолжала причитать:

— А вечеринка? Я планирую вечеринку, куда соберу молодежь, журналистов. Там будут крутые наркотики и такие яства, что остальное тартарары будет светом по сравнению с бешеным пространством. Но главное, я подпишу с ними контракты, по крайней мере, кое с кем. Многие из них готовы сделать это хоть сию минуту.

— Как тебя зовут? — милостиво спросил почтенный государственный муж, который нравился Самому особенно, и надо сказать, причины тому были веские.

— Ведьма-агент первой категории Фас Экс-пи-пи, — скелет щелкнул пятками и отдал честь.

— Вот что, Пипи, посиди-ка ты пока в этой канистрочке моторного масла. Потом его в одну машинку зальют, и пух-пах-ой-е-ей! Послужишь с честью.

И в ту же секунду канистра с универсальным моторным маслом оказалась в одном из автосалонов Земли.

— Вот так живем! Приходится экономить каждую копейку, — арабский шейх покачал головным убором, президент сверхдержавы просыпал пудру с парика, а старый государственный деятель спал, потому что знал: сделал дело, спи смело.

Но рано они успокоились, потому что это дело было на контроле у Тех, с кем Сам общался только через дистрибьютеров и генеральных дилеров по многоканальному телефону. И автоответчик довольно часто гнусавил:

— Ждите ответа, ждите ответа, ждите ответа…

— Вас по прямому, — автокикимора сказала это так, что Сам моментально собрался и стал своей сущностью, кучкой того, что можно было спутать с чем угодно, если б не выдавал запах.

Сам затрясся и трясся все несколько секунд, за которые узнал: принцип привязывать достижения к датам уже практиковался на Земле и себя не зарекомендовал, его отчеты от шабаша до шабаша — сплошная клиника, и вопрос о его замене решится одномоментно, если Фас Экс-пи-пи сейчас же не станет тем, кем ей и положено.

Возможно, шла и другая информация, но Сам ничего не помнил, не соображал и только автоматически соглашался.

Тут же экиммю внесли баллоны с маслом. Было здесь синтетическое моторное масло, и полусинтетическое для высокооборотных бензиновых двигателей, и какое-то универсальное минеральное, но только не масло, в котором маялась Фас Экс-пи-пи.

Та заветная канистра оставалась там, куда ее опрометчиво Черный Хозяин засунул и забыл. Надо же, забыл!

— Сщас… сщас… сщас… — бормотал Сам, и реки машинного масла текли там, где, как и на Земле, работа одних не соответствует требованиям других.

Глава 23 Все, но не для всех

Агент 007 имел документы, причем самые настоящие, выданные на имя Александра Петровича Федоткина.

Федоткин начинал «качаться» в подвале своей девятиэтажки, где такие же парни, как и он, таскали железо. Кто-то покрутился-покрутился там и нашел в жизни кое-что другое, а у Федоткина все как-то свелось к одному «железу». Ради него он глотал всякую бяку, от которой, хоть и страдали разные органы, но бицепсы раздувались, как воздушные шары.

Однажды знакомый пригласил его заниматься кетчем. Вот он звездный час Федоткина! И стал он своим среди Гробовщиков, Бобов Фишерей, Молотков, поколотился о веревки, доски, кулаки и сам врубал, врубал, врубал. Ух и жизнь тогда была! Прожекторы, аплодисменты, рев публики! Кто этого не испытал, тому не объяснишь.

Но настал час, когда рухнул Федоткин, снимая с кухонной полки пустую чайную чашку, чтобы налить воды и запить свои таблеточки, от которых ты — не ты, а тот самый супермен.

Врачи Федоткина откачали, но предупредили, что в следующий раз дорога будет одна — в морг. И так в палату санитары из морга приходили, на его руки-ноги поглядывали, языками цокали. Пришлось Федоткину идти в охранники. Взял его по наводке одного знакомого Бражников для своей принцессочки.

И пришлось Сашку Федоткину после криков: «Давай, давай, уложи его», после света прожекторов, восторженного визга дамочек, здороваться утром с пожилой училкой-гувернанткой: «Доброе утро, Тамара Арсентьевна!» Пришлось кланяться соседям в лифте, учить ублюдочные словечки: «Спасибо», «Пожалуйста», «Рад», «Надеюсь», «Соболезную» и тому подобный мусор. От этого у Федоткина начиналось несварение мозгов, а уж это, простите, слишком.

Да тут еще проклятый старый кобель, Боб. Если девчонка задерживалась на занятиях или уезжала, его нужно было выгуливать по графику. Нет, нельзя представить, что творилось у Федоткина в сердце или в том месте, где врачи находят у других этот орган.

Александр Петрович налился чернейшей злобой на весь мир, но прежде всего он возненавидел девчонку и хмыря-дохляка Димку Сверчкова.

Однако вечером в частном клубе Федоткин обдумывал не свою биографию. Он проиграл на биллиарде последние наличные и теперь расхаживал по фойе и ждал хозяйку.

«Как я сопляка приложил, сразу зазвонил ее мобильник. Тут эти набежали, и вот два часа, как ее нету. Но меня она кинуть не сможет. Не может!» — Агент 007 почему-то был абсолютно уверен в своей патронессе.

Он сопел, тер платком потный затылок и смотрел на золоченые ручки двери. Но входил кто угодно, кроме нее.

Федоткин спустился в подземный гараж к своему «Bugatti ЕВ-118», посидел за рулем, вылез и подошел к служителю:

— Дай-ка мне вон то моторное масло.

— Лукойл-люкс?

— Гони.

Служитель снял с полки белую канистру, и Агент 007 направился к машине. Тут же возник пацан в спец-форме.

— Помочь?

— Я тебе помогу, — пригрозил Федоткин.

Пацан испарился. Агент плюхнулся в машину, не выпуская из лапищ баллон, и открутил его красную крышечку.

— У-у-уф! Ну вы меня еще не знаете! Я вам покажу! Уничтожу, разорву! — донеслось невесть откуда.

— А-а-а-а! — заревел Федоткин и бестолково забился об руль, дергая подряд все ручки, нажимая кнопки и абсолютно забыв, где он вообще находится.

— Мама, мамочка, бабушка, а-а-а-а!

На переднем сиденье сидел человеческий скелет и гневно орал:

— У, я вас!

— Нет, нет, нет! — Федоткин закрыл глаза и затряс головой.

Но, вместо того чтобы исчезнуть, зеленый скелет, в браслетах, монистах, с цепями на шее и наручниках на запястьях, игриво прижался к Федоткину, пощекотал его за ухом, попытался расстегнуть верхнюю пуговку на рубашке и прощебетал знакомым голосом:

— Ну чего ты такой сердитый? У тебя чувство юмора есть?

Федоткин захрипел и засучил ножищами и ручищами. На вопли сбежались служители. Конечно, они ничего не поняли. На переднем сиденье корчился водило, а рядом спокойно сидела его юная пассажирка.

— Я бросила ему снежок за шиворот. У нас зима русская или нерусская? — невинно улыбнулась она всполошившемуся персоналу.

Агент не мог оклематься долго. Челюсть у него отвисла, оловянные глазки закатились, казалось, его хватил удар.

— Только не надо проблем со здоровьем, — ведьма налила ему из перстня чего-то черного и вонючего. — Давай хлебай, бабушка-мамочка. Ты что ж, думал, я — эта фифочка, на которую ты зуб точил? Померла она. А я другая! Женщина-вамп, Ведьма, Фас Экс-пи-пи. Понравился мой зелененький череп? А мои алые зубки? Хочешь укушу? Что с тобой было бы, если б ты увидел меня настоящую? Скелетик — так, карнавальный костюмчик. А хочешь посмотреть на себя, красавчик?

Она повернула водительское зеркальце, и Агент увидел то, что окончательно его сразило. На него смотрел скелет в его, федоткинском, костюме и рубашке. И 007 точно знал, что это он сам — Александр Петрович Федоткин.

— Сашок! Как поживаешь? — отражение широко улыбнулось и поправило костяшками галстук.

— А-а-а-а! — в который раз завопил Агент.

Ведьма выплеснула черную жидкость прямо в широко открытый рот Федоткина и вздохнула:

— Ну ты и дохлик… Ладно, пошутили, пора работать. Иди, забирай клиента.

Черная вонючка начала действовать, Агент успокоился, осмысленно огляделся, крякнул и сказал:

— У меня там должок.

Ведьма, не считая, выгребла из-за пазухи мятые баксы. Он запихал их в карман, и в ту же секунду, как бы ниоткуда, вынырнул служитель:

— Прошу вас, за масло.

Агент тупо смотрел на синюю спецуху и не шевелился.

— Масло моторное, вон в той канистре, — служитель глазами указал на белый баллон, который теперь валялся на сиденье.

Ведьма широко распахнула дверь и поманила служителя тоненьким пальчиком. Он наклонился, и она сунула в карман ошалевшему парню сто баксов.

— Учти, настоящие!

Это была единственная настоящая купюра, среди тех, которыми они расплачивались налево и направо совсем недавно. Принадлежала она не в меру наблюдательному официанту, который уверял стражей порядка, что видел, «как это рыло шибануло парня мордой прямо в экран».

— Та-ак, — протянула Фас Экс-пи-пи. — Что-то я заскучала, пора бы внести разнообразие в жизнь обитателей этого городишки. А клиент от меня никуда не денется. Какая у нас сегодня на ночь программа?

Димка после сна, горячего шоколада и большой чашки успокоительного чая был вполне в норме. Только шишка посреди лба немного дергала.

— А во лбу звезда горит, — грустно усмехнулся сам себе Сверчок и потрогал пластырь. — Придется как-то объяснять родителям.

— Шрамы украшают мужчину, — Фас Экс-пи-пи надувала жвачку, пукала ею и вообще была в самом игривом расположении. — Правда, Александр Петрович?

— Я и не знал, что у него человеческое имя, — шепнул ей Сверчок.

— Это псевдоним, настоящее его имя 007.

— А ты куда так срочно пропадала?

— Мне папа позвонил. Я отошла поговорить, а ты чебурахнулся.

Ведьма в каком-то смысле не солгала. Зачем лукавить, когда можно просто сказать не всю правду?

— Знаешь, я где-то видел ту девчонку, которая была в игре, — Димка никак не мог прийти в себя.

— Ой, не коси! Да, чуть не забыла, завтра на дачу все приедут. Кот, Руся и еще полно народу. Отметим начало каникул.

— Не знаю, что мои скажут, — Димка колебался, но чувствовал, что ему хочется погудеть. Интересно, и когда она успела всех обзвонить?

— Мы сейчас к тебе на секунду заскочим и попросим родителей в два голоса, — ведьма легонько дотронулась до его лба, и Сверчок забыл, как влетел в экран, забыл лицо девчонки, что осталась в лифте с убийцей, забыл свои беспокойные метания на кушетке в клубе, забыл, кто на самом деле сидит рядом с ним…

Глава 24 Прорубь безвременья

Черная рука разжалась. Галина бабушка очутилась в помещении, очень похожем на ее вахтерку. Такой же стол, телевизор на тумбочке, кушетка, два телефонных аппарата. Пригляделась: комната оказалась в форме гроба, без окна, без двери.

Подняла трубку, гудка не было. Подошла к телевизору, экран зажегся сам. Сквозь помехи проступил черный силуэт в капюшоне, механический голос прохрипел:

— У нас тут, как бы медиацентр. Распробуете — понравится. Я хочу повидать своего друга Андрея, вашего сынка. И Галю. Она бродит где-то здесь и может наткнуться… В общем, мало ли на что, место незнакомое.

— Представьтесь, кто вы? — бабушка не терпела невоспитанности.

— Первый среди равных. Молодой гоблин, но можете называть меня Гений.

— А я — Екатерина Ивановна, и в числе друзей моего сына я вас не припоминаю.

— Екатерина Ивановна, дружба у нас виртуальная, но о-очень кровная. И чем скорее сынок ваш объявится, тем лучше и для него, и для вас всех, — гоблин сбросил капюшон, из черной пасти вырвалось шипение.

Гений не любил догонялки, тем более что лабиринты бешеного пространства кишмя кишели всякой нечистью. Он решил выудить по одному все семейство Горбушиных. Первой попалась бабуля.

— Вызовите сына по телефону. Он услышит вас, где бы ни находился. Срочно!

— Давно я не воевала от души! — бабушка сдернула туфлю и метко запустила в пасть Гения.

Туфля пропала, но исчез и гоблин.

Бабушка осталась продумывать тактику и стратегию предстоящего боя. Но Гений не появлялся, начало ему очень не понравилось.

От Димкиного выстрела лифт притормозил, накренился и стал стремительно падать в черный колодец.

— Потрошило ты здесь? — Галя протянула руки, пытаясь нащупать своего спутника.

— Здесь я, здесь, только избавь меня от своих прикосновений! — взвыл тот.

Все вокруг гудело и тряслось.

— Помогите, помогите! — вопил и стонал Потрошило: — Спасите!

На его зов никто не откликнулся, у тартарары не было ушей, чтобы услышать крик о помощи. Потрошило не знал об этом, все-таки недавно он еще был человеком.

Галя испытала приятную невесомость, стены колодца посветлели и раздвинулись. Это не было светом Солнца или Луны, а скорее напоминало синеватый свет сильно подсевшего кинескопа телевизора. В толще этого света начали мелькать люди, большие и маленькие дома, корабли, паровозы. Пронеслась толпа всадников, остановилась карета, оттуда вышла дама и прошла сквозь стену. Горел город, низко-низко летели большие дирижабли… Беззвучно плакал ребенок, скалилась собака, которая от кого-то его охраняла. Лица, окна домов, деревья возникали крупным планом и тут же менялись беспорядочными картинками из жизни разных времен и народов.

Галя приметила, что чем дальше событие было удалено по времени, тем оно виделось бледнее. Некоторые совсем выцвели и почти не различались, напоминая застиранные занавеси.

— Что это?

— Прорубь Безвременья, — простонал Потрошило. — Из нее не возвращаются.

— Это Бездна у Перехода?

— Нет, это Ничто. Ах зачем, зачем я соблазнился охотой на тебя?! Вот что значит отступить от правила. Я никогда не готовил себе котлеток из мосластых девиц. Ах за что, за что я пропадаю?

— Отключись! — Галя пыталась справиться с подступающим ужасом. У нее мерзли руки, холодели ноги, хотя раньше ни холода, ни жары, ни ветра она тут не ощущала. — Лучше подумай, есть ли отсюда выход? Соображай! Ты же местный!

— Оборвался лифт, это шахта Безвременья. Выхода нет, я пропал, пропал, — скулил Потрошило.

Полет был странным. Наверное, так прыгают с парашютом, в ожидании, когда можно будет дернуть за кольцо. Но у них не было ни кольца, ни парашютов.

Лифт летел сквозь толщу, похожую на воду. Мелькнул борт корабля. Люди, вещи, какие-то предметы приближались, удалялись, возникали то над головой, то глубоко под ногами. Галя со страхом смотрела на картину кораблекрушения.

Никакой системы в этой ужасной хронике не проглядывалось, скорее всего, ее и не было.

Галя догадалась: пропасть Безвременья — это нечто вроде вселенского мусоросборника, куда сбрасывается материальная оболочка каждого земного дня.

В этой трубе нет дна. Дно — конец чего-то, а тут нет ни конца ни начала.

Галя обхватила себя руками и прошептала:

— Мой Ангел-Хранитель, прости, прости меня. Я столько натворила глупостей, пусть никто на Земле не пропадет из-за меня. Пусть этот Сверчков откроет свои законы, пусть Степка выберется с Перехода.

И тут ее тряхнуло, завертело, схватило за шиворот. В сознании девочки все сместилось.

— Что ты тут делаешь?

Строгий старик в белом парике тряс Галю, и она догадалась, что падение прекратилось.

— Тут не стоят, торопись!

— Вы кто? Вы живой? — осторожно спросила Горбушина.

— Мое имя знает весь мир, но тебе оно ничего не скажет, потому что ты, к сожалению, необразованная девушка.

— Скажите мне его, — настаивала Галя.

— Эмануэль Сведенборг, — представился старик. — Я создал учение о духовной Вселенной.

Ученица девятого класса могла только вздохнуть. Она действительно не знала никакого Сведенборга, а «Эмануэль» в ее понимании назывался фильм про любовь, который она не смотрела.

Девочка огляделась. Потрошилы не было видно, только под ногами пузырилась грязная лужа, в которой валялись провода и куски пластыря. Горбушина брезгливо отодвинулась.

Сведенборг помог ей взобраться на что-то вроде уступа скалы, но тьма продолжала оставаться тьмой. Ноги скользили и, хотя Галя больше не видела пролетающих людей, домов, предметов, она знала, что прорубь Безвременья рядом.

Ей показалось, что они идут вверх по снежному склону. Тропинка была очень узкой. Галя часто падала, но Сведенборг подавал ей руку, она поднималась и снова шла. Было по-прежнему холодно, но Галя не обращала на это внимания.

— Скажите, вы живой? — повторила она самый волнующий ее сейчас вопрос.

— Смерти нет.

Ей хотелось разъяснений, но тут она почувствовала, что они уже не одни. Еще один человек шел за ними на некотором расстоянии. Он тоже был странным, с недовольным лицом. Обогнав Галю, он оказался рядом с ее провожатым.

— Рад видеть тебя, Иммануил Кант, — сказал Сведенборг.

Они остановились, и Галя услышала мало понятный ей разговор о звездах, о небе, о Боге.

«Ну и тусовка», — подумала Горбушина, опускаясь на то, что казалось ей снегом, но тут же ощутила лютый холод и подскочила, пытаясь привлечь к себе внимание стариков.

— Надеюсь, уважаемые, вы про меня не забыли? Побеседовать вы всегда успеете. Подскажите, куда мне идти?

Но они не обращали на нее внимания. До Гали доносились слова о мире духов и аде, о спасении души. Она с опаской приблизилась к Сведенборгу и попыталась легонько дернуть его за фалды сюртука, хотя и не могла сказать точно, сюртук ли это.

— Ты застряла между временами, я помог тебе. Дальше иди сама. Даже я не могу тут долго находиться, мне надо возвращаться в свое время, — обернулся к ней старик.

— Возьмите, возьмите меня с собой. Пожалуйста, не оставляйте меня здесь. Где бы вы ни жили, до Москвы я всегда доберусь, — взмолилась Галя.

— Ты из какого года? — спросил Кант.

— Из двадцать первого века.

— Значит, тебе повыше. А отсюда, из 1760 года, ты до своей Москвы не доберешься.

Галя увидела, что стоит на островерхой крыше, и смотрит в окно соседнего дома. По старинной гостиной гуляют разодетые дамы и мужчины, а пожилой человек, похожий на ее спутника, стоит у зеркала. Старик делает шаг и сливается со своим двойником. Какое-то время он остается в зеркале, но потом все исчезает.

«Мое время должно быть там, наверху, — подумала Галя. — Но как туда добраться? Степку надо выручать, а я заблудилась. Никто из здешних не может нарушить границы Пропасти Безвременья и Перехода. Может, они пересекаются?»

Стефания напрасно пыталась приказать себе:

— Вспоминай! Вспоминай!..

На память ничего не приходило, наоборот, в голове стало особенно пусто. Степка терла и согревала в ладонях желудь, заставляя себя надеяться, что та девчонка вернется. Жаль, что она не спросила ее имени. Они вообще с ней толком не поговорили. «Я тогда была зомбиком и только бубнила, пусть Дима найдет подкову», — усмехнулась Стефания.

— Пусть Дима найдет подкову! — повторила она вслух.

И тут же подскочила, вот оно — подкова! С нее-то все и началось. Теперь ее память расставила все по своим местам.

Степка вошла в свою комнату и окаменела. Спиной к ней у письменного стола стоял Агент 007 и нагло рылся в ее ящиках. Это было уже не в первый раз. Он имел обычай бродить по квартире, походя открывал шкафы, снимал книги с полок, машинально рассовывая по карманам те или иные безделицы. Он никогда не говорил, что взял и зачем. Однажды Тамара Арсентьевна робко заметила, что за это наказывают даже маленьких детей, но Агент расхохотался ей в лицо.

Он считал, что может все отобрать у этих пиявок, а если не отбирает, то делает им одолжение. Агент боялся только отца Стефании, но тот был так далеко и приезжал так редко, что как бы уже и не существовал, и Федоткин все больше ощущал себя хозяином того, что его окружало.

— Я вас увольняю. Вы свободны, — сдерживая гнев, как можно тверже произнесла Стефания.

Агент медленно повернулся, заслонив собой окно, и криво усмехнулся.

— Все, мамзель? — с вызовом спросил он.

— Все, — голос Степки предательски дрогнул.

007 пошел прямо на нее. Стефания забыла, что стоит в дверях, и внутренне напряглась. И тут она увидела: он сует себе в карман подкову!

— Положите на место!

В этот момент Боб, рыча, сорвался с места. Пес был старый, но зубы у него были по-прежнему целы, а челюсти оставались стальными.

Агент в ярости сжал подкову (и не такие железки скручивал!), но эта вдруг не поддалась. Мало того, ему показалось, что металл плавиться и обжигает ладонь, и он испуганно швырнул подкову в открытую форточку.

Стефания вскрикнула и кинулась вниз. Боксер затрусил за ней. Начинался декабрь, снега еще не было. Подкова упала на мостовую и вспыхнула в лучах заходящего солнца как чистое золото.

Степку отделяло от подковы несколько шагов. Вдруг откуда не возьмись промчалась девица на роликах и схватила Димкин подарок.

— Эй, куда? Отдай, отдай!

Стефания бегала хорошо, а тут ее силы утроились. Она летела наперерез машинам, толкала прохожих как настоящая экстремалка.

У подземного перехода, как обычно, толпился народ. Тут незнакомка резко притормозила и пыхнула в глаза Степки из баллончика. Когда она вытерла лицо (на нем оказались взбитые сливки), девица уже испарилась.

Назад Стефания еле доплелась. Самолет через три часа, подкова пропала… И пропала неслучайно. Стефания могла поклясться, что у той, которая забрала подкову, не было лица. Там, где у нормальных людей нос, глаза, рот, у незнакомки, когда она обернулась, было гладкое пустое место.

Возле дома Стефания увидела, Боба, который сидел там, где упала подкова, и выл.

В аэропорт Степка уехала на такси, с твердой решимостью никогда больше не встречаться с красным рылом Агента. А Димке про подкову она ничего не сказала. Может, потом, когда вернется, все образуется?

В Швейцарии ее встречал знакомый. Родителям срочно пришлось улетать в командировку. Вызов пришел, когда Стефания была уже в воздухе, и они не успели ей сообщить. «Ты не будешь скучать, покатаешься на горных лыжах. Мы скоро вернемся», — прочла она в телеграмме. А потом был пожар в поезде…

И тут на камне, на этом печальном Переходе, Стефания впервые заплакала. Она чувствовала, что Димке грозит смертельная опасность, а она не только не может его предупредить, но и сама во многом виновата.

Глава 25 Фас Экс-пи-пи

Агент Фас Экс-пи-пи происходила из рода ведьм-оборотней ноппэрапон. Тело у них было человеческое, а вместо головы — шар. Ни волос, ни бровей, ни глаз, ни рта, ни носа, но это пострашнее иных клыков, бородавок и пакли волос.

Правда, своим природным обликом ноппэрапон пользуются редко, принимая и в бешеном пространстве, и среди людей любой фантомный образ. Но тот, кто хоть однажды видел их истинное обличье, не забудет его уже никогда.

Ведьмы-ноппэрапон отличаются коварством, беспощадностью, изворотливым умом и нередко служат на Земле агентами по особым поручениям. Они могут достигать идеального внешнего и внутреннего сходства с людьми и порой проживают рядом с человеком, в котором тартарары заинтересовано, всю его жизнь. В исключительных случаях они даже имеют потомство.

К тому же, в судьбе Фас была своя особенность, о которой Экс-пи-пи смутно догадывалась. Ей кто-то покровительствовал из низлежащего тартарары. Кто именно? Это оставалось тайной не только для нее, но и для Самого, а после приключения с маслом Лукойл было заинтриговано все бешеное пространство.

Фас Экс-пи-пи предстояло немало потрудиться, чтобы обеспечить явку тех, кого она желала видеть в числе своих гостей на пикнике по случаю Затмения солнца, конца года и Шабаша.

На факсы, компьютеры, автоответчики всем видным и известным людям, связанным по роду деятельности с молодежью, уже давно были сброшены приглашения на таинственный сабантуй «Затмение».

Конечно, главный Шабаш устроит тартарары, но и на Земле должно произойти много интересного.

Фас Экс-пи-пи сидела на полу и делала пометки кровяными чернилами на белом свитке. Свиток удлинялся, по мере того как она его разматывала, на нем возникали все новые и новые имена.

— Так они и завалились на дачу каких-то Бражниковых, — Агент вертел в лапах шикарные конверты с золотым теснением для особо важных персон.

— Твое дело быть на посылках, а вручать приглашения будет она.

007 чуть не грохнулся в обморок. В двух шагах от него возникла неслыханная, невиданная красотка, топ, фотомодель, звезда звезд, похожая сразу на всех самых крутых западных актрис.

Федоткин с трудом перевел дыхание, но голос никак не прорезался, и Экс-пи-пи захохотала:

— Трезвость и еще раз трезвость. Мечта лоха на вечер.

Агент хотел спросить, живая это баба или она только фантом, но Фас внезапно щелкнула его по лбу своими ледяными костяшками. Мечталоха (как 007 прозвал про себя красотку) приподняла пухлую верхнюю губку и зацокала черным раздвоенным языком:

— Но-но, никаких сердечных припадков! Кругом! Ша-го-о-ом марш-ш!

Агент развернулся и, шатаясь, направился к двери. Он не знал, что ему думать по этому поводу, и решил, что для здоровья полезнее не думать вообще.

— Тут нет адреса, где живут эти бонзы, — пропыхтел он.

— Вали, эльф! Я знаю за тебя, — Мечталоха взяла агента под руку выше локтя, и ему показалось, будто в него вцепились железные щипцы.

Тем временем известный молодежный стилист рассказывал продюсеру набирающей популярность попсовой группы, что получил приглашение на странный «Праздник Затмения».

— Подвалишь? — спросил стилист.

— Попозже. Говорят, туда сам Виртуал пожалует? — в свою очередь интересовался продюсер.

Он выпытывал подробности о новой тусовке, потому что слышал, что там собираются быть съемочные группы молодежных передач. Это ж можно так круто засветиться!

Как в странном сне, Федоткин рулил по Москве — будто его «Bugatti» сам знал, куда едет, а водитель и не задумывается об этом. Мечталоха сидела рядом, как стеклянная и неподвижная кукла, но ее крепкие челюсти что-то методично жевали. Агент, до сих пор ощущавший железную хватку попутчицы, на всякий случай не задавался вопросом, что именно она жует, решив, что для этого у него слишком слабое здоровье.

Наконец они въехали в арку элитной новостройки, вышли из машины и направились к ближайшему подъезду. Мечталоха цокнула черными блестящими когтями по двери, и та безропотно отворилась. Из проема высунулось мурло амбала, куда шкафее Агента. За ним нарисовалась морда овчарки.

В этом доме, похоже, все страдали гигантоманией, потому что собака оказалась ростом с крупного осла. Она попробовала зарычать, но почему-то тут же присела и сделала то, что у детишек зовется пи-пи.

Охранник, не обращая внимания на конфуз пса, ссутулился в почтительном поклоне и, забегая вперед, вызвал лифт.

— Ждут, ждут, — заискивающе сообщил он.

Федоткин прошел в кабину и почувствовал, что Мечталоха прижалась к нему плотнее. Агент невольно пошатнулся — красавица весила не меньше малогабаритного автомобиля и, похоже, состояла из острых шестерней и рыбьих костей.

— Щекотно? — спросила она мужским басом и невинно хлопнула ресницами.

От этого хлопка в лицо Федоткину полетели капли чего-то химического. В глазах защипало, в носу засвербило, он затрясся, сморщился и раз пять громогласно чихнул.

— Не забывайтесь! Мы на работе, — просипел он, отстраняясь от Мечталохи, и чуть не добавил «пожалуйста».

К счастью, они уже приехали. За разъехавшимися створками лифта их встретил личный домоуправитель и любезнейше заверил, что Бонз уже говорил с устроителями «Затмения» и всенепременнейше постарается туда выбраться. При этом он не сводил глаз с Мечталохи, и она не оставалась в долгу.

Так Агент с девицей колесили по городу, развозя приглашения тем, кто и без того получил сообщения, однако, как ни крути, старинный метод выражения почтения играл особую роль.

Предполагаемым гостям как-то по-особенному приятно было доставать из дорогущего конверта атласное приглашение с черным солнцем и поражаться, с каким каллиграфическим старанием и почти утраченным искусством выведены их имена, отчества и фамилии. А эта голографическая золотая корона, пронзенная черной стрелой! От нее невозможно оторвать взгляд!

Федоткин же пережил муки, о которых доселе и не догадывался.

В подъезде одного из домов Мечталоха исподтишка втолкнула ему за шиворот что-то холодное и скользкое. Агент завертелся, запрыгал, и на пол шмякнулась крупная змея.

Бедняга 007 был на грани срыва. О том, чтобы защищаться, и речи не могло быть. Когда после очередной выходки Мечталохи Федоткин автоматически выдернул из кобуры свой пистолет, к которому и сам относился с величайшей осторожностью и опаской, то обмер. Из его огромного кулака жалко торчала, сморщенная морковка.

— Я скажу хозяйке, все скажу! — он услышал в своем дрожащем голосе слезу, хотел зарычать, но неожиданно икнул.

— Ты, суслик, старье лабаешь, — Мечталоха, угорая со смеху, сделала ему козу. Причем в прямом смысле: на месте ее головы возникла морда старого козла и боднула Федоткина. — Вылазь из лифта, счас увидишь звезду своего романа.

Ему не хотелось никаких звезд. Впервые за эти годы он желал прямо сейчас увидеть свою мамочку, чтобы прижаться к ее коленям. Ах, как давно он ее не видел и даже не звонил ей…

Вместо «звезды» на площадке торчал дед с бодрой выправкой бывшего военного. Мечталоха потупила глазки, но не растерялась и поманила старого пня мизинчиком. Дед крякнул, продемонстрировав ухоженную вставную челюсть, и подмигнул Федоткину.

— У-у-у, счастливчик!

— Еще какой, — Мечталоха повернулась к Агенту и, как только дед скрылся, сжала ему нос своими жесткими пальчиками.

— Проверка на профпригодность, проверка на профпригодность.

Федоткину повезло, продолжения он не дождался. Когда наконец распахнулась дверь «звезды его романа», Агент лежал без сознания, загромоздив собою всю лестничную площадку.

Глава 26 Командировка на шабаш

Хотя в бешеном пространстве категории времени были своими, обычно его обитатели пользовались земными часами. Так удобнее вести учет и контролировать события. Этой ночью чиновники пространства не покидали офис: отличившимся агентам и системникам выписывались командировки на Шабаш.

Агентами были существа типа Фас Экс-пи-пи. Системниками называли людей, подписавших с бешеным пространством контракт в надежде на особые блага в жизни и после нее. Они собирались погудеть шальной ночью среди своих и получить верительные грамоты и наставления на будущий год.

В их числе был один, довольно видный в научных кругах человек, проходивший по каталогу бешеного пространства под именем Дон.

В назначенный час он вошел в свою ванную комнату и, ожидая вызова, старался не глядеть на чисто вымытый подзеркальник, на котором сверкала лезвием опасная бритва. В квартире никого не было. Верного пса он оставил на даче — собака в час вызова выла, не умолкая.

Дон любил бриться именно такой опасной бритвой, с хорошо наточенным длинным лезвием. А сейчас она почему-то и притягивала его, и пугала одновременно.

До вызова оставалось несколько минут, и он с пустым и холодным сердцем ожидал приближения контрольного мгновения.

— Дон, — говорил он себе, — надо выбираться из этой клоаки.

— Нет, — отвечал ему кто-то его же голосом. — Твое топ-шоу заказано и оплачено, и хозяин на нем не ты.

Дон взял бритву, потрогал лезвие. Он только сейчас внезапно понял, как сильно привязан к этому миру, и не питает никаких иллюзий по поводу того, кто встретит его на том берегу.

Часы тем временем заскрипели, механизм в них звякнул и начал отсчет контрольного времени. Дон привычно набросил купальный халат, в котором, надо признаться, не было никакой необходимости, и прыгнул в унитаз. Это он проделывал уже столько раз, что все получалось как бы само собой, без каких бы то сомнений и обдумываний.

Таким же образом в Черный туннель сейчас попадали тысячи других контрактников. Туннель был забит до отказа. Хотя гости встречались здесь ежегодно, на Земле они друг друга не узнавали: бешеное пространство допускало системников на Шабаш, преображая их по своему усмотрению.

Дон, например, стал колокольчиком без язычка. Рядом с ним двигалась пустая печать, впереди толкались карандаш без грифеля, ведро без дна, но почему-то с массивной ручкой, чуть дальше плыли скукоженая пальмовая ветка и подобные штуковины.

Это было что-то вроде карнавальных костюмов. Внутреннее зрение каждого системника могло раз в год насмотреться вдоволь на эту свалку и сделать вывод, как хорошо быть избранным.

Дон знал: народ, идущий по Черному туннелю, умеет напустить туман и пыль в души земных сограждан, но тут они готовы на все, лишь бы контракт продлили и еще бросили обжовок тухлятинки с барского стола Шабаша.

Да что там говорить, Дон и сам был таким же.

Перед лифтом толпа стиснула его, одна кабинка не работала, и все понимали, что сегодня придется потолкаться и подождать дольше обычного.

Дон заглянул в черную бездонную шахту соседнего лифта — там гудела беспросветная Тьма. Рядом была лестница. Крутые, узкие, облитые чем-то скользким ступени без счета уводили туда же — вниз.

— Я тут не в первый раз, но на такой спуск решиться не могу. Это не для человека. В эстетическом смысле, — процедил селедочный скелет.

— Да, не для человека, — согласился Дон. — Но для нас с вами вполне подходит.

— Надеюсь, вы не агент света? — подозрительно осведомились селедочные объедки.

Несколько системников, стоящих рядом, тут же обернулись к Дону.

— А вы этого боитесь? — нахально поинтересовался тот.

Селедочная голова негодующе отстранилась от мятого колокольчика:

— Я уже ничего не боюсь, но вам советую не нарываться.

Мятый колокольчик оттолкнул сдутую автомобильную шину, протиснулся между ней и раздавленным ноутбуком и ступил на первую ступеньку.

Нет ничего невыносимее лестницы, ведущей бесконечно вниз. Перил нет, стены сдвинуты так узко, что Дон едва не выскочил назад. Но сегодня он был особенно озлоблен и искал острых ощущений.

Он оглянулся с надеждой, что кто-нибудь из толкающихся перед лифтом тоже рискнет спуститься по бездонной черной щели, но, похоже, понятие страха существовало и здесь.

Мятый колокольчик, с вырванным язычком, сделал несколько неуверенных шагов, поскользнулся, тщетно попытался ухватиться за сырые и липкие стены и покатился вниз.

При этом чувства его не оставляли. Порой казалось, что он пересчитывает каменные ступени ребрами и головой, подпрыгивая на каждой ступеньке как мяч.

Бешеное пространство давало урок. Оно не прощало отступничества.

Глава 27 Атака на Сверчка продолжается

Предновогодняя суета поглотила родителей, и Сверчку показалось даже, что они сами выпихивают его на эту бестолковую вечеринку.

— Надо выходить на люди, взрослый уже, — твердила мать.

— Да-да, — поддержал ее отец.

Он одновременно пил чай, смотрел телевизор, пытался просматривать свои рабочие бумаги и участвовать в разговоре.

— Тебе не кажется, что она изменилась?! — у Димки не было сил выговорить имя, и он пробормотал это под нос, когда они остались на кухне с мамой.

— Что ты хочешь этим сказать? — не поняла та.

— Нет, просто я тебя спрашиваю, ты ведь ее давно не видела. И сегодня она была всего одну минуту.

— Девочки в этом возрасте быстро меняются. И ты меняешься. Саша Савинков со мной таким басом говорил, прямо взрослый мужчина.

Мама мыла посуду и рассуждала про опасный возраст на языке педагогических книжек, совершенно не учитывая, что по тому же поводу рисуют и пишут представители этого возраста на стенах в подъезде.

Сверчок пошел к отцу. Тот начинал задремывать перед телевизором, но Димка все же спросил:

— А ты себя помнишь в шестнадцать лет?

Отец истолковал все по-своему:

— Ладно, возьми мои лыжные ботинки. Только лыжи натри с вечера. За городом хороший снег.

— Правильно, — мама стояла в дверях с кастрюлей в руках. — Хоть хорошист ты твердый, отдыхать надо на отлично.

Димкины колебания прервал звонок.

— Эй, Сверчок, что делаешь? — Сашка Кот так обрадовался, что наконец дозвонился, что подпустил в голосе петуха. — Слушай, я вот по какому поводу, что если я завтра прочту оду?

— Кому? — удивился Димка.

— Оду наступающим временам, — важно пояснил Савинков. — Как думаешь? Жанр сложный, но я сейчас весь в Державине, такие события.

— А какие события? — Сверчок напрягся.

Может, Сашка тоже чувствует, что что-то не так, у поэтов интуиция особо развита.

— Ой, Димон, слышишь? — опять кукарекнул Кот. — Король отечественного сериала представляет «Что сказал покойник». У тебя телек включен? Я после перезвоню.

Но позвонил не он, а та, что выдавала себя за Стефанию, и ехидно пожелала Сверчку спокойной ночи.

Димка бросился на диван и накрыл голову подушкой. Когда она была рядом, он порой забывался и думал, что это не Степка стала другой, а просто с ним что-то творится. Но по телефону он ее совсем не узнавал. В трубке звучал незнакомый голос, в котором постоянно слышалась угроза.

— Не спишь? — мама заглянула к нему, когда передачи по телевизору подходили к концу. — Завтра будешь носом клевать. Что ты читаешь? «Физику»? Ну все у тебя не вовремя.

— Только физика меня и успокаивает, — буркнул Димка.

На улице начиналась метель. Мелкий снежок шуршал по стеклу, а ветка березы постукивала в форточку. Сверчок понял, что должен подняться и впустить дерево в дом. Но когда он огляделся, увидел, что находится не дома, а в комнате Стефании.

Она бродила у книжного шкафа, переворачивала диванные подушки, заглядывала за журнальный столик.

— Что ты ищешь? — спросил Димка.

Но Стефания его не замечала и вела себя так, как будто в комнате никого не было, а она поглощена серьезным делом и чем-то очень озабочена. Откуда-то, не через дверь, а именно откуда-то, прибежал Боб. Он бегал, все обнюхивал и тихонько скулил.

— Боб, Боб, иди сюда, псина.

Димка вдруг заметил, что Стефания одета в тот же полосатый свитер и брюки, в которых улетала в Швейцарию. Этот джинсовый комбинезон был на ней и в ту ночь, когда она стояла у его письменного стола и сосредоточенно и печально смотрела куда-то мимо него. Во всех его снах печальная Степка неизменно была в одном и том же комбинезоне.

Это была его Стефания. Тиская слюнявого Боба, она спросила:

— Ты меня сможешь забыть?

— Собралась замуж за дипломата? — глупо отшутился Димка.

— Я вообще ни за кого не выйду, если ты меня не возьмешь.

Сверчок опустился на колено и поклялся, что они всегда будут вместе.

— Как кто? — блеснули слезинками ее глаза.

— Как никто, как только мы с тобой.

Стефания молча встала и возобновила непонятные поиски. А Димка решил немедленно все прояснить:

— Что случилось, Степка? Где ты, где? Что ищешь?

Он попытался схватить ее за руку, но не смог. Ему показалось, что их разделяют тысячи километров. И все-таки он расслышал то, что шептала Стефания.

— Подкову… ведьма… Найди подкову…

Димка подскочил и сел на диване, тараща глаза. Он был в своей комнате. Спал минут пять, не больше, но этот сон все окончательно расставил по своим местам.

Часы показывали без пятнадцати час. Сверчок оделся потеплей и открыл шкаф, в котором лежали инструменты. Он задержал взгляд на спортивном топорике, провел пальцами по зубцам пилы, размахнулся молотком и усмехнулся. Для борьбы с ведьмами ничего из этого не годилось.

На улице, подышав морозным ветерком, он окончательно проснулся и задумался. Куда, собственно, он идет и что собирается делать? Но даже это не заставило его повернуть назад. Димка ускорил шаг.

К остановке подъехал дежурный трамвай, что само по себе было либо везением, либо соблазном. Димка долго думал, садиться или нет, а трамвай стоял и ждал. Димка вошел и привалился к кабине вагоновожатого. Трамвай тронулся.

Сверчок заглянул в открытую дверь и увидел пустое кресло…

— Парк «Дубки», — объявил голос.

Пока до Димки дошло, что он едет во втором вагоне и водителя здесь, естественно, быть не может, он уже успел от страха вспотеть. Нервы были на пределе.

Фонари в парке не горели. Димка спотыкался и старался не смотреть на кусты и деревья, которые в этот час казались застывшими костлявыми привидениями. Одно из таких привидений догнало его и схватило за куртку. Он зацепился за корень и упал.

Упал на колени в мелкую лужицу, буркнул, что этого и следовало ожидать, и насторожился: рядом в воде что-то лежало.

Ему показалось, что это зажигалка, и он машинально поднял ее, чтобы рассмотреть получше. В руке был гладкий овальный камушек, похожий на крупную морскую гальку. Димка подкинул его на ладони, он блеснул, как живая рыбка. Удивительно, камушек казался странно тяжелым, но теплым на ощупь.

Сверчок вообразил, что это такой бластер: джик, джик… или нет, даже гранатомет — у-у-у-бах, бах, бах, а лучше секретное оружие — гравитация сходит с ума… Димка шел дальше, на ходу подкидывал камушек, ловил его, подпрыгивал, и, хотя проблем меньше не становилось, откуда-то появилась странная убежденность, что он все делает правильно.

Вот и знакомый дом. Стояла глубокая ночь. Сверчок тупо уставился на закрытый подъезд. Кроме уверенности, что надо действовать, на ум ничего не приходило. В арку въехала машина и развернулась, Димка автоматически отступил в тень и спрятался за старый тополь.

Хлопнула дверца, и Сверчок увидел Агента. Тот буквально шатался, не решаясь на следующий шаг.

«Пьяный!» — Димка вжался в дерево.

Водила двинулся к подъезду, ноги у него заплетались. Создавалось странное впечатление, что его волокут. Когда 007 трясущимися руками полез за ключами, створка двери распахнулась сама по себе и огрела его по лбу.

Бедняга скрючился и перелетел через порог, как если б получил ногой под зад. Связка ключей в кожаном чехле упала на ступени.

Сверчок немного подождал, огляделся, схватил ключи, крадучись поднялся по лестнице и осторожно отворил дверь на площадку пятого этажа. Свет не горел.

Он сглотнул, сказал себе, что все очень просто, — ему уже приходилось открывать эту дверь. Ключ легко вошел в замочную скважину, но тут раздался истошный визг и жалобный скулеж. Дверь квартиры распахнулась, и в тамбур стремительно вышли две фигуры. Сверчок едва успел отшатнуться от дверного проема.

— Мне осточертели эти дурацкие условности: не проходи сквозь стены, не летай, не исчезай. Все, наелась человечины, — высокая фигура дернула плечом, полы плаща разъехались, оголяя голубоватый скелет.

— Тогда кисни в логове и не суйся в агенты, — скелет пониже был крепче и имел зеленоватый оттенок.

— Там свои заморочки, — возразил первый.

— Что ты сделала с этим тюфяком 007? Как бы его не пришлось утилизировать.

— А, надоел, придурок, — стуча черными сапогами с громадными шпорами и рассыпая искры, они прошли к лифту и уехали.

Сверчок все это время стоял, не дыша, в нише соседней квартиры. Ему было бы проще стрелять из пистолета-перчатки, швырять гранаты, включить электрошокер, ну, короче, пих-пах, ой-ей-ей. Он даже жаждал ожесточенной схватки, раз-два, раз-два, под дых, в скулу, но у него хватило ума переждать, пока хлопнет подъездная дверь.

В квартире никого не было, только где-то постанывала собака.

Комнату Стефании наполнял голубоватый свет уличных фонарей. Где искать подкову? В его сне девушка поднимала диванные подушки, рылась в книгах, в ящиках стола. Сверчок проделал то же самое, потом приподнял коврик, открыл шкаф-купе и тут — щелкнул замок и раздались шаги.

Ясно: квартира на сигнализации, и это милиция. Пожалуй, Димка был этому даже рад. Но в комнату размашисто вошел зеленоватый скелет и склонился над кадкой с пальмой.

— Забыла одну вещицу, но мое дупло меня бережет, — рука скелета сжала подкову, и та сверкнула, как будто на ней были драгоценные камни.

— Из-за этой хренотени мы били ноги? Материальное тело приходится таскать, а тут еще железяка, — голубоватый скелет смотрелся в зеркало шкафа.

Димка напрягся, он сидел в шкафу и уже прикидывал: — пятками по голени или рукой…

— Мне с тобой валандаться некогда, — зеленая ведьма долбанула подковой подругу. — Поехали! Надо еще прихватить клиента, развезти сны для избранных и собрать кровушку!

В полуоткрытую створку Димка увидел, что там, где только что стоял голубой скелет, возник горный велосипед. Зеленый скелет, завернув подкову в черный атласный платок, прыгнул в седло и выехал за дверь.

В коридоре Сверчок чуть не наступил на пса, тот с трудом выполз из соседней комнаты. Лапы у него были связаны. Димка нагнулся, чтобы развязать страдальца, и опешил: вместо веревок лапы собаки оплетали змеи. Они извивались, шипели и покачивали черными головками.

Сверчок тряхнул головой и понял, что это все же не змеи — ремни. Похоже, с тех пор как в его кармане лежит этот камушек, он действительно прозрел настолько, что вещи являются ему в истинном виде. Сейчас он ясно видел то, о чем давно догадывался — эта псина не старина Боб, а Агент 007. Даже сейчас, несмотря на свое жалкое положение, Федоткин только и ждал, чтобы Сверчок освободил его, сорвал намордник, а уж тогда он вонзит в Димку клыки и разорвет на части.

Сейчас Агенту надо было на ком-нибудь отыграться, разрядиться, разнести по молекулам, размазать, стереть, выжечь или выесть! Он отгрызет сопляку голову! Этот мымрик виноват во всех его бедах. Этот гад, этот…

Мысли Агента колоколом бухали в воздухе, поэтому Димка не снял с него намордник и, развязав узлы гадюк, предусмотрительно отступил. Пес взвился, пытаясь сбить его с ног, но Сверчок легко увернулся. Громадный боксер сполз по стене.

— Отлично! Еще разок! — ехидно подбодрил его Димка, выскакивая в коридор.

Он успел хлопнуть дверью и услышал, как кобель вмазался в створку, от чего даже посуда на кухне задребезжала.

— Похоже, мы не в одной команде! — Димка защелкнул замок и тут же ощутил на спине костяшки пальцев.

— Я тебя ищу, ищу, а ты, оказывается, здесь, — зеленый скелет, кокетничая, поклацал зубами. — Учти, мы спешим, у нас сегодня ночь визитов.

На скелете вызывающе светились макияж (что само по себе было зрелищем не для слабонервных), и открытое вечернее платье. Димка похолодел, но догадался: ведьма не знает, что теперь он видит ее насквозь.

— Ну и что ты тут делал, дорогуша?

От низкого хриплого голоса заныло под ложечкой, но Сверчок ответил:

— Я тебе снюсь.

Глава 28 Сны для избранных

Сальвадор родился в России, где его и назвали Егором.

Кошмар! Все, что его окружало, было невыносимо скучным, а все, что окружало других (по его мнению знаменитых), наоборот, казалось ужасно отпадным.

К двадцати четырем годам (чего только это ему стоило!) Егор стал тележурналистом одного из периферийных каналов.

Перед праздниками жизнь на студии, как обычно, раскрутилась до фантастических оборотов, и немудрено, что Егор задремал, прислонившись щекой к стенке.

— Привет, Сальвадор, — девушка в сногсшибательном вечернем туалете дернула его за ухо.

Сделала это она довольно убедительно, даже ущипнула, но такой можно простить многое. Куда ни глянь, все при ней, есть на что посмотреть, даже во сне видно, что девочка — самый высший класс.

Сальвадор понимал, что спит, но просыпаться не хотел.

— Дрыхнешь, а другие гребут идеи из воздуха, — девушка присела рядом.

За ней нарисовался незнакомый пацан, который вдруг схватил невесть откуда взявшуюся сковороду и брякнул ею об пол.

— Есть хочу! Хочу есть! — незнакомец смахнул рукой бокал, опрокинул стул и закапризничал: — Хочу харчо!

Егор дотумкал, что тот старается наделать побольше шуму, чтобы его разбудить, но красавица еще нежнее погладила тележурналиста по лбу.

— Отвлекись от этого юнца. Ты обречен на успех! Хватит разгребать чужой мусор! Ты купишь свой канал и станешь супер-пупер-сверхзвездой.

— Да, да, да! — мечтательно закивал головой Егор.

— Сальвадор, приезжай на праздник Затмения, а это твой проводник.

Егору на голову опустилась летучая мышь, которая заверещала:

— Пугай, ругай, кричи, топчи, плюйся, хохочи! — Егор попытался ее скинуть, но та вгрызалась ему в ухо и рявкала — Пу-гай! Ру-гай! Кри-чи! Топ-чи! Плюйся! Хо-хо-чи!

Егор не понимал, кошмар ему снится или что-то стоящее. Он отбивался от летучей уродины, но она когтями порезала ему руки.

Мышь исчезла. Красавица в вечернем платье поднесла Сальвадору черный платок с какими-то знаками и обернула рану.

Часть, что осознавала себя Егором, отрывала платок от руки, а принадлежавшая Сальвадору просвещала:

— Не суетись, тебя учат уму-разуму, а ты пену сбиваешь. Этот сон — откровение.

— Вот видишь, как все просто, — ведьма потянула Димку на горку. — Давай рули! Надо отметить, умный мальчик этот Сальвадор.

Они мчались на горном велосипеде напролом. Прямо перед носом выныривали то сломанные качели, то стайка березок, то огромная сосна, и каким-то чудом Димка каждый раз выворачивал только для того, чтобы оказаться перед новым пнем или ведущей невесть куда лестницей.

— Сейчас будет море крови! Эй, ты от меня не уйдешь! Ха-ха-ха! — ведьма резвилась.

Она играла с клиентом как кошка с мышкой. Он был в ее лапах, но что-то мешало этой кошке съесть мышку по имени Димка Сверчков.

Велосипед наехал на очередную скамейку и перевернулся. Ведьма отлетела в сторону. Из кармана ее плаща выпала подкова, но подхватить ее Димка не успел.

— Где Стефания? Говори, где она? — бросился он к скелету.

Ведьма поняла, что ее раскусили. Череп злобно скалился.

— Давай, друган, не колбаси. Хочешь читать свою физику, читай, читай! Держи! — она швырнула в него книгой.

Димка присел, книга пролетела над ним и взорвалась, как маленькая атомная бомбочка.

— Долго я с тобой возилась, — в руке ведьмы блеснул меч. — Идеальный случай расчленить тебя, молокосос!

Она хакнула и меч срезал большой тополь, как детский волосок.

— Я тебе надаю по заднице! — и не думал отступать Сверчков. — Сделаю из тебя гоголь-моголь! Говори, где Стефания, или, или…

— У гробике угробленная, — заржал скелет. — Не видать тебе ее, как собственных ушей. Нет, твое ухо я тебе подарю! Ты на него посмотришь! Ты его даже подержишь!

Ведьма размахивала мечом, все с грохотом рушилось. Сигнализация на машинах проснулась и орала как безумная.

— Выморочина, детская страшилка, я тебе не верю! Косая, босая! — Димка бегал между деревьями, машинами, перепрыгивал через мокрые ветки.

Это была и коррида, и экстремалка. Это была Димкина стихия и его смертельный поединок. Странно, но ведьмы он совсем не боялся.

Кости скелета заметно потемнели, окрепли, на месте головы у него появился голый шар. В руках вместо магического меча чудовище держало теперь энергетический щит и крупнокалиберный пулемет.

— Суперисчезатель! — заорал Сверчок. — Убедитесь, что вы достаточно далеко отбежали! — и он метко швырнул в шар овальным камушком, единственным своим оружием.

Скелет взвизгнул и исчез.

Глава 29 Новый домашний любимец

Подумать только: Фас Экс-пи-пи, какой-то мелкий агентишка, но из-за нее Черный Хозяин претерпел такой позор! Отменили его решение и самого, как говорится, умыли. Ладно, поставим эту ведьму на счетчик…

— Бригадирус! Где несистемник?

— Вашис Чернуюс Свиньюс колдоватьс…

— Колдовать свинью? — Сам запустил в Бригадируса голову дракона Комодо. — Что это? Колдовать? Что это, я спрашиваю? Мой Комодо — новоклон? Твой агент? Как ты посмел?!

Бригадирус увидел, что части Комодо валяются вокруг, и вошел в опасную для новоклона вибрацию. Сам продолжал бушевать:

— Колдовать? Подсунули мне новоклона, подслушивали, подсматривали, шпионили! Заговор!! Приговор!!!

— Нетс, нетс, нетс! — трясся Бригадирус. — Всес дляс вашейс охраныс и сохранностис! Онос экранировалс, новинкас, мелочьс, забавас, тамагочис!

— Забава! Ха-ха! Ладно, ладно! — Сам напрягся, и на месте Бригадируса появился новый Комодо.

Дракон вильнул хвостом, зевнул двумя головами, третья преданно смотрела на хозяина. Железные когти, фосфоресцирующая чешуя, бессмысленные злые глаза, этот экземпляр получился, пожалуй, даже лучше прежнего. Сам остался доволен.

— Ты хотел все знать? Вот и будешь все знать! Виски, водка, фу! Нуллифицирую! Понял?!

Новый Комодо пыхнул дымом и ударил хвостищем.

— Вон! Марш на место!

Дракон потянулся, откусил автокикиморе ногу и, рыча, исчез.

— Во всем свои плюсы и свои минусы, — проворчал Черный Хозяин, и тьма вокруг него еще больше сгустилась.

Новые чиновники офиса убедились: — Сам скор на руку. Исподтишка они, конечно, веселились. Немыслимо: домашний любимец, проклятый Комодо, сожравший ни одну нелюдь, ха-хи-хо-хос, оказался новоклоном! А Сам не знал, даже Сам не знал!!! Какой же он тогда Всеведущий?

Между тем подготовка к началу Шабаша продолжалась.

Над склепом из рога памяти выплыли скелеты молодых ведьмочек, Потрошилы, Обора. Рог памяти был вроде доски «Прощай, дорогой товарищ».

Сам растоптал рог памяти и строго посмотрел на чиновников. Несистемник провалился в Пропасть Безвременья и ему не достался. Проблема с объектом решена, но без удовольствия, без помпы, без вспышки пунша на Шабаше, без воплей: «Горит душа, горит душа». Какие уж тут воспоминания о неудачниках?!

— Есть вопросы? — он без труда проник в сущность каждой нелюди, и смех оборвался, работнички затряслись от страха.

Молодая нелюдь продемонстрировала в этот раз полную несостоятельность. Ну, это как раз не особенно огорчало Самого, а то полезут, начнут самовольничать.

Автокикимора отрастила ногу и обиженно доложила:

— На Шабаш начинают прибывать агенты и контрактники. Они размещаются во временных резервуарах.

Временными резервуарами служили контейнеры для мусора. У каждого приглашенного появлялась возможность оттянуться, поваляться в общей куче. Отпад! Бешеное пространство обеспечило натуральный запах свалки, абсолютно приближенный к земному, что стоило немалых затрат: запах-то материален, а тут понятия материи нет. Но тратились, старались. Места хватит всем, все будут по высшему классу смяты, сжаты и втиснуты в контейнеры. Слизь, нечистоты, воронье и собаки обеспечены.

— Умеем принимать гостей. Умеем. Но кто оценит? — бубнил Сам, пребывая в отвратительном расположении духа.

На глаза ему попался молодой Вампир в зеленой тройке.

— Ты как одет? Это что за фирма? А где мобильник, где дизайн? — завопил Черный Хозяин.

Вампир исчез, даже без пфука. Сам рук не отряхнул и довольно оглядел подчиненных.

Новые сотрудники сновали по вновь отремонтированному офису, звучали реплики:

— Открываем сайты в земном интернете, — Магическое письмо от молодого гоблина. — Контрактник Дон спускается по Вашей персональной лестнице.

Сам внимал вполуха, он был обеспокоен другим: приедет ли Тот Самый на открытие Шабаша или пришлет поздравление, которое передаст с курьером? Каждая их этих форм была негласным выражением статуса Самого, его положения в тартарары.

Текущие дела здесь ни при чем. Любое поражение можно, при необходимости, перевернуть и показать удачей, а любую удачу ничего не стоит представить поражением.

— Молодого гоблина ко мне, срочно. Как его там… Гения!

Гений впервые испытал сомнение по поводу своей гениальности. И виной тому была бабушка Гали. Она запустила в него туфлей фабрики «Скороход», и связь с контуром прервалась. Гений втиснул контур в небольшое пространство на границе Пропасти Безвременья. Конечно, в этом был риск. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского…

А бабушка лупила каблуком по телепортирующим стенам контура и в резонанс ударам творила заклинания:

Мы шли под грохот канонады, Мы смерти смотрели в лицо! Вперед продвигались отряды…

Энергетические потоки взлетели до критической отметки. Гений монстром навис над бабушкой, исказил и раздвинул пространство, сместил время и приоткрыл ей иллюзорность бытия. Несмотря на это бабуля с еще большей силой треснула в контур.

Не страшны нам ни холод, ни жара, Удивляются даже доктора…

Ее ритмическая магия создавала сильнейшие помехи и грозила креном и разрушением бешеному пространству.

Славное море — священный Байкал!..

Гений насылал скелетов, вампиров, чертей, террористов, киллеров, но все было безтолку.

Вокруг текли реки крови, все валилось, взрывалось, расчленялось. Базуки, лазеры, ракеты с атомными боеголовками, гранатометы, реактивные патроны не кончались, один взрыв накрывал другой. В бою одновременно участвовало семьсот сущностей. Материальная субстанция такого выдержать просто не могла.

Бабка вдохновенно запела «Интернационал», бешеное пространство содрогнулось…

Галина бабушка проснулась у телефона на своем рабочем месте в научно-исследовательском институте. Она зевнула и хмыкнула:

— Ну и дела! Положишь голову неудобно и на тебе — кошмар. Откуда только такие сны берутся?

То, что схватка с Гением была сном, она не сомневалась, и что странно, этот сон ей понравился. Конечно, она бы ни за какие коврижки никому его не рассказала, но была бы совсем не прочь вернуться и разобраться с этим… в капюшоне.

Бабушка поднялась, хрустнула затекшими костями и решила выпить чайку. Только тут она заметила, что стоит в одних чулках.

На часах была половина третьего ночи, бабушка ползала под столом, искала туфли, не находила и очень удивлялась:

— Ну, кому понадобилось такое старье?

Похоже, туфли исчезли без следа.

— Наверное, их утащили крысы! — предположила Екатерина Ивановна и от одной этой мысли затряслась как осиновый лист.

После ужасно неэстетичной борьбы с кошмарной бабкой Гений явился к Самому. Ноги его мелко подрагивали, физиономию приходилось прятать под капюшоном — бабушка метко заехала туфлей ему прямо в скулу, а ведь каблук был материальным!

Гений косился на новых сотрудников, на занятые ими рабочие места. Кто-то заливал бочки крови в принтеры, кто-то подносил Самому очиненную грудную кость, чтобы тот поставил подпись на черном пергаменте, а кто-то нес на подносике свежие мозги, чтобы было что пожевать у экрана.

Для Гения все это было заказано: он упустил свой шанс.

Сам прожег гоблина взглядом и рявкнул:

— Твой дядя служил достойно, и я дал ему имя… Подумаю, для чего подойдет это его много раз запятнанное имя. Но его больше нет! Его место займешь ты, но у тебя времени на ошибки не будет. Ясно?!

Будь Гений материален, его обязательно хватил бы инсульт или инфаркт — такое впечатление произвело на него сообщение Самого. Сотрудники офиса тут же рассыпались на составные части, предлагая гоблину погонять по его приказанию любую башку и запустить когти в любые патлы.

— Но я еще себя не знаю, — сознался Гений.

— Ты настоящий сын бешеного пространства, — одобрил Сам. — Играй, импровизируй, для тебя не должно существовать «можно» и «нельзя». Но помни: командиров нам не надо! Командиром всегда буду я. А теперь — хоровод!

Служащие офиса быстренько закружились вокруг молодого Гения. Вампиры, ведьмы, гоблины, тролли, прочая мелкая нелюдь, вошедшая в новую чиновничью элиту бешеного пространства, фальшиво голосила:

Мы отличный каравай, Кого хочешь выбирай…

Наконец Сам не выдержал:

— Всё! Заткнитесь! Зайди ко мне!

Молодой Гоблин и Черный Хозяин уединились в склепе, который теперь заменял прежние железные гробы. Склеп был настоящей находкой тутошних дизайнеров, к тому же он воспроизводил не склеп вообще, а фамильный склеп Капулетти.

Кстати, идею эту подсказал Сам. Он стащил ее не у Шекспира, о Шекспире он не подозревал и знаком с ним не был. Идею склепа он взял у Фас Экс-пи-пи, подсмотрев ее встречу со Сверчком.

Так он надеялся тайно подольститься к ее покровителю, который рьяно бросился на защиту простой ведьмы-агента. Похоже, покровитель этот был не последней фигурой в тартарары.

— Что с бабкой, обвал? Ха-ха-ха! — поддел гоблина Черный Хозяин.

Гений испуганно замерцал:

— Отрабатывал тактику…

— Бабки не наш профиль. С возрастом ты это поймешь, — пояснил Сам. — Новоклон с ней. Скоро начнется Шабаш. Вот текст моей речи, которую я произношу из года в год, но теперь мне нужна новая речь. Но-ва-я!!! Понял? — глаза Самого горели.

Густая тьма сжалась в абсолютную черноту, и Гений тоже сжался.

— Понял?

Тьма стала угрожающе рассеиваться, когда молодой гоблин собрался с духом и выдохнул:

— Для этого мне нужен специальный аппарат!

В офисе толковали о новом назначении. Автокикимора трепетала перед молодым гоблином, а вампир явился, держа свою голову под мышкой и спеша заверить, что рядом с молодым начальником он не голова.

Через мгновение Гению сообщили:

— Ваш аппарат доставлен.

Новоявленный патрон удалился в склеп, унося с собой… бычка на деревянной дощечке. Того самого небезызвестного бычка, который идет, качается и вздыхает на ходу. Гений падать не собирался и всегда с уважением относился к теории. Совсем недавно не без помощи бабушки Горбушиной он усвоил: кто бесшабашно рискует, тот в лучшем случае не пьет шампанского. А в худшем — даже воды. Рисковать с особым заданием Хозяина Гений уж и подавно не собирался.

Галя карабкалась по чему-то угловатому, скользкому, похожему на мокрые камни и покатые крыши одновременно. У нее не было времени на страх и суету.

«Отсюда можно выбраться, раз кое-кто из людей разгуливает здесь так запросто», — думала девочка.

Однако все это было не совсем так. Сведенборг и Кант — вовсе не кое-кто. Но Галю можно понять.

Внезапно прямо перед Горбушиной шлепнулось нечто, что показалось ей сначала мятым железным колпаком. Брякнувшись о большой булыжник, оно перевело дух и насторожилось:

— Кто здесь? Я знаю, тут кто-то есть, я тебя вижу. Ты в костюме человека… ну, обхохочешься! Да нет, погоди, ты действительно человек?

Галя чувствовала, что с ней говорит не сущность бешеного пространства. Но кто этот мятый колокольчик?

А непонятная штука продолжала:

— У тебя душа, ее нельзя не разглядеть. Но что ты тут делаешь? Впервые вижу здесь таких, как ты. Неужели агенты света так дерзко разгуливают по этим краям?

— Так тебе и сказала, — Галя уже точно знала, что за откровения со случайным знакомым здесь можно заплатить слишком высокую цену.

— Судя по яркости твоей души в ней переизбыток сил… Ты ребенок?

— Нет, мне скоро пятнадцать лет, — гордо ответила Горбушина.

— Так что же все-таки ты тут делаешь?

— Я заблудилась, — призналась Галя.

Колокольчик захохотал, он так трясся, что свалился на бок.

— Да ты хоть представляешь, где находишься?

— А сам представляешь? — в тон ему заметила девочка.

— Не просто представляю, а знаю это наверняка. Мы в бешеном пространстве, — спокойно пояснил колокольчик. — Я человек, но стал системником. Обменял душу на унификатор. Таких на Земле немало, и каждый год нас вызывают на Шабаш. Сегодня я был зол на всех и пошел по лестнице, не стал ждать лифта, но споткнулся на ступеньках, покатился вниз и вот вылетел сюда…

— А как ты уходишь отсюда, когда все кончается? — заинтересовалась Горбушина.

— Лифт поднимается в Черный туннель, а там каждый попадает в свой люк. Но сейчас все закрыто, надо ждать конца Шабаша.

— Так я тебе и поверила!

Колокольчик хмыкнул:

— Посмотри, что у тебя под ногами.

Галя стояла на кромке скалы, у подножия которой в синем струящемся свете плясали какие-то тени, которые ну никак нельзя было принять за людей. Ясно было одно: они веселись вовсю.

— Кульминация праздника наступит в момент полного затмения Солнца, тогда и разольют пунш. Тост скажет Сам здешний хозяин, — важно сообщил колокольчик.

— И ты тоже хочешь затащить меня туда, чтобы поджечь какой-то дурацкий пунш моим сердцем?

— Что за маразм? — колокольчик явно рассердился.

— И ведьмы, и Потрошило мечтали поднести мое сердце Шабашу. Но учти, все они тю-тю, и перышка от них не осталось, — предупредила девочка.

— Да, похоже, это ты меня втравливаешь в историю, а мне этого совсем не надо. Я герой другой игры, — забеспокоился колокольчик.

— Я тебя не звала, рыцарь, — фыркнула Горбушина.

— Рыцарь — это не я. Так что, адью!

— Ну и проваливай! А то твои без тебя отшабашат, — рассердилась Галя.

Стефания понимала, что девочка побежала не к метро за мороженым и, может быть, уже никогда не вернется. Она попробовала развернуться и сделать шаг назад, но Переход не пустил. Тут свои вечные законы, и движение разрешалось только в одну сторону.

Стефания смотрела на клубящийся над Пропастью туман, на тени людей, проплывающие мимо.

— Я не хочу есть. Не хочу спать. Не знаю, сколько прошло времени. Но, главное, я мыслю, значит, я существую, — она раскачивалась на камне, на котором сидела. — А дальше?

От покачиваний камень сдвинулся с места и перевернулся, под ним оказался ржавый канализационный люк. От удивления Степка не поверила своим глазам, а потом сказала себе: «Что ты смотришь, скорей открывай его!».

Девочка тянула, царапала, пыталась поддеть ржавую крышку, но та словно вросла в камень и не собиралась открываться. Стефания и на Земле бы ее не открыла, такой крышка была тяжелой. Может, тут нужно какое-нибудь заклинание? Может, на крышке есть магические символы?

Стефания рассматривала люк, но, кроме обычных клеточек, на нем не было ни слова, ни знака. Она даже пересчитала эти клеточки, но и это ничего не дало.

— Я должна, должна его открыть! — девочка постучала в тяжеленную крышку. — Откройся, слышишь, откройся. Куда бы ты ни вел, ты моя последняя надежда. Отворись! Отворись! Отворись!

И как только она произнесла эти слова, крышка вздрогнула и стала медленно отодвигаться. Внутри оказался лаз, на одной из стенок которого виднелись железные, уходящие вниз скобы. Степка, не раздумывая, ступила на первую, потом вторую, третью… Крышка люка беззвучно захлопнулась, и Стефания оказалась в абсолютной темноте.

Глава 30 Чаепитие впотемках

С утра Таня Плещеева впала в штилевое настроение. Светило солнце, телевизор был выключен, короче, о ночном кошмаре ничего не напоминало. Мама, похоже, тоже забыла про лорда Душегуба, у нее и без того забот хватало.

— У тебя каникулы, погуляла бы с сестрой.

Таня натянула куртку, взяла в одну руку санки, в другую — малолетку и пошлепала вниз.

Ночью была гроза, но уже успел пройти снег, и горка за их домом снова блестела. Таня, оставив сестру ковырять совочком тонкий ледок, дважды съехала по свежему снежку.

— Санки поломаешь! Мои санки! — захныкала малявка.

И тогда, исключительно в воспитательных целях, Таня решила накататься всласть. Странное дело, но совсем скоро сестра перестала канючить и заигралась у разбитой скамейки, на которую свалился ночью старый тополь. Тане показалось, что у нее в руках что-то сверкает и переливается.

— Эй, что это? — крикнула Таня. — А ну брось!

Сестра спрятала руки за спину и уставилась на нее упрямым хитрым взглядом.

— Отдай!

— Не отдам!

Таня выхватила у сестры находку и покрутила в руках. Блестящая штуковина оказалась обыкновенной лошадиной подковой, старой и стертой. Танька незаметно для сестры забросила ее на газон, но капризная малявка подпрыгивала и верещала:

— Я нашла, я нашла! Маме скажу, скажу маме!

Тане пришлось сделать вид, что она размахивается и бросает подкову далеко за ограду парка. Сестра поверила и громко заревела, Танька стала ее успокаивать. И никто не обратил внимания, как большая ворона, хрипло каркая, слетела с железной ограды и закружила над почерневшей кучей палой листвы, местом, куда упала воображаемая подкова.

Дома девочек встретил запах грибного пирога.

— Мойте руки, сейчас придет тетя Тамара, — радостно крикнула мама, звеня посудой.

Тетя Тамара была старшей сестрой мамы, и она всегда приносила хорошие подарки.

— Будем елочку наряжать! Принесем с балкона елочку? — заегозила малышка, а Таня прошла в комнату и завалилась с книжкой на диван.

Тетя Тамара задерживалась. Наконец сели за стол и решили для начала съесть суп. Тут раздался звонок, но не в дверь, а по телефону.

— Тетя Тамара, а мы уже ложками стучим, — сообщила Таня.

— Танечка, я сегодня, к сожалению, не приду. Завтра прилетают хозяева, поэтому надо приготовить квартиру.

— Но вы же гувернантка, а не уборщица! — возмутилась Таня.

— Я и не буду делать генеральную уборку, только смахну пыль. Все это время в квартире никто не жил.

Конечно, новогодние подарки и прочие сюрпризы никуда не денутся, за тетей Тамарой не заржавеет. Но в ожиданиях Тани Плещеевой была и некорыстная сторона — ей почему-то очень захотелось увидеть свою тетю. И еще, стоило подумать, что скоро стемнеет, как сразу вспомнился лорд Душегуб, который всю ночь стоял под дверью комнаты, и если бы не мама, то неизвестно, чем бы все закончилось.

Страх обволок бедную Таньку, и она взмолилась:

— Тетя Тамара, можно я вам помогу? Ну, пожалуйста.

У мамы глаза полезли на лоб — что она слышит?

— Ты свой стол разбери хотя бы, посмотри, что на нем делается!

Таня клятвенно пообещала после возвращения не только разобрать свой стол, но и помочь маме убрать все перед Новым Годом. Что ж, взрослые тоже люди, и некоторые из них очень доверчивые.

Через час, как и договорились, Таня Плещеева стояла перед квартирой Бражниковых в самом счастливом расположении духа. Они с тетей, конечно, смахнут пыль и все такое, а потом будут смотреть телевизор, пить чай с грибным пирогом и болтать обо всем на свете.

Но, сколько Таня ни нажимала на звонок, дверь не открывалась, да и трели самого звонка она не слышала. Ничего не понимая, Плещеева слегка ударила кулаком по дверному стеклу.

— Заходи, заходи, Танечка. Нет света, я вызвала электрика, так что придется нам посумерничать, — услышала она голос за дверью.

— Обожаю сумерничать, можно посидеть при свечах, — Таня отважно переступила порог и очутилась в кромешной тьме.

— Ой! — ее голос прозвучал странно глухо.

Тетя Тамара чиркнула спичкой.

— Все время свеча гаснет, все закрыто, но откуда-то сквозняк.

Они кое-как добрались до кухни. Мебель отбрасывала на стены диковинные тени, и Тане стало казаться, что они идут по пещере.

— А когда придет электрик?

— Сегодня суббота, и работает только дежурный. Ничего, я разрезала тортик, приготовила сок, фрукты. Ты мне столько сможешь рассказать! Тем более, телевизор не работает.

— Я решила не тратить времени на телевизор. Надо жить здесь и сейчас, — Таня покосилась на густеющие по углам тени и вздохнула.

— В твоем возрасте жизнь только набирает обороты.

Плещеева выпила сок, откусила кусок торта. Странное дело, ей впервые не хотелось сладкого. Но это полбеды, ей, почему, не хотелось и болтать.

— Танюша, может, отдохнешь?

— Нет, нет, я не устала. Просто засмотрелась на свечу, так странно горит.

— А я немного прилягу, весь день бегала по морозу. Перед Новым годом столько нужно еще успеть…

— А электрик? — Таня откашлялась, потому что голос внезапно осип.

— Когда он придет, нам позвонят снизу. Еще не поздно, просто почему-то рано стемнело.

Таня осталась одна у накрытого стола. Горели свечи, их огоньки плясали по пупырчатым апельсинам, отражались от боков блестящих яблок и матово растекались по бананам. Тут же лежал торт, стояла вазочка с конфетами. Ешь и радуйся жизни, чем не романтика? Но Таня Плещеева с ужасом смотрела на пустой стул, на котором только что сидела тетя Тамара.

Глава 31 Оставь надежду, глупец!

Сверчок продрал глаза и увидел над собой возмущенную маму.

— Начало шестого, а тебе уже звонят, — она швырнула в него трубкой и, стараясь не разогнать свой сон, исчезла.

— Димон, Димон, ку-ка-ре-ку. Спишь, что ли? Ну, даешь! — Кот басил шепотом.

— А ты что, оду пишешь?

— Эй, ты меня слышишь? Я из ванной, чтобы мама и бабушка не прибежали. Ты спал?

— Ну?

— А ко мне не приходил?

— Когда? — Димка мгновенно проснулся.

— Ты у меня сейчас был? — прошептал совсем тихо Сашка.

— Как это?

— Представь, начинаются творческие видения. Значит, я уже в особом пространстве. Это у художников распространенное явление, они путешествуют в мирах воображения. Помнишь, химичка рассказывала, Менделеев свою таблицу увидел во сне.

— Ну и что ты видел? — прервал друга Сверчков.

— Тебя со Стефанией. Абсолютная достоверность, понимаешь?

— И что?

— Она говорила, что я могу Пушкина одним пальцем. Подарила черную розу, я напоролся на шип, она обернула мне палец черным шелковым платком и прошептала…

— Что прошептала?

— Забыл. Я так обрадовался, что проснулся и все забыл. Ты же там тоже был, может, знаешь?

— Сашон, я же дома спал, это был твой сон, — Димка лихорадочно соображал, не был ли сон Кота родным братом его видений.

— Да, я улетный. Увы, к этому надо привыкать. Ну, ты смотри, в полдень на Белорусском, не опаздывай. Ой, бабушка… Это я с Димкой, обсуждаю что и как.

— Дима, — голос бабушки Савинкова отдавал ржавым железом. — Так рано не принято звонить. Спите и давайте спать другим. Даже медведи в это время года спят, а тем более до рассвета.

Димка думал об одном: сном ли было то, что случилось с ним ночью? Он залез в чужую квартиру, там скелеты, пес-зомби, ведьма на горном велосипеде, а велосипед на самом деле не велосипед, а другая ведьма-оборотень. Подкова, камушек…

Он бросился в коридор, схватил куртку, тряхнул, ощупал внутренний карман, залез в дырку под подкладкой. Джинсы были грязными и мокрыми, а под коленкой зияла дыра. Димка посмотрел на ногу, на этом месте была свежая ссадина. Это когда он врезался в скамейку.

За завтраком мама сказала, что сегодня ночью было редкое атмосферное явление — зимняя гроза, буря, которая повалила несколько деревьев.

Димка опять вспомнил, как ведьма срубила магическим мечом тополь, как визжала сигнализация на машинах, как скелет стал монстром-разрушителем, а он запулил ему в голову-шар камушком… Так было это или нет на самом деле?

Димку вытолкали за хлебом. Он вышел на улицу и попал в ледяные объятия солнечного декабрьского утра, промытого зимней внеурочной грозой. После дождя прошел снежок, и все теперь блестело, сверкало и голубело.

«Кажется, там был тополь, поломанная скамейка и какой-то забор? Может, хоккейная площадка? Сказать кому-нибудь, что ищу место, которое видел во сне, не только засмеют, но сразу подскажут, куда обратиться за ответом, — Сверчок вздохнул и поплелся в магазин, продолжая оглядываться и пытаясь вспомнить, где же он крутил педали этого чертового велосипеда. — А ведь действительно чертового!» — покачал головой Димка.

Когда он вернулся, родителей не было, на кухонном столе лежала записка.

«Звонила Стефания, они с мамой уехали на дачу. Ждут тебя».

— Ждут тебя, ждут меня. Ждут, — бормотал Сверчок, собираясь. — Ждете? Дождетесь!

Он открыл шкаф, где лежали инструменты, взял пилу и провел по ней пальцем. На лбу выступил холодный пот, он отлично помнил, что все это уже было.

Когда Сверчок появился в назначенное время на Белорусском вокзале с лыжами и рюкзаком, там уже стояло человек пятнадцать из их класса и кое-кто из параллельного.

— Мы тебя заждались, уже пять минут первого, — возбужденно затараторила Руся, а Сашка Кот показал ему язык.

На их компанию все обращали внимание, потому что Савинков был громадный и черный, а áкал так, будто учился говору у артистов старого Малого театра.

— Все в сборе, выходим на перрон.

Димка тряхнул головой. Нет, вот это точно не сон. Дежурный милиционер, электричка, ребята прыгают, вопят. Между прочим, с некоторыми он был знаком только шапочно. Странно, их-то кто пригласил на эту вечеринку?

— Сверчков, проходи, проходи, нам далеко ехать. Все в середину вагона, в середину вагона.

— Она-то как тут оказалась? — Димка здорово удивился, увидев, что всем заправляет физичка, которая уволилась из школы.

Кот пожал плечами и пояснил:

— Не знаю, может, родители попросили. Формально она еще классная. Слушай, я оду наизусть зажую, забуду. Но с листа читать апофигенно. Послушай, как звучит…

— Откуда это у тебя? — Димка просто не поверил глазам. — Где ты это взял, Сашка?

Савинков нахмурился, глубоко вздохнул, выныривая из поэтической волны, и уставился на свою руку, в которой вертел старую подкову.

— Нашел в парке, Золушка потеряла, — хохотнул он. — Отыщу ее и женюсь.

— Давно нашел? — шуткой до Сверчка сегодня было не достучаться.

Он пялился на подкову, как будто это было супероружие.

— Сегодня утром, иду, смотрю, что-то блестит, — охотно пояснил Кот.

— А тополь поваленный там был? А скамейка разломанная?

— Спроси чего полегче. А что?

— Дай подержать.

Димка взял подкову в руку, она была теплой, тяжелой на ощупь, но это неглавное. Как только он прикоснулся к подкове, его наполнили те же уверенность и бесстрашие, которые помогли ночью сразиться с ведьмой.

Савинков следил за другом, подлавливая момент, когда можно будет снова забубнить свою оду.

— Сашка, подари мне эту подкову, проси что хочешь взамен!

Кот махнул лапищей:

— Владей!

— Теперь мне море по щиколотку! Теперь я им задам!! Держитесь адепты черной магии!!! — Сверчок скандировал в такт перестуку колес.

Сашка не выдержал и тоже заорал:

— Толпа ликует! Толпа ликует!

Димка чувствовал себя сейчас богатырем, Ильей Муромцем, который едет на боевой электричке бить лютую нечисть.

Антон Свирский достал губную гармошку и заиграл «В лесу родилась елочка». Все просто зашлись от восторга, настроение пошло явно неодическое.

Дема скоблил перочинным ножом сиденье, Руся приставала к Коту с требованием немедленно сочинить новогоднюю страшилку на мотив «Каравай, каравай, кого хочешь выбирай».

— Страшилку? Новогоднюю? — оживился Сашка.

— Ну пугалку, чтобы петь можно.

Кот немного подумал, встал и пробасил:

Масскультура — макулатура, Я плевать на нее хотел, Ну а ты, Руся, просто, де юра, И де факто — не мой удел.

Савенков завелся, размахивал темной кистью артистической руки, на указательном и среднем пальцах которой белели тоненькие полоски пластыря.

Руся, сморщив носик, подумала-подумала, решила обидеться и впечатала звонкий щелбан в круглый лоб пиита. Сашка цепко ухватил ее за руку.

— Ой, больно! — она выкручивалась, вырывала из лапищ Кота разжатую ладошку, на двух пальцах которой краснели крошечные точечки.

— Видишь, я накололась, мне бо-бо.

— А ну, покажи! — Димка потянул Русю за руку.

Наташка, подруга Руси, невытерпела и натянула Сверчку шапку на глаза. Дема, не долго думая, стал толкаться, спихивая всех с сиденья на пол. Поднялся шум и вопли. Физичка же, как ни в чем не бывало, сидела чуть поодаль, читала газету, но одним глазом зорко следила за обстановкой. Похоже, она была чем-то довольна.

Сверчок сцепился с Антоном и замер, у Свирского на пальцах тоже были еле заметные ранки. Димку как током тряхнуло, он стал лихорадочно выискивать у ребят отметины жуткой ночи и ужаснулся: у всех, кто ехал на эту вечеринку, были наколоты пальцы. Видимо, из сна в сон ведьма таскалась с черным атласным платком… Она говорила, что ей нужна кровушка… Зачем?

«Я с этим разберусь! У меня есть подкова, я, можно сказать, вооружен и очень опасен. Надо спасать Степку и остальных тоже».

Электричка летела сквозь ранние декабрьские сумерки, прямо на тоненькую латунную полоску заката. Там дрожала звездочка — одна на все огромное темнеющее небо. Сверчок вцепился взглядом в одинокую звезду, но кто-то прошипел ему на ухо: «Оставь надежду, глупец!»

Глава 32 Корень зла

Чиновники офиса бешеного пространства ожидали сигнал, чтобы сопроводить Самого на Шабаш, а пока рассматривали подарки, которые преподнесли им агенты и наиболее активные системники.

Информация поступала на специальный экран, который таковым можно было назвать только условно. Просто в центре офиса в уменьшенном масштабе происходило то, что на Земле называется хроникой катастроф.

Разбивались самолеты; пламя пожирало дома, из дыма возникал какой-нибудь человек и, взмахнув руками, исчезал; тонули пассажирские корабли; взорвалась и зарылась в илистое дно черная субмарина…

Нечисть визжала, гикала и выла, приветствуя каждую трагедию. Из склепа появился Гений, прижимая к груди бычка на деревянной дощечке.

— Эй, похоронная команда! С чего это восторги? С такой работой вас пора вычеркнуть из Вечности. Это не демоверсия, а катастрофа. Где души, которые вы заработали? — ехидно осведомился он.

— Улов немалый, — пискнул отважный вампиришка.

— Случайный! То, что вы потеснили новоклонов, только временная победа. Искусственники не дремлют! Если они будут круче, на работу возьмем их!

Гений прошествовал к Самому, а нелюдь повесила носы, клыки, уши и едва ли не потеряла интерес к предстоящему Шабашу-Дебошу.

Сам следил за Шабашом, но его внимание было приковано к автокикиморе. Он ждал сообщений от Того Самого.

На всех уровнях тартарары сейчас начнется свой Шабаш, но Тот Самый может быть одновременно везде, если пожелает.

Час Черного солнца приближался, а приветствия еще не поступало. Да и текста новой речи не было. Автокикимора наблюдала россыпь черных сгустков, тени пауков, черного цыпленка в хоккейной маске и понимала: когда Сам беснуется — жди последствий.

Молодой гоблин явился в самый кульминационный момент.

— Ну? — взревел Сам, ударили черные молнии, офис качнуло.

Склеп облепили ушами, как присосками: нелюдь подслушивала, ловила каждый вздох.

— Пиротехнические фокусы и магия — младенческие шалости. Надо действовать. Ваш рейтинг — наши дела, а результата как такового нет и не может быть, — дерзко заявил Гений.

Уши отлетели от склепа и тут же исчезли у кого в кармане, у кого во рту, у кого в кулаке, а то и вовсе забились под рабочие столы.

Вокруг Самого образовалось разреженное пространство — шеф задохнулся от ярости. И пока он не выдохнул, автокикимора на скорую руку состряпала свой клон, а сущность скрыла в земном сайте.

Грохнула пульсация «Умри сам», и кое-кто из новеньких самолично вычеркнул себя из Вечности.

— Нужна бомба! Психологическая бомба. Сообщите Тому Самому: Корень зла найден, и каждый участник Шабаша познает его Предвечную суть, — торопливо продолжил Гений, узрев нависшую над ним опасность.

Сам похвалил себя за выдержку, а ведь мог и прибить молодого гоблина. Стереть Гения — тьфу, а вырастить трудно. Неужели Корень зла — загадка, ответ на которую не нашли за все существование тартарары, разгадана? Черный Хозяин не хотел ждать ни минуты:

— В бункер! В бункер!

Гений и Сам скрылись от всех и вся в особом пограничном измерении.

Дон чувствовал, что пора уходить. Общение с девчонкой даром не пройдет, неприятности ему грозят крупные. Но… Честно говоря, он и сам не понимал, что с ним происходит. Да и не хотел понимать. Наконец через силу он выговорил:

— Пока. Знакомство — это не повод для совместного путешествия.

— Очень надо, — фыркнула Галя. — Катись, а мне нужно вернуться на Переход.

— Зачем это? — не удержался от вопроса Дон.

— За спросом, — огрызнулась дерзкая девчонка.

— А если подумать? — Дону надоела эта перепалка. — Тут выбирает дорога, а не наоборот. Идентификатор у тебя есть? Вот такой.

Галя увидела что-то вроде камушка с клавиатурой и протянула руку, Дон отстранился.

— Осторожнее! С ним нужно уметь обращаться.

Дон шепотом трижды произнес какой-то пароль, потом набрал шифр на клавиатуре.

— Нет, ничего не получается, еще и засекут, — разочарованно протянул он.

— Не спрашивай Переход, вызови карту, — предложила девочка.

К удивлению Дона, карта тут же возникла.

Вертикаль Колодца Безвременья, горизонталь Перехода, галереи-библиотеки, тренажерные залы, черный пульсатор, питающий энергией бешеное пространство…

— Стоп, стоп, что-то мне это напоминает, — задумалась Галя и чуть не вскрикнула, когда вспомнила. — А ну, запроси еще!

Бешеное пространство услужливо перелистывало карту за картой. Неизменными на всех оставались Колодец Безвременья и Переход, дальше следовали вариации из заколдованных замков, магических зазеркалий, подземных лабиринтов, каменных сот, черных болот, оружейных складов, змеиных логовищ, боевых ристалищ и тому подобных комбинаций черного с кровавым.

— Отбой! Оно шельмует, это винегретик из компьютерных игр, — воскликнула Галя.

— Не только, — в Доне тоже взыграло любопытство, и он еще некоторое время не мог оторваться от карт. — Ха! Даже из «Волшебника Изумрудного города». Это пространство формируется в зависимости от людских представлений о нем.

Галя подскочила.

— А может, оно и существует за счет потемок фантазии?

Они поняли, что заколдованный лабиринт постоянно изменяется, и никто не знает, как, когда и по какому закону это происходит. Постоянными остаются только Переход и Колодец Безвременья. Но знание этого несло мало утешения.

— Все это, конечно, интересно, но надо отсюда убираться. Ты спустился по лестнице, значит по ней можно и подняться? — Галя чувствовала, что задерживаться на одном месте не менее опасно, чем идти неведомо куда.

Глава 33 Классическая ночка

Напрасно Андрей Горбушин думал, что уснет. Стоило закрыть глаза, как невидимая пружина в нем распрямлялась, и он подскакивал на кровати. В палате все уже мирно сопели, смирившись со своей участью, а он мотался по коридору и таращился на большие электрические часы.

Наконец его терпение иссякло.

— Я прошу, мне очень нужно позвонить.

Дежурная медсестра прониклась и впустила его на пост.

— Она, конечно, спит, — бормотал он, прижимая трубку к уху, но после третьего гудка Галин спокойный голос ответил:

— Слушаю.

— Это ты? — сипло спросил Андрей.

Медсестра вздрогнула и стала украдкой наблюдать за ним во все глаза. Он покосился на нее, и девушка усердно заскрипела карандашом в дежурном журнале.

— Да, — произнесли на том конце.

— А почему ты не спишь?

Конечно, это был еще тот вопрос, но Галя не разозлилась.

— А почему я не сплю?

— Галя, обещай не заходить в мою комнату и не включать мой компьютер. Я понимаю, что на меня напал забодан, но пожалей больного.

— Приключения, развлечения — это и есть жизнь.

— Что? — не понял Андрей.

— Ничто. Пробил час отмщения, возмездия. Суши весла, таранки-баранки.

— Кто это? — губы у Андрея одеревенели, и тут же вместо Гали на том конце провода заговорил резкий мужской голос.

— Гений, гоблин, таранки-баранки. А ты думал меня переиграть, ха-ха-ха! Хотя ты нам помог. Если бы не ты, мы бы ее не вычислили.

— Кого? — закричал в трубку Горбушин.

— Тебе можно знать все, потому что, считай, что тебя уже нет. Твою племянницу.

— Зачем она вам?

— О-очень даже затем! Но у тебя нет времени слушать! Да, сейчас ее сердцем подожгут пунш Затмения, а твоим…

Розетка заискрила, Андрей отшвырнул трубку, она взлетела и как боксер двинула ему в скулу. Телефонный аппарат оплавился на глазах.

— Господи! — пролепетала медсестра, принимая все за сон.

— Домой! Компьютер включен, что они натворят… Там Галя, я знал, так и будет… — Андрей кинулся к первой попавшейся двери и стал трясти ее, но медсестра опомнилась и вцепилась в беспокойного больного.

— Видела, что они сделали? — он показал на дымящуюся пластмассу, только что бывшую аппаратом.

— Придется составлять акт, — строго сказала медсестра.

— Какой акт?! Сейчас они все сами заактируют, — в подтверждение его слов в коридоре разлетелись все лампы.

— Это киллеры? — испуганно вжалась в стул медсестра.

— Мне надо бежать или они тут все разнесут, — Андрею некогда было вдаваться в подробности.

— Но у нас инфекционное отделение…

От противоположной стены отделилось кресло на колесиках и помчалось на них. Андрей с медсестрой едва успели выскочить на лестницу перед лифтом.

— Мне срочно нужен компьютер!

— Надо позвонить в милицию, — медсестра тщетно старалась сохранить ясную голову.

— Ха-ха, — Андрей крепко держал ее руку выше локтя и волок вниз. — Ха-ха, в милицию. Разве, что Господу Богу.

Ступеньки перед ними внезапно исчезли, как будто их отрезали ножом, но Андрей недаром часами просиживал за бесчисленными компьютерными играми. Реакция у него была молниеносной — он даже медсестру успел втащить на перила. Лестница была старой, с широкими удобными перилами и, к их счастью, без металлических шариков.

— Последний раз катался на перилах в пятом классе, — криво усмехнулся Горбушин и требовательно спросил: — Где компьютер, быстро?

— В бухгалтерии на первом этаже, — призналась медсестра, — но там двери кодовые.

— И все?

— У завотделением, тоже на первом.

Перила закончились, Андрей и медсестра шлепнулись на жесткий колючий коврик. Вокруг была липкая тьма, ни звука — как будто они были в барокамере.

— Где мы? — Андрей старался не потерять медсестру, но та и сама не стремилась остаться одна.

— Похоже, на первом этаже, там перед дверью такой же коврик, — прошептала девушка.

Сверху посыпались искры. Закрывая лицо, они проползли в коридор и наконец добрались до кабинета завотделением.

— У тебя есть шпилька или булавка?

— Меня уволят, — пролепетала медсестра.

— Это будет большой удачей.

Подтверждая слова Андрея, зазвенели разбитые стекла. Синий кварцевый свет залил коридор. Картины сорвались со стен и закружились стаей квадратных массивных птиц. Цветочный горшок пронесся, как ядро, и если бы беглецы не вжались в пол, то их кошмар на этом и закончился одновременно с жизненным путем. Горшок разлетелся, влепившись в ручку двери, кактус вывалился на голову Андрея, но тому было не до таких мелочей. От удара дверь приоткрылась.

Ворвавшись в кабинет, Андрей вставил в ручку двери стул. Больше всего он боялся, что компьютер не включится, но машина послушно и тихо загудела.

— Слава богу! — только и выдохнул Андрей.

— У нас свое питание, это же реанимация, — с гордостью прошептала медсестра и добавила: — Если ты взял меня в заложницы, то меня, может быть, и не уволят.

— Тебя как зовут?

— Екатерина… Степановна.

— Катя, если нам не повезет, то наши гробы поставят рядом в конференц-зале… Или что тут у вас есть…

Андрей быстро проверял начинку компьютера. Он надеялся не только на автономное питание, но и на то, что завотделением не чайник. Времени на эмоции не было, в дверь тяжело шмякнулось что-то мокрое, и под ногами захлюпала вода.

В бешеном пространстве гудел и бесновался Шабаш. На подносах разносили филе из мозгов; подлизывали кровь, как ликер из конфеток, а уж из чего тут лепили эти конфетки!

Консервная банка вцепилась в рваную покрышку, тут же к ним подкатились сдутый мяч и селедочная голова. Селедке не повезло, и ее растоптали в свалке — с Шабаша возвращались далеко не все, тут любили покуролесить.

Галя и Дон смотрели на эту оргию прижавшись как мышки, к черной стене.

— Придется пробираться через Шабаш, — пробормотал Дон.

— А Колодец? Ведь поднимаясь по нему, можно найти свое время.

— На это понадобится Вечность, которой у тебя нет, — возразил Дон.

— А Сведенборг и другие?

— Грамотейка! Они же посвященные. Тебе до них о-го-го…

— А тебе?

— Ты всегда тыкаешь взрослым? — сердито спросил Дон.

— Простите, мятый колокольчик, в вашем костюмчике я вас не признала, — съехидничала Галя.

Их переговоры прервались внезапно. Мощные вихревые потоки пронеслись вдоль Колодца Безвременья, засасывая и втягивая окружающих в черную воронку.

Ни Дон, ни Галя не подозревали, что это работа зачистителей перед прибытием на Шабаш бешеного пространства Того Самого.

Черный Хозяин похлопывал Комодо-Бригадируса по чешуйчатому хребту, на котором раскачивались три головы, и довольно ворчал.

— Ну и заворот! Вот что значит рисковать, недолго думая. Так и надо! В молодости я был такой, никогда не думал, и все было тип-топ. Я всегда хочу быть Самым! Не так ли Бригадирус? Правд ас, хорошос бытьс Самымс?

Нью-Комодо застучал железными когтями и лизнул хозяина тремя огненными языками.

— То-то! А вычеркнуть Гения из Вечности всегда успею, к чему торопиться. В тартарары будет переполох, когда узнают, треснут от зависти навеки. Да, что там, все, наверное, уже и так знают! Тот Самый прибывает на Шабаш к Самому! В бешеном пространстве найден корень зла!

Сам по-отечески потрепывал дракона и не заметил, как открутил ему голову. Бригадирус взвыл от боли и засучил задними ногами.

— Ладно, Комодо, прилеплю тебе пять черепушек. Про запас.

Черный костер Шабаша вспыхнул ярче. Скелеты в мясницких кожаных фартуках засуетились, забегали, подавая закуски прямо из-под гильотин и виселиц.

Гробы, на которых шабашники катались по кипящей смоле, прибило к берегу. Кто-то шмякнулся в варево, завизжал, но нечленораздельные звуки, рев, хохот, мычание вспыхивали реже и реже. Всех постепенно сковывало нарастающее напряжение.

Вот-вот явится Тот, о котором не только системники, но и Сам думал с ужасом. Вот-вот…

Молодой гоблин не обольщался на счет искренности шефа. В лучшем случае Черный Хозяин выжмет из него десяток-другой идей и сотрет из Вечности, как поступил с его дядей. Гений он или нет, но у Самого не было и не будет соратников. Так что надо давать деру. И чем скорей, тем лучше!

Да, с бабкой Горбушиной Гений дал маху! Но она же — материальная несистемница — лупила туфлей по контуру. Как было остановить дерущуюся старуху, если она чуть не вошла в резонанс с пульсацией бешеного пространства? Гений содрогнулся, представив, чем мог закончиться для тартарары судный день.

Неожиданно он почувствовал толчки и посмотрел на экран.

— Это ты? — удивился гоблин.

— Я, я, — Андрей яростно улыбнулся собеседнику. — Или ты отпустишь Галку, или я блокирую питание и солью всех вас в трубу Вечности.

— Тебя еще не похоронили? — вяло поинтересовался Гений.

— Руки коротки!

— Ничего, на тебя хватит, — огрызнулся гоблин.

И тут Гений потерял ориентиры, на Земле сказали бы, что под ним провалился пол. Похоже, хакер действительно ломился к энергетическому центру, пытаясь скачать его или блокировать. Гоблин вмиг сообразил, что прижимать Горбушина к стенке не стоит во избежание крупных неприятностей.

— Эй, граф, шуток не понимаешь! — в планы гоблина преждевременная гибель не входила. — Не знаю я, где твоя особь. Пропала в Колодце Безвременья. И учти, я ее сюда не тащил. Ты сам взломал замок, дурень! Так что она провалилась к нам по твоей милости.

— Даю тебе время до Затмения. Не выпустишь ее живой, получите сполна. Обещаю, — пригрозил Горбушин.

— А ты прикинь, ведь тогда энерговыброс бешеного пространства обрушится на Землю! Подумай, что за этим последует? Камикадзе! — взвизгнул Гений.

— Вау, от кого слышу? О нас переживаешь? Не смеши народ! Ну все, время пошло.

И тут гоблина призвал Сам:

— Займись новоклонами, они создают дополнительные вибрации. Немедленно, слышишь!

— Дайте им замену Бригадируса.

— Так дай или… — Сам вспыхнул фиолетовыми искрами, и гоблин понял, что за этим последует: «Или я сделаю Бригадируса из тебя».

«Э, брат, пока ты ему нужен, но надо линять», — Гений закодировал эту мысль, ведь Сам мог запросто ее выудить. Но босс был занят Шабашом и визитом Того Самого.

«Что может быть лучше, когда не остается времени на сомнения», — решил Гоблин и отправился не к новоклонам, а в склеп Капулетти, прихватив свой тайный аппарат — бычка на дощечке.

Склеп был надежно защищен от всеведения, и там Гений мог свободно предаваться размышлениям. Его девиз: «Дороже продать и дороже продаться!» — сейчас, как никогда, был кстати.

Бычок расхаживал взад-вперед по дощечке, а Гений кумекал. Строй его кумеканий был прост, как все гениальное.

Тот Самый должен узнать что, если бы не Гений, то агенты света разрушили бы энергоблок тартарары во время Шабаша. Все сходилось, но нельзя было забывать про девицу, которую требовалось из чего-то слепить и подсунуть лоху Горбушину. Но из чего? К тому же если хакер догадается что к чему (а он догадается), то может совсем сойти с катушек. Чертов взломщик!

И тут из гроба, на краю которого сидел гоблин, раздался голос мертвеца:

— А если бы ты нашел эту несистемницу?

От неожиданности Гений подпрыгнул и вперил огненный взор в скелет. Тот был не фантомом, а мумией африканского вождя, давным-давно ставшей трухлявым коконом, которым так гордились дизайнеры бешеного пространства.

— У тебя есть предложения? — процедил гоблин.

— Выпусти ее вместе с той девчонкой с Перехода, и призовая игра — твоя.

— Какую девчонку? С какого Перехода? — гоблин опрокинул бычка с дощечки.

— Посмотри!

— Не могу, склеп блокирован от всеведения, — недовольно пояснил Гений.

— Выйдем, покажу, но у меня условие.

— Давай!

— Сделаешь меня Бригадирусом.

— Не назлодействовал? Потянуло на свою игру? Ну что ж… Меня это устраивает! Так где она?

— А гарантии?

— Чего-чего? — опешил гоблин.

— Делаешь меня Бригадирусом здесь и сейчас и отдаешь бычка. Я показываю, где девчонка, и возвращаю бычка.

— Зачем тебе заклинательный бычок? — удивился Гений.

— Затем, — не стала вдаваться в подробности мумия.

Мятый колокольчик и Галю вихрем чистильщиков вынесло на задворки Шабаша. Стряхивая с себя ошметки монстров, Дон буркнул:

— Ну угораздило с тобой связаться!

— Так вали, то есть валите, сэр, — надулась девочка.

— Воспользуюсь советом, — Дон решительно направился в хаос Шабаша, не оглядываясь на спутницу.

Галя же пошла в другую сторону — неведомо куда, но не прошло и пяти минут, как они снова столкнулись. И тут из-за поворота вынырнуло чудовище в капюшоне. Галя отступила и очутилась в каменном логове. Ее окружали гробы, чадил синеватый факел, она спряталась в нише за крайним гробом и видела, что урод в капюшоне притопал следом.

Он сбросил капюшон, вынул дощечку и пустил по ней деревянного бычка. И хотя он не издавал ни единого звука, каждая его мысль ясно звучала в Галином сознании. Когда же она поняла, что на самом деле с капюшоном торгуется не кто-нибудь, а мятый колокольчик, голова ее пошла кругом. Но тут капюшон произнес:

— Будь Бригадирусом и служи мне!

Мумия африканского вождя вздрогнула и вылезла из гроба. Несмотря на ужас своего положения, Галя едва не расхохоталась. Голый, черный, в клочьях кожи и тряпок, обвешанный когтями, зубами и перьями, вождь стукнул копьем и проскандировал:

— У-е-фас! Бригадирус!

— А чтос? Дажес оченьс ничегос, — Гений скептически оглядел бывшую мумию. — Ты кем был?

— Шаманомс.

— Ну а где несистемница?

— Какаяс?

— Как какая? Сейчас я тебя!..

— Нетс! Нетс! — завопил шаман и упал на колени. — Вамс служитьс! Всегдас! Разе-двас!

Гоблин схватил его за шкирку и выволок из склепа. Из-под гроба выбрался мятый колокольчик.

— Эй, несистемница! Э-эй!

Галя молчала.

— Я знаю, что ты здесь. Я просто проигрывал варианты. Мне показалось, что стоит с ним поторговаться. Нас никто не слышит, но я тебя чувствую, и ты зря злишься. Раз ему поставили условия: или ты, или взрыв энергосистем, то он скорее всего тебя выпустит.

— А тебе что за прок? — не выдержала Горбушина.

— Скажем так: у меня к нему личное дело. Сугубо конфиденциальное.

У входа в склеп молодой гоблин столкнулся с фиолетовыми демонами — личной охраной шефа.

— Ну как новоклоны? — пророкотал страшный бас. — Сотворил Бригадируса?

Гений выпихнул вперед шамана. Тот побарабанил себя по животу, постучал копьем и оскалил белые зубы.

— Разс-двас!

— Служи, не то… — Сам изверг черный огонь.

— Естьс, естьс! — завопил шаман и тоже выдохнул пламя.

Фиолетовые демоны набычились, кинулись было к новому Бригадирусу, но Сам подал знак, и процессия двинулась на Шабаш.

Гоблин подошел к монитору и, не доверяя чутью, исследовал бешеное пространство на наличие несистемников. Девчонки нигде не было: даже слабое поле от тюф до тюф дало бы вибрацию. Зато откуда-то вылезла автокикимора и, демонстрируя пять длинных ног, проворковала:

— Босс подготовил на Вас наградной лист и паука первой степени «За гениальность».

— Почему ты здесь? — прогнусавил гоблин, ему необходимо было остаться одному.

— Шефс велелис, вдругс срочнос, — выдавая новоклонное поисхождение, промямлила автокикимора.

— Во-он! Слышишь, вон!

Автокикимора исчезла, экран ожил:

— Если с тобой можно договориться, я отыщусь, — этот голос нельзя было спутать: говорила несистемница.

— Ты где? — гоблин забыл про экран и напряг все свои чувства.

Несистемница не проявлялась.

— Как отсюда выйти? Быстро, быстро!

— Где ты? — повторил Гений.

— Или ты отпускаешь меня и Степку, которая сидит на Переходе, или я ухожу со связи.

Зачем ему эти девчонки? Отдаст шефу и в лучшем случае получит паука «За пронырливость». Каких только пауков не было у дяди, и где он теперь? Уж если кланяться, то голове, а не хвосту. Так говорят люди, а у них есть чему поучиться.

— Я отпущу тебя, — осторожно пообещал гоблин, — но имей в виду: я не властен над Переходом.

— Попробуй! Я слышала: ты — Гений, — и экран погас.

Стефания спускалась по бесконечным скобам и старалась не думать, что у нее под ногами, а что над головой. Ей показалось, что путь из вертикального стал горизонтальным, а потом она будто бы взбиралась вверх, но главное — не попасть туда, откуда с таким трудом выбралась.

«Куда бы ни вела эта дорога, она все же лучше, чем Переход и эти бредущие тени. Всякая дорога хороша, она дает надежду на освобождение».

Конечно, эти мысли мало ободряли Степку, что ни говори, все-таки ползти в кромешной тьме, нащупывая ногами скобы, и внушать себе, что это нормально, страшно тяжело.

— Сейчас бы мне пригодились качества бойцового петуха! Кукарекууу! — она сказала это вслух, но не услышала себя, и похоже, никто ее не услышал.

И вдруг откуда-то издалека донесся неясный гул, и она начала различать слабый свет. Стефания поднажала и полезла быстрее, быстрее, быстрее. Уже стали вырисовываться стены колодца, заблестели скобы… Гул оформился в слова, и она узнала голос:

— Степка! Степка!

Сердце гулко и радостно застучало. Это же мама, это она ее зовет. Родной мамин голос!

— Мама! Я здесь! Иду! — Стефания переступала через несколько скоб, она спешила туда, навстречу голосу и свету.

Как ярко светит лампа, какие белые стены! Она зажмурилась и сквозь ресницы различила мамино лицо. Мама что-то говорила, улыбалась, гладила ее по голове.

— Где я? — прошептала девочка. — Колодец кончился?

— Да-да. Все хорошо, я с тобой.

Стефании рассказали, что, когда начался пожар, она выбежала из туннеля и упала в снег. Ей повезло, комбинезон не загорелся. Но она долго никого не узнавала и не отвечала на вопросы. Врачи сказали, что у нее шок. Так продолжалось до тех пор, пока однажды она не произнесла свое имя. Она повторила его несколько раз, заплакала и села на подушку.

Стефания улыбнулась, она знала: это случилось, когда ее на Переходе догнала та девчонка. Что с ней теперь, как ее найти? Но найти надо обязательно.

— Ты сидела, но все равно никого не узнавала. А вот сегодня, слава богу, очнулась. Мы скоро полетим домой, — сказала мама. — Хочешь домой?

— Мне просто необходимо туда. Я должна… — Стефания запнулась, прикидывая, что подумает мама, если ей все рассказать. — Да, а Боб? Что с ним?

Мама отвела взгляд в сторону.

— Боб… Боб пока поживет у Тамары Арсентьевны. Он к ней привык за это время.

На глаза Стефании навернулись слезы.

— Я знаю, он умер. Я видела его там.

— Где? — испуганно спросила мама, почему-то оглядываясь. — Где ты его видела?

— Он умер. Его убил Агент, этот ваш Федоткин.

— Он у нас больше не работает. Мы возьмем нового водителя.

— Никто мне не нужен…

— Хорошо, хорошо, — мама закивала головой. — Отдыхай, у нас еще будет время обо всем поговорить.

Она поцеловала дочку и вышла.

Все это время Степка старалась говорить осторожно, чтобы случайно не проглотить желудь. Она вынула его изо рта и повертела в руках. Совсем обыкновенный, но он был оттуда, из ее страшного сна. Его надо посадить 31 декабря, но где? Этого она не знала.

Девочка закрыла глаза, в какое-то мгновение ей показалось, что она снова в колодце. Стефания быстро затрясла головой и вскочила на ноги.

— Все! Я должна разыскать ту девчонку, она еще говорила, что у нее есть черный пудель. И позвонить Димке. В кровати я навалялась предостаточно!

Глава 34 Пирожки с тротилом и гранаты с повидлом

На станции Тучково за рулем автобуса торчал Агент 007. Федоткин ждал электричку, чтобы отвезти приглашенных на дачу.

— Ох-ох! — взъерошенная ворона топталась на плече Агента и клювом выщипывала волосы из его темени. — Ты всегда такой нудный?

— Автобус подашь со стороны оврага и можешь побегать, познакомиться с другими собаками, — Фас Экс-пи-пи связалась с Федоткиным по мобильнику. — А пока ты в распоряжении Мечталохи. Наслаждайся!

Мечталоха летала по кабине, шлепала крыльями по приборам, гадила на бедного Агента. Федоткин совсем обмяк и уже даже не грозился, что будет жаловаться. Впору было пожалеть 007 и простить ему хамство, на которое он раньше был так горазд.

— Давай выпьем! — Мечталоха из вороны превратилась в красавицу в коротеньком черном платье. — Глотни, глотни, болезный, кар-кар-кар.

Она пыталась залить ему в рот что-то липкое, и Агент мотал головой, как годовалый младенец. Он хотел объяснить, что за рулем не пьет, что на работе ни-ни, но язык его не слушался и промычал: «Му-му».

Мечталоха от восторга взвизгнула. Резвясь, она пробежала толстой крысой по рукаву пиджака Агента, забралась ему на плечо, потерлась усатой мордочкой о бритую скулу и больно укусила за ухо.

— Ай! — Федоткин схватился за мочку, а Мечталоха нырнула ему за шиворот, и ее когтистые холодные лапы затопали по голой спине Агента.

— Господи! Когда это кончится! — взмолился Федоткин, чемпион кетча, крутой «шкаф» и водила.

В ту же секунду он оказался крепко прикрученным к водительскому креслу, рот его был залеплен черным пластырем. Рядом с ним восседал… Нет! Нет! Федоткин крепче закрыл глаза, но тот, кто возвышался рядом, пророкотал:

— Открой, глазки! Еще раз услышу, устрою такое, что смерть покажется тебе лучшей перспективой, — дуло пистолета упиралось в висок Агента, и несчастный Александр Петрович был на грани истерики. Слеза медленно катилась по его щеке.

Неизвестно, какие сюрпризы еще ожидали Федоткина, но тут на станции возникла электричка, и из нее высыпали жаждущие развлечений ребята.

Сверчок и Сашка Кот в числе последних брели по занесенному снегом мосту над путями. Было темно, гудел ледяной ветер, фонари светили тускло, с металлическим оттенком.

— Вау, вау, — поморщился Савинков. — Моя арабская кровь стынет.

Кровь стыла и у Сверчка, тоска заползала в каждый закоулок его души. И пока они шли по мосту, электричка, освещенная изнутри, яркая, как новогодняя елка, стояла с открытыми дверями.

Димка думал, что было бы лучше сбежать вниз, перескакивая через три ступеньки, и вскочить в первый вагон. Но двери электрички громко зашипели, и он вновь услышал: «Оставь надежду!»

Сверчок крепко стиснул свою подкову и процедил: «Ну ничего, ты у меня еще попляшешь!»

Дача Бражниковых была не настолько большой, чтобы вместить всех приехавших. Димка мельком подумал об этом, когда увидел пять машин, подъехавших одновременно с их автобусом.

У входа в дом торчало настоящее боевое копье с черным флажком. На нем под черепом с костями белела надпись: «Ты оставил завещание?»

Дема и Антон аж завизжали, наткнувшись на деревянную стойку с оружием.

— Это ведь не настоящие? — Руся впервые задала вопрос тихо, и все смогли убедиться, какой у нее красивый голос, если она не частит и не егозит.

— Настоящие! — Сашка схватил самый тяжелый пистолет, чтобы доказать одноклассникам, что поэзия не мешает ему быть крутым. — Бей по разиням, пли!

Кот нажал на спуск, и дальние кусты озарились вспышкой молнии. Сашка выронил оружие, которое, честно говоря, он и сам принял за муляж, ребята на мгновение сбились в кучку, но физичка засмеялась:

— Праздник начинается! Вы что, фейерверка не видели?

Ворота распахнулись. Все оказались перед лабиринтом с натянутой поверху маскировочной сеткой, в которую были вплетены разноцветные лампочки. Откуда-то выскользнул большой боксер и подбежал к Сверчку. Димка, будучи настороже, заметил псину и попятился, припомнив ночную сцену, но собака приветливо виляла обрубком хвоста и пыталась заглянуть ему в глаза. Димке даже показалось, что это старина Боб.

— Боб! — он хотел схватить собаку за ошейник. — Это ты?

Пес явно искал у него защиты.

— Гулять, гулять! — дама в маске вампирши кокетливо улыбнулась, взяла собаку на поводок и куда-то поволокла. — Он очень злобный, просто крокодил, — пояснила она.

По всему лабиринту были разбросаны маленькие прилавки. Глаза разбегались от предлагаемых ими напитков, жвачек, шоколадок и других цацек. На одном перекрестке висели свежеразделанные кабаньи и бычьи туши, над которыми колдовал мясник в костюме палача.

Двухметровые куклы телепузиков раздавали маски с рогами и клыками, бенгальские огни, игрушечных гадов, жуков и разных монстров из черной смолы. Маски девочек-вампирш развозили столики с угощеньями, и каждый мог получить шампур с шашлыком, блины с разными начинками, банку пепси и пакет с жареным картофелем.

Повсюду покачивались копья с черными флажками и девизами: «Бей первым!», «Инстинкты — именины сердца», «Отнимай, пока жив!»

На Сверчка надвинулась маска монстра с профессиональной видеокамерой:

— Привет, я Сальвадор. Хорошая возможность оторваться, не правда ли? Тут не кисло!

— Игра только начинается. Снимай направо и налево, но не упусти момент, когда нужно делать ноги, — Сверчок хотел, было напомнить Сальвадору-Егору его сон, но тот уже исчез в толпе.

Внезапно раздался душераздирающий визг. Руся плевалась блином. Она засунула его в рот, и теперь оттуда вылетали жуки, выползали гусеницы, выпрыгивали лягушки, вынырнула и исчезла головка черной гадюки.

— А-а-а-а! — истошно вопила девочка, а народ валился от хохота.

В толпе Сверчок выглядел Дему. Тот размахивал шашлыком, шашлык визжал и дрыгался на шампуре как живой.

— Сашка! — Сверчок дернул Кота, который играл с огромным пауком.

— Скачет как живой. На попробуй! — Савинков был в восторге.

— Сашка, встретимся у эстрады через полчаса. Если меня не будет, дуй отсюда, понял?

— Нет, — Кот удивленно посмотрел на Димку.

— Это не просто заварушка. Все устроила ведьма. Не знаю, какие у нее планы, но она всю ночь собирала кровь на черный шелковый платок.

— К-к-к-какая ведьма? — Савинков вытаращился на Сверчка.

— Ты думаешь, это Бражниковы нас сюда пригласили?

— А кто? — Сашка часто заморгал: похоже, он решил, что Димка свихнулся.

— Ты же сам мне сон сегодня рассказывал! Она бросила тебе розу, и ты укололся. Или забыл?

— Так это ж не взаправду, — с облегчением выдохнул Кот. — Дим, айда на карусели, они с реактивным двигателем.

— Нет, Савинок, не сон. Всем, кто здесь, снилось что-то похожее, и они обязательно укалывали палец. Проверь, и Дема, и Антон, и Руся, и я. Вот смотри, след, — он продемонстрировал разбитую коленку. — Ведьма и Стефанию куда-то засунула, но я с ней разберусь. У меня кое-что есть.

— Что? — заинтересовался Кот.

Димка хотел показать подкову, но вспомнил, что Сашка сам ее нашел и подарил ему.

— Потом узнаешь! — пообещал он. — В общем, договорились: жди меня у эстрады.

Над небольшой сценой вращалось черное солнце с пылающими протуберанцами. По площадке скакали голые по пояс парни в черных масках и стреляли в толпу красной пеной. Кот честно остался ждать друга, а Димка направился к дому. Ему не терпелось поквитаться с ведьмой.

Фас Экс-пи-пи ликовала. Как только Затмение закрепит кровь, все эти людишки станут навек слугами бешеного пространства. Никто в их ведомстве не проворачивал такого трюка. Обычно одну-единственную подпись кровью добывали немалым трудом.

— Договор вполне может быть и коллективным! Вот он! — ведьма тряхнула черным платком с письменами. — Тут есть кровушка и моего клиента. Как я его ненавижу!

— В бешеном пространстве сейчас Шабаш, — Мечталоха обсасывала засахаренных мышат. — Пляски, пунш, катание в гробах. И я умудрилась пропустить такое…

Экс-пи-пи не слушала ее, голова ведьмы буквально трещала от идей. Однако всему свое время… А то, что Мечталоха непроходимая дура, это даже хорошо для подельщицы. Может, взять ее и на следующее задание?

Это дело ведьма-агент мысленно уже закрыла.

Дом был рядом, но Сверчку преградили дорогу огромные куклы телепузиков. У Тинки-винки вместо лица был череп. У Дипси борода и брови свивались, как у Медузы Горгоны. У Ляли вместо лица зияла черная дыра, в которую она бросала маленькие гробики, а оттуда вырывалось пламя. Крошка По появился вообще без головы.

По пристал к Димке, дернул его за рукав и, указывая на остальных телепузиков, закричал:

— Убей их, пока они маленькие!

Сверчок не смог увернуться, а телепузик придерживал его, совал гранату и твердил одно и то же:

— Убей их, убей!

Откуда ни возьмись, возник Антон Свирский и выхватил гранату у По.

— Ложись, Сверчок! — он сорвал чеку, и граната полетела в телепузиков, которые стояли в самой гуще толпы.

Образовалась куча мала, Сверчок оказался внизу. Он ничего не успел подумать, так как прогремел взрыв.

Раздался звонок. Это ожил мобильник Фас Экс-пи-пи. Ведьма нахмурилась: звонок в разгар Шабаша не предвещал ничего хорошего.

Звонил Гений. Его внезапное возвышение никак не касалось ведьмы-агента, но она старалась сохранять субординацию.

— Нужно срочно перекрыть проход по адресу… — начал давать распоряжения гоблин.

— С каких это пор теоретики дают задания агентам? Я не прохожу по вашему ведомству, — спесиво отозвалась Экс-пи-пи, подумав про себя: «Субординация субординацией, но наглецов нужно ставить на место».

— Хакер выставил часы, хочет обесточить бешеное пространство, — гоблин явно волновался.

— Мой процент от этой сделки? — сдержанно спросила ведьма.

— Сам узнает о вашем участии.

— Ха-ха! — она не забыла, как побывала маслом Лукойл.

Гений, в свою очередь, понял, что собеседнице уже известна цена возможной благодарности шефа, и неожиданно для себя сказал:

— Я лично назову ваше имя Тому Самому.

Экс-пи-пи растерялась.

— Клянусь заклинанием рода, — продолжал гоблин.

— До Затмения я занята в другом месте, но отправлю свою помощницу, — рискнула предложить ведьма.

— На нее можно положиться?

— Да, это агент второй категории, ведьма-стажер Мечталоха.

— Учтите, там могут оказаться девчонка и хакер. Их надо вычеркнуть. Дело очень ответственное.

— Проконтролирую.

Больше гоблин ничего не добился. Он терпеть не мог иметь дела с агентами, но случай был особый.

Глава 35 Горькие страницы жизни Боба-Федоткина

Мечталоха выволокла Федоткина на улицу, и он некоторое время стоял неподвижно, изучая незнакомые и резкие запахи. Сделав несколько шагов, Агент унюхал, что недавно у этого сугроба останавливался взрослый кобель. Федоткин зарычал, попытался переметить его. Смутно он понимал, что делает что-то не то, но собачьи инстинкты брали свое.

Ведьма расхохоталась, сняла поводок и ошейник и больно стегнула ими 007 по ребрам:

— А ну, пшел!

Федоткин покосился на нее и растерянно остановился.

— Вали, пока зубы не пересчитала! — Мечталоха пнула его под ребра острым носком сапога.

Федоткин присел на задние лапы, оскалился. Перед ним возникла черная-пречерная кошка и зашипела. Собачья кровь вскипела, Агент зарычал и бросился на кошку. Та, выгнув спину, ударила его когтистой лапой. Федоткин яростно залаял. Шерсть на кошке вздыбилась, по ней пробежали голубые искры. Агент прыгнул, но промахнулся. Зато кошка оказалась на его загривке и вцепилась когтями в морду 007.

Напрасно Федоткин пытался ее стряхнуть, выл, мотал головой, терся о снег. Кошка продолжала грызть ему уши, норовя выцарапать глаза.

Наконец Агент не выдержал и понесся, не разбирая дороги. Улица кончилась, открылось пустое темное поле. Федоткин поджал культю хвоста. В крайнем доме ворота были приоткрыты. Он хотел нырнуть туда, но из-за сарая выскочили дворовые псы и, коротко рыкнув, кинулись на чужака.

От внезапного удара в плечо Агент опрокинулся. Это были не соревнования: ни зрителей, ни света прожекторов, ни голоса комментатора.

Федоткин катался по земле и рвал зубами чужое мохнатое ухо. Крупный кобель вонзил клыки ему в лопатку. 007 извернулся, пытаясь добраться до горла противника.

Второй пес не выдержал. Агент прокусил ему лапу, и он, скуля, залег неподалеку. На визг и лай прибежали еще три поселковых пса, маленькая дворняжка оглушительно и визгливо брехала.

На счастье или несчастье Федоткина, какой-то человек стал разгонять дерущихся пастушьим кнутом. Щелчки и удары обрушились на собачий клубок, не имеющему опыта подобных потасовок Агенту досталось больше всего.

В полубессознательном состоянии Федоткин оказался в чистом поле и залег в ямку под корнями небольшого куста. На спине, лопатках и морде кровоточили раны, задняя лапа нестерпимо ныла. Ощущения пса и бессвязные мысли человека доканывали Агента. Он слабо постанывал. Ночь была новолунной и нестерпимо холодной.

Когда ведьма приказала Федоткину убить старого Боба, который набросился на нее, тот сделал это без малейшего сожаления. Псина давно ему осточертела и хромотой, и своей неприязнью к нему, и тем, что он должен унижаться и терпеливо ждать, пока она задирает дрожащую заднюю лапу.

Теперь, зализывая раны, Агент вспомнил, как смотрела на него старая собака, когда он снял с нее ошейник и сдал в ветклинику. В этом взгляде была насмешка. Тогда Федоткин не удержался и сплюнул в снег, так ему хотелось избавиться от взгляда мудрого старого пса. Может Боб знал, что приключится с Федоткиным?

007 думал о том, что вот и он умирает, а еще о том, как унизительно умирать собакой.

Он попытался подняться, зашатался и свалился в мокрый снег. Мороз продирал до костей. Агент понимал: если он уснет, то уснет навсегда. И Федоткин пополз. Он не знал, куда ползет, ветер приносил нежилые запахи леса и поля.

В какой-то момент Агент почувствовал сладкий тревожащий запах. Он пополз быстрее, с трудом поднялся и захромал. Федоткин хромал на ту же ногу, что и старый Боб, но ему было не до сравнений. Волнующий запах усилился. Внезапно прямо перед мордой Агента выпрыгнуло что-то мохнатое и исчезло в поле.

От неожиданности 007 скатился в ложбинку. Как бы смеялся Федоткин в другой ситуации, если б ему сказали, что он испугается зайца! С большим трудом, скуля как щенок, Агент выбрался из ложбинки.

В морду ему бил косой колючий снег, к гулу пустоты прибавился вой ветра. Трясущаяся от ужаса псина ползла по ухабам, постепенно теряя человеческие мысли. Федоткину хотелось одного — добраться до жилья.

Глава 36 Черное-черное-пречерное солнце

В Москве был субботний вечер. Сверчков-старший с легкой душой проводил жену в гости к ее маме в подмосковную Мамонтовку. Димка должен был вернуться с дачи только на другой день, и отцу семейства предстоял спокойный, но одинокий вечер. Неудивительно, что обрадовался, неожиданно встретив знакомого. Столько лет не виделись, и на тебе: Петр Алексеевич Грачев — собственной персоной.

Они обнялись, и папа Сверчков спросил, где же Петька, почти гений, гордость их курса, пропадал столько лет.

— Работал на космос. Потом преподавал. Теперь вот решил перебраться в столицу, — пояснил друг.

Разговор принял оборот, настоятельно требующий продолжения, тем паче, что кухня Сверчковых была свободна до завтрашнего дня, а семья Грачева, как выяснилось, еще не приехала из Новосибирского академгородка.

Петр Алексеевич вернулся в первопрестольную к старикам-родителям, и решил пойти работать в школу. Он мечтал, чтобы кто-нибудь из его учеников сделал то, что ему самому не удалось по тем или иным причинам.

Старые приятели вспомнили прошлое, полистали альбом с фотографиями, где был и снимок десятого класса, в котором учился Сверчок. Конечно, Сашка Кот своей арабской статью не мог не привлечь внимание Грачева.

— Ты знаешь, меня в этот класс назначили, — удивился он.

— Ну и ну! — хлопнул его по плечу Сверчков-папа. — Значит, будешь учить моего оболтуса?

— А где тут твой? — поинтересовался гость.

Грачев смотрел на Димку немного дольше, чем принято, и папа сказал:

— Да, не акселерат, из хоккея вон поперли.

Петр Алексеевич отреагировал несколько неожиданно. Он еще раз всмотрелся в снимок и задумчиво произнес:

— У него особенный взгляд…

Больше они о Димке не говорили, и Грачев, несмотря на то что был физиком и имел право не разбираться в человеческих отношениях, все-таки проявил такт и не сообщил, что Сверчков-младший прогулял последний день четверти.

Поздно вечером Петр Алексеевич возвращался домой. Он шел мимо школы, которая, хоть и стояла с темными окнами, но казалась праздничной на белом снегу. В окне кабинета физики отражалась одинокая звезда. Так ему, по крайней мере, показалось.

Грачев не заметил, как обломилась громадная, острая, как меч, сосулька. Его привлекла слабая вспышка на небе. Петр Алексеевич остановился, посмотрел вверх, пытаясь определить ее происхождение, а сосулька пролетела перед его носом, слегка задев козырек кожаного кепи, и разлетелась на осколки у ног озадаченного учителя.

Петр Алексеевич, конечно, не знал, как разочарованно вздохнули в этот момент обитатели бешеного пространства. Он огляделся и, к своему удивлению, увидел на заднем дворе школы группу возбужденных людей. Внимание учителя привлекли громкие возгласы.

— Там никто не снимает трубку. — Я звонила в милицию, они говорят, что никаких ДТП по этому направлению нет. — Надо сообщить директору. — При чем тут директор? Они поехали с классным руководителем. — Она же уволилась? Мне сказали, что уже принят на работу новый преподаватель.

Грачев понял, настал момент вмешаться.

Через несколько минут он узнал, что ребята поехали на вечеринку на подмосковную дачу. Сопровождала их учительница физики, она же и звонила многим родителям. Автобус с детьми должен был приехать к школе в десять часов, но уже без пятнадцати двенадцать, а его все нет. К тому же телефон дачи не отвечает.

Особенно волновались родители девочек и полная седая дама, оказавшаяся бабушкой Саши Савинкова.

Петру Алексеевичу многое в этой истории показалось странным. Во-первых, он знал, что учительница, которую он сменил, уехала из страны навсегда, потому-то и оставила школу до конца четверти.

Во-вторых, Сверчков-старший говорил, что сын пробудет на даче до утра. Может, и другие ребята решили там остаться? Но родители по-прежнему волновались.

— Я себе просто места не нахожу, — мама Руси говорила громче всех. — Что с моей девочкой?

— Вы думаете, мальчики более защищены от бандитизма? — спросил кто-то.

— Слава богу, у нас тут не Америка, — успокаивал остальных чей-то папа.

— Ну, ку-клукс-клана у нас действительно нет, зато есть кое-что похуже, — мама Антона Свирского была настроена крайне пессимистично.

Тем временем пробило двенадцать, полпервого, час. Так началась школьная эпопея физика Грачева. Между прочим, Петром Алексеевичем в свое время назвали его неслучайно, а в честь Петра Великого.

— Долго я буду ждать? — Галя понимала: просчитать действия гоблина трудно, но к риску она уже привыкла.

— Мой абонент, — гоблин назвал код и заклинание, — откроет черную дверь на потолке склепа. А несистемница с Перехода уже вернулась.

Гений любил сложные композиции, даже тогда, когда бешеное пространство висело на волоске. Если ведьма сделает обещанный ход, то, несмотря ни на что, девчонку на Земле будут поджидать.

— Какой костюм вам приготовить на Шабаш? — автокикимора просунула в воображаемую дверь три ноги, форму которых стащила из свежего модного журнала.

Гоблин швырнул в нее энергетическим сгустком и услышал возмущенный писк. Нервное напряжение все-таки сказывалось.

Таня Плещеева пялилась на стул, который только что покинула тетя Тамара. Теперь на его спинке сидела тяжелая ворона.

— Кар-кар!

Тень от птицы проползла по стене и отщипнула полбанана.

— Кар-кар-кар! — позвала Танька ворону, косясь на закрытое окно.

— Что раскаркалась? — рявкнула та, махнула крылом и потушила свечи.

— Сейчас электрик придет, — брякнула Плещеева.

— Жди дольше! — ворона ударилась оземь и превратилась в жуткую тварь с рогами на лбу и подбородке.

Плещеева, может быть, и испугалась бы, но ее заинтересовал пистолет в лапах архаичного существа. Танька не выдержала и прыснула:

— Ой, не могу! Ты — террористка? Снайперша? Сплошная мистика! Ты из какого театра?

— Я — ведьма, — существо поддело рогом стол, и тот повис в воздухе.

— А пистолет зачем? — удивилась Плещеева. — Разве ты не можешь колдовать? Магия, всякие там заклинания. Я, например, хожу на курсы мистиков-универсалов.

— Чего? — чудище сконфуженно попятилось.

— Я — маг широкого профиля, — гордо заявила Танька, немного подумала и призналась: — В будущем. Пока стажируюсь.

— Стажер? — ведьма вскочила на летающий стол и проплыла в воздухе. — Я тоже. А что ты умеешь?

— Магия не трюкачество, не цирк, — важно извлекла Плещеева. — Не путай колдунов с фокусниками. Но я могу тебя расклонировать, причем в масштабе, — Танька схватила свой «Поляроид», с которым буквально не расставалась, и запечатлела летающую бестию.

Ведьма взяла фотографию, посмотрела на рога, черные крылья, лохматые патлы и скривилась:

— Да, видок у тебя не того, — смутилась Танька.

Незваная гостья оглядела себя и стала писаной красавицей. Все было бы ничего, но верхнюю губу красотки оттопыривали два желтых клыка.

— Уже лучше! — поддержала ее Плещеева, которая и сама не понимала, с каких пор она такая бесстрашная.

Вчера тряслась, когда Лорд Душегуб вылез из телевизора и топал по кухне, а сейчас страха ни в одном глазу. А еще ее едва не поперли из мистиков!

— Хочешь, расклонируемся вместе? Как тебя зовут? Я имею в виду имя для всех, нетайное, — раздухарилась Танька.

— Мечталоха, — жеманно представилась ведьма.

— А я — Таня. Опусти стол, я присяду.

Клонироваться Мечталохе понравилось. Они с Танькой ходили по потолку, принимали отпадные позы. Мечталоха разгрызла разделочную доску, а Плещеева прыгала как джигит с ножом в зубах. Таня честно поделила снимки, похвалила ведьму:

— Ты классно держишься, могла бы стать фотомоделью.

Довольная Мечталоха научила Таньку левитации. Плещеева летела через переднюю с зонтиком в руке и орала:

— Разойдись! Мэри Поппинс идет на таран!

Потом Танька нацепила Мечталохе плеер, сунула наушники и врубила музыку. Что тут началось! Ведьма пришла в восторг от группы «Амен» и так подпевала, что сам Кейси Кейос сдвинулся бы от восторга.

— Ты — талант, Мечталоха! Талантище! — Танька говорила вполне искренне. — Любой продюсер зашелся бы, если б услышал. А уж если б увидел!

Плещеева и Мечталоха резвились на полную катушку и были вполне довольны друг другом. Тетя Тамара крепко спала за толстыми дверьми, а Гений и Фас Экс-пи-пи были далеко и даже предположить не могли, чем занимается их посланница.

Отправляя Мечталоху к Плещеевой, Экс-пи-пи приказала:

— Главное — это подкова. А раз в сквере ты ее не нашла, значит, она осталась у Таньки. Делай с девчонкой что хочешь, хоть на куски разорви, но подкову мне достань. И не тяни! Потом займешься хакером и несистемницей. Да и у меня забот хватает. С клиентом нужно покончить сегодня же.

— Вчера еще нужно было его прихлопнуть, — проворчала напарница.

— Ага, — огрызнулась ведьма-агент, — и сорвать сегодняшнюю гулянку. Придурки дружно поперлись бы на его похороны. Нет уж!

— Вот только откуда у этого сморчка взялся Камень Света? Непонятно…

— Потом разберусь. Не забудь про Горбушиных. Все поняла? — спросила Фас Экс-пи-пи.

— Ага, — лениво подтвердила Мечталоха. — Нашла из-за чего переживать. Или я кого-нибудь подводила?

А вот подвела же! Да еще как подвела…

Продюсер, как мы помним, приехал на Праздник Затмения, чтобы «засветиться». Но на сцене отрывалась группа из тринадцати парней. Как они работали! Такое могло только присниться.

«Кто это? Кто? Какие костюмы, какая техника! А грим! Рога, черепа, как сделано! Будто родились в этом гриме» — продюсер был тертый калач, но и его проняло, когда ударник продемонстрировал длинные голубоватые клыки.

Продюсеру хотелось топать ногами, орать, ругаться самыми страшными словами. Такой группы у него никогда не будет… Он огляделся — ни одного знакомого лица. Куклы телепузиков и инопланетян, карнавальные вопли… То тут, то там мелькали телекамеры, и ему показалось, что в стороне прошествовал Визуал собственной персоной. Во всем ощущались большие деньги.

Вдруг раздался крик: «Ложись!», и, не успев испугаться, продюсер рухнул в сугроб.

Рвануло. Наступила тишина. Антон Свирский и сам не понимал, что заставило его швырнуть гранату. Он вообще не по этой части.

Телепузиков больше не было, они лопнули как резиновые. Ноги, головы висели где попало, и все это дергалось и кричало:

«Хоровод — круглый год, круглый год — хоровод».

Физичка (кто бы мог подумать!) схватила ребят, и они побежали за ней на эстраду. Ноги волокли Сверчка за всеми, но он еще сильнее, до ломоты в пальцах сдавил в кармане подкову.

Димка приблизился к дверям дома и остолбенел. Перед ним выросли кованые ворота замка. Сколько он ни дергал, ни тянул тяжелое кольцо, двери не поддавались.

Народ прыгал и веселился. Димка удивился, что видит все, будто в перевернутый бинокль, очень далеким и маленьким. Но разбираться было некогда, он спешил добраться до ведьмы.

Стены замка были настолько высоченными, что, казалось, доставали до туч. Димка в который раз подумал о своей подкове и преисполнился решимостью.

— Ну держись! — он вцепился в кольцо и уперся в створку ногами.

Ранее неподатливые ворота неожиданно легко распахнулись. Сверчок упал на четвереньки, и на него сверху рухнул скелет стражника. Вокруг заорали:

— Мо-ло-дец! Мо-ло-дец!

Димка протер глаза и обозлился: оказывается он отпирал двери аттракциона «Спаси красавицу». Сверчок отшвырнул скелет, и девочка в маске вампирши сунула ему приз — небольшую куклу. Кукла посмотрела на Димку тяжелым ведьминским взором и ощерилась.

Сверчок отбросил куклу в ватный сугроб и огляделся. Оказалось, что дом был в нескольких шагах, окна его светились.

— Забавляешься? Ну позабавляйся пока! Все равно тебя достану, мымра усатая! — Димка погрозил окнам кулаком.

Фас Экс-пи-пи была опытным агентом, границы ее неуязвимости намного превосходили земную фантазию, но «мымра усатая» ее задела. Колючий ветер ударил Димку в грудь, он свалился на спиральную горку и скатился по ней. Внизу стоял возмущенный Сашка Кот.

— Ну ты даешь! Сказал, жди меня, а сам резвишься.

Димка отряхнулся и пробормотал, не обращая внимания на друга:

— Вот чучело! Пугалка несчастная! Я тебя кошкам скормлю, вобла сушеная-непотрошеная.

Кот мог поклясться, что Сверчок исчез у него на глазах.

Глава 37 Думай или беги быстрее

Захлопнуть двери бешеного пространства, а тем более вытащить оттуда Галю было почти невозможно, но отступать Андрею было некуда. Медсестра Катя сидела за сейфом и комментировала.

— Решетки на окнах полетели, воды по щиколотку. Нет, меня не уволят. Меня посадят в тюрьму. И откуда столько воды?

Андрей ничего не видел и не слышал, склонившись над клавиатурой, он рвался к сердцу бешеного пространства. О последствиях не задумывался, поздно было задумываться: все плохое, что могло случиться, уже случилось.

Кем он был до сих пор? Обыкновенным киберпанком, одним из хакеров… Но сейчас все изменилось — он должен показать этой нечисти, кто на Земле хозяин.

С потолка рухнула тяжелая люстра, встал на дыбы и перевернулся письменный стол завотделением. Из него вывалились бумаги и поплыли по воздуху.

— Боже, боже мой, что это? — лепетала Катя.

Андрей не думал о своей материальной уязвимости, он забыл обо всем, кроме главной цели.

— Ты показал себя умным мальчиком. Мы умеем ценить мозги. Хочешь поработать на центральной машине в бешеном пространстве? — раздался глухой голос с металлическим оттенком.

Медсестра сжалась от ужаса.

— А! Это ты, гоблин? Гений! Ха-ха. Всех вас суну в крысоловку, — процедил сквозь зубы Горбушин.

Андрею удалось заблокировать выход пространства через свой компьютер, но предстояло еще самое трудное — вывернуть им потроха. Особенно этому гоблину, жалкому пахарю и карьеристу.

— Жди племянницу у своего входа. Она уже вышла, — голос Гения дрогнул.

— Струсил, поганец, — выдохнул Андрей. — Что с тебя взять? Ты же разработан дохлыми тварями.

— Я не новоклон, — взвизгнул гоблин. — Я твоя смерть!

Над Андреем возникла шаровая молния величиной с теннисный мяч и разорвалась со страшным треском.

Книжный шкаф распахнулся, покачнулся и упал, дребезжа стеклом.

— Слабак, — Андрей не сдвинулся с места, только пригнулся. — Жалкий иллюзионист!

Кабинет был разгромлен. Портреты великих инфекционистов орали и корчились, отлетая от стен вместе со штукатуркой. Только сейф пока оставался на месте, прикрывая медсестру от тяжких увечий.

— Что у вас за это полагается? — Андрей подмигнул бедной девушке.

— Не знаю, — медсестра говорила шепотом.

Несколько раз она пыталась звонить по телефону, но аппараты молчали. Когда Катя в отчаянии схватилась за трубку в сотый, наверное, раз, прозвучал зычный приказ ниоткуда:

— Выключи компьютер сейчас же или больница сгорит.

Окно вылетело, по воде, заливавшей пол, пошли волны, по которым ползло голубое пламя.

— Сожжете больницу, вам несдобровать! — заорал Андрей и на всякий случай нажал какую-то клавишу.

Из динамика раздался вопль.

Несколько минут ничего не происходило, потом Горбушин услышал знакомый голос:

— Андрей, это я. Жми домой!

— Галка, ты? — вздрогнул хакер.

— Я, я, чао какава.

— Докажи! — Андрей подозревал, что это очередная каверза бешеного пространства.

— Если бы не карантин по холере, то неизвестно, была бы у Пушкина «Болдинская осень». Помнишь?

— Сваливай оттуда! — все сомнения Горбушина развеялись. — Не прикасайся к компьютеру! Галя! Ты меня слышишь? Иди на улицу, к подружке, куда хочешь, главное — мотай подальше.

— Так сейчас ночь… — явно растерялась племянница.

— Уходи, немедленно! Я уже еду.

Андрей вытащил медсестру через окно. Холодный ветер охватил их, в комнате заведующего отделением раздался взрыв, и все заволокло черным дымом.

— Почему не едет милиция? Неужели никто не слышит? — сжимая халатик у горла, простонала медсестра. — А противопожарная сигнализация?

— Не ожидала такого дежурства? — Андрей легонько подтолкнул ее в спину.

Они добежали до торца здания. Хлопала открытая дверь, но ни охраны, ни света не было. Андрей увидел на крюках стеганые больничные халаты, в которых медперсонал перебегал из отделения в отделение, один кинул ей, другой набросил на себя — все-таки был декабрь. За углом стояла машина «скорой помощи», и он побежал к ней. Медсестра осталась на пороге здания.

— Пожар! Пожар! — закричала она.

Полетели решетки, вперемешку со стеклами, в окно вышибло четыре скрепленных между собой стула из «красного уголка». Андрей силой затащил остолбеневшую Катю в машину.

— Порезвей! Пора уносить ноги!

— Там люди! Они сгорят! — сопротивлялась девушка.

— Ты что, не доверяешь пожарной сигнализации? — поинтересовался Андрей, знавший, что ужастики бешеного пространства далеко не всегда несут реальную опасность, и пояснил: — Здесь оставаться нельзя. Им нужен только я.

— А я? — подняла на него глаза Катя.

— Они не любят свидетелей, — неохотно признался Андрей.

Машина мчалась по городу, и медсестра неожиданно спросила:

— Как ваша… т…твоя фамилия?

— Самое время познакомиться, — улыбнулся Андрей. — А твоя?

— Нет, я серьезно?

— Для протокола? Горбушин Андрей Владимирович.

— Горбушин А.В., — медленно повторила Катя. Она явно пыталась что-то вспомнить. — У тебя нет гепатита. Вчера пришли анализы.

— Ха-ха! — сказал Андрей. — Значит, еще вчера я мог быть дома.

— Что ты? Анализы надо проверить, подтвердить, а потом, ты же был в контакте… — наставительно проговорила девушка.

— С тобой?

— У меня прививки, — сообщила все еще не пришедшая в себя медсестра.

— Надеюсь, они помогут.

Андрей не шутил: прямо перед машиной ни с того, ни с сего рухнул подвесной светофор. Горбушин свернул на пустынный тротуар, и вовремя: деревья сдвинулись на проезжую часть.

— Я думала, такого не бывает, — медсестра вцепилась в ручку над дверью. — А у меня сегодня день рождения.

— Поздравляю! Я приторможу, ты выскакивай и беги отмечать. Скорее всего они тебя уже не тронут. Со мной оставаться опасней.

— Что ты? — машина подпрыгнула, Катю подкинуло, она больно прикусила губу. — Надо держаться вместе.

Андрей сильно стукнулся виском о стекло, но у него хватило сил удивиться:

— Где таких, как ты, делают?

Их подняло и куда-то швырнуло: «Главное — удержать руль!» — твердил себе Андрей.

Глава 38 Разгадка тайны — еще одна тайна

Мятый колокольчик подозвал гоблина.

— Расторгни мой контракт.

— Рехнулся? Давно что-то не было на Шабаше показательной казни. Ты — просто бешеный системник! — удивился Гений.

— Я подарю тебе калейдоскоп, — пообещал Дон. — Из этой штуки ты вытряхнешь столько идей, сколько захочешь. Тебя никто не превзойдет.

— Калейдоскоп? — не поверил гоблин.

— Или вариоскоп! Настоящий, материальный!

В воздухе возник фантом калейдоскопа. Игрушка мгновенно исчезла, но Гений успел оценить ее. Если у него будет бычок на дощечке, да еще и калейдоскоп!

Но тут началось такое! Смещение всего и вся. Энергетические, тепловые, световые и вовсе неведомые земным жителям вибрации оповестили: явился Тот Самый.

Никто из участников Шабаша ранее его не видел. Тяжесть присутствия Того Самого была трудно переносима даже для здешних обитателей.

Шеф бешеного пространства стоял к нему ближе всех — рядом с троном из костей. Сам сейчас принял облик небольшого, но крепкого жука-рогача.

«Рядом! Рядом Тот Самый!» — жук-рогач испытывал такой жар, что всякий другой на его месте давно бы вылетел из Вечности. Но жук-рогач терпел, хотя жар все усиливался. Самого явно испытывали на прочность.

Жук-рогач махнул лапой. Черная искра упала в пунш, над котлом вспыхнуло смрадное пламя.

Шабаш молчал, наступило мгновение Затмения. Сам должен был произнести речь.

— Действуйте! Действуйте! Действуйте! Наша задача — выставлять ориентиры, остальное люди сделают лучше нас. Вы — свидетели великого момента. Нами открыта тайна тайн, найден ответ на вопрос: в чем Корень зла?

Молодой гоблин советовал выбросить эти слова на энергетическом уровне. Пусть каждый услышит их изнутри и содрогнется.

Однако вместо внутреннего грохота все услышали внятный шепот:

— У зла нет корня, а значит, его невозможно искоренить.

Гений быстро сообразил, что так получилось даже лучше. Раздался гром, пунш взлетел вверх, выплеснулся из котла, горячее варево обрушилось огненным дождем на участников Шабаша. Загорелось все, что могло. Вой прокатился по бешеному пространству.

Огненный дождь прекратился так же мгновенно, как и начался, тяжесть свалилась с шабашников. Тот Самый удалился.

Сам увидел себя в мантии академика с ржавым тазиком на голове. Его отметили! Если бы он мог плакать, слезы умиления текли бы по нему ручьями. Как все-таки важно уметь владеть собой! Мог же раздавить молодого гоблина, а не раздавил. Но где его новый советник?

— Отбыл в свите Того Самого, — послушно ответила Автокикимора.

«Сейчас все хлынут с Шабаша, надо быть первым», — решил Дон. Гости были порядком потрепаны, огненные искры многих покалечили. Кое для кого этот Шабаш стал последним. Как только лифт открыли, началась невероятная давка. Колокольчик трясло, било, крутило, куда там американским горкам и центрифугам!

Сверчок оказался в темном подвале, по стенам которого были развешаны старинное оружие, молотки, зубья, клещи, окаменевшие в муках скелеты воинов в ржавых доспехах. На залитой кровью колоде сидела ведьма в образе вампирши и поигрывала плеткой, в кожаные веревки которой были вплетены острые шипы. Ее охраняли фиолетовые демоны-головорезы, вооруженные до зубов. У Сверчка по спине побежали мурашки.

— Ты что-то хотел мне сказать? — Экс-пи-пи оскалилась. Вместо зубов ее пасть тесно заполняли острые иглы.

— Где Стефания?

— Дурацкий вопрос. Но сегодня и он прощается! Видишь, сколько будет у меня слуг? — она обмахнулась черным платком, который Димка сразу узнал.

Он рванулся к ведьме, вынул подкову и сжал ее в руке.

Экс-пи-пи вздрогнула. Значит, дура Мечталоха ее таки подвела! Что особенного в этой железной штуковине, ведьма не знала, но слышала, что даже Сам относится к подкове с опаской.

Экс-пи-пи злобно ощерилась. В конце концов перед ней стоял всего-навсего мальчишка, и ведьма решила идти напролом.

— Ты мне надоел! — крикнула она. — Не хочу слышать об этой девчонке, навсегда забудь ее! Забудь! И запомни: в ученье нет ни кайфа, ни прока! А ну повтори! Нет кайфа и прока!

Сверчок старался не смотреть на ведьму, но чувствовал, что та одурманивает его. Димка упрямо пробормотал:

— У меня подкова.

— Я могу легко отнять твою безделушку, если захочу, — хохотнула Экс-пи-пи.

Фиолетовый демон оголил кинжал и направился к Сверчку, тот еще крепче сжал подкову.

Неожиданно демон замер, смрадно дыша Димке в лицо. Он пытался сделать еще шаг, но не мог.

— А ну иди, иди ко мне сам! Топай! Топай ножками! Быстрее! — показалось или в самом деле, в голосе ведьмы проскользнула растерянность.

Обруч, сдавливавший голову Сверчка, разжался. Подкова! Он понял, что она защищает его от врагов. Но, для того чтобы победить, одной защиты мало. Нужно сделать шаг вперед. Самому перейти в наступление.

Подземелье заполнял каменный скрежет. Звенели цепи и латы скелетов, на мордах демонов оголились клыки.

Димка собрался с силами, дотянулся до плетки и вырвал ее из рук ведьмы. Демоны бросились на него. Сверчок отскочил и взмахнул отобранным у Экс-пи-пи оружием. От шипов посыпались трескучие молнии. Заныло плечо. Сверчок приказывал себе не смотреть на ведьму и не сдаваться.

— Убирайся или, или… — он не знал, что значит это «или», но продолжал все сильнее размахивать плеткой, а та становилась все тяжелее, и молнии начали гаснуть.

— Наступает миг Затмения! Рубите ему голову! — закричала ведьма.

Демоны выхватили сабли. В когтях Экс-пи-пи возник бокал с кровью.

Но полыхнуло пронзительно яркое голубое сияние. Ведьма уронила черный платок и побледнела. Стены подземелья сжимались, таяли демоны, меркли краски, ведьма вытягивалась и рассеивалась. Запахло серой и дымом.

— Платок! Хватай платок! — донесся до Димки чей-то звонкий голос.

Перед глазами Сверчка возникла девчонка, которую он пытался спасти от убийцы. Впечатление было такое, словно она была по одну сторону экрана, а он опять по другую.

— Держись! — заорала девчонка. — Держись!

Языки фиолетового пламени превращались в туман, Димка услышал удаляющееся рычание ведьмы.

— Платок! Отдай платок! Я тебя доста…

Глубокой ночью физик Грачев, бабушка Сашки Кота, мама Руси и Сверчков-старший подъехали к даче Бражниковых. Шел густой снег, тускло светил фонарь, где-то сонно брехала собака. Ворота были наглухо закрыты.

Мужчины нашли место поудобнее и не без труда перелезли через каменный забор. Снег скрипел под ногами, было видно, что хозяева давно сюда не приезжали. Окна нижнего этажа были прикрыты плотными жалюзи. Задняя дверь тоже оказалась завалена снегом. Дело принимало серьезный оборот.

— Ну куда? Куда ты нас затащил? — психовал Дема.

— Я? — Сверчок затряс головой, плохо соображая, где он и что с ним.

Темно. Вокруг деревья. Идет снег.

— Ты кинулся к воротам, закричал: «За мной! За мной! Быстрее, я вам такое покажу!» И все побежали, — объяснил Свирский.

— Куда? — вскинул брови Димка.

— За тобой. Ты добежал до леса, показал рукой в чащу: «Это там. Кто быстрее!» Мы топали, как сумасшедшие, пока не выдохлись, — Антон задумчиво рассматривал Сверчкова.

— И куда ты нас завел? Мы заблудились! Сейчас ночь. Надо тебе засветить, чтоб знал, Сусанин! — Дема больно пнул Сверчка ногой.

Кот заслонил друга.

— Ты охолонь, Дема! А то так долбану, сразу Москву увидишь. Кто тебя тащил? Сам бежал. Мало ли кто тебя позвал.

— Я бежал, потому что все бежали, — отступил на шаг Дема.

— Ну и при чем здесь Сверчок?

— Он первым бежал и еще кричал! — уже менее уверенно сказал Дема.

По всему выходило, что поступил он как законченный болван. Но не один, а это уже утешало.

Все захохотали, даже толстый продюсер, который тоже бежал с завидной прытью. Димка посмотрел на ребят и тоже улыбнулся:

— Ну и ну! Вот так заворот!

Насмеявшись, все успокоились, и вспомнилось, что они и правда заблудились ночью в незнакомом лесу. А вообще ночью лес бывает знакомым?

Снег пошел гуще, начиналась метель.

— Все в наличии? Не расходитесь, надо продержаться до рассвета, — продюсер сообразил, что он старший по возрасту и, в случае чего, спрос будет с него.

— Будто бы все, — Антон внимательно оглядел одноклассников.

Тихая Руся, задрав голову, смотрела на деревья. Скоро выяснилось, что точно определить, куда нужно идти, никто не может. Следы перепутались. После бурных споров установили по мху, где север, но это ничего не дало.

— Это хоть Подмосковье? — Дема пялился на темный, заваленный снегом лес.

— Нет, пампасы, — Антон пытался шутить, но все уже отсмеялись.

— У меня снег в сапогах, — пожаловалась одна из девочек. — Может, костер разведем?

И началось!

— А у меня шапка потерялась. — А я без варежек. — Ха, а у меня куртка тонкая. Я думала, мы будем в комнате.

«А настоящий этот лес?» — засомневался Сверчок, но промолчал.

В кармане у него, как ни в чем не бывало, лежала подкова. В кулаке был зажат пепел — все, что осталось от ведьминского платка.

Дема подбил его руку снизу.

— Че прячешь?

Пепел разлетелся и смешался со снегом.

— Отстань! — Сверчок толкнул одноклассника в плечо.

Дема запетушился, наехал было на Димку, но в лесу что-то треснуло и закряхтело.

— Медведь! — закричала Руся. — Медведь! Я его вижу!

Треск и сопение приближались. Девчонки завизжали, ребята попятились.

— Чертова вечеринка, — хрипло проворчал некто, оказавшийся Егором-Сальвадором. — Помню этот бесовский хоровод, и сразу мордой в снег. Вы пришельцы?

— Вестимо, — откликнулся Кот.

— Что ж, — Егор-Сальвадор отряхнулся. — У компании храбрых героев появилась возможность доказать, что они еще о-го-го!

— У кого есть спички или зажигалка? Огонь, спасительный огонь! — подхватил продюсер.

Спичек не оказалось, зажигалки тоже не нашлось.

— Так и окочуриться недолго! — Дема шагнул в сторону и провалился в сугроб. — Ого! Глубоко. Откуда столько снега?

— Прошлогодний! — пошутил Антон. — Демка, у тебя и капюшон, и теплая шапка. Отдай Русе шарф, она без шапки.

— Тише! — продюсер поднял толстый палец. — Кто-то кричит, вон в той стороне.

Демин толстый шарф вернул Русе болтливость.

— Может, филин? — предположила она и тут же спросила: — А филины зимой бывают?

— А-а-а-а! А-а-а-а! — донеслось издалека, и все убедились, что это кричит человек.

— Сюда! Сюда! — позвал Антон, но его голос поглотил лес.

— Ау! Ау! Ау! — подхватили хором ребята.

В ответ прилетело:

— Ау-у-у. Ау-у-у!

Дорога оказалась совсем рядом. На ней уютно журчал мотором школьный автобус. Когда народ отвопил и откричал вдосталь, продюсер спросил Сверчкова-старшего.

— Как вы нас нашли?

— Сторож крайней дачи видел, как к лесу пробежало человек двадцать. Последний бежал с телекамерой на плече. Он решил, что кино снимается. Ну, мы и проверили, — пояснил Димкин отец.

— Моя бабка, наверное, с ума сходит, — пробасил Кот, завидев рядом со школьным автобусом Грачева. — Но ей придется привыкать к этому, пока я набираюсь жизненного опыта.

— Твоя бабушка в моей машине вместе с мамой Руси. А я, если вы не забыли, ваш новый учитель. И классный руководитель. Временно, — сказал изрядно переволновавшийся Петр Алексеевич.

— Опять временно! — вздохнул Антон. — Наш класс прямо заколдованный.

— Это точно! — хохотнул Сверчок.

— С тобой мы будто бы незнакомы? — негромко сказал учитель физики, обращаясь к Димке.

— Да. А что, писать объяснительную? — ощетинился тот.

— Ну зачем? Можно в устной форме. Как тебя зовут?

— Сверчков Дмитрий. А урок прогулял… так уж вышло, — Димка вздохнул.

— Случается, — Грачев похлопал его по плечу и отошел.

В автобусе Сашка пробасил Сверчку в ухо:

— Слушай, все, что с нами случилось, можно объяснить с точки зрения науки?

— Конечно, можно, — кивнул Димка.

— Ну объясни!

— Ха! На это целая жизнь может уйти.

— Чья?

— И моя, и твоя.

Сашка откинулся на спинку сиденья. У него на жизнь были совсем другие планы. А вот Сверчок серьезно задумался.

Глава 39 Неинтерактивные развлечения

Тетя Тамара проснулась рано. Вспомнила, что прилегла вчера только отдохнуть на минутку и проспала всю ночь. Стараясь не шуметь, она прошла на кухню и щелкнула выключателем. Как там, починили свет?

Вспыхнули лампочки в люстре, и тетя Тамара зажмурилась. Но тут в щелочку между ресницами увидела такое, что голова у нее закружилась.

Стол лежал на боку, тарелки были разбросаны по всему полу. Осколки вазы, растоптанные бананы, кусок торта прилипший к холодильнику… Тут же валялись сломанный зонтик и обувь из прихожей, а пылесос стоял в луже воды.

Тетя Тамара бросилась к племяннице. Плещеева сладко спала на диване и улыбалась во сне.

— Еще темно! — Таня сладко зевнула. — Теть, куда ты меня тащишь? Если б ты знала, какой сон я видела! Какой сон! А ты меня разбудила.

Она подняла с пола свой «Поляроид» и прижала к груди.

— Ой! Кто его разбил?

— А мне интересно другое: кто тут буйствовал?

— Тетя, когда ты вошла, тут никого не было? — Таня вполне серьезно заглядывала во все двери и открывала шкафы-купе.

Тете Тамаре показалось, что она кого-то ищет. Когда же племянница вышла на лоджию и стала отворять рамы, тетя испугалась не на шутку.

— Ладно, ладно. Может, это полтергейст! Или ночью было маленькое землетрясение. Давай все уберем и забудем про это.

Таня бежала к мусоропроводу, когда подъехал лифт. Оттуда вышли женщина и девушка примерно танькиных лет.

— Тамара Арсентьевна, милая! — незнакомка обняла тетю. — Как я рада, что вернулась!

Таня немного приревновала тетку к девице, сняла свою куртку с крючка и хотела уйти, но тетя Тамара взяла ее за руку и представила.

— Анна Владимировна, Стефания, а это моя любимая племянница Танюша. Помогла мне навести порядок.

— Как все чисто и красиво! Тамара Арсентьевна, Танюша, давайте пить чай, — Анна Владимировна улыбалась. — Сейчас я достану праздничный сервиз.

Пока взрослые хлопотали на кухне, Стефания и Таня познакомились поближе.

Вскоре девочки примчались на кухню.

— Посмотрите, посмотрите, это я! Я лечу под потолком с зонтиком! — Таня всем совала фотографию. — Вот теперь наш маг просто отпадет.

Из множества снимков уцелел один (с остальными Мечталоха попросту не смогла расстаться!). Стефания обнаружила его в кармане своего купального халатика, который все это время висел в ванной.

Как туда попал снимок, неизвестно, но главное — он существует. Правда, что можно рассмотреть на фотографии, сделанной при плохом освещении да еще неумелой молодой ведьмой-стажером? Но Таня Плещеева знала, что на снимке, и рассказала Стефании. А та ей сразу поверила.

— Отлично, отлично, девочки. Смотрите, какой сегодня солнечный день, и не скажешь, что зима, — радовалась мама Стефании, глядя на счастливую и разрумяненную дочь.

Хрустальные солнечные лучи заливали утреннюю Москву, и во многих семьях люди улыбались и говорили:

— Какая погода! Снежок! Наконец-то! Хорошо, что сегодня воскресенье.

А как это ясное утро началось для остальных наших героев?

Федоткина, представьте себе, подобрал школьный автобус. Его, лежащего без сил на обочине дороги, разглядела глазастая Руся, и беднягу доставили в больницу.

Врачи установили, что гражданина довольно сильно погрызли собаки, но после лечения он поправится. К счастью, он ничего себе не отморозил, но вот разорванное ухо нуждается в пластической операции. Во сне Федоткин вздрагивал, пытался рычать, и ему назначили успокаивающие лекарства.

Странный инцидент произошел и на Ваганьковском кладбище. Ночью какие-то хулиганы затащили туда машину «скорой помощи» и бросили ее на центральной аллее.

В салоне никого не оказалось. Собака след не взяла. Кладбищенский сторож, обнаруживший машину, утверждал, что следы от нее вели к свежим могилам. Получалось, что ночью на «скорой помощи» по Ваганьковскому кладбищу разъезжали покойники.

Милиция в протокол это заносить не стала. Сторожу, учитывая специфику его работы, велели опохмеляться до обхода доверенного ему участка. А «скорую помощь» вернули инфекционной больнице, в которой тоже произошло небольшое ЧП. Ночью прорвало трубы и залило кабинет заведующего отделением, расположенный на первом этаже.

На самом деле все произошло так.

Поворачивая на улицу 1905 года, Андрей потерял управление. Катя открыла глаза только тогда, когда машина окончательно остановилась.

— Слава богу, обошлось! — сказал Горбушин, пялясь на заваленные снегом могилы и надгробные памятники.

Медсестра огляделась и вздохнула:

— Главное, мы живы, — но тут ее посетило сомнение. — Я не ошиблась?

— Живы, живы, — засмеялся Андрей, — выбирайся из этого катафалка!

Потом он стоял у дороги и голосовал. Катя пряталась за столб.

— Мы в больничных халатах. Подумают, из психушки сбежали, — заявила она.

В это легко было поверить. Но Андрея смутить было трудно.

— Екатерина Степановна, вы — неисправимая пессимистка, — посмеивался он. — Если нас заберут в психушку, честно расскажем врачу, что сбежали с кладбища.

Но им повезло и на сей раз. На своих «Жигулях» после трудной ночи возвращался домой учитель физики Грачев. Он ехал и радовался, что вся суета наконец-то позади.

У стен Ваганьковского кладбища при въезде на мост он подсадил двух странных пассажиров в больничных халатах. В дороге учитель и Андрей поговорили об отраженных, параллельных и внесистемных пространствах и расстались друзьями.

Горбушин, увидев, что стало с его компьютером, присвистнул:

— Вот это да!.. Зачем ты его выключила, он сам бы вырубился в Затмение. Я его заблокировал. Ты же здорово рисковала.

— Ага! Ведьма тянулась к этому парню. От бедолаги остались бы рожки да ножки, — сказала Галя.

— А теперь рожки и ножки остались от моего компьютера, — Андрей вздохнул.

— Возьми мой! — щедро предложила племянница и тут же добавила: — Глаза б мои его не видели!

— Надолго?

Галя пожала плечами.

Надо ли говорить, что 31 декабря в подмосковной электричке ехала развеселая компания: Сверчков, Стефания, Галя и Андрей Горбушины, Сашка Кот и Таня Плещеева.

Они спешили на заветное место, чтобы посадить точно в полдень желудь Старого дуба.

Галя покрутила Пифпафке уши и дернула за рукав куртки Андрея, который задумчиво смотрел на белые поля. Они напоминали ему кристаллический компьютерный экран.

— Я взяла на себя смелость и пригласила к нам на Новый год одного человека. Как ты думаешь, ничего, что я не посоветовалась?

Андрей хмыкнул.

— Ну даешь! Но это даже хорошо, потому что я тоже пригласил одного человека…

— Кого? — насторожилась Галя. — Давай одновременно назовем их имена.

— Катя!

— Дон!

— Мне это имя пока ничего не говорит, — сникла Галя.

— Я тоже не знаю никакого Дона, — засмеялся Андрей.

— Думаю, бабушка возражать не будет, — вздохнула Галя. — Она так помолодела за последнее время. Отпад! Я ей на Новый год приготовила черные кружевные перчатки до локтя.

Андрей поднял брови.

— А она, к твоему сведению, еще не старая. Даже не на пенсии. Я ей тоже подарок приготовил. Черные туфельки с золотыми шпорами. А то она все забыть не может свои утюги фабрики «Скороход», что пропали на работе.

— Их, наверно, уборщица выбросила, — Галя представила бабушку в черных кружевных перчатках, в черных туфельках со шпорами и улыбнулась: — Андрей, выбирай! Или новый компьютер или платье бабушке. Черное с золотыми звездами.

— У вас опять какие-то секреты? Смотрите! До Нового года ничего не затевать! — вмешалась Таня Плещеева и задумчиво добавила: — А я сегодня на балконе нашла букетик из вороньих перьев.

— Прямо-таки букетик? — не поверил Кот.

— Послушай, ты кем хочешь быть: поэтом или юристом? Это большая разница, — ополчилась на него Плещеева и, как всегда, внезапно подобрела: — Именно букетик. Пять новеньких блестящих перьев, связанных черным конским волосом.

— Он у тебя с собой? — не отставал Сашка.

— Что ты? Кто же такое с собой таскает? Это… Сам понимаешь, что такое. Сплошная мистика!

Кот был на верху блаженства — в «Пионерской правде» напечатали его оду на встречу Нового года, и он думал только о Державине и о своем будущем.

— Кого я вчера видела! — встрепенулась Стефания. — Никто не отгадает!

Она постоянно теребила Пифпафку. Бедному песику сегодня доставалось! Выдержав паузу, Степка выпалила:

— Агента 007! Он кормил на Каланчевке бездомных собак. Собирается учиться на ветеринара. Говорит: «Так, как я, собачью психику никто не понимает». Он мне это раза четыре повторил и пообещал подарить самого лучшего щенка. Но пока я не хочу. Может, потом…

Стефания опустила глаза, Димка взял ее руку в свою.

И тут Сашка Кот закричал:

— Смотрите! Туда! Туда! На белый склон!

Ребята прилипли носами к стеклу электрички. По снегу ползли громадные буквы.

— Ха-ха-ха! С Новым годом, таранки-баранки!

Буквы померцали и погасли. Странно, что никто в электричке не обратил на них внимания.

Оглавление

Глава 1 Некрасивая внешность и желтушный виртуальщик

Глава 2 Не ходите, дети, в интернет гулять

Глава 3 Мистик Плещеева и сверчок из черного списка

Глава 4 Настоящие приключения, или крупные неприятности

Глава 5 Как Боб отыскал сверчка, а Галя встретилась с зомби

Глава 6 Новая жертва зловещего подземелья

Глава 7 Новоклоны и старохламс

Глава 8 В тот вечер на земле

Глава 9 Конец горбатого гоблина

Глава 10 Бессонная ночь Сверчкова

Глава 11 Встречи на переходе

Глава 12 Склеп фамильный — гроб открытый

Глава 13 События во мраке

Глава 14 Кинжал Ромео

Глава 15 Черная охота

Глава 16 Игра с призраками

Глава 17 Потрошило идет на дело

Глава 18 Лорд душегуб и мама-десантница

Глава 19 Бешеный сквозняк

Глава 20 Проблемный мальчик

Глава 21 Сашка кот — Пушкин-2

Глава 22 Ведьминское моторное масло

Глава 23 Все, но не для всех

Глава 24 Прорубь безвременья

Глава 25 Фас Экс-пи-пи

Глава 26 Командировка на шабаш

Глава 27 Атака на Сверчка продолжается

Глава 28 Сны для избранных

Глава 29 Новый домашний любимец

Глава 30 Чаепитие впотемках

Глава 31 Оставь надежду, глупец!

Глава 32 Корень зла

Глава 33 Классическая ночка

Глава 34 Пирожки с тротилом и гранаты с повидлом

Глава 35 Горькие страницы жизни Боба-Федоткина

Глава 36 Черное-черное-пречерное солнце

Глава 37 Думай или беги быстрее

Глава 38 Разгадка тайны — еще одна тайна

Глава 39 Неинтерактивные развлечения Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg