«Улицы Севильи»

От автора

Книгу «Улицы Севильи» трудно отнести к какому-то одному жанру: это и фэнтези, и философская сказка-притча, и психологическая проза. Произведения, вошедшие в сборник, объединены сочетанием философско-мистической направленности, романтического символизма, а также динамичного приключенческого сюжета. И сама повесть «Улицы Севильи» — словно мозаика, состоящая из кусков разного жанра, совсем, казалось бы, не связанных между собой. Но соединенные вместе, они образуют единый рисунок, понять который можно, лишь перевернув последнюю страницу. Действие произведения переносится из российской глубинки к подножью египетских пирамид, в солнечную Испанию, на холодные острова Северного моря; сложные философские вопросы сменяются простым, почти сказочным повествованием, которое от реальности современной действительности уходит вдруг к мистическим вопросам вечности.

«Он повел Настю в дальний угол хижины, открыл стоящий на полу сундук и начал беспорядочно выбрасывать из него цветастые ткани, свитки бумаги, старый кальян, ножи, какие-то музыкальные инструменты, склянки со странными жидкостями, пока, наконец, не вытащил черный сверток, который оказался огромной книгой в переплете из темно-коричневой кожи, старой и потрепанной, с пожелтевшими страницами, и ее он положил на крышку сундука.

— Вот, читай. Здесь написано про твоего брата. Открой пятьсот пятую страницу и читай!

Растерянная, Настя повиновалась и принялась перелистывать слипшиеся страницы, пока не добралась до нужной.

— Но здесь нет ни одной буквы! — изумленно воскликнула она. — Только какие-то странные значки, я не понимаю, что здесь написано!

— Эта книга написана на том же языке, на котором я говорю с тобой. И только выучив его, ты узнаешь о судьбе брата. И о многом-многом другом.

— Почему в этой книге написано про моего брата?

— Потому что здесь написано обо всем. — Старик снова присел рядом с ней. — Нет ничего, что происходило бы в настоящий момент и не было бы описано в этой книге. Здесь есть все. И каждый может научиться читать ее. Я объясню тебе, как это сделать».

Что тут — фэнтези, эзотерика, приключения, реализм? Решить это предстоит читателям.

Прочитавшие повесть в один голос называют ее «наш ответ „Алхимику“ Пауло Коэльо», — однако сходство лишь в некоторой символичности изложения; вопросы, которые мне хотелось затронуть, совершенно иные, и читатель, несомненно, заметит это.

Неизменными остаются и черты, присущие героям произведений: это искатели приключений, люди, идущие на край света за своей мечтой, отважные, готовые рисковать всем ради достижения желанной цели.

Юная танцовщица Настя пешком и без денег отправляется к далеким улицам Севильи, завороженная прекрасным танцем цыганки на площади, увиденным в телепередаче. Рыбак Пепе покидает свою страну и едет на Север, в надежде найти сокровище, чтобы покорить сердце неприступной красавицы. Бедный араб Ишам пересекает пустыню в поисках магического бриллианта, принадлежащего фараонам. Тема сокровищ, древних кладов и заклятий, закрывающих путь к богатствам, постоянно встречается на страницах книги, навевая воспоминая о приключенческих историях, которыми мы зачитывались в юности.

«Настя закрыла Книгу книг и огорченно вздохнула. Сколько всего ей уже пришлось вынести, а конца мучениям пока не видать! Проклятые часы! Что же в них было такого, почему они смогли разрушить жизнь человека? Удастся ли ей узнать это с помощью Книги книг?

Настя снова открыла страницу, подсказанную ей интуицией, — страницу восемь.»

Книга книг. Страница 8.

«Холмы, покрытые густой растительностью. Влажный, субтропический климат, джунгли, похожие на южноамериканские. „Бразилия!“ — вспомнила она.

Она медленно продвигалась вперед, видела глубокие полноводные реки, крокодилов, лежавших в мутной воде, и снова леса, и ярких птиц, и огромных ящериц, и большие зеленые листья деревьев, и их ветви, опутанные лианами, и непроходимые чащи, а потом леса расступились, появились горы, и Настя продвигалась все дальше, все выше, все глубже, пока где-то, куда много веков не ступала нога человека, не остановилась.

На земле была выложена из камней круглая площадка с двенадцатью делениями, напоминавшими циферблат, и две каменные стрелки. Сзади в скале виднелось небольшое круглое углубление, по размеру вполне подходящее для часов, дальше шла глухая стена, но было ясно, что все здесь — творение рук человеческих, и за этой стеной находилось нечто гипнотизирующее, подчиняющее себе любого. Нечто, ради чего стоило убивать. За эту стену нельзя было проникнуть, но для Книги книг нет ничего невозможного. И взгляду Насти открылись золотые россыпи и изумрудные горы, каменные сундуки, наполненные драгоценностями. В мире не было эквивалента этим сокровищам, они не имели цены!»

(«Улицы Севильи»)

«— Послушай, Ишам, — ласково начал старый ювелир, — мы подумали, и решили, что сто тысяч — смешная цена для этого камня. Мы предлагаем тебе пятьсот. Камень еще у тебя? Ты еще не продал его?

— Нет. Он у меня. — У Ишама перехватило дыхание и даже голос изменился, когда он услышал про пятьсот тысяч.

— Договорились, — старик с явным облегчением вздохнул, и в этот момент Давид, выхватив из-за пазухи кинжал, по рукоять вонзил его в сердце несчастного араба. Исполнилось проклятье богов. Ишам тяжело осел на землю, а старый ювелир и его помощник принялись быстро обыскивать его нехитрые пожитки.

— Вот он! — наконец прошептал старик и дрожащими руками схватил коробку.

Несколько секунд они смотрели на нее не в силах отвести глаз.

— Пойдем. Мы должны уйти! — наконец произнес ювелир, сунув коробку в карман своего широкого плаща.

Да постигнет проклятье богов того, кто возьмет камень, принадлежащий великому Гору, и да встретит он свою смерть.

Двое мужчин быстрым шагом направились к выходу из города, оставив лежать на земле неподвижное тело первого владельца бриллианта. Первого, кто не был фараоном, наместником Бога на земле».

Впрочем, мне хотелось написать о людях, которые не мечтают о золоте и драгоценных камнях, о тех, кто знает, что несметное богатство приносит лишь несчастье. Они ищут другие сокровища и находят их в окружающем мире, в сердцах других людей; и в своем собственном сердце.

«Настя простилась с полюбившимся ей верблюдом, с хижиной, где провела долгие месяцы и с Учителем, человеком, ставшим за это время бесценным для нее.

— Настя! — окликнул вдруг он свою ученицу.

Она обернулась.

— Я хотел сказать тебе еще кое-что важное. Запомни это.

Он приблизился и наклонился к ней очень близко.

— Знаешь, иногда маленькие девочки примеряют юбки, в которых они хотят танцевать, — сказал он шепотом, — но вдруг обнаруживают, что они им очень велики. И девочки огорчаются и думают: „Как же так? Как же я буду танцевать в такой юбке?“ А ответ очень прост. Девочке не дадут танцевать, пока юбка не будет ей впору. Многие несчастья приходят неожиданно и служат нам уроком. Но человек никогда не приблизится к своей мечте раньше, чем он будет готов принять ее. Бог пошлет ему множество испытаний, чтобы убедиться в его готовности».

«Не стоит торопить исполнение мечты. Счастье — большая ответственность. И лишь заслужив его, лишь пройдя сотни дорог и прожив сотни дней в борьбе за него, можно научиться ценить и беречь полученное».

«И Настя согласно кивнула, а потом, решительно смахнув набежавшие слезы, тронулась в путь. Ее ждала Севилья».

(«Улицы Севильи»).

Эта книга об испытаниях на пути к своей мечте, о поисках смысла жизни и о судьбе, определенной для каждого. Для меня — прежде всего книга о судьбе, потому что, пройдя немыслимыми дорогами, мы все приходим к желанной цели и лишь тогда понимаем, что этот путь был единственно возможным.

Несмотря на реалистичность определенных деталей, большинство рассказов в книге и повесть «Улицы Севильи» остаются романтическими произведениями, светлыми, красочными, полными неожиданных приключений. Наверное, таким выглядит мир для автора, и если читатели увидят действительность так же, если поверят, пусть ненадолго, что наша жизнь прекрасна и удивительна, я буду считать, что усилия, затраченные мною, не были напрасны.

УЛИЦЫ СЕВИЛЬИ Повесть

Это был день ее рождения. Девочке исполнилось двенадцать лет, ее звали Настя, и она любила танцевать.

Свой двенадцатый день рождения она отмечала в одиночестве, без подарков и поздравлений, свернувшись калачиком на стареньком продавленном кресле, безразлично щелкая пультом телевизора, равнодушная ко всему.

Подобное безразличие посещало ее нечасто, ведь, как уже было сказано, девочка любила танцевать. Очень любила.

Природа была щедра к ней, такой маленькой и хрупкой, подарив гибкость, пластичность, прекрасное чувство ритма, а также решительность, граничащую с бесшабашностью, и прекрасные светлые, слегка золотистые волосы, прямые и тяжелые, которые она обычно стягивала узлом на затылке, чтобы непослушные пряди не мешали ее танцу. Собственно, на этом подарки судьбы и кончались, жизнь маленькой Насти была не такой уж светлой, в отличие от ее волос, хотя, несомненно, не менее тяжелой.

В детстве ей не давал покоя вопрос: «Где мой папа?» Но ответа девочка так и не получила. Эти странные люди — взрослые — почему-то вдруг отводили глаза, отворачивали лица и пускались в пространные непонятные рассуждения, сбивая бедную малышку с толку и успешно избегая объяснений.

Настя поняла все сама, когда стала чуть постарше, и уже больше не заводила разговоров об отце. Потом, когда ей исполнилось десять, она могла бы спрашивать: «Где моя мама?», но девочка, преждевременно повзрослевшая от насмешек и обид (ведь дети, с которыми ей приходилось общаться, часто были, пусть неосознанно, жестокими: странно, дети зачастую бывают жестоки, наверное, потому что еще пока не научились жертвовать правдой ради чужого спокойствия), ни на миг не поверила в историю с маминой болезнью и внезапным отъездом. Девочка знала, что та не вернется: ее мама оставила этот мир и своих детей, дочь и маленького сына, оставила одинокими, беззащитными и, как это ни печально, никому не нужными. Настя помнила, как ее привезли в этот дом, где жила двоюродная бабка, как потом, жалуясь на бесконечный плач ребенка, та забрала пятилетнего Настиного братишку в город, а вернулась одна, оставив его на попечение воспитателей переполненного детского дома. Через полгода мальчика усыновила бездетная пара, ему дали новую фамилию, и Настя окончательно потеряла его.

Утрата последнего близкого ей существа — брата — и стала главным потрясением, возможно, главной драмой в жизни девочки, лишенной любви и ласки, так необходимых каждому ребенку. Настя часто вспоминала горестный момент прощания, ей по ночам чудился плач братишки, которого она обняла в последний раз. И она снова и снова обещала себе разыскать его. Когда-нибудь. Она знала, что вряд ли найдет отца. И уж точно была уверена, что никогда больше не увидит мать. Брат стал ее надеждой, ее мечтой, в ее сознании он олицетворял собой настоящее счастье, словно был символом новой, лучшей жизни, совершенно не похожей на ее собственную. И Настя, сама не зная почему, была твердо уверена, что обязательно разыщет братишку, и тогда изменится ее жизнь, пойдет совсем по-другому.

Но что может она, маленькая девочка, оставшаяся совершенно одна, в этом большом и таком сложном мире, где тысячи дорог ведут неизвестно куда, где за каждым поворотом ждет новая, порой опасная встреча и где ты никогда не можешь с уверенностью сказать, что произойдет в следующую секунду? Не проще ли оставаться под крышей дома, приютившего тебя, пусть даже и живется тут несладко? Зачем открывать новые пути, когда там, где ты находишься, сейчас спокойно? Спокойно и безопасно. Зачем?

Двоюродная бабушка, приютившая девочку, Людмила Львовна, была теткой Настиной матери. Сгорбленная, высохшая старуха, озлобленная и ненавидящая всех — соседей, родственников, прохожих, коммунистов, демократов, своего ныне покойного мужа и бездельника-сына, нашедшего счастье на дне бутылки (содержимое которой давно стало визитной карточкой России) — была неизменно сурова с девочкой и держала в своем доме лишь потому, что Настя представляла собой бесплатную рабочую силу — молчаливую, безропотную и легко управляемую. Все доступные «удовольствия» в виде уборки, походов по магазинам и за водой, прополки бесконечных грядок, ухода за двумя козочками Людмилы Львовны и ночных пробежек за пивом в ларек для любимого дядюшки достались Насте, получившей взамен ту самую безопасность в виде крыши над головой, а также возможность продолжить учебу в местной школе, включавшую час в неделю, посвященный занятиям танцами. Единственным ее развлечением стали телевизионные передачи, которые девочке разрешалось смотреть от случая к случаю, то есть когда настроение бабки было чуть лучше, чем «слишком плохое». Выше «так себе» шкала ее настроения не поднималась никогда, и Настя постепенно привыкла жить подобным образом, тем более что и радоваться обеим, действительно, было нечему.

Так вот, в свой двенадцатый день рождения она смотрела телевизор. Переключая каналы, оставив без внимания лыжные соревнования и японский мультфильм, Настя остановилась наконец на документальном сюжете об Испании и, заинтересовавшись, поудобнее свернулась в кресле.

Камера на плече оператора медленно двигалась по одной из центральных улиц Севильи, и оттуда на девочку смотрела другая, незнакомая жизнь, светлая и беззаботная, жизнь залитых солнцем площадей, будто даже сквозь экран благоухающая белоснежными цветами апельсиновых деревьев. Камера вдруг остановилась и замерла, задержав свой всевидящий взгляд на цыганке в длинном розовом платье, танцевавшей босиком на площади под размеренную дробь кастаньет. Сидящий на земле цыганенок бил в небольшой барабан, и смуглая красавица танцевала, гордо запрокинув голову, улыбаясь свободной, всепобеждающей улыбкой, а проходившие мимо люди бросали звонкие монеты в лежавшую у ног мальчика старую шляпу.

Настя медленно поднялась с кресла и приблизилась к светящемуся голубоватым сиянием экрану — улыбка девушки заворожила ее, казалось, она говорила: «Пусть я танцую босиком на площади, пусть у меня нет ваших денег, вашей спокойной тихой жизни, нет и пресловутой крыши над головой, но я счастлива, я свободна и счастлива! Завидуйте мне, потому что вы все лишь мечтаете о счастье, а я знаю его!»

И проходящие мимо люди останавливались и смотрели, смотрели на танцевавшую цыганку, не в силах отвести от нее взгляд, так же как и маленькая девочка за тысячи километров от Севильи, околдованная необыкновенным танцем — радостным танцем Солнца.

Теперь Настя знала, что где-то в мире существует другая жизнь, жизнь, так не похожая на ее собственную.

Девочке потребовалось меньше минуты, чтобы принять решение, и больше она уже не колебалась. Она доберется до этой самой Севильи, она тоже узнает, что значит быть свободной и счастливой, она увидит эту волшебную страну своими глазами, и, так же как эта девушка, она будет танцевать на площади, и люди будут смотреть на нее. А она улыбнется им в ответ!

Эта девушка родилась на солнечном побережье Испании, ее родители, андалузские цыгане, кочевали по городам, и она жила, не ведая другой жизни, ее спутники служили для нее опорой, защитой и поддержкой, танцами она привыкла зарабатывать свой хлеб.

Настя же была одна, ей ни на кого не приходилось рассчитывать, она не знала языка, не имела заграничного паспорта и, конечно же, денег. Но все это было последним, о чем она подумала в эту минуту.

Она все равно доберется до Севильи и будет танцевать! А потом вернется домой и разыщет брата.

Так будет. В этом она не сомневалась.

Девочка торопливо выключила телевизор, пробралась в свою комнатушку, вытряхнула из старого рюкзака школьные тетрадки и ручки, потом, подумав, бросила ручки обратно, положила в него кофту и смену белья, две пары колготок, расческу, зубную щетку, фотографию матери и длинную цыганскую юбку, черную с красными цветами, расшитую сотней оборочек, — ту, в которой она и будет танцевать. Потом Настя натянула старые черные джинсы, ставшие уже тесноватыми в поясе, те самые джинсы, в боковом кармане которых было зашито ее единственное сокровище — две тысячи рублей, подаренные ей подругой матери в день маминых похорон. Настя бережно хранила эти единственные деньги, надежно спрятав их от старухи, и вот теперь пришел черед воспользоваться ими. На миг она задумалась и о бабке, но Людмила Львовна так часто повторяла «чтоб тебя черти забрали» и «подбросили мне нагрузку на старости лет», что отсутствие девочки вряд ли смогло огорчить ее. Скорее наоборот — старуха благословит день, пославший ей избавление от тяжкой опекунской ноши. Настя не сомневалась, что никто не будет разыскивать ее. Она никому не была нужна — девочка уже привыкла к этой мысли и привыкла быть одна. В ее жизни был только брат — единственный близкий человек, и Настя надеялась, что мальчик все еще помнит ее.

С легким сердцем и радостным волнением в душе, от которого слегка кружилась голова, как от шампанского, выпитого ею однажды в день маминых именин, девочка спрыгнула с подоконника и шагнула в черную апрельскую ночь.

Так началось ее путешествие в Севилью — дорога длиною в сотни бесценных дней.

В наши дни случается, что детей воруют, и, прости господи, убивают, продают, угоняют, словно в древние варварские времена, в рабство и используют в прочих, далеко не благородных целях. В общем, оставшись один на улице города, ребенок подвергается неминуемой опасности, и общество взрослых представляет для него прямую угрозу, делая выживание практически невозможным. Поэтому ни одна мать не оставит коляску с ребенком у дверей магазина, поэтому детей всюду провожают и встречают, и никто и никогда не бросит своего ребенка, еще слишком слабого, чтобы встретиться один на один с жестоким миром, не знающим жалости и не делающим никаких скидок на возраст.

Такова реальность. Но не менее реальным остается и тот факт, что с Настей не произошло ничего из вышеперечисленного, никакой вред не был причинен ее жизни и здоровью, и она продолжала свой путь одна, к тому же не имея никаких средств к существованию. Перебираясь из города в город на автобусах и попутных машинах, ночуя на вокзалах и под мостами, Настя миновала все возможные опасности и уверенно продвигалась вперед, хотя и сделала остановку, задержавшись на полгода в Курске, в доме хозяйки небольшого кафе с гордым названием «У Марины». Разумеется, так звали саму хозяйку — высокую статную блондинку лет сорока, одевавшуюся кричаще-вульгарно, что, как ни странно, лишь придавало ее славянской красоте особый шарм. Добрая, но строгая Марина поддерживала среди служащих кафе железную дисциплину, официантки вышагивали перед ней, как солдаты у Мавзолея, и, сжалившись над съежившейся в углу Настей, сжимавшей чашку с чаем в замерзших руках, Марина предложила ей остаться в кафе, накормила, одела, а потом сделала посудомойкой. И Настя целых полгода мыла грязные тарелки, чашки, бокалы, стараясь не разбить их и вернуть на кухню блестящими, как когда-то на витрине магазина. Здесь Настя научилась молчать и терпеть, здесь она стала сильнее и взрослее, здесь она получила в подарок от Марины варежки и старую куртку-пуховик, когда в ноябре покинула гостеприимный кров и отправилась дальше — на юг, к Севилье.

— Куда же ты пойдешь, деточка? — удивлялась Марина. — Чего ты там не видела, в своей Испании? Оставалась бы здесь, я бы из тебя такую официантку сделала, закачаешься! А может, клуб бы открыли, танцевала бы ты у меня!

Но Настя лишь с благодарностью кивнула и продолжила свой путь, пренебрегая очередной тихой гаванью, покидая очередной приют.

Через месяц ее, замерзшую, грязную и еле живую (Настя подхватила воспаление легких) привезли в детский дом неподалеку от Геленджика, где она оставалась еще три месяца. При девочке не было документов, она долго не приходила в сознание, а потом, понимая, что сердобольные воспитатели могут начать розыски ее близких, довольно успешно разыграла амнезию — потерю памяти. В итоге девочку окрестили Леной и оставили в покое. Здесь она продолжила свое образование, налегая на географию, чтобы узнать про кратчайший путь до Севильи, и записалась в танцевальный кружок. Здесь ее также просветили, что бывает нечто более страшное, нежели холодные ночи под мостами или беспросветная жизнь в доме бабки Людмилы Львовны, нежели подзатыльники Марины и тоска по пропавшему брату. Скопление под одной крышей болезней и нищеты, ненависти и озлобленности, лицемерия и жестокости и напрасного ожидания перемен — ведь каждый ребенок засыпал с мечтой о новой жизни, о новом доме и новых или старых родителях, с легкостью прощая их предательство и раскрывая им свои объятия, — давило на нее. Угнетенная и подавленная Настина психика не выдерживала, девочка мечтала лишь об одном — чтобы скорее закончилась зима и она могла продолжить свой путь. Она знала, что, оставшись здесь, она сможет рассчитывать на то, что со временем, встав на ноги, отправится в путь уже «оперившимся птенцом». Здесь она, пусть плохо, но накормлена, здесь у нее есть кровать и ей не придется ночевать под открытым небом; но ее душа, не желавшая слушать доводов рассудка, рвалась на волю. Только Севилья — вот все, о чем думала Настя, а в своем упрямстве и своей решительности она доходила до крайности — только белое или черное, других оттенков она не видела и не допускала и мысли о передышке. Любое промедление представлялось ей поражением, и она твердо решила не останавливаться.

Никогда. Пока не будет достигнута ее прекрасная, солнечная цель.

В начале апреля ей удалось окончательно восстановить силы после тяжелой болезни и наконец, покинув приют обездоленных, двинуться навстречу своей мечте.

В ее рюкзаке, как и прежде, лежала фотокарточка, где мама улыбалась: ей удивительно шел норковый берет и черное короткое пальтишко. Мама смотрела с фотографии, как если бы была еще жива, и Настя иногда по вечерам доставала карточку и пыталась разговаривать с ней. Но слова не шли, и она, вздохнув, убирала снимок обратно в карман рюкзака. Рядом с фотографией нашли место две булочки с корицей и пачка печенья «Юбилейное». И, конечно же, цыганская юбка — черная с красными цветами, расшитая сотней оборочек (правда, теперь девочка доставала ее все реже и реже). Как ни странно, но Севилья не приближалась, а, наоборот, отдалялась от нее, словно недосягаемая линия горизонта или разноцветные ворота радуги.

Перед тем как покинуть свой очередной кров, Настя примерила юбку и, к своему большому огорчению обнаружила, что та ей сильно велика.

— Как же я буду танцевать в ней? — с тревогой подумала девочка. Она была настроена танцевать только в этой юбке или же не танцевать вовсе.

Однако и это обстоятельство не остановило ее. Купив на оставшиеся деньги два блока сигарет «Ява», сознательно оставив себе лишь рублевую монетку, Настя уселась на ступеньках лестницы в порту и стала рассматривать пришвартованные у берега корабли. «Большие, сильные и свободные», — думала она, глядя на них с чувством легкой зависти. Но сейчас и она была свободна и с наслаждением вдыхала свежий морской ветер. Продавая сигареты в порту, она могла находиться здесь, не вызывая подозрения, просто сидеть и разглядывать корабли, вспоминая пережитое за последние месяцы. Благодаря юному возрасту и детскому личику в детдоме ей удалось избежать назойливых приставаний старших мальчиков и жестокого соперничества со стороны старших девочек. Она была для всех служанкой, исполняющей распоряжения и воспитателей, и воспитанников, получая подзатыльники и унизительные замечания от тех и от других. Сидя в порту, Настя размышляла, почему же именно ей выпала эта нелегкая дорога, почему она так одинока и несчастна, почему ее жизненный путь сопровождается бранью и побоями, и все-таки почему она, подвергающаяся ежедневной опасности, до сих пор жива? Почему она не замерзла зимой, почему не умерла от голода или болезни, почему в конце концов у нее ни разу не спросили документов, и вообще никто даже не сказал: «Девочка, что ты делаешь здесь одна?» Бесконечное «почему» — и ни одного ответа! Возможно, она сама найдет ответ, как и тогда, в случае с отцом.

— Эй, девчонка, почем сигаретки? — окликнул ее рослый парень в матросской форме, отвлекая от нахлынувших мыслей.

— Двадцать, — лениво бросила Настя.

— Давай две. — Он протянул деньги, и еще две пачки сигарет перекочевали к новому владельцу.

— На что смотришь? — поинтересовался он вдруг, перехватив рассеянный взгляд девочки.

— Этот корабль, — Настя вытянула руку, — он идет в Барселону?

Настя и сама не поняла, был ли ее вопрос вопросом или утверждением.

— Ясное дело, — самоуверенно ответил парень, и, будь Настя чуточку постарше, она поняла бы по хвастливым ноткам в его голосе, что он понятия не имеет о том, куда направляется этот корабль. Но она лишь кивнув, поблагодарила его. Парень вразвалку направился вниз по лестнице, на ходу закуривая сигарету, а Настя, уронив голову на руки, принялась напряженно размышлять. Она думала, как проникнуть ей на этот корабль, но мысли словно бежали прочь, в голове была одна только Севилья, и девочка все пыталась понять: почему же ее так тянет в незнакомый, чужой город? Почему бы ей не отправиться разыскивать брата или отца, или на худой конец не присоединиться к какой-нибудь танцевальной труппе? Почему Севилья? Неужели танец и улыбка цыганки околдовали ее?

— Не понимаю, — прошептала она, покачав головой, и снова постаралась сосредоточиться.

Потом она спустилась вниз по лестнице к самой воде, где стояли пришвартованные корабли, и, достав из кармана последнюю монетку, бросила ее в воду.

— Я еще вернусь, — тихо сказала Настя, и лишь ветер услышал ее слова.

Свой тринадцатый день рождения Настя опять встретила, свернувшись калачиком, но не в старом кресле напротив телевизора, а на пыльном мешке в трюме корабля, направлявшегося в Барселону и увозившего отчаянную мечтательницу далеко-далеко на юг — в Испанию. Эта поездка стала единственным подарком, который она сама подарила себе в день тринадцатилетия, но лучшего она и не могла пожелать. Когда была жива мама, она делала дочке подарки: игрушки, конструкторы, симпатичные платья и куклу Барби — предел мечтаний всех девочек. Но это было давно. Настя вздохнула и смахнула слезу. И вдруг поняла, что наконец-то она может спокойно поплакать! Просто разрыдаться, и никто — ни Людмила Львовна, ни Марина, ни воспитатели, ни соседки по палате — никто не крикнет: «А ну, замолчи! Немедленно!», и никакой затрещины она не получит! Впервые за последние несколько лет Настя с наслаждением плакала: наконец-то никто не помешает ей облегчить душу, омыть ее слезами, вспоминая все обиды, пожалеть себя и пожаловаться самой себе на судьбу, ведь у нее даже не было подруги, она уже так давно одна! Она почти ни с кем и не разговаривала за последний год!

Но как же хорошо, что сейчас она именно одна в этом черном трюме, совершенно одна…

— Это еще что такое? Кто здесь? — вдруг отчетливо произнес мягкий женский голос прямо у нее над ухом, и девочка, вздрогнув от неожиданности, вскочила с мешка, вмиг забыв про свои несчастья.

— Кто здесь? — в свою очередь спросила Настя.

Резкий свет карманного фонарика резанул глаза, и она зажмурилась, а когда открыла, увидела перед собой молодую женщину лет тридцати, длинноволосую шатенку, чуть полноватую, но чрезвычайно миловидную, и она приветливо улыбалась девочке.

— Итак, значит я не единственная, кто путешествует подобным образом, — заключила женщина, погасив фонарик. — Могу я узнать, что ты здесь делаешь?

— Еду, — еле слышно вымолвила Настя, еще не опомнившись от неожиданной встречи.

Ее спутница была гораздо спокойнее.

— Исчерпывающий ответ. — Женщина рассмеялась и откинулась на мешок рядом с девочкой. — Как тебя зовут для начала, попутчица? — поинтересовалась она.

— Настя.

— Что ж. Очень приятно, Настя. А я — Олеся. Итак, что же происходит? Ты сбежала из дома? Я правильно понимаю?

— Да, можно и так сказать. — Настя не знала, как еще можно ответить.

— Очень глупо! — Олеся невесело рассмеялась. — Пока ты еще ребенок, ты не понимаешь, что значит — быть дома. Не можешь ценить это счастье. И ты не знаешь, что значит — трудности, я имею в виду настоящие трудности, а не те, которые создает твое воображение!

Довольная произнесенной речью, Олеся закрыла глаза, но тут же снова открыла их, когда услышала ответ девочки. Настя тихо сказала:

— Я не знаю, что такое быть дома. Это правда. Потому что у меня нет дома. У меня нет отца и нет матери. Я потеряла брата и не знаю, увижу ли когда-нибудь его снова. У меня нет родных и нет друзей. Я была в детском доме, жила на улице, работала посудомойкой в кафе, а до этого выполняла всю домашнюю работу у своей бабки. Так что моему воображению не нужно особенно трудиться.

Олеся приподнялась на локте и внимательно еще раз, выхватив фонариком из темноты детское лицо, вгляделась в него. Пережитые невзгоды оставили лишь небольшую печать преждевременного взросления и излишней серьезности, но ни капли испорченности или цинизма. Лишь грусть затаилась в глубине чистых голубых глаз, лишь бледная кожа обтягивала впалые щеки, слишком плотно были сжаты губы девочки. Удивительное лицо! Такое детское и такое взрослое одновременно!

— Прости, — испуганным шепотом сказала Олеся. — Просто я забыла, что и у других людей могут быть проблемы. Просто забыла, — повторила она, погасила фонарик и тяжко вздохнула.

На несколько минут воцарилось молчание.

— Ну и куда же ты держишь путь? — поинтересовалась наконец Олеся.

И тогда Настя, повинуясь незнакомому ей порыву, почувствовав странное доверие к этой чужой женщине, рассказала ей все то, чего не рассказывала никому и никогда: про передачу, про цыганку, про улицы Севильи, про путь, пройденный ею, про то, как проникла она на этот корабль, про ее жизнь у бабки, про детский дом, про маму, брата, отца, про свои страхи и надежды и про то, как она будет танцевать на залитой солнцем испанской площади.

— Я не знаю, почему рассказываю вам это, — сказала она, пытаясь объяснить произошедшее самой себе. — Мне просто показалось… Показалось, что вы поймете. Поймете, почему я так хочу попасть туда. И, может быть, объясните мне.

— Во-первых, говори мне «ты», — поправила Олеся. — Я не так уж стара. Во-вторых, мне кажется, я действительно понимаю…

Больше она ничего не сказала, и Настя напрасно выдержала паузу, ожидая продолжения разговора. Но продолжения не последовало, и девочка решилась напомнить о своем присутствии задумавшейся собеседнице.

— Что ты понимаешь? — спросила она, чувствуя странное волнение, как если бы в эту самую минуту решалась ее судьба.

— Понимаю, что ты очень хочешь этого. По-настоящему хочешь. И ничто и никто не сможет остановить тебя на пути к твоей мечте. Ты маленькая, но ты сильная. И твои стремления дают тебе силы. Если есть цель, то идти легко. В мире нет никого сильнее того, кто идет к своей цели. Ты доберешься до твоей Севильи, обещаю тебе. Только ты выбрала странный маршрут, — засмеялась вдруг Олеся. — Почему ты считаешь, что из Египта туда добраться проще, чем из России?

— А при чем здесь Египет? — Настя удивленно приподняла голову.

— То есть как при чем? Мы, кажется, плывем в Александрию. А это Египет. Африка. Ты слышала о такой науке, как география? Колумб, Марко Поло и все такое? — Олеся шутливо ущипнула Настю за щеку.

— Мы плывем в Барселону, ты меня разыгрываешь! Как тебе не стыдно? — Настя с притворным возмущением толкнула ее в бок.

— Сожалею, но мне нужно в Египет. Поэтому мы плывем в Александрию, понятно? То есть, вернее, мы плывем в Египет, и поэтому я здесь. Потому что мне — туда. А вот ты, малышка, явно перепутала корабли, — растерянно произнесла Олеся, и в ее голосе не было и намека на шутку.

— Как перепутала? — Глаза Насти мгновенно наполнились слезами.

Значит, тот парень сказал ей неправду! А она-то думала, что плывет в Барселону, что Севилья уже рядом, а вместо этого какой-то Египет, Африка! Ну, почему ей всегда так не везет? Неожиданная беда вновь обрушилась на нее, и, не в силах вынести ее, уткнувшись лицом в пыльную мешковину, девочка зарыдала с новой силой.

— Ну-ну, тише, тише, не плачь! — Олеся подвинулась ближе и обняла ее за плечи. — Не надо плакать, все будет хорошо!

Но, почувствовав чье-то сострадание, Настя, не привыкшая к милосердию и дружеской поддержке, продолжала плакать, выплескивая накопившуюся усталость: ведь впервые за долгое время рядом был человек старше и сильнее ее, и человек этот сочувствовал ей! Не угрожал, не пытался ударить или оскорбить — просто хотел помочь! Это ли не повод расплакаться?

— Тихо, не плачь! — повторила Олеся. — В Египте тоже есть порт. Там ходят круизные корабли, а у тебя уже есть опыт безбилетного проезда. И ты поплывешь оттуда в Марокко, потом на Мальту, а потом и в Барселону. Не плачь, я же сказала, что ты обязательно доберешься до своей Испании. Не плачь! Я обещаю тебе, ты доберешься!

Настя вытерла рукой мокрые глаза, а Олеся вытащила из кармана платок и протянула его девочке.

— Ну что, успокоилась? — ласково спросила она.

— Почти. — Настя кивнула. — Прости, пожалуйста. Я так давно не плакала. А почему ты едешь в Египет? — продолжила она, все еще всхлипывая, после того как Олеся понимающе кивнула в ответ. — И почему таким способом? Почему не на самолете, не на палубе, почему здесь, в трюме? У тебя нет денег?

— Мне нельзя на самолете, нельзя на палубе, — усмехнулась Олеся. — И мне нельзя домой. Понимаешь, как ужасно? Меня скоро вообще не будет… — добавила она вдруг.

Олеся Василенко — в девичестве Белова, миловидная, веселая, счастливая — такой ее знали окружающие, такой представлялась она и сама себе. Лучшая ученица в школе, потом студентка журфака МГУ, обожаемая родителями и друзьями, а затем сотрудница редакции журнала, имеющего высокие рейтинги как в столице, так и в других регионах страны. Три «П» — преуспевающая, перспективная, профессиональная — называли ее в редакции.

Ей было девятнадцать, когда в университетской библиотеке она познакомилась со своим будущим мужем, в то время он был абитуриентом юридического факультета. А через несколько лет его карьера уже быстро шла вверх, а любящая жена Олеся и очаровательная дочка Сашенька обеспечивали надежный тыл, такой нужный в вечной борьбе с нынешней нестабильной жизнью. Олесе никогда не приходилось усомниться в любви мужа, в прочности своей семьи или положения на работе. Что же еще? Ах да, ей необыкновенно повезло и с начальством. Кирилл, ее шеф, души не чаял в Олесе, ведь она отличалась веселым, авантюрным характером, позволявшим ей смело браться за любой репортаж, а особый дар — умение найти общий язык с каждым, понравиться и вызвать расположение собеседника — помогал в самых, казалось бы, безнадежных случаях. Принесенные ею интервью отличались смелостью и откровенностью и неизменно имели успех. Наверное, не было человека, которого Олеся не смогла бы расположить к себе, столько обаяния было в этой невысокой шатенке, в ее неизменной доброжелательной улыбке, и поэтому, когда однажды Кирилл вызвал ее в кабинет, предупредив, что дело «из рук вон», она согласно кивнула головой: что ж, она возьмется и за самый сложный случай, она не боится трудностей!

— Видишь этого парня? — Кирилл протянул ей фотографию красивого молодого человека в темном костюме, облокотившегося на дверь темно-синей иномарки. — Его имя Валентин Алексеев. Он преуспевающий бизнесмен, хотя в его делах не все чисто. Впрочем, нас это не интересует. Тебе нужно познакомиться с ним, постарайся втереться к нему в доверие. Он не должен знать, что ты журналистка. Было бы замечательно, если бы ты смогла устроиться к нему на работу. Конечно, временно… Твоя задача состоит в том, чтобы понять, что такого важного хранит он у себя в кабинете. Многие искали, но там вроде бы все чисто, ничего необычного. Нет ни денег, ни важных бумаг… и все-таки там что-то есть, я уверен! То, что он скрывает от других, находится именно в его кабинете, он охраняет это как банковское хранилище. Постарайся понять, что это. Хорошо? И, кстати, не для журнала. Это просто нужно, понимаешь?

Несколько секунд Олеся молчала.

— Что вы знаете о нем? — спросила она, нахмурившись. — Увлечения, интересы? Чем я могла бы приглянуться ему?

— Кажется, он занимается дайвингом. — Шеф неуверенно пожал плечами.

— «Кажется» — этого мало. Мне нужно знать наверняка. Постараюсь выяснить это.

— У тебя месяц, потом будет поздно, — предупредил Кирилл, и Олеся, улыбнувшись, приложила руку к виску и, стремительно повернувшись, вышла из кабинета шефа.

Несколько дней спустя она уже ужинала в ресторане в компании Валентина Алексеева. В суперкоротком платье с глубоким декольте — банально, но это срабатывает, — и, по-провинциальному растягивая слова, хвасталась успехами, достигнутыми ею при погружении с аквалангом. Тот слегка высокомерно поглядывал на наивную простушку, чуть пригубившую дорогое шампанское, потом разговор плавно перешел на личные темы, а затем и на проблемы трудоустройства. Мечтой этой миловидной девчушки было работать секретаршей у хорошего человека — последнее она произнесла с некоторым вызовом, призывая на помощь подсознание спутника: ведь отказав ей, он признает, что не является таковым! И пусть об этом будет знать лишь девчонка. Как настоящий мужчина, к тому же пребывающий в неизменном восторге от собственной персоны, Валентин Алексеев не смог бы допустить такого. Олеся была принята на испытательный срок с окладом триста долларов в месяц и исправно совершенствовалась в приготовлении кофе и печатании деловой корреспонденции. С каждым днем юбки новой секретарши становились все короче, а макияж все ярче. Ее поведение напоминало откровенную провокацию, впрочем, новый начальник был не прочь подвергнуться подобной атаке. Однажды вечером, задержавшись после работы, что, впрочем, неудивительно для секретаря и не вызывает подозрений, она перерыла ящики его стола, открыла сейф, простучала каждую дощечку на полу, осмотрела висевшие на стенах картины, но поиски, увы, не дали никаких результатов. Единственное, что смогла придумать Олеся, — это сфотографировать стол Алексеева, содержимое ящиков и сейфа, ведь она искала, сама не зная, что именно ищет.

Она продолжала отвечать на бесконечные телефонные звонки, принимать и отправлять факсы, вежливо разговаривать с посетителями, готовить кофе и печатать письма, не забывая приветливо улыбаться своему шефу, бросая на него откровенные взгляды. И как-то после работы они остались в его кабинете, Валентин достал из шкафа дорогой ликер и шоколадные конфеты, и предложил девушке составить ему компанию. Просто на этот вечер, может быть, на неделю, на месяц, не дольше — слишком высоко ценил он себя, чтобы связываться с провинциальной девочкой, секретаршей, даже если она мила и очаровательна.

— Мне так неудобно, право же, — протянула Олеся, устраиваясь на стуле в весьма фривольной позе, опровергавшей ее слова. Казалось, она чувствовала себя на редкость уютно.

— Давай забудем сегодня, что я твой начальник, — предложил он, — просто посидим и поговорим.

Он протянул девушке рюмку с мутновато-кремовым содержимым.

— Просто посидим… — скучающим тоном произнесла девушка, постукивая длинным ноготком по краю бокала.

В ответ шеф одарил ее обжигающим взглядом, и, смутившись, Олеся отвела глаза.

— Эта картина… — спросила она по-детски капризным голоском, не забывая надувать губки, пытаясь заполнить паузу, — откуда она?

— Это из Южной Америки. Я долго работал там. Здесь почти все оттуда. — Он кивнул на предметы, валявшиеся на столе.

Олеся смерила их равнодушным взглядом, запоминавшим, однако, каждую деталь, и снова опустила глаза в рюмку.

— Если девушка смотрит в рюмку — это дурной знак. — Он шутливо улыбнулся, и Олеся поняла, что обстановка начинает накаляться. Ей пора уходить, если она собирается сохранить свой образ порядочной женщины и верной жены. Месяц был на исходе, нужно было возвращаться в редакцию.

«Пора делать ноги», — решительно сказала Олеся самой себе и под предлогом подвернувшегося предложения о работе покинула не на шутку распалившегося начальника и свое секретарское кресло.

Уже на следующий день она стояла в кабинете Кирилла, предварительно положив ему на стол сделанные фотографии. Сидевший рядом с Кириллом мужчина в поношенном пиджаке и треснутых очках, внимательно щурясь, разглядывал снимки.

— Не вижу ничего особенного, — произнес он наконец. Потом, выслушав подробный рассказ Олеси о ее поисках, снова принялся изучать фотографии.

От ее взгляда не укрылись ни напряженность, присутствовавшая во всем облике Кирилла: шеф ерзал и даже подпрыгивал от нетерпения, как гончая собака на охоте, — ни внимательная сосредоточенность неизвестного мужчины.

— Эти часы… — спросил он вдруг. — Скажите, вы видели их у него на руке?

— Нет. — Олеся покачала головой. — Они всегда валялись на столе. Он говорил, что купил их где-то в Южной Америке по дешевке.

Кирилл и неизвестный переглянулись.

— Спасибо, Олеся, ты можешь идти, — сказал шеф.

«Эй, а вам не кажется, что такое задание больше подошло бы для Джеймса Бонда или Маты Хари?» — хотела спросить Олеся, но не решилась. Главное, что весь этот маскарад остался позади и она снова вернулась в любимую редакцию.

Прошло около месяца. Странная история начала забываться, когда Олеся, проезжая мимо редакции субботним вечером, вспомнила, что забыла на рабочем столе свой паспорт. Она могла бы забрать его и завтра, но почему-то, повинуясь внезапному порыву, остановила машину и вошла в здание, доставая ключи. Однако, как ни странно, входная дверь была отперта. Удивившись, Олеся поднялась на второй этаж, но и здесь было не заперто! Нехорошее предчувствие закралось в ее сердце, но она привыкла во всем идти до конца. Олеся прошла по коридору, решительно распахнула дверь в кабинет Кирилла… и застыла на пороге. Кровь, кровь и кровь — только это увидела она в первую секунду. На полу, в красной луже, лежали трое: тот самый мужчина в треснутых очках, Георгий, сотрудник рекламного отдела, и сам Кирилл. Олеся медленно приблизилась к нему, борясь с парализующим ужасом, и вдруг шеф медленно и тяжело приподнял веки. Его взгляд был осмысленным, он узнал ее!

Он пошевелил губами, пытаясь что-то сказать, и Олеся, наклонившись к нему, услышала:

— Часы… Возьми часы. В кармане.

Олеся поискала руку и в кармане его пиджака действительно обнаружила часы. Те самые, которые видела раньше в кабинете Валентина Алексеева! Дешевые часы из Южной Америки!

Она снова наклонилась к Кириллу, но поняла, что помощь ему уже не потребуется, как не потребуется и неизвестному мужчине, и Жорке. Надо уходить, скорее! Внезапно она услышала шаги, кто-то спускался с третьего этажа. Олеся подняла глаза и увидела дыры, изрешетившие стекла, — ее коллеги были убиты с крыши, сейчас убийца спускается сюда — и ему нужны часы!

Осторожно, стараясь не шуметь, она вышла в коридор и помчалась через черный ход во двор. У подъезда стояла ее машина. Ей удалось уйти живой и незамеченной, и часы были у нее. Только зачем они ей, почему столько шума из-за такой безделушки? Они ведь даже не золотые!

Олеся ехала домой как во сне, пытаясь осознать происшедшее. И сквозь ее скорбь пробивалась полоска страха: а вдруг и ей принесут смерть эти проклятые часы?!

Однако она заблуждалась, думая, что ей удалось уйти незамеченной. В тот же день она поняла — за ней следят. Разумеется, Валентину Алексееву удалось сопоставить два факта: знакомство с Олесей и ее работу в одной редакции с убитыми. Часы были у нее, Валентин не сомневался в этом, как и Олеся — в том, что ей грозит смерть. Чудом ей удалось оторваться от преследователей, и, сидя в холодном пустынном доме, на даче соседей, она размышляла, как же ей быть дальше. Она не может вернуться домой, ведь таким образом она подставит под удар Андрея, Сашку, маму — нет, это невозможно. Но она не сможет и убежать. Ее найдут, обязательно будут искать и найдут. Что же делать? Даже если она вернет часы — Олеся оставалась свидетельницей тройного убийства и шпионкой. Единственный выход — избавиться от улик, только так она сможет обезопасить своих близких. Олеся вздохнула. У нее было всего две улики. Часы и она сама. Первую она выбросила в реку, оплатив час катания на речном трамвайчике; а что делать с собой, она не знала. Олеся привыкла принимать решения быстро. Есть лишь один шанс, и она им воспользуется, а тогда — либо пан, либо пропал. Димка Крылов, ее одноклассник, был влюблен в Олесю с детства, у нее на свадьбе он напился и вопил, что никогда не женится на другой и что она, Олеся, загубила его жизнь. Димка был прочно связан с теневым миром — с фальшивыми документами, отмычками, оружием и прочими дорогостоящими игрушками. Возможно, он сможет помочь ей — или же, если захочет, отомстить.

Олеся вздохнула и направилась к Димке — вручить ему свое будущее. Ирония судьбы — когда-то он так просил ее об этом!

— Да, ты крепко вляпалась, девочка, — резюмировал Димка, наливая ей в стакан водки, — вряд ли тебе удастся выбраться живой. Твой Алексеев найдет тебя и под землей. Он большой человек, высоко забрался. Я могу сделать тебе паспорт, но это ничего не даст. Он разыщет тебя. Подумай сама, если он убил троих ради этой игрушки, он будет искать ее и дальше!

— Пусть ищет, ее у меня нет. Но я не хочу умирать, понимаешь? Что мне делать? — Олеся бесстрашно посмотрела на него и залпом осушила стаканчик. — Ты можешь помочь мне?

Димка задумался, поглубже уселся на диване и смешно наморщил лоб. Именно таким, смешным и задумчивым, она и любила его в детстве. Почему он подался сюда? Такая жизнь не для него! Но она не скажет ему об этом…

— Есть один способ, — сказал он наконец, — если они тебя еще не засекли здесь, может сработать! Только не знаю, согласишься ли ты. Тебе придется поехать в Египет и, предупреждаю, сразу приготовься сказать «гуд бай» своим дорогим родным и любимому супругу, — слегка язвительно добавил он, а потом продолжил, уже серьезнее: — Там, в Александрии, найдешь некоего Мустафу, я дам адрес. Он поможет тебе, он настоящий колдун. Но знай: с этих пор вот такой Олеси, которую я любил и, кстати, люблю, больше не будет. Ты станешь другим человеком. У тебя будет другое лицо, фигура, мимика, голос — все. Только воспоминания и останутся от прошлой Олеси, понимаешь?

— Нет, — честно призналась она.

— Мустафа работает на секретной базе, финансируемой Америкой. Там проводятся различные исследования, в основном по созданию биологического оружия. А в свободное от работы время он использует лабораторию для своих делишек, поняла? Он сделает тебя другим человеком, и тогда не только Валентин — родная мама тебя не узнает! Поняла?

— Поняла, — прошептала Олеся, и впервые в жизни ей стало по-настоящему страшно…

— Вот, Настенька, — усмехнулась она, окончив свой рассказ, — какая участь меня ждет. И все из-за проклятых часов. И я думаю теперь, когда не смогу больше вернуться домой: почему я не ценила то время, когда была с ними, почему? Моя дочка, ей только семь…

Олеся всхлипнула, и теперь пришла очередь Насти утешать ее.

— Не плачь, — сказала девочка, вытирая ей слезы. — Зато ты начнешь новую жизнь. И станешь еще красивее и счастливее. Я знаю, я обещаю. Не плачь!

Настя и Олеся прощались, стоя на одной из площадей прекрасной Александрии, а мимо куда-то бежали белые туристы, моряки, гиды, арабы; шли женщины в парандже, ослы везли повозки, голодные собаки искали еду, гортанно кричали торговцы в длинных белых одеждах, и в воздухе стоял пряный запах Востока, оповещая прибывших о том, что они попали в новый, загадочный мир.

— Как здесь жарко! — Олеся вытерла лоб рукой, другой она прижимала к себе девочку.

За дни путешествия в трюме они по-настоящему привязались друг к другу — как очень одинокие, попавшие в беду люди.

— Мы еще встретимся? — Настя подняла на Олесю свои слишком серьезные для маленькой девочки глаза.

— Конечно, — улыбнулась в ответ та.

— Но ведь ты будешь совсем другой, как же я узнаю тебя? — спросила Настя.

— Ты-то не изменишься. Я сама найду тебя!

— Правда?

— Правда, как и то, что ты доберешься до своей Севильи. Если хочешь, я помогу тебе найти твой корабль.

— Нет, — Настя покачала головой, — не сейчас.

И, заметив недоумевающий взгляд старшей подруги, продолжила:

— Раз уж я здесь, в Египте, я хочу посмотреть на пирамиды. Ведь позор — побывать в Египте и не увидеть пирамид!

— Но ведь пирамиды в Каире, это далеко! — возразила Олеся.

— Ну и что! Россия тоже далеко, однако мы здесь! Я хочу их увидеть, понимаешь? Так же сильно, как и попасть в Севилью. Сама не знаю почему, я только сейчас поняла это, но я хочу!

— И никто не собьет тебя с пути, маленькая упрямица! — вздохнула Олеся. — Я дам тебе денег на машину или автобус, чтобы добраться туда, но как ты потом вернешься в Александрию?

— Что-нибудь придумаю! Скажу, что отбилась от группы, не бойся, я не пропаду! У меня ведь такой наивный ребячливый вид! Мне поверят! Обдурю кого-нибудь! — Настя весело улыбнулась.

— Ясно, — Олеся понимающе кивнула. — Ты заразилась моим духом авантюризма. И ты слишком умна для тринадцатилетней девочки. Даже как-то жутко. Пошли, я найду тебе транспорт!

— Я не забуду тебя, — сказала Настя от всей души, обнимая свою новую, первую и единственную подругу.

— Да и тебя, пожалуй, забыть будет трудновато! — заметила Олеся. — Эй, смотри-ка, вон тот мужик, кажется, ничего. И машина у него вроде бы приличная. Пойдем, пообщаемся с ним, может, подбросит тебя к пирамидам, как думаешь?

— Пойдем, — кивнула Настя, и они решительно пересекли улицу, направляясь к вызвавшему доверие Олеси водителю.

— Слушай меня внимательно, — тараторила Олеся, запихивая Настю в небольшой зеленый пикап, державший путь на Каир, обращаясь к смуглому арабу-водителю. — Я даю тебе денег, много денег, ты отвезешь эту девочку к пирамидам. Но учти, если что-то случится с ней, будешь иметь дело со мной. Мой муж бандит, понял? Русский бандит. И он разберется с тобой, если девочка пострадает!

— Не бойся, мадам, — неожиданно почти без акцента ответил сидящий за рулем, — довезу девочка куда надо. Мехмед честный, никого не обманул, все хорошо будет, не бойся!

— Смотри у меня! Держись, Настя, искательница приключений! — Олеся в последний раз обняла девочку. — А потом езжай в свою Севилью, танцуй!

— Поехали с нами, — предложил Мехмед, — бесплатно довезу! Один поцелуй — один километр. — И он лукаво подмигнул Олесе, но та только погрозила ему пальцем и ничего не сказала в ответ.

Она посмотрела вслед отъезжающей машине, а затем достала из кошелька бумажку, на которой Димкиной рукой был записан адрес.

Ее ждал волшебник Мустафа.

Как ни странно, Мехмед оказался действительно честным малым, правда, он, не умолкая, говорил всю дорогу и убийственно, в прямом смысле этого слова, «лихачил», демонстрируя все чудеса вождения, но несколько часов спустя Настя прибыла в Каир живой и здоровой. Мехмед довез ее прямо до Гизы, после чего порулил обратно, заявив, что ждать здесь не намерен. Но девочка не обратила на это никакого внимания, она пробормотала слова благодарности и, выскочив из пикапа, остановилась, пораженная открывшимися ее взгляду памятниками Вечности. Желтоватая пустыня свободно раскинулась пред нею, и казавшиеся издалека такими маленькими три пирамиды предстали во всем своем колоссальном великолепии. Здесь было очень много туристов, бедуинов с верблюдами и прочих желающих подзаработать, но на фоне каменных изваяний люди казались мелкими, почти невидимыми и не отвлекали внимания Насти от возникшего пред глазами чуда света. Ее сердце было переполнено покоем и счастьем. Она пошла вперед, не замечая палящего зноя, и, остановившись у подножия, посмотрела вверх. В эту минуту она и самой себе показалась маленькой и незначительной, все ее проблемы и страхи стали такими ничтожными, сжались, а затем исчезли вовсе, и она отправилась бродить среди камней и песка, не обращая внимания на окрики людей. Она протянула свою руку, ту самую, которая мыла бокалы в кафе Марины, драила полы у Людмилы Львовны, замерзала без варежки в морозные ночи и раздавала матросам сигареты, к огромной каменной лапе Сфинкса, от которой ее отделяли какая-то сотня метров и сотни веков, приобщившись на мгновение к истории Земли. В его лице увидела она не загадку, как ожидала, а разгадку всех тайн мироздания. В спокойном взгляде Сфинкса, устремленном в бесконечность, таилось необыкновенное довольство собой и окружающим миром — видимо, ему были известны радости жизни. Люди и ветры пытались изувечить каменное лицо, но сделали его лишь еще прекраснее, словно и вправду вечная красота Сфинкса была неподвластна времени.

Настя шла и шла, останавливалась, глядела по сторонам, наслаждаясь покоем, как корабль, нашедший наконец свою гавань. А потом, утомившись, она присела на камень у основания одной из пирамид — пирамиды Хефрена, хотя, конечно, не знала ее названия, и задумалась. Время бежало, но Настя забыла о нем, она забыла и о группе туристов, с которыми хотела вернуться назад, и о том, что неумолимо приближалась черная африканская ночь, звездная и холодная.

Она забыла обо всем на свете — и тут на песке мелькнула чья-то тень. Настя подняла голову и увидела старика араба в белой чалме, наверное, одного из бедуинов. Старик держал на поводу верблюда, животное послушно опустилось на колени, а его хозяин присел на краешек камня рядом с девочкой. Кругом царила странная, почти нереальная тишина, как если бы весь мир вдруг умолк в ожидании предстоящего разговора седого смуглого старика и маленькой белокурой девочки.

И этот разговор произошел.

— Надо же, ты почти не опоздала, — произнес вдруг старик, начертав на песке в подтверждение своих слов солнечные часы. — А я-то боялся, что мне придется тебя ждать.

— Что-что? — не поняла Настя. — Вы ждете меня?

Старик молча кивнул головой.

— И зачем же? — Девочка повернулась к нему. Она привыкла ничему не удивляться, но это превосходило все ее представления о возможном!

— Затем, чтобы отвезти тебя в свой дом, зачем же еще. Пошли!

Араб встал, протянул ей руку, и Настя, никогда не доверявшая никому, никогда не разговаривавшая с незнакомыми, вдруг почувствовала, что внезапно какое-то странное единение возникло между ними, людьми из двух совершенно различных миров. Она поднялась, повинуясь наитию, и последовала за ним. Старик поднял девочку и усадил ее на верблюда, затем ловко вскочил на него сам, и животное послушно побрело вперед, руководимое чуткими пальцами хозяина.

«Что это? Что творится? — подумала Настя. — Разве я собиралась встречаться у пирамид с каким-то стариком? Мне ведь нужно в Севилью!»

— Севилье придется подождать, — сказал вдруг старик, будто подслушав ее мысли. — Сейчас тебе нужно быть здесь.

— Зачем? — потрясенная, Настя не могла выговорить ничего больше.

— Ты задала слишком много вопросов. Теперь пришло время ответов. И ты их получишь.

Через пару часов, которые они проехали молча, вдали показались неясные тени, небольшой оазис, несколько пальм и источник, рядом с которым находилась хижина старика.

— Этого оазиса нет на карте, — усмехнулся он, — люди предпочитают обходить его стороной.

— Боятся? — поинтересовалась девочка.

— Да, меня считают колдуном, приходят только тогда, когда им очень нужна помощь. Что ж, мне же лучше. Не люблю незваных гостей. А теперь слезай, мы приехали.

Верблюд опустился на колени, и Настя, спрыгнув, оказалась у порога низенького глиняного жилища, в котором слабо мерцал огонек.

— Проходи. Это мой дом. Кстати, и твой тоже. — Старик прошлепал в так называемую комнату, кстати единственную и, достав из угла матрац, бросил его на пол. — Это будет твоя постель, — пояснил он.

— Я что, надолго здесь? — спросила девочка, опускаясь на набитую травой подстилку.

— Смотря с чем сравнивать! — лукаво улыбнулся ее новый знакомый, пощипывая свою седую бороду. — Во всяком случае, пока не узнаешь ответы на свои вопросы.

— Но разве я задавала вопросы? А кстати, как вас зовут?

— Вот видишь, ты задаешь вопросы! Зови меня Учитель.

— А другие как вас зовут? — спросила она.

— Не знаю, — усмехнулся бедуин. — Видишь, на простой вопрос — простой ответ. — Он опустился на подстилку рядом с ней. — Чтобы получить ответы на другие вопросы, тебе придется многое узнать и многому научиться.

— Но ведь я ничего не спрашивала, — снова робко заметила Настя. — И мне надо идти!

Старик достал тряпичную котомку, развязал ее, вынул оттуда жесткую лепешку и разломил ее на две части.

— Ешь, это твой ужин, — он протянул одну из них девочке, подвинув к ней кувшин с водой.

Лепешка показалась Насте жесткой и пресной, но хозяин дома ел с явным удовольствием — видимо, он привык к такой пище. Настя смутно догадывалась, что они теперь всегда будут питаться подобным образом.

— Так ты хочешь, чтобы я напомнил тебе вопросы? — заговорил он. — Что ж, пожалуй, так будет правильно. Легче искать ответы. Разве ты не спрашивала, где твой отец? Где твой брат? А почему тебе так хочется попасть в Севилью и танцевать там? Или почему именно тебе так не везет? Почему жизнь других девочек складывается иначе? Почему в конце концов ты добралась сюда одна и без денег, но осталась живой не невредимой, почему никто не спрашивал у тебя документов, никто не помешал пробраться на корабль? Может, тебе покровительствовал кто-нибудь очень могущественный? Почему наконец я сказал, что ты вовремя? Разве тебе не хочется узнать об этом, Настя?

— Вы знаете, как меня зовут, — прошептала девочка, окончательно растерявшись, — и вы знаете, где мой брат! Вы скажете мне?

Она машинально схватила нового знакомого за руку, но тут же, опомнившись, поспешно спрятала свою руку за спину.

— Я — нет. Но ты сама узнаешь об этом, когда придет время. Нужно только начать учиться.

— Так давайте! Я готова начать прямо сейчас! — горячо сказала она. — Найти брата — моя самая большая мечта!

— И ты не будешь жаловаться, наберешься терпения и забудешь о времени? — Старик смерил ее хитрым взглядом.

Настя зажмурилась и решительно кивнула.

— С чего же мы начнем, Учитель? — спросила она.

— Пожалуй, с языка, — ответил тот.

— С языка? — удивленно переспросила Настя.

— Да, с языка. Ты понимаешь все, что я тебе говорю?

Девочка уверенно кивнула в ответ.

— И какими же языками ты владеешь?

— Русским, во-первых, — Настя считала, загибая пальцы, — а еще я учила в школе английский и немного, совсем немного французский, всего год.

— И что? Я говорю по-русски? — поинтересовался ее учитель.

Настя покачала головой, и ее охватила смутная, непонятная тревога, она готовилась услышать откровение, узнать тайну, разгадать загадку.

— Или, может быть, по-английски или по-французски? — язвительно продолжал старик.

— Нет, — тихо ответила она, окончательно растерявшись.

— Нет. Вот именно — нет! И тем не менее ты прекрасно понимаешь меня. Почему?

— Я не знаю…

— Потому что я говорю на языке, известном всем. На языке, на котором говорили первые люди, и люди до нас, и люди до них, на языке, на котором можно говорить с Богом.

— Разве есть такой язык? Я не слышала о нем.

— Когда та цыганка танцевала на площади, ты поняла, что она хотела сказать своим танцем? Своей улыбкой? — спросил Учитель.

Девочка кивнула в ответ, уже не удивляясь, что старик знает про цыганку.

— А когда кто-то смотрит на тебя с ненавистью? Ты понимаешь это? Независимо от его национальности, не так ли?

— Но ведь они говорят без слов! — возразила новоиспеченная ученица. — А вы говорите и используете слова.

— Это тебе кажется, что я использую слова. Я привел тебе примитивные примеры владения этим языком: улыбка, танец, взгляд. Я же говорю на нем в совершенстве, и ты должна будешь выучить его также.

— Это вроде телепатии? — догадалась Настя.

— Считай, что так. Со временем ты выучишь его. Понадобится всего несколько лет.

— Несколько лет?! — Настя вскочила. — Несколько лет! Но я не хочу быть здесь несколько лет! Я должна быть в Севилье, я хочу танцевать! Скажите мне, где мой брат, скажите мне, и я уйду! Просто скажите, я не хочу знать ничего другого!

Старик поднялся.

— Хорошо. — Он кивнул головой. — Пойдем.

Он повел Настю в дальний угол хижины, открыл крышку сундука и начал беспорядочно выбрасывать из него цветастые ткани, свитки бумаги, старый кальян, ножи, какие-то музыкальные инструменты, склянки со странными жидкостями, пока наконец не вытащил черный сверток, который оказался огромной книгой в переплете из темно-коричневой кожи, старой и потрепанной, с пожелтевшими страницами. Он положил ее на крышку сундука.

— Вот, читай. Здесь написано про твоего брата. Открой пятьсот пятую страницу и читай!

Растерявшись вконец, Настя повиновалась и принялась перелистывать слипшиеся страницы, пока не добралась до нужной.

— Но здесь нет ни одной буквы! — изумленно воскликнула она. — Только какие-то странные значки, я не понимаю, что здесь написано!

— Эта книга написана на том же языке, на котором я говорю с тобой. И только выучив его, ты узнаешь о судьбе брата. И о многом-многом другом.

— Почему в этой книге написано про моего брата?

— Потому что здесь написано обо всем. — Старик снова присел рядом с ней. — Нет ничего, что происходило бы в настоящий момент и не было бы описано в этой книге. Здесь есть все. Кроме прошлого и будущего. Но, повторяю, ты должна будешь научиться читать ее. И прежде чем это сделать, тебе придется прочесть множество обычных книг, написанных на обычных языках, ибо разум твой еще не готов. Ты стала серьезной, как взрослая, но у тебя сознание ребенка. Ты многого не знаешь, и мне придется многому научить тебя.

— Почему именно меня? — Настя подняла глаза от испещренной знаками странички и взглянула в морщинистое лицо своего учителя.

Несколько мгновений он молчал.

— И на этот вопрос ты тоже получишь ответ, — произнес он чуть погодя. — А сейчас тебе лучше отправиться спать. Завтра нам рано вставать. Как, впрочем, и во все последующие дни.

— А какие же книжки мне нужно будет читать? — спросила Настя, укладываясь на жесткий матрац, одеяла не было.

— Разные. Например, что ты знаешь об инвариантных величинах? Таких как материя, время, пространство и движение, как свойство материи? Что ты знаешь о них? Ты изучала физику, философию?

— Физику очень мало. Только в школе два года. Я почти ничего не помню, а философию и вовсе не знаю. — Настя сокрушенно вздохнула.

— И что же такое материя?

— Объективная реальность, существующая независимо от нашего знания о ней. Кажется… — неуверенно пробормотала девочка.

— Ясно. А магия? Что ты знаешь о ней? Эзотерика? Слышала такое слово? Наверняка ты читала книжки Кастанеды! Они так популярны сейчас!

— Нет, — прошептала Настя, совсем уж растерявшись, — не читала…

— Плохо, — констатировал старик, — очень плохо! Спи.

Настя закрыла глаза и мгновенно погрузилась в глубокий, почти гипнотический сон…

В последующие месяцы каждую минуту, свободную от несложной работы по уборке хижины, поддержанию запасов воды и горящего огня она проводила за книгой, не переставая удивляться, откуда здесь, в пустыне, в этом бездонном сундуке берется такое их количество! Со своим Учителем она почти не разговаривала, он приходил и уходил, а она лишь пыталась понять написанное. Иногда девочке казалось, что нагрузка становится непосильной и ее голова вот-вот разорвется от втискиваемых в мозг различных знаний и мыслей, но потом информация укладывалась в предназначенные для нее ячейки и спокойно лежала там, ожидая своего часа. В считанные дни Настя осваивала огромные массивы знаний по физике, астрономии, биологии, химии, медицине, философии, социологии, непосильные для человека в обычной обстановке, прочитывала десятки, а может, сотни книг по эзотерике. Как ни странно, ничто из прочитанного не забывалось, знания не смешивались, а составляли цельную, иногда немного противоречивую, не всегда понятную, но четкую картину объективной реальности, в которой протекает жизнь Вселенной. Она узнавала новые языки, новые термины и категории, новые науки и открывала для себя неисчерпаемые богатства знаний о мире, познать который одному человеку не представляется возможным. Хотя, кажется, Учителю это удалось. Или почти удалось.

— Неужели люди — действительно всего лишь светящиеся яйца? — спросила она Учителя после прочтения семи книг Кастанеды.

Вместо ответа старик протянул ей круглое зеркало, на обратной стороне которого неизвестно почему была приклеена фотография молодой девушки, и именно этой стороной он повернул зеркальце к Насте.

— Что ты видишь? — спросил он.

— Ну… девушку. Молодую… — нерешительно ответила она.

— Надо же! — старик грустновато рассмеялся. — Тебе повезло! А вот я вижу седого старика в белой чалме. Понимаешь?

Он отложил зеркало.

— В мире все относительно. И все, в том числе люди, может выглядеть так или иначе, зависит от того, откуда ты смотришь. Запомни, в мире нет двух одинаковых углов зрения. Никто другой не видит того, что видишь ты. Никто другой не видит так, как видишь ты. И поэтому бесполезны споры о красоте, о таланте, об уме и глупости, ведь мы всегда будем говорить о разных вещах, даже имея в виду одно и то же. Один только Всевышний видит все и со всех точек Вселенной. Так не пытайся уподобляться ему, вступая в бессмысленные споры и доказывая свою правоту. Ведь еще с древности известно, что о вкусах не спорят.

Так Настя впервые узнала понятие относительности.

— А правда, что на различных уровнях живут нематериальные существа, но подобные нам?

Старик спокойно кивнул в сторону кальяна, стоявшего в углу.

— Хочешь убедиться, попробуй. С его помощью ты можешь перейти на другой уровень и увидеть все своими глазами. Однако это очень опасно. При переходе на другой уровень изменяется скорость движения твоего тела и твоей души. Многие умирают, не выдержав подобного напряжения, другие привыкают к подобному состоянию. Сам я только один раз воспользовался им для перехода на другой уровень и жалею об этом. Многие люди постоянно повторяют этот ритуал, используя наркотические вещества, не понимая, насколько он сложен. Даже алкоголь, и тот изменяет скорость движения нашего тела и нашей души. Выпей побольше, и ты ощутишь неизвестную тебе ранее свободу, не будешь чувствовать боль и узнаешь новые, незнакомые ощущения, потому что приблизишься к другому, нематериальному уровню. Нужно лишь помнить, как необратимо изнашиваются от этого наше тело и наша душа. Даже от одного раза. Кстати, наутро тебе будет очень плохо. Организм вернется в привычное состояние, это дается нелегко. Помни и не совершай, — закончил он.

— Тогда для чего вы используете этот кальян? — спросила Настя, уже не боясь задавать любые вопросы.

— Чтобы заглянуть в прошлое. Или увидеть будущее. Но лишь тогда, когда это необходимо — был ответ.

Настя продолжила свое обучение, вставая с рассветом и засыпая, когда звезды уже сияли на черном бархатном небе. И вот наконец Учитель начал спрашивать ее об усвоенном. Их разговор начался во время скудной вечерней трапезы и закончился, когда солнечные часы показывали полдень, но девочка не ощущала никакой усталости. Они не разговаривали уже несколько недель. И в эту ночь Настя узнала о существовании относительного, абсолютного и нулевого и получила ответы на вопросы, которыми философы задаются в течение многих столетий.

— Как ты находишь философию? — спросил вдруг старик, внимательно взглянув на молчаливую ученицу.

Настя пожала плечами и отложила лепешку в сторону, прямо на глиняный холодный пол.

— Интересно. Но слишком много неясного. Все задают одни и те же вопросы, но отвечают каждый по-разному, и я ничего не понимаю, я запуталась — и, кажется, окончательно.

— И что бы ты хотела узнать?

Настя задумалась, подняв глаза к звездному небу, словно спрашивая у него, что именно волновало ее сейчас.

— Ну, хотя бы узнать, есть ли где-то конец, — и она показала рукой на небо, — и если есть, то что находится там, дальше? Откуда взялся наш мир и что было до него? Есть ли Бог и каков Он? Если добрый, то почему в мире столько зла? Почему он ничего не может изменить? И главное, если Он создал наш мир, то зачем? Для чего мы живем? И что будет потом? Я не имею в виду после смерти, я верю в следующую жизнь, я имею в виду, куда идем мы все, куда и зачем?

Высказав все это, Настя внимательно посмотрела на Учителя, приготовившись услышать истину. Она верила его словам.

Старик рассмеялся.

— Значит, не зря я позвал сюда именно тебя. Видишь, сколько вопросов ты задаешь! Как и откуда произошел наш мир? Кто из философов и ученых был прав, а кто ошибался? Да все они были по-своему правы, и, разумеется, все ошибались! Прежде всего позволь рассказать тебе о главной ошибке философов и ученых. Помнишь, когда ты пришла сюда, я спрашивал тебя об инвариантах? Материя, время и пространство. Мудрецы признали их инвариантами, считая их количество постоянным и неизменным, считая их постоянными признаками реальности. Наше пространство трехмерно, сказали они, или четырехмерно, если считать движение во времени. И всегда есть метры, секунды и килограммы. Так вот, они ошибались и ошибаются до сих пор. Эти величины не инвариантны. Они изменчивы. И ошибка состоит в том, что движение считается свойством материи. Однако давай-ка разберемся. Может ли существовать материя, если исчезнет движение? Ответ: нет, не может. Материальный мир создан из движущихся атомов, внутри которых находятся движущиеся частицы, и если они вдруг остановятся, материя распадется. Она исчезнет. А может ли существовать движение без материи? Да, может; ведь существует огромное количество нематериальных форм. В частности, наша душа. Она не материальна, и тем не менее она движется. Таким образом, можно сказать, что лишь движение — инвариантная величина, а материя, так же как время, как и пространство, — всего лишь его свойства. Если не будет материи, если ничто не будет двигаться и все будет оставаться вечно статичным, где будет время? Оно исчезнет. Где будет пространство? Его не станет. Не будет ничего.

Настя молчала, и Учитель продолжил:

— Помнишь, был такой малый, Эйнштейн? Славный парнишка, большой ученый. Только много ошибался. Да кто не ошибался? Но он познал главное — за величину, определяющую все, он избрал скорость, и был прав: ведь скорость — основная характеристика движения. Он понял, что с увеличением скорости, с приближением ее к скорости света — меняется масса материи и меняется время, искривляется пространство. Вот только мыслил он мелко, сравнивая все лишь со скоростью света. Человеческий разум не в состоянии понять величин больших, величин другого порядка, с другим методом измерения. Потом я объясню тебе, как достичь этих сверхскоростей. Потом. А сейчас — главное. Слушай внимательно и постарайся понять то, что я сейчас скажу. Когда скорость движения становится неизмеримо маленькой, материя распадается и пространство начинает сжиматься, пока не исчезнет совсем. Когда скорость движения становится неизмеримо большой, происходит то же самое, только пространство искривляется и расширяется, а потом исчезает. Исчезает все: время, пространство, материя, жизнь — все. Остается лишь точка, в которой собрано все и одновременно нет ничего. Чистое, абсолютное ничто. Точка Ноль. И это и есть Бог. В этом своем проявлении он не добр и не зол, Он существует при приближении к бесконечности, и таким является конец Вселенной. Чтобы преодолеть огромные космические расстояния, нужны большие скорости, намного превышающие и скорость света в твоем видении. А при достижении их — исчезает привычный мир. Исчезает все. То есть нет края Вселенной. Понимаешь? А потом, создавая движение, Он создает материю и нематериальные субстанции, мир, жизнь, добро, зло, любовь и ненависть, и это находится в удивительной гармонии, поняв которую, ты познаешь все.

— Но зачем? Почему создается все это? Я хочу спросить, почему нужно было создавать движение, создавать наш мир? Чем нулевое состояние не устраивает Его? И почему нужно было создать именно так? Почему в мире до сих пор есть зло? И как с ним бороться? — Настя сыпала вопросами, не давая Учителю времени на ответ.

Старик улыбнулся и подождал, пока она наконец даст ему высказаться.

— Бог, как и все в этом мире, стремится к красоте и гармонии. И Он создает максимально прекрасный, гармоничный мир, мир, где царит совершенное равновесие. Не думай о жизни без страдания, о Земле, на которой нет зла. Мечта о рае прекрасна, лишь пока его нет. Потому что истинная красота и заключается в том, что ты видишь перед собой, только в борьбе противоположностей и есть совершенство. В бесконечной борьбе. Если что-то идеально и лишено недостатков — то в этом уже самый большой его недостаток и самая большая ущербность.

— Тогда в чем же смысл нашей жизни? И куда же идет наш мир, что будет потом, через много веков?

— Мы не идем никуда. Смысл именно в том, чтобы поддерживать эту прекрасную сказку, именуемую жизнью, гениальный творческий замысел, и не ищи новых иллюзорных миров. Самый прекрасный иллюзорный мир — тот, что перед тобой, и лучше его нет. Ты можешь мечтать о лучшем, но кому, как не Богу, знать, что есть лучшее? Согласись, Он мудрее тебя, и он понимает прекрасное. И еще о скорости. Наши тела материальны, потому что скорость движения в нас такова. При других скоростях живут нематериальные существа, населяющие тысячи параллельных пространств, те семь уровней, про которые ты читала. Их, конечно, не семь, как у Кастанеды, их неизмеримо больше, но законы одинаковы везде. При использовании наркотических стимуляторов ты изменяешь скорость своего движения и погружаешься в новый мир. Как я уже говорил, это опасно.

— Не понимаю, — Настя опустила голову и закрыла лицо руками. — Не понимаю. Разве смысл нашей жизни не в вечной борьбе со злом, разве смысл существования Бога не в борьбе с дьяволом? Разве не придет время, когда будут царить только счастье и радость? Ведь то, что происходит сейчас, — ужасно! Подумайте, Учитель: войны, болезни, жестокость, продажность — разве это не ужас, разве мы не должны избавиться от всего этого?

Старик лишь снова улыбнулся.

— Мне трудно будет объяснить тебе. Это ломает привычные представления, но постарайся услышать и понять меня. Слушай.

И он достал из кармана маленькую монетку и протянул ее Насте.

— Видишь, у нее две стороны. На одной герб, а на другой цифра. И одна сторона не существует без другой. Ты видела монету с одной стороной? Ты видела предметы без тени? Так и зло — лишь оборотная сторона добра, лишь его свойство, и одно не существует без другого. Они противоположны, но едины, понимаешь?

Но Настя покачала головой:

— Не понимаю. Мне кажется, добро может существовать и без зла, и я не вижу связи между ними. И что есть Бог? Только добро или и то и другое?

И старик ответил:

— Существовали две крупные фирмы. Они предоставляли людям услуги. И они отчаянно и жестоко конкурировали между собой, пытаясь вытеснить друг друга с рынка и завоевать преимущество. (Настя удивилась неожиданному экономико-лирическому отступлению Учителя.) Все общество наблюдало за их борьбой, а в действительности они принадлежали одному и тому же человеку, они были в сущности одной фирмой, но искусственная конкуренция позволяла им процветать и совершенствоваться. И это была гениальная стратегия. Так же и здесь. Лишь в борьбе совершенствуются силы добра и силы зла. Представь, зло исчезнет и останется лишь добро. Но кто тогда скажет, что это добро? Ведь сравнивать будет не с чем! И силы его, которые не нужно будет развивать для борьбы, иссякнут. Жизнь остановится, и замедлится движение, произойдет распад, сначала медленный, а потом стремительный, и мир снова спустится к точке Ноль. Если темноты не будет, то кто узнает, что свет — это свет?

— То есть зло оттеняет добро, проводит границу?

— Нет, не совсем. Это его вторая, оборотная сущность. Ведь если нет севера, разве есть юг? Если нет темноты, то и свет со временем исчезнет, и повторяю, так же исчезнет и мир, в котором нет зла. Если тебе не с чем бороться, ты не сможешь жить, поверь мне.

Воцарилось молчание.

— То есть, — Настя вдруг засмеялась, — получается, что и зло необходимо? Так давайте смело и безнаказанно совершать его! Давайте творить все, что нам вздумается! Можно?

— Зло притягивает. Начиная создавать его, ты уже не можешь остановиться. Создавать добро труднее. Поэтому и престижнее.

— Престижнее? При чем тут престиж? А что будет, если мы все, все люди, вдруг станем творить только добро? Мир исчезнет? Или только зло? Добра не будет?

Старик поднял свою седую голову, взглянул на солнце, поднимающееся на востоке, и, удовлетворенно вздохнув, воткнул свою трость в песок.

— Посмотри, вот тень. Она не всегда одинакова. Она бывает равна предмету, а иногда превосходит его в несколько раз, а иногда превращается в маленькую точку, но никогда не исчезает совсем. Зло — как тень добра. Наступает момент, когда люди отчаиваются и творят зло, и приходит эпоха страданий. Тень становится длиннее предмета, происходят войны и катастрофы. А когда мы начинаем творить добро, зло сжимается до маленькой горошины и приходит спокойная эпоха, тогда люди довольны и счастливы. Но всегда нужно помнить, что в этой горошине заключены все силы зла и горошина всегда равна длинной тени — ведь всегда это всего лишь тень одного и того же предмета. Путем наших усилий мы можем сократить длину тени и быть счастливее.

— То есть никогда не случится, что тень исчезнет совсем или исчезнет предмет?

— Никогда. Будь спокойна, они не существуют друг без друга. Мы можем лишь колебаться между уровнями развития, между мирами реальности и теней.

— А что про престиж? Вы что-то говорили о престиже? Странно слышать это слово здесь, в пустыне, да еще и от вас, Учитель!

— Всегда помни одно — творить зло проще и приятнее. Но знай: совершая его, ты принадлежишь к миру теней, а не к миру реальности.

— Ну и что? Какая мне разница, где находиться, если в мире теней проще и приятнее? — возмутилась девочка.

Неожиданно старик рассердился.

— Ты все-таки очень непонятливая! Мне бывает тяжело, ты утомляешь меня. — Он вздохнул и продолжил: — Взгляни на свою тень! Ей легче, чем тебе! Она не теряла родителей, она не испытывает голода, не страдает от жары, не чувствует боли! Однако ты почему-то предпочитаешь быть реальной девочкой, а не своей тенью, не так ли?

Настя согласно кивнула в ответ.

— Так же и здесь. Помни, Князь Тьмы находится ниже последнего нищего в мире добра — такова иерархия. Взгляни на властителей мира! Большинство получили свою власть, путешествуя дорогами зла. Но они всего лишь призрачные повелители несуществующего царства, уверяю тебя! Каждый человек, и ты в том числе, колеблется между миром реальности и миром теней, но если не хочешь спуститься вниз — не увлекайся соблазнами теневого мира. За ними ничего нет.

— Но почему? Я все равно не понимаю, это так сложно! — Настя сжала виски ладонями, пытаясь сосредоточиться. — Почему, если добро и зло равноправны, если это две единые субстанции, не существующие одна без другой, почему добро реальнее, лучше? Почему говорят, что оно сильнее и побеждает всегда? Почему говорят, что Бог добр, если зло также является одним из его проявлений?

Старик пожал плечами.

— Это сложный вопрос. Представь себе дорогу, по которой идут два путника, и один из них король, а другой — его слуга. Если исчезнет король, слуга перестанет быть слугой, ведь ему некому будет прислуживать. Если исчезнет слуга, король перестанет быть королем. Ему некем будет повелевать. Они не существуют друг без друга. Однако, согласись, королем быть престижнее. Свет и тьма не существуют друг без друга, так же как здоровье и болезнь, счастье и горе, тепло и холод, но почему-то свет считается прекраснее тьмы, понимаешь? Возможно, таковы истинные лики Бога, поэтому именно их он возвел во главу существующего мира как необходимые составляющие понятия счастья, существующего лишь в мире реальности. В мире теней, как я уже сказал, легче и приятнее. Но не ищи счастья. Его там нет.

Настя задумалась.

— Значит, в точке Ноль — свет, тепло, добро и счастье? Я правильно понимаю? Это ее свойства?

— Считай, что так, если так тебе легче осмыслить картину мира. Представить истину ты все равно не сможешь. И помни, точка Ноль — истинное состояние Бога, но и наш мир, и все в нем: и я, и ты, и все окружающие предметы, и добро и зло — все это Он, при наличии движения его сознания.

— И я?

— И ты. Поэтому помни о своей ответственности и не погружайся в мир теней.

Старик поднял голову и взглянул на полуденное солнце, вытирая пот со лба.

— Мы долго говорили. Смотри, сколько времени пролетело! Вводный урок прошел успешно. Теперь, пожалуй, начнем наши занятия и поговорим именно о времени. А пока сходи-ка за водой!

Настя послушно встала.

— О времени? — спросила она. — А о чем именно?

— Мы не будем говорить о времени как о свойстве движения. Не будем говорить ни о прошлом, ни о будущем. Обо всем этом ты узнаешь после. А пока мы поговорим о времени в представлении обычного человека. О времени и его невыразимо большом, великом влиянии. И о жизни. Заповедь номер один, помни ее всегда: жизнь длинна. Порой тебе будет казаться, что все кончено, а порой — что все прошло, и прошло прекрасно. Но всегда, когда захочешь сказать: «Все прошло», «Так будет» или употребить слова «всегда», «навсегда», «никогда», когда тебе кажется, что поступок какого-то человека ты не простишь ни при каких обстоятельствах или будешь до конца дней верна кому-то, когда думаешь о вечной ненависти или вечной любви, — помни: жизнь длинна. Все успеет поблекнуть и умереть, и родиться заново, и снова умереть, потому что жизнь длинна. Все меняется, а потом возвращается на круги своя, потому что жизнь длинна. В этом ее главная сила — великая сила времени. Время всего лишь свойство, и его можно преодолеть. Но в судьбе обычного человека оно играет свою роль. А теперь иди принеси воды.

Остановившись у источника, Настя зачерпнула ледяной прозрачной воды и умыла горящее лицо. Почувствовав ее свежее прикосновение, девочка немного пришла в себя и попробовала осознать услышанное. Ей хотелось побыть одной, но Учитель ждал ее, и, подхватив кувшин, она побежала обратно, увязая в песке и постоянно спотыкаясь.

Они позавтракали, как всегда, жесткими лепешками (почему они всегда такие черствые? — удивлялась Настя), запив их ледяной водой, от которой перехватывало дыхание — травяной чай полагался только вечером.

Настя подняла глаза на старика в ожидании нового урока. Но он молчал, казалось, погрузившись в созерцание мира и забыв о существовании своей ученицы. На миг девочке стало обидно, ведь она так торопилась вернуться!

— Мы хотели поговорить о времени, — наконец решилась напомнить она.

— Мы не будем говорить. Я скажу только название нашего урока, все остальное ты увидишь сама. Название таково: «Жизнь длинна. Время изменяет. И в этом их сила». А теперь пошли. Кстати, у тебя совсем нет терпения. Это плохо. Ты должна быть спокойна. Как Большой Сфинкс. Всегда. Что бы ни случилось.

Снова вытащил он из бездонного сундука Книгу книг, тяжелую, сотни страниц, обтянутых кожаным переплетом, и протянул ее девочке, но та испуганно отстранилась.

— Я же не умею читать ее! — сказала она.

— Ты сможешь прочесть то, что нужно, под моим руководством. Скоро ты научишься читать ее одна и научишься ориентироваться в ней. А пока помни о нашем уроке. И открой десятую страницу.

Медленно, дрожащими руками Настя раскрыла книгу и старательно отсчитала десять потрепанных страниц, усеянных черными значками.

— Что дальше?

— Теперь смотри на эту страницу, смотри на значки и вспомни все, что ты узнала за последнее время, и ты поймешь, как выросло твое сознание. Помни о времени.

Девочка принялась внимательно вглядываться в значки, одновременно вспоминая прочитанное до этого, пытаясь поверить в себя, пытаясь понять написанное.

— Не получается, — грустно вздохнула она наконец.

— Не получается, потому что ты не веришь в себя. Что ты видишь?

— Значки, много мелких значков.

— А вот я вижу дельфина. Он танцует, выпрыгнув из воды, и на носу у него большой надувной мяч! А здесь, — ткнул он пальцем в другую страницу, ничем не отличающуюся от предыдущей, — я вижу золотого Будду, и он прекрасен. Кстати, ты уже усвоила, что Бог един? Что религии зачастую сеют рознь? Что люди используют светлое и божественное для своих низменных целей, для удовлетворения своих амбиций? Что имена, даваемые Богу, отличаются от истинного — точки Ноль? Усвоила? Так ты видишь Будду?

— Нет, не вижу.

Настя вздохнула и с опаской посмотрела на кальян, стоящий в углу. Старик перехватил ее взгляд.

— Это не то, о чем ты думаешь, — усмехнулся он, — я не курил его уже полгода. То, что я вижу, действительно написано здесь. Смотри внимательно и не забывай: ты часть бесконечности, и сам Бог — в тебе. И помни, здесь описывается лишь настоящее. То, что происходит в эту самую минуту где-то в одном из миров, в одной из бесконечных точек пространства. Но только в этот момент.

Настя снова сосредоточилась, она постаралась отстраниться от значков, прислушиваясь к своим ощущениям. И вдруг страница засветилась ровным голубым сиянием, которое становилось все ярче, пока не стало непереносимо ярким, и тут появилось изображение: молодая девушка сидела в кресле у окна. Над городом сгущались сумерки.

Книга книг. Страница 10

Молодая девушка сидела в кресле у окна. Над городом сгущались сумерки.

Она была в мягком домашнем халате и уютных плюшевых тапочках, и было ей лет двадцать пять, не больше. Не очень красивое, но довольно милое лицо ее выражало спокойствие и грусть. Возможно, грусть была навеяна дождем за окном, а возможно, тем обстоятельством, что ей мучительно хотелось выйти на улицу, встретиться с кем-нибудь и поговорить, но никого не было. Нет, конечно, у нее были и друзья, и приятели, просто именно сейчас не было никого. Бывают такие моменты, когда случайно накладываются друг на друга поездки, болезни, командировки, неотложные дела — и ты остаешься в одиночестве. И именно в такие моменты непереносимо хочется общения и усиливается ожидание чуда. Но чуда не происходит.

И в эту минуту зазвонил телефон.

Девушка протянула руку, взяла холодную красную трубку и сказала «да» — так она всегда отвечала, когда грустила.

— Привет! — раздался мужской голос, знакомый и в то же время бесконечно далекий, голос, который она никак не ожидала услышать.

И случилось чудо.

Это было много лет назад, но звук его голоса стремительно вернул ее в детство, в мир, где она была маленькой девочкой, а затем девочкой-подростком, в мир, где у нее не было других богов, кроме Него. Она занималась в театральном кружке при школе, а Он оканчивал педагогический институт и руководил этим кружком. Она была всего лишь одной из учениц, серенькой и незаметной, Он же всегда находился в центре всеобщего внимания: веселый, обаятельный, взрослый, талантливый, общительный и бесконечно красивый. Он являлся предметом мечтаний всех девочек в школе, одни мечтали о Нем вслух, другие, как она, — про себя. Он был не такой, как все, казалось, дурное влияние современности обошло его стороной: в нем не было ни капли испорченности, ни капли странности или нестандартности. Он был абсолютно нормальный, то, что называется, «хороший парень», и этим Он был прекрасен. Он все время рассказывал интересные истории, смешные случаи, каждый из которых она помнила до сих пор, а однажды, когда ей исполнилось шестнадцать, она рискнула написать ему записку, поведать о своих чувствах. Записка не привела ни к чему. А потом она закончила школу, и были другие люди, другие чувства, другие увлечения, но воспоминание о Нем осталось с ней, оно не поблекло с годами, просто скрылось в далеком уголке сознания. И вот теперь этот голос мгновенно извлек его наружу, и оно снова засияло прежними красками. Девушка поняла, что всегда она ждала именно этого — Его звонка.

— Как жизнь? — спросил он, и она ответила:

— Нормально.

— Чем занимаешься?

— Сижу одна и бездельничаю.

— Как на личном фронте? Замуж не вышла?

— Еще нет, а ты?

— А я уже нет. Может быть, встретимся? Просто поболтаем?

Секунду она поколебалась, даже не осознавая, чем были вызваны ее колебания, ведь она всегда мечтала об этом! И сказала тихо:

— Хорошо. Где и во сколько?

Он положил трубку и задумался. Сегодня он встретится с той, которую не видел почти десять лет, с той, которая из маленькой девочки уже превратилась во взрослую девушку, и кто знает, что даст им эта встреча? А чего, собственно, он ждет от нее?

Закрыв глаза, он представил себе небольшое уютное кафе, где он сидит за столиком. Дверь распахивается — и влетает она, молодая и красивая, раскрасневшаяся от бега, и кричит:

— Прости, что опоздала!

И они выпьют за встречу и поговорят, и он увидит, как сильно она изменилась, какой взрослой и красивой стала. Не изменилось лишь одно: она так же любит его, как и тогда, ведь в своей записке она написала: «Не важно, когда ты позвонишь мне — через год, или через пять лет, или еще позже. Я буду ждать. Всегда». И ведь она ждала! Она до сих пор не замужем! Он уже не был тем наивным юношей, руководителем театрального кружка, в нем развилось циничное отношение к людям, появились и деньги, некоторая самоуверенность и — недовольство жизнью. Да, он был женат, а потом у него были и другие женщины, и ему казалось, будто все прекрасно. Он считал любовь глупой выдумкой и ценил то, что давала ему жизнь. А потом нечаянно наткнулся на ее письмо, и странная детская мечта проснулась в нем, и на миг ему показалось, что не все еще потеряно, что, возможно, он сделает один шаг, всего один шаг навстречу этой девушке, и — кто знает? Может, не так уж это и глупо. Он прогнал эти мысли, но они возвращались снова и снова, и постепенно он поверил смешной, нелепой, но такой настойчивой мечте и сейчас испытывал легкое волнение перед свиданием. Перед свиданием, к которому они шли десять лет.

«Интересно, какой он?» — думала девушка, ее сердце наполнялось радостью, и ей казалось, что она действительно помнила о нем все эти десять лет и ждала его. И она надеялась, что вот наконец-то ее мечта сбудется, счастье само стучится в дверь, которую так долго обходило стороной. Любовь вечна, истинная любовь, и ничто, абсолютно ничто не изменилось за эти годы, только теперь она стала взрослее, умнее и может предложить ему неизмеримо больше, чем прежде, когда была мечтательной девчонкой, ничего не знавшей о жизни. Она снова вспомнила его в праздник последнего звонка, в белой рубашке, с колокольчиком в руке и мальчишеским взглядом, таким решительным, так смело глядевшим в невидящие глаза Судьбы. Наконец-то она дождалась! Наконец-то он будет принадлежать только ей. Как она благодарна судьбе за подаренную встречу, какая молодец, что обрела смелость и пришла!

Девушка решительно распахнула дверь кафе, почувствовав запах горячего шоколада и свежей выпечки, радостно улыбнулась и направилась к нему. Как и было задумано, она опоздала и подошла — красивая, раскрасневшаяся — к столику, где он сидел и ждал ее.

Жизнь бывает удивительно предсказуема. Но бывает, что преподносит и сюрпризы.

Она встретила того, кого ждала так долго, пусть через десять лет, пусть не сразу, но она все-таки его встретила! И теперь он хочет быть с нею! Все противоречия разрешились, они встретились — и будут вместе! Наконец-то это свершилось!

Но была всего лишь одна проблема: перед нею за столиком сидел Другой Человек.

Нет, несомненно, это был он — он даже улыбнулся ей, как прежде, и узнал ее, и заговорил, и они говорили о вещах, известных только им двоим, и все же это был совершенно Другой Человек, утративший всякую связь с тем, прежним, кого она так долго ждала и кого так сильно любила когда-то. Она задавала ему какие-то вопросы, спрашивала, все пытаясь найти того, кого знала раньше, но эти ее поиски ни к чему не привели. Он больше ничем не выделялся среди остальных, он как-то съежился и поблек, это был совершенно обычный мужчина, каких вокруг тысячи!

Они просидели до позднего вечера, пока не закрылось кафе, а потом он проводил ее домой, и они договорились встретиться снова. И оставшись одна, она долго не могла найти в себе мужества признать, что мальчика в белой рубашке с колокольчиком в руке — больше нет. Искать его бесполезно, потому что его нет нигде. Девушка закрыла лицо руками и расплакалась, осознавая свою вину: она нарушила одну из важнейших заповедей — встретилась с прошлым, попыталась вернуться в прекрасную страну, путь в которую каждому открывается лишь однажды. И потерпела неминуемое поражение.

Ибо время — меняет. И в этом — его сила.

Настя закрыла книгу и подняла глаза. Больше на странице ничего не было.

— Хорошо? — спросила она.

— Плохо, — ответил Учитель. — Ты не прочла даже их имен, не слышала, о чем они говорили, даже названия кафе ты не смогла увидеть! Плохо, очень плохо! Но все-таки, надеюсь, ты поняла главное.

— Мне не следует искать брата? — тихо спросила она.

Старик помолчал. Вздохнул:

— Брата — еще куда ни шло. А вот отца, пожалуй, не стоит.

На несколько минут воцарилось молчание. Девочка пыталась смириться с тем, что сказал Учитель.

— Продолжай. Это еще не все, что тебе следует знать о времени. Открой страницу 111, — предложил ей Учитель.

И Настя, послушно открыв указанную страницу, внимательно всмотрелась в начертанные на ней черные знаки, пытаясь собрать их в единую картину. Несколько минут сосредоточенного взгляда, и содержание нового урока стало известно ей.

Книга книг. Страница 111

Пожилой человек готовил себе ужин — горячий чай и несколько бутербродов с ветчиной и сыром — и вспоминал прошедшее.

Сорок лет назад он, Александр Моретти, исполнял свой гражданский долг. Он был полицейским, работал в отделе по борьбе с крупными экономическими преступлениями, случаями превышения служебных полномочий. Молодой, энергичный, он был крайне доволен собою и своей работой. В те годы он работал в паре с решительным парнем Джозефом Виллером, или просто Джо. Напарник Александра отличался отвагой и хладнокровием и не раз выручал Моретти в сложных, а порой и опасных ситуациях. Несмотря на агрессивность Джо, Александр доверял ему, считал другом, можно сказать, даже любил его, называл Джо «своим парнем», слегка посмеивался над ним и не знал, что Судьба уже приготовила тому особую роль — роль главного человека в его жизни. Перебрасываясь шуточками, просиживая вечера в барах и выпивая по кружечке пива (впрочем, не всегда по одной), они рассказывали друг другу о личной жизни, остающейся за рамками службы. В один из таких вечеров (это было 5 июля — он запомнил эту дату) Моретти и поведал другу о девушке, которую он увидел пару дней назад на дне рождения сестры, черноглазой красавице Лу, и обещал познакомить девушку с другом. Вскоре Александр сделал Лу предложение, она согласилась — и Моретти познакомил невесту с Джо.

— Да, ничего девушка, — спокойно прокомментировал тот, — но не совсем в моем вкусе. Я предпочитаю блондинок. К тому же она слишком худа, а у женщины все-таки должны быть хоть какие-то формы.

Моретти почувствовал себя несколько уязвленным таким отзывом друга, ведь ему самому Лу казалась настоящей красавицей. Ее лицо, очень живое, излучающее сияние, ее грация и легкий характер словно магнитом, притягивали к ней людей, и почему-то лишь Джо, мнением которого Александр так дорожил, не выразил никаких восторгов, напротив, казалось, просто проигнорировал красоту невесты друга! Тем не менее как истинный друг он охотно брался помочь, когда у Моретти, его невесты или у обоих возникали проблемы: возил девушку в больницу к ее отцу; в день помолвки помогал им выбирать кольца, спокойно выслушивая бурные изъявления благодарности, ибо Моретти отличался истинно итальянским темпераментом, унаследованным от предков-калабрийцев, и давал советы, простые, но не лишенные мудрости.

Письмо, которое Лу написала Моретти за три дня до их свадьбы, было как гром среди ясного неба: невеста сообщала Александру, что не сможет стать его женой, ибо отныне ее судьба принадлежит другому человеку, и этот человек — Джозеф Виллер! Моретти пытался читать это письмо целых три дня, но постоянно откладывал его в сторону. Это письмо, где Лу просила прощения и пыталась оправдать то, что она называла «единственным разумным выходом из положения», а Моретти считал обычным предательством, письмо, в котором она говорила о своей любви к Джо, так поздно ею осознанной, — это письмо он носил с собой всю жизнь.

И этим письмом питал он свою ненависть, тот огонь, который так и не смог погасить. Он ненавидел Виллера, ненавидел его всю свою жизнь, которую провел под знаком борьбы и соперничества с бывшим другом, отнявшим у Моретти невесту. Александр, однако, никогда не опускался до мести, он просто копил в душе ненависть, и именно поэтому, ибо никаких других причин не было, сам Джо Виллер ненавидел своего неудачника-друга еще сильнее.

Джо выиграл первое сражение, красавица Лу досталась ему. Он совершил предательство, и, несмотря на то что голос совести редко тревожил его прежде, ему иногда становилось не по себе, странная тоска томила его, и в такие моменты Джо понимал: от его болезни есть лишь одно лекарство — только зло, причиненное ему Александром, сможет избавить его от чувства вины и заглушить голос совести. Хоть бы Моретти дал ему шанс почувствовать себя правым и заявить: «Моретти тоже был плохим другом, и на моем месте он поступил бы так же!» Но тот даже не снизошел до выяснения отношений, подавляя свой природный темперамент, сдерживая эмоции, просто молча носил в себе обиду и ненависть. И тогда началось соперничество, борьба, продолжавшаяся непрерывно. Служебный долг отныне не значил для Джо Виллера ничего; его единственной целью отныне стало — отравить жизнь своему врагу и вывести Александра наконец из себя. Он нанес удар и теперь страстно желал получить ответный, не собираясь останавливаться. После нескольких неудачно проведенных расследований и попыток подставить бывшего друга, Виллер покинул полицию, открыл частное детективное агентство, на самом же деле это сыскное бюро брало под крылышко мафиози, «черных торговцев», дельцов, поставлявших оружие. Джо разбогател, обзавелся связями, которые он направил, естественно, против Александра Моретти. В результате тот, обвиненный в сотрудничестве с наркодилерами, был заключен в тюрьму, чему предшествовала его отставка из полиции. Для самого Моретти не было секретом, чьих рук это дело; Виллер стал для него воплощением вероломства, коварства и подлости. И спустя два года, освободившись, но уже не имея возможности вернуться к любимой работе, познав все невзгоды заключения, но не сломившись, Моретти снова и снова искал, но не находил в себе желания встретиться с Виллером и отомстить. Однако ненависть в нем не утихала, она крепла и с каждым днем становилась все сильнее, подавляя все остальные эмоции, заглушая другие чувства. И он по-прежнему продолжал любить Лу, она была все так же дорога для него. Он жил их жизнью, видел их фотографии в газете и, глядя на снимки, понимал, что Джо не любит и никогда не любил эту женщину: она стала лишь призом в борьбе с противником, человеком, превосходившим его, с человеком, сильному характеру которого он завидовал. Уверенный в себе и довольный жизнью, Моретти вызывал зависть у Джо Виллера, всегда балансировавшего на грани. Агрессивный характер не позволял Джо чувствовать себя спокойным и тем более счастливым, уже сама необходимость жить была для него серьезнейшим испытанием, почти непосильной задачей. Попытки разрушить спокойствие бывшего друга и напарника постепенно превратились в навязчивую идею, одна из которых и привела к смерти жены зимой 82-го года. Джо вовсе не желал смерти Лy, произошла нелепая случайность. Нечаянно они встретились втроем в небольшом кафе на углу улицы Кинг Кросс. Джо впервые увидел, как побледнел Моретти, как в глазах его врага вспыхнула ненависть, и не смог не перейти тому дорогу.

— А, Моретти! — Он шутовским жестом стянул с головы шляпу и поклонился.

— Здравствуй, Алекс, — растерянно сказала Лу. — Как дела?

— Ничего, — ледяным тоном ответил ее бывший жених. — Несколько месяцев назад вышел из тюрьмы. Сижу без работы, отдыхаю.

— Ты?! — Лу не могла прийти в себя от изумления. — Ты был в тюрьме? Ты, порядочный и честный человек? Я всегда знала тебя таким…

— Возможно, тебе следует получше узнать собственного мужа. — Моретти криво усмехнулся. — Спроси его. Ему-то известно, по чьей милости я оказался за решеткой. Спроси! А сейчас извините, кажется, принесли мой заказ.

И Моретти, кивнув бывшей невесте, прошествовал к своему столику. Однако, слегка повернув голову, он наблюдал за разговором человека, которого ненавидел, и женщины, которую любил, видел испуг в ее глазах и слышал раздражение в его голосе, затем Лу смахнула слезу, крикнула мужу «Поговорим потом!» и выбежала из кафе. Она села в свою машину и долго не могла вставить ключ в замок, руки ее дрожали. «Потом» они уже не поговорили. Лу и сама не знала, куда она ехала, слезы застилали ей глаза, и уже вечером того дня она погибла. Ее машина перевернулась на большой скорости, столкнувшись с автобусом, летевшим по встречной полосе. Эта дорога стала последней ее дорогой, и Моретти даже не смог присутствовать на похоронах.

«Никогда, никогда, что бы ни произошло, я не смогу простить Джозефу ее гибель! Даже если он окажется благороднейшим из людей, даже если спасет мне жизнь, даже если отдаст за меня свою собственную — моя ненависть не станет ни на йоту слабее, она не исчезнет, она будет жить во мне вечно!» — думал Моретти, через несколько дней покидая Лондон.

Потом он колесил по стране, подрабатывая тяжелым физическим трудом, пока наконец не обзавелся небольшим домиком, полуразвалившейся хижиной на одном из маленьких островков Фолклендского архипелага, завел свое хозяйство и зажил в одиночестве, находя собеседников среди рыбаков, моряков и пастухов, изредка забредавших в эти края. Его жизнь текла размеренно и однообразно, но главное — она текла, и каждый вечер, ложась в кровать, вспоминал он лицо своего врага, каждый вечер представлял, что вот где-то Джо ходит сейчас по этой же самой земле, удачливый, беспринципный, довольный собой. Каждую ночь он спал вместе со своей ненавистью, во сне представлял возможную встречу с врагом и лелеял надежду на возмездие.

Однако постепенно черты и этого лица стали стираться, сила ненависти — угасать под воздействием длинных, занятых тяжелой работой дней, а мысли о возмездии все чаще сменялись мыслями об одиночестве и о скорой, неумолимо приближающейся смерти. Александру было уже семьдесят семь, и с каждым днем он все отчетливее слышал ее дыхание. И если по вечерам вдруг раздавался дверной скрип, он вздрагивал, думая, что это смерть пришла за ним. Уже очень давно не слышал он звуков человеческих голосов, не считая тех, которые доносили волны радиоприемника, и уже начал сомневаться, а существует ли она — реальная жизнь? А существует ли тот проклятый Джо Виллер, так же ли он красив, так же удачлив, как прежде?..

Итак, он налил себе чаю, сделал бутерброд, и в этот момент скрипнула дверь. Старик Моретти вздрогнул и поднял глаза, ожидая увидеть ангела загробного царства, который проводил бы его в последний путь.

Перед ним стоял Джо Виллер, тот, встречи с которым он так ждал и боялся. Рука хозяина, державшая чашку, замерла. Не в силах пошевелиться, он смотрел на нежданного гостя.

— А, так это ты здесь живешь! — безразличным тоном сказал вошедший, стряхивая на затоптанный пол снег с капюшона своей поношенной куртки. — Пожалуй, налей мне тоже чайку!

И внезапно Моретти увидел, что Джо Виллер — вовсе не тот красавец, укравший его жену, не удачливый бизнесмен, не искусный противник, с которым предстояло сразиться, о нет! Перед ним стоял седой, сгорбленный старик, такой же жалкий и дряхлый, как и он сам, человек, у которого нечего спросить и с которого нечего взять; человек, уже доживающий свою жизнь. Очень старый человек.

— Тебе с сыром или с ветчиной? — спросил Моретти, протягивая ему чашку с чаем и хлеб. — Присаживайся. Чай как раз горячий, и мед у меня есть.

— Спасибо. Все равно с чем. Может, по случаю у тебя и что-нибудь покрепче найдется?

И Моретти поднялся, шаркающими шагами прошел в другую комнату и достал из шкафчика бутылку с джином, купленную, кажется, лет шесть назад.

— За встречу, — сказал он, поднимая стакан.

— Да. — Джо залпом осушил содержимое и закашлялся. — Всем встречам встреча! Я ведь думал о тебе каждый день. И ненавидел тебя. Вспоминал все время. А потом, как почуял приближение смерти, понял, что не умру спокойно, не повидав тебя. Начал искать, а покуда искал, куда-то ушло все: ненависть, зависть. Да и давно это было. Так давно…

Моретти согласно кивнул.

— Давно. Все прошло. Жизнь прошла. Как-то быстро, незаметно, да?

— Слишком быстро. И ничего мы не успели. Я так и не понял ничего, кроме того, что даже себя я не знаю, — признался Джо.

— В конце концов ты много значил для меня когда-то, — сказал Моретти.

И они выпили по второму стаканчику, а потом принялись вспоминать о прошлом, ведь будущего у них уже не было. И они вспоминали о том, как служили в полиции, как проводили вечера в барах и пабах. Помянули и Лу, выпив еще джину за светлую ее память.

Им было больше нечего делить.

Даже если бы Джо оказался благороднейшим из людей или спас ему жизнь, Моретти не подарил бы ему своего прощения. Но этого и не понадобилось. Просто прошло время. И, как волны смывают следы на песке, время смыло обрывки прежних дней, лишив воспоминания их могущественной силы.

— Хочешь, оставайся здесь, — предложил наконец Моретти, глядя в глаза человеку, на ненависть к которому потратил долгие годы.

— Ты же ненавидел меня. Я твой враг. Я сломал тебе жизнь, — возразил Джо. — Как я могу остаться?

Моретти лишь отмахнулся:

— Какое теперь это имеет значение? Какая кровать тебе больше нравится? Я обычно сплю на той, что у окна: оттуда лучше видно дверь и входящих…

Жизнь длинна. И в этом ее сила.

— Что ты поняла из пройденного? — спросил Учитель после того, как Настя закрыла книгу.

— Что мир вечен и никуда не стремится. Что одна цивилизация может погибнуть, но на смену ей придет другая, и опять люди будут страдать и бороться с трудностями, и так будет всегда. Потому что добро не существует без зла, и только в борьбе люди приближаются к совершенству, и именно эта борьба, в которой проходит жизнь каждого из нас, — прекрасна. Что мир, где есть только добро, — скучная утопия и что это, слава Богу, недостижимо. Что человек, живущий без трудностей, теряет свое лицо и, наоборот, в борьбе растет и приближается к Богу. Что время меняет людей, время лечит и не существует понятий «навсегда» и «никогда», потому что все, даже самые страшные страдания, даже самая сильная ненависть — все это ничто перед лицом времени. Время лечит, время приносит утешение. И еще — не стоит искать встречи с прошлым.

— Кинг Кросс, Фолклендские острова, 1982 год, Моретти. Теперь ты видишь даты, названия, имена. И изображение стало более четким. Неплохо. Ты делаешь успехи. Теперь можешь отдохнуть. А я отправляюсь к пирамидам. У меня еще одна встреча. Отдыхай.

И старик вышел, оставив девочку одну, кликнул своего верблюда и, неторопливо взобравшись ему на спину, тронулся в путь.

Настя осталась наедине с Книгой книг.

Она знала, что Учитель не зря оставил ее, теперь она и сама сможет читать эту книгу. Настя подумала о брате, но так и не решилась узнать о его судьбе. Девочка уже собралась спрятать книгу обратно, в бездонный сундук, как вдруг вспомнила об Олесе. Прошло уже более полугода с момента их встречи! Жива ли она, как сложилась ее судьба? И Настя открыла книгу наугад, на странице 938.

Книга книг. Страница 938

Но на этой странице Настя не увидела Олесю. Она увидела мокрую московскую улицу, завесу моросящего дождя и высокого брюнета в длинном черном плаще, идущего по тротуару с портфелем в руках. И Настя поняла, что это и есть Андрей, Олесин муж, о котором та рассказывала.

Он остановился у входа в стеклянный Торговый центр, огляделся по сторонам, и взгляд его задержался на худенькой миловидной блондинке с тонкими правильными чертами лица, настолько правильными, что, казалось, они были созданы на холсте рукой средневекового художника и принадлежали одной из многочисленных Мадонн, вдохновлявших живописцев того времени. Она тоже была в черном плаще и казалась бы неприметной, если бы не слишком правильное лицо и слишком светлые волосы. Во всем ее облике ощущалась подчеркнутая, обращающая на себя внимание интеллигентность.

— Простите, вы не Галина? — спросил он, подходя к ней.

— Да, я. — Она неожиданно радостно улыбнулась. — А вы Андрей?

— Да. Рад встрече. — Он протянул женщине руку. — Пройдемте, там внутри есть небольшой ресторан, где можем поговорить.

Они прошли в ресторан, заказали по чашечке кофе с круассанами, так как было утро, и немного поговорили о ничего не значащих мелочах.

— Итак, расскажите о себе, — попросил он наконец.

— Ну… — Галина застенчиво улыбнулась. — Не знаю даже, с чего начать. Я живу в Подмосковье, в Раменском. Там и родилась. В Москве окончила педагогический институт. С отличием, по специальности учитель младших классов. Знаю два языка. Потом пять лет проработала в школе. Но там, знаете, какие зарплаты! Невозможно же вечно работать бесплатно! Поэтому теперь я решила попробовать себя в качестве гувернантки. Мне кажется, должно получиться, я очень люблю детей…

— Моей дочери скоро восемь. Она осталась без матери. И она трудный ребенок. Вы раньше не работали… — он замялся, — в таком качестве?

— Нет, не работала, — честно призналась Галина.

— Жаль. Боюсь, я не смогу предложить вам это место, да и теща не позволит. Она требует рекомендаций. Ей очень тяжело после того, как погибла ее дочь, моя жена… — Андрей горестно вздохнул.

— Конечно, я понимаю. Как это случилось?

— Моя жена погибла в автокатастрофе. Прошло семь месяцев, а мне кажется: как будто бы это случилось вчера. Мне все говорят, что жизнь продолжается, а я почему-то не верю. — Он замолчал.

— Я понимаю, — кивнула сочувственно женщина. — Какая она была? Простите, что спрашиваю…

— Необыкновенная. Лучшая женщина в мире. Извините… — Андрей смутился. — Для меня — лучшая. Я говорю все это, чтобы объяснить, почему не могу взять к нам в дом человека без рекомендаций. Мы еще никак не придем в себя после случившегося…

— Нет проблем. — Галина мужественно улыбнулась. — Ну что ж. Вам пора на работу. Спасибо за кофе.

Андрей поднялся следом за ней.

— Простите меня, — почему-то сказал он, когда они вышли на улицу.

— Не стоит извиняться.

Они попрощались, и Андрей пошел прочь, но Галина вдруг догнала его.

— Андрей, — она потянула его за рукав плаща, — я боюсь быть слишком навязчивой, но раз уж гувернантки из меня не вышло… — Она протянула ему листок бумаги с номером своего телефона. — Может быть, вы позвоните мне? Сходим куда-нибудь, можно поужинать вместе… — В ее глазах отражалось волнение, ей нелегко далась эта просьба.

Он замялся, предложение было неожиданным.

— Поужинаем? И что же вы любите? — Он спросил это просто потому, что отказывать дважды было как-то неловко.

— Я люблю стейки с соевым соусом, — ответила Галина.

Андрей вздрогнул.

— Совсем как моя жена, — тихо сказал он, приглядываясь к своей спутнице. — Вы и вправду чем-то напоминаете мне мою Олесю, хотя совершенно на нее не похожи. Хорошо. Когда вам удобнее? Я позвоню…

Простившись с Галиной, Андрей уже знал, что если в его жизни когда-нибудь появится другая женщина, то это будет только она — эта, которая чем-то напоминала ему его любимую жену.

Галина Михайловна Ленская, она же Олеся Белова-Василенко, разглядывала себя в зеркале, пытаясь полюбить заново, затем накапала в рюмку с водой двадцать капель валокордина и выпила, пытаясь успокоиться. Она страдала, не зная, что делать дальше. Галина безумно, мучительно, невыносимо ревновала собственного мужа. Ревновала к себе самой! Ведь если он позвонит Галине Ленской — это будет предательством по отношению к памяти Олеси, а она-то считала, что он любил ее! Прошло только семь месяцев, и неужели он уже готов к встрече с другой? А если нет, как тогда быть? Как ей снова связаться с ним? Олеси больше нет. Так… Теперь она Галина. И он больше не ее муж, а всего лишь посторонний мужчина. Но почему же тогда живы все ее чувства? Почему ей так хочется подойти, прижаться к нему, снова почувствовать себя защищенной?

Олеся умерла — и вместе с нею исчезло все. Ее друзья, родственники, карьера — все принадлежало только ей. Галине же она не оставила ничего. Она была совсем одна. И ей нужна теперь новая работа и новая семья. Вот только она и думать не хотела о новой семье, она мечтала о своей — прежней!

В наследство от умершей ей досталось лишь одно — решительный сильный характер Олеси, и Галина была твердо уверена, что сумеет вернуть себе любовь мужа и дочери, матери и подруг. А карьера? Да плевать ей на карьеру! Она потеряла все из-за тех проклятых часов!

Авантюристка Олеся проникла в кабинет Валентина Алексеева под видом секретарши, авантюристка Галина, живущая всего шесть месяцев, уже сделала попытку проникнуть в собственную квартиру под видом гувернантки. Попытка оказалась неудачной, зато она вновь познакомилась с Андреем. И, кажется, вновь понравилась ему.

Сопереживая подруге, Настя закрыла книгу и убрала ее в сундук. И все-таки она не могла не радоваться, что предсказание ее сбылось. Олеся стала еще красивее, и она начинала новую жизнь! И еще ее радовало, что обычная девчонка, которой нет еще и четырнадцати, научилась читать знаки, написанные в Книге книг, и теперь уже ничто не укроется от ее внимания! Разве это не повод для радости?

— Ты читала Книгу книг? — спросил Настю Учитель на следующий день после завтрака.

— Да. Теперь я могу читать ее и одна! — похвасталась она.

— Мне кажется, ты слегка загордилась, — сердито пробормотал Учитель. — Ты читаешь в Книге книг! Подумаешь, велика важность! Что же ты не прочитала там про своего брата? Не хватило сил? Да… Тебе еще многому предстоит учиться! Ведь можно читать не только Книгу книг. Можно читать о прошлом и о будущем. И можно знать все. Так о чем мы поговорим сегодня?

— Может быть, о любви? — робко спросила Настя.

Старик нахмурился.

— Ну почему все женщины с юных лет думают о любви? Как будто нет ничего другого! — Учитель недовольно нахмурился.

— Я имела в виду любовь во всех ее проявлениях, — пояснила девочка, — а вовсе не то, о чем мечтают многие девушки и женщины…

— И ты в том числе, — оборвал ее Учитель. — Хорошо. Но эта тема сложна и многогранна. Познав смысл жизни и устройство мира, познав силу времени и ничтожность наших самых сильных переживаний, поговорим о любви. Этот урок будет одним из главных. С чего мы начнем? Что именно интересует тебя?

Настя пожала плечами.

— Я даже не знаю, как и спросить вас. Можно начать с любви в смысле влюбленности? Между мужчинами и женщинами. Почему она так часто бывает несчастливой? Почему так редко встречается в мире? И почему мужчины и женщины такие разные? Не проще ли было бы, если бы они одинаково смотрели на вещи? Ведь они говорят на разных языках и стремятся к разным целям! Я не права? Женщины в большинстве своем хотят обрести домашний очаг, мужчины предпочитают свободу… В чем заключаются причины конфликтов их интересов, Учитель?

— На твой последний вопрос ответить легко. При одинаковом взгляде на вещи отсутствует борьба противоположностей, та самая борьба, которая придает жизни гармонию и толкает мир к совершенству. Если бы не было мужчин — не было бы женщин, и наоборот. Противоположность и единство, как в диалектике. По-другому было бы плохо.

Настя кивнула.

— Мужчина и женщина часто бывают вместе, не испытывая настоящей любви друг к другу. Многие считают, что это недопустимо, но все равно поступают так же. А на самом деле? — продолжила она.

— Вспомни картину мира. Мир реальности. В нем все равно есть зло, но оно превратилось в маленькую горошину, когда тень коротка, когда она гораздо меньше предмета. Такова любовь. Капля страсти в ней подобна крошечной тени, она сильна, но вторична. Теперь вспомни мир теней — время, когда тень гораздо больше предмета. Это модель чувства, называющегося страстью, влечением, любовь там вторична. Но она есть, ведь не бывает тени без предмета. И пусть тень больше, но не бывает страсти без капли любви, а значит — она прекрасна. Я ответил на твой вопрос?

— Может быть, — девочка пожала плечами. — Но все равно я не совсем поняла…

— Все, что идет от сердца, все, что соответствует твоим истинным желаниям, содержит хоть каплю — но любви, поэтому оно отражает гармонию мира. Если же ты следуешь чьим-то советам, своим страхам — в этом нет и крупицы добра, и ты опускаешься в мир теней. Ты совершаешь зло, пусть безобидное, но оно растет. Я знаю, тебе сложно понять то, что я сказал тебе. Нужен пример. Открой двести двадцатую страницу.

И Настя послушно открыла книгу.

Книга книг. Страница 220

Небольшая комната вся завалена сувенирами, стены увешаны полками с мягкими игрушками и компакт-дисками; пол, покрытый паласом, устлан, словно снегом, белыми бумажными листами, испещренными черными буквами. В кресле напротив кровати, подобрав под себя ноги, сидит полноватая девушка лет девятнадцати, на кровати полулежит ее подруга, темноволосая, стройная. Даже с первого взгляда на нее становится ясно, что она нервная, слишком импульсивная, эмоциональная, несдержанная. Она говорит, оживленно жестикулируя, то улыбается, то вдруг хмурится, в общем, — интересный образчик. Человек с неуравновешенной психикой.

Подруга — полная противоположность ей — спокойная, флегматичная, равнодушная ко всему, что не касается непосредственно ее особы.

— Почему у тебя везде валяется бумага? — спрашивает флегматичная девушка, лениво указывая на пол.

— Пишу курсовую работу, — нетерпеливо отвечает вторая. — Не отвлекай, ты уже много говорила, давай теперь я скажу…

— Говори…

— Я скажу, что все это позор! Чушь страшная! Этот твой очередной сетевой серфер — наверняка страшен, как черт, кроме того, наверняка отличается скрытыми и явными пороками! — эмоционально начинает она.

— С чего это ты взяла? — флегма возмущенно выпрямляется в кресле.

— А было хоть раз по-другому? Каждую неделю одно и то же! Главное, я не понимаю: тебе что, непременно нужно с кем-нибудь постоянно общаться? И все равно — с кем?

— Да ты подожди, может, он как раз нормальный, — вяло пытается оправдаться флегматичная девушка.

— Да не бывает в Сети нормальных, не водятся они там! Все нормальные уже давно заняты! — Нервная девушка кипятится все сильнее.

— Ну, нужен мне кто-то. Я не могу быть одна!

— И почему же? — В глазах девушки появляется язвительное выражение. Ее подруга растерянно пожимает плечами.

— Откуда я знаю…

— А хочешь, я скажу? — импульсивная подруга, словно распрямившаяся пружина, подскакивает и садится на кровати. — Тебе важно, что о тебе подумают, правильно? Ты хочешь доказать всем, какая ты замечательная и какая у тебя бешеная популярность. Я не права? И ты просто боишься одиночества, боишься упустить свой шанс…

— Мне замуж давно пора, — уныло подытоживает полноватая девушка.

Импульсивная возмущенно хлопает ладонями по коленям.

— Час от часу не легче! Ну, нельзя же выходить замуж просто потому, что ты считаешь, будто тебе пора! Пришло время. Или тебе все равно — за кого, лишь бы выйти? Так?

Флегматичная девушка не знает, что ответить, и пожимает плечами. Тогда ее подруга, не дождавшись ответа, продолжает, горделиво вскинув голову:

— Вот возьми хотя бы меня! Я-то не желаю тратить время на кого ни попадя! Я вообще слишком разборчива. Не боюсь мнения окружающих и никому ничего не пытаюсь доказать! Я не стремлюсь выйти замуж во что бы то ни стало. Я принадлежу сама себе и слушаю только свои чувства. И они меня не подводят. Я отношусь к себе с уважением, поэтому и окружающие люди меня уважают! А то, что у тебя, да и у многих других — это… Я даже не знаю, как такое можно назвать. Позор какой-то, честное слово!

И девушка, чрезвычайно довольная собой, снова вытягивается на кровати.

На лице ее спокойной подруги появляется грусть, она явно огорчена услышанным.

— И что, сейчас ты одна, у тебя никого нет? — растерянно выбрасывает она последний козырь.

— Ну почему же! — счастливо улыбается девушка-живчик. — Я уже две недели как встречаюсь с Колькой. Он такой замечательный парень! Прелесть!

— С каким еще Колькой? — вдруг настораживается флегма.

— Ну, с Колькой, нашим бывшим одноклассником. Только не говори, что не помнишь его! — В голосе девушки слышится раздражение.

И тут флегматичность ее подруги как рукой снимает, она широко раскрывает глаза и, похоже, теряет дар речи от изумления.

— Подожди-ка, — растерянно бормочет она, наморщив лоб, словно пытаясь что-то вспомнить. — Ведь ты же мне сама говорила… Когда он ухаживал за мной… Это ведь ты отговорила меня, ты сказала, что он маменькин сынок и вообще дурак, и ты бы с ним никогда… И что тебе с ним на улице было бы стыдно показаться…

Импульсивная девушка пожимает плечами.

— Ну, это я тогда так думала. Откуда я могла знать, какой он? А когда он обратил на меня внимание, я присмотрелась: вроде бы ничего. Нельзя судить о человеке, не пообщавшись с ним, — уверенно заключает она.

— Ты ведь уже не в первый раз такое устраиваешь! — возмущается ее подруга. — Ты что, специально это делаешь? Помнишь, ты отказалась прийти ко мне в гости из-за того, что я Павла пригласила: видите ли, мол, ты с таким за один стол никогда в жизни не сядешь. А через месяц прихожу к тебе — а он у тебя чаи распивает! Как только кто-то обратит на меня внимание — он плохой, а если на тебя — хороший, так, что ли?

— Вот еще! — фыркнула импульсивная. — У тебя паранойя, вечно тебе мерещится! Меньше всего я думала, что и когда говорила тебе. Не нужно переоценивать собственную значимость. Вечно ты все о себе да о себе! Центр Вселенной, между прочим, в другом месте находится. И пуп Земли тоже! — Она вспоминает, что лучшая защита — это нападение.

— Да ты и в школе всегда у меня списывала, а потом говорила: сама! — чуть не плачет флегматичная девушка, припомнив старые обиды.

— А кто моим родителям настучал, что я курю? Да если хочешь знать, мы с отцом всегда вместе курим! И с мамой тоже. И ничем ты их не удивила!

— Ну, давай теперь еще вспомним, что десять лет назад было. — К девушке возвращается ее флегматичность. — А насчет Кольки ты, кстати, права оказалась.

— У него какие-то скрытые пороки? — спрашивает подруга высокомерно, она явно готова броситься на защиту своего поклонника.

— Жуть с ружьем! — с готовностью сообщает флегма.

— И что же он? Замаскированный Дон Жуан? Или маркиз де Сад?

— Ага, маркиз Детский Сад, вот он кто.

— Это почему же? — настораживается девушка-живчик.

— Не волнуйся, скоро узнаешь, гарантирую! — улыбается довольная флегма.

Настя со смехом закрыла книгу.

— Ну, как? — спросил Учитель, и девочка заметила, что он тоже улыбается.

— Ужас! — она тряхнула головой. — Даже не знаю, как назвать это. Глупость какая-то!

— Это любовь?

— Нет, конечно! Конечно же, нет! — уверенно ответила Настя.

— А тем не менее эти девушки, как им кажется, живут насыщенной жизнью, они никогда не остаются в одиночестве. Почему же это не любовь?

— Не знаю. Здесь разве есть хоть одна ее крупица? Хотя бы одна капля?

Но Учитель, казалось, не расслышал ее вопроса.

— Открою тебе небольшой секрет. Так живут многие. Абсолютное большинство людей.

— Но есть ли здесь хоть капля чего-нибудь истинного? Настоящего?

— Нет. Даже капли нет. Истинное рождается в нашей душе. Оно принадлежит только нам. Оно не может родиться под чьим-то влиянием. Если ты подменяешь любовь необходимостью быть с кем-то, просто чтобы не оставаться одной, просто чтобы произвести впечатление на окружающих, просто потому, что ты не можешь отказать человеку, обратившему на тебя внимание, просто потому, что тебе все равно, с кем разделять свои чувства, просто чтобы украсить свои серые будни, да мало ли какими причинами можно руководствоваться, — то я говорю «нет». Здесь нет истинного. Нет настоящих чувств. Это мир теней. Это лишь иллюзии, дурные иллюзии. Слова сильны. По разрушительной силе, заключенной в них, их можно сравнить с оружием. Но люди обесценили слова. Они говорят «любовь», прекрасно понимая, что используют это слово не по назначению. Это то же самое, что заливать в бак автомобиля воду вместо бензина. Эффект приблизительно тот же. Но сегодня ты молодец. Мне понравилось, как ты читала. Ты научилась определять характеры с первого взгляда.

— А можно определить как-то еще? — поинтересовалась Настя.

— Можно. Но менее точно. С абсолютной точностью совокупность основных черт человека, именуемая характером, определяется в первые десять секунд знакомства. Получаешь информацию, записанную на общем языке, на том языке, которым ты начинаешь овладевать. Скоро для тебя не останется ничего непонятного. Это свойственно всем людям, но почему-то они не верят в свои способности.

— И как же все-таки можно назвать те отношения, о которых говорили девушки? Если это не любовь, тогда что же это?

— Они сами нашли замечательное слово. Точнее не скажешь!

— «Позор»? — спросила девочка, и ее вопрос звучал как утверждение.

— Ты не согласна?

— Согласна, — Настя улыбнулась. — А вот маркиз Детский Сад — это здорово! У них вообще хорошо с выражениями! И что же еще можно назвать «позором»?

— Помни всегда, только искреннее не может быть неестественным, не может быть ненужным. Чувство, каким бы оно ни было, истинно, если в нем нет фальши. Искренность в чувствах свойственна животным, у них нет причин притворяться. У них, кстати, можно многому научиться. Старайся подражать им. И, конечно, нельзя обманывать ни себя, ни других. Никогда не пытайся выдать одно за другое. Желаемое — за действительное. Например, если тебе кто-то симпатичен, не стоит говорить о большой и сильной любви. Хотя обычно этим грешат мужчины, у них на то свои причины. Возможно, не время говорить так, но я должен был тебя предупредить. Тебе может это пригодиться.

Настя молча кивнула.

— Кажется, я понимаю. А что любовь? Она действительно есть?

— Есть, разумеется, есть. И будет всегда, пока существует наш мир.

— Какая она? И как найти ее, ведь все хотят этого?

— А что ты думаешь сама? — Учитель с интересом посмотрел на девочку.

— Не знаю. Мне сложно пока судить… Но мне кажется, что нелегко найти настоящее. Часто, очень часто бывает так: человек встречает другого и думает — вот оно, вот то, что мне нужно, что я искал. И теперь мы будем всегда вместе, будем любить друг друга до гробовой доски… А пройдет полгода, и он понимает, что ошибался, а еще через какое-то время находит новую любовь и думает: вот тогда было не то, а теперь — а теперь все по-настоящему! И так снова и снова.

— Хочешь знать, почему?

Девочка с интересом кивнула головой.

— Сейчас слушай очень внимательно. Ты узнаешь нечто очень важное. Нечто, чего ты не знала и что знают не многие. Но сначала… Опиши мне любовь. В твоем представлении.

Настя подняла глаза к небу и задумалась.

— Я могу судить только по чужим рассказам… книгам, фильмам… Это сильное чувство, оно приносит людям и радость, и страдание. Это когда ты все время думаешь о ком-то… этот человек важен для тебя, и ты не можешь жить, дышать без него, тебе хочется все время быть с ним, держать его за руку… он становится для тебя единственным, особенным, непохожим на других. Ты не видишь его недостатков, ты вообще ничего не видишь, все происходит словно во сне. Мир становится ярче, жизнь начинает казаться прекрасной. Так? — Довольная собой, девочка вопросительно посмотрела на своего Учителя.

Тот улыбнулся.

— Ты неплохо описала самое, пожалуй, самое сильное в эмоциональном плане чувство, самое необычное, самое замечательное. — Учитель удовлетворенно кивнул. — Это чувство объединяет мужчин и женщин и способствует развитию нашего мира. Именно о нем пишут в книгах, о нем поэты слагают стихи, о нем поется в песнях. И именно это чувство на протяжении веков люди зовут любовью. И вот в этом-то и заключается ошибка! Потому что это не любовь. Это совсем другое чувство. И у него другое имя. Вот почему оно редко переживает двенадцать месяцев, вот почему умирает, не оставляя следа! Ведь человек не может постоянно находиться на пике своих эмоций, человеческому сердцу нужен покой. Иначе он не сможет работать, создавать, а согласись — человек прежде всего рождается для труда. Ты можешь назвать это чувство увлеченностью, одержимостью, влюбленностью — как угодно. Но если ты ищешь истинную любовь — ищи ее в другом месте.

— Но почему?! — возмущенная Настя вскочила с места. — Как же так? Не могут же люди все время ошибаться! Почему, Учитель? Вы же сами сказали, что именно об этом чувстве пишут стихи и слагают песни?

— Слагают потому, что чувство это прекрасно, оно вдохновляет, окрыляет. Но помнишь, я говорил тебе о равновесии добра и зла, которое создает красоту Вселенной, делая наш мир лучшим из миров? Это чувство, воспеваемое поэтами, отражает гармонию мира, в нем оптимально сочетаются свет и тьма, добро и зло, светлое искреннее чувство к человеку, готовность многое отдать ему — и эгоистические желания, потребность быть с этим человеком, брать от него что-то взамен. У одного возобладает эгоизм, у другого — альтруизм, тень бывает короткой и длинной, помнишь? Но, так или иначе, всегда присутствует и то и другое, и здесь повторяется картина мира, отражается человеческая натура, поэтому это чувство так дорого людям. Да-да, оно представляет собой наиболее яркое, концентрированное выражение человеческой натуры. Поэтому люди описывают его в своих книгах и именуют любовью.

Настя растерянно села обратно, рядом с Учителем.

— Как же тогда выглядит любовь? — спросила она.

— Любовь — спокойное чувство, и оно вечно, оно не изнашивается с годами, и, если оно есть, то пребудет с человеком всегда. Оно не зависит от внешних обстоятельств, его нельзя изменить. И еще — оно никогда не возникнет сразу. Нужны годы. Ты слышала выражение «любовь слепа»? Так говорят, когда человек, ослепленный эмоциями, не видит очевидного. Но любовь и в самом деле слепа, в том смысле, что она долго живет в тебе, невидимая, и ты не знаешь о ней, не подозреваешь о ее существовании, и требуется время, чтобы понять и оценить ее силу.

— Какая она?

— Представь себе лавину чувств, поток, струящийся через твое сознание каждую секунду. Сколько мыслей, эмоций посещает тебя каждый день, каждый месяц, каждый год? Закрой глаза и представь себе этот поток. Боль, огорчение, радость, увлечения, интересы, влюбленность, несчастья, раздражение, зависть, проблемы, веселые случаи, новые знакомые, друзья, ссоры, предательство, возможности, шансы, угрозы, перемены и плюс ко всему исцеляющее воздействие времени, стирающее события из твоей памяти, убивающее силу воспоминаний, делающее безразличным то, что когда-то казалось жизненно важным, уничтожающее прошлое, — всесильное. И над всем этим есть чувство, остающееся неизменным, чувство, заработанное годами, подаренное судьбой, чувство, пред которым отступают любые проблемы и любые несчастья, пред которым бессильно даже время. Ты думаешь: а если бы вдруг произошло это? А если этот человек поступил бы так? И представляешь невообразимые, ужасные поступки, а потом понимаешь, с некоторым отчаянием, что это ничего бы не изменило. Долг, честь, страх, совесть, разум — уже не имеют значения, все отступает. И, кстати, не так уж и важно, с тобой этот человек или нет. Расстояния здесь тоже бессильны. Настоящая любовь абсолютна и вечна.

— Как Сфинкс?

— Как Сфинкс. Но это чувство на первых порах сложно заметить. И оно встречается довольно редко. Один раз в жизни каждого человека. Нет, может быть и чаще. Но может и не встретиться никогда. Если душа мертва, холодна, закрыта… Кстати, я говорю не только о любви между мужчиной и женщиной, я говорю о любви в целом. Пример?

Девочка кивнула.

— Страница четыреста тридцать один.

Книга книг. Страница 431

Трое молодых охотников расположились у костра, протянув к огню озябшие руки. Рядом, на вбитых в землю кольях, сохли их промокшие куртки. Напротив сидел старик, у которого они собирались остановиться на ночлег. Старик что-то рассказывал, говорил он тихо, но молодые люди внимательно слушали его.

И Настя услышала притчу, повествующую, как ни странно, вовсе не о любви.

— Высоко в горах, среди камней и высохших деревьев, в стороне от дорог стоял маленький деревянный дом, от него веяло покоем и тихим счастьем. В этом доме жила семья: старик отец и два его сына. Потом один из сыновей, старший, женился, и у него, в свою очередь, родился сын. Вся семья любила мальчика, все заботились о нем. Дед учил его мудрости, рассказывая о своих прожитых годах, передавая накопленный опыт маленькому внуку, мать души в нем не чаяла, отец и дядя стремились сделать из него настоящего мужчину. Мальчик не знал другой жизни и был счастлив в мире своего прекрасного детства. Он любил горы и знал их, любил свой маленький домик и своих родных, здесь он был защищен от всех жизненных невзгод и всегда мог найти приют. Потом ему исполнилось семнадцать, и родители поняли, что не могут больше держать его рядом с собой. Мальчик должен получить хоть какое-то образование, овладеть каким-нибудь ремеслом, жениться, познать мир, жизнь. Поэтому они отправили его в город, хотя ближайший город находился далеко. И сын, уходя, обещал им вернуться как можно скорее, а они обещали всегда ждать его возвращения. Он покинул горы, учился, работал, перебирался из города в город и, познавая окружающий мир, забрался далеко от родных мест. Потом он встретил хорошую девушку и женился на ней, но всегда помнил о родительском доме, собираясь вернуться туда. И вот наконец он взял свою жену, и они отправились в обратный путь, но корабль, на котором они плыли, во время шторма потерпел крушение. Мало кто спасся, погибла и его жена. Сам юноша остался жив, но волной его сильно ударило о кусок корабельной мачты, и когда он очнулся, то обнаружил, что не помнит ровным счетом ничего. Он не помнил своего имени и своего возраста, не помнил своей жены и не помнил своего прошлого. Единственное, что оставалось ему, — это начать жизнь заново, с чистого листа. И он продолжал жить, продолжал работать и не помнил старого, но лишь одна мысль не давала ему покоя. Он знал, что где-то в горах есть дом, где его любят и ждут и всегда будут ждать, дом, где он когда-то был счастлив, дом, куда он должен вернуться. Он знал, что только в этом доме найдет приют, что в этом доме — его место, и только там он может обрести покой и счастье. Он не помнил, кто ждет его в том доме, но помнил, что обещал вернуться. И долгие-долгие годы потратил он на поиски, но всякий раз оказывалось, что пришел он не туда, что это не то место, которое он оставил, не тот дом, который он искал. Он не помнил, как выглядит тот дом, он просто знал, что там все — родное и знакомое, ведь там его ждали. Однажды, спустя много лет, он случайно оказался в горах, где жил когда-то. Он уже не искал, уже отчаялся, просто бродил по горам в поисках дичи, ближе к старости он стал охотником. Опустился на камень отдохнуть, как вдруг странное воспоминание возникло в его сознании. Он не мог сказать, что именно — вид, запах, звуки, но что-то показалось ему знакомым, и он понял, что когда-то раньше был здесь, давно. Поднялся и пошел по дороге. Старый охотник долго шел по камням, дорога давалась ему нелегко, было жарко, на плече — тяжелая сумка. Но он продолжал идти, он знал, что теперь это уже завершение долгого пути длиною в жизнь. Он прошел слишком много дорог, слишком часто падал и поднимался, чтобы остановиться теперь. И вот под конец дня, когда солнце уже садилось, он свернул с дороги, и в стороне, высоко на горе, увидел тот самый дом, который искал так долго. Дом, где его ждали. Слезы навернулись на его глаза, и он остановился.

«А вдруг там никого нет?» — испуганно подумал старик, но потом снова закинул на плечо свою сумку и принялся карабкаться вверх. Оставалось совсем чуть-чуть…

Наконец он добрался до дома, и навстречу ему со скамейки, стоявшей под окошком, поднялся очень старый человек, брат его отца, дядя, единственный, кто остался в живых из его семьи.

— Ну, вот и ты наконец-то! — улыбнулся он. — Видишь, я все еще жду тебя…

И, приблизившись, он крепко, насколько позволяли силы, обнял племянника.

— Добро пожаловать домой, сынок! — прошептал он, и к бедному страннику вернулась память, и он вспомнил все. Он наконец-то обрел приют, который искал так долго, обрел покой и счастье. Ему обещали, что его будут ждать, и его ждали. А он обещал вернуться — и вернулся. Его путь закончился. Он снова был дома.

— Так и каждый из нас, — продолжал старик, — ищет дом, потерянный когда-то, у каждого есть свое место на этой земле, и лишь попав туда, он может быть счастлив по-настоящему. Но путь долог и часто приводит нас совсем не туда, куда мы шли.

Ведь мы не помним дороги.

Настя закрыла Книгу книг и с удивлением посмотрела на Учителя.

— Кажется, мы ошиблись страницей, — рискнула заметить она, — здесь не про любовь.

Учитель скептически взглянул на нее.

— Хочешь прочесть еще раз или все-таки научишься думать головой?

Девочка закусила губу и задумалась.

— Как же искать, когда не помнишь ничего? — спросила она после нескольких минут напряженного молчания. — Есть ли какие-то признаки, указывающие на близость того места, которое ты ищешь?

— Когда ищешь дом, лучше всего вспоминать окружающий пейзаж, звуки, указатели на дороге, — был ответ Учителя. — Когда ищешь человека, лучше всего слушать его слова. Слова — материализованные мысли. Если он мыслит неверно — его слова будут настораживать тебя, возмущать спокойствие твоего поля, так сказать, раздражать. Убивать постепенно. И наоборот, чужие слова могут усиливать твою энергию, могут поднять твой упавший дух, вернуть тебя к жизни. Но ты поймешь, что нашла то, что искала, только когда найдешь. И то, скорее всего, не сразу. А теперь, пожалуй, поговорим по делу. Довольно романтики. Пора рассмотреть любовь как субстанцию, как великую силу, способную менять скорость движения. Способную привести к точке Ноль.

— Я где-то читала, что Бог есть любовь, но не понимала и не понимаю этого, — робко сказала Настя, ей неловко было признаваться в собственном невежестве, но Учитель, казалось, даже не заметил сказанной ею фразы. Он только поправил чуть съехавшую набок чалму и продолжал:

— То чувство, которое мы обсудили, истинное значение этого слова, не содержит и частицы мира теней. Это светлое чувство, ориентированное лишь на добро. Оно единственное абсолютно и прекрасно одновременно. Это парадоксально, это противоречит всем законам мироздания, но это так. Потому что оно и есть мироздание. Когда такая любовь направлена лишь на одного человека, слегка изменяется скорость движения души любящего. Поэтому издревле известно, что любить самому гораздо лучше, нежели быть любимым. И это верно, ведь любящий человек становится добрее, мягче, счастливее. Он уже не способен совершать плохие поступки, он слишком счастлив, слишком много значит для него его чувство. Но когда это чувство растет, достигая своего абсолютного значения, оно может принимать и другие формы. Слушай внимательно: в случае, если сила любви, создаваемая в твоей душе, со всей своей полнотой, направлена уже не на одного человека, а на всех, на весь мир, на все происходящие в нем события, на все предметы, — я, разумеется, не говорю о «поющей душе» под воздействием эмоций или большой удачи вследствие внезапно свалившегося счастья, я говорю о постоянном, устойчивом отношении к миру и к жизни, — так вот, когда твоя душа полна любви ко всему, когда в твое сознание не может просочиться ни одна мысль, принадлежащая миру теней, тогда скорость движения как твоей нематериальной души, так и твоего материального тела увеличивается до бесконечности, до сверхскоростей, развить которые иным путем не представляется возможным, ты достигаешь точки Ноль. Ты становишься абсолютным. Звучит неправдоподобно, в это можно не верить, но многие святые достигали этого. Конечно, религиозный путь не единственный, есть и другие, но это сложно. И нельзя уложиться в одну-единственную жизнь, их требуется бесчисленное множество, а процент таких достижений ничтожен.

— А что будет, если все станут такими? — поинтересовалась девочка. — Не будет зла и наш мир исчезнет?

— Подумай, если есть действие, значит, есть и противодействие. Любые проявления добра, иногда покидают душу, и в сознании человека отражается лишь зло. Бывает и такое. Тогда движение его души и его тела становится бесконечно малым, они разрушаются.

— И что же происходит?

— Он переходит в состояние точки Ноль.

— То есть как?! — Настя даже подскочила. — Это что же получается, ты можешь стать святым, а можешь встать на сторону зла и все равно придешь к Богу, все равно станешь точкой Ноль? Разве такое возможно?!

— Об этом мы поговорим позже. Тебе еще слишком многому нужно учиться. Занимайся и не трать время понапрасну. — Учитель поднялся и вышел из хижины, оставив Настю наедине с ее мыслями.

Так он делал всегда. Это был его метод.

Оставшись одна, Настя решила продолжить изучение вопросов любви уже известным ей способом: несколько месяцев она не наблюдала за жизнью подруги, и что-то подсказывало ей, что именно сейчас в судьбе Олеси Беловой-Василенко должно было произойти нечто важное.

Девочка наугад раскрыла Книгу книг, а именно на семьсот двадцатой странице, и приготовилась смотреть.

Книга книг. Страница 720

Над Москвой-рекой спустились голубые сумерки. Андрей в белой футболке шел по песку, Галина — рядом, в его куртке, накинутой на плечи. Она держала его за руку. Настя присмотрелась — очевидно, это был пляж Серебряного бора. Галина подошла к реке, наклонилась, немного поплескала воду рукою.

— Холодная, — заметила она.

Потом они еще какое-то время шли рядом, а увидев лежащее метрах в двух от реки бревно, опустились на него и долго сидели молча, глядя на темнеющую воду, по которой то и дело пробегала легкая рябь.

— Мне так хорошо с тобой, — наконец сказала Галина.

— Мне тоже. — Андрей коснулся ее руки. — Странно, но мне все время кажется, что мы знали друг друга раньше. У меня было так же и с Олесей. Но я всегда думал, что так бывает лишь однажды. И вот сейчас, когда я дотронулся до твоей руки, мне показалось, что это уже было когда-то.

Галина повернула к нему свое идеально правильное лицо и внимательно посмотрела ему в глаза. В ее взгляде отразилась паника. В конце концов сколько можно проверять его верность! Они встречаются уже несколько месяцев, а он даже ни разу не сделал попытки хотя бы поцеловать ее! Несмотря на то что она явно нравится ему, несмотря на то что они оба взрослые люди… Для него не существует никого, кроме его Олеси, это так очевидно!

— Хочешь, я спою тебе песенку? — спросила она. — Только на ушко, иначе никак нельзя.

Он засмеялся и наклонился к ней.

— У меня станы в голошек, холоши так холоши, — запищала вдруг ему в ухо Галина голосом маленькой девочки, — все мальчишки плиставали: покази да покази…

Вздрогнув как от неожиданного удара, Андрей отпрянул. В его взгляде, устремленном на нее, были изумление, испуг, непонимание.

— Откуда ты это знаешь? — тихо спросил он.

— Знаю, — усмехнулась она. — Знаю, что ты пел эту песенку своей дочке. Знаю, что сначала ее спела тебе жена, и ты долго смеялся. А еще знаю, что на выпускном вечере в институте ты умудрился перепачкать цветами ее новое платье, и поэтому вы ушли раньше и долго бродили по городу, а потом сидели в парке на Речном. Знаю, что ты до сих пор не можешь забыть, как на студенческих соревнованиях забил гол в свои же ворота, знаю, что тебя раздражают люди, которые чуть что начинают паниковать и суетиться, знаю, что когда ты с друзьями ездил на рыбалку, то покупал потом живую рыбу в магазине и выдавал за собственный улов. И еще знаю, что ты всегда любил и будешь любить только одну женщину. Меня. Что бы ни случилось…

Воцарилось молчание.

— Олеся?! — спросил он наконец свистящим шепотом, спросил просто так, не подумав, позабыв, что его жена мертва.

— Никто не должен знать, — прошептала она, обнимая его, — только ты, ты один… Иначе я труп. Да, я стала совсем другой. Тебе придется привыкнуть.

Андрей сидел не шевелясь, он не обнял ее в ответ, потрясение было слишком велико. Как часто умолял он Бога вернуть ему жену, понимая, что его молитвы бессильны, понимая, что уже ничего не изменишь! И вот сегодня поутру его неистовые мольбы впервые сменились связным, простым, полным доверия разговором со Всевышним, разговором, в котором Андрей от всей души признавал Его превосходство, разговором, в котором не было ни обиды, ни осуждения.

— Ты знаешь, я не всегда поступал правильно, — говорил он, — и я не хочу сейчас просить прощения, обещать, что исправлюсь. Я не хочу заключать сделку, вроде той, что если Ты вернешь мне жену, я не совершу больше ни одного дурного поступка, я даже не хочу ни о чем Тебя просить. Я просто хочу сказать Тебе, что мне, правда, очень тяжело. И я не знаю, как мне вынести это. Просто стало слишком сложно жить. Пожалуйста, помоги мне. Я признаю свою слабость и лишь прошу: помоги мне…

И в тот же вечер Он вернул Андрею его Олесю. Ему не понадобилось и нескольких часов, чтобы исполнить эту безумную просьбу. Ведь Он был всесилен.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Олеся-Галина несколькими часами позже, когда они уже сидели в его машине.

— Я собираюсь остаться ночевать у тебя, сейчас позвоню маме, — спокойно ответил он.

— Я не про это! Я спрашиваю, что мы вообще будем делать?

— Как что? Я женюсь на тебе, и все. Будем жить вместе. И будем очень счастливы. — Он ласково улыбнулся и подмигнул ей.

— А Сашка, а мама? Они же не поймут твоей новой женитьбы! Они не смогут принять меня. Представляешь, какая-то чужая тетка!

— Не волнуйся. Ты замечательная. Они полюбят тебя!

Олеся отвернулась.

— Мужчины… — процедила она сквозь зубы. — Что вы понимаете? А ты не подумал, каково мне будет доказывать им что-то? И они… ведь мама мечтает только о том, чтобы вернуть свою дочь! И будет ненавидеть меня. И мы обе будем страдать, и все без толку!

— Прости… Я дурак, конечно. Но мы попробуем. Я сейчас позвоню Марь Семенне и все расскажу. В смысле, что женюсь и что завтра приведу тебя знакомиться с ними! — решительно заявил он, напоминая о своем положении главы семьи.

— Боюсь, — честно призналась Олеся.

— Какой же я идиот! — вдруг воскликнул он. — Ты все время так подробно спрашивала про Сашку, а я ничего не понимал!

— Ты же думал, что я учительница, что у меня только профессиональный интерес, — встала Олеся на защиту вновь обретенного мужа.

Она откинулась на спинку сиденья и задумалась. Все не так уж плохо. Могло быть значительно хуже. Она ведь и вправду могла умереть. Или еще того хуже: вернулась бы и обнаружила мужа уже с другой женщиной, обнаружила бы, что никому не нужна, как не нужна своей двоюродной сестре, которая сразу же после ее «смерти» начала предъявлять права на дачу и до сих пор еще бегала по судам. По крайней мере, она жива, Андрей с ней, и он действительно любит ее! Вместе они преодолеют любые трудности. Даже по прошествии времени воскресят Олесю Белову-Василенко из небытия.

На следующий день Настя, взволнованная неожиданным поворотом в жизни единственной подруги, снова открыла эту страницу.

Олеся и Андрей поднялись на третий этаж и остановились перед дверью в квартиру. Олеся почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза: все было таким знакомым!

«Мне страшно, подожди, не звони!» — хотела сказать она, но Андрей уже нажал кнопку звонка.

Олеся крепко сжала в руках плюшевого жирафа для Сашки и коробку конфет для собственной матери.

«Вот позорище-то!» — подумала она по поводу конфет.

В следующую секунду мать открыла дверь, и Олеся, забыв поздороваться, замерла на пороге, пораженная изменениями, произошедшими с ее мамой: глаза потухли, лицо в морщинах, она ссутулилась, словно стала ниже ростом. При виде незнакомой женщины в маминых глазах вдруг загорелся огонек — недобрый огонек: она уже заранее ненавидела непрошеную гостью.

«Она должна узнать меня! — думала Олеся. — Никакой Мустафа не может обмануть материнское сердце!»

Андрей подтолкнул Олесю, она прикусила язык, сдерживая готовый сорваться радостный вопль: «мама!», и тихо сказала:

— Здравствуйте!

— Здравствуйте, — сухо ответила мать. — Для нас большая неожиданность ваш визит…

И тут ее, Олесина, собака, спаниель Лана, с громким восторженным лаем кинулась к своей хозяйке, виляя хвостом и прыгая от неожиданного счастья. Для этого существа ее внешность не имела значения. Лана узнала ее. И Олеся, почувствовав, что слезы уже готовы покатиться по ее щекам, торопливо присела и подхватила собаку, тут же лизнувшую ее в лицо.

— Марь Семенна, это Галина, прошу любить и жаловать, — радостным голосом заговорил Андрей. — Вот, возьмите.

Он взял из рук Олеси коробку конфет и протянул теще.

— Странно, обычно Ланочка не любит чужих, — удивленно заметила мама.

— А где Сашка? — перевел разговор на другую тему Андрей.

— Сашенька у себя, — сквозь зубы процедила теща и понесла конфеты на кухню.

Андрей прошел в комнату дочери, и, раздеваясь в прихожей, Олеся услышала, как он уговаривал Сашку выйти поздороваться с тетей, как напрасно пытался убедить девочку, что тетя хорошая и не желает ей зла. Олеся тяжело вздохнула и прошла в гостиную, не дожидаясь приглашения. В конце концов это была ее квартира, она у себя дома! Вошла и замерла на пороге — на стене в рамочке висела ее фотография, сильно увеличенный портрет, который когда-то она заказывала на фотостудии. С фотографии на нее смотрела прежняя улыбающаяся Олеся, и сердце новой сжалось от тоски, как если бы она потеряла дорогую подругу, ей вдруг мучительно захотелось увидеть прежнюю Олесю, услышать ее голос, хоть на секунду вернуть ее! Должно быть, и Андрею хочется того же.

Олеся была миловидной шатенкой, веселой, жизнерадостной, излучающей энергию. Галина же — хрупкая, почти прозрачная блондинка, спокойная, молчаливая, повзрослевшая. Она несомненно красивее, хотя и утратила прежнее очарование.

Новая Олеся тихонько помахала той, прежней, улыбавшейся ей со стены.

— Привет, — прошептала она.

— Галочка, ты где? Проходи на кухню! — крикнул Андрей, и она прошла в просторную кухню-столовую, где ее собственная мама уже накрывала стол.

— Садитесь, пожалуйста, — сухо предложила мать, и Олеся опустилась на стул.

«Черт бы побрал это чуткое материнское сердце! — думала она. — Говорят, оно все должно чувствовать, а она ничегошеньки не почувствовала! И это моя мать! Она ненавидит меня — и она не узнала меня! Как же можно? Подумаешь, внешность! Да разве это главное?»

— Простите за вторжение… — начала Олеся, — может быть, я действительно не вовремя…

— Это вы меня простите, — прервала ее мать. — Я не так давно потеряла дочь. Андрей, должно быть, говорил вам. Года не прошло. Не думала, что он захочет жениться так сразу. Хотя этого следовало ожидать!

Олеся улыбнулась. Мама в своем репертуаре — не может удержаться, чтобы не сказать зятю колкость!

— И потом у него тоже есть дочь… А он все время проводит с вами. Как я должна реагировать на это? Ребенку, потерявшему мать, нужно внимание, как вы думаете?

«А большому ребенку, потерявшему мать, дочь, мужа, себя — все, разве не нужно внимание?» — хотела спросить Олеся, еле сдерживая слезы, но вслух сказала только:

— Ребенку прежде всего нужно внимание матери.

— И вы, конечно, готовы Саше его дать? — насмешливо спросила мама.

— А почему бы нет? — тихо ответила Олеся. — У меня нет других детей.

Мать ничего не ответила, но ее взгляд был весьма выразителен.

«Я все понимаю, — говорил этот взгляд, — Андрей — молодой, симпатичный мужчина, он неплохой человек и хорошо зарабатывает, неудивительно, что ты так вцепилась в него! Наверняка у тебя и прописки-то нет! Но только я не позволю тебе обмануть меня, я не позволю тебе испортить жизнь моей Сашеньке, я не позволю тебе проникнуть в нашу квартиру, в наш мир, в нашу жизнь!»

Воцарилось напряженное молчание.

Олеся думала о том, как несправедлива к ней судьба, и безумно злилась на мужа за то, что тот, вместо того чтобы сочувствовать, поддерживать ее, просто сердится на тещу. У него хватает наглости время от времени толкать ее ногой под столом, как бы замечая: «Вот, я же всегда тебе говорил! Да, она такая! А ты твердила, что у тебя самая добрая в мире мама! Моя бы мама так себя не вела!»

А Мария Семеновна с нескрываемой горечью смотрела на зятя, отмечая про себя его взгляды, его слова, его прикосновения, любой его жест, адресованный Галине, расценивая все это как предательство светлой памяти ее дочери и как оскорбление, наносимое ей лично.

«Видела бы его сейчас Олеся! Не прошло и года, а он привел в дом другую женщину. Смотрит на нее так, как будто знает ее всю жизнь, как будто Олеси никогда и не было! Он целиком поглощен ею и о дочери моей даже не вспоминает! А что же будет дальше, когда у них появятся свои дети? Бедная Сашенька… Я так хотела, чтобы Олеся вышла за Димку, всегда хотела… Так нет же, она выбрала Андрея… И вот на тебе!»

И в этот момент на пороге появилась Сашка. Вздрогнув, Олеся уставилась на дочь, не в силах отвести глаз от ее повзрослевшего личика. Как она подросла! Стала такой невыносимо очаровательной! Ее мягкие кудрявые волосы отросли, и на них можно было нацепить уже не две резинки, как раньше, а все четыре, и Сашка была тому рада, Олеся не сомневалась! И какое у нее милое красное платьице! Новое, она ей такого не покупала! Все стало другим, все изменилось. И прежде всего — она сама. «До неузнаваемости, в прямом смысле этого слова», — с горечью думала Олеся.

— Поздоровайся, Саша! — приказал Андрей.

— Здравствуйте, — не глядя на гостью, пробормотала девочка, уткнувшись в плечо отца.

— Здравствуй, Сашенька! — сказала Олеся, улыбаясь. Она не могла скрыть своей нежности, и ей казалось, что сейчас они все поймут, они узнают ее!

«Ничего себе актриса!» — молча возмутилась мать, и Олеся прочла это в ее взгляде.

— Тебе понравилась игрушка, доченька? — спросил Андрей, поднимая за подбородок Сашкину мордочку.

— Нет, — буркнула она и снова уткнулась в его плечо.

— Почему? — Олеся не выдержала и протянула девочке руку.

— Не трогайте меня! — Сашка резко дернулась и с откровенной ненавистью, на которую способны только дети, посмотрела ей в глаза. — Я не хочу!

— Саша… — начал было Андрей.

— Не хочу! — перебила его дочка. — Я не хочу ее видеть, никогда!

И, развернувшись, она стремительно выскочила из кухни, громко всхлипывая.

Олеся закрыла лицо руками, запустив пальцы в густые белые волосы.

— Не могу больше! — прошептала она.

— Пойдем в гостиную, — Андрей обнял ее за плечи.

— Расстроили ребенка, говорила же я! — пробормотала мама им вслед.

— Вы ничего не понимаете! — Андрей возмущенно обернулся.

— Только ты все понимаешь! — парировала теща, собирая посуду со стола.

Олеся с мужем прошли в темную гостиную.

— Может, потанцуем? — предложил он. — Понимаю, это нелепо, но тут у меня твоя любимая песня. Наша песня.

Он включил магнитофон, заиграла медленная мелодия «Nothing gonna change my love to you», Андрей обнял жену, Олеся положила голову ему на плечо и вспомнила, как они танцевали раньше под эту же песню, и она всегда во всех ресторанах просила исполнить ее для них. Это была их песня. Да, Олеся стала другим человеком, но это не изменило его любви к ней.

— Если будет нужно, я уйду к тебе, — сказал он, — так что не бойся. Я на твоей стороне.

— Ты скучаешь по той Олесе? — спросила она, со страхом ожидая ответа.

— Я настолько счастлив сейчас, что не могу скучать. — Он еще крепче прижал ее к себе, и Олеся окончательно успокоилась и закрыла глаза, прислушиваясь к любимой мелодии.

И тут песня оборвалась, зажегся свет.

Вздрогнув, Олеся открыла глаза. Мама стояла рядом со штепселем в руке.

— Как же тебе не стыдно? — Она с осуждением смотрела на зятя. — Неужели ничего святого нет? Это же была любимая песня Олесеньки, здесь висит ее портрет, а ты… И года ведь не прошло!

— Простите, — прошептала Олеся, выбежала в коридор и, накинув куртку, отперла входную дверь. Отперла мгновенно, ведь она знала эти замки, но никто не обратил на это внимания, — и выскочила на лестничную площадку. Андрей выбежал следом.

Он догнал ее уже у машины, Олеся не могла сдерживать слезы, она горько рыдала, облокотившись на дверь.

— Даже песню мою у меня отняли! — сказала она сквозь слезы, и ему нечего было возразить.

— Мы вернем тебе все! — пообещал муж. — Все, что у тебя отняли. Просто потребуется время.

«Какие же все мужики мерзавцы!» — думала в этот момент Мария Семеновна…

Настя закрыла Книгу книг и огорченно вздохнула. Бедная Олеся! Сколько всего ей уже пришлось вынести, а конца ее мучениям пока не видать! Проклятые часы! Что же было в них такого, почему они смогли разрушить жизнь человека? Удастся ли ей узнать это с помощью Книги книг?

Настя снова открыла страницу, подсказанную ей интуицией, — страницу восемь.

Книга книг. Страница 8

Холмы, покрытые густой растительностью. Влажный, субтропический климат, джунгли, похожие на южноамериканские. «Бразилия!» — вспомнила она.

Она медленно продвигалась вперед, видела глубокие полноводные реки, крокодилов, лежавших в мутной воде, и снова леса, и ярких птиц, и огромных ящериц, и большие зеленые листья деревьев, и их ветви, опутанные лианами, и непроходимые чащи, а потом леса расступились, появились горы. Настя продвигалась все дальше, все выше, все глубже, пока не остановилась там, куда много веков не ступала нога человека. На земле была выложена из камней круглая площадка с двенадцатью делениями, напоминавшими циферблат, и две каменные стрелки. Сзади в скале виднелось небольшое круглое углубление, по размеру вполне подходящее для часов, дальше шла глухая стена, но было ясно, что все здесь — творение рук человеческих, и за этой стеной находилось нечто гипнотизирующее, подчиняющее себе любого. Нечто, ради чего стоило убивать. За эту стену нельзя было проникнуть, но для Книги книг нет ничего невозможного. И взгляду Насти открылись золотые россыпи, изумрудные горы и каменные сундуки, наполненные драгоценностями. В мире не было эквивалента этим сокровищам, они были поистине бесценны!..

— Господи! — прошептала Настя. — Если бы Олеся только знала!

Но она никогда не откроет своей старшей подруге тайну тех часов, никогда ни придет сюда сама, никогда не расскажет об увиденном. Сокровища могут принести только несчастья, только страдания и беды. И девочке, прошедшей такой длинный путь духовного совершенствования, это стало очевидным.

Настя закрыла книгу и подняла голову. Учитель стоял перед ней, устремив взгляд на страницу.

— Удивительно! — улыбнулась она.

— Муж попросил Бога вернуть ему жену — и вот она вернулась! — заметил тот в ответ. — Поговорим о мечте? Если ты еще не устала, конечно…

— Поговорим, — ответила девочка.

— Страница 345. И еще. Пора бы уже прекратить читать с помощью Книги только настоящее. Здесь ты можешь найти и прошлое — в людских воспоминаниях. Его субъективное восприятие, конечно. Попробуй.

Книга книг. Страница 345

Небольшой городок в Южной Испании. Место, далекое от туристических маршрутов, тихое, спокойное, с неторопливым течением жизни. Неделя праздников. Самая красивая девушка города надевает свой праздничный наряд — черную кофту, с отделанным кружевом вырезом «a-la Кармен», и черную же юбку, расшитую золотыми цветами. Ее неожиданно светлая для юга кожа, волнистые волосы цвета чистого золота и огромные черные глаза привели к тому, что слава о красоте девушки разнеслась по всему побережью, а необыкновенно подходившее ей имя Дорада — «золотая девушка» — стало известно всем. Стоя перед зеркалом, Дорада улыбалась, представляя, какой ажиотаж вызовет ее появление на празднике.

Она вышла из дома и направилась по мощенной брусчаткой мостовой к главной площади города, где сегодня самые ловкие юноши будут демонстрировать свое умение, а потом их ждут веселые танцы при свете факелов. Сколько предложений руки и сердца услышит она этим вечером?

В красных отблесках огня Дорада действительно услышала множество признаний, множество заманчивых предложений, самые лучшие женихи Южной Испании были у ее ног, но сегодня девушка вовсе не замечала их. Взгляд ее прекрасных черных глаз был прикован к скромно сидевшему у костра Иносентио Медине, худому, бледному, необычайно застенчивому юноше, чье имя также удивительно соответствовало его натуре, ведь оно означало — «невинный». Дорада несколько раз ловила на себе его взгляд, но как только она поднимала глаза, он тут же опускал свои и при этом мучительно краснел, отворачиваясь. Обычно подобная стеснительность, свойственная влюбленным, забавляла девушку, но теперь ей было не смешно.

— Прости, я сейчас. — Она вырвала свою руку из рук очередного настойчивого поклонника и приблизилась к сидевшему у костра Иносентио. — Добрый вечер! — поздоровалась она и продолжила: — Я так полагаю, что мне не удастся дождаться, когда ты пригласишь меня потанцевать. Поэтому мне остается только самой пригласить тебя. — И она протянула ему руку.

— Зачем ты так? — вдруг спросил он. — Разве это смешно?

— А разве я смеюсь? — возразила она. — Ты что, видишь улыбку на моем лице? Пойдем! Или я должна понимать это как отказ?

Иносентио молча поднялся, и они отправились танцевать.

С этого вечера первая красавица Дорада и самый тихий и незаметный парень Иносентио Медина были неразлучны. Сначала вся округа подшучивала над ними, затем люди привыкли к странной паре, и известие об их свадьбе уже никого не удивило. Они переехали в большой город, где Иносентио устроился на работу, и жизнь молодых супругов потекла мирно, спокойно и счастливо.

Дорада любила своего застенчивого мужа, ей нравилась его неуверенность в себе, его наивность, беззащитность и неприспособленность к жизни, хотя иногда ей становилось страшно за него: как он сможет жить в этом жестоком мире, как сможет бороться с обстоятельствами, решать проблемы, находить ответы на сложные вопросы? Но ведь затем она и нужна, чтобы помогать ему, чтобы не позволить ему утонуть в безбрежном океане, именуемом жизнью!

Иносентио работал на часовом заводе и был необычайно увлечен работой, даже считался гением в своем деле. С его приходом появились новые, необычные модели, и владельцы завода поняли, что благодаря этому юноше они смогут в скором времени с успехом конкурировать на мировом рынке. Иносентио повысили жалованье, и Дорада могла теперь на законных основаниях гордиться достижениями мужа, тем более что молва о его выдающихся способностях уже затмила ее славу необыкновенной красавицы.

Настя перевернула страницу и увидела молодого мужчину за столом с выражением крайней озабоченности на лице. Сидевший напротив седовласый человек пытался в чем-то убедить его. Что-то в лице этого мужчины показалось Насте смутно знакомым.

— Это твой старый знакомый — Алексеев, — пояснил Учитель, — тот самый, который перевернул жизнь Олеси.

— Вот оно что! — Настя с ненавистью посмотрела на его довольно красивое, ухоженное лицо.

— Не знаю, как мне теперь быть! Я потерял их, понимаешь, потерял! Всю Москву перевернул, но их нет! Эта дура, видно, унесла их с собой в могилу! — Алексеев со злостью ударил кулаком по столу, потом вытащил из кармана пачку сигарет и закурил, пытаясь успокоиться. — Мое сокровище!

— Валентин, я думаю, ты уже не найдешь их. Надо смотреть правде в глаза.

— И забыть?! — Алексеев вскочил со стула. — Забыть о том, что я знаю? Никогда, слышишь, никогда!! Разве я похож на идиота? Нет, я буду искать, буду искать их, пока не найду! В них смысл моей жизни, только в них!

— Ты их не найдешь. Но я не призываю забыть. Сядь, успокойся и послушай меня. — Седой похлопал его по руке. — Слушай: есть еще два способа. Первый. Ты можешь попробовать пробиться туда без часов, но это будет сложно. Второй. Раз уж ты создал их один раз, можно попробовать воссоздать снова. По твоему описанию. Ты же помнишь основные параметры? И знаешь, как были расположены стрелки?

— Но тот человек уже мертв, и я сам, идиот, отправил его на тот свет! — заметил Валентин.

— Найди другого. Я слышал об одном пареньке. Говорят, он творит чудеса. Попробуй, почему бы нет? Заплатим ему.

— Ты опять об этом часовщике из Испании? Не знаю, не знаю… — На лице Алексеева отразились сомнения. — И опять лишний свидетель. Хотя попробовать стоит.

Несколько мгновений он колебался, но часы, открывающие доступ к сокровищам, того стоили.

— Закажи-ка нам билеты, забронируй гостиницу. В общем, займись организацией, — сказал он.

— Хорошо. — Седой удовлетворенно кивнул. — Наконец-то ты говоришь дело.

Картинка исчезла, и Настя с удивлением взглянула на Учителя.

— Это прошлое, — спокойно пояснил он. — Воспоминания людей, которые разговаривают в настоящий момент. Ты просто прочитала их мысли. Кстати, тебе давно пора самой научиться читать мысли, без Книги. И все-таки ты очень трудная ученица. У тебя мало старательности.

— Что мне делать сейчас? — перебила девочка.

— Послушать их разговор, что же еще? Или тебе неинтересно?

Настя снова опустила глаза в Книгу.

Роскошный гостиничный номер-люкс, тяжелые шторы на окнах, дорогая мебель красного дерева с витыми ножками, пушистый ковер на полу, большой мягкий диван уголком. На диване в весьма фривольной позе восседал Валентин Алексеев в темно-фиолетовом домашнем халате, в небольшом кресле напротив сидела Дорада в черном, сильно декольтированном платье, обнажавшем ее прекрасные плечи. Женщина слушала то, что говорил ей этот русский, в ее глазах застыла печаль и мольба.

— Дорада, я еще раз прошу вас о помощи, — ласково начал Валентин. Очевидно, они разговаривали на испанском, хотя Насте это было неважно: она научилась расшифровывать мозговые волны — мысли и предугадывала еще не сказанные слова.

— Как я могу вам помочь? — спросила Дорада. — Подумайте, что вы предлагаете мне!

— Я предлагаю вам титул самой красивой и самой богатой женщины мира. У вас будет все! Послушайте, я не обманываю вас. Вы, правда, мне нравитесь, безумно нравитесь! Сделайте то, о чем я прошу, пожалуйста!

— Если я сделаю это, — Дорада сильно наклонилась вперед, отчего вырез ее платья опустился еще ниже, и ослепительно улыбнулась ему, — вы сохраните ему жизнь?

— Помилуйте! Дорада, ну кто же оставляет свидетелей в живых? Сделайте то, о чем я прошу, ведь у вас нет выбора! Если вы попытаетесь спасти вашего несчастного мужа и сбежать, я все равно найду вас. Я найду вас повсюду, это же очевидно! К тому же ваш муж слишком наивен, чтобы сохранять все это в тайне. Я найду вас, и вы понимаете, что его ждет. Если он сделал часы неправильно, то, едва он опустит их в отверстие в горе, площадка уйдет под землю и он, несомненно, погибнет. Если же он сумеет открыть дверь и я получу сокровища, как вы думаете, могу я оставить в живых человека, которому известна подобная тайна? Дорада, ну будьте же умницей, поймите же меня!

— А вы — меня! — Дорада откинулась на спинку кресла. — Я действительно люблю мужа. И не хочу, чтобы он умирал! Знаю, для такого человека, как он, смерть будет лучшим выходом из положения, он не может жить в этом мире, я мечтала бы жить с ним в другом! Это моя самая большая мечта! Но позволить кому-то убить его я не могу! Послушайте, Валентин, если я обещаю, что буду с вами, если обещаю вам свою любовь, вы отпустите его? Хотя как он будет жить без меня… — она вздохнула.

Несколько мгновений, глядя на нее, Валентин колебался, слишком уж соблазнительным было ее предложение. Необыкновенно красивая женщина, такой нельзя отказать! Но то, о чем она просит…

— Я уже несколько недель мечтаю о вас, Дорада, — сказал он наконец. — Но у меня есть и другая мечта. О которой я думаю уже много лет, и я не могу пожертвовать ею. Знаете, о чем я мечтаю? Я мечтаю о памятнике себе! Из гранита и бронзы, красивом памятнике. Почему у писателей, политиков, музыкантов есть памятники, а у меня нет? Разве это справедливо? Я хочу власти, признания, хочу вписать свое имя в историю человечества, и для этого мне нужны деньги, большие деньги! И они у меня будут. Поэтому не просите, Дорада! Лучшее, что вы можете сделать, — это остаться со мной! Разделите мою власть и мою славу, вместе мы сможем подчинить себе весь мир!

Дорада молчала. Лицо ее заволокло хмурой тенью.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Я помогу вам. Прошу вас только об одном: позвольте мне быть с ним в тот момент, когда он будет открывать дверь. У меня тоже есть мечта. Позвольте мне полететь с мужем в Южную Америку!

— А вдруг он ошибся, вдруг часы не подойдут? Это рискованно!

Дорада покачала головой.

— Никакого риска. Я отвечаю за своего мужа. Он никогда не ошибается. И он откроет проклятую дверь, я уверена в этом.

— Хорошо, пусть будет так. Но вы клянетесь мне? — настаивал Алексеев.

— Клянусь. — Золотая девушка улыбнулась. — Клянусь.

Вернувшись домой, Дорада собрала свои вещи и вещи мужа, затем осторожно достала из семейного сейфа первый — неудачный экземпляр часов, на глаз не отличимый от второго и, открыв ту шкатулку, где лежал оригинал, заменила его. Оригинал она раздавила, а обломки часов выбросила в море. Теперь Валентин, поставивший их в безвыходное положение, никогда не увидит своих сокровищ и своего памятника. И хотя бы этому она могла радоваться! Он хотел заставить ее совершить предательство, и вот она его совершила. Иносентио огорчится, когда поймет, что не сумел правильно изготовить часы. Но ничего, она расскажет ему правду. Расскажет, что он достиг совершенства в своем деле, что он не мог ошибиться — и не ошибся.

Она расскажет ему обо всем. Когда-нибудь. В другом мире.

Настя закрыла Книгу книг и подняла глаза на Учителя.

— Я не видела окончания этой истории, — заметила она.

— Окончание нас пока не интересует. Нас интересуют мечты, — возразил тот. — В мире есть одно правило, оно работает, работает абсолютно всегда. Если ты действительно мечтаешь о чем-то, если сильно хочешь чего-либо, если просишь чего-то у судьбы, то обязательно получишь. Это закон, и не может быть по-другому. Ты получишь это. В том или ином виде.

— Значит, Валентин Алексеев получит свой памятник? Ведь он мечтал об этом? — тут же спросила Настя.

— Он получит его, — спокойно ответил Учитель. — Получит то, за что боролся, и очень скоро. Помни и еще кое-что. Если ты шла к своей мечте кривыми дорогами, если не брезговала любыми средствами, чтобы достичь желаемого, твоя мечта все равно придет к тебе. Но только не удивляйся тому, какова она будет. Под воздействием твоих же поступков мечта приняла столь уродливые очертания. Поэтому, если ты хочешь получить именно то, о чем просишь, веди себя соответственно. Любой твой шаг в сторону рикошетом ударяет по твоей мечте, искажая ее. Сначала изменится ее внешний вид, а затем и содержание. И когда увидишь воплощение своей мечты — ты испугаешься. Но не пугайся. Ты ведь просила о ней, ты боролась — правда, слишком активно. Так что не пугайся теперь, когда получишь то, что заслужила…

— Моя мечта — найти брата, — сказала Настя.

— Почему же ты ни разу не сделала попытки отыскать его? Книга в твоем распоряжении.

— Мне страшно, — честно призналась девочка.

— Решайся. Всегда лучше знать правду, какой бы горькой она ни была.

— Хорошо. Может быть, позже. Пока я не готова. — И спросила тихо: — Это все, что вы можете сказать о мечте?

— Этого достаточно. Мечта — великая сила, ведь цель определяет дорогу. И всегда есть обходные пути, пути, которыми легче идти. Но тогда и цель делается дешевле, покуда от нее не останется лишь пародия. А продолжение этой истории ты узнаешь несколько позже. Так же как и продолжение истории своей подруги. Там еще не все узлы распутаны, не все слова сказаны. А теперь сходи принеси воды, ты уже слишком давно не выходила из нашего жилища. Пора тебе вспомнить о существовании окружающего мира.

— Сколько же? — девочка как бы очнулась от спячки — и перепугалась.

— Четыре месяца, — был ответ. — Знаю, ты думала, что прошло всего несколько дней. Но все относительно. Иди и принеси воды.

Настя поднялась, взяла глиняный кувшин и вышла из хижины, и тут же окружающий мир обрушился на нее тысячью незнакомых ранее ощущений, невиданных прежде красок, новых запахов и звуков. Девочка зажала уши ладонями, зажмурилась — и лишилась сознания.

Два месяца Настя не вставала со своего матраца, обессиленная, измученная. Новые способности — способности воспринимать чужую боль, слышать мысли других людей, видеть любую точку Вселенной — оказались слишком тяжелыми для ее еще неокрепшего организма, она была слишком слаба физически, чтобы принять их.

Однако, придя в себя, Настя поняла, что ей не дает покоя мысль об Олесе, и она вытащила Книгу книг, чтобы узнать об изменениях, произошедших в жизни подруги за это время. Настя открыла шестьсот первую страницу и поняла, что чуть было не опоздала.

Андрей, Олеся, ее мама и Сашка сидели на пляже. На том самом пляже, в Серебряном бору, где Олеся открыла мужу свою тайну. Было солнечное утро. Кроме них здесь пока не было ни души.

— Давайте пройдемся, Мария Семеновна! — предложила Олеся матери. — Нам надо поговорить!

— Мы уже все сказали друг другу, о чем еще говорить! — недовольно вздохнула мать.

— Хотя бы о том, как нам жить дальше, — резко ответила Олеся. — Идемте!

И они вместе пошли по пляжу: худенькая, затянутая в белые бриджи Галина, с собранными в «конский хвост» волосами, так непохожая на прежнюю Олесю, и Мария Семеновна, невысокая, уже немолодая женщина, потерявшая интерес к жизни после смерти любимой дочери.

Они шли молча, пока наконец Мария Семеновна первой не нарушила молчания:

— Я все понимаю, Галя, вы неплохая женщина, может быть, даже замечательная. Вижу, что Андрей любит вас, да и вы его тоже. Но и вы поймите меня. Я потеряла дочь, а Сашенька — мать, и никто нам больше не нужен, кроме нашей Олеси. Понимаете вы это? Вы можете быть хоть золотой, но вы не сможете заменить ее мне! Почему же я должна позволить вам заменить Сашеньке мать? Я думаю иногда: все бы отдала, чтобы вернуть мою девочку. Она была такая молодая, такая способная, почему она должна была умереть? Как вы думаете, разве это правильно, когда дети умирают, а старики продолжают жить?

— Нет, неправильно, — согласилась Олеся, и ей снова стало жалко и мать, и себя.

— Так чего же вы хотите?

Женщины поднялись на небольшой деревянный причал и пошли вперед.

— Заменить вам дочь, — решительно сказала Олеся.

— Это невозможно, — мать грустно усмехнулась.

— А я думаю, возможно. — Олеся остановилась и твердо посмотрела ей в глаза. — Ты так и не узнаешь меня, мама? — тихо спросила она.

— Что?! — в глазах матери отразилось недоумение.

— Только прошу, тише, никто не знает и не должен знать. Только Андрей и ты, мама…

— Не знает о чем? — Мать начала терять терпение. — Что вы хотите сказать? И почему вы называете меня мамой?!

Олеся грустно улыбнулась чужой улыбкой.

— Ты помнишь, мама, когда мне исполнялось десять лет, ты заказала красивый торт с моим именем, а я уронила на него банку с огурцами? А помнишь, когда родилась Сашка, как ты от радости кинулась целовать доктора, и он не знал, куда деваться? Или когда пришла эта твоя сумасшедшая Иллария Павловна и принялась сватать меня за своего сына, а я не могла сдержаться и смеялась почти до истерики? Ты помнишь все это, мама?

— Что вы говорите! Да вы с ума сошли! — Мать с негодованием отшатнулась от нее. — Вы с Андреем совсем голову потеряли! Он рассказал вам все это, и теперь вы пытаетесь выдать себя за Олесю! Думаете, я сумасшедшая и могу не узнать свою дочь? Немедленно прекратите и не смейте больше никогда!.. Слышите?

Мать повернулась и стремительно двинулась обратно. Олеся догнала ее.

— Подожди! — Она сжала плечо матери. — Я понимаю, меня невозможно узнать. У меня другое лицо, другой голос, другая фигура, другое имя. У меня не осталось ничего. И тем не менее Андрей узнал меня. И Лана узнала. Только ты, мама, не веришь, а ведь должно было быть наоборот. Ты думаешь, Андрей рассказал мне все это? Хорошо, спрашивай. Спрашивай о чем угодно: о моем детстве, о тебе, об отце, о родственниках, спрашивай о том, что было задолго до появления Андрея в моей жизни. Спроси о том, о чем я никогда не рассказывала и не расскажу ему — о Димке, о нашей поездке в Крым, о том, как долго я выбирала между ними, и о том, почему в итоге выбрала Андрея. Спроси о том, как я сбежала в детстве из дома, вели описать во всех подробностях нашу старую квартиру, квартиру бабушки, ее дачу! Спрашивай, я не боюсь! Воспоминания — это все, что мне осталось, поэтому я помню каждую минуту моей прежней жизни. А помнишь, когда я однажды спросила тебя о самом тяжелом моменте в твоей жизни? Ты вспомнила о моем литературном конкурсе, когда меня несправедливо вышибли из тройки призеров, и как ты плакала тогда. А я сказала, что это ерунда и все призеры дураки и не заслуживают своих наград. Помнишь? — Слеза побежала по щеке Олеси, и она не успела вовремя смахнуть ее.

— Олеся? Олеся… Дочка… — Мать не могла поверить услышанному, но и не верить уже тоже было невозможно. — Что они с тобой сделали?..

— Все в порядке. Я привыкла. Не бросай меня! — Олеся обняла мать.

Женщины стояли обнявшись, плечи их вздрагивали от рыданий, они плакали и плакали и никак не могли остановиться.

— А как же Сашка? — всхлипывала Олеся. — Ей-то нельзя будет сказать еще лет пять как минимум…

— Ничего, она ребенок. Я смогу ее убедить. Она полюбит тебя. Виданное ли дело — не любить мать!

— А если нет?

— Не бойся. Мы все устроим. Никто тебя больше не обидит. Бедная моя доченька… Мы вернем тебе все, что ты потеряла.

— Кроме внешности, кроме имени, — прошептала Олеся.

— Не имя, так хоть фамилию. А внешность у тебя ничего. Сейчас все себя меняют. Дмитрий-то видел тебя?

— Конечно. Он это все и устроил. Ему понравилось, — Олеся улыбнулась.

— Значит и нам понравится. И ты привыкнешь.

— Надеюсь. Пойдем, а то мы уже выглядим подозрительно. — Олеся потянула мать за рукав.

— Да здесь же нет никого! Дай, я обниму тебя еще раз!

— Ты только так не волнуйся, а то еще инфаркт будет!

— С вами будет! — Мать крепко прижала к себе Олесю. — Слава Богу, слава Богу… — бормотала она.

Больше у Насти не было возможности наблюдать судьбу Олеси в Книге книг.

Слишком многое отвлекало ее внимание, и в частности — наиболее сложный урок, главная часть ее обучения.

Учитель и Настя медленно брели по пустыне, в последнее время их уроки все чаще проходили на таких прогулках, все реже пользовались они Книгой книг и трудами ученых мудрецов.

— О чем мы поговорим сегодня? — спросила Настя, вдыхая прохладный воздух ночной пустыни.

У нее на глазах солнце только что опустилось за линию горизонта, так быстро, что она наблюдала его движение — чудо, которое можно увидеть только здесь.

— Я научил тебя почти всему, что знал сам. Теперь, пожалуй, пора поговорить и о главном. О судьбе. О жизненном пути, который есть у каждого из нас. О том, почему ты пришла и я ждал тебя, о том, почему ты ищешь Севилью, о том, почему тебя никто не остановил, о том, почему с тобой ничего не случилось. Что интересует тебя в вопросах судьбы?

— То же, что и всех, — ответила девочка. — Можем ли мы изменить свою судьбу или же она предначертана нам свыше? Если бы я не пошла в тот день искать Севилью, попала ли бы я сюда? Если я стану вести себя неправильно, изменится ли в моей жизни хоть что-то? Похожа ли наша жизнь на дорогу, где мы можем выбрать направление, свернуть в переулок, пойти не по тому пути?

— Боюсь, нам все же придется вернуться и заглянуть в Книгу книг. Прямо сейчас есть замечательный пример. Потом мы продолжим нашу прогулку, но тебе нельзя пропустить этой истории, — сказал Учитель.

И они повернули назад, они уже почти бежали к хижине, дабы не опоздать к началу нового необычного спектакля.

— Найди сама! — предложил Учитель, протягивая девочке книгу.

Настя уверенно, без всяких колебаний открыла ее на сто пятьдесят второй странице.

Книга книг. Страница 152

Молодая высокая блондинка, элегантная, в брюках защитного цвета и таком же топе, удивительно сочетающимися с ее серо-зелеными глазами, расставляла вазы с цветами в витрине своего небольшого магазинчика, расположенного в одном из многочисленных переулков Рима, и ворчала на отсутствие покупателей.

— Мама! Мама, ты здесь?! — раздался крик, и рядом с ней возникла физиономия ее дочери, обрамленная черными кудряшками, как всегда непричесанными, и женщина поняла, что дочка снова плакала: на щеках девочки явно виднелись следы недавних слез.

— Что опять? — сурово спросила она.

— Мне нужно тебе что-то сказать!

— Хорошо.

Они прошли к внутренней двери магазина.

— Анна, куда ты? — крикнула ей молодая продавщица.

— Я сейчас! — ответила Анна, подталкивая дочь к выходу. Они прошли по коридору в небольшую кухню, Анна налила дочери соку в бокал и устало опустилась на стул рядом с ней.

— Что? — вздохнула она. — Почему ты опять ревела?

— Кто мой отец? — решительно спросила ее десятилетняя девочка. — На этот раз ты мне ответишь. Не может быть, чтобы у меня не было отца! У всех есть! Меня все спрашивают, и все смеются надо мной. А я даже не знаю, кто он! И не говори мне, что он умер!

— Как ты мне надоела! — Анна сердито взглянула на дочь: сколько можно мучить ее этими расспросами!

— И кто же он? — упрямо повторила девочка. — Я от тебя не отстану! Кто он? Кто он? Кто он?

— Антонио Дзанотто, — устало произнесла Анна. — Я даже назвала тебя в честь него. Я его очень любила. Но он предпочел свою карьеру. Ты довольна?

— Антонио Дзанотто? Певец? Ты серьезно?! Вот здорово! У меня такой папа, и ты молчала! Я же его обожаю, спасибо, мама, ты замечательная! — озвучив миллионную долю переполнявшей ее благодарности, маленькая Антония выбежала из кухни, потом, вдруг вернувшись, крикнула: — Как же я сама не догадалась! Я ведь так похожа на него! Мне даже говорили! — И она убежала, а Анна стояла и усмехалась над этой своей выдумкой и нелепым совпадением. Странно, но дочка действительно похожа на Антонио, хотя она не имела к нему никакого отношения!

Это сейчас Анна работала флористом в цветочном магазине и даже выкупила его у бывшего владельца. А когда-то она была студенткой, потом, вылетев из университета, работала официанткой, манекенщицей, продавщицей, да кем она только не работала! Занялась цветами и наконец-то поняла, что это занятие ей по душе. И здесь впервые она начала забывать Антонио.

Анне исполнилось семнадцать, когда она впервые попала на его концерт. Тогда он еще не был звездой, был просто молодым начинающим певцом, хорошеньким юношей лет двадцати пяти. Черноволосый, кудрявый, стройный, он обладал прекрасными вокальными способностями и редкостным обаянием и только-только сколотил свою первую группу, игравшую в дешевых молодежных кафе и клубах. С первого взгляда Анна поняла, что всегда ждала именно этого человека, и на несколько секунд ей стало страшно. Она поднялась и вышла из зала, долго шла по ночной улице, не понимая, что происходит с ней, потом остановилась на мосту и, глядя вниз, подумала, что сейчас перед ее душой такая же, только еще более страшная пропасть, и ей решать: отойти от края или сделать шаг вперед. А дальше она либо будет парить над землей, либо упадет в эту бездонную пропасть и разобьется, навсегда оставшись на острых камнях. В других подобных случаях, когда чувство, именуемое страстью, стучалось в ее двери, Анна проявляла осторожность. Она знала: незнакомцам нельзя открывать. Но сейчас что-то вдруг изменилось в ней, и она подумала: «А почему бы и нет? Кто может быть лучше его? Чего еще ждать? Будь что будет! Сейчас или никогда!»

И Анна решительно сделала шаг вперед. Ее душа действительно парила несколько дней, окрыленная любовью, а потом ринулась в пропасть, прямо на острые камни, видневшиеся далеко внизу. Анна мечтала о нем, она страдала, болела, рыдала, потеряла вкус к жизни, оставила университет, забросила друзей и все ждала, когда же наконец смерть придет за ней. Но, вопреки ожиданиям, несчастная любовь не убила ее. Ее израненная душа, лежавшая на дне пропасти, вдруг воспряла; окровавленная, разбитая, покалеченная, она медленно выпрямилась, расправила плечи и поднялась вперед и вверх, к небу, голубевшему над пропастью. И, к своему удивлению, Анна поняла, что в результате этого страшного падения ее душа не только не умерла, но стала сильнее, закалилась и теперь шла вперед, не останавливаясь ни на секунду, уверенная в своих силах и в своем бессмертии. Позволив себе совершить этот прыжок, она обрела путь к свободе. Анна стала сильной и бесстрашной, просто она теперь знала, что хуже быть не может. Вместе с силой пришла к ней доброта и потребность заботиться о других. Она простила Антонио, отвергнувшего ее большую любовь, взяла в приюте полугодовалую девочку и назвала ее Антонией — в честь человека, которого любила когда-то. Она не забыла его, просто в ее жизни стали появляться и другие мужчины, и она перестала верить в то, что когда-нибудь они будут вместе.

Несколько дней Анна наблюдала за сияющим личиком дочери и втайне забавлялась, а потом, как-то за обедом, Антония, болтая ногами, вдруг с загадочным видом произнесла:

— Да если бы я знала раньше, какой у меня замечательный отец…

— То что бы ты сделала? — поинтересовалась Анна.

— Я бы ходила на все его концерты! — заявила девочка.

Анна усмехнулась.

— Где, хотела бы я знать, ты взяла бы столько денег? Его концерты стоят дорого. Он же теперь звезда!

Последние слова Анна произнесла с удовлетворением в голосе. Она-то всегда предсказывала ему большое будущее, даже когда все остальные сомневались в нем!

— А я бы бесплатно ходила! Должен же он хоть чем-то помогать нам…

— Так он ведь даже не знает о тебе! — Анна сделала попытку оправдать мнимого папу.

— Уже знает, — спокойно заметила дочь, запихивая в рот кусок хлеба, намазанного вишневым джемом.

— Как знает?! — Анна подскочила. — Откуда?!

— Я сказала. Я встретила его у клуба, где он должен был выступать. Ну и сказала, что я его дочь. Он сначала не верил, но потом видит, что я вправду похожа на него, и зовут так же… Поверил вроде. Я сказала ему, где мы живем. Телефон дала.

— Вот дура! — Анна не могла сдержать свой гнев. — Да как ты посмела?! Ты что же, думаешь, если бы я хотела, я бы сама ему не сказала, что ли?!

И, не найдя других слов, Анна отвесила дочери подзатыльник.

— Вот так всегда! — завопила Антония. — Это ты во всем виновата, ты лишила меня такого отца! Ты скрывала его от меня, ты испортила мне детство, но теперь — все! Я уйду от тебя к папе!

И, выскочив из-за стола, она убежала на улицу.

«Что же теперь будет? — думала Анна, опускаясь обратно на стул, наливая молодого виноградного вина в стакан. — Надо же было такому случиться! Дай Бог, чтобы он не принял слова этой дурочки всерьез!»

Однако через несколько дней в квартире Анны раздался звонок, и когда женщина открыла дверь, она поняла: случилось то, чего в принципе и следовало ожидать. На пороге стоял Антонио, экс-мужчина-ее-мечты, и внимательно смотрел на нее.

— Здравствуйте. Вы — Анна?

— Здравствуйте! — она кивнула. — Да, это я. А вам даже не стоит представляться.

— А где Антония?

— Она в школе.

— Отлично. Тогда у нас есть время поговорить.

— Хотите войти? — предложила Анна. — А может, мы пойдем куда-нибудь?

— С вашего позволения, я лучше выпью кофе у вас дома. На улице мы не сможем поговорить.

— Ах да! Вы нее звезда, я и забыла! Вам могут помешать фанаты! — язвительно заметила Анна. — Проходите в гостиную. Я сварю кофе.

— Итак? — спросил он, отхлебывая кофе из маленькой чашечки.

Анна пожала плечами.

— Я была вашей горячей поклонницей целых семь лет, — призналась Анна.

— Вы не обидитесь, если я скажу, что совсем не помню вас? — осторожно поинтересовался он.

— Нет. Я всегда держалась на расстоянии. Так, дарила вам игрушки, цветы… И никогда не приближалась. Неудивительно, что мое лицо ни о чем вам не говорит. К тому же прошло столько лет!

— Позвольте, а ребенок у нас — от подарков, что ли? — Он непонимающе вскинул брови.

Анна засмеялась.

— Антония не ваша дочь. Простите нас. Это недоразумение. Я просто сказала ей, что ее отец вы — со злости. Не знала, что еще сказать… а у меня много лет в сердце не было другого мужчины, кроме вас… вот и не пришло в голову ничего другого. Она все приставала, все спрашивала, кто ее отец, я и сказала. Разве я думала, что она побежит сообщать вам? Простите.

— А кто же настоящий отец девочки?

— Не знаю, — Анна пожала плечами.

— Понятно. А я-то думал, у меня появилась дочь! — растерянно пробормотал он.

Анна грустно улыбнулась, он улыбнулся в ответ, и они заговорили о его творчестве, о поклонницах, о любви Анны и ее страданиях, о музыке, о его пути к славе. Затем он взглянул на часы и поставил чашку на стол.

— Кофе был замечательный. Вы отличная хозяйка и прекрасный собеседник. Я рад, что зашел! А теперь мне пора. У меня через час репетиция.

— Вы не сочтете меня назойливой, если я провожу вас? — спросила вдруг Анна, будто кто-то сказал ей, что не стоит отпускать его сейчас.

— Да нет… — Он пожал плечами. — Пойдемте.

Анна накинула плащ, и они вышли на улицу. Маскируясь, Антонио нацепил большие солнечные очки и берет, и Анне вдруг стало смешно.

Они молча шли рядом по улице.

— Надо же! — сказала она наконец. — Если бы несколько лет назад такое случилось со мною… вы рядом… О, я была бы самой счастливой девушкой в мире!

Она думала, что он спросит: «А сейчас?», но он сказал:

— Странно, вы не похожи на девушку, которая даже не знает отца своего ребенка. Вы такая серьезная, такая рассудительная!

— Да нет же! — Анна снова засмеялась. — Я не имею в виду, что не знаю своих мужчин! Просто Антония не моя дочь. Я взяла ее из приюта и дала ей ваше имя. Но так не хочется, чтобы она узнала, что она мне не родная, понимаете? Поэтому и сказала ей, будто вы ее отец, лишь бы она не допрашивала меня!

— Понятно! — Он вздохнул. — Сколько же ей лет?

— Недавно исполнилось десять.

— Странно! — Он снова вздохнул. — Знаете, а ведь у меня могла бы быть дочь как раз такого возраста. И так же похожая на меня. Антония ведь действительно очень похожа на меня, правда?..

— Да, очень похожа, — кивнула Анна и спросила: — А где же она, ваша дочь?

— Она погибла. Как и ее мать. Я был тогда молоденьким идиотом. Одиннадцать лет назад я встречался с очень красивой девушкой. Ее звали София. Она была бедной сиротой, но очень красивой и очень гордой. Она сообщила мне, что ждет ребенка, но я тогда был еще молод, и самонадеян, и глуп. Я не хотел этого ребенка, не хотел жениться. Это могло повредить моей карьере. Я предложил Софии денег, но она не взяла, потом родила девочку и принесла мне ее показать. Дочка мне понравилась, но, знаете ли, она не перевернула мою жизнь. Я уезжал на гастроли, только что подписал свой первый крупный контракт. То, что есть у меня сейчас, досталось тяжело, приходилось много работать и многим жертвовать. Слишком многим… Я снова предложил ей денег, она снова отказалась. Потом я узнал, что София и ее дочка погибли в автокатастрофе… Я не искал ее родственников, знал, что их нет, да и могил не искал. Но теперь я все чаще жалею о совершенном, все чаще думаю, что был бы счастлив, если бы моя дочь была жива. Возможно, она была бы такой, как ваша Антония, — задумчиво добавил он после небольшой паузы.

— Печально! — вздохнула Анна.

— Очень. Мы почти пришли, еще минуты две.

— Как же они погибли?

— Случилась страшная катастрофа. Может быть, вы помните? На границе с Австрией разбился пассажирский автобус. Погибло около тридцати человек, мало кто спасся.

И в этот момент Анна отчетливо ощутила, как кто-то невидимый, идущий рядом, крепко взял ее за рукав плаща и потянул вниз. И она поняла, что это была судьба, долгие годы идущая рядом с нею, и ее будто током ударило, как тогда, много лет назад, на концерте. Анна остановилась, подняла глаза и решительно взглянула в лицо Антонио.

— Это было в июне, возле города Мерано? — спросила она, уже не сомневаясь в его ответе.

Он кивнул.

— Как звали вашу девушку? Я имею в виду фамилию.

Антонио наморщил лоб, вспоминая.

— Альчини, — сказал он наконец, — София Альчини. Или что-то в этом роде.

И лицо Анны вдруг расплылось в счастливой улыбке.

— В чем дело? — спросил он, не понимая ее внезапной радости.

— Настоящее имя Антонии — Лучана Альчини. Судя по всему, она действительно ваша дочь.

— Не может быть! Таких совпадений не бывает! — Антонио не мог сдержать своего изумления.

— Ее мать погибла в катастрофе при Мерано. Ее фамилия Альчини. Она похожа на вас. Что еще нужно? Анализ ДНК? Пожалуйста. Давайте сделаем! Чтобы не было сомнений. Хоть завтра.

— Давайте! — согласился он и вдруг замолчал. — Только потом… А сначала сходим втроем в зоопарк? — предложил он неожиданно.

— Куда-куда? — Анна не поверила своим ушам.

— В зоопарк. Ну, или в кино, в ресторан, на аттракционы, куда там ходят с детьми?..

— Зачем? — удивилась она.

Антонио растерянно взглянул на нее.

— Пока у меня еще есть семья… Вдруг выяснится, что Антония — не моя дочь?

— Твоя. Я знаю. Только не вздумай отнять ее. Ты отказался от нее, у тебя нет никаких прав! Предупреждаю, я буду бороться!

— Успокойся, я не собираюсь ее отнимать! Я только хочу провести вместе выходные! А на следующие можем съездить втроем на море. У меня там домик, очень даже неплохой. Поедем?

— Почему бы нет? — улыбнулась Анна. — Не так часто тебя приглашает звезда эстрады, твоя первая любовь, да еще и отец твоей дочери!

— И то верно! — согласился Антонио, доставая из кармана телефон.

— Кому ты хочешь позвонить? — полюбопытствовала она.

— Хочу отменить репетицию! — улыбнулся он в ответ. — Первый раз в жизни. Моего продюсера хватит удар! Ну да Бог с ним! Пойдем куда-нибудь, выпьем за знакомство. Нам давно следовало бы сделать это.

Настя закрыла Книгу книг и тоже улыбнулась.

— Какая славная история! — сказала она с умилением.

— И что ты должна спросить? — поинтересовался Учитель.

— Могло ли получиться иначе? Что было бы, если бы Анна не стала обманывать дочь? Или если бы она взяла в приюте другого ребенка? Или если бы девочка не стала искать встречи с отцом? Все могло бы сложиться совсем по-другому. Могло? — спросила Настя.

— Могло. Теоретически. Цепочка из бесконечных «если», бесконечное ветвление условия, приводящее к разным результатам. А теперь слушай и запоминай главное. Теоретически на каждом этапе девушка могла уйти на другую тропинку, и каждый из нас имеет право выбора. Теоретически. На самом же деле ты идешь предначертанным тебе путем. Ты спрашиваешь: могла ли Анна взять другого ребенка? И я отвечаю: нет, не могла. Могла ли она не сказать дочери, кто ее отец? Нет, не могла. Почему? Потому что так было предрешено. Вот это и есть судьба. Цепочка, предназначенная каждому человеку, его путь, от которого он не может отклониться. Если ты захочешь принять неправильное решение, уйти со своей дороги — она будет закрыта. Ты просто столкнешься со стеной. И дверь, от которой у тебя нет ключа, будет наглухо заперта. А ты продолжишь свой путь в нужном направлении, потому что иначе быть не может…

— Почему?

— Просто потому, что событие, происходящее не с тем человеком или в ненужный срок, способно нарушить стройность окружающего мира, способно уничтожить гармонию, созданную веками.

— Но ведь это нечестно! — воскликнула Настя. — Это неправильно! Получается, что нам не дано никакого выбора! Значит, если какой-нибудь человек должен, например, совершить убийство, он не может отказаться от этого? От него ничего не зависит, так, что ли?

— Так, — спокойно подтвердил Учитель.

— Но ведь тогда получается, что не существует ни зла, ни добра, ни наказаний за плохие поступки, ни вознаграждений за хорошие! Получается, мы можем делать все, что захотим, оправдывая свои поступки судьбой!

— Не существует ни наказаний, ни вознаграждений в том виде, в каком ты представляешь их. Все, что происходит с нами в жизни, призвано ни наказывать, ни вознаграждать нас, а лишь учить, лишь указывать на наши ошибки, чтобы сделать нас лучше. Иногда это доказательство от противного, как в случае с убийством.

— Хорошо, — не могла не согласиться девочка. — Предположим, человеку положено совершить десять убийств, чтобы понять нечто важное. А если он совершит два и уже поймет, насколько его преступления отвратительны, значит, он должен совершить остальные десять? Просто потому, что так должно быть?

— Не волнуйся. Бог знает состояние каждой души, вряд ли Его возможно удивить. Никому не отпущено больше, чем того требуется. То же можно сказать и о страданиях. И о способностях. Если тебе суждено совершить что-либо, Бог дает тебе в долгий путь прекрасное снаряжение. У тебя есть все, что только может потребоваться человеку.

— То есть у каждого из нас есть своя задача? Своя цель? — спросила девочка. — Я давно подозревала это! А может человек не выполнить ее?

— Нет. Не может. Если ему кажется, что он не выполнил чего-то, значит это не было его делом. Значит, его судьба — прожить жизнь без великих свершений. Значит, в этом его истинная миссия. Великая миссия.

— А как же вина? Получается, никто ни в чем не виноват? События, происходящие с нами, не зависят от наших прежних грехов?

— Своими проступками, равно как и своим достойным поведением, ты записываешь свою карму, с нею ты войдешь в другую жизнь и получишь то, что заслужено тобой в прежней. Но не обязательно, если прежде ты была хорошим человеком, в другой жизни ты будешь богатой, красивой и удачливой. Совсем не обязательно.

— В чем же тогда смысл? Где же вознаграждение?

— Эти события записывают цепочку твоего внутреннего состояния, не внешнего, что, несомненно, важнее.

— Как это понимать? — девочка нахмурилась, с недоумением глядя на старика.

— А что тут понимать?! Например, приходит к тебе в гости подруга. Твоя Олеся. Это положительное событие?

— Конечно.

— Отлично. Ты будешь счастлива ее видеть. А теперь другой случай. Ты ждешь Олесю, и вдруг у тебя поднимается температура, начинает сильно болеть голова, так что ты уже не в состоянии встречать гостей или общаться с ними. И тут приходит Олеся. Это положительное событие?

— Не очень. Лучше, если бы она пришла, когда я здорова, — ответила Настя.

— Вот видишь. Одно и то же событие выглядит по-разному, в зависимости от твоего состояния. Это простой пример. Но он верен. Так и во всем. Ты можешь быть богатой, красивой — но очень несчастной, а можешь ничего не иметь и быть самым счастливым человеком в мире. Но заслужишь ли ты это состояние — зависит только от тебя.

— Как можно заслужить что-то? Ведь наши поступки не зависят от нас!

— Но зависят наши намерения! — возразил Учитель. — Перед тем как совершить что-то, спроси себя: зачем я делаю это? И если твои намерения не чисты, можешь смело ожидать наказания. Точнее, тяжелого урока. Одно и то же событие — то же самое убийство — может быть совершено по-разному. Различным будет и наказание.

— И тогда, действительно, мысль — важнее поступка?

— Разумеется. Если она выражена активно. То есть если влечет за собой поступок или попытку совершить его. Пустая дурная мысль не опасна, она наносит вред лишь тебе самой, отнимая твою энергию.

— Ясно… — Настя кивнула. — Так что же насчет судьбы? Она похожа на дорогу?

— Скорее на сценарий фильма. Или на пьесу. У каждого есть своя роль, своя партия, ее нужно сыграть, исполнить. У каждого свой образ, свой характер и своя судьба. Прошлое — отснятый фильм, сыгранная пьеса. Будущее — просто голый сценарий. Настоящее — то, что мы создаем сегодня, в данный момент.

— Как съемки в реальном времени.

— Правильно.

— А в каждую роль, в каждый сценарий разве не могут быть внесены изменения?

— Сегодня? Редко. Что-то может быть добавлено, что-то отсеяно за ненужностью. Но не основное. Перемены случаются нечасто, слишком уж отлажено производство.

— Но что же все-таки зависит от нас? Что реально можем изменить мы? Мы сами…

— Мы? Мы свободны в пределах заданной нам роли. Мы можем по-своему видеть характер своего персонажа. Мы можем играть быстрее или медленнее, приближая или отдаляя, незначительно разумеется, то или иное событие. Мы можем играть свою роль чертовски плохо, возвращаясь снова и снова к одним и тем же сценам, не давая себе продвинуться дальше.

— И что? Что будет, если человек так и не сможет сыграть какую-то сцену хорошо, не сможет с честью выйти из ситуации? Он на всю жизнь застрянет на этом месте, и остальное останется невоплощенным? — испугалась девочка.

Учитель усмехнулся:

— Не волнуйся. Когда придет пограничный момент, момент, когда тянуть дальше уже невозможно, ты получишь такую взбучку со стороны судьбы, что как миленькая перелетишь через все свои прежние трудности. У судьбы есть свои методы, им нельзя противостоять. Но до этого редко доходит. Обычно достаточно элементарных подсказок.

— То есть… — Настя задумалась. — Я часто думала, а что бы было со мной, если бы я осталась дома? Или если бы села в корабль действительно идущий в Испанию? Значит…

— Ответ очень прост. Ты бы не осталась дома. Произошли бы события, если бы потребовалось, которые заставили бы тебя покинуть дом, и направиться сюда, а отсюда — в Севилью. По-другому быть не могло. И поэтому никогда не думай об упущенных возможностях. Их просто не было. Они существовали лишь в твоем воображении. Кстати, о воображении. Это тоже мир. Твой мир. Здесь ты — Бог-Создатель. Здесь ты пишешь свои сценарии, здесь они воплощаются в жизнь. Поэтому не увлекайся. Это затягивает. То же самое можно сказать о писателях. Некоторые из них отражают созданный ими мир на бумаге. Но это происходит редко. Большинство из них являются просто агентами, они просто записывают увиденное. От таланта писателя зависит, насколько хорошо сможет он отразить то, что видел. Откуда берутся их сюжеты? Это истории, которые произошли однажды или произойдут сейчас. Человек, наделенный подобными способностями, вдруг получает доступ к картинам, отснятым ранее, или к сценариям, еще только написанным. Этим можно объяснить удивительные совпадения, происходящие время от времени. Бывают случаи, когда написанное в книге происходит в действительности, иногда совпадения достигаются даже в мелочах. Это не так удивительно, как кажется на первый взгляд. Иногда это случается с каждым. Ты знаешь о дежавю? Событие происходит, а тебе отчетливо кажется, что это уже было когда-то. На самом деле ты просто видела кусочек написанного будущего. Чаще всего это происходит, если судьба пытается обратить твое внимание на нечто важное, чего ты сама не замечаешь. Или, если в сценарии происходят изменения, судьба оповещает тебя об этом.

— А когда-нибудь я могу узнать, что предначертано мне?

— Разумеется. Перед тем как родиться. Но потом ты должна забыть это, иначе жизнь твоя будет лишена смысла.

— А когда я читаю Книгу книг? Я читаю уже написанное или пишу что-то сама?

— Ты просто подглядываешь за действиями Бога! Неужели ты думаешь, будто сама способна создать что-либо в реальном мире? — Учитель вдруг рассердился.

— Есть хотя бы что-то еще, о чем я должна знать? — спросила девочка.

— Да. Последнее. Помнишь, ты сказала когда-то: получается, будто независимо от способа — абсолютное добро или абсолютное зло — ты все равно оказываешься в точке Ноль, и это, мол, несправедливо? Так вот. В мире не существует такого понятия, как несправедливость. Оно свойственно лишь людям в некоторых их проявлениях, но никак не тем законам, по которым развивается наша Вселенная. Где-то в бесконечности, на границе с состоянием точки Ноль, находится прошлое и будущее: будущее в виде записей, прошлое в виде совершенного, в виде воспоминаний — бесконечное количество историй, тех, что уже свершились, и тех, что еще свершатся. Опыт, накопленный человечеством за миллиарды лет, и тот, что еще будет накоплен. Не существует ничего, чего бы там не было. Там есть все. Приближаясь к точке Ноль путем повышения скорости, путем любви и абсолютного добра, ты остановишься на этой границе, ты познаешь и переживешь все, что было, и все, что будет, и нет в мире высшего счастья. При приближении же с противоположного конца — путем абсолютного зла — ты познаешь лишь разочарование, лишь чувство неудовлетворенности, ты не узнаешь ничего и позабудешь все, что знала прежде, и нет в мире ничего ужаснее неисполнимого желания, ничего хуже полной пустоты, которая окутает тебя. Наказание продлится недолго. Но этого будет достаточно.

Старик и девочка помолчали.

— Есть ли что-то еще, о чем ты хотела бы узнать и о чем я не сказал тебе? — спросил он.

— Учит ли нас чему-либо все то, что происходит с нами? Я права? И если какая-то мечта не исполняется долго, значит, так должно быть?

— Зачастую сам путь к мечте важнее результата. Ничто не может быть плохим, пока оно не закончится, и только по прошествии времени можно судить о важности того или иного события. И последнее. Научись не затягивать прекрасные моменты. Не пытайся выжимать из них максимум.

Уходи, пока они еще прекрасны, так как иначе это, несомненно, изменится.

— О чем вы, Учитель? — Настя подняла на него испуганные глаза.

— Ты знаешь, о чем я, — ответил старик.

Девочка вздохнула.

— Мне пора уходить? — тихо спросила она.

— Ты провела здесь более двух лет. Но тебе действительно нужно идти. Тебя ждет твоя Севилья.

— А кто заменит вас, Учитель? Кому вы передадите все ваши знания? Кому, если не мне?!

— Не волнуйся. Придет человек, и он заменит меня. У тебя другая дорога. И ты, увы, не самая лучшая ученица. Ты просто задавала много вопросов и требовала много ответов. Но твой путь лежит в стороне отсюда, — ответил он.

— Мне будет не хватать вас, — девочка грустно вздохнула. — Я смогу еще раз вернуться сюда?

— Ты вернешься. Но не раньше, чем придет твое время. А пока помни все, что ты здесь узнала, и научись быть счастливой, независимо ни от чего. Счастье — внутри тебя. Оно не зависит от внешнего мира.

— Я хочу еще раз заглянуть в Книгу книг. Можно? — попросила Настя. — Я ведь так и не видела своего братишку.

— Пожалуйста, — старик кивнул головой. — Книга открыта для тебя.

Настя открыла Книгу книг, открыла в последний раз, чтобы увидеть худенького мальчугана, собиравшего на ковре «пазл», и ей было достаточного одной этой картинки, чтобы понять, что ее брат жив и что его усыновили хорошие, любящие люди. И еще — что она обязательно отыщет его. Когда-нибудь.

Настя закрыла Книгу книг, положила ее в бездонный сундук, потом вытащила из него свой потрепанный рюкзак, в котором лежала фотокарточка матери и юбка, черная с красными цветами, расшитая сотней оборочек, — та, в которой она будет танцевать в Севилье.

Она поднялась, взяла рюкзак и впервые почувствовала, что одежда, в которой она пришла сюда, стала ей тесна, за эти два года она выросла и, наверное, изменилась. И не только внешне. Теперь Настя была другим человеком, и ей ничего не стоило выйти из хижины и отправиться в Севилью, пешком и без денег, не имея ничего, в том числе и страха, ведь теперь она знала, что никто и ничто не в состоянии помешать ей добраться до солнечных улиц, о которых она столько мечтала, ведь так должно было быть. И еще она знала ответы на все вопросы, которые возникали у нее и которые когда-либо возникнут впредь.

— До встречи, Учитель! — сказала Настя, обнимая костлявые, но еще крепкие плечи старика, и он ласково сжал ее ладони в своих.

— Удачи, Настя! Мне тоже будет не хватать тебя.

Настя простилась с полюбившимся ей верблюдом, с хижиной, где провела долгие месяцы, и с Учителем, человеком, ставшим за это время бесценным для нее.

— Настя! — окликнул он свою ученицу, когда девочка уже брела по песку.

Она обернулась.

— Я хотел сказать тебе еще кое-что важное. Запомни это. Подожди.

Он догнал ее и наклонился к ее лицу.

— Знаешь, иногда маленькие девочки примеряют юбки, в которых они хотят танцевать, — сказал он шепотом, — но вдруг обнаруживают, что они им очень велики. И девочки огорчаются и думают: «Как же так? Как же я буду танцевать в такой юбке?» А ответ очень прост. Девочке не дадут танцевать, пока юбка не будет ей впору. Это несчастья приходят неожиданно и служат нам уроком. Но человек никогда не приблизится к своей мечте, прежде чем будет готов принять ее. Бог пошлет ему множество испытаний, чтобы убедиться в его готовности.

Не стоит торопить исполнение мечты. Счастье — большая ответственность. И лишь заслужив его, лишь пройдя сотни дорог и прожив сотни дней в борьбе за него, можно научиться ценить и беречь полученное.

И Настя согласно кивнула, а потом, решительно смахнув набежавшие слезы, тронулась в путь. Ее ждала Севилья.

Галина Василенко, бывшая Олеся Василенко, новая жена Андрея, обожаемая его тещей и им самим, любимая приемной дочерью Сашенькой и осуждаемая обществом, размышляла о двухнедельном отпуске, который на сей раз она решила вместе с мужем и дочкой провести в Южной Испании.

— Только там, и нигде больше! — решительно отвергла она все возражения остальных членов семьи. — Мне нужно в Севилью! Я ищу свою подругу. Теперь уже единственную.

— Но почему именно там? — удивился Андрей. — Прошло уже столько времени, она может оказаться где угодно!

— Нет. — Его жена с улыбкой покачала головой. — Ты просто не знаешь Настю. Она может быть только в Севилье. Она направлялась туда, и я могу встретить ее только там!

Олеся купила путевки, собрала вещи, сгребла в охапку мужа и дочь, и они втроем отправились к солнечным улицам Севильи: отдыхать и разыскивать Настю.

Яркое солнце заливало центральную площадь Севильи, веселые, никуда не спешащие горожане неторопливо прогуливались по городу в выходной день, наслаждаясь прекрасной весенней погодой, когда, на границе лета, еще нет мучительной жары и в воздухе застывает гармония тепла и прохлады, и благоухают белоснежные цветы апельсиновых деревьев. Но люди, которые шли по этой улице, смотрели не на распускающиеся цветы и не на залитые солнцем камни мостовой, они смотрели на стройную молодую девушку с белой, чуть тронутой загаром кожей, с золотистыми волосами, одетую в длинную шуршащую юбку, черную с красными цветами, расшитую сотней оборочек, необыкновенно подходившую ей, — на девушку, которая танцевала на улице. Прохожие останавливались и смотрели на нее, завороженные не столько плавностью ее движений, не столько красотой танца, сколько ее сияющей улыбкой, улыбкой абсолютно счастливого, свободного человека. Улыбка рассказывала людям о чем-то прекрасном, но непонятном, и им хотелось поймать эту улыбку и узнать ее тайну, но она оставалась неуловимой и лишь обжигала их сердца ощущением незнакомой, неведомой им прежде красоты, и люди не могли отвести глаз от лица этой девушки. А улыбка всего лишь рассказывала о долгом пути к улицам Севильи, о трудностях, которые преодолела эта девушка, и обо всем, что узнала она на своей длинной дороге. То была улыбка человека, который долго шел к своей мечте и наконец добрался до места назначения.

И лишь один человек в этой толпе, смотрел на девушку не с изумлением, а с пониманием, тайна Настиной улыбки не представляла секрета для него — ведь этот человек так же долго и трудно шел к исполнению своей мечты и теперь мог лишь радоваться за Настю — значит, ей это тоже удалось.

Олеся, улыбаясь, смотрела, как она танцует, и чувствовала себя счастливой оттого, что сбылось ее предсказание. Настя не погибла, не пропала в бескрайней пустыне, она была здесь, она была в Севилье, и она — танцевала!

Слегка утомленная, девушка остановилась, поклонилась под громкие аплодисменты публики, вытерла платком мокрый лоб, убрала прилипшие к щекам волосы, еще раз улыбнулась своей сияющей улыбкой и тут наконец увидела Олесю.

С радостным криком Настя кинулась к ней и в следующее мгновение повисла на шее своей единственной подруги.

— Олеська! Олеська! — кричала она, не в силах сказать ничего больше.

— Как же ты меня узнала?! — изумилась та, отстраняя прижавшуюся к ней девушку. — Ты выросла! И так изменилась!

— Не больше, чем ты, — шутливо заметила Настя.

— Обо мне-то что говорить! — отмахнулась Олеся. — Но я снова с Андреем. Снова с Сашкой. А ты? Нашла своего брата?

— Пока нет. — Настя покачала головой. — Но я знаю, что он жив, и я найду его. И я танцую. Наконец-то танцую!

— Ты выглядишь счастливой! — Олеся ласково улыбнулась.

— Как ты нашла меня? — спросила Настя. — Откуда ты узнала, что я здесь?

— Где ж еще тебе быть? — усмехнулась подруга. — Зная твое упрямство и твою мечту, я могла держать пари, что встречу тебя именно здесь! Уверена, что ты видела свои пирамиды. И наверняка видела кое-что еще, о чем не станешь рассказывать. Я права?

«И сейчас вижу», — хотела сказать Настя. Но не сказала.

С некоторых пор ни прошлое, ни будущее других людей не составляло загадки для нее. Только своего будущего она знать не могла.

— Поедешь с нами в Россию? — спросила Олеся. — Я куплю тебе билет, помогу с паспортом.

— Нет, — Настя покачала головой. — Пока не время. Пока я еще танцую. А там посмотрим. Когда-нибудь. Когда-нибудь я вернусь. Мне еще нужно найти брата.

— Как знаешь! Ты всегда была умницей. Но хотя бы поужинай с нами, познакомлю тебя с мужем, с дочерью. Только для Сашки я — Галина. Пока что…

— Хорошо, — Настя согласно кивнула. — Надо отметить нашу необычную встречу.

Олеся ласково улыбнулась:

— Добрая русская традиция. Вперед, балерина, пошли знакомиться!

И, взяв вновь обретенную подругу за руку, она, преисполненная гордости, направилась на другой конец улицы, где ждали ее муж и дочь, спеша сообщить им о своей победе. Она оказалась права! Обещала найти здесь Настю — и нашла ее!

«Потому что иначе и быть не могло!» — улыбнулась про себя юная танцовщица.

Эпилог

Настя не случайно решила пока остаться в Севилье. Через несколько недель с того дня, как она начала танцевать на площади, к ней подошел не старый еще мужчина, подтянутый, приветливый, разговорчивый и предложил девушке поступить в его труппу, обещая обучить всем премудростям цыганских танцев, и Настя с радостью последовала за ним. Она понимала его речь, в скором времени и сама научилась говорить на их языке, как если бы родилась и выросла в Андалусии. Общаясь с цыганками, она усваивала премудрости, веками передававшиеся из поколения в поколение, и находила, что по большей части они уже известны ей. Настя выступала, гастролировала, потом вернулась в Россию, организовала свое танцевальное шоу и объездила с ним полмира. Ее жизнь была увлекательной и красочной, она познала и славу, и поклонение, но тщеславие не коснулось ее души, а слава оставила равнодушной.

Настя любила танцевать.

Ей удалось достичь в этом невиданного совершенства, сочетания непринужденной гениальности с отточенностью, творческой свободы и знания законов, созданных веками, и везде, где бы ни появлялась эта светловолосая танцовщица, за нею будто следовало горячее солнце Севильи, сияющее в ее танце и согревавшее сердца людей.

Ведь девушка говорила на языке, понятном всем.

И благодарность переполняла ее, когда она вспоминала о человеке, — о своем Учителе, — открывшем ей тайну этого языка.

Как и было обещано, Настя воплотила в жизнь все свои мечты. Не удалось ей лишь за прожитые десять лет вернуться туда, к пирамидам, в маленькую хижину, где в бездонном сундуке хранилась Книга книг, а в углу стоял старый кальян, туда, где жил мудрый человек, поделившийся с нею своими знаниями. Не удалось ей и разыскать брата, хотя она искала по всей России, но так и не смогла найти его следов: ни одна ниточка, которая могла бы привести ее к нему, так и не попалась Насте. Словно какая-то сила препятствовала этим двум ее начинаниям, и Настя не решалась бороться с судьбой.

Ведь ее нельзя изменить.

Сбылись мечты и у Олеси-Галины: она наконец-то открыла повзрослевшей Сашеньке тайну своего исчезновения и заново обрела любовь дочери, родила сына, вернула себе подруг и снова устроилась работать в редакцию, правда, уже другого журнала. Ее по-прежнему любит муж, по-прежнему обожает мама, по-прежнему поддерживает она отношения с другом Димкой, которому обязана своим теперешним счастьем, по-прежнему часто видится с Настей, ставшей для нее близким и дорогим человеком, и по-прежнему Настя не открывает ей тайну проклятых часов, из-за которых когда-то Олеся Василенко чуть не исчезла с лица земли. Она пополнела, вернула себе прежний цвет волос и прежнюю прическу, хотя, конечно, все еще бесконечно далека от той Олеси, которую Настя встретила много лет назад, по счастливой случайности ошибочно выбрав корабль, державший путь в страну вечных пирамид.

Была ли то случайность? И Настя, и Олеся знали ответ на этот вопрос.

Итальянке Анне несказанно повезло, так повезло, что если бы ей сказали об этом лет десять назад, она ни за что не поверила бы! Анна нашла настоящего отца своего ребенка и вышла замуж за мужчину своей мечты — преуспевающего певца Антонио Дзанотто, детскую любовь, встреченную когда-то на концерте начинающей рок-группы. На одном из выступлений Настю представили Антонио, гастролировавшему в Испании, и в числе его спутников она с радостью заметила Анну, скромно стоявшую позади, в то время как знаменитый певец с истинно итальянским темпераментом превозносил необычайный талант известной танцовщицы.

Дорада и Иносентио Медина погибли, погребенные под тоннами золота и драгоценностей, обрушившимися на них и исчезнувшими в бездне.

Едва лишь неправильно сделанные часы оказались в прорези, служившей секретным замком — замком двери, скрывавшей несметные богатства, охраняемой суровыми богами Латинской Америки, бездна поглотила и сокровища, и супругов Медина.

Мечта золотой девушки исполнилась — вместе с любимым мужем красавица попала в новый, спокойный мир, где им уже не грозили несчастья, преследовавшие их в земной юдоли.

Сбылась и мечта Валентина Алексеева. На его могиле стоит небольшой памятник из гранита и бронзы, поставленный немногочисленными друзьями и родственниками. Этот памятник не свидетельствует ни о вечной славе, ни о признании его заслуг благодарными потомками, он просто отмечает место захоронения человека, который был готов уничтожить любое препятствие, встававшее между ним и его мечтой, даже если этим препятствием были жизни людей, случайно столкнувшихся с тайной страшных часов, найденных им когда-то в центральной части Южной Америки.

А старик, живущий в маленьком оазисе, затерявшемся в песках африканской пустыни, нашел достойного ученика, которому передал все свои знания, и через несколько лет отправился в долгий путь, приближающий его к конечной цели путешествия каждого — к точке Ноль.

Прошло еще около пяти лет, прежде чем, будучи уже тридцатилетней, Настя добралась наконец до Гизы и снова оказалась наедине с вечностью, вновь взглянула в устремленные вдаль глаза Сфинкса и поняла, что теперь они с ним говорили на одном языке.

— Ты должна быть спокойной, как Большой Сфинкс. Всегда. Что бы ни случилось, — говорил когда-то ее Учитель.

И она стала такой.

Настя улыбнулась и отправилась дальше, в глубь пустыни — разыскивать тот дом, который покинула много лет назад и куда обещала вернуться. Дом, где ее ждали, ждали, чтобы обнять и произнести: «Вот и ты, дочка. Добро пожаловать домой!»

И, преодолев длинный путь, путь длиной более чем в десять лет, Настя переступила знакомый порог тесной глиняной хижины — ей пришлось наклониться, чтобы не удариться головой о дверной проем, — и произнесла на языке, на котором не говорила уже давно, но помнила каждое слово:

— Это я. Я вернулась, как и обещала.

Кто-то, сидящий в углу, кто-то, перед кем лежала раскрытая Книга книг, поднял к ней лицо, и Настя вздрогнула, увидев, что это вовсе не ее старый Учитель, а молодой человек, очень молодой, совсем еще юноша — миловидный, светловолосый, незнакомый.

— Ну, вот и ты! — ответил он ей на том же языке. — Я ждал тебя. Думал, ты опоздаешь. Но ты вовремя. Как и всегда! Добро пожаловать домой!

И он поднялся ей навстречу.

— Костя? — тихо спросила она, вглядываясь в его лицо.

— Теперь я Руслан, только какое это имеет значение? — сказал брат, обнимая свою вновь обретенную сестру, и впервые с того самого дня, когда Настя плакала в трюме, уткнувшись лицом в плечо Олеси, слезы снова побежали по ее щекам, но на сей раз это были слезы радости и счастья. Она наконец-то нашла тот приют, который так долго искала, и услышала слова, которых так долго ждала: «Добро пожаловать домой!»

«Проходи. Это мой дом. Кстати, и твой тоже», — вспомнила она слова, сказанные Учителем, когда она впервые оказалась в хижине, и лишь в эту минуту, спустя много лет, поняла их истинное значение.

Здесь был ее дом, здесь был ее брат, и она знала: что бы ни случилось, куда бы ни забросила ее беспокойная судьба танцовщицы — в солнечную Севилью, в далекую от страны пирамид Россию или в другой уголок огромной планеты, — она будет снова и снова возвращаться сюда.

Здесь был ее дом — место, определенное для нее судьбой.

Корабли созданы, чтобы, пересекая огромные расстояния, бороздить морские просторы и таким образом служить людям. Но и они должны, вернувшись в покинутый порт, бросать якорь у своего причала.

Так и человек, следуя предначертанным путем, с упорством преодолевающий любые трудности, должен вернуться в то место, которому он принадлежит, чтобы обрести покой и счастье, чтобы понять, что здесь его любят и ждут, и с новыми силами отправиться покорять неприступные вершины, играя свою собственную роль, отведенную ему во всеобщем сценарии, написанном еле видимыми знаками на дорогах жизни.

— А как же Учитель? — спросила Настя, вытирая слезы.

— Он всегда будет с нами, — тихо ответил ей брат, и Настя, кивнув, вновь задала вопрос:

— Почему не сказал он мне, что именно ты станешь его учеником? Я объехала полмира, разыскивая тебя, а ты все это время был здесь. Почему?

Брат ласково улыбнулся ей.

— Учитель говорил правду, ты всегда была очень непонятливой, сестрица. Ведь твой вопрос уже содержит ответ!

— Верно! — Настя засмеялась. — Главное, что я все-таки нашла тебя, что мы снова вместе!

— Чего бы тебе хотелось сейчас? — спросил он, проведя ее в глубь хижины. — Может быть, заглянуть в Книгу книг? Узнать о чем-нибудь?

— Нет, — Настя покачала головой, — не будем подглядывать за действиями Бога. Продолжим играть свою собственную роль! Давай просто поговорим. Расскажи мне, как ты жил все эти годы, как попал сюда, где твои новые родители и чему ты научился здесь?

— Да, мне тоже давно хочется поговорить с живым человеком, — охотно согласился бывший ученик, присаживаясь рядом с ней. — Чай пить будешь?

— Надо же, почему именно ты должен был стать учеником? Странно, правда?! — сказала Настя, сжимая его руку.

— И совсем не странно! — возразил брат. — Просто потому. Потому, почему именно ты должна была танцевать. Потому, почему именно так проходит жизнь каждого из нас.

И, глядя в глаза человека, которого она так долго искала, путь к которому лежал через столько лет и стран, Настя поняла, что ни он, ни она не жалеют о прожитых годах, не жалеют о пройденных дорогах и перенесенных невзгодах. И никогда не пожелают, чтобы их судьба сложилась как-то иначе.

Ничто не может быть названо напрасным, пока не пройдет время. Лишь оглядываясь назад, можно оценить пережитое и понять его истинное значение. Понять и в очередной раз возблагодарить Создателя за подаренный неоценимый опыт, за каждый шаг к пониманию вечной гармонии этого лучшего из миров, за очередную запись в истории Вселенной, сделанную твоей рукой.

Поблагодарить и пойти дальше, медленно продвигаясь к далекой, но достижимой цели вдоль тонкой линии, начертанной специально для тебя.

Линии, которой нет на других картах, — линии твоей судьбы.

РАССКАЗЫ

Синяя птица

Много существует рассказов, правдивых и не очень, которые посвящены синей птице, много историй сложено про нее, много старинных преданий знают люди, и многие искатели приключений отправлялись на поиски в надежде увидеть ее — вестницу удачи и счастья. Расскажем и мы одну из этих легенд.

Эта история произошла далеко-далеко, в одной жаркой стране, где солнце круглый год не переставало согревать землю своими лучами, в стране прекрасной и, конечно же, сказочной, где в те времена жили высокие и красивые люди. Они были веселы и довольны, с радостью работали и так же радостно устраивали шумные праздники. Правил той прекрасной страной мудрый король, который и сам был немного волшебником. По крайней мере, он умел совершать добрые маленькие чудеса. Король любил свою страну и гордился своим народом, но его главной гордостью, его надеждой и отрадой была единственная горячо любимая им дочь — принцесса Ранеда. Пока она была маленькой девочкой, сам король и его придворные не могли нарадоваться на милую и жизнерадостную наследницу престола; ее звонкий смех то и дело раздавался в галереях дворца, в саду, где она играла, в городе, куда она выезжала показаться своим подданным, но с годами, когда принцесса превратилась во взрослую девушку, ее поведение стало беспокоить и огорчать не только отца, но и всех окружающих, которые, как уже было сказано, искренне любили ее.

Принцесса Ранеда, на первый взгляд, ничем не отличалась от жителей своей страны: такая же высокая, смуглая, черноволосая, стройная как тополь. Но достаточно было поговорить с ней хоть пять минут, чтобы понять: она отличалась от других людей, не пела и не смеялась, была молчалива и серьезна, а иногда даже печальна, и казалось, всеобщее веселье не имело к ней ни малейшего отношения. Разумеется, принцесса принимала участие в праздниках, как и было положено ей по статусу, она приветливо улыбалась всем, но взгляд ее оставался серьезным и печальным.

Ее отец, обеспокоенный постоянным плохим настроением дочери, постепенно смирился с этой странностью принцессы, но что он мог поделать? Ведь на все его вопросы о причинах ее грусти принцесса лишь молча улыбалась и отвечала, что с ней все в порядке.

Однако и терпению короля пришел конец, когда, достигнув двадцатилетнего возраста, принцесса Ранеда наотрез отказалась выходить замуж за кого-либо из принцев соседних государств, сыновей достойных и благородных правителей, которые присылали своих сватов, да и за кого бы то ни было вообще.

— Замужество меня не интересует. Любовь тоже. Я никого не люблю и никогда не полюблю. Я не хочу иметь семью, не хочу детей. Не хочу быть королевой какой-нибудь страны, — заявила она отцу.

— А чего же ты хочешь?! — в голосе короля послышалась ярость.

Он прошелся по комнате, где жила его дочь, и окинул взглядом полки, которые были заставлены книгами. Чего только здесь не было! Книги новые и старые, веселые сказки и труды философов, книги на разных языках!

— Ты хочешь всю жизнь сидеть здесь и читать свои книжки, да?! — негодуя, спросил он.

Принцесса отрицательно покачала головой.

— Книги рассказали мне о многом, — ответила она, — из них я узнала, как живут люди в других странах, как жили они в прежние времена, и возможно, как будут жить потом. Узнала, как устроен наш мир, как складываются отношения между государствами. Но в них я не смогла найти главного. Я не смогла найти ответа на вопрос: зачем все это? Зачем мы живем? Утром мы просыпаемся и в течение дня совершаем разные поступки, работаем, отдыхаем, смеемся и печалимся, а вечером снова ложимся спать, чтобы наутро опять проснуться. Зачем? Кому все это нужно? В чем смысл нашей жизни? И что значит настоящее счастье? Я каждый день задаю себе разные вопросы, спрашиваю, почему все происходит так, а не иначе, но не могу получить ответ.

— И чего же ты хочешь?

— Я хочу найти его. Это цель моей жизни.

— Но как? — с изумлением спросил отец. — Как ты рассчитываешь сделать это?

Ранеда повернулась к нему, в ее глазах сверкнуло волнение и восторг.

— Несколько ночей назад мне приснился сон. Но он был очень реальный, все было как будто бы наяву, как видение… Я шла вдоль берега незнакомой реки и увидела старушку, которая сидела со спицами в руках, маленькую, совсем сморщенную. «Я знаю, что ты ищешь, — сказала она мне. — Только здесь этого нет».

Я очень удивилась. Откуда она может это знать?

«И что же я ищу?» — спросила я с любопытством.

«Ты ищешь ответы на свои вопросы. Ищешь смысл жизни. Ищешь настоящее счастье».

Я была потрясена и ничего не смогла сказать от изумления.

«Далеко отсюда, — продолжила старушка, — за морями, за океанами, живет синяя птица. Эта птица знает ответы на все вопросы. В ней самой заключен смысл, который ты так хочешь понять. В ней тот покой и счастье, которые ты хочешь обрести. Найди эту птицу, и все станет тебе понятно».

«Как же мне найти ее?!» — спросила я с волнением, но старушка вдруг начала медленно таять в воздухе.

«Пожалуйста, подождите! Не исчезайте! — попросила я. — Мне очень нужно увидеть эту птицу! Скажите, где мне искать ее?!»

«Если плыть по реке, то она приведет тебя к морю. Если переплыть море, то снова будет земля. Если уйти от берега, то появятся горы. Если подняться на гору, то снова увидишь море. И так снова и снова. Где-нибудь на этом долгом пути и встретится тебе синяя птица. Надо только не терять надежды. И помни, она живет за высокой-высокой стеной! Тебе придется потрудиться, чтобы перебраться через нее». И старушка растаяла в воздухе.

— Таков был мой сон, папа. И я знаю, что буду несчастна, если не выполню того, что она сказала. Мне нужно найти синюю птицу! Помоги мне! Отпусти меня, дай людей и корабль и еще что-нибудь из твоих магических штучек. Пожалуйста!

Ранеда с такой мольбой посмотрела отцу в глаза, что он понял: спорить с ней бесполезно. Как и любой отец, он не мог прямо отказать своей дочери. Но в его взгляде мелькнул хитрый огонек.

— Хорошо, дочка, — ответил король, — будь по-твоему! Хоть я и не верю в твою синюю птицу и никогда не слышал о ее существовании, поезжай и ищи ее. Найдешь — хорошо. Нет — вернешься домой. Я всегда буду рад принять тебя снова. Здесь тебе всегда рады. Я дам тебе людей, и корабль, и денег, и всего, что ты пожелаешь. Что же касается магии, то нужно владеть ею, уметь правильно использовать магические предметы, поэтому я могу дать тебе лишь вот это. — Он надел дочери на руку тяжелый браслет из потемневшего золота с большим черным камнем, вделанным в металл. — Стоит тебе дотронуться до этого камня — и ты превратишься в золотой дождь, мгновенно окажешься в том месте, где ты хочешь быть, и снова станешь собою. Но помни, браслет можно использовать только два раза! Всего два!

— Но, папа, — воскликнула принцесса, — значит, я могу прямо сейчас оказаться там, где живет синяя птица!

Отец покачал головой.

— Нет, ты должна точно знать, куда ты хочешь попасть. Знать место. А где живет синяя птица, мы не знаем. Придется сначала разыскать ее.

— Хорошо! — принцесса кивнула головой. — Я готова хоть всю жизнь провести в поиске, лишь бы найти ее. Спасибо тебе, папа! — и она со слезами на глазах обняла отца.

Король сдержал свое слово и дал дочери то, что она просила, а именно: корабль, людей и все необходимое, что могло пригодиться в дороге. В течение двух недель велась подготовка к путешествию, по всей стране было объявлено об отъезде принцессы, и за день до отправления был устроен пышный праздник. Со всех концов страны прибыли в столицу люди, чтобы проводить ее.

И вот наконец Ранеда отправилась в путь.

Много дней плыли они по реке, и принцесса с интересом смотрела по сторонам, ее взгляду открывались новые, неведомые места. Их страна давно осталась позади, а река все тянулась и тянулась вперед, и казалось, ей не будет конца. Ранеда и не подозревала, что мир настолько велик! Но вот вдалеке показалось море, и принцессу потрясли его бескрайние просторы, могучие волны, его вольная свободная сила, способная в одно мгновение потопить их прекрасный корабль. Нигде не встретилась им синяя птица, но принцесса решила про себя, что браслетом она воспользуется лишь для того, чтобы перебраться через стену, за которой прячется птица, а второй раз — чтобы вернуться обратно.

Прошло время, много времени, и показалась вдали полоска берега. Позади осталось и море. Выйдя на берег, принцесса затосковала. Поездка представлялась ей легкой и приятной, в действительности же все оказалось куда труднее. И это только начало! Сколько стран ей еще предстоит проехать! Да она толком и сама не знает, где искать эту птицу. И существует ли она вообще? Может, это действительно был лишь сон? Ранеда пошла вдоль берега и, утомившись, прилегла в тени большого раскидистого дерева, а через несколько мгновений уснула. Все поплыло перед ее глазами, и тут словно какая-то сила подхватила ее, подняла в воздух, закружила и понесла куда-то. Принцесса улыбнулась во сне. Она так устала!

Когда Ранеда открыла глаза, было ясное утро. Солнечные лучи ослепили ее на одно мгновение, и она, радостно улыбнувшись новому дню, потянулась и села на кровати. Обычная печаль уже давно оставила Ранеду, как только принцесса тронулась в путь — она забыла о ней, ведь разве может грустить тот, кто идет за своей мечтой?

Боже! Где это она? Куда она попала?! Принцесса огляделась по сторонам. Она ведь уснула под деревом, на мягкой траве, а теперь почему-то проснулась в небольшой комнате, светлой и красивой, обставленной с чисто восточной роскошью. Она сидела на кровати, застеленной тончайшим бельем, на ней была надета красивая белая ночная рубашка.

Ранеда вскочила, подбежала к окну и распахнула его.

Аромат цветов и пение птиц наполнили комнату. За окном находился прекрасный сад, вдали принцесса увидела небольшой водопад с перекинутым через него мостиком, а прямо под ее окном из фонтана в виде огромной золотой рыбы струилась прозрачная вода.

В этот момент из-за ширмы, отгораживающей один из углов комнаты, бесшумно появился сказочный джинн.

Ранеда сразу же поняла, что это именно джинн, так точно он соответствовал волшебным сказкам, которые она читала.

Джинн низко поклонился ей.

— Здравствуйте, — кивнула ему принцесса. — Могу я узнать, где и почему я нахожусь?

— Рад приветствовать вас, принцесса Ранеда! Вы находитесь в стране, которой управляет мой господин, король Амин. Он великий правитель, смелый воин, молод и хорош собой, а сколько у него в казне золота, серебра и драгоценностей! — джинн закатил глаза к потолку и развел руками. — Не счесть. — произнес он и хитро взглянул на принцессу.

— Замечательно, — голос Ранеды остался по-прежнему суровым. — Но почему я здесь? И где мои люди?

— Ваши люди остались там, где они и были, с ними все хорошо, а вот почему вы здесь — это вам объяснит мой господин. Подождите его возвращения. Он отправился на охоту. Не угодно ли вам пока одеться и осмотреть дворец? Или, может быть, вы прикажете подать завтрак?

— Нет. Я бы хотела привести себя в порядок и осмотреть дворец. И сад. Завтрак пока можно отложить.

Джинн послушно кивнул и скрылся за портьерой. В то же мгновение вошла служанка и, поклонившись принцессе, помогла ей одеться и причесаться. После этого снова появился джинн, и они вместе отправились осматривать дворец. Роскошь и великолепие, царившие здесь, поразили принцессу. Даже в покоях отца она не видела ничего подобного: кругом было золото, бархат и шелк, расписные потолки, огромные зеркала, мебель из драгоценных пород дерева.

— Я в восхищении, — ответила Ранеда на вопрос джинна, как ей понравился дворец, когда, закончив осмотр, они остановились посреди огромного мраморного зала, с лестницей, ведущей куда-то вверх, и высокими колоннами, украшенными великолепной лепниной.

— Можете передать вашему господину, что у него отличный вкус! — добавила она.

— Рад слышать это, принцесса Ранеда, — услышала она мужской голос.

Ранеда стремительно обернулась.

Король Амин стоял позади нее.

Он еще не снял своего охотничьего наряда, но в нем он выглядел еще лучше, его появление в этом костюме было еще эффектнее, и — принцесса не могла не признать этого — еще романтичнее. Ранеда с восхищением смотрела на красивое лицо хозяина дворца, успев отметить умный и проницательный взгляд, мужественные черты, а главное — то, что внешне он был очень похож на жителей ее страны. Так же как сама принцесса, как и ее отец, он был высоким и смуглым. В общем, Амин ей положительно нравился. От волнения принцесса даже забыла поклониться.

И лишь после того, как король приветствовал ее, к ней вернулся дар речи.

— Спасибо вам за тот радушный прием, который вы оказали мне в вашем прекрасном дворце! — ответила она. — Но все-таки я хотела бы знать, каким образом я очутилась здесь и почему вы пригласили меня?

— Пойдемте в сад, принцесса, и я все вам расскажу.

Ранеда и король вышли в сад и пошли по усыпанной гравием дорожке.

— Такова была воля вашего отца, — пояснил он. — Я попросил вашей руки, и он дал мне свое согласие. Более того, он приказал, чтобы мой слуга — джинн забрал вас с того берега моря и доставил в мою страну.

— Что вы говорите? — Ранеда изумленно взглянула на него. — Значит ли это, что я должна стать вашей женой?!

— Получается, что так. Такова воля вашего отца и мое горячее желание. Я видел ваши портреты и мечтал, чтобы вы стали моей женой. А теперь, увидев вас, хочу этого еще больше!

— Но это невозможно! — воскликнула с досадой принцесса. — Я не могу стать вашей женой! Да и ничьей не могу! Я должна искать синюю птицу. И потом, я не хочу оставаться здесь!

— Ваш отец предупредил меня обо всем, поэтому я решил так: либо вы согласитесь провести здесь ровно месяц в качестве моей гостьи, по окончании которого вы лучше узнаете меня и, возможно, полюбите. Если же нет — вы свободны. Мой джинн доставит вас туда, откуда забрал. Иначе вам придется остаться здесь навсегда. Вы будете моей пленницей. Выбирайте.

— Но это нечестно! — попыталась возмутиться принцесса.

— Почему нечестно? Соглашайтесь. Вам нужно отдохнуть после долгого пути. Восстановить силы. Вам будет оказан королевский прием — такой, какого вы заслуживаете. Если же потом вы все же захотите уйти — путь будет свободен.

И Ранеде не оставалось ничего, как только согласиться, ведь, в сущности, у нее не было выбора — Амин и отец перехитрили ее!

Этот чудесный месяц пролетел как одно мгновение. Ранеда и король проводили вместе все время, они ездили на охоту, на верховые прогулки, гуляли по прекрасному саду и разговаривали. Каждый день Ранеда не уставала восхищаться тем, как много знает повелитель страны, которую за этот месяц она сумела узнать и полюбить. Ее восхищали сила и смелость, которую он проявлял на охоте, и его мудрость в управлении государством. Ей нравилось и его почтительное отношение к ней. Он искренне интересовался ее мнением, часто находил его разумным или же указывал на ошибки. Ранеде нравилась и роскошь, окружавшая ее, и щедрость, с которой Амин преподносил принцессе подарки. Она была очень счастлива здесь и с грустью думала о предстоящем отъезде. Может быть, она бы даже захотела остаться, но мысль о синей птице непрестанно преследовала ее.

— Ну так как? Что ты надумала, Ранеда? — спросил ее Амин, поднявшись утром последнего дня в ее комнату. В его голосе звучало волнение, хотя он и старался его скрыть — ему очень не хотелось отпускать принцессу.

Ранеда грустно улыбнулась.

— Спасибо за прекрасный прием, — ответила она. — Я успела привыкнуть к вашей стране и полюбить ее. Все время, проведенное здесь, я буду вспоминать как чудесный сон. Но моя цель, смысл моей жизни — найти синюю птицу. Это для меня важнее всего. Поэтому я не могу остаться. Прости меня.

— Значит, ты так и не полюбила меня? — огорченно спросил король.

— Нет, — Ранеда покачала головой. — Я не знаю, что такое любовь. И не хочу знать! Спасибо за все. Но теперь я должна идти. Мне нужно найти синюю птицу.

— А я люблю тебя, Ранеда. Раньше я любил лишь твою красоту, а теперь, узнав, какая ты, полюбил тебя еще больше! Твой отец не просил меня отпускать тебя через месяц, он хотел, чтобы ты осталась здесь навсегда. Это я решил сделать так, чтобы все было по твоей воле. Но теперь — я не могу отпустить тебя. Моя жизнь без тебя пуста. Тебе придется остаться со мной.

— Но как! Я что, пленница?! Ты же обещал отпустить меня! Сделай это — или я уйду сама! — глаза девушки загорелись от возмущения.

— Ты не сможешь уйти сама. Из этой страны нельзя уйти. Только мой джинн может помочь тебе вернуться, но я приказал ему не делать этого, и он не нарушит приказа.

— Нет, — Ранеда улыбнулась. — Я все равно уйду. Мне нужно искать синюю птицу.

Амин внимательно посмотрел на нее.

— Ты не найдешь птицу, — сказал он.

— Почему? — с волнением спросила принцесса. — Ты знаешь, где она? Да?!

Она подбежала к нему и схватила его за руку.

— Скажи мне! — потребовала Ранеда. — Где она?

Король покачал головой:

— Не могу. Только ты сама можешь прийти к ней. Это — единственный путь.

Ранеда опустила глаза и промолчала.

— Может быть, ты все-таки вернешься? — спросил он. — Если вернешься, подойди к калитке сада и скажи, что любишь меня. Конечно, если почувствуешь это, а иначе не приходи.

— Я не приду, — ответила принцесса. Она предпочла быть с ним откровенной — он не заслуживал обмана.

— Я приготовлю сюрприз к твоему приходу, — пообещал король.

— Не надо, — Ранеда улыбнулась. — Мне ничего не нужно. Я не вернусь. Спасибо за все. Привет джинну. И прощай!

Принцесса дотронулась рукой до камня на браслете, в тот же миг обернулась она золотым дождем и растаяла в воздухе. Через несколько секунд она оказалась под тем самым деревом, где уснула месяц назад.

Ранеда огляделась по сторонам. Дул холодный ветер, с деревьев уже облетали листья. За время ее отсутствия погода сильно изменилась. Ее корабля и команды не было нигде. Она была совершенно одна.

Испуганная Ранеда в отчаянии закрыла лицо руками. Что делать теперь? Она ведь собиралась использовать браслет для того, чтобы перебраться через стену, но теперь? Браслет будет действовать только еще один раз. Всего один! Ладно. Она переберется через стену и увидит птицу. А что будет дальше — неважно. Возможно, птица научит ее, как вернуться назад. А может быть, она и не захочет никуда возвращаться, после того как узнает смысл жизни и ей откроются высшие истины!

Но сейчас надо идти. Ей нельзя сдаваться. Ведь именно поэтому она покинула прекрасную страну и ее короля, поэтому оставила отца и родину. Теперь она потеряла даже тех, кто сопровождал ее. Она осталась одна.

Ранеда поднялась и тронулась в путь. Куда она идет, она не знала, и брела просто так — куда глаза глядят.

Шло время. Много дорог миновала принцесса, одежда ее давно износилась, она похудела и ослабла, ведь питаться ей приходилось лишь тем, что давала природа, — дикими фруктами, ягодами и орехами. Стало еще холоднее, промозглый осенний ветер вздымал полы ее платья и пронизывал до костей, дождь нещадно поливал ее, мокрые ветви деревьев хлестали по лицу. Но не эти трудности пугали принцессу, нет. Все больше с каждым днем тосковала она по прекрасной стране, которую покинула, и об оставленном ею короле Амине. Находясь все время наедине со своим сердцем и разговаривая с ним, Ранеда поняла, что и она полюбила доброго короля, и хотела бы вернуться к нему, хотела бы сказать то, о чем он просил. Но назад дороги нет. Попасть в ту страну никак нельзя. Так что принцесса запретила себе думать об этом и грустить, ведь грусть — не лучший помощник в пути! Но еще больше, чем тоска по покинутому королю, ее мучила тревога: она шла уже много недель, может быть, даже много месяцев, но нигде не встречала она синюю птицу.

«Может быть, птицы не существует, — думала принцесса, — и я напрасно отказалась от собственного счастья?»

Сомнения терзали ее, на душе было неспокойно, но Ранеда твердо решила не сдаваться. Она будет искать синюю птицу, даже если на это уйдет вся ее жизнь.

И вот однажды несказанно уставшая и измученная принцесса вышла из леса, спустилась с холма, и перед ее глазами раскинулась широкая гладь реки. Ранеда спустилась к воде, умыла лицо и руки, присев на берегу, оглядела свои огрубевшие руки и стертые в кровь ноги. Сколько же стран прошла она в своих поисках? Ранеда горько вздохнула.

Немного отдохнув, она с трудом поднялась и побрела вдоль берега. Когда стемнело, прилегла тут же, на берегу, и постаралась уснуть, хотя с реки немилосердно дул ветер.

Наутро, едва рассвело, Ранеда вновь пустилась в дорогу. Ей приходилось то подниматься на холм, то спускаться, дорога была вся в рытвинах, и принцесса несколько раз спотыкалась и однажды даже упала, но встала, отряхнула платье и снова продолжила свой путь. Взобравшись на очередной, самый высокий холм, она, пораженная, застыла на месте.

Высокая, уходящая чуть ли не в небеса, стена предстала перед ее глазами. Ранеда направилась к ней: казалось, стена — вот она, совсем рядом, но сколько бы ни шла принцесса, стена так и не приближалась.

Солнце уже начало садиться, когда наконец Ранеда все-таки дошла до стены и увидела маленькую старушку со спицами в руках, которая что-то вязала.

Старушка приветливо улыбнулась Ранеде.

— Ну вот и ты! — радостно сказала она. — Я ждала тебя!

— Да, наконец-то, — улыбнулась в ответ принцесса.

Старушка вытянула руку и спицей указала на сплошную стену.

— Видишь? Как ты думаешь перебраться туда, по другую сторону? — поинтересовалась она.

— Там нигде нет двери? Или разлома, или лестницы? — спросила Ранеда.

Старушка отрицательно покачала головой.

— Но, может, стена где-то заканчивается? Или хотя бы становится ниже?

— Нет. Она уходит в бесконечность.

— В мире нет ничего бесконечного, — возразила принцесса.

— Пусть так. Но стена тянется так далеко, что всей твоей жизни не хватит, чтобы обойти ее. Всей твоей жизни, — повторила старушка.

— Тогда мне остается только один путь, — Ранеда поднесла руку к браслету. Однако тут же одернула ее.

— А птица точно находится там? — спросила она у старушки.

— Не знаю, — старушка равнодушно пожала плечами. — Может, да, а может, и нет. Этого никто не сможет тебе сказать.

— Птицы не существует, да? — спросила вдруг Ранеда в испуге. Неужели она проделала весь этот путь напрасно?

— Она существует! — уверенно ответила старушка. — Но вот там ли она? Этого я не знаю.

— Мне остается только проверить. Скорее всего, она все-таки там — за стеной.

— Подумай, ты сильно рискуешь! — старушка подняла руку с зажатой в ней спицей. — Ведь даже если птица там, ты можешь воспользоваться браслетом всего один раз! Как же тогда ты вернешься к своему Амину? Ты ведь любишь его, правда?

Принцесса грустно кивнула головой.

— Люблю. Но я не могу вернуться туда. Мне надо найти синюю птицу. Иначе я так и не получу ответа на свои вопросы. Не узнаю, зачем живу на этом свете.

— А надо ли тебе это? — спросила старушка. — Подумай над этим. И пойми, что именно тебе нужно на самом деле. Может быть, тебе и не нужна эта птица? Так ли уж необходимо знать, в чем смысл жизни, для того чтобы жить?

Ранеда молчала. Колебания отражались на ее лице.

— Я так долго шла сюда, чтобы увидеть ее. Я перенесла столько трудностей. Оставила родную страну и своего отца. И я не могу уйти, не достигнув своей цели! Я должна встретить синюю птицу, — сказала она твердо. — Прощайте, я пойду.

Принцесса подошла к стене.

Старушка внимательно следила за ней.

Девушка все медлила.

Там ли птица? А вдруг там ее нет? И потом — что скажет ей синяя птица? И умеет ли она говорить? Будет ли сказанное что-либо значить для нее? Ранеда вспомнила лицо короля Амина, вспомнила печаль, застывшую в его глазах, в тот момент, когда она исчезала. Что значит тот путь, который она прошла, по сравнению с болью, которую она причинила Амину? Что значит смысл жизни и ее вопросы по сравнению с его любовью? Как может она предать его?! Ведь он был так добр к ней! Она не должна снова заставлять его страдать!

Принцесса снова вернулась к старухе.

— Вы были правы, — сказала она. — Я не могу идти за синей птицей. Я должна вернуться в страну Амина. Потому что понимание смысла жизни не принесет мне покоя, если я буду знать, что покинула любимого человека. Ведь он уверен, что я вернусь, он будет ждать меня! Я не хочу, чтобы его ожидание было напрасным, пусть лучше напрасным окажется пройденный мною путь! Раньше я думала только о себе и о синей птице, но теперь я поняла: счастье короля Амина стало важнее для меня, чем мое собственное!

Она положила руку на браслет и в следующую секунду превратилась в золотой дождь.

— Как знать, может быть, ты поступаешь правильно, — то были последние слова старухи, которые Ранеда услышала. — Бог тебе судья!

И в следующую минуту принцесса очутилась у калитки, ведущей в дворцовый сад, у той самой калитки, о которой сказал ей король, перед тем как она решила покинуть его.

Принцесса почувствовала, что счастье заполняет ее сердце. Она снова здесь! Она вернулась! И теперь уже не уйдет никуда. Теперь они будут вместе!

Ранеда открыла калитку и быстро пошла по тенистой аллее сада в сторону дворца. И все-таки печаль омрачала ее светлую радость. Она ведь так и не нашла синюю птицу, не получила ответов на свои вопросы. Теперь она не поймет, в чем смысл жизни, не увидит абсолютных истин, не узнает, что значит настоящее, безоблачное счастье. Она потеряла все, к чему шла так долго. Что ж, сейчас уже поздно жалеть об этом!

Ранеда подошла к двери, ведущей из сада во внутренние покои дворца.

— Амин! — позвала она. — Я вернулась! Я люблю тебя! — добавила она.

— Я иду, Ранеда! — ответил ей его голос, обрадованный, но не удивленный. — Я знал, что ты вернешься, и у меня есть сюрприз для тебя. Как я и обещал.

Дверь распахнулась, и Амин, одетый в праздничную белую, расшитую серебром одежду, вышел в сад приветствовать принцессу.

На его плече сидела синяя птица.

Потеряв дар речи от изумления, Ранеда застыла на месте и не шевелясь смотрела на нее.

— Разве ты не знала, что любовь никогда не приходит одна? — спросил Амин. — Разве не знала, что, пожертвовав своим счастьем ради счастья другого, обретаешь истинный смысл жизни? Разве не знала, что не нужно ходить за моря-океаны, чтобы найти его? Ведь он всегда рядом, с тобой, надо лишь постараться увидеть его!

Синяя птица посмотрела принцессе прямо в глаза и вдруг затянула протяжную трель, мелодичную и прекрасную, пропеть которую могла только она одна, и весь мир замер, слушая эту волшебную песню, которая лишь однажды звучит для каждого из нас.

Ранеда улыбнулась. Ее сон сбылся.

Она нашла синюю птицу и получила ответ на свои вопросы.

Северная звезда

Было это очень давно, когда еще не было ни автомобилей, ни самолетов, когда люди, чтобы добраться из одной страны в другую, использовали парусные галеры, когда еще существовали короли и королевы, принцы и принцессы. То есть они, конечно, и сейчас существуют, но лишь формально — как дань прошлому. А наша история произошла в те времена, когда все они были самыми что ни на есть настоящими.

Эта история произошла в далеком северном королевстве; будущей Норвегии. В стране прекрасных северных гор и холодного моря, где длинные узкие фьорды врезаются в скалистые берега, как языки пламени — в бумажные листы. Где с гор бурными потоками сбегают прозрачные реки и седые водопады с шумом обрушиваются с высоты, образуя завесу сверкающих брызг.

В те времена страной правил благородный король Олаф. Он был мудр и справедлив, за что подданные любили его и восхищались им. Во всем королевстве трудно было найти другого человека, кого так бы уважали и любили, как его. Но ведь на то он и король — люди должны почитать своего правителя. Возможно, был только один человек, который пользовался любовью и восхищением норвежцев наравне с королем. И даже чуточку больше.

То была его дочь — принцесса Дагни. Чуть холодноватая северная красота и горячее, совсем не северное сердце этой девятнадцатилетней девушки снискали всеобщее обожание и, надо сказать, абсолютно заслуженное. Дагни словно стала символом своей страны, с кожей, белой как снег, который покрывает норвежскую землю большую часть года, с глазами, серыми и глубокими, как воды фьорда, стройная и прямая, как пики горных вершин, с длинными волнистыми волосами цвета лучей полуночного солнца.

Да, да, именно полуночного, ибо лишь в этой стране, да еще в Финляндии можно увидеть это чудо природы. Короткими «белыми» ночами солнце не уходит за горизонт, напротив, светит даже ярче, нежели днем, озаряя сияющие ледяные склоны. Легкие светлые волосы Дагни напоминали лучи этого солнца. Возможно, оно проникло в ее волосы, когда девушка подолгу смотрела на него со своего балкона. Ведь согласитесь, трудно уснуть, когда продолжает светить солнце.

Итак, страна любила ее. И Дагни тоже любила свое родное королевство.

Она любила зимой смотреть на скованные льдом моря и ждать, когда же наконец придет лето, солнце растопит ледяные глыбы и на их месте снова заплещутся воды моря. Дагни любила летом нырять в воды фьордов, которые даже в самые жаркие дни оставались холодными. Из окна замка, расположенного над отвесным обрывом скалы, она часто смотрела на рассекающих серое небо чаек, любовалась северным сиянием и думала, что нигде в мире нет подобной красоты.

Возможно некоторым рай представляется в виде южного тропического острова с пальмами, окруженного теплым ласковым морем. Но красота сказочных островков, вытянутых вдоль скалистых берегов, покрытых зеленым лесом, на севере Скандинавии не может сравниться ни с какими экзотическими чудесами юга! И хотя Дагни никогда не покидала пределов своей северной страны, она всем сердцем верила, что в лесах на островах живут эльфы и тролли, что они скрывают там груды золота, а по ночам зажигают серу и приветствуют проплывающие корабли.

У девушки было все, что может желать человек, явившийся в этот мир: любимые родители, любящие подданные, достойная жизнь, счастливая юность, спокойная северная красота ее страны.

Но в один прекрасный день жизнь Дагни вдруг изменилась. В порту из далекого Испанского королевства пришвартовалось судно с белоснежными парусами. Корабль проделал долгий путь, преодолел морские штормы, чередующиеся со штилями, и вот наконец добрался до северного города. Целью плавания была, разумеется, торговля с викингами. Среди испанских купцов находился и молодой принц, и поэтому гостям нетрудно было добиться аудиенции у короля Олафа.

Дагни знала о прибытии принца и с утра была почему-то необычайно взволнована — ведь он и купцы явились совсем из другого мира, где нет ни дворцов, ни снега, ни белых ночей… Принцесса была на редкость любознательна, она любила слушать рассказы о дальних странах и узнавать обо всем новом и удивительном. Когда гости вместе с испанским принцем прибыли в замок ее отца, она притаилась на верхней галерее парадной залы, чтобы своими глазами увидеть их и услышать, что они будут рассказывать королю Олафу. И вот наконец в залу вошли иноземные торговцы. Дагни с интересом смотрела на их необычные яркие одежды, на богатые заморские дары, которые подносили они ее отцу. Но еще больше заинтересовала ее их необычная внешность, смуглая кожа, черные вьющиеся волосы, темные глаза. К тому же и ростом они были ниже обитателей ее страны. Она знала также, что где-то среди них находится принц этой далекой страны и все пыталась разгадать, кто же из этих темноволосых чужеземцев и есть принц.

И как раз в этот самый момент глашатай объявил о его прибытии.

Едва только испанский принц появился в зале и поклонился королю, как Дагни почувствовала: спокойной жизни пришел конец. Да-да, ее тихая размеренная жизнь переменилась именно с того мгновения, как она взглянула на этого чужестранца. Он был гораздо выше своих подданных, движения его отличались необычайной грацией, какой не было в движениях соотечественников Дагни. Никогда еще не видела она более красивого мужчины. Ей казалось, что лишь впервые поняла она силу и значение человеческой красоты. Все в принце — его оливковая кожа, сверкающие черные глаза, завораживающий приятный голос — восхищало ее и поражало воображение. Дагни забыла о времени, она не слышала, о чем говорил принц с ее отцом и на каком языке. Она просто не отрывала от него взора.

— Принцесса! Ваше высочество, принцесса Дагни! — услышала она вдруг.

Дагни обернулась. Ее звала старая кормилица.

— Ваш отец просит вас поскорее одеться в свое лучшее платье и спуститься к гостям. Идемте же скорее, принцесса, он просил поторопиться!

Дагни кивнула и, с сожалением покинув свое пристанище, отправилась следом за кормилицей. Камеристка и служанка нарядили ее в платье голубого щелка, красиво причесали золотые волосы. И Дагни, осознав, что сейчас она будет представлена прекрасному испанскому принцу, почувствовала, что слабеет от ужаса. Что она сможет сказать ему? Они ведь даже не поймут друг друга. И потом, кто она по сравнению с ним? Дагни даже забыла, что она тоже принцесса и тоже красива. Она чувствовала то, что чувствует самая обыкновенная девушка, когда прекрасное чувство влюбленности впервые врывается в ее сердце, а именно: страх и волнение.

Дагни спустилась по лестнице и направилась к трапезной зале, где в честь гостей уже были накрыты столы.

— Принцесса Дагни! — объявил глашатай, и тяжелые двери залы распахнулись пред нею. Войдя в трапезную залу, ярко освещенную сотнями зажженных свечей, Дагни увидела короля и королеву во главе огромного стола, а рядом с ними сидел испанский принц. По левую руку от короля Олафа восседали гости, по правую — виднейшие люди Норвежского королевства.

Все присутствующие обернулись и посмотрели на вошедшую Дагни. Перед тем как окончательно смутиться и опустить глаза, она заметила, что для нее оставлено свободное место между ее отцом и прибывшим принцем.

Принц же, пораженный ее необыкновенной северной красотой и золотыми волосами, не сводил с нее зачарованных глаз. Она казалась ему похожей на фею или богиню, сошедшую сюда прямо с небес. Как же отличалась эта принцесса от жгучих, темпераментных андалузок, арагонок и кастильских девушек! И хотя принцу и принцессе удалось обменяться лишь несколькими фразами через посредников в виде переводчика и ее отца, это не помешало испанцу к концу своего пребывания в Норвегии попросить руки Дагни у ее отца и получить его согласие. Мудрый Олаф любил свою дочь, он непременно должен был узнать, как она относится к испанцу. Дагни была на седьмом небе от счастья.

Итак, принц покинул Норвегию, увозя с собой сердце прекрасной принцессы и оставив обещание вернуться ровно через год, чтобы сыграть свадьбу. Родители Дагни дали согласие с условием, что свадьба должна состояться здесь, в Норвегии, ведь потом они не скоро увидят свою дочь снова. А может быть, не увидят вообще.

Весь следующий год для Дагни пролетел как одно мгновение. Каждый день она подолгу смотрела на застывшее, скованное льдами море и ждала того дня, когда растает лед и к берегам ее родины снова прибудет корабль из далекой южной страны. Тем временем лучшие портные королевства шили свадебный наряд, лучшие повара продумывали рецепты свадебных блюд. Мать давала Дагни последние наставления, которые могли бы понадобиться ей в будущем.

Итак, год пролетел, и вот вдали наконец-то показались белоснежные паруса. Народ встретил корабль на пристани, люди забросали дорожку до замка цветами. Они радовались, глядя на счастливое лицо принца, и говорили, как прекрасна эта пара. Но, несмотря на радость, в их словах можно было почувствовать и грусть. Им жалко было отдавать в чужие страны свою принцессу, которая была для них дороже всех сокровищ земли. Старики говорили даже, что без Дагни королевство придет в упадок. Сама же Дагни пыталась как следует проститься с любимой родиной, но прощания не получалось: слишком уж занимала ее мысли предстоящая свадьба и подготовка к отплытию на родину жениха.

Но вот остались позади и свадебная церемония, и счастливые слезы, застывшие в глазах ее родителей, и восторженные крики толпы — все скрылось в туманной дали вместе с уходящим за горизонт скалистым берегом. Для Дагни наступило долгое морское путешествие, которое длилось почти три месяца. Она впервые узнала, что океан настолько велик, что в открытом море волны могут быть необыкновенно опасны, а главное — к концу второго месяца она узнала, что в мире бывает очень жарко, что солнце может не просто тихо светить, как в ее родной северной стране, а жечь, так что невыносимо оставаться под его палящими лучами. Весь следующий месяц она чувствовала себя очень плохо, ей трудно было приспособиться к такой небывалой жаре. Но постепенно ее молодость и здоровье взяли верх над южным климатом, и когда корабль пристал к берегам Испании, сияющая золотоволосая северянка стояла на палубе рядом с мужем и приветствовала толпу, встречавшую их. Она уже понимала их язык, понимала, что они кричали, хотя самой ей пока было трудно ответить.

Испанцев поразила необыкновенная красота их новой принцессы. Они слышали, что где-то далеко, на севере, живут женщины с волосами цвета солнечных лучей, но считали это сказками, так же как и рассказы о морских русалках. Но вот одна из них стояла перед ними, она была прекраснее, чем могло нарисовать их воображение, и на минуту все крики на пристани смолкли, а потом возобновились с новой силой. Люди кричали, свистели и бросали в воздух косынки и шляпы, приветствуя принцессу. И Дагни поняла, что и здесь, в этой новой стране, ее будут любить так же, как любили на родине, и она не будет чувствовать себя одинокой.

Так началась ее новая жизнь.

Все в этой стране поражало ее. Ночью она с удивлением замечала, что звезды здесь гораздо ярче, а ночи темнее. Как прекрасно было бархатное небо, усеянное мириадами сверкающих, похожих на брильянты, звезд! А какие здесь были цветы! Как благоухали белые облака цветущих апельсиновых деревьев! В ее стране не было ничего такого! И солнце, и море, в котором можно купаться всегда, а не только несколько раз в году. Прекрасные дворцы, построенные в мавританском стиле, роскошь, совершенно не присущая северным замкам, — все это поражало и восхищало ее. Ее восхищали и люди — жизнерадостные, поющие, танцующие, смеющиеся, так не похожие на спокойных и молчаливых норвежцев. Ей определенно нравилась эта страна и ее новые подданные. Но главное — Дагни с каждым днем все больше любила своего мужа, и с каждой минутой он казался ей все красивее и умнее. Они понимали друг друга почти без слов, каждая мысль, которая приходила в голову Дагни, посещала и ее мужа, и наоборот. Выросшие в разных странах, воспитанные в разных культурных традициях, они одинаково смотрели на многие вещи.

Жизнь Дагни превратилась в прекрасную сказку, и она уже думала, что все это ей приснилось: это великолепие, эти яркие краски, серенады под окнами, звонкий смех, доносящийся с улиц, и улыбка ее любимого мужа, которая словно преображала его лицо всякий раз, когда он видел ее.

* * *

Так прошло два года. У Дагни пока не было детей, но она не грустила из-за этого. В ее стране женщины рожали детей и позже, а она была еще так молода. Поэтому почти все свое время она посвящала тому, чтобы получше узнать Испанию, побольше увидеть и услышать, и, если это возможно, сделать жизнь народа легче и лучше. Она была все так же счастлива в семейной жизни, и день пролетал за днем, ничего не меняя и не принося ни горестей, ни бед.

А потом все вдруг изменилось. Хотя Дагни все так же любила мужа, а он все так же любил ее. Народ не мог нарадоваться на прекрасную принцессу, а Испания раскрывала пред нею все новые и новые тайны. Но печаль, неожиданно омрачившая ее лицо, не сходила с него, и ничто было не в силах развеять ее, потому что Дагни не знала причин этой печали. Она пыталась развлечься, но развлечения не помогали ей. Она пыталась подумать и понять, что же так огорчало ее, но, сколько она ни думала, никакого повода для огорчения найти так и не могла. И она ходила по дворцовым садам молчаливая и печальная как тень, ни с кем не делясь своими размышлениями. Принц видел, что его прекрасная жена чем-то огорчена, и часто спрашивал ее, в чем дело. Она только пожимала плечами и молча качала головой, не понимая, что же так гнетет ее, что за тоска сжимает ее сердце.

Однажды, когда Дагни снова вышла в сад, она увидела, что ворота открыты, и задумчиво прошла сквозь них, спустилась по дорожке и пошла вперед, пока дорога не привела ее к берегу моря. Она вошла в воду, разделась и искупалась, а потом сидела на берегу и долго смотрела на бегущие волны. Потом Дагни легла на песок и стала смотреть в синее безоблачное небо над ее головой. Она уже начала засыпать, как вдруг ее внимание привлек крик пролетающих в вышине чаек. Они покружились над ней, и тут белое перо с одной из них упало с неба прямо на ладонь Дагни.

«Какое белое и красивое! Прямо как снег!» — подумала она.

Снег! Боже мой, снег! Так вот чего ей не хватало все это время! Вот почему была она так грустна и печальна! В этот момент Дагни поняла все, и мучительная тоска по родине сжала ее сердце. Неужели же она не увидит больше сверкающих на солнце водопадов, ледяная вода которых каскадом обрушивается с гор? Неужели не искупается она больше в холодной заводи одного из фьордов, не услышит ночью, как море с пушечным громом ударяется о прибрежные скалы?!

Но как? Она не может вернуться домой. Она должна быть здесь. Здесь теперь ее место. И потом здесь живет человек, которого она любит. Она не может расстаться с ним. Нет. Ей придется раз и навсегда оставить мечту о возвращении на родину. При этой мысли сердце ее снова болезненно сжалось и заныло. Вздохнув, Дагни направилась прочь от морского берега.

Жизнь потекла, как и прежде, но с тех пор мысль о родине ни на секунду не оставляла ее. Что бы она ни делала, чем бы ни занималась, она не могла думать ни о чем другом. Воспоминания преследовали ее и не давали ей спокойно жить. Ее ничто не радовало, ничто не веселило. Сердце бедной принцессы навсегда лишилось покоя, а вместе с ним — и счастья.

И вот однажды, стоя вечером на балконе и глядя на расстилающееся перед ней море, Дагни поняла, что ее терпению наступил предел.

— Нет! — неожиданно громко сказала она сама себе на родном языке (как долго она уже не говорила на нем ни слова!). — Я больше не могу так! Я должна вернуться — или умру. Мне нет жизни здесь. Да, я хочу видеть солнце. Но не то солнце, которое светит ярко и сжигает все своими лучами, и даже летом прячется за горизонт с наступлением вечера. Я хочу видеть солнце, которое светит неясным, чуть мутноватым светом и не сходит с небес даже в полночь! Я хочу купаться в море, но не в этом синем заливе, где вода как парное молоко! Я хочу видеть родное море с седыми волнами, которое зимою сковывают льды, которое постоянно покрыто рябью от набегающего ветра! Я снова хочу видеть светловолосых людей, которые говорят на моем родном языке, и слышать родные песни, и видеть своих родителей! Я не могу больше оставаться здесь, даже если мое сердце разорвется на части, когда я покину эти места и того, кого я так люблю!

Так говорила Дагни, стоя на балконе, но только ветер мог слышать ее. И прошло еще много времени, но никто не мог помочь бедной принцессе. Она с каждым днем становилась все печальнее, тоска по родине не покидала ее сердце.

Но ветер, услышавший ее слова, не забыл их. Несколько месяцев спустя Дагни узнала о существовании ведьмы, которая могла помочь ей. И вот поздно ночью, переодевшись в простую одежду, Дагни вышла из дворца и отправилась на окраину города, где жила та самая ведьма.

— Я могу помочь тебе, — сказала колдунья, выслушав просьбу Дагни. — Но ты… ты твердо решила?

Дагни кивнула.

— Тогда слушай. Я дам тебе одно снадобье, — с этими словами ведьма достала с заставленной склянками полки одну из них и подала ее принцессе. — Как только ты выпьешь это, ты обернешься морской птицей. Тебе придется одной лететь через океан. И ты можешь погибнуть: ведь лететь далеко. Но если ты не боишься, то просто выпей это.

— Но куда же я полечу? — спросила Дагни. — Я же не знаю пути, куда надо лететь.

— Ты знаешь Северную звезду? Смотри на нее и лети прямо к ней.

— А днем? И потом — я ведь даже не умею летать! Что мне делать?!

— Слушай свое сердце. Оно знает, куда лететь. Оно всегда знает, что делать. Надо только услышать его. Сердце приведет тебя к твоему дому…

— Но как… как это сделать?

Колдуья повернулась к Дагни спиной.

— Я все сказала, теперь иди, — ворчливо сказала она, и сколько Дагни ни звала ее, колдунья так и не обернулась.

Дагни вышла из ее дома. Сомнения одолевали ее. Если она останется здесь, она хотя бы будет на своем месте, рядом с любимым мужем. Быть может, отказаться от этого?

Дагни посмотрела на пузырек — выбросить его и все.

— Нет. Нельзя, — сказал вдруг кто-то тихо. — Нельзя.

И Дагни поняла: это говорило ее сердце, которое звало ее обратно на родину.

Мы не знаем, как прощалась принцесса со своим мужем, скажем только, что уже ни один человек не будет так важен для нее. Однако стоило ей выйти на балкон, как увидела она Северную звезду и не раздумывая выпила содержимое пузырька. Тут же обернулась она белой морской чайкой и полетела туда, куда звала ее мерцающая Северная звезда.

Много дней и ночей летела Дагни. Она боролась с ветром, и с голодом, и с холодом, и с непроглядной тьмой. Ее сердце молчало, и она постоянно сбивалась с пути. Встречный ветер относил ее назад, другие птицы не принимали ее в свои стаи. (Конечно, они-то понимали, что никакая это не чайка, а заколдованная принцесса.) Но она вновь находила дорогу и упорно летела на север. Как бы сильно ни дул ветер, как бы ни напрягал он все свои силы, решимость Дагни была сильнее. Как бы ни завывал он над морем, как бы высоко ни вздымал волны, он не заглушал для нее голос родины, который неустанно звал ее вперед.

И вот наконец вдали показались родные берега. Едва только Дагни добралась до королевского замка, она вновь обернулась прекрасной принцессой. Она почувствовала, как при виде сурового моря, при виде родного замка и знакомой земли слезы навернулись ей на глаза. Дагни затопила волна счастья, когда она обняла отца и мать. Придворные, а также все подданные, были тоже счастливы, когда они увидели любимую принцессу, живую, невредимую, чудесным образом появившуюся во дворце. В честь Дагни был устроен праздник, какого еще не видела эта суровая страна. И никто не спросил ее, почему она вдруг вернулась, но все верили, что она никогда больше не исчезнет вновь. Все поклялись себе хранить молчание об этой истории.

И лишь седые водопады Норвегии все еще рассказывают ее, и до сих пор можно услышать эту сказку в шуме старых сосен. Прислушайтесь внимательно — и вы обязательно услышите. Ведь они говорят на языке, понятном всем.

А что же наш испанский принц?

Не обнаружив утром своей красавицы жены, он отправился искать ее. Но ни во дворце, ни в саду, ни в городе не смог он найти ее. Принц был печален. Грустный и молчаливый, бродил он по дворцу и нигде не находил покоя.

Испугались его придворные и стали приглашать к нему разных врачей, но никто не мог помочь ему. И вот однажды тайно было решено привести во дворец колдунью. Ту самую, которая помогла Дагни.

— Кто ты и почему думаешь, что можешь помочь мне? — спросил принц у ведьмы, когда та переступила порог дворца.

— Мой принц, я знаю, что могу помочь. Вы ищете вашу жену, и я знаю, где найти ее.

— Где?! Где?! Скажи мне! — принц вскочил.

— Она вернулась на север, домой. Она долго тосковала по своей родине, а потом вернулась туда. Если хотите, могу помочь вам отправиться вслед за ней. Вот, возьмите, — и колдунья протянула ему такой же пузырек, какой давала и Дагни. — Выпейте это и станете птицей. Вы сможете летать, полетите на север и найдете там свою жену. Сердце подскажет вам, куда лететь.

— Давай скорее! — принц выхватил пузырек из рук колдуньи, открыл его и поднес к губам.

— Подождите! Снадобье подействует, если пить его в полночь. Надо ждать еще час, — остановила его ведьма.

О, как медленно тянулся этот час! Принц вышел на балкон и, стоя там, глядел на звезды, думал о чем-то.

Ровно в полночь колдунья протянула пузырек.

— Время! — сказала она.

Принц взял волшебное зелье из ее рук.

— А как же я найду ее? Как перелечу через океан? Ведь это далеко, а я никогда не летал.

— Сердце подскажет вам, мой принц. Оно подскажет, куда лететь и что делать. Вы только слушайте его.

Принц молча стоял несколько минут, а потом вернул пузырек ведьме.

— Нет, — сказал он задумчиво, — если мне может помочь только сердце, то мне лучше остаться здесь. Потому что сердце мое принадлежит этой земле. Я не смогу взять его с собою.

— Что вы хотите сказать? — удивилась ведьма.

— Я хочу сказать, что даже если я преодолею путь через океан, не погибну на его просторах, пересеку бескрайние равнины и высокие горы, я не смогу привезти Дагни сюда. Она не может жить здесь. Она не вернется больше. Ее родина ей дороже, чем я и моя любовь. Я не боюсь тех препятствий, что встретятся мне на пути, но я боюсь тех, которые ждут меня дальше. Их нельзя преодолеть.

— Вы правы, принц. Придется остаться там. Другого выхода нет. Ведь вы любите ее, не так ли? — спросила ведьма.

Принц покачал головой.

— Ее любовь дорога мне, но моя страна мне дороже. Здесь я родился, и здесь меня похоронят рядом с моими предками. Там, на севере, ужасно холодно, иное дело здесь. Здесь так красиво и хорошо. Не стоило жениться на Дагни, я только испортил жизнь нам обоим.

Принц сокрушенно вздохнул, а колдунья кивнула в знак согласия и тихо покинула дворец, унося заветное снадобье с собой.

Проходили годы. Испанский принц и норвежская принцесса продолжали жить в разлуке. Но никто из них так и не связал себя какими-либо узами снова, оба они были одиноки. Оба любили и оба страдали. Но они также знали, что покой души важнее всего остального, поэтому они не могли быть вместе. Так распорядилась жизнь. Так было лучше для всех, и они смирились со своей судьбой. И даже были счастливы.

Присутствие человека, даже самого любимого, не сможет заменить твоих привычек, образа жизни, эта любовь не убьет ни любви к родителям, ни любви к друзьям, ни любви к местам, где ты родился и вырос.

А что до его отсутствия… Ведь если ты действительно любишь кого-то, то он всегда с тобой. Так что принц и Дагни были всегда вместе, несмотря на моря и горы, разделявшие их.

Что такое километры водной пустыни в сравнении с истинной любовью? Что значат самые высокие горы в сравнении с вечностью?

Прибой на испанском побережье тоже может рассказать вам свою версию этой истории. Она, конечно, будет отличаться от версии норвежских водопадов и от этой нашей версии. В них вообще мало общего. И лишь в одном сошлись все: Дагни и любимый ею принц, не видя друг друга и мечтая о встрече, были гораздо счастливее тех, кто видит друг друга каждую неделю, каждый день, каждый час, но не умеет ценить эти встречи, кто не ждет их со смешанным чувством радости и страха, от которого хочется кричать, смеяться, совершать необдуманные поступки. Всех тех, в ком обыденность чувств вытеснила все остальное, и тех, кто верил в чудеса лишь в ранней молодости, а с годами забыл их язык и разучился их видеть.

Если бы они задумались над этим, то наверняка сказали бы так: «Чушь! Нам-то гораздо лучше. Мы живем спокойно и не переживаем ни о чем. Мы видим друг друга. Мы ничего не ждем, ни о чем не мечтаем. У нас и без того проблем хватает! И потом, мы не верим в любовь на расстоянии, как не верим и в вечную любовь. Все чувства с годами угасают. Это просто мечта, мираж. Если бы они встретились снова, то поняли бы, что их любви давно уже нет. И у нас ее тоже нет, но зато — мы вместе».

Но они не задумываются, им просто некогда сделать это: они все торопятся куда-то, все гонятся за счастьем и с каждым новым шагом уходят от него все дальше; они бегут за ним, не разбирая дороги, пока однажды не остановятся, со смутной тревогой понимая, что давно уже потеряли из виду его следы.

Сокровище

Давным-давно, когда мир еще не знал слов «прогресс» и «техника», когда люди еще только делали робкие попытки подчинить себе природу, а на месте современных портовых городов были маленькие рыбацкие деревушки, в одной из них, что на южном побережье Средиземного моря, в Андалусии, и произошла эта история.

Эта деревушка ничем не отличалась от соседних — там так же пахло морем и рыбой, так же на невысоких заборах сушились развешанные сети, а рядом лежали перевернутые днищем вверх лодки, так же рыбаки на рассвете уходили в море и могли не возвращаться сутками и даже неделями. И так же как и в других деревнях, подруги рыбаков, их жены и невесты, подолгу стояли, глядя на темнеющее вечернее море, ожидая, что вот-вот у самого горизонта покажется маленькая черная точка. Некоторые из них подурнели, стоя изо дня в день на морском берегу, их лица были обветренны и кожа их огрубела, глаза стали хуже видеть от постоянного напряжения, морщинки — следы постоянной тревоги — покрыли их лбы и щеки. Другие же, совсем еще молоденькие, с живыми миловидными лицами, еще не узнали губительного влияния времени и оставались красивыми той красотой, которую может подарить только юность.

Среди молодых девушек, населявших южное побережье Средиземного моря, не было ни одной, которая могла бы сравниться красотой с Росалиндой — дочерью одного местного рыбака. Росалинда — а это мелодичное имя означает не что иное, как «прекрасная роза», — была стройна и грациозна, и одного взгляда ее черных глаз было достаточно, чтобы какой-нибудь несчастный юноша навсегда лишился покоя. Ее длинные темно-каштановые волосы, выгорев на жарком южном солнце, сделались медно-рыжими и окружали ее лицо огненным ореолом, делая девушку еще прекраснее.

Молодые мужчины, не связанные узами брака, решались попытать счастья, предлагая ей руку и сердце, но все получали решительный отказ. Слава о красоте девушки разнеслась далеко за пределы деревни, и скоро из других сел провинции стали съезжаться сюда молодые рыбаки и крестьяне — посвататься к Росалинде. Но гордая и высокомерная красавица была непреклонна. И оставалась прекрасной, и морщины не трогали ее лица, ибо незачем ей было простаивать часами на берегу моря, напряженно вглядываясь в его бесконечные, изменчивые, как душа человека, просторы. Она никого не ждала, никого не любила и никого не боялась потерять.

Среди рыбаков, влюбленных в Росалинду, был и некий Пепе — или, как называли его в деревне, Пепе-русалка. Молодой и сильный, он мог бы, конечно, и наказать насмешников, давших ему такое «женское» прозвище, но рыбак был слишком миролюбив и молча переносил обиду. Высокий и красивый парень вовсе не был похож на загадочную обитательницу морских глубин, а прозвище он получил за то, что однажды вечером, после захода солнца, вытащив на берег лодку и распутывая сети, увидел Росалинду, что купалась неподалеку. Пораженный красотой девушки, Пепе принял ее за морскую принцессу, о чем наутро и рассказал друзьям-рыбакам. Вся деревня хохотала над наивностью бедного Пепе, и с тех пор это слово будто прилепилось к нему, оно преследовало его так же неотступно, как и образ Росалинды. Будучи красивым и удачливым в море, Пепе вполне мог бы рассчитывать на благосклонность возлюбленной, если бы не одно обстоятельство: юноша был, можно сказать, самым бедным рыбаком во всей деревне. Родители Пепе умерли, когда он был еще ребенком, а его уловов едва-едва хватало на то, чтобы прокормить себя и купить необходимые рыболовные снасти. Обычно в море ему везло и благодаря находчивости и природной силе он привозил рыбы больше, чем его товарищи, но правильно распорядиться ею, продать подороже он так и не научился; все время раздавал большую часть пойманной рыбы за бесценок вдовам тех рыбаков, кто так и не вернулся с моря, оставляя себе ровно столько, сколько необходимо, чтобы выжить. Жители деревни считали его добрым малым, возможно, немного глуповатым: ну какому человеку придет в голову раздавать свою рыбу, когда у тебя самого нет лишней рубашки? Но девушек привлекали его сила и красота, открытая душа и веселый нрав, они считали его достойным женихом и, приветливо улыбаясь ему, бросали на рыбака обжигающие взгляды. Однако Пепе никого не замечал, кроме своей прекрасной русалки — Росалинды. Несколько лет любовался он ею издалека, не смея заговорить, и лишь здоровался с ней, встречая на берегу или на узких деревенских улицах. И всякий раз она окидывала его насмешливым взглядом, и душа обычно такого смелого рыбака уходила в пятки. Но со временем, когда сваты стали заявляться к девушке все чаще и чаще, он тоже решился испытать свою судьбу. Пепе, парень, который не боялся самых грозных штормов и ураганов, нырял за устрицами на дно моря, кишащего акулами; человек, готовый прийти на помощь другу, в какую бы страшную беду тот ни попал, — так вот, Пепе неделю раздумывал: пойти — не пойти к девушке, чтобы просить ее руки. Волнение и страх терзали его душу. И все-таки он отважился переступить порог дома красавицы, но Росалинда даже не дослушала его — она залилась звонким смехом и долго-долго не могла остановиться.

— Ты с ума сошел! — сказала она наконец, устав от смеха. — Я и ты… Да это же просто смешно!

И гордая красавица удалилась, и на другой день все девушки деревни смеялись ему вслед и показывали на него пальцами — так забавно передразнивала Росалинда влюбленного рыбака.

Глубоко оскорбленный Пепе стал замкнутым, сторонился соседей, но любовь к жестокой девушке осталась в его сердце; даже в море он не мог забыть о ней, что же говорить о долгих ночах, которые он проводил в своей бедной одинокой хижине?

Жизнь в деревушке шла своим чередом, и Пепе все так же выходил в море, а каждую субботу отправлялся в город — продать рыбу и устриц. И та суббота, которая полностью изменила его жизнь, начиналась так же, как обычно. Шумный базар оглушил его, цыгане, арабы, крестьяне, циркачи, богатые горожане, с важным видом шествовавшие вдоль прилавков — все смешалось в его голове — Пепе так и не мог привыкнуть к городскому шуму. Поэтому не было ничего удивительного, что он опять, как всегда, уступил свой свежий товар вдвое дешевле, лишь бы поскорее покинуть базар, да к тому же проворный цыганенок вытащил у него половину полученных денег. Грустный и усталый рыбак собрал свои корзины, чтоб вернуться домой. И тут чьи-то крики привлекли его внимание. На углу ряда, там, где почти не было покупателей, двое молодых парней сгребли с прилавка, за которым торговал какой-то старик, весь товар, и, словно не замечая его протестующих возгласов, стали удаляться, посмеиваясь. Старик выскочил из-за прилавка и повис на плече одного из воров, но тот грубо стряхнул его, а вдобавок еще толкнул несчастного, да так сильно, что старик упал, ударившись головой о лавку.

— Эй! А ну прекрати! — крикнул Пепе, решительно направился к ним, захватив прислоненную к одному из лотков палку.

Старик приподнялся на локте и, пытаясь встать, с надеждой глядел на своего защитника. Его обидчики также уставились на Пепе с неподдельным интересом, хотя в их глазах мелькнула тревога — они и не рассчитывали, что придется подраться, но не отступать же теперь!

— А ну верните ему то, что украли! — скомандовал рыбак. — Да побыстрее! Я повторять не буду!

— А кто ты такой, чтобы приказывать нам? — прищурившись, воскликнул один из воров. Был он повыше ростом, да и постарше. Он сделал несколько шагов навстречу смелому рыбаку.

— Меня зовут Пепе, если вам это интересно, и я слов на ветер не бросаю!

— Что ж, Пепе, покажи-ка нам, на что ты способен, — ухмыльнулся верзила. И Пепе, размахнувшись, ударил его палкой.

Удар был нанесен с такой быстротой и силой, что противник Пепе опомниться не успел, упал ничком на пыльную землю, да так и остался лежать. Его напарник быстро ретировался, никак не проявив себя в схватке. Она окончилась так же быстро, как и началась, и когда Пепе поднял глаза, он не увидел уже никого, кроме старика, что торопливо собирал свой рассыпавшийся по земле товар.

Пепе нагнулся, чтобы помочь ему.

— Спасибо тебе, рыбак, — сказал наконец старик скрипучим голосом. — Ну и денек выдался сегодня… — Он тяжело вздохнул.

— С вами все в порядке? — спросил Пепе.

— Плечо что-то ломит, видно, упал неудачно. Да и голова болит, но это ничего, пройдет… Ты добрый парень, помоги-ка мне донести все это до дома, — попросил он.

Пепе не смог отказать несчастному старику, впрочем, он вообще никогда и никому не отказывал в помощи. Взвалив на плечи тяжелый мешок, рыбак отправился за ним.

Они покинули рынок и направились к северной окраине города.

— Скоро праздники, — сказал наконец старик, — как собираешься их справлять? Наверное, у вас в деревне это проходит весело?

Пепе покачал головой и грустно усмехнулся.

— Не хочешь праздника? — забеспокоился старик. — Почему?

Пепе пожал плечами.

— Плохо, плохо, такой молодой — и не хочешь праздника, — старик потряс бородой. — Какая-нибудь девушка? — спросил он чуть погодя.

— Откуда вы знаете? — изумился Пепе.

Старик засмеялся приглушенным смехом.

— Эх, мальчик, посмотри на мои волосы, — он вздохнул. — Совсем седые. И борода тоже. Я не один десяток лет живу на свете. Знаю, что только из-за девушки может страдать такой парень, как ты. И в чем же дело?

— Я беден, — просто ответил Пепе, — у меня нет денег.

Старик понимающе кивнул и вдруг неожиданно сказал:

— Мне осталось жить чуть более года, — и умолк.

Молча они дошли до его маленького домика, старик поблагодарил Пепе за помощь и взял у рыбака свой мешок.

— Меня зовут дон Гонсало, — представился он, прощаясь, — до встречи, Пепе, может быть, скоро увидимся.

— До встречи, — растерянно ответил рыбак, вовсе не надеясь увидеться со стариком вновь.

Однако через пару месяцев дон Гонсало действительно прислал за Пепе мальчишку, и тот сообщил рыбаку, что старик желает его видеть. Думая, будто тот совсем разболелся и ему нужна помощь, Пепе бросил свои дела и отправился с мальчиком в город. Но, к его величайшему изумлению, старик находился в добром здравии и хорошем расположении духа.

— А, Пепе! — радостно приветствовал он рыбака, когда тот появился на пороге его скромной небольшой комнаты. — Заходи! Рад тебя видеть!

Старик угостил рыбака вином, после чего принес откуда-то из чулана старую шкатулку красного дерева, потемневшую от времени, а Пепе терялся в догадках, для чего его позвали сюда.

Сдув с крышки толстый слой пыли и закашлявшись, дон Гонсало открыл ее и достал пожелтевший от времени лист бумаги.

— Смотри, — он поманил пальцем рыбака.

Склонившись над листком, Пепе увидел, что это самодельная карта, на которой крестиками было отмечено семь точек.

— Это точная копия карты, принадлежавшей одному из легендарных разбойников, — пояснил старик, — ей уже больше ста лет. Вот тут крестами отмечены замки, и в одном из них спрятаны сокровища. Много золота и драгоценных камней! Один из замков на севере Испании, один в Португалии, два во Франции, один в Британии, один в Дании и один далеко, в горах Скандинавии. Я все собирался сам отправиться за сокровищами, но карта слишком поздно попала ко мне. Стар я уже. Вот отдаю ее тебе, — и дон Гонсало протянул ему листок. — Ищи сокровища и женись на своей красавице. Тем более что жить мне осталось всего год.

Пепе не стал спрашивать, почему старик так уверен в этом, но на то он и был «Пепе-русалкой», чтобы уже давно понять: дон Гонсало — не простой старик, а маг или чародей.

Поблагодарив старика за карту и получив подробные наставления, Пепе вернулся домой и, спрятав карту, сразу же отправился искать Росалинду. Он увидел девушку, когда она, сидя на крыльце своего дома, расчесывала длинные волосы, рыжие, словно языки пламени.

— Привет, русалка! — насмешливо поздоровалась она.

— Здравствуй, Росалинда! — серьезно ответил ей Пепе. — Я пришел поговорить с тобой.

— Надеюсь, не о замужестве? — она кокетливо вздернула брови.

— Да. О замужестве, — ответил рыбак. — У меня есть древняя карта. Там указано, где спрятаны сокровища. Когда я найду их, я стану богаче всех людей в деревне и в городе. У меня будет больше денег, чем у нашего мэра! Ты станешь моей женой, когда я найду сокровища?

Росалинда расхохоталась.

— Да ты совсем спятил! То ты видишь русалок, то находишь старинные карты… Пепе, ты живешь в выдуманном мире! Оглянись вокруг…

— Обещаю, что найду сокровища. Я буду богат. Так ты выйдешь за меня?

— Сначала найди сокровища. Смотри, без них не возвращайся! — Росалинда поднялась, бросила на него презрительный взгляд и скрылась в доме.

Пепе отправился к себе, слегка огорченный ее ответом. Слегка — потому что ничего другого он и не ожидал. Он поспешил собрать свои нехитрые пожитки, чтобы поскорее уехать и не слышать насмешек соседей, которым Росалинда уж точно сообщит о его новой безумной затее. Зажиточному рыбаку Хосе, который давно хотел купить у него лодку, он ее продал, а заодно и свой старый домик, и хотя выручил не так уж много, но на первое время ему хватит — он уже привык обходиться без денег.

Покинув деревню, ни с кем не попрощавшись, Пепе решил напоследок повидаться с доном Гонсало и получить его благословение. Рыбак знал, что больше не увидит старика, ведь, по его собственным словам, жить тому оставалось всего год.

— Главное — не сдаваться, — сказал ему на прощанье старик, — тогда ты обязательно найдешь то, что ищешь.

И Пепе отправился на поиски сокровищ. Через месяц в старом замке, находящемся на севере Испании, он тщательно осмотрел все потайные места, о которых говорил ему старик, обшарил каждый угол, перевернул каждый камень, но сокровищ там не было. Тогда он отправился в Португалию, затем во Францию, потом добрался и до Британских островов, однако всюду его преследовала неудача. Много времени потратил Пепе, ведь у него не было денег, и ему приходилось подрабатывать то рыбаком, то грузчиком в порту, то садовником в богатых домах. Он даже торговал в магазине, правда, не проявил особых талантов в этом хитроумном деле, и его вежливо выпроводили вон. Он претерпел множество невзгод и лишений, небо служило ему крышей, вдобавок на месяц он угодил в тюрьму за бродяжничество, познал голод и холод, подхватил какую-то неведомую болезнь, отчего все тело его покрылось сыпью, и исхудал так, что у него уже не было сил подняться с постели, если так можно было назвать тоненькую соломенную подстилку, на которой он спал.

Прошел год, дон Гонсало умер; направляясь в Данию на небольшом рыбацком судне, Пепе вдруг сердцем почувствовал это — словно холодок пробежал по его спине, и он явственно вспомнил старика, и понял, что того больше нет. Пепе снял с головы шапку, и долго стоял на палубе, глядя на серые волны холодного северного моря, думая о доне Гонсало и его последнем напутствии.

В Дании ему пришлось еще труднее, нежели в других странах — там он хотя бы приблизительно мог понять, что говорили ему люди, их язык был похож на его родной. Но в Скандинавии он не понимал ровным счетом ничего, и найти работу стало несравненно сложнее. И все-таки ему удалось добраться до развалин старинного замка, где, как и во всех предыдущих случаях, Пепе надеялся отыскать сокровища. И вот, сидя на холодном каменном полу, здесь, в Дании, он в очередной раз испытал разочарование. Ему опять придется быть сильным. Опять придется работать и искать, искать и работать. Только мысль о Росалинде поддерживала его в такие горестные минуты. Он боялся, что она уже вышла замуж, не дождавшись его возвращения, но в душе знал, что девушка слишком любит и ценит себя, чтобы так легко кому-то доверить свою судьбу. Вот когда он вернется, когда он будет богат… Они будут красивой парой, они очень подходят друг другу! И потом — ведь остался всего один замок. Сокровища наверняка находятся там. Нужно только добраться туда.

Три месяца провел в Дании Пепе, привык и к холодному ветру, и к промозглой сырости, но главное — он научился понимать язык этих людей и говорить короткие простые фразы. Он научился даже немного читать на их языке, хотя буквы слегка отличались от тех, которые он видел у себя на родине.

С помощью капитана-датчанина, честного и доброго малого, корабль которого Пепе разгружал в порту, бывший рыбак, а теперь искатель приключений пересек Балтийское море и добрался до Швеции, где ему предстоял долгий путь на север, через озера и горы — туда, где находились руины последнего замка. Этот неблизкий путь занял еще несколько месяцев, и Пепе уже совсем выбился из сил и пал духом, когда в предрассветной мгле увидел белоснежные вершины горного хребта, на одном из склонов которого и высился старый замок, не до конца разрушенный временем.

Отдохнув несколько дней на берегу серебристой реки, в прозрачной воде которой плескалась форель величиной в человеческую руку, Пепе отправился в горы. С каждым днем, с каждым часом идти становилось все труднее, все труднее становилось дышать, ледяной воздух обжигал лицо, замерзшие ноги с трудом передвигались по снежному насту и скользкому льду. Там, внизу, уже наступила весна, здесь же, в горах, была вечная зима. К вечеру поднялся ветер, началась пурга. Стемнело, и Пепе понял, что обречен на верную гибель, снежный буран занесет его, суждено ему, видно, замерзнуть здесь, в этой снежной стране. Только сильная воля и любовь заставляли его подыматься и продолжать путь. Но когда рыбак совсем уж было потерял надежду, вдалеке он увидел мерцающий огонек, приветливо светивший из-за выступа горы. Собрав последние силы, он направился туда и примерно через час поднялся на занесенные снегом ступеньки небольшого домика. Пепе громко постучал, боясь, что из-за завываний ветра его никто не услышит, но, к его удивлению, дверь тотчас же распахнулась, и на пороге появилась высокая девушка в просторном черном платье. Длинные волосы, белые, как у всех шведок, струились по ее плечам, широко распахнутые голубые глаза доверчиво смотрели на него.

Пепе не мог говорить от холода и усталости, взгляд же его умолял о помощи.

Девушка так же молча сделала ему знак войти, и рыбак прошел в дом. Повеяло теплом растопленного очага, весело и жарко потрескивали поленья, и Пепе понял, что он спасен.

— Раздевайся и садись за стол, — тихо сказала девушка, подала ему тарелку с дымящимся супом и кружку с чем-то покрепче воды — это он понял по запаху.

Он ел, чувствуя, как холод покидает его окоченевшие внутренности, а девушка молча смотрела на него.

— Меня зовут Пепе, — наконец нарушил он молчание, отодвинув тарелку и поблагодарив хозяйку кивком головы.

— А меня — Хельга, — представилась девушка.

— А где все остальные? — спросил Пепе.

— Я одна, — ответила она.

Пепе кивнул.

— Я тоже.

Девушка улыбнулась.

Пепе присел у очага, Хельга же молча постелила ему на деревянной кровати, и, не дожидаясь слов благодарности, отправилась спать в другую комнату: в домике их было две.

На другой день Пепе решил отправиться дальше, но пурга все не утихала. Ветер по-прежнему поднимал вихри снежной пыли, и ничего не было видно дальше вытянутой руки.

— Куда ты пойдешь? Там же буран! Ты пропадешь в горах! Заблудишься! Оставайся, покуда не распогодится, — сказала Хельга, и благодарный Пепе, с ужасом думавший о перспективе замерзнуть средь занесенных снегом скал, с радостью согласился.

За обедом они разговорились, и Пепе, несмотря на то что плохо знал шведский язык, сумел рассказать ей, куда и зачем он идет, поведал о доне Гонсало, о сокровищах и, конечно же, о Росалинде. Устав от одиночества и испытывая желание общаться, он в порыве откровенности рассказал ей даже про историю о русалке и про свое смешное прозвище, но Хельга на удивление спокойно отнеслась к этой истории, даже не улыбнулась, а лишь серьезно сказала: «А что? Хорошее слово — русалка…»

Эта девушка положительно нравилась ему.

— Знаешь, — объявила она вечером, — ты не сможешь добраться до замка один! Дорога сильно петляет в горах, а после такой метели ее и вовсе не будет видно. Я пойду с тобой и помогу тебе отыскать замок.

— Спасибо! — Пепе так и просиял. — А то я уж и правда начал бояться, что не найду дороги. Я отдам тебе за это четверть своих сокровищ.

Пепе был не жаден и охотно предложил бы девушке и половину, но боялся, что другой половины окажется недостаточно, чтобы жениться на Росалинде.

— Не надо, — улыбнулась Хельга, — зачем мне твои сокровища? Ложись спать, завтра рано вставать, метель улеглась.

На другое утро они тронулись в путь, с трудом пробираясь по глубоким сугробам. Хельга оказалась проворнее, но зато она быстрее уставала. До замка было далековато, но если б горы не были так занесены снегом, они добрались бы туда быстрее. Приходилось то и дело останавливаться, плутать, сворачивать с пути, обходя опасные места. Один раз их чуть было не накрыла лавина, но сверкающий снежный поток обошел охотников за сокровищами стороной, судьба отвела от Пепе и его спутницы верную гибель. Когда же наконец они добрались до замка, у них просто не осталось сил на поиски сокровищ. Хельга и Пепе развели костер, и лишь поев и отогревшись, начали искать, но через некоторое время Пепе с горечью понял, что все их усилия напрасны.

— Боже мой! — сидя на снегу, Пепе обхватил голову руками. — Здесь их тоже нет! Выходит, старик обманул меня!

— Прекрати, Пепе, — уставшая и замерзшая, Хельга не теряла присутствия духа, — давай поищем еще раз!

— Мы ищем уже несколько часов! Мы осмотрели все тайники! Мы передвинули каждый камень! Их здесь нет!

— Успокойся! Мы найдем их! — оборвала его она.

— Тебе легко говорить, — Пепе почувствовал раздражение. — Это не ты бросила теплую родную страну, друзей, любимую девушку, не ты продала свой дом и отправилась за тридевять земель искать неведомо что! Не ты работала в чужих странах, жила в нищете, не ты сидела в тюрьме! Не ты испытывала разочарование каждый раз, когда тайник оказывался пустым! Зачем, зачем он обманул меня?!

— Старик был колдун, — возразила Хельга, — и не тебе судить о том, что хорошо, а что плохо. Если он сделал так, значит так надо. Верь ему!

— Он обманул меня! — повторил в отчаянии Пепе.

— Давай поищем еще, — настаивала девушка.

Пепе подчинился, и еще долго они снова и снова просматривали все укромные местечки, где разбойники могли оставить награбленное, разгребая камни закоченевшими руками.

Наконец, испив сполна горечь и разочарования, они пустились в обратный путь. Он был еще сложнее, ведь навалилась усталость, кроме того, исчез ориентир — светлая мечта, которая поддерживала их дух.

Через пару дней они достигли домика Хельги. Хотя благополучным их возвращение назвать было трудно, Пепе, так и не привыкший окончательно к северным холодам, простудился и несколько дней пролежал в жару: очевидно сказалось и то, что силы его были подорваны горьким разочарованием и утратой всякой надежды.

Хельга преданно ухаживала за своим новым другом, поила его отваром из целебных трав. И однажды Пепе сказал:

— Мне жаль, Хельга, что я ничем не могу отблагодарить за то добро, которое ты мне сделала. Если бы я нашел сокровища, то четверть бы отдал тебе. Но сейчас… Сейчас мне нечего дать тебе.

Хельга улыбнулась.

— Не надо мне твоих сокровищ, — сказала она, — а отблагодарить меня ты можешь. Не бросай меня здесь одну, возьми меня с собой! У меня есть деньги, оставленные отцом, их не так уж много, но на корабле мы сможем добраться до Британии, а если очень повезет, то может быть и до Франции. Возьми меня с собой! — попросила она.

— Как же я могу? — удивился Пепе. — Да еще и твои деньги! И потом, что тебе делать в Испании? Твоя родина здесь. Да и дома у меня нет. Куда же я тебя привезу?

— Это неважно. Просто возьми меня с собой, — продолжала упрашивать Хельга.

— Но как же? Ты понимаешь, ведь для того, чтобы добраться до моей деревни на берегу моря, нам нужно будет пересечь две страны? Придется много работать…

— Я не боюсь работы. Мне страшно остаться здесь одной, — призналась девушка.

— Но ты же раньше не боялась жить здесь одна? — еще больше удивился Пепе.

— Тогда я ведь не знала тебя, — Хельга опустила глаза. — Я полюбила тебя, Пепе, и не смогу больше жить, как прежде. И потом, ведь теперь ты все равно не сможешь жениться на Росалинде…

«Ну вот еще! Теперь она предлагает мне жениться на ней», — подумал рыбак про себя, а вслух сказал:

— Я не знаю, Хельга. Я же ничего не смогу тебе дать. У меня нет ни дома, ни денег. И даже любовь я не могу тебе дать — она принадлежит Росалинде до конца моих дней.

— Хорошо, если ты не хочешь жениться на мне, просто возьми меня с собой — ну как сестру. Ты ведь один! Пожалуйста! Я только хочу следовать за тобою. Все остальное для меня не важно! — горячо сказала она, и в глазах ее заблестели слезы.

Пепе с детства не мог никому отказать. Кроме того, он вспомнил, как просто Хельга отнеслась к его истории с русалкой, и поэтому дня через два, отдохнув и набравшись сил, он взвалил на плечи мешок с вещами Хельги, и они отправились на юг. Спускаясь с гор и ощущая тяжесть ее мешка на плечах, Пепе горько усмехался. Надо же! А он-то мечтал, что его плечи будут отяжелять сокровища! А там какие-то тряпки… Как же несправедлива жизнь! Зачем старик так посмеялся над ним?!

Эта мысль преследовала Пепе на протяжении их пути до Стокгольма, а потом и до Бретани. Затем ее сменили другие: нужно было думать о поиске работы, и о том как им выжить дальше. Почти полгода добирались они до его родного Средиземноморья, и снова пришлось перенести Пепе все тяжести и невзгоды предыдущего пути, но теперь ему было легче, ведь он был не один, Хельга неизменно помогала ему. Ее мужество и благородство восхищали рыбака, и он незаметно привязался к девушке. Она никогда ни о чем его не просила, работала наравне с ним, поддерживала в трудную минуту. Пепе даже начал сожалеть, что его сердце принадлежит другой. Но с этим уж ничего не поделаешь. Любовь есть любовь. Так распорядилась судьба.

Но Пепе не только претерпел множество лишений, этот путь закалил его, сделал сильнее, позволил увидеть другие страны и открыть для себя много неизведанного, освоить новые ремесла, а главное — узнать новых людей и научиться у них мудрости, знаниям, перенять их богатый опыт, накопленный за долгие годы жизни.

Когда на горизонте показались стены родного города, того самого, где судьба свела его с доном Гонсало, Пепе не выдержал, и слезы сами покатились из его глаз. То были слезы счастья, но в то же время в них выражалась и его тоска по Росалинде, и постигшее его разочарование, и разрушенные мечты, и все те трудности, которые он, поддерживаемый своей надеждой, переносил стиснув зубы.

И Хельга, глядя, как плачет этот сильный мужчина, который вытерпел столько горя, ни разу не пожаловавшись на свою судьбу, тоже заплакала: ведь даже холодная скандинавская натура не выдержит подобной картины.

Наконец Пепе и Хельга вошли в город. Побродив по улицам, они отправились в таверну, где перекусили и отдохнули, скрывшись от палящего солнца.

— Святая Мадонна! Да это никак Пепе! — раздался вдруг рядом чей-то голос.

Пепе обернулся.

Это был тот самый рыбак Хосе, который два года назад купил у него лодку и дом.

Пепе вскочил и радостно обнял приятеля.

— Где ж тебя носило, русалка? — спросил Хосе, и впервые Пепе не обиделся на это прозвище.

— То здесь, то там. Я столько стран объездил! Ну как, — спросил Пепе, замирая от волнения, — Росалинда не вышла замуж?

— Да нет пока, тебя дожидается, — хохотнул Хосе. — Она все такая же надменная. Так что вряд ли когда-нибудь выйдет. Слушай, совсем забыл, год назад тебя искал судья! Очень настойчиво искал, говорит: «Увидите Пепе, приведите ко мне обязательно. Когда бы ни увидели». Так вот…

— Это еще зачем? — удивился Пепе. — Что ж я такого натворил?

— Не знаю. Сам узнаешь. Пойдем-ка со мной!

Пепе сделал Хельге знак, она поднялась и последовала за ними. За те несколько месяцев, что они знали друг друга, Хельга сумела освоить испанский язык, которому ее учил Пепе, тем более пока они работали на севере Испании, сделать это было не так уж сложно. Она поняла, о чем говорили мужчины, и не на шутку разволновалась.

Зачем судья искал Пепе, что ему от него надо?

Они подошли к дому судьи. Аккуратно одетый, вышколенный дворецкий отворил ворота и, проводив их во внутренний дворик, попросил подождать. Однако ждать пришлось недолго, и через несколько минут судья сам спустился к ним. Он приветствовал Пепе, потребовал его документы, и когда убедился, что это тот самый человек, который ему нужен, сказал следующее:

— Могу обрадовать тебя, Пепе, тебе полагается наследство! Большое наследство, оставленное неким доном Гонсало. Ты будешь богат. Очень богат. Даже богаче нашего мэра, — добавил он шепотом. — Так что прими мои поздравления!

— Что?! — Пепе не мог поверить своим ушам. Он будет богат!

— Правда, есть одно «но»… — заметил судья. — Последняя воля умирающего была такова: он позвал меня, попросил разыскать тебя и передать в твое пользование все его деньги, а также оформить на тебя большой дом, да что там дом — это целый особняк! Дворец, который находится в центре города. Но только с одним условием. Я задам тебе вопрос. Какой, мне сказал сам Гонсало. Если ты дашь на него правильный ответ, скажешь то, что хотел услышать старик, — все это твое. Если же нет — будет другой наследник. Так что иди за мной. Ты грамоту знаешь?

Пепе кивнул, нервно сжал руки и последовал за судьей. У порога он обернулся к Хельге.

— Подожди меня здесь, — сказал он. — Да, Хельга, если я правильно отвечу на вопрос, то четверть сокровищ твоя. Помни об этом!

— Не надо мне твоих сокровищ, — снова повторила Хельга и ободряюще улыбнулась ему.

Пепе улыбнулся в ответ и вдруг понял: как же ему повезло, что он нашел ее, что встретил и привез сюда из далеких заснеженных Скандинавских гор!

Сбежав с крыльца, он крепко обнял девушку — сейчас ему, как никогда, была нужна ее поддержка. Несколько секунд они простояли обнявшись, а потом Пепе помчался догонять судью. Он волновался, очень волновался. Так долго шел он к этому сокровищу, и теперь лишь от правильного ответа на один вопрос, зависит, получит ли он его! Станет ли он богат…

Пепе вошел в комнату судьи нищим рыбаком, а вышел самым богатым человеком города, богатым и счастливым, потому что он добился того, к чему стремился долгие годы. Его не волновал вопрос, откуда у старика все это. На то он и чародей. Не волновал его больше и вопрос: зачем было гнать его на край земли, если сокровище все время было здесь и Гонсало знал об этом. Сейчас Пепе был счастлив, а счастливые быстро забывают о трудностях; так странник, добравшись до родного дома и отдохнув, забывает о тяжелом пути, который пришлось преодолеть.

Среди золотых монет и драгоценностей, переданных ему судьей было прекрасное кольцо тончайшей ювелирной работы с огромным бриллиантом, вделанным в изысканную оправу. Пепе хотел было преподнести его Росалинде — как подарок в связи с его возвращением, но потом подумал, что честнее будет отдать его Хельге, ведь она так много выстрадала вместе с ним.

— Я богат, Хельга! — крикнул он, спускаясь с крыльца.

Подойдя к ней, он надел кольцо ей на палец.

— Это твое. И не только это. Ты тоже богата. Мы — богаты!

Но Хельга отнюдь не обрадовалась этой новости. Она лишь улыбнулась, чтобы не обидеть Пепе, и почувствовала, что счастлива за него. Но самой ей вдруг стало грустно и тяжело, сокровище камнем легло на сердце, ведь теперь ничто не препятствует свадьбе Пепе и Росалинды! Девушка так надеялась, что пройдет время — и ей удастся растопить лед его души, что он полюбит ее. Но сейчас она поняла, что этим мечтам не суждено было сбыться. Хельга сняла кольцо и вернула его Пепе.

— Нет, — сказала она. — Я не могу его взять. И мне ничего не надо. Лишь бы знать, что ты счастлив…

Она хотела спросить Пепе, что за вопрос задал ему судья, но, опечалившись, совсем забыла об этом. Первым делом они отправились смотреть свой новый дом. Судья действительно не преувеличивал — это был настоящий дворец, один из самых лучших домов в городе!

Весть о возвращении Пепе и полученном им богатстве быстро разнеслась по округе. У ворот его дома собиралась толпа любопытных, которым интересно было поглазеть на этого счастливчика и на девушку с золотыми волосами, невиданными в Испании. Белая кожа Хельги под лучами палящего южного солнца уже приобрела янтарный оттенок, похожий на смуглую кожу местных жителей, но ее голубые глаза от загара стали лишь ярче, а выгоревшие под солнечными лучами волосы — еще белее. Красота девушки заблистала на этой земле новыми красками, и она привлекала не меньше внимания, чем роскошный особняк Пепе.

Прослышала о его успехах и Росалинда и каждый день ожидала прибытия своего жениха. Она уже решила, что примет его предложение, и даже начала говорить друзьям, что Пепе всегда казался ей очень милым и умным, но все-таки думала немного поломаться и заставить его помучиться. Один день сменял другой, но Пепе не торопился приезжать в родную деревню повидать гордую красавицу. Девушка думала, что он обставляет новый дом, готовится к их будущей свадьбе, и ждала своего часа. Отчасти так оно и было. Пепе действительно занимался обустройством дома, покупкой одежды для себя и для Хельги и даже купил свадебный костюм. Хельга не могла не заметить это и со дня на день с волнением ждала, когда же наконец Пепе отправится к Росалинде, но он все тянул и тянул время, а Хельга не решалась задать ему мучивший ее вопрос.

Прошло два месяца, и сердце Росалинды не выдержало. Ее самолюбие было уязвлено, кроме того, она поняла, что может лишиться Пепе и его денег в придачу, а уж этого она допустить не могла. Каждую ночь Росалинда представляла себе, как она будет жить в самом красивом доме в городе, у нее будет лучший экипаж, лучшие наряды и драгоценности! Она будет устраивать приемы и званые вечера. А Пепе? Ну что Пепе? В конце концов он красив, а что до того, что он дурачок, так ведь это не важно. Главное — он богатый дурак! А это совсем другое дело. Поэтому в один прекрасный день Росалинда, усмирив свою гордость, появилась у ворот особняка Пепе. Ее встретила служанка, приветливо поклонилась гостье и проводила в дом. Через несколько минут и сам Пепе спустился к ней.

Росалинда вскрикнула от удивления. Если бы она встретила его на улице, то ни за что бы не узнала — так не походил этот элегантный сеньор на того рыбака, Пепе-«русалку», которого девушка знала прежде!

— Так вот ты каким стал, Пепе, — Росалинда прищурилась и метнула на него свой самый убийственный взгляд, который должен был перевернуть его душу и воспламенить страсть, если бы вдруг она стала угасать.

— Здравствуй, Росалинда! — спокойно сказал Пепе, внимательно глядя на ту, ради которой пустился в свое опасное путешествие, ради которой столько раз рисковал жизнью. Она была по-прежнему красива, даже стала еще лучше, ведь она постаралась, надела свое самое лучшее платье, красиво причесала волосы!

— Позволь поздравить тебя с успехом! — ласково улыбнулась Росалинда. — Ты так изменился, тебя и не узнать! Сейчас ты вовсе не тот, каким был раньше.

— Спасибо. А ты все такая же, как и прежде.

Росалинда кокетливо улыбнулась, не понимая его иронии.

— Почему ты не едешь к нам в деревню? Загордился?

— Нет, — Пепе покачал головой, — я обязательно приеду, просто я был очень занят. Столько хлопот с этим домом…

— Вот я и решила сама навестить тебя. К тому же у меня дела в городе. А заодно и спросить… — Росалинда помедлила и снова лукаво посмотрела на него, — собираешься ли ты выполнять то обещание, которое дал мне?

Пепе улыбнулся.

— Так я уже выполнил его, Росалинда! Я обещал найти сокровище — и нашел. Я обещал стать богаче мэра — и стал! Я выполнил свое обещание.

— Другое… — Росалинда вплотную приблизилась к нему, — помнишь?

Пепе молчал.

— Ты ведь обещал жениться на мне, когда найдешь сокровища, разве нет?

— Не помню, чтоб ты просила меня жениться на тебе…

— Да, этого не было! — она засмеялась.

— Так как же я мог обещать это? Я этого не обещал. Я просто очень хотел на тебе жениться. Очень. Только теперь больше не хочу, — добавил он.

— Почему? — растерявшись, Росалинда не знала, что и подумать. — Разве я изменилась?

— Нет. В этом-то все и дело. Но изменился я. Я встретил другую девушку. И она красивее тебя. Красивее, потому что она добра и честна. Ей не нужны мои деньги. И она знает, что такое любовь, а ты так и не сумела узнать этого… Подожди минутку.

Пепе позвонил и попросил служанку позвать Хельгу.

Через несколько минут двери распахнулись, и Хельга вошла в гостиную.

Увидев Росалинду, она застыла на месте. Она сразу поняла, что это за красавица в белом платье стоит рядом с Пепе. Побледнев, Хельга схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. То, чего она так боялась, произошло! Сейчас эта девушка или же он сам попросят ее уйти из этого дома и оставить Пепе навсегда!

— Вот эта девушка, Росалинда, и, как видишь, я сказал правду, она действительно красивее тебя. Или, может быть, мне просто так кажется, потому что я люблю ее! Во всяком случае, я собираюсь жениться на той, которая любит меня, а не мои внезапно появившиеся деньги.

Услышав эти слова, Хельга засветилась от счастья, ее глаза загорелись радостным блеском, румянец появился на щеках — и в ту же минуту она действительно стала красивее Росалинды и любой другой девушки на свете, ведь счастье — лучшее украшение.

Не сказав ни слова, Росалинда покинула особняк и больше никогда не возвращалась туда, а через несколько месяцев вышла замуж за богатого торговца и уехала на север страны.

— Прости меня, Хельга, за этот спектакль, прости, пожалуйста, — сказал Пепе, после того как Росалинда ушла. — Я знаю, тебе нелегко пришлось в эти месяцы, но я сделал это не только из мести. И совсем не для того, чтобы сбить с нее спесь. Просто долгие годы я думал, что люблю Росалинду, а увидев, понял, что это не так. Я понял, что даже не знаю ее, а люблю лишь тот образ, который навоображал себе, когда принял ее за русалку. Ты ведь помнишь ту историю? И я также понял, что полюбил тебя. Но я не был уверен, я хотел проверить, увидеть вас вместе, рядом, чтобы знать наверняка…

— А теперь ты знаешь? — спросила она.

Пепе кивнул.

Подойдя к Хельге, он достал из кармана кольцо с бриллиантом, которое девушка вернула ему.

— Оно твое, — снова сказал он, — но теперь уже не как твоя доля сокровищ. Носи его как моя невеста, как моя будущая жена.

— Хорошо, — прошептала Хельга и надела кольцо.

— Я оставлю тебя ненадолго, ладно? — Пепе направился к выходу. — Хочу распорядиться насчет нашей свадьбы. Мы могли бы пожениться в конце недели. Как ты думаешь?

Хельга согласно кивнула.

— Жаль, умер дон Гонсало, он был бы превосходным посаженым отцом, — добавил Пепе.

И тут Хельга, впервые за все эти месяцы, полные тревог и ожиданий, вспомнила старика, того, кому она обязана своим счастьем, того, кто внезапно ворвался в ее жизнь, словно осветив ее серые будни солнечным лучом. Но ведь на то он и был магом! Чем еще, кроме магии, можно объяснить, что в тот день началась метель, что Пепе попал именно к ней? Ведь он мог навсегда остаться в Испании, и она никогда бы не встретила его! Благодарность к старому волшебнику переполняла ее сердце.

— Подожди, Пепе! — крикнула она. — Я хотела спросить тебя, но все время забывала…

Пепе снова обернулся к своей невесте.

— Что за вопрос задал тебе судья? Вопрос, который так волновал дона Гонсало?

— Ах да! Вопрос! — Пепе улыбнулся. — Этот вопрос звучал так: «В поисках сокровища ты отправился далеко на Север. Ты преодолел много препятствий, перенес множество горестей и лишений. Ты прошел сотни дорог и пересек несколько морей. Нашел ли ты там сокровище?»

— И что же ты ответил? — Хельга с волнением посмотрела ему в глаза.

— Да. Я сказал только: «Да».

Лицо девушки осветилось счастливой улыбкой.

— Уже тогда он знал все это, — тихо, словно обращаясь к самому себе, добавил Пепе.

— Конечно, — согласилась с ним Хельга. — Ведь на то он и чародей.

Бриллиант

Ишам медленно брел по пустыне. Солнце палило нещадно, но он не замечал этого, как не замечал и мучительной жажды, и того, что ноги его давно уже были стерты в кровь сандалиями из дешевой кожи. Сердце его распирало от счастья, оно казалось таким большим, что не помещалось в груди и готово было рваться наружу, чтобы возвестить всему миру о великой радости: Ишам нашел то, что искал все эти годы. Он купил, истратив свое пусть и незначительное состояние, сотни древних карт, почти все из них оказались поддельными, он прошел километры по пустыне, прибиваясь к проходящим караванам, он облазил десятки гробниц древних фараонов, рискуя навлечь на себя проклятие богов, — и вот наконец он нашел его!

В заплечном мешке Ишама лежала покрытая потемневшим от времени золотом коробочка с изображением сокола на крышке, внутри которой находился огромный бриллиант — один из самых крупных камней, украшавших когда-либо перстни и головные уборы египетских властителей. Этому камню не было цены, и Ишам знал это. Он рассчитывал продать камень, как только доберется до города, а получив деньги, надеялся попасть в Марокко, а оттуда — в Испанию. Потом он отправится на Север. От одного торговца Ишам слышал, что где-то далеко есть страны, где нет палящего солнца, где с неба сыплется белый пух и живут прекрасные женщины с волосами цвета солнца. И теперь он увидит все это своими глазами. Ему не придется больше работать помощником в лавках, где хозяева оскорбляли и унижали его, не придется считать деньги и думать, будет ли у него завтра кусок лепешки. Он будет свободен. Богат и свободен. Город уже близко. Скоро он навсегда простится с той жизнью, которую вел прежде!

На крышке коробки было написано: «Да постигнет проклятье богов того, кто возьмет камень, принадлежащий великому Гору, и да встретит он свою смерть».

Но этого Ишам не знал. Он не умел читать древние письмена, и поэтому шел, напевая веселую песенку, не замечая удушающей жары, шел к своей мечте, которая должна была вот-вот осуществиться.

* * *

— Боже мой, — только и сумел выдохнуть старый ювелир, глядя на камень, лежащий у него на ладони. — Да ему цены нет! — Он откашлялся.

— Точнее, я имел в виду, сколько ты за него хочешь? — деловито поправился он, пытаясь сдержать свое изумление.

— Я не знаю, — пожал плечами счастливый обладатель сокровища.

В лавке было темно и прохладно, несмотря на невыносимый зной снаружи, казалось, солнце неспособно было пробиться сюда. Комнатка была так тесна, что Ишам с трудом мог повернуться, чтобы не задеть стоящие повсюду медные кувшины, серебряные подносы и хрустальные вазы — он чувствовал себя здесь неуютно.

— Пятьдесят тысяч, — предложил ювелир.

Цена, конечно, не соответствовала стоимости камня, и Ишам покачал головой.

— Хорошо. Сто тысяч, но больше я уже предложить не могу, — ювелир переглянулся со своим помощником, юношей лет двадцати, с жадностью глядевшим ка камень.

— Я не знаю, — снова повторил Ишам. — Я должен подумать.

Ювелир открыл рот, хотел что-то возразить, но Ишам взял камень и, повернувшись, вышел из лавки. Нет. Он должен подумать, поспрашивать в других местах. Он не может отдать камень слишком дешево. Бриллиант так тяжело достался ему!

— Что ты думаешь, Давид? — тихо спросил ювелир, едва лишь за Ишамом закрылась дверь.

— А что тут думать, хозяин! — пылко воскликнул Давид. — Нельзя упускать его. Вдруг он продаст камень кому-то другому или потеряет его! Надо действовать!

— Ты предлагаешь отобрать у него камень? — осторожно спросил старик. — Я тоже думал об этом. Да простит меня Аллах! Но я уже стар, годы напоминают о себе. Одному мне не справиться. Что скажешь, если ты поможешь мне? Я отдам тебе треть денег, которые мы выручим за камень. Мы не можем потерять его! Это же настоящее сокровище! Подумай, Давид, мы будем самыми богатыми людьми в стране!

Давид резко поднялся со стула.

— Да что вы меня убеждаете, хозяин? Я же согласен. Уже стемнело. — Давид быстро набросил на плечи куртку из овечьей кожи. — Идемте, надо найти его.

Владелец лавки последовал за ним, его ладони вспотели от волнения. Он чуть было не споткнулся о порог, но вовремя схватился за дверной косяк и поспешил за помощником, идущим по темной улице.

Через полчаса они наткнулись на Ишама, торопливо удалявшегося прочь от центра города, где находились все ювелирные лавки, и последовали за ним.

Ишам свернул в темный переулок бедного квартала, и тут Давид окликнул его.

— Эй! Подожди!

Ишам с опаской обернулся.

— Это я, Давид! Мы хотели поговорить с тобой!

Ишам остановился, и оба — ювелир с помощником — приблизились к нему.

— Послушай, Ишам, — ласково начал старый ювелир. — Мы подумали, и решили, что сто тысяч — смешная цена для этого камня. Мы предлагаем тебе пятьсот. Камень еще у тебя? Ты еще не продал его?

— Нет. Он у меня. — У Ишама перехватило дыхание и даже голос изменился, когда он услышал про пятьсот тысяч.

— Договорились, — старик с явным облегчением вздохнул, и в этот момент Давид, выхватив из-за пазухи кинжал, по рукоять вонзил его в сердце несчастного араба. Исполнилось проклятье богов. Ишам тяжело осел на землю, а старый ювелир и его помощник принялись быстро обыскивать его нехитрые пожитки.

— Вот он! — наконец прошептал старик и дрожащими руками схватил коробку.

Несколько секунд они смотрели на нее, не в силах отвести глаз.

— Пойдем. Мы должны уйти! — наконец произнес ювелир, сунув коробку в карман своего широкого плаща.

Да постигнет проклятье богов того, кто возьмет камень, принадлежащий великому Гору, и да встретит он свою смерть.

Двое мужчин быстрым шагом направились к выходу из города, оставив лежать на земле неподвижное тело первого владельца бриллианта. Первого, кто не был фараоном, наместником Бога на земле.

* * *

Солнце стояло в зените. Два верблюда неспешно продвигались средь песков вперед, в то время, как подгонявшие их хозяева надеялись добраться до заветной цели — Марокко — как можно скорее.

— Становится слишком жарко. Пора остановиться и отдохнуть, продолжим путь после захода солнца, — сказал Давид, обращаясь к своему хозяину. Ювелир кивнул.

— Я уже стар, мне не под силу такие путешествия, — усмехнувшись, произнес он, слезая с верблюда, опустившегося на колени.

Давид понимающе кивнул и протянул хозяину кувшин с водой. Ювелир отпил воды и с блаженным видом откинулся на спину, прижавшись к теплому боку верблюда.

— Я посплю немного, — сказал он.

Давид молча наблюдал, как хозяин расстелил свой плащ на земле и прилег на него.

Сон старика был легким и спокойным, а потом ему привиделся Давид, который вонзал кинжал в сердце Ишама, Давид, глаза которого горели от алчности, руки которого дрожали от желания получить этот бриллиант. Больше он ничего не видел. Видение растаяло, и старый ювелир продолжал спать крепко и спокойно, так крепко, что не заметил Давида, склонившегося над ним с ножом в руке. Его смерть была скорой и мгновенной, он так и не успел осознать, что произошло, а Давид, быстро вытащив из кармана мертвеца коробку с бриллиантом, поднял верблюдов и тронулся в путь, торопясь уйти подальше от этого проклятого места.

Он не сожалел о своем хозяине. В конце концов тот вполне мог бы поступить точно так же. И скорее всего собирался так поступить, едва они добрались бы до Марокко. Просто здесь, в пустыне, ему были нужны молодость и сила Давида, а потом он просто избавился бы от своего помощника. Вряд ли он стал применять кинжал. Ему нравились яды. Но это неважно. Сейчас хозяин мертв, а он, Давид, богат, может быть, даже богаче, чем какой-нибудь шейх или царь! Теперь у него будет все. Вот только бы добраться до Марокко и благополучно продать камень. Только бы добраться туда! Давид не подозревал о проклятье, висевшем над камнем, о проклятье, тяготеющем над любым крупным алмазом, блеск которого вынуждает людей идти на убийства и воровство, поступать против совести, оставляя за собой разрушенные жизни. Огромная сила — сила денег, заключенная в этих сверкающих гранях, мгновенно подчиняет себе волю самого сильного из нас, заставляя совершать немыслимые преступления ради обладания этим сокровищем. И Давид тоже думал лишь о том, что сделает он, как только ему удастся продать бриллиант.

* * *

— Розанна! Розанна! Ты что, спишь, черт тебя возьми?! — крикнул Пако и приподнял ткань, прикрывавшую вход в фургон.

Он правил лошадьми, его младший брат Луис, которому едва исполнилось семнадцать, сидел рядом с ним.

Пако заглянул в фургон.

Розанна приподнялась с матраца и посмотрела на него сонными глазами.

— Чего тебе? — спросила она грубоватым голосом.

— Мы сейчас остановимся. Жарко. Приготовь нам чего-нибудь! Иначе подохну с голоду!

Розанна кивнула и потерла глаза. Фургон остановился и, в то время как Пако и Луис поили лошадей, она занялась приготовлением обеда. Обедом назвать это было трудно, но Розанна то и дело отвлекалась, и у нее ушло около получаса, чтобы приготовить пищу.

Ей было двадцать два года. Прошло уже пять лет с тех пор, как она, оставшись одна в этом мире, покинула родной дом, вернее то, что осталось от него после пожара. За это время она исколесила всю Северную Африку, пустыня стала ее родным домом, она узнала многое о людях, особенно о мужчинах, женщины в этих краях встречались не часто. Кто только не попадался на ее пути, и то, как они обращались с ней, наводило на мысль, что все они, начиная с пьяницы-отца, готового продать ее первому встречному за несколько бутылок рома, не стоили и доброго слова. Они не оставили у нее ни одного мало-мальски доброго воспоминания. И вот сейчас она опять ехала куда-то, куда — она не знала, исполняя роль кухарки и по совместительству подружки Пако. Он и его брат занимались тем, что грабили проходящие караваны, на эти деньги они и существовали. Рассчитывали скопить немного, чтобы отправиться на юг, работать на золотоносных жилах или алмазных копях. Мечта разбогатеть не оставляла братьев. Мечтала об этом и Розанна. Нет, она не хотела бы стать женой Пако, даже если бы он был богат как султан. Она хотела бы иметь много денег, чтобы никогда больше не видеть его, не видеть пристальных взглядов, которыми одаривал ее Луис, откровенно завидуя, что у Пако есть подружка.

Розанна не единожды слышала, как он просил Пако одолжить ее ему, но тот всякий раз решительно отказывал. Пако был собственником во всем, что касалось его женщин. Хотя бы за это Розанна могла быть ему благодарна. Тщедушный Луис, с тонкими чертами лица и кривым, будто перебитым носом, вызывал в ней волну отвращения, однако ей попадались и более неприятные типы. Чего стоил хотя бы один из хозяев каравана, плешивый старикашка, от которого все время несло перегаром и табаком! Нет, когда она будет богатой, она не подпустит к себе никого! Или, может быть, она выйдет замуж за принца. Но он должен быть настоящим принцем — красивым, добрым, нежным и внимательным. И у них будут дети. И свой большой дом. И никто больше не сможет ударить ее. Никто и никогда. Хотя, конечно, с ее внешностью и ее прошлым она вряд ли понравится принцу. Очень худенькая, с неправильными чертами лица — небольшими глазами и сильно вздернутым носиком — она не была красавицей. Ее трудно было бы даже назвать хорошенькой, если бы не грива белых кудряшек, обрамлявших ее лицо и волной спадавших ей на спину, унаследованных ею от матери-немки.

— Скоро ты? — проходя мимо, Пако отвесил ей подзатыльник, чем вывел девушку из состояния задумчивости. Розанна так привыкла к подобному обращению, что не обратила на это никакого внимания.

— Уже готово, — Розанна быстро вскочила. — Все готово, — повторила она.

— Давай скорее, есть хочется, — Луис подскочил к ней, уселся в тени фургона на песок, где он не был таким горячим, и с жадностью накинулся на еду.

Поев, братья забрались в фургон и крепко заснули: сказывались бессонные ночи. Розанне спать не хотелось. Она вообще спала мало. Случалось, ей было достаточно и трех часов в сутки, чтобы выспаться и восстановить свои силы. Она сидела рядом с лошадьми и смотрела на бескрайние пески, расстилавшиеся насколько хватало глаз.

Внезапно девушка насторожилась. Где-то вдалеке, у самого горизонта, она различила какую-то точку. Розанна пригляделась: точка увеличивалась. Кто-то приближался к ним. Человек. Медлить дольше было нельзя. Розанна встала и пошла к фургону.

— Пако, Пако, проснись! — она потрясла приятеля за плечо.

— В чем дело? — он окинул ее пустым, ничего не выражающим взглядом.

— Сюда кто-то идет! — сказала Розанна.

Пако приподнялся на локте.

— Кто идет? Сколько их?

— Он один. Это какой-то мужчина.

— Сейчас разберемся. Вставай. У нас гости, — Пако толкнул Луиса и достал свой карабин.

Они вышли из фургона и увидели мужчину в светлом плаще, который приближался к ним. Их разделяло около ста метров.

— Не стреляйте! — крикнул мужчина на арабском языке, который понимали все трое.

Пако опустил карабин.

Мужчина приблизился к ним. Он оказался молодым и высоким.

— Кто ты такой и что тебе нужно? — резко спросил Пако.

— Я иду через пустыню. Я один и не вооружен, — ответил тот. — Мне нужно добраться до границы.

— Почему ты идешь пешком? — спросил Пако.

— У меня ушли верблюды. Мы остановились в оазисе милях в двадцати отсюда. Я спал. Возможно, кто-то увел их. Слава Аллаху, вещи остались при мне, — на его лице появилось жалкое подобие улыбки. — Позвольте мне добраться с вами до границы, а?

— Вещи, говоришь, при тебе? — Пако ощерился в звериной улыбке. — Давай посмотрим, что у тебя за вещи, может, и довезем тебя, — добавил он.

— У меня ничего нет, я беден, — тихо произнес путник, опустив голову.

— Мы только проверим, — улыбнулся Пако и снова поднял карабин.

— Только не стреляйте! — испуганно крикнул мужчина.

— Что-то ты слишком нервничаешь. Что у тебя там?

Луис стоял, переминаясь с ноги на ногу, словно собака, ожидающая команды хозяина, не отрывая глаз от пришедшего. Это был Давид.

— В этом мешке моя еда, — мужчина поднял руку с мешком. — У меня больше ничего нет.

— Мне кажется, ты хочешь надуть нас, парень. Ты мне не нравишься. — Пако передернул затвор.

Сначала стрелять, а потом разбираться — это был его принцип.

Розанне показалось, что выстрел прозвучал всего лишь легким хлопком. Она отвернулась, а Луис кинулся к телу мужчины, лежащему на песке, и выдернул у него из рук мешок.

— Что там, братишка? — лениво спросил Пако. — Только не говори, будто я зря убил этого недоноска!

— Тут еда и какая-то коробка, — Луис протянул ее брату. — На ней что-то написано.

— Да плевать мне, что там написано, — Пако рассмеялся. — Главное, что там — внутри.

Он взял у брата коробку и раскрыл ее. Словно молния сверкнула в воздухе, и яркая вспышка на мгновение ослепила их. Огромный бриллиант сиял в лучах полуденного солнца, и Пако даже зажмурился от его яркого блеска.

— Господи! — только и смог произнести он.

Все трое смотрели на камень как зачарованные.

— Этот подонок хотел обмануть нас! — Пако сплюнул на землю и выпустил в уже мертвое тело Давида еще одну пулю. — Поехали скорее! К вечеру доберемся до гор, пересечем их и дней через десять выйдем к морю. Теперь наконец-то мы вернемся в Испанию!

И тут нервы его не выдержали, и всегда такой спокойный и невозмутимый Пако закричал так громко, как только хватало сил:

— Мы богаты! Мы очень, очень богаты! Я богат! — И его голос эхом разнесся по пустыне.

«Он и правда богат», — подумала Розанна и горестно вздохнула.

Они быстро собрали вещи и, оставив Давида на растерзанье стервятников, тронулись в путь.

Прошло пять дней. Гористый пейзаж Атласа с его каменистыми склонами сменил песчаную пустыню, и Розанна обрадовалась этому. Горы казались ей живописнее и привлекательнее бескрайних желтых равнин, от которых так устали ее глаза за последние годы.

«Интересно, сколько же человек убил этот подлец, — думала Розанна, сидя на подножке фургона и глядя на дорогу. — У него не дрогнула рука! Он же не знал, что там будет камень. Он убил просто так. Зато теперь — он богат. Где справедливость?»

Но даже за все камни Земли она не останется с ним. Розанне вообще казалось, что в мире был лишь один хороший человек — ее брат. Других она пока не встречала. Брат был старше ее на шесть лет. Когда ему исполнилось двадцать, он ушел в солдаты, а через два года погиб. Еще через год, когда Розанне исполнилось семнадцать, отец напился и уснул, опрокинув свечу. Сам он погиб при пожаре, дом сгорел дотла, и Розанна осталась без крыши над головой и без семьи. Но до тех пор пока брат жил с ними, они много времени проводили вместе, часто играли, бегали наперегонки и плавали в озере. Тогда они жили прямо на берегу. Любимым развлечением Розанны было кидать в озеро камни и смотреть, как гладкая, словно стекло, водная поверхность покрывается сеткой разбегающихся кругов. Но еще больше ей нравилось соревноваться с братом — кто бросит камень дальше. У нее неплохо получалось, и, бывало, она даже опережала его. В такие дни он сердился: как же так, ведь он старше и он мужчина! Розанна почти не помнила подробностей этих игр. Запомнила она только, как однажды, перед тем как покинуть дом, брат стоял с нею на берегу озера. Он наклонился и поднял небольшой плоский камень.

— Смотри! — сказал он.

Размахнувшись, брат выпрямил руку, и камень полетел вперед, будто птица, будто он и вправду умел летать. Он летел и летел, пока почти не скрылся из виду, а затем, описав ровную дугу, с громким плеском ушел под воду.

Никогда еще Розанна не видела такого красивого броска. Несколько секунд они стояли молча, замерев от восхищения.

— Ты никогда не сможешь сделать лучший бросок! — сказал наконец брат и пошел прочь. — Но все-таки попробуй! Я верю в тебя! — вдруг добавил он, обернувшись.

Это были его последние слова. Во всяком случае последние, которые она запомнила. С тех пор Розанна неоднократно пыталась сделать это. Пыталась затмить успех брата, но всякий раз — безуспешно. Будто чего-то не хватало в ее бросках, не было той странной красоты, которую наблюдала она, когда серый камень, долетев до горизонта, вошел в воду — и круги побежали по озерной глади. Но ее брату уже никогда не суждено бросить камень лучше. А у нее — у нее еще есть шанс. Правда, она уже начинала сомневаться и потеряла веру в себя. То, что удалось тогда брату, было почти невозможно превзойти. Тем не менее она часто мечтала об этом. Но еще чаще Розанна мечтала о том, как она наконец разбогатеет, как будет жить в большом просторном доме и у нее будет много красивых платьев и украшений.

— Эй, Розанна! — позвал ее Пако. — Иди сюда, дура! Где ты там?!

Девушка вошла в фургон и вопросительно посмотрела на него.

— Дай воды! — приказал он. — Меня что-то лихорадит. Видно, это от счастья. Бывает и такое.

Розанна молча протянула ему кувшин, потом подошла и дотронулась до его лба.

— Боже, Пако, да ты весь горишь! У тебя жар! Ты что, болен? — испуганно спросила она.

— Я здоров, — грубо отрезал он. — Посплю, к утру буду как новый.

Пако откинулся на войлочное одеяло и закрыл глаза.

Однако к утру ему стало хуже. Температура поднялась еще выше, его сильно знобило, Пако не приходил в себя и уже не узнавал ни Розанну, ни брата.

— Что мы будем делать? — спросила Розанна Луиса. — Я боюсь, он умрет у нас на руках. Ему нужен доктор! Надо постараться к вечеру добраться до какого-нибудь города.

Луис не ответил, он молча сидел на полу, пристально глядя на своего брата.

— Пако! — наконец позвал он.

Тот не откликнулся.

Луис потряс его за плечо. Безрезультатно.

Еще несколько секунд он сидел неподвижно, затем быстро вскочил и взял брата за руки.

— Быстро, помоги мне! — приказал он Розанне.

Вдвоем они с трудом вытащили Пако из фургона.

— Что ты хочешь сделать? — удивленно спросила Розанна, глядя, как Луис забрасывает вещи в фургон.

— Боюсь, мой братец все равно не доживет до вечера, — спокойно ответил он.

— Что это значит, Луис? Что ты хочешь сказать? — Розанна почуяла неладное.

— Оставим его здесь, — так же спокойно продолжал Луис. — Довольно он покомандовал тобой и мной, не так ли?

— Ты что серьезно?! — Розанна не верила своим ушам. — Да ты с ума сошел! Я его здесь не оставлю!

— Да ладно, — ухмыльнулся Луис, глядя ей прямо в глаза. — Только не говори, что ты любила его. Я ведь всегда подозревал, что мой братишка не нравился тебе!

— Конечно, я не любила его! — Розанна с возмущением посмотрела на Луиса. — Твой брат негодяй! Настоящий подонок! Но бросить его здесь больного — это уж слишком! Он же твой брат! Я бы никогда не бросила своего брата, Луис.

— Брат… Да он даже никогда не давал мне подойти к тебе и денег не давал. Он только и знал, что приказывать мне. Но теперь… Ладно, поехали, забирайся в фургон.

— Это все из-за камня? — тихо спросила Розанна.

— А ты думаешь, он бы честно поделился со мной и с тобой? Да он бы все себе забрал, это же гад настоящий! — Луис схватил ее за руку.

Тут Пако тихо застонал.

— Отпусти меня! — Розанна вырвалась. — Я не поеду! Пусть я лучше останусь здесь.

— Прекрати. Он же все равно умрет. А я женюсь на тебе. Я буду очень богат, Розанна. Очень богат. У тебя будет все, что ты захочешь.

Розанна с презрительной улыбкой глядела на юнца.

— Луис, ты еще слишком мал, чтобы жениться, — насмешливо сказала она.

Ярость сверкнула в его глазах, и он грубо схватил ее за плечи.

— Ты поедешь со мной! — заорал он злобно и с силой швырнув Розанну в фургон, так что она упала на пол и ударилась головой о сундук с вещами, вскочил на подножку и дернул за поводья.

— Попытаешься сбежать — пристрелю, — обернувшись, бросил он женщине сквозь зубы. Она не ответила.

Поздним вечером они остановились на ночлег. Розанна вышла из фургона и бросила одеяло на землю. Ночь была прохладной, и она поежилась. Она долго не могла заснуть и лежала, глядя в звездное небо, завернувшись в старенькое одеяло.

«Где-то там, в пустыне, лежит сейчас Пако, — думала она. — Жив ли он или уже отправился на тот свет? Да простит ему Бог его грехи!»

Девушка зашептала слова молитвы.

— Розанна! Эй, Розанна! — услышала она.

Это Луис звал ее.

— Что тебе? — спросила Розанна, притворяясь сонной.

— Иди сюда! — позвал он.

— Зачем? Я уже сплю, — Розанна еще плотнее завернулась в одеяло.

— Ты забыла? Ты ведь теперь моя невеста! Братца больше нет с нами, — Луис хихикнул.

— Отстань, Луис. Я же сказала, ты еще мал для женитьбы.

Ни за что она и близко не подпустила бы к себе этого братоубийцу!

— Послушай! Ты ведь потом пожалеешь! У меня много денег. Ты будешь богатой. Ты хочешь быть богатой?

— Спи, — Розанна, казалось, не слышала вопроса.

— Не хочешь, дело твое! — в голосе Луиса прозвучала обида. — Теперь я могу найти себе любую девчонку. Любая с радостью пойдет со мной! У меня будут красивые подружки, а ты умрешь в нищете, так и знай!.. Дура курносая, — пробормотал он, погружаясь в сон.

Через некоторое время Розанна услышала его ровное дыхание. Он спал.

Очевидно, Луис настолько уверовал в свое могущество, что считал себя чуть ли не владыкой мира, и поэтому оставил ее в покое. Пока. Розанна встала. Накинув одеяло на плечи, она подошла к Луису. Несколько секунд она смотрела, как тот спит. Сейчас он абсолютно беззащитен. Розанна посмотрела на карабин, лежащий рядом с ним. Один выстрел. Жизнь одного человека — человека, убившего собственного брата. Человека, недостойного жить. Одно мгновение, и она будет богата и свободна. Розанна присела рядом с Луисом. Никогда больше она не узнает горя и нужды. Ей не придется бродить по пустыне в обществе воров и убийц. Один выстрел. Всего один. Розанна подняла глаза к небу. Ей снова вспомнился брат, и она забыла про Луиса. Она снова вернулась в детство. Его последние слова. Его прекрасный бросок. Брат был единственным человеком в мире, любившим ее. Но и он тоже ее оставил. Воспоминания преследовали девушку. Может, если бы ей удалось выполнить обещание, которое она дала себе, удалось превзойти брата, она бы успокоилась. Что ж, возможно, когда-нибудь это произойдет.

Розанна вздохнула и, в последний раз взглянув на Луиса, вернулась на свое место и легла. Почти сразу же она уснула. Сегодня ночью ей не снился отец. Не снились ей ни брат, ни родной дом. Не видела она также Пако или Луиса. Ей снился огромный бриллиант, искрящийся в лучах жаркого солнца, бриллиант, лежавший на ее ладони, и сон этот был так ярок и красочен, как если бы все это произошло на самом деле, как если бы то был не сон, а реальность!

* * *

Через несколько дней они добрались до Сеуты. Розанна с интересом оглядывалась по сторонам. Как давно она не видела городов! Пустыня, пески, верблюды — вот все, что было перед ее глазами последние несколько месяцев. Город еще спал. Узкие грязные улочки были безлюдны. Фургон медленно катился по ним, попадая колесами в выбоины, отчего Розанна подпрыгивала и иногда ударялась головой.

Наконец-то они добрались сюда! Сеута была единственным местом, кроме Мелильи на территории Марокко, которое теперь принадлежало испанцам. Восьмивековое господство арабов в Испании окончилось в 1492 году, когда последний султан Гранады Боабдиль передал испанцам ключи от города. Местные жители, что, в общем, неудивительно, ненавидели европейцев, во всяком случае их трудно было бы назвать гостеприимными. Чужестранцы сильно рисковали, путешествуя по Марокко, но такие, как Пако и Луис, привыкли к опасности. Привыкла к ней и Розанна. Даже здесь, в испанском городе, они не могли быть абсолютно спокойны за свою жизнь. Скорее наоборот. Луис вполне был достоин виселицы. Или по меньшей мере тюрьмы.

— Смотри-ка ты, кто к нам пожаловал! — неожиданно услышала она.

Розанна приподняла ткань, заменявшую дверь, и увидела, что фургон остановился. Рядом с лошадьми стояли какие-то люди. Это были мужчины, очевидно бродяги, местные нищие, и выражение их лиц не понравилось Розанне. Она не слышала, о чем говорил с ними Луис, но, повинуясь какому-то мгновенному импульсу, тихонько спрыгнула с задней подножки фургона и юркнула за угол дома. Отсюда Розанна могла если не видеть, то слышать происходящее.

Луис и нищие говорили по-арабски. Они спорили, кричали, Розанна не могла разобрать слов, но в голосе Луиса слышалась угроза. Очевидно, он схватился за карабин. Раздался выстрел, затем глухой удар — очевидно, чье-то тело рухнуло на землю. Потом раздался еще один удар и протяжный, затихающий стон.

— Неужели этот мерзавец опять кого-то убил? — Розанна осторожно выглянула из-за угла.

Луис лежал на дороге, из его груди торчал нож с длинным и узким лезвием. Его карабин, теперь бесполезный, валялся рядом.

— Посмотрим, что у него в фургоне! — сказал один из бродяг. — А потом надо уходить, пока не пришли солдаты. Давайте скорее!

Они бросились к фургону и вытащили мешки, в которых были вещи братьев и награбленные ими деньги. Внезапно один из бродяг восторженно вскрикнул и прищелкнул языком. Нищие нашли монеты. Остальные, вскочив, кинулись к тому счастливцу, которому удалось найти увесистый кошелек Пако. Один из грабителей, молодой парень в рваной одежде, покрытый словно въевшейся в него грязью, также бросился к ним, боясь лишиться своей законной доли добычи, и отшвырнул в сторону свою находку — маленькую потемневшую коробочку со странной надписью на крышке. Упав на землю, шкатулка от удара раскрылась, и огромный сверкающий камень выпал из нее, подкатившись прямо к ногам Розанны. Не веря своим глазам, она быстро наклонилась и схватила его. Потом она подняла голову. Бродяги были слишком заняты дележом добычи, чтобы заметить что-либо. Кроме того, они даже и не подозревали о ее существовании! Розанна сунула руку с зажатым в ней сокровищем в карман своего старого платья и, повернувшись, быстро пошла по кривой улочке Сеуты. На ней было старое платье, она шла босиком. У нее не было дома. Но сейчас она, несомненно, была самой богатой девушкой в городе. Да что там в городе — на всем побережье Северной Африки!

* * *

Розанна поднялась на палубу корабля.

— Чего тебе, крошка? — спросил ее капитан, старый испанец, сидевший на стуле с трубкой во рту.

— Мне нужно в Испанию, — сказала ему Розанна. — Возьмете меня?

— Заплатишь? — капитан смерил ее высокомерным взглядом, оглядев ее босые ноги, покрытые дорожной пылью.

Розанна вытащила из кармана деньги. Это было все, что она успела стянуть у Пако еще при его жизни.

— Этого хватит? — спросила она.

Капитан кивнул.

— Вполне. Через два часа выйдем в море, — предупредил он.

— Хорошо, я скоро! — Розанна быстро сбежала вниз, на деревянный причал.

— Если не придешь вовремя, уплыву без тебя! — крикнул ей вслед испанец.

Все это время Розанна бесцельно бродила по городу, уличные торговцы хватали ее за руки, но она отвечала им такими словами, которых те не слышали даже от приезжих моряков. Розанна многое повидала в жизни и многому научилась. Эти два часа, последние два часа, связывавшие ее с прошлым, показались ей вечностью. Ни за что она больше не вернется в Африку! Теперь ее ждет Европа. И Европа встретит ее распростертыми объятиями. Сама по себе Розанна не стоила ничего. Никому не было дела до ее жизни. Но маленький камушек около пятидесяти карат весом, полностью менял ситуацию. Рядом с ним Розанна становилась значительной персоной и могла ожидать уважительного отношения к себе. Какие родители были бы не рады сделать ее своей невесткой? Все эти мамаши будут сражаться за нее, ее прежняя жизнь будет названа путешествием, из дурнушки она превратится в красавицу, ее назовут милой и доброй, ее манеры сочтут очаровательными! Так размышляла Розанна, гуляя по улицам Сеуты.

Наконец подошло время отплытия.

Розана вернулась к стоящему у причала старенькому бригу, потрепанному морскими ветрами.

— Можно подняться? — спросила она.

— Смотря как ты будешь себя вести, красотка! — крикнул ей один из матросов. — Составишь мне компанию?

— На себя посмотри сначала, — отпарировала она, взбираясь по трапу.

— Не приставай к сеньорите, Гонсало! — крикнул откуда-то сверху капитан.

Под шутки и свист матросов Розанна поднялась на палубу и, сопровождаемая их пристальными взглядами, спустилась вниз, подальше от пронизывающего ветра. И вот наконец она ощутила легкий толчок. Корабль отчалил от берега и направился к берегам Испании, увозя ее к новой жизни.

* * *

Было уже далеко за полночь, когда Розанна снова поднялась на палубу и подошла к борту корабля. Она была одна. Розанна долго смотрела на темную гладь воды, потом подняла голову и посмотрела на черный бархат неба, усеянного сверкающими звездами. Потом она разжала руку. Самая яркая из них лежала сейчас на ее ладони. Сон исполнился. Огромный бриллиант сверкал и переливался, и его магическая красота зачаровывала.

Глядя на камень, Розанна думала о том, как он прекрасен, и о том, какую силу несет он в себе. Он был способен подчинить себе любого человека, сделать его своим рабом, потому что одного этого камня было довольно для осуществления всех, даже самых невероятных желаний. Розанна думала о доме, который она купит себе. О том, что ей никогда больше не придется зарабатывать на жизнь, ей не придется думать, как прокормить детей. Все забудут о ее прошлом. Ее будут уважать. Ею будут восхищаться. У нее будут самые красивые платья в Испании, и все кабальеро упадут к ее ногам. И еще она думала о кровавой истории этого камня. Она видела только Пако и того парня, которого он застрелил в пустыне. А сколько их было прежде? Кто еще отдал душу дьяволу ради того, чтобы владеть этим камнем? Вдруг она тоже присоединится к ним? Нет. С нею такого не случится. Она слишком многому научилась, чтобы умереть из-за какого-то бриллианта! Она благополучно продаст его и получит деньги. Много денег. Она будет богата. Но что потом? Что станет с его последующими владельцами? Сколько еще жизней будет сломано из-за него? Блеск алмаза и красная кровь. Они всегда идут рядом, они стали неразлучными спутниками. Розанна снова сжала руку в кулак.

Ее камень, только ее! Всю жизнь она мечтала о деньгах. Она не хотела больше ни от кого зависеть. Ее не будут больше оскорблять, ругать, бить, передавать из рук в руки, как будто она вещь. Отныне она сама себе хозяйка. Бог дал ей шанс осуществить свою мечту. Правда, была у нее и другая мечта, совсем детская, совсем глупая. Но какое это имеет значение теперь? Теперь, когда у нее есть все, чего она могла пожелать? Вернее, будет все. И все же выбор мучил ее. Розанна снова вспомнила своего брата. Он был бы рад за нее. Ну почему так всегда? Почему мы должны выбирать?

Розанна снова разжала ладонь и взглянула на камень. Хотя о каком выборе может идти речь? Все и так ясно. Деньги — вот единственный способ порвать с прошлым. Деньги и этот роковой камень, имеющий над людьми такую странную власть. А все остальные мечты — просто глупость. И при чем тут ее прошлое? При чем тут ее брат?

И все-таки она колебалась.

Огромный бриллиант лежал у нее на ладони, в свете луны он излучал голубое волшебное сияние.

— Как же ты прекрасен! — с восхищением прошептала Розанна.

Еще несколько секунд она смотрела на камень, словно пытаясь разгадать его тайну, познать, в чем же заключалась та могущественная сила, которая непреодолимо влекла к нему сотни людей еще со времен царствования фараонов, а возможно, и с сотворения мира. Ее мечта снова пронеслась перед ней, как в калейдоскопе сменяющих друг друга картинок: вот она в роскошном платье выходит из дорогого экипажа, а вот ее дворец с фонтанами в саду. А вот рядом бегают ее дети, муж стоит рядом с ней и держит ее за руку. Возможно, он граф. Нет, лучше герцог. Но главное, как он красив, с какой любовью он смотрит на нее! И всюду золото, всюду сверкающая, манящая роскошь, блеск который затмевает страшные воспоминания. И высокая витая ограда, окружающая ее дворец, которая навсегда проведет черту между нею и ее темным прошлым.

В следующую секунду, печально вздохнув, Розанна отвела руку назад, размахнулась и резко, насколько позволяли ее силы, выбросила кисть вперед. Затем она разжала пальцы, и бриллиант, в последний раз сверкнув всеми гранями в свете бортовых огней, отчего сноп ослепительных искр прорезал ночную темноту, описал в воздухе ровную дугу и навсегда скрылся в темных водах Средиземного моря. Отныне он не принадлежал людям. Его победное шествие по Земле было завершено. Он утратил свою власть, лишился своей страшной силы и уже никогда больше не потревожит ничье воображение.

Розанна склонилась над бортом.

— Прощай! — сказала она. — Ты больше не будешь приносить людям беды и несчастья. Ты больше не будешь сеять в мире зло. Ты не достанешься никому. Никто больше не закричит от радости, увидев тебя. Ничья кровь не прольется ради тебя. Поверь, ты не стоил этого. Что хорошего ты принес? Ничего. Только смерти, только ненависть, только страдания.

Розанна подняла голову к небу. Она нисколько не сожалела о своем поступке. И глядя на тысячи сияющих в черном небе маленьких бриллиантов-звезд, она улыбнулась. Ради всех денег мира она не смогла бы предать память человека, который действительно любил ее, человека, столько значившего в ее жизни. Единственного человека, для которого что-то значила она сама.

— Ну вот я и выиграла, братишка! — сказала она. — Ты ведь слышишь меня? Ты никогда бы не сделал лучшего броска, правда?

Еще несколько минут она ждала, но никто не ответил ей, никто, кроме звездного неба, которое своим молчаливым величием свидетельствовало о том, что никто в истории человечества еще не совершал броска лучше, не совершал броска значительнее, разрушив собственную чудесную мечту и сохранив жизни десяткам, а может, и сотням других людей. Никто не совершал и, возможно, не совершит никогда.

Розанна пересекла палубу и направилась вниз по шаткому трапу. Бог дал ей шанс покончить с прошлым, но она упустила его. Каждый шаг приближал ее к прежним дням, полным невзгод и разочарований, к бедности и лишениям, которые станут ее спутниками до конца дней.

Однако теперь она была счастлива, в душе девушки воцарился покой, ведь если бы только брат видел ее сейчас, он мог бы гордиться своей сестрой!

Розанна улыбнулась и, не в силах совладать со своей радостью, прижала руки к груди. Она сдержала обещание!

Магический камень, навсегда исчезнувший в темной морской пучине, в течение стольких лет приносивший людям лишь горе и страдания, навлекавший проклятье древних богов на каждого своего владельца, — в благодарность за подаренную свободу исполнил ее мечту.

Рожденная морской пеной

Она стояла на берегу сняв туфли, и набежавшая волна уже успела намочить подол ее развевающейся на ветру темно-синей юбки.

Что она здесь делает? Она бы и не смогла точно ответить, как занесло ее на этот остров, который находился так далеко от ее родного дома, от знакомых людей, от ее любимой работы.

Она приехала сюда, следуя настоятельным советам подруги и послушавшись увещеваний родных, потому что так и не сумела оправиться от недавних событий. Недавних? На самом деле прошло уже более полугода, но для нее они все еще были и, возможно, навсегда останутся недавними.

Друзья считали, что дальнее путешествие пойдет ей на пользу и развеет слишком уж затянувшуюся депрессию. Морской воздух, спокойная жизнь, смена обстановки — все это как нельзя лучше залечивает душевные раны, стирая из памяти болезненные воспоминания.

Но у нее самой были другие планы относительно этого острова. Она не думала ни о пользе морского воздуха, ни о развлечениях, ни о новых знакомствах. Она приехала сюда только потому, что остров был очень далеко от ее родины и как нельзя более подходил для осуществления ее намерений.

* * *

Абриль родилась в Аргентине, недалеко от Буэнос-Айреса. Ее родители были состоятельными людьми, которые обожали своих детей и дали им возможность получить блестящее образование и беспечно прожить дни своей юности, безоблачной и ничем не омраченной. Однако ей всегда хотелось добиться чего-то самой. Жизнь представлялась ей чем-то большим, чем просто выйти замуж и растить детей, как мать. Поэтому, окончив университет, она открыла свою юридическую контору, дела в которой благодаря ее руководству пошли настолько успешно, что фирма непрерывно расширялась, и к двадцати пяти годам Абриль уже управляла одной из самых крупных юридических компаний в городе. Работа захватила ее целиком: она была погружена в дела с утра до вечера; смешно сказать, ей даже приходилось оставаться ночевать в офисе, когда она засиживалась допоздна и возвращаться домой не имело смысла. Редкие часы отдыха она посвящала общению с родными и друзьями, а также занятиям теннисом. Абриль обожала теннис.

Глядя на эту стройную невысокую девушку в белой теннисной юбочке, со светлыми волосами, завязанными в хвостик, огромными серыми глазами и курносым носиком, невозможно было поверить, что именно на ней лежит основная часть работы крупной компании, так не соответствовал ее романтически-юный облик привычному имиджу бизнес-леди.

И все-таки именно такой она и была. Она любила работу и считала себя трудоголиком. Ее мысли все время были заняты деловыми проблемами, если только, конечно, она не играла в теннис. Особенно Абриль любила играть в теннис с братом — он играл лучше, и ей всегда было к чему стремиться. Какое счастье она испытывала, когда — кстати, очень редко, — ей удавалось обыграть его! Она была тщеславна, ей нравилось покорять вершину за вершиной: всегда вперед и вверх — без этого жизнь казалась лишенной всякого смысла.

Несомненно, она родилась в рубашке: любящая семья, прекрасные друзья, успешная карьера, одаренность и внешняя привлекательность — всем этим судьба щедро наделила ее. Абриль никогда не приходилось сталкиваться с более серьезными трудностями, чем увеличение доли конкурентов на рынке юридических услуг. Ей всегда удавалось найти выход из любого сложного положения, ведь безвыходных ситуаций не бывает. «Если есть вход, значит, есть и выход», — считала она.

Правда, иногда они могут совпадать…

Что же касается личной жизни, то и здесь ей не приходилось терпеть неудач. Она не знала, что такое напрасные ожидания, крушение надежд или потеря веры в себя. Она всегда мечтала о том, чтобы любили ее — ей хотелось быть принимающей стороной. И ее любили. Но время шло, и однажды Абриль поняла, что ей надоели люди, относившиеся к ней лучше, чем она относилась к ним. Ей надоело, что всех знакомых мужчин она воспринимает как мальчиков, независимо от их реального возраста. Именно как мальчиков, что-то вроде королевских пажей, всегда готовых исполнить ее просьбы, она принимала все решения, они же безропотно повиновались. Никого из них она не воспринимала всерьез, и никогда еще ей не встречался человек, который смог бы снять с ее плеч такую тяжелую, невыносимо тяжелую ношу ответственности за происходящее вокруг. Она не могла никому доверить ее, ибо всегда была уверена, что сделает все лучше, чем кто-либо другой.

Ничто не менялось. Жизнь превратилась в гладкую ровную пустыню, в которой не на чем было остановить взгляд, негде было укрыться от палящего солнца.

И вот тут-то и появился он. Появился совершенно неожиданно, он подошел к ней прямо на улице, когда она возвращалась с теннисного корта с ракеткой в руках. Он не представился, просто заговорил с ней, проводил до дома, и только поднявшись в квартиру, Абриль поняла, что знает его. Она часто видела его на различных приемах, устраиваемых представителями бизнес-элиты. Он был одним из самых успешных предпринимателей в стране. Богатый, молодой, красивый — он стал излюбленным героем светской хроники и пределом мечтаний всех родителей незамужних дочерей.

Вместе они составили идеальную пару, сразу же став любимцами репортеров и мишенью охотников за сенсациями.

Красивые, преуспевающие и знаменитые — они просто не могли пройти мимо друг друга. Судьба должна была столкнуть их, и вот она это сделала. Без шума и суеты, не в банкетном зале или за бизнес-ланчем, а на тенистой улице, когда уже почти село солнце и когда Абриль меньше всего ожидала перемен.

Они стали встречаться, и девушка поняла, как сильно изменилась ее жизнь. Все произошло как-то очень быстро, возможно, она была чересчур импульсивна, но она просто вручила ему свою судьбу, позволила ему принимать все решения. Она полюбила ту музыку, которую любил он, сменила теннис на гольф, заключила несколько контрактов, руководствуясь его советами, и даже сделала градуировку волос, потому что ему так больше нравилось. Кроме того, Абриль научилась готовить и всякий раз придумывала все новые и новые рецепты, пытаясь поразить его воображение. Надо сказать, ей это удавалось. Она стала меньше уделять внимания работе, переложив основные обязанности на вице-президента фирмы, и больше времени теперь проводила в тренажерных залах и салонах красоты. И еще она стала счастливее. Ей нравилось, что они вместе ездили на море по выходным, что гуляли по улицам ночного города, сидели в ресторанах, нравилось читать про себя заметки в газетах, где вовсю обсуждалась их предстоящая свадьба. О свадьбе, правда, пока еще никто не говорил, но Абриль частенько подумывала об этом, и перспектива замужества не пугала ее. Она чувствовала, что действительно хочет провести всю свою жизнь рядом с этим человеком, что она не станет замечать других и жалеть о своей утраченной свободе.

Казалось, он был влюблен в нее еще сильнее. Почему? Прежде всего их знакомство произошло именно по его инициативе, и когда Абриль не выказала энтузиазма по поводу продолжения и развития отношений, он проявил удивительную настойчивость, окружив ее заботой и вниманием, создав вокруг нее атмосферу любви и романтики, к которой девушка быстро привыкла и от которой теперь ни за что бы не отказалась. Она знала, что многие девушки хотели бы оказаться на ее месте, и любила, гуляя с ним по улицам, ловить их завистливые взгляды. Ее детство и юность были прекрасны, но дальнейшая жизнь оказалась еще чудеснее, она превзошла все ожидания. Жизнь удалась!

Что же произошло потом? Этого она не знала, да и не знал никто. Словно кто-то черной пеленой закрыл светлую дорожку, расстилавшуюся перед ней, и теперь она брела в тумане, не зная, куда и зачем идет.

В один прекрасный — или нет, совсем даже не прекрасный — день он просто не пришел домой. Абриль всю ночь просидела в кресле, ожидая его, но он так и не явился. Ни в тот день, ни на следующий, ни через неделю. Она звонила ему на работу, обзвонила всех друзей и родных, больницы, морги, аэропорты, но так и не смогла ничего узнать. Она сходила с ума от страха и отчаяния, не представляя, что же могло случиться. Он исчез, как если бы попал в Бермудский треугольник или его похитили инопланетяне.

Причина же оказалась куда прозаичнее. Он прислал ей короткое сообщение, что уехал по делам в Америку, просил не волноваться и прозрачно намекал на то, что их отношения уже не те, что пора сделать передышку, отдохнуть друг от друга, чтобы не прийти к окончательному разрыву. Такие передышки нужны всем, кто хочет сохранить свои отношения на долгие годы. Тем не менее он даже не сообщил, когда собирается вернуться, а ласковые слова не могли скрыть истину, которую он в принципе и не собирался скрывать — ей больше не было места в его жизни.

Но так все становилось даже сложнее. Бермудский треугольник, инопланетян, оборотней и призраков она бы поняла, несмотря на то что всю жизнь была реалисткой и смотрела на мир без розовых очков. Но это? Как можно понять это?!

Он ушел, не имея на то никаких видимых причин, ушел, так ничего ей и не объяснив! Абриль снова и снова пыталась понять, уж не совершила ли она какой-либо ошибки, но ничего так и не приходило ей на ум.

Простить его она уже не могла. Даже если бы он вернулся с вразумительными объяснениями и неопровержимыми доказательствами своей невиновности, даже если бы сказал ей, что по-прежнему любит, и попросил бы прощения, она уже не смогла бы переступить через себя, через свою гордость. Именно гордость была причиной ее страданий, и Абриль никогда бы не приняла человека, который так унизил и обманул ее.

Если бы она, перешагнув через свою гордость, стала бы инициатором этих отношений, если бы она давила на него, уговаривала, пыталась привязать к себе, а он вот так — по-английски — ушел, она бы поняла.

Но ведь он сам хотел этого! Не она, а он уговаривал ее, часами ждал, сидя в машине, пока она освободится, лишь для того, чтобы подвезти до дома! Он посылал ей огромные букеты орхидей, часы и браслеты с выгравированными на них признаниями в любви, устраивал романтические вечера. Однажды он нанял на несколько дней яхту и отвез ее в Рио, когда там проходил карнавал. Зачем было делать все это? Разве мало девушек, с которыми можно было бы обойтись гораздо меньшими тратами? Зачем было брать на себя все ее проблемы, становиться незаменимым человеком в ее жизни, выдавать себя за того, о ком она втайне мечтала и так надеялась, что нашла. Зачем? Чтобы потом вот так сбежать, даже не попрощавшись?!

Снова и снова она пыталась найти ответы на эти вопросы, но не находила их. Оставаясь физически здоровой, Абриль потеряла вкус к жизни. Она побледнела, похудела, забросила работу и перестала следить за собой. Ни родители, ни друзья не могли утешить ее, и даже приглашенный отцом психоаналитик оказался бессилен помочь. Раньше, читая книги про несчастную любовь или слушая рассказы своих подруг, она никак не могла понять: в чем же, собственно, заключается причина невыносимых страданий? Ну, расстались, и хорошо. Переключись на что-нибудь, отвлекись, забудь, найди кого-то другого! В чем дело? Разве стоит портить себе жизнь из-за таких мелочей?

Но теперь она наконец поняла то, о чем так долго слышала от других, но к чему не имела доступа сама. Легко сказать посоветовать — отвлекись, когда для тебя свет клином сошелся в одной точке и только все, связанное с ним, имеет значение, а остальное лишено смысла и кажется серым и пустым. Дни казались мрачными и холодными, у нее словно выбили из-под ног тот островок, на котором она твердо стояла посреди стремительного потока событий, проносившихся мимо и бессильных ей повредить. Теперь же она оказалась в самом центре этого вихря без опоры, лишенная соломинки, за которую могла бы ухватиться, не зная, что же ей делать дальше. Она все время искала выход, продумывала возможные варианты развития событий: «А что, если…», или же «если вдруг…». Потом, спохватившись, понимала, что «если» быть не может. Ничто не изменится. Все так, как оно есть, и так все и останется.

Постоянную боль, преследовавшую ее, Абриль пыталась заглушить развлечениями, переменой мест, работой, но ничто не помогало. Как часто ей приходилось оставаться в стороне от веселой компании, чтобы скрыть душившие ее слезы! Постепенно она поняла, что начинает меняться сама. Она стала замкнутой, она стала ненавидеть сначала мужчин, потом вообще всех окружавших ее людей, свою фирму, теннис, себя — словом, весь мир. Долго так продолжаться не могло. Абриль чувствовала, как любая чужая радость словно кинжалом вонзается в сердце, в то время как ее саму ничто не могло обрадовать и развеселить.

Корабль ее жизни потерпел крушение и теперь медленно, но верно шел ко дну, и никакая сила уже не могла удержать его на поверхности.

Именно тогда она стала задумываться о смерти как о самом простом и верном способе избавиться от своих страданий. Она думала об этом так часто, что эта мысль перестала пугать ее. Многие считают самоубийц храбрыми людьми, ведь не у каждого хватит сил и смелости побороть свой самый сильный инстинкт — инстинкт самосохранения, веками заставляющий людей бороться за жизнь, — и переступить этот запретный порог. Но так считают лишь те, кто не познал настоящих страданий, кто не знает, насколько ничтожен страх перед смертью в сравнении с той болью, которую приходится нести внутри, от которой нельзя скрыться, которая терзает душу, не отпуская ни днем ни ночью. Испытавшие это знают, что те, кто выбрал самоубийство, не смельчаки, а всего лишь слабые люди, люди, которые не вынесли посланного им испытания, не стали дожидаться рассвета и предпочли выйти из игры, не дойдя до финала.

Абриль отнесла бы себя к ним, если бы не мысль о родителях, о том, что будет с ними, узнай они, что их дочь совершила самоубийство. Она представляла себе их лица и чувствовала, что она должна жить — должна жить ради них, даже если очень не хочется.

И тут подруга посоветовала ей отправиться на Кипр. Нати была романтичной дурочкой и верила в легенду об Афродите, богине красоты, дающей женщине уверенность в своей привлекательности и счастье в любви. Абриль сначала и слышать не хотела о поездке. Она еще не сошла с ума, чтобы поверить в этот бред! Но потом, рассудив здраво, вдруг поняла, что лучшей возможности для осуществления своих планов ей уже не представится.

Прежде всего она настояла на том, чтобы ехать одной, мотивируя это тем, что ей нужно побыть в одиночестве. Она быстро собрала чемодан, купила билет и, прилетев на остров, целыми днями бродила по берегу, выбирая место, где она расстанется с жизнью.

* * *

Абриль снова посмотрела на море. Она никогда особенно не любила его. Просто решила посмотреть на него в последний раз. Солнце уже начинало садиться, ветер крепчал, и волны с угрожающим гулом бились о берег.

«Пора!» — решила она.

— Эй, красавица! — услышала Абриль и обернулась.

Молодой человек, сидевший в моторной лодке, махал ей рукой.

— Хочешь, прокачу? — с улыбкой спросил он.

Абриль бросила на него такой ледяной презрительный взгляд, что тот был готов провалиться сквозь землю от смущения. Он торопливо включил мотор, и лодка вскоре исчезла вдалеке, оставив за собою легкий след.

Абриль улыбнулась сама себе.

«Не иначе как Бог решил мне послать последнюю надежду на спасение», — подумала она, гордясь тем, что так решительно отвергла ее.

Абриль приподняла юбку и стала взбираться на волнорез, уходящий далеко в море, конца его почти не было видно.

Она пошла вперед, береговая полоса осталась позади, и теперь она шла по камням, выступающим из кипящего, волнующегося моря, навстречу своей судьбе.

Дойдя до конца волнореза, она остановилась.

Вокруг не было никого.

Сколько туристов тонет здесь каждый год? Пусть она станет одной из них. Сейчас она была далеко от родителей. Они не увидят ее мертвой. Возможно, и тела не найдут, тогда они будут продолжать верить в ее возвращение. Или пусть думают, что она утонула. Это все же лучше, чем считать, что дочь покончила с собой, особенно для таких глубоко религиозных людей, какими были ее родители.

Она смотрела на море, свое последнее пристанище.

«И той грустной ночью, когда ты не будешь любить меня больше, я вытру слезы и уйду в черное море, где скрыта смерть. Уйду навсегда»,

— вспомнились ей слова из стихотворения ее любимой поэтессы Альфонсины Сторни.

Огромный седой вал с пушечным громом ударил в край волнореза, рассыпавшись дождем серебряных брызг.

— Ну что, Афродита, — печально спросила Абриль, — где твоя обещанная красота? Где обещанное счастье? Мир ужасен, и жить в нем не стоит, поэтому я и решила уйти. Я не хочу больше страдать, и что бы там ни говорили легенды, ты бессильна помочь мне. Не так ли? Или я не права? Докажи мне это! Если ты сможешь, конечно! Докажи, что жизнь стоит того, чтобы прожить ее! Только вряд ли тебе это удастся… — добавила она тише.

«Ведь не выплывет же Он сейчас из моря с трезубцем в руке, и не проснусь же я, и не пойму, что это был лишь длинный, кошмарный сон», — подумала девушка.

Нет, все боги Вселенной не смогут спасти ее сейчас. Вокруг никого нет, никто не помешает ее намерениям, а сама она уже не отступит. Она не видит причин для этого. Ей нечего терять.

— Так как же, богиня красоты? — снова позвала Абриль. — Ты сдаешься? Умываешь руки, не можешь ничего изменить?

Но лишь плеск волн был ей ответом.

— В мире нет ни любви, ни красоты, так о какой богине может идти речь?! — грустно усмехнулась она.

Прощаясь с жизнью, Абриль огляделась по сторонам.

Исчезавшие в голубой дымке горы окаймляли темно-бирюзовую поверхность моря, на которой то и дело появлялись белоснежные барашки. На одной из гор рядом с берегом она различила старый маяк. Солнце, склонившееся к горизонту, отражалось на бесконечной морской глади, образовав золотую дорожку, которая, покачиваясь на волнах, переливалась танцевавшими по воде искорками. Огромные зеленые волны поднимались над водной поверхностью и ударялись о камни, рассыпаясь на солнце фонтаном сверкающих осколков, и на несколько мгновений в воздухе повисала разноцветная радуга, не как обычно, за горизонтом, а прямо рядом, над волной, — и казалось, что до нее можно дотронуться рукой.

Абриль застыла, пораженная великолепием открывшейся картины. Словно пелена упала с ее глаз, позволяя ей увидеть то, чего она никогда не видела прежде. Она и раньше могла видеть море, но не замечала, насколько оно прекрасно, не замечала магической силы его влекущей глубины, не понимала, насколько же чудесен мир, окружавший ее.

Она смотрела тысячи раз, но видела все это впервые.

В эту минуту Абриль поняла одну удивительно простую истину — истину, простую настолько, что девушке не приходило в голову заметить ее. Ведь все это время она продолжала считать, что до определенного момента ее жизнь была прекрасна, а потом превратилась в кошмарный сон. В этом и заключалась ее ошибка! Жизнь не может быть прекрасна только потому, что тебе всегда и все удается, точно так же, как она не может вдруг стать кошмаром, если твои планы рушатся и нет шансов исправить положение.

Жизнь прекрасна изначально. Прекрасна по определению. Она не может стать лучше, чем она уже есть.

Волны разбиваются о скалы, облака бегут по небу, солнце скрывается за горизонтом, уступая место звездам, потому что так должно быть. И это прекрасно. Никто не пытается что-то изменить или же выразить свое недовольство. Но и наши страдания тоже прекрасны потому, что все происходит так, как должно происходить. Зная произведение лишь по отрывкам, нельзя понять его смысла и судить, что плохо, а что хорошо.

Случившееся с ней произошло лишь потому, что только так и могло быть, и не стоит искать этому объяснений.

Абриль огляделась вокруг. Красота присутствовала во всем — в каждом изгибе волны, в каждой сверкнувшей на солнце серебряной точке, все было отражением образа прекрасной богини, откликнувшейся на ее призыв. Вернее, она всегда была рядом. Любовь и красота всегда с нами, их можно не заметить, только если не хочешь замечать.

Сияющие блики солнца танцевали по воде, и, глядя на них, Абриль почувствовала биение жизни, почувствовала, как светлая сила заполняет ее, обещая, что все будет хорошо. Отныне и навсегда.

Набежавшая волна окатила девушку с ног до головы, и, стряхивая с одежды клочья морской пены, она почувствовала, что рождается заново на этом острове, подобно великой богине, вышедшей здесь на берег из морской пены много веков назад.

Она повернулась и медленно направилась к берегу.

Абриль не знала, что ждет ее завтра. Но теперь она была уверена, что никакие события не смогут больше принести в ее жизнь красоту и счастье, потому что сама жизнь есть уже настоящее счастье и воплощенная красота.

И какими бы сокрушительными ни были волны горя и неудач, которые обрушатся на нее, она верила: ударив, они разлетятся сверкающими на солнце каскадами брызг, а она, словно камни волнорезов, останется стоять, чтоб наутро вновь улыбнуться спокойному морю, а затем радостно встретить новую, неизбежную бурю. Ведь бури и непогоды — неотъемлемая часть нашей жизни, а значит они тоже прекрасны.

Оглавление

От автора

УЛИЦЫ СЕВИЛЬИ Повесть

РАССКАЗЫ

  Синяя птица

  Северная звезда

  Сокровище

  Бриллиант

  Рожденная морской пеной Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg