«Владей миром!»

Владей миром! (fb2) - Владей миром! [litres] 2154K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Георгий Герцовский

Георгий Герцовский Владей миром!

Серия «Наши там» выпускается с 2010 года

Оформление художника Павла Ильина

Глава 1 Попаданец

Я стою на скале. Подо мной пропасть. Вокруг ярко и красиво – скалы покрыты синим и зеленым плющом, ломаная линия гор по ту сторону пропасти, внизу голубая полоска быстрой реки. Небо сиреневое. Как я попал сюда – непонятно.

То, что я не сплю, было ясно. Воздух чересчур порывист и свеж, звуки, виды – все какое-то не из снов. Нет, я, конечно, поднял какой-то камень, поцарапал руку как следует – пока заорать не захотелось, – но и без боли ясно: бодрствую.

Все, что помнил, – чапал домой с пакетом продуктов, зашел в лифт. Дальше – будто память стерли. Что за чудо-лифт такой, забросивший меня в этакие места? И как бы вернуться? Но, чур, не сразу, сначала оглядеться захотелось.

Но и долго возиться нельзя. У меня ведь с собой даже глюкометра нет – это приборчик, вечный спутник диабетика. А если бы он глюки мерил, а не глюкозу, он бы сейчас еще более пригодился. Ведь иначе, чем галлюцинациями, то, что вижу вокруг, я объяснить не могу.

Сзади за скалой – узкая тропка. Я находился так высоко, что казалось, до густых голубых облаков можно рукой достать.

Зовут меня Владимиром, но все кличут Волькой. Был такой мальчишка в сказке про старика Хоттабыча. Мои предки очень, видите ли, эту сказку любят. Мама даже назвать так хотела. К счастью, папа ей подсказал, что Волька – тот же Володька, Владимир, стало быть. Честно признаюсь, не люблю, когда меня Волькой кличут, – какое-то дурацкое прозвище. А уж те, кто узнает, что моего отца Алексеем зовут, те и вовсе ликуют – Волька ибн Алеша пошел, глядите! Надоело!

Мне девятнадцать. Учусь на втором курсе универа – журналистом планирую стать. Хотелось бы работать на радио, а там – как получится.

В общем, я обычный парень. Даже хобби есть – фантастика. Очень ее люблю и уважаю. Книги, фильмы – все проглатываю, как голодный крокодил. Причем предпочитаю книги. Сам писать пробовал – пока не очень получается, честно скажу.

У меня диабет. Да нет, ничего особенного, я привык.

А вот к тому, что сейчас вокруг меня, привыкнуть непросто. Да, красиво, но и зловеще как-то. Может, потому, что красок слишком много? Обычный земной пейзаж – побледнее. А тут все как на картинах импрессионистов. Их я тоже люблю. Они чаще реальность рисуют, а выглядит как фантастика.

Признаюсь, часто представляю себя героем какого-нибудь фильма или романа. Но неизвестного – известного скучно. Вот иду по дороге с пакетом продуктов, а представляю, что это не пакет вовсе, а бесценная посылка королю, а в пакете том – не молока бутылка и хлеба батон, а башка драконья. Или даже лучше не драконья, а страшной зеленой черфелазды! Эта тварь такая, которая… ну, ужасная, это понятно. Которая очень королю досаждает. Чем бы? Нет, живность, которую чудища пожирают, и принцесса, которую крадут, – заезжено. Она – черфе-лазда эта – ужас на солдат королевских наводит, и армия со страху разбегается. Так ведь ни одной войны не выиграешь! А она, тварь эта, страхом питается. Но путника какого-нибудь напугать ей маловато будет. Ей целое войско подавай. И вот я, такой крутой и непобедимый, взял да и одолел ее. Как одолел, потом придумаю, сейчас надо королю доложиться. Ну и не лифт, понятное дело, меня в высь седьмого этажа поднимает, а магия придворных волшебников в тронный зал. И вот, как раз когда я хотел вознестись к королевскому престолу, что-то случилось такое, отчего я здесь очутился. Будто и впрямь волшебники вмешались. Точно знаю, мой домашний лифт не имеет такой кнопки, чтобы на скале оказаться. Да и дом наш панельный не настолько крут, чтобы кто-то из богатеев сделал себе на крыше пентхаус в виде скалы над пропастью с сиреневым небом над головой. Что же случилось-то?

Есть не хотелось. Даже странно. Шел домой, думал, вот сейчас мне королевских харчей пожалуют – это я про вчерашний рыбный суп из консервов. Слюнки уже глотал, думал, как бы аудиенцию у короля свернуть поскорее, чтобы к пиршеству приступить. А тут мало того, что меня занесло куда-то, так по дороге еще и голод украли.

На мне были любимые красные джинсы, футболка мутно-серого цвета и бело-голубые кроссовки – та самая одежда, в которой шел с работы домой. Еще одно подтверждение, что не спал. Да и не отношусь я к тем, кто во сне понимает, что спит. Я, когда сплю, тупо сплю! Никаких со мной осознаний лишних, что мешают сны смотреть, не происходит.

На скале не было холодно – прохладой от реки веяло, да и ветер чувствовался, но я не мерз. Со скалы уходить вглубь по тропинке я пока не решался. Надо сначала с мыслями собраться. А то мало ли… Природа здесь дикая. Кавказ, что ли? Или какие-нибудь Кордильеры? Ни там, ни там бывать не приходилось, но слышал, что зверье всякое, с которым голыми руками не справишься, там есть. Леопарды, например, на Кавказе. Можно, конечно, как у Лермонтова в «Мцыри»: «Ко мне он бросился на грудь, но в горло я успел воткнуть и там два раза провернуть мое орудье…» Но лучше не пробовать. Впрочем, думаю, не Кавказ это и не Кордильеры. Слишком все вокруг необычно. Небо сиреневое, облака блекло-синие. Закат здесь такой, что ли? Или мне линзы надели?

Вдруг я услышал грохот. Поднял голову и замер с открытым ртом – грохот, не стук, а именно грохот издавали четыре крыла драконоподобной твари почище моей черфелазды. Сама серого цвета. На морде – с каждой стороны огромной пасти – глаз штук по семь. Усы у твари длинные и на хлысты похожи. На спине чудища полуобнаженная девушка, которая эти хлысты как удила использует. Я со страху хотел было со скалы прыгнуть, но поскользнулся и шлепнулся там, где стоял, а монстр сразу когтистой лапой мне на ногу встал. Я и дернуться не смог.

Девушка со спины чудища спрыгнула, ко мне подошла. Из одежды на ней – кольца какой-то серебристой проволоки вокруг бедер. Под кольцами и на груди – ткань тюлевой занавески тоньше. Волосы светлые, длинные, бровь с изломом – красавица, короче. В руках у нее копье недетское, за спиной длинный меч с рукоятью колоритной торчит. Подошла ко мне, слова не говорит, в глаза глянула бегло, а потом будто принюхиваться стала. Я же как раз к диалогу ее спровоцировать хотел.

– Девушка, – спросил, – вы местная? Не подскажете, как тут до трамвая ближайшего?.. – Ну, и другие подобные глупости. Сам с опаской то на копье поглядывал, то на зубы чудовища. Все это лежа, ибо придавлен.

То ли запах мой не понравился наезднице, то ли, наоборот, аппетит ее пробудил, но красавица копье перехватила и надо мной вскинула. Я даже понять ничего не успел, кроме главного – кранты мне!

Вдруг слышу невразумительный окрик. Девушка с недовольной миной руку расслабила и копье опустила. Посмотрела чуть в сторону от меня. Я скосил глаза, вижу – чудик какой-то. В жизни таких не встречал. Чудик этот злобной красавице быстро протараторил что-то на непонятном языке. То есть мне непонятном – не ей. Она недовольно фыркнула, опять копье перехватила и к летуну своему повернулась, бросив коротко, но резко: «Храбжа». Через мгновение под грохот четырех крыл дева взмыла в сиреневые небеса. Черт-те что.

Я встал, отряхнулся, на улетающее чудище глядя. А тварь, надо сказать, знатная. Размером с микроавтобус «газель». Одна пара крыльев больше, чем другая.

Пока я рассматривал улетающий ужас, а может, и смерть свою удаляющуюся, чудик низкорослый меня за штанину дернул.

– Не бойся, – буркнул он.

По-русски сказал, как ни странно. Хотя, когда он говорил с валькирией, я ни слова не разобрал. Теперь я смог рассмотреть этого гнома получше. Росточком меньше метра, уши острые, рот широкий, как у Буратино, глаза немного навыкате, брови в строгую линию. Волос на голове минимум – и те белесые, еле заметные. Одет в затертую курточку, такие же шаровары и коричневые замшевые полусапожки. Смесь лепрекона с Маленьким Муком.

– Ты по-русски умеешь? – задал я «умный» вопрос.

– Общий язык Утронии – понятный для всех. Есть еще язык Древних. Мы сейчас на нем говорили с Шайной, – ответил тот.

– Почему ты спас меня?

– Сам не пойму, – пожал он плечами. – Случайно рядом оказался.

– Спасибо. – Я тоже пожал плечами. – Теперь я перед тобой на всю жизнь в долгу, так, что ли?

– Что? – недовольно посмотрел на меня карлик. – Глупости говоришь.

– Это со мной случается, – согласился я.

– Кто ты и откуда взялся? – спросил он пытливо.

– Я? Волькой меня зовут. Не Валькой, слышишь, а Волькой! А то начнешь мне сейчас про праздник святого Валентина рассказывать…

Каждый второй норовит мне про него напомнить. Так достало, что хочется за подобные откровения кому-нибудь валентинок навалять. Вот я и решил заранее упреждать.

– Про праздник не слышал, – буркнул карлик. – Нам тут, знаешь ли, не до праздников.

Я посмотрел удивленно, но ответил и на вторую часть вопроса:

– А откуда я здесь взялся и сам не пойму. Словно с неба свалился.

– Так и есть, – со вздохом сказал недорослик. Казалось, он совсем не удивился. – Куда двинешься?

– Сам бы хотел это знать… По логике вещей, сейчас было бы правильно изучить свое местоположение, определить координаты локации, а уже потом…

– Стой! – скомандовал карлик. – Давай условимся: говорим на общем языке. А заклинания, такие как «координаты» и «местоположение», оставь до нужного случая.

«Из какой он деревни? – подумал я. – Простых слов не знает…»

– Так куда ты намерен двинуться? – повторил вопрос карлик. – Могу с тобой пойти. Возьмешь в провожатые?

– В провожатые?! Послушай… хм… парень, я не знаю, как здесь оказался, что меня ждет и как мне вернуться домой, чего, признаюсь, хочу пресильно. А пять минут назад хотелось особенно остро. Поэтому как я тебя возьму в провожатые, если не пойму, куда мне идти? Может, мне вообще лучше всего прямо здесь и остаться.

– Да что я напрашиваюсь! – возмутился карлик. – Не хочешь – не надо, сам топай, ищи, что хочешь. Думаю, недолго протянешь.

Я вспомнил валькирию и понял, что погорячился. А ушастый уже топал от меня по тропинке между скалами.

– Эй, как там тебя! Постой! Я согласен! – крикнул вдогонку, но тот и не думал останавливаться.

Пришлось догнать, извиниться. Впрочем, карлик дулся не долго.

– Ну хорошо, понимаю, зачем мне такой провожатый, как ты. Но я-то тебе на кой сдался?

– Ты же мне заплатишь, – ответил карлик.

– Прогадал. У меня нет ни копейки.

Это, кстати, была чистая правда – ни моя сумка с кошельком и телефоном, ни пакет с продуктами волшебным лифтом в непонятное «сюда» не перенеслись.

– Правильно, откуда бы у тебя взялись деньги? Золото воин заработать должен. А пока – какой ты воин? – Недорослик развел руки и пожал плечами. – Станешь воином – заработаешь, заплатишь.

– Ты, я смотрю, разбираешься тут во всем. Может, знаешь и как я попал сюда?

– Конечно, знаю, – согласился карлик.

Я сел на корточки, чтобы видеть глаза собеседника, и приготовился внимать каждому слову.

– Волшебным путем, – сообщил маленький мерзавец.

– Здорово! Вот теперь-то мне все ясно! Ну конечно, – фонтанировал я сарказмом. – Вот только неувязочка есть. У нас – в мире, где я живу, – нету волшебников. Разве что несколько экстрасенсов, да и те, скорее всего, мошенники. Но даже если ты прав, зачем я кому-то сдался? Кому надо было посылать меня за тридевять земель?! Я простой студент, не наследный принц, карту с сокровищами тоже не прячу.

– Этого я, братец, знать не могу, кому ты понадобился да зачем.

– Может, знаешь хотя бы, как мне домой вернуться?

– Не имею понятия, – равнодушно ответил остроухий и достал из котомки лепешку. Стал жевать. Потом, словно вспомнив обо мне, вздохнул и разделил ее пополам. – Можно попробовать Пчелиную ведьму спросить. Она все знает.

– Да, не повезло ей с фамилией, – сказал я, усаживаясь рядом с ним и тоже принимаясь жевать.

– О чем ты?

– За что ее так прозвали-то?

– За то, что она часто является перед другими в виде пчелиного роя.

Я перестал жевать. Смотрел на карлика и, наверное, настолько глупо выглядел, что тот даже поморщился.

– Как, ты сказал, звать тебя, бедолага? – спросил он.

– Чой-то я бедолага? Волькой зови.

– Да худоват больно. Надо бы стать тебе купить. Когда деньги будут и мага подходящего встретим.

– Что мне купить? Стать?!

– Ну да, стать, – спокойно ответил недорослик и расставил руки, обозначая могучие плечи. При этом он упер подбородок в грудь и нахмурил брови. – Стать!

– Тело, что ли, другое? – улыбнулся я. Карлик, наверное, из местного дурдома сбежал. – Что же ты до сих пор не купил?

– Не новое тело, – карлик назидательно выставил указательный палец перед собой, – а свое улучшить. А мне-то зачем? Я не рыцарь, не воин, мне с бестиями драться не придется. Я могу только советчиком быть, по мелочи помогать.

– Оруженосец, короче, – сказал я.

– Не, – мотнул головой карлик, – оружие сам таскай.

– Значит так, – сказал я, – никакой стати покупать не буду. Прошу любить и жаловать такого, какой есть.

– Как знаешь, – пожал плечами недорослик.

– Если маг настолько могуч, что может даже тело кому-то новое сотворить – хотя я в это не верю ни грамма, – сказал я с улыбкой, – почему же он сразу себе денег не наколдует?

– Далеко не каждый маг способен золото сотворить.

– Понятно, – махнул я рукой. – Ну, и как нам найти эту ведьму Пчелиную? Может, на пасеке пошукать?

– Ее не ищут, она сама появляется, когда ей вздумается. Но больше надежды встретиться с ней на клеверном поле, что на Заморских холмах.

– Ясно, – сказал я, хотя ясности было мало.

А теперь серьезно – где я оказался? Может, сплю все-таки? Я стал так таращиться на какую-то точку в небе, надеясь усилием воли раз-ж-жать-таки веки и проснуться, что карлик от меня отшатнулся.

– Ты чего? – спросил он настороженно.

– Ничего, – продолжал я пялиться в небо. Наверное, в тот момент я походил на детсадовца, сидящего на горшке.

Ноль эффекта. Ладно, не сплю. Тогда где я и как сюда попал, черт возьми?! Что за ужасы летают на крыльях ночи – на четырех причем крыльях?! Почему здесь небо сиреневое? Что за идиот-недомерок учит меня жизни и рассказывает про покупку обновленного тела? Наркота, что ли? Ну точно, что же еще?! Никогда не баловался этой гадостью, но судя по тому, что читал и слышал, – вполне может быть. Кто-то из друзей пошутил, что ли? Подбежал сзади и шприцем ткнул? Нет у меня таких «друзей». А если недруги, то зачем им продукт на меня переводить? Да и, насколько я знаю, шприцем-то надо не в мышцу, а в вену попасть. Такого я бы не смог не заметить!

Наверное, умер все-таки. Вот оно, оказывается, каково – на том свете. Ни в жисть бы не подумал. Хотя… Не то чтобы я был глубоко верующим человеком и считал, что меня должны либо ангелы, либо демоны встретить и проводить, куда следует, но как-то все неправильно выглядело здесь для посмертия. Нет, не верю, что умер. Бывает же – пропадают люди в Бермудском треугольнике, а потом появляются лет через пятьдесят – вот и со мной, наверное, что-то подобное произошло. В другой мир забросило. А после смерти разве мог бы я себя до крови камнем расцарапать? Вряд ли.

С одной стороны – мне нравилось в мире под сиреневым небом. Да что там нравилось – я был в восторге! Вот она, моя любимая фантастика вместе с фэнтези, – ешь не хочу! Я до сих пор даже на Эльбрус не решился взобраться, хотя давно мечтал. И я был бы не первым с диагнозом диабет, кто решился на восхождение. Но тут-то почище Эльбруса будет!

Итак, с одной стороны, было жуть как интересно. С другой – просто жуть. Твари многоглазые, девушки, что зарезать хотят, да и вообще так все вокруг дышит цивилизацией и защитой прав человека, что просто ужас. Кроме того, у меня с собой ни денег, ни трусов запасных, которые тут, кстати сказать, очень быстро понадобятся. Ни карты пластиковой, ни котлеты в заначке, ни фляжки для воды, ни ножа.

Но ведь интересно-то как!

Ладно, потом разберемся. Сейчас есть серьезнее вопрос – как мне быть без ручки-шприца и глюкометра? Они в сумке остались. Даже стикеров с собой нет, чтобы уровень сахара проверить. Вот потеряю сознание и ка-ак хряснусь со скалы! Я посмотрел вниз, на далекую змейку реки. Но пока ничего вроде. Эх, вот было бы здорово, если здесь, где туловища себе новые покупают, можно было бы и диабет продать. Я недорого возьму. Да что? Приплачу даже!

Оставалась еще одна проблема. Мама с отцом знать не знают, где я. Да, я мальчик большой – день, неделю не хватятся. Но в конце концов позвонят. И два, и три раза.

В институт. Друзьям. В больницу. В морг. И нигде их моим наличием не обрадуют или не огорчат. А сестренка Алиска и вовсе с ума сойдет. Мы с ней в парк хотели сходить послезавтра: карусели, мороженое, все такое – до сих пор карусели обожаю, – а любимый братик раз – и исчез…

– Ну что, оруженосец, – сказал я, – пойдем твою Пчелиную ведьму искать?

– Рано тебе, – покачал головой тот. – Путь непрост, ты к нему не готов.

– Экий ты сурьезный, – покачал я головой. – Как тебя зовут, кстати?

– Кинсли, – сказал карлик. – Я – гортванец.

– Это национальность или профессия? – спросил я.

– Наш народ так называется – гортванцы! Если что-то хочешь найти или узнать о ком-нибудь что-то, то гортванца скорее спроси, он разыщет тебе даже…

– Шпроты! – ляпнул я.

– Какие шпроты?! – возмутился Кинсли. – Он разыщет даже день вчерашний!

– Жаль. Шпроты были бы в рифму. А как называется ваш мир? – спросил я.

– Утрония.

Кинсли повел меня извилистыми тропами вдоль скал, и в конце концов мы спустились в низину. Какое-то время шли вдоль берега – он высоко нависал над рекой, так что я старался держаться от края подальше.

Глава 2 Зайга и камнепад

Спустя некоторое время мы подошли к огромному черному срубу, который выполнял роль местного питейного заведения. Внутри стояли бочки-столы и лавки вокруг них. Снаружи «на террасе» – скамейки и столы. Чаще всего лавки-скамейки представляли собой два пня и перекладину между ними. Иногда пни заменялись валунами. Столы же были целиком каменные – четыре истукана и на них плита неподъемная.

Внутри сруба суетились несколько существ – не всех язык повернется назвать людьми. Один – с черной кудрявой шевелюрой, бородой и огромным крючковатым носом – был ростом мне по плечо. Но главное, что у него во лбу был третий глаз – и не в религиозно-восточном понимании, а в самом прямом. Трехглазый отдавал распоряжения, мелькал то здесь, то там, порой гневно тряс бородой – в общем, командовал.

Две кокетливые девушки в белых передниках и красных шапочках – за что я их мысленно и прозвал в честь главной героини сказки Шарля Перро – сразу состроили мне глазки. Рядом с бочками и сам на бочку похожий – низкорослый четырехрукий мужичок. Шкура у него была темная, по всему телу – бородавки, приплюснутая голова и длинные уши. Последние напоминали ослиные, но торчали не вверх, а в стороны.

Пятый работник забегаловки, который все время с бочками возился – отодвигал пустые, подвигал и дырявил полные, – походил на тролля. Во всяком случае, что-то подобное я и представлял, когда читал про сказочных троллей. Он был раза в полтора выше меня, а весил, наверное, как трое таких, как я. Малозубая пасть от уха до уха, кожа миндального цвета, нос как огромный картофан. Зато глаз и рук всего по паре. На нем был измызганный кожаный передник, делавший гиганта похожим на заправского мясника.

У столов на улице сидело с полдюжины разных существ, и гости прибывали. Судя по красным всполохам на фиолетовом небе и общему затемнению, наступал вечер, и народ стягивался опрокинуть кружку-другую в хорошей компании.

На меня, кроме красных шапочек, внимания никто не обратил. Наверное, тут видали прикид и покруче, чем мои красные джинсы. Были тут и занятней меня персонажи. Взять хотя бы двуглавого лесоруба, который сразу двумя башками из одной кружки пить умудрялся. Может, конечно, не лесоруб, а палач, например, но его топор, прислоненный к лавке, на боевой не походил. Как не походила на доспехи шкура на плечах. Вот такие они в Утронии – мясники с лесорубами.

Сели с Кинсли, заказали красной шапочке по кружке напитка.

– Пиво? – спросил я оруженосца.

– Пи… что? – переспросил он.

– Или эль?

– Ты обзываешься, что ли? – нахмурил брови Кинсли.

– Черт! Напиток как называется, который мы пить будем?

– Зайга… Из сливы заречной делаем… – удивленно посмотрел на меня Кинсли.

– Все чудесатее и чудесатее, – вздохнул я. – Давайте вашего зайку, пить охота.

Что сказать? Не брага, не пиво, но пить можно – чуток горчит, чуток сластит, чуток хмелит. Зато хорошо жажду утоляет. После двух кружек – за них Кинсли заплатил, грустно в глаза мне глядя, – стало повеселее.

– Ну что, дальше двинемся? – сказал я.

– Куда? – хмуро спросил Кинсли. – Тебе что, денег не надо раздобыть? Так и будешь в моем кошельке пастись?

– Так, – посерьезнел я, провожая взглядом одну из шапочек, – во-первых, деньги верну. Ты сказал – угощаешь, так что не начинай. А во-вторых, что-то не пойму, где мы здесь денег раздобудем? Хочешь, чтобы я вместо того мясника бочки перетаскивал? Вряд ли ему это нужно. А грабежом заниматься не стану – я по другому профилю.

– Дурак ты по профилю, – сказал Кинсли, но, встретив мой сердитый взгляд, на всякий случай подальше от стола отодвинулся. – Сюда не за этим ходят. Дайна! – позвал он одну из красных шапочек, и та, словно ждала, сразу перед столом возникла.

Пока Кинсли с ней говорил, она к нему только разик повернулась, все остальное время мне улыбалась.

– Дайна, есть кто? – спросил Кинсли.

– Ты о чем, Кинсли? – все так же на меня глядя, спросила девушка.

Тот заерзал на стуле – не ожидал, что Дайна не поймет с полуслова.

– Ну, эти… – пробормотал Кинсли, выразительно глядя в плечо красной шапочке, – кому помощь нужна…

Она наконец одарила его кратким взглядом и опять на меня воззрилась – теперь восторженно.

– Ах, вот ты о чем?! Нет, Кинсли, никого нету. А как он будет, – спросила девушка, тыча в меня пальчиком, – без этих всяких мечей, арбалетов, трусов железных? – Она расхохоталась. Вокруг вдруг затихли пересуды, и я почувствовал на себе взгляды посетителей.

– Купим! – вдруг громко и сурово сказал Кинсли. – Лучше зайги еще принеси. – Он даже по столу пристукнул.

– Поняла, не дура! – Продолжая улыбаться, Дайна подхватила пустые кружки и исчезла в недрах сруба. Оттуда скоро вновь донесся девичий хохот.

Мы с Кинсли сидели и хмуро смотрели друг на друга. Не знаю, куда меня пытался затащить мой новый знакомый, но его затея явно провалилась.

Кружки нам вынесла другая шапочка – чуть ниже ростом и с волосами посветлей.

– Ребята, если вы вправду ищете, как подзаработать, так я вам скажу. – Девушка говорила серьезно. – Только, наверное, задание не простое. Клохм уже третий день сюда ходит, не может найти помощников.

– Почему не может, Райма? – Кинсли окинул взглядом гостей заведения и повернулся к девушке. – Только я Клохма что-то не вижу… Он внутри, что ли?

– Да нет, – ответила Райма. – Он здесь до утра сидел, а сейчас, наверное, спать ушел. Наверняка через часик-другой снова явится.

– Что за беда-то у него? – подал я голос.

– Грахман, – доверительным шепотом сообщила Райма, – что-то украл у Клохма. – Она оглянулась, будто боялась услышанной быть. – Ну, остальное у него узнаете… – сказала она громче и спешно ушла.

– Ха, – Кинсли заплел на груди руки и смотрел на меня с видом ценителя тонкой шутки, – грахман! Понятно, почему никто Клохму помогать не хочет. Будем другого заказа ждать. Тебе бы пока по мелочи: шиврота одолеть, может, сбежавшего рипреля хозяину вернуть. Вот такое что-то… А с грахманом мало кто во всей Утронии связываться станет. Разве что Немо, Литтия, Рахли… – Кинсли рассуждал, с умным видом глядя перед собой. Так, наверное, знаток Шекспира перечисляет названия его пьес.

– Кто это – грахман? – спросил я.

– Помнишь грухса? – вопросом на вопрос ответил Кинсли.

– Конечно! – съязвил я. – Как не помнить! Как сейчас!

– Это тот серый со множеством глаз, хозяйка которого тебя проткнула бы, если б я не вмешался, – высокомерно глядя на меня, заявил Кинсли.

– Помню, – отвел я взгляд.

– Вот грахман лишь чуть поменьше. Ворует все, что блестит, и уносит в гнездо. Но мало кто в живых остался после того, как попытался что-то из гнезда вытащить. Точнее, ни одного не припомню.

– А если его обхитрить как-нибудь? – спросил я.

– Хм… Для этого мозги надо иметь, силу и смелость, – хмуро заявил Кинсли, ясно давая понять, что это не мой случай.

Во мне, как говорится, взыграло ретивое. Вообще-то я не из робкого десятка. Несмотря на диабет, спортом занимаюсь с детства – в рамках дозволенного, конечно. Коричневый пояс по карате. Тренер всегда настаивал, чтобы мы говорили «карате-до». Что «путь пустого кулака», то есть карате-до, такой же путь, как айкидо, дзюдо и прочие. Но я так и не привык.

Правда, я уже несколько лет, как забросил занятия, но перезабыл еще, к счастью, не все. И, увы, меня до сих пор легко взять на слабо. Что и подтвердилось…

– Он от бабки моей мне достался, кристалл этот, – почти плакал Клохм. Двумя головами и нарядом он был похож на того лесоруба со шкурой на плечах, но подсохшего с возрастом. – Я в тот день в своей хижине уборку делал, решил и кристалл протереть. Подошел к ручью, вижу, на скале грахман сидит, с меня глаз не сводит. Я сра-а-азу понял, что ему надо! – Клохм плакал уже не почти. – Пока назад к хижине бежал, гад подлетел, дорогу мне преградил. Башку свою гадскую то в одну, то в другую сторону склонит – ждет, значит. А что я? – хлюпал Клохм. – Самоубивец, что ли? Отдал… Он его, сволочь, бережно взял, будто лакомство. Взмахнул крыльями и был таков! Хэ… хэ… хэ… – хныкал Клохм.

– Этот противоправный поступок уже не выглядит как обычное воровство. В данном случае его можно классифицировать как грабеж, – сказал я и обвел умным взглядом собеседников.

– Чего? – хором спросили Клохм с Кинсли.

Что тут поделать – включается у меня иногда. Все-таки на журналиста учусь. Вот и стараюсь так выражаться.

– Грабеж, говорю, да и только, – промямлил я.

– А где герой? – Клохм уставился на Кинсли, перестав хныкать.

– Вот он, – кивнул в мою сторону тот, но сам глаза отвел.

– Он?! Герой?! – поразился Клохм, рассматривая меня. – А как же?.. А где же?.. Эх, что я с вами время-то тратил! – сам на себя разозлился двуглавый. – Где ему?! Даже десяток таких, как он, грахмана не одолеют!

Тут я вообще рассердился. Чего это они меня ни во что не ставят! Драться умею, умом тоже Бог не обидел. Доспехами-мечами не обзавелся? Росточком не вышел? Я вам, уроды двуглавые и карлики длинноухие, покажу, что не меч и не рост в жизни главное!

Я поймал за руку Клохма и произнес, с нажимом так, сурово почти:

– Ты на внешность-то мою не смотри.

– Эх, да брось ты. – Тот высвободил руку. Он был явно расстроен.

– Спорить не буду, просто скажи, сколько заплатишь, если я тебе твой кристалл разлюбезный назад принесу на блюдечке?

– На каком блюдечке? – На меня воззрились обе бошки.

– С голубой каемочкой! – заверил я.

– Нисколько. За каемку. Она мне на кой? А за кристалл – три золотых!

– Ну, ты уж наглеешь, – подскочил к нам Кинсли, и от возбуждения скудные белесые волоски на его голове дыбом встали. – Такая работа не меньше семи золотых стоит!

– Да я тебе хоть тридцать пообещаю, – брезгливо поморщился Клохм, а его вторая голова уже смотрела в сторону. – Толку-то? Все равно не справитесь. Задатка на доспехи и оружие не дам, сразу говорю!

– Дашь семь монет? – спросил я.

– Тьфу! – Он плюнул себе под ноги. – Да что с вами говорить-то? Если найдете каких-нибудь готов, которые сделают это за вас – пять золотых заплачу. На большее не надейтесь.

И ушел.

– У вас тоже готы есть? – спросил я Кинсли.

– Ну да, – отвечает тот.

– Как выглядят? Тоже в черное одеваются, белый грим и синяки под глазами?

– Чего? – не понял Кинсли. – У нас так покойники выглядят, как ты описал. Помнишь здоровяка, что бочки перекатывал? Вот он – гот.

Я вспомнил тролля.

– Что делать-то думаешь? – с сомнением глядя на меня, спросил карлик. – Ты его так за руку схватил – я думал, у тебя мысль появилась.

– Появилась! – категорично ответил я. – А нет, так появится. Что-нибудь придумаем, не сомневайся. В крайнем случае в Интернете посмотрю: «Как одолеть грахмана». Шутка! Все равно справимся!

Вот бывает у меня такое настроение, когда мне, как пьяному, море по колено и горы по плечо. Иногда помогает в жизни. Кровь бурлит, адреналин или тестостерон – я не специалист в этих жидкостях – по венам бежит. Когда во время соревнований меня такой раж охватывал, я всегда до финального боя доходил. Плохо только, что этого не хватает надолго – то ли тестостерон выдыхался, то ли адреналин впитывался, то ли кровь остывала. Так что в финальных боях я уже не выигрывал, а дипломов за второе место у меня целых четыре висит. Надеюсь, грахмана одолею в полуфинале.

– Где он живет, грахман твой?

– В скалах они гнезда вьют, – ответил Кинсли.

– Ну так и пошли – на месте разберемся, что да как. Они что, как сороки, все блестящее к себе в гнезда стаскивают?

– Угу, – кивнул Кинсли. – Волшебные или просто красивые вещи, иногда даже девушек, если они в платьях красивых.

– Вот блинство! И что, не нашелся рыцарь, который бы такому гаду морду начистил?

– Почему? – вздохнул Кинсли. – Дураков много. Находились. – Он опять посмотрел на меня со значением.

Мы шли вдоль скал. Внизу бурлила река. Темное небо слегка освещалось светом трех лун. Одна – та, что у нас за спиной осталась, бордовая, небольшая. Зловещая. Я ее Марсом назвал. Другая – голубая и огромная – нависала слева. Ей я присвоил имя Юпитер. Еще одна – черная – походила на корону вокруг земной Луны во время солнечного затмения. Потому и назвал ее Затмением.

Было не холодно, но свежо от воды. Шли мы долго, а я, под грузом полученных впечатлений, едва передвигал ноги. Под уступом одной из скал, кое-как обустроившись на холодном песке, я наконец уснул. К тому моменту Кинсли уже сопел.

Утром луна Юпитер осталась лишь в виде трудно различимого трафарета на небе, а Марс и Затмение вовсе скрылись. Мы продолжили путь. Есть хотелось, но нечего было – котомка Кинсли давно опустела.

Кто там над нами на скале тронул камень и, главное, зачем? Случайно или умышленно? Неизвестно. С горы, вдоль которой мы шли, вдруг градом посыпались булыжники. Мы кинулись назад по тропинке – там тоже камни летят. Прижались к горе – кое-как втиснулись в крохотную пещерку. Так и спаслись от камнепада. Вот только вход в наше убежище завалило непролазно. И выход, разумеется. Дневной свет пробился через щели между камнями, только когда пыль улеглась. Я было начал камни расшатывать да вытаскивать – только хуже сделал. Груда камней еще сильней нас прижала.

Да. Вот бы где мобильник пригодился. МЧС вызвали бы, все дела. Через пару часов уже бы сидел дома в теплой ванне. А тут… Ни мобильника, ни МЧС, ни ванны, наверное. Мне неудержимо захотелось домой. Никаких перспектив нашего с Кинсли вызволения не обозначалось. Все, что мне оставалось, – рассматривать груду, что вход завалила. И на самом верху я обнаружил небольшую дырку – может, Кинсли и пролез бы. Тот, к слову, руки не опустил, если не считать того, что он их в землю по локоть погрузил – подкоп рыл. Таким образом думал спасти нас. Я в это предприятие не верил, да и помочь ему не мог – не развернуться было.

– Кинсли, – сказал я хрипло. Горло саднило от пыли и дышать приходилось с трудом. – Видишь во-он ту дыру, на самом верху? Попробуешь пролезть?

Тот кинул взгляд вверх и продолжил рыть.

– Даже если и да, как я туда попаду? – спросил он, со злостью выгребая большую пригоршню песка.

– Я подсажу.

Он вновь поднял глаза, смерил взглядом расстояние до отверстия и мой рост.

– Только если на голову встать, тогда, может быть, я вон до того уступа на скале дотянусь. На него взберусь, а оттуда уже… Но, может, нас просто завалит…

Кинсли успел пролезть в дырку прежде, чем камни пришли в движение и обвалились, заполонив оставшееся передо мной свободное пространство.

Пару раз меня сильно ударило по голове – кровь потекла на лицо, но хуже того, я никак не мог руку выпростать, чтобы булыжник с головы скинуть. Один из камней острым углом врезался мне в грудную клетку и, как бабочку булавкой, прижал к косой стене пещеры. Рубаха прорвалась, кровь текла, но это все мелочи – хуже было то, что я не мог нормально вздохнуть.

– Кинсли… – просипел я так тихо, что даже если бы он рядом стоял, не услышал бы. Я умолк, пытаясь прислушаться к тому, что происходит. Выбрался ли он наружу? Не завалило ли насмерть?

Лучик света, пробивающийся через щель между камнями, стал лучом надежды. Я смотрел в эту щель и думал о вечном – да, да, как ни странно, не о бренном своем спасении, а о том, что же со мной произошло. Как я попал в этот жестокий мир с Затмением вместо Луны? Мир без сотовой связи и Интернета. Мир, где даже вино с пивом не потребляют. Заберите меня отсюда! Пока я жив.

Где я сделал ошибку? Вот идет себе человек домой из магазина, лифт вызывает. И р-р-раз – под сиреневым небом. Среди хмурых двуглавых лесорубов, готов, феминисток с копьями и драконов многоглазых. Был моментик, не спорю, когда казалось, что мне жутко повезло. Так бывает, наверное, когда от надоевшей жены уходишь к новой женщине. Кажется, как все по-новому, как все феерично! А через две недели, в очередной раз выливая в унитаз несъедобное содержимое тарелки или слушая «умности» новой пассии, понимаешь – нет, братец, зря поменял шило-то на мыло. Хотя сам я пока не был женат и не планировал.

Да, о чем я вообще? Какой брак, к лешему?! Я сдохну, если в течение часа меня отсюда не вытащат! Если Кинсли не найдет какого-нибудь доброго дракона, который камни эти снесет в стремнину, а меня, аки принцессу белолицую, вызволит из заточения. Помру тут от жажды или задохнусь – оба сценария мне казались равно вероятными: пить и вздохнуть полной грудью хотелось неудержимо.

Кровь из разбитой головы течь перестала, теперь струился пот. Жутко хотелось стереть его с лица, почесать шею. Но на правом плече примостился булыжник, который нещадно давил, а левая рука была прижата к телу плотно, как у оловянного солдатика. Казалось, с момента спасения Кинсли прошло часа три. Впрочем, может, всего два или даже час – время в таком положении текло крайне медленно. Я слабел, а сознание мутнело.

Вдруг камни просто исчезли. Будто и не было их. Я рухнул на мокрый песок, хватая воздух и откашливаясь. Когда добрался до ручья и припал к нему, словно теленок к титьке, Кинсли рассказал, как меня удалось спасти.

Оруженосец был немногословен. Все, что мне удалось вытянуть, – ему помог какой-то знакомый волшебник.

Вызвал ли его Кинсли, или тот случайно пролетал мимо в голубом вертолете – неведомо. Карлик наотрез отказывался ударяться в подробности.

– Как он это сделал? – допытывался я.

– Как, как… – буркнул Кинсли. – Прилетел, рукой махнул, камни исчезли.

– А ты где был при этом?

– Как где?! Рядом, – удивился Кинсли.

Вот все, что мне удалось узнать о моем чудесном и долгожданном спасении.

– Что теперь? Тоже бабок ему должны?

– Чего?! – переспросил Кинсли. – Каких бабок? Зачем ему старухи?

– Денег, – говорю, – должны мы ему или как?

– Нет, братец, деньгами тут не отделаешься. На месяц пойдешь к нему в услужение, – сказал Кинсли.

«Девяностые какие-то… Разгул проамериканской демократии в России. Меня что, в рабство продали?! Это покруче, чем на „счетчик поставить“, как тогда говорили».

– Ты… серьезно?

– Совершенно.

– И когда я должен прийти отрабатывать?

– Он сказал, через месяц. Сейчас он слишком занят. Да ты не бойся – он не очень злой.

– А если не приду? Или можно не спрашивать?

– Да, – грустно кивнул Кинсли, – лучше не спрашивать.

Глава 3 Грахман

Жрать хотелось неимоверно. Но и то хорошо, что в ручье ополоснуться смог, да и раны, по счастью, не глубокими оказались – заживут до рабства. Если раньше слинять не успею. Отпуск под сиреневым небом стал порядком надоедать.

– Отчего камнепад-то случился, не узнал, случаем? – спросил я.

– Полевая трегга сказала, что это варг.

– А тенденциозность тотальной электрификации чревата избыточным маньеризмом, – ляпнул я.

– Что?! – свирепо уставился на меня Кинсли. – Ты сейчас выругался?

– А ты? Откуда я знаю, кто такие трегга и варг?!

– Чего непонятно-то? – махнул рукой Кинсли. – Трегга полевая – животная такая. С меня ростом. Варг – большой, зубастый и крылатый.

– Еще один дракон, значит, мало нам было грахмана с этим, как его, многоглазым?

– Трухе…

– И на фига он нас засыпал?

– Да он и знать не знал, что мы под скалой! – возмутился Кинсли. – Он просто сел на нее, пару камней стронул, а тут и обвал пошел.

– Понятно, – грустно кивнул я. – Просто кто-то сел, а мы чуть не сдохли. Просто кто-то хотел есть – и тебя нет. Просто кто-то копьем потыкать решил – и…

– Слушай, что ты ноешь все время? В вашем мире иначе, что ли? Сильные не обижают слабых? Богатые не мучают бедных?

Я припомнил историю Земли и решил не спорить.

– В общем, давай уже этот кристалл раздобудем и заплатим кому-нибудь за информацию, как мне домой вернуться. Я, может, как-нибудь еще сюда загляну, но пока с меня хватит.

– Э, милый, даже если ты кристалл раздобудешь, это тебе не поможет при разговоре с Пчелиной ведьмой.

– Так дорого берет эта ведьма?

– Да не в том дело! А в том, что она с тобой разговаривать не станет!

– Ничего, главное – добраться до этих полей клеверных, а там увидим, – сказал я, надеясь на свое обаяние в вопросе убеждения старушки. Почему-то я был уверен, что заклинательница пасек должна быть непременно пожилой. – А как туда попасть быстрее всего?

– Быстрее всего? Ха! Только если Рахли согласится тебя перенести. Вот только вряд ли.

– Кто такая Рахли? – снова приосанился я, готовясь обаять.

– Не такая, а такой, – волшебник, который тебя спас.

Да, этот вариант отпадает. Рахли слишком дорого берет. За такую услугу он меня, пожалуй, еще на полгода в рабство определит. Лучше-ка я ему на глаза попадаться не буду. Как-то выберусь обязательно. Чуть раньше, чуть позже.

По дороге к гнездовью грахмана нам попался яблоневый сад. Яблоки, конечно, мужчину не насытят, но от голода спасут. В саду росли плоды большие и сочные, а у подножия деревьев вились странные существа. Карикатурные, я бы даже сказал. Маленькие, ниже Кинсли, толстенькие, почти круглые. Голова через три подбородка плавно переходила в голое круглое пузо, которое незначительно сужалось и раздваивалось, превращаясь в две толстенькие, складчатые ножки. «Зона бикини» была перевязана стеснительной тряпочкой, хотя, как мне кажется, вряд ли там и без тряпки можно что-то за складками разглядеть. За спинами этих недокупидонов – крохотные прозрачные крылышки. В руках – луки со стрелами. Как же божкам без них?

– Влесли… – сказал Кинсли.

– В лес ли, по дрова ли? – не понял я.

– Народец этот называется влесли, если ты не знал.

И поведал мне трогательную историю этих толстячков. Они едят только фрукты, предпочитают яблоки. Но лопают их почти без остановки. Раньше у недокупидонов и крылья были мощнее, и пуза поменьше, и жрали влесли что попало. Но со временем, из-за лени и неправильного питания, они растолстели, а крылья превратились в атавизм, так как уже были не способны оторвать толстяков от земли. А есть-то хотелось. Вот почему влесли и обзавелись луками – стрелами яблоки сбивают. Правда, меткостью толстяки не отличались, но хоть с третьей стрелы, а сбивали заветный плод. Но влесли и сами нередко становились жертвами разных местных чудовищ, которым стрелы их детские – не помеха.

Наевшись яблок и насмотревшись на потешных толстяков, мы тронулись дальше. До скал уже недалеко было.

Вскоре, взобравшись на серый каменистый холм, я разглядел гнездо грахмана. Кинсли со мной не полез – внизу сторожить остался.

Но я тоже к гнезду не двинулся. Я не трус, но лезть туда, где мне запросто голову могут откусить, не осмелился. Даже если самого грахмана – а это, судя по всему, именно так – в гнезде в тот момент не было. Вдруг чудище поблизости где-то? А гнездо, как назло, было так установлено, что до него придется ползти по огромному плоскому валуну метров двести. Можно, конечно, не ползти, а пробежаться у всех на виду, если жизнь не дорога.

Оказалось, я не зря опасался – коллекционер блестящих предметов свой ценный склад надолго не оставлял. Пока я, из-за бугра выглядывая, изучал диспозицию, крылатый ящер появился дважды. Один раз что-то в гнездо принес в клювике, в другой – просто вокруг покружил. Меня, к счастью, не заметил.

Что сказать? Птеродактиль этот ваш грахман. Я таких на картинках видел. Компактный, правда, – крылья всего метра четыре в размахе, шкура переливается и плавно цвета меняет от розового до темно-коричневого. Зубы торчат как у бульдога. Загляденье, в общем.

Не зря я камень пузом грел – разведка принесла плоды. Гнездо грахмана располагалось между двумя огромными валунами, а прямо под гнездом – щель. Уж не знаю, зачем грахману этот поддув нужен, может, для вентиляции? Щель узкая, но книзу она расширялась. Вполне втиснуться можно.

– Кинсли, – сказал я, вернувшись к нему, – у тебя есть чем огонь раздобыть: спичка, зажигалка? Может, дракон карманный?

Он глубоко вздохнул и достал из кармана мешочек, а оттуда кремень и кресало.

– Вот как мы огонь получаем…

– Понятно, – кивнул я. Меня охватил азарт, но, наверное, Кинсли казалось, что одержимость. – А как бы нам еще лук со стрелами раздобыть? Могу сам, конечно, смастерить, вот только где тетиву взять? Слышал, что из тонкой коры свить можно, но не пробовал. Что, если у влесли лук одолжить?

– Неужели ты не справишься даже с яблокоедом? – брезгливо посмотрел на меня Кинсли. – С кем я связался?

– Справлюсь, – кивнул я. – Пойдем.

Конечно, я не стал обижать растолстевших купидонов, а предложил сделку – раздобуду им много яблок в обмен на лук. Оружие, конечно, убогое и хлипкое, зато с нарезками, ленточками, ярко окрашено. Буду выглядеть с ним как гламурный Робин Гуд. Но лучше такой лук, чем никакого. Влесли согласились.

Я взобрался на дерево, стал яблоки срывать и толстякам скидывать. Кинсли тут здорово пригодился – ловил на лету. Тряской яблоки сбивать не хотелось, жалко мять такие красивые.

Так я три дерева оприходовал. Кинсли плоды красивой горкой сложил, а влесли только что не танцевали от радости.

Лук мне выдали самый лучший.

– Вот, – сказал я Кинсли, спрыгивая с дерева, – кооперация лучше, чем насилие!

– Угу, – поморщился Кинсли, – просто ты, видимо, лучше по деревьям лазаешь, чем дерешься. А то много времени бы сберегли.

– Да? Пока стрелы из задниц вытаскивали? Которыми бы влесли нас расстреляли в отместку? – разозлился я.

– Тьфу! – сплюнул Кинсли, таким образом дав мне понять, что думает о моем конформизме. – Дальше-то что? Ну, есть у нас лук для яблок. Хочешь с ним грахмана одолеть?

– Очень смешно. – Наступила моя очередь морщиться. – Пошли.

– Куда?

– Увидишь.

– Э… я это! – попытался возразить Кинсли.

– Не бойся. На шухере постоишь.

– На чем?

* * *

Мы подошли к валунам. Кинсли спрятался за ближайшим деревом, отдав мне мешочек с кресалом. Я протиснулся между валунами и, стараясь двигаться тихо, добрел до того самого места, где свет сиреневого неба почти не пробивался сквозь щель. Там, стало быть, и гнездо. До грахманского лежбища, свитого из больших веток и целых деревьев, было метра три.

Кинсли остался снаружи и из-за дерева следил за гнездом грахмана. Тот, судя по чавканью и хрусту, ужинал дома и отлучаться не собирался. Ждать пришлось около часа. Встречая вечер, сиреневое небо потемнело и стало фиолетовым.

– Давай! Улетел! – прокричали мне в пупок. – Я тебе машу-машу, ты хоть бы хны.

Оказалось, Кинсли, не дождавшись, пока я замечу его в темноте, ко мне прокарабкался.

– Поможешь? А то темнеет, один не справлюсь, – сказал я.

– Ох… Куда ж с тобой деться.

Я поджег стрелу, обмотанную сухой травой, потом выстрелил в гнездо. Стрела до цели не долетела и, рассыпая ошметки пламени, упала около нас.

– Это и был твой замысел? – просипел Кинсли. Он сидел на корточках, прикрыв голову руками.

На этот раз я целился дольше, а лук натянул сильнее. Стрела вонзилась в гнездо.

Третья стрела воткнулась рядом со второй, и огонь запылал. На нас посыпались горящие ветки, кусочки травы и прочий горящий мусор. Ждать, пока обвалится дно гнезда, пришлось недолго. Задыхаясь от дыма, мы вылезли наружу.

– Если сейчас прилетит грахман, нам кранты, – прохрипел я, плюясь и кашляя. – Он хорошо в темноте видит?

– Думаю, нормально, – сказал Кинсли. – Снова в щель залезем. Лучше от дыма сдохнем.

– Оптимистичненько, – одобрительно кивнул я. – Но я с другой целью пожар устраивал.

Когда огонь поутих и стало можно дышать, мы вновь протиснулись в щель и, при свете тлеющих углей, разыскали красный кристалл. Я отпихнул его в сторону, а когда он остыл, схватил и спрятал за пазуху.

– Там еще много чего интересного, – сказал Кинсли.

Я поймал себя на том, что постоянно в небо смотрел, боясь узреть в нем нависшую крылатую тень.

– Давай разделимся, – сказал я. – Бери камень и топи к этому, двухголовому.

– А ты? – спросил Кинсли.

– А я с той стороны валуна вылезу и вплавь. Обогну холмы и потом туда же приду. Годится?

Через час я, в прилипшей к телу мокрой одежде, сидел у черного сруба и отрывал зубами мясо от чьей-то жареной ноги. Даже не хочу думать чьей. Пусть будет бараньей.

Кинсли с довольным видом сидел напротив меня, курил маленькую трубочку и попивал какое-то горячее пойло из деревянной чашки.

«Прямо как в игрушке компьютерной, – подумал я. – Квест выполнен. Герои получают золото и очки к опыту. Может, меня в самом деле в игру занесло? Почему меня? Я не особый игроман – читать люблю больше. Но если даже так – буду стараться выжить, а когда комп перезагрузят, надеюсь вернуться в мир живых. А что еще остается, кроме надежды?»

– Я спать хочу. Как думаешь, можно прямо здесь, на лавке? – спросил я.

– Можно, но не нужно. Пойдем, – ответил Кинсли.

Мы дошли до ближайшего леса, выбрали поляну, и карлик вынул из кармана какую-то штучку, похожую на навершие для новогодней елки. Крутанул – словно болт в гайке провернул – и установил среди поляны. Из штуки полился свет, который образовал купол. Красный такой, сверкающий.

– Пошли, – махнул мне рукой Кинсли, приглашая внутрь купола, и зевнул заразительно.

Кинсли вошел внутрь, и я перестал его видеть. Я обошел получившийся шатер со всех сторон – нет карлика, и все тут. А вскоре и сам купол исчез. На поляне пусто, травка зеленеет, под лунами блестит. Я стал топтаться на том месте, где только что был шатер, звал Кинсли.

«Хорошо еще, – подумал я, – что меня внутри не было – оба бы исчезли. Где же его искать-то теперь?»

Вдруг шатер вновь объявился прямо передо мной. Из него вылез разгневанный и взъерошенный Кинсли.

– Ты что, олух?! Так и будешь стоять? Ты же спать хотел!

– Кинсли… А что происходит? Что это за… штука, – ткнул я пальцем в сторону купола.

– Ох… – раздосадованно вздохнул Кинсли, – ты как мовленок беспомощный, в самом деле. – Никогда не видел Тайный Кров?

– У-у, – замотал я головой.

– В общем, это волшебная штука, которая, когда ты внутри, защищает тебя… – он задумался, подбирая слова, – от всего!

– А куда вы делись с шатром? – спросил я.

– Ясно куда! – злился Кинсли. – Исчезли!

– А где ты был, пока тебя тут не было?

– Как где?! В Крове!

Я покорно вошел внутрь красного чума.

Внутри пол оказался мягким, но никаких подушек или одеял. Стены изнанки были не красными, а полностью прозрачными, настолько, что казалось, их и вовсе нет…

Глава 4 Шайна

Проснулся я без крова над головой – под открытым небом на той же поляне. Утреннее небо было не сиреневым, а густо-синим, со всполохами фиолетового. Очень красиво. Интересно, а где у них солнце? Луны целых три, а чем их Утрония днем освещается? Надо будет у Кинсли спросить. Где он, кстати?

Нет. Бросил меня, видно. Надоел я ему своей тупостью нездешней. Может, вернется еще?

Я с надеждой огляделся. Увы. Тогда я решил понять, с чем, так сказать, выступлю на неведомые тропинки против невиданных зверей. Кошель с деньгами, которые мы заработали за возвращение украденного грахманом камня, Кинсли оставил мне – мешочек как был приторочен к ремню на поясе, так и остался там. Мои красные джинсы от грязи и утренней росы стали бордового цвета. Футболка тоже была грязная и влажная, ну и пусть ее. Что ж, задача номер один и одновременно второй квест – найти местную лавку.

«Интересно, – проведя языком по зубам, подумал я, – а как тут зубы чистят? Никак, наверное. Эх, Мойдодыра на них нет!»

У ручья, возле которого я умывался, меня и застиг вернувшийся Кинсли. Он был перепачкан в земле и копоти.

– Все в порядке, – сказал он, отдышавшись, – спрятано. Но я бы туда в ближайшие дни носу не казал.

«Ага! Не удрал, значит!» – обрадовался я, но постарался этого не показать.

– Куда – туда? – Я как ни в чем не бывало продолжил умываться, фыркая. Пытался стать примером для похожего на шахтера Кинсли. Тот, однако, только руки ополоснул.

– Сокровища и вещи волшебные, – таинственным шепотом сказал карлик, – я закопал прямо в расщелине под гнездом грахмана. Он никак не достанет. А прочие вряд ли туда сунутся. Если не расскажет никто. – И он с подозрением на меня покосился.

– Слушай, вы тут зубы чистите? – спросил я.

Кинсли уставился на меня ошарашенно.

– Из пасти воняет, что ли?

– Ну, не то чтобы воняет… – смутился я, – но люблю, когда…

– Понятно, – перебил он. Отошел в сторонку, сорвал какой-то листок, на салатный похожий, протянул мне. – Прожуй и выплюнь.

Я так и сделал. Провел языком по зубам… хм… гладкие, как глянцевый журнал, а во рту вкус приятный. Да-с…

Ежели наладить доставку этой травки в мой мир, производители зубных щеток и паст разорятся. Форму листка я постарался запомнить.

И вот я уже собрался сделать утреннюю инъекцию инсулина, как вспомнил, что шприц-ручки-то у меня нету! Но чувствую себя прекрасно. Это ничего не значит, конечно, и, возможно, скоро у меня начнут отниматься ноги и вообще разобьет паралич, но пока все было хорошо. Я не психую из-за каждой мелочи, не чувствую слабости, не ощущаю себя усталым и разбитым – в общем, нет всего того, что со мной случается, когда не сделаю инъекцию.

Если бы только знали здоровые, какое же это счастье – жить без уколов! Пять инъекций в день – иногда больше – врагу не пожелаешь. А забудешь или перепутаешь смесь инсулинов – страшно подумать… Но здесь я свободен от этого! Во всяком случае, пока. Нет, как бы то ни было, а я хочу хоть недельку пожить без инсулина. Пусть в меня тычут копьями, пусть заваливает булыжниками – все переживу!

– Ты о каких сокровищах и волшебных вещах говорил сейчас, Кинсли? – спросил я.

– А ты думаешь, кроме кристалла, из гнезда не высыпалось ничего? Как бы не так.

– А почему не забрал? – спросил я.

– Ты совсем, что ли? Еще удивительно, как нас вчера грахман не отследил. Хорошо, что темно уже было. Он еще долго будет свои сокровища разыскивать. Пусть там полежат пока.

Я помолчал, раздумывая.

– Скажи, а почему ты мне об этом сказал? Я, как кристалл схватил, и думать забыл, что там еще что-то есть.

– Не понимаю, – уставился на меня Кинсли. – А почему я не должен был говорить? Думаешь, – он стал оглядываться, – нас слышал кто?

– Да нет. – Я подбирал слова. – Ты мог просто меня в известность не ставить. Пошел бы, когда все уляжется, забрал да и продал. Разве там нечего загнать?

– Куда загнать? – не понял Кинсли. – Зачем продавать без тебя? – Он на какое-то время замолчал. – Ты с какой дикой планеты прибыл, парень? Я же твой провожатый, ты забыл? Мы с тобой, – поморщился карлик, – как одно целое. Я не могу тебя обмануть.

«Здорово. А сам на меня все время с недоверием косится. Или мне показалось?» – подумал я…

Вечерком за кружкой травяного чая Кинсли подробно рассказал об их мироустройстве. В Утронии четыре – если можно так сказать – центра силы. Западные королевства, бестиарий, маги Заморских холмов и некий Немо.

Западных королевств четыре. Одно из них – королевство готов. Эти ребята простые, сердитые и бесхитростные. Отличные бойцы, но «война им мать родна» не про них. В нескольких днях пути от готов – королевство Соуз. Смешанное. Там и двухголовые, и четырехрукие, и люди-рыбы. Король соузцев, по мнению Кинсли, безумец, да и подданные такие же. Рядом с Соузом – королевство фаншбов. Кто это такие, я понял плохо – полузвери, полулюди, полуволшебные существа. Четвертое можно назвать королевством только с оговоркой – оно состоит из кочевников, разбойников и обычного сброда. Занимают разбойники два леса Хуала и окрестности. К хуальцам никто не суется, но не наоборот.

Бестии, они же монстры, они же чудища, живут повсеместно, дерутся всегда и со всеми, законов не понимают, традиций не чтут. Одно слово – бестии.

Маги Заморских холмов. Эти живут особняком, занимая целый край на берегу восточного моря Славсев. И леса там первозданные, и горы могучие, и поля цветущие. Но ни чудовищ, ни людей, ни подданных западных королевств на Заморских холмах нет. Попасть в этот мир непросто – он защищен прозрачной стеной. Сквозь нее могут пройти только маги. Или те, кому они разрешат. Так было до недавнего времени.

Лет двадцать назад в Утронии объявился некий Немо. Первое время он вел себя спокойно, но в последние годы все изменилось. Немо и его войско рубит в салат всех и вся. И прозрачная магическая стена для него не преграда. Западным королевствам тоже достается, причем больше всех готам, но главными врагами Немо почему-то выбрал магов. Бестии тоже нередко отхватывают. По словам Кинсли, Немо – могучий маг. Более сильный, нежели любой из заморских, а может, даже сильнее их, вместе взятых. Интересно, что он и его войско очень редко нападают на одиночек. Группа магов или семья крупных бестий пребывают в большей опасности, чем когда они порознь.

«Больше чем по двое не собираться», – подумал я.

– По слухам, – наклонился ко мне Кинсли, – сейчас магов осталось совсем мало – сотни перебил проклятый Немо.

– Слабые, видать, маги, раз их так проредили.

– Дурак ты, – буркнул оруженосец, но пояснять не стал.

– А этот, как его… Рахли – он что же, не за стеной?

– Он отшельник. Уже много лет один живет.

– Хм… По-взрослому тут у вас: отшельники, интриги.

Получалось, что этот Немо со своим войском и есть четвертый центр силы. И главный.

– В общем, двигаем к твоей ведьме Пчелиной, – сказал я. – Других вариантов не вижу.

Кинсли покачал головой. Потом наконец сказал, поморщившись:

– Можно, конечно, попробовать пешим ходом дойти, но…

И тут за стенами таверны загрохотало. А нынче мы в другом заведении решили остаканиться, но тоже в срубе из черных бревен.

Грохот прекратился, тяжелая дверь отворилась, скрипнув нещадно, и на пороге нарисовалась та самая блондинка, которая чуть из меня шашлык не сделала позавчера. Или год прошел с того дня? Одета она была чуть побогаче – кожаные бриджи, безрукавка, сапоги. Видать, похолодало к вечеру-то.

Она решительно подошла к нашему столику и прокричала Кинсли:

– Хар! Вагихма лахт ишма грахман!

Я встал. Это было ошибкой. Сразу же после этого я получил кулаком в челюсть и оказался под столом.

– Кирхма, алигла тахт! – продолжала ругаться девушка.

«Хороший удар», – подумал я, потирая челюсть и раздумывая, не остаться ли под столом. Но все-таки вылез.

– Я, конечно, очень извиняюсь, но что происходит? – спросил я, глядя на злобную валькирию.

– Не знаю, – обращаясь ко мне, процедила девушка, – из глотки какого шиврота ты вылез, из задницы какой вонючей беременной махральны, но лучше залезь обратно! – Она попыталась снова ударить, но на этот раз я был готов и отразил удар. Ате уки – так этот блок называется.

– А можно сначала, – снова блок, – объяснить… – попытался я придать беседе светскость, отклоняясь от удара в лицо.

– Нечего объяснять, – прошипела красавица, – из-за твоих дурацких подвигов разгневанный грахман напал на деревню. Пострадали люди. У Си́лка переломаны кости!

Кинсли попытался промямлить что-то успокаивающее, но девчонка его не слушала, а выхватила из-за пояса длинный нож и снова бросилась на меня.

Сделав шаг навстречу, я перехватил ее руку с ножом, резко повернулся к валькирии спиной и нанес удар ребром ладони в пах. Не надо думать, что удары в пах только для мальчиков болезненны. Поднырнув под рукой с ножом, я резко вывернул ее за спину девчонке. Она сопротивлялась, пыталась со всей силы наступить мне на ногу, но я уже не шутил и дрался всерьез.

Да, всех нас учили, что девочек бить нельзя. Но на тренировках карате гендерных различий не делали: девочка или мальчик перед тобой – бейся.

Я дернул вверх ее вывернутую руку, и валькирия разжала кисть, роняя нож.

– Может, все-таки вернемся к диалогу? – почти эротично прошептал я на ухо нападавшей.

– Шахвраз! Букх! Малиндагр! – выплюнула проклятия она.

«Татарский, что ли? Или тюрский какой-нибудь?» – подумал я.

– Шайна, – наконец заговорил Кинсли, уши которого от страха были крепко прижаты к щекам, – этот мальчишка ни в чем не виноват!

– Тогда кто? Ты, что ли?

– Шайна, – я оттолкнул девчонку, отпуская руку, – карлик не прав. Я виноват, это я разрушил гнездо грахмана.

– Карлик?! – возмутился Кинсли. У него даже уши выпрямились.

То-то же. Не будет мальчишкой называть.

– Думаешь, я этого не знаю, подонок? – Шайна, разминая пострадавшее плечо, наклонилась за ножом.

– Могу спросить – откуда? – Я снова уселся, надеясь, что драка окончена.

– Сначала скажи, откуда ты вылез, ублюдок, – проворчала девчонка, усаживаясь за стол напротив меня, – что, как младенец, ничего не знаешь? И правда, что ли, из матки махральны? А задницу я тебе еще надеру, – закончила она вдруг.

Пахнуло плохим Голливудом.

– Он из другого мира… – начал Кинсли.

– Да. Я у вас всего третий день. Что касается моей задницы, – добавил я хмуро, – она когда угодно в твоем распоряжении.

Хм… Хотел, чтобы прозвучало брутально, получилось… то, что получилось.

– Мы ответили на твой вопрос? Теперь ответь на мой. Откуда ты узнала о нашем… – Так и хотелось сказать «подвиге», но я сказал: – Приключении?

– Финфор, – проговорил Кинсли как о чем-то известном всем.

– Кинсли, – сказала Шайна, – принеси, он в походной сумке.

Кинсли недовольно вздохнул, но соскочил с лавки и вышел из заведения. Шайна, щелкнув пальцами, подозвала к себе разносчицу и велела принести две кружки зайти и мяса. Я тоже заказал еще кружку. Сидр – вот на что был похож этот напиток. Да, малосладкий сидр – я как-то покупал такой. Хуже пива, конечно, но пить можно.

– Смотри, чужак. – Шайна подставила ладонь, в которую Кинсли покорно вложил круглый красный шар. – Эта штука называется финфор.

Вдруг внутри шара, будто на дисплее круглого смартфона, я увидел нас с Кинсли – в тот момент, когда мы в расщелине прятались. Потом загорелось гнездо, стоящее на валуне, выбежал, пряча за пазуху камень, Кинсли. Далее на круглом «дисплее» стало видно, как я ныряю в море и долго плыву. Интересно, кто нас снимал? И откуда? И чем?

– Но как…

– Эта волшебная штуковина – глаз мертвого шрубаглакла. Глаз этот способен увидеть что угодно. Нужно только заклятие произнести. У нас о финфоре даже дети знают. Но ты, конечно, об этом слышишь впервые, – сказала Шайна, приложилась к кружке и долго пила.

Эх, нет у меня мобильника с собой! Ткнул бы ей сейчас в красивую мордочку, со словами: «А вот это видела!» И показал бы, на что способен современный телефон! Хотя что-то подсказывало, она не сильно бы удивилась – у них тут только черта лысого нет. Да и то не факт.

Внутри шара началась новая «трансляция»: грахман летал над каким-то поселением – наверное, та деревушка, что прямо возле грахманских скал. Птеродактиль наводил на жителей ужас, они бегали, кричали, прятались в домах. Грахман снес соломенные крыши у двух строений, а потом, вставив бошку в некрытый дом, вытащил подростка. Тот извивался и истошно орал. Грахман, резко крутанув головой, отшвырнул мальчишку, который пролетел через полдеревни, пока не врезался спиной в стену дальнего дома. Чудище издало отвратительный крик, похожий на свист тормозов, взмыло в небо и, громко хлопая крыльями, улетело.

– Когда это было? – мрачно спросил я.

– Вчера, – брезгливо бросила Шайна. – И это не в последний раз. Тупой грахман решил, что виновны деревенские. Пока не выбьет из них свои сокровища, будет нападать. Силк уже у лекарей, но поднимут ли его – неизвестно. – Она снова уставилась на меня взглядом полным злобы и осуждения.

– Кинсли, а что, если снова с Рахли переговорить? – спросил я. – Может, он поспособствует?

– Ты, я смотрю, все привык делать чужими руками? – вместо карлика ответила Шайна. – Давай беги, может, он тебя не на месяц, а на всю жизнь в рабство заберет. – Она неженственно сплюнула под стол, почти попав мне на кроссовок. – Хотя от этого всем стало бы только лучше.

«Она уже знает про договор с волшебником?! Да, им тут СМИ не нужны – новости разносятся с порывами ветра, видимо».

– Как можно остановить грахмана? – Настроение у меня начало портиться, внутри закипало горячее желание решить проблемы. Пренебрежение и злоба Шайны раздражали, как и совесть, которая подала голос сразу после увиденного в шаре.

– Убить только, – ответила валькирия. – Но я одна не справлюсь.

– А вдвоем?

Шайна снова взглянула матерно. Потом во взгляде сомненье мелькнуло – видимо, вспомнила, как я ее только что укатал.

– Там руками махать без толку. Какое твое оружие? – спросила она.

Я хотел сказать про острое слово, что ранит в самое сердце, но промолчал.

– Автомат Калашникова, – сказал с умным видом. – Жаль, что дома забыл.

Автомат, к слову, я в жизни в руках не держал.

– Это еще что? – спросила Шайна.

– Палка такая, что жалящих пчел выпускает, – сказал я.

– Ты – маг? – Во взгляде ее впервые мелькнул интерес.

– Нет. Почему?

– Не знаю тогда, что в вашем диком мире за палки, что пуляются пчелами. Тут все проще: мечи, кинжалы, копья да арбалеты.

– Тогда вот. – Я кивнул Кинсли, и тот расчехлил мой детский лук. – Я, правда, стрелок аховый, но хоть что-то…

Девушка захохотала в голос.

– Ладно, пойдем, – сказала она, отсмеявшись, – будешь этой игрушкой грахмана отвлекать, а я ему на спину запрыгнуть попытаюсь.

Вот и весь план.

Грахмана мы прождали в засаде почти до ночи. Я уже стал носом клевать – спать хотелось после зайти и пережитых волнений.

Шайна толкнула меня в плечо, когда в опустившейся тьме ничего разглядеть было невозможно. Но вскоре стал виден силуэт летящего чудовища и слышен стук крыльев.

– Эй! – Шайна вскочила, замахала руками и закричала грахману: – Шарвагма крухм клахма сипла! Ямн сипла свардрла!

«Говорят, немецкий – язык войны? Есть претенденты покруче», – подумал я.

Грахман завис над нами. Он визжал, как легковушка на повороте, и посылал крыльями сногсшибательные воздушные потоки. В смысле, сшибающие с ног.

«Неужто он ее понял? – подумал я. – Неужели даже такие тупые уроды, которые считают, что украсть могут только соседи, понимают язык Древних?»

– Что ты ему сказала? – крикнул я. Мой переводчик Кинсли где-то поодаль схоронился.

– Что это я поганый кристалл украла! – крикнула Шайна. – Отвлеки грахмана на себя!

Красавица держала в руках два длинных кинжала и выглядела очень решительно, да и облачена была соответствующе. Нагрудник из белого металла, шлем, из-под которого светлые волосы струились, наручи, наколенники, кожаные шорты. В общем, художник Валеджо тотчас бы схватился за карандаш. Грахман Шайну, очевидно, знал – он стучал крыльями и орал угрожающе, но атаковать не решался. Зато постоянно смещался в небе, видимо, выбирал угол атаки. Но Шайна тоже не стояла на месте – все время оставалась лицом к грахману, выставив вперед два кинжала, словно клыки.

Я вылез из-за камня, перебежал так, чтобы оказаться у грахмана за спиной, и стал в него стрелы пускать. Ни одна не воткнулась. Птеродактиль не яблочко – стрелы, стукнувшись об ороговевшую кожу, отлетали, как бильярдные шары от бортов. Впрочем, отвлечь я смог – грахман в воздухе развернулся и, заметив меня, сразу напал. Я бросился наутек. Недалеко убежать получилось – дикая боль пронзила плечо. Сквозь ее приступы и мой собственный вопль прорывались окрики Шайны.

– Заставь его снизиться! – кричала она.

Оказывается, я болтался в пасти грахмана – прокусив плечо, гнусный звероящер тащил меня вверх, то ли желая швырнуть, как того пацана, то ли планируя сожрать. Превозмогая дикую боль, я смог слегка развернуться и свободной рукой со всей силы врезать гаду в глаз. Грахман только моргнул. Но и помешать мне не смог. Я стал молотить тварь по глазу со всей силы – костяшки у меня еще с тренировок к боли были нечувствительны, отжимания на кулаках приносят плоды. Один из ударов особо удачным получился – грахман даже пасть распахнул. Из утробы вновь визг тормозов раздался. А я – как тот сыр у вороны – вниз полетел. Чтобы не соврать, метра четыре до земли было. Ноги отбил, но остался жив – это главное, а вот плечо визжало от боли громче, чем недавно грахман. Как только я смог подняться, тварь опять на меня бросилась. Я выставил руки перед лицом, как пятиклассница, когда в нее кем-то брошенный мячик летит. Стыдно признаться, но в тот момент я полностью растерялся.

Как уж Шайна умудрилась грахману на спину вспрыгнуть – незнаемо, но смогла, – я и сквозь пальцы увидел. Увидел и то, как она вонзила кинжалы прямо ему в слуховые отверстия. Клацнули клинки, фонтаном брызнула темная кровь, истошно заорали тормоза легковушки. Тело мертвого грахмана рухнуло прямо на меня…

Глава 5 В путь

Очнулся я в дивном месте. Оно было похоже на тот пятак между скалами, на котором я оказался, когда попал в этот мир. Но здесь было попросторнее, а место казалось обжитым. Внизу зияла пропасть. Из породы в ложбину бил горячий источник. Прелесть – горячая ванна к вашим услугам. В ней уже плескался Кинсли. Рядом, спрятав голову под крыльями, дремал трухе. Шайна кашеварила возле костра. Я же, как выяснилось, лежал на шкурах в тени скал. – Эй! – крикнул я. – Где это мы?

Шайна подняла глаза, дуя на деревянную ложку с варевом.

– У меня дома, – сказала. – Как ты?

Ого, говорит не сквозь зубы?! Прогресс.

– Плечо болит, – сознался я. В нем зияли несколько дыр от зубов грахмана. Удивило, что укусы не загноились. Вот веселье-то начнется! Вряд ли у них тут имеется аптека с антибиотиками. Заодно вспомнил и об инсулине – без него-то я обхожусь. А не должен бы. Сахар не меряю, а голова даже не закружилась ни разу. Хотя что я несу?! Закружилась раз двести, но по другим причинам.

– Пройдет, – спокойно уверила Шайна. – На-ка выпей. – И протянула глиняную чашу с питьем. По вкусу – травяной чай.

– Так мы с Кинсли в гостях у тебя? – сказал я, садясь и озираясь. – Миленько. Даже по фэншуй. Жаль только – пропасть в зоне богатства.

– Чего? – поморщилась Шайна. – Головой ударился, когда падал? – беззлобно проворчала она.

– Плечо мое мазала чем-то? – спрашиваю. – Не гноится укус.

– Почему он гноиться должен? – удивилась девушка. – Тебя же не шиврот цапнул…

Ели мы кашу непонятного цвета, вкуса и состава. «Каша» – только по консистенции. По вкусу была похожа на творог, только горячий. И пахла тиной. Но есть можно и сытно, как оказалось.

– Можешь здесь отлежаться денек-другой, а как поправишься, вали куда шел и лучше нам с тобой больше не встречаться, – сказала Шайна, зачерпывая из миски.

– Что ж ты меня после боя не бросила? – прищурился я.

– Дура потому что, – честно призналась валькирия, – сначала делаю, потом думаю.

– Угу, я тоже заметил, – кивнул я.

Вдруг она рассмеялась.

– Что, под тушей грахмана надо было тебя оставить? Этот… – она кивнула в сторону Кинсли, который уже вылез из «ванны» и, напевая, обтирался какой-то тряпицей, – ни в жизнь бы тебя не вытащил. Сил не хватило бы. И у нас не так, как у дикарей из неизвестных миров. Мы не оставляем на поле умирать тех, с кем бились бок о бок.

«Ух ты! Да они тут прям самураи», – подумал я, а вслух сказал:

– Спасибо. Денек отлежусь и двинусь.

Тут мой взгляд коснулся ее красивых, крепких ног. И подзастрял.

«Урод похотливый. До того ли сейчас? Радуйся, что жив остался, а не сгнил под тушей грахмана. Вот домой вернешься…» – с усилием отводя взгляд, увещевал я себя.

Впрочем, девушка так была занята едой, что вряд ли заметила эти мои борения.

«А хороша она все-таки… Грубовата, конечно, но и жизнь тут не мед. А в остальном… Даже чумазость ей к лицу».

Шайна отставила пустую миску, налила себе того же отвара, которым меня поила, сделала глоток и посмотрела с усмешкой.

– Эй, – сказал Кинсли. Он часто ко мне так обращался. – Мне домой надо наведаться. Подсобрать кое-что в дорогу. Вернусь завтра к вечеру. Ты уверен, что хочешь идти туда?

Я кивнул. Кинсли побрел по тропинке, которая вела между скалами вниз.

– Куда направитесь? – Во взгляде Шайны мелькнуло любопытство.

– Ведьму какую-то искать… – вздохнул я. – То ли осиную, то ли шмелиную… Кинсли сказал, только она и может знать, как меня угораздило сюда попасть.

– Ясно. – Шайна встала, похлопала по боку грухса, чем его разбудила.

Тот расправил крылья и взмыл в небо. Наверное, тоже завтракать отправился.

– И у меня к ней дельце было… – сказала воительница, задумчиво глядя вслед улетающему дракону.

– Пошли с нами? – обрадовался я. В компании с боевой красавицей было бы веселей.

– Я – одиночка, – сказала Шайна. – Кроме того, хуальские разбойники на западе расшалились, а у меня договор с готами. За день там не управишься, по опыту знаю. Зато и платят хорошо.

Я немногое понял из ответа, но решил не переспрашивать. Шайна принялась мыть миски в горячем источнике, я же отправился на краткую прогулку по скальному пятаку. Сделал несколько шагов и лег – слабость одолела.

«Тут у нее мило, – снова подумал я. – Скалы из какого-то камня с бордовыми вкраплениями, „ванна“ в квартире, свежий воздух круглые сутки без всякого кондиционирования. Я бы, пожалуй, тоже смог так жить. Вот только как она от дождя укрывается? Навесы скальные не закроют плато от косого ливня. А может, у них тут и не бывает дождей? – спохватился я. – Мир-то, мягко говоря, со странностями».

На второй день плечо мое вообще зажило. Шрамы остались, и весьма внушительные, но уже не болели. Воздух бактериологический, что ли?

Дождь хлынул днем. Полноправный, мощный, смывающий волной некрупные камни и мои сомнения в его существовании. Шайна дремала под скалой, трухе, будто горный орел, предвзято озирал окрестности. До того, как дождь начался. После мизансцена изменилась – трухе расправил мощное крыло прямо над нашей стоянкой, уперев коготь в скалу. Шайна нырнула под этот навес, я последовал ее примеру. На сухой площадке примерно два на два метра было не то чтобы просторно, но вполне уютно.

Все, что было дальше, – как-то само случилось. Шайна облокотилась о мое плечо, ноги от ливня пряча, я ее приобнял, вроде как согревая…

Потом мы еще долго согревали друг друга – и дождь кончился, и грухс улетел. Шайна была горяча, требовательна и восхитительна. Трудно сказать, оказался ли я на высоте, так как большую часть времени находился снизу, но я не в претензии.

Потом мы задремали. Проснулся вечером – ни грухса, ни Шайны не было, зато у костра сидел Кинсли. Рядом с ним размещалась туго набитая котомка.

– Кин, что-то есть хочется не по-детски. Где бы тут кус мясца хватануть?

– Только в харчевне… Но можно и самим поохотиться.

– Подождем Шайну или…

– Она улетела к готским лесам. Сегодня ее не жди. – Кинсли снова отвернулся к костру, и я понял, что он уже откуда-то знает, как мы с Шайной переждали дождь.

Поели мы не в харчевне. Опускаясь со скалы в низину, почувствовали аромат жаркого. Пошли на запах. У костра сидели люди – а как их еще назвать, даже если у некоторых четыре руки или две головы? – и ели. На вертеле над костром жарилась чья-то туша. За деньги кормили всех желающих. Поужинали и мы. Переночевали под Тайным Кровом в лесу. Утром тронулись в путь.

– Так ты говорил, – начал я, – что бабка-пчеловод частенько кормит своих насекомых на маковом поле?

– Клеверном, – сердито ответил Кинсли.

– Понятно. И как нам туда попасть?

– Самый короткий путь – по морю. Но на Заморские холмы этим путем не попасть. Наша лодка прямо перед берегом просто упрется в прозрачную стену.

– А как-то обойти?

– Только и остается, – грустно сказал Кинсли. – Но это не лучше.

– Почему?

– Обойти можно только с одной стороны – с южной. С западной и северной – море Славсев, а значит, там тоже заслон прозрачный. С восточной – Неведомый океан. Туда если только по воздуху можно попасть. И мне неизвестно, есть ли там заслон вдоль берега или нет. А с южной стороны можно и посуху, но придется пройти болотами Грольш. А до них – Заброшенные пещеры.

– И там нет заслона? – спросил я.

– Он там не нужен. Нормальный утронец тем путем не пойдет никогда. А если пойдет, вряд ли вернется.

Чувствуя, что начинаю переполняться значимостью, я спросил:

– То есть никто, кроме нас, туда идти не решается?

– Может, и так, дураков-то немного. – По взгляду Кинсли я понял, что он считает меня исключением. – Да и мало кто отважится у магов что-нибудь попросить. С ними, знаешь ли, шутки плохи – потому и стену поставили, что гостей не любят. Если магам что-то нужно, сами наведаются. Не постесняются.

– Может, и нам ведьму подождать? – охотно предложил я. – Как она полетит в наши края, мы ей ручкой помашем да расспросим обо всем.

– Пожалуйста, можешь ждать – мне все равно. Только я ни разу не слышал, чтобы кто-то смог рой пчел расспросами остановить.

– А Рахли точно не знает, как мне в свой мир вернуться?

– Не знает, – покачал головой Кинсли. – Я спрашивал.

– Тогда другого пути нет. Двинусь болотами да пещерой. Тебя не зову, понимаю…

– Я с тобой пойду. Без меня совсем пропадешь, – вздохнул Кинсли. – Такова уж доля оруженосца.

– Спасибо, дружище, – похлопал я его по плечу. – На том свете обязательно замолвлю за тебя словечко.

– Только сначала на этом свете кое-куда наведаться надо, – сказал Кинсли. – Пока не поздно…

Этим местом оказалась памятная расщелина. Под покровом межскальных теней мы добрались до тайника Кинсли. В нем была куча всякой всячины типа дешевых бус, медного чайника и старого ржавого щита, покрывавшего тайник. Щитом мы клад и раскапывали. Ни чайник, ни бусы Кинсли не заинтересовали, как и меня, но кое-что карлик велел обязательно взять с собой. Таковых вещей было шесть: охотничий нож с красным лезвием и резной рукояткой из черной кости, серебряная диадема, три дротика и перстень с зеленым камнем. Я подобные камни видел в магазинах, где продается все для медитаций. Не то чтобы был завсегдатаем, но пару раз покупал там ароматические палочки.

– Эти вещи – волшебные, – страстно прошептал Кинсли.

– А что они могут?

– Вот это – диадема императора! – Он указал на серебряный полукруг, больше похожий на женский ободок для волос.

– Так какие у нее свойства? – спросил я нетерпеливо. – И у перстня этого? Что они, дополнительную жизнь дают, снабжают опцией невидимости, уровень маны поднимают до запредельного?

– Чего? – строго посмотрел на меня спутник.

– Да, извини… – осекся я. – Слушай, Кинсли, у нас на Земле язык отличается от вашего, поэтому давай так договоримся – когда я начинаю говорить непонятно, скажи мне: «Слезай с коня!»

– С кого слезай?

– Ох… Тяжко-то как… – вздохнул я. – Ладно, не важно, кто такой конь. Просто запомни: «Слезай с коня». Хорошо?

– Наплевать, – кивнул Кинсли. – Слезай сколько влезет, только говори понятно.

– Отлично. Итак, какой толк от этих вещей?

– Это тебе другие расскажут, – хмуро ответил Кинсли. – Если захотят. Пчелиная ведьма, например.

– Угу, – поморщился я. – Если мы доберемся до нее. Так с чего же ты взял, что эти вещи волшебные?

– А ты будто сам не видишь?

Мы вышли из расщелины, небо было ясным, но никакого свечения над найденными предметами я не заметил.

– Ничего не вижу.

– Странный все-таки мир, из которого ты явился, – сказал Кинсли.

– Очень, – признался я. – По сравнению с этим – очень…

Мы шли перелеском. Вокруг было много грибов, но мне все незнакомые. Оказалось, Кинсли в местных грибах разбирался. Мы их собрали и пожарили. И вот в тот самый момент, когда решили закусить, – закусить решили нами. С дерева спустилось что-то желтоватое, почти такого же цвета, как листья. А тут у цвета листьев и травы, как я понял, никакой зависимости от времени года не было. И вот когда я вкусный гриб с дымком надкусил и блуждающий взгляд на ближайшие деревья направил, он уперся в эту самую тварь. Четыре конечности, все угловатые, как у паука. Тело похоже на крабье. Ни головы, ни шеи нет, а пасть прямо спереди туловища. Зубы кривые, глазки маленькие, злые, красноватые. И так оно быстро к нам почесало, что я едва успел вскочить. Прыгнул через костерок, схватил Кинсли под мышку и вместе с ним побежал. Кроме ножа с красным лезвием, у меня оружия не было, да и не особо я им пользоваться-то умел. Я могу заблокировать нож, отбить, даже руку противника выкрутить и самого ранить его же оружием, а вот нападать не обучен. Карате – это средство защиты от вооруженного воина с помощью голых рук и ног, а не искусство драться на мечах, ножах и саблях. И хотя на Окинаве крестьяне для самозащиты использовали порой всякий подручный инвентарь, карате в чистом виде – искусство безоружной защиты. И мой сэнсэй этой линии строго держался. Вот только как без топора отбиться от краба громадного с панцирем, как у черепахи, и скоростью, как у гончей, – сэнсэй объяснить не успел.

Тварей было несколько – они посыпались с деревьев, как яблоки в саду купидонов. Одна мне в штанину вцепилась – хорошо, что до ноги не добралась. Но не успел я порадоваться, как тут же другая тварь уже в ногу вгрызлась.

– Поставь меня! – заорал Кинсли.

Я так и сделал. Он сразу же воткнул в землю гайку с болтом, провернул, и мы вместе с двумя тварями – одна мне ногу грызла, другая штанину рвала – оказались под куполом Тайного Крова. Тут уже я обоих «крабов» ножом заколол. Смог пробить лезвием панцирь. Для остальных тварей мы стали невидимы и недосягаемы.

Штанина джинсов быстро кровью пропиталась, а о боли можно и не говорить. Я осел на землю, задрал брючину – да, зрелище не из приятных.

– Муракки, – сказал Кинсли, вытирая о тряпицу лезвие моего ножа, перепачканное черно-коричневой кровью тварей.

– Дай-ка, – сказал я и протянул руку. Пришлось обрезать штанины до уровня шорт – все равно одна в клочья разодрана, другая не только разодрана, но и кровью пропиталась. Зато теперь есть ткань, которой можно было перевязать пожеванную ногу.

«Вот теперь без антибиотиков мне точно кранты», – подумал я.

– Что же ты не предупредил о них? О мураками твоих, харуки их побери!

– А зачем?

– Ну ты даешь! Затем, чтоб мы готовы были. Или лес бы этот за сто верст обошли. Ты что, не знал, что они здесь водятся?

– Юноша, – Кинсли снова занялся возрастным унижением, – в нашем мире бестии везде, понимаешь?! Если хочешь, чтобы я предупредил, тогда предупреждаю! Здесь нет спокойных мест! Даже в Тайном Крове не всегда укроешься. И про муракки я знал, и еще много про кого знаю, о ком ты и слышать не захочешь. Но что же, теперь не жить?

– Ваш мир Угробией надо было назвать, а не Утронией, – сказал я, глядя на ногу. Кровь вроде бы перестала фонтанировать, но болело ужасно. – Жаль, я пожрать не успел. Слушай, а почему мы прямо под кровом костер не развели? Поели бы спокойно…

– Нельзя. Чары от огня спадают.

Спустя несколько минут Кинсли снял кров. Муракки исчезли. Карлик быстренько вернулся к костру, подобрал ветки с жареными грибами – лесные твари такого не потребляли, поэтому обед остался нетронутым – и снова вернулся. Установили кров, перекусили, раздумывая, что делать дальше.

Мне все это стало осточертевать. Ни дома нормального, ни холодильника, ни книг с фантастикой, ни тапочек любимых, в конце концов! При этом кто-то постоянно норовит тебя сожрать или иным способом прикончить.

«Зато тут есть Шайна, – подумал я. – Хотя… Уверен, для нее наше романтическое приключение под крылом грахмана ничего не значит. А для меня? Тоже непонятно».

Нога болела нещадно. С поддержкой Кинсли я добрел – постоянно оглядываясь – до ближайшего ручья, там промыл рану, снова перевязал. В чайник воды набрали, потом опять кровом накрылись – от греха.

– Я не доктор, конечно, – сказал я, – но, судя по укусам, если даже и заживет без воспаления, как от укуса грахмана зажило, придется мне отлежаться. – С этими словами я хотел нож за пояс заткнуть и с удивлением обнаружил, что цвет клинка поменялся – он стал темно-коричневым. Сначала я думал, что это просто кровь муракки впиталась, но, сколько ни мыл, красный цвет не вернулся.

Кинсли взял нож, удивленно хмыкнул и снова вернул мне.

– Я сразу понял, что этот нож необычный – колдовство почувствовал. Но никак не ожидал, что это Кровный Убийца. Не думал, что они еще остались. Редчайшая находка, скажу тебе. Вот так повезло!

– И в чем же его суперспособности? – спросил я.

– Завтра сам увидишь. Заклинание только запомни. – Он наклонился ко мне и прошептал, видимо чтобы нож не слышал. – Пуля – дура…

– Штык – молодец, что ли?

– Откуда ты знаешь? – удивленно воззрился Кинсли.

– Я это заклинание в первый раз еще в школе слышал, – сказал я. – Или в фильме каком-то…

* * *

Утром я смог идти. Да, нога еще побаливала, но опухоль спала – от зубов тварей остались несколько шрамов, но неглубоких. Воистину, тут воздух с пенициллином.

– Ну что, – с профессорской важностью спросил Кинсли, – опробуем твой нож?

– Давай, – пожал я плечами.

– Подкинь его и скажи заклинание! Помнишь?

Я подкинул и крикнул:

– Пуля – дура! – И почему-то голову руками закрыл, будто боялся, что нож в меня полетит.

Нож метнулся к кроне дерева, растущего неподалеку. С него упали две половины разрубленного муракки. На соседнем дереве еще одна тушка посчитала ветки, пока вниз летела. Вскоре еще один труп, падая, ободрал листву. Нож мой метался от дерева к дереву, как взбесившаяся петарда.

Когда мы насчитали двенадцать трупов, я решил его остановить.

– Крикни: «Штык – молодец!» – сказал Кинсли.

Я крикнул. Правду говорить легко и приятно, а если она еще и заклинание!..

Кровный Убийца мгновенно нырнул в ножны на моем поясе. Я достал и обтер его от коричнево-черной крови.

– Если этим ножом убить кого-то, – сказал Кинсли, – он напитается кровью жертвы и потом будет рубить в салат всех с такой кровью. Но только их! Так что не рань им кого не хотел, – он взглянул на меня строго, как папа на шкодливого мальчика, – да и сам не поранься!

– А пока я не убил врага – нож превращается в обычный тесак? Колбасу-то им можно порезать? Или потом он только этим и будет заниматься?

– Я не знаю, что такое колбаса, – сказал Кинсли, – но если бы ты чуть задумался, прежде чем спрашивать глупости, понял бы – нож все время окрашен чьей-то кровью! Может быть, когда его только выковали – был обычным, как ты сказал, тесаком. Но и как обычный нож можешь использовать – ты же брюки себе обрезал! Что ты…

– Сколько идти до пещер? – спросил я, торопясь перевести разговор, не дожидаясь от Кинсли нового справедливого эпитета в мой адрес.

– Дней пять еще. Если, конечно, будем идти, а не сидеть. – Он хмуро взглянул на мою перебинтованную ногу.

– Знаешь что? А не вредно было бы все-таки прикупить кое-что из оружия. Лук нормальный или топор какой-нибудь. Кровный Убийца, конечно, крут, но нужно еще что-нибудь. На тот случай, когда враг не будет в тесной близости.

– Спохватился, наконец, – проворчал Кинсли. – Будь ты в наручах и наколенниках, может, и укусов бы избежал. Придется сделать крюк к югу. Там у готов кузница имеется. Можно у них отовариться.

Двинулись. К вечеру были у цели – по дороге нас не пытались ни убить, ни съесть. Даже удивительно.

Когда мы дошли, здоровенный гот-кузнец уже печь остудил, фартук снял, уйти собирался. Но посетителям обрадовался. Оказалось, что с торца кузницы был небольшой магазинчик – прилавок, а за ним на стене оружие, обувь и даже одежда кое-какая.

По совету Кинсли я купил кольчугу из какого-то неведомого металла того же цвета, как вечернее небо над Утронией. Правда, почему-то она мне лишь до пупка доставала – эдакая кольчуга-топик. Широкий кожаный пояс купил – к нему крепилась пара футляров для разной мелочи, несколько ячеек, словно для патронов, а по бокам – ножны. Кинсли сказал, такой пояс очень удобен. И точно, по ячейкам я сразу дротики рассовал, в ножнах Кровному Убийце место нашлось. Надев пояс – широкий, как у какого-нибудь танцора испанского, – я понял, почему кольчуга короткая. Бренчал бы я иначе, как ящик рыболовный.

С оружием оказалось сложнее. Не умел я ни мечом размахивать, ни из лука стрелять, как недавно пришлось убедиться. Выстрел в гнездо, да и то со второй попытки, вряд ли можно в зачет поставить. Купил арбалет, дав себе слово, что потренируюсь. К нему болтов штук двадцать. Опять-таки ячейки пригодились.

– Меч возьми, – сказал Кинсли.

– Да я в жизни его в руках не держал, – сказал я.

– А что держал? – спросил тот.

– Ничего.

– Как же вы без оружия обходитесь? – брезгливо поморщился Кине ли.

– Да вот так как-то… – пожал я плечами.

Помимо рукопашного боя было у нас на тренировках карате несколько занятий с нунчаками. Получалось у меня неплохо. Шишек, конечно, наставил себе, но пару движений выучил неплохо – тренер меня хвалил. Тут, конечно, нунчак не было, да и быть не могло, но палка, к которой цепью крепился железный шар с шипами, чем-то их напоминала. Вспомнил, что такая штука кистенем называется. Я примерился к нему, покрутил в руке – остался доволен.

– Ты, я смотрю, не впервой такую штуку держишь, – не без удивления заметил Кинсли.

– Нет, впервые, – не стал я врать. – Но мне нравится.

– Щит возьми. – Кинсли мне не поверил. – Как будешь удары-то отбивать, без меча в руке? Кистенем особо не отмахнешься.

Щит я выбрал – не щит, а игрушку. Узкий, раза в четыре шире запястья, но зато и сидел он на левом предплечье, как влитой. Легкий, крепкий, серебристого цвета, с литьем в виде воинов, кромсающих местных тварей, – песня. Наверное, в каждом мужике к доброму оружию сидит любовь неизбывная – как бы глубоко она в подсознанье ни гнездилась. Как у бабы к платью красивому. Щит был легок и удобен – носи, не снимай. Кистень я заткнул во вторые ножны, предварительно обмотав цепь вокруг древка.

От шлема, наручей и наколенников отказывался, как Кинсли ни уговаривал. Не привычен я тяжести на себе таскать, да и в рукопашном бою это только мешало бы.

Кое-что еще по мелочи прикупили: два мотка крепкой бечевки, лепешек несколько и мяса вяленого. Взяли еще масла лампадного. Это я его лампадным прозвал, на самом-то деле шут его ведает, что за масло, но Кинсли сказал, для факелов и костра сгодится.

Глава 6 Болота

До болот дошли без приключений – сам удивился. То есть по небу порой пролетали какие-то ужасные крокодавлы, издающие визг, совсем не похожий на крик журавлиный, но мы их внимание не занимали, по счастью. Заночевали мы не доходя до болот пары сотен шагов. Кинсли сказал, что лучше тут переночевать.

– А что, мы до следующей ночи сможем болота целиком пройти? – спросил я, глядя в бесперспективную, хлябкую даль.

– Нет, – грустно покачал головой он. – Дня три по ним шлепать.

– То есть все равно посреди болот ночевать придется? – Да, – был ответ. – Но чем меньше ночевок, тем лучше. Установили Тайный Кров. Но он не помешал слышать стоны, доносящиеся с болот. И стоны те были вовсе не эротического свойства. Жуткие.

Когда я проснулся, трудно было понять, наступило ли утро. Небо в этом мире всегда непривычного цвета – но днем оно все-таки чуть светлее. Однако тут из-за болотных туманов это различие пропадало. И все-таки я пришел к выводу, что утро наступило. То ли с помощью шестого чувства, то ли посредством третьего глаза, то ли почувствовав пятой точкой. Последняя в темное время суток была заметно напряжена.

Кинсли рядом не было, но через несколько минут он вернулся с охапкой хвороста. Мы заварили травяной чай и позавтракали тем, что было в котомке оруженосца.

Потом Кинсли взял пустой бурдюк и направился туда, где вода была почище – в дорогу набрать. Я от нечего делать решил свои сокровища изучить. Диадема пока меня мало занимала. Да и перстень с зеленым камнем, похожим на изумруд, тоже. Хотя, если честно, перстень я попробовал надеть, подкинуть, покрутить, наконец, даже лизнул, но ничего фантастического ни с ним, ни со мной не произошло. Разве что я почувствовал себя фантастическим болваном – но это не впервой.

Взяв арбалет, отошел к деревьям и решил потренироваться в стрельбе. Но болты оставляли такие глубокие раны в коре, что я сжалился над растениями и стал упражняться с дротиками.

Первый же дротик, воткнувшись, превратил дерево в памятник. Каменный памятник дереву. Тонкие черенки не выдержали окаменевших листьев, начался каменный листопад – я едва отбежать успел.

Я оглянулся по сторонам – будто боялся, что мои проказы кто-то увидеть мог, – схватил другой дротик и со всей силы метнул в каменное дерево. Надеялся, что дротик воткнется в камень, и дерево снова станет деревянным. Почему-то я так решил. Но дротик отскочил и плюхнулся в траву. А первый дротик по-прежнему надежно торчал в камне. Выниманию он не подлежал.

«Минус один. И вынуть его способен только истинный король, – подумал я, вспоминая историю короля Артура. – Только там меч был, а не стрелка в перышках. Ну, так и я не король Артур – мне и дротика, видать, достаточно».

Кинсли все не шел, посоветоваться было не с кем, и я продолжил свои околонаучные изыскания. Подошел к другому дереву и метнул в него тот дротик, что от камня отскочил. Дротик воткнулся и… Ничего. Пока я голову не поднял и не увидел, что листья, как и ствол, стали деревянными. С порывом ветра они забренчали в кронах, как ансамбль ложкарей. Одеревеневшее дерево получилось.

Я метнул еще один дротик в следующее дерево. Оно стало золотым. Мать честная! Листья, в отличие от каменных, с золотых черенков не слетали – надежно держались. Дротик опять не вытаскивался, и, признаться, об этом я пожалел. Я отколупнул ножом кусочек золота. Не наживы ради, а памяти для. Конечно, я был бы рад и целое золотое дерево себе на память оставить, да вот как его выкопать? А тащить потом как?

Приступ стяжательства прошел вместе с приходом Кинсли. Глубоко вздохнув, карлик сказал «отпад», и дротики вылетели из деревьев, которые сразу стали обычными и встретили возвращение к жизни радостным гомоном – видимо, сидевшие в кронах птицы тоже меняли свою материальность. А теперь ожили.

Все вернулось на круги своя, но кусок золотой коры так золотым и остался. Как и каменные листья, что с дерева попадали. Потому, наверное, что у листьев и коры связь с источником, то есть с деревом, прервалась.

– Что? Отпад? И это вся магия?!

– Это никакая не магия. Дротики, Кровный Убийца, шар финфор, Тайный Кров и еще несколько волшебных вещей будут слушаться кого угодно. Будь ты хоть… – он посмотрел на меня сердито, – пустым бурдюком. Лишь бы заклинание знал. Кстати, если захочешь, чтобы тот, в кого дротик воткнулся, так и остался каменным, золотым или деревянным, скажи «ясен пень». Но только до того, конечно, как скомандуешь «отпад».

– А что же ты сразу не сказал? – удивился я. На «пустой бурдюк» не обиделся. Во-первых, это правда – что тут возражать? Во-вторых, слишком велика была радость от возвращения золотоносного дротика. – Ты говорил, что не умеешь пользоваться…

– Потом хотел сказать, – проворчал Кинсли. – В нужный момент. Так и знал, что ты все что ни попадя начнешь в золото превращать.

– Коварный ты, – сказал я, бережно пряча дротики в «патронташ».

Бурдюк с водой – там литров десять, наверное – тащить вызвался я. Совесть-то надо иметь – Кинсли оруженосец, а не водовоз. В отличие от меня, гы. Хотя и Кинсли тоже не оружие таскал, а мои щит и кольчугу. Так что выходило, что он броненосец.

Что такое болота Грольш? Гладь, необъятная глазом, лишь местами над тиной вода проступала. Кое-где из тины торчали корявые, полумертвые деревья. Других неровностей было не видать – ни кочек болотных, ни островков. Легкий дымок стелился над гладью, словно парок над супом. А варить в этом супе, стало быть, нас будут. Воняло затхлостью и тиной болотной.

Место, конечно, жуткое, но не потому, что там легко было представить себе целую стаю собак Баскервилей.

А потому, что там будто бы сам воздух был пропитан серой тоской и безнадегой. Наверное, если бы человек рождался и еще в колыбели понимал, что вся его жизнь будет похожа на это ровненькое болото до горизонта, – сразу бы умирал. И не потому, что страшно, не потому, что непроходимо это болото, а потому, что тоска.

Под ногами был неустойчивый слой дерна. Над ним вода тонким слоем, а под ним, видимо, пропасть. Но дерн нас выдерживал, хотя и качался под ногами, как подгнившие доски пола в дряхлеющем доме. Мы шли, хлюпали и молчали. Говорить не хотелось. Да и отвлекаться было нельзя – пропасть под ногами.

Зато было время подумать. И какие мысли роились в моей голове, понятно было без слов. Жил себе человек, никого не трогал. А его взяли и сослали куда-то. Может, и не в ад, хотя, глядя на эти болота, я бы не был в этом уверен. Но уж точно не в рай. А за что, спрашивается? Что я сделал такого? Или не сделал, наоборот? Учился, да, плохонько, да, с пересдачами, но учился же. На подработку, правда, так и не устроился, но собирался же в самое ближайшее время начать честно зарабатывать свой хлеб диабетический. Так за что? А с другой стороны, кого я спрашиваю, интересно? Господа Бога? Так его промысел мне никогда не понять. Кого тогда? Себя самого? Так с тем же успехом я мог себя спрашивать, как только родился. За что, почему, в раю иль в аду? И также никто мне ответа не дал бы, даже если б я с рождения мог речь понимать.

– Слушай, Кинсли, – возник у меня толковый вопрос, – а часто тут такие, как я, непонятно откуда появляются?

– Нет, – не оборачиваясь, ответил Кинсли. Он тыкал палкой в тину, прежде чем сделать следующий шаг. – До тебя только Немо был двадцать весен назад. Еще раньше – Артур.

Значит, все-таки не ад. Вряд ли там такая вялая текучка кадров, что только раз в двадцать лет грешники объявляются. А может, это и вовсе не загробный мир? Или помимо ада с раем их множество? А почему нет? Вдруг их миллиард? Каждому почившему свой персональный посмертный мирок.

А с другой стороны, ну и пусть! Какая разница? Да, тут бывает страшно, бывает больно, а иногда страшно больно, но и на Земле не без этого! Зато тут приключений по самое не хочу, маги, вещи волшебные, девки сексапильные и – главное – диабет не мучает! Посмертный мир? Ну так что ж теперь? Всяко веселее, чем в хрущевке жить и «Стилистику и литературное редактирование» зубрить.

Вечером остановились на ночлег. Выбрали пятачок – не то чтобы совсем сухой, но если наши вещи покидать, а потом сверху возлечь, не промокнешь. Костер, конечно, не развести – не из чего, а до ближайших корявых деревьев далековато. Да и росли они, как назло, прямо посреди топи. Погрызли мы мяса вяленого, водой запили, разобрали Тайный Кров, затащили в него котомки и шмотки. Потом на них и улеглись.

– Уснуть надо вместе, – буркнул Кинсли. – Никаких часовых.

Почему-то от этих слов мне стало страшно.

– Почему? – спросил я.

– Лучше этого не знать, – ответил Кинсли и лег спиной ко мне.

– А что, Тайный Кров нас не защитит?

– От этого нет защиты, – «успокоил» Кинсли. – Спи.

Я думал, что после такого напутствия полночи заснуть не смогу, но ошибся. Устал так, что уснул сразу, как обуютился на барахле.

Пробудился среди ночи. Темень вокруг непроглядная – лун за туманом не видно, а может, и не было их на небе. Вдруг надо мной что-то нависло. Какой-то призрак, свитый из сизой дымки. Впадины вместо глаз, провал вместо рта, контуры лохмотьев на костлявом остове. Не живое – это понятно. Только вязь из дымов. Но когда эта парообразное нечто подсунуло длань под мой затылок, побуждая встать, я понял, что это не иллюзия. Хотел заорать от страха – не смог; хотел вырваться, оттолкнуть урода от себя – не было сил. Меня словно парализовало.

Дымка, из которой был создан призрак, и не думала таять, в отличие от моей веры в то, что все это сон.

Призрак, поднимая мою голову, заставил меня сесть. Потом я встал на колени, посеменил к спящему Кинсли и потянулся к ножнам за Кровным Убийцей.

Когда я в детстве в шутку мутузился с папкой, он ловил мою руку и заставлял шлепать ей самого себя по мордахе. Больно не было, но смешно – до мокрых трусов. Сейчас, когда моим телом управляли так, будто меня и нет вовсе, – снова почти до мокрых трусов. Но не смешно.

Я навис над Кинсли с ножом в руках. Призрак не вошел внутрь моего тела, а лишь приобнял, будто я ростовая кукла в маппет-шоу. Вот шея спящего Кинсли – проснись, идиот! Вот острие ножа. Оно неумолимо приближалось к горлу моего оруженосца. Я сопротивлялся как мог, чтобы хотя бы замедлить движение ножа, не то что остановить. Никогда – даже если сто раз отжимался от пола на кулаках – мне не приходилось так напрягать физические силы и волю. А в тот момент пришлось превзойти себя, чтобы не сделать непоправимого. Не убить спящего Кинсли! Вредного, ворчливого, иногда даже грубого, но верного и надежного. Моего оруженосца, спутника и доброго товарища.

Я не смог остановить рук. Я смог заорать. Вопль со дна моей утробы вырвался, как вырывается крик у спящего, когда он видит кошмар. И спящий просыпается. И Кинсли проснулся – всего за секунду до того, как Кровный Убийца напитался бы его кровью.

– Я не сплю! – заорал Кинсли и быстро откатился в сторону, дав ножу вонзиться в землю. – Слышишь, мы не спим оба!

Только в этот миг я снова почувствовал, что мог управлять своим телом. Призрак исчез с шипением, будто плеснули воды на нагретый камень.

Я плюхнулся на землю. Лежал, пялился в туман, а нож зачем-то продолжал судорожно сжимать, выставив перед собой.

– Что это было? – наконец спросил я, стуча зубами от страха и холода.

– Призрак болот. Один из многих.

Кинсли подошел, выковырял из моих рук Кровного Убийцу.

Спустя еще пару минут я смог сесть.

– Призраки Грольш нападают только тогда, когда кто-то один не спит. Если все спят или наоборот – не тронут. Вот почему я сказал, что уснуть надо вместе.

– То есть ты знал о них и не предупредил? – медленно повернул я голову к Кинсли.

– Слышал. Сам не встречал. До сегодняшней ночи. Предупреди я тебя, ты бы точно не уснул. Я тебе сразу сказал, мало кто пройдет болота Грольш – что ж ты хочешь? – Он помолчал, глядя на меня вопросительно. – Есть будешь?

Я затряс головой – не до еды. Кинсли пожевал мяса и снова в путь засобирался.

– Сколько еще идти? – спросил я.

– Пару дней еще.

– А ночевок? – Я настороженно ждал ответа.

– Одна как минимум.

– Не пойду, – решительно заявил я. – Один раз повезло, и спасибо небу. А во второй раз может все иначе сложиться. Что, если я заорать не успею?

– И что же делать? До Пчелиной ведьмы мы иначе не доберемся.

– А можно так сделать, чтобы мы уснули и проснулись в один момент? И чтобы посреди ночи никто пописать не встал. Может, снотворное какое-нибудь из трав соорудишь? Или можно дротиками уколоться – тебя, например, камнем сделаем, меня золотом…

– Чегой-то тебя – золотом? В дерево превратим. Ближе всего тебе.

– Ладно, пусть деревом. Так ночь переждем. Вот только кто нас расколдует?

В результате вот что надумали – ложимся плечом к плечу. Как только один из нас проснется – должен сразу же разбудить другого! Так авось призрак и не успеет.

День прошел без приключений. Шлепали по болоту – вокруг туман, под ногами слякоть. Торопились, чтобы в светлое время как можно дальше пройти и одной ночевкой в болотах обойтись. Однажды, правда, Кинсли оступился и юркнул в прогалину, но я успел его за руку схватить.

Ночью мы под бочок друг другу притулились, стали ждать сна. В этот раз я долго уснуть не мог. Но лежал, крепко глаза закрыв и даже дышать стараясь помедленнее. Для того чтобы тварь болотная никак меня от спящего отличить не смогла. Вчера-то я не только глаза открыл, но и башкой вращать начал, вот призрак и накинулся. Наконец я уснул.

Ночью проснулся. Вовремя вспомнил, что нельзя одному из сна выходить, стал со всей силы толкать Кинсли. Он никак не отреагировал. Тогда я сказал, все так же глаз не открывая: «Кинсли, проснись!». Тишина была мне ответом. Может, он ушел куда – а я просто бурдюк с водой локтем толкал? Но глаз я все не открывал.

– Кинсли, – закричал я уже в полный голос, – проснись, говорю!

Тишина. Тут я понял, что случилось что-то. Открыл глаза, к Кинсли поворачиваюсь – нет, лежит, вроде спит. Терять мне уже было нечего – я всем призракам виден давно, потому со всей силы начал Кинсли трясти и блаженным матом орать, чтоб проснулся. И разбудил наконец-то – карлик зашевелился и ко мне начал поворачиваться. Только что-то не так с ним было – вместо лица у Кинсли та самая дымка сизая с впадинами и пропастью рта.

– А! – заорал я и проснулся по-настоящему.

Трещал костерок. Кинсли, живой и здоровый, какие-то плоды на ветку нанизывал.

Все оказалось сном. А в Утронию уже утро пришло, и мой добрый оруженосец завтрак готовил. Здесь и хвороста, оказывается, полным-полно было – в этой части болот немало сухого валежника. Просто в темноте мы его не заметили. А далеко вдали – еще одна радость – уже виднелись холмы. Идти еще далеко, но хотя бы был виден конец пути.

Дальше пошли веселее. До следующего привала смогли пройти изрядно. Отдохнули с полчасика, закусили и дальше тронулись.

* * *

Тварь, которая бросилась на нас, походила на гигантского зеленого паука с башкой не спереди, а над туловищем. Она торопилась к нам, протыкая болотную жижу, и даже проваливалась иногда одной или двумя лапами, похожими на копья, но сразу же выскакивала, поднимая шум и плеск.

Бежать было некуда. Из-за плеска воды я едва расслышал, что мне орал Кинсли. До чудища оставалось метра два, и оно уже занесло переднее копье, чтобы наколоть меня и отправить, вкусного, в пасть, когда я наконец расслышал:

– Дротик!!!

Стараясь попасть в туловище, а не в твердую, как кость, лапу, я метнул первый попавшийся дротик. Со страху метнул так сильно, что дротик вошел, словно в масло, куда-то в район носа.

Только в этот момент я заметил, что вокруг паука – в верхних слоях болотной жижи – вились какие-то мерзкие черви, похожие на пиявок, но каждая в метр длиной. Видимо, тоже к трапезе спешили.

Паучина окаменел. Только теперь я смог его рассмотреть как следует. Огромная пасть, в бойницах глаз – черные зрачки на стеблях, как дула. Атаковал он, судя по всему, лапами, низ которых походил на охотничий нож – зазубрины и острие. Болотная тварь была ростом со слона. Эх, если б могли ваять творцы такие скульптуры – какая динамика, натуральность, естественность! Окаменевшая динамика, увлекая за собой натуральность, стала погружаться в болото. Оно и понятно – памятник болотной твари весил, наверное, пару тонн. Я понял, что меня тоже начинает затягивать в образующийся водоворот, поэтому стал энергично отступать.

– Ясен пень! Отпад! – крикнул Кинсли, и дротик вынырнул из болота. Кинсли передал его мне. – Что же ты возился так долго? – набросился на меня оруженосец. – Еще миг – и от тебя лохмотья бы остались.

Я вспомнил дымчатые лохмотья призрака болот и произнес:

– И стал бы новым призраком этих мест.

– Эх, – махнул рукой Кинсли, взвалил котомку на плечо и пошлепал дальше. Благо долгожданная суша была уже совсем близко.

Глава 7 Заброшенные пещеры

Болота упирались в отвесные скалы, вздымающиеся на десятиэтажную высоту. Именно они издали и казались милыми холмами и желанной сушей. Взобраться на них было невозможно, если ты не скалолаз со всем необходимым оборудованием. Оставался единственный путь – пройти через недра скал Заброшенными пещерами.

Между болотами и пещерами была узкая полоска сухой земли, и я распластался на ней, как на любимой кровати. Лежал на твердом, а все казалось, что подо мной пласты болотные ходят и куда ни ступи – провалишься. Это чувство еще часа три не проходило. Валежник сухой нашелся, вяленое мясо достали. Вскипятили чай. Лепешки от болотного воздуха плесень тронула, но мы ее поснимали, подогрели хлеб на огне и с наслаждением употребили.

– Ты спрашивал, – сказал Кинсли, – бывает ли, что здесь такие, как ты, объявляются. Я сказал, что до тебя это был Немо двадцать весен назад.

– A-а! Помню-помню. Тот, который всех в салат… – сказал я, пытаясь отодрать зубами кусок мяса от вяленого жгута.

– Это наша самая большая беда. Никто с ним не может справиться, он это знает и потому творит все, что вздумается. – Кинсли с досадой сплюнул и тоже вгрызся в солонину, будто это была нога Немо.

– У вас тут, как я понял, не только он творит то, что вздумается. Почему, например, Шайна убить меня хотела?

– Вон чего вспомнил! – усмехнулся Кинсли. – Это ж проще простого. Ты и повадками своими, и тряпьем похож на разбойника из хуальских лесов. Местных-то жителей Шайна в лицо знает.

– Понятно, – грустно сказал я. Почему-то до глубины души оскорбило, что красавица меня сначала за разбойника приняла.

«Эх, сводить бы тебя в ресторан хороший! А потом в какой-нибудь клуб, где музыка не попсовая и коктейли приличные. А еще лучше – на лекцию в институт! Тогда бы ты сразу поняла, что я не разбойник, а будущий журналист! Интеллигенция, можно сказать! Эх…» – подумал я.

В пещеру мы вошли утром следующего дня.

– Тут главное – ничему не верь. Чтобы с тобой ни случилось – все неправда, вымысел, понял? Иди вперед и ничего не бойся. То есть нет, – закашлялся Кинсли, – опасаться, конечно, надо.

– Здорово ты все объяснил, – съязвил я. – А как я отличу, когда это иллюзия, а когда меня и в самом деле сожрать захотят?

– Понятия не имею, – пожал плечами Кинсли. – Но если не отличишь, значит, на той стороне мы не встретимся.

– А если ты не отличишь? – спросил я.

– Значит, тоже сгину. Я здесь впервые, так же как ты.

Первое, что случилось, как только я прошел внутри пещеры шагов двадцать, – Кинсли пропал. Я звал его, искал, даже нащупать пытался – тщетно. Причем вход в пещеру был еще виден. Вон она – дорожка света от входа до меня, а Кинсли нету. Как сквозь землю, что называется, провалился.

Я пошел обратно, думал, вдруг он снаружи ждет или случилось чего. Дошел до источника света, а это и не выход вовсе. Белым светом каменная стена лучилась.

«Вот и первая иллюзия, – подумал я. – Или уже вторая? Может, пропажа Кинсли тоже неправда?»

Мой недавний оптимизм впитывался в почву пещеры, как вода в песок.

«Это я только вошел, а уже не знаю, как выйти, – подумал я. – Что дальше-то будет? Ох, сгину здесь, как есть сгину».

Развернулся, пошел обратно, то есть вглубь пещеры, а там новый сюрприз – воды по колено. Что ж, другого пути все равно не было видно. Побрел дальше. Тут мне в голову мысль пришла: а вдруг в воде опять, как в болотах Грольш, пиявки гигантские плавают? И тотчас меня за ногу тварь какая-то цапнула. Я и сам не ожидал, что смогу на отвесной скале повиснуть. А повис-таки. Глянул вниз, не видать ничего. Кресало, что я себе в готской лавке прикупил, в футляре лежало на поясе, да только зажечь-то тут нечего было – ни ватки, ни листика сухого. А без огня, понятное дело, мало что разглядеть можно было.

Вынул нож, медленно ногу в воду опустил – вроде не кусали больше пока.

«Видят, наверное, что у меня Кровный Убийца в руке, – вот и боятся» – так я себе объяснил тогда. Скоро посуше стало, вода пропала, я опять по твердой поверхности зашагал. Но по-прежнему вокруг была темнота непроглядная. Стал я в котомке копаться – искал, из чего бы факел соорудить. Глядь, а из котомки зеленоватое свечение исходит. Ба, да это же мой перстень с зеленым камнем! Так он, оказывается, светится в темноте? Что ж, бывают и приятные сюрпризы. Надел перстень на палец, хотя бы на полметра впереди видно стало.

Шел я долго. Часа полтора, наверное. Медленно, осторожно, но шел. Пока не увидел, что из тьмы на меня четыре глаза смотрят. То, что это глаза, а не точки какие-то светящиеся, я как-то сразу понял. Хотя и странно было, что четыре – и все в ряд. Будто одному кому-то принадлежат. Интересно, что перстень на пальце будто бы ярче светиться начал. Правда, даже этого света не хватало, чтобы выхватить из тьмы владельца глаз. Пришлось выхватить нож. Я его перед собою выставил – глаза вроде исчезли.

Радовался недолго. Через мгновение они снова возникли прямо передо мной и вместе с хозяином. Я ножом полоснул – не попал, кистенем махнул – тоже мимо.

И уж подумал было, что четырехглазый решил не связываться, но в этот момент над самым моим ухом стрекот раздался. Повернуться я не успел – гадина в шею впилась. А когда я, как подкошенный, рухнул на пол, тварь надо мной нависла. Пещерная бестия походила на огромную четырехглазую сороконожку или даже сколопендру. Теперь-то ее вполне рассмотреть можно было – перстень светил как карманный фонарик. Я попытался было снова кистенем махнуть, да едва смог руку поднять и уронил ее сразу. Стало быть, гадина яд в меня впрыснула, ждет теперь, когда сдохну. Вот и все. Что там Кинсли про вымыслы говорил? Надо себя убедить, что это неправда? Нет никакой сколопендры размером с автомобиль? И что яд по моим жилам не разливается? Да это мы сейчас, это мы запросто! Вот только с чего бы начать? Конструктивно мыслить мешала пещерная тварь, нависшая надо мной в ожидании. Чего ждала, и так понятно.

По счастью, левая моя рука кое-как еще двигалась. Нащупал дротик, завел руку за спину, затаился. Ждал, чтобы тварь еще приблизилась. Вряд ли будет несколько попыток. Решил притвориться – глаза прикрыл, дышать начал медленнее. Сквозь прищур увидел, что обман удался, – сколопендра ко мне наклонилась, вонючей слюной на лицо капая. Сейчас жрать начнет, не иначе.

Дротик я не метал – воткнул его, словно нож, прямо в один из четырех глаз. Сколопендра успела зашипеть оглушительно и шипастым хвостом ударить хотела. Золотой хвост замер от моей головы сантиметрах в десяти.

Я лежал рядом с золотой статуей сколопендры и понимал, что силы оставляют меня прямо пропорционально разливанию яда в крови.

«Яда нет, – вдруг прозвучало в моей голове. – Ты его выдумал».

«Опа, у меня, походу, раздвоение личности началось, – решил я. – Интересно девки пляшут. Вот, значит, как я буду развлекаться, пока не сдохну».

«Перестань верить, что это яд. Вообрази, что в твое тело лекарство попало. А онемение руки – просто временное побочное действие».

– Гы, легко сказать, – ответил я вслух тому неизвестному, кто в моей голове дебатировал, – если бы одна рука онемела, так уже все тело одеревенело. Даже губы задубели, как в кресле у стоматолога.

«Вот, правильно! – произнес бесцветным голосом некто в моей голове. – Представь, что это новокаин или лидокоин. Полчаса полежишь, он проходить начнет. Постучи-ка левой рукой по плечу!»

Хоть руку и нелегко было поднять, но все же я стукнул себя по предплечью. Ничего не почувствовал.

«Вот! Лидокоин! Полежи, отдохни, он и отпускать начнет!»

– Ладно, – сказал я. – Попробую. Только кто со мной говорит-то?

Ответа не последовало. Я сказал «ясен пень» и «отпад», внимательно наблюдая за тем, чтобы гигантская золотая брошь не оттаяла. Потом попытался расслабиться.

«А и вправду, – подумал, – действие-то на лидокоин похоже, так же немеет все и изнутри будто щекочет слегка. Вот забавно, если эта тварь и в самом деле лидокоин впрыскивает. Но логика в этом есть: жертва обездвижена, при этом не орет, когда ее есть начинают. А мяско свежим остается, не то что у мертвечины».

Спустя минут двадцать онемение начало отступать.

– Эй! – крикнул я в пространство. – Ты прав оказался – тот, кто внутри моей головы говорил. Кто ты? Давай познакомимся.

Ответа не пришло. Странное дело. Но и на том спасибо. Еще четверть часа спустя я смог встать, на золотую сколопендру опираясь, и побрел дальше по тоннелю.

Как только выход найти отсюда? Пещера то и дело разветвлялась и какой тоннель вел наружу – неизвестно. Вспомнилась история Тома Сойера и Бекки Тэтчер – когда они по пещере бродили, стараясь с индейцем Джо не встретиться.

Вдали чей-то голос послышался – будто человек пытался филином прокричать, но у него не очень-то получилось. Зато меня напугать – вполне. Я в стену вжался, кистень приготовил.

Как уже говорилось, я не робкого десятка, могу и за себя постоять, и за того парня. Но больше всего пугала неизвестность, – кто там филином гукает? Может, человек, а может, и нет. Может, один, а может, десятеро. Интересно, что перстень – сразу после драки со сколопендрой – вновь начал слабее светить. А как только гуканье в коридоре раздалось, опять вроде поярче стал. Но все равно его света было недостаточно – дальше трех шагов не видать ни зги. Хотя, наоборот, только згу и видать. Сплошную причем.

Шел я еще долго – только «филин» порой вмешивался в звук моих шагов и дыхания. А еще время от времени капало с потолка.

Дошел до тройной развилки. Конец бечевки камнем придавил, пошел сначала в один проход. Шагов на двадцать бечевки хватило. Мало. Ясности так и не настало, что там впереди.

Хотел назад идти, глядь – я, оказывается, возле того камня, которым один конец бечевки прижал. А в руках другой конец бечевки, только середина ее где-то в пройденной тьме скрывалась. Странное дело. Неужели я кругаля дал?

Пошел туда, где середина осталась. Пришел совсем в новое место, зато странным образом бечевка сама обратно в клубок смоталась.

Что там говорил голос в моей голове? О чем Кинсли предупреждал? Все вымысел? Иллюзии? Здорово. Наше поколение все в иллюзиях живет: картинки на экране вместо жизни, картинки на мониторе вместо приключений. Женщины резиновые, пища синтетическая. «Крабовые палочки» из минтая, бульон из кубиков, мясо из сои. Так и живем. Но там, среди земных иллюзий, мы хотя бы ориентируемся, знаем, когда экран погасить, когда проблеваться от нитратов. А здесь? Вон она, – я по стене постучал, – вполне себе твердая, на иллюзию не похожая. Значит, вряд ли я сейчас по рельсам выйду из лунапарковой комнаты страха, скажу билетерше «до свидания» и отправлюсь на следующий аттракцион – например, в тир с бумажными цветками.

Опять разухался филин. Не прошло и минуты, как я с этим «филином» встретился. Серой птицей лесной оказался здоровенный парень. Теперь мой перстень опять полыхал, как лампа на тридцать ватт, – так что я вполне смог рассмотреть незнакомца. Кожа смуглая, волосы черные, всклокоченные. Он был, наверное, на метр выше меня, а его бицепс был размером с мою голову. Я почувствовал себя хрупким подростком рядом с чемпионом-культуристом. На шее у здоровяка были какие-то побрякушки – не то зубы звериные, не то ракушки. На поясе – юбка из крупных листьев. Папуас, что ли?

Парень бросился на меня, широко расставив руки. А перед этим еще раз зачем-то филином ухнул. Может, у местных папуасов такая речь?

Я махнул кистенем – здоровяк увернулся, сделал шаг в сторону, оказался сзади меня, обхватил рукой за горло и стал душить. Как я не успел среагировать? Как я мог допустить такой примитивный захват? Невероятно. Молчи, грусть, молчи. Теперь надо было вырваться. Попытался, но сразу понял, что глупее идеи нет. Мышцы его руки закрывали мне вид вокруг и виды на будущее. Я потянулся к дротикам, но до них было не достать – мою левую руку папуас крепко держал, а правая была прижата к телу могучим локтем.

«Даже не могу дотянуться, чтобы укусить», – с досадой подумал я, наблюдая, как перед моими глазами поплыли круги.

«Нет здесь никого, кроме тебя», – снова раздался голос в голове. Да еще уверенный такой.

«Как же, нет, – прошептал я, – а душу я сейчас сам себя, что ли?»

«Не душит тебя никто. Выдумал ты. Помнишь, про индейца Джо из „Приключений Тома Сойера“ вспоминал? Вот этот индеец и явился тебе – причем таким, каким ты его в детстве представлял. А ты индейцев в ту пору, видать, сильно с папуасами путал».

Хватка слегка ослабла. Я глаза опустил, чтобы сквозь пятна и разводы меркнущего сознания руку индейца разглядеть – ведь только что свет мне застила! А нет ее, руки-то. Нет, и все тут.

«Чем же он меня душит тогда?» – удивился я.

Тут хватка еще больше ослабла. Я стал на землю сползать, а потом – классика – сгибание в три погибели, долгое откашливание, все дела… Когда отдышался, оглядеться смог – нет никого.

«А ведь и правда, – подумал я, – моя фантазия его и привела. Вот почему я и видел его таким огромным – смотрел-то на него глазами мальчишки, каким был, когда читал „Тома Сойера“. А было мне лет восемь, наверное».

Самое главное, решил я, больше ничего не фантазировать. Лучше выдумать, что сейчас пещера внезапно кончится, и я выйду благополучно с другой ее стороны. И я уже собрался заняться этим аутотренингом, когда взгляд на перстень упал.

– Это ты, что ли? – сказал я вслух. – Это же ты мне подсказки даешь?! Что молчишь? Ты же на пальце был оба раза, когда я стал подсказки получать. И со сколопендрой насчет лидокоина подсказал, и с папуасом этим. Правильно? Что не отвечаешь? Давай, – я себя перстнем по голове постучал, – говори со мной мысленно! Надо самому выбираться отсюда и еще успеть Кинсли спасти.

Тишина.

Тут я вспомнил и о том, что камень в перстне начинал полыхать ярче, когда приближалась опасность. Даже когда она выдуманной была. А когда угрозы миновали, он снова едва светился.

– Ага, значит, ты и говоришь, и светишься ярче во время опасности, так? – уставился я на перстень. – А когда все в порядке, ты просто обычный камень в оправе? Я же помню, когда увидел тебя впервые, ты вообще не светился. А в пещере, еще до появления всех этих гадов, уже начал свет рассеивать. Предчувствуя, так сказать. И когда меня гадина четырехглазая цапнула или культурист в банановых листьях придушить хотел – тогда ты и начинал работать. Зато когда все мирно да хорошо – толк от тебя сугубо декоративный, так?

Камень, естественно, не отвечал, продолжая вяло светиться.

– Постой-ка! – прозрел я. – Надо еще, чтобы ты на пальце был в момент опасности! Потому-то ты и не помог мне в болотных баталиях, ибо в котомке лежал! Ну что ты молчишь, голос в камне?! Ответь, я все правильно понял? А что будет, если я сам себе опасность создам?

Я стукнул перстнем по ногам. Чувствительно, кстати. Ноль реакции. Видимо, недостаточно. Или перстень просто не считает нужным разговаривать с идиотом. Что он мне скажет? «Перестань бить себя по ноге»?

Ладно, с перстнем потом разберемся. Вымыслы, иллюзии… Если и вправду это работает только на силе фантазии, попробую-ка я…

– Вон за тем поворотом окажется выход из Заброшенных пещер! – прокричал я, то ли себя убедить пытаясь, то ли стены пещеры. – Точно! Вон, даже свет уже виден из-за поворота!

Странное дело, но мне и в самом деле показалось, что угол пещеры дневным светом окрасился.

– Я уже даже шум слышу, то ли бор шумит, то ли море плещется! Там выход! Вперед! – сказал я себе и, хромая, – мышца ноги болела после удара перстнем, – побрел к цели. И так я в тот момент верил, что до выхода рукой подать, что очень бы удивился, если бы его там не оказалось.

Выход был. Море и вправду шумело. Но оно оказалось справа и внизу, так как выход из пещеры был высоко над землей. Но даже здесь, на небольшом скальном плато, лежал песок – крупнозернистый и белый. Видимо, когда-то давно здесь тоже плескалось море.

Небо было ясное – благодать. Чувствуя себя героем и везунчиком, я расселся на песке, достал что-то из котомки и стал жевать. Грешен – о Кинсли я только через несколько минут вспомнил.

Возвращаться за ним в пещеры не хотелось сильнее, чем ребенку садиться в кресло стоматолога. Поэтому этот вариант я сначала просто отбросил. Потом мне и вовсе нечестивая мысль пришла. «В конце концов, – подумал я, – пройти Заброшенные пещеры и потерять только пятьдесят процентов отряда – урон вполне допустимый».

Мне сразу же стало стыдно, но это мало повлияло на желание лезть в пекло иллюзий. Да и главное, как я разыщу там Кинсли, даже если он еще жив? Кто знает, что он себе там нафантазировать успел?

С другой стороны, что-то делать надо. Даже из меркантильных соображений – без него я и ведьму Пчелиную не отыщу, и сам пропаду. Да, и прикипел я уже к этому ворчуну. Ох!

Как я ни тряс руку с перстнем, как ни тер его, ни увещевал – он про местонахождение Кинсли рассказывать отказывался. Я даже диадему на голову напялил, думал, вдруг с антенной лучше сигнал ловится. Тоже не сработало.

Что же делать? Свеситься вниз головой со скалы, чтобы проклятый перстень сообразил наконец, что мне грозит опасность, и начал помогать? Плохой вариант: мало свешусь – не поверит, сильно свешусь – упаду. И тогда в моей голове наверняка нужные ответы наконец-то прозвучат, вот только вряд ли я ими воспользоваться успею.

Может, камень к шее привязать и в море кинуться? А с собой нож взять. Когда совсем задыхаться начну, перережу веревочку и всплыву. А что, это вариант. Жаль только, до моря шагать отсюда километра три – не меньше. И это уже после того, как спущусь к побережью. А потом назад столько же – в гору. Вряд ли у меня есть такой запас времени. На себе убедился: в пещерах скучать не дают.

Я вздохнул и стал хворост собирать – его тут было достаточно. Сложил дрова колодцем, плеснул масла лампадного, сам забрался в середину и поджег дрова. Костер вспыхнул быстро, и я через пять секунд пожалел, что так много деревяшек накидал – погода жаркая, голодное пламя пожирало сучья с бешеным аппетитом. Я встал и приготовился прыгать через пламя. Нет, не в честь праздника Ивана Купалы я затеял этот, как говорят в наше время, перформанс. Я хотел заставить перстень поверить, что мне грозит опасность, и получить от него ответы. Но и умирать не собирался – если камень так и не заговорит, буду прыгать. Перспектива зажариться в центре костра мне не улыбалась.

Ох и жарко! Все, еще три секунды жду – и прыгаю. Я в десятый раз взглянул на перстень. Не… Не светился камень.

Хотя… Небо ясное, вокруг костер – может, и светился, просто не так заметно, как в темноте подземелья?

«Перепрыгни, и ты спасен!» – услышал я наконец-то.

«А то я не знаю».

– Не могу! Без моего друга Кинсли мне все равно крышка! Либо скажи, где он, либо сожгу себя.

А уже и вправду становилось нестерпимо жарко.

Перстень молчал. Не верил, видимо. Ладно, попробуем по-другому.

– Понимаешь, Кинсли был моим проводником, – начал я нашептывать в перстень. – Карлик хоть что-то знает об этом мире. У него осталась часть моего оружия. Арбалет, например, щит замечательный. Я пропаду без Кинсли! – И я сделал шажок к пламени, увеличивая, так сказать, накал.

Перстень, наконец, ответил:

«На Кинсли напал пещерный бартайл. Но твой проводник еще жив. Беги к нему».

– Да? Здорово! А как я найду-то его? И как выглядит бартайл этот проклятый? – закричал я, через костер перепрыгивая.

Образ огромного зеленого змея с оранжевыми глазами возник перед моим мысленным взором всего на мгновение, но, кажется, я запомнил. На носу маленький рог, еще два рога, похожих на бычьи, по сторонам башки. Огромные зубы выпирают, словно кинжалы. Особо запомнились похожие на карту разводы на зеленой шкуре.

Я глубоко вздохнул и вошел вглубь пещеры. Но буквально на пару шагов – так и светлее, и спокойнее. Что ж, начнем-с.

– Как же так, – сказал я вслух. Так мне легче было поверить в то, что выдумываю, – тут бартайлы пещерные водятся, а я так и не встретил ни одного. Случайность, не иначе. Да я нутром чувствую, что один где-то рядом ползает. Чу! Слышу даже, как шкура по земле шуршит.

Рядом и в самом деле зашуршало. Я изготовился.

– Вот сейчас, – борясь со страхом, произнес я, – морда его рогатая из ближайшего пещерного тоннеля покажется.

Показалась. Я едва дротик успел метнуть, а то он уже пасть распахнул и навис надо мной, норовя заглотнуть.

Одеревеневший бартайл выглядел как огромная коряга. Я взобрался по ней к самой башке, собрался с духом и скомандовал:

– Отпад!

При этом заклинание «ясен пень» не произносил, поэтому чудовище сразу же ожило. В это мгновение я всадил бартайлу в череп Кровного Убийцу по самую рукоять. Таков и был план. А потом все пошло не по плану.

Длины ножа не хватило, чтобы бартайл сразу издох. Зато он обезумел от боли и попытался сбросить меня, но я намертво вцепился в Кровного Убийцу. Держал его так крепко, как наездник держит за поводья галопирующего рысака. Потому и был бит о пещерные стены неоднократно, прежде чем бартайл наконец не испустил дух.

Я с него сполз и на подгибающихся ногах выбрался из пещеры. Надо было продолжить воплощать план по спасению Кинсли, но если я не приду в себя, спасать придется меня – а некому. Пригоршня воды из бурдюка на затылок, несколько глотков, потирание ушибов и пара грязных ругательств оказали на меня исцеляющее воздействие.

Как и ожидалось, Кровный Убийца сменил цвет – пропитавшись кровью бартайла, нож стал оранжевого цвета. Я привязал к рукояти Убийцы бечевку, другой ее конец на руку намотал, потом подкинул клинок и выкрикнул:

– Пуля – дура!

И мы с ножом помчались в пещеру – он впереди летел, ища других бартайлов, а я за ним, как за указателем навигатора, мчался. Хотя «мчался» – громко сказано, скорее ковылял, ибо не было уже ни сил, ни здоровья.

К счастью, бежать пришлось недалеко. Сначала я увидел ноги Кинсли, торчащие из пасти бартайла. Остальные части оруженосца уже скрылись в утробе змея. Кровный Убийца без моей руководящей роли убил бартайла сразу и наверняка. Он тоже воткнулся в голову, но не сверху, а где-то под нижней челюстью. Брызнула кровь, тварь издала пару противных звуков, похожих на кашель с закрытым ртом, и издохла. Нож вновь взметнулся и завис в воздухе, будто ищейка, вынюхивающая след. Но я не был намерен освобождать Заброшенные пещеры от всех бартайлов, если таковые еще имелись.

– Штык – молодец! – оценил я работу Кровного Убийцы и вернул его в ножны.

Ноги Кинсли еще дрыгались. Я потянул за них, но не тут-то было. Карлик плотно застрял в утробе бартайла, а кроме того, вытаскивать Кинсли мешали большие загнутые зубы подземного червя. Они впились в ноги бедного моего оруженосца, как огромные рыболовные крючки. Я попытался распилить шею бартайла примерно там, где находилась голова Кинсли, чтобы тот хотя бы вздохнуть мог, но Кровный Убийца для этой роли не годился – слишком мал. Пока бы я им ковырялся, Кинсли можно было бы достать только для того, чтобы похоронить.

Что делать? Я потер виски руками, измазанными в оранжевой крови.

– Вот интересно, – заявил я окружающей пещерной тьме, – в эти тоннели кто только не совался. Многие, как говорят, погибали. Почему же я ни разу не встречал останков? И оружия брошенного? Мечей, например, ржавых или сабель каких-нибудь?

«Зачем я про ржавый меч! Рассыплется еще!»

– Да! Мечей ржавых или, скажем, почти новых боевых топоров? Ведь мог же кто-то совсем недавно с топором по пещере идти – гном какой-нибудь? А потом сложить тут буйную бородатую голову в неравном бою с бартайлом? Почему бы этому топору не лежать где-нибудь совсем близко? Да хоть вон там – возле камня. Кстати, а что там блестит, уж не топор ли?

Ржавый меч. Да. Когда фантазируешь, надо самому верить. В ржавый меч поверил легко, а вот в топор почти новый – нет.

К счастью, меч не рассыпался и оказался вполне острым. Им я и разрубил гигантского зеленого червяка. Потом, запустив руки внутрь мясной кровоточащей трубы, зацепил Кинсли за шкирку и вытащил наружу. Я чувствовал себя акушером.

– Спасибо, конечно, – вместо того чтобы радостно броситься мне на шею, проворчал Кинсли, – но я бы и сам справился.

– Что?! – возмутился я. – Да ты бы задохнулся там через пару минут!

– Эх, да что ты знаешь о гортванцах, чужеземец? – Кинсли махнул измазанной в слизи рукой. – Мы вообще можем не дышать, если понадобится. И час, и два можем.

Я только рот открыл и глаза распахнул от удивления. В общем, чувствовал себя как оплеванный. Впрочем, таким и был, учитывая слизь и кровь бартайла, в которых перемазался с головы до ног.

Из пещеры мы вышли без приключений, – я твердо помнил, где выход, и шел туда, ни на секунду не позволяя себе сомневаться в его реальности. Сработало. Потом я разлегся на песке и тупо уставился в небеса. Наверное, так солдаты чувствуют себя после долгого боя.

Глава 8 И вновь продолжается бой

«И все-таки я молодец, – думал я. – И придумал хорошо, и воплотил почти без сбоев. Правый бок, правда, до сих пор болел – крепко змей меня об стену приложил, да и запах от, скажем так, внутреннего мира бартайла вряд ли быстро выветрится. Но это меньшее, что могло со мною случиться».

Покосился на Кинсли. Тот бродил вокруг кострища, подбородок почесывая. Будто бы обдумывал что-то. И наконец пробурчал:

– Ты… молодец… Честно говоря, я думал, что мне конец. Всегда боялся этих проклятых бартайлов.

«Вот почему он с ним в пещере встретился!» – подумал я.

– Я, конечно, надеялся, что ты придумаешь, как меня спасти, хотя и не мог представить, как ты меня найдешь. В общем, спасибо, – последнее он бросил словно ругательство, махнул рукой и пошел снова разжигать то, что осталось от моего «жертвенного» костра.

Потом мы спустились к морю. О наслажденье смывать вонючую пакость, гниль болот и прочие ароматы приключений! Я искупался, а затем и одежду простирнул – с песочком. Потом снова в воду залез – не гигиены ради, а удовольствия для. Но вдоволь поплавать не удалось – когда повернул к берегу, обнаружил, что там ждет следующее приключение.

На берегу стояло нечто похожее одновременно на гигантского овода и самолет. Оно было яркой расцветки. Мощные крылья сложены в одно целое, как у истребителя, большие фасеточные глаза смахивали на округлые стекла кабины. Вместо рта болтался тонкий, похожий на кабель, хобот. Чудище явно ждало меня. Присмотревшись, я увидел и Кинсли, который спрятался за камнем, почти зарывшись под него. К счастью, овод, похоже, карлика не заметил. Слева на берегу я обнаружил небольшую пещеру. Прикинул – я в нее влезу, а тварь вряд ли. И погреб вдоль берега к найденному укрытию.

Овод, стуча крыльями, словно лопастями вертолета, поднялся в воздух и завис надо мной. Он раз или два опускался прямо к моей голове, шурудил возле нее хоботом – в эти моменты я нырял. Так и доплыл до пещеры. Вот только она-то на берегу, а я в воде. Подкравшись к самой кромке берега, я резко выскочил и помчался к спасительному гроту – благо до него было метров десять, не больше.

Овод не успел, а я – да. Вжался в стеночку, как плюшевый котик в угол детской постели, уселся там и обхватил себя руками, чтобы дрожать поменьше.

Не дотянулся до меня истребитель, как ни старался. А старался очень. Как я понял, хобот выполнял у чудища ту же функцию, что и комариный. Но у насекомого он довольно твердый, а у гигантского овода – мягкий, как гофрированный шланг. И чтобы им накачать питательных веществ, надо его вставить куда-то – например, в рот. Но даже в пещере я держал рот на замке – молчание, как говорится, золото.

Кинсли, наблюдая за танцем овода вокруг грота, вылез из укрытия. Оружие было в зоне досягаемости Кинсли, но у него хватило ума не стрелять по оводу из арбалета и не метать волшебные дротики. Тварь была словно в металлической обшивке – ни болтом, ни дротиком не пробить.

«Разве что со стороны брюха, – подумал я, разглядывая овода, – там у него хоть и есть пластины, между ними, наверное, можно лезвие или острие всунуть. Только как добраться дотуда?»

Очень был недоволен овод-истребитель тем, что в пещеру не может влезть. Наполовину протискивался – дальше не шло. Там чем дальше, тем уже становилось. Я и сам-то едва забрался. В метре от меня болтался шланг, словно змея, которую кто-то за хвост держит, – но не мог хобот до меня дотянуться. А я как раз мог бы по хоботу рубануть, но ни ножа, ни даже камня приличного под рукой не было – песок только.

На наше счастье, гигантский овод наконец утомился и решил отступить. Дал задний ход из пещеры, постоял какое-то время, пострекотал, крылья расправил и улетел.

Я вздохнул и вышел из пещеры, но тут же в меня врезался Кинсли.

– Не выходи! – Он стал неуклюже заталкивать меня обратно в укрытие. – Севр так быстро не отступится! Он хоть месяц сторожить будет – у него хватит терпения! Спрячься!

Мы залезли в пещеру, вещи, какие Кинсли успел захватить, в угол заткнули. Ни арбалета, ни кистеня Кинсли не захватил, только Кровного Убийцу. Но и на том спасибо. Севр не заставил себя ждать – вскоре прилетел, и атака продолжилась. Результат был тот же, но нервы он мне потрепал. Я, размахивая ножом, пытался хобот гаду отрезать, тот пытался им ко мне присосаться, – обоим не удалось.

– Слушай, – процедил я, следя за тем, чтобы рот не разевать, – дурацкий у него агрегат. Вряд ли севр часто бывает сыт, если ему для того, чтобы наесться, все время куда-то надо свой хобот вставить. – Сказал, а сам почему-то вспомнил свою недавнюю подростковую гиперсексуальность.

– С чего ты взял? – буркнул из укрытия Кинсли. – Ему достаточно к коже присосаться. Или к глазнице, например. Ни в жисть не отлепишь потом, пока всю жидкость из тебя не высосет.

– Чего?! – Я вжался в укрытие рядом с Кинсли. – Что ж ты раньше не сказал, пока я тут героя из себе разыгрываю?!

Опасаться было чего: кольчуга – в котомке, шлема вовсе нет, руки, ноги обнажены, и мне здорово повезло, что крылатый пылесос не успел присосаться.

– Эх, Кинсли, жаль, ты арбалет не успел прихватить. Шкуру болтом не пробить, а вот глаз фасеточный, может, и получилось бы.

– Ну что, сбегать? – спросил верный оруженосец, как только овод опять взял небольшую паузу и отлетел прочь. – Я успею. Наверное.

– Не надо, – сказал я. – Есть другая мысль.

Пока гад не вернулся, Кинсли помог мне закопаться в песок прямо на входе в наш грот. У меня только глаза и нос остались снаружи, и те в тени скалы не разглядеть. Подобный способ маскировки я видел когда-то в киношке про ниндзя. Они зарывались в песок. Враг проходил по этому песку, ничего не замечая. Но как только ниндзя оказывались за спиной врага, они шустро выскакивали, свистел японский меч – и голова с плеч. Подождав, пока враг пройдет мимо.

На этот раз ждать пришлось дольше, мы даже подумали, что севр все-таки отступился и оставил нас в покое. Нет, гигантский овод все-таки вернулся.

По задумке, карлик должен был из пещеры выглянуть, чтобы приманить севра. Это получилось, но, не увидев меня внутри грота, гигантский овод остановился у входа и стал башкой крутить, высматривая. Пришлось Кинсли кидать в чудище песочными комками, чтобы разозлить и заставить его протиснуться глубже в грот. В конце концов это удалось, и чешуйчатое брюхо нависло прямо надо мной.

Решился я не сразу, ведь если моя затея провалилась бы, второй попытки быть не суждено. Выпростав трясущуюся руку с ножом, я еще какое-то время приглядывался, прислушивался, готовый, чуть что, опять ее спрятать и прикинуться ветошью…

По преданиям, карате зародилось на японском острове Окинава. В деревню приходили вооруженные самураи сёгуна и отбирали у крестьян последнее – в качестве налога. Оружия нет, доспехов купить не на что, что делать крестьянину? Драться. А как драться безоружному против защищенного воина? Только очень искусно. Да так, чтобы с одного удара могучий самурай в доспехах рухнул бы на землю и больше не встал. Потому как второй попытки у каратиста не будет. На этом и построена философия карате. Голливудские фильмы, в которых носители черных поясов молотят друг друга по голове на протяжении получаса, а потом, промокнув салфеткой разбитую губу, идут совершать новые подвиги, – издевательство. Это имеет отношения к карате не больше, чем Бэтмен к мыши. И вот теперь мне предстояло проникнуться духом карате и разить единожды, но наповал. С полным напряжением в момент удара, которое в карате называется «кимэ». Но одно дело – знать историю, слушать сэнсэя, биться на татами в окружении судей, друзей и докторов, и совсем другое – набраться решимости в момент выбора жизни и смерти.

В общем, остановился я, только когда по всей длине пропорол брюхо севра, и на меня отрезвляюще посыпались зеленые кишки. Ох и мерзость! Лучше бы мне медведь на голову навалил. Кишки рухнули и перекрыли мне воздух. Едва только я нашел щель в этой слизи и пакости, как для меня и вовсе ночь настала. Вонючая, склизкая, беспросветная ночь. Это тело умирающего севра рухнуло на меня, погребая в своих внутренностях. В тот момент акушер пригодился бы мне – я, в отличие от Кинсли, был не способен полдня не дышать. Но карлик, конечно, сдвинуть тушу с меня не мог, пришлось самому выбираться.

– Этот подвиг я посвящаю тебе, Бильбо Бэггинс, – хрипел я, выбираясь на свет. – Твоя победа над… тьфу… паучихой в пещере… надоумила меня… идиота.

Как абстракционисты человека изображают на картинах? Сборище цветных пятен, среди которых можно глаз разглядеть или рот. А можно и не разглядеть. И у меня подозрение, что именно так я в тот момент и выглядел – как с картин сошел. Весь в цветастой мерзости, из которой с трудом проглядывали отдельные части моего тела.

Благо море было рядом, и я, после долгого, кропотливого мытья, смог вернуться из абстракции в реальность. А вот лезвие Кровного Убийцы так и осталось зеленым – цвета севровой крови.

Отдохнув и собравшись, мы двинулись дальше. На этот раз я кольчугу надел – будь я и раньше в ней, не болели бы до сих пор бока от бартайловских ударов. Да и с севром было бы поспокойнее.

Поднялись на ближайшую скалу и увидели аэродром. Только на нем не самолеты парковались, а севры. С дюжину, наверное, паслось. Оттуда и первый прилетел, видимо. Обойти аэродром, чтобы попасть на клеверное поле, можно было лишь по кромке скал – другой путь только по морю. Делать нечего, стали обходить скальными тропами, стараясь внимание севров не привлекать. И мне это удалось. А Кинсли – нет. Камушек какой-то задел, тот вниз покатился, другие за собой увлек. Результат понятен – через минуту сразу три «истребителя» к нам устремились, да и остальные стали живой интерес проявлять.

Я судорожно за Кровного Убийцу схватился. «Сейчас я вам», – подумал. И, как назло, оступился слегка, руками махнул и нож выронил. «Бряк, бряк», – застучал он по камням. Тем временем первый «истребитель» уже шарил хоботом возле моего лица. Второй севр над Кинсли завис… Оставалась надежда, что у ножа слух хороший.

– Пуля – дура! – возопил я что есть силы.

В ту же секунду хобот севра влетел мне в рот. Ох и гадкое ощущение, надо сказать! Аж в самое горло пролез. Я схватился руками и стал вытягивать хобот. А ножичек мой волшебный то ли не услышал меня, то ли, пока падал, в муравья какого-нибудь воткнулся и теперь мочил их по всей округе. Тварь, поняв, что я так просто не дамся, норовила меня когтистой лапой с ног свалить и уже с лежачим расправиться. Как я ни сопротивлялся, устоять против такого веса не смог и в конце концов упал. А руки все шланг севровский у рта сжимали. Если сфоткать так, чтобы овод в кадр не попал, – снимок получился бы толерантный. Благо кольчуга моя, в которую севр лапой уперся, не разорвалась, но дышать я почти не мог…

То, что мы победили, я понял по внезапно обмякшему хоботу. Кровный Убийца не подвел, просто он резать севров начал с нижних, а до моего добрался в самом конце. Когда я откашлялся и продышался, смог полюбоваться на представшее зрелище.

Рядом со мной лежали три аккуратных трупа. Кровь не текла, брюха вспороты не были, даже непонятно, куда разил Кровный Убийца. Но то, что севры мертвы, можно было не сомневаться. То же и на аэродроме. Там блестели фюзеляжами «истребители», которые уже не взлетят.

Нож я спешно отозвал, а то тот уже вдаль устремился новых севров искать…

Только теперь мы заметили, что день подошел к концу, – сиреневое небо потемнело, приобретя цвет баклажана. Но здесь ночевать не стали – мало ли сколько севров может вернуться с дневных вылетов? Да и мертвые оводы не радовали соседством.

Лишь после того, как пересекли аэродром и удалились на несколько километров, установили Тайный Кров и легли. Спал я как убитый, каковым в течение того дня мог оказаться неоднократно.

Когда мы проснулись, оказалось, что пустырь, который мы выбрали для сна, окружен огромными каменными валунами – ни взобраться по ним, ни слезть, – слишком крутые. Причем было неясно, как мы попали-то сюда? Я точно помнил, по крутым отвесам мы не спускались. Но еще менее было ясно, как нам отсюда выбраться. Веревку закинуть на валун и взобраться по ней? А чем зацепить ее наверху? Штурмовой крюк бы здесь пригодился – так, кажется, он у альпинистов называется, – но и его, понятное дело, у нас не было. Сели, достали вяленое мясо, стали жевать и грустно взирать на валуны. Вскоре нам одновременно стало казаться, что они к нам приближаются. Неспешно, но планомерно.

– Это магическая ловушка, – воскликнул Кинсли, – бродячие камни! Я слышал о них! Надо спасаться!

А еще говорят – утро вечера мудренее. По-моему, ничуть не мудренее, чем вечер. И чем весь день вчерашний.

Я не удивился, не испугался – видимо, у человека есть какой-то предел, после которого он уже ни удивляться, ни пугаться не способен. Я даже не вскочил, не стал нервно расхаживать и материться. Продолжил сидеть и задумчиво жевать солонину. А вот Кинсли вокруг меня круги нарезал. Но толку от нас обоих было одинаково мало. То есть никакого. Я сидел, жевал, смотрел на валуны, и мне казалось, что они походили на каких-то големов или горных великанов.

Время шло, а камни-великаны, тихо грохоча, постепенно к нам приближались. По этой причине сжималось и свободное пространство вокруг нас. Причем чем ближе камни были к нам, тем выше становилась стена. Видимо, те валуны, которых отжали, на своих товарищей взбирались. В общем, через какое-то время мы оказались бы в очень глубокой… хм… яме. Точнее, колодце. А еще чуть позже размазало бы нас по булыжникам, словно комаров по стене, – без пристального взгляда и не заметишь.

– Готовь-ка масло лампадное, – сказал я Кинсли, когда понял, что мы вот-вот окажемся в большой, темной, каменной заднице.

Я взял нужный дротик и воткнул его в трещину одного из камней. Голем превратился не сразу – игла-то не в саму породу вошла. Но постепенно истукан одеревенел. Правда, движения не прекратил. Я объяснил истукану, что он теперь «ясен пень», отозвал дротик и перешел ко второй части плана. Взял масло, взобрался, цепляясь ножом, на голову великана и полил голема горючей жидкостью. Потом спрыгнул и поджег.

Великан горел и шел. В какой-то момент я даже пожалел о своей затее – мало того что из колодца выбраться не помогло, так еще появился риск от дыма задохнуться. Или вовсе сгореть. Есть такая печь – тандыр, с каменными стенками. Вот в ней-то мы с Кинсли и оказались. По счастью, спечься не успели – догорел наш деревянный истукан. Посыпались на нас горящие чурки – мы только отскакивать успевали. Выбрались мы наружу прямо по тлеющим головешкам – оба в копоти, словно картошка в костре печеная. А море-то далеко позади осталось, негде было с себя очередное приключение смыть.

Пошагали дальше. И вновь мне по дому заскучалось. Все-то там было: и еда горячая, и помыться сто вариантов. И никто не пытался убить каждые два часа. Как говорится, что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Но плакать было некогда. Нужно уже, в конце-то концов, разыскать эту ведьму Пчелиную и сказать ей слова волшебные: «Я тучка, тучка, тучка, я вовсе не медведь». Или другие какие-нибудь. Главное – добиться от нее ответа: как мне домой вернуться?! Да, я пока с достоинством испытания проходил, заглатывание севрийского хобота – не в счет. Но это не могло продолжаться вечно!

Через пару часов мы дошли до ручья, и прямо за ним раскинулось долгожданное клеверное поле. Напились, омылись, в поле шагнули.

– Здесь она и обитает, – с придыханием сообщил Кине ли.

– Ты что, бывал уже здесь? – спросил я.

– Нет, – ответил Кинсли, не оборачиваясь, – просто знаю.

Целое поле клевера. Пчелки и вправду кое-где жужжали, впрочем, не только они – и шмелей пару видел, и стрекозу. Ну, хотя бы цветы и насекомые у них внешне на земных походили.

В долине справа от поля паслись мовлы. Эта скотина – домашней ее не назовешь, мовлы живут на свободе – дает утронцам молоко. Выглядят эти животные как большие черные тапиры, но без хоботов. Зато от морды к груди тянутся кожаные складки, словно второй подбородок.

Глава 9 Пчелиная ведьма

– Теперь ждать будем, – сказал Кинсли, скидывая вещи в траву. – Повезет, так встретимся.

– Сколько ждать? – спросил я и тоже стал располагаться на отдых.

– Никто не знает. Может, час, может, месяц. Может, вообще не дождемся. Или она увидит нас издали и решит не показываться на глаза. Кто ж ее знает, Повелительницу пчел? – Кинсли опять перешел на придыхание.

– Понятно. – Я лег на траву, подложил под голову одну из котомок и вскоре, под мерное жужжание пчел и стрекоз, уснул.

И снилось мне, будто пчелы, которые на клеверном поле трудятся, стали в одну тучу слетаться. Потом вскружились, словно вихрь, и из него начали контуры человека проступать. Потом мне приснилось, что пчелы вообще исчезли куда-то, а вместо вихря появилась девчонка лет семнадцати – в шортах. Анимешная такая – глаза большие, волосы светлой копной.

«Привет, Кинсли», – сказала она. Голос у девчонки с приятной хрипотцой и нотками дерзости подростковой.

«Здравствуй, Пчелиная ведьма», – поклонился Кинсли.

Потом мне стало казаться во сне, будто меня кто-то в бок толкает. И я проснулся. И понял, что все это мне не снилось – перед нами стояла девчонка анимешная с красивыми коленками, а Кинсли, как завороженный, продолжал меня в бок молотить.

Я сел и протер глаза.

– Здравствуйте.

– Ты, стало быть, и есть тот герой, на которого вся надежда? – усмехнулась малявка.

– Я? О чем это вы?

– Есть хотите? – спросила ведьма, но ответа ждать не стала. Повела руками в воздухе, и мы перенеслись к замку. Да, да, именно перенеслись. То есть сразу оказались возле него. Я даже почувствовать ничего не успел – ни ветра в лицо, ни воздушных ям.

Я в замках не большой специалист, но мне он показался довольно типичным для земного Средневековья. Разве что маленький. Серые башни, зубцы на крепостных стенах, бойницы. Замок стоял на скале, внизу – море.

– А я думал, она в улье живет, – шепнул я Кинсли. Тот на меня так вытаращился, будто я святотатство сказал.

Через ров опустился деревянный мост, по нему мы прошли в ворота. Внутри замка не оказалось ни пчел, ни других насекомых. Прислуживал нам дворецкий – незаметно было, чтобы он чем-то отличался от обычного человека. Высокий, худой, элегантные впадины на выбритых щеках. Одет почему-то во фрак. Нас усадили за старинный дубовый стол, на котором дымилось ароматное жаркое и стояли кувшины с вином. Во время ужина Пчелиная ведьма – которая, надо сказать, не столько ела, сколько меня рассматривала, – спросила Кинсли:

– И что ты думаешь, Ки?

Я даже жевать перестал, настолько меня вопрос удивил. С набитым ртом уставился сначала на нее, потом на Кинсли.

– О ваших приключениях знаю, пчелы рассказали. – Ее губы тронула усмешка. – По слухам, он, – ведьма кивком на меня указала, будто я предмет мебели, – совсем неплох. Что скажешь, Кинсли?

«Если она про наше путешествие через болота и пещеры, что-то я там пчел не припомню. Или это „неправильные пчелы“, как говаривал Винни-Пух?»

Кинсли прокашлялся и начал:

– Сначала, о великая, я думал, что это ошибка – не сгодится он ни на что. Бестолковый какой-то…

– Э! Полегче на поворотах, – возмутился я, но на меня внимания не обратили.

– …но, присмотревшись, понял, что внешность обманчива. Он смел, хитроумен, находчив. Правда, не владеет никаким оружием, зато умеет драться на кулаках. В странной манере, но получается недурно.

Слушая это, я чувствовал себя полным идиотом. Что происходит?

– Нагловат, правда. – Кинсли посмотрел на меня с сожалением. – Но при известных обстоятельствах это даже хорошо.

«Известных обстоятельствах?! Только не мне известных, черт возьми!»

– Понятно. – Пчелиная ведьма посмотрела на меня оценивающе и пригубила вина.

– Может, мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? – спросил я.

– Можно. – Ведьма кивнула Кинсли.

Тот снова откашлялся и произнес:

– Я не случайно, рискуя жизнью, повел тебя этим путем. Это была проверка.

Во мне все кипело: «Ты, значит, рискуя жизнью?! А я просто покурить вышел?»

Но вслух сказал:

– Я понял, что проверка. Теперь бы узнать, куда и зачем меня отбирали?

– Тебя проверяли, годишься ты или нет.

– На что?

Кинсли потупился, и слово взяла ведьма:

– Ты необычный для наших мест, надеюсь, и сам уже понял.

– О да.

– Рассказывали тебе про Второго Падшего?

– Нет.

– Как нет? – нахмурился Кинсли. – Это и есть Немо.

– А, – кивнул я, – тогда да, про злого подводника что-то помню.

Ведьма, глядя в свое отражение в кубке, сказала:

– До тебя в Утронии было двое таких, как ты. Мы вас называем Падшими.

– Как падшие ангелы?

– Кто такие ангелы? – Она взглянула на меня.

– А… да… извините. Это из другой оперы. Так почему Падшие?

– Потому что вы с неба упали. – Она еле заметно ухмыльнулась, обозначив этим мою недогадливость.

– Хм… Почему тогда не упавшие? – не сдавался я.

– Не знаю. Не я придумывала, – мотнула головой девушка, словно сбрасывая мой вопрос. – Наверное, потому, что упавших много. Каждый ребенок пять раз на дню шлепается. А Падших только трое.

– Почетно, – кивнул я. – И что дальше?

– Первый Падший был самым сильным. Он и создал Утронию.

– Ого… – опять встрял я, – тогда он явно не из нашего мира. У нас могут, конечно, создавать вселенные и планеты, но только компьютерные.

– Не знаю, – снова мотнула головой ведьма. – Вам, Падшим, виднее, из какого вы мира.

– И что же, создатель Утронии и сам сюда являлся? Сходил, так сказать, на грешную землю?

– Да. Но давно. Мы думаем, что Артурчик уже умер и больше здесь не появится. – Она по-детски наморщила нос. Видимо, делала так, когда огорчалась.

– Артурчик? – удивился я.

– Да. Его звали Артуром. Король Артур.

– Ах вот как, – рассмеялся я. – Судя по псевдониму, создатель вашей игровой вселенной излишней скромностью не страдал.

– Что? – хором переспросили собеседники.

– Да так, мысли вслух. И что же дальше?

– Артур был хорошим королем, – с грустью глядя перед собой, произнес Кинсли. – Утрония процветала во время его правления. Но потом…

– Потом он умер, – сказала ведьма и задумчиво ткнула вилкой в кусок у себя в тарелке. Она не стала это есть, а будто просто проткнула кого-то, виновного в смерти Артура. Может быть, проткнула само время.

– Наступил хаос, – добавил Кинсли. – Бестии стали неуправляемы, Западные королевства принялись воевать между собой. Бесконечно…

– Но мы научились с этим справляться, – поморщилась Пчелиная ведьма. – Маги Утронии – большая сила.

– Это так, о великая… – поддакнул Кинсли.

«Так и хочется добавить: „…царица всея Руси, Екатерина Вторая“», – подумал я.

– Мы бы и дальше с этим справлялись, если бы… – Она вздохнула и залпом осушила свой кубок, а потом с грохотом поставила на стол. Пахнуло средневековой мелодрамой.

– Если бы что?

– Если бы не объявился Второй Падший.

Мне стало настолько интересно, что я отодвинул тарелку с недоеденным жарким.

– Который решил взять имя известного капитана? – догадался я.

– Какого еще капитана? – наморщила лобик анимешная ведьма. – Он разве моряк?

– Да нет же, Жюль Верн меня побери! Немо – персонаж известной книги! Он почти так же известен, как король Артур!

Кинсли и ведьма переглянулись, потом уставились на меня. В их головах опять не хватало стандартных драйверов. На этот раз, чтобы раскодировать слова «персонаж» и «Жюль Верн».

– Не важно, – махнул я рукой, – дальше-то что?

– Немо оказался полной противоположностью Артуру, – сказал Кинсли, по глазам которого я понял, что он недоволен моим поведением. – Второй Падший создал ужасающее войско, и никто не может ему противостоять. Ни маги, – тут он виновато взглянул на ведьму, – ни бестии, ни королевства.

Мне сразу представились какие-то ужасные твари – почему-то в моем скудном воображении они походили на трансформеров, но при этом были жутко волосатыми и с огромными клыками. И таких целое войско.

– И чем оно ужасающе? – спросил я.

– Оно непобедимо, – просто ответила ведьма, глядя, как дворецкий вновь наполняет ее кубок.

– И невидимо, – тихо добавил Кинсли.

– И против него бессильна магия, – сказала ведьма.

– А с чего вы вообще решили, что оно существует, раз оно невидимо?

Кинсли хмыкнул, а девушка посмотрела на меня с удивлением.

– Надеюсь, ум в нашем деле не главное, – буркнул карлик.

– Сомневаюсь, – ответила ведьма. – Во-первых, – обратилась она ко мне, – они не совсем невидимы. Это войско стеклянных рыцарей. Они невидимы, только когда на них свет не падает.

– Стеклянных? – перебил я. – Непобедимые стеклянные рыцари, я правильно понял?

– Именно. – Ведьма нахмурила бровки, предостерегая меня от дальнейших шуток на эту тему. – А во-вторых, от их мечей погибли и продолжают гибнуть очень многие. Если ты окажешься рядом, сразу поймешь, что гибнут они не сами по себе.

– И часто Немо так… упражняется? – спросил я.

– Теперь часто, – процедила ведьма. Она с трудом подавляла гнев. Я надеялся, что не из-за моих глупых вопросов, а из-за предмета разговора. Но с вопросами надо было быть поосторожней. Я-то ближе, чем Второй Падший, и беззащитней. – За истекший месяц уже дважды.

– Его надо остановить, – сердито сказал Кинсли и сделал настолько большой глоток, что струйка красного вина стекла по подбородку ему на грудь.

– На кого нападал в этот раз? – спросил я.

– Сначала на фей Засклонного леса…

– Мерзавец, – покачал головой Кинсли. – Они же совсем безобидны!

– А потом снова на нас – магов Заморских холмов.

– А через пару дней с неба свалился ты, – сказал Кинсли.

– И мы решили, что Артур тебя с того света послал. На помощь нам, – сказала Пчелиная ведьма и внимательно посмотрела мне в глаза.

– Постой-ка, – пришла мне догадка в голову. – Так вот почему ты возился со мной, – обратился я к Кинсли. – Ты решил, что раз тот негодяй такой крутой, может, и я не промах? Раз мы оба Падшие? Вдруг да справлюсь с Немо. Ага? Я, мол, пока его до Пчелиной ведьмы провожу, а в пути посмотрю, на что он способен. Так, что ли, Кинсли? Потому-то и не оставил меня, не сбежал, хотя, наверное, не раз хотелось, да?

Кинсли посмотрел на меня свирепо. Но ответила за него ведьма:

– Кинсли из рода гортванцев. А гортванцы не оставляют своих спутников, даже если те бестолковы и трусливы. Кинсли, если ты сам его не прогонишь, будет с тобой, Волька, до самого конца, а если надо – и смерть примет. Так у них на роду написано.

Я, наверное, должен был извиниться, ответно расшаркаться и все такое, но меня новая догадка сразила.

– Так вот почему ты на той скале оказался! Ты же меня ждал!

– Мы давно за той скалой присматриваем. Но никто же не знал, что новым Падшим ты окажешься, – недовольно буркнул карлик. – И кстати, спасибо скажи – не будь меня рядом, ты сдох бы в первый же день.

Это было правдой.

– Не спорю. Но потом и я твою задницу вытаскивал, – решил посчитаться я. – И долго вы нового Падшего ждали?

– Долго, – сказал Кинсли. – С той поры, как Немо бесчинствовать начал.

Я перевел взгляд на девушку.

– Это так, – кивнула она. – А ждали именно там потому, что оба Падших сначала на этой скале появились. Ее так и называют – Скала Падших.

– Понятно, – кивнул я и задумался. Какое-то время мы молча ели. Наконец я спросил: – Многих магов погубил Немо?

Только сейчас ведьма посмотрела на меня открыто. В огромных глазах стояли слезы. Она их не вытирала, не прятала, не стыдилась. Потом резко встала и подошла к балконному окну. Продолжила говорить, стоя к нам спиной. В ее хриплом голосе не чувствовалось слез, только злость.

– До того, как Немо объявился, маги жили по всей Утронии. Это было всего двадцать весен назад. Потом он стал нас уничтожать – по одному, по двое. Мы понять не могли, что происходит. Финфор показывал, как маг неожиданно падал, или у него на шее появлялась кровавая полоса, или… – Ведьма заставила себя остановиться. – Не важно.

– Через финфор тоже не видно стеклянных рыцарей? – догадался я.

– Трудно разглядеть. Но иногда нападал сам Падший. Просто становился невидимым. Кинсли, помнишь, как убили Хариппо? – обратилась она к Кинсли.

– Невозможно такое забыть, – кивнул тот.

Ведьма вернулась к столу и сделала несколько больших глотков из кубка. Она уже не плакала.

– Глава династии магов Синих плащей, вместе с женой и друзьями, направлялся в деревню. Там какая-то болезнь буйствовала, по всей видимости насланная колдовством. Они шли с ней разделаться. Ночью их перерезал кто-то невидимый. Выжил только один – дополз до своих, успел рассказать. К утру умер.

Я представил эту картину, и стало противно – когда враг видим, это не так страшно. Он него можно сбежать, с ним можно драться. А от невидимки не сбежать, да и драться с ним почти невозможно.

– Потом смерти стали разнообразнее.

– А магия как же? – спросил я.

– Невозможно сутки напролет держать вокруг себя магический щит. Или быть невидимым. Магия требует силы.

– Понятно, – кивнул я.

– А дальше становилось все хуже. Камнепады, штормы на море, нападения тварей, защищенных от нашей магии.

– Ну, хоть задержать удается?

– Удается. Ненадолго, – ответила Пчелиная ведьма. – Можно сбить камнем, выкопать канаву под ногами врага, напустить ветер.

– Нельзя использовать волшебство против тех, кто защищен от магии, – робко глядя на ведьму, заговорил Кинсли. – Ни сломать, ни взорвать, ни превратить их во что-то не получится. Можно с помощью колдовства подчинить что-то другое. Например, камень или копье. Можно пламя разжечь. Я правильно рассуждаю, великая?

– Кинсли, – поморщила носик ведьма, – хватит уже. Все прекрасно знают, что мы – друзья. Зачем эти формальности?

– Но я думал при постороннем… – Кинсли покосился на меня.

– Оставь, – махнула рукой ведьма.

– Хорошо, Литтия, – кивнул тот. – То есть поднять магией камень и бросить его в рыцарей можно. Хоть и мало в том толку – они из очень крепкого стекла.

«Бронированное, наверное», – мысленно съехидничал я.

– А самого рыцаря волшебством оторвать от земли и швырнуть, например, о скалы – не получится. Магия не подействует.

– Хм… Занятно. Этакая кинетическая магия, – сказал я.

– Что?

– Да так… мысли вслух.

– Когда мы поняли, что нас скоро перебьют, то перебрались сюда – на Заморские холмы, – сказала Литтия. – Окружили холмы со всех сторон непроходимой стеной, и много весен нам и правда никто не досаждал.

– А потом? – спросил я.

– А потом этот гад, – показалось, что ведьма скрипнула зубами, – придумал какое-то мерзкое заклятие, которое… В общем, стена для него больше не помеха. И с той поры проклятый Немо стал истреблять нас как… – подыскивая слово, она взглянула на жаркое, – как кроликов.

«Ну, хоть узнал, что мы ели», – подумал я…

Мы вышли на балкон. Из трех лун были видны только две – Марс и Затмение. Одна красная, другая черная. Я бы сказал, что это недобрый знак, да только тут такое не редкость.

Дворецкий принес на подносе три бокала на толстых ножках с чем-то прохладительным. Кинсли достал трубку, набил табаком и закурил.

На вкус напиток оказался очень похожим на ту же зайгу, но будто бы чуть утонченнее.

– И тогда мы объявили гаду войну, – сказала Литтия, опустив глаза. – И проиграли.

Я посчитал за лучшее не перебивать.

– Мы потеряли в той битве, – она осеклась, будто голос ей отказал, – большинство наших магов. Лучших магов. Моих друзей. Это было, – она повела рукой, и мы оказались где-то далеко от замка, среди холмов и полей, – вот здесь.

Следов войны на поле видно не было – не кружили коршуны, не валялись кости. Ни оружие, ни груды битого стекла при свете лун не блеснули. Зато много было разбитых камней, рвов, неестественных изломов почвы, будто в поле какое-то время орудовал взбесившийся экскаватор.

– Мы бились не только за себя. Мы бились за всю Утронию. За память Первого Падшего. Но… Нас хватило ненадолго.

– Да, грустно, – кивнул я. – И много вас осталось?

– Мало. Очень мало, – ответила Литтия, но уточнять не стала.

Помолчали.

– И что же я могу сделать? – сказал я, понимая, что меня пытаются втянуть в какую-то авантюру, из которой не выбраться. Мой будущий соперник – маг, который щелкает как семечки других магов?! Это не под кишками севра лежать – тут нужен кто-то в сто, а лучше в тысячу раз круче, чем я. Да и главное – начистоту – зачем мне все это? Ради спасения Утронии? Хм… А мне-то до нее какое дело? Я здесь всего-то несколько дней. И за эти дни меня столько раз пытались убить, что я не очень уверен, что стоить спасать такой мир. Я лучше выберусь отсюда потихоньку. Могу даже с собой прихватить кого-нибудь. Шайну и Кинсли, например. Уверен, они бы и на Земле не пропали.

– Пока ничего… – оборвала поток моих мыслей Литтия. – Пока я только знакомлюсь с тобой. Присматриваюсь, можно ли тебе доверять.

– Но почему я? Потому что Падший? – вырвалось у меня.

– Сам-то как думаешь? – спросил Кинсли. – Стал бы я с тобой возиться…

– Давай, давай, – подтрунивал я, – расскажи, какой ты молодец. И про то, как призрака болотного спугнул, и про то, как волшебные вещи разыскал… И про то, что в первый день на скале случилось.

– Да что там случилось-то? – ухмыльнулась Литтия. – Вы уже во второй раз про чудесное спасение в первый день намекаете.

– Просто из меня чуть не сделали цыпленка на шпажке – больше ничего.

Кинсли в двух словах описал ей случившееся. Девушка расхохоталась. Я надулся.

– Очень смешно, – проворчал я.

– Глупо и смешно то, что все наши надежды могли быть уничтожены в первый же день слишком горячей девчонкой, – сказала Литтия.

«Девчонкой? Вообще-то она выглядит старше тебя. Или только выглядит?»

– Что скажешь? Готов спасти Утронию? – сверкнув огромными глазами, спросила Пчелиная ведьма, и от этого пристального взгляда уклониться было невозможно.

– Спасти, может, и не спасет, – пробубнил Кинсли, – но попытаться может.

Но Литтия не сводила с меня глаз.

– Это… – Я почесал затылок. Как-то стыдно было при девушке признаваться в трусости. – Ну, это… – начал я, – тут такое дело… – Я наконец поднял глаза и сказал, как на духу: – Как я с ним справиться-то могу? С магом вашим непобедимым? Если вы всей толпой его одолеть не можете уже много лет? А я даже мечом махать не умею. Как я справлюсь? Кулаком нос разобью? Так до носа добраться надо.

– Ты хочешь попасть домой? – спросила Литтия, которую мой приступ малодушия, судя по всему, не удивил.

– Да, – сказал я.

– Тогда подумай вот о чем. Ходят слухи, что в замке Падших, в котором живет Немо, есть дверь в ваш мир. Именно через нее Артурчик и возвращался домой.

– Да?

– Я почему-то искал взглядом подтверждения у Кинсли. Тот пожал плечами и нехотя кивнул.

– Все равно, ребятки… Я не владею никакой магией! А вы тут, – я указал на развороченную землю, – то землетрясения устраиваете, то в пчел превращаетесь! Какие у меня шансы?! Меня ваш Немо в порошок сотрет! И выкурит его вместе с водорослями!

– А это, кстати, второй вариант, – не без плотоядности улыбнулась Литтия. – Кто сказал, что, умерев, ты не окажешься в своем мире?

Я посмотрел на нее, потом на Кинсли и не нашелся что сказать. Как ни кинь – всюду клин.

– Мне надо подумать, – сказал я.

Мы перенеслись в замок Пчелиной ведьмы. Дворецкий принес фрукты.

– Тогда, может, меня лучше сразу грохнуть? – выдал я. – Чем ждать, пока волшебник изжарит? Или есть какой-то план, как я смогу до него добраться, до того как он меня в жабу превратит?

– Есть, – кивнула Литтия.

– А! Знаю, знаю! Читал! Я приду и скажу ему: «Эх, вот если бы вы могли во льва превратиться!» Он станет львом, а ему это-то просто! «Вы бы во что-то мелкое преобразовались – в мышь, например!» Он станет мышью, и я его съем! Точно?

– Глупец, – не зло прокомментировала Литтия и покачала головой. – Все будет гораздо проще. Ты научишься магии.

– Ты же Падший, – бросил Кинсли, будто выругался. – У вас магия в крови.

Я потерял дар речи. Пока набирал воздуха, чтобы начать протестовать, Литтия сказала:

– Мы научим тебя всему, что умеем сами. А если ты окажешься не менее способным, чем оба Падших, то быстро обгонишь магов Заморских холмов. – Затем чуть хрипловатым тембром анимешная ведьма добавила: – Вопрос один – хочешь ли ты нам помочь или струсишь? – И она опять посмотрела мне в глаза своими озерами.

– Ну, если вопрос стоит так, – пожал я плечами и отвел взгляд. – Если магии научите, – опять плечами пожал… – И если пути домой все равно нету… – Третий раз подъем-опускание плеч. – Помогу.

Нет, я не трусил. Наоборот, за деяния Немо чувствовал к нему здоровую злость и с удовольствием начистил бы ему батискаф. Просто я реально оценивал свои силы. Без его магических умений я как десятилетка на татами с желтым поясом новичка против тридцатилетнего обладателя третьего дана. А с магией – если, конечно, не окажусь бездарностью – и еще с такой группой поддержки шансы резко увеличивались.

– Этого мало. Теперь еще надо получить согласие магов Заморских холмов, – вздохнув, сказала Литтия Кинсли. – Знакомиться будем завтра.

– Но мне-то тоже подумать надо! – начал я набивать себе цену. – И пусть мне хоть кто-нибудь пояснит, что именно я должен делать.

– Думай. А заодно подумай, где будешь прятаться от Немо, когда нас всех перебьют. Твой единственный шанс спастись – победить. А вот как это сделать – никто не имеет понятия. Мы как раз у тебя спросить хотели.

– Постой, а зачем тогда меня завтра с магами знакомить? Я думал, что вы мне наденете на палец какое-нибудь кольцо всевластия, велите пройти через всю Утронию и бросить его в жерло вулкана. А тогда наверняка вдруг запляшут облака…

В глазах Пчелиной ведьмы опять стояло то слово, которым она недавно охарактеризовала мои умственные способности.

– Про кольцо я ничего не знаю, – сказала она, – облака тут пляшут только для тех, кто зайти перебрал. А знакомить поведу для того только, чтобы узнать, пойдут ли они за тобой. Достоин ли ты носить, – она протянула руку, и Кинсли тотчас вложил в нее ту самую диадему, которая была среди прочих волшебных вещей, – это.

Я прыснул. Диадема была явно женской, и я развеселился, когда представил, как она будет на мне смотреться.

– Что ты скалишься? – одернул меня Кинсли, поглядывая при этом на ведьму, словно опасаясь ее гнева.

– Надеюсь, маги не разрешат носить мне это чудо… – ответил я. – У вас тут не холодно. Я уж лучше с непокрытой головой.

Неожиданно рассмеялась и анимешная красавица.

– Как ребенок, в самом деле. – Кинсли по-прежнему хмурился. Он взял диадему и надел себе на голову.

Я ожидал, что если она и сможет задержаться на его голове, то только на ушах – ан нет, диадема уменьшилась и стала ему по размеру. Внешний облик тоже изменился: она превратилась в ободок из монолитного камня, похожего на опал.

– Понял теперь? – спросил Кинсли. – Просто до тебя ее женщина носила.

– Королева Лейте, – добавила ведьма. – Последняя возлюбленная Артурчика.

– А до этого сам король Артур, который ее и создал, – сказал Кинсли.

– Ладно, – отмахнулся я. – Можно подумать, без нее нельзя.

– Без нее тебя никто не поддержит, – проворчал Кинсли. – Это императорская диадема короля Артура – и все это знают. Ею давно мечтает завладеть Немо.

– Но не смог, – сказал я, – потому что она благополучно хранилась в гнезде грахмана. А с моим появлением – какое совпадение – раз и нашлась.

Кинсли и Литтия переглянулись. Улыбка опять тронула ее губы. Словно красавице нравились мои неловкие сарказмы.

Кинсли спрятал диадему в походную сумку.

– Ее в гнезде не было, – сказал он. Много лет она хранилась у гортванцев. И если бы ты… иначе повел себя в пути, тебе бы тоже ее не видать.

– Ну еще бы! – продолжал иронизировать я. – Она бы вместе с тобой сгнила в утробе бартайла…

– Ладно, я спать, – сказала Литтия.

Дворецкий проводил меня в отдельную спальню. Там я почувствовал себя если не коронованной особой, то дворянином: постель под балдахинами, гобелены и драпировки, оленьи рога на стене и огромное, во всю стену, окно в сад. Я возлег.

Но уснуть не мог долго. Попивал морс, смотрел на свечу и думал.

Вот, значит, какая штука получается – не просто так меня Кинсли по болотам и пещерам таскал. Да и встретились мы не случайно. Я вроде как их главная надежда. Настолько верят, что раз я с неба свалился, так непременно не хуже двух первых Падших окажусь? Видать, не избежать мне встречи с капитаном Немо – никуда не деться с подводной лодки.

И в тот самый миг, когда сладкая истома наконец стала утягивать меня в сон, скрипнула тяжелая дверь. Игнорируя то, что замок был до этого заперт – я сам поворачивал ключ, – в комнату вошла Пчелиная ведьма.

Ведьма, правда, была не в белом, а в пеньюарно-голубом, но суть не меняло. У двери она простояла недолго – почти сразу нырнула под мое одеяло, будто меня на кровати не было. Но и секунды не прошло, как я понял, что о моем наличии в постели она прекрасно знала.

– Великая, – начал было я ошалело…

– Литтия, – сказала ведьма.

– Литтия, ты же еще совсем ребенок, – оказывал я нерешительное сопротивление.

– Думаю, – девушка посмотрела на меня, широко раскрыв анимешные очи, – ты не хочешь знать, сколько мне лет по-настоящему?

Я этого знать не хотел.

«Как-то просто у них с этим. Ни конфетно-букетного периода, ни первых поцелуев. Мечта любого мужика. Все-таки здесь много хорошего», – подумал я, и это была последняя внятная мысль той ночью.

Глава 10 Император всея Утронии

Утром в мою комнату деликатно постучали. Литтии рядом не было. Дворецкий полил из кувшина теплой воды мне на руки, чтобы я умылся. На завтрак подали свежего хлеба и фруктов. Ел я в одиночестве.

«А ничё так графья жили, – подумал я. – Зря ребята в семнадцатом году погорячились».

О том, что погорячившиеся ребята были не из графьев, а из тех как раз, кто для них воду кипятил и завтрак накрывал, я как-то подзабыл.

Не успел доесть, оказался в поле, на котором экскаватор безумствовал. Справа от меня вился рой пчел, а слева, с лицом исполненным мудрости и опершись на палочку – точь-в-точь мастер Йода, – стоял оруженосец Кинсли.

Вокруг кружили ветры – теплые, прохладные, один даже колючий какой-то. Я не сразу понял, что это маги, на встречу с которыми доставлен. Так они меня изучали. А показываться не хотели. Оно и понятно: навоюешься с невидимками – за добро почтешь лишний раз не светиться.

– Пару слов о себе, пожалуйста, – обратился ко мне женский голос из пространства. Показалось, что у меня интервью берут.

– А что о себе? – Я оглядывался, пытаясь хоть кого-нибудь разглядеть, кроме пчел, которые в стороне роились, в потоки ветров не попадая. – Жил, работал, учился… Прибыл с Земли. Лет мне…

– Не об этом, – перебил меня рассудительный голос, который мог бы принадлежать, например, школьному учителю истории или педиатру. – Нас интересуют твои ценности. Что главное для тебя? Ради чего ты готов умереть?

– Сложный вопрос, – сознался я. – Иногда мне кажется, что за многое. Иногда – ни за что. Иногда хочется на амбразуру броситься, а иногда в щель забиться и чтобы не трогал никто.

– От страха? – спросил новый голос. Он мог бы принадлежать подростку.

– От чувства собственной никчемности, – ответил я, удивляясь, как быстро нашел ответ. – А ценности мои обычные: добрые сердца, светлые лица, ясное небо и свежая листва – вот то, что меня радует. То, что я хотел бы видеть всегда.

Я хотел говорить еще – Остапа, что называется, понесло, – но Литтия, обернувшись девушкой, остановила меня.

– Они ушли совещаться.

Прождали мы недолго.

– Надень на него венец, – сказал голос, который мог бы принадлежать взрослому и ироничному мужчине.

Позже я узнал, что это со мной говорил сам Верховный маг Хербен.

– Мы одобряем твой выбор, Литтия. Пусть всем нам сопутствует удача.

– Постойте! – вскинул я руку. – Можно и мне спросить?

– Спрашивай, – отозвались сразу несколько ветров.

– Есть ли дверь в мой мир в замке Падших?

– Этого никто не знает точно, – вздохнул ветер с женским голосом.

Я почувствовал себя девочкой Элли, нашедшей наконец великого Гудвина, который на поверку оказался мошенником.

– Но так говорил Артур. Правда, у нас нет сведений о том, знает ли об этом Немо и пользуется ли ею, – продолжила невидимая волшебница.

– А как же финфор? – спросил я. – Ведь глаз этого вашего штукабряка способен заглядывать куда угодно. Почему с помощью него не убедиться, есть ли дверь?

– Куда угодно, кроме замка Падших. Внутрь стен замка чужая магия не проникает, – ответил «подросток». – С тех самых пор, как Рахли туда наведался без спроса, Немо сделал стены непроницаемыми для любого колдовства.

Литтия взяла диадему. Я присел – все-таки повыше ростом, чем анимешная ведьма, – и был коронован.

– Мы не знаем, как ты можешь помочь нашему миру, да и можешь ли, – услышал я голос «учителя истории». – Но мы надеемся на тебя, а ты отныне можешь положиться на нас.

Через мгновение мы втроем – Литтия, Кинсли и я – уже сидели за столом в замке ведьмы.

Подали поесть. Я снял с головы диадему, чтобы рассмотреть, во что она превратилась. Теперь это был узкий серебряный ободок без каких-либо листочков и украшений. Мелкая гравировка изнутри в виде множества непонятных символов. Интересно, почему она не менялась, когда я сам ее надевал? Или менялась, а потом опять такой становилась – так что я и не заметил? Может, она меняется надолго только тогда, когда ею коронуют?

Ведьма и карлик принялись обмениваться свежими сплетнями о делах утронийских, я мотал на ус да на жареную рыбу налегал.

– Ну что, вам пора в путь? – гостеприимно поинтересовалась Литтия, когда обед закончился.

– Да, точно! У меня же сегодня… – спохватился я. – Да, кстати, а что у меня сегодня? С чего начнем победоносную войну?

– Ты хотел обучиться магии. – Ведьма скрестила на груди руки, с иронией наблюдая за моими придуриваниями. – Найти Немо и с нашей помощью одолеть его в войне. Разве нет?

– Ну разумеется! – согласился я. – Но вообще-то усталые путники могли бы еще денек отдохнуть, правда, Кинсли? – обратился я к карлику.

Тот не ответил, деловито пакуя вещи в котомки.

– Не можете, – ответила Литтия. – Через несколько дней ты должен поступить на службу к Рахли. Месяц вольной жизни подходит к концу. А Рахли не любит опозданий.

– Погоди! А разве теперь, с моими новыми связями и знакомствами, я не освобожден от этой постыдной обязанности – Рахли прислуживать?! Я же теперь этот, как его, император всея Утронии. Нет разве?

– И все-таки, – наморщила нос Литтия, – погорячились мы насчет тебя.

– Да и вообще! Какой такой Рахли? – пылил я аргументами. – Мне магии учиться пора, а не Рахли носки стирать!

– Позволь, я скажу, о великая. – Кинсли хмуро посмотрел на меня: – А где, по-твоему, ты будешь магии учиться?

– Ну, не знаю… Есть тут какая-нибудь школа магии? Какой-нить задрипанный филиальчик Хогвартса?

– Рахли тебя и будет учить. Если увидит, что в этом есть хоть какой-то смысл, – насупленно процедил Кинсли.

– Опаньки! – воскликнул я. – Так и это подстроено вами? И завал камнями, и чудесное спасение?

– Нет, – оборвал меня Кинсли. – Камнями завалило случайно.

– Ага, – продолжал я расследование. – Но ты решил это использовать как повод для того, чтобы, так сказать, связать меня узами обязательств.

– Именно так. – Кинсли по-прежнему не сводил с меня хмурого взгляда. Будто собирался запихнуть меня вслед за кружкой в свою походную сумку в том случае, если откажусь идти. А что – с помощью Пчелиной ведьмы ему бы это удалось.

– Очень тебя прошу, – мягко сказала Литтия и посмотрела на меня огромными глазами-озерами. – Иди к Рахли и научись у него всему, чему сможешь. И даже больше. Не забывай, ты – последняя надежда Утронии. И моя.

Очаровательная хрипотца анимешной ведьмы плюс ее невероятно красивые и большие глаза подвигнули бы кого угодно на что угодно. Но почему не завтра хотя бы? Дайте еще денек отдохнуть. Идти куда-то из теплого уютного замка, где вкусно кормят и отменно спать укладывают, ох как не хотелось!

– А разве ты не можешь нас сразу перенести туда? – спросил я со вздохом. – Чапать лень.

– Нет, – улыбнулась она. – Это – часть обучения. И знакомство с миром, который ты спасешь от беды. Но на тот берег я вас и в самом деле перенесу. Иначе опять придется обходить через Заброшенные пещеры.

Кинсли громко вздохнул. Стало понятно, что именно этого маршрута он опасался больше всего.

– Но ты прилетишь как-нибудь на чашечку зайти? Тебе же раз плюнуть, – тянул я время.

– Вряд ли это будет в ближайшее время. – Улыбка не покидала ее губ.

– А если на меня в пути пара драконов нападут, тоже не звонить?

– Не знаю, чем звонить и кто такие драконы, но если ты говоришь о бестиях – ты с ними и без нас прекрасно справляешься.

– А если я вдруг соскучусь? – повел я бровью, надеясь, что выгляжу соблазнителем.

– Перетопчешься. – Она улыбалась и морщила носик одновременно. – А вот если я соскучусь – сама прилечу.

– Феминизм какой-то, – пробубнил я. – Матриархальный причем.

На этот раз ведьма с карликом не стали переспрашивать, что я сказал. Литтия повела рукой, и мы оказались в новом краю: слева – скальная гряда, справа – океан. Кинсли сказал, что этот участок суши именуется мыс Хофф.

Провианта с собой нам отгрузили предостаточно, кроме бурдюка с водой дали еще и с зайгой. Для увеселения души, видимо. А вот ослика не дали, чтобы тащить все это. Хотя, зачем другой осел, раз я есть?

Шли холмами, низинами и ущельями. В пути было то холодно, то жарко, но никаких злобных тварей, по счастью, не попадалось. Иногда, правда, казалось, что кто-то следит за нами из-за скал, порой слышался тонкий идиотский смешок, но Кинсли сказал, что опасаться нечего.

– Это травпты, – сказал он. – Они нас боятся гораздо больше, чем ты их.

– Как ты сказал? Травпты? Пока выговоришь, травму языка получишь.

– Да. Мелкие, безобидные жители влажных ущелий и скал. Считается, – с недовольством добавил Кинсли, – что они наши родственники. Я в это не верю.

– Интересно, а что они едят? – спросил я, надеясь, что не являюсь их гастрономической мечтой.

– Мох всякий. Плесень скальную…

На ночлег мы остановились на скальном выступе. Здесь было много подобных. Гладкие, ровные, будто специально в скале выдолбленные. И тот, что на скале Падших, и тот, где дом Шайны, и тот, где выход из Заброшенных пещер. Эти выступы вполне были удобны для того, чтобы с них пейзаж осмотреть, чтобы привал на них устроить или даже переночевать. Главное – не слишком ворочаться во сне.

Так я думал, когда на ночлег устраивался. Звезды над головой – не звезды, звездищи! На небе было две луны – Марс какой-то невнятный, едва видимый из-за облаков, и Юпитер во всей красе. Его почему-то облака стороной обходили, и он нависал большим голубым шаром, превращая ночь в темно-голубые сумерки. Красота.

Как только я разлегся, руки за голову закинув, как – хляп… Именно с таким звуком мой рюкзак, который я под голову пристроил, в чьей-то черной пасти исчез. Я вскинулся – ни рюкзака, ни пасти. Осторожно отполз в сторону скалы, под которой уютно храпел мой Санчо Панса. Он не проснулся. Но не приснилось же мне, в самом деле! Я же внятно слышал этот хляп! И до края скалы метра три было – не мог мешок с вещами сам укатиться.

– Кинсли, – я стал тормошить карлика, продолжая смотреть в сторону обрыва. Гортванец только храпанул в ответ. – Кинсли! – Я тряс его все требовательнее. – Проснись! У меня вещи кто-то слямзил!

Наконец мой спутник проснулся и сел, недовольно протирая глаза.

– Что случилось? – спросил он сердито.

Я рассказал. Выслушав, Кинсли окончательно проснулся, выпучил глаза и зачем-то встал на четвереньки. Тоже, не отрываясь, смотрел в сторону обрыва.

– Семхра! – взволнованно прошептал карлик. И словно артиста на бис вызвал.

На самый центр нашего скального пятачка шлепнулось что-то, похожее на… Шут его знает, на что похожее. Что-то среднее между Тоторо[1] и бегемотом. Пасть огромная, от уха до уха, зубы редкие, квадратные. Кожа черная, гладкая. А хвост похож на кабель – длиннющий и тоже черный. Кабель этот через всю площадку протянулся и скрывался в пропасти. Семхра хляпнул пастью по тому месту, где я только что был, и медленно, оставляя за собой пятна слизи, утянулся в пропасть вслед за хвостом. Вскоре снизу донесся звук всплеска.

– Там же метров десять, не меньше! – озабоченно сказал я. – Как он?..

– Это же семхра, – вздохнул Кинсли. – У него хвост длиннющий. Он им в дно упирается и взлетает. Жалко, что я не отобрал у тебя мешок с провиантом.

– Если бы не мешок, семхра твоя меня бы сцапала! – возмутился я.

– Вот я и говорю, провиант жалко…

Все-таки ночевать мы остались там же, но сильнее под свод скалы вжались и закемарили. Следующий выпад семхры случился через пару часов. Мы проснулись и смогли лицезреть, как чудище с перекошенной пастью и глазами навыкате, издавая утробные звуки, каталось по скальной площадке.

– Что это с ним? – прошептал Кинсли, ненароком ко мне придвигаясь.

– Там же, помимо прочего, бурдюк с зайгой был, – печально сказал я. – Наверное, развезло.

В подтверждение моих слов чудище громко рыгнуло и блаженно покатилось со скалы вслед за хвостом.

– Да, ребята, – сказал я, – у вас приключений на задницу долго искать не приходится. Была бы задница, приключения найдутся. Спать давай. – Я укутался в плащ с меховым подбоем – подарок Литтии – и уснул.

«Все-таки я огромный везунчик. Просто невероятный, – думал я, засыпая. – Иначе бы не мешок с провиантом исчез в пасти чудища, а я сам. Уф…»

Глава 11 Рахли

– Понимаешь, братец мо-ой! – похлопывая меня по плечу, прогундосил Рахли. – Я из них самый сильный маг! Самый! И что? Сначала они выбрали старшим этого выскочку Капеста, – Рахли патетически захохотал, – этого бездаря! Его, несмышленыша, не способного вызвать тайфун или отпугнуть шиврота, поставили старшим магом Заморских холмов! – Мой наставник широко расставил руки и обратил взор к небесам. – О, небо! О, создатель Утронии, ты слышишь это! Без-да-ря! – И вдруг, совершенно без перехода и перерыва, Рахли продолжил намного спокойнее: – Попить принеси, а? Горло пересохло.

Я принес.

– Вот так-то, мой дружок, – изобразив на лице мину, которую я, наверное, должен был принимать за героическую внутреннюю борьбу, продолжил Рахли. – Вот так бывает на свете. А теперь Капест мертв, – маг отпил из кружки, словно поминая, – а старшей стала повелительница насекомых! Куда мы катимся?! – снова патетически взвыл Рахли.

– Но мне говорили, – осмелился я вставить слово, – что Верховный маг Заморских холмов – Хербен. Разве нет?

– Хербен ничего не решает! Ему вообще вся эта возня без надобности, поверь! На самом деле всем управляет Литтия!

– А разве у вас плохие отношения с Пчелиной ведьмой?

– Нет! Ну и что? – раздраженно спросил Рахли. Я с моими вопросами был здесь совершенно не нужен – мы только мешали спектаклю. Но поскольку я был и единственным зрителем, меня приходилось терпеть. – Неплохие, да. Но Литтия сама знает, что она не чета мне. Не чета! Ибо я не просто маг! Я – вершитель заклинаний!

После этого вершитель заклинаний, по-гусарски оттопырив локоть, залпом осушил кружку и удалился в обитель.

Обителью Рахли называл свой шалаш. Впрочем, просторный и вполне добротный. Скорее даже не шалаш, а хижина: стены из бревен, крыша навесом из веток. Она стояла на краю леса, в нескольких шагах от невысокого обрыва над рекой.

В целом мне здесь нравилось. Рахли был в общем-то безобидным дядькой, хотя и чудаком. Довольно высокого роста, с животиком и экстравагантным чубом, который всегда зачесывался назад. По манере держаться и говорить Рахли был похож на экс-ведущего актера затрапезного театра. Который, наигравшись бездарных мелодрам, никак не может выйти из роли, и даже дома на горшке сидит как на троне либо скамье подсудимых – зависит от настроения.

Гортванец Кинсли ушлепал к своим родственникам, – ему было велено явиться через месяц. Судя по довольной физиономии карлика, он был рад убить двух зайцев: от меня отдохнуть и общества чудака Рахли избежать. Чудак-то он чудак, но при этом могучий маг, а значит, под горячую руку ему лучше не попадаться. А когда она окажется у Рахли горячей, знают только музы трагедии Мельпомена.

Уже три дня я жил у мага-отшельника и три дня выслушивал небылицы о его подвигах. Может, все его многочисленные победы на магическом и женском фронтах и не выдумки, но в изложении Рахли все равно выглядели небылицами.

– Скольких, о скольких прекрасных женщин я знавал в Утронии! – сказал однажды Рахли. – Сама королева Лейте строила мне глазки! Но я не дал себе воли! – Тут он схватился за грудь и стал говорить с придыханием: – Как я мог посягнуть на честь самой королевы!

– Так она же не сразу королевой стала, – сказал я, протирая ветошью только что помытые деревянные миски. – Я так понял, что она была лишь одной из возлюбленных Первого Падшего.

– Не важно, – отмахнулся Рахли, как от комара.

Наверное, своими замечаниями и недостаточным обал-деванием как от самого Рахли, так и от его историй я изрядно раздражал волшебника. Но меня это мало волновало. Все началось с фразы, которую я услышал, как только пересек порог его хижины. «Первую неделю, сынок, ты будешь только подметать пол и готовить пищу – сначала я должен буду приглядеться и понять, с кем имею дело». Неслабо, да? Я, конечно, проглотил эту пилюлю, но решил, что делать из себя мальчишку на побегушках не позволю. Мне не десять лет и я не постригся в послушники монастыря Шаолинь. С того момента я и к самому Рахли, и к его бенефисам относился без восторга. Опять-таки, будь мне лет десять, наверное, я выслушивал бы подобную чушь открыв рот и хлопая глазами…

Ровно на восьмой день Рахли, как и обещал, перешел к моему обучению. Он подозвал меня, как только я закончил убирать со стола после завтрака. Вершитель заклинаний, раскуривая длинную трубку, покачивался в любимом кресле-качалке, сделанном из старого пня.

– Ну, сынок, – сказал он, – пришла пора нам с тобой познакомиться поближе.

Он часто называл меня сынком, что не могло не раздражать. Обойдусь без такого папаши.

– Расскажи, что ты умеешь? – попросил Рахли.

Нынче он играл роль многомудрого старца. Поэтому шевелил хмурыми бровями и смотрел, как ему казалось, проницательно.

– Что умею? По компьютерным клавишам бренчать, хлеб в тостеры заправлять, чай в пакетиках заваривать. Немного владею карате, за последнюю неделю изрядно повысил навыки в подметании пола и…

– Я не спрашиваю… – рассердился Рахли.

«Опять я всю мелодраму разрушаю. Надо было смотреть раболепно и лопотать что-нибудь типа: все мои навыки до встречи с тобой, о светило, ничто!»

– …что ты умеешь делать в жизни! Ты еще расскажи, как задницу подтираешь! Я спрашиваю… – Рахли взял себя в руки, пару раз пыхнул трубкой и закончил, возвращаясь в роль: – О том, какой магией овладел?

Да наплевать, поиграю в его хотелки. Склонив голову, я произнес как можно более смиренно:

– В магических навыках замечен не был, – и удрученно хлюпнул носом.

– Да? А Кинсли рассказал, что в Заброшенных пещерах ты весьма преуспел. – Рахли посмотрел благосклонно.

– Так там же это…

– Что – это? Легче воплощать свои замыслы?

– Ну да, – пожал я плечами.

– Так вот, – улыбка всезнания тронула уста волшебника, – даже там не у всех получается. То ли воображения не хватает, то ли веры. Запомни, сынок, – Рахли прищурился и пыхнул трубкой, – без веры и воображения магия мертва.

Он изрек это так весомо, будто не один я перед ним, а несколько сотен адептов. Я не мог понять, на кого он в тот момент походил с прищуром и трубкой во рту – то ли на Иосифа Сталина, то ли на Шерлока Холмса.

– Смотри, – сказал Рахли, и мне в руки упал красивый желтый кристалл. – Все, что мне понадобилось, – это чуточку воображения, крохотное заклинание, произнесенное в уме, – он постучал себя пальцем по голове, – и целый океан веры.

Кристалл в моей руке вдруг превратился в желтую птичку, которая сразу упорхнула. Я растерянно проводил ее взглядом.

– И сейчас тоже, – лукаво улыбаясь, сообщил Рахли.

«Съездить бы по твоей самовлюбленной морде», – почему-то подумал я, понимая, что и за меньшее меня превратят в канарейку и запульнут вслед за первой.

– Вот бы здорово этому научиться! – отыграл я свою роль вслед за «мастером сцены».

– Ха-ха! – опереточно рассмеялся Рахли. – Не так это просто! Но тебе невероятно повезло! Не-ве-ро-ят-но! Знаешь почему? – Он снова сощурился, глядя на меня сквозь клубы табачного дыма.

– Наверное, потому, – сказал я, – что попал к вам?

– Именно!

Принцип колдовства и вправду оказался прост. Сначала надо было четко представить то, что хотелось получить. Потом воображаемый предмет или событие надо было мысленно соединить с реальностью. Чем отчетливее получилось все это представить и произвести, тем лучше и быстрее будет результат.

Например, я хотел получить чашку кофе. В Утронии, кстати, точнее, некстати этот напиток не был известен. Я начинал представлять чашку кофе над пустующим деревянным столиком, стоявшим возле хижины. Потом желаемую чашку кофе воображал на пустом месте стола. То есть я будто сращивал две реальности – пустой стол и стол с воображаемой чашкой на нем. В тот момент, когда у меня это получилось бы, нужно было произнести заклинание воплощения, которое в обстановке жуткой таинственности прошептал мне на ухо Рахли.

За этим занятием я провел почти неделю. Толку никакого. Так мне и не удалось испить ароматного напитка, хотя это желание стало превращаться в навязчивую идею.

Противно было чувствовать себя бездарем. То ли у меня представлялка вне Заброшенных пещер не работала, то ли я заклинания с земным акцентом произносил.

Ознакомился я и с теорией магии. Оказывается, большинство магов Заморских холмов обладали только несколькими способностями. Кто-то умел создавать предметы, кто-то вызывать стихию, кто-то умел превращаться в кого или что угодно или переноситься за тридевять земель. Но в войнах с Немо выжили только самые сильные маги Заморских холмов. Эти – хуже или лучше – умели все. Самые сильные из них – Литтия, Рахли и Хербен. Но всех сильнее был Второй Падший.

Все маги обучены уничтожать то, что создали. Но чужое заклинание отменить невозможно. Зато можно создать что-то, что будет работать против чужих чар. Например, враждебный маг наколдовал, что в тебя летит камень. Нельзя сделать так, чтобы он просто исчез, но можно сотворить щит, который отразит удар.

Как уже говорилось, Немо был намного сильнее любого утронского мага, включая Рахли. Вот почему на меня и делалась ставка – если я смогу стать таким же сильным волшебником, как первые Падшие.

Помимо магических навыков надо было знать заклинания. Их не так много, как я понял, но никто, кроме Падших, не знает все заклинания, а тем более не умеет грамотно пускать в дело.

– «Твою ж медь»? Это что еще за заклинание такое?! – возмутился я, когда Рахли сказал, что именно с этой присказкой я смогу вызвать что-нибудь из небытия.

– Заклинания, – гордо ответствовал Рахли, – составлял лично Великий Артур! Нас он не посвящал в их происхождение. Для работы с предметами и телами мертвых существ используется магическое заклинание «твою ж медь»! С живыми – «йошкин кот»! Запомни это и никому не рассказывай.

– Почему? – спросил я.

– Магия должна контролироваться! – Рахли выпучил глаза. – Нам и без самоучек проблем хватает.

– Твою ж медь! – сказал я в сердцах. – Придумывая эти заклинания, Первый просто издевался, по-моему.

В свободное от моих бесплодных усилий время Рахли демонстрировал свои умения. Видимо, надеялся побудить меня к покорению тех же вершин. Но, увы. Единственное, что я покорил, глядя на Рахли, – это вершины зависти. Мой наставник исчезал и появлялся, разрастался до невероятных размеров или превращался в ветер, создавал и уничтожал предметы и многое другое.

Да, он кайфовал. Наверное, так же чувствовал себя Честолюбец, когда в кои-то веки посмотреть на его поклоны явился Маленький принц. Я же испытывал досаду и злость на себя. Как же я поведу магов и прочих утронцев на великое дело борьбы со Вторым Падшим, если сам ничего не могу?!

«Придется, видимо, искать политический выход, – думал я. – Зашлю Кинсли послом к Немо. Пусть карлик скажет, что обижать утронцев нехорошо. Скажет, что явился Третий Падший, а он жутко силен и страшен. И если ты, гнусный Немо, не прекратишь издевательств над бедными утронцами, то Третий надерет тебе задницу. А пока, в качестве жеста доброй воли, покажи-ка, где в замке дверь на Землю?»

Паршивая идея. Во-первых, Немо не поверит Кинсли и сам мне надерет задницу. Во-вторых, даже если Второй Падший трус и поверит в угрозы, кто сказал, что не продолжит своих издевательств, как только я вернусь домой? Но скорее все-таки – «во-первых».

Нет, как говорят американские политики, говорить надо с позиции силы. Но я, увы, пока совсем в другой позиции.

Через неделю я сдался.

– Не могу, Рахли! – Я почти плакал.

Маг сидел на берегу реки и рыбачил обычной удочкой. Это было одно из любимых его занятий. Может, кто-то и удивился бы – зачем могучему волшебнику добывать рыбу таким древним способом? Он же может ее наколдовать или просто заставить выпрыгнуть на берег. Но я прекрасно понимал, что рыба в этом процессе не главное.

Маг установил удочку на рогатульку и повернулся ко мне.

– Ну что? – прогундосил он, не скрывая удовольствия. – Не так-то прост оказался навык волшебный? Ты-то думал, наверное: да я, да такой, да сякой, я с неба упал и сразу императором стал – разве есть мне ровня? Сейчас за день научусь их дурацкой магии, всех одолею и буду потом на троне восседать и слушать, как мне хвалу поют? Были такие мыслишки?

– Нет, – заскрипел я зубами, хотя о планах за день всему научиться и на второй всех одолеть он сказал точно.

– Врешь, братец, врешь. – Он подошел и по-отцовски похлопал меня по плечу.

В это время клюнуло. Рахли, наверное, понял это по моему взгляду – я стоял лицом к реке. Маг щелкнул пальцами, и рыба вылетела из воды, освободилась от крючка, очистилась в воздухе и через мгновение лежала на блюде готовая, украшенная зеленью и политая соусом.

– Перекусим? – предложил Рахли.

Глава 12 Рождение мага

– После обеда нас с тобой ждет небольшое путешествие, сынок, – сказал Рахли, наслаждаясь рыбой.

– Куда? – спросил я. Есть не хотелось, поэтому я просто наблюдал за насыщением наставника.

– В Заброшенные пещеры.

Как оказалось, разрубленный ржавым мечом бартайл все так же гнил в пещере. Вокруг него роились вполне реальные мухи, а запах стоял нереально мерзкий.

– Убери его, сынок, – сказал Рахли.

Я представил, как буду вытаскивать за хвост эту гнилую плоть, которая начнет разваливаться, и мне поплохело.

– А разве нельзя… магией? – спросил я, борясь с тошнотой.

– Ха-ха! – рассмеялся Рахли, возле носа которого усердно старались два веера и висел флакон с одеколоном. Разумеется, эти предметы держались в воздухе без какой-либо опоры или руки. – Конечно, магией. Как же еще? Неужто ты за хвост собрался его вытаскивать? – Маг посмотрел на меня, после чего сложился от хохота пополам, а два веера и флакон зависли в непонимании.

«Так, надо что-то представить, – судорожно думал я. Отвратительный запах и мерзкие мухи не давали сосредоточиться. Как и хохот Рахли. – Для начала представлю, – подумал я, – что бартайлы, разлагаясь, источают аромат сирени. Да, сирени! Ну, конечно, – убеждал я себя, сдув муху, севшую мне на губу, – что за стереотип, что гниение должно отвратительно пахнуть?! Гниение мертвого человека – соглашусь, но не гниение выдуманного бартайла! Эти завсегда сиренью воняли! Их иногда, – продолжал я судорожно фантазировать, – заводили у себя в саду для того только, чтобы грохнуть и ароматам внимать! Ну, точно! – Запах, к сожалению, оставался отвратительным, мухи гудели, как приближающийся поезд метро, но меня это уже не занимало. Меня охватило вдохновение. Я поверил, что эта история про бартайлов – правда. Почему бы и нет? Осталось только вспомнить запах сирени. Он такой… такой… Как ни странно, даже в вони, которая царила в пещере, было что-то от аромата этого цветка – самую малость, но было. Та же легкая приторность, что ли… Да нет! Гораздо больше! Запах в пещере гораздо больше похож на дух сирени, чем я думал. Просто надо было внюхаться!»

Пещера заполнилась ароматом сирени. Мухи на мгновение затихли, но потом вновь зажужжали, еще оглушительнее.

«А мухи… Мухи дохнут от запаха разлагающегося бартайла! – думал я, наслаждаясь цветочным ароматом.

Краем глаза отметил, что одеколон и два веера Рахли исчезли. – Почему же они сразу не сдохли? – подумал я. – Потому… потому… О! Потому что вредные для мух свойства запаха появляются только через несколько дней! Как раз в тот момент, когда бартайл начинает сиренью пахнуть! Недаром же, – вдохновенно накидывал я аргументы, – один из ядовитых газов на Земле «Сиренью» называется!»

Тысячи умирающих мух, падая, издали звук, похожий на шелест осыпающейся золы.

– Хм, – одобряюще кивнул Рахли, – неплохо, сынок, совсем неплохо. Что дальше?

Дальше было проще. Труп бартайла разлагается за несколько секунд сразу после того, как от него начинает пахнуть сиренью. Именно так. Причем разлагается быстро и без следа. Не может такого быть? Разве? Но ведь сиренью пахнет и мухи сдохли! Значит, налицо все признаки исчезновения трупа.

Шипение, с которым улетучивался мертвый червь, наверное, тоже я домыслил. Для спецэффекта.

– Очень недурно, малыш, очень! – заявил Рахли и даже дважды хлопнул в ладоши. – Значит, ты небезнадежен. А то уж я, признаться…

– Я тоже…

«Начали мы с сынка, – подумал я. – Теперь он меня уже малышом кличет. Думаю, к концу обучения я лялечкой зваться буду».

Но это было совсем не важно. Я чувствовал гордость и удовлетворение от того, что справился.

– А знаешь ли ты, дружок, что по соседству есть еще одна пещера? – прогундосил Рахли. – Она тоже относится к Заброшенным и в ней также работает магия.

– Нет, – пожал я плечами. – Но меня это не удивляет.

– И правильно, сынок, и правильно, – кивнул Рахли, – удивляться в Утронии ничему не приходится. Но у той пещеры есть одно любопытное свойство. Какое – скажу внутри.

Когда мы вышли наружу, Рахли забрался на скалу, раскинул руки и произнес патетично:

Когда я над миром вздымаюсь, Как сокол над полем ржи, Я силой своей упиваюсь, Мощью своей души! Ничто со мной не сравнится, Себя я боготворю! Парю над миром, как птица, И в дальнюю даль смотрю!

Это мои стихи, – скромно опустив глаза, произнес Рахли и спустился.

– Я так и понял, – ответил я, пряча усмешку. – А можно вопрос, о великий, неподражаемый и все такое?

– Говори, – милостиво разрешил Рахли. Иронии он не заметил.

– Если ты такой великий и всемогущий, почему же не одолел Второго Падшего? Почему разрешаешь ему издеваться над утронцами? Магов истреблять? Они же твои братья.

– Они мне не братья! – вдруг гаркнул Рахли. – Их трудности – не мои! Они изгнали меня!

– Погоди, как изгнали? – перебил я. – Ты же говорил, что они просто не захотели тебя назначить…

– Этим и изгнали! И я заступаться за них не намерен!

– Зачем тогда учишь меня? – спросил я.

– Как-нибудь расскажу, – недовольно бросил маг и повел меня в новую пещеру.

Эта была шире, светлее и намного короче предыдущей. К тому же с песчаным полом. На мои фантазии стены пещеры не откликнулись: ни запах сирени, ни ржавый меч Разрубатель бартайлов появляться не хотели.

– А знаешь почему, сынок? – самодовольно хохотнул Рахли. – Потому, что не веришь. Потому, что решил, что раз тут стены и пол другие, значит, и магия должна работать иначе. А теперь представь, – назидательно продолжил он, – что это точно такая же пещера, как та, в которой ты только что упражнялся.

Я представил. Не помогло. В горле пересохло, ужасно хотелось пить.

– Зайга, милая, пенистая, прохладная, в тяжелой такой, запотевшей кружке. Напиток касается моего рта, и прохладные тонкие струйки… – мечтал я.

– Теперь скажи, – вкрадчивым шепотом сказал Рахли, – «твою ж медь»!

Я сказал и едва успел поймать кружку, расплескав примерно с треть жидкости.

Когда утолил жажду, стал соображать лучше.

– Да, – кивнул я, – все-таки в пещерах с магией проще. Дома, – так я, почему-то, хижину Рахли назвал, – у меня не получалось даже чашку кофе наколдовать.

– Послушай, малыш, – голосом ведущего программы «Спокойной ночи, малыши!» произнес Рахли, – понимаю, учение дается нелегко. Тебе тяжело, и ты несешь всякую чушь. Но никакой такой кофи в природе нет, пойми. Кофта есть, а кофи нет.

– Да ёшкин же кот! – выругался я.

Рахли мгновенно превратился в огромную зубастую память, которая произнесла гулко и страшно:

– Не упоминай магические слова всуе!

Я плюнул себе под ноги и пошлепал прочь из пещеры.

– Что, упражнения закончены? – спросил Рахли.

Я не ответил. Вскоре, впрочем, успокоился. И в самом деле, какая разница, «крибли-крабли» или «йошкин кот»? Артур мог и похуже словечки выбрать – кто ему запретит? Так что еще повезло. Не я эти правила выдумал, но мне по ним играть, если выбраться хочу.

Как вернулись, я и сам не заметил, просто вдруг обнаружил себя возле костра. Помню, прежде чем переместились, маг меня за руку взял…

Утром следующего дня я занялся колдовством. С кофе решил не заморачиваться, для начала бы простую воду сотворить. Опять результат нулевой. Я сказал об этом Рахли, который какое-то зелье варил.

– А что тебе мешает, сынок? – удивился маг. – Ты же вчера замечательно со всем справился.

– Ха-ха, – невольно подражая учителю, исторгнул я. – Так то было в волшебной пещере! Да и то не сразу.

– В какой еще волшебной пещере, братец? У тебя не жар ли? – прогундосил Рахли. – Я сейчас говорю не про тело бартайла. Я про кружку зайти толкую, которую ты с помощью заклинания сотворил.

– Ха! – не стал я оригинальничать. – Так вторая пещера тоже была особенной!

– Ты что, с ума сбрендил, братец? – округлил глаза Рахли и даже оторвался от помешивания зелья. – Я тебя в первый попавшийся грот завел. Попроси меня – не найду сейчас. С чего ты взял, что он волшебный?

– Ах так… – растерялся я, не зная, то ли с кулаками на него броситься, то ли рассмеяться в голос. – Так ты обманул меня, старый прощелыга?

– Но, но, но! – усмехнулся Рахли. – Если ты не хочешь, чтобы я на твоем месте представил шиврота какого-нибудь, подкрепив это заклинанием «йошкин кот», лучше прикуси язычок. По-моему, все, что ты должен сделать сейчас, – низко мне в ноженьки поклониться и сказать спасибо.

– Не дождешься, – пробурчал я и в лес побрел, сучья ломая. Куда и зачем – сам не знал. Холерик я. Завожусь, но и остываю быстро. Когда вернулся, Рахли не было, костер почти потух, только сизый дымок стелился над углями.

«Почему же, – думал я, – там у меня получилось? Может, и сейчас получится?»

Сел, поставил на стол пустую кружку и принялся ворожить. Решил себе облегчить задачу – пусть кружка та же останется, но заполнится ароматным бразильским кофе. Кенийским? Аравийским? Да хоть каким! Лишь бы получилось.

Я тщательно вспоминал все, что со мной во второй пещере происходило, воображал, заклинание произносил… Ничего.

И тогда меня осенило. Вот что было во второй пещере и не было теперь. Я не хотел кофе. А зайгу их дурацкую хотел вчера престрастно, ибо жажда мучила. Мне стало интересно: а почему это я кофе-то не хочу? Еще даже полдень не наступил, а я по утрам, бывало, и по две-три чашки пропускал. И понял, в чем дело. Я отвык от любимого напитка. За столько-то дней.

И я захотел кофе. Сначала представил, как от джезвы – не от кофеварки, а именно от медной джезвы – по кухне расплывается бодрящий аромат. Вот он усиливается и наполняет собой пространство. Пена медленно поднимается и доходит до самого края джезвы. Можно снимать. Так… Теперь несколько капель воды прямо на шапочку пены. Это чтоб гуща осела. Хорошо. Теперь помешаем ложечкой и дымящейся черной струей, похожей на струю нефти или смолы кипящей, в чашку.

Я четко представил любимую бежевую керамическую кружку. Черная струя медленно наполняет ее – на две трети примерно. Никакого молока! Чуть-чуть сахара – и волшебный напиток готов. И да, я захотел кофе! Обжигающе горячего, бодрящего! В кофе есть что-то дворянское. Простолюдин и хороший кофе совместимы настолько же, насколько король и квас. Не подумайте плохого, я не против кваса и простых людей – сам из таких. Но стремление к аристократизму – в наше избыточно простое время – лишним не считаю. Так вот, каждый, кто припадает устами к чашечке хорошего черного кофе, на минутку становится аристократом. Внимание производителей! О таких видах, как растворимый, цикориевый или кофе без кофеина, здесь речь не идет. Да и кофе с молоком как-то легче представить в руках бастарда, нежели герцога.

Да, я хотел кофе. И не в чужой кружке, в которую Рахли процеживал свое зелье. В своей хотел.

Полуприкрыв глаза, я смотрел на чужую зеленую кружку, представляя на ее месте свою, бежевую. Разница в цветах сильно мешала. Поэтому я прищуривался все сильнее и сильнее, пока кружка не стала почти невидимой. Зато в ту минуту я легко представил ее нужного цвета. Аромат напитка, его цвет и вкус я тоже прекрасно помнил. Даже слюна уже начала выделяться.

– Твою ж медь, – нежно произнес я в пространство и продолжал сидеть, сощурившись, боясь открыть глаза.

– Слушай, Волька, а чем это пахнет? Горело что-то? – Рахли с удочкой возвращался с реки. Он остановился и уставился на меня. Я открыл наконец глаза. Кружка стала бежевой.

– А ты попробуй глоточек, – сказал я. – Уверен, не разочаруешься.

Кофе Рахли не понравился. А вот я кофейфовал.

Мой наставник довольно хохотнул, похлопал меня по плечу и прогундосил:

– Мне и хуже материал давали! И те магами становились! Так что, братец, еще пару недель тренировок – и можешь возвращаться к своим. – Он помолчал и, увидев, что я тоже расплылся в довольной улыбке, добавил: – Только не забудь подмести и ужин приготовить.

Моя ментальная сила на сегодня была исчерпана, и я решил не пытаться сотворить блюдо с пельменями, а сделал на ужин большую глазунью из яиц, которые хранились в погребе. Кстати сказать, выбор продуктов там был преизрядный: яйца, сметана в жбане, разные овощи – не все мне знакомые, банки с соленьями, копченая рыба и пара окороков. Чьи окорока, тоже было малопонятно, так как свиней я тут не видал. Каким образом возникли в погребе у отшельника эти продукты, тоже тайна сия великая есмь. Но думаю, что не с помощью колдовства. Зачем колдовать про запас, когда можно в любую минуту сотворить все, что захочется съесть?

Что сказать? Еще пара дней упражнений – и я стал настоящим магом. Самое главное, понял я, – верить и хотеть. Но и то и другое по-настоящему. Никаких «а недурно было бы». Мне это надо, необходимо, жизненно важно и прямо сейчас! Тогда «твою ж медь» – и готово! А иначе только время впустую.

Случались и казусы. Однажды кружку с зайгой воображая, я зачем-то вспомнил, как это слово на «зайку» похоже. Ну и получил на выходе кубок с заячьими ушами. Что интересно, предмет получился сугубо декоративный – ни напитка внутри кружки, ни зайца под ушами. Постарался поскорее уничтожить, чтобы скрыть от посторонних, чьи уши виднеются за таким колдовством.

Что мне взбрело в голову, когда я вертолет решил сотворить? Как будто я устройство его знаю. Получил какой-то голубой вентилятор с кабиной, из которой, чуть дверь приоткрой, эскимо вываливалось. Оно, в отличие от кофе, очень Рахли по вкусу пришлось. Я полагал, что песенка про волшебника в голубом вертолете усилит колдовской эффект, а получилось… то, что получилось. К счастью, вертолет не летал, но и уничтожать его не стали – поодаль поставили, исключительно как холодильник с мороженым.

Однажды мне захотелось докторской колбасы. Хм… Об этом и вовсе рассказывать стыдно. В общем, у меня получился взъерошенный дядька в белом врачебном халате, который сидел на скале, то и дело оттягивал резинку штанов, заглядывал за нее, а потом кричал мне: «Отдай колбасу, я все прощу».

Так мне неприятно сделалось, что я никак его изничтожить не мог. Все боялся, что он так и останется там сидеть, а еще хуже, придет ночью в хижину… Но улетучил все-таки. Кстати, для того, чтобы испарить результаты своего магического творчества, используется заклинание «ёксель-моксель».

Любое заклинание забирает энергию. Чем больше то, что ты собираешься наколдовать, тем больше сил требуется. Если не произнести специальное закрепительное заклинание «ясен пень», через какое-то время карета превратится в тыкву. Через какое именно? Зависит от уровня мага и количества потраченной энергии. Так, например, если хотите кому-то зарядить в лоб файерболом – никакой «ясен пень» не нужен. Вы же не собираетесь коллекционировать огненные шары? А вот если нужна лодка, чтобы прокатиться с любимой, тут уже без «ясного пня» не обойтись, а то во время романтического поцелуя окунетесь в пучину. И не в пучину страсти, а в морскую. Заклинания без закрепления требуют меньше энергии. Но зато их надо мысленно поддерживать, пока ваше создание должно бегать, прыгать, громоздиться или кричать – зависит от целей творения. А вот «ясен пень» забирает сил много, но одноразово.

Глава 13 Рассказ Рахли

Рахли долго отказывался рассказывать, зачем он помогает магам, обучая меня. Но однажды вечером мы распивали с ним у костра какую-то редкую пакость, настоянную на травах. Пакость была крепкой. Отмечали окончание моего обучения. Как я понял, пройдена была только первая стадия, но, по словам Рахли, остальному меня жизнь научит. Если не умру раньше. И вот под выпивку Рахли наконец разоткровенничался:

– Это было много весен назад. Второй Падший только-только лютовать начал…

Впервые Рахли не играл. Хоть и гундосил, как всегда, но говорил искренне и мрачно – без шекспировских страстей. Было видно, что рассказ давался ему нелегко.

– Я тогда уже здесь жил – отшельником. И была у меня зазноба. Не магиня – простая женщина из деревенских. – Рахли помолчал. – Любил я ее.

– Как звали? – спросил я.

– Рейла, – ответил Рахли. – Она мне помогала по хозяйству, я ей подарки делал волшебные или брал с собой по небу полетать. – Он всхлипнул. – Хорошо нам было вдвоем.

– Вы поженились?

– Что? – повернулся ко мне Рахли.

– Я говорю, вы стали мужем и женой?

– Это еще как? – нахмурился наставник.

– Не важно, – сказал я, – продолжай.

А сам подумал: «Институт брака тут, видать, не построили еще. Хотя… Лейте, носившая диадему, королевой звалась при Артуре. А с другой стороны, назвать королевой – еще не значит жениться».

– Она не жила со мной постоянно. Несколько дней у меня, потом в деревню вернется, у нее там мать старенькая. Я их тоже навещал пару раз. – Здесь Рахли осекся. – Этот поганец Немо тогда еще не имел войска. Всегда появлялся на какой-то твари зеленой и трехглавой…

– Как называлась? – не смог я сдержаться.

– Он ее называл… погоди… Змей гор…

– Змей Горыныч? – догадался я.

– Нет, – удивленно взглянул Рахли. – Просто – Змей гор.

«Подводник-то у нас креативный», – подумал я.

– Немо всегда сам лез в заварушки. Это теперь он только с магами дерется, с остальными его войско проклятое разбирается. Тогда он моложе был, горячее…

– И что же произошло? – не терпелось мне.

– Он то на одну деревню нападет, то на другую. То в пивную свалится, то в лодке посреди реки появится.

– Зачем?

– Девок себе грабастал. Женолюб большой.

– Поразвлечется и убьет? – скрипнул я зубами.

– Неизвестно, – покачал головой Рахли и подбросил деревяшку в костер. – Первое время, как наиграется, отпускал домой. А в последние годы ни одна не вернулась. То ли так и живут у него, то ли сгинули. Кто знает, сынок? – Рахли глубоко вздохнул и продолжил: – И вот явится он на трехглавом чудище, спрыгнет на землю, выхватит узкий меч и ну рубить всех, кто на дороге окажется. А таких дураков немного было. Если кто магией владел – пробовал его колдовством остановить, но он только смеялся над этим. Создавал щит прозрачный вокруг себя, и никакая магия не могла этот щит пробить. А сам Немо – знай рубит да кромсает.

«Узкий меч? Катана, что ли?» – подумал я.

– Был только один маг, который смог ему навредить. Да и то исподтишка.

– И кто это?

– Я. – Рахли снова повернулся ко мне. Помолчав, продолжил: – Однажды Рейли попросила меня помочь – соседский мальчишка заболел. Я пришел в деревню, и пришлось там остаться на пару дней – парень был серьезно болен, дышал тяжело, кашлял сильно. Чахотка.

– Ты и лечить умеешь?

– Да, с детства. Отварами. Только потом стал магии обучаться – у самого Захла. Жаль, что он умер еще до появления Немо. Вот кто бы, наверное, мог Падшему хорошенько врезать! – Рахли сжал кулак и зло посмотрел в пространство.

– И что дальше? – Я тоже подбросил ветку, а Рахли принялся трубку раскуривать.

– Тут как раз Немо свалился на своем Змее гор. Встал посреди деревни. Там переполох, конечно… А Падший знай высматривает девок посимпатичней. На угрозы и крики внимания не обращает, будто не слышит. Кто-то камнем в него запустить осмелился, Немо булыжник в воздухе развернул и швырнул в того, кто кинул. Девушки раньше всех попрятались кто куда. А моя не успела – горячий отвар мальчишке несла. Немо возник перед Рейлой – а она красавицей была… Волосы длинные, светлые, сама крепкая и гибкая, но при этом нежность в каждом движении… – Рахли снова всхлипнул и продолжил сквозь слезы: – Немо ей: мол, со мной пойдешь! Она даже ответить не успела, я из хижины выбежал, встал перед ней и кричу ему: не пойдет она никуда!

Рахли замолчал, стал усердно трубочку раскуривать, пытаясь успокоиться и слезы унять.

– Он спрыгнул с урода трехглавого и на меня пошел. Меч из-за спины вытащил. Я в Падшего булыжник метнул заклинанием. Огромный – кусок скалы просто. – Рахли посмотрел на меня. – Отлетел каменюга от щита. Немо даже не шелохнулся.

– А нельзя разве, – встрял я, – другим колдовством на него воздействовать? Ну, например, в лягушку превратить? Или в шиврота вашего?

– Ха-ха! – невесело рассмеялся Рахли. – На него заклинания не действуют! Проклятый! – вдруг закричал маг. – Проклятый, гнусный, ненавистный мерзавец!..

Я даже отпрянул от неожиданности.

– Как я его ненавижу! Как мечтаю отомстить! – И вдруг хлопнул меня по спине. – Но ты это сделаешь за меня, сынок! Обязательно. Ты отомстишь!

«Вон как все запущено-то… Этот тоже меня спасителем мнит. Тяжелый случай».

Зато я понял, что возился он со мной не только из-за просьбы Пчелиной ведьмы.

– Он продолжал ко мне приближаться. – Рахли полу-отвернулся от меня, чтобы мне не было видно, как ему тяжело. – А я все метал в него то камни, то молнии, то огненные шары. И… – Рахли осекся и продолжить смог только спустя минуту. – Один из шаров Немо отскочил от его щита прямо в Рейлу. Она в стороне стояла, но, как оказалось… – Рахли снова помолчал, глотая слезы, что я по звуку голоса понял, – недостаточно далеко. Она сгорела почти мгновенно. Я даже не сразу понял, что случилось. А проклятый Немо… Знаешь, что он сделал? – Маг обернулся ко мне. Все его лицо было мокрым от слез.

– Не имею понятия, Рахли, – грустно признался я.

– Он захохотал. Потом… вскочил на своего змея и улетел…

– Понятно, – вздохнул я.

– Немо не только убил ее. Он еще сделал так, братец, что я теперь на веки вечные буду себя убийцей считать. Ведь это мой огненный шар сжег ее.

– Да ты… не виноват… – промямлил я.

– Мы оба знаем, что это не так, – прогундосил Рахли. – И Немо знает.

Я счел за лучшее промолчать.

– И с тех пор я, – язычки костра сверкнули в глазах мага, – только и мечтал, чтобы убить проклятого Падшего. И один раз почти преуспел.

– Расскажи, – попросил я. Во мне уже тоже пылал огонь ненависти ко Второму Падшему. Впервые мне захотелось уничтожить его не потому, что меня об этом кто-то просит. И не потому, что в его замке дверь на Землю.

– Я стал невидимым и проник в замок Падших. Проклятый Немо возился возле камина. Я подкрался со спины и со всей силы полоснул Немо кинжалом по шее. Думал, сразу убью. Не тут-то было, – невесело хохотнул волшебник. – Я, видишь ли, не обучен убивать. Могу сжечь огненным шаром, могу камнем расплющить, а вот так – ножом по горлу… Слабо, наверное, полоснул, – горько сказал Рахли. – Немо даже сознания не потерял. Схватился за шею, сквозь пальцы кровь хлещет, но второй раз ударить мне не дал – щит соткал. – Рахли снова принялся набивать трубку, будто рассказ был окончен.

– А дальше-то что? – не утерпел я.

– Ничего не было дальше. – Маг-отшельник пустил клуб дыма. – В тебя когда-нибудь вонзались сразу пара десятков кинжалов, мечей и копий?

– Не довелось испытать такого.

– А мне в тот раз довелось.

– Откуда они взялись-то? Стражники вбежали?

– Не понадобились. Меня стало кромсать оружие, которое висело по стенам комнаты. Его еще Артур собирал – очень любил красивое оружие.

– Что же ты не защитился? – спросил я.

– Я уже не мог держать заклинаний, братец. Сил не осталось. И стал видимым. Немо швырнул меня несколько раз об стену, потом в окно.

– Потом?

– Не помню ничего. Сознание потерял. Литтия рассказывала, что я был весь исполосован – страшно смотреть.

– И как же ты спасся?

– Хербен вытащил, – вздохнул Рахли. – Узнал, наверное, о смерти Рейлы, вот и приглядывал за мной через финфор.

– Как вытащил? – не унимался я.

– Явился и создал мою копию. А что там колдовать было? – Рахли невесело хохотнул. – Кусок мяса весь в крови, вот как я выглядел. Хербен оставил мечам да алебардам на избиение мою копию, а меня настоящего сделал невидимкой и выволок. Немо раной своей занимался, не заметил ничего. Или думал, что я уже мертв давно.

– А вдруг он понял, что это подмена? Или видел, как тебя унесли?

– На следующий день Немо, с рубцом на шее, явился на Заморские холмы. Он стоял посреди поля клевера, орал проклятия и головой моей отрубленной потрясал. Той самой, что Хербен сотворил.

– Что орал?

– Что найдет всех магов и перебьет. Кричал, что всем головы поотрывает. Потом запустил моей башкой в небо и унесся. Мы все, братец, это слышали. Он был очень зол.

– Шрам-то у него исчез потом? – спросил я и невольно на свою ногу глянул, которую муракки пожевали, – на ней следов не осталось вовсе. А вот шрам на плече никуда не делся – видно, грахман глубоко прокусил.

– Нет. Все, кто видели потом Немо, говорили, что шрам виден на шее.

«Интересная у них система, – подумал я, – то есть никакой. Иногда все заживает без шрамов, иногда нет».

– С тех пор, малыш, он думает, что я умер. И мне никак нельзя попадаться на глаза кому-нибудь из его служек. Кроме тебя, Кинсли и магов Заморских, обо мне никто не знает. Даже в деревне Рейлы. Хотя, бывает, наведываюсь к ним – подлечить кого-нибудь, свежих яиц взять или мяса, но всегда под другим обличьем. Потому что, кроме нас с тобой, сынок, никто его не одолеет. Я сидел тут и ждал своего часа. И вот он настал. – Рахли вновь повернулся ко мне.

– Отсель грозить ты будешь шведам?

– Чего?

– Я говорю, тут и готовишь месть?

– Однажды мне был сон, сынок. Я увидел в нем… тебя. Или кого-то, очень на тебя похожего. – Рахли по-дружески, но крепко хлопнул меня по плечу. Силищи в этом мелодраматическом маге было немало. – И я понял, что ты – Третий Падший. И ты спасешь Утронию от ига проклятого Немо. Вот почему Кинсли не дал убить тебя, а потом ко мне привел. Ты и правда наша надежда.

Я почувствовал, что собственная значимость распирает меня, как воздух шарик. Не лопнуть бы.

– Все не пойму, как Кинсли так быстро нашел меня? Он что, целыми днями торчал там, на скале Падших? – спросил я.

– Раз в двадцать весен, так говорил Артур, в Утронию будет приходить новый Падший. Двадцать весен как раз прошли, – сказал Рахли. – Вот почему Кинсли и был поблизости. А кроме того, перед тем как Падший сваливается, в небе всполох такой. – Рахли сделай жест – так обычно салют изображают. – По всполоху мы понимаем, что Падший явился. У каждого свой цвет зарева. У Первого был золотистый всполох. У Немо – грязно-синего цвета.

– А у меня?

– Серовато-белый.

Почему-то это огорчило. Вспомнился Гендальф Серый, позже ставший Белым, но золотистое знамение круче, конечно.

– И по этому зареву вы поняли, что грядет Третий Падший? – спросил я, заметно выпятив грудь.

– Честно говоря, нет, – отозвался Рахли. – Сначала думали, что шрубаглакл перднул. У него залп так же выглядит. Но Кинсли решил проверить.

Дождался. Лучше б не спрашивал.

– Спасибо Кинсли, – вздохнул я. – Иначе бы мне точно конец.

– Ну-у, братец, – прогудел Рахли, – я бы так не сказал. Вы, Падшие, удивительно живучие. Так что… – Он помотал головой.

«Ну и ладно, – решил я. – Пусть являюсь, как серобелый выперд шрубаглакла, все равно я – последняя надежда на спасение Утронии. Так что…»

Следующие несколько дней прошли в магических упражнениях. Что-то у меня получалось легко и даже не хуже, чем у Рахли, в чем-то откровенно буксовал. Так, например, становиться невидимым я так и не научился. Как это – представить и поверить, что ты прозрачный? С чего бы? Как могу вспомнить себя в этом состоянии, если я в нем не бывал? Только не надо мне говорить про бесплотные души и прочую эзотерику – душу невидимую вполне могу представить, а вот то, что я в нее превратился и все мои шестьдесят пять кило мяса и костей стали ничем, – не могу!

«Хорошо бы найти дверь и потом, как Артур, шастать туда-сюда, когда вздумается, – мечтал я. – Ведь место-то классное. Захотел от инъекций и бытовщины отдохнуть, с красавицами пообщаться, чудовищ поубивать, магией побаловаться – велком ин ту зе Утрония. На пару денечков. А потом назад – к диабету и учебникам.

Но сейчас главное – просто вернуться, а то, наверное, из института отчислили, родители в панике…»

Про родителей и сестру я и думать боялся. Хорошо еще, нет сейчас постоянной девушки. С Танькой, с которой года два встречались, расстались недавно, а новую любовь пока не обрел.

Месяц моего послушания в хижине дяди Рахли подходил к концу. Кое-чем, как уже говорилось, я овладел вполне пристойно, в чем-то откровенно тупил. Однажды, кстати, пытался в рой пчел превратиться – Литтию удивить хотел. Удивил себя и рассмешил Рахли. Пиком моих магических усилий стала вылезшая из моего правого уха по-осеннему сонная пчела…

Глава 14 План войны

Нас разбудила Литтия. На лице у нее были ссадины, одежда изрядно потрепана, будто ведьма только что побывала в серьезной переделке.

– Хербен мертв, – стало первым, что она сказала. – Клайда ранена, не знаю, выживет ли.

– Что?! – Выбежавший из хижины Рахли споткнулся и врезался коленом во влажную от росы землю. – Как? Херби? Не может быть! – надтреснутым голосом воскликнул маг.

– Ты знаешь как. Падший.

– Не может бы-ыть!.. – взвыл Рахли. – Херби, доро-го-ой друг! Как же так? Я сейчас…

– Ничего ты не сделаешь, – сказала Литтия. – Тем более один. Ты пробовал.

– Ничего? Я… – Рахли то взмахивал руками, то сжимал кулаки. Он снова походил на малоодаренного актера, исполняющего роль Отелло или короля Лира. Но я знал, что чувства Рахли искренни.

– Сядь, Ра, – тоном старшей сестры велела Литтия. Это при том, что выглядели они как дед и внучка. – Надо все обдумать. Мы больше не должны ошибиться.

«Ра? – мысленно удивился я. – Вряд ли они имеют в виду египетского бога. Просто тезки. Как и готы…»

Настоящий совет состоялся только вечером. Шесть магов, включая Рахли и Литтию, Кине ли, который явился еще с двумя гортванцами, и я. Мы расселись вокруг костра, а Литтия взяла слово.

– Все знают, что происходит, – с традиционной хрипотцой сказала Пчелиная ведьма. – Немо необходимо остановить.

Кинсли поддакнул, Рахли глубоко вздохнул.

– Но теперь я уверена, что мы справимся. – Она сделала паузу и выразительно посмотрела на меня. – Пророчество Артура сбылось. Пришел Третий Падший. И он на нашей стороне. Да, Волька? – Она очень серьезно посмотрела на меня. – Ты одолеешь врага Утронии?

Моя реакция была занимательной. Я зачем-то пожал плечами, вытаращил глаза и сказал:

– А то как жешь… Всенепременно… Куда деваться-то?

В общем, «вселил надежду».

– Что именно думаешь делать? – спросил маг в темно-синем облачении, похожем на костюм фокусника. Только банта огромного не хватало. Судя по голосу, это был тот ветер, которого я прозвал историком.

Я опять пожал плечами и уставился преданно, выражая готовность. Как собака на выставке. Спасла Литтия.

– Это еще не обсуждалось, – сказала она. – Для этого мы и собрались.

И что-то я разозлился на себя. Что я, слово вымолвить не способен? Последняя надежда на спасение Утронии, а веду себя как мямля. Представляю, если бы Ленин взобрался на броневик, а потом только плечами жал да глаза таращил. На том революция и закончилась бы.

– Перво-наперво, – сказал я неожиданно наметившимся басом, – надо понять, как его вообще одолеть можно. И можно ли.

Отвечать стали сразу несколько, но Рахли гундосым тембром перекрыл остальных:

– В этом-то и главный вопрос, братец! Главный вопрос.

– Рахли, – сказала Литтия, – единственный, кто смог навредить Немо. Но вряд ли тот подпустит его к себе еще раз.

– С помощью магии в замок не перенестись, – сказал «историк». – Стены с тех пор, как Рахли туда проник невидимкой, непроницаемы для колдовства.

– А если пешком пойдем, то упремся в замковую стену. За ней вся стеклянная армия Немо, – проворчал Кинсли.

– А может, вызвать его на честный бой? – спросил я и похолодел от своей смелости. – Один на один?

– Зачем ему рисковать? – спросил старый гортванец. Он был морщинист и сух. – Вряд ли Немо станет биться, как только поймет, что ты – такой же, как он.

– А если станет, ты проиграешь, – безжалостно добавила Литтия. – Пока, – смилостивилась она, встретив мой печальный взгляд.

Тут с неба свалилась Шайна на грухсе. От взмаха его крыльев полетели в стороны горящие головешки. Когда все улеглось-успокоилось и головешки магическим образом вернулись к прежнему занятию, Шайна сказала:

– Я не успела к началу. Были другие дела. Надеюсь, ничего умного сказано не было?

– Нет, – полуулыбнулась Литтия.

– Вот и прекрасно, – сказала Шайна, открыла голубой вертолет и достала мороженое. Она прилетала ко мне пару раз, пока я обучался у Рахли, поэтому знала о лакомстве. В отличие от остальных. Но те, посмотрев, с каким наслаждением воительница поглощает эскимо, тоже потянулись к холодильнику.

«Может, я все-таки умер? – подумалось. – Или с ума сошел? Может, сейчас где-то в стационаре рассказываю другим товарищам в больничных пижамах, что я маг и убийца драконов? А чайник и Наполеон согласно кивают. Один пар пускает от восторга, другой задумчиво поправляет треуголку. Ибо как иначе еще понять то, что происходит? Сижу среди чудовищ, магов и безбородых гномов, любуюсь на сиреневое небо и смотрю, как местные граждане жрут эскимо из вертолета?!»

– Ну что, есть какие-нибудь мысли? – спросил маг, похожий на подростка, но с седыми волосами. Голос у него был как у мальчишки лет тринадцати. Я вспомнил этот голос, слышавшийся среди ветров.

– Давайте разложим все по полочкам, – сказал я. – В магическом поединке мне удача не светит. Так? Маги в одиночку и даже все вместе тоже не могут ничего противопоставить неординарным способностям и нетривиальной мощи искусного…

– Слезай с коня! – хором сказали Кинсли и Шайна.

Остальные, перемазанные незнакомым лакомством физиономии, повернулись сначала к ним, потом ко мне.

– Да, понял! – спохватился я. – Извините. В общем, крут он безмерно, как скала Падших и стены одноименного замка! Чудищ на него натравливать пробовали?

– Без толку, – покачала головой Литтия. – Бестии нас слушать не станут…

– Да и что это даст? – перебила Шайна. – Мы с малюткой, – это она так грухса своего называла, – можем подсторожить Немо. Но он сотворит щит и изрубит нас в крошево. Это плохая мысль.

«Хорошо бы маленькой атомной бомбой по замку шибануть, – подумал я. – Вряд ли у Немо и от „мирного атома“ защита найдется. Жаль только, обогащенные плутоний с ураном я дома в прикроватной тумбочке оставил».

Это глупую шутку я, конечно, озвучивать не стал, иначе бы пришлось раза три «слезать с коня».

– Дайте мне день, – сказал я. – Надо подумать.

На том и порешили. Все стали расходиться и разлетаться. Ко мне подошел маг-подросток. Во время безумного чаепития, точнее, мороженоедения я узнал, что седовласого мальчика звали Кроннель. «Историк» в костюме фокусника отзывался на имя Лайген, улыбчивого и скромного толстячка звали Жарес, а белесой веснушчатой деве в светлом балахоне дали имя Ришта.

– Не придумаешь ты ничего, – сказал Кроннель. – Многие пробовали – бесполезно. Он таких, как мы с тобой, перемалывает, как муку. Лучше подумай над тем, как нам хотя бы защититься от него. Может, тогда еще поживем…

– Лучший способ защиты – нападение, – процитировал я народную мудрость.

Маг ничего не ответил, ухмыльнулся недоверчиво и растворился в воздухе. Оглянувшись, я увидел, что Лайген пока не улетел. Он зацепился языками с Рахли. По тому, что они все время на меня бросали взгляды, тема разговора была понятна. Спорили они оживленно, но неслышно – видимо, поставили звуковой щит.

Литтия исчезла, а Шайна осталась. Не стесняясь магов, она скинула одежду, встретилась со мной взглядом и кивнула – мол, пойдем искупаемся?

Нынче Юпитер светил неярко, его закрывали горы. Зато, навевая зловещий романтизм, в небе царили Марс и Затмение. Под их светом мы с Шайной и купались. И не только купались. Чуть позже к нам присоединилась Литтия, и мы продолжили не только купаться уже втроем.

Здесь люди привыкли к смерти. Потеря друга-волшебника не повод одеться в траур – ведь уже завтра, может быть, кому-то пришлось бы так одеваться из-за тебя.

В общем, если я планировал посвятить ночь раздумьям, то не получилось. Уснул под лесной кроной, прямо на берегу. Там же наутро и приступил к составлению плана. Эх, картошки у меня не было чапаевской!

Что мы знаем? Враг и его войско непобедимы. Замок неприступен, магия противника сильнее, чем наша. В принципе, тут можно ставить точку. Всем спасибо, все свободны. Но такого варианта просто нет. Тогда ищем альтернативные. Параллельно, слезая с коня, кстати.

Начнем вот с чего. Можно ли Второго Падшего выманить из логова? Можно. Он и сам рад наведываться в гости. Так. Уже хорошо. А можем ли мы ему там – на Заморских холмах – ловушку устроить? Вряд ли. Он оградится своим щитом и… А неужели мы, собрав все силы, не сумеем пробить этот щит? Нас ведь много. Можно еще гортванцев или влесли попросить, чтобы они отвлекали Немо. Дразнили как-нибудь. Нет, не пойдет. Превратит их в снежки или сделает щит вокруг себя звуконепроницаемым. А потом начнет нас убивать. Если поймает, конечно, – маги ветрами станут, а я… Не знаю, за холмом спрячусь. Чем не план?

На вечернем собрании он энтузиазма не вызвал. Но и другого стоящего предложения никто не внес. Точнее, предлагали разное, но все мимо. Так, Литтия с историком ратовали за диверсионную борьбу. Предлагалось выследить, когда Немо будет вне стен замка, подкрасться и так рубануть, ужалить, проткнуть, чтобы наверняка. Этот вариант обсуждали долго. Он усложнялся тем, что Немо обернется щитом, как только услышит любой подозрительный шорох. Но главное – Второго Падшего очень непросто было выследить: он недоступен для взора финфора.

– Почему? – спросил я.

Литтия и Рахли переглянулись, наставник отвязал от пояса небольшой потертый кожаный кошель и протянул мне. В нем оказалась маленькая хрустальная пирамидка с синеватым отливом.

– Держи, сынок! – сказал Рахли. – Настало время, чтобы она послужила тебе.

– Что это? – спросил я.

Мне ответили сразу несколько:

– Кристалл Предельной Ясности.

– Он, – сказала Литтия, – делает тебя невидимым для магического взора. Но только тогда, когда кристалл рядом с тобой. Лучше всего в кармане, на груди или на поясе.

– Много лет назад я его выменял у одного грахмана. Этот камушек стал дополнительной защитой от грязного и любопытного взгляда проклятого Немо! – патетично заявил Рахли.

– А теперь как же?.. – спросил я, рассматривая пирамидку.

– Теперь, братец мой, – Рахли хлопнул меня лапищей по плечу, – тебе он нужнее.

– У Немо есть такой же, – сказала Пчелиная ведьма. – Поэтому выследить его непросто. Да и ты иногда отдавай его Кинсли, – продолжала она. – А то тебя не смогут найти не только враги, но и друзья.

– Странное какое-то название у него, – я продолжал вертеть пирамидку, – судя по тому, что вы сказали, ему бы подошло имя кристалл Предельной Мутности. Почему ясности, если он делает невидимым?

Мне показалось, что Литтия нарочно кашлянула, чтобы привлечь внимание Рахли, но тот смотрел на меня.

– Понимаешь, сынок, если верить легендам, этот кристалл – ключ, позволяющий открыть дверь между мирами. Но, – тут он наконец-то встретился с выразительным взглядом Пчелиной ведьмы и продолжил излишне темпераментно: – это не означает, что он сам способен тебя перенести, куда тебе вздумается! Ничего подобного! Как попасть в твой мир – не знает никто из нас! Я лишь хотел сказать, что он – нужная часть ритуала по возвращению. Но как работает кристалл – нам не известно.

– И ты не знаешь? – спросил я прямо и посмотрел на Литтию.

– Нет, – мотнула она головой. И я не сомневался, что это правда. Как я понял за время знакомства с ней, Литтия вообще не из тех людей, которые любят лгать. Пожалуй, для ведьмы и главного мага Заморских холмов она даже излишне прямолинейна. Интриги – не ее конек. Но мне это нравилось.

– Я не хотела, чтобы ты знал о свойствах кристалла, чтобы не отвлекался. Есть дела поважнее. Но как работает эта штука, не знаю.

«Разберусь со временем», – подумал я, а вслух сказал «спасибо» и привязал мошну с Кристаллом к многоярусному поясу.

В общем, высокое собрание пришло к выводу, что отталкиваться будем от моего плана. Выманить Немо – только его одного, чтобы стеклянных солдат рядом не было, – и всем скопом напасть. И лучше всего – на Заморских холмах, где мы все приготовим к очень горячей встрече.

Чем мой план отличался от обычного боя между Немо и магами? Например, того, на «экскаваторном» поле? Во-первых, тут фактор неожиданности на нашей стороне, а не на его. Во-вторых, мы призываем на помощь гортванцев и Шайну с грухсом. И в-третьих, прибавляемся мы с Рахли. Правда, минус такие неслабые маги, как Хербен и Клайда.

Был еще один козырь в рукаве – перстень с говорящим изумрудом. Я надеялся, что во время серьезной драки он что-нибудь подскажет.

– И как ты думаешь затащить Немо на Заморские холмы? – спросил Кроннель. – Он может туда завтра явиться, а может через год.

– Есть что-то, способное его привлечь? – спросил я. – Только давайте без девушек…

– Есть, – сказал Рахли. – Я.

Рахли был прав: как только Немо узнает, что его обидчик до сих пор жив и здравствует, – явится по его душу. Вот только бы без войска.

– А если нам попробовать соединить два плана – мой и Литтии с Рахли? – предложил я. – Попробуем застичь Немо, когда он за красавицами охотится, и внезапно нападем. Если нам повезет, то вопрос решен. Если нет – покажем ему Рахли, за которым Немо отправится хоть куда.

– Почему ты думаешь, что придет без войска? – спросила Литтия.

– А зачем оно ему? Он слишком уверен в своих силах, чтобы чего-нибудь бояться. Я так понял по вашим рассказам. Да и вряд ли он захочет опять потерять след своего врага. Я имею в виду Рахли.

– А если все-таки? – внимательно посмотрела на меня Литтия.

– Если призовет войско? Спрячем Рахли с помощью кристалла и врассыпную, – пожал плечами я.

– Ну уж нет, братцы, – прогундосил Рахли. – Мне надоело прятаться. Надо надрать задницу этому мерзавцу.

«Хм… Словосочетание „надрать задницу“ Рахли только от меня мог услышать. Очень уж оно нетипичное для этих мест», – подумал я и благосклонно взглянул на наставника.

План был одобрен, закреплен, и мы приступили к обсуждению деталей.

– Вот еще что поясните, – попросил я, – если Немо такой сильный маг, почему бы ему не сделать так, чтобы вы все просто исчезли? Зачем ему тратить время на налеты? Подходящее заклинание не выучил или в другом дело?

– Для этого было бы нужно слишком много сил, – ответила Пчелиная ведьма. – Магических сил.

– Понимаешь, сынок, – подхватил Рахли, – можно даже луну на Утронию уронить. Или все три – было бы желание.

– Что, и такое заклинание есть? – спросил я, садясь на корягу и беря чашку с горячим отваром, которую мне кто-то протянул.

– То же, что и для перемещения камней, – буркнул Кроннель.

– Понятно, – кивнул я. – Но?

– Но сил же понадобится невероятное множество, – сказал Рахли. – Всех собравшихся здесь не хватит, чтобы такое провернуть.

– На одну, может, и хватит, – снова еле слышно произнес Кроннель.

– Проверять не будем, – повернулась к нему Литтия.

– Занятно. – Я поставил кружку и задумался. Какое-то время пребывал в мыслях, не слушая, о чем говорят остальные, но когда в разговоре возникла пауза, сказал: – Думаю, я знаю, почему вас убивает. Он так развлекается. Как и с девчонками. Скучно ему, видать.

Бури возражений не последовало. Все молчали, понурив голову. А Кроннель, злобно зыркнув, произнес:

– Без тебя знаем.

– Может быть, сынок, – прогундосил Рахли и вздохнул. – Очень может быть.

Глава 15 Бой

И потекли напряженные дни. По всей Утронии, в особенности в тех местах, где проживали красивые селянки, были размещены разведчики. Как правило, из гортванцев. А мы – боевая группа под моим руководством, в составе меня, Литтии, Кинсли, Рахли и Кроннеля – ждали шанса, чтобы напасть на Немо со спины. Спали плохо и чутко, ели мало и быстро, говорили тихо и кратко.

Роль Шайны правильнее было бы определить как «либеро» – в футболе «свободный игрок». Она то наведывалась к гортванцам, то нас навещала, иногда даже на ночь оставалась. То направлялась прямиком в селения, в которых жили красивые девушки.

Я продолжал обучение магии, и не безрезультатно. Например, освоил наконец перемещение на расстояние. Главное было четко помнить место, в которое хочешь попасть. Три другие составляющие прежние: вера, горячее желание и нужное заклинание.

Спустя неделю ожиданий вот какую весть мы получили от Шайны:

– Немо с войском на фаншбов напал. Основательно там пошуровали.

Я вспомнил про Западные королевства и восстановил в памяти описание загадочных полузверей.

Новость не особо заинтересовала моих соратников, только Кроннель буркнул:

– Так им и надо.

– Лучше бы хуальцев, – не согласилась с ним Литтия. – А то их все больше и больше.

– Он же сам разбойник! – воскликнул Рахли. – Как же он будет на своих нападать?

– Живые-то остались? – спросил я.

– Конечно, – махнула рукой Шайна. – Второй Падший никогда не убивает всех. Явится, начнет заваруху, убьет нескольких, потом отвалит.

– Или стравит одних с другими – например, фаншбов с соузцами или готов с бестиями, – сплюнул Кроннель, – и любуется.

– Я же говорю, – вздохнул я, – развлекается.

– Фаншбы бились отчаянно, – сказала Шайна. – Да и я помогла рыцарей разогнать, когда Немо отчалил. Но трупов, конечно, много.

Еще четыре дня прошло в ожидании, и наконец…

– Вставайте! Немо объявился! – принесла Шайна долгожданную весть.

Было раннее утро – темно-лиловое небо еще только начинало светлеть.

Большинство магов и гортванцы остались на Заморских холмах. Именно туда, по задумке, и должен был Рахли завлечь Немо, если не удастся его убить. Мы перенеслись на вершину холма, из-за которого открывался прекрасный вид на песчаную, обрамленную скалами долину. Шайна, спрятав грухса за холмами, примкнула к нам. В тени одной из скалистых гор раскинулось небольшое селеньице – дюжина хижин, несколько хозстроений, на поляне – с десяток мовлов. Они, хоть и дикие, заботу любят и часто сами держатся поближе к жилью. Обзор открывался нам, как на ладони…

Немо сидел на камне и, поигрывая соломинкой, чего-то ждал. На вид ему было под тридцать. Волосы светлые, не густые, пепельного оттенка. Челка на лбу будто прилизана. Черты лица, что называется, острые. Худой и жилистый. И сутулый к тому же.

Второй Падший смотрел на сельчан, которые о чем-то активно совещались. Я сразу понял, о чем: «великодушный» Немо ждал, когда сельчане сами выведут своих красавиц. Похищать ему, наверное, перестало быть интересно – сопротивление некому оказать. Это как играть в компьютерную игру с чит-кодом, то есть никаких поединков – ввел комбинацию цифр на клавиатуре и получай трофеи.

– Ну что, я пошел? – спросил Рахли, посмотрев на Литтию, а потом на меня. Рахли не умел говорить негромко, поэтому ведьма палец к губам приложила, призывая к тишине, а я следил, не услышал ли Немо. Но тот был занят смотринами – выбирал из трех девушек, которых наконец вывели сельчане. Хорошо хоть, не всех забирал. Душа, видать, меру знает. Или не душа. Матери девушек рыдали за спиной дочерей, но мужики не давали женщинам броситься к деспоту и выцарапать глаза. Все равно бы не получилось – только сами сгинули бы.

Эта ленивая церемония смотрин рассердила меня невероятно.

– Нет, – сказала Литтия Рахли. – Ножом ты владеешь хуже, чем магией. Попробуешь? – обратилась она к Шайне. – Да.

– Сделаю тебя невидимой. Если сразу не получится – отступай. Хватит смертей.

Шайна вернулась через пару минут.

– Прикрыт, – только и сказала она.

Ясно. Значит, после памятной встречи с Рахли у камина Немо решил вообще щит не снимать.

– Ну, тогда, – почти в полный голос начал Рахли, но Литтия заткнула ему рот ладонью.

Мы посмотрели вниз – из-за рыданий девушки, которой «посчастливилось» стать жертвой немовской похоти, Рахли не был услышан.

– Я только хотел сказать, – драматическим шепотом продолжил Рахли, – что готов сделать то, о чем договаривались.

Мы переглянулись, помолчали.

– Я на холмы. Предупрежу всех, чтобы были готовы, – сказала Литтия.

– Прихвати нас с грухсом, – сказала Шайна. – Она взяла ее за руку, и они исчезли. Наверное, трухе был телепортирован следом.

Рахли переместился за спину Немо – в удалении шагов на тридцать – и принялся метать в Падшего молнии. Разноцветные, ветвистые – я бы залюбовался ими, если бы не важность момента. Разряды окружили невидимый щит, делая его похожим на шаровую молнию. Но Немо оставался неуязвим.

Некоторое время он вообще не понимал, что происходит. Наконец обернулся и завороженно посмотрел на Рахли.

– Ты? – спустя несколько долгих мгновений произнес Немо. Он коснулся ладонью шрама на шее. – Я же тебя… Ну ладно… – Он сказал это так спокойно, что лучше бы проорал. И его негромкий голос был отчетливо слышен даже мне из-за скал. Немо бросил в Рахли магическую сеть, но тот уже взлетел в небеса и оттуда продолжил запускать бессмысленные молнии. Второй Падший взмыл к нему, и мне пришлось стать невидимым – благо этому трюку я уже научился, чтобы Немо меня не увидел.

Рахли и Немо рубились с невероятной ожесточенностью: молнии, огненные шары, сети, какие-то воздушные змеи мелькали на небосводе с огромной скоростью. И оба мага оставались неуязвимыми. Но по всему было видно, что Немо сильнее и теснит Рахли.

Пора было переходить ко второй части марлезонского балета. А то могло быть поздно. Рахли, видимо, тоже прекрасно это понимал. Он теперь только уворачивался от атак. При этом лицо его было напуганным – будто сил уже не осталось и он вот-вот сдастся. Все, как и было задумано.

Потом он исчез. Немо, не опускаясь на грешную твердь, хлопнул в ладоши – в его руках оказался финфор. Второй Падший потер его, произнося заклинание. Я же не стал дожидаться, чтобы меня заметили, и перенесся на Заморские холмы.

На склоне холма, которое мы выбрали полем боя, было тихо и натурально. Травинки шевелились только от ветра, звуки рождались только в виде птичьих голосов – о нашем присутствии узнать было невозможно. Здесь и возник Рахли, а следом за ним и я. Только мой наставник, будучи приманкой, не мог себе позволить невидимость, в отличие от меня.

Немо не заставил себя ждать – явился посреди поля, окутанный настолько плотным щитом, что тот переливался, как мыльный пузырь. Второй Падший наверняка понимал, что у Рахли будет подмога, но был уверен в победе.

– Разом! – крикнул я, и мы атаковали.

Невидимые маги обрушивали на Немо снопы магических зарядов – в него летели молнии, огненные шары, вырванные из скал камни. Лично я воображал шары из боулинга – потяжелее которые – и запускал ими. Но Немо только ухмылялся, делая руками резкие пассы и рассылая нам ответки почти с той же скоростью, как все мы вместе.

Немо не видел нас, но по направлению выстрелов мог понять, откуда они исходят, и бил в обратном направлении. Потом он наколдовал дождь. Под его струями наши силуэты становились видимыми. Это было умно. Мы поснимали невидимость – больше не имело смысла тратить силы на это заклинание. Но и дождь сразу ослаб – Немо не тратил силы понапрасну.

Все это время взаимная бомбежка не прекращалась, хотя по всему выходило, что мы от нее устанем раньше, чем Второй Падший. Гортванцев и Шайну с грухсом мы оставили в запасе – их ход будет после падения защиты Немо. Пока же от них было мало толку – без магических щитов они для него легкая мишень, а сами навредить ему не могли.

«Неужели толпа магов не одолеет одного? Когда-то же он устанет!» – подумал я.

Но пока все походило на компьютерную игру, в которой прокачанный персонаж имел защиту от файерболов и прочих заклинаний. И его никак не мог одолеть геймер, который управлял магами. Более того, мана и жизненные силы магов приближались к концу гораздо быстрее, чем у «перса».

Поляна дымила и полыхала, очередной отраженный заряд врезался в землю или скалу, сыпались искры, гремели взрывы. Мои боулинговые шары катались по поляне, как отстрелянные пушечные ядра. И посреди этого ада – неуязвимый Немо.

И я вышел из укрытия. До этого я прятался за одним из несчастных деревьев, оказавшихся на линии обстрела. Но вот – вышел.

Да, поджилки у меня тряслись. Но я шел прямиком к Немо. Достал кистень, держал его в одной руке, и поглядывал на перстень – на пальце другой.

Да, было страшно. Но наша затея оказалась на грани провала, и близится час расплаты. У меня не было выбора – надо поставить жизнь под угрозу, чтобы услышать голос перстня.

Пока перстень молчал. Я продолжал идти и тайно радоваться, что Немо был ко мне спиной и до сих пор не увидел. И в тот момент он обернулся. Смерил насмешливым взглядом, указал пальцем на мои джинсовые шорты и что-то крикнул. Тоже насмешливо. Но я – из-за грома и молний – не расслышал, что именно.

«Ничего, ничего, – думал я. – Пошути пока. Главное – не убий».

Краем глаза взглянул на перстень – тот тускло мерцал. Так тускло, будто опасности почти нет. Ну да, какая тут опасность-то? Ну изжарят, ну испепелят – велика потеря!

Немо настолько не воспринимал меня всерьез, что в какой-то момент даже отвернулся. Я же поднес кольцо с камнем к губам и прошептал:

– Слушай внимательно. Или я тут умру, или ты мне подскажешь, как от Немо избавиться. Третьего не дано, запомни. Советы о том, как мне самому спастись, не принимаются. И без тебя знаю – слинять. Но я буду наступать на врага, пока не умру, если ты мне не скажешь…

Тут Немо вновь ко мне обернулся и запустил огненным шаром. Я увернулся, шар взорвался в нескольких шагах от меня. Несмотря на магический щит, меня обдало жаром, но перстень по-прежнему молчал, хотя вроде бы замерцал чуть внятнее. Или показалось?

Товарищи не подвели и тоже усилили атаку. Они стали стрелять магическими зарядами, словно русские «катюши» ракетами во время Второй мировой – бесперебойно и мощно.

Я все шел. На взгляд, до Немо уже оставалось шагов двадцать пять. Поджилки мои, как оказалось, берут начало где-то в области нижней части спины – потому что от страха уже и там все тряслось.

Может, у кого-то другого поджилки бы не тряслись. Может, кто-то другой бы одной левой справился с Немо. Почему бы и нет, если этот «кто-то другой» – рыцарь без страха и упрека. Я – с упреком. И мне было страшно. Но. Я. Шел. Отважен не тот, кто не знает страха. Отважен тот, кто умеет его преодолевать. Кто-то умный сказал.

Немо вновь посмотрел на меня, понял, что я уже близко, и таким зарядил файерболом, что меня, несмотря на щит, отбросило метров на десять. Я шлепнулся и сразу на живот перевернулся. Лежал, бодал землю носом, а голову руками закрыл.

И понял, что я – во тьме. Испугался, подумал, что умер. Потом мелькнула мысль, что сейчас я дома, на Земле окажусь. Обрадовался. Но нет, это просто пыль после взрыва файербола оседала. Она и затмила небо. И вдруг тьма отступила перед зеленым полыханием перстня.

«Этого нет, – услышал я знакомый голос в голове. – Ни огненных шаров, ни щитов прозрачных. Есть только то, во что ты веришь. Второй Падший никак не защищен. Ты легко можешь его победить».

«Бред, – подумал я. – Как же: „победить“! Вон от него все мои шары отскакивают, как галька от резиновой лодки. Хоть бы один попал! Мне страйк не нужен – не в боулинге! Пусть не убью с одного удара, мне хотя бы просто попасть!»

«И все же это так. – На этот раз перстень был на удивление разговорчив и отвечал даже моим мыслям. – Пока ты веришь в его магию, он опасен и защищен».

«Ну да, ну да, помню. Вся магия тут на фантазии замешана. Он верит, что щит есть, я поверю, что нет, у кого сильнее вера, тот и выиграет. Интересно, а если бы Рахли тогда в деревне поверил, что шар огня не повредит его Рейли, помогло бы?»

«Главное, что в это должна была поверить она. Но создания Утронии не владеют такой силой веры, как…» – Тут мысленный голос осекся.

«Как у кого? Как у Падших? Договаривай!» – требовал я.

Но фраза осталась неоконченной. Будто бы изумруд посчитал, что и так уже разболтался.

– Ладно, – вздохнул я, – попробую.

Я встал. Пыль уже несколько осела, и предо мной предстало жуткое зрелище: Рахли плашмя висел над головой Немо. Руки моего наставника безвольно свисали, глаза были закрыты. Он был то ли без сознания, то ли обездвижен магической волей. Немо же воздел руки над головой, словно атлант, держащий небо.

Я бросился к Немо со всех ног, понимая, что должно случиться. Я кричал, запускал один за одним шары для боулинга, проклинал, спотыкался, падал. Вскакивал, бежал, метал шары… Пытался сделать хоть что-то, чтобы остановить Немо. И другие пытались. Но…

Неожиданно все стихло. Перестал быть слышен шорох горящей травы, треск молний и разрывы файерболов. Будто кто-то выключил звук. И в этой тишине прозвучал голос Немо.

– Эх-хе, – начал он со смешка, похожего на икоту. – Вы думали, что способны справиться? – вдруг серьезно спросил он. – Ну, заче-ем вам это? – скривился Второй Падший. – Жили бы себе, прятались – хоть сколько-нибудь протянули бы еще.

Немо опустил руки, но Рахли продолжал висеть.

– Теперь я займусь вами всерьез, дорогие мои. Расплата наступит скоро. – По его голосу можно было решить, что Немо даже сочувствует нам. – Очень скоро!

– Остановись! – закричал я, судорожно пытаясь представить, что у Немо нет сейчас никакого щита, и пущенный мной шар врезается прямо в тело Второго Падшего. Но голос мой не прозвучал, будто звук и в самом деле был выключен. Мой шар бесшумно отлетел от защиты. Следом отлетели пара дротиков и Кровный Убийца. А когда до Немо оставалось несколько шагов, я уперся в прозрачную стену.

– Вот этот господин, – снова скривился Второй Падший, кивком указывая на висящего Рахли, – пытался меня убить. И что? – устало спросил Немо. – Умрет сам.

Раздался короткий хруст. Он был слышен отчетливо. И я не слышал в жизни ничего ужаснее этого звука. Рахли резко дернулся в воздухе, потом рухнул к ногам убийцы.

– Вот так! – развел руками Второй Падший.

– Гад! Сволочь! – Я дубасил кулаками по невидимой стене. – Нет у тебя никакого щита. – Кажется, я уже плакал, выкрикивая это. – Нет прозрачной стены! Это все выдумки!

Я сделал шаг назад и снова остервенело стал бомбить прозрачную стену черными шарами. И один из них, уже теряя скорость, но все-таки пробился сквозь защиту и ударил Второго Падшего.

Тот был поражен. Он медленно повернулся в мою сторону, лицо его было искажено не столько болью, сколько удивлением и… исчез.

– Я убил его? – крикнул я Литтии, растирая слезы грязной рукой.

Она лишь головой качнула – «нет». И подошла к телу Рахли. В это время из-за холма вылетела Шайна на грухсе. Я знал, куда они помчались. И знал, что это абсолютно бессмысленно.

– К сожалению, нет, – сказал Лайген, – Немо просто сбежал. Но теперь я понимаю, почему говорят, что Падшего может сразить только другой Падший. – Лайген тоже медленно приблизился к Рахли, присел на корточки, положил руку на лоб погибшего.

– Почему? – спросил я, но мысли мои были сейчас только об одном: как догнать Немо, как пробиться в его проклятый замок, как задушить?!

– Ты первый на моей памяти, кто сумел пробить защиту Немо. Он оказался к этому не готов. Потому и сбежал.

– Перенесите меня к замку. Я как-нибудь…

– Что ты сделаешь? – недобро усмехнулся Кроннель. Он тоже подошел и возложил руки на тело Рахли. – Стена под охраной. За стеной – армия. Внутри замка – Второй Падший. Но – попробуй. Хоть от тебя избавимся.

– Кроннель, перестань, – прохрипела Литтия. – Третьего Падшего не в чем винить.

«Третьего Падшего… Так она меня еще не называла…»

Маги встали на колени перед Рахли и возложили руки на его тело. Так они прощались.

– Виноват! – сказал Кроннель и поднял на меня взгляд полный ненависти. В глазах стояли слезы. – Я сразу говорил, что проиграем!

– Кому говорил, Кроннель? – спросила Литтия.

– Мне говорил, – заискивающе улыбнулся Жарес.

– И мне, – пожала плечами неразговорчивая Ришта.

– А тебе не говорил, да, – зыркнул на Литтию злой мальчик. – Потому что ты – за этого, – кивнул он в мою сторону. – Думала, всех спасет? Спас?

Вечером у костра Кроннеля с нами не было. Шайна тоже не вернулась. Финфор показал, что они с грухсом срывают злость на разбойниках Хаула. Тоже, что ли, присоединиться?

– Но у нас почти получилось, – сказал я. – Один из зарядов смог пробить прозрачную стену и щит. Значит, Немо можно одолеть! Надо больше сил. Надо всем миром! Нужно собрать всех в Утронии, кто готов драться!

– Драться за свободу? – невесело усмехнулась Литтия.

– Не люблю это слово, – признался я. – В моем мире борьбой за свободу и демократию что только не называют. Люди думают, что гибнут за свободу, а гибнут ради чьей-то финансовой выгоды.

– Э-э, – проворчал Кинсли и протянул мне миску с кашей, – ты хоть сегодня-то на коня не садись.

– Не собираюсь, – сказал я. – Надо драться за жизнь. Которую у вас… у нас отнимут просто потому, что сильнее. Все равно отнимут, рано или поздно. Как отняли сегодня у Рахли.

Я поймал себя на том, что держу миску с кашей перед собой, словно рюмку с водкой за помин души.

– К сожалению, от нас мало что зависит. Дело не в том, сколько утронцев встанут на твою сторону, дело в твоей магической силе. Пусть пока еще спящей. Но сегодня ты смог его достать, хотя это капля в море, – сказал Лайген.

– Может, – сказала Литтия, – дело не только в Вольке? Ближе к концу драки щит Немо отбивал атаки все хуже. Будто ослаб.

– Значит, это работает, – сказал я. – Мы его одолеем.

– Слишком дорогой ценой достанется эта победа. Даже если мы справимся, в чем я сомневаюсь, – вздохнул Лайген и поставил пустую миску на землю. – Пожалуй, без меня.

– Как?.. – Я был потрясен. – Но почему?

– Прости. – Лайген пожал плечами и медленно растворился в воздухе.

Следом исчезли Ришта с Жаресом. У костра остались я, Литтия и верный оруженосец Кинсли.

– Ты тоже уйдешь? – спросил я Литтию.

– После смерти Хербена я – Верховный маг Заморских холмов. – Ее вздох был полон печали. – И я не могу… – она искала нужное слово, – не имею права распоряжаться собой так, как хочу. Я должна быть с ними.

Когда она исчезла, я снова захотел зареветь – на этот раз от бессилия. Потом мне захотелось крушить и убивать. Но я не стал делать ни того ни другого.

– Ты-то что не ушел? – спросил я грубо, хотя Кинсли был ни в чем не виноват.

– Почему я должен уйти? Я твой спутник… как там… оруженосец. Куда я от тебя денусь?

– Пока смерть не разлучит нас? – съязвил я.

– Хорошо звучит, – кивнул Кинсли. – Не хочешь сделать ее рыцарским девизом?

– Угу. На гербе изображу два сплетенных кольца, а в качестве гимна возьму марш Мендельсона. Поздно, эту фразу уже сделали девизом очень многие люди в моем мире.

– Так то в твоем. Здесь-то не знают.

Мы еще какое-то время молча посидели у костра. Потом я лег на траву и вскоре уснул.

Глава 16 Малодушие

Я и утром не мог понять, почему маги отступились. Да, мы потеряли Рахли – смешного, гундосого старика Рахли. Рахли, который был могучим магом, но при этом очень неуверенным в себе человеком, иначе зачем было бы себя восхвалять и сочинять себе оды? Рахли, который готов был погибнуть за других, – что он и сделал, – но при этом совсем не умел уживаться с этими другими. И, прожив с ним месяц, я сполна уяснил – почему. Такой неудобный, такой необычный, такой, по сути, добрейший и смешной старикан Рахли, прощай. Прощай, наставник. Прощай, друг.

И наверное, герой голливудского боевика, топором пришивая оторванную ногу, посмотрел бы сердито в пространство и произнес так, чтобы у зрителей мороз пошел по костям: «Я отомщу!»

Я тоже так думал вчера. Но с наступлением утра, которое действительно оказалось мудренее, – мне стало понятно, что не справлюсь. Без помощи магов – нет. Даже с Шайной, с Кинсли, со всеми гортванцами, купидонами с яблочными луками… Нам не справиться без магов с Заморских холмов. Пытаться поймать Немо, когда он будет без щита? Вряд ли дождусь. А после вчерашнего – тем более. Брать штурмом замок? С кем? С влесли? Не смешно. А как маг я пока настолько слабее Второго Падшего, что и говорить не о чем.

Прилетели трухе с Шайной. Она была в разодранной куртке, с парой свежих шрамов. Копье было в крови аж до середины древка. Даже у грухса морда была перепачкана собственной, бирюзовой кровью. Но при этом морда эта светилась удовольствием – трухе вздыхал, похрюкивал и вообще походил на наигравшегося пса.

– Что думаешь делать? – спросила Шайна, соскакивая на землю.

– Не знаю. Без магов мы не справимся, – сказал я.

– Так что же, отступишься? – плюнул себе под ноги Кине ли.

– А я думаю, Волька прав, – сказала Шайна, вытирая кровь с морды грухса. Тот фыркал и возражал. – Если мы сами не хотим драться, кто нам поможет? Мне так вообще нет дела до Немо. В наложницы мне попасть не грозит – знает, что глотку перережу в постели. А заниматься любовью, окутавшись щитом, – она усмехнулась, – вряд ли даже Немо способен. В остальном мне плевать на него. – Шайна села на землю и с наслаждением стянула сапоги. – Жить он мне не мешает, деньги зарабатывать тоже.

– А Рахли? А другие? – Кинсли зло посмотрел на Шайну.

Она взглянула в ответ очень серьезно и ответила:

– Их жаль. Но все они мне не близкие друзья.

«Да, у тебя, пожалуй, кроме грухса, вообще с друзьями напряг», – подумал я.

– Зачем же тогда… вместе с нами? – спросил Кинсли.

– Зачем стала драться вместе с вами? Хотела помочь. И снова пойду, если понадоблюсь. Но сдохнуть за кого-то, кто будет отсиживаться в сторонке, как-то не хочется.

– Разумно, – кивнул я.

Кинсли ничего не сказал, но вздохнул и уселся рядом с Шайной.

– Может, вы и правы. В конце концов, на гортванцев Немо тоже не нападает.

– Ха, – усмехнулась девушка. – Вас еще найти надо.

Тут я не к месту вспомнил, как Рахли спас меня, когда нас с Кинсли камнями завалило. Помолчали.

– Пойдем к тебе, – сказал я Шайне. Мне жутко захотелось окунуться в горячую воду и смыть копоть, грязь и весь вчерашний день.

Дом Шайны я помнил прекрасно и легко всех туда перенес, включая грухса. Для удобства мы сели на его спину.

– Вижу, – сказала Шайна, набирая воду в котелок и устанавливая его над огнем, который я разжег магией, – Рахли многому тебя научил.

– Но недостаточно многому, чтобы одолеть проклятого Немо, – грустно сказал я. Жутко захотелось выпить.

«А что, если попробовать?» – подумал я. Не сразу, но смог наколдовать кружку водки. Получилась какая-то сивуха. Я, как и все диабетики, плохо знал вкус водки.

«Хорошо хоть, – подумал я, – в этом мире выпить могу без последствий».

Я протянул кружку Шайне. Та сделала глоток.

– Ого! – Девушку передернуло. – Вот это отрава. Что это, яд?

– Нет, – сказал я, протягивая кружку Кинсли, но тот помотал головой. Я сделал большой глоток. – Один из напитков моего мира.

– Слушай, – улыбнулась девушка, положив руку на грудь и, видимо, наслаждаясь разливающимся теплом, – а хорошая штуковина. Дай-ка…

– Так что будешь делать? – спросила Шайна, когда утром я с больной головой – то ли много выпил, то ли слишком плоха была водка – вышел к костру.

– Если не мешаю, – ответил я, – пока тут побуду. Есть у меня один план, как домой вернуться. Попробую воплотить.

Шайна не удивилась, не обрадовалась. Они тут вообще как-то без обязательств привыкли жить. Пока хорошо – вместе. Надоело – прости-прощай. Ни хитрой борьбы за успешного самца, ни попыток приставить его к совместному выращиванию потомства. Хотя успешным меня назвать трудно, но, думаю, дело не в этом. Просто Шайна привыкла жить одним днем.

– Оставайся, – сказала она. – Эта скала не моя, я ее просто нашла. Да и бываю здесь редко. А захочу одна побыть, найду другую скалу – лучше этой.

Вскочив на спину грухса, она растворилась в синих облаках.

– Позовешь, если понадоблюсь, – сказал Кинсли. – Оружие и причиндалы волшебные – в котомке. Хотя они теперь и без надобности, – грустно закончил он и зашагал прочь.

– Как я тебя найду? – крикнул я вдогонку.

– Просто крикни, и я вскоре приду, – ответил тот, не оборачиваясь.

«Ну да, – подумал я. – У них же тут везде уши. Трав-пты какие-то, прочая нечисть. Быстро донесут. Но на что он дуется-то? Обиделся, что я не ломанулся спасать их мир? Настолько верит в меня, что я и один справлюсь?»

Оставшись в одиночестве, я стал воплощать план возвращения домой.

Размышлял так: я теперь маг и могу создать почти все – «твою ж медь» и поехали. Надо только точно представить и захотеть. И пришла в голову мысль: а что, если я настойчиво начну представлять дверь в свой мир? Прямо так – дверью и представлю. Приоткрытой. А с той стороны – мою родную улицу. Ту самую, что вдоль нашей многоэтажки, ту, что видел миллион раз. И пустырь чуть поодаль. Представлю все это, скажу заклинание, и адье – воюйте тут с капитанами подводного плавания без меня. Насильно мил не будешь. А если думали, что я приду, запрыгну на коня белого, на скаку оторву голову вашему обидчику и снова сгину в неведомом – фиг вы угадали.

«Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!» – процитировал я из «Фауста» и, гордый от глубины своих познаний, углубился в ворожбу.

Основательно взбодрившись с помощью кофе, я вытащил подарок Рахли – кристалл Предельной Ясности и поставил на землю. Вдруг да понадобится – ключ, все-таки.

Дверь посреди скалы получилось создать быстро. Что-то похожее на нашу улицу, виднеющееся в дверном проеме, тоже удалось воплотить. Желания вернуться домой также было не занимать. Правило о том, что надо сильно желать того, что пытаешься наколдовать, я запомнил прекрасно.

Я шагнул через порог, произнес заклинание, но… ничего. Оказался с другой стороны дверного проема, а родная улица оказалась там, откуда я шагнул. Так я и прыгал взад-вперед, пытаясь поймать ускользающую реальность родной, пыльной улицы Ленина.

Потом мне пришло в голову, что дело в заклинании. В самом деле, «твою ж медь» – для неодушевленных предметов. Это заклинание помогло создать дверь и улицу, а вот переместить меня не давало, ибо я одушевлен. «Йош-кин кот» – тоже не помогло. Наверное, оно только в пределах Утронии работало. Значит, нужно другое заклинание.

Но ни «ёксель-моксель», ни «ясен пень», ни «едрить ангидрить» – заклинание для моментального перемещения живых – не помогли. Зато мне стало понятно, как Первый Падший свои заклинания изобретал – он просто вспоминал известные идиомы и заставлял их служить заклятиями.

Если бы в Утронии существовали видеокамеры и одна из них снимала то, как я ставил магические эксперименты, – такое видео собрало бы миллион лайков. Я и сам с удовольствием пересматривал бы, и гостям показывал. На видео чел в драных бурых шортах шастал бы туда-сюда сквозь одинокую дверь на скале и выкрикивал прибаутки. А в вытянутой руке этого чела – маленькая хрустальная пирамидка. Дурдом.

«Оба-на!» – восклицал я. Потом: «Ёпрст!» Следом: «Йок макарёк!» Доходил и до менее цензурных восклицаний, но шиш там. Кстати, «шиш там» тоже было опробовано неоднократно. Как и «японский городовой», и «бляха муха», и многое другое.

Возможно, такие заклинания и вправду существовали, но предназначались, увы, не для перехода между мирами…

* * *

Прошло несколько дней. Еду я сотворял исправно – даже борщецом себя баловал. Ну, как я его помню. Жаль, на Землю вернувшись, я колдовать разучусь. А то зимой «твою ж медь» и другие заклинания каждая старушка кричит, поскользнувшись, но реальность несильно меняется. Гололед и завтра будет на том же месте.

Опять я усомнился было, а не остаться ли здесь на подольше, но – нет. Хватит.

В конце концов я решил в своем волшебстве с другой стороны подойти – лучше представить конечную точку. Может, в этом дело? И не сразу, но добился результата. С той стороны потянуло пыльным асфальтом, стал слышен шорох автомобильных шин и обрывки разговоров. А домой захотелось с утроенной силой. Особенно когда скрипнула дверь моего подъезда. Я этот скрип от тысячи других отличу.

И вот когда я приступил к новой сотне переходов с идиотскими фразами на устах и кристаллом в руке, передо мной явился Кине ли.

– Твой братец совсем с ума сошел, – сказал он вместо приветствия. – Хотя ты тоже, как вижу.

– Мой братец? – переспросил я, мечтая поскорее избавиться от оруженосца и окунуться в таинства магической алхимии. – Не знал, что у меня здесь и братья есть.

– А кто ж он тебе? – сердито заявил Кинсли и сбросил с плеча тяжеленную на вид котомку. – Немо твой.

– Он уже мой? Ладно. – Я постарался не раздражаться. – И что же натворил мой возлюбленный братец Немо?

– Он, кажется, сразу всем войну объявил. За магами гонялся, потом на Западные королевства напал. Всем досталось, кроме разбойников Хуала. Эти, наоборот, поживились – шли по следам стеклянной армии и грабили.

– Итить твою за ногу, – сказал я равнодушно.

«Кстати, вот это заклинание я еще не пробовал».

– Что от меня-то надо?

– Тебе их не жалко? – Карлик посмотрел на меня с презрением.

– Кинсли, милый, я их даже не видел ни разу! – сказал я.

На том разговор и закончился. Я занялся созиданием ужина из припасов, что Кинсли притараканил, а он сам убрел куда-то. Сказал, что скоро вернется.

Позже с неба бухнулась Шайна на грухсе. Она была весела, чумаза, на ее поясе бренчала набитая мошна.

– Это где, – спросил я, увидев новый шрам на лице, – заработала?

– Мародеров косила. Штук тридцать на мне сегодня.

– А деньги тебе Западные королевства заплатили? За дезинсекцию, так сказать? – спросил я, кивая на звонкий мешочек на ее поясе.

– Нет, – засмеялась валькирия. – Я, по-моему, атамана хуальского зарубила. Вместе с охраной. Вот и, – она тряхнула мошной, – посчастливилось. – Ты как? – повернулась ко мне, но, не дожидаясь ответа, попросила: – Колдони еще этой пакости, а?

На этот раз водка получилась лучше – я вспомнил запах спирта и решил, что именно он и должен быть основной нотой в менделеевском напитке. И не ошибся.

– Так и оставите все? – спросил Кинсли, хмуро глядя на нас, пьющих горькую.

– Что – все? – спросила Шайна.

– Кинсли сказал, что Западным королевствам помощь нужна, – пожал я плечами.

– Не им одним! – сказал гортванец. – Я только что разговаривал с травптами…

«Так вот где он шлялся», – подумал я, снимая пробу из котла.

– Немо сегодня третью деревню спалил.

– Ясно, – пожал я плечами, не собираясь отступать от своего решения. Не я бардак в этом мире навел, не мне и порядок наводить.

– Погоди, – посерьезнела Шайна. – Чего он от нас хочет-то?

– Оборванца какого-то ищет в красной джинсе, – сказал Кинсли. – Что такое джинса, не знаю, а оборванцев тут – пруд пруди.

Я посмотрел на свои шорты, которые когда-то были красными. Шайна и Кинсли – тоже.

– Не даст он тебе покоя, – сказала Шайна.

– Странно, почему тогда он меня на холмах не ищет? – спросил я. – Мы же там с ним повстречались.

– Был и там, – ответил Кинсли. – Маги сбежали. Он их сейчас даже через финфор не сыщет. Все невидимками стали…

Поели, выпили. Настроение было препаршивое, и мне снова захотелось одному остаться. Даже объятия красавицы не смогли бы отвлечь меня от грустных мыслей. Поэтому я оставил друзей и перенесся на знакомый холм – тот самый, на котором был убит Рахли. На самом холме было тихо, но вдалеке дымился лес, и вокруг не было слышно ни птичьего щебета, ни шелеста листвы. Будто вымерло все, даже ветер.

Чтобы быстро к кому-то перенестись с помощью магии, нужно вспомнить его лицо. Если, конечно, у хозяина лица нет в кармане кристалла Предельной Ясности. Но моя попытка найти и расспросить Литтию не увенчалась успехом. То ли меня в другое место перенесло, то ли Пчелиная ведьма даже при мне решила не становиться видимой, то ли ее уже не было в живых. В последнее, впрочем, я верил мало.

Я снова вернулся на холм и здесь, в одиночестве и тишине, решил разобраться с собой.

«Может, довольно уже показывать, как мне безразлично, что вытворяет Немо? Может, надо признаться себе самому в главном – я не смогу жить спокойно даже на Земле, если буду знать, что тут бесчинствует этот мерзавец. Я буду знать, что рано или поздно он доберется и до Литтии, и до Шайны, и до гортванцев. Никому не будет покоя. И мне не будет – ни там, ни здесь. Буду думать, что все беды Утронии – сгоревшие деревни, убитые маги и жители Западных королевств – из-за меня. И не только потому, что я не попытался спасти мир под сиреневым небом. Но и потому, что Немо всех будет мучить, пока меня не найдет. И как я буду с этим жить? Гада надо остановить».

Рано утром, когда я вернулся, Шайна спала возле потухшего костра. Кинсли отсутствовал. Я стал разводить огонь – озяб и хотелось горячего чая. Тут и явился оруженосец, который спал в Тайном крове, потому был невидим.

– Ты куда пропал? – спросил он голосом сварливой мамки.

– Тихо ты, – сказал я шепотом. – Дай человеку выспаться.

Шайна лежала на спине, закинув руку за голову. Она была красива, хотя копоть и грязь вчерашней драки так и не смыла с лица.

Мы пили травяной чай и шепотом переговаривались под треск костра. Даже не заметили, что Шайна уже проснулась и, не меняя позы сна, вслушивалась в наш разговор.

– Пойду воевать с Немо, – шепнул я Кинсли. – Ни вам, ни мне покоя не будет, пока мерзавец жив. Надо либо на Землю его сослать навсегда, либо просто убить. Другого выхода нет.

– Вот и хорошо, – громко начал было карлик, но я положил свою руку на его, призывая к тишине. – Вот и хорошо, – повторил он тише. – Я с тобой. Обойдемся и без магов, раз они струсили, – сердито закончил он.

Поразительный оптимизм.

– А я знала, – услышали мы голос Шайны. – Ждала только, когда созреешь. Я с тобой.

– Отлично, – кивнул я. – Теперь надо придумать, как нам троим дать Немо по сусалам.

– Самое главное, – сказала Шайна, вставая, – найти, где они у него.

– Найдем и выдернем, – убежденно сказал я.

Глава 17 В поход за сусалами

– На Земле та же история, – сказал я. – Тоже какая-нибудь нация возомнит, что самая исключительная, и может творить все, что угодно. И ну руки выкручивать другим народам, особенно тем, у кого есть какие-нибудь полезные… – тут я спохватился, понимая, что слово «ископаемые» они вряд ли знают, – у кого есть что отнять. А если местные не согласны, то наглецы подплывут на огромном острове железном – авианосец называется – и давай бомбить файерболами. Так что этот бардак мне знаком. И надо наказывать, а то мерзавцы во вкус начинают входить и все больше наглеют.

– Куда уж более, – усмехнулась Шайна. – Так что предлагаешь-то? Мы вдвоем, – она кинула взгляд на Кинсли, но так и не нашла в себе великодушия, чтобы карлика за третьего посчитать, – с войском стеклянным не справимся. А с Немо – тем более.

– Сидя на красивом холме, вот я что надумал, – сказал я. – Что, если всех на бой соберем? Кроме магов, конечно. Ведь ослаб же, в конце концов, немовский щит, когда мы все вместе накинулись. А если всех поднимем? Все королевства Утронии, для начала? А может быть, даже бестий сможем…

Кинсли и Шайна рассмеялись. Когда закончили веселиться, Шайна сказала:

– Не злись, Волька…

– Вольта!

– Что? – Карлик и девушка посмотрели на меня удивленно.

– Я хочу взять себе новое имя, – сказал я. – Отныне я не Волька, а Вольта. Был такой былинный русский богатырь.

Когда-то мне бабушка сказки читала, и тем мне Вольта запомнился, что, в отличие от других богатырей, имел способности к магии. Например, умел в зверей превращаться. Я, правда, превращаться не научился, но кое-что тоже могу. Разбавим русским духом компанию французского Немо и британского Артура.

– Что такое богатырь? – спросила Шайна.

– Ну, – застеснялся я, – воин крепкий… Могучий даже.

– Так вот, – усмехнулась Шайна, – смеемся мы, могучий Вольта, потому, что никогда готы не станут драться плечом к плечу с фаншбами, а монстры… – Она только головой крутанула, но тут Кинсли подхватил:

– Вообще ни с кем. Они всегда каждый сам за себя.

– Хотя, – вдруг сказала Шайна, – фулопп нам мог бы помочь. Он один стоит всех бестий вместе.

– Ты что? – благоговейным шепотом затараторил Кинсли. – Фулопп сожрет нас всех еще до того, как разглядеть успеет.

– Что еще за фулоппа? – спросил я.

– Фулопп – самый сильный монстр Утронии. Богатырь среди бестий, – усмехнулась она не зло.

– И что? С ним можно договориться?

– Никто не знает, – пожала плечами Шайна, а Кинсли издал звук, похожий сразу на кряканье и кваканье.

– Не думаю, – покачал он головой. – В последние годы он только дважды заявлялся на материк. Оба раза что-то с монстрами не поделил. Один раз с семьей грахманов, другой, кажется…

– Севров гонял, – помогла Шайна.

– Точно, – кивнул Кинсли. – И после его визитов остались только ошметки мяса на скалах да лужи крови.

– Он тоже маг, – посмотрела на меня девушка. – И монстр, и маг. Но его колдовство другое, чем у магов Утронии и Падших.

Я посмотрел в финфор. Зная нужное заклятие, через него можно и в прошлое заглянуть. Оказалось, смотреть-то и не на что было – грахманов и севров рвало на куски что-то невидимое и молниеносное. Куда там стеклянным рыцарям. Мне стало противно и жутко, я вернул финфор Шайне.

– Да… – задумчиво произнес я. – Судя по картинке, ваш фулопп – поклонник тонких интриг. Давайте найдем его – станем фаршем на Черных скалах. Ничуть не хуже, чем ждать, пока Немо нас зажарит.

– При этом, – продолжала Шайна, – фулопп очень умен.

– Он был царем бестий, – сказал Кинсли с таким видом, будто ему неприятно об этом рассказывать. – Жил в Заброшенных пещерах, которые тогда иначе назывались.

Все бестии ему подчинялись, а он слушался только Первого Падшего. Хорошие были времена, – вздохнул карлик. – Спокойные.

– И что же случилось?

– Умер Артур, – сказала Шайна. – Больше ничего. А фулоппу, наверное, возня с бестиями надоела.

– Нашел себе одинокий остров и там обосновался. И очень, – Кинсли посмотрел на меня со значением, – очень не любит, когда кто-то нарушает его покой. Забрался туда, куда не способны долететь бестии. А моряки и маги сами Черные скалы стороной обходят.

– А Немо знает о фулоппе?

– Может, да, может, нет. Но если и знает, Второй Падший не такой дурак, чтобы к фулоппу соваться, – сказала Шайна. – Хотя на драчку между ними я бы глянула.

– Прекрасно, – сказал я. – Значит, товарищ с труднопроизносимым именем на «ф» не только самый могущественный монстр и вполне может навалять самому Немо, но еще и «умывальников начальник и мочалок командир», то есть реальная власть над бестиями? Так что же мы сидим? В путь!

Оказалось, что, чтобы найти фулоппа, нужно пересечь океан. Местные называли его Слезы Карры.

– Карра – первая возлюбленная Артура, – пояснил Кинсли. – Плыть надо через весь океан. Черные скалы фулоппа находятся далеко на северо-западе, на острове Рыльз.

– Ребята, – сознался я, – как бы вы мне их ни описывали, я вас туда перенести не смогу.

– А финфор остров Рыльз тебе не покажет – чары на острове. Потому я и сказал: «плыть», – хмуро ответствовал Кинсли.

– Может, трухе нас сможет перенести? – посмотрел я на Шайну.

– Слишком далеко для него, – сказал Кинсли. – Плыть придется несколько дней. Островов на пути нет, мулада рассказывала.

– Так, новое имя. Кто такая мулада? Зазноба твоя? – спросил я.

– Морская рыба, – ответила Шайна.

«Даже рыбы тут разговаривают. Почему я не удивляюсь?» – подумал я.

– То есть вы там не были, но уверены, что так далеко, что и трухе лететь устанет, так?

– Да, это все знают, – сказала воительница.

– Рыльз так Рыльз. Но я думаю, что смогу по дороге островок-то наколдовать, для отдыха грухса. Что скажете? – спросил я.

– Своей жизнью я бы рискнула, – сказала Шайна, – но их, – она кивнула в сторону грухса и гортванца, – не стала бы. Вдруг что не так пойдет?

– Нет, Вольга-Волька, ты едва колдовать научился, а уже твои затеи привели к смерти Рахли, – спокойным голосом резанул меня по живому «добрый» оруженосец. – Не позволю всех нас укокошить. По крайней мере, не так.

– Можно, конечно, попросить помощи у кого-то более опытного, – пожала плечами Шайна. – У Ришты, например…

– Нет, – твердо сказал я. – Унижаться не станем. Раз перед нами захлопнули дверь, не будем пытаться просунуть в квартиру хоть кончик тапка.

– Конь! – вдруг сказал Кинсли.

– Где? – оглянулся я.

– На которого ты залез, – сказал Кинсли, а Шайна ухмыльнулась. – Что такое кончик тапка и квартира и почему одно надо засунуть в другое, я даже спрашивать боюсь.

– Это метафоры… – Я осекся. – Не важно. Я пойду по фулоппову душу. Понимаю, что страшно, опасно и все такое, поэтому с собой никого не зову.

– Меня не надо звать, – снова вздохнул Кинсли и головой покачал. – Я и так пойду.

– Дурацкая затея, по-моему, – сказала Шайна и, подойдя к грухсу, похлопала того по шее. Зверь издал утробный звук и взмыл в небеса. – Но я с вами. Я столько заработала, что мне денег надолго хватит.

– Спасибо, друзья. – Я посмотрел в глаза поочередно девушке и карлику. – С вами и дорога веселей. Но, чур, меня слушаться, на рожон не лезть, в драки не ввязываться. Впереди меня к фулоппу не бежать, а чинно ждать на берегу, наблюдая в финфор за ходом переговоров на высшем уровне.

Шайна и Кинсли обменялись усталыми взглядами.

– Как добираться-то будем? До Рыльца этого вашего страшного? – спросил я.

– Кораблем только, – ответил Кинсли.

– Нет, братец, – замотал я головой, – корабль я тоже не наколдую. Разве что модель.

– Ничего колдовать не надо. Шхуну наймем. Денег должно хватить.

– Напоминаю, – не без гордости заявил я. – Что с некоторых пор являюсь волшебником и могу сотворить сколько угодно золотых монет.

– Не надо, – поморщился Кинсли. – У тебя даже шары, которыми ты в Немо кидался, с дырками получаются. Представляю, что ты с монетами сделаешь.

За доставку морем с меня затребовали втридорога. Еще бы! Хорошо, что вообще хоть кто-то согласился плыть к Черным скалам, – считай, повезло.

Шхуна нам досталась небольшая, двухмачтовая, метров тридцать длиной. Десять матросов и капитан. Среди членов команды были два четырехруких, два человека-рыбы – таких я впервые увидел. Сам капитан – гот. Остальные моряки – люди. Хотя я им под тельняшки не заглядывал, может, у них там чешуя или семь сосков – кто знает?

Капитан шхуны, пока нам правила поведения разъяснял, пытался быть галантным. Получалось у него не очень.

– В общем, уважаемые гости, мы приветствуем вас на борту судна «Росинка». Я, капитан корабля, Хорп Мастус. Не смейте на борту кричать, прыгать и колдовать! Вам яс-сно?! – вдруг проорал он, будто перед ним стояли матросы. – То есть, пожалуйста… – Он почесал огромным пальцем огромный нос. – Будьте так добры… Иначе – за борт.

Отчалили рано утром. Океан – зеленый. Но зелень не такая, как у зацветшей воды. Прозрачные изумрудные волны под сиреневым небом.

Первый день плыли без приключений – скрип мачт, шум волн, бьющихся о борт, качка, птицы… Когда поток ветра паруса напрягал, те постукивали. Романтика, в общем. Я даже пожалел, что раньше под парусом не ходил.

Приключения начались на второй день. С утра зарядил дождь, шторм не шторм, но корабль изрядно на волнах раскачивало. И в это время на нас какие-то твари напали. Это были крылатые кони, но пегасами их не назвать. Они кидались на паруса, норовя разорвать в клочья. Кэп дал команду спустить паруса. Матросы, уворачиваясь от тварей, занялись своей нелегкой работой, а мы спустились в трюм.

Вскоре и матросы туда набились.

– Слокты, – сказал Кинсли шепотом. – Недурно бы их отогнать, а то, бывало, и реи ломали, и мачты.

С палубы доносились удары и кровожадные визги.

– Стрелами их не возьмешь, – сказала Шайна.

Я помнил обещание не пользоваться на борту магией, потому своих услуг не предлагал. Но вскоре о них попросил капитан.

– Волшебник! – гаркнул он, склонившись в люк с палубы. – Можешь их отогнать?

Чувствуя себя приглашенной звездой, я поднялся на палубу и… Тут же был сбит крылом нападавшей зверюги. Я увернулся от его зубов, а капитану не так повезло.

Когда я выпрямился и облачился магическим щитом, увидел, что один из слоктов взмыл в небо с подцепленным на ножной крюк капитаном. Тот молотил кулаками по толстой шкуре пегаса, но бесполезно. А ножа с собой у кэпа то ли не было, то ли выронил. Поднимались они быстрее, чем я успевал соображать.

Дождь, небо пасмурное, то и дело зарница вспыхивает. Слокт уже был едва виден, магическим зарядом не попасть. А если повезет и собью тварь кровожадную, капитан с такой высоты расшибется, даже если на воду упадет.

Выбежала Шайна, а в этот миг на нас второй слокт спикировал. Я в него шар метнул – прямо в голову. Но оказалось, что пегасу этого мало, он высоту потерял, башкой помотал и на второй круг пошел. Тем временем первый слокт с капитаном в темно-синих тучах скрылись.

Перед вторым слоктом я на палубе враз кирпичную стенку возвел – отец такие на даче складывал. Только я сотворил стенку в четыре кирпича толщиной. Слокт не успел среагировать и врубился в нее головой. Снося палубные перегородки, те, которые вокруг люка и по периметру корабля, порвав крылом парус, зверь рухнул на палубу. Он еще шевелился, но я решил добить, чтобы наверняка. Я создал копье – такое же, как у Шайны, только толщиной с мачту – и вонзил в спину чудища. Не руками, конечно.

Только теперь я смог рассмотреть это творение. Шкура болотного цвета, глаза красные, каждая из четырех ног не копытом заканчивается, а большим когтем, на крюк похожим. На морде штук пять загнутых рогов разной величины – тоже на крюки смахивающие; хвост длинный, как у ящерицы. Крылья перепончатые и жабры в задней части головы.

Метнув копье, я понял, что силы мои на исходе. Магия в экстремальных условиях изрядно меня утомила. Так же как и капли дождя, затекающие мне за шиворот. Но капитана как-то надо было спасать. Как? Жаль, что не научился управлять погодой. Сегодня бы пригодилось – и дождь бы остановил, и молниями пегасов посбивал. Да и качка эта проклятая пропала бы вместе с ветром.

Что я обычно делаю, когда всю ночь фестивалил, а утром курсовую писать? Или когда в комп рублюсь восьмой час, а до победы еще далеко? Энергетик пью.

У нас с Шайной в руках возникло по банке напитка.

– Это еще что за дрянь? – спрашивая, девушка перекрикивала ветер и шум волн.

– Напиток волшебный! Пей, сил прибавится! – проорал я, пытаясь в небе высмотреть капитана. Показал Шайне, как открывается жестянка, и припал к источнику.

Медлить нельзя было. Я опасался, что вскоре с неба посыпятся капитанские части тела. А кто сказал, что добычу надо непременно в гнездо утащить? Может, пегас предпочитает пикнички на воздухе?

Ничего другого я не придумал – с неба, громыхая крыльями, к нам опустился трухе. Ну, почти трухе. Такой, каким я его помнил. Может, глаз чуть меньше, веса чуть больше, но это не главное – йошкин кот!

Шайна все поняла моментально – через мгновение, оседлав грухса, она взмыла в синие тучи.

Что творилось в небесах, мне неведомо, но через несколько минут я смог рассмотреть грухса. Он шел на снижение, неся на спине гота и Шайну. Камнем вниз пролетел слокт. Шея его была перекушена пополам, и из нее в дождь кровь фонтанировала. Я так обрадовался, что ослабил поддержку магии. Силы-то на исходе. Сотворенный грухс растворился прямо в воздухе, а гот с Шайной в воду полетели. Благо уже не так высоко было.

Но и волна приличная – захлебнуться могли, а переместить их на палубу с помощью магии я не умел пока. Вот если б я был рядом с ними – другое дело. Можно было, наверное, сеть наколдовать или поискать спасательные круги, но я прыгнул раньше, чем подумал.

– Шайна! – крикнул я и сразу воды хлебанул. Соленая. – Капитан! – Тут меня с головой накрыло. Но плавать я умел, вывернулся на поверхность и снова: – За меня держитесь! Слышите? – истошно уже позвал, потому как ни увидеть их, ни услышать не мог. Не утонули ли?

– Здесь я, – справа раздался голос Шайны. Она схватила меня за рукав. Так, одна есть, а вот и второй.

– Кропп, Махна! – гаркнул капитан двум матросам на палубе. – Круги бросайте!

Видимо, моряки у него были совсем тормоза – пока не прикажешь, сами пальцем не пошевелят. Я дотянулся рукой до кэпа и, крикнув волшебное «едрить ангидрить», перенес всех на палубу прежде, чем первый круг шлепнулся в воду.

– Даже не знаю, благодарить тебя, волшебник, или по морде врезать, – сказал капитан, выливая воду из сапога. – То вроде спасти пытаешься, то убить норовишь.

Я плечами пожал и тоже принялся раздеваться и одежду выжимать.

Капитан, приведя себя в порядок, подошел и похлопал тяжеленной ладонью меня по плечу.

«Этот точно убить хочет – тут-то ясно все», – подумал я.

– Шучу я, парень, шучу. Спасибо, что спас, – сказал капитан и дал команду подавать ужин. Как раз и дождь поутих, словно слокты были с ним как-то связаны.

Мы ели вяленую рыбу, каши какие-то, рыбную похлебку и копченые ребра неведомого зверя. Надеюсь, что зверя, а не провинившихся матросов.

– Я, вишь, одного слокта за бошку поймал, к палубе пригнул, за ножом полез, – рассказывал капитан за ужином, опрокинув пару кружек зайти, – да тут второй меня на копыто нацепил…

«Да, здоров ты, братец. Надета, – подумал я. – Вот только если бы не мы с Шайной, пришлось бы нового капитана выбирать».

Утром следующего дня, а утро у меня ближе к обеду началось – хотелось выспаться, – выяснилось, что мы попали в штиль. Вчерашняя непогода обернулась тишью да гладью. А поскольку двигатели в этом мире еще не изобрели, бензин из нефти не получали, то и держались мы посереди океана, как сонная муха на оконном стекле. Нет, двигатель я сотворить не смог бы. Более вероятно, получилось бы шампанское наколдовать – да только я очень сомневался, что метод капитана Врунгеля сработает.

Так день и продержались. Думали, завтра-то заиграют паруса, свежим ветром напряженные. Не заиграли. Зато мы все напряженнее становились. Немо, поди, буйствует, последние деревни дожигает, магов файерболами коптит, а мы тут загораем под небом неоновой окраски. А вон и солнышко – разглядел я наконец-то. Просто оно маленькое – по сравнению с нашим, земным. Маленькая белая звезда, но, видимо, сильная, раз ее хватало, чтобы так слепить и жарить.

Я надумал вернуться к магическим упражнениям. А что еще делать? С Шайной уединиться негде, настольных игр тоже не прихватили, ни книг, ни смартфонов. Конечно, книгу я мог бы и сотворить, да вот только надо было бы и ее содержимое наколдовать. И чтобы мне же потом интересно читать ее было.

Я решил найти заклинание для работы со стихиями. Я знал, что такое есть, – Рахли сказывал. Этим и занялся – сидел и вспоминал знакомые эвфемизмы и ругательства, параллельно представляя, как поднимается ветер и наполняет паруса. Я в сторонке, возле шлюпок, обосновался, но до матросов не раз доносилось: «Ёкарный эки-бастуз!» или «В рот пароход!».

Матросы не смеялись, а делали умное лицо и углублялись в свои такелажные дела.

«Ёлки-палки» – как просто! Вот и все, что надо, чтобы стихиями повелевать. Но добрался до этого банального восклицания я только наутро пятого дня пути.

Как это было. Я проснулся, встал, потянулся, кофию откушал и пошел упражняться в матерщине на свое место возле шлюпок. На этот раз решил не ветром заниматься, а вызвать небольшой дождь – больно уж душно было. Первые два моих восклицания канули втуне, а вот на «ёлки-палки» маленькое синее облако заплакало скудным дождичком. Попробовал заклинанием волны поднять, потом и ветер. Сработало!

Но не мог я не нарисоваться. Вышел к зрителям, встал рядом со штурвалом, руками повел, словно сеятель, выругался про вечнозеленые деревяшки и наполнил паруса долгожданным ветром. Но своим колдовством вызвал не только радость.

– Что ж ты, колдун недоделанный, раньше ветер не наколдовал? – спросил меня капитан.

На помощь Шайна пришла:

– Чем ты недоволен? Радуйся подарку! А у магов свои причуды. Нам с тобой не понять, гот.

Тот довольно осклабился и пошел команды отдавать.

Постояли, полюбезничали с Шайной. У обоих глаза хитрые, масленые даже. Подумывали, не одолжить ли у Кинсли Тайный Кров. А установить его можно опять-таки возле шлюпок. Ну, уединиться нам захотелось, непонятно разве?

Но тут стало не до обниманий. Слава небесам Утронии, что я зачем-то взгляд поднял в эти самые небеса. На палубу летел огроменный булыжник. Не булыжник, а целая комета – диаметром метра в три. Я и сам не понял, как успел среагировать. Моментально представил хорошо мне знакомый предмет – ракетку для бадминтона. Только размером с нашу шхуну. «Дру-умс-с» отыграли струны ракетки, и булыжник плюхнулся в воду очень далеко от корабля. Но такую волну поднял, что я думал – перевернемся.

– Что это было? – спросил кэп. Он выбежал из гальюна и на ходу натягивал штаны.

– Смерть наша, – сказала Шайна, задумчиво в небо глядя. – Но Вольта опять нас спас.

– Слушайте, ребятишки, – осерчал гот. – Многовато с вами проблем. Будто я саму госпожу неудачу на борт взял.

Глава 18 По морям, по волнам

Но и на этом приключения не закончились. Только мы от камня отбились, на палубе появился злой мальчик Кроннель.

– Выжил, гад? – поздоровался он.

– Пока да вроде. Но почему… – начал я, но Кроннель перебил.

– Слушай меня, неудачник, – процедил он сквозь зубы. – Это я в ваше корыто булыжник кинул. Хотел разнести в щепки, лишь бы тебя достать.

– Что-то ты сложный метод выбрал, пацан. – Я тоже начал злиться. – Чем остальные-то виноваты? Меня бы и убивал.

– Ты же с кристаллом, трус проклятый, – продолжал шипеть Кроннель. – Я бы рад тебя одного…

«Врезать бы ему, – подумал я. – Без всяких умствований. Маваши-гери с правой и досвидос. Чтоб его щучкой в море смело. Да он же, мерзавец, колдовать начнет… И тогда от шхуны точно одни щепки останутся».

– Что тебе надо? – спросил я.

– Чтобы ты убрался вон или сдох.

– Почему, Кроннель? – спросила Шайна. – Вольта нам не враг.

– Плевать. Мне – враг, – огрызнулся злой мальчик. – Из-за этого чужака погиб Рахли, деревни горят, люди умирают.

– Что, не унялся Второй Падший? – спросила Шайна.

Кроннель не сразу ответил:

– Унялся, но ненадолго. – Он вновь на меня зыркнул недобро. – Из-за кристалла Предельной Ясности этого гада, – кивнул в мою сторону, – не видно. Падший, верно, решил, что Вольта ваш сбежал или сдох. Но как только выяснится, что это не так, плохо будет всем.

Мы помолчали, переваривая услышанное.

– Так что убирайся, – уже спокойнее сказал Кроннель. – Или лети к нему в лапы и умри героем. Не то мы поможем. Дай другим жить спокойно.

– А это жизнь? – вдруг спросил я. – То, что вы от него прячетесь все время, к скалам жметесь, выглянуть боитесь, – жизнь? Сидеть и ждать, кого и когда их величество выберет, чтобы казнить себе на радость, – это жизнь? Трусы вы. Я пойду и один, если понадобится…

– Нет, – перебила Шайна, но смотрела не на меня, а на Кроннеля. – Ты не один. Мы с тобой. Вместе сдохнем. Или убьем гадину. А если маги холмов нападут на Вольту, то им придется и меня убить, так и передай Литтии.

– И меня, – снизу раздался хмурый голос Кинсли, который, оказывается, уже тоже был рядом.

– Как хотите, – скривился маг. – Но в следующий раз я не промахнусь. – Сказав это, он мне в глаза посмотрел, видимо, убеждался, вполне ли я уловил. Потом растворился в воздухе.

На этот раз Литтия была в «открытом доступе», то есть была видимой, и я смог к ней легко переместиться. Как ни странно, она встретила меня улыбкой. Как я и думал, все произошедшее было инициативой злого мальчика.

– Я еще не настолько сбрендила, – окрасила Литтия ответ своей очаровательной хрипотцой. – И вообще, – подняла она глаза, – если бы не решение остальных, была бы сейчас с тобой. И уж точно никто не собирался тебя изгонять.

– Значит, Кроннель решил план перевыполнить, – сказал я.

Литтия пожала плечами.

– Он всегда был таким… неуемным.

Я вернулся и попал в лапы к капитану Хорпу.

– Так это все из-за тебя происходит с моим кораблем? – Гот нахмурил брови.

– Что именно? – спросил я, намереваясь пояснить, что, например, ни к штилю, ни к слоктам отношения не имею, но не успел. Кэп взял меня за грудки и приподнял над палубой.

– Слушай меня, маг… Я не знаю, кого ты разгневал, – прошипел он, – каких чародеев. Мне на это плевать. Но только что моя «Росинка» чуть в щепки не разлетелась…

– Тогда уж в брызги, если она «Росинка», – перебил я, перехватил его руку и сказал тихо, но убедительно: – Если не хочешь сам разлететься в брызги, отпусти.

Тот будто опомнился. Поставил меня на палубу и стал тщательно отряхиваться, словно успел сильно запылиться.

– Ты это… того… Погорячился я… Спасибо, что спас «Росинку». И меня давеча, – подумав, добавил он.

– Если довезете нас, получите вдвое больше оговоренной суммы, – сказал я. – А за это, – я кивнул в ту сторону, где давно уже не было Кроннеля, – извини.

– Назад, поди, тоже поплывете с нами? – спросил капитан.

– Назад не понадобится. Мы вернемся быстрее, чем вы проплывете треть.

Утром следующего дня у меня начался жар. То ли недавние прыгалки в воду иммунитет подорвали, то ли колдовство в непогоду. А может, просто силы иссякли – магия много энергии жрет, проклятая. Вот и сказал мой измученный организм – хватит! А то совсем убьешься, даром что здесь воздух целебный.

Болел классически – хоть что-то здесь, как на Земле. Лежал в трюме под тремя одеялами – старье какое-то и рванье, но других не было. Трясся, как на дрезине, и мерз до костей. Потеть только на третий день начал – а так сплошной костолом, холод да тряска… Шайна приносила пару раз теплой зайти, но больше Кинсли хлопотал возле меня. Ворчал беспробудно, как обычно. Этим ворчанием – сквозь пелену моего полубреда – Кинсли казался мне похожим на вредную няню, которая хлопочет возле простуженного дитятки, а сама все приговаривает, шамкая и окая:

– Вот, голубчик, говорила я тебе, не ходи ты, срамник-баловник, гулять-то в такую погоду. Кто же гуляет-то, когда льет как из ведра? Ан нет, пошел… Вот теперь лежишь лежмя, а твои-то дружки, поди, бегают по двору, солнышку радуются… Э-эх!

И мало того что я страдал от болезни, так еще и должен был все это выслушивать.

Принесет Кинсли воды, например, даже подержит, чтобы я не облился, но непременно прокомментирует:

– Сколько еще болеть-то собрался? На то, чтобы прислуживать тебе, я согласия не давал, между прочим. Оруженосцем – ладно еще, но не слугой.

– Думаешь, – однажды прохрипел я в ответ, – что, если бы ты заболел, я бы тебе стакан воды не подал?

– Гортванцы не болеют. – Карлик гордо задрал подбородок. – У нас болезни вообще редкость. Если не считать…

– Усекновения головы? – прохрипел я. – Посажения на кол?

А сам задумался – чего я, в самом деле, болеть надумал? В волшебном-то мире, где даже травмы заживают почти так же быстро, как исчезают дыры в теле терминатора? И в конце концов я понял, в чем дело.

Устал я от приключений. Домой хотелось. Уже без шуток. Домой. К телику родному, в квартирку мою однокомнатную, к привычной мебели, с которой я всегда забываю пыль стереть. Туда, где в морозильнике пельмени заморожены, мамой налепленные, а в дверце холодильника запотевшая баночка пива. Врачами, между прочим, дозволенная к употреблению один раз в два дня. И по родичам соскучился. На дачу захотел, сеструху младшую потискать, пощекотать… Даже в институт пошел бы с удовольствием. Вот уж никогда бы не подумал, что захочется за учебники сесть! А захотелось. Видимо, изучение заклинаний типа «в рот пароход» мало пищи дает для ума. А больше тут голове-то заняться и нечем. Разве что планом войны… Но до его составления еще далеко – сначала понять надо, кто встанет в наши ряды, кроме двух верных друзей.

И по друзьям соскучился – по тем, что остались там, далеко. По Лехе Симбиреву, Ромке, который на самом деле Рауль и от обычных Романов не только именем отличается, но и шоколадным цветом кожи. Как они? Ромка обещал меня на какую-то новую игруху для компа подсадить, говорил: «Лучче нету, друкк!» Леха все зазывал к тренировкам вернуться, под предлогом, что без меня никак не может собраться. А вдвоем, мол, со всем удовольствием.

Мне было интересно, что они думают о том, куда я вдруг подевался? Но больше всего за мать, конечно, волновался – плачет, думал я, денно и нощно, наверное. Отец неуклюже успокаивает – и от его «поддержки» только хуже становится. Этот его метод успокоения всей семье хорошо знаком. Когда я – лет семи от роду – в глаз получил во дворе, а потом в слезах домой прибежал, батька мне говорил: «Чего ты весь расслюнявился? Не выбили же? Вот выбили бы – с одним глазом хуже. А это до свадьбы сто раз заживет».

С детства не понимал – почему именно до свадьбы? Но принял это как данность. Как некий священный рубеж в понимании взрослых, к которому надо подойти без синяков, переломов, увечий. До и после – пожалуйста!

Таких условностей много – ребенок к ним не быстро, но привыкает. Почему мокрый осенний лист во дворе нельзя поднимать и его называют «какой», хотя кака выглядит совсем иначе? Что-что, а как выглядит кака, малыши знают на уровне экспертов. Почему девочек обижать нельзя, хотя одна тебе только что морду расцарапала?

А мальчиков можно? Ребенок, радостный от понимания, бежит подраться к пацанам, а его и тут взрослые за хивок ловят. Значит, тоже нельзя? Зачем тогда уточняется – девочек бить нельзя?

И много такого. Со временем мы взрослеем и уже нашим детям передаем эти заученные условности. Сами приговариваем, поднимая заплаканное дитя – заживет до свадьбы-то. И думает ребенок, если не идиот: «На фиг папка это сказал? Свадьба – предел мечтаний? У меня вообще-то другие были мечты».

В общем, лежал я, боролся с болезнью и философствовал. Когда не спал, конечно. И по дому скучал все больше и больше.

Классно, когда много сказочных приключений, но и от них устаешь. Хватит уже искать приключений на задницу! Во всяком случае, на мою. Пора уже ее поместить на заслуженный отдых – сначала в горячую ванну, а потом в чистые простыни.

Кстати, о простынях-одеялах. Точнее, некстати. Первый Падший, создав этот мир, не забыл о таких мерзостях, как вши и блохи. Зачем он их выдумал? Неведомо. Наверное, для достоверности. А может, случайно на себе с Земли перетащил – кто ж его знает, Первого Падшего? Впрочем, может, это не вши, может, другая пакость подобного рода. Но кто-то меня жрал по ночам. Может, даже клопы. Видимо, в тех ветхих покрывалах, в которые меня укутали для пущего потения, и водилась вся эта живность. В разгар болезни мне было не до укусов. Потом стал их путать с горячкой – кожу щиплет то здесь, то там – ничего удивительного. Но когда пошел на поправку, понял, что давно являюсь блюдом. Десертом, так сказать, для кусучей мелкой братии. С подобной проблемой я раньше сталкивался только в теории. Наверное, и других кусают – но все, кроме меня, не в трюме спят, а на палубе в гамаках. А наколдовать нормальные, чистые простыни у меня не было сил. То есть порой, в бреду горячечном, мне даже казалось, что я их наколдовал и сплю теперь на белоснежном и накрахмаленном, но когда в себя приходил, понимал, что воз, то есть я, и ныне там.

И вот настал день, когда не осталось сил терпеть. Солнце светило нещадно. Температуры у меня, наверное, не было, но я задыхался от духоты. Пить хотелось, но мои друзья-соратники на палубе прохладной водой обливались. Зачерпывали бочкой за бортом – и на себя. Их смех и отфыркивание прекрасно мне были слышны через открытый люк. Но докричаться до них я не смог. Поэтому лежал, набирался сил, чтобы встать и самому пойти за водой.

«Всем экипажем, наверное, плещутся, – думал я с завистью. – Еще бы, жара такая».

На мне была майка давно не стиранная, оттого пахнувшая особо. Голова слегка кружилась от слабости. Снова начал потеть – из-за духоты. В лучах маленькой горячей звезды, падающих через люк, медленно танцевала пыль. Я лежал, собирался с силами и ослабшей рукой пытался под одеялами дотянуться до тех мест, куда меня цапал кто-то невидимый. Укусы в жару, когда еще и горло пересохло, и сил нет, чтобы позвать кого-нибудь, – эксклюзивный кайф! Этакая средневековая романтика. Мама, домой хочу!

Наконец я скинул одеяла на пол. Это уже была маленькая победа. Но на большее сил не осталось. Попытался сесть – голова закружилась. Но спасибо укусам мерзким, лежать уже тоже не мог. Встал и на сгибающихся ногах выбрел наружу.

Держась за поручни, доплелся до кормы, где у народа водные процедуры проходили. Матросы уже наплескались – корма была пустой и скользкой.

Наверху, на палубе капитанской рубки, загорала Шайна, – я ее по мокрым пяткам узнал. Других женских пяток на борту не было, а таких красивых – тем более. Прислонившись к рубке, отдыхали трое матросов.

– Шайна! – позвал я так тихо, что слышать могли только вши.

Но тут меня заметил один из матросов.

– О, волшебник! Помочь как-то?

– Да, – сказал я, раздеваясь. – Воды на меня вылей, будь добр.

– Ты чего? – крикнула Шайна. – Выздоровел?

– Почти, – вновь ответил я со «вшивой» громкостью.

Матросы кинули бочку на веревке в море, зачерпнули и окатили меня. Я чувствовал, как вода смывает все сразу: блох, пот, жару, грязь, чесотку и болезнь.

– Еще раз, – выдохнул я.

– А тебе хуже не станет? – спросил неведомо откуда возникший Кинсли.

– Хуже не бывает, – сказал я, обнаружив, что голос возвращается.

Как только я в чистое переоделся – Кинсли раздобыл пижаму, похожую на арестантскую, – нас ждало новое приключение. Видимо, чтобы у меня к приключениям стойкая аллергия выработалась. Не успел я спуститься в трюм, улечься и задремать, как…

– Маг, ты жив еще? – любезно поинтересовался кэп, заглянув в трюм.

– Почти, – ответил я так же, как недавно Шайне. Силы, которые я собрал, чтобы дойти и ополоснуться, требовали восстановления.

– Там пираты, – буднично сообщил гот. – Можешь как-то помочь? А то у них баллисты… Враз корму продырявят. Я с тебя того… – он помолчал, – меньше возьму за доставку.

По каким-то малозаметным признакам я понял, что на самом деле бравый капитан сильно напуган. Но поскольку «раз пятнадцать он тонул, погибал среди акул», кэп умел себя держать в руках. Тем более, когда руки размером с лапы медведя.

Я с трудом сел. Потом встал. Да, ослаб окончательно, даже ноги тряслись, как у старика.

– Да не, куда ты такой, – сказал кэп и уже хотел скрыться в люке, когда я сказал:

– Встать помоги.

Встать мне помог, как всегда, появившийся вдруг из ниоткуда Кинсли. Я с его помощью взобрался на палубу. Солнце все так же палило, ветер был несильный.

Капитан протянул подзорную трубу со словами:

– Разбойники Хуала. Лесов им мало… Не знал, что и в этой части моря они пробавляются.

Корабль пиратов был меньше нашего – одномачтовый шлюп. Но так обильно оснащен парусами, что даже при слабом ветре мчался намного быстрее «Росинки». С носа и бортов шлюпа торчали острия крупных стрел – наверное, баллистовых и гарпунных. Флага не было. На синем парусе, вздымающемся как грудь забияки, была изображена незнакомая мне саблезубая бестия.

– Ёлки-палки, – только и сказал я.

– И не говори, – вздохнул Кинсли.

Я побрел обратно в трюм. Необходимо было лечь.

– Ну что, маг, не поможешь? – безнадежно окликнул меня гот. – Мы не отобьемся.

– Уже помог, – сказал я. – Посмотри в трубу.

Я знал, что он там увидит – опавшие паруса пиратского корабля. Больше ничего. Пиратский шлюп лег в дрейф настолько, насколько я захочу. Если, конечно, другой маг не вмешается. Паруса же «Росинки» по-прежнему были под ветром, хоть и слабым, но устойчивым. На большее меня не хватило.

Глава 19 Фулопп

Расплатившись и распрощавшись с экипажем «Росинки», мы наконец сошли на черный скалистый берег острова Рыльз.

К счастью, к тому моменту я уже полностью выздоровел, перестирал одежду и был готов к труду и обороне от Немо.

Какое-то время мы бродили по скалам. Ни души. Если не считать большого черного скорпиона, сидевшего на камне.

– Как его найти-то, фулоппа вашего? – спросил я. – Очень на циклопа его имя похоже. Циклопы тоже на острове жили. Фулопп одноглазием не страдает?

– Самому его не найти, – сказал Кинсли. Он настороженно осматривал скалы. – Фулопп появляется, когда ему вздумается. Или не появляется.

– Пойду хвороста натаскаю, – сказала Шайна и ушла в перелесок, видневшийся неподалеку.

– Что есть-то будем? Опять колдовать? – спросил я.

– Провиант имеется, – буркнул Кинсли и начал разбирать баулы.

Мне тоже сидеть надоело, я решил пойти поискать все-таки хозяина Черных скал. Одному было страшновато, но я надеялся, что фулопп, прежде чем казнить, хотя бы выслушает меня.

Углубился в скалы. Кое-где между ними имелись площадки, окаймленные черными пиками вершин. На одной из подобных полян, когда устал рыскать по Рыльзу, я и уселся на песочке. Решил позвать фулоппа – вдруг, подумал, где-то тут обитель его. Никакого эффекта. Я посидел, покричал с четверть часа и решил вернуться к своим, тем более что даже с моей площадки уже был виден сизый дымок от прибрежного костра. Да и вечереть начинало – Затмение и Марс обозначились на небосводе, но без Юпитера.

И я заблудился – потерял выход со скальной площадки. Но больше это походило на то, что меня просто заперли. Оказалось, что тропинка, по которой я пришел, в скалу упиралась и никуда дальше не вела.

«Ну, конечно, это же не она – вон нужная тропинка!» – обрадовался я. Пошел по ней, а она вообще вокруг площадки вела. Третью попробовал – та меж скал обрывалась на приличной высоте.

«Хорошо все-таки, что я маг», – вспомнил я наконец. И вовремя: пока я бродил, еще больше стемнело – Марс-то с Затмением немного света дают.

– Йошкин кот! – крикнул я радостно, отчетливо представляя то место, где мы вещи побросали, когда на рыль-зовский берег сошли. И… ничего. Сколько я ни призывал кота, которым владеет таинственный Йошка, – результата ноль. Пробовал я и Шайны лицо представить, и Кинсли, чтобы к ним перенестись, но и это ничего не дало.

– Зачем ты пришел? – услышал я низкий, клокочущий голос из темноты.

Голос будто расщеплялся на несколько других голосов, и все были равно неприятны.

– Кто это? – крикнул я в пустоту. – Фулопп, это ты?

– Я, я, – рассмеялись в ответ многоголосьем.

– А можно тебя увидеть? – осмелел я.

В полумраке сумерек появилась голова. В ней было что-то одновременно от ящерицы и собаки. Вытянутая морда, плоский рот, оранжевые, как два темных янтаря, глаза без зрачков. От ушей расходились роговые пластины, прикрывающие часть шеи. Впрочем, что там, за шеей, увидеть не довелось: она обрывалась в пространстве, словно росла из ниоткуда. Через мгновение голова фулоппа возникла слева – прямо возле меня. Не успел я отпрянуть, как она исчезла и снова появилась – на этот раз справа. Но не полностью, а лишь одной стороной, будто чудище выглядывало из воды, склонив голову набок. Потом мелькнула часть шеи, которая перерастала в спину с роговыми пластинами, как у стегозавра.

«Интересное кино, – подумал я. – Этот товарищ, видимо, никак не может решить, то ли ему полностью явиться, то ли совсем исчезнуть».

– Слушай! – крикнул я. – А что ты как-то – ни там ни сям? Давай объявись целиком, поговорим как следует.

Я, конечно, постарался, чтобы это повежливей прозвучало, а то тоже могу по частям разделиться. Без возможности обратной сборки.

– Хм, – усмехнулся одноголосый хор. – Давай попробуем.

Из сумеречной тьмы на мгновение явилось все чудо-юдище двухголовое. Вторая голова была похожа на петушиную, но с огромными зубами. Этакий саблезубый кур. Далее, в течение нашего разговора, какая-то из голов или частей тела фулоппа возникала по разные стороны от меня.

– Тебе будет трудно понять, – сказал он, – но я живу сразу в нескольких мирах. Редко появляюсь целиком в одном измерении. Нужды нет.

«Вот это я понимаю, интеллигентная беседа, – подумал я. – Даже слова умные».

– А зачем тебе это? – спросил я.

– Хм, – опять усмехнулся фулопп, – зачем тебе умение ходить? Или разговаривать?

– Ну… удобно.

– Вот ты и ответил. Я живу иной жизнью. Более полной. Как птица, которая умеет не только ходить и летать, но и плавать. И это делает меня непобедимым. Впрочем, – рассуждало чудовище, – мне не приходилось этому учиться. Я таким уродился.

«Да, – подумал я, – по такому поди попади хоть мечом, хоть файерболом. Нырнул в другой мир, а вынырнул уже за спиной, и цап…»

Вспомнилась улыбка Чеширского Кота. Вот, наверное, тоже был шатун между мирами. Хотя получается, что я тоже. Только целиком перенесся, а не по частям.

– Скажи, а тот, другой мир, какой? – спросил я, надеясь услышать про родину.

– Невозможно сказать – миров много, я гуляю по ним, как по тропам. Есть такие, которые все время словно в огне, – там красные небеса и черные тучи. Есть миры, в которых все будто плывет, никакой четкости. Даже цвета блеклы и смешаны.

– Красиво, наверное, – сказал я.

– Я не знаю, что такое «красиво», – был ответ.

Вот те на.

– Скажи, а нет ли там мира, где небо голубого цвета, а облака – белого?

– Ты про свой родной спрашиваешь? – догадался фулопп. – Таких миров много. Но я тебе не помогу. Даже если бы нашли твой, со мной туда перейти не сможешь. Погибнешь.

– Да я пока и не собирался, – честно сознался я. – Так, ностальгия. Мне, видишь ли, Утронию спасти надо, пока не поздно. А то тут один персонаж с подводной лодки совсем берега потерял. Знаешь, наверное?

– Я мало интересуюсь проблемами миров, в которые вхож. Я лишь наблюдатель. Мой интерес в другом.

– В чем же? – спросил я.

– Вот мы и подошли к делу, – сказал фулопп, и петушиная голова вдруг возникла прямо возле моего лица. Но опять не целиком, а будто из воды выглянула. – Зачем ты пришел?

– Мне нужна помощь.

– Какая?

– Изгнать из Утронии одного мерзавца, который не дает никому жить.

– Я в войнах не участвую, – сказал фулопп. – Если я встаю на чью-либо сторону, то начинаю переживать за нее, волноваться. Желать победы. Или того хуже – злиться и ненавидеть. Тогда я теряю свою бесценность и несравнимость.

– Что теряешь? – спросил я, а сам почему-то вспомнил, услышав про несравнимость, горлумское – «моя преле-с-с-сть».

– То, что позволяет быть свободным и гулять между мирами. Если я начинаю злиться, я застреваю в одном. – Глаз фулоппа возник в десяти сантиметрах от моего лица, и я отпрянул.

– Понятно, – вздохнул я опечаленно. – Но я слышал, ты пару раз навещал тот берег Утронии?

– Это не было войной, – спокойно сказал фулопп. – Было изъятие пары нужных мне вещей. Увы, – он вздохнул, – без сопротивления не обошлось.

– Что ж, – кивнул я. – Все понятно. Извини, что побеспокоил.

– Но помочь я тебе могу. На тебе корона императора. Она – символ власти. Я могу сделать так, что в битве на одной стороне с тобой будут бестии.

– А ты в этом случае не потеряешь эту… бесценность и несравнимость?

– Нет, – ответил мне расщепленный голос. – Я велю бестиям слушаться, а дальше – твое дело. Результат – победите вы или проиграете – мне безразличен. Я останусь собой.

– Ого, – сказал я, не зная, радоваться или огорчаться. – А это… Я справлюсь?

– Хороший вопрос – ты справишься? Они пойдут за тобою в бой, а каким ты окажешься полководцем и сможешь ли победить, зависит от тебя.

«А что? Если навалимся всем миром, включая бестий, никакие немовские щиты не выдержат! Мы его снесем и без фулоппа!»

– Смогу! Окажусь! – исполнился я решительности. – Сделай! Что я должен за эту помощь?

– Я смогу заставить не всех. Есть те, которые лучше сдохнут, чем будут слушаться. Убить их могу, подчинить – нет.

– И не убивай, – великодушно согласился я. – Уважаю принципы.

– Там дело не в принципах, а в недостатке извилин. Теперь поговорим об оплате.

Я замер.

– Что у тебя на поясе?

В моем кожаном поясе, который я надел сразу же, как избавился от пижамы арестанта, в положенных местах торчали дротики и Кровный Убийца.

– Это… – начал было я.

– Я заберу все это, – сказал фулопп.

– Что? Нет! – воскликнул я. – Зачем? Почему все? – выпалил я. – Назначенная цена слишком велика.

– Все. Включая перстень. Корону можешь оставить, она тебе пригодится.

– Черт! – выругался я. – Но это уж слишком! Давай хотя бы что-то одно?

– Все, что есть. Если что-то еще есть в карманах, чего я не вижу, тоже вытаскивай. Вот моя цена.

Я молчал, наверное, минуту.

– А если бестии не согласятся, – спросил я, – ты сумеешь их убедить?

– Они сделают то, что ты им скажешь. Ради тебя будут готовы даже умереть. Этого мало?

– Нет, – вздохнул я. – Забирай.

Назад тропинка нашлась легко. Шайна и Кинсли обрадовались моему возвращению. Не то чтобы прыгали вокруг и целовали в щеки – они ребята хмурые, – но взглянули тепло.

– Мы уж думали, что тебя съели, – сказала Шайна, впиваясь зубами в ногу, похожую на заячью. Значит, не только скорпионы водились на Рыльзе.

– Тебя так долго не было, что мы уж решили – ты фулоппа нашел, – буркнул Кинсли.

Мне захотелось использовать известный штамп всех интриганов.

– Есть две новости, – сказал я, подсаживаясь к костру, – хорошая и плохая. С какой начать?

– В любом порядке, – заявила Шайна.

– С хорошей давай, – вздохнул Кинсли. – Хоть что-то хорошее хочется услышать.

– Что ж, хорошая новость такая: мы не зря сюда добирались. Я нашел этого вашего гибрида Филиппа с циклопом. Сам он воевать не станет, но сделает так, что на нашу сторону встанут бестии.

– Ох ты ж ни хрена себе! – Шайна даже встала. Я никогда не видел, чтобы она была так сильно удивлена. – Ну, ты, Вольта, молодчик. – Она шагнула ко мне и пихнула в плечо кулаком – по-дружески. – Теперь я верю в нашу победу.

– Что взамен попросил? – Кинсли зрил в корень.

– А это плохая новость. Фулопп забрал все волшебные предметы, кроме короны императора, – сказал я и невольно коснулся рукой ободка на голове.

– Ну и шут с ними, – сказала Шайна, снова садясь и вгрызаясь в мясо. – И без них обойдемся. Все равно ножом твоим стекляшки не перекромсать – ему кровь нужна. Дротики тоже бесполезны.

– Я так и знал, – неожиданно спокойно сказал Кинсли. – Жаль, не успел еще хоть что-то в котомку спрятать. Ты уже ушел, когда я вспомнил о слабостях царя бестий. Теперь осталось только это. – Он извлек из котомки кошель с кристаллом Предельной Ясности.

Точно! Я его Кинсли отдал, когда в пижаму переодевался. А потом забыл к ремню приторочить.

– Слушайте, а ведь все это время я был виден и магам, и через финфор. Кроннель вполне мог астероид на меня уронить, и Немо мог разыскать. Так?

Вспомнилось око Мордора, рыскающее в поисках Фродо с кольцом.

– Наверное. – Шайна отрезала от тушки на костре кусман мяса и протянула мне прямо на кончике ножа. – Но теперь-то что?

– Пока ты в пижаме расхаживал? Да, могли, – кивнул Кинсли. – Но, видать, не хватились. А пока ты у фулоппа был, мы в финфоре тебя не смогли разглядеть. Возле царя бестий особое поле – там магия не срабатывает.

Я вспомнил о неудачных попытках перенестись с площадки к костру и согласился.

В тот вечер мы наконец смогли с Шайной уединиться. Расчехлили Тайный Кров и спрятались в него от Кинсли. Скажу нескромно, в тот раз я был на высоте. В обоих смыслах. Но когда мы, утомленные и довольные, растянулись на походном одеяле, Шайна сказала:

– Классно. Но втроем с ведьмой повеселей было.

Я не сказал «нет».

Глава 20 Фаншбы

Утром я перенес всех домой к Шайне, откуда мы, рассевшись паровозиком на спине грухса – Шайна взялась за его усы, я за Шайну, Кинсли за меня, – отправились прямиком к Западным королевствам. Мой план был прост – всех, кого смогу, надо поднять на войну с Немо. Всем миром свергнем узурпатора и «на обломках самовластья напишут наши имена!» – как писал Пушкин. Жаль, что маги оказались конформистами, но Бог им судья. Может, одумаются еще.

Ближе всего было королевство фаншбов. Местные как-то именуют его на своем языке, но, кроме них, этого выговорить не может никто, поэтому просто – королевство фаншбов. Такая же проблема была с именами.

Как вождь фаншбов не похож на короля, так и государство его не похоже на королевство – это просто несколько десятков скал с ласточкиными гнездами. И хотя они не ласточкам принадлежали, а гигантским мокрицам, выглядели эти дыры в скале именно так – только крупнее намного. Внизу – у подножия центральной скалы – зиял вход в большую пещеру. Она у фаншбов тронным залом служила.

Что сказать об этих ребятах? Мне они понравились. Неразговорчивые, хмурые, не тратят время на понты, а занимаются делом. Очень хорошие воины, как я понял. Особенно в рукопашном бою. Шайна рассказала, что в драке один фаншб нескольких человек стоит. У фаншба непробиваемый панцирь, четыре лапы из шести способны держать оружие и решительность – как у быка на корриде. Магические заряды от панциря отскакивают. Второму Падшему нравилось натравливать на фаншбов стеклярусов – так я стеклянных рыцарей прозвал – и наблюдать за рубкой. Если надо, шестилапые воины способны свернуться клубком, полностью закрывшись пластинчатым панцирем, словно жалюзи. В таком виде для обычного оружия они неуязвимы. Еще они пользуются этой способностью, если надо скатиться по склону.

Шайна по моей просьбе отправилась изучать окрестности замка Падших. Нам надо было знать, как брать неприступную крепость Немо и насколько она неприступна. Кроме того, валькирия обещала попробовать отловить кого-нибудь из работников замка, если они покидают его пределы.

Мы с Кинсли шагнули в тронную пещеру фаншбов.

– Наша… популяция… в последние… годы… сильно пострадала, – сказал главный вместо приветствия. Вождь делал паузы почти после каждого слова, будто бы забивал их в поисковик, а потом озвучивал перевод. Еще и падежи часто путал.

«Хорошо еще, что Артур научил местных русскому языку. На английском я бы сейчас выражался примерно так же, как вождь фаншбов на русском», – порадовался я.

Вождь стоял на естественном каменном возвышении, рядом с двумя фаншбами – судя по всему, советниками. Он отличался от других фаншбов тем, что над левым глазом у него искрилась небольшая звезда. Я знал от Кинсли, что это – символ власти фаншбов. Звездочка передавалась по наследству либо присуждалась избранному вождю, если прошлый пал в бою. По словам карлика, чтобы создать ее, множество фаншбов сплетается в один клубок и насыщает кусочек слюды своей энергией. И слюда становится такой негасимой звездой. Описанная процедура напомнила мне рождение жемчужин.

– Знаю, – ответил я, учтиво поклонившись. – Именно поэтому мы здесь.

– Узнав… о твоем… приближении… мы решили… что… новый император… решил получить заверения в… – тут он думал особенно долго. Наверное, не сразу нашел нужное слово в «поисковике», – лояльности.

Диадема на моей голове, чуть светящаяся в полумраке пещеры, была таким же символом власти, как звезда над фаншбовским глазом.

– Но мы… не можем… тебе присягнуть. Мы ведем войну… с тем, кто пришел до тебя. – Эту фразу он сказал на удивление быстро. Видимо, заранее приготовил. – Хотя он и не… обладает… корона… короной императора.

– Именно поэтому я здесь.

– Расскажи… о своих… планах.

– Могу ли я говорить открыто? – спросил я и уже готовился было пуститься в разъяснения, как вдруг услышал:

– Нет. То, что не предназначено… для посторонних… ушей, будет сказано не здесь.

– Следуй за нами, – обратился ко мне фаншб, стоявший справа от вождя.

Оказалось, что в королевстве фаншбов была система подъемников. Мы встали на каменную плиту в центре пещеры, по углам которой проходили тросы. Один из фаншбов-советников вождя несколько раз подергал за трос, и плита медленно поползла вверх.

«Наверное, кто-то снизу крутит колесо с тросами, – подумал я. – Вряд ли лифт движется с помощью магии. Тогда и тросы были бы не нужны».

Пока плита ехала вверх, нам открывались многочисленные проходы внутри скалы.

«Вот как они в свои ласточкины гнезда попадают. Я уж думал – ползут снаружи по скалам».

Поднимались мы долго и наконец прибыли на верхний уровень – над нами был только каменный свод. Вышли на пятак, возвышающийся над скалой с гнездами. Опять плато. Будто кто-то специально наделал по всей Утронии кучу посадочных площадок: дом Шайны, скала Падших, место, где нас чуть не проглотила семхра длиннохвостая… Еще одна – возле Заброшенных пещер. Да всех не упомнишь.

На этом плато остались мы втроем – один из советников вождя, сам звездоносный и я. Кинсли и второй советник задержались на платформе лифта.

И тут я увидел, что настоящая жизнь текла внизу, у подножия скал, – маленькие фаншбы играли или возились в песке, взрослые торговали, ругались, тренировались с оружием… В общем, жизнь била ключом. Но иначе как отсюда или с небес я бы не смог разглядеть город фаншбов, окруженный кольцом гор.

– Я… думаю… что знаю, о чем… ты хочешь… просить, – сказал вождь фаншбов. – Но хочу услышать это от тебя.

Я посмотрел на открывшиеся дали, оценил высоту, на которой мы находились. Если упаду – костей точно не соберу. А никто не сказал, что фаншбы затащили меня сюда только ради беседы. Одна надежда, что они не встали на сторону Немо. Другая надежда на то, что моя магия здесь будет работать лучше, чем в гостях у фулоппа, и я смогу полететь, а не разбиться.

– Я хочу договориться, – начал я. – Хочу собрать всех под свои знамена и объявить войну Немо.

– Что значит – собрать под знамена? – спросил советник. – У тебя есть знамя?

– Это образно, – замешкался я. – Хочу возглавить поход против узурпатора. – Где-то я слышал это выражение – запомнилось.

– Наш народ… – сказал вождь, – в последнее время много претерпел от… стеклянных рыцарей Немо. Мы пытаемся дать… отпор… но… безуспешно. Думаю, мы проиграем… и с тобой. Если ты не скажешь… что-то… что убедит меня в… обратном.

– Я заручился поддержкой фулоппа. Он обещал дать в помощь армию бестий.

– Бестий? – Советник и вождь переглянулись и перебросились парой фраз – на языке совершенно мне непонятном, больше похожем на стрекот.

– Как ты мог договориться с царем чудовищ? – спросил советник. В его голосе звучало недоверие.

– Пришлось кое-чем пожертвовать, – сознался я.

– Для этой цели ты фрахтовал судно несколько дней назад? – спросил советник.

«Ого, разведка-то работает», – подумал я.

– Да.

– Маги… тоже… на твоей стороне? – спросил вождь.

– Нет. – Я покачал головой. – Из магов пока только я. Остальные боятся выступить против Немо…

Потом я рассказал о планах призвать на войну с Немо готов и армию королевства Соуз. После слова «Соуз» фаншбы яростно зашипели.

– Ты… так… сильно… хочешь власти? – спросил вождь.

Я ответил честно:

– Нет. Власть меня не интересует.

Оба опять зашипели, хотя не так явственно, как при упоминании королевства Соуз.

– Я не лгу. Все, что я хочу, – это вернуться домой, в тот мир, из которого я пришел и из которого, видимо, родом оба Павших.

– А зачем… тебе… война, в таком… случай? Случае?

– Хочу помочь, – пожал я плечами. – И отомстить за смерть… – Тут я тоже стал нужное слово искать… Друга? Наставника? – Дорогого мне человека.

– А вернуться почему хочешь? В твоем мире лучше?

– Нет, – честно признался я.

– Тогда… почему? – спросил вождь.

– У вас есть дети? – спросил я.

– Да, у каждого из нас по многу детей. Мы не знаем, сколько именно. А что? – спросил советник.

Я понял, что этот пример вряд ли будет удачным, но продолжил:

– Вы их любите?

– Да… Конечно, – сказал вождь.

– Хотя понимаете, что иногда чьи-то дети в чем-то могут быть лучше ваших, так? – рискнул я спросить.

Фаншбы снова зашипели, но на этот раз едва слышно.

– Допустим, – сказал советник.

– Но из-за этого вы же не начинаете меньше любить своих детей? – спросил я. – Вот и с моим родным миром так же.

– Ты… умен… – почему-то сказал вождь. – Если ты такой же… славный воин… как… рассказчик… мы обречены победить.

Они что-то быстро обстрекотали, и советник сказал:

– Великий Мангук май Шейбст готов соединить свою армию с твоей и выступить вместе против убийцы. Но мы не будем сражаться рядом с трусливыми сумасшедшими из королевства Соуз.

– Обещаю вам, что поставлю ваши полки максимально далеко друг от друга.

– Не думаю… что это… пьяницы и… неумехи… способны помочь… в битве, – сказал вождь.

– Они неплохо защищают свою крепость, – сказал советник. – Но это только потому, что у фаншбов не было серьезных намерений сровнять ее с землей.

Я ответил фразой, слышанной в каком-то фильме:

– В этой войне мне будет нужен каждый клинок.

Фаншбы переглянулись, как мне показалось, одобрительно, хотя невозможно судить о выражении лиц тех, у кого лиц, в нашем понимании, нет…

Самое большое испытание меня ждало позже, когда мы спустились вниз – в «тронный зал» – и расположились напротив большого стола из черного камня, похожего на обсидиан.

– Традиционно, – сказал второй советник, – заключение любого договора сопровождается ритуальным обедом.

Ритуальный обед… Мне как-то сразу не понравилось это словосочетание.

Мы с вождем сели к столу напротив друг друга, и перед каждым поставили по деревянной миске с… личинками. Белыми такими, жирными, шевелящимися личинками. Такие, по-моему, у майских жуков. Между мной и вождем установили небольшой факел. Видимо, чтобы мы друг друга могли лучше видеть.

– Это очень вкусное ритуальное блюдо, которым угощались наши вожди перед тем, как заключить мир или объявить войну общему врагу, – сказал один из советников.

Десятка два фаншбов обступили нас со всех сторон. В отблеске факела я различил и фигурку Кинсли.

«Злорадствует, наверное, – подумал я, глядя на копошащееся в миске. – Обступили еще так… Не сбежать. Может, как раз поэтому? – В голову лез всякий бред, я пытался хоть как-то отвлечь себя от грядущего обеда. – Может, этот их великий Мангуст в сговоре с Немо? Вот и решили отравить меня гусеницами».

Но я, конечно, сам себе не верил. О недавнем нападении стеклярусов на фаншбов я, конечно, прекрасно помнил. Нет, это не обман – все по-настоящему. И личинки тоже настоящие.

Позвольте, а не волшебник ли я с некоторых пор? Вот и проверим, работает ли магия в этих стенах.

Мы взяли по первой личинке, внимательно глядя друг на друга, поднесли их ко рту и…

«Йошкин кот», – прошептал я, пряча гусеницу в ладони и не давая окружающим заметить, что она вдруг превратилась в пельмень. Ну, ничего мне больше в тот момент не пришло в голову, а маминых пельмешек давно хотелось. И никто не заметил вроде бы. В общем, пока вождь лопал ритуальных личинок, я угощался пельменями. Разве что без сметаны. Несмотря на горящий факел, было достаточно темно, чтобы мою маленькую хитрость никто не заметил. Карлик, наверное, догадался – оруженосец у меня смекалистый, но я знал, что он не выдаст. А то ведь я и большой пельмень могу наколдовать – из гортванца.

– Что это… ты… все время шепчешь?.. Перед… тем… чтобы… есть? – спросил вождь.

– Йошкин кот! – выругался я еле слышно, прежде чем отправить в рот очередной пельмень.

Я с грустью посмотрел на содержимое миски – две трети «аппетитных» червяков еще ждали своей «волшебной» участи. Они были бы рады выкрутиться из этой ситуации, как и я.

– Понимаешь, многоуважаемый вождь. Блюдо, которым ты меня угощаешь, необычайно вкусно. Но, к сожалению, мой желудок не приучен в такой пище. И чтобы не омрачить нашу трапезу неожиданным… хм… несварением, я произношу заклинание.

– Понятно, – ответил вождь, и мне показалось, что выражение его физиономии несколько смягчилось, может быть, он даже улыбнулся.

Вокруг стола тоже пошел стрекот – не знаю, одобрительный или обвинительный. Отвлекшись, я, видимо, недостаточно четко заклинание прошептал или плохо пельмень вообразил. В общем, я раскусил что-то, прыснувшее мне на язык едкой субстанцией. При этом, даже ополовиненное, оно продолжало извиваться. Я резко встал, плотно прикрыв рот ладонью, так как опасался, что меня вырвет.

– Что… случилось? – спросил вождь.

– Язык прикусил, – промямлил я, убирая остатки гусеницы изо рта в кулак, а потом – под стол. – Можно воды?

Мне подали воды в деревянной плошке.

– Вижу, что тебе не очень… понравилось наше… угощенье, – произнес вождь, отодвигая свою миску и с жадностью глядя на мою.

– Да нет, что вы… – начал было я.

– Это и не требуется… – вдруг подал голос стоящий возле стола первый советник. – Ты отдал честь нашим традициям, смог превозмочь собственное нежелание. Тебе можно доверять, ты не бросишь фаншбов на произвол судьбы. Не пошлешь умирать ради своей выгоды. Мы верим тебе и готовы воевать на одной стороне.

«Интересно, как они это поняли? Только потому, что меня не вырвало прямо на стол? Или потому, что я не отказался от их угощения? Может, уже были прецеденты?»

– Ясен пень! – произнес я, желая, чтобы съеденные «пельмени» оставались оными до завершения, так сказать, цикла. Потом, церемонно поклонившись вождю, вышел на свежий воздух.

Глава 21 Соуз

Фаншбы нам показали короткую – вдоль скал – дорогу в королевство Соуз. Идти пришлось почти целый день, лишь к вечеру стало отчетливо видно центральную коричнево-серую башню замка. Грязно-серую, можно сказать. Решив очередную порцию гусениц или еще чего почище принимать на свежую голову, мы решили переночевать и установили Тайный Кров.

– Слушай, вот эти площадки везде у вас – как под заказ, – сказал я, укладываясь на боковую.

– Какие еще площадки? – спросил Кинсли.

Я пояснил.

– Это же для змеекрыла Первого Падшего! – Кинсли посмотрел на меня, как на несмышленыша. – Они в Утронии отродясь были. Артур, когда королевство облетал, всегда змеекрыла на них сажал. Для того и создал, наверное.

– Змеекрыла? – удивился я. – Как он выглядел, интересно? Огромный, черный, с шипами по телу и огнем пулялся?

– Ты его видел, что ли? – с подозрительностью спросил Кинсли. – Я-то думал, что он сгинул давно.

Я не ответил…

Рано утром мы подошли к грязному, полному нечистот рву вокруг замка.

«Не настолько он глубок, насколько отвратителен», – подумал я.

Мост – две широкие, грязные доски – был поднят.

– Уважаемые! – крикнул я. Почему «уважаемые», а не просто «эй»? Сам не знаю. Узбекистан какой-то. – Я есмь император всея Утронии! – развлекался я спектаклем.

Скрипнула ставня деревянной надстройки смотровой башни. Из нее высунулся стражник.

– Эй, Хилый! – крикнул он кому-то снизу. – Там уроды какие-то. Поди узнай, что хотят.

Калитка внизу огромных ободранных ворот открылась, и из нее вышел воин с арбалетом в руках. На нем была драная кольчуга, да и остальное облачение – под стать. На голове его был шлем, а на ногах – сандалии со шнуровкой. Римский легионер, только сильно потрепанный.

«Артур, наверное, пьян был, когда это королевство создавал», – подумал я.

– Что хотите? – Хилый навел на меня арбалет.

А я с утра что-то не в настроении был. Наверное, просто не выспался. В общем, церемониться не стал, а сделал стражника каменным. Просто представил, сказал заклинание, захотел и поверил. Или поверил и захотел. В общем, колдовать я научился, не задумываясь, как крутят педали велосипеда. Практика.

– Эй, болван! – крикнул я тому, что наверху. – Если тоже не хочешь стать каменным, живо опускай свой дурацкий мост. Сказано тебе, император идет.

Нескромно? А много было скромных императоров? Должность, знаете ли, обязывает.

Конечно, я легко мог взять Кинсли и перелететь через ворота, но хотелось быть приглашенным. Пусть и насильственно.

Мосток резво плюхнулся к моим ногам. Я величественно подошел к калитке, возле которой уже стояли два новых арбалетчика. У них были опущены головы – боялись взглянуть, наверное.

– Ну что, братки? – обратился я к ним, путая императорские манеры с генеральскими, – службу несете? То-то… – Я благодушно похлопал ближайшего по плечу. – Вели доложить королю, что прибыл его начальник.

– Уже побежали, – сказал арбалетчик, робко поднимая глаза. – С докладом, я имею в виду.

– Ну и молодцы, – снова я хлопнул его по плечу и превратил памятник Хилому обратно в человека.

Тот не понял, что с ним случилось, и начал было возникать, но товарищи по оружию быстро его осадили.

«Волшебник, волшебник», – шелестело за моей спиной.

«Другое дело, – подумал я. – А то – „уроды“. Сами не уроды, что ли?»

Нас сопровождал один из стражников.

Я осмотрелся. В королевстве Соуз было на что взглянуть. И четырехрукие горожане, и двухголовые, и люди-рыбы… Вон вообще непонятно кто – роста огромного, уши острые, четыре руки, а вторая голова на уровне пупка – такая же ушастая, но размером поменьше. Лишь когда гигант поравнялся со мной, я понял, что это не вторая голова, а ребенок, сидящий в кармане родителя – «а-ля кенгуру».

Вообще-то город как город. Да, грязь, да, нечистоты повсюду – но это нормально для Средневековья. Гам, шум, драки. Народ испражняется там же, где ест. Но разве не так же было в какой-нибудь Франции или Британии в пятнадцатом веке? Мы шли мимо шумного рынка, где самые разные существа состязались в искусстве наживы. Одни хотели купить подешевле, другие продать подороже, третьи стибрить незаметнее.

– Хапилаха, – обратилась полная и растрепанная женщина средних лет к какому-то гибриду человека с шиншиллой. Морда и шерсть у гибрида были как у грызуна; руки, ноги, осанка вполне человеческие, но размером он был с бегемота. – Я сто раз тебя просила, не приноси ты мне эти купрасты. Я фортегли хочу, а купрасты себе оставь.

В руках у гигантской шиншиллы были какие-то огромные грибы, и, видимо, разговор шел именно о них. Великан гудел что-то оправдательное и ронял редкие, но большущие слезы.

– Ну хорошо, хорошо, – смилостивилась женщина. – Я куплю у тебя один купраст, будь он неладен. Ребятки, – заметила она нас, – вам грибы не нужны?

– Спасибо, – покачал я головой, – у меня и так все время ощущение, что я под грибами.

Мимо прошмыгнул худенький и юркий четырехрук. За ним, расталкивая прохожих, пробежали два стражника – да куда им! Из-за их спин донесся гневный окрик – видимо, хозяина обворованного лотка.

Грязь, пыль, шум, веселье, звон медных тазов, блеск азартных глаз, блики солнца в лужах. Все это вскоре осталось позади, и мы вышли к центральной башни замка. У ее дверей стояли несколько стражников, и, судя по всему, они давно нас обсуждали.

– Будь осторожен, – негромко сказал Кинсли, – соузцы не надежны.

Я уже и сам это понял.

Стражники расступились, пропуская нас внутрь.

Когда мы поднимались по каменной лестнице, в спину мне полетел арбалетный болт. Хорошо, что я был настороже, уж больно недружелюбные физиономии были у встречавших. Я прижался к стене, и болт стукнулся в кладку и упал. Неймется им, йошкин кот!

Оставшиеся внизу стражники превратились в памятники, а мы продолжили восхождение.

– Эй, парень! – крикнул я в спину провожатому. – Если кто-то еще попытается нам навредить, я превращу тебя в пыль. Понятно?

– Угу, – закивал головой тот, бросив взгляд полный паники.

В тронном зале было почти пусто – двое стражников и господин, одетый в темно-синюю мантию, и четырехрукий голопузый король, с всклокоченными седыми вихрами вместо короны. Он полулежал на троне, держа в руке кубок.

– Здравствуй, о великий маг, – проскрипел он, глядя на меня хитрыми, красноватыми глазами. – Мне сказали, что…

– Во-первых, я не маг, – перебил я, а король тотчас бросил взгляд на человека в синем одеянии. – Точнее, маг, но это не главное. Главное, что я – император Утронии! – И указал на диадему. – Я пришел получить от тебя заверения в твоей преданности.

Повисла пауза, король опустил глаза на свой медный кубок, а со мной заговорил господин в мантии. Я подумал, что это – советник короля. У него были темные волнистые волосы, крючковатый нос и красивые, наглые глаза. На вид – лет тридцать.

– Позвольте представиться. – Тембр голоса советника был обволакивающим. Наверное, такое нравится женщинам, мне же стало противно. – Я – верховный маг Соуза, зовут меня Кичрал Хра. Могу задать вопрос?

– Говори, – милостиво кивнул я, а сам подумал, что к состязанию с магом уровня Рахли не готов. И ведь при мне ни дротиков, ни ножа. Постараюсь успеть провести короткий прямой в подбородок. Тё ку цки – так этот удар называется по-научному.

– Дело в том, что мы, к сожалению, ничего не знаем ни о каком императоре, – вкрадчиво продолжил Кичрал. – Король Гастав – полноправный властитель в нашем королевстве…

– Да! – скрипнул Гастав. – Какой еще император? Когда я еще пацаненком бегал, был Артур, Первый Падший, – этого знаю. А ты кто такой?

– А Второго Падшего разве не знаете? – поинтересовался я.

– Лучше бы не знали, – ответил Гастав. – Это он тебя послал, что ли?

«Как все запущено-то…»

– Нет, – сказал я величественно. – Мое имя – Вольта. Я – Третий Падший. Я положу конец деспотии Немо – Второго Падшего.

– Чему ты конец положишь? – скрипнули с трона.

– Я свергну Немо.

– Ну и свергай себе – мы при чем?

– Разве вам не досаждают его солдаты – стеклянные рыцари?

– Ах вот ты о чем… – Гастав глянул в оконный проем и почесал голову под седым клоком волос. – Досаждают, да…

– Самого Немо мы не имели, так сказать, чести, – прошелестело справа от меня. – Только солдаты его, на которых… не действует магия… – сказал Кичрал с досадой. – От них мы претерпели, и не раз, – это так. Славное войско Соуз было сильно потрепано.

– Тихо, Кичрал! – воскликнули с трона. – Это военная тайна, между прочим!

– Прошу прощения, сир, – полупоклонился Хра, продолжая смотреть на меня.

– Так что же ты хочешь, странник? Чтобы мы присягнули тебе? – спросил Гастав.

– Нет, – сказал я. – Хочу, чтобы вы присоединились к моей армии в битве против Немо. – То, что вся «армия» пока состояла из войска фаншбов, обещаний фулоппа и моих твердых намерений, я говорить не стал.

– И какой в этом смысл? – хихикнул Гастав. – Уж скорее ты к нам присоединяйся, император-чародей.

– На сегодня под мои знамена готовы встать бестии Утронии и фаншбы. Но я только начал кампанию по вербовке сторонников.

Да, опять проклятый «конь» – со средневековым людом надо проще выражаться.

– Ха, – обрадовался Гастав. – Я же говорил тебе, Хра! Как чувствовал!

– Да, ваше величество.

– Сегодня с утра говорю ему – вот бы здорово, если бы нашелся герой, который всех нас объединит. Может, тогда, говорю, мы и надерем эти стеклянные задницы.

– Вы сказали, что бестии тоже с вами? – с сомнением глядя на меня, спросил маг. – С трудом верится. Вы говорите об одной-двух тварях?

– Армия, – заносчиво заявил я. – Не все, но их будет много.

Любопытно, что на фаншбов – заклятых вроде бы врагов – соузцы никак не отреагировали.

– А готы и разбойники? – спросил король.

– Разбойников я бы не рассматривал, – поморщился Кич рал.

– Вот и мы так решили. На них мало надежды. А к готам я отправлюсь сразу после завершения визита к вашему величеству.

– Мы отправимся, – вдруг подал голос мой оруженосец, и мы втроем удивленно на него посмотрели, чем смутили неимоверно.

– Мы отправимся! – сказал я и величаво возложил свою царственную длань на плечо императорского фаворита.

– Ну, вот как всех соберете, посылайте и за нами гонца. Мы тогда…

– И ты не обманешь? – Почему-то я начал «тыкать» хитрому Гаставу.

– Нет, – поморщился он и отпил из кубка. – Мы придем.

– Тогда готовьтесь уже сейчас, – сказал я. – Думаю, через несколько дней надо будет выдвинуться.

– Вот и хорошо, – кивнул четырехрукий король. – Пара-тройка деньков нам не помешают. А то мы только-только начали лататься после нашествия этих прозрачных тварей. Сколько погибло наших, Хра?

– Мертвых десятка полтора, – отчитался Кичрал Хра, который, как я понял, был и министром, и советником, и верховным магом, и телохранителем короля Гастава. Что сказать? Экономно. – Но еще два раза по столько же раненых и покалеченных.

«Только что называли это военной тайной, а теперь спокойно обсуждают при мне… – подумал я. – Так быстро приняли меня за своего?»

– Насколько велико войско Соуза? – спросил я.

– Тысячи три можем выставить, – ответил Кичрал. – Из них хорошо вооруженных – треть, остальное – всякий сброд.

«Ласково он о подданных», – подумал я.

– Сброд – это крестьяне, что ли? Граблями да мотыгами драться будут? – спросил я.

– Нет, почему? – поморщился властитель Соуза. – Мечи у них есть. Щиты деревянные. Солдаты, в общем.

В памяти всплыло, что в Средневековье у государства часто было войско элитарное – то, что из хорошо оснащенных рыцарей состояло, и обычное – из плохо вооруженных и мало обученных солдат.

– Отлично, – сказал я, ни грамма не понимая, три тысячи – это много или мало.

– Если хочешь, можешь остановиться у меня в замке, – сказал Гастав, хотя я понял, что он этого не хотел бы. – Пиров не обещаю, но куском мяса, кружкой зайти и девкой велю тебя обеспечить.

Я решил не утруждать хозяев гостеприимством.

– Спасибо, но нет. У нас еще долгий путь, и не хочу терять время.

– Куда теперь? – с облегчением спросил Гастав.

– К готам.

Когда мы спустились вниз, пред нами предстало страшное зрелище. Оказывается, я не полностью заколдовал стражников, выстреливших мне в спину. Двое стали памятниками целиком, а двое других – лишь наполовину. На ту самую, которая была мне видна с лестницы. Я думал, что невидимая мной часть стражников окаменеет по умолчанию. Ан нет.

Двое окаменевших стражников стояли истуканами, а еще двое орали благим матом, и, отталкиваясь не окаменевшей ногой, кружились на месте, словно циркули. Еще трое их сотоварищей, не попавшие под мою раздачу, бродили между ними – кто-то остроты отпускал, кто-то раздумывал, как помочь. Поодаль уже собралось несколько десятков горожан, попавших на бесплатное представление. Народ тыкал пальцем в бедолаг, посмеивался, возмущался. С моим появлением внимание толпы переключилось на меня. Горожане боялись подходить к магу, но я расслышал и ругательства в свой адрес, и попытки пристыдить.

– Маг! – воскликнул один из здоровых стражников. – Расколдуй их, прошу тебя! Нас и так не хватает, не хочу работать без выходных!

Другой указал на памятник и произнес:

– Это брат мой…

Я, конечно, расколдовал. Те, что полностью были в камне, стали оглядываться растерянно, пытаясь понять, что случилось. Те, что наполовину, разом рухнули в грязь, а вскочив, стали ощупывать себя и друг друга, плача и смеясь. Мне стало стыдно и противно, но показывать этого не стал – наоборот, брови нахмурил и сказал сурово:

– Мы сейчас уйдем. И если нам в спину полетит арбалетный болт, то каждый из вас обнаружит такой в своей заднице. – Понятно?

Уходили мы быстро, и не потому, что боялись выстрела в спину, теперь уже нет. Мне не понравилось здесь. Кинсли, по-моему, тоже. Шумно, грязно, неспокойно. На рынок, правда, свернули – купили копченый окорок и еще кое-что из провизии. Когда солнце склонилось к закату, мы уже шагали в королевство готов.

– Что соузцы с фаншбами не поделили, интересно? Пищевые цепочки разные, среда обитания…

– Конь… – поморщился Кинсли.

– Я говорю, королевства фаншбов и Соуз часто воюют, так?

– Ну?

– А чего делят-то?

– Соузцы в этих краях спокон веку, – сказал карлик. – Потом пришли фаншбы, в скалах понаделали нор. Соузцев все дальше и дальше отшвыривали. Вот они и поставили крепость. Но скалы на границе двух королевств не дают покоя ни тем ни другим. Фаншбы в них селиться хотят, а соузцы там руду добывают.

«Без помощи Кичрала, – подумал я, – от крепости давно камня на камне бы не осталось. То, что против фаншбов не действует магия, – не так важно, если маг способен вызвать небольшой камнепад, например, и обрушить его на спины врагов».

Я высказал свои догадки Кинсли. Он согласился:

– Именно так. А когда их снесет горой камней, набегут рыцари Соуза и начинают рубить там, где помягче.

Глава 22 Готы

Идти пришлось три дня. Большую часть пути шли вдоль реки, прорезавшей изумрудными водами западную часть Утронии.

Реку мы форсировали с помощью магии – перелетели на другой берег, благо он был хорошо виден. Потом пришлось идти в гору, к большому темному лесу, видневшемуся на холме. Лес нам пришлось обогнуть – обитель готов располагалась справа от него.

Но и тут без приключений не обошлось. Шли мы себе по опушке, не трогали никого, а из леса навстречу нам гоп-компания вышагнула. Один гот и семеро двуруких, одноголовых – люди, в общем. Атрибуты разбойничьи: ножи за поясами, грудь нараспашку, зубы выбиты, лица со шрамами. Классика. Двое зашли нам за спину. Главным был крепкий чернявый мужичок с косынкой на голове, по-пиратски охватывающей голову. Зубы у него были основательно прорежены. Если бы наладить в эти края поставки кап – это такие пластиковые штуковины для защиты зубов, – земные коммерсанты разбогатели бы. Впрочем, не только кап – на одном пиве сколько поднять можно! А огнестрельное? Нет, лучше уж пусть без зубов ходит.

– Послушай, приятель, – обратился ко мне старшой и ощерился. Я бы сказал «оскалился», но тому нечем было скалиться. – Не страшно вдвоем гулять? Вдруг шиврот нападет или лихие люди встретятся?

– Среди бела-то дня? – решил я поддержать игру. – Нет, мы потому и двинулись днем, что боялись в темноте идти.

Мое заявление вызвало ожидаемое веселое оживление среди бандитов.

– А что, в светлое время и напасть не могут? – спросил главарь и с ухмылкой посмотрел на своих. Те поддержали атамана: стали плечами пожимать, головой покачивать – мол, да кто же его знает? А сами лыбились во все свои «многозубые» пасти.

– Слышал я о таком, – сказал я на полном серьезе, – но поверить не мог. Кто же днем нападать станет?

– Мы, например, – подарил мне грустную улыбку главарь.

Тут уже бандиты откровенно загоготали. От души.

– Ах, вы, – тоже засмеялся я. – Так таких, как вы, мы как раз не боимся. Правда, Кинсли?

Мой спутник не спускал хмурого, но и напуганного взгляда с главаря и на мой вопрос лишь кивнул по инерции.

– Мы же таких, как вы, как говорится, одной левой, – сказал я и стал утирать слезу, набежавшую от смеха.

Тут уже публика по-разному отреагировала: кто-то из разбойников расхохотался пуще прежнего, а те, что по-умнее, прищурились и затихли.

Главарь же, как видно, внутри свирепел, но сдерживался.

– Это как же это вы нас… одной левой? – снова ощерился он.

Понравилось мне заражать неприятеля каменной болезнью. Ну, в самом деле, стихия земли в боевой магии – едва ли не лучшая. Огонь сложно контролировать, особенно когда возле леса стоим. Вода… Ну что, дождем их смывать? Штормовую волну сюда гнать? Не то. Ветер. Можно, конечно, завихрить, закружить и послать на кудыкину гору. Но с твердой породой проще: хочешь – в камень врага преврати, хочешь – землю под ним разверзни и снова сомкни, хочешь – урони глыбу большую и иди себе дальше. Я выбрал первое. Должен же быть свой стиль и у мага?

– А вот как, – сказал я и солнечно улыбнулся. Повел левой рукой, и половина банды стала памятниками самим себе. И да, нерукотворными. А зарастет ли к ним тропа – обещать я не мог.

Те, что не превратились в камень, исчезли в лесу быстрее мыши. На поляне, кроме изваяний, остались мы с Кинсли и главарь с готом. Реакция главного бандюгана меня удивила. Он не побежал и драться не полез, а просто махнул рукой и уселся там, где стоял. Сплюнул в сторону, выругавшись:

– Черт, на мага напоролись… – достал кисет, стал самокрутку набивать.

Мне понравилась его смелость.

– А теперь я спрошу, – сказал я издевательски ласково. – Не боитесь ли вы ходить по опушкам среди бела дня? Вдруг мага повстречаете? Разве мамочки вам не рассказывали, что это небезопасно?

– Хорош трепаться, – отмахнулся бандит. – Что ты мне сделаешь? В камень превратишь? Не боюсь. Может, и лучше даже.

Мне вдруг тоже захотелось закурить – хотя дымопуска-ние, само собой, было не в моих привычках.

– Дашь табачку? – спросил я и руку протянул.

Он отсыпал, бумаги кусок оторвал.

Бумага? В Средневековье? Что-то я пока не встречал фабрик-то целлюлозных. Присмотревшись, понял, что это не бумага, а лист какого-то растения – сероватый, тонкий, с мелкими прожилками.

Я начал сворачивать папиросу, но Кинсли почти вырвал у меня листок и табак, когда увидел мои попытки. Он скрутил быстро. Я затянулся.

– Смотри, – повернулся главарь к готу. – Не гнушается нашим табачком. – Снова усмехнулся.

Табак был крепкий, но, как ни странно, я не закашлялся.

– Так почему тебе лучше было бы камнем стать? – спросил я. – Это ведь недолго устроить. Отплачу тебе этим за понюшку табаку.

– Да не понять тебе, колдун, наших забот.

– А ты попробуй, – сказал я. – Вдруг удивлю пониманием.

– Ты думаешь, мы грабим ради удовольствия? Нам жрать нечего. И не на что. Грибы да ягоды осточертели, а зверей в лесах Хуала давно не осталось – мы всех перебили.

– Этот лес один из них? – спросил я, кивнув в сторону бора.

– Ты что? Нет. В этом готы травы-грибы собирают. – Он тоже кивнул, но в сторону крепости, видневшейся вдали. – Тут нам житья не дают – сразу гонят до самых хуальских лесов, если застигнут. Иногда мы им накостыляем, если нас намного больше, но чаще, – он смачно сплюнул в траву, – они нам. Так и живем. А жрать-то надо… У некоторых дети есть. Обычно в готский лес затемно пробираемся, но они там уже ждут, постовых выставляют. А нынче решили попробовать засветло. А, все прахом! – Он снова сплюнул.

– Что же вы к королю Соуза на службу не поступите?

– В солдатню идти и горбиться за копейки, пока нам фаншбы кадыки не повырывают? Или пока наш же брат разбойник горло не перережет? Нет уж…

– И сколько вас в лесах, извини за выражение, Хуала?

– Подо мной три десятка хуальцев. Таких отрядов, как у меня, с полсотни рыскает по лесам да окрестностям. А то и больше. Вот и считай.

– Целая армия, – покачал я головой.

– Вот то-то и оно.

– Ясно. Не простая у тебя судьба… – Я внимательно всмотрелся в лицо чернявого, стараясь его запомнить. – Ладно, забирай своих соучастников, – я повел рукой, и бандиты ожили, – и дуйте отсюда.

– И то хлеб, – сказал вожак. – Спасибо, что хоть не обидел. – Он выплюнул окурок, встал и поковылял к готу. Именно поковылял. Тот помог главарю взобраться на себя, и чернявый свесил ноги в тертых сапогах с плеч гота.

– Что с ногами? – спросил я. Деликатность в этом мире была не особо в чести.

– Покажи ему, Хоп, – приказал вожак.

Гот стащил сапоги с ног главаря. Обе от колен заканчивались костылями.

– Как потерял? – спросил я.

– Забыл в пасти одной большой летающей твари, – ответил чернявый.

– Крутой ты мэн тогда, – заявил я. – Раз даже такой умудряешься держать шайку в кулаке.

– Этих-то? – Он кивнул в сторону раскаменевшихся разбойников. – Эти за мной хоть куда. Они знают – если кто и добудет им жратву, так это я.

– Что ж, – кивнул я. – И сегодня будет так же. Дай ему денег, – негромко сказал я, наклонившись к Кинсли. Тот посмотрел на меня возмущенно, стал что-то бубнить еле слышно, что-то о моих умственных способностях и тяжкой доле самого Кинсли, но полез за кошелем. Я вынул одну монету и перебросил кошель главарю.

– Все?! – прохрипел Кинсли и схватился за грудь.

– Нет. Одну оставил себе для образца, – сказал я.

– Ого… – крикнул чернявый, пробросив и поймав звякнувший кошель. – Спасибо, колдун. Если что – свисти, я отплачу. Ого! – повторил он, когда развязал кошель. – Да я столько золота в жизни не видел! Смотри, Хоп.

Хоп, сунув нос в кошель, издал радостный рык.

– Только одно скажи, колдун, – усмехнулся чернявый, – они в скорлупки не превратятся?

– Не превратятся, – рассмеялся я. – Если не захочу.

– Так ты уж не захоти, родной! – тоже рассмеялся тот.

* * *

На том и расстались. Утром следующего дня мы вышли к крепости готов.

Эти ребята, видать, с камнем не дружили: и стена крепостная, и здания, за ней видневшиеся, и даже замок в центре – все из огромных деревянных брусьев построено. Помнится, та пивнушка, где я впервые зайти попробовал и на красных шапочек любовался, такой же архитектуры была.

Мы постучали в ворота – они прямо на лес смотрели. Замок на невысоком холме расположился, тремя сторонами во чисто поле смотрел, а одной – на лес. То ли они не знают о том, что замки в поле не строят, а сооружают на горе, да со рвом обычно. То ли плевать хотели на фортификацию. Да и то правда, кто осмелится напасть на королевство великанов, кулаки которых размером с чайник? А тут целое королевство таких. Но стеклярусы – так я стеклянных рыцарей прозвал – и осмеливались, и нападали. И ни гора, ни ров бы их не остановили.

Ворота нам не стали открывать – сверху спустили большую корзину. На таком лифте нас и подняли вверх. И только когда опустили вниз по другую сторону ворот, гот, который тягал корзину, спросил басом:

– Кто? Что?

Я как-то оробел даже, даром что маг и вообще император. Интересно, они тут не кушают человеков? С гортванцами в качестве приправы?

– Хм… Я император… этот… Вольта. Хочу поговорить с вашим королем.

– Ха-ха, – порадовался гот. – Нету у нас короля. Прыгай в корзину, назад отправлю.

Выручил Кинсли:

– Скажи, что мы просим старейшин собраться. – И торопливо прошептал мне: – У готов нет короля, всеми правит совет старейшин. В стенах крепости уживаются пять кланов, у каждого свой глава. Эти пятеро готов и выносят важные решения.

– Кто мы? – грозно спросил гот.

– Гортванец Кинсли и Третий Падший, – гордо сказал мой оруженосец.

«Ах ты, мерзавец, – внутренне улыбнулся я. – Припомню».

Подошел второй гот. Как по мне, так они все были на одно лицо – широкоротое и малозубое. Но у этих, в отличие от хуальцев, стоматологических проблем не наблюдалось, просто анатомия такая. Подошедший был чуть ниже, чем гот-привратник.

– Кто? Что? – спросил второй гот у первого.

Тот кратко рассказал.

– Жрать дать? – спросил второй.

Почему-то я не отказался. И не то чтобы голоден был, но захотелось немного присмотреться к готскому быту – надо знать, с кем будем окоп делить.

Выяснилось, что великаны мяса не едят – внешность обманчива. А хуальцев они из леса гоняют исключительно из заботы о фауне.

Пока мы шли, осматривались. Жизнь кипела: кто бревна таскал, кто их топором торцевал, кто на сваи укладывал. Дети в пыли боролись, бабы – те чуть поменьше ростом и одевались ярче, чем мужики, с корытами да ведрами ходили. Я ни торгашей не увидел, ни воинов. Видимо, у них там каждый был на все руки мастер.

Я заметил, что несколько бревен в городской стене были совсем свежими, только что обструганными…

Мне понравилось у готов. На улицах чисто, дорожки хвоей посыпаны, ни луж, ни лепешек навозных от мовлов. Все великаны каким-то делом заняты. И сами готы, и строения их – простые и крепкие, как лес напротив крепости. И запах… То ли сосновый, то ли другого дерева хвойного – очень мне по душе пришелся.

Нас отвели в один из срубов. Такой же амбар, как та давняя пивнушка, в которой я впервые зайти попробовал, только эта поменьше. Нас посадили за огромный стол, поставили перед нами миски, больше похожие на тазы. В одной были фрукты, в другой – овощи, в третьей – какая-то горячая каша. Дали и по меньшему тазику – в качестве тарелок. Все оказалось вполне съедобным.

Ребята тут конкретные – сразу после обеда, без экскурсий и селфи, отвели нас к старейшинам. Амбар побольше, стол подлиннее, за ним пятеро готов – на одно лицо. Ну хоть ты тресни – никаких отличительных черт я не увидел ни в интерьере зданий, ни в экстерьере туземцев.

– Рассказывайте, кто вы и зачем пришли. Времени мало, работать надо.

– Это, – указал Кинсли на меня, – Третий Падший. Тот самый, который, как и предсказал Артур, спустя двадцать весен пришел вослед за Вторым Падшим. Его зовут Вольга. Он пришел освободить Утронию от Немо. Вольге нужна наша… ваша помощь.

– Это так? – спросил один из готов. У него кожа была чуть потемнее, чем у остальных, и вроде бы на ней было побольше складок.

– Да. Все так, – кивнул я.

– Стеклянные рыцари были здесь несколько дней назад. Сначала они рубили мечами стены, потом появился Немо и прожег проход, – сказал гот. – Сотня прозрачных воинов вломилась к нам.

– Может, и больше, – подхватил гот, что сидел справа от говорившего. – Кто их знает, они ж стеклянные. Если только луч Сабо упадет под нужным углом или когда дождь идет – тогда их можно увидеть «Сабо? Вот как они свое солнце называют», – подумалось мне.

– Мы драться не стали, – грустно вздохнул первый гот. Его вздох подхватили другие. – Мы бы проиграли.

– Они убили кого-нибудь? – Я сжал кулаки под столом.

– Да, – кивнул первый. – Двоих наших братьев – просто для устрашения. Те к Немо ближе всех оказались.

– Что хотел Немо? – спросил Кинсли.

– Кого-то в красных коротких штанах разыскивал. Теперь-то понятно кого. Мы им разрешили, – гот снова вздохнул и взглядом уперся в стол, – пройти везде, где хотят. Темницы дали проверить, погреба… Вообще все.

– А родных, в чьей семье Немо убил отца и сына, держали всем миром, не давали вырваться… Иначе и их бы убил, – сказал сидевший справа от первого.

Повисла пауза. Было понятно, что готы вспоминают нашествие, вновь и вновь спрашивая себя, все ли правильно они тогда сделали.

– Падший еще какое-то время стоял посреди двора и в круглый камень пялился, – наконец сказал кто-то. По голосу я понял, что говорила женщина-гот. Она сидела по левую руку от первого.

«Готка? Готика? Как готы называют женщин, интересно?»

– Глаз Шрубаглакла, – сказал Кинсли.

– Финфор, – добавил я.

– Я слышал об этой штуке, – кивнул первый. – Что ж, как видно, Немо вас не нашел. Не знаю, радоваться ли этому.

– Долго вы намерены его терпеть? – вдруг спросил я, и все шестеро, включая Кинсли, разом на меня посмотрели. – Может, хватит уже?

– Послушай, сынок… – начал было первый гот.

– Извините меня, уважаемый, – перебил я, – но я договорю. Он – маг? Замечательно. Я тоже маг. Да, не такой опытный и умею меньше, поэтому мне и нужна ваша помощь. Вместе мы уничтожим этого наглого агрессора и узурпатора.

– Что? Кого? – спросили сразу трое готов, а Кинсли толкнул меня коленом под столом.

«Опять журнализмы проклятые», – внутренне выругался я.

– Говорю, вместе мы одолеем мерзавца Немо и не позволим ему издеваться над жителями Утронии.

– Но как его одолеть? – спросил старейшина.

– У меня есть план. Но о нем не должны узнать посторонние. Кроме старейшин, разумеется. Прозрачными могут быть не только воины, но и шпионы Немо.

Готы переглянулись, первый кивнул.

– Говори, – сказал он, чуть понизив голос. – Никто, кроме нас, не узнает.

Я вкратце изложил свой план по исчерпанию магической силы Немо.

– И ты хочешь, чтобы мы помогли тебе его одолеть? – спросил первый гот.

– Да.

– И мы должны лечь под мечи стекляшек ради того, чтобы ты мог сесть на трон Немо и мучить всех вместо него. Так?

Я настолько не ожидал такого поворота, что даже булькнул, захлебываясь несогласием.

– Вольте, – кивком указал на меня Кинсли, что снизу смотрелось потешно, – ничего в этом мире не надо. Он в любой момент может вернуться к себе и оставить нас самих разбираться со своими бедами.

Я посмотрел на Кинсли, пытаясь понять, видно ли по лицу, когда он врет. Нет, покерфейс в порядке.

– Что же не уйдет? – подал голос гот, сидящий справа от меня. – Хочет побыть самым важным? Чтобы властью упиваться, девок из деревень воровать и отбирать, что понравится?

– Он не такой, как Второй Падший, – сказал Кинсли, сверкнув глазами. – Мы, гортванцы, вездесущи, вы это знаете. – Двое готов кивнули. – И задолго до того, как Немо превратился в злодея, мы знали, чего от него ждать. Он сразу таким был: злым, жадным, себялюбивым. Этот же совсем другой. Я прошел с ним почти всю Утронию: болота Грольш, Заморские холмы, Заброшенные пещеры, море Славсев и океан Слез. И не раз он спасал мне жизнь. Однажды, например, полез за мной в глотку бартайла… – Он посмотрел на меня сердито и благодарно. – Я бы вряд ли за ним туда полез – честно скажу. А он – да. Так вот, – Кинсли поднялся со стула и стал одного роста с сидящими за столом, – одно скажу: он надежен и готов жизнь отдать за Утронию. Но умирать за нас, пока мы в крепостях отсиживаемся, он не станет. Я сам отсоветую.

– Я смотрю, ты храбрый парень, – усмехнулся первый гот, обращаясь к Кинсли. – Так нас отчихвостил, что мне даже совестно стало. Ладно, ребята, идите прогуляйтесь, выпейте зайти, а мы кое-что обсудим. Когда закончим – позовем.

Мы с Кинсли вышли на улицу.

– Спасибо, – сказал я. – Хорошая речь.

– Не для тебя старался, – буркнул, как всегда, «любезный» оруженосец.

Через несколько минут нас позвали назад.

– Вот что, – сказал первый. – Мы можем послать на эту войну половину наших сил, – сказал он. – И пошлем. – Он окинул взглядом остальных готов, ища подтверждения, и получил его в виде кивков. – Второй Падший не чета Первому – от него только беды. Могли бы послать и больше половины, но не можем себе позволить.

– Почему? – Кинсли сегодня явно решил взять бразды в свои руки.

– Разбойники Хуала, – пожал плечами гот. – Мы воюем с ними многие годы. Они лезут в наши леса, нападают на патрули, строят козни везде, где можно. И нет нам продыху. Мы несколько раз ходили в походы до лесов Хуала, бились в доме разбойников. У них гибли сотни, у нас – десятки. Но я бы не отдал жизнь и одного своего сородича за всю их поганую стаю. Да и не дало это ничего – хуальцы оклемались и снова полезли. – Он вздохнул. – Если мы уйдем на войну с Немо, оставив крепость без должной охраны, они поймут это и нападут.

– А если я придумаю, как отвлечь разбойников на что-то другое? Даже сделаю так, что они и ваши, и хуальские леса покинут, дадите тогда все свое войско?

Пятеро готов переглянулись.

– Попробуй, – усмехнулся первый. – Тогда мы только охрану оставим. Но я сомневаюсь.

– Хорошо. Я скоро вернусь.

На том распрощались. Вся эта эпопея напомнила мне сказочку про петушка, который подавился бобовым зернышком. А его благоверная потом ходила по инстанциям с просьбой оное зернышко удалить, а те ее усердно посылали. Сначала за маслицем, потом за молочком, за травкой… Как не сдох петух-то за это время?! Вот и у меня тут – получу войско готов, если хуальцев не будет. Те слиняют, если им что-нибудь предложу заманчивое – караван какой-нибудь разграбить. Только что караванщикам предложить?

И тут мне вспомнился старый фильм…

Глава 23 Тернии

Но сначала было другое кино.

Утром я проснулся от шума и возни. Кто-то дернул меня за пояс. Потом гнусно захохотал. Что за звонок стоит у будильника?

Я сел, продрал очи – именно в таком порядке. Надо мной нависал во весь свой малый рост Кроннель – собственной персоной. Держал мешочек с кристаллом Предельной Ясности, что я на поясе ношу, и хохотал.

Я почувствовал, как меня приподнимает от земли. Потом стукнуло спиной о дерево. И пока я стекал, как смола древесная по коре, услышал:

– Думаешь, я шутил с тобой там, на корыте вашем? – спросил Кроннель. – Я велел тебе убираться! Ты только смерть несешь. И что же?! Ты наплевал, да? Теперь посмотрим, на что ты способен без своего кристалла защитного.

И в меня полетели молнии. Щит я успел поставить уже после того, как одна из них мне в лодыжку попала. Я подумал, что умер. Боль не похожа на боль от удара током – была похожа на то, будто кувалдой по лодыжке съездили. А потом этой же кувалдой прошлись снизу вверх по всему телу. Нога сразу же почернела. Все поплыло перед глазами, я стал погружаться в субъективное бессознательное. Но не успел. Зато заметил в расплывчатом кадре, как сзади к Кроннелю метнулся Кинсли. Он что-то сделал, отчего злой волшебник сразу обмяк и рухнул на землю без сознания, обгоняя в этом меня. Я эту очередь уступил с радостью.

Несколько минут я просто лежал. В фильмах и компьютерных играх на эти случаи у героя всегда имелась бутылочка с волшебным зельем. Выпил – и сразу мана возросла, здоровье возвратилось. У меня таких бутылочек не было – пришлось снова сто граммов водки наколдовать. Помогло, но нога деревянной осталась. Сильвером надо было назваться, а не Вольгой.

После выпитого стал хоть немного соображать. А что, если попробовать, йошкин кот?

Я представил, что нога не одеревенела, а затекла – как бывает порой. И сейчас отек начнет проходить – как и должен, минут за пять. Противоречий нет, чужое колдовство своим отменить нельзя. Но нога моя не заколдована – колдовством была молния. Вот если бы Кроннель саму ногу мою превратил в камень или пластилин, тут бы я намаялся.

Вскоре, почти здоровый, молодой и не вечно пьяный, я стоял возле Кинсли, вытирающего кинжал о полы своей курточки. Все это возле тела злого мальчика. Кинсли с кинжалом в руках я видел впервые и был приятно удивлен тому, что карлик, оказывается, не только ворчать способен.

– Что случилось? – сипло поинтересовался я.

– Не видишь, что ли? – вопросом на вопрос ответил Кинсли.

Я перевернул Кроннеля на живот и увидел нетипичную дырку в области ягодиц, из которой текла кровь.

– Да ты, смотрю, горячий кавказец, – сказал я. – Только странно, что он от удара в задницу сразу рухнул столь безнадежно. Ты, видать, знал его слабое место.

– Яд. – Кинсли бросил на меня свой фирменный хмурый взгляд. – Знаменитый гортванский яд – общее слабое место всех, кроме бестий. На них не действует.

– А то я уже спросить хотел, что ж ты с бартайлом меня по кишкам гонял, если мог его своим кинжалом уделать. Не мог все-таки.

– Переверни его, – сказал Кинсли и спрятал нож в голенище сапога. – Задохнется еще, чего доброго.

– Ага, так он жив еще? – почему-то обрадовался я. Убийство детей, пусть даже трехсотлетних, не приветствую. Перевернул, но Кроннель по-прежнему пребывал в ауте. – Долго он так пролежит?

– Пока я вот это не воткну, – сказал Кинсли и вытащил из-за пояса шип, похожий на иглу большого кактуса. – Это излечит.

– Противоядие? – догадался я. – И многих гортванцы так воспитывают? – спросил я.

– Приходится иногда, – нехотя ответил карлик, глядя в сторону. – Только все уже знают об этом… нашем методе. Кроннель забыл, видать. Слишком хотел с тобой посчитаться.

Получается, хмурый недорослик спас мне жизнь. Пока Кроннель готовил финальный залп молний, чтобы всего меня превратить в уголь, Кинсли подкрался к нему сзади и всадил нож по самую рукоять.

– А как он под Тайный Кров прокрался? – спросил я.

– Снят был давно. Утро же. Я пошел к чаю листьев нарвать, тебя решил не будить пока. А тут он… Подсторожил.

Вот. Спас. А сначала чуть не убил.

– Понятно, – кивнул я. – Кроннель меня увидеть не мог, а тебя без кристалла – запросто. Прыгнул к тебе, надеясь меня застать врасплох, и застал.

– Только как я его не заметил, если он ко мне прыгал? Не пойму, – посетовал Кинсли.

– Листочками для чая увлекся, наверное, – съязвил я. – И то хорошо, что подоспел, когда меня молниями застегивали. Еще бы чуть…

– Спасибо лучше скажи, – сдвинул брови Кинсли.

– Что-то не слышал, чтобы ты в благодарностях рассыпался, когда я тебе жизнь спасал, – продолжил я семейную ссору.

– А это долг твой, – спокойно сказал гортванец. – Ты – Третий Падший, ты и пришел для того, чтобы нас спасти. А мои обязанности – поклажу таскать и советы умные давать.

Я захлебнулся от возмущения, но возразить не смог. Пока привязывал обратно кошель с кристаллом, думал, что делать с Кроннелем.

– Вот что, Кинсли. Если дашь ему противоядие, он опять нападет. Если не дашь – умрет. Меня ни тот ни другой вариант не устраивает.

– И в этот раз мне по полной достанется, – сказал карлик.

– Думаю, он тебя не видел даже, – возразил я. И тут мне пришла в голову идея. – Вот что мы сделаем, – сказал я. – Взрослым пожалуемся на проказника.

Я закрыл глаза и вспомнил Литтию. Ее насмешливый взгляд, копну светлых волос, губы… тепло этих губ.

Я не просто возник возле Пчелиной ведьмы со словами «едрить ангидрить», но и сразу прилепился нежным поцелуем к ее устам. А Литтия в этот момент как раз малую нужду справляла. Потому я и оказался перед девушкой на коленях – чтобы до губ дотянуться. Занятная, в общем, экспозиция.

– Ты чего? – отпрянула Литтия и быстро голубые панталончики на попу натянула. – Стучаться надо.

– Извини, – сказал я, – сам в шоке.

– Зачем пришел? – Девушка уже взяла себя в руки, румянец гнева покинул щеки, и стало заметно, что она рада меня видеть. – Надеюсь, не затем, чтобы уговаривать?

– Нет, – перебил я решительно. Но язвочку подпустил. – Боитесь, и бойтесь себе. Думаете, отсидитесь тут за холмами? Я вам этого желаю.

– Тогда зачем?

Я рассказал.

– Так что вы придержите его, – заключил я. – Присмотрите как-то, на вид поставьте, выговор с занесением… Ведь следующий раз для одного из нас будет последним, и, к вашему огорчению, не уверен, что для меня.

– Дурак, – улыбнулась Литтия. Потом посерьезнела. – Как Рахли убили, Кроннель стал сам не свой. Хорошо, мы что-нибудь сделаем. Где он?

– Возле Кинсли сейчас.

Литтия исчезла, а когда я вслед за ней вернулся к Кинсли, ни ее, ни полутрупа Кроннеля уже не было.

– Шип-то успел отдать? – спросил я.

– Два взяла, – ответил оруженосец.

Пока собирали пожитки, чтобы двинуться дальше, объявилась Шайна.

– Охранника подкупила – за пару золотых, – сказала она.

– Держи. – Я протянул деньги. – А что за охранник? Тоже стеклянный?

– Нет. Внутри замка работают живые: дворецкий, слуги, стражников человек пять.

– Как тебе это удалось?

– Они не все время в замке – меняются. И когда сменились, подстерегла одного, – ответила Шайна.

– Зная твой крутой нрав, думаю, взятку ты ему предложила только после того, как на землю свалила и копье к горлу приставила. Так?

– Ну… почти, – поморщилась девушка.

– А не выдаст?

– Я с ним позавчера встречалась. Как видишь, пока тишина. Немо меня знает, давно бы уже нашел.

– Да, – согласился я. – Как-то я не подумал, что тебя найти ему будет несложно. Но в обиду тебя не дадим.

– Да ладно, – хлопнула она меня по плечу и рассмеялась. – Тебя бы кто не обидел.

– Правильно, – кивнул я. – Но для этого у меня есть вы с Кине ли.

Она опять рассмеялась, Кинсли что-то недовольно пробормотал.

– Есть рисунок замка изнутри и снаружи, – продолжала Шайна и протянула кусок тонкой кожи, на которой углем был прорисован грубый план. – Вот здесь, – она ткнула пальцем в несколько крупных квадратов рядом с главным входом, – личный бестиарий Немо. Но кого он там держит, понятия не имею.

– Тогда вот здесь, – я показал на арену рядом с квадратами, – Немо, наверное, устраивает гладиаторские бои бестий. Но бояться нечего. С нами будут монстры.

– Что дальше?

– Дальше, Шайна, Чапай думать будет, – ответил я.

Мы разложили карту на траве и стали продумывать тактику. Занимались этим часа три. Кинсли, разумеется, тоже принял горячее участие. И полученный план мне понравился. Теперь не подвели бы на местах. Но была одна сложность, которую я не представлял, как разрешить.

Как незаметно собрать армию в одном месте, не встретив соглядатаев Немо? Как засекретить перемещения? Всех делать невидимыми – никакого здоровья не хватит. Вот об этом мы как-то забыли подумать. Это не времена Александра Македонского – топай себе, сколько за день пройти можешь. Даже если шпионы врага и узнают, где ты, пока-а-а они войско соберут, пока навстречу двинут, много времени пройдет. А тут раз – и стеклянное войско, волей магии, враз пред противником вырастет. А то и сам Второй Падший сподобится молнии пометать.

Рассказал о своих сомнениях друзьям.

– Ты думаешь, Немо оставил тебя в покое, так как решил, что ты удрал на Землю? – спросила Шайна. – Не уверена. Подозреваю, что он просто забыл о тебе.

– Забыл? – удивился я. – Совсем старый, что ли?

– Время от времени он беспробудно пьянствует, – сказал Кинсли. – И тогда его ничего не волнует.

– Опаньки! – обрадовался я, понимая, что у меня резко возросли шансы. Одолеть алкоголика много проще, чем трезвомыслящего. – А что ж вы молчали-то?

– А что это меняет? – спросил оруженосец. – Ничего. В отличие от нас Немо умеет враз избавляться от хмеля. Это уже много раз замечали. Магия. – Последним словом Кинсли словно выругался.

«Любопытный случай, – подумал я. – То есть Немо уходит в запой не потому, что не может из него выйти. Нет, он может выйти в любой момент. Но не хочет».

– И как долго это обычно длится? – спросил я.

– Когда как, – пожал плечами гортванец. – Но не меньше месяца, как правило.

Я мысленно прикинул, сколько времени прошло с того дня, когда я впервые услышал от Кроннеля, что Немо временно успокоился. Это было на корабле девять или десять дней назад. Допустим, пить Немо начал за пару дней до этого, итого почти две недели. Времени терять нельзя – мерзавец может выйти из запоя в любой день.

– Шайна, а стеклярусы очень деятельны, пока Немо пьет?

– Я-то откуда знаю? У Кинсли спроси – гортванцы и их родственнички повсюду рыскают.

Кинсли смерил девушку недовольным взглядом – точно таким, каким обычно на меня смотрел.

– Нет, – мотнул головой он. – Соглядатаи Немо обычно заполоняют Утронию перед тем, как он соберется в поход за новой девкой.

«О как! Тогда на старт, внимание, марш!» – подумал я.

Сначала я отправился на встречу с безногим атаманом. Найти его было нетрудно, лицо-то я хорошо запомнил. Но как только я появился в лесу возле чернявого разбойника, сразу пришлось стать невидимым – вокруг было много народа. Работники ножа и топора варганили ужин. Кто поварешкой возил в котле, кто саблю чистил, кто спорил о чем-то. Самым «полезным» делом занимался атаман – сидел на бревне и задумчиво прутиком в зубе ковырялся.

– Ой, мать твою! – вскрикнул чернявый, когда я постучал его по плечу. – Кто здесь?

«„Мать твою“ – надо попробовать такое заклинание», – подумалось мельком.

– Да не ори ты! Это колдун, с которым ты днями на полянке пересекся, – сказал я тихо.

– Ты чего, Лус? – спросил атамана полулысый-полурыжий бармалей, оторвавшись от помешивания поварешкой в котле. – На ежа сел, что ли? Или шиврот за задницу цапнул?

– Умный ты больно, Сейм, – проворчал атаман. – А годишься только похлебку варить. Комар в подмышку укусил, туды его в качель, вот я и вздрогнул.

«Про качель тоже надо не забыть», – подумал я.

Лус встал, демонстративно почесал подмышку и углубился в чащу.

– Привет, – сказал я, не теряя прозрачности.

– Здорово, благодетель, – усмехнулся Лус. – Ну и напугал.

– А теперь обрадую, – сказал я. – Хочешь еще золота?

– Гы. Кто ж не хочет? Поди, не тянет карман-то, – снова усмехнулся он. – Кого убить надо?

«Им золото не тянет, а мы даже с бумажных денег на электронные перешли. Что у нас с карманами?» – подумал я.

– Никого. Другое надо.

Я изложил суть. Лус сказал, дослушав:

– Прямо вот чтобы все?

– Да. Чтобы каждый ваш захудалый разбойничишка ломился туда со всех ног, боясь опоздать.

– Ну, это-то золото позже станет скорлупками? – подмигнул Лус, думая, что мне, но я был левее от его взгляда.

– Да. Кроме того, которое ты получишь.

– Хочу мешок золотых, – заявил разбойник.

– А не боишься, что твои, как узнают, тебе ноги вырвут? Ой, извини.

– Ха, – опять усмехнулся Лус. – А ты не вручай при всех. Встретимся один на один, передашь из рук в руки.

– А ты потом закопаешь где-нибудь под иваном-да-марьей и мать-и-мачехой, да?

– Чего? – уставился в пустоту Лус.

– Да нет, я так, – сказал я. – Заметано. Получишь свой мешок. Будет как у Деда Мороза, точь-в-точь…

Идея поймать бармалеев на жадность пришла после того, как я вспомнил фильм «Белый Клык», по роману Джека Лондона, который так и не удосужился прочесть. А вот фильм помнил. Дело там происходит во времена знаменитой золотой лихорадки, когда североамериканские искатели наживы ломились в край далекий за дорогим их сердцу золотишком. Это место называлось Клондайк. Вот я и решил создать местный Клондайк, дабы отвлечь разбойников от лесных оленей и мирных готов. Подкинуть, так сказать, кость.

По задумке, главарь банды должен будет пустить слушок о найденном золотишке. Клондайк я решил создать далеко на юге, возле моря – чтобы добраться туда, надо идти в противоположную сторону от готских лесов. Прииски и в самом деле наколдовать придется, чтобы искатели то тут, то там находили самородки и общий ажиотаж подстегивали. Я понимал, что энергии уйдет много. Ох, как бы помощь магов помогла.

Конечно, потом золото превратится в глиняные черепки, а рассерженные бармалеи окажутся в роли халифов-аистов – в общем, пролетят. Но Лус, по задумке, к тому моменту с чемоданом золотишка уже перейдет румынскую границу и будет, сидя под пальмами, распевать: «О, Рио, Рио!» Слиняет, в общем, от бывших соратников. Оставит ли он бригаде верных бандосов кусок пирога, возьмет ли их с собой в дальние края или ни то ни другое – меня не касается. Его золото будет честно сделано, возврату и обмену не подлежит.

Я выбрал место для Клондайка. Но сам я никогда не видел, как золото добывают – в кино только. Даже понятия не имел, насколько глубоко оно зарыто должно быть. Может, и вовсе лежит на поверхности, ждет счастливчика. В общем, я сделал так, что золото змейками струилось по земле. И так – шагов на двести во все стороны. Сразу почувствовал, что это колдовство немало сил отобрало, но еще больше я бы потратил, чтобы создать войско такое, как армия готов. Откуда у Немо столько сил, вот интересно? Хотя он-то свою армию не спеша штамповал, без надрыва – за двадцать лет многое можно успеть.

– Лус, все готово. Вот задаток. – Я протянул небольшой мешок с золотом. – Остальное по завершении работы. Черепками не станет, но с братвой своей не тяни. Слух пусти еще сегодня. Вот это покажи. – Я протянул сотворенный «самородок». – Мне надо, чтобы уже завтра Хуальские леса опустели.

– Ну ты даешь… Прямо завтра… – Лус покосился на мешок.

– Да. А то ведь я и твое золото могу видоизменить до неузнаваемости, – улыбнулся я. – Хорошо, за два дня пусть отвалят. Но это – край.

– Сделаю. Костьми лягу, а сделаю.

Когда я вернулся к друзьям, мы водрузились на спину грухса и вылетели в сторону замка Падших. Конечно, можно было в финфор рассмотреть ближайший к замку лесок, а потом всей толпой прыгнуть туда с помощью магии. Но не хотелось тратить понапрасну магические силы – они мне теперь для Клондайка ох как нужны были! Это я уже чувствовал.

– Лайген сказал, что прямо в замок Падших волшебством не перенестись? – перекрикивал я потоки встречного ветра.

– Да, у нас с Рахли не так давно была мысль вдвоем залететь к Немо на огонек. Пока бы они шарами швырялись, я бы нашла, как к горлу Второго Падшего подобраться, – откликнулась Шайна.

– и?

– Зависли над стеной замковой – повисели чуть и назад, пока нас не заметили и на стеклянные копья не нанизали.

– Невидимками летали? – спросил я.

– Да, – ответила Шайна.

– Жаль, что у вас не вышло тогда! – крикнул я. – Я в смерти Рахли виновен. Никто больше. И нет мне оправданий.

– Ладно! – крикнул Кинсли. – Что сделано, то сделано, не время сейчас. Война ведь.

– Кстати, а где ты грухса паркуешь, чтобы его со стены замковой было не видно? – спросил я Шайну.

– В лесу оставляю.

Все эти сведения мне были нужны, скажем так, для средневековой логистики.

Когда приземлились, я сказал:

– Фаншбы сюда будут добираться на три дня дольше, чем готы, соузцы – на два с половиной. Это если будут идти примерно с той же скоростью, что и мы с Кинсли. Но лучше было бы, чтобы у стен замка все в одно время собрались.

Я повернулся к Кинсли – во взгляде карлика, не сильного в расчетах, мелькнуло уважение.

– Это твои заботы, считать, – спрятал он взгляд за обычным скепсисом. – Ты другое скажи. Когда все войско соберешь, будешь ждать, пока Немо из запоя выйдет?

– Зачем это? – удивился я. – Пусть пьет себе. И даже лучше, чтобы он в сознание не приходил. А мы пока наложниц выпустим. Потом и с самим Немо разделаемся.

– Как, интересно?

– Покумекаем, – отмахнулся я. – Думаешь, с одиноким магом не справимся, если он и войско свое потеряет, и замок будет под нашим контролем?

– Сбежит, а потом в другом месте еще большее войско наколдует, – пожал плечами Кинсли.

– Значит, надо будет так сделать, чтоб не сбежал, – сказал я жестко. – Но главное, чтобы он через ту заветную дверь в мой мир не удрал. Тогда точно не будем знать, когда и откуда удара ждать.

– А ты сам-то в эту дверь не скользнешь, оставив нас расхлебывать? – с подозрением покосился Кинсли. Но я видел, что это он так, для проформы спросил – прекрасно знает, что не сбегу.

– Скользну, – ответил я. – Когда башку вашему Немо снесем. Но не раньше.

Глава 24 Сборы

Наконец-то я увидел легендарный замок Падших. Серый камень, могучие стены, большое прямоугольное здание в центре и множество башен по периметру. Мы затаились за деревьями – благо небольшой перелесок начинался в ста шагах от крепостной стены. И опять – ни холма, ни рва, даже такого задрипанного, как у Соуза.

Не думаю, что Первый Падший, создавая замок, не знал о том, что эти преграды нужны, – просто слишком был уверен, что никто и ничто ему угрожать не сможет. И теперь это нам было на руку.

Я взлетел и с высоты стал внимательно рассматривать замковое подворье. Замок был сделан добротно, на кладке выгравированы узорные письмена, отовсюду выпячивались барельефы и горельефы в виде животных и бестий. Внушало, в общем. И отпугивало от желания захватить. На призамковой территории было много разных строений: арена, десятка два казарм, какие-то хозяйственные постройки. Внизу у главного здания – ангары, которые выходили огромными воротами прямо на арену.

У главных ворот скучал охранник – ни алебарды в руках, ни копья. Только короткий меч на поясе. Охранник был в кольчуге, но без шлема. В общем, стража тоже была больше для красоты.

– Шайна, Кинсли, вы здесь оставайтесь, ведите наблюдение. Я пойду армию собирать, – сказал я.

– Может, поцелуйчик на прощание? – подмигнула Шайна.

«Поцелуйчик» под Тайным Кровом получился продолжительным.

Фаншбы обещали выдвинуться через день. С ними трудностей не возникло. Соузцы тоже обещались, но как-то вяло, будто нехотя. Стало ясно, что за этими надо контроль утроить – как бы не подвели…

Молва о золоте по лесам Хуала разнеслась быстро. Я не стал использовать финфор, а, став невидимым, лично прибыл с инспекцией в хуальские леса.

– Да я тебе говорю, – шептал одноглазый со шрамом здоровяку с волосатыми руками. – Там его хоть задницей жри! Гребси показывал мне вот такой самородок!

«Гребси? Неужели Луса уже отправили к праотцам за тот камешек, который я подарил? Или атаман не успел закопать свой мешок с золотишком?»

Я перелетел к другой стоянке бармалеев.

– Куда собрались? – спросил двух разбойников еще один, куривший у костра.

Те грузили поклажу на телегу, запряженную мовлом.

– Дэк это, – ответил один из них, худой и шепелявый, – время прифсло… Фсдесь нет нифсего. Надо в другом мефсте поифскать, кого грабить…

На третьей стоянке дрались пятеро. Двое бандитов ростом поменьше безуспешно пытались справиться с одним чернобородым здоровяком. А еще двое вели бой в партере. Причем поединок был уже в заключительной стадии – тот, что был сверху, старательно душил того, что снизу. И судя по выкрикам: «Мое оно!», «Я первый сказал, где искать, значит, мое!» – здесь тоже знали о золоте.

Такая или подобная картина была повсюду: кто-то уже тронулся в путь, кто-то спешно паковал скудный скарб, кто-то никуда не собирался, а только потешался над собратьями. Но таких было мало, а когда первое золото будет найдено, и вовсе не останется, можно было не сомневаться.

На стоянке банды Луса было тихо. С атаманом остался гот и еще пара разбойников, остальные, видимо, устремились к Клондайку.

– Я уж думал, грохнули тебя, – сказал я, дождавшись, когда Лус отойдет в сторонку по малой нужде. – Там кто-то моим самородком тряс – не у тебя ли отняли?

– Ха, – усмехнулся чернявый, не вздрогнув на этот раз и продолжая начатое занятие. – Зачем отняли? Сам отдал. Пусть бегают, весть разносят.

– Да ты, я смотрю, не жадный.

– А зачем? Жизнь одна, все золото не заграбастаешь, – философски заметил Лус.

«Вот бы некоторым политикам на Земле понимать то, что простой разбойник разумеет», – подумал.

Застегнувшись, Лус начал самокрутку крутить.

– Что с твоей бандой? Тоже ушли, смотрю.

– А я так решил, – сказал Лус, – кто уйдет – скатертью дорога, держать не буду. А с теми, кто останется, поделюсь твоим подарком.

– Неужто поровну разделишь? – удивился я.

– Не, ну ты даешь, – усмехнулся чернявый атаман и покосился на приятелей, один из которых удивленно смотрел в нашу сторону. Видимо, пытался понять, с кем главарь перешептывается, когда вокруг никого. – Конечно, не поровну. Но и не обижу, – расплылся Лус в улыбке. – Ладно, бывай, пойду к своим.

На этот раз Лус чувствовал, где я, и, уходя, приятельски хлопнул меня по плечу…

Я рассказал старейшинам готов все как на духу. Подал финфор, чтобы сами могли посмотреть за тем, какая движуха в хуальских лесах. Готы переглянулись между собой, и тот, которого я всегда называл «первым», сказал:

– Мы верим тебе, Третий Падший. Будем на одной стороне. Народ готов не подведет Утронию.

Вот и ладушки.

Следом я полетел на остров Рыльз. Сразу на тот пятачок, который был между скал. Фулопп не заставил себя ждать. На этот раз в воздухе появилась голова, похожая на крокодилью. Только саблезубая морда слегка загибалась вниз – наподобие клюва. Сколько же у фулоппа голов? Или он их меняет, как чехлы для телефона?

На землю рядом со мной упал шестигранный кулон. Он походил на бутон нераскрывшегося цветка – например, лилии. Каждая сторона прозрачного бутона имела свой цвет, а внутри можно было разглядеть крохотных бестий. За каждой гранью – своя.

– Здравствуй, Третий Падший. Я выполнил обещание. Самое трудное с монстрами – управлять ими. Выбери одну из граней этого кулона, потри ее и скажи заклинание… Хм… пусть будет «лобио».

– Лобио? Почему лобио? Это же какое-то блюдо из фасоли.

– Не знаю, что такое фасоль, мне просто понравилось сочетание звуков. Тебе – нет?

– Ладно, – пожал я плечами, – пусть будет лобио. И что дальше?

– Потри, скажи «лобио», и, когда тварь за гранью кулона начнет шевелиться, это будет означать, что монстры тебя слышат и готовы действовать. Но только те, которых ты вызываешь. Остальные без вызова не появятся.

– Прекрасно, – сказал я. – Как раз ломал голову над тем, как управлять ордой бестий. Теперь проще будет. И что, станут они меня слушаться?

– Да. Но не трать их силы и жизни понапрасну. Они злобны и кровожадны, – рассуждал фулопп, – но тоже любят жизнь.

– Обещаю, – сказал я и стал пристальнее всматриваться в чудовищ внутри кулона.

Грахман и севры. Понятно. Остальные четыре вида тварей были мне незнакомы.

– Тут, конечно, не все виды бестий, – сказал фулопп. Это он произнес головой зубастого петуха. – Бартайлы пещер не покидают. И их не заставить – ума не больше, чем у червя. У севров, правда, мозгов столько же, но эти понимают коллективный приказ. Кто еще? Муракки не только глупы, но и бесполезны против стеклянных рыцарей. Слоктов тебе не дам – пусть море охраняют.

Я вспомнил злобных пегасов, атаковавших шхуну.

– Есть еще с десяток видов бестий, но либо тупые, либо бесполезны для твоих целей. Эти – лучшие. – Он кивком указывал на кулон.

– Семхра? – спросил я, делая вид, что разбираюсь в местном бестиарии.

– Прыгуны дохнут без водоемов.

Мы помолчали.

– Не скучно тебе одному? – почему-то спросил я. – Или когда три головы – одиночество не грозит?

– Хм, – усмехнулось чудище. – Я живу в нескольких мирах, могу переноситься на любые расстояния, у меня нет… – он задумался, – естественных врагов. Так, кажется, по-умному это называется?

– И судя по всему, у тебя еще и богатый внутренний мир, – улыбнулся я.

– Спасибо. Исходя из всего вышесказанного, как ты думаешь, бывает мне скучно?

Я промолчал. Ответ был слишком очевиден.

– Да еще как! – вдруг заорали у меня прямо над ухом сразу две головы – петушиная и с роговыми пластинами.

Я, потрясенный, поднял голову – мне показалось, что обе башки улыбаются. Нет, их морды не растянулись в смешливой гримасе, но глаза были веселыми.

– Не понимаю, – промямлил я. – Ты шутишь?

– Шучу? – выкатила глаза петушиная голова. – Вовсе нет! Или ты думаешь, всемогущество избавляет от тоски?

«Уже не думаю, – не озвучил я пришедшую мысль. – До недавнего времени думал. А теперь домой хочу, где я не то что не всемогущ, но еще и болен хронически. А я хочу».

– Нет. Не избавляет, – сказал я.

– Вот именно! Думаешь, зачем я собираю вещи волшебные? – спросил фулопп и приблизился собачье-ящерной головой так близко, что мне захотелось ее погладить. И я погладил.

– Зачем? – спросил я, робко водя рукой по роговым пластинам, будто это собачья шерсть.

– Да просто так! Придумал себе хобби – изучаю свойства волшебных штучек, добытых в разных мирах! Мне это вовсе не нужно. Просто борюсь со скукой.

Я хмыкнул.

– Вот скажи, зачем мне дротик, превращающий живых в дерево? – Голова повернулась, и фулопп уставился на меня, ожидая ответа. – Каждый, кто встретит меня, и так деревенеет от страха. Или та вещица, которая у тебя на поясе висит? Зачем она мне?

Я схватился за кошель с кристаллом.

– Надо отдать? – спросил я.

– Нет. Сделка заключена и оплачена. Оставь себе. Тем более у меня уже два таких. Один держу для обмена.

– Да, смотрю, и тебе непросто, – сказал я.

– А кому легко? – вздохнул фулопп. – Ладно, как кулоном пользоваться, ты понял, если с чем-то не разберешься – звони. Тьфу, пиши! Тьфу, что я несу?! Прилетай – ты, я смотрю, перемещения хорошо освоил.

– Спасибо тебе. – Я встал и протянул руку, чтобы еще раз погладить плоскомордую голову. Мне было страшно и хорошо – такое же ощущение, наверное, у того, кто гладит чужого волкодава без намордника. Хозяин, конечно, сказал, что пес не укусит, но все равно где-то в области пупка бродит освежающая прохлада, в любую минуту готовая опуститься ниже и стать сквозняком.

– Еще одно, парень. Мне все равно, кто у вас там – на материке – верховодит. До меня не доберутся, а доберутся, так пожалеют. Но ты мне нравишься. Поэтому дам один совет – Второго Падшего, как вы его называете, магией не убьешь. Он очень сильный маг, так что думай, как одолеть.

После этих слов фулопп исчез, и рука моя на мгновение зависла, обнимая пустоту.

– Вот это, – ткнул Кинсли пальцем в одно из существ в кулоне и произнес с уважением, – шрубаглаклы. Самые умные и сильные твари, кроме фулоппа, конечно. Хм… – Кинсли задумчиво почесал подбородок. – Их очень редко можно встретить. Я только однажды видел. Слышал, что где-то за Теффельским морем один или два живут… Тебе повезло.

– Нам повезло, – сказал я и пристальнее всмотрелся в изображение легендарного чудища.

Морда с огромной пастью и ушами, похожими на небольшие крылья. Глаза без зрачков – финфоры в естественной среде, так сказать. Тело мощное и без шерсти, подобно туловищу огромного мускулистого льва, только зеленого цвета. Судя по всему, очень большие клыки и когти. Хвост длинный, с шипами на конце. Даже в маленькой грани кулона было видно, что морда принадлежит разумному существу. И именно разум, просвечивающий сквозь бешеный взгляд, делали шрубаглакла особенно страшным.

– Это – шивроты. Гнусные твари, – сказал Кинсли.

Из грани кулона на меня смотрели создания, которых трудно было назвать зверями. У них были огромные пасти, на мордах несколько глаз образовывали два круга, отчего казалось, что это два огромных глаза. У шивротов было по шесть конечностей – две в роли ног, а остальные заканчивались маленькими зубастыми пастями.

– Интересно, как они могут нам помочь? – усомнился я. – Вряд ли этакая тварь станет стекло грызть.

– Укус шиврота ядовит, – сказал Кинсли, – но ты прав, для рыцарей Второго Падшего яд не страшен. Зато руки-пасти шиврота могут становиться мощными кулаками.

– Ого, это другое дело.

– Ну, а если шиврот доберется до живых, тех ждет страшная смерть.

«Надо Шайне сказать, чтобы она своих осведомителей предупредила», – подумал я, представив, как тела людей разлетаются на ошметки.

Сквазы. Эти твари походили одновременно на кабанов и огромных псов. Из их тел торчали длинные шипы. Клыкам могли бы позавидовать саблезубые тигры, а кроме того, у сквазов были на спине две конечности, похожие на паучьи лапы. Эти конечности оканчивалась острым черным зубом.

Махральны. Они походили на зеленовато-прозрачные хоботы с пастью на конце. Зубы были расположены по кругу пасти. По словам Кинсли, махральны выстреливают едкой, вонючей жижей.

– И что, эта жижа разъедает стекло? – спросил я, морщась от неприятного вида своих будущих воинов.

– Нет. Их выделения разъедают магию. И все, что создано путем магии. Понятно?

– Так значит, и… – Я поднял брови. – Так это замечательно! – И я посмотрел на солдат в кулоне с гораздо большей приязнью.

Глава 25 Гладко было на бумаге

К западу от дворца, посреди леса, располагалось огромное поле, словно созданное для битв. У этого поля мои полки и должны были встать лагерем. Нет, я понимал, что бой вряд ли будет открытым. Как только Немо очухается и поймет, какую я собрал силищу, и, допустим, отступит за стены замка, то на этом поле мне удобнее будет проводить перегруппировку войск. Я прозвал его Куликовым.

Раньше всех прибыли готы. Вскоре должны были подойти соузцы и фаншбы – за их продвижением я следил. Хотя и реже, чем хотелось бы, но не было сил на большее. Я стал чахнуть, как принцесса без возлюбленного королевича. Золотые прииски, которые я создал, жрали энергию, как бег зимой навстречу метели. Каждое утро я просыпался, чувствуя не прилив сил, а убыток. Как в том анекдоте про лося, только там он все пил и пил воду, но ему было все хуже и хуже, а я все спал-спал и с таким же результатом. И кофе себе колдовал, и водку – не помогало.

– Что с тобой? – спросила Шайна. Она на себе ощутила, как мало меня стали интересовать радости жизни. Да и бледен я был, наверное, как смерть.

– Энергия утекает на магию… На поддержание приисков и на прочее… Не хватает меня одного.

– Хочешь, я слетаю на Заморские холмы? Попрошу… – Не надо. – Я затряс головой. – Они четко сказали, как и что. Я не хочу унижаться.

– Такой гордый?

Я задумался.

– Не только, – наконец ответил я. – Еще мне стыдно. Один раз я их уже подвел, и по-крупному.

– Ну, держись тогда, – хлопнула она меня по плечу. – Говори, если что понадобится.

Кинсли начал таскать мне какие-то отвары бурого цвета. Смотреть противно, пить – еще гаже, но слегка помогало, хоть и ненадолго.

«Вот почему я тогда разболелся на шхуне, – подумал я. – Эксперименты с магией – да еще при отсутствии навыка, даром не проходят. Надорвался. Как-то я теперь целую битву выдержу?»

Думал о том, чтобы перестать поддерживать золотые залежи… Нельзя. Подведу готов. Даже если утомленные золотодобытчики не узнают о том, что готы свой дом и леса покинули, риск есть, а значит, исключено. Думал о том, чтобы произнести «ясен пень» и навсегда превратить золото в настоящее, – но и это отмел. Меня это убьет. Я не знаю, куда попаду после смерти – вернусь ли домой, либо обычным путем – через белый тоннель в непонятно куда, но это не главное. Главное – что я не доведу начатое до конца, и все, кто зависит от меня, кто поверил, окажутся преданными.

«Мы в ответе за тех, кого приручили», – процитировал я мысленно, нежно оглаживая монстроносный кулон.

Примерно полдня пути оставалось войскам до замка, когда пришла нерадостная весть.

– Проклятые уроды из Соуза развернулись и двинулись прочь! – крикнула Шайна, спрыгивая с грухса.

– Ты уверена? – спросил я устало.

– Да.

«Ёпрст, – подумал я заклинанием. – Картина Репина – нет, не „Приплыли“, а „Бурлаки на Волге“. Тянем лямку, вот-вот надорвемся, а наша „баржа “ едва плывет».

– Что происходит? – спросил я, перенесшись к королю Соуза. – Почему вы развернулись?

– Да знаешь… Передумали как-то… – сказал он, развалясь в шезлонге, который несли четверо солдат. – Ну его, воевать. Пусть другие воюют. А мы их земли потом себе заберем.

– Да и не только в том дело, – добавил Кичрал Хра, идущий рядом. – Тут, видишь ли, кое-какие слухи поползли… Если его величество мне позволит…

– Позволяю, – великодушно махнул величество, и его унесли вперед, а мы с магом отошли в сторону от общей процессии.

– Поговаривают, – алчно глядя вдаль, сказал Кичрал Хра, – что кое-где обнаружились настоящие золотые россыпи.

– Да, я слышал об этом, – сжав зубы, кивнул я.

– И мы… хм… не хотели бы потерять возможность добыть это золото, – сказал маг. – А поскольку, по слухам, там уже орудуют хуальские банды, без поддержки войска не обойтись.

– Ты же их и один прихлопнуть можешь? – прищурился я.

– Могу… Но сил много потрачу, да и всегда, знаешь ли, существует ненужный риск, – поморщился маг. – Вдруг там кто-то тоже найдется, кто пару заклинаний умеет использовать, зачем мне эта возня? Да и рыться в породе, отмывая золотишко, – тоже нужны рабочие руки.

– Понятно, – сказал я, боясь ляпнуть лишнее о том, как возникли эти прииски. – А сам ты золото не можешь наколдовать, что ли?

– Знаешь, – признался Кичрал, – создавать что-нибудь – несильная моя сторона. Много раз пытался – все без толку. А вот по разрушению – мастер. Я – боевой маг, в первую голову.

– Вот такие-то нам и нужны сейчас, – сказал я, понимая, что силы мои снова на грани исчерпания. Даже ноги задрожали от слабости. Перелет и нервотрепка не добавили мне энергии – это точно.

– Сам подумай, – вкрадчиво произнес Кичрал. Он не переставал смотреть вдаль, будто бы не со мной, а сам с собой разговаривал. – Зачем нам эти жертвы? Если вы выиграете, прекрасно – надеюсь, фаншбы достаточно ослабнут, чтоб мы могли отогнать их с наших исконных земель. Если проиграете – опять-таки зачем нам быть среди вас?

– Так это твоя идея? – Я постарался поймать взгляд соузца.

– Нет, – голосом обиженной невинности произнес Кичрал. – Это Гастав придумал. Я лишь рассказал ему о слухах про золото.

– Оба молодцы, – сплюнул я. – Ладно, желаю потерпеть неудачу!

– Взаимно, – ласково прошелестел тот.

Когда я вернулся, сразу рухнул спать. Ни есть, ни пить бурый отвар не было сил.

Бой начался внезапно. Кто нас засек, а потом пробудил Немо от пьянства – неизвестно, но это, увы, случилось.

– Вставай! – Шайна резко дернула меня за плечо. – Война началась, Немо на нас стекляшек выпустил.

Когда я невидимкой перенесся к полю, обнаружил Немо, зависающего в воздухе. Выглядел Второй Падший вполне пристойно: ни кругов под глазами, ни перегара на тысячу шагов вокруг. Он сложил ноги по-турецки и жевал что-то похожее на хот-дог. Не иначе Немо приготовился к зрелищу. На поле блестело от стекла. По моим прикидкам, тысяч пять стеклянных рыцарей стояли «под ружье», точнее, «под меч», ожидая приказа свыше.

– Ну, что молчите! – крикнул Немо готам, затаившимся за деревьями. – Заблудились, что ли? – Он слизнул с булочки капающий кетчуп. – Или вы пришли замок завоевать, дуралеи?

Вот так. Не успели готы ни план мой услышать, ни под стенами разместиться – теперь либо бейся, либо беги. Причем я бы на их месте побежал – шансов не было никаких. Точнее, не было бы, если б готы остались одни.

Я взмыл вверх и огляделся – фаншбы были уже на подходе. Отлично. Что ж, пора было действовать открыто, раз тихой сапой не получилось. Я вернулся к Шайне.

– Шайна, – сказал я, – мчись к фаншбам, скажи, чтобы ускорились. И пусть с правого фланга бьют.

– С чего?

– Справа пусть нападают!

– Поняла, – сказала Шайна и вскочила на спину грухса.

Я перелетел к полю боя.

– Так зачем вы пришли сюда? – снова крикнул Немо.

– Это я их попросил, – сказал я и стал видимым.

– Ты?! – Немо аж жевать перестал. – Так ты не убрался?

– Нет, как видишь. Наоборот, пришел тебе пышные проводы организовать.

– Смело. Не умно, но смело, – ответил Немо и хихикнул икотоподобным смехом.

«Минуты три побеседуем… Еще бы часик…» – подумал я. О том, чтобы с помощью магии перенести войско фаншбов, речь даже не шла. Мне едва хватало сил самому не рухнуть на землю.

– Зачем ты мучаешь всех? – тянул я время.

– Кого я мучаю? – поднял брови Немо. – Я никого не мучаю, паренек! Развлекаюсь, борюсь со скукой – не более того. Если этих дубарей ты сюда притащил – спасибо скажу. А то телевизора нету, так хоть на драчку поглазеть. – Он затолкал остаток булочки в рот, отряхнул руки и, судя по всему, приготовился отдать приказ.

– Стой! – крикнул я. Избиения готов нельзя было допускать. Они, наверное, здоровее и сильнее, чем фаншбы, но от стекломечей и магии защищены много хуже. – А что, если нам с тобой скрестить шпаги? Победивший выигрывает все.

– Ты ведь, как и я, Падший, щегол? – спросил Немо, поморщившись. – Сразу видно, начитался глупостей всяких, вот и болтаешь ерунду. Что, возомнил себя Святославом, а меня этим… Челубеем? Да только это ты Челубей-то. – Он опять заикал. – Убогий, совсем не страшный, но Челубей. А правда на моей стороне.

– Если я щегол, то ты дятел! – крикнул я. Мне нужен был любой диалог, даже такой, лишь бы время потянуть. – Так что, испугался драться со мной?

Вдруг Немо подлетел ко мне, не меняя турецкой позы, и спросил так, что слышал только я.

– На кулаках, что ли, будем драться? – икнул он. Я смог рассмотреть, что глаза у него блекло-голубого цвета, будто выцветшие. – В рукопашную мне тебя в мясо превращать? Или на мечах сразиться хочешь? Искусный фехтовальщик? – Он посмотрел на мой кистень, заткнутый за пояс. – Не думаю. – Он снова навис над полем. – Мне лень самому мараться, я люблю наблюдать и командовать!

– Испугался, так и скажи! – крикнул я, стараясь остановить хлопок, который станет сигналом к началу атаки. Но хлопок последовал. Стеклярусы хлынули в лес.

– Нет. – Немо вновь подплыл ко мне и сказал совершенно спокойно и даже задумчиво: – Я скоро набью тебе морду, увидишь. Я умею драться. Но сегодня – не то настроение. – Он собрался было улетать, но вновь вернулся. Я же был сосредоточен на том, что творилось в лесу. – Постарайся выжить сегодня. Перебью твоих тупых великанов, передавлю остатки магов, а потом, как-нибудь, напьюсь и приду побеседовать. Если ты все-таки не дернешь отсюда на Землю. Хотя, – он посмотрел мне в глаза внимательнее, – думаю, не сбежишь ты никуда. Не знаешь – как. Так что увидимся вскоре. Я люблю подраться, когда на грудь приму. – И Немо снова хохотнул икотой. – А сегодня я уже протрезвел.

Думаю, он и вправду драться умел. Я видел, как Немо двигался – плавно, уверенно, пружинисто. Мой сэнсэй говорил, что достаточно посмотреть на походку незнакомого человека, чтобы понять – занимался ли тот единоборствами. Можно даже понять, есть ли у него черный пояс. Я так не могу, но в общих чертах, по умению держать центр тяжести, по плавности и легкости движений, тоже способен понять кое-что. Хотя бы то, что Немо не будет простым противником в драке.

– Ты сказал, что любишь наблюдать. Зачем тогда в лес их гонишь? – спросил я. – Там же не видно ничего! Я тоже люблю наблюдать! Пусть на поле боя схлестнутся.

– Поболеем? – усмехнулся Немо. – Ну, давай. Только вряд ли это надолго. – Он снова стукнул в ладони, и рыцари, успевшие врубиться в чащу, стали отступать и группироваться на поляне. – Как ты готов заставишь из леса выйти, вот что интересно?

«Не разбежались ли?» – подумал я. Подлетел к краю леса, успел увидеть несколько раненых готов и одного разбитого рыцаря. Готы и не думали отступать. Крепкие ребята: превратить в крошево стекляруса – задача не из простых.

Я чуть переместился, чтобы видеть, как далеко от Куликова поля находились фаншбы. А они уже были близко. Немо был в другой стороне, – западная окраина леса была ему не видна, к счастью. Как заядлый болельщик, Второй Падший решил должным образом приготовиться к просмотру поединка – избиения готов. Сначала он основательно набил трубку, а потом смачно раскуривал, порой сквозь клубы сизого дыма бросая на меня ироничный взгляд.

Еще чуть-чуть.

– Воины! – Я завис над поляной, прямо над головой стеклорыцарей, но обращался, понятно, не к ним. – Настал момент истины! Надерем этим уродам их стеклянные задницы!

– Постой! – Из леса вышел первый старейшина готов. На груди у него была металлическая пластина, на руках – поручи, на голове – шлем с наносником. Я только по голосу понял, что это именно первый. – Прежде чем мы начнем умирать, скажи, Третий Падший, ты веришь в нашу победу?!

– Да! – разыгрывая увлечение, произнес Немо и противно хохотнул: – Скажи, веришь?!

Я через секунду оказался возле гота и произнес так, чтобы было слышно только ему:

– Справа заходят фаншбы. Они уже здесь. Я буду прикрывать вас. Бейтесь. Все пошло не по плану, но мы победим.

– Что? – Немо отнял трубку ото рта и стал удивленно озираться. – Фаншбы?

Мерзавец как-то смог нас услышать.

Я вновь завис над поляной и проорал что есть мочи:

– В бо-о-ой!!

Глава 26 Битва на Куликовом

Я хотел было метнуться к фаншбам, но им не пришлось ничего объяснять – сразу ринулись в атаку. Только в тот момент я понял, как они смогли ускориться. Поскольку дорога к Куликову полю шла под уклон, фаншбы свертывались пластинчатыми клубками и катились. Последние ряды фаншбов еще нагоняли авангард, который уже врезался в правый фланг стеклянного войска. Рыцари не успели перестроиться и сейчас огребали по полной – их мечи не наносили панцирям фаншбов почти никакого урона. А вот многолапые жуки рубили стеклярусов, как молодые деревья.

Немо не комментировал мою хитрость. Не насылал проклятия, не издевался. Он действовал. Молча. И на мою военную хитрость ответил несколькими.

Панцири фаншбов на моих глазах стали прозрачными, и теперь уже стеклянные мечи врубались в них, словно в масло. Тем временем готы охаживали дубинами невидимую стену, которую создал Немо, – она была противоударной. А вот стеклярусы атаковали из-под нее вполне успешно – количество разрубленных или заколотых готов росло с дикой скоростью.

А меня. Покидали. Силы.

Я не мог защитить своих воинов. Не мог создать стену, не сбросив поддержку приисков. И уже готов был ее сбросить – о замке ли теперь было заботиться готам? Но сначала решил разыграть другую карту – она в магии не нуждалась.

Я переместился на противоположную сторону Куликова поля, вбежал в лес, чтобы меня не было видно, потер грань кулона и произнес «лобио».

Зеленые, мерзкие существа заполонили пространство предо мной. Их было десятков пять. Они шипели, роняли ядовитые слюни и больше всего походили на прохудившиеся гофрированные шланги из прозрачно-зеленого пластика. Каждый такой кусок шланга был метра в три длиной и не меньше метра в обхвате.

– Туда! – крикнул я, указывая на стеклянное войско.

Но махральны никак не отреагировали, разве что шипеть стали оживленнее, и передние, зубастые, части шлангов на меня направили. Только тогда я обнаружил, что глаза у них были, – прямо вокруг раструба виднелись блестящие бусинки.

«Что делать? Почему не слушаются?» – подумал я в легкой панике.

Только успел вспомнить о Кинсли, как он уже был возле меня. Как он успел перебежать – непонятно.

– Так я и думал! – начал он ворчать. – Разве фулопп не объяснил тебе, что монстрам надо отдавать команды на языке древних?!

– Да нет как-то – заговорились, наверное.

– Болваны, – буркнул Кинсли. – Хлаба майхра йоте ка ванде! – И он указал на меня.

Махральны начали булькать и шипеть еще активнее, но и только.

– Дай сюда! – Он протянул руку, кивнув на императорскую диадему.

Я быстро снял, завороженно глядя, как проклятые стеклярусы колбасят мое войско с минимальным уроном для себя. Немо зависал над полем, дымил трубкой и довольно поглядывал в мою сторону, но вряд ли видел меня и махральнов за деревьями. Он ждал моего хода. Ему нравилась эта игра. Мне – нет.

Кинсли, надев диадему, которая сразу приняла другой размер и вид, начал отдавать приказы махральнам. На этот раз они подчинялись приказам беспрекословно. Видимо, командовать на древнем языке и носить диадему должно было одно и то же лицо.

Махральны поползли в сторону Куликова поля, паля в стеклярусов едкой зеленой гадостью, исторгаемой их утробой. Я тоже завис над полем, наблюдая за реакцией Немо и за ходом сражения. Реакция мне понравилась – лицо Второго Падшего от удивления удлинилось. Судя по всему, он ожидал чего угодно, только не этого.

Будто песчаные фигурки, попавшие под дождь, размывались и разъедались стеклярусы зеленой антимагической слизью. Там, куда доставали выстрелы махральнов, скапливались лужи грязного стекла.

Сначала я даже удивился – ведь до этого рассчитывал только на то, что коррозии поддастся только магический щит, который Немо держит над стеклярусами. Но потом понял.

«Ну разумеется! Сами стеклярусы – тоже из магической энергии сотканы! Вот и распадаются. Так что не прав был Кинсли, когда говорил, что ядовитая жижа не разъедает стекло! Смотря какое стекло!»

Ряд мощных файерболов врубился в ряды махральнов. Я, конечно, защитил. Как смог. Хватая ртом воздух. Но пропуская большую часть зарядов, которые превращали моих зеленых воинов в отребья и шматки. Немо, судя по всему, был полон сил. А я – почти мертв. И мне нечего было ему противопоставить, разве только самому встать на линию огня.

Когда я начал войну, то надеялся выкачать Второго Падшего до нуля. Оставить без магических сил. И что я для этого сделал? Дал Немо время, чтобы он набрался сил. Судя по внешнему виду Второго Падшего, запои здесь действуют как отдых на курорте. Далее. Я растерял часть армии. Не напал сразу всеми силами, а подставил под избиение войско готов. Так я лишил свою атаку внезапности, а полки превратил в интересную мишень. Что еще? Ах да – не получил поддержки главных врагов Немо, магов Заморских холмов. В общем, я «красавчег».

Сил больше не осталось – перед глазами поплыла пелена. Я снял магию с приисков. Уже все равно. Дождь вызвать еще смогу. «Ёлки-палки» – и над приисками хлынул ливень. Пусть добытчики охладятся, может, и не заметят пока, что золото-то тю-тю. Но это мне уже не помогло. Трещал мой магический щит, которым я прикрывал махральнов, каждый удар по нему отдавался во мне гулким эхом боли. Я опустился под дерево, безучастно наблюдая за тем, что творится. Вот Шайна на грухсе. Слышу стук крыльев. Удары копья по прозрачной защите Немо. Скрежет когтей и пасти – все по тому же щиту. Удары огненными шарами по грухсу и девушке. К счастью, чудище было не сбить быстро даже магией, а Шайна мастерски уворачивалась. Пока.

– Что ты делаешь?! – попытался я крикнуть, но мой голос не был похож на крик, скорее на мольбу. – Он убьет тебя! Уйди.

Шайна, конечно, не услышала.

Оттуда, где я сидел, не было видно, насколько потрепало мою армию. Но панцири фаншбов почему-то снова стали непрозрачными. То есть они то светлели, становясь уязвимыми для мечей стеклярусов, то вновь возвращали природный цвет и жесткость. Видимо, все-таки у Немо не хватало сил на все сразу. Значит, расчет мой был верен – хотя бы в теории. Правда, на практике силы быстрее кончились у меня. Но мы еще были живы. Пока. Хотя в победу я уже не верил. Пока…

Пока я не увидел в полузабытье, как в защитную ауру Немо врезаются файерболы. Разного размера, мощности, формы – они врубались в щит, словно градины в ветровое стекло. За снопом взрывов и огней не было видно самого Немо, но зато я смог рассмотреть, что прекратилась атака на махральнов. Не до того, видать, парню было. Как и мне.

Я лежал под деревом, держался за сердце, глубоко дышал, и тут надо мной склонилась прекрасная девушка. В светлом одеянии. С почти идеальными чертами лица – большие глаза, остренький носик, подбородочек с ямочкой, копна волос… Коса где?! Не та, что спадает, а та, которой косят. Не обманешь, смерть проклятая, я тебя в любом обличье распознаю! Ишь ты! И я плюнул в лицо смерти. Такой я бравый парень – из последних сил, а плюю на…

Мне влепили гулкую пощечину. Что, как ни странно, вернуло меня в мир живых. Тем более что удар был усилен трехэтажной тирадой ругани.

– Ты совсем охренел, Третий Падший?! Ты что плюешься? Что за дурь?! – Литтия вытерла лицо рукой. – Странный ты вообще-то. То с поцелуями лезешь, когда я писаю, то плюешься, когда помочь хочу. У вас в том мире все такие? – И она сделала у своего виска жест одинаковый, наверное, во всех мирах.

– Извини, – прошептал я, продолжая держаться за сердце. – Не понял, что это ты.

– С Немо перепутал? Ну да, мы чертовски похожи. – Она вынула из маленькой кожаной котомки камень, похожий на серый пляжный голыш. От него сильно пахло солью. – Держи! – Литтия вложила его в мою руку.

Камень был теплым. Я почувствовал, как струя чего-то мягкого и свежего, как родниковая вода по жаждущей гортани, заструилось от камня к моей груди. Потекло к сердцу.

Я сел. Мне стало заметно лучше, только голова кружилась. Поднялся на ноги. Литтия встала тоже.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я, глядя не на девушку, а на то, что творилось на поле боя.

А там все сильно изменилось. С треть прозрачного войска уже превратилось в непригодную стеклотару. И хотя из замка по склону маршировали новые полки, сам Немо вряд ли сможет оказать достойную помощь войскам. Он отбивался, отстреливался, но не атаковал. Его щит страдал от залпов махральнов почти так же сильно, как стеклянные доспехи рыцарей. Немо быстро восстанавливал его, но тот вновь получал пробоины.

Мне не нужно было поворачивать голову, чтобы понять, чьи заряды решетят ауру злосчастного Второго Падшего. Маги Заморских холмов были в полном составе, кроме, разумеется, Кроннеля. Была среди них и дотоле мне незнакомая магиня – женщина средних лет, со жгуче-черными глазами и темными, переливающимися волосами.

«Наверное, это Клайда», – подумал я.

Немо не был дураком. Что угодно: подлец, бабник – как будто бы я другой, – гордец, эгоист, убийца, но не дурак. Он не стал ждать неизвестно чего, а предусмотрительно отступил – вместе с остатком войска. Причем отступил очень быстро – не успел я перевести взгляд с магов, палящих по Немо, как того уже и след простыл. Кроме гор плавленого и битого стекла, на поляне не осталось ни одного выжившего стекляруса. Они исчезли вместе с теми войсками рыцарей, которые двигались к ним на подмогу.

«Велик же ты, братец, – подумал я, – если смог такую орду за одно мгновение в замок перенести».

Бой был выигран. Теперь осталось понять, какой ценой. Я взмыл над полем. Силы ко мне вернулись – хоть и не полностью, но так хорошо я не чувствовал себя уже много дней.

Готов убито было немало. Наверное, сотни две в бою полегло. Махральны получили огромный урон – их стало вдвое меньше. И – увы мне – оставшиеся расползались.

– Кинсли, – я перенесся к помощнику, который тоже полным тревоги взглядом провожал отступление зеленых магоборцев, – постарайся их вернуть.

– Пробовал, – грустно сказал он. – Бесполезно. Магия фулоппа на них больше не действует. Они выполнили приказ.

– Гадство! – психанул я. – Только бы не они. Лучше бы соузцы пришли и опять свалили три раза.

– Умно, – поморщился Кинсли. – Ты, как я посмотрю, оклемался? Снова глупости говоришь.

– Да, мне лучше, слава богу.

– Кому? – спросил Кинсли.

Я посмотрел на него удивленно, но промолчал.

Среди фаншбов потери тоже были приличные. Шесть или семь десятков могучих мокриц лежали, пронзенные либо разрубленные стеклянными мечами.

Маги зависли предо мной.

– Что делаем дальше? Командуй, Третий Падший, – сказала Пчелиная ведьма. – В тот момент она была решительна и даже смертоносна. И так же мало походила на анимешную телочку, натягивающую панталончики, краснея от поцелуя, как маг и богатырь Вольта – на диабетика Вольку.

– Почему вы передумали? – задал я очевидный вопрос.

– А мы и не собирались тебя оставлять, – сказал Лайген. – Проверяли твою решимость.

– И ждали, – добавила Литтия, – когда наша помощь действительно станет нужна.

– Но если бы мы не убедились, что ты тот, за кем можно идти на смерть, нас бы здесь не было, – закончил Лайген.

Я какое-то время смотрел на них, вытаращив глаза. Наконец взял себя в руки.

– И Кроннель?

– Нет, этот и вправду хотел, чтобы ты исчез, – сказала Пчелиная ведьма.

– И вы не возражали против того, что он пытается меня убить? – возмутился я.

– Если бы ты не смог дать отпор Кроннелю, – пожала плечами ведьма, – что ждать от тебя против Немо?

– Да уж… – поморщился я, – злой мальчик по полной меня протестировал.

– Он не верит, что Второго Падшего можно одолеть, – сказала Клайда. – И никогда не верил. Всегда надеялся, что с ним можно договориться.

– И ты разрушал планы Кроннеля, – кивнула Литтия.

– Так, может, он и сейчас… договаривается? – спросил я.

Маги переглянулись.

– Исключено, – сказал Лайген. – У Кроннеля трудный характер и дурные манеры, но он никогда не предаст братство магов.

– Понятно, – сказал я. – Итак, вы готовы помогать?

– Да, – ответила Литтия, а Жарес и Клайда кивнули.

– Я хочу взять замок в осаду, – сказал я. – Мы будем держать замок в кольце, пока не исчерпаем магические силы Немо. Потом мы сможем победить без магии – простой военной силой. Но сначала нужно восстановить золотые прииски.

– Зачем? – спросила Литтия.

Я объяснил.

– Понятно, – сказала Пчелиная ведьма. – Займешься, Клайда?

Та кивнула.

– Клайда еще не полностью оклемалась после того ранения, – пояснила Литтия, – но это вполне ей по силам. Да? – обратилась она к черноокой волшебнице.

– Справлюсь, – кивнула Клайда. – Продержу прииски столько, сколько потребуется.

– И, если можно, присмотри за крепостью готов. Я им обещал.

Клайда снова кивнула и исчезла.

– Что дальше? – спросила Литтия.

Глава 27 Битва у замковых стен

Войска встали у замковой стены. Бестий я оставил в запасе, надо было продумать, как будем крепость брать. Мы с магами, Шаной и Кинсли держали совет. Засели в перелеске, который был неподалеку от замка.

– Даже отсюда видно, что вокруг стены – магический щит, – сказала Литтия.

– Не пробьем? – спросил я.

Литтия мотнула головой.

– А ворота снести сможем?

Снова движение головой.

– Даже если шрубаглаклов вызову?

– Нет.

– Как долго он сможет держать этот щит? – продолжил я расспрашивать.

– Бесконечно долго, – ответил Лайген. – Когда щит не подвергается атакам, он в состоянии сна.

– Латентном?

– Что?

– Нет, ничего, – спохватился я.

– В общем, пока его не трогают, он спит, когда атакуют – работает на полную мощь.

«Прямо как со мной. Пока сюда не попал – спал, теперь на всю катушку функционирую».

– А пока воздействия нет, Второй Падший сил почти не тратит, – добавил Лайген.

– Сверху над замком тоже щит? – спросил я.

– Да, накрывает, словно купол.

– Тогда сделаем вот что…

Название блюда с фасолью было произнесено дважды, после этого Кинсли с диадемой на голове быстро разъяснил севрам и шивротам, в чем их задача. Севры стали кружить над куполом, то и дело бодая его мощными черепами. А шивроты – эти жуткие многолапые твари – носились по всему периметру замковых стен и били по магическому куполу кулаками-пастями. По моим расчетам, это должно было заставить магический щит вокруг замка работать на полную и без перерыва, тем самым истощая силы Немо.

– Хорошая мысль. – Шайна хлопнула меня по плечу. – Пойду помогу ребятам. – Валькирия вскочила на грухса, и они полетели долбить магический купол копьем и клыками.

– Если у Немо нет источника, который подпитывает его силы, – проводив взглядом Шайну, сказала Литтия, – может он их черпать прямо из вашего мира?

– Хм. – Я пожал плечами. – Не могу знать. Но сильно сомневаюсь. В любом случае скоро узнаем. Если он устанет держать оборону и ослабит щит, значит, нет у него ни матов-помощников, ни бездонного колодца сил.

Моя армия встала лагерем. Разговор с готами получился не из приятных – они, конечно, меня обвиняли в смертях. Как и я себя. Но был ли другой путь? Этот же вопрос я задавал и старейшинам готов.

Фаншбы, напротив, были злы и полны решимости. Как я понял, эти ребята тотально ненавидели магов и магию. Для меня и команды Литтии они, наверное, делали исключение только потому, что мы бились на одной стороне.

Под вечер пред мои ясны очи предстал Кичрал Хра.

– Золото ненастоящее? – спросил он.

– Конечно нет. – Я пожал плечами и впился зубами в кусок жареной куропатки или какой-то другой птицы, которую мне почему-то хотелось называть куропаткой.

– Так это ты создал золото? – спросил Кичрал. Видимо, он попал под недавний ливень, так как одеяние колдуна было промокшим до нитки. Вместе с широкополой шляпой, которая была на голове мага, мокрый балахон делал Хра похожим на огородное чучело.

– Ты и сам знаешь ответ, – сказал я.

– Но зачем? – прошипел он, и в сумерках его глаза блеснули.

– Чтобы отвлечь разбойников. – Я отхлебнул из кружки и снова поставил ее на землю. – Получилось, правда, что отвлек не только их, но это и к лучшему. Зачем нам такие помощники, как вы?

Кичрал Хра злился. Его можно было понять – это он рассказал королю про золото. А значит, и понесет наказание по всей строгости. Оставалось только свалить вину на меня, но это был не выход. Я живо представил себе, что Гастав скажет по этому поводу: «Ты же маг! И должен был знать! За то и столуешься у меня».

Но и сорвать свою злобу на мне Кичрал Хра не решался: слишком много волшебников разом встало бы на мою защиту. И не только волшебников. Поэтому я продолжал спокойно есть – монотонно пережевывал и неспешно отхлебывал, прекрасно понимая, как это бесит мага-предателя.

– А если я расскажу об этом разбойникам? – недобро улыбнулся Кичрал.

– Ничего не случится, – пожал я плечами и поднес к носу краюху свежего хлеба. Втянул аромат, откусил, продолжил: – Кроме одного. Сразу после того, как мы разобьем Немо – а его замок уже, как видишь, взят в осаду, – мы всей армией двинемся на королевство Соуз. И даже если вы сольетесь в экстазе с хуальской братвой – это вас не спасет. Моя армия сделает из вас отбивную котлету. – Я задумчиво посмотрел на ножку куропатки, которой явно не хватало специй. – Хотя, зачем котлету?! Мы приготовим что-то более изысканное. Как тебе, например, такое блюдо – «Король Гастав с гарниром из Кичрала под Соузом»? По-моему, недурно?

Маги, слушавшие нашу беседу, заулыбались. Кичрал зыркнул в их сторону.

Насчет Немо я, конечно, блефовал – неизвестно было, возьмем ли мы замок. И даже если возьмем – кто сказал, что Второй Падший сдастся? Ну, убежит, спрячется, залижет раны, новое войско создаст и снова-здорово. А вот я уже вряд ли смогу в другой раз заполучить у фулоппа такой же кулон с бестиями, так же как и заручиться поддержкой магов. В общем, пока даже не вилами на воде было писано, а пальцем в небе.

– На самом деле хуальцы уже все знают, – сказал Кичрал Хра. – И это – не моя вина.

Я стиснул зубы.

– И как же это произошло?

– Я рассказал Гаставу о своих подозрениях. Он собрал войско и велел возвращаться. Это его решение, – полу-улыбнулся Кичрал. – А когда среди солдат пошли шепотки и разговоры, Гастав собрал военачальников и объяснил им, что к чему. А те уже…

– Понятно. – Я отшвырнул косточку, на которой еще оставалось мясо, аппетит пропал. – Хочешь золота? Пополнить, так сказать, бюджет королевства? – спросил я сердито. – Два, нет, три сундука. – Я глянул на Литтию, та кивнула. – Настоящего – пылью не станет.

– И что же ты хочешь за это? – Косая ухмылка опять коснулась лица Кичрала.

– А вот что. Готский замок сейчас без охраны. Как и леса вокруг. Готы, как видишь, здесь. Тратить магию на защитный купол, подобный этому, – я кивнул в сторону замка Падших, – мы не можем. Нам силы нужны здесь.

– Дальше?

– Хуальцы наверняка пронюхают, что замок готов без охраны, и могут начать безобразничать. Я понятно объясняю?

– И ты хочешь…

– Да. Я хочу, чтобы соузцы встали стеной между разбойниками и готскими пределами. Тогда и получите с Гаставом свое золото.

– Хорошая сделка. Четыре.

«Четыре?! Это что, оценка моей изобретательности?» – мелькнуло в голове.

– Что четыре? – спросил я.

– Я хочу не три, а четыре мешка. Вот таких. – Он показал ладонью уровень – наравне с собственной грудью.

Я снова глянул на Литтию. Она пожала плечами.

– И один мешок хочу прямо сейчас. Как задаток. – Улыбка не съезжала с лица Кичрала, а из-под намокшей шляпы поблескивали хитрые, алчные глазки.

– Нет… – начал было я. Не настолько у меня еще восстановились силы, чтобы столько золота наколдовать. Но тут же обнаружил, что огромный мешок, звякнув, плюхнулся между мной и Кичрал ом.

– Ясен пень, – смущенно добавил толстяк Жарес, заканчивая волшебство.

Я удивленно поднял брови, а Литтия пояснила:

– Жарес и Ришта – лучшие среди нас в предметной магии. Кроме Падших, конечно.

– Спасибо, – сказал я и, положив руку на мешок, обратился к Кичралу: – Так что, клянешься сдержать хуальцев?

– А если обману? – спросил тот. – Или, того хуже, сам наведаюсь в готские закрома? Там, наверное, есть чем разжиться?

Видимо, я очень зло посмотрел, потому что он поспешил объясниться:

– Я не собираюсь этого делать. Просто хочу понять, почему ты мне веришь, если мы однажды уже тебя предали?

– Если ты нас обманешь, у меня есть возможность сразу же узнать об этом, – сказал я, подумав о Клайде. – А теперь представь себе, что будет с тобой и бесславным войском Соуза, если на вас обрушат свой гнев сразу пятеро Заморских магов и Третий Падший? А я ведь могу еще и помощи попросить, – кивнул я в сторону шивротов и севров, продолжающих бередить защиту замка.

– Ты хочешь сказать, – колдун снова ухмыльнулся, – что пожертвуешь своей целью – захватить замок Падших – ради того, чтобы защитить каких-то несчастных готов?

– Да, – ответил я, прекрасно понимая, что он не поверил мне. Подобные люди не способны понять подобного. Такие, как он, думают только о собственной выгоде. Кичрал был бы в нашем мире достойным носителем капиталистических идеалов. Но я могу говорить и на их языке. – Ну, и трех оставшихся мешков тебе не видать как своих ушей. Хотя, – я почесал подбородок, – уши свои ты как раз увидишь. Отрезанные.

Ненависть блеснула в глазах придворного мага, но отвечать он не стал, а просто растворился в воздухе вместе с мешком золота.

Шайна спустилась с небес для передышки. Воспользовавшись этим, я вновь собрал совет.

– Ребята, вот какая мысль родилась, – начал я. – Если мы сначала усилим атаку на щит, а потом резко ослабим, захочет ли Немо взять краткий отдых?

– Хм… – пожал плечами Лайген. – Исключать нельзя.

– Я тоже думаю, что ему надо отдыхать хотя бы иногда, и если мы…

По моей просьбе члены собрания переместились к скальному массиву, возвышавшемуся сразу за лесом.

Я выбрал огромный валун и объяснил соратникам, в чем суть моей идеи. Потом перелетел вместе с Кинсли назад, к нашей стоянке, и велел ему по моему сигналу отозвать севров и шивротов. После этого я стал размером с небольшую гору и взмыл в небеса – теперь меня было видно отовсюду.

Когда при помощи магии валун был оторван от земли и приготовлен к запуску, я махнул Кинсли. Тот отдал приказ бестиям отступить. Они не сразу, правда, но оставили купол. Через несколько мгновений – ровно столько, чтобы у Немо было время понять, что атака на купол ослабла, – разогнанный до дикой скорости валун врезался в ворота замка Падших. Раздался оглушительный грохот. Расколовшись на два крупных и много мелких кусков, валун рухнул у ворот, вызвав землетрясение. Но щит устоял.

«Эх и крепок же ты, капитан Немо», – подумал я и вновь почувствовал упадок сил. Все-таки они уже были изрядно подорваны.

– Привал, – сказал я магам. – Утром снова попробуем, может, мерзавец подустанет. А пока опять выпускаем бестий.

– Только их надо покормить, – сказала Литтия и кивнула Жаресу с Риштой.

Те наколдовали отвратительную гору кровоточащего мяса. Которой мы и накормили наших ужасных союзников. Видимо, дар убеждения у фулоппа был хороший, и никто из бестий не покусился на солдат армии или магов.

Всю ночь шивроты и севры с визгами и скрежетом дербанили купол. Но рано утром меня разбудил хмурый Кинсли. Судя по внешнему виду, карлик совсем не спал. Впрочем, у гортванца всегда такой вид.

– Они уходят, – хрипло сказал он.

И действительно, севры уже почти разлетелись, а шивроты, зло поглядывая на нас, разбредались. Видимо, иссякли фулоппские чары.

«Не здорово, – подумал я, – но и не катастрофа. Ночь отработали, и вряд ли Немо смог нормально поспать, в отличие от нас».

Я собрал генералитет.

– Попробуем еще раз камушком? – спросил я.

Шайна пожала плечами, Кинсли замотал головой, маги тоже энтузиазма не проявили.

– Не пробьем. Даже сейчас, – сказала Литтия и взглянула на расколотый валун, скучающий у замковых врат.

– Магию бы снять… Хоть на мгновение. Жалко, ни одной махральны не осталось. Может, попробуем поймать? – Я окинул взглядом сподвижников.

– Думаешь, тогда мы сможем стеклянное войско разбить? – спросил Лайген.

– Вот и проверим, – ответил я. – У меня еще три вида бестий в запасе, – указал я на кулон. Надо же познакомиться с вашим легендарным шрубаглаклом?

– И он там есть? – спросила Литтия и почему-то улыбнулась.

– Ага. Даже пара.

– Двух шрубаглаклов вместе не видела никогда, – сказала она.

– Так что, поймаем махральну за ядовитый хвост? – спросил я.

– Невозможно, – сказал Лайген. – Трудно выследить, еще сложнее захватить. Но даже если и преуспеем, нам же не пленница нужна.

Голос у Ришты был такой же бесцветный, как она сама.

– Ловить не обязательно. Я могу наколдовать пару. Хорошо с ними знакома. Встречалась… несколько раз.

Ришта производила на меня жуткое впечатление. Некрасивая, долговязая, сутулая, с бесцветными ресницами и бледно-русыми волосами, она походила на ведьму из скандинавских лесов. Поэтому даже если бы Ришта сказала, что принимала у махральны роды, я бы мало удивился.

– И они тоже смогут стрелять ядом, разъедающим волшебство? – спросил я.

– Да, – качнула головой Ришта. – Но недолго.

– Что ж, – сказал я, потирая руки, – отлично! Долго и не понадобится.

Валун мы назад не потащили – нашли новый.

Ранним утром, когда севры и шивроты удалились, когда фаншбы и готы, позевывая и почесываясь, готовились к новому дню, тишину порвал грохот.

Махральны, которых наколдовала Ришта, были и меньше размером, и цвета менее яркого, но их желто-зеленая слизь успешно разъедала прозрачные волшебные препоны. И в тот момент, когда защита вокруг ворот стала напоминать «поплывшую» кинопленку старого фильма, каменная глыба врезалась в воротину. И заняла ее место, так как та отлетела далеко к ступеням дворца. Есть!

Маги вернулись, и мы уже приготовились отшкандыбать глыбу в сторонку и открыть войскам доступ к замку, как вернувшаяся тишина вновь была взорвана. На этот раз – оглушительным ревом.

Валун, лежащий в проеме ворот, полетел в сторону леса, снося деревья. На его месте нарисовалась огромная горилла. Кинг-Конг?

О нет, какая пошлость! Немо, что ты, в самом деле, не мог свое чудище создать? Никак без помощи Голливуда?

Кинг-Конг орал и молотил себя в грудь. Потом встал на четыре лапы и понесся в сторону леса, где моя армия стояла лагерем. Расстояние он преодолел за несколько секунд, и пошло «веселье» – деревья, фаншбы, готы разлетались в стороны, как искры из петард. По счастью, больше всего страдали именно деревья, так как солдаты разбегались, а зацепить их лапой среди стволов было гораздо сложнее, чем сосны и ели.

Я попробовал окаменить Кинг-Конга. Безуспешно. Файерболы магов тоже ударялись о шкуру гориллы и разлетались, как снежки, не принося вреда.

«Да, чувак, ты времени не терял. Создал гадину, которой магия нипочем. Вот кто проживает в твоем ангаре, неуважаемый Немо. Они-то и тешат тебя гладиаторскими боями. Вот бы знать, сколько у тебя всего подобных чудищ…» – с тревогой подумал я.

Ришта переместила махральнов, и те начали палить по обезумевшей обезьяне. Они умудрялись прожигать проталины в защите Кинг-Конга, но те моментально зарастали.

«Ваш выход, товарищ шрубаглакл», – решил я. Потер нужную грань, произнес заклинание.

Их было два. Один чуть поменьше другого. Эти твари были воистину устрашающи. Они издавали вулканоподобный рык и озирались по сторонам. Кинг-Конга они увидели сразу, но то ли не считали его серьезной угрозой, то ли сначала хотели изучить обстановку. И только убедившись, что других противников нет, и получив мой разрешающий кивок, отправились решать проблему с обезьяной-переростком. Интересно, что умным зверюгам не понадобилась ни диадема, ни команды на древнем языке. Как они догадались, что армию в бой вел именно я, – не имею понятия. Шрубаглаклы шли к Конгу не спеша, будто нехотя. Тот их увидел, издал знаменитый крик, вновь принялся молотить себя в грудь.

Король обезьян был чуть крупнее моих супервоинов, но не мощнее. Пара ударов Кинг-Конговых лап по голове шрубаглакла вызвали у того только устрашающий рев. Мой монстр легко поймал в пасть плечо гориллы, и пока Кинг-Конг молотил его по спине свободной лапой, тот дубасил в ответ шипастым хвостом. После каждого удара хвост на мгновение застревал в плоти и вырывался из нее с брызгами крови. Второй шрубаглакл заскучал. Собирался было вцепиться в другую лапу Кинг-Конга, но вдруг передумал – видимо, решил, что помощь собрату не нужна.

Издавая низкочастотный визг, в проеме ворот появился циклоп. Красная бугристая шкура, ужасная морда с одним глазом, мощные конечности. Он и второй шрубаглакл недолго искали пару для танца. Циклоп пытался ударить мое чудище кулаком по морде, но оно, уворачиваясь от атак, наносило разящие удары хвостом. Однако шкура сына Посейдона была покрепче, чем у гориллы. Она походила на скальную породу, поэтому хлестки хвостом шрубаглакла успеха не имели. Он норовил поймать руку циклопа, но и это не удавалось. В конце концов, издав свирепый рык, шрубаклакл встал на задние лапы и махнул когтистой лапищей по одноглазой морде. Этот ход был удачнее – циклоп будто бы грогги поймал, слегка закачался, руками за башку схватился. Но следующий удар уже смог отбить и вцепился ручищами в шею шрубаглакла, пытаясь повалить того наземь.

Кинг-Конг истекал кровью, но не сдавался. Лупил с двух лап по шее моего зверюги, но тот хватку не ослаблял, крепко вцепившись в плечо горилле. Наверное, шрубаглакл добил бы короля обезьян или, по меньшей мере, отгрыз ему лапу, если бы на сцене не появился третий персонаж. Из ангара выдворилась исполинская гадина по фамилии Годзилла. Издавая отвратительный визг, она двинулась к дерущимся. Когда Годзилла проходила проемом врат, обрушилась часть стены. Удар мощной корявой лапой – и мой шрубаглакл отлетел от истерзанного Кинг-Конга. Тот снова было бросился в драку, но вдруг передумал. Проковылял в сторону и начал осматривать и обнюхивать поврежденную лапу.

Шрубаглакл бросился на Годзиллу. Пожалуй, этот схлест был самый жуткий – грохот, визг и рык стояли неимоверные. У Годзиллы было явное преимущество – она была раза в два с половиной крупнее утронской бестии. Но шрубаглакла это не останавливало, и он, словно гигантский тигр, бросился ящеру на шею. Годзилла стала выжигать окрестности синим лучом – я уж и забыл, что у японской гадины была еще и такая опция. К счастью, динозавриха никак не могла извернуться так, чтобы прожечь лучом шрубаглакла, повисшего на шее.

Циклоп энергично дубасил второго шрубаглакла. Орал, молотил лапищами и даже башкой бодал. Под этим натиском шрубаглакл начал пятиться. Но недаром этих бестий называли самими умными, после фулоппа. Сделав два шага назад, мой монстр выметнул мощный хвост и сбил циклопа с ног. Тот рухнул, а вот встать уже не успел – драка быстро превратилась в отвратительную трапезу шрубаглакла. Он вырывал мясо и жилы из шеи умирающего циклопа, кровь била фонтаном во все стороны. Один – ноль.

Зато слегка оклемался Кинг-Конг. Он бросился помогать Годзилле, которая так и не смогла пока сбросить с шеи второго шрубаглакла. Годзилла орала, выжигала десятки деревьев и вообще творила шум и безобразие, но ее враг был недостижим для луча. Силы передних лап, чтобы отодрать шрубаглакла от шеи, динозаврихе не хватало. Пока на помощь не пришел раненый, окровавленный, но от того еще более злой король обезьян. Он отцепил шрубаглакла от Годзиллы, словно кокос от пальмы, и отбросил в сторону. Но тут к схватке подоспел утронский монстр, одолевший циклопа. Снова двое на двое.

В это время из ворот немовского зоопарка вырвалось очередное исчадие ада. Гигантский ящер, похожий на крокодила, но метров двадцати пяти в длину – весь в шипах, с огромными клыками.

«Это еще что за мерзость? – подумал я. – Гигантский крокодил? Лиззи, что ли? Парень, ты что, собираешься сюда всех голливудских монстров перетащить? Скудненько, видать, у тебя с фантазией, – подумал я. – Но моим зверюгам сейчас тяжело придется».

Тут я заметил Немо. Второй Падший, ничего не боясь, сидел на замковой стене и шевелил ложечкой в кофейной чашке. Файерболы, которые запускали в него Жарес и Лайген, отскакивали от невидимого щита, не причиняя Немо никакого вреда. Он на них даже внимания не обращал. Видимо, явился полюбоваться на бои гладиаторские. Тоже мне римлянин.

Возле меня в тот момент были Литтия и Ришта. Махральны отвоевались, и сутулая ведьма теперь просто наблюдала за боем. Литтия же с презрением смотрела на Немо. Они, как и я, прекрасно понимали, что мы пока ничего не можем с ним поделать.

«Наверное, специально нарисовался, чтобы мы поняли, что он в порядке и сил у него еще о-го-го. Хочет убедить нас в тщетности наших усилий. Что ж, меня почти убедил», – подумал я грустно и вновь перевел взгляд на гигантские оруще-рычащие клубки.

Один из шрубаглаклов пострадал довольно сильно – его бок кровоточил, и монстр пятился от драки, как давеча Кинг-Конг. Как я понял, пока мой монстр бился с Годзиллой, Лиззи вцепилась ему в бочину. Жаль. Один – один.

Но тут же я увидел, что Кинг-Конг тоже выбыл из драки. Как и почему, я не понял, но ему уже много и не надо было. Теперь он лежал посреди поля боя, собирая на мертвое тело клубы вздыбленной пыли. Все-таки два-один, мы пока что ведем.

У Годзиллы была содрана шкура с участка между шеей и плечом. Это была работа выбывшего из боя шрубаглакла, и второй утронский монстр пытался ее закончить, норовя вцепиться туда же. Но Годзилла, понимая это, уходила от стычки, отстреливаясь синим лучом. Шрубаглакл то просто уворачивался от плазмы, то укрывался от нее за тушей Лиззи. И пару раз ему это удалось – неповоротливая крокодилиха попадала под дружественный огонь. Попадания сопровождались оглушительным визгом. Так, уворачиваясь и заслоняясь, шрубаглакл подбирался к спине Годзиллы и в конце концов преуспел в этом. Лиззи, потерявшая часть хвоста из-за синего луча, бросилась на помощь ящеру, но ее зубы клацнули воздух в том месте, где только что был противник. Повалить Годзиллу шрубаглаклу не удалось, и он снова пошел в обход, уворачиваясь как от зубов Лиззи, так и от синего луча динозаврихи.

Да, слишком хорошо были защищены шкуры обоих ящеров, трудно пробить. Надо помочь.

По улице ходила Годзилла с крокодилихой.

Мы сюда не бои смотреть пришли, в отличие от Немо. Мы пришли победить. Отомстить за погибших магов. За тех людей и монстров, которые были убиты ради развлечения Второго Падшего. Отомстить за Рахли. Мы не играть пришли. Тем более не по таким правилам, когда против двух моих бойцов выставляется четверо.

В то время как Годзилла пыталась достать смертоносным лучом шрубаглакла, Лиззи нарезала круги, мечтая сомкнуть гигантские зубы на плоти утронского монстра, в битву вмешались мы с Пчелиной ведьмой и Риштой.

Зная, что напрямую магией помочь нельзя, мы призвали на подмогу спасительный валун. И расчет. Разогнавшийся каменюга врезался в бочину Годзиллы под таким углом, чтобы она рухнула на шипы-наросты на шкуре Лиззи. Нет, это тварей не убило – издавая истошные вопли, они расцепились и были готовы к битве, но вид у них стал нетоварный. Оба ящера фонтанировали кровью; с Годзиллы лоскутами свисала шкура, у крокодилихи, судя по всему, были переломаны кости. Шрубаглакл продолжал кружить, словно волчара, ожидая удобного момента, чтобы напасть. И, несмотря на то что он был один против двух, я бы поставил на него. Раунд за нами. Если, конечно, Немо не призовет на помощь новых киночудовищ. Кстати, а где же герои вселенной Марвелла: зеленый упырь, капитан-идиот со щитом и дядька с сердцем на атомном ходу? Да их же полно! Недоработка.

– Для тебя правил нет, что ли? – услышал я голос Немо, усиленный магией.

– А я с тобой не в игры играю! – крикнул я.

– Ладно, – последовал ответ.

И на нас двинулось стеклянное войско.

Глава 28 На краю

Стеклярусов было великое множество. Даже трудно представить сколько. Может, сто тысяч, может, больше. Они, словно море, выплеснулись в стенной проем и необъятной волной устремились к лесу, где моя армия стояла лагерем. Десятки файерболов, Шайна и трухе, выкашивающие в стеклянном войске целые ряды, не могли не только остановить эту смертоносную волну, но даже замедлить. Годзилла, Лиззи и оба шрубаглакла поле боя покинули. Куда исчезли первые две, я не успел заметить – то ли Немо обратно в ангар отозвал, то ли их смяло стеклянное войско. А шрубаглаклы умчались в лес. Раненый двигался медленней и все время спотыкался, поэтому второй, словно человек, а не чудище, останавливался, поддерживал, старался помочь. «Мавры сделали свое дело, мавры могут уходить», – переиначил я мысленно фразу из классики.

Фаншбы и готы заняли боевые позиции на окраине леса, готовые встречать набегающую прозрачную волну. Пора.

Кинсли был поблизости. Я потер шестую грань кулона и призвал сквазов. Мои команды карлик перевел им на язык древних.

Сквазы – это те самые жуткие создания, похожие на псов и кабанов. Мощное туловище, саблезубые пасти под стать крокодилихе Лиззи и по две паучьи лапы с жалами, торчащие из спины. Сквазов явилось десятка два, но они оказались хорошим противоядием от стеклярусов. Рыцари не могли разрубить стеклянными мечами мощную шкуру сквазов, зато спинные копья и клыки кабано-псов крушили рыцарей в крошево. В какой-то момент стеклянная волна, добежавшая до леса, замерла и даже слегка откатилась.

Панцири фаншбов не стали прозрачными – видно, устал-таки Немо, на все сразу сил не хватало. И фаншбы прорубались сквозь ряды стеклярусов, как зубы сквозь сухарь, – медленно, но уверенно. Готам маги сделали невидимые щиты, и великаны, став почти неуязвимыми, раскидывали воинов Немо направо и налево. Один из готов схватил рыцаря за ноги и, размахивая им, выкашивал стеклярусов, словно дубиной. Кроме того, маги Заморских холмов обрушили на войско Второго Падшего сущий гнев богов – шары и молнии косили вражьи ряды. Но уж слишком много было солдат у Немо, а значит, и бой обещал быть долгим. Но мы победим. Теперь я в это верил.

До того момента, пока не бросил взгляд на стену замка. Немо уже не сидел, а стоял, уперев руки в бока. Не нравилось ему, видно, как все шло. Да и запас ангарных монстров, очевидно, иссяк. И то понятно. Создал четырех Голливуд о-японских чудищ, чтобы на досуге, с чашечкой кофе, наблюдать за боями. Циклоп на Годзиллу, Кинг-Конг на Лиззи. Потом поменяет. Это когда надоело девок ворованных драть или над магами и другими утронцами глумиться. Сделал бы лучше полезное что-нибудь. Как тот же Первый Падший. Он вон какой мир сотворил – и луны, и небо, и монстры, и горы, и жители разные. Как он это сделал, вот что интересно? Кому-то этот мир может нравиться, кому-то – нет, но это не главное. На Земле тоже не всем все нравится, хотя там Творец другого порядка. Но как в нашем мире я не пойму тех, кто живет ради убийств, издевательств и прочих подобных радостей, так и тебя, Немо, понять не могу. А ведь сколько тебе здесь дали!

Итак, я бросил взгляд на замковую стену и увидел, как на Немо пикировала Шайна на грухсе.

– Что ты делаешь, дура! – воскликнул я с горечью, хотя она не могла слышать, а усиливать голос магией я пока не умел.

Шайна копьем сбила Немо. Видно, и вправду щит ослаб, потому и смогла. Немо упал со стены, но, не успев долететь до земли, снова взмыл. Сделал движение руками, будто бы разрывал что-то, и магией снял Шайну со спины грухса. Она зависла в воздухе перед Немо, который уже опять стоял на стене. Грухс потерял и наездницу, и способность летать – он рухнул прямо на армию стеклярусов.

– Нет! – заорал я, поняв, что будет дальше. И не ошибся.

Я в мгновение перенесся к Немо, готовый броситься на него с кулаками. Но как только оказался на стене, Немо снова взмыл и помахал мне рукой, издав издевательское «ку-ку». Шайна же осталась зависать над стеной, все сильнее прогибаясь в спине. Так же совсем недавно висел Рахли над головою Немо. И я так же, как тогда, опять ничего не мог сделать! Шайна была, наверное, без сознания, потому что не кричала и не боролась. Я знал – сейчас раздастся хруст, и ее мертвое тело рухнет со стены наземь.

– Не-е-ет! – снова заорал я, и слезы бессилия брызнули из глаз.

Я попытался догнать Немо в воздухе, но отскочил от его щита. Тогда я послал серию мощных зарядов, но Второй Падший легко их парировал. Я метался в панике, пытался придумать хоть что-то… Тем временем Немо плавно спланировал за стену замка и быстро скрылся внутри дворца. Гад!

Я снова бросил взгляд на изогнутое тело Шайны и… замер в воздухе. Она была будто бы в окне. Точнее, в круге, подобном тому, который возникает, когда смотришь через подзорную трубу. И круг этот был бесцветный внутри, словно я смотрю через трубу на экран, по которому идет старый черно-белый фильм. Внутри круга все замерло, даже облака, попавшие в окуляр. Словно кадр чернобелого фильма был остановлен. Под бесцветным кругом с замершей Шайной стоял Кроннель и делал пассы руками.

– Что?! – крикнул я то ли ему, то ли ей, то ли самому себе.

Возле меня закружился пчелиный рой, который быстро стал принимать контуры девушки.

– Тихо, – сказала Литтия. – Кроннель не сможет ответить. Он ворожит.

– Но что именно он делает? – спросил я, зло вытирая ладонью слезы.

– Спасает ей жизнь.

– Как?!

– Только Кроннель, один из всех магов Заморских холмов, умеет останавливать время. Ненадолго, и это требует огромного количества сил, однако только он этим владеет.

– Но как он… – начал было я, но Литтия перебила:

– Сейчас это не важно – почему, зачем, откуда. Надо спасать Шайну.

– Как?!

– Против магии нельзя действовать прямой магией. Ты это знаешь. Даже если разрушим все вокруг, Шайна умрет от заклинания Немо, как только у Кроннеля кончатся силы. Выход только один. Точнее, два. Либо заставить Второго Падшего отменить заклинание, что вряд ли…

– Либо? – нетерпеливо перебил я.

– Либо убить того, кто создал заклинание…

Перенестись сразу ко дворцу было невозможно – пределы замка защищены антимагией. Спуститься с замковой стены внутрь двора тоже нельзя – купол не пропускал не только магов, а вообще всех и вся. Значит, к дворцу можно было пробиться только пешком через пролом на месте ворот. То есть придется нырнуть в реку стеклянного войска.

Выхватив из-за пояса кистень, я бросил взгляд на поле боя. Потоки стеклярусов разбивались о моих воинов, словно о волнорезы. Но рыцарей было слишком, слишком много. А потому, даже ценой в двадцать, тридцать, пятьдесят стекложизней за жизнь одного моего солдата, стеклярусы теснили утронскую армию. Количество сквазов уменьшилось. То в одном месте, то в другом мой взгляд выхватывал тела сраженных фаншбов и готов.

– Сейчас, ребята, – сказал я, хотя слышать они меня, разумеется, не могли, – сделаю кое-что и приду на помощь!

Я опустился на землю – к замковой стене. Шайна плавала в черно-белом прошлом, остановленном Кроннелем. Даже отсюда было видно, как тяжело злому мальчику. Хотя вряд ли теперь я мог его так называть. Кроннель, очевидно, устал – пассы давались ему все тяжелее. А времени-то прошло всего ничего.

Надев магический щит, я, размахивая кистенем, вторгся в реку стеклярусов. Ко мне сразу же подлетел один из них и замахнулся мечом, я ударил кистенем, и… цепь орудия обмоталась вокруг стеклянного предплечья. Я присел, уворачиваясь от удара, рванул на себя кистень, уронив рыцаря на землю. Еще два меча пытались меня искромсать, но помог магический щит. Даже после ночного отдыха мои силы восстановились не полностью – на это, наверное, понадобится с месяц. Кроме того, драться и одновременно держать надежный щит, который все время пытаются проломить, было очень непросто. И я понимал, что долго совмещать и то и другое не смогу. Впрочем, «долго» у меня и не было. А главное – его не было у Шайны.

«Кистень – не лучшее орудие в этих условиях… Что бы придумать?» – мелькнула мысль.

– Твою ж медь! – и сразу: – Ясен пень! – Ударный груз кистеня прилип к вершине рукояти, цепь исчезла, а получившаяся палица вдвое увеличилась в размере.

«Вот этой-то штукой сподручнее будет», – подумал я, пуская орудие в ход. Ближайший стеклярус получил в бок, пролетел пару метров и рухнул на трех других рыцарей.

Меня попытались разрубить мечом справа. Я увернулся и ударил нападавшего ногой в бок. Он тоже упал, но силы моего удара не хватило, чтобы разбить гада. Надо мной нависли два меча. Увернулся от одного, другой же успел слегка чиркнуть меня по голове. Что это, кровь?! Как же щит? Ослаб? Или Немо придал стеклярусам силу пробивать магическую защиту? Кто его знает, что он умеет? Времени думать не было. Обрушил булаву сразу на двоих. Вдребезги! Почувствовал удар по кольчуге сзади – выдержала! Разворот, удар – стеклярус отлетел, сбивая еще нескольких. Страйк. И снова вперед. Я врезался в самую гущу и бил, рубил, разметал стеклярусов, как траву. Я был в бешенстве, в огне, я не знал страха, не чувствовал боли. Все, чего желал, – пробиться сквозь реку стеклярусов, ворваться внутрь дворца и уничтожить того, кто несет одни беды. Остановить его. Спасти Шайну. Спасти тех, кто сейчас погибает под остриями стеклянных мечей. Остановить, уничтожить. Во что бы то ни стало.

Удар, звон битого стекла, уклон, снова удар, звон.

Я и сам не заметил, как оказался прямо у стен дворца. Вокруг меня валялось штук десять разбитых стеклярусов, за мной была проложена дорога из стеклотрупов. Я вскочил на ступеньку лестницы, ведущей во дворец, отбил еще пару ударов и вдруг услышал:

– Эй! Сюда.

Это был человек. Он был в синей кольчуге до колен. Не тот ли это стражник, с которым якшалась Шайна?

Отбиваясь от нападавших, я подбежал к нему. Он открыл маленькую дверцу – она была слева и снизу от ступеней к главному входу.

– Вверх по лестнице, два пролета, потом длинный коридор прямо. В конце него – дверь, – сказал он.

Стеклярусы, наверное, увидели, что я говорю с прислужником, и сразу потеряли ко мне интерес. Тупые роботы.

– Спасибо, – кивнул я и побежал по указанному маршруту.

На место, где я только что стоял, упали с «ясным пнем» несколько золотых монет – моя благодарность. Кровь из раненой головы стекала на лицо, болели плечо и бок, не избежавшие встречи с мечами стеклярусов. Но кости и мышцы вроде бы были целы – двигаться мог нормально.

В конце коридора я увидел дверь, обитую бордовым бархатом. Она была незакрыта. Я влетел внутрь комнаты и застал, наверное, ту самую сцену, какую и Рахли когда-то. Немо склонился над камином. Блики огня играли на лице Второго Падшего. Шум сражения сюда не долетал, а Немо вел себя так, будто бы исход битвы ему уже не интересен.

– Йошкин кот! Ёлки-палки! Ёксель-моксель! – затараторил я, представляя ужасности, которые должны были произойти с Немо. Но тот не испарился, не сгорел, а поднял на меня стальной взгляд выцветших глаз и выпрямился.

– Вот и ты. Пришел за смертью, – спокойно сказал он.

– Увидим, – ответил я и перехватил булаву.

– В этой комнате, после известного тебе нападения, бесчестного и трусливого, надо сказать. – Он внимательно посмотрел на меня, ожидая возражений, но не дождался. – Я про Рахли сейчас говорю. Про его нападение со спины. Так вот, с тех пор я сделал так, что в замок нельзя попасть с помощью колдовства. А в этой каминной комнате, – он неприятно улыбнулся, – магия вообще не действует. Так что зря частушки выкрикиваешь, не поможет.

Что ж, это только к лучшему – мой и его магический опыт и навык несравнимы.

– Тогда я тебе так башку расшибу, – сказал я. – Хватай свой меч или что там у тебя. – Я кивнул на стену, где висело много разного оружия. Того самого, видимо, которое кромсало Рахли когда-то.

Падший потянулся за одним из двух мечей, крест-накрест висевших над камином.

– Быстрее, Немо, – потребовал я. – Времени нет.

– Да? – Он сделал вид, что удивился. – Тогда, может, без них обойдемся? Я не здорово дерусь на всяких там саблях и топорах. – Он встал в боксерскую стойку.

– Отлично. – Я отбросил булаву, снял кольчугу – противник-то был без нее – и вытер кровь с лица. Я, конечно, устал, но меня еще трясло от горячки боя. И я понимал, что это состояние терять нельзя.

Немо умел боксировать, это стало понятно сразу. Пару раз я успел увернуться и блокировать его атаки, но один раз пропустил прямой удар кулаком в лоб. Я не «поплыл», да и кость лобовая крепкая, но кровь, переставшая было застить мне взор, полилась снова. Наверное, он специально и метил туда, где у меня рассечение от меча.

«Надо держать дистанцию», – подумал я. Пока я только отражал удары и выцеливал свой. Хотелось ударить один раз, но с максимальным уроном, как в былые времена били самураев безоружные окинавские крестьяне. Карате-до – не спорт, не танец. Карате-до создано для убийства. И пришло время доказать это на практике.

Я разорвал дистанцию, чтобы Немо не мог дотянуться руками. Так я создал себе преимущество. Теперь бы только попасть ногой хорошенько. Самым неожиданным стал бы уширо маваши терн – удар ногой в голову с разворота, – но для него было мало места.

Когда Немо шагнул, чтобы сократить расстояние, его встретил мой удар ногой в область груди – майа терн чудан. Получилось несильно, да и Немо вовремя отступил, но задача была выполнена – я не дал боксеру приблизиться.

Пока я выцеливал и готовил атаку, которая должна была стать последней, нарвался на вполне приличный маваши терн от Немо. Боковой удар ногой прилетел в мою левую лопатку. Даже рука онемела на несколько секунд.

«Ого! Значит, не только бокс, – подумал я, несколько растерявшись. – Да, сложнее будет. Прав был, наверное, гад, когда говорил, что наша встреча станет для меня последней… Ну, так и хрен с ней!»

Я провел связку из двух ударов ногами – майа йоко терн, – но Немо вовремя отскочил. И тут я решил воспользоваться тактикой, которую иногда использовал в спаррингах. Если противник провел удачный удар, он зачастую хочет его повторить. Поэтому я вновь – будто бы случайно – приоткрыл свою левую сторону, как и в тот раз, когда получил в лопатку. Падший не сразу, но клюнул – его нога взметнулась в хлестком ударе. Но я его ждал и тут же сделал полшага навстречу, мягко ладонью в колено самортизировал летящую ногу и провел подсечку. От удара по опорной ноге Немо рухнул на пол. Я тотчас прыгнул ему на грудь, напрягая пятки во время удара – какато киме. Раздался хруст. Наверное, треснули ребра. Струйка крови потекла из сомкнутого рта Немо. Видимо, повреждены были не только кости. Я спрыгнул на пол – дело было сделано.

– А-а-а… – Второй Падший не кричал – со сломанными ребрами это трудно. Он стонал, обхватив себя руками крест-накрест.

«До сего дня никогда не побеждал в финальных боях, – подумал я. – Все когда-то меняется».

Я встал на колено у его головы. Оставалось выбрать: удар кулаком в кадык, в переносицу или маваши цки – в висок. Любой из них – если будет силен – приведет к смерти. Все просто. Просто?!

Одно дело на тренировках – обозначил удар рукой в накладке, получил иппон, то есть победный балл, – и красавец. Но это была не тренировка. Я понимал, что… Сейчас. Должен. Убить. Иначе погибнет Шайна, если еще жива. Я поднял глаза на меч, висящий над камином.

«Да, так будет проще. Хоть какой-то посредник между смертью и мной», – подумал я.

Немо закашлялся. При этом он старался не содрогаться, видимо, из-за сломанных ребер.

– А ты хорош, – откашлявшись, произнес Падший. – Не ожидал. Думал, что сделаю тебя.

Я не ответил. Снял меч, примерился к шее Немо.

– Погоди, – прохрипел тот. – Не убивай. На Землю не хочу.

– Извини, не могу. Мне человека спасти надо, – сказал я и размахнулся.

Немо быстро что-то прошептал и, до того как меч опустился, хрипло крикнул:

– Стой, говорю! Я отменил заклинание. Если ты про эту девку, что на драконе по небу рассекает, то с ней все в порядке.

Я опустил меч.

– Не врешь? Ты же сказал, здесь магия не работает?

– А девка что… – попробовал он икнуть смехом, но закашлялся, а потом застонал. Закончил почти шепотом: – Она что, здесь сейчас? Возьми, – он кивнул в сторону полки камина, – финфор. Убедись. – Немо с трудом встал, сплюнул кровь и переполз в кресло, на котором лежал плед, и укутался им.

В мутноватой реальности шара я разглядел Шайну. И Кроннеля возле нее, и Литтию. Воительница сидела на стене, низко опустив голову и уперев руки в каменную кладку. Видно было, что ей плохо, – она дышала с большим трудом. Но она была жива. Кроннель опирался на предплечье Литтии. Даже через финфор было видно, что маг бледен, как сама смерть.

Конечно, по-хорошему, я должен был быть сейчас рядом с ними, но что делать с Немо? Он сбежит и опять все заново?

– Почему ты не бежишь? – сказал я и положил в карман немовский кристалл Предельной Ясности, лежавший на полке возле камина – там же, где до этого финфор.

«Пусть пока у меня побудет. Если Второй Падший попробует сделать ноги, без кристалла его будет легче найти», – решил я.

– Да, чё-та… измотался за последние пару дней. Не хватит сил отменить свои же заклятия, – ответил Немо.

– Ты о тех, которые мешают здесь магию применять?

Немо едва заметно кивнул.

– Если я тебя убью, ты вернешься на Землю? И там будешь жив и здоров? – спросил я.

– Ну, здоров это вряд ли. – Он осклабился, показав окровавленные зубы. – Я ведь на Земле не блистал здоровьем. Но Первый утверждал, что если Падший здесь подыхает, ему прямая дорога на Землю. И оттуда сюда уже не ногой.

«Вот как, значит», – подумал я.

– И потом, зачем бежать? И куда? Ну, выиграл ты и выиграл. Все честно – наслаждайся. Меня отпусти. Замок Падших теперь твой… А я… обоснуюсь где-нибудь, залижу раны.

– А потом соберешь армию и тоже войной пойдешь?

– Кто знает? – Он снова осклабился. – Да тебе-то что? Ведь так интереснее. Хоть один достойный противник будет у тебя.

– Почему ты не хочешь на Землю? – спросил я и сел в кресло напротив Немо.

– А что мне там делать? Снова в наркологию? Нет уж… Там-то я не могу творить все, что хочу. Здесь могу.

– Почему ты так решил? – спросил я.

– Ты еще не понял? – ухмыльнулся Немо. – Этот мир выдуманный. Как какой-нибудь «плей стейшен». Разве не об этом ты мечтал, сидя в своем Урюпинске, что станешь героем великим, поведешь армию за собой, будешь баб трахать, причем разных и одновременно? И они ревновать друг к другу не будут. Магией, – он с трудом повернулся и плюнул кровью на пол, – владеть… Ха-ха. – Он не выдержал и хохотнул. – Мечта же, блин! Кто не захочет стать непобедимым магом, который может перенестись куда хочешь или создать что угодно? А врага одолеть в тяжелом бою? – Он поморщился. – Ну, чем не мечта ботана?

– Допустим. Но ты-то здесь другие подвиги совершал, – сказал я.

– Я? – округлил глаза Немо. – Я просто от скуки бесился. Мне подвиги скучны, ну их в жопу. Девок пялю да потасовки устраиваю для развлечения.

– Ну а раз они выдуманы, то и творить с ними можно все, что вздумается, – так, да?

– А что, не так? – снова ухмыльнулся Немо.

Я опять встал – не сиделось. Подошел к камину, стал осматривать стены, на которых, помимо оружия, красовались чьи-то гербы и гобелены со сценами битв.

– В замке есть дверь в наш мир – на Землю? – спросил я.

– Болтовня все это про дверь, – ухмыльнулся Немо. – Первый якобы с помощью кристалла туда-сюда прыгал. У меня ни разу не получилось. Так что у нас с тобой, – он усмехнулся, – путь один – через смерть. Но тогда уже сюда не вернуться. Стас говорил: здесь правила как на Земле: подохнешь – не возвратишься. Разве что в следующей жизни, если ты веришь в эту хрень.

– Какой еще Стас?

– Это настоящее имя Первого Падшего.

– Понятно.

– Кстати, об именах. Почему вы зовете меня Немо? Так-то насрать, конечно, но все-таки? Уже не в первый раз слышу. Я что, так похож на рыбку из мультика?

«Точно, – подумал я. – Был же еще и мультик».

– Ты не понимаешь, – сказал я. – Немо – это капитан…

– Да плевать, в каком звании этот карась, – перебил Второй Падший и снова поморщился. – Я – Нео. Избранный из «Матрицы», а никакой не капитан-рыбка. «Матрицу» смотрел?

– Нет, – мотнул я головой.

– Не видел «Матрицу»? – Немо даже полуобернулся ко мне. – Хотя да, старье… Сколько тебе – лет двадцать? Я-то старше. В общем, фильм о том, что один крутой пацанчик попал в мир-матрицу. Вот и здесь тоже матрица – искусственный мир. А чела того звали Нео.

– Понятно, – кивнул я.

– Я, по первости, баб на волю выпускал. Вот какая-то из девок неправильно, видать, услыхала. Или выговорить не смогла.

У меня мелькнуло подозрение, что Второй Падший тянет время, разговаривая о не важном. Я мельком оценил его состояние. Пока все так же плох.

– Ты, поди, решил, что я злодей-беспредельщик? А я такой же, как ты. Фантастику люблю, как и ты…

– Откуда знаешь? – Я повернулся к нему.

– А иначе бы ты не попал сюда. Там есть комната с камнем… Потрешь, Стас тебе все расскажет.

«Или все-таки уже не так плох? – всмотрелся я пристальней. – Вот уже и кровь перестала струиться по подбородку…»

– Просто я быстро понял, что этот мир – для развлечения, – продолжал Второй Падший. – Не настоящий. Вот и развлекался. Как и ты, – снова повторил он. – Просто у нас развлечения разные. Кто-то любит героя из себя изображать, а кто-то выбирает темную сторону.

Я вновь вернулся к осмотру стен. Мне понравились два серебристых кинжала, перекрещенных на фоне какого-то герба. Я даже снял герб со стены, чтобы рассмотреть. Очень люблю такие вещицы. Кинжалы оказались не декоративными.

– Как ты угодил сюда? – спросил я.

– Говорю же, в наркодиспансере лечился, – ответил Немо. – Стационарно. Ломало меня. Депрессуха была. Ничего не помогало. В грезах витал целыми днями… Опасался, что с ума сошел. И однажды, когда думал, что умер, зашвырнуло сюда.

Прилаживая герб с кинжалами обратно на стену, я размышлял об услышанном.

Выдуманный мир. Да, выдуманный. Я давно это понял. Все слишком легко, слишком удачно, слишком… Все слишком. Ну и что с того? Каким бы быстрым здесь ни было заживление, разве местным не больно, когда их ранят? Разве не было больно тому мальчишке, которого грахман швырнул через полдеревни? Не было больно Шайне, когда у нее вот-вот должен был треснуть позвоночник? А Рахли? Разве он не страдал, когда его возлюбленную сожгли заживо? Разве ей не было больно умирать? Еще я вспомнил огромные глаза Литтии, когда они близко-близко. Потом почему-то всплыли в памяти влесли, прыгающие от радости, когда увидели гору яблок, нарванных мной.

То ли от раздражения, то ли от усталости мои руки тряслись, и я не никак не мог поймать петлей гвоздь, чтобы водрузить обратно герб с кинжалами.

– Я не скоро вернусь, не бойся, – сказал Нео-Немо. – Осваивайся пока. А спустя время, может, и встретимся. Яйцами померимся.

– И что, если твои больше окажутся? – обернулся я. – Опять начнешь издеваться над местными?

– Почему нет? – Второй Падший едва заметно пожал плечами. – Веселиться же надо как-то. Не согласен?

Я вздохнул. Вытащил один из кинжалов, отбросил герб и двинулся к Нео. Тот понял, что я хочу сделать, резко отпрянул, даже руку вскинул, но не смог остановить мою. Я вонзил кинжал ему в горло.

– Извини, – сказал я. – Но лучше возвращайся на Землю.

Горячая кровь из артерии прыснула мне на руку, на плед, даже на подбородке я почувствовал теплые капли. Второй Падший захрипел, схватился за мою руку, да так и застыл. Взгляд серых глаз с меня не спускал, пока они не остекленели.

Так гадостно мне еще не было никогда.

Глава 29 После «бала»

Я нашел шкафчик-бар, достал бутылку с какой-то жидкостью янтарного цвета. Виски, наверное. В названиях алкоголя я не силен, да и написано было неразборчиво. Понятно, что Нео себе эти бутылки по памяти колдовал. Я плеснул в стакан, сел в кресло напротив убитого – наблюдать за происходящим. Но в лицо Второму Падшему старался не смотреть. Он медленно становился все прозрачнее и прозрачнее, пока не исчез совсем – вместе с одеждой. Только окровавленный плед остался лежать в кресле. Я взял кинжал, тщательно вытер его о чистый край пледа, вернул на перекрестье герба. На этот раз герб сел на гвоздь с первого раза. Видно, виски помог рукам не трястись.

Я вышел из дворца. Только тогда понял, как устал. Саднили раны, ноги подкашивались.

На дворе громоздилось битое стекло. В стороне перетаптывалась дворцовая обслуга, включая стражника, пропустившего меня в заветную дверь. Я кивнул ему и, стараясь не порезаться о стекло, вышел за стены замка.

Горы стекла. Горы. Они светились под лучами маленькой, но жгучей звезды. Переливались под ясным сиреневым небом. Фаншбы и готы извлекали из-под битого стекла погибших собратьев.

«Убрать бы это стекло, – подумал я, – одним заклинанием. Но сил не хватит».

Волшебники, Шайна и три гортванца, включая Кинсли, сидели на поляне у костра – ели и пили. Рядом с валькирией – которой, судя всему, было заметно лучше – возлежал изрядно покоцанный, но умиротворенный трухе. Лица людей и гортванцев были веселые. В отличие, наверное, от моего. Я вышел на поляну, и ко мне поспешили Литтия и Кинсли. Остальные повернули голову. Я обнял ведьму, хлопнул по плечу вечно хмурого оруженосца.

– Как ты? – спросила Литтия.

– Устал немного, – ответил я со вздохом.

– Садись, – почти приказал Кинсли и протянул диадему.

– Убери к вещам, – попросил я. – Пойду готов и фаншбов навещу. А то, если сяду сейчас, не встану.

– Вольта. – Шайна смотрела внимательно. У нее была рассечена левая бровь. Видимо, уже после чудесного своего спасения успела в бою отхватить, забияка. – Спасибо!

– Не мне, Кроннелю.

– Обоим вам. Хотя мне до задницы жаль, что не видела вашу драчку с Немо, – улыбнулась она и вновь отвернулась к костру.

По обращенным взглядам я понял, что большинство с ней согласны и ждут рассказа.

– Да что, – пожал я плечами, – в рукопашную дрались, без магии, без мечей.

– Потом расскажешь, – сказал Кинсли. – Через фин-фор туда не заглянуть, сам знаешь.

Я подошел к Кроннелю. Тот стоял поодаль, попивал что-то из керамической кружки. На меня не смотрел.

– Почему? – спросил я.

– Что «почему»? – усмехнулся он и, наконец, взглянул. – Почему спас ее?

– Почему пришел на помощь?

– Дурак потому что… – сказал он. – Не хотел своих без присмотра оставлять. А потом… Шут знает… Поверил, наверное, в вашу… в нашу победу. Хотя нет, – он мотнул головой, – сначала ввязался, а уже потом понял, что должны победить. Вот так. – Он ждал моей реакции.

– Спасибо, – едва слышно сказал я и хлопнул его по худому плечу.

– Не для тебя старался, – съязвил маг-подросток. – Для всех.

– Знаю. Вот за то и спасибо.

Готы встретили меня хмуро. Но без упреков. Они уже паковали вещи, стаскивали убитых в большую яму для погребального костра. Я нашел первого старейшину. Ну, я надеялся, что его, – уж больно лица у них были похожи.

– Что скажешь? – спросил я.

Гот только что закончил копать и стоял, опершись на лопату.

– Что сказать? – тоже спросил он. – Ты сделал то, что должен был. Мы сделали то, что должны были. Теперь по домам и зализывать раны памяти.

– Передай от меня поклон твоему народу. Скорблю вместе с вами.

Он не ответил.

Фаншбы, наоборот, веселились. Они были готовы идти до конца и теперь радовались и победе, и тому, что многие выжили.

Вождь и советники праздновали вместе со своими бойцами. Фаншбы пустили по кругу серебряный кубок размером с купель, и каждый, перед тем как отпить, произносил краткую речь, которая, почти всегда, вызывала громкую радость и ликование. Когда вождь Мангук увидел меня, спешно подошел, обхватил конечностями и стал радостно выкрикивать что-то. Потом спохватился и продолжил на русском:

– Мы… очень рады… что смогли… одолеть врага… могу… могучего врага. Эти звери, которых Второй Падший… выпустил из клетки… погрузили нас в… – Он повернулся к советнику, и тот что-то шепнул Мангуку. – В страх. Наши воины почти потеряли дух… – опять шепот советника, – присутствие духа. Но мы не дрогнули. А теперь… Ахугаухзе! – выкрикнул вождь то ли грузинскую фамилию, то ли название какого-то немецкого города.

После этого воздел надо мной огромную серебряную чашу, и окружающие стали что-то кричать на фаншбском наречии. Наверное, хвалу мне пели. Я почувствовал, как кровь прилила к лицу, и под серебряной купелью стоял, наверное, красномордый от смущения. Как я понял, от меня требовалось что-то сказать и тоже отпить из чаши. Мне протянули купель, и все замолкли в трепетном ожидании. Я мысленно перекрестился, надеясь, что в чаше не навар из насекомых или еще что-нибудь почище. Слов не было, и, что сказать, я не знал. Вспомнился легендарный тост Шарикова: «Желаю, чтобы все!»

– Мы смогли победить, – тихо сказал я, а кто-то из фаншбов стал быстро переводить тем, кто не знал русского. – Мы должны были это сделать, и мы это сделали. Отныне ни вам, ни вашим детям бояться нечего.

Мне стало противно от самого себя. Хотел попроще сказать, а получилось пафосно.

– Пусть всегда будет Сабо! Пусть всегда будет небо! Пусть всегда будут мамы! Пусть всегда будем мы! – закончил я и, зажмурившись, отпил из чары.

Помню, что вкус понравился. Потом не помню ничего.

Разбудил меня Кинсли.

– Ты вставать-то собираешься или до вечера проспишь?

Я сел. Оказывается, уснул под деревом на том самом месте, где с фаншбами распивал крюшон из купели. Кто-то – скорее всего, Кинсли – заботливо накрыл меня черным пледом, и я прохрапел до рассвета.

Спросонья горы битого стекла показались мне похожими на волны реки. Наверное, дело было в лучах Сабо, которые пока не сверкали, а по-утреннему мягко блестели, отражаясь в стекле, словно в воде. Я еще немного прищурился, чтобы сходство стало полным. От «реки» повеяло свежестью. Мне померещился удаленный, как из морской раковины, шум воды. Когда ощущение стало четким, я произнес нужные заклинания, закончив «ясным пнем».

– Наконец-то замок хоть какая-то преграда защищать будет – не ров, так река, – сказал я и открыл глаза.

Кинсли посмотрел на новый водоем с видимым неприятием, но промолчал.

Оказывается, и маги, и фаншбы, и готы разошлись по домам.

«Конечно, – обиженно подумал я. – Да, будь на моем месте хоть сам Суворов или Гарибальди, им было бы наплевать».

Не то чтобы я ждал особых почестей или ликования с в-воздух-шапко-бросанием, но пир-то на весь мир стоило закатить! Узурпатора все-таки низложили, не хухры-мухры! Кстати, а есть такое заклинание «хухры-мухры»? Почти «шуры-муры». Оба подошли бы от мужского бессилия.

Перво-наперво я глянул в финфор на готские пределы. Кичрал не обманул – войско соузцев было на месте. Воины скучали, окружив деревянную стену замка. Разбойников поблизости не просматривалось. Что ж, придется заплатить. Было бы недурно, конечно, стравить этих два проклятых королевства – Соуз с Хуалем. Поубивали бы друг друга, сократили численность армий – остальным это было бы только во благо. Но это не наш метод.

Стекло со двора убрали еще до моего пробуждения, а кусок стены и ворота уже я помог восстановить – магией. Но до этого состоялась краткая церемония знакомства дворцовой прислуги и стражников с новым владельцем замка – мной то есть. Работники замка ждали меня во дворе. Большинство – люди, один из поваров – гот, казначей – двухголовый, а швейцар – человек-рыба. Вообще-то работников было вдвое больше, но остальные пережидали войну дома – нынче была не их «трудовая смена».

В ангаре рычали и ворчали голодные Лиззи с Годзилой. Я велел их накормить. Позавтракал вместе с Кинсли и сразу пошел заветную комнату искать – ту, в которой ответы на все вопросы. Хоть их уже и не так много осталось.

В маленьком кабинете стоял лакированный книжный шкаф из красного дерева, небольшой круглый стол с предметами для письма – пером, чернильницей и бумагой – и стойка с курительными трубками.

«Девятнадцатый век какой-то… – подумал я. – Того и гляди в кабинет зайдет Жюль Верн или Шерлок Холмс, например».

В полутьме камень, о котором говорил Второй Падший, я нашел не сразу. Сначала решил, что это – овальное зеркало, но это был камень в форме яйца, который стоял на узорной кованой подставке. Я потер по нему тряпочкой – она как раз, наверное, для этой цели лежала рядом.

Первый Падший возник сразу. Будто я его по плечу хлопнул, а он и обернулся. Золотые кудри до плеч, красивое, даже чуть смазливое лицо, но скулы широкие и подбородок, что называется, волевой. Создатель Утронии был высокого роста, одет в шикарный, расшитый золотом по красному, кафтан и черные сапоги. Из-под кафтана выбивалась белоснежная манишка.

«Это уже вообще восемнадцатый или даже семнадцатый век. Молодой граф Запупольский перед приемом у императора всея Руси», – подумал я.

– Привет! – сказал Первый Падший. – Меня зовут Артур, хотя в жизни я просто Стас. – Он осмотрел себя и сел на тот самый стул, на котором сейчас сидел я. – Этим отличия с моим прототипом не ограничиваются. – Стас вздохнул. – Их довольно много, и начнем с того, что в жизни я не могу ходить. Я – инвалид-колясочник. Что еще? Утронию я создал, когда мне было двадцать пять. В тот самый год, когда врачи сказали, что мне осталось жить год или два. Сейчас, когда я записываю это послание, мне настоящему уже шестьдесят. Теперь, правда, мое время на Земле и в самом деле истекает – я это чувствую, и потому решил оставить последователям вот это, как сейчас говорят, видео. – Стас усмехнулся.

Почему-то у меня заходило сердце. Я вздохнул поглубже и медленно выпустил воздух со звуком «с-с-с». Так мы делали на тренировках, чтобы быстрее дыхание восстановить.

– Ты, кстати, можешь курить, – сказал Стас. – В ящике стола все, что нужно. А если что-то понадобится пометить, бумага и перо тоже в наличии, как видишь. Уж извини, печатную машинку создать не получилось – я не очень силен в механизмах.

«Печатную машинку? Видео? В каком году это записано? Точнее, какой год был тогда на Земле? Если слово „видео“ уже вошло в обиход, а компьютеры еще нет… Наверное, конец восьмидесятых прошлого столетия. В общем, до моего рождения. Значит, дедушка Стас появился на свет еще до Второй мировой? Ого!»

– Сейчас мое время подошло к концу, – Стас снова вздохнул, – но и в Утронии я остаться не могу. Увы. Хотелось бы, конечно, верить, что можно навсегда астрально перенестись в выдуманный мир, но это вряд ли. Я умру там – на Земле – и уже не смогу появиться здесь. Что ж… Все мы умираем, и я очень рад, что Утрония подарила мне вторую жизнь.

Первый Падший встал, выдвинул ящик, набил трубку, закурил и снова сел. Все не спеша.

– В жизни я вообще-то не курю, – сказал он гулким от дыма в горле голосом. – Ха, – усмехнулся Стас и потянул руку к переносице, будто пытаясь очки поправить, которых не было, – еще бы я закурил… Давно бы уже тогда… В общем и целом, я создал Утронию тогда, когда потерял все. Хотя и имел-то немного. Но тогда я потерял и надежду. – Он сделал паузу, глубоко затянулся и посмотрел другим, горящим взглядом, будто от затяжки не табак разгорался, а его глаза. – Меня спасла любовь к фантастике, – сказал он. – Я ее обожаю… Всегда обожал. Читал в оригинале Толкиена и Желязны, зачитывался Стругацкими и Станиславом Лемом. Можно сказать, я болел фантастикой. Хотя в моем случае «болел» звучит бесподобно, – опять усмехнулся Стас. – И вот я стал выдумывать свой мир. Мир, в котором существовали волшебные существа, могучие маги, злобные монстры. Я просыпался и засыпал с мыслями об Утронии и отвлекался только на чтение фантастики. И однажды… – Первый Падший вздохнул и улыбнулся, – оказался здесь. Самое смешное, – улыбнулся он шире, – первое время я не мог вернуться в реальный мир. Не то чтобы очень хотел, но спустя неделю путешествий под сиреневым небом стал все-таки задумываться о родных. Сам знаешь, эти привязки никуда не деть. – Стас глубоко затянулся и, морщась от дыма, стал разглядывать содержимое трубки, будто там было что-то интереснее, чем тлеющий табак. – Сначала я вообще думал, что умер. Но потом… Во время медитации… А я всегда увлекался восточными практиками. Это второе мое хобби помимо фантастики. Так вот, однажды, когда я сидел на скале Утронии и занимался самосозерцанием, просто пытался осознать свое настоящее. И меня неожиданно выбросило в реальность. В настоящий мир на Земле. Не скажу, что был потрясен. Я уже тогда подозревал, что не умер. И вот я вернулся к родным….

– Как именно ты смог вернуться? – спросил я, будто он мог меня слышать.

– Тебя, наверное, интересует, как я смог вернуться, – опять улыбнулся Стас. – Объяснить это будет непросто. Особенно тому, кто далек от духовных практик. Если сказать проще, надо осознать себя истинного, себя изначального. – Он пыхнул трубкой, задумчиво глядя в «экран». – Не думать о себе, а именно осознать. Ведь что побудило меня оказаться в придуманном мире? В первую очередь моя в него вера. Вера в собственные фантазии. И в тот момент, когда я смог остановить внутренний диалог, окунуться в свое истинное «я», – тогда меня и зашвырнуло вспять, к себе земному. – Он выбил содержимое трубки в пепельницу. – Позже, для упрощения процесса концентрации, я создал вот это. – Стас достал из кармана кафтана маленькую прозрачную пирамидку. – Я назвал это «Кристалл Предельной Ясности». Он помогает осуществить переход между мирами. Но как выяснилось, есть побочное воздействие – кристалл делает невидимым для магического зрения. Наверное, потому, что, когда пирамидка рядом с Падшим, он уже одной ногой в другом мире. Может, по другим причинам – не знаю. В общем, если правильно работать с кристаллом, он поможет найти дверь на Землю.

Стас вздохнул. Чувствовалось, что воспоминания его и радуют, и печалят, как радуют и печалят даже самые приятные кадры прошлого, всплывающие в памяти.

– Так и началась моя вторая жизнь. Все, чего у меня не было в реальности, все, о чем я мог только мечтать: любовь женщин, великие подвиги, всеобщее признание, да что там, даже банальные выпивка и курение – всего этого отныне было в избытке. И эти годы стали не только самыми счастливыми в моей жизни – это само собой, – можно сказать, они и стали моей жизнью, которой у меня до этого просто не было. Благодаря Утронии я получил тридцать семь лет настоящей жизни.

Стас вытер слезу, но потом закрыл лицо ладонью – слезы продолжали течь. Впрочем, он быстро пришел в себя.

– Может, я и не умер только благодаря Утронии. Мое жалкое существование обрело смысл, – сказал он и насухо вытер слезы. Помолчал. – Когда я сюда вернулся, меня ждал еще один сюрприз. Утрония изменилась. Она стала жить своей жизнью, на которую я никак не мог повлиять. Точнее, мог – мечом или магией, но уже не как создатель этого мира. И это было потрясающе. – Стас поднял восторженный взгляд. – Понимать, что твое детище теперь совершенно самостоятельно! Никак от тебя не зависит! Я шарахался от монстров, которых не создавал, срывал незнакомые цветы в лесу, болтал с какими-то сказочными чудиками, которых видел впервые! Это было жутковато, волнительно, но прекрасно!

Перед Стасом в тот момент проносились кадры прошлого, это было понятно по блеску глаз и блуждающей полуулыбке.

– Вот такая история, брат Падший. Что еще? А, главное-то я забыл рассказать! О том, как ты сюда попал. Если, конечно, попал, и я не беседую сейчас с пустотой. Если мой расчет оказался верен, и та червоточина, которую я создал, работает. Итак, раз в несколько лет, хм… – примерно раз в двадцать, точнее сказать невозможно, – между Утронией и Землей будет появляться как бы окно. Это я его создал. Чтобы шагнуть в это окно, или, точнее, чтобы оказаться им пойманным, должны совпасть три условия. Во-первых, нужно находиться на грани между жизнью и смертью. Во-вторых, нужно любить фантастику. Это не значит, что любители детективов или, скажем, женских романов будут жестко отсеиваться. – Первый Падший улыбнулся. – Просто тому, кто не любит фантастику, труднее попасть сюда – у него хуже развито воображение, и он не поверит в реальность этого мира. И третье условие – нужно быть русскоговорящим. Просто потому, что здесь все говорят на русском. Да! – Стас поднял руку в останавливающем жесте. – Знаю, что некоторые не говорят вообще ни на одном языке или, как фаншбы и бестии, болтают на выдуманных мной наречиях, но это для антуража. Общий язык для всех – русский. Хотя насчет того, что в окно междумирья угодят только русские люди – гарантий дать не могу. Что ж, если голландец какой-нибудь провалится сюда, будет спешно осваивать язык Пушкина и Стругацких.

Что еще рассказать про это окно-червоточину? По моим расчетам, оно начнет работать лет через десять – двенадцать после моего ухода. Значит, Второй Падший появится в Утронии вскоре после этого. Надеюсь, он будет достойным моим преемником и – спустя пару десятков лет – освободит дорогу для Третьего Падшего. Или вместе будут править – кто знает? Утрония-то большая. А там будут четвертый, пятый… Все как на Земле.

И вот еще что! – Стас расплылся в улыбке и снова взялся набивать трубку. Видимо, к табачку он тут крепко пристрастился. – За заклинания извини. Лень было придумывать всякие там «крибли-крабли» и «снип-снап-снурре». Есть же прекрасные эвфемизмы в русском языке – зачем изобретать велосипед? Ведь они же и были придуманы, когда кто-то чего-то очень хотел, а вышло иначе. Тогда-то и прозвучало впервые: «итить твою за ногу»! А здесь, в моей реальности, я сделал так, что воскликнувший это получит именно то, что хотел. Но! – Стас поднял указательный палец. – Обязательно нужно поверить и тщательно представить. Тогда сработает. Так же, как сработало у меня, когда я обрел то, о чем мечтал, – мою Утронию. Заклинание – лишь звуковой маркер. Главное – воображение и вера, вера и воображение. Думаю, ты это уже понял, если нет, поймешь очень скоро. – Стас снова вздохнул печально. – Что еще? Если захочешь побыть в тишине и сделать стены замка неприступными для магии, используй заклинание «накося выкуси». Остальные заклятия, думаю, ты уже сам собрал или еще соберешь. Не стану лишать тебя удовольствия.

Наверное, тебе интересно, где я на Земле, в тот момент, когда с тобой говорю. В каком состоянии, сплю или бодрствую. Этого я тебе не скажу. Повезет, тоже найдешь «дверь» и сам все узнаешь. Лишние знания в этом тебе будут только мешать.

Стас-Артур-Первый Падший-Создатель Утронии все продолжал утаптывать пальцем табак в трубке.

– Вот еще что. Можешь счесть это за слабость, но я тоже хочу… – Он откашлялся и наконец-то принялся раскуривать трубку. – Хочу увековечить свое имя. Посреди океана есть островок, на котором нет ничего, кроме каменной стелы. На ее гранях высечено мое лицо – нынешнее, конечно, а не того, который всю жизнь в коляске – и подпись: «Вечная память Артуру Великому – легендарному герою и создателю Утронии». Понимаю, – смутился Стас, – что это нескромно и даже несколько пафосно… но имею же я право хоть на какую-то награду за то, что создал этот мир?! – Первый Падший помолчал. – Не разрушай эту стелу. Она, конечно, защищена охранными заклинаниями и тому подобным, но мы же с тобой знаем, – если поставить цель… В общем, это единственная плата, которую я прошу за то, что пользуешься моим миром. – Стас улыбнулся. – И если утронцы будут мне хвалу воспевать – пусть их, не препятствуй. Твои подвиги еще впереди, а мои, увы, в прошлом. – Он снова потер глаза ладонью – может, просто дым от трубки попал. – Прощай, Второй, Третий, Пятый, Двадцатый Падший. Пусть Утрония будет вечной, как русский язык и любовь к фантастике! Как способность человека верить и мечтать.

Изображение на камне погасло.

Глава 30 Возвращение

Пир я все-таки задал. Прямо у замковых врат, на берегу новой реки, были установлены длинные деревянные столы, на них расставлены яства и напитки. Созвали гостей. Я лично слетал, чтобы пригласить готских старейшин и фаншбовского вождя с советниками. Явились представители гортванцев и других «малых народов».

Я их так не за численность, а за рост и размер прозвал. Даже трое купидонов влесли соизволили оставить труды насущные ради халявной трапезы. Повара наготовили им полдюжины блюд с яблоками – шарлотку, штрудель, мусс и так далее. Увы, разбойника Луса я отыскать не смог. Лицо его хорошо помнил, но, сколько ни пытался, мое заклинание перемещения не срабатывало. Либо Лус потерял лицо, либо нашел кристалл Предельной Ясности, либо, что всего вероятнее, мертв. Видимо, не довело золотишко до добра – разведал кто-нибудь о его богатстве или свои предали. Финфор тоже не смог найти чернявого атамана. Жаль, хороший был парень.

Прибыли на пир и незваные гости – Гастав с Кичралом. Эти за золотом явились, но отказывать в гостеприимстве я им не стал. Пусть почувствуют разницу между мной и Вторым Падшим. Но позже они пожалели о неправильно выбранном времени. Дело в том, что Кинсли – во время первого тоста – оповестил всех, что сегодня состоится ом-маж. Присутствующие закивали, Гастав и Кичрал поморщились, но промолчали.

– Чего? – спросил я шепотом, когда Кинсли уселся рядом.

– Оммаж, – тихо, но свирепо произнес карлик. Таким тоном подсказывает учительница во время госэкзамена, проходя мимо нерадивого ученика. – Процедура признания вассалитета.

«Блин, – подумал я, – Стасик, на фига ты столько книжек читал? Вассалитет, оммаж. Хрен вам с плюмажем, не будет сегодня никаких церемоний, кроме алковозлияния».

Но Кинсли убедил меня, что, если хочу жить спокойно и знать, что все королевства подчиняются моей воле, процедуру надо пройти. Пришли к компромиссу. Никаких вставаний на колени и смиренно-согбенных клятв – пусть прямо за столом каждый из королей скажет, что признает меня сузереном, и достаточно.

Кинсли долго бурчал, не соглашаясь, но наконец уступил.

– Вождь фаншбов, великий Мангук май Шейбст, признает тебя, Вольта, Третий Падший, единым императором Утронии и присягает тебе на верность. Армия фаншбов никогда не встанет на пути твоих войск, Вольга. Фаншбы всегда будут биться с тобой плечом к плечу, как бились недавно у врат замка Падших. Таково слово Мангука – великого вождя фаншбов.

Мангук и его советники пустили по кругу купель, которую, видимо, с собой притащили.

«Так он это завернул, – улыбнулся я своим мыслям, – что непонятно, кто кому присягает. Он-то великий, а я всего лишь скромный Падший». Но вслух ничего не сказал. Вся эта церемония мне казалась смешной и ненужной.

– Королевство готов признает тебя императором Утронии, Вольга, – нехотя проговорил первый старейшина готов, поднял чарку и, не дожидаясь, пока с ним чокнутся, выпил.

«Эти ребята как российские военные самолеты – надо уметь ими управлять, но зато надежны и смертоносны», – подумал я.

Король Гастав пробурчал что-то невнятное, но два ключевых слова в его речи можно было расслышать: «признаем» и «присягаем». Вряд ли он клялся в верности своему золоту – хотя я бы не удивился.

Так и хочется сказать «потом были танцы», но нет, танцев не было – пили, шумно праздновали. Я целовался взасос с Литтией, Шайной и, как потом рассказывали, даже с грухсом, который отдыхал неподалеку в ожидании наездницы.

Так началась моя жизнь в роли императора Утронии. Сказать, чтобы она мне особо нравилась – солгать, так же как было бы неправдой заявить, что я эту жизнь ненавидел. Имелись плюсы и минусы, как во всем. Кинсли отказался жить в замке, но покидал его только вечером. Он в замок словно на работу ходил. Может, так и было. Я сотворил русский бильярд, обучил Кинсли, и тот очень быстро стал меня обыгрывать. И это несмотря на то, что у него были короткие руки, а для удара приходилось вставать на скамеечку. А вот сквош, в который Немо обучил играть пару стражников, меня не увлек. Видимо, я на всю жизнь намахался руками.

Иногда я устраивал посиделки с магами – и даже Кроннель их не пропускал. В основном говорили о том, как нам обустроить Утронию. Что-то и в самом деле меняли и улучшали, но без фанатизма – все было и так хорошо. В моих личных апартаментах нередкими гостьями были Литтия с Шайной. То вместе, то врозь. Аскетом я не стал, и хотя за девками в деревнях не охотился, помимо моих добрых подруг у меня гостили порой и другие особы прекрасного пола – в частности, красные шапочки из пивнушки.

Но это не главное. Большую часть времени я посвящал иному – сидел на крыше дворца с кристаллом Предельной Ясности, который висел передо мной в воздухе. Я концентрировался на минерале, пытаясь нащупать пресловутую дверь. Но не получалось. Я понимал, что этот мир придуман, что все вокруг иллюзорно, но это ничего не меняло. Иллюзорный и придуманный мир продолжал светиться маленьким, жгучим солнцем, нависать сиреневым небом с голубыми облаками, шуметь рекой у замковой стены и касаться кожи ветром, а обоняния – запахами леса. Реку, кстати, мы так и назвали – Стеклянная.

Почему, если хотел вернуться, я просто не убил себя? В конце концов я бы, наверное, так и сделал. Но уж больно не хотелось навсегда безвозвратно прощаться с Утронией. И потом… Чем я хуже Первого Падшего? Раз он мог открывать и закрывать дверь между мирами, почему я не смогу?

Но желание вернуться на Землю росло. Даже самый отчаянный геймер, проведя три дня кряду в мире любимой игры, хочет возвратиться в реальность. За исключением совсем уж больных персонажей, умирающих перед монитором. Но я к этим исключениям не относился. Мне хотелось увидеть маму, папу, Алису; хотелось сказать им, что я жив и люблю их. Даже в институт хотелось. Соскучился по учебе, друзьям, даже по преподам. Да, там, на Земле, все было сложнее, но я теперь трудностей не боялся.

Дни шли, а в своих экспериментах я не продвинулся ни на йоту. И злился на себя, и ругал, но злость только мешала. Спустя месяц подобных экспериментов я сдался.

Нет, не запил, но скис. Стал реже встречаться с утронцами, реже покидать стены замка. Катал бильярдные шары, ходил на речку купаться, рад бы был почитать, но книг там, разумеется, не было. Чтобы наколдовать книгу, нужно было до буквы представлять, что у нее внутри. Хоть сам садись и пиши. Целыми днями я гулял, валялся под деревьями или на берегу реки, мечтал о том, что вернусь. Упражнения с кристаллом тоже забросил.

Однажды, сидя на красивом холме, мне пришла в голову интересная мысль: может быть, чтобы разрушить иллюзии, мне не хватает того же, чего раньше не хватало для их создания? Веры? Веры в то, что мир вокруг – чья-то выдумка. Да, прекрасная, да, ставшая мне родной и близкой, но все-таки выдумка. Как любимая книга. Как в пятый раз просматриваемый фильм. Но пора уже закрыть любимую книгу, выключить любимый фильм.

Но и это не помогло. Хотя, сидя на крыше и любуясь на пасущихся мовлов, я прекрасно понимал, что таких смешных и неуклюжих созданий можно только выдумать. А глядя на Стеклянную реку, помнил, как она была создана.

На исходе второго месяца неудач я сидел на крыше и любовался на закат. Бордовые всполохи на фиолетовом небе, темно-синие облака. Я вспомнил, что, когда в Утронии темнело, небо зачастую приобретало красноватый оттенок и становилось не сиреневым, а фиолетовым. Также вспомнилось, что небо краснеет даже тогда, когда кровавого Марса в небесах нет. Местное светило Сабо во время заката тоже не багровеет, оно вечерами просто исчезает, будто лампочку выключают. Откуда же тогда эти красные всполохи среди облаков?

«Понятно, откуда, – догадался я. – Просто Стасику понравилась такая заставка, видите ли. Откуда вдруг подмешал ся красный цвет – ему все равно. На Земле же бывают красные закаты, решил он, почему бы и здесь не быть?»

Я попытался понять, откуда эти красные всполохи начинаются, какую имеют форму. В какой-то момент показалось даже, что левый краешек неба, очерченный синими облаками, чуть светлее, чем остальной небосвод. Будто кто-то потянул за уголок страницы, которую хотели перевернуть.

«Страница еще не перевернулась, но ее край уже пропускает свет лампы, горящей в комнате. В той комнате, где эту книжку с картинками сейчас и читают», – подумал я.

Смешная эта фантазия мне понравилась, и я стал внимательнее всматриваться, придумывая, какая у них там лампа, на той стороне, – настольная или торшер? Или это дневной свет пробивался? А потом я постарался ни о чем не думать, а осознать самого себя. Как о том Стас говорил. Мысли, чувства, желания, планы, воспоминания – это все не я. Это шелуха, окутывающая того, кто за всем этим может наблюдать – мое настоящее «я». То самое, которое видит сейчас светлый краешек неба и все, что вокруг него.

А краешек неба вдруг и вправду отогнулся – мне так показалось. Я не придал этому значения, оставаясь погруженным в себя. И тут он отогнулся сильнее. И в этот момент я смог увидеть белые стены, лампы дневного света на потолке, какие-то трубки и держатели прямо над… моей головой. А все, что было вокруг меня до этого, пропало: крыша, на которой я сидел, река внизу, лес вдали – все. Остались только белые стены, лампы, трубки… Они, как оказалось, вели к моему лицу. Одна из них прямо в рот входила. Потом я рассмотрел катетеры, тянущиеся от сгибов моих рук. Раздался писк, который стал повторяться и показался мне оглушительным.

Вбежала женщина в халате и колпаке синего цвета. Вид у нее был удивленный и встревоженный. Она стала что-то возбужденно говорить в рацию, которую вынула из кармана. Через минуту в комнату спешно вошел дядечка с вытянутым лицом, усами и бородкой. Тоже в синей шапочке и халате, который был лишь накинут на плечи. Доктор стал светить мне в зрачок маленьким фонариком, сестра проводила какие-то записи, глядя на приборы возле моей койки. Они говорили, но я мало что понял – не силен в медицинской терминологии. До меня наконец стало доходить, что происходит. Потом доктор сказал:

– С возвращением, юный друг, – и улыбнулся в усы.

Оказалось, я больше чем полгода провалялся в коме. Диабетический криз. Он случился в тот день, когда я шел домой с продуктами, фантазируя про черфелазду.

Дальше потекли дни на больничной койке – заплаканные, но счастливые лица родных, разговоры, процедуры, книги, лекарства, снова разговоры и опять процедуры с лекарствами.

Через три недели меня выписали. Нет, чудесного избавления от врожденного диабета не произошло, но в остальном я был здоров.

Потихоньку жизнь вошла в привычное русло. Я восстановился на свой курс в институте – даже академ брать не пришлось, смог нагнать.

Родители и сестренка, конечно, на седьмом небе были от счастья. Из комы, как известно, далеко не все возвращаются к нормальной жизни.

Но вскоре нам снова пришлось расстаться. Когда пришла пора летних каникул, я сказал близким, что еду погостить к однокурснику в Карачаево-Черкесию. И почти не соврал. Я действительно остановился у однокурсника, который родом с Кавказа. Но ехал не погостить – я запланировал восхождение на Эльбрус.

После возвращения из Утронии я занялся спортом. Начал с малых нагрузок – полгода проваляться на постели не шутка, – но постепенно все увеличивал. Говоря про спорт, я карате не имею в виду – сэнсэй выпорол бы меня поясом, если б я такое сказал. Карате-до – не спорт, а искусство. Я начал плавать и бегать, на велике гонять и гантельки потягивать. ОФП, так сказать. Вот когда форму поднабрал, тогда и технику карате немного восстановил – мало ли какие Утронии ждали меня впереди?

Я изменился в мире под сиреневым небом. Целеустремленнее стал, наверное. Реже зацикливался на своих бедах, больше и чаще вспоминал о людях вокруг. Начал чаще наведываться к родным – к отцу, матери, сестренке. Выяснил, что, оказывается, у сеструхи уже любовь, причем несчастная. Оказывается, у них в классе новенький появился, на которого, как я понял, все девчонки залипают. А на Алиску он, видите ли, внимания не обращает! Нет, я не стал советы давать – мало ли новеньких будет в ее жизни, – но выслушивал со вниманием, в парк обещанный сводил пару раз, вечерами позванивал. Что всего нужнее подростку? Да чтобы выслушали.

Скучал ли я по миру под сиреневым небом? По его жителям? По новым друзьям, оставшимся по ту сторону реальности? Соврал бы, если б сказал, что нет. Но и возвращаться туда пока не планировал – и здесь было дел невпроворот.

И еще я понял, не важно, зовут ли меня Волькой другие или Вольтой – как я сам себя назвал, мое настоящее имя – Владимир. А оно означает ни много ни мало – «владей миром». Звучит красиво, а в моем случае еще и символично. Так что новых имен я искать себе больше не буду.

В общем, изменился я. Чуть не умер в Утронии, а вернулся с того света более живым, чем был. Стал ценить каждое мгновение жизни, а потому и поступки совершать не боялся. Вот, например, решил исполнить мечту – подняться на Эльбрус. И послал к черту привычные отговорки. В конце концов, я не первый диабетик, решившийся на восхождение.

А за день до моего отъезда на Кавказ ко мне в гости фулопп заявился, собственной персоной. Я уже не спал, но еще в кровати валялся. И вот за секунду до того, как я ногу в тапочек сунул, из пустоты, как из озера, вынырнула петушиная голова чуда-юдища. Потом появилась моя любимая морда – плоская с роговыми пластинами.

Я сел на кровати и уставился на гостя, захлебываясь от восторга.

– Привет счастливчику, – флегматично произнес фулопп. – Вижу, у тебя все получилось – и Утронию спас, и домой вернулся. Поздравляю.

– Спасибо! Но это тебя надо поблагодарить, без твоих монстров…

– Сила – всего лишь сила. Важно, кто и для чего ее использует, – ответил бывший царь утронских бестий.

– Может, тебе что-нибудь из нашего мира подогнать? Для коллекции? – неожиданно для себя предложил я.

– Разве что Висячие сады Семирамиды, – пошутил фулопп.

– Да, – кивнул я, подумав. – На Земле туго с волшебными артефактами.

– Я чего явился-то, – спохватился гость. – Тебе привет передают.

– Утронцы? – спросил я.

– Нет. – Петушиная голова уже исчезла, да и вторая уже почти скрылась, только глаз оставался виден и небольшой фрагмент морды. – Из других миров.

– Кто же?

– Артур – Первый Падший. Велел поздравить и спасибо сказать.

Морда фулоппа скрылась окончательно. Я сидел, смотрел туда, где он только что был, и хлопал глазами. Наверное, долго…

Перед восхождением на Эльбрус подготовка с инструктором заняла две недели. А потом – вперед и вверх! Не скажу, что было просто, но и не тяжелее, чем под кишками севра, на хребте бартайла или в окружении сотен стеклярусов.

Я сижу на камне, на Западной вершине Эльбруса. Сижу, любуюсь на синее небо. Очки снял, но сижу спиной к солнцу – а то «снежной слепоты» не избежать, слишком пронзительно снег блестит под лучами.

Я смотрю вдаль и думаю: чем не сказка? Почему легко поверить, что мир, в котором ужасные монстры и нестареющие красавицы, – сказочный, а Земля – нет? Только потому, что здесь все суровее? Потому, что раны за день не заживают, а выучив пару ругательств, невозможно перенестись за тридевять земель? Но кто сказал, что у сказки должны быть простые правила? Разные бывают сказки. Есть, например, такая: все сложности, которые нам в жизни выпадают, для того, чтобы мы развивались. Чтобы мы стали сильнее, мудрее, возвышеннее. Чтобы потом, в какой-то следующей жизни, это нам пригодилось, как мне пригодилась Утрония. Может быть, нынешнее воплощение на Земле, для той, новой жизни будет такой же Утронией? Сказкой, забытым сном, видением в коме. Такой же иллюзией. Вдруг это так – кто знает?

Разве эта красота вокруг могла появиться сама по себе? Разве это не чей-то вымысел?

Я сижу, смотрю на горные вершины, покрытые снегом, на родное, пронзительно-голубое небо, на мир, раскинувшийся подо мной.

И я не удивляюсь, когда левый верхний краешек неба начинает слегка приподниматься, будто кто-то собирается перевернуть страницу.

Эпиграф на месте эпилога

Жизнь – это кома, я скоро проснусь.

Томас Мраз

Примечания

1

Тоторо – герой культового мультфильма «Мой сосед Тоторо» Хаяо Миядзаки.

(обратно)

Оглавление

Глава 1 Попаданец

Глава 2 Зайга и камнепад

Глава 3 Грахман

Глава 4 Шайна

Глава 5 В путь

Глава 6 Болота

Глава 7 Заброшенные пещеры

Глава 8 И вновь продолжается бой

Глава 9 Пчелиная ведьма

Глава 10 Император всея Утронии

Глава 11 Рахли

Глава 12 Рождение мага

Глава 13 Рассказ Рахли

Глава 14 План войны

Глава 15 Бой

Глава 16 Малодушие

Глава 17 В поход за сусалами

Глава 18 По морям, по волнам

Глава 19 Фулопп

Глава 20 Фаншбы

Глава 21 Соуз

Глава 22 Готы

Глава 23 Тернии

Глава 24 Сборы

Глава 25 Гладко было на бумаге

Глава 26 Битва на Куликовом

Глава 27 Битва у замковых стен

Глава 28 На краю

Глава 29 После «бала»

Глава 30 Возвращение

Эпиграф на месте эпилога Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg