«Король шрамов»

Король шрамов (fb2) - Король шрамов [litres] (пер. Надежда Саидовна Сечкина) (ГришиВерс - 11) 4803K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Ли Бардуго

Ли Бардуго Король шрамов

Посвящается Морган Фахи: генералу – в военное время, советнику – в мирное; дорогой подруге и (почти всегда) милостивой королеве

Leigh Bardugo

KING OF SCARS

Печатается с разрешения литературных агентств New Leaf Literary & Media, Inc и Andrew Nurnberg.

Grishaverse logo and Grishaverse monogram used on cover and spine with permission.

™ and © 2017 Leigh Bardugo. All rights reserved.

На обложке использованы изображения по лицензии Shutterstock.com

Copyright © 2019 by Leigh Bardugo

Jacket art © 2019 Leigh Bardugo. All right reserved.

© Н. Сечкина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Утопающий

1 Дима

Дима первым услышал, как стукнули ворота хлева. Кухня маленького деревенского домика бурлила, точно похлебка на огне; воздух был нагретым и влажным, окна наглухо закрыты – снаружи неистовствовала буря. От громких голосов дрожали стены: Димины братья горланили, перебивая друг дружку, мать напевала и притопывала ногой в такт незнакомой ему песне. На коленях у нее была разложена отцовская рубаха – порванный рукав туго натянут. Игла часто, неритмично клевала ткань, словно воробей рассыпанное зерно, нить белым червячком вилась меж пальцев.

Дима был младшим из шестерых сыновей, последышем. На свет он появился много после того, как доктор, посещавший деревню каждое лето, объявил его матери, что детей у нее больше не будет. «Нечаянная радость», – любила повторять мать, прижимая Диму к груди и ласково гладя по голове, когда остальные уходили работать. «Лишний нахлебник», – презрительно кривился старший брат Петр.

Балагуря друг с другом, братья попросту не замечали маленького, щуплого Диму, так же как забывали о нем во время жарких семейных споров. Вот почему тем осенним вечером, домывая в лохани плошки, оставленные ему братьями, зловещий глухой стук услыхал только он. Дима стал тереть еще усерднее, чтобы поскорее закончить и спрятаться под одеялом прежде, чем кому-нибудь придет в голову послать его за порог, в темноту. Ветер усилился и перешел в сердитый вой; Молния, дворовая собака, заскулила под дверью, выпрашивая объедки и теплый угол.

Ветки царапнули по стеклу. Мать вскинула голову, и вокруг ее рта глубже проступили скорбные морщинки. Женщина сурово сдвинула брови, точно собиралась наказать ветер, лишив его ужина.

– Зимы нынче приходят рано и долго не уходят, – промолвила она.

– Хм-м-м, – отозвался отец, – прямо как ваша мать, ребята.

Мать пнула его носком башмака.

На ночь она оставила за старой железной печкой кружечку кваса – подношение домашним духам, хранителям очага, которые присматривали за хозяйством и спали в теплом подпечье. Во всяком случае, мать в это верила. Отец лишь недовольно морщился, досадуя, что она зря переводит добрый напиток.

Дима знал: после того как все уснут, Петр выхлебает квас и умнет кусок медовой коврижки, завернутый в чистый холст. «Призрак прабабки тебе отомстит», – грозил ему Дима, но Петр лишь утирал губы рукавом и отвечал: «Призраков не существует, дуралей. Бабу Галину съели кладбищенские черви, и то же самое ждет тебя, если не научишься держать рот на замке».

Неожиданно оказавшись рядом, Петр больно пихнул младшего брата в бок. Дима часто гадал, не делает ли тот специальных упражнений, чтобы локти были еще острее.

– Слышишь? – спросил Петр.

– Не слышу я ничего. – У Димы упало сердце. Хлев.

– Там кто-то есть. Кто-то или что-то разгуливает посреди бури.

А, брат просто хочет его напугать.

– Не мели ерунды, – буркнул Дима, в душе испытав облегчение.

– Слушай, слушай, – не отставал Петр.

Порыв ветра сотряс крышу, в очаге взметнулся сноп искр. За гудением бури Диме почудился еще какой-то звук, далекий и пронзительный, похожий на вой голодного зверя или жалобный детский плач.

– Когда над кладбищем дует ветер, в могилах просыпаются маленечки, духи младенцев, умерших неокрещенными. Просыпаются и выходят на охоту. Крадут свежие души, чтобы в обмен выторговать себе пропуск на небеса. – Петр наклонился и ткнул Диму пальцем в плечо. – Они всегда забирают самых младших.

Диме уже исполнилось восемь, так что в эти байки он не верил, и все же его взгляд невольно скользнул к темному окну и залитому лунным светом двору, где ветер гнул и раскачивал деревья. Мальчуган вздрогнул. Он готов был поклясться: на миг, всего на краткий миг, там мелькнула тень, черное пятно размерами гораздо больше птицы.

Петр расхохотался и брызнул на него мыльной водой.

– Честное слово, ты с каждым днем становишься все дурнее! Кому нужна твоя жалкая душонка?

«Петр злится просто потому, что до твоего рождения младшим был он, – говорила Диме мать. – Постарайся быть к нему добрее, хоть с возрастом он и не поумнел».

Дима старался как мог, но порой ему очень хотелось хорошенько пнуть Петра под зад – чтобы брат почувствовал на себе, что такое унижение.

Ветер стих, и в наступившей тишине все отчетливо расслышали, как хлопают ворота хлева.

– Кто не запер хлев? – задал вопрос отец.

– Сегодня Димина очередь обходить двор, – невинно заметил Петр, и четверо остальных братьев, сидевших за столом, закудахтали, словно растревоженные куры.

– Я закрывал, – возмутился Дима. – Я крепко задвинул засов.

Отец откинулся на спинку стула.

– По-твоему, стук мне мерещится?

– Он, поди, думает, это призраки, – фыркнул Петр.

Мать оторвала взгляд от шитья.

– Дима, сходи запри ворота, – сказала она.

– Ладно уж, давайте я схожу, – притворно вздохнул Петр. – Всем известно, как наш Дима боится темноты.

Это проверка, догадался Дима. Отец ждет, что младший сын справится сам.

– А вот и не боюсь, – заявил он. – Сейчас пойду и закрою.

Не обращая внимания на довольную ухмылку Петра, Дима вытер руки, натянул кафтан и шапку. Мать протянула ему жестяную лампу.

– Беги скорей, – она подняла воротник кафтана, чтобы Диме не продуло шею. – А потом я посижу с тобой, расскажу перед сном сказку.

– Новую?

– Да, интересную новую сказку о северных русалках.

– А волшебство в ней будет?

– Сколько угодно. Ну, поспеши.

Дима скосил глаза на икону Санкт-Феликса над дверью: дрожащее пламя лампы бросало отблески на скорбный лик святого, чей взор был полон сочувствия, словно тот знал, как холодно на улице. Феликса проткнули кольями, вырезанными из яблоневых сучьев, и заживо изжарили на костре всего через несколько часов после того, как он явил чудо, заставив сады цвести. Он не стонал и не кричал, лишь попросил жителей деревни перевернуть его, чтобы огонь доставал и до другого бока. Феликс бы не испугался бури.

Стоило Диме ступить за порог, как ветер рванул дверь у него из рук. Мальчик захлопнул ее и услышал лязг крюка с той стороны. Конечно, он понимал, что так надо, что это всего на минутку, однако все равно не мог отделаться от ощущения, что наказан. Оглянувшись на светящиеся окна, Дима заставил себя спуститься по ступенькам крыльца на утоптанный двор, и его охватила жуткая мысль: семья забыла про него, как только он покинул безопасное тепло кухни, и, если он не вернется, никто о нем даже не вспомнит. Ветер выдует Диму из памяти родных.

Он изучил взглядом длинную, залитую лунным светом часть двора, которую ему предстояло преодолеть: чтобы добраться до хлева, где держали старого мерина Герасима и корову Матильду, нужно пройти мимо курятника и сарая для гусей.

– Стальные дисковые лезвия, – прошептал он, коснувшись рукой новенького плуга, словно это был талисман на удачу. Дима точно не знал, чем так хороши дисковые лезвия, просто именно эти слова отец с гордостью повторял соседям, когда привезли плуг, и Диме нравилось их веское звучание. Споров насчет плуга в семье велось немало, как и насчет того, к добру или к худу все эти сельскохозяйственные реформы, которые затеял король.

– Скоро разразится очередная гражданская война, – ворчала мать. – Наш король слишком опрометчив.

Отца, наоборот, все устраивало.

– О чем беспокоиться, если в доме все сыты, а крышу недавно перекрыли? В этом году мы впервые собрали урожая больше, чем требуется на прокорм семьи, и смогли продать излишки.

– Это лишь потому, что король урезал назначенную князем Радимовым десятину! – горячилась мать.

– Так что же нам теперь, горевать?

– Придется еще погоревать, когда князь со своими дружками-аристократами прирежут короля прямо в постели.

– Король Николай – герой войны! – махал рукой отец, словно все заботы можно было отогнать, как дым. – А без поддержки армии переворота не будет.

Каждый вечер родители переливали из пустого в порожнее, обсуждая одно и то же. Дима почти ничего не понимал, усвоив только, что должен молиться за молодого короля.

Гуси в сарае беспокойно гоготали и хлопали крыльями – то ли их всполошила непогода, то ли неуверенные шаги Димы. Впереди стучали на ветру большие деревянные ворота хлева, распахиваясь настежь, захлопываясь и снова распахиваясь. Постройка будто бы тяжело дышала, а дверной проем напоминал огромный рот, готовый втянуть в себя мальчика одним вдохом. Диме нравилось в хлеву, но только днем, когда солнечные лучи проникали сквозь щели в крыше, пахло душистым сеном, Герасим тихонько всхрапывал, а Матильда порой обиженно мычала. В темноте, однако, хлев казался пустой оболочкой, норой монстра, хитрой твари, нарочно распахнувшей двери, чтобы заманить внутрь глупого мальчишку. Дима точно помнил, что закрывал ворота, нисколько в этом не сомневался! Ему невольно вспомнились маленечки, о которых говорил Петр, мелкие призраки, что рыщут в поисках невинной души.

Хватит, одернул себя Дима. Это Петр отпер ворота, чтобы младшенькому пришлось либо тащиться на холод, либо выставить себя трусом. Но Дима доказал отцу и братьям, что не трус! Он поежился от ветра и поднял воротник повыше, но, тем не менее, мысль эта его обогрела.

Он вдруг понял, что больше не слышит тявканья Молнии. Когда Дима выходил, собака не крутилась под дверью, не пыталась прошмыгнуть в дом.

– Молния! – окликнул он. Ветер подхватил его голос, унес вдаль. – Молния! – повторил мальчик самую капельку громче: а вдруг его услышит кто-нибудь еще, кроме собаки?

Шаг за шагом Дима пересек двор. По земле метались тени деревьев, за лесом белела широкая лента дороги, что вела в город, прямо к церковному кладбищу. Дима не решился смотреть на нее. Слишком легко вообразить, как, роняя комья кладбищенской земли, по этой дороге неуклюже волочит ноги мертвец в истлевшем саване.

Где-то среди деревьев раздалось жалобное тявканье. Дима взвизгнул от ужаса. Из мрака на него уставились желтые глаза. Свет лампы упал на черные лапы, лохматую шерсть, обнаженные клыки.

– Молния! – выдохнул мальчик, радуясь, что буря заглушает все остальные звуки. Он бы просто не вынес, если бы братья услышали его позорный вопль, выскочили во двор и увидели, что он испугался собственной псины в кустах. – Иди сюда, девочка, – позвал он.

Вжавшись брюхом в землю и пригнув уши, Молния не двинулась с места. Дима оглянулся на хлев. Поперечная жердь, которая служила засовом и должна была удерживать ворота закрытыми, валялась на земле, разбитая в щепки. Откуда-то изнутри доносилось приглушенное влажное сопение. Может, в хлев пробрался раненый зверь? Волк?

Золотистый свет окон казался невероятно далеким. Наверное, лучше вернуться за помощью, подумал Дима. Никто ведь не ждет, что он в одиночку пойдет на волка. Но что, если в хлеву никого нет – или там прячется безобидный кот, которого загнала туда Молния? Тогда не только Петр, но и остальные братья поднимут его на смех.

Шаркая, Дима поплелся к хлеву. Лампу он держал перед собой на вытянутой руке. Дождавшись, пока ветер утихнет, мальчик крепко ухватился за тяжелую створку, чтобы та его не ударила.

Внутри царила темнота, и лишь сверху проникали тоненькие полоски лунного света. Дима осторожно шагнул вперед. Вспомнил добрые глаза Санкт-Феликса, острый яблоневый кол, пронзающий сердце святого. А потом снова ударил ветер, точно непогода, бравшая передышку, вернулась с новой силой. Ворота за спиной Димы захлопнулись, жидкий свет лампы дрогнул и погас.

Снаружи бесновалась буря, однако в хлеву было тихо. Скотина не издавала звуков, словно застыв в ожидании. Дима чувствовал кисловатый запах животного страха, перебивавший аромат сена, но был и другой запах. Так пахло, когда к праздничному столу забивали гусей: это был горячий медный запах крови.

Уходи, сказал он себе.

Во мраке что-то шевельнулось. Дима заметил отблеск лунного света – как если бы сверкнули глаза, – а потом от темноты в углу хлева отделилась тень.

Мальчик попятился, прижимая к груди бесполезную лампу. Он разглядел лохмотья, некогда, очевидно, бывшие дорогой одеждой, и на долю секунды у него вспыхнула надежда, что перед ним бродяга, решивший переждать в хлеву непогоду. Однако для человека тень двигалась слишком плавно, бесшумно и близко к земле, словно крадущийся зверь. Дима пискнул: тень скользнула к нему. Глаза – черные зеркала; от кончиков когтистых пальцев вверх по рукам расходились ручейки темных вен, точно существо окунуло эти руки в чернила. Ореол окружавшей его тьмы как будто пульсировал.

Беги, приказал себе Дима. Поднимай крик. Он вспомнил гусей, доверчиво подходивших к Петру. В считаные секунды брат сворачивал им шеи – птицы не успевали издать ни звука. Глупые, сердился тогда Дима, но сейчас он их понимал.

Существо – темный силуэт – выпрямилось во весь рост, и за его спиной развернулись два огромных крыла, края которых клубились завитками, словно дым.

– Папа! – попытался крикнуть Дима, но возглас, сорвавшийся с его уст, был не громче вздоха.

Монстр замер, как будто слово показалось ему знакомым. Склонив голову набок, прислушался. Дима сделал шажок назад, потом еще один. Существо метнуло взгляд на мальчика, а в следующее мгновение нависло прямо над ним. В тусклом лунном свете Дима рассмотрел темные пятна на груди и вокруг рта монстра. Кровь, догадался он.

Существо подалось вперед, втянуло ноздрями воздух. Вблизи оно походило на юношу с вполне нормальными, человеческими чертами лица, но стоило ему растянуть губы, как в уголках рта обнажились длинные черные клыки.

Оно ухмылялось. Чудовище ухмылялось, предвкушая скорое пиршество. По ноге Димы поползла теплая струйка, и он понял, что обмочился. Монстр прыгнул.

Ворота за спиной мальчика распахнулись: буря отвоевала право на вход. Раздался оглушительный треск, резкий порыв ветра оторвал когтистые лапы от земли и швырнул крылатое существо к дальней стене. От удара деревянные доски разлетелись в щепки, существо сползло на пол бесформенной кучей.

В хлев широким шагом вошла фигура в обтрепанной серой куртке. Девушка, чьи длинные черные волосы развевались на странном ветру. Луна озарила ее лицо, и Дима зарыдал еще сильнее, потому что такая красавица не могла быть обычным человеком, а это означало, что она – святая. Он умер, и святая пришла за ним, чтобы сопроводить в лучший мир.

Девушка, однако, не склонилась над ним, не заключила в объятья, не обратилась со словами молитвы или утешения. Вместо этого она выставила перед собой руки и двинулась на монстра. Святая-воительница, понял Дима, такая же, как Санкт-Юрис или Санкта-Алина из Каньона.

– Берегись, – шепнул мальчик, опасаясь, что существо разорвет ее на части, – у него… большие зубы.

Но святая не ведала страха. Пнув монстра носком сапога, она перевернула его на бок. Придя в себя, существо свирепо оскалилось, и Дима крепче вцепился в лампу, словно хрупкий предмет мог послужить щитом.

Несколько ловких движений, и святая заковала руки существа в толстые наручники. Резко дернула цепь, принуждая пленника подняться. Монстр опять злобно клацнул зубами, но девушка даже не поморщилась, а просто щелкнула его по носу, как расшалившегося щенка.

Он зашипел, тщетно пытаясь вырваться; раз-другой взметнул крылья, стараясь сбить противницу с ног, но та крепко зажала цепь в кулаке одной руки, а другую выбросила вперед. Новый порыв ветра ударил монстра в грудь, распластав по стене хлева. Существо рухнуло на колени, затем неуклюже поднялось на ноги. Шатаясь, оно все же удерживало вертикальное положение и в этот момент до странности походило на человека – прямо как папа, когда поздним вечером возвращается из таверны, подумалось Диме.

Святая потянула цепь, что-то бормоча. Монстр снова зашипел: вокруг обоих закружился мощный вихрь.

Она не святая, осенило Диму. Девушка – гриш, солдат Второй армии. Шквальная – та, что способна управлять ветрами.

Сняв с шеи широкий платок, девушка обмотала им голову и плечи существа и повела своего сопротивляющегося пленника из хлева. Проходя мимо Димы, она бросила мальчику серебряную монету.

– За ущерб, – сказала шквальная, и в лунном свете ее глаза сверкнули, как драгоценные камни. – Ты ничего не видел, ясно? Не болтай, иначе в другой раз я не стану держать его на поводке.

Дима закивал, чувствуя, как по щекам снова покатились слезы. Девушка недоуменно вздернула бровь. Мальчик еще никогда не видел столь прекрасного лица – прекраснее, чем на иконах, – и таких глаз: синих, словно воды самой глубокой реки. Она кинула ему еще одну монету, и на этот раз Дима успел поймать ее в воздухе.

– Это – только тебе. Братьям не показывай.

Проводив шквальную взглядом, Дима заставил себя сдвинуться с места. Ему хотелось вернуться домой, подбежать к маме и уткнуться ей в юбки, и все же он не мог уйти, напоследок еще раз не посмотрев на девушку-гриша и пойманного ею монстра. Парнишка пошел за ними, стараясь ступать как можно тише. В темноте у обочины, залитой лунным сиянием дороги, стоял огромный экипаж. Возница, с ног до головы одетый в черное, спрыгнул на землю и ухватился за цепь, помогая пленнику забраться внутрь.

Несмотря на приятную тяжесть холодившего ладонь серебра, Дима решил, что все это ему снится. А как иначе, если вместо того чтобы, как полагается герою истории, прикрикнуть на монстра: «А ну, полезай, зверюга!» или «Больше ты никому не причинишь вреда!», возница произнес совсем другие слова. Из глубокой тени, которую отбрасывали раскачивающиеся сосны, Диме послышалось: «Ваше величество, не ушибите голову».

2 Зоя

Внутри экипажа невыносимо разило кровью. Зоя зажала нос рукавом, но затхлая вонь грязной шерсти оказалась не лучше.

Гадость какая. Мало того что она в глухую ночь вынуждена мотаться по равкианской глуши в тряском наемном экипаже, так еще и в этих обносках! Нет, так не пойдет. Она яростно сбросила с себя куртку. Запах плесени успел впитаться в синий шелк вышитого кафтана, и все же Зое стало легче.

Находясь в десяти милях от Ивца и почти в ста милях от безопасных стен столицы, они неслись по узким пустынным дорогам, которые должны были привести их обратно в усадьбу князя Радимова, принимавшего у себя торговый съезд. Молиться Зоя не привыкла, поэтому оставалось лишь надеяться, что никто не заметил, как Николай удрал из своих покоев и взмыл в небо. Дома, в Ос Альте, такого бы не произошло. Она считала, что все необходимые меры предосторожности приняты, но как же сильно ошибалась!

Стучали конские копыта, колеса громыхали и подскакивали на ухабах, а сидящий в экипаже король Равки скрежетал острыми, как кинжалы, зубами и рвался с цепи.

Зоя держалась на безопасном расстоянии. Она видела, к чему приводят укусы Николая, когда он в таком состоянии, и вовсе не желала лишиться конечности, а то и пострадать еще сильнее. В глубине души ей очень хотелось попросить Толю или его сестру Тамару, личных охранников короля, побыть вместе с ней в экипаже, пока к Николаю не вернется человеческий облик. Их отцом был шуханский наемник, выучивший близнецов драться, а мать – гришом-сердцебитом; и оба унаследовали ее дар. Присутствие любого из них оказалось бы сейчас кстати, но Зою удержала гордость. Кроме того, это лишнее унижение для короля. Достаточно и одного свидетеля его мук.

Снаружи завывал ветер. Звук, больше похожий на громкий, раскатистый смех старого друга, нежели на вой дикого зверя, гнал вперед. Ветер исполнял все, чего хотела Зоя, с самого ее детства, однако в такие ночи, как эта, девушке невольно казалось, что ветер ей не слуга, но верный союзник: буря поднялась нарочно, чтобы заглушить злобное рычание существа и шум борьбы в старом хлеву, посеять тревогу на улицах и в сельских тавернах. Это все Адезку – западный ветер, бедокур и отличный спутник. Даже если тот деревенский мальчишка на каждом углу станет рассказывать о том, что видел, жители Ивца спишут все на Адезку, злого озорника, который швыряет женщин в постель соседа и вихрем проносит в мужских головах дурные намерения, будто сухие листья.

Милю спустя рычание в экипаже утихло, цепь перестала лязгать: существо стремилось забиться подальше в тень. Наконец хриплый голос с явным трудом произнес:

– Полагаю, ты вряд ли захватила для меня чистую рубашку?

Зоя подняла с пола рюкзак и достала оттуда чистую белую рубашку и отороченный мехом кафтан – то и другое отлично пошитое, но сильно измявшееся, – подходящий наряд для короля, который кутил всю ночь напролет.

Николай молча выставил перед собой закованные запястья. Длинные когти втянулись, однако на руках все еще темнели тонкие линии – они появились три года назад, в конце гражданской войны. Чтобы скрыть их, король часто носил перчатки. Зря, считала Зоя. Шрамы служили напоминанием о пытках, которым Николай подвергся в плену у Дарклинга, и той цене, что пришлось ему заплатить наравне с его страной. Разумеется, это лишь часть истории, но для равкианцев достаточно и этого.

Зоя расстегнула наручники массивным ключом, который носила на шее. Ей показалось, что в последнее время шрамы на руках Николая проступали четче, будто бы не хотели бледнеть.

Избавившись от наручников, король стянул с себя порванную рубашку. Смочив льняное полотенце водой из протянутой Зоей фляги, смыл кровь с груди и лица, потом плеснул на ладони и намочил шевелюру. По плечам и шее заструились ручейки. Николая бил озноб, и все же теперь он выглядел самим собой: взор ореховых глаз ясен, влажные золотые волосы откинуты со лба.

– Где ты нашла меня на этот раз? – осведомился он, почти уняв дрожь в голосе.

Зоя наморщила нос, припоминая.

– На гусиной ферме.

– Надеюсь, не на самой захудалой, – сказал Николай, возясь с непослушными пуговицами рубашки. Пальцы все еще дрожали. – И много из-за меня пострадало живности? – «Или людей», повисла в воздухе невысказанная часть вопроса.

Зоя отвела трясущиеся руки Николая и сама застегнула все пуговицы. Сквозь тонкую хлопковую ткань чувствовался ночной холод, леденивший кожу.

– Из тебя вышел бы отличный камердинер, – пробормотал он, но Зоя знала, как ненавидит король эти мелкие услуги, как стыдится своей слабости, из-за которой вынужден принимать чужую помощь.

Понимая, что сочувствие его только унизит, она резко произнесла:

– Ты передушил целое стадо гусей и, кажется, разодрал чью-то клячу. – Но все ли это? Зоя понятия не имела, что мог натворить монстр, прежде чем его посадили на цепь. – Совсем ничего не помнишь?

– Только обрывки.

Значит, надо ждать донесений о жертвах и задранной скотине.

Проблемы начались полгода назад, когда Николай пришел в себя на каком-то поле почти в тридцати милях от Ос Альты – в синяках и крови. Он совершенно не помнил, как покинул дворец и чем занимался всю ночь.

– Видимо, я ходил во сне, – объяснил он Зое и остальным членам Триумвирата, с опозданием явившись на утреннее совещание. На его лице алела длинная царапина.

Известие их встревожило и одновременно привело в недоумение. Толя и Тамара не позволили бы Николаю так легко сбежать.

– Как тебе удалось мимо них проскользнуть? – спросила Зоя, пока Женя заживляла царапину, а Давид рассуждал о сомнамбулизме.

Если Николай и был обеспокоен, то ничем этого не выдал.

– У меня уйма талантов, – пожал плечами он. – В том числе способность выбираться из любого заключения.

Приказав поставить на дверях своей спальни новые замки, Николай предложил Триумвирату вернуться к насущным делам и, в частности, к известию о странном землетрясении в Раевости, после которого из расселины в земле выпорхнули тысячи серебристых колибри.

Спустя месяц с небольшим Толя, читавший книгу у дверей королевской опочивальни, услышал звон разбитого стекла. Ворвавшись в комнату, он увидел, как Николай выпрыгнул из окна, а за его спиной развернулись дымчато-черные крылья. Толя разбудил Зою, и они вдвоем отыскали короля – сняли с крыши амбара в пятнадцати милях от дворца.

После этого Николая стали приковывать на ночь к кровати, благо прислуге входить в королевскую спальню запрещалось. В конце концов, его величество был героем войны и страдал ночными кошмарами. Каждый вечер Зоя заковывала своего правителя, а утром освобождала, надежно храня секрет. Правду знали лишь Толя с Тамарой и члены Триумвирата. Если только кто-нибудь пронюхает, что король Равки по ночам обездвижен, Николай моментально превратится в идеальную мишень для убийц. Того и жди государственного переворота, не говоря уже о том, что Ланцов просто-напросто станет посмешищем.

Вот почему поездки создавали дополнительный риск. С другой стороны, не сидеть же королю вечно за стенами Ос Альты.

– Правитель должен выезжать за пределы дворца, – заявил Николай, приняв решение возобновить путешествия по стране, – иначе он будет выглядеть не монархом, а заложником.

– Для решения вопросов на местах есть эмиссары, – возразила Зоя. – Твои представители и посланники.

– Боюсь, народ забудет, какой я красавец.

– Вряд ли. Твой прекрасный лик отчеканен на всех монетах.

Николай, однако, оставался непреклонен, и Зоя не могла не признать, что отчасти он прав. Его отец совершил ошибку, передав бразды правления подчиненным, и поплатился за это. Следует поддерживать баланс, считала Зоя, между осторожностью и риском, хоть это и весьма утомительно. После того как ей удалось убедить в этом короля, проблем в жизни поубавилось.

Путешествовать с полным сундуком цепей Николай и Зоя не могли: любопытные слуги все подмечали. Чтобы проводить ночь в постели и не выпускать чудовище наружу, за пределами дворца Николай полагался на мощное снотворное.

– Же́не придется готовить более сильный состав, – заметил он, натягивая кафтан.

– Можно просто не выезжать из столицы, чтобы не рисковать зазря.

Пока что монстр охотился только на скот, и нанесенный им ущерб ограничивался задранными овцами и коровами. Однако ясно было, что нападение на человека – вопрос времени. Чем бы ни было то, что гнездилось в теле Николая по злой воле Дарклинга, оно требовало большего, нежели плоть животных.

– С последнего раза прошла всего неделя. – Он поскреб щеку. – Я думал, у меня в запасе больше времени.

– Твое состояние ухудшается.

– Люблю, когда ты начеку, Назяленская. Постоянное волнение волшебным образом улучшает цвет лица.

– Пришлю тебе благодарственную открытку.

– Да уж, не забудь. Ты буквально сияешь.

Хорохорится, подумала Зоя. Чем сильнее уставал Николай, тем щедрее был на комплименты. Она и вправду отлично выглядит, несмотря на жуткую ночь, и все же королю ее внешность глубоко безразлична – это Зоя знала точно.

Снаружи раздался резкий свист; экипаж замедлил ход.

– Подъезжаем к мосту, – сообщила Зоя.

На торговом съезде в Ивце король Равки собирался провести крайне важные переговоры с Керчией и Новым Земом; вдобавок деловые вопросы служили отличным прикрытием истинной цели путешествия: Николай намеревался лично побывать на месте, где, по слухам, недавно произошло чудо.

Неделю назад жители Ивца отмечали праздник Санкт-Григория и толпой шли за украшенным лентами тарантасом князя Радимова. Люди стучали в барабаны и играли на лирах – чествуя инструменты, с помощью которых великомученик Григорий укротил диких лесных зверей. Когда шествие подошло к Оболу, деревянный мост над речной быстриной обвалился, но прежде чем князь и его вассалы рухнули в бурлящий горный поток, под их ногами вырос другой мост – возник прямо из глубины, из острых каменистых стен ущелья. Зоя слухам не верила, считая их выдумками или даже массовой галлюцинацией, пока не увидела все своими глазами.

Дорога плавно повернула, и Зоя выглянула в окошко экипажа. Впереди показался мост: его стройные высокие опоры и длинные балки в лунном свете отливали молочной белизной. Хотя Зоя уже переходила реку по этому мосту вместе с Николаем, зрелище до сих пор вызывало у нее восторг. Издали казалось, будто бы он сделан из алебастра, и только вблизи становилось ясно, что мост вовсе не каменный.

Николай покачал головой.

– Мне как человеку, который то и дело превращается в монстра, едва ли пристало говорить о прочном положении, и все же, как думаешь – эта штука нас выдержит?

– Не уверена, – призналась Зоя, стараясь не обращать внимания на тугой комок в животе. Проходя по мосту ночью в компании близнецов, она была целиком поглощена поисками Николая и о надежности конструкции не задумывалась. – Но другого пути через ущелье нет.

– Пожалуй, стоило бы освежить в памяти молитвы.

Как только экипаж въехал на мост, громыхание колес сменилось ровным «тыр-тыр-тыр». Сооружение, сказочным образом поднявшееся из пустоты, было не из камня, дерева или кирпича. Белые пролеты и балки на самом деле представляли собой кости и хрящи, соединявшиеся крепкими, как канаты, пучками сухожилий. Тыр-тыр-тыр. Экипаж ехал вдоль позвоночника.

– Что за дурацкий стук, – поморщилась Зоя.

– Согласен, – кивнул Николай. – Чудо должно сопровождаться более благородными звуками – например, колокольным звоном или хором небесных голосов.

– Не называй это так, – отрезала Зоя.

– Ты про небесные голоса?

– Я про чудо. – В детстве Зоя вознесла достаточно тщетных молитв, чтобы усвоить: святые на них не отвечают. Мост – наверняка дело рук гришей; наверняка есть рациональное объяснение тому, зачем он появился, и это объяснение она обязательно найдет.

– А как еще называть мост из жил и костей, который возник в нужное время и спас от смерти целый город?

– Не было там целого города.

– Хорошо, половину города.

– Это просто неожиданность.

– Люди решат, что твое определение не соответствует масштабу чуда.

Мост действительно был чудом, изящным и гротескным одновременно; переплетением балок и воздушных арочных дуг. С момента его появления на обоих концах моста день и ночь сидели паломники. Когда экипаж проезжал мимо, никто из них не поднял головы.

– Тогда как называть землетрясение в Раевости? – задал вопрос Николай. – Или кровавые слезы, которыми заплакала статуя Санкты-Анастасии под Цемной?

– Бедой.

– По-прежнему думаешь, что это сотворили гриши? Используя парем?

– А как еще построить такой мост или вызвать землетрясение словно по заказу?

Юрда-парем. Лучше бы Зое никогда не слышать этого названия. Вещество появилось в шуханской лаборатории в результате экспериментов. Порошок многократно усиливал ключевую способность гриша, превращал ее в нечто совершенно новое и смертельно опасное, однако цена этого кратковременного триумфа была высока: привыкание – и в итоге смерть.

При помощи парема какой-нибудь беглый фабрикатор мог бы сотрясти землю, а корпориал – создать из скелета мост, но зачем? Может, Шухан использует гришей-рабов, чтобы посеять в Равке хаос? Может быть, Апрат, считающийся духовным наставником короны, тоже с этим связан? Пока что он лишь уверял, что продолжает неустанно молиться и намерен снарядить паломничество к местам событий. Зоя с самого начала не доверяла священнику и была убеждена: если тому под силу устроить «чудо», то и спектакль вокруг него он сумеет разыграть к своей выгоде.

И все же главный вопрос, который привел их в Ивец, заключался в следующем: связаны ли загадочные происшествия в Равке с темной силой, гнездившейся внутри Николая? Странности примерно сходились по времени с ночными превращениями короля. Возможно, это лишь совпадение, однако в Ивце Зоя и Николай рассчитывали найти подсказки – ниточки, которые помогли бы Ланцову избавиться от влияния монстра.

Мост закончился, и вновь послышалось привычное слуху громыхание колес по грунтовой дороге. Ощущение – как будто чары рассеялись.

– Сегодня нам придется выехать из поместья Радимова, – произнес Николай. – Надеюсь, никто не увидит, как я хлопаю крыльями над полями.

Зоя хотела согласиться, но потом передумала: раз уж они отправились в эту поездку…

– Я могу удвоить дозу Жениного зелья. Переговоры продлятся еще один день.

– Пускай с делами разбирается Ульяшин, а я хочу назад в столицу. У нас есть образцы материала, из которого сделан мост. Покажем их Давиду, вдруг да найдет что-нибудь, что пригодится нам против моего…

– Недуга?

– Незваного гостя.

Зоя устало закатила глаза. Николай говорил так, будто ему докучает сварливая тетушка. Впрочем, у них есть важная причина задержаться в Ивце. Зою раздражала дорога и этот новоявленный мост, пугали опасности, но при этом она понимала, что на торговом съезде Николаю выпадет хороший шанс – в лице некоего Хайрема Шенка и двух его дочерей на выданье.

Она побарабанила пальцами по обитому бархатом сиденью. Как действовать дальше? Лучше всего устроить «случайное» знакомство короля с девицами Шенк – так, чтобы он не догадался о вмешательстве Зои. Николай не любит, когда ему указывают, и, если почувствует давление, сделается упрямее… самой Зои.

– Говори, Назяленская. Когда ты так поджимаешь губы, кажется, будто ты только что занималась любовью с лимоном.

– Повезло лимончику, – фыркнула Зоя и разгладила на бедрах кафтан. – Хайрем Шенк приехал в Ивец вместе с семьей.

– И?

– У него две дочери.

Николай рассмеялся.

– Так ты поэтому согласилась поехать? Чтобы меня сосватать?

– Нет, не поэтому. Кто-то же должен следить, чтобы ты никого не слопал, когда твой незваный гость слегка проголодается среди ночи. Я не заботливая мамаша, которая спит и видит, как бы женить драгоценного сыночка, я пытаюсь уберечь твой трон. Хайрем Шенк – влиятельный член Торгового совета, он может практически гарантировать Равке отсрочку в погашении керчийских займов, не говоря уже об огромном наследстве, которое получит одна из его хорошеньких дочек.

– Насколько хорошеньких?

– Какая разница?

– Мне так точно никакой. Но два года, проведенные рядом с тобой, уязвили мою гордость. Не желаю всю оставшуюся жизнь наблюдать, как другие мужики пялятся на мою жену.

– Ты всегда можешь отрубить им головы.

– Мужикам или жене?

– Всем. Только сперва наложи лапу на приданое.

– Ты жестокая.

– Практичная. Если мы задержимся еще на день…

– Зоя, я не могу ухаживать за девушкой, зная, что она рискует стать моим ужином.

– Ты король, тебе не нужно ни за кем ухаживать. Трон, титул и драгоценности говорят сами за себя. А после свадьбы королева станет твоей союзницей.

– Или с воплями выбежит из будуара и расскажет папеньке, что супружеские ласки я начал с попытки отгрызть ей мочку, а потом и целое ухо. Еще и войну затеет.

– Не затеет. К тому времени, как вы обменяетесь брачными обетами, ты ее очаруешь, она влюбится без памяти, ну а дальше это уж ее забота.

– Зоя, даже мои чары не всесильны.

Ну, если и так, пускай девица сперва испробует их на себе. Зоя недоверчиво покосилась на короля.

– Красавец-супруг, который преподносит девушке корону и имеет привычку превращаться в монстра, – это же идеальная сказка для мечтательной барышни. По ночам она будет держать тебя под замком, а по утрам – нежно целовать, и в Равке воцарится покой.

– Зоя, а почему ты не целуешь меня нежно по утрам?

– Ваше величество, нежность мне не знакома. – Зоя тряхнула наручниками. – Почему ты колеблешься? Пока у тебя нет наследника, Равка уязвима.

Николай посерьезнел.

– Я не могу жениться в моем теперешнем состоянии. Не могу вступать в брак, основанный на лжи.

– Разве у большинства людей не так?

– До чего же ты романтична!

– Повторяю: практична.

– Давай на время отложим планы матримониального союза с Керчией. Нам нужно убраться отсюда прежде, чем Шенк начнет расспрашивать меня о моросеях.

Зоя чертыхнулась.

– Значит, близнецы не ошиблись насчет утечки информации из нашей старой лаборатории.

Моросеями назывались суда, способные передвигаться под водой. В условиях, когда Фьерда наращивает свой флот, моросеи – ключ к выживанию Равки, особенно если Николай сумеет вооружить их, как планирует.

– Похоже, что так. Но Керчия не знает, как далеко мы продвинулись в разработках, – по крайней мере пока.

Зою это не утешало. У Керчии и без того достаточно рычагов влияния на Равку. Если Шенк затронет тему моросеев, Николаю так легко от него не отделаться. Каким образом торговец хочет использовать новые сведения?

Снаружи вновь послышался резкий свист: двумя короткими сигналами Толя оповещал о приближении к воротам усадьбы.

Стражники, понятное дело, переполошатся, подумалось Зое. Никто не видел, как экипаж выезжал; королевского герба на нем не было. Толя и Тамара прятали его за пределами поместья как раз на тот случай, если Николай сорвется с привязи. Обнаружив пропажу, Зоя немедленно разыскала близнецов-телохранителей.

Этой ночью им повезло: короля удалось найти довольно быстро. Почувствовав, что он следует за ветром, она перемешала воздушные потоки, чтобы сбить беглеца с пути. И все-таки что было бы, опоздай она на ту ферму? Убил бы Николай мальчика? Существо внутри него не просто голодный зверь, а нечто гораздо более страшное, и оно – Зоя знала это совершенно точно – требовало человечины.

– Николай, дальше так продолжаться не может, – сказала она. В конце концов их тайну раскроют. Рано или поздно эти погони и бессонные ночи дадут о себе знать. – Каждый из нас должен следовать долгу.

Громыхание колес прекратилось, экипаж остановился. Николай со вздохом распростер объятья.

– Тогда иди ко мне, Зоя, и поцелуй меня нежно, как полагается невесте.

Прощайте, приличия. Поздние визиты Зои в королевскую опочивальню – убедиться, что Николай надежно заперт, – породили массу слухов о том, что ее связывает с монархом не только политика. У всех королей бывают любовницы, а предшественники Николая, как поговаривали, творили куда большие бесстыдства. Оставалось надеяться, что сестры Шенк – девушки широких взглядов; репутации короля не повредит немного скандальности, тогда как правда ее уничтожит.

Зоя достала из рюкзака вторую флягу и нанесла на кожу алкоголь, как наносят духи: мазнула за ушами, капнула на запястья и шею. Передала флягу Николаю; тот отхлебнул, а остатки щедро разбрызгал на одежду. Зоя растрепала волосы, приспустила кафтан с одного плеча и привалилась к груди короля. Маскарад был необходим, но играть роль было легко – порой даже слишком легко.

Николай зарылся носом в Зоины волосы, глубоко вдохнул.

– Как так получается, что от меня несет гусиным пометом и дешевым виски, а ты благоухаешь луговым разнотравьем?

– Такая вот я жестокосердная.

Николай снова втянул ноздрями воздух.

– Нет, правда, чем пахнет? Запах вроде знакомый, но вспомнить не могу.

– Может, последним младенцем, которого ты пытался съесть?

– Пожалуй, да.

Дверь экипажа распахнулась.

– Ваше величество, мы пропустили ваш поздний отъезд.

Лица стражника Зоя не видела, но явственно расслышала в его голосе подозрительные нотки.

– Ваш правитель не привык отчитываться и уж тем более спрашивать разрешения, – лениво, но с оттенком презрения ответствовал Николай – классический образец владыки, погрязшего в наслаждениях.

– Конечно, конечно, – забормотал стражник, – мы беспокоились исключительно за вашу безопасность, мой король.

В этом Зоя сомневалась. Западная Равка роптала из-за новых налогов и законов, введенных после объединения. Стражники, может, и носят эмблему двуглавого орла, но верность хранят князю, хозяину этого поместья и в недавнем прошлом ярому противнику Николая. Ясно же, что Радимов жаждет вызнать королевские секреты.

– Почему стоим? – произнесла Зоя самым капризным тоном, на какой была способна.

Интерес тех, кто стоял снаружи, моментально переместился.

– Значится, славная ночка выдалась? – Стражник едва не сунул голову в окошко экипажа, стараясь разглядеть, кто внутри.

Отбросив назад длинные черные волосы, Зоя протянула хрипловатым, сонным голосом женщины, хорошо покувыркавшейся в постели:

– О-очень славная.

– Она только с коронованными особами того-этого? – поинтересовался стражник. – Видать, горячая.

Николай заметно напрягся, решив, что Зою волнует мнение какого-то болвана. Ее это одновременно растрогало и раздосадовало. Впрочем, изображать благородство сегодня не было нужды. Бросив на стражника долгий взгляд, она промолвила:

– Даже не представляешь, насколько.

Хрюкнув, тот махнул рукой, пропуская экипаж.

Покачиваясь на сиденье, Зоя до сих пор ощущала едва заметную дрожь Николая – отголоски трансформации – и чувствовала, как ее саму накрывает усталость. Сейчас бы закрыть глаза, склонить голову ему на грудь и погрузиться в иллюзию неги… Однако цена этой слабости чересчур высока.

– Рано или поздно твоего монстра раскроют, – сказала она. – Нам не удалось найти средство против него или хотя бы подсказку. Вступай в брак. Заключай союзы. Обзаведись наследником. Обеспечь безопасное будущее своему трону и Равке.

– Обязательно, – вяло ответил Николай. – Обязательно все сделаю, только не сегодня. Сегодня давай притворимся скучной женатой парой.

Скажи такое любой другой мужчина, Зоя двинула бы ему в челюсть – или затащила в постель на пару часиков.

– И в чем это будет выражаться?

– Станем врать друг дружке, как все пары. Интересная игра получится. Начинай, женушка. Скажи, что я красавчик, что никогда не состарюсь и умру, не растеряв ни одного зуба. Заставь меня в это поверить.

– Вот еще.

– Ясно. Способностей к вранью у тебя сроду не было.

Зоя понимала, что Николай ее подначивает, но гордость все равно взыграла.

– Уверен? А вдруг перечень моих талантов такой длинный, что ты просто не добрался до конца?

– В таком случае, Назяленская, продолжай.

– Дражайший супруг, – слащаво проговорила Зоя, – известно ли тебе, что женщины в моем роду умеют предсказывать будущее по звездам?

Николай прыснул.

– Нет, не известно.

– А это так. Звезды поведали мне твою судьбу: ты будешь старым, толстым, счастливым отцом целой оравы невоспитанных ребятишек, и потомки сложат легенды и песни о твоей славной судьбе.

– Весьма убедительно, – кивнул Николай. – У тебя недурно выходит. – В экипаже надолго воцарилась тишина, нарушаемая только стуком колес. – А теперь скажи мне, что я выберусь из этой передряги. Скажи, что все будет хорошо.

Он произнес это шутливым тоном, однако Зоя прекрасно знала своего спутника.

– Все будет хорошо, – сказала она, вложив в эти слова всю свою уверенность. – Мы справимся с этой проблемой, как до того справлялись со всеми остальными. – Зоя искоса посмотрела на Николая: глаза закрыты, лоб мрачно нахмурен. – Ты мне веришь?

– Да.

Отстранившись от него, девушка поправила наряд. Ложь в отношениях между супругами неизбежна, а порой и необходима. Военачальник и король едва ли может позволить себе роскошь поверить в обман.

– Видишь? Ты тоже преуспел в этой игре.

3 Нина

Нина крепче стиснула нож, стараясь не обращать внимания на бойню, что творилась вокруг. Опустила взгляд на жертву, очередную беспомощно распластанную тушку.

– Прости, дружище, – пробормотала она на фьерданском. Вонзила нож в брюхо рыбы, резко провела вверх, к голове, сгребла влажную алую кашицу внутренностей и швырнула на грязные доски – потом это смоют водой из шланга. Вычищенная тушка отправилась в бочку слева. Носильщики заберут содержимое бочки на расфасовку, переработку или засолку. Нина понятия не имела, что там дальше происходит с рыбой, да ее это и не интересовало. После двух недель работы на консервной фабрике в гавани Эллинга она в рот не возьмет ничего, что от природы наделено чешуей или плавниками.

Представь, что ты лежишь в теплой ванне с вазочкой ирисок. А можно вообще целую ванну наполнить ирисками и лопать их сколько влезет. Здорово будет – полная ванна ирисок и вафельных крошек.

Нина тряхнула головой. Это место медленно сводило ее с ума. Руки сплошь в порезах и мелких ссадинах от неуклюжего обращения с филейным ножом; волосы пропитались запахом рыбы; от стоячей работы ломит спину. Нина стоит на открытом воздухе с рассвета до заката, и в дождь, и в жару – от непогоды ее защищает разве что мятый жестяной козырек. Однако во Фьерде для незамужних женщин работы найдется немного, так что Нина – под именем Милы Яндерсдат – охотно пошла на консервную фабрику. Работа изматывала, зато давала удобную возможность передавать сообщения через связного, а место среди бочек с рыбой, где она целый день стояла, служило отличным наблюдательным пунктом и позволяло следить за охранниками, патрулирующими гавань.

Сегодня их было много: там и сям в доках мелькала синяя униформа. Kalfisk – «кальмары» – называли их местные, потому что они повсюду совали свои щупальца. Эллинг стоял в устье реки Стельге – там, где она впадала в Исенве, – и на скалистом северо-восточном побережье Фьерды эта гавань была одной из немногих, открывавших выход в море крупным судам. Порт славился двумя вещами: контрабандой и рыбой. Здесь торговали сайдой, морским чертом, треской; из речных городов с востока сюда везли лосося и осетра, из холодных глубоких вод открытого моря доставляли гребнеголова и серебристую королевскую макрель.

Вместе с Ниной работали еще две женщины – вдовая хедьютка Аннабель и худая как щепка Марта, старая дева из Джерхольма, которая постоянно трясла головой, словно все вокруг ее раздражало. Их болтовня помогала Нине отвлечься, а кроме того, была ценным источником как слухов, так и достоверных сведений, хотя отличить первое от второго получалось не всегда.

– Говорят, капитан Биргир завел новую любовницу, – начинала Аннабель.

– Уж конечно, он может позволить себе содержать девок – такие-то взятки берет, – поджимала губы Марта.

– После того, как поймали тех «зайцев», патрули усилили, – сообщала Аннабель.

Марта цокала языком.

– Народу из Гефвалле все прибывает. Вода у старой крепости совсем испортилась.

Марта быстро покачивала головой туда-сюда, словно довольный пес – хвостом.

– Это знак, что Джель гневается. Надо отправить туда священника, пусть прочтет над водой молитвы.

Гефвалле. Один из городов на реке. Нина ни разу там не была и даже не слыхала о нем, пока не приехала во Фьерду вместе с Адриком и Леони два месяца назад по приказу короля Николая. Название города почему-то неизменно вызывало у нее легкое беспокойство, что-то вроде внутреннего вздоха, точно это было не просто слово, а начало магического заклинания.

Марта стукнула рукояткой ножа по деревянному прилавку.

– Старшина идет.

Хильбранд, цеховой старшина с суровым лицом, шел вдоль прилавков и подгонял носильщиков, требуя побыстрее убирать с дороги наполненные рыбой ведра.

– Опять копаешься, – рявкнул он на Нину. – Никогда рыбу не потрошила, что ли?

Представь себе, нет.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она. – Я буду стараться.

Старшина рубанул ладонью воздух.

– Слишком медленно работаешь! Партия, которую мы ждали, уже прибыла. Переводим тебя в упаковочный цех.

– Да, сэр, – хмуро отозвалась Нина. Она сгорбилась и втянула голову в плечи, хотя на самом деле ей хотелось петь от радости. В упаковочном цехе платили значительно меньше, так что сейчас требовалось правдоподобно изобразить огорчение, однако Нина прекрасно поняла истинный смысл слов Хильбранда: наконец-то последняя группа беженцев-гришей благополучно добралась до Эллинга и находится в надежном месте. Теперь Нина, Адрик и Леони должны проводить семерых новеньких на борт «Отверженного».

Хильбранд повел ее обратно к корпусам фабрики. Нина шла вплотную за ним.

– Вам придется действовать быстро, – бросил он, не глядя на девушку. – Поговаривают, сегодня вечером заявится нежданная проверка.

– Ясно. – Это помеха, но они справятся.

– Еще кое-что, – продолжал старшина. – Сегодня дежурит Биргир.

Ну, разумеется. И внезапная проверка, несомненно, – его идея. Из всех «кальмаров» он – самый продажный, но в то же время самый хитрый и наблюдательный. Если нужно провезти легальный груз так, чтобы он не застрял на таможне на веки вечные, или незаметно провезти груз нелегальный, изволь дать на лапу Биргиру.

Человек без совести и чести, зазвучал в голове Нины голос Матиаса. Ему должно быть стыдно.

Она фыркнула себе под нос.

Если бы мужчины стыдились всякий раз, когда следует, у них не осталось бы времени ни на что другое.

– Я сказал что-то смешное? – нахмурился Хильбранд.

– Нет, просто холодно, – солгала Нина.

Грубоватая манера старшины заставляла ее сердце сжиматься: широкоплечий и угрюмый, он до боли напоминал Матиаса.

И ничуть он на меня не похож. До чего же ты упертая, Нина Зеник. Не все фьерданцы одинаковы.

– Ты в курсе, как Биргир поступил с теми «зайцами»? – осведомился Хильбранд. – Надеюсь, об осторожности напоминать не нужно?

– Не нужно, – ответила Нина. Вышло резче, нежели она хотела.

Она знает свое дело и понимает, что поставлено на кон. В первый же день, проведенный в доках, она видела, как Биргир и один из его молодчиков, Каспер, выволокли с китобоя мать и дочь и избили их до полусмерти. Капитан обмотал шею каждой тяжелой цепью и навесил таблички с надписью дрюсье – «ведьма». Потом он окатил обеих смесью жидкой грязи, помоев и рыбных потрохов и выставил на палящее солнце перед воротами гавани, привязав к столбу. Головорезы Биргера, ухмыляясь, смотрели на это зрелище, а тем временем вонь и надежда на поживу привлекли чаек. Всю смену Нина наблюдала, как женщина пыталась заслонить тело дочери своим, и слушала крики обезумевших от боли пленниц, чьи тела терзали клювы и когти чаек. Воображение рисовало Нине тысячу картин: вот она убивает головорезов Биргира на месте, вот снимает со столба мать и дочь и прячет их в укрытии… Можно украсть лодку. Можно заставить капитана одного из судов вывезти женщин в море. Можно сделать хоть что-нибудь.

Но она слишком хорошо помнила, что сказала Зоя королю о работе Нины под прикрытием: «Она не умеет быть незаметной. Просить ее не привлекать внимания – все равно что просить воду не течь под гору».

Николай все же рискнул, доверив Нине важное задание, и она была полна решимости не подвести. Она выполнит миссию, не выдаст себя и не поставит под угрозу Адрика с Леони. По крайней мере, при свете дня. Сразу после захода солнца Нина проскользнула в гавань, чтобы освободить пленниц, но женщин уже не было. Куда их забрали? На какие мучения обрекли? Нина уже не считала, что самое страшное для гриша, попавшего в руки фьерданских солдат, – это смерть. Ярл Брум и его охотники на ведьм преподали ей хороший урок.

Нина шагала на фабрику вслед за Хильбрандом. Скрежет механизмов сверлил мозг, одуряющий запах соленой трески вызывал тошноту. Она не будет жалеть, что на время покинет Эллинг. Трюм «Отверженного» битком набит гришами, которым ее команда – точнее, команда Адрика – помогла спастись и добраться до Эллинга. После окончания гражданской войны король Николай направлял силы и средства на поддержку подпольной сети, которая существовала во Фьерде уже не один год. Эта сеть помогала гришам, тайно находившимся на территории Фьерды, бежать оттуда. Ее члены называли себя Рингса – в честь священного ясеня, древа Джеля. Нина знала, что Адрик уже получил от информаторов новые данные, и как только «Отверженный» благополучно выйдет в море и возьмет курс на Равку, Нина и остальные смогут отправиться в глубь страны на поиски других гришей.

Хильбранд привел ее в контору, запер за собой дверь и пробежал пальцами по дальней стене. Раздался щелчок, а потом открылась вторая, потайная дверь, выходившая на Фискстраад, оживленную улицу, где шла торговля рыбой и где молоденькая девица могла ускользнуть от внимания портовой стражи, просто растворившись в толпе.

– Спасибо, – сказала Нина. – Скоро мы отправим к вам новую партию.

– Погоди. – Хильбранд придержал ее за локоть прежде, чем она шагнула на залитую солнцем улицу. – Помявшись, старшина выпалил: – Ты и вправду она? Та девушка, что одолела Ярла Брума и заставила его валяться в крови в доке Джерхольма?

Нина вырвала руку. Она сделала то, что должна была сделать, чтобы освободить друзей и не позволить фьерданцам раскрыть тайну парема. Однако победа, одержанная только благодаря парему, далась ей страшной ценой, изменив всю дальнейшую жизнь и даже природу ее магической силы.

Если бы мы не отправились к Ледовому Двору, был бы Матиас сейчас жив? Осталось бы целым мое разбитое сердце? Бессмысленные вопросы. Ни один из них не вернет Матиаса.

Нина пронзила Хильбранда испепеляющим взглядом, которому научилась у самой Зои Назяленской.

– Меня зовут Мила Яндерсдат, я молодая вдова, которая берется за разную работу, чтобы свести концы с концами, и надеется устроиться переводчицей. Какой идиот затеет ссору с коммандером Брумом? – Хильбранд открыл рот, но Нина продолжала: – И какой болван станет рисковать прикрытием, когда на кону столько жизней?

Развернувшись, Нина исчезла в людском море. Она чуяла опасность. Если действуешь под глубоким прикрытием, нельзя вести себя легкомысленно, Нина это знала. Однако знала и другое: одиночество порой заставляет совершать глупости, одинокий человек устает лгать и хочет просто поговорить. Хильбранд потерял жену – ее убили солдаты Брума, безжалостные дрюскели, натасканные на отлов и уничтожение гришей. После этого старшина стал одним из самых надежных агентов Николая во всей Фьерде. Нина не сомневалась в его преданности, тем более что и собственная безопасность Хильбранда зависела от того, насколько он будет осторожен.

Нине потребовалось меньше десяти минут, чтобы найти указанный Хильбрандом адрес. Это оказалась еще одна консервная фабрика, ничем не отличавшаяся от соседних построек, за исключением фрески на западной стене. На первый взгляд фреска изображала идиллическую сцену в устье Стельге: рыбаки забрасывают сети в море, а счастливые селяне наблюдают за ними в лучах заходящего солнца. Но если знать, что ищешь, то в гуще толпы можно увидеть беловолосую деву, чей силуэт, словно нимб, окружал солнечный диск. Санкта-Алина, заклинательница Солнца. Знак убежища.

На севере страны святые не пользовались особой популярностью, но потом Алина Старкова уничтожила Тенистый Каньон, и алтари в ее честь стали возводить далеко за пределами Равки. Фьерданские власти делали все возможное, чтобы задушить культ Солнечной святой, клеймя его как чуждую религию извне, но, несмотря на это, число ее приверженцев росло, словно цветы, взлелеянные в тайном саду. Предания о святых, их мученичестве и сотворенных ими чудесах стали своеобразным кодом для всех, кто поддерживал гришей. Роза – символ Санкты-Лизаветы, солнце – знак Санкты-Алины. Рыцарь, пронзающий копьем дракона, мог быть Дагром Отважным из детской сказки или Санкт-Юрисом, который уничтожил огнедышащее чудовище и погиб в пламени, извергнутом из пасти монстра. Особый смысл несли даже татуировки на руках Хильбранда, например узор из оленьих рогов. Похожий рисунок часто набивали северные охотники, но этот имел вид ошейника и символизировал мощный усилитель, амулет Алины Старковой.

Нина постучала в боковую дверь фабрики, и секунду спустя та распахнулась. Адрик впустил девушку; его хмурое лицо, усыпанное веснушками, было бледным. Юношу можно было бы назвать очень даже симпатичным, если бы не это вечно унылое выражение, из-за которого его лицо напоминало оплывшую свечу.

У Нины моментально заслезились глаза.

– Знаю, – безрадостно кивнул Адрик. – Это Эллинг. Подохнешь если не от холода, так от вони.

– Рыба так не воняет. У меня аж в глазах щиплет.

– Это щелок, тут его целые бочки. Видимо, в нем выдерживают рыбу. Что-то типа местного деликатеса.

Нина почти услышала негодующий возглас Матиаса: Это вкусно! Мы подаем это блюдо на кусочках жареного хлеба. Святые, как же ей без него плохо… Тоска вонзилась в сердце острым крюком. Боль не затихала никогда, но в такие моменты, как сейчас, казалось, будто кто-то схватил привязанную к крюку веревку и изо всех сил тянет ее на себя.

Нина набрала полную грудь воздуха. Матиас посоветовал бы ей сосредоточиться на задании.

– Они здесь?

– Здесь. Но есть проблема.

Адрик выглядел еще более подавленным, чем обычно, и это что-то да значило.

Сперва Нина увидела Леони, склонившуюся над деревянным ящиком, что стоял подле шеренги бочек и выполнял роль стола. У локтя девушки горела лампа, на лице, обыкновенно веселом и жизнерадостном, залегла суровая решимость. Кудрявые волосы были закручены в земенскую прическу, шоколадная кожа поблескивала от пота. На полу рядом с ней стоял раскрытый сундучок с рабочими материалами: бутылочками чернил, порошковыми красителями, свертками бумаги и пергамента. Странно: паспорта давно должны были быть готовы.

Нина все поняла, когда ее глаза привыкли к освещению и она увидела сбившихся в полутьме людей: бородатого мужчину в серовато-бурой куртке и глубокого старика с густой копной седых волос. Из-за них выглядывали два мальчугана, от страха таращившие глаза. Четверо беженцев. А должно быть семеро.

Леони вскинула голову, посмотрела на Нину, перевела взор на гришей и тепло улыбнулась.

– Не волнуйтесь, это друг.

Беженцев, похоже, ее слова не убедили.

– Jormanen end denam danne nӓskelle, – произнесла Нина традиционное фьерданское приветствие путникам. «Укройтесь от бури под этой крышей и будьте как дома».

– Granem end kerjenning grante jut onter kelholm, – по традиции ответил старик. «Счастливы войти в сей дом, куда несем одну лишь благодарность».

Нина надеялась, что это не так. Равке не нужна благодарность, Равке нужны гриши. Солдаты. Оставалось лишь гадать, как Зоя найдет применение этим рекрутам.

– Где еще трое? – осведомилась она у Адрика.

– Не пришли на встречу с проводником.

– Их арестовали?

– Возможно.

– Может, они передумали, – сказала Леони, открывая бутылочку с какой-то синей жидкостью. В любой ситуации она надеялась на хороший вариант развития событий, пускай даже самый маловероятный. – Нелегко расстаться со всем, что любишь.

– Легко, если от этого всего несет рыбой и отчаянием, – пробурчал Адрик.

– А что с документами? – осторожно спросила Нина.

– Стараюсь, – вздохнула Леони. – Ты сказала, женщины не путешествуют в одиночку, поэтому я сделала разрешения на семьи, а теперь у нас не хватает двух жен и дочери.

Плохо. Особенно сейчас, когда «кальмары» обыскивают доки. Но Леони – одна из самых талантливых фабрикаторов, что встречались Нине.

В последние несколько лет фьерданские власти начали строже охранять границы и запрещать своим гражданам покидать страну. В первую очередь это делалось, чтобы выловить беглых гришей, а кроме того, чтобы сократить поток отбывающих в Новый Зем в поисках теплого края и лучшей доли – тех, кто был готов перебраться на новое место, лишь бы не жить в постоянном страхе перед войной. Так же поступали многие равкианцы.

Неохотнее всего из Фьерды выпускали крепких мужчин и вообще всех, годных к военной службе, а изготовить фальшивое разрешение на выезд было практически невозможно. Для этого и потребовались услуги Леони – не просто художницы, умеющей подделывать документы, но фабрикатора, способного воспроизвести цвет чернил и текстуру бумаги на молекулярном уровне.

Нина вытащила из кармана чистый носовой платок и промокнула вспотевший лоб девушки.

– Ты справишься.

Леони покачала головой.

– Мне нужно больше времени.

– У нас его нет. – Нина сожалела, что пришлось произнести эти слова.

– А вдруг есть? – В голосе Леони прозвучала надежда. До того как перебраться в Равку на обучение, почти всю свою жизнь она провела в Новом Земе и, как большинство фабрикаторов, ни разу не видела настоящего сражения. Пока во главе Второй армии не встала Алина Старкова, фабрикаторов вообще не учили воевать. – Можно послать весточку команде «Отверженного», попросить подождать…

– Не получится, – возразила Нина. – Судно должно выйти из порта до заката. На сегодняшнюю ночь капитан Биргир запланировал один из своих «нежданчиков».

Протяжно вздохнув, Леони указала подбородком на мужчину в серовато-бурой куртке.

– Нина, нам придется выдать тебя за его жену.

Не лучшая идея. Нина проработала в гавани уже несколько недель и могла примелькаться. И все же риск этот оправдан.

– Как тебя зовут? – обратилась она к мужчине.

– Енок.

– Это твои сыновья?

Он кивнул.

– Да. А это мой отец.

– Вы все гриши?

– Только я и мальчики.

– Что ж, Енок, считай, тебе повезло с женушкой. Я люблю поспать подольше, а поработать поменьше. Если что, я предпочитаю левую половину кровати.

Енок растерянно заморгал, а его отец и вовсе остолбенел от такой дерзости. Благодаря стараниям Жени внешне Нина была почти неотличима от фьерданки, однако подражать скромным нравам северных женщин ей было куда сложнее.

Леони продолжала трудиться, Адрик тихонько разговаривал с беженцами. Нина старалась унять нетерпение и не мерить комнату беспокойными шагами. Что случилось с тремя другими гришами? Она подняла с пола не пригодившиеся разрешения – бесценные документы, которыми никто не воспользуется. Две женщины и шестнадцатилетняя девушка не явились в условленное место. Сочли, что жизнь в бегах, но на родной земле лучше неясного будущего на чужбине? Или попали в облаву? А может, они где-то рядом, испуганные и беспомощные? Нина изучила бумаги и нахмурилась.

– Эти женщины действительно были из Кеджерута?

Леони кивнула.

– Проще указывать настоящий город.

Отец Енока осенил воздух охранным знаком – старинным жестом, призванным смыть дурные мысли силой вод Джеля.

– В Кеджеруте часто пропадают девушки.

Нина поежилась: голова вновь наполнилась шелестом странных вздохов. Кеджерут расположен всего в нескольких милях от Гефвалле… Впрочем, скорее всего, это ничего не значит.

Она потерла руками плечи, прогоняя внезапный озноб. Зря Хильбранд напомнил ей про Ярла Брума. Нине пришлось пережить многое, но это имя до сих пор имело над ней власть. Она одержала победу над Брумом и его отрядом, а ее друзья взорвали к чертям его тайную лабораторию и выкрали самого ценного заложника. Для Ярла Брума это означало позор и разжалование, конец командованию дрюскелями и жестоким экспериментам с юрдой-паремом, которые ставились на пленных гришах. Однако Брум не только уцелел, но и по-прежнему оставался во фьерданской армии командиром самого высокого ранга. Надо было убить его еще тогда.

Нина, ты проявила милосердие. Никогда об этом не жалей.

Но милосердие – это роскошь. Матиас может себе это позволить, он ведь мертв.

С твоей стороны очень грубо об этом напоминать, любимая.

А чего ты ждал от девицы из Равки? Кроме того, я с Брумом еще не покончила.

Ты поэтому здесь?

Я здесь, чтобы похоронить тебя, Матиас, подумала Нина, и голос в голове умолк, как всегда бывало, стоило ей вспомнить о своей утрате. Она постаралась отогнать мысли о теле Матиаса, сохраненном благодаря мастерству фабрикаторов, завернутом в брезент и перевязанном веревками, как тюк на санях. Спрятанное за ящиками под грудой одеял, оно лежало в пансионе, где Нина снимала комнату. Она поклялась доставить Матиаса домой, предать тело земле в той стране, которую он так любил, чтобы его душа нашла путь к богу. Почти два месяца она возила за собой этот скорбный груз, возила мертвого Матиаса из города в город. Давно уже могла бы его похоронить и попрощаться навсегда, так что же мешало это сделать? Нина знала, что Леони и Адрик не станут ее расспрашивать, однако участие в многомесячной похоронной процессии им едва ли по душе.

Мы должны найти подходящее место, любимая. Ты узнаешь его, как только увидишь.

Узнает ли? Или так и будет таскать Матиаса за собой, не в силах расстаться?

Вдалеке прозвонил колокол – сигнал к окончанию рабочего дня.

– Опаздываем, – заметил Адрик.

Леони не стала спорить, просто выпрямилась и сказала:

– Помоги подсушить чернила.

Адрик взмахнул рукой, магией шквального создав над бумагами поток теплого воздуха.

– Приятно быть полезным.

– Не сомневаюсь, ты очень пригодишься, когда мы соберемся запускать воздушного змея.

Леони и Адрик обменялись улыбками. Ощутив укол досады, Нина тут же одернула себя: необязательно, чтобы окружающим было так же плохо, как тебе.

Но когда они повели беженцев в доки и Адрик начал отдавать распоряжения, Нина вновь почувствовала нарастающее раздражение. Пускай формально он ее командир, но за время, проведенное в Кеттердаме, она разучилась подчиняться приказам.

Леони и Адрик направлялись к «Отверженному». Пара привлекала внимание, но в шумной толчее порта смотрелась вполне естественно: земенка и ее муж-торговец, супружеская чета, которую привели в гавань дела. Взяв Енока под руку, Нина вместе с детьми шла чуть позади, стараясь держаться на расстоянии.

Она чуть ссутулила плечи и попыталась сосредоточиться, однако лишь сильнее напряглась. В этом облике ей было неуютно. В Ос Альте Женя Сафина полностью преобразила ее, употребив для этого все свое мастерство. Нинины волосы теперь были прямыми, гладкими и почти белоснежными; разрез глаз стал у́же, зеленые радужки приобрели бледно-голубой цвет горного ледника. Скулы резче выделялись на лице, брови сделались гуще, рот – крупнее.

– Я выгляжу какой-то сырой, ненастоящей, – пожаловалась она, увидев в зеркале свою новую кожу – бледную до голубизны, точно снятое молоко.

– Ты выглядишь, как фьерданка, – невозмутимо ответила Женя.

Бедра Нины по-прежнему были крепкими, талия – широкой, зато Женя сдвинула назад ее уши, уменьшила грудь и даже изменила линию плеч. Переделка костей порой вызывала боль, но Нину это не волновало. Она больше не хотела быть той, кем была раньше, – девушкой, которую любил Матиас. Если Женя заново вылепит ее внешность, может быть, тогда и Нинино сердце смирится и войдет в новый ритм? Конечно же, этого не произошло. Фьерданцы видели перед собой Милу Яндерсдат, но это была все та же Нина Зеник, легендарная сердцебитка и не ведающая жалости убийца. Все та же девушка, которая обожала вафли и засыпала в слезах, когда ее рука тянулась к Матиасу и натыкалась на пустоту.

Мышцы Енока под пальцами Нины напряглись; у трапа «Отверженного» она увидела двух офицеров портовой стражи.

– Все будет хорошо, – пробормотала Нина. – Мы проводим вас на борт.

– А потом? – дрожащим голосом спросил Енок.

– Как только выйдем из залива, я и мои друзья на лодке вернемся на берег, а ты с семьей поплывешь в Равку, где вы будете жить свободно и без страха.

– У меня заберут детей? Отправят моих мальчиков в ту специальную школу?

– Только если захочешь, – промолвила Нина. – Мы не чудовища. Мы такие же люди, как и вы. А теперь молчи.

Часть ее безумно хотела прямо сейчас броситься назад, в безопасное укрытие: она увидела, что один из двоих стражников – это Каспер, главный головорез Биргира. Нина спрятала лицо в воротник.

– Земенка? – спросил Каспер, взглянув на Леони.

Девушка кивнула.

Каспер перевел взор на пустой рукав Адрика.

– Как это произошло?

– Несчастный случай на ферме, – на фьерданском отозвался Адрик. Язык он знал плохо, однако умел произносить отдельные фразы без равкианского акцента, а конкретно эту ложь повторял много раз. При виде подшитого рукава почти все интересовались, каким образом он лишился руки. Механический протез, который изготовил для него Давид Костюк, пришлось оставить в столице – слишком уж узнаваема была работа гришей.

Стража задавала им обычные вопросы: сколько времени они провели в стране, где побывали, что видели. Знают ли об иностранных шпионах, которые работают на территории Фьерды? По окончании допроса стражники небрежно махнули им, пропуская на борт.

Наступила очередь Енока. Напоследок Нина легонько стиснула его локоть, и мужчина шагнул вперед. Она видела капли пота, выступившие у него на висках, чувствовала дрожь в его пальцах. Нина охотно вырвала бы бумаги из рук Енока и сама передала бы их страже, если бы могла, но фьерданские женщины никогда не лезут вперед мужей.

– Семейство Гран. – Каспер неприятно долго вчитывался в бумаги. – Что это, контракты? Где собираетесь работать?

– На плантациях юрды под Кофтоном, – ответил Енок.

– Это тяжелый труд. Слишком тяжелый для старика.

– Отец и мальчики будут заняты в подсобном хозяйстве. Он хорошо управляется с иголкой и ниткой, а ребятки побегают курьерами, пока не подрастут для работы в поле.

Легкость, с которой лгал Енок, впечатлила Нину. Впрочем, если он всю жизнь был вынужден скрывать способности гриша, то врать ему приходилось часто.

– Контракты выбить не так-то легко, – задумчиво произнес Каспер.

– Мой дядя помог.

– И чем же ломовой труд в Новом Земе привлек того, кто много лет честно зарабатывал на хлеб во Фьерде?

– Будь моя воля, я бы жил и умер здесь, среди льдов, – воскликнул Енок с таким жаром, что Нина поняла: он говорит правду. – Но с работой плохо, а легкие моих сыновей не переносят холода.

– Всем сейчас нелегко. – Стражник повернулся к Нине. – А ты что будешь делать в Кофтоне?

– Шить, если найду заказы. Могу и в поле работать. – Нина опустила голову. Черт побери, она умеет хитрить, что бы там ни говорила Зоя. – Как велит супруг.

Каспер продолжал разглядывать бумаги, словно чего-то ждал. Нина подтолкнула Енока локтем. С таким видом, будто его сейчас вырвет, мужчина полез в карман, достал оттуда мешочек с фьерданскими монетами и протянул Касперу.

Стражник вздернул бровь, потом его физиономия расплылась в довольной ухмылке. Нина вспомнила, с каким выражением он смотрел на чаек, терзавших прикованных к столбу на солнцепеке женщин-гришей, на окровавленные птичьи клювы, к которым прилипли ошметки кожи и клочья волос.

Каспер махнул рукой.

– Да пребудет с вами Джель.

Однако не успели они ступить на трап, как сзади послышалось:

– Одну минуту!

Биргир. Ну что ж так не везет! Солнце еще не село, им должно было хватить времени. Отец Енока, стоявший на трапе рядом с Леони, заколебался; Адрик, глядя на Нину, едва заметно качнул головой. Посыл означал: не поднимай шума. Нина подумала об остальных гришах, набившихся в трюм «Отверженного», и прикусила язык.

Биргир встал между Каспером и вторым стражником. Для фьерданца он был низкорослым, с покатыми, как бычья холка, плечами. Мундир сидел на нем безупречно – скорее всего, предположила Нина, был пошит на заказ.

Стоя за спиной Енока, она шепнула мальчикам:

– Идите к дедушке.

Братья не двинулись с места.

– Мы все сильно утомились с дороги, – дружелюбно сказал Енок Биргиру. – Ребятишки уже хотели бы прилечь.

– Сперва посмотрю ваши бумаги.

– Мы только что показали их вашему человеку.

– У меня зрение получше будет, чем у Каспера.

– А как же деньги… – слабо запротестовал Енок.

– Что за деньги?

Каспер и его напарник пожали плечами.

– Знать не знаю ни о каких деньгах.

Енок неохотно протянул документы капитану Биргиру.

– Может, мы договоримся по новой? – предложил старик.

– Стой где стоишь, – приказал Биргир.

– Но наш корабль скоро отплывает, – робко проговорила Нина из-за плеча Енока.

Биргир бросил взгляд на «Отверженного», потом на мальчишек, беспокойно дергавших отца за руки.

– В море эти ребятки сами изведутся и всех изведут. – Он опять посмотрел на Енока и Нину. – Странно, что жмутся они не к матери, а к отцу.

– Им страшно, – объяснила Нина. – Вы их пугаете.

Холодный взор Биргира переместился на Адрика и Леони. Капитан хлопнул бумагами по обтянутой перчаткой ладони.

– Это судно никуда не уйдет. По крайней мере, пока мы не осмотрим его до последнего дюйма. – Биргир махнул Касперу. – Тут дело нечисто. Дай знать остальным.

Каспер потянулся за свистком, но прежде, чем он успел набрать воздуха, Нина выбросила вперед руку. Два острых обломка кости вылетели из ножен, пришитых изнутри рукава, – вся ее одежда имела такие «карманы». Дротики вонзились в трахею Каспера, из горла стражника вырвался свистящий хрип. Нина сделала быстрое движение, и заостренные обломки провернулись. Стражник рухнул на землю, схватившись за горло.

– Каспер! – Биргир и второй стражник полезли за оружием.

Нина толкнула Енока и детей себе за спину и прорычала:

– Быстро на борт. – «Не поднимай шума», да? Начала не она, но она будет той, кто это закончит.

– Я тебя знаю. – Биргир направил на нее ствол пистолета. Его взгляд был ясным и жестким, как речные камни.

– Смелое утверждение.

– Ты работаешь на консервной фабрике, потрошишь рыбу. Я сразу понял, что с тобой что-то не так.

– Со мной много чего не так, – не сдержала усмешки Нина.

– Мила, – предостерегающим тоном произнес Адрик.

Мила, Нина – какая теперь разница? Время уговоров и взяток прошло. Она больше всего любила именно такие моменты – когда слетали все маски.

Нина шевельнула пальцами. Костяные дротики выдвинулись из трахеи Каспера и исчезли в потайных ножнах на рукаве. Стражник корчился на земле, на его губах пузырилась кровавая пена; выпучив глаза, он хватал ртом воздух.

– Дрюсье, – с ненавистью прошипел Биргир. – Ведьма.

– Не нравится мне это слово. – Нина шагнула ближе. – Называй меня гришом, зовой или, если хочешь, смертью.

Биргир расхохотался.

– На тебя смотрят два ствола. Ты вправду рассчитываешь убить обоих, прежде чем один из нас спустит курок?

– Ты уже умираешь, капитан, – нежно проворковала Нина. Костяное оружие, изготовленное для нее фабрикаторами Ос Альты, придавало уверенности и бессчетное количество раз выручало из трудных ситуаций, и все же порой Нина чувствовала смерть, уже выбравшую свою жертву, – как, например, этого человека в мундире с начищенными пуговицами, что стоял перед ней, надменно задрав подбородок. При ближайшем рассмотрении он оказался моложе, чем думала Нина; золотистая щетина торчала неровными кустиками, словно капитан не мог отрастить нормальную бороду. Стоит ли сожалеть о нем? Нет, решила она.

Нина, с мягким упреком промолвил Матиас. В его голосе сквозило разочарование. Что ж, видимо, ей уготовано судьбой расправляться с фьерданцами в доках. Бывают судьбы и похуже.

– Ты ведь и сам знаешь, верно? – продолжала она. – Там, глубоко внутри. Твое тело тоже знает. – Она приблизилась еще на шаг. – Неотступный кашель. Боль, которую ты списываешь на ушиб ребра. Потеря вкусовых ощущений. – В угасающем свете дня Нина видела, как на лицо капитана легла тень страха. Это дало ей силу, а странные вздохи в голове зазвучали громче. Шепот нестройного хора нарастал, заглушив собой голос Матиаса.

– Ты служишь в гавани, – вела монолог Нина, – и сам видел, как легко крысы прогрызают стены изнутри. – Рука Биргира, сжимавшая пистолет, дрогнула. Он не сводил с нее глаз, сверлил взглядом, но не как стражник, а как человек, который хочет заткнуть уши, однако вынужден дослушать все до конца. – Враг уже поселился у тебя внутри, больные клетки медленно пожирают здоровые – там, в легких. В таком молодом возрасте это необычно. Ты умираешь, капитан Биргир, – негромко, почти по-доброму сказала Нина. – А я просто тебе помогу.

Капитан словно вышел из транса. Вскинул пистолет, но опоздал. Сила Нины уже проникла в скопление больных клеток, и смерть начала брать свое, множа эти клетки в чудовищном количестве. Биргир мог прожить еще год или два, но сейчас болезнь захлестнула его организм черной волной, сметающей все на своем пути. Капитан Биргир глухо застонал и рухнул. Его подчиненный среагировать не успел: Нина шевельнула пальцами, и ему в сердце вонзился костяной дротик.

В доках воцарилась странная тишина. Нина слышала плеск волн о борт «Отверженного», пронзительные крики морских птиц. Многоголосый шепот в ее голове усилился, почти возликовал. А потом сын Енока заплакал.

Какое-то мгновение на причале были только двое – Нина и смерть, два усталых путника, давних компаньона, – но теперь девушка заметила прикованные к ней взгляды. Беженцы-гриши, Адрик и Леони, даже капитан и экипаж – все смотрели на нее, столпившись у леера. Возможно, это должно было иметь для Нины значение; возможно, отчасти имело. Магическая сила Нины повергала в ужас – парем изуродовал дар сердцебитки, данный ей от рождения. Но девушка дорожила этой силой. Матиас принял перемену, смирился с ее темной стороной и настаивал, чтобы Нина поступила так же. Однако чувство, которое она испытывала, было не смирением. Это была любовь.

– Скучать по этому городу я точно не буду, – вздохнул Адрик и крикнул судовой команде: – Хватит таращить глаза, лучше помогите нам поднять трупы на борт. Избавимся от них, когда выйдем в открытое море.

Некоторые люди заслуживают твоего милосердия, Нина.

Ты прав, Матиас. Нина наблюдала, как Енок с отцом поднимают мертвого Биргира. Я непременно сообщу тебе, как только встречу одного из них.

* * *

Адрик молчал, пока они не сели в лодку и не поплыли к берегу. Гриши собирались высадиться в одной из укромных бухт севернее Эллинга, пешком дойти до города и забрать свои вещи.

– Когда обнаружат, что эти трое исчезли, будет много проблем.

Нине отнюдь не нравилось, что ее отчитывают как ребенка.

– По счастью, к тому времени мы будем далеко.

– Мы больше не сможем переправлять людей через этот порт, – прибавила Леони. – Охрану наверняка усилят.

– Не становись на его сторону, – сказала Нина.

– Я не становлюсь ни на чью сторону, – возразила Леони, – просто говорю.

– Ты хотела подвести всех, кто уже сел на корабль? Всех гришей в трюме?

Адрик выровнял руль.

– Нина, я на тебя не злюсь, я просто пытаюсь сообразить, как быть дальше.

Нина налегла на весла.

– Нет, злишься.

– Никто не злится, – сказала Леони, подстраиваясь под ритм Нины. – Мы вызволили целый корабль гришей из этого ужасного места. Кроме того, у Биргира и его «кальмаров» в доках полно врагов. Во время «незапланированной» проверки кто угодно мог доставить им неприятности. Я бы назвала это победой.

– Ну еще бы, – усмехнулся Адрик. – Ты в чем угодно разглядишь хорошее.

Его слова соответствовали истине. Леони напоминала лучик солнца, пойманный в бутылку. Ее жизнерадостность не притупили даже месяцы, проведенные во Фьерде.

«Ты что, напеваешь? – изумился Адрик однажды, когда им целый час пришлось выталкивать застрявшие в грязи сани. – Откуда такой беспощадный оптимизм? Это что-то нездоровое». Леони задумалась над вопросом и перестала напевать, продолжая тянуть лошадь вперед. «Наверное, это потому, что в детстве я чуть не умерла. Когда боги дают тебе второй шанс видеть мир, нужно им наслаждаться». Адрик недоверчиво вздернул бровь. «Меня расстреливали, пыряли ножом, кололи штыком, а сумрачный демон оторвал мне руку. Что-то это не повлияло на мой жизненный настрой». И это тоже было правдой: если Леони – ходячее солнышко, то Адрик – унылая грозовая туча, слишком надутая и обиженная, чтобы пролиться дождем.

Направив лодку в сторону берега, юноша окинул взглядом россыпь звезд на небе.

– «Отверженного» придется перекрасить, выправить ему новые документы и придумать новую историю, а нам – перенести все дела в другой порт. Возможно, в Хьяр.

Нина крепче стиснула весла. По распоряжению короля Николая «Отверженный» начал доставлять грузы в Эллинг почти за год до начала их миссии. Давно знакомое судно почти не привлекало внимания портовой охраны и служило идеальным прикрытием. Может, она все-таки поступила опрометчиво? Капитан Биргир был алчным негодяем, никак не праведником. Пожалуй, Нина слишком сильно желала ему смерти. Но такой она стала после гибели Матиаса – то держалась спокойно, а то вдруг свирепо ощеривала клыки, готовая напасть, как дикий зверь.

Точнее, как раненый зверь. И, подобно раненому зверю, она заползла в укрытие. Несколько месяцев Нина прожила в Малом дворце – общалась со старыми друзьями, ела привычную пищу, проводила время в зале с золотым куполом, стараясь вспомнить, какой была до встречи с Матиасом – до того, как свирепый фьерданец перевернул всю ее жизнь своим неожиданным благородством и она узнала, что охотник на ведьм способен отринуть ненависть и страх и стать ее возлюбленным. Однако если и можно было вернуться к себе прежней, Нина этой дороги не нашла. А теперь она здесь, на родине Матиаса, в холодной враждебной стране.

– Отправимся на юг, – предложила Леони, – тем более что здесь холодает. Можем вернуться через пару месяцев, когда все забудут про старину Биргира.

Разумный план, но шепчущий хор в голове Нины становился все громче, и она будто со стороны услышала собственный голос:

– Надо ехать в Кеджерут и Гефвалле. Беженцы, которые не явились на встречу, не могли просто передумать.

– Сама знаешь, их скорее всего схватили, – проговорил Адрик.

Открой им правду, любовь моя.

– Знаю, – кивнула Нина. – Но вы ведь слышали, что сказал старик. В Кеджеруте пропадают девушки.

Скажи им, что слышишь зов мертвых.

Матиас, я в этом не уверена.

Одно дело – вести мысленные беседы с мертвым возлюбленным, и совсем другое – утверждать, будто чувствуешь… что именно? Нина не знала. Но понимала, что шепот голосов в мозгу – не игра воображения. Что-то тянуло ее на восток, в речные города.

– Есть еще кое-что, – прибавила Нина. – Женщины, с которыми я работала, утверждали, что вода в реке у Гефвалле отравлена, что город проклят.

Адрик внимательно посмотрел на нее. Как там она говорила Джесперу в Кеттердаме? «Подсказать тебе лучший способ отыскать замаскированного гриша? Следи за чудесами и слушай истории, которые рассказывают детям на ночь: байки о ведьмах и волшебстве, наказы не ходить в «плохие» места… Все это – опознавательные знаки странного и, по меркам простых людей, необъяснимого. Чаще всего байки остаются байками, но порой в тех местах, что упоминаются в рассказах, можно обнаружить гришей, скрывающих свои способности из страха перед властями. Гришей, которым можно помочь».

Скажи им правду, Нина.

Нина потерла озябшие плечи.

Матиас, ты как тот пес с косточкой.

Волк, а не пес. Я рассказывал тебе, как Трассел грыз мои ботинки, если я не подвешивал их высоко на дереве?

Рассказывал. Чего только Матиас ей не рассказывал, отвлекая от мыслей о пареме, когда она выходила из-под влияния наркотика. Именно Матиас помог ей выжить. Почему же она не смогла сделать для него то же самое?

– Проклятье, отравленная вода, – продолжала Нина. – Если ничего не обнаружим, повернем на юг, и с меня сытный ужин.

– Во Фьерде? – переспросил Адрик. – Не стану ловить тебя на слове.

– Но если я права…

– Хорошо, – заключил Адрик. – Я отправлю весточку в Равку о том, что нам нужен новый порт, и мы двинемся в Гефвалле.

Шепот в голове Нины стал тише, превратившись в умиротворенное бормотание.

– Нина… – Леони помедлила. – Там такой простор… И так красиво. Ты могла бы найти для него… место.

Нина устремила взор на темные воды, на огни, поблескивавшие на берегу. Найти для него место. Как будто Матиас – старый платяной шкаф или растение, которому нужно определенное количество света. Его место рядом со мной. Нет, неправда. Матиаса больше нет. Осталось только его тело, которое без тщательного ухода Леони давно бы сгнило.

К горлу Нины подступил комок, но она решила, что не заплачет. Два месяца провели они во Фьерде, почти четырем десяткам гришей помогли сбежать из-под фьерданского ига. За их плечами сотни миль заснеженных пустошей и равнин – сколько угодно места, чтобы упокоить останки Матиаса. И теперь пришло время это сделать. Она это сделает. Выполнит одно из данных ему обещаний.

– Да, я этим займусь, – сказала Нина.

– И вот еще что. – Голос Адрика прозвучал решительно, с командными нотками, совсем не похоже на его обычный скорбный тон. – Наша задача – искать рекрутов и беженцев. С чем бы мы ни столкнулись в Гефвалле, мы не имеем права развязывать войну. Мы лишь собираем информацию, устанавливаем каналы связи, открываем пути к побегу для тех, кто этого хочет. На этом все.

– План ясен, – кивнула Нина. Она провела пальцами по рукаву, в котором скрывались костяные дротики.

Но иногда планы меняются.

4 Николай

Несмотря на все Зоины уговоры, Николай не стал задерживаться в Ивце. У него начал вырисовываться план, и он не хотел терять день, изнывая от скуки на торговом съезде. Хайрем Шенк и его невесты-дочки короля не интересовали, а разговаривать с членом керчийского Торгового совета Николай в следующий раз будет на своих условиях.

Именно поэтому, несмотря на множество дел, ожидавших его в столице, первую остановку он намеревался сделать у князя Крыгина. Николаю требовались кое-какие сведения, а также самый ценный из его фабрикаторов. Кроме того, если есть возможность посетить роскошный дворец развлечений, отчего бы ею не воспользоваться? Особенно если упомянутый дворец служит прикрытием для секретной лаборатории.

Старший Крыгин, купец из Западной Равки, зарабатывал огромные деньги на продаже оружия и информации (и вообще всего, что не приколочено) врагам своей страны. Но Крыгин-младший, некогда служивший вместе с Николаем в Хальмхенде, в обмен на обещание правителя не трогать отца, которому за государственную измену грозила конфискация всего состояния, лишение титула и пожизненная тюрьма, поклялся короне в своей верности и финансовой поддержке. Более чем разумная сделка.

Николай поставил сыну купца довольно необычные условия. Крыгин-младший и без того не отличался добродетелью, теперь же от него требовалось вести разгульную жизнь, швырять деньги на ветер и всячески поддерживать репутацию кутилы и повесы. Молодой князь взялся играть свою роль с большим рвением: закатывал пышные балы, кончавшиеся, как правило, дебошем, и изо всех сил старался пролезть в круг равкианских аристократов – обладателей более звучных фамилий и состояний пусть не таких колоссальных, зато крепких, нажитых несколькими поколениями. Он безвкусно одевался, много пил и глупо бравировал тем, что его имя стало синонимом богатства и беспутности одновременно: «Молодой Грицкий вытворяет черте-те что, и вряд ли из него выйдет толк, но, по крайней мере, он не таков, как Крыгин».

Вот почему никто не удивился, когда Крыгин купил большой участок земли к востоку от Ос Альты. «Крыгин, понятное дело, хочет быть поближе к столице, – шептались в гостиных и салонах. – Виляет хвостом перед королем и старинными аристократическими родами. Но какой глава благородного семейства, если он в своем уме, подпустит дочку к этому выскочке?»

Когда Крыгин нанял неизвестного, но гениального земенского архитектора, чтобы тот создал для него дворец увеселений, подобного коему на равкианской земле прежде не было, – с винным погребом, протянувшимся под землей, как говорили, на целую милю, и озером, для наполнения которого потребовалась сила гришийских проливных и пересечь которое на лодке нельзя было и за несколько дней, это тоже никого не удивило. Люди лишь качали головой, когда Крыгин стал запускать в небо воздушные шары, наполненные горячим воздухом, да посмеивались, узнав, что луга, отведенные для экскурсий и прогулок, то и дело затягивало туманом. Расточительно, пошло, нелепо! – твердили все, и при этом каждый мечтал получить приглашение на одно из блистательных празднеств, что устраивал Крыгин.

Свое роскошное поместье Крыгин окрестил Лазлайоном – Золотой Долиной, однако эти земли отличались такой сыростью и так часто скрывались в тумане, что чаще всего его владения называли Золотым Болотом. Балы и вечеринки, что устраивал молодой князь, воистину потрясали великолепием, но в то же время были частью грандиозного обмана – обмана, от которого зависело будущее Равки.

На самом деле винный погреб Крыгина тянулся не на одну милю, а на целых пять, и был вовсе не винным погребом, а подземным бункером, где разрабатывалось оружие. На озере проводились испытания опытных экземпляров подводных кораблей и новейших видов военной техники для сражений на море. Густой туман, что занавешивал долину плотной пеленой, зачастую был делом рук шквальных, защитой от любопытных глаз и фьерданской воздушной разведки. Поле, откуда поднимались воздушные шары, на самом деле было аэродромом: искусно разбитые сады загораживали две длинные взлетные полосы, предназначенные для испытаний экспериментальных летательных аппаратов. Фейерверки, в свою очередь, маскировали ружейную стрельбу и грохот взрывов.

Разумеется, никакого земенского архитектора не существовало. Николай Ланцов сам спроектировал Золотое Болото, а вот средства на осуществление замысла предоставил молодой князь. Король время от времени наезжал в поместье, чтобы прокатиться верхом, поохотиться и отведать отличного вина из погребов Крыгина, но чаще прибывал тайно, через личный секретный вход, и немедленно отправлялся в лаборатории – узнать, как продвигаются последние разработки.

Оказываясь в Золотой Долине, Николай неизменно испытывал приятное волнение. Дворец в Ос Альте был полон призраков. Преступления отца, грехи матери, истекающее кровью тело брата, распростертое на ступенях, бесплотная армия Дарклинга, врывающаяся в окна Орлиного гнезда… Лазлайон же был его собственным творением. Здесь демон, что властвовал над ним по ночам и терзал во сне, на короткое время отступал. Стройный расчет, радость от видимых результатов и счастливые часы, проводимые за созданием больших взрывающихся штуковин, выполняли роль своеобразного щита. Однако для короля Равки Золотое Болото было не просто игровой площадкой, но кузницей, где ковалась мощь Первой и Второй армий, где традиционному оружию и силе гришей суждено было обрести новый размах.

По крайней мере, хочется в это верить, думал Николай, в сопровождении Толи поднимаясь на широкое крыльцо главного дворца. Или, рассуждал король, он вбухает сюда последние деньги Равки, а в результате ему нечего будет предъявить, кроме груды ржавых гребных винтов и холодного озера, еле пригодного для судоходства.

Равка представала перед ним в разных образах: знатной дамы, которая постоянно требует к себе внимания, капризного ребенка, не желающего приучаться к самостоятельности, а чаще всего – утопающего: чем больше усилий Николай прилагал для его спасения, тем упорнее тот тянул его на дно. И все-таки он надеялся, что при помощи солдат и светлых голов Золотого Болота эту страну еще можно вытащить на берег.

– Ваше величество! – воскликнул Крыгин, сбегая вниз по ступеням, чтобы встретить правителя. Рыжие волосы князя были уложены в гладкую прическу, наряд состоял из лилового кафтана и золотых парчовых штанов, совершенно неуместных в это время суток. Рядом с Толей, одетым в простую куртку унылого серовато-оливкового цвета и возвышавшимся в седле своего крупного коня, Крыгин походил на актера скверного спектакля. – Если бы вы предупредили меня о приезде, я бы постарался приготовить для вас лучшие развлечения!

– Да ладно тебе, Крыгин. – Проигнорировав поклон князя, положенный по этикету, Николай обнял его и похлопал по плечу. – Я же знаю, ты любишь импровизировать.

– Тогда для начала лучше всего спуститься в винный погреб. Покорнейше прошу, входите.

– Мы с Толей предпочли бы проехаться по окрестностям. В твоих полях еще водится дичь?

– Разумеется, ваше величество. Должно же быть занятие, которое согреет нас этой зимой, ну, а на крайний случай я припас три сотни бутылок керчийского бренди.

Ради всех святых! Николаю порой казалось, что роль беспутного гуляки Крыгин отыгрывает с излишним энтузиазмом.

– Только не вздумай споить весь кабинет министров, – предупредил король. – Парочка трезвых советников под рукой мне не помешает.

– Само собой, само собой, – закивал Крыгин, глядя на дорогу с явной надеждой на лице.

Болван несчастный.

– Зоя направилась прямиком в столицу.

Крыгин смущенно кашлянул.

– Собственно, это неважно. Я просто хотел распорядиться насчет ее любимой наливки. Надеюсь, коммандер Назяленская в добром здравии?

– Хороша как картинка и брызжет недовольством.

– Красавица… – мечтательно вздохнул Крыгин. – Что ж, не стану докучать расспросами. Не будет ли так любезен мой король передать ей от меня поклон?

– Святые мученики, – пробурчал Толя, – да она тобой позавтракает.

– Не худшая смерть, а? – ухмыльнулся князь.

– Крыгин, дружище, – вздохнул Николай, – ты славный парень. Отчего не найдешь себе милую девицу, которая любила бы охоту и сквозь пальцы смотрела бы на твои пороки?

Крыгин шаркнул ножкой, словно школяр.

– У меня есть стойкое чувство, что за суровым обликом коммандера Назяленской скрывается нежная душа.

Толя фыркнул.

– Она раздавит твое сердце в кулаке и высосет из него всю кровь.

На лице князя отразился ужас, однако Николай счел, что Толя, пожалуй, не преувеличил. Ланцов уже привык наблюдать за странным феноменом Зоиной красоты, заставлявшим мужчин придумывать самые различные объяснения манере поведения Назяленской. Говорили, что она жестока, ибо в прошлом ее сердце было разбито; холодна, так как еще не встретила того, кто сумеет ее согреть. Чем угодно пытались оправдать острые грани Зоиной натуры и смягчить ее колючий характер – а что толку? Общество Зои – как крепкий напиток: бодрит и приводит в тонус, но, если не умеешь держать градус, лучше воздержаться.

Николай вскочил обратно в седло.

– За суровым обликом коммандера Назяленской скрывается еще более суровый нрав. Но я обязательно передам ей твои пожелания здоровья.

Король пустил лошадь рысцой, Толя последовал за ним. Всадники ехали по дорожке из белого гравия вдоль восточного фасада главного дворца. Из окон доносилась музыка, звучавшая в бальных залах и игровых комнатах, мелькали фигуры в шелках и драгоценностях. Николай успел разглядеть мужчину, на котором из одежды была лишь адмиральская треуголка. Вышагивая по коридору, мужчина колотил ложкой по большой кастрюле.

Толино лицо сделалось чернее тучи.

– Нельзя, чтобы подобные зрелища связывались в представлении людей с короной, – пробурчал он.

– Наверное, нельзя, – согласился Николай, – но равкианцам нравится, когда их правители позволяют себе чуточку непристойности. К безгрешным праведникам у них нет доверия.

Толя прищурил золотисто-карие глаза.

– А у тебя, значит, к такому грешнику есть?

– Вижу, осуждаешь. Но Крыгин играет ту роль, которую я попросил его сыграть. Возможно, он не слишком умен, но, по крайней мере, предан.

– Не думает же он всерьез, что Зоя обратит на него внимание?

– Будем уповать, что этого не произойдет, не то наш бедный Крыгин упарится больше, чем если он попытается сплясать с медведем.

Николай полагал, что и Зоя, и Толя недооценивают молодого князя. Помимо обходительности и полного отсутствия честолюбия Крыгин-младший обладал добрым сердцем. Этот достойный молодой человек с романтическими идеями о долге перед своей страной к тому же испытывал глубокий стыд за поступки отца – в чем, кстати, Николай его понимал. Нынешний король Равки прекрасно знал о репутации собственного папаши, и это было одной из многих причин, почему открыто посещать Лазлайон он старался как можно реже. В ту самую минуту, когда Николай впервые задумался о престоле, он осознал, что обязан быть человеком лучше, нежели отец, и монархом лучше, нежели тот, каким мог стать его старший брат Василий, погибший от рук Дарклинга. Николай искренне оплакивал его, но правда была в том, что внезапная смерть Василия оказалась весьма своевременной.

К удовлетворению Николая, как только они с Толей съехали с гравийной дорожки, из зарослей тут же вышли два садовника. Весь персонал в поместье Крыгина – от судомоек и конюхов до управляющего – состоял из королевских шпионов.

– Соколов в небе не видно? – спросил Николай, используя пароль.

– Нет, но мы слыхали, в лесу водятся лисы, – назвал условленный ответ садовник, после чего вместе с напарником вернулся к своим обязанностям.

Пароли менялись раз в неделю и были лишь одним из правил, по которым в Золотом Болоте велись настоящие дела.

Над южным берегом озера висел необычно густой туман, и, только пройдя через его пелену, Николай и Толя увидели доки, где кипела работа: здесь трудились как гриши, так и инженеры Первой армии. Озеро было усеяно последними прототипами королевского подводного флота. Настоящие суда – небольшие канонерские подлодки и массивные подводные корабли, предназначенные для перевозки всего на свете, начиная от войск и заканчивая летательными аппаратами, – планировалось возводить на секретной береговой базе в Равке. При условии, что Николай найдет на это средства. Даже Крыгин был не настолько богат, чтобы модернизировать целый военно-морской флот.

Николай охотно задержался бы в доках, чтобы посмотреть на испытания, однако сегодня его ждали другие дела. Стреножив коней у входа в мшистый грот, они с Толей скрылись в пещере. Вопреки ожиданиям, здесь не тянуло сыростью: грот был искусственный, и шквальные строго следили за показаниями влажности как в лабораториях, так и в переходах. Нащупав нужную выемку в камне под гроздью искусственных соляных лилий, Николай надавил пальцем. Каменная стена отъехала вбок, открывая небольшую бронзовую камеру. Король потянул рычаг, дверь с лязгом закрылась, и они поехали вниз. Вниз, вниз, на шесть этажей, в небезызвестные «винные погреба» Крыгина. Добраться туда можно было с помощью таких вот тайных лифтов, разбросанных по поместью.

– Ненавижу этот момент, – пробурчал Толя. – Все равно как хоронят заживо.

Николай знал: Толя чуть не погиб под завалом в пещере, когда сопровождал в походе заклинательницу Солнца.

– Тебе лучше подождать меня наверху. Заодно понаблюдаешь за испытаниями новых двигателей. Мне нужен полный отчет.

Толя потуже затянул узел, в который были завязаны его длинные черные волосы, и скрестил на груди огромные руки, сплошь покрытые татуировками.

– Тамара говорит, страхи – как сорняки. Будут расти и забивать все остальное, если их не выполоть.

Хорошо сказано. Тамара, Толина сестра-близнец, не ведала страха.

– То есть, когда ты заставляешь себя спускаться под землю, это что-то вроде прополки?

Толя скрипнул зубами.

– Если не смотреть в глаза своему страху, никогда его не преодолеешь.

Николай предпочел промолчать. Судя по каплям пота на широком лбу Толи и крепко стиснутым челюстям, экскурсии под землю явно не шли ему на пользу. Однако с той войны у каждого остались раны, и Толя вправе залечивать свои так, как считает нужным. Король Равки сжал обтянутые перчатками кулаки и подумал о черных шрамах на собственных пальцах. Хватит ли у меня мужества посмотреть в глаза монстру? Этого он не знал.

Двери лифта открылись, король и его стражник шагнули в очередную бронзовую камеру. Путь преграждала массивная стальная дверь. Чтобы открыть кодовый замок Скайлера – о таких замках Николай узнал от одного «медвежатника» в Кеттердаме, – он ввел секретную комбинацию цифр. Мгновение спустя дверь открылась, и они вошли.

Лаборатории разделялись на четыре секции, которые при необходимости можно было объединить: секция огнестрельного оружия и бронезащиты, военно-морская секция, секция воздушных сил и, наконец, химическая лаборатория, где разрабатывали антидот для юрды-парема, со сдерживающим действие наркотика эффектом, чтобы гриши, применяющие его для усиления своих способностей, не приобретали пагубную зависимость.

Первым делом Николай заглянул в лабораторию. Переговорил с алкемами, желая подтвердить выводы об антидоте, сделанные им на основе последнего отчета, и забрал с собой небольшую склянку с этим веществом – для членов Триумвирата. Если учесть, какой план он собирается им предложить, лучше иметь на руках что-то конкретное.

Давида Костюка они нашли не сразу, поскольку он работал сразу во всех секциях. В конце концов Николай и Толя обнаружили фабрикатора склонившимся над кипой чертежей рядом с резервуарами, где создавались миниатюрные прототипы подлодок. Рукава его фиолетового кафтана обтрепались, давно не стриженные темно-русые волосы придавали ему сходство с задумчивым лохматым псом.

Николай посмотрел через стекло на последнюю конструкцию моросеев, подводных судов его собственного изобретения. На земле они выглядели неуклюже: широкие, плоские, громоздкие, как крылатые блины с металлической обшивкой. Однако под водой моросеи превращались в элегантных, маневренных хищников, плавно скользящих в глубине. Их курс направляли проливные, воздух для экипажа обеспечивали гриши и фильтр, на усовершенствование которого Николай и Давид потратили почти год. Но главная задача заключалась в том, чтобы вооружить эти суда. Только тогда они станут настоящей стаей акул. А что потом? Неважно, сколько военных кораблей построят враги Равки. Моросеи способны незаметно перемещаться по всему океану и атаковать, даже не поднимаясь на поверхность. Они полностью изменят картину сражений на море.

Давид поднял голову, прервав разговор с Надей Жабиной о маятниково-клапанной системе, которую планировалось использовать для наведения целей.

– Сегодня испытывают внешние двигатели, – сообщил он.

– И тебе доброе утро, Давид, – поздоровался Николай.

– Сейчас утро?

– Если считать основным признаком восход солнца, то – да, – сказал король. – Как продвигается разработка новых реактивных снарядов?

– Пытаемся добиться, чтобы они не отклонялись от курса, – сказала Надя, чье бледное, заостренное лицо в отсветах воды, плещущейся в резервуарах, казалось синеватым. Эта шквальная вместе со своим младшим братом Адриком сражалась бок о бок с заклинательницей Солнца, однако в истинной мере ее способности раскрылись при создании оружия. В разработке моросеев Наде принадлежала важная роль. – Мы близки к успеху.

Будучи изобретателем, Николай воспринял эту новость с восторгом, однако разговор с Хайремом Шенком, состоявшийся в Ивце, сдерживал его радость. Правитель Равки чувствовал, что керчиец буквально дышит ему в затылок, и ощущение это было не из приятных.

Для «Нулевых» – солдат и ученых, трудившихся в лабораториях Золотого Болота, – Николай установил два правила: прежде всего, их нельзя относить ни к Первой, ни ко Второй армии, так как они воины сразу и той, и другой. Нулевые обязаны мыслить, как искусные воры: перенять достижения неприятеля и обернуть их против него же. Неважно, какая страна первой заполучит новые технологии; куда важнее переплюнуть врага, усовершенствовав их. Фьерданцы придумали двигатель для транспортировки вагонов и бронетанковых батальонов – равкианцы увеличили его мощность, приспособив для больших судов. Во Фьерде создали стальной летательный аппарат, для управления которым не требовалась сила шквальных, и тогда равкианцы похитили чертежи и сконструировали свои летучие корабли из алюминия, более легкие и безопасные.

Правило номер два – действуй быстро. За последний год Фьерда невероятно продвинулась в области военных технологий – за счет чего, Николай пока не выяснил, – и Равке обязательно нужно найти способ догнать ее.

Он постучал пальцем по чертежам на столе.

– Если испытания топливной системы внешних двигателей пройдут успешно, сколько времени потребуется, чтобы ввести моросеи в действие?

– Несколько недель, – ответила Надя.

– Отлично.

– Но чтобы запустить производство, нам нужно больше стали.

– Вы ее получите, – пообещал Николай, искренне надеясь, что не солгал.

– Благодарю, ваше величество, – с улыбкой поклонилась Надя.

Девушка до сих пор неколебимо верила в своего короля, хотя тот и не был уверен, ободряет ли его эта безоговорочная вера или доставляет беспокойство. Он всегда находил способ сделать так, чтобы шестеренки ветхой, проржавевшей колымаги, именовавшейся Равкой, продолжали вращаться: в самый нужный момент добывал недостающие средства, в нужное время заключал выгодные союзы, на скорую руку изобретал какое-нибудь хитроумное приспособление, превращавшее малочисленное регулярное войско в соперника, равного по силе мощным неприятельским армиям, осаждавшим границы Равки. Любую проблему Николай решал так же, как поступал с фьерданским двигателем: разбираешь на части, выясняешь принцип работы и собираешь из этих же составных элементов нечто такое, что работает на тебя, а не против.

Демона это не устраивало. Демон не интересовался решением проблем, государственным управлением или обустройством будущего. Им двигал лишь голод, сиюминутное стремление убить и сожрать.

Я найду способ. Всю свою жизнь Николай в это верил. До сих пор его воли хватало, чтобы определять не только собственную судьбу, но и самосознание. Он выбирал те ипостаси, которые был готов показать людям: послушный сын, бесшабашный пират, храбрый вояка, опытный политик. Теперь всему этому угрожал монстр. Как изгнать это чудовище? На сегодняшний день они так же далеки от решения, как и полгода назад. Двигаться вперед – да, но что дальше? Угодив в капкан, мелкие зверьки скулят и тщетно дергаются. Лис находит способ выбраться.

– Давид, прошлой ночью ты спал здесь? – спросил Николай.

Фабрикатор нахмурил лоб.

– Нет.

– Он провел ночь здесь, но не спал, – уточнила напарница.

– А ты спала?

– Подремала… немного, – уклончиво отозвалась Надя.

– Я забираю тебя отсюда. Поедешь со мной к Тамаре, – объявил ей Николай.

– Но она нужна мне на испытаниях топлива, – запротестовал Давид.

– Я и тебя забираю. К Жене, – отрезал Ланцов.

– Но…

– Давид, не спорь. А то для поддержания авторитета я что-нибудь взорву. Мне нужен весь Триумвират, а вы с Надей начнете работать над новым прототипом моросея.

Надя откинула с лица светлую прядь.

– Я готова приступить сию минуту, ваше величество.

– Погоди, не спеши демонстрировать свою потрясающую компетенцию. Нужно сделать так, чтобы этот конкретный прототип оказался нерабочим.

Давид принялся сворачивать чертежи, аккуратно складывать карандаши и инструменты.

– Мне не нравится, когда задача выглядит бессмысленной.

Надя вздернула брови.

– Полагаю, у вашего величества есть на то причины?

Как и всегда. Он спасет утопающего, вытащит его на берег, как бы тот ни сопротивлялся. Плевать на то, чего хочет демон.

– Я собираюсь устроить небольшое представление, – сообщил Николай, уже воображая залитое лунным светом озеро и восхитительный хаос, который он там создаст. – А значит, потребуются соответствующие декорации.

5 Нина

Гефвалле. Чем ближе был город, тем труднее было не обращать внимания на шелестящий шепот в голове. Порой Нина могла поклясться, что слышит голоса, смутные тени непонятных слов. В остальное время звук напоминал шорох ветра в тростнике.

Скажи им, любимая.

О чем сказать? Возможно, эти звуки ничего не значат. Возможно, это слуховая галлюцинация, последствия борьбы с паремом. Или мертвые, которые зовут к себе.

Город располагался в тени низкой горной гряды, у подножия массивного сооружения, вырубленного прямо в скале под крутым утесом, – некогда это была крепость, потом – военный завод. Путешественники с первого взгляда поняли, что старый завод снова запустили – подтверждением тому служил поток вагонеток и сновавшие повсюду рабочие, – но с какой целью?

Гостиниц в Гефвалле не было, нашелся лишь трактир с двумя гостевыми комнатами, уже занятыми. Хозяин трактира сказал, что путникам иногда дает приют монастырь на холме.

– Монашки там стирают солдатское белье, – сообщил он. – Лишние руки им не помешают.

– Наверное, после того, как запустили завод, у всех в городе дела пошли лучше, – заметила Нина на фьерданском.

Трактирщик покачал головой.

– Солдаты здесь уже год. Никого из местных на работу не взяли. Сливают в реку какую-то гадость.

– Ничего подобного, – возразила грузная женщина, лущившая горох за стойкой. – В реке было полно дряни из рудников еще до того, как солдаты опять раскочегарили печи. – Она смерила Нину и ее спутников долгим взглядом. – От разговоров с чужаками денег у нас не прибавится.

Поняв намек, троица вышла на главную улицу. Городок оказался на удивление симпатичным: небольшие уютные домики с островерхими крышами и дверями, выкрашенными в яркие цвета – желтый, голубой, розовый.

Леони посмотрела вверх, на громаду старой крепости. Большие квадратные фасады были испещрены темными оспинами окон.

– Скорее всего, там производят оружие или боеприпасы, – сказала она.

Адрик выглядел мрачнее обычного.

– Либо эти их новомодные бронированные танки, – угрюмо промолвил он.

– В таком случае нам есть о чем сообщить в столицу, – сказала Нина, надеясь раздобыть больше сведений.

Она никак не ожидала увидеть здесь знаки святых, ведь эти места не были охвачены тайной сетью Рингсы. Подобные знаки Нина замечала и на дороге: алтари с изображением Санкты-Алины вместо традиционного священного ясеня, икона Санкт-Демьяна Раймского в витрине лавки, две скрещенные терновые ветви над воротами – символ благословения Санкт-Феликса. Слухи о чудесах и странных происшествиях ходили по всей Равке, а теперь, видимо, волна поклонения святым достигла и Фьерды. Откровенно поддерживать ересь вблизи военных было опасно, так что, возможно, этими мелкими жестами жители просто выражали свой протест против присутствия солдат, которые круглосуточно наблюдали за городом со стен бывшей крепости.

Монастырь ютился на северной окраине Гефвалле, почти под самым заводом. Он представлял собой цельную глыбу молочно-белого камня цилиндрической формы с башенкой на крыше, из-за чего сооружение напоминало замковую вышку, только без замка. Большая часовня, примыкавшая к монастырю, была сложена из крепких, грубо обтесанных бревен. Вход венчала арка из ветвей ясеня, замысловато переплетенных между собой.

Оставив сани в конюшне, путники позвонили в звонок у двери монастыря. Им открыла молоденькая девушка в вышитом голубом сарафане послушницы, и через несколько мгновений все трое стояли перед настоятельницей монастыря – Матерью-хранительницей, пожилой женщиной, одетой в рясу из темно-синей шерсти. У нее было круглое розовощекое лицо, не морщинистое, но покрытое мелкими, словно бы аккуратно заложенными складочками.

Нина представилась переводчицей при купце и его жене, которые везут товар на продажу, и спросила, нельзя ли им на первое время остановиться в монастыре.

– Фьерданский знают? – осведомилась настоятельница.

– Bine, – ответил Адрик. Чуть-чуть.

– De forenen, – с улыбкой добавила Леони. Учим.

– А твой муж где? – обратилась к Нине Мать-хранительница.

– Его забрала вода. – Девушка опустила глаза на свое серебряное кольцо. – Да пребудет с ним Джель.

– Так он не солдат?

– Рыбак.

– Ясно, – сказала Мать-хранительница, будто разочарованная столь бескровной смертью. – Тебя и земенку я могу поселить на нижнем этаже рядом с кухней, но ее мужу придется ночевать в конюшне. Вряд ли он причинит моим подопечным беспокойство, – она покосилась на подшитый рукав Адрика, – но все же.

Подобные бестактные комментарии Адрик слышал часто, однако и на этот раз лишь любезно улыбнулся и здоровой рукой протянул монахине деньги за неделю постоя.

Мать-хранительница провела их через столовую к конюшне, по дороге рассказав о монастырском распорядке.

– По вечерам, когда колокол бьет десять, ворота запирают и отпирают только утром. В эти часы прошу вас обращаться к книгам или занимать себя медитацией, чтобы не отвлекать наших девушек.

– Они все – послушницы? – поинтересовалась Нина.

– Часть из них станет девами-хранительницами источника, остальные по окончании обучения вернутся к родителям или мужьям. А что это вы такое перевозите? – настоятельница приподняла уголок брезента, которым были укрыты сани.

Первым порывом Нины было ударить старуху по руке, однако вместо этого она шагнула ближе и потянулась к стягивающим брезент веревкам.

– Эта пара изобрела новый зарядный механизм для винтовки.

Леони будто по команде достала из кармана цветной рекламный листок.

– Цена выходит невысокая, и в новом году мы рассчитываем на хорошие продажи. Если желаете посмотреть…

– Нет-нет, – поспешно отозвалась настоятельница. – Уверена, вещь интересная, но, боюсь, у монастыря нет средств на… рискованные проекты.

Уловка действовала безотказно.

– Завтрак с шестым ударом колокола, после утренней молитвы – будем рады, если вы к ней присоединитесь. Хлеб и соль найдете на кухне в любое время. Воду выдаем по норме.

– По норме? – переспросила Нина.

– Да, мы берем ее из колодца в Фельстеде, а это довольно далеко.

– Разве Гжела не ближе?

Мать-хранительница поджала пухлые губы.

– Есть разные способы служить Джелю. Долгий путь дает возможность спокойно подумать о вечном.

«Вода у старой крепости совсем испортилась», – вспомнила Нина слова хедьютки. Настоятельница не хочет, чтобы монахини пили воду из этого притока, а кроме того, не желает говорить об этом. Может, конечно, хранительницы источника просто стирают солдатское белье, а может, и знают, что делается на заводе.

– Идемте, – сказал Адрик, как только Мать-хранительница удалилась.

Нина проверила, надежно ли закреплен брезент, и троица неторопливым шагом двинулась вверх по склону, нарочито громко разговаривая на земенском. Они шли вдоль дороги, что вела к заводу, то и дело останавливаясь, чтобы поглядеть на птиц и обозреть пейзажи. Трое приезжих на прогулке – что тут такого?

– Ничего, что придется ночевать в конюшне? – спросила Леони, когда они шли по сосновой роще.

– Как-нибудь переживу, – ответил Адрик. – В конце концов, жертвами однорукого развратника могут стать и лошади. Мать-хранительница об этом не подумала.

Леони засмеялась.

– Волк, проникший в хлев незаметно, задерет куда больше овец, – заметила она.

Адрик фыркнул, однако эти слова ему явно польстили.

Шедшая позади Нина с досадой закатила глаза. Если ей и дальше придется работать вместе с парочкой, которая уже начала этот вечный, как мир, танец из робких комплиментов и смущенных взглядов, она с ума сойдет. Обрести счастье и потерять его – это одно, и совсем другое, когда тебе под нос суют чужое счастье, ненужное, как лишний кусок пирога. Впрочем, от лишнего куска пирога она бы не отказалась. Это пойдет мне на пользу, попыталась убедить себя Нина, как свежие овощи и уроки арифметики. Удовольствия, видимо, будет столько же.

Наконец они вышли на прогалину, с которой открывался вид на заводские ворота. Шелест голосов в голове Нины усилился, перекрывая шум ветра в соснах. По обе стороны огромных ворот стояли двое часовых, кроме того, охрана была расставлена и на парапетах.

– Раньше это была крепость, – сообщила Нина, указывая на выемки в каменных стенах, похожие на древние ниши. Позади главного здания виднелся огромный резервуар – девушка предположила, что вода в нем используется для охлаждения машинного оборудования.

– Удачное место, – отметил Адрик своим обычным хмурым тоном. – На возвышенности. Здесь хорошо укрываться от атак неприятеля или, к примеру, наводнения.

Сила Джеля, подумала Нина. Источник… ярость воды.

Две высокие трубы изрыгали в предвечернее небо сизый дым. К воротам подъехал крытый фургон. О чем говорят возница и часовые, догадаться было невозможно.

– Интересно, что в фургоне? – сказал Адрик.

– Да что угодно, – ответила Леони. – Металл с рудников. Рыба. Юрда.

Зябко ежась, Нина потерла плечи и бросила взгляд на трубы.

– Нет, не юрда. Я бы унюхала. – Небольшие дозы обычной юрды помогли ей в жестокой схватке с паремом, в то же время сделав ее чрезвычайно чувствительной к этому веществу. – Ну, что, остаемся? – обратилась она к Адрику.

– Неплохо было бы осмотреть завод, но, пожалуй, остановимся на том, чтобы выяснить, какой дрянью отравляют местную воду.

– Возможно, это отходы из рудников, – высказалась Леони.

– Будь так, рыбаки подняли бы шум и потребовали закрыть завод. А люди молчат. Страх не дает им раскрыть рты.

– Давайте возьмем образцы воды, – предложила Леони. – Если у меня получится выделить ядовитые примеси, мы поймем, что происходит на заводе.

– У тебя есть с собой реактивы? – удивился Адрик.

– Нет. У меня с собой все необходимое для подделки документов, а не для изучения ядов. Но я что-нибудь намешаю.

– А если бы я попросил волшебный порошок, чтобы меня вырвало мятными леденцами, ты бы тоже «что-нибудь намешала»?

– Возможно, – усмехнулась Леони. – Надо пробовать.

Адрик недоверчиво покачал головой.

– У меня мозги пухнут уже от одной мысли об этом.

– Мне понадобится время, – сказала Леони, и по ее лицу пробежала тень. – Яды – сложная штука.

– Мы не можем задерживаться надолго, иначе вызовем подозрения, – произнес Адрик. – Торговля как предлог не годится. Кроме того, не хочу, чтобы в дороге нас застигла снежная буря.

– Понимаю, – сказала Нина. Это она притащила сюда друзей и теперь надеялась обнаружить нечто более важное, чем работающий военный завод. – Дайте мне неделю.

Воцарилось молчание. Нина ощущала беспокойство обоих спутников. Леони мягко тронула ее за руку.

– Нина…

Она знала, что Леони собиралась сказать.

Хор голосов зашумел в голове с новой силой, однако Нина не стала к нему прислушиваться. Она обвела взглядом долину, и густой лес, и серебристый источник, что вился меж деревьев, сверкая, как цепочка в шкатулке с драгоценностями, и аккуратный городок, разрезанный напополам дорогой. Все это выглядело отнюдь не вражеской территорией, а тихим уютным местечком, куда люди пришли в надежде построить мирную жизнь и где военный завод и солдаты казались чужеродными и лишними.

В другой жизни Нина и Матиас тоже могли бы построить дом в таком вот месте. Они бы долго спорили, поближе или подальше от города стоит поселиться. Нине хотелось бы суеты и общения, Матиасу – тишины и покоя. В конце концов они нашли бы компромисс. После ссоры помирились бы поцелуем. Но есть ли вообще место, где они чувствовали бы себя в безопасности? Где оно – во Фьерде? В Равке? Где-то, где они могли бы жить свободно и счастливо? В другом мире, в другой жизни.

Пора, Нина. Верни меня моему богу.

Набрав полную грудь воздуха, Нина промолвила:

– Мне нужно два дня. Чтобы отвезти его к чистой воде.

Сердце ее в этот момент будто бы разрубил мощный удар топора. Пробив толстую кору, лезвие проникло в мягкую белую древесину.

– Тебе нельзя идти одной, – сказал Адрик уныло, словно ему предстояло натянуть мокрые носки.

– Я вполне могу… – Нина не договорила: снизу донесся треск.

Все трое напряженно замерли. Тишину прорезал крик.

– Это на лугу, – шепнула Нина.

Адрик двинулся вниз по склону, жестом показав следовать за ним. Вместо хмурого нытика моментально возник опытный боец. Троица старалась держаться в тени и ступать как можно тише.

– Солдаты, – прошипела Леони, вглядываясь в просвет между ветками.

На берегу ручья суетились несколько человек в серой униформе фьерданской армии. Солдаты возбужденно голосили. Двое были верхом, остальные, спешившись, пытались утихомирить коня, который чего-то испугался и сбросил седока. Нина видела, что нога несчастного застряла в стремени и что конь волочит его за собой, мечась по мелководью. Чтобы раскроить череп, хватит одного удара копытом.

– Надо помочь, – сказала Леони.

– Нужно возвращаться под защиту города, – возразил Адрик. – Сами справятся.

– Одним фьерданским мучителем будет меньше, – пробормотала Нина себе под нос.

Нина.

Адрик и Леони уставились на нее. Адрик выглядел точь-в-точь как плакальщик у гроба усопшего, и даже солнечно-радостное личико Леони омрачила тень тревоги.

Осуждают. Они ее осуждают, и Адрик, и Леони. Черт, в глубине души Нина и сама себя осуждает. Но с тех пор, как Матиас ее покинул – с тех пор, как его у нее отняли, – она утратила ту часть сердца, где живет сострадание. Какая вообще разница? Спасаешь одну жизнь и тут же видишь, как забирают другую. Добро умерло. А зло? Нина посмотрела на фьерданцев в солдатской униформе, убийц, готовых пролить кровь. Разве они имеют право на жизнь, если Матиас, ее прекрасный дикарь, мертв?

Нина.

Заткнуть бы уши и крикнуть ему, чтобы оставил ее в покое. Нет, этого Нина хотела меньше всего.

Заставишь меня быть человеком?

Нина, я знаю, какая ты сильная. Моя смерть тебя не сломит.

– Что будем делать? – вслух спросила она.

– Я умею обращаться с лошадьми, – сказала Леони.

Адрик закатил глаза.

– Начинается.

– Заодно добьемся расположения местных. – Леони уже протискивалась сквозь заросли. – Друзья среди солдат нам не помешают.

– Друзья среди солдат? – недоверчиво переспросила Нина.

– Идем, – поторопил ее Адрик. – Если отпустим Леони одну, она, того гляди, пригласит их на пижамную вечеринку.

– Gedrenen! – крикнул один из солдат, когда троица вышла на опушку. «Чужие!» Голос у него был тонкий, как у ребенка.

– Вам помочь? – предложила Нина на фьерданском.

– Нет! – донеслось в ответ с берега. – Не подходите!

Нина вдруг поняла, что перед ними вовсе не мужчины, а одетые в военную форму девушки. Она подняла руки, демонстрируя мирные намерения.

– Не отказывайтесь от помощи. Моя подруга-земенка знает подход к лошадям. – Нина надеялась, что это действительно так, а не обычный оптимизм Леони в духе: «Однажды у меня был пони».

Леони подошла к воде, тихонько имитируя ржание и что-то бормоча на земенском. Медленно шагнула влево, потом вправо, широко раскинула руки.

– Мне нужна веревка, – вполголоса проговорила она, не отводя взгляда от коня.

Одна из всадниц вышла вперед. Шести футов ростом, она, казалось, вся состояла из стальных мускулов. Кожа у нее была теплого желтовато-коричневого оттенка, который здесь, на севере, как правило, указывал на предков-хедьютов; из-под армейской фуражки выбилось несколько каштановых прядей. Теперь, с близкого расстояния, Нина разглядела, что солдатская униформа сидит на девушках плохо, что она им явно велика.

Краденая.

Высокая незнакомка дерзко выпятила подбородок. Лет ей было примерно столько же, сколько Нине, и даже если она боялась разоблачения, то хорошо скрывала свой страх. Она подала веревку Нине, та со своего места перебросила ее Леони. Что тут делают эти девчонки? Женщин во фьерданскую армию не берут, дом покидают они не часто, а если и выезжают, то уж точно не верхом. Фьерданки даже брюк не носят, только целомудренные юбки, плотные и длинные.

Девушка, нога которой запуталась в стремени, застонала, пытаясь переползти на мелководье. Соломенно-желтые волосы рассыпались по плечам, царапина на лбу сильно кровоточила. Но пострадавшая была жива, и с черепом у нее тоже все было в порядке – пока что.

Не сводя глаз с лошади, Леони принялась сворачивать из веревки лассо. Она действовала плавными, неторопливыми движениями, продолжая ласково бормотать под взорами всех собравшихся. Затем, не прерывая речи, широкой дугой закинула лассо. Петля оказалась точно на шее животного, и конь с громким ржанием встал на дыбы. Леони опять переместилась влево-вправо, сильно, но аккуратно натягивая веревку.

Высокая девушка, передавшая Нине веревку, сделала шаг вперед, однако Леони коротко и резко качнула головой.

– Не мешай, – тихо произнесла Нина.

Четко очерченные скулы девушки покраснели.

Леони медленно приблизилась к скакуну, положила ладонь ему на шею и стала перебирать гриву, откидывая пряди назад, на холку.

– Испугался, да? – проговорила она на земенском, осторожно продвигаясь к лошадиному боку.

Нагнувшись над стременем, Леони знаком велела пленнице, которая следила за ней остекленевшим взглядом, не шевелиться, чтобы не дай бог снова не испугать животное. Нина очень надеялась, что девушка в этом состоянии способна хоть немного соображать.

– Все хорошо, – проворковала Леони. Высвободив ногу бедняжки из стремени, она дернула за веревку и увела лошадь.

Еще несколько мгновений девушка лежала в воде, потом всхлипнула и села. Ее спутницы подбежали к ней и помогли выбраться на берег.

Леони подвела коня к Нине и рослой фьерданке.

– Есть предположения, что могло напугать коня? – спросила она на земенском.

Нина перевела, однако высокая девушка лишь прищурила глаза цвета меди.

– Что вы здесь делаете? – с подозрением спросила она.

– Помимо того, что спасаем жизнь твоей подружки? – вопросом на вопрос невозмутимо ответила Нина.

– Она вряд ли бы умерла.

– Вот как? Ну, да, разве что истекла бы кровью, отключившись после сотрясения мозга, или впала бы в кому от удара копытом по черепу.

– Все было под контролем, – упорствовала фьерданка. Подняв взгляд на деревья, она заметила: – Вы пришли из северного леса. Там ничего нет.

– Мы это уже поняли. Недавно в этих местах. В Гефвалле считается преступлением гулять по окрестностям?

– Сверху хорошо виден завод.

– А-а, – протянула Нина и обернулась к Адрику с Леони. – Сооружение, что мы видели, – это завод. – Лучше продолжать притворяться на случай, если кто-нибудь из этих девушек знает земенский. Нина вновь посмотрела на рослую фьерданку. – Мы решили, это какая-то крепость. И что же делают на этом заводе? – невинно полюбопытствовала она.

– Это не мое дело, как, впрочем, и не ваше. Вы остановились в монастыре?

Что еще известно этой девице и почему она настроена так враждебно? Возможно, она сестра солдата и с детства приучена никому не доверять. Пальцы Нины дрогнули, она почувствовала, как в рукаве ожили костяные дротики. Она не хочет причинять вреда незнакомке, но, если придется, сделает это. Вовсе ни к чему разносить по округе новость, что какие-то чужаки бродят по лесу и наблюдают за военным заводом. Стиснув кулаки, высокая девушка неожиданно проговорила:

– Я… Вы ведь не скажете Матери-хранительнице, что видели нас?

Теперь причина ее настороженности стала понятна. Ворованная армейская форма. Вылазка в лес среди бела дня. Она перешла бы в нападение, если бы не страх быть раскрытой.

– Вы все – послушницы? – спросила Нина.

– Мы обучаемся в монастыре. Потом одних выдадут замуж, а другие станут девами-хранительницами источника и посвятят себя Джелю. – Судя по интонации, ни та, ни другая перспектива девушку не прельщала.

Состроив серьезную мину, Нина вдруг осознала, что копирует поведение Матиаса.

– Верховая езда, мужской наряд, гулянки по лесу без сопровождения… С нашей стороны было бы безответственно не сообщить об этом Матери-хранительнице, особенно учитывая ее гостеприимство.

Лицо девушки приобрело мертвенно-бледный оттенок, и Нину кольнула жалость. Если фьерданка на самом деле ей ровесница, то для послушницы она старовата, как и ее подруги. Выходит, вся компания состоит из тех, кому не повезло, кого не сочли достойными замужества? Какая судьба уготована фьерданским женщинам, которые не стали женами и матерями? В Равке много плохого, однако там Нине, по крайней мере, позволили пройти военную подготовку и стать солдатом, как она и хотела.

Дали свободу, шанс сражаться и умирать в бою наравне с мужчинами?

Да, Матиас. Свободу.

Интересно, что бы он сказал об этих девушках в краденой униформе?

– Где вы взяли мундиры? – задала вопрос Нина.

– В монастырской прачечной. Солдаты отдают его в стирку.

– Значит, вы еще и воровки. – Несмотря на сочувствие к этим девушкам, покрывать их Нина не собиралась.

– Мы взяли одежду на время! Просто ради шутки. Этого больше не повторится.

А вот это сомнительно. Девицы явно не впервые «брали на время» форму и лошадей. Издалека их вполне можно было принять за солдат, патрулирующих округу, и подобная вольница в обычной жизни им просто не светила. Но какова цена этого удовольствия? Нина и представить не могла, что ждет беглянок в случае разоблачения.

– Что ты об этом думаешь, Адрик? – Как полагалось добропорядочной фьерданской девушке, Нина оставила решение за мужчиной, пускай и чужестранцем.

Адрик окинул послушниц оценивающим взглядом, изобразив задумчивость.

– Хорошо, – промолвил он. – Мы ничего не скажем.

Нина кивнула девушке. Высокая фьерданка облегченно выдохнула. Ее подруги, усадив пострадавшую на коня, тоже заметно повеселели.

– Доставьте ее домой и проследите за самочувствием, – велела Нина с напускным превосходством примерной ученицы, ни разу в жизни не нарушившей правил. – В сегодняшней вечерней молитве вознесите благодарность Джелю за то, что не покарал своих дочерей за легкомыслие.

Рослая девушка поклонилась.

– Djel jerendem, – произнесла она и вскочила в седло.

– И больше не попадайтесь нам на глаза! – воскликнул Адрик на корявом фьерданском.

– Да, господин. Ни в коем случае, – пообещала девушка, однако Нина успела заметить в ее золотисто-медных глазах непокорный блеск. Других можно принудить к послушанию, но только не эту. Она – другая. Эта фьерданка снова возьмет коня и поедет кататься. Она будет охотиться; если нужно – драться. Только так она может чувствовать себя живой.

Когда послушницы скрылись из глаз, Нина заметила:

– Эти будут молчать.

– Да уж, – согласился Адрик. – Они до смерти перепугались, что мы наябедничаем Матери-хранительнице. Ну, давайте возьмем образцы воды и отнесем их в конюшню.

Нину, однако, что-то удерживало на холме. Шепот в голове возобновился, и на этот раз она его не отгоняла.

– Я хочу еще раз взглянуть на завод.

– Зачем?

Как объяснить?

– Я… Просто мне кажется, мы не все рассмотрели.

Голоса в голове шумно вздохнули.

Адрик смерил ее скептическим взглядом.

– Иди, только будь осторожна. И ни во что не ввязывайся, слышишь?

Нина кивнула, но, видимо, выражение ее лица Адрику не понравилось.

– Нина, повторяю, ни во что не ввязывайся. Если тебя схватят, под ударом окажется вся наша работа во Фьерде. Это не просьба, а приказ.

– Слушаюсь. – Нина произнесла это, не выдав овладевшего ею отчаяния. Умение подчиняться никогда не входило в перечень ее достоинств, а кроме того, она слишком долго принимала все решения самостоятельно. И все же Нина хотела стать хорошим солдатом для Равки, а значит, должна была заново научиться беспрекословно выполнять приказы.

Трассел не любил подчиняться. Я задабривал его кусочками мяса.

Да что ты говоришь, Матиас! Мне тоже попытаться задобрить Адрика, когда он выбесит меня в следующий раз? Я не волк. Я воспитанная дама… хотя мясо – это здорово.

– Мы с Леони возьмем несколько проб отсюда и еще из притока поближе к городу, – сказал Адрик, и Нина порадовалась, что он не умеет читать мысли. – Возвращайся до темноты.

Нина направилась к деревьям. Приближаться к заводу она не торопилась – выжидала, чтобы случайно на кого-нибудь не нарваться. В этот раз она избегала дороги и, поднимаясь по склону, прислушивалась к голосам. Нина уже не считала, что их возбужденная интонация ей всего-навсего мерещится, и позволяла шепчущему хору вести ее все дальше на восток. Взволнованный шелест заставлял переставлять усталые ноги; голоса становились все громче и теперь уже напоминали оживленный гул зрителей перед началом пьесы. Или казни.

Солнце уже клонилось к закату, когда впереди снова замаячила старая крепость. Почему если приключение, то непременно будешь топать целый день? Каким-то образом Нина вышла к заводу с другой стороны, оказавшись у восточного крыла. С этого места открывался обзор на грунтовую дорогу, что вела к еще одним воротам, которые охраняла парочка скучающих солдат. Эта часть крепости, по всей видимости, пребывала в запустении. Некоторые окна разбиты, никаких следов человеческого присутствия. Отсюда она лучше могла разглядеть резервуар: его сохранившаяся стена имела форму гигантского ясеня; толстые ветви и узловатые корни, грубо вытесанные из бугристого камня, лучами расходились в стороны. Вне всяких сомнений, при постройке плотины этот резервуар получил благословение Джеля. Перед любым источником воды, природным или рукотворным, везде, где вода использовалась человеком, фьерданцы возносили молитвы: на мельницах и в гаванях, на огромных северных рудниках, где священные слова каждый год высекали во льду. У основания плотины, там, где находились ворота шлюза, Нина увидела кучи утопавшего в болотистой почве мусора. Загрязнение вод Джеля во Фьерде каралось смертью. Видимо, местные солдаты не отличались особой религиозностью.

Смотреть здесь было не на что, однако голоса в голове Нины уже не шептали, а прямо-таки кричали, и не от возбуждения, а как будто от боли.

Нина потянулась к магической силе – той, что создал в ней парем, – и ощутила течение невидимой реки, мощный и неудержимый поток. Это была смерть в чистом виде, холодная и неумолимая. Нина сосредоточилась. Теперь она чувствовала, где волны накатывают и отступают, а где поток клубится, закручиваясь в водоворот. Она позволила разуму погрузиться в эту холодную стремнину, чтобы отыскать голоса.

Где вы? спросила она тьму. Кто вы?

Девушка ахнула: течение подхватило ее, словно пытаясь увлечь за собой, утянуть в глубину. Стоны, плач и вой разрывали голову. Смерть пришла за ней, поняла Нина. И, может быть, какая-то часть ее души хотела покориться неизбежному.

Нина, вернись!

Вода уже не была холодной. Она стала приятной и ласковой, точно приглашала к себе.

Нина, не поддавайся!

Она распахнула глаза, вновь очутившись в мире живых. Птичье пение, влажный запах земли под сапогами, шорохи в зарослях. Нина посмотрела на возвышающуюся впереди громаду завода, и кровь у нее в жилах заледенела. Голоса больше не кричали, но продолжали тихо плакать. Теперь Нина знала, кому они принадлежат. Сотням мертвых женщин и девочек. Здесь, на вершине холма, ее окружали могилы.

6 Николай

Николай и Толя доставили Давида с Надей в столицу, воспользовавшись туннелем, который соединял Золотое Болото с Большим дворцом: целых пятнадцать миль под землей. Бедный Толя всю дорогу что-то бормотал себе под нос, причем в стихах.

Николай охотно избавил бы Толю от этой психологической травмы и пощадил собственные уши, однако начальник личной стражи убедил короля, что выдержит путешествие. Кроме того, Николаю сообщили, что за последние несколько дней количество пилигримов, разбивших лагерь под стенами дворца, возросло и что некоторые требуют высочайшей аудиенции. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь рьяный фанатик бросился под копыта коня королевскому всаднику. Нет, сегодня Николай не собирался плодить мучеников.

Они вышли из-за шумного искусственного водопада, расположенного неподалеку от конюшен. Путь к нему охраняли двое самых надежных стражников. Белые с золотом мундиры, темные волосы аккуратно уложены на косой пробор, на лицах торжественное равнодушие солдат, вытянувшихся по стойке смирно. Похожие, словно родные братья, эти двое различались по характеру как день и ночь. Трухин – неизменно веселый и бойкий, Исаак – до того застенчивый, что с трудом мог смотреть собеседнику в глаза.

Когда отряд Николая появился из-за живой изгороди, охранники не выразили ни малейшего удивления.

– Трухин, я пропустил что-нибудь интересное? – осведомился король.

На суровом лице стражника тут же расцвела непринужденная улыбка.

– С возвращением, ваше величество. Ничего особенно интересного, разве что инферны подожгли лес за озером.

Похоже на Кювея. Николай восхищался талантом молодого шуханца устраивать хаос, тем более что этот юный инферн – Зоина забота, не его.

– Неплохо.

Улыбка Трухина потускнела.

– В кольце огня оказался министр обороны. К счастью, он не пострадал.

– Хорошо еще, министра финансов не подпалили. Cav anenye? – обратился Николай к Исааку на земенском. Способности этого стражника к языкам правитель открыл еще во время военной службы в Хальмхенде и всячески их поощрял.

Исаак коротко поклонился.

– Акцент все менее заметен, ваше величество.

– Исаак, ты мне льстишь.

Стражник робко кашлянул.

– «День» по-земенски – can, не cav. Если, конечно, вы не интересовались моим ослом.

– Твоему ослу я желаю исключительно здоровья, и все же не стесняйся поправлять меня, если я делаю ошибки.

– Слушаюсь, ваше величество. – Исааку явно было неловко.

– Не волнуйтесь, – сказал Николай, когда они направились прочь от садов к Большому дворцу. – Такое случается не часто.

Простые, привычные слова. И с каждым днем они все меньше соответствуют действительности.

За деревьями показались золоченые террасы дворца, выстроенные одна над другой, словно глазированные слои самого дорогого в мире торта. Предшественники Николая Ланцова наслаждались излишеством во всем – кроме хорошего вкуса… Впрочем, сейчас ему не сюда. Николай свернул налево, к Малому дворцу, оставил рощу позади и вышел к месту, откуда во всей красе были видны золотые купола дворца и переливающееся на солнце голубое озеро с крохотной точкой островка в самом центре.

Король Равки проводил здесь много времени, и все же это место каждый раз удивляло его… Устремленные ввысь башни, старинные стены из дерева, инкрустированного перламутром, украшенные затейливой резьбой с изображением разнообразных зверей и растений. Николаю всегда казалось, что он ступает на неизвестную территорию, переходит из нового мира на темную сторону, где совершаются сомнительные сделки. Пожалуй, не стоит зачитываться романами.

Повсюду мелькали яркие кафтаны гришей – униформа, носить которую Толя и Тамара отказывались наотрез, предпочитая оливково-серые куртки солдат Первой армии. При этом близнецы оставляли руки обнаженными, демонстрируя окружающим символы Солнечной святой, вытатуированные на бронзовой коже.

Зоя и Женя ожидали его в зале совещаний.

– Опаздываешь, – заметила Зоя.

– Я король, – парировал Николай, – и, стало быть, это вы пришли рано.

Обычно король и гришийский Триумвират собирались в Большом дворце, там же, где Николай проводил встречи с генералами и министрами. Но когда нужно было поговорить, не опасаясь чужих ушей, они приходили сюда, в покои, выстроенные Дарклингом. Этот человек как никто другой умел хранить секреты. Окна в зале совещаний отсутствовали, в него вел единственный вход, добраться до которого можно было лишь непосредственно из Малого дворца. По стенам зала были развешаны карты Равки, выполненные в старинном стиле. Окажись Николай здесь ребенком, карты привели бы его в восторг.

– У нас проблема, – без предисловий начал он, усевшись во главе стола и водрузив на колено чашку с чаем.

– Сообщать, что у нас проблема, – все равно как говорить, что Толя голоден, – заметила Зоя, не обращая внимания на злобную гримасу Толи и спокойно наливая себе чай из самовара. – Это должно меня удивлять?

Она была одета в синий шерстяной кафтан – в холодную погоду такие носило большинство эфиреалов, – с вышивкой серебром на манжетах и по подолу и с песцовой опушкой на вороте. Несмотря на утомительно-долгий обратный путь в Ос Альту, усталой она не выглядела. Зоя всегда держалась, как настоящий генерал, и безупречный внешний вид был частью ее доспехов. Николай бросил взгляд на ее идеально вычищенные сапоги – эта черта вызывала в нем уважение.

– На сей раз проблема прямо-таки головоломно-увлекательная, – уточнил Николай.

– О, нет, – простонала Женя. – Когда ты так говоришь, это означает, что все плохо.

На ней был кафтан традиционного цвета корпориалов – красного, лишь чуточку темнее, чем оттенок волос девушки, – с темно-синей вышивкой. Это сочетание цветов использовала только Женя и ее подразделение портных. Манжеты и подол Жениного кафтана украшал золотой кант, а глазную повязку – золотое солнце, в память об Алине Старковой. Николай добавил изображение солнца к геральдическим символам рода Ланцовых: этот жест был продиктован как личным уважением, так и необходимостью выразить согласие с общим мнением.

И хотя Алина давно погибла, Николаю порой казалось, что она все еще рядом, что вместе с ними переходит из зала в зал; ее присутствие ощущалось так же явственно, как жар летнего светила.

Король постучал ложечкой о чашку.

– Давид и Надя почти доработали систему вооружения моросеев.

Давид не потрудился оторваться от чтения: он принес с собой трактат об осмотических фильтрах, который Николай считал крайне полезным.

– Женя, ты права. Проблема весьма серьезная.

Женя искоса посмотрела на Николая.

– Это ты к чему?

– Начинает с хороших новостей, – сказала Зоя. Обменявшись с Николаем взглядами, она продолжила: – На торговом съезде в Ивце к королю подошел Хайрем Шенк. Керчийскому Торговому совету известно о нашем подводном флоте.

Тамара с досадой оттолкнула свой стул.

– Черт! Так и знала, что на старом заводе завелась «крыса». Надо было поскорее перебираться в Лазлайон.

– Рано или поздно они все равно бы узнали, – пожал плечами Толя.

– Подводные суда вполне могут применяться в мирных целях, – пробормотал Давид. – Для научных исследований, например. – Он не любил считать себя создателем оружия, однако подобную наивность члены Триумвирата позволить себе не могли.

Тамара прислонилась к стене, опершись о нее каблуком.

– Давайте не будем притворяться, будто не знаем, зачем Керчии понадобились наши «акулы».

Хайрем Шенк и другие члены Торгового совета утверждали, что моросеи им нужны для обороны от шуханских соседей и на случай блокады со стороны Фьерды. Николай, однако, знал истинную причину. Все знали. Настоящая цель Керчии – земенский флот.

Новый Зем строил свои собственные корабли, осваивал новые торговые пути и более не нуждался ни в керчийских портах, ни в керчийских судах. У могущественной Керчии, королевы морей и, бесспорно, сильнейшей торговой державы, впервые появился конкурент. Вдобавок Новый Зем обладал несравнимыми преимуществами – такими, как обширные пахотные земли, лес и богатые копи. По правде говоря, Николай завидовал бурному развитию молодого государства. Вот каких успехов способна достичь нация, если границы не осаждает враг и над страной не висит постоянная угроза войны. Однако, если керчийский Торговый совет осуществит план и закупит равкианских «акул», земенским кораблям не поздоровится. На них будут нападать в каждом секторе моря, и тогда Керчия восстановит свое морское владычество, которое сделало ее одной из богатейших и сильнейших стран мира, несмотря на крохотные размеры.

– Новый Зем – сильный союзник, – высказал мнение Толя. – Поддерживает нас, в отличие от остальных.

– А как быть с долгами? – Тамара скрестила на груди руки. – Керчия держит Равку на финансовом крючке. Торговый совет может раздавить нас одним росчерком пера.

Николай посмотрел на карту. На юге – Шухан, на севере – Фьерда; Равка зажата между ними. Если его страна не сумеет сохранить рубежи в неприкосновенности, то превратится в поле битвы между двумя великими державами, а ведь Николай обещал своему народу мир, возможность восстановить разрушенное. И Фьерда, и Шухан имеют сильное регулярное войско, тогда как равкианская армия истощена и потрепана годами сражений. Возглавив армию после гражданской войны, Николай понимал, что по численности его войска заметно уступают неприятельским. Единственный шанс Равки выстоять – всегда держаться на шаг впереди врага за счет новых технологий. Равка больше не хочет воевать. Николай больше не хочет воевать. Однако чтобы строить летательные аппараты, корабли или производить оружие в сколь-нибудь серьезных количествах, необходимы деньги и ресурсы, помочь с которыми могла только Керчия. Решение казалось простым, только вот простым оно быть не могло, даже если опустить соображения чести и союзничества.

– Вы оба правы, – сказал Николай. – Нам нужен Новый Зем, и нам не обойтись без Керчии. Но в одном танце с двумя партнерами сразу не станцуешь.

– Допустим, – произнесла Зоя. – Тогда кого мы выберем в провожатые, когда танцы закончатся?

Тамара стукнула каблуком по стене.

– Керчию.

– Давайте не будем торопиться с решением, – предложил Николай. – Выберешь не того, и вечер принесет одно разочарование. – Он достал из кармана и поставил на стол флакон с мутно-зеленой жидкостью.

Зоя со свистом втянула воздух, Женя подалась вперед.

– Это то, что я думаю? – спросила Зоя.

Николай кивнул.

– Благодаря сведениям, которые удалось вытянуть из Кювея Юл-Бо, наши алкемы вот-вот изготовят антидот для парема.

Женя сложила ладони вместе. В ее единственном янтарном глазу блеснула слеза.

– Значит…

Как ни больно разрушать ее надежды, но все должны представлять реальное положение дел. Николай решительно произнес:

– К сожалению, для антидота требуется огромное количество юрды. В десять раз больше стеблей, чем необходимо для производства одной унции парема.

Зоя взяла флакон, покрутила его в руках.

– Юрда растет только в Новом Земе, другой климат ей не подходит.

– Антидот нужен, – заявила Тамара. – По донесениям наших шпионов, и Шухан, и Фьерда все ближе к разработке относительно безопасной формулы парема.

– Еще больше гришей попадет в плен, – проговорила Зоя, – еще больше их превратится в оружие против Равки. Еще больше погибнет. – Она вернула флакон на место. – Если отдадим Керчии чертежи моросеев, то потеряем земенцев как союзников и лишимся шанса защитить гришей в Равке – а может, и во всем мире, – от парема. – Щелчком пальца Зоя заставила флакон медленно вращаться по кругу. – А если откажем керчийцам, то не получим денег на достойное снаряжение Первой армии. Куда ни кинь, везде клин.

– В таком случае, обратимся к дипломатии. – Женя посмотрела на короля. – Езжай в Керчию, потом в Новый Зем. Проверни этот номер, когда ты сыплешь словами и морочишь людям головы, говоря о самых простых вещах.

– Чесать языком я люблю, это да, – ответил Николай, – но, боюсь, это еще не все дурные вести.

Женя сползла в кресле.

– Не все?

– Это же Равка, – вставила Зоя. – Плохих новостей мало не бывает.

Николай знал, что этот момент когда-нибудь наступит, и все же мечтал выдумать хоть какой-нибудь предлог, чтобы прервать совещание. Простите, друзья, я должен отлучиться в оранжерею по делу государственной важности. Обрезка пионов, видите ли. Все присутствующие были в курсе, что с ним происходит, однако Николаю до сих пор казалось, что он скрывает грязную тайну. Он не хотел впускать демона в эти стены, но дольше молчать не мог.

– Во время нашей с Зоей поездки мной снова завладел монстр. Я сбежал из усадьбы князя и совершил восхитительный полет, приземлившись на крыше гусиной фермы.

– Но сонное зелье… – начала Женя.

– Монстр становится сильнее, – перебил Николай. Ну вот, он сказал это вслух. И голос не дрогнул, и внешне он остался спокойным, хотя лучше бы ему поперхнуться этими словами.

Женя поежилась. Она как никто другой понимала, какая жуткая тьма поселилась внутри Николая. Демон был связан с ничегоями, теми же чудовищами, что терзали ее. Она предала Дарклинга, и за это он натравил на нее своих теневых солдат. В схватке с ними Женя потеряла глаз, а их укусы оставили на теле глубокие шрамы, не поддававшиеся никакому портновскому искусству. Николай поражался особой жестокости этого преступления. Дарклинг отлично знал, что красота служит Жене броней, крепким щитом, и отобрал эту красоту. Он также знал, что Николай полагается на собственную сообразительность, на свой талант выкарабкиваться из любой трудной ситуации, поэтому сделал так, чтобы демон завладел способностью Николая говорить и мыслить здраво. Дарклинг мог убить обоих, и Николая, и Женю, однако предпочел их наказать. Какая мелочность для древней силы.

– Давид, – обратилась к фабрикатору Женя. Ее лицо, обезображенное шрамами, побледнело. – Это возможно?

Давид откинул с глаз лохматые темно-русые волосы.

– После такой долгой спячки – вряд ли. Но сила, которая породила сущность внутри короля, больше обычной силы гришей. Это была скверна.

– Мерзость, – пробормотал Толя.

– Теперь мы называем это сущностью? – спросил Николай. – Я бы предпочел слово «монстр». Или «демон». На худой конец, «чудище». Монстр – это я, и я – это монстр.

Если бы Николай не иронизировал, он совершенно точно сошел бы с ума.

– Мы можем обозвать его хоть Марибелью, если тебе так угодно. – Зоя отодвинула пустую чашку. – Неважно, как это называется, главное – представлять, на что оно способно.

– Важно, – возразил Давид. – В том случае, если мы неправильно понимаем его природу. Ты ведь читала теорию о гришах, журналы Морозова. Сила гриша не оживляет мертвую материю и не создает живую, а лишь направляет ее. Нарушение этого принципа обязательно влечет за собой последствия.

– Тенистый Каньон, – произнес Николай. – Территория, объятая тьмой и кишащая жуткими тварями, разделяла Равку надвое, пока Алина Старкова не уничтожила Каньон в ходе гражданской войны. Однако раны остались – на месте разлома образовалась выжженная песчаная пустошь, где не растет ни травинки, как если бы Дарклинг высосал из этой земли саму жизнь. Скверна породила не только Тенистый Каньон и чудовищ, его населявших, но и теневых солдат Дарклинга, и ее же Дарклинг использовал, чтобы поразить Николая.

Давид пожал плечами.

– Эта сила непредсказуема.

– Мы не знаем, что будет дальше, – сказал Николай. – Предвкушение будущего приятно щекочет нервы, но не в том случае, когда есть риск, что демон завладеет моим разумом и станет править страной, перекусывая глотки подданным. – Он ведь на самом деле задумывался о возможной потере воли и разума, почему же и эти слова дались ему легко? Потому, что так было всегда. Потому, что он нуждался в словах – складывал из них стену, скрепляя остроумием и логикой, чтобы помнить, кто он такой, чтобы не подпускать зверя близко.

Стремясь избавиться от монстра, Николай подвергал себя пыткам жарой и холодом. Призвал на помощь заклинателей Солнца и велел озадаченным гришам испытать на нем свои способности. Попытка не удалась, единственным результатом стало ощущение, что его медленно поджаривают изнутри. Перерыв все библиотеки мира, после нескольких месяцев раскопок на руинах Прялки, агенты Ланцова обнаружили дневники легендарного фабрикатора Ильи Морозова, но и они не принесли ничего, кроме отчаяния. Отчаяние привело Николая в Ивец, к костяному мосту, где он тщетно пытался установить связь между тьмой в душе и странными событиями в разных концах Равки. Может, он надеялся, что святые даруют ему чудо? Пока что божественное вмешательство было в большом дефиците.

– Итак, проблема в следующем, – подвел он итог. – Я не могу путешествовать из-за риска, что мой секрет выплывет наружу, но в то же время не могу бесконечно прятаться за стенами столицы, потому что это вызовет подозрение и поставит под угрозу будущее Равки, как и альянс с Новым Земом и Керчией. Разве я не обещал головоломно-увлекательную проблему?

– Прости, а что в ней головоломно-увлекательного? – поинтересовалась Женя.

– Способ ее решения. – Николай откинулся на спинку кресла и вытянул ноги, скрестив их в лодыжках. – Мы устроим бал.

– Понятно, – кивнула Зоя. – Сколько я должна выпить, чтобы все это начало мне нравиться?

– Боюсь, во всех погребах Крыгина не найдется столько спиртного, – грустно сказал Николай. – И, кроме того, нам придется оставаться трезвыми. Керчийцы, земенцы, фьерданцы, шуханцы – всех пригласим сюда. Устроим представление, пускай видят, что Равка и ее король живы-здоровы.

– И все? – вздернула брови Зоя. – Уроки жонглирования брать будешь?

– Не говори глупости, – одернул ее Николай. – Жонглировать я уже умею, и в буквальном, и в переносном смыслах. Мы укрепим связи с Новым Земом…

– Но Керчия… – перебила Женя.

– И тайком покажем Керчии прототип моросея.

– Да? – удивился Давид.

– Разумеется, показ обернется катастрофой. Ну, знаете, эффектный взрыв, летящие обломки металла. Инсценируем человеческие жертвы. В общем, постараемся убедить керчийцев, что наши «акулы» ненадежны, и тем самым выиграем время. – Король почти чувствовал, как демон втягивает когти и отступает: любые активные действия Николая ослабляли монстра. – Созовем дипломатов, купцов, политиков, разговорим, а сами станем слушать. Зоя, пускай твои шквальные создадут акустическую карту, чтобы мы слышали все, что происходит в каждом уголке дворца.

– Мне это не нравится, – заявил Толя.

– Я так и думал, – улыбнулся Николай.

– Шпионить за гостями – неэтично.

– Именно поэтому твоя сестра возглавляет разведывательную сеть Равки. Короли нуждаются в шпионах, а шпионам недосуг думать об этичности. Тамара, обеспечишь нам глаза и уши?

– Легко.

– Значит, эта часть работы за тобой.

Тамара задумалась, потом сказала:

– Идея обработать всех сразу неплоха, но под каким предлогом собрать здесь и союзников, и врагов, не вызвав еще больше подозрений?

– Можем отметить праздник твоего святого! – с воодушевлением предложила королю Женя.

– Нет, – возразил Николай, – не хочу ждать до Дня святого Николая. – Демон тоже ждать не будет. – Празднество должно состояться через полтора месяца. Назовем его… Фестивалем осенней чепухи или как-нибудь так. Осеннее равноденствие, дары природы – очень символично.

– Полтора месяца? – воскликнула Женя. – Мы не успеем организовать праздник такого масштаба за шесть недель. Одно только обеспечение безопасности займет…

– Если бы этим занималась не Женя Сафина, а кто-то другой, я бы волновался, – озорно подмигнул Николай.

Зоя устало закатила глаза.

– Не надо ей льстить, она и без того много о себе воображает.

– Пусть продолжает, – сказала Женя. – Давид никогда не говорит мне комплиментов.

– Разве? – Давид рассеянно похлопал себя по карману. – Где-то тут у меня есть список твоих достоинств, который ты мне давала.

– Видите, что мне приходится выносить.

– Я обязан следить, чтобы Женя всегда была в хорошем расположении духа, – пояснил Николай, – иначе она меня заклюет.

– Не боишься, что я тебя заклюю? – полюбопытствовала Зоя.

– А это в любом случае неизбежно. Но ты глуха к комплиментам.

Зоя повела плечами.

– Предлагаю задабривать меня деньгами и драгоценностями. – Она встала, и Николай увидел, что она уже обдумывает задачу, как генерал, выстраивающий схему сражения. Зоя принялась мерить шагами пятачок перед картой. Тенистый Каньон за ее спиной то исчезал, то появлялся вновь. – Если мы собираемся задействовать такие силы, нужен повод посерьезнее, чем праздник снопов и тыкв.

– Зоя, – предостерегающе произнес Николай. Он прекрасно понял, о чем она думает.

– Это отличная возможность подыскать тебе невесту.

– Ни в коем случае.

На лице Зои расцвело довольное выражение женщины, выигравшей спор еще до его начала.

– Поскольку, как ты сам сказал, путешествия тебе противопоказаны, необходимо, чтобы невеста прибыла к королю сама.

Николай покачал головой.

– Мне нельзя вступать в брак. Риски слишком велики.

– Именно поэтому ты должен жениться, – убеждала Зоя. – Мы соберем здесь самых влиятельных людей. Я даже готова поверить, что тебе хватит таланта и шарма обвести врагов вокруг пальца, но сколько времени мы этим выиграем? Полгода, год? А что потом, ваше величество?

– Это действительно идеальный повод пригласить всех в гости, – заметила Женя.

Николай с досадой поморщился.

– Говорил же, что вы меня заклюете. Правда, не предполагал, что так скоро.

– Николай, – тихо промолвила Зоя, – ты сказал, что монстр набирает силу. Если так, женитьба – лучший для тебя выход.

Единственный выход, прочел он между строк. Равке нужна королева. Николаю нужен наследник.

И все же каждая клеточка его души восставала против этого решения. Сейчас столько дел! Ухаживать как положено ему просто некогда, да и жениться на едва знакомой девице не резон. Он не осмелится открыть свою темную тайну чужому человеку – опасность для его избранницы чересчур велика. Логичные доводы. Веские причины отказаться. Только вот монстр уже запустил в действие часовой механизм.

Николай огляделся. Эти люди знают его как никто. Верят ему. Но демон, скрывающийся у него внутри, способен все изменить. Что, если монстр продолжит набирать силу, разъедая сдерживающие его оковы, и в конце концов уничтожит волю Николая, опору, благодаря которой он держался так долго? Мерзость. Николай вспомнил, как передернуло Женю. Что, если утопающий – это он, и он тянет Равку за собой на дно?

Николай тяжело вздохнул. К чему оттягивать неизбежное? Уж лучше расстрел, чем долгие пытки.

– Надо будет составить список претенденток, – сказал он.

– Уже, – ответствовала Зоя.

Определенно, ей лишь бы от него избавиться!

– Ты намерена руководить этим мероприятием, как военной кампанией?

– Это и есть военная кампания.

– Мои министры и послы наверняка захотят высказать свои соображения.

– Их тоже пригласим, – не скрывая радостного возбуждения, сказала Женя и придвинула к себе перо и чернильницу. – Всех разместим во дворце. Только представьте себе все эти чаепития, ужины и танцы!

– Представляю себе все эти чаепития, ужины и танцы, – мрачно буркнул Давид.

Женя отложила перо и схватила фабрикатора за руки.

– С тебя пять ужинов и один банкет. После этого обещаю, что разрешу тебе не вылезать из лаборатории.

– Три ужина и банкет.

– Четыре.

– Ладно.

– Ты просто ужасный переговорщик, – сказал Николай. – Она согласилась бы и на два ужина.

– Правда? – нахмурился Давид.

– Нет, конечно, – заверила Женя. – А вы, ваше величество, держите язык за зубами.

Николай обратился к Толе:

– Необходимо провести дополнительные проверки систем безопасности во дворце. Подозреваем всех: слуг, стражу, придворных дам. Исходим из того, что потенциальным шпионом или убийцей может оказаться кто угодно.

– Кстати, – вмешалась Тамара, – Дуняша Лазарева мертва.

Самозванка, претендовавшая на трон.

– Кто ее убил?

– Кто-то не из наших. Известно только, что ее нашли на мостовой перед Церковью Бартера после аукциона.

Тревожно. Дуняша охотилась на него в Кеттердаме? Права на трон предъявляла не только она. Раз в два месяца непременно объявлялся новый «потерянный наследник Ланцовых», утверждавший, что ему удалось избежать кровавой расправы с королевской семьей, устроенной Дарклингом, или что он внебрачный отпрыск Александра Ланцова (а с учетом поведения покойного монарха сие вполне могло быть правдой).

Не исключено, что у Николая прав на престол меньше, чем у половины самозванцев. Из всех них он – величайший притворщик.

– Следом за ней явятся другие, – сказала Зоя. – Тоже будут называть себя Ланцовыми. Еще одна причина поскорее обзавестись наследником и обезопасить трон.

– Я сказал, что выберу невесту, значит, выберу, – проговорил Николай, стараясь не показывать своего раздражения. – Если хотите, я даже готов опуститься на одно колено и прочесть какое-нибудь любовное стихотворение.

– Я могу сделать для тебя подборку, – предложил Толя, и его лицо озарилось искренней радостью – впервые с того момента, как они спустились под землю в Золотом Болоте.

– Прекрасная мысль. Желательно что-нибудь покороче и, главное, в рифму.

Николай снова посмотрел на старинную карту Равки – яростной, безнадежной и вечно ненасытной. Равка была его первой любовью, страстью, которая вспыхнула в нем еще в годы одинокого отрочества и с годами становилась лишь глубже. Николай был готов бросить к ее ногам все, чего бы она ни потребовала. Прежде он вел себя безответственно, рискуя возлюбленной, и теперь не мог допустить, чтобы его страхи повлияли на будущее Равки.

– Разошлите приглашения, – приказал Николай. – Большой королевский роман начинается!

* * *

Остаток дня он провел, встречаясь с министрами, обсуждая планы дорог и акведуков, на постройку которых не было средств, составляя послания в Керчию с просьбой продлить сроки кредитов и отвечая на письма всем, кому не ответил раньше, начиная с губернатора Блуждающего острова и заканчивая адмиралами, просившими денег на ремонт действующих судов военного флота Равки. Все это требовало сосредоточенности, изящных выражений и бесконечного терпения – и, однако, было менее обременительным, чем выбор будущей королевы. В конце концов наступил вечер, и пришло время встретиться с Зоей и ее армией потенциальных невест.

Король и его генерал сидели в гостиной; в камине, выложенном изразцами, потрескивало пламя. Убранство комнаты все еще носило отпечаток прежнего правителя: шитый золотом двуглавый орел, тяжелые ковры, гардины из такой плотной золотой парчи, что, казалось, ее можно переплавить в монеты.

Список все не кончался, имена мелькали одно за другим, девицы, готовые выйти замуж за короля, словно бы проходили перед ним строем.

– Смотр невест – лишь повод пригласить к нам керчийцев и земенцев, – заметил Николай. – Может, используем гамбит – не будем пока назначать помолвку?

Зоя аккуратно разложила листы.

– Мы убьем двух зайцев одним выстрелом, ваше величество. Равке нужна королева, а ты пока еще завидный жених.

– Пока еще?

– Ты не стар, все зубы целы, и армия Равки еще не разбита. Подобная нерешительность не пристала королю. И вообще это на тебя не похоже.

Не похоже. Николай всегда принимал решения, не колеблясь. Ему нравилось это делать. Все равно как расчищать лес от бурелома, чтобы впереди открылась дорога. Однако когда он думал о выборе невесты, поваленные деревья становились непреодолимой преградой, а ветви загораживали свет, и Николай был даже рад оказаться в сумраке и одиночестве. Вернее, не совсем в одиночестве. Он наслаждался царившей в комнате тишиной, теплом огня и присутствием безжалостной гарпии, сидевшей напротив.

Чтобы привлечь внимание короля, Зоя с резким щелчком расправила листок бумаги.

– Принцесса Эри Кир-Табан.

– Вторая в очереди на шуханский трон, если не ошибаюсь?

– Да, и едва ли не лучший вариант. Юна, привлекательна и пользуется бешеной популярностью у своего народа. Искусна в игре на хатууре.

– Двенадцати– или восемнадцатиструнном?

– Какая разница?

– Должны же быть критерии отбора, Назяленская! Уверена, что Шухан пришлет именно ее?

– Мы пригласим всю королевскую семью, но, учитывая народную любовь к принцессе Эри, подозреваю, что старшая сестра будет только рада услать ее подальше. Если же к нам отправят одну из младших дочерей… – Зоя пожала плечами, – мы поймем, что в прочном альянсе Шухан не заинтересован. Но шуханка избавила бы нас от нужды в керчийском золоте.

– И как долго, по-твоему, Равка сохранит независимость при таком союзе? Шуханцам даже не придется идти на нас войной, мы собственноручно преподнесем им страну на блюдечке.

– Идеального выбора не существует, – заметила Зоя.

– Кто следующий?

Зоя со вздохом передала Николаю очередное досье.

– Эльке-Мари Смит.

Николай пробежал глазами листок.

– Да ей только-только шестнадцать исполнилось!

– Зато она принадлежит к одному из влиятельнейших семейств Керчии. Кроме того, Алина была всего-то на пару лет старше, когда ты выбросил на ветер семейную драгоценность, подарив ей фамильное кольцо с изумрудом.

– Мне тогда было примерно столько же.

Мысли об Алине неизменно причиняли боль. Разумеется, он сглупил, сделав ей предложение. Но в то время Николай нуждался скорее в друге, нежели в политическом союзнике. По крайней мере, он так считал.

Откинувшись на спинку кресла, Зоя смерила короля долгим взглядом.

– Только не говори, что ты до сих пор оплакиваешь нашу маленькую заклинательницу Солнца.

Да, он до сих пор ее оплакивал. Алина нравилась Николаю; возможно, он даже начал испытывать к ней более сильное чувство. Возможно, его внутренний сноб просто рассчитывал, что девушка ответит согласием. Как-никак он король, да и не урод. Однако Алина лучше других знала, на что способен Дарклинг. Может быть, она уже тогда почувствовала ту дрянь, что начала зреть внутри Николая. Даже по прошествии лет рана, нанесенная ее отказом, все еще саднила.

– Никогда не умел изображать тоскующего влюбленного, – сказал Николай. – Хотя, должен признать, люблю лишний раз продемонстрировать красивый профиль, стоя у окна с печальным взором.

– Родители так или иначе постараются поскорее выдать Эльке-Мари замуж за какого-нибудь купца. Уверена, король придется ей по душе гораздо больше.

– Нет. Дальше.

– Наташа Беритрова.

– Баронесса Беритрова?

Зоя внимательно изучила досье.

– Она самая.

– Ей пятьдесят!

– И при этом она очень состоятельная вдова, которой принадлежат земли под Карьевом – стратегически важная местность для проведения военной кампании в южном направлении.

– Зоя, нет.

Закатив глаза, Зоя взялась за следующую бумагу.

– Линнея Опьер.

– Нет.

– Во имя святых мучеников! Николай, перестань вредничать. Двадцать три года, признанная красавица, спокойный характер, одарена в математике…

Николай щелчком сбил с манжета прилипшую ниточку.

– От своей сводной сестры я другого и не ожидал.

Зоя замерла. В своем ярком кафтане она походила на прекрасную икону; отблески пламени окружали ее светящимся ореолом. Николай был готов поклясться, что ни одной другой женщине синий цвет не шел так, как ей.

– Значит, это правда?

– Такая же, как моя история.

Слухи о том, что младший сын Александра Ланцова – бастард, начались еще до рождения Николая, и он как мог старался с этим примириться. Однако тайну своего происхождения король Равки открыл лишь одному человеку – Алине Старковой. Зачем же он сейчас поделился ею с Зоей? Алина тогда заверила Николая, что из него в любом случае получится великий монарх. Рассчитывать на подобную щедрость со стороны Зои не приходилось. Тем не менее Николай отпер ящик письменного стола и достал оттуда миниатюру, которую королева-мать передала ему перед тем, как отправиться в изгнание. Она призналась сыну, что его настоящий отец – фьерданский магнат-судовладелец, некогда служивший в Равке эмиссаром.

– Святые! – выдохнула Зоя, всмотревшись в портрет. – Сходство…

– Поразительное, знаю. – Их отличали только глаза – крохотные точки на портрете были голубыми, а не светло-карими, – ну, и борода. И все же, глядя на миниатюру, Николай словно бы видел себя в будущем – постаревшим, заматеревшим, с морщинами в уголках глаз.

Зоя швырнула миниатюру в камин.

– Зоя! – Николай рванулся к камину.

– Ты идиот? – зло спросила она.

Король хотел выхватить драгоценную вещицу из огня, но пламя уже взметнулось ввысь, и Николай отдернул руку. При виде того, как посреди рамки расплывается черная дыра, в нем вскипела ярость. Он рывком развернулся.

– Ты забываешься!

– Этот портрет – все равно что дуло пистолета, приставленное к твоему сердцу. – Зоя ткнула пальцем в грудь Николаю. – К сердцу Равки. И ты готов пойти на этот риск – ради чего? Ради глупой сентиментальности?

Его пальцы сомкнулись на запястье Зои, прежде чем она успела снова упереть ладонь ему в грудь.

– Я тебе не мальчишка, чтобы со мной играть и мне указывать. Я твой король.

Синие Зоины глаза сверкнули. Она вздернула подбородок, словно говоря: «Что за дело королеве, повелевающей бурями, до какого-то смертного короля?»

– Да, ты мой король. И я хочу, чтобы ты им оставался, даже если у тебя не хватает ума защитить свое право на трон.

Пожалуй, так и есть, однако Николай не собирался этого признавать.

– Ты не имела права.

– Имела, причем полное. Я поклялась оберегать тебя. Оберегать королевство. – Зоя вырвала руку. – Что, если Магнус Опьер окажется в этом дворце? Или вас обоих пригласят на пир в Керчии? Людям хватит одного взгляда, чтобы узнать…

– Они и так знают. – На Николая вдруг навалилась страшная усталость. – Или догадываются. Все вокруг шептались еще до того, как я появился на свет.

– От него следовало бы избавиться.

Николай стиснул кулаки.

– Зоя, ты этого не сделаешь. Я запрещаю. А если узнаю, что ты действовала за моей спиной, то лишу тебя звания, и можешь провести остаток жизни, обучая юных гришей лепить облачных зверюшек.

В течение нескольких секунд вид у Зои был такой, точно она вот-вот вскинет руки, призовет бурю и разнесет весь дворец в клочья. Но вместо этого она присела в безупречном реверансе, умудрившись этим жестом выразить еще и презрение.

– Как прикажете, мой государь.

– Зоя, ты на самом деле так жестока? Он ни в чем не повинен. Единственное преступление этого человека – любовь к моей матери.

– Нет, преступление в том, что он уложил ее в постель.

Николай покачал головой. Пусть Зоя режет правду-матку, если хочет. Разумеется, ему уже не узнать, была ли любовь между его матерью и настоящим отцом, и все-таки Николай надеялся, что этих двоих связывало нечто большее, нежели похоть и сожаление о содеянном.

Он посмотрел на поднос с давно остывшим ужином, взял бокал с вином и осушил до дна.

– Однажды ты перейдешь грань, и я уже не буду столь великодушен.

– Если такой день наступит, можешь заковать меня в цепи и бросить в темницу. – Зоя подошла к Николаю, забрала у него бокал и поставила на стол. – Но эту ночь в цепях проведешь ты. – Она произнесла это почти с нежностью.

Николай вздохнул.

– После сегодняшних вечерних трудов – с радостью.

Он отпер спальню ключом. Слугам разрешалось делать уборку в этой комнате исключительно под присмотром Толи и Тамары и только один раз в неделю. Камердинера у Николая не было, своим туалетом он занимался самостоятельно.

Несмотря на то, что на ночь спальня превращалась для него в тюрьму, Николай относился к ней скорее как к святилищу – возможно, единственному месту во дворце, которое принадлежало ему по-настоящему. Стены здесь были выкрашены в глубокий синий цвет моря, а карту, что висела над камином, он забрал из каюты «Волка волн» – пиратского корабля, на котором бороздил океаны в бытность Штурмхондом, корсаром и капитаном этого судна. У окна на треноге стояла длинная подзорная труба. Смотреть через нее было особо не на что – лишь на звезды и дальние дома в верхней части города, – однако уже само наличие инструмента вызывало у Николая чувство покоя, будто он надеялся когда-нибудь взглянуть в окуляр подзорной трубы и увидеть вздымающиеся волны бескрайнего серого моря.

«Морская вода у нас в крови, – как-то сказал ему один из членов экипажа. – Мы сходим с ума, если задерживаемся на берегу надолго». Николай сходить с ума не собирался – по крайней мере, от пребывания на суше. Чья бы кровь ни текла в его жилах, он рожден для королевского трона и снова приведет свою страну к победе. Но сперва нужно пережить эту ночь.

Николай сел на краешек кровати, снял сапоги, надел на лодыжки железные кандалы и улегся в постель. Зоя ждала снаружи, и за это он был ей признателен. Заковывать себя в цепи самостоятельно – вроде бы мелочь, но она позволяла Николаю еще какое-то время сохранять над собой контроль. Зоя вошла только после того, как он закрепил наручник на левом запястье.

– Готово?

Николай кивнул. В подобные моменты ее жесткость помогала переносить эту ситуацию чуточку легче. Зоя никогда не делала ему поблажек и никогда бы не унизила своего короля жалостью.

Она защелкнула специальный замок, придуманный Давидом. С резким железным лязгом его тело перетянули три цепи – на уровне колен, живота и плеч. Когда просыпался зверь, силы ему было не занимать, так что рисковать не стоило. Николай помнил об этом и уже должен был бы привыкнуть к путам, однако в который раз испытал жгучее желание вырваться.

Как обычно, он сдержался и спокойно протянул Зое правое запястье.

– А какие планы на вечер у моего дорогого тюремщика? Собираешься на тайное свидание?

Наклонившись, чтобы замкнуть левый наручник и проверить надежность креплений, Зоя раздраженно фыркнула:

– Можно подумать, у меня есть на это время.

– Зоя, мне известно, что ты по ночам где-то гуляешь, – поддразнил Николай. Его разбирало любопытство, а еще просто хотелось отвлечься. – Тебя видели за пределами дворца, хотя куда именно ты ходишь, никто не знает.

– Я много где бываю, ваше величество. А если вы и дальше намерены совать нос в мою личную жизнь, то я знаю парочку мест, куда послать вас.

– Скрываешь своего ухажера? Стесняешься его? – Николай сжал пальцы, стараясь выровнять дыхание.

Зоя повернула голову, и свет лампы упал на полумесяц ее скулы, позолотил темные волны волос. Николай никогда не мог равнодушно смотреть на красоту Зои и в этот момент порадовался, что прикован к кровати: будь его руки свободны, они сами собой потянулись бы к девушке.

– Лежи смирно, – бросила она. – Ты хуже ребенка, перекормленного сладостями.

Как хорошо, что у нее такой острый язык!

– Зоя, почему бы тебе не остаться? Развлечешь меня занимательными рассказами о своем детстве. Твое ехидство очень успокаивает.

– Может, я лучше попрошу Толю развлечь тебя поэзией?

– Вот-вот, я как раз об этом. Какое остроумие, какая язвительность! Лучше любой колыбельной.

Когда щелкнул последний замок, рукав Зоиного кафтана соскользнул, обнажив широкий серебряный браслет, охватывавший запястье: обломки костей или чего-то, похожего на зубы, вплавленные в металл. Николай никогда не видел ее без этого браслета и даже не был уверен, снимается ли он вообще. Он кое-что знал об усилителях и даже помог Алине добыть чешую морского хлыста, второй из легендарных усилителей Морозова. Существовала, однако, целая вселенная, о которой он не имел ни малейшего представления.

– Скажи-ка мне вот что, Назяленская. Давид говорил, что выход за границы силы гришей чреват последствиями. Но разве усилитель не предназначен именно для этого? В чем тогда его отличие от парема?

Зоя задумчиво провела пальцами по металлу.

– Мне кажется, парем во многом схож со скверной. Подобно скверне, парем дает огромную силу, но цена этой силы чудовищна: воля гриша, а порой и жизнь. Усилители работают иначе. Животные, чьи части тела используются для усиления, – это редкие экземпляры, связанные с изначальным сотворением мира. Когда усилитель отдает свою жизнь, это есть жертва, необходимая Вселенной. Между гришом, чья рука наносит смертельный удар, и усилителем устанавливается нерушимая связь. Это и страшно, и красиво одновременно. В свою очередь, скверна…

– Иначе говоря, мерзость. Я в курсе. Хорошо еще, что я себя люблю.

– Все гриши питают тягу к мерзости, жаждут познать, на что способны за пределами допустимых границ.

– Даже ты?

Губы Зои дрогнули в улыбке.

– Особенно я. Сила – это щит. – Прежде чем Николай успел попросить пояснений, она добавила: – Но цена такой силы непомерно велика. Когда Дарклинг попытался создать собственные усилители, результатом стал Тенистый Каньон. – Зоя подняла руку, и браслет блеснул в свете лампы. – Мне достаточно этого.

– Близнецы носят усилители из акульих зубов, – вслух размышлял Николай, – Женя – из костей пустельги. Истории их появления я слышал не раз, а ты о своем не рассказывала никогда. Почему?

Зоя вопросительно изогнула бровь. Задумчивая девушка исчезла, на короля вновь смотрела суровая воительница.

– Сталь гришей нужно заслужить, ваше величество. Как и историю. – Она встала. – Полагаю, ты просто тянешь время.

– Ты меня раскусила. – Несмотря на Зоину маску холодности, Николаю было жаль, что она уходит. – Спокойной ночи, генерал.

– Спокойной ночи, гадкий король.

Он не станет упрашивать Зою остаться. Не в его натуре – умолять, а кроме того, это противоречит негласному уговору, заключенному между ними. Они не ищут друг у друга утешения; наоборот – заставляют держать строй, стиснуть зубы и шагать. Так что он больше не станет пытаться ее разговорить. Не признается, что ему страшно оставаться наедине с тварью, которая может им завладеть; не попросит Зою оставить лампу зажженной – сотворить это простое детское волшебство, чтобы прогнать тьму.

Когда она все же это сделала, Николай облегченно вздохнул.

7 Зоя

Когда Зоя встала с постели, небо еще не посветлело. Сперва она выполнит обычные утренние дела, а потом отправится в Большой дворец и расстегнет оковы Николая. С возвращения в столицу минула неделя, и, к радости Зои, монстр, поселившийся в теле короля, пока ни разу не проявлялся.

Тамара и Надя уже дожидались ее в соседней со спальней гостиной. Девушки сидели за круглым столом, некогда принадлежавшим личной страже Дарклинга. Надя все еще была в своем синем ночном халате, тогда как Тамара уже переоделась в форму. Руки, по обыкновению, были обнажены, на поясе матово поблескивали топоры.

– Донесения о двух новых атаках кергудов. – Тамара протянула Зое стопку листов, исписанных убористым почерком.

– Мне нужна чашка чая, – сказала Зоя. Солнце еще не взошло, а мир уже разваливается на части! В конце концов, это просто дикость. Налив себе чаю из самовара, она взяла у Тамары бумаги. Помимо этих, на столе лежали и другие. – В каком месте они напали на сей раз?

– Троих гришей похитили в Сикурске и еще восьмерых – к югу от Карьева.

Зоя резко выпрямилась.

– Так много?

Используя свои запасы юрды-парема, шуханцы создали бойцов нового типа, солдат, улучшенных с помощью портновского искусства: фабрикаторы сделали их более сильными, снабдили крыльями, утяжеленными кулаками, неломающимися костями и обостренными чувствами. Это и были кергуды.

– Расскажи ей про остальное, – сказала Тамаре Надя.

Зоя пристально посмотрела на Тамару.

– Это еще не все?

– Мы в Равке, не забыла? Гриши под Сикурском передвигались тайно. Либо шуханцы пронюхали про секретную миссию, либо…

– Либо Нина права и новые солдаты способны чуять гришей, – закончила Надя.

– А Нина ведь предупреждала, – заметила Тамара.

– Предупреждала, и что? – едко отозвалась Зоя. – Как удачно, что наш добрый король отправил этот ценнейший источник информации за тысячи миль отсюда, поручив наблюдать за шуханцами.

– И правильно сделал, – сказала Тамара. – Нина была сама не своя от горя. Задание пойдет ей на пользу.

– Вряд ли этот довод нас утешит, если ее поймают и убьют, – парировала Зоя и ущипнула себя за переносицу. – Шуханцы проверяют, как далеко могут продвинуться вглубь нашей территории. Нужно поставить их на место.

– Каким образом? – поинтересовалась Надя. – Строго-настрого предупредить?

– Лучше всего вычислить их базы в Шухане, – сказала Тамара, – но, к сожалению, мои разведчики пока не обнаружили, где именно создают и тренируют кергудов.

Желудок Зои скрутило узлом при мысли об этих базах, о гришах-«добровольцах», которых в Шухане «сажали» на парем, а затем сотворяли из них чудовищ. Она взяла в руки другой листок.

– Это результаты вскрытия?

Тамара кивнула. Тела двух кергудов доставили из Кеттердама в Малый дворец для изучения. Толя возражал против этого, утверждая, что «кромсать» тело павшего воина – недостойно. Однако Зоя считала иначе: когда равкианцев похищают у самых границ твоей страны, уже не до благородства.

– Этот металл, – она указала на заметки Давида на полях подробного анатомического рисунка, выполненного корпориалами, – который они используют для костей, – это ведь не просто гришийская сталь?

– Сплав, – ответила Нина. – Соединение гришийской стали с рутением. Он менее ковкий, зато более прочный.

– Никогда о таком не слыхала.

– Рутений встречается очень редко. Месторождений во всем мире – по пальцам пересчитать.

Тамара подалась вперед.

– Однако шуханцы где-то его берут.

Зоя постучала пальцем по листку.

– Найдите источник. Отследите перевалку грузов. Так мы выясним, где создают кергудов.

Тамара провела большими пальцами по лезвиям топоров.

– И когда мы это узнаем, я лично возглавлю штурм.

– Я буду рядом, – кивнула Зоя.

– А я прикрою вас со спины, – улыбнулась Надя.

Скорее бы уже, подумала Зоя, которой давно не терпелось в бой. Она посмотрела на часы на каминной полке. Пора будить короля.

Ночь выстелила землю холодным туманом, окутала призрачной дымкой деревья и выложенные камнем дорожки. Зоя шагала через лес, под сенью переплетенных ветвей. С приходом весны на них распустятся цветы – сперва белые, потом розовые, затем красные, как кровь, а пока что они голые – серая кора и шипы.

Зоя вышла к живым изгородям и обширным лужайкам, окружавшим Большой дворец. Фонари вдоль погруженных в сумрак тропинок напоминали мутные светящиеся нимбы, а сам дворец с его белыми каменными террасами и золотыми статуями, окутанными туманом, – невесту перед свадьбой. В этот тихий предрассветный час сердце Зои тоже должно было быть наполнено покоем, однако все ее мысли занимали кергуды, земенцы, фьерданцы и керчийцы.

Каждый день она готовила новых солдат в Малом дворце, занималась вопросами Второй армии. Армия, перешедшая под ее начало, росла и постепенно восстанавливалась после нанесенных Дарклингом ран – ран почти смертельных. Как ему это удалось? Зоя недоумевала до сих пор. Дарклинг увеличивал мощь Второй армии в течение нескольких поколений, множил численность войска, совершенствовал солдатскую выучку, укреплял собственное влияние. Дарклинг взращивал таланты молодых гришей, помогал им развивать способности, воспитывал как родных детей. И что же произошло, когда дети повели себя плохо, когда попытка Дарклинга захватить власть в Равке не удалась и часть гришей отважилась поддержать Алину Старкову, встать против него? Он их убил, без жалости и колебаний. Зоя видела, как они гибли. Сама едва не оказалась среди них.

Едва, напомнила она себе, поднимаясь по ступенькам дворца. Но я выжила, чтобы возглавить армию, им созданную и им же чуть не уничтоженную. Зоя поклялась, что вновь сделает Вторую армию силой, с которой будут считаться. Ее разведчики все глубже проникали на территорию Фьерды и Шухана, исследовали побережье Блуждающего острова и фронтиры Нового Зема в поисках гришей, желающих научиться воевать на стороне Равки. Зоя была полна решимости еще больше увеличить армию, собрать войско еще мощнее, чем было у Дарклинга. И все же этого недостаточно. Главная задача Зои – найти способ защитить гришей по всему миру, навсегда избавить их от постоянного страха и необходимости скрывать свои способности; создать орган управления, совет из представителей всех стран, который бы следил за соблюдением прав гришей и сурово карал всякого, кто посмел бы пленить или причинить вред хоть одному из них. Но для того, чтобы эта мечта стала чем-то большим, нежели приятной фантазией, Равка должна быть сильной. И Равка, и ее король.

Миновав коридоры Большого дворца, Зоя приблизилась к королевской спальне. Под дверями маялись в ожидании двое слуг. Под взглядом Зои оба моментально вжались в стену, словно испуганные морские анемоны.

Она знала все их разговоры. «Наш бедный король после войны уже не тот», – шепталась прислуга, вздыхая и промокая глаза, стоило ему пройти мимо. Что ж, можно понять. Николай богат, красив, и за плечами у него трагическое прошлое – идеальная комбинация для мечтательного романтика. При худшем раскладе он отвергнет всех подходящих кандидаток в невесты, подобранных Зоей, влюбится в горничную и будет настаивать на браке по любви. Николай Ланцов всегда отличался склонностью к подобным романтическим бредням.

Зоя поздоровалась с Толей, дернула за шнурок звонка, приказывая подавать завтрак, вошла в королевскую спальню и раздвинула шторы. В окна заструился бледно-розовый утренний свет.

Николай мрачно покосился на нее с подушек.

– Опаздываешь.

– А ты прикован к кровати. По-моему, не лучший момент, чтобы проявлять недовольство, – спокойно сказала Зоя.

– По-моему, слишком ранний час, чтобы угрожать королю, – буркнул Николай.

Зоя склонилась над ним и принялась снимать оковы.

– На голодный желудок я всех убить готова, – промолвила она.

Разговор приносил ей облегчение. Эта легкая, лишенная особого смысла болтовня помогала заполнить тишину. После того, как в Ивце едва не случилась беда, они снова вернулись к обычному неторопливому распорядку, и все же Зоя никак не могла привыкнуть к этой интимности – тихий рассвет, смятые простыни, растрепанные волосы. Из-за них Зоя видела в Николае не короля, а маленького мальчика, которого срочно нужно поцеловать.

«Развлечешь меня занимательными рассказами о своем детстве», – сказал он ей. Вряд ли король найдет эти истории такими уж занимательными. Рассказать тебе о старике, за которого меня хотели выдать замуж, когда мне было девять? О том, что случилось в день моей свадьбы? О том, что они пытались со мной сделать? О хаосе, который я оставила после себя?

Зоя закончила возиться с оковами – при этом она старалась как можно меньше касаться теплой от сна кожи Николая, – и предоставила королю возможность умыться и одеться.

Несколько секунд спустя в дверь гостиной постучали, и вошедший слуга подал горячий чай и поднос с завтраком в накрытых крышками блюдах. От Зои не укрылся взгляд, который он исподтишка бросил на нее перед тем, как шмыгнуть прочь. Может, не стоит обращать внимания на слухи? Пускай себе болтают, что она любовница короля. По крайней мере, это избавит ее от необходимости каждый день еще до рассвета топать из Малого дворца в Большой – ночевать можно будет здесь.

Николай неторопливо вошел в гостиную: золотистые волосы аккуратно причесаны, сапоги начищены до блеска, мундир, по обыкновению, сидит безупречно.

– Выглядишь отдохнувшим, – кисло заметила Зоя.

– Я почти не спал, а проснулся от того, что спину скрутило так, словно Толя молотил по ней теннисной ракеткой. Но королю не пристало охать, драгоценнейшая Зоя. Лопаешь мою селедку?

Зоя закинула в рот последний ломтик.

– Не лопаю, а слопала. А теперь приступим…

Ознакомить короля с насущными вопросами она не успела: дверь распахнулась, и в комнату влетела Тамара, а следом за ней – Толя, оба при полном вооружении. Золотистые глаза близнецов сверкали.

– Говорите, – приказал Николай, и его расслабленный настрой моментально улетучился.

– Неприятности с паломниками, разбившими лагерь возле городских стен. Апрату очень не нравятся проявления нового культа. Он отправил к воротам Святую стражу.

Зоя вскочила. Апрату полагалось служить духовным наставником монарха, однако он оказался предателем, доставлявшим массу проблем.

Николай наспех глотнул чая и тоже поднялся.

– Наши люди на месте?

Толя кивнул.

– Сердцебиты, переодетые в штатское, смешались с толпой, снайперы заняли позиции на стенах и ближних холмах. Правда, прикрытие не слишком серьезное.

– Ты знал, что это случится? – спросила Зоя Николая, пока они с близнецами быстро шагали по дворцовым коридорам.

– У меня было предчувствие.

– И ты не предпринял мер, чтобы его остановить?

– Что именно я должен был сделать? Замуровать его в церкви?

– Я слыхала и более радикальные предложения. У Апрата нет никаких полномочий!

– Зато есть возможности, и он знает, что на вооруженное противостояние я не пойду.

Зоя с досадой поморщилась.

– Святую стражу давным-давно следовало упразднить. – Апрата охраняли боевые монахи – книжники и солдаты одновременно. В том, что они преданы священнику, а не королю, сомневаться не приходилось.

– К несчастью, это вызовет беспорядки в народе, а нам сейчас только бунта и разгула страстей не хватало. Разгул мне по душе только тот, что с танцами, но его, кажется, именуют балом. Так что за бал у нас намечается, Тамара?

– Наши агенты снуют среди паломников каждый день. Согласно донесениям, пилигримы в основном ведут себя мирно, но сегодня один из проповедников «завел» толпу, и Апрата, видимо, возмутили его речи.

У фонтана, имевшего форму двуглавого орла, выстроился отряд королевских солдат. Позади стояли запасные лошади.

– Чтобы ни один солдат в форме не выходил за городскую стену без моего приказа, – скомандовал Николай. – К толпе отправьте гришей, но и они должны действовать только по сигналу. Снайперы пускай останутся на стенах. Повторяю: ни шагу без моего прямого приказа, ясно?

Зоя понимала, что король имеет полное право командовать войсками по собственному усмотрению, верила, что близнецы прекрасно сумеют организовать сердцебитов для защиты короны, однако при мысли о том, что они угодили в подобную ситуацию, внутри у Зои все клокотало. Николай чересчур любит компромиссы. Апрат предавал всех и каждого, кто хоть раз имел глупость ему довериться. Священник – коварный змей, и, будь воля Зои, после гражданской войны она поставила бы и Апрата, и его холуев из Святой стражи перед выбором: казнь или изгнание.

Все четверо сели на лошадей и уже подъезжали к дворцовым воротам, когда Николай произнес:

– Зоя, нужно, чтобы ты успокоилась. Прежде всего, священник недолюбливает гришийский Триумвират.

– Ой, я сейчас расплачусь.

– Твоя неприкрытая враждебность делу не поможет. Апрату разрешено оставаться в Ос Альте, и ты против этого, знаю.

– Отчего же, держи его рядом. А лучше в виде набитого чучела у меня над каминной полкой.

– Образ, бесспорно, волнующий, но мы не можем допустить, чтобы он превратился в мученика. Его влияние на народ слишком велико.

Зоя скрипнула зубами.

– Он лжец и предатель. Апрат сыграл ключевую роль в свержении твоего отца. Он пытался удерживать Алину и меня под землей, а во время войны не оказал тебе ни малейшей поддержки.

– Все так. Если мне когда-нибудь потребуется репетитор для экзамена по истории, я знаю, к кому обратиться.

Почему король ее не слышит?

– Николай, священник опасен.

– И будет представлять еще большую опасность, если исчезнет из виду. У него очень широкая агентская сеть, а вес в обществе настолько огромен, что мне нечего этому противопоставить.

Миновав ворота, всадники въехали в верхнюю часть города.

– По окончании войны Апрата следовало предать суду, – проговорила Зоя. – Нужно было обнародовать все его преступления.

– Ты вправду считаешь, что это имеет значение? Даже если бы сама Алина Старкова в ореоле солнечных лучей восстала из Тенистого Каньона и прилюдно разоблачила священника, он все равно нашел бы способ выкрутиться, в этом его талант. Зоя, будь добра, изобрази набожность. Еретичка из тебя прелестная, но сейчас надо принять благочестивый вид.

Зоя постаралась расслабить лицевые мускулы, однако мысль о встрече с Апратом неизменно вызывала у нее смесь ярости и отчаяния.

После войны Николай заново отстроил королевскую часовню. Освятил ее сам Апрат – в знак примирения. Здесь короновали Николая, здесь на его голову возложили корону рода Ланцовых, а на плечи – побитую молью, но, как считалось, священную медвежью шкуру Санкт-Григория. Раскрашенные триптихи с изображением святых извлекли из-под руин и отреставрировали, щедро позолотив нимбы. К Илье-в-цепях и Лизавете-среди-роз добавилась Алина Старкова – беловолосая дева в ошейнике из оленьих рогов, так что теперь с алтаря взирали четырнадцать святых, вместе напоминавшие благостный хор певчих.

Зоя с трудом продержалась до конца коронации. Мыслями она возвращалась в ту ночь, когда рухнула старая часовня, когда Дарклинг уничтожил большую часть Второй армии – тех самых гришей, которых всю свою жизнь клялся защищать. Если бы не Толя с Тамарой, война закончилась бы к утру. Свою роль сыграли и бойцы Апрата – святое воинство, так называемые солнечные солдаты – молодые мужчины и женщины, почитающие заклинательницу Солнца. Многие почерпнули от нее магическую силу в решающей битве с Дарклингом в Тенистом Каньоне. Это небольшое чудо навеки вошло в наследие, оставленное Алиной и – к несчастью – укрепило власть Апрата. Невольно напрашивалась мысль, что священник имеет отношение к костяному мосту в Ивце и всплеску странных событий по всей Равке.

Когда они проехали по мосту и очутились на улицах нижнего города, стали слышны крики толпы, доносившиеся из-за двойных стен, но рассмотреть собравшихся как следует Зоя смогла только после того, как четверка спешилась и поднялась на парапет. Шок был внезапным, будто пощечина. Зоя изумленно ахнула. Это были не обычные паломники, путешествующие по всей стране и почитающие различных святых, и не приверженцы культа заклинательницы Солнца, которые часто приходили к стенам дворца, чтобы отдать дань уважения Алине Старковой. Нет, эти люди были одеты в черное, а их знамена украшало солнце в затмении – символ Дарклинга. Они пришли поклониться тому, кто разрушил Зоину жизнь.

На высоком камне стоял молодой монах с растрепанными длинными волосами, как у стражников Апрата, однако ряса на нем была не коричневая, а черная. Высокий, костлявый и, предположила Зоя, не старше двадцати.

– Мы приходим из тьмы, – вещал он колышущейся толпе, – и во тьму возвращаемся. Где еще богатый и бедный становятся равны? Где еще каждого из нас судят единственно по чистоте души?

– Что за бред он несет? – возмутилась Зоя.

Николай вздохнул.

– Это культ Беззвездного святого.

– Они поклоняются…

– Дарклингу.

– И много ли последователей?

– Точно мы не знаем, – сказала Тамара. – О новом культе поговаривали, но чтобы такое…

Заметив короля, Апрат направился к ним вдоль парапетной стены. Его сопровождали святые стражи в униформе с эмблемой золотого солнца, символа Алины, вооруженные многозарядными винтовками.

– Все веселее и веселее, – процедила Зоя сквозь зубы.

– Ваше величество, – Апрат согнулся в глубоком поклоне, – я счастлив, что вы нашли возможность прийти сюда и поддержать меня. В последнее время вас так редко можно встретить в часовне. Порой я опасаюсь, что вы разучитесь молиться.

– Ну что вы, – ответил Николай, – просто не могу стоять на коленях. Суставы, знаете ли, болят. Вы отправили на городские стены вооруженных солдат.

– И вы сами видите почему. Слышали эти богохульные речи, эту дикую ересь? Они хотят, чтобы церковь признала Дарклинга святым!

– Вы знаете этого проповедника? – Зоя старалась говорить ровным голосом. – Он из Святой стражи?

– Этот человек – подлый предатель!

Тебе ли не знать, мрачно подумала Зоя.

– Это значит «да»?

– Монах, – подтвердила Тамара. – Юрий Веденин. Покинул ряды Святой стражи год назад. Причину мои люди не выяснили.

– Прошлое этого молодого человека обсудим в другой раз, – сухо произнес Николай. – Если ваши солдаты и дальше станут безнаказанно покидать ряды Святой стражи, это может закончиться бойней. Мученики будут появляться, как грибы после дождя, и новый культ от этого только окрепнет.

– Вы просите меня позволить этой ереси… – начал Апрат.

– Я не прошу, – оборвал его Николай.

Восковое лицо Апрата побледнело еще больше.

– Простите, ваше величество. Однако вы должны понять – тут решают не короли. Это война за душу Равки.

– Прикажите своим людям отойти, святой отец. Очередного кровопролития в столице я не допущу. – Не дожидаясь ответа священника, Николай быстро спустился по ступенькам. – Открыть ворота, – приказал он. – Король желает выехать.

– Уверен, что это благоразумно? – вполголоса обратилась к нему Тамара. – Я слышала, о чем болтают в лагере. Паломники тебя не жалуют.

– Возможно, они просто плохо меня знают, – бросил Николай. – Держись поблизости. Толя, проследи, чтобы Святая стража не наделала глупостей. Постарайся не подпускать их к нашим солдатам. Не хочу бунта среди моих людей.

– Я с тобой, – заявила Зоя.

Николай задержал на ней взор.

– Ты же знаешь, Зоя, я обожаю безрассудство, но в данном случае вопрос деликатный. Тебе придется прикусить язык.

– Хоть до крови. – Она собиралась поближе посмотреть на тех, кто пытается позолотить образ Дарклинга. Посмотреть и запомнить каждого из них.

Решетку подняли, король выехал за ворота и направился в гущу толпы. Все стихло. Даже если для паломников молодой правитель Равки интереса не представлял, у городских стен собралось немало другого народа: кто-то приехал в столицу по делам, кто-то направлялся в нижний город. Для них Николай Ланцов – не просто правитель и герой войны, но человек, который после хаоса гражданской войны восстановил в стране порядок, даровал мир, пообещал процветание и делал все, чтобы этого процветания добиться. Люди начали опускаться на колени.

Re’b Ravka, кричали они. Korol Rezni. Сын Равки. Король шрамов.

Николай приветственно поднял ладонь. Его лицо излучало спокойствие, плечи были горделиво расправлены. В мгновение ока главнокомандующий превратился в истинного аристократа.

Часть пилигримов, одетых в черное, также преклонила колени, но некоторые продолжали стоять, сбившись в кучку вокруг своего костлявого пророка, с дерзким видом маячившего на каменном уступе.

– Предатель! – выкрикнул он, глядя на приближающегося короля. – Самозванец! Вор! Убийца! – Голос его заметно дрожал.

– Определенно, человек я занятой, – кивнул Николай. Он направил коня вперед, заставив паломников расступиться, пока монах на камне не оказался лицом к лицу с ним.

Меньше двадцати, подумала Зоя, глядя на проповедника. Его хилая грудная клетка часто-часто поднималась и опускалась. Вытянутое лицо было бледным, и лишь на щеках лихорадочно алели два пятна, как у больного ребенка. Уныло-зеленый цвет глаз странно контрастировал с горевшим в них исступлением.

– Что это у него на подбородке? – шепнула Зое Тамаре.

– Видимо, пытается отрастить бороду.

Зоя вгляделась в узкое лицо.

– Лучше бы рог на лбу отрастил.

Монах замахал черными рукавами, точно ворон – крыльями перед взлетом.

– Прикажи своему попу сделать то, что должно, и признать Беззвездного святым!

– Я подумаю, – миролюбиво отозвался Николай. – Но сначала приглашаю тебя позавтракать со мной.

– Меня не задобрить! Меня не подкупить!

– Ни в коем случае, – согласился Николай. – Но чаю-то предложить можно?

В толпе послышались смешки. Напряжение на долю градуса снизилось.

Юноша вскинул руки к небу.

– Грядет Эра Святых! Знаки будут явлены повсюду, от Вечного Мороза до Сикурзоя! Не надейся поколебать мою решимость любезными речами и вежливым обхождением!

– И в мыслях не было. – Николай спрыгнул на землю. Зоя и Тамара переглянулись. Если все это – некая сложная подготовка к покушению на убийство, то король играл свою роль безупречно. – Можно встать рядом?

Молодой монах сконфуженно заморгал.

– Э-э-э, д-да?..

Король без усилия взобрался на камень.

– Я не рассчитываю тебя задобрить, подкупить или поколебать решимость своими любезными речами и вежливым обхождением, – промолвил он так тихо, что эти слова расслышал только проповедник и Зоя с Тамарой. – Твою решимость вполне может поколебать снайпер вон за тем холмиком, видишь? Отличное местечко ты выбрал: стоит мне поднять правую руку, и твоя голова разлетится, как спелая дыня. – Николай шевельнул рукой, и юноша вздрогнул, хотя король всего лишь поправил лацкан мундира.

– Я с радостью стану мучеником…

– Ты не станешь мучеником, Юрий, – так тебя зовут? Ты погибнешь случайно. Пуля оцарапает мне плечо, и я постараюсь упасть как можно эффектнее. Стрелок сознается в том, что он – наемный убийца, посланный уничтожить короля. Возможно, он даже назовет себя почитателем Беззвездного святого.

– Но это же… дикость, – пролепетал юнец.

– Не большая дикость, нежели предположение, будто король Равки собственной грудью защитит мятежного монаха от предназначенной тому снайперской пули. Это уж полная нелепица, не так ли, друг мой? – Николай вытянул руку. – Идем завтракать. Мой повар великолепно готовит свиную вырезку.

– Я не ем мяса.

– Разумеется, не ешь, – фыркнула Зоя. – Животных вы не убиваете, только людей.

– Дарклинг…

– Избавь меня от своих проповедей! – прошипела Зоя. – Если бы не слово, данное королю, я бы выпустила из тебя воздух и расплющила твои легкие, как пустые тыквы!

– Я видел, как она это делает, – вставил Николай. – Забавный звук получается.

– Типа хлопка? – уточнила Тамара.

– Нет, сочнее. Что-то вроде хлюпанья.

– Я пойду с вами, – сказал монах. – Но если не вернусь к братьям целым и невредимым, на улицах будет много крови. Будет…

– Дайте мне с ним разобраться, – попросила Зоя. – Оплакивать его никто не станет.

– Ну что ты такое говоришь, – возразил Николай. – Уверен, у этого парнишки есть мать. Верно, Юрий? Славная женщина. Живет в Вальченко, так?

Юрий схватился за грудь, словно получил удар под дых. По всей видимости, Тамарины шпионы собрали о монахе подробные сведения.

– Понимаю. – Николай похлопал юношу по плечу. – Всегда неприятно узнавать, что ты поставил на кон не только свою жизнь. Ну, идем?

Юрий кивнул, и король повернулся к толпе.

– Мы сядем и все обсудим, – громовым голосом объявил он. – Может, даже поспорим. – Николай пожал плечами. – Но если между равкианцами и есть разногласия, то только по поводу чая!

По толпе прокатилась волна хохота. Люди все еще стояли на коленях, однако теперь испытывали благодарность и облегчение: худшее миновало. Тамара отдала монаху свою лошадь, и тот вместе с королем направился обратно к воротам.

Как только они оказались внутри, к ним поспешно приблизился Апрат в сопровождении двоих охранников.

– Мы заключим его под стражу, – сказал он. – У меня к этому еретику много…

– Юрий Веденин – мой гость, – любезно сообщил Николай.

– Я непременно должен присутствовать на допросе!

– Что за странное название для завтрака.

– Вы же не собираетесь…

– Толя, – Николай обратился к шуханцу, – проводи нашего гостя в Радужную комнату. Пускай его как следует накормят и напоят. Я скоро к вам присоединюсь.

Король и его спутники подождали, пока монаха уведут. Апрату явно не терпелось что-то сказать, однако прежде чем он успел открыть рот, Николай рывком соскочил с коня.

– Святой отец, – произнес он тоном, в котором вибрировала плохо сдерживаемая ярость, – вы ошибаетесь, если полагаете, что, решив оставить вас в живых, я внезапно не передумаю. Несчастья случаются даже с верующими.

– Простите, ваше величество, но… Такому коварному типу нельзя доверять.

– Ну-ка, ну-ка, давай дальше, – сказала Зоя. – Посмотрим, можно ли умереть от избытка иронии.

– Почему этот монах покинул ряды Святой стражи? – задал вопрос Николай.

– Не знаю, – ответил Апрат. – Он был ученым, причем очень толковым. Талантливым. Выдвигал блестящие теории, хоть и необычные. А год назад внезапно исчез и только теперь снова явился на порог и начал нести эту дичь.

– Известно, где зародился культ?

– Нет. – Апрат вздохнул. – Но лично я считаю, что рано или поздно люди все равно попытались бы сделать из Дарклинга святого.

– Почему? – спросила Зоя. – Простые люди его не любили.

– В жизни – нет. А в смерти человек может стать кем угодно. Дарклинг обладал огромной властью, и смерть его была грандиозна. Порой этого достаточно.

Так не должно быть. После всего, что он натворил…

– Хорошо, – кивнул Николай. – Мы дадим монаху аудиенцию и послушаем, что он скажет.

Апрат до такой степени выпучил глаза, что вид у него сделался почти комичный.

– Нет-нет, вы не должны удостаивать его такой чести! Слушать этого еретика – верх безрассудства!

Несмотря на то что Зоя в целом разделяла мнение священника, ей по-прежнему хотелось схватить Апрата за замызганную рясу и трясти до тех пор, пока до него не дойдет, что он разговаривает с монархом, а не с каким-нибудь простым прихожанином. Не то чтобы она сама соблюдала субординацию в отношении Николая Ланцова, но принцип есть принцип.

Николай сохранял невозмутимость – королевский гнев давно утих.

– Успокойтесь, святой отец. Я не намерен допустить признания Дарклинга святым, но если с этим пареньком можно подружиться, то надо это сделать, а заодно я постараюсь вытянуть из него все, что он знает.

– Моим последователям это придется не по нраву, – с притворным сожалением произнес Апрат. – Разумеется, я-то понимаю важность дипломатии, но у них могут возникнуть опасения по поводу духовного развращения государя.

– Да, это стало бы большой трагедией. Пожалуй, я знаю способ рассеять их страхи и вознаградить вас за этот тяжелый день.

– Святые не нуждаются в золоте, – напыжился Апрат.

Николай изобразил праведное негодование:

– Что вы, ничего материального!

– Что ж, – Апрат притворился, будто сосредоточенно думает. – Ульевску и Раевости нужны новые церкви. Люди должны знать, что король разделяет их веру. С другой стороны, подобный жест укрепит и их веру в своего правителя.

После долгой паузы Николай вздернул подбородок.

– Будут вам ваши церкви.

– Не мои, ваше величество. Церкви принадлежат святым.

– В таком случае сообщите святым мое решение.

– Разве королю пристало расшаркиваться перед простолюдином? – спросила Зоя, едва они отъехали. Она обещала, что в присутствии священника будет держать язык за зубами, и сдержала обещание, но внутри у нее все кипело. – Ты сам помогаешь Апрату создать шпионскую сеть. Ты делаешь его сильнее.

– Не думала поменять свое мнение и перестать считать меня дураком? Поверь, Зоя, тебе понравится.

– То же самое Тамара говорила про абсент.

– И что?

– Все так же напоминает сахар, пропитанный керосином.

Обернувшись, Зоя увидела Апрата, который смотрел им вслед, стоя у городских ворот. Глаза у него были темные и бездонные. Николай может шутить сколько угодно, но каждая новая уступка священнику – это очередной промах. Старый король, Дарклинг, Алина Старкова – все они с ним торговались – и все заплатили кровью.

* * *

Остаток дня Зоя провела, наблюдая за подготовкой нового отряда шквальных и рассылая приказы на сторожевые заставы вдоль южной границы. Она надеялась, что силы гришей сумеют отразить вероятную атаку шуханцев.

Ужинала Зоя в зале с золотым куполом, в компании Жени и Давида. Вполуха слушая про Женины планы по размещению иностранных гостей, она листала отчет Давида о его совместной работе с Кювеем Юл-Бо. Юный инферн сидел за столом в окружении прочей гришийской молодежи. Именно его покойный отец создал парем, и Кювей усердно делился своими познаниями об этом веществе с Давидом и другими фабрикаторами. Все вместе они пытались свести к минимуму побочный эффект парема – стойкую зависимость, которую вызывал наркотик.

Но Кювей был скорее солдатом, нежели ученым. Хотя Женя слегка перекроила его внешность, главной маскировкой Кювея были его магические способности: в Шухане о них не знала ни одна душа. Перебравшись в Малый дворец, юноша взял себе новое имя: Нхабан. На шуханском это означало «возрожденный феникс». Амбиции паренька не уступали его талантам.

После ужина Зоя еще час уделила работе, а потом направилась в Большой дворец, чтобы приковать Николая на ночь к кровати и только потом удалиться на отдых. Хозяином ее теперешних покоев был Дарклинг. Став членами Триумвирата, Женя и Давид отказались в них переселяться, а Зоя, наоборот, охотно заняла просторные комнаты. Она была только рада забрать то, что принадлежало Дарклингу, и когда пришло время уничтожить старый интерьер и обставить все по своему вкусу, она собственноручно сделала первый удар молотком. Такой вот символический жест. Зарабатывать мозоли она не собиралась и всю работу по переделке оставила на долю мастеров. Потребовалось несколько месяцев и немалое искусство фабрикаторов, чтобы удовлетворить все ее пожелания, зато теперь высокий куполообразный потолок изображал небо, затянутое облаками, а стены превратились в бушующие морские волны. Мало кто замечал в одном из шести углов небольшую лодочку и реющий над ней стяг с двумя крохотными звездами, и даже те, кто обращал внимание на рисунок, не догадывались о его значении.

Зоя умылась и переоделась ко сну. Раньше она могла крепко спать под куполами Большого дворца, но это было до того, как Дарклинг нанес свой роковой удар. Он уничтожил ее веру в то, что это место, дом, некогда бывший раем, надежно защищен от любой опасности. Теперь Зоя спала очень чутко и мгновенно проснулась, как только в дверь постучали.

Монах, подумала она. Так и знала, нельзя было пускать его во дворец. Однако, отодвинув засов и распахнув дверь, она увидела на пороге Тамару.

– Николай вырвался на свободу.

– Не может быть! – воскликнула Зоя, уже натягивая сапоги.

Брови Тамары удивленно взлетели вверх, когда Зоя набросила плащ прямо поверх ночной рубашки – серебристой шелковой паутины, которая при свете лампы, насквозь проходившем через тончайшую ткань, сверкала, словно молния в грозу.

– Для кого это ты нарядилась? – не сдержала любопытства шуханка.

– Для себя, – отрезала Зоя. – Известно, куда он направился?

– Толя говорит, он полетел на запад, в сторону Балакирёва.

– Еще кто-нибудь его видел?

– Вряд ли. Тревогу не поднимали, но наверняка утверждать не берусь. Нам еще повезло, что сейчас не лето.

Когда солнце почти не садится за горизонт и монстра в небесах может разглядеть любой.

– Но как? – изумилась Зоя, нажав на панель в стене. Та отъехала в сторону, открыв длинный лестничный спуск. Переделывая комнаты, Зоя приказала прорыть туннель, соединявшийся с цепью переходов под Ос Альтой. – Цепи укреплены гришийской сталью. Если он набрал силу…

– Цепи не повреждены, – сообщила следовавшая за ней Тамара. – Кто-то открыл замки.

Зоя споткнулась и едва не покатилась кубарем по ступенькам. Открыл замки? Значит, тайна Николая кому-то известна? Кто-то намеренно пытается помешать их попыткам эту тайну сохранить? В голове теснились самые невероятные предположения.

Спустя несколько томительных минут Зоя и Тамара очутились в подвале монастыря Санкты-Лизаветы. Толя уже ждал их в саду, держа под уздцы трех лошадей.

– Рассказывай, – велела Зоя, одновременно с Тамарой усаживаясь в седло.

– Я услышал звон разбитого стекла, – начал Толя. – Вбежал в спальню и увидел, как король взлетает с подоконника. Через дверь в комнату никто не входил и не выходил.

Черт. Получается, монстр подобрал отмычки к замкам? Зоя пустила коня галопом. Вопросов сразу тысяча, однако выяснять, каким образом Николай освободился от оков, они будут после того, как вернут его обратно.

Троица миновала мост и улицы нижней части города. Зоя подала сигнал страже; всадники с грохотом пронеслись через ворота и знаменитые двойные стены Ос Альты. Далеко ли сейчас Николай? Куда он собрался? Лучше, если демон улетит прочь из города и вообще подальше от людей. Мысленным взором Зоя потянулась к окружавшим их невидимым потокам – туда, вверх, еще выше, – выискивая разрыв воздушной ткани, указывавший на Николая. Благодаря своей магической силе она ощущала не только вес и размеры беглеца, но и ту темную сущность, которая его наполняла. Скверна. Мерзость. Примесь отравы в крови.

– Он все еще направляется на запад, – сообщила Зоя. Теперь она чувствовала монстра всей кожей. – Он в Балакирёве.

Балакирёв – городок совсем небольшой, одно из любимых мест отдыха гришей. В лучшие времена они часто приезжали сюда кататься на санях и отмечать праздники.

Добравшись до городских окраин, путники перешли на рысь; грунтовые дороги сменились булыжными мостовыми. Балакирёв спал – в окнах было темно, на улицах – тихо. Иногда за стеклами мелькал огонек лампы: где-то мать убаюкивала беспокойное дитя, где-то писарь или конторский служащий засиделся за работой до глубокой ночи. Обостренные магией чувства заставили Зою посмотреть вверх, и она жестом указала близнецам на небо: Николай летел к центру города.

На главной площади царила тишина. Здесь располагались суд, ратуша и роскошное здание, где заседал бургомистр. Каменные дорожки лучами расходились во все стороны от большого фонтана, к которому – Зоя знала – женщины приходили стирать белье. В центре фонтана возвышалась статуя Санкт-Юриса. Его копье пронзало грудь огромного дракона, вода каскадом лилась из крыльев чудовища. Зоя с самого детства ненавидела эту легенду. Юрис, герой и великий воин, выглядел в ней просто бандитом.

– Крыша, – шепнула она, указывая на ратушу. – Я буду охранять периметр.

Захватив оковы, Тамара и Толя бесшумно спрыгнули с лошадей и скрылись внутри здания. Если Николай взлетит, Зоя попробует его сбить или хотя бы выследить. Однако рассвет уже близко, надо поторопиться.

Она стояла, укрывшись в тени, не спуская тренированного взгляда со шпилей ратуши. Тишина вокруг казалась неестественной. У Зои возникло неприятное чувство, что за ней наблюдают, но никаких признаков жизни в лавках и других строениях, окружавших площадь, она не заметила. Неожиданно в вышине, на уровне городских крыш, что-то шевельнулось. В небо устремилась тень; на фоне луны четко выделялись распростертые крылья. Зоя вскинула руки, намереваясь стащить беглеца вниз, однако Николай, сделав широкий круг, устроился на остроконечном шпиле колокольни.

– Черт! – глухо выругалась Зоя.

Толя и Тамара, спотыкаясь, несутся по ступеням ратуши, и что же их ждет в результате? Птичка улетела. Конечно, Зоя может попытаться рвануть на колокольню, но велик риск, что за это время Николай просто перепорхнет на другую крышу. Небо начало светлеть, и, если демон вырвется на открытое пространство, его уже не поймаешь. Зоя понимала, что времени в обрез.

Она изучила взглядом узкие отверстия в каменной стене колокольни. Взлететь не получится, даже с помощью усилителя. На такой трюк способен только гриш под воздействием юрды-парема.

– Будет больно, – пробормотала Зоя. Сотворив несколько узких кругов для привлечения воздушного потока, она раскинула руки дугой. Порыв ветра, ударивший сзади, подбросил ее вверх. Зое понадобилась вся сила воли, чтобы не закручивать вихрь, не подниматься еще выше. Она вытянула руку, и ветер швырнул ее к щели между камнями – слишком резко и сильно. Времени точно рассчитать цель не было.

Зоя закрыла голову и лицо; ударившись плечом об угол колонны, застонала. Рухнула ничком на пол колокольни и перекатилась на спину, пытаясь сориентироваться.

Во тьме над карнизом блестели глаза монстра. Зоя разглядела его силуэт. Голая грудь, рваные штаны сползли на бедра. Длинные когти на ногах цепляются за перекрытие крыши.

Послышался низкий, утробный рык, от которого, казалось, завибрировали половицы. Сегодня что-то было не так, как обычно. Сегодня он был не таким. Святые угодники, он же голоден!

В предыдущие разы она находила Николая позже, когда он уже успевал найти жертву и насытиться. Он еще ни разу не убивал человека, напомнила себе Зоя, потом поправилась: то есть никто этого не видел. Однако чутье подсказывало ей, что сегодня демон избрал добычей ее.

Черта с два!

Зоя вскочила на ноги и зашипела от пульсирующей боли в плече. Вывих, если не перелом. Боль прокатилась волной, от которой скрутило желудок. Правая рука бессильно повисла. Чтобы стащить беглеца с крыши, придется действовать только левой, поняла Зоя. Но если Адрик обходится одной рукой, то и она сможет.

– Николай, – строго сказала Зоя.

Утробное рычание стихло, затем возобновилось, став еще более громким и угрожающим. Зою кольнул страх. Вот как, значит, чувствует себя маленький беззащитный зверек в чаще леса?

– Николай, – повторила она еще строже, не допуская ни малейшей неуверенности в голосе. Если он почует ее страх – считай, все. – Спускайся!

Испустив очередной рык, монстр фыркнул, почти усмехнулся. И, не успела Зоя сообразить, что это может означать, кинулся на нее. Она выбросила вперед руку, и шквал ветра смел ужасное создание, но сегодня Зоя действовала вполсилы. Николай отлетел назад и лишь слегка ударился о стену. Он явно заметил ее слабость, понял, что она ранена.

Монстр потянул ноздрями воздух, напряг мускулы. Сколько ночей она лишала его свободы? Как долго он дожидался шанса отомстить? Зоя отчаянно нуждалась в помощи.

– Толя! – позвала она. – Тамара! – Слышат ли они ее вообще на таком расстоянии? Зоя бросила взгляд на колокол.

Монстр снова атаковал. Зоя нырнула вправо и вскрикнула, ушибив больное плечо о черепицу, но тут же вскинула левую руку, вложив в нее всю свою силу и призывая бурю. Ветер ударил в колокол, раскачивая гору металла. Массивный язык стукнул в стенку колокола, гудящий звук эхом отозвался в Зоиной голове, а монстра заставил свирепо ощериться. Замедлившись, колокол прогудел во второй раз, значительно слабее.

По спине Зои градом катился пот, от боли темнело в глазах. Она поползла к стене. Николай – монстр – двинулся к ней. Низко присев, он бесшумно крался по черепичным плиткам с какой-то зловещей нечеловеческой грацией. Николай и в то же время не Николай. Изящные черты лица не изменились, но глаза были совершенно черными. Похожие на тень крылья подрагивали.

– Николай, – твердо произнесла Зоя, – я очень сильно рассержусь, если ты попытаешься меня сожрать. Ты ведь знаешь, на что я способна в гневе.

Губы демона растянулись в ухмылке – по-другому это не назовешь, – обнажив лезвия клыков, поблескивавшие в темноте, словно осколки обсидиана. Кем бы ни было существо, что приближалось к Зое, это не был король Равки.

– Капитан, – сделала она еще одну попытку, – Штурмхонд…

Никакого эффекта. Монстр подбирался все ближе.

– Пёсик, – вспомнила Зоя детское прозвище Николая, которым до сих пор ни разу его не называла, – прекрати.

Где-то внизу хлопнула дверь. Толя? Тамара? Какая разница, все равно не успеют. Зоя могла бы вызвать молнию, но, чтобы управлять ею, нужны обе руки, иначе разряд окажется смертельным.

Она снова вскинула руку. Ветер бил в грудь монстра, но когти прочно цеплялись за деревянные половицы, и он продолжал двигаться вперед, прижав крылья, не сводя с Зои хищного взгляда.

Одним ударом демон отбросил здоровую руку Зои. Наверное, и эту сломал, подумала она. Ветер тут же стих, и монстр широко расправил крылья. Произнес:

– Зоя.

Она вздрогнула. Демон разговаривает? Это невозможно! В ужас, однако, Зою привела не столько человеческая речь, раздавшаяся из его уст, сколько голос – мягкий, прохладный и гладкий, как стекло, такой знакомый.

Нет. Не может быть. Страх затуманивал сознание.

Существо открыло рот, сверкнули зубы. Демон схватил сопротивляющуюся Зою за волосы и резко дернул назад. Она поняла, что монстр намеревается прокусить ей горло. Его губы уже щекотали кожу на ее шее.

В голове девушки разом пронеслась тысяча мыслей. Зря она не взяла с собой оружие. Зря полагалась только на собственную силу. Зря думала, что не боится смерти, что Николай не посмеет причинить ей вред.

Дверь распахнулась, и на колокольню ворвалась Тамара, следом за ней – Толя. Сверкнули топоры. Один угодил монстру в плечо, другой – в крыло. Злобно оскалив клыки, существо развернулось. Толя вытянул руки в его сторону.

Со смесью непреходящего ужаса и восхищения Зоя наблюдала, как ноги монстра подогнулись, он снова зарычал, а затем умолк. Толя замедлил сердце демона и погрузил его в бессознательное состояние.

Зоя с трудом встала, прижимая к груди вывихнутую руку и глядя на распростертое перед ней существо. Когти его втянулись, черная сетка вен поблекла и растаяла, крылья словно растворились в темноте. На полу колокольни лежал король Равки – в крови, с растрепанными золотистыми волосами и совсем юным лицом.

– Ты в порядке? – осведомился Толя.

– Да, – солгала Зоя.

Зоя. Голос – мягкий, вкрадчивый, нечеловеческий, ни на что не похожий. Означает ли это, что сущность внутри Николая – вовсе не примитивный зверь, как они предполагали? Им не просто владел голод, в этих глазах Зоя разглядел огонек мести. Что, если Николай очнется и почувствует на губах вкус ее крови?

– Понимаешь, да? – мрачно произнесла Тамара.

Держать монстра под контролем они не могут. Дворец перестал быть безопасным местом – для всех, и для Николая тоже. В это самое время послы, сановники, аристократы и богатые купцы, не говоря уже о чистокровных принцессах и прочих достойных девицах из родовитых семейств, укладывают в дорожные сундуки лучшие наряды и готовятся к путешествию в Ос Альту.

– Мы сами пригласили гостей со всего света посмотреть на этот кошмар, – покачал головой Толя. Посмотреть, как король превращается из человека в кровожадного монстра.

Всю свою жизнь Зоя посвятила Второй армии, всю жизнь мечтала создать надежный щит. Если страна окрепнет, верила Зоя, то для таких, как она, мир изменится к лучшему. Теперь эта мечта рухнула. На память пришли рассказы Нины о тюрьме при Ледовом Дворе, за ними – мысли о кергудах, которые камнем падают с небес и похищают гришей в их же собственной стране. Зоя вспомнила усеянный трупами Малый дворец в ночь нападения Дарклинга, и решила, что не допустит этого вновь. Нет, не допустит.

Набрав побольше воздуха, она резким движением вправила вывих, подавив приступ тошноты, накативший вместе с болью.

– Мы должны его вылечить, – промолвила Зоя. – Иначе Равка падет.

8 Нина

– Я не хочу оставлять Леони одну, – заявил Адрик, интонацией напоминая особенно заунывный колокольный звон. – Прием в монастыре не слишком радушный, к тому же она не знает языка.

Нина и Адрик покинули долину верхом, волоча за собой сани. В спину путникам дул злой ветер. Нина ехала в дамском седле, тяжелые юбки собрались сзади складками. Она и так не была искусной наездницей, а уступка, которую пришлось сделать фьерданским приличиям, едва не поставила под угрозу всю их легенду.

Чем дальше они отъезжали от города, тем яростнее становился шепот в ее голове. Теперь, когда Нина знала, что в Гефвалле ее привели мертвецы, хор звучал как будто звонче. Потерянные души взывали к ней высокими, чистыми голосами. Потрясенная зрелищем у восточных ворот, Адрику и Леони о могилах на старом заводе Нина не рассказала.

– С ней все будет хорошо, – уверила она Адрика, выйдя из задумчивости. – Леони – девочка сообразительная и умеет не высовываться. Кроме того, завтра днем мы уже вернемся. – Не дождавшись от него ответа, Нина прибавила: – Чрезмерная забота о ней очков тебе не прибавит.

На холоде веснушчатое лицо Адрика раскраснелось; он напоминал печального актера, нарумяненного перед спектаклем.

– Она солдат и находится в моем подчинении. Эту грань я никогда не перейду.

– Когда мы выполним задание, она перестанет быть в твоем подчинении. Адрик, ты ей нравишься, это же ясно как день.

– Правда? – тоскливо спросил юноша, однако Нину его тон не обманул.

Она поправила лямки рюкзака.

– Да. К моему величайшему удивлению.

– Тебе я тоже нравлюсь, Зеник. Наверное, из-за моей жизнерадостной внешности.

– Адрик, если в качестве командира выбирать между тобой и Зоей Назяленской, то я определенно предпочитаю тебя.

Из его рта вылетело облачко пара.

– Когда-то я был по уши в нее влюблен.

– Как и все мы. Даже когда она разрубает тебя пополам одной отточенной фразой, думаешь только о том, как шикарно она при этом выглядит.

– Просто жуть берет, – вслух размышлял Адрик. – Однажды на моих глазах парень поджег собственные волосы, потому что засмотрелся на Зою. А она в его сторону даже не обернулась.

Нина высокомерно воззрилась на Адрика и, передразнивая надменный тон Зои, промолвила:

– Облейте уже этого идиота водой, пока он весь дворец не подпалил.

– Похоже, и даже чересчур, – поежился Адрик. На перекрестке он сверился с картой. – Да, просто смотреть на Зою уже было наслаждением, – заметил он, ведя свой маленький отряд дальше на запад. – Но дело не только в этом. После того, как я лишился руки, она одна относилась ко мне по-прежнему.

– По-прежнему отвратительно?

– Ноль внимания, фунт презрения. Но выносить ее издевки было гораздо легче, нежели бесконечную Надину заботу.

– Полагаю, сестры всегда заботятся о братьях. Кстати, после нашего возвращения из Каньона ты сам вел себя, как заботливая мамаша-квочка. – По большому счету, они оба тогда были совсем детьми. Школу гришей, где обучалась Нина, эвакуировали в приют в Керамзине, но Адрик настоял на том, чтобы ему позволили пойти вместе с сестрой и сражаться бок о бок с заклинательницей Солнца. Когда Дарклинг взял Нину и других учеников школы в заложники, Адрика там не было.

– Я беспокоился не за тебя, – сказал Адрик. – Если бы вы все погибли и только я один окончил бы школу, как бы я жил с таким грузом вины?

Нина натянуто усмехнулась. Она знала про вину все. Часто задавалась вопросом, как сумела пережить столько испытаний: захват дрюскелями, кораблекрушение, безумные авантюры Каза Бреккера, кошмар парема. Она – единственная из гришей, исцелившаяся после употребления этого наркотика. Благодаря чему? Благодаря какому-то особому виду юрды-парема или своему желанию выжить назло Ярлу Бруму и его охотникам? Удача, везение, судьба – как это назвать? Порой Нине казалось, что в этом мире ее удерживал Матиас, причем исключительно силой воли.

Матиас, я не справилась. Мне не хватило сил спасти тебя.

Маленькая красноперая птичка, каждый день ты выбираешь тяжкий труд жить, каждый день заставляешь себя двигаться дальше. Не говори, что не справилась, Нина.

– Зоя оказалась лучшим командиром, чем я ожидал, – признал Адрик, – хотя об этом я ей никогда не скажу.

– Вот новость-то! С таким же успехом ты мог бы спросить, не хочет ли она, чтобы ты ее приласкал. Генерал Назяленская не нуждается в нашем одобрении.

Они умолкли. Солнце поднялось выше, сани волочились по земле, погромыхивая на ухабах. В снегопад пришлось бы сменить полозья, однако путники рассчитывали вернуться в Гефвалле до непогоды. Убогая похоронная процессия. Нина не могла отделаться от мысли, что Матиас заслуживает большего. Почета и пышной церемонии, достойной героя, пускай даже на родине его считают предателем.

Я создан, чтобы защищать тебя. Даже после смерти я найду способ сдержать клятву.

Его голос в эту минуту звучал слишком чисто и звонко. Ибо настал момент прощания. Как только они предадут Матиаса земле, он отправится к Джелю.

Нина сомневалась, что сможет сделать это – оставить его тело в холоде и темноте.

Отпусти меня к моему богу.

Жаль, что рядом нет Инеж. В этом безмолвии Нине недоставало Призрака, ее спокойствия и доброты. Она благодарна Адрику, но Адрик не знал Матиаса. Да и Нину, если на то пошло. Нину теперешнюю.

Добравшись до места, где река разделялась на рукава, путешественники наконец разбили лагерь – поставили простую брезентовую палатку и накрыли ее шкурами, чтобы сохранять тепло. Развели костер, напоили лошадей и приступили к нехитрому ужину из чая и соленой трески. Еду Нина с трудом заставила себя съесть. Случайному встречному они сказали бы, что направляются в Мальск показывать свой товар, зарядные механизмы для винтовок, которыми и нагружены сани. Впрочем, полагала Нина, едва ли придется кому-то что-то объяснять. Как и большая часть Фьерды, эта местность была голой и пустынной. Города, как и цветы, не растут среди снегов.

Адрик извлек из кармана флягу, налил в медную чашку немного черной жидкости и скептически на нее воззрился.

– Что это?

– Насколько мне известно, это гонят из хвойного дегтя. Рыбаки говорили, хорошее средство от простуды. – Пригубив напиток, юноша закашлялся и принялся стучать себя в грудь кулаком. – Святые, ну и гадость!

– Может, они имели в виду, что от этой штуки ты помрешь и заодно избавишься от простуды.

– Или же они просто втридорога продают путешественникам бесполезную ерунду. – Адрик протянул фляжку Нине, но та решительным жестом отказалась.

Какое-то время оба молча смотрели на быстрые речные воды. Наконец Адрик промолвил:

– Ты никогда не рассказывала, как он погиб.

Что на это ответить? Должна ли она вообще отвечать? Особенностей кеттердамских аукционов в Равке не знает почти никто, включая гришей. Едва ли Адрик обрадуется, узнав, что Нина была членом преступной банды.

– Точно не знаю. В Кеттердаме мы вместе… работали. Выполнили самую трудную часть задания, думали, что никто не пострадал. А потом пришел Матиас… весь в крови. Его подстрелили. – Он нашел дорогу к ней, несмотря на смертельную рану и страшную боль. Ради последнего поцелуя, ради того, чтобы попрощаться. – Город кишел дрюскелями, у них были свои причины покончить с Матиасом. Но за нас всех назначили цену. Люди жаждали нас убить, на улицах творилось черт знает что.

Нина до сих пор видела, как кровь Матиаса пропитывает ее рубашку, чувствовала под пальцами короткий ежик волос на затылке. Его густые золотистые волосы только-только начали отрастать…

– Он не сказал мне, кто в него стрелял. – Не стал вешать на нее это бремя. Знал, что от горя она может наделать глупостей. Однако ему стоило подумать и о том, что загадка его смерти будет ее мучить. Нина надеялась, что новая миссия по спасению гришей из Фьерды вместе с Рингсой поможет заглушить скорбь и избавиться от вины, однако чувствовала себя ничуть не лучше, чем прежде. – И это меня грызет.

– Знакомое ощущение. – Адрик глотнул темную жидкость и поморщился. – В конце войны мною двигала исключительно жажда мести. Я хотел, чтобы Дарклинг заплатил за мою руку, за смерть моих товарищей. Я хотел его уничтожить.

– Твое желание исполнилось.

– Но рука не выросла заново. И никто из друзей не воскрес.

– С этим я могла бы помочь, – сказала Нина.

К ее облегчению, Адрик отреагировал на эти слова сухой, неохотной улыбкой. Кое-кто из гришей бледнел при одном упоминании новой способности Нины. Когда-то она была сердцебиткой и ощущала пульс мира так же четко, как свой собственный. Парем ее изменил. Сидя в красном кафтане под золотым куполом Малого дворца, она казалась себе мошенницей. Нина больше не могла управлять живой материей, слышать шум крови в венах и песнь делящихся клеток. Зато теперь ей подчинялись мертвые – как, пожалуй, и она подчинялась им. В конце концов, она ведь пришла в Гефвалле.

Нина допила чай и почувствовала напряженное ожидание Адрика. Время пришло, поняла она. Возможно, после похорон Матиаса с ее сердца спадет тяжкий груз. В любом случае, жить так дальше у нее просто нет сил.

– Я готова, – сказала она, поднимаясь, хотя знала, что лжет.

Они покинули лагерь и двинулись по течению реки.

Расскажи мне историю, Матиас. Сейчас Нине очень нужно его услышать, убедиться, что какая-то его часть останется с ней. Расскажи о своей семье.

Лучше ты расскажи о своей. Почему ты никогда не упоминала о родных?

Потому что никого не знала. Выросла в сиротском приюте – вроде того, что располагался в Керамзине. Сведений о родителях не сохранилось. Таких детей, как она, было множество: без документов, без истории. Корзиночники – так называли тех, кто появлялся на пороге приюта в корзинке из-под фруктов. Девочке дали имя в честь одной из патронесс и снабдили поношенной одеждой, которую привозили в больших мешках, пропахших химикатами, – все вещи обязательно обрабатывались от вшей.

Нина, ты была несчастна?

Нет, Матиас.

Да, уныние не в твоем характере. С самого рождения.

Зато сейчас прочно в него въелось, подумала она. Ни одна искра в ее душе не способна загасить тоску.

А тогда, несмотря на ежедневные обязанности, скучные уроки и безвкусную еду, по большей части состоявшую из капусты, Нина вовсе не чувствовала себя несчастной. Вокруг всегда стояли шум и суматоха, всегда было с кем и во что поиграть. Нина сама назначила себя приютской «хозяюшкой»: встречала прибывших, выбирала имена для младенцев и охотно предлагала свою тряпичную куклу, Феодору, каждому новичку, который в первую ночь в приюте нуждался в друге.

Кроме того, все взрослые относились к ней очень хорошо. «Ну-ка, малютка Нина, расскажи, что у нас нового», – говаривала баба Инесса, усаживая девочку на табурет в кухне, где можно было грызть хлебную корочку и смотреть на женщин за работой.

Своего первого обидчика Нина встретила в семилетнем возрасте. Мальчишку звали Томек, и с его появлением в приюте все изменилось. Он был не самым высоким и не самым сильным, а просто самым злобным и постоянно задирал всех подряд, включая малышей. Если у кого-то была игрушка, Томек ее ломал. Спящего будил, больно щипаясь. В присутствии воспитателей он носил маску милого и очаровательного ребенка, но стоило им отвернуться, как его жестокость возвращалась.

Вокруг него быстро образовалась кучка прихвостней, только и ждавших главаря, – мальчишек и девчонок, которые вели себя вполне нормально, пока не распробовали сладкий вкус чужих страданий. Нина как могла сторонилась этой компании, однако Томек чуял счастье на расстоянии, словно дым от костра.

Однажды утром, на другой день после праздника Санкт-Николая, баба Инесса дала Нине апельсин, чтобы та полакомилась сама и угостила других детей. Нина строго-настрого велела приятелям помалкивать, но они принялись хихикать и выражать свою радость так бурно, что Томек, разумеется, пришел выяснить, в чем дело, и выхватил апельсин из рук Нины.

«Отдай! – крикнула она, когда он вдавил большие пальцы в податливую кожуру фрукта. – Это на всех!»

Но Томек и его дружки лишь гадко ухмыльнулись. «Ты и без того жирная», – заявил он и толкнул Нину так сильно, что она шлепнулась на пятую точку. Томек целиком запихал апельсин в рот и, довольно хрюкая от смеха, принялся его жевать. Сок и раздавленная мякоть текли по подбородку. Когда Нина, к своему стыду, заплакала, он расхохотался еще сильнее.

– Поглядите, какая она красная, – мычал Томек с набитым ртом, – точно гнилое яблоко. – Он и его приятели сгрудились вокруг Нины и стали показывать пальцами на ее живот, руки и ноги. – Смотрите, гнилушка, гнилушка!

Нина тогда испугалась, но гораздо сильнее разозлилась. Скрючившись на полу, она вдруг ощутила внутри себя какое-то движение, приятное и роскошно-плавное – так потягивается развалившийся на солнышке кот. Удушливый страх моментально испарился, и Нина незримо ощутила, как расширяются и сжимаются при дыхании легкие Томека. Девочка стиснула кулаки.

– Смотрите, как… – хулиган икнул. Следом начали икать его дружки. Это выглядело забавно – поначалу. Задиры перестали тыкать пальцами в Нину. Теперь они смеялись, глядя друг на друга, и их смех прерывался икотой. Икота не прекращалась.

– Мне больно, – сказал один, схватившись за ребра.

– Я не могу остановиться, – сказал другой и согнулся пополам.

Это продолжалось еще долго. Вся компания икала, стонала и охала до глубокой ночи, точно хор рассерженных лягушек.

Нина обнаружила, что способна на многое. Может успокоить плачущего младенца, унять боль в собственном животе. Заставить Томека исходить соплями, пока рубашка не промокнет насквозь. Иногда ей приходилось удерживать себя от настоящей жестокости. Она не хотела стать тираном. А через два месяца в приют приехали экзаменаторы-гриши, и Нину увезли в Малый дворец.

– Прощайте! – кричала она друзьям, летя по коридорам. – Прощайте! Пишите почаще! А ты веди себя хорошо, – предупредила она Томека.

– Нина – жизнерадостное дитя, – сказала баба Инесса женщине в красном кафтане. – Постарайтесь не убить в ней эту радость жизни.

Это никому не удалось, Нина. И не удастся.

Не уверена, Матиас.

Война, плен, пытки – все это она выдержала, сохранив радость жизни. Но утрата ее подкосила. Нина не видела ее границ, только бескрайний горизонт, что тянулся и тянулся без конца.

Она с первого взгляда поняла: вот это место. Небольшая рощица на берегу реки, где могут отдохнуть путники, а вода лениво накатывает на песок, словно тоже отдыхает. Здесь, сказала себе, спешиваясь. Достала из саней лопату и кайло. Здесь.

Копала она несколько часов. Адрик хоть и не мог помочь, зато, используя свою силу шквального, не давал ветру трепать одежду Нины и погасить фонарь, который они зажгли, когда небо начало темнеть.

Насколько глубокой должна быть могила, Нина не знала, просто копала до тех пор, пока не вспотела, пока не лопнули мозоли, вздувшиеся на руках. Когда она, тяжело дыша, выпрямилась, Адрик, не дожидаясь знака, стал развязывать веревки, стягивавшие брезент. Нина заставила себя подойти к саням, отодвинуть снаряжение и ящики, под которыми был спрятан главный груз. Здесь.

Матиас был завернут в полотно, специально обработанное фабрикаторами Малого дворца, чтобы уберечь тело от разложения. Леони дополнительно усилила этот эффект. Нина хотела развернуть покров, в последний раз посмотреть на лицо любимого, но мысль о том, что она увидит его холодным, неподвижным и серым, была ей невыносима. Достаточно того, что в памяти навсегда останется воспоминание о крови Матиаса на ее руках и смертельной ране, которую она пыталась зажимать ладонями, о том мгновении, когда остановилось его сердце. Она считала смерть своим другом и союзником, но это не помешало смерти отобрать у нее Матиаса. Что ж, Нина постарается запомнить его таким, каким он был при жизни.

Вдвоем с Адриком они неуклюже перекатили тело через борт саней. Огромное и тяжелое, оно стукнулось о дно могилы с отвратительным глухим стуком.

Нина закрыла лицо руками. В эту минуту она была бесконечно благодарна Адрику за молчание.

Сверху тело Матиаса напоминало большой кокон, как будто для него это было началом чего-то нового, а не концом. Они с Ниной так и не обменялись кольцами или подарками на память – им было нечем делиться, оба были солдатами и кочевниками. И все же Нина не могла не оставить Матиасу хотя бы что-то. Она достала из кармана и бросила в могилу тонкую веточку ясеня – та приземлилась легко и плавно, – а следом – сухие красные лепестки тюльпана, которыми друзья осыпали грудь Матиаса, прощаясь с ним в Кеттердаме.

– Знаю, к сладостям ты всегда был равнодушен. – Голос Нины дрогнул, когда она разжала ладонь и пригоршня ирисок с дробным стуком ударилась о стенки могилы. – Но пускай они напоминают тебе обо мне. Сохрани их до нашей следующей встречи. Ты ведь не съешь мои ириски?

Настал черед бросать землю. Горсть, другая. Я тебя люблю, сказала она ему, пытаясь не думать о том, что безжалостный звук сыплющихся комьев похож на треск шрапнели или шум внезапного дождя. Любила.

Слезы застилали глаза. Она больше ничего не видела. Земляной холмик рос. Скоро, может быть, даже к ночи, пойдет снег. Он укроет ее труды погребальной пеленой, белой, безупречно-чистой. А когда придет весна, снег растает, протечет сквозь почву и перенесет дух Матиаса к реке, к Джелю. И тогда Матиас наконец вернется к своему богу.

– Отвезешь сани к палатке? – обратилась Нина к Адрику. Она еще не все сказала, но оставшиеся слова предназначались только Матиасу.

Адрик кивнул и посмотрел на темнеющее небо.

– Только не задерживайся. Надвигается буря.

Вот и хорошо, подумала Нина. Поскорее бы. Снег скроет нашу работу.

Она опустилась на холодную землю, слушая, как затихает вдали цокот копыт лошади Адрика. Журчала река, с берега ползла сырость, которую Нина ощущала даже сквозь плотную шерстяную ткань юбки. Вода слышит и понимает. Лед не прощает. Фьерданские слова. Слова Джеля.

– Матиас, – прошептала она, затем откашлялась и попробовала снова. – Матиас, – произнесла уже громче. Надо, чтобы он ее услышал. Ей необходимо было поверить, что это возможно. – Святые, я не хочу оставлять тебя здесь. Не хочу с тобой расставаться. – Нет. Погибший солдат заслуживал иной надгробной речи. У нее получится. Она найдет для него слова. Нина сделала долгий, прерывистый вдох. – Матиас Хельвар был воином и героем. Провел год в самой страшной тюрьме на свете за преступление, которого не совершал. Простил мое предательство. Сражался бок о бок со мной. Мог выбрать свободу, но покинул не меня, а единственную страну, которую любил. За это его сочли изменником. Но изменником Матиас не был. Он верил, что его родину ждет лучшая доля. Он жил и умер с честью. – Голос Нины сорвался, но она заставила себя продолжить. Закончить достойно. Отдать дань уважения. – Матиас не всегда был добр, но у него было доброе сердце. Большое, сильное сердце, которое могло биться еще долгие годы.

Маленькая красноперая птичка, отпусти меня.

Нина вытерла слезы. Половину долга она заплатила – привезла Матиаса на родину. Для этой минуты чего-то не хватало – колокольного звона, церковного гимна, знака, что пора прощаться навсегда.

Но это еще не все, любимая.

– Ну да, куда же без твоего чувства долга, – с горечью усмехнулась она.

Голоса в голове шептали все громче. Нина не хотела их слышать. Не сейчас, не здесь.

Слушай, Нина, слушай.

Как бы она ни противилась, но игнорировать их – голоса мертвых, взывающие к ней с улиц, с горных склонов, из-подо льда, – более не могла. Голоса принадлежали женщинам, девушкам, чьи сердца разрывались от боли. Что-то страшное произошло с ними там, на холме.

Помоги нам, кричали они. Услышь нас наконец.

Теперь Нина четко различала их слова, заглушавшие голос Матиаса.

Прекратите, велела она. Оставьте нас в покое. Не терзайте меня. Мертвые, однако, ей не вняли. Справедливости, шептали они, требуем справедливости.

Это была не галлюцинация, не сумасшествие. Хор голосов звучал взаправду, и здесь она оказалась не случайно. Нина надеялась, что, выполнив план, осуществить который ей помогали Адрик и Леони, она встанет на путь исцеления, но обманулась в своих ожиданиях. Тем не менее отмахнуться от женщин, погребенных на вершине холма, она не могла.

Правосудие. Расплата за преступление. Вот зачем они привели ее сюда. Вот зачем хотят, чтобы она слушала их, а не эхо любви, которую не удержать.

Нина приложила руку к груди: сердце пронзила боль. Лед треснул, и теперь под ним колыхалась темная вода – мучительное понимание, что Матиас ушел навеки, страшное осознание, что она больше никогда его не услышит.

Ибо женские голоса звучали по-настоящему, а голос Матиаса – нет. С самого начала.

– Тебя со мной не было, – прошептала Нина, и слезы хлынули неудержимым потоком. – Не было.

Все это время она убеждала себя, что Матиас по-прежнему рядом, и все это время разговаривала сама с собой. Заставляла себя жить, тогда как хотела лишь умереть.

Прощай, Матиас.

Никто не ответил. Нина была одна среди безмолвия.

9 Николай

– Мы можем отозвать приглашения, – предложила Женя, меряя шагами пятачок перед камином. – Еще не поздно. Отправим к невестам и их родителям гонцов с сообщением, что планы изменились.

Этим утром они собрались в зале совещаний, и Николай вместо чая приказал подать кофе, к которому пристрастился во время учебы в университете Кеттердама. Правда, принимая во внимание упадок сил и головную боль, что мучила его после ночного происшествия в Балакирёве, он не отказался бы и от капельки чего-нибудь покрепче.

Происшествие. Какое удобное слово. Толя посвятил короля в жуткие подробности его небольшого спектакля на колокольне. Как выяснилось, он едва не убил одного из своих лучших генералов и самого близкого друга – ту, что два года помогала ему вести этот проклятый корабль под названием Равка, ту, что хранила его тайны и пользовалась его безграничным доверием. Он чуть не убил Зою.

– Скажем, что королю нездоровится, – продолжала Женя.

– Вот уж чего точно говорить не стоит, – возразила Тамара.

– Тогда скажем, что в столице разразилась эпидемия холеры или по всему городу прорвало канализацию, – подал голос Толя.

Тамара всплеснула руками.

– То есть варианты следующие: король передумал, струсил либо город залило дерьмом, так?

Зоя молчала. Скрестив руки на груди, она стояла у стола с самоваром. Держалась на расстоянии. Николай понимал, что должен попросить прощения, но, пожалуй, впервые в своей нелепой жизни не находил нужных слов. Вдобавок, прежде чем справиться со этой незадачей, ему предстояло решить проблему со званым вечером, который он так ловко спланировал и который демон, очевидно, вознамерился испортить.

Николай сделал глоток горького кофе, надеясь, что напиток прояснит голову.

– Думаю, у нас появился новый ресурс.

Зоя моментально впилась в него взглядом, словно прочитала мысли.

– Если ты имеешь в виду этого мерзкого перебежчика, монаха, то я…

– Что? Оценишь мою изобретательность? Запечатлеешь на моей щеке нежный поцелуй? Приколотишь на стену дворца памятную табличку, восславляя гений своего короля?

– Приколочу на стену памятную табличку, чтобы все знали день и час, когда Николай Ланцов окончательно рехнулся. Этот мальчишка – псих и фанатик. Он преклоняется перед тем, кто развязал гражданскую войну и уничтожил половину Второй армии!

– Он преклоняется перед идеалом. Все мы время от времени этим грешим.

Зоя отвернулась, однако Николай успел заметить промелькнувшую на ее лице боль. Генерал Назяленская не поморщилась, нет, но определенно чувствовала себя скверно. Николаю захотелось немедленно прервать совещание и… Что именно сделать, он не представлял, однако твердо знал, что если прошлой ночью едва не убил человека, то на следующий день уж точно не стоит на нем отыгрываться.

– А-а, тогда конечно. Давайте же пригласим бывшего солдата Святой стражи на военный совет и отдадим наше будущее в его грязные руки.

– Ну разве она не прелестна, когда соглашается? – Николай любовался злобной гримасой Зои. Это гораздо лучше, чем видеть ее мрачный, исполненный боли взгляд и сознавать собственную вину. Секундой позже, однако, он был готов себя пнуть: Толя привел монаха в зал совещаний, и суровость на лице Зои сменилась любопытством.

– Ваше величество, – холодно произнес Юрий. Он был таким долговязым, что, входя в комнату, ему пришлось нагнуться, и до того худым, что казалось, будто его может подхватить и унести сквозняком. – Меня предупреждали, что зубы заговаривать вы умеете. Вы говорили о дружбе, однако эту ночь я провел, можно сказать, в тюрьме.

– Радужная комната? Моя тетушка Людмила собственноручно ее расписала! Пожалуй, чуточку увлеклась багровым цветом, но только из-за этого называть комнату тюрьмой как-то несправедливо.

– Дело не в цвете. Гораздо больше меня оскорбило присутствие вооруженной охраны. Так вы обращаетесь со всеми гостями?

– Толя, – шепнул Николай, – кажется, он считает тебя дурной компанией. – Король откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники. – Юрий, у тебя есть враги. Охрану поставили для твоей же безопасности.

– Моим последователям это очень не понравится.

Именно поэтому Николай приказал отправить в лагерь, разбитый под городскими стенами, хлеб, копченую треску и лучший квас. Знак внимания со стороны короны, так сказать. Сытые люди проявляют меньше недовольства. Вообще-то Николай собирался поговорить с монахом еще вчера, но дела задержали его на весь день. Что касается ночи… ну, ночью он тоже определенно был занят.

– Юрий, позволь представить тебе…

– Не позволю. Я желаю говорить о Темном святом и… – Юрий резко выпрямился. Его глаза расширились, нижняя челюсть безвольно упала; монах огляделся по сторонам, словно только сейчас понял, где находится. Стиснул руки, точно оперная дива перед выступлением, благоговейно выдохнул: – О, это вы. Вы все… – Повернувшись к членам Триумвирата, он почтительно поклонился. – Мой государь, это честь для меня. – Отвесил еще один поклон. – Величайшая честь. – Монах поклонился в третий раз. – Я и мечтать не смел…

Николай подавил стон. Что это вообще такое? Зоя и Женя переглянулись, и даже Давид поднял глаза и озадаченно нахмурил лоб.

– Прекрати кланяться. Ты выглядишь как буровая вышка, – велела Зоя.

– Коммандер Назяленская, – сдавленно промолвил Юрий. – Вчера… я не сообразил сразу. Я думал, вы…

– Одна из королевских прислужниц? – Не обращая внимания на протесты монаха, Зоя продолжала: – Ты в курсе, что все до единого члены Триумвирата в гражданской войне сражались против Беззвездного святого, которого ты так обожаешь?

– Да, да, разумеется. – Юрий поддернул вверх сидящие на длинном носу очки в тонкой металлической оправе. – Это я знаю, я всех вас знаю… Давид Костюк, великий фабрикатор, изготовивший первый усилитель для самой Санкты-Алины… – Давид посмотрел на него пустым взглядом и снова уткнулся в книгу. – Зоя Назяленская, одна из лучших воительниц Дарклинга… – Зоя презрительно скривила губы. – И, конечно, Женя Сафина, первая портниха, носящая знак благословения Темного святого.

Женю так и передернуло.

– Благословения?

– Что, прости? – Зоя подняла руки – то ли чтобы вызвать бурю, то ли чтобы свернуть монаху шею.

Тамара потянулась за топорами, Толя глухо зарычал.

Николай стукнул костяшками пальцев по столу.

– Хватит. Всем успокоиться. Юрий, ты вторгаешься в сферу, о которой даже представления не имеешь.

Несмотря на свой рост, монах в эту минуту напоминал глуповатого ребенка, разбившего любимую мамину вазу.

– Я… Прошу меня простить… Я не хотел никого обидеть.

Женя медленно поднялась из-за стола, и в комнате повисла тишина.

– Юрий, сколько тебе лет?

– Восемнадцать, моя госпожа.

– Я была всего на год старше, когда Дарклинг натравил на меня своих монстров – тварей, порожденных той самой силой, перед которой ты преклоняешься. Эти твари питались человеческой плотью. Дарклингу пришлось их отозвать.

– Выходит, он вовсе не так жесток…

Женя вскинула ладонь и, к удовлетворению Николая, Юрий тут же умолк.

– Дарклинг не хотел моей смерти. Он хотел, чтобы я жила дальше – жила с этим.

– Большая глупость с его стороны – оставить в живых такого бойца, – вполголоса промолвил Николай.

Женя едва заметно кивнула.

– Подумай дважды, монах, прежде чем произносить слово «благословение». – Она села и скрестила на груди руки. – Продолжай.

– Минуточку, – Давид заложил пальцем страницу, на которой остановился. – Как там тебя зовут?

– Юрий Веденин, мой господин.

– Юрий Веденин, еще раз огорчишь мою жену, и я убью тебя на месте.

Монах сглотнул.

– Да, мой господин.

– О, Давид, – Женя взяла его ладонь в свою, – ты впервые пригрозил кого-то убить из-за меня.

– Да? – рассеянно пробормотал фабрикатор, поцеловал пальцы Жени и вернулся к чтению.

– Я… Простите, меня переполняют чувства. – Юрий сел, потом опять встал, словно не мог совладать с собой. – Подумать только, я нахожусь в покоях, выстроенных самим Беззвездным! – Он коснулся черных линий, которыми на карте был обозначен Тенистый Каньон. – У меня просто… просто в голове не укладывается. Это воловья кожа?

– Оленья, – сухо ответил Николай.

– Потрясающе!

– Постой, – прищурилась Зоя. – Ты сказал: в покоях, выстроенных Беззвездным. Не его предками.

Юрий отвернулся от карты. На его лице играла самодовольная улыбка.

– Да, я так сказал. Есть только один Дарклинг. Этот великий человек многократно инсценировал собственную гибель. Необходимая предосторожность против ограниченных умов, которых может напугать его безграничная сила и необычайно долгая жизнь.

– И как же ты пришел к этой теории? – поинтересовался Николай.

Монах недоуменно заморгал.

– Это не теория. Я просто знаю. Мне было видение, и Дарклинг сам явил мне эту истину.

Брови Зои поползли вверх. Подавив желание закатить глаза, Николай соединил пальцы рук.

– Понятно.

Юрий улыбнулся еще шире.

– Знаю, вы считаете меня сумасшедшим, но я на самом деле не раз был свидетелем чуда.

Потому-то Николай и приказал доставить его во дворец.

– Вчера ты упоминал наступление Эры Святых. Что ты имел в виду?

– А как иначе объяснить чудеса, что происходят по всей Равке?

– Ну, началось, – буркнула Зоя.

– Мы кое-что слышали, – непринужденно заметил Николай, – но этим случаям всегда находилось рациональное объяснение. Времена сейчас трудные, вполне естественно, что народ уповает на чудеса.

К его удивлению, молодой монах сел за стол и подался вперед с самым серьезным выражением лица.

– Ваше величество, мне известно, что вы человек неверующий, но другие-то верят, что это не просто странные явления, которые можно легко объяснить. Люди убеждены, что это деяния святых.

– Не святых, а гришей. Или шуханцев. А может, и твоего разлюбезного Апрата.

– О, – кивнул Юрий, – некоторые верят, что все чудеса в прошлом – дело рук гришей.

– Тогда назовем это Малой наукой и покончим с предрассудками.

– Облегчит ли это принятие чуда? – Стекла в очках Юрия блеснули. – Что изменится, если я назову чудеса проявлениями «изначального знания, каковое лежит в основе сотворения мира»? Я тоже изучал теорию гришей.

В глазах Зои застыл лед.

– Я здесь не для того, чтобы вести теологические диспуты не пойми с кем.

Юрий откинулся на спинку, по его лицу разлился блаженный покой.

– Святые возвращаются в Равку, и Темный святой будет среди них.

– Дарклинг мертв, – заявила Женя. От Николая не укрылись побелевшие костяшки ее пальцев. – Я лично видела, как горел его труп.

Опасливо покосившись на Давида, Юрий произнес:

– Кое-кто верит, что Дарклинг не погиб в Тенистом Каньоне и просто ожидает нужного момента, чтобы вернуться.

– Я тоже там была, монах, – сказала Зоя. – И тоже видела, как он сгорел дотла в пламени погребального костра, разожженного инфернами.

На мгновение Юрий страдальчески прикрыл глаза.

– Разумеется, так и было. Темный святой принял мученическую смерть, и тело его стало прахом. Однако сила Дарклинга – сила великая и древняя. Она может исчезнуть и проявиться вновь. Так же и дух его остается жив.

Зоя поджала губы и крепко обхватила себя руками, как будто замерзла.

Николаю очень и очень не нравилось то, что он услышал. Фрагмент этой древней силы поселился в его собственном теле, и, если судить по событиям прошлой ночи, она неумолимо росла.

– Думаешь, все эти разрозненные происшествия, так называемые чудеса, имеют отношение к Дарклингу? – осведомился он.

– Нет! – воскликнул монах и опять подался вперед, едва не упершись подбородком в стол. – Я это знаю. Разрешите? – Он встал и показал на карту, потом стрельнул глазами по сторонам. Рукава и полы его рясы развевались, словно крылья всполошившейся птицы.

– Вот, значит, какие у Дарклинга почитатели? – шепнула Зоя Николаю. – Если труп этого психа не сжечь, он будет вертеться в гробу.

– Ага! – обрадовался Юрий, обнаружив маленькие бумажные флажки на заостренных колышках. Поверхность карты была испещрена крохотными дырочками – следами от флажков, которые полководцы расставляли во время прошлых военных кампаний. – Землетрясение в Раевости, статуя в Цемне, истечение мирры с крыши в Аркеске, кровоточащие стены в Удове, розы в Адене… – Монах одно за другим перечислял предполагаемые «чудеса» и отмечал соответствующие места на карте флажками. Затем он отступил. – Началось все в дальних уголках, на границе, в горах и на побережье, но с каждым днем чудеса случаются все чаще и все ближе к…

– Каньону, – закончил за него Николай. Картина была ясна: лучевая схема с начальной вспышкой по периферии и центром в Неморе.

– Святые… – выдохнула Зоя.

– Это там, где… – начала Женя.

– Да, – коротко ответил Николай, хотя решающую битву почти не помнил. Демон уже проник к нему под кожу и стремился взять под контроль его разум. Тогда Николаю удавалось одерживать верх над демоном куда чаще, чем теперь. «Светлые» периоды длились дольше, в «трансформированном» состоянии он не утрачивал сознания полностью и обращался за помощью к Алине. В финальном сражении король Равки даже пытался помочь своим войскам.

Лучи, вдоль которых располагались места «чудес», сходились в одной точке – там, где некогда был Тенистый Каньон, где Дарклинг вступил в последний бой с Алиной Старковой и погиб от ее руки. Равка победила. По крайней мере, так это выглядело в тот момент: сплоченная страна, надежда на мир, а еще неожиданное и быстрое избавление Николая от демона, который пытался им управлять. А ведь он поверил, что тьма внутри него в момент смерти Дарклинга рассеялась. Что война окончена.

Между тем монстр никуда не делся и снова начал атаковать сознание Николая. Выходит, этот постоянный спутник и не покидал его тела, а просто затаился, насылая тревожные сны и дожидаясь своего часа? А может, по какой-то причине возродился заново?

Николай смотрел на утыканную флажками карту. Тут на самом деле есть некая система или Юрий выдает желаемое за действительное? Так ли прост этот бесхитростный с виду фанатик либо ведет более тонкую игру?

– Прошу прощения, Юрий, – произнес король, – но поскольку твоя цель – добиться, чтобы церковь Равки признала Дарклинга святым, вполне понятно, что ты пытаешься приписать ему все происходящие странности.

– Мне незачем лгать, – возразил монах. – Буквально на днях в Каньоне был явлен новый знак – озеро, наполненное черными камнями, похожее по форме на солнечное затмение.

– Или геологическая аномалия, – раздраженно хмыкнула Зоя.

Юрий ткнул костлявым пальцем в карту.

– Это не только место, где Темный святой ушел из земной жизни, это место древней силы, то самое, где кулак Дарклинга впервые пробил толщу мира и создал Тенистый Каньон.

– Бездоказательная чепуха, – небрежно отмахнулась Зоя.

– Я исследовал эту тему во время службы в Святой страже. В текстах присутствует масса доказательств.

– В каких текстах? – потребовала ответа Зоя.

Николаю стало интересно: она умышленно старается завести монаха в ловушку?

– В «Книге Алеши», в «Сикурианских псалмах». Иллюстрации можно найти в «Историях святых».

– В детской книжке?

– Это святое место! – настаивал Юрий. – Именно там сквозь Санкт-Феликса проросли яблони. Древнее место исцеления, благодатной силы, куда люди приходили очиститься.

Николай выпрямил спину.

– Очиститься от чего?

Юрий открыл рот, потом закрыл.

– Я… оговорился.

– Ничего подобного, – подал голос Толя. – Обисбайя, вот что он имеет в виду. Верно, монах?

– Я… я…

– Терпеть не могу сознаваться в невежестве, – сказал Николай. – Люди гораздо больше радуются, когда обнаруживают это сами. И все же, что такое эта обис…бадья?

– Понятия не имею, – заявила Зоя.

Женя пожала плечами, Давид отрицательно качнул головой.

К удивлению Николая, знатоком оказалась Тамара.

– Обисбайя, – повторила она. – Обряд Тернового огня. Вам известно, как вообще появилась Святая стража?

– Детские сказки, – фыркнула Зоя.

– Что-то слышал, – сказал Толя.

– Рассказывай, – велел Николай.

Тамара скрестила на груди руки.

– Монах, предоставляю эту честь тебе.

Поколебавшись, Юрий заговорил:

– Эта история берет начало во времена первого короля из рода Ланцовых, Яромира Непреклонного. – Он закрыл глаза, голос зазвучал более уверенно и даже распевно. – До него будущая Равка представляла собой лишь кучку враждующих провинций, правители которых только и делали, что грызлись между собой. Яромир их покорил и объединил под своим знаменем с двуглавым орлом. Однако набеги фьерданцев на севере и шуханцев на юге не прекращались, из-за чего юная страна постоянно находилась в состоянии войны.

– Звучит знакомо, – пробормотал Николай. Это он проходил еще на уроках истории. Его всегда печалило, что Равка с самого момента основания была вынуждена отбиваться от врагов.

– Второй армии в то время не существовало, – продолжал Юрий. – Равкианские солдаты сражались и умирали, как и все остальные. Но легенда гласит, что Яромир возвел алтарь на вершине холма в Ос Альте…

– Там, где потом поставили первую королевскую часовню, – вмешался Толя.

Юрий кивнул.

– Молодой король помолился всем святым, что могли его услышать, и на следующий день на пороге его дома появилась группа монахов, готовых защищать Равку. Монахи были не простые: на поле боя они принимали облик зверей – волка, дракона, ястреба, медведя. До короля доходили слухи об этом воинстве, однако он им не верил, пока не узрел чудеса своими глазами.

– Опять чудеса. Как всегда, – проворчала Зоя.

– Да. – Юрий распахнул глаза, и на миг в них взметнулось пламя. – Как всегда. Монахи согласились биться на стороне Яромира. За свою службу они не потребовали ни золота, ни земель, а лишь попросили дозволить одному из них постоянно находиться подле короля, дабы в Равке всегда почитали святых. Монахи наголову разбили всех врагов и очертили рубежи страны, что были почти незыблемы на протяжении многих веков. – Голос Юрия зазвенел от возбуждения, всякая неуверенность исчезла. – Однако битва длилась так долго, что, когда она закончилась, монахи уже не могли вернуть себе человеческий облик. Главный монах привел своих воинов на опушку тысячелетнего тернового леса, и там они прошли сложный очистительный обряд, обисбайю. Пережившие его снова превратились в людей, а командир занял место рядом с Яромиром. С тех пор священников, занимавших самую высокую должность, стали называть Апратами – так звали самого первого из них, а из воинства монахов образовалась Святая стража.

– Некоторые утверждают, что Святая стража состояла из гришей, – заметил Толя.

Тамара коснулась акульего зуба, висевшего у нее на шее.

– По этой легенде, животные, в которых превращались монахи, были первыми усилителями. Духи зверей увеличивали силу монахов.

Николай устремил взгляд на Юрия. История, без сомнения, странная и больше похожа на выдумку. И тем не менее…

– Очистительный ритуал, обряд отделения зверя от человека. В чем конкретно он заключался?

Юрий поправил очки на переносице. Весь апломб с него разом слетел.

– Гм, не знаю. Описания… противоречивы.

– Ты ведь не подстрекатель, а, Юрий?

Губы монаха тронула улыбка.

– Думаю, нет.

– И все же ты пришел к воротам моего города и назвал меня вором и предателем.

У Юрия хватило совести смутиться.

– Что привело тебя сюда?

– Святые. Я в это верю.

А вот Николай Ланцов на этот счет сильно сомневался.

– Расскажи мне о ритуале.

– Зачем? – нахмурился молодой монах.

– Я король. Меня положено развлекать.

Монах потянул свою жидкую бороденку.

– Подробности мне неизвестны. Как я уже говорил, тексты противоречат друг другу, и… Меня больше не пускают в…

– Религиозные тексты из библиотеки Святой стражи? Понятно. Ты лишен к ним доступа.

– Да. – В интонации монаха явно чувствовалась боль.

Николай его понимал. Было время, когда он сам находил утешение только в печатном слове. Книги никогда не теряли терпения и не заставляли его сидеть ровно. После того, как наставники отчаялись вложить знания в голову юного принца, именно книги обучили Николая военной истории, стратегии, астрономии и химии. Каждая обложка манила, словно приоткрытая дверь: «Входи же, входи в эту страну нового и неизведанного. Здесь ты укроешься, когда тебе станет страшно, здесь найдешь отраду, когда заскучаешь, и приют, когда мир окажется к тебе недобр». Юрий тоже познал прелесть книг. Когда-то он был ученым – возможно, мечтает снова им стать.

Николай поднялся из-за стола.

– Спасибо, Юрий. Ты нам очень помог.

Монах медленно встал.

– В самом деле? Значит, вы присоединитесь к нашей просьбе, ваше величество? Апрат не посмеет проигнорировать голос монарха. Если вы походатайствуете за…

– Я подумаю об этом. Ты привел интересные аргументы. А сейчас я прикажу проводить тебя обратно в твои покои.

– Я остаюсь вашим пленником?

– Гостем, Юрий, желанным гостем, с которым я не хочу расставаться. И, может быть, я добьюсь для тебя разрешения кое-что почитать.

Монах несколько секунд молчал, словно гадая, не ослышался ли.

– Предоставите доступ к… книгам?

– Возможно.

– О, это было бы… Хотя нет, я должен вернуться за стену, к своим собратьям. Вы же не станете меня…

– Вернешься, вернешься. А пока мы рассматриваем твою просьбу, можешь наслаждаться нашим гостеприимством.

Юрий вздернул подбородок.

– Ради Темного святого я готов ждать хоть целую вечность. Но не играйте со мной в игры, ваше величество. Я пришел в столицу не для того, чтобы надо мной насмехались или водили за нос!

– Водить по дворцу – сколько угодно, за нос – нет. Веселые розыгрыши я оставил позади, в юности.

Зоя устало закатила глаза, а Толя вывел Юрия за дверь и препоручил заботам двух стражников.

Николай подошел к карте, чтобы повнимательнее изучить расположение флажков. После ухода Веденина в зале совещаний повисла тяжкая тишина, словно место монаха заняло нечто другое, древнее и безымянное.

– Этот мальчишка – безумец, – заключила Зоя.

– Нет, просто верующий, – возразил Толя. – Это разные вещи.

– По мне, так лучше фанатик, чем тип вроде Апрата, – высказалась Женя.

– Как ты можешь так говорить? – изумилась Зоя. – Он поклоняется тирану, убийце, человеку, который подверг тебя пыткам!

Женя вздохнула.

– Вправе ли мы винить монаха в том, что его притягивает сила Дарклинга? Мы все испытывали то же.

– Тогда мы еще не знали, каков он.

– В самом деле? – Женя поправила повязку на глазу. – Юрий – испуганный юнец в поисках чего-то большего, чем он сам, чего-то, что придаст его жизни смысл. Таких, как он, в Равке полным-полно.

– Это меня и тревожит.

Толя сел рядом с сестрой, и Николай поймал взгляд, которым обменялись близнецы. Неподходящее время, чтобы секретничать.

– В чем дело? – осведомился король.

Толя приподнял мощные плечи.

– В истории Юрия есть доля правды. Монахи не всегда были холопами Апрата и его предшественников. Святое воинство тоже состояло на службе у короны. В молодые годы я только и мечтал о том, чтобы стать солдатом Святой стражи.

– И что же тебе помешало? – спросил Николай.

Признание не слишком его удивило. Близнецы воспитывались в церкви, и, если бы Алина Старкова не благословила Николая на престол, Толя с Тамарой ни за что не присягнули бы ему в качестве личных стражей.

– Меня не взяли, – сказала Тамара. – Женщин в Святую стражу не допускают.

Толя кивнул.

– Что это за орден, в который, как утверждается, набирают лучших воинов, а такому бойцу, как Тамара, отказали?

Тамара положила руки на топоры.

– У святых на нас были другие планы.

– Гм, – произнес Николай, – интересно, что уготовили нам святые сейчас? Зоя, когда я улетел из поместья князя Радимова в Ивце, где именно ты меня нашла?

– На гусиной ферме у дороги на Варену.

Николай ткнул пальцем в карту.

– Северо-восток. Но всякий раз, когда я сбегаю из дворца, меня тянет на северо-запад. Каждый раз я выбираю одно и то же направление, только прорываюсь чуть дальше. Что, если сущность пытается добраться до конкретного места в Каньоне? Что, если демон жаждет освободиться от меня не меньше, чем я от него?

– А что, если все эти псевдочудеса – хитрость, цель которой – выманить тебя из дворца? – парировала Зоя.

– И заманить в Каньон? Но зачем?

Зоя всплеснула руками.

– Понятия не имею.

– «Чудеса» начались после того, как во мне пробудился демон. Связано ли это с силой Дарклинга, или Юрий мелет чепуху, я не знаю, однако закономерность явно прослеживается. Что-то происходит, и это имеет отношение к определенной точке в Тенистом Каньоне.

– Покидать дворец небезопасно, – возразила Зоя.

– Безопасных мест больше нет, – констатировал Николай. Вчера он убедился в этом на собственной шкуре. – Женя приготовит более крепкий отвар, Давид изготовит более крепкие цепи. Я отправляюсь в паломничество.

– В сказочный терновый лес? – фыркнула Зоя. – Даже если когда-то он и существовал, все рухнуло в разлом. Там ничего не осталось.

Толя выдал длинную фразу, в которой Николай сумел разобрать лишь несколько слов. Затем шуханец перевел:

– «Утраченная вера есть корни дерев, погруженных в забвение и ждущих своего часа, чтобы зацвести вновь».

– Мы вроде договаривались на совещаниях не читать стихов, – прищурилась Зоя.

– Это из равкианской литургии, – возразил Толя. – «Книга Алеши». Ты знала бы о ней, если бы посещала церковь.

– Надо же, и как я до сих пор жила без этих познаний?

– Толя, – вмешался Николай. – Я попрошу тебя найти все тексты, где описывается или хотя бы упоминается обисбайя. Не хочу полагаться в этом вопросе только на Юрия.

– Но я не книжник, – запротестовал Толя.

– А мог бы им стать – в другой жизни, – заметил Николай.

– Что значит «только на Юрия»? – вопросила Зоя. – Ты же не собираешься путешествовать в компании монаха?

Женя поерзала на сиденье.

– Со стороны это будет выглядеть поддержкой культа Темного. Мне не нравится этот намек.

– Юрия мы замаскируем – это раз, и я не собираюсь ехать в Каньон напрямик – это два, – сказал Николай. – Возможно, что-то удастся выяснить и в местах других «чудес». Кроме того, это позволит мне пообщаться с подданными перед тем, как я выберу невесту. К нашим границам с двух сторон подступают мощные армии; новые «Ланцовы», претендующие на трон, появляются, как грибы после дождя. Казна пуста, союзников мало. Не могу же я лишиться еще и поддержки простого народа. Скоро она нам очень понадобится.

– А вдруг все это не даст результата? – спросила Женя. – Что, если Дарклинг тебя проклял и ответов на вопросы не найти?

Зоя положила ладони на стол.

– Что, если Юрий узнает о монстре?

– Тогда останется лишь молиться, что я сумею заставить его молчать столько, сколько нужно для спасения будущего Равки. Даже в отсутствие наследника можно сохранить престол и сделать страну неуязвимой.

– Это каким же образом? – удивилась Зоя.

– Зоя, может, все-таки попробуешь мне довериться? Увлекательное занятие, честное слово!

Николая осенило еще на прошлой неделе, когда по возвращении из поместья Крыгина их первыми встретили Исаак и Трухин.

Зоя поджала губы.

– Лично я против. Слишком рискованное мероприятие.

Николай это прекрасно понимал. Время на исходе, паломничество в Каньон смахивает на жест отчаяния. Король не мог избавиться от терзавшего его страха, от сомнений, которые этот страх заронил в сердце. А вдруг его разум ослабнет, а вместе с ним – и воля? Что, если он снова нападет на кого-то из друзей и остановить его будет некому? Какой вред он способен причинить любимым и близким людям? Всему миру?

Николай принимал свои страхи, но поддаваться им был не намерен. Он не преподнесет монстру победу на блюдечке.

Король Равки повернулся к тем, кто собрался вокруг него: к своим советникам, бойцам, своей семье. Сейчас необходимо, чтобы они поверили. Если не в сказки Юрия, то в Николая Ланцова, того, каким он был до мести Дарклинга, до войны. Николай одернул бархатный мундир и задорно подмигнул.

– Когда все идет по плану, это неинтересно.

Он почувствовал, как демон съежился, уполз глубже. Действие. Решительность. В такие моменты Николай почти ощущал себя прежним. Если это существо претендует на его душу, Николай не отдаст ее без боя, и бой уже начался, здесь и сейчас, с его отказа уступить хоть единую клеточку своей души ужасу, что пытается утянуть его во мрак. Он будет двигаться вперед и надеяться, что удача, словно корни тернового леса, ждет своего часа, чтобы проснуться.

10 Нина

Когда она поднялась на ноги, уже стемнело.

Небо было скорее серо-синим, нежели багряным, и напоминало глубокий кровоподтек. В воздухе, холодившем щеки, ощущалась сырость. Мягкими хлопьями повалил снег.

Впрочем, мягкими они перестали быть очень скоро. Нина впервые видела, чтобы буря налетела так стремительно. Дул сильный ветер, метель занавесила мир белой пеленой. Грозовая буря. Даже у равкианцев было имя этому ветру. Бандит. Так его называли не за то, что он нес с собой холод, а за то, что ослеплял, как ослепляет подлый удар в уличной драке. Нина разрывалась от отчаяния: с одной стороны, ей нужно было ориентироваться на шум воды, чтобы выйти обратно к лагерю, с другой – она боялась оказаться в опасной близости к берегу и упасть в воду.

Девушка медленно пробиралась через белую пустыню. Один раз ей послышался голос Адрика, зовущего ее, впереди смутно промелькнул большой желтый флаг, который они водрузили над палаткой, однако в следующий миг все исчезло.

Дура, дура, дура. Она не приспособлена к этим местам. В такую погоду она не доживет и до утра, если не найдет укрытия. Выбора нет – надо двигаться дальше.

Затем каким-то чудом ветер утих, снежная завеса упала, и Нина разглядела вдалеке темные очертания. Лагерь!

– Адрик! – крикнула она и пошла вперед, но, приблизившись, не увидела ни флага, ни палатки, только раскачивающиеся на ветру деревья, а в снегу под ними – небольшое углубление. Она ходила кругами и вернулась к могиле Матиаса. Вздохнула:

– Молодчина, Зеник.

Ей всего восемнадцать, так откуда же эта жуткая усталость? Почему все то, что позади, выглядит ярким, а то, что впереди – блеклым и унылым? Может быть, здесь она оказалась вовсе не для того, чтобы похоронить Матиаса и отыскать для себя новую цель. Может быть, она пришла в этот суровый, покрытый льдом край, чтобы найти свою смерть?

Святые не встретят ее, когда она причалит к благодатному берегу. Гриши не верят в жизнь после смерти. Умирая, они возвращаются туда, откуда пришли, вновь становясь материей для сотворения мира. Сейчас эта мысль Нину не утешала.

Она снова повернула к лагерю. Ей не оставалось ничего иного, как начать сначала. Однако не успела Нина сделать и шага, как из снежной пелены выступили они – пять крупных силуэтов. Волки.

– Ну, конечно, – пробормотала она. – Матиас, твоя страна может поцеловать мою пухлую гришийскую задницу.

Волки подбирались к ней ближе, теснее сжимая кольцо, отрезая пути к отступлению. Послышалось глухое рычание. Для дрюскелей волки – священные животные. Может, они почуяли Матиаса, а может, Нину – гриша, врага. Или просто сочное, мягкое мясо.

– Уходите, – сказала она на фьерданском. – Я не хочу причинять вам вред. – Я не хочу умирать.

В Хеллгейте Матиасу приходилось сражаться с волками. Такое вот у Джеля своеобразное чувство юмора. Нина размяла пальцы, почувствовала, что костяные кинжалы готовы скользнуть в ладони. Против животных они годятся не хуже, чем против людей. Девушка сбросила плащ. Кожу моментально ошпарило холодом, зато теперь спину прикрывал костяной доспех. Она словно святая со своими реликвиями.

Двое волков прыгнули одновременно. Нина выбросила вперед руки, и костяные дротики полетели точно в цель: грудь каждого хищника пронзил меткий удар. Коротко взвизгнув, волки неподвижно распластались на снегу. Звук болью отозвался в сердце Нины. По крайней мере, это легкая смерть. О такой только мечтать.

Но остальные волки продолжали наступать. В их манере было что-то необычное. Глаза горели почти оранжевым, звери вздыбливали шерсть и возбужденно подрагивали, как будто ими двигало нечто большее, чем голод. Почему они так себя ведут? Задумываться было некогда.

Хищники атаковали, Нина выстрелила, на этот раз не столь метко. Один волк упал, а другой набросился на нее. Под грузом его веса Нина повалилась в снег. Стальные челюсти сомкнулись на ее предплечье; руку пронзила невыносимая боль. От волка шел странный запах. Нина закричала.

Услышав свирепый рык, она поняла, что сейчас умрет. Ах, какие слова нашла я для Матиаса! Кто скажет их над моей могилой?

Затем что-то стремительно налетело на волка, сбив его с ног и освободив Нину от тяжести зверя. Хватая ртом воздух и прижимая к груди разорванную руку, она откатилась в сторону. Сунула окровавленное предплечье в сугроб, чтобы очистить рану. Ее начало трясти, точно волчья слюна содержала яд. Тело сгорало в адской лихорадке. Со всех сторон Нину окружала смерть: под землей – мертвый Матиас, на севере – кладбище, впереди – расползающаяся чума, гибельный хаос, гниение и разложение повсюду. В голове взорвался хор голосов.

Дрожа, Нина приложила к щекам снег, попыталась очистить мысли, но, открыв глаза, испугалась, что волчий яд отравил ее разум. Рядом с ней вели яростную схватку два волка: один серый, а другой, гораздо крупнее, – белый. Звери катались по снегу, белый волк ухватил серого за глотку, но не пытался ее прокусить. Наконец серый съежился и заскулил. Белый волк разжал челюсти, и проигравший пополз прочь, трусливо поджимая хвост.

Белый волк повернул к Нине перемазанную кровью морду. Огромный мускулистый зверь, в отличие от своих серых соплеменников, не трясся. Видимо, они были поражены какой-то заразой, которая теперь попала в организм Нины, тогда как это животное двигалось с естественной и плавной грацией хищника.

Белый волк приблизился к ней. Нина поднялась на колени и выставила перед собой ладони, мыслью направляя в руку следующий костяной дротик. Неожиданно она заметила длинный шрам, пересекавший желтый глаз зверя.

– Трассел?

Волк повел ушами.

Волк Матиаса? Нет, невозможно. Когда дрюскель гибнет, рассказывал Матиас, другие члены братства выпускают его исенулфа на свободу. Неужели Трассел разыскал своего хозяина, пришел сюда, чтобы воссоединиться с ним даже в смерти?

– Трассел, – ласково позвала Нина.

Зверь склонил большую голову набок.

Послышался стук копыт. Прежде чем Нина успела сообразить, что происходит, на опушку галопом вылетела всадница.

– Назад! – крикнула она, резко останавливаясь между Ниной и белым волком.

Нине потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать во всаднице высокую девушку из монастыря. В этот раз она была одета в кожаные штаны и меха, по спине каскадом струилась рыжевато-каштановая масса волос, падать которым на лицо не позволяли две длинных косы. Девушка выглядела как королева-воительница, ледяная сильфида из фьерданских легенд.

Она вскинула винтовку, и Трассел, ощерив клыки, попятился.

– Нет! – взвизгнула Нина. Костяной дротик, который она метнула во всадницу, попал той в плечо, пуля просвистела мимо волка.

– Беги! – приказала Нина Трасселу на фьерданском.

Волк щелкнул зубами, как будто возражая.

– Djel commenden! – выкрикнула Нина команду дрюскелей.

Трассел фыркнул, потом развернулся и потрусил прочь, напоследок бросив на Нину обиженный взгляд, словно не мог поверить, что она велела ему оставить поле боя.

Высокая девушка выдернула из плеча дротик и швырнула его в снег.

– Ты что творишь? – воскликнула она.

Нина взвыла от ярости. Трассел, иначе Смутьян, волк Матиаса, каким-то непостижимым образом нашел ее, а эта девица его спугнула! Ухватив девушку за ногу, Нина выдернула ее из седла.

– Эй! – Всадница попыталась оттолкнуть Нину.

Сила нападавшей явно ее удивила, но та была хорошо обученным солдатом. Пускай Нина и не сложена, как фьерданский боец, силы ей не занимать.

– Из-за тебя он убежал!

– Это волк! – крикнула высокая девушка в лицо Нине. – Соображаешь, да? Он уже успел тебя тяпнуть. Даже если он понимает команды, это еще не…

– Он меня не кусал, дурная твоя башка! Это был другой волк!

– Другой? Ты совсем рехнулась? И вообще, откуда ты знаешь команды дрюскелей?

По щекам Нины полились горячие слезы. Возможно, она больше никогда не увидит Трассела. А вдруг это Матиас прислал к ней волка? Вызвал его на подмогу?

– Ты не имела права!

– Я не хотела…

– Плевать, чего ты хотела и не хотела! – Нина шагнула вперед. – Бестолковая, легкомысленная, глупая! – Она сама не знала, обращается ли к девушке или к самой себе, да и знать не хотела. С нее хватит!

Нина сильно толкнула девушку, а потом подцепила ногой за щиколотку, словно крюком. Та грохнулась на землю.

– Прекрати! – крикнула она.

Однако Нина уже не могла остановиться и просто нарывалась на драку. Она сгребла девушку за воротник и вдруг захрипела от боли: сердце словно сжал железный кулак. Девушка стояла, вскинув ладони, во взгляде медных глаз смешались ужас и торжество. Тело Нины налилось тяжестью, перед глазами все поплыло. Эти ощущения были знакомы ей по тренировкам корпориалов. Девушка замедляла сердцебиение Нины.

– Ты – гриш! – выдохнула Нина.

– Я не… не… – пролепетала девушка.

Нина призвала для защиты собственную силу, почувствовала, как эта сила ожила и завибрировала. Отчаянно напрягла всю свою волю, щелкнула пальцами и выпустила из ножен на бедре костяной дротик. Дротик задел бедро девушки – совсем слегка – и упал в снег, но этого оказалось достаточно, чтобы нарушить ее концентрацию.

Прижимая руки к груди и тяжело дыша, Нина попятилась. Ноги едва держали. Она много лет не испытывала на себе действие силы сердцебита и успела забыть, до чего это неприятно.

– Ты – гриш, – заключила она.

Девушка резво вскочила, обнажив лезвие кинжала.

– Ничего подобного!

Любопытно, подумала Нина. Обладает силой, но не умеет ее контролировать, больше полагается на клинок. Она примирительно выставила ладони.

– Я не причиню тебе вреда.

Нерешительность в манере девушки исчезла, она расслабилась, как будто сталь в руке придавала ей уверенности.

– Еще секунду назад твои намерения были иными.

– Допустим, так. Считай, что я опомнилась.

– Я пыталась спасти тебе жизнь! И потом, что тебе до этого волка? Ты хуже дрюскеля.

Вот уж чего Нина не ожидала услышать.

– Этот волк защитил меня. Не знаю почему. Я не хотела, чтобы ты ему навредила.

Девушка – определенно гриш, а Нина чуть не убила ее!

– Я слишком… бурно среагировала.

Высокая девушка убрала кинжал в ножны.

– Бурная реакция – это когда злишься, если кто-то слопал последнюю сдобную булочку. А ты, – она навела на Нину палец в обвиняющем жесте, – жаждала крови.

– Честно признаться, я и за булочку готова убить.

– Где твой плащ?

– Кажется, сняла. – Как объяснить, зачем она скинула плащ, не упоминая костяную броню? – Наверное, меня охватило снежное безумие.

– Правда?

Нина подобрала с земли плащ, уже почти погребенный под влажными хлопьями снега.

– Правда. По крайней мере, в моей деревне такое бывает.

Девушка потерла мускулистое бедро.

– А чем ты в меня выстрелила?

– Дротиком.

– Дротиком? Что за ерунда!

– Но ведь сработало же. – Дротик из человеческой кости, но о некоторых подробностях лучше умолчать. И вообще, пора переходить в наступление. Нина накинула на плечи отсыревший плащ. – Вы усыпляете охрану в монастыре и так выскальзываете на свободу.

Уверенность девушки моментально улетучилась, страх загасил ее пыл, словно волна-убийца.

– Я никому не причинила вреда.

– Но могла. Это очень тонкая работа. Ты запросто можешь отправить человека в кому.

Девушка замерла. Вокруг завывал ветер.

– Откуда ты знаешь?

Нина не торопилась с ответом, понимая, что в этой стране обладание магической силой гришей равнозначно смертному приговору, если не хуже.

– Моя сестра была гришом, – солгала она.

– И что с ней… стало?

– Эту историю не расскажешь посреди снежной бури.

Девушка стиснула кулаки. Святые, она и вправду высока ростом, но сложена, как танцовщица, – вся сплошь гибкие и крепкие мускулы.

– Ты ведь никому не проболтаешься? – сказала она. – Иначе меня убьют.

– Я не собираюсь вредить тебе, как не собираюсь кому-либо в этом помогать, – спокойно произнесла Нина. В глазах девушки застыла настороженность. Ветер усилился и завыл еще тоскливее. – Но все это будет совершенно не важно, если мы с тобой здесь погибнем.

Высокая девушка смерила Нину таким взглядом, точно ту действительно охватило снежное безумие.

– Что за глупости!

– Хочешь сказать, ты сумеешь найти дорогу в эту метель?

– Я – нет, – ответила девушка, похлопав коня по шее, – а Гельмут – да. Недалеко отсюда есть охотничья сторожка. – Она снова замялась, и Нина без труда угадала ее мысли.

– Собираешься оставить меня в сугробе?

Девушка виновато отвела взор. Значит, она способна проявлять жестокость. Почему-то от этого Нина еще больше прониклась к ней симпатией.

– Возможно, я не выживу. А возможно, и выживу. И тогда, уж будь уверена, я сообщу первому встречному о грише-сердцебитке, которая скрывается среди хранительниц Источника.

– Я не гриш.

– Значит, умело притворяешься.

Девушка провела обтянутой перчаткой рукой по конской гриве.

– Верхом умеешь ездить?

– Если очень нужно.

– А если не очень? Будешь ночевать в сугробе.

– Да, умею.

Девушка грациозным движением взлетела в седло. Подала Нине руку, помогла взобраться на спину коня.

– Я смотрю, поесть ты любишь, – проворчала она.

– Да уж, не упускаю возможности.

Нина обхватила девушку за талию, и они двинулись сквозь снежную круговерть.

– А ты знаешь, что за использование этих команд тебя могут выпороть? – спросила девушка. – Djel commenden. В устах не-дрюскеля это звучит как богохульство.

– На ночь прочту лишний десяток молитв.

– Ты не сказала, где выучила команды.

Опять придется врать, поняла Нина.

– Мой земляк был дрюскелем.

– Как его звали?

Нина вспомнила битву при Ледовом Дворе.

– Ларс. Кажется, он недавно умер. – И никто об этом не сожалеет. Ларс ударил ее хлыстом с шипами, опутал канатом и заставил стоять на коленях. Пока не пришел Каз Бреккер.

Вокруг простиралась белизна, холодная и однообразная. Теперь, когда Нина сидела неподвижно, холод пробирал сильнее. Она уже начала сомневаться, знает ли ее спутница, куда едет, и в этот самый момент разглядела сквозь снег очертания какой-то постройки. Лошадь встала, девушка спешилась.

Нина вслед за ней соскочила на землю. Затекшие ноги болели. Девушка отвела Гельмута под навес сбоку от сторожки.

– Кажется, не только нам в голову пришла эта умная мысль, – заметила она. В окнах сторожки горел свет, изнутри доносились громкие голоса. Зажав поводья в руке, девушка сняла перчатку и погладила морду коня. – Не думала, что столько народу знает об этом месте. Судя по всему, там собрались мужчины, пережидающие пургу. Для нас тут небезопасно.

Подумав, Нина спросила:

– В твоих седельных сумках есть юбки?

Девушка потянула за завязанный узлом ремень на поясе, и складки плаща превратились в подол юбки, закрывшей штаны. Нину, признаться, этот фокус весьма впечатлил.

– А еще какие-нибудь трюки в запасе есть? Или, к примеру, юбки?

На губах девушки мелькнула улыбка.

– Может, и есть.

Дверь сторожки распахнулась, в освещенном проеме нарисовался силуэт человека с ружьем.

– Кто здесь?

– Подыграй мне, – пробормотала Нина, затем воскликнула в полный голос: – Ох, слава небесам, мы так боялись, что тут никого нет! Поторопись, Ингер!

– Ингер? – проворчала девушка.

Нина протопала к порогу, не обращая внимания на нацеленный ствол и надеясь, что вооруженный мужчина не настолько пьян или разъярен, чтобы стрелять в безоружную девицу – то есть, по крайней мере, безоружную с виду.

Она поднялась по ступенькам и широко улыбнулась здоровяку. Спутница следовала за ней.

– Хвала Джелю, мы нашли приют на эту ночь. – Через плечо мужчины Нина заглянула в сторожку. В тесное помещение набилось не менее десятка мужчин, рассевшихся вокруг камина. Нина почувствовала, как в груди нарастает напряжение. Сейчас она бы порадовалась, если бы это были охотники на ведьм, ведь они не берут в рот спиртного и придерживаются строгих правил в отношении женщин. Что ж, выбора нет – придется внаглую врать. – И оказались среди джентльменов, которые сумеют нас защитить!

– Кто вы такие? – с подозрением спросил мужчина.

Нина по-хозяйски протолкнулась мимо него.

– Как нам повезло, правда, Ингер? Давай-ка сядем у огня. Закрой дверь… – Она положила ладонь на грудь мужчины. – Прости, как тебя?

Тот заморгал.

– Андерс.

– Будь душкой, Андерс, закрой дверь.

Они вошли в помещение. На обращенные взгляды мужчин Нина ответила улыбкой.

– Я знала, что Джель приведет нас к спасению. И уж конечно, Ингер, твой отец щедро наградит всех этих замечательных парней, верно?

Ее спутница на миг растерялась, и Нина решила, что все пропало, но затем личико девушки прояснилось.

– Да! Конечно, да! Отец не скупится на награды, когда дело доходит до моей безопасности.

– Тем более, что ты обручена с самым богатым человеком в Оверъюте. – Нина подмигнула сидящим вокруг камина. – Полагаю, господа, Джель сегодня и к вам проявил милость. Ну, кто из вас будет нас охранять?

– Охранять? – переспросил мужчина с кустистыми рыжими бровями.

– Всю ночь до утра.

– Пышечка, ты, видно, что-то напутала.

– Отец леди Ингер очень щедр, но он не раздает по десяти тысяч криддов каждому, так что нужно выбрать одного счастливчика.

– Десять тысяч криддов?

– В прошлый раз сумма была именно такая, да, Ингер? Когда мы заблудились в том интересном местечке на юге. Впрочем, учитывая, что ты невеста первого богача в Оверъюте, возможно, награда и удвоится.

– И кто же этот богатый жених? – спросил мужчина с бородой.

– Вы наверняка слыхали про Бернарда Болле, который сделал состояние на копченой форели? И про Ингвара Хальса, владельца лесных угодий от Эльбьена до Исенве? Так вот Леннарт Бьорд богаче их всех вместе взятых.

– Леннарт Бьорд? – повторил бородач.

– Имя вроде знакомое, – пробормотал кто-то.

Нина сильно в этом сомневалась, ведь Леннарта Бьорда она выдумала только что.

– Я первый встретил этих дам, – объявил здоровяк с винтовкой. – Так что мне и полагается награда.

– Так нечестно! Ты просто открыл дверь!

Мужчины принялись бурно спорить о том, кто встанет в караул.

– Ну, ну, не ссорьтесь, – промолвила Нина с назидательными нотками в голосе. – Леннарт Бьорд никого не обидит деньгами.

Девушки сели в уголке у стены. Мужчины никак не могли договориться между собой.

– Позорище какое, – прошипела «Ингер», натянув подол юбки до самого пола и уперев локти в колени.

– Прости, что?

– Ты выставила нас слабачками. В подобных случаях мы сами даем мужчинам повод считать нас нежными созданиями.

– Что в этом плохого? – раздраженно спросила Нина. Она устала и замерзла, а еще – сегодня похоронила любимого. – Зато сейчас они видят перед собой не беспомощных девиц, а два больших мешка с деньгами.

– Мы не беспомощны! У меня есть пистолет и кинжал, у тебя – эти твои дротики.

– У тебя под плащом дюжина рук? Сама видишь, сколько их здесь. – На самом деле Нина могла бы одолеть всех обитателей сторожки, но для этого пришлось бы продемонстрировать свою магическую силу, а значит, убить и эту девушку.

– Они пьяны. Мы справились бы.

– Не ввязывайся в драку, в которой заведомо не победить, – сердито буркнула Нина. – Что-то мне подсказывает, что ты тренировалась тайно и что настоящего наставника по боевой подготовке у тебя никогда не было. Сила не допускает небрежности.

Гибкая и крепкая девушка плотнее запахнула плащ.

– Ненавижу. Ненавижу, как они на нас смотрят. Мой отец такой же. Он считает противоестественным, если женщина хочет сама добывать себе пропитание, охотиться или воевать. Якобы этим она лишает мужчину роли защитника.

– Да, для них это трагедия, – фыркнула Нина. – А что думает по этому поводу твоя мать?

– Моя мать – идеальная жена, за исключением того, что не подарила мужу сыновей. Она все делает по указке отца. – Девушка вздохнула. Теперь, когда нервное возбуждение, вызванное дракой и бурей, улеглось, она выглядела по-настоящему усталой. Ее необыкновенные волосы оттенков осеннего леса – рыжего, медно-красного и золотого, – растрепанные и слипшиеся от снега, падали на смуглые щеки. – Я ее не виню. Так уж устроен мир. Она боится, что я стану изгоем.

– Поэтому родители заперли тебя в монастыре в этой дикой глуши?

– Где я не натворю глупостей и не буду позорить их перед знакомыми. Не притворяйся, будто ты думаешь иначе. Я видела, как ты смотрела на меня в тот раз, когда вы помогли нам у реки.

– Ты была переодета солдатом, так что застигла меня врасплох. – Кроме того, Нина хотела остаться под прикрытием и не намеревалась заводить дружбу с девушкой-гришом, хотя та могла бы помочь ей подобраться к заводу. – Вообще-то, если ты заметила, я путешествую сама по себе, сама добываю пропитание.

– Тут дело другое. Ты вдова.

– Завидуешь?

Девушка потерла лоб.

– Прости, я ляпнула глупость.

Нина внимательно посмотрела на свою спутницу. В чертах девушки было что-то резкое: острые скулы, безжалостно-прямой нос. Некоторую мягкость облику придавали только полные губы. Это лицо с его жесткими линиями было необычным, дерзким и упрямым. Красивым.

– У нас больше общего, чем ты думаешь. – Нина указала подбородком на мужчин, устроивших состязание на руках в борьбе за награду, которой никогда не увидят. – Твоим отцом движет страх. Страх заставляет мужчин изобретать идиотские правила, запрещающие девушкам путешествовать в одиночку и кататься верхом, когда вздумается.

Девушка спрятала усмешку.

– Чего им бояться? Мир и так принадлежит мужчинам.

– Только представь, чего мы добились бы, если бы нам не запрещали делать все то, что делают они!

– Если бы мужчины действительно нас боялись, нам не приходилось бы строить идиотские улыбочки и прихорашиваться.

– Как я строю улыбочки, ты видела, – озорно подмигнула Нина. – Ну, а если я начну прихорашиваться, советую тебе покрепче держаться, чтобы не упасть.

Девушка сдавленно хихикнула.

– Меня зовут Ханна.

– Приятно познакомиться. А я Мила. – Несмотря на сегодняшнее нагромождение вранья, Нину вдруг покоробило от того, что она назвалась фальшивым именем.

– Мила, ты же не собиралась взаправду спать? – поинтересовалась проницательная Ханна.

– Разумеется, нет. Держи руку на кинжале, дежурить будем по очереди. Я первая. – Нина потрогала рукав. Костяные дротики под подкладкой придали ей уверенности. Она устремила взгляд на мерцающее пламя в камине. – Отдохни, – сказала она Ханне и неожиданно поняла, что впервые за много месяцев улыбается.

11 Зоя

Подготовка к большому паломничеству Николая Ланцова по местам явления чудес заняла не один день. Следовало запастись провиантом, снарядить кареты для поездок в любую погоду, уложить одежду на разные случаи, а также разослать письма знати и бургомистрам городов, которые планировалось посетить. Зоя рычала на всех чаще обычного. Она знала, что в ее окружении это называют «припадками», но ведь один из плюсов власти – отсутствие необходимости выбирать слова и разговаривать елейным тоном. Она делает свою работу, и делает ее хорошо. Если слуги, ученики и другие гриши не готовы выслушать парочку резких слов, то они, черт побери, оказались не в той стране.

Зоя охотно позволила бы себе расслабиться, но все вокруг двигались просто до ужаса медленно. Однако в конце концов вещи были собраны, кареты приготовлены, дозорные высланы вперед, чтобы оценить состояние дорог, по которым двинется королевская процессия. Точный план поездки держался в секрете, но скоро люди узнают, что их король путешествует, и толпами повалят на улицы, чтобы увидеть осиянного славой героя войны.

Зоя пока не определилась со своим отношением к байкам монаха про терновый лес или историям близнецов о Святой страже и обисбайе. Отчасти она полагала, что глупо возлагать надежды на подобный план, опираться на россказни фанатика, который верит в святых и весь пафос и вздор, с ними связанный.

Она убеждала себя, что, независимо от результата, путешествие пойдет на пользу короне и укрепит положение Николая. Что в случае неудачи они найдут другой способ продержаться еще несколько месяцев, задобрить союзников и удержать врагов на расстоянии. Что ситуацию по-прежнему контролирует Николай, а не демон, явивший себя той ночью на колокольне.

И все-таки Зоя, выжить которой помогала честность перед собой, вынуждена была признать, что за тревогами, связанными с подготовкой к отъезду, за потрясением, которое она пережила, посмотрев в глаза демону и прочитав в них звериный голод, скрывается и другой страх. Зоя боялась того, что может ждать их в Каньоне. Что, если олухи, бьющие лбами о землю, почитатели Темного святого, правы и все эти странные случаи возвещают новое пришествие Дарклинга? Что, если он и правда каким-то образом отыскал обратный путь?

«На этот раз я буду готова», – прошептала Зоя в темноте, в покоях, некогда принадлежавших Дарклингу, во дворце, полностью выстроенном им. Она уже не та наивная девчонка, что отчаянно старалась проявить себя с лучшей стороны. Она генерал с длинным списком трупов и еще более долгой памятью.

Страх подобен фениксу. Много лет назад эти слова сказала ей Лилиана, и Зоя часто повторяла их остальным. Он может тысячу раз сгорать на твоих глазах, обращаясь в пепел, и все равно возвращаться. Зоя не даст страху управлять собой. Нет у нее такой роскоши. И все-таки после той ночи на колокольне ты невольно избегаешь Ланцова. Она ненавидела собственную слабость, ненавидела себя за то, что теперь, приковывая Николая на ночь к кровати, делала это в сопровождении Толи или Тамары; за то, что даже в зале совещаний держалась начеку, словно ожидая, что золотисто-карие глаза короля, сидящего напротив, зальет чернота. Этот страх, бессмысленный и досадный, наверняка порадовал бы монстра.

Утром в день отъезда Зоя уложила небольшой сундучок. В отличие от сундука, куда слуги упаковали кафтан и дорожную одежду, этот запирался на ключ. В нем хранились усиленные вдвое кандалы Николая и новый запорный механизм, на изготовление которого у нее ушло несколько часов. Тяжесть сундучка приятно оттягивала руку, и все же Зоя вздохнула с облегчением, когда в комнату вошли Женя и Давид.

Она внимательно рассмотрела крохотный флакон со стеклянной пробкой, врученный Женей.

– Этого хватит?

– С лихвой. Будешь давать одну каплю перед сном и еще одну, если возникнут проблемы. Больше нельзя, иначе высока вероятность его убить.

– Хорошо, что предупредила. Цареубийство не входит в список моих любимых преступлений.

Женины губы дрогнули в улыбке.

– Хочешь сказать, ты никогда не мечтала укокошить Николая?

– Еще как мечтала. Просто обидно, если он при этом будет спать.

Женя передала Зое второй флакон красного стекла, круглый.

– Это чтобы будить его по утрам. Просто отверни пробку и поднеси к носу.

– А что это?

– Смесь юрды с нашатырем. Как правило, действует очень быстро.

– Это еще не все, – подал голос Давид. – В состав также входит…

Зоя протестующе выставила ладонь.

– Все, все, достаточно.

Женя провела пальцами по резной крышке сундучка.

– Для него процесс будет нелегким. Это как если бы он каждую ночь утопал, а утром его воскрешали.

Зоя обернула флаконы ватой, аккуратно уложила в сундучок и уже собралась захлопнуть крышку, когда Женя вдруг накрыла ее ладонь своей.

– Снотворное очень сильное, но… мы ведь не знаем, что именно пытаемся контролировать. Зоя, находиться рядом с ним опасно.

Зоя понимала это как никто другой. Слишком близко она видела кошмар, поселившийся в теле Николая.

– И что прикажешь мне делать?

К ее удивлению, Женя предложила:

– Я могу поехать вместо тебя.

Губы Давида сжались в тонкую ниточку, и Зоя поняла, что они обсуждали этот вопрос и что Женя продумала свое решение. К горлу подкатил неприятный комок, однако Зоя лишь выгнула бровь.

– Потому что ты хороша в бою? Николаю нужны бойцы.

– Ничегоя оставила метку и на мне. Я знаю, как притягивает тьма.

Зоя покачала головой и убрала руку, пряча ключ в карман.

– К этой драке ты не готова.

Послышался стук, и проем двери, ведущей в гостиную, заполнил собой массивный силуэт Толи.

– Карета ждет, – сказал он и, обернувшись, крикнул: – А Тамара опаздывает!

– Не опаздываю, – отозвалась Тамара из-за его спины. – Просто моя жена не в духе.

Заглянув за Толино плечо, Зоя увидела, что Тамара держит за руку Надю, явно пытаясь развеять ее мрачное настроение.

– Я имею полное право быть не в духе, – заявила Надя. – Вы уезжаете, мой брат где-то во Фьерде, а мне поручают создать прототип подводного судна, которое должно сломаться на балу, на который я не хочу идти.

– Я вернусь, ты и глазом моргнуть не успеешь, – заверила Тамара. – И привезу тебе подарок.

– И лучше бы это были новые защитные очки, – проворчала Надя.

– Я представляла себе что-то более романтичное, – не согласилась Тамара.

Давид нахмурил лоб.

– Что может быть романтичней защитных очков?

– Мы готовы, – промолвила Зоя, вручая Толе сундучок. – Женя, извещай меня как можно чаще об ответах потенциальных невест и мерах по обеспечению безопасности. Я буду отправлять тебе сообщения через нашу дорожную связную сеть. – Она колебалась, испытывая невероятное желание обнять Женю. И на этот раз решила ему уступить.

Заметив изумление Толи, почувствовала, как Женя напряглась в ее объятьях, но затем обняла в ответ.

– Береги себя, – прошептала Зоя. – Береги себя, – повторила она, как заклинание.

– Единственное, что мне грозит, – упадок сил после составления меню, – засмеялась Женя, отстраняясь.

Зоя была одновременно потрясена и тронута, увидев в янтарном глазу девушки слезинку.

– Ты на самом деле веришь, что исцеление возможно? – спросила Женя.

– Обязана верить. Равка не выдержит еще одного захвата власти и государственного переворота. Еще одной войны. Николай, конечно, зануда, но альтернативы ему нет.

– Он хороший король, – просто сказала Женя. – Уж я-то знаю разницу. Привези его обратно целым и невредимым.

– Непременно, – пообещала Зоя, далеко не уверенная в том, что сможет это обещание сдержать.

– И будь осторожна. Ты тоже нужна Равке.

В Зоиных глазах предательски защипало, и она торопливо выскользнула из комнаты, не дожидаясь, пока ее накроет волной сентиментальности.

* * *

Путешествовали они с королевской роскошью, в окружении эскорта и солдат, везущих штандарты с двуглавым орлом. Юрий ехал в отдельной карете под присмотром Толи; они вместе изучали старинные свитки и религиозные тексты, выискивая сведения о ритуале обисбайи. В другом экипаже ехали книги, собранные из библиотек Большого и Малого дворцов (и полдюжины фолиантов, тайком позаимствованных Тамарой из катакомб Святой стражи), – научные трактаты в кожаных переплетах, ветхие сборники церковных гимнов, даже старые детские книжки, пожелтевшие страницы которых по углам украшали узоры из сплетенных терновых ветвей.

Как ни ворчал Юрий, как ни заламывал руки, его убедили сменить черный балахон на обычную монашескую рясу из грубой коричневой шерсти, чтобы в пути он не привлекал лишнего внимания. Впрочем, долго уговаривать его не пришлось. Юрий всерьез верил, будто тайная цель путешествия, объявленного паломничеством по местам чудес, – убедиться, что Темный святой достоин канонизации, после чего в Тенистом Каньоне, на месте его мученической смерти, будет возведен храм.

– Но для того, чтобы это стало возможным, – предупредил монаха Николай, – ты должен отыскать как можно больше сведений об обисбайе – в чем заключался ритуал, где находится терновый лес, в чем суть «очищения».

При упоминании последнего слова глаза Юрия зажглись.

– Очищение, – повторил он. – Возврат к истинной вере. Возрождение.

Зоя знала: Николай рассчитывает, что изыскания помогут воспроизвести обряд, благодаря которому он избавится от демона, однако, надеясь на успех, она боялась даже предполагать, чем может все это закончиться.

– Как ты думаешь поступить с монахом? – спросила она. – Народ взбунтуется, если ты действительно решишь объявить Дарклинга святым. Этим ты развяжешь религиозную войну и предоставишь Апрату великолепный шанс выступить против тебя в открытую, причем сделать это под знаменем Алины Старковой.

– Мы найдем компромисс, – пожал плечами Николай. – Отправим Юрия в какой-нибудь симпатичный монастырь, снабдим всеми книгами, какие он только пожелает, и пусть пишет себе трактат о добрых деяниях Дарклинга. Скажем, что вопрос нужно вынести на всенародное обсуждение. Отошлем его на Блуждающий остров, дабы нести местным жителям слово Темного святого.

– Что-то подозрительно похоже на ссылку.

– Как по мне, это не ссылка, а скорее длительный отпуск.

– Лучше уж послать монаха в Кеттердам. Пускай наставляет на путь истинный Каза Бреккера и прочих бандитов, – предложила Зоя.

Николай поморщился.

– Тогда его точно ждет мученическая смерть.

Король последний раз путешествовал по стране вскоре после исчезновения Дарклинга, когда ему пришлось занять место отправленных в изгнание родителей и взойти на трон. Вместо того, чтобы обосноваться в столице, как того ожидала аристократия, Николай Ланцов без отдыха бороздил дороги Равки, и наземные, и воздушные. Будучи едва знакомой с новым монархом, Зоя, естественно, относилась к нему с недоверием. Только позже она поняла, что младший отпрыск Александра – единственная надежда расколотой страны. Зоя не могла не признать, что в гражданскую войну Николай проявил изрядный ум и находчивость, но он все же оставался Ланцовым, сыном человека, приведшего Равку к упадку. Тогда Зоя была убеждена, что Николай не более чем смазливый болтун, при котором страна окончательно погибнет.

Однако Николаю Ланцову удалось то, чего не удавалось многим: удивить Зою. Он укрепил рубежи Равки, договорился с Керчией о новых займах, восстановил военные аванпосты и сторожевые заставы, а кроме того, дал отпор с моря фьерданцам с помощью флота, созданного им же в тайную бытность Штурмхондом, корсаром и капитаном пиратского судна. Он ездил по городам и весям, раздавал еду, общался с местными властями и аристократами, используя все свое обаяние, чтобы добиться их поддержки и сохранить расположение простых людей, завоеванное после разрушения Каньона. Вернувшись, наконец, в Ос Альту, Николай утвердил новый флаг, на котором к двуглавому орлу добавилось восходящее солнце, после чего Апрат короновал нового правителя в только что отстроенной королевской часовне. В сердце Зои проклюнулись ростки надежды.

Не покладая рук она трудилась в составе Триумвирата, пытаясь возродить Вторую армию и разработать план ее развития на годы вперед. Бывали дни, когда Зоина душа полнилась гордостью и радостным возбуждением, однако случалось и такое, что Зоя чувствовала себя ребенком, нацепившим генеральские погоны. Страна стояла на пороге чего-то нового, и сознавать это было и сложно, и волнительно.

Теперь, однако, перемещаясь из одного города в другой, Зоя понимала, что объединение Равки и закладка основ Второй армии были самой простой частью задачи. Гораздо труднее затащить упрямую страну в будущее. Николай всю свою жизнь дожидался возможности встать у руля и учился править, но если король стремился к переменам, то Равка им противилась. Реформы, касающиеся уплаты церковной десятины и права собственности на землю, вызвали недовольство знати. Разумеется, смердам тоже положены права, соглашались они, но когда-нибудь потом. Король же взялся за дело слишком круто и споро.

Николай был в курсе этих роптаний и в нынешнем путешествии видел возможность их погасить. Не один день в дороге король посвятил тому, чтобы расположить к себе подданных: эффектно использовал собственный шарм и демонстрировал щедрость короны, одаривая простой люд и монетой, и провизией. На ночь король со свитой располагался в домах местных богачей и представителей власти. Пиршества, в которых он охотно принимал участие, нередко затягивались почти до самого утра. После трапезы Николай, как правило, уединялся с хозяином дома, беседовал с ним о реформах, обращался за помощью, успокаивал собеседника, взбудораженного опасностями близких перемен. Иногда Николай просил Зою участвовать в этих беседах, хотя ее единственным желанием в подобные моменты было завалиться в постель.

– Я-то тебе зачем? – ворчала она в Кельнике, на даче барона Левкина. – Ты запросто очаруешь их в одиночку.

– Они должны видеть моего боевого генерала, – отвечал Николай.

В этом была определенная логика. Аристократов до сих пор повергали в трепет рассказы о военной мощи и успехах Второй армии. В то же время Зоя понимала, что ее присутствие, несмотря на присущие ей язвительность и сарказм, влияет на атмосферу встреч, уводит общение из русла переговоров и превращает его в обычную светскую беседу. Вот и еще одна причина, по которой Николаю срочно нужна супруга, королева. Зоя старательно наклеивала на лицо улыбку и держалась любезно, изредка вставляя словечко, если речь вдруг заходила о гришах. Все это до крайности изматывало.

– Как ты это делаешь? – едко спросила она Николая однажды вечером после особенно удачных переговоров с очередным князем в Гревякине.

Хозяин вступил в разговор с твердым намерением отказать королю, предлагавшему выращивать на его полях хлопок, и ратовал за возвращение к прежним методам хозяйствования. Дом князя с деревянной мебелью, вырезанной крестьянами, и домоткаными половиками служил наглядной иллюстрацией к старым добрым временам, когда рабу полагалось мастерить красивые вещи для господина и подыхать с голоду, тактично не издавая ни звука. Однако спустя всего два часа и несколько порций крепкого спиртного старый князь, громко хохоча над шутками Николая, согласился отдать две другие свои фермы под хлопководство. Еще через час он пообещал монарху выстроить на своих землях новую мельницу и заводик для обработки хлопка.

– Каким образом ты заставляешь их круто поменять мнение, да еще и спасибо тебе за это сказать?

Николай пожал плечами.

– Он, как всякий аристократ, презирает коммерцию, но при этом ему лестно считать себя великим благодетелем. Достаточно было указать на тот простой факт, что нововведения сэкономят массу денег и времени, которое крестьяне могут посвятить декоративным ремеслам, столь милым сердцу князя. Его поместье станет счастливой гаванью для художников и искусных мастеровых. Таким образом, новшества не разрушат старый мир, а будут его поддерживать.

– Ты правда в это веришь?

– Нет, конечно. Крестьяне быстро познают вкус денег и образованности и начнут думать о том, чтобы завести собственное дело, а не полагаться на хозяйскую милость. Но князь не сможет загнать их обратно. Прогресс как река: если разольется, в берега ее не вернешь.

– Ладно, я вообще-то другое имела в виду, – сказала Зоя, вслед за Толей шагая по коридору к покоям, отведенным королю на ночь. – Как тебе удается это? – Она жестом обвела фигуру Николая, от шапки золотистых волос до идеально вычищенных сапог. – Долгие дни в пути, краткие часы отдыха, – она понизила голос, – снотворное по ночам и древнее зло внутри, а ты при этом цветешь и пахнешь. Держу пари, если бы князь попросил тебя задержаться, ты бы еще час резался с ним в карты и рассказывал солдатские байки.

– В этом и заключается моя работа, Зоя. Управление страной – это не только военные победы. Править – это больше, чем сочинять мудрые законы и следить за их исполнением. Главное – как раз такие моменты; люди, мужчины и женщины, готовые доверить нам свои жизни, свой источник существования.

– Просто признай, что их любовь необходима тебе так же сильно, как им – потребность любить своего монарха.

– К счастью, полюбить меня очень легко. Я милый.

– В эту минуту я бы так не сказала. На твоем лице ни следа усталости. Это ненормально.

– А вот тебе, Зоя, усталость идет. Бледность, темные круги под глазами – ты похожа на героиню романа.

– Я похожа на женщину, которая сейчас отдавит тебе ногу каблуком.

– Ну, ну, брось. Ты прекрасно держишься. Да и улыбка пока тебя не убила.

– Пока.

Тамара ждала у дверей спальни.

– Что-нибудь подозрительное обнаружила? – спросил Николай.

Накануне в другом поместье Тамара поймала в отведенных королю покоях излишне любопытного слугу, который рылся в вещах Николая – очевидно, по приказу своего хозяина.

– Нет, – ответила Тамара, – но на всякий случай еще раз обойду дом, а чуть позже загляну к князю в кабинет.

Хоть все и указывало на то, что король убедил старика, однако если у того есть связи с противниками Николая в Западной Равке или с кем-то из самозванцев, претендующих на трон Ланцовых, лучше знать об этом заранее.

Николай стянул сапоги и устроился на кровати под аляповатым изображением Санкты-Анастасии, исцеляющей больных от чумы-сухотки. Зоя извлекла из кармана миниатюрный флакон. Николай поежился.

– Не знаю, что там намешали Зоя с Давидом, но эта штука не погружает в сон, а действует, как удар в челюсть.

Зоя промолчала. Раньше они давали Николаю обычные снотворные зелья, от которых он довольно быстро делался вялым и нередко начинал похрапывать еще до того, как Зоя покидала комнату, но этот новый состав «вырубал» его буквально за секунду, при этом Николай выглядел не спящим, а мертвым. Он лежал настолько неподвижно, что Зоя невольно прижимала пальцы к его сонной артерии, пытаясь уловить слабый, медленный и тягучий, словно патока, пульс. Усыпляя короля, Зоя каждый вечер словно становилась свидетелем маленькой смерти.

– Мне достаточно и того, что средство отлично затыкает тебе рот, – отрезала Зоя, подняв флакон так, чтобы Николай не мог до него дотянуться. – Не понимаю, как ты выдерживаешь все эти радушные приемы и бесконечное лицедейство.

– Зоя, ты изо дня в день делаешь то же самое в Малом дворце. Как бы ты ни хорохорилась, я знаю, что далеко не всегда ты чувствуешь себя умной и сильной, но превосходно это скрываешь.

Зоя перебросила волосы через плечо.

– Может, и так. Но я всегда одинакова, а ты изменчив, как солнечные блики на воде. Постоянное общение с людьми тебя как будто подпитывает. В чем твой секрет?

– Секрет?.. – Николай задумчиво умолк и подставил ладонь. Зоя уронила в нее серебряный флакон. – Наверное, в том, что я не выношу одиночества. – Он отвернул притертую пробку. – Хотя есть такие места, куда с собой никого не возьмешь.

Николай капнул зелья себе на язык. Зоя выдернула флакон из его руки. Король Равки упал навзничь, рухнув во тьму еще до того, как его голова коснулась подушки.

* * *

Зоя ехала вместе с дозорными. Иногда Николай путешествовал в карете вместе Толей и Юрием, но чаще передвигался верхом на белом жеребце в сопровождении стражи, и тогда Тамара держалась немного позади. В отличие от своего отца, который в поездках предпочитал парадную форму с орденской лентой и всеми регалиями, нынешний король Равки обходился серовато-оливковым мундиром, положенным по уставу всем солдатам Первой армии. Прежде чем получить офицерское звание, он честно отслужил в пехоте и тем самым завоевал искреннее уважение вояк. Медали на груди Николая были не почетными, а самыми настоящими боевыми наградами.

В каждом городе и деревне Зоя наблюдала, как действуют особые чары молодого правителя Равки. В зависимости от публики менялась даже осанка Николая. Порой он спокойно и расслабленно покачивался в седле, улыбаясь и помахивая своим дорогим подданным в лучах солнца, что золотило его шевелюру и отражалось в начищенных до блеска сапогах. А порой взволнованно обращался к народу с лестниц или балконов, с торжественно-суровым видом возвышаясь над толпой, собравшейся в церкви или на городской площади.

Срочность поездки не афишировалась, и все же каждый день королевский кортеж покрывал большие расстояния, не задерживаясь ни в одном населенном пункте более суток. На все путешествие король отвел три недели. Найдут они что-нибудь в Каньоне или нет, нужно будет возвращаться в столицу, чтобы успеть подготовиться к празднику.

В Раевости, где произошло сильное землетрясение, Николай, скинув мундир и засучив рукава, наравне с горожанами трудился на разборе завалов. Он посетил место, где раскололась каменная гробница Санкты-Любови – выпорхнувший из трещины сонм крохотных серебристых колибри кружил над площадью целую неделю и только потом бесследно растаял, – и поклялся, что здесь будет стоять новая церковь, выстроенная на средства Ланцовых.

– А на самом деле где возьмешь деньги? – поинтересовалась в тот вечер Зоя.

– В Керчии или у моей богатенькой невесты. А может, Апрат сумеет продать какое-нибудь алтарное украшение.

Впрочем, теперь Зоя понимала, на что рассчитывал Николай, соглашаясь удовлетворить просьбу священника о возведении новых храмов. Апрат получит свои церкви, получит возможность увеличить число сторонников и расширить шпионскую сеть, однако, слыша звон церковных колоколов и произнося слова молитвы, люди будут думать не о нем, а о своем золотоволосом короле, думать и шепотом вспоминать тот день, когда Николай Ланцов приезжал в их деревню.

– Я выросла в таком же захолустье, – призналась Зоя, когда они проезжали очередной убогий городок. – Безысходность. Нужда. Отчаяние толкает людей на страшные поступки, и первыми жертвами всегда становятся молоденькие девушки.

– Ты поэтому так ратуешь за строительство новых фабрик?

Зоя едва заметно пожала плечами.

– Мускулы нужны, чтобы махать кувалдой и таскать булыжники. Чтобы переключить рычаг или нажать кнопку, много силы не требуется. – Она чувствовала на себе пристальный взгляд Николая.

– Вот уж не знал, что ты так горячо сочувствуешь простому народу.

Когда-то и я была простолюдинкой. Как и Лилиана с Ладой.

– Сочувствие тут ни при чем. Гришам для процветания нужна сильная Равка.

– Ну, разумеется, это всего лишь твоя обычная практичность.

Скептический тон Николая не вызвал у нее ничего, кроме раздражения. И все же, глядя на эти заросшие грязью улицы, унылые дома с ветхими крышами и разбитыми ступеньками, скособоченный шпиль церкви, трудно было не вспоминать Пачину, городишко, оставленный в далеком прошлом. Называть его родиной не поворачивался язык.

– Знаешь, когда жизнь в нашей деревне резко изменилась? – Зоя не сводила глаз с дороги, изрытой колеями и заваленной обломками камней – ночью прошел сильный дождь. – После военного призыва. Нехватка солдат стала до того острой, что корона была вынуждена поставить под ружье не только парней, но и девушек.

– Я думал, призыв считался бедой, проклятьем.

– Для одних – да, – согласилась Зоя. – Но для других он обернулся спасением, шансом избежать тоскливой участи, добиться чего-то большего, нежели просто выйти замуж и умереть в родах. В детстве, еще до того, как проявились мои способности, я мечтала пойти в солдаты.

– Малютка Зоя и ее штык?

Зоя фыркнула.

– Задатки генерала у меня были с рождения.

Однако мать считала главной ценностью дочери ее красоту. Зоино лицо стало «приданым» в нежном возрасте девяти лет. Если бы не Лилиана, девочку продали бы на сторону, как молочного теленка. Но стоит ли винить мать? Зоя помнила красные, загрубелые руки Сабины, ее утомленный взгляд, сухопарую фигуру, вечно сгорбленную от работы и безысходности. Несмотря на это, Зоя не ощущала в своем сердце ни намека на прощение. Не собиралась прощать ни доведенную до отчаяния мать, ни слабака-отца. Пошли они к черту. Назяленская пришпорила коня.

Зоя, Николай и их спутники осмотрели новый военный завод, выслушали пение детского хора, а потом чиновник из городского совета и регент хора пригласили их на чай.

– Отравить бы регента за то, что вынудил нас терпеть этот кошмар, – негодовала Зоя.

– Все было прелестно.

– С тоски сдохнуть можно.

Зое пришлось устроить небольшое представление, продемонстрировав гришийские способности местным женщинам. Она едва удержалась от искушения сдуть парик с головы чиновника.

Наконец бургомистр проводил королевский отряд за пределы города и показал широкую полосу леса, якобы вырванного из земли за одну ночь. Зрелище было жуткое. В воздухе густо пахло живицей, поваленные деревья лежали ровными полосами вплоть до вершины холма, где стояла крохотная часовня Санкт-Ильи-В-Цепях. Верхушки всех деревьев были направлены в одну сторону, словно трупы, рядами выложенные перед погребением, и как будто указывали на запад, к Каньону.

Юрию разрешили выйти из кареты, размять ноги и изучить место предположительного «чуда». Толя возвышался над ним, словно единственное выстоявшее в бурю дерево. По словам Толи, они начали собирать по кусочкам текст, который вполне мог оказаться самым первым описанием ритуала обисбайи.

– Тебе не приходило в голову, – спросила Зоя, наблюдая, как тощий монах что-то оживленно объясняет стражнику, явно чувствующему себя не в своей тарелке, – что это хитроумный план? Что Апрат и монах никакие не враги, что обоим нужно было убрать тебя из столицы и что именно этого они и добились?

– Разумеется, приходило, – ответил Николай, – но даже Апрату с его огромными возможностями не под силу устроить «показ» такого размаха. Больно признавать, но, похоже, здесь происходит нечто более масштабное, чем мы с тобой способны вообразить.

– Говори за себя, – проворчала Зоя, хотя при виде поваленных деревьев у нее возникло очень неприятное ощущение, как будто их отряд направляет чья-то невидимая рука. – Я не доверяю ни Веденину, ни священнику.

– Апрат честолюбив, а значит, им можно управлять.

– А наш приятель-монах? Им тоже легко манипулировать?

– Юрий – истинно верующий. Либо он величайший актер на свете, а этого просто не может быть.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что сегодняшний хоровой концерт я прослушал с улыбкой на лице, а это означает, что я и есть – величайший актер на свете. – Николай ударил коня пятками. – Едем дальше, Назяленская. Нам нельзя без надежды.

* * *

Зоя была только рада, когда королевский кортеж въехал в Адену, место последней остановки на пути в Тенистый Каньон. Скоро они получат ответы на все вопросы или просто повернут домой. В любом случае закончится это тревожное ожидание, закончится страх перед тем, что ждет их в Неморе.

Городишко ничем не отличался от прочих, за исключением того, что стоял на берегу живописного озера. На этот раз высоких гостей встречал оркестр, не попадавший в ноты, и выставка домашнего скота и гигантских овощей.

– Патиссон шириной в два моих роста, – пробормотал Николай себе под нос, не переставая махать и улыбаться.

– И вдвое привлекательней, – съязвила Зоя.

– Самое большее вполовину, – возразил Николай.

– Патиссон хотя бы не болтает, – парировала Зоя.

Наконец они встали со своих мест перед сценой и направились в собор. Впервые за все время за ними не тянулась толпа сопровождающих. Зоя, Николай, Юрий и близнецы выехали из Адены в компании одного лишь местного священника.

– Почему не видно паломников? – поинтересовался Толя, когда окраины городка остались позади.

– Паломников не выпускают из города, – пояснил священник, старичок с аккуратной седой бородкой и в очках, точь-в-точь как у Юрия. – Посетить храм можно только под надзором охраны и в определенные часы. Мы реставрируем храм и хотим сохранить статую Санкты-Лизаветы.

– Она настолько хрупкая? – задал вопрос монах.

– Крайне хрупкая. И разобрать ее на сувениры мы не позволим.

По спине Зои пробежал холодок. Атмосфера в этом месте была какая-то иная. В сумрачной прохладе леса, который все дальше уводил отряд от города, не жужжали насекомые, умолкли даже птицы на деревьях. Зоя поймала взгляд Тамары, девушки украдкой кивнули друг другу. Даже в так называемом «святом» месте существует риск покушения на короля.

Гости Адены поднялись на насыпь рядом с собором. Купола храма, окруженного строительными лесами, горели золотом в лучах предвечернего солнца. У входа стояла статуя Санкты-Лизаветы. Пышное буйство алых роз вырывалось из головы святой, расколов надвое череп и закрытое вуалью лицо. Цветы распространяли волны сладкого, тягучего аромата, напитанного летним зноем.

На лице Юрия разлился экстаз.

– Я хотел верить. Я верил. Но это…

Зоя увидела, что он плачет.

– Заткнись, – прошипела она, – иначе я собственными руками затолкаю тебя в карету.

– Смотрите, – произнес Толя, и Зоя различила в его голосе незнакомые прежде нотки благоговения.

Из глаз Санкты-Лизаветы текли черные слезы, сверкающие, как обсидиан, и на вид такие же твердые, словно застывшие на морозе или взаправду выточенные из камня.

Внизу, на краю долины, уже можно было разглядеть раскинувшийся Крибирск. За ним поблескивали мертвые пески пустыни, прежде бывшей Тенистым Каньоном. Святые, они уже совсем близко…

Взор Назяленской метнулся к Николаю, который вдруг шумно втянул воздух, обнажил запястье и тут же снова дернул манжет вниз. Остальные завороженно смотрели на статую, и только Зоя успела заметить, как под кожей короля запульсировали черные вены, словно… словно сущность, скрытая в теле Николая, пробудилась, учуяв знакомый запах. Из страха увидеть демона Зоя испытала инстинктивное желание отпрянуть, однако она была солдатом, а настоящий солдат не отступает перед опасностью.

– Расскажите о Лизавете, – попросил Николай. Натянутость в его голосе снова заметила только Зоя.

– О, это очень красивая и трагичная история, – с готовностью отозвался монах.

Зоя едва сдержалась, чтобы не пихнуть его в розовые кусты.

– Разве не все легенды о мучениках выстроены по одному образцу?

Юрий либо пропустил ее слова мимо ушей, либо не услыхал вовсе.

– Ей было всего восемнадцать, когда налетчики пронеслись по берегам Западной Равки, грабя и сжигая все на своем пути. Пока мужчины из ее городка трусливо прятались, Лизавета вышла к солдатам в поле, где цвели белые розы, и стала умолять их о милосердии. Когда же мародеры набросились на деву, она упала на колени с молитвой на устах. Пчелы, ее услышавшие, вылетели из цветов и целым роем атаковали солдат. Так Лизавета спасла свой город.

Зоя скрестила на груди руки.

– А теперь расскажи, как люди отблагодарили ее за спасение.

– Ну… – Юрий снял с рукава прицепившуюся ниточку, – жители соседнего городка потребовали, чтобы Лизавета повторила чудо, дабы избавить от мародеров и их, но девушка не смогла этого сделать. – Монах откашлялся. – Тогда ее утопили, а потом четвертовали. Говорят, белые розы стали красными, как ее кровь.

– Ага, и теперь эта женщина предположительно отвечает на людские молитвы. – Зоя сорвала розу, не обращая внимания на ошеломленный взгляд священника.

Запах был приторным. В этом месте Зою бесило все без исключения. Казалось, будто кто-то или что-то наблюдает за ней с куполов собора, из тени деревьев.

– Почему все ваши святые непременно гибнут мученической смертью?

Монах заморгал.

– Потому… Потому что это доказывает их готовность принести себя в жертву.

– То есть Лизавета хотела, чтобы ее разорвали на куски? А как насчет Демьяна, которого забили камнями? Ильи, которого опутали цепями и бросили в реку? – Зоя чертовски устала от этих чудес, от ужаса, неотступно преследовавшего ее изо дня в день. Она уже слышать не может все эти байки с одинаковым концом, в которых тот, кто позволил себе проявить храбрость, силу или неординарность, обязательно умирает в страшных муках! – На месте Лизаветы я бы даже слушать не стала нытье…

Взгляд Зои привлекло какое-то движение на крыше собора. Вскинув голову, она успела увидеть, как на нее летит что-то большое и тяжелое. Оно врезалось в статую Санкты-Лизаветы, отчего во все стороны брызнули алые лепестки и осколки камня. Огромные руки ухватили Зою за плечи, глубоко вонзившись в плоть и оторвав ее от земли. Она отчаянно забила в воздухе ногами, под которыми не ощущалось ничего, кроме страшной пустоты. Влекомая неведомой силой, крича и продолжая сжимать в руке красный цветок, Зоя устремилась вверх.

12 Николай

– Зоя-я!!!

Что-то уносило ее, что-то крылатое – на миг у Николая даже промелькнула мысль, не мог ли демон каким-то образом выскользнуть из его тела. В следующую секунду, однако, он понял, что это не так: хлопающие крылья воздушного захватчика, набиравшего высоту, были механическими, представляя собой чудо инженерии.

Второй крылатый солдат направлялся к Николаю – это была женщина с черными волосами, скрученными в тугой узел, и бицепсами, защищенными обручами из серого металла. Кергуды. Шуханцы нагло атаковали королевский кортеж.

Толя и Тамара закрыли собой короля, однако целью нападавшей был не король: она явилась за его стражниками-сердцебитами. Кергуды охотились на гришей. Стремительным движением черноволосая раскинула металлическую сеть, которая блеснула в воздухе, а затем накрыла близнецов. Веса сети оказалось достаточно, чтобы сбить с ног обоих. Кергудка поволокла их по земле, набирая скорость для взлета.

Николай не колебался. Иногда нужно действовать тонко и расчетливо, а иногда – идти в лобовую атаку. Король Равки бросился за черноволосой, карабкаясь через Толю с Тамарой. Когда его сапоги зацепились за барахтающиеся тела, близнецы глухо крякнули. Николай открыл огонь из обоих пистолетов.

Кергудка едва поморщилась: ее туловище было укреплено невероятно прочным сплавом гришийской стали и рутения. С этой проблемой Николай решил разобраться позже.

Он отшвырнул стволы, но не сдался. Вытащив кинжал, кинулся на спину кергудки. Девушка лягалась, точно дикая лошадь. Из рапортов Николай знал, что физической силой и огнестрельным оружием такого врага не уничтожить, поэтому сделал ставку на меткость.

– Надеюсь, ты хотя бы частично состоишь из плоти и крови, – бросил он, схватил кергудку за ворот и ударил кинжалом в ямку под ее подбородком, молясь о том, чтобы не промахнуться.

Черноволосая споткнулась, теряя скорость, и попыталась вытащить кинжал из горла. Николай ввернул клинок глубже. Горячая кровь фонтаном залила ему руку. Наконец кергудка рухнула.

Николай не стал ждать, пока Толя и Тамара высвободятся из сети; взгляд его уже рыскал по небу в поисках Зои и ее похитителя. Он их увидел: высоко над землей Зоя отбивалась от державшего ее кергуда. Мощная рука солдата сдавливала горло девушки, крылатый явно собирался обездвижить свою жертву, слегка придушив.

Неожиданно Зоя повисла, как тряпочка, хотя так быстро потерять сознание не могла. Воздух вокруг Николая начал потрескивать. Кергуд полагал, что она, подобно всем гришам, не способна призывать силу со связанными руками, однако Зоя Назяленская была не такая, как остальные шквальные.

В металлические крылья шуханца ударила молния, он затрясся, как безумный, затем тело его обмякло. Кергуд и Зоя стремительно понеслись к земле. Нет, нет, нет! Николай помчался в их сторону, на ходу изобретая и отметая планы действий. Бесполезно. Безнадежно. Он все равно к ней не успеет. Из груди Николая Ланцова вырвался звериный рык. Он подпрыгнул, ощутил удар ветра в лицо и… поймал Зою. Невероятно. Это против всех законов физики…

Он мельком увидел под собой собственную тень – далеко внизу, темное пятно в обрамлении крыльев, развернувшихся за его спиной. Монстр – это я, и я – это монстр. Лицо Николая исказилось, как будто он хотел вывернуться из самого себя. Тень демона тоже дернулась.

– Николай? – Зоя смотрела на него, и в ее глазах читался один лишь ужас.

– Это я, – попытался сказать он, но получилось только сдавленное рычание. В следующую секунду его как будто пронзило током – в костях и жилах завибрировала сила Зои. Он вскрикнул – из глотки опять вырвался хриплый рык, – и почувствовал, как крылья сворачиваются сами собой. Исчезают.

Теперь они упадут вдвоем, упадут и разобьются насмерть.

Зоя простерла вниз свободную руку, и воздушная подушка, развернувшаяся под ними, задержала падение, резко подбросив их вверх. Оба скатились с нее и ничком рухнули на землю. Мгновение спустя Зоя уже лихорадочно пятилась прочь от него. Ее синие глаза расширились от ужаса, руки были вскинуты.

Николай тоже поднял руки, демонстрируя мирные намерения.

– Это я, – повторил он, и когда понял, что с его уст сорвались нормальные человеческие слова, чуть не заплакал. Большего счастья он в жизни не испытывал.

Зоины ноздри возбужденно раздувались. Она перевела взор на своего похитителя-кергуда, склонилась над его телом, ища, куда выплеснуть страх. Упав с такой высоты, он неминуемо должен был погибнуть, однако в эту минуту уже поднимался на ноги. Зоя вскинула ладони, и в небе загрохотал гром. На кончиках ее пальцев сверкали молнии. Разметавшиеся волосы извивались вокруг головы, словно змеи. Она резко опустила ладони на грудь солдата. Того затрясло, кожа покраснела, торс задымился: кергуд горел изнутри.

– Зоя! – крикнул Николай. Шатаясь, встал на ноги, но не посмел коснуться Зои, пока по ее жилам бежал электрический ток. – Зоя, черт возьми, посмотри на меня!

Она подняла голову. Лицо заливала бледность, в глазах полыхал гнев. Сперва она как будто его не узнала, затем губы разжались, плечи повисли. Зоя опустила руки, и обугленное тело кергуда повалилось на землю. Шквальная осела на колени и набрала полную грудь воздуха.

От поджаренного трупа несло тошнотворно-сладкой вонью. Допрашивать некого.

Толя и Тамара освободились из сети и теперь стояли рядом с Юрием, которого била такая крупная дрожь, что Николай даже подумал, не припадок ли это. Мальчишка никогда не видел боя? Схватка была жестокой, но короткой, да и метил враг вовсе не в него. А потом до Николая дошло…

– Вы… он… – стуча зубами, лепетал монах.

– Ваше величество, – промолвил Толя.

Николай посмотрел на свои руки. Пальцы были по-прежнему черными и оканчивались когтями, которые прорвали перчатки. Король глубоко вздохнул. Прошла минута, затем другая. Наконец когти втянулись.

– Понимаю, – обратился он к Юрию самым спокойным тоном, на какой был способен. – Фокус эффектный. Ты же не собираешься падать в обморок?

– Нет. Да. Не знаю.

– Все будет хорошо. У всех нас. – Эти слова прозвучали настолько фальшиво, что Николай едва удержался от смеха. – Главное – держи язык за зубами. Толя, Тамара, вы целы? – Близнецы кивнули. Николай заставил себя повернуться к Зое. – Ты не ранена?

С прерывистым вздохом она кивнула, сцепила пальцы и произнесла:

– Так, несколько ушибов. А вот священник… – Зоя указала подбородком на лежащего старика. Кровь из разбитого виска залила белоснежную бороду священника, оглушенного обломком каменной вуали Санкты-Лизаветы.

Николай опустился перед ним на колени и взял за запястье. Пульс бился ровно, хотя, скорее всего, старик заработал сильное сотрясение мозга.

– В городе тихо, – сказала Тамара, удостоверившись с помощью своей силы, что внутренние органы священника не повреждены. – Сигнала тревоги не подавали. Если бы кергуда заметили, сюда уже примчалась бы толпа.

К счастью, стычка произошла довольно далеко от города и не привлекла лишнего внимания.

– Не имею ни малейшего желания объясняться насчет солдат с механическими крыльями, – произнес Николай. – Надо избавиться от трупов.

– Спрячем их в розах, – предложила Тамара. – А когда стемнеет, я пришлю за ними солдат.

После того как трупы укрыли кипами красных роз, а вокруг статуи убрали все лишнее, Тамара привела священника в сознание. Как всегда, активные действия помогли Николаю сбросить часть напряжения, гудевшего внутри. И все же он понимал, что не стоит полагаться на иллюзию контроля. Это лишь болеутоляющее, но не лекарство. Монстр явил себя среди бела дня, позволил спасти Зою. Что это означает? Николай не управлял демоном, тот пробудился сам – так, по крайней мере, он считал. Что, если это повторится? Собственный разум казался ему вражеской территорией.

Священник вздрогнул и со стоном коснулся пальцами шишки, вздувающейся на виске.

– Вы получили сильный удар по голове, – негромко сказал Николай.

– Солдаты! – выдохнул старик. – В небе! – Николай и Тамара обменялись взглядами, умело изобразив озабоченность. – Человек… спустился с небес. У него были крылья! А второй прилетел с крыши собора.

– Боюсь, у вас сотрясение. – Николай заботливо помог священнику встать.

– Я видел! Статуя… он разбил нашу статую Санкты-Лизаветы!

– Ошибаетесь, – возразил Николай, указывая на тяжелую балку, которую они заранее вытащили из лесов над крыльцом храма. – Вон та балка, видите? Она переломилась, обрушила статую и ударила по вам. Еще повезло, что не убила.

– Чудо, – сухо заметила Зоя.

– Брат мой, – старик умоляюще посмотрел на Юрия, – прошу, скажи, что ты видел то же, что и я!

Юрий потянул себя за клочковатую бороденку. Николай ждал. После нападения кергудов монах неотрывно наблюдал за ним. Наконец, юноша произнес:

– Я… я не видел ничего необычного.

Священник удрученно охнул, и Николая кольнула совесть.

– Идемте, – сказал он. – Даже если сейчас голова у вас не болит, то вот-вот разболится. Нужно оказать вам помощь.

Все шестеро двинулись по лесной тропинке обратно в город. Веселье еще не закончилось, на городской площади оставалось немало народу. Священника препоручили заботам горожан.

– Плохо, что мы обманули старика, – заметил Толя, когда, оседлав коней, они направились к усадьбе, где предстояло провести ночь.

– Согласен, – тихо поддакнул Юрий.

– Правду он перенес бы куда хуже, – сказала Тамара. – Представьте, каково это – постоянно оглядываться, ожидая, что кто-то спикирует на тебя с неба, подхватит и унесет ввысь, словно ястреб суслика.

– Ложь есть ложь, – настаивал Толя.

– Тогда покайтесь и назначьте себе какую-нибудь епитимью, – проворчал Николай с растущим раздражением.

Он благодарен Толе. Он уважает веру близнецов и понимает, как она важна для них, однако не переживать же ему в самом-то деле из-за Толиных угрызений совести, в то время как его волнуют совсем другие вещи: нападение шуханцев на короля и демон, который больше не желает ждать до темноты.

– Для начала можешь помассировать мне ступни, – предложила Зоя монаху.

– Это едва ли можно считать наказанием, – возразил Юрий.

– Ты просто не видел ее ступней, – усмехнулся Николай.

Зоя перебросила пышную гриву волос через плечо.

– Один человек обещал мне дарственную на свой летний дом в Полвосте, если я позволю ему посмотреть, как давлю босыми ногами чернику.

– Ты позволила? – с интересом спросила Тамара.

– Нет, конечно. Полвост та еще дыра.

– Священник поправится, – заверил Николай монаха. – И благодарю за тактичность.

– Я поступил так, как счел правильным. – Юрий, державшийся тише и молчаливей обычного, с вызовом задрал подбородок. – Но при этом, ваше величество, очень хотел бы услышать от вас объяснения.

– Ну, – медленно произнесла Зоя, когда монах ускакал вперед, – и что дальше?

– Дальше – это после того, как ты до углей изжарила бесценный источник информации? – Слова прозвучали резко, однако Николай об этом не жалел. Столь глупые ошибки Зое несвойственны.

Назяленская выпрямила спину.

– Возможно, я не вполне владела собой. Полагаю, знакомое тебе состояние?

Вот. Ее вывел из равновесия не только налет кергудов, а еще и воспоминание о той ночи на колокольне, о другом крылатом монстре – том, что сегодня опять выпустил когти.

– Самую малость, – пробормотал Николай.

– Я имела в виду не кергудов. – Зоя проигнорировала внезапно пробежавший между ними холодок. – Что ты собираешься делать с монахом?

– У меня есть пара часов подумать, что ему сказать. Что-нибудь сочиню.

– Талант сочинять нелепицы у тебя есть, это да. – Зоя пустила коня галопом. – И, кажется, всей этой проклятой стране они явно по вкусу.

* * *

К тому времени как Николай вернулся наконец с устроенного в его честь ужина и присоединился к остальным в покоях, предоставленных бургомистром Адены, давно уже стемнело.

Комната, отведенная Николаю, несомненно, была лучшей в доме. Тут повсюду взор натыкался на знаки и символы, связанные с Санктой-Лизаветой: плитка на полу в форме медовых сот, вырезанные из дерева розы на каминной полке, и даже стенные ниши придавали комнате сходство с большим пчелиным ульем. Жарко горел огонь в камине, заливая стены из песчаника уютным золотистым светом, который до странности не соответствовал жутким событиям прошедшего дня.

Сразу после заката Тамара вернулась к собору, чтобы забрать трупы кергудов и отправить их в столицу для изучения. Утренняя засада изрядно убавила нежелание Толи «осквернять» тело погибшего воина, Николай же не колебался с самого начала. На его личную стражу напали. Зою едва не похитили. И потом, в душе он навсегда останется корсаром. Если Шухан развязал нечестную войну, пусть теперь пожинает плоды.

Толя получил приказ следить за монахом – нельзя было допустить, чтобы он рассказал своим собратьям о том, что видел. Теперь Юрий, до сих пор не оправившийся от потрясения, сидел у камина. Толя и Тамара играли в шахматы за низким столиком, а Зоя устроилась на подоконнике, словно это она могла вылететь на свободу через створчатое окно.

Николай закрыл дверь. С чего начать? Он представил труп шуханского солдата, лежащий на столе. Николай читал отчеты о вскрытии, видел подробные чертежи, составленные фабрикаторами и корпориалами. Может, решение проблемы именно в этом? Может, нужно лишь, чтобы короля Равки вскрыли и разобрали на части? Я охотно бы на это пошел, подумалось Николаю. Если бы монстра можно было отделить и вырезать, как опухоль, я бы лег под нож хирурга и сам направил его руку. Однако демон не так-то прост.

Первым заговорил сидевший на полу Юрий.

– Это он с вами сделал, да?

– Да, – коротко ответил Николай. Он долго размышлял о том, какая ложь уняла бы страх и удовлетворила любопытство монаха, однако в конце концов пришел к выводу, что правда – или хотя бы часть правды – сработает лучше всего. Юрий предпочитает верить в святых, а святость требует мученичества.

И все же Николай не хотел рассказывать свою историю. Не хотел, чтобы она была его историей. Война ушла в прошлое, но упорно лезла в настоящее.

Он достал из буфета бутылку бренди, сел в кресло и вытянул ноги к огню. Привычная расслабленная поза говорила о непринужденности и уверенности в себе. Сейчас она казалась фальшивой.

– На войне, – начал Николай, стягивая перчатки, – я попал в плен к Дарклингу. Уверен, ты слыхал о пытках, которым подверг меня ваш Темный святой.

Юрий не сводил глаз с переплетения тонких, едва заметных чернильных линий на фалангах и костяшках его пальцев.

– Korol Rezni, – тихо произнес монах. – Король шрамов. Да, я слышал эти истории.

– И счел их королевской пропагандой? Грязной кампанией против поверженного героя?

Юрий нервно кашлянул.

– Я…

– Дайте мне уже бренди, – потребовала Зоя. – На трезвую голову терпеть эту беспросветную глупость невозможно.

Николай наполнил свой бокал и передал бутылку Зое, хотя понимал, что в издевках над Юрием толку мало. Разве правда не освобождает? Разве она не укрепляющий эликсир для души? По опыту Николая, искренность – что-то вроде травяного чая: добрые люди советуют попробовать его за неимением других средств.

– Дарклинг обладал особым умением причинять боль. Он знал, что тяготы заключения я перенесу без труда, поэтому поселил внутри меня живую тьму. Таким образом он наказал меня за то, что я помог заклинательнице Солнца ускользнуть от него. Я стал… не знаю кем. Получеловеком-полумонстром. Я жаждал человеческой плоти, это желание почти свело меня с ума. Почти. Той части человеческого сознания, которая сохранялась во мне, было достаточно для борьбы с инстинктами монстра. В Тенистом Каньоне я даже сумел обратить волькр против Дарклинга.

В то время Николай не был уверен, стоит ли сражаться дальше, станет ли он когда-нибудь самим собой или нет. Он даже не знал, можно ли вообще уничтожить Дарклинга. Однако Алина сделала это с помощью окутанного тенью клинка, силы самого Дарклинга и крови его собственных предков.

– Перед смертью заклинательница Солнца убила Дарклинга, и с его гибелью тьма внутри меня рассеялась. – Николай сделал изрядный глоток бренди. – Вернее, я так думал. – Он стремительно падал на землю и разбился бы, если бы Зоя не сотворила воздушную подушку – почти как сегодня. – Несколько месяцев назад темная сущность начала захватывать мое сознание во сне. Иногда я сплю хорошо – настолько, насколько это возможно; крепко спят лишь те короли, которым нет дела до своей страны, – но в другие ночи я превращаюсь в монстра. Он полностью меня контролирует.

– Не полностью, – возразила Зоя. – Ты не убиваешь людей.

Николай испытал горячую благодарность к шквальной: ему не пришлось упоминать об этом самому. Тем не менее он заставил себя прибавить:

– Точнее, о таких случаях нам не известно. Однако ситуация ухудшается. Монстр проявляет себя все сильнее и чаще. Снотворное зелье и цепи, с помощью которых я пытаюсь его сдерживать, – это только временные меры. Рано или поздно мой разум уступит перед натиском голодного демона. Не исключено… – Слова выходили с трудом, растекались во рту отравой. – Не исключено, что монстр подчинит меня полностью и я никогда не смогу вернуться к своему человеческому облику. – В комнате повисла гробовая тишина. Так почему не кинуть на крышку этого гроба еще горсть земли? – Сегодня монстр явился среди бела дня, когда я бодрствовал. Впервые.

– Это произошло по вашей воле? – спросил Юрий. – Вы сами его вызвали?

– Никого я не вызывал. Это просто случилось. Очевидно, прийти в себя мне помог разряд тока, которым пронзила меня Зоя. – Николай снова сделал глоток из бокала. – Я не могу допустить, чтобы эта сущность завладела мной на поле боя или на официальном приеме. Положение Равки столь же шаткое, как и мое. Люди только-только начали оправляться от последствий войны. Им нужна стабильность и крепкая власть, а не монстр – порождение ночных кошмаров.

Мир. Шанс восстановиться, наладить жизнь, не страшась пуль и голода. В этой поездке Николай своими глазами увидел успехи, которых добилась Равка. Его стране никак нельзя вступать в новую войну, и он приложит все усилия, чтобы ей не пришлось этого делать. Но если его подданные узнают о монстре, если темная сущность проявит себя прилюдно, именно это отбросит Равку назад, на путь насилия.

– Может быть, вы недооцениваете свой народ? – спросил Юрий.

– Недооценивает? – вмешалась Зоя со своего места на подоконнике. – Тот самый народ, который до сих пор считает гришей колдунами и ведьмами, хотя они уже много лет стоят на страже этой страны? Который не дает гришам селиться в их городах и…

– Это незаконно, – перебил Николай.

Зоя насмешливо взмахнула рукой с бокалом, словно в заздравном тосте.

– Так и передам твоему народу в следующий раз, когда семью гришей среди ночи выгонят на улицу.

– Люди всегда ищут виновного в их страданиях, – с серьезным видом заявил монах. – Равка повидала много раздоров и распрей. Вполне естественно, что…

Ничего естественного в этом не было.

– Юрий, существующие в стране предрассудки мы обсудим как-нибудь потом. Я объяснял тебе, что цель этой поездки – посетить места предполагаемых чудес и определиться с возможностью причисления Дарклинга к лику святых.

– Это действительно так?

На этот вопрос Николай не собирался отвечать прямо.

– Вероятно, Дарклинг и заслуживает места в ряду святых, но это произойдет не раньше, чем я избавлюсь от своей напасти.

Юрий кивнул, подумал и кивнул еще раз. Посмотрел на свои костлявые руки.

– Но разве обязательно от этого избавляться?

Зоя горько усмехнулась.

– Он считает это благословением, которым тебя одарил Темный святой.

Юрий поправил очки на длинном носу.

– Благословение и проклятье – просто разные слова, обозначающие одно и то же.

– Очень даже возможно, что ты прав. – Николай заставил себя прибегнуть к дипломатии, которая всегда верно служила ему. Слушая человека, узнаешь о том, чего он хочет. Фокус в том, чтобы заглянуть человеку в душу и выяснить, что ему нужно. – Но, видишь ли, Дарклинга нельзя объявить святым, пока он не прошел стезю мученика полностью. – Николай сделал вид, что не замечает прищуренного взгляда Назяленской. Чтобы избавиться от одолевшей его мерзкой напасти, он скажет что угодно. – Ты не случайно оказался у городских ворот. Судьба предназначила тебе стать свидетелем последних проявлений силы Дарклинга. Тебе суждено привести меня в терновый лес. Освободить нас обоих.

– Суждено? Мне? – едва слышно пролепетал Юрий, но Николай уже видел, как страстно молодому монаху хочется в это верить. Разве не все мы таковы? Кто не хотел бы верить, что где-то наверху для него составлен план, что все ошибки и удары судьбы – лишь пролог будущих великих свершений? Монах превратится в святого воина, бастард взойдет на престол… – Мне? – повторил Юрий.

За его спиной Зоя устало закатила глаза. На лицах Толи и Тамары тоже не читалось воодушевления.

– Только ты способен завершить мученичество Дарклинга, – объявил Николай. – Ты поможешь мне? Поможешь ему?

– О, да, – промолвил Юрий. – Конечно, помогу. Я отведу вас в терновый лес и разожгу священный костер.

– Стоп, стоп, – снова подала голос с подоконника Зоя. – По-твоему, король Равки должен взойти на погребальный костер?

Юрий растерянно заморгал.

– Я имею в виду, костер ведь необязательно должен быть погребальным? – уточнила Зоя.

– Различие существенное, – заметил Николай. Перспектива костра его не радовала. – Так предписывает обисбайя?

Толя взял с шахматной доски ладью и покрутил в пальцах.

– Наверняка утверждать нельзя, но большинство текстов указывают именно на это.

– Да, – на этот раз твердо сказал Юрий. – Есть предположение, что Санкт-Феликс действительно входил в Святую стражу, и есть текст, который нужно читать во время ритуала. Мы с Толей пытаемся расшифровать его первоначальный смысл.

Николай удивленно приподнял брови.

– Санкт-Феликс? Разве из него не сделали священный шашлык, проткнув сучьями и изжарив на огне?

Толя поставил шахматную фигуру на место.

– Время и перевод могли исказить факты.

– Хотелось бы надеяться, что факты очень сильно искажены, прямо-таки до неузнаваемости.

Теперь ладью взяла с доски Тамара.

– Ветки, протыкающие Феликса, всегда изображают с шипами, а это не похоже на яблоневые сучья. В гипотезе есть смысл, – сказала она. – Если, конечно, мы правильно определили местонахождение тернового леса.

– Если от него хоть что-то осталось, – подхватила Зоя.

– И если мы наберем достаточно веток, чтобы разжечь костер, – добавил Толя.

– Тогда останется сущий пустяк: выжить в пламени, – заключила Зоя.

– Вы выживете, – заверил короля Юрий. – Вы выживете, а Беззвездный святой станет истинным мучеником.

– Каньона мы достигнем уже завтра, – сказал Николай.

Монах встал. Его лицо светилось энтузиазмом.

– Идем, Толя. У меня есть кое-какие мысли насчет перевода третьего абзаца. Мы должны успеть до завтра.

Толя пожал плечами и потянулся всем своим внушительным телом.

– Там что-то вроде стихов.

Николай допил бренди.

– Я думал, весь текст в стихах.

Тамара направилась к выходу вслед за мужчинами, но в дверях повернулась к Николаю. В отсветах пламени ее обнаженные руки, покрытые бронзовым загаром, приобрели оттенок умбры, на коже четко проступали татуировки с символом солнца.

– Знаю, ты все это говорил, чтобы впечатлить монаха, но мы с Толей никогда не верили в совпадения, – промолвила она. – Слишком много всего случилось в нашей жизни, чтобы считать, будто судьба и вера не сыграли в этом своей роли. Может быть, они ведут нас и сейчас. – Тамара поклонилась. – Доброй ночи, ваше величество.

Зоя спрыгнула с подоконника и достала снотворное. Николай с горечью осознал, что после сегодняшнего дня действительно хочет поскорее забыться.

– Судьба, – сказал он, открывая дверь в спальню. – Вера. Боюсь, Назяленская, мы ступаем на неизведанную территорию. А я-то думал, ты будешь возражать против того, чтобы меня насадили на шампур.

– Какой смысл возражать? – Зоя принялась расставлять шахматные фигуры, брошенные близнецами в беспорядке. – Если тернового леса больше нет, наши надежды пойдут прахом, мы вернемся в столицу с пустыми руками и постараемся выжать из бала, сборища, смотра невест – называй это как хочешь, – все, что сможем.

Николай сел на край кровати и снял сапоги.

– А если найдем лес? Если все это время нас направлял перст судьбы?

Зоя выразительно изогнула бровь.

– Тогда тебе остается лишь уповать на то, что судьба сочтет тебя достойным королем.

Николаю часто повторяли, что питать надежды – дело неблагодарное и опасное, однако он в это не верил. Надежда – словно ветер, который появляется из ниоткуда, наполняет паруса твоего судна и ведет его домой. Что бы ни двигало их отрядом, неизбежность или отчаяние, по крайней мере, Каньон даст ответы на вопросы.

– Отправим в Керамзин экипаж для отвода глаз, а сами поедем тайно, – объявил Николай. – Если нам на самом деле придется разрыть Каньон, я не собираюсь делать это под знаменами Ланцовых.

– Думаешь, шуханцы знали, кто мы? Нападение на короля – это…

– Акт агрессии, – закончил он. – Они охотились не за мной и вряд ли знали, кто мы такие. Им нужны гриши, и они учуяли вас, троих сразу.

– Так далеко от границ… – задумчиво произнесла Зоя, стоя в дверном проеме. – Как будто они над нами издеваются.

Николай аккуратно поставил сапоги возле кровати.

– Я должен перед тобой извиниться.

– Ты должен мне целую кучу извинений. Одним больше, одним меньше – какая разница.

– За ту ночь в Балакирёве. За колокольню. – Извиниться стоило еще раньше, однако Николая жег стыд. – Зоя, прости меня. Я натворил…

– Это был не ты, – небрежно махнула рукой она. – Так что не глупи.

Зоя продолжала стоять в дверях.

– Как нам работать бок о бок, если ты меня боишься? – спросил Николай.

– Тебя я не боюсь.

А долго ли еще он будет самим собой?

Зоя подошла к кровати и села на краешек постели. Изящные пальцы стиснули синий шелк кафтана.

– Я спрашивала, как ты это делаешь, но никогда не интересовалась почему.

Николай прислонился спиной к изголовью и вытянул ноги, разглядывая точеный профиль Зои.

– Полагаю, по тем же причинам, что и ты.

– Это вряд ли.

Николай потер лицо ладонями, чтобы прогнать усталость. Этот день принес слишком много откровений, однако если Зое хочется посидеть с ним вдвоем, в тишине этой комнаты, и если слова, которые он собирается сказать, помогут залатать возникшую между ними брешь, то он, конечно же, использует эту возможность.

Но как ответить на Зоин вопрос? Почему его волнует будущее Равки, раненой, бедствующей, отчаявшейся? Равка – знатная дама и маленькая испуганная девочка. Утопающий, который скорее утащит тебя на дно, чем позволит спасти. Эта страна забирает так много, а взамен не дает ничего. Может, Николай просто знает, что он и его страна похожи друг на друга?

Он всегда хотел больше. Больше внимания, любви, новизны. С ним всегда было трудно. Всем: учителям, нянькам, слугам, даже родной матери. Никто не знал, как обращаться с этим ребенком. Какие бы поощрения или наказания для него ни изобретали, младший королевский отпрыск не унимался. Ему давали книги – он прочитывал их за одну ночь. После урока физики попытался сбросить с крыши дворца пушечное ядро. По винтику разобрал бесценные часы из золоченой бронзы и собрал из деталей жуткий механизм, который звенел и жужжал без перерыва, а когда мать расплакалась над испорченным фамильным наследством, Николай устремил на нее смущенный взгляд орехово-карих глаз и промолвил: «Но… но ведь теперь они показывают не только время, но и число!».

Единственным, кто мог повлиять на сорванца, был его старший брат. Николай обожал Василия, который умел ездить верхом и обращаться с оружием и которому позволялось допоздна сидеть рядом с отцом на заседаниях государственного совета, тогда как Николая отправляли спать. Василий имел вес, в нем видели будущего монарха.

Младший брат хотел делать все то же, что и старший. Василий садился в седло – Николай требовал подать коня. Когда Василий начал брать уроки фехтования, Николай упросил отца разрешить заниматься и ему. Василию как наследнику престола полагалось знать географию, а также овладеть военными науками и искусством управлять государством – Николай настоял на изучении тех же предметов. Все, чего он хотел от старшего брата, – это его внимания, однако для Василия он всегда был лишь лохматым, болтливым надоедой, который постоянно путался под ногами и лип к его драгоценной особе. Когда Василий удостаивал брата улыбкой или другими знаками внимания, во дворце все было спокойно, но чем больше он игнорировал «малявку», тем несноснее становился Николай.

Его наставники предпочли найти себе учеников в дебрях Цибеи. «Нервы сдают, – жаловались они. – В Цибее поспокойнее будет». Няньки тоже отказались от работы и уехали на побережье присматривать за пожилыми родителями. «Да и легкие уже слабы, – объясняли они. – Морской воздух пойдет на пользу». Служанки молча плакали, король в ярости топал ногами, королева лежала с затяжной мигренью.

Однажды утром девятилетний Николай пришел на урок, радостно предвкушая, как сунет в портфель учителя мышь, которую специально для этого посадил в банку, и, к своему удивлению, увидел в классной комнате вторую парту и сидящего за ней мальчика.

– Это Доминик, – представил новичка наставник. Темноволосый мальчик встал и учтиво поклонился. – Он будет учиться вместе с вами.

Николай и удивился, и обрадовался, ведь детей его возраста, с которыми можно поиграть, во дворце не было, однако его ждало горькое разочарование: Доминик шарахался в сторону всякий раз, как королевский отпрыск пытался завести с ним разговор.

– Не бойся, – шепнул ему Николай. – Миткин, конечно, зануда, но иногда рассказывает интересные истории про старых королей, причем с кровавыми подробностями.

– Да, мой царевич.

– Если хочешь, зови меня Николаем. Или выдумаем себе новые прозвища. Будешь у нас Домиником… гм. Ты какие-нибудь подвиги совершал?

– Нет, мой царевич.

– Николай.

– Ну-ка, не болтайте, – пожурил Миткин, и Доминик опять испуганно дернулся.

Николай и в самом деле притих: он напряженно думал, как же разговорить нового товарища.

Когда наставник вышел из кабинета за глобусом, Николай прошмыгнул на середину классной комнаты и сунул мышонка, пойманного в восточном крыле дворца, под меховую шапку, которую Миткин оставил на учительском столе.

Увидев это, Доминик съежился от ужаса, однако Николай, увлеченный проделкой, ничего не заметил.

– Сейчас услышишь, как завопит Миткин, – пообещал он. – Он верещит, как сердитый чайник со свистком.

Наставник действительно вскрикнул, а Николай, намеревавшийся сидеть с каменным лицом, не выдержал и расхохотался. Он смеялся до тех пор, пока Миткин не велел Доминику подойти к нему и вытянуть руки. На глазах изумленного Николая учитель достал из ящика стола тонкую березовую розгу и отхлестал мальчика по рукам. Во время экзекуции Доминик тихонько поскуливал.

– Что ты делаешь? – заорал Николай. – Прекрати немедленно!

Он звал стражу, выбегал в коридор за помощью, однако Миткин закончил порку только после того, как отсчитал ровно десять ударов. Руки Доминика сплошь покрылись красными рубцами, а искаженное болью лицо распухло от слез.

После этого наставник отложил березовый прут и сказал Николаю:

– За каждую вашу выходку, за каждый дурной поступок наказание будет получать Доминик.

– Но это же неправильно! Нечестно! Наказывать нужно меня, – возмущался Николай, однако выпороть принца крови никто бы не посмел.

Николай жаловался матери, отцу, всем подряд, но тщетно.

– Слушайся учителя, и все будет в порядке, – ответствовал король.

– Я слышал, как скулил этот щенок. Подумаешь, несколько ударов. Не понимаю, из-за чего ты поднял столько шума, – пожал плечами Василий.

На следующий день Николай просидел тихо весь урок и нарушил молчание только раз, когда Миткин ненадолго вышел.

– Прости за вчерашнее, – обратился он к Доминику. – Я не допущу, чтобы это повторилось.

– Для этого меня сюда и привели, мой царевич, – отозвался мальчик. – Пожалуйста, не волнуйтесь обо мне.

– Тебя привели сюда, чтобы научить читать, писать и считать, ясно? Все будет хорошо. Обещаю.

Николай сдержал обещание и с того дня прекратил все свои шалости. Больше не воровал с кухни миндальный крем, не разбирал на части ценные вещи, не бегал по портретной галерее, ничего не поджигал. Все восхищались переменами в поведении юного принца и хвалили Миткина за находчивость.

Никто и не знал, что в тишине, царившей в классной комнате, Николай и Доминик сумели подружиться. Они изобрели тайный шифр, чтобы обмениваться сообщениями в тетрадях, и мастерили игрушечные кораблики с настоящими парусами, а потом спускали их на воду в пруду посреди заброшенного парка, куда больше никто не отваживался заходить. Они присваивали друг другу титулы и меняли их каждый день; иногда титулы звучали гордо – Доминик Смелый, Николай Справедливый, а иногда не очень: Доминик-Пердун или Николай-от-Паука-Удирай.

Мальчики быстро усвоили: чем они заняты, никого не интересует; главное – не нарушать покой во дворце, и, если делать вид, будто усердно зубришь, никто не станет проверять, заучиваешь ли ты исторические даты или делаешь расчеты для создания бомбы.

В двенадцать лет Николай заявил о желании изучать химию и каэльскую историю и с тех пор каждый день по нескольку часов занимался в тишине библиотеки. Но все это было лишь для отвода глаз. Наспех разделавшись с уроками, он переодевался в крестьянскую одежду из грубой шерсти, тайком ускользал из дворца и отправлялся в деревню, где жил Доминик. Там он работал в поле, учился обращаться с крестьянским инструментом, ремонтировать тележки и тачки, доить коров и ухаживать за лошадьми. В тринадцать впервые хлебнул самогона из помятой оловянной кружки.

Каждый вечер он в полном изнеможении падал на кровать, счастливый от того, что впервые в жизни нашел себе настоящее занятие, а наутро предъявлял наставникам безупречно выполненное домашнее задание, заставляя их думать, что из Николая Ланцова выйдет серьезный ученый. Оказалось, что принц вовсе не был испорченным ребенком; он просто не умел сидеть без дела.

Николай был счастлив, но не слеп. Семья Доминика пользовалась особыми привилегиями благодаря положению своего сына во дворце, однако урожая с их поля едва хватало на пропитание. Николай видел, как страдают другие семьи под гнетом налогов, которыми обложили крестьян король и землевладельцы-князья. Слышал, как плакала мать Доминика, когда ее старшего сына забрали в армию, и как одной особенно суровой зимой взрослые шептались о пропавшем малыше соседки Луши.

– Что случилось с Лушиным ребенком? – спросил Доминик.

– Хитка забрал, – ответила мать, но Доминик с Николаем уже не были детьми и не верили в сказки о злобных лесных духах.

– Она сама его утопила, – на следующий день сообщил Доминик другу. – У нее пропало молоко, потому что и она, и вся ее семья подыхают с голоду.

Вылазки Николая могли продолжаться еще долго, если бы однажды ночью Василий не застукал его по возвращении во дворец. Николаю тогда было пятнадцать, и годы безнаказанного обмана притупили бдительность юноши.

– Уже кувыркаешься с селянками, – ухмыльнулся Василий. – Ты еще почище нашего папочки будешь.

– Пожалуйста, никому не говори, ладно? – взмолился Николай. – Иначе Доминика отошлют из дворца.

Но Василий выдал его тайну, и назавтра на всех дверях расставили новую стражу, а Доминика с позором прогнали.

Николай нашел старшего брата в Лазурной гостиной.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – негодующе воскликнул он.

Василий равнодушно пожал плечами.

– Твой дружок больше не будет учиться с теми, кто выше его по положению, а ты перестанешь разгуливать по полям, словно простолюдин. Я оказал услугу вам обоим.

– Его семья потеряет содержание. Им не на что будет жить! – Николай видел отражение своего искаженного гневом лица в полированных облицовочных панелях, голубых с прожилками золота. – А в следующем году Доминик не получит освобождение от призыва.

– Вот и хорошо. Короне нужны солдаты. Может, усвоит наконец, где его место.

Николай посмотрел в глаза брату, которого некогда боготворил и которому во всем старался подражать.

– Ты должен стыдиться.

Василий все еще был выше и массивнее Николая. Ткнув пальцем младшему в грудь, он процедил:

– Не смей указывать, что я должен и чего не должен, Пёсик. Я буду королем, а ты навсегда останешься пустым местом.

Однако пока Василий тренировался с инструкторами, наносившими удары в четверть силы и легко уступавшими победу в поединке будущему правителю, соперниками Николая были крепкие деревенские парни, бившие от души и знать не знавшие, чей нос расквашивают. Николай ухватил Василия за палец и резко его выкрутил. Старший брат ойкнул и повалился на пол. В тот момент он выглядел жалким лилипутом.

– Король никогда не преклоняет колен, братец, – бросил Николай и ушел, оставив Василия с вывихнутым пальцем и уязвленной гордостью.

Он вновь дал слово, что исправит вред, нанесенный Доминику, пускай теперь сделать это будет сложнее. Прежде всего он нашел способы снабжать семью друга деньгами, однако для дальнейших шагов требовалось влияние – ценность, доставшаяся Василию просто по праву старшинства.

Не имея возможности стать «важной особой», Николай использовал свой блестящий ум для того, чтобы при помощи шарма завоевать расположение окружающих. Его мать была тщеславна – он осыпал ее комплиментами. Подбирал себе изысканные костюмы с учетом матушкиных вкусов, при каждой встрече непременно радовал ее скромным знаком внимания: коробочкой сладостей или орхидеями из зимнего сада. Юноша развлекал ближний круг королевы свежими сплетнями, цитировал скверные стишки и с уморительной точностью пародировал королевских министров. В салоне королевы он сделался любимчиком, а стоило ему пропустить вечер, как дамы начинали охать: «Где же наш прелестный мальчик?»

С отцом Николай беседовал об охоте и лошадях; обе темы нисколько его не интересовали, зато Александр их обожал. Принц не переставал восхищаться отцовским остроумием и проницательностью суждений, прекрасно овладев умением делать так, чтобы король чувствовал себя мудрым и искушенным мужем.

Родителями Николай не ограничился. Перезнакомившись со всеми министрами, он задавал им умные вопросы об управлении государством и финансовых потоках. Он писал генералам, давая высокую оценку их военным победам и расспрашивая о тактике, которая привела к разгрому неприятеля. Николай вел переписку с оружейниками и кораблестроителями, а также взялся за изучение иностранных языков – единственное поприще, на котором он не слишком преуспел, – дабы общаться с ними на их родном языке. Когда второго брата Доминика отправили на фронт, Николай постарался, чтобы тот попал в тихое место, где бои почти не велись. К тому времени он уже приобрел немалое влияние.

Все это он делал потому, что ему доставляло искреннее удовольствие разгадывать загадку, которую представлял собой тот или иной человек. Потому, что нравилось смотреть, как растут его авторитет и уважение со стороны окружающих. Но главной причиной такого поведения Николая было осознание необходимости спасти страну, избавить Равку от его собственных родственничков.

По традиции, сложившейся среди аристократов, Василий сразу получил офицерское звание и военную службу прошел чисто символически, Николай же поступил в пехоту. Вместе с Домиником испытал все тяготы начальной подготовки в Полизной и вместе с ним отправился на первое задание. Доминик был рядом, когда Николай получил свое первое ранение. Николай был рядом с Домиником в Хальмхенде, когда тот упал, сраженный пулей, и больше уже не поднялся.

На том поле боя, затянутом черным дымом и едко пропахшем порохом, Николай звал санитаров, целителей-гришей, любого, кто мог бы помочь. Никто не пришел. На том поле он был не принцем, а одним из тысячи несчастных, взывающих о помощи посреди кровавой бойни.

Доминик взял с Николая обещание позаботиться о его семье и рассказать матери, что ее сын погиб с честью, а потом спросил:

– Ты знаешь историю Андрея Жирова?

– Революционера?

Во времена, когда правил дед Николая, Жиров считался радикалом.

На губах Доминика, темных от запекшейся крови, промелькнула тень улыбки.

– Когда его вешали за государственную измену, веревка оборвалась, и он упал в яму, которую выкопали для него солдаты.

Николай тоже попытался изобразить улыбку.

– Об этом я не слышал.

Доминик кивнул.

– «Ну и страна! – воскликнул Жиров. – В ней даже повесить как следует не могут!»

Николай недоверчиво покачал головой.

– Это правда?

– Не знаю. – В груди Доминика что-то хрипело и булькало, дышал он с трудом. – Знаю только, что его все равно потом застрелили.

Солдаты не хнычут. Принцы не плачут. Николай помнил об этом, но слезы катились из глаз сами собой.

– Доминик Храбрый, продержись еще немного.

– В конце концов эта страна уделает тебя, брат. Имей это в виду.

– Только не нас с тобой, – возразил Николай, но Доминик уже был мертв.

– Я что-нибудь придумаю, – поклялся молодой принц так же, как тогда, много лет назад, на уроке Миткина. – Я найду способ.

С тех пор он видел тысячу смертей. Бессчетные битвы преследовали его в ночных кошмарах, но, бодрствуя, он ни на секунду не забывал о своем обещании, данном Доминику. Только как объяснить все это Зое, которая терпеливо сидела в изножье кровати и по-прежнему не решалась к нему приблизиться?

Николай посмотрел на ячеистый потолок и медленно выдохнул.

– Думаю, я могу все исправить, – наконец произнес он. – Я давно знаю, что Равка сломана, видел, как она, в свою очередь, ломает людей. Войны не прекращаются. Трудностям нет конца. Но мне почему-то верится, что я сумею превзойти всех королей прошлого и выправить положение в этой стране. – Он покачал головой и рассмеялся. – Верх самонадеянности.

– Меньшего я от тебя и не ждала, – ответила Зоя, но в ее голосе не было злой иронии. – Зачем ты отослал Нину?

– Что?

Вопрос застал его врасплох. И вопрос, и взволнованная торопливость, с которой Зоя произнесла эти слова, словно сделала это через силу. Она не смотрела на него, отворачивалась.

– Мы чуть не потеряли ее. Едва сумели вернуть. А ты снова подвергаешь опасности.

– Нина – солдат, – сказал Николай, – и солдатом ее сделала ты, Зоя. Сидеть во дворце без дела и думать только о своем горе – тоже плохо.

– Но здесь она была в безопасности.

– Которая ее убивала. – Николай устремил на Зою серьезный взгляд. – Ты простишь мне мое решение насчет Нины?

– Не знаю.

– Я не прошу тебя простить меня за то, что произошло на колокольне…

– Ты заговорил, – медленно произнесла Зоя. – В ту ночь в Балакирёве. Ты назвал меня по имени.

– Но… – Николай выпрямил спину. Насколько ему известно, монстр прежде не владел речью, ни во время войны, когда в первый раз оказался в его теле, ни теперь, после возвращения. После того как Дарклинг вселил в него эту сущность, Николай, даже напрягая всю свою волю, не мог читать или разговаривать, и это было одной из самых мучительных особенностей трансформации. – Может, это добрый знак. Может быть, мое сознание пытается пробиться на поверхность. Сегодня…

Зоя покачала головой.

– Речь не была похожа на твою.

– Ну, в этом облике…

– Ты разговаривал, как он.

Николай немного помолчал.

– Я бы сказал, что причиной тому мог быть страх или игра воображения… – Он поймал гневный взгляд Зои. – Но не хочу схлопотать оплеуху.

– Понимаю, звучит нелепо. Да, это мог быть страх или возбуждение от схватки, но я действительно была уверена, что ты хочешь меня убить. Тобой двигал не просто голод, а что-то вроде умысла. – Зоя стиснула кулаки, прижала их к бедрам. – Тебе нравилось меня пугать.

Николай хотел сказать, что ни в коем случае не причинил бы ей вреда, что сумел бы остановить внутреннего монстра, однако предпочел не унижать ни себя, ни Зою этой ложью.

– Возможно ли такое? – вместо этого вслух задался вопросом он. – Могло ли сознание Дарклинга каким-то образом выжить вместе с его силой?

– Надеюсь, нет. – Зоя разжала кулаки. – Надеюсь, в песках Каньона нас ждет терновый лес, а все разговоры о магических ритуалах и боевых монахах не окажутся пустыми сказками. Но если лекарства нет и сущность в твоем теле – не просто проклятье, насланное Дарклингом, если он пытается использовать тебя, чтобы снова проникнуть в этот мир…

В свете лампы сапфировые глаза Зои грозно сверкали. Николай почувствовал всю глубину терзавшей ее утраты, всю боль, которую она так тщательно скрывала.

– Тогда, Николай, прежде, чем это случится, я пущу тебе в голову пулю.

Правители Равки любили власть больше, чем свой народ. Такая вот болезнь. Зная об этом, Николай поклялся не поддаваться недугу, быть другим королем. И все же сомневался, сможет ли в назначенный час отойти в сторону, отказаться от трона, за который сражался так долго и так яростно. Но если он позволит монстру подавить в нем человека, это будет означать поражение. Значит, нужно отбросить свои сомнения и свои желания. Он постарается быть сильным. А женщина, что сидит напротив, позаботится о том, чтобы король Равки защитил Равку. Даже от самого себя.

Николай взял Зою за руку и поцеловал тыльную сторону ее ладони.

– Моя безжалостная Зоя, в этом случае я сам заряжу пистолет.

13 Нина

Нина и Ханна дремали по очереди, прижимаясь друг к другу плечами и притворяясь перед «охранниками» крепко спящими. Чтобы усталость не свалила обеих сразу, девушки обменивались вопросами: любимый десерт? любимая книга? любимое занятие? Нина узнала, что Ханна обожает булочки с заварным ванильным кремом, имеет тайное пристрастие к популярным в Кеттердаме романам-«страшилкам» – чем больше крови, тем лучше, – хотя переводы достать трудно, и что она любит… шить.

– Шить? – недоверчивым шепотом переспросила Нина, вспомнив, как вчера вечером Ханна выехала на опушку с винтовкой в руке. – Я думала, ты любишь охоту, разные хулиганские проделки и… – она сморщила нос, – природу.

– Это полезный навык, – попыталась оправдаться Ханна. – Кто штопал носки твоему мужу?

– Я, конечно, – соврала Нина. Хотя солдатам полагалось уметь обращаться с иголкой и ниткой, она этому так и не научилась и всегда ходила в дырявых носках. – Но мне это не нравилось. Мать-хранительница наверняка одобрила бы твою любовь к шитью.

Ханна прислонилась головой к стене. Волосы у нее высохли и теперь кудрявились крупными волнами красного золота.

– Как бы не так. Рукоделие – вот занятие для утонченных дам, а шитье и штопка – удел прислуги. Так же как вязание и стряпня.

– Ты умеешь готовить? – удивилась Нина. – Интересная ты штучка.

Утром она приветствовала всех мужчин сияющей улыбкой и настоятельно рекомендовала заглянуть в гости к Леннарту Бьорду по пути через Оверъют.

– Мы можем вас проводить, – предложил бородач.

– О, это было бы чудесно, – пропела Нина, скрипнув зубами.

К ее удивлению, Ханна решила подыграть.

– Да, да, чудесно! Только сначала нужно заехать в монастырь к сестрам-хранительницам, где мы должны исполнить епитимью. За скромную плату сестры охотно проведут скад над любым гостем мужеского пола.

Нина читала про религиозный обряд, именуемый скадом. Во Фьерде прохождение обряда служило признаком мужественности, однако для некоторых он оказывался смертным приговором. Ритуал включал в себя трехмесячное воздержание и символическое омовение в щелоке для очищения духа.

Бородач побледнел.

– Мы проводим вас до Гефвалле, а потом нас ждут дела в… в другом месте.

– Да-да, – подтвердил его приятель с клочковатыми бровями. – У нас много дел.

– Как нам найти дом Леннарта Бьорда? – осведомился еще один фьерданец, выходя вместе с девушками.

Землю покрывал толстый слой снега; правда, под лучами восходящего солнца он уже начал подтаивать. Бешеные порывы ветра сменились слабым дуновением – Бандит выдохся.

– Езжайте к главной площади Оверъюта, – сказала Нина. – Как увидите самый шикарный особняк на всем бульваре, это он и есть.

– Ищите тот, у которого самые высокие башни, – прибавила Ханна. – Самые островерхие в городе.

– Это ваша лошадь? – спросил солдат. – А где дамское седло?

– Наверное, потерялось во время пурги. – Нина порадовалась отсутствию обычного седла: не пришлось ничего объяснять. – Мы дойдем до Гефвалле пешком, а коня поведем за собой.

Как только сторожка скрылась из виду, девушки поехали верхом.

– Откуда ты знаешь про скад? – поинтересовалась Нина, осторожно обхватывая тонкую талию Ханны и соприкасаясь с ней бедрами.

Ханна оглянулась через плечо; на ее губах заиграла непривычно жестокая улыбка.

– Должен же быть хоть какой-то толк от моего религиозного образования.

Всадницы направились обратно к лагерю. Теперь, когда метель улеглась, они без труда различили впереди желтый флаг и палатку Адрика.

Он помахал девушкам рукой. Его радость от того, что Нина пережила бурю, была неподдельной. При этом Адрик устроил целое представление, якобы негодуя по поводу штанов Ханны.

– Я думала, земенцы не обращают на это внимания, – пробурчала Ханна.

– Жена у него – земенка, а он каэлец, и его беспокоит, что ты выехала одна, без сопровождения. Кстати, а как ты тут вчера оказалась?

Ханна подставила лицо солнцу и закрыла глаза.

– Захотела покататься. Перед сменой погоды – лучшее время для прогулок. В полях никого нет.

– А тебя не накажут за то, что провела ночь вне монастыря?

– Я вызвалась привезти воды. Мать-хранительница будет только рада, что ей не придется оправдываться перед моим отцом за гибель его единственной дочери в бурю.

– А твои подруги? Почему не поехали с тобой?

Ханна не сводила глаз с белого горизонта.

– Для них это игра. Детская забава с переодеванием, дерзкая выходка. А для меня это… – она пожала плечами.

Выживание. В Ханне было что-то от одиночки, отшельницы. Нина даже не пыталась делать вид, что понимает ее. Сама она любила компании, шум и суету людного места. Но каково это для молодой девушки – навсегда оказаться запертой в стенах монастыря, под постоянным надзором монахинь, и каждый день против воли исполнять благочестивое «женское предназначение» по канонам фьерданской религии? Тяжко представить. Тем не менее Ханна живет в монастыре, а значит, может рассказать о заводе. Пускай она еще только послушница, но наверняка знает, зачем хранительницы источника поднимаются на гору.

– Давай проедем вместе еще немного, – попросила Нина Ханну, усаживаясь в седло собственной лошади.

Судя по виду, Ханне сейчас хотелось стрелой умчаться прочь, однако Нина понимала, что девушка не решится обидеть ее отказом, ведь ей нужно, чтобы Нина ни в коем случае не проболталась.

– Ну же, – мягко настаивала Нина. – Надолго я тебя не задержу.

Они пустили коней шагом. Адрик двигался следом, волоча сани.

– Сколько тебе лет? – спросила Нина.

Ханна стиснула зубы. Ее профиль четко вырисовывался на фоне серебристого неба.

– Девятнадцать. И, да, я знаю, что для послушницы я старовата.

Значит, Нина не ошиблась: они почти ровесницы.

– Ты не готова принести обет… – Ханна коротко мотнула головой. – Но и домой вернуться не можешь. – Снова короткое отрицание. – И как же быть?

Ханна не отвечала, устремив взор на снежную пустыню. То ли просто не хотела разговаривать, то ли думала, что и так уже слишком много наговорила.

Нина искоса посмотрела на спутницу.

– В последний раз наслаждаешься свободой, верно?

– Это так заметно?

– Я вижу, как твой взгляд тянется к горизонту, как ты держишь поводья. – Помолчав, Нина прибавила: – Чтобы искусно притворяться, нужно самой верить в свой обман, хотя бы чуточку. Актерское мастерство начинается с тела. Хочешь кого-то в чем-то убедить, начинай с движений и жестов. Тело расскажет тысячу историй еще до того, как ты откроешь рот.

– И какие же истории рассказывает мое тело?

– Уверена, что хочешь знать? – Одно дело – видеть правду, и совсем другое – высказывать ее человеку.

– Уверена, – ответила Ханна, крепче стиснув поводья.

– Ты – сильная, но не хочешь, чтобы окружающие это поняли, поэтому стараешься выглядеть незаметной. Самой собой ты становишься только когда никто не видит. И в такие моменты… – Нина протянула руку и похлопала Ханну по бедру, – ты великолепна.

Ханна бросила на нее подозрительный взгляд.

– Я сама знаю, как выгляжу.

Знаешь ли? Нина охотно сказала бы Ханне, что, если бы та, прекрасная дева ростом в шесть футов с невероятной гривой волос цвета каштанов в клубничном сиропе и золотисто-медными глазами, горделивой поступью вошла в Ос Альту, тысяча равкианских придворных воспели бы хвалу ее красоте, причем Нина сделала бы это первой. Но не сказала, во избежание ненужных вопросов. Вместо этого пообещала:

– Я никому не расскажу, кто ты.

Взор Ханны сделался колючим.

– Почему это? Могла бы получить награду. За информацию о гришах дают меру серебра. С чего бы такая доброта?

Доброта здесь ни при чем, я просто пытаюсь завоевать твое доверие. Но приговорить тебя к смерти – ни за что и никогда.

– Потому, что ты могла бы проехать мимо, но остановилась и решила спасти мне жизнь, – сказала Нина и осторожно добавила: – И потому что я не верю, что сила гриша делает из тебя злодейку.

– Это грех, – прошипела Ханна, – грех и отрава. Если бы я могла избавиться от этого, я бы так и сделала!

– Понимаю, – кивнула Нина, хотя каждая ее клеточка протестовала против этих слов. – Но избавиться ты не можешь. То есть выбор такой: либо продолжать ненавидеть свою природу, тем самым увеличивая риск попасться, либо принять себя и научиться контролировать силу.

Или же покинуть эту забытую святыми страну.

– А что, если… если я только усиливаю в себе эти способности, когда их применяю?

– Это вряд ли. Зато я знаю, что гриши, которые не используют свою силу, со временем начинают болеть.

Ханна сглотнула.

– Мне нравится использовать силу. Я ненавижу себя всякий раз, когда это делаю, но хочу повторять еще и еще.

– Некоторые, – еще более осторожно проговорила Нина, – верят, что эта сила – дар Джеля, а не проклятие.

– Так нашептывают еретики и язычники. – Не дождавшись от Нины ответа, Ханна продолжила: – Ты не рассказала, что стало с твоей сестрой.

– Научилась управлять своей силой и обрела счастье. Сейчас она замужем и живет в приграничье Равки со своим красавцем-мужем.

– Правда?

Нет. Моя сестра непременно была бы сердцебиткой и сражалась бы против вашего слепого, безмозглого правительства.

– Правда, – солгала Нина. – Я помню многое из того, чему ее учили. Родители опасались, что у меня тоже может быть этот скрытый… порок, поэтому я занималась вместе с сестрой. Я могла бы помочь тебе научиться контролировать силу.

– Зачем тебе так рисковать?

Затем, что в процессе обучения я намерена вытянуть из тебя нужные мне сведения, а заодно вбить немного ума. В конце концов, ей ведь удалось образумить одного тупоголового фьерданца. Может, у нее к этому талант.

– Когда-то один человек так же помог моей сестре. Это меньшее, что я могу сделать. Но нам нужен предлог, чтобы наши встречи в монастыре не вызывали подозрений. Как насчет изучения земенского?

– Родители предпочли бы, чтобы я продолжала учить керчийский…

– Я не знаю керчийского, – соврала Нина.

– Не хочу быть твоей должницей, – надулась Ханна.

Она боится своей силы. Но я избавлю ее от этого страха.

– Ничего, потом придумаем, как тебе расплатиться. Обещаю. Ну, давай напоследок покатаемся, пока снова не началась метель.

Ханна удивленно, почти с недоверием воззрилась на Нину. Потом ударила жеребца пятками по бокам и понеслась сумасшедшим галопом, пригнувшись к шее лошади и подставив лицо ветру. Девушка и животное словно бы слились воедино, превратившись в полуконя-получеловека, странное существо, порожденное дикой природой. Сколь же редко видела Ханна людскую доброту, если это небольшое проявление щедрости так сильно ее изумило?

Не обманывайся, одернула себя Нина. Ты не добра и не щедра. Да, она собирается использовать Ханну, и если попутно сумеет ей помочь, так тому и быть. Однако прежде всего Нина должна помнить о своем долге перед девушками и женщинами в могилах на вершине холма. О правосудии. Итак, все, что может Нина, – бросить девушке веревку, а уж поймать ее – задача Ханны.

* * *

Часом позже Нина и Адрик вошли в монастырскую конюшню. Их не было всего одну ночь, однако Нине казалось, будто прошло несколько месяцев. В голове шумело от избытка эмоций и новой информации. Матиас. Трассел. Ханна. Женщины, похороненные за стенами старой крепости. Боль в прокушенной руке. Святые, на нее напали волки! Нина мечтала о горячей ванне, полной тарелке вафель и двенадцати часах крепкого сна.

Завидев их, Леони взмахнула рукой. Она сидела на низкой скамеечке в темном уголке конюшни, скрываясь от любопытных взглядов за ящиками, оставленными Ниной и Адриком. У ее ног стояла маленькая походная печка, а все вокруг было заставлено горшочками и склянками, которые она, очевидно, использовала при работе с пробами воды.

– Я ждала вас раньше, – с улыбкой произнесла Леони.

Адрик завел коня в стойло.

– Нина решила устроить себе приключение.

– И как, удачно? – поинтересовалась Леони.

– Скорее, полезно, – ответила Нина. – Долго ты этим занимаешься?

– Всю ночь, – призналась Леони. Выглядела она неважно.

– Давайте поедим в городе, – предложила Нина. – Я больше не вынесу монастырского месива.

Леони встала и вдруг схватилась за стену.

– Я… – Глаза у нее закатились, она резко покачнулась.

– Леони! – вскрикнула Нина, одновременно с Адриком ринувшись к ней и едва успев подхватить до того, как она упала.

Леони осторожно уложили на пол у печки. Девушка вся взмокла, кожа пылала огнем. Ресницы ее затрепетали, Леони открыла глаза.

– Вот уж не думала, – проговорила она и неожиданно улыбнулась.

– Чему ты радуешься? – проворчал Адрик. – У тебя сумасшедший пульс, и ты вся горишь.

– По крайней мере, я жива.

– Прекрати выискивать положительные моменты и скажи честно, как давно это началось.

– Кажется, я напортачила с анализом, – слабым голосом промолвила Леони. – Я пыталась отделить загрязнители от воды, изолировать их, и, наверное, часть токсинов попала в мой организм. Я же говорила, работа с ядами – тонкая штука.

– Я отнесу тебя в комнату, – заявила Нина. – Достану чистой воды и…

– Нет. Не хочу, чтобы хранительницы источника что-нибудь заподозрили.

– Мы можем позаботиться о ней здесь, – сказал Адрик. – Уложим ее за санями. Я разведу огонь и вскипячу воду для чая.

– В моей сумке есть настойка из древесного угля, – промолвила Леони. – Добавьте в воду несколько капель. Уголь поглощает токсины.

Нина собрала постель из одеял, уложила Леони так, чтобы ее не было видно со двора, и постаралась устроить больную поудобнее.

– Есть еще новость, – сообщила Леони.

Нине очень не нравился серый оттенок ее кожи и лихорадочное трепетание век.

– Отдыхай. Новости подождут.

– Ко мне приходила Мать-хранительница.

– Зачем? – Адрик опустился возле нее на колени с чашкой горячего чая. – Вот, постарайся выпить. – Кто-то из послушниц рассказал, что видел нас в лесу?

– Нет. Одна из них скончалась.

Нина замерла.

– Девушка, которая упала с лошади?

– Не думал, что ее раны настолько серьезны, – проговорил Адрик.

– Они и не были, – медленно сказала Леони, цедя напиток мелкими глотками. – Полагаю, причина в реке. Девушка какое-то время провела в воде, и у нее была открытая рана.

– Святые, – выдохнул Адрик, – что же творится на этом проклятом заводе?

– Не знаю, но… – Нина поколебалась, потом решительно продолжила: – Там, на холме, много могил – и за резервуаром, и на всей территории завода. Я чувствовала их повсюду.

– Что? – встрепенулся Адрик. – Почему не сказала нам? Откуда про них узнала?

Веки Леони опустились, бешеный пульс немного замедлился. Нина сочла это хорошим знаком.

– Есть еще чистая вода? – спросила она. – Надо попытаться сбить жар. И, будь добр, посмотри, нет ли в ее химическом наборе карболовой кислоты.

– Зачем тебе карболка? – спросил Адрик, подавая Нине фляжку и антисептик. – Леони ранена?

– Не она, я. Вчера меня укусил волк.

– Ага, конечно.

Нина сбросила куртку и показала рваный окровавленный рукав.

– Постой, ты серьезно? – Адрик сел на краешек одеяла и потер виски. – У одного бойца отравление, на другого напали волки. Миссия проходит успешно.

Нина достала из саней кусок ткани и разорвала его надвое. Из одной половины сделала компресс для Леони, с помощью второй промыла и перевязала рану на своей руке.

– Выходит, эта девушка, Ханна, спасла тебя от волков? – спросил Адрик.

– Вроде того. – Нина была не готова рассказывать о Трасселе. Меньше всего ей сейчас хотелось видеть скептическую мину Адрика. – Не исключено, что в рану попал парем.

– Что?

Нина посмотрела на Леони, чьи веки снова затрепетали.

– Не знаю наверняка, но волки вели себя очень странно. Будто под паремом.

– Но у тебя же зависимость…

Нина покачала головой.

– Пока все нормально.

Она лукавила. Уже одного упоминания парема было достаточно, чтобы она ощутила силу этой зверской тяги. Однако желание оказалось не столь острым, как она ожидала.

– Святые, – Адрик подался вперед, – если парем в воде и Леони тоже им отравлена…

– У Леони нет типичной реакции гриша на парем, иначе сейчас она кидалась бы на стены, требуя новой дозы. Однако другие симптомы схожи с эффектом наркотика, и в большом количестве парем способен убить обычного человека, не гриша, – например, послушницу.

– Это не парем, – пробормотала Леони. – Я уверена.

– Мы думали, ты спишь.

– Сплю, – подтвердила Леони. – Вода содержит какое-то агрессивное вещество.

– Выпьешь еще чаю? – спросил Адрик.

Леони кивнула и приподнялась на локтях.

– Я его еще не выделила. Нина, почему ты не рассказала нам сразу, как обнаружила могилы?

– Может, все-таки поспишь? – Нина сделала паузу, вздохнула. Посмотрела на компресс, который держала в ладонях. – Сама не знаю почему. Думаю… Они привели меня к восточным воротам.

– Кто «они»?

Нина кашлянула и аккуратно промокнула лоб Леони влажной тканью.

– Я слышала… голоса мертвых. Все время, пока была в Эллинге.

– Допустим, – осторожно произнесла Леони. – И что именно они говорили?

– Им нужна наша помощь. Моя помощь.

– Наша помощь, – повторил Адрик. – Мертвым.

– Понимаю, звучит так, будто я рехнулась, и все же мы должны попасть на этот завод. И, кажется, я знаю, кто может нам в этом подсобить.

Перед закатом Нина отвела Леони в комнату и уложила в постель. Жар спал, и девушка уже чувствовала себя лучше – еще одно доказательство того, что вода в реке отравлена не паремом. Но отчего волки вели себя так странно и что за вещество содержалось в их слюне? От чего умерла молодая послушница?

Нина собрала на кухне объедки, отнесла их в лес и оставила тарелку под деревом. Глупо, конечно, надеяться, что Трассел придет снова. Скорее всего, угощение слопают какие-нибудь бессовестные грызуны.

Стоя на опушке, Нина смотрела вверх, на холм, где располагался завод. В сгущающихся сумерках свет в его окнах мерцал золотыми огоньками, однако восточное крыло было погружено в темноту. Нине вспомнились сплетенные корни священного ясеня Джеля, вырезанного в стенках резервуара.

Это место отравлено. Она почти физически ощущала вкус этого яда на языке. Но насколько сильно?

* * *

Наутро Нина, к своей радости, обнаружила под дверью записку. Мать-хранительница ожидала ее у себя после утренней молитвы, чтобы обсудить уроки земенского, которые хотела бы брать Ханна. Значит, Ханна все-таки желает узнать больше о своих способностях гриша, пускай даже только для того, чтобы держать их под контролем.

Само собой, Адрику план пришелся не по душе.

– Мы с гораздо большей пользой потратили бы это время на сбор информации здесь и в соседних городах, – недовольно сказал он. – Фьерда готовится к масштабным действиям. Владея нужными сведениями, наши отряды могут перехватить поставку оружия и припасов либо вообще изолировать эту территорию. Если же фьерданцы пронюхают о наших действиях и ускорятся, мы провалим операцию. Нина, ты не представляешь, до чего просто нас раскрыть. Это очень опасная игра.

Нине хотелось кричать и визжать. Она была шпионом Зои Назяленской на Блуждающем острове. Провела год в Кеттердаме, работая на Каза Бреккера. Проникла в сердце Ледового Двора, переодевшись девицей из «Зверинца». Может, с этой конкретной задачей она и столкнулась впервые, но к высоким ставкам на кону ей не привыкать.

– Адрик, я справлюсь, – как можно спокойнее произнесла Нина. – Согласись, Ханна – наш самый ценный источник сведений. Мы сами можем выяснить, что происходит на заводе, не придется привлекать для этого дополнительные силы.

– Что нам вообще известно об этой девчонке?

– Она гриш и очень страдает от этого. Разве мы здесь не для того, чтобы спасать таких, как она?

– Судя по твоим рассказам, она не очень-то хочет, чтобы ее спасали.

– Возможно, я сумею ее переубедить, а заодно получу возможность осмотреть весь монастырь. – Нину и Леони разместили в комнате, примыкающей к кухне и отделенной от основного корпуса, где располагались кельи монахинь. – Из местных на завод пускают только сестер-хранительниц. Я придумаю, как нам туда попасть.

– Никаких действий без моего одобрения, – приказал Адрик. – Кроме того, сначала тебе придется усыпить подозрения Матери-хранительницы.

Оставив Адрика и Леони в конюшне, Нина направилась через двор в часовню и толкнула тяжелую дверь, украшенную затейливым резным узором из переплетенных ветвей ясеня. Ее тотчас окутал сладковатый, чуть отдающий глиной запах бревенчатых стен. Глаза не сразу привыкли к сумраку. Воздух был холодным и неподвижным, на скамьи падал свет ламп и слабые лучи солнца, проникавшие через узкие оконца высоко над трансептом. Ни алтаря, ни иконостаса со святыми; вместо этого нишу апсиды занимало огромное дерево, корни которого простирались до первого ряда скамей. Ясень Джеля, питаемый водами Источника.

Чьи молитвы ты слышишь? Доходят ли до тебя слова солдат? Фьерданских гришей, которых держит в тюрьме Ярл Брум? Шепчущие голоса в голове Нины как будто разом вздохнули. Вздох сожаления? Тоски? Нина затруднялась с ответом. Разгладив юбки, она поспешила по боковому проходу в келью Матери-хранительницы.

– Энке Яндерсдат, – поприветствовала ее пожилая женщина, используя обращение «вдова». – Ханна сообщила мне, что вы готовы давать ей уроки земенского. Надеюсь, вы понимаете, что монастырь не имеет возможности оплачивать эти занятия.

Ханна, одетая в опрятную белую блузку и светло-голубой сарафан, стояла молча, опустив глаза на свои мягкие туфли из непрактичного фетра. Рыжевато-каштановые волосы были заплетены в косу, уложенную на голове тугой короной. Наряд послушницы ей нисколько не шел. Первым порывом Нины было вытащить из прически Ханны все шпильки и расплести эту косу, чтобы ее роскошные кудри свободно рассыпались по плечам.

– Разумеется, я не требую платы, – сказала Нина. – Все, чего я прошу, – разрешить нам еще немного попользоваться вашим гостеприимством и на время одолжить на вашей кухне медный котелок, если такой найдется. – Теперь, когда Леони поняла, с чем имеет дело, она может продолжать исследование, и медная посуда очень ей пригодится.

– Вы чересчур щедры. – Мать-хранительница подозрительно поджала губы.

– О, вы меня раскусили, – улыбнулась Нина, заметив удивленный взгляд Ханны.

Если Ханна намеревается и дальше жить в этой проклятой стране, ей необходимо обучиться искусству обмана, а потом неплохо бы пройти стажировку в Кеттердаме. Повода подозревать себя Нина не дала, однако настоятельница монастыря явно полагает, что у нее есть некий скрытый интерес, а потому Нина раскроет его прямо сейчас.

– По правде сказать, я подумываю о том, чтобы оставить работу проводника. Путешествия сопряжены с трудностями, и в ближайшем будущем мне хотелось бы подыскать себе более надежный способ зарабатывать на пропитание.

– Мы принимаем на работу только членов ордена.

– Да, да, конечно, я понимаю. Однако рекомендация, выданная Матерью-хранительницей из Гефвалле, будет весомым аргументом для фьерданцев, которые ищут своим детям наставницу.

Престарелая матрона горделиво выпрямилась, приподняв подбородок. Набожность – слабая защита против лести.

– Что ж, я подумаю об этом благодеянии. Но сперва посмотрим, насколько хорошо пойдут дела у нашей Ханны. По возрасту ей немного поздно браться за овладение новым языком, но, откровенно говоря, я рада, что у нее появился иной интерес, помимо шумных проказ и беготни по грязному лесу.

Мать-хранительница отвела их в свободный класс и объявила, что разрешает заниматься до полудня.

– Надеюсь, Ханна, ты не забудешь о прочих обязанностях. Твой отец опечалится, если его дочь станет бременем для сего достойного заведения.

– Да, матушка, – смиренно отозвалась Ханна, однако, стоило настоятельнице удалиться, бросила хмурый взгляд на дверь и плюхнулась за парту.

– Она дала согласие на уроки, – заметила Нина. – Могло быть хуже.

– Она считает меня своей неудачей. В девятнадцать лет не замужем, будущего нет, как нет и намека на призвание служить Джелю.

– Все девы-хранительницы служат ему по призванию? – Нина взяла мел и начала записывать на классной доске, занимавшей почти всю стену, формы спряжения земенского глагола.

– Не знаю. Некоторые говорят, что Джель их призвал, утверждают, что им было видение. Только вряд ли Джелю интересны девушки вроде меня. Ты и вправду всю жизнь собираешься мотаться туда-сюда, работая проводником?

– Нет. – Нина старалась выписывать буквы поровнее. – Просто пока не готова постоянно жить на одном месте. – Только произнеся эти слова, она вдруг поняла, что это на самом деле так. В Равке она не находила себе покоя. Что, если этого покоя ей не найти, где бы она ни обосновалась?

Нина достала из кармана стопку бумажных листков.

– Держи. Это начальные уроки земенского. Переписывай их в тетрадь, чтобы выглядело, будто мы действительно занимаемся.

– Хочешь сказать, мне все же придется учить земенский?

– Немного. Больших успехов добиваться необязательно. – Нина указала на доску. – Начнем с глагола bes adawa. – Она подняла руки и поставила ноги в исходное положение, известное каждому гришу. – Он означает «сражаться».

* * *

Урок длился два часа. Нина начала с того же, с чего началось ее собственное обучение в Малом дворце: с умения применять силу сердцебита на самой себе.

– Ты когда-нибудь пробовала? – спросила она у Ханны.

– Нет… Не знаю. Порой, когда мне не спится, я представляю, как ритм моего сердца замедляется…

Нина поморщилась.

– Хорошо еще, что ты не погрузила себя в кому.

Она продемонстрировала элементарные дыхательные техники и основные боевые стойки. Заставила Ханну замедлить сердцебиение, потом ускорить. Совсем чуть-чуть затронула теорию Малой науки и принципы работы усилителей, не упоминая юрду-парем.

– Откуда ты все это знаешь? – удивлялась Ханна. От упражнений щеки ее раскраснелись, на висках выбились непослушные завитки. – Выучила на занятиях вместе с сестрой?

Нина отвернулась к доске, чтобы стереть написанное и скрыть выражение лица. Ты не представляешь, до чего просто нас раскрыть. Пожалуй, она немного увлеклась. В ушах уже звучал голос Адрика: А я ведь говорил!

– Да, – ответила она. – Я слушала очень внимательно. А у тебя к тому же естественный дар, ты схватываешь очень быстро. – Это, по крайней мере, правда. Ханна обращалась со своей силой с удивительной легкостью. Тем не менее на лице девушки была написана тревога. – В чем дело? – осведомилась Нина.

– Эта твоя фраза. «Естественный дар». – Ханна провела пальцем по листку, где накарябала формы спряжения еще одного земенского глагола. Почерк у нее был отвратительный. – В юности отец повсюду брал меня с собой – на верховые прогулки, на охоту. Необычно для девочки, да, но он мечтал о сыне и, наверное, считал, что в этом нет ничего дурного. Я обожала все это: учебные бои, поездки, свободу. А потом я стала старше, и пришло время представить меня ко двору… Я не смогла расстаться со своими привычками…

А разве должна была? – задалась безмолвным вопросом Нина. Сама она не слишком любила лошадей, а бегать предпочитала только в том случае, если за ней гнались, однако у нее всегда была возможность выбора.

Ханна скрестила на груди руки и сгорбилась, словно хотела свернуться клубком, как еж.

– Мне говорили, что я веду себя неестественно, называли ненормальной. Женское тело должно быть мягким, а мое было жестким. Леди должна ступать грациозно, мелкими шажками, а я маршировала, как солдат. Была посмешищем. – Ханна подняла глаза к потолку. – Отец винил себя в том, что испортил меня воспитанием. Я не умела петь или рисовать, зато могла освежевать тушу оленя и перетянуть тетиву лука. Соорудить шалаш. Мне хотелось только одного: сбежать в лес и спать под звездами.

– Это… просто чудовищно, – признала Нина. – Но я тебя понимаю.

– Я пыталась измениться, правда пыталась. – Ханна пожала плечами. – Не вышло. Если я снова совершу ошибку… – Девушка смотрела перед собой потухшим взором.

Какое же мрачное будущее она рисует в воображении, ужаснулась Нина.

– Что тогда? – спросила она.

– Предполагалось, что образование меня облагородит, сделает пригодной для замужества. Если у Матери-хранительницы не получится исправить мои пороки, меня просто не пустят обратно домой. Не представят ко двору. Вообще-то это должно было произойти еще два года назад.

– Чем плохо, если ты не вернешься?

– Жить подобно изгнаннице? Никогда больше не видеться с родителями?

– Других вариантов нет?

– Либо я приспособлюсь к обычной жизни, либо приму обет и остаток жизни проведу в монастыре. Буду служить Джелю вместе с другими девами-хранительницами. – Лицо Ханны исказила досада. – Лучше бы я родилась инферном, чем сердцебиткой.

– Чепуха, – не задумываясь возразила Нина. В ней взыграла уязвленная гордость. Кому вообще интересно быть не корпориалом, а заклинателем? Корпориалы – самый лучший орден, это всем известно. – Я имею в виду, почему инферном?

Ясные глаза Ханны сверкнули, как будто она бросала вызов.

– Тогда бы я могла растопить весь Ледовый Двор! Смыть всю эту отвратительную массу в море.

Опасные речи. Сейчас Нине стоило бы изобразить шок, но вместо этого она расплылась в улыбке.

– Вот лужа была бы, а?

– Именно. – Ханна улыбнулась в ответ своей особенной, хищной улыбкой, приподняв уголки губ.

Внезапно Нине захотелось рассказать этой девушке обо всем от начала до конца. Мы с друзьями пробили стену Ледового Двора! Угнали фьерданский танк! Святые, она, что же, собирается хвастать? Это шанс завоевать доверие Ханны. Не упусти его!

Усевшись рядом с ученицей, она спросила:

– Если бы ты могла отправиться в любое место на карте и заняться чем угодно, что бы ты выбрала?

– Новый Зем, – не колеблясь, ответила Ханна. – Устроилась бы там вольным стрелком и сама зарабатывала бы себе на жизнь.

– Метко стреляешь?

– Да, – без лишней скромности подтвердила девушка. – Я думаю об этом всякий раз, когда тайком уезжаю из монастыря. Исчезнуть. Заставить всех поверить, что меня занесло снегом или унесло течением.

Что за дикость! Перебирайся лучше в Равку.

– Так почему не сделать это? Почему бы просто не сбежать?

Ханна пораженно уставилась на собеседницу.

– Я не могу так поступить с родителями, не могу опозорить семью.

Нина едва не закатила глаза, но вовремя себя одернула. Ох уж эти фьерданцы с их понятиями о чести.

– О, конечно, – поспешно пробормотала она. И все равно мысленно возвращалась к тому моменту, когда Ханна с развевающимися волосами и винтовкой в руке вылетела на опушку. Прирожденный воин. Нина видела скрытое в характере этой девушки золото, сияние, померкшее из-за того, что ей много лет подряд твердили, будто она ненормальная, неправильная. Эти проблески, когда на долю секунды появлялась настоящая Ханна, появлялась такой, какой была рождена, сводили Нину с ума. Ты здесь не для того, чтобы обзавестись новым другом, Зеник, упрекнула она себя. Твоя задача – добыть сведения.

– А что, если Мать-хранительница тебя выгонит?

– Не выгонит. Мой отец жертвует монастырю много денег.

– А если застукает, когда ты будешь разгуливать в штанах? – поддразнила Нина.

– Не застукает.

– Будь я и мои спутники не такими добрыми, уже застукала бы.

Теперь настал черед Ханны откинуться за партой и улыбнуться – уверенно и непринужденно.

Вот ты какая на самом деле.

– Ваше слово против моего. Прежде чем вы успеете постучаться к матушке, я уже буду сидеть у себя в келье, в своем чистеньком сарафанчике, опустив глаза долу.

Интересно.

– Ну, еще бы, – произнесла Нина со всей снисходительностью, на которую была способна.

Ханна выпрямила спину и ткнула пальцем в крышку парты.

– Я знаю, как скрипит каждая ступенька в монастыре. Знаю, где кухарка прячет ключ от задней двери кухни, и я держу смену чистой одежды в десятке разных мест, начиная от часовни и заканчивая крышей. Меня не поймать.

Нина примирительно выставила ладони.

– Ладно, ладно, просто лишняя осторожность не помешает.

– Сказала девица, обучающая меня мастерству гришей в обители Джеля.

– Может, мне уже нечего терять.

Ханна недоверчиво изогнула бровь.

– Или, может, ты просто считаешь себя более дерзкой.

А ты проверь, подумала Нина, но вслух сказала лишь:

– Вернемся к делу. Давай посмотрим, сможешь ли ты ускорить мое сердцебиение.

14 Зоя

После войны Зоя редко бывала в Крибирске. Поводов приезжать сюда не было, зато тяжелых воспоминаний – хоть отбавляй. Во времена, когда западное побережье Равки отделялось от остальной территории Тенистым Каньоном, Крибирск считался последним безопасным населенным пунктом, городом, где купцы и отважные путешественники запасались снаряжением, а солдаты проводили ночь, топя страх в спиртном или утешаясь продажной любовью, прежде чем погрузиться на скифы и отправиться в жуткий мрак Каньона. Многие оттуда не возвращались.

Раньше Крибирск был портом, однако после исчезновения окутанной тьмой области, известной как Неморе, превратился в обычный городишко, в котором нет ничего примечательного, кроме печальной истории.

О великих делах, что творились здесь, ныне напоминали только тюрьма да казарма, где некогда квартировали офицеры Первой армии и где произошла первая встреча членов Триумвирата с новым правителем Равки.

На месте огромного лагеря ничего не осталось – ни палаток, ни лошадей, ни солдат. Говорили, что в пыли можно отыскать нерасстрелянные патроны и клочки черного шелка – обрывки материи с шатра Дарклинга.

Хотя тьма, окутывавшая Каньон, и монстры, его населявшие, сгинули, пески никуда не делись, и обманчивый грунт преподносил торговым караванам неприятные сюрпризы. Купцы, проезжающие через Равку, до сих пор платили за то, чтобы пересечь Каньон на скифе, только теперь они нанимали охрану для защиты от грабителей и мародеров, а не от волькр, питавшихся человеческой плотью и прежде наводивших ужас на путешественников. Чудовища исчезли, осталось лишь унылое пространство, засыпанное серым песком, зловещее в своей пустоте. Ничего не росло на этих голых землях, все живое было загублено черной силой Дарклинга.

Крибирск держался за счет тех же видов коммерции, что и раньше: гостиниц, борделей, лавок, торгующих снаряжением и припасами; разве что заведений стало меньше. Изменилась только церковь. В прежние времена в простом беленом здании с синим куполом почитали Санкт-Владимира, теперь же над входом висело сияющее золотое солнце, символ Санкты-Алины, разрушительницы Каньона.

Долгое время Зоя смотрела на Алину не иначе как на соперницу; не верила в магические способности сироты, завидовала ее близости к Дарклингу. Тогда она еще не понимала, что такое власть и какую цену придется за нее заплатить каждому. По окончании войны Алина предпочла тихую жизнь в безвестности, инсценировав для этого собственную смерть, однако слава ее только росла, а легенды о ней множились. К собственному удивлению, Зоя обнаружила, что ей нравится видеть имя Алины на церковных вратах, слышать его в молебнах. Слишком много своей любви Равка раздарила людям вроде Дарклинга, Апрата и даже Ланцовых. Будет только справедливо, если частичка этой любви достанется бедной сироте, не умевшей одеваться.

Хотя знак над входом в церковь сменился, наружные стены выглядели по-старому и были исписаны именами погибших, жертвами бойни, которую Дарклинг устроил в Новокрибирске, городе-побратиме Крибирска, до войны располагавшемся по другую сторону Каньона. От солнца и времени надписи стерлись и стали почти неразличимы для тех, кто не хранил дорогие имена в своем сердце.

Однажды эти слова сотрутся совсем. Не станет и людей, которые скорбят по мертвым. Меня не станет. Кто тогда будет о них помнить? Зоя знала, что на юго-западной стороне найдет имена Лилианы Гариной и ее воспитанников. Нет, она не приблизится к той стене и не проведет пальцами по корявым буквам.

Прошло столько времени, а ее горе все не кончалось. Горе – словно темный колодец, гулкая пустота, куда Зоя бросила камушек в уверенности, что он со стуком упадет на дно и боль утихнет. Но камушек не достиг дна, а все падал и падал. Иногда Зоя забывала об этом колодце на целые дни и даже недели. А потом вдруг в памяти снова всплывало имя Лилианы, или взгляд задерживался на маленькой лодочке с картины, что висела у нее в спальне, на лодочке под флагом с двумя звездами, застывшем на ветру. Она садилась писать письмо, понимала, что писать некому, и тогда окружающая ее тишина превращалась в безмолвие колодца, и камушек продолжал неслышно лететь вниз.

Нет, она не подойдет к стене той церкви и не коснется пальцами шершавых имен. Не сегодня. Зоя ударила пятками по бокам лошади и повернула назад в город.

Зоя, Тамара и Николай остановились в гостинице с неудачным названием «Кораблекрушение», выстроенной в виде большого судна, выброшенного на мель. Зоя помнила толпы купцов и солдат, заполнявших это место в прежние времена, и ужасного аккордеониста, что сидел на крыльце и терзал инструмент с утра до вечера, привлекая внимание путников. Ну, хотя бы его нет, и то хорошо.

Толя и монах устроились на другой стороне улицы. Вместе близнецы были слишком заметны, а эту остановку в пути следовало сохранить в тайне. Большую золоченую карету вместе с блистающим эскортом Николай отправил в Керамзин, где их встретят муж и жена, управляющие приютом, надежные люди, которым можно доверить секреты короны.

Вода в приготовленной ванне уже остыла, а ужин из бельчатины и тушеной репы оказался невкусным, однако Зоя слишком устала, чтобы жаловаться. Она спала, и ей снились монстры.

Утром она разбудила Николая с помощью стимулятора из красного флакона, и они перешли в гостиную, чтобы обсудить текущие вопросы. Возможно, уже сегодня они найдут древний терновый лес, погребенный песками, однако Равка требует постоянного внимания, ибо дела государственной важности не терпят отлагательства, и этот день не исключение.

Час-другой Зоя посвятила корреспонденции. Отправила Жене и Давиду шифровку с кратким описанием нападения кергудов и приказом удвоить количество патрульных облетов Ос Альты. Столица оставалась уязвимой, и Зое было невыносимо думать, что произойдет, если кергуды нападут на школу гришей. Любая атака на Малый дворец автоматически будет расценена как открытая военная агрессия, и вряд ли шуханцы на это отважатся, но Зоя все-таки предпочитала не рисковать.

Помимо этого, она разослала шифрованные сообщения гришам в разных точках Равки, приказав сохранять круглосуточную бдительность и передать по каналам связи с Первой армией просьбу выставить на башнях и всех стратегических высотах дополнительные дозоры. Результата можно было бы достичь быстрее, если бы гриши-связные обратились к командирам Первой армии напрямую, однако протокол есть протокол. В глубине души Зое претили эти реверансы, однако из уважения процедуру приходилось соблюдать. Не стоит лишний раз ставить под угрозу безопасность гришей, да и Первой армии важно сохранять свой авторитет.

После того как Николай позавтракал, они принялись за совместную работу. По большей части оба молчали, лишь изредка переговариваясь.

– По информации Тамариного осведомителя, ходят слухи, будто бы кто-то из солдат шуханской королевской гвардии намерен перейти на нашу сторону, – сообщила Зоя, прочитав оставленный Тамарой рапорт.

– Стражник Тавгарада? Вот это удача.

Зоя кивнула.

– Торжества в Ос Альте послужат прекрасным поводом вступить с ним в контакт.

– Так ты признаешь, что мой праздник Осенней чепухи в итоге оказался блестящей идеей?

– Ничего подобного я не говорила. В любом случае мы постараемся, чтобы ты успел вдоволь пофлиртовать с шуханской принцессой, а Толя с Тамарой тем временем пообщаются с перебежчиком.

– Дабы обеспечить успех этому мероприятию, я даже готов воспылать любовью к игре на хатууре.

– А если струн будет не восемнадцать, а всего двенадцать?

– Постараюсь не выказывать презрения.

Зоя отложила рапорт.

– Дашь указание Пенскому выставить дополнительные посты вокруг Аркеска? – Пенский был генералом Первой армии, с которым Зоя непосредственно общалась чаще всего. – Это ближайший город, который может подвергнуться нападению кергудов.

– Почему сама не хочешь ему написать?

– Потому что в этом месяце я уже дважды просила его об усилении охраны. Будет лучше, если распоряжение поступит от тебя.

Зажав в зубах карандаш, Николай недовольно крякнул, потом вынул его изо рта и сказал:

– Хорошо, я напишу Пенскому. Но в этом случае нам нужно изменить расстановку гришийских постов под Хальмхендом, так? И не могла бы ты раздобыть мне салфетку? Я залил чаем письмо к каэльскому послу.

Шквальная призвала со столика у стены пару салфеток. Трепеща, они пролетели по воздуху и опустились подле локтя Николая. Тишина этого утра навевала покой, привычные мелочи умиротворяли.

В такие моменты, когда они работали бок о бок и между ними устанавливалась эта неуловимая, приятная близость, разум вдруг играл с Зоей предательскую шутку. Она смотрела на золотистые вихры Николая, склонившегося над донесением, на его длинные пальцы, скручивающие свиток, и думала, каково ей будет, когда он наконец женится, станет принадлежать другой и этим безмятежным минутам придет конец…

Зоя останется для Николая генералом, но все изменится. У него появится другая, и другую он будет поддразнивать, спрашивать совета, с другой будет спорить за завтраком. Зоя легко влюбляла в себя мужчин – раньше, когда была юной и жестокой и наслаждалась силой женских чар. Своих кавалеров Зоя не желала; желали ее, и это ей нравилось. Однако она вовсе не была уверена, что теми же чарами может вызвать желание у Николая, и мысль об этом неприятно саднила. Еще неприятнее было сознавать свое тайное желание проверить, так ли он неуязвим к ее красоте, как кажется с виду; выяснить, способен ли такой мужчина, как он, полный жизни, света и оптимизма, полюбить такую женщину, как она.

Впрочем, несмотря на недобрые игры, которые затевало сознание Зои, она никогда не позволяла себе зайти слишком далеко в отношениях с королем. Осторожное взаимодействие с командованием Первой армии и осведомленность во всех вопросах, связанных с гришами, привели ее к однозначному выводу: Равка никогда не примет королеву-гриша. Алина – дело другое, она была святой, обожаемой в народе, символом надежды на светлое будущее. Зоя же для простых людей навсегда останется черноволосой ведьмой, которая управляет ветрами, опасной и не заслуживающей доверия. Они ни за что не отдадут своего драгоценного златокудрого принца порождению грома, молнии и плебейской крови. Да я и сама бы не взяла. Корона – это прекрасно, это счастливый конец мелодрамы, однако Зоя давным-давно познала власть страха.

Резкий стук в дверь выдернул ее из задумчивости. В коридоре появились Толя и Тамара, их форму скрывали тяжелые плащи неопределенного цвета. Между ними, словно зажатый в воротах, стоял Юрий, чье серьезное лицо утопало в складках шарфа. Для поездки к Каньону всем требовался подобный камуфляж: куртки с высокими воротниками и крестьянские накидки из грубой шерсти.

– Почему мы никогда не путешествуем под видом состоятельных людей? – пожаловалась Зоя, застегивая поверх кафтана жуткую накидку, которую принесла Тамара.

– Торговец шелком и его сногсшибательная спутница? – усмехнулся Николай.

– Да. Можно даже наоборот. Торговцем буду я, а ты – моим прекрасным спутником.

– Зоя, мне показалось или ты только что назвала меня прекрасным?

– В роли спутника, ваше величество.

Николай в притворном отчаянии схватился за сердце, затем повернулся к остальным.

– Поедем не спеша. Есть идеи, куда именно направимся? Ориентиров в Каньоне немного.

– Последователи Беззвездного будут нас ждать. – Монах почти приплясывал от возбуждения. – Они знают, где он погиб. Знают и помнят.

– Вот как? – едко отозвалась Зоя. – Что-то никто из них не попадался мне на глаза. Если бы они действительно там были, то помнили бы имена всех павших, а не только вашего драгоценного Дарклинга.

– Я наведалась в доки, – вмешалась Тамара. – Говорят, в десяти милях к западу видели новый лагерь паломников.

– Я же говорил, – пискнул Юрий.

Очевидно, Николай почувствовал горячее желание Зои переломать монаху кости, а потому встал между ними и произнес:

– Значит, туда и двинемся. Юрий, ты останешься с нами, и никаких контактов с паломниками.

– Но…

– Нельзя, чтобы тебя узнали. Ни тебя, ни кого-либо из нас. Помни, что поставлено на карту. – Николай положил руку на плечо монаха и не моргнув глазом добавил: – Душа нации!

Если ее стошнит, подумала Зоя, то хоть не на кафтан, а на эту дурацкую накидку.

В доках их уже ожидал скиф – широкое, плоское судно на круглых, как у саней, полозьях, благодаря которым тяжелый корабль скользил по пескам. Конструкция этих старых посудин позволяла двигаться бесшумно, не привлекая внимания волькр, и отличалась простотой, поскольку скифы часто разбивались. Грубо говоря, скиф представлял собой платформу под парусом.

Двое шквальных младшего ранга стояли наготове возле мачты – полные рвения и до нелепости юные в своих синих кафтанах. Для студентов, оканчивающих школу гришей, это считалось легким заданием. Конечно, условия сильно отличались от боевых, зато была возможность попрактиковаться в языках и выполнении команд.

Толя занял место на носу, Зоя и Юрий – на корме, по бокам от Николая. Тамара стояла рядом с монахом, чтобы присматривать за ним на тот случай, если он попытается заговорить с другими фанатиками.

Зоя прятала лицо под капюшоном, но при этом внимательно следила за шквальными: воздев руки, они призывали к парусам воздушные потоки. Глядя на них, Зоя невольно вспомнила свои первые дни во Второй армии, ужас, владевший ею при первом пересечении Каньона. Затаив дыхание, она стояла в полной тьме, со страхом ожидая услышать пронзительные крики и хлопанье крыльев волькр, учуявших добычу.

– Нас тянет влево, – пробормотала она Николаю, когда скиф заскользил по песчаным волнам.

– Зоя, они стараются как могут.

Старания не уберегут их от смерти, хотелось рявкнуть ей.

– Я видела, как мои друзья погибали в этих песках. Эти олухи как минимум должны научиться удерживать полупустой скиф от крена.

Святые, как же ей здесь тошно! После уничтожения Тенистого Каньона прошло почти три года, однако в нем по-прежнему стояла неестественная тишина, безмолвие поля битвы, где пало много славных бойцов. Стеклянные скифы, которые использовал Дарклинг, давно разграблены и разобраны по винтику, тогда как останки прочих кораблей рассеяны на много миль. Одни почитали сломанные мачты и мятые корпуса как святыни, места упокоения мертвых, другие же старались поживиться на обломках всем чем можно: древесиной, брезентом, любым грузом, который перевозило судно.

Однако по мере продвижения через серые пески Зоя начала приходить к мысли, что благоговейная тишина, встретившая их на рубежах Неморя, могла быть просто игрой воображения, что взор ей застят призраки прошлого, ибо чем дальше на запад они плыли, тем явственнее оживал Каньон. Там и сям высились алтари в честь заклинательницы Солнца, там и сям, словно оспины, были рассыпаны убогие развалюхи, сколоченные хваткими дельцами: постоялые дворы, трактиры, часовни. Бродячие торговцы вовсю торговали чудодейственными средствами, мощами Алины, жемчужинами с ее кокошника, лоскутками ее кафтана. При виде всего этого Зою пробирали мурашки.

– Мертвыми мы всегда нравимся им больше, – фыркнула она. – Как обращаться с живым святым, никто не знает.

Николай не сводил глаз с горизонта.

– Что это там такое?

Вдалеке Зоя разглядела темное пятно, похожее на тень тяжелой тучи, однако небо над горизонтом было ясным.

– Озеро? – предположила она.

– Нет, – возразил Юрий. – Чудо.

Зоя с трудом удержалась от того, чтобы не вышвырнуть его за борт.

– Для тебя подтекающий кран – и то чудо.

Однако когда они оказались поближе, Зоя увидела, что перед ними темнеет не водоем, а сверкающий диск из черного камня не меньше мили в поперечнике, идеально круглый и блестящий, как зеркало. Вдоль окружности диска уже успел вырасти лагерь из палаток и наспех сооруженных навесов. Символики заклинательницы Солнца здесь не было видно – ни икон в золоченых окладах, ни изображений Алины с рассыпанными по плечам белоснежными волосами и в ошейнике из оленьих рогов. Зоя разглядела только черные знамена с двумя кругами, эмблемой солнечного затмения. Эмблемой Дарклинга.

– Вот то самое место, где встретил смерть Темный святой, – с трепетом в голосе произнес Юрий.

В самом деле? Зоя не могла сказать наверняка. Тот бой запечатлелся в ее памяти смешением фиолетовых вспышек и страха. Истекающий кровью Хэршоу, тучи волькр в небе.

– Много столетий назад, – продолжал Юрий, – Беззвездный святой встал на этом месте и попрал законы, скрепляющие мир. Только он осмелился воссоздать эксперименты Костяного Кузнеца, Ильи Морозова. Только он поднял взгляд к звездам и возжелал большего.

– Осмелился, – повторила Зоя. – И результатом его ошибки стала прореха в ткани земли.

– Тенистый Каньон, – промолвил Николай. – Единственное место, где сила Дарклинга превращалась в ничто. Святые любят злую иронию.

Зоя раздраженно рубанула ладонью воздух.

– Святые тут ни при чем. Никакого божественного возмездия не было.

Юрий обратил на нее горящий взгляд.

– Почему вы так решили? Откуда вам знать, не был ли Каньон испытанием, которое святые устроили Дарклингу?

– Ты сам сказал, что Дарклинг попрал законы, которые скрепляют мир и управляют нашей силой. Он нарушил естественный порядок вещей.

– Но кто создал этот порядок? – не унимался Юрий. – Кто стоял за творением в сердце мира?

Ах, как завидовала Зоя убежденности этого мальчишки, незыблемости его представлений, нелепой вере в то, что боль несет в себе цель, а святые действуют по определенному плану!

– Почему за этим непременно должен кто-то стоять? – парировала она. – Может, просто таковы принципы мироустройства, механизмы его работы. Важно другое: если гриш перейдет границы своих возможностей, он заплатит за это высокую цену. Этот урок вписан во все наши истории, даже в сказки, которые гриши рассказывают маленьким отказникам вроде тебя.

Юрий упрямо мотнул головой.

– Черный Еретик не случайно выбрал это место. Тому должна быть причина.

– Может, его привлек пейзаж? – саркастично бросила Зоя.

– И все-таки… – вступился Николай.

Зоя уперла руки в бока.

– Хоть ты не начинай.

– Таких мест множество по всей Равке, – примирительно сказал Николай. – Мест, где поклонялись старым богам и новым святым. Их разрушали и отстраивали заново, потому что люди возвращались к ним снова и снова. – Он пожал плечами. – Возможно, дело в какой-то особой притягивающей силе.

– Или в климате, или в дешевых стройматериалах, – раздраженно перебила Зоя, утомленная этими глупостями. Как только скиф остановился, она соскочила на землю, перемахнув через леер.

– Следите, чтобы монах оставался на борту, – услыхала она приказ Николая, спрыгнувшего вслед за ней.

– Добро пожаловать, други-паломники, – с приторной улыбкой приветствовал их человек в черном балахоне.

– Ну, спасибо, – отозвалась Зоя, благополучно проигнорировав предостерегающий взгляд Николая. – Вы тут главный?

– Я лишь один среди тех, кто уверовал.

– И уверовали вы, я так полагаю, в Дарклинга?

– В святого, погасившего звезды. – Паломник жестом указал на сияющий диск, черный как ночь, с безупречно гладкой поверхностью. – Узрите знаки его возвращения.

Зоя попыталась не обращать внимания на холодок, пробежавший по спине.

– Можете объяснить, почему вы ему поклоняетесь?

Человек в черном балахоне снова расплылся в улыбке, явно радуясь возможности прочесть проповедь.

– Он любил Равку. Хотел укрепить нашу силу, избавить нас от слабых правителей.

– Слабые правители, – пробормотал Николай. – Звучит так же тоскливо, как «слабый чай».

Зоя не собиралась выслушивать эти бредни.

– Любил Равку, говорите? – переспросила она. – А что есть Равка? Кто есть Равка?

– Все мы, и князья, и простой народ.

– Разумеется. Скажите, Дарклинг любил мою тетку, которая, как и бесчисленное множество других невинных людей, погибла в Новокрибирске просто потому, что он решил явить миру свою мощь?

– Отстань от него, – шепнул Зое Николай, коснувшись ее руки.

Она стряхнула его ладонь.

– Любил ли он девушку, которую заставил совершать убийства? Эту или другую, которую ради собственной выгоды подложил в постель старому королю, а когда она осмелилась воспротивиться, искалечил? Любил ли Дарклинг женщину, которую ослепил в отместку за то, что она не доказала ему свою неколебимую преданность? – Кто, если не Зоя, скажет слово в защиту Лилианы, Жени, Алины и Багры? В защиту ее самой?

Пилигрим, однако, сохранял невозмутимость и продолжал улыбаться. Эта благостная улыбочка приводила Зою в бешенство.

– Великие часто становятся жертвами клеветы, которую распространяют их враги. Какой святой, ходивший по этой земле, не сталкивался с невзгодами? Нас учили бояться тьмы…

– Но вы этого урока не усвоили.

– Во тьме все люди равны, – продолжал паломник. – И богатый, и бедный.

– Богатый может позволить себе осветить тьму, – непринужденно заметил Николай, больно пихнул Зою в бок и потащил назад к скифу.

– Отпусти, – прошипела она. – Где алтарь в честь моей тетки? Или святого Хэршоу? Сергея, Марии, Федора? Кто почтит их память и поставит за них свечки? – Зоя почувствовала в горле непрошеный комок и сглотнула его. Эти люди не заслуживают ее слез, а заслуживают лишь гнева.

– Зоя, – зашептал Николай, – если ты и дальше будешь привлекать внимание, нас могут узнать.

Он был прав, и она это понимала, но это место, эти эмблемы на знаменах… Все это для нее было слишком.

– За что они его обожают? – накинулась она на короля.

– Людей привлекает сила, – ответил тот. – Жизнь в Равке очень долго означала жизнь в страхе. Дарклинг подал им надежду.

– Значит, мы должны дать больше.

– Дадим, Зоя, дадим. – Николай склонил голову набок. – Не нравится мне, когда ты так на меня смотришь. Как будто перестала верить.

– Сколько жертв, сколько трудов, а эти глупцы рвутся переписать историю… – Зоя тряхнула головой, жалея, что нельзя избавиться от воспоминаний, вырвать их с корнем. – Если бы ты знал, Николай… Тогда, в битве у Прялки, я видела, как оторвало руку Адрику. Его кровь залила палубу, мы потом не могли ее отмыть. Так много людей полегло в тех песках… Ты не помнишь, ты тогда был демоном. А я все помню.

– Я помню достаточно, – произнес Николай с какой-то новой интонацией. Его руки легли на Зоины плечи и крепко их сжали. – Помню сам, Зоя, и обещаю, что не дам забыть миру. Но сейчас мне нужно, чтобы ты была со мной. Мне нужен мой генерал.

Зоя сделала прерывистый вдох, пытаясь взять себя в руки, отогнать вихрь воспоминаний. Не оборачивайся. Не смотри не меня. Она видела чашку Лилианы на прилавке, чувствовала теплый апельсиновый запах бергамота.

У нее перехватило дыхание. Когда Николай отвел ее обратно на скиф, голова у Зои была тяжелой, перед глазами все расплывалось. Младшие шквальные, бросив свой пост у парусов, отправились поглазеть на черный диск. Никакой дисциплины!

Николай сделал знак близнецам.

– Толя, Тамара, отгоните шквальных от камня и приведите сюда, а потом встаньте с противоположных сторон этого уродства и обойдите его по периметру. Постарайтесь выяснить, когда оно появилось и сколько паломников посещает это место каждый день. Нам придется как-то объясняться с ними, если мы затеем раскопки. Мы с Зоей и монахом отойдем на скифе к западу. Через час собираемся для определения дальнейших действий.

– Я могу помочь, – засуетился Юрий, глядя, как Толя и Тамара прыгают на песок. – Я могу поговорить с пилигримами…

– Ты останешься с нами. Мы отъедем немного подальше и решим, что делать. Не знаю, как начинать раскопки, когда под ногами путается столько народу.

Юрий усадил очки повыше на длинном носу, и Зою охватило желание их растоптать.

– А не стоит ли, наоборот, привлечь их к работе? – предложил монах. – Можно сказать, что мы ищем предметы, оставшиеся после битвы, реликвии для музея…

– Это их только распалит, – возразил Николай. – Они либо заявят, что это святое место и копать тут нельзя, либо сами примутся рыться в земле, выискивая ценности для своих алтарей.

Зое было плевать, чего хотят паломники. Она чувствовала, что просто сорвется, если будет вынуждена смотреть на их черные знамена еще хотя бы минуту. Она засучила рукава, ощущая запястьем тяжесть усилителя.

– Хватит политики. Хватит дипломатии. Они жаждут тьмы? Они ее получат!

– Зоя! – Николай бросил на нее предостерегающий взгляд.

Однако ярость уже вырвалась из-под контроля, буря уже назрела. Стоило Зое скрестить запястья, и пески зашевелились, пошли рябью, которая начала превращаться сперва в волны, а потом в дюны, поднимавшиеся все выше и выше. Зоя видела перед собой Женю Сафину в черном капюшоне и ее руки, густо покрытые шрамами; видела мертвого Хэршоу, распростертого на песке, и его огненно-рыжие волосы, похожие на поникший стяг. Ноздри забивал запах бергамота и крови. Ветер ревел голосом ее гнева.

– Зоя, прекрати немедленно, – прошипел Николай.

Паломники что-то кричали, жались друг к другу, пытались укрыться от бешеных порывов ветра. Зоя наслаждалась их ужасом. Заставляла песок принимать форму то солнечного диска, то женского лица – лица Лилианы, которого никто не знал. Ветер дико взвыл, и пески взметнулись к небу стеной, закрыв собой солнце и погрузив лагерь во мрак. Пилигримы бросились врассыпную.

– Вот вам ваш святой, – с мрачным удовлетворением бросила Зоя.

– Зоя, хватит, – промолвил Николай в темноте, которую она устроила. – Это приказ.

Стена песка упала. Зоя почувствовала сильное головокружение, несколько секунд картинка перед глазами мерцала и дергалась. Колени у нее подломились, и она тяжело рухнула на палубу скифа, напуганная внезапным приступом тошноты.

Николай схватил ее за руку.

– Ты… – Не договорив, он пошатнулся; глаза закатились.

– Николай…

Перегнувшегося через леер монаха вырвало.

– Что это было? – спросила Зоя, пытаясь встать. – Почему… – Слова замерли у нее на устах.

Она медленно повернулась. Лагерь паломников исчез, исчезли палатки и сияющий черный диск. Синева неба померкла, сменившись серым сумраком.

Толя, Тамара, шквальные и все, кто стоял возле скифа, тоже пропали.

– Где они? – недоумевал Юрий. – Куда все подевались? Что вы сделали?

– Я ничего такого не делала! – запротестовала Зоя. – Просто подняла небольшую бурю. Она не представляла опасности.

– У меня галлюцинации, – проговорил Николай, всматриваясь в даль, – или вы тоже это видите?

Зоя обратила взор на запад. Над ними нависал дворец из того же сероватого песка, которым был засыпан Каньон, – скорее даже не дворец, а город, массивное сооружение с арками и высокими башнями, вокруг которых вихрились тучи. Своей стрельчатой воздушной конструкцией он напоминал мост в Ивце.

Издалека донесся пронзительный крик. Волькра, подумала Зоя, хоть и понимала, что этого быть не может.

– Чудо, – выдохнул Юрий, падая на колени.

Раздался еще один вопль, за ним еще и еще, а потом загрохотал гром. Со стен дворца сорвались темные тени. Стремительно набирая скорость, они понеслись к троице.

– Это не чудо. – Николай потянулся за револьверами. – Это западня.

Ведьма в лесу

15 Николай

Николай видел много невероятных вещей – туманных коней на границе Нового Зема, по слухам, настолько быстрых, что на бегу они становятся невидимками; морского змея, пробивающего себе дорогу во льдах; мир, расстилающийся внизу в то время, как он, повелевая воздушными потоками, парил на крыльях демона, – однако в эту минуту он смотрел на небо и не верил своим глазам.

Юрий стоял на коленях и молился. Зоя воздела руки, призывая на защиту ветер; Николай уже чувствовал, как закручивается вихрем песок вокруг скифа. Заслышав крик, он мгновенно выхватил револьверы и приготовился к встрече с волькрами. Николай ожидал увидеть теневых монстров или какое-нибудь новое воплощение темной силы Дарклинга. Черт, в глубине души он даже готов был увидеть самого Дарклинга, воскресшего Беззвездного святого, который явился, дабы своим дьявольским обаянием подчинить их злой воле.

А вместо этого он узрел… пчел. Громадных размеров тучу, которая колыхалась в небе цвета овсяной каши, постепенно принимая очертания женской фигуры. Позади пчелиного роя над песками зыбко покачивался другой причудливый силуэт, постоянно меняющий форму: массивное туловище с двумя головами, потом с тремя; тысяча рук, уродливый горб с гребнем выпирающих позвонков; десять, двадцать, тридцать длинных веретенообразных ног, движущихся одновременно. Формы то напоминали человеческие, то превращались в звериные – непонятное существо обрастало шерстью и скрежетало жуткими зубами. В вышине кружило третье порождение кошмара с огромными крыльями и сияющей чешуей.

– Зоя, скажи какую-нибудь гадость, – попросил Николай.

– Зачем?

– Затем, что я определенно страдаю галлюцинациями, а в моих грезах ты куда симпатичнее.

– Идиот.

– Слабовато.

– Ну, извини, что не блещу остроумием. Вообще-то у меня от страха руки-ноги свело.

Голос у нее дрожал, и, если уж безжалостная, неустрашимая Зоя тоже напугана, значит, все, что он видит, реально. Невозможно, гротескно и все-таки реально: исполинский дракон с выгнутыми дугой кожистыми крыльями и чешуей, переливающейся в тусклом сером свете черным, золотым, зеленым и синим.

– Зоя, что бы ты там ни наколдовала, самое время снять чары.

– Если бы я могла, – прорычала она, а затем швырнула вверх плотный сгусток воздуха.

Столкнувшись с этим препятствием, пчелиный рой обогнул его, разделившись надвое, как течение огибает речной валун. В ушах Николая завибрировало громкое жужжание.

– Сделай что-нибудь! – крикнула Зоя.

– Что?

– У тебя же пистолеты!

– Я не собираюсь палить по пчелам.

– Тогда стреляй в ту фиговину.

Николай открыл огонь по странной сущности, пронзив меняющие форму части тела: голову, руку, другую руку, выпяченную грудную клетку. Теперь, вблизи, он разглядел когти, клыкастые челюсти, густой мех, как у медведя. Колышущаяся плоть поглотила все пули, а через секунду просто извергла их обратно, словно выплюнула.

Высоко в небе дракон с ревом распростер гигантские крылья и дохнул огнем. Вниз устремился поток смертоносного пламени.

Зоины руки взлетели, и над головами людей возник воздушный купол. Огонь ударил в защитный барьер; Николай ощутил, как жаром опалило брови. Дракон снова взревел и принялся кружить над ними.

– Вынужден признать огневое превосходство противника, – заметил Николай.

– Сложите оружие, – проговорила сущность сотней голосов одновременно.

– Чуть позже, – ответил Николай. – В данный момент благодаря ему я чувствую себя гораздо увереннее. Юрий, черт побери, встань уже наконец и хотя бы сделай вид, что готов сражаться.

– Вы не понимаете… – пролепетал монах со слезами на глазах.

– Это точно.

– Сейчас я еще раз подниму в воздух песок, – вполголоса промолвила Зоя. – Если удастся вызвать более-менее приличную бурю, можно попробовать смыться… куда-нибудь. Паруса – твоя задача, я не смогу управлять и ветром, и скифом сразу.

– Понял, – отозвался Николай, разглядывая снасти. В лучшем случае их можно назвать примитивными, однако он управлял кораблем и в более сложных условиях.

Он открыл огонь, прикрывая Зою, а та выбросила вперед руки, и пески Каньона – или куда там попал их отряд, – с сухим шелестом взмыли вверх. Зоя уже не заботилась о маскировке, больше не нужно было скрывать свои действия от паломников. Буря поднялась внезапно и резко, как поднимается в постели человек, проснувшись от ночного кошмара. Силовой щит отбросил чудовищ назад, а вихрящийся песок встал стеной, скрывая отход скифа.

Николай сунул револьверы в кобуру и ухватился за трос, чтобы развернуть парус. Брезент захлопал, наполняясь воздухом, и скиф понес беглецов обратно на восток, туда, где, как надеялся Николай, находились прежние границы Каньона. Кем бы ни были монстры, их сила, очевидно, связана с этим местом.

Неожиданно земля под ними вспучилась. Скиф опасно накренился на правый борт, полоз потерял сцепление с песком. Зоя и Юрий не удержались на ногах, однако шквальная продолжала делать свою работу. Лежа на спине, она все так же управляла ветром. Николай крепко сжимал трос, пытаясь ловить воздушные потоки, чтобы увеличить скорость скифа. Однако земля дыбилась, словно дикий зверь, – пески оживали.

Скользя на одном полозе, скиф накренился еще сильнее.

– Сейчас перевернемся! – крикнул Николай. Непонятно почему, но ему казалось, что некая гигантская рука намеренно старается сбросить их на песок.

Они вывалились всей кучей. Николай моментально вскочил, подхватил Зою с Юрием и оттащил в сторону на всякий случай. Скиф, впрочем, мягко опрокинулся на бок, и пески тотчас успокоились.

Буря, призванная Зоей, тоже улеглась, небо очистилось. Из песка начали появляться фигуры – одна, другая, целый полк песчаных солдат. Лиц у них не было, однако одежда отличалась тщательной прорисовкой. Все вместе они напоминали солдат со старинных равкианских картин, армию Яромира Непреклонного в бронзовых латах и меховых плащах, только полностью из песка. Зоя попыталась разбить ряды, ударив в них сильным порывом ветра, но солдаты даже не шелохнулись.

– Что это такое? – спросила она.

Солдаты всё появлялись, волна за волной. Войско тянулось до самого горизонта, где все так же маячил дворец.

– Полагаю, нам демонстрируют численный перевес, – ответил Николай.

– Но кто?

Песчаные солдаты как по команде сделали шаг вперед. Раздавшийся при этом звук походил на короткую пулеметную очередь. Зоя и Николай, окруженные со всех сторон, стояли спина к спине, Юрий ползал на коленях, с его лица не сходило выражение какого-то безумного экстаза.

– Я не знаю, как с ними сражаться, – произнесла Зоя. Ей удалось унять дрожь в голосе, однако нотки страха в нем все же сквозили. – Это та часть истории, где нам полагается с честью встретить смерть?

Дракон кружил в небе прямо у них над головами. Если монстры намеревались уничтожить Николая, то выбрали для этого довольно замысловатый способ, так что наверняка в игре присутствовал еще один участник – кто-то, с кем Николай рассчитывал поторговаться за жизнь Зои и Юрия.

– Нет, та, где король Равки сдается врагу, а любовь, которой между нами никогда не было, продолжает жить в балладах и песнях.

– Даже не думай, – рявкнула Зоя.

– Дай мне шанс, Назяленская. Один из нас должен выжить. – Понизив голос, Николай продолжал: – Возвращайся в столицу и поднимай гришей. – Ему очень хотелось верить, что Зоя сумеет добраться до Ос Альты.

Он бросил револьверы в песок и поднял руки, скользя взглядом по шеренгам песчаных солдат, многоформенной гротескной громадине, высившейся за ними, и силуэтам в небе.

– Не знаю, кому именно я сдаюсь…

Дракон круто развернулся и спикировал вниз. Может, все-таки их цель – разделаться с королем?

– Зоя, ложись! – крикнул Николай, бросаясь к ней.

– Черта с два, – пробормотала она, толкнула Николая на песок и заслонила его телом, упершись расставленными ногами в землю и выставив перед собой руки.

Дракон пыхнул огнем, Зоя ударила бурей. На миг показалось, что силы равны: каскад золотого пламени против стены ветра. Затем Зоя развела руки и нарисовала в воздухе петлю, словно дирижер симфонического оркестра. Сперва Николай не понял, что она задумала, но вот пламя исчезло. Дракон отпрянул, из его глотки раздались свистящие хрипы. Зоя лишила его возможности дышать, забрала из огня воздух, необходимый для горения.

Николай метнулся к револьверам, готовый воспользоваться проблеском шанса, но не успел даже прицелиться, как дракон издал оглушительный рев. Из разинутой пасти вырвался огонь. На этот раз пламя было ярко-синим и обжигало сильнее. Этого жара вполне хватило бы, чтобы расплавить камень – или песок.

– Зоя! – выкрикнул Николай, но она уже сжала кулаки и снова выбросила их вверх, обороняясь против дракона шквалом ледяного ветра.

Лицо Зои Назяленской озаряли голубые сполохи, волосы развевались вокруг головы черной короной, глаза сверкали кобальтом, точно драконий огонь полыхал у нее внутри.

Когда пламя ударило в созданный ею щит, Зоя испустила яростный вопль. Николай видел ее стиснутые зубы и бисеринки пота на лбу. Он начал стрелять в дракона, но пули как будто растворялись в воздухе, даже не коснувшись чешуи монстра. Опрокинутый скиф, руки Николая и шеренги песчаных солдат покрылись инеем.

А потом сила Зои иссякла. Шквальная рухнула на землю, и ледяная буря рассеялась, оставив после себя лишь тающую корочку изморози. Николай, спотыкаясь, побрел к ней, уверенный, что шквальная сейчас сгорит заживо, но дракон перестал извергать пламя и выжидающе завис в небе.

– Зоя… – Николай опустился на колени и подхватил ее на руки. Кожа Назяленской сияла изнутри светом гришийской магии, из носа текла кровь. Ее била дрожь.

Дракон приземлился рядом с ними и сложил крылья. Видимо, хотел поиграть с добычей.

– Стой! – воскликнул Николай, понимая, что помешать чудовищу не может. Револьверы против дракона – все равно что игрушка.

Юрий, стоя на коленях, покачивался, точно пьяница, который никак не решит, стоит ли пробовать подняться на ноги.

– Юный король, – проговорил дракон, медленно приближаясь и хлеща хвостом в воздухе. Его голос глухо рокотал, напоминая далекие раскаты грома. – Герой войны. Принц, в чьем сердце поселился демон.

Николай и сам не знал, чему поразился больше: говорящему дракону или тому, что монстр знал, зачем они отправились в это проклятое путешествие.

Дракон подался вперед. Огромные глаза отливали серебром, зрачки – узкие черные щелочки.

– Стоило мне захотеть, мальчишка, и от нее осталась бы только горстка пепла. Как и от всех вас.

– А выглядело так, будто ты собирался ее убить, – отозвался Николай. – Или у вас, драконов, это что-то вроде дружеского приветствия?

Дракон зарокотал – видимо, это означало смех.

– Любопытно было посмотреть, на что она способна.

Зоя испустила стон, полный невыразимой боли. В нем звучало такое отчаяние, какого Николай никогда не думал услышать от своего генерала.

– Что такое? – спросил он, сильнее сжав ее в объятьях, взглядом выискивая на теле раны или кровь.

Зоя оттолкнула его и принялась шарить по песку. Из ее груди снова вырвался вопль бессильной ярости и боли.

– Ради всех святых, Зоя, в чем дело?

В ее руке что-то блеснуло. С горестными рыданиями она прижала это к сердцу. Николаю не сразу удалось заставить Зою разжать кулак. Когда же она это сделала, он увидел у нее на ладони две половинки серебряного браслета. Сломанный усилитель.

– Нет, – всхлипывала она, – нет.

– Да, – прошипел дракон.

– Юрис, прекрати, – произнесла женщина, появившаяся из-за спин песчаных солдат. На ней было платье из живых роз в разных стадиях расцвета и увядания, которые вьющимися плетями покрывали все ее тело. Пышные золотые волосы тоже были живыми: вокруг сияющего лица шевелилось гудящее облако пчел. – Ты выиграл бой. Они поняли, что их ждет.

– Первый раз за много лет выдалась возможность развеять скуку, а ты лишаешь меня забавы. Ай-яй-яй, Елизавета.

Дракон разочарованно пожал плечами и вдруг, на глазах изумленного Николая, стал уменьшаться и меняться, превратившись в рослого мужчину в великолепной кольчуге, которая поблескивала, точно черная чешуя. Песчаные солдаты расступились, освобождая пространство перед многоформенной сущностью, чье переменчивое тело в эту минуту сплошь покрылось глазами: та словно хотела разглядеть чужаков получше.

– Что все это значит? – потребовал ответа Николай. – Кто вы такие?

– А что, люди уже не молятся святым? – вопросил мужчина, которого женщина назвала Юрисом.

– Наконец-то, – всхлипнул монах, по-прежнему не поднимаясь с колен. – Наконец-то свершилось.

– Идемте. – Елизавета протянула руку. Пчелы вокруг ее головы тихонько, почти умиротворяюще зажужжали. – Мы все объясним.

Однако сознание Николая уже устремилось в бездну непознанного: Санкта-Лизавета, замученная в поле среди роз, Санкт-Юрис, который…

– Ты же убил дракона, – произнес он. – Так… так говорится во всех легендах.

– В легендах порой слишком вольно трактуют подробности, – широко улыбнулся Юрис. – Идем, юный король, пришло время поговорить.

16 Исаак

Исаак, одетый в форму, изо всех старался не потеть и от этого потел только сильнее. Мучительнее всего была даже не боль, связанная с перекраиванием, а близость Жени Сафиной, чьи пальцы заново вылепливали его нос и лоб. Вот уже почти два дня они провели наедине в учебном зале, где обычно занимались корпориалы. Окон в помещении не было, а единственный вход по очереди охраняли близнецы Батар. Дневной свет, необходимый для кропотливой Жениной работы, лился с высокого прозрачного потолка – стекло такой чистоты могли создать только гриши.

Все, что оставалось Исааку, – это сидеть неподвижно, смотреть на Женю и размышлять об извилистой тропе, пройдя которую он оказался в этой невероятной ситуации. Когда все началось? После смерти отца? После призыва в армию? Во время северной кампании, когда он служил под началом Николая Ланцова? Принцу тогда едва исполнилось восемнадцать, он был немногим старше его самого. Исаак обожал своего командира, восхищался не только отвагой принца, но и умением выбираться из любой передряги. Николай знал всех солдат по именам, никогда не забывал справиться о самочувствии приболевшего родственника или о том, быстро ли заживает рана.

После битвы при Хальмхенде младший сын Александра Ланцова приехал в госпиталь, чтобы побеседовать с ранеными, и провел там несколько часов, останавливаясь у постели каждого солдата, ободряя улыбкой каждую санитарку, поднимая общий боевой дух. Когда он, присев на краешек койки Исаака, собственноручно налил стакан воды и поднес к его губам, тот был настолько ошеломлен, что даже запамятовал, как глотать.

Они поговорили о детстве и сестрах Исаака, и юноша внезапно поймал себя на том, что поведал Николаю все о своем отце, учителе в доме барона Вельчика. Исаак много лет не упоминал о смерти отца и никогда никому не рассказывал, каким образом эта трагедия повлияла на его жизнь, как его семье пришлось покинуть баронскую усадьбу и поселиться в крохотной съемной квартирке над лавкой портного, куда мать нанялась швеей и выбивалась из сил, стараясь прокормить сына и дочерей.

Принц похвалил Исаака за способности к языкам и посоветовал их развивать, тем более, что после госпиталя юноше предстояла демобилизация.

– Сомневаюсь, что моя семья потянет такие расходы, – смущенно признался Исаак, – но я обязательно над этим подумаю, ваше высочество.

Он вернулся домой и, как только позволило здоровье, принялся искать работу. В течение долгих месяцев Исаак перебивался случайными заработками и ждал, пока окончательно восстановятся силы, чтобы он мог начать наконец приносить деньги, в которых так нуждались его родные. Однажды вечером, когда он возвратился с работы, мать протянула ему письмо.

Весь день Исаак убирал навоз и заработал целых шесть яиц, которые аккуратно принес домой в подоле рубашки. Он чуть не выронил их, когда увидел на письме бледно-голубого двуглавого орла – личную печать принца.

Дорогой Исаак!

Искренне рад, что мы оба благополучно пережили мое командование. Если ты не против покинуть свою деревню и совершить долгое путешествие в Ос Альту, то в столице тебя ждет должность королевского стража при Большом дворце. На службе тебе придется подолгу стоять навытяжку, не выказывать скуки во время самых тоскливых церемоний, открывать и закрывать двери, а еще следить, чтобы пуговицы на форме всегда были начищены до блеска, так что я пойму, если этому занятию ты предпочтешь любое другое. Однако же, если ты найдешь в себе мужество переносить эти трудности, мои собственные наставники с радостью возьмутся обучать тебя любым выбранным тобой языкам. Надеюсь, это будут шуханский, керчийский и земенский – принцу или королю они важнее других, хотя, разумеется, никто не станет лишать тебя счастья приобщения к каэльской поэзии. Когда-то я и сам пробовал этот деликатес – живот побаливает до сих пор.

С наилучшими пожеланиями,

Николай Ланцов,Великий князь Удовы,Принц Равки и пр., и пр.

Окружив Исаака, мать и сестры робко гладили плотную бумагу, трогали рельефную восковую печать. Мать плакала – и от того, что сыну предстояло покинуть дом, и от того, что принц оказал им такую великую честь. Места в дворцовой страже, как правило, отдавали героям войны и отпрыскам небогатых дворян.

А что Исаак? Исаак до конца недели латал дырявую крышу, поскольку домовладелец ремонтировать ее отказался. Закончив работу, юноша поцеловал мать и сестренок, пообещал писать, надел армейские сапоги, чиненую шинель и отправился в столицу.

Служба во дворце пришлась ему по душе. После ужасов войны и нищенской жизни дома Исаак наслаждался покоем Ос Альты, а в свободные часы с радостью изучал иностранные языки. Деньги, которые он каждый месяц посылал матери, позволили его родным переехать в уютный домик с огородом, где как раз хватало места для овощных грядок, и окошком, выходившим на север, сидя у которого мать могла заниматься шитьем при дневном свете.

Бывало нелегко. Что видел в жизни Исаак, кроме своего глухого городишки и суровой военной службы? Теперь он даже не знал, что вызывало в нем больший страх: посуда из чистого золота, обвешанные драгоценностями дамы или солдаты Второй армии в ярких красных, синих и фиолетовых кафтанах. Но со временем юноша освоился во дворце, привык к здешнему распорядку и правилам. Когда Дарклинг предпринял попытку переворота, Исаак с оружием в руках защищал Ланцовых, а во время коронации Николая в восстановленной часовне стоял по стойке смирно, и его сердце переполняла гордость за принца, взошедшего на престол.

Жизнь продолжалась. Исаак успешно овладел шуханским, земенским, керчийским и сулийским языками, за дополнительную плату выступал в роли королевского переводчика и, несмотря на предостережения Николая, по-настоящему полюбил поэзию во всех ее видах.

А потом произошло это. Исаак стоял на часах у входа в южное крыло, когда его разыскала Тамара Кир-Батар. Исаак был смущен и изрядно напуган – не каждый день тебя вызывает гришийский Триумвират. К вящему его облегчению, выяснилось, что Зоя Назяленская сопровождает короля в путешествии, так что, по крайней мере, ее уничтожающий, полный презрения взгляд ему не грозил. Всем ведь известно, что генерал Назяленская способна заставить описаться от страха одним движением брови.

Исаак редко бывал в Малом дворце и никогда не переступал порога купольного зала. В этот раз Тамара провела его через массивные двойные двери с эмблемой Триумвирата – пучком перекрещенных стрел. Миновав череду извилистых коридоров, он оказался в небольшом кабинете, увешанном подробными картами Равки и мира.

Его ждали Женя Сафина, Давид Костюк и брат-близнец Тамары, Толя, который из-за своего роста едва не подпирал головой потолок и с которым Исаак иногда обменивался томиками стихов. Присутствие обоих близнецов его удивило: считалось, что один из них постоянно находится рядом с королем.

– Садитесь, капитан Андреев, – сказала Женя Сафина. Она подала изумленному Исааку чай, справилась о здоровье и только потом произнесла слова, изменившие всю его жизнь: – Король пропал без вести.

История, которую ему поведали, была весьма странной; Исаак понимал, что ему сообщили лишь самое необходимое: король Николай и генерал Назяленская путешествовали под охраной брата и сестры Батар, а затем исчезли в песках Неморя. Близнецы искали их так тщательно, как того позволяла секретность, однако не обнаружили даже следов.

– Мы пока не знаем, нуждается ли король в помощи или спасении, – продолжала Женя. – Но стоит врагам пронюхать, что он исчез, и они тут же воспользуются нашей уязвимостью. Очередность престолонаследия в Равке – весьма спорный момент, поэтому крайне важно сохранить исчезновение правителя в тайне до тех пор, пока он не отыщется, либо пока мы не придумаем иную стратегию.

– Разумеется, – пробормотал Исаак, представив, какую панику вызвала бы в народе эта новость.

Набрав полную грудь воздуха, Женя сообщила:

– Дело в том, что через две недели в Ос Альту прибывают семнадцать девиц – принцесс, княжон и представительниц самых знатных семейств в сопровождении родственников, членов свиты и прислуги. Каждая надеется завоевать благосклонность Николая Ланцова и стать королевой Равки. К несчастью, для осуществления их намерений не хватает короля. Вот почему нам понадобился ты.

– Я?

– Ты заменишь короля.

Исаак на это только улыбнулся – ничего другого в голову ему не пришло. Шутку он не понял, но подыграть был готов. Женя Сафина, однако, на его улыбку не ответила.

– Его величество лично разработал этот запасной план на случай, если будет ранен или… выведен из строя, – мягко закончила она. – Признаться, мы не рассчитывали, что план придется вводить в действие так скоро и без какой-либо подготовки. Король включил тебя в список кандидатов. Ты подходишь по росту и владеешь языками. Думаю, я сумею перекроить твою внешность так, чтобы ввести в заблуждение даже стражников, которые не один год охраняли его покои.

– По крайней мере, пока ты будешь сидеть на троне и молчать, – добавил Толя.

– Верно, – кивнула Женя. – Выглядеть, как Николай, – это лишь малая часть задачи. Воспроизвести его манеру речи, походку и прочее – вот что потребуется от тебя.

– Я… Вы же не думаете всерьез, что я сумею притвориться… – пролепетал Исаак. Это просто нелепость. Полный абсурд!

– Еще как думаем. – Толя скрестил на груди огромные руки.

– Но ведь смотрины можно отложить, – начал отнекиваться Исаак. – Если его величеству предстоит выбрать королеву…

– С выбором невесты повременить можно, – перебила его Тамара, – а вопросы государственной безопасности отлагательства не терпят. По донесениям разведки, одна из стражниц Тавгарада готова перейти на нашу сторону. Торжества в Ос Альте – наш единственный шанс вступить с ней в контакт и выяснить точное местонахождение шуханских военных объектов.

Тавгарад. В дословном переводе это означало «каменные кулаки», но Исаак знал, что так называется элитное подразделение стражи, личная охрана королевской семьи Шухана. Если кто-то из этих воительниц решился на предательство, можно представить, какой ценной информацией она обладает.

Устремив на него суровый взгляд золотистых глаз, Тамара Кир-Батар сказала:

– Ты нужен своей стране.

Но убедила его не она, а Женя, девушка с обезображенным шрамом ртом, которая добавила:

– И своему королю.

Исаак согласился. Конечно, согласился, ведь это его солдатский долг и меньшее, чем он может отблагодарить короля, столько всего сделавшего для семьи Исаака.

Вот так все и началось – уроки манер и риторики, наука правильно сидеть и стоять. Исаак учился притворяться не просто богатым и знатным человеком, а самим королем, молодым правителем, который уже успел стать легендой. Николай – полный достоинства, уверенный, открытый в общении – был совершенной противоположностью Исааку. Единственным талантом капитана Андреева была способность к языкам, но и она превратилась в недостаток, поскольку Исаак говорил на шуханском лучше короля, а на земенском – с более явным акцентом.

Однако самым необычным в подготовке было время, которое он проводил здесь, под этим стеклянным куполом и отчаянно потел от волнения в присутствии Жени Сафиной с ее единственным янтарным глазом и волосами цвета заходящего солнца. Юноша не мог не сознавать, что она всего лишь делает свою работу, и все же ее внимание льстило. Исаак поймал себя на том, что немножечко влюбился. Глупо, конечно. Женя совершенно явно была увлечена Давидом Костюком, гениальным фабрикатором, который нередко присутствовал на их занятиях, изучая кипы документов или что-то вычерчивая на огромной доске. Женина слабость к таким вот скромным, невзрачным на вид мужчинам лишь делала ее еще более привлекательной в глазах Исаака. Один из многочисленных шрамов Жени немного тянул левый уголок рта вниз, и Исаак часто мечтал о том, чтобы поцеловать ее в это место. Однако девушка быстро возвращала его к реальности, больно ткнув пальцем в плечо. «Выпрями спину, Исаак», – говорила она. Или: «Исаак, не засти мне свет».

Если Женю отвлекали дела, кто-нибудь другой читал ему лекцию по истории Керчии или проверял на знание торговых путей. Среди прочего Исааку объясняли основы стратегии, и тогда все, что от него требовалось, – просто сидеть истуканом и молчать.

– Как стемнеет, мы можем тайно вывести его из дворца через туннель, – сказала Тамара, ловко вращая в воздухе топором. От этого зрелища Исаак потел еще сильнее, – а утром обставить возвращение короля из паломничества. Вроде как эту ночь он провел в поместье Крыгина.

– А как мы объясним отсутствие Зои? – спросил Толя.

Женя, колдовавшая над подбородком Исаака, отступила назад, придирчиво изучая результат.

– Скажем, что генерал Назяленская решила заехать в Ос Керво. – Женя потерла глаза и взяла чашку с чаем. – Не понимаю. Нельзя же просто взять и исчезнуть.

– Николай умеет совершать невозможное, – пожал плечами Толя.

– Может, ему просто захотелось в отпуск, – промолвила Тамара.

Толя фыркнул.

– Может, у Зои просто кончилось терпение, и она живьем закопала его в песке.

Женя шутку не оценила.

– Или же это происки Апрата, который опять готовит государственный переворот.

– В таком случае скоро он придет и за нами, – подал голос Давид.

– Спасибо, любимый. Умеешь воодушевить.

Тамара стала вращать топор медленнее.

– Если бы за исчезновением Николая стоял Апрат, он уже постарался бы разнести новость, что король пропал.

– В любом случае нельзя подпускать его к Исааку, – высказался Толя. – Священник достаточно хитер, чтобы распознать… подмену.

Женя опустилась на стул и закрыла лицо руками. Исаак впервые видел ее такой подавленной. У него защемило сердце.

– Кого мы обманываем? Из этой затеи ничего не выйдет.

– Выйдет, – твердо произнесла Тамара. – Иначе нельзя.

– Его уже почти не отличить от короля, – констатировал Давид, вглядевшись в лицо Исаака. – Я бы назвал это твоим лучшим произведением.

Женя небрежным жестом отмахнулась от комплимента.

– Дело не только в чертах лица. Важнее то, как Николай наполняет их собой – изгиб губ, поворот головы. Мы сумеем одурачить гостей, может быть, даже кого-то из придворных, но как быть с прислугой, с министрами? С теми, кто видит короля каждый день, ужинает и танцует с ним? Забудьте. Ничего не получится.

– Прошу прощения, – вмешался Исаак. Нестерпимо думать о том, что он подводит страну, короля и эту прекрасную одаренную девушку.

Женя всплеснула руками.

– Вот об этом я и говорю! Николай никогда бы не опустил головы и не стал бы так искренне извиняться.

– Простите, – машинально повторил Исаак и поморщился от досады.

– У нас нет выбора, – заключила Тамара. – Если отменим бал, исчезновение короля может выплыть наружу. Придется рисковать.

– А если нас раскроют? – спросил Толя.

– Допустим, и что нам предъявят? – задумчиво произнес Давид. – Расценивается ли создание королевского двойника как государственная измена, если двойник действует во благо правителя?

Исаак сглотнул. Мысль об измене ему в голову как-то не приходила.

– Мы сами предоставляем Апрату возможность одним махом отстранить от власти всех гришей, – сказала Тамара.

Женя вздохнула.

– Исаак, я знаю, ты стараешься, но мы возложили на тебя непосильную задачу. С самого начала это было безумием.

При виде этих храбрых людей, утративших надежду, у Исаака разрывалось сердце. Он снова вспомнил визит Николая Ланцова в госпиталь, вспомнил улыбку матери и пухлые щечки сестер, запомнившиеся ему в последний приезд домой.

Исаак откинулся на стуле, забросил руку на спинку и сказал со всей небрежной надменностью, какую сумел изобразить:

– Женя, дорогая, прикажи подать бренди. Черные мысли на трезвую голову – это что-то невыносимое.

Все вытаращили глаза.

Давид прижал к губам перемазанный чернилами палец.

– Уже лучше.

– Лучше? – воскликнула Женя, радостно захлопав в ладоши. – Да это же идеально! Исаак, давай еще раз.

На мгновение он запаниковал, а потом капризно выгнул бровь.

– Ты что же, раздаешь мне приказы? Полагаю, королю сейчас не мешало бы слегка вздремнуть.

Тамара просияла. Толя торжествующе гикнул. Женя наклонилась и запечатлела на щеке Исаака жаркий поцелуй, а Исаак сделал то, чего никогда не сделал бы Николай Ланцов. Он покраснел.

17 Николай

Скиф был брошен в пустыне. Пески вынесли Николая, Зою и Юрия к огромному дворцу. Дюны извивались под ногами так, что у Николая сводило желудок. Он гордился своей способностью быстро адаптироваться ко всему новому, и все же применить новую технологию, использовать новый вид топлива или даже осмелиться выйти к ужину в рубашке без жилета – это одно дело, а смириться с тем, что твоя картина мира в одночасье рассыпается на кусочки, – дело совершенно другое.

– Выглядишь неважно, юный король, – прогудел Юрис, вновь принявший облик дракона.

– Непривычный способ перемещения. Полагаю, на спине ты нас переносить не собирался?

Дракон фыркнул.

– Разве что если ты отплатишь мне тем же.

Николаю пришлось задрать голову, чтобы разглядеть дворец вблизи. Подобную громадину он видел впервые. Один только проект этого колоссального сооружения потребовал бы тысячи инженеров, которые трудились бы тысячу лет, что уж говорить о возведении! Дворцы и башни меньших размеров располагались вокруг трех главных башен, терявшихся в вышине: материалом первой служил черный камень, вторая была из золотистого янтаря, а третья не иначе как костяная. Однако с этим местом что-то явно было не так. Здесь не наблюдалось никаких признаков жизни – над крышами не кружили птицы, в бессчетных окнах не мелькали фигуры, никто не пересекал бесчисленное множество мостов и мостиков. Дворец, имевший вид целого города, напоминал глухой могильный склеп.

– Здесь что, больше никого нет? – спросил Николай.

– Никого, – подтвердила переменчивая сущность хором баритонов, оттененных медвежьим рычанием. – Вот уже почти четыре сотни лет.

Четыреста лет? Николай перевел взгляд на Зою, но та смотрела куда-то вдаль, обхватив пальцами правой руки голое запястье левой.

Дюны взбугрились, поднимая их выше, и Николай увидел, что три остроконечные башни окружены комплексом построек, накрытых куполом, целой россыпью террас, чертогов и каскадных водопадов из мерцающего в сумраке песка.

Миновав высокую арку, путники оказались в просторном круглом зале, стены которого поблескивали из-за вкраплений слюды. Песок под ногами превратился в камень, прямо из пола поднялся круглый стол. Центр стола представлял собой жеоду, наполненную молочно-белыми кристаллами. Елизавета жестом пригласила троицу сесть на каменные стулья, появившиеся следом.

– Боюсь, мы не сможем предложить вам ни напитков, ни угощения, – сказала она.

– Мы вполне удовлетворимся ответами на вопросы, – парировал Николай.

Юрий опустился на колени, склонил голову и что-то забормотал, очевидно, на церковно-равкианском, поскольку Николай разбирал лишь отдельные слова – обещанный, предсказание, тьма.

– Не надо этого, – попросила Елизавета. Пчелы вокруг ее головы тревожно загудели. – И сядь уже, пожалуйста.

– Оставь его, – промолвил Юрис. – Он наслаждается самоуничижением. – Дракон сложил крылья и устроился на полу подальше от монаха. – С чего начнем?

– Традиция предписывает начать с того, кто, черт возьми, вы такие.

– По-моему, юный король, этот вопрос мы уже закрыли.

– Верно, и тем не менее, святые – это, как правило, мученики, принявшие тяжкую смерть, а вы на вид очень даже живые. Если, конечно, мы не пребываем сейчас в загробном мире. Вынужден признать, что в этом случае я одет крайне неподобающе. Или просто – одет. Тут, наверное, все зависит от конкретных представлений о рае.

– Он всегда такой болтливый? – осведомился Юрис у Зои, однако та промолчала и лишь подняла глаза к безбрежному простору тусклого неба.

– Мы все когда-то умерли и возродились заново, – объяснила Елизавета. – Но не все – в прежнем виде. Можете называть нас как угодно – гриши, святые…

– Бренные останки, – вставил Юрис.

Елизавета поджала губы.

– Так тоже можно.

Юрий истерически всхлипнул.

– Свершилось предсказанное, – лепетал он. – Все, на что я мог лишь уповать…

Елизавета пустила к его плечам зеленую лозу – словно положила ободряющую руку.

– Ну, все, все, – мягко произнесла она. – Теперь ты здесь. Возьми себя в руки.

Юрий схватил кудрявый побег, уткнулся лицом в листья и зарыдал. Ученый-книжник переживал невероятное потрясение.

– Где именно мы находимся? – задал вопрос Николай.

– В Тенистом Каньоне, – отозвался один из ртов многоформенной сущности, назвавшейся Григорием, Санкт-Григорием. Если Николаю не изменяла память, Григория разорвали на куски медведи, хотя этот факт вряд ли объяснял теперешний облик святого. – В той его версии, которую мы не можем покинуть.

– Какая вообще разница? – бесцветным голосом проговорила Зоя. – Зачем мы здесь? Что вам нужно?

Юрис обратил на нее драконьи глаза-щелочки, хвост со скрежетом зазмеился по полу.

– Только посмотрите, как опечалена эта ведьмочка. Можно подумать, она понимает, чего лишилась, а что приобрела.

Вопреки ожиданиям Николая, взгляд Назяленской не вспыхнул гневом, она все так же бесцельно смотрела в небо. Видеть Зою такой потухшей, утратившей ту колючую, опасную энергию, что всегда бурлила в ее крови, было еще тяжелее, чем созерцать все окружавшие их безумные образы. Что с ней случилось? Неужели усилитель значил для нее так много? Она сильна и без него. Зоя останется сильной даже со связанными за спиной руками, даже с привязанным к ноге свинцовым ядром.

– Мы охотно привели бы вас в другое место, юная Зоя, – сказала Елизавета. – Мы обладали властью над миром еще до того, как впервые прозвучало слово «гриши», еще в ту пору, когда все необычное именовали чудом и магией. Мы прожили такую долгую жизнь, что в сравнении с этим вся история Равки – лишь краткий миг. Однако эта часть Каньона, это конкретное место испокон веков было священным. Здесь средоточие нашей силы, здесь наши возможности безграничны, здесь мы крепче всего связаны с материей, из которой сотворен мир. В этом месте может случиться что угодно, и здесь мы оказались заключены, когда Дарклинг создал Каньон.

– Что? – переспросила Зоя. В ее глазах впервые мелькнул проблеск интереса.

– Мы вплетены в ткань мира так крепко, как ни один гриш. Нити, связывающие нас, просмолены временем и применением нашей силы. После того, как Дарклинг вмешался в естественный ход вещей, нас притянуло сюда, а когда его эксперимент со скверной провалился, мы оказались в ловушке. Каньон стал для нас западней.

– Мы не можем покинуть это место, – произнес Григорий, – и принимать физическую форму тоже способны только тут.

– Физическую форму! – осклабился Юрис, стукнув хвостом по земле. – Мы не принимаем пищу, не спим. Я забыл, что такое потеть, испытывать голод или видеть сны. Я готов отгрызть себе крыло, только чтобы услышать, как урчит пустой желудок, ощутить вкус вина или помочиться с подоконника.

– Без пошлостей никак нельзя? – устало произнесла Елизавета.

– Никак. Досаждать тебе – мое единственное развлечение.

Григорий принял облик странного существа с тремя медвежьими головами и туловищем великана, снабженного двойным набором рук.

– Мы терпели этот бесконечный сумрак, ибо надеялись, что наши мучения окончатся со смертью Дарклинга. Врагов у него было много, и мы верили, что его жизненный путь завершится быстро. Однако он продолжал жить.

– Все жил и жил, – пророкотал Юрис.

– Он пережил всех своих противников и стал почти таким же могущественным, как мы, – добавил Григорий.

– Не льсти ему, – фыркнул дракон.

– Скажем, как каждый из нас на заре эпохи, – уточнила Елизавета. – И вот наконец наступило время, когда Каньон был уничтожен, а Дарклинг повержен. Однако наши оковы не пали, мы по-прежнему пленники. А все из-за того, что сила Дарклинга продолжает жить. В тебе.

Николай вздернул брови.

– И поэтому, ясное дело, я должен умереть. Все это замечательно, только объясните, если вы намеревались меня убить, почему было не сделать это в бою?

Юрис опять фыркнул, выпустив из огромных ноздрей клубы пара.

– Ты называешь это боем?

– Хорошо, во время той веселой вечеринки, когда ты гонял нас по пустыне и пытался подпалить мои волосы.

– Мы не может тебя убить, юный король. Во-первых, мы понимаем, что это повлечет за собой беспорядки, а проклятье Дарклинга сохранится и после твоей физической гибели. Нет, мы должны выжечь его из тебя огнем.

– Обисбайя. – сказал Николай. – Обряд очищения.

Елизавета кивнула.

– Вижу, ты слышал о древнем ритуале.

– Значит, это все истинная правда! – воскликнул Юрий. – Все до последнего слова! Это то самое место, где стоял священный терновый лес, куда пришли первые воины Святой стражи.

– Поздравляю, Юрий, – усмехнулся Николай. – Тебе таки посчастливится сжечь меня в погребальном костре.

– В погребальном костре? – переспросил Григорий.

– Никакого костра, – сказала Елизавета. – Терновый лес древнее всех нас, древнее первой магии. Из его древесины создавались первые алтари, из нее сделаны стены Малого дворца. Я могу возродить его из корней, что до сих пор живы в глубинах Каньона, однако монстра, засевшего у тебя внутри, можешь вызвать только ты. Вызвать и уничтожить.

– Выходит, все эти чудеса – мост, розы, землетрясение, кровоточащие статуи, черный диск, – перечисляла Зоя, – ваших рук дело, и все это ради того, чтобы заманить нас сюда!

– Эра Святых, – с благоговением в голосе изрек Юрий. – В точности, как предсказано.

Лоза, обвивавшая плечи монаха, сжалась чуть туже.

– Наша сила простирается за пределы Каньона, но действует лишь там, где в нас еще верят.

– Сила гришей не связана с верой! – сердито бросила Зоя.

– Ты в этом убеждена, маленькая ведьма? – насмешливо спросил Юрис.

Зоя решительно, без колебаний посмотрела ему в глаза, и Николай понял, что у нее в голове зреют тысячи способов умертвить дракона. Он почувствовал облегчение: Зоя, воспылавшая жаждой мести, – это прежняя, живая Зоя. Однако, подумал Николай, сейчас он не может позволить себе роскошь обсуждать сложные механизмы гришийской магии.

– Ты говоришь, что я сам должен вызвать демона, однако монстр, который сидит у меня внутри, не подчиняется приказам.

– Так заставь его подчиниться, – спокойно промолвил Юрис.

Елизавета сцепила руки, и на ее запястьях начали расцветать розы. Вскоре все пальцы святой были увиты цветами.

– Шипы, которыми покроются терновые деревья, пронзят твое тело. Если ты не одержишь верх над тьмой, они сожгут тебя изнутри.

Прямо как Санкт-Феликса, утыканного яблоневыми сучьями.

Неожиданно мысль о костре показалась не такой уж страшной.

– Хорошо, что я не боюсь щекотки.

– Каковы его шансы выжить? – спросила Зоя.

Теперь розы начали распускаться на плечах Елизаветы.

– Как уже говорил Юрис, мы не хотим беспорядков и волнений в Равке.

– Это не ответ.

– Ритуал… опасен, – решилась произнести Елизавета, глядя на Николая. – Мы можем подготовить тебя к испытанию, но обещать, что ты выйдешь из него целым и невредимым, нельзя.

– Как нельзя обещать и того, что ты выйдешь вообще, – прибавил Юрис.

Елизавета вздохнула.

– Ну зачем все рисовать в самом мрачном свете?

– Лучше, если они будут знать заранее.

Николай поерзал на каменном стуле, не созданном для комфорта.

– Хорошо, вы утыкаете меня кольями, сунете в огонь, я поборю своего демона, и что потом?

– Темная сила Дарклинга будет уничтожена раз и навсегда. Границы Неморя рухнут, в Каньон вернется жизнь, а мы обретем свободу.

– И как именно ею воспользуетесь?

Хороший, правильный вопрос задала Зоя. Пускай она и горюет по своему усилителю, но боевой генерал остается боевым генералом. В отличие от него, Николая. Видимо, он настолько жаждет исцелиться, что не способен сейчас мыслить по-королевски. Возможно, Зоины опасения не напрасны и мощь такого размаха, который они только что наблюдали, следует сдерживать.

– А ты не догадываешься, ведьмочка? – проговорил дракон. – Большая сила всегда обходится в немалую цену.

Елизавета коротко кивнула.

– Покинув Каньон, мы снова станем смертными.

– Смертными?

– Отказниками, как вы это называете. Утратим силу гришей. Превратимся в обычных людей, которые живут недолго и умирают навсегда.

Зоя подозрительно прищурилась.

– Ради чего отказываться от такой силы?

– Не думай, что выбор дался нам легко, – с горечью произнесла Елизавета. – Мы потратили сотни лет на споры и пришли к выводу, что существовать по-старому невозможно. А за то, чтобы прекратить эту полужизнь, Вселенная назначила плату.

– Одной вечности с нас достаточно, – подхватил Юрис. – Я мечтаю снова ходить по земле, вернуться к родным берегам. Может, даже влюбиться. Я хочу плавать в море и лежать на песке, хочу состариться, умереть и оказаться в высших сферах, где доселе не бывал.

– Ты должен понимать, – обратился к королю Григорий, – что на кону не только твоя жизнь, но и судьба твоей страны. Если ничего не получится, если ты не пройдешь ритуал, может возникнуть очередной разрыв в ткани мира, и эта проклятая тьма расползется повсюду.

– Впрочем, такой исход вероятен при любом раскладе, – добавила Елизавета. – Все на свете взаимосвязано, все исходит из начальной материи в сердце мира. Твоя внутренняя сила возрастет, и какую цепную реакцию вызовет этот процесс, неизвестно.

– Вам необходимо посовещаться, это понятно, – произнес Григорий, – но определяйтесь скорее. Скверна непредсказуема, а монстр внутри тебя с каждым днем крепнет.

– Не о чем тут совещаться, – заявил Николай. Ответы на вопросы получены, времени осталось мало. – Когда начинаем?

18 Нина

В ту ночь Нина бодрствовала у постели Леони, дыхание которой стало глубоким и ровным. Сон пытался сморить и ее, однако Нина ему сопротивлялась. Она заплела волосы в косы и стала прислушиваться к темноте, надеясь уловить из узкого окошка над кроватью звуки. И действительно, сразу после полуночи с улицы донеслись приглушенные голоса и шорохи: на повозку что-то грузили. Встав на цыпочки, Нина увидела, что в прачечной горят фонари, а девы-хранительницы укладывают в фургон тюки, обернутые в бумагу и перетянутые шпагатом. Выстиранное белье, предположила Нина.

Она поспешила в монастырскую столовую. Поскольку пищу в монастыре принимали строго по часам, Ханна могла наверняка рассчитывать на то, что в промежутки между трапезами в столовой никого не бывает. Если бы какая-нибудь послушница-бунтарка искала, где припрятать одежду, это место пришло бы на ум в первую очередь. Нина опустилась на четвереньки и поползла вдоль стен обеденного зала, слегка постукивая костяшками пальцев по плиткам, которыми был выложен пол. Она уже почти сдалась, как вдруг одна плитка отозвалась на стук необычным коротким эхо. Пустота!

Поддев плитку ногтями, Нина вскрыла пол. Сапоги, солдатские штаны, две фуражки, оружейный ремень и – хвала святым! – длинный светло-голубой сарафан и белая блузка. Нина натянула блузку с сарафаном прямо поверх своей одежды, небрежно уложила косы на голове в виде короны и проскользнула на кухню, где после долгих поисков обнаружила под жестяной банкой с мукой кухаркин ключ. К тому времени, как она отперла дверь и выбралась во двор, девы-хранительницы уже закрыли дверцы фургона и покинули монастырь.

Нина знала, куда они направляются, поэтому не стала их догонять, а срезала путь через лес, чтобы напрямую выйти к главному входу старой крепости. Она также знала, что поступает необдуманно и что правильнее было бы посвятить в ее план Адрика и Леони. Ей следовало выждать, провести тщательную разведку. Но на деле ситуация такова: они больше не могут задерживаться в Гефвалле, не вызывая подозрений. Девы источника в любой момент могут лишиться доступа в крепость. Кроме того, если уж начистоту, Нина просто должна действовать. Должна выяснить, почему голоса привели ее сюда и что произошло на холме. Мертвые обратились не к Адрику или Леони, а воззвали к ней. И она им ответит.

Она быстро шагала, петляя между деревьями, ориентируясь на огни завода, мерцавшие вдалеке. Несмотря на скорбь и гнев, своих всегдашних спутников во Фьерде, Нина признавалась себе, что ей нравится путешествовать по этой стране. Ей нравилось наблюдать за обычной жизнью обычных фьерданцев, видеть, что они люди, а не монстры, что большинство из них мечтает о мире и процветании, сытном ужине и теплой постели. В то же время она помнила, что головы местных жителей до сих пор забиты чудовищными предрассудками, и немало фьерданцев уверено, что гришей надо сжигать на кострах. Она никогда не забудет жестокости фьерданских властей и пыток, которым подвергали ее дрюскели; голода и заточения в трюме корабля; кошмаров гришийской темницы в Ледовом Дворе, где Ярл Брум пытался обратить таких, как она, в оружие против самих себя.

Нина поднялась на вершину каменистого холма вовремя: фургон как раз прибыл, ворота открылись. Скользя на пятках и рискуя покатиться кубарем, девушка съехала вниз по склону. Тело, скроенное для нее Женей, все еще казалось чужим, да и умением передвигаться незаметно Нина похвастаться не могла.

Прячась в тени придорожных деревьев, она проследила, как последняя дева-хранительница, нагруженная тюками с одеждой, скрылась за воротами. Только после этого Нина вышла на дорогу и побежала к входу.

– Простите, – задыхаясь, проговорила она, – я задержалась.

– Это не моя забота, – заявил стражник. – Знаешь, какие тяжелые эти двери? Жди сестер здесь, снаружи.

– Но… но… понимаете, мне надо было… по нужде, – мучительным шепотом забормотала Нина.

– Чего-чего?

– Мне нужно было… облегчиться. – В глазах стражника тут же мелькнул ужас. Джель благослови фьерданцев с их нелепой стыдливостью. – Я присела… – Нина сделала паузу, – помочиться. Там, в кустах.

– Меня… это не касается, – прошипел стражник.

На глазах Нины показались слезы.

– Мне надо быть та-а-ам, – захныкала она. – Меня снова будут руга-а-ать.

– Во имя Джеля, прекрати реветь!

– Прости-и-те, – подвывала девушка. – Я так б-боюсь наказа-ания.

– Давай, давай, проходи уже! – Стражник торопливо отодвинул засов и приоткрыл ворота, впуская ее внутрь. – Только не реви.

– Спасибо, спасибо, – бормотала Нина, кланяясь и всхлипывая, пока ворота за ее спиной не закрылись, а потом деловито вытерла нос и огляделась по сторонам. На заводе, закрытом на ночь, стояла тишина. Нина знала, что где-то поблизости солдаты играют в карты или укладываются спать, не спит только охрана.

Она быстро миновала проход, ведущий в огромный цех, где в жидком лунном свете, льющемся из окошек, безмолвно темнели очертания громадных машин и механизмов. В следующем помещении стояли массивные баки, но чем они наполнены, определить было невозможно. Нина приложила ладонь к одному из них. Стенка была еще теплой. Может, здесь плавят металл или смешивают краску?

В третьем по счету цехе она нашла ответ на свой вопрос: все пространство от пола до потолка занимали аккуратные штабеля коротких и толстых пулеобразных цилиндров размером с тыкву – танковых снарядов. Здесь действительно изготавливают боеприпасы, только и всего? А отрава в реке – просто ядовитые отходы производства? Тогда почему же от укуса волка кровь в ее жилах буквально загудела? Что-то тут не так.

Куда теперь? Изнутри завод выглядел гораздо больше, чем снаружи. Девушка пожалела, что не наделена талантами разведчицы, как Инеж, и, в отличие от Каза Бреккера, не умеет придумывать хитроумные планы. Зато, кажется, ей передался дар Джеспера совершать глупости. Нина знала, что восточное крыло находится в полуразрушенном состоянии, а значит, девы-хранительницы, скорее всего, направились в западное крыло, где расположены хозяйственные постройки и казармы: там солдаты спят, едят и тренируются, когда не заняты работой в цехах. Обладай Нина ловкостью Инеж, она могла бы забраться на парапет и как следует все разглядеть сверху. Увы, до Призрака, юркой бесшумной тени, мастерски владеющей ножами, ей далеко.

Еще не поздно вернуться. Нина убедилась, что на заводе делают снаряды, которыми в случае войны будут стрелять по равкианским бомбардировщикам. Однако голоса в голове Нины продолжали возбужденно шелестеть, явно не желая, чтобы она уходила. Она закрыла глаза и прислушалась к себе, а затем, повинуясь шепоту, свернула направо, в сумрачную тишину заброшенного восточного крыла.

Нина шла по коридору, и каждая ее частичка сопротивлялась этой бесполезной трате времени. Восточное крыло пустовало. Нина ни разу не видела света в его окнах, крыша в дальнем углу провалилась под тяжестью снега или от ветхости, и чинить ее никто не собирался. Голоса, однако, вели Нину вперед. Ты уже близко, шептали они, молодые и старые. Теперь они звучали по-другому – громче и отчетливее; в каждом произнесенном слове вибрировала память о перенесенной боли.

Темнота была такой непроглядной, что Нине пришлось осторожно передвигаться вдоль стен, ощупывая пальцами шероховатые выпуклости кирпичей, в надежде, что она не споткнется о какую-нибудь железяку и не приземлится на пятую точку. Она подумала про обвалившуюся крышу. Может быть, на заводе произошла авария, и из-за этого все крыло пришло в негодность? Там, в могилах на холме, похоронены жертвы той аварии? Женщины, работавшие в этом цехе? Если так, Нина не найдет здесь ничего, кроме застарелой скорби.

А потом она его услышала – тонкий, пронзительный плач, от которого волоски на коже встали дыбом. Сперва Нина даже не поняла, раздается ли этот звук в ее голове или исходит откуда-то из глубины помещения. Слишком близкое знакомство с мертвыми не позволяло ей верить в призраки.

Разве так важно, откуда он доносится? – с бьющимся сердцем думала Нина. Откуда бы взяться младенцу в разрушенном крыле старого завода? Усилием воли Нина заставила себя двинуться дальше. Она скользила вдоль стены и слушала, игнорируя хриплый звук собственного прерывистого дыхания.

Наконец впереди показалась узкая полоска света, пробивавшаяся из-под двери. Нина остановилась. Если за дверью солдаты, она не сможет объяснить, зачем сюда забрела. Притвориться, что заблудилась, тоже не получится: слишком далеко она от главного корпуса.

Сзади послышался шум. Обернувшись, Нина увидела пляшущий световой круг фонаря. Кто-то приближался к ней. Нина вжалась в стену, ожидая встретить мужчину в солдатской форме, но луч фонаря осветил профиль женщины с убранными в высокую корону волосами и в сарафане девы-хранительницы. Что она делает здесь?

Когда хранительница вошла в дверь, Нина успела рассмотреть еще один коридор, непроглядный мрак которого едва-едва рассеивали фонари, расположенные на значительном расстоянии друг от друга. Собравшись с духом, Нина скользнула вслед за девушкой и постаралась держаться к ней как можно ближе. Сердце гулко стучало; из тьмы впереди постепенно начали просачиваться звуки: неразборчивые женские голоса, чье-то пение – кажется, пели колыбельную, – а потом звонкие, чистые, радостные переливы… детского смеха.

Голоса в голове Нины встрепенулись, заговорили снова. Теперь в их интонациях было больше тоски, чем гнева. Тс-с, шептали они, не шуми! Миновав арочный проход, молодая монахиня вошла в… дортуар. Не веря своим глазам, Нина нырнула в тень арки.

На узких кроватях лежали женщины и девушки. Между рядами ходили девы-хранительницы. У дальней стены стояли детские колыбельки. Другой мебели не было, видимо, помещение загодя очистили от пыльного нерабочего оборудования. Окна были заклеены черной бумагой, чтобы ни один луч света не проник наружу и не вызвал подозрений.

По комнате туда-сюда ходила совсем молоденькая, не старше шестнадцати лет, девушка, которую бережно поддерживала под руки одна из хранительниц. Девушка была босая; ночная рубашка из тонкой серой ткани обтягивала выпирающий живот.

– Не могу, – стонала девушка. На вид она была невероятно хрупкая и болезненная, выпуклость живота странно контрастировала с костлявой фигурой.

– Можешь, – решительно возражала хранительница, продолжая поддерживать ее за локоть.

– Ей надо поесть, – сказала другая монахиня. – Завтрак опять пропустила.

Хранительница неодобрительно поцокала языком.

– Ты же знаешь, что так нельзя.

– Я не голодна, – пробормотала девушка, тяжело дыша.

– Можем еще походить, чтобы ребеночек быстрее появился на свет, а можем присесть, и я покормлю тебя семлой. Сладкое придаст тебе сил в родах.

Девушка заплакала.

– Не хочу я сладкого. Вы знаете, что мне нужно.

Поняв, в чем дело, Нина задрожала от ужаса. Она узнала это отчаяние, этот жгучий голод, который впивается в тебя зубами и заставляет забыть обо всем на свете, кроме ненасытного желания. Нине знакомо это состояние, когда все, что было тебе дорого, – еда, друзья, любовь – превращалось в прах, и в мыслях лишь одно: очередная доза наркотика. Худоба, темные круги под глазами – эта девушка определенно «сидит» на пареме. А значит, она гриш.

Нина всмотрелась в лица женщин и девушек на кроватях. Самой юной на вид около пятнадцати, самой старшей – где-то за тридцать. Определить точнее было трудно: наркотик оказывал разрушительное действие и на внешность. Одни лежали, обхватив выступающий живот руками, другие прятали его, скорчившись под тонкими одеялами. Несколько девушек не были беременны, либо их положение еще не сделалось заметным.

Дрожь охватила Нину с головы до ног, в висках застучало. Что это за место? Кто эти женщины?

Помоги нам. Эти ли голоса она слышала? Нет, ни одна из женщин не смотрела на Нину. К ней взывали мертвые. Требуем справедливости, хором шептали они.

Дверь позади Нины открылась, и головы всех обитательниц дортуара одновременно повернулись на звук, словно подсолнухи к солнцу.

– Она здесь! – воскликнул девичий голос.

В помещение вошла Мать-хранительница, толкая перед собой тележку. Пациентки начали подниматься с кроватей, однако настоятельница остановила их коротким, резким: «На место!», и они послушно легли обратно на подушки.

– Никакой спешки и толкотни. Мы подойдем к каждой, и каждая получит свой укол.

Нина взирала на шприцы с рыжеватой жидкостью, рядами выложенные на тележке. Парем ли это, она не знала, хотя ощущала притяжение наркотика и могла поклясться, что чувствует его запах. Год назад она бы бросилась к этим шприцам, наплевав на то, что раскроет себя. Нина победила свою зависимость в тяжкой борьбе и успела узнать, что ее новая сила служит в этом хорошим подспорьем. Теперь она сосредоточилась на этой силе, похожей на течение холодной безмолвной реки. В эту минуту Нине как никогда требовался здравый рассудок и спокойствие, ибо зрелище, представшее ее глазам, не поддавалось объяснению.

Гриши, накачанные паремом, приобретали сверхсилу и творили невообразимые вещи, которые, по логике, нельзя было совершить даже с помощью самого мощного усилителя. В свое время Ярл Брум ставил жестокие эксперименты, рассчитывая сделать из гришей оружие против Равки, но при этом обеспечивал безопасность этих опытов для себя и своего окружения. Своих пленников он помещал в особые камеры, защищенные от магии, а парем смешивал со снотворным, чтобы заключенные меньше сопротивлялись.

Свободу этих женщин и девушек никак не ограничивали. Настоятельница по очереди раздавала монахиням шприцы, и те вводили оранжевую жидкость в трясущиеся от нетерпения руки. До ушей Нины доносились всхлипы, стоны удовлетворения и сварливое: «Она всегда начинает с того края. Так нечестно!»

Беременная, которую водили по проходу, взмолилась:

– Пожалуйста, хоть капельку.

– Пока не родится ребенок, нельзя. Это опасно для вас обоих, – ответила дева-хранительница.

Девушка залилась слезами.

– Вы никогда не делаете уколов после родов!

– Тогда придется забеременеть снова, так?

Девушка закрыла лицо руками и расплакалась еще сильнее – то ли из-за нестерпимой ломки, то ли из-за того, что предложение монахини привело ее в ужас.

Получившие инъекцию укладывались обратно в постель, вытягивали руки по бокам, сжимая и разжимая пальцы. Огонь в масляных лампах запрыгал, порыв ветра всколыхнул стопку простыней. Над койкой одной девушки сгустился туман – должно быть, она была проливной. Однако все без исключения пациентки вели себя смирно, не выказывая ни малейших признаков буйства. Парем действовал иначе, выполнял роль стимулятора. Может, здесь его чем-то разбавляют? Не этим ли веществом отравились волки? Если у Нины получится стащить шприц, сумеет ли Леони определить, что за новый чудовищный яд создали фьерданцы? И как вообще этим наркоманкам удается так долго выживать, вынашивать и рожать детей, да еще по несколько раз?

В одной из колыбелек заплакал младенец. Схватив с нижнего яруса тележки бутылочку, монахиня взяла малыша на руки и принялась укачивать.

– Тише, тише, мой хороший, – приговаривала она.

Нина прислонилась к стене – ноги стали ватными. Она не верила своим глазам. Если матери принимают парем, то… их дети тоже наркоманы. С рождения. Идеальные гриши-рабы.

Нина поежилась. Дело рук Ярла Брума? Или кого-то другого? Есть ли еще базы, где ставят подобные опыты? С чего я взяла, будто в Ледовом Дворе этот кошмар закончился? Как я могла быть такой наивной?

Ее взгляд упал на застывшую в оцепенении женщину, чье лицо было едва ли не белее наволочки. На соседней койке лежала совсем молоденькая девушка. Нина схватилась за стену, чтобы не упасть. Она узнала этих двоих. Мать и дочь из доков Эллинга. Сюда их отправил Биргир. Нина пожалела, что не растянула его мучения.

Вот, значит, какова судьба женщин-гришей, которые не добираются до надежного укрытия в Эллинге? Значит, они оказываются здесь? В Кеджеруте часто пропадают девушки. Не просто девушки. Гриши.

Где-то на заводе прозвенел колокол. Настоятельница хлопнула в ладоши, и несколько монахинь собрались уйти вместе с ней.

– Доброй ночи, Марит, – на прощание сказала Мать-хранительница одной из девушек в голубом сарафане послушницы. – Завтра вечером тебя сменят.

Как только они покинули дортуар, Нина скользнула следом. Она держалась в тени, пытаясь унять волнение и сосредоточиться на текущей задаче – выбраться с завода, – но в голове так и мельтешили картины увиденного.

Помоги нам. Шепот мертвых. Боль живых.

Девы-хранительницы подошли к главным воротам.

– Ваша потеряшка вас отыскала? – спросил один из стражников у настоятельницы.

– Какая потеряшка?

– Откуда мне знать, какая? Косы, сарафан – все, как у остальных.

– Не понимаю, о чем вы. Мы все очень устали, поэтому…

– Всем построиться в шеренгу. Будем пересчитывать по головам.

– Это обязательно?

– Я сказал, построиться!

Нина не стала дожидаться продолжения, а бегом припустила по коридору назад, в восточное крыло, стараясь не шуметь. Ворота для нее закрыты. Если стражники узнают, что на завод проник кто-то лишний…

Снова раздался колокольный звон, на этот раз истерично-пронзительный. Тревога. Повсюду начали зажигаться огни, внезапный свет ослепил Нину.

Возвращаться к дортуару она не собиралась; шмыгнула за какой-то пыльный механизм. Мимо нее с винтовками наперевес пробежали двое солдат. Нина подняла глаза. Часть стекол выбита, но как добраться до окон? И что там, снаружи?

Раздумывать было некогда. Стража и Мать-хранительница уже сообразили, что на территорию завода пробралась лже-монахиня. Нужно успеть спуститься с холма и возвратиться в монастырь прежде, чем ее отсутствие обнаружат. Вскарабкавшись на какой-то поломанный механизм, она уцепилась за карниз подоконника и подтянулась вверх. Ей удалось втиснуть носок ступни в щель между двумя кирпичами и забраться на каменный подоконник.

Через разбитое стекло Нина разглядела мерцающие огоньки города, далеко внизу на лесных прогалинах белели пятна снега. Послышались шаги: еще один отряд вооруженных солдат, тяжело топая, направился в восточное крыло.

– Оцепить периметр, – приказал командир. – Мы проверим тупик и вернемся в главный зал.

– Как мы вообще узнаем, что там кто-то есть? – пробурчал один из подчиненных.

Если только они поднимут головы… Солдаты, однако, двинулись дальше, их голоса затихли. Нина в последний раз посмотрела из окна.

– Ни траура, ни похорон, – прошептала она и ринулась вниз, через осколки.

Падение было быстрым, удар о землю – сильным. Плечо и бедро отозвались резкой болью, но Нина сдержала крик. Инерция заставила ее покатиться по склону. Влетев в гущу деревьев, девушка врезалась в сосну, но сумела отползти и вскочить на ноги. На секунду замерла, чтобы сориентироваться в пространстве, а затем побежала, петляя между деревьями, уворачиваясь от острых веток, хлещущих по лицу, и стараясь не обращать внимание на боль в боку. Во что бы то ни стало нужно оказаться в монастыре раньше настоятельницы, иначе Леони и Адрика застигнут врасплох и их обман будет раскрыт.

Хлюпая ботинками по мелководью, Нина преодолела ручей и пустилась вниз по склону следующего холма.

Впереди показался монастырь. В окнах было темно, свет горел только в конюшне и во дворе перед часовней. Нина заметила тарелку с объедками, выставленными для Трассела.

Поскользнувшись на бегу, она чуть не упала, но удержала равновесие, хоть и клюнула носом. Дальше, дальше, вниз! Добравшись до деревьев, Нина сбавила скорость и повернула на юг, чтобы обогнуть конюшню.

Услышав стук копыт, всмотрелась в дорогу, увидела фургон и возницу, нещадно подгонявшего лошадей кнутом. Мать-хранительница возвращается в монастырь. Через несколько минут она пойдет проверять кельи.

Нина скинула перемазанные башмаки, прошмыгнула в кухню, заперла дверь и спрятала ключ за банкой с мукой. Кинулась к себе, на ходу стягивая безнадежно испорченный сарафан.

– Что случилось? – сонным голосом спросила Леони, когда Нина ворвалась в комнату и торопливо закрыла за собой дверь.

– Ничего, – шепнула она. – Притворись, что спишь.

– Зачем?

Захлопали двери, послышались неясные голоса. Нина сорвала с себя одежду, наспех вытерла лицо и руки изнанкой блузки и запихала всю эту грязную кучу в сундучок в изножье кровати.

– Я всю ночь была здесь, ясно?

– Ох, Нина, – простонала Леони. – Скажи мне, что ты просто проголодалась и выходила перекусить.

– Ага, – кивнула Нина, заворачиваясь в халат, – только при этом сильно испачкалась.

Она нырнула под одеяло, и ровно в ту же секунду дверь распахнулась, снаружи хлынул свет. Нина приняла вид внезапно разбуженного человека.

– Что такое?

Шурша сарафанами, в комнату бесцеремонно вошли две девы-хранительницы. Из келий сверху тоже доносились голоса и хлопанье дверей – проверяющие будили всех. Хорошо хоть, не только мы под подозрением, подумала Нина. Может, они решили, что одна из послушниц бегала на свидание к солдату?

– В чем дело? – осведомилась Леони.

– Молчать, – приказала монахиня. Она подняла фонарь повыше и обвела глазами помещение.

Обе, Нина и дева-хранительница, заметили это одновременно – грязный след на полу, возле кровати.

Проверяющая передала фонарь напарнице, откинула крышку Нининого сундучка и, порывшись в нем, извлекла на свет испачканные сарафан и блузку.

– Откуда у тебя форма послушницы? – потребовала ответа она. – И почему в грязи? Я сейчас приведу матушку!

– Я здесь. – Мать-хранительница стояла в дверном проеме. Ее круглое лицо выражало суровость, руки были сложены поверх нагрудника темно-синего шерстяного сарафана. – Энке Яндерсдат, будьте добры объясниться.

Не успела Нина открыть рот, как за спиной настоятельницы появилась Ханна.

– Это моя форма.

– Что?

– Моя, – виновато повторила мертвенно-бледная Ханна. Ее волосы пышными золотисто-рыжими волнами были рассыпаны по плечам. – Я без разрешения каталась верхом и упала с лошади.

Мать-хранительница подозрительнон прищурилась.

– А почему ты прятала одежду здесь?

– Я знала, что в моей комнате ее сразу найдут. Хотела тайком постирать.

– Хочешь сказать, вдова Яндерсдат не заметила в своих вещах эту грязную кучу?

– Мила обещала подержать ее у себя, пока я не смогу заняться стиркой.

Мать-хранительница посмотрела на перемазанный сарафан.

– Грязь совсем свежая.

– Я каталась сегодня утром. Сами видите, форма моего размера, Миле она велика. Вина полностью лежит на мне.

– Это так? – обратилась настоятельница к Нине.

Нина перевела взор на Ханну.

– Отвечайте!

Нина молча кивнула.

Мать-хранительница тяжело вздохнула.

– Обыск закончен, – объявила она монахиням. – Ханна, ты даже не представляешь, как сильно меня разочаровала. Я вынуждена немедленно написать твоему отцу.

– Да, матушка, – сокрушенно отозвалась та. Печаль в ее голосе была непритворной: ради спасения Нины Ханна поставила под угрозу свое будущее в монастыре.

– А вы, вдова Яндерсдат, здесь затем, чтобы обучать Ханну земенскому языку, а не потворствовать ее хулиганским выходкам. Я пересмотрю свое решение о ваших совместных занятиях.

– Да, матушка, – покорно ответила Нина, глядя, как девы-хранительницы выводят Ханну в коридор и закрывают за собой дверь.

Леони плюхнулась на подушки.

– Очень надеюсь, твоя вылазка на завод того стоила.

Нина тоже легла в постель. В крови бурлил адреналин.

– Еще как стоила.

Она запомнила взгляд Ханны, когда ту уводили прочь. Девушка явно хотела получить ответы на свои вопросы. Нина подумала о наказании, которое ждет послушницу, о том, чем обернется для нее письмо Матери-хранительницы отцу. Нина понимала, что обязана Ханне – может быть, даже жизнью. И уж чего точно Ханна заслуживала, так это знать правду.

Помоги нам.

Только вот Нина не может эту правду открыть.

19 Зоя

Зоя предполагала, что их проводят в гостевые покои, однако Юрис и Григорий исчезли, а стол и стулья, по мановению руки Елизаветы, ушли в землю. В следующий миг вокруг троицы выросли новые стены. Песок завихрился, начал изгибаться дугой. С трех сторон в этом новом помещении возникли дверные проемы, все три безжизненного, блеклого цвета старых костей.

Зоя сомневалась, что она долго это выдержит. Мир словно бы вспороли.

– Сожалею, что мы не можем разместить вас более комфортно, – сказала Елизавета, – но здесь вообще мало удобств. Постарайтесь отдохнуть.

Зоина комната напоминала опочивальню в старинном замке: стрельчатые окна, перед большим камином – массивные кресла с кожаной спинкой, огромная кровать под бархатным балдахином. При этом, собственно, стекла в окнах не было, как не было никакой кожи и никакого бархата. Все до последней мелочи – из мелкого песка; все – того же унылого цвета плавникового леса. Огонь за каминной решеткой мерцал синим, как жуткое пламя в пасти дракона. Комната-призрак. Рука Зои непроизвольно потянулась к запястью. Нужно поговорить с Николаем.

Она открыла дверь, хотя трудно было считать «дверью» то, чего считаные минуты назад не существовало вовсе.

Николай стоял на пороге комнаты, ничем не отличавшейся от Зоиной.

– Как будто смотришь на набросок грандиозного проекта, – произнес он, медленно поворачиваясь и оглядывая интерьер своего нового жилища. Проведя рукой по сероватой каминной полке, добавил: – Роскошь в каждой детали, но задерживаться здесь совершенно не хочется.

– Мы совершаем ошибку, – высказала мнение Зоя. У нее болела голова, болело сердце. Постоянно приходилось сдерживаться, чтобы не ощупывать запястье. Она понимала: ее потери ничто по сравнению с тем, что поставлено на карту. И так было всегда.

– Где Юрий? – осведомился король.

– Как обычно, ползает где-нибудь на коленях и молится. Николай, мы собираемся заключить сделку?

– Мы приехали сюда в поисках исцеления, и нам его предложили.

– Ты можешь погибнуть.

– Мы ведь уже решили, что готовы пойти на этот риск. И вообще, разве не ты совсем недавно предлагала пустить мне в лоб пулю?

– До торжества в Ос Альте меньше трех недель.

– Значит, до этого времени я должен разобраться с демоном.

– Видел, на что они способны? А вдруг из-за нас границы Каньона рухнут и Неморе обрушится на Равку? К такому исходу ты готов?

Николай провел руками по волосам.

– Не знаю.

– Но при этом ты сразу же согласился, как девица на сельской ярмарке, которую впервые в жизни пригласили на танец!

– Угу.

Николай произнес это без всякого сожаления.

– Нельзя им доверять. Мы даже не знаем точно, кто они такие.

– Понимаю. Так же, как ты понимаешь, что иного выбора у нас нет. Зоя, почему ты противишься?

Зоя прислонилась головой к арке оконного проема и устремила взор на простиравшееся перед ней ничто. Не эту ли пустоту видят святые на протяжении сотен лет?

– Если это святые, то кому же мы молились все это время?

– Ты молишься? – не сумел скрыть удивления Николай.

– Молилась. В юности. И ни разу не получила ответа.

– Мы добудем тебе другой.

– Другой? – Зоя не сразу поняла, о чем он говорит. Ее пальцы опять машинально сомкнулись на запястье, где раньше находился усилитель. Она заставила себя разжать руку.

– Другой добыть не получится, – презрительно бросила она. Отлично. Лучше так, чем жалеть себя. – Это просто так не работает. Свой браслет я носила не снимая с тринадцати лет.

– Зоя, я не верю в чудеса, не знаю, кто на самом деле эти святые. Знаю лишь, что они – наша последняя надежда.

Она зажмурилась. Любезность Елизаветы не отменяет того факта, что их похитили.

– Мы пленники, Николай. Неизвестно еще, чего от нас потребуют.

– В первую очередь усмирить гордыню.

Николай и Зоя вздрогнули от неожиданности. В дверях стоял Юрис. На сей раз он был в человеческом облике, в котором, однако, все равно проглядывало что-то драконье.

– Идем со мной, Зоя Назяленская, маленькая грозовая ведьма. Время пришло.

– Для чего? – резко спросила Зоя, чувствуя, как внутри вскипает гнев – знакомый, приятный, куда более продуктивный, чем тоска.

– Тебя ждет первый урок. Юный король – не единственный, кому предстоит кое-чему научиться.

* * *

Зоя не хотела идти с драконом и все же заставила себя следовать за ним по извилистым коридорам странного дворца. Сказала себе, что это шанс поподробнее узнать о ритуале, который предстояло пройти Николаю, и выяснить истинные мотивы святых. Более настойчивый голос в голове убеждал, что, изучив Юриса поближе, Зоя найдет способ отомстить за усилитель, которого она лишилась по его вине. Слишком отчетливо она ощущала пульс под кожей запястья, слишком голым и уязвимым оно выглядело. Будто чужим.

Как ни упивалась Зоя мыслями о мести, маршрут, по которому они направлялись, требовал пристального внимания. Дворец был огромен, и, хотя некоторые комнаты отличались стилем и декором, большинство коридоров, лестниц и переходов были все из того же поблескивающего, почти бесцветного песка. Ориентироваться было трудно и потому, что вид из любого окна этого огромного сооружения был один и тот же: бескрайняя серая пустота.

– Я чувствую твою злость, грозовая ведьмочка, – проговорил Юрис. – От нее даже воздух потрескивает.

– Звучит оскорбительно, – бросила Зоя ему в спину, лелея мысль о том, как столкнет его с крутой лестницы.

– Я вправе называть тебя, как мне заблагорассудится. В мое время слово «ведьма» означало женщину, от которой мужчинам следовало держаться подальше. По-моему, это как раз про тебя.

– Тогда, пожалуй, тебе лучше внять этому совету и обходить меня стороной.

– Ну уж нет, – заявил Юрис. – Одно из скудных развлечений, что остались мне в этой жизни, – это игра с опасностью. В Каньоне подобных возможностей маловато.

Интересно, он покатится по ступенькам, если она его столкнет, или просто расправит крылья и мягко приземлится у подножия лестницы?

– Сколько тебе лет?

– Я давно забыл.

На вид Юрису было около сорока. Высокий, крупный, как Толя, даже крупнее. Легко представить, как устрашающе он выглядел с мечом в руках. На бритом черепе Зоя разглядела тонкие линии чешуек, словно бы черты дракона вкрались и в человеческий облик Юриса.

Любопытство взяло над Зоей верх.

– Предпочитаешь человеческое тело драконьему?

– Мне все равно. Я и тот и другой одновременно. Когда хочется почитать, поспорить или выпить вина, превращаюсь в человека, а когда возникает желание полетать и отрешиться от проблем, становлюсь драконом.

– А в бою?

Юрис оглянулся через плечо: глаза сверкали серебром, зрачки сузились до щелочек, обнаженные в улыбке зубы выглядели чересчур длинными и хищными.

– Тебя я одолею в любом теле.

– Сомневаюсь, – с уверенностью, которой не ощущала, возразила Зоя. Будь на ней усилитель, она бы в себе не сомневалась.

– Не забывай, в прошлой жизни я был воином.

Зоя скептически приподняла бровь.

– Санкт-Юрис на самом деле оказался гришом, который сделал себе усилитель из костей умерщвленного дракона? – Эту историю она знала наизусть, как и каждый ребенок в Равке. Доблестный воин трижды сражался с драконом, и только в последней схватке сумел его победить. Сейчас Зое стало по-настоящему интересно, что из этого правда, а что – вымысел.

Сердито зыркнув, Юрис продолжал спускаться по ступеням.

– Усилитель! Вроде той жалкой безделушки, за которую ты так отчаянно цеплялась? Когда я убил дракона, он принял мой облик, а я – его, мы стали единым целым. В старые времена было так. А ваши поделки – дрянь, хилая попытка установить связь с основой всего сущего.

В старые времена. Выходит, легенды о Горящем Терне не лгут? Монахи-воители были не обычными людьми, а гришами, принимавшими облик животных, чтобы успешнее воевать против врагов Равки. Неужели и теоретики Малой науки, и богословы неверно интерпретировали историю? Зоя не знала, что и думать. Измученный разум отказывался находить в этом какой-либо смысл.

Они вошли в огромное помещение из черного камня, похожее сразу и на пещеру, и на зал старинного замка. Над камином, таким огромным, что Зоя поместилась бы в нем во весь рост, висел герб с изображением трех шестиконечных звезд. Похоже, каэльский, подумала Зоя, хотя она не столь хорошо разбиралась в геральдике, чтобы назвать родовое имя, которое некогда носил Юрис. Одна стена была полностью открыта стихиям – впереди до самого горизонта простирался мертвый песок. Иззубренный карниз создавал у Зои впечатление, будто она выглядывает из разверстой пасти чудовища, в чье нутро забрела по ошибке.

– Что тебе от меня надо? – спросила она.

– Когда я вернусь в мир смертных, моя магия останется со мной, но переносить с собой знания нет нужды. Их понесешь ты, – изрек Юрис.

– Какая честь, – безучастно отозвалась Зоя.

– Все эти ваши правила, по которым живут гриши, это ваше разделение по цветам… Вы думаете, что обучение делает вас сильнее, тогда как в действительности вы учитесь лишь ограничивать свою силу.

Зоя раздраженно тряхнула головой. Сперва ящер-переросток уничтожил ее усилитель, добытый ценой крови, а теперь оскорбляет принципы службы, которой она отдала всю жизнь. Зоя относилась к занятиям в Малом дворце со всей серьезностью – и к теории, которую изучала в библиотеке, и к практическим занятиям в хижине Багры у озера. Она оттачивала свои навыки, совершенствовала природные задатки. Были и другие эфиреалы, которым в силу врожденных талантов учеба давалась легче, однако никто из них не трудился так упорно, как Зоя.

– Можешь говорить все что угодно, но я знаю, что благодаря тренировкам очень выросла как шквальная.

– Но выросла ли ты как гриш?

– Не это ли я сейчас сказала?

– Не совсем. Впрочем, в самом начале я был так же невежественен, как ты, и, ровно как ты, не имел в арсенале ничего, кроме буйного ветра на кончиках пальцев.

– Ты был шквальным? – удивилась Зоя.

– Этому нет названия.

– Но ты мог заклинать ветер? – не отставала она.

– Мог. И заклинал. Использовал бурю в качестве дополнительного оружия.

– В какой войне?

– В бесчисленных войнах. Кто-то считал меня героем, кто-то называл захватчиком, варваром, грабителем храмов. Я старался быть хорошим человеком. По крайней мере, так мне помнится.

Мужчины просто обожают хвастаться своими подвигами!

– Не все мы так благородны, как твой король.

Зоя прогулялась по залу. Взгляд особо ни за что не цеплялся; кроме коллекции оружия, развешанного на стене, все было из черного камня: полка над исполинским камином, где плясало синее пламя, декоративные фигурки на ней, гербовый щит.

– Если ты ожидал, что я стану осуждать Николая за его доброту, то просчитался.

– А если я скажу, что Равке нужен более жесткий правитель?

– Я отвечу, что это звучит как попытка оправдать мужскую жестокость.

– А кто вообще упоминал мужчин?

Что за игру ведет это существо?

– Хочешь, чтобы я отобрала у короля трон? Ты ошибаешься насчет моих амбиций.

Юрис раскатисто захохотал.

– Нисколько не ошибаюсь. Ты вправду убеждена, будто создана для того, чтобы всю себя посвятить служению? Только не говори, что ни разу не представляла себя королевой.

Зоя взяла с каминной полки гладкую агатовую лошадку, одну из сотен, что скакали по черному камню. Этим занимался Юрис целую вечность? Мастерил при помощи огня крохотные напоминания о прошлой жизни?

– А разве королева не отдает всю себя служению? Я служу гришам. Равке.

– Р-р-равке! – прорычал дракон. – Ты служишь нации призраков, всем тем, кого ты подвела. Тем, кого будешь подводить до тех пор, пока не исполнишь свое предназначение.

Всем тем, кого подвела. Да что он вообще знает? Зоя поставила фигурку на место и обхватила себя за плечи. Слова дракона были ей неприятны. Они стучали в голове, заставляли вспоминать о летящем камушке, о пересохшем колодце, о той бесконечной пустоте. Не смотри назад, сказала тогда Лилиана. Не оглядывайся на меня. Зоя ее не послушала, хотя крепко запомнила эти слова на будущее.

– Заканчивай свою историю, старик, или дай мне выпить бокал вина и вздремнуть.

– Вина ты здесь не найдешь, маленькая ведьма, и сна тоже. Как и отдыха от небытия.

Зоя небрежно махнула рукой.

– Тогда отпусти меня, и я найду компанию поинтереснее.

Юрис пожал плечами.

– Я уже почти все рассказал. В моих краях появилось кровожадное чудище. Дракон сжигал все на своем пути и пожирал любого, кто осмеливался ему противостоять.

Зоя рассеянно провела пальцами по висевшей на стене массивной булаве. Должно быть, в тот момент, когда Юрис вместе с другими святыми оказался в ловушке Каньона, оружие было при нем.

– Я всегда считала, что дракон – это метафора.

Юрис выглядел чуть ли не оскорбленным.

– Метафора чего?

– Языческой религии, иностранных захватчиков, опасностей современного мира.

– Иногда дракон – это просто дракон. Уверяю тебя, Зоя Назяленская, метафоры не убивают столько людей.

– Ты просто не слышал, как Толя читает стихи. Так, значит, великий воин пришел к драконьему логову?

– Именно. Представляешь мои трясущиеся поджилки?

– Примерно. – Зоя никогда не забудет, как впервые увидела Юриса с распростертыми крыльями. Интересно, как ему удалось победить дракона? – И что ты сделал?

– То, что делают все люди, которым страшно. Всю ночь накануне поединка я молился, стоя на коленях.

– Кому молится святой?

– Я никогда не притязал на титул святого, Зоя. Его присвоил мне отчаявшийся мир. Той ночью я был просто напуганным юношей, почти мальчишкой – мне едва исполнилось восемнадцать. Я молился богу в небесах, который присматривал за моей семьей, богу ветров и бурь, который поливал дождями поля и собирал души беспечных моряков. Может быть, этот бог до сих пор смотрит на меня сверху. Так или иначе, мои молитвы не остались без ответа. Когда я вышел против дракона и он дохнул на меня огнем, на помощь мне пришла буря. Теперь я мог отражать натиск пламени, так же, как это пыталась делать ты. Дважды мы сходились в битве и дважды отступали, чтобы залечить раны. Только на третий раз я нанес ему смертельный удар.

– Юрис-победитель, – с иронией произнесла Зоя. Пускай не думает, что она впечатлена.

Однако, к ее удивлению, Юрис произнес:

– Да, наверное, я должен был чувствовать себя победителем. Я ждал этого ощущения победы. Но когда дракон был повержен, я не испытывал ничего, кроме сожаления.

– Почему? – спросила Зоя, хотя в этой истории всегда сочувствовала дракону, ведь тот, будучи монстром, не мог изменить свою природу.

Юрис прислонился длинным гибким телом к базальтовой стене.

– Дракон стал для меня первым серьезным противником, единственным, кто сражался со мной на равных. Он был достоин моего уважения. Как только его клыки вонзились в меня, я понял: он испытывает то же, что и я. Мы оба чувствовали одно, оба были связаны с основой всего сущего, порождены стихией и отличались от всех остальных.

– Подобное притягивает подобное, – вполголоса промолвила Зоя. Ей знакомо это ощущение сродства, пьянящей ярости. Если она закроет глаза, то почувствует лед на щеках, увидит капли крови в снегу. – Но в итоге ты его убил.

– Мы оба погибли в тот день, Зоя. Его память – во мне, а моя – в нем. Мы прожили вместе тысячу жизней. Та же связь существует у Григория с огромным медведем, у Елизаветы с ее пчелами. Ты никогда не задавалась вопросом, как вообще некоторые гриши сами по себе могут быть усилителями?

Нет, не задавалась. Гриши-усилители рождались чрезвычайно редко и, как правило, становились экзаменаторами – применяли свою силу, чтобы выявить гришийские способности у детей. Дарклинг и Багра были усилителями. По одной из теорий, этим и объяснялось его могущество.

– Нет, – призналась Зоя.

– Они прочно связаны с материей в сердце мира. Задолго до того, как впервые было произнесено слово «гриш», границы, отделяющие нас от прочих созданий, были менее прочными. Мы не просто принимали облик животных, мы отдавали частицу себя взамен. Но в какой-то момент гриши начали убивать, присваивая себе часть первозданной силы творения и ничем не делясь в ответ. Так зародилась позорная традиция усилителей.

– Я должна стыдиться того, что носила усилитель? – возмутилась Зоя. Дракон не имеет права судить! Сколько слез она пролила, сколько тщетных молитв вознесла, не умея избавиться от упрямой, нелепой веры в то, что там, наверху, ей ответят? – Легко рассуждать о законах Вселенной, укрываясь за крепкими стенами дворца, вдали от мелких, жестоких поступков людей. Может, ты просто не помнишь, каково это – быть бессильным. А я помню.

– Может, и так, – согласился Юрис. – Но ведь ты все равно оплакивала убитого тигра.

Зоя замерла. Нет, это невозможно. Никто в целом свете не знает, что она сделала той ночью, что видела.

– О чем ты?

– Когда ты связан со всем сущим, пределов знания не существует. Я узрел все в тот миг, когда браслет упал с твоего запястья. Юную Зою, истекающую кровью на снегу, девушку с большим храбрым сердцем. Зою в разрушенном городе. Зою в саду. Ты не могла защитить их тогда, не можешь и сейчас. Ни ты, ни твой король-демон.

Не оглядывайся на меня. Колодец в ее душе – бездонная пропасть. Зоя бросает в темноту камушек и падает вместе с ним. Вниз, вниз. Она почувствовала нестерпимое желание покинуть эту комнату, убраться подальше от Юриса.

– Мы закончили?

– Мы еще не начинали. Скажи, грозовая ведьма, разве, убив тигра, ты не почувствовала, как его дух вошел в тебя, принял форму твоей ярости?

Зоя не хотела вспоминать ту ночь. Дракон знал то, чего знать не положено. Она заставила себя усмехнуться:

– Хочешь сказать, я могла превратиться в тигра?

– Могла бы. Сказать наверняка нельзя, ведь ты слаба.

Зоя презрительно скривила губы. Сдержалась, хотя внутри вскипел гнев.

– Пытаешься меня спровоцировать? Для этого нужно что-то посильнее насмешек старика.

– В бою против меня ты проявила мужество, находчивость, выдержку и мастерство. И все равно проиграла. Ты будешь проигрывать и дальше. До тех пор, пока не откроешь дверь.

Внезапно Юрис развернулся и, увеличиваясь в размерах, бросился на нее. Распростертые крылья закрыли дневной свет. Огромная пасть распахнулась, откуда-то из глубины пыхнул огонь.

Зоя вскинула руки, заслоняясь от жара.

Пламя неожиданно угасло. Юрис в образе человека смотрел на нее.

– Я выбрал слабачку? – с отвращением произнес он.

На этот раз, однако, улыбнулась Зоя.

– А может, просто девушку, которая умеет притворяться слабой?

Она встала и выбросила вперед руки, метнув в противника воздушный снаряд. Удар ветра и гнева сбил Юриса с ног. Он кубарем катился по гладкому каменному полу до самого выхода из пещеры. Слабачка? Это лишь крупица той силы, которой Зоя владела благодаря усилителю, однако и ее хватило, чтобы Юрис перекатился через край и исчез. Изумление на его лице растеклось в сердце Зои бальзамом.

Мгновение спустя в воздухе перед ней на широких крыльях повис дракон.

– Разбив ту дурацкую безделушку, я сломил твою волю?

Может, это в самом деле так? Призывать бурю без усилителя – все равно что совершать прыжок, неправильно рассчитав дистанцию, и хвататься за пустоту. Зоя всегда была сильной, но силу ей сообщала энергия тигра. Теперь она лишилась этой энергии. Что есть Зоя Назяленская без нее? Кто она без нее? Если они когда-нибудь выберутся отсюда, как ей вернуться к командованию армией?

– Выбирай оружие, – приказал Юрис.

– Я слишком устала.

– Покажи, что умеешь сражаться, а потом можешь прятаться где угодно. Выбирай оружие.

– Я и есть оружие. – Или была им. – Мне не нужна ни дубина, ни клинок.

– Отлично. – Юрис плавно перетек в человеческий образ. – Тогда я сделаю выбор за тебя. – Сняв со стены меч, он перебросил его Зое.

Она неловко поймала его обеими руками. Чересчур тяжелый. Раздумывать, однако, было некогда. Юрис, вооруженный массивным палашом, уже направлялся к ней.

– Зачем все это? – спросила Зоя, отражая удар, от которого ее руки задрожали до самых плеч. – Я никогда не была искусным мечником.

– Ты всю жизнь выбирала лишь те пути, где тебя гарантированно ждал успех. От этого ты обленилась.

Зоя с сердитой гримасой парировала удар, пытаясь воскресить в памяти давно забытые уроки фехтования Боткина Юл-Эрдена. Они тренировались на ножах и рапирах и даже отрабатывали стрельбу по мишеням из пистолетов. Зоя с удовольствием занималась всеми видами подготовки, особенно рукопашным боем, однако с той поры поводов применить полученные навыки на практике выдавалось немного. К чему махать кулаками, если можно призвать бурю?

– Неплохо, – оценил Юрис, когда она уклонилась от его атаки. – Магическая сила для тебя слишком легка в применении. А когда сражаешься физически, ты полностью сосредоточена на единственной цели: выжить, так что размышлять обо всем прочем некогда. Нет времени задумываться о том, что было раньше или будет потом, что ты потеряла, а что можешь приобрести. Существует только этот момент в настоящем, только сейчас.

– И какая же в том польза? – спросила Зоя. – Разве не лучше уметь просчитывать будущее?

– Когда ты освобождаешь разум, открывается дверь.

– О какой двери ты говоришь?

– Дверь к знанию, что лежит в основе сотворения мира.

Зоя сделала финт вправо и приблизилась к Юрису вплотную, лишая его преимущества атаковать на расстоянии.

– Я и так открываю эту дверь, когда призываю бурю. – На лбу у Зои выступили бисеринки пота. – То же самое делают все гриши, обращаясь к силе.

– Правда? – Юрис снова ударил. Лязг металла заполнил уши. – Но ведь буря все равно остается снаружи. Ты призываешь и защищаешься от нее одновременно. Она воет за дверью, стучит в окна, просится внутрь.

– Не понимаю.

– Впусти бурю, Зоя. Не призывай ее, не тяни к себе. Позволь ей войти в тебя, разреши управлять твоими движениями. Дерись со мной по-настоящему.

Зоя глухо зарычала: палаш Юриса обрушился на ее меч. Она уже задыхалась, от тяжелого клинка ломило руки.

– Я не смогу одолеть тебя, не применив мою силу.

– Не надо ее применять. Ты и есть сила. Буря у тебя в костях, у тебя в крови.

– Прекрати. Молоть. Ерунду, – окончательно рассердилась Зоя. Так нечестно. Дракон принуждает ее к заведомо проигрышному поединку. А она всегда выигрывала!

Ладно. Если он хочет, чтобы она обошлась без призыва бури, она обойдется. И все равно его победит. Пускай потом Юрис пристыженно опустит свою большую уродливую голову. Зоя бросилась в атаку, всецело сосредоточившись на поединке, игнорируя боль, которая пронзала руки всякий раз, как скрещивались их клинки. Зоя была миниатюрнее и легче, поэтому словно бы танцевала на носочках и держалась близко к противнику, заставляя его обороняться.

Лезвие палаша рассекло ей руку, боль обожгла огнем. Из раны текла кровь, но Зоя не обращала на это внимания. Все, чего она сейчас хотела, – убедиться, что в жилах Юриса тоже течет кровь.

Удар. Защита. Атака. Отпор. Отпор. Отпор. Сердце грохотало, как гром. В жилах ревела буря. Тело двигалось, опережая команды мозга. Ветер со свистом пролетал мимо нее, сквозь нее. Молнии напитали кровь электричеством. Зоя раз за разом обрушивала свой меч, ощущая в нем неукротимую мощь урагана, с корнем вырывающего деревья.

Палаш Юриса раскололся.

– Ну, вот, другое дело, – удовлетворенно произнес он с драконьей ухмылкой.

Зоя стояла с широко раскрытыми глазами, ее трясло. Сила в ней словно бы удвоилась или даже утроилась; руки и ноги наполняла энергия смерча. Несмотря на всю нереальность происходящего, Зоя не могла отрицать того, что чувствовала, – и того, что сделала. Доказательство – сломанный палаш – лежало у ее ног. Шквальная стиснула пальцы на рукояти меча. Буря – у тебя в крови.

– Вижу, я все-таки привлек твое внимание, – произнес дракон.

Зоя подняла глаза. Юрис лишил ее усилителя, надломил что-то в ней самой. Она отплатит ему за это, и он же научит, как это сделать.

– Разве еще не все? – спросила она.

– О, далеко не все.

Зоя снова приняла боевую стойку и вскинула меч – легкий, как воздух.

– Тогда тебе лучше подыскать новое оружие.

20 Нина

Адрик был в бешенстве. По-прежнему мрачнее тучи, только еще и в бешенстве. Ощущения – как будто бы на Нину взъелось унылое полотенце.

– Ты о чем вообще думала? – негодовал он наутро. Они отправились на южную окраину города, взяв с собой и Леони, и сани, – якобы торговать с местными охотниками и звероловами, – но на самом деле остановились за старой кожевенной мастерской, чтобы Адрик мог без свидетелей объяснить Нине, как безответственно она себя вела. – Я отдал прямой приказ! Ты не имела права никуда лезть, тем более в одиночку. А если бы тебя сцапали?

– Не сцапали же.

Леони прислонилась к саням.

– Сцапали бы, если бы не Ханна. Теперь ты перед ней в долгу.

– Я и до этого была. Забыли, что она гриш? Она будет молчать, если только не захочет подставить саму себя.

Адрик бросил взор на завод, маячивший над долиной.

– Следует уничтожить это место. Ради общего блага.

– Нет, – возразила Нина. – Нужно придумать, как вывести девушек.

Адрик посмотрел на нее своим обычным унылым взглядом, от которого скисало молоко.

– Сама знаешь, что делает парем. Им уже не освободиться от зависимости. Считай, все они уже мертвы.

– Прекрати нудеть, – рассердилась Нина. – Я же освободилась.

– От одной дозы. А эти девушки, как ты говоришь, сидят на наркотике несколько месяцев.

– Но это не обычный парем. Фьерданцы изобрели что-то другое, новое. Поэтому Леони почувствовала себя плохо, но у нее не было обычной реакции на парем. Поэтому и у меня не возникло повторной зависимости.

– Нина…

Она схватила Адрика за руку.

– Когда я приняла парем, во Второй армии еще не изучили его так, как изучили сейчас. Адрик, они уже разработали антидот! Возможно, фабрикаторы и целители в Малом дворце смогут помочь этим несчастным.

Адрик стряхнул ее руку.

– Нина, ты действительно не понимаешь, что натворила? Даже если вчерашнее ночное происшествие сочтут недоразумением, на заводе все равно усилят охрану. А вдобавок доложат командованию. Надо убираться из города, пока не поздно, иначе мы поставим под угрозу работу Рингсы и потеряем все шансы передать в Равку добытые тобой сведения. Ты даже не взяла образец этого нового наркотика.

У нее просто не было возможности, да и голова от страха плохо соображала. И все же она не допустит, чтобы девушки с холма расплачивались за ее ошибку.

– Адрик, я останусь здесь. Можете уходить без меня. Скажешь королю, что я дезертировала.

– Эти женщины обречены на смерть. Можешь фантазировать сколько угодно, но ты знаешь, что это так. И не проси меня жертвовать надеждой для живых ради мертвых.

– Мы здесь не только для того, чтобы набирать солдат во Вторую армию.

Взгляд синих глаз Адрика стал суровым, как камень.

– Мы здесь по приказу короля. Ради будущего нашего народа. Равка не выживет, если не укрепить Вторую армию, а гриши не выживут без Равки. Я видел, как Дарклинг истреблял солдат Второй армии. Я знаю, скольких мы потеряли и скольких еще можем потерять. Мы должны сохранить Рингсу. Должны – во имя каждого гриша, живущего в страхе.

– Адрик, я не могу их бросить и не брошу. Они привели меня сюда. – Это ведь благодаря им она в конце концов похоронила тело Матиаса. Прося у Нины помощи, голоса мертвых вернули ее к жизни. Она не вправе их подвести. – Леони, – Нина умоляюще посмотрела на девушку, – если бы ты оказалась там, наверху, и увидела, что близкий тебе человек…

Леони села на поваленное дерево и устремила взор на крепость.

– Леони, – перебил Нину Адрик, – у нас есть задание. Нельзя его провалить.

– Замолчите оба, – сказала Леони. – Не надо на меня давить. Я сама решу. – Закрыв глаза, она подставила лицо лучам зимнего солнца и долго молчала. Наконец она произнесла: – Я рассказывала вам, что в детстве чуть не умерла, но не упоминала, что причиной была отравленная вода в колодце. Целительница-зова, спасшая меня, сделала это ценой собственной жизни. Она умерла, выводя отраву из моего организма. – Леони открыла глаза и печально улыбнулась. – Говорю же, яды – тонкая штука. Поэтому я ношу эти камни. – Она коснулась двух золотистых камней, вплетенных в волосы с левой стороны. – Топаз, дающий силу, – в память о матери, которая подарила мне жизнь и воспитала бойцом. – Леони слегка повернула голову, и солнечный луч заиграл на грозди из трех лиловых камней в волосах справа. – Аметист – в память об Адити Хилли, фабрикаторе, вернувшей мне жизнь, которую я чуть не потеряла из-за своей беспечности.

– Хилли? – переспросил Адрик. – Вы с ней родня?

– Нет. Я взяла ее фамилию и поклялась доказать, что она не зря пожертвовала собой, поклялась достойно прожить возвращенную мне жизнь. – Леони указала подбородком в направлении завода. – Если мы здесь не ради девушек в той палате, то зачем?

Адрик вздохнул.

– Повторяю, я отдал приказ. На голосование вопрос не ставится.

Леони улыбнулась своей сияющей улыбкой – великолепной, как восход тысячи солнц. Адрик со свистом втянул воздух, словно его ударили под дых.

– Знаю, – просто сказала Леони. – А еще я знаю, что ты сражался бок о бок с Алиной Старковой и не покинул поле боя, даже когда демон тьмы оторвал тебе руку. Адрик, ты пришел сюда не для того, чтобы действовать осторожно.

– Скажи-ка, Леони, – вмешалась Нина, – ты когда-нибудь пробовала керчийские вафли?

Леони удивленно подняла брови.

– Нет.

– Обещаю угостить тебя стопкой вафель такой высоты, что придется подставлять лестницу.

– Ты умеешь готовить?

– Нет. Совершенно. Зато хорошо умею убеждать других приготовить что-нибудь вкусненькое для меня.

Адрик одернул подколотый булавкой рукав.

– Вы обе просто невыносимы. И обвиняетесь в нарушении субординации.

Леони улыбнулась еще шире.

– Мы прекрасны, и тебе это известно.

– Ладно, – надулся Адрик, – раз уж вы решительно настроены провалить наше задание, может, объясните, как мы вывезем из этого проклятого города толпу беременных женщин с младенцами и доставим их в порт глухой ночью?

Нина посмотрела на холм, на дорогу к заводу, похожую на высунутый язык, длинный и жадный, на караульную будку у подножия горы – первую линию охраны. Вспомнила уроки, усвоенные в Кеттердаме, где ее партнерами были не солдаты, связанные долгом, а жулики, разбойники и воры. Всегда бей туда, куда филя не смотрит.

– Легко и просто, – сказала она. – Сделаем это среди бела дня. И позаботимся о том, чтобы нас увидели.

* * *

Нина сильно сомневалась, что Ханна явится на следующий урок – либо из-за запрета Матери-хранительницы, либо просто из нежелания общаться, – но все же решила пойти в класс. По пути она заглянула на кухню за свежими объедками и сбегала к лесу, чтобы оставить для Трассела новую тарелку. На минутку задержалась в приятной тишине, дабы собраться с мыслями. Пахло душистой смолой; воздух, холодный и свежий после недавнего снегопада, бодрил. Нина была готова признать, что вылазка на завод получилась крайне неудачной, однако это не отменяло ни творившегося там ужаса, ни выпавшей ей возможности. Она чувствовала, что стоит на пороге событий более масштабных, нежели трагедия на холме, и что от нее тоже требуется нечто большее. «Но что?» – пробормотала она вслух.

– Энке Яндерсдат?

От неожиданности Нина подскочила так резко, что чуть не выколола глаз веткой. Возле деревьев стояла молодая девушка, нервно теребившая подол светло-голубого сарафана. Нина не сразу вспомнила, что уже видела эту послушницу раньше – на берегу реки, в солдатской форме. Слышала ли она, как Нина говорила на равкианском?

– Да?

– Я не хотела вас испугать.

– Легкая встряска мне не помешает, – сказала Нина, словно это вовсе не она недавно выпрыгивала из окошка и улепетывала со всех ног, спасая свою жизнь.

У девушки были светлые волосы и кожа нежного персикового оттенка. Она нисколько не выглядела испуганной, просто немного волновалась.

– Я хотела поблагодарить вас и земенских торговцев. Вы ведь не рассказали о… том, что видели у реки. Даже когда узнали про Гретте.

Гретте… Должно быть, та девушка, которая умерла из-за долгого пребывания в отравленной воде.

– Горя и без того хватило, – сказала Нина.

Девушка поежилась, как будто смерть подошла слишком близко.

– Мать Гретте приехала за телом. Это было ужасно. Но если бы родственники узнали, откуда у нее эти раны, позора было бы…

– Понимаю, – кивнула Нина, потом рискнула спросить: – Кататься еще поедете?

– Нет, конечно, – искренне, почти с жаром произнесла девушка. – Никогда.

Нина ей верила.

– Скажи-ка, это Ханна придумала стащить солдатскую форму? – спросила она. Ханна – важная часть Нининого замысла, поэтому необходимо как можно глубже понимать ее натуру. Кроме того, Нине и самой было любопытно.

Нижняя губа у девушки задрожала.

– Я… Она…

– Я ничего не скажу настоятельнице. Если заговорю сейчас, она сразу спросит, почему я до сих пор молчала. Никому от этого лучше не станет.

Довод, по-видимому, оказался убедительным.

– Ханна… Ханна любит рисковать понапрасну. – На губах послушницы мелькнула слабая улыбка. – Но иногда трудно не поддаться на ее уговоры.

– Вы часто ездили вместе?

– Только когда она звала нас с собой.

– Не высоковата ли цена за редкий глоток свободы?

– Дело не только в этом, – вздохнула девушка. – Ханна… Иногда люди обращаются в монастырь за помощью, а Мать-хранительница им отказывает. Разумеется, у нее есть на то причины.

– Ясное дело. И что это за люди?

– Семьи, которым не хватает рабочих рук, когда кто-то заболевает. – Щеки послушницы порозовели. – Незамужние женщины… попавшие в беду.

– Ханна к ним ездит? – удивилась Нина. Эта своевольная бунтарка с винтовкой за плечом и кинжалом на поясе? Трудно представить.

– О, да, – подтвердила девушка. – У нее настоящий дар. Она удержала от пропасти не одну заблудшую душу и даже помогала принимать младенцев – таких, которые перевернулись в материнском чреве и не могли родиться самостоятельно.

Да она же целительница, догадалась Нина. Применяет свою силу и даже не подозревает об этом. Нине вспомнились слова Ханны: «Для них это игра. Детская забава с переодеванием, дерзкая выходка». Тогда она думала, что поняла смысл, а оказалось, что вовсе и нет.

– Если вы нажалуетесь на нас, Ханна больше не сможет… – заявила девушка. – Мать-хранительница…

– Я буду молчать, – сказала Нина. – Вряд ли Джель осудит доброту Ханны.

– Да, – задумчиво произнесла послушница, – я тоже так думаю.

– Сожалею о смерти вашей подруги.

– Я тоже. – Девушка сорвала с сосновой ветки несколько иголок. – Иногда… мне кажется, Гефвалле не хочет, чтобы мы тут находились.

– Ты про монастырь?

Девушка с рассеянным взглядом покачала головой.

– Про девушек… Про всех нас.

Нина намеревалась расспросить ее подробнее, но тут в часовне зазвонил колокол.

Девушка сделала торопливый книксен.

– Да хранит вас Джель, энке Яндерсдат, – пробормотала она и убежала на занятия.

Нина поспешила следом. Не стоит опаздывать – вдруг Ханна все же явится на урок. Адрик уже отправил в Хьяр сообщение для Рингсы с указанием приготовить к отплытию корабль – конечно, при условии, что им удастся вывести женщин с завода. Но если Ханна сегодня не придет, нужно будет найти девушку и попытаться вернуть ее расположение. Без Ханны план не осуществить, да и вообще, мысль о том, что та на нее злится, Нину, честно говоря, огорчала.

Она записала на доске половину слов для заучивания на уроке и уже начала терять надежду, когда в дверях появилась Ханна. Она вся так и кипела гневом, и Нина оказалась к этому не готова. Ханна стояла, излучая безмолвную ярость, а Нина, стиснув мелок, пыталась выдавить что-нибудь примирительное. Глаза Ханны цвета золотистой меди сверкали, точно искры, однако Нина по собственному опыту знала, что фраза «Ты такая красивая, когда злишься» плохо подходит в качестве первого шага.

– Думала, ты не придешь, – начала она.

– Мать-хранительница велела продолжать занятия. Она не хочет, чтобы я бездельничала.

– Это же чуде…

– Я не сказала, что сама этого хочу, – свирепо зашептала Ханна. – Что ты делала на заводе? Мне нужна правда!

Как я хотела бы тебе ее рассказать. Всю, до последнего слова. Несмотря на разговор с послушницей в лесу, Нина не могла полностью доверять Ханне. Пока не могла.

Она жестом пригласила ученицу в класс, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Всю ночь Нина думала, как ответить на вопросы Ханны.

– Помнишь, я рассказывала о моей сестре? – спросила она. – Той, что вышла замуж и живет на юге?

Ханна кивнула.

– Ее схватили.

Ханна гневно стиснула кулаки.

– Ты же говорила, что…

– Не знаю, как именно все произошло, но ее поймали, когда она использовала свою силу гриша. Она в руках у дрюскелей.

– А муж?

– Его казнили за то, что хранил тайну жены. Я думаю, Тиру привезли сюда.

– Твою сестру привезли на завод боеприпасов?

– Это не просто завод боеприпасов. В заброшенном крыле крепости держат девушек-гришей, ставят на них опыты. Мать-хранительница и кое-кто из монахинь в этом участвуют.

Ханна скрестила на груди руки.

– Зачем привозить кого-то сюда? Всех гришей доставляют в Ледовый Двор, чтобы предать суду.

Суду, на котором никого из них ни разу не оправдали, где всех поголовно приговаривают к смертной казни. Приговоры, однако, редко приводили в действие. Вместо этого Ярл Брум бросал гришей в тайную тюрьму и подсаживал на парем.

– Не закрывай уши, Ханна, не притворяйся, будто не знаешь, на что способны мужчины. Скажи, ты слыхала, что в Кеджеруте пропадают девушки и женщины? Как и в Гефвалле, и в других речных городах?

– Пропадают? – фыркнула Ханна.

– Чем объясняются эти исчезновения? – не отступала Нина. – Болезнью? Неожиданной тягой к путешествиям? Нападением диких зверей? Разбойников?

– Все это случается в наших краях. Фьерда – суровое место для жизни. – В голосе Ханны звучали не только нотки оправдания, но и гордость. И все же Нина успела заметить на лице девушки едва уловимую тень сомнения – сомнения и страха.

– Ты видела Ледовый Двор.

– И что с того?

– Ты вправду считаешь, что он создан руками человека? Или все-таки искусством гришей? Что, если Фьерда нуждается в гришах так же сильно, как их ненавидит? – Произнося эти слова, Нина думала о новых видах оружия, которые разрабатывались во Фьерде, о внезапном скачке прогресса, как если бы фьерданцы взяли на работу фабрикаторов. Может, применять парем в военных целях они еще и не додумались, но однозначно открыли новые способы эксплуатации гришей-рабов.

Закусив губу, Ханна смотрела в окно. Вокруг носа у нее была целая россыпь веснушек, не золотых, как у Адрика, а рыжевато-розовых, цвета спелой хурмы.

– В монастыре была одна девушка, – нерешительно проговорила она, – Элинор, послушница, очень замкнутая. Однажды утром она просто исчезла. Сестры сказали, что она получила предложение руки и сердца и уехала в Джерхольм. Но когда в тот же день я тайком поехала кататься, то увидела в лесу Мать-хранительницу, которая жгла вещи Элинор.

Нину передернуло. Элинор сейчас в той палате? Или в могиле на холме?

– Недалеко от Кеджерута жила женщина, – медленно, словно с неохотой, продолжала Ханна. – Сильви Винтер. Она… перенесла тяжелую болезнь и уже шла на поправку. А потом вдруг они с мужем собрали вещи и куда-то уехали.

Тайная подопечная Ханны? Значит, как-то холодным вечером она приехала к Сильви, постучала в дверь и обнаружила, что дом опустел?

– Ханна, я знаю, тебя учили ненавидеть гришей… ненавидеть себя. Но то, что делают с этими девушками солдаты и Мать-хранительница, непростительно.

Гнев Ханны полностью испарился, теперь она выглядела хрупкой и напуганной.

– И что мы можем сделать?

Нина вспомнила Матиаса, истекающего кровью у нее на руках. Вспомнила девушек в сумраке заброшенного крыла, рядами лежащих на койках, словно безвольные тряпичные куклы. Вспомнила, как сутулится Ханна, точно хочет сделаться невидимой.

– Спасти их, – сказала она. – Спасти их всех.

21 Исаак

Исаак сидел на равкианском троне работы легендарного фабрикатора Эльдени Дуды. Престол, отлитый из цибейского золота и увенчанный фигурой двуглавого орла, служил опорой для седалищ многих поколений Ланцовых. Сейчас его занимал Исаак, думавший только о том, как сильно он хочет в туалет.

Иностранные делегации, прибывшие ко двору, вот уже два часа произносили приветственные речи и подносили богатые подарки. Исаак видел, что многие в зале изнывают от жары, духоты, долгого стояния на ногах и скуки, хотя сам был напряжен как струна, и оставался бы в этом состоянии, даже если бы с обеих сторон над ним не нависали грозные стражи: Толя Юл-Батар – слева и Тамара Кир-Батар – справа.

Принимая пару элегантных револьверов из Нового Зема или лазуритовый ларец, полный птиц, вырезанных из драгоценных камней, – дар Керчии, Исааку полагалось просто выражать благодарность, однако, несмотря на щедрые дары и льстивое дружелюбие гостей, он знал, что среди союзников прячутся враги. Кто может оказаться полезен королю? Кто стремится ему навредить?

Исаак улыбался фьерданским послам. Все как на подбор высокие, светловолосые и статные; стройные фигуры облачены в сияющие белые или светло-серые одежды – гости как будто бы только что причалили ко дворцу на плавучей льдине. Благодаря их за преподнесенный морской жемчуг, он вспоминал две фьерданские пули, которые извлекли из его бедра после битвы при Хальмхенде. В гражданской войне фьерданцы поддержали Дарклинга. Смерть старшего брата короля, Василия Ланцова, на их совести, по крайней мере отчасти. Члены всех делегаций прошли тщательный досмотр, однако полностью исключать угрозу нельзя. У стража Исаака был опыт в подобных делах.

Шуханское посольство состояло исключительно из женщин. Принцесса Эри Кир-Табан была одета в изумрудные шелка с вышитым узором из серебряных листьев; гребни, инкрустированные драгоценными камнями, скрепляли длинные темные волосы. Принцесса считалась самой невзрачной из пяти сестер, зато самой любимой народом. Следом за свитой принцессы шествовали воительницы Тавгарада. Каменные лица, взоры «в никуда» – такому же взгляду Исаак научился на службе в дворцовой страже. Однако это не просто солдаты, а бойцы элитного подразделения, с раннего детства обученные служить династии Табан. На стражницах черная униформа, на левом эполете – резная гранатовая эмблема сокола с разинутым клювом, квадратные черные фуражки круто сдвинуты набок, волосы собраны в тугой узел. Тамара говорила, что одна из них готова переметнуться. Но которая? – думал Исаак, изучая лица. Губы сурово сжаты, золотистые глаза горят огнем – да они и в самом деле похожи на хищных птиц. Зачем кому-то из них предавать родину и королевский род, который они призваны защищать? Или это ловушка для короля?

Приседая в реверансе, шуханская принцесса слегка покачнулась, над ее верхней губой блеснули капельки пота. Лицо стражницы, стоявшей у нее за спиной, еще больше окаменело. Исаак невольно посочувствовал принцессе, когда та выпрямилась и одарила его робкой улыбкой. Он самую малость испробовал на себе, что значит принадлежать к королевской семье, и это ему совсем, совсем не нравилось.

Исаак даже примерно не представлял, как будет себя чувствовать в роли короля. Прошлой ночью Толя и Тамара тайно доставили его в поместье знаменитого князя Крыгина. Он с удовольствием задержался бы в гостях, чтобы осмотреть скандально известное Золотое Болото, но на рассвете его облачили в скромный оливково-серый мундир – излюбленную форму одежды Николая, – посадили на изящного белого мерина, и все трое двинулись обратно для показательного въезда в столицу. К ним присоединились стражники и солдаты в военной форме – королевский эскорт, и поездка стала для Исаака первым испытанием. Правда, в этот раз ему только кланялись или отдавали честь. Во время проезда по сельской местности и нижней части города его для пущей безопасности поместили между близнецами Батар, а сзади прикрыли отрядом солдат, среди которых была и Тамарина жена Надя.

Исаак помнил, как поразила его Ос Альта при первой встрече, какое огромное впечатление произвели размеры и шумная суета столицы. Она оставалась такой же и сегодня, когда он смотрел на нее глазами правителя.

– Прекрати, – шепнул Толя.

– Что?

– Прекрати пялиться по сторонам, как лупоглазая деревенщина, – прошипела Тамара. – Смотри на мир так, будто он принадлежит тебе целиком.

– Тем более, что так оно и есть, ты же король, – прибавил Толя.

– Мир принадлежит мне целиком, – послушно повторил Исаак.

– Одно твое слово – и весь город сожгут дотла, – уверила Тамара.

От этого знания ему должно стать лучше?

– И не найдется никого, кто мог бы меня остановить?

– Может, и найдется, – сказала Тамара. – Только его сразу повесят.

Исаак поежился.

– Хорошо хоть, в седле прилично держится, – пробурчал Толя.

Впрочем, Исаак и с этим успел оконфузиться: спешившись, король не ведет своего коня в конюшню, за него это делает грум. Король с дружелюбным кивком бросает ему поводья и, улыбаясь, говорит: «Спасибо, Климент» или: «Ну, как, Лев, подлечил свой кашель?» А как иначе, ведь Николай Ланцов знает всех слуг во дворце по именам. С более ленивым монархом было бы проще.

Взгляды окружающих Исаака пугали. Кем он был? Никем, рядовым солдатом Первой армии, а потом – офицером дворцовой стражи. В нижнем городе люди относились к его униформе либо с уважением, либо с неприязнью. Он помнил, с какой гордостью впервые надел белое с золотом, помнил собственные смешанные чувства, когда, завидев его и его товарищей, одни поспешно убирались с дороги, другие предлагали бесплатную кружечку кваса, а третьи презрительно сплевывали и бормотали под нос ругательства. Теперь все совершенно иначе. Он тоже когда-то взирал на короля так же, как сейчас взирают на него, Исаака, эти люди – с неподдельной благодарностью и восхищением? А как насчет других – тех, в чьих взглядах сквозит подозрение или даже явный страх?

– Почему они так смотрят? – шепотом спросил он. – Что ожидают во мне увидеть?

– Ты больше не человек, – ответила Тамара. – Ты – армия. Двуглавый орел. Ты – это Равка. Вполне естественно, что люди на тебя смотрят.

– А эти? – Исаак мотнул головой в сторону окна, из которого высовывались девушки – наряженные в лучшие платья, с завитыми кудрями, нарумяненными щечками и подкрашенными губками. – Король ведь не… не флиртует с простолюдинками, так?

– Нет, – подтвердил Толя. – Николай никогда не воспользовался бы своим положением.

– Тогда на что они надеются?

Тамара засмеялась.

– Ты же читал старинные сказки, где принцессы влюбляются в свинопасов, а короли берут в жены пастушек. Николай еще не выбрал невесту. Разве можно осуждать этих девушек за то, что они надеются привлечь высочайшее внимание? А вдруг он с первого взгляда влюбится в чье-то личико, изгиб шеи или каштановые волосы, как делают короли в сказках?

– Вовсе необязательно так тщательно изучать все, что выставляет напоказ нижний город, – колко заметила Надя.

Тамара и не подумала извиниться, лишь сверкнула заговорщицкой улыбкой, от которой щеки Нади моментально вспыхнули.

– Я могу разглядывать дешевые товары, но истинное качество отличаю сразу.

Увидев забитый до отказа тронный зал, Исаак испытал непреодолимое желание убежать в конюшню, снова оседлать того прекрасного белого мерина и ускакать прочь. И пусть потом его поймают или даже подстрелят.

Толя едва заметно пнул трон носком сапога. Исаак сообразил, что от него ждут речь, и встал.

– Друзья мои, – голос у него надломился; он увидел, как Женя медленно закрыла глаза, словно в приступе боли. Он откашлялся и начал заново: – Друзья мои, – произнес Исаак на равкианском, затем повторил фразу на шуханском, земенском и фьерданском. – Добро пожаловать в Равку. Благодарю всех вас за этот первый шаг к миру, который, надеюсь, принесет благо нам всем. В эту минуту мы не отдельные народы, но друзья, которые сядут за общий стол, чтобы преломить хлеб и… – Он сделал паузу, как учили; на его губах заиграла задорная улыбка Николая Ланцова, – выпить вина. Так пусть же этот вечер станет началом новой эпохи. Надеюсь не поперхнуться бараньей отбивной и не развязать войну.

Исаак кивнул, двери по обе стороны зала открылись, толпа расступилась перед королем.

Катастрофа разразилась еще до того, как он вошел в обеденный зал. Лакеи распахнули двери, и Исаак, думавший только о том, как сильно вспотели ладони в перчатках, машинально сделал то, чему был обучен на службе и что делал уже тысячу раз: отступил в сторону и вытянулся по стойке смирно, устремив взор перед собой. Эта наука была накрепко им усвоена, как и наука правильно чистить сапоги и пришивать пуговицы, поскольку «такие, как мы, не должны беспокоить просьбами слуг».

Стражники всегда пропускали вперед старших по рангу и положению, а во дворце выше Исаака по положению были почти все, включая часть слуг. Но выше короля Равки не было никого.

Исаак услышал вздох изумления, пролетевший над толпой, и одновременно почувствовал, как пол уходит из-под ног. Желудок скрутило; он подумал, что сейчас грохнется, а Женя встанет над ним и примется бить обутой в туфельку ножкой.

– Ваше величество? – обратилась к нему шуханская принцесса, которой полагалось войти в обеденный зал первой, так как делегация Шухана была представлена королю последней. Ужас на лице принцессы почти не отличался от ужаса, царившего в душе Исаака.

Первым его порывом было найти в зале кого-нибудь, кого угодно, кто сумеет ему помочь и подскажет, что делать. Так, стоп. Не паникуй. Короли не впадают в панику. Но ты же не король. Еще есть шанс выскочить в окно.

Отвесив короткий учтивый поклон, Исаак выиграл секунду-другую, чтобы взять себя в руки и изобразить уверенную улыбку.

– Сегодня я в первую очередь хозяин и лишь потом – король.

– О, разумеется, – пробормотала совершенно сбитая с толку принцесса.

Остальные приглашенные потянулись следом – одни выглядели удивленными, другие – польщенными, во взглядах третьих читалось неодобрение. Исаак продолжал стоять с наклеенной улыбкой и приподнятым подбородком, будто нарочно устроил эту проверку для будущей королевы Равки.

После того как в зал вошли последние иностранные гости, появились Женя и Давид. Несмотря на безмятежное выражение Жениного лица, Исаак видел, как напряжены уголки ее рта. Давид, как обычно, выглядел рассеянным.

– Не волнуйся, – шепнула Женя. – Справляешься на отлично.

Давид задумчиво нахмурился.

– То есть, когда ты сказала: «Это фиаско»…

– Это просто фигура речи.

– Но…

– Давид, умолкни.

– Все так плохо? – жалобно спросил Исаак.

Женя ощетинилась колючей улыбкой.

– В лучшем случае наши гости посчитают Николая эксцентричным, в худшем – чокнутым.

И все из-за крохотного нарушения этикета? Исаак постарался скрыть отчаяние и сел за стол. Трапеза началась. Званый обед требовал соблюдения тысячи самых разных правил, однако в этот вечер от большинства из них дозволялось отступить: сегодня король Равки давал традиционный крестьянский пир с игрой на скрипках и плясками.

Вечер протекал без приключений, и Исаак благодарил за это всех святых, хотя еще один неловкий момент все же возник, когда фьерданский посол потребовал экстрадиции Нины Зеник.

Женя быстро ответила на это, что гриш-сердцебитка уже два года находится в Керчии с торговой миссией.

– Верится с трудом, – скептически произнес посол.

Женя пнула под столом Исаака.

– На полный желудок обсуждать дипломатические вопросы затруднительно, – любезно улыбнулся он послу. – Предлагаю дождаться десерта.

Позже Толя склонился над его ухом и прошептал:

– Ешьте, ваше величество.

– Вся еда на вкус как пепел, – пожаловался Исаак, тоже шепотом.

– В таком случае добавьте соли.

Исаак заставил себя прожевать и проглотить несколько кусочков, и на этом, к его величайшему изумлению, обед завершился.

Гости разошлись по комнатам. Толя с Тамарой особыми коридорами провели Исаака в личные покои короля. У самых дверей Толя остановил его, положив ему на грудь огромную ладонь.

– Стой. – Он принюхался. – Чувствуете запах?

Тамара повела носом, осторожно приблизилась к двери.

– Пахнет чесноком. Арсин, иначе говоря, гидрид мышьяка. – Она подала знак стражнику. – Вызовите сюда Давида Костюка и кого-нибудь из шквальных. Дверь взломана.

– Ядовитый газ? – спросил Исаак, когда близнецы повели его прочь.

– Поздравляю. – Толя хлопнул его по спине и мрачно усмехнулся. – Ты выглядел убедительно, раз кто-то уже отважился на попытку покушения.

22 Николай

Николай пытался привыкнуть к своему новому жилищу, к странному сочетанию песка и камня. Подобные апартаменты – благоустроенные, хоть и немного старомодные, – вполне могли бы вписаться в интерьер его дворца, если бы не бедность палитры и однообразная текстура. Все здесь виделось как будто издалека, сквозь дымку тумана. Исключением была кровать: нелепый романтический будуар, украшенный алыми розами, – очевидно, творение Елизаветы. Николай улегся в постель, решив вздремнуть, но сон не шел. А вдруг во сне проявится монстр? Попробует ли он вылететь на охоту в этих пустынных местах?

Николай был крайне утомлен, однако его тело словно бы утратило всякое ощущение времени. В Каньон они отправились поздним утром, но в этих постоянных сумерках невозможно было определить, минуло несколько часов или дней. Время как будто ускользало. Мы не принимаем пищу, не спим. Я забыл, что такое потеть, испытывать голод или видеть сны. Святые – или кто бы они ни были – провели в этой западне сотни лет. И как только не сошли с ума?

Николай закрыл глаза. Хорошо, пускай не получается уснуть, но можно попытаться привести в порядок разум. Демон и без того постоянно царапался внутри, стремясь заполучить контроль, а тут еще этот невероятный опыт с выпадением из одной реальности и переносом в другую. Но он король, а значит, обязан думать о будущем нации.

Толя и Тамара видели, как они вместе с Зоей и Юрием исчезли в вихре песчаной бури. Что предпримут близнецы? Сначала займутся поисками, потом выдумают правдоподобную историю для прикрытия, а младших шквальных, что были с ними, отправят куда-нибудь в глушь, где слушать их байки некому. Близнецы сообщат об исчезновении короля Жене и Давиду, а затем… Дальше воображение отказывало. Если бы только Николай успел поработать с Исааком или другим кандидатом в двойники, это могло бы спасти ситуацию. Но прибегать к этому варианту практически без подготовки? Сам Николай, известный своим безрассудством, наверняка попытался бы, тогда как Женя и остальные чересчур благоразумны, чтобы решиться на такой риск.

Время в запасе еще есть. Торжества в Ос Альте, возможность надавить на Керчию и прочее, и прочее – все это еще возможно, если святые выполнят свое обещание. И если Николай выдержит обряд Горящего Терна. По крайней мере, тогда у Равки появится шанс победить в борьбе. Он снова станет самим собой, единолично будет управлять собственным сознанием.

Нужно будет как можно скорее выбрать невесту и заключить союз, на котором так настаивает Зоя. Женитьба на незнакомой женщине. Брак, соответствующий всем приличиям, но лишенный искренних отношений. И притворяться придется до конца жизни. Николай вздохнул. Это место наводило на него тоску.

Он резко сел: снаружи донесся звук, чье-то негромкое сопение. Открыв дверь, Николай никого не обнаружил, пока не опустил взгляд и не увидел медвежонка: зверек тянул его за штанину блестящими коготками. Густой мех животного лоснился, а вместо задних ног у него были приделаны два колеса, спицы которых подозрительно напоминали фаланги человеческих пальцев. Зрелище было милым и поразительным одновременно.

Медвежонок потянул снова. Следуя за ним, Николай вошел в центральную комнату и только тогда заметил Григория, всей своей массивной, меняющей вид тушей привалившегося к стене.

– Прошу прощения, – изрекли три рта на трех смутных физиономиях, после чего сразу растаяли. – У нас здесь давно никого не было, а в замкнутых пространствах я чувствую себя неуютно.

Николай махнул в сторону серых песчаных стен.

– Почему просто их не изменить?

– Теперь это твое жилище. Это было бы… грубо.

Медвежонок, пыхтя, катался по периметру, то и дело врезаясь в двери, ведущие в комнаты Зои и Юрия.

– Твой миньон очарователен.

– Люблю творить – меня это успокаивает. Кроме того, отказникам гораздо легче воспринимать безобразного монстра, если они видят его в устойчивой форме.

Николай помолчал, не зная точно, как полагается себя вести в присутствии святого.

– Ты поэтому устроился в углу?

– Да.

– Прошу, не старайся ради меня. Говорят, у меня тоже есть кое-что общее с безобразными монстрами.

Многочисленные головы Григория тихонько захихикали – этакая скамья хихикающих присяжных Григориев.

– Я уже не могу контролировать свой облик. Когда-то я был то человеком, то медведем, но теперь, как только в мозгу возникает тот или иной образ, тело моментально стремится его воспроизвести. Это страшно утомляет.

Григорий съежился, и на миг перед Николаем предстал мужчина с добрыми глазами и темными кудрявыми волосами. На плечах у него была накинута медвежья шкура с медвежьей же головой. Неожиданно голова пошевелились, и в следующую секунду человек и зверь слились воедино.

– Не уверен, стоит ли упоминать об этом, – промолвил Николай, – но я слыхал, что шкура убившего тебя медведя хранится в сокровищнице королевской часовни в Ос Альте. Я надевал ее на коронацию.

– Боюсь, твоим священникам всучили подделку. – Медвежья мантия – подергивающаяся картинка – снова появилась на плечах Григория. – Этот медведь не умирал, как и я.

– Он стал твоим усилителем?

– Все гораздо сложнее. – Григорий вырос в размерах, прибавил в количестве рук и ног.

– Я помню твою историю. Ты был целителем. – Молодым и прославившимся своим умением исцелять самых безнадежных больных. Юный Григорий вылечил от тяжелой болезни сына одного знатного человека, а семейный доктор этого человека, видимо, испугавшись потерять работу, обвинил целителя в колдовстве. Григория бросили в лесу на съедение диким зверям, но он собрал кости других людей, растерзанных хищниками, смастерил из них лиру и заиграл такую умиротворяющую мелодию, что все медведи покорно улеглись у его ног. Наутро Григорий вернулся домой целым и невредимым. Тогда стражники знатного человека связали ему руки и снова отправили в лес. Играть на лире юноша уже не мог, и его разорвали на части те самые медведи, что накануне лежали перед ним, убаюканные мелодией. Кровожадная сказка для маленького принца. Удивительно, как Николай вообще не лишился сна.

– Я был целителем, – сказал Григорий, и его многочисленные ноги согнулись в коленях, как будто он собирался опереться на них многочисленными подбородками. – Но при этом делал такое, чего, пожалуй, делать не следовало. Я создавал младенцев для бездетных женщин, невест для зрелых мужей. Чтобы защитить княжеский замок, я сотворил огромного воина двенадцати футов ростом с кулаками, как валуны.

– Повторял детские сказки? – Николаю вспомнились истории о колдуньях и пряничных големах, которые рассказывала ему нянька.

– До поры до времени. А потом… Скверна оказалась слишком большим искушением. Я никогда не спрашивал себя, вправе ли совершать что-то, думал только о том, смогу ли.

– Подобная сила очень непредсказуема, – процитировал Николай Давида.

Григорий хихикнул, грустно и многоголосо – на лицах новой грозди голов появилось скорбное выражение.

– Со смертью все просто. А как насчет рождения? Воскрешения? Право созидать принадлежит одному лишь Первому Творцу. Я ставил опыты со скверной и утратил контроль над собственной телесной формой. Пришлось уйти в отшельники. Конечно, спустя какое-то время люди отыскали мое убежище. Они жаждали выведать все секреты, их даже не смущал мой внешний вид. Сила всегда притягательна, независимо от цены, которую придется за нее заплатить. Меня называли Ваятелем, количество моих учеников исчислялось сотнями. Я учил их применять свой дар в бою или в целительстве. Потом они уходили во внешний мир, и каждый из них носил мое имя.

– Гриша? Гриши… – удивленно произнес Николай. Выходит, Григорий был наставником первых корпориалов – целителей и сердцебитов. – Вот, значит, как все началось…

– Может быть, – сказал Григорий. – А может, это просто очередная сказка. Это было очень, очень давно. – Многоформенная сущность начала съеживаться и оседать – замелькали образы спящего медведя, устало сгорбленного человека. На Григория снова навалился тяжкий груз многолетнего заключения. – Пока вы здесь, я не стану слишком часто попадаться вам на глаза. Не люблю, когда на меня смотрят, да и привык жить отшельником. Но если что-нибудь понадобится, не стесняйся, приходи ко мне в башню. Знаю, выглядит она не очень располагающе, но, поверь, я буду искренне рад.

– Спасибо, – поблагодарил Николай, хотя сознавал, что не испытывает желания подниматься в башню из костей и хрящей.

– Елизавета – суровый учитель, и все же, надеюсь, ты не свернешь с пути к цели. От твоего успеха зависит очень многое. Для всех нас.

– Чем ты займешься после того, как покинешь Каньон?

– Ты так уверен, что пройдешь испытание?

– Люблю ставить на себя при всякой возможности. Правда, предпочитаю, чтобы деньги были чужие.

Расплывшаяся фигура частично восстановила очертания, превратившись в изогнутый позвоночный столб и набор скрещенных рук. В эту минуту Григорий походил на причудливое дерево, тянущееся к солнцу.

– Когда моя сила исчезнет и я снова стану смертным, ко мне вернется и постоянный облик. Или же я умру, но в обоих случаях обрету свободу.

– Тогда я буду стараться ради всех нас.

Григорий подался вперед – множество человеческих голов с темными глазами и звериными пастями, полными острых зубов. Николай усилием воли заставил себя остаться на месте.

– Ты должен, друг мой. Все взаимосвязано. Мир меняется, как и сила гришей. Даже если Каньон продолжит свое существование, прежним ему уже не быть.

Николай и сам чувствовал этот рывок к переменам. Границы смещались, появлялось новое оружие. Невозможно предсказать, что будет дальше.

– Юрий утверждает, что грядет Эра Святых.

Григорий вздохнул, и его вздох разнесся по комнате, словно порыв ветра.

– Знаешь ли ты, что пробудило монстра, живущего у тебя внутри? Почему после стольких лет возродилась сила Дарклинга? Виной всему парем. Наркотик сделал возможным недопустимое. Изменил пределы силы гришей.

– Парем?

– Если полностью его уничтожить…

– Мы пытались.

Клыки во множественных ртах Григория вытянулись и заострились еще больше.

– Нет. Вы пытались изменить формулу парема, подчинить его себе. В этом и есть соблазн силы.

Николай вынужден был признать, что это так. Он давно знал: не в его стране, так в другой со временем найдут способ обуздать мощь наркотика, даже без познаний Кювея. Но тогда получается, что эксперименты в Равке…

– Я сам разбудил демона.

Головы Григория закивали.

– Мы все связаны, король Николай. Гриши, Каньон, сила внутри тебя. Каньон – это рана, которая, вероятно, никогда не затянется. Но, возможно, таков порядок вещей. Помни это, когда будешь проходить испытание.

Николай почувствовал, что сейчас нужно бы изречь нечто глубокомысленное, положить руку на сердце и принести торжественную клятву. От этой необходимости его избавил Юрий, вошедший в комнату снаружи. Значит, все это время монах не сидел у себя, бормоча под нос псалмы.

– Санкт-Григорий, – Юрий низко поклонился, стекла очков блеснули, как монеты, – прошу прощения, что помешал.

– Все в порядке, – отозвался Ваятель, однако Николай уже видел, как тот начал съеживаться, как из торса высунулись дополнительные пары рук, которые поволокли его по коридору, словно Григорий торопился увести себя подальше от любопытных глаз. – Удачи тебе, король Николай, – промолвил он и исчез.

– Я… я не хотел его оскорбить, – залепетал Юрий.

– Боюсь, он считает оскорбительной собственную внешность.

– Согласен, его вид может смутить, но ведь он святой, высшая сущность.

– Мы принимаем лишь привычное и боимся инаковости, даже если эта инаковость имеет высшую природу. – Николай хлопнул в ладоши. – Ну, что, пора узнать, как со мной разделаться?

– Ох, нет, ваше величество. Конечно, нет. Но у меня есть кое-какие мысли насчет обряда, а Елизавета… – монах сделал паузу, как будто одно упоминание этого имени было священным ритуалом, – Елизавета желает приступить к вашему обучению.

– Она сама тебе об этом сказала?

– Я должен вас сопровождать, – с гордостью объявил Юрий.

– Отлично. – Николай расправил манжеты. – Идем за Зоей.

Монах робко кашлянул.

– Генерала Назяленскую не приглашали.

– Ее вообще редко приглашают, но я хочу, чтобы она была рядом со мной. – Юрий нахмурился, однако Николай знал, что монах не посмеет возразить своему правителю. – Теперь только надо ее найти.

Почувствовав, что его тянут за штанину, он посмотрел вниз. Медвежонок на костяных колесиках. Юрий вскрикнул от неожиданности.

– Он не кусается, – сообщил Николай. – Надеюсь.

Король и монах последовали за медвежонком по коридору. Стены за их спинами подергивались рябью, словно отзываясь на движение. Николая вновь охватило ощущение, что все вокруг – искусное, но мертвое подражание реальности. Ему не оставалось ничего другого, кроме как подчиняться ходу событий. Его мир перевернулся с ног на голову, и либо он приспособится к переменам, либо сойдет с ума.

Миновав череду извилистых коридоров, они вышли к длинному узкому мосту, который вел к еще одной уходящей ввысь башне – владениям Юриса. Башня была высечена из шероховатого черного камня и напомнила Николаю развалины древнего замка на Блуждающем острове. В ее основании темнели многочисленные пещеры и пустоты, а шпиль походил на огромный коготь, устремленный в небо.

Шагая по мосту, Николай видел, что монах заметно нервничает.

– В чем дело, Юрий? Не любишь высоту или осуждаешь генерала Назяленскую?

– Ваше величество, я бы никогда не посмел выразить неодобрение действиям генерала.

– Не уходи от ответа. Почему она тебе не нравится? – Зоя вообще не стремилась кому-либо нравиться, и Николай считал это одним из ее достоинств. Тем не менее интересно услышать, что скажет монах.

– Слова, которые она говорила паломникам… – Юрий покачал головой. – Не понимаю, откуда в ней эта злость. На счету Дарклинга немало преступных деяний, но ведь она была одной из его приближенных.

Эту тему Зоя обсуждать не любила. Она просто взяла и сожгла свое прошлое, как будто подпалила фитиль динамитной шашки.

– Что, по-твоему, подпитывает ее гнев? – задал вопрос Николай.

– Ненависть?

– Своего рода. Разные виды топлива горят по-разному, одни быстрее, другие жарче. Простая ненависть – это один вид топлива, а ненависть, выросшая из преданности, – совершенно другой, она и полыхает иначе.

Юрий провел костлявой рукой по грубой материи своей рясы.

– Я читал исторические хроники. Он творил жестокие вещи, знаю, но…

– В книгах рассказано далеко не все.

– Да, да, разумеется. Тем не менее я пришел к выводу, что… отчасти понимаю мотивы Дарклинга.

– А как насчет методов?

– Методы были чересчур радикальны, – признал Юрий. – И все же… порой их применение оправданно, разве не так?

– Юрий, если хочешь сохранить голову на плечах, никогда не произноси этого в присутствии генерала Назяленской. Хотя в чем-то ты прав.

Монах растерянно заморгал.

– Да?

– Дарклинг хотел мира. Хотел сделать Равку сильной, обеспечить безопасность гришам. Как правитель я ставлю перед собой те же цели.

– О, да! – с жаром согласился Юрий. – Дарклинга нельзя назвать хорошим человеком, однако он, безусловно, был дальновиден и…

Николай предостерегающе вскинул ладонь. Вряд ли Юрия удастся переубедить, но если он преклоняется перед Дарклингом, пусть делает это с открытыми глазами. Что касается Николая, то его беспристрастность тоже имеет пределы.

– Есть разница между дальновидностью и заблуждением. Дарклинг утверждал, что служит на благо Равки, однако это изменилось, как только Равка перестала служить его интересам. Он также декларировал свою любовь к гришам, но эта любовь испарилась, когда они отказались признать его повелителем. Он нарушил собственные правила, а заодно чуть не уничтожил свой народ.

Юрий беспокойно пожевал губами.

– Продолжай, – велел король. – Вижу, тебе еще есть что сказать.

Монах поправил очки.

– Если бы ваш отец… Если бы предыдущий правитель не был таким…

– Слабым? Несостоятельным? Продажным?

– Ну…

– Мне не доставляет удовольствия признавать ошибки моего отца. Как и деда, и прадеда. Среди Ланцовых были и хорошие, и плохие короли. Король Анастас строил в Равке дороги, но казнил почти две тысячи человек за ересь. Иван Золотой возводил школы и музеи, но не смог удержать Сикурзой и отдал его шуханцам. Мой отец… Я хотел бы им гордиться. Говорят, род Ланцовых происходит от жар-птицы, однако мы всего лишь люди и зачастую – очень слабые. Я не могу изменить того, что сделали мои предки. Надеюсь лишь, что смогу хоть немного возместить нанесенный ущерб и направить страну по другому курсу.

– А ваши дети?

Николай улыбнулся.

– Молодость у меня была буйная, но осторожности я не терял.

Монах залился краской.

– Я имел в виду ваших будущих сыновей и дочерей. Вы уверены, что они станут достойными правителями?

Миновав высокую арку, они вошли в башню Юриса.

– Значит, ты не только еретик, но еще и радикал? – рассмеялся Николай.

– Ну что вы, ваше величество!

– Не волнуйся, Юрий. Я не случайно укрепил местную власть – поставил надежных бургомистров и расширил полномочия законодательных ассамблей. Возможно, когда-нибудь Равка перестанет нуждаться в монархе. Но перемены требуют времени.

А возможно, им не суждено произойти. Тогда, в разговоре с Зоей, Николай высказался начистоту. Равкианцы всегда шли за сильными личностями. У народа не было возможности научиться править самостоятельно, потому что решения в стране принимали короли, Дарклинги, генералы и священники. Со временем ситуация может измениться. Или же я умру во время ритуала, и страна погрузится в хаос.

Он оставил Равку непростительно уязвимой. Министры сумеют управиться без него, но ведь ясного указа о порядке престолонаследия он не издал. У него нет наследников. Нет жены, которая после его смерти выступила бы символом сплочения. Да и кто бы защитил эту его гипотетическую избранницу? Ответ очевиден: Зоя Назяленская. Если, конечно, выберется из этого чистилища.

Вдобавок к должности главнокомандующего он назначит Зою первым министром и регентом. Если Николай умрет раньше, чем его отпрыск достигнет совершеннолетия, Зоя присмотрит за Равкой и соблюдением очереди престолонаследия. Люди ей доверяют – насколько можно доверять гришу. Более того, он ей доверяет, несмотря на ее злопамятность и приступы мрачной хандры. Она растет, растет и превращается в сильного, уверенного лидера.

Или нет, подумал Николай, когда медвежонок привел их в святая святых – внутренние покои Юриса, – и глазам вошедших предстала ожесточенная схватка. Дико скалясь, Зоя размахивала двусторонними топорами, похожими на Тамарины, но более старыми и грубыми на вид. Юрис атаковал ее, используя огромный палаш.

Монах нервно ухватился за свою жидкую бороденку.

– По-моему, это весьма небезопасно, – заметил он.

– Причем для обоих, – прибавил Николай.

Над противниками собрались темные грозовые тучи, раскат грома сотряс воздух. Зажимая лапами уши, медвежонок на колесиках укатился в дальний угол, словно прячась от звука.

Трудно поверить, однако на краткий миг Николаю показалось, что силы соперников равны. Увы, он знал, что в этой технике боя Зоя не особенно искусна, а потому, когда Юрис сделал ложный выпад влево, она вполне предсказуемо совершила ошибку, метнувшись в ту же сторону.

– Прикрой фланг! – крикнул ей Николай.

Юрис резко повернулся; его меч описал широкую дугу и нанес мощный удар сверху вниз. Зоя выбросила вверх топоры, полыхнувшие синим огнем. От столкновения с клинком на лезвиях с сухим треском заплясала молния, и огромный воин взревел от боли, его черные чешуйчатые доспехи задымились.

Что это Зоя только что сделала? И каким образом умудрилась отразить атаку Юриса?

– Хорошо! – оценил Юрис, когда противники разошлись. Он бодро повращал плечами, словно тот факт, что его едва не изжарили живьем, не доставлял ему ни малейшего беспокойства. Вероятно, для древнего дракона так оно и было.

Зоины волосы намокли от пота, блузка липла к коже, а лицо озаряла задорная улыбка – Николай впервые видел, чтобы она так улыбалась. Настроение у него упало. Вежливо кашлянув, он обратился к Юрису:

– Если ты собираешься разрубить моего генерала пополам, имей в виду, он мне еще нужен.

Зоя развернулась на сто восемьдесят градусов, утерев пот со лба рукавом.

– В чем дело? – Ее глаза наполняла такая синева, что взгляд почти светился.

– Нас зовет Елизавета. Я хочу, чтобы ты послушала про обряд.

Дракон недовольно фыркнул.

– Здесь она проведет время с большей пользой. Юный король, пройти через терновый лес ты должен в одиночку.

– Но ведь этот путь такой сложный, – парировал Николай. – Кто-то же должен нести запасы провизии.

Юрис качнул головой и повернулся к Зое, которая уже повесила топоры обратно на стену.

– Размениваешься на пустяки.

– Будущее моей страны – не пустяки.

– Король и страна – не одно и то же.

Зоя отвернула закатанные рукава, застегнула пуговицы на запястьях.

– Ну, почти одно и то же.

За спиной Юриса развернулись крылья; на глазах увеличившись в размерах, он принял форму дракона. Усилием воли Николай сохранил спокойствие, хотя зрелище вызвало в нем приступ первобытного страха. Он тоже так выглядит, когда в нем просыпается монстр?

Юрис снова фыркнул, и на этот раз воздух, вырвавшийся из его огромной пасти, пронесся по всему помещению, точно порыв ветра.

– Со временем сама увидишь разницу. Он состарится, а ты лишь станешь сильнее.

Зоя равнодушно передернула плечами.

– К тому времени ты давно обратишься в прах, так что позлорадствовать не получится.

Дракон с недовольным видом улетел. Николай весело помахал ему вслед. И все же на обратном пути, пока он вместе с Зоей и монахом шагал по лабиринту коридоров, слова Юриса не выходили у него из головы. Николай опасался заблудиться, однако рябь на стенах как будто указывала направление, и вскоре все трое оказались на следующем мосту, который, как надеялся Николай, должен был привести их к Елизавете.

Ему известно, что гриши живут долго – чем больше их сила, тем длиннее жизнь. Сколько проживет Зоя, сколько лет простоит на защите Равки и рода Ланцовых? Будет править мудро или поддастся безумию вечной жизни, как это случилось с Дарклингом? Примет ли ее народ или со временем начнет считать чудовищем? К тому времени он будет мертв, все это никак его не коснется, но думать об этом печально.

Юрий остановился так неожиданно, что Николай чуть не налетел на него.

– О, – тихонько воскликнул монах. – О…

Перед ними высилась башня Елизаветы. В странном, блеклом освещении Каньона янтарные панели мерцали золотом, в каждой из них можно было видеть застывших гигантских насекомых, и все это сооружение мерно гудело, будто гигантский улей.

– Санкта… – благоговейно прошептал монах.

Николай отметил, что к дракону подобного почтения Юрий не выказывал. Правда, и драконья башня больше походила на звериное логово, тогда как это место напоминало священный храм, приводящий в трепет своим величием.

– Насчет костра ты ошибся, – сказала Зоя монаху. – Что нам вообще известно о ритуале?

– Только то, что он опасен, – отозвался Юрий.

– Ой, а я-то думала, король просто закинет в рот леденец и прочтет драматический монолог.

– Я уже приготовил несколько отрывков, – вставил Николай.

Когда они приблизились к башне, панели сместились, образовав вход. Внутри пахло розами и медом, струился мягкий золотистый свет предзакатного часа, хотя заката в этих местах не было.

Елизавета в окружении пчел и стрекоз, вся в расцветающих, увядающих и вновь распускающихся розах, и сама казалась отлитой из золота статуей.

– Добро пожаловать, – сердечно произнесла она. Если появление Зои ее удивило или раздосадовало, она ничем этого не выдала, а просто одарила всех улыбкой.

– Мой король, давайте посмотрим, явится ли монстр, если мы его вызовем. – Николай поклонился, и Елизавета жестом указала на стол, на котором стоял маленький глиняный горшочек. – Когда придет время обряда, я подниму терновый лес из песков Каньона. – С этими словами она пошевелила пальцами, и из земли в горшке начал расти колючий побег серо-стального цвета. – У взрослых деревьев шипы достигают размеров кинжала. Ты вызовешь демона, а когда он явится, пронзишь шипом оба ваши сердца.

– И как же он при этом останется в живых? – спросила Зоя.

Терновый побег рос на глазах, шипы удлинялись.

– Все будет зависеть от короля. Мы поможем ему научиться вызывать и подчинять монстра, однако сразиться с ним Николай должен один на один. Если воля его сильна, он выживет; если нет – демон навечно им завладеет.

Николай обнаружил, что непроизвольно трет ладонью грудь, и заставил себя остановиться.

– Моя воля?

– Испытание, которое тебе предстоит, не только физическое, но и духовное. Его цель – отделить человека от зверя и зверя от человека. Тебя ждет боль, которой ты и представить не можешь, но куда страшнее встретиться с монстром лицом к лицу.

– Что это значит? – спросил Николай.

На этот раз в улыбке Елизаветы сквозила жалость, как будто она чувствовала страх, что он носил в своем сердце, гнев и смятение, которые терзали его с момента вселения демона.

– Ты столкнешься с частью прежней силы Дарклинга, осколками его целей и намерений. И с чем-то еще. Монстр не желает покидать твое тело. Он постарается сбить тебя с толку, не дать пройти испытание и пронзить сердце терновым шипом. Если это случится, демон полностью завладеет тобой. Как думаешь, ты сможешь его одолеть? – мягко спросила Елизавета.

– Один раз мы уже победили Дарклинга.

– Алина победила, – поправила Зоя.

На лице Елизаветы промелькнуло отвращение.

– Солнечная святая, – язвительно усмехнулась она. – Как же отчаянно люди нуждаются в чудесах. Как же низко готовы пасть.

Заметив, что Зоины глаза опасно прищурились, Николай накрыл ее руку своей. Они здесь не для того, чтобы защищать память Алины.

– Твоим противником будет не Дарклинг, – продолжала Елизавета. Терновый побег рванул вверх. Глиняный горшок лопнул, наружу показались пытливые щупальца корней. – Точнее, не совсем он, а существо, оживленное волей Дарклинга подобно его теневым солдатам, ничегоям. Но это создание провело в твоем теле более трех лет, разделяя с тобой мысли и желания, и теперь оно направит их против тебя же. Демон будет бороться за свою жизнь так же яростно, как ты – за свою.

Наверное, это должно его напугать, подумал Николай. Умный человек взвесил бы все дважды, прежде чем согласиться проткнуть себя гигантским шипом. Он, однако, не чувствовал страха, а только легкое волнение. Принять мысль о том, что демона можно одолеть в схватке, гораздо легче, нежели смириться с кошмаром, который будет преследовать его до конца дней. Он ведь уже начал верить, что эта штука засела в нем навечно. Некоторые черты своей натуры Николай презирал – бесконечное честолюбие, жилка эгоизма, которую так тонко подметила Алина, – и, если Елизавета права, то монстр обратит против него именно эти, худшие черты. И пускай обратит. Николай знал, что в конечном итоге его жажда жизни окажется сильнее.

– В нужный момент я буду готов, – поклялся он.

Терновое деревце внезапно спрыгнуло со стола; толстый стебель пульсировал, шипы щетинились, как стальные кинжалы. Пролетев над полом, оно остановилось на волоске от груди Николая. Смертоносное острие шипа было нацелено королю точно в сердце.

– Надеюсь, – промолвила Елизавета. – Мы ждали тебя целую вечность, Николай Ланцов. – Будет обидно, если ты нас подведешь.

Николай с Зоей переглянулись. Юрий взирал на Елизавету с откровенным обожанием. Да уж, помощи от него, как всегда, немного.

– Уверен, ты стараешься меня напугать, – сказал Николай, кончиком пальца дотронувшись до острия шипа. – Только не знаю, зачем. Может, лучше изобразишь паука в костюме?

– Почему в костюме? – нахмурилась Зоя. – Почему не просто паука?

– Откуда у него костюм? – продолжил Николай. – Как он сумел застегнуть пуговицы? По какому случаю решил нарядиться?

Елизавета спокойно смотрела на них, потом щелкнула пальцами, и терновое деревце отпрянуло.

– Я собиралась подвергнуть пыткам монаха, дабы вызвать твою темную сущность, – задумчиво произнесла она, – но, пожалуй, лучше сразу перейти к делу.

По мановению руки Елизаветы пол вокруг Зои начал подниматься, окружая ее кольцом янтаря.

Зоино лицо исказилось ужасом, она вскрикнула, но быстро овладела собой, выставила ладони и с помощью гришийской силы стала отодвигать блестящие панели. Из-под ее ног по всему помещению начала растекаться золотистая субстанция.

Николай рванулся к ней, однако между ними выросла непреодолимая стена из буйно сплетенных ветвей терновника. Смертельно острые серые шипы топорщились во все стороны.

– Елизавета, прекрати! – крикнул Николай, уже не видя святую. До него донесся вопль Зои. – Я знаю, ты не посмеешь ее убить. Она нужна Юрису!

Елизавета появилась из-за терновой стены в кольце алых роз.

– Думаешь, мне есть дело до нужд Юриса? Я хочу свободы, и если смерть девушки побудит тебя к действию, то эта цена невелика.

Николай бросился вперед, но Елизавета вновь укрылась за терном. Король Равки прыгнул прямо в заросли, не обращая внимания на боль от уколов: шипы вонзились в его плоть сквозь одежду. Невероятно острые, они впивались в него, словно зубы хищника.

– Тебе придется подняться в воздух, мой король, – раздался голос Елизаветы. – Иначе ты никогда не станешь свободным, как и мы.

Зоины крики стали еще громче.

Откуда-то из глубины терновых зарослей послышались стоны Юрия:

– Нет, нет, пожалуйста, не надо. Умоляю!

Николай крепко зажмурился. Давай же, ублюдок, выходи, уговаривал он монстра. Ты хотел расправить крылья? Вот он, твой шанс. В благодарность я даже позволю тебе загрызть эту так называемую святую.

Если демон его и слышал, то сейчас просто смеялся над ним. Какая бы темная сущность ни гнездилась в теле Николая, эта игра не вызвала в ней интереса.

Святая не посмеет навредить Зое, повторял себе Николай. Это лишь уловка.

Внезапно Зоины крики прекратились. Юрий тихонько подвывал.

– Зоя? – позвал Николай. – Зоя! – Он снова бросился грудью на колючую стену. – Зоя! – На сей раз это прозвучало, как звериный рык. На сей раз он ощутил, как демон рвется наружу, словно процарапывая грудную клетку изнутри острыми когтями.

Нет. Он этого не желает. Он не хочет уступать монстру контроль над собой.

Да, прошипел внутри другой голос.

Помни, кто ты, приказал себе Николай.

Из подушечек пальцев вылезли когти, клыки удлинились и заострились.

Я – Николай Ланцов, корсар и король.

За спиной развернулись крылья. Исторгнув дикий вопль, он взмыл над терновыми зарослями под высокий купол башни. Помни, кто ты.

Елизавета подняла на него торжествующий взор. Юрий плакал. Рядом с ними парил янтарный саркофаг, внутри которого, словно застывший ангел, находилась Зоя – недвижная, с закрытыми глазами.

Николай не узнал хриплого звука, вырвавшегося из собственной глотки, когда ринулся вниз, стремясь протаранить Зоину тюрьму. С тошнотворным хрустом он врезался в янтарную стену, но та не поддалась. Рыча, Николай бросился на Елизавету, чувствуя, что монстр не только делится с ним силой, но и забирает контроль над разумом. Святая лишь безмятежно улыбнулась. Одно движение рукой, и янтарный саркофаг, в который была заключена Зоя, рассыпался, а терновый лес ушел в землю.

Николай успел подхватить обмякшее тело шквальной, покрытое золотистой смолой. Елизавета сжала пальцы в кулак, и Зоя закашлялась. С трудом распахнула слипшиеся ресницы, растерянно заморгала, а потом на лице отразился ужас, и всю ее охватила крупная дрожь.

Он хотел успокоить Зою, хотел… Запах ее страха смешивался с ароматом смолы. Пьянил. Вызывал чувство голода. Все, чего он желал, – это вонзить когти в Зоину плоть. Сожрать ее.

Вспомни, приказал он себе, вспомни, кто ты.

Николай Ланцов. Правитель Равки. Корсар. Солдат. Младший сын осрамившегося короля.

Он испустил рык изголодавшегося зверя. Зоя, чьи движения сковывала липкая смола, попыталась отползти в сторону.

Вспомни, кто она такая. Зоя сидит за столом, пишет письмо. Зоя сурово рассматривает отряд новобранцев. Зоя вместе с ним в карете, удерживает его – закованного в цепи, но вырывающегося, – терпеливо ждет, когда скроется демон.

Николай крепко ухватился за это воспоминание, за собственное жуткое ощущение. Уходи, потребовал он. Уходи.

Медленно, неохотно, монстр убрался в тот темный угол души, где устроил себе логовище. Во рту у Николая остался мерзкий привкус горелого. Дрожа, он рухнул на колени. У него не хватало мужества посмотреть на Зою и прочесть на ее лице отвращение. Он прошел точку невозврата. Почувствовав, как ее руки легли ему на плечи, Николай заставил себя поднять глаза.

Зоя сияла.

– Ты справился! – воскликнула она. – Вызвал демона, а потом загнал обратно.

– Ты чуть не погибла, – мрачно произнес он.

Зоина улыбка стала еще шире.

– Но ведь не погибла же.

Елизавета постучала костяшками пальцев по столу.

– Итак, шквальная, означает ли это, что я прощена?

– Зависит от того, насколько трудно будет очистить волосы от этой гадости.

Елизавета подняла руки, смола золотыми ручейками стекла с Зоиных кудрей на пол и там затвердела.

Юрий вытер слезы.

– Коммандеру… коммандер Назяленская должна будет испытывать такое всякий раз?

– Если потребуется, я готова, – отозвалась Зоя.

Елизавета пожала плечами.

– Будем надеяться, не потребуется.

– Ты открыл дверь, – сказала Зоя, протягивая Николаю руку.

Поднявшись с ее помощью на ноги, он заставил себя порадоваться результату вместе с остальными. Но Николай успел ощутить силу монстра. Сможет ли он противостоять свирепому демону в решающий момент? Он открыл дверь, однако вряд ли в следующий раз у него так легко получится ее закрыть.

23 Исаак

Он стойко выдержал трое суток – балы, торжественные обеды и встречи. На него больше никто не покушался. Почти как на фронте: ты прожил час, потом второй и надеешься дожить до утра. Поздно вечером Исаак падал в кровать и лежал, глядя в потолок. Слушал стук сердца, размышлял о многочисленных ошибках, которые допустил сегодня, и еще более многочисленных, которые неизбежно допустит завтра.

Сегодня с утра была запланирована приятная лодочная прогулка по озеру перед Малым дворцом, а после – пикник на берегу.

– Перед обедом тебя ждет тет-а-тет с шуханской принцессой, – сообщила Тамара.

– А… что мне с ней делать?

– Постарайся ее очаровать. Расспроси о личной охране, давно ли стражницы состоят у нее на службе. Добудь максимум информации.

– Разве не проще вам с Толей подружиться с девушками из Тавгарада на почве общего шуханского детства или чего-нибудь в этом роде?

Близнецы переглянулись.

– Мы для них хуже равкианцев, – сказала Тамара. – Наш отец был шуханцем, но при этом мы носим татуировки с символами Солнечной святой и служим королю чужой страны.

– И почему же вы выбрали Равку?

– Мы не выбирали, – отрезала Тамара.

Толя приложил ладонь к сердцу.

– Мы выбрали Алину. И Николая. А это, – он широким жестом обвел территорию дворца, – ничего не значит.

Исаак не знал, что на это сказать. Он считал себя патриотом и все же не мог не признать, что Равка, в отличие от ее правителя, никогда не была к нему особенно добра.

– Просто поболтай с принцессой Эри, – наставляла Тамара, – разговори ее.

– Если – чисто гипотетически – представить, что я не наделен природным шармом и остроумием, – то как это осуществить?

Тамара раздраженно закатила глаза, но на выручку пришел Толя.

– Сыпь комплиментами. Вырази восхищение культурой Шухана. Можешь прочесть несколько…

– Ради всех святых, Толя, – перебила его сестра, – это последнее, что стоит ему советовать. – Тамара опустилась на одно колено перед Исааком. – Просто слушай ее. Задавай вопросы. Женщины не любят, когда их соблазняют. Им приятно, когда на них смотрят и слушают, что они говорят. Ты не преуспеешь ни в том, ни в другом, если будешь обдумывать стратегию победы или декламировать «Четвертое сказание о Креги».

– Четвертого сказания о Креги не существует! – возмутился Толя. – Поэт Элаан не закончил даже третье.

– В таком случае четвертое как раз стоит процитировать.

Почему от мысли о легкой беседе у Исаака учащается пульс? Видимо, потому, что он никогда особо не умел разговаривать с девушками – если не считать сестер. Но препираться с Белкой и Петей из-за цены на ленточку – совсем не то, что вести светский разговор с королевской особой. И как, интересно, ему выудить у принцессы нужную информацию? Исаак напомнил себе, что он теперь красавчик, – этот факт поражал его всякий раз, когда он случайно видел в зеркале свое отражение. Он и раньше не был уродом, просто имел непримечательную внешность: аккуратно причесанные каштановые волосы, которые начинали завиваться, если их долго не подстригать, довольно правильные черты лица, чуточку кривоватые нижние зубы. Мать называла его симпатичным, но ведь она и сестре говорила, что у той хороший голос, а это определенно не соответствовало истине.

Развалившись среди подушек на мягком диванчике, установленном на королевской ладье, Исаак изображал расслабленность, старательно копируя вальяжную позу Николая. Слишком въелась в него за долгие годы привычка стоять навытяжку. Перед ним там и сям, словно водяные лилии, на поверхности озера покачивались элегантные шлюпы и затейливо украшенные лодки; на ветру трепетали флажки и полосатые парусиновые навесы в цветах Равки – синем и золотом.

Для купания вода была холодной, но проливные нагрели верхний слой, так что над озерной гладью густыми клубами поднимался туман, из которого шквальные создавали эмблемы и символы различных стран и знатных родов. Чтобы снять напряжение, Исаак позволил себе пригубить абрикосового вина из крохотного бокала в виде колокольчика, но все равно оставался настороже и прислушивался к разговорам. Один из фьерданских послов спросил у Жени позволения осмотреть школу гришей.

– Разумеется, – ответила Женя. – Охотно устроим для вас экскурсию.

От Исаака не укрылось возбуждение, охватившее посла и еще одного члена фьерданской делегации, стоявшего рядом.

Расправив юбки, Женя добавила:

– Правда, боюсь, вы заскучаете. Ученики вместе с наставниками сейчас находятся в тренировочном походе.

– Что, все?

– Да, – ответила Женя. – Мы считаем практические занятия крайне важной частью образовательного процесса. Признаюсь, я даже рада этому затишью. Как вы прекрасно понимаете, маленькие гриши отличаются шумным и веселым нравом. Лучше, чтобы они не путались под ногами во время визита таких высоких гостей.

Исаак ни разу не видел, чтобы ученики школы гришей путались у кого-нибудь под ногами. Они всегда при деле, да и школа изолирована от остальной территории дворца, так что проникнуть туда незаметно вряд ли удастся. Нет, детей убрали подальше из соображений безопасности, и фьерданцам это известно.

– Вы эвакуировали всех детей? – холодно осведомился посол.

– Эвакуировали? – Женя непринужденно рассмеялась. – Это подразумевало бы некую угрозу. – Она игриво хлопнула посла по коленке. – Угрозу! И кому – детям, которые способны поджечь любую из этих лодок и остановить сердца всех пассажиров в ней одним взмахом руки. – Женя приложила к уголкам глаз платочек. – Смешно, право же!

Когда фьерданцы отошли к борту, чтобы насладиться пейзажем и, очевидно, разделить друг с другом чувство бессильного гнева, Исаак повернулся к Жене.

– Вы отослали детей, чтобы их защитить?

– Разумеется. – Жениной шутливости как не бывало. – Думаешь, мы оставили бы здесь одно из главных сокровищ Равки, зная, что бомба или ядовитый газ за секунды могут уничтожить целое поколение гришей? Если фьерданца напугать, желания действовать у него поубавится. Наслаждаюсь мыслью о том, что наши детки будут по ночам являться им в кошмарах.

Исаак качнул подбородком.

– Знаешь, слушать твои речи – все равно что смотреть на бывалого моряка, который знает все рифы и мели и искусно ведет корабль мимо опасных мест. Ты лавируешь в этих водах с большим мастерством.

Женя долго молчала, а потом наконец промолвила:

– Меня рано бросили в воду. Дарклинг подарил меня королеве Равки, когда я была совсем крошкой. Этакая милая маленькая помощница.

– Выходит, ты знала короля с детства?

– Видела его и Василия мельком. Я была хоть и ценной, но все же служанкой. Принцы вели себя очень шумно. – Женя потеребила сережку с топазом. – Прислуга называла их ходячей головной болью. Как я им завидовала! Они могли носиться где угодно, играть и шалить…

– Но ведь быть любимицей королевы – это, наверное, большая честь? – поинтересовался Исаак.

Женя кинула в рот ломтик сливы.

– Какое-то время я была ее игрушкой. Она наряжала меня в красивые платьица, делала мне прически, позволяла спать в изножье своей кровати и сидеть подле нее за столом. Я смотрела на остальных и училась. Став постарше, я имела несчастье попасться на глаза старому королю… – Женя тщательно вытерла пальцы льняной салфеткой, на ткани остались следы от сливового сока. – Я убеждала себя, что страдания, выпавшие на мою долю, почетны, ведь я – солдат и шпион Дарклинга. Он доверял мне как никому другому, и когда-нибудь все узнают, как верно я ему служила. Без сведений, которыми я его снабжала, ему не удалось бы совершить переворот так легко.

Исаак воззрился на нее с изумлением.

– Ты сейчас признаешься в государственной измене, – шепнул он.

– Милый, славный Исаак, – улыбнулась Женя, – Николай Ланцов давным-давно меня простил и этим навеки завоевал мою преданность. Дарклинг швырнул меня в воду и даже пальцем не шевельнул, глядя, как я тону, поскольку это отвечало его целям.

– Значит, он действительно был жестоким?

– Жестоким? О, да. Но на растерзание королевским псам он отдал меня не для того, чтобы наказать. Он просто не задумывался о том, что причиняет мне боль. Разве важны мучения одной девушки, если благодаря им он получит целую империю? Дарклинг вел долгую и сложную игру. Только когда я осмелилась подумать о себе, когда нарушила его грандиозный план, он натравил на меня своих чудовищ и…

С озера послышался громкий всплеск. Вскочив, Исаак и Женя успели заметить, как за бортом лодки, набитой представителями керчийской делегации, мелькнул клочок желтого шелка. Дочь одного из купцов свалилась в воду и камнем пошла ко дну.

– Прыгай, – резким шепотом скомандовала Женя. – Спасай ее, быстрее.

– Там же есть гриши…

– Николай не стал бы дожидаться гришей.

Женя была права, но…

– Я не умею плавать.

– Ты же сейчас пошутил, да?

– Боюсь, нет.

– Почему раньше молчал?

– Меня об этом не спрашивали.

– Просто прыгай, – прошипела Женя. – И не вздумай барахтаться. Погружайся на дно как можно скорее, а остальное сделаем мы.

Исаак не мог поверить, что Женя говорит всерьез, но свирепое выражение ее лица развеяло его сомнения. Ладно, подумал он, перемахнув через поручни и войдя в воду, как он надеялся, хотя бы с толикой изящества. По крайней мере, если я утону, мне не придется сидеть на торжественном ужине.

Вода в озере обжигала холодом. Исаак послушно тонул, но каждая клеточка его тела протестовала, требовала сопротивляться, делать что-нибудь, чтобы вернуться к теплу и воздуху. Не вздумай барахтаться. Он старался не двигать руками и ногами, а легкие тем временем наливались болью. Исаак охватила паника. Он смотрел вверх, на мутный свет у поверхности, казавшийся невозможно далеким, тогда как темное, безмолвное озеро, окружавшее его со всех сторон, выглядело словно бескрайнее и беззвездное небо. Не хочется гибнуть в таком дрянном месте. Все, конец? Мне на самом деле придется умереть, чтобы сохранить геройскую репутацию короля?

А потом Надя дернула его за руку. Она находилась внутри созданного ею воздушного пузыря, который толкали вперед двое проливных. Надя рывком затащила Исаака в воздушную сферу, и он сделал глубокий, судорожный вдох.

– Ну же, – поторопила Надя.

Поток воды вокруг Исаака ощутимо двигался, увлекал их за собой, подобно течению быстрой реки. Впереди заколыхался желтый шелк. Девушка – Биргитта Шенк – не шевелилась, глаза ее были закрыты, а волосы окружали голову широким венцом. Святые, она мертва?

– Хватай ее, – велела Надя, и как только рука Исаака сомкнулась на запястье Биргитты, поток стремительно понес их вверх.

Они вынырнули на противоположном берегу крохотного островка в центре озера, вдали от прогулочных лодок. Толя и Тамара уже их ждали. Уложив Биргитту на ступеньки одного из тренировочных павильонов, они принялись ее откачивать.

– Пожалуйста, скажите, что она жива, – взмолился Исаак.

– Пульс есть, – сообщил Толя, – но в легкие попала вода.

Мгновение спустя Биргитта начала кашлять, озерная вода полилась у нее изо рта.

– Расходимся, – скомандовал Толя.

– Будь душкой, – сказала Тамара, растворяясь вместе с остальными в тумане. – Ты – герой.

Исаак склонился над девушкой, напомнив себе, что она увидит перед собой лицо короля Равки.

– Мисс Шенк? – осторожно спросил он. – Биргитта? Как вы себя чувствуете?

Длинные ресницы затрепетали. Биргитта обратила на него мутный взор зеленых глаз и вдруг разрыдалась.

Гм. Пожалуй, смазливая внешность помогает не во всех случаях.

– Вы чуть не утонули, – сказал Исаак. – Есть от чего разволноваться. Идемте, нужно вас согреть.

Он тоже замерз и устал, но заставил себя в первую очередь, как и положено, позаботиться о даме – подхватил Биргитту на руки. Святые, ну и тяжелая! И зачем накручивать на себя столько шелка?

Она прильнула к его груди, и Исаак, стуча зубами, в хлюпающих сапогах, двинулся на другой конец острова. Вскоре он со своей ношей появился из-за деревьев. Заметив их, кто-то воскликнул:

– Вон они!

– С ней все в порядке! – крикнул Исаак. – Только промокла насквозь. Нужны полотенца и горячий чай.

Толпа разразилась аплодисментами. Уже не чувствуя рук, он опустил Биргитту на песок, словно ворох мокрого белья, затем с поклоном поцеловал ей руку, постаравшись в этот момент не клацать зубами.

Какой прогресс: если сначала он просто нарушал этикет, то сегодня вполне мог утонуть, да еще и не один. Завтра, пожалуй, он спалит весь дворец.

* * *

Биргитту Шенк и Исаака, завернутых в одеяла, поспешно усадили в королевскую ладью, растерли им ладони и напоили бренди. Тем не менее, только вернувшись в покои Николая и погрузившись в просторную ванну, наполненную горячей водой, Исаак почувствовал, что холод отступил.

Женя и остальные члены свиты оживленно беседовали в гостиной, а Исаак тем временем мирно грелся. Ему будет не хватать этой ванны, когда вернется настоящий король. Без всего прочего он легко обойдется.

Он лежал в ванне, пока вода не остыла, а кожа на пальцах не сморщилась. Желания выходить к людям, ожидавшим его за дверями, Исаак не испытывал, но все же вылез из воды и вытерся широкой купальной простыней изо льна.

На его счастье, Николай не пользовался услугами камердинера и с самого детства одевался самостоятельно. Исаак облачился в мягкие штаны с подтяжками, надел рубашку, приталенный китель с вышитым двуглавым орлом Ланцовых, сапоги. Одежда, честно говоря, ему тоже нравилась. Все идеально подогнано по фигуре, удобно сидит и элегантно смотрится. Исаак одернул китель, и его пальцы наткнулись на выпуклость в правом кармане. Николай вечно что-то таскал в карманах – то записочку-напоминание для себя, то эскиз нового изобретения, то маленький серебряный шарик. На этот раз Исаак извлек на свет небольшой кусок проволоки, согнутой в форме парусника. Находку он оставил на туалетном столике.

– Все обернулось очень даже неплохо, – сказала Тамара, когда Исаак вошел в гостиную и сел рядом с ними у камина, наслаждаясь теплом.

– То есть надо тонуть чаще?

– Конечно, все прошло не идеально, – Женя налила ему чашку чая. – Ты упустил шанс поболтать с принцессой Эри, но мы удачно использовали подвернувшийся случай. Король показал себя героем.

– Ты выглядел очень трогательно, когда держал принцессу на руках, – заметила Тамара.

– И мужественно, – добавил Толя, – как принц из поэмы. «И вот Иван Златокудрый перенес ее через…»

– Будешь читать стихи, и я сама утоплю тебя в озере, – пригрозила Тамара.

– Между прочим, это классическое произведение, – сердито пробурчал Толя, уткнувшись носом в чашку.

Исаак имел на этот счет иное мнение, но решил, что сейчас не время говорить о поэзии.

Женя пихнула локтем Давида, увлеченно читавшего научный трактат. Тот поднял глаза.

– Мы обнаружили устройство, активирующее выброс ядовитого газа в спальне короля. С большой вероятностью можно утверждать, что его изготовили фьерданцы.

– Их арестуют?

Тамару, казалось, вопрос удивил.

– Разумеется, нет. Во-первых, мы вряд ли сможем что-нибудь доказать, а во-вторых, это даже хорошо.

– Разумеется. – Исаак почесал за ухом. – А почему, собственно, хорошо?

– Мы и раньше знали, что от фьерданцев стоит ждать пакостей. Если бы за диверсией стояла Керчия или Шухан, повод для беспокойства был бы куда серьезнее. Пока же можно считать, что шуханцы не против заключить с нами союз. Интересно было посмотреть, кто рискнет покуситься на жизнь короля.

– И при этом не ставить его под удар? – продолжил Исаак с неожиданной для себя язвительностью.

Мощная Толина ладонь легла ему на плечо.

– Исаак, мы ни за что не допустили бы, чтобы ты пострадал.

– Знаю, – кивнул он. Так ли это на самом деле? И вправе ли он жаловаться? Участь солдата – быть пущенным в расход. Долг стражника – защитить собой короля. Разве не это он сейчас делает?

Тамара откинулась в кресле и скрестила длинные стройные ноги.

– Я приказала обыскать комнаты шуханской стражи.

– Они наши гости, – возмутился Толя.

– Они наши враги, – парировала Тамара.

– И потенциальные союзники, – вмешалась Женя. – Не стоит их злить.

– Мы действовали осторожно. Правда, мало что нашли. Я обнаружила пару дневников, но они были зашифрованы, да и едва ли стражницы Тавгарада настолько глупы, что стали бы доверять важные секреты бумаге.

– Керчийцы попытались проникнуть в наши лаборатории, – сообщил Толя.

Давид оторвался от чтения.

– Проникли? – с тревогой спросил он.

– Мы пропустили их до мастерских фабрикаторов.

– А-а, – протянул Давид, моментально потеряв интерес.

– Это не повод для беспокойства? – уточнил Исаак.

– Настоящая работа ведется в другом месте, – сказала Тамара. – Мы даже оставили на виду несколько фальшивых чертежей. Все это должно подготовить почву для главного представления на Золотом Болоте.

– Мы отправимся на Золотое Болото? – не скрывая радостного возбуждения, спросил Исаак.

– К сожалению, – ответил Толя.

Женя подогнула под себя ноги в туфельках.

– Мы используем Крыгинское озеро для демонстрации прототипа нашего моросея. – Исаак не понял многозначительного взгляда, которым она обменялась с остальными, но это его не удивило. Рано или поздно ему объяснят, что такое «моросей», чтобы потом, когда эта тема всплывет в беседе, он мог с глубокомысленным видом кивать.

– Тебе придется работать, – прибавила Тамара, – а не наслаждаться развлечениями в поместье Крыгина.

– Само собой, – ответил Исаак. Может, хоть глазком удастся посмотреть на все эти чудеса, о которых столько разговоров?

Женя всучила ему стопку бумаг.

– Вот, это рекомендации насчет сегодняшнего вечера. Произносить речь не потребуется, но мероприятие довольно официальное, так что постарайся держаться естественно. На завтра запланирована охота.

– Охотиться я умею, – облегченно выдохнул Исаак.

– Но не так, как это делают аристократы. Кроме того, Николай – не большой поклонник охоты, а еще он обожает лис. Так что это просто повод прокатиться верхом и получше познакомиться с потенциальными невестами. Помни, что уделять внимание нужно всем в равной степени. Вечером, после ужина, мы обсудим тонкости.

Женя, Толя и Тамара удалились. Исаак запрокинул голову и уставился в позолоченный потолок. Усталость и беспокойство владели им одновременно. Он бросил взгляд на план рассадки гостей и правила поедания устриц, потом отбросил листки в сторону. Нужно очистить голову.

Как только он открыл дверь, перед ним вырос Толя.

– Что случилось?

– Просто хочу прогуляться.

Толя пропустил Исаака вперед, и тот двинулся по коридору, хотя от мысли, что его охраняют, было не по себе. Ходили слухи, что Николай оставил университет ради морских приключений и прославился как корсар под именем Штурмхонд. История, конечно, звучала нелепо, и все же Исаак мог понять мотивы Николая. Кто в здравом уме не предпочел бы вольную жизнь необходимости постоянно притворяться? Он миновал галерею, не глядя на многочисленные портреты королевских особ из рода Ланцовых, и вошел в оранжерею, его любимое место во всем Большом дворце. Помещение с высокими потолками занимало половину южного крыла. Солнечный свет беспрепятственно проникал сюда сквозь стеклянные стены; пол, выложенный красной плиткой, подогревался паровыми трубами. Вдоль извилистых дорожек стояли кадки с фруктовыми деревцами и высокими пальмами, над ними каскадами свешивались вьющиеся декоративные кустарники, усыпанные цветами, живые изгороди были подстрижены в форме многоярусных арок и решеток. По центру оранжереи протекал искусственный ручей; сужаясь и расширяясь, он образовывал зеркальные пруды и озерца с лилиями.

У одного из таких прудов сидела девушка, точнее, принцесса Эри Кир-Табан, Дочь Неба. Шуханцы, как правило, получали фамилию одного или обоих родителей, но все члены королевской семьи носили имя первой шуханской королевы и основательницы династии Табан.

Вдоль стен оранжереи стояла охрана – стражницы Тавгарада и солдаты-равкианцы. Исаак, погруженный в свои мысли, увидел их только сейчас, а следовало бы заметить раньше. Рассеянность непростительна как для короля, так и для стражника.

Итак, это его шанс. Назначенное свидание с принцессой не состоялось, так что теперь можно наверстать упущенное и попытаться собрать информацию, нужную Жене и остальным. Будь душкой. Ох. Ладно. Душкой.

Подходящую для начала беседы фразу он придумать не успел: принцесса подняла голову. Торопливо встала, сделала книксен.

– Ваше величество.

– Я не хотел нарушить ваш покой, – сказал Исаак на шуханском.

– Я здесь лишь гостья, и вы меня не потревожили. – Принцесса покосилась на стражу. – Не хотите… присесть и немного поговорить?

Ну, вот. Даже просить не пришлось. Исааку все равно хотелось развернуться и убежать, но ответить отказом – значит оскорбить девушку. Кроме того, не исключено, что Толя его попросту не выпустит.

Исаак сел на широкий камень подле принцессы. Воздух благоухал сладким ароматом цветов апельсина, негромкие всплески резвящихся в воде рыбок навевали умиротворение. Приятное место для отдыха – если бы не каменные лица стражников, что маячат перед дверями. Исаак мысленно поклялся, что, став самим собой и вернувшись на службу, постарается выглядеть хоть чуточку дружелюбнее.

– Благодарю, что разделили мое общество, – промолвила Эри.

– Мне очень приятно находиться рядом с вами.

– Едва ли, – слабо улыбнулась принцесса. – Не сомневаюсь, что вы пришли сюда, ища уединения – насколько оно для нас возможно, – как и я.

– Но если вам хочется побыть одной, зачем вы предложили мне присесть?

– Я должна стараться вас заинтересовать, не то стража нажалуется моей сестре, и тогда упрекам конца-края не будет.

– Вашей сестре?

– Да, я имею в виду Макхи Кир-Табан, Небеснорожденную, нашу божественную принцессу, наследницу престола, которой суждено занять трон и править справедливо и мудро долгие годы.

– А вы что будете делать? – поинтересовался Исаак. Женщинам приятно, когда на них смотрят и слушают, что они говорят.

– Стану вашей женой, конечно.

– Конечно. – Исаака едва не передернуло, но он сдержался. – Ну, а если бы вам не нужно было выходить за меня?

В глазах принцессы мелькнул испуг, словно она услышала реплику, не прописанную в сценарии, и не знала, насколько честно должна ответить. Исаак ее понимал.

– Прошу, ответьте, – мягко произнес он – и для того, чтобы ее ободрить, и из искреннего любопытства. – Мне очень интересно.

Принцесса Эри погладила большим пальцем шелк платья.

– Если бы я не имела отношения к королевской семье, то, наверное, хотела бы стать солдатом… может быть, даже стражницей Тавгарада.

– В самом деле? – Исаак невольно рассмеялся. Какая нелепость: стражник под маской короля беседует с принцессой, мечтающей служить в королевской страже.

Эри слегка нахмурилась.

– С вашей стороны нехорошо надо мной насмехаться.

Исаак мгновенно посерьезнел.

– Ну что вы, я не хотел вас обидеть, просто ваш ответ меня удивил. Служба в королевской страже – дело благое. Вдобавок она дает некоторую свободу, хотя, конечно, у стражников свои правила и обязанности.

– Да, но им не надо кривляться и жеманничать ради того, чтобы их потом продали, как какую-нибудь вещь. – Сообразив, что только что ляпнула, принцесса побледнела. – Ваше величество, простите, я не имела в виду… Для меня это стало бы величайшей честью…

– Пожалуйста, не извиняйтесь. Я рассчитывал на честный ответ. Собственно, я не жду, что любая женщина, завидев меня, немедленно захочет стать моей женой.

Лоб принцессы прорезала морщинка.

– Правда?

Черт. Еще один промах. Исаак заговорщически подмигнул:

– Ну, по крайней мере поначалу. – Такой ответ уже в духе Николая, хотя принцесса показалась Исааку слегка разочарованной.

– Вы можете загладить вину, – проговорила она. – Я была с вами откровенна, теперь ваша очередь открыть секрет. Так будет по-честному.

Я не король Равки, а простолюдин, который напялил на себя дорогую одежду и изо всех сил старается не потеть. Нет, не годится. Сейчас нужно бы сказать что-нибудь игривое, но как при этом ненароком не выдать какую-нибудь королевскую тайну?

– Хорошо. Вот вам мой секрет: я действительно хотел побыть один, но ваше общество мне очень нравится. Утро выдалось не самое легкое.

– Вот как?

– Керчийка чуть не утонула.

Принцесса Эри совсем неаристократично фыркнула.

– Сама виновата. Нечего было бросаться в озеро.

– Что, простите?

– Ставлю свою лучшую секиру на то, что это никакой не несчастный случай.

– Вашу лучшую секиру?

Эри заложила за ухо прядь темных волос.

– Да, я страстный коллекционер оружия.

Принцесса, которая мечтает быть стражницей и любит оружие. Интересная личность.

– Откуда у вас такая уверенность, что дочь Шенка прыгнула, а не упала в воду?

– Вчера мои советники настоятельно рекомендовали мне сделать то же самое.

Исаак недоуменно уставился на собеседницу.

– Хотите сказать, она рисковала жизнью только ради того…

– Чтобы привлечь внимание короля и предоставить ему возможность совершить геройский поступок? – Хмыкнув, Эри разгладила шелковое платье. – Отличный ход, только я на такое пойти не готова.

Исаак посмотрел ей в лицо.

– Верно, ведь вам было достаточно подождать, пока задумчивый король явится в оранжерею и увидит вас – прекрасное создание в зеленых шелках и с цветами в волосах. – Принцесса виновато отвела взор золотистых глаз. – Долго меня ждали?

Девушка закусила губу.

– Два часа и двенадцать минут, плюс-минус.

Исаака ее предельная честность и разозлила, и порадовала.

– Камень не самый удобный, согласны?

– Признаюсь, я отсидела весь зад.

Исаак расхохотался, но потом одернул себя. Николай смеется не так. Один из стражников склонил голову набок, прислушиваясь. Трухин. Постоянный напарник вполне мог узнать его смех. Святые, как же он устал от этого спектакля… Впрочем, принцесса дала шанс затронуть нужную тему.

– Если вам сложно несколько минут просидеть на неудобном камне, не представляю, как бы вы справились с работой стражника, которому полагается стоять навытяжку по нескольку часов подряд.

– В таком случае я рада, что родилась принцессой.

– По правде говоря, мне мало что известно о Тавгараде, – начал Исаак, надеясь, что это прозвучало естественно. – Стражниц набирают только из знатных семей?

– Их не набирают, – неожиданно резко ответила Эри. – После тщательной подготовки они съезжаются во дворец со всех городов и сел и могут лишь надеяться, что попадут в число избранных. Для них нет большей чести.

– Чем защищать вас? – не сдержал улыбки Исаак.

Эри снова закусила губу.

– Династию Табан. Я – меньший из бриллиантов короны.

Верится с трудом. Принцесса Эри ослепительно красива. Если она «дурнушка», то как же выглядят ее сестры?

– И все-таки это нелегкая служба, – гнул свое Исаак, – хоть и благородная. Им, как и гришам, приходится расстаться с семьями?

Принцесса слегка напряглась.

– Они идут на это с радостью. – Эри коснулась пальцами воды. – Труднее всего близнецам.

– Близнецам?

– У шуханцев близнецы рождаются очень часто. – Она мотнула подбородком в сторону Толи. – Вот, например, Кеб-Батар.

– Интересное слово – kebben. В равкианском языке у него нет эквивалента. – Оно означало близнеца или кровного родственника, но также могло употребляться для обозначения сердечной привязанности.

Принцесса Эри закрыла глаза и продекламировала:

– «Все оплакивают первый упавший лепесток, но кто вспомнит об остальных осыпавшихся цветах?»

Исаак опять невольно улыбнулся. Все же Толин совет насчет поэзии пригодился.

– «Я буду петь для тебя, даже когда весенние дни останутся далеко позади».

– Вам знакомы эти строчки? – удивилась Эри.

– Я запомнил их, когда только начинал учить шуханский. – Стихотворение называлось Kebben’a, и вокруг перевода этого названия велось немало споров. Как правильно: «Моей любимой», «Моей сестре» или «Моей единственной»?

– Стихи, конечно, старомодные, но в них очень правильно передан смысл понятия kebben.

– Кажется, их положили на музыку? – сказал Исаак. – Говорят, вы играете на хатууре?

Принцесса спрятала руки в складках шелка и снова как будто напряглась.

– Да, – сухо ответила она.

Что он опять сделал не так?

– Я заметил, что… – нерешительно забормотал Исаак, опасаясь все окончательно испортить, – Что это положение… эта постоянная публичность отбивает вкус от многих вещей, которые раньше доставляли мне удовольствие.

На лице Эри мелькнула тревога, даже страх, но потом ее взгляд вспыхнул, она подалась вперед.

– По себе знаю, – шепнула она. – Будь мы стражниками, могли бы заниматься чем-нибудь поинтереснее.

– Кататься верхом.

– Есть руками.

– Рыгать, – опустив голову, смущенно добавила принцесса.

– Громко, с душой.

– Можно еще… Ох, мы уже не одни.

И действительно, с обеих сторон по дорожкам оранжереи к ним, словно стаи красивых хищных птиц, приближались потенциальные невесты в сопровождении фрейлин.

– Очевидно, кто-то уже доложил, что мы с вами беседуем наедине.

– Наверное, сейчас они все начнут кидаться в пруд, чтобы привлечь ваше внимание, – шепотом произнесла Эри, и Исааку пришлось сделать над собой усилие, чтобы не расхохотаться в голос.

– И что же так развеселило короля, позвольте узнать? – осведомилась фьерданская принцесса, чей элегантный веер украшали узоры, подобные тем, что рисует на окнах мороз.

– Должен признаться, меня веселит многое, – ответил Исаак. – Король, в сущности, простой человек.

Он сказал неправду, но кто вообще говорит правду?

24 Нина

Нина понимала, что вывести женщин и девушек из крепости – задача не из легких. Из-за ее вылазки охрана усилена, и остается лишь надеяться, что солдаты сочтут проникновение на запретную территорию шалостью юной послушницы или попыткой свидания с одним из них, но не действиями равкианской шпионки.

Обсуждая план, Нина, Адрик и Леони разговаривали только на земенском и старались уходить подальше от монастыря – прикрытием им служила торговля зарядными механизмами. Они действительно кое-что продали местным рыбакам, которые решили заняться охотой, потому что рыбы в реке становилось все меньше. Скоро придется пополнять запас.

Утром, выезжая из города, Нина успела заметить мелькнувший между деревьями клочок белого меха. Она отстала от Адрика и Леони и направилась в лес, стараясь ступать как можно тише. На дальнем берегу реки она разглядела Трассела, а когда увидела и другие темные силуэты, сердце испуганно екнуло. Еще волки. Эти, однако, были не такими тощими, как те, что встретились ей на льду, и глаза у них не горели оранжевым огнем. Всякий раз, как один из серых пытался подойти к воде, Трассел клацал зубами, и волк отбегал назад в заросли.

Трассел их пасет, догадалась Нина, не пускает к отравленной реке. Ей хотелось задержаться и посмотреть на белого волка, попробовать подойти к нему ближе (хотя оставленные объедки он по-прежнему игнорировал), но ее ждали Адрик и Леони. Как и девушки в крепости на холме. Нина неохотно развернулась и пошла обратно к саням.

План был простым: собрать девушек с младенцами и тайком провести мимо охраны у подножия холма прежде, чем беглянок хватятся. Леони не обрадовалась, узнав, что им понадобится взрывчатка.

– У меня нет опыта изготовления взрывчатых веществ, – сказала она, когда они укладывали вещи. – К тому же с длинными запалами почти всегда возникают проблемы.

– Нужно отвлечь охрану, – пояснила Нина. – Как только выберемся, взорвем бомбы. Взрывы приведут к пожару в действующем крыле, пожар распространится на родильное отделение. К тому времени, как солдаты потушат огонь и сообразят, что трупов нет, девушки будут уже на пути в Хьяр. – А оттуда вельбот, нанятый членами Рингсы, переправит их в Равку. Правда, на корабле ждут беженцев-гришей, а не толпу молодых женщин с детьми, к тому же «подсаженных» на неизвестную синтетическую разновидность парема, но Нина сумеет договориться с экипажем. – Если мы хотим, чтобы девушки вели себя смирно, нельзя говорить, кто мы такие.

Леони посмотрела на нее с тревогой.

– Разве мы не должны предоставить им выбор?

– Парем отнимает выбор. Их не интересует ничего, кроме новой дозы. Если мы хотим вывести пленниц тихо, они не должны знать, что лишатся доступа к наркотику. Нужно еще запастись обычной юрдой, она немного облегчит ломку.

Адрик прищурился, глядя на дорогу.

– А когда они поймут, что следующей дозы не будет, что тогда?

– Леони, можешь приготовить мягкое успокоительное – такое, чтобы ими можно было управлять, и более-менее безопасное для беременных?

– Ты действительно собираешься накачивать лекарствами беременных? – спросил Адрик. – А если неправильно рассчитаем дозировку?

– Мне тоже не нравится эта идея, но я по себе знаю, как мучительна тяга к наркотику.

– Думаю, я смогу приготовить такое средство, только… – Леони опустила глаза на концы веревки, которые завязывала в узел. – Что, если они не переживут побега? Мы обрекаем девушек на чудовищное испытание, возможно даже, на смерть.

Нина слишком хорошо помнила свою изнурительную борьбу с паремом. Она мечтала о смерти, молила о ней. Если бы не Матиас, она бы, наверное, не выдержала. И это сражение стало далеко не последним. Что бы она делала без Инеж, которая указала ей цель в жизни? Без Джеспера, умевшего ее рассмешить? Помог даже Каз, этот безжалостный маленький паршивец. В те бесконечные, страшные дни и ночи, когда она с боем пробивалась назад к себе, ее спасла помощь всех этих людей. Девушки на холме – одни в чужой стране, рядом с ними нет друзей и родных. Им придется научиться полагаться друг на друга. Если они выживут, конечно.

Нина перевела взгляд с Леони на Адрика.

– Не буду делать вид, что я все четко обдумала. Стоило мне увидеть этих женщин… девочек в таком состоянии… Я знаю, что творит с человеком парем. Я прошла через эту войну и не сомневаюсь в том, какой выбор я бы сделала.

– И готова сделать этот выбор за них? – спросил Адрик.

– Мы все должны быть к этому готовы.

Леони глубоко вздохнула.

– Я бы не хотела жить под чьим-то контролем. Не хотела бы обречь своего ребенка на такое существование.

– Адрик?

– Нина, я уже говорил, что об этом думаю. Мы рискуем собой и другими гришами, а в результате, боюсь, привезем в Равку корабль, полный трупов. Но я не брошу этих девушек здесь. На худой конец, у меня появится новый повод кряхтеть и жаловаться.

– Отлично, – сказала Нина.

Адрик коротко и хмуро кивнул.

– Вопрос: как убедить заключенных и охрану в том, что однорукий мужик и две его подруги имеют право находиться на территории завода?

– Достанем тебе солдатскую форму, рукав набьем соломой. Мы с Леони оденемся послушницами.

– Думаешь, никто не заметит, что я почти не говорю на фьерданском и правлю упряжкой лошадей одной рукой?

– С этим поможет Ханна.

– Уверена? – спросила Леони. – Позавчера я видела выражение ее лица. Она слишком долго находилась под пятой у Матери-хранительницы.

И не только. А еще и под пятой у родителей и всей Фьерды. И все же Ханна пошла на обман ради Нины. Не побоялась нарушить строгие правила монастыря, чтобы помочь людям, нуждавшимся в ней. Сумела сберечь жар сердца в этой убогой дыре.

Адрик прислонился к саням.

– Если она узнает, что мы гриши…

– Она тоже гриш.

– И ненавидит себя за это. Эту ненависть Ханна вполне способна обратить на нас. Даже если мы провернем нашу затею, не выдав себя, именно ей придется расхлебывать последствия, когда нас тут уже не будет. – Нина смущенно переступила с ноги на ногу, и Адрик вздернул брови: – Рассчитываешь, что она пойдет с нами? Ох, Зеник, Зеник. А я-то думал, что безнадежный оптимист среди нас – это Леони.

– Ханне здесь не место.

Даже если она сохранит свои способности в тайне, рано или поздно Фьерда ее сломает, а Нина вряд ли вынесет, если жертвой этого сражения станет именно Ханна.

Адрик смерил Нину тяжелым взглядом.

– Не стоит воображать, будто мы – единственное ее спасение. Ханна тебе этого не простит.

Может, и не простит. Зато, по крайней мере, останется в живых.

* * *

Наутро, войдя в класс, Нина с удивлением обнаружила, что ее дожидается не только Ханна, но и одна из дев-хранительниц.

– Кори тоже будет заниматься, – угрюмо сообщила Ханна.

Нина попыталась изобразить воодушевление.

– Еще одна ученица? Замечательно! Ты хоть немного знаешь земенский?

– Нет, – буркнула Кори.

Монахиня определенно не испытывала восторга от данного ей поручения, а Мать-хранительница определенно полагала, что Нину и Ханну нельзя оставлять наедине.

– Тогда начнем с самого начала. Проспрягаем глагол «молиться».

Ханна закатила глаза, и Нина едва сдержала смех. Если это самое сложное препятствие, с которым они столкнутся в ближайшие несколько дней, можно считать, что им очень повезло.

Когда Нина перешла к наиболее простым словам – стул, стол, окно, небо, девушка, облако, – в дверь постучали, и в проеме показалась голова послушницы, той румяной девушки, которая разговаривала с Ниной в лесу и вместе с Ханной каталась верхом в солдатской форме.

– В чем дело? – спросила Кори, когда вошедшая присела перед ней в почтительном книксене.

– Матушка послала меня за Ханной, – ответила послушница. – Ханна, приехал твой отец.

Ханна мгновенно съежилась, словно цветок, побитый морозом. Нина видела ее испуганной и сердитой, но это зрелище было для нее новым и весьма неприятным, как будто огонь, озарявший Ханну изнутри, вдруг резко потух.

Известие вызвало беспокойство даже у Кори.

– Что ж, иди, – отпустила она Ханну.

Та закрыла тетрадь, встала и направилась к двери. Когда Ханна проходила мимо, Нина – понимая, что делать этого не следует, – крепко сжала ее пальцы. Ханна украдкой бросила взгляд на монахиню, которая с прищуром наблюдала за обеими, а потом стиснула ладонь Нины в ответном пожатии.

– Все будет хорошо, – шепнула Нина. – Adawe. – Первый глагол, которому она научила Ханну. Сражаться.

Спина девушки немного распрямилась. Она выпустила руку Нины, но тут послушница добавила:

– Энке Яндерсдат, он и вас хочет видеть.

Вот и хорошо, что отец Ханны желает познакомиться с дочкиной учительницей. Нина постарается усмирить его гнев и помочь Ханне пережить эту бурю. Она тоже поднялась из-за парты.

– Adawesi. – Пухлые губы Ханны тронула улыбка. Мы сражаемся.

В часовне послушница провела их по длинному коридору, и Нина сообразила, что они направляются в тот же кабинет, где она и Ханна встречались с Матерью-хранительницей, когда просили разрешения на уроки земенского.

Как и в прошлый раз, Мать-хранительница сидела за своим письменным столом, а у окна, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина с военной выправкой. У основания бледного черепа алел грубый горизонтальный шрам. Внутри у Нины все похолодело.

– Матушка, – Ханна присела в глубоком реверансе. – Min fadder.

Нина узнала этого человека еще до того, как он повернулся, однако холодный взгляд голубых глаз Ярла Брума поверг ее в неописуемый ужас.

В их предыдущую встречу он собирался бросить ее в тюрьму, превратить в рабыню. Столкнувшись с ним и его приспешниками тогда, в Джерхольме, она находилась под мощным воздействием своей первой и единственной дозы юрды-парема. В тот раз Нина хотела его убить и убила бы одной мыслью, но Матиас убедил ее проявить милосердие, и она послушалась. Оставила Брума и дрюскелей в живых, хотя напоследок не удержалась от того, чтобы сорвать с мучителя скальп. Видимо, кожу пришили обратно.

Не поднимая глаз от пола, Нина присела в низком реверансе. Она постаралась использовать эти краткие мгновения, чтобы привести мысли в порядок и совладать с собственным страхом. Зеник, возьми себя в руки. В Ледовом Дворе она предстала перед Брумом под неуклюжей маскировкой, но теперь-то над ее внешностью поработала профессиональная портниха! Женя Сафина полностью изменила ее фигуру, даже кости, да и в безупречности своего фьерданского Нина не сомневалась. Она помнила слова, сказанные Ханне: лицедейство начинается с тела. Сегодня Нина должна сыграть свой лучший спектакль. Нет, она не будет скрывать страх, она им воспользуется. Ненависть – вот что нужно запрятать поглубже.

Выпрямившись после реверанса, она перестала быть Ниной Зеник и превратилась в Милу Яндерсдат, вдову, чья дальнейшая судьба полностью зависела от расположения Ярла Брума.

Брум, однако, неотрывно смотрел на Ханну. Взгляд его смягчился.

– Ханна, – он шагнул вперед и обнял дочь. – Ты выглядишь… здоровой и крепкой.

Девушка еще больше сгорбилась.

– Благодарю вас, папа.

– Ты могла бы выглядеть женственнее, если бы пореже каталась верхом.

– Простите, папа. Сожалею о своем поведении.

Ярл Брум вздохнул.

– Знаю, что сожалеешь. – Он перевел глаза на Нину, которая стояла, опустив голову и скромно потупив взор. – А это твоя новая учительница? Такая молодая, что и сама вполне сошла бы за ученицу.

– Она служит проводником чете земенских торговцев, которые прибыли к нам на прошлой неделе, – сообщила Ханна.

– То же самое мне сказала Мать-хранительница. – Брум подошел к Нине. – В городе появляется таинственная незнакомка в компании двоих иностранцев, и буквально пару дней спустя на территорию завода проникает посторонний. Вряд ли это можно считать совпадением.

Нина посмотрела на него взглядом, как она надеялась, полным смятения. Брум взял ее за подбородок и приподнял лицо к свету.

Кто бы ни пришивал его скальп, он сделал это довольно искусно, однако светлые волосы на голове Брума больше не выросли, а явственно видневшийся шрам огибал череп, словно жирный розовый крысиный хвост. Гриш – целитель или портной – мог бы сделать его бледнее, но, разумеется, для этого Ярлу Бруму требовалось допустить одного из них к своей драгоценной голове. Нине хотелось ответить на его тяжелый взгляд своим, испепеляющим, но она сделала над собой усилие, и ее глаза наполнились слезами.

Брум нахмурился.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, сэр.

– Рано же ты овдовела.

– Да, такое вот горе.

Он слегка скривил уголок рта.

– Почему ты дрожишь?

– Мне редко доводится встречать великих людей.

Брови Ярла Брума взлетели вверх, однако Нина успела заметить промелькнувшее в глазах удовлетворение. Вот, значит, что по душе коммандеру Бруму: лесть, робость, страх. В прошлый раз она была дерзкой и кокетливой, но теперь поняла свою ошибку.

– Где ты выучила земенский? – спросил он.

– У моего мужа было небольшое дело – он возил морем замороженные продукты и рыбу. Часто торговал с земенцами. У меня обнаружились способности к языкам, и я взялась быть при нем переводчиком.

– Как он погиб?

– Его забрало море. – По щеке Нины скатилась слезинка. Как нельзя кстати.

Брум почти с жадностью проследил за влажной дорожкой.

– Жаль. – Он отпустил подбородок Нины и сделал шаг назад, затем объявил настоятельнице: – Я хочу допросить земенских торговцев.

– Папа, а что насчет моих уроков? – спросила Ханна.

– Твоих уроков? – задумчиво повторил Брум. – Да, пожалуй, влияние девицы с сельским воспитанием пойдет тебе на пользу, Ханна. Можете продолжать.

Нина снова присела в реверансе.

– Благодарю вас, сэр, – промолвила она, хлопая мокрыми от слез ресницами. – Для меня это честь.

После того, как Брум и Ханна удалились для приватной беседы, Нина сделала книксен перед Матерью-хранительницей и повернулась, чтобы уйти.

– Я знаю, что ты задумала, – бросила настоятельница ей в спину.

Нина, сжимавшая дверную ручку, замерла.

– О чем вы?

– Коммандер Брум счастливо женат на благородной даме!

Нина недоумевающе заморгала. Она едва сдерживала смех.

– А каким образом это касается меня?

Глаза настоятельницы превратились в узкие щелочки.

– Сомневаюсь, что тебя это вообще касается. Я так и знала, что твои амбиции простираются куда дальше обычных занятий языком.

– Я лишь зарабатываю на пропитание.

Мать-хранительница недоверчиво поцокала языком.

– Твоя цель – заарканить состоятельного мужчину. Может, твои широко распахнутые глазки и дрожащие губки и обманули славного коммандера, но я-то знаю, ты – недостойная особа.

А ты – мерзкая ханжа, подумала Нина, кипя гневом. Эта старуха одурманивает совсем юных девушек и молодых женщин паремом или его подобием; надевает свой чистенький монашеский сарафан и идет по коридорам старого завода, несет проклятый наркотик, помогая солдатам превращать женщин в рабынь. После их исчезновения я позабочусь, чтобы Ярл Брум обвинил в этом тебя. Тогда посмотрим, понравится ли тебе внимание славного коммандера. Но вслух она сказала лишь:

– Коммандер Брум мне в отцы годится.

– И, безусловно, у него хватит ума устоять против твоих неуклюжих попыток соблазнить его. Но знай, я за тобой слежу.

Нина покачала головой, изображая сожаление.

– Вы слишком долго пробыли в уединении монастыря, матушка, если ваши мысли так легко оборачиваются к греху.

– Да как ты смеешь…

Нина чопорно расправила юбки, прикрыв подолом носки туфель.

– Боюсь, столь нездоровая атмосфера может навредить Ханне. Стыдитесь, матушка. – Нина повернулась к двери. – Я буду за вас молиться. – Не глядя на красную от злости Мать-хранительницу, она ушла.

Довольная тем, что сумела задеть старуху, Нина порадовалась еще и обвинениям настоятельницы. «Как проще всего украсть бумажник? – объяснял когда-то Каз Бреккер. – Дай человеку понять, что хочешь украсть у него часы». Если эта грымза с вечно кислой физиономией будет думать, что Нинина цель – стать содержанкой богатого мужчины, эти подозрения отвлекут ее от настоящего плана.

А вдруг Брум блефует? Вдруг он знает, кто я? Один раз Нина позволила Ярлу Бруму себя обмануть и в итоге чуть не рассталась с жизнью. Теперь она будет осторожнее. Столкнувшись с ним во второй раз, она заставит его валяться на земле.

К буре, разразившейся в классной комнате, Нина оказалась совершенно не готова.

– Что это вообще было? – негодовала Ханна. Кори не было, а Ханна широкими шагами ходила туда-сюда, и складки сарафана трепыхались от ее резких движений. – Ты тряслась, как осиновый лист, хныкала, как напуганный ребенок. Тебя было не узнать!

Внезапно Нина ощутила прилив гнева. Зрелище, увиденное в заброшенном крыле, шок от встречи с Брумом, преступления настоятельницы – все это навалилось на нее разом.

– Ты меня совсем не знаешь, – огрызнулась она.

– У тебя достаточно храбрости, чтобы попытаться помочь сестре, и достаточно безрассудства, чтобы ради этого вломиться в охраняемую крепость; сообразительность помогла тебе обвести вокруг пальца толпу охотников, а доброта не позволила оставить друга в беде. Или все это тоже лицедейство?

Нина стиснула кулаки.

– Я пытаюсь выжить! Сделать так, чтобы мы обе выжили. Твой отец… я о нем наслышана. Этот человек не знает жалости.

– Ему приходится таким быть.

Нине хотелось кричать. Как может быть пылкая, сильная духом Ханна дочерью Брума? И почему она не видит, каков ее отец на самом деле?

– Что бы он сделал, если бы узнал, что ты – гриш?

Ханна отвернулась к окну.

– Не знаю.

– А если бы он узнал, что я тебе помогаю?

– Не знаю, – Ханна пожала плечами.

Знаешь. Ты прекрасно знаешь, как поступит этот изувер, просто боишься признать. Взять бы и хорошенько встряхнуть Ханну. Посадить на лошадь и скакать вместе с ней без оглядки до самого побережья. Но сейчас не время думать об этом, если они хотят освободить девушек на холме. Adawesi. Мы сражаемся. Сражаться – значит использовать все имеющееся оружие. В том числе чувство вины, которым терзается Ханна.

– Ради своего отца ты должна молчать. – Нина произнесла эти слова через силу, понимая, какой эффект они произведут. Ханна ничего не обязана делать ради Брума. Но Нина заставила себя продолжить: – Он окажется в крайне сложном положении, если узнает о твоих гришийских способностях. Его репутация, карьера – все это будет поставлено под удар.

Ханна тяжело опустилась на стул, уронила голову в руки.

– Думаешь, я сама не понимаю?

Нина присела перед ней на корточки.

– Ханна, посмотри на меня.

Прошло немало времени, прежде чем девушка смогла поднять голову. Ее ясные глаза оставались сухими, но в них стояла боль. Ханна мучилась не из-за себя, а из-за неприятностей, которые могла доставить отцу.

– Эта страна… жестока к своим сыновьям и дочерям. Твой отец мыслит так, как его приучили мыслить. Я не могу его изменить или помочь ему, зато я могу помочь своей сестре и тебе. И для этого я сделаю все, что посчитаю нужным. Буду хлопать ресницами перед твоим отцом и строить из себя идеал фьерданской женщины, если потребуется.

– Это отвратительно. Ты смотрела на него, как на живое воплощение Джеля.

– Я смотрела на твоего отца так, как он того хотел, – как на героя.

Ханна провела мозолистым пальцем по поверхности старого деревянного стола.

– Ты и со мной этот номер проделываешь?

– Нет, – ответила Нина. По крайней мере, это правда. Она врала Ханне бесчисленное множество раз, но никогда не льстила, не манипулировала ею таким образом. – Когда я называла тебя одаренной, я не лгала. И когда говорила, что ты великолепна, – тоже. – Девушки встретились глазами, и Нине показалось, будто они находятся вовсе не в этой душной комнате и даже не в этой стране, а там, где гораздо лучше. Где они свободны. – Наша постоянная и первейшая задача – выжить, – сказала она. – И за это я извиняться не намерена.

Губы Ханны дрогнули в усмешке.

– Ты всегда такая самоуверенная?

– Да, – пожала плечами Нина.

– А муж не жаловался?

– Жаловался, – сказала Нина и вдруг отвела взор, ибо ей на ум пришел не вымышленный ею купец, а Матиас с его строгими понятиями о том, что хорошо и что плохо, с его суровым осуждающим взглядом и таким огромным любящим сердцем. – Причем все время.

– Он был вспыльчив? – поинтересовалась Ханна.

Нина покачала головой и закрыла лицо ладонями, не в силах – и не желая – остановить хлынувшие слезы. Святые, как же она устала.

– Нет. Мы не всегда соглашались друг с другом. – Она улыбнулась, почувствовала на губах соленую влагу. – По правде говоря, мы почти всегда спорили. Но он любил меня. А я – его.

Ханна потянулась через стол и коснулась Нининых пальцев.

– Я не имела права приставать с расспросами.

– Все в порядке, – ответила Нина. – Просто иногда боль застает меня врасплох, хитрая мелкая зверюга.

Ханна откинулась на стуле, разглядывая Нину.

– Ни разу не встречала никого, похожего на тебя.

Сейчас Нине полагалось бы опустить голову, пробормотать что-нибудь насчет обуздания дерзкого духа, выказать уважение к фьерданским обычаям, но вместо этого она фыркнула и сказала:

– Конечно, не встречала, я ведь звезда.

Ханна расхохоталась.

– Да я бы палец себе отрубила, чтоб только иметь хоть каплю твоей уверенности.

Нина вытерла слезы и стиснула руку Ханны, ощутив тепло ладони и шершавость пальцев. Эти руки могут шить, стрелять из лука, укачивать плачущего младенца. Как приятно испытать это маленькое удовольствие, пусть оно и кажется ей краденым.

– Я рада, что познакомилась с тобой, Ханна, – произнесла Нина.

– Ты это серьезно?

Нина кивнула, удивившись глубине своих чувств. Да, Ханна неразговорчива и не бросается словами, да, она склоняет голову перед отцом и настоятельницей монастыря, но она никогда не позволит Фьерде сломать себя. Несмотря на почтительные реверансы и разговоры о семейной чести, Ханна – натура храбрая и непокорная.

– Это хорошо, – вздохнула Ханна, – потому что отец хочет, чтобы сегодня ты поужинала с нами после того, как он осмотрит завод.

– Когда он возвращается в столицу?

– Завтра утром. – Ханна устремила на Нину спокойный, проницательный взгляд. – Ты что-то задумала.

– Да, – подтвердила та. – Ты же знала, что так и будет. Я смогу действовать только после его отъезда. Но мне понадобится твоя помощь.

– Что я должна сделать?

Много чего. И очень сложного.

– Ты должна стать именно такой, какой тебя мечтает видеть отец.

25 Зоя

У Николая все лучше и лучше получалось вызывать демона, однако сам он все больше мрачнел. После встреч с Елизаветой король Равки выглядел все более задумчивым и рассеянным, хотя риск захлебнуться угрожал не ему, а Зое. Они уже убедились, что Елизавета не намерена по-настоящему убивать коммандера Назяленскую, но монстр по-прежнему считал угрозу реальной – факт, который совершенно не укладывался в Зоиной голове. После тренировок с Юрисом она подозревала, что уже способна разрушить янтарный саркофаг, который святая возводила вокруг нее, и когда смола начинала подниматься по ногам, Зоя с трудом удерживалась от искушения попробовать. Но ведь она здесь не для того, чтобы доказывать силу, ее цель – помочь Николаю.

Из генерала армии гришей – на роль наживки для монстра. Это положение Зою не очень-то устраивало, и только успехи на занятиях в драконьей пещере не давали эмоциям взять верх.

Сегодня она пришла в башню Елизаветы рано. Юрий и Николай еще не появлялись, святой тоже нигде не было видно. Просторный золотой зал наполняло мерное гудение насекомых. Если верить Юрию, все они – любимцы Елизаветы.

Шесть стен. Шесть сторон у каждой янтарной панели, составляющей эти устремленные ввысь стены. Не потому ли Малый дворец имеет вид шестиугольника? Эта же форма повторялась в зданиях, построенных гришами, в надгробиях, тренировочных площадках. Значит, все началось с пчелиных сот Елизаветы? От каждой из шести стен в разные стороны расходились туннели. Куда они вели?

– Ты была одной из его учениц, верно?

От неожиданности Зоя так и подскочила. Святая стояла у столика, на котором расползлись ветви терна, выращенного ею в горшке.

Зоя понимала, что Елизавета имеет в виду Дарклинга. Ученица – не совсем верное слово. Скорее уж, последовательница или аколит.

– Я была солдатом Второй армии, которой он командовал.

Елизавета покосилась на нее из-под полуопущенных ресниц.

– Зоя, со мной можно говорить откровенно. Я тоже его знала. – Видимо, удивление на лице Зои проступило слишком явно, потому что Елизавета прибавила: – Все мы с ним пересекались, кто раньше, кто позже. Я встретила его, когда он только начал служить равкианским королям. Когда я сама еще была молода.

По спине Зои пробежал холодок: какой же древней должна быть Елизавета. Связь с основой всего сущего гарантировала ей бессмертие. Неужели святая действительно готова от него отказаться? Впрочем, спросила Зоя о другом:

– Он знал, кто ты такая? Знал, на что способна?

– Нет, – ответила Елизавета, – я и сама тогда не знала. Но он чувствовал во мне большую силу, которая неодолимо его влекла.

Он всегда был таким. Силу Дарклинг ценил превыше всего. Иногда Зоя с тревогой думала, не уподобилась ли ему.

– Считай, тебе повезло, – сказала она Елизавете. – Знай он о твоих способностях, он не отстал бы от тебя, пока не сумел бы употребить их к своей выгоде.

– Юная Зоя, ты меня недооцениваешь, – засмеялась Елизавета.

– Или ты его недооценивала.

Святая недоверчиво качнула головой.

– Возможно.

– Каким он был? – не удержалась Зоя.

– Идеалистом. Надменным и красивым, – Елизавета с горечью улыбнулась. Ее пальцы прошлись по шипам тернового куста, который льнул к ней, словно выгибающий спину кот. – Я встречала его несколько раз, в разное время. Свою истинную сущность он прятал за различными масками – неизменно красивыми. Он был тщеславен.

– Или хитер. Люди ценят красоту и подсознательно на нее отзываются.

– Тебе видней, – сказала Елизавета. – Сказки не всегда правдивы, так? В них говорится, что доброта и сердечность сделают тебя красавицей, но ты ни добра, ни сердечна.

Зоя пожала плечами.

– А должна быть?

– Твой король высоко ценит эти качества.

Разве она обязана добиваться одобрения Николая? Притворяться кем-то другим?

– Мой король высоко ценит мою верность и умение вести за собой армию. Пускай его королева улыбается, жеманничает и гладит по головкам сирот.

– И ты так легко его отдашь?

Зоя удивленно вздернула брови.

– Он мне не принадлежит.

– Я не случайно использую тебя, а не монаха, чтобы спровоцировать демона.

– Король боролся бы за жизнь любого, будь то принцесса или крестьянин.

– И только? Я вижу, как он на тебя смотрит.

Стало ли Зое приятно от этих слов? Ощутила ли она глупую гордость?

– Что с того? Мужчины всю жизнь на меня смотрят.

– Осторожней, юная Зоя. Когда на тебя смотрит обычный мужчина – это одно, а удостоиться внимания государя – совсем другое.

Мужским вниманием она уж точно не обделена. Глядя на нее, им хочется верить, что броня скрывает милую, добрую, хрупкую девушку, которая явит себя миру при первой возможности. Но мир жесток к милым девушкам, и Зоя всегда была благодарна Николаю за то, что он не требовал от нее быть хрупким цветочком. Да и с чего бы? Он ведет разговоры о партнерах и союзниках, хотя в душе – настоящий романтик. Ему нужна та любовь, какой Зоя не способна ни дать, ни внушить. Мысль, может, и не самая приятная, но эти болезненные уколы, это ощущение потери – все это девчачье, а она, Зоя, прежде всего солдат.

Она заглянула в один из туннелей, казавшийся темнее остальных. К запаху меда и живицы, исходившему оттуда, примешивалось что-то еще, в сладости сквозил слабый душок разложения. Здесь – хотя Зоя допускала, что это ей лишь чудится, – даже насекомые жужжали иначе, не как деловитые пчелы, а как рой жирных, сытых мух над полем брани, заваленным телами погибших.

– Что там? – спросила Зоя. – Что с ними не так?

– Пчелы – это часть меня, воплощение моих печалей и радостей. Эти пчелы устали от жизни, они утомлены и измучены. Горечь, которая от них исходит, будет расползаться по улью, пока существование окончательно не утратит смысл. Вот почему я должна покинуть Каньон, стать смертной.

– Ты вправду готова отказаться от своего могущества? – спросила Зоя. Она просто не могла в это поверить.

Елизавета указала подбородком в сторону темного туннеля.

– Большинство из нас умеет скрывать самые заветные свои желания и боль самых сильных поражений. Это помогает пережить каждый новый день. Мы притворяемся, что боли нет, а вместо ран – затянувшиеся шрамы. Пчелиный рой лишает меня роскоши лгать подобным образом. Я не могу так дальше. Мы все так дальше не можем.

Колючий побег под рукой Елизаветы внезапно выпустил белые бутоны, которые на глазах Зои порозовели, а затем стали кроваво-красными.

– Это айва? – спросила она, вспомнив детские сказки о девах и чудищах, легенды о Санкт-Феликсе и яблоневых сучьях. Как там говорил Юрис? В легендах порой слишком вольно трактуют подробности.

Елизавета кивнула.

– Почти все женщины ради красивых цветов готовы терпеть колючки. Но мы, обладающие силой, украшаем себя цветами, чтобы скрыть воспаленные раны от своих же шипов.

Будь мягче. Нежнее. Улыбайся, когда тебе больно. Зоя отмахивалась от этих советов, часто себе в ущерб. Она вся состояла из шипов.

– Твой король опаздывает, – заметила Елизавета.

Зоя обнаружила, что нисколько этим не опечалена. Сегодня ей не хотелось тонуть в смоле.

* * *

Юрис почувствовал ее настроение, как только она вошла в пещеру.

– Ты была у Елизаветы, – промолвил он, отставив в сторону миниатюрную лошадку, вырезанную из обсидиана: табун пополнился еще на одну голову. – По запаху чую.

Кивнув, Зоя потянулась за топорами. В последнее время она предпочитала их всем прочим видам оружия; ей нравилась их тяжесть и хороший баланс, а кроме того, топоры напоминали о Тамаре. Скучает ли Зоя по Равке? Она потеряла счет времени. Пища, сон – ничего этого нет, часы сливаются в дни.

– Все так озабочены своими ранами, так стремятся дать им звучное описание, так старательно их лелеют, – сказала она. – Это, знаешь ли, утомляет.

Юрис неопределенно хмыкнул.

– Сегодня обойдемся без оружия.

Зоя состроила недовольную гримасу: она-то рассчитывала прогнать меланхолию с помощью хорошей драки.

– А чем тогда займемся?

– Я надеялся, ты двинешься дальше.

Зоя уперла руки в бока.

– Я прекрасно справляюсь.

– Ты все еще управляешь только воздухом. Огонь и вода тоже должны тебе подчиниться.

– Сила гришей так не работает.

– По-твоему, дракон не способен управлять огнем?

То есть Юрис не только шквальный, но еще и инферн?

– Может, ты вдобавок еще и проливной?

– Признаюсь, стихия воды – мое слабое место. Я родом из очень сырых мест. Никогда не любил дождь.

– Хочешь сказать, я могу призывать все стихии?

– Ну, а чем мы тут занимаемся? В этом и состоит наша цель.

На первый взгляд это казалось невозможным. С другой стороны, Юрис уже показал ей, что границы магии гришей гораздо шире, чем она полагала. Разве мы не есть все сразу – сочетание всех элементов? Эти слова запомнились Зое давным-давно, она прочла их в записях Ильи Морозова, одного из величайших гришей. Морозов высказывал теорию о том, что в Малой науке разделения на ордена быть не должно. Если всякое вещество делится на одинаковые мелкие частицы, то любой достаточно одаренный гриш, по идее, способен управлять этими частицами. Морозов надеялся, что создание усилителей и комбинирование их между собой – это верный способ приумножить силу гриша. Но что, если есть иной путь?

– Покажи.

Юрис зашевелился, кости с хрустом начали видоизменяться – святой принял облик дракона.

– Залезай.

Зоя заколебалась, нерешительно глядя на громадное чудище.

– Поверь, грозовая ведьма, такое предложение я делаю отнюдь не каждому.

– А вдруг у тебя испортится настроение, и ты меня сбросишь? – спросила Зоя, хватаясь за чешую на шее дракона, острую и прохладную на ощупь.

– Я хорошо тебя подготовил, ты выживешь, даже если упадешь.

– Весьма обнадеживающий ответ. – Зоя уперлась носком сапога в бок дракона и запрыгнула ему на шею. Сидеть на хребте было неудобно. Драконы не созданы для верховой езды.

– Держись, – сказал Юрис.

– Так вот что, стало быть, я… – Зоя охнула и намертво вцепилась в чешую; дракон хлопнул крыльями раз-другой и взмыл в бесцветное небо.

Ветер ударил ей в лицо, растрепал волосы, заставил глаза заслезиться. Зоя летала раньше – на искусственных крыльях, придуманных Николаем. Никакого сравнения с настоящим полетом. Она чувствовала, как Юрис двигается в воздушных потоках, как ходят мускулы под чешуей и даже как расширяются его легкие при каждом вдохе. Зоя ощущала под собой огромную мощь, вздымающуюся силу штормового моря.

Смотреть в Каньоне было не на что – сплошь голый песок и пустынный горизонт. Возможно, это сводило Юриса с ума – пролететь много миль и никуда не попасть, – но Зое было все равно. Пускай ее хоть вечно будут окружать эти пески и бескрайнее небо. Она радостно смеялась, сердце ухало в груди. Это ведь то самое волшебство, которое обещали сказки, детская мечта, до сих пор не сбывшаяся. Ах, если бы все это испытала та девочка, которой она некогда была!

– Открой дверь, Зоя, – слова пророкотали через все тело дракона. – Открой глаза.

– Так смотреть-то не на что! – воскликнула она и поняла, что ошибается. Впереди темнело пятно с рваными, неровными краями. Зоя моментально поняла, что это. – Разворачивайся! Я хочу назад.

– Ты знаешь, что нельзя.

– Поворачивай. – Ее кости наполнились силой грозы, она попыталась повернуть голову дракона.

– Зоя из затерянного города, – прогромыхал тот, – открой дверь.

Круто пикируя, дракон устремился к руинам Новокрибирска.

Зоя падала. Была камнем, летящим в бездонный колодец, и такой же бездонной была пустота у нее внутри. Не оглядывайся на меня.

Прошлое нахлынуло волной. Почему именно сейчас? Из-за Елизаветиных слов о ранах? Из-за подначек Юриса? Или причина – ежедневный страх захлебнуться смолой и постепенное отдаление Николая? Она совсем не хотела думать о Лилиане и обо всем, чего лишилась. Впереди – только ветер и тьма, сверху – мертвое серое небо, а под ней – развалины потерянного города. И все же в памяти Зои всплыло лицо матери.

Сабина была ослепительно красива, так красива, что и мужчины, и женщины останавливались посреди улицы, заглядевшись на нее. Однако Сабина заключила плохую сделку – вышла замуж по любви, за симпатичного молодого сулийца с широкими плечами и без особых надежд на будущее. Поначалу они были бедны, но счастливы, потом – просто бедны. Муж и жена голодали, еле-еле сводя концы с концами, и любовь их тоже истощилась. От бесконечной тяжкой работы и долгих зимних месяцев красота Сабины увяла, а душа ожесточилась. К своей дочке она была равнодушна.

Зоя отчаянно старалась завоевать мамину любовь: всегда была первой в учебе, всегда съедала только половину ужина, а вторую оставляла Сабине. Вела себя тихо, когда у Сабины болела голова, и воровала для нее персики из княжеского сада.

– Тебя за это выпорют, – осуждающе говорила мать, но съедала все персики до последнего и сыто вздыхала, а потом ее рвало за поленницей.

Все изменилось, когда Зоя попалась на глаза Валентину Гранкину, состоятельному каретнику из Стелта – первому богачу на много миль вокруг, дважды вдовому шестидесятитрехлетнему старику.

Зое было девять. Она не хотела замуж, но боялась рассердить мать, которая заботливо кружила и ворковала над ней, как никогда раньше. Впервые в жизни Сабина казалась счастливой. Она напевала на кухне и готовила изысканные блюда из мяса и овощей, что присылал жених.

Накануне бракосочетания Сабина испекла апельсиновые кексы и показала дочке дорогой кокошник, расшитый жемчугом, и свадебное платье, отороченное золотой тесьмой, – все это тоже прислал старик. Зоя не хотела плакать – слезы полились сами собой.

Издалека, из самого Новокрибирска, приехала тетя Лилиана. На свадьбу, думала Зоя, пока не услышала, как тетя уговаривает сестру все отменить.

Лилиана была младше Сабины, и о ней в семье говорили редко. Она без лишнего шума покинула родной дом, отважившись на опасное путешествие через Тенистый Каньон, и обосновалась в захудалом городке под названием Новокрибирск. Для одинокой женщины, впрочем, выбор оказался удачным: жилье здесь продавали задешево, а нехватка рук была такой острой, что женщин охотно брали даже на ту работу, которая при других обстоятельствах доставалась бы исключительно мужчинам.

– Лилиана, он не сделает ей ничего плохого, – резко произнесла Сабина. Зоя сидела за кухонным столом, касаясь босыми ногами дощатого пола. Перед ней стояла тарелка с нетронутым кругляшом апельсинового кекса. – Он обещал дождаться первых месячных.

– Мне поблагодарить его за это? – холодно ответила Лилиана. – Как ты ее защитишь, если он передумает? Ты продала собственного ребенка!

– Всех нас продают и покупают. По крайней мере, я отдаю Зою за хорошую цену, которая обеспечит ей безбедную жизнь.

– Скоро она достигнет призывного возраста…

– И что? Мы станем перебиваться на ее скудное жалованье? На службе ее или убьют, или сделают калекой, и тогда она до конца дней будет жить в бедности и одиночестве, как ты.

– У меня все хорошо.

– Думаешь, я не вижу, что башмаки у тебя подвязаны веревкой?

– Лучше жить одной, чем под пятой у дряхлого старика, которому не управиться с женщиной его лет. Свой выбор я сделала сама, а через несколько лет и Зоя достаточно подрастет, чтобы принимать решения самостоятельно.

– Через несколько лет Валентин Гранкин найдет себе другую смазливую девчушку.

– Вот и отлично.

– Убирайся из моего дома! – прошипела Сабина. – А завтра не смей даже приближаться к церкви. Проваливай в свою нищенскую хибару, к своим пустым чайным жестянкам, и оставь мою дочь в покое!

Лилиана ушла. Зоя побежала к себе в комнату, упала на кровать и зарылась лицом в покрывало, стараясь не думать о словах, сказанных матерью, отгоняя образы, которые они вызывали в воображении. Девочка жарко молилась, уповая на то, что святые ее спасут и что тетя Лилиана вернется. Зоина подушка насквозь промокла от слез.

Наутро, одевая дочь в платье с золотой тесьмой, Сабина сердито бурчала насчет ее заплаканного лица, а потом за невестой пришли и повели в церковь.

У алтаря, рядом с растерянным священником, стояла тетя Лилиана, и уходить она решительно отказывалась.

– Кто-нибудь, прогоните эту сумасшедшую! – заорала Сабина. – Она мне не сестра!

Люди Гранкина схватили Лилиану и поволокли по проходу.

– Распутник! – крикнула она жениху, затем повернулась к сестре: – Сводница! – Обратив гневный взор на собравшихся горожан, Лилиана воскликнула: – Вы все тому свидетели! Зоя еще совсем ребенок!

– Заткнись, – прорычал Гранкин, а когда Лилиана не повиновалась, вскинул свою тяжелую трость и ударил женщину по голове. Лилиана плюнула ему в лицо. Старик обрушил на нее еще один удар, глаза Лилианы закатились.

– Прекратите! – взвизгнула Зоя, вырываясь из крепких материнских рук. – Хватит!

– Злодей, – хрипела Лилиана. – Мерзавец.

Гранкин снова занес трость. До Зои дошло, что тетю убивают у всех на глазах, прямо перед церковным алтарем, и никто этому не помешает. Потому что Валентин Гранкин – богатый и уважаемый человек, а Лилиана Гарина – никто.

Зоя испустила дикий, звериный вопль. Сильный порыв ветра ударил Гранкина в грудь, сбил с ног, трость со стуком покатилась по полу. Зоя стиснула кулаки; страх и ярость выплескивались сплошным потоком. Воздух завихрился вокруг нее плотной стеной, а потом выстрелил вверх, с оглушительным треском сорвав крышу церкви. В безоблачном небе загрохотал гром.

Приглашенные гости вопили от ужаса, Сабина испуганно взирала на дочь, вцепившись в спинку скамьи за спиной, словно ее не держали ноги.

Зажимая рукой кровоточащую рану на голове, Лилиана крикнула:

– Теперь ты не имеешь права ее продавать, потому что она гриш! Твоя дочь – собственность короля, она должна учиться в гришийской школе.

На Лилиану, впрочем, никто не смотрел, взгляды всех присутствующих были прикованы к Зое.

Девочка подбежала к тете. Она не понимала, что именно сотворила и что это означает, знала лишь, что хочет оказаться как можно дальше от этой церкви, от этих людей и особенно от ненавистного старика, распластавшегося на полу.

– Оставьте нас в покое! – кричала она, обращаясь к каждому по отдельности и ко всем сразу. – Не лезьте к нам!

Тетя и племянница поспешили к выходу. Бросив взгляд на подвывающего Гранкина, Зоя зашипела.

* * *

Именно Лилиана увезла девочку – прямо в свадебном наряде – в Ос Альту. Денег на гостиницы не было, ночевали они в канавах и перелесках, дрожа от холода.

– Представь, что мы плывем на корабле, и нас убаюкивают волны. Слышишь, как скрипят мачты? Путь можно определять по звездам.

– А куда мы плывем? – спросила маленькая Зоя, уверенная, что слышит в зарослях какой-то шелест.

– На остров, полный цветов, где вода в ручьях слаще меда. Следуй вон за теми двумя звездочками и веди наше судно в порт.

Каждую ночь цель их путешествия менялась: то они направлялись на побережье, где кричат серебристые тюлени, то в чудесную пещеру, стены которой сверкают драгоценными камнями, – там их встречал зеленожабрый повелитель глубин, – пока наконец не добрались до столицы и пешком не дошли до ворот дворца.

К тому времени одежда их испачкалась, волосы спутались. Зоино свадебное платье, отделанное золотой тесьмой, превратилось в истрепанные пыльные лохмотья. Не обращая внимания на ухмылки стражников, Лилиана объяснила, зачем пришла. Вместе с Зоей дожидаясь ответа за воротами, она ни разу не позволила себе ссутулиться. Они все ждали и ждали, ежась на холоде, пока наконец к воротам не вышли молодой парень в фиолетовом кафтане и женщина постарше в красном.

– Откуда вы? – осведомилась женщина.

– Из Пачины, – ответила Лилиана.

Незнакомцы тихо переговорили между собой – что-то насчет испытаний и экзаменаторов, которые давно не заглядывали в те места. Потом женщина подняла Зоин рукав и положила ладонь на ее голую руку. Всем своим телом Зоя ощутила неожиданный прилив силы. Ветер сотряс дворцовые ворота, пронесся над деревьями.

– О-о, – выдохнула женщина. – Что это за дарование явилось к нам в таком ужасном виде? Идем с нами. Сейчас тебя накормят и обогреют.

Зоя взяла за руку Лилиану, приготовившись к новому совместному приключению, но тетя присела перед ней на корточки и ласково произнесла:

– Малышка Зоя, дальше я с тобой идти не могу.

– Почему?

– Мне нужно домой, к цыплятам. Ты же не хочешь, чтобы они замерзли, правда? Кроме того, – Лилиана убрала с лица Зои выбившуюся прядь, – твое место здесь. Здесь увидят талант, скрытый у тебя внутри, а не только твои красивые глазки.

– Вот вам за труды. – Парень в фиолетовом кафтане уронил в ладонь Лилианы монету.

– С тобой все будет хорошо? – спросила Зоя.

– Даже замечательно, ведь теперь я знаю, что ты надежно пристроена. Ну, все, беги, а то мои цыплята уже раскудахтались. Они на меня очень обиделись. – Лилиана расцеловала девочку в щеки. – Не смотри назад, Зоя. Не оглядывайся на меня, на мать и на Пачину. Будущее уже ждет тебя.

Зоя все же оглянулась в надежде, что тетя, выходя из огромных ворот, на прощанье махнет ей рукой, но дорожку заслоняли деревья. Если Лилиана там и была, Зоя ее не увидела.

В тот же день началось обучение. Зою поселили в комнате в Малом дворце. Первыми предметами стали чтение и родной язык. Она приступила и к изучению шуханского, а еще занималась в хижине у реки с убогой старухой, которую все звали просто Багрой. Каждую неделю Зоя писала тете и в ответ получала длинные, богатые новостями письма с нарисованными в уголках листа цыплятами и рассказами об интересных купцах и путешественниках, проезжавших через Новокрибирск.

По закону, родителям маленьких гришей полагалась стипендия, кругленькая сумма, позволявшая жить безбедно. Узнав об этом, Зоя подала школьному казначею прошение на отправку денег тете в Новокрибирск.

– Лилиана Гарина – мой опекун, – объяснила она.

– Так твои родители умерли?

Зоя посмотрела на казначея долгим взглядом.

– Еще нет.

Уже в десять лет она умела смотреть вот так, с холодной повелительностью во взоре. Казначей просто взял перо и сказал:

– Назови ее полное имя и адрес.

Шесть лет спустя Зоя, младшая шквальная Второй армии, впервые пересекла Тенистый Каньон. Другие гриши дрожали и стучали зубами, а кое-кто даже заплакал, когда мрак вокруг стал непроглядным, Зоя же не выказала ни малейшего страха даже в темноте, где ее никто не мог увидеть. В Новокрибирске она сошла с борта скифа, перебросила волосы за спину и сказала:

– Мне нужна горячая ванна и хороший ужин.

И только покинув доки и своих спутников, Зоя радостно припустила бегом. Ноги сами несли ее по булыжной мостовой к скромной лавке на углу.

Она ворвалась в лавку, напугав единственного покупателя.

– Что тут за шум? – спросила Лилиана, появляясь из подсобки и вытирая руки о фартук.

При виде Зои она схватилась за грудь, словно удерживала готовое выскочить наружу сердце.

– Моя девочка! – растроганно воскликнула Лилиана. – Моя прекрасная девочка!

Зоя стиснула тетю в объятьях.

Лилиана заперла лавку, приготовила ужин и познакомила Зою со своей воспитанницей, девочкой, чьи родители пропали без вести в Тенистом Каньоне. Лада, худенькая курносая девчушка, потребовала, чтобы Зоя помогла ей нарисовать Малый дворец во всех подробностях. Сидя у огня, они кололи орехи, обсуждали характер каждого цыпленка и свежие местные сплетни. Зоя рассказывала тете о наставниках, друзьях, описывала свою комнату. Не забыла она и про подарки: привезла тетке сапоги из телячьей кожи, подбитые мехом перчатки и зеркальце в дорогой золоченой оправе.

– На что оно мне? Только посмотри на мою старушечью физиономию, – вздохнула Лилиана. – Лучше отправь его матери в знак примирения.

– Подарок для тебя, – отрезала Зоя. – Хочу, чтобы ты каждое утро смотрелась в зеркало и видела самую красивую женщину на свете.

* * *

Воспользовавшись даром Алины, чтобы обрести и расширить власть над Каньоном, Дарклинг стер Новокрибирск с лица земли: так он демонстрировал врагам свою силу. Город окутала тьма; здания обратились в прах, а жители стали добычей жутких монстров, рыщущих во мраке.

После этой трагедии все поездки через Каньон были прекращены, поэтому известие о жертвах дошло до Крибирска только через несколько недель. Во Второй армии царил хаос, заклинательница Солнца исчезла или погибла, а Дарклинга, по слухам, видели где-то в Западной Равке. Для Зои все это не имело значения, все ее мысли были только о Лилиане. Тетя сейчас сидит в своей лавочке вместе с Ладой и цыплятами, убеждала себя она. Все хорошо, все в порядке. Зоя ждала, молилась всем святым и день за днем ходила в доки Крибирска, надеясь узнать хоть какие-то новости. В конце концов, не дождавшись, она попросту захватила небольшой скиф и в одиночку отправилась через Каньон.

Зоя понимала, что первая же волькра ее убьет. Огня или света, чтобы отогнать этих тварей, у нее не было, как не было и оружия. Защитить себя она могла только с помощью силы гриша. На крохотном суденышке, одна, в темноте и безмолвии, она пересекла Каньон. Долгая дорога привела ее к развалинам Новокрибирска. Половину города поглотила тьма, протянувшая свои щупальца до фонтана на главной площади.

Зоя побежала в лавку, но никого там не застала. Дверь была не заперта, цыплята кудахтали во дворе. На столе стояла чашка давно остывшего чая с бергамотом, любимого тетиного напитка.

Было тихо, лишь где-то лаяла собака да слышался детский плач. Никаких следов Лилианы и ее подопечной. Наконец на глаза Зое попался тот самый покупатель, которого она встретила в лавке в свой прошлый приезд.

– Скажите, вы видели Лилиану Гарину? Она жива?

Немолодой мужчина побледнел.

– Я… Когда опустилась тьма, Лилиана меня спасла. Вытолкала меня, велела бежать. Если бы не она…

Зоя сдавленно всхлипнула, не желая слушать дальше. Храбрая Лилиана. Разумеется, когда началась суматоха, она побежала к докам, чтобы помочь людям. Ну почему, почему ты не струсила? Воображение Зои рисовало, как темное пятно Каньона расползается над городом, как отвратительные монстры, когтистые и клыкастые, с пронзительными криками рвут тетю на части. Доброта, щедрость, любящее сердце – все это чудовищам неведомо, для них она лишь кусок мяса. И совсем никакого дела нет до нее Дарклингу – тому, кто выпустил ужас, просто чтобы показать себя; тому, кого Лилиана почитала как бога.

– Надо было дать тебе сдохнуть, – зло бросила Зоя старику и пошла прочь.

Нашла тихую улочку, сжалась в комок у невысокой каменной стены и расплакалась. Такого с ней не случалось с самого детства.

– Улыбнись, красавица! – обратился к ней прохожий. – Мы живы, у нас осталась надежда!

Зоя забрала весь воздух из его легких, заставив рухнуть на колени.

– Улыбайся, – приказала она. Глаза прохожего остекленели, лицо налилось краской. – Улыбайся. Повтори еще раз про надежду.

Она бросила его, хрипящего, посреди улицы.

Зоя вновь пересекла Каньон на скифе, тихо и незаметно. Вернулась в Крибирск, к остаткам лагеря гришей. Там она узнала, что Дарклинг поднял знамена и призвал к себе всех гришей, которые еще оставались ему верны. Солдаты Второй армии разбегались кто куда – одни переходили на сторону Дарклинга, другие возвращались в Ос Альту с намерением выступить против него.

Зоя украла лошадь и под покровом ночи поскакала в столицу. Она найдет Дарклинга, найдет и уничтожит. Отберет у него мечту править Равкой, даже если для этого ей самой придется возглавить Вторую армию.

Они никогда не рассказывала Алине Старковой, почему решила поддержать ее, почему восстала против человека, которому некогда поклонялась. Да и какая разница? Зоя просто сражалась плечом к плечу с заклинательницей Солнца. Они вместе воевали и победили, вместе видели, как сгорел Дарклинг.

– Твоя рана все еще кровоточит, – промолвил дракон. – Ты не обретешь истинной силы, пока она не зарубцуется.

– Я не хочу, чтобы моя рана заживала, – раздраженно бросила Зоя. Слезы оставили на ее щеках мокрые дорожки. Внизу темнели очертания того Новокрибирска, каким он был в этом сумрачном мире, – черный шрам посреди песков. – Она нужна мне.

Рана служила напоминанием о Зоином простодушии, о ее слепой, безоглядной вере в обещанные Дарклингом мощь и безопасность. Она так легко отдала ему свою силу – и никто ее не заставлял, как тогда, в церкви, – она сделала это охотно и по доброй воле. Мы с тобой изменим мир, сказал он, а ей хватило глупости ему поверить.

– Зоя из потерянного города, Зоя – девушка с разбитым сердцем. Ты способна на большее, гораздо большее.

– Почему вы не прилетели? – всхлипнула она, не ожидав от себя нового потока слез, что заструились из глаз. Она-то думала, что давно всё выплакала. – Почему не спасли ее? И всех остальных?

– Мы не знали, что он задумал.

– Вы даже не попытались!

Она навсегда останется девочкой, что плакала в подушку и шептала безответные молитвы; ребенком в свадебном платье, которого вели к алтарю, словно скотину на бойню. В тот день в церкви ее спасла сила. На эту силу Зоя научилась опираться, ее она в себе взращивала. Но для спасения Лилианы этого оказалось недостаточно. После войны Зоя разыскивала Ладу в надежде, что малышка могла уцелеть, однако не нашла ни следа. Ей никогда не узнать, что стало с той ясноглазой курносой девчушкой.

– Простишь ли ты нас? – задал вопрос Юрис. – За неразумность, за слабость? За то, что мы, при всем нашем могуществе, тоже можем ошибаться? Простишь ли ты себя?

За любовь к Дарклингу. За то, что пошла за ним. Не защитила Лилиану. Не сберегла Вторую армию. Список ее преступлений слишком длинен.

Зоя, пророкотал дракон. Он не произнес ее имени вслух, скорее, она ощутила это как мысль, что вошла в сознание вместе с ощущением вечности. Открой дверь. Соедини свое прошлое с будущим.

Зоя положила голову на шею дракона и почувствовала, как ее наполняет сила. Сердце билось в такт с сердцем зверя, медленно и безжалостно, а под этим звуком, глубже, раздавался другой, еще более низкий и мерный – звук Вселенной, основы сотворения мира. Зоя всей душой хотела, чтобы у нее достало сил, но чего бы Юрис от нее ни добивался, она не могла нащупать к этому ниточку.

Ты – проводник, Зоя. Благодаря тебе гриши вновь станут такими, какими были до того, как время и катастрофы повредили их силу. Но только если ты сумеешь открыть дверь.

Почему я?

Потому что ты избрала этот путь. Потому что твой король в тебя верит. Дракон заложил вираж и повернул назад к дворцу. Потому что ты достаточно сильна, чтобы пережить падение.

26 Исаак

Исаак доложил обо всем, что узнал от Эри, хотя какой-то частью ощущал, что поступает гадко. Он в подробностях передал информацию о Тавгараде, и, как и следовало ожидать, вскоре Тамарины источники подтвердили, что у одной из молодых стражниц, Майю Кир-Каат, есть брат-близнец, тоже военный.

– Его полк стоял в Кобе, – сказала Тамара, – но солдат пропал, и найти его не могут.

– Это хорошо или плохо? – спросил Исаак.

– Для нас – хорошо, для тавгарадской стражницы – плохо, – ответила Тамара. – Мы отследили поставки рутения в Кобу. Если ее брата включили в программу подготовки кергудов, она вряд ли обрадуется. Многие участники отбора гибнут, а выжившие сильно меняются.

Исаак о кергудах знал немногое, по слухам, это были скорее машины для убийства, чем люди.

– Значит, если эта Майю – отступница, вы попытаетесь войти с ней в контакт?

– Это будет непросто, – заметил Толя. – Шуханские стражницы редко ходят поодиночке. Но мы постараемся.

Тамара согласно кивнула.

– А ты должен проявить себя во всем блеске при общении с керчийцами.

И все же сколько бы Исаак ни готовился, он никак не ожидал того, что произойдет на роковой встрече с Хайремом Шенком.

В начале вечера Исаак с интересом предвкушал поездку на Золотое Болото. Ему и вправду доведется стать свидетелем оргии или кутежа? Удастся ли хоть одним глазком увидеть знаменитые винные погреба князя Крыгина?

Выехали они малым отрядом: Исаак, несколько стражников, близнецы и Хайрем Шенк со своей охраной. Несмотря на холодную погоду, керчиец пребывал в приподнятом настроении.

– Ваше величество, я так взволнован, – промолвил он. – Это крайне удачный момент для наших держав. – У него была такая же бронзовая кожа и темно-рыжие волосы, как и у дочерей.

– Безусловно, – кивнул Исаак. Хорошее, полезное слово.

Князь встретил гостей в саду своего роскошного особняка. На Крыгине был яркий малиновый камзол, на лацканах сверкали рубины размером с куриное яйцо.

– Счастлив принять вас! – произнес он на равкианском. – Добро пожаловать в мою удаленную от глаз обитель.

– Благодарю за радушие, – заготовленной фразой ответил Исаак. – Мы знали, что можем на вас рассчитывать.

– Всегда и во всем, – уверил Крыгин, – как в вопросах государственной важности, так и в развлечениях любого сорта. Я отослал прочих гостей, так что поместье исключительно в вашем распоряжении. Надеюсь, насладившись утехами, вы пожелаете разделить мое скромное общество и восстановить силы, сидя у камина с бокалом чего-нибудь согревающего. – Крыгин кашлянул и, понизив голос, добавил: – На следующей неделе я устраиваю осенний бал и уже послал приглашение коммандеру Назяленской. Быть может, ваше величество порекомендует ей посетить это мероприятие?

– Разумеется, – ответил Исаак. – Сейчас ее нет в столице, однако, вне всяких сомнений, она охотно присоединится к общему веселью.

Крыгин растерянно заморгал.

– В самом деле?

– Ваше величество, нам пора, – вмешался Толя, уводя Исаака от князя, странно смотревшего на короля. – Нас уже ждут у озера.

– Я что-то не то сказал? – шепотом спросил Исаак, когда они ехали по гравийной дорожке, освещенной факелами.

– Зоя Назяленская не участвует ни в каких затеях Крыгина.

Женя и Давид ожидали их на берегу унылого, неживописного озера. Все вместе они взошли на борт небольшой парусной яхты, за штурвалом которой стоял офицер королевского военно-морского флота Равки. Ночь выдалась безветренная, поэтому шквальный, дежуривший у мачты, воздел руки и наполнил паруса ветром. В темном небе расцвели огни фейерверков, которые запускали в усадьбе. Интересно, для кого они, если все гости разъехались, подумал Исаак, хотя красоту зрелища оценил.

Слегка покачиваясь на воде, яхта остановилась. Невдалеке Исаак разглядел другие парусники с зажженными фонарями на мачтах. На палубах никого не было.

– Как вам известно, – начал Исаак подготовленную Женей и Толей речь, – я никогда не ограничивался одной лишь сушей. Я поднимался в небеса, бороздил моря и постепенно стал задаваться вопросом: отчего для нас недоступны огромные пространства, раскинувшиеся под милыми моему сердцу волнами? Так появились, – он театральным жестом указал в сторону порта, – моросеи.

Вода за бортом яхты начала бурлить и пениться. На поверхность всплыло нечто, напоминавшее спину серебристого морского зверя. Исаак подавил вздох изумления. Зря его не предупредили о размерах этой штуки. По сравнению с ней яхта казалась крохотной.

Пораженный Шенк схватился за леер.

– Невероятно, – произнес он. – Подумать только, все это время он находился под нами. Ну, давайте посмотрим, на что способна эта диковина.

– Разумеется. – Исаак подал знак рукой.

Моросей снова ушел под воду. Над озером воцарилась тишина, которую нарушал лишь треск и свист фейерверков, испещрявших небо разноцветными точками.

А затем где-то совсем рядом ухнуло громкое «бум». Вода рядом с соседним парусником мощным фонтаном взметнулась вверх. Элегантная шхуна дала крен на правый борт и развалилась; паруса вспыхнули от огня запутавшихся в них фонарей. Судно начало тонуть, с угрожающей быстротой набирая воду, как будто кто-то разломил корпус пополам.

Бум. Взорвался еще один парусник, на этот раз огромный старый галеон. Следом – аккуратный клипер. Даже если бы на этих судах были люди и команда попыталась бы организовать оборону, противника они попросту не нашли бы. Его не было. Ни следа моросея, лишь спокойная водная гладь.

Исаака начал бить озноб, никак не связанный с вечерней прохладой или серым туманом, клубившимся по берегам. Вот почему керчийцам так нужны эти подводные лодки. С их помощью можно уничтожать неприятеля без всякого для себя риска. Лодки-невидимки. Эта мысль пугала.

Шенк хлопал в ладоши и восхищенно улюлюкал.

– Колоссально! Я и вообразить подобного не мог! Торговый совет будет в восторге. Какова дальность стрельбы? Снаряды способны пробить металлический корпус? На каком топливе работают двигатели?

Исаак не знал, что отвечать, к такому допросу его не готовили. Думал, что после эффектной демонстрации моросеев они сразу же поедут греться в усадьбу Крыгина.

«Все в свое время», – собирался сказать Исаак, но не успел раскрыть и рта, как рядом из воды с оглушительным ревом выскочил моросей. Металлический борт подлодки протаранил яхту, Исаак и остальные упали на палубу. Хайрем Шенк закричал.

Корпус моросея переломился надвое, взгляду открылись внутренности судна. Корабль наполнялся водой, члены экипажа с воплями карабкались вверх по стенкам. Раздался еще один взрыв: в гигантских клубах пламени на воздух взлетели топливные цистерны. Исаак услышал протяжный свист, который повторялся снова и снова – снаряды на борту моросея взлетали в ночное небо, вторя крыгинским фейерверкам.

Случайный осколок чиркнул по мачте яхты, перерубив ее пополам. Исаак успел оттащить Хайрема Шенка в сторону, прежде чем обрубок рухнул купцу на голову.

– Уводи нас отсюда! – гаркнул капитан.

Шквальный надул оставшиеся паруса ветром, и яхта проворно заскользила к берегу.

Дальше все слилось в одну сплошную круговерть: мокрые солдаты, истерика Харейма Шенка, разочарованный возглас князя Крыгина с крыльца вслед гостям, поспешившим возвратиться во дворец: «Так значит, на ужин вы не останетесь?»

Очутившись наконец в королевской гостиной, Исаак скинул промокший мундир и приготовился до самого утра выслушивать упреки, обвинения и дальнейшие планы. Вместо этого Тамара бросилась на кушетку и во весь голос расхохоталась. Толя одной рукой обнял Давида, другой – Женю и закружил обоих по комнате.

– Блестяще! – выдохнула Женя. Она замолотила кулачками по Толиному плечу, требуя, чтобы он поставил ее на место. – Спектакль, достойный лиса-умника!

– А как скулил Шенк, – заливалась смехом Тамара, – кажется, даже штаны обмочил.

– Я сам чуть штаны не обмочил, – признался Толя. – Удар снаряда в мачту – тоже по сценарию?

– Разумеется, – строго произнес Давид. – Вы же сказали, вам нужно представление.

Женя запечатлела на его щеке поцелуй и повторила:

– Блестяще!

Исаак недоуменно смотрел на всех четверых.

– Значит… значит, это не катастрофа?

– Это триумф! – заключила Тамара.

– Ясно, – помрачнел Исаак.

– О, Исаак, прости, пожалуйста, – сказала Женя. – Мы просто не были уверены, что ты сумеешь убедительно сыграть изумление.

– Твоя реакция должна была выглядеть естественной, – добавила Тамара.

Исаак опустился на кушетку.

– Черт.

– Нам ужасно жаль. – Женя села перед ним на корточки и умоляюще заглянула в лицо. – Правда.

– А я только-только успел обрадоваться. – Стащив левый сапог, Исаак наблюдал, как из него вытекает на ковер лужа размером с пол-озера. – Наконец-то что-то пошло наперекосяк не по моей вине.

27 Николай

Вечером накануне ритуала Николай и Зоя сидели у камина в его комнате. Юрий ушел пораньше, чтобы помолиться.

Огонь в камине казался совершенно лишним. В Каньоне не было ни жарко, ни холодно – смена погоды нарушила бы изнурительную монотонность этого места, – но языки пламени были единственным доступным развлечением, а Николаю нужно было хоть немного отвлечься.

Он убедил всех, что готов к обряду. Елизавета предлагала подождать, чтобы он укрепил власть над демоном, однако Николай не хотел рисковать. Он должен как можно скорее вернуться в столицу, но это не единственная причина. Король Равки чувствовал, что сила монстра с каждым днем растет. Возможно, вызывать демона стало легче, потому что тот просто разминает крылья, почуяв свободу.

– Еще пару дней, – уговаривала Елизавета.

Николай твердо стоял на своем.

– Завтра, – сказал он. Или что у них тут, в этой проклятой дыре, считается за «завтра».

Ему еще никогда так сильно не хотелось выспаться, отключиться от мыслей о предстоящем испытании. Монстр ждет. Чудовище знает, что завтра они встретятся лицом к лицу, и к этой встрече оно готово. Ожидание пугало Николая больше, чем тот факт, что через несколько часов он проткнет собственную грудь острым шипом. Сейчас бы бокал вина. Нет, не бокал; лучше сразу целую бутылку. Однако в Каньоне не было вина, не было еды. Николай постоянно был голоден, но пустой желудок не урчал; Ланцов постоянно испытывал жажду, но во рту не пересыхало.

Он смотрел на Зою, а Зоя – на пляшущее пламя в камине. Она сжала пальцы, и вверх взлетел сноп искр. Невероятно, сколь многому ее научил Юрис за такое короткое время. На Зое была та же одежда, что и в день их исчезновения, хотя плащ из грубой шерсти она давно выбросила. Николай был благодарен ей за этот хорошо знакомый темно-синий цвет кафтана.

Она сидела, подтянув колено к подбородку и положив на него щеку. Николай вдруг сообразил, что впервые видит Зою такой расслабленной. При дворе коммандер Назяленская двигалась с кошачьей грацией, а взгляд ее неизменно был суровым и беспощадным, как лезвие ножа. Сейчас Николай понимал, что эта грация и суровость – навыки актрисы на сцене. Зоя всегда начеку, всегда играет роль. Даже с ним.

Николай издал короткий смешок. Зоя подняла глаза.

– Что?

Он покачал головой.

– Кажется, я ревную.

– К кому?

– К дракону.

– Юрису лучше этого не слышать. Он и так много о себе думает.

– И не без оснований. Он летает, дышит огнем и наверняка припрятал где-нибудь гору золота.

– Это клише, причем обидное. Вместо золота вполне может быть гора самоцветов.

– А главное, благодаря ему ты выглядишь такой.

– Какой «такой»?

– Спокойной.

Зоя выпрямила спину; невидимая броня полностью вернулась. Николай тут же пожалел о своих словах.

Помолчав, она спросила:

– Как думаешь, что будет после того, как мы отсюда выберемся?

– Надеюсь хотя бы не увидеть пепелища.

Зоя вздохнула.

– Давид и Кювей слишком долго находятся без присмотра. Вполне могли уже полстолицы взорвать.

– Прискорбно, но это так, – согласился Николай и поскреб затылок. Красное вино. Белое вино. А еще вишневая настойка, которую он пробовал в «Клубе Воронов». Сейчас он что угодно отдал бы за возможность расслабиться, забыться сном на всю ночь. Даже снотворное Жени здесь не работало, от него лишь появлялась заторможенность. – Не знаю, к чему мы вернемся. Не знаю даже, кем завтра стану.

– Тем, кем всегда был и будешь. Королем Равки.

Возможно. А возможно, приводить Равку в порядок придется тебе.

Николай достал из кармана сложенный лист бумаги и положил под руку Зое. Та взяла его, покрутила в руках и нахмурилась, увидев восковую печать с оттиском королевского перстня.

– Что это?

– Не волнуйся, не любовное письмо. – Зоя перевела взор на огонь. Неужели одно упоминание любви для Зои настолько болезненно? – Это королевский указ, согласно которому ты объявляешься регентом Равки и главнокомандующим Первой и Второй армий.

Зоя вперила в Николая хмурый взгляд.

– Совсем ума лишился?

– Я пытаюсь вести себя ответственно. У меня, между прочим, от этого несварение желудка.

Зоя швырнула документ на пол, как будто он обжег ей пальцы.

– То есть завтра ты не надеешься остаться в живых.

– Надежды Равки не должны зависеть от моей жизни и смерти.

– И поэтому ты заранее перекладываешь их на меня?

– Зоя, ты – одна из самых могущественных гришей на свете. Если кто и способен защитить страну, то это ты.

– А если я откажусь?

– Нам обоим известно, что не откажешься. Кстати, я говорил, что к назначению прилагаются поистине великолепные сапфиры? – Николай положил руки на колени. – Если близнецы и Триумвират не сумели скрыть наше исчезновение, Равка, возможно, уже погрузилась в хаос. Мы с тобой понимаем, что я могу не пройти обряд, и кому-то так или иначе придется восстанавливать порядок. К трону будут тянуть руки все, в ком, по их словам, есть хоть капля крови Ланцовых, и наши враги, безусловно, воспользуются шансом расколоть страну. Выберут, кого поддержать, – самого хитрого, смазливого или…

– Самого удобоуправляемого?

– Видишь? Ты просто создана для этой должности. Объедини гришей, постарайся сберечь нацию.

Зоя смотрела на огонь. В ее взгляде сквозила тревога.

– Как ты можешь так легко рассуждать о собственной смерти?

– Лучше уж четко представлять себе картину, чем оказаться застигнутым врасплох. – Николай широко улыбнулся. – Только не ври, что тебе будет меня не хватать.

Зоя снова отвела глаза.

– Полагаю, без тебя мир станет более скучным. Я бы не стала тонуть в смоле ради абы кого.

– Тронут, – сказал Николай. Зоины слова действительно его растрогали – считай, это самый большой комплимент, которым она его когда-либо удостаивала.

Зоя взялась за тонкую цепочку, которую носила под воротником кафтана, сняла ее через голову, поболтала на пальце. Ключ от оков Николая.

– С завтрашнего дня он больше нам не понадобится.

Николай взял ключ, ощутил в ладони его тяжесть. От соприкосновения с кожей металл нагрелся. Привычный ритуал заковывания-расковывания прекратился, но от этого Николай не страдал, но жалел о том, что исчез повод общаться с Зоей по утрам и вечерам. Теперь, наверное, такого повода и вовсе не представится.

Николай заколебался, опасаясь сбить благожелательный настрой Зои.

– Твой усилитель… – Рука девушки дрогнула. Николай видел, чего ей стоило сдержаться и не дотронуться до запястья. – Расскажешь, как его получила?

– Какая разница?

– Не знаю. – Он просто хотел услышать эту историю. Хотел сидеть и слушать Зою. Несмотря на долгое время, проведенное вместе, она по-прежнему оставалась для Николая Ланцова загадкой. Может быть, ему выпала последняя возможность ее разгадать.

Зоя расправила складки шелкового кафтана. Наверное, так и будет сидеть, не говоря ни слова, пока у него не иссякнет терпение. Зоя вполне на такое способна. Наконец она заговорила.

– Мне было тринадцать, в Малом дворце я провела уже почти пять лет. Дарклинг повез группу гришей в Цибею. Ходили слухи, что в Ильмиск вернулись белые тигры, и Дарклинг считал, что по крайней мере один из них является усилителем.

– Это на границе Вечного Мороза?

– Чуть южнее. Я была самой младшей и ужасно гордилась, что меня взяли в группу. Я уже почти влюбилась в Дарклинга и жила теми редкими моментами, когда он появлялся в школе. – Зоя покачала головой. – Я была лучшей ученицей и хотела, чтобы он это заметил… Старшие гриши соревновались за усилитель. Их задачей было выследить тигров и решить, кто получит право убить зверя. Почти неделю они выслеживали самку и наконец загнали ее в ловушку под Черностью, но ей удалось вырваться.

Зоя обхватила колени руками.

– У нее остались детеныши. Трое. Тигрица их бросила. Люди Дарклинга посадили их в клетку. Гриши тем временем спорили, кто больше других достоин забрать тигриные клыки. По ночам мы слышали, как тигрица бродит вокруг лагеря, рычит и воет. Мои товарищи решили изловить ее под покровом темноты. Я знала, что они просто бахвалятся, но меня волновали тигрята. Когда все улеглись спать, я отвлекла охрану, призвав ветер, который перевернул один из шатров, и выпустила детенышей на волю. Они были такие крохотные, – Зоя едва заметно улыбнулась, – даже бегать еще не умели, только смешно ковыляли, падали и барахтались, а потом снова поднимались на лапы. Я шла следом, отгоняла их подальше от лагеря. Святые, как же мне было страшно! – Она смотрела куда-то в даль, словно вглядывалась в ту давнюю ночь. – За деревьями еще виднелся свет факелов, когда я вдруг поняла, что не одна в лесу.

– Мать?

Зоя покачала головой.

– Самец. Не знаю почему, но он нацелился на тигрят. Я запаниковала. Надо было сражаться, применить гришийские способности, но я не придумала ничего лучшего, чем закрыть их собой. Тигр атаковал, когти разодрали мою куртку, кафтан и кожу на спине. – Ее пальцы сжались в кулаки. – Но я все равно защищала тигрят. Помню… помню, я крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, снег в лунном сиянии показался мне черным. – Зоя устремила взор на огонь. – Он был залит моей кровью. Тигрята копошились подо мной, мяукали от страха, царапали меня острыми, точно иглы, коготками. Это и привело меня в чувство – их мелкие, но болезненные уколы. Из последних сил я раскинула руки и призвала ветер. Порыв был такой мощный, что тигр отлетел прочь. В это время примчался Дарклинг и его стражники. Видимо, я кричала.

– Они убили тигра?

– Он уже был мертв. Ударился о дерево, когда я его отшвырнула, и сломал шею. Тигрята убежали.

Зоя встала, повернулась спиной и, к изумлению Николая, обнажила плечи. Волны шелка соскользнули на бедра. Короля Равки охватил непрошеный приступ желания, а потом он увидел их – восемь длинных, бороздчатых шрамов на гладкой коже.

– Другие гриши были в ярости, – продолжала Зоя, – но белого тигра убила я, и, значит, усилитель по праву мог принадлежать только мне. Мои раны перевязали, из тигриных клыков сделали браслет. А шрамы остались на память.

В отблесках пламени рубцы казались перламутровыми. Чудо, что Зоя вообще не погибла.

– И ты никогда не обращалась к целителям? Или к портнихе?

Зоя надела кафтан, застегнула пряжки.

– Он оставил свою метку на мне, я – на нем. Мы оба причинили друг другу ущерб. Об этом должно помнить.

– И Дарклинг не забрал у тебя усилитель, несмотря на то, что ты сделала?

– Я сочла бы это заслуженным наказанием, но – нет. Уничтожать столь редкий и ценный усилитель было бы глупо. Зубы старого самца оплели серебром и заковали браслет у меня на запястье, чтобы я не могла его снять. Так поступают почти со всеми сильными усилителями. – Зоя подошла к открытому окну, обвела взором безжизненную серую ширь неба. – Когда все закончилось, Дарклинг вызвал меня к себе и сказал: «Ты спасла тигрят, Зоя, совершила бескорыстный поступок. И ты же оказалась той, что заполучила большую силу. Бо́льшую, чем у многих других гришей, старше и опытнее тебя, терпеливо дожидавшихся своей очереди. Что на это скажешь?»

Его осуждение ранило больнее, чем тигриные когти. Где-то в глубине души я все время боялась, что он отошлет меня прочь, выгонит из Малого дворца. Я сказала, что сожалею о случившемся, но Дарклинг уже тогда видел меня насквозь. «Ты на самом деле хотела сказать именно это?» – спросил он. – Зоя заложила за ухо выбившуюся прядь темных волос. – И тогда я выдала правду. Подняла голову и сказала: «Да пошли они все. Там, на снегу осталась моя кровь».

Николай сдержал смех, на губах Зои расцвела улыбка, которая, однако, почти в тот же миг угасла и сменилась угрюмостью.

– Дарклингу понравились мои слова. Он похвалил меня, а потом произнес: «Берегись силы, Зоя. Сколько бы ее у тебя ни было, это не заставит их тебя полюбить».

Николай почувствовал весь тяжкий смысл этой фразы. Разве не того же мы все ищем? Разве не это он пытался найти в бесчисленных книгах? В нескончаемых путешествиях? В своем заветном стремлении взойти на трон, а потом – удержать его?

– Ты хотела любви?

Зоя медленно покачала головой.

– Нет. Я хотела… быть сильной. Чувствовать себя в безопасности. Больше никогда не испытывать этой ужасной беспомощности.

– Беспомощности? – В представлении Николая Зоя была, по меньшей мере, несокрушимой.

– Когда Юрис разломал браслет, я словно руки или ноги лишилась, – только и ответила она. – Ты и вообразить не можешь, каково это.

Она права: не может. Как не может и подобрать слов, чтобы ее утешить.

– Что стало с тигрятами?

Зоя провела пальцами по подоконнику, на пол блестящей струйкой осыпался песок.

– Он сказал… Дарклинг сказал, что тигрица уже не станет кормить детенышей, потому что на них остался мой запах. – Ее голос дрогнул. – Что я обрекла их на верную смерть, как если бы собственноручно перерезала им глотки. Что мать бросит тигрят умирать в снегу. Но я в это не верю. А ты?

Лицо Зои оставалось спокойным, но в глазах застыла мольба. Николай увидел в них юную девочку, которой она была в ту холодную, кровавую ночь.

– Нет, – отозвался он, – я тоже не верю.

– Хорошо, – вздохнула она. – Хорошо… – Зоя резким жестом одернула манжеты, словно встряхивая себя. – Все мои любовники спрашивали, откуда у меня шрамы. Для каждого я сочиняла новую историю.

Николай поймал себя на том, что ему вовсе не хочется думать о Зоиных любовниках.

– И чем же я заслужил честь услышать правду?

– Может, предложил мне страну и встал перед лицом неминуемой смерти?

– Важно держать планку, Назяленская.

Зоя указала подбородком на запечатанный указ, валявшийся на полу.

– Еще не поздно его сжечь.

Николай подумал о гладкой Зоиной спине, исполосованной уродливыми шрамами. О ее упрямо вздернутом подбородке. Представил, как она распласталась на снегу, закрывая собой тигрят, рискуя утратить расположение обожаемого наставника, рискуя своей дальнейшей судьбой, – да что там, своей жизнью.

– Чем лучше я тебя узнаю, – произнес он, – тем больше убеждаюсь: ты – именно то, что нужно Равке.

Ах, если бы все сложилось иначе. Если бы завтра ему не пришлось умирать. Если бы он мог следовать велению сердца, а не долга…

Зою не назовешь доброй, и с ней нелегко. Но она уже королева.

28 Нина

Нина впервые присутствовала на таком затянутом и странном ужине. Стол для Брума, его дочери и ее новой учительницы иностранного языка накрыли в одной из самых приличных келий. По сравнению с простой монастырской пищей меню заметно отличалось в лучшую сторону: жареный окунь с мидиями, молодая капуста, запеченная в сметане, копченый угорь, маринованные грибы и тушеный порей. Нина украдкой сунула в карман юбки парочку крохотных перепелиных яиц – вдруг Трасселу тоже захочется деликатесов. Неплохо будет, подумала она, если на десерт подадут печенье с засахаренным миндалем. А что, шпионки тоже любят сладкое.

Накануне Брум допросил Адрика с Леони и, по-видимому, удовлетворился ответами. Нина ожидала, что, оказавшись под пристальным вниманием главного охотника на ведьм, Адрик отменит все задуманное, однако тот ее удивил.

– Я всегда знал, что умру молодым, – заявил он, как всегда, угрюмо. – Если уж погибать, так надо перед этим как следует надрать задницу этому убийце.

Сегодня Нина Зеник была Ниной Зеник, которая сидела напротив своего злейшего врага – бывшего наставника Матиаса и негодяя, измыслившего невероятно жестокие преступления против ее народа. Однако в этот вечер она еще и Мила Яндерсдат, бедная простолюдинка, допущенная за стол к господам. Мила не может не видеть, как страдает ее подруга.

Да, Ханна ей подруга. Нина представляла, как Ханна тайком выскальзывает из монастыря, чтобы принять на свет нежеланного младенца, как, пригибаясь к шее коня, скачет по полям, как разучивает боевую стойку на уроке в классе – руки воздеты, щеки горят. Ханна – прирожденный боец. В ней есть задор, отвага и великодушие – черты, которые расцветут, точно волшебный цветок, если только позволить им проявиться. Такое возможно в Равке, а здесь этого совершенно точно не произойдет.

Брум без конца задавал дочери вопросы об уроках этикета и планах на следующий год.

– Ханна, мы с матерью скучаем по тебе. Тебя слишком долго не было в Джерхольме.

– Я тоже по вам скучаю, папа.

– Если ты выбросишь из головы всякие глупости и как следует постараешься, уверен, тебя снова примут при дворе. Представь, как замечательно будет, когда вся семья опять соберется вместе.

– Да, папа.

– Я против того, чтобы ты тут оставалась, тем более что такие маленькие городки все больше подвержены иностранному влиянию. Мать-хранительница сообщила мне, что под подушкой у одной из послушниц нашли икону какого-то языческого святого. Твое место – в Ледовом Дворе.

– Да, папа.

Ханна попыталась завести разговор об учебе, но Брум лишь небрежно отмахнулся.

– Ты всегда была умницей, дочка, но умом достойного жениха не привлечешь.

– Разве мужчина не хочет себе такую жену, с которой можно обсуждать политику и государственные вопросы?

Ярл Брум вздохнул.

– Мужчина, который весь день занимался делами, не желает говорить об этом с женой. Он хочет, чтобы его приласкали, развлекли, напомнили, что на свете есть более прекрасные вещи – те самые, за которые мы так стойко сражаемся.

Нину чуть не вырвало. Она уже сомневалась, что удержит в себе этот отличный ужин. Когда спор между отцом и дочерью начал накаляться, она извинилась и вышла. Брум ночует на заводе и уедет только утром, а значит, осуществление плана до этого времени откладывается.

Посетив уборную, Нина проверила карманы куртки, которую Брум аккуратно повесил на спинку стула в гостиной. В кармане обнаружилось письмо – в нем говорилось о «младшем Ланцове» и человеке по имени Вадик Демидов. Нина постаралась как можно точнее запомнить содержание письма, однако надолго задерживаться было нельзя.

Задув свечу, она выскользнула из гостиной и в тускло освещенном коридоре налетела на Ярла Брума.

– Ох, – воскликнула Нина, трепещущей рукой схватившись за вырез платья. – Вы меня напугали.

– Заблудились по пути из сортира?

– Нет, сэр. – Она задышала прерывистее. – Я увидела, что свечи почти догорели, и потушила их.

– Разве это не обязанность прислуги, энке Яндерсдат?

– Прошу, зовите меня Милой.

Брум всмотрелся в нее сквозь сумрак.

– Это не вполне соответствует приличиям.

Как же эти фьерданцы носятся со своими приличиями! Нина, впрочем, уже начала думать, что правила они устанавливают просто ради удовольствия их нарушить.

– Прошу прощения, – она присела в излишне глубоком реверансе. – Я не хотела вас оскорбить. Боюсь, вас раздражают мои деревенские манеры.

Брум взял ее пальцем за подбородок – на этот раз нежнее, – жестом приказывая подняться и взглянуть ему в глаза.

– Вовсе нет. Я нахожу их забавными. Со временем вы научитесь держаться в достойном обществе.

Нина потупила взор.

– Если мне посчастливится туда попасть.

Брум продолжал сверлить ее взглядом.

– Завтра утром я уеду, но в Гефвалле я бываю часто – проверяю, как движется работа на военном заводе. – И как проходят твои жуткие эксперименты! – Мне не терпится увидеть успехи Ханны в изучении языка.

– Я не работаю здесь постоянно, – пролепетала Нина, заламывая руки. – Не знаю, как долго Мать-хранительница намерена терпеть мое присутствие…

Брум накрыл ее ладони своими ручищами, и она замерла.

– Какая пугливая пташка. Мать-хранительница оставит тебя в монастыре, если я ей велю.

Нина посмотрела на дрюскеля со всем благоговением, на какое была способна, и крепко стиснула его пальцы.

– Благодарю вас, сэр, – с жаром проговорила она. – О, благодарю.

Она вернулась к Ханне, чтобы закончить трапезу и попрощаться.

Как только Брум удалился, Ханна с облегчением сползла по стене.

– Хвала Джелю, это закончилось. Ты добыла, что хотела?

Нина продемонстрировала еще теплый кусочек воска, который она успела прижать к перстню дрюскеля: оттиск печати вышел идеально.

– Да. Остальное за тобой.

* * *

Адрик оказался прав, когда говорил, что попасть на завод – задача сложная. Несмотря на приказ с личной печатью Брума, охрана ни за что не выпустит толпу женщин и девушек без конвоя – то есть солдата-фьерданца убедительного вида.

Наутро Ханна не встала с постели, сказавшись больной: после вчерашнего тяжелого ужина у нее якобы случилось несварение.

Узнав об этом, Мать-хранительница вышла из себя.

– Мы здесь не обязаны возиться с избалованной девчонкой, у которой чересчур нежный желудок!

– Да, матушка, – смиренно ответила Ханна. – За мной могла бы присмотреть вдова Яндерсдат. – Она перегнулась через край кровати, и ее вырвало.

Чтобы не вдыхать вонь, Мать-хранительница уткнула нос в сгиб локтя.

– Ладно. Пусть вынесет таз и все тут уберет.

– Кажется, рвотное средство Леони подействовало слишком сильно, – заметила Нина, как только настоятельница вышла, плотно затворив за собой дверь, и девушки остались одни.

Ханна со стоном откинулась на подушки. Лицо у нее было совершенно зеленое. Нина присела на краешек и поднесла к губам больной стеклянный бокал с шипучей жидкостью.

– Выпей, это поможет. Укрепляющие напитки, которые готовит Леони, тоже очень эффективны.

– Надеюсь.

Пока Ханна дремала, Нина прибралась, а потом принесла ей на тарелке вареное яйцо и немного хлеба.

– Тебе понадобятся силы, – сказала она.

Ханна села в постели, подложив под спину подушку. Волос она не заплетала, и сейчас кудри пышной розовато-каштановой массой были рассыпаны у нее по плечам. Глядя на них, Нина вдруг испытала безотчетное желание намотать один из густых локонов на палец.

– Не знаю, что у меня получится, – сказала Ханна. – Я еще ни разу не пробовала перекраивать внешность.

Нина раздвинула занавески, впуская в комнату яркий солнечный свет. Келья Ханны располагалась на втором этаже, так что любопытных глаз можно было не опасаться.

– Считай это просто еще одним способом управлять человеческим телом.

– Ты когда-нибудь видела, как это делается?

– Один раз, – солгала Нина, чье лицо и фигура были перекроены до полной неузнаваемости. Она и сама пробовала силы в ремесле портнихи.

– Что, если я не смогу вернуть внешность обратно? – с беспокойством спросила Ханна.

– Найдем того, кто сможет, – пообещала Нина. Даже если для этого мне придется тащить тебя в Равку. – Думаю, это не проблема. Тебе нужно изменить лишь кое-какие мелочи. – Она села лицом к Ханне и выставила перед ней идеально отполированное зеркало. Та изучила свое отражение.

– С чего начинать?

– Давай с подбородка. Когда наловчишься, займемся носом. Не хочу, чтобы ты случайно перекрыла дыхательный тракт. – Глаза Ханны расширились от ужаса. – Шучу, – прибавила Нина. В основном.

Ханна выровнила дыхание и аккуратно прижала пальцы к челюсти слева.

– Сосредоточься на клетках кожи, – посоветовала Нина. – Думай о том, куда ты хочешь их переместить.

– Жуть какая, – прошептала Ханна: линия подбородка начала медленно смещаться.

– А когда Мать-хранительница ловит кого-нибудь из вас с поличным, – это не жуть?

На губах Ханны мелькнула улыбка, девушка слегка расслабилась.

– Да, это куда страшнее.

Работа заняла несколько часов. Ханна изменила линию подбородка, сделав нижнюю челюсть более квадратной, увеличила лоб и, наконец, расплющила нос. Нина сидела рядом, подогнув ноги на узкой кровати, наблюдала за процессом, давала советы и подбадривала. Иногда она покидала комнату, поддерживая видимость ухода за больной: приносила чашки с бульоном и выносила тазики.

Пришло время добавить заключительный штрих.

– Уверена? – спросила Нина, держа в руках густые, волнистые волосы цвета меди. Сквозь медь просвечивало золото, и на ощупь они были гладкими и прохладными, словно бегущая вода. – Мы могли бы спрятать их под шапкой.

– Я не настолько тщеславна, чтобы из-за этого поставить под угрозу весь план. – Ханна зажмурилась. – Режь давай.

Расставаться с таким сокровищем – просто преступление, подумала Нина, но все же взяла ножницы и остригла волосы прядь за прядью, а оставшиеся коротко подбрила на манер фьерданских солдат. С длинными волосами во Фьерде ходили только дрюскели. Когда Ханна вернет себе прежний облик, то сможет сказать, что выбрила голову во искупление грехов перед Джелем.

Сложив обрезанные кудри в миску, Нина вынесла ее на помойку и зарыла поглубже. По возвращении она застала Ханну в слезах: девушка сидела в кровати и разглядывала свое отражение.

– Не плачь. – Нина поспешно затворила дверь и бросилась к подруге. – Они отрастут, вот увидишь.

– Дело не в этом, – не сводя глаз с зеркала, возразила Ханна. Оттуда на нее смотрел юноша. Подбородок, лоб, нос, грубоватая кожа на щеках – специально, чтобы создать впечатление свежего бритья. Изменения действительно невелики, но результат поразителен. – Если бы только я родилась парнем… Если бы только была сыном, как хотел отец…

Нина схватила Ханну за плечи.

– Ханна, ты – совершенство. Тот факт, что твой отец не способен оценить твою силу, говорит лишь о его собственной слабости.

Ханна снова посмотрелась в зеркало, смахнула слезинки.

– Губы толстоваты.

– Не трогай губы, – неожиданно резко проговорила Нина и встала, чтобы скрыть краску смущения. – С ними все в порядке.

29 Исаак

После вчерашнего хаоса на Золотом Болоте Исааку, направлявшемуся на заседание Торгового совета, можно было и не нервничать, однако членам Триумвирата присутствовать на встрече не полагалось, а значит, с керчийцами, каэльцами и земенцами ему предстояло общаться при поддержке одних только министров Николая. Исаак боялся разоблачения, боялся выставить короля дураком. Боялся одним неверным жестом пустить экономику Равки под откос.

Перед началом он, по совету Жени и остальных, поговорил с министрами наедине.

– Ульяшин, я бы хотел поручить переговоры вам. Вы знаете, что делать, – сказал он.

Министр торговли просиял. Он успешно справился с задачей, поставив на обсуждение ставки налогов и импортных пошлин и при этом изящно обходя висевший в воздухе вопрос о долгах Равки. Исаак, безгранично признательный Ульяшину, подумывал о том, чтобы в награду подарить министру яхту или дать титул, ну или что там еще делают короли, выражая благодарность.

Переговоры завершились на положительной ноте. Исаак встал, пожал руки всем присутствующим и, облегченно вздохнув, уже двинулся к выходу, как вдруг Хайрем Шенк припер его к стенке и негодующе прошипел:

– Долго еще вы намерены водить нас за нос?

Женя учила Исаака, что в непредвиденной ситуации лучше всего с аристократичной надменностью сказать: «Прошу прощения?» Прибегнув к этой тактике, он смерил Шенка полным ледяного презрения взглядом.

– Прошу прощения? Если не ошибаюсь, вчера я спас жизнь вашей дочери.

Прием не подействовал.

– Вы действительно рассчитывали одурачить нас вашим вчерашним балаганом? Еще несколько месяцев назад мы получили информацию, что разработка подводных судов и ракетных систем близится к завершению. Кроме того, всем известно, что вы не успокаиваетесь, пока не доводите проект до совершенства. Хватит кокетничать, как дебютантка на балу! Либо мы получим свой прототип, либо станем обращаться с вашей нищенской страной, как она того заслуживает!

Николай Ланцов ни за что не стерпел бы подобного оскорбления. Настоящий король Равки отбрил бы наглеца так, что Шенк затрясся бы от страха и пожалел, что вообще открыл рот.

– Прошу меня извинить, – твердо повторил Исаак и шагнул в сторону, к спасительной двери. Внутри у него все переворачивалось.

В коридоре Исаака уже дожидались близнецы, которым вновь предстояло провести его через очередную трудность.

– Керчийцы не купились на представление, – выдохнул он на ходу.

– Знаем, – сказала Тамара. – Мы все слышали.

– Пожалуй, с ракетами был перебор, – заметил Толя.

Исаак расправил мундир сливового цвета.

– Что будем делать?

– Не знаю, – призналась Тамара. – Посмотрим, что принесет нам день.

Еще несколько дней, уговаривал себя Исаак. Еще несколько балов и приемов. Я справлюсь.

Но где же король?

Накануне, отправившись переодеваться в сухое, Исаак нечаянно услышал разговор членов Триумвирата в гостиной.

– Нужно пережить заключительный бал, – сказала Тамара, обняв Женю за плечо. – Тогда и примем решение.

– Ну, как это – вообще никаких следов? – Женя тихонько всхлипнула. – Прошло почти три недели. Люди не исчезают просто так. Никогда не думала, что скажу это, но я соскучилась по Зое.

– Я тоже, – промолвил Толя. – Хотя она наверняка отчитала бы меня за то, что я трачу время на бесполезные переживания.

– Мне кажется, Апрат что-то подозревает, – высказалась Тамара. – Он попросил высочайшей аудиенции, хочет поговорить о паломничестве и требует сообщить, где Юрий. Долго отбиваться от него не получится, а кроме того, он слишком много времени проводит за пределами столицы. У него своя сеть подземных ходов – много удобных мест для укрытия.

– Можем привлечь его к общению с гостями, – предложил Толя. – Поручим провести торжественную службу…

– Нельзя подпускать священника к Исааку, – перебила Тамара. – Апрат мигом его раскусит.

– А если от него избавиться? – подал голос Давид.

Женя расплакалась еще горше.

– Когда ты так говоришь, я еще сильнее скучаю по Зое.

Что дальше? – размышлял Исаак. Хорошо, он дотянет до вечера, может, даже перенесет всю эту пышную череду балов, не допустив новых катастрофических промахов, но это не значит, что он способен управлять государством или даже выполнять роль марионетки, пока Женя и остальные будут править по-настоящему.

Исаак свернул в картинную галерею и наткнулся на принцессу Эри в сопровождении стражниц – о том, что она здесь, заранее сообщили Тамарины наблюдатели. Постаравшись изобразить удивление, Исаак поздоровался с принцессой и завел светскую беседу.

– Мы сочли, что для пикника в саду слишком свежо, – сказала Эри, – поэтому решили прогуляться по галерее.

– И как вам полотна?

– Лица уж чересчур суровые.

Главное, не приглядываться.

– Если хотите, я устрою вам экскурсию по этому крылу дворца. – Исаак готов был поклясться, что почувствовал молчаливое одобрение стражниц, обязанных докладывать об успехах и неудачах принцессы Эри ее старшей сестре.

Они миновали синее великолепие Лазурной гостиной, осмотрели концертный зал, заглянули в другие, более скромные уголки дворца: слегка пропахший плесенью музей трофеев, по стенам которого были развешаны оленьи рога и головы крупного зверя; оружейную комнату, набитую старомодными седлами и мечами, и, наконец, подошли к тренировочным залам.

– Войдем? – предложил Исаак. Собственный голос казался ему фальшивым, но ведь он знал, что принцесса неравнодушна к топорам.

– Здесь тренируется дворцовая стража? – полюбопытствовала Эри.

– Да, – кивнул Исаак. Он тоже тут занимался, проводил учебные поединки с Николаем. – Тамара, не устроишь ли для нас небольшую демонстрацию?

Тамара сняла со стены два затупленных топора.

– Ты, – она указала пальцем на одну из стражниц Тавгарада. Выбранная девушка была совсем юна; серьезное лицо, острый подбородок. Должно быть, это Майю Кир-Каат, та самая стражница, чей брат-близнец пропал без вести и которой надоело служить шуханской короне.

Одна из стражниц постарше сделала шаг вперед.

– Я охотно выступлю против тебя. – Ее благородный нос пересекал длинный шрам.

Тамара склонила голову набок.

– В этом прайде только одна львица?

– Я буду биться, – заявила девушка с острым подбородком.

– Майю, – мягко попыталась удержать ее третья стражница.

Майю, однако, без колебаний вышла вперед – так, словно ожидала вызова.

В зале повисло напряжение.

– А что, если и нам сразиться? – предложил Исаак. Близнецы хотят, чтобы тавгарадская стража наблюдала за принцессой Эри, а не за Тамарой и Майю. Он снял со стены деревянный меч.

– Фехтую я плохо, – нервно заметила Эри.

– А я был уверен, что в династии Табан каждый обучен защищаться.

– Это так. Но мои сестры – куда более грозные воительницы.

– Желаете, чтобы я показал вам несколько приемов? – Исаак не хотел давить на принцессу, но знал: Тамара рассчитывает поговорить с Майю и надеется, что он отвлечет внимание Тавгарада. Дружеский обмен репликами во время поединка – конечно, не идеальный вариант, но единственный возможный способ пообщаться наедине.

Исаак перебросил Эри учебный меч, и она с легкостью поймала его в воздухе. Ее охрана неодобрительно зашушукалась.

– Принцесса… – начала было стражница со шрамом, но Эри уже приняла боевую стойку.

Как выяснилось, она поскромничала, говоря о своих способностях. Принцесса оказалась искусной мечницей, двигавшейся с уверенностью опытного бойца. До Исаака донеслись возгласы второй пары, и он метнул на них быстрый взгляд. Тамара без малейшего усилия заставила Майю шлепнуться на пятую точку, а затем склонилась над девушкой, помогая ей подняться на ноги. Оставалось лишь уповать, что соперницы успеют сказать друг другу все, что нужно, – в том случае, конечно, если Майю и есть та стражница, решившая перейти на другую сторону.

А потом Исаак получил удар в живот плоской стороной лезвия и моментально задохнулся, издав громкое «уфф».

Эри скептически выгнула бровь.

– Королю Равки не хватает сосредоточенности.

– Ваша красота, принцесса, поглощает все мое внимание. – Слабенький ответ, вообще-то.

Эри лишь рассмеялась. Он еще ни разу не видел ее настолько естественной.

– Я полагала, что у вас будет иной стиль фехтования, – заметила она.

Видимо, потому, что в качестве соперника тебе полагался король, с раннего детства обученный мастерству владения клинком. Вместо этого принцесса получила учительского сына, который впервые взял меч в руки только после призыва в армию.

– То же самое могу сказать о вас, – честно ответил Исаак. Ему показалось, что Эри фехтует не в полную силу. Неужели все шуханские принцессы такие искусные мечницы? Ничему-то он ее не научит.

За спиной Исаака раздался сдавленный крик. Он и Эри одновременно обернулись. Согнувшись пополам, Майю хватала ртом воздух.

– Достаточно! – резко произнесла старшая стражница.

– Примите мои извинения. – Тамара отвесила низкий поклон.

– И мои, – добавил Исаак. Что произошло? Выудила ли Тамара нужную информацию? Этот инцидент – часть плана? – Я могу проводить вас в лазарет. Мы…

– Не надо, – стиснув зубы, охнула Майю Кир-Каат. – Со мной все будет в порядке.

– Прошу вас, – настаивал Исаак. – Мне крайне неприятно думать, что кто-то из наших гостей получил увечья во время невинного развлечения.

– Это случайность, – промолвила принцесса Эри. – И нам всем это известно.

На миг атмосфера в тренировочном зале накалилась, как будто мысль о возможных последствиях металась от головы к голове, выбирая, где бы осесть.

– С вашего позволения, принцесса, – проговорила Майю, выпрямившись в полный рост. – Шухан вправе рассчитывать на возмещение ущерба.

Тамара сурово нахмурилась.

– Что это значит?

Стражница и принцесса переглянулись.

– Ужин наедине?

Тамара покачала головой.

– Это сочтут явным знаком предпочтения одной из кандидаток.

На лице Эри отразилось беспокойство.

– Мы не хотим ставить короля в неудобное положение.

– Разве нам обязательно об этом рассказывать? – не подумав, брякнул Исаак.

Тамара нахмурилась еще сильнее, но сказала:

– Как будет угодно вашему величеству.

Как только принцесса с охраной удалилась, лоб Тамары разгладился, она дружески пихнула Исаака в плечо.

– Отличный ход. Еще одна возможность получить информацию. – По-видимому, разочарование, написанное на физиономии Исаака, оказалось красноречивее всяких слов: Тамара отпрянула. – О, нет, Исаак! Дубина ты стоеросовая. Ты на нее запал?

– Не говори ерунды. – Щеки его вспыхнули. – Я в курсе, какую игру мы ведем. Что удалось узнать у Майю?

– Ничего. – Тамара сделалась задумчивой. – Я сказала, что знаю о ее keb, и спросила про брата-близнеца, но она лишь упомянула, что они родом из провинции Бол.

– Может, это не та стражница?

– Может. Она была чем-то напугана и в бою показалась мне слабее, чем я ожидала. Я не собиралась ранить Майю, но не рассчитала скорость ее реакции. Она еще молода и совсем недавно поступила на службу, так что отсутствие опыта вполне естественно, но если девушка попросту «не тянет», то, вероятно, сама подумывает уйти, не дожидаясь, пока ее выгонят.

– И что, пойдет в армию?

– После того, как находилась рядом с членами королевской династии в самые интимные моменты? Исключено. Ее отправят в ссылку. Брата и родителей ей уже не видать. – Тамара повесила меч обратно на стену. – Возможно, перебежчик – не она. Или его вообще не существует. Наша шпионская сеть в Шухане уже не та, что раньше. Во время твоего романтического ужина я постараюсь переговорить с каждой стражницей Тавгарада по отдельности. Ты уж постарайся потянуть время.

– Постараюсь.

– Yuyeh sesh, Исаак, – напомнила Тамара, жестом велев слугам навести в тренировочном зале порядок.

Презирай свое сердце, шуханское изречение. Делай, что должен. Исаак знал, как полагается отвечать – так ответил бы солдат или даже король: Niweh sesh. У меня нет сердца. Однако в памяти почему-то всплыла строчка из стихотворения Kebben о первом осыпавшемся лепестке. Он не солдат шуханской армии и не король Равки. Он просто деревенский парень, которому хочется поужинать с девушкой, проявившей к нему доброту.

Не говоря ни слова, Исаак вышел.

* * *

Вечером, войдя в гостиную, где уже собрались Женя, Давид и близнецы, Исаак ожидал, что все будут оживленно обсуждать его предстоящий ужин с принцессой Эри, а вместо этого словно попал на поминки.

– Что случилось? – спросил он. – Что-то с королем?

Толя был мрачнее тучи, глаза Тамары метали молнии, а Женя как будто разом состарилась на двадцать лет. Даже Давид отложил чтение и выглядел если не убитым, то, по меньшей мере, слегка встревоженным.

– У нас новость, – сообщила Тамара. – Фьерда готовится пойти на Равку. Через неделю или через месяц, но войны не избежать.

Исаак рухнул в кресло. Война. Мир не продержался и трех лет.

– Хуже того, – подал голос Толя, – они выступают под флагом Ланцовых.

– Не понимаю… – посмотрел на него Исаак.

– Их предводители присягнули на верность Вадику Демидову.

– Кому?

– Он объявил себя кузеном Ланцова и законным наследником равкианской короны.

– Что за ерунда? Даже если он из рода Ланцовых…

– Его поддерживает человек по имени Магнус Опьер, – сказала Женя, – фьерданский судостроительный магнат.

– И бывший посол Фьерды в Равке, – прибавила Тамара. – Опьер утверждает, что имел любовную связь с королевой Равки, и что именно он – настоящий отец Николая.

– Этого не может быть, – запротестовал Исаак. – Это фьерданская пропаганда!

– У него сохранились письма от королевы, – тихо произнесла Женя. – Если их подлинность будет доказана…

– Даже если не будет, – перебила Тамара, – повод для войны у фьерданцев и без того серьезный.

– Нет, – решительно возразил Исаак и зачем-то встал. – Равка любит своего короля. Народ его поддержит.

– Может, и так, – согласился Толя. – Лично я чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы мы знали, где сейчас Апрат. Он исчез и увел с собой почти всю Святую стражу. Если он примет сторону самозванца…

Давид хлопнул книжкой по колену.

– Давно надо было его уничтожить.

Тамара потерла лицо.

– Нам придется пойти на сделку с Керчией.

– На море нам нужны земенцы, – сказал Толя. – Наш военный флот против фьерданского не устоит.

– С керчийскими деньгами устоит, – не соглашалась Тамара.

– У нас нет времени на постройку кораблей.

Исаак не верил своим ушам. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, и с ужасом услышал собственный истерический смех.

– Вы с ума сошли? – Все взгляды обратились на него. – Я не Николай Ланцов. Я не могу управлять страной во время войны. Этот цирк пора прекращать.

Воцарилась долгая тишина. Наконец Женя спросила:

– Фьерданская делегация еще здесь?

– Да, – подтвердила Тамара. – У меня есть шпионы в Ледовом Дворе, но там о войне пока знают единицы. Даже для большинства правительственных чиновников это секрет.

– Хорошо. Потянем время до заключительного бала, а когда гости разъедутся, составим план действий. – Женя посмотрела на Исаака. – Такой, который устроит всех.

* * *

После новостей из Фьерды радостное предвкушение ужина с принцессой, владевшее Исааком, полностью испарилось. Его и вправду попросят навсегда остаться в роли короля, если настоящий Николай не вернется? Ему бы порадоваться, ведь это означает жизнь в богатстве и роскоши. Разве не такая судьба обещана в сказках простым парням с добрым сердцем? Только Исаак отнюдь не герой сказки, а обыкновенный застенчивый малый, ничем не выдающийся солдат. Да, ему посчастливилось обратить на себя внимание правителя, но за эту удачу, возможно, придется расплатиться собственным «я».

Стол для них накрыли в роще на островке в центре озера, вдали от Большого дворца и любопытных глаз. На деревьях развесили фонарики, где-то в темноте нежно наигрывала балалайка. Весьма романтическая обстановка, и отличный шанс для Тамары пообщаться со стражницами Тавгарада, расставленными по лесу.

Лодка доставила Исаака на островок, когда уже совсем стемнело. На нем был бархатный кафтан цвета морской волны – по мнению Исаака, Николаю он исключительно шел. В кармане «король» опять нащупал горсть серебряных бусин.

Томясь ожиданием, он нервничал все сильнее. Он устал от роскоши и дорогой одежды. Исаак продолжал писать домой, притворяясь, что служба во дворце идет своим чередом, а в душе хотел лишь одного: сидеть в крохотной кухоньке дома у матери, смотреть в окошко и играть в карты с младшими сестрами. Хотел быть с теми, кто по-настоящему его знает.

А сейчас? Узнали бы они Исаака? Нет, конечно. Он каждый день проходит мимо дворцовой стражи, своих товарищей, с которыми знаком не один год, и порой его так и подмывает крикнуть: «Эй, это же я, Исаак Андреев!» Капитану стражи просто-напросто сообщили, что Исаака забрали в Ос Керво в качестве переводчика. Р-раз, и он исчез.

– Идет, – наконец промолвил Толя.

Эри неторопливо вышла на опушку. Она была одета в затейливо расшитое шелковое платье оттенка травяной зелени, а голову венчал богатый убор, усыпанный изумрудами величиной с перепелиное яйцо.

– Сколько весит эта штука? – шепотом поинтересовался Исаак, когда они уселись за стол и слуги подали первое блюдо.

– Не знаю, – сказала Эри, – но мне кажется, будто у меня на голове расположилось стадо волов, судя по весу, примерно от двух до дюжины.

– Вас заставляют тренировать шейную мускулатуру?

– Разумеется, нет. У всех женщин династии Табан от рождения сильные шеи. Можно сказать, дар свыше.

– Вот я болван, не догадался. – Напряжение отпустило. С принцессой Эри Исааку общаться легче, нежели… со всеми остальными. Проще, чем с близнецами, Женей, Давидом и, конечно, другими кандидатками в невесты. Другие девушки тщательно подбирают слова, говорят только то, что Исааку – точнее, Николаю, – приятно слышать. Но Эри, как видно, не рвется в королевы. Эта мысль одновременно его радовала и огорчала. Сознавая, что настоящий король очаровал бы принцессу в мгновение ока, Исаак невольно ревновал ее к тому, с кем она даже не была знакома.

Эри опустила глаза в тарелку.

– Чем нас сегодня порадует ваш повар?

– Чем-то заливным. Он убежден, что в виде заливного можно подать практически что угодно.

– Что вы любите больше всего?

– Мамины голубцы.

– Королева готовила?

Черт.

– Нет, готовили слуги, а мама приносила голубцы мне в постель, когда я болел. – Возможно ли такое, Исаак не знал, но звучало правдоподобно. – А вы? – поспешно спросил он.

Принцесса задумалась.

– Есть одно блюдо, которое мы едим один раз в год во время весеннего праздника. Молочный пудинг в форме луны, политый розовой водой. Понимаю, по описанию ничего особенного, но главное – семейная традиция. Мы собираемся все вместе, рассказываем друг другу истории, любуемся фейерверками и стараемся растянуть пудинг на всю ночь.

– Даже королевская семья соблюдает этот обычай?

Принцесса Эри медленно кивнула.

– Да. Хотя в последний раз мы собирались вместе довольно давно. Не знаю, соберемся ли еще.

– В том случае, если вы выйдете замуж и будете жить в Равке?

Эри сморгнула слезинки.

– Да.

Видя ее горе, Исаак запаниковал от собственной беспомощности.

– Я… я буду охотно вас отпускать в любое время, когда вам захочется навестить родных. – Сдержит ли король его обещание?

– Давайте не будем об этом думать. – Эри промокнула уголки глаз салфеткой. – Раз уж мы здесь, постараемся получить удовольствие от трапезы. – Она проглотила кусочек заливного, и лицо ее исказилось.

Бросив взгляд на стражу у опушки, Исаак осторожно наклонил свою тарелку, позволив студенистой массе соскользнуть в траву, а потом носком сапога затолкал ее подальше под стол. Принцесса Эри с заговорщической улыбкой последовала его примеру.

Вытерпев несколько перемен блюд, включавших разнообразные вариации заливного, оба порадовались хорошо знакомому, а главное, имеющему плотную консистенцию стейку из оленины и сошлись во мнении, что непонятное серое пюре – вещь очень вкусная, хоть и неясного происхождения.

– Непросто, да? – под конец спросила принцесса. – Сидеть тут и делать вид, что наши страны не враждуют.

– Разве обязательно враждовать? – Собственные слова показались Исааку глупыми и неуклюжими, а еще опасно напоминали что-то вроде предложения.

– От меня это не зависит. Я не королева. Я вообще никто.

– Вы принцесса! – воскликнул Исаак.

Эри коснулась кончиками пальцев своего головного убора.

– Скажите, вы никогда не чувствовали себя… ну… мошенником?

Именно так я себя и чувствую. Каждый день. А как ответил бы Николай? Внезапно Исаак понял, что это его не волнует.

– Чувствовал. Чувствую. Постоянно.

Принцесса подалась вперед.

– Если бы я не носила шелка, если бы люди мне не кланялись и не целовали мой подол, кем бы я была – принцессой или обычной девушкой с разукрашенным решетом на голове?

Исаак засмеялся.

– Хороший вопрос. Лично я не ощущаю себя королем, вот и все.

– А что же тогда ощущаете?

– Усталость, – откровенно признался Исаак. – И голубцов хочется.

– Мы только что съели по семь блюд.

– Вы наелись?

– Ни капельки. Может, попросить на десерт по стейку?

Исаак снова рассмеялся. Он пригубил холодное вино, которое подали вместе с последней переменой, и задал Эри вопрос, которым задавался сам:

– Если бы королевой суждено было стать вам, а не вашей сестре… – Брови Эри поползли вверх, и Исаак понял, что ступил на опасную территорию. Монархи не ведут праздных рассуждений. – Как бы вы управляли Шуханом?

Эри покрутила в пальцах ножку бокала. Исааку захотелось взять ее за руку, однако правила этого не позволяли. Странно: командовать армией король может, а взять за руку девушку, которая ему понравилась, – нет. А Эри ему действительно нравилась. Женя Сафина его поразила, глядя на нее, он благоговел при мысли, что удостоился внимания такой женщины. Эри совсем другая. Да, он едва с ней знаком. Она – принцесса из старинного королевского рода, и изумрудов на ней столько, что можно купить и продать небольшой городок, откуда Исаак родом. Однако она не перестает его удивлять. Она добросердечная, чуткая и так же, как он, не любит все эти условности. Если бы они были обычными людьми, если бы встретились на деревенских танцах, а не во дворце на глазах у десятков придворных… Исаак удивился самому себе. Да тебе просто не хватило бы смелости так разговаривать с девушкой. Но, может быть, Эри – милая, добрая и забавная Эри – сжалилась бы над ним и подарила бы танец.

– Как бы я управляла страной? – задумчиво произнесла принцесса и поднесла бокал к губам.

– Вы ведь наверняка размышляли об этом?

– Для такой, как я, подобные мысли опасны. – Эри медленно покачала головой, изумруды в волосах заискрились. – О чем я мечтаю, на что надеюсь, – это не мечты и надежды королевы.

– Значит, это мечты и надежды принцессы.

Эри улыбнулась.

– Скорее, обычной девчонки. Я хочу, чтобы не было войны. Чтобы простые люди могли сами выбирать свое будущее. Мечтаю о мире, в котором семью не разбивают жизненные трудности… или долг. Наверно, все это кажется вам страшной глупостью.

– Вовсе нет. Кому как не нам мечтать?

Эри снова улыбнулась, но с оттенком печали.

– Кому как не нам.

Подали десерт. Скоро за обоими вернется личная охрана. Несмотря на все переживания, Исааку было грустно, что этот вечер закончился.

– Вы уедете домой в конце недели, сразу после бала? – спросил он.

– Да.

Исаак готов был поклясться, что в глазах принцессы мелькнуло сожаление.

– Во время бала приходите в оранжерею. Это наш единственный шанс встретиться наедине.

Выпалив эти слова, Исаак пришел в ужас. И был ошеломлен еще больше, когда принцесса ответила согласием.

30 Николай

Они ждали под безжизненным серым небом. Час был то ли рассветный, то ли закатный. Волшебство всегда происходит, когда сменяются день и ночь. Усилители Морозова – олень, морской хлыст, жар-птица – появлялись перед заходом солнца. Возможно, со святыми дело обстоит так же.

Николай в сопровождении Зои и Юрия стоял на песке чуть выше того места, где некогда боевые монахи превращались в животных, где Дарклинг вспорол ткань мира, создал Тенистый Каньон и где годы спустя потерпел поражение. Если это место обладало силой, Николаю оставалось лишь надеяться, что эта сила ему не враждебна и что она поможет разрушить отголоски проклятья, наложенного Дарклингом.

Живые розы на платье Елизаветы окрасились багрянцем; шею и лицо обрамлял высокий воротник из бутонов и распустившихся цветов; в волосах мерно гудели пчелы. Громада Григория складывалась и раскладывалась массой шевелящихся конечностей. Интересно, какой облик он выберет для краткой жизни смертного?

Юриса нигде не было видно.

– Дракон не удостоит нас присутствием? – шепотом поинтересовался Николай у Зои.

– Для него это важнее, чем для всех нас, – ответила та и посмотрела вдаль, на черный шпиль драконьей башни. – Не сомневаюсь, он наблюдает за происходящим.

Елизавета кивнула; насекомые зажужжали и застрекотали громче.

– Ты готов, мой король? – обратилась она к Ланцову. – Мы не можем допустить провала.

– Зря. Мои провалы невероятно эпичны, – пробормотал Николай себе под нос. – Готов! – крикнул он в полный голос.

Монах стоял рядом с Зоей, дрожа всем телом от возбуждения. В трясущихся руках он держал листки с переводом текста, над которым трудился уже без участия Толи. Елизавета настояла, чтобы он находился рядом с Николаем и воспроизводил священный текст.

– А нельзя ли без этого? – осведомилась Зоя.

– Слова обладают силой. Они должны звучать, как тогда. Юрию отведена своя роль в сегодняшнем ритуале.

Монах прижал страницы к груди. Глаза за стеклами очков казались большими и испуганными.

– Я… я не знаю, о чем молиться.

Николай ободряюще стиснул его плечо.

– Тогда молись за Равку.

Юрий кивнул.

– Вы – хороший человек. Я верю в Беззвездного святого, но и в это могу верить тоже.

– Спасибо, – сказал Николай.

Ему жаль разочаровывать Юрия. Но выживет он сегодня или умрет, Дарклинг к лику святых причислен не будет. Придется придумать другой способ порадовать монаха. Этот юноша ищет во всем смысл, и Николай его понимает. Он повернулся к Зое.

– Указ у тебя? Если монстр меня одолеет…

– Я знаю, что делать.

– Необязательно говорить это с таким энтузиазмом.

К удивлению Николая, Зоя стиснула его руку.

– Возвращайся, – сказала она. – Обещай, что вернешься.

Зная, что почти наверняка погибнет, Николай позволил себе коснуться ладонью изумительного лица Зои Назяленской. Ее кожа на ощупь была прохладной.

– Конечно, вернусь, – сказал он. – Никто лучше меня не произнесет хвалебную речь в мою же честь.

Губы Зои тронула улыбка.

– Ты ее уже написал?

– О, да. Здорово получилось. Даже не представляешь, сколько синонимов я подобрал к слову «красивый».

Зоя закрыла глаза. Повернула голову, прижимаясь щекой к его ладони.

– Николай…

Гул насекомых стал еще громче.

– Пора! – объявила Елизавета и подняла руки. – Николай Ланцов, приготовься к испытанию.

Зоя отстранилась от него и шагнула в сторону. Николаю отчаянно захотелось привлечь ее в объятья и спросить, что же все-таки она собиралась сказать.

Это не прощание, убеждал себя он. Хотя выглядело все именно так.

В сером небе зарокотал гром. Мгновение спустя Николай осознал, что рокот доносится не сверху, а снизу. Земля задрожала, откуда-то из глубины послышался звук, напоминавший отдаленный топот копыт. Звук нарастал, и вскоре уже пески вибрировали, как будто по ним мчался целый табун. Лицо Елизаветы исказилось от напряжения, на лбу заблестели капли пота. С уст святой сорвался крик, а из-под земли начал расти терновый лес. Стебли тянулись вверх, сплетаясь и скручиваясь, окружая Николая и Зою. Живая изгородь росла, словно ее ткали на невидимом станке. Юрий принялся нараспев читать священный текст.

– Ты когда-нибудь задумывался о силе леса? – вопросила Елизавета. Лицо ее сияло, руки совершали пассы, поднимающие лес выше. – О магии, лежащей в основе многих историй? Об уколе шипа? О волшебстве, скрытом в одной-единственной розе? Эти деревья – самые старые обитатели мира, они возникли вместе с ним, прежде человека и зверя, прежде всего остального. Они стары, как звезды. Они принадлежат мне.

С деревьев, словно жидкое золото, капала тягучая живица. Она собиралась лужицами у основания стволов, потом волнистые ручейки зазмеились к Зое. Смола заключила ее в сферу и, отвердев, превратилась в янтарь. Николай видел, что жидкая субстанция уже поднялась Зое до щиколоток и что девушка упирается ладонями в прозрачные стенки. Стволы вокруг них поскрипывали, продолжая переплетаться, и этот скрип смешивался с резкими, ломаными звуками древнеравкианского языка.

Спаси ее. Импульс, всегда один и тот же, неизменно вызывал отклик и в сознании Николая, и у темной сущности, что скрывалась внутри. Возможно, потому, что Дарклинг некогда ценил Зою и взращивал в ней силу. Однако Николай и без того знал, что на этот раз вызвать демона не составит труда, ведь тот уже ждал свободы, рвался наружу и скрежетал зубами.

– Обнажи меч, мой король! – крикнула Елизавета.

Николай выхватил из ножен на поясе клинок и почувствовал появление монстра. Помни, кто ты такой. Из пальцев выросли когти, за спиной развернулись крылья. Он взревел.

Его переполнял зверский голод, желание рвать плоть. Стремление насытиться было сильным, как никогда, но прежде чем поддаться ему и утратить всякий контроль, Николай ударил мечом по ближайшей терновой ветви, отрубив шип, почти такой же длинный, как лезвие клинка. Убрав меч в ножны, он сжал шип в когтистых руках. Сможет ли он сделать это? Вонзить острие в собственное сердце? В оба сердца. Убить монстра. Освободиться.

До него донесся вопль, как будто монстр разгадал его намерение.

Выживет лишь один из нас, поклялся Николай. Пора тебе узнать волю короля.

Какого короля? – изнутри вопросил темный голос. – Ты не король, а бастард, которого я пришел убить.

В чьей руке терновый шип? Он, Николай, или монстр целится острием в сердце?

Ты – никто, вещал голос. Лжец. Мошенник. Самозванец. Ты никому не наследуешь. Я вижу тебя насквозь.

Однако слышать эти жестокие обвинения Николаю было не впервой. Он терпел их всю жизнь. Король – это не только королевская кровь в жилах.

Скажи-ка, что нужно для управления страной? – гаденьким тоном вопросила сущность. Мужество? Отвага? Любовь к народу?

Да, все это. Николай крепче стиснул свое оружие, ощущая тяжесть шипа в ладони. И безупречное чувство стиля.

Но люди тебя не любят, бастард. Несмотря на все твои старания. Голос изменился, стал спокойным, гладким, как стекло, знакомым. Как долго ты умолял их о любви? При родной матери маленький Николай Ланцов играл роль шута, позже льстил отцу и изображал галантного аристократа перед Алиной. Даже она, сирота, не захотела тебя полюбить. А ты все продолжаешь клянчить крохи, как последний простолюдин, которым, впрочем, и являешься.

Николай фыркнул, хотя усмешка далась ему с трудом. Я повидал достаточно простолюдинов и королей, чтобы не воспринимать это как оскорбление.

Как думаешь, почему все они считают тебя недостойным? Ты завоевал столько медалей, совершил столько подвигов, построил так много кораблей и провел так много реформ. Но сам ведь знаешь: что бы ты ни делал, этого всегда будет мало. Некоторые дети нелюбимы с рождения. Матери отказываются кормить их грудью. Бросают на смерть в лесу. Вот и ты оказался в этом лесу, совсем один, в последний раз проливаешь свои горькие слезы.

Я не один. У него есть Зоя. Юрий, если на то пошло. И Григорий с Елизаветой, которые за ним наблюдают. Ты тоже в этой замечательной компании.

Голос зашелся смехом, низким, рокочущим, мрачным. Веселье накатывало темными волнами. Ну, так вперед. Действуй. Вонзи терновый шип в собственную грудь. Думаешь, это что-нибудь изменит? Веришь в средство, которое сделает тебя тем, кем ты был раньше?

Раньше. До войны. До того, как Дарклинг наслал на него проклятие, как вскрылись преступления отца. До убийства Василия, до засады в Прялке, до многочисленных сражений, забравших множество жизней.

Как, по-твоему, мне удалось завладеть твоим сердцем и зарыться так глубоко? Ты дал мне плодородную почву, и я пустил в ней корни. Тебе никогда не стать прежним. Гниль распространилась слишком сильно.

Ты лжешь! Елизавета предупреждала, что демон попытается действовать обманом. Так почему в этих словах слышится горькая правда?

О, ты хорошо притворяешься. Уступки, терпение и бессчетные добрые дела – ты доказываешь, что остался все тем же уверенным в себе правителем, дерзким корсаром, цельным, счастливым, неустрашимым. Сколько усилий, и все это – чтобы скрыть демона внутри. Зачем?

Люди… Люди подвержены предрассудкам. Все странное их пугает. Равка не может позволить себе очередной кризис, очередного слабого короля.

Очередного слабого короля. В голосе монстра сквозило понимание, почти жалость. Ты сам это сказал.

Я – не мой отец.

Разумеется. У тебя же нет отца. Я открою тебе, почему ты скрываешь демона, почему прячешься за дипломатией, компромиссами и отчаянным, натужным обаянием. Причина одна, и ты ее знаешь: люди отвернутся, если увидят тебя настоящего. Если узнают, какие кошмары будят тебя по ночам, какие сомнения терзают каждый день. Они поймут, насколько ты слаб, и разочаруются в тебе. Вонзи шип, вырви меня из своего сердца. Ты все равно останешься жалким и сломленным, с демоном внутри или без него.

Не этот ли страх преследовал его долгие месяцы? Страх не найти лекарство от недуга, ибо корень зла кроется не в монстре? Страх, что тьма в его душе порождена не демоном, а им самим? Каким же он был глупцом. Все поступки, совершенные во время войны, все принятые решения, все жизни, оборванные им при помощи пуль, гранат и меча, – этого не стереть никакой магией. Он действовал, будучи человеком, и демон тут ни при чем. Даже если он изгонит демона из своего тела, груз стыда и сожалений никуда не денется. А что будет, если снова вспыхнет война? От этой мысли Николай полностью обессилел. Война же вроде закончилась?

Демон раскатисто захохотал.

Не для тебя, промолвил голос. Не для Равки. Эта война никогда не прекратится.

Николай помнил, что пришел сюда с одной целью. Изгнать монстра. Спасти страну. Себя. Но вовсе не обязательно, что это одно и то же. Он не может стать прежним, исцелить себя, вернуть утраченную часть души. Какой после этого из него король?

Брось шип.

Шип? Николай уже не чувствовал его в руке.

Брось шип. Не каждый день приносит победу. Не каждого солдата можно спасти. Сломленный король погубит страну.

Николай всегда считал себя и Равку единым целым, только не до конца понимал природы этой связи. Он не маленький мальчик в слезах и не утопающий. Он – вечный солдат на вечной войне, он не вправе сложить оружие и заняться ранами.

Брось шип, юный король. Разве ты не заслужил краткого отдыха? Разве не устал?

О, да. Святые, как же он устал… Он думал, будто привык к своим шрамам, но ему и в голову не приходило, сколько сил потребуется, чтобы их скрывать. Он сражался, приносил себя в жертву, истекал кровью. Дни без отдыха, ночи без сна – все ради Равки, ради идеала, которого ему никогда не достичь, ради страны, которая его никогда не оценит.

Все, что тебе надо, – немного покоя, шептал демон. Ты заслужил это право.

Право выйти из этой бессмысленной борьбы и перестать делать вид, будто он чем-то лучше своего отца, достойнее брата. Он ведь и вправду этого заслуживает?

Да, вкрадчиво нашептывал демон. Я прослежу, чтобы с Равкой все было хорошо.

Зоя его не простит, но будет двигаться дальше. Несмотря на потери и раны, которых у нее тоже предостаточно, она не успокоится. «Сталь нужно заслужить, ваше величество», – однажды сказала Зоя Назяленская, его суровый генерал. А что заслужил он? Что положено ему по праву? На этот вопрос Зоя ответила бы одним словом: «Ничего».

Сталь нужно заслужить. Помни, кто ты такой.

Бастард. Ублюдок, зашипел демон.

Я – Николай Ланцов. У меня нет права на это имя.

Самозванец, взвыл низкий голос.

Я – Николай Ланцов. У меня нет прав на корону.

Но каждый день он должен пытаться завоевать эти права, если только он отважится на это со своей раной в груди. Если осмелится быть тем, кто он есть, вместо того, чтобы молить о возвращении к тому, кем был в прошлом.

Может быть, в словах монстра есть правда. Сколько бы Николай ни сделал для своего народа, сколько ни сделает, этого всегда будет мало. И какая-то часть его души навсегда останется изломанной. Возможно, ему не стать настоящим аристократом или воистину мудрым правителем. В конце концов, может, все его достоинства – кудрявая голова и склонность к заблуждениям.

Но одно он знает точно: он не успокоится, пока в его стране не наступит покой. И еще: он никогда, ни за что на свете не бросит раненого, пускай даже этот раненый – он сам.

Николай-Никто, зарычал демон. Равка не будет твоей!

Может, и так. Но если ты что-то любишь, то не опускаешь рук.

Помни, кто ты такой.

Николай знал – он король, который только начал совершать ошибки. Солдат, для которого война никогда не закончится. Бастард, брошенный в лесу на смерть. И сегодня ему не страшно умереть.

Он стиснул шип и вонзил его себе в сердце.

Демон пронзительно завизжал, однако Николай вообще не почувствовал боли, только жар, как если бы в груди вспыхнул огонь. На миг он решил, будто умер, но когда открыл глаза, вокруг ничего не изменилось: терновые заросли, сумеречное небо, янтарная сфера. На долю секунды он задумался, почему Елизавета до сих пор не освободила Зою, а потом увидел монстра.

Это была тень, зависшая над ним и словно бы заключенная в зеркало. Тень плавно махала крыльями. На месте сердца сиял тонкий луч света. Ах, да, терновый шип. Так вот каков из себя демон. Темная сущность, которая управляла им, забавлялась с ним, подчинила себе его волю. Я – это монстр, а монстр – это я. Они не отличались друг от друга так сильно, как хотелось бы Николаю, но он помнил слова Елизаветы: «Только один из вас останется в живых». Пришла пора убить демона и покончить со всем этим. Николай потянулся за мечом и…

Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Побеги терна, опутавшие конечности, цепко держали его, острые шипы впивались в плоть. Несмотря на то, что он вызвал монстра, смола продолжала заполнять янтарную сферу, внутри которой находилась Зоя. Она кричала и молотила кулаками по золотистым стенкам. Что-то явно было не так.

Руку пронзила внезапная острая боль. Николай посмотрел влево и увидел воткнувшийся в ладонь шип. Второй пропорол правую ладонь, еще два пригвоздили ноги.

– Понимаю, тебе больно, – промолвила Елизавета, появляясь из-за живой изгороди, – но шипы помешают рассеять тьму.

– Что это значит? – тяжело дыша, спросил Николай. Стоило ему пошевелиться, и его снова пронзили стрелы боли.

– Я надеялась, ты просто выпустишь монстра, и он возьмет над тобой верх. Победит. Для нас всех так было бы проще.

Николай напряг разум, тщетно пытаясь осмыслить услышанное.

– Ты – пленница этого места, – произнес он. – Ты же не собираешься здесь оставаться после всего, что случилось!

– Разумеется, нет. Границы Каньона останутся целы, и мои братья-святые все так же не смогут его покинуть. Но я получу свободу, ибо я связана с ним.

Николай знал, о ком говорит Елизавета.

– С Дарклингом?

Святая коротко кивнула.

– Он – истинный король Равки. Его дух сохранился, как и сила. Ему лишь нужен телесный сосуд.

Густые заросли разошлись в стороны, и взору Николая предстали носилки из сплетенных ветвей, на которых покоилась бледная фигура.

Этого не может быть. Николай стоял на краю Каньона и своими глазами видел Дарклинга, объятого пламенем, но вот оно, его тело, целое и невредимое. Должно быть, это какая-то иллюзия или точная копия.

Юрий встал рядом с носилками, отшвырнув в сторону страницы с литургическим текстом. Его рясу украшали черные розы и эмблема солнечного затмения.

– Простите меня, – обратился он к Николаю. Его лицо выражало раскаяние. – Мне жаль, что все так вышло. Я хотел бы, чтобы вы оба остались живы. Но Беззвездный – величайшая надежда Равки. Он должен вернуться.

Я не знаю, о чем молиться.

– Ну же, Юрий, – сказала Елизавета. – Эта честь принадлежит тебе.

Николай вспомнил лепет монаха, когда они только попали в Каньон. Свершилось предсказанное. Вспомнил вьющиеся побеги розы, которыми Елизавета оплела плечи Юрия, якобы желая его успокоить. Нет, святая вовсе не успокаивала монаха, а боялась, как бы он не сказал лишнего. Юрию отведена своя роль в сегодняшнем ритуале. Он ведь упоминал, что Дарклинг являлся ему в видении.

Монах приблизился и протянул руку к сверкающему осколку в сердце тени. Николай с внезапной ясностью осознал: если он выдернет шип из груди монстра, это станет концом всему.

– Юрий, не надо. – Мольба в собственном голосе резанула по ушам. Королю не пристало умолять. – Не делай этого.

– Вы – хороший человек, – сказал монах, – но Равке нужно больше, чем просто человек. – Он рывком вытащил шип.

Нет. Николай не должен этого позволить. Он открыл дверь, настало время пройти через нее. Монстр пока не стал Дарклингом, еще нет. Пока что он – нечто бездыханное, нечто, рвущееся к жизни, тень со своими желаниями и аппетитами, тень, с которой Николай прожил три года.

Почему ты скрываешь демона? Потому что это злобное, жестокое, полное звериного бешенства существо. И, нравится это Николаю или нет, все эти качества – по-прежнему часть его собственной натуры. Подобное притягивает подобное. Раньше он сражался с демоном, а теперь будет его кормить.

Николай закрыл глаза и послушно сделал то, что велел ему темный голос. Перестал быть идеальным принцем, достойным королем. Потянулся навстречу всему болезненному и постыдному в глубинах своей души, – тому, что раньше прятал. В это мгновение он уже не был добрым, милосердным или справедливым. Он стал монстром. Покинул свое бренное тело.

Открыв глаза, Николай обнаружил, что смотрит на Юрия под другим углом и различает все до мелочей – пятна копоти на очках, жесткие волоски в тощей бороденке. Крылья за спиной захлопали, сердце монстра забилось чаще. Он дико зарычал и бросился на монаха.

31 Нина

Время нужно было рассчитать с точностью до секунды. Мать-хранительница и монахини вернутся с завода после полуночи. Нина не хотела рисковать, столкнувшись с ними на полпути, но им должно хватить времени, чтобы вывести девушек, заложить взрывчатку и пройти через кордон на дороге, ведущей в город. Если стражники на кордоне получат известие, что на заводе что-то случилось, они начнут проверять все проезжающие повозки, и тогда им будет не спрятаться.

За два часа до рассвета Ханна перетянула грудь, надела украденную солдатскую форму, поверх нее – сарафан послушницы, а на голову повязала платок.

Вдвоем с Ниной они прошмыгнули через кухню к заброшенной кожевенной мастерской, где ожидавшие их Адрик и Леони спрятали крытый фургон, который им удалось раздобыть. Девушки помогли Адрику надеть военную форму, набили пустой рукав ватой, манжет сунули в карман и зашили, маскируя отсутствующую руку. Ханна сняла сарафан, затолкала его подальше в угол и заняла место возницы рядом с Адриком. Нина и Леони, одетые монахинями, уселись сзади.

Они молча ехали в темноте. Нина зарядила рукава костяными дротиками и сейчас мысленно потянулась к ним, желая ощутить уверенность. Она понимала, чем рискуют люди, к которым она обратилась за помощью, понимала, насколько велика опасность, которой все они подвергаются из-за нее.

Повозка остановилась перед постом охраны у подножия холма. Нина выглянула в щелочку, увидела, как Ханна сует под нос охранникам приказ с подделанной печатью Брума, и затаила дыхание. Мигом позже она услышала сухой щелчок поводьев, и повозка вновь тронулась.

Дорога к восточным воротам была прямой, но каменистой. Лошади медленно взбирались вверх по склону, и сердце Нины стучало в такт их копытам. Все, возврата нет. Она обманула не только Ханну, но и Адрика с Леони – солгала об истинной цели своего плана. Мысль посетила ее во время ужина с Ярлом Брумом. Возможно, это чистое безумие. Возможно, их ждет оглушительный провал, однако Нине уже не впервые приходило в голову, что до сих пор в попытках починить Фьерду они использовали не тот инструмент.

Наконец лошади замедлили ход, послышались голоса стражников. Повозка снова остановилась: они прибыли к восточным воротам. Голоса в голове Нины сделались громче, призывая к действию. Нина, – прошелестел хор. Она поежилась. Мертвым известно ее имя.

Справедливости, требовали они. Нина вспомнила рассыпанные на вершине могилы, всех женщин, девушек и детей, навечно оставшихся на холме. Вы будете последними, поклялась она.

Матиас однажды попросил ее проявить милосердие к его стране, и Нина дала ему такое обещание, но девушки в той палате – фьерданки, жительницы Гефвалле, Гжелы и Кеджерута. Их соотечественникам должно об этом напомнить.

Солдаты изучали приказ, тянули время.

– Скажи, чтобы поторапливались, – шепнул Ханне Адрик.

– Sedjet! – рявкнула Ханна. Живее! – Она специально разговаривала низким голосом, и на долю секунды в нем послышались леденящие душу интонации отца.

– Что за спешка? – осведомился один из стражников. – С чего это понадобилось перевозить пленниц именно сейчас?

– Работа, которая ведется здесь по приказу коммандера Брума, – секретная. Прошел слух, что местные власти намерены приехать на завод с инспекцией из-за жалоб на отравленную воду в реке. Лишние проблемы нам ни к чему.

– Бюрократы, – пробурчал стражник. – Выпрашивают очередную взятку.

Очередную взятку? То есть местным чиновникам платят, чтобы они закрывали глаза на загрязнение реки – или на пленниц в заброшенном крыле?

Через несколько мгновений ворота заскрипели, одна створка медленно открылась.

– Оставьте так, – скомандовала Ханна. – Мы спешим.

– Погодите, – сказал солдат. Он распахнул задние дверцы фургона и всмотрелся в лица Нины и Леони, переодетых сестрами-хранительницами. – А эти двое что тут делают?

– Во имя Джеля, ты думаешь, я сам буду возиться с кучкой хнычущих баб и обгаженных младенцев? – огрызнулась Ханна. – Может, поедешь с нами и возьмешься подтирать им задницы?

Святые, она говорит точь-в-точь как папаша!

Стражник в ужасе отшатнулся.

– Нет уж, увольте.

Он захлопнул дверцы, и повозка проехала через ворота на территорию, которая прежде служила восточной загрузочной платформой.

– Идемте, – Адрик повел их к высоким двойным дверям. – Дорога заняла больше времени, чем мы думали.

Леони облила замки кислотой, они с шипением и лязгом упали на землю. Нина осторожно распахнула двери. Все четверо вошли в сумрак и двинулись по коридору на тусклый свет лампы. Нина чувствовала вонь немытых тел, кислого молока, грязных подгузников, застарелые фабричные запахи машинного масла и угля.

Дортуар полнился сонными вздохами, тоненьким храпом, сопением. Одна из женщин, поворачиваясь на другой бок, застонала. Девушка в тонкой сорочке, лежавшая на освещенной лампой койке, не спала. Пустой взгляд был обращен в потолок, костлявые руки обнимали живот, точно гигантскую жемчужину. Стоило девушке увидеть Леони и Нину, как ее лицо озарилось счастливой, полной надежды улыбкой.

– Вы сегодня рано! – воскликнула она. – Принесли мне дозу?

– А мне? – спросила соседка, откидывая простыню.

– Святые, – пробормотал Адрик, когда вдоль рядов начали зажигаться лампы и взору предстал царивший в палате ужас.

Он буквально позеленел. В глазах Леони заблестели слезы. Зажав рот ладонью, Ханна ошеломленно мотала головой.

– Ханна? – тихо спросила Нина.

– Нет, – она тряхнула головой сильнее. – Нет. Он не мог. Не мог такое сотворить. Он, наверное, просто не знал…

Заплакал младенец. Реальность – неуклюжие фигуры пленниц, их тяга к наркотику, надежда во взглядах – производила невероятно тягостное впечатление. С чего Нина взяла, будто у нее получится вывести отсюда эту толпу? И все-таки она приняла это решение – решила за всех.

– Сильви, – всхлипнула Ханна.

Сильви Винтер, догадалась Нина. Одна из тех женщин, кому Ханна тайно помогала. Девушка пустым взглядом посмотрела на нее и не узнала. Ханна подошла к ней, но Сильви испуганно шарахнулась в сторону.

– Это я, – промолвила Ханна. – Я… – Она вдруг вспомнила про свое перекроенное лицо и солдатскую форму. – Мне так жаль…

– Идем, – сказала Нина. – Надо пошевеливаться. – Она вытащила из кармана седативное средство Леони, – жидкость молочного цвета, приготовленную не из листьев, а из стеблей юрды.

– Это не похоже на мою обычную дозу, – нахмурилась девушка под лампой.

– Это кое-что новенькое, – мягко произнесла Нина. – Мы переводим вас на другую базу.

– Всех? – переспросил кто-то. – И малышей?

– Да.

– На новой базе есть окна? – спросила Сильви.

– Да, – надломленным голосом ответила Ханна. – И свежая еда, и морской бриз. Путешествие предстоит трудное, но я постараюсь его для вас облегчить. – По крайней мере, в этом она не обманывала.

Каждая девушка получала порцию успокоительного, и ее отводили к повозке.

Адрик посмотрел на часы.

– Надо спешить.

Он вскинул руку, и у Нины заложило уши: Адрик понизил давление на всем заводе, чтобы создать акустическую завесу и замаскировать их перемещения.

Нина, лучше остальных представлявшая планировку завода, в паре с Леони занялась укладкой взрывчатки, а Ханна и Адрик тем временем заканчивали выводить девушек с младенцами. Нина помогла Леони разместить самодельные бомбы в корзине под кучей грязного белья, после чего обе на цыпочках двинулись в самое сердце старой крепости. По счастью, вокруг царило безмолвие, до начала дня было еще далеко, а благодаря Адрику их шаги не нарушали тишины.

Миновав центральный корпус завода, Нина свернула в западное крыло, насколько возможно, подобравшись ближе к казармам и хозяйственным помещениям. Нарваться на патруль ей не хотелось. Она разложила вдоль стены небольшие порции взрывчатки, соединенные длинным запальным шнуром, и направилась обратно, продолжая работу.

Она уложила последние бомбы, как вдруг издалека донесся крик. Леони! Нина беззвучно понеслась назад в центральный корпус. Уже на входе можно было различить голоса. Нина юркнула за пыльную бочку и осторожно выглянула из своего укрытия. Леони стояла спиной к ней с поднятыми руками. В грудь ей был нацелен пистолет Ярла Брума. Нина вжалась в бочку, едва дыша.

– Кто тебя послал? – потребовал ответа Брум. – Отвечай, или будет хуже.

– Ты омерзителен, – проговорила Леони на земенском.

Голоса обоих звучали глухо. Брум почувствовал эту странность? Понял, что задействована магия гришей? Нина начала медленно красться мимо старых машин. Если она обойдет Брума со спины, то сумеет его обезоружить.

– Я не понимаю вашего грязного языка, – процедил он. – И знаю, что ты только прикидываешься, а на самом деле все понимаешь.

Леони сверкнула изумительной по красоте улыбкой.

– Зато ты не понимаешь вообще ничего.

– Я знал, что вы не просто торгаши. Где твой соплеменник? А эта, что была у вас проводником, Мила Яндерсдат? Ей известно, что вы шпионы?

– У тебя такая голая черепушка, – продолжала Леони на земенском. – Но на этот раз Мила Яндерсдат сделает с тобой кое-что похуже.

– Она тоже участвует в заговоре? – задыхаясь от злобы, прорычал Брум.

– Сколько их? – Леони перешла на ломаный фьерданский. – Сколько девушек пострадало от твоих рук?

– Это не девушки, – ощерился Брум, – это гриши. Я с большим удовольствием лично введу тебе первую дозу. На тебя обрушится гнев Фьерды.

Он потянулся к рычагу в стене, и Нина поняла, что сейчас сработает сигнал тревоги.

– Стой! – крикнула она, еще не зная, что делать дальше, и в этот момент Ярл Брум рухнул на землю.

Позади него, тяжело дыша, стояла Ханна с массивным гаечным ключом в руках.

– Он знал, – полным боли голосом произнесла она. – Знал… – Она опустилась на колени и прижала к груди его кровоточащую голову. – Папа… – По щекам Ханны струились слезы. – Как ты мог?

– Идемте, – сказала Нина. – Нужно выводить девушек и убираться отсюда.

Ханна вытерла мокрое лицо рукавом.

– Мы не можем бросить его умирать.

– Ты видела, какие преступления он творит.

– Эти преступления творит правительство! – возразила Ханна. – Мой отец – солдат. Ты сама говорила, таким его сделала страна.

Нина не знала, смеяться ей или плакать. Ярл Брум – коммандер дрюскелей, это он стоит за пытками и истязаниями бессчетного множества гришей. Он не просто солдат.

Будь милосердна к моим соотечественникам.

– Нам пора, – поторопила Леони. – Если сейчас не поджечь запал, бомбы не сработают вовремя. Если вообще сработают.

– Он мой отец! – В глазах Ханны вспыхнула яростная решимость, которая так восхищала Нину. – Я его не оставлю.

Нина с досадой всплеснула руками.

– Ладно, помоги мне поднять его.

Они поволокли Брума по коридору, через дортуар. Огромная туша дрюскеля была неимоверно тяжелой, и уже из-за одного этого Нине хотелось ее бросить.

– Так коммандер Брум не уехал? – Адрик уронил руку, в ушах у Нины щелкнуло, в помещение вернулись звуки.

– Видно, решил попрощаться, – пробормотала она, затаскивая тело в дальний угол фургона.

Девушки посмотрели на него с вялым любопытством – седативное определенно действовало.

– Кто из них твоя сестра? – спросила Ханна.

– Ее здесь нет, – отрезала Нина. – Наверное, перевели в другое место.

– Откуда ты знаешь?

– Мы опаздываем, – увильнула от ответа Нина. Выскочив из фургона, она бегом вернулась в палату, чтобы поджечь запальные шнуры.

Она только-только справилась и уже хотела присоединиться к остальным на погрузочной платформе, как вдруг за спиной раздался голос:

– Стоять!

Нина обернулась. В дортуар вбежала Мать-хранительница в сопровождении солдат с винтовками. Ну конечно, Брум был не один.

– Ты! – Настоятельница побагровела от ярости. – Как ты посмела надеть облачение монахини? Где пленницы? Где коммандер Брум?

– Далеко, – солгала Нина. – Вам до них не добраться.

– Схватить ее! – приказала настоятельница, однако Нина уже вскинула руки.

– На вашем месте я бы этого не делала.

Она почувствовала силу холодного прилива, который начал медленно подниматься из глубины, закручиваясь в воронки. Перед Ниной снова вставали могилы неизвестных и безымянных, зарытых в землю без всяких церемоний, – женщин и девушек, привезенных сюда тайно, умерших в мучениях и брошенных во тьме, – тех, оплакать кого было некому.

Придите ко мне, приказала Нина.

– Это просто девчонка, – рявкнула Мать-хранительница, – всего лишь девчонка! Что вы за трусы!

– Я не одна, – промолвила Нина. Шепот в голове усилился. Это были фьерданские женщины. Девушки, что взывали о справедливости, безмолвно крича в глухой земле. Нина открыла рот, дала им возможность говорить.

– Я – Петра Тофт. Слова слетали с губ Нины, но собственного голоса она не узнавала. Ты разрезала мне живот и достала из него ребенка. Ты оставила меня истекать кровью, хотя я молила о помощи.

Я – Сив Энгман. Я говорила тебе, что у меня были выкидыши, что я не могу выносить ребенка, но ты заставляла меня беременеть снова и снова. Я держала каждого мертворожденного младенца в руках, каждому давала имя.

Я – Элинор Берглунд. Я была послушницей, меня отдали на твое попечение. Я доверяла тебе, называла матушкой. Я просила пощадить меня, когда ты раскрыла мои способности. Я умерла, вымаливая очередную дозу.

– Что это такое? – Мать-хранительница стояла, схватившись за сердце. Ее била дрожь, вытаращенные глаза напоминали две луны.

Одна за другой женщины и девушки называли себя, а Нина продолжала говорить их устами. Придите ко мне! И они поднимались из могил, продирались, выцарапывались из земли массой переломанных костей и сгнивших конечностей. Некоторые передвигались ползком.

Двери в дортуар распахнулись, мертвецы хлынули внутрь. Они перемещались с необычайным проворством. Кошмарные создания вырвали винтовки у солдат, тщетно пытавшихся открыть огонь. У одних тела сохранились почти полностью, от других остались лишь скелеты да лохмотья.

Мать-хранительница в ужасе попятилась, наступила на собственный подол и упала на каменный пол. К ней на четвереньках подполз младенец. Тлен не тронул его пухлые ручки и ножки, но глазницы были пустыми, а губы отливали синевой.

Быстро расправившись с солдатами – теперь они превратились в бездыханные, залитые кровью мешки с костями, – армия мертвых устремилась к настоятельнице. Нина зашагала к выходу.

– Не бросайте меня, – взвыла Мать-хранительница, но младенец уже вцепился ей в юбки.

– Я говорила, что буду молиться за вас. – Нина закрыла за собой дверь и отдала последний приказ мертвым: Воздайте ей по заслугам!

Слушать вопли настоятельницы она не стала.

* * *

– Поехали! – скомандовала Нина, забираясь в фургон. Время осторожности прошло. Они пронеслись через восточные ворота и вылетели на дорогу. Оглянувшись, Нина ожидала увидеть охранников, которые целятся им вслед, однако ее взору предстали два окровавленных трупа и цепочка волчьих следов, уходящих в лес.

Трассел. Разум утверждал, что верить в это глупо, но сердце подсказывало иное. Только сейчас Нина поняла, почему он не притрагивался к еде, которую она ему оставляла. Волк Матиаса предпочитал добывать пищу охотой. В горах раздался пронзительный тоскливый вой, и тут же по всей долине эхом прокатился ответный хор. Серые волки, спасенные Трасселом? Может, он понял, что больше не должен быть один. Может, тоже сказал свое последнее «прощай».

Леони, прижимавшая к груди младенца, изумленно смотрела на Нину.

– Напомни мне никогда не доводить тебя до бешенства, Зеник, – сказала она сквозь грохот колес.

– Главное, не делай этого возле кладбища, – пожала плечами Нина.

– Что случилось? – сонно спросила одна из девушек.

– Ничего, – ответила Нина. – Закрывай глаза. Отдыхай. Скоро получишь новую дозу.

В следующее мгновение воздух наполнился колокольным звоном. Кто-то на заводе поднял тревогу. Теперь через пропускной пункт не пробиться – но и поворачивать поздно.

Фургон, вихляясь из стороны в сторону, несся вниз по склону. Тело Брума перекатывалось под одеялом и подскакивало на кочках.

Нина подалась вперед, подергала Ханну за рукав.

– Сбавь скорость, – крикнула она. – Охране незачем знать, что мы спешим.

Ханна натянула поводья и оглянулась через плечо.

– Ты вообще кто такая? – Страха в ее голосе не было, только злость.

– Тебе лучше не знать, – пробурчала Нина и вернулась на свое место в фургоне. Объяснения и извинения подождут.

Повозка замедлила ход, Нина посмотрела в щелочку. Они подъехали к охранному посту. Знала же, что нужно рассчитать время до минуты, и вот…

– Стоять!

Фургон остановился. Нина разглядела группу фьерданских солдат с оружием на изготовку. За их спинами, чуть ниже по склону, к морю на рыбный промысел тянулась длинная цепочка мужчин и юношей. Они держали в руках узелки с провизией и непринужденно переговаривались между собой, не обращая ни малейшего внимания на фургон и военных.

– Мы действуем по приказу коммандера Брума, – хрипло произнесла Ханна. – Пропустите нас немедленно!

– Ни с места, или будем стрелять!

– Мы перевозим…

– Коммандер Брум был здесь час назад. Он приказал никого не пропускать без его личного разрешения. – Солдат повернулся к своему напарнику. – Отправь кого-нибудь на завод выяснить, в чем дело. – Он исчез из поля зрения Нины, а секунду спустя дверцы фургона раскрылись. – Джель всемогущий! – воскликнул солдат, когда лучи утреннего солнца осветили толпу женщин. – Схватить возниц! Этих вернуть обратно!

Ребенок на руках Леони заплакал.

32 Зоя

Зоя уже не кричала. Когда жидкая смола поднялась ей до груди, она подавила панику и перестала молотить в стенки золотистой сферы. Она не верила своим глазам. Три года назад она была свидетелем того, как тело Дарклинга обратилось в пепел. Когда оно вместе с телом Алины Старковой исчезло в бушующем пламени инфернов, Зоя шепотом произнесла имя своей тети. Но тогда, в том огне сгорела не Алина Старкова, а девушка с перекроенной под Алину внешностью. Неужели сторонники Дарклинга воспользовались той же уловкой?

Зоя не вполне понимала, что именно делает Елизавета, знала лишь, что Николаю этого не пережить. И что монах, этот набожный дохляк, оказался предателем. Ты всегда подозревала, каков он на самом деле, выругала она себя. Сразу было ясно, кому он поклоняется. Тем не менее она не придавала значения его словам и поступкам, не воспринимала Юрия всерьез, потому что не видела в нем реальной угрозы. Или потому, что не желала видеть в его горящих глазах отражения собственного дурацкого идеализма.

Юрий подошел к теневой сущности, парившей перед Николаем, точно странный призрак. В ту ночь на колокольне Зоя ощутила присутствие Дарклинга, но предпочла не думать о том, что он может вернуться.

Слепая. Наивная. Эгоистка. Зоя задержала дыхание, когда монах протянул руку к сверкающему шипу, но в этот момент на него набросился монстр. Она перевела взгляд на тело Николая, пригвожденное к терновым ветвям, словно мотылек – к листу бумаги. Его глаза были закрыты. Возможно ли, что он управляет существом?

Задумываться было некогда. Зоя попробовала разбить сферу силой бури – безрезультатно. Тогда она сфокусировала внимание на смоле, из которой состояли стенки сферы, почувствовала крохотные частички, ее образующие, представила, как они соединяются между собой. Зоя – не проливная, и до встречи с Юрисом это было бы вне ее власти. Но теперь… Разве мы не есть все сразу? Она сосредоточилась, заставляя эти крохотные частицы двигаться быстрее, повышая температуру смолы, ломая структуру сферы. Жар нарастал; лоб покрылся каплями пота. Как бы не испечься тут заживо.

И тут сфера лопнула. Зоя порывом ветра отбросила от себя кипящую жидкость, чтобы та не обожгла ей кожу, и помчалась к замку, позволяя воздушному потоку нести ее над песками.

Куда ты бежишь, маленькая ведьма? К Юрису. За помощью. Но что, если дракон знал о намерениях Елизаветы? Что, если в эту минуту он наблюдает за происходящим из своей черной башни и смеется над Зоиным простодушием?

Ветер ослаб, Зоя замедлила шаг, подняла взор на черные камни. Как долго Николай сможет удерживать монаха и Темного, пользуясь обликом монстра? Куда так торопится Зоя? Получит ли она помощь, на которую рассчитывает, или угодит в ловушку и потеряет драгоценные минуты? Что впереди – очередное предательство? Она этого не вынесет. Однако другого выхода нет. Ей не хватит сил противостоять Елизавете в одиночку. Ей нужна ярость дракона.

Она не стала терять времени, петляя по извилистым коридорам – все равно заблудилась бы, – а приказала ветру подкинуть ее высоко вверх, прямо к входу.

В пещере было пусто, огонь в камине не горел. А потом Зоя увидела тело. Юрис в своем человеческом облике лежал на полу, рядом валялся палаш. В сером сумраке блеск черных чешуйчатых доспехов потускнел.

– Юрис! – воскликнула Зоя и опустилась на колени подле него.

Он открыл глаза – белки сверкнули серебром, зрачки сузились.

– Ох уж эта Елизавета, – Юрис с шумом втянул воздух. – Актриса, каких поискать.

– Что произошло? Что она с тобой сделала?

Юрис издал непонятный звук – то ли смех, то ли стон.

– Предложила мне вина. Первый раз за сотни лет. Медовуха из цветов и плодов, что выросли в ее садах. Сказала, что приберегала напиток для особого случая. На вкус сладко, только это оказалось не вино.

Зоя увидела его опаленные губы, почерневший язык и все поняла.

– Она принесла тебе горючее.

– Нас можно уничтожить только нашей же силой. Мой собственный огонь сжег меня изнутри.

– Нет, – прошептала Зоя. – Нет. – Сердце разрывалось от боли. – Я приведу Григория, он тебя исцелит.

– Поздно. – Юрис неожиданно сильно сжал Зоино запястье. – Слушай меня внимательно. Мы думали, что убедили Елизавету отказаться от силы, но она не собиралась этого делать. Стоит ей оказаться за пределами Каньона, и она станет неудержима. Ты должна ее остановить.

– Но как?

– Ты знаешь, что должна сделать, Зоя. Возьми мои кости. – Она отпрянула, однако Юрис не ослабил хватку. – Убей меня. Забери мою чешую.

Зоя покачала головой. Перед ее мысленным взором стояло решительное лицо тети. Смерть Лилианы – на Зоиной совести. Она могла остановить Дарклинга, если бы присмотрелась к нему внимательнее, если бы думала головой, а не была поглощена собственными амбициями.

– Он не заставит меня потерять и тебя тоже.

– Я – не твоя тетка, – прорычал Юрис, – я – твой наставник. Ты была способной ученицей. Докажи, что ты лучшая.

Она не пойдет на это.

– Ты сам сказал, что наши поделки – дрянь.

– Только если ты ничего не отдаешь взамен.

Осознание этой истины поразило Зою до глубины души. Она поняла, что ей страшно.

– Капелька веры, Зоя, – вот все, что нужно.

– У меня ее нет, – горько усмехнулась она.

– Сила, которую ты можешь обрести, безгранична. Мощь, лежащая в основе творения мира, не имеет пределов, не ослабевает и не устает действовать, но ты должна доказать, что способна ее принять.

– А если я опять все испорчу? – Что, если она подведет Юриса так же, как подвела остальных? В ее жизни слишком много призраков прошлого.

– Прекрати наказывать себя за то, что у тебя есть сердце! Защититься от страданий нельзя; жить – значит скорбеть. Ты не убережешь себя, отгораживаясь от внешнего мира. Этим ты только ограничиваешь свои способности, как ограничивала физические возможности во время тренировок.

– Прошу, не бросай меня… – Зоя ощущала себя той, кем всегда боялась стать: слабой, беспомощной девочкой, которую ведут к церковному алтарю в Пачине. – Пожалуйста, только не ты.

Юрис подтолкнул к ней палаш.

– Зоя в потерянном городе. Зоя посреди сада. Зоя, истекающая кровью на снегу. Ты достаточно сильна, чтобы выжить после падения.

Юрис испустил крик, который перешел в нечеловеческий рык. Тело превращалось в драконье: кости трещали, чешуя увеличивалась в размерах – каждая чешуйка теперь была почти с Зоину ладонь.

Дракон нежно обнял ее крыльями.

– Давай же, Зоя. Мне долго не продержаться.

Она всхлипнула. Жить – значит скорбеть. Она маленькая девочка – и боевой генерал. Обхватив рукоять палаша обеими руками, она направила в ладони силу бури и вонзила клинок в сердце дракона.

В то же мгновение когти Юриса впились ей в грудь. Боль вспорола ее, как разветвленная молния. Кровь пропитала шелк. Жертвенная кровь. Юрис тяжело вздохнул и закрыл горящие огнем глаза. Зоя вжалась лицом в чешую, слушая гулкий стук его – ее? – сердца. Это и есть смерть? Она зарыдала, оплакивая обоих, когда ритм начал замедляться.

Секунда. Вечность. Когти Юриса разжались. Теперь билось только одно сердце – Зоино. Боли не было. Опустив глаза, Зоя увидела, что кафтан разорван, но крови больше нет. Она провела по коже. Рана, нанесенная Юрисом, уже затянулась.

Сейчас не время плакать. Если жертва дракона не напрасна, если есть хоть какой-то шанс спасти Николая и остановить Елизавету, нужно действовать. Зоя отомстит. Спасет своего короля.

Она сняла со стены кинжал. Пока слезы не полились снова, соскребла чешуйки с гребня, который тянулся вдоль спины Юриса. Но что дальше? Она ведь не фабрикатор – в отличие от Елизаветы. Разве мы не есть всё сразу? Зоя сломала барьеры своего ордена, но дерзнет ли она раздвинуть границы всех орденов как таковых?

Правильный выбор поначалу всегда кажется плохой идеей. Слова Николая. Не лучший совет, но, пожалуй, настало время ему последовать. Зоя сосредоточилась на пластинах чешуи, которые сжимала в ладони, почувствовала их грани, молекулы, атомы. Ощущение было чужим, странным; Зоя мгновенно поняла, что созидание никогда не станет естественной частью ее дара, но сейчас для достижения цели хватит и этих скудных способностей. Она прислушалась к чешуйкам: мысленно узрела форму, которую они стремились принять: пластины бешено вращались, будто черное колесо – нет, корона. Юрис. Как обычно, настаивает на своем. Зоя отогнала образ и заставила пластины принять вид браслетов и сомкнуться на ее запястьях.

Как только чешуйки соединились и связь стала неразрывной, по венам Зои хлынула сила Юриса, но все было иначе, нежели с клыками тигра. Открой дверь. В ее сознание проникло прошлое дракона. Миллиарды лет, прожитых и драконом, и тигром, грозили затопить короткий миг ее человеческой жизни. Так возьми ее, обратилась она к Юрису. У меня достанет сил выжить после падения.

Зоя почувствовала сопротивление дракона. Юрис словно бы отступил, защищая ее, задавая верное направление, как делал на протяжении последних недель. Как будет делать всегда.

Теперь она и дракон – одно целое. И они будут сражаться.

33 Нина

Услышав детский плач, рыбаки за спиной солдата начали поворачивать головы. Охранник попытался торопливо захлопнуть дверцы фургона.

– Помогите! – закричала Нина. – На помощь!

– Что у вас там происходит? – спросил один из рыбаков.

Да благословят небеса Фьерду и ее заботу о беспомощных девицах. Фьерданцев с малых лет учат защищать слабых, особенно женщин. На гришей эта забота, как правило, не распространяется, но раз мертвые заговорили, Нина позволит им говорить и дальше.

Заплакал еще один младенец. «Так, так, малыш, – прошептала Нина. – Плачь громче».

Рыбаки уже поднимались по склону холма к посту охраны.

– Не ваше дело, – огрызнулся солдат, которому наконец удалось захлопнуть дверцы.

– Что там у вас? – послышался голос.

Нина пригляделась через щелочку. Ханну и Адрика сдернули на землю и окружили вооруженной охраной. Толпа местных рядом с фургоном росла.

– Груз для завода, – ответил солдат.

– Тогда почему фургон ехал в обратную сторону?

– Разворачивайтесь и двигайте, – прорычал охранник двоим солдатам, занявшим место возницы. Щелкнули поводья, лошади сделали несколько шагов вперед, но рыбаки высыпали на дорогу и перегородили ее.

– Покажите, что в фургоне, – потребовал крупный мужчина в красной шапке.

Вперед, с поднятыми в миролюбивом жесте руками, вышел еще один.

– Мы слышим, что внутри плачут дети. Зачем везти их на военный завод?

– Я уже сказал, это вас не касается! Ответов вы не получите, а если будете и дальше совать носы в дела военных, у нас есть право применить силу.

– Что, вправду станете стрелять по мирным людям? – раздался голос откуда-то сбоку.

Нина переместилась к другому борту и увидела, что на шум собралась целая толпа горожан.

– А почему нет? – спросила женщина. – Нашу реку они уже отравили.

– Закрой рот, – прошипел солдат.

– Это точно, – подтвердил другой мужчина. Нина его узнала: хозяин таверны, с которым они общались в первый день в городе. – И девчонку в монастыре замучили. А еще всю скотину Герита перебили.

– Хотите стрелять – стреляйте, – бросил кто-то. – На всех пуль не хватит.

– Назад! – рявкнул охранник, однако выстрела не последовало.

В следующую секунду дверцы фургона снова отперли.

– Что это значит? – вопросил мужчина в красной шапке. – Кто все эти женщины? Почему их сюда посадили?

– Они… заразные, – солгал охранник. – И находятся на карантине ради собственного же блага.

– Никакой заразы нет, – из глубины фургона подала голос Нина. – Военные ставят на этих женщинах опыты.

– Но они же… Они же все беременные?

Нина тянула паузу. Она почувствовала, как подозрительность толпы сменилась настоящим гневом.

– Вы из монастыря? – спросил мужчина в шапке, и Нина кивнула. Убогий сарафан и дурацкие светлые косы придадут ее словам убедительности.

– Заключенные – не женщины, – прошипел охранник, – это гриши. Они представляют угрозу для Фьерды, и вы не имеете права мешать нам.

– Заключенные? – мужчина нахмурился. – Гриши?

Толпа подошла ближе, стараясь разглядеть женщин и девушек. Нина знала, насколько сильны среди фьерданцев предрассудки. Видела, как они проявлялись у Матиаса, чувствовала их вес. Но, с другой стороны, она видела и перемены, видела, как понимание сдвинуло с места этот тяжелый камень, казавшийся незыблемым. Если это произошло с дрюскелем, натасканным на ненависть к гришам, то, возможно, случится и с простыми людьми. В фургоне – вовсе не могущественные ведьмы, сеющие разруху, не безликие вражеские солдаты, а свои, фьерданские девушки, оторванные от семей и подвергшиеся пыткам. Если обычные люди не понимают разницы, эта страна безнадежна.

– Силле? – Из толпы вперед протолкался молодой рыбак. – Силле, это ты?

Худенькая, бледная девушка открыла глаза.

– Лив? – слабым голосом промолвила она.

– Силле, – повторил рыбак со слезами на глазах. Он забрался в фургон, стукнувшись головой о низкую крышу. – Силле, я думал, ты умерла. – Юноша опустился на колени и заключил девушку в объятья.

– Вылезай немедленно! – скомандовал солдат.

– Что вы с ней сделали? – Лицо рыбака, мокрое от слез, почти побагровело.

– Она гриш и пленница…

– Это моя сестра! – рявкнул рыбак.

– Это Идони Альгрен? – мужчина в красной шапке вытянул шею, всматриваясь в темноту фургона.

– Разве она не уехала в Джерхольм работать гувернанткой? – удивилась какая-то женщина.

Нина бросила взгляд на завод. Сколько прошло времени?

– Элинор Берглунд, – произнесла она. – Петра Тофт. Сив Энгман. Яннике Фискер. Сильви Винтер. Лена Аскель.

– Они забрали Силле! – закричал молодой рыбак. – Они забрали всех наших женщин!

Прогремел выстрел. Один из охранников стрелял в воздух.

– Прекратить! Освободите дорогу, не то…

Бум. Горы сотряс первый взрыв. Глаза всех присутствующих обратились на вершину холма.

– Звук гораздо мощнее, чем должен бы, – заметила Леони.

Бум. Второй взрыв. За ним третий. Точно вовремя.

– Джель всемилостивый, – прошептал рыбак в красной шапке, указывая пальцем на старую крепость. – Плотина…

– Святые! – ахнула Леони. – Наверное, я не рассчитала с пропорциями…

Раздался еще один взрыв, за которым последовал оглушительный грохот. Толпа с воплями ужаса ринулась вниз по холму. Молодой рыбак подхватил сестру на руки и спрыгнул с фургона.

– Надо убираться отсюда! – крикнул он.

– Не успеем, – отозвался мужчина в красной шапке.

Нина и Леони выбрались наружу. В небо над холмом поднимались черные столбы дыма – завод пылал. Но куда страшнее была хлынувшая сверху огромная волна. Плотина не выдержала, и бурлящая, пенящаяся масса воды неслась вниз, вырывая с корнем деревья и сметая все на своем пути.

– Может, волна потеряет скорость, – брат Силле крепче прижал девушку к себе.

– Бегите! – крикнула Леони. – Вода отравлена! Любой, кто окажется в ней – покойник!

При виде ее лица, искаженного болью и осознанием вины, у Нины разрывалось сердце, однако иного выхода не было. Фьерду не спасет милосердие, Фьерду спасет только чудо.

– Это наших рук дело, – произнесла Ханна. – Значит, мы должны это остановить.

Некоторые горожане пытались вскарабкаться по склонам холма, но волна катилась слишком быстро.

– Становитесь за мной! – рявкнул людям Адрик.

– Живо! – приказала Нина на фьерданском, видя, что люди колеблются.

Толпа начала выстраиваться позади него клином.

– Леони, сможешь? – спросил он.

Леони решительно кивнула, коснулась пальцами камней в волосах. Губы зашевелились в беззвучной молитве. В ушах Нины стояло ее предостережение: «Яды – сложная штука».

Бурля грязной пеной, в которой кружились обломки и мусор, волна неслась прямо на них, такая огромная, что, казалось, заслоняла собой солнце.

– Приготовиться! – воскликнул Адрик.

Леони развела ладони в стороны, Адрик же выбросил руку вперед. Волна, рассеченная силой воздуха, который он призвал, разделилась пополам, сердитым потоком обтекая людей с двух сторон.

Леони воздела руки к небу, и над ее головой появилось желтоватое облако: она вытягивала из воды отраву. Гриши, полетел шелест над толпой. Дрюсье. Ведьмы.

Вода все текла и текла, ядовитое облако росло в размерах. Наконец, поток начал иссякать, однако Леони продолжала свою работу, пока он не превратился в тонкую струйку. Внезапно воцарилась тишина; люди смотрели вверх, на смертоносный ядовито-желтый сгусток, висевший над головами.

– Pestijla! – послышались выкрики. – Morden! Отрава. Смерть.

– Нет, – пробормотала Нина. – Это шанс. – Она мысленно потянулась к воде, магической силой выискивая нужное, нашла: кости женщин и девушек, сгинувших во мраке.

Руки Леони дрожали, губы были растянуты в мучительной гримасе. Адрик резко повернулся вокруг своей оси, закрутил ветер в тугой циклон, всосавший ядовитое облако, и направил его в пустую караульную будку. Движением запястья захлопнул дверь будки и успел подхватить падающую без сил Леони.

Вновь повисла тишина, которую нарушал только плач младенцев и всхлипы взрослых. Нина могла лишь догадываться, какой ущерб нанесла вода постройкам у подножия холма. Толпа не сводила глаз с Адрика и Леони. Солдаты вскинули винтовки. Нина приготовилась призвать на защиту мертвых из разрушенной крепости. И все же она надеялась, что…

– Смотрите! – крикнул мужчина в красной шапке.

Посреди дороги, с которой только что ушла вода, вырос гигантский ясень. Белые ветви тянулись к небу, толстые корни уходили в жидкую грязь.

– Воды Джеля, – хозяин таверны заплакал, – это дерево из костей…

Кости невинных жертв, погребенных на холме, властью Нины превращенные в нечто новое.

– Хвала Джелю, – воскликнул молодой рыбак, падая на колени.

Нина порадовалась, что в эту минуту не слышит голос Матиаса, что Матиас не видит, каким образом она использовала его бога. Да, фокус не совсем честный. Маленькое представление, грубая уловка, к каким прибегают шулеры и воры.

Угрызений совести Нина, впрочем, не испытывала. Усилий Адрика и Леони недостаточно, как недостаточно и деятельности Рингсы. Сколько бы гришей они ни спасли, еще больше тех, кого спасти не удалось. Фьерда – это Фьерда с ее танками, кострами и людьми вроде Ярла Брума, которые собственноручно эти костры поджигают. Эта страна останется такой навсегда, если только Нина не найдет способ изменить ее.

– Сложите оружие, – произнес мужчина в красной шапке, и все жители Гефвалле опустились на колени. – Сегодня нам были явлены чудеса.

– Хвала Джелю! – воскликнула Нина, падая ниц перед Адриком и Леони, одетой в сарафан сестры-хранительницы. – Хвала новым святым!

34 Зоя

Зоя мчалась над песками, моля небеса, чтобы не оказалось слишком поздно. Когда-то она считала, что гриш способен летать только под воздействием парема. Сейчас ее поддерживал в воздухе грозовой фронт; можно было даже представить, что она летит на спине Юриса.

Открывшееся ей зрелище вселяло ужас.

Туша Григория накрывала собой терновый лес, точно огромный купол из постоянно обновляющихся мышц и сухожилий, – святой пытался не подпустить Елизавету с Юрием к Николаю и теневой сущности. Елизаветины шипы раз за разом впивались в плоть Григория, терновые стебли извивались, словно змеи, беспрерывно хлестали и кусали его. Только когда Ваятель закричал от боли, Зоя поняла, что нестерпимую муку ему причиняют не колючки, а насекомые, которых натравила на него Елизавета. На теле Григория появлялись крохотные отверстия и борозды: насекомые проникали под кожу, грызли изнутри. Святого сотрясала дрожь, а потом тысяча ртов одновременно издала нечеловеческий вопль существа, пожираемого заживо.

Юрий жался позади Елизаветы, точно ребенок, что прячется за материнскими юбками. Обеими ладонями монах зажимал рот, как будто старался подавить собственный крик ужаса. Глупый мальчишка. Знал ли он, что задумала Елизавета? Обещал ли его обожаемый Беззвездный святой обойтись без кровопролития, или монаху-фанатику не было до этого дела?

Ваятель еще раз содрогнулся всем телом и испустил дух. Елизавета торжествующе вскричала и кинулась к распростертым телам Николая и его тени – их удерживали цепкие колючие побеги.

Зоя достала из рукава два обломка обсидиана и стукнула ими друг о друга. Хватило одной искры. Ревущий огонь метнулся к Елизавете, та от неожиданности попятилась.

Потом губы святой искривились в усмешке.

– Я думала, Зоя, тебе хватит ума сбежать. Ты опоздала. Дух Дарклинга вот-вот воссоединится с телом. Тебе ни к чему гибнуть в этой битве.

– Мой король истекает кровью. Я – его подданная, солдат его армии, и я пришла сражаться за него.

– Ты – гриш, Зоя Назяленская, и не обязана быть ничьей подданной.

Даже сейчас Зоя сознавала, сколь притягательно ощущение силы. Эта тяга, эта жажда большего навсегда останется в ней. Однако она не первый день знакома с тиранами.

– Ничьей, кроме тебя? Или Дарклинга?

Елизавета засмеялась.

– Мы не будем королями. Мы станем богами. Если тебе нужна корона, забирай. Трон Равки твой. А мы будем править целым миром.

– Я видела его тело в огне. Видела, как он сгорел.

– Я выкрала его из песков Каньона, оставив взамен копию. Это было не трудно.

Как Зоя и подозревала. Подробности ей не интересны, однако необходимо, чтобы Елизавета продолжала говорить.

– И сохранила тело?

– В надежде на воскрешение. Держала его в ульях. О, да, знаю, ты поверила в мою маленькую выдумку насчет ран и страданий, но войти в тот темный коридор ты не осмелилась, так ведь? Никто не хочет слишком много знать о чужой боли. Неужели ты и вправду подумала, что я откажусь от безграничного знания и власти только ради того, чтобы стать смертной? Разве ты бы так поступила, Зоя?

Нет. Ни за что. Но силу, с которой она теперь связана, не пришлось захватывать или красть.

– И что же вы будете делать, когда станете всевластны?

– Ждешь, что я начну описывать широкие перспективы? Мир во всем мире, единая империя без границ и флагов? – Елизавета пожала плечами. – Я могла бы произнести такую речь. Возможно, Темный захочет это сделать. А я лишь хочу обрести свободу и вновь ощутить свою силу.

В этом Зоя ее понимала и знала, какие вопросы стоит задать – те же, что мучили ее, когда начала сгущаться тьма.

– Разве сейчас тебе мало власти? – спросила Зоя, медленно обходя колючие заросли. Грудь тени уже не светилась – значит, кому-то удалось выдернуть шип. Бесплотная сущность медленно перетекала в распростертое тело Дарклинга. Николай лежал рядом и истекал кровью.

– Что проку от власти, если ее некуда применить? Слишком много эпох я провела в этом роскошном уединении. Какой смысл быть богом без почитателей? Королевой без подданных? Я была ведьмой в глухом лесу, владычицей на троне, богиней во храме. Была и снова буду. Снова смогу наслаждаться людским страхом, восхищением и благоговением.

– От меня ты этого не дождешься. – Зоя вскинула руки. Рукава соскользнули, в сумрачном свете блеснула черная чешуя.

Елизавета тяжело вздохнула.

– Следовало догадаться, что Юрису хватит сил на какую-нибудь благородную глупость. Что ж, старый друг, это уже ни к чему. – По ее знаку к Зое скользнули два крепких побега цвета стали, шипы на которых сверкали, будто колючки на хвосте морского змея.

Зоя вновь подняла руки. Свирепый порыв ветра подхватил побеги, сплел их между собой, с корнем вырвал из земли. Одним движением Зоя швырнула их в Елизавету.

– А ты неплоха, – заметила святая. – Юрис не ошибся, сделав тебя своей ученицей. Жаль, что его знания умрут вместе с тобой.

На этот раз поднялся целый терновый лес – спутанная масса толстых, шипастых стеблей. Зоя наслала волну холода, вытянув из воздуха влагу и заморозив древесные соки. Ревущий ветер разметал побеги в клочья.

– Ты и вправду сильна, Зоя. Но меня тебе не одолеть. У меня есть преимущество – вечная жизнь.

– Тогда я воспользуюсь преимуществом неожиданности.

Зоя создала себе прикрытие, подняв стену песка, и молнией метнулась в терновые заросли. Пока Елизавета болтала, она успела переместиться к дальней стороне леса, к носилкам, на которых покоилось идеально сохранившееся тело Дарклинга. Короткий взгляд – о, это безупречное лицо, эти красивые руки. Зоя любила его со всей жадной страстью девичьего сердца. Верила, что он ценит ее, дорожит ею. Она была готова жить ради него, сражаться и умереть за него. И он это знал. Он взращивал в ней эти чувства, как взращивал собственную загадочность, как лелеял одиночество Алины Старковой и желание Жени быть нужной. Он использовал нас всех так же, как сейчас использует Елизавету. И я это допустила.

Но больше не допустит. Зоя подняла руки.

– Нет! – крикнула Елизавета.

– Гори, как должен был гореть, – шепотом произнесла Зоя. Она выбросила руку вперед и вниз, и на кончиках ее пальцев с коротким сухим треском заплясала молния. Это оказалось легко, легче, чем призвать ветер. Молния ударила точно в носилки; посыпались искры, расцвело пламя. На глазах Зои из огня выступила тень – она словно пыталась спастись от нестерпимого жара.

– Что ты натворила?! – завизжала Елизавета.

Святая бросилась к Дарклингу, а терновый лес поднимал его выше, спасая от огня. Но Зоя накаляла жар до тех пор, пока языки пламени не сделались синими, как те, что вырывались из пасти дракона. Терновые заросли загорелись, начали крючиться и опадать. Колючие стебли обвились вокруг Зоиных щиколоток, но она призвала на помощь искры и сожгла их, хотя при этом опалила кожу. Умение управляться с огнем требовало опыта.

Елизавета попыталась вытащить останки Дарклинга из костра. Зоя помнила, что огонь может причинить святой боль, но не остановит ее. Уничтожить столь древнего и могущественного гриша способна только собственная сила Елизаветы, обращенная против нее же. У Зои есть всего несколько минут.

Из-за стены огня выскочил монах. Зоя вырвала из его руки сияющий шип.

– С тобой я разберусь позже, – прорычала она и вихрем взметнула две дюны. Юрий оказался закопан в песок по шею.

Остатки теневой сущности нерешительно парили в воздухе между Николаем и полыхающим одром Дарклинга. Тень стала почти прозрачной, крылья были ободраны, когтистые руки бессильно висели по бокам. Зоя воткнула сияющий шип обратно в то место на груди тени, где полагалось быть сердцу.

Николай резко вдохнул и пришел в себя.

– Вытащи это из меня, – просипел он, кивнув подбородком на свою грудь, из которой торчал настоящий терновый шип. – Прикончи его.

А если это убьет и тебя? Времени на размышления не было. Зоя выдернула шип. Николай взвыл, из его груди хлынула черная кровь. Удар мощного ствола опрокинул Зою на спину.

Терновый лес вокруг нее буйно рос. Елизавета с пронзительным воплем поднялась над погребальным костром Дарклинга. Сейчас она одновременно была пчелиным роем, цветущим лугом и женщиной, обезумевшей от горя. Ползучие побеги стягивались на Зоиных запястьях, туго связывали ее с ног до головы. Елизавета уже нависла над ней, уже тянула руки к горлу Зои. Изо рта святой сыпалась саранча.

Все хорошо. Николай спасен, Елизавета не покинет пределов Каньона, с облегчением думала Зоя. Она остановила Дарклинга, а остальное неважно. Пускай Елизавета забирает ее сердце. Однако в голове зарокотал голос дракона: И ради этого я отдал тебе чешую? Мы – дракон, мы не ложимся на землю, покорно ожидая смерти! Она почти видела издевательскую усмешку Юриса.

Колючие лианы стягивали ее тело все туже. Терновый лес – порождение Елизаветы, но древесные соки текут, словно кровь, словно река, повинующаяся силе приливов и отливов. Святая яростно взревела, и жужжание насекомых оглушило Зою. Она постаралась сосредоточиться на соках, бегущих по веткам, вспомнила тягучую смолу, в которой раз за разом тонула, и призвала силу.

Побеги развернулись, смертоносные шипы пронзили плоть Елизаветы – слишком стремительно, чтобы она успела отпрянуть или изменить облик. Острые пики шипов проткнули ее тело с отвратительным влажным хрустом. Святая повисла в считаных дюймах от Зои на остриях, которые сама же и сотворила.

Зоя смотрела, как шипы глубже и глубже проникают в тело Елизаветы, как угасает свет в глазах святой. Она была готова поклясться, что слышит удовлетворенное рычание дракона.

Пускай даже Равка падет. Пускай гриши разбегутся и Вторая армия прекратит существование, но мир очистился от Елизаветы и Темного.

Зоя вспомнила тигрят на снегу, Лилиану, лущившую орехи у камина, зал под золотым куполом в Малом дворце, толпы гришей, смех, отражающийся от стен, – все это перед нападением Дарклинга. Вспомнила Николая в схватке с демоном и шип, зажатый в его руке, точно кинжал.

На этот раз я спасла тебя, подумала она, падая на песок. На этот раз я все сделала правильно.

35 Нина

Несмотря на настроение горожан, девушкам и женщинам-гришам вместе с детьми, как и Леони с Адриком, оставаться в Гефвалле было небезопасно. Те солдаты, что выжили после взрывов, скоро придут в себя, на восстановление завода власти отправят новые отряды. Им нужно успеть исчезнуть.

В разгар суматохи Ханна вернулась в монастырь, чтобы вернуть себе прежний облик, переодеться в сарафан послушницы и сделать вид, что она так же, как и остальные, напугана творящимися в городе ужасами. Мать-хранительницу отыскать не могли, так что Ханне не составило труда снова улизнуть из монастыря и вернуться на перекресток, где Нина разговаривала с молодым рыбаком, который согласился довезти фургон до порта.

Нина знала, что час расплаты близок, и как только рыбак повел сестру в фургон, приготовилась принять на себя гнев Ханны.

Та, однако, хранила ледяное спокойствие.

– Я задавала не те вопросы, так? – ровным голосом спросила она. – Спросила, кто ты, а имени не спросила.

На Нине снова было надето одно из платьев Милы. Разгладив тяжелые юбки, она ответила:

– Думаю, ты его уже знаешь.

– Нина Зеник. – Золотисто-медные глаза Ханны смотрели сурово. – Девушка, покалечившая моего отца. Костяная ведьма.

– Так теперь называют меня фьерданцы?

– И так тоже.

– Я – тайный агент, работаю на правительство Равки. Приехала сюда, чтобы освобождать таких, как ты: людей, наделенных гришийскими способностями и живущих в постоянном страхе.

– Почему мой отец тебя не узнал?

– Перед отъездом во Фьерду мне перекроили внешность. Это, – Нина показала на свое лицо, – не я.

– В тебе есть хоть что-нибудь настоящее?

– Все, чему я тебя учила. Все, что рассказывала тебе о принципах, на которых построена эта страна, о порочной, насквозь гнилой системе. – Нина набрала полную грудь воздуха и приложила ладонь к сердцу. – Все это по-настоящему, Ханна.

Рыжеволосая девушка отвернулась.

– Ты меня использовала.

– Использовала, – подтвердила Нина. – Не стану отрицать.

Ханна перевела взор обратно на Нину и скрестила на груди руки.

– Ты ни о чем не жалеешь, верно?

– Я сожалею о боли, которую причинила. О том, что потеряла твое доверие. Но мы ведь солдаты, Ханна. Мы рождены воинами и делаем то, что должны. На кону стояли десятки жизней. Они до сих пор под угрозой. Я подозреваю, что это далеко не единственное место, где люди твоего отца ставят эксперименты на гришах.

Ханна сглотнула – видимо, ей вспомнились ряды коек в палате, женщины, девушки и младенцы, страдания тех, других и третьих.

– Есть еще?

– Да. Другие палаты. Другие заводы. Другие лаборатории. Не буду кривить душой и утверждать, что все гриши хорошие, как и все равкианцы, потому что это не так. Наверное, я тоже не идеальна. Знаю одно: твой отец и его люди творят зло. Их надо остановить. – Нина положила руку на плечо Ханны. Только бы не шарахнулась в сторону. – И мы можем это сделать.

Ханна посмотрела на вершину холма, на фургон, полный пленниц, на огромный ясень с костяными ветвями, что высился на дороге. Провела рукой по стриженой голове. Теперь, когда исчезло пышное облако волос, смягчавшее контуры лица, его решительные черты проступали резче. Когда Ханна вновь обратила взор на Нину, ее глаза горели новым огнем.

– Спаси их. Всех, – сказала она.

Хотя день выдался тяжелым и опасным, а впереди ждали новые трудности, от сердца у Нины разом отлегло.

– Но с этой минуты больше никакого обмана, – поставила условие Ханна.

– Никакого обмана, – подтвердила Нина, всей душой желая, чтобы так оно и было.

– Чем займемся в первую очередь?

– Твоим отцом.

– Я не стану его убивать.

Губы Нины тронула улыбка.

– Это последнее, что я могла бы от тебя потребовать.

* * *

Когда Ханна удалилась, чтобы оттащить Ярла Брума, все еще не пришедшего в себя, в лес, к Нине подошел Адрик.

– Больше никакого обмана?

– Подслушивал? – Нина посмотрела ему за спину. – Леони в фургоне? С ней все в порядке?

– Да, хотя твоей заслуги в этом нет. Леони не ошиблась в расчетах. Взрыв плотины – твоих рук дело, это ты подложила туда взрывчатку. Подвергла риску нас с Леони и тысячи невинных горожан.

Точно. Она поступила дурно. Но где же раскаяние?

– Знаешь, что я усвоила в Кеттердаме? – Нина устремила взор на костяное дерево, созданное ею. – Никто не безгрешен, Адрик. Сегодня ты изменил все. Ты не просто сдержал поток, но заставил этих людей увидеть гришей в ином свете. Ты совершил чудо.

– Никакое это не чудо. Умение и капелька удачи, да еще эффектная бутафория из костей скелета.

Нина пожала плечами.

– Если мы для фьерданцев не люди, пускай считают нас святыми. Так мы и будем действовать. Город за городом, чудо за чудом. Они уже шепчут твое имя, так же как имя Алины Старковой. Вот увидишь, завтра по всей дороге будут стоят алтари в твою честь. – Она приподняла бровь. – Правда, тебе может не понравиться твое новое прозвище.

– Мне вообще все это не нравится, – буркнул Адрик, однако любопытство взяло верх. – Ну, и как же нас называют?

– Санкта-Леони Водная, – Нина сделала паузу. – И Санкт-Адрик Калека.

Адрик закатил глаза.

– Нина, нам пора ехать. Времени совсем мало.

– Еще кое-что. – Нина знала: Адрик никогда не простит того, что она сейчас скажет. – В письме Брума были сведения, о которых я не сказала.

Адрик замер.

– Говори.

– Там упоминались планы покушения на короля.

– Покушение готовят фьерданцы?

– Непонятно. В письме говорилось лишь, что Николай Ланцов не представляет угрозы для кого-то по фамилии Демидов и что, по донесениям шпионов, в скором времени проблема разрешится сама собой.

Адрик глухо выругался.

– Надо спешить в Хьяр. Нина, как ты могла утаить такие важные сведения?

А если бы она все рассказала, что бы это изменило? Жизнь короля уже давно находится в опасности, но ведь его охраняют Толя и Тамара, а Адрик настоял бы на отмене операции ради того, чтобы поехать в Хьяр, передать информацию членам Рингсы и отправить связного в столицу. На защите короля Равки стоит много людей, а пленниц на холме некому было защитить, кроме Нины.

– Мы потеряли всего день, – возразила она. – Еще успеем известить короля.

– Ты не имела права принимать решение. Впрочем, сейчас я не буду с тобой это обсуждать. Ответишь за свои действия по возвращении в Равку.

– Я не вернусь вместе с вами.

– Нина…

– Адрик, я знаю, что должна сделать. Равка воспитала из меня солдата, Кеттердам – шпионку. Ханна поможет мне стать другим человеком.

– Нина, ты же не собираешься…

– Собираюсь.

– У нас не будет возможности с тобой связаться. Ты останешься без поддержки, без средств. Если что-то пойдет не так, ты окажешься в безвыходном положении.

Нина подняла глаза на дымящиеся руины завода.

– Тогда придется просто пробить стену.

36 Николай

Терновый лес умирал. Сок, которым истекали деревья, из золотистого превратился в алый, словно смерть Елизаветы погубила и их. Побеги съеживались, шипы сохли и опадали. Николай высвободился из ползучих пут, на песок закапала кровь из ран на руках и ногах. В груди пульсировала боль, однако единственным напоминанием о проткнувшем его шипе был шрам в форме звезды. Что ж, еще одна звезда в коллекцию.

Вдалеке на его глазах рушились башни величественного дворца. Останется ли хоть что-нибудь? И как им с Зоей вырваться отсюда?

Он едва не споткнулся о нее. Зоя лежала на ковре из увядших терновых побегов и ярко-красных цветов айвы; разметавшиеся волосы закрывали лицо. Рядом высилась темная куча – мертвые пчелы. Санкта-Елизавета. Тут же – груда тлеющих костей, медвежьих и человеческих. Неужели весь этот мир обратится в прах?

Николай опустился на колени подле Зои и нащупал пульс: ровный. Удивился браслетам из черной чешуи на обеих руках.

– Зоя, – он осторожно потряс ее за плечо. – Коммандер Назяленская…

Ресницы затрепетали, Зоя открыла глаза. Николай отпрянул. На миг ему показалось, что в них он увидел… Нет, не может быть. Зоя смотрела на него ясным синим взглядом.

– Как ты? – спросил он.

– В порядке.

– Точно?

– Кто из нас убьет монаха?

– Уступаю тебе.

Николай помог Зое подняться, и они направились к Юрию, по шею закопанному в песок. Трусливый крысеныш был без сознания. Из его носа тонкой струйкой текла кровь.

Николай вздохнул.

– Мне неприятно об этом говорить, но мы обязаны сохранить монаху жизнь. Нужно выудить из него всю информацию о культе Беззвездного и о том, как святым удалось перенести нас сюда. Подозреваю, именно Елизавета разомкнула мои кандалы в ту ночь, когда я вырвался из дворца.

– Каким образом?

– Она говорила, что их сила простирается за пределы Каньона, но действует только там, где вера наиболее сильна. Той ночью Юрий был во дворце. Возможно, Елизавета его использовала: пока он отвлекал стражу, ее колючки или насекомые проникли в мою спальню.

Зоя фыркнула.

– Ты сам пригласил его во дворец.

– Следующего гостя разрешаю пригласить тебе. Мне нужны ответы, так что монах будет жить. Сколько – другой вопрос.

– В таком случае, не применить ли к нему легкие пытки? Или просто позволь мне часок поколотить его по башке.

– С удовольствием, но дело в том, что чувствую я себя неважно, и мне определенно не хочется умереть в этих лохмотьях. Надо выбираться отсюда.

Ветер, призванный Зоей, разметал песок вокруг монаха. Юрия уложили на спину, связали руки лоскутом от Зоиного кафтана и в придачу заткнули рот кляпом.

– Скажи, – Зоя накрыла ладонь короля своей, а другой рукой сотворила воздушную подушку для перемещения монаха, – это хоть сработало? Ты свободен?

– Свободен как птица, – подмигнул Николай.

Ему не хватило мужества сознаться, что он до сих пор ощущал присутствие монстра. Ослабевший демон скрывался где-то глубоко, зализывал раны, но по-прежнему поджидал шанса явить себя заново.

* * *

Какая бы сила ни была причиной царившего в Каньоне вечного сумрака, она рассеялась вместе со смертью святых. Меньше чем через час пути Николай и Зоя заметили в небе первые звезды.

Несмотря на усталость и раны, они шли вперед, пока вдалеке не забрезжил свет, а мертвые серые пески не сменились мягкой луговой травой. Николай охотно воспользовался бы гостеприимством первого же попавшегося крестьянина, однако рисковать не стал: нельзя, чтобы его узнали. Путешественники устроили привал в старом сарае. Там было сыро и неуютно, однако в противном случае им пришлось бы ночевать под сенью слив в фруктовом саду, а Николай не испытывал ни малейшего желания находиться среди деревьев.

Как приятно смежить веки и почувствовать приближение сна… Он уже никогда не будет воспринимать эту роскошь как должное.

Зоя еще до рассвета отправилась в Крибирск и довольно быстро вернулась с лошадями, целой охапкой дорожной одежды и юным целителем, которому поручила заняться ранами Николая.

– Прошу прощения, ваше величество, – извинился юноша, запечатывая проколы на ладонях короля. – Скорее всего, у вас останется шрам. Я еще только учусь…

– Шрам-то хоть хулиганский? – осведомился Николай.

– Э-э-э… глубокий, если вы об этом.

– Пойдет.

Как только целитель закончил, Зоя отослала его обратно, предупредив напоследок:

– Разболтаешь кому-нибудь, и я обвиню тебя в государственной измене. – Она просверлила юношу суровым взглядом. – За это полагается смертная казнь.

Целитель попятился к выходу, на пороге споткнулся.

– Да, коммандер. Я все понял, коммандер.

Зоя нахмурилась и покачала головой.

– Тренировки уже не закаляют их. Что за мягкотелость? Стоит сдвинуть брови, и они уже готовы шлепнуться в обморок.

Николай промолчал. Теперь никаких сомнений. Когда Зоя гневно взирала на юношу, ее глаза сверкнули серебром, а зрачки сузились до щелочек. Долю секунды он смотрел в глаза дракона. На что пришлось пойти Зое, чтобы спасти их? Впрочем, этот вопрос подождет до возвращения во дворец.

Превозмогая утомление, путники ехали без остановок до вечера. Время от времени Николай испытывал простреливающую боль в груди, как будто в сердце по-прежнему торчал терновый шип. Связанный Юрий молчал и лишь трясся от холода; низко надвинутый капюшон скрывал его лицо.

Довольно скоро выяснилось, что события в Неморе эхом отозвались не только во всей Равке, но и за ее пределами. Прокатилась волна землетрясений: на севере она дошла до самого Уленска, на юге – до Двух Столбов. Николай знал, что на этом все не закончится. Погибли трое самых могущественных гришей во всем мире, и обряд явно прошел не так, как они задумывали.

Перед въездом в Ос Альту Зоя связала Николаю руки и прикрепила веревки к поводьям его лошади, потом так же поступила с монахом, чтобы со стороны выглядело, будто она везет в столицу двух пленников. Все трое миновали нижнюю часть города, пересекли большой канал и выехали на широкие улицы, которые поднимались вверх по холму и вели к золотым дворцовым воротам. Знаков траура и приспущенных флагов по пути они не заметили, беспорядков тоже не наблюдалось. Либо популярность Николая Ланцова среди народа гораздо меньше, чем он полагал, либо Женя и Давид сумели сохранить его исчезновение в тайне.

Николай разрывался между волнением и страхом. Пока Зоя ездила в Крибирск, он вынул кляп изо рта монаха и быстро понял, что худшее еще впереди. Открой дверь. Он сделал это, и в дверь вошло что-то страшное.

Но при виде увенчанного короной двуглавого орла на воротах и золоченых крыш Большого дворца, видневшихся впереди, Николай ощутил радостное облегчение. Он дома. Он выжил. Пускай пока не излечился, но Зоя и остальные придумают, как быть дальше. Демон внутри хорошо его знал, однако и Николай успел как следует узнать демона.

Зоя подъехала к часовым, откинула с головы капюшон.

– Пропустите коммендера.

Стражники вытянулись в струнку:

– Правительница.

– Я сильно устала, а кроме того, везу пленников, которых должна представить членам Триумвирата.

– У них есть при себе документы?

– Беру их под свою ответственность. И если из-за вас моя встреча с горячей ванной будет отложена еще хоть на несколько минут, ваша медленная смерть тоже будет на моей совести.

Часовой нервно кашлянул и поклонился.

– С возвращением, коммандер.

Ворота распахнулись.

* * *

Было ясно, что они попали на какое-то большое торжество. Дорожки заливал свет фонарей, из ярко освещенных окон Большого дворца доносилась музыка.

– Неужели они все-таки решили устроить бал? – недоуменно проговорила Зоя.

– Как можно устраивать бал в честь короля, которого нет? – вслух задался вопросом Николай. – Не могли же они усадить на трон двойника? Им просто не хватило бы времени подготовить человека, особенно для такого важного мероприятия.

– Может, они просто нарядили огородное пугало и нахлобучили ему на голову твою корону?

– Мне стоило бы воспользоваться этим приемом на совещаниях.

Не зная, с чем придется столкнуться во дворце, Зоя и Николай проверили надежность веревок, которыми был связан монах, и на всякий случай влили ему в рот порцию снотворного Жени. Спрятав Юрия в зарослях, условились разделиться и поодиночке отправиться на поиски кого-нибудь из членов Триумвирата, с кем можно было бы незаметно поговорить.

Стараясь держаться в тени, Николай шел вдоль южного дворцового крыла. Из окон все так же лилась музыка. Он заметил какое-то движение в оранжерее. Парочка на тайном свидании? Ну, пусть себе воркуют. Николай ускорил шаг, проходя вдоль стеклянной стены, за которой росли миниатюрные апельсиновые деревца, и уже собирался повернуть за угол, как вдруг увидел… себя.

Его охватила паника, в голове одна за другой проносились лихорадочные мысли. А вдруг он уже не Николай? Вдруг он теперь монстр? Что, если он по-прежнему находится в Тенистом Каньоне и все это – галлюцинация? Он посмотрел на свои руки – в шрамах, но без когтей. Человеческие руки. Я – Николай Ланцов. Я здесь, дома.

Король Равки снова посмотрел сквозь стекло. Другой «Николай» стоял среди фонтанов и фруктовых деревьев, на голубой ленте через плечо поблескивали медали. Вот почему в городах и селах все спокойно, вот почему не приспущены флаги и нет траура. Они все-таки воспользовались планом. Женя перекроила внешность какого-то бедолаги, заставив его играть роль короля.

Николай был заинтригован, но в то же время оскорблен. Надо же, как легко нашлась ему замена! Правитель не столь благородной души наверняка счел бы это унизительным. Однако воображение уже подсказывало Николаю массу открывшихся возможностей: двойник будет заменять его на скучных протокольных обедах, концертах и открытиях сиротских приютов. Николай сможет находиться в двух разных местах сразу! Но что этот «король» делает вдали от гостей?

Ответ появился в изысканном зеленом платье и изумрудах. Девушка. Очень красивая девушка в очень дорогих изумрудах. Кажется, это принцесса Эри Кир-Табан? Ни фрейлин, ни сопровождающих поблизости видно не было.

Дублер мерил шагами помещение и что-то возбужденно говорил. Николай не мог разобрать слов, но, к своему ужасу, догадывался, что все это весьма напоминает признание в любви. Во что двойник собирается втянуть Равку? Заручился ли он одобрением Жени и Давида? Сейчас самое время прервать идиллическую сцену, но как это сделать, не испортив всю затею?

Возможно, я ошибаюсь и они обсуждают государственные дела, с надеждой подумал Николай.

Молодые люди шагнули навстречу друг другу. Фальшивый король заключил принцессу в объятья. Она запрокинула голову, глаза медленно закрылись, губы приоткрылись. В ее руке блеснул нож.

37 Исаак

Ладони у Исаака вспотели. Избавиться от опеки Толи и Тамары было нелегко. Близнецы – опытные легионеры, у обоих дар появляться в самый неподходящий момент. Однако стоило ему увидеть принцессу Эри, как он понял, что готов ускользнуть от тысячи охранников, лишь бы оказаться здесь в эту минуту. Исаак понятия не имел, как принцессе удалось отделаться от собственной стражи и сколько времени они успеют провести наедине, прежде чем их обнаружат, знал лишь, что мечтает любоваться ею вечно. На Эри было драпированное платье цвета зеленой груши с вышитыми соколами, каскад темных волос сдерживали инкрустированные изумрудами гребни.

– Николай? – она всмотрелась в сумрак оранжереи.

Исаак, едва не поправил он. Вот если бы принцесса назвала его настоящим именем…

– Я здесь, – прошептал он. Она с улыбкой повернулась; Исаака точно под дых ударили. – Я не был уверен, что вы придете.

– Я сама не была уверена. Фрейлины суетились вокруг меня с раннего утра. Думала, и на секундочку не вырвусь.

– Рад, что у вас получилось. – Сказать, что он «рад» – значило ничего не сказать, однако других слов Исаак подобрать не сумел.

Принцесса шагнула к нему, и он непроизвольно отступил, сохраняя дистанцию. Увидев, что это ее ранило, Исаак почувствовал себя последним болваном.

– Прошу прощения, – быстро сказал он, хоть и помнил, что короли извиняются только в самых крайних случаях.

Принцесса Эри заломила руки.

– Я… я неправильно вас поняла?

– Нет-нет. Нет. Но сперва выслушайте меня. – Исаак развернулся на пятках и принялся ходить под благоухающими апельсиновыми деревьевами. Он планировал сказать тысячу разных вещей, но сейчас все они казались неподходящими. Он нищий провинциал, солдат дворцовой стражи. Он считал себя счастливым. Он был счастлив, пока не заварилась вся эта каша. А теперь?

Больше всего на свете Исааку хотелось привлечь Эри к груди и поцеловать, но как это сделаешь, если все, что он ей наговорил, – сплошное вранье? При этом открыть правду он тоже не вправе, ведь тем самым он поставит под угрозу целую страну.

– Эри… – начал Исаак. – Если бы я не был королем… – Что именно он пытается сказать? Вторая попытка: – Что вас во мне привлекает?

Она засмеялась, и он не сдержал благодарного вздоха.

– Это проверка? Или вы просто хотите потешить гордость?

– Моя гордость нуждается в постоянной и нежной заботе, – ответил Исаак и мысленно чертыхнулся. Это речи Николая, а сегодня, сейчас он не хочет быть Николаем.

– Хорошо, я скажу, что меня привлекает. Ваша выдержка. Ваше искусство владения мечом. Ваша прямота. Ваше лицо, когда вы рассказываете о своем доме у озера.

Принцесса наклонила голову набок, и на ее лице мелькнуло выражение бесконечной печали.

– Что случилось? – встревожился Исаак, всей душой желая избавить девушку от боли.

– Ничего. Просто хочу, чтобы это мгновение длилось вечно…

Он с радостью сказал бы, что такое возможно, если бы верил в это. Что он может ей предложить? Ничего. В реальности все запутанно: Исаак не представляет истинных планов Триумвирата. Попросят его остаться в роли марионетки навсегда и будут править страной сами? Раньше он категорически отказывался считать себя тем королем, который нужен Триумвирату, однако за ужином с принцессой Эри начал осторожно подумывать о том, что, может быть, при ее поддержке все-таки справится. Позволят ли ему Женя и остальные ухаживать за принцессой? А если нет, хватит ли у него смелости воспротивиться? А после чарующего вечера на озере Исаака преследовала еще более тягостная мысль: а вдруг настоящий Николай Ланцов вернется и выберет Эри своей невестой? Исааку останется только смотреть, как он с ней флиртует, а потом и женится? Поставят ли его в почетный караул у церкви в день венчания? Поймет ли Эри когда-нибудь, что мужчина, за которого она вышла замуж, не тот, что сегодня стоит перед ней здесь, в оранжерее, с сердцем, полным томления?

– Я тоже этого хотел бы. Я бы хотел, чтобы в мире не было ни стран, ни королей с королевами, а только вы и я.

Он подошел ближе, и вот она уже скользнула в его объятья. Грациозная, податливая, гибкая. Само совершенство.

– Эри… – Исаак привлек ее к себе, в ответ она приподняла свой прекрасный подбородок, и их взгляды встретились. – Вы могли бы полюбить меня, если бы я не был королем?

– Да, – ответила принцесса. Ее глаза почему-то наполнились слезами. – Да, могла бы.

– Что-то не так? – Он взял щеку Эри в ладонь и аккуратно стер слезинки большим пальцем.

– Все хорошо, – прошептала она.

Он почувствовал резкий толчок, как будто она его пихнула, и посмотрел вниз. Из груди что-то торчало. Разум проанализировал форму предмета. Вспыхнула боль. Кинжал… Резная белая рукоять в виде волка. В стекло оранжереи яростно забарабанили, словно снаружи билась птица.

– За что? – спросил он, оседая на пол.

Принцесса Эри рухнула на колени рядом с ним. Слезы из ее глаз лились потоком.

– За мою страну, – всхлипнула она. – За моего брата. За мою королеву.

– Ты не понимаешь… – попытался сказать Исаак. Засмеялся, но смех прозвучал странно, больше напоминая шелест, с каким лопаются пузырьки воздуха.

– Прости, – шепнула принцесса и выдернула кинжал.

Исаака накрыло волной боли, из раны хлынула теплая кровь. Эри запечатлела на губах Исаака нежный поцелуй.

– Мое единственное утешение в том, что ты все равно никогда не стал бы моим. Но знай, что я с радостью была бы твоей.

– Эри… – простонал он. Мир вокруг уже начал меркнуть.

– Не Эри.

Где-то вдалеке слышались крики, стук торопливых приближающихся шагов.

– «Все оплакивают первый упавший лепесток…» – тихо процитировала она.

Но кто вспомнит об остальных осыпавшихся цветах?

Исаак беспомощно смотрел, как девушка стиснула кинжал и вонзила лезвие в собственное сердце.

38 Нина

Наряд Нина выбирала с большим тщанием: бледно-лиловое платье целомудренного покроя, выгодно подчеркивающее цвет лица и роскошную фигуру Милы Яндерсдат. Никаких украшений. Побрякушки бедной вдове не по карману. Лучшее украшение фьерданской женщины – ее добродетель. Нина улыбнулась своему отражению – милому, бесхитростному личику.

Расчесала льняные волосы, заплела толстую косу, уложила аккуратной короной – Мать-хранительница оценила бы ее внешний вид по достоинству, – и направилась на солнечную террасу. Мороз нарисовал узоры по краям высоких стеклянных окон; за окнами был ров с замерзшей водой, а за ним – сверкающие шпили Белого Острова. Ледовый Двор оставался все таким же ослепительным.

Услышав шаги за спиной, Нина обернулась и увидела приближающегося Ярла Брума под руку с женой. Красивая пара – оба высокие, с тонкой костью.

– Вдова Яндерсдат, – сердечно произнес Брум, – моя спасительница. Позвольте представить вас моей супруге Ильве.

Нина присела в реверансе.

– Для меня это большая честь.

Жена Брума пожала Нинину руку. Густые каштановые волосы доходили ей почти до талии, а платье из золотого шелка придавало смуглой коже сияние осеннего солнца. Сразу видно, от кого Ханна унаследовала красоту.

– Нет, это для меня честь, – промолвила Ильва. – Как я понимаю, мой муж обязан вам жизнью.

Выждав, пока фургон отъедет достаточно далеко, Нина и Ханна привели Брума в чувство. Сказали, что после взрыва побежали на холм и у обочины обнаружили его тело. К счастью, коммандера не смыло волной, и в катастрофе, случившейся на заводе, он тоже не пострадал, отделавшись ударом по голове. Если у Брума и были какие-то подозрения в отношении Милы, то они полностью рассеялись благодаря тому факту, что она не бежала из Гефвалле вместе с земенской четой и пленницами-гришами.

Нина и Ханна терпеливо дожидались в монастыре, пока Брум осмотрит разрушенный завод, выяснит, сколько человек осталось в живых, и постарается по возможности навести там порядок – а еще, подозревала Нина, убедится в отсутствии доказательств его вины. Производственная авария, повлекшая гибель важных заключенных, – это одно, а успешный побег группы гришей – совсем другое. После унижения, пережитого коммандером в Ледовом Дворе в прошлом году, этот случай поставил бы крест на его карьере, а Нине крайне важно, чтобы Ярл Брум сохранил свое положение на иерархической лестнице Фьерды, ведь для задуманного ею потребуются все его связи, все возможности доступа к высшим чинам, генералам и аристократам.

– Я ничего особенного не сделала, – сказала Нина Ильве. – Вот Ханна – та проявила настоящее мужество.

– Мы обязаны вам не только этим, – ответила та. – Ярл говорит, именно благодаря вам произошла чудесная перемена в нашей дочери.

– О, моей заслуги в этом нет! Я думаю, это закономерный результат прекрасного родительского воспитания и упорных усилий со стороны Матери-хранительницы, да пребудет с ней Джель.

Супруги торжественно кивнули, затем лицо Ильвы озарилось широкой улыбкой.

– Ханна! – воскликнула она, завидев дочь.

По правде сказать, Нина действительно во многом повлияла на преображение Ханны: научила ее держать спину прямо, одеваться так, чтобы подчеркивать высокую, стройную фигуру; научила грациозной походке и, конечно, актерскому мастерству. Что же касается доверия Ханны, Нина найдет способ его заслужить и, может быть, даже оправдать. Когда-нибудь.

Ильва обняла дочь, а Брум сказал Нине:

– Ханна сообщила, что готова бросить прежние глупости и наконец найти себе мужа. Не знаю, каким волшебством вам это удалось, но хочу вас поблагодарить. Она очень, очень изменилась.

Она была совершенством. Или была бы, если бы ты не шпынял и не уродовал ее, как чересчур рьяный садовник, который воюет с непослушным кустом.

Нина улыбнулась.

– Полагаю, рано или поздно Ханна поймет, в чем ее истинное предназначение.

– Мила, вам пора научиться принимать комплименты. – Брум прижался губами к костяшкам ее пальцев. – Надеюсь, со временем вы в этом преуспеете. – Он хлопнул в ладоши. – Перейдем к столу?

Ханна обратила на отца счастливое, кроткое лицо. На ней было платье из домотканой материи глубокого красновато-коричневого оттенка, а веснушки на носу и щеках казались цветочной пыльцой. Коротко стриженные волосы еще не отросли.

– Боюсь, среди гостей будут генералы, и речь пойдет о скучных военных делах. А скоро в столицу приедет сам Вадик Демидов, – сообщил Брум. Нина очень на это рассчитывала. Надеялась разузнать как можно больше о претенденте на трон Ланцовых и военных планах Фьерды. – Впрочем, мы постараемся, чтобы дамы не заскучали.

– Папа, нам и без вас есть о чем поговорить, – сказала Ханна. – Например, о новых фасонах платьев от Гедринги.

Брум снисходительно улыбнулся и взял жену под руку. Как только он повернулся спиной, Ханна озорно подмигнула Нине. Ее взгляд рассыпал искры.

– Идем?

Ладонь Нины скользнула в руку Ханны. Девушки последовали за Брумами в столовую.

Вместе они построят новый мир. Но сначала нужно сжечь старый.

39 Зоя

Услышав шум, Зоя немедленно сорвалась с места. Она чувствовала неладное еще до того, как раздался Толин крик. Ощущение беды висело в воздухе, словно молнии, которыми она теперь управляла с такой легкостью, потрескивали везде, всюду и во всем. Эти ощущения она испытывала с того самого момента, как на ее запястьях появились браслеты из чешуи дракона. Отныне Юрис был в ней – со всеми своими прожитыми жизнями и знаниями, всеми преступлениями и чудесами, которые он совершил. Сердце дракона билось в такт с ее собственным, и этот ритм связывал Зою со всем сущим, с основой творения мира. Верила ли она в это раньше? Возможно, но не придавала значения. Сила была щитом; Зоя вбирала и оттачивала ее, ведь иного способа противостоять боли, которую ей пришлось испытать в жизни, она не знала.

Теперь все было иначе. Зрение обострилось – свет резче обозначал каждый предмет. Зоя чувствовала запах зеленой травы снаружи, запах дыма от очага, даже запах мрамора – она и не подозревала, что мрамор может пахнуть. Бежала по знакомым коридорам на шум в оранжерее и понимала, что страха нет, есть только настойчивый внутренний порыв помочь в беде.

И все же такого она не ожидала. Зоя заперла за собой дверь и занавесила окна оранжереи туманом – на случай, если кто-то будет проходить мимо. Без нее система безопасности полностью развалилась. Мда, ничего удивительного.

Тамара стояла на коленях подле шуханки, в груди которой торчал кинжал. Женя плакала. Толя, Давид и Николай, все еще в одежде пленника, стояли вокруг другого бездыханного тела – труп в точности походил на короля. Все что-то говорили, пытаясь перекричать друг друга. Ударом грома Зоя навела мгновенную тишину. Все как один повернулись в ее сторону и тут же вскинули руки, готовые сражаться.

– Откуда нам знать, что ты – это ты? – вопросила Женя.

– Она, она, – сказал Николай.

– Подтверди, что ты – это ты, – прорычала Тамара, не прерывая попыток оживить шуханку. Дело казалось безнадежным: щеки девушки еще сохраняли цвет, однако кинжал, по-видимому, пронзил сердце. Присматриваться к второму телу Зоя не стала – слишком живы были воспоминания о Николае, распятом в терновом лесу, и его крови, обагряющей мертвые пески Каньона.

– Женя, – спокойно произнесла Зоя, – однажды я напилась и заставила тебя сделать меня блондинкой.

– Как интересно! – воскликнул Николай. – Что получилось в итоге?

– Выглядело отпадно, – сказала Женя.

Зоя стряхнула с плеча пылинку.

– Я выглядела дешевкой.

Женя уронила руки.

– Отбой тревоги. Это Назяленская.

Она яростно стиснула Зою в объятьях. Сжав Николая в своих огромных лапищах, Толя поднял его над землей.

– Где, черт побери, вас носило? – прогудел он.

– Длинная история, – ответил король и взглядом велел вернуть его на место.

Зое хотелось прижаться к Жене, вдохнуть цветочный аромат ее волос, засыпать вопросами, но она отстранилась и спросила:

– Что здесь произошло?

– Кинжал фьерданский, – заметил Толя.

– Фьерданский, – согласился Николай, – но использовала его шуханка.

– В смысле? – не поняла Тамара, отчаянно стараясь восстановить сердцебиение девушки. – На нее ведь тоже покушались.

– Нож попал в сердце? – осведомилась Зоя.

– Нет, – покачала головой Тамара. – Тогда я была бы бессильна. Удар нанесен правее.

– Ее можно спасти? – спросила Женя.

– Не знаю. Пока что я пытаюсь стабилизировать ее состояние. Остальное – задача целителей.

– Я видел, как все случилось, – заявил Николай. – Девушка напала на него – меня? На него. Потом вонзила кинжал себе в грудь.

– То есть Шухан хочет подставить Фьерду? – высказал мнение Толя.

Из глаз Жени снова полились слезы. Она присела возле двойника, ласково провела рукой по его щеке.

– Исаак…

– Кто? – переспросила Зоя.

– Исаак Андреев, – тихо произнес Николай, также опускаясь на колени подле тела. – Ефрейтор. Сын учителя и белошвейки.

Толя закрыл глаза ладонями.

– Он не хотел играть эту роль.

– Сможешь восстановить его черты? – обратился Николай к Жене.

– В отсутствие кровообращения это сложно, – ответила та, – но я попробую.

– Мать должна увидеть внешность своего сына. – Николай скорбно покачал головой. – На войне выжил, а тут…

Женя подавила всхлип.

– Мы… мы знали, что подвергаем его риску, но думали, что поступаем правильно.

– Принцесса дышит, – сообщила Тамара. – Нужно доставить ее в Малый дворец, к целителям.

– Что-то не сходится, – промолвила Женя. – Почему бы просто не убить короля – или того, кого она принимала за короля? К чему убивать еще и себя? И зачем принцессе браться за эту грязную работу?

– Принцесса этого не делала, – сказал Николай. – Подайте мне чистую одежду. Я вернусь к гостям, чтобы объявить об окончании торжеств. Кроме того, я должен переговорить с Хайремом Шенком. Он ведь самый высокопоставленный член керчийского Торгового совета из всех присутствующих, так?

– Так, – подтвердила Женя, – но от тебя он не в восторге.

– Скоро будет. На какое-то время я его порадую. Заприте оранжерею, тело Исаака оставьте здесь.

– Нельзя… – начал Толя, однако Николай жестом пресек возражения.

– Ненадолго. Через час проводите шуханскую делегацию в кабинет моего отца.

– А если стража принцессы Эри поднимет шум? – спросила Женя.

– Не поднимет, – сказала Зоя. – По крайней мере, пока они не убедятся, что план увенчался успехом и король мертв.

Николай легко поднялся – словно раны и не причиняли ему боль, словно ужасы последних дней стерлись из памяти, словно демон внутри в конце концов был повергнут.

– В таком случае, да здравствует король.

* * *

Два часа спустя празднества завершились, и лишь парочка хмельных гуляк еще распевала песни у фонтана с двуглавым орлом. Гости ушли отсыпаться после бурного вечера или продолжили его, переместившись в более укромные уголки.

Зоя вместе с другими членами Триумвирата вернулась в оранжерею. Вошедший следом Николай тянул за руку перепуганную шуханскую стражницу. У девушки, одетой в форму Тавгарада, было некрасивое узкое лицо и длинные черные волосы, стянутые на макушке в пучок.

– Майю Кир-Каат, – сказала Тамара. – Что она тут делает?

При виде трупа под лимонными деревьями стражница затряслась с головы до ног.

– Но он же… – пролепетала она, глядя на мертвого короля, затем перевела взгляд на Николая. – А вы… Где принцесса?

– Прелестный вопрос, – произнес Николай. – Полагаю, вы имеете в виду девушку с кинжалом в груди на волосок от аорты? Удача это или провал – вам судить. Сейчас ею занимаются наши целители.

– Вы обязаны вверить принцессу нашим заботам! – возмутилась стражница.

– Она не принцесса! – резко ответил Николай. – Время обманов закончилось. Сегодня погиб невинный человек, и все из-за вашего стремления развязать войну.

– Нам объяснят, что все это значит? – шепнула Женя. Зоя задавалась тем же вопросом.

– Охотно. – Николай кивнул подбородком в сторону стражницы. – Позвольте представить вам настоящую принцессу Эри Кир-Табан, любимую дочь Шухана, вторую в очереди на престол.

– Ложь, – прошипела та.

Николай сжал ее запястье.

– Во-первых, ни один воин Тавгарада не позволит схватить себя за руку – сгрести, как последнюю засахаренную сливу с подноса. – Стражница предприняла запоздалую попытку высвободиться. – Во-вторых, где мозоли? У любого солдата они расположены на ладонях, как у Исаака, а мы видим мозоли на подушечках пальцев. Такие бывают от игры…

– На хатууре, – закончила Зоя. – Восемнадцатиструнном. Принцесса Эри славится своим мастерством.

– То есть принцессу заменили наемницей, чтобы поближе подобраться к королю Равки. Но зачем она пыталась покончить с собой? – вслух размышляла Тамара.

– Чтобы бросить тень на Фьерду? – предположила Женя.

– Именно, – кивнул Николай, – и дать Шухану повод к войне. Правитель Равки мертв, член шуханской королевской семьи убит. У Шухана есть веские причины ввести войска в нашу осиротевшую страну и уже из Равки напасть на южные границы Фьерды. А вторгшись к нам, шуханцы уже не уйдут.

Стражница – вернее, принцесса – закрыла глаза, словно признавая поражение, однако при этом сохраняла спокойствие.

– Что вам пообещали, принцесса? – спросил Николай, отпуская ее руку.

– Другое имя и тихую жизнь в провинции, – тихо промолвила она. – Политика и жизнь при дворе меня никогда не интересовали. Мне сказали, что я смогу заниматься музыкой и влюбляться в кого пожелаю.

– До чего прелестная картина, – сказал Николай. – Не будь безопасность моей страны под угрозой, я бы счел вашу бесхитростность очаровательной. Вы действительно полагали, что сестра позволила бы вам вести безмятежное существование в глухой деревушке? Верили, что после удавшегося заговора она сохранит вам жизнь?

– Я никогда не претендовала на корону! Для сестры я не представляю угрозы.

– Сами подумайте, – потеряла терпение Зоя, – вы популярны в народе, все мечтают видеть на троне именно вас. Ваша смерть поднимет страну на дыбы, вызовет желание отомстить. Разве станет ваша сестра рисковать, оставляя вам жизнь? Вы для нее – живая помеха.

Принцесса вздернула острый подбородок.

– Я в это не верю.

– Вашу охрану мы изолировали, – продолжала Зоя. – Подозреваю, одной из стражниц было поручено разделаться с вами еще до того, как вы успели бы удалиться в свое идиллическое убежище. Можете лично допросить своих солдат.

Упрямый подбородок Эри взлетел еще выше.

– Меня ожидает суд или сразу казнь?

– Нет, вам повезло гораздо меньше. Я уготовил вам иную судьбу.

– Оставите меня заложницей?

– По части уменьшительно-ласкательных прозвищ я не силен, но, если вам так угодно, – да.

– Вы в самом деле намерены держать меня здесь?

– Вы совершенно правы. Только не в качестве пленницы, а в качестве моей королевы.

Зоя сама удивилась тому, сколь болезненным уколом оказались эти слова для ее… сердца? Гордости? Она давно знала, что такой исход неизбежен, сама горячо поддерживала и отстаивала эту идею. Так почему сейчас ей кажется, будто она вновь оставила фланги без защиты?

– Брак с вами принесет мне богатое приданое, а всенародная любовь шуханцев к своей принцессе не даст вашей сестре посягнуть на рубежи Равки.

– Я не пойду на это! – негодующе воскликнула Эри – истинная королева в гневе.

– Либо свадьба, либо расстрел, голубка моя. Подумайте об этом в таком ключе: цена избавления от смерти – жизнь в роскоши и мое блестящее общество.

– Как вариант – виселица, – предложила Зоя. – Быстро и не больно. – Она почувствовала удовлетворение. Приятно поддразнить короля, пока еще есть возможность.

Николай сделал знак Толе и Тамаре.

– Отведите принцессу в ее покои и не спускайте с нее глаз. Пока о помолвке не объявлено, она вполне может попытаться себе навредить.

– А что делать с раненой? – осведомилась Женя после того, как близнецы вывели Эри из оранжереи и вернулись назад.

– Держать под строгой охраной в Малом дворце. Не забывайте, даже раненая, она по-прежнему остается воином Тавгарада.

– Собиралась ли настоящая Майю стать перебежчицей?

– Думаю, да, – сказала Тамара. – У нее есть брат-близнец. Видимо, его забрали, чтобы превратить в кергуда. Майю наверняка рассчитывала покинуть Шухан вместе с ним.

– Kebben, – Толя положил руку на плечо сестры. Слова, которое он произнес, Зоя не знала. – Если ее раскрыли, она могла отдать собственную жизнь в обмен на свободу брата.

– Интересно будет поболтать с ней, когда она очнется, – сказал Николай и вновь опустился на колени возле Исаака. – Завтра я напишу письмо его матери. Мы обязаны по меньшей мере назначить ей пенсию и сделать так, чтобы семья героя ни в чем не нуждалась.

– А что с телом? – тихо спросил Толя.

– Перенесите его по туннелям в Лазлайон.

Женя провела пальцами по лацкану Исаака.

– Я займусь им немедленно. Он… ни минуты не колебался. Когда мы объяснили, насколько важна его роль, он…

Огромные Толины руки бережно подняли тело.

– У него было сердце короля.

– Что ты сказал Хайрему Шенку? – спросила Женя у Николая, стерев слезы с покрытой шрамами щеки. – Он улыбался во весь рот.

– Отдал ему чертежи наших подводных судов.

– Чертежи моросеев? – ахнула Тамара.

– Со схемами установки орудий? – огорчился Толя.

– Боюсь, что так, – сказал Николай. – Насколько я понимаю, Апрат исчез, а к Равке движется фьерданская армия во главе с претендентом на трон Ланцовых. Он хоть симпатичный?

– Апрат? – нахмурилась Тамара.

– Лже-Ланцов. Ладно, неважно. И, да, я отдал Шенку настоящие чертежи. Мы собираемся вести войну, и керчийские деньги нужны нам не меньше, чем поддержка наших новых друзей из Шухана.

– Но земенцы… – запротестовал Толя.

– Не волнуйся, – перебил Николай. – Я дал Шенку то, чего он хотел, но скоро он поймет, что это вовсе не то, что ему надо. Иногда лучше накормить демона.

– Что это значит? – недоуменно спросила Женя. – Расскажешь, где вы были?

– И нашли ли средство? – подхватила Тамара.

– Нашли, – ответил Николай, – но оно не сработало.

– Значит, монах не пригодился? – задал вопрос Толя.

Николай бросил взгляд на Зою. Набрав полную грудь воздуха, она кивнула. Пора сообщить остальным.

– У нас плохие новости.

– Как, это еще не все? – не поверила ушам Женя.

– Равка, – в один голос произнесли Назяленская и Ланцов. – Плохие новости не кончаются, – закончил Николай.

Зоя уже вышла в вестибюль за пленником, чьи руки были крепко связаны за спиной. Разбудила его с помощью Жениных капель в красном флаконе, насладилась резким толчком, с которым он пришел в себя, кратковременным смятением во взгляде.

– При чем тут Юрий? – не поняла Женя. – Что он натворил? До смерти заговорил кого-нибудь скучными речами?

Зоя дернула за веревку, монах вышел на свет. С головы соскользнул капюшон.

Ахнув, Женя попятилась; ее рука взлетела к повязке, закрывавшей утраченный глаз.

– Нет. Не может быть. Нет.

Николай положил ей на плечо руку – постарался успокоить.

Монах оставался все таким же долговязым и тощим, но двигался теперь с каким-то новым изяществом. Он был гладко выбрит, без очков, потемневшие волосы уже не закрывали лба. Все черты полностью изменились, кости сделались тоньше, линии и контуры – элегантнее. Глаза, серые и блестящие, цветом напоминали кварц.

Тамара шагнула вперед, словно желая заслонить собой Женю.

– Это невозможно…

– Почти невозможно, – вполголоса поправил Николай.

Когда Зоя разрушила тело, любовно сохраненное Елизаветой, она успела заметить, как из пламени в воздух взмыла тень, однако в тот момент девушка не поняла, что именно произошло. Сила Дарклинга раздробилась – часть ее осталась в раненом теневом солдате, почти полностью уничтоженном в ходе ритуала, часть продолжала жить в Николае, но все остальное – дух, уже начавший перетекать из теневого солдата в тело на носилках… Зое следовало бы помнить, что Дарклинг не упустит шанса заполучить свободу.

Мечта монаха осуществилась: он помог Темному святому вернуться. Принес ли Юрий себя в жертву добровольно? С радостью? Или в те последние страшные мгновения, полные ужаса и огня, молил сохранить ему жизнь? Зоя знала, что милости от Дарклинга ждать не стоит. Отвечать на молитвы Беззвездный святой не удосуживался.

Николай сделал это открытие в сарае, приютившем их на ночь, пока Зоя была в Крибирске.

– Позволь мне от него избавиться, – сказала она, когда Николай продемонстрировал ей перемены, произошедшие с Юрием. – Никто и никогда не узнает, что он… – Зоя запнулась. Он вернулся. Она не могла вымолвить этих слов. Язык отказывался их произносить.

– Если мы его убьем, я не смогу освободиться от демона, – ответил на это Николай. – А нам предстоит вести войну. Мне нужны все силы, все ресурсы.

Весь путь до Ос Альты монах проделал с кляпом во рту, однако от одного вида лукавых огоньков в знакомых серых глазах Зоя испытывала непреодолимое желание свернуть ему шею.

Николай был убежден, что силу возрожденного Дарклинга можно применить во благо, Зоя же больше всего хотела снова увидеть, как он горит на костре. Что ж, она подождет. Наберется терпения и подождет. Дракон у нее внутри знает, что такое вечность.

Теперь Зоя смотрела на Женю, которая в ужасе зажимала рот руками, покрытыми сеткой шрамов, на потемневшего от гнева Толю, на Тамару, выставившую перед собой топоры. На короля.

Мы – дракон. Мы не станем торопить события.

– Приятно видеть сразу столько старых друзей, – промолвил Дарклинг устами преданного, доверчивого мальчишки, одного из множества глупцов-фанатиков. – Как хорошо снова оказаться дома.

Благодарности

В первую очередь, спасибо моим читателям, новым и старым, благодаря которым я смогла продолжить путешествие по Вселенной гришей. О лучших попутчиках нельзя и мечтать.

Огромное спасибо чудесной команде издательства Imprint: моему гениальному редактору Эрин Штайн – эту рукопись я подсунула ей за ланчем на фестивале «Комик Кон» в Сан-Диего; богиням дизайна Натали С. Соузе и Эллен Дуде; Джону Моргану; Николь Отто; Рэймонду Эрнесто Колону; Мелинде Акелл, Дон Райан; Уэсли Тернеру и Джессике Чанг. Я бы ни за что не справилась без потрясающего ударного отряда издательской группы Macmillan: Мариэль Доусон, Морган Дьюбин, Молли Эллис, Терезы Феррайоло, Джулии Гардинер, Кэтрин Литтл, Кэти Халата, Люси Дель Приоре, Эллисон Ферост, Мелиссы Зар. Моя благодарность летит всей команде Fierce Reads, Дженнифер Гонсалес, а также отделу продаж – Кристин Делэйни и бесстрашному Джону Яджеду.

Выражаю искреннюю любовь и признательность моей литературной семье – агентству New Leaf Literary Media: Пойе Шахбазян, Хилари Пешн, Девину Россу, Джо Вольпе, Кэтлин Ортиз, Мие Роман, Веронике Грихальва, Абигейл Донохью, Келси Льюис, Кассандре Бейм и, разумеется, Джоанне Вольпе, которая держала меня за руку и всячески помогала. Отдельное спасибо Мелиссе Рогаль, победительнице великанов.

Также хочу поблагодарить Холли Блэк и Сару Риз Бреннан за неоценимую помощь в работе над ранними версиями рукописи; Морган Фахи, которая помогла мне не запутаться со святыми и дать имена королям; Рэйчел Мартин – за доброту и ценные советы при написании окончательного варианта книги; Робин Бейкон, которая готовит потрясающий мясной пирог и великолепный торт-безе с мороженым; Зигги Человека-Пушку – из-за него я чуть живот не надорвала от хохота, – и Эрин Дафферн, которая заставляет меня двигаться вперед даже тогда, когда мне очень-очень хочется стоять на месте. Спасибо Мэри Лю, Рэйнбоу Роуэлл, Робин Вассерман, Кассандре Клэр, Сабе Тахир, Робин ЛаФиверс, Дэниэлу Хосе Олдеру, Кэрри Райан, Кристине Патрик, Гретхен Макнил, Джулии Коллард, Надин Семерау, закусочной Petty Patties (да здравствуют они во веки веков!) и Эрику за все добрые пожелания.

Благодарю Эмили, Райана, Кристину и Сэма за любовь и терпение; благодарю мою сумасшедшую и прекрасную маму – за то, что выдерживает все мои бури.

Оглавление

Утопающий

  1 Дима

  2 Зоя

  3 Нина

  4 Николай

  5 Нина

  6 Николай

  7 Зоя

  8 Нина

  9 Николай

  10 Нина

  11 Зоя

  12 Николай

  13 Нина

  14 Зоя

Ведьма в лесу

  15 Николай

  16 Исаак

  17 Николай

  18 Нина

  19 Зоя

  20 Нина

  21 Исаак

  22 Николай

  23 Исаак

  24 Нина

  25 Зоя

  26 Исаак

  27 Николай

  28 Нина

  29 Исаак

  30 Николай

  31 Нина

  32 Зоя

  33 Нина

  34 Зоя

  35 Нина

  36 Николай

  37 Исаак

  38 Нина

  39 Зоя

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg