«Ловушка для папы»

Ловушка для папы (fb2) - Ловушка для папы [СИ] (Варадеро не будет - 2) 1548K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Борисович Мисюрин

Евгений Мисюрин Ловушка для папы

Глава 1 Молодая, динамично развивающаяся страна ищет деньги

Антон Моторин проснулся мгновенно, с резким вдохом, и понял – он знает! Именно сейчас, во сне, ему привиделся неизвестный инженер, который показал, как выполнить обмотку, чтобы не только свести потери в электродвигателе к минимуму, но и поднять его мощность. Мужчина в тонких очках и с коротко стриженой седой бородой долго рассказывал об индукционных токах, потом в сердцах хряпнул об землю мотор, которым занимался Антон, и тут же нарисовал новую схему обмотки.

Моторин младший поднялся в кровати и долго не мог отдышаться. В голове прочно засело ощущение гениальной идеи. Он мгновенно вывинтился из-под одеяла и, топоча босыми пятками по прохладному деревянному полу, помчался в лабораторию. Только перед запертой дверью молодой человек сообразил, что прибежал сюда в одних трусах, и, соответственно, ключ достать неоткуда. Пришлось возвращаться.

Двигатель отнял время до самого утра. Треугольник оказался непростой в намотке схемой, к тому же торчащие наружу петли портили вид от новенького мотора. Но Антон понимал, что это только модель, созданная для того, чтобы проверить работоспособность нового принципа. В серийных изделиях подобного, конечно же, не будет. Тем более, ротор вертелся как зверь, предсказывая повсеместный переход на новую обмотку. Моторин постоял ещё пару минут, вслушиваясь в ровное жужжание двигателя, и совсем уже собирался идти завтракать, как его отвлёк внезапный трезвон электрического гонга. Простейшее устройство, маленький стальной диск на трёх пружинках в кольцевой раме, да электромагнит. Но его бренчание означало телефонный вызов. Мастер глубоко вздохнул и перещёлкнул рычажок на аппарате в режим разговора. Тотчас же из встроенного динамика разнёсся возбуждённый голос:

– Алоха! Алоха, Тоха, это ты?

Судя по голосу, звонил Шурка Бизонов. Отличный парень из племени чероки, прирождённый механик. Когда-то, восемнадцать лет назад, он попал к Моториным на самой первой ярмарке, да так и остался. За прошедшие годы ровесники сдружились, хотя каждый пошёл своей дорогой – Саша занялся паровыми двигателями, конструировал подвески, трансмиссии, и вообще, всё, что создано катиться по дороге. Его, уроженца племени, не знавшего колеса, до глубины души поразили возможности колёсной техники.

Антон же с головой погрузился в электричество. И телефон он сконструировал сам, почти не подглядывая в справочники, и тем глубже была радость от того, что система заработала и от того, что она всё-таки отличалась от описанных в литературе из будущего. Правда, пока телефонная сеть требовала человеческих рук, но Антон всерьёз думал над автоматизацией.

– Привет, Шурка, – довольным голосом ответил он. – Ты чего ни свет, ни заря?

– Тоха, ты чего? – в свою очередь удивился далёкий собеседник. – Ты календарь потерял? Ну-ка скажи мне, какое сегодня число?

– Тридцатое сентября девяносто второго, – на автомате ответил Антон и тут же поправился. – А нет, уже первое. Я почти всю ночь в лаборатории проторчал.

– Во-от! – многозначительно протянул Шурка. – А чем знаменателен этот день?

– А ты откуда знаешь?

Мотор Антон намотал пару часов назад и не представлял, как информация об эффективности нового принципа обмотки могла дойти до Бизонова. И тем более, уж точно не Саня вывел бы день создания нового двигателя в раздел значимых праздников. Антон по отцовской привычке почесал затылок.

– Я же его вот только что намотал, никому ещё не показывал. Откуда ты знаешь, что у меня получился прорыв?

– У тебя тоже удачно получилось? – счастливым голосом прокричал Шурка. – Тогда поздравляю. Но вот того, что ты забыл, что твой друг обещал сегодня пустить первый рейсовый паровоз, этого я тебе, Моторин, никогда не прощу.

– Простишь, – со смехом парировал Моторин. – Поставишь на свои новые машины мои новые моторы и не только простишь, а ещё и благодарить будешь.

– Что, такие хорошие?

– Пока точно не могу сказать, но по прикидкам на модели коэффициент полтора, а то и два.

– Всё, уговорил, беру все. – засмеялся Бизонов. – Но на открытие всё равно жду.

Станция Таллахасси привлекала блеском и новизной. Антон и сам прилагал немалые усилия к созданию железнодорожного оборудования, поэтому не успевшие потемнеть деревянные строения, каменная водонапорная башня, да и сам новенький рельсовый путь вызывали у него заслуженную гордость. Но сейчас площадь перед посадочным перроном напоминала птичий базар. Куда ни кинь взгляд, повсюду колыхались многочисленные цветные перья на разномастных головных уборах. Кажется, столько традиционных украшений молодой человек не видел за всю жизнь.

Сходства с птицами добавлял ещё и равномерный гул голосов, в который время от времени вплетались либо куплеты разудалых песен на разных языках, либо речёвки и частушки. Кстати, первый поезд Антон разглядел не сразу. Сначала он ориентировался на дым, но, когда ветерок отнёс в сторону сизое облако, понял свою ошибку. В том месте, куда он смотрел, находилась почётная трибуна, кресла на которой занимали члены Совета племён юго-востока, организации в большей мере декоративной, чем что-то на самом деле решающей. Старики, утыканные перьями настолько густо, будто старались превзойти остальную толпу на площади, как один курили длинные керамические трубки. Они-то и выпускали густое сизое облако, которое Моторин сначала принял за пар из локомотива.

Сам паровоз вёл себя гораздо скромнее. Разогретая машина почти не дымила, а ритмичный, шелестящий шум турбины на холостом ходу, казалось, сдерживался, чтобы не перекрикивать толпу. Антон пробрался поближе к составу и с удовольствием осмотрел локомотив. Целиком он его раньше не видел, только раму с тремя тяговыми осями, да саму паровую турбину. Именно его команда занималась проектированием и сборкой силовой части, а всё остальное артель Шурки Бизонова делала сама. Моторин ласково провёл ладонью по гладкой лакированной дощатой стенке кабины, на всякий случай кинул хозяйский взгляд на буксы – в порядке ли колёса? Полюбовался на мощный угольный прожектор, установленный над паровым котлом, и совсем уже собрался влезть внутрь, на место машиниста, чтобы проверить показания приборов, когда кто-то грубо дёрнул его за плечо.

– А-ну отой… Тоха!!!

И тут же звонкий шлепок по второму плечу. Перед Моториным от уха до уха расплывалось счастливой улыбкой лицо Саши Бизонова.

– А я тебе звоню, никто не включается. А ты уже здесь.

За каких-то две минуты выяснилось, что Антон опоздал на саму церемонию и пришёл буквально за пару минут до торжественного отправления первого поезда, поэтому на предложение прокатиться он только махнул рукой.

– Что я, на поезде не ездил? Вот до Аппалачей дотянете, тогда да. А лучше до Калифорнии. Павел Степанович говорит, нам скоро золото понадобится.

– У-у, Калифорния, – по-паровозному прогудел в ответ Шурка. – Когда мы ещё туда ветку дотянем.

И, глядя в глаза Антохе переспросил:

– Так не поедешь?

– Не-а! – мотнул головой тот и улыбнулся. – Удачи тебе. Я домой. Мотор твой до ума доводить.

Пока добрался до своей улицы, почти стемнело, поэтому не заметил лишнюю тень на углу соседнего дома. Только почувствовал движение и среагировал больше на инстинктах, чем осознанно. Сам не понял, как угадал рывок нападавшего, но успел отклониться назад и резко схватить чужака за кисти, ловким вывертом зажав левое плечо правым локтем за спиной. После чего уже вполне осознанно ухватил вредителя за палец и провёл болевой.

Напавший оказался почти на голову ниже, худой, но состоящий будто из одних перекрученных жил. Он сморщился от боли, но упрямо сжимал губы. Антон рывком развернул противника лицом к себе, ловко перехватив палец другой рукой, и внимательно осмотрел характерный разрез глаз, высокие скулы, мощный нос с большими, раздутыми от боли, ноздрями, тонкие губы…

– Апач? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнёс он. – Ну и кто ты такой?

Нападавшему на вид было не больше пятнадцати. Что-то в его лице показалось Антону знакомым, но где он видел этого молодого человека, вспомнить так и не получалось. На вид типичный воин племени неприсоединившихся. Одет только в национальные кожаные штаны с короткой бахромой вдоль боков, босой, тело и лицо перечёркнуты чёрными полосами, визуально смазывающими силуэт. Мальчишка на секунду зашипел от боли, но тут же сжал губы и зажмурился.

– Не молчи, хуже будет, – почти вежливо предупредил Моторин младший и потянул палец на себя.

Противник не выдержал. Пару секунд вечернюю тишину разрывал истошный крик, наконец, Антон ослабил давление.

– Ну? – грозным голосом напомнил он.

– Я, – ай! – мальчишка неловко дёрнулся, чем доставил себе дополнительные страдания. – Меня зовут Одинокая Сосна, я четвёртый сын Неспешной Совы.

– Точно! – наконец вспомнил Моторин. – Я видел тебя, когда приезжал в земли твоего отца. Тоже за мной припёрся?

Стоило отпустить палец, как гримаса боли на лице подростка тут же сменилась на ненависть. Он максимально отстранился от захватившего его Моторина, стараясь, правда, избегать боли.

– Мне не нужна твоя жизнь, – с пафосом ответил апач. – Я борюсь с несправедливостью.

– Борец, значит, – протянул Антон. – Ну, пойдём.

В прихожей юный революционер волчонком забился в угол и только молча зыркал вокруг из-под бровей. Хозяин успел переодеться, вымыть руки, а непрошеный гость так и не сдвинулся с места. Моторин пару раз бросил взгляд на прижавшегося к стене мальчишку, пока ходил по дому, наконец, встал перед ним, покачиваясь с носка на пятку.

– Идём ужинать. Небось голодный. Давно меня караулил-то?

Ответа он, понятное дело, не дождался. Ну и сам виноват, подумал хозяин. Достал из ледника блюдо холодного печёного крокодильего хвоста, горшочек с острой маринованной молодой кукурузой, пяток томатов, которые отец упрямо называл помидорами, пряные лепёшки, и поставил на плиту чайник. Некоторое время стояла тишина, слышно было лишь как булькает вода в гидролизаторе, да вторит ей перегретый пар в ванадиевой трубке. Через пару минут к их дуэту сначала неуверенно, но потом всё громче, присоединился чайник.

Какое-то время молодые люди молчали, лишь бросали друг на друга короткие взгляды. Наконец, юный апач не выдержал, шумно сопя, он поднялся, сбросил с ног мокасины, звонко шлёпнув каждым об пол, и стуча босыми пятками, прошёл к столу. Сел Одинокая Сосна как можно дальше от хозяина и пару минут даже терпел, старательно отводя взгляд от стоящей перед ним еды. Лишь непроизвольно сглатывал время от времени.

Антон не стал мучить голодного гостя, отрезал кусок мяса, бросил рядом на тарелку сколько попалось в ложку малюсеньких початков, томатиков добавил, и придвинул к мальчику.

– Угощайся.

– А себе? – недоверчиво спросил тот.

– Уж за это не волнуйся, – Моторин ответил широкой искренней улыбкой. – Съем не меньше тебя. Голодный как стадо крокодилов.

Некоторое время за столом слышался только звон приборов, перемежаемый смачным чавканьем с того места, где сидел апач. Наконец, молодой человек отвалился от тарелки, отодвинувшись на широкой лавке, посмотрел на хозяина малость осоловелыми глазами, и шумно рыгнул. Будто отвечая ему, тоненько запел свисток чайника. Подросток резко обернулся, но с лавки не вскочил. Антон сноровисто разлил заваренный кипрей со смородиновым листом, добавил в каждую чашку по ложечке мёда, и поставил перед гостем его порцию. Одинокая Сосна поднял керамическую кружку за ручку, повертел перед собой, разглядывая вырезанный на боку стремительный силуэт паровоза, шумно отхлебнул, и со стуком припечатал тару об стол.

– Это всё неправильно, – уверенно заявил он.

Моторин с интересом глянул на гостя поверх края своей кружки, белой, с нарисованным суриком оленем, сделал аккуратный глоток, и спросил:

– Что?

– Вот это, – размашисто повёл рукой гость. – То, как ты живёшь. Вы отделились, будто и не люди больше, а боги какие-нибудь. Живёте в каменных домах, ходите по ровным улицам. Вода вон у тебя прямо в доме. А ещё я сегодня видел много таких странных тележек с двумя колёсами, на них ещё ездили.

– Велосипеды, – подсказал Моторин.

– Как? – апач поднял брови. – А, неважно. Важно другое.

– Угу, – Антон отхлебнул снова, и юноша, глядя на него, тоже сделал глоток. – Важно, что у нас это есть, а у вас нет, правильно?

Мальчишка вновь замкнулся, сжался в комочек, но кружку из кулака не выпустил. С минуту он опять зыркал на хозяина дома злым взглядом. Наконец сделал глоток чая, стараясь выглядеть при этом естественно, и боднул в сторону Моторина острым подбородком.

– Ты сам построил свой дом?

– Нет, конечно, – замотал головой тот. – Я за него тысячу рублей отдал.

– Тысячу-у, – протянул гость. – Это много. Очень много.

Он некоторое время молчал, и у Антона сложилось ощущение, что юноша пытается осознать это число. Наконец апач поднял горящие классовой ненавистью глаза и обвиняюще спросил:

– Почему у тебя есть тысяча рублей, а у меня нет? Чем я хуже?! Почему ты живёшь в большом удобном доме, и даже свет у тебя вон, – он дёрнул носом в сторону висевшей над столом угольной лампы накаливания, – одним щелчком включается. А я? Мне приходится зажигать костёр. А перед этим дрова надо собрать, нарубить… Ты, небось, и не знаешь, что это. У тебя даже печка сама по себе горит.

Мальчишка обиженно шмыгнул носом, задиристо вытер его рукавом, вновь зло глянул на хозяина, и скрестил руки на груди.

Антон последовал взглядом за гостем и непроизвольно улыбнулся. Старая уже лампочка. Да и светит тускло, ватт двадцать, не больше. А что с неё взять, если между электродами обычный угольный брусочек в углекислом газе? Сейчас вон, освоили уже производство ванадиевых, на полсотни ватт. Вроде бы, можно было и сменить, но эту сам смастерил, да и работает пока. Опять же, ванадий – металл дефицитный. И на легирование его, и на паропроводные трубки в каждой печке. На лампы даже немного жалко. Жалко… Мальчишку тоже жалко. Он ведь всерьёз считает, что в Совете племён хорошо живут за счёт них. Ну, или по меньшей мере, не дают остальным племенам развиваться. Что же он с отцом-то не поговорил?

Тоха снова бросил взгляд на гостя. Подросток угрюмо смотрел перед собой, то и дело таская виноградины из тарелки. Моторин улыбнулся. Совсем малыш ещё. Ему бы учиться…

– Скажи, Одинокая Сосна, почему ты напал на меня?

– Не на тебя, – вскинулся незваный гость, но тут же поправился. – Я не хотел. Я пришёл за жизнью Разрушителя, Павла Моторина. Но вместо него встретил тебя и не сразу разобрался.

– А Паша-то тебе чем не угодил?

– Как это? Ведь именно из-за него в племенах не осталось молодёжи, все ушли в ваш союз и сгинули без следа. У меня самого пропали оба брата. А теперь ты убьёшь и меня.

Антон загадочно улыбнулся, вышел в комнату, но уже через минуту вернулся со скрученным матрасом подмышкой. Аккуратно развернул его возле стенки. В рулоне оказались также подушка и одеяло.

– Ложись спать, террорист, – со смехом предложил он. – А завтра пойдём, проведаем твоих братьев.

– Они живы?! – Одинокая Сосна, казалось, подскочил под самый потолок.

– Всё. – Махнул рукой Моторин. – Всё увидишь завтра. Ложись, давай. Устал, небось.

Тоха проследил, как подросток неуверенно закутался в одеяло, выключил на кухне свет и вышел в прихожую. Через минуту он уже щёлкнул тумблером телефона в лаборатории.

– Служба связи Таллахасси, – дежурно-жизнерадостным тоном ответила телефонная барышня.

– Один, четыре, девять, пожалуйста.

Видимо, он попал на опытного оператора, потому что стоило назвать номер, как раздались щелчки. У далёкого абонента заработал гонг. И тут же смолк.

– Спящая Сова.

– Это Антон Моторин. У меня тут на кухне отдыхает некто, известный вам под именем Одинокая Сосна.

– Вот блин, – выругался собеседник. – И он не усидел. Скоро брату некому будет передать племя. Ладно, веди его завтра ко мне, я разберусь.

– Спасибо. И ещё, – Антон замялся.

– Что?! – в голосе собеседника сквозило нетерпение.

– Вы не могли бы попросить вашего брата, чтобы он немного подстегнул своих контрабандистов. Мы просто зашиваемся без магния.

– Ну, Антон! Я же не Неспешная Сова. Да и вообще. Нельзя просить о подобном брата вождя неприсоединившегося племени, – Спящая Сова коротко хохотнул. – Но я тебя услышал. Кстати, а что тебе сказал Одинокая Сосна?

– Что приехал убить Моторина старшего.

– И он туда же. Кстати, передай привет Павлу Степановичу.

– Не могу. Они с Маратом сейчас на Гуанахани. Приедут, передам.

Восточный берег острова Гуанахани был спокойным и песчаным. Мечта отпускника. Для полноты картины не хватало только шезлонгов и фотографа с обезьянкой. Но так оно даже к лучшему. Ничто не нарушало девственную красоту этого тропического рая. Длинные тени прибрежных деревьев, повинуясь заходящему солнцу, вытягивались всё дальше от берега. Бриз стихал и у воды воцарилась блаженная тишина, нарушаемая лишь редкими всплесками играющих рыб, да осторожными, несмелыми, выкриками лесных птиц. До темноты оставалось немного, и дневные обитатели джунглей собирались ко сну. На линии прибоя задумчиво стоял мужчина лет сорока, со скуластым, обветренным лицом и задумчиво смотрел вдаль. На губах его блуждала довольная улыбка. Время от времени он поднимал к глазам длинную, по виду мощную, подзорную трубу и обшаривал взглядом горизонт. В такие минуты становилось понятно, что он чего-то ждёт. Не увидев того, что нужно, он опускал оптику и вновь с улыбкой осматривал море.

– Паша! – раздался крик слева, из-за подходящих к самой воде ветвей. – Иди сюда. Заряжено!

– Иду, иду, – буркнул мужчина скорее себе, чем невидимому собеседнику, и, взбивая сапогами пенные буруны зашагал прямо по мелководью, рискуя замочить штаны и набрать полную обувь.

За деревьями открылся уходящий далеко в море серый бетонный пирс, чуждый и неуместный в этом девственном уголке. Возле него покачивалось на лёгких волнах совершенно невероятное на этом диком острове сигарообразное судно с едва выступающей над общим силуэтом рубкой. Люк её был открыт и оттуда выглядывал, сияя белозубой улыбкой, черноволосый молодой человек. Он радостно махнул, увидев плюхающего по дну мужчину. Тот кивнул в ответ, запрыгнул на пирс прямо из воды, и широко зашагал, хлюпая мокрыми сапогами по бетону.

– А с углекислым газом, Паша, мы что-то перемудрили. Опасаюсь я метан в печке жечь. Уж больно он, знаешь ли, взрываться любит. Как грохнет он у нас на глубине, так и всплывём все кверху брюхом, – затараторил молодой человек. – Может, просто выпускать углекислоту в воду и пусть себе булькает?

– Не балаболь, Марат, – ответил мужчина. – Мы с тобой для того её и сконструировали, чтобы выяснить, как лучше. Попробуем, разберёмся.

– Павел Степанович, Павел Степанович, – раздался крик со стороны берега.

Собеседники синхронно обернулись и увидели бегущего к ним очень смуглого босоногого мужчину в традиционной плетёной юбке, но в обычной рубашке и кепке с длинным козырьком. Одежда их ничуть не удивила. На острове царил жаркий и влажный климат, поэтому принятые повсеместно на континенте штаны в племени араваков не особо прижились. Наконец, спешащий приблизился, сделал пару глубоких вдохов, восстанавливая дыхание, и доложил:

– Наблюдатель видит три вымпелы. – Он снял кепку и торопливо вытер вспотевший лоб платком. – И он… Странные они.

По сильному акценту было заметно, что говорящий не привык к русскому языку. Скорее всего, как на материке выучил, так больше использовать не приходилось, пока кораблестроители не приехали.

– Спасибо, Таикхари, – кивнул в ответ Моторин старший. Он широко махнул рукой куда-то в сторону и крикнул: – Даша, зажигай!

Невысокая девушка лет двадцати пяти в коротких, до колен, коричневых штанишках и лёгкой рубашке без рукавов стрелой взлетела по бамбуковой лестнице на деревянную площадку в паре метров над песком, ловко примотала провод к клемме аккумулятора и прислушалась. В стеклянной ёмкости под столом что-то зашипело, сначала тихо и несмело, но потом всё увереннее. Через несколько секунд в гидрозатворе на столе появился первый пузырь. Минута, и газ пошёл непрерывным потоком.

Девушка поправила горелку и тронула пальцем лежащий в чаше кусок мела. Всё было давно проверено и настроено, но как же не удостовериться лишний раз? Наконец, убедившись, что всё идёт как надо, девушка чиркнула колёсиком зажигалки и поднесла жёлтое пламя к соплу. Раздался хлопок, над металлической трубкой взвился голубой огонёк, направленный прямо на кусок мела. Через некоторое время мел раскраснелся, затем раскалился, становясь всё светлее, светлее, и вдруг ударил по глазам ярким белым светом. Даша улыбнулась и ловко спрыгнула на песок.

Глава 2 Гостей нужно встречать правильно

Форштевень лениво делил надвое пологие океанские волны, «Санта-Мария» с характерным скрипом рангоутов двигалась почти точно на запад, а человек, облокотившийся локтем на фальшборт, делал вид, что рассматривает горизонт. На самом деле он просто никого не хотел видеть. Ему было стыдно. Настолько, что обычно бледное, покрытое веснушками лицо могло соперничать цветом с рыжими, обильно посыпанными сединой волосами и такой же бородой. Это надо же, выпросил у королевы титул. Адмирал моря-океана. Клоун, а не дворянин. Адмирал должен иметь флот, а он? С огромным трудом собрал эти три корабля, и то, если бы не братья Пинсоны, ничего бы не получилось. А может, оно и к лучшему было бы. Вон, теперь эти кредиторы готовы сами его до косточек обглодать. Больше месяца не видеть земли, это же кто угодно озвереет, а не только его беспутная, набранная с бору по сосенке, команда. Ведь до сего утра они готовы были даже на бунт. Собирались повернуть обратно, невзирая на протухшую воду и зачервивевшую солонину. Как вовремя подвернулся им этот пальмовый лист! Воистину, если бы его не было, стоило бы его придумать. А тут… Вмиг пропали бунтарские настроения, а когда он пообещал десять тысяч золотых тому, кто первым увидит землю, команда воспылала энтузиазмом. Эх, пообещать-то пообещал, да вот только где их взять. У самого адмирала ничего кроме долгов да липового дворянства, так что остаётся лишь уповать на обещанные Марко Поло золотые горы.

Внезапно, адмирал понял, что уже пару минут рассматривает неестественный белый свет, бьющий почти точно оттуда, куда только что село солнце. Такого огня он не видел никогда, будто кто-то остановил молнию и сделал из неё светильник.

– Рулевой! Держи на свет! – крикнул он по-испански.

И тотчас, будто ожидая только его, ответил многоголосый рёв на Санта-Марии, через мгновенье к ликующим подключилась команда Пинты, а вскоре издалека донёсся радостный крик матросов с Ниньи. Видимо, свет разглядели все, и каждый теперь уже считал, куда он потратит полученные от адмирала десять тысяч.

Вскоре в полутьме глубокого вечера закрыли горизонт чёрные силуэты невысоких гор, волны стали круче и обзавелись на макушках затейливыми пенными причёсками. Лот показал двадцать саженей, и адмирал отдал приказ бросить якоря.

– Но… Ведь там земля, дон Кристо?! – рулевой смотрел огромными просящими глазами.

– Именно поэтому, – непоколебимо ответил адмирал. – Лоции у нас нет, вокруг темень. Ты хочешь посадить все корабли на прибрежные скалы? Или уверен, что перед берегом нет рифа? Утром подойдём.

Огонь на берегу давно потух, будто знал, что выполнил свою задачу, показал верную дорогу. Теперь тёмно-синее небо закрывал лишь силуэт берега. Адмирал тщетно старался разглядеть хоть какие-то подробности в наступившей ночи.

Внезапно впереди по правому борту раздался непонятный гул и быстрые громкие хлопки, будто целый цыганский табор раскрутил над головами свои длинные шумные бичи. Вновь мелькнул тот же мертвенно-белый свет, походя мазнул по просоленным деревянным бортам, ударил по глазам…

От берега явно отвалило небольшое судно. Шлюпка или ял. Шла быстро, узлов десять, не иначе четыре пары гребцов. Но вот почему движение сопровождалось таким гулом, непонятно. Наконец, всё стихло, прямо перед носом корабля загорелся яркий, как сотня свечей, светильник, и адмирал разглядел, что никакая это не шлюпка. Совершенно непонятный плот, сделанный, кажется, из железа. Неясно, почему он не тонет… Чуть выше человеческого роста над плотом горит ослепительная белая точка, и в этом свете отчётливо видны всего двое человек, уверенно стоящих на своей железной палубе. Один из них приложил к губам рупор и над морской гладью зазвучала несколько неестественная английская речь:

– Я вижу перед собой графа Питера Мак Дугласа, более известного в Кастилии как Крестоносный Голубь? – бесцеремонно спросил незнакомец.

Адмирал дёрнулся. Никто во всём королевстве не знал этого имени, кроме самой королевы, уж об этом он позаботился. Если до англичан дойдут известия, что кто-то из потомков шотландского адмирала ещё жив, у Беатрис и маленького Фернандо будут серьёзные неприятности. Он приложил ладонь к губам и крикнул по-испански:

– Меня зовут Христофор Колумб, адмирал моря-океана их величеств Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской. С кем имею честь разговаривать?

Судя по всему, для неведомого собеседника испанский язык тоже не составлял проблемы, потому что почти тотчас в ответ раздалось:

– Синьор Коломбо, я приглашаю вас ко мне на судно, где мы сможем поговорить и обсудить сложившуюся ситуацию.

Половина слов прозвучала с неведомым акцентом, так что понять их можно было лишь по контексту, речь текла медленно, чётко. Сразу видно, что практики в языке у говорящего не было. Адмирал собирался продолжить диалог, выпросить у неведомого собеседника лоцию до берега, или хотя бы разобраться, кто он такой, и что делает в землях, о которых неведомо никому в Европе. Однако, все планы нарушил Мартин Алонсо Пинсон.

– Да что вы слушаете этого голоногого дикаря, адмирал?! – Крикнул он в медный рупор.

Тотчас со стороны Пинты послышался характерный стук открывающихся орудийных портиков, а следом, почти сразу же, одновременный залп всех четырёх кулеврин правого борта. Колумб спешно открыл рот, чтобы не повредить уши от грохота.

Три ядра, пролетев почти предельную для выстрела дистанцию, плюхнулись в волны шагов за пять-десять от железного плотика, а вот четвёртое попало точно в цель. В передний левый угол прямоугольного плота, чуть выше непонятной кожаной юбки, пришитой над ватерлинией. Раздался колокольный звон, плавно меняющий тональность из-за проходящих волн, и адмирал уже почти видел, как продырявленный насквозь несерьёзный плот с бульканьем погружается в чёрную ночную воду, но нет. Как оказалось, ядро не причинило вреда никому, кроме самой Пинты.

Сразу после выстрела в пяти шагах левее плотика из-под воды поднялась огромная, чёрная спина неведомого морского зверя. Над ней тут же взмыл по-рачьи торчащий наружу блестящий глаз, покрутился, нашёл Пинту… Перед мордой зверя буруном встала пена, а меньше, чем через минуту, ниже ватерлинии каравеллы глухо грохнуло и до самых парусов взвился фонтан. Корабль медленно, будто нехотя, дрогнул и отбросил назад всю кормовую часть, как ящерица оставляет хвост в зубах схватившего её хищника.

Раздались испуганные крики команды, Пинта, медленно поворачиваясь вокруг якорного каната, уходила под воду. То тут, то там всплывали буруны, чаще всего сопровождаемые личными вещами команды или обломками такелажа. Люди с воплями ужаса выпрыгивали прочь с обоих бортов…

– Шлюпки на воду! – опомнившись, скомандовал Колумб. – Надо подобрать.

Его слова будто вывели всех из ступора. Матросы загомонили, через несколько минут на волнах покачивались уже обе спасательные шлюпки. Следом то же самое проделали на Нинье.

– И всё равно прошу вас, синьор Коломбо, присоединиться ко мне для необходимого разговора, – заглушая гомон и общий шум, раздался голос с плотика. – Я сейчас подойду вплотную к борту, и вы сможете спуститься по штормтрапу.

Адмирал испуганно оглядел акваторию. Спина чудовищного зверя больше не мелькала. Что же это за дрессированный монстр, с внутренней дрожью подумал Колумб. Со стороны плота вновь раздался гул и «цыганские» хлопки, и с обеих сторон железной конструкции вдруг бешено завертелись непонятные устройства. Плот резко приподнялся, впрочем, не отрывая юбки от воды, и неспешно, не обращая внимания на мелкое волнение, двинулся к Санта-Марии.

Адмирал перекрестился, достал из-под рубашки старенький костяной крестик на кожаном шнурке, с чувством его поцеловал, затем проверил шпагу на боку, и перекинул правую ногу через фальшборт. Непонятные ночные собеседники уже стояли, держась за леер, которым спускали шлюпки, и внимательно смотрели вверх.

Металл палубы плотика выглядел тонким, гулко стучал под кожаными каблуками сапог, и Колумб ступал осторожно, боясь пробить его рифлёную конструкцию. Он мельком глянул на ноги незнакомцев. Оба были обуты в лёгкие сандалии на мягкой подошве из незнакомого материала.

Только подойдя ближе, удалось разглядеть лицо так необычно пригласившего. Чёрные волосы до плеч, чуть тронутые на висках сединой, синие глаза, очень необычно выглядящие в неестественном белом свете, бритые впалые щёки. Его спутник был под стать, только лет на десять-пятнадцать моложе.

Хозяин плота ловко достал из неприметного ящика на корме три раскладных стула, привычно привёл их в рабочий вид и воткнул в еле заметные углубления в палубе. Адмирал видел подобную мебель ещё в молодости, в Генуе. На подобных стульчиках любили сидеть возле дверей старики. Только у тех ножки были из дерева, здесь же, похоже, кроме металла ничего не признавали. Вон, молчаливый спутник хозяина, ловко тряхнув руками, мгновенно разложил такой же складной столик. Без задержки на нём появилась бутылка вина, три – подумать только – стеклянных, играющих гранями в ярком белом свете, бокала на длинных ножках и керамическая ваза с неизвестными фруктами.

Хозяин довольно потёр руки, улыбнулся, привычно плюхнулся на стул и приглашающе указал на Колумба.

– Прошу вас, адмирал, присаживайтесь.

Он ловко выбил из бутылки пробку, разлил напиток и первым поднял бокал.

– С прибытием вас, дон Христофор Коломбо.

Вино было лёгким, немного терпким, но с отличным вкусом. Адмирал, как ни старался, не мог угадать сорт. Что-то неуловимо чужое слышалось в этом сухом, бодрящем вине. Хозяин, кажется, заметил его тщетные попытки и вновь улыбнулся.

– Это джаботикаба, наш местный эндемик. Замечательный фрукт, да и вино из него, как видите, неплохое. Но я ещё не представился. Неприятно получается, я вас знаю, а вы, адмирал, даже не догадываетесь, с кем говорите. Итак… – мужчина поднялся и наклонил голову, из-за чего волосы почти закрыли лицо. – Меня зовут Павел Степанович Моторин. Можете обращаться просто по имени, Павел.

– Кто вы? – наконец заговорил гость. – И что за чудовищный зверь атаковал Пинту?

– Зверь? – Павел усмехнулся. – Это не зверь. Это субмарина.

– Суб-марина, – повторил непривычное слово Колумб.

– Совершенно верно. Корабль для плавания под водой. Небольшой корабль, как раз для охраны наших водных границ.

– Но… – адмирал вскочил, запутавшись в накопившихся вопросах. Он беззвучно несколько раз открыл рот, затем махнул рукой и сел на место.

– А Алонсо сам виноват, – развёл руками Павел. – Не надо было нас обстреливать. Но вы не волнуйтесь. Море сейчас тихое, шлюпки ваши подошли вовремя, а если кому-то из команды понадобится медицинская помощь, поверьте, всё будет сделано в лучшем виде.

Испанский дона Моторина с каждой фразой звучал всё лучше, заметно было, что он вспоминает давно забытый опыт общения на этом языке. Однако, часть слов, хоть и были понятны, например, выражение «медицинская помощь», никогда ранее не употреблялись в таком контексте. Во всяком случае, адмирал за всё время своего пребывания не слышал ничего подобного. Он сделал ещё один глоток. Да, это вино стоило того, чтобы его пить. Оно не кружило голову, однако прибавляло сил, позволяло прогнать усталость. Отличный напиток. Теперь бы ещё узнать, откуда этот странный дон Паоло знает и о его прибытии, и его настоящее имя, и даже имя капитана Пинты. Если только…

– Вы прибыли сюда с Азорских островов! – высказал он свою догадку.

– Нет, друг мой. И даже не из Палоса. Прошу вас, не стоит мучить себя вопросами, на которые не будет ответа.

– Тогда… – адмирал начал злиться. – Тогда чего ради вы зазвали меня на эту жестянку?

– Выпить вина, – дон Паоло радостно развёл руки в стороны. – Поесть свежих фруктов. Месяц не видеть зелени, это, знаете ли, очень бьёт по организму.

– Прошу вас, дон Паоло, не беспокоиться о моём здоровье. Как только встанет солнце, мы сойдём на берег и там уже вволю поедим фруктов и напьёмся свежей воды.

– А вот тут вы не угадали, адмирал, – покачал головой хозяин. – На берег вы, увы, не сойдёте. Во всяком случае, не здесь. Прошу вас успокоиться, – остановил он поднявшегося было адмирала. – Выпейте ещё вина, а я пока поведаю вам о сложившейся ситуации.

Колумб был вынужден подчиниться, и не пожалел об этом. За пару бокалов необычный хозяин здешних мест поведал ему, что остров, к которому их пригласили непривычным белым огнём, это не Чипангу, описанный Марко Поло, и даже не побережье Китая.

– Увы, адмирал, – печально повёл руками дон Паоло, – этим путём не достичь Индии. Потому что между Европой и Азией лежит ещё одна земля. Наша земля. Где я и имею честь вас принимать.

Некоторое время Колумб не мог произнести ни слова. Он так и сидел, не донеся до губ бокал с вином. Как же так, крутилось в его голове. Неужели и Марко Поло, и Птолемей были неправы? А расчёты? Выходит, даже Тосканелли ошибался?

Видимо, всё это читалось на его лице, потому что собеседник печально улыбнулся и пару раз кивнул в ответ на незаданный вопрос.

– Да, адмирал. И Тосканелли был неправ в своих расчётах, и даже Мартин Бехайм, представивший два месяца назад в Нюрнберге своё «Земное яблоко», знать не знали, что на запад от Европы лежит ещё один материк. Поздравляю, вы первый европеец, добравшийся до Америки.

– Подождите, – неуверенно пробормотал Колумб. – Значит, те разговоры о Винланде…

– В Исландии? Вполне верю. Викинги были на редкость отчаянные парни, так что вполне могли сотни лет назад добраться до нас северным путём через Гренландию. Я даже уверен в этом.

– Америка… – задумчиво проговорил адмирал. – Надо же… Новый, неизвестный материк.

Из темноты чуть слышно плеснули вёсла и раздался громовой голос Мартина Алонсо Пинсона:

– Да что ты слушаешь этих дикарей, Кристо! Руби им головы и давай уже займём земли, дарованные нам их величествами.

Капитан Пинты резво перепрыгнул через борт на железную палубу, гулко топнув каблуками. В руке он держал пистолет. В ночной тишине раздался щелчок спускового курка, кресало звонко ударило по кремню и через секунду из ствола вырвался клуб пламени. К счастью, хозяин, похоже, прекрасно знал подобное оружие, потому что на линии выстрела в этот момент никого не было, пуля ушла в море.

Потом, когда рассеялся дым от выстрела, оказалось, что дон Паоло находился за спиной наглеца Алонсо, а его спутник стоял рядом, направив на шлюпку необычный тонкий и короткий мушкет. Раздался хлопок и сразу же треск расщеплённого дерева.

Хозяин, держа наглеца за запястье и воротник, макнул Пинсона пару раз в забортную воду, поднял, и глядя прямо в глаза, предупредил:

– Если хочешь умереть сам, не подставляй под удар остальных. Ещё раз такое повторится, и Франциско и Винсенте будут долго горевать по безвременно ушедшему брату.

– Ты… – прохрипел в ответ Алонсо, но был тотчас же опущен в воду.

Дон Паоло подержал его какое-то время, затем рывком уложил на палубу. По светло-серому металлу текли тёмные от грязи потоки, сам капитан затонувшего корабля открывал рот, подобно рыбе на берегу и гладил обеими руками горло. Видимо, воротник сильно стягивал его.

– Заберите этого негодяя, – крикнул дон Паоло.

Некоторое время было тихо, затем в круг света вплыла шлюпка, из неё выскочили двое, одетых лишь в обрезанные до колен штаны, матросов, молча подхватили Пинсона и мгновенно нырнули обратно. В ту же секунду заработали вёсла, и шлюпка поспешно отчалила. Адмирал непроизвольно провёл пальцами по собственной шее, покачал головой и сделал глоток.

– Я понимаю, дон Паоло, почему вы не хотите пускать моих людей на берег. И даю вам слово, что никто из них не причинит вреда никому из вашего народа.

– Дело вовсе не в этом, – отмахнулся хозяин. – Я не хочу, чтобы мои люди заболели чумой.

– Чумой?! – адмирал был поражён.

Чёрная смерть пронеслась по королевствам за две сотни лет до его рождения. И хотя эпидемии время от времени повторялись в некоторых городах, но опасности для остальных стран уже не представляли. Бояться поздно. Или дон Паоло считает, что болезнь всё ещё свирепствует по всей Европе?

– Гляжу, вы задумались, адмирал. Прошу, не надо считать меня сумасшедшим. Я прекрасно знаю, что уже более двух веков никто у вас не слышал о повальной эпидемии чумы. Лишь ответьте мне на вопрос, кто смог выжить после этого ужаса?

Колумб сделал последний глоток, допив вино в бокале, потянулся к вазе и не глядя ухватил странный плод, похожий на собранные вместе перевёрнутые дольки апельсина. Разрезал его пополам собственным ножом, откусил… Странный вкус, будто смешали вместе яблоко, огурец, ещё что-то и залили всё это мёдом. Удивительно. Но вопрос дона Паоло ещё удивительнее. Кто выжил? Кому бог дал, тот и выжил. Или у хозяина здешних мест есть другое, отличное от Всевышнего, мнение?

– Кто бы ни выжил, – не дожидаясь вопроса продолжал между тем собеседник, – по воле провидения или по каким-то другим причинам, они опасны для тех, чьи предки не прошли через ад чёрной смерти. Они носят эту болезнь в себе и способны распространить её на окружающих. Поэтому я не допущу контакта ваших людей с моим народом.

Христофор так и застыл с куском чудного фрукта во рту. Первым порывом было поставить на место зарвавшегося аборигена, но память тут же услужливо подбросила ломающуюся надвое Пинту, крики ужаса и мокрых испуганных матросов. Колумб успокоился, удивлённо посмотрел на дона Паоло, рефлекторно проглотил, не жуя, затем тихо спросил:

– Неужели нам придётся возвращаться вот так, даже не сойдя на берег? Но моя команда месяц не видела твёрдой земли. У нас пропала вся вода, кончились продукты. В конце концов, если я вернусь и расскажу всё это их величествам, уверен, Фердинанд соберёт большой флот и пошлёт его сюда.

– За золотом, – кивнул собеседник. – Не волнуйтесь. Мы дадим вам возможность прийти в себя. Я провожу вас на другой остров, там никто не живёт, и вы не причините никакого вреда. Обещаю, что ваши люди будут хорошо питаться и жить в человеческих условиях. А золото…

– Что?

Колумб напрягся. Неужели его необычный собеседник подарит им золото просто так? А почему нет? Ведь Марко Поло рассказывал, что в Индии даже крыши кроют благородным металлом. Здесь, правда, не Индия… Но вдруг и им некуда его девать?

Собеседник улыбнулся. Казалось, он запросто видит всё, о чём думал адмирал. Дон Паоло разлил остатки вина по бокалам, с хитрой улыбкой поднял свой, приглашая выпить, подмигнул, и спросил:

– Какой самый лучший способ заработать золото?

Этого вопроса Колумб совершенно не ожидал. Он некоторое время даже не знал, что ответить, затем грустно улыбнулся.

– Торговля и война.

– Остановимся на первом пункте. Причём, торговать будем через вас. Это принесёт пользу и вам лично, и их величествам, и нам. Хотя, нам в гораздо меньшей степени.

Глава 3 В карантине есть свои хорошие стороны

Хесус Савендо привычно окунул деревянное ведро в воду и замер. На дне блеснуло что-то необычное. Это точно не был солнечный блик. Молодой человек подвигал головой, стараясь вновь поймать точку, из которой заметил непривычный жёлтый блеск. Наконец, он изготовился, и, будто ловил рыбу, стремительным движением запустил руку в ручей. Несколько секунд поболтал, смывая песок, и вытащил чуть покрытый тиной жёлтый обломок с полмизинца размером. С минуту он недоуменно рассматривал свою находку, пытаясь понять, что же ему досталось, и вдруг разжал пальцы. Тяжёлый кусочек мгновенно нырнул в прибрежную траву.

– Золото… – еле слышно прошептал Хесус и тут же упал на колени.

С минуту он разгребал руками спутанные стебли, стараясь найти самородок. Наконец, блеснуло, и вот его богатство снова у него в руках. Мальчик вскочил и, забыв от радости на берегу ведро, помчался домой.

Это же теперь отец сможет мельницу на ручье справить, думал Хесус. А то каждый раз жалуется, что с зерном приходится за пять лиг таскаться, да ещё и отдавать мельнику десятину из их и так небогатого урожая. А будет своя мельница… Эх… Тогда Беаткины родители ему от ворот поворот не дадут.

Хуан Савендо долго ходил вокруг стола и рассматривал лежащий на глиняной тарелке самородок. Наконец, он сделал шаг назад, упёр руки в бока, и строго глянул на сына.

– Кто кроме тебя видел это? – негромко спросил он.

– Никто, – удивлённо замотал головой молодой человек. – Я как нашёл, сразу прибежал показать. Это же хорошо, отец! Мы сможем построить свою мельницу. И ручей не будет занимать нашу землю просто так, и тебе не придётся договариваться с дядей Мануэлем везти мешки. Наоборот, это нам все будут давать зерно за помол.

Мальчик с сомнением посмотрел на хмуро покачивающегося на деревянной ноге отца, затем перевёл взгляд на кусок золота на тарелке и вновь задрал брови.

– Я не прав, отец?

Хуан с кряхтением опустился на лавку, запустил руку в густую светлую бороду и долго там скрёбся. Наконец, посмотрел на сына. В глазах его была грусть.

– Ты даже не представляешь, насколько не прав, сынок, – глухим голосом пояснил он. – Если об этом кусочке узнает барон или пронюхает кто-то из церковной братии, нам конец. Даже если узнают соседи. Они-то не преминут доложить. Не для того даже, чтобы что-то выгадать самим, а чтобы не дать подняться нам.

– Так что? Золото придётся выкинуть обратно?

– Ну зачем же?

Инвалид, стуча деревяшкой, подошёл к печке, вынул из неё, обернув полотенцем руку, горшок, налил в глиняную плошку отвара, сделал большой глоток, и только тогда повернулся к сыну.

– Если только… – Мужчина снова заходил по единственной комнате, глухо топая деревянной ногой по земляному полу.

– Вот, что, – наконец, решительно заявил он. – Ты отвезёшь этот самородок в Уэльву.

– Но ведь это тридцать лиг, папа?! – мальчик возмущённо вскочил с лавки и уставился на отца.

– Тебе давно пора взрослеть. А то семнадцать лет, а всё дитё дитём. Другие, вон, уже сами отцы в твоём возрасте, а ты всё под мамкиным крылышком сидишь.

– Так ведь не идёт она за меня, папа! – мальчишка почти плакал.

– Значит, у тебя есть причина добраться туда и обратно быстро и без потерь. Найдёшь там дом дона Совиньи. И передашь ему это письмо.

Он, хромая, прошёл в угол, долго там возился, наконец, вернулся с листом серой бумаги и огрызком карандаша. Послюнил грифель, минуту подумал, и начал покрывать лист неровными буквами. Сын с удивлением разглядывал написанное и ему казалось, что отец забыл грамоту. Сам он гордился умением читать и писать. Три года назад, когда в Осуну впервые вошли Супрематоры, началась кампания по переучиванию детей с арабской вязи на латиницу. В итоге все ровесники Хесуса отлично понимали, как по-арабски, так и по-кастильски. Но то, что писал отец, лишь отчасти походило на латинские буквы. Может, он забыл, как они пишутся, подумал мальчик. Или вообще, не знает. Наконец, Хуан сложил письмо вчетверо и надписал имя получателя. Мальчик убедился, что с кастильским у отца всё в порядке. Он принял послание, выслушал ещё раз, куда следует идти и кого там найти, и совсем уже двинулся за дверь…

– Стой! – властный голос отца остановил его почти на улице.

Хесус оглянулся. Хуан протягивал ему свёрнутую «мышкой» тряпицу.

– Ты ничего не забыл?

Мальчик даже ударил себя ладонью по голове. Надо же, собрался продавать самородок, а именно его-то и не взял. Он, сгорая от стыда, вернулся к столу, выхватил у отца тряпицу, и засунул её за пазуху.

– Выпей отвара и иди. Не надо сразу. Пути не будет.

Хесус, опустив голову, вынул из печки горшок, налил в плошку, залпом выпил… Замер, мысленно ощупывая себя, вспоминая, что где лежит, и не забыл ли чего.

– На, в дорогу. – Отец протянул ему краюху серого хлеба и кусок твёрдого сыра. – Да не разговаривай ни с кем. Можешь только дорогу спросить. И…

Он подошёл к сыну, сложил пальцы щепотью, перекрестил его, и повернул в сторону двери. Отец тоже волнуется, подумал мальчик. Вон, даже крест задом наперёд положил. Он последний раз тронул завёрнутый самородок, письмо за пазухой, вздохнул, и решительно открыл дверь. Дорогу до Севильи он знал, пару раз ездили туда с родителями купить то, чего не привозили на сельский рынок. А дальше, если верить отцу, всё просто. Прямая дорога в сторону моря. Помоги мне, святой Христофор, покровитель всех путешествующих, попросил про себя мальчик, и уверенно двинулся по дороге.

Сначала Христофор взглянул на хижину, куда его поселили, с антипатией. Ничего привлекательного, необитаемый островок лиг с полсотни от Гуанахани, так, оказывается, аборигены называют место, где их встретили. Необычный плотик дона Паоло, не нуждаясь в ветре или вёслах, уверенно двигался впереди остатков эскадры, шумно молотя своими пропеллерами. Это чудное название подсказал сам дон Моторин. Адмирал остался с ним, а Санта-Мария и Нинья шли следом.

Островок оказался оборудован приличным пирсом из монолитного серого камня. Дорожки от причала к городку из плетёных хижин, площадка, всё отделано тем самым камнем.

Хижины на первый взгляд примитивные – плетёные из лиан стены, крыши крыты пальмовыми листьями, вместо окон пустые проёмы. Адмирал с пренебрежением вошёл в полумрак гостиной и замер. Сзади раздался еле слышный щелчок и под потолком сама собой вспыхнула яркая лампа.

– Посмотрите сюда, адмирал, – подсказал дон Паоло. – Видите этот квадрат с клавишей? Нажмите.

Как завороженный Колумб осторожно нажал клавишу. Лампа погасла, и он на некоторое время ослеп.

– А теперь ещё раз.

С трудом нащупал клавишу, вернул её в верхнее положение и с радостью увидел, что комната вновь освещена.

– Вы потом покажите своим людям, как пользоваться светом. А пока давайте пройдём в спальню.

Вечером, лёжа в мягкой постели, Христофор в который раз перечислял чудеса, с которыми ему довелось столкнуться за день. Это и лампа, слушающаяся щелчка клавиши, и кухонная плита, в которую не нужно класть дрова. Дон Паоло сказал, что в ней горит вода, но адмирал, хоть и согласился, но втайне не поверил. Где такое видано, чтобы воду можно было зажечь. И почему тогда не горит вода в тех удивительных трубах? Хотя, надо признать, греется она хорошо.

Много чудесного рассказал дон Паоло о государстве Америка. И это не только непривычная еда, не встречающиеся более нигде растения и животные. Прежде всего, необычны в этой стране сами люди. Начать с того, что у них нет короля. Нет дворянства, крестьянства. Почти отсутствуют священнослужители. Дон Паоло говорил, и адмиралу верилось с трудом, что в этой стране каждый может стать кем захочет. Даже королём. Потому что государственная власть здесь не имеет ничего общего ни с богатством, ни с доходом. По утверждениям местных во главе должен стоять не тот, кто получил этот пост по праву рождения, а тот, кто проявил себя как лучший хозяйственник, тот кто умеет управлять и не видит в этом способа личного обогащения.

Впрочем, впоследствии выяснилось, что аристократия в этом удивительном государстве есть, но только совершенно иного свойства. Не наследная, базирующаяся не на родовых принципах, а на пользе для страны. Это мастера, создающие диковины вроде того самого плотика, который, как оказалось, может двигаться и по воде, и по суше, или многозарядного мушкета, которым помощник дона Паоло разнёс в щепки весло шлюпки. Но создавать нужно обязательно что-то новое и не лениться поддерживать свои знания и работоспособность на уровне, иначе вскоре рискуешь остаться за спинами претендентов.

Самое удивительное было то, что ни один священнослужитель не считал это святотатством или ересью. Наоборот.

– Видите ли, адмирал, – пояснял дон Паоло, сидя в удобном, плетёном из лианы кресле-качалке. – Господь, как вы помните, создал человека по образу и подобию своему. А сам Господь без сомнения является величайшим творцом. Создателем. Именно для этого он и наградил людей разумом. Чтобы те принимали подобие божие и так же учились быть творцами.

– Но католическая це…

– Не надо. Я не буду спорить с отцами вашей церкви. Спрошу лишь о том, кто является у вас аристократией. Не лучшие ли воины?

– Сейчас совершенно необязательно…

– А изначально? Не тех ли, кто помогал королям в битвах, награждали потом землёй и властью? Да и сами короли. Далеко ходить не будем. Помните, как была присоединена к королевству Кастильскому Гранада? Ведь десять лет бои шли.

– Но свет истинной веры всё же был распространён на эти земли.

– А сколько не дожило до этого светлого момента? Скольких убили в боях?

– Увы, это война…

– Раз вы оправдываете массовые убийства, скажите мне, есть ли убийство в образе божьем? Даже не так. Может ли убийца утверждать, что подобен богу?

Они тогда спорили больше часа, но Колумб так и не смог убедить своего оппонента. Более того, он и сам в конце концов стал сомневаться в целесообразности религиозных войн, да и, в чём не признался бы и самому себе, в безупречности католической веры.

В комнате, будто сам собой вспыхнул свет, и адмирал отвлёкся от воспоминаний. Когда зажмурившиеся глаза открылись, он увидел стоящую у двери долгожданную даму. Руками вошедшая держалась за ручку гибрида столика и тележки, подобные встречались в лавках ювелиров в Генуе. Зацокали по полу каблуки и уже через минуту столик оказался возле кресла. Теперь стало видно, что дама очень необычно одета.

Вообще-то приходила она далеко не первый раз, но Колумб в каждый её приход испытывал понятное возбуждение. Не так часто, да и не в подобной обстановке, ему приходилось видеть голые женские ноги, да ещё и в таких вызывающих туфлях.

Впервые войдя к нему, девушка тут же напомнила разбитных припортовых девчонок, щеголяющих в одних панталончиках. Адмирал даже подумал, что принимающая сторона таким образом хочет скрасить более, чем месячную скуку морехода. Но…

Тогда, больше двух недель назад, она остановила свой блестящий, крытый толстым стеклом, столик, молча взяла с него то ли тряпочный, то ли кожаный хомут, безапелляционно нацепила это орудие на плечо адмирала и начала с невозмутимым видом качать кулаком маленькую грушу.

Сейчас Христофор со стыдом вспоминал, как искоса, пряча глаза, рассматривал непривычно загорелые ноги гостьи в непозволительно короткой, обтягивающей юбке, то и дело переводя взгляд вверх, на едва прикрытые тонкой тканью лёгкой почти мужской рубашки выпуклости. Но потом решился и положил ладонь на упругое, тренированное бедро. Тогда контраст между пышными, рыхлыми ягодицами привычных ему европейских дам, и этим почти не поддающимся живым и тёплым мрамором казался удивительным. Ещё удивительнее было почувствовать на своём запястье твёрдые пальцы.

– Не надо, адмирал, – послышалось из-под белой, закрывающей всю нижнюю часть лица, повязки.

Он поднял взгляд. И тут же утонул в необъяснимых, мистических озёрах цвета индийского чая, окаймлённых пышными ресницами. Какое удивительное чувство – видеть на лице одни глаза. Всё остальное было скрыто повязкой и этот факт лишь усиливал впечатление. Адмирал за время проведения процедур неоднократно порывался вновь положить руку на бедро таинственной гостьи, но так ни разу и не решился. Зато неоднократно сталкивался с ней взглядами и в конце концов признался сам себе, что ранее и предположить не мог такой выразительности, такой заботы и понимания в глазах женщины.

Он почти не заметил, как его укололи в руку, безропотно проглотил пару белых круглых пилюль и запил их непривычной на вкус жидкостью, лишь бы не прерывать это молчаливое общение, в котором чувства, эмоции, желания передаются одним волнительным хлопком ресниц. Когда девушка собиралась уходить, он всё-таки решился вновь проявить мужское внимание. Она посмотрела на адмирала, как мать смотрит на любимого, но непослушного сына, и он тут же убрал руку.

– Не надо, – она помахала пальцем. – Вас ждёт Беатриса и два сына.

И исчезла за дверью, прежде, чем Колумб успел спросить, откуда ей это известно.

Сегодня гостья появилась без маски, и он наконец-то увидел её улыбку. Искреннюю, открытую, совсем не похожую на жеманные и неловкие гримасы привычных ему дам. И вновь эта волнующая, неприлично короткая юбка, лёгкая, без малейшего признака корсета, блузка и изящные сандалии на тонком каблуке. Своё имя гостья открыла ему уже достаточно давно, во второй или третий визит, но лицо показала лишь сейчас.

– Даша, вы чудесно выглядите! – с восторгом приветствовал он девушку.

– Могу сказать о вас то же самое, адмирал, – её улыбка стала ещё шире. – И кроме того, спешу обрадовать. Вы и ещё одиннадцать человек из команды абсолютно здоровы. Остальным, увы, общение с нашими согражданами противопоказано.

Она так же легко, чуть покачивая бёдрами, подошла к креслу и положила на колени адмиралу небольшой листок непривычно белой бумаги. На нём была дюжина имён и, увы, ни одно из них не принадлежало капитанам. Колумб быстро пробежал их глазами и вопросительно посмотрел на гостью.

– Остальных мы ничуть не ограничиваем в перемещении по острову, но не разрешаем его покидать. Если хотите, можете прямо сейчас им это объявить.

Адмирал решительно отложил список и резко поднялся из кресла.

– А если я хочу просто прогуляться с вами, пусть даже по острову, и поговорить. Например, расскажите о себе. Кто вы, каков ваш титул, кто ваши родители… Согласитесь, очень неприятно, когда собеседница, тем более, настолько прекрасная, знает обо мне всё, а я лишь одно имя.

Глава 4 Дон Совиньи и Хуан Совендо

Хесусу очень повезло. Почти до самой Севильи его довёз на телеге крестьянин из соседней деревни, дядя Мануэль. Более того, когда он проголодался, то не стал есть один, а поделился с мальчиком куском сыра и горбушкой хлеба, а потом дал запить еду кисловатым молодым вином. Лишь за поллиги от города Хесусу пришлось спуститься на землю – Мануэль сворачивал в монастырь. Он вёз туда церковную десятину со всего села и не собирался даже заезжать в Севилью.

Улицы встретили мальчика непривычной суетой, толкотнёй и всеобщей спешкой. Спокойно пройти по мостовой и ни с кем не столкнуться оказалось невозможно. А через какое-то время Хесусу показалось, что вообще, каждый встречный и попутный старается его или толкнуть, или задеть, а то и дать пинка или, на худой конец, подставить ножку. Мальчик не один десяток раз споткнулся, язык заболел от многочисленных извинений, пару раз даже не получилось устоять на ногах.

Через час, а может быть, через вечность, молодой человек понял, что не знает, куда идти. Он заблудился в полумраке извилистых улиц. Вроде бы, все дома разные, какие-то с высокими крышами, крытыми черепицей и окнами из множества мелких стёкол, другие вообще не имеют крыш, только плоскую площадку наверху, ограждённую невысоким барьером, и высокие арки в арабском стиле. Но они настолько перемешались в памяти, что за каждым поворотом казалось, что он только что вышел именно из этой улицы.

Молодой человек постоял на углу, собираясь с духом, и, увидев человека в простой одежде, похожей на ту, что в их деревне носили зажиточные крестьяне, решился и почти бегом подошёл.

– Скажите, а как пройти на Уэльву? А то я целый день брожу по городу и никак не могу найти выход.

– Ой! Выход! – в голос захохотал собеседник. – Люди, посмотрите на эту деревенскую бестолочь! Он ищет выход. Дурак, это не сарай, это город. Город, ты понимаешь? Здесь не выход. Здесь ворота. Во-ро-та! И раз ты хочешь пойти в Уэльву, то и искать надо именно те, которые лежат на той самой дороге. А ты – выход. Дурак деревенский. И чего ты только к нам в Севилью припёрся? Сидел бы себе под своим камнем и не вякал. А то…

– Хорхе, – раздался властный голос. – Опять ты смеёшься над приезжими? Или забыл, как я тебя полгода назад из твоей Асурры вытащил?

– Простите, дон Менедес, – тут же заегозил наглец. – Но мальчишка спрашивал, как пройти в Уэльву…

– Ну? Надеюсь, ты ему подсказал?

– Нет, дон Менедес…

– Да? И почему же?

– Я… Я не знаю дороги, дон Менедес…

Дон Менедес подошёл, и теперь Хесус смог рассмотреть своего спасителя. Одет он оказался в роскошный чёрный с золотым шитьём камзол, панталоны с длинными, будто прорезанными щелями и кипельно белые чулки. Голову венчал широкий берет с одиноким пером такого размера, что Хесус даже боялся представить себе птицу, что могла бы такие носить. На бедре дона, чуть-чуть не доставая до земли, играла на солнце блестящая шпага. А может быть это был меч, а сам дон Менедес – рыцарь из тех, что защищают несчастных и убогих?

Во всяком случае он молча взял молодого человека за руку, подвёл к ближайшему углу и показал на узкую улочку.

– Там свернёшь налево и иди дальше, никуда не сворачивая. Упрёшься прямо в ворота. За ними дорога на Уэльву.

Бежать по улице было гораздо сложнее, чем идти. Сталкиваться приходилось постоянно, но теперь в душе у Хесуса звучала радостная музыка. Дворянин, рыцарь со сверкающим мечом на боку показал ему дорогу. Не побил, не накричал, а даже взял за руку. Если от постройки мельницы останутся какие-нибудь деньги, то он, Хесус Савендо, тоже купит себе шпагу, чёрный костюм, и станет рыцарем. Будет помогать заблудившимся мальчишкам, спасать от хулиганов, вроде драчуна Тахито, девчонок… И может быть, когда-нибудь одна из них его поцелует. И окажется она заколдованной принцессой… Или лучше дочерью богатого дона. И он на ней женится.

С этими радужными мечтами мальчик добежал до ворот и очнулся только когда стражник в кожаной кирасе подставил ему ногу. Запнулся, пробежал по инерции, чтобы не упасть, и услышал за спиной громкий смех. Да, был бы у меня меч, подумал Хесус… И одёрнул себя. Да он и вытащить его не успеет. Как говорил отец? Коня имей, да владеть им умей. А уж мечом тем более. Если даже чтобы пахать плугом приходится учиться, что говорить про оружие благородных донов?

Ночевать пришлось в кустах, в стороне от дороги. В общем-то ничего особенного, он не один раз ночевал в поле, когда не успевали в страду, да и на рыбалку с мальчишками бегал регулярно, а там без ночёвки на берегу известно не обходится. Зверей мальчик не боялся – настолько глупого волка, чтобы решился подойти почти к самому городу, да ещё и возле оживлённой дороги, давно бы зарубили. Так что стоило солнцу подняться, как Хесус встал, старательно отряхнул одежду, доел взятую с собой краюху хлеба, и двинулся дальше. Неудивительно, что то там, то тут из кустов выползали такие же путешественники. Одни зевали, крестя при этом рот, другие что-то на ходу жевали, но все двигались или в Севилью, или от неё.

Уэлья показалась, когда солнце перевалило за полдень. До ворот город казался двойником Севильи, но стоило молодому человеку пройти в ворота, как он понял, что чувствует слива, попадая в густой компот.

Пахло морем, тухлой рыбой, смолёным деревом, потом и навозом, а людей на улицах было столько, сколько, наверное, нет во всей остальной Кастилии. Кроме того, кривые улицы не оставляли надежды выйти в правильное место. Хесус не меньше часа брёл, куда глаза глядят, наконец, достал из-за пазухи письмо и подошёл к первому попавшемуся молодому человеку примерно его возраста. Может, чуть старше, но одетому как простолюдин.

– Мне нужно на этот адрес. Не подскажешь, как туда пройти.

– Что? – встрепенулся прохожий. – На адрес? А что это у тебя?

Он ловко выдернул из пальцев Хесуса письмо и шустро отскочил в сторону.

– Ну-ка, кто тут кому пишет? – приговаривал он, приплясывая на одном месте.

– Отдай! – Хесус бросился к воришке.

– Не отдам! Деревенщина неуклюжая. – Жулик рванул по улице.

Хесус кинулся следом, но грабитель был быстрее. Тогда мальчик схватил первый попавшийся камень и запустил вслед. Очень, как оказалось, удачно. Попал прямо в середину спины и жулик, запнувшись, растянулся на мостовой. Отобрать письмо было делом одного мига. Хесус некоторое время постоял над неудачливым воришкой, послушал его тяжёлое дыхание. Наконец, тот перевернулся лицом вверх и посмотрел на противника правым глазом. Левый был залит потом и прищурен.

– Ловко ты меня, – без малейшей обиды заметил поверженный. – Только я бы ничего не сделал. Да и читать я не умею. Тебя как зовут? Меня Анхело Сантанхело. А ты кто?

Хесус выслушал торопливую речь и представился.

– А зачем тогда забрал? – непонимающе спросил он.

– А просто так. Ты не понимаешь, да? Ведь скучно же просто так бродить. А торговцы меня все уже знают. Если раньше можно было хотя бы булку какую стащить, или рыбу вяленую, то теперь, как подойду, они уже всё попрятали и смотрят на меня, будто я им сто песо должен. Вот и скучаю. А тут ты. Так ты хоть скажи. Что за адрес тебе нужен? Я весь город знаю, доведу, не успеешь сказать «мама».

– Мама, – тут же повторил Хесус.

– Ну тогда мы пришли, – Анхело засмеялся. – А если скажешь, куда надо, то дойдём до самой точки.

– Мне нужен дом дона Совиньи. Это где-то на Рыбной улице.

– Ой, знаю я этого дона. И вовсе не на Рыбной он живёт, а на Кадисе. Это почти у самого моря. Пошли, я покажу. Тут рядом, дойдём, не успеешь сказать… э… молитву Богородице.

Дошли действительно быстро. По пути Анхело засыпал Хесуса тысячей вопросов. Впрочем, ответы были ему, кажется, не нужны. Вместо них он давал описание каждому дому, мимо которого проходили, обращал внимание на некоторых прохожих и тут же рассказывал смешные и не очень истории, которые с ними происходили. А когда мальчишки поравнялись с лавкой булочника, Анхело замер.

– Сейчас мы войдём внутрь, – громким шёпотом проговорил он. – Я отвлеку хозяина, а ты стащи хотя бы пару булок с витрины. Они прямо на блюде сверху стоят, даже тянуться никуда не надо. Только не бойся и не стой столбом. Как сопрёшь, я кинусь наружу, а ты беги следом. На улице разбежимся, ты обогнёшь вон тот дом и встретимся вон там, видишь шпиль церкви? Вот в ней и встретимся. Хозяин всё равно за мной побежит. Ну, давай, а то очень есть хочется.

– Стой, – поднял руку Хесус. – Что же ты сразу не сказал. У меня хлеб есть. Правда я его ещё из дома брал, он немного подсох, но вполне съедобный. Хочешь, на.

– Молодой человек полез за пазуху, достал остаток краюхи, завёрнутый в тряпицу, и протянул товарищу. Тот мгновенно выхватил угощение и тут же впился в него зубами.

– Бубу-бубубу, – размахивая свободной рукой, произнёс он…

– Когда я ем, я глух и нем, – наставительно сказал Хесус и пояснил: – Я всё равно ничего не понял. Прожуёшь, тогда скажешь.

Дон Совиньи оказался очень необычным человеком. Прежде всего в глаза бросалась очень светлая, почти белая, коротко стриженная борода. Из-под чудной, похожей на две поставленные друг на друга миски, шляпы на плечи падали длинные кудри, ещё светлее бороды. И глаза. Хесус никогда не видел такого ярко-голубого цвета глаз.

Хозяин встретил их на пороге и шагнул в сторону, пропуская в длинный, расписанный разными красками, коридор. Потом внимательно посмотрел на обоих и вытянул палец.

– Анхело из монастыря Сантанхело. Сядь, посиди на лавке. Сейчас тебе принесут чай и булочки, а то ты, я уверен, как всегда голоден. А ты, должно быть, носишь фамилию Савендо.

– Всё верно, дон Совиньи. А откуда вы знаете?

– А я не удивлён, – произнёс из своего угла Анхело.

– Молчи. Тебя пока не спрашивали. – мужчина повернулся к Хесусу. – Так что привело тебя к нам?

– Вот, – коротко ответил тот, протягивая письмо.

Дон Совиньи быстро пробежал глазами строчки и кивнул мальчику.

– Идём. – он повернулся к Анхело и строго указал на него пальцем. – А ты подожди здесь.

Они поднялись на лестницу, прошли по длинной открытой веранде и, согнувшись, нырнули в низкую двустворчатую дверь. Совиньи пропустил гостя вперёд, аккуратно прикрыл створки и отошёл к противоположной стене. Хесус огляделся. Комната была необычной. Во-первых, в ней не было ни одной кровати, во-вторых стол оказался завален какими-то бумагами и, например, обедать за ним было совершенно невозможно. И ещё книги. Их было очень много. Не меньше десяти штук. Мальчик и не предполагал, что на свете есть столько книг. До этого он видел одну лишь библию, да ещё мельком у некоторых святых отцов замечал небольшие книжечки, привязанные к поясу. Но здесь…

Огромные, больше двух сложенных ладоней. Кожаные, раскрашенные в разные цвета переплёты. Некоторые вообще закрыты бронзовыми замочками, как сундуки. Наверное, в них записано что-то, что нельзя читать посторонним. Например, указаны места, в которых зарыты римские клады, или может быть вообще, это волшебные книги, с тех времён, когда волшба ещё называлась волхвованием и сами волшбы бродили по дорогам среди обычных людей. А записаны в них заклинания. И чтобы никто не прочитал, закрыты на замок, который открывается не ключом, а…

– Хесус!

Мальчик встрепенулся. Дон Совиньи стоял возле стола с письмом в руке и смотрел на него.

– Значит, Ваня Совенко нашёл золото? – не столько спросил, сколько подтвердил он.

– Да, дон Совиньи. Вот.

Молодой человек аккуратно вынул свёрток, развернул его на ладони и показал хозяину.

– Только вы перепутали. Его зовут Хуан Совендо.

Дон Совиньи протянул руку, дождался пока мальчик вложит в неё самородок, и повернулся к горящей свече. Некоторое время он разглядывал золото, затем, не оборачиваясь, спросил:

– И что ты хочешь?

Мальчик опешил. Вообще-то это отец послал его в Уэльву. Даже письмо написал. И уж, наверное, он всё, что надо там указал. И вдруг этот мужчина, да ещё и не абы кто, а настоящий благородный дон, спрашивает у него, мальчишки, что он хочет сделать с золотом. И что ему ответить? Сказать, что хочет меч как у неизвестного дона Менедеса? Или рассказать про мельницу? А может, вообще попросить взять его в ученики?

– Вы уже начали добычу?

Что? Какая добыча? Или он про золото? А как его добывают? Может быть, нужно перекопать дно ручья в этом месте? Стоп. Хесус привёл мысли в порядок.

– Я бы хотел поставить на ручье мельницу, дон Совиньи.

– Можешь называть меня Wasiliy Luckich, зачем-то сказал Хозяин. Эти доны мне уже вот, где сидят. – Он провёл ребром ладони по горлу.

– Wasiliy Luckich, – повторил непривычные слова мальчик. – Так что насчёт мельницы?

– Пока ничего. Главное, чтобы твой отец сам ничего копать не начал. А то ведь церковники вмиг пронюхают, и тогда хорошо, если жив останется.

– Как?..

– Да вот так.

Хозяин некоторое время ходил взад-вперёд по комнате, затем подошёл к углу и вдруг откинул в сторону одну из панелей. За ней оказался небольшой шкаф. Совиньи вынул из него весы с двумя чашками, чёрный лакированный ящичек с гирьками разного веса и долго уравнивал самородок. Наконец, повернулся к молодому человеку и предложил:

– Я дам тебе стоимость этого самородка в серебре. Не золотом же вы будете в деревне расплачиваться. Его там, поди, кроме тебя, никто и не видел никогда.

Мальчик неистово закивал.

– Но везти его самому тебе будет опасно. Сумма немалая. Так что, если ты не возражаешь, я съезжу с тобой. Заодно и повидаюсь с твоим отцом. Ты конём-то править можешь?

– Конечно, дон Совиньи, ой, простите, Wasiliy Luckich. Ездил, и не один раз.

– Ну тогда идём, – и он стремительной походкой покинул комнату.

Глава 5 Производственные страсти

Антон прислонил велосипед к невысокой ограде и торопливо вбежал в длинное одноэтажное здание. Прошёл по полутёмному коридору с множеством дверей, остановился перед последней. Зачем-то отряхнул ладонями лёгкие конопляные брюки, поправил рубашку, проверил причёску и даже пару раз улыбнулся сам себе, будто проверяя, штатно ли работают мышцы лица. Сделал глубокий вдох, шумно выдохнул, и вошёл.

– Здравствуйте, – ни к кому не обращаясь сказал он.

За дверью оказался немаленький кабинет с длинным столом посередине и не меньше, чем с десятком стульев. Вокруг стола сидели люди, причём каждого из них Антон отлично знал. Девушка, сидящая с одного торца, коротко кивнула ему и продолжила прерванный монолог.

– И снова к вашим токарям, Пётр Ивович. Я знаю, что они стараются, но продукции всё равно не хватает. Весь ваш патронный цех, сколько, кстати, у вас сейчас?

– Восемь станков, – прогудел гулкий бас.

– Спасибо. Так вот. В день они выдают восемьсот единиц. И это при условии, что рейнджеры в точках соприкосновения с непримиримыми тратят около полусотни, охрана в местах добычи селитры в Чиму, на приисках у Чибчей и Чаруа. Почти полторы тысячи единиц выходит. Так что, Пётр Ивович, давайте думать, как нам повысить производительность.

– Да что тут думать? – прогудел оппонент. – Вот придут станки из Сталинграда, тогда и повысим.

– Так пришли же они, – ещё один из сотрудников даже привстал с места. – С утра уже на станции стоят, а вы даже не удосужились организовать разгрузку. Мои вам уже дважды звонили.

– Если можно, я тоже кое-что скажу, – над столом возвысилась нескладная, длиннорукая фигура почему-то с пером в причёске.

Вообще-то никто не запрещал носить как перья, так и национальную одежду целиком. Если кто-нибудь бы вдруг изъявил желание заявиться на работу в кожаных штанах из одних штанин, с голым торсом и кокошником перьев на голове, заслуженных, конечно, люди бы улыбнулись, пару минут пообсуждали, но никаких санкций подобная эскапада бы не вызвала. Собственно, члены совета племён именно так и ходили. Но им, понятное дело, по статусу положено. А в Таллахасси люди одевались в то, что им больше нравилось, было удобно и комфортно. И да, время от времени кое-кто, видимо, чтобы не отрываться от корней, втыкал в волосы перо. Особенно, если оно было получено за полезное для союза племён дело. К таким относился и Степан Койотович Тимукуа, создатель и руководитель консультативной службы.

– Ещё когда только появилась проблема зарядов для пневматических винтовок, – неспешно начал он, – наши консультанты начали думать над возможностью реорганизации производства.

Речь говорившего текла спокойно и неспешно, как Миссисипи. Говорил он только то, что хорошо знал и тогда, когда это было нужно.

– Мы посмотрели, как проходят производственные процессы у вас в цеху, Пётр Ивович. И вот, что нас удивило. Смотрите, ведь по сути изготовление заряда на вашем уроне это две базовые операции. Шлифовка наружной части пулебаллона и полировка сопла. Верно?

– И внутренней, – пробасил начальник токарного цеха.

– А зачем, Пётр Ивович? Мне кажется, сжатому воздуху всё равно, шлифованный внутренний периметр пулебаллона или нет. Поэтому наши сотрудники произвели замеры…

– Так вот, почему они у меня неделю ошивались, – недовольно прогудел главный токарь.

– Конечно. Мы для этого и существуем, чтобы облегчить вам работу и поднять производительность. Станки вот вам обеспечили.

– А кто на них точить будет? У меня токарей нормальных нет. А те, что приходят, так они, извините, ещё три года назад по-русски говорить не умели. Мне каждого из них полгода только учить надо.

– Так и учите.

– А работать когда?

– Значит, возвращаемся к тому, о чём я начал рассказывать. По замерам обточка внутренней поверхности, смена резцов при переходе на сопло, переброс ремней и прочее отнимает до шестидесяти процентов времени. Наши сотрудники предложили эти операции разделить. Пусть пятеро ваших работают на шлифовке. Одним резцом, с одной скоростью. А по окончании заготовки не перенастраивают станок, а просто передают пулебаллон соседу. И уже он доводит до ума сопло. Это даст экономию времени порядка сорока процентов. Как вам идея?

– Ну… – неуверенно прогудел Пётр Ивович. – Что-то в этом, наверное, есть. Давайте попробуем. А как быть с обучением?

– Вы сначала станки поставьте. А потом уже решим.

После собрания Антон не поспешил со всеми на выход, а задержался у торца стола. Хозяйка кабинета, проводив сотрудников, остановилась возле него и вдруг мгновенно превратилась из строгого начальника службы управления в довольную, улыбающуюся девушку. Объективно ничего не произошло, но Моторин теперь не видел в её глазах строгости, деловитости. Только ласковая радость и еле заметные смешинки.

– Я вообще-то за тобой, – сказал он.

– А я готова. Пошли?

В кафе было тихо и пустынно. Еле слышно играла за стойкой новинка – ламповый проигрыватель виниловых дисков. Приятели Шурки Бизонова сконструировали эту машинку в восемьдесят девятом году, на общественных началах, и сейчас промышленность вовсю осваивала оказавшуюся популярной технику. Пока получалось медленно, не больше десяти в месяц, но это не удивительно. У молодого и растущего союза племён промышленность не всегда поспевала за конструкторской мыслью. Сказывались отсутствие культуры производства, то есть рабочих приходилось учить на месте, без отрыва от работы. К тому же сталелитейный комбинат в Сталинграде, станкостроительный там же, вышли на проектную мощность лишь полгода назад. Так что почти половину продукции приходилось выпускать малыми партиями, почти «на коленке». Но служба управления старалась. Во всяком случае, так утверждала девушка, сидящая напротив Антона.

– Нет, Моторин, – не пойду я за тебя, – с хитрым смехом помотала она головой. – Мы же сто раз обсуждали.

– Обсуждали, обсуждали, – буркнул молодой человек. – А если ребёнок родится?

– Ну и что? Будем ему родителями.

– А жить он будет с папой или с мамой?

– Ой, Тоха, ну сам посмотри. Ты начальник Электросилы. Мощной артели, между прочим. Кроме того, декан в университете. И то, и другое, прежде всего, ответственность и куча непослушных подчинённых.

– Так уж и непослушных. Нормальные ребята.

– Ты слушай, слушай. Я тоже не под ёлочкой живу. Служба управления, это тебе не пирожки продавать. У нас, между прочим, из десяти практикантов хорошо, если троим закрывают. И в подчинении у меня тоже не олени с енотами. Ну, кроме Никиты Скунса, конечно. Как мы жить-то будем? Ты меня строить, а я тобой командовать?

– Но нам же хорошо…

– Это сейчас хорошо, – прервала его девушка. – Пока встречаемся, общаемся, а живём каждый у себя.

– Ксюша, так в чём вопрос? Переезжай ко мне. Зря я что ли дом строил?

– Нет, Моторин, не перееду. Ты во сне храпишь. Опять же, обленишься в браке, начнёшь носки по углам разбрасывать, посуду немытую на столе оставлять.

– Всё спорите? – к столику подошёл молодой человек в форме жреца и без спроса уселся между влюблёнными. – Чего ты, Ксюха, парня мурыжишь? Он после этих твоих запилов по полдня сам не свой.

– Привет, брат Миша, – отозвался первым Антон. – Присядешь?

– Вот ещё – тут же отпарировала Ксюша. – Нечего в наши семейные скандалы ещё и Господнее Братство впутывать. Сами разберёмся.

Брат Михаил был ей настоящим, родным братом, на год старше, и сколько Ксюша себя помнила, вечным её оппонентом. Начиная с того дня, как девочка научилась ходить, она задевала, подкалывала старшего, издевалась над ним. Надо заметить, что и Миша не оставлял её выпады без ответа. Позже, когда племена объединились, каждый из них нашёл своё место в динамично растущем обществе, но пикировки всё равно продолжались. Правда, сегодня брат не стал обострять ситуацию, а вместо этого предложил:

– Идёмте в порт, влюблённые. Сегодня должен один мой подопечный приехать.

Длинная Ветка Дуба из племени Пони начал взрослую жизнь очень неудачно. Ничего-то у него не получалось. Контрабандисты, а на самом деле доверенные люди вождя, добывали бокситы и через третьи руки продавали их совету племён, обеспечивая львиную долю доходов племени. В тринадцать отец с огромным трудом устроил только что прошедшего инициацию сына в этот тяжёлый, но прибыльный бизнес. Целый год мальчик наслаждался уважением соплеменников, но потом скис. Душа требовала большего. Ну и что, что «копачи», как их называли, приносят племени много пользы. Вот если бы сделать что-то, что резко подняло бы благосостояние…

Бокситов было много, и стоили они не очень дорого. Ветка знал, что из них производят алюминий. Ещё бы узнать, как… Тогда можно было бы везти в город не полные телеги руды, а готовый металл и получать больше денег за меньший вес. Два месяца ушло у юного исследователя на выяснение процесса производства алюминия из бокситов, после чего пришлось искать гидроксид натрия. Но мальчик справился. Залил в самый большой горшок, который смог найти, и смело высыпал туда руду.

Очень жаль, что он не знал о предварительной очистке и прожарке бокситов. Реакция пошла сразу. Горшок лопнул на две части, выплеснув всё содержимое прямо на загон с индейками. Два десятка птиц не выдержали такого жестокого обращения.

Шаман племени долго совещался с предками по поводу слишком любознательного мальчика, после чего предложил ему идти в Сталинград на комбинат, учиться. Но Ветка решил, что пойдёт сразу в Таллахасси. Ещё бы его там кто-то ждал. Мальчик и не догадывался, что мудрый шаман совещался не столько с предками, сколько с руководством металлургического комбината.

В Таллахасси голодный и усталый малыш быстро попал под наблюдение Господних Братьев. Сначала шаманы поймали его при попытке зарезать чужого домашнего тапира. Только что прибывший в город индеец не догадывался, что звери делятся на тех, которых можно есть, и тех, которых нельзя. На первый раз брат Миша напомнил мальчику о законе кармы, о том, что целью каждого человека, пришедшего в этот мир, является самосовершенствование и познание вселенной. А чтобы дошло лучше, направил на принудительные работы на десять дней. Мальчик внял. Но уже на следующий день его чуть не убило током при попытке постичь секреты гальванопластики. Зачем он полез голыми руками в резервуар, Ветка не смог ответить. Скорее всего, и сам не знал.

Случай оказался тяжёлым. Брат Михаил долго искал способ утихомирить необузданное любопытство юного Пони. Наконец, остановился на наиболее действенном методе. И вот сегодня лейтенант Ветка Дубов должен был вернуться с южного материка. Три года он провёл в охране бальсовых плантаций. Три года в тропических джунглях, среди полудиких племён, говорят, не чурающихся даже каннибализма. А уж что попавших в плен солдат они приносили в жертву своим тёмным богам, было достоверно известно.

В таких условиях лучше всего формировалось в человеке чувство товарищества, осторожность, внимание, выдержка и реакция. Члены боевых отрядов были ближе друг другу, чем родные братья и понимали один другого иногда вообще без слов. Говорят, первых рейнджеров тренировал сам дядя Паша и они проходили по тропическому лесу, не касаясь земли, сто километров в день. А кроме того, заметить их нападение можно было только после того, как первые пули находили цели.

Глава 6 Побег из карантина

Рохо по прозвищу Генуэзец сделал два возбуждённых круга по узкому проходу между гамаками и остановился, зло глядя на приятелей.

– А что это, если не тюрьма?! – прошипел он. – Никуда с острова не выпускают, на корабль даже нельзя. На наш корабль!!!

– Так ведь лекари приходят, нам же объясняли…

– Объясняли ему, – Рохо ткнул палец почти в самую физиономию бородатому Гомесу, корабельному плотнику. – Я тебе что хочешь объяснить могу. Навру запросто. Вот и эти гады. Откуда ты знаешь, может они не лечат, а проверяют, вон, как баранов. Перед тем, как нас зарезать, а?

Среди сидящих на сдвинутых лавках прошло брожение, послышались угрюмые голоса, кто-то даже встал.

– Шлюпки отобрали, пистолетов тоже не оставили. Плен, да и только. Приходи в любое время и бери нас голыми руками. Вот, тебя, Скотч, или тебя, Вилли… Да кого угодно. Но только не меня, слышите?! Я им просто так не дамся.

– Да что ты сделаешь? – подал голос тот, кого назвали Скотчем – здоровенный рыжий детина с покрытым многочисленными веснушками лицом.

– А! Ты, небось, и не догадывался, что хитрец Генуэзец оставил себе маленькую заднюю дверь.

– Говори, не томи, Рохо!

– Я, братцы, заберусь на корабль. Уж там-то, в арсенале, наверняка припрятаны и пара арбалетов, и пистолет, а может, и не один. И тогда сам чёрт со мной не справится!

– Эй, Генуэзец, захвати ствол и для меня тоже, – послышалось из толпы.

– И для меня!

– И мне возьми! – раздались торопливые голоса.

– Стойте, братцы! – поднял руки над головой Рохо. – Я знаю, что надо делать!

Пару секунд в комнате все молчали, потом чей-то неуверенный голос произнёс:

– Ну?

– Не ну! – тут же повернулся на звук Рохо. – Надо идти всем. Ну… – смутился он, глядя на недовольные рожи. – Или хотя бы двадцать человек. И тогда мы не будем мелочиться, а слямзим весь корабль! Заберём у голоногих нашу скорлупу обратно!

– Да! – раздался дружный вопль.

Луна этой ночью закончила свой путь очень рано и ушла за горизонт ещё до того, как полностью стемнело. Ночной океан отражал миллионы звёзд и казалось, что внизу такое же небо, как и наверху, только жидкое, поэтому мелкие огоньки в нём качаются и плывут.

Рохо снял жилет, ремень, стянул, кряхтя от натуги, узкие сапоги, почесал подмышками, и, задирая ноги на прибрежных камнях, вошёл по пояс в воду.

– Смотрите, звёзды плывут за ним! – шёпотом крикнул кто-то сзади.

И правда, чёрная вода, поднятая сухощавой фигурой Генуэзца, вдруг начинала светиться голубым, нереальным светом, будто взбаламученные телом звёзды решили плыть следом за моряком. Рохо оглянулся, замер, затем зачерпнул горсть воды, полной ярких точек, поднёс её к глазам, лизнул, и смело выплеснул обратно, в океан.

– Да пускай её светится. Когда это испанский флот отступал?

Он упал грудью в волну, шумно фыркнул, выдыхая, и поплыл размашистыми сажёнками к стоящему в полумиле от берега кораблю. Остальные начали, перешёптываясь, стягивать с себя лишнюю одежду. Через минуту, когда от берега уже отплывала группа, самого Генуэзца можно было разглядеть лишь по светящемуся «хвосту». Ярко-синие вспышки возникали в местах, где ладонь касалась воды и расходились в стороны, завиваясь причудливыми водоворотами.

Некоторое время почти ничего не было видно, только редкие вскрики и скрип такелажа выдавали присутствие. Наконец, оба якорных каната поднялись, на каракке спешно, но ловко подняли грот, и «Санта-Мария» почти бесшумно отошла от острова. Десять человек, стоящие на пляже, те, кто не решился на захват, печально вздохнули и двинулись обратно, к лёгким плетёным из лиан домикам.

– Алонсо, не печалься. Не нужно нам было идти с ними, – Винсенте Яньес хлопнул брата по плечу. – Вот увидишь, ничего хорошего у них не получится. На борту одна шелупонь.

Алонсо Пинсон с надеждой посмотрел на брата, неуверенно и с опаской кивнул, соглашаясь, и, с трудом выдёргивая каблуки из влажного прибрежного песка, побрёл в сторону домика.

– Санта-марию жалко, – пробормотал он себе под нос.

Рохо Генуэзец пробежался по прохладной палубе, пару раз по привычке пнул бухту якорного каната, которую почему-то бросили прямо у фальшборта, ударил кулаком в кабестан и услышал в ответ глухой деревянный звук. Теперь главное было не прозевать нужный остров. Здесь, на Багамах, легко можно было заблудиться в множестве мелких, необитаемых островков. А ему нужен был тот самый, единственный…

– Скотч, заложи норд-вест, – крикнул он в темноту.

– Ага, – послышался равнодушный ответ.

Через минуту корабль, скрипя такелажем и хлопая единственным парусом, повернулся, грот тут же вспух, поймав ветер, и каракка резво побежала по волнам, развивая приличные пять узлов. Меньше, чем через час на левом траверзе показался тот самый серый каменный пирс. Без какой-либо подсказки Скотч увёл корабль от ветра, парус схлопнулся, заполоскал, корабль жалобно заскрипел и повернулся боком.

На берегу явно заметили незваных гостей. По прибрежным деревьям забегали лучи слишком белого для свечей света, будто кто-то умудрился засунуть в светильник целую луну. Через какое-то время на урезе воды собралось не меньше сотни человек. Наконец на невысокой, чуть ниже корабельной фок-мачты, бамбуковой вышке вспыхнул яркий, ослепительно белый луч.

Рохо с удивлением увидел трещины на фальшборте, чёрные точки на своих руках, заметил те подробности, которые не видел даже солнечным днём. Глянул на берег и обратил внимание, что средняя часть толпы расходится, образовывая проход до самых деревьев. До башни, освещающей их лучше солнца, всего пара кабельтов…

– Что дальше, капитан?! – раздался недоуменный голос Скотча.

Ага, я для них уже капитан, самодовольно шепнул себе Генуэзец, и только потом задумался. А действительно, что дальше? И тут же понял – о них теперь знают, а значит, просто так не отпустят. Поэтому нужно разнести в щепки тот железный плотик, вон он в кабельтове от толпы. Затем картечью расстрелять всех, кто видел, как уходит Санта-Мария, чтобы рассказали остальным. А потом… Потом ост-норд-ост, и нестись со всей скоростью в сторону Европы, в Кастилию. Просить у короля с королевой пару галеонов, к ним пяток фрегатов. Возвращаться и выбить у проклятых голоногих всё золото, какое есть, а когда отдадут, обратить выживших в рабство.

– Вилли, заряжай, – в голос крикнул он и с удовлетворением отметил привычный звук оружейного портика. Старый пират понял его, кажется, ещё до того, как услышал команду.

Характерные звуки картуза, шомпола, забивающего ядро в ствол…

– Снеси эту башню, Вилли!

Одновременно с выстрелом из деревьев выскочили два странных дикаря. Они были в неприметной одинаковой одежде, такой пятнистой, что заметить их на фоне леса было почти невозможно. Один из них вынес странную миниатюрную пушечку с такими тонкими стенками ствола, что её разорвало бы почти ружейной навеской пороха.

Облако дыма скрыло действия глупых дикарей с их игрушечной пушкой, ядро, свистя кавернами в боках, улетело в сторону башни. Вилли попал. Отлично попал. Он лишь не ожидал, что пролёт ядра между бамбуковых стоек никакого вреда не принесёт. Но когда понял, что выстрел пропал зря… Таких ругательств Рохо не слышал никогда в жизни, а уж он покрутился между моряками не один год.

– Рохо, я сейчас им картечью всажу, – наконец-то сказал что-то вразумительное Вилли.

В это время чуть слышно пукнула пушечка на берегу.

Лейтенант Ветка Дубов сразу проникся к непрошенным гостям недоверием. Знал он подобных людей, встречал раньше. Ну и что, что тогда они босиком прыгали по деревьям. А сейчас в высоких кожаных сапогах стоят на палубе. Натура одна и та же. Поэтому, когда врачи рассказывали об отсутствии агрессии со стороны гостей, он не позволял себе расслабляться. Вот и сейчас, лишь услышав о том, что Санта-Мария снялась с якоря, лейтенант прикинул дальнейшие действия захватчиков. И, похоже, не ошибся. Потому что вышел с миномётом как раз в нужное время и в нужное место.

– Рысь, заряжай, кинул он через плечо старому напарнику и начал расставлять сошки.

До корабля метров четыреста. Цель деревянная, защиты никакой. И это они называют кораблём. А нас, значит, дикарями, врачи много раз слышали. Эти придурки и не скрываются, считают, что тут никто испанского не знает.

В этот момент борт цели окутало дымом, и почти сразу же донёсся оглушительный выстрел. Медленно, чуть быстрее мины, пролетело в сторону берега ядро, мелькнуло между бамбуковых ног и, никого не задев, плюхнулось в песок. На месте противника он бы стрелял картечью. Ага, похоже, сейчас так они и сделают.

– Ветка, на! – это Рысь, уже, видать, надул мину водородом.

Так, теперь проверить пьезоэлемент детонатора, индикатор вспух, значит, не меньше десяти атмосфер. Этой ореховой скорлупе и пяти хватит, но не сдувать же. Приложиться ещё раз к целику для уверенности и аккуратно опустить мину…

Хлопок, сработал вышибной заряд, разгонный прогорел положенные пять секунд… Есть! Мина легла точно в тот самый орудийный портик. Тут же взрыватель во что-то ударился, открыл клапан, выпуская облако водорода, после чего выдал искру пьезоэлемент. Из всех отверстий борта и палубы вырвалось рыжее с редкой синевой пламя, вверх взвились две клубы чёрного дыма, корабль раздуло, будто он вспух. Чуть-чуть не развалились в стороны доски обшивки, но только лишь для того, чтобы сложиться внутрь, как тухлое яйцо в кипятке. Треск, грохот, над волнами поднялась туча водяной взвеси… Секунду назад в четырёх сотнях метров гордо реял приспущенным парусом нормальный корабль, и вот уже по воде плавают вперемежку доски, брёвна, мачты, целые и изуродованные тела.

– Цель поражена, – задумчиво доложил неизвестно кому Ветка, подхватил миномёт и неторопливо зашагал в сторону от берега. Рысь недоуменно поплёлся за ним. Вокруг замерли люди из сотрудников порта, медперсонала, просто местные жители, которые пришли поглазеть на чужой корабль. Лишь через десять шагов из толпы раздался недоуменный голос:

– Лейтенант, а обязательно было весь корабль…

Ветка зло обернулся. Опять гуманисты. Ну никак они не поймут, что враг не будет спрашивать, хочешь ли ты переродиться прямо сейчас. Ему нужно тебя убить. И даже дурацкое примитивное ядро, чудом никого не задевшее их нисколько не впечатляет.

– Когда они в вас стреляли, то не мучились сомнениями, не заденут ли кого непричастного, – сдерживая раздражение ответил он. – Они хотели вас убить. Тот, кто нападает, должен быть готов получить отпор.

– Правильно, лейтенант, не слушай её, – поддержал неизвестный мужской голос. – Когда нас чубичи резали, они не спрашивали, кто тут солдат, а кто рабочий. Врагу отпор нужно давать сразу. А ты, Лиана, не ворчи. Пойдём, я тебе всё объясню.

Постепенно стихающий голос исчез в нарождающемся гомоне толпы, а у Ветки Дубова сразу потеплело на душе. Его понимают. И действия его одобряют. А это самое главное, чтобы люди, ради которых ты готов идти на смерть, ценили и одобряли твои действия.

Глава 7 Идёмте, граф, нас ждут великие дела

Мелкая, ласковая волна плескалась чуть в стороне, настраивая на романтический лад. Разлапистые тропические деревья чуть слышно шелестели о чём-то своём, совершенно не замечая, что ветра в общем-то нет. Где-то вдали от берега время от времени плескалась неугомонная рыба, разрисовывая кругами спокойную гладь ночного моря, а в высоте ненавязчиво светили звёзды, любуясь собой в спокойных приливных волнах.

Слушая скрип влажного песка под сапогами, Христофор шёл чуть справа и сзади от девушки и думал, о чём же с ней поговорить. Будь это где-нибудь в Европе, не возникло бы никаких проблем. Поднял бы тему о самодурстве монархов, если разговор идёт с благородной барышней, о непослушных вассалах и ценах на зерно, из-за чего бедняжка не может подобрать себе приличные серёжки к диадеме. Если разговор шёл бы с простолюдинкой, то тут уже тиранами и деспотами выступали бы её хозяева, а цены на хлеб не позволили бы купить ткани на штаны отцу, которые у него на работе ну просто горят. Или обсудили бы погоду. А здесь…

– Адмирал, вы любите какао? – нарушила тишину спутница.

– Как? Какао? А что это?

– Напиток. Его приготавливают из местных бобов. Очень тонизирует и поднимает настроение. Кроме того, это очень вкусно. Идёмте.

Она махнула рукой влево, они сделали пару шагов и оказались на деревянной площадке увенчанной одиноким столиком с тремя стульями. К неудовольствию адмирала за одним из них сидел дон Паоло. Он приветливо махнул подошедшим рукой и сказал по-английски:

– Замечательный вечер. Но он будет ещё лучше, если украсить его чашечкой горячего какао, уверяю вас.

Вот ведь пройдоха, непроизвольно подумал Колумб. С одной стороны, он был ничуть не против беседы с властителем здешних земель, но не сейчас же. Ведь только-только что-то начало с этой невероятной девушкой наклёвываться. Глядишь, и завёл бы ещё одну семью уже на этой стороне океана. Ан нет, сиди теперь, обсуждай… Хотя, по правде, есть, что. Одна железная лодка без вёсел и парусов чего стоит. Или та малюсенькая кулеврина, что с одного ядра оторвала зад целой каравелле. Да и вообще, в этой чудесной стране столько невероятного… Адмирал даже забыл про девушку, но та сама напомнила о себе.

– Адмирал, вы ограничитесь фруктами к какао или хотите съесть чего-нибудь посущественнее?

– Не надо, Даша, – остановил её дон Паоло. – Я уверен, два мужчины за одним столом как-нибудь и сами разберутся, что будут есть.

Девушка ужом выскользнула из-за стола и в мгновенье скрылась за густой зеленью. Адмирал печально посмотрел ей вслед.

– Не грустите, адмирал, – дон Паоло протянул ему стеклянный бокал с вином. – Ведь дома вас ждут два сына и любящая женщина. Это прекрасно.

Колумб даже вскочил со своего стула в сердцах. Он вытянул палец, указывая на собеседника, и воскликнул:

– Но откуда? Откуда вам всё это известно? Такое впечатление, что, переплыв океан, я попал прямо в ад, а вы и есть сам дьявол. Я вижу вас впервые, не знаю даже настоящим ли именем вы мне представились, а вы рассказываете такие подробности моей биографии, которые не знал никто на корабле.

– Успокойтесь, прошу вас, – дон Паоло миролюбиво поднял свой бокал, в котором плескалось ещё больше половины. – Уверяю вас, я никоим образом не дьявол. Точно такой же человек, как и вы, из плоти и крови. Хотите, перекрещусь?

Христофор машинально кивнул, сделал глоток вина, но смотрел за манипуляциями собеседника очень внимательно. Тот показал пальцами обычный католический крест и даже молитвенно сложил руки перед собой.

– «Отче наш» читать не буду. Латыни не знаю, увы. Но вместо богословия предлагаю поговорить о вас, адмирал. Не скрою, вы единственный во всей экспедиции, кто мне интересен.

– Интересно, чем же? – язвительностью в голосе Колумба можно было мариновать мясо. – Есть Братья Пинсоны, которые намного богаче меня, есть, в конце концов, королевский нотариус, чьи связи при дворе, уж поверьте, намного шире и надёжнее.

– Адмирал, я похож на человека, гонящегося за богатством?

Христофор задумался. Кроме как по внешнему виду, он иначе оценить собеседника не может. А о чём говорит внешний вид? При первой встрече дон Паоло явно руководил остальной группой. Сейчас милая девушка Даша целенаправленно привела Колумба сюда и удалилась по первому требованию этого странного человека. Одежда? Но в разных странах она настолько различается… Если в Исландии человек старается показать свой достаток, надевая как можно больше шкур, то в Генуе его бы сочли шутом. А шотландские килты вообще нигде больше не считаются приличной мужской одеждой.

Тут перед ним сидит человек, наряженный в чистые, новые и аккуратно сшитые вещи. По сезону, и сделанные явно для тропического пляжа. Очень удобная рубашка с коротким рукавом, прямые брюки, сандалии… Нет, на нищего он совершенно не похож. К тому же, стоит оценить стол, за который его посадили.

– Думаю, денег у вас достаточно, дон Паоло. Иначе вы бы давно были в Европе, продавали что-нибудь из местных деликатесов или ещё что-нибудь.

– Не совсем так, но в целом вы правы. Денег у меня хватает. И не только у меня.

Он сделал ещё один глоток и с хитрой улыбкой посмотрел на собеседника.

– Дело в том, что народ этого мира никогда не знал рабства. Здесь не было жадных правителей, старающихся закабалить как можно больше крестьян, не было цехов, ограничивающих доходы их рядовых членов. Не было лицемерных церковников, на словах, ратующих за нестяжательство и милосердие, а на деле карающих огнём любого, высказавшего не устраивающее их мнение.

– Да, с такими взглядами вам лучше не соваться в Европу. Папа тут же объявит вас исчадьем сатаны.

– Да мы в общем-то и не стремимся. Тысячи лет жили в изоляции и ничуть не страдали от отсутствия контактов с загнивающей Европой.

– Вы так ненавидите Европу, что сходу вешаете ей ярлык загнивающей?

Дон Паоло усмехнулся, явно вспомнив что-то своё. Потом молча встал, зашёл за куст. Какое-то время оттуда доносился неясный шум и доходили волны аромата жареного мяса. Вскоре гостеприимный хозяин вернулся, держа в руках пару тарелок.

– Попробуйте жаркое из местного аналога говядины – бизона. Уверен, ни один из лучших кастильских тореро не рискнул бы выйти с подобным быком один на один.

На тарелках истекали соком два увесистых куска, одним своим видом способные вызвать обильное слюноотделение. Рядом, политые густым, кроваво-красным соусом, возвышались горкой кусочки чего-то неизвестного, отдалённо напоминающего печёную репу. Пока адмирал примеривался к своей порции, размышляя, что из местных продуктов принесёт его организму меньше вреда, дон Паоло уже уверенно орудовал ножом и непривычно тонкой четырёхзубой вилкой с таким видом, будто перерывы между разговорами с Колумбом проводил по очереди за всеми королевскими столами Европы.

Христофор несмело отрезал блестящим, непривычно тупым, зато снабжённым мелкими зубчиками, ножом, кусочек говядины. Макнул в кровавый соус, сам не зная, зачем, осмотрел со всех сторон, и положил на язык… В меру острое, пахнет дымом неизвестного, но очень ароматного дерева, и настолько нежное, что просто тает на языке. Руки сами собой отрезали следующий кусок…

– Попробуйте жареной картошки, адмирал. В Европе её не знают, – учтиво подсказал хозяин гостю.

Картошка тоже оказалась выше всяких похвал. Ни с чем не сравнимый вкус, мягкая, и в то же время, хрустящая… Колумб настолько увлёкся ей, что чуть не забыл про мясо.

– К говядине полагается красное сухое вино, верно? – не столько спросил, сколько отвлёк от поглощения пищи дон Паоло.

Колумб молча кивнул, поднял стоящий слева бокал… Подумать только, снова стеклянный. И, надо отметить, великолепной работы. Стекло ровное, хоть смотри сквозь него, грани – одна к одной, ножка настолько тонкая, что кажется, не удержит вес налитого в чашу вина. Следует признать, стекло в этой стране выделывают ничуть не хуже, чем ткани, металл, и прочее. Да и здешние повара дадут фору любому европейскому. Куда же он попал? Неужели, это одна из тех неведомых, но возможных, стран, описанных фантазёром Птолемеем, чьё развитие настолько же опережает Европу, насколько Генуя превзошла дикарей Абиссинии? Или же они всё-таки дошли до края Земли и заживо попали в рай? А этот таинственный дон Паоло никто иной, как святой Павел, встречающий их на пороге вместо старины Петра? По-хорошему, следовало бы это узнать сразу, но… Сначала впечатления от местной, как они называют, медицины, волшебных устройств, которыми был наполнен дом, где его держали. Кстати, почему-то отдельно от команды. Потом эта чудесная, не похожая на европеек, девушка. Такая уверенность в себе, коей не обладали и королевы его мира, её ловкие, профессиональные, и в то же время очень нежные движения. И непривычно сильное, развитое, а от этого ещё более притягательное тело. Эти глубокие, как океан, глаза чайного цвета…

Адмирал с трудом очнулся от собственных фантазий и заставил себя вернуться к теме разговора. А о чём, кстати сказать, она была? Кажется, обсуждали вино. Дон Паоло давно уже налил оба кубка и теперь с еле заметной усмешкой ждал, подняв бокал. Колумб глянул в эти пронзительно синие глаза. Так кто же он такой? Может, просто спросить, куда он попал, какие планы на Санта-Марию и на самого Христофора у здешних правителей? Но… Опыт подсказывает, что вельможи подобного уровня вполне владеют искусством рассказать много ни о чём. Да и просто так кто же поделится планами, особенно, если они могут причинить спрашивающему вред.

– Не волнуйтесь, граф, в наших задумках нет ничего вредного для вас.

– Но…

– Нет. Я не читаю мысли.

Колумб почувствовал, как щёки заливаются красным. Он ведь именно так и подумал.

– Если вы планируете быть ближе к монаршим домам Европы, а особенно, если собираетесь иметь дело с папскими людьми, вам следует лучше следить за выражением лица. Все ваши идеи и желания легко читаются ваших глазах.

– И после этого вы говорите, что не дьявол, – выдохнул Христофор.

Хозяин поставил бокал и звонко рассмеялся.

– Просто я живу несколько дольше вас, и потому имею больший опыт общения. Тем более, у нас не принято мужчине выражать свои мысли и чувства на лице, так что привыкаешь видеть чуть заметные оттенки мимики.

Он внимательно глядел на адмирала, похоже, ожидая, когда тот успокоится. Но Христофор никак не мог прийти в себя под этим пронзительным взглядом. Наконец, мысленно повторив пару раз слова собеседника, и убедив себя, что всё это похоже на правду, Колумб постарался унять пульс и дыхание. Он сделал большой, на полбокала, глоток, и, дождавшись, когда сердце совсем успокоится, спросил:

– А пригласили вы меня лишь для того, чтобы угостить местными блюдами? Или просто провести вечер?

– Ну что вы! Я как раз хотел продолжить с вами тему торговли. Помните, в тот вечер, когда все три ваших судна прибыли к острову Гуанахани, я предложил вам торговать?

– Лес? – чуть хрипло от волнения спросил Колумб. – Железо? Или стекло? А может, ваши чудесные лампы без огня?

Адмирал взволновался. Он никому и никогда не объяснял своих истинных целей. Вся Европа считала его чудаком, живущим мечтой о западном пути в Индию и Китай, желающим заработать деньги и титул таким необычным способом. Но никто и нигде не знал истинной причины…

– Думаю, мы с вами выберем подходящий товар позже, когда вы увидите всё, что наша промышленность может вам предложить.

– Ваша… что?

– Промышленность. В Европе мастера объединены в цеха, которые конкурируют между собой. Мы же сделали следующий шаг. У нас нет отдельных цехов, а есть общая промышленность, для которой трудятся все мастера страны.

– И не конкурируют?

Дон Паоло вновь рассмеялся своим задорным смехом.

– Как могут конкурировать сердце и печень? Руки и ноги? Они же все являются частью одного тела. Так и у нас. Один цех клепает те самые железные лодки, на которой мы вас встретили, другой моторы для них, третий аккумуляторы, четвёртый лампы. И так далее. А продукцию выдают все вместе.

– Но… – адмирал хотел спросить о нежелании одного сотрудничать с другими, но не смог сформулировать вопрос. К тому же заметил, что уводит разговор в сторону от основной темы, поэтому лишь махнул рукой.

– Давайте перейдём к главному, – дон Паоло вновь налил вина в опустевшие бокалы и поднял свой на уровень глаз, глядя на собеседника сквозь стекло. – Думаю, мы сможем помочь вам вернуть графство Дуглас.

Адмирал чуть не подавился. Он рыком поставил бокал на стол, ничуть не заботясь о его равновесии, закашлялся, неуклюже прикрывая рот ладонью, потом долго пытался отдышаться, глядя на хозяина стола выпученными, как у козла, глазами.

Всё это время дон Паоло с лёгкой, доброй улыбкой смотрел на гостя. Наконец, Колумб пришёл в себя, вновь взял в руку кубок с вином, и потребовал:

– Рассказывайте всё, что вы об этом знаете.

Дон Паоло развёл руками.

– Да, в общем-то, немного. Лишь то, что ваш отец, граф Уильям Дуглас, вызвал зависть короля Шотландии Якова Второго. Что поделать, годы регентства научили графа отлично управлять страной, создали необходимые для этого связи. Так что, когда король пришёл к власти, инструментов этой самой власти он не имел. О двадцати шести смертельных ранах, нанесённых вашему отцу на пиру, вы, я думаю, знаете не хуже меня. Этим и объясняется ваше требование к Изабелле Кастильской назвать вас шутовским титулом адмирала моря-океана, чтобы соответствовать деду, герою войны с Англией. А долю с денег, привезённых из открытых вами земель, вы затребовали, думаю, чтобы повторить Аркингольм, но уже с другим исходом. Война с королём – дело дорогое.

Адмирал сидел, повесив плечи, опустив голову. Казалось, из его спины вынули стержень, на котором держалось самолюбие. Он поднял к собеседнику бледное, дрожащее лицо и с вымученной улыбкой спросил:

– И вы ещё утверждаете, что не дьявол? Да во всей Европе об этом не знает ни один человек. Они до сих пор уверены, что я – пробившийся из самых низов сын генуэзского мастерового.

– Вашим таинственным «им» следовало бы получше думать головой, – с улыбкой развёл руками дон Паоло. – Сыну сукновала невозможно получить имеющееся у вас образование, научиться естественно вести себя во всех слоях общества. Да и самые смелые их мечты, как правило, не простираются дальше собственного суконного цеха. Просто потому, что ничего другого они в жизни не видели.

В молчании выпили ещё по бокалу. Граф Дуглас пил, почти не отрываясь, чувствуя, как мягкие потоки вина успокаивают волны эмоций, плещущиеся в душе. Наконец, достаточно придя в себя, он задал мучающий его вопрос:

– Как я понимаю, вы не скажете, откуда всё это знаете?

Собеседник лишь развёл руками. Вместо ответа он отодвинул тарелку с почти не тронутым мясом и предложил:

– Так вам нужна помощь в возвращении графского титула и собственности?

Колумб уже достаточно пришёл в себя, чтобы с достоинством кивнуть, и спросить:

– Что вы хотите мне предложить?

– Всего лишь стать друг другу взаимовыгодными партнёрами.

– Я вас слушаю, – в голосе Колумба зазвучали нотки уверенности.

Дон Паоло разлил остаток вина по бокалам, с неожиданным сожалением покрутил перед лицом пустую бутылку, и вдруг, резко размахнувшись, зашвырнул её под тот самый куст, из-за которого выносил мясо. Поднял свой бокал и приглашающе повёл им в сторону гостя. Адмирал с готовностью повторил жест, стекло с тонким звоном сдвинулось. Христофору неожиданно понравился и сам обычай соединять кубки, и звук. Было в этом что-то от старинных шотландских обрядов братания.

Собеседник одним лихим глотком опорожнил свой бокал и гостю не осталось ничего иного, как повторить за хозяином. В голове слегка зашумело, правда уже через несколько секунд мысли пришли в порядок. Зато в теле возникла необычная лёгкость, захотелось подпрыгнуть, пробежаться, засмеяться неизвестно, чему…

– Съешьте кусочек мяса, граф, – дон Паоло по-свойски положил недоеденную говядину на тарелку собеседника. – Иначе серьёзной беседы не получится.

Глава 8 Бешеные псы

Ехать верхом на коне было куда удобнее, чем добираться в незнакомый город пешком. Хесуса даже приодели в такую одежду, о какой мальчик и мечтать раньше не мог. Короткие, чуть ниже колен, коричневые бархатные панталоны, фиолетовый приталенный камзол с чертовски неудобным воротником, который безжалостно стягивал горло, не давая нормально дышать. Но Wasiliy Luckich успокоил, сказав, что с непривычки это всегда так. На голову юноше водрузили чёрный широкий, свешивающийся почти до ушей, мягкий берет, а ноги обмотали тряпками, которые дон Совиньи назвал onuchi, и засунули в красивые красные сапоги. Хесус сначала даже ходить боялся, чтобы не испачкать такую красоту о пыльную землю.

Под камзол вокруг живота мальчик по собственной инициативе навернул длинную полосу простой домотканой тряпицы, в которую завернул полученное серебро. После всех этих волшебных превращений получить в пользование настоящую верховую лошадь было даже как-то обычно, словно именно таким образом и должно было завершиться всё произошедшее. Правда, перед сменой одежды дон Совиньи загнал мальчика в баню. Нет, не сказать, чтобы Хесус никогда не мылся, он не такой, как остальные крестьяне, что боятся случайно смыть с тела попавшую невесть, когда святую воду. Что такое забраться в ручей с пучком травы и песочком, мальчик знал сызмальства. Отец и сам регулярно принимал непопулярные в селе водные процедуры, и всю семью приучил. Сначала соседи косились на них, некоторые даже открыто называли христопротивниками, но, когда через селение дважды прокатилась волна чумы, оба раза не затронув дом Совендо, ворчать стало некому. Тем более, что и мессы все они исправно посещали, и кропление святой водой не наносило никому вреда. Даже отряды Божьих псов, что не реже, чем раз в полгода, заглядывали в обезлюдевшее село, не нашли, к чему придраться.

Но несмотря на это, баня оставила в душе мальчика неизгладимое впечатление. Жара такая, что хоть сиесту устраивай, как в богатых домах. За несколько минут, проведённых в парилке, через кожу вышло столько воды, сколько Хесус, кажется, не выпил за всю жизнь. А потом с разбега в обжигающе холодный после жары Гвадалквивир. И мгновенно изменилось отношение к бане. Теперь мальчик точно знал, что на ручье рядом с отцовской мельницей будет стоять и его маленькая парилка. Потому что, выйдя из воды, он захотел ещё раз ощутить это пьянящее чувство небывалой лёгкости, чистоты до скрипа кожи, способности дышать всем телом, а не только носом, запах можжевельника, мгновенно вычищающий из головы грустные мысли…

– Хесус!

Вот незадача, опять он замечтался, и его кобыла по имени Durynda, едва переставляла ноги, далеко отстав от лоснящегося от собственной гордости жеребца дона Совиньи. Мальчик непроизвольно поправил под камзолом немного натирающий самодельный пояс с серебром и ударил лошадку пятками по бокам, стараясь, впрочем, не сильно попортить фасонистые красные сапоги.

До Севильи добрались быстро, Хесус едва успел привыкнуть к норову незнакомой лошади. Да и само ощущение красивой, богатой одежды, крестьяне, услужливо уступающие дорогу двум благородным донам… Ну, это они так думали, что благородным. Никто же из них не догадывался, что ещё вчера на этой самой дороге один из двоих «благородных» ночевал в кустах, а потом плёлся пешком, мечтая, чтобы кто-нибудь из этих, суетливо отводящих на обочину неказистые, доверху гружёные повозки, подвёз его, потому что ноги устали.

Даже попавшиеся на пути Псы Божьи, и те, смирив свою гордость, отошли на край дороги и стояли, перебирая чётки. А ведь обычно, когда всадники в рясах проходили через село, крестьяне прятались по домам, а те, кто не успел, спешили склониться до самой земли, пряча лица. А после, когда опасность миновала, размашисто крестились, от души благодаря господа за спасение.

Севилья встретила всадников вонью, неизменными толпами на улицах, улыбающимися лицами приказчиков возле магазинов и трактиров. У одного из них, с названием «Святой Франциск», дон Совиньи и слез со своего коня.

– Давай-ка перекусим, – не то предложил, не то приказал он мальчику.

Хесусу было до боли жалко тратить только что полученное серебро, он ничуть не хуже поел бы и дома, но деваться было некуда. Не скажешь ведь «нет» человеку, который мало того, что снабдил их семью деньгами, так ещё и одел его как господина, усадил на лошадь, а теперь сопровождает. Нет уж, за такое не жалко отдать целый серебряник, а то и, если задушить собственную скупость, даже два.

В трактире пахло не столько едой, сколько немытыми телами посетителей. Большой, раза в три больше всей их избы, зал был забит едящими и пьющими людьми. Многие были одеты ничуть не хуже, чем сам Хесус. У мальчика разбегались глаза, он не знал, куда смотреть в первую очередь. Всё было интересно – и широкие, у них бы такой не поместился, столы, и лавки, на которых сидело по шесть человек зараз, и девушки в рубашках с голыми по плечи руками, без страха мелькающие между посетителями с подносами в руках. И как только не роняют? Там ведь каждый раз по полному кувшину, а к нему ещё и три-четыре глиняные миски с едой.

– Хесус! – раздался громогласный зов дона Совиньи.

Оказывается, его спутник уже нашёл свободный стол, а может ему его специально освободили. Вон, стоит перед ним какой-то толстяк в сером тканом фартуке, вытирает руки полотенцем и смотрит чуть ли не в рот. Мальчик подошёл и аккуратно, стараясь не испачкать новенькие, ещё даже не совсем обмявшиеся, панталоны, опустился на лавку. Касаться чего-либо не хотелось. Тело ещё помнило ощущение абсолютной чистоты после бани, пахло душистыми травами и свежестью. А вот организмы тех, что толпились вокруг их стола чистотой не отличались. Кожа у каждого лоснится то ли от пота, то ли от жира, а то и от всего вместе. Одежда насквозь пропахла грязью, мочой, ещё чем-то неприятным. Даже руки девушки, что принесла ему огромный кусок мяса на тарелке, были в чёрных пятнах и с неровно обгрызенными ногтями. На фоне остальных аккуратный, чистый, причёсанный и розовощёкий дон Совиньи выглядел гостем из чудесной страны.

Мальчик ткнул неровной двузубой вилкой в кусок говядины в глиняной миске. Здоровенный какой. Они в семье, конечно, ели мясо, но только осенью, когда забивали скот. И то, больше половины приходилось отдавать за аренду земли и церковную десятину. Так что пару недель в леднике ещё лежала свежатинка, которую делили на четверых, по кусочку, ну вот прямо с два пальчика. А потом приходилось переходить на сало, копчёную колбасу, а ближе к весне вообще оставалась одна крупа. Спасибо курам, что добросовестно несли яйца круглый год.

– Хесус! Ты о чём всё время думаешь? Или есть не хочешь?

– А? Нет, хочу, конечно, дон Сови… то есть, Wasiliy Luckich.

– Так ешь, не отвлекайся, а то так мы и до темноты не доедем.

Доехали, успели. А самое главное, мальчик не потратил ни одного серебряного реала. За всё заплатил его щедрый попутчик. Солнце как раз садилось, когда вдали показались крыши родного села. Хесус непроизвольно шаркнул пятками по бокам лошади, и та, прекрасно поняв всадника, прибавила шагу. Против солнца видно было плохо, и мальчик никак не мог показать своему спутнику их дом. Когда, наконец, слепящий диск скрылся за горизонтом, на фоне темнеющего неба запылало новое свечение.

Сначала Хесус не мог понять, что это горит, но, когда разобрался… Мальчик изо всех сил шарахнул кобылу пятками, ничуть не заботясь о чистоте сапог, и совсем уже было рванул к горящему дому, но дон Совиньи успел ухватить его лошадь под уздцы.

– Стой, дурак! – зло прикрикнул он. – Иначе и ты пропадёшь. Не видишь, кто там бесчинствует?

Наверное, слово «бесчинство» в этом случае грешно было употреблять, потому что придерживали подпёртую поленом дверь, а также совали горящие факелы под соломенную крышу пятеро монахов. Одетые в серые от пыли, покрытые многочисленными заплатами, рясы, они о чём-то тихо переговаривались. А вокруг избы, создавая круг охранения, стояли ещё пятеро. В латах, вооружённые окованными медью дубинами. А уже за этим кругом, прямо на дорожке, устремив невидящий взгляд в небо и раскинув руки, неподвижно лежала мама…

Видно стало очень плохо, к тому же зачесался нос, его безумно захотелось натереть докрасна. Мальчик всхлипнул, провёл чистым дорогим рукавом по лицу, не замечая серой от пыли и слёз полосы на ткани. Как же он сейчас жалел, что не выпросил у дона Совиньи всё-таки меч, как у того рыцаря. А с голыми руками кидаться в бой. И всё равно, на месте не сиделось. Хесус выдернул из рук спутника недоуздок, но…

Тлеющая солома на крыше взвилась в небо, и на коньке дома показался отец. В руке его был тот самый вожделенный меч. Мальчик и не предполагал, что у них в доме может быть такое оружие. Хуан, несмотря на отсутствие ноги, ловко спрыгнул на землю, но сразу же оказался окружён латниками с дубинами.

Что происходило в зоне битвы, Хесус не видел, но два чужих воина по очереди опустились на землю. И тут же сорвался с места его спутник.

– Derzhis’ Ivan Stepanych! – шумно прокричал он боевой клич.

Но было уже поздно. Отца повалили, дубинки замелькали, ломая кости. Когда дон Совиньи срубил три оставшиеся головы, Хесус уже подъехал, чтобы успеть к казни оставшихся четырёх инквизиторов. Даже дал одному пинка, не слезая с лошади. И только потом подбежал к отцу.

Дон Совиньи был уже там и о чём-то тихо говорил с лежащим в пыли, окровавленным Хуаном Совендо. Мальчика он даже близко не подпустил. Только позже, когда закрыл глаза мертвецу, снял сначала свой необычный головной убор, а потом Хесуса с седла, прижал мальчика к себе, и тут молодой человек разглядел на ресницах взрослого, сильного и уважаемого человека, слёзы. Wasiliy Luckich покрутил сироту перед собой, держа за плечи, строго посмотрел ему в глаза, несмотря на то, что взгляд был мокрый как у одного, так и у другого, и пробормотал:

– Вот и потеряли мы с тобой, ты семью, а я старого друга. Осиротели.

Глава 9 Cum spiritum Tuum…

– Хек, хек, хек… – Хесус упорно отмахивался палкой, держа её в правой руке.

Очень хотелось ухватить эту дубину обеими руками, и начать отбиваться, как в селе от собак, но нельзя – сейчас он не дерётся, а учится фехтованию. Молодой человек разглядел очередной выпад в самом его начале, как учили, подался чуть вправо и вперёд, одновременно отводя клинок противника левее, и нанёс удар по боку. Точнее, хотел нанести. Василия Лукича в том месте уже не было, а его учебный меч нёсся снизу прямо по… Нет!!!

Хесус ударил палкой, пытаясь блокировать, но учитель снова сделал этот хитрый финт, обернул свой учебный клинок вокруг деревяшки мальчишки… миг, и дубинка уже летит в сторону, а Хесус стоит растерянный и безоружный. Что делать?

Ученик, недолго думая, кинулся в ноги учителя, и вот уже с кряканьем принимает на себя тяжёлое падающее тело. Фу-ух…

– Молодец, – вставая, похлопал его по плечу дон Совиньи. – Главное, не сдавайся. Тогда можно из любой ситуации найти выход.

Дон Совиньи, а на самом деле Василий Лукич Свиньин, рывком стянул с плеч потную рубашку, протёр ей бок с явственно видимым синяком, и направился в баню. Хесус Совендо, а, как оказалось, Иисус Совенко, задумчиво смотрел ему вслед.

Вот уже второй месяц, как этот удивительный человек приютил мальчика. Кормит его, одел в одежду благородных, а главное, учит владеть мечом. Даже сейчас, на площадке патио, или как говорит сам Василий Лукич, «на базу́», кроме деревянного учебного меча, на боку обязательно висит боевой, знаменитой толедской стали. Мальчик до сих пор, хотя тому давно миновал месяц, время от времени вытаскивает клинок из ножен, конечно, когда никто не видит, и с удивлением и восторгом его рассматривает.

– Эй, малой! – раздаётся зычный весёлый голос учителя и в удивлённо поднятое лицо врезается метко брошенное мокрое полотенце. – Хватит мечтать, иди мыться. Воняешь, как курьерский жеребец.

Хесус, оказывается, всё это время бездумно поглаживал ножны. Он встрепенулся, повесил полотенце на плечо, прямо поверх пропотевшей насквозь рубахи, и двинул в угол база, где валялся выбитый учителем деревянный меч.

Учителем…

Ещё год назад мальчик и мечтать о подобном не мог. А когда увидел убитых инквизиторами отца и мать, сожжённый дом, то долгое время вообще не представлял, как будет жить дальше. Даже была мысль уйти в монастырь Святого Ангела, к тому смешному мальчишке, что проводил его к дону Совиньи. Но там как раз и жили люди в рясах – главные виновники смерти родителей. Хесус чуть не впал в панику, но замер, когда почувствовал на плече твёрдую руку Василия Лукича.

– Я всё понимаю, мальчик, – успокаивающе сказал он. – И не оставлю сына моего друга. Поехали.

С этого момента у Хесуса началась совсем другая жизнь. Каждое утро опекун будил его на рассвете, они совершали долгий, почти на час, забег, а потом дон Совиньи до изнеможения гонял своего подопечного с учебным мечом, с тяжёлыми камнями на плечах, да и просто. Как оказалось, его мучитель знал множество упражнений, служащих лишь для одной цели – довести Хесуса до полного изнеможения. К концу занятий ученик ненавидел Василия Лукича, весь окружающий мир… Даже себя. В особенности себя, потому что, как оказалось, его опекун легко выполнял самые сложные и тяжёлые упражнения, те, что вызывали у ученика панику вперемежку с отвращением. Да ещё и пояснял попутно, не боясь сбить дыхание:

– Твой отец попросил приглядеть за тобой, подготовить к жизни. А я сам Ивану Степановичу животом обязан. Посему сделаю из тебя настоящего мужчину.

И делал. После физических издевательств, итогом которых была неизменная баня, приходил учитель словесности и вытворял с головой бедного школяра то, что утром дон Совиньи делал с телом. Мальчик писал десятки литер, иногда целый лист за урок исписывал. Пифагорово землемерие, арифметика, небознание, шахматы, управление… И всё это следовало заносить на специальные листы. А безжалостный учитель, приглашённый выкрест Мельхиор Танжерский, взявший после крещения имя Мэлхор, требовал, чтобы каждая литера равнялась остальным по размеру, округлости. А сам текст при этом надо было описывать высоким слогом, каким Хесус в жизни не высказывался, тем более, что и сам учитель говорил простым, понятным языком.

А потом правила кастильского, а за ним начиналась латынь, а в конце самый непонятный урок – русский. Там даже буквицы другие, на привычные литеры только часть похожа. И звуки! У, эти русские звуки. И как Василий Лукич себе только горло не сломал в детстве, когда говорить учился? Это надо же было придумать? Обычный «sopa de verduras» назвать так, что язык узлом завяжется – щи! Если с латынью ещё как-то можно было справиться, благо, что слышал её часто, да и молитвы заучивал, даже не пытаясь вникнуть в то, что там говорится, просто наизусть, на слух, то русский давался с большим трудом. А дон Василий Лукич требует. Причём, видно, что требует не для издевательства над сыном друга, а потому что всё это знает сам.

Первую неделю Хесус ненавидел своего нового опекуна. Вторую строил планы побега, правда, осуществиться им было не дано – к свободному времени у мальчика не оставалось никаких сил, только покидать в рот сытный ужин, которого, впрочем, хватало ненадолго – измученное тело уже через час требовало ещё еды. Ну, а после невыносимо тянуло спать.

К концу первого месяца за интенсивностью занятий ужас смерти родителей отодвинулся в сторону, боль притупилась. Тогда-то Василий Лукич и рассказал мальчику, кем ему приходился Хуан Совендо, и почему он взялся так усердно мучить Хесуса. Оказалось, что отец мальчика не родился в Кастильском королевстве, как тот думал, а прибыл когда-то со свитой отца дона Совиньи из далёкой холодной Московии. Иван Третий, сев на тамошний престол, отправил великое посольство с целью поиска зодчих в Европу, а также для заведения добрых знакомств со здешними монархами. Заодно сын Луки Свиньина, брата главы рода, Григория Андреевича, отправился учиться. Вот в его охране и состоял Иван Совенко. После стычки на границе Кастилии и Арагона бравому воину пришлось отнять ногу по колено, так что он остался на юге, у умелых мавританских медиков. Да там и осел, женился, и родил вот такого непутёвого сына. При этих словах Василий Лукич взъерошил отросшие волосы мальчика, и тому неожиданно стало очень приятно.

Сейчас-то это всё в прошлом. Сейчас мальчик точно знает, чего он хочет – стать не хуже своего учителя, чтобы уметь постоять за себя, как умом, словом, так и мечом. А ещё… Хесус никогда и никому в этом не признавался, но желает он от всей души смерти всем слугам ордена Доминиканцев, сиречь псов божьих. Ведь сколько зла они натворили среди людей.

Потому и не давал мальчик спуску сам себе, выполнял все уроки до изнеможения, даже русский перестал быть для него бессмысленным. Уже можно было кое-что понять из речи опекуна, если тот, конечно, говорит не быстро. А то и самому связать несколько слов.

И с мечом уже получается обходиться. Вон, чучело на базу всё в дырах от острия клинка и в рубленых ранах от боковых ударов. Да и сам он стал куда более крепким, выносливым и уверенным в себе. Два дня тому опекун возил его в родное село, посмотреть, что осталось на месте дома, да, если получится, забрать что-нибудь. Так крестьяне, те, кому он всю жизнь приветливо, а то и с почтением, кланялся, чуть спины не повыворачивали, ломая шапки перед двумя благородными господами, окружёнными пятёркой охраны. Казалось, даже собаки в страхе и почтении жмутся к заборам. Жаль только, что на месте дома ничего не осталось. Даже недогоревшие брёвна растащили.

Мальчик… хотя, какой мальчик? Уже почти молодой дон! Молодой человек сам не заметил, как дошёл до бани. Он с удовольствием снял с себя тренировочную одежду, с удовлетворением разглядывая собственное, сильно изменившееся за эти месяцы, рельефное тело, взял горшочек мыльного клея. Этого чуда не достать было в Кастилии. Его слуги Василия Лукича варили сами из золы, извести и жира. Но отмывала эта липкая кашица очень хорошо. А если после неё ополоснуть тело отваром пахучих трав, то весь день будешь пахнуть, как цветочный луг.

В парилке уже сидел Василий Лукич, в одной суконной шапке, надвинутой на самые брови. Кроме головного убора на нём не было даже креста. Сначала это казалось Хесусу удивительным – ведь нательный крест даётся человеку на всю жизнь, и не снимается даже после смерти. Но после первого же ожога, когда с груди долго не сходила характерная крестообразная краснота, он понял, что каноны, даже церковные, не должны идти вразрез с жизненной практичностью. Так что перед входом в парилку юноша стянул через голову кожаный шнурок с костяным крестиком, напялил на затылок мавританскую войлочную шапку, чтобы не сжечь уши, и с удовольствием уселся на верхний полок.

После занятий можно было и отдохнуть с пол часика. Хесус свалился на низенькую кровать, застеленную разноцветным покрывалом и в блаженстве прикрыл глаза. В голове крутились латинские падежи. Как их там?

– Хвала господу, – пронеслось в сонном мозгу.

Нет, это не отсюда. Это не падеж, а повествование. Они их изучали почти месяц назад. А падежи…

– Хвала господу.

Хесус распахнул глаза. Это не в голове, это за стеной. И ответ звучал голосом дона Совиньи. А кто же тогда сказал первое приветствие?

– Исайка, спрячься и замри.

А это уже по-русски. И опять Василий Лукич. Значит, что-то произошло. И сказано было скорее всего ему, Хесусу. Это его имя у русских превратилось в Исая. По-простому – в Исайку. Что же случилось? Мальчик, стараясь не шуметь, ужом проскользнул под покрывало с головой и выставил наружу одно ухо.

– Какая красивая вещица, – донёсся до Хесуса незнакомый голос.

– Это с моей родины.

– Значит, крест не освящён? – голос незнакомца масляный, хоть на хлеб мажь, но что-то в нём есть такое, неправильное.

– А кто вам мешает сделать это самому? По вашему чину это вполне…

– Да-да, конечно, – сейчас в словах гостя слышалось удовлетворение. – Но пришёл я к вам не за этим, дон Совиньи.

– Мне стоит начинать беспокоиться?

– Это уже решать вам. Как видите, в ваш дом я зашёл один, хотя не скрою, остальные братья стоят возле ворот.

– Это меня уже радует. Приятно видеть в доме не просто священника, а такого, с которым можно говорить.

– Зря вы так, Базиль. Братья для того и служат, чтобы говорить с людьми, нести им слово истины. Хочу заметить, ни один не откажется выслушать кого-либо, подсказать ответ на важный вопрос, а то и порекомендовать какие-то спасительные для души действия. И поверьте, чаще всего не зря.

– Тогда я вас внимательно слушаю.

– Нет, Базиль. Это я вас слушаю. Скажите, почему вас никогда не бывает на мессе? У нас в ордене лежит уже две жалобы. Формально мы можем начинать инквизио.

– Но…

– Вы ведь помните, какую цель поставили их величества? «Одна страна – одна вера». И я вас уверяю, что это неспроста. И папа, и её величество, очень заботятся о своих христианских подданных. Любая заблудшая душа, не попавшая после смерти в чертоги Господа, болью отзывается в душах людей божьих. Потому и стараемся мы, жизни не щадя, спасти каждого. А вы не очень-то заботитесь о спасении собственной души. Вон, ежедневно принимаете у себя марана. Да, на это тоже жалуются. Вам ведь известно, что всякий еврей, насколько бы ревностно он не исповедовал христианство, в душе остаётся иудеем.

Долгое время мальчик слушал лишь тишину. Затем до него донёсся звук шагов, это Василий Лукич, у него сапоги с каблуками, звон, и вновь мягкий, обволакивающий голос незнакомца:

– Мне бы не хотелось пускать в дело жалобы. Но если присовокупить к ним донёсшиеся до меня слухи о том, что к вам прибился этот мальчик… Вы знаете, что его родители продали душу врагу рода человеческого?

– Это правда?

– Посудите сами. Дважды через село, где они жили, прокатилась чума. Пусть это не та чёрная смерть, что отправила на суд божий тысячи людей в годы моего детства, но в селе остались живы только они. Это уже навевает определённые мысли. Опять же, многие односельчане видели, как Совендо искажает крёстное знамение. А это уже не домыслы. И когда к ним для выяснения истины прибыли доминиканцы, знаете, что сделал этот еретик?

Дон Совиньи не ответил, но Хесус даже отсюда чувствовал, как напрягся Василий Лукич.

– Десять трупов, – со значением заметил гость. – Пятеро вооружённых стражников и пять смиренных братьев во Христе. Такое под силу лишь с помощью врага рода человеческого. И для нас одно это может служить доказательством вины, потому что крестьян, способных справиться с отрядом стражи в одиночку, быть не может.

– Да? А я почему-то думал, что причина появления там псов божьих – золото, которое Совендо нашёл в своём ручье.

– Дон Совиньи, – голос незнакомца звучал жёстко, как каменные ступени храма. – Вы видите, что я хожу по улицам в простой сутане. И менять её не собираюсь, ибо не следует плотскому брать верх над духовным. И все братья нашего ордена отринули мирские желания, боясь загубить ими свою бессмертную душу. Я готов сделать вид, что не слышал ваших последних слов, если вы дадите мне ответ на остальные вопросы.

– Конечно, отвечу, падре. Не хотите выпить квасу? Это популярный напиток у меня на родине, отлично освежает в жару. Кстати, а могу я, раз уж вы были так любезны, сам посмотреть эти жалобы?

– Только из уважения к вам, дон Совиньи, и только при мне. Они ещё даже не переписаны.

Шорох… Снова звон, глухой стук…

– Эй, кто там, вашему брату плохо!

Когда Хесус, не выдержав, вбежал в гостиную, там уже толпилась пятёрка монахов. Все как один крепкие, с выбритыми на головах тонзурами, в простых потёртых сутанах, перевязанных лыковыми верёвками. Они держали на руках ещё одного, который отличался лишь надетой сверху несвежей пурпурной мантилеттой. Дон Совиньи в недоумении стоял чуть в стороне и нервно мял в руке жемчужные чётки с привязанным золотым крестом. В своём чистом костюме он смотрелся среди неопрятных, пахнущих немытыми телами, монахов, неуместно, как золотой реал в дорожной пыли.

Гость в мантилетте тяжело дышал, лицо его было странного сине-зелёного цвета, руки безвольно свисали по сторонам тела. Двое братьев держали умирающего на руках, а трое разом повернулись к хозяину дома.

– Я не понимаю… – неестественным, испуганным голосом проговорил дон Совиньи. – Отец Джерардо пришёл ко мне за этим, – он протянул руку с крестом. – Мы договаривались уже давно, но подарок прислали мне только сейчас. Он попросил попить. Я налил кваса. Он сделал глоток и упал. Но квас не отравлен, клянусь. Смотрите!

Последние слова Василий Лукич почти прокричал, после чего налил себе из глиняного кувшина в медный бокал и жадно выпил.

– Вот. Это я ему и наливал.

Монахи поражённо молчали. Один из них взял в руки подарок. Некоторое время он задумчиво перебирал чётки, и братья, как заворожённые, смотрели, как мелькают и переливаются жемчужины в грязно-серых пальцах. Наконец он положил крест за пазуху. В полной тишине раздался шумный вздох.

– Отошёл… – еле слышно прошептал один из державших гостя.

– И со духом твоим, – нестройно пропели все пятеро на латыни, после чего, явно не зная, что делать, неловко, то и дело перехватывась, забрали тело, и вышли. Через минуту один из них вернулся, смущённо схватил кувшин с квасом, и стремглав выскочил за дверь.

Дон Совиньи некоторое время стоял неподвижно, прислушиваясь к происходящему снаружи. Наконец, еле заметно кивнул, схватил со стола нетронутый бокал с остатками напитка, резким движением вылил квас в окно и тщательно протёр посудину чистой ветошью.

– Алита! – крикнул он в никуда.

Через секунду в дверях появилась девушка. Хесус уже встречал её в доме – она через день приходила убраться, постирать одежду. Мальчик каждый раз смущался, встречаясь глазами с её насмешливым, многообещающим взглядом. Но сейчас Алита сама застыла в испуге, нервно комкая пальцами подол длинной коричневой юбки.

– Вымой посуду, девочка, – дон Совиньи указал рукой на стол. – Тщательно.

Служанка стояла, будто боясь двинуться с места.

– Алита!

– Ой, – пропищала девушка и вдруг закрыла лицо руками. – Что же теперь будет, дон Совиньи?

– Ничего, – такого голоса у Василия Лукича Хесус ещё не слышал. Слова звучали как стук клинков. – Я в этом не виноват. Если господь решил призвать отца Джерардо в моём доме, это дело божье. И как я могу в него мешаться?

Весь оставшийся день мальчик ходил, как в воду опущенный. Он и предположить не мог, что священник, глава местного ордена доминиканцев, умрёт прямо у них в доме. То, что монахи после этого случая не забрали Василия Лукича на инквизицию сразу же, казалось чудом.

Мельхиор, будто знал, не появился, занятия в тот день не было, и Хесус до вечера оказался предоставлен самому себе. Мальчик пытался читать урок самостоятельно, но буквы перед глазами разбегались, выстраивались в факельное шествие, текст проходил мимо сознания, а в голову, против воли, лезли те самые дорогие жемчужные чётки с подвешенным к ним золотым крестом. На вид украшение казалось куда тяжелее и дороже, чем тот несчастный самородок, что привёз Хесус. Однако, дон Совиньи без малейшего сомнения отдал его псам божьим. А вечером, когда мальчик неподвижно сидел на коврике перед столом, Василий Лукич тихонько подошёл к горящей на стене свече и, не сказав ни слова, сжёг две какие-то бумажки. На вопросительный взгляд своего ученика он лишь приложил пальцы к губам.

Хесус несколько мгновений помолчал, а после понимающе кивнул.

– Собери с вечера свои вещи, – как о чём-то обыденном сказал дон Совиньи. – Утром выезжаем.

Глава 10 Ротор – чемпион

Стадион не оправдал надежд адмирала. Он ждал чего-то длинного, размером с римскую стадию, а увидел простенькую деревянную копию Колизея, состоящую из одних только, поставленных одна над другой, скамеек. Очень просто и без излишней помпезности. Всё это сооружение было огорожено невысоким символическим заборчиком с несоразмерно большими воротами. За ними стояла будка, такая же, как у городских стражников, но с улыбающейся женщиной внутри. Дон Паоло зачем-то отдал ей две бумажки, получив взамен более крупные и расписные, перекинулся парой слов и повлёк Колумба по проходу между высокими, многоярусными скамейками.

– И всё равно, я ничего не понимаю, – удивлённо продолжил прерванную речь адмирал. – Что здесь будет происходить?

– Знаете, друг мой, – еле сдерживая смех, ответил дон Паоло. – Никогда в жизни не думал, что буду объяснять шотландцу, к тому же, приехавшему из Кастилии, что такое футбол. Смотрите сами.

И Колумб смотрел во все глаза. Первое, что он увидел, был коротко подстриженный правильной формы луг с нанесёнными на нём белой краской линиями и кругами. Затем внимание морехода привлекла толпа зрителей. Многие уже заняли места и теперь переговаривались, иногда споря и громко что-то друг другу доказывая. На головах у многих оказались треугольные шапки, свёрнутые, подумать только, из вырванных из книг страниц. Очень больших страниц. Колумб представил, какого размера должны быть эти книги. Гигантские. Странные, как и всё, что встречалось ему в этой чудной стране.

Мореход вспомнил, как они добирались на стадион. Началось всё с невинного вопроса, не хочет ли адмирал посмотреть игру сына дона Паоло. Колумб решил, что мальчик пошёл в трубадуры, но собеседник запутал его ещё сильнее, пояснив, что Степан младший завтра играет в какой-то ногомяч. Причём это непонятное слово прозвучало по-английски.

Христофор очень хотел познакомиться со страной поближе, поэтому сразу же согласился. Только уточнил, где будет происходить это действо.

– В Таллахасси, – дон Паоло для полноты объяснения указал рукой куда-то в море.

Впрочем, на острове куда ни укажи, всё равно будет в море. Но, видя непонимание на лице собеседника, он пояснил:

– На рассвете грузимся на борт и плывём в Тампу. А оттуда по суше едем в Таллахасси. Думаю, к началу успеем.

Тогда наивный адмирал решил, что дальше ничего удивительного не будет. Сейчас он готов был посмеяться над самим собой. Ведь он и предположить не мог, что большой, с галеон размером, корабль, окажется сделанным из сплошного железа. Нет, он встречал борта, обитые медью, чтобы их не пробивали кулеврины. Но полностью железный корабль, да ещё и с круглыми стеклянными окнами такого размера, что и не в каждом доме встречаются… И ни одной мачты. Христофор даже решил, что под палубой сидят гребцы, но как только они с доном Паоло взошли на борт и береговой отцепил швартов от кнехта, из-под кормы с шумом забил бурун. Сначала адмирал испугался, так как решил, что в них попали ниже ватерлинии. Но корабль отвалил от берега и, набирая скорость, пошёл в открытое море. Некоторое время Христофор смотрел на длинный хвост пены, который тянулся за кормой, и никак не мог понять, каким образом движется судно. Наконец, решил разузнать из первых уст – от своего постоянного собеседника. Но дон Паоло ответил на вопрос вопросом, будто сам вырос в Генуе:

– Скажите, адмирал, вам известно понятие «архимедов винт»?

– Конечно! – Колумбу стало немного обидно, что его считают невеждой. – У нас даже такой был. Он поднимал воду из реки в жёлоб, и она текла на поля. Хороший винт, мне говорили, может поднимать на высоту до двух саженей.

– Отлично, – собеседник даже потёр руки. – А если его положить горизонтально? Он же тогда будет не поднимать воду, а толкать её назад. А сам с той же силой двигаться вперёд.

– Да? – адмирал никогда не задумывался о таком применении винта. И действительно, если прикрепить к винту корабль, то они будут двигаться вместе. Вот только как заставить крутиться винт? В море не поставить водяное колесо…

Но тут вдруг шум под палубой усилился, судно резко подскочило, словно налетело на банку, и, судя по ощущениям, пошло гораздо быстрее.

Из объяснений дона Паоло он ничего не понял, но неимоверная скорость передвижения его захватила. Всю дорогу Колумб просидел на баке, глядя на то, как перескакивает волны, чуть цепляя самые верхушки, форштевень. Дорого бы он отдал за возможность ходить по морю с такой скоростью…

До порта добрались за каких-то четыре часа. Дон Паоло на вопрос о пройденном расстоянии сказал, что преодолели сорок лиг. Адмирал даже не удивился, только подумал, что, если Америка захочет напасть на Кастилию, противопоставить их величествам будет нечего. А может, это уже произошло, и, пока он ожидал окончания своего непонятного карантина, целый флот подобных летучих судов спокойно высадился где-нибудь в Кадисе и без серьёзного сопротивления захватил все Пиренеи? Некоторое время поразмышляв на эту печальную тему, Христофор отбросил такие мысли – какой резон был бы дону Паоло скрывать подобное от гостя? Пару раз, правда, опасения всё равно возвращались, но вскоре все мысли из головы выгнал открывшийся порт.

Два грузовых корабля, и, что характерно, оба без мачт. Десяток небольших мачтовых яхт, собранных вокруг отдельного пирса. Там же с полдюжины таких же, но без мачт и такелажа. Разгрузочный причал, как ему и положено, шумный, грязный и суетливый. Таких огромных кранов, как здесь, адмирал ещё не видел. А чуть в стороне, за складскими зданиями, виднелся немаленький стапель. На таком можно было собирать корабль размером побольше самого крупного галеона. И над всем этим, словно задавая ритм, играли невидимые музыканты. Колумб с удивлением рассматривал это строение, пока дон Паоло чуть не за рукав утащил его на берег.

И снова морехода ожидало нечто изумительное, а именно – карета без лошадей. Чёрная, на колёсах, обтянутых неизвестным материалом, она стояла почти у самого трапа, и как только спутники залезли внутрь, тут же тронулась.

Адмирал с трудом сдержал крик изумления.

– Вы меня удивляете, друг мой, – тогда дон Паоло впервые назвал его другом. – Корабль, который движется самостоятельно, особого удивления у вас не вызвал. А вот карете в праве ехать самой вы категорически отказываете.

Видимо, сказались усталость и переизбыток чудес, но эти слова почему-то обидели адмирала. Он уткнулся в окно и молча наблюдал проносящийся мимо пейзаж. Скорость движения экипажа была ничуть не меньше, чем у судна. Правда, время от времени приходилось останавливаться на небольших станциях, где молодые люди с чёрными, как смоль, волосами в синих одинаковых комбинезонах, вынимали из-под пола неизвестные Колумбу чёрные ящики и сноровисто меняли их на такие же. Адмирал решил, что это принимают и отправляют почту и ничего спрашивать по этому поводу не стал. Говорить не хотелось, и через некоторое время он сам не заметил, как уснул.

Город Колумб видел лишь мельком, потому что подъехали они к самому стадиону и сразу же попали в гомонящую толпу, которая копошится и не утихает до сих пор.

На коротко стриженную траву тем временем выбежали две группы. Одеты они были необычно – одни в синих майках и таких же трусах. У других трусы были красные, а майки белые. Группы выстроились в два ряда друг напротив друга.

– Вон, смотрите, это мой сын, – перекрикивая шумных зрителей, сказал на ухо дон Паоло. – Вон, седьмой номер в Роторе.

Он посмотрел на Колумба, оценил непонимающий взгляд, и пояснил:

– Сегодня играют две команды. Синие – Ротор, а красно-белые – Металлург из Сталинграда. Под седьмым номером синих играет Стёпка, мой старший сын.

Только сейчас адмирал обратил внимание, что на футболках игроков были написаны номера.

– Я вам ничего объяснять не буду, скажу лишь, что задача каждой команды – не пользуясь руками забить мяч в ворота соперника.

– Ворота, как я понимаю, это те белые рамки? – не столько спросил, сколько уточнил свою догадку Колумб. Говорить было сложно, с каждой минутой шум на скамейках нарастал. Христофор решил, что если так пойдёт и дальше, то уши лучше чем-нибудь заткнуть, чтобы не оглохнуть.

Внезапно раздался свисток, и гомон толпы тут же стих. В полном молчании номер третий красно-белых очень ловко пнул белый круглый мяч, причём с такой силой, что адмирал испугался, что тот сразу лопнет. Но нет, снаряд перелетел через головы четверых синих и плюхнулся в траву почти у ног одного из игроков. Если тот сразу же добавит по мячу, то он запросто влетит в левые ворота.

– Ну! – неожиданно для себя подбодрил незнакомого спортсмена Колумб.

Оказалось, поздно. Мяч уже отобрал один из синих. Он ловко покатил его ногами, обводя встречных, и вдруг прокатил снаряд между ног противника и махом запустил его в сторону. Там, как оказалось, ждали. Другой сокомандник подхватил передачу и точным ударом отправил круглого в ворота красно-белых. Но игрок, стоявший в воротах, резко выпрыгнул вперёд и схватил мяч в руки, чтобы тут же пнуть его почти на другую сторону поля.

– Ты видел? Видел?! – возбуждённо крикнул дон Паоло.

– Но почему тот игрок взял мяч руками? Вы же сказали, это запрещено.

– Это голкипер, ему можно, – отмахнулся собеседник.

Христофор, размышляя, почему его спутник ответил по-кастильски, но используя английское слово, разглядывал стоящих в воротах. Они и одеты были не как все. У каждого на голове плоская, будто придавленная, шапочка, на руках массивные перчатки. У красно-белого к тому же вместо майки на тело была надета непонятная рубашка с длинным рукавом.

Колумб сам не заметил, как увлёкся игрой. Непонятная вначале, через какое-то время она заинтересовала морехода. Особенно понравилась игра команды красно-белых. Правда, чем они лучше, он бы не смог объяснить, но каждая атака синих вызывала в нём желание выскочить на поле и помочь охранять ворота со шпагой в руке. Теперь адмирал понял, почему на трибунах так шумно и многолюдно. Без сомнения, этот «ногомяч», или, как его по-английски называет дон Паоло, «футбол» пользовался бы популярностью в любом городе. Ничуть не меньшим, чем рыцарские турниры.

От размышлений морехода отвлёк красно-белый нападающий. Он старательно обводил мяч вокруг противников, всё ближе и ближе подбираясь к воротам ненавистных синих. Вот уже перед смельчаком остался один голкипер. Он бросается, в надежде отобрать снаряд у героя. Вот почему вратарям можно брать мяч в руки, а остальным игрокам нельзя? Это же несправедливо, возмущался про себя адмирал. Но провидение явно было на стороне красно-белых. Он ловко подкинул мячик перед собой и, к неожиданности Колумба, да и вратаря, боднул его лбом.

Снаряд полетел прямо в угол ворот.

– Да!!! – в голос закричал адмирал и даже вскочил на ноги.

По всему стадиону пронёсся крик, а следом глубокий вздох. Мяч ткнулся в вертикальную стойку ворот и теперь крутился на месте прямо перед белой линией.

– Нет!!! – так же громко крикнул Христофор.

Это несправедливо. Не могут небеса быть настолько равнодушными. Ведь до гола оставалось всего ничего. И вот, стоит, крутится, а к мячу уже летят, отталкивая руками друг друга, и нападающий, и вратарь. Вот голкипер успевает первым, хватает снаряд своими грубыми перчатками… и свистит громкий свисток. Человек в чёрном, который не участвует в игре, но постоянно бегает вместе со всеми, мешаясь под ногами футболистов, подбегает, судорожно размахивая руками. И только сейчас Колумб заметил, что руки, держащие мяч, находятся там, за заветной чертой, на территории ворот. А значит, красно-белые победили. Он вскочил, зачем-то ударил кулаком в левую ладонь, потом схватил дона Паоло за плечо и закричал в самое ухо:

– Ну?! Ты видел? Видел? Да!!!

Но его спутник только досадливо отмахнулся. Адмирал даже пожалел, что сын дона Паоло играет не за ту команду, за которую стоило бы. Вон, как ловко голкипер своими руками засунул мяч себе же в ворота.

Вскоре объявили перерыв и по рядам пошли известные Колумбу ещё по Европе торговцы всякими вкусностями. Он с удовольствием достал из кармана золотой реал и уже поднял руку, чтобы позвать разносчика, но спутник схватил его за рукав.

– Ваши деньги у нас не в ходу. – коротко бросил он.

– Но почему? – удивился Христофор. – Золото, оно везде золото.

Дон Паоло открыл было рот для объяснения, но лишь махнул рукой, достал из кармана бумажку и протянул собеседнику.

– Вот. Купите себе чего-нибудь, я переведу. Хотите горячую собаку?

Адмирала даже передёрнуло. Он почему-то представил, как ловят блохастого дворового пса, опаливают его на костре, а потом подают на стол. Видимо, по цвету лица собеседник понял всю нелепость своего предложения. Он усмехнулся, махнул рукой, а когда торговец приблизился, сказал по-английски:

– Горячую собаку.

Колумб с возмущением смотрел, как разносчик достаёт из пышущего паром ящика… маленькую колбаску, завёрнутую в аппетитную жёлтую лепёшку.

– Это жаргонное название, – догадался он вслух.

– Конечно, – подтвердил дон Паоло. – Не могли же вы и в самом деле подумать, что мы будем есть собак? Мы не в Китае.

Зашло солнце, и почти сразу же над полем вспыхнул яркий белый свет. Горели светильники на решетчатых бамбуковых вышках, расставленных по углам. Колумб вспомнил, как в открытом море увидел точно такие же белые, неестественные, всполохи и направил к ним свой маленький караван. Сейчас, пока не началось второе отделение матча, он сидел, задумчиво пережёвывая в меру острую, пахнущую неизвестными пряностями, горячую собаку, и размышлял.

Правильно ли он тогда сделал, подойдя к острову, на который его настойчиво приглашали? Может, стоило спуститься южнее, или наоборот, уйти севернее, и причалить там, где их никто не ждёт? А с другой стороны, тот железный непотопляемый плотик подошёл прямо к месту их стоянки, а значит, их местоположение было точно известно. Да и таинственный дон Паоло, великолепно осведомленный о событиях в Европе, знающий даже то, что адмирал тщательно скрывал. Кто он? И что связывает его с Шотландией, Кастилией, а может быть, и Римом? Христофор решил задать эти вопросы после игры.

Увы, его надеждам не суждено было сбыться. Металлург проиграл со счётом три-один, и это, против ожидания, ввело его в печаль. Дон Паоло пытался растормошить спутника, но тот лишь угрюмо смотрел на его сына – рослого улыбающегося мальчугана в странных, широких, свободно свисающих над коленками, панталонах. Именно он забил два из трёх мячей не просто в ворота противника, но в самое сердце Колумба.

– Не грустите так, друг мой, – в очередной раз тормошил его спутник. – Металлург взял первое место в прошлом году. А оказаться вторым среди шести команд, это тоже неплохо.

– Если бы Ванька Енотов вчера ногу не натёр, – вмешался футболист, – он бы две банки из трёх точно перехватил бы. – по-английски мальчик говорил не очень хорошо, но старательно, и Христофор его достаточно легко понимал.

– Банки? – вообще-то адмирал старательно делал вид, что не слушает. Им овладела иррациональная апатия. Но на непонятное слово он не мог не среагировать.

– Ну да, банки, – жизнерадостно повторил подросток. – Мяча, гола, как ещё объяснить.

– Спасибо, я вас понял, – Колумб впервые после финального свистка улыбнулся. – А когда следующая игра?

– Поздравляю, друг мой, кажется, вы заболели футболом. – вновь похлопал по плечу дон Паоло. – Здесь это распространённое заболевание. Можно сказать, эпидемия.

– Думаю, это всё же лучше, чем чума, – ввернул свои полпесо адмирал.

– О, да!

– А матчей до весны больше не будет, – довольно улыбаясь пояснил Стёпа. – Теперь только в апреле. Приезжайте к нам ещё, посмотрите, как я играю.

– Если бы это зависело только от меня, – развёл руками гость.

Глава 11 Битва при Такане

Хорошо на третьем посту. Тихо, спокойно. Сразу за колючкой – джунгли, посторонних нет, так что кроме лесного шума ничего не беспокоит. Правда, полной тишины, конечно, тоже не бывает. Деревья вокруг разные, какое еле шепчет, шевеля листочками, а есть такие, что как начнут хлопать своими лопухами, так будто кто с глушителем стреляет. А ещё бывает, попугаи налетят. Вот уж птицы сварливые, как тётки на базаре, пока не шуганёшь их веткой, такой крик стоит…

Кстати, как там Ветка? Его уже месяц, как из части перевели, а куда – неизвестно. Скучновато без него. Старший сержант Влад Камышов машинально отломил торчащий сквозь колючку сухой сучок, засунул его за воротник формы и некоторое время блаженствовал, почёсывая себе малость взопревшую спину. Климат в Чикиле неплохой, но когда ветерок дует с Юкатана, то становится влажно и пахнет чем-то прелым. Спина и подмышки реагируют мгновенно – не привык он у себя в сухом и жарком Кизекочуке к такой погоде.

Зато отдых. Еле выпросил у начкара третий пост. Желающих-то, хоть отбавляй. Здесь из охраняемых объектов – только ворота, куда раз в три дня сырьё привозят. Так что огородили участок древней каменной дороги, повесили колючку, ворота поставили, оборудовали блокпост из бетонных плит, и всё. До ближайшего очага цивилизации почти километр, связь только по телефону, так что стоит проверяющему, или разводящему, из караулки выйти, сразу предупредят, чтобы форму поправил, к встрече подготовился.

А в остальном спокойно. Последний налёт случился ещё летом, да и то, уже года, считай, два, как куны лишь имитируют нападения. Им-то это ещё меньше, чем американцам нужно, на них самих сверху ацтеки недобитые давят.

Влад с усилием почесался спиной о бетонный угол блокпоста, и засунул сучок в рот, зажав кончик в зубах. В животе требовательно заурчало. Сержант кинул взгляд на солнце в просвет над дорогой и протёр мгновенно заслезившиеся глаза. А до обеда ещё почти два часа. Надо будет в воскресенье в городе тёмные очки купить. Их уже полгода, как в продажу выбросили, многие себе взяли, а он что-то протормозил. А в них на солнце гораздо удобнее смотреть.

Слева в кустах что-то нехарактерно для спокойного леса зашелестело. Влад машинально скинул автомат с плеча, упал на землю и почувствовал, как справа двинулась неясная тень. Тут же над спиной просвистела стрела, наконечник со стуком ударился в бетон блокпоста, за ним ещё один, ещё…

Влад, не поднимаясь, прополз по-пластунски за угол, рывком приподнялся, и нырнул в темноту входа. Тут же дёрнул рычаг висящего на стене телефона и шёпотом прокричал в микрофон:

– Нападение на третий пост. Количество нападающих выяснить не удалось. Караульный – сержант Камышов.

– Вооружение нападающих?

Ага, голос начкара. Это хорошо, значит задержек не будет.

– Пока стреляют из лука, тащ капитан. Но много их. Забор почти окружили.

– Караульному вести сдерживающий огонь, но боеприпасы экономить. Ожидай подкрепление в течение пятнадцати минут.

– Есть!

Камышов непроизвольно улыбнулся. Ну, теперь этим гадам зададут перцу. Сержант передёрнул затвор, высунул толстый ствол автомата в бойницу и дал короткую, в три баллона, очередь не целясь.

По решетчатому забору с той стороны застучали, потом ещё раз, но чуть левее. Влад обомлел. Вот это реакция на три несчастных выстрела! Весь периметр был перекрыт телами кунов, и все, как один колотили по стальной сетке поднятыми руками. Луки и копья валялись рядом. Сзади, по дороге, напирали ещё с сотню, а то и больше, но никто уже не стрелял. Если приглядеться, можно было увидеть умоляющие выражения на лицах. Ничего себе, они воюют. Это что же у ребят случилось?

Сам не понял, как начал жалеть незадачливых захватчиков. Сержант ещё с пару минут разглядывал прижавшихся к периметру дикарей, затем, не убирая автомат, вышел наружу и осторожно высунулся из-за угла.

– Мвен ле пале! – послышался сдавленный крик, и тут же его подхватили десятки голосов. – Коте ма, коте ма!

Капитан Алексей Рысь, опытный воин из ирокезов, ещё из первой партии, той самой, что учились у самого Моторина, приподнялся над люком и удивлённо смотрел на периметр. Без малейшей опаски возле самого забора стоял караульный, контрактник Влад Камышов, и на ломаном кунском что-то говорил. А с той стороны его внимательно слушали сотни дикарей, тех самых, что вот уже десять лет не дают покоя торгово-промышленной базе в городке Чикила. Именно из-за них каждый прииск, каждое месторождение, содержат свой гарнизон. Именно они виновны в том, что тогда, в том самом бою, Алексей потерял лучшего друга.

Очень хотелось дать команду на открытие огня. ППД в десять секунд разнесёт всю эту демонстрацию. Останавливало лишь то, что на линии огня находится его боец.

– Тащ капитан, разрешите обратиться, – Камышов был уже тут и лениво прикладывал пальцы к форменной кепке с козырьком.

Алексей кивнул.

– Парламентёры, тащ капитан. Я по-ихнему не особо, но понял только, что вот этих кто-то выгнал воевать с нами, а они не хотят. Говорят, торговать – хорошо, убивать – плохо. – Последние слова сержант произнёс на местном диалекте. На лице его блуждала кривая усмешка.

Алексей ловко спрыгнул с брони, оправил форменную рубашку, и почти строевым шагом зашагал к периметру. Вот пусть только хоть один из них сделает резкое движение, или хотя бы крикнет. В минуту от всей банды ни одного целого не останется. Руками ноги повыдирает.

– Капитан Алексей, – голос говорившего был высоким, акцент, как у всех на Юкатане, квакающий, но слова звучали понятно, явно человек не первый день учит русский. – Я хочу вам сказать что-то важное.

Солнце едва успело появиться над джунглями, а из ворот поста номер три вышли один за другим четыре БРДМ. На броне последнего, привязанная к транспортировочным петлям, тряслось от встречного потока воздуха ЛВПД – легкобронированное судно на воздушной подушке. В первом бронетранспортёре рассматривал нарисованную от руки карту майор Зайцев, командир десантной роты. Через плечо ему заглядывал пронырливый Влад Камышов.

– Через пять километров дорога уходит на метр под воду, тащ майор, – бесцеремонно ткнул сержант в прикрепленную к планшету карту. – Мы там были в прошлом году, там ручей разлился.

Зайцев покосился на выскочку, но ничего не ответил. Из головы не шёл вчерашний разговор с правителем местного племени. Как, оказывается, мало они знали о той земле, на которую пришли. Ведь считали кунов отдельным, независимым и диким народом. Потому и относились к ним как к дикарям. Но и те хороши. Десять лет не сообщать, что их самих держат в традиционном рабстве остатки империи майя. И как ведь хорошо устроились, эксплуататоры, а? Император, жрецы, армия, все из майя. А куны, которые и построили города, пирамиды, каменные дороги через джунгли, на положении рабов. И созрели для переговоров только сейчас, когда поняли, что американцы – и есть та сила, что может раскатать их ненавистных хозяев в тонкий блин.

В дальнем углу, прижавшись спиной к холодному металлическому борту, чтобы сбить нервную дрожь, сидел Тонкий Лучик Утреннего Солнца, последний представитель императорского народа кунов. Он не мог не напроситься в такой необходимый поход вместе с «тряпочными», и теперь, одетый, как и все вокруг, в непривычную для коренных жителей джунглей пятнистую форму, с опаской смотрел на окружающих.

Прошедшая неделя была богата на невероятные для кунов события. Наконец-то совет старейшин принял напрашивающееся который год решение – пойти на контакт с «тряпочными» и постараться с их помощью избавиться от гнёта ненавистных майя. Общение с чужаками проходило и раньше, но никогда официально. За официальный контакт майя тут же применяли жёсткие карательные меры. Пять лет назад род Рассветных, которых захватчики уже три века, как изгнали из родного, возведённого предками, города, попытались поискать помощи в освобождении от ига. С тех пор в джунглях не найти никого из этого несчастного рода. Даже находящихся на действительной службе не пожалели.

Сейчас вопрос объединения с пришлыми, можно сказать, назрел. Демография кунов в плачевном состоянии, всем им от рождения уготована роль рабов, а любую мало-мальски значимую должность имеет право занимать только представитель майя.

Переговоры шли больше трёх дней, и если теперь их авантюра удастся, то народ Тонкого Лучика вольётся в Союз Племён на тех же правах, что и остальные его члены. Конечно, всем им придётся учиться, без этого никак, но тут должен сыграть большую роль тот факт, что куны уже много веков владели арифметикой, правда, не в десятичной системе счисления, а в пятеричной, астрономией, географией, физикой, металлургией и архитектурой. Конечно, за века рабства общие когда-то знания стали уделом лишь небольшой части населения, жрецов и старейшин, но всё равно, начинать придётся не с нуля.

Тонкий Лучик Утреннего Солнца, а по-простому Стахувакль, отвлёкся от неоднозначных мыслей и с некоторой опаской оглядел сидящих рядом. Люди не волновались, как он, все были заняты привычным делом. Сосед справа поднял на руки свой дротикомёт, который тряпочные называют автоматом, и теперь бережно протирал вонючей тряпочкой металлические части. Время от времени он задевал Стахувакля локтем, после чего обязательно виновато улыбался.

Сидящий напротив вдруг исчез из поля зрения Тонкого Лучика. Вот, сидел человек, и вдруг пропал в боковом зрении. Император повернулся и понял, что воин просто ловким движением нанёс на лицо три неровные разноцветные полосы – чёрную, зелёную, и жёлтую, из-за чего тут же потерял привычный человеческий силуэт, а когда закрыл глаза, стал казаться конструктивным выступом железного ящика, в котором они ехали.

И ехать им ещё очень долго. До города Такан, где, если верить шпионам кунов, послезавтра пройдёт коронация очередного Великого Змея, пешему рабу идти не меньше пяти дней. Лучик усмехнулся. Надо же, шпионы… Да, многому они научились за эти годы у тряпочных. Ещё десять лет назад никому из его народа и в голову бы не пришло отправить специального человека в столицу империи на должность обычного ассенизатора, чтобы он собирал сведения. Единственное, что куны упорно хранили все тёмные века, это императорская семья. И то, лишь благодаря тому, что Жаркое Летнее Солнце не встал во главе войска когда-то, а послушался старейшин и затаился, сохраняя род. Под эти мысли император, едущий в одном железном ящике с простыми воинами, незаметно для себя задремал, не обращая внимания на тряску, вой машин, и стук колёс.

– К машине!

Этот крик вырвал Лучика из полусна. Он удивлённо посмотрел, как мгновенно опустели скамейки рядом с ним, и, повинуясь общему движению, выбрался наружу. Свежий воздух тут же расправил привыкшие за время поездки к духоте лёгкие, вечерний свет ударил по глазам. Рядом ровными линиями стояли чужие воины.

– Ваши подойдут не раньше, чем утром. Так что пока привал, поедим, отдохнём, технику зарядим, – это командир тряпочных, воин со странным именем «майор Зайцев».

Император кивнул, пока ещё не до конца понимая, что ему говорят. Единственное, что уловил, это еда. Значит, скоро будут кормить. И сразу же после этих слов в животе нетерпеливо заурчало. Стахувакль уже пробовал армейскую еду тряпочных и нашёл её очень вкусной и питательной. Его подданные, выходя на долгое время, питались лишь дарами леса. Фруктами, мясом попугаев, съедобными корнями. Тряпочные же придумали специальные бруски, которые можно было бросить в кипящую воду и через пять минут получить или вкусную горячую кашу, или фруктовый кисель. А сгущённое молоко? От этого воспоминания язык непроизвольно прошёлся по губам. Может, и сейчас дадут?

В принципе, Лучик не ожидал от похода каких-то изысков или роскоши. Он сам уговорил тряпочных, показал им на карте местоположение тайного города Такана, и даже настоял на том, чтобы вместе с чужаками пошли его люди. Так что изначально был готов к простой походной пище. Но надеялся на лучшее.

К болоту, омывающему Такан, пришли к обеду следующего дня. Город стоял на широком, плоском острове посреди непроходимой трясины. К единственным воротам вела съёмная гать. Ни одно из двадцати восстаний кунов так и не смогло захватить город. К нему просто невозможно было подобраться.

Когда прозвучала очередная команда «К машинам!», Стахувакль критически осмотрел колёса железного ящика и понял – тоже не пройдёт. Даже пустой. Да и воинов тряпочные привели совсем немного – не больше сотни. А ведь это не отдалённый посёлок кунов, где всего жителей тысяча человек, это столица. Тут и так-то проживает пара десятков тысяч, а сегодня – тем более. Главы всех основных родов собрались на коронацию. Все, естественно, с детьми и роднёй, которую следует показать при дворе. И у каждого не меньше двух сотен дружины. Собственные воины не только определяют важность придворной персоны. После коронации последует обязательный праздник, неотъемлемой частью которого будут военные игры.

Тонкий Лучик Утреннего Солнца в размышлениях отошёл далеко от оборудованного в лесу лагеря, добрёл до самой трясины и теперь стоял под низко висящей лианой, рассматривая виднеющиеся вдалеке каменные стены города. На ум тут же пришли строки древнего сказания: «Столица царей народа кунов, великий город Такан поднимает свои жемчужные стены из самого сердца светлого озера Ахаинаоко. Поднимаются они, нетронутые врагом, выше крон деревьев, надёжно сохраняя тайны королевского двора. Усталому путнику с берега озера видны лишь крыши великолепных дворцов и прекрасных храмов. Но не каждому дано попасть внутрь прекрасного города. Войти в ворота можно лишь если позволено будет пройти по рукотворной деревянной дороге, кою жители кладут прямо на воды озера…»

За столетия, что прошли со дня написания этих строк, озеро заросло и превратилось в болото, деревья выросли куда выше стен, а некогда сияющие крыши храмов покрылись неровной зеленью молодой травы, а кое-где на них даже выросли кусты. Ему показалось, что в нескольких местах над стенами торчат кожаные шлемы воинов. Майя, обманом заполучившие прекрасное творение кунов, запустили улицы и строения, не ухаживали за стенами и озером. Теперь вокруг городской ограды росли кусты, мелкие деревца, в болоте стоял неприятный запах, истошно орали лягушки и временами пересекали лужи относительно чистой воды змеи. Стахувакль с печалью смотрел на огромный, за пару часов не обойти, но запущенный без хозяйской руки, Такан. Вор тем и отличается от хозяина, что не заботится о своих владениях, а старается как можно больше вытянуть из них, подумал император.

– Метров четыреста от берега, – неожиданно сказал за спиной майор Зайцев.

– В самом узком месте, перед воротами, до города двести шагов. Там стелют деревянную дорогу, – не оборачиваясь, ответил Лучик.

Командир неплохо говорил на кунском, и это очень помогало и в переговорах, и в обычном общении. Простые воины либо могли сложить несколько слов, но сами почти не понимали, что им говорят, либо могли говорить, но имели примитивный словарный запас, пригодный лишь для меновой торговли. Собственно, именно к взаимообмену и сводились все стычки между кунами и тряпочными последнее время, несмотря на то, что майя категорически требовали изгнать чужаков с их земель. Ничего, подумал Лучик, скоро изгоним. Только не тех чужаков, о которых вы подумали.

– Ваши железные ящики здесь не проедут, – высказал сомнение Стахувакль.

– Ящики? А, бардаки?! Им и не придётся, – майор махнул рукой. – Я даже не уверен, что нам так необходимо дожидаться ваших воинов. Можем начинать хоть сейчас.

Император лишь пожал плечами в ответ. Он сделал всё, что от него зависело. Предоставил информацию и нарисовал план города, дал воинов, даже вооружил их как мог. Лучик вдруг понял, что полностью отдал себя в руки тряпочных. Они могут сделать с ним всё, что будет угодно. Впрочем, тут же отогнал он эту печальную мысль, они и раньше могли пройти по всему лесу и зачистить территорию до последнего жителя. Во всяком случае, в настоящих стычках, где воинами-кунами командовали военачальники-майя, на одного убитого тряпочных приходилось не меньше полусотни кунов. В последние годы пятнистые стрелки научились безошибочно вычислять командиров и выбивать их в первые минуты боя, после чего битва затихала сама собой, не унося лишних жизней. А часто превращалась всё в ту же меновую торговлю. Надеюсь, здесь такого не произойдёт, помотал головой император.

Следующее утро началось необычно. Во-первых, когда Стахувакль проснулся, большей части чужих воинов не было. Где они, он так и не понял. На почти пустой поляне фырчала паром уже знакомая по прошлой остановке странная печка с приделанным сбоку железным цилиндром, да несколько бойцов таскали какие-то трубы. Лишь через два часа, подошла неровная колонна усталых кунов. Войдя в расположение, они тут же примостились под деревьями на отдых. Лишь Тау-Авака, командир соединения, человек, прошедший не один десяток боестолкновений и дослужившийся у майя, невиданное дело, до сотника, не позволил себе расслабиться. Он нашёл глазами императора и первым делом представил ему краткий рапорт.

– Ваше величество, количество потерь за переход двадцать шесть человек. Остальные две тысячи девятьсот восемьдесят четыре прибыли. Отряд расположился на отдых и готов к исполнению приказаний.

Всё-таки у тряпочных даже доклад поставлен куда более профессионально, поморщился про себя Стахувакль. И тот факт, что на простом переходе потеряли больше двадцати человек, тоже не особо радует.

– Поступаете в распоряжение майора Зайцева, – он указал на командира тряпочных.

Тот явно слышал диалог, потому что невесело усмехнулся, и приложил на мгновение руку к кепке.

– Командир, расположите ваших бойцов на отдых до моего распоряжения, – с кислой улыбкой сказал он.

А потом случилось совсем непонятное. Возле печки вдруг надулся бледно-голубой пузырь, огромный, с приличную хижину размером. Сначала он мирно переваливался по траве, но потом начал рваться вверх, удерживаемый только верёвочной сеткой. Когда пузырь достиг огромного размера, в корзинку под ним забрался тряпочный воин с квадратным ящиком за спиной.

И тут пузырь со своим наездником взлетел над лесом. Все куны, как один, провожали его изумлённым взглядом, а майор Зайцев подхватил из-под ног такой же ящик и приложил что-то к губам.

– Зимний, координаты, – непонятно приказал он, после чего повернулся к берегу и скомандовал. – Первый – шестой квадрат, второй – седьмой, третий – восьмой, четвёртый – двенадцатый, пятый – тринадцатый, шестой – четырнадцатый.

– Есть, – ответил с берега кто-то невидимый.

Из ящика тоже что-то пробурчали.

– Огонь, – коротко крикнул майор.

Со стороны берега раздались хлопки, а через секунду над городом вспыхнули взрывы.

– Беглый огонь, – радостно добавил Зайцев.

После его слов грохотало минут пять. Стахувакль некоторое время удивлённо смотрел на толстую железную трубу, торчащую из кустов, пока не понял, что именно из неё вылетают огненные стрелы, рушащие Такан. Наконец, он не выдержал, и подошёл к трясине.

По болоту ходили медленные, грязные волны. Над городом висело чёрное облако. От стен осталась в лучшем случае половина. Ни ворот, ни центрального дворца уже не было. Лучик не заметил, как стрельба прекратилась, и вокруг воцарилась тишина. Лишь время о времени её нарушали падающие с разрушенных стен камни. Где-то внутри, в глубине города, сияло пламя, выбрасывая в небо чёрно-рыжие, наполненные дымом, огненные сполохи. Когда слух отвык от грохота взрывов, император расслышал многочисленные крики, доносившиеся со стороны Такана. Хоть бог Тохил и не приветствовал злорадство, но Лучик ничего не мог с собой поделать. Ему было приятно слышать звук доказательства победы кунов над своим вечным врагом.

Где-то слева часто-часто забили хлопки, почти сразу же слившиеся в громкий гул, в сторону Такана понеслась невиданная раньше плоская и широкая перевёрнутая лодка. Казалось, она не сидит в воде, как все суда, а несётся, едва касаясь трясины зелёной каучуковой юбкой. Лодка подошла прямо к пролому в стене, где раньше находились ворота, в момент над ней поднялся десяток воинов в незаметной форме, и нырнул в пролом. Послышались выстрелы. Эти звуки император уже неоднократно слышал. Сейчас он стоял и с благоговейным ужасом взирал на то, как просто тряпочные уничтожили самое логово тех, кто сотни лет держал в железной руке весь народ кунов. Не всё ещё закончено, и придётся долго добивать остатки родов майя, но главное уже сделали. В душе его царили одновременно трепет и надежда.

Лодка вернулась к берегу и доставила ещё одну партию солдат. Похоже, Зайцев решил обойтись без союзников.

– Майор Зайцев, мои воины тоже готовы к бою, – Тау-Авака будто прочёл мысли императора.

– Это очень кстати, – повернулся к нему тряпочный. – Пусть начинают стелить гать.

Глава 12 Раздача слонов

Её Величество Изабелла, королева Кастильская, стояла на коленях, прижав руки к груди. Перед её лицом, в специально сделанной в стене нише, сияла под лампадой раскрашенная статуя девы Марии. Лицо Изабеллы было перекошено, глаза закрыты, пальцы рук побелели от напряжения. Мысли в голове то собирались в одну кучу, заставляя думать одновременно и о пустой казне королевства, и об очередной болезни дочери, и о тех чудесах, что мог бы рассказать этот авантюрист Колумб. То наоборот, разом покидали сознание, оставляя гнетущую пустоту и напрочь выкидывая сами слова молитвы.

Королева ещё раз глянула на лицо статуи, светлым пятном виднеющееся в полумраке молельни, и начала молитву заново:

– Ave Maria, gratia plena. Dominus tecum: benedicta tu in mulieribus, et benedictus fructus ventris tui, Iesus…

Дверь со скрипом приоткрылась и поток воздуха раскачал неверный огонь лампады, на деревянное лицо богоматери упала тень, создавая впечатление, что та поморщилась. Изабелла недовольно оглянулась. Какое неудобство. Только-только сосредоточилась на молитве, как тут же отвлекли. В дверях стояла Беатрис Галиндо – уже три года, как учитель, хорошая подруга и добрая помощница королевы.

– Ваше величество, – с учтивым поклоном произнесла женщина. – Его превосходительство, адмирал моря-океана Христофор Колумб смиренно ожидает аудиенции. Пора…

И она вдруг подмигнула с той самой, прошедшей через года хитрой улыбкой. Королева непроизвольно улыбнулась в ответ. Скорее всего, этот авантюрист привёз что-то интересное. А уж мимо новостей пытливый ум Беатрис пройти не мог.

Полумрак посольского салона замка Алькасар располагал к почтению и неторопливости. Каждый шаг кожаных каблуков изящных толедских босоножек королевы торжественным гулом отдавался от резных потолков. Изабелла поднялась на возвышение, секунду постояла возле трона, с высоты осматривая собравшихся на аудиенцию, и аккуратно расправив края парчовой мантильи, опустилась на сиденье.

Распорядитель двора, торжественный, как ода во славу богоматери, вышел на середину залы и, предварительно поклонившись, пропел:

– Его превосходительство, дон Христофор Колумб, адмирал моря-океана, ожидает аудиенции её величества Изабеллы, королевы Кастилии!

От этого крика вновь вступила боль в левый висок. Изабелла коротко поклонилась. Как просто было в юности, когда она, ещё никакая не королева, а принцесса без претензии на наследование трона, была предоставлена сама себе. В чём-то она даже завидовала этому иностранному авантюристу. Захотел пойти на закат, прыгнул на корабль, и вперёд. Королева слабо представляла себе принципы мореплавания, но зато великолепно умела ездить верхом, без стеснения садясь в седло по-мужски.

Хлопнула дверь, и в залу, держась тесной кучкой и постоянно оглядываясь, ввалились пятеро человек. Следом за ними, не поднимая голов, семенили слуги, с тяжёлыми ящиками в руках.

Неужели этот прохиндей нашёл золото, подумала Изабелла, непроизвольно вглядываясь в ящики. И сразу же после этой мысли усилием воли переключила внимание на людей.

Сам Христофор сильно изменился с тех пор, как она видела морехода последний раз. Тогда перед ней предстал потасканный временем и постоянными переездами, суетливый мужчина. Сейчас же королева видела перед собой того, кого действительно можно было поставить вице-королём вновь открытых земель. Прямой, гордый взгляд, аккуратная бородка, придающая его слишком округлому лицу благородную форму, рыжие, крепко тронутые сединой, волосы заплетены в тугую косу и повязаны гладкой атласной лентой. Камзол без блестящих излишеств, которыми так любят украшать себя придворные шаркуны, ничего по сути не представляющие.

Она с удовольствием глянула на стоящего слева от адмирала. Никогда не встречала ранее подобное лицо. Крепкий, прямой нос, говорящий о честности и настойчивости, высокие скулы и прямые волосы, лежащие на лбу, составляли впечатление стойкого, выносливого человека. Но не испанца, и даже не европейца. Что-то неуловимое было в разрезе этих чёрных глаз, немного непривычный рисунок крыльев носа… А стоящего рядом королева вообще приняла сначала за подарок. Перья покрывали всю голову и шею этого существа. Огромный, немного крючковатый нос придавал ему сходство с хищной птицей. А всё тело, не прикрытое перьями, оказалось увешено бусами, амулетами, кулонами, браслетами и другими разноцветными вещами. Только ноги, босые и неприлично голые, выделялись из общей картины. Глядя на резной деревянный посох в руке необычного гостя, Изабелла почему-то отнесла его к священникам, хотя, ничего общего с внешним видом католических пасторов не наблюдалось.

Королева вдруг поймала себя на том, что несколько затягивает приветствие.

– Я рада снова видеть вас, адмирал, – сказала она. – Надеюсь, вы принесли нам радостную весть.

– Ваше величество! – Колумб пал на одно колено и протянул ей скрученный пергамент.

Слуги тут же выхватили письмо и передали королеве. Как она и ожидала, это оказался заверенный нотариусом указ о присвоении чина адмирала моря-океана. Значит, открыл.

– И далёк ли оказался ваш путь в Индию?

– Увы, ваше величество, – путешественник уже поднялся, и после этих слов печально склонил голову. – До Индии я не добрался. Это невозможно, так как на пути лежит обширный мир, населённый неведомыми людьми. Волею Провидения я нашёл путь в эти земли для всех жителей просвещённой Европы.

– Так поведайте нам о них. Что за люди там живут, верят ли они в господа нашего Иисуса Христа, не замышляют ли злодеяний против Кастилии?

– Не волнуйтесь, ваше величество. Ничего плохого они не замышляют. И если бы я не приплыл в эти земли, то никто из тамошних аборигенов ещё долго не попал бы в просвещённый мир.

– А с вами, как я гляжу, попали. Но, адмирал, почему я не вижу с вами остальных смелых мужчин, пустившихся в это путешествие?

– Увы, ваше величество, не всем провидение позволило увидеть родные берега. С другого края океана вернулась лишь дюжина человек. И только один корабль из трёх.

– Они остались у дикарей?

– Нет. Господь призвал их в свои чертоги, как это ни печально. Упокой, господи, души рабов твоих.

– Аминь.

Аудиенция оказалась продолжительной, Изабелле даже надоело сидеть на жёсткой поверхности мавританского трона. Но было очень интересно. Адмирал увлекательно рассказывал о чудесных лесах, необычных деревьях красного цвета, что срубленные, становятся синими. О разноцветных птицах, которых можно научить человеческой речи, и даже подарил клетку с одним таким попугаем. Рассказал о странных тропических водах, которые отвечают на любое движение волной голубого света, о рыбах, что вылетают из воды, маша крыльями, и падают прямо на палубу. Повествование тянулось долго, но главного королева так и не услышала. Пришлось намекать самой. Как всё-таки непонятливы эти мужчины.

– Ваш рассказ очень позабавил меня, адмирал, но не забывайте, что прежде всего, я не любопытная женщина, а глава государства. Поэтому главное, что интересует меня, это то, что можно было бы употребить на благо моего народа. Вы же знаете, что война с нечестивыми маврами, происки еретиков, требуют не только сил, но и затрат…

– Да! Я прошу прощения, ваше величество.

Колумб повернулся и неистово замахал рукой, кого-то подзывая. Тут же слуга подкатил высокий, по грудь адмиралу, ящик из необычного дерева кроваво-красного цвета и открыл его.

– И всё-таки позвольте мне видеть перед собой не только мудрую и заботливую правительницу, но и прекрасную женщину. Поэтому великолепной королеве Кастилии я хочу сделать именно женский подарок.

Христофор торжественным жестом распахнул ящик, и Изабелла непроизвольно подалась вперёд на троне. Такого огромного она ещё не видела. Если повесить его на стену, то можно будет смотреть на себя целиком. Королева не выдержала. Она спустилась с тронного возвышения и подошла к подарку. В золотой раме, украшенной непривычно угловатой, но по-своему красивой резьбой, подрагивало, бросая яркие блики на стены и лица собравшихся людей, невероятное зеркало. Слишком блестящее для серебра или бронзы, слишком белое для золота, и настолько правильное, что, увидев в нём себя целиком, Изабелла в первое мгновенье решила, что кто-то идёт ей навстречу. Удивлённая королева вопросительно глянула на Колумба.

– Это зеркало из цельного листа настоящего стекла, ваше величество. Такие делают только в Америке. Пожалуйста, будьте с ним осторожны, не забывайте, что это не серебро.

– Да уж, умеете вы удивить слабую женщину, адмирал. Столько времени рассказывали мне о чудесах дальних стран, а под занавес преподнесли небывалый подарок.

– Это ещё не всё. Мой спутник, – Колумб положил руку на плечо стоящего рядом с ним юноши. – Носит имя, которое на нашем языке значит Маленький Венок. Он оказался великолепным проводником по своему миру и даже выучил кастильский. Правда, не очень хорошо. Вы позволите ему вас поприветствовать, ваше величество?

– Конечно, Маленький Венок, мы тебя слушаем.

Мальчик несколько смутился, но тут же взял себя в руки. Он протянул ладонь за спину и стоящий сзади тут что-то ему передал. Через мгновение перед юношей стоял столик из такого же красного дерева, покрытый всё той же угловатой резьбой.

– Я рад приветствовать тебя, королева.

Кастильский молодого американца был ужасен. Изабелла даже первые слова не столько разобрала, сколько догадалась об их значении. Но в процессе монолога то ли речь юноши принимала всё более удобоваримые формы, то ли сама она прислушалась и начала понимать…

– Я хочу подарок тебе наш святой золотая кукла.

Он, подобно уличному факиру, вынул из недр стола приземистую статуэтку. Кого фигура изображала, королева не поняла. То ли лягушка на задних лапах, то ли губастый жирный мавр, сидящий на ковре. Но веса в подарке было не меньше двадцати фунтов. А вместо глаз сияла пара превосходных рубинов размером с ноготь её большого пальца. Воистину, королевский подарок. Тем более, что одной статуэткой гость не ограничился. Следом из стола появился на свет необычный альбом.

До этого дня Изабелла видела много дневников, песенников, личных художественных альбомов, но подобных подаренному не встречала. Трон был давно забыт, она, как равная, стояла среди гостей из заморской страны, с величайшим удивлением разглядывая невероятно детализированные чёрно-белые рисунки с видами гор, панорамами, непривычными для жителей Пиренейского полуострова людьми в странной одежде, со странными рисунками на лицах и не менее странными причёсками. Некоторые даже почему-то пускали изо рта дым. Художник, нарисовавший этот шедевр, был гением, а его работы заслуживали самой высшей похвалы. Он смог в чёрно-белом рисунке передать даже цвет глаз, прозрачность дыма, соблюсти малейшие пропорции и прорисовать все детали даже такой объёмной картины, как закат над извилистой рекой. Каждый рисунок был снабжён надписью. Но увы, лишь некоторые буквы напоминали латинский алфавит.

Изабелла так увлеклась творчеством художника, что только в самом конце обратила внимание на сам альбом. Бумага, из которой он был сделан, сама по себе являлась шедевром. Невероятно ровная, гладкая, и настолько блестящая, что казалась смазанной маслом. И вместе с тем, никаких следов на пальцах не оставляла. Королева долго перебирала и гладила листы, наслаждаясь ощущением. Наконец, альбом был изучен от корки до корки, и Маленький Венок достал следующий подарок.

На этот раз на свет божий были извлечены шахматы, часть фигур в которых оказалась изготовленной из золота, а часть, как думала королева, из серебра. И только взяв в руки фигуру имени себя – ферзя, она поняла, что здесь мастер использовал знаменитый королевский металл – пресловутый алюминий, похвастаться которым мог далеко не каждый монарх в Европе. Набор так понравился Изабелле, что она даже не оценила, как следует, остальные подарки – ни бобровые шкуры, ни даже тончайшую, куда более изящную, чем китайский шёлк, ткань. Королева, держа клетчатую коробку в руке, доброжелательно улыбнулась Колумбу.

– Вы знали, чем меня можно заинтересовать, адмирал. Буду счастлива как-нибудь сыграть с вами партию.

– Адмирал рассказал нам о ваших шаманах, – почтительно вмешался юноша. – И наш Круг Господних Братьев подготовил подарок для близкого тебе, королева, человека. Фра Томас!

Он оглядывал группу кастильцев, стоящую чуть в стороне. Наконец, от остальных отделился пожилой человек с одутловатым лицом, будто сшитым целиком из кожаных мешочков, из которых торчал мясистый нос. Голову его украшала обширная тонзура, оставляющая волосы лишь в окрестностях висков. Отец Томас де Торквемада оправил сутану и неспешным шагом подошёл к пришельцам из-за моря.

– Здравствуй, – коротко кивнул ему юноша. – Это для тебя.

В его руках возник огромный, с ладонь длиной, массивный крест с распятым Христом. Распятие было сделано просто на вид, но каждая его линия говорила о мастерстве ювелира. Материалом послужил смутно знакомый матово-белый металл, а каждую оконечность креста украсил орнамент из мелких бриллиантов.

Торквемада принял распятие и подивился его небольшому весу. И тут же понял истинную ценность подарка. До этого он лишь однажды держал в руке кольцо, изготовленное из «королевского металла» – алюминия. Чрезвычайно редкого, стоящего в разы больше золота. А здесь целый крест. На такое в Кастилии можно было бы стать грандом, а возможно даже, купить всю Португалию, невольно подумал он. Но вслух смог лишь изумлённо просипеть:

– Храни вас господь…

Глава 13 Свободу угнетённым кенарям!

Петриоро Быстрые Ноги закончил чистить шкуру и поднял глаза на море. Жалко всё-таки козу, их в семье осталось всего три, четвёртая сорвалась с кручи, вот, только освежевал. Не тащить же её в пещеру целиком, иначе, пока донесёт, шкуру будет вообще не выделать. А здесь и море рядом, и костёр он только что потушил – достаточно и золы, и соли. Среди волн что-то мелькнуло, и Петриоро пригляделся. Вроде, рыбачья лодка, только почему-то без паруса. Не надоедает им грести?

Он тщательно ополоснул покрытые кровью и салом руки в море, и вытер их о мощные мышцы широкой груди, поросшей светлым, вьющимся волосом. За это время лодка подошла к берегу шагов на двести, и можно было заметить, что никто в ней не гребёт. Сперва Петриоро решил, что посудину прибивает к берегу волной и обрадовался – ещё одна лодка в роду не лишняя. Но потом всё-таки разглядел одинокого человека. Тот сидел на самой корме и нехотя ворочал палкой толстый, крашеный горшок, наполовину утопленный в воду. Тогда же до берега донёсся глухой, гудящий звук.

Отниму, подумал Петриоро. Уж с одним кастильцем я точно справлюсь. Он уже разглядел чёрные волосы пришельца, характерные для захватчиков. Так ведь искать начнут, все пещеры прошерстят. Эти гады не успокоятся, пока всемеро за одного своего не отомстят, вовремя остановил себя молодой человек.

И тут же, подумав, похвалил себя за правильное решение. Один кастилец ему ничего не сделает, даже если у него с собой огненный самострел. А вот если навредить самому оккупанту, то бедным гуанчам достанется ещё сильнее. И так уже весь остров Гуи занят чужаками. Даже имя ему сменили, обозвали по-своему – Тенерифе. Коренных жителей практически не выпускают из пещер. Уже сколько молодых парней нашли свою смерть от кастильской пули или меча. По одному никто старается на воздух не выходить, это он, Петриоро, сегодня сглупил, торопился козу спасти. Так что лучше уж узнать, что этому чужаку нужно, и постараться разойтись мирно.

Лодка за это время сама собой уткнула нос в берег, человек ловко выпрыгнул на белый песок и два раза дёрнул, вытаскивая её из воды. Только здесь Петриоро разглядел, что это не привычная ему деревянная плоскодонка, а что-то необычное, сшитое из надутых, гладко выделанных, шкур зелёно-голубого цвета. А незнакомец уже рядом. И на кастильца он вовсе не похож. Странные, прямые панталоны до самых пяток, короткая блуза с рукавами, которые даже плечи не до конца прикрывают. И кепка удивительной формы. И, кстати, никакого оружия, ни меча на поясе, ни мушкета, ни даже лука.

– Здравствуй, – обратился гость на кастильском.

Петриоро сразу понял, что язык этот ему не родной. Он пытался сообразить, кого же к нему принесло морской волной, но пока никого похожего не мог вспомнить.

– Прости, что говорю с тобой на этом языке, – продолжал между тем странник, – но я не знаю твоего, а ты не сможешь понять мой. Ты не против поговорить со мной?

– Ты из Кастилии? – Петриоро никак не мог понять, как обращаться с незнакомцем. Чужие на острове не живут, тут только либо свои, но все гуанчи говорят на одном языке, либо захватчики.

– Нет, – странник яростно замотал головой. – Я прибыл с другого берега океана.

– Врёшь! – парень даже подпрыгнул от удивления. – Все знают, что океан простирается до самого края Земли.

– На нашей стороне тоже раньше так думали, а теперь вот, решили его переплыть. Скажи, как тебя зовут?

– Нет, сначала ты скажи.

– Я Марат. Можешь так ко мне и обращаться.

– А я Петриоро. Тебе чего здесь надо, Марат?

– Мне нужно поговорить с Бенехаро. Я хочу вам помочь. Ты можешь попросить его прийти сюда? Пусть даже с воинами, чтобы никто не думал, что я хочу причинить вам какой-то вред.

– Ты дурак! – Петриоро даже отвернулся, правда, подглядел искоса реакцию собеседника, потом понял, что выглядит глупо и снова повернулся. – Бенехаро умирает. Его ранили в бедро, и теперь он только лежит и тяжело дышит. Ты опоздал…

– Что?! – Марат в мгновенье оказался рядом и схватил молодого человека за плечи. – Быстро веди меня к нему. – потребовал он. – Может, ещё не поздно…

Петриоро и в голову не пришло не подчиниться. Голос у собеседника оказался настолько властный и требовательный, что он без разговоров взвалил на плечо мешок с разделанной козой и поплёлся к пещере.

У входа, как всегда, дежурили двое лучников. Они удивлённо посмотрели на родича, потом перевели взгляд на идущего следом Марата.

– Он хочет лечить Бенехаро, – пожал плечами молодой человек.

Сам-то он понимал, что после рубленой раны бедра долго не живут. Сначала ушло слишком много крови, а сейчас нога вождя распухла, и он не мог даже встать. Чужак бесцеремонно растолкал толпившихся у постели родичей и осмотрел рану. Потом воткнул что-то в плечо больному. Зачем он это делает? Болит-то не плечо, болит нога. Но нет, в ногу Марат тоже несколько раз уколол. После чего достал из сумки маленький ножик и долго ковырялся в открытой, кровоточащей ране. Странно, но Бенехаро при этом не издал ни звука. Вот это у вождя выдержка! Сам бы Петриоро в этом случае орал в полный голос. А тот только тихо разговаривает с лекарем. А потом Марат достал обычные нитки и просто зашил рану! Как дыру на рубашке! Но ведь это не одежда, это живой человек. Ну, хоть завязал в конце белыми полосками, и то правильно. А Бенехаро стал дышать по-другому. Ровнее, спокойнее. И глаза уже не мутные. Вон, говорит о чём-то с чужаком.

– Петриоро!

Парень не сразу понял, что вождь зовёт именно его. Он даже оглянулся, прежде, чем тронулся с места и подошёл к ложу.

– Я прошу тебя, скажи главе своего рода, что я приглашаю его на разговор. Заодно отнесёшь домой свою ношу.

Петриоро даже забыл, что на плече у него мешок с мясом. Он кивнул, и направился наружу. У самого выхода из пещеры стоял чужой лекарь. В его руке был зажат маленький чёрный камень. И в этот камень он что-то говорил на своём непонятном языке. Когда молодой человек уже прошёл, Марат ухватил его за рукав и притянул к себе.

– Смотри, – предложил он и протянул палец в небо.

Петриоро глянул на прикрывающие солнце облака и сначала не понял, что ему хотят показать. Наконец, одно облако отделилось от общей группы и приблизилось к острову. Неправильное какое-то облако, слишком ровное. Парень непроизвольно представил, на что оно похоже. Обычно, тучи походили, где на сидящего человека, где на птицу. Но это облако мало того, что двигалось против ветра, оно ещё и напомнило молодому человеку детство, когда они с мальчишками засыпали в сушёные бараньи кишки сухой горох, потом надували их и дрались, громыхая на всю округу. Вот и туча была длинной, ровной, будто её специально надули.

Непослушное облако повернуло к кастильскому порту, где стояли целых три ненавистных корабля. Стояли. Потому что, когда странная штука с ними поравнялась, на каждом прогремел взрыв. Не прошло и пяти минут, как из воды торчали лишь верхушки мачт. Петриоро на мгновение даже показалось, что неведомый великан, достающий головой до самых звёзд, взял эту огромную надутую кишку и лупил корабли прямо по мачтам, как по головам. Молодой человек удивлённо посмотрел на Марата.

– Я пообещал Бенехаро, что мы поможем вам прогнать чужаков, – пожал плечами тот.

Глава 14 Бойня при Гуанахани

Алонсо Пинсон сидел в единственном затрапезном трактире нищей рыбацкой деревни Синиш. Перед ним на столе возвышалась одинокая бутылка кислого местного вина, а рядом с ней тарелка, полная обглоданных рёбер. Ещё две такие же бутылки унесли шустрые половые девушки. Чуть правее тарелки лежал листок серой, рыхловатой бумаги, другой у трактирщика не нашлось, и треснутая чернильница, на которую опиралось очинённым концом гусиное перо. Капитан сделал ещё один глоток прямо из горлышка, не заморачиваясь посредством сиротливо стоящей рядом глиняной кружки, вздохнул, и, громыхая пустой тарелкой по стыкам досок стола, поменял посуду на писчие принадлежности.

Первые строки уже чернели на листе и теперь следовало продумать, что писать дальше. Ошибаться было никак нельзя, потому что бумага стоила недёшево, а денег у Алонсо почти не осталось. Он привычно закусил кончик пера и перечитал начало письма.

«Добрый мой дядя. Повествование своё начинаю, мучим смятением и страхом, ибо то, что видел я, ничем иным, кроме происков врага человеческого быть не может. Молю Господа, чтобы не оставил меня, и всех, ходивших со мной в несчастливый поход сей.

Вышли мы в сентябре, после празднования Рождества Девы Марии, что большинство из нас считали залогом успешного плавания. О, знали бы они тогда, насколько ошибутся, уверен, все, как один, остались бы дома.

Адмирал наш, граф Армандо де Граухада и Кордоба, взял меня шкипером флагманского корабля, как человека, который уже ходил в эти забытые Господом земли. Я принял под командование каракку „Святая Троица Севильская“. На ней же занял адмиральскую каюту и сам граф Армандо.

Кроме „Святой Троицы“ в поход с нами вышли ещё пять каракк и четыре нефа. Никогда ранее не случалось мне видеть подобной армады, но граф Алонсо унял мои восторги, рассказав, что в битве при Винчелси кастильцы выставили целых сорок кораблей, однако презренные англичане, истово ненавидящие добрых католиков, потопили более двух дюжин из них. Слова сии оставили меня в задумчивости. И хоть в возможность морского сражения с недалёкими голоногими дикарями верилось мне с трудом, но мысль о том, что богопротивные островитяне могут поджидать нас на пути, не давала мне покоя.

Нежелание моё вступать в баталии на море основывалось на том, что все собранные в поход корабли были перегружены войсками. Видя сие, понял я, что её величество отправила на захват земель всех бывших ветеранов реконкисты подряд, ибо даже на флагмане богато наряженный рыцарь легко мог соседствовать с одетым лишь в кожаный панцирь ландскнехтом. Видел я и многих, облачённых в броню, вероятно, доставшуюся им по наследству, а то и переходящую от отца к сыну, уже не одно поколение. Я порадовался, что противниками нашими выступают в этом походе дикие аборигены, а не жители Европы.».

Алонсо отложил перо и сделал ещё глоток. А сколько усилий пришлось приложить, чтобы убедить Изабеллу послать войско! Как он её уговаривал! Вспомнился тронный зал, и сам шкипер, протягивающий королеве левую руку.

– Вот, ваше величество. Посмотрите, какие ожоги. И это, уверяю вас, не от пламени, а от обыкновенной воды. Всё потому, что я сунул руку в ящик, где под водой была скрыта золотая пластина не меньше, чем в половину пуда весом. И ящик этот стоял безо всякой охраны прямо в хижине, куда нас поселили.

Королева ожидаемо не поверила, и пришлось всё-таки доставать длинную золотую решётку, демонстрировать. Благо, Пинсон всё равно собирался отдать её в казну – кто же ему позволит самому распоряжаться слитком такого веса?

Глупые аборигены и не подумали наказывать похитителя. На следующий день просто заменили ящик на такой же. Правда, эти сутки не работали фонари под потолком и не текла вода, но матросы привычны жить в ещё более спартанских условиях. Об этом Алонсо Изабелле, конечно, не рассказывал, просто пояснил, что дикари, судя по всему, цены золоту не знают. И, похоже, именно эта решётка послужила доводом в пользу сбора эскадры.

А дальше начался тихий ужас. Их величества, кажется, решили под предлогом приведения необразованных аборигенов под кастильскую руку отправить подальше всех ставшими лишними героев реконкисты. Пинсон неоднократно слышал хвастовство одетых в латаные-перелатанные штаны рыцарей о том, как героически они дрались с мусульманами и какие огромные земли теперь получат там, за морем.

Сам по себе проводник не имел доступа на остальные корабли эскадры, да, если честно, не очень-то и хотел, ему и того, что он увидел на флагмане вполне хватило. Если бы важность и напыщенность могли убивать, то этих кораблей было бы достаточно, чтобы захватить всю Европу. Каждый из воинственных идальго был исполнен чувства собственной значимости, любой считал первейшим своим долгом доказать окружающим, что именно он и есть наиболее родовитый, а если нет, то героический, преданный, и вообще, самый-самый. Дважды жертв спонтанных дуэлей приходилось хоронить по морскому обычаю, за бортом, после чего граф Армандо во всеуслышание объявил, что в следующей дуэли победителя не будет, и в море отправят обоих, причём, не дожидаясь результата схватки.

«И в таком порядке, следуя походной линией и подгоняемые сезонным ветром, мы, с божьей помощью, достигли того самого проклятого господом острова, к коему так и не смогли причалить с Колумбом в прошлой нашей экспедиции. На этот раз провидение было к нам ещё менее милостиво, послав навстречу этот чудовищный корабль. Это исчадье ада, гонца врага душ христианских.

Изначально он не производил впечатления грозного противника. Никто, глядя на эту недокаравеллу, не воспринял бы её за серьёзный боевой корабль. Практически полное отсутствие мачт, пара не заслуживающих внимания кулеврин, стоящих не как положено, на опер-деке, а просто торчащих на верхней палубе, уставившись стволами в небо. К тому же команды он нёс не более десятка матросов.

Эта насмешка над кораблестроением вышла из тумана ранним утром и прошла галфвиндом вдоль всего каравана, делая не меньше дюжины узлов. Никто из нас не успел даже сообразить, что здесь забыл этот призрак. А противник остановился напротив каракки, видимо, заметив адмиральский вымпел, и вдруг утренний туман пронизал ужасный, нечеловеческий голос.

От гремящих над бездной вод слов останавливалось сердце и холодели пальцы. Так не дано говорить человеку, так не может звучать вообще ни одно живое существо. Подобными мёртвыми голосами, без сомнения, орут демоны в своей бездне. Вы, дядя, можете представить охвативший нас ужас, когда мы услышали отдающее металлом рычание, хотя и звучащее по-кастильски, но с леденящим кровь ужасным, нелюдским, акцентом.

– Всем судам лечь на курс норд-норд-ост и следовать двести пятьдесят лиг до полосы пассатов, далее повернуть ост и возвращаться в Европу, – на весь океан проревел проклятый демон. – Даю час времени на смену курса, в противном случае буду вынужден всех уничтожить.»

Пинсона в очередной раз передёрнуло от воспоминаний. Что началось после этих слов на борту, описать невозможно. Рыцари чуть ли не лезли через фальшборт, чтобы вплавь добраться до наглеца и лично его проучить. Шум стоял такой, что слышно было, наверное, даже на Канарских островах. Но дикарский корабль спокойно дрейфовал на правом траверзе флагмана, не обращая никакого внимания на поведение конкистадоров. Наконец, капитан каракки «Принципе де Андалузас» не выдержал. Правый борт окутался дымом и через секунду до Алонсо донёсся слаженный залп. Пушки выстрелили не менее, чем с трёх сотен саженей, поэтому неудивительно, что только два ядра попали по чужому кораблю. Они одновременно ударили в борт чуть выше ватерлинии, но не пробили его и лишь отскочили в море с таким звуком, будто кто дёрнул язык огромного колокола.

Пинсон уже слышал этот звук. Когда он запустил ядро в плотик, встретивший их прошлую экспедицию, тот тоже ответил звоном. Он тогда удивился, но смог представить себе полностью железную лодку. Но железный корабль…

Это сколько же кузнецов должны были над ним трудиться? И железо. Где взять такое количество? Это же не меньше десяти тысяч пудов. А главное, какое чудо держит железяку на волнах, не давая ей, как положено, опуститься в пучину? Но дьявольское судно игнорировало любую логику и спокойно дрейфовало возле «Санта Тринидад да Севилья». Двойное попадание не оказало никакого действия на остойчивость. А сам выпад каракки, как оказалось, возымел действие.

За кормой железного корабля вскипели буруны воды, он споро развернулся, напрочь игнорируя направление ветра, и направился к обидчику. «Принц Андалузский» почуял неладное и, желая избежать встречи, начал забираться на ветер, но безуспешно. Дьявольское судно, несмотря на полный левентик, за две минуты достигло обидчика. При этом оно прошло всего в сотне саженей от флагмана, и Пинсон даже успел записать его название, написанное на борту непривычными, не европейскими буквами: «ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ».

Выстрел прозвучал, когда до удирающей каракки оставалось несколько сот саженей, и сам Алонсо не отдал бы приказа стрелять с такого расстояния, чтобы не тратить ядра зря. Но одна из кулеврин над железным бортом бодро крутанулась в направлении цели, гулко хлопнуло, но дым из дула не вышел. Пинсон даже решил, что никто не стрелял, а адский сторож лишь пугнул наглеца. Но через мгновение каракка вспухла, сквозь неё, как свет свечи сквозь тонкую ткань, стало видно пламя, после чего «Принц Андалузский» перестал существовать. Не слышно было даже криков тонущих, никто не цеплялся за обломки, в которые превратился не старый ещё корабль.

– Час прошёл! – прогремел нечеловеческий голос в абсолютной тишине.

И вслед за этим началось настоящее избиение. «ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ» даже не утруждал себя маневрированием. Он просто чуть подворачивался в нужном направлении, не озаботившись галсом, а дальше всё делали две кулеврины на вращающихся лафетах. С квартердека железного судна с невиданной частотой, не реже пяти раз в минуту, срывались дымные полосы. Одного такого попадания вполне хватало, чтобы разорвать любой корабль в клочки, как детскую игрушку. И ни в кого дьявольскому палачу не пришлось стрелять дважды. Кастильские суда и не пытались выстроиться в линию, чтобы дать отпор нечеловеческой силе неведомого корабля.

Некоторые идущие в арьергарде торговые нефы, несущие в этом плавании вместо товаров войска, предприняли отчаянные попытки уйти, но, увы, безуспешно. Безопасная смена курса из походного строя шла через оверштаг, чего ни один купец с их куцыми прямыми полотнищами сделать, понятное дело, не мог. У некоторых паруса тут же заполоскали на реях, как бесполезные тряпки. Те же несчастные, кто рискнул уйти бакштаг, вынуждены были сцепиться такелажем с соседями и сразу же сбились в кучу и потеряли ход. Над волнами стояли хлопки потерявших ветер парусов и непрерывные многоголосые крики, прерываемые потусторонним воем дымных полос, несущихся с бортов железного палача. Взрывы гремели в течение получаса, пока, наконец, на волнах не остался один лишь флагман.

«Ты, дядя, и представить не можешь тот ужас, что охватил всех находящихся на „Святой Троице“. Самые гордые и несгибаемые ещё час назад идальго, как один, стояли на коленях и просили Господа, чтобы он помиловал их. Лицо капитана было белее мела, а губы, дрожа, повторяли слова молитвы. Я сам готов был броситься в волны, чтобы не видеть творящегося вокруг ужаса. Казалось, в следующее мгновение смертоносный дымный столб ринется и в нашу сторону, чтобы завершить наш земной путь. Однако, на этот раз провидению угодно было послать нашему экипажу иное испытание. Чудовищный железный корабль выстрелил, но канонир его взял слишком высоко, и бомба разорвалась прямо над головами людей, столпившихся на шканцах.

Тут же запахло перцем, и все, кто наблюдал ужасное зрелище, зашлись в безумном плаче. И твоего непокорного племянника, дядя, не избегла общая судьба. Поверь, это оружие было ужаснее всех пушек на свете, ибо ему недостаточно было просто убить. От багрового едкого дыма горели нос, глотка, чесались и слезились глаза. Ни одного стоящего на ногах после жестокого выстрела не было. Самые воинственные рыцари сейчас оказались не сильнее младенца. Если бы на железном корабле решили взять нас в этот момент на абордаж, ни один бы из нас не смог оказать ни малейшего сопротивления.»

А следующим выстрелом «ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ» прострелил беспомощному флагману опер-дек, видимо, желая ещё раз продемонстрировать мощь своего оружия. И тем же потусторонним голосом приказал оставшимся в живых возвращаться и рассказать своим, что ходить через океан не следует. Стоит ли говорить, что никаких возражений его приказ не вызвал?

И вот теперь Алонсо Пинсон сидит в забытой Богом дыре, боясь попасться на глаза любому королевскому чиновнику и заранее зная, что может ожидать его в этом случае. Ибо никто не вправе требовать снисхождения, погубив эскадру кораблей и несколько тысяч воинов. Он позорно сбежал, лишь только единственный уцелевший в этой бойне корабль отдал швартовы. Как адмирал граф Армандо де Граухада и Кордоба будет отчитываться перед королевской четой за провальную конкисту, его не интересовало.

«Так, что, милый дядя, прошу тебя, забыть о непутёвом своём племяннике, по имени Алонсо. И всем родным прошу передать пожелание здоровья, и скорее забыть про меня. А я в свою очередь найду себе укромный уголок и буду тихо, но истово молить Господа о прощении, ибо подобное испытание не могло быть ниспослано без неведомой мною пока вины.»

Глава 15 Raptori Canis

Иська Совенко лежал, опираясь спиной на медленно остывающий после жаркого дня каменный останец, и смотрел, как в стремительно темнеющем небе одна за другой зажигаются звёзды. Солнце уже ушло на запад, оставив возле самого горизонта светлую полоску, как напоминание о себе. Дядя Вася, правда, рассказывал, что это не Солнце ходит вокруг земли, освещая то одну, то другую сторону шара, а сама Земля вертится, подставляя по очереди бока под ласковое тепло. Иська даже как-то попробовал покрутиться волчком возле костра, и пришёл к выводу, что Василий Лукич вполне может быть прав. Но в целом, это ничего не меняло. И в небе всё равно, то по одной, а то целыми гроздьями, как-то незаметно, загорались малюсенькие огоньки, а он, положив руки под голову, с удовольствием на них смотрел.

Снизу, из-под скалы, перебивая запах крови и немытых тел, одуряюще запахло кашей с мясом. Лежащий рядом Анхело заворочался, навис лицом над другом и одними губами прошептал:

– Не соблюдают пост-то отцы. Сегодня мясо нельзя, а они, вон, целый котёл с кашей наварили.

Иська долго думал, что ответить, чтобы остановившиеся на постой под останцом доминиканцы, а тем более, стражники из их охраны, не заметили, наконец, просто махнул рукой. Говорить не хотелось. Хотелось вот так лежать всю жизнь, представляя, что он и не человек вовсе, а чудная птица, и что не на камне он, а парит в ночном небе, и не думая приземляться. Приятная фантазия растянула лицо в улыбке, но глаза он не открыл.

– Ну, укладываются, кажись, – выдохнул в ухо Анхело.

Мальчишка присоединился к ним с дядей Васей, тогда ещё Василием Лукичом Свиньиным, буквально через седмицу после спешного побега. Тогда они ещё не собирались далеко уходить от Уэльвы, планируя переждать возможную бурю и вернуться. Но все планы поменялись, когда однажды мальчик увидел пятёрку «псов господних» в сопровождении городской стражи. Служители привычно волокли на верёвке связанную, босоногую жертву. Иська не сразу разглядел под копной торчащих во все стороны, слипшихся от пота и пыли, волос знакомое лицо. Анхело из монастыря Сантанхело!

Долго он раздумывал. До города доминиканцам оставалось лиг десять, а до заката – чуть больше часа. Значит, будут ночевать. На постоялый двор не пойдут, кто бы что ни говорил, а случиться может всякое. И обворуют, и прирежут кого почти случайно. Да и не принято у божьих псов по тавернам спать. Сколько раз видел подобные процессии.

Дон Совиньи не стал возражать против желания мальчика. Лишь махнул рукой, и сказал на не очень хорошо тогда известном русском языке:

– Эх! Сгорел сарай, гори и хата. Всё равно мы с тобой уже малость очистили Кастилию от бешеных собак. Сворой больше, сворой меньше…

Иська долго помнил ту ночную схватку. И сейчас, пройдя не один десяток ей подобных, конечно же не стал бы так отчаянно кидаться на клинки и дубины. Но, видимо, Господь тогда был на их стороне. Анхело отбили, потом долго перетаскивали тела к реке и, нагрузив камнями пазухи, забрасывали в глубину.

– Улеглись, – прервал воспоминания друг. – Как Зэрита взойдёт, можно начинать.

– Кто?

– Зэрита. – Анхело замялся, ёрзая на шершавом камне. – Это звезда. Не знаю, как называется, но красивая, голубая и яркая. Я её ещё в детстве Зэритой назвал, очень понравилась.

– А! Покажешь?

Тот закивал. Ещё некоторое время провели в тишине, слушая храп и почёсывания святых отцов и стражников, приглушённые стоны двоих еретиков, которых на ночь привязали к дереву. Наконец, Иська придвинулся к пологому краю, высматривая диспозицию противника. Под основанием скалы и возле кустов ёрзают, кутаясь в суконные сутаны доминиканцы, рядом чешут запотевшие под кирасами бока стражи. Единственный караульный сидит, уныло глядя на горящий костёр. Кто так делает? Ему же совсем ничего кроме огня не видно, хоть пляши вокруг него. Эх, не жили они с Василием Лукичом полгода в походных условиях. Сейчас лагерь команды был организован в лесу, в полулиге от ближайшей дороги. Да ещё и все подходы прикрыты непроходимой засекой, снаружи очень похожей на естественный бурелом. Единственный проход выкопан в земле и прикрыт дёрном и ветками. И костры они так по-дурацки не жгут. Обязательно в специально вырытой яме и только из сухих веток, чтобы не выдать себя ни огнём, ни дымом.

Хесус снова осмотрел лагерь господних псов, запоминая, кто где устроился. Никаких чувств не было. Ещё тогда, после первой схватки, его крепко взял за плечи Василий Лукич и, внимательно глядя в глаза, спросил:

– Ты как?

Хотя вопрос звучал неопределённо, мальчик отлично его понял.

– Вот теперь страшно стало, – честно ответил он.

– А… там… Может, жалко их, или ещё что?

– Нет, Василий Лукич.

– Просто – дядя Вася.

– Дядя Вася, – попробовал на слух мальчик, и повторил. – Нет, дядя Вася. Жалко тех, кого они жгут. Ведь ни за что же.

– И правильно. Если в городе появились собаки, которые кусают прохожих, их надо рубить без жалости.

Так Иська и делал. Только никак не мог избавиться от видения отца, подпрыгивающего на здоровой ноге, стараясь меньше наступать на деревяшку, и размахивающего мечом. Так и казалось, что и он бьётся с ними. Сначала было удивительно, даже пару раз хотелось шагнуть в сторону, дать родителю пространство для боя, но потом привык.

– Пора, – Анхело толкнул друга и сам сполз, царапая пузо о камень, ногами вниз.

Совенко ещё раз опустил глаза, запоминая картинку, и, не жалея сапог, прыгнул вперёд. Там было-то не больше полутора саженей. Попал удачно – прямо за спину единственному караульному стражнику, который сидел, согнувшись, у костра. Тот так ничего и не понял до самого момента, когда остро отточенный нож вошёл ему под затылок. Быстрый прыжок влево, ещё один стражник получил клинок в закрытый глаз. Чуть скосить глаза, там Анхело работает по доминиканцам. А вот и дядя Вася вышел из-за куста и широко, по-мясницки, рубит остальных.

Вся схватка не заняла и трёх минут. Наконец, Анхело метнулся к дереву и одним ловким движением разрезал верёвку, которой были привязаны жертвы. Ну и глаза у них. Впрочем, как и у всех. Кого бы ни освобождали – реакция одна. Сначала ужас, ожидание смерти, а то и чего похуже, потом облегчение, потом…

– Нет, с нами нельзя. Идите куда-нибудь, только не домой, вас там в первую очередь искать станут.

Молодец Анхело. Отлично работает. Привык уже. Все они просятся, вот только не все нужны. Его самого Иська с дядей Васей взяли только по знакомству. А потом учили целый месяц. И сейчас ещё учат. Он пока хуже всех с оружием работает. А главное…

Его тогда Василий Лукич в сторону отвёл, и спросил на ухо:

– Ты уверен, что псы не додумались нас на живца ловить? Представь, подослали нам в отряд своего, который и выведет нас всех прямо на засаду. Может такое быть?

Мальчик тогда задумчиво кивнул. И больше не отвечал согласием на подобные просьбы.

– Иди-ка сюда, – прозвучало по-русски от костра.

Василий Лукич разглядывал какую-то бумажку, и лицо у него было очень недовольное.

– Спохватились, – скривился он. – Здесь письмо, в котором всем братьям предписывается собирать сведения об отряде, что уничтожает доминиканцев. Так что надо нам, Иська, перерыв взять месяца на три. Собирайся, пойдём мы все в Гранаду.

– В Гранаду? Зачем?

– Там после войны кого только не набежало. И ветераны, и бывшие рабы, и мориски. И никакого порядка. Там нас даже если и будут искать, всё равно не найдут.

– Ого, богатенькие братцы были, – к ним подошёл улыбающийся Анхело. Он подбрасывал на ладони приятно звенящий кошель.

– Вот, и средствами на дорогу псы господни нас обеспечили, – продолжил дядя Вася. – Вы, ребята, покормите несчастных, чем там в котелке осталось, да попросите их нам помочь с уборкой.

Управились быстро, небо на востоке только сереть начало. Дали жертвам серебряный реал, чем удивили несчастных до круглых глаз, и отправились к лошадям. Путь долгий, а спать лучше вечером, чтобы внимания не привлекать. Никто не должен знать, что именно эти два мирно выглядящие юноши в сопровождении доброго и весёлого дядюшки и есть члены ужасной группы рапториканцев, что в переводе с языка богослужений значит «Уничтожители собак».

Несмотря на постоянные походные условия, отсутствие элементарных удобств, такая жизнь нравилась обоим мальчишкам. Анхело был доволен тем, что всегда сыт, одет, никто его не прогоняет, а наоборот, даже занимается с ним самым что ни на есть благородным делом – фехтованием. Как оказалось, выросший при монастыре юноша очень страдал от одиночества, пряча свою тоску за словоохотливостью, бесшабашным поведением и внешним презрением к окружающим. Теперь, найдя себе настоящих друзей, Анхело раскрывался с другой стороны, и пример со звездой очень хорошо это показывал.

Хесус же нашёл в образе жизни рапториканцев сразу несколько привлекательных сторон. Это и месть убийцам родителей, лишившим его семьи. Кроме того, мальчику очень нравилось видеть в глазах спасённых ими людей восторг, признательность, а потому ощущать свою нужность. И ещё, хотя он никому и не признавался в этом, видения отца с мечом, преследующие его каждую схватку, оставляли позже чувство правильности поступков. Ну, и последнее, он очень привязался к Василию Лукичу, самому необычному человеку из всех, кого он встречал. И с каждым днём эта привязанность становилась всё сильнее.

До Гранады добрались только на третий день, всё-таки ехали почти сотню лиг. Попасть в город оказалось не так-то просто. Посад под стенами оказался запружен многоязыкой толпой, в которой мальчик различал и кастильский, и арабский, и ещё какие-то языки. Люди также были под стать – больше половины носили шаровары, типичные для мусульман лёгкие рубахи с жилетами. Головы многих украшали фески, чалмы. А вот крестов на шее было на удивление мало.

Стража на воротах также напоминала о тех благословенных временах, когда Гранадой правил Боабдиль, а проклятые псы ещё не выискивали себе жертв среди иноверцев. Четверо стоящих возле настежь открытых створок держали в руках кривые сабли, которые кастильские воины считали непозволительными, так как в отличие от прямого меча, они не похожи по форме на крест. Впрочем, на двоих юношей в сопровождении дядюшки стража не обратила особого внимания, лишь махнули рукой, мол следуйте дальше, не задерживайте очередь.

До рыночной, или как здесь говорили по старой памяти, базарной площади, шли, удивлённо оглядываясь. Давно на территории Кастилии не видно было такого количества мусульман. Фердинанд и Изабелла, пользуясь одобрением церкви, старательно приводили страну к единоверию, бесцеремонно расправляясь с любыми иноверцами. А тут…

Со стороны ворот внезапно волной прошёл непонятный гомон, люди бесцельно забегали туда-сюда. Толпа вдруг отхлынула, и на середину, туда, где раньше был питьевой фонтан, торжественно въехал высокий чернобородый мужчина на белом коне в окружении десяти вооруженных телохранителей.

– Боабдиль… – в один голос выдохнула толпа, а кто-то не побоялся выкрикнуть. – Ты вернулся?

Мухаммед, если это был он, повертел головой, затем дёрнул повод, и его конь, перебирая тонкими ногами, повернулся вокруг хвоста. Не найдя говорившего, опальный правитель улыбнулся куда-то в неопределённую сторону и громко ответил:

– Я забыл здесь свою чалму. Как я мог не вернуться?

Хесус, открыв от удивления рот, смотрел на невероятное действо, забыв обо всём. В себя его привёл дядя Вася, звучно подбив ладонью под подбородок.

– Рот закрой, а то муха залетит, – сказал он по-русски.

– Что это, Василий Лукич?

Но вместо Свиньина ответил совершенно незнакомый человек, стоящий чуть сзади. Он хитро подмигнул юноше и с улыбкой произнёс:

– Ничего особенного. Вернулся законный правитель. Теперь всё будет хорошо, мальчик.

Сказано это было тоже по-русски, и Хесус вновь открыл от удивления рот.

Глава 16 С позиции силы

В келье было тихо, спокойно. Умиротворяюще помигивали огоньками лампадки под иконами, заправленные оливковым маслом. Сквозь толстые стены еле слышно доносился далёкий псалом клира. Впрочем, кельей это помещение только называлось. Гораздо более оно походило на рабочий кабинет преуспевающего вельможи, администратора. Основное пространство занимал огромный, массивный стол из светлого, почти белого дуба, с обтянутой зелёным сукном столешницей. На нём аккуратными стопками лежали, задрав углы в небо, деловые бумаги. Совершенно разные, от отлично выделанных пергаментов с вычурными подписями и чернильными, восковыми, а то и сургучными печатями, до замусоленных исчерканных обрывков, заполненных неудобочитаемыми, писаными углем, каракулями.

Стены кельи-кабинета были уставлены шкафами, кое-где с резными, деревянными дверками, а у двух двери были даже разделены на небольшие, в ладонь, застеклённые квадраты. И в каждом, как и полагалось в кабинете, снова бумаги.

Томазо Торквемада перекрестился на иконостас, занимающий весь угол, аккуратно снял через голову, не расстёгивая, мантилетту, и устало уселся за стол, машинальным движением отодвинув от себя тяжёлую малахитовую чернильницу с торчащим из неё очищенным почти до конца гусиным пером. Рука сама потянулась за ворот сутаны и достала его. Непозволительный для кардинала, пусть даже первого после папы в стране, подарок. Крест из королевского металла. Пальцы привычно и успокаивающе огладили великолепно отполированные бока креста, большой палец повёл по еле заметному узору. Глаза блаженно прикрылись, чтобы тут же распахнуться. Увы. Никак нельзя. Ведь в том то и дело, что первый он только после папы. И если такого нет у проклятого Борха, то и ему, верному псу божьему, не положено. Потому и носит под сутаной, не показывая. Потому и не видит никто это совершенство, хотя, видит святой Фома, как ему хочется похвастать великолепием неизвестного мастера. Как же всё-таки они так делают? Ведь дикари дикарями, вон, этот, который к священникам привязался с вечной просьбой научить слову божьему, вообще, весь в перьях, аки филин спросонья. И остальные. Одеты, прости господи, абы во что. Рубахи даже руки до конца не прикрывают. А ведь умеют! Зеркало у Изабеллы. Томазо три раза ходил специально его осматривал. Последний раз даже алмазом из перстня в уголке полосу процарапал. Точно, стекло. Но как? Никто не может ни размер такой выдержать без того, чтобы не полопалось стеклышко, ни в зеркало его превратить. Это же как ни шлифуй, всё одно, отражать прозрачное стекло не заставишь. Для этого металл нужен.

Он снова провёл пальцем по привычным и таким приятным граням креста. Нет, нужно всё-таки решиться. Как бы ни хотелось оставить дорогую диковину у себя, но, когда эта информация дойдёт до папы, ничем хорошим это не кончится. И что стоило этим дуракам подарить какой-нибудь золотой крест? Хотя, ясно же, что золотой таких чувств не вызвал бы.

Торквемада по-собачьи встрепенулся, поднялся из-за стола и достал из шкафа красивую резную шкатулку красного дерева. Аккуратно уложил проклятый подарок внутрь. Как раз, будто для него и делали. Вынул из-под стола рулон дорогущей мавританской бумаги, начал заворачивать…

Но посереди процесса вдруг остановился. А что, если… Томазо улыбнулся и щёлкнул пальцами. Спешным шагом подошёл к двери, задвинул тяжёлый засов. Затем прошёл между шкафами и исчез в потайном помещении. Долгое время в келье было пусто и тихо, наконец, Торквемада, вернулся к столу. На правую руку его была надета толстая кожаная перчатка, которой он сжимал тампон из овчинной шерсти. Левой рукой, неуклюже, он размотал упаковку. Распахнул крышку шкатулки и достал злополучный крест. Правой аккуратно смазал его тампоном и сунул обратно. Затем вновь ушёл и вскоре вернулся уже без перчатки, и продолжил заворачивать свой подарок. Через несколько минут на столе лежал аккуратный свёрток, рядом, на стуле, подложив руку под подбородок, сидел кардинал. По-хорошему, конечно, следовало подарок такого уровня отвезти в Ватикан самому. И если этого не сделать, у папы Александра VI могут возникнуть сомнения. Крайне вредные для здоровья кардинала Кастилии. Значит, следует найти причину, по которой кардинал не может покинуть свою епархию. И это… это… Он пробежал глазами бумаги на столе. Взял одну из самой грязной и неопрятной стопки. Минуту всматривался, пытаясь разобрать каракули, затем встал и рывком подошёл к двери. Дёрнул, забыв, что сам же закрыл её на засов. Открыл, высунулся…

– Бениньо! – повысив голос позвал он.

Тут же у двери материализовался монах лет тридцати, с аккуратно выбритой тонзурой, в новой, блестящей сутане, и с чётками в руке. В другой руке он держал сшитые вместе небольшие листки бумаги и одетое в дерево сарацинское графитовое писало, которое мавры называли чёрным камнем, или на их еретическом языке – карандаш. Вся поза монаха выражала готовность исполнить любое повеление.

– Бениньо, когда принесли это? – Томазо потряс неопрятной бумажной.

– Два часа тому, ваше высокопреосвященство.

– И сколько их уже?

– Две дюжины.

– То есть, по всей Андалузии кто-то убивает доминиканцев, уничтожено уже двадцать четыре отряда, а мы так ничего и не сделали?

– Ваше высокопреосвященство, по всем монастырям и инквизиям разослали указания вести себя с бережением, а также требования к магистратам об усилении охраны псов господних.

– И всё равно их режут. Видимо, господь повелит мне лично этим заняться, если другие его слуги ни на что не способны. А мне нужно отвезти в Ватикан корреспонденцию, – он чуть было не сказал «злополучный крест». – И что? Теперь бросить братьев во Христе на поругание?

Торквемада строго глянул в глаза Бениньо, и тот яростно замотал головой.

– Ты прав, брат Бениньо, – степенно кивнул кардинал. – Поэтому передачу писем папе я возлагаю на тебя. Неуместно мне наслаждаться лицезрением безгрешного папы, когда братья в беде. Готовься, вызови охрану, человек полста, пакет для Ватикана на столе. И покличь ко мне брата Маноло.

Не прошло и пяти минут, как шкатулки на столе уже не было, сам Торквемада сидел на своём месте, а перед ним почтительно склонился худощавый монах в потёртой сутане неопределённого цвета.

– Вы поняли? – переспросил кардинал.

– Да, ваше высокопреосвященство. Бениньо знает, что он везёт?

– Я ему не говорил, но он не дурак.

– Согласен. Я прослежу. И сделаю это незаметно. Такая ценность может легко вскружить голову неокрепшим умам вроде брата Бениньо.

– Но не вам? – Торквемада улыбнулся.

– Вы, как всегда, правы…

– Хорошо, идите. Да, Маноло, вам понадобится охрана.

– Это не обязательно, ваше высокопреосвященство.

– Вы слышали, что творится на дорогах Кастилии?

– Конечно. И уверен, что ко мне подобные инциденты не имеют никакого отношения.

– Возьмите хотя бы моих стражников до порта. Видит бог, в море гораздо меньше возможностей открутить вам голову, но до него следует ещё добраться. Так что я настаиваю, до порта поедете под охраной. Возьмите две, нет, три дюжины моих. И отправляйтесь прямо сейчас. А то я этого Бениньо знаю. Он изобразит рвение, умчится из ворот в течение часа, а потом будет плестись, как пьяный водовоз. Только вы его уже не найдёте. Так что десять минут вам на сборы и зайдите в казарму, передайте моё указание выделить вам три дюжины охраны.

Через полчаса по двору монастыря процокала одна группа всадников, сразу же за ней следующая, и стало тихо. Томазо привычным жестом сунул руку под сутану, не найдя креста, улыбнулся сам себе, и поднялся из-за стола. Вышел за дверь, хотел уже крикнуть по привычке, но вспомнил, что сейчас здесь никого нет. Поэтому спустился во двор и приказал закладывать карету. Через четверть часа чёрная крытая повозка уже стояла в окружении двух дюжин всадников.

– Отвезите меня в поместье, – повелел кардинал.

На завтра важных дел не было, стоило смягчить горечь расставания с ценным подарком.

Повозка мерно покачивалась на неровностях дороги, и Торквемада начал было понемногу дремать, когда снаружи раздался характерный шум падающего дерева. Следом ещё один. Тут же со всех сторон послышалось пение спускаемой тетивы, звон мечей и крики боя. Томазо откинул сиденье, достал длинный кинжал, и замер.

Дверь повозки распахнулась и в грудь кардиналу впилась стрела. Тут же жадные руки схватили неостывшее тело и выволокли на дорогу.

– Там ищи. Под сутаной, – бормотали сразу несколько голосов, раздирая одежду.

Не меньше минуты грабители обшаривали тело, но так ничего и не нашли, после чего построились в слишком правильную для бандитов колонну и двинулись на запад. Если бы Томазо ещё мог слышать, то до него бы донёсся недовольный голос:

– Теперь нам не стоит ждать милости от Жуана…

Мухаммед XII разложил коврик, ориентируясь на купленный в Фесе магнит, стрелка которого всегда смотрела в сторону Мекки, встал на колени и приготовился к Магрибу.

– Аллахума, раба хазихи да‘вати тамати ва салятиль-каима.

Внезапно он почувствовал, что рядом кто-то есть. Не оборачиваясь, бывший эмир опёрся ладонями на коврик и недовольно сказал по-кастильски:

– Я же просил не отвлекать меня, когда я обращаюсь к богу. Вы отняли у меня всё, оставьте мне хотя бы меня самого!

– Я прошу прощения, великий Боабдил. Мы подождём, пока вы закончите намаз.

Но Мухаммед уже не мог сосредоточиться. Он думал об акценте, с которым говорил непутёвый страж. Он прибыл явно из-за пределов Кастилии. Более того, скорее всего из какой-то мусульманской страны, судя по произношению согласных. Мориск? Перекрещённый? Нет, не похоже. На какие бы земные блага ни сменил веру правоверный, он будет с уважением относиться к намазу.

– Ля иляхэ илля ллаху вахдаху ля шарикя лях, ляхуль-мульку ва ляхуль-хамду, юхьйи ва юмиту ва хува ‘аля кули шайин кадир, – довёл до ста Мухаммед, аккуратно поднялся, и свернул коврик.

За дверью стояли трое в странных одеждах. В вечерних сумерках в этих размытых фигурах нельзя было даже угадать людей. На свободных, удобных штанах в самых невероятных местах складки, да и цвет неопределённый, будто специально насажали пятен. Даже лица испачканы сажей до полной неузнаваемости. Но стояли уверенно, плечом к плечу, так что даже по осанке можно было угадать опытных воинов.

– Да прибудет с тобой милость аллаха, Боабдил, – сказал один из них.

Бывший эмир сразу понял, что это старший.

– Кто вы и что привело вас в мою скорбную обитель? – спросил он. – И где христианские стражи?

Мухаммед удивлённо оборачивался, поражаясь тишине и покою, царящим на террасе.

– Не волнуйтесь, эмир, стражи спят и не помешают нам. А мы пришли сделать вам деловое предложение.

Сала-Ад-Дин Сагир сидел на далеко уходящем в бухту пирсе и старательно пучил глаза в темноту, пытаясь не заснуть. На гладкой, как чёрное зеркало, воде разбросала свои редкие дрожащие огоньки спящая за спиной Мелилья. К пирсам приткнулись многочисленные фелуки, шебеки, кое-где даже блестели в тусклом свете звёзд натянутой по бортам парусиной греческие скафы. Порт уснул и затих. Нельзя было спать одному только Сала-Ад-Дину. Его и поставили здесь для того, чтобы мог сообщить в случае нападения или резкого изменения погоды.

Мальчик поминутно тёр глаза, добросовестно выполняя свою работу. Нельзя было, чтобы раис узнал, что он уснул на посту. Ведь он сам его сюда устроил. А иначе в Мелилье денег не заработать. Сейчас в городе собралось множество беженцев с той стороны Гибралтара, солдат, потерпевших поражение, людей, не пожелавших предать Аллаха во имя пророка, которого неверные называют богом.

Так что Сала-Ад-Дину ещё повезло, что раис альмина, комендант порта, милостивый Фарух Рахмон-бей, оказался братом второй жены его покойного отца и привёл мальчика на пирс.

Юный караульный по-собачьи встряхнулся, и яростно начал тереть слипающиеся глаза. Нельзя спать, он звонко шлёпнул себя по щеке. Нельзя, иначе завтра останется только подобно рыночным мутасалам, сесть на корточки и поставить перед собой старую феску, оставшуюся ещё от отца. Он отнял кулаки от глаз и сон мгновенно пропал – прямо перед ним, еле слышно что-то бормоча, шла к берегу почти невидимая в полной темноте, тень. Она угадывалась лишь по силуэту, чуть более чёрному, чем южное небо, да по звуку, напоминающему недовольное бурчание старика.

Вода возле пирса заиграла волнами, тень неохотно остановилась, не доходя до мальчика каких-то десять-двадцать саженей… Раздался необычный щелчок, будто кто-то сломал в руках палку, и вдруг весь пирс оказался залит потоком мертвенно-белого, невыносимо-яркого после ночной тьмы, света. Сала-Ад-Дин непроизвольно зажмурился, перед опущенными веками побежали по кругу чёрные и белые пятна…

– Это Мелилья?

Такой голос не мог принадлежать человеку. Мальчишки часто баловались, дули через натянутую в пальцах бересту. И тогда получался такой же звук. И сейчас, будто кто-то на корабле приложил бересту к губам, и говорит. Так не могут говорить люди. Мальчик непроизвольно опустился на колени.

– Илля, я рахим Алля, – губы сами собой повторяли слова молитвы, а разум искал выход.

В голове его судорожно закрутились мысли. Чёрный бубнящий корабль, непохожий ни на что, виденное ранее. Нечеловеческий голос. Это не иначе, как шайтаны, или другие слуги иблиса. А за его спиной спящий город, а в нём где-то ничего не подозревает его родная мама, единственный близкий человек. Значит, надо сказать шайтанам, что они ошибаются. Пусть уходят. Но завтра утром всё равно ложь откроется, и тогда всё может быть только хуже…

– Да, – пустил петуха Сала-Ад-Дин.

– Рахмет, сагир, – поблагодарили из темноты.

И вдруг щелчок, и свет пропал. Вокруг мгновенно воцарилась абсолютная темнота, настолько глубокая, что мальчик непроизвольно зажмурился. Когда он вновь открыл глаза, на ровной воде всё так же поблёскивали редкие огоньки, и только далёкое, еле различимое, бормотание напоминало о том, что ещё минуту назад половину неба закрывала огромная чёрная туша нечеловеческого корабля.

Ещё через пару минут Сала-Ад-Дин и сам не был уверен, не привиделся ли ему мертвенно-белый свет, ворчащий в ночи чёрный корпус, и заданный с чудным акцентом вопрос. Когда на утренней зорьке на пирс пришла смена, мальчик ни словом не обмолвился о ночном происшествии. Да он и сам уже в нём сомневался, оправдываясь слышанной где-то фразой: «Что только ни почудится одному в темноте».

Глава 17 Тактика и стратегия отношений

Базар Феса как всегда шумел, и если прислушаться, казалось, что разговор ходил по нему волнами, то усиливая звук, то ослабляя его, будто бился о стены, как вода в фонтане. Можно было закрыть глаза, и тогда казалось, что находишься среди небывалого людского моря, пропуская через себя волны шума, украшенные мелкими барашками витиеватых восточных выражений. Бывший десятник гвардии Гранадского эмирата, а ныне базарный нищий Рашид Ахтамани-бек, прикрыл глаза и заёрзал, усаживаясь на циновке поудобнее. Он любил такие моменты, когда солнце греет полуприкрытые веки, привычный за последние месяцы человеческий гомон рождает в голове не связанные с ним воспоминания. А главное, можно спокойно посидеть.

Но, видимо, не в этот раз. Не прошло и нескольких минут блаженства, как идиллию нарушил хорошо знакомый голос.

– Раис Рашид, раис Рашид, смиренно прошу разрешения обратиться.

– Селим, мы же давно не в армии, а я не твой раис. – Не открывая глаз сказал бывший десятник. – У тебя ко мне какое-то дело? Тогда говори, как есть.

– Рашид Ахтамани, я думаю, что скоро ты опять станешь моим раисом.

Нищий мгновенно распахнул глаза. Его фигура, не изменив позы, приобрела стальную твёрдость и готовность к броску. Теперь это был не нищий. Просто бывалый, опытный солдат, волею судьбы оказавшийся временно не у дел. Любой бы, глядя на мгновенно напрягшегося человека, охарактеризовал его именно так. Не стал исключением и Селим, бывший подчинённый десятника. Он улыбнулся, узнавая повадки командира, и несколько раз утвердительно кивнул.

– Точно-точно. Сейчас у дивана встретил, знаешь кого? – И тут же, на дожидаясь ответа: – Самого Боабдила. Аллахом клянусь.

– Не поминай имя всевышнего всуе, пустомеля. Тебе показалось, не иначе.

Рашид расслабился. Все месяцы вынужденного безделья Селим служил самодеятельным разносчиком новостей. Хотя, в большинстве своём это были ничем не подтверждённые слухи, из которых добрая половина оказывалась выдуманным болтунами враньём. Так что верить его словам стоило лишь если балабол говорил о чём-то возможном. Но уж никак не о Боабдиле, который сам приказал Рашиду скакать в Марокко.

Их оставалось четыре дюжины на три сотни кастильцев. И от стен бастиона уцелело не больше половины, когда командующий, шах Мухаммед XII, Боабдил, приказал ему уводить людей. Это было мудро. Королей, шахов, и так далее, не убивают. Боабдил остался жить, пусть и в заточении. Но людей Рашид сохранил. И вот сейчас появляется этот обладатель языка, подобного метле утреннего дворника, собирает все самые невероятные слухи и вываливает их прямо на голову бывшего командира, бередя этим старые раны. Дурака следовало наказать.

Рашид строго глянул на бывшего подчинённого.

– Раис Рашид, смиренно прошу разрешения обратиться, – строго по-военному выкрикнул тот.

Даже в парадную стойку встал, будто встречая паланкин самого эмира. Старый солдат не мог не ответить согласием.

– Час назад я был на площади у дивана. Зашёл к торговцу лепёшками. А на выходе увидел Боабдила в окружении солдат в неизвестной мне форме. Они выкрикивали призывы ко всем служивым, оставшимся без дела и средств, вступать в обновлённую армию Гранады. Увидели меня, привели к шаху. Он расспросил о тебе и о том, как мы вообще живём. Потом пригласил нас обоих. Даже денег дал. Он как знал, Рашид, что ты согласишься. Дал мне три мараведи для себя, и два кастильских реала, чтобы я передал их тебе.

– Когда? – хрипло спросил Рашид. Голос внезапно пропал, дыхание остановилось.

– Завтра на рассвете сбор за городом, у казарм. Ну так что, тебе деньги давать?

Бывший десятник даже забыл о двух реалах. В голове, как однообразная песня дервиша, крутилось: «Я ещё нужен моему Боабдилу. Мы ещё с ним повоюем…». Про деньги он сообразил лишь через какое-то время.

– А? Реалы? Да, конечно. Давай.

Селим споро выложил на подставленную ладонь две тяжёлые серебряные монеты и вновь замер.

– Разрешите идти?

– Идите, солдат, – Рашид довольно улыбнулся.

Первым делом он сходил в лавку к меняле-ашкеназу и выкупил её. Свою любимую. Дамасскую саблю, прошедшую с ним не один год и не один бой, ту, которая множество раз выручала его, и кому он платил тем же. А месяц назад, увы, не смог содержать. И, обливаясь в душе слезами, отнёс в лавку менялы с условием, что месяц тот не будет её продавать. И вот теперь настал час триумфа.

Однако, выкупить саблю оказалось непросто. Отдал больше реала. Поэтому во втором месте, куда зашёл бывший десятник, ему не повезло. Знакомый по рынку, сапожник Ахмед, никак не соглашался продать сапоги за оставшиеся у Рашида деньги. Бывший воин уже отказался от обязательного для всех остальных, он уверен, похода в кальянную и весёлый дом. Он готов был даже провести эту ночь без ужина. Но явиться на утренний осмотр в сапогах, которые просят тюри…

К счастью, Ахмед оказался порядочным человеком. Он объяснил, что стоимость обуви выросла не по прихоти, а потому, что Египет, через который шли все берберские караваны, теперь под османами, а они обложили купцов пошлинами. Все же морские пути перекрыты христианами. Геркулесовы столпы в руках Мадрида и Лиссабона, атлантические порты заняты Португалией. Из дюжины пригодных для торговли портовых городов осталось всего четыре. Поэтому цены на кожу, красители, даже касторовое масло, взлетели до небес.

Но Ахмед не даром был хорошим знакомым. Видя, как вытянулось от огорчения лицо старого воина, он предложил отремонтировать его сапоги. И сделал это очень аккуратно, причём за полцены, так что Рашиду хватил ещё и на нитки с иголкой. Большую часть ночи бывший десятник не спал, колол в полумраке ночлежки пальцы иглой, вполголоса шипя при этом, но зато… Утром, за несколько минут до рассвета перед казармами стоял уже не нищий с рынка. Любой, проходя мимо, обратил бы внимание на бравого воина в полном, подогнанном по фигуре, обмундировании, полностью экипированного, да ещё и с сияющей как само солнце, саблей на боку. Ничто не говорило о том, что ещё вчера этот человек сидел на циновке в углу, ожидая подаяния.

Рашид Ахтамани-бек молодцевато оглядывался в ожидании начальства. И правда, стоило солнцу оторвать своё круглое тело от горизонта, к воротам казарм, поднимая невысокое, тут же оседающее в утренней росе, облако пыли, подкатила коляска. Следом за ней, что-то декламируя, и даже распевая на ходу, бежал строй невиданных ранее воинов. Бывший гвардейский десятник с удивлением рассматривал необычных бойцов.

Все они были одеты в одинаковые, жёлто-зелёные, пятнистые одежды. Простенькие. Свободные штаны, не шаровары, и не узкие, как у христиан. Короткие куртки с нашитыми сверху карманами. У каждого поверх куртки – жилет, а на голове – удобная кепка с козырьком. Рашид даже поморщился. Не походить в такой одежде по базару, гордо выпятив украшенную аксельбантами грудь, не сверкнуть грозно очами из-под роскошной чалмы. Видимо, это какие-то исправительные, наказательные войска, подумал бывший гвардеец. Он нерешительно подошёл к коляске эмира и вытянулся в парадной стойке. Как-то очень естественно за ним выстроились все три дюжины тех, кого он когда-то перевёз через пролив.

– Рашид! – шах счастливо улыбнулся. – Я рад, что ты с нами. Будем возрождать армию, вернём нам землю отцов.

– Ваше высочество, позволено ли мне будет узнать, что за ряженые клоуны прибежали за вами следом?

– Клоуны, говоришь? Ну-ка, сколько их?

– Неполных две дюжины…

– А вас – три. Причём, любой из этих дюжин десяток ваших раскидает голыми руками.

– Не может быть…

– Это мы узнаем через час, – с ужасным акцентом сказал подошедший пятнистый воин.

Потом повели всех завтракать, очень сытно, в баню… После всех процедур, когда гвардейцы, не зная, чем заняться, слонялись по разрисованной в линеечку площадке между казармами, раздался голос на неизвестном языке:

– Строиться!

Гвардия затихла, не зная, что делать. Из ближайшей казармы вышел тот самый пятнистый, что бесцеремонно влез в их с шахом разговор. Он вышел на середину, и, поражая своим чудовищным акцентом, громко сказал:

– По команде «Строиться», – опять незнакомое слово. – Личному составу надлежит выйти на плац, – он обвёл рукой вокруг себя, – и построиться по ранжиру в две шеренги. Ну-ка ещё раз. Строиться!

Кое-как изобразили нечто похожее на линию. Так обычно становились перед атакой. Пятнистый обернулся к казарме и махнул рукой. Но и без этого жеста на площадку, или как он сказал, «плац», уже бежали остальные его сослуживцы. Они мгновенно встали в две линии, одна за другой, и замерли.

– Повторите.

Гвардейцы толкались по плацу несколько минут, наконец, смогли распределиться без обид, кто первый, кто последний. Пятнистый внимательно посмотрел на подобие строя, усмехнулся и еле заметно махнул рукой.

– Ладно, научитесь ещё. Итак, – он снова повысил голос. – Шах уже говорил вам, что выучка нашего подразделения гораздо лучше, чем гвардии.

– Не бывает такого, – Рашид даже знал, кто не выдержал. Конечно же, Селим.

– Разговорчики в строю!

Пятнистый мгновенно вычислил говорящего и подошёл к первой линии. Стоящие рядом непроизвольно чуть раздались в стороны. Он снова ухмыльнулся и указал на Селима пальцем.

– На первый раз прощается. И запомните, в строю полагается молчать. Нарушители пойдут чистить картошку.

Рашид не знал, что такое картошка, но неожиданно для себя испугался. А на плацу тем временем продолжалась речь.

– Итак. Меня зовут капитан Моторин. Марат Моторин. Я – командир учебной роты. Я вижу, как красиво одета гвардия вашего шаха, и потому хочу сразу сказать вам, что у нормального солдата должно быть три формы – полевая, для боя, повседневная, и парадная. Да, парадная может выглядеть и как ваша. Но не жалко ли будет в ней лезть в грязь на поле боя? Да и стрелять в такие яркие мишени врагу очень удобно.

Рашид вдруг осознал, что смеялся над пятнистыми зря. Он представил, что строй, стоящий напротив, пошёл на них в атаку, среди травы, кустов, редких камней… Их же не будет видно, пока они в штыковую не вступят. Задумавшись, он чуть не пропустил следующие слова капитана:

– Строй за мной – ваши инструкторы. Они будут готовить из вас солдат, которые смогут одержать победу.

– Мы и так хорошие воины, – опять Селим. Вот, язык, как помело.

– Кто не запомнил правило строя? Два шага вперёд.

Селим вразвалочку, как и подобает уважающему себя ветерану, сделал пару шагов и остановился. Вся его поза говорила о том, что никакого уважения офицер с морским названием, одетый в грязно-пятнистую бесформенную робу, вызывать не может. Эх, Селим, подумал Рашид, ничего ты не понял.

Капитан кивнул кому-то из своего строя, затем вновь повернулся.

– Один наряд на кухню, – как что-то само собой разумеющееся, сказал он и кивнул Селиму. Дождался, пока тот недоуменно пожмёт плечами, вернётся в строй, и продолжил. – Раз меня не понимают, значит, для начала у нас будет военная игра. Ваши три дюжины против одного моего отделения. – Вновь пол оборот назад. – Первое отделение, выйти из строя.

Прогрохотали два слаженных шага и часть линии оказалась чуть впереди остальных. Рашид вновь задумался. Если они так же стреляют залпом, или пики ставят перед конницей, то выучка у пятнистых и правда лучше гвардейской. Он не знал, что такое военная игра, но предполагал, что что-то вроде потешной битвы. И уже готовился к тяжёлому испытанию втридцатером против десяти.

– Дубов, веди отделение на полигон, – продолжал тем временем капитан. И вновь уже к ним. – Рашид, веди своих. Гвардия… Бегом… Марш!

Гвардейцы замерли. Зачем им бегать? Пусть враг от них бегает. Рашид с ужасом осознал, что остальные ещё не сообразили, с кем связались. Эти инструкторы порежут их в мелкий фарш и запихнут в колбасу, а его дураки не успеют ничего понять.

– Гвардия, за мной! – громогласно крикнул он и побежал первый.

Неизвестный Дубов со своим десятком уже достиг ворот.

– Рашид, веди их за отделением Дубова, – крикнул вдогонку капитан.

Десятник, сам удивляясь себе, кивнул на бегу.

Сначала бежать было легко и приятно. Отвыкшее от нагрузки за месяцы безделья, слежавшееся и задубевшее, тело расправлялось, мышцы вновь наливались силой. Кое-кто из их подобия строя даже пару раз пытался вырваться вперёд, но Рашид грозно рычал на нарушителя. Через несколько минут строй превратился в единый монолит. А ещё через несколько появились первые слабаки. Это были те, кто заливал горе военного поражения запрещённым спиртным, забивал веселящим дымом, заваливал вкусной едой. Сейчас организм мстил дуракам за излишества.

К полигону строй растянулся на добрых полсотни сажен. Пятнистые были уже на месте, стояли, выстроившись в ровную, хоть ниточку натягивай, линию, и только Дубов бродил перед ними взад-вперёд. Рашид, как на плацу, загнал своё стадо в подобие двух линий, также вышел вперёд и коротко кивнул Дубову.

– Лейтенант Ветка Дубов, инструктор по тактике, – представился тот.

Говорил лейтенант по-кастильски, но тоже с акцентом. Интересно, откуда они такие взялись? Но сначала Рашид решил представиться.

– Десятник гвардии шаха Боабдила Рашид Ахтамани-бек.

Дубов протянул ладонь, и Рашид удивлённо посмотрел на него. Но сразу же сообразил и сделал то же самое. Тот взял его руку и уверенно потряс.

– Вот теперь здравствуй, Рашид. Итак, первым делом, чтобы твои орлы поняли, что война нам предстоит серьёзная, а не парад, следует устроить военную игру. Ваша тактика против нашей.

Рашид хотел поинтересоваться, что такое «тактика», но постеснялся. Когда-то он слышал это слово от кастильцев, жаль, не знал, что оно значит.

– Глянь воооон туда, – продолжал между тем Дубов, махая рукой себе за спину. Видишь жёлтый флаг?

Рашид кивнул.

– А вон там, рядышком, ещё один. Этот – ваш, а дальний – наш. Задача подразделения – забрать флаг противника и перенести его к своему. Вам разрешается пользоваться холодным оружием. С нашей стороны огнестрела не будет, холодного тоже. Нам вас убивать не хочется. На всё-про всё – три часа. Вопросы?

Вопросов была масса. Рашид помолчал, пытаясь выбрать из них главные, и вдруг понял, что он всё понял. Там, вдалеке, флаг противника. Его нужно захватить. При этом можно бить пятнистых саблей, руками, ногами, да чем угодно. Они со своей стороны будут стараться захватить их флаг. Кто первым принесёт к своему второй, тот и победил. Какие тут вопросы?

– Вопросов нет.

– Тогда мы бежим к флагу. Сигнал к началу – зелёная ракета.

Рашид хотел спросить, что это, но не успел. Пятнистые дружно развернулись, и через минуту их уже не было видно в траве полигона. А ещё через пять минут раздался хлопок и в небо взлетела она, зелёная ракета, застыв на короткое время в небе невиданной дневной звездой. Десятник как раз пытался настроить своих бойцов на серьёзный бой, но, кажется, безуспешно.

– Да что они нам сделают вдесятером? – гомонили гвардейцы. – Пусть только выйдут, мы их чалмами закидаем.

– Идиоты, – кричал, не сдерживаясь, Рашид, – зачем им выходить? Вы что, не поняли, что такая одежда на них не по причине бедности? Они нас по одному из травы повыдёргивают. Поэтому, Селим! Ты берёшь троих и идёте в обход. И пригибайтесь, пусть вас хоть чуть трава скрывает. Остальные, держимся вместе. Вперёд!

Первого противника Рашид увидел в тот момент, когда ему в лоб уже летел кулак. Пятнистый возник из травы как индийский дэв из коробочки, и десятник с трудом успел увернуться. Второй удар он отбил, а вот потом отвлёкся, с ужасом видя, как идущего рядом аккуратно кладут на землю и вяжут его же чалмой. Ну, и поплатился, конечно. Лёг в двух шагах от Али, не успев даже ответить на удар. В общем, флаг они проиграли не более, чем за полчаса. Ещё столько же понадобилось инструкторам, чтобы стащить вместе упакованные тела. Дубов встал над ними и разразился речью.

Говорил лейтенант долго. Рассказал, как воевал с дикарями, разменивая одного на полсотни, да и то, если не повезёт. Показал, как передвигаются по ветвям деревьев, неслышно скользят между камней и в траве. Неизвестно, как к этому отнеслись остальные, а Рашид проникся. Заодно узнал, что такое тактика. Потом, когда их развязали, и даже помогли отряхнуться, кое-кто из строя недовольно ворчал, грозя поймать пятнистых по одному. Рашид прислушался. Конечно, это вечно недовольный Садык. Он положил гвардейцу руку на плечо и вывел его к Дубову.

– Вот, лейтенант. Человек хочет поквитаться, говорит, что его обманом взяли.

– Нет проблем, десятник. – Дубов широко улыбнулся. – Ну, воин, покажи, кто тебя обманом взял? Сейчас мы им дадим шанс ответить.

Садык мялся, переводя взгляд с одного инструктора на другого, затем указал на самого маленького. Дубов рассмеялся.

– Бобров! – крикнул он. – Ко мне.

Бой продолжался ровно секунду. Именно столько понадобилось Боброву, чтобы уложить Садыка лицом в пыль и заломать за спиной руку.

– Твой воин, – сказал Рашиду Дубов, – в поисках самого маленького выбрал в противники инструктора по ручному бою. Этот парень без оружия может вас всех в тонкий блин раскатать.

Обратно бежали молча, стараясь не отстать от отделения. В казармах строй тут же распался, каждый постарался найти укромное местечко, чтобы отдохнут и прийти в себя. Только Рашиду это не удалось. Едва он повернулся к плацу спиной, как его тут же схватили за рукав. Десятник обернулся и с удивлением увидел женщину. Молодую, совсем ещё девушку, причём в такой же пятнистой форме, как и у воинов. Он застыл в изумлении, а девушка что-то говорила, настойчиво его при этом дёргая. Как тут было не согласиться?

За дальним зданием стояла необычная железная печь, рядом валялись пилёные колоды. Девушка сунула Рашиду в руки топор, жестом указав фронт работ, а сама сняла с печи тяжёлую железную крышку. Десятник с удовольствием колол дрова, глядя, как натягивается пятнистая форма в характерных местах, когда его работодательница поднимала колотые поленья и укладывала их в печь. Щёки девушки раскраснелись, на губах играла загадочная улыбка. Она то и дело бросала на гвардейца взгляды, от которых тот лишь яростнее лупил колуном берёзовые чурки.

Рашид, занятый мыслями о случайном, но таком приятном знакомстве, даже не обратил внимание на то, что печь уже забита дровами. Он скинул жилет и рубашку и теперь красовался перед женщиной, думая о том, что последний раз обнимал девушку ещё с той стороны пролива. И вот, похоже, скоро будет следующий. Ведь не просто так она здесь. Да и воинами женщины не бывают. Значит, маркитантка. Именно для такого рода услуг. И сейчас он расплатится с ней колкой дров. Уж наколет на весь год, не поленится.

– Десятник Рашид, – раздался голос капитана.

Гвардеец неохотно оторвался от вдохновляющего занятия и обернулся. Девушка, покраснев ещё больше, что-то объясняла командиру. Если бы он понимал по-русски, он бы услышал:

– Товарищ капитан, выполняется заготовка сырья для производства активированного угля. Личный состав пополнен, возможны несварения от непривычной пищи, а то и дизентерия. Ответственная – лейтенант медслужбы, Ловка Выдрова.

– Да… – протянул капитан. – Ловко вы дрова…

– Что? – вскинула брови девушка.

– Я говорю, дрова вы ловко колете. Только зря ты, Выдрова, командира припахала. У него там без пригляда гвардия в стадо оккупантов превращается. Так что я сейчас тебе другого лесоруба приведу, а Рашида отпусти.

Но десятник ни слова из разговора не понял, кроме того, что пора учить чужой язык. Капитан ушёл, а через минуту появился Дубов. С собой лейтенант привёл того самого Садыка.

– Рашид, спасибо за помощь, но тебе пора к своим. Нельзя воинов без командира оставлять. Вот, за тебя Садык поработает.

Десятник неохотно оделся, глядя, как обмениваются многозначительными взглядами Дубов и не представившаяся ему девушка. В душе медленно, но неотвратимо поднималась ревность. Как бы он ни сопротивлялся, похоже, лейтенант Дубов будет его личным врагом.

Глава 18 Совята учатся летать

Хесус Совенко зашёл в единственную в военном лагере лавку, она же харчевня, первый раз за всё время, что они с Василием Лукичом находились на службе у шаха Боабдила. Четвёртый месяц уже пошёл, а свободного времени у молодого человека, казалось, нет совсем. Сегодня вот, первый раз вырвался, смог поддаться неукротимому желанию истратить скопившиеся четыре реала. А то, стыдно признаться, пролив переплыли уже скоро полгода, как, а толком ничего и не видели. Увязались за всё увеличивающейся армией Боабдила, дошли до столицы Марокко. И оказались не у дел. Таких беженцев из папской Кастилии здесь обреталось множество. В основном на рынках, в попытках выпросить мелочи на пропитание. В поисках хоть какого-то дела, друзья проедали свои скудные накопления, и лишь через месяц услышали от глашатая о сборе всех, желающих послужить шаху, возле новых казарм, что за городом.

Когда попутчики заявились в лагерь впервые, тут занимались не больше двух сотен новобранцев. И все они попали так же – услышав глашатая в Фесе. Правда, как потом узнал Иська, три четверти соблазнившихся дюжиной реалов в год, сбежали в первые недели. На деле оказалось, что дюжину, причём не реалов, а чуть более дорогих османских алтын, платят только тем, кто сдал боевые и спортивные нормативы, а таких был лишь один из дюжины. Остальных хоть и одели в бесплатную пятнистую форму, кормили трижды в день, но платили только пять османских акче в месяц, чего хватало на пару чашек кофе и кальян в лавке раз в неделю. Зато гоняли так, что тренировки у дона Совиньи показались бы лёгкой прогулкой. Потому много новобранцев сразу же отсеялось. Одного такого он и сам увидел на второй день пребывания. Сразу после утреннего построения какой-то осман уселся, поджав ноги, на выделенную ему койку и, покачиваясь взад-вперёд, как неваляшка, затянул:

– Рота отбой… Рота подъём… Зачем Дамиру нужен такой спать? Дамир идёт домой.

И тут же бросился за ворота, которые здесь назывались контрольно-пропускным пунктом, или сокращённо КПП.

В первый же день мальчика очень удивило, что все инструкторы в лагере говорили по-русски, правда, с непривычным акцентом, и не всегда понятным построением фраз. Но это казалось странным только первые три дня. Через неделю он и сам за собой начал замечать, что произносит не «ежели», а «если», не «сидоша», а «сидя», и ещё много непривычных ранее мелочей. Как раз тогда Свиньин хитро подмигнул другу и спросил:

– Ну что, не считаешь теперь, что зря русский учил?

– Лучше бы ты их поучил, – пробурчал усталый юноша. – Все, как есть, неверно балакают. И откуда только такие выискались?

Он теперь постоянно чувствовал себя усталым. С первого дня. И думал, что, если бы не месяцы занятий с Василием Лукичом, не выдержал бы здешнего режима. Сбежал, как те слабосильные три четверти новичков. Ведь даже передвижения по территории лагеря приходилось совершать или в строю, или бегом, и никак иначе. Каждое утро начиналось с длительной, на полчаса пробежки, затем силовые тренировки, фехтование, ручной и огненный бой.

Огненный бой вообще стал для Совенко откровением. До этого он видел пищали, и даже как-то стрелял из пистолей у Свиньина. Но это оказались громоздкие, медленные, неточные и неудобные устройства. Да и сам друг сказал, что полагаться на них не стоит. Гораздо более надёжными окажутся верная шпага и кинжал. А здесь всё было наоборот. При тактике основной упор делался на применение, как называли инструкторы, «огнестрельного оружия».

Через неделю, глядя на подготовку мальчика, командир роты, лейтенант Ветка Дубов, поставил его командовать отделением, и служба пошла ещё тяжелее. Тем более, Василия Лукича, с которым можно было иногда обсудить что-то, а то и попросить совета, перевели в другое подразделение. Куда – неизвестно. А на Хесуса свалились девять ленивых, слабосильных, а главное, тупых, как оглобли, подчинённых. Теперь нельзя было после построения просто заниматься своими делами, после отбоя лениво плюхаться в постель. Нет, приходилось думать, как довести своих бойцов до уровня остальных отделений. Например, бербер Айсул никак не хотел признавать над собой власть безусого мальчишки, Он потерял на родине всех родных, пришёл в Фес почти босой, одетый в рванину и без гроша за душой, но молодого командира отделения всё равно не желал ставить выше себя.

Хесус никак не мог заставить этого гордого оборванца хотя бы молчать в строю, пока не догадался вызвать его после отбоя на поединок один на один. На следующий день бербера как подменили. Он показывал образец строевой дисциплины, а форму одежды нарушал лишь налившийся синяк на левой скуле. Дисциплину Совенко подтянул, но со спортивной подготовкой у всего отделения дела шли плохо, и юноша, жертвуя свободным временем, проводил дополнительные тренировки по ручному бою, силовой подготовке, и приёмам тактики.

И вот сегодня впервые Дубов похвалил его отделение. Перед строем, перед всей ротой. Поставил его в пример и даже пожал руку. Хесус заметил краем глаза, как засветились радостью глаза его подчинённых. Тогда же он рискнул спросить, не знает ли ротный, где его друг – Василий Лукич Свиньин.

– Зайди в лавку в свободное время. Я как-то его там видел.

В обеденном зале было многолюдно, но тихо. Лишь по углам вполголоса говорили по-русски, по-арабски, по-турецки, а в одном месте молодой человек услышал даже кастильскую речь. Свиньина он увидел сразу, но не узнал. Друг сидел за столом в пятнистой, как и у Хесуса, форме, склонив голову на деку кастильской гитары и негромко пел:

Но вдруг упал приятель справа, рядом друг мой застонал, А я видал – душа летела его в рай, ох, прямо в рай. А палец мой сорвался вдруг, заставив вздрогнуть вдалеке Того, кто целился в меня, и он упал.

И тут Василий Лукич увидел Хесуса, отложил инструмент, и улыбнулся. Со всех сторон сразу же послышался недовольный гул, но Свиньин встал и помахал перед собой рукой.

– Нет, уважаемые. Хватит на сегодня. Видите, друг ко мне пришёл.

Они говорили долго и, казалось бы, ни о чём, но юноше стало гораздо легче на сердце. Вышли из лавки через добрый час, когда внутренние ходики подсказали обоим, что вечернее построение уже близко. Встали на пороге, вдыхая такой сладостный после кальянного дыма, воздух. Хесус долго смотрел в вечернее ультрамариновое небо, на востоке которого уже замигали самые смелые звёздочки, и заметил:

– Я и не знал, что ты музыке обучен. Мне бы так…

– Эх! – Василий Лукич сладко потянулся, разминая затёкшие за столом плечи. – И почему люди не летают, как птицы, а Исайка?

Он хитро улыбнулся молодому человеку, не отвечая, впрочем, на его вопрос. Да и сам Совенко тут же забыл неожиданное высказывание Свиньина.

Вспомнил о нём лишь утром, когда после завтрака, как всегда простого, но сытного, его вызвал сам лейтенант Дубов. Командир нашёлся за штабом, на огороженном заднем дворе. Он смотрел на странную половинчатую повозку на двух тонких, состоящих из блестящих спиц, колёсах, расположенных друг за другом. Впереди у повозки были прикреплены рога, вроде воловьих, следом шло кожаное сиденье, за ним ещё рога и ещё сиденье. Дубов ловко перекинул ногу через железную раму, и вдруг повозка сама побежала по заднему двору. Сделала круг, и через минуту уже стояла перед Хесусом.

– Садись сзади, – приказал лейтенант.

Молодой человек неловко закинул ногу, стараясь ничего не сломать – повозка выглядела хрупкой. Аккуратно пристроил седалище на кожаную кнопку сиденья и ухватился руками за выступающие из рамы рога.

– Это велосипед, – пояснил Дубов. – Держись крепче, сейчас поедем. И крути педали.

Юноша сначала не понял, но командир указал вниз, на две чёрные подножки, сам поставил на них ноги и проследил, чтобы Хесус сделал то же самое. А потом было скольжение над самой землёй, быстрее, чем на лошади. Сначала Совенко не понимал, как движется эта машинка и даже спросил об этом лейтенанта.

– Ты же сам ногами крутишь заднее колесо, – пояснил тот.

И действительно, стоило Хесусу придавить педали сильнее, как велосипед побежал гораздо бодрее. Молодой человек даже не заметил, как они меньше, чем за полчаса проехали пару лиг. Дубов что-то нажал, повозка резко остановилась и Хесус чуть не врезался носом в упругую спину впереди сидящего.

Они стояли возле большого, всю роту можно в одну шеренгу разместить, деревянного сарая на краю аккуратно выровненного, но не засеянного поля, а перед ними щурился на ярком солнце человек, которого Совенко видел лишь однажды – сам капитан Марат Моторин.

– Товарищ капитан… – приложив руку к виску, начал Дубов.

– Вольно, – прервал начальник лагеря.

Он повернулся к Хесусу и долго его разглядывал. Потом улыбнулся.

– Ты хочешь научиться летать?

Юноша оторопел. Перед глазами возникла удивительная и страшная картина. Вот ему на спину крепят крылья, вроде ангельских, и с силой спихивают с крыши сарая, в надежде, что он полетит. Как птенца из гнезда. Но Хесус не птенец, и потому просто шмякается о выровненную землю. И ещё раз. И ещё, пока он не научится, или, что вероятнее, не переломает себе все кости.

Юноша даже сделал шаг назад, испугавшись собственного воображения. А капитан продолжал:

– Глаз у тебя острый, внимательный. Русский ты знаешь. Реакция и физподготовка тоже соответствуют. Так что…

Командир, наконец, посмотрел на юношу, увидел его испуганный взгляд и снисходительно улыбнулся.

– Иди за мной.

И, резко повернувшись, двинулся к сараю. Хесус обречённо поплёлся следом. Кажется, его кошмар начал сбываться…

В сарае стояла непонятная конструкция. Лёгкая металлическая рама, слишком сложная, чтобы понять её предназначение, зато с огромным треугольным тентом сверху. Молодой человек сразу принял её за некую командную тележку. А что? Выкатывают в такой того же капитана на холм, а то и самого шаха. Ему всё отлично видно и солнце сверху не печёт. Будто в подтверждение его мыслей, Моторин привычно уселся в лёгкое кресло, которое являлось частью самой конструкции, и тут же хлопнул ладонью по такому же, справа от него.

– Садись. И пристегни ремень.

Хесус, всё ещё ничего не понимая, примостился на широкой полоске ткани, подсмотрев за действиями капитана, так же защёлкнул лёгкую пряжку кожаного ремня… Всё-таки какие у армии Боабдила качественные железные детали. Наверняка ведь собрал лучших в Средиземноморье кузнецов.

Сзади раздался гул и юноша, обернувшись, увидел, как длинная железная палка мгновенно превратилась в прозрачный, блестящий круг. И вдруг рама сама собой поехала на своих толстых мягких колёсиках. Медленнее, чем на велосипеде, но зато сама. Чуть покачиваясь на неровностях почвы, они вырулили из сарая и направились вдоль поля. Хесус вновь был рад. Второй раз за день испытать самобеглую тележку. И если на велосипеде нужно было крутить педали, то тут – вот! Ничего не надо делать, сиди, как в кресле, и посматривай по сторонам. Да, для командующего это очень удобно.

Гул за спиной стал сильнее, коляска разогналась, и вдруг… Редкие травинки по сторонам ушли назад и вниз, в животе сам собой родился холодный ком, забирая в себя все силы, не давая пошевелиться. В этот момент Хесус понял, что над головой у него вовсе не тент от солнца. Это же крыло! Как у птицы! И он… подумать только… летит!!! Молодой человек, сам не зная, зачем, заорал от восторга. Он повернул к капитану смеющееся лицо с размазанными ветром по щекам слезами счастья. Что-то кричал, не слыша самого себя за гулом мотора… Летит!!! Внизу проплывали редкие, куцые деревья, где-то на горизонте поднимались невысокие холмы.

Капитан снял прицепленные к раме две жёлтые пиалы, скреплённые между собой толстым ремнём. К одной из них оказалась приделана глубокая чёрная ложка. Потряс ими перед Хесусом, потом указал пальцем вверх. Молодой человек увидел над своей головой такую же пару. А Моторин тем временем уже надел чашки на уши. Юноша последовал его примеру и тут же услышал в ушах голос капитана:

– Я спрошу ещё раз, ты хочешь научиться летать?

– Да!!! – заорал он.

– Не кричи. Говори в микрофон, – пальцем на ложечку.

– Хочу. Очень хочу. Это же настоящее чудо!

Вечером Хесус вновь зашёл в лавку. К счастью, Василий Лукич был уже там. Он с доброй улыбкой глядел в горящие глаза друга.

– Я летал! – не выдержал Совенко.

– Ну, чтобы мальчик с такой фамилией и не полетел, так не бывает, – скаламбурил товарищ.

– Я… Ты не поверишь! Как птица. Выше деревьев. А ещё капитан забирает меня учиться самому управлять дельтапланом.

– Это ещё что, – раздался сзади немного скрипучий голос. – Я эти штуки уже видел. Одна, например, сегодня целый день летала.

Хесус обернулся. Перед ним стоял явный европеец, худой, как жердь, с выбритыми до синевы щеками, в османской феске и красных шароварах.

– Это я летал, – не упустил юноша случая похвастать незнакомцу.

– Да на таком кто хочешь полетит, – отмахнулся бритый. – Вот я однажды летал, так это да. Никто из вас не повторит такое.

– Ну-ка, Карл, расскажи, – из-за стола вывинтился на этот раз настоящий осман и дружески похлопал бритого по плечу.

– Да что рассказывать? – отмахнулся тот. – Всё равно, не поверите. Вы же такого не видели, а значит, быть этого не может.

Через минуту уже все окружающие уговаривали бритого Карла рассказать свою историю. Он солидно кивнул, зачем-то потёр ладонями щёки, и начал:

– Довелось мне как-то служить у Мехмеда Фатиха. И надо же было так попасть, что именно тогда он начал свой поход на Валахию. Окружили нас у Тырговиште войска злобного воеводы Влада Цепеша. Кстати, про него говорили, что он пьёт человеческую кровь, но тут я сам не видел, поэтому врать не хочу. Но злой был, что твой греческий цербер, это да. Так вот. Сидим мы в шатре, вроде, как военный совет ведём. А сколько вокруг противника, а главное, сколько у него пушек, никто не знает. И разведку ведь не запустить. Злобные балканцы её тут же вырезают.

Карл оглядел собравшихся вокруг, сделал глоток из первой попавшейся чашки, и продолжил.

– Султан уже в уныние впадать начал. Ну, а он, когда в унынии, то головы вокруг так и сыплются. Все визири и прочие эфенди трясутся. Ну и вышел я вперёд, делать-то нечего. Заряжай, говорю, султан, самую большую пушку. А тот не понимает ничего, слюной на меня брызжет, кричит, что он меня сейчас на куски порубит. А я ему, мол, и чем это поможет? Так что заряжай. Подняли мы дуло почти в небо, камни под лафет подкладывали. Зарядили они в ствол огромный булыжник, а я сел на пушку верхом, уши заткнул, и кричу «Огонь!».

– И что? – не выдержал кто-то из слушателей.

Карл покровительственно потрепал его по плечу и продолжил.

– А как только каменное ядро вылетело, я – прыг – и прямо на него. И представьте, летит эта булыга в небо, а я на ней, как на табуретке сижу, да и всё расположение Влада зарисовываю. Как раз успел, пока встречное ядро летело. Но уже чугунное. Перепрыгнул я на него, да и понёсся себе обратно. Мало-мало не в шатёр к султану угодил. И пяти минут не прошло, как я Мехмеду весь расклад вражеский на бумажке-то и предоставил. И где шатёр самого Цепеша, и где он пушки расположил, и всё вообще. Только тогда мы свои орудия куда надо перенаправили и только так битву ту выиграли.

– Врёшь… – раздался одновременный выдох.

– Я же говорил, не поверите, – пожал плечами рассказчик.

Василий Лукич постучал Карла по плечу, дождался, пока тот вопросительно на него взглянет, и спросил:

– Скажите, а вы не возле монастыря, что под Ганновером, выросли?

Бритый тут же гордо расправил плечи, огляделся, и, повысив голос, ответил:

– Карл Михаэль Август фон Мюнхгаузен к вашим услугам, сударь. И я горд тем, что наш род более двух столетий содержит на своих землях дом святых воинов.

– Да уж, – вполголоса пробормотал Свиньин, – Карлу Иерониму Фридриху будет, на кого опереться.

Глава 19 Битва трёх королей

На фоне рассветного неба появлялись угловатые силуэты кривых предгорных деревьев, камни и скалы. Где-то за спиной, на востоке, несмело начали утреннюю перекличку птицы. Пронёсся первый утренний ветерок, колыхая макушки сосен, вежливо, будто вышколенный слуга, пробуждая их ото сна. Василий Свиньин пошевелился, сдвигая бок с неприметного камешка. Ещё раз проверил чехол на дальнобойной винтовке. Отхлебнул крепкого, сладкого какао с молоком и закрутил крышку термоса. Скоро начнётся. Кастильцы всегда выступали, как только взойдёт солнце. В прошлый раз было то же самое, почему второй бой им не начать в это же время?

Первая стычка произошла больше месяца назад, на подходе к Гранаде. Город ещё в прошлую войну лишился всех укреплений, поэтому подданные Изабеллы встретили армию Боабдила в полулиге от города, между двумя удобными для обороны холмами. Это была великая битва. Мусульмане взяли город, но чего это им стоило! Погибли почти триста человек, три роты нового образца. И всё потому, что в столкновении не участвовали американцы. Марат Моторин не пустил своих, и шах ничего не мог поделать. Пришельцы обещали подготовить ему армию, способную победить кастильцев, и они это сделали.

Вот только бойцы не до конца приняли новые способы ведения боя. Так и норовили выскочить из строя, показать личную храбрость. Оттого и гибли. Ведь когда на тебя катится закованная в сталь лава рыцарей, не до доблести. Здесь работает только боевое единство.

Сверху раздался еле слышный гул, и Свиньин переключил радио на девятый канал.

– …по улитке. – Раздался голос Исая Совенко. – на двенадцать самый большой. Скорее всего, это шатёр самого Фердинанда. Он, вроде…

– Не засоряй эфир, Совенко. Докладывай. – А это уже Дубов.

После того боя он разнёс своих бывших курсантов в пух и прах. Называл их дикарями, мартышками с ружьём, и ещё множеством непечатных слов. Как его гвардейцы тогда в клочки не порвали, удивительно. Наверное, осознали всё-таки.

И вот теперь новое, решающее сражение. Объединённая армия Кастилии, Арагона и Португалии. Исайка уже больше семисот одних рыцарей насчитал. А если учесть, что каждый кастильский кабальеро выступает в составе «копья», то больше четырёх тысяч будет. А ещё простые латники, да лучников привели, да ещё лёгкая кавалерия. На неполную тысячу Боабдила этого более, чем достаточно. И если в этот раз гвардейцы вместо строевой выучки будут демонстрировать личную дурость, то мусульманам придётся туго.

Совенко, похоже, вернулся, потому что в небе тихо, если не считать двух орлов, молчаливыми призраками кружащих над предгорьями. Вот ведь, ни разу крыльями не махнули. Пользуются восходящими потоками, которые с рассветом начали подниматься от гор. Свиньин ещё раз поворочался, устраиваясь поудобнее. Ещё немного, и будет не до того. Он несильно, а главное, негромко, шлёпнул себя по лбу, и переключился на свой канал.

– Группе стрелков, внимание, – негромко скомандовал он.

– Есть внимание, – нестройный хор голосов.

Лучшие стрелки по итогам обучения получили специальные дальнобойные винтовки, да ещё и снабжённые оптическими прицелами. Последний месяц его десяток тренировался отдельно, изучая искусство маскировки, неподвижного ожидания, привыкая с первого взгляда определять лучшую позицию для стрельбы, а с ней ещё парочку для смены точки. И вот пришло время применить знания на практике.

– Проверить состояние оружия и снаряжения. Подозреваю, что атака начнётся в ближайшее время.

И в этот момент из-за холма, сопровождаемая какофонией разноголосых рожков, вылетела тяжёлая конница. Там, сзади, на их пути стояли ряды пехоты. Василий непроизвольно оглянулся. С его камня было отлично видно, как обе шеренги дружно упали в невысокую, чуть выше колена, траву, мгновенно слившись с ландшафтом. И в тот же миг послышались хлопки пневматических винтовок. Он приложил глаз к каучуковому окуляру, мгновенно нашёл знаменосца, а возле него четверых богато одетых рыцарей.

– Стрелкам, огонь по готовности, – чуть не забыл скомандовать он. – Выбирайте тех, кто побогаче одет.

Вот тоже непривычная для гвардейцев тактика – выбивать самых богатых, а значит, лучше вооружённых, экипированных, а чаще всего, имеющих под своим началом других рыцарей. Раньше их старались захватить в плен, чтобы получить выкуп с родственников. Как теперь повернутся войны, после того, как в прошлой схватке он один уничтожил пятерых, которые на поверку оказались тремя баронами, одним графом, и одним, неизвестно, как затесавшимся в ряды кастильцев, французским виконтом. Не иначе, на заморские трофеи позарился.

Выстрел! Удобно стрелять из пневматической винтовки – никакого дыма. Из современных мушкетов можно результативно пальнуть только один раз, и тут же позицию стрелка демаскирует серое дымовое облако. Да и грохот от этого калибра в два пальца стоит неимоверный. А тут лежи и только знай, спусковой крючок нажимай. У пришельцев оружие само новые патроны в ствол загоняет. Ему Дубов долго объяснял, потом и сам Василий разбирался, но понял, в чём тут дело. Никакой чертовщины, сплошная наука. Ствол у ружья не прочно укреплённый, а ходит взад-вперёд, как на салазках. И при выстреле, когда баллон вылетает вперёд, он движется назад, попутно зачерпывая из магазина следующий и взводя ударный механизм. Если разобраться, то всё просто. Наверное, и в Европе такие сделать смогли бы, если бы умудрились тщательно выдержать калибр, а главное, загнать в маленькую пулю-баллон огромное количество воздуха. Дубов назвал цифру – сто пятьдесят атмосфер. Ну, и, конечно же, если бы капсюль сделали.

Выстрел!

Следующий упал. А лава-то захлебнулась. Со стороны залегшей пехоты раздался сначала слаженный залп, лишивший первую линию атаки сразу двух десятков рыцарей, затем пошёл беглый огонь. Винтовкам вторили редкие, но эффективные тявканья гранатомётов, так что до линии обороны доскакала хорошо, если половина. Но это же не все имеющиеся рыцари. Наверняка, три короля сообразили, что нужно кого-то в резерве оставить, а может, по флангам пустить. Вон, точно, слева обходит отряд, голов в двести, это если лошадиные не считать. Свиньин криво улыбнулся. Он ещё вчера смотрел, как в траву укладывали специальную проволоку, которую Дубов называл спиралью Бруно. Точно. Отряд снизил скорость, лошади начали неуверенно топтаться на месте, пара даже упала. А сзади напирает арьергард… Да. Сорвалась атака.

Из соснового леса раздался грохот. Вот я дурак, подумал Свиньин, прозевал пушкарей.

– Стрелки, всё внимание на орудийную команду. Выбиваем канониров.

– Опоздал, командир, – это вредина Садык. – Я уже одного снял.

Вот ведь что за характер у человека. Совершенно нестроевой. Такому только в стрелки, ну или, как Исайка, в небе кружить, высматривать. Всё сам, без команды. Но, надо отдать должное, цель ловит мгновенно, ситуацию оценивает правильно, бьёт без промаха. Так что…

– Молодец. Следите все за пушкарями, сейчас это самое опасное направление.

Вот чёрт, они и между камней бомбарды засунули! И как только протащили?

– Внимание, стрелки. Бомбарды на левом фланге, между скалами. Не упустите.

А самому надо на лучников перекинуться. С ними проще. Лук – не винтовка, лёжа не постреляешь. Не замаскируешься. Так что за восемь оставшихся в магазине выстрелов он легко снял восьмерых самых активных. Перезарядил и начал потихоньку отстреливать остальных. Это занятие, однако, вместе с зарядкой всех трёх имеющихся магазинов, отняло больше часа. Солнце поднялось выше макушек деревьев, осветило предгорья и поле боя.

Глаза начинало понемногу резать от постоянного пользования оптикой, Свиньин отложил винтовку, и оглядел место атаки. Когда-то ровная площадка между широким ручьём и каменными скалами, на которых и расположились стрелки, оказалась усеяна блестящими в ярком утреннем свете доспехами. Василий начал было считать лежащих кабальеро, но сбился уже на седьмом десятке. Тем более, что многие тела были разорваны взрывами, кто-то лежал в свежей воронке, а большинство придавили собственные лошади. После криков и выстрелов только что затихшего боя стояла оглушительная тишина, то и дело нарушаемая стонами раненых, криками перепуганных птиц, и ржанием подстреленных лошадей.

Кастильцы отошли на перегруппировку, а вот в войске Боабдила, судя по торопливым действиям медиков, снова кто-то решил проявить личную доблесть. Даже на скале было слышно отборную мавританскую ругань.

Зарядов на три магазина не хватило. Следовало опросить своих, выяснить расход боеприпасов, и направить кого-нибудь к интенданту. Свиньин дрожащими от усталости пальцами сдёрнул радио, но сказать ничего не успел. Над разбитым гранатами полем разнёсся густой, трубный гул и из-за леса выехал десяток богато одетых всадников, несущих разлапистые зелёные ветки. Одеты они были в цвета Фердинанда, Изабеллы, и Жуана Второго.

– Стрелки, внимание, смотрите, не пальните по парламентёрам, – на всякий случай предупредил Свиньин.

– Мог бы и не говорить, всё равно мне уже нечем, – Это всё тот же Садык. Ну и характер.

– А чего сразу не сказал? Вот теперь тебе, значит, к интенданту и идти. Заодно поинтересуешься, о чём договариваться будут. Давай, выдвигайся.

– И пожрать захвати! – спешно добавил кто-то.

Тот в ответ недовольно заворчал, но Василий уже прицепил радио к специальной петле почти подмышкой и старательно не слушал сварливого сослуживца. Его другое привлекло. Пока короли, или, может быть, их доверенные лица, открыто ехали по обильно усыпанному телами в латах полю, за соснами происходило странное движение.

– Стрелки, – Свиньин выхватил радио и, чуть не забыв нажать нужную пипочку, скомандовал. – Присмотритесь к соснам. Там, вроде, батарея стояла?

– Именно, командир.

– Что-то они подозрительно возятся.

– Да они жрут, сволочи! – Это точно Дамир. Сам вечно голодный, вот и пришло в голову.

– Следите внимательно. Как бы эти обжоры нам потом сюрприз не устроили.

Сам же Василий вытянул руки вдоль туловища, уткнулся подбородком в собранную утром кучку травы, и расслабился. Вот, кажется, чего сложного? Лежи себе целый день, нажимай только крючок время от времени, а устал, будто шпагой махал. Он закрыл глаза и перед тёмными веками тут же побежали расширяющиеся светлые руги. Солнце ещё это… отражается от всего подряд, и каждый раз в глаза.

Такая война была непривычна и ему. Он прошёл множество схваток, и все они выглядели примерно одинаково – тяжёлая конница проламывает оборону, открывает проход для пехоты, а с флангов её поддерживают лучники. В тылу или же где-то наособицу работают пушки. Их задача ликвидировать артиллерию противника, а затем, стреляя картечью, вынести максимальное число кавалерии и пехоты. Чаще всего армии выступают друг на друга открыто, пряча резерв, это понятно, но остальные войска шагают линейно или, если обороняются, стоят в каре, или тоже в несколько линий. Кочевники на востоке, говорят, воюют вообще иначе – налетают лавой, без разделения на рода войск, и или сразу ломают оборону, или, если не получается, окружают. Потом, если, конечно, не город берут, строят хоровод. Носятся по кругу и стреляют, пока всех защитников не перебьют.

Но здесь всё получилось немного иначе. Поле боя размаха для манёвра не позволяло – ширина ровного пространства между ручьём и предгорьем всего саженей триста. Так что благородным идальго пришлось наступать почти без прикрытия лучников и артиллерии. Да и мушкетёры вступили уже позже, когда основная волна схлынула.

А переговоры-то, похоже, не задались. Голоса повысили, кое-кто даже на крик срывается. Но королей там, кажется, ни одного нет. Василий рассмотрел цвета Родриго Понсе Леона, верного военачальника, прошедшего с королём Фернандо до самого моря. К его удивлению, среди парламентёров затесался даже какой-то патер. Не иначе, толмачить взяли, хотя зачем, непонятно. Кастильцы и гранадцы веками жили бок о бок и уж всяко языки друг друга понимали. Шум тем временем нарастал, пару раз Свиньин слышал яростные выкрики, как вдруг…

В глубине деревьев громыхнул оглушительный выстрел. Не иначе вся батарея разом пальнула, успел подумать Свиньин, прежде, чем его накрыла ослепляющая резкая боль. Мир исчез в разноцветной вспышке.

Глава 20 Кардиналы круглого стола

Красавица Джулия истомно потянулась на шёлковых простынях, обольстительно улыбнулась и позвала:

– Иди к своей малышке, папочка. Я уже готова…

Папа Александр шестой оторвался от чтения, кинул быстрый взгляд на просвечивающие сквозь тонкий китайский шёлк прелести соблазнительницы и стал нервно мять пальцами широкие рукава дзимарры. Он даже сделал пару нерешительных шагов в сторону кровати, но спохватился. Вздрогнув, Родриго Борджиа рывком придвинул расписную ширму, закрывая альков, и посмотрел на часы.

Те мерно тикали, отмеряя ход времени. Никакие потрясения, никакие перемены во внешнем мире не в состоянии были поколебать размеренный ход творения гамбургских мастеров. Воистину, чего часам было волноваться? Огромная, массивная конструкция, изображающая папу на фоне собора святого Петра, в тиаре, ярко раскрашенной моццетте. Маятник конструкции заменяла правая рука понтифика, мерно раскачивающаяся в благословляющем жесте.

Но сейчас Родриго было не до любования шедевром. Впрочем, как и не до постельных утех. Через четверть часа соберётся конклав кардиналов, а он до сих пор не изучил послание из Кастилии. Да и где там? Видимо, провидение отвернулось от своего наместника. Стоило взойти на папский престол, как несчастья посыпались одно за другим. Сначала этот рыжий идиот, вот уж воистину говорят, что у рыжих нет души, вместо того, чтобы присоединить земли, описание которых ему втайне поведал Франциско Хименес де Сиснерос, наоборот, всецело становится на их сторону. И ведь один Господь ведает, сколько усилий пришлось приложить, дабы ознакомить дубиноголового шотландца с древним манускриптом, да ещё так, чтобы тот ни в коем случае не сделал копию.

И всё это на фоне непрекращающейся борьбы за папский престол. Видит Бог, он, Родриго Борджиа, воистину достоин венца мученика. И в большой степени из-за проклятого шотландца. Этот плавучий идиот вернулся в Кастилию в таком восхищении, будто побывал у самого престола Всевышнего. И вместо того, чтобы присоединить сонмы дикарей к лону католической церкви, начал призывать Изабеллу к миру и торговле с заморскими жителями. А сейчас усердно ратует за их безбожный образ жизни, призывает всех брать с голоногих пример самоотверженности, любознательности и взаимовыручки. Идиот! Настоящий идиот. А ведь сколько денег было потрачено на эту злосчастную экспедицию!

И только-только успокоилось поднятое незадачливым мореплавателем волнение, как внезапно в Мадриде погибает верный пёс престола, опора папы, Томазо Торквемада. Тот человек, на которого Александр шестой возлагал огромные надежды по включению обоих союзных королей в дело распространения католицизма. Причём, никто так и не смог узнать, кто убил главного инквизитора Кастилии, зато всем доподлинно известно, за что. И вновь не обошлось без рыжего вредителя. Нет сомнения, что именно он надоумил безбожных дикарей подарить кардиналу Кастилии невероятной стоимости крест из королевского металла. Вещь, несомненно, достойная папского облачения. Которую, кстати, так и не смогли найти в вещах покойного. Теперь придётся ждать, где же всплывёт эта ценность.

Но и этих треволнений судьбе показалось мало. Фердинанд и Изабелла направили к дикарям флотилию с ветеранами мавританских войн, но вместо поверженных язычников получили лишь один свой корабль, который те отпустили, видимо, лишь затем, чтобы разузнать путь в Европу. Причём, безбожники до мертвенной бледности напугали всю уцелевшую команду, после чего этот недалёкий разжалованный капитан, Пинсон, написал письмо настолько исполненное страхом, что теперь все мореходы средиземноморья до судорог боятся кораблей под американским флагом. Даже такие сорвиголовы, как тунисские пираты, не рискуют выйти с ними один на один, или даже вдвое превосходя силами. И это при том, что все известные корабли дикарей вооружены лишь одной или двумя переносными кулевринами. А один, Родриго видел рисунок, сделан из железа, но почему-то не тонет, а спокойно идёт даже против ветра, не имея при этом ни парусов, ни вёсел, движимый не иначе, как волей дьявола.

И теперь следующая напасть. В документе, поступившем из севильской инквизиции, сказано, что пришельцы из-за океана снабдили своим бесовским оружием войско мятежного Боабдила и теперь посадили ничтожного муслима на трон Гранады. Чего ждать дальше? Сегодня они заняли Андалусию, завтра дойдут до Мадрида, а послезавтра бесовские орды будут уже в Риме? Ведь имея такую силу, они не остановятся, пока не искоренят саму христианскую веру!

– Ну пупси-ик… Я замёрзла. – капризным голосом проныла из-за ширмы Джулия.

– Отстань, – задумчиво бросил в ответ Родриго. – Не до тебя сейчас.

– Ну-у-у… Ты меня не лю-убишь…

Иногда Александру шестому хотелось отравить свою приёмную дочь. Она, как, впрочем, и все женщины, создания, изначально живущие не в ладах с холодным разумом, мнила себя центром мира и не желала принимать внешние обстоятельства. Родриго сделал глубокий вдох, звучно и длинно выпустил воздух из груди, успокаиваясь, и почти нормальным голосом пояснил:

– Девочка моя, у нас неприятности. Сейчас мне идти на конклав, где будет решаться вопрос о безопасности твоего и моего существования. Ты же понимаешь, что будет с тобой и с Лаурой, если меня вдруг не станет?

– А что произошло? – неожиданно деловым тоном переспросила любовница.

За ширмой послышался шорох, стуки, и через минуту перед папой уже стояла вполне одетая девушка и смотрела на него серьёзным взглядом.

– Может, я смогу помочь?

Родриго от неожиданности опустился в мягкое кресло. Такой свою милую девочку, раскованную в постели и постоянно готовую к нежностям, он ещё не видел.

– Да что ты можешь… – неуверенно произнёс он.

– Так, дорогой. Иди к кардиналам, а потом всё расскажешь мне. Одна голова хорошо, а две всё-таки лучше.

Родриго машинально кивнул, оправил облачение и на деревянных ногах вышел из апартаментов.

Его ждали. Только папа вошёл, как все встали. На этот раз Александр шестой не стал тянуть время. Он махнул рукой, сократив обязательную формулу начала до одного слова:

– Благословляю. – И тут же перешел к делу. – Что тут у вас?

Вечно недовольный кардинал делла Ровере поднёс к самым подслеповатым глазам пергаментный свиток и скрипучим голосом зачитал:

– Сего дня, в канун святых Иоакима и Анны, придворный постельничий его величества Фердинанда Арагонского, войдя, как обычно, в королевскую опочивальню, с ужасом и трепетом обнаружил пустую смятую постель, где всегда изволили спать их величества, распахнутое окно, а на столе лежала записка, из коей следовало, что монархи гостят у американских пришельцев.

– Что!? – Родриго вскочил с места. – Эти безбожники похитили королей прямо из спальни?

– Увы, ваше святейшество, так следует из письма. Записка также была приложена.

– Да вы… Да вы… – Папа никак не мог совладать с волнением. – Вы понимаете, чем это грозит всем нам? Не помогут ни богатство, ни запоры. С этого момента мы все, повторяю, все, включая вас, – он ткнул в кардинала Ровере, – и тебя, сын, – это уже Чезаре, – и даже меня! Мы все в опасности. И прежде всего следует решить, как с этим злом бороться.

Он тяжело опустился на стул. Грудь папы вздымалась, выдавая волнение. В зале воцарилась тишина. Кардиналы молча бросали взгляды друг на друга. Наконец, Александр шестой немного успокоился и предложил:

– Я вижу только один выход из сложившейся ситуации. Это Крестовый поход. Наши рыцари самоотверженно дрались с мусульманами в пустынях Палестины, поэтому, думаю, не откажутся встать на защиту святой церкви под боком – в горах Пиренеев.

– На Канарах, – еле слышно поправил отца Чезаре.

– Что?

– Они расположились на острове Тенерифе. Назвали его Гуа, и теперь строят там порт, торговую факторию, и даже какие-то цеха.

– Тогда… – папа по неизбывной привычке пощёлкал пальцами. – Тогда… Тогда нам следует подключить голландцев и англичан.

– Но голландцы, ваше святейшество…

– Естественно, кардинал Орсини, нам придётся как-то заинтересовать еретических торговцев. Увы, перед лицом опасности и католики, и протестанты должны сплотиться в единый кулак в борьбе с посланцами самого врага человеческого. А потом уже можно будет вернуться к внутренним теологическим спорам. Вы, кардинал Чезаре, сказали, что там есть торговая фактория?

Сын, восхищённо глядя на отца, кивнул.

– Вот и отдадим её голландцам. А если не будем зевать, то отдадим не бесплатно, а примем участие в их деятельности. Протестантам тоже нужно расширять рынок сбыта и оборонять свою собственность от марокканских пиратов. С чем рыцари Мальтийского ордена вполне могут справиться.

– Ваше святейшество, – скрипучим голосом прервал папу кардинал делла Ровере, – это вопросы перспективы. Сейчас следует разобраться с богопротивным Моториным и его кликой.

– Как вы сказали? – послышался голос с дальнего конца стола.

Там сидел конвентуал Ринальдо Орсини, который чаще всего отмалчивался. Сейчас Александр шестой с удивлением смотрел на суетливо перебирающего бумаги старика.

– Сейчас, – бормотал он. – Где-то я уже встречал это имя.

Наконец, Ринальдо возвысился над столом. Торжественно сжимая в руке потрёпанный лист бумаги.

– Вот! – неожиданно звонким голосом проговорил он. – Прошу обратить внимание. Как все знают, я стараюсь не лезть в дебаты со своим мнением, тем более, что отношу себя к ордену Братьев Меньших. Так что довольствуюсь лишь теми оказиями, кои требуют непосредственного вмешательства.

Кардиналы нетерпеливо ёрзали на стульях, напоминая более не степенных священнослужителей, а юных школяров в ожидании заветного звонка, означающего окончание скучного урока, но все молчали, давая конвентуалу слово.

– И вот сейчас я полагаю, что могу внести некие пояснения в обсуждаемую здесь тему. Нет, я никоим образом не желаю влиять своим мнением не решение святого конклава…

– Короче, святой отец, – нетерпеливо прикрикнул Александр шестой.

– Да, да, конечно. Вот бумага, она, знаете ли, попала ко мне давно, почти год назад. Нам, францисканцам, часто доставляют непонятные и противоречивые документы, в надежде, что мы будем в них скрупулёзно разбираться, а не рубить с плеча, как часто поступают наши уважаемые братья, мона…

– Да короче же!!!

– Ох… Извините, ваше святейшество. В общем, год назад инквизиция задержала странного мужчину. Он утверждал, что прислан спасти христианский мир, причём, что больше всего удивило доминиканцев, пришёл этот спаситель не от престола Господа и не из райских кущ. А, как он утверждает, из грядущих веков. И для спасения христианского мира этому подвижнику следует ни много ни мало, найти и уничтожить некоего Павла Моторина. Как вы понимаете, инквизиторы не могли оставить подобное без внимания…

– Где он!? – взревел Родриго.

Сейчас перед скромным францисканцем-конвентуалом стоял не благочестивый папа. Перед бедным святым отцом возвышался грозный и всемогущий Родриго Борджиа. Отец Орсини непроизвольно затрясся и протянул святейшеству мелко дрожащий листок бумаги.

– Он у флорентийских инквизиторов, – еле слышно проблеял он.

– Немедленно! Слышите!? Немедленно послать за спасителем. Доставить его сюда, а по дороге тщательнейшим образом расспросить. Вы поняли меня, святой отец?

– Д… да, ваше святейшество, – проблеял францисканец.

– Тогда почему вы ещё здесь!? – Родриго Борджиа оглядел горящими глазами круглый стол и кардиналы по очереди прятали испуганные лица от его пылающих праведным гневом очей. – Все свободны. Следующее заседание конклава состоится сразу же, как только будет доставлен нужный человек. И не забудьте пригласить гостей из Лондона и Гамбурга.

Папа повернулся к Ринальдо Орсини, и францисканец замер, так и не встав до конца со стула.

– И молите господа, святой отец, чтобы братья-доминиканцы не замучили этого несчастного до смерти.

Глава 21 Бонд. Джеймс Бонд

– Ну что, святые отцы, мне кажется, у вас серьёзные проблемы? – голос стоящего в дверях никак не мог принадлежать человеку, прошедшему через руки инквизиции.

Вошедший на секунду остановился, внимательно и с неким превосходством оглядел сидящих, и тогда Родриго смог его рассмотреть.

Высокий, тощего телосложения, что не удивительно, учитывая, какой строгий пост держат заключённые в пыточные кельи. Длинные, до лопаток, чёрные прямые волосы. А главное – глаза. Они будто горели неведомым холодным огнём. Мужчина, словно, не замечая вытянувшихся за его спиной вооружённых швейцарцев, прошёл по залу так, будто был не босиком, а в роскошных сапогах. Подошёл к свободному креслу, поддёрнул простые холщовые штаны, будто боялся растянуть и так бесформенные коленки, и опустился так уверенно, словно это кресло поставили именно для него. После чего положил ногу на ногу и внимательно обвёл строгим взглядом замерших в недоумении кардиналов.

– Имя?! – хотел грозно прикрикнуть Родриго, но голос в последний момент подвёл – сказался острый взгляд незнакомца. В результате из уст папы вышел неприличный писк.

Никто в зале даже не улыбнулся. Кроме доставленного еретика. Тот обнажил в открытой улыбке десяток ровных зубов и чёрные пустоты на месте выбитых, после чего снисходительно кивнул.

– Вы не понимаете, где находитесь что ли?! – Высоким, чуть дребезжащим голосом воскликнул Чезаре. Молодому человеку было неприятно видеть трепет всемогущего отца перед каким-то недомученным нехристем, и он попытался исправить ситуацию.

– Почему же. Понимаю, – вежливо ответил пришелец. Диалог шёл по-кастильски. Как ни странно, это был родной язык для большинства присутствующих. Но не для доставленного. Он литературно правильно строил фразы, но слова произносил с гортанным акцентом, свойственным жителям норманнских княжеств. – Если бы меня вновь привели в пыточную, я бы ждал очередных издевательств псов божьих, силящихся понять то, что не может вместить их примитивный мозг. Но, как я понимаю, меня привезли в конклав. Самое изолированное помещение Ватикана. Знаете, святые отцы, я как-то не жду, что именно здесь свершаются казни. Максимум, отравления.

Он вновь обратил взор на папу, и тот неожиданно для себя смутился. Но взял себя в руки так быстро, что никто ничего не заметил. Облизал неведомо с чего пересохшие губы и спросил:

– Так как вас прикажете называть?

– Зовите меня Бонд. Джеймс Бонд.

– Бонд? Не из шотландских ли Бондов вы будете? – Родриго нащупал привычную почву для разговора и несколько расслабился.

– О, нет, – пришелец отрицательно повёл рукой перед собой. – Из самых, что ни на есть, английских. Именем моего предка даже названа улица в Лондоне. Точнее, будет названа.

– Будет? Вы очень самоуверенны. Но сейчас речь не об этом. Сеньор Бонд, если я правильно понял изученные документы, вам каким-то образом стала известна проблема, свалившаяся на весь католический мир. Верно?

– Неверно, папа. Или лучше дон Родриго?

– Посмотрите на меня. Я ради вас даже надел на голову тиару. Конечно же, папа. Однако, продолжим.

– Не возражаю. Но вы не до конца понимаете всю глубину проблемы, па-па. – Последнее слово он произнёс раздельно, так что оно прозвучало даже несколько издевательски. – Проблема стоит не перед католическим миром. Она может погубить всю европейскую цивилизацию. Вы слышали песню: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем.»

Кардиналы дружно, как китайские болванчики помотали головами.

– Всё верно. Вы не могли её слышать. Это песня родом из детства предводителя американских варваров – Павла Моторина. И я думаю, теперь вам будут более понятны его жизненные установки.

– Но вам-то откуда это всё известно? – не удержался Ринальдо Орсини.

– О! – Джеймс Бонд поднял палец. – Это сложный технический вопрос, аналогов которому пока нет в мире. Вы уверены, что эта информация должна быть предана огласке?

Он внимательно обвёл сидящих вопросительным взглядом, насладился всеобщим молчанием, и продолжил:

– На данный момент достаточно знать, что я послан в мир именно для того, чтобы остановить победное шествие краснокожей чумы по континенту. И имею для этого все средства.

– Поведать о которых вы, как я понимаю, не желаете.

– Поверьте, дон Родриго, не та это информация, которую стоит распространять в достаточно широком кругу. И так уже ваши верные, но крайне неумные, слуги, в своих потугах найти руку врага человеческого даже там, где её отродясь не было, испортили моё оборудование. И мне, а главное, вам, было бы очень неприятно лишиться остального.

– Ну а мне, только мне одному, вы могли бы рассказать вашу историю, синьор Бонд?

– Вы можете звать меня «дон». Мой род достаточно славен, чтобы передавать титул лорда.

– Хм… – повёл головой папа. – Лорд Бонд. Это очень странно. Я никогда не слышал, чтобы Яков первый так титуловал своих подданных.

– Короля, даровавшего моему роду этот титул, звали Георг. Из Виндзорской династии.

Он с лёгкой усмешкой посмотрел на ошеломлённое лицо Александра шестого и еле заметно кивнул. Папа, будто получив разрешение этим кивком, растянул губы в искусственной улыбке.

– С вами, дон Хайме, не соскучишься. Поэтому, я хочу пригласить вас на чашку настоящего китайского чая ко мне в апартаменты. Вы уже пробовали этот напиток?

– Поверьте, дон Родриго, о чае я знаю всё. Но независимо от этого, буду счастлив составить вам компанию.

– Отлично! – Папа Александр шестой хлопнул в ладоши. – Отец Ринальдо! Приведите нашего гостя в порядок. Помойте, переоденьте, и обязательно доставьте то оборудование, о котором он говорил. Надеюсь, часа на это хватит. А я буду ждать вас у себя.

Папа с довольной улыбкой обвёл притихших кардиналов и щёлкнул пальцами.

– Думаю, есть смысл продолжить наше заседание после получения необходимой информации. И поверьте, в мои планы не входит её сокрытие. Я лишь хочу знать, в каком виде её стоит допустить до широкой публики.

Джулия в пятый раз переставила чайные приборы, зачем-то отряхнула руки о широкую юбку, будто какая-то прачка, и критически осмотрела стол. Вот эту вазочку с розовыми лепестками на меду можно поставить сюда, поближе к сдобным рогаликам. А то вдруг гость не поймёт…

Девушка в сотый раз обошла вокруг стола и обернулась на спокойно сидящего в кресле отчима.

– Не суетись, – он правильно всё понял и успокаивающе махнул рукой. – Ему сейчас будет не до ошибок сервировки, после доминиканцев-то.

Он закрыл глаза и чмокнул в восторге губами.

– Нет, ну какая выдержка, а?! Держал себя так, будто это мы напросились к нему на аудиенцию, а не этого Бонда привели в конклав из пыточной кельи.

– А как он выглядит, папочка? – взволнованно спросила Джулия.

– Плохо, как же ещё. Половины зубов нет, на теле, я уверен, следы пыток. Исхудал. Как может выглядеть человек, прошедший инквизию?

Дверь после короткого стука открылась. На пороге неуверенно мялся Ринальдо Орсини. Над его плечом маячила украшенная чёрными волосами голова Джеймса Бонда.

– Входите, входите, – папа тяжело поднялся и шагнул навстречу. – А вас, отец Орсини, я попрошу остаться за дверью. К сожалению, разговор нельзя передавать в чужие уши. Даже такие без сомнения порядочные, как ваши.

Францисканец мелко закивал, и начал бочком пробираться в коридор, стараясь не задеть стоящего рядом гостя. Тот же широко шагнул внутрь и по привычке внимательно огляделся.

– Здесь многое изменилось, – странно заметил он.

– Вы хотите сказать, что ранее бывали в апартаментах папы? – изумление Александра шестого граничило с шоком.

– Ранее, или позже, это относительно, – пожал плечами гость. Он заметил застывшую столбом Джулию и коротко поклонился.

– Моя приёмная дочь, Джулия, – торопливо представил их папа.

– Бонд. Джеймс Бонд, – не дожидаясь очереди назвался сам пришелец.

– Как хорошо, что вы пришли, синьор Бонд, – затараторила девушка. – У нас так редко бывают новые лица.

Лица, кстати, она не заметила. С удивлением смотрела на костюм. Пожалуй, его можно назвать приличным, но очень необычным. Длинные, до самых щиколоток, панталоны, прямые и строгие, скрывающие форму ног и придающие им вид столбов. Сияющие носки штиблет, скромно выглядывающие из-под штанин. Обычно идальго гордятся своими сапогами – хорошая обувь стоит недёшево, да и сложно найти мастера, который сделает что-то, в чём можно появиться в обществе. А здесь лишь намёк на туфли. Зато верхняя часть тела выставлена напоказ. Белая нижняя рубаха с широким отложным воротом, разрезанная на груди на две части и скреплённая пуговицами. Практичная девушка сразу оценила удобство пошива. А после, прикинув костюм гостя целиком, поняла, что в таком наряде будет комфортно и за столом, и на приёме, и в седле.

И только воздав должное одежде, она перевела взгляд выше. Наверное, так выглядят принцы в изгнании. Истощённое, бледное лицо с длинным прямым носом, гладко выбритые щёки, длинные чёрные волосы, собранные на затылке в простой хвост, и глаза. В этих глазах можно было утонуть, если бы не ледяная самоуверенность, наполнявшая их. Владелец подобного взгляда явно прошёл через все мыслимые неприятности и с блеском их преодолел. Так обычно смотрят старые сорокалетние воины, те, кто от первого до последнего дня стояли у трона и не допустили ни одного поражения.

– Прошу всех за стол, – выдернул девушку из размышлений голос Родриго.

– Позвольте, дон Бонд, я налью вам чая. У нас, знаете ли, в апартаментах не полагаются горничные.

– Спасибо, Джулия. Если позволите, я сделаю это сам. Давненько мне не приходилось баловаться пятичасовым чаем.

– Пять часов? – притворно изумилась Джулия и тут же по-детски помотала головой. – Хотя да, если рядом за столом приятные люди, можно просидеть и дольше.

– Нет-нет! Я имел в виду не пять часов за столом, а традицию садиться за чайный стол в пять пополудни.

– Прошу прощения, что прерываю, но, кажется, вы пришли сюда не для пустых разговоров.

Папа Александр был уже порядком зол. Сколько раз он говорил этой вертихвостке, чтобы не путалась под ногами незнакомых мужчин. Ещё будучи кардиналом, Родриго специально снял ей домик на окраине, где почти не бывает посторонних. Но здесь, увы, Ватикан. И девушка уже год практически не выходит из его апартаментов. И всё равно, это не дело! Женщина должна, а – лежать, и бэ – молча!

– Всё верно, дон Родриго, – обаятельно улыбнулся Бонд. – Поэтому, с вашего позволения, я начну.

Он взял чашку из тончайшего китайского фарфора, оттопырив при этом мизинец. Родриго бросил взгляд на Джулию. Девушка внимала каждому движению гостя, будто это не он находился в самом сердце мира по повелению самого святейшества, а наоборот. Джеймс сделал аккуратный глоток, поставил чашку и уверенно посмотрел на хозяина.

– Вы знаете, что прогресс неумолимо движется вперёд, – произнёс он. – Ещё сто лет назад вражеские корабли при встрече забрасывали друг друга стрелами из луков, а сейчас каждое судно несёт на борту пару кулеврин, а то и вовсе бомбард. И лорды, осаждая крепости, строили деревянные башни и разбивали стены камнями. Сегодня же к услугам воюющих прогресс предоставил достаточно мощные пушки.

– Это известно всем, – нетерпеливо перебил папа и тут же заметил укоризненный взгляд Джулии.

– Не сомневаюсь, – гость улыбнулся. – А кто может знать, до каких высот дойдёт прогресс через ещё одну сотню лет? А через пять? Одно можно сказать точно. То оружие, которое мы сегодня почитаем за новейшее и потому лучшее, во времена грядущие будет находиться в музее и не сможет представлять иной опасности кроме как, если упадёт кому-то на ногу.

– Но… – Родриго, кажется, начал понимать, к чему клонит гость, но это… это было невероятно!

– Да, – тот кивнул, и папа краем глаза заметил, что его падчерица машинально повторила этот жест.

– То есть, вы, дон Хайме, утверждаете… – голос отказывался озвучить эту безумную идею.

– Из самого начала двадцать первого века.

– Двадцать первый век…

Перед мысленным взором Александра шестого печально прошествовала вереница из десятков пап, разрушились и опали стены самого Ватикана… Пять с лишним сотен лет… Нет! Этого не может быть. Этот Бонд просто сказочник вроде Марко Поло.

– Я знаю, в это тяжело поверить, – будто прочтя мысли, ответил гость. – Но поверьте, это так. И пришёл я в ваше время не из праздного любопытства.

Джеймс Бонд обвёл стол уверенным взглядом. В глазах папы читалось сомнение. Он требовал хоть каких-то доказательств. Ничего, скоро они у него будут. А вот девушка… Совсем другое дело. Эта простушка, волею судеб заброшенная в самые верха современного общества, и оторванная от него, впитывала слова, как губка воду. Она готова была принять на веру всё, что скажет необычный гость. Девушка строила из себя прожжённую хозяйку салона, но на самом деле ничего, кроме нищеты и Родриго, вытащившего её, не видела.

– Время движется вперёд, господа, – продолжил Бонд. – Каждое мгновение прибавляет немного к уже пройденному пути. И каким будет завтрашний день, решает каждый из нас. Здесь и сейчас. Вот если бы вы, дон Родриго, не выслушали того францисканца, как там его зовут?

– Отец Ринальдо Орсини, – механически подсказал папа.

– Благодарю, – гость кивнул. – Вот если бы его не выслушали, то сегодня не было бы этого разговора. А следом, соответственно, тех действий, которые я планирую предпринять против красной чумы.

– Нам грозит чума? – Джулия в ужасе даже приподнялась.

– Не волнуйтесь, красавица, – Бонд одним взглядом успокоил девушку. – Я сказал это образно, чтобы подчеркнуть весь вред, который наносит цивилизации клика Моторина.

– Ну хорошо. Но как вы можете объяснить своё здесь появление? – папа неопределённо пошевелил пальцами, вторя им длинным, гедоническим носом.

– О! Для нас это вполне возможно. Дело в том, что несколько лет назад был изобретён способ заброски в прошлое материальных объектов. К сожалению, первым человеком, отправившемся вниз по шкале времени стал именно Павел Моторин. К чему это привело – вы видите.

– То… – голос опять подвёл Борджиа. – То есть вы утверждаете, что он из будущего?

– Вы очень чётко уловили мою мысль. Но не только он.

– А кто? – громовым шёпотом спросила Джулия.

Бонд встал и отвесил элегантный неглубокий поклон.

– Но я всё равно ничего не понимаю. Зачем? Зачем пришёл он, зачем пришли вы?

– Всё просто, ваше святейшество, если рассматривать мир в динамике. Позвольте лист бумаги и перо.

Джулия пулей сорвалась с места и через мгновение уже протягивала полосу чистого пергамента и чернильницу с торчащим из неё пером.

– Благодарю, – Бонд умудрился поклониться, не вставая со стула. – Помните, я говорил, что мы постоянно меняем мир своими поступками?

Хозяева дружно кивнули.

– Теперь представьте, что эта линия, – он макнул перо и провёл чёрную линию с палец длиной. – Это и есть путь, который проходит наш мир. Теперь допустим, что вы не послушали того святого отца….

– Ринальдо Орсини, – против воли подсказал Родриго.

– Спасибо. Значит, в этом месте мир пошёл по другому пути. Это вероятно?

– Ну… – папа задумался. – Возможно, да. Но я ведь послушал. И слушаю теперь вас, хотя ничего толком не понимаю.

– А мне кажется, вы всё отлично понимаете. Только эта информация вам непривычна. Например, вы не можете знать, что если какое-то событие вероятно, то оно уже произошло. Только неявно. Подобные случайности накапливаются, и в ключевой точке поворачивают историю по новому пути. Как дерево, которое начинается с одной ветки, но время от времени выбрасывает следующие и так далее. Или как дорога. Есть сотни дорог, но вы каждым поворотом из их множества выбираете только одну. Ведь не можете же вы ехать по двум дорогам сразу.

– При чём здесь дороги?

– А я, кажется, поняла, – выдохнула девушка. – Вы хотите сказать, что из-за пришельца мы свернули не на ту дорогу.

– Вы – умница, – Бонд широко улыбнулся, блеснув на весь стол оставшимися зубами. – Более того, нам ещё не поздно вернуться, иначе эта дорога заведёт мир в пропасть. Я это знаю.

За столом воцарилось молчание, время от времени прерываемое шумными глотками и стуком чашек. Наконец, Джулия неуверенно улыбнулась, и подняла со стола блюдо с рогаликами.

– Дон Бонд, будьте добры, попробуйте эту выпечку. В сочетании с розовыми лепестками в меду она великолепна.

– Но как?! – вскрикнул Родриго. – Ведь у трёх королей сразу не хватило сил чтобы просто выбить повстанцев из Гранады!

– Более того, – подмигнул Бонд и оторвал кусочек рогалика. – Имея десятикратное преимущество, они не просто проиграли бой. Войско Боабдила при этом потеряло не больше полусотни бойцов, да и то по их собственной глупости.

– И вы хотите сказать…

– Для начала мне нужно получить обратно моё оборудование. Тогда мне будет, что противопоставить красной чуме. Если аккумулятор достанем. Братья доминиканцы в своём благочестивом рвении разбили мой аккумулятор. Видимо, искали золото. Им же невдомёк, что наша техника, в отличие от моторинской, использует для хранения заряда свинец.

Глава 22 Пятичасовой чай, как его назвал гость, вполне мог носить это имя не только по времени начала, но и по продолжительности. Папа Родриго Борджиа, его падчерица Джулия, и незнакомец, назвавшийся Джеймсом Бондом, сидели не меньше трёх часов. Выпито было пять полных чайников, а разговор всё ещё не прекращался. Пришелец всё пытался донести своё видение мира до людей пятнадцатого столетия

– Понимаете, – говорил он. – Существуют достаточно ощутимые действия, которые могут развернуть течение мира в другую сторону. Например, папа Александр шестой сейчас возьмёт, и запретит инквизицию. Согласитесь, что изменится всё. И отношение к вам королей-католиков, для которых доминиканцы не только помощники в борьбе с ересью, но и неплохой источник доходов. И социальный состав самих пиренейских государств. Да и не только их.

– Джеймс, мне и в голову не приходила такая глупость, – замахал руками Родриго. – Будучи папой, я являюсь оплотом веры, пастырем католиков. И потому должен служить надёжной опорой всему божьему стаду. Плох тот пастырь, что позволяет волкам, рядящимся в шкуру ереси…

– Полностью с вами согласен, – остановил его Бонд. – Но давайте представим такой гротеск и заглянем немного вперёд в будущее. Согласитесь, что в итоге может выродиться сам институт папства.

Родриго кивнул с хмурым видом.

– Это и есть пример поступка, меняющего мир. А другой пример – появление на Американском континенте пришельца из будущего, вооружённого достижениями прогресса двадцать первого века. Согласитесь, это достаточно сильная бомба под колесо истории.

– И насколько это плохо?

– Непредставимо. Как в передвижении вы выбираете лишь одну дорогу из множества, так и в пути, по которому движется мир, реальна только одна история. Знаете, три года назад по нашему времени, русские открыли способ отправки материальных предметов в прошлое.

– Не может быть?! – Джулия схватила со стола салфетку и резко смяла её пальцами.

– Увы, идея витала в воздухе, и рано или поздно её кто-нибудь обязательно бы ухватил. То, что первыми успели русские – простая случайность.

– Подождите, – пытаясь разобраться в теме, прервал Родриго. – Русские. Так, кажется, норманны зовут московитов? И про пришельцев из-за океана я слышал, что они зовут себя русскими американцами.

– Да, московиты. Это официальное их название в моём времени. Отсталая страна, но с огромными амбициями. Противопоставляет себя цивилизованному миру, но крайне неудачно. Раньше, чтобы сильно не отстать от остальных, русские воровали или покупали технологии, но сейчас махнули на это рукой.

– Как это – воровали технологии? Как в гильдиях что ли?

– Совершенно верно. Согласитесь, если у вас есть технология производства, скажем, более мощной пушки, значит, вы сильнее. И чтобы сравняться, следует или изобрести что-то своё, не хуже, или украсть у вас знания. Те, кто недостаточно развит, чтобы изобретать, крадут.

– Да, я встречал подобное соперничество среди различных гильдий. И очень удивлён, что и спустя пять веков мало, что изменилось. Почему-то мне казалось, что к тому времени все люди будут жить одной семьёй под сенью милосердного Христа… Скажите, дон Бонд, ваши русские верят во Христа?

– Пытаются, ваше святейшество. Но они по натуре бунтари и не подчиняются папе.

– Значит, папство в ваш век всё-таки существует…

– К счастью, да. Но я прошу позволить мне закончить мысль.

– Ох, простите, Джеймс. Но то, что вы рассказываете, безумно интересно. Я пока сам не знаю, верить ли вам или нет.

– Ваше святейшество! – с укором в голосе сказал Бонд. – Достаточно будет лишь посмотреть на вещи, которые доминиканцы отобрали у меня. Произвести подобное в ваше время невозможно. Более того, никто в мире не разберётся даже в их предназначении.

В этот момент, будто подгадывая специально, в дверь просунулась голова Ринальдо Орсини. Срывающимся от одышки голосом францисканец произнёс:

– Прибыли вещи вашего гостя, ваше святейшество. Прикажете доставить сюда?

– Да, – ответил вместо папы Джеймс. – И побыстрее, пожалуйста.

Святой отец, ни минуты не сомневаясь в полномочиях гостя папы, кивнул и мгновенно скрылся.

– Сейчас я смогу доказать вам свою правоту, – потёр руки Бонд.

– Отлично. – папа улыбнулся и придвинул пустую чашку к Джулии.

Та тронула чайник рукой, убедилась, что он остыл, и с недовольной гримасой понесла его на спиртовку. Родриго тем временем покрутил ладонью перед собой.

– Давайте, друг мой, давайте, излагайте свою мысль.

– Если позволите – Бонд чопорно и немного обиженно кивнул, не вставая, и продолжил. – Наши учёные, работая с этой темой, обнаружили, что русские, как им свойственно, не сделали последнего шага. Не поняли, что путешествие происходит не во времени одного мира, а в разных мирах. И влияет на будущее, лишь будучи совершенным из явного мира. То есть основного.

– Сеньор Бонд, – Джулия держала обеими руками горячий чайник, щёки её алели, глаза горели любопытством. – Я так и не поняла насчёт явных миров. Не могли бы вы растолковать всё глупой девушке?

– С удовольствием, сеньорита. В точках с достаточным воздействием мир выбирает тот путь, которым пойдёт дальше. Как человек, сворачивающий на одну улицу и игнорирующий другие.

Девушка шумно грохнула чайник на резную деревянную подставку, бросила на рассказчика извиняющийся взгляд и коротко кивнула.

– Да. – Бонд принял извинения. – А остальные вероятные миры таким образом не становятся явными. Понимаете?

И девушка, и папа неуверенно кивнули. Джеймс критически на них посмотрел, и попробовал иначе.

– Из множества мыслей в вашей голове делом или словом становятся лишь некоторые. Так понятно?

– А куда же деваются остальные миры? – трагическим шёпотом спросил Родриго.

– А никуда, – Бонд развёл руками. – А главное, у них остаётся лишь одна точка в прошлом, куда можно отправить человека. Тот самый момент, когда миры разделились.

– Я, кажется, понял, – медленно проговорил папа. – В определённой точке времени от мира отделяется его незримая копия. Правильно?

– Увы, нет, – гость покачал головой. – Дело не в точке времени, а в воздействии. Как сильный удар разворачивает идущего человека, так основательное воздействие поворачивает направление развития мира. Но другой, вероятный мир, при том продолжает развитие в том же направлении. Но увы, он уже никогда не станет явью. И если из первого, повёрнутого, мы можем путешествовать в прошлое куда угодно, то из неявного лишь в один момент времени. В тот, где и произошёл поворот.

– И когда это? – с интересом спросила девушка.

– Ноябрь тысяча четыреста девяносто второго года, – пожал плечами рассказчик. – Тот момент, когда Колумб встретился с жителями Америки.

– Куда заносить, Ваше святейшество? – в апартаменты ввалились два дюжих монаха в серых сутанах. Плечи их сгибались под тяжестью неподъёмного ящика.

– Да поставьте уже куда-нибудь, – отмахнулся папа. Ему было не до того. Он, кажется, только стал понимать своего гостя.

Но самому Джеймсу стало не до разговора. Судорожным движением он схватил со стола нож и попытался поддеть крышку. Однако мягкий серебряный столовый нож лишь податливо согнулся, не осилив прочной дубовой крышки. Гость несколько раз подёргал за ручку, но ничего не добился. Родриго молча подошёл, достал из ящика бюро тонкий кинжал и со скрипом поднял крышку массивного ящика. Бонд тут же сунул в образовавшуюся щель голову и через секунду донёсся его искажённый дубовым пространством облегчённый выдох.

– Вот, – он энергично ткнул рукой в недра посылки. – Именно это я и имел в виду. Ваши неистовые инквизиторы в поисках золота вывели из строя аккумулятор, чем поставили на грань провала мою миссию.

– Минутку, – Александр шестой сделал рукой останавливающий жест. В его пальцах колыхался длинный лист бумаги. – Я правильно понял, что сейчас вы обвинили рьяных защитников душ человеческих в алчности и неправедном поведении?

– Но… – гость внезапно замялся и потёр шею. – Они разбили моё оборудование. Причём, я уверен, что искали именно золото. Ведь американцы его используют в аккумуляторах. К сожалению, в моём был простой свинец. И как его теперь починить, не имею ни малейшего понятия.

– Надо же?! – деланно удивился папа. – А из сопроводительной записки явствует, что при попытке вскрыть ящик для проверки, дьявольское золото, издав запах серы, превратилось в свинец и обожгло невидимым адским огнём руки брату Яго. Причём, от увечий его спасло только полоскание пальцев в святой воде. Что вы на это скажете?

– Ваше святейшество, – дверь отворилась, и на пороге появился секретарь, кардинал Дворини. – Курьер доставил почту из Севильи.

– Так примите! – раздражённо вскрикнул папа.

– Не могу, ваше святейшество. Он требует передать посылку вам лично.

– Лично, лично… – Родриго бросил записку на стол и шагнул к двери. – Идёмте. Только быстро.

Оставшись вдвоём Бонд и Джулия какое-то время молчали. Девушка отхлёбывала холодный чай, явно, чтобы чем-то занять себя, мужчина ковырялся в ящике с оборудованием. Наконец, женское любопытство пересилило, и она спросила:

– Скажите, сеньор Бонд, а женщины вашего мира, они какие?

Гость резко выпрямился, возведя глаза к потолку. Пару секунд он беззвучно двигал губами, затем улыбнулся.

– Они… Равноправные. Так же, как мужчины, могут ходить на службу, имеют право голоса. Выбирают, куда им ехать на отдых. А часто мужья даже отдают всё жалованье жёнам, чтобы те сами управляли семейным бюджетом, покупали то, что нужно, вызывали мастеров и выбирали, где будут учиться дети.

Глаза девушки были широко раскрыты, она, как и Джеймс, некоторое время двигала губами, будто оценивая услышанное на вкус. Затем спросила:

– А они не боятся, что за подобное самоуправство муж может их побить?

– Тогда жена пожалуется в городскую стражу, и ему запретят жить в одном с ней доме.

– Как?! Это же его дом?

– Ну и что? Всё равно запретят, чтобы не мог причинить вред жене и детям. А если не послушается, посадят в тюрьму.

В этот момент дверь распахнулась, в апартаменты влетел папа с завёрнутой в грубую ткань коробкой. Он не глядя бросил почту на стол и тут же ухватил пояснительную записку к оборудованию.

– Что тебе прислали, папочка? – по-детски поинтересовалась Джулия.

– Что они могут прислать? Уверен, докладные об очередных бесчинствах и просьбы об улучшении финансирования. С тех пор, как в мир пришёл этот ваш богопротивный Моторин, – короткий жест в сторону гостя, – ничего хорошего из Севильи ждать не приходится.

– Ты поэтому не смотришь, да?

– Именно. Хочешь, посмотри сама. А увидишь что-то интересное, скажи мне.

Девушка радостно подскочила к столу и начала развязывать жгут с печатью Томазо Торквемады, а Родриго повернулся к Бонду.

– Ну что ж, вернёмся к нашим баранам, – строго сказал он. – Кстати, запах серы я чувствую и сейчас. А кто использует этот продукт для своих козней, думаю, вам объяснять не надо.

– Да при чём здесь дьявол?! – Бонд чуть не подпрыгнул на месте. – В аккумуляторы добавляют серную кислоту, отсюда и запах. Ваши неучи готовы весь мир перевернуть в поисках мнимой угрозы, тогда как бороться с угрозой реальной я теперь не смогу. Как они восстановят аккумулятор? Единственные в мире, между прочим, есть только в вотчине того самого Моторина. Доминиканцы в силах достать мне другой?

В этот момент сзади раздался грохот, сопровождаемый жадными всхлипами. Оба мгновенно развернулись. Джулия, суча ногами, лежала на полу, а в руке у неё был великолепно выполненный крест из королевского металла.

– Девочка моя! – папа, протянув руки, кинулся к падчерице.

– Стой! – Бонд воскликнул таким голосом, что Александр шестой остановился против своей воли.

Джеймс Бонд подошёл к столу, взял тряпку, в которую была завёрнута посылка и сложил её в восемь слоёв. После этого вынул из замершей руки алюминиевый крест и повертел перед глазами. Потом перевёл взгляд на девушку, поправил поднявшуюся до самых коленей юбку, опустил веки над остекленевшими глазами и пояснил:

– Похоже на контактный яд. Лучше вам не трогать этот крест, – и положил вещицу на стол, стараясь, чтобы та не слезла со спасительной тряпки.

– Это Торквемада, – еле слышно прошипел Родриго. – Даже из преисподней меня достал, сукин сын. Ну что же, сеньор Бонд, я обеспечу вам возможность добыть новый аккумулятор. Войска католических королей к вашим услугам.

* * *

Петриоро не спеша катил на новеньком велосипеде, вглядываясь в спокойное, чёрное в ночи, море. Мириады звёзд, отражаясь в волнах, колыхались вверх-вниз, создавая ощущение нереальности окружающего мира. Молодой человек весело крутил педали. До конца маршрута оставалась пара новых километров, это не больше полулиги. А там уже порт, можно посидеть с охраной, выпить чашечку кофе и двигаться обратно. Внезапно до ушей его донёсся знакомый скрип. Кто-то шёл на вёслах к берегу.

Зачем, удивился парнишка. До порта рукой подать. А там и пирсы, и грузчики, и склады. Да даже простое освещение позволит подойти к берегу без проблем. Он приподнялся на педалях, вглядываясь вперёд. Там, за невысоким холмом, ярко горели новомодные электрические фонари, освещая заполненную кораблями бухту. Единственное место, куда могли подходить иностранные купцы.

Внезапно свет погас, тут же раздались хлопки выстрелов. Петриоро, ругаясь про себя, вытащил из-за пазухи тяжёлую коробку переговорного устройства, нажал кнопку и тут же услышал многоголосые крики на русском. Несмотря на то, что служил он в охране порта больше года, язык молодому человеку давался плохо. Он научился понимать приказы, отдаваемые чётким и громким голосом, сам мог построить простые фразы, но понять, о чём идёт речь в переговорах всех со всеми ему не удалось. Единственное, что понял, это что на порт напали, но напали странно. Корабли останавливались на дистанции выстрела, опустошали батарейную палубу, не задумываясь, куда попадут, и тут же уходили, уступая место другим.

Шлюпка с тихим скрипом ткнулась носом в песок, из неё мгновенно выскочили несколько человек, одетых в чёрное, и бросились в сторону тёмного порта. Петриоро поспешил за ними. Он очень боялся, что преследуемые заметят его, поэтому старался держаться в отдалении, и в результате нос к носу встретился с диверсантами на обратном пути. В руках они несли явно тяжёлый ящик. Молодой человек уже видел такие, пришельцы из-за моря ставили их в каждый дом по желанию, и в результате у всех был свет и из кранов лилась вода.

Какая глупость, успел подумать Петриоро, можно было просто подойти к коменданту и попросить, воровать ящик не обязательно. К сожалению, это была его последняя мысль. Один из диверсантов, даже не останавливаясь, метнул в юношу нож. Странный, с крашеным в чёрное лезвием, так что тот даже не блеснул в свете звёзд. Клинок попал в грудь, и молодой человек через секунду уже лежал на спине, глядя остекленевшими глазами в любимое ночное небо.

Глава 23 Хинин всегда горчит

Родриго Борджиа, открыв в изумлении рот, смотрел на невероятное проявление человеческого ума и всячески гнал от себя мысли о возможном вмешательстве врага рода человеческого. Иначе самому не найти оправданий своим поступкам. Так что остаётся предположить, что это невероятное в своей грандиозности колышущееся нечто, накрывшее полупрозрачной серебристой подушкой весь пустырь под Севильей, создано только людьми, как бы невероятно это ни звучало. Казалось, внутри укутанной невесомым облаком рощи само время замерло, оставив в прошедшей минуте пение лесных птиц, порывы тёплого южного ветра, да и сами малейшие колыхания воздуха. Мир затаился, настороженно разглядывая абсолютно чуждое нечто, готовящееся разродиться невиданным ранее на земле плодом. И даже он, наследник безгрешного райского привратника, не может определить, что принесёт христианскому миру готовое ворваться в него неведомое.

Оставалось лишь надеяться на уверения неунывающего Джеймса Бонда, человека, так же ворвавшегося в самый конец пятнадцатого века из сказочного будущего, и обещающего принести заблудшим душам успокоение, а ему – победу над служителями нечистого.

Огромное, накрывшее весь дубовый лес, облако вдруг заколыхалось, его поверхность покрылась мелкой рябью, будто пруд при порыве ветра, раздался звонкий, напоминающий удар кузнеца по заготовке, звук. Серебристо-серое облако мгновенно исчезло, мир, казалось, вздрогнул и проснулся. А там, где закрывало собой деревья, холмы, и саму землю, не принадлежащее реальности неведомое ничто, вновь привычно заколыхались ветви, потекла по пустому руслу вода ручья, вырвавшись из вневременных оков. А между кряжистыми, столетними дубами, появились невиданные ранее железные повозки.

Подобного Родриго не встречал даже в описаниях чудес, творимых мастерами русской Америки. Полностью изготовленные из недешёвого железа, тяжёлые даже на вид, конструкции прятались между стволов, нагло выставив неестественно длинные стволы тонких пушек. Что интересно, железяки Борджиа заметил не сразу. Их великолепно маскировала сама раскраска – пятнистая, прячущая за неровным покрытием форму объекта, да ещё и собранная из распространённых в этой местности цветов – зелёного, жёлтого, коричневого и чёрного. Только присмотревшись к необычным выпуклостям, Родриго увидел, что скрывает роща, которую Джеймс назначил местом перехода.

Сам он уже бежал к папе, улыбаясь во все оставшиеся пятнадцать зубов.

– Ну как? Впечатляет? – в своей развязной манере спросил он.

– Что это? – Родриго Борджиа ещё не пришёл в себя от увиденного.

– Это танки.

– Танк… – повторил смутно знакомое слово папа. – Кажется, так норманны называли пустые ящики…

– Ну, эти ящики не пустые. Они полны победы для христианского мира, и, соответственно, гибели для всех наших врагов.

В этот момент из деревьев раздались многочисленные хлопки, перешедшие в басовитый многоголосый рёв, и над кронами поплыло облако чёрного, вонючего даже здесь, в сотне саженей, дыма. Первый ящик со скрежетом тронулся с места, и Родриго заметил, что он едет не просто по земле. Неведомые конструкторы придумали укладывать под колёса своего чудовища бесконечную ленту, набранную, вот уж невиданное расточительство, из соединённых вместе железных частей.

Папе очень захотелось посмотреть на тамошних кузнецов, что так легко и непринуждённо тратят сотни пудов дорогостоящего металла на такую, казалось бы, мелочь, как облегчение движения этого ревущего монстра. Впрочем, кажется, они зря старались. С его мощью облегчения танку не нужны. Тяжёлая машина, раскачиваясь вперёд-назад на ходу, в щепы разбила немаленький дуб, просто задев его боком. Борджиа подумал, что такому чудищу и пушка без надобности. Он будет просто ехать и по пути всех давить, и никто не сможет ни спастись, ни помешать.

– Впечатляет, – он кивнул головой Бонду, и непроизвольно повысил голос, чтобы перекричать многоголосый рёв машин. – Уверен, во всём мире нечего противопоставить этой великой армаде.

– Ну что вы, Родриго, – Джеймс пожал плечами. – Нам удалось провести в зону перехода лишь два десятка машин. На большее количество банально не хватило мощности установки. Ведь на отправку в ваше время лишь одного танка по местным меркам нужно столько энергии, сколько получится от пожара всего Рима.

– Простите, сеньор Бонд, я правильно понимаю, что при отправке ваших чудищ обратно вы собираетесь сжечь город? – голос папы дрожал, глаза смотрели испуганно.

– О, не беспокойтесь, – Бонд запанибрата похлопал собеседника по плечу. – Они не попадут обратно. Все машины останутся в полном вашем распоряжении, как гаранты мира и торжества христианской веры.

А танки уже выстроились в ровную коробочку по четыре, а сзади за каждой группой пристроились менее заметные машины – одни больше похожие на железные дилижансы, с раздутыми и тоже металлическими жилыми, а может, рабочими, отсеками, а кое-какие из агрегатов могли щеголять толстенными, в рост человека, трубами, установленными на колёса. Трубы были длиннее четырёх танков, поставленных друг за другом и почему-то привлекли внимание папы.

– Что это за иерихонские трубы? – с интересом спросил он. – Или вы смогли воссоздать библейское оружие и теперь будете ими ломать стены?

Бонд заливисто засмеялся. Через минуту он вытер глаза и ответил:

– Это не трубы. Это цистерны с топливом. Нашим машинам для езды нужно жечь определённые горючие жидкости, а так как дизельного горючего в пятнадцатом веке не достать, пришлось везти его запас с собой. И понадобится его много, потому что наша, то есть, теперь уже ваша, железная армада поплывёт за океан, в Америку. Чтобы поразить врага в самом его логове.

В этот момент от составленной в порядке техники, жизнерадостно разговаривая на неизвестном Родриго языке и время от времени усмехаясь каким-то своим шуткам, прошли трое чужих воинов. Одеты они были так же неприглядно, как и их танки – никаких ярких цветов, никаких кружев или иных украшений. Простые на вид одноцветные серо-зелёные комбинезоны, почти вплотную облегающие тела, сквозь невиданные им прежде тонкие металлические застёжки, распахнутые почти до животов, виднелись простые льняные белые майки. Каждый нёс за ремешок непривычного вида шапку с болтающимся чёрным шнурком. Лица их были довольны, а взгляды… От взглядов папе Александру шестому стало очень неудобно, захотелось съёжиться, втянуть голову в плечи и бочком-бочком убежать в сторону, пока не остановили. Хозяйские это были взгляды. Именно так смотрят воины баронской дружины на работных девок и молодух только что захваченного замка.

Папа Александр шестой не выдержал и поёжился.

– Не тушуйтесь, – Бонд покровительственно похлопал его по плечу, от чего стало только хуже. – Дальше всё пойдёт как по маслу. Через пару лет весь мир будет наш.

Пришелец из будущего, а может, преисподней, Родриго уже не был уверен, расправив сухие плечи, широко зашагал в сторону своих войск. Папа с тоской посмотрел ему вслед и тихо подтвердил:

– Вот именно… Вот именно.

Он непроизвольно отряхнул плечо, постарался принять подобающий сану вид, и двинулся к карете. Ватиканский поезд выглядел среди огромных железных монстров несколько потерянно. Да и швейцарские гвардейцы в своих разноцветных одеждах, с нелепыми пиками в руках смотрелись скорее, смешно и напоминали не грозных защитников, а уличных паяцев в руках неумелого кукловода. Даже лошади нервно перебирали ногами, то и дело трусливо фыркая в сторону взрёвывающей техники, а одна кобыла так и норовила вырваться из пристяжи и убежать куда глаза глядят. Папа осенил крестом поезд, охрану, себя любимого, влез в карету и замер.

Не прошло и недели, как новоявленная железная армия уже подходила к Гранаде. За всё время похода по католическим землям не случилось ни одного боя. Все, кто изначально, возможно, и не желали видеть чужаков на своей территории, не посмели высказать и слова против. Лишь дважды англичане останавливали свой победный марш не для отдыха, а из-за конфликта с местными властями. Но оба раза вид папской буллы, подтверждающей его согласие на контроль за порядком в объединённом государстве Кастилии и Арагона, остужал пыл протестующих.

– Поймите, – увещевал землевладельцев Бонд, – я не желаю вам зла. Но уж больно много ереси собралось на святых землях. Потому папа Александр шестой в неизмеримой благости своей, видя, что даже неистовые в вере доминиканцы не справляются, прислал нас.

– И теперь вы останетесь у меня навсегда? – как правило спрашивал очередной лорд.

– О, не беспокойтесь. Наша цель – выбить мусульман из принадлежащей их величествам Гранады.

После чего немного успокоенный местный сеньор согласно кивал и давал разрешение на проезд по своим землям.

Глава 24 Новая метла

Просыпался он очень тяжело. Болело всё тело, волосы, казалось, полностью заползли за ночь в рот, набили его, как перину, и теперь не давали дышать. Мышцы дрожали, ничуть не отдохнув. По ощущениям устали даже мускулы под ногтями и на ушах. Мужчина застонал, попробовал отплеваться… поднял голову и с трудом разлепил один глаз.

Тяжело-то как… Ну-ка, если потрясти кистями, как после написания письма, разогнать застоявшуюся кровь. Так уже легче. Теперь открыть глаза. Левый почти сработал, правый не хочет. Мужчина ощупал веко дрожащими пальцами. Вроде, всё на месте, даже кое-что лишнее. Этого мешка вчера точно не было.

Кое-как разлепил ресницы и тут же со злым шипением захлопнул веки. Щиплет! Видимо, пот высох, соль не давала открыть глаз, а когда сделал это вручную, тут же попала внутрь. Он прищурил левый, поднялся с постели, напрочь забыв, что только что жаловался на затёкшие за ночь конечности, и начал оглядываться в поисках умывальника.

А кстати, где это он?

Небольшая, пять на пять шагов, комната с белёными стенами и потолком, на каменном полу – ковёр, вдоль стен пуфики вместо подушек. Основную площадь занимала кровать – огромная, хоть балы на ней устраивай, с балдахином против клопов и тонкими занавесками от прочих кровососущих. Роскошно…

Мужчина хотел крикнуть кого-нибудь, чтобы принесли умыться, но слипшиеся губы позволили лишь замычать. Однако, даже этот невнятный звук возымел должное действие. Неприметная низенькая дверь распахнулась, и внутрь протиснулась объёмистая женщина в пышных юбках, что делало её фигуру ещё значительнее и заставляло походить на грелку для чайника. Поверх юбок, напрасно стараясь казаться заметнее, притулился крошечный фартук, то ли покрытый заплатами, то ли специально сшитый из разноцветных лоскутов.

– Откушайте, вот, ваша милость.

– Ч-ш… Что это? – Он наконец-то разлепил ссохшиеся губы.

– Так это… Завтрак. Сок апельсиновый, свежий, свой, а к нему тортилья с луком. Мы, чай, небогато живём, но чем богаты, как говорится, тем и рады. Уж, храни Мадонна, вас-то, ваша милость, да не попотчевать…

– Меня?.. – Мужчина никак не мог прийти в себя.

– Ну дак а кого же? Я вчера как увидела, что вы как сноп под забор повалившись, так и тут же Мигеля своего под рёбра, мол, давай, тютя, не дай, Мадонна, спаситель ко Христу отойдёт. Ну, или к Магомету ихнему, вам-то, чай, всё одно без разницы, храни Мадонна.

– Ты… Откуда меня знаешь? – невнятно спросил мужчина, поддевая поданным ножиком кусок великолепной овсяной запеканки, посыпанный таким количеством перца, что голову сначала будто пробило молнией, и только потом он вспомнил вчерашний день.

Танки… Они стадом невозмутимых носорогов двигались по городу, сметая всё на своём пути. Пригород Гранады перестал существовать уже через несколько минут боя. Армия Боабдила на голом энтузиазме, подкрепленном славой непобедимой, сопротивлялась не более четверти часа, после чего обернулась в повальное бегство. Но это не помогало. Проклятые машины, задрав тонкие стволы, лупили чуть не на лигу, начисто выкашивая всех, кто пытался сбежать по дороге. Тем, кто спрятался в лесу, повезло не больше. Леса под Гранадой более не существовало.

Сам он, Василий Лукич Свиньин, при поддержке отделения гранатомётчиков, пытался сдержать нападение, перебираясь с крыши на крышу, всё дальше от окраин города. Проклятая композитная броня. Ей требовалось не меньше двух попаданий, чтобы хоть как-то повредить технику и заставить противника сдержать продвижение. Но попробуй, попади в бегущую со скоростью лошади многотонную махину, да ещё и увешенную по бортам керамикой и укрытую сетками. Всё рассчитали, сволочи! И ведь всего-то дюжина танков! Не больше роты на два полка армии эмира. Плюс полусотня американцев, те, кто тренировал гвардию.

Армия оказалась совершенно не готова к применённой противником стратегии – воины из будущего не стали штурмовать замки, как сделал бы любой местный военачальник. Они окружали крепости поодиночке, тщательно отлавливая гонцов, и забрасывали внутренние дворы снарядами с отравляющими веществами. А кое-где даже со слезоточивыми, после чего ждали у ворот полностью деморализованных защитников. Таким образом, если учитывать, что скорость передвижения вражеского войска составляла порядка десяти-двадцати лиг в день, им понадобилось меньше недели, чтобы пройти от границы до столицы. И хоть на подступах нападавших уже ждали, отлично защищённые, быстроходные и дьявольски меткие танки оказались полной неожиданностью для защитников. Только три из дюжины и подорвали.

Да ещё сам Василий подстрелил около полусотни пехотинцев. И опять же, попробуй, с лёта разбери, кто из них офицер, а кто так, за войском объедки подбирает. Форма-то у всех одинаковая. А уже через полчаса боя стало вообще не до выбора, и он из снайпера превратился в обычного стрелка. Лупил куда попало, время от времени кидая в приближающиеся танки по паре гранат, которые Дубов любовно называл «эфочками».

Вот кому из нападавших досталось, так это идущим следом за серыми пришельцами расфуфыренным кастильцам. Уж те не преминули одеться на войну, как на парад, предоставив Свиньину полную свободу выбора цели. Проредил он их изрядно, но уже после, перебегая с крыши на крышу, практически, среди ревущих танков. Там-то его и зацепило случайным взрывом, да так крепко, что он свалился в чей-то двор и потерял сознание. А вот сейчас, значит, пришёл в себя.

Василий Лукич сфокусировал взгляд на самозабвенно говорящей женщине. Хозяйке дома что ли?

– Дак кто ж вас не знает, дон Базилио? Я же ж нешто без ума, не понимаю, что вы целую кучу душ христианских от геенны огненной спасли, храни вас Мадонна. Кто говорит, что не меньше двух дюжин, а от кого слыхала, что и две сотни. Так что вы уж кушайте, ваша милость, не обессудьте, что мясца вам положить не могу, нет его у нас. Вот вечером Мигель из таверны придёт, так, ежели Мадонна позволит, глядишь, и прихватит чего. Хотя…

Она степенно промокнула глаза уголком передника, ловко высунулась за дверь верхней половиной туловища, а через секунду уже протягивала гостю стоящий в тазике кувшин и полотенце.

– Вам бы умыться, ваша милость, а то вид у вас, прости Мадонна, уж больно несуразный. Ежели что, там, эти пришлые заявятся, храни Мадонна, так и не поверят, что это ваш дом. Так и решат, что один из защитников тут спрятался. И мне не поверят. А я вам вот, одёжи какой-никакой припасла, да ещё шпага тут оставалась, так тоже на ремень повесьте, никто и не подумает.

– Так кто ты такая? – еле втиснул вопрос в нескончаемую болтовню Свиньин.

– А, я-то? Так вы уж не серчайте. Что сразу не сказала ничего. Я это… Живём мы здесь. Ну, с Мигелем моим.

– Это я уже понял. Дом твой?

– Не, ваша милость. Откуда у меня такому дому взяться? Мы люди бедные. Так, обретаемся тут, я, значит, за огородом ухаживаю, да порядок держу, а Мигель мой, он вон, в таверне на тракте кашеварит.

– Подожди, – Василий вытянул руку. – Чей это дом?

– Ну дак это теперь пусть ваш будет, ежели вы сами, ваша милость, не против. Хозяин-то его уже того…

– А кто хозяин-то? Хозяин кто?

Женщина помялась, зачем-то разгладила ладонями передник, прижимая его к многочисленным юбкам, затем решилась.

– Здесь ихнее величество, Фернандо, значит, сотника своего поселил, Себастьяна Мендеса. Ух, и пьяница был, храни Мадонна его душу.

– Почему «был»? Что с ним?

– Ну дак, когда ему дом даровали, значит, да к нему таверну на тракте…

– Трактир?

– Ну, да как ни скажи, а всё одно, жральня придорожная. Хотя, слава Мадонне, не даёт этот трактир нам с голоду-то загнуться.

– Ну и?..

– А! – Женщина очнулась. – Так вот, этот Мендес, чтоб с него Мадонна на том свете за все грехи взыскала, как засел в винном погребе, так и вынесли его оттуда вперёд, знаете ли, ногами, да под музыку. Захлебнулся, болезный, ешь его черви.

– Ну а вы-то кто?

– Ой! А я и не сказала, да? – она испуганно взглянула на застывшее лицо собеседника, и вдруг, будто капсюль пшикнул, хихикнула в спешно подставленный к губам угол передника. – А мы слуги-то. Его величество, значит, в неизмеримой милости своей, как назначил нищего пьяницу домовладельцем, так и предал ему поварёнка с полковой кухни, это я про Мигеля, если вы, ваша милость, ещё не поняли, ну а при нём, при поварёнке то есть, и я обреталась. Мы уж, почитай, годов десять, как душа в душу с суженым, значит, моим, храни его Мадонна.

– То есть вы здесь одни живёте.

– Нет, зачем одни?

– А с кем? – Свиньин непроизвольно подобрался.

– Вот, вам теперь служить будем, ваша милость. У вас же, поди, никого на свете и не осталось, ни домом управителя, ни самого завалящего дворецкого. Вот я у вас одна за всех них и буду отдуваться. А Мигель так и останется в таверне. Нам же, ваша милость, лучше. Он каждый вечер с кухни приносит такую еду, что хоть его величество Фернандо обратно зови да за стол сажай. А вам, поди, слуги хоть какие-никакие нужны. Как же так можно, чтобы благородный идальго, да вдруг без единого слуги? Нет, никак такого допустить не получится.

– Тебя как зовут? – безапелляционно прервал болтушку Василий.

– А? Я-то? Да Анна Мария я. А вам, так ведь как хотите, хоть на Анну буду отзываться, хоть на Марию. Для вас мне лишнего имени не жалко.

– Зачем я тебе здесь нужен, Анна Мария? И не говори, что решила служить мне по зову сердца.

– Ой! – совсем как наседка встрепенулась женщина. – Что ж я вас заговорила совсем, а у самой бельё ещё не…

– А ну, стой! – грозно прикрикнул Свиньин. – Говори немедля, зачем я тебе здесь нужен?

– Ну, вы только не обижайтесь, ваша милость, – вновь затараторила Анна Мария. – А только власть-то в городе сызнова поменялась. Я ведь сегодня с самого спозаранку на рынок, ну базар по-ихнему, хотела сходить, думала, проснётся его милость, спаситель, а я ему рыбки жареной и поднесу. И вот собралась я, корзиночку прихватила, и как добропорядочная служанка, значит, по улочке на рынок-то и пошла. А там они… Ох и страшные… И идут всё по три да в пять рядов. И сапогами своими по камням, значит, так «грррум, грррум…». Ох и перепугалась я, а всё одно, думаю, проснётся новый хозяин, это я про вас, ежели ещё не поняли, так кормить его так и так надо. Ну и собрала смелость, значит, в кулачок, ползу вдоль заборов-то, чтобы на глаза лишний раз не попадаться.

– Анна Мария, ближе к делу.

– Дак а я про что, ваша милость? Это ж ведь оно то самое дело и есть. Рынок-то ведь они весь, как есть, разогнали. Я пришла, а там только два карасика мелких в пыли хвостиками трепещут, да так, бедняги, жалобно… А всех торговцев, вот сколько их было, эти самые серые, прямо как коровье стадо, гонят к какому-то там своему дому. Ну, я со всех ног сюда прибежала.

– Ты мне зубы не заговаривай!

– Ой, не смотрите на меня так грозно, ваша милость. А то серые пугают, тут вы ещё своими очами, как ангел предвестник… Я тогда и подумала, значит, что ежели новая власть сюда кого своего заселить захочет, то как увидит одних простолюдинов, тут же пинка под зад оформит и не задумается. А ежели тут будет кто благородный обитать, то ещё лишний раз остановятся, а там, глядишь, и наоборот, на службу оформят, а значит, и дом с прислугой оставят во владении. Вот, значит, как.

Тут, будто дождавшись окончания торопливой речи, с улицы постучали. Василий посмотрел на забор, который скорее можно было назвать стеной – каменный, оштукатуренный, покрытый сверху побелкой, он имел длинную неширокую крышу, видимо, для защиты от дождя. Калитка вполне соответствовала своему назначению – крепкая, дубовая, с толстым засовом. Свиньин торопливой дробью сбежал со второго этажа и громко крикнул:

– Кого принесло с утра пораньше?

– Открывайте, не заставляйте нас ломать ваш дом, – не менее грозно ответили снаружи.

– Вот, ваша милость, – незаменимая Анна Мария протягивала ему длинную шпагу без ножен.

Василий схватил оружие и резким движением толкнул засов внутрь забора, после чего дёрнул калитку на себя. У входа в дом полукругом стояли четверо серых солдат. Ещё один, с более строгим видом, хотя и не отличающийся от остальных формой, располагался прямо перед ним.

– Чего вам надо? – недовольно спросил случайный хозяин.

– Меня зовут капитан Стюарт Маверик, я временный комендант города…

– Вы капитан или стюард? – не дал договорить Василий.

– О, Стюарт – это только имя. Оно вовсе не означает того, что я чей-то слуга. Вот вас, к примеру, как зовут?

Свиньин сделал шаг назад, изысканно поклонился, и произнёс:

– Дон Базилио де Совиньи к вашим услугам, идальго.

– Вот видите, ваше имя Базилио, что означает «король». Но вы же, как я понимаю, не являетесь королём?

– Ни в коей мере! Страной справедливо правят их величества Фердинанд и Изабелла, и дай им Господь долгих лет жизни и царствования.

– Которые, несмотря на ваше пожелание, бросили государство на поругание нехристям, так что нам с вами пришлось рисковать жизнью, чтобы вернуть себе свои же земли. Папа римский, видя такое непотребство, попросил нас навести и поддерживать порядок на территории Пиреней. Вот для этого я и пришёл. И очень рад видеть перед собой благонадёжного католического идальго.

Василий действительно заметил, как при этих словах сопровождающие коменданта солдаты расслабились, их позы стали свободнее, руки задвигались, лица расслабились.

– Вот если бы перед собой я увидел какого-нибудь Селима или Магомеда, – продолжал между тем Маверик, – я бы не был столь благодушен.

– А со мной?

– А вас, благородный дон, я со всем уважением хочу пригласить прогуляться до комендатуры, чтобы зарегистрировать место вашего проживания, возраст, семейное положение, титул, и род деятельности.

Глава 25 Орлёнок, орлёнок…

Её величество Изабелла, королева Кастильская, недовольно топнула ножкой, одетой в удобную туфлю на низком, но очень элегантном каблучке.

– Лусия, встань левее, сколько можно повторять?! – прикрикнула она и нахмурила брови. – Ты весь дирижабль загораживаешь. Да не от тебя левее, от меня!

Полная компаньонка, которая в своём старомодном многослойном платье казалась ещё пышнее, покорно сдвинулась. Тогда Изабелла вновь склонилась к окошечку видоискателя массивного куба фотографического аппарата и заглянула в смотровое стёклышко. Подумать только, всего три года назад, впервые увидев фотографии, она восхищалась мастерством художника и проработкой деталей. И всё это на глазах у американской делегации. Какой позор… Они, наверное, в душе надрывались от хохота. Королева почувствовала, как её щёки разгораются красным цветом. Но зато сейчас она сама с большим успехом фотографирует, даже самостоятельно проявляет фотопластинки и печатает снимки. Вот только…

– Лусия, ну сколько можно?! Тебя так и тянет направо. Сделай шаг влево и замри.

Наконец, добившись от компаньонки понимания композиции будущего шедевра, Изабелла одним движением руки прогнала даму, и сама заняла её место.

– Ну как я выгляжу?

– Ваше величество, вы как всегда пре…

– Хватит дифирамб! – Изабелла вновь нахмурила брови. – Неужели ты не видишь, что всё серьёзно? Давай, говори, что поправить?

– Ничего, ваше величество, – компаньонка была невозмутима, как Гибралтарская скала.

– А причёска? Волосы не растрепались?

Лусия, поняв, что просто так от самокритики королевы не отделаться, подошла и пару раз шевельнула безупречно уложенные волосы Изабеллы.

– Ну, если только вот так, – задумчиво проговорила она.

– Ну тогда всё, жми, – скомандовала королева и приняла величественную с её точки зрения позу.

Уже подъезжая к предоставленным им с Фердинандом встречающей стороной особняку, она перечисляла в уме, все ли реактивы имеются в наличии, не следует ли послать кого-нибудь в магазин, представляла, как покажет очередную серию фотографий…

– Нет, и надо же, чтобы именно сегодня?! – голос Фердинанда было слышно даже на улице. – Ведь сегодня финал. И бьётся моя Барселона! Я уже обещал футболистам дворянство, если они станут чемпионами. И тут такое. Этот Джеймс Бонд совершенно не видит границ. Нам следует сообщить об этом папе.

– Что случилось, дорогой? – Изабелла впорхнула в холл и весело прокрутилась на одном каблуке. Настроение было прекрасным.

– Что случилось? – король повернул к ней красное от гнева лицо. – Ты ещё спрашиваешь, что случилось?

– Ну да… – дама всячески пыталась сохранить неудержимо падающее настроение.

– А случилось, дорогая королева, – последние слова Фернандо проговорил издевательским тоном, – что мы с тобой можем прямо сейчас идти к принимающей стороне и просить у них американское подданство. Или что там у них есть?

– Подданство? Но зачем? – Изабелла не понимающе распахнула красивые глаза.

– А затем, что всё, дорогая. Сегодня с утра проклятый Джеймс Бонд на его грохочущих коробках занял Севилью. У нас больше нет королевств, дорогая…

– Что?! Он узурпировал власть?

– Ну что ты… Папа бы ему не позволил. Но и так понятно, кто фактически будет править страной, наводнённой непобедимыми солдатами. Чужими, заметь, солдатами. Которые не слушают никого, кроме этого английского ублюдка.

– Но… Как? Как же так? – королева замерла и только хлопала в недоумении глазами. – Получается, нам следует немедленно ехать домой? Но я ещё не закончила собирать альбом. И парадное платье по местной моде ещё не готово…

– Ваше величество, – Фердинанд подошёл к супруге и крепко взял её за плечи. – Вы можете забыть о таких мелочах, как платье. Сейчас нужно думать, как вернуть наши королевства.

– Но… Но ты же сказал, что Бонд не объявлял себя королём и не покушался на наши троны.

– А зачем ему? У него дюжина непробиваемых танков и к ним батальон непобедимых солдат. Последнему нищему понятно, что и так каждое его слово будет иметь силу закона.

Долгое время в зале царило молчание, наконец Изабелла подняла на мужа глаза. Ранее Фердинанд не видел такого взгляда у своей царственной супруги. Лицо королевы светилось довольством человека, только что нашедшего нетривиальное решение долгой и мучительной проблемы.

– Может, и правда, – несколько неуверенно проговорила она.

– Что?! – взревел Фернандо. Он уже понял, что.

– Уедем в Америку. Подальше от этого папы, который желает присутствовать во всех сферах нашей жизни. От непонятных и жестоких железных солдат Бонда, от вечной грызни у нас за спиной, от двуличных вельмож…

Королева мечтательно подняла глаза перечисляя всё, что потихоньку накапливалось за годы правления, отравляя её душу, заставляя ненавидеть свою долю.

– Белла моя, очнись, – мягко одёрнул Фердинанд. – Мы с тобой – основа королевства. Ты же будешь стыдиться смотреть в зеркало, не говоря о твоих фрейлинах.

– О, дева Мария, только ты знаешь, как я не хочу возвращаться в этот оплот благочестия. – Королева воздела руки, предварительно аккуратно поставив на пол сумку с отснятыми пластинками. – Вновь кардиналы будут твердить, что то, что я делаю, недостойно монарха. А ведь лучшее, что можно придумать – это писать картины с помощью света. И нет в них никакого мракобесия. Знаешь, Фернандо, я как-то сама затянула окно комнаты плотной кожей, проделала в ней дырочку, и увидела на противоположной стене перевёрнутое изображение улицы. Как раз под иконой. А значит, это не противно богу.

– Дорогой, – королева умоляюще посмотрела на супруга. – Я не хочу возвращаться.

– Я тоже не хочу. Я собрал футбольную команду из лучших гвардейцев, сам целый месяц пинал с ними мяч и даже довёл их до финала.

– Да уж, я прекрасно знаю, где ты пропадал всё это время.

– Но я готов пожертвовать игрой, лишь бы спасти людей, ответственность за которых я возложил на себя вместе с короной. И ты, между прочим, тоже.

– Я согласна с вами, ваше величество, – королева перешла на официальный тон. – Может, вы тогда подскажете, как нам бороться с железными полчищами, наводнившими нашу страну?

Фердинанд лишь развёл руки.

– Может, – королева вскинула глаза, – попросим помощи у Моторина?

– И заменим одних оккупантов на других?

Дверь внезапно с грохотом распахнулась, и в прихожую ворвался неизвестный им юноша.

– Ваши величества, – вскричал он. – Срочно выдвигайтесь в укрепление. Нас атакуют.

Фердинанд отметил, что в речи незнакомца не было привычного уже американского акцента.

– Что случилось? – переспросил он.

Юноша согнулся, уперев ладони в бёдра чуть выше коленей, сделал три глубоких вдоха, и уже спокойно пояснил:

– Вокруг порта собрались десять кораблей, вроде, португальские, и расстреливают прибрежные строения. Судя по дистанции выстрела, огонь ведут солдаты Бонда. А значит, могут достать и сюда. Вам следует отойти вглубь острова, в пещерные укрепления.

– Как?! – совершенно по-птичьи всплеснула руками Изабелла, – Они же…

Королева схватила сумку с фотопластинками, дёрнулась вправо, потом влево, и вновь застыла на месте, изумлённо глядя на супруга. Грудь её вздымалась от мгновенно участившегося дыхания, руки дрожали.

– Бинокль, – громко проговорил в никуда король и заскользил по поясу, по привычке проверяя несуществующую перевязь.

В порту было шумно. То и дело раздавались взрывы. Половина торговых кораблей, стоящих у пирса, уже горели, вторая половина в срочном порядке поднимала паруса, стремясь уйти из опасной зоны. Фердинанд удивился, видя вражеские парусники не менее, чем в полулиге от берега. Между мачтами обычных торговых каракк виднелись неизвестные ему железные конструкции с длинными дулами слишком тонких пушек. По измышлениям короля, кулеврины такого калибра могли пробить разве что латы, и то шагов со ста. Но вот над палубой одного корабля взвилось небольшое облако дыма и сразу же исчезло, развеянное свежим бризом. Прошло не больше трёх ударов сердца, и стена какого-то припортового здания с грохотом разлетелась в куски. Одновременно со стороны моря донёсся запоздалый выстрел.

Порт вяло отвечал, но заряды уже известных королю миномётов не долетали до стоящих заведомо далеко кораблей. Вот издалека, со стороны гор, грохнуло, и между вражескими каракками поднялся обтекаемый столб подводного взрыва. Через полминуты ещё один, уже ближе к целям. Корабли тут же пришли в движение, сменили позицию, и три танка, укреплённых на палубах, начали обстрел затаившейся среди скал батареи. Какое-то время стрельба шла на равных, береговые орудия даже сбили мачту одной каракки. Впрочем, танк, укреплённый на её палубе, тут же с рёвом выпустил в освободившееся пространство облако чёрного дыма, вода за кормой вскипела, и судно двинулось против ветра, подобно виденным уже Фердинандом, американским.

Артиллерийская дуэль продолжалась до самого вечера, и увы, чем ниже опускалось солнце, тем скупее были ответы островитян. К наступлению темноты в горах осталась явно одна пушка, да и та старалась выпускать снаряды не часто, рискуя быть обнаруженной по вспышкам.

Танки, установленные на кораблях, полностью переключились на припортовые постройки, лишь время от времени напоминая о себе артиллеристам редкими выстрелами.

– Ваше величество, ваше величество, идёмте скорее, здесь небезопасно. – гвардеец цепко ухватил короля за локоть и с силой тащил прочь от берега.

Король уже почти позволил себя увести, но вдруг из темноты, с еле слышным жужжанием, выкатилась чёрная самобеглая коляска. Он никак не мог привыкнуть называть такой транспорт американским словом «машина». Двери её синхронно распахнулись и через мгновение рядом уже стояли пятеро. Все в облегающих, чёрных, матово блестящих в неярком свете далёких прожекторов, комбинезонах, они казались ожившими частями своей коляски. Ещё через пару секунд вновь прибывшие достали странные устройства, похожие на железные трубы, сведённые с одного конца в ноль, а с другого имевшие лопасти, как у ветряных мельниц, только гораздо меньшего размера.

Не прошло и минуты, как чёрные люди строем, держа вдвоём одну трубу, прошагали к воде. Пятый шёл рядом и, проходя мимо Фердинанда, лихо вскинул вытянутые пальцы к виску и молодцевато улыбнулся.

Король задумчиво смотрел вслед непонятной группе. Пятеро совершенно одинаковых молодых людей, без следа растительности на лице, в блестящих, но не кожаных, облегающих комбинезонах с непонятными приспособлениями на ремнях. Когда они прошли, стало видно, что на спине у каждого висит замысловатое сооружение в виде толстой короткой трубы, опутанной шлангами. Вот команда остановилась, и старший, тот, что козырнул Фердинанду, вскинул два пальца на левой руке и махнул ими в сторону. Потом повторил жест правой. Тут же остальные без слов вошли в воду, с полминуты возились и вдруг, не говоря ни слова, с головой погрузились в волны.

Гвардейцы забыли о необходимости увести его величество из опасной зоны, да и сам король, непроизвольно мысленно считая удары сердца, внимательно осматривал чёрную ночную поверхность моря. Но странные пловцы не выплыли ни на первой, ни на второй, ни даже на пятой минуте. Тогда Фердинанд, выдернув локоть из рук забывшего свои обязанности гвардейца, подошёл к стоявшему на берегу командиру. Тот пристально смотрел на часы.

– Кто вы такие? – с интересом спросил король.

– Позвольте представиться, – незнакомец вновь вскинул руку. – Командир БДГ 2, старший лейтенант Сергей Соколов. А ребята мои уже там, поздороваются позже.

Он махнул рукой в сторону еле видимых на фоне ночного неба мачт.

– Где? – король не понял ничего, кроме имени.

– Там, – вновь махнул Соколов. – Выполняют задание по ликвидации объектов.

– Как? До них же с поллиги будет, – вновь удивился Фердинанд.

– Ну да, не больше, – командир довольно улыбнулся. – Вы не волнуйтесь, ребята опытные. А диверсионное дело нам сам Моторин старший преподавал. Так что ждите, им ещё с минуту плыть.

Фердинанд удивлённо покачал головой. Проплыть полторы тысячи саженей под водой? Да ещё за такое время… Сколько уже встречалось у этих странных пришельцев необычного, даже невероятного, и всё равно раз за разом они ухитряются удивлять.

Тем временем в ночи происходило что-то необычное. На одном из кораблей, ночь не позволяла определить, на каком именно, раздалась стрельба из пистоля, а может, ручного мушкета. Один раз, затем ещё, а после целая серия, которую местные солдаты называли очередью. Эхо некоторое время гоняло по утихшим волнам хлопки вперемежку с криками, но вскоре всё стихло.

– Это ваши? – настороженно спросил король Соколова.

Тот оторвал взволнованный взгляд от часов и коротко кивнул.

И тут прогремел взрыв. Вспышка тут же высветила огромные железные обломки, разлетающиеся в стороны, мачты, размахивающие пылающими парусами, как мифическая птица Рух крыльями. В ответ с окружающих кораблей послышался грохот очень частых выстрелов, и в ночи заблестели огненные вспышки. Королю показалось, что пара дюжин сумасшедших молотобойцев бешено качает в горны огромные меха, так, что оттуда вырываются клубы оранжевого пламени. Не прошло и минуты, как к шуму и огню добавился кислый запах, как от мушкетов. Фердинанд поморщился. Соколов заметил гримасу и пояснил:

– Пришельцы для выстрела используют порох. Может, им и нравится, но, по-моему, вспышка и дым демаскируют стрелка.

Король ничего не ответил. Он вновь смотрел на корабли. Акватория подсвечивалась плавающими тут и там горящими обломками, кроме того, на кораблях пришельцев зажгли огромные, очень мощные фонари и теперь водили возле бортов лучами света, время от времени запуская очереди в какие-то, видимо, показавшиеся подозрительными, места.

Со стороны гор послышался быстрый треск и над кораблями появилась летающая повозка. Фердинанд уже неоднократно видел её над островом, даже сначала, пока не увлёкся игрой в мяч, хотел прокатиться по небу или хотя бы познакомиться с возницей, но случай так и не представился. И вот теперь треугольное крыло появилось снова. Аппарат, лихо заваливаясь на бок, сделал круг над вражескими кораблями, и почти сразу же попал в луч света.

Загрохотали многочисленные выстрелы, крыло вильнуло, пытаясь скрыться, но безуспешно. Прожектор его не отпускал. Поюлив с минуту, летун выровнялся и пошёл на второй круг. Видимо, он всё-таки прилетел не просто так, потому что над одной из каракк прогремел взрыв, затем, почти сразу же, над другой.

– Гранаты кидает, – ни к кому не обращаясь, прокомментировал Соколов.

Фердинанд задумчиво кивнул, продолжая следить за ночным полётом. Но недолго. Сначала взрывы грохотали почти непрерывно, в основном в воде, но некоторые гранаты падали и на палубы. Сначала одна каракка, уже третья, а затем и две других занялись огнём. Летящий треугольник сопровождали уже три луча, а количество стволов, задранных в небо не поддавалось подсчёту с берега. И это дало результаты. Двигатель внезапно смолк, крыло ещё какое-то время просто парило над морской гладью, но скорость полёта заметно упала, и сразу две очереди разнесли аппарат в клочки. Летун, кувыркаясь в воздухе, полетел вниз и сразу же пропал из световых лучей.

– Но… – разочарованно проговорил король.

Ему казалось, что воздушный боец должен легко и просто поставить точку в необычном и бессмысленном нападении, явившись с неба. Подобно ангелу. Прилетел, взмахнул шестью крылами, и поставил приспешников сатаны на подлежащее им место. И вдруг… Так просто, несколькими попаданиями…

И в этот момент над чёрной гладью ночного моря разверзся ад. Сразу десять взрывов, раздавшихся почти одновременно, просто разорвали вражеские корабли на части. Рейд в мгновение превратился в горящий костёр. Тогда Фердинанд впервые увидел, как горит сама вода. Дымным, красным и очень вонючим пламенем. К его удивлению пылали не деревянные обломки. Горела именно сама поверхность моря, колыхаясь под языками огня, повинуясь ночному бризу.

Вот только герой, спасший от нашествия и островитян, и самих монархов, не мог уже насладиться плодами своих трудов. Даже если он и выжил при падении в воду с высоты в полсотни саженей, дышать пламенем он не смог бы в любом случае. Такое господь позволил одним лишь саламандрам, которых, кстати, никто никогда не видел. У короля засвербело в носу, видимо, сказался запах дыма, заслезились глаза. Он непроизвольно шмыгнул носом и мазнул по лицу ладонью, стирая слёзы.

Поэтому пропустил момент появления над поверхностью воды четырёх человеческих фигур. Ни лиц, ни цветов одежды на фоне пылающего моря видно не было, лишь движущиеся чёрные силуэты, поэтому рука Фердинанда сама сотворила крёстное знамение. И только после этого он узнал приближающихся. Это оказались те самые подводные пловцы, которых Соколов отправил полчаса назад. Двое, идущих впереди, остановились, сняли с ног странные, огромные туфли, очень напоминающие рыбьи плавники, потом повернулись и стащили такие же со следом идущих.

Король сначала не мог понять, с чего такая заботливость, и только когда вторая пара подошла к нему, увидел, что один держит за ноги, а второй за плечи, совсем молодого, истекающего кровью мальчишку. Глаза раненого заплыли и не открывались, но губы что-то шептали, скорее всего, молитву. Фердинанд снова перекрестился и попросил бога даровать спасшему их герою достойное посмертие.

Воины тем временем уложили летуна в свою повозку, и теперь стояли рядом, ожидая командира. Старший лейтенант Соколов вновь молодцевато козырнул королю и совсем уже развернулся, когда монарх проговорил:

– Я не разобрал, что говорил тот юный герой. Это была молитва?

– Молитва? – командир пловцов застыл. – Нет, не молитва. Он пел песню.

– Песня перед смертью. Как романтично. Кажется, у викингов был такой обычай, когда воины чувствовали, что в бою им не выжить, они пели песнь смерти. Скажите, Соколов, вы не могли бы перевести мне её слова?

– Сейчас… Птенец орла. Поднимись высоко, выше, чем солнце, и осмотри мир, лежащий перед тобой, – неуверенно начал старший лейтенант и вдруг сменил тему. – Только это не песнь смерти. Да и умереть мы Хесусу не дадим. Герой! Полчаса отвлекал на себя огонь, пока мои ребята ставили мины. Такие пилоты нам ещё понадобятся.

– Но кровь…

– А, кровь! – командир улыбнулся. – Вы никогда не резали пятку в воде? Потом, когда выходишь, нога покрыта кровью почти до пояса. Так что всё не так трагично, как выглядит со стороны. Честь имею.

С этими словами он вновь приложил пальцы к виску, развернулся на пятке и бегом умчался к повозке. А король долго ещё стоял на берегу, глядя на совершенно невероятное зрелище – горящее море.

Глава 26 Путешествие из Гранады в Кадис

Дон Совиньи оторвал глаза от лежащего перед ним приказа и с улыбкой посмотрел на дверь. Её неспешно закрывал только что вошедший в кабинет Борух Коган, его сотрудник и единственный подчинённый.

Тот снял низкие, собранные в гармошку сапоги, аккуратно, стараясь не пачкать пол, поставил их в угол, и надел смешные, вырезанные из бука, туфли без задников. После чего с деревянным стуком прошёл к своему столу и с кряхтением умостил седалище на место. Это был полный коротконогий человек с мясистым, покрытым сизыми прожилками, носом, отвислыми щеками, и причёской, достойной послушнейшего из монахов – жизнь сама образовала в его волосах тонзуру прямо на темени.

Какое-то время Борух молчал, бессмысленным взглядом осматривая лежащие перед ним бумаги, затем птичьим движением повернул голову к Совиньи.

– Вы знаете, что я вам хочу сказать? – спросил он.

Неизвестно, что спросивший ожидал услышать в ответ, потому что тут же ответил сам.

– Мой брат, Мордехай, который имел некоторый гешефт с жителями Китая, говорил, и у меня нет причин ему не верить, что у его партнёров есть одно своеобразное проклятие. Когда те хотят сказать недругу что-то очень страшное, то желают ему жить в эпоху перемен. И вы знаете, с каждым днём я всё больше понимаю китайцев. Подозреваю, что они-таки правы…

Василий молча с интересом смотрел на собеседника. Тому не нужны были ответы, или реплики. Коган нуждался именно в слушателе. Свиньин подозревал, что, если его сотрудника не отвлекать, он будет способен на длительный многочасовой монолог.

– Когда я был немного моложе и гораздо волосатее, чем сейчас, – продолжал между тем Борух, – я носил лапсердак и пейсы, а голову, как и положено, покрывал кипой. О, я вам скажу, что это было замечательное время. Только о том, какая жизнь была в Гранаде ещё двадцать лет назад, я мог бы рассказывать до вечера и уверяю вас, молодой человек, что уже к ужину вы стали бы мне отчаянно завидовать.

Он тяжело вздохнул, посмотрел на столик у двери, где по заведённой англичанами традиции стояла спиртовка с чайником, сглотнул, но подниматься не стал. Вместо этого Коган зачем-то переставил чёрную от старой заварки глиняную кружку на своём столе, постучал по ней жёлтым ногтем и продолжил.

– О чём это я? – спросил он, видимо, сам себя, потому что тут же и ответил. – Да, о переменах. А начались они, когда к власти пришёл Боабдил.

Борух посмотрел на Свиньина таким взглядом, будто эмира на трон возвёл именно он, затем почмокал толстыми губами, будто проверяя работоспособность речевого аппарата.

– Боабдил начал насаждать магометанскую веру, и уже через год его правления мне пришлось переодеться в шальвары, пейсы сменить на бороду, а кипу на чалму. Но и это, как оказалось, не самое плохое, потому что кроме внешних атрибутов от иноверцев ничего не требовали. Я всё так же делал свой маленький гешефт, с которого платил, поверьте, далеко не маленький налог в казну. Думаю, эмиру было даже выгодно иметь в стране евреев, потому что за роскошь иудаизма нам приходилось отдавать немало полновесных динаров. Хотя, в чём здесь роскошь, я не понимаю до сих пор. Трудились мы, поверьте, так же, как и все, а то и гораздо больше. Ведь если правоверный мусульманин пять раз в день бросает работу, чтобы повернуться к востоку и добросовестно колотить лбом по джай-намазу, то последователи веры моисеевой не могут позволить себе такого попустительства. Но, как известно, в мире совершенства нет. И в этом я убедился, когда на место благословенного Боабдила пришли кастильцы.

Он почесал пальцем мясистый нос, сморщился, будто собираясь чихнуть, но, видимо, решил, что разговор важнее.

– Те сразу решили избавиться от всех, кто не верит в непогрешимость папы, – пояснил Борух. – И вот уже я ношу жостюкор, а бороду уменьшил до эспаньолки. Но и это не помогло. Многие покинули страну в первые же дни, потому что все были наслышаны о нетерпимости папы к любым представителям иных верований. За неполный год их правления я потерял столько, что впору ходить по знакомым с головой, посыпанной пеплом и читать тфиляим. Вы бы знали, молодой человек, как я радовался, узнав, что во второе своё пришествие Боабдил полностью сменил позицию в отношении иноверцев. Но увы, не с нашим счастьем такие радости. И вот я, немолодой уже человек, вновь линяю, подобно морскому крабу, и меняю уже привычные мне кастильские одежды вот на это.

Он зацепил пальцем полу короткого, по английской моде, камзола, который не прикрывал даже бёдра целиком, приподнял её, с неприязнью осмотрел, после чего отряхнул ладони друг о друга.

– Кто бы мне сказал ещё год назад, что я буду рядиться в эти срамные одежды, я бы того поднял на смех, – проворчал Борух.

– Мэтр Коган, – наконец, вставил своё слово Свиньин. – Давайте займёмся текущими делами. Поверьте, их накопилось немало.

Они вдвоём составляли, наверное, самое работоспособное подразделение вновь созданного городского совета. Лично Василий Свиньин полностью провёл перепись населения в Гранаде и принадлежащих ей землях. Хотя, стоит учесть, что преследовал он при этом свои личные цели. А именно, искал пропавшего друга.

Хесус Совенко взлетел сразу же, когда танковая колонна вошла в охраняемую зону. Свиньину было не до непрерывного наблюдения, но время от времени он всё-таки кидал взгляд в небо и неизменно видел яркий треугольник мотодельтаплана. Мальчик добросовестно проводил корректировку той недальнобойной артиллерии, что имелась у защитников. Но позже, придя в себя после контузии, Василий вспомнил, что мотор летающей машине всё-таки подбили, и она на его глазах рухнула куда-то в жилые кварталы. Линия обороны к тому времени была уже разорвана и точно понять, на свою территорию упал дельтаплан или на чужую, было нельзя.

Потому и согласился дон Совиньи на предложение оккупационных властей, так кстати принявших его за кастильца. И прилежно осматривал тело каждого обнаруженного защитника. Пару раз даже сомневался, потому что останки были настолько изуродованы, что определить точно, сколько лет было погибшему, не удавалось.

Мэтр Коган шумно зашаркал ногами, и Василий, улыбнувшись, встал.

– Хотите кофе, уважаемый мэтр?

– Вы сейчас укажете мне на спиртовку? И предложите сварить напиток самому?

Это была обычная их пикировка, поэтому Свиньин лишь ухмыльнулся, снял с огня еле булькающий чайник и вылил его в кофейник. Пять минут, и можно будет разливать по чашкам. А пока пришло время внести изменения в рутину их рабочего графика.

– Присаживайтесь за мой стол, мэтр Коган.

– Это зачем ещё? – удивился старик.

Он по-птичьи вытянул шею, отчего его большие, поросшие волосами, уши стали казаться ещё обширнее. В сочетании в мясистым, чуть крючковатым носом это придавало Боруху вид сюрреалистичной сказочной птицы.

– Дела принимать, зачем же ещё.

– Как дела? Какие дела? – закудахтал старик, усиливая сходство с пернатыми.

– Мои дела, Коган, мои. А я, увы, буду вынужден покинуть этот уютный кабинет.

– А что случилось? Вы теперь займёте место это прохиндея Маверика? Он наконец-то проворовался?

– Ещё раз увы, мэтр Коган. Этот, как вы выразились, прохиндей, отправляет меня в Кадис.

Кажется, известие об отъезде дона Совиньи окончательно перевернуло что-то в сознании старика. Сначала он даже чуть не заплакал, потом начал путано объяснять, что в Кадисе у него живут какие-то родственники, к которым можно обратиться, но только если станет совсем туго, а ещё лучше этого не делать, потому что таких шлемазлов, как двоюродный брат его бывшей жены, сам свет не видывал…

Василий Лукич усмехался фразам старика, а особенно, его манере говорить, почти до самого дома. Ехать никуда не хотелось, тем более, не по своей воле. Вчера, передавая приказ о направлении, Стюард Маверик назвал его путешествие командировкой. Само слово не предвещало ничего хорошего, а тем более цель поездки. Комендант города приказал молодому человеку сопровождать направляющуюся в порт важную даму.

За годы, проведённые на Пиренейском полуострове Свиньин никогда не сталкивался с ситуацией, где чужой мужчина ехал бы вместе с женщиной. Для жителей Кастилии подобное было вообще за гранью понимания. Дамы путешествовали в сопровождении компаньонок, дуэний, но никак не посторонних мужчин. Но, видимо, для новой власти это никакого значения не имело, поэтому Стюард Маверик отдал подобный приказ, не задумываясь. Только намекнул о высоком положении спутницы, а также передал пакет отчётов для руководства. Радовало лишь то, что дон Совиньи в этой поездке будет не единственным лицом мужского пола. Кроме него в путь отправлялся отряд городской полиции – подразделения, созданного новыми властями и почти полностью состоящего из пришельцев. Дон Совиньи в поездке представлял администрацию, а необходимые же для сопровождения благородной доньи дамы обеспечивались двумя служанками.

Общение с полицейскими не задалось сразу. Отряд, на удивление, целиком был набран из кастильцев, и стоило Василию предъявить направление, как сержант Хуго Гонсалес разразился отчаянной руганью. Если убрать все нецензурные слова, то доблестный страж порядка возмущался недальновидностью властей, по непонятной прихоти которых ему придётся не только обеспечивать покой не имеющей никакого отношения к нему лично дамы, но и следить за гигиеной не умеющего соблюдать чистоту естественных отверстий тела кабинетным работником. Однако, против приказа Маверика он поделать ничего не мог, потому, облегчив душу бранью, лишь велел Василию сидеть тихо и не высовываться. Тот в ответ пожал плечами.

Первая часть пути прошла без приключений, поезд в две кареты, окружённый двумя десятками вооружённых полицейских, с одним гражданским в качестве замыкающего, неторопливо проехал не менее десяти лиг по очень приличной и спокойной дороге. В принципе, Свиньин и в одиночку скакал по ней неоднократно, приходилось по работе. И ничего экстраординарного никогда не случалось. Новая власть безжалостно уничтожала разбойников, поэтому вокруг крупных городов можно было не опасаться нападений.

Главную попутчицу Василий увидел только вечером, когда поезд остановился на ночлег в основательном придорожном трактире. Она подошла к молодому человеку сама. Сначала долго говорила с Гонсалесом, тот вполголоса от чего-то отказывался, но барышня настаивала…

Необычная у них оказалась попутчица. Она не прятала лицо под вуалью, как местные дамы, не куталась в множество одёжек, подобно цыганкам, и не носила на себе полпуда золотых украшений. Молодая, со стройной фигурой и живым, подвижным лицом, она неуловимо привлекала ещё чем-то. Василий Лукич долго ловил это незаметное, ускользающее чувство, пока не сообразил – дама, которую им поручили доставить в Кадис, была чисто вымытой. Местные женщины, мягко говоря, не злоупотребляли моющими средствами. Хотя здесь, на территориях, прежде занятых мусульманами, это было не так заметно, как в изначально христианских землях.

Их же попутчица, можно сказать, блистала чистотой. И когда она подошла к молодому человеку, он с наслаждением вдыхал незнакомый, но очень приятный запах её тела.

– Это тебя послал Маверик? – чуть растягивая слова спросила она. – Ты от администрации?

– Э… – не сразу нашёлся Свиньин. – Базиль де Совиньи к вашим услугам, сеньорита.

– Занеси мой багаж.

Фраза была сказана уже с полуоборота. Девушка, взмахнув пышной причёской, двинулась ко входу в трактир, даже не заботясь об ответе. В её кильватере так же гордо вышагивали обе служанки. Пока Василий изумлённо смотрел им вслед, одна, идущая последней, быстро обернулась, и хитро подмигнула ему.

Вот и попытка поставить меня на место в этом поезде, подумал Свиньин. И как же действовать? Он ещё размышлял, а ноги уже сами несли его к стойке. Там ожесточённо, перебивая друг друга, спорили хозяин трактира и сержант.

– Прошу прощения, сержант, – молодой человек неуважительно похлопал полицейского по затянутому в сталь плечу.

В возникшей тишине тонко зазвенело. Оба, и трактирщик, и Гонсалес, замолчали и уставились на прервавшего беседу невежу. Свиньин сделал вид, что не заметил этого.

– Прошу прощения, но дон Маверик сообщил мне, что на вашем отряде лежат обязанности по охране, поэтому, с вашего позволения, я возьму труды по организации ночлега на себя.

Он галантно, но в то же время, не теряя достоинства, поклонился.

– Хозяин, какими номерами вы располагаете?

Несколько секунд царило молчание, после чего сержант глухо шмякнул кулаком правой руки в ладонь левой и пошёл на выход. Трактирщик же мгновенно переключился на нового собеседника.

Выторговать шесть комнат, да ещё и получить десять процентов скидки за большой заказ, удалось очень быстро. Сказалось общение с мэтром Коганом. В дополнение служащие бесплатно разнесли вещи путешественников. В самом деле, не думала же эта гордячка, что Василий будет лично таскать её кофры?

Глава 27 TABERNVM

Вечер прошёл спокойно, если не считать постоянных подначек со стороны стражников. Во время ужина Василий неоднократно слышал нелестные фразы о себе, брошенные вроде бы тихо, на ухо, но с расчётом, чтобы и он уловил. Несколько раз его пихали, то под локоть, то в спину, как раз, когда он подносил ложку ко рту, дважды пытались выбить из-под седалища табурет. Так что, закончив ужин, Свиньин не стал задерживаться в зале и пошёл спать. Ночью его никто не побеспокоил, тем более, что дверь он запер на предусмотрительно приделанный под ручкой небольшой, в пол локтя, засов. Так что выспаться удалось на славу.

А вот утро началось с неприятности. Кто-то из доблестных городских воинов в несомненной заботе о безопасности единственного невоенного лица в окружении, забил клинышек под дверное полотно так, что открыть дверь изнутри было очень проблематично. Василию пришлось приподнимать дверь кинжалом и долго водить в образовавшейся щели жёстким кожаным ремнём, отталкивая деревянный клин. Когда он наконец-то смог выйти, оказалось, что вся остальная группа уже выехала. Более того, при попытке следовать за ними его остановил зычный голос трактирщика.

– Куда?! – взревел он. – А кто платить будет?

Василий оплатил комнаты ещё с вечера, поэтому недоуменно посмотрел на наглеца. Тот не реагировал, лишь выжидающе поднял левую бровь.

– Я же тебе вчера заплатил.

– О, сеньор, это был всего лишь задаток. Оплата всегда происходит после ночлега.

Врал трактирщик безбожно, деньги ему выплатили все. Если только доблестные работники меча и кинжала съели на завтрак все запасы пищи или так и не представленная Свиньину именитая дона вдруг решила радикально изменить свой имидж и начала неудержимо толстеть…

– Сколько же ты хочешь?

– Всего пять мараведи, сеньор.

Это уже была грубая попытка грабежа. За пять мараведи можно было приобрести весь этот трактир вместе с насторожившимся во входных дверях вышибалой. Если он сейчас возмутится непомерной ценой, хозяин будет иметь право раздеть его до нитки и оставить лошадь в качестве залога. Но и платить такую не следует. Нельзя поощрять подобную наглость.

– Хорошо, – Василий принял решение. – Так как я следую по приказу главы Гранады, можешь выписать мне счёт. Я тут же передам его в администрацию.

– Э, нет! – трактирщик помахал пальцем. – Знаю я вас, проходимцев. Ни по какому приказу ты не следуешь. А ну, давай деньги, не то пожалеешь!

– Как хочешь. Я предлагал тебе. Ты отказался. Так что, счастливо оставаться.

Василий, не обращая внимания на всё сильнее заводившегося трактирщика, последовал к выходу. В самые лапы громилы-вышибалы. Вон он, радостно потирает кулаки в ожидании долгожданной драки. Уже замахивается…

Замахнулся парень широко, щедро, от души. Кулак, с голову Свиньина размером, рассекая воздух понёсся в его сторону. Вот только дрался увалень по-деревенски, не ожидая каких-либо приёмов, потому и не успел отреагировать на уход в сторону. Василий присел чуть вниз-влево, пропуская кулак над головой, потом с силой толкнул вышибалу в плечо, добавляя импульса по его же траектории. Тот ожидаемо грохнул костяшками пальцев в кирпичную стену и, нарушая повисшее в зале молчание, оглушительно заорал. Дуэтом ему что-то вскрикнул хозяин. Свиньин не стал ждать, пока трактирщик и его подельник завершат вокальные упражнения, и просто вышел наружу.

– Где мой конь? – сверкая глазами, прикрикнул он на мальчишку-конюха.

Тот мышью юркнул в конюшню и уже через минуту вывел под уздцы каурого жеребца. Вот гады, даже не запрягли как следует. Василий подтянул незатянутую подпругу, разгладил потник, и прыгнул в седло. Как раз вовремя. Только он выехал за ворота, как дверь трактира с грохотом распахнулась и наружу вылетел красный от гнева хозяин. Гость не стал разбираться в чём дело, а лишь ткнул коня каблуками в бока.

Определить, куда двинулся оставшийся без пассажира поезд сложностей не составило. Василий ещё вчера заметил, что серый иноходец одного из полицейских странно подкован. На трёх ногах подковы были новенькие, ровные, а правая задняя несомненно требовала перековки – подкова там еле держалась на двух гвоздях, к тому же оба выступа её были сточены почти под ноль. Оставалось лишь время от времени бросать взгляды на дорогу, отмечая характерные следы.

Жаль только, ехать быстро не получалось. Нерадивые конюхи явно пожалели овса для проезжего, и голодный жеребец теперь то и дело тянулся к растущей на обочине траве, напрочь игнорируя попытки всадника ускориться. Пришлось через час делать остановку и пускать беднягу хоть немного попастись. Заодно и сам перекусил приготовленным ещё заботливой Анной Марией хлебом и сыром. Это, конечно, задержало путника, но точка назначения известна, бумаги при себе, а знатная дона находится под защитой немаленького отряда городской стражи, так что получасом раньше он их нагонит, или получасом позже, не имело никакого значения.

Однако, уже к обеду оказалось, что имело. Об этом прежде всего сообщила истошным граем стая ворон, кружащаяся над перекрёстком. А когда Свиньин подъехал ближе, отпали все сомнения. Здесь состоялся нешуточный бой. В пыли лежали все два десятка полицейских, а чуть поодаль, за скалами, догорали обе кареты. Ни трупов нападавших, ни женщин видно не было. Василий долго бродил среди останков, разглядывая следы и отмечая мелкие детали стычки, прежде, чем сложил для себя картину схватки.

Если он правильно понял, первый залп сделали залегшие на пригорке четверо стрелков. Сначала Свиньин думал, что это были арбалетчики, но ни одного болта он так и не нашёл. Тогда Василий решил, что их выдернули из тел и забрали с собой. Многие так и делали – хороший железный болт стоит немаленьких денег. Но чуть позже в пыли нашлось совсем другое объяснение. Это оказалась гильза. Латунная, длиной в палец. Такие он встречал в огненных самострелах войск Бонда.

Но ведь не могли же солдаты Бонда обстрелять подчинённое их же администрации подразделение. Да и зачем? Достаточно издать нужный приказ, полиция и так его выполнит. Но многозарядные ружья…

Американцы такими не пользовались. Он и сам с удовольствием стрелял из пневматической винтовки Моторина, более того, в ранце и сейчас лежал неизвестный никому из бывших спутников, сохранённый ещё со времён сопротивления, короткоствольный двенадцатизарядный самострел. Значит, кто-то неустановленным путём раздобыл огнестрельные винтовки, а потом с их помощью выбил большинство охранников, и захватил неизвестную, но очень важную дону, а для уверенности, и обеих её служанок. После чего собрал с поля боя всех своих убитых и раненых, чтобы не облегчать работу следствию.

Основные силы находились за скалами, слева от дороги, а стрелки били справа, с пригорка. Попавшие под удар полицейские поспешили отвести женщин за спасительные, как они думали, камни. Ну, а там их как раз и ждали. Спланировано очень неплохо. Более того, стоит поблагодарить неизвестного шутника, который не разбудил Свиньина утром, а наоборот, заблокировал его дверь. Иначе и он бы, скорее всего, нашёл последний приют в этой придорожной пыли. Схватка здесь состоялась нешуточная. Судя по следам волочения, минимум пятерых нападавших полицейским удалось обезвредить. Правда, и самих их к тому времени оставалось всего семеро. Остальные даже не добежали до скал.

А похитители неплохо подготовились. Мало того, что где-то раздобыли тщательно охраняемые винтовки, так ещё и приехали на место на четырёх телегах. Вот следы, чуть в стороне, под деревьями. Василий их, может быть, и не нашёл бы, если бы не странно заметённая полоса. Времени-то с момента схватки прошло всего ничего – час, максимум, два. Тела ещё не схватились окоченением.

Так что пока ещё ветер не разнёс характерные для веника из веток параллельные полосы. По ним Свиньин и пришёл к группе деревьев, под которыми прятались телеги. Отсюда и следует двигаться дальше. Ведь, что ни говори, а сейчас у него единственный способ сохранить жизнь и доверие – это разузнать, кто похитил подотчётное лицо, и куда повёз.

Никаких чувств не было. Ни ужаса от множественных смертей, ни печали из-за гибели тех, с кем проделал немаленький путь, ни даже благодарности неизвестному, но заботливому шутнику, который заклинил дверь. Эмоции, чувства, всё ушло, уступило место холодной прагматичности. Пониманию того, что нужно пройти по следам, разузнать, кто похитил женщин, сколько их, куда направились. Кроме того, неплохо бы выяснить цель похитителей и их слабые места.

Уже через час стало понятно примерное направление движения похитителей – они шли в Малагу. Василий удивился. По службе ему приходилось читать сводки о происшествиях или настроениях в провинциях. Так вот, Андалусия вообще считалась довольно спокойным местом, а порт Малага кроме роли торговых ворот ничем другим не был знаменит. Никаких повстанческих или особо известных криминальных группировок там не было, информации о столкновениях оттуда тоже не поступало. Зачем похитителям везти женщин именно туда, неясно. Если только…

Да. Если только не для того, чтобы погрузить их на корабль и вывезти за пределы Кастилии. Например, на африканское побережье, в гарем какого-нибудь эмира. Скажем, в качестве мести за Гранаду. Василий ткнул жеребца пятками в бока, и верный конь прибавил шагу. Следовало поторопиться, вдруг рассуждения верны, и у пирса похитителей ждёт корабль. А он даже не знает, как они выглядят.

Идти по следам группы из двух десятков всадников было несложно, тем более, что кроме верховых, ехали ещё и две какие-то повозки. Свиньин не понял, что это было. То ли кареты, то ли просто телеги, а может быть и какое-нибудь ландо или вообще фиакры. Единственное, что он видел – это пересекающие друг друга следы двух четырёхколёсных экипажей, следовать по которым смог бы и слепой.

Вот только быстро не получалось. Недокормленый жеребец мало того, что не очень торопился, экономя силы, он то и дело порывался сойти на обильно заросшую сочной травой обочину. Всаднику пришлось дважды устраивать своему голодному транспорту перерыв на обед. Правда, оба раза понемногу, чтобы не объелся, но эти остановки сильно влияли на скорость. Солнце уже цеплялось краем за кроны кипарисов, когда Свиньин наконец-то увидел лошадей похитителей. А как их не увидеть, если все два десятка столпились во дворе трактира и, как жеребята, толкались, прядали ушами и фыркали вокруг двух огромных корыт. То ли с овсом, то ли с водой, из-за забора не видно.

Василий отвёл своего жеребца под кроны деревьев. С одной стороны, чтобы не демаскировал, а с другой – удаляя от источника зависти. Ему-то удалось разговеться лишь придорожной травой, да ледяной водой из ручья. Сам же, закинув на плечо походный мешок, прячась в высокой траве, вернулся к трактиру.

Странное строение. Тяжёлые стены из каменных блоков составляли два этажа. Вход по типу римских или греческих зданий, обрамлённый четырьмя классическими колоннами. Сверху подходящая по стилю двускатная крыша с треугольным портиком над фасадом. Только вместо ожидаемых статуй под крышей висит длинный, собранный из потемневших то ли от времени, то ли специально, досок, щит с вырезанной на нём надписью «TABERNVM». Но на наследие великой империи не похоже – слишком хорошо сохранились стены, колонны без сколов и изломов. Скорее всего, стилизация.

Интересно, как же похитители с трактирщиком договорились? Или он тоже в деле? Тогда его бы неплохо расспросить. Или уже какого ни на есть языка захватить.

С этими мыслями Василий, переползая вдоль периметра условного, обозначенного редкими горизонтальными жердинами, забора, положил руку на что-то подозрительно мягкое.

А вот и трактирщик…

Перед ним, открыв в изумлении рот и глядя застывшими глазами на первые звёзды, лежал полный мужчина в некогда белой, а сейчас покрытой бурыми пятнами, тоге. Одежда его была в нескольких местах прорезана, ноги неестественно вывернуты.

Интересно, ножевых ранений тоже двадцать три, как у Цезаря? И лишь одно смертельное? Непонятно к чему подумал Свиньин. Но считать благоразумно не стал.

Василий вернулся к коню и отвёл четвероногого друга глубже в рощу. Хоть и не лесная чаща, но в ночи его так будет не видно. Правда, перед этим пришлось ему за неимением другой еды, нарезать травы на опушке, но зато между деревьев тёк ручеёк и жеребец, благодарно фыркнув, тут же припал к воде.

– Жди меня здесь, Ветерок, – сказал Свиньин по-русски и похлопал коня по боку.

Тот дружески ткнулся носом в плечо и вновь окунул морду в воду. Было ясно, что больше они не увидятся. Везти троих женщин, да даже если одну, вместе со штатным седоком на единственной спине было глупо. В лучшем случае их догонят, а в худшем падёт конь. Так что уходить планировалось на тех, что толпятся во дворе, тем более, с наступлением темноты возле лошадей осталось всего трое караульных, остальные предпочли светлый зал таверны.

Василий подполз к забору, отстегнул и положил в траву длинный меч, стянул через голову дублет с пышными рукавами, сапоги и панталоны. Достал из мешка припрятанный ещё в первый день после захвата Гранады «комок» и лёгкие берцы. Так было гораздо удобнее, да и меньше шансов зацепиться за что-нибудь в самый неподходящий момент.

Придавил вещи в траву, чтобы не бросались в глаза, взял в руку нож, и ползком двинулся во двор.

Глава 28 Ветерка жалко…

Повезло. В карауле стояли только двое у ворот. Третий, похоже, хозяйственник. То ли ротный конюх, то ли просто в наряде по стойлу. Во всяком случае, он следил не столько за окружающей обстановкой, сколько за лошадьми. В одно корыто он насыпал какого-то зерна, а в другое налил воды, и сейчас, пока рассёдланные ужинали, сноровисто распрягал пару из кареты.

Кстати, повозки оказались разными. Одна – закрытая деревянная карета то ли чёрного, то ли другого тёмного цвета, в надвигающейся темноте было не разобрать, а вторая – обычная решетчатая телега, снабжённая низкими дощатыми бортиками и запряжённая парой нетерпеливо притопывающих лошадей. Василий не был уверен, что очередь кормления до них дойдёт.

Он осторожно подполз к конюху со спины, не обращая внимания на нервничающих в присутствии постороннего коней, и выверенным движением ударил ребром ладони в основание черепа. Теперь быстро поймать резко обмякшее тело…

– Потерпите, коняшки, он вас позже покормит. Может быть… – прошептал он еле слышно, отволакивая бессознательного конюха за забор. Благо, ограда была достаточно условна, и служила препятствием только для крупных животных. Однако, первая жердина лежала возле самой земли, тело пришлось перетаскивать, следя, чтобы остальные секции не сильно тряслись.

Пришёл в себя любитель копытных уже привязанным к стволу ели, в роще, спиной к таверне. Василий отметил форменный мундир, очень похожий на те, что носили солдаты Бонда. Вот только при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что это подделка. Швы неровные, выполнены явно вручную. Подкладки нет, да и половина карманов – имитация. А вот пистолет в кобуре вполне внушал уважение – тяжёлый, сделанный из хорошей оружейной стали. Свиньин разобрал даже надпись на боку: «SW 1911». Именно такой он видел у Маверика, из такого же вместе с остальными служащими раз в месяц упражнялся на стрельбище. Только калибр отличался. В Гранаде выдавали девятимиллиметровый, а сейчас Василий держал в руке невиданный ранее сорок пятый. Свиньин вытащил магазин, выщелкнул на ладонь патрон, и подивился его размеру. Такой и быка с ног свалит. Только стрелять придётся лишь когда станет понятно, что тихо не уйти, потому что подобный калибр грохочет явно не тише фузеи.

Пленник задёргался, похоже, пришёл в себя. Тут же раздалось сдавленное забитой в рот тряпкой мычание.

Глянуть в глаза. Коротко, так. Чтобы он не зацепился взглядом.

Так, в глазах страх, но ужаса нет. Значит, стоит немного добавить трагизма. А для этого…

Из одежды на пленнике остались только штаны. Василий даже ботинки снял. Кстати, ничего хорошего, обычная грубая обувь из свиной кожи. Такие с носками носить нельзя, только с портянками, иначе через лигу ноги до костей стереть можно. А вот штаны ему больше не понадобятся.

Ну-ка…

Он медленно провёл обеими сторонами лезвия ножа по предплечью, дыхнул на отполированную поверхность клинка и резким движением разорвал ткань штанов от паха до ремня. Привязанный к стволу задёргался и замычал активнее. Явно пытается что-то сказать. Вот теперь пора смотреть в глаза.

– Они тебе больше не понадобятся.

Так, больше стали во взгляде. Я играю, я садист, мне нужно, чтобы ты мне поверил. Я люблю мучить людей, и ты попался как раз в нужные руки.

– И пистолет тебе больше не понадобится. Кстати, где взял?

Опять мычание вперемежку с артикуляцией. Не понимаю.

– Нет, и не проси. Я же тебя развяжу, ты заорёшь. И тогда тебя придётся прирезать. А я любопытный, мне интересно послушать. Что? Не заорёшь? Правильно, я тебе сейчас горло располосую, и ты не сможешь орать, даже если захочешь…

Через две минуты в зрачках пленника Василий увидел то, что хотел – животный ужас. Неконтролируемый страх перед пленителем. Теперь можно было приступать к экспресс-допросу.

Во-первых, Свиньин верно угадал, перед ним сидел сотенный конюх. И хотя противник понимал кастильскую речь, пусть и с пятого на десятое, но отвечал на непривычном, пусть и смутно знакомом наречии. Сначала Василий удивлялся построению фраз, акценту, и лишь через пару минут понял – так говорили рыцари в алеманнских княжествах. Давно, ещё когда он, двенадцатилетний мальчуган, с посольством добирался до Арагона, по пути отмечаясь у всех дружественных Московскому царю правителей.

А ещё через некоторое время память начала подкидывать слова и целые фразы, выученные во время путешествия.

– Где ты взял этот пистоль?

Пленник понял его сразу, хотя и вслушивался в произношение, поэтому тут же затараторил в ответ. Оказывается, почти три месяца назад мюнхенские ландскнехты, выполняя заказ ганзейских купцов, тайком прибыли в порт Остию в трюме торгового корабля. Там они в тюках с тканью пробрались на склад армии пришлых и вывезли оттуда почти две дюжины ящиков. Самого пленника, его, кстати, звали Курт, при этом не было, он никого не убивал, а пистолет и многозарядную фузею ему дал их сотенный баталер перед походом на Пиренейские земли. Сам он очень мирный человек, никого не убивает, на воюет. Его задача следить, чтобы лошади ни в чём не нуждались. В отряде лошадей много, и если он пропадёт, то его обязательно будут искать, потому что кто же иначе за лошадьми будет следить? Воинов сейчас три десятка, а было ещё больше, половина сотни славного рыцаря Марцала Длинные Руки. Два десятка, правда, погибли при нападении, и завтра их должны похоронить, но и те, что остались, храбрые и безжалостные воины.

– Это ты что ли безжалостный? – деревянно усмехнулся Василий, и пленник дёрнулся, но на вопросы отвечал исправно.

Да, захватили какую-то белладонну с двумя служанками. Сам он их почти не видел, но уверен, что у прекрасной дамы всё в порядке. Нет, вреда ей не причиняли. Служанки вот, скорее всего, уже пошли по кругу, но уж такая у простолюдинок судьба, что кто сильнее, тот их и имеет. А донну не трогали, когда он выходил к лошадям, она сидела в последней справа комнате на втором этаже. Конечно, её охраняют. Двое снаружи, и ещё двое внутри, но добрый лесной герр может не опасаться, все воины сотни Марцала очень дисциплинированные, так что никто его юнгфрау и пальцем не тронет.

На этом речь пленника прервал скользящий удар основанием ладони в грудь. Сердце дёрнулось и остановилось. Если бы кто-то сделал несчастному непрямой массаж, то он бы выжил, но Свиньин уже пробирался обратно, к трактиру.

За те сорок минут, что отсутствовал Василий, во дворе ничего не изменилось. Караульные всё так же стояли у ворот, недокормленные лошади сновали в углу двора, добавляя неуправляемого хаотичного движения. Из-за закрытой входной двери доносится разговор и периодический смех. Не иначе, доблестные ландскнехты ужинают в зале. Как бы кто по нужде не вышел…

То ли запах конюха от его куртки подействовал, то ли лошади были так приучены, но появление лазутчика во дворе встретили дружным ржанием. Пришлось подниматься, добавлять в кормушку овса, а в поилку воды, что вызвало хохот и негромкие насмешки со стороны ворот. Похоже, уважением у сослуживцев бедный Курт не пользовался. Но Василия это не беспокоило. Он с деловым видом заглянул в телегу. Мешки, деревянные ящики, два длинных, металлических, потом нужно будет глянуть. А где же…

Так, ранец конюха вот он, а в нём… А в нём только два десятка патронов россыпью и кусок вяленого мяса. Все боеприпасы лишь к пистолету. Рядом ружьё, и, похоже, тоже от пришельцев. Деревянный приклад и цевьё ему в цвет. На боку надпись «108 NATION» и переключатель из положения «A» в положение «S». На другой стороне «FAL CAL 7,62x51» длинный номер. Разбирался минут десять, случайно отстегнул магазин, двадцать патронов, выщелкнул один, посмотрел, надо будет потом поискать такие. Эх, стрельнуть бы, но это сразу же демаскирует всю операцию. Сейчас нужно делать всё тихо. Аккуратно сложил оружие обратно. Бедным не распряжённым коням поставил сразу четыре ведра. В два – овёс, рядом воду. Пусть поедят, пока время есть. Теперь к воротам. Он очень надеялся, что форменная куртка конюха на некоторое время дезориентирует противника.

Так, быстрым шагом к первому, на последнем шаге бросок… Отлично. Нож попал прямо под подбородок второго, того, что в трёх шагах. У первого глаза удивлённые, быстро, пока в себя не пришёл, основанием ладони под затылок. Всё, обмяк. Теперь достать из убитого нож и контроль первому. Вот оба обезврежены. Нужно быстро привалить караульных к забору, чтобы со стороны не очень бросались в глаза. Кстати, интересно, когда их меняют? Судя по свободному поведению, стояли они уже достаточно долго, так что пора бы и поторопиться.

Дальняя правая комната. Судя по окну, добраться по стене можно, хоть и непросто. Ставни нараспашку, до стёкол в окнах владелец таверны ещё не дорос. Это плюс. А вот что там внутри… Глупо лезть в помещение, не имея ни малейшего представления, что там ждёт. Но деваться некуда.

Верёвка, выломать жердину из забора, и наконец-то тщательно обыскать телегу. Да, именно это он и искал. В деревянном ящике, каждая в своей ячейке, лежали круглые, похожие на большие грецкие орехи в кожуре, гранаты. Он такие уже встречал в Гранаде. Интересно, не связано ли их название с этим городом? Пистолеты караульных за пояс, запасные магазины, пару гранат… На лицо платок, чтобы в темноте меньше белого отсвечивало. Ну вот, можно идти.

Верёвку с кошкой из комнаты однозначно заметят, поэтому Василий зацепил крюк сзади за ремень и пополз по стене, опираясь о прислонённую к ней жердь. Чуть высунуться…

Опа… Извините, комнатой ошибся.

Здесь дым коромыслом. Стол заставлен кувшинами, вокруг него пятеро ландскнехтов, одетых в одни ботинки, а на кровати рядком лежат две растрёпанные и абсолютно голые служанки. Во всяком случае, ни одна из девушек не походила на известную ему даму. Пленницы раскраснелись, глаза их сбежались в кучку, видно, что пьяные в дрова и, судя по кривым улыбкам, довольные. Интересно, снизу слышно не было, а стоило приподнять голову над подоконником, в уши ударили алеманнские ругательства. Хорошо ещё, никто не смотрел в этот момент в темноту окна.

Придётся убирать жердь и искать нужную комнату. И ведь не спросить теперь у конюха, то ли он его специально хотел заманить туда, где солдат побольше, то ли… А вдруг он и вправду лево с правом путает и в строю на сено-солому ориентируется? Тогда стоит обойти здание и проверить окно напротив. Ну-ка, где там жердина? Влезть… тихо, ни ругани, ни разговоров, хотя свет изнутри неслабый. На секунду приподняться над краем окна…

Две цели на табуретках, жертва лежит на кровати, руки за спиной. Возможно, связаны. Рот замотан платком. Ругалась она что ли? А вот засова почему-то не заметил. Ещё раз вынырнуть над подоконником.

Так-то лучше. Дверь не заперта, на столе подсвечник, кувшин и пара тарелок. Больше ничего. Хреновый расклад. А если гранату?

До подбородка приподняться над подоконником, почти без замаха первый «орех» прямо в лоб одному, второму через полсекунды нож в грудь. Молодцы вы, ребята, что латы не носите. Итак, один обвис на табурете, второй аккуратно сползает на пол, обильно заливая его кровью. Похоже, в сердце попал. Хорошо, что не зацепили ничего, всё тихо прошло. Нож забрать и полоснуть первому по горлу. И тут же дверь на засов. Фух, повезло. Вроде, никто снаружи не засуетился.

А где наша жертва? А она как раз задёргалась. Руками под попой ёрзает, мычит, прямо как конюх у дерева. Вот теперь время верёвки. Кошку на окно, второй конец обвязать вокруг дамы. Да что ж ты дёргаешься, родная, будто тебя кто-то пытает? Так, в этих юбках она в окно точно не влезет, так что долой их! Вот, так-то лучше, если не считать дикого мычания.

– Тихо! Иначе сейчас тут все ландскнехты соберутся. Не дёргайся, я тебя сейчас в окно вытащу.

Ну, вроде затихла, только головой мотает и еле слышно помыкивает. Рот что ли ей развязать? Заодно полоснуть ножом по связывающей руки верёвке, пусть сама спускается.

– Что?

Надо же, бесцеремонно сорвала прикрывающий лицо платок и сглотнула от удивления.

– Базиль? Ты привёл помощь?

– Потом, всё потом. Сейчас давай без звука в окно.

Вот так-то. Замерла, позволила вытолкнуть её наружу и даже соскользнула вниз, держась за палку. Так, следом. И верёвку снять, не забыть. А теперь бегом к телеге.

Лошадки и наелись, и напились, и теперь не имеют никакого желания куда-то бежать. Плохо. Очень плохо. А вот горшочек пороха, который он видел в телеге, наоборот, хорошо.

– Выводи телегу, я сейчас.

– Но… там же…

– Они ничего не скажут.

Конечно, они мёртвые, он их сам к забору прислонил. А пока девушка возится с транспортом, стоит кое-что сделать. Во-первых, заклинить дверь. Кинжал бывшего караульного для этого вполне подойдёт. Во-вторых, сыпануть пороха в карету…

– Ты что делаешь? Я сказал, телегу выводи, некогда лошадей в карету запрягать!

– Ты! Где воины? Или ты считаешь, что сам сможешь защитить меня от трёх десятков бойцов с многозарядными ружьями?

– Заткнись и делай, что сказал, или я уеду без тебя.

Идиотка. Сейчас не до выяснения отношений. Так, в карету пороху и поджечь. Горшок с зельем в окно и следом одну за одной три гранаты. Ух, полыхнуло! Лошади от испуга кинулись в разные стороны, телега чудом устояла на колёсах. Надо же, благородная донна умеет управлять плебейским транспортом? Но вожжи всё равно стоит забрать. И быстро-быстро прочь от разгорающегося в ночи здания «Табернума». Жаль только, что верного жеребца бросил, но он не стреножен, может, и выйдет к людям.

Глава 29 Школа Павла Моторина

Уже через четверть часа не отдохнувшие, наевшиеся и напившиеся лошади начали уставать. Сначала они рыскали в разные стороны, сбиваясь с общего шага и дёргая телегу то вправо, то влево. Затем скорость их стала неудержимо падать. Лошадь – очень хорошее животное, но она, в отличие от механического транспорта, не может скакать двадцать часов кряду. Поэтому, едва дорогу обступили деревья, животные пошли очень осторожно, то и дело вздрагивая всем телом, останавливались и, прислушиваясь, поводили ушами.

Так далеко не уедешь. Дезорганизованные наёмники дадут беглецам максимум полчаса форы. А скорее всего, ещё меньше. Значит, следует задержать их здесь, в лесу. Василий порылся в недрах сваленного на дно телеги груза, достал и намотал на локоть верёвку, выдернул пару трофейных гранат. Потом подумал, и, достав ещё один пеньковый хвост, сунул его в руки молчащей попутчице.

– Расплети пока на тонкие. Я скоро.

Он не стал слушать возмущённые речи о труде, недостойном благородной донны, ловко спрыгнул с телеги в траву и тут же скрылся среди деревьев. Как раз проезжали мимо достаточно высокого, но не слишком тонкого, такого, какое можно чуть перебить взрывом.

Быстро, перепрыгивая с ветки на ветку – школа Моторина – забраться на высоту метра в четыре, верёвку к стволу, второй конец перекинуть через дорогу. Спуститься – пара секунд, подняться на противоположной стороне тоже недолго, вон, телега ещё из вида не скрылась. Привязал точно так же, между деревьями метров семь, не больше. Лишнее отрезать, вернуться к первому стволу и привязать остатком верёвки гранату на высоте почти в метр. Конец верёвки снова через дорогу. Готово. Можно дальше.

Ещё одна растяжка, теперь уже без бонуса в виде падающего ствола, и осталось лишь догнать телегу в надежде, что неназвавшаяся сеньорита выполнила поручение. Потому что верёвок понадобится немало.

– Готово?

Он выскочил из темноты и девушка, вздрогнув, отбросила винтовку, которую вертела в руках.

– Расплела, спрашиваю?

– Опять ты? Зачем ты вообще за нами попёрся? Ты должен был, увидев следы боя на дороге, срочно ехать обратно в Гранаду и доложить своему господину. И уже через пару дней прибыла бы целая сотня и раскатала этот трактир по камешку. А ты поехал следом. Какой же ты дурак! Теперь и тебя убьют, и мне ничего хорошего ждать не придётся.

– Как тебя зовут?

Девушка стрельнула в Василия огненным взглядом, но тут же запнулась и негромко ответила:

– Мария Кумпарсита Хуарес и Мендоза.

Впрочем, её смущения хватило ненадолго и уже через полминуты она запричитала вновь.

– Вот повезло мне, вместо нормального воина в защитники достался клерк из городской управы. Одет как дурак, весь в грязных пятнах. Ещё, поди, и нормальное оружие в руках не держал никогда.

В этот момент сзади раздался взрыв, окружающие деревья на мгновение проявились в свете жёлто-оранжевой вспышки. Лошади вновь вздрогнули и ощутимо прибавили шагу. Девушка испуганно оглянулась и потянула к себе винтовку.

– Нет, – коротко, но твёрдо остановил её Василий. – Возьми пистолет и сиди тихо.

Собеседница хотела что-то ответить, но он не стал ждать, вырвал винтовку из рук, зачерпнул горсть патронов, и нырнул в темноту.

Вот они, уже оправились от взрыва. И осталось их… Четыре, восемь, одиннадцать человек. Если, конечно, никто возле дороги по кустам не пробирается, но это вряд ли, было бы заметно. А вот лошадей у них явно больше, чем надо, не меньше полутора десятков. Видимо, взрыв привязанной к дереву гранаты не просто задержал группу, но и немного проредил её. Значит, следует добавить.

Забраться на дерево несложно, не больше полминуты. Теперь подождать, пока проедут, и гранату прямо под переднего. Вот, еле докинул.

Взрыв! Опять дорогу посреди леса осветило, стало видно, что упали не меньше полудюжины лошадей. Теперь по тем, что стоят из винтовки. Жаль, листва мешает, получилось уверенно снять только двоих. Остальные заметили выстрелы, с секунду оглядывались, затем мышиным выводком порскнули в придорожные кусты. Так-то. Учитесь партизанской войне, оккупанты!

Из одиннадцати осталось шесть, очень неплохо. Теперь бы осторожно слезть на землю. Раздались выстрелы. Три почти одновременно, причём рядом, колотя по веткам, затем беспорядочная стрельба, судя по всему, в белый свет, как в копеечку. Похоже, трое его заметили, остальные лупили либо для поддержки, либо с испуга. Но под дерево пришлось залечь. Ещё пуля отколола изрядный кусок коры прямо над головой. Теперь переползти левее и ближе. Винтовку на камень… нет, вот, чуть дальше слева удобный сучок валяется. На него. Ждём. В придорожных кустах всё стихло, в темноте не видно вообще никого. Приходится ждать, пока пошевелятся. Но можно и…

Аккуратно достать последнюю гранату. Как бы её так кинуть, чтобы ветками назад не отбросило. Лес всё-таки. Размах прямой рукой и чуть над кустами. Ни в кого особо целиться не получится, но и не надо. Главное, создать раздражающий фактор.

Есть!

Надо же, а они достаточно далеко уползли. Но зато теперь в голове отложились положения двух теней. Можно в них прицелиться… одна есть. Даже если и не убил, не страшно. Раненый боец сдерживает наступление ещё лучше, чем убитый. Чёрт, вторую тень упустил. Пока перевёл взгляд, её уже нет. Придётся перебегать через дорогу, а это опасно. Он бы точно оставил в кустах наблюдение. И гранат больше нет…

Камни есть. Только теперь кидать нужно иначе. Навесом, чтобы на фоне неба заметно было. Хорошо бы ещё веточку в полёте зацепить. Ну-ка… Вот, прямо в кусты. Ага! А там и зашевелилось. Вон он где, наблюдатель. Пару выстрелов по нему. Попал, не попал, не важно. Он теперь залёг, а значит, можно, пригнувшись, перебежать на другую сторону.

Повезло, даже не заметил. И даже позволил подползти вплотную. Нож! Есть. А что в карманах? В каждом человеке можно найти что-то хорошее, если тщательно обыскать. Но некогда. Ого, у него граната есть! А чего не кидал? Ну, теперь её Василий кинет. Всё, пора догонять преследователей, как бы парадоксально это ни звучало. Далеко от дороги они не уйдут, им и заблудиться в ночном лесу просто, и телегу догнать нужно. Так что от ствола к стволу, внимательно следя за изменениями теней.

Вот и замыкающий. Шагает, почти не прячется. Ну ещё бы, минут десять уже тихо, небось, думает, что наблюдатель меня положил. Увы, придётся человека разочаровать. Вон подходящий папоротник, а за ним бревно. Классика. Теперь на ветку – школа Моторина – с неё ножом вниз. Есть. Готов. Упасть в папоротник и вдоль бревна. Ага, как и хотел, вскинулись. Четыре вспышки, все чуть правее. По ним можно и ориентироваться.

Аккуратно к тому, что левее всех. Удачно папоротник раскинулся, под ним отлично проползти можно. Прыжок… Один есть.

Тело рефлекторно отклонилось вбок, и нога прошла вплотную к печени. Ух ты, не учёл. Думал, их четверо осталось. Чёрт, ещё один. Стоит, водит стволом туда-сюда, но стрелять не спешит, боится в своих попасть. А мы не боимся. Ух, кулак прямо в лицо. Наклон, чуть подправить вбок, перехват… и вот противник уже летит на стрелка. Тот от неожиданности нажимает на спусковой крючок. И тут же получает нож в рёбра. Ещё двое. Где же они?

Василий прыжком нырнул в ближайший куст, откатился к стволу и замер. Между деревьями воцарилась абсолютная тишина. Если он всё правильно сосчитал, противников осталось двое. И сейчас они вряд ли хотят догнать телегу. На их месте он бы думал о том, чтобы уйти без потерь. И так из полусотни бойцов после этого задания осталось всего два. А значит, ждём…

Вот хрустнул сучок под чьей-то ногой. Почему-то где-то сзади. Похоже, он прав, и противник отступает. Не хотелось бы их отпускать. Конюх говорил, что в таверну кто-то должен приехать, а если там будут живые, они скажут, что сбежали всего двое, и одна из них – женщина.

Ещё хруст. Кажется, они решили, что Василий умер, расслабились. Стоит воспользоваться. Ещё шорох. Это кусты возле дороги. Ну-ка, гранату туда. И следом бегом.

Ага, вот они оба, голубчики. Один с подраненной ногой, кровь бьёт толчками, похоже, осколок артерию задел. Второго, видать, оглушило. Секунда, и оба уже никому ничего не скажут. Теперь затрофеить пару винтовок и все доступные патроны, и бегом по дороге, за телегой.

Повозка обнаружилась довольно далеко, почти половину лиги пришлось пробежать. Лошади еле плелись, так что Василий подобрался за кустами почти вплотную. Отлично, лишних никого, Только Мария Кумпарсита, как там её, клюёт носом, глядя назад и полностью положившись на лошадей. Вышел из кустов и увидел нацеленные на него два пистолетных ствола. Над ними прищуренные, блестящие в свете звёзд, глаза, а через секунду раскрывшийся в зевке рот. Надо же, а девчонка-то бдит, несмотря на то, что держится только на нервах.

– Всё, расслабься, это я.

– А эти где? – Вновь длинный зевок без малейшей попытки прикрыть рот. Пистолеты так и направлены вперёд, правда, руки расслабились.

– Там. Ты ложись, поспи, я телегу заведу поглубже в лес, да и бедных лошадок распрячь не помешает, они еле держатся.

– Они нас не найдут?

– Никогда в жизни мертвецы не причиняли мне вреда.

– Мертвецы? Ты их убил? Сам?

– Чего это сразу «убил». Может, они задумались о спасении своих заблудших душ и, не выдержав мук раскаяния, сами устремились на встречу с создателем?

– Дурак…

Мария впервые улыбнулась, глядя на него. Но усталость сразу же взяла своё, она вновь зевнула, на этот раз смущённо прикрыв рот ладошкой, после чего обмякла, и почти мгновенно из телеги донеслось спокойное посапывание измученной девушки. Василий забросил трофеи внутрь, ухватил правого пристяжного под уздцы и повёл телегу в лес. Он и сам едва держался на ногах.

Глава 30 Барышня и штурмовик

Поляну искать на стали. Мария уже спала, уткнувшись лбом в деревянный ящик, измученные лошади еле передвигали ногами, да и Василий их не на много превосходил. Так что, едва в лунном свете блеснула извилистая лента ручья, он остановил телегу, пудовыми от усталости руками выпряг измученных животных, стреножил и просто пустил их в редкую лесную траву. Сам же заставил себя вернуться, как смог разровнял место съезда с дороги и на всякий случай перегородил его растяжкой. Пусть и не остановит преследователей, но хоть разбудит заранее.

На месте ночёвки ничего за время отсутствия не изменилось. Ни костёр никто не развёл, ни ужин не приготовил. Пришлось всё делать самому. Свиньин бросил на траву рогожу, перенёс на неё попутчицу и накрыл её плащом. Девушка так и не проснулась.

Глаза закрывались, так что молодой человек даже не стал пытаться заняться ужином. Поискал место для сна, но постелить оказалось нечего, накрыться тоже, поэтому он, после недолгих и вялых от усталости колебаний, опустил спину рядом с попутчицей и тут же провалился в сон.

Снились Василию странные картины. Он едет по глубокому снегу на танке. Но не на таком, что были в войсках пришельцев. Его боевая машина была болотно-зелёного цвета, с красной звездой и номером семьдесят четыре на башне, а сам Свиньин в выцветшей ватной телогрейке прижимался левым боком к жаркому моторному отсеку. Получалось, что правая сторона мёрзнет, особенно когда на неё попадают ошмётки взрытых гусеницами сугробов, а левой жарко от работающего двигателя. Он попытался перевернуться, но скатился с брони и, в ужасе от того, что сейчас попадёт под гусеницы своей же тридцатьчетвёрке, замахал руками и проснулся.

Вокруг была ледяная вода. Он лежал на скользком дне холодного ручья, а почти над ним удивлённо рассматривал нечаянного купальщика стреноженный мерин. Василий громко фыркнул и, скользя по вытянувшимся вдоль течения стеблям водяной травы, поднялся. Конь кивнул и удовлетворённо фыркнул в ответ.

– Ничто так не бодрит с утра, как падение в холодную воду, – проворчал Свиньин и огляделся.

Солнце ещё не поднялось над вершинами деревьев, и лес наполняли длинные, густые тени. Ранние птицы усиленно распевались перед дневным концертом. Прямо впереди него, бессильно опустив на землю единственную оглоблю, безмолвно стояла телега. Рядом на траве лежала скомканная рогожа, поверх которой, закинув голую ногу на то место, где провёл ночь он сам, размеренно сопела спящая девушка.

Сознание потихоньку приходило в норму, формируя список первоначальных дел. Прежде всего, следовало привести в порядок место схватки на дороге. Василий крякнул, поднялся с колен, опираясь ладонями в бёдра, и побежал, ёжась от прикосновений мокрой одежды.

С трупами неплохо помогли ночные хищники. Дорогу они подчистили почти полностью, осталось только собрать ненужные им несъедобные вещи, такие, как три винтовки, из них одна погнутая, одна сломанная пополам, а последняя с разбитым прикладом. На всякий случай Свиньин вынул из всех затворы и забросил оружие в ручей, после чего положил сверху пару камней.

О мёртвых, застреленных в стороне от дороги, особо беспокоиться не стоило. Проезжающим их не видно, а не пройдёт и трёх ночей, как от тел ничего не останется, всё подъедят падальщики. Пора было возвращаться.

Мария, укутавшись в рогожу, сидела прямо на земле, обхватив руками колени. Василий нарочито громко вышел из кустов, и девушка испуганно обернулась. Впрочем, выражение лица её тотчас сменилось на брезгливое.

– Где завтрак? – требовательно проговорила она.

– И тебе доброе утро. Как спалось?

– Ты… – девушка рывком вскочила на ноги. – Ты отвратительный серв! По твоей вине, Базиль, я лишилась кареты, всех своих вещей, даже верхней одежды. Как только ты доставишь меня в Кадис, я сразу же пожалуюсь на тебя сеньору Бонду. А сейчас немедленно накрой мне завтрак!

Свиньин, не глядя на спутницу, поймал за ослабленный недоуздок ближайшую лошадь и бросил через плечо:

– Нам следует убираться отсюда, и как можно скорее, если мы не хотим попасться в руки погоне. Лично я запрягаю наших коней в телегу и еду. Вы, сеньора, можете оставаться и сколько угодно ждать, пока вам принесут завтрак.

Ответом ему было молчание. Василий по пути ко второй лошади мельком глянул на Марию. Та застыла, как соляной столб. Жизнь выдавали лишь яростно раздувающиеся ноздри и горящие гневом глаза. Следует поторопиться, подумал молодой человек.

Через полчаса из леса на дорогу выехала гружёная набольшим количеством сена телега, запряжённая двойкой. Правил ей молодой человек, одетый в неопрятный, грубый, самодельный жилет на голое тело. Сзади сидела женщина неопределённого возраста, с головы до ног, подобно куколке, замотанная в пыльную серую рогожу.

– Н-но, пошла! – крикнул молодой человек по-русски, но андалузские крестьянские лошадки то ли не поняли незнакомой речи, то ли просто игнорировали возницу, потому что, не прибавляя шага и лениво опустив головы, двинулись в сторону Малаги. Женщина в телеге несколько раз призывно «эйкнула», но, видя, что её кучер никак не реагирует, замерла.

От «Табернума» остался только полностью обгоревший остов, огороженный редкими жердинами. Телега, не останавливаясь, поехала мимо, лишь пассажирка испуганно и задумчиво долго смотрела на пепелище, пока то не скрылось за поворотом.

Дорога ужом вилась среди невысоких скал, временами прячась под кронами окружающих её деревьев, возница бросил поводья – всё равно умные лошадки никуда не свернут из наезженной колеи. Он достал из-под наваленного сена ранец, вынул из него два пистолета, отщёлкнул оба магазина и теперь, не торопясь, набивал их патронами, которые вылавливал в недрах всё того же ранца. Его попутчица некоторое время осуждающе наблюдала за процессом, затем скинула с головы рогожу, неприлично обнажив роскошную, пышную шевелюру, пару раз чмокнула пересохшими губами, и презрительно произнесла:

– Тебе, Базиль, чем заниматься ерундой, стоило бы озаботиться одеждой и провиантом для своей госпожи. По твоей милости я одета как портовая… э-э… девушка, ничего не ела со вчерашнего дня и передвигаюсь в какой-то скрипящей и дёргающейся таратайке.

– О, сеньора, – с нескрываемым ехидством произнёс Василий. – Если ваша милость изволит помнить, меня заперли на постоялом дворе ещё вчера.

– Фу! Я не отвечаю за дурацкие шутки городской стражи. Я вообще не имею… не имела отношения к вашим с охранниками развлечениям. Так что ты не имеешь права предъявлять мне подобные обвинения.

– А я и не предъявляю. Просто после того, как я увидел место боя, там, на перекрёстке, мне надлежало не спасать совершенно не нужную и неизвестную сеньору, а вернуться в Гранаду и доложить о случившемся сеньору Маверику. Так и сказать, мол, прибрал Господь душу рабы своей Марии Консуэллы, как её там…

– Меня зовут Мария Кумпарсита Хуарес и Мендоса, дурак! – почти на ультразвуке взвизгнула пассажирка.

– А мне какая разница? Вы, если помните, даже не изволили представиться.

Из-за спины послышалось недовольное сопение, и молодой человек продолжил:

– Так что на вашем месте я бы сейчас взялся за изучение оружия, лежащего у вас под ногами. Дорога нам предстоит дальняя, и кто на ней встретится, один бог знает.

– Ты не на моём месте, поэтому озаботься, пожалуйста, вопросами одежды и питания. И хватит уже. Мне надоел этот беспредметный разговор.

– Как скажете, сеньора. Через поллиги будет село, думаю, оба вопроса я смогу решить именно там. А оружием советую заняться.

– Не тебе меня учить, – фыркнула собеседница. – Меня специально готовили, так что я умею пользоваться винтовками куда лучше тебя. Ты, поди, и слова-то такого не слыхал. Всё фузеями да мушкетами их обзываешь.

Однако, после этих слов послышались характерные металлические звуки, обильно сдобренные задумчивым бормотанием и довольными возгласами.

Деревня встретила путешественников тишиной. Не лаяли собаки, не мычали коровы, даже обычные для подобных мест голоногие детишки не носились по единственной дороге. Два десятка домов проехали в полной тишине, любуясь наглухо закрытыми ставнями. Шагов через сто после последнего дома Василий увёл телегу под группу раскидистых деревьев, сунул в карман пару серебряных монет, даже не глядя на номинал, и пешком отправился обратно.

Первый же двор встретил путешественника гробовой тишиной. Пустая собачья будка у калитки, вытоптанные цветы, безжалостно обобранная картофельная грядка, хотя по уму картошке бы ещё пару недель позреть… На стук в дверь тоже никто не откликнулся. Шестым чувством Василий уловил людей с той стороны, но было ощущение, что хозяева замерли в страхе и надежде, что ужасный путник всё-таки уйдёт. Свиньин постоял некоторое время у двери, затем не спеша обошёл дом. Обычная недорогая сельская хижина. Никакого внутреннего дворика. Дверь из кухни ведёт сразу в сад. Тоже, кстати, ограбленный. Половина деревьев со сломанными ветками, дорожки усыпаны апельсиновыми шкурками и раздавленными плодами. А вот на верёвке… Василий аккуратно снял сушившиеся юбки, тёплую женскую кофту и платок. Затем положил на порог дома обе серебрушки и двинулся обратно. На сердце было неспокойно.

Как оказалось, не зря. Ещё на подходе к их повозке воздух прорезал истошный женской вопль. Василий укрылся за придорожными кустами, сложил добычу на землю, после чего пулей взлетел на дерево. Вовремя.

Телегу окружило не меньше десятка человек. Большинство одеты в кожаные жилеты на голое тело, все оружные, у многих разномастные мечи, трое с тяжёлыми арбалетами, а один размахивал перед собой тяжёлым кремнёвым пистолетом. Не иначе, главарь этой банды. Вон, серьга в ухе, явно золотая, да и одет куда дороже, чем рядовые боевики. Под почти форменным кожаным жилетом разноцветная рубаха, без сомнения, предмет зависти всех окрестных цыган, на ногах шёлковые штаны, заправленные в высокие, почти по колено, ярко начищенные сапоги.

Четверо бандитов, двое за руки, двое за ноги, тянут из телеги Марию, ещё один держит на вытянутой руке ранец с остатком патронов. Василий внимательно оглядел прилегающий кустарник. Нет, никого. Неподвижно и незаметно сидеть в засаде нужно долго учиться, а те, кто умеет, не идут в разбойники. Свиньин положил руку с пистолетом на еле колышущуюся ветку, задержал дыхание и нажал спуск. Главарь на полушаге рухнул в траву, неестественно подломив левую ногу.

Теперь быстро, пока не очнулись, двумя выстрелами сбить ближайших, пусть не насмерть, главное, ранить, а остальных ошеломить. Раскачаться на ветке, прыжок в соседний куст… ай, гадина, разодрал весь бок, но сейчас не до того. Рядом ещё двое. Их свалить и бегом к телеге, на ходу доставая нож.

Над головой натужно просвистел арбалетный болт. Кто-то всё-таки успел среагировать. Плашмя в траву, попал на больной бок, вся правая сторона как в огне. В таком состоянии сложно прицелиться, но это и не надо. Где там арбалетчики стояли? Один выстрелил, пока зарядится, не меньше минуты пройдёт. А вот остальных следует обезвредить. Два выстрела подряд примерно в нужную сторону. Ага, характерный вскрик, значит, задел. И бегом к телеге. Винтовок ни у кого в руках не видел, значит, сено бандиты ещё не разгребли. Это хорошо. Быстро к сену, достать привычное уже оружие… Вот только вскинуть его уже некогда. С трёх сторон, размахивая мечами, к нему несутся бандиты.

От первого выпада Василий увернулся, правда, раненый бок при этом будто взорвался. Но успел ткнуть нападающего в живот и услышать натужное хеканье. Второму он бросился под ноги, третьего почти в упор расстрелял из положения лёжа. Когда он успел дослать патрон, молодой человек не помнил. Следующими двумя выстрелами с полуметра успокоил обоих оставшихся нападающих.

На дороге больше никого не было, лишь метрах в пятидесяти со всех ног пылил оставшийся. Снять его не представляло труда. И в этот момент со стороны зарослей послышалось:

– Базиль!

Свиньин обернулся и увидел Марию. Один из оставшихся бандитов держал её левой рукой, заломив локти за спину, а правой прижимал к её горлу нож. Двое других беспечно стояли по сторонам.

– Брось мушкет, – дрожащим голосом приказал тот, с ножом.

Нервничает, подумал Василий, это плохо. Очень плохо. Может сорваться в любой момент. А то и просто рука дрогнет, и зарежет девушку.

– Бросай, гад, – бандит сорвался на крик. Двое по сторонам угрожающе махнули один мечом, другой полированным до состояния зеркала топором.

Сзади послышалось шевеление, сдобренное звуком натягиваемой тетивы. Один из арбалетчиков, кажется, нашёл в себе силы… Медлить было нельзя. Василий, не поднимая винтовку к плечу, поймал тот неуловимый момент, когда стрелок точно знает, что пуля пойдёт именно в цель, и нажал спуск. Рука с ножом безжизненно опустилась, держащий девушку мёртвый разбойник ослабил захват, и они оба рухнули в траву. Свиньин сделал два быстрых выстрела в обоих сопровождающих и обернулся, опускаясь на колено. Бледное, то ли от потери крови, то ли от волнения, лицо арбалетчика возвышалось над травой. Василий мысленно провёл линию от головы вниз, и одним выстрелом перебил стрелку ногу. Тот с криком вторично опустился.

– Ба… Базиль, – еле слышно шептала освобождённая девушка. – Я боюсь, Базиль. Сними его с меня.

Глава 31 В Малагу

На обратном пути пришлось сделать немаленький крюк. Арбалетчик с простреленной ногой рассказал, где находится база банды Мигеля Португальца, и Василий потратил немало слов, уговаривая Марию съездить, посмотреть, чем там можно поживиться. Девушка отказывалась категорически, и переубедить её молодой человек смог, лишь напомнив об отсутствии продуктов. После его слов в животах заурчало у обоих. Свиньин, сам не ожидая от себя, засмущался, а попутчица же наоборот, некоторое время смотрела на него со всё расширяющейся улыбкой, затем громко расхохоталась. Тут уже и Василий не выдержал. Сказалось сошедшее напряжение боя, усталость, близость красивого женского тела… Смех звенел над дорогой несколько минут.

Через лигу телега свернула в лес и поехала по еле заметной тропе, указанной арбалетчиком, мир его праху. Стрелок был мужчиной в том возрасте, когда остальные уже завершают оружные набеги на дорогах, и оседают на месте в качестве либо владельца трактира, либо, если не хватило мозгов накопить какой-никакой капиталец, обычными крестьянами. Он же не сошёл с кривой разбойничьей тропы. Более того, хоть арбалетчик и указал место бандитского лежбища, но явно соврал о составе банды. Покойник клялся всем святым, что Василий убил всех, и что он потому и раскрывает место схрона, что не хочет, чтобы добрые вещи пропали просто так. Но Свиньин видел его взгляд и был уверен, что тот лжёт. Если бы молодого человека спросили, что ведёт его к разбойничьему логову, вместо того, чтобы бежать с этого места без оглядки, он бы не смог ответить определённо. Единственное, что он знал, что так будет правильно.

Молодой человек сидел в телеге напряжённо, всматриваясь и вслушиваясь в окружающий лес. Было неудобно. Очень мешала девушка, в испуге прижавшаяся к его спине тугой грудью, кроме того, в рёбра сильно давил магазин винтовки, которую Мария теперь не выпускала из рук. Время от времени лёгкий ветерок развевал волосы попутчицы, и они лезли молодому человеку в глаза, в нос и в рот. Он несколько раз просил сеньору лечь на сено, мотивируя тем, что если вдруг будут стрелять, то попасть в лежащую мишень гораздо сложнее, но добился лишь обратного.

– Что? Я для тебя всего лишь мишень?! – яростно зашипела та ему в ухо. – Я-то считала, что ты, как и положено благородному человеку, будешь защищать свою спутницу от всех опасностей…

– Тихо! – безапелляционно прервал её молодой человек. – Услышат.

Предупреждение возымело действие, и дальше девушка больше не произнесла ни слова, только прижималась ещё плотнее.

Шагов через триста Василий остановил лошадей и прошептал:

– Заляг в кустах, чуть в стороне, чтобы, если кто увидит телегу, тебя не заметили. Я сейчас вернусь.

– Не уходи! – шёпотом закричала девушка и обхватила молодого человека обеими руками, ещё сильнее вдавив ему винтовку в бок. В больной, между прочим, лишь кое-как перевязанный, и то без всяких медикаментов.

Василий с шипением отстранился, вполуха выслушал торопливые извинения, и нырнул в заросли.

Несколько шагов по устланной листьями редкой траве, прыжок, ухватиться за ветку, и, как говорил лейтенант Дубов, на второй этаж. Прыгать по веткам куда удобнее, тем более, при определённой сноровке не стоит бояться случайного треска под ногой.

А вот и караульный. Молодой мальчишка, лет семнадцати, тоже в жилете на «босу грудь», сидит чуть ниже Свиньина, на малюсенькой площадке из неошкуренных брёвнышек, закамуфлированную со стороны тропы уже начинающими увядать зелёными ветками. Ай-яй-яй! Кто же так прячется? Дерево-то – липа, а маскировка с ясеня. Стоит чуть приглядеться, становится ясно, что кто-то свил там гнездо, и это явно не птица. Сидит себе в полудрёме, облокотившись подмышкой на стоящий на прикладе большой арбалет. Теперь нужно прикинуть, как этого языка взять. Ведь неизвестно, как далеко отсюда основная база разбойников.

Василий едва успел приноровиться для прыжка, как из глубины леса послышались шаркающие, тяжёлые шаги. Он прижался к стволу дерева и постарался смотреть вокруг боковым зрением, не фокусируясь ни на чём. По опыту известно, что многие чувствуют прямой взгляд. Включая его самого. Через минуту на тропе показалась абсолютно раздетая, босая, измождённая женщина неопределённого возраста.

Сначала Василий решил, что она обмотана красно-синей верёвкой, и только когда обнажённая подошла, смог разглядеть, что это рубцы от ударов. Всё тело бедняжки оказалось иссечено то ли кнутом, то ли плёткой. Багровые полосы были на укрытых спутанными, серыми от пыли, волосами, плечах, на обвислой, похожей на два пустых кожаных мешочка, груди. Красными и синими вздувшимися следами пересекались руки и ноги несчастной. В руке, за привязанную верёвочную ручку, женщина держала глиняный горшок, из которого торчала индюшачья нога. Нос бедняжки то и дело склонялся в сторону благоухающей ноши, но носильщица так и не посмела не то, что попробовать варево, но даже понюхать его. Не скрываясь, она дошла до поста и, не обращая внимания на острые ветки, спокойно, будто никакой преграды и не было, прошла сквозь кусты. Некоторое время женщина сражалась с самодельной лесенкой, затем всё-таки поднялась на площадку. Караульный уже ждал её, в нетерпении переступая с ноги на ногу.

– Скотина! – раздался молодой, чуть подпускающий петуха голос. – Ты же мне весь сапог залила! А ну, сволочь, вылизывай, если не хочешь, чтобы я тебя прямо здесь на куски порезал!

Сверху было отлично видно, как несчастная женщина, чуть не вдвое старше мальчишки, покорно склонилась перед ним, цепляясь спутанными волосами за плохо срубленные сучки. У Василия от гнева перехватило дыхание. Он, не целясь, ухватился руками за ближайшую ветку и прыгнул вниз. Уже в полёте Свиньин заметил обращённое к нему, объятое ужасом лицо юного разбойника. Потом послышался хруст…

Выбравшись из-под обломков разбитого в дребезги гнезда, Василий увидел покорно стоящую рядом женщину. Караульного видно не было. Он нашёлся чуть позже, под ветками, со сломанной шеей. Да уж, подумал Свиньин, взял языка, называется. Оставалось пользоваться тем, что есть.

– Ты кто? Как тебя зовут? – по возможности ласково спросил он.

Пленница стояла молча и неподвижно, как истукан. Василий хотел её растормошить, но побоялся задеть многочисленные рубцы на теле, поэтому лишь продолжал говорить.

– Ты знаешь, где логово этих тварей? – он кивнул на бездыханного мальчишку. – Сколько их там? Чем вооружены?

Женщина, не говоря ни слова, опустилась на траву. В её взгляде был смешанный с равнодушием, привычный страх. Она дышала ровно, будто ничего особенного и не произошло, лишь с постепенно возникающим интересом смотрела на своего то ли спасителя, то ли очередного пленителя. Наконец, в глазах несчастной появилось что-то человеческое. Медленно, будто сомневаясь, она подняла веточку и начертила перед собой палку-палку-огуречик. Подумала, и добавила в руки схематичному человечку топор, состоящий из линии, пересекающей треугольник, и меч в виде креста с короткой перекладиной.

– Это они, бандиты? – понял Василий. – Сколько их?

Женщина нарисовала рядом ещё одну линию. Потом ещё… Вот уже ровно двадцать восемь коротких бороздок следуют по земле за схематичным человечком. Потом пленница задумчиво посмотрела на разрушенное гнездо и стёрла последнюю линию.

– Двадцать восемь человек, да?

Она, не выказывая ни согласия, ни отрицания, вновь взялась за свой «стилус». Чуть ниже «огуречика» появился треугольник с торчащими снизу ножками и увенчанный кружком головы. Женщина ткнула в него пальцем, затем приложила руку к своей голой груди. И вновь палочки рядом. Восемь штук.

– И восемь пленниц?

Женщина отрицательно помотала головой и вновь стёрла последнюю линию.

– Восьмая, это ты?

О, кивок. Уже какой-никакой, а прогресс в общении. Стоит закрепить. Василий порылся в обломках поста, и вытащил на свет кувшин с обедом. Тот почти не пострадал. Правда, валялся сосуд на боку, к тому же от него откололся длинный треугольный, похожий на кинжал, осколок, но варева внутри ещё оставалось немало, да и варёное индюшачье бедро сохранилось.

– Давай поедим, – предложил Свиньин.

Глаза пленницы загорелись неподдельным интересом. Она закивала головой и, не вставая, придвинулась ближе. Пара минут ушла на то, чтобы выстругать грубые подобия ложек, и вот уже парочка, смачно чавкая, поглощала случайную добычу. На половине Василий отодвинул горшок в сторону.

– Пока хватит. Там, дальше на дороге, стоит наша телега. Иди к ней. Там девушка. Её зовут Мария. Доедите вместе с ней, она тоже голодная. Ты поняла?

– Да, сеньор, – еле слышно ответила пленница.

– О, да ты ещё и разговариваешь! Вот и отлично. Расскажешь потом старосте в селе, что здесь происходит, чтобы моему докладу больше веры было.

– Они знают, – вновь чуть слышно. – Я сама из этого села. Банда Мигеля уже третий месяц нас держит.

– Ну вот и разговорилась. Это хорошо. Тебя как зовут?

– Ибби, сеньор. Исабель.

– Вот и иди, Исабель, накорми Марию. А после мы отвезём тебя домой.

Он в два прыжка забрался на «второй этаж», некоторое время смотрел, как бывшая пленница своей усталой, шаркающей походкой движется по тропе, то и дело, воровато оглядываясь, ныряя самодельной ложкой в горшок, затем хмыкнул, и двинулся в указанном направлении.

Вот и домик. Немаленький, саженей по шесть-семь в каждую сторону. Наполовину вросшие в землю, покрытые зелёным мхом брёвна. Тяжёлая, явно недавно поставленная дверь, окна-бойницы. Такой с наскока не взять. А вот крыша ему как раз подходит – крытая корой и щедро усыпанная прошлогодними листьями. У двери, яростно дёргая рукой в мотне домотканых штанов и прислонив ухо к узкой щели, напряжённо ждёт ещё один охранник. Фу, бесстыдник. Василий поморщился, проверил пистолеты, взял в правую руку нож, и, распластавшись, прыгнул на крышу.

Листья под ногами предательски заскользили, пришлось втыкать клинок в покрытие кровли. С еле слышным треском лезвие провалилось внутрь. Пять минут, и под ним аккуратное отверстие.

Внизу маленькая, чуть длиннее человеческого роста, комната. В ней широкая, от стены и до стены, неухоженная кровать, на которой, не сняв одежду, спят четверо. Запах перегара слышится даже снаружи, над дырой. Это я удачно зашёл, подумал Василий. В три рывка он расширил отверстие и мягко спрыгнул внутрь.

Ни один из четверых даже не заметил, как отправился в иной мир. Свиньин осмотрел помещение, но единственное, на чём остановился взгляд, был огромный, почти с гладиус размером, нож. Проверил баланс, не очень, но перевешивает лезвие, так что можно взять. В крайнем случае, таким убьёшь даже если просто попадёшь в голову.

Молодой человек ещё раз огляделся. Перегарная вонь в комнате стала гораздо слабее. Вместо неё понемногу ступал в силу ранее незаметный запах немытых, потных тел. И крови. Тяжёлый, вызывающий неприятное чувство в животе. Василий выдохнул, и полез обратно. Выходить сейчас через дверь было бы откровенной глупостью.

Лесной дом представлял собой строение двускатного типа с тремя продольными балками почти в метре ниже покрытия крыши. Сверху изображали обрешётку редкие ветки, по большей части даже не прибитые к куцым, щербатым стропилам, а привязанные чем-то давно и окончательно сгнившим. Венчали кровельную конструкцию наложенные один на другой длинные и широкие куски бересты, покрытые сверху для прочности более толстыми и шершавыми пластинами то ли дубовой, то ли какой ещё грубой коры. Дыры украшали ненадёжную конструкцию достаточно щедро. Кстати, над спальней, или лучше назвать это помещение вытрезвителем, крыша была целой, пока он туда не влез.

Сознание уже переключилось в режим боя, игнорируя раздражители, не способствующие или наоборот, не препятствующие выполнению боевой задачи. Свиньин встал обеими ногами на балку и коротким пристальным взглядом осмотрел планировку помещений. Передняя половина дома представляла из себя длинный узкий зал, большую часть которого занимал самодельный, собранный из рубленных досок, длинный стол, способный вместить не меньше двух дюжин человек. Сейчас за ним на лавках сидели два десятка. Точнее, двадцать один. Рядом дымил обложенный камнями очаг, на котором сиротливо болтался пустой металлический крючок на треногом тагане. Слева от почти потухшего огня, безвольно раскинув руки и ноги в стороны, похожая из-за раскинутых юбок на помятый цветок, ритмично ёрзала вперёд-назад спиной по полу девушка с чёрным от сажи лицом. На ней, задавая возвратно-поступательные движения, сверкал голым задом ещё один разбойник.

Василий плавно сдвинулся назад, уходя из возможного поля зрения. За столом двадцать один, ещё один рядом на полу. Четверо в спальне, но их можно вычеркнуть. И ещё один на карауле снаружи. Итого, двадцать семь. Где же ещё один?

Он пробежал на носочках до противоположной стены и заглянул в последнюю неисследованную комнату. Ну и вонища! Туалет тут у них что ли? А зачем такой огромный? И кто это шевелится на полу? Молодой человек сдвинулся назад, прикрыл глаза и постарался восстановить в памяти картину.

Нет, это точно не туалет. И вонь, скорее всего, идёт от того ведра с отходами жизнедеятельности в углу. А на полу… Видимо, это и есть те пленницы, о которых говорила Ибби. Он выглянул снова. Шестеро, вроде. Две в нижних юбках и по форме голый торс, три вообще, в чём в баню ходят, но спрятались по углам так, что сразу и не заметишь. Последняя одета в рваное, покрытое пылью до серого цвета, платье. Насколько можно разглядеть, лица у всех отрешённые, глаза тусклые, дыхание слабое. Да уж, не особенно лесная братва заботится о своих дамах…

Василий проверил магазины, загнал патроны в патронники обоих пистолетов, и сделал пять шагов вперёд. Ну, пока никто наверх не посмотрел…

Первые выстрелы снесли не меньше дюжины не ожидавших нападения разбойников. Только потом, когда он перехватывал ствол из левой в правую, потому что в том уже магазин был пуст, а стрелять с двух рук можно всё равно только по одной цели, так что чего зря патроны тратить? Только в момент замены оружия в него полетели два меча, трое нырнули под стол, а один схватил лежащий на столешнице арбалет и стал судорожно пихать на него болт.

Тут же открылась дверь и давно уже ожидаемый дневальный нарвался на заготовленную пулю. Снизу полетели котелок, чайник, ещё какая-то посуда, и Свиньин забегал по балке, как корабельная крыса.

Стол вдруг, нервно дернув дальним краем, поднялся, задёргался, и из-под него полетели табуретки, вверх задрался конец скамейки и больно ударил Василия по колену. Молодой человек не удержался, и рухнул прямо на залитую чем попало столешницу. Снизу послышался многоголосый вой.

Свиньин мгновенно скатился на утоптанный земляной пол, разрядил второй магазин почти не целясь. На ногах из противников осталось двое. Ещё один, с арбалетом, засел за сваленными табуретками. Перезаряжать было некогда. Он ожидал, что сможет расстрелять всех сверху, но сложилось, как сложилось. К счастью, под рукой оказался чей-то меч, видимо, один из тех, что кидали вверх, пытаясь его сбить. Молодой человек схватился за грязную кожаную рукоятку и полоснул клинком над землёй. Повезло, что эти идиоты так и держали стол над головами.

Одного подкосил сразу, разбойник, завывая, упал, из-под колена толчками пошла кровь. Второму досталось меньше, но добавил стол. Приложил по голове крепко, так, что тот замер на секунду. Как раз достаточно времени, чтобы ткнуть его остриём в живот и озаботиться зарядкой пистолета.

Стол валялся на боку, арбалетчик залёг где-то в углу, отгородившись двумя табуретами и одним пеньком, и, кажется, не спешил догонять ушедших в лучший мир товарищей. Свиньин рывком выдернул из кармашка магазин, и тут дверь распахнулась.

– Фидель! – заорал арбалетчик таким истошным голосом, что Василий против воли обернулся к нему.

Когда он вновь посмотрел на дверь, то ужаснулся. В комнату, чуть пригнувшись, шагнул настоящий человек-гора. Не меньше, чем на две головы выше Свиньина, в плечах едва не втрое шире, объёмистый, покрытый густой шестью, живот перетянут широким, когда-то красным, но засаленным до тёмного бордо, шарфом. В руке великан держал короткий меч, выглядевший в его гигантском кулаке, как нож. Вошедший мгновенно, намётанным глазом, оценил обстановку и двинулся в сторону Василия.

Свиньин подсознательно ожидал, что громада, вроде Фиделя, в бою будет упирать в основном на силу, поэтому плавная скорость движений нападавшего застала молодого человека врасплох. Кое-как отмахнувшись так кстати попавшимся в руки когда-то мечом, он короткими шагами отступал к стене, стараясь выбрать момент, чтобы перехватить пистолет в положение для стрельбы. Однако, опытный противник не давал такой возможности, постоянно, хоть и безуспешно, атакуя не столько пытаясь убить или ранить соперника, сколько отвлекая его от огнестрела.

Василий сделал очередное движение левой ногой, раздался еле слышный треск, ступня поехала в сторону, скользнув на остатках дышащей на ладан юбки лежащего на полу тела… Скорее всего, это и спасло молодого человека от свистнувшего над головой меча. Реакции хватило лишь на то, чтобы добавить импульса широко махнувшей руке, так, что клинок, загудев, пулей улетел за спину Фиделю. Сам же великан, не удержав равновесие, грохнулся на Свиньина, тушей придавливая того к полу и вышибая дух из груди.

У молодого человека даже на мгновение потемнело в глазах, а придя в себя, он не смог сделать вдох – горло сдавили железные пальцы противника. Подсознание тут же начало нагнетать панику, сердце заколотилось, пытаясь добыть кислород из пустых лёгких…

С трудом удерживая себя от лишних и вредных телодвижений, Василий перехватил пистолет за рукоятку, уткнул ствол в бок противника прямо напротив печени и несколько раз нажал спуск. Руки ослабли, но вдохнуть всё равно не получалось. Суетливо растаскивая ослабевшие, но тяжёлые руки Фиделя в стороны, молодой человек не сразу понял причину. Просто лежащие на нём десять пудов плоти не давали расправить легкие. Он кое-как выбрался из-под мертвеца, судорожно вздохнул пару раз подряд, и только тогда направил оружие в угол, где прятался последний противник, тот, что с арбалетом. И тут же опустил ствол.

Лучшего броска он не смог бы сделать даже если бы долго тренировался. Последний разбойник оказался пришпилен к стене нелепым движением Фиделя, как бабочка булавкой. Рукоять меча до сих пор колыхалась перед грудью ватажника, именно там, где находится сердце. Василий глубоко вздохнул и осмотрел поверженного противника.

Скорее всего, Фидель был помощником атамана, его сильными и достаточно длинными руками. А может, и сам собирался занять место, потому и не было гиганта возле телеги тогда, когда полегли первые, вместе с главарём. Но сейчас уже не важно. Сейчас вся банда перестала существовать. Прокашливаясь и потирая руками ноющую шею, Свиньин открыл дверь и тут же зажмурился от яркого света солнца. Он и не подозревал, что в помещении настолько темно.

И сразу же получил увесистый удар в грудь. Затем ещё один, и ещё. И пощёчину, и снова в грудь.

– Дурак! Дикарь необразованный! – всхлипывая кричала Мария. – Тебя же могли убить! А я как? Ты о нас подумал своей тупой башкой?!

Молодой человек, не пытаясь увернуться или перехватить руки, стоял под градом слабых девичьих ударов, жмурился на солнце и улыбался.

Глава 32 Весь мир в труху!

Василий сидел на тёплой броне, уперевшись босыми пятками в дрожащий танковый бок, и наслаждался покоем. Кто бы ему сказал ещё месяц назад, что шум от работы двигателя мощностью большей, чем у целого табуна лошадей, он будет называть покоем. А ведь поди ж ты. Первые три дня после того, как молчаливые и дисциплинированные дружинники пришельца из будущего загнали ревущие машины на корабли, предварительно бесцеремонно срубив с тех мачты и обрезав почти весь такелаж, присоединили какие-то свои железки, заставив ту силу, что тянет танк по земле, точно так же вести по воде судно… Эти дни казались адом из-за непривычного шума, который не давал сосредоточиться ни днём ни ночью. А потом… Как-то Свиньин поймал себя на том, что ему вовсе не мешает гул мотора. А когда на пятый день ведущим стал другой корабль, и теперь они шли, зацепившись кабельтовом, он вдруг понял, что в общем фоне дня не хватает привычного рычания. И вот сейчас, глядя на солнце, встающее из тумана залива Гудзон, он наслаждался теплом работающего двигателя, не обращая внимания на шум.

Дверь надстройки натужно скрипнула и, потягиваясь на ходу, на воздух вышел Джеймс Бонд. Глянул на Свиньина многозначительным, но непонятным взглядом, и исчез на баке.

Этот его взгляд… Ещё тогда, месяц назад, когда лодка с ним и Марией на борту вошла в порт Кадис, Бонд чем-то отметил молодого человека. С небрежной усмешкой глава пришельцев принял витиеватое приветствие девушки и тут же сдал несчастную на руки одному из помощников. Василий тогда стоял, не в силах закрыть рот, и слушал, как та, с которой они провели двое волшебных суток в каюте рыбацкого судёнышка, клянётся в вечной верности усмехающемуся человеку. Да ещё и не только от себя, но и от генуэзского семейства Дориа.

Про этих пронырливых аристократов Василий слышал неоднократно. С момента создания института дожей в Генуе они, наряду с такими значимыми именами, как Гримальди или Спинола, боролись за этот пост. Но безуспешно. Возможно, причиной тому было наличие в череде предков большого количества предприимчивых торговцев и малого отважных воинов, а может и что-то ещё. И вот теперь, видимо, узнав о появлении на Апеннинах новой силы, которая уже успела полностью дезорганизовать власть королевской четы в Кастилии и даже дискредитировала папу в глазах католиков средиземноморья… Видимо, потомственные дельцы Дориа решили сыграть. Что проще-то? Отдать практически в наложницы какую-нибудь симпатичную кастильскую родственницу, да ещё и с некогда оккупированных территорий. Таким только за счастье будет заявить соседям о своём сближении с генуэзскими дожами. Андреа Дория получит мантию и цепь, а Джеймс Бонд дополнительные дружеские территории.

Василий поморщился от неприятных воспоминаний. Сам он сразу же привлёк внимание могущественного пришельца куда сильнее, чем девушка. Сначала даже испугался, а не относится ли англичанин ко всё увеличивающемуся племени содомитов. Но всё оказалось проще. Пришелец выразил восхищение тем фактом, что Свиньин не сплоховал там, где ничего не смогли сделать два полных десятка городской стражи, и на волне внезапно всплывшей у молодого человека гордости, предложил:

– Нам в команде нужны такие молодые люди. Хотите отправиться с нами за море?

Василий задумчиво потёр подбородок и осторожно спросил:

– А зачем?

– Перед нами стоит боевая задача доставить необходимое оборудование в стратегически важную точку, – Бонд сделал пару шагов туда-сюда, не спуская глаз с потенциального новобранца. – Что за оборудование, ты узнаешь на месте. А точка находится с той стороны Атлантики. Ну как?

Свиньин лишь согласно кивнул.

И вот сейчас они почти преодолели весь водный путь. Далеко на западе уже чернела полоса берега огромного залива, а на востоке неохотно выползало из прохладной утренней воды красное солнце. Василий с удовольствием подставил щёки восходящему светилу и блаженно зажмурился. Гудзон – это не океан. Шли, можно сказать, как катились с горки. Плавно и спокойно. Он вспомнил, как две недели назад, сразу после Азорских островов, их бросал никогда ранее не виданный шторм. Свиньин еле держался на палубе, а странные матросы, одетые в одинаковую военную форму, ещё и умудрялись контролировать крепление танка, служившего их кораблю двигателем. Как же приятно теперь, после всех невзгод, греть тело на ставшей уютной танковой броне и подставлять лицо под тёплые лучи…

Выгружались долго. Одинаковые воины разбирали танки и спускали их на заросший высокой, по плечи, травой берег своим ходом, следом вытягивали тросом длинные огромные железные цистерны с топливом. Раньше, на европейском берегу, их возили специальные машины, а сюда лишний груз решили не брать. Однако, как объяснил в своё время мистер Бонд, именно так он велел к себе обращаться, ехать было ещё далеко, почти тысячу миль. Не каждый танк осилит подобную дистанцию, но, он значительно поднял палец, в армии Её Императорского Величества самая лучшая в мире техника и самые подготовленные люди. Так что им этот путь по плечу.

– Да и тренировали его почти до автоматизма, – непонятно закончил Бонд.

– А что там? – Василий вопросительно вытянул подбородок вперёд.

Командир нахмурился.

– Каждый солдат должен знать свой манёвр, – непонятно пояснил он. – Но не больше! Для тебя достаточно знать, что там ты будешь самостоятельно управлять тяжёлой военной техникой. Я же видел, что ты всю дорогу с брони не слезаешь. Вот и покатаешься внутри. А если будет хорошо получаться, то и самостоятельно.

Василий хотел ответить что-то умное, чтобы стало понятно, что за поводья танка его можно сажать уже сейчас, но Бонд прервал формирующуюся фразу одним движением пальца.

– Бегом свои вещи выгружай, а то потонут.

А потом он увидел Марию. Девушка сама подошла к молодому человеку, как только затопили последний корабль, и сперва Свиньин её не узнал. Из холёной благородной сеньориты бедняжка превратилась в собственную тень. Бледное, осунувшееся лицо со впалыми щеками, вокруг глаз тёмные, будто нарисованные углём, круги. Её роскошные чёрные волосы потеряли воронение и форму и сейчас напоминали нечёсаную кудель грязно-серого цвета. Руки стали будто тоньше, суставы на пальцах покраснели и опухли, а ногти были обгрызены под корень. Если и была какая-то обида на девушку, добровольно ушедшую от него к другому, то она тут же исчезла, напрочь вытесненная жалостью.

Мария, не останавливаясь, упала к молодому человеку на грудь, обняла за шею и расплакалась. Тонкая рубаха Свиньина тут же промокла на груди. Через минуту из спутанной пакли волос высунулся болезненно заострившийся носик.

– Базиль, это ужасно, Базиль! Я так больше не могу.

– Боже, милая, что они с тобой сделали?

Она вновь несколько раз подряд шумно всхлипнула и, срываясь на плачь, пояснила:

– Базиль, милый, я не прислуга. Я из древнего рода Мендоза. Наша семья жила в Гранаде ещё до того, как туда пришли мавры, ещё при римлянах, когда и Гранады-то никакой не было. У меня одиннадцать поколений благородных предков, начиная от самых тервингов, – девушка вновь трижды подряд всхлипнула, но продолжила.

– И я никогда, никогда не занималась домашней работой. А они… – Мария вновь уткнулась Василию в грудь и тоненько завыла. Но вскорости взяла себя в руки. – Они заставляли меня стирать, мыть посуду, прислуживать за столом! Как последнюю сервку, Базиль!

Она вдруг сделала шаг назад и посмотрела на молодого человека совершенно другим взглядом. Тусклые глаза вновь засветились внутренним огнём, на бледное лицо выполз неуверенный, робкий румянец, ноздри раздались в стороны.

– Ты сильный, Базиль. Ты самый сильный из всех, кого я знаю. Уверена, ты смог бы победить в поединке даже моего отца. И ты благородный. Не знаю, зачем ты скрываешь свой титул, но уверена, что принять тебя зятем не было бы зазорно ни для одной семьи Кастилии. Поэтому я прошу. От имени себя и в память обо всех твоих и моих великих предках, убей их. Убей их всех, Базиль! Убей так, чтобы вспомнив, ужасались люди даже через века. Не для себя прошу. Иначе эти бретонцы взорвут весь мир.

Василий молчал, удивлённо и восхищенно глядя на преобразившуюся девушку.

– Да, Базиль, бретонцы. Я знаю этот язык, у нас в Алькале жила дальняя родственница из Лондона. Когда началась заварушка между Йорками и Ланкастерами, её земли сначала оказались на пути армии Ричарда Йоркского, а потом по ним прошлись ещё и валлийцы с франками, вот и пришлось бедняжке перебираться из разорённого поместья к дальней родне.

Девушка совершенно не по-благородному шмыгнула носом и тут же скромно потупила глаза. Но через секунду продолжила.

– Так вот, Базиль, она учила меня бретонскому диалекту. Мы даже много с ней общались на её языке. Но эти, – она неопределённо махнула рукой в сторону привычно ревущей техники, – какие-то неправильные бретонцы. Я почти ничего не понимала. Но, как оказалось, это даже к лучшему, потому что они совсем не скрывали своих бесед.

Глаза девушки вновь горели, она посмотрела на Василия твёрдым взглядом несгибаемой андалузской доньи.

– Они хотят взорвать весь мир, Базиль. Они что-то с собой везут. И это что-то нужно бросить в огромный вулкан. И тогда взорвётся весь мир.

– Ты в это веришь? – в голосе Свиньина не было ни капли иронии.

– Я читала про Везувий и гибель Помпеи. Да, Базиль. Я верю. Я…

Она замялась, нервно потеребила подол заляпанной юбки, и продолжила:

– Я тебе сейчас что-то скажу, только не думай, будто я сошла с ума.

Мария опустила ресницы, собираясь с духом, и вдруг выпалила:

– Они из другого мира. Не знаю, из ада ли или где-то ещё существует подобный ужас. Но им нужно, чтобы наш мир погиб и тогда их мир сможет занять место нашего.

Она замолчала, давая собеседнику время обдумать словесную конструкцию.

– Ч-ш-ш! – Свиньин приложил палец к губам. – Я тебе верю. Только больше никому об этом не говори, иначе нам придётся туго.

– И ещё, Базиль, – вид девушки говорил, что она решила выложить все секреты на стол. – Я не сама ушла от тебя.

Василий сделал шаг назад и с интересом поглядел на собеседницу.

– Я… – она замялась. – Я бы никогда сама не ушла от тебя, но… Ты не понимаешь. Это… Это семейное дело…

– Рассказывай, – в голосе молодого человека звенел металл.

Мария глубоко вдохнула, подождала, пока уймётся мгновенно взбесившийся пульс, и пояснила:

– Понимаешь, когда исчезла третья стена, город стали покидать люди. А потом ещё случилась реконкиста, и нам пришлось многое отдать, чтобы удержаться. Денег было всё меньше и меньше. А тут… В общем, однажды появился гонец из Рима. В длинной сутане, скромный, неразговорчивый. Они с отцом закрылись в его кабинете на целый день. А потом папа пришёл, и сказал, что выдаёт меня замуж…

– Продал? – хриплым голосом спросил Свиньин.

Мария закивала и вновь бросилась ему на шею.

– Но ты оказалась не нужна Бонду, – волосы набивались в рот и мешали говорить, наверное, поэтому голос Василия звучал так неестественно. – Папа Борджиа опять просчитался. Он, видимо, полагал, что сила захочет породниться со старой аристократией, но он не знал величины этой силы.

Девушка рывком отстранилась и вновь твёрдым голосом сказала:

– Убей их, Базиль, и, клянусь девой Марией, в тот же миг я стану твоей женой перед богом и людьми. Не думай, ничья рука, кроме твоей, не касалась моего тела.

Глава 33 По обе стороны Атлантики

Лежать на броне, когда танк установлен на корабле было куда удобнее, чем ехать на ней верхом по суше. Там по крайней мере ничего не норовило сбросить тебя на землю, мотор ревел монотонно, а не вскрикивал или затихал попеременно, не давая привыкнуть к звуку, и дым выхлопа не резал глаза. Но в удобный металлический дом, с окнами и даже железной трубой над крышей, установленный на большую, гораздо выше танка, машину, где ехал сам Бонд и десяток его гвардейцев, Свиньина не пустили.

– Ты же хотел учиться водить, – с ухмылкой сказал предводитель пришельцев. – Вот и смотри, учись.

Смотреть, конечно же, было на что. Смелый до безрассудности водитель, по плечи высунувшись из люка, лишь жмурил глаза, когда многотонная махина ломала очередное деревце или разбрасывала в стороны грязь из многочисленных луж. Даже когда танк форсировал небольшие речки, скрываясь под водой почти до башни, тому было нипочём. Василий с трудом пережил первый день, решив на следующий найти себе место внутри железной коробки.

Вечером с непривычки тряслись руки, не держали ноги, а сил хватило лишь на то, чтобы съесть сухой паёк и завалиться спать на свежесрубленном лапнике.

Внутри танка оказалось ещё хуже. Запах топлива, который снаружи уже почти не ощущался, здесь чуть ли не сбивал с ног. Рёв двигателя заглушал вообще все звуки, а кидало так, что молодой человек всерьёз опасался, что его расплющит о стены. Сменив за час два свободных кресла, Свиньин вновь выбрался на свежий воздух. На этот раз он переполз вперёд, ухватился за толстую железную пушку, торчащую подобно любопытному носу, и с интересом уставился на водителя. Тот член экипажа, что сидел в башне, за всё время ни разу не дотронулся ни до одного из приборов, лишь попеременно утыкался лбом в один из четырёх резиновых окуляров перископов. Рядом с водителем было гораздо интереснее.

Улыбчивый рыжий возница первым делом вручил незапланированному попутчику пластиковый шлем на шнурке, Василий надел его на голову и тут же услышал:

– Что, чувак, колбасит спервоначалу-то? Ничего, не вибрируй, я сам первый месяц дымился как гаванская сигара, а сейчас вон, видишь, рулю, что твоя формула один.

Свиньин с удивлением покосился на губы водителя, которые двигались в такт словам, раздающимся из шлема, и не нашёл ничего лучше, как задать запоздалый вопрос:

– Вы что, говорите по-кастильски?

– Это ты так испанский что ли называешь? – смешливо переспросил собеседник, не отрываясь от управления. – Ну да, балакаю понемножку. А что? Чувак, я шесть лет оттрубил инструктором в Кемп-Пендлтоне, учил желторотых котиков обращаться с военной техникой. А это, я тебе скажу, не Кадис какой-нибудь, это, мать его, Сан-Диего. Там лучше английского не знать, чем испанского. И это… Я Мик Каллахан.

Проболтали до вечера. Когда солнце склонилось к горизонту, Василий обнаружил, что чувствует себя гораздо лучше, чем в первый день поездки. Руки тряслись, но умеренно, а после булки с котлетой, которую непривычно худой, жилистый повар назвал сэндвичем, и вовсе перестали. Непривычно было слушать тишину вечернего леса вместо рёва двигателя, но и это чувство через полчаса прошло. Молодой человек долго бродил по временному лагерю с миской и ложкой, разыскивая Марию. Но девушка подошла к нему сама, когда уже он всё съел, помыл после себя посуду в ручье, и теперь сидел на нагретом за день камне и смотрел на заходящее солнце. По всему чувствовалось, что их непонятное путешествие подходит к концу. И суеты в лагере стало больше, и лица немногочисленного воинства улыбчивее. Даже местный ключник с непривычной должностью «каптенармус» уже дважды подошёл, и проверил, не потерял ли Свиньин кружку, ложку, миску, а главное – сапоги.

Василий постарался отвлечься от этой беготни, поэтому заметил девушку лишь когда она подошла вплотную и протянула ему свёрток из пыльной серой тряпицы.

– На, спрячь. Я украла у них пистолет, – без предисловия похвасталась Мария.

Свиньин лениво кивнул и, не разворачивая сунул подарок за пазуху.

– Ты отличный боец, – продолжила она. – Я была в том лесном домике и знаю это точно. Ты же можешь ночью их убить?

Молодой человек пошарил сбоку от себя рукой, выдернул засохший стебелёк и сунул в рот. Некоторое время пожевал его, затем вынул и посмотрел в глаза девушки. Она ему очень нравилась. Очень. Будь у них замок в Кастилии, о лучшей супруге не стоило и мечтать. Но здесь, среди дикого редколесья Северной Америки…

– Допустим, – согласился он. – А потом что?

– Как что? Потом я познакомлю тебя со своей роднёй. Поверь, никто не будет против. А после того, что у нас было, тебе придётся на мне жениться, независимо, хочешь ты этого или нет.

– А как мы доберёмся до родни? Если что, до них триста лиг по суше и потом шестьсот по морю. А у нас ни коней, ни горючего для этих громыхающих жестянок, ни кораблей, ни команды к ним.

– Но почему ты ничего не делаешь!? – Глаза Марии сверкнули.

– Поверь, я делаю. И точно знаю, что делаю.

– Я вижу. Совсем уже у чужаков на поводу идёшь. Ещё немного и по-бретонски говорить станешь.

– Мария, тебе отец никогда не говорил, что ты пытаешься поставить карету впереди лошади?

– Что!? Какие лошади? Ты о чём?

– О том, что я обещал, что с тобой ничего не случится. И я это делаю. А ты не хочешь подождать, когда я закончу.

– Ты делаешь то, что велит тебе этот ужасный Бонд!

– Ну, если даже ты поверила, значит, я всё делаю правильно.

– Ты! Ты!!! Ты непробиваемый! Будто я не с человеком разговариваю, а со стеной!

Она экспрессивно взмахнула руками, резко развернулась, так, что ещё нечёсаные волосы взметнулись, подняв облачко пыли, и резкой, неестественной, походкой направилась к домику на колёсах. Василий покатал на языке горький травяной сок, сплюнул, и улыбнулся. Завтра последний день…

– Как настроение, сеньор Совиньи? – послышался сзади знакомый голос.

Василий неопределённо пожал плечами. Бонд встал прямо между ним и торчащим из-за горизонта краешком солнца, лучезарно улыбнулся, и заверил:

– Даю слово джентльмена, что вашу возлюбленную никто не тронул и пальцем. Это чтобы вы, в порыве благородства не решили вызвать меня, или ещё кого, на дуэль. Так я вам, как истинному идальго, гарантирую, что с сеньориты Марии не упадёт ни один волос.

Василий кивнул. Говорить не хотелось.

– А вы молодец, сеньор Совиньи. С танком вон как сроднились, будто не первый год на броне ездите. Так что, если вы не передумали, завтра сможете управлять этой махиной самостоятельно.

– Не передумал, – лениво ответил Василий и полез за пазуху.

Он достал свёрток и протянул англичанину.

– Вот. А то ваш каптенармус завтра удавится от скупости.

Бонд с удивлением развернул пистолет, странными глазами посмотрел на молодого человека, но ничего не сказал.

– Мария говорит, что нашла его валяющимся, но вам отдавать постеснялась. Попросила меня.

– Вы меня всё больше удивляете, сеньор Совиньи. Но, спокойной ночи.

Он уже сделал первый шаг, когда Василий спросил:

– Мы завтра прибываем?

– Почему вы так думаете?

– Все суетятся, изменился общий настрой. Много факторов.

– Однако… Вы воевали, сеньор Совиньи? И думаю, что не один год, не так ли?

– Вы правы.

– Наверное, потому и прикипели душой к военной технике. Как же, такая мощь.

– Не буду спорить. Но как с моим вопросом?

– Всё верно. Нужная нам точка находится в сотне миль отсюда. Это три часа пути. И если хотите, можете провести это время за рулём. Если капрал Каллахан позволит.

– О, я в этом почти уверен, мистер Бонд.

Пятью часами позже, когда временный лагерь пришельцев из будущего уже спал, на другой стороне Атлантики, в Лондоне, приступал к завтраку его величество Генрих седьмой Тюдор, граф Ричмондский. Он недовольным жестом поддёрнул рукава, оторвал от лежащего на столе бекаса крошечную ножку, подождал, пока слуга нальёт вина в начищенный серебряный бокал, и только потом глянул на собеседника.

Напротив него сидел немолодой уже мужчина, непривычно гладко выбритый, или, как говорили в родном Уэльсе короля, «с босым лицом». Поверх богатого платья у него висела тяжёлая золотая цепь с медальоном в виде трёхбашенного замка – гербом города Гамбурга. Перед гостем стояла нетронутая тарелка с дичью.

– Ну, – поощрительно поднял бокал король. – Я слушаю вас, мэтр Николас.

– Ваше величество, – собеседник умудрился изобразить почтительный поклон, не вставая из-за стола. – Я скромный купец, и мне не пристало что-то просить, или, не приведи, господь, требовать у короля. Я всего лишь пришёл подтвердить соглашение между Лондоном и Ганзой.

– А… что не так? – король удивлённо поднял бровь. Этому жесту он научился ещё в пятнадцать лет и очень им гордился.

– О, нет. Всё в порядке, если не считать того, что наши купцы теперь по чьему-то недосмотру платят пошлину на общих основаниях. Хотя ещё более сотни лет назад был заключён договор, по которому как ганзейские фактории в Лондоне, так и английские в германском Данциге, пользуются льготами.

– И где эта Данцигская фактория, Николас? Где она, я вас спрашиваю?! Вы не хуже меня знаете, что она прекратила своё существование вместе с Йорками. И на основании чего мне отдавать вам предпочтение?

– Ваше величество, мы прекрасно понимаем, что со времён битвы с изменниками, казна так и не закрыла прорубленные в ней бреши. И вполне естественно для правителя, заботящегося о благе государства, было бы поднять пошлины.

– Я их не поднимал!

– Это только делает вам честь, ваше величество. Но казну следует наполнять. О! – Николас примирительно замахал перед собой руками. – Я ни в коем случае не претендую на управление державой, и тем более, упаси меня, бог, давать советы королю. Я пришёл к вам с предложением.

– Что вы можете предложить, Николас? Будете уверять меня, что беспошлинная торговля вашими товарами принесёт казне прибыль?

– Ни в коем случае, ваше величество. Я наоборот, преклоняюсь перед вашей мудростью. Ведь я прекрасно понимаю, что не зажили ещё раны, нанесённые битвой при Ньюарке, когда заговорщики попытались протащить на трон беднягу Ламберта…

– Чего это он бедняга? Уверен, этот малый отлично нашёл себя на дворцовой кухне. Знали бы вы, какой великолепный торт он выдумал!

– О да, ваше величество. Вы, как всегда, нашли из этой ситуации наилучший выход. Уверен, что и с Перкином Уорбеком вы разберётесь не хуже, чем с Симнелом Ламбертом.

– Уорбек? Какой Уорбек?

– Тот самый, что на похоронах Фридриха третьего обозвал себя Ричардом четвёртым. И самое неприятное, что кое-кто из французов и ирландцев его поддержал.

– Вы мне потом расскажете эту историю, Николас.

– Почту за честь, ваше величество. Но сейчас следует готовиться к решительным действиям. А с пустой казной…

– Ну, на усмирение очередных Йорков я как-нибудь наскребу.

– Но зачем выжимать последнее, ваше величество, когда есть возможность сделать всё безболезненно.

Король отставил в сторону пустую тарелку, промокнул губы краем скатерти и внимательно посмотрел на собеседника. Николас Руре больше десяти лет руководил городским советом в Гамбурге, а значит, и на всём западном побережье. Ему опыта не занимать. И ничего плохого не случится, если послушать его предложения. А уж соглашаться с ними или нет, это за короля решать не может никто.

– Слушаю вас, Николас, – кивнул Генрих.

Тут дверь обеденной залы распахнулась и вбежал запыхавшийся герольд.

– Дугласы идут! Дугласы, – срывающимся голосом закричал он.

Руки Генриха внезапно задрожали. Уже месяц по Лондону ползли слухи о возобновившемся противостоянии Шотландского двора и невесть откуда появившегося графа Дугласа. Поговаривали, что это чудом спасшийся сын Джеймса Чёрного Дугласа, того самого, который много лет копил в Лондоне силы для возвращения в родные горы, но к своему несчастью, так и не накопил достаточно. И хотя точно никто этого не знал, но многие из тех, кто ни разу в жизни не видел ни Джеймса, ни его предполагаемого сына, утверждали, что «этот Питер просто одно лицо с отцом».

Действительность, как всегда, оказалась совсем не похожей на ожидания. В дверях показался немолодой уже человек с просоленным лицом моряка, с короткими волосами цвета, очень напомнившего королю подсолнухи в придорожной пыли, и модной в Европе эспаньолкой, без усов. Одежда тоже не позволяла с первого взгляда распознать разбойника и мятежника, бесцеремонно подхватившего из слабеющих отцовских рук знамя борьбы за шотландскую корону.

Платье очень даже приличное, на многих подданных английского двора таких не увидеть и на балу. Улыбка. Светлая, настолько притягательная, что, глядя на неё, хочется улыбнуться самому. Разум отказывался понимать, зачем нужно было стремглав нестись от этого человека, да ещё и истошно кричать при этом.

– Ваше величество…

Неожиданный гость учтиво, с пиренейскими ужимками, поклонился и сделал вежливый шаг вперёд. Тут же стали видны улыбающиеся, по-шотландски волосатые, морды за его спиной. Генрих насчитал семерых. Немного для захвата дворца. Хотя, кто их, Дугласов, знает.

– Я рад, что успел увидеть здесь уважаемого мэтра Николаса Руре, – он вежливо, но гораздо менее учтиво поклонился королевскому собеседнику. – И прошу простить спешку и бесцеремонность, сопровождавшие моё появление. Извиняет меня лишь то, что я боялся не застать вашего, ваше величество, гостя.

Генрих молча повёл рукой перед собой, стараясь, чтобы жест выглядел максимально величественно. Откровенно говоря, он не знал, что сказать, да и вообще, не был уверен, что голос не откажет ему в решающий момент. Кажется, Дуглас понял его правильно. Он присел напротив хозяина, по правую руку от гостя, показывая более высокий, чем у Руре, статус. Его свита, посовещавшись, осталась за дверью. Мужчины, явно бывалые воины, настолько усердно старались сохранить тишину, что наоборот, непрерывно чем-то лязгали и стучали.

Некоторое время в обеденной зале царило молчание, нарушаемое лишь звоном посуды, в спешном порядке сервируемой перед гостем. Наконец Дуглас, выдерживая этикет, сделал незаметный глоток вина и кинул в рот крошечный кусочек хлеба.

– Благодарю, ваше величество, – он склонил подбородок. – Но позвольте рассеять все сомнения, вызванные моим внезапным визитом.

Генрих вновь исполнил свой фирменный трюк с поднятием одной брови. Он надеялся, что собеседники не замечают его полного невладения ситуацией.

– Тогда я спрошу. Скажите, ваше величество, вы ещё не успели подложить старую добрую Англию под северное крыло Ганзейского союза?

– Что? – Во взгляде короля сквозило неподдельное изумление.

– Что вы себе позволяете? – еле слышно пролепетал Николас.

– А разве вы не за этим пришли? – Теперь Дуглас обратился к гостю. – Средиземноморское крыло фактически вышло из Ганзы. Теперь они торгуют с русской Америкой и им вовсе не нужны партнёры или конкуренты. Иван третий с треском выгнал восточное крыло из Новгорода и поставки строевого леса, пеньки и воска сократились настолько, что в Любеке уже не знают из чего строить корабли. Вы же за этим прибыли в Лондон, мэтр Руре?

– Объяснитесь, граф, – нетерпеливо прервал повествование король.

– Принц с вашего позволения, – поправил Дуглас. – Уже три дня, как мой отец Джеймс занял пустующий шотландский трон, ну а я, соответственно, получил титул наследного принца Шотландии.

– Пустующий? – король заметно занервничал. – А как же Яков?

– О! – Дуглас улыбнулся. – Бедняга не пережил визита родственников. Можно сказать, умер у меня на руках. Как позже установили врачи, переизбыток свинца в организме. Пришлось моему престарелому отцу взваливать на себя бремя управления государством. Вот, – он вынул из рукава свиток, – Я привёз по этому поводу верительную грамоту. Посол там, за дверью. Если вы желаете, ваше величество, то можете принять его в любое удобное вам время.

– Очень хорошо. Мы назначим время аудиенции официальным лицам дружественной державы. Ведь дружественной, ваше высочество?

– Не сомневайтесь, – Питер Дуглас интенсивно закивал. – Именно по этому поводу я и прибыл. Ведь к чему вас пытается склонить чрезвычайно предприимчивый мэтр Руре? К продаже строевого леса Ганзейскому союзу. То есть к превращению старой доброй Англии в сырьевой придаток торговцев. И чем это кончится?

– Ваше высочество, – подал голос немец. – Взамен союз предлагает Лондону товары с огромной скидкой. Естественно, если нашим купцам будет открыта беспошлинная торговля. Кроме того, корабли планируется строить не в Любеке, как вы изволили выразиться, а здесь, на острове. Мы планировали открыть верфи в Портсмуте, Манчестере, Ливерпуле. И это кроме уже имеющихся.

– Спасибо за подсказку, мэтр Руре, – голос шотландца, казалось, вобрал в себя весь лёд с вершин его родного Хайленда. – Но позвольте мне продолжить ваш монолог.

Он сделал ещё один глоток вина и строго глянул на торгового гостя. Тот неожиданно для себя ощутил паническое бегство мурашек по спине.

– Итак… – Дуглас бесцеремонно поставил локти на стол и оперся на ладони подбородком. – Ганза будет строить корабли и торговать на них с Канарским архипелагом, где, как известно, расположена фактория русской Америки. Лес для кораблей будет взят здесь, в Англии. И товары, понятное дело, будут привезены, скорее всего, не в Лондон, а в Гамбург. А уже оттуда ганзейские купцы будут везти заморские диковинки сюда. Естественно, добавляя к цене. Установив пошлины, вы, ваше величество получите лишь дополнительную наценку.

Генрих вновь поднял бровь, затем, подумав, еле заметно кивнул.

– Поэтому я пришёл к вам со своим предложением.

Купец заёрзал на стуле, но ничего не сказал.

– Как вам, очевидно, известно, я путешествовал на другой берег Атлантики и даже завёл там очень выгодные знакомства. Настолько выгодные, что и сам могу доставлять в старушку Европу заморские товары. Вот вам для ознакомления.

Принц Дуглас засунул руку за воротник и выдернул висящий на бечёвке массивный бронзовый ключ. Приложил его бородкой к губам и коротко дунул. Не успела стихнуть резкая, бьющая по ушам, трель, как дверь распахнулась, и в зал, натужно пыхтя, ввалились двое шотландцев, сгибающихся под тяжестью огромного, почти по пояс, сундука. Они поставили свою ношу перед столом и тут же, не обращая внимания на присутствующих, удалились. Питер снял с шеи ключ и мгновенно открыл замок.

Через минуту гость поставил на стол необычную… явно лампу. Он чем-то щёлкнул, раздалось еле слышное шипение и внутри стеклянной колбы появился чуть заметный голубой огонёк. Дуглас нервно пощёлкал пальцами, явно считая в уме. Прошло несколько секунд и из-за стекла во все стороны ударил ослепительный белый свет.

Генрих считал, что обеденная зала неплохо освещается солнцем, но в свете лампы стали отчётливо видны многочисленные царапины на столе и даже незаметные ранее вмятины и трещины на посуде и столовых приборах. Принц довольно улыбнулся и покровительственно посмотрел на собеседников.

– Полюбуйтесь, – глухо посоветовал он, еле заметно поклонившись. – Это газокалильная лампа. Для её работы нужны вода и электричество.

– Электричество? – Руре недоуменно приподнялся на стуле, но тут же с отчётливым плюхом опустился обратно.

– Вот такие батарейки, – шотландец с глухим стуком положил на стол маленький, в палец, цилиндр. – Изготавливают в русской Америке.

Генрих и Николас, забыв о чинах, мгновенно встали по обе стороны гостя.

– Ювелирам бы понравилось, – чуть слышно прокомментировал купец и провёл ногтем по тонкой длинной царапине на столовом ноже.

– Ну, – задумчиво произнёс король. – И что вы за это хотите? Тем более, я уверен, что это не единственное, чем вы, ваше высочество, можете нас удивить.

– Ничего не хочу, ваше величество. Лишь предлагаю открыть совместную англо-шотландскую факторию в Портсмуте, куда смогут прибывать за товаром европейские негоцианты. Эдинбург в качестве порта, как вы знаете, гораздо менее пригоден для торговли. А на английском берегу канала уже не мы будем покупать у Ганзы, а наоборот, они у нас. К тому же поставлять в Портсмут заморские диковины мы с вами будем напрямую с той стороны Атлантики. Минуя лишних посредников.

– Торговый город Гамбург выходит из ганзейского союза и предлагает вступить в ваше предприятие своими капиталами, – торопливо проговорил Руре.

Глава 34 Двести килотонн

Василий проснулся от сильного пинка в бедро. Он нехотя открыл глаза и сразу же почувствовал камень, упирающийся ему в спину. Поворочался, встал, машинально отряхнул чёрные форменные штаны и посмотрел на стоящего перед ним Бонда. Тот улыбался. Василий называл про себя подобную улыбку змеиной. Ни тебе доброжелательных ямочек на щеках, ни белой полоски зубов между губами. Лишь растянутый от щеки до щеки шрам тонкогубого рта и холодные немигающие глаза над ним.

– Вставайте, граф, – певуче сказал Бонд. – Вас ждут великие дела.

Будто вторя ему, с громким хлопком замолотил двигатель танка. Василий дёрнулся и только сейчас заметил стоящую в шаге от англичанина девушку.

– Какие дела? – не до конца проснувшимся голосом спросил Свиньин.

– Проверим, готовы ли вы, молодой человек, вступить в наши ряды. Я ведь правильно понял, что вам нравится наш отряд?

– Ну да. – Василий широко зевнул, машинально прикрыв ладонью рот. – У вас старшие чины не бьют младших. А на привале даже едят вместе из одного котла, общаются как равные. Ни в кастильской армии, ни у эмиров я такого не видел.

– Всё верно, всё верно, – Бонд довольно закивал. – Это потому, что у нас каждый человек не просто пушечное мясо, а специалист. Без одних невозможна связь, без других – работа техники. Так что, если и ты хочешь стать нужен команде, тебе придётся доказать своё умение. Ну? Ты готов самостоятельно управлять этой громадиной?

Он сделал несколько шагов и, совсем как конюх по крупу лошади, звонко похлопал по железному борту танка.

– Мы приготовили для тебя важное задание. Будет чем-то вроде экзамена.

Англичанин в два прыжка взлетел на броню и ловко откинул люк на башне.

– Вот, взгляни сюда, молодой человек.

Василий взобрался не так ловко, сказывался куда меньший опыт. Он послушно наклонился к металлической макушке и посмотрел в тёмное нутро машины. Сначала ничего не было видно, и только потом он увидел, что палец Бонда тычет в крашеный жестяной ящик в пару шагов длиной. Свиньин замечал его и раньше, но не обращал внимания, считая неотъемлемой частью конструкции. Теперь же он отметил, что ящик, несмотря на удобное расположение возле задней стенки поворотной башни, ещё и пристёгнут четырьмя широкими, сотканными из толстых серых волокон, ремнями. Двигатель внезапно взревел, танк дёрнулся, и на жестяной бок упал лучик света. И только тогда Василий заметил почти стёртую надпись. Ничего не говорящие буквы и цифры: «RRW89». Буква «W» при этом выглядела так, будто собрана из двух одинаковых таких же. Он недоуменно оглянулся на собеседника.

– Да-да, – менторским тоном сказал Бонд. – Этот ящик и есть именно то, ради чего мы добирались за тысячу лиг сюда, в Йеллоустоун.

– Но что это?

– А вот это уже дело не вашего ума, молодой человек. Скажу лишь, что всей целью нашей поездки является доставка этого груза во-он туда. – Бонд указал пальцем на густо парящую жёлтую лужу диаметром не меньше пяти квадр в четверти лиги отсюда. Дальний берег водоёма лишь угадывался в клубах ядовито-жёлтого тумана.

– Похоже на вход в преисподнюю, – вырвалось у Свиньина.

– Ничего страшного, мой мальчик, абсолютно ничего страшного. Обычная грязная вода. В самом глубоком месте этой лужи вам не будет и по пояс. А эта малышка…

Англичанин вновь похлопал машину по башне.

– Ариета – чудесная девочка. Достойная дочь великого Леопарда. И она с лёгкостью преодолеет любую водную преграду глубиной три фута и более. Ты не замочишь даже ног. Ну а на том берегу тебя уже будут ждать те, кому и предназначен этот ценный груз. Мы всё подготовили. Тебе осталось лишь сделать последний шаг. Всё равно, как мы бы подвели тебя к воротам, разломали их, а тебе осталось лишь первым войти в поверженный город.

– Но… – молодой человек выглядел растерянным. – Зачем вам всё это?

– Ты мне нравишься. Кроме того, нам нужен кто-то, имеющий родственников, связи, и просто свой на Пиренеях. Так что, если ты справишься с этим заданием, можешь считать себя полноправным членом нашей дружной команды. Ну а, чтобы тебе было проще…

Англичанин сделал знак рукой, и молчавшая до сих пор Мария приблизилась к танку.

– Твоя девушка решила тебя поддержать. Я с ней согласен. Думаю, присутствие такой красавицы не даст тебе расслабиться и провалить задание. А теперь…

Он посмотрел на часы, затем достал из кармана плоскую чёрную коробочку длиной в палец, и резко нажал на круглую кнопку. Коробочка отчётливо пискнула, через секунду из глубин танковой башни прозвучал еле слышный сквозь шум двигателя ответный писк. Над открытым люком водителя взвилась, одетая в шлемофон, голова Каллахана.

– Всё готово, сэр, – закричал он.

– Отлично, отлично, – будто для себя пробормотал Бонд и вновь повернулся к Свиньину. – Ну вот, молодой человек, и вы, леди. Ныряйте внутрь. Капрал Каллахан всё приготовил.

– Давай, чувак, – капрал ободряюще похлопал Василия по плечу и тот заметил, что взгляд танкиста старательно избегает его лица. – Я местечко нагрел, так что рассядешься как Тони Монтана. Ну и цыпочку свою не забудь. Расскажи ей по пути что-нибудь прикольное.

Капрал резко повернулся к девушке и неестественным движением приподнял шлемофон, будто шляпу.

– Мэм, вам лучше сесть сверху. Внизу, увы, места не осталось. Хотя, я лично не очень люблю, когда девушка сверху, – он нервно засмеялся. – Вон люк, прямо под ним место командира. Примерьте на себя главенствующую роль, мэм. Может, она так и останется вашей. Ну а ты…

Каллахан чуть не на руках внёс Свиньина в водительский люк и с трудом засунул голову между плечами Василия и металлической кромкой.

– Ты ничего не забыл? Хотя, здесь всё просто, чувак, я тебе сто раз показывал. Ставишь коробку на автомат и тапку в пол. Тебе и ехать-то по прямой, не сворачивая. Только когда доберёшься до воды, добавь газку, чтобы в иле не увязнуть.

– Каллахан, осталось десять минут! – нетерпеливо крикнул Бонд.

– Всё-всё, иду, – ещё больше засуетился капрал. Он вновь похлопал Свиньина по плечу. – Удачи, старик.

Василий проверил положение рукоятки переключения передач и резко нажал педаль газа до упора. Мотор взревел, машина дёрнулась так резво, что Каллахан еле успел отскочить. Руль тут же рвануло вправо с такой силой, что молодой человек с трудом удержал его. Зубы Свиньина непроизвольно клацнули, сверху-сзади послышался испуганный вскрик девушки. Василий осмотрелся. Гусеницы ритмично лязгали. Мимо, набирая скорость, промчались короткие, кривые сосны, затем Ариета с треском преодолела густой кустарник, и вот уже между боевой машиной и заветным озером не осталось никаких препятствий, кроме мелких луж и разбросанных там и сям разнокалиберных валунов.

– Мария! – изо всех сил прокричал Василий, перекрикивая рёв мотора.

Девушка ответила что-то невнятное.

– На стенке за тобой два чёрных глазка. Прислонись к ним и посмотри, что там, в лагере?

– Я не могу! – истошно заорала девушка. – Эта чёртова жестянка трясётся как хвост у испуганной кошки. Я себе сейчас синяки набью.

– Смотри! – Василий добавил стали в голос. – Это важно.

С минуту раздавались писк, стуки, лязг, затем Мария ответила.

– Они собираются. Базиль, тебе не кажется, что когда мы вернёмся, лагерь будет уже пуст? Эти чёрные внесли всё, что стояло снаружи, в железный кунг, а теперь и сами забираются внутрь.

– Смотри внимательно, Мария. Смотри за ними, не отрываясь. И сразу же скажи мне, если увидишь что-то необычное.

– Ой! – девушка подпрыгнула, то ли от неожиданности, то ли из-за неровной дороги. – Базиль, там что-то дымит. Вокруг кунга появился какой-то белый дым, а может это туман. Он разрастается.

– Держись, – коротко скомандовал Свиньин.

Он на мгновение отпустил педаль, крутнул руль влево до упора и вновь вдавил газ. Танк опять взревел.

– Здесь не за… Ай!!! – краем глаза он заметил, как девушка мотнулась вправо-влево.

Машина заметно скользила левой гусеницей, скрежеща по камням. Шум стоял невыносимый. Но вот Ариета развернулась. Теперь заветное озеро было там, за кормой, а впереди, за деревьями, виднелось белое, как молоко, облако тумана, чем-то напоминающее гигантский мыльный пузырь. Василий чуть сбросил газ, чтобы уменьшить тряску.

– Спускайся, – позвал он.

– Я не могу, – капризно ответила Мария. – Я и здесь-то не могу повернуться, а внизу нам обоим никак не поместиться.

– Спускайся, – чуть жёстче повторил молодой человек.

Танк шёл по своей же колее, промятой в сырой земле, тряска ощущалась гораздо меньше. К тому же двигатель работал на более низких оборотах и не так давил на слух. Свиньин протянул руку назад-вверх и нетерпеливо подёргал девушку за то, до чего смог дотянуться. Это оказалась нога.

– Эй! – недовольно прикрикнула Мария. – Не смей.

– Спускайся, если хочешь жить.

Девушка, видимо, услышала что-то в голосе молодого человека, потому что лишь вздохнула и, то и дело вскрикивая и попискивая, полезла вниз. Через минуту она уже полусидела за водительским местом, стараясь уберечь голову от жёсткой кромки погона. Юбка её была распорота до бедра, на щеке царапина, причёска превратилась в воронье гнездо, на кончике носа, будто клоунская краска, блестела капля густой смазки.

– У тебя под ногами люк, – Василий не стал комментировать её внешний вид. – Открой его.

– Я не могу. Я и так еле стою тут. К тому же я порвала платье. Как я теперь выйду к людям?

– Тогда лезь ко мне.

– Ты сошёл с ума?

– Маша, – стараясь говорить спокойным голосом, хотя всё внутри тряслось от ужаса, произнёс Василий. – У нас за спиной двести килотонн. Если ты не сделаешь то, что я скажу, нас разнесёт на атомы. Быстро ко мне!!!

Девушка мгновенным, невозможным для анатомии, движением ввинтилась на водительское место и с уважением глянула на спутника.

– Я ничего не поняла. Двести чего у нас за спиной? И почему нас разнесёт?

– Я тебе потом объясню, – чуть смутившись ответил Василий. – Видишь железную педаль, на которой лежит моя нога? Вдави её до половины в пол. И держи это колесо, не давай ему поворачиваться.

Он неуклюже перевернулся, опершись одним коленом на кресло, другое боясь опустить, чтобы не придавить девушку, и, цепляясь руками за выступающие части, полез за сиденье. Аварийный люк открылся в одно движение. Свиньин подтянулся, захлопнул крышку командирского люка и заблокировал его. Потом сделал то же самое с водительским.

– Эй! Я ничего не вижу, – недовольно сказала спутница.

– Ничего. Тебе уже и не надо. До цели метров сто.

Он достал из рундука огромный разводной ключ, кое-как протиснулся в ноги к девушке и, невзирая на её повизгивания, до упора вдавил педаль газа в пол, после чего распёр ключом. Двигатель взревел, машину вновь дёрнуло, и Свиньин почувствовал сильный удар в бок.

– Вылезай, – прохрипел он.

Мария, скорее всего, прочитала по губам, потому что за рёвом мотора слов слышно не было. Секунда, и они, прижавшись друг к другу, стоят за водительским сиденьем и смотрят, как внизу, в отверстие аварийного люка, проносятся камешки и обломанные ветки.

– Давай вниз, – проговорил молодой человек в самое ухо спутнице.

– Я не могу, – так же ответила она. – Базиль, я боюсь. Прошу тебя, помоги. Я сама не смогу.

Свиньин резко задрал порванную юбку девушке на голову, фиксируя руки и закрывая глаза. Затем подхватил её на руки и по возможности аккуратно опустил испуганно попискивающий свёрток в люк.

– Лежи, не двигайся, – сказал он ей.

Василий кое-как дотянулся до командного перископа. Туманное облако было уже в двух шагах. Вот кончик ствола ткнулся в, казалось бы, аморфное, газообразное тело, двигатель зашумел сильнее, но танк, отчаянно грохоча гусеницами и вскидывая в небо тучи земли, продвинулся не более, чем на полшага. Свиньин вновь потянулся к водительскому месту, и дёрнул рукоятку передач в сторону первой скорости. Коробка отчаянно заскрежетала, возражая против насилия, но сдалась. Раздался протестующий треск шестерёнок, двигатель заорал, не выдерживая запредельной нагрузки, но машина продвинулась ещё на шаг.

Молодому человеку показалось, будто белая преграда издала характерный для лопнувшего пузыря «чпок», и танк рывком кинуло вперёд.

Василий, торопясь и уже не боясь за что-либо зацепиться, нырнул в аварийный люк. Темнота, лязг гусениц со всех сторон, рёв мотора над головой и сжимающее тело в одну точку ощущение немыслимого ужаса. Казалось, вся эта многотонная махина одним движением расплющит тебя в лепёшку. Но вот над головой мелькнул свет, в глаза ударили солнечные лучи…

Василий огляделся. Вокруг стояла тишина. Звука танка слышно не было, как не было рядом и самой железной машины. Впереди, совсем близко, достаточно руку протянуть, неподвижно застыла, будто, не принадлежа более к этому миру, молочно-белая стена. Василий резво вскочил на ноги и кинулся назад.

– Пошли! – Свиньин дёрнул девушку с такой силой, что чуть не вытащил её из юбки.

Мария так и лежала, с задранным на голову платьем, светя молочно-белыми ягодицами. Белья на ней не было. Молодой человек поднял спутницу и почти волоком потащил её за руку за собой, подальше от смертельно опасного белого пузыря. Они неслись изо всех сил, спотыкаясь о камни, скользя на мокрой траве, но не разрывая рук. Наконец, впереди показалась полоса нетронутых проходящей колонной деревьев. Молодые люди пробежали ещё несколько шагов и остановились, тяжело дыша. Василий посмотрел на спутницу. К его удивлению, девушка счастливо улыбалась. Он вопросительно вздёрнул подбородок. Она в ответ пожала плечами.

– Не знаю, – задыхаясь произнесла девушка. – Но я сейчас почему-то очень счастлива. Так же счастлива, как там, в Андалусии, когда ты отправил несчастных девчонок по домам и мы остались вдвоём. – Она улыбнулась. – Только ты мне обязательно расскажи, что это сейчас было.

– Да, Маша, расскажу.

– Стоять, бояться! – произнёс по-русски строгий мужской голос и от соседнего дерева отделился молодой человек в камуфляжной форме. На груди его висел короткий автомат с толстым стволом. – Капитан Ветка Дубов. Вы кто такие?

Василий довольным взглядом скользнул по старому знакомцу, выпустил из ладони руку спутницы, и пригладил причёску. Затем как мог отряхнул и расправил форму, подтянулся и сделал шаг вперёд.

– Капитан Дубов? – то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал он на том же языке. – А где остальные?

– Моторин и группа поддержки следуют на безопасном расстоянии, – от неожиданности ответил капитан.

– Веди, – коротко приказал Свиньин и, не дожидаясь ответа, пошёл. Мария тут же пристроилась слева, крепко ухватит кавалера под руку.

Ветка дубов изумлённо последовал за смутно знакомыми спутниками, но группа не прошла и пяти шагов, как увидела не меньше десятка человек, стоящих среди деревьев. Свиньин безошибочно подошёл к бородатому мужчине средних лет и указал рукой в сторону, откуда они пришли.

– Смотри, – коротко бросил он.

Все обернулись. Там, за деревьями, медленно уменьшался белый туманный пузырь. Только что он был почти сотню шагов в диаметре, но вот уже стал вполовину меньше, затем ещё… Внезапно цвет его изменился, будто кто-то щедро плеснул на поверхность жёлтой и красной красок, пузырь рывком вспух до изначального объёма, изнутри ударил ослепительно яркий свет… И тут же всё пропало. Неподвижные сосны еле заметно покачивали седыми головами, облака неторопливо ползли по небу, и только перепаханная гусеницами земля напоминала о том, что буквально вот только что в тишину древнего нетронутого леса бесцеремонно ворвался человек.

– Что это было? – спросил бородач.

– Павел Степанович, я сейчас выясню, – ответил Дубов и, по-солдатски закидывая прямые руки за спину, рванул из леса.

– Я тебе потом расскажу, папа, – со счастливой улыбкой сказал Василий, повернувшись к Моторину.

– Папа? – изумлённо ответил тот.

– Ну да. Позволь представиться. Василий Павлович Моторин. Царь и Верховный шаман Земли Североамериканской. Твой, между прочим, наследник. – довольно улыбаясь, он подошёл и обнял ошарашенного мужчину. – Знал бы ты, батя, как я по тебе соскучился.

Василий некоторое время с еле сдерживаемой улыбкой смотрел на ошарашенное лицо Моторина старшего, время от времени переводя взгляд на недоумевающего Дубова, наконец не выдержал и рассмеялся.

– Сеньор Моторин, я прошу у вас руки ва… – протараторила Мария, но замолчала на полуслове, мгновенно густо покраснела и резко ткнула молодого человека локтем в бок. – Что ты молчишь? Говори. Это же не я должна просить, – прошипела она. – Я даже не знаю, как у вас принято.

– Отец, не волнуйся, сейчас ты всё вспомнишь, – отсмеявшись, сказал Василий. – Войсковая операция проведена успешно. Мы исключили смертельную для династии вероятность, так что сейчас произойдёт слияние реальностей и память восстанови…

– Надо же, – не слушая, пробормотал Моторин. – Как я этого ещё пять минут назад не помнил? Всё же записано в этих… в лето…

– В хрониках, – подсказал отцу сын.

Выражение лица Моторина старшего в течение минуты менялось от полного недоумения до смутного понимания, напряжённой попытки вспомнить, наконец остановилось на горделивой улыбке. Павел Степанович кивнул, повернулся к Дубову и гордо произнёс:

– Знакомься, капитан. Это мой сын, Василий Павлович Моторин. Будет у нас в университете химию и электродинамику преподавать.

Потом оценивающе глянул на Марию, внимательно осмотрел её с головы до ног, и молча кивнул. Девушка вновь густо покраснела и постаралась расправить разорванную снизу доверху юбку так, чтобы она казалась целой.

– Товарищ Моторин, – уважительно сказал молчавший до этого Дубов. Отец и сын повернулись к нему одновременно. – Павел Степанович, – уточнил капитан. – Во время движения танка сообщили. В порт прибыл одиночный корабль с той стороны. На борту…

– Папа римский приехал, – с удовлетворением закончил за офицера Василий. – Лекарство оказалось страшнее болезни, так что будет теперь к шаманам под крылышко проситься.

– Это уже Господних Братьев забота, – отмахнулся Моторин. – Давай, сын, хватай свою новую невесту, поехали домой. И расскажи, как ты тут жил-то всё это время?

Молодой человек подхватил девушку под руку и потащил за собой.

– Как жил? – весело спросил он на ходу. – Нормально. К моменту моего переброса, на Пиренеи прибыло великое посольство от Ивана третьего. А тут несчастье – мальчик у них заболел, да так, что его и назад везти нельзя. Ну, они оставили с ним солдата-инвалида под надзор католической миссии в Мадриде, а сами ноги в руки и домой, докладывать царю-батюшке, что в Европе люди как мухи мрут. Он, кстати, из-за этого всем ганзейским купцам велел из Новгорода убираться.

Молодой человек хмыкнул, посмотрел на недоуменно взирающую на него невесту, и продолжил:

– Так что мальчик умер, деньги у солдата тоже как-то внезапно кончились. А без подопечного ему мадридская миссия содержание не выплачивает. Ну а тут я. Такой же пацан зелёный, только с золотом. Вот он меня, как Свиньина, и принял. И по учёбе гонял. Грамота, фехтование, закон божий. Всё, что сам умел. Ну и себя не забывал тем временем. Обженился на чужбине.

Василий посмотрел на Дубова и продолжил:

– Сын его, кстати, у вас служит. Хесус Совенко. Может, слышали?

– Так точно, – довольно подтвердил Дубов. – В данный момент Совенко обеспечивает авиаразведку нашей операции. Из-за речки ваш, товарищ Моторин, подопечный прибыл сержантом, а как начальное образование получит, можно будет и об офицерском звании думать. Мальчик в небо влюблён. Мы, кстати, если поторопимся, его на базе застанем.

– Да, давайте все уже поторопимся, – потянул сына за локоть Павел Степанович и тут же повернулся к Марии. – А вам, девушка, я так скажу. – Он перешёл на корявый, но понятный кастильский. – Пока русский язык не выучите, я вас и слушать не буду. Просить руки, или что вы там собирались делать, в нашей семье можно только по-русски.

Девушка задумчиво кивнула.

– Ну всё, ноги в руки, – дернул сына за локоть Моторин старший. – Пошли. Хочу показать тебе вживую, как мы тут обустроились.

Волгоград 2019.

Оглавление

Глава 1 Молодая, динамично развивающаяся страна ищет деньги

Глава 2 Гостей нужно встречать правильно

Глава 3 В карантине есть свои хорошие стороны

Глава 4 Дон Совиньи и Хуан Совендо

Глава 5 Производственные страсти

Глава 6 Побег из карантина

Глава 7 Идёмте, граф, нас ждут великие дела

Глава 8 Бешеные псы

Глава 9 Cum spiritum Tuum…

Глава 10 Ротор – чемпион

Глава 11 Битва при Такане

Глава 12 Раздача слонов

Глава 13 Свободу угнетённым кенарям!

Глава 14 Бойня при Гуанахани

Глава 15 Raptori Canis

Глава 16 С позиции силы

Глава 17 Тактика и стратегия отношений

Глава 18 Совята учатся летать

Глава 19 Битва трёх королей

Глава 20 Кардиналы круглого стола

Глава 21 Бонд. Джеймс Бонд

Глава 22 Пятичасовой чай, как его назвал гость, вполне мог носить это имя не только по времени начала, но и по продолжительности. Папа Родриго Борджиа, его падчерица Джулия, и незнакомец, назвавшийся Джеймсом Бондом, сидели не меньше трёх часов. Выпито было пять полных чайников, а разговор всё ещё не прекращался. Пришелец всё пытался донести своё видение мира до людей пятнадцатого столетия

Глава 23 Хинин всегда горчит

Глава 24 Новая метла

Глава 25 Орлёнок, орлёнок…

Глава 26 Путешествие из Гранады в Кадис

Глава 27 TABERNVM

Глава 28 Ветерка жалко…

Глава 29 Школа Павла Моторина

Глава 30 Барышня и штурмовик

Глава 31 В Малагу

Глава 32 Весь мир в труху!

Глава 33 По обе стороны Атлантики

Глава 34 Двести килотонн Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg