«Годсгрейв»

Годсгрейв (fb2) - Годсгрейв [Godsgrave/litres] (пер. Анастасия Александровна Харченко) (Хроники Неночи - 2) 3901K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джей Кристофф

Джей Кристофф Годсгрейв

Jay Kristoff

GODSGRAVE

Copyright © 2017 by Neverafter PTY LTD. All rights reserved.

Печатается с разрешения литературных агентств Adams Literary и Andrew Nurnberg.

Jacket design by Young Jin Lim

Jacket illustration by Jason Chan

Серия «Миры Джея Кристоффа»

© А. Харченко, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Моим врагам

Без вас я бы не справился

Доброй вам перемены, дорогие друзья. Рад снова вас видеть.

Признаться, я соскучился за время нашей разлуки. И теперь, когда мы снова вместе, я мог бы просто поприветствовать вас улыбкой и позволить погрузиться в историю об убийствах и мести, расцвеченную вспышками изысканно написанной похабщины. Но прежде чем мы вместе скользнем между страниц этой книги, я должен честно вас предупредить.

Память – предательница, врунья и никчемная мошенница. И хоть персонажи нашей драмы, несомненно, навеки оставили отпечаток на вашей психике, порой нам приходится считаться с низшими среди вас, смертных.

Так что, может, освежим память?

Dramatis personae[1]

Мия Корвере – убийца, воровка и героиня нашей истории – если в нашей истории вообще можно назвать кого-то героем. Ее отец, Дарий Корвере, был повешен по приказу итрейского Сената, и, поклявшись отомстить, Мия стала последовательницей самого опасного культа ассасинов в республике – Красной Церкви.

Хотя Мия провалила испытания, ее посвятили в Клинки (читай: в ассасины) после того, как она спасла духовенство Церкви во время атаки люминатов.

Мия наполовину итрейка, наполовину лиизианка. А еще даркин – тот, кто может управлять самой тьмой. Она имеет лишь небольшое представление о своей силе, а единственный даркин, которого она когда-либо встречала, умер прежде, чем смог дать ей желанные ответы.

Трагично, я знаю.

Мистер Добряк – демон, спутник или фамильяр (смотря кто спрашивает), созданный из теней и поглощающий страх Мии. В детстве он спас ей жизнь и утверждает, что почти не ведает о своей истинной природе, но за ним водится привычка врать время от времени.

Он носит кошачье обличье, хотя на самом деле совсем не кот.

Эклипс – еще один демон из теней, принявший облик волчицы. Эклипс была спутником лорда Кассия, бывшего главы Красной Церкви. Когда Кассий погиб во время нападения люминатов, Эклипс последовала за Мией.

Как и большинство собак и кошек, они с Мистером Добряком не ладят.

Старик Меркурио – до поступления Мии в Красную Церковь был ее учителем и доверенным лицом. На протяжении многих лет он и сам служил Клинком, но ныне отошел от дел и живет в Годсгрейве. Старый итреец владеет сувенирной лавкой и работает информационным посредником, а также ищет новобранцев для слуг Черной Матери.

Под тремя солнцами не бывало более ворчливого старого ублюдка.

Трик – аколит Красной Церкви, а также друг и любовник Мии. Трик был наполовину итрейцем, наполовину двеймерцем. Прежде чем Трика успели посвятить в Клинки, Эшлин Ярнхайм несколько раз пронзила ножом его сердце и столкнула юношу с Тихой горы.

Как и было обещано, после его смерти Мия убила дедушку Трика, Мечелома, короля Двеймерских островов.

Что, если задуматься, было не так уж и разумно…

Эшлин Ярнхайм – аколит Красной Церкви и бывшая близкая подруга Мии. Эш родилась в Ваане и является дочерью Торвара Ярнхайма, отставного Клинка. Чтобы отомстить за увечья, полученные им на службе Матери, он и его дети придумали план, который чуть не поставил всю Церковь на колени. Но в конечном итоге Мия раскрыла их заговор.

В процессе Осрик, брат Эш, был убит, но сама девушка сбежала.

Лучше всего чувства Эш к Мие можно описать словом… «сложные».

Наив – Десница (читай: последовательница) Красной Церкви и близкая подруга Мии, которая делает снабженческие вылазки в ашкахскую Пустыню Шепота. Когда-то ткачиха Мариэль, охваченная ревностью, изуродовала Наив, но впоследствии согласилась вернуть ей былую красоту, в знак благодарности Мие за ее помощь в сражении с люминатами.

Наив никогда не забывает и не прощает – одна из причин, по которой они с Мией нашли общий язык.

Друзилла – Достопочтенная Мать Красной Церкви и, невзирая на солидный возраст, одна из самых смертоносных слуг Черной Матери. Во время последнего испытания Друзилла сочла Мию непригодной для роли Клинка, и лишь после вмешательства Кассия, Лорда Клинков, девушку все же посвятили.

Эта женщина, мягко говоря, не самый ярый поклонник Мии.

Солис – шахид песен, учитель Красной Церкви по искусству стали. При их первом спарринге Мия порезала ему лицо. В отместку Солис отсек ей руку.

Как вы можете себе представить, теперь они просто не разлей вода.[2]

Паукогубица – пятикратная претендентка на звание «шахида, который с наибольшей вероятностью убьет своих учеников» и госпожа Зала Истин. Мия была одной из самых перспективных аколитов на ее занятиях, но когда она провалила последнее испытание Друзиллы, благосклонность Паукогубицы полностью испарилась.

Маузер – шахид карманов и мастер грабежа. Очаровательный, остроумный, и так же любит воровать, как носить женское белье. Итреец не испытывает сильной неприязни к Мие, что, по сути, делает его лидером ее фан-клуба.

Аалея – шахид масок и госпожа секретов. Говорят, в мире есть только две категории людей: те, кто влюблены в Аалею, и те, кто ее еще не встречал.

Кажется, Мия ей даже нравится.

Поразительно, правда?

Мариэль – одна из двух колдунов-альбиносов на службе у Церкви. Мариэль – мастерица древней ашкахской магики кожеплетения и может лепить плоть и мышцы, как если бы те были глиной. За такую силу взымается слишком высокая плата – на ее собственную плоть страшно смотреть, но она ничего не может с этим поделать.

Мариэль ко всем безразлична, кроме своего брата Адоная, к которому, пожалуй, даже слишком небезразлична.

Адонай – второй колдун, который служит в Тихой горе. Он крововещатель, манипулирует кровью людей. Благодаря способностям сестры Адонай не имеет себе равных по красоте.

Стоит, однако, напомнить одну поговорку о содержании книг и их обложках…

Элиус – летописец Тихой горы, поддерживающий хоть какое-то подобие порядка в великой читальне Красной Церкви.

Как и все остальное в библиотеке Наи, Элиус мертв.

Кажется, он испытывает двойственные чувства по этому поводу.

Тишь – бывший аколит, а ныне полноправный Клинок Красной Церкви. Он никогда не разговаривает и общается посредством языка жестов, известного как «безъязыкий».

Итреец помог Мие в одном из испытаний, но твердит, что они не друзья.

Джессамина Грациана – аколит из паствы соучеников Мии, которая не стала Клинком. Она дочь Маркина, итрейского центуриона, повешенного за преданность отцу Мии, Дарию «Царетворцу» Корвере. Джесс винит его, а следовательно, и саму Мию в смерти своего отца – хотя, по правде говоря, у девушек много общего.

Например, желание выпотрошить консула Юлия Скаеву, как свинью.

Юлий Скаева – трижды избранный консул итрейского Сената. Сохраняет за собой должность еще с Восстания Царетворцев, произошедшего шесть лет назад. Обычно этот пост занимают два человека и в течение только одного срока, но, похоже, к Скаеве эти правила не относятся.

Он руководил казнью отца Мии и приговорил ее мать и младшего брата к смерти в Философском Камне. А еще приказал утопить Мию в канале.

Согласен, тот еще мудак.

Франческо Дуомо – великий кардинал Церкви Света и самый могущественный член духовенства Всевидящего. Он выносил приговор мятежникам вместе со Скаевой и Ремом.

Дуомо – правая рука Аа на этой земле. Мия начинает биться в агонии от одного вида реликвии, освященной человеком его веры.

Поэтому прирезать этого сукиного сына довольно проблематично.

Судья Марк Рем – бывший судья легиона люминатов и предводитель атаки на Тихую гору. Во время кульминационного противостояния с Мией Рем отпускал довольно неоднозначные замечания в адрес ее брата Йоннена.

Но прежде чем итреец смог объясниться, Мия его заколола.

Чем он был очень недоволен.

Алинне Корвере – мать Мии. Алинне родилась в Лиизе, но позже заняла видное место среди итрейской знати. Она была гением политики и уважаемой донной с железной волей. После неудавшегося восстания мужа ее и их малолетнего сына заключили в Философский Камень, где она умерла, охваченная горем и безумием.

Да, мне она тоже нравилась.

Дарий «Царетворец» Корвере – отец Мии и бывший судья легиона люминатов. Дарий заключил союз с генералом Гаем Максинием Антонием с целью сделать последнего королем. Вместе два итрейца собрали армию и двинулись с войском в столицу, но обоих схватили накануне битвы. Без лидеров армию быстро разгромили. Воины были распяты, а самого Дария повесили рядом с несостоявшимся королем Антонием.

Так близко, что они почти могли соприкоснуться.

Йоннен Корвере – брат Мии. Несмотря на то, что во время восстания отца он был еще младенцем, Юлий Скаева приказал заточить его в камере вместе с матерью. Мальчик умер прежде, чем Мия успела его спасти.

Аа – Отец Света, также известный как Всевидящий. Три солнца – Саан (Провидец), Саай (Знаток) и Шиих (Наблюдатель) – это его глаза. В небе почти постоянно светит одно или два из них, а посему настоящая ночь, или же истинотьма, наступает всего на одну неделю каждые два с половиной года.

Аа щедрый бог, великодушный к своим подданным и милосердный к врагам. И если вы в это верите, дорогие друзья, то вам все что угодно можно впарить.

Цана – Леди Огня, Та-Кто-Испепеляет-Грехи, Непорочная, покровительница женщин и воинов, первая дочь Аа и Наи.

Кеф – Леди Земли, Та-Кто-Вечно-Дремлет, Очаг, покровительница мечтателей и глупцов, вторая дочь Аа и Наи.

Трелен – Леди Океанов, Та-Кто-Изопьет-Мир, Судьба, покровительница моряков и негодяев, третья дочь Аа и Наи и сестра-близнец Налипсы.

Налипса – Леди Бурь, Та-Кто-Помнит, Милосердная, покровительница целителей и предводителей, четвертая дочь Аа и Наи и сестра-близнец Трелен.

Ная – Мать Ночи, Леди Священного Убийства, также известная как Пасть, сестра и жена Аа. Ная правит той частью потустороннего, что лишена света и зовется Бездной. Изначально они с Аа делили власть над небесами на равных условиях. Ная получила от мужа наказ рожать только дочерей, но впоследствии ослушалась Аа и понесла ему сына. В наказание муж изгнал ее с небес, позволив возвращаться лишь на короткий период времени каждые пару лет.

Вы спросите, что же стало с их сыном?

Как я уже говорил, дорогие друзья, это вы узнаете потом.

Волк не жалеет ягненка.

Буря не молит утопших о прощении.

Мантра Красной Церкви

Книга 1 Красная клятва

Глава 1 Запах

Ничто так не смердит, как труп.

Ему требуется какое-то время, чтобы завонять. О, если вы не успели наложить в штаны перед смертью, велики шансы, что это случится после, – боюсь, так уж устроен человеческий организм. Но я имею в виду не будничную вонь дерьма, дорогие друзья. Я говорю о слезоточивом аромате обыкновенной смерти. Ему требуется пара перемен, чтобы раскочегариться, но, едва он дойдет до нужной кондиции, забыть его уже невозможно.

Прежде чем кожа трупа потемнеет, глаза мертвеца подернутся белой пленкой, а живот его вздуется, словно жуткий воздушный шарик, вы почувствуете этот запах. Приторный, он проскальзывает в горло и крутит вам желудок, словно маслобойка. По правде говоря, мне кажется, он взывает к чему-то первобытному в смертных. К той части разума, что боится темноты. Которая точно знает, что кем бы вы ни были, что бы ни делали, однажды черви получат свое, и все, кого вы любите, умрут.

Но все же трупам нужно время, чтобы засмердеть так сильно, чтобы их можно было учуять за милю. Посему, когда Слезопийца уловила терпкий запашок, принесенный ашкахскими ветрами-шептунами, то сразу же поняла, что трупы пролежали там не меньше двух перемен.

И их, видимо, чудовищно много.

Женщина натянула поводья, останавливая верблюда, и показала кулак своей команде. Мехарист в следовавшем за ней фургоне увидел сигнал, и длинная извивающаяся цепочка каравана постепенно замедлилась. Звери плевались, ревели и топали по песку. Жара стояла просто невыносимая, два солнца опаляли небо до ослепительно голубого цвета, а пустыню вокруг – до пульсирующего красного. Слезопийца достала флягу из седла и отпила теплой воды. С ней поравнялся Чезаре, ее правая рука.

– Неприятности? – поинтересовался он.

Слезопийца кивнула на юг.

– Похоже на то.

Как и весь ее народ, двеймерка была высокой – два метра ростом, в каждом сантиметре сплошные мышцы. Кожа у нее была смуглая, лицо украшали замысловатые татуировки, присущие всем жителям Двеймерских островов. Бровь, молочно-белый левый глаз и щеку рассекал длинный шрам. Женщина была одета как мореплавательница: носила треуголку и старый капитанский сюртук. Но бороздила она океаны из песка, а единственной палубой ей служил пол фургона. Много лет назад, после кораблекрушения, погубившего всю ее команду и груз, Слезопийца решила, что Мать Океанов от души ее ненавидит.

С тех пор она путешествовала только по пустыне.

Капитан прикрыла глаза от ярких солнц и, сощурившись, всмотрелась вдаль. Вокруг бесновались ветры-шептуны, от которых волоски на шее вставали дыбом. До Висельных Садов оставалось еще семь перемен, да и работорговцы часто пользовались этим маршрутом даже в глубоколетье. Однако близился истиносвет, в небе уже пылали два солнца, и двеймерка надеялась, что в пустыне будет слишком жарко для драмы.

Но эту вонь было ни с чем не спутать.

– Доггер! – крикнула она. – Граций, Лука, берите оружие и идите за мной. Пылеход, продолжай играть железную песнь. Если кракены сожрут мою задницу, я вернусь из бездны и сожру тебя.

– Да, капитан! – ответил крупный двеймерец.

Он повернулся к приспособлению из железных труб, привинченному к последнему фургону в караване, взял большую трубу и начал молотить по нему, как по непослушному псу. Диссонирующая мелодия железной песни присоединилась к сводящему с ума шепоту, дующему с севера пустыни.

– А как же я? – спросил Чезаре.

Слезопийца улыбнулась своему помощнику.

– Ты слишком симпатичный, чтобы тобой рисковать. Оставайся здесь. Присмотри за товаром.

– Они плохо переносят жару.

Женщина кивнула.

– Полей их водой, пока ждешь. Разреши немного размять ноги. Но далеко не отпускай. Это плохое место для прогулок.

– Да, капитан!

Чезаре слегка приподнял шляпу, а Доггер, Граций и Лука подъехали на верблюдах к Слезопийце. Невзирая на жару, все они были в плотных кожаных безрукавках, а Доггер с Грацием закинули на себя еще и тяжелые арбалеты. Лука вооружился оточенными клинками; как обычно, в уголке его рта дымилась сигарилла. Лиизианцы считали, что стрелы для слабаков, и Лука достаточно хорошо орудовал своими клинками, чтобы Слезопийца не возражала против них. А вот как он мог курить в такой зной, она не могла понять.

– Рты на замок и смотрите в оба, – приказала двеймерка. – Давайте разберемся с этим побыстрее.

Четверка двинулась по каменистой пустоши. С каждой секундой смрад усиливался. Люди Слезопийцы были самыми матерыми мерзавцами, каких только можно найти, но даже сильнейшие из нас рождены с обонянием. Доггер поочередно прижал палец к каждой ноздре и хорошенько высморкался, проклиная Аа и всех четырех дочерей. Лука прикурил новую сигариллу, и Слезопийца испытала соблазн попросить у него затянуться, чтобы перебить запах, и плевать на треклятую жару.

Мили через две они обнаружили обломки.

Караван был небольшой: всего два фургона и четыре верблюда, вздувшихся под солнцами. Двеймерка кивнула своим людям, и те спешились, чтобы осторожно осмотреть место крушения, держа оружие наготове. В воздухе жужжал гимн крошечных крылышек.

Судя по всему, здесь произошла резня. Песок и фургоны усеивали стрелы. Слезопийца увидела брошенный меч. Сломанный щит. Широкие мазки запекшейся крови, напоминавшие каракули безумца, и лихорадочный танец следов вокруг трупов, жарящихся на солнцах.

– Работорговцы, – пробормотала она. – Пару перемен назад.

– Ага, – кивнул Лука, затягиваясь сигариллой. – Похоже на то.

– Капитан, мне бы не помешала помощь, – крикнул Доггер.

Слезопийца обошла мертвых животных, отмахиваясь от стайки мух, и увидела Доггера. Тот держал арбалет, но не целился, его вторая рука поднялась в успокаивающем жесте. И хоть он был из тех людей, кто перерезает глотки, беспокоясь только о том, как бы не запачкать себе ботинки, мужчина говорил ласково, словно с перепуганной кобылой.

– Тише, тише, – ворковал он. – Полегче, милая…

Песок пропитался кровью, бурым пятном выделявшейся на багряном фоне. Слезопийца увидела дюжину насыпей – явный признак недавно выкопанных могил. И, заглянув за плечо Доггеру, узрела, с кем он так мило разговаривает.

– Срань господняя! – пробормотала она. – Вот так зрелище.

Девчонка. Максимум восемнадцать лет. Бледная кожа, покрасневшая от солнц. Длинные черные волосы и косая челка над темными глазами. Лицо все в грязи и засохшей крови. Но двеймерка видела красоту под этой грязью, видела точеные скулы и полные губы. Девушка держала обоюдоострый гладиус со свежими зазубринами. Ее бедра и ребра были обмотаны тряпками в пятнах крови, более давних, чем те, что виднелись на тунике.

– Миленький цветочек, – прокомментировала Слезопийца.

– Н-не приближайтесь, – предупредила девушка.

– Спокойно, – сказала двеймерка. – Тебе больше не нужна сталь, барышня.

– Если позволите, это уж я решу сама, – ответила та дрожащим голосом.

Лука подкрался к ней сбоку и протянул руку. Но девушка быстро, как ртуть, развернувшись, пнула его по колену, и мужчина рухнул на песок. Ахнув, лиизианец обнаружил ее у себя за спиной, гладиус был прижат к суставу между его плечом и шеей. Его сигарилла чуть не выпала из внезапно пересохших губ.

«А она быстрая».

Глаза девушки вспыхнули, и она прорычала Слезопийце:

– Не подходите ко мне, или, клянусь Четырьмя Дочерьми, я его прикончу!

– Доггер, будь хорошим мальчиком, отойди, – скомандовала Слезопийца. – Граций, спрячь свой арбалет. Дайте юной донне немного пространства.

Слезопийца проследила, чтобы ее люди выполнили приказ, и это немного успокоило девушку. Затем двеймерка медленно сделала шаг в ее сторону, подняв руки над головой.

– Мы не желаем тебе зла, цветочек. Я просто торговка, а это – мои люди. Мы направлялись в Висельные Сады, учуяли запах трупов и пришли осмотреться. Это правда. Клянусь Матерью Трелен.

Девушка настороженно наблюдала за капитаном. Лука сморщился, когда ее лезвие царапнуло его по шее, и на гладиусе появились капельки крови.

– Что здесь произошло? – спросила Слезопийца, хотя и так знала ответ.

Девушка покачала головой, на ее глазах выступили слезы.

– Работорговцы? – продолжила двеймерка. – В этой стране их полно.

Губа донны задрожала, и она покрепче ухватила гладиус.

– Ты путешествовала с семьей?

– С от-отцом, – с запинкой ответила та.

Слезопийца окинула девушку изучающим взглядом. Невысокая, худая, но при этом жилистая и ловкая. Она пряталась под фургонами и оторвала кусок брезента, чтобы укрыться от ветров-шептунов. Несмотря на вонь, с места резни не уходила, поскольку там хватало продовольствия, а значит, мозгов ей было не занимать. И хоть ее рука тряслась, она держала клинок так, будто знала, как с ним обращаться. Лука упал на землю быстрее, чем бельишко невесты в брачную ночь.

– Ты не дочь торговца, – заявила капитан.

– Мой отец был наемником. Он охранял караваны из Нууваша.

– И где он сейчас, Цветочек?

– Там, – ответила девушка дрогнувшим голосом. – С ост-остальными.

Слезопийца посмотрела на свежевыкопанные могилы. Может, где-то в метр глубиной. Сухой песок. Пустынная жара. Неудивительно, что место так смердело.

– А работорговцы?

– Их я тоже похоронила.

– И чего ты тут ждешь?

Девушка посмотрела в ту сторону, откуда доносилась железная песнь Пылехода. Так далеко на юге можно было не бояться песчаных кракенов. Но железная песнь подразумевала фургоны, а фургоны подразумевали помощь, и, похоже, оставаться тут с мертвыми не входило в ее планы, даже несмотря на могилу папаши.

– Я могу предложить тебе еду, – сказала Слезопийца. – Могу подвезти до Висельных Садов. И никаких нежелательных домогательств со стороны моих людей. Но тебе придется опустить свой меч, Цветочек. Лука не только наш охранник, но и повар. – Женщина рискнула слегка улыбнуться. – И, как сказал бы мой муж, если бы по-прежнему был среди нас, ты не захочешь, чтобы я готовила тебе ужин.

На ресницах девушки заблестели слезы, когда она вновь взглянула на могилы.

– Мы вырежем ему надгробный камень перед тем, как отчалить, – тихо пообещала Слезопийца.

Тогда слезы пролились, и лицо девушки скривилось, будто ее кто-то ударил. Она позволила клинку упасть на песок. Лука мгновенно подхватил его и, перекатившись, встал на ноги. Девушка застыла, словно перекошенный портрет, на ее лицо упала завеса из слипшихся от крови волос.

Капитан чуть не прониклась к ней сочувствием.

Она медленно пошла по пропитанному кровью песку, окутанная роем мух. И, сняв перчатку, протянула мозолистую руку.

– Меня зовут Слезопийца, – представилась женщина. – Из клана Морепиков.

Девушка протянула ей дрожащую ладонь.

– М…

Слезопийца схватила ее за запястье, развернулась на месте и перекинула через плечо. Девушка с криком рухнула на землю. Двеймерка наступила на нее, но не в полную силу – только чтобы выбить остатки сопротивления из ее легких.

– Доггер, будь хорошим мальчиком и надень на нее кандалы, – приказала капитан. – На ноги и руки.

Мужчина снял оковы с пояса и закрепил их на девушке. Та быстро пришла в себя и начала выть и брыкаться, пока Доггер туже затягивал кандалы. Слезопийца с такой силой наступила ботинком ей на живот, что несчастная закашлялась и сплюнула в грязь. Капитан еще раз хорошенько на нее надавила – для верности, – но так, чтобы не сломать ребра. Девушка свернулась в клубок и издала протяжный стон.

– Поднимите ее, – приказала двеймерка.

Доггер и Граций поставили девушку на ноги. Слезопийца схватила ее за волосы и оттянула ей голову, чтобы взглянуть в глаза.

– Я обещала, что нежелательных домогательств со стороны моих людей не будет, и слово сдержу. Но рыпнешься еще раз, и я причиню тебе боль такими способами, которые ты сочтешь даже более нежелательными. Поняла, Цветочек?

Девушка могла только кивнуть, длинный черный локон прилип к уголку ее губ. Слезопийца подала знак Грацию, и здоровяк потащил девушку вокруг обломков фургона, а затем закинул ее на спину ревущему верблюду. Доггер уже копался в бочках и сундуках, разбросанных в песках. Лука трогал свежий порез и косился на гладиус в песке.

– Еще раз позволишь такой молокососке напасть на себя, – предупредила двеймерка, – и я оставлю тебя на растерзание гребаным пыльным призракам, усек?

– Да, капитан, – пристыженно пробормотал он.

– Помоги Доггеру собрать награбленное. Всю воду – в фургоны. Берите все, что может пригодиться и легко донести. Остальное сожгите.

Слезопийца сплюнула в песок, отмахнулась от мух, вившихся перед зрячим глазом, и направилась по окровавленной пустыне к Грацию. Женщина залезла на верблюда, и, пришпорив животных, они поскакали обратно к каравану.

Чезаре ждал их с унылым видом на месте мехариста. Но его лицо слегка прояснилось, когда он заметил девушку, стонущую в полубессознательном состоянии на горбу верблюда Грация.

– Капитан, это для меня? – спросил он. – Ой, да не стоило…

– Работорговцы напали на торговый караван и попытались отхватить больше, чем могли прожевать, – Слезопийца кивнула на девушку. – Выжила только она. Лука и Доггер принесут оттуда воду. Проследи, чтобы ее поровну разделили между товаром.

– Еще один умер от теплового удара, – Чезаре показал пальцем на караван. – Обнаружил его, когда выпустил остальных размяться. В эту ходку мы довезем только четверть нашего товара.

Слезопийца сняла треуголку и провела рукой по влажным от пота волосам. Понаблюдала, как товар шатается вокруг своих клеток – мужчины, женщины и несколько детей – и часто моргает, щурясь от беспощадных солнц. Лишь некоторые из них были закованы – большинство так спеклись от жары, что не смогли бы сбежать, даже если бы было куда. А здесь, в ашкахской Пустыне Шепота, бежать можно только навстречу смерти.

– Не волнуйся, – ответила Слезопийца, кивая на девушку. – Взгляни на нее. Такой трофей покроет все наши расходы, еще и на погулять останется. Одна из Дочерей нам улыбнулась. – Женщина повернулась к Грацию. – Запри ее с женщинами. Пока мы не доедем до Садов, корми ее двойной порцией. Я хочу, чтобы она выглядела свежей на торгах. Притронешься к ней не по делу, и я отрежу твои гребаные пальцы и заставлю их съесть, ясно?

Граций кивнул.

– Да, капитан!

– Возвращай всех в клетки. Мертвого оставь неупокоенным.

Чезаре и Граций принялись выполнять приказ, оставив Слезопийцу наедине со своими мыслями.

Капитан вздохнула. Через пару месяцев взойдет третье солнце. Скорее всего, это ее последняя ходка до окончания истиносвета, а божества будто сговорились поднасрать ей так, чтобы сгубить весь ее бизнес. Всего через неделю после того, как они выехали из Раммахда, вспышка кровотока погубила целый фургон с ее товаром. Юного Циско превратили в фарш, когда он пошел отлить, – вероятно, пыльный призрак, судя по останкам. А эта духота грозила уничтожить весь ее урожай еще до того, как тот попадет на рынок. Все, что ей требуется, это еще несколько перемен с прохладным ветерком. Может, кратковременный дождь. Перед отъездом Слезопийца принесла в жертву здорового молодого теленка на Алтаре Бурь в Нууваше. Но услышала ли ее Леди Налипса?

После кораблекрушения, которое чуть ее не убило, двеймерка поклялась держаться подальше от воды. Переправлять мясо по морю было рискованней, чем по суше. Но она могла поклясться, что Мать Океанов все еще пытается превратить ее жизнь в кошмар, и готова даже подключить к издевательствам свою сестру, Мать Бурь.

Ни дуновения ветерка.

Ни капельки дождя.

Как бы там ни было, этот миленький цветочек пышет здоровьем, а за ее фигурку на рынке много дадут. Найти ее здесь, да еще и не замаранную всем этим дерьмом – истинная удача. С налетчиками, работорговцами и песчаными кракенами ашкахская Пустыня Шепота была неподходящим местом для одинокой девушки. Должно быть, Слезопийце улыбнулась одна из Дочерей, раз она успела найти ее прежде, чем это сделал кто-то другой. Или что-то другое.

Небывалое везение. Почти как если бы все это было подстроено заранее…

Девушку затолкали в первый фургон к другим женщинам и детям. Клетка высотой почти в два метра была сделана из ржавого железа. Пол покрывали нечистоты, а вонь потных тел и мерзкого дыхания чуть ли не перебивала вонь от верблюжьих трупов. Здоровяк по имени Граций не отличался учтивостью, но слово капитану держал – не стал домогаться, просто швырнул ее в клетку, захлопнул дверь и провернул ключ.

Девушка свернулась клубком на полу. Почувствовала на себе взгляды женщин, заметила, как с любопытством тянутся шеи мальчиков и девочек. Ребра ныли от пинков, пролитые слезы оставили дорожки на ее чумазых от грязи и крови щеках. Она попыталась успокоиться. Закрыла глаза. И просто дышала.

Наконец она почувствовала, как чьи-то руки осторожно помогают ей сесть. В клетке было людно, но места хватило, чтобы примоститься в уголке, прижавшись спиной к решетке. Она открыла глаза, увидела доброе, молодое и грязное лицо с зелеными глазами.

– Ты говоришь на лиизианском? – спросила женщина.

Девушка молча кивнула.

– Как тебя зовут?

– …Мия, – прошептала она опухшими губами.

– Четыре Дочери, – охнула женщина, приглаживая ее волосы. – Как такая красивая куколка попала в такое место?

Девушка опустила взгляд на свою тень.

Посмотрела в мерцающие зеленые глаза.

– Что ж, – вздохнула она. – В том-то и вопрос, да?

Глава 2 Огненная месса

Четырьмя месяцами ранее

Король Франциско XV, суверенный правитель всея Итреи, занял свое место на краю сцены. Облачен он был в дублет и белоснежные чулки-шоссы, его щеки розовели от румян, в короне сверкали драгоценные камни. Прижав руку к сердцу, он продекламировал:

«Мудро и праведно мое правленье, Но короля чело – что нищего колени. Теперь целую грязь и…»

«Нет!» – раздался крик.

С левой стороны сцены появился Старейшина Тиберий, окруженный республиканскими повстанцами. В руке старика блестел серебряный кинжал, его челюсти были крепко сжаты, глаза горели. Не произнеся ни слова, он помчался по сцене и вонзил клинок в грудь монарха один, два, три раза. Зрители ахнули, на отшлифованные доски у их ног брызнула ярко-алая кровь. Король Франциско прижал руку к раненой груди и медленно осел на колени. Издав предсмертный стон (слегка переигранный, как говорили потом), он закрыл глаза и умер.

Старейшина Тиберий поднял вверх кинжал и прочел роковые финальные строки:

«Пролита кровь тирана. Будь что будет. Друзья, кинжал вонзил ему я в грудь, Не для себя, но совести в угоду — Я кровью искупил для всех свободу!»

Тиберий окинул взглядом зрителей, продолжая держать окровавленный клинок в руке. А затем низко поклонился, и на сцену опустился тяжелый бархатный красный занавес. На потолке вспыхнули аркимические люстры, прогоняя тьму, сопровождавшую финальный акт. Забитый до отказа зал, начиная с балконов и заканчивая задними рядами, наполнился звуком аплодисментов. Настигших девушку с длинными иссиня-черными волосами и идеальной бледной кожей, а также тень, достаточно темную для троих.

Мия Корвере присоединилась к рукоплесканиям, хотя на самом деле ее внимание было захвачено вовсе не спектаклем. По затылку прошел холодок и спрятался в тени ее волос. Бархатистый шепот Мистера Добряка раздался в ушах:

– …Это было потрясающе ужасно… – проворчал кот из теней.

Мия поправила плохо сидящую маску и тихо ответила:

– Мне показалось, что куриная кровь – довольно неплохой ход.

– …Ты осознаешь, что нам уже никогда не вернуть эти тридцать минут нашего существования?..

– По крайней мере, они снова включили гребаный свет.

Позволив толпе еще немного поаплодировать, занавес наконец приподнялся и явил целого и невредимого короля Франциско, под промокшей рубашкой которого едва виднелся лопнувший пузырь, содержавший «кровь». Король со своим убийцей, Старейшиной Тиберием, взялись за руки, сжимая между собой подпружиненный кинжал, и низко поклонились.

– Счастливой Огненной мессы, дорогие друзья! – крикнул убитый король.

Актеры покинули сцену, и аплодисменты медленно затихли. Спектакль окончился, и болтовня со смехом возобновились. Мия отпила из бокала и обвела взглядом зал. Теперь, когда люстры вновь загорелись, она могла рассмотреть всех получше.

– Ладно, где же он… – пробормотала девушка.

Мия, как и подобало, прибыла с опозданием, в зале уже было не протолкнуться, и ничего удивительного – званые вечера Алексия Аврелия всегда пользовались популярностью. По окончании спектакля оркестр, расположившийся в позолоченном бельэтаже, заиграл бодрую мелодию. Мия наблюдала за костеродными донами в лощенных сюртуках, танцующими с грациозными доннами – их платья алых, серебряных и золотых оттенков мерцали в аркимическом свете.

Лица гостей прятались под сотнями масок разных форм и тем, от многообразия которых кружилась голова. Мия увидела квадратные вольто, смеющиеся пунчинелло и домино, скрывающие лишь половину лица, расписанные и усыпанные драгоценностями, блестящую слоновую кость и веера из павлиньих перьев. Самыми распространенными мотивами были три солнца Аа и различные обличья прекрасной Цаны. В конце концов, они праздновали Огненную мессу, и большинство хотя бы пыталось почтить Всевидящего и его первую дочь, прежде чем неизбежный гедонизм увеселений развернется в полную силу.[3]

Мия была облачена в кроваво-красное платье с открытыми плечами; слои лиизианского шелка струились, ниспадая на пол. Корсет туго стягивал ее талию, в области декольте гордо красовалось ожерелье из темных рубинов, и хотя они подчеркнули ее достоинства и обеспечили ей восхищенные взгляды, коими девушку одаряли всю неночь, достигнутый эффект не отменял того факта, что она не могла сделать гребаный вдох. Ее лицо скрывала маска Цаны, изображавшая шлем богини-воительницы, с окантовкой из перьев жар-птицы. Из-под нее виднелись губы и подбородок, что позволяло Мие хотя бы пить. И курить. И ругаться.

– Бездна и сраная кровь, где он?! – пробормотала она, жадно разглядывая толпу.

По затылку снова прошел холодок, и Мистер Добряк тихо шепнул ей на ухо:

– …Столики…

Мия посмотрела на стены над танцующими гостями. Бальный зал сенатора Аврелия был построен как амфитеатр со сценой в одном конце, сиденьями, расположенными концентрическими кольцами, и небольшими отдельными столиками, с которых можно было наблюдать за действом внизу. Сквозь дым и длинные занавески из чистого шелка, свисавшие с потолка, она наконец заметила высокого юношу, на котором были белый сюртук и черный галстук. На груди сюртука красовались вышитые золотой нитью две одинаковые лошади с фамильного герба.

– …Гай Аврелий…

Мия подняла к губам мундштук из слоновой кости и задумчиво затянулась. Лицо юноши было наполовину скрыто золотой маской-домино с мотивом Троицы, но она разглядела мужественную линию подбородка и красивую улыбку, пока он что-то шептал на ухо прекрасной донне в стильном платье.

– Похоже, он завел себе подружку, – заметила Мия, и с ее уст сорвалась струйка серого дыма.

– …Ну, он ведь сын сенатора. Вряд ли такой юноша будет проводить неночи в одиночестве…

– Нет, если это будет зависеть от меня. Эклипс, передай Дову, чтобы был начеку. Возможно, нам придется уезжать в спешке.

Из тени под ее платьем раздалось тихое рычание.

– …Дов идиот…

– Тем важнее проследить, чтобы он не считал ворон. А я пока поздороваюсь с нашим уважаемым первенцем сенатора. И с его подругой.

– …Где двое, там третий лишний, Мия… – предупредил Мистер Добряк.

– Верно. Но в толпе тоже можно покуролесить.

Мия выскользнула из своего угла и поплыла к бальному залу, словно кольца дыма, которые сорвались с ее губ. Девушка улыбалась в ответ на комплименты и вежливо отказывалась от приглашений на танец. Беспечно прошла мимо двух стражей в красивых жакетах, стоявших у лестницы, всем своим видом показывая, что здесь ей и место. В конце концов, в зале больше не было ни одного незваного гостя. Ей потребовались пять долгих неночей, чтобы украсть приглашение из дома донны Григорио.[4] А обычай непременно надевать маски на любой праздник, который завели эти костеродные недоумки, помогал ей оставаться неузнанной. К тому же она подчеркнула изгибы своего тела таким образом, чтобы максимально отвлечь внимание от лица.

Мия проверила макияж в зеркале маленькой серебряной косметички и нанесла еще один багровый слой на губы. Затянувшись в последний раз, раздавила сигариллу каблуком и ввалилась через бархатные шторки к столику Аврелия.

– О, прошу прощения, – пролепетала Мия.

Дон Аврелий и его спутница удивленно повернулись. Пара сидела на потертом бархате длинного дивана, на столе перед ними стояли полупустые бокалы и бутылка дорогого ваанианского красного вина. Мия прижала руку к груди в напускном беспокойстве.

– Я думала, что здесь свободно. Пожалуйста, простите.

Юный дон слегка кивнул. Его красивая улыбка потемнела от вина.

– Пустяки, ми донна.

– Вы… – Мия тяжело вздохнула, источая неуверенность. Затем сняла маску и начала обмахивать ею лицо. – Извините, но вы не будете возражать, если я присяду на пару минут? Здесь жарче, чем под истиносветом, а в этом платье страшно тяжело дышать.

Аврелий прошелся взглядом по лицу Мии, больше не скрытом маской. По черным глазам, искусно подведенным сурьмой. По молочно-белой коже и пухлым темно-красным губам, по драгоценному ожерелью и лебединой шее. Мия как бы невзначай поправила корсет, и взгляд дона украдкой скользнул к ее открытой груди.

– Разумеется, ми донна, – улыбнулся он, показывая на свободное место.

– Да благословит вас Аа, – сказала Мия, присаживаясь на бархатный диван и продолжая обмахивать себя маской.

– Позвольте представиться. Я – дон Гай Нирай Аврелий, а моя очаровательная спутница – Аленна Боскони.

Пассия Аврелия была лиизианской красоткой примерно того же возраста, что и Мия, – судя по виду, дочь местного администрата. Глаза и волосы темные, кожа оливковая, золото шифонового платья подчеркнуто пудрой на губах и ресницах с металлическим блеском.

– Четыре Дочери, я в восторге от вашего платья! – ахнула Мия. – Это Альбретто?

– У вас зоркий глаз, – ответила Аленна, поднимая бокал. – Мое почтение.

– Я иду к ней на примерку на следующей неделе. Если тетя позволит мне снова выйти из палаццо. Что-то мне подсказывает, что завтра она отправит меня в женский монастырь.

– А кто ваша тетя, ми донна? – поинтересовался Аврелий.

– Донна Григорио. Занудная старая корова. – Мия указала на вино. – Вы позволите?

Аврелий наблюдал со смешинкой в глазах, как она наливает себе бокал и мгновенно его осушает.

– Простите, но я не знал, что у донны есть племянница.

– Чему я совершенно не удивлена, ми дон, – Мия вздохнула. – Я провела в Галанте почти месяц, но она не выпускает меня из палаццо. Пришлось выбираться на сегодняшний вечер тайком. Отец отправил меня к ней на лето, чтобы тетя научила меня, как должна вести себя богобоязненная дочь Аа.

– А вы, значит, ведете себя не должным образом? – Аврелий улыбнулся.

Мия скривила личико.

– Честное слово, он так об этом говорит, будто я как минимум переспала с конюхом.

Аврелий поднес бутылку к бокалу Мии, вытянув шею от любопытства.

– Еще?

– Вы очень щедры, сэр.

Аврелий передал ей полный бокал. Мия одарила его понимающей улыбкой и коснулась запястья юного дона пальцами. Между ними словно прошел аркимический разряд. Аленна подняла бокал к золотым губам, в ее голосе слышалось легкое раздражение:

– У нас мало осталось, Гай, – предупредила она, глядя на бутылку.

Мия посмотрела на девушку и заправила ей за ухо выбившуюся прядку. Страх, который могла нагнать на нее эта встреча, поглотили тени у ее ног. Она плавно и грациозно поднялась со своего места и пересела поближе к позолоченной красавице. Не сводя глаз с Аленны, отпила вина. Оно было насыщенным, бархатно-мягким и приятно пощипывало язык. Затем, забрав у лиизианки пустой бокал, Мия вручила ей свой и, переплетясь с ней пальцами, подняла его к золотым губам.

Взглянула через плечо Аленны на Аврелия, который завороженно наблюдал за их действиями. И, улыбнувшись, прошептала достаточно громко, чтобы было слышно сквозь музыку:

– Я не прочь поделиться.

Аврелий стоял у нее за спиной. Его ладони пропутешествовали по ее обнаженным рукам к груди. Мия почувствовала губы юноши у своего уха, возле скул. Потянулась назад и запустила руки в его волосы. Прижавшись к затвердевшей плоти Аврелия, попыталась найти его губы и ахнула от дорожки пламенных поцелуев, которую он оставил на ее шее, щекоча щетиной кожу. Нащупав шнуровку корсета на спине, он медленно и уверенно потянул за шелковые ленты.

Аленна стояла позади него. Она расстегнула ему жилетку и позволила той упасть на пол. Ее щеки раскраснелись не только от вина, длинные ногти разорвали шелковую рубашку, оголяя торс Аврелия. Мия погладила его по твердой груди, скользнула пальцами ниже, к впадинам и выемкам живота. Юноша ласкал ее шею. Ощутив легкое покусывание, она застонала от удовольствия и вновь попыталась найти его губы. Но тут он взял ее свободной рукой за длинные локоны и оттянул голову назад, назад. Ее кожа покрылась мурашками, когда он снял с нее корсет.

Где-то вдалеке тихо играла музыка, почти не различимая из-за песни их вздохов. Они быстро спустились по лестнице, Аврелий поторапливал Мию с Аленной игривыми шлепками по попам. Стражи делали вид, что ничего не видят, когда трио проходило мимо. Мия прижалась губами к шее Аврелия, когда тот остановился, чтобы одарить лиизианскую красотку долгим поцелуем. Затем он толкнул Мию к стене и скользнул ладонью между ее ног, начав действовать своими ловкими пальцами прямо там, в коридоре. Они чудом дошли до его комнаты.

Спальни, как было принято в костеродных палаццо, располагались под землей, чтобы владельцы могли в них укрыться от безжалостного света солнц. Воздух здесь был прохладным, аркимический свет – тусклым и дымным. Корсет Мии приземлился на половицы, и Аврелий запустил руки ей в платье. Она ахнула, ощутив их на своей груди, вскрикнула от довольно сильного щипка за набухший сосок. Аврелий снял с нее платье, и оно упало мятой кучкой к ее щиколоткам. Мия потянулась к ремню парня, обнаружила там руку Аленны и переплела свои пальцы с пальцами девушки, пока они вместе пытались расстегнуть пряжку. Аврелий гладил ее по коже, на которой выплясывал аркимический свет, его ладони скользнули ниже по животу – к мягким кудряшкам и ноющей промежности.

Когда его пальцы приступили к делу, Мия застонала, колени у нее подкосились. Она повернула голову и попыталась прильнуть к Аврелию, но он сильнее схватил ее за волосы, заставляя девушку дышать чаще и стонать. Она выгнула спину, зад терся о его пах в том же ритме, в каком итреец вырисовывал на ней круги.

Наконец его ремень поддался, лиизианка одним рывком сорвала все пуговицы со штанов, и пальцы Мии проскользнули внутрь. Спустя секунду она нашла свою цель и улыбнулась, когда Аврелий застонал от ее прикосновений. Рядом пристроилась Аленна, и девушки начали вдвоем поглаживать его по всей длине. Юноша вошел пальцем в Мию, и под ее веками вспыхнули звезды, а ноги стали ватными.

Аврелий повернул голову к Аленне, их языки переплелись в страстном танце. Мия высвободилась из хватки дона и запустила пальцы в его волосы, отчаянно желая поцеловать юношу. Но тут ее кожу начало покалывать. Аврелий отошел в сторону, а к ее плечам и шее прикоснулись теплые губы, вокруг талии обвились теплые руки.

«Не его…»

Пальцы Аленны протанцевали по ее рукам, порхнули к разгоряченной груди. Дыхание Мии участилось, когда девушка медленно повернула ее к себе за подбородок. Она с замирающим сердцем взглянула Аленне в глаза.

Лиизианка выглядела прекрасно: ее пухлые губы приоткрылись, темные глаза блестели от страсти в тусклом свете, грудь часто поднималась и опускалась. Аленна, так и не раздевшись, прижалась к почти нагой Мие. Аврелий целовал шею Аленны, а та убрала длинную черную прядь с щеки Мии. По телу девушки, от макушки до самых кончиков пальцев, прошла волна трепета, когда красавица подалась вперед для поцелуя. Ближе. Ближе. Бли…

– Нет, – Мия быстро отстранилась.

Глаза Аленны помутнели от недоумения, и она оглянулась через плечо на Аврелия. Юный дон вопросительно поднял бровь.

– Только не в губы, – сказала Мия.

Лицо позолоченной лиизианки расплылось в понимающей улыбке. Темные глаза будто упивались видом обнаженного тела Мии.

– Значит, везде, кроме них, – выдохнула она.

Аленна убрала ладони с лица Мии и дотронулась до драгоценностей на ее ключицах, вызывая дрожь. А затем мучительно медленно наклонилась и прильнула губами к ее шее.

Мия вздохнула, по коже вновь побежали мурашки, но внутри нее не было страха. Откинув голову, она полностью отдалась во власть Аленны, ее ресницы затрепетали, когда та взяла ее груди в свои руки, погладила бедра, ягодицы. Девушка не чувствовала ничего, кроме этих рук, этих губ, покусывающих зубов, теплого дыхания на своей коже. Уста красавицы сомкнулись на ее груди, она посасывала и обводила языком затвердевший сосок, и Мия застонала, и вся комната закружилась перед глазами.

Ногти Аллены легонько ее царапнули, вызывая дрожь в спине. Лиизианка начала подталкивать ее назад, пока Мия не нащупала кровать у себя под коленями. Изогнувшись, как деревце перед бурей, она ахнула и приземлилась спиной на мягкие меховые одеяла.

Аврелий подошел к Аленне со спины и начал ласкать ей шею, одновременно расшнуровывая корсет. Обнажив плечи девушки, юный дон позволил золотому шифоновому платью упасть мерцающей волной на пол, а затем снял с нее и нижнее белье.

Мия поглощала взглядом тело девушки, которая на четвереньках, крадучись словно кошка, ползла к ней по кровати. Аленна замерла над Мией и вздохнула, когда Аврелий опустился на колени позади нее и начал целовать спину и ягодицы. Мия почувствовала руки лиизианки на внутренней стороне своих дрожащих бедер, задышала чаще, когда пальцы девушки прикоснулись к промежности. Дыхание Аленны тоже участилось, из горла вырывались стоны, пока Аврелий работал языком между ее ног. Глаза лиизианки горели от вожделения. Она наклонилась ниже, снова пытаясь прильнуть к губам Мии.

Та отвернулась и накрыла рот девушки рукой.

– Нет.

Затем провела рукой по коже Аленны, нашла ладонь юного дона на ее бедре и переплела его пальцы со своими. Лиизианка недовольно вздохнула из-за того, что Мия умыкнула ее приз. Мия посмотрела юноше в глаза. Затаила дыхание.

– Поцелуй меня, – взмолилась девушка.

Аврелий улыбнулся и пополз по матрасу, а Аленна спустилась ниже, оставляя ледяные и огненные поцелуи на шее, груди, животе Мии, облизывая кожу вокруг пупка и ямочки по бокам. Мия ощутила нежное покусывание на внутренней стороне бедер, руки, блуждающие по ее телу. Тихо всхлипнула, когда Аленна легонько на нее подула, находясь всего в сантиметре от самого сокровенного места. Одну руку Мия подняла вверх, а другую опустила вниз, вцепившись пальцами в волосы Аленны. Затем с мольбой притянула юношу к себе. И тогда Аврелий наконец поцеловал ее в губы, приглушив гортанный стон от первого прикосновения языка красавицы.

Они трудились в дуэте и ублажали Мию, пока она извивалась на мехах. Между ее ног пробудился такой жар, какого она еще не испытывала; Аленна ласкала ее так, как еще не удавалось ни одному мужчине. Спина Мии выгнулась, пальцы в волосах девушки сжались. Она чувствовала солоновато-сладкий вкус Аленны на языке Аврелия. Мия пылко поцеловала его, впиваясь в губы так сильно, чтобы поцарапать кожу, и багряная помада смешалась с кровью на их устах. Ее губы заглушили вскрик боли, который издал юноша, ее язык дразнил, покусывал, танцевал в блеклом подобии того, что творила лиизианка между ее ног.

Время будто замерло, мир остановился. Оторвавшись от губ Мии, юный дон оставил дорожку из окровавленных поцелуев на ее шее. Мия стонала, пока он, опустившись ниже, лизал, всасывал и кусал ее. Аленна заработала с еще большим пылом, лаская языком пульсирующий клитор, и Мия с трепетом закрыла глаза.

Аврелий поднял голову.

По нему прошла быстрая волна дрожи.

С губ сорвался тихий стон.

Послышался хриплый вдох, и юного дона вырвало густой алой кровью прямо на грудь Мии.

– Ч-четыре Дочери…

Аврелий в ужасе наблюдал, как по коже Мии и его рукам растекается багровая жидкость. Мия приподнялась на локтях, а юноша, царапая горло, завалился навзничь от еще одного приступа кашля. Аленна, чье лицо было забрызгано красными каплями, наконец осознала, что происходит. Отпрянув, она набрала побольше воздуха, чтобы закричать, но Мия мгновенно преодолела расстояние между ними и сжала ее шею в удушающей хватке.

– Тише-тише, – прошептала она, задевая губами ухо красавицы.

Девушка пыталась вырваться, но Мия была сильнее, жестче. Пара скатилась на пол, в груду одежды, а Аврелий забился в конвульсиях и снова зашелся в кашле. Его ногти впивались в кожу.

– Понимаю, зрелище не из приятных, – прошептала Мия лиизианке. – Но это продлится всего минуту.

– В-вино?..

Ассасин покачала головой.

– Только не в губы, помнишь?

Аленна уставилась на ранку от зубов Мии на губе Аврелия, на красную помаду, размазанную вместе с кровью вокруг его рта. Юный дон плюхнулся на кровать, словно выброшенная на сушу рыба, каждая мышца его тела напряглась, лицо исказилось. Аленна собиралась закричать, когда в изголовье и в изножье кровати появились две тени – силуэты, высеченные из самой тьмы. Мия снова закрыла ей рот, а Мистер Добряк и Эклипс зачарованно наблюдали, как юный дон бьется в агонии, как между его зубами булькает кровь. А затем, широко раскрыв глаза и скривив рот в безмолвном крике, первый и единственный сын сенатора Алексия Аврелия испустил последний вдох.

– Услышь меня, Ная, – прошептала Мия. – Услышь меня, Мать. Эта плоть – твой пир. Эта кровь – твое вино. Эта жизнь, ее конец, мой подарок тебе. Прими его в свои объятия.

Мистер Добряк наклонил голову, наблюдая за смертью юного дона.

Его мурлыканье почти походило на вздох.

Мия изнывала от жажды.

Это худшая часть. Клетка, жара, вонь – все это еще терпимо. Но сколько бы похитители ни давали ей воды, в этой гребаной пустыне ее всегда было недостаточно. Когда Доггер или Граций просовывали через решетку ковш, теплая вода казалась подарком самой Матери. Но от всей этой духоты, пота и давки в фургоне ее губы потрескались, а язык пересох и распух.

Пленники были прижаты друг к другу, как ломтики засоленной в бочке свинины, от вони крутило живот. В первую перемену, проведенную в этом пекле, Мия подумала, что совершила ужасную ошибку.

Подумала. Но не испугалась.

Никогда не отводи взгляд.

Никогда не бойся.

Мия старалась особо не болтать. Не хотела сближаться с остальными пленниками, зная, что их ждет в Висельных Садах. Но наблюдала, как они заботились друг о друге, как пожилая женщина утешала плачущую по маме девочку, как одна девушка отдала свой скудный паек мальчику, которого стошнило ужином прямо на его лохмотья. Эти маленькие проявления доброты говорили о больших сердцах.

Мия гадала, где же она потеряла свое.

«Здесь ему не место, девочка».

Ее похитители были разношерстной командой. Их капитан, Слезопийца, похоже, спала со своим помощником Чезаре, хотя Мия не сомневалась насчет того, кто в этой паре держал в руках бразды власти. Ни одна женщина не смогла бы руководить бандой головорезов и работорговцев в ашкахской пустыне, если бы у нее не было острейших зубок.

Итрейцы, Доггер и Граций, выглядели как типичные ублюдки, какие найдутся в любой из сотен действующих за пределами Ашкаха группировок, торгующих мясом. Как и наказывала капитан, женщин они не трогали. Но, судя по их голодным взглядам на Мию, были очень этим недовольны. На досуге мужчины играли в «шлепок» потрепанной колодой карт, ставя на кон горстку тусклых бедняков.[5]

Крупный двеймерец, Пылеход, казался более обходительным. Он умел играть на флейте и в свободное от работы время развлекал пленников какой-нибудь мелодией. Еще одним членом команды был Лука – юный лиизианец, которого Мия окунула в грязь. Короткие волосы и ямочки на щеках. Помои, которые он стряпал, на вкус были хуже свинячьего дерьма, но Мия заметила, что он тайком кладет детям добавочные ломтики хлеба на ужин.

Вот и все. Шесть работорговцев и запертая железная решетка между ней и свободой, ради которой любой из этих заключенных готов был убить. Весь этот пот и рвота. Дерьмо и кровь. Как минимум половина женщин в ее фургоне плакали перед тем, как уснуть на пару часов. Но не Мия Корвере.

Девушка сидела у выхода из клетки и ждала. Кривая челка лезла в темные глаза. От запаха пота и грязи некуда было деваться, скопление тел со всех сторон вызывало тошноту. Но она сглатывала желчь вместе с гордостью, ходила отлить по команде и держала рот на замке. А если тень под ней и выглядела чересчур темной – по крайней мере, для нее одной – то внутри фургона все равно было слишком сумрачно, чтобы это заметить.

До Висельных Садов оставалось еще четыре перемены. Четыре перемены в этой жуткой духоте, безбожной вони и в непрерывной, тошнотворной качке. Еще четыре перемены.

«Терпение, – шептала она себе, словно молитву. – Если у Отмщения есть мать, то имя ей Терпение».

До конца неночи было еще около часа. Караван остановился у обочины длинной пыльной дороги. Выглянув через дырку в брезенте, Мия увидела ряд песчаных утесов, откидывавших тень на песок. Слишком очевидное – а следовательно, опасное – место для укрытия, но лучше остановиться в тени, чем ехать еще час и провести всю перемену под палящими солнцами.

Мия услышала, как Пылеход в фургоне с продовольствием, по своему обыкновению, завел железную песнь, чтобы спугнуть песчаных кракенов, которые рискнули забрести так далеко на юг.[6] Мельком увидела Грация, который исследовал каменистую местность верхом на своем ревущем говнораспылителе. С его лица стекали капельки пота, пока он, сощурившись, смотрел на солнца и проклинал Всевидящего ублюдка.

Первая стрела попала ему прямо в грудь.

Она прилетела с солнечной стороны и со стуком пронзила его безрукавку. На лице Грация появилось неуместное глуповатое выражение, но следующие две стрелы, выпущенные со скал, его стерли и сбили с верблюда мужчину, испустившего фонтанчик алых брызг.

– Налетчики! – взревела Слезопийца.

Женщины в фургоне Мии закричали, на караван посыпался град стрел, взрезая брезент. Мия услышала громкие вздохи, почувствовала шевеление тел позади себя. Одна из пленниц, юная девушка, упала на пол со стрелой в глазу. Какого-то малыша ранило в ногу, и он взвыл. Масса тел вокруг Мии вздыбилась, как море во время бури, и прижала ее к решетке.

– Бездна и кровь…

Послышался топот копыт, шум перьевого ливня. Где-то вдалеке стенал от боли Пылеход, Слезопийца выкрикивала приказы. Рев раненых верблюдов перекрывал звон стали и шипение песков. Мия снова выругалась, когда ее ткнули лицом в прутья; пленников охватила паника.

– Так, да пошло оно все в задницу, – сплюнула она.

Потянувшись к сапогу, Мия провернула каблук и достала свои верные отмычки. Спустя секунду она освободилась от оков и просунула руки между ржавыми прутьями. Девушка принялась умасливать замок, высунув язык от усердия. В сантиметре над ее головой пролетела стрела, еще одна вонзилась в дерево рядом с рукой.

– …Возможно, тебе стоит поторопиться…

Шепот был тихим, как дыханье младенца, и предназначался только для ее ушей.

– Ты не особо помогаешь, – прошептала Мия в ответ.

– …Я оказываю моральную поддержку…

– Нет, ты ведешь себя как надоедливый говнюк.

– …И это тоже…

Замок открылся в ее руке, и Мия ногой отбросила дверь в сторону, выпрыгнула на палящий свет и залезла под фургон. Остальные женщины, осознав, что клетка уже не заперта, давя друг друга, ринулись на свободу.

Мия насчитала с полдюжины налетчиков, окруживших караван. Они были обоих полов и разных оттенков кожи, носили одеяния из темной кожи и ткани песчаного цвета. Из трупа Чезаре торчало множество стрел с черным оперением. Мия не видела Луки, а вот Доггер прятался за кормовым фургоном; рядом с ним лежало тело мертвого Пылехода. Верблюда Слезопийцы ранили в шею, и капитан с арбалетом в руке укрылась за его тушей.

– Вонючие сукины дети! – прорычала она. – Да вы хоть знаете, кто я?

Всадники только посмеялись в ответ. Они продолжали наматывать непрерывные круги, загоняя сбежавших женщин обратно к фургонам и сея панику среди пленников в других клетках.

– Это отвлекающий маневр, – догадалась Мия.

– …Отвлекающий от чего?..

Доггер высунулся из укрытия и быстро выстрелил из арбалета. Откуда-то между скал вылетела стрела и попала ему в грудь. Мужчина упал, на его губах выступили алые пузырьки.

– От стрелка наверху, – пробормотала Мия.

Девушка схватила тени под фургоном и собрала их, как швея, затягивающая нить. В пустыне было так ярко, так не похоже на недра Тихой горы. Но мало-помалу она сшила лоскутки теней в единый кусок, превратив их в плащ. А под ним Мия стала не больше пятнышка – грязный отпечаток на портрете мира.

Разумеется, под этим плащом она ни черта не видела. Мия всегда считала, что Богиня Ночи поступила жестоко, подарив ей невидимость, которая при этом лишает ее зрения. Однако лучше быть незрячей, чем зарезанной.

Мия подкралась ближе к колесу, двигаясь наощупь и готовясь выбежать из укрытия.

– …Постарайся не попасть под стрелу…

– Отличный совет, Мистер Добряк. Премного благодарна.

– …Как я и говорил, моральная поддержка…

Девушка взялась за дело. Низко присела, вытянула руки перед собой и направилась к утесам впереди. Весь мир превратился в размытые кофейно-черные и молочно-белые пятна. Вдруг из ниоткуда возникли темные очертания лошади и наездника. Проезжая мимо, всадник сильно ее толкнул. Мия покачнулась и поплелась вслепую, пока не споткнулась о валуны и укрылась за ними.

– Ай, твою мать! – выругалась она.

– …О, бедное дитя, где болит?..

Она встала, скривившись, и шлепнула себя по заду.

– Поцелуешь, чтобы прошло?

– …Сперва не помешало бы принять ванну…

Мия снова кинулась вперед, нащупывая себе путь по скалистому утесу и двигаясь только на звук. Она по-прежнему слышала, как кричит Слезопийца, подстегивая своих, но напрягала слух ради едва уловимого свиста стрел и резкого тренькания тетивы. О, вот и они… и еще раз. Мия поползла вверх и в обход – бесшумная, как очень тихая мышь, которую назначили Мастером тишины в Железной Коллегии.[7]

Еще одна стрела. Еще одно тренькание тетивы. После каждого выстрела Мия слышала тихий шепот и гадала, а один ли там стрелок. Теперь она находилась позади них, спрятавшись за кучкой валунов. И, откинув тени, девушка выглянула из укрытия, чтобы понять, скольких мужчин ей придется убить.

Оказалось, ни одного.

О, несомненно, стрелок там сидел – но не мужчина, а женщина, с коротко стрижеными светлыми волосами и в наряде из серой и пятнисто-коричневой кожи. Каждый раз, когда появлялась возможность выстрелить, она прижимала стрелу к губам, шептала молитву и отпускала ее. Кому бы она ни молилась, похоже, к ней прислушивались – увидев, как Лука мчится к одному из верблюдов, женщина пронзила ему плечо, а затем, когда он пополз обратно к укрытию, еще и голень.

Камень разбил ей череп с первого удара, но Мия стукнула ее еще пару раз по затылку – просто на всякий случай. Женщина осела на землю с гортанным бульканьем, дергая пальцами. Подняв ее лук, Мия натянула тетиву, прицелилась и выстрелила в спину одной из налетчиц внизу.

Женщина подскочила в седле и с криком упала. Ее товарищ это заметил, посмотрел в сторону утеса и тут же свалился с коня со стрелой в горле. Другой налетчик закричал, предупреждая своих: «Берегитесь! Утес! Утес!», и Мия попала ему в бедро и в живот. Из фургона в середине каравана вылетело блестящее отточенное лезвие, чуть не снеся мужчине голову.

Налетчики растерялись: вместе с их лучницей исчез и их план. Слезопийца выстрелила из арбалета и попала в лошадь, скинув ее всадника в песок. Мия убила другого двумя стрелами в грудь. Оставшиеся налетчики подхватили своего товарища, лишившегося коня, и ускакали так быстро, как только могли.

– …Ты отличный стрелок…

Мия посмотрела на тень, сидящую на трупе женщины. Она была маленькой, носила обличье кота и облизывала полупрозрачную лапу полупрозрачным языком.

– Благодарю, – поклонилась девушка.

– …Это был сарказм… – ответил Мистер Добряк. – …Ты позволила четверым из них уйти…

Мия скривилась и показала не-коту костяшки.

– …И пока мы одни, мне, наверное, стоит воспользоваться этим шансом, чтобы снова указать на сумасбродность твоей затеи…

– О да, не приведи Дочери пройдет хоть одна перемена без того, чтобы ты не выносил мне мозг по этому поводу.

Мия вытерла окровавленную руку о штаны мертвой женщины и закинула ее колчан со стрелами на плечо. А затем, держа лук в руке, осторожно спустилась по склону к месту бойни вокруг каравана.

Пленницы по-прежнему жались к своей клетке. Граций, Доггер, Пылеход и Чезаре пали в бою. Лука лежал со стрелами в плече и голени неподалеку от центрального фургона. Мия какое-то время наблюдала, как он пытался встать на ноги, но лишь поднялся на одно колено. Лука не сводил с нее взгляда, ладонью крепче сжимая клинок.

Слезопийцу ранили в ногу. Ее лицо было забрызгано кровью, но руки не дрожали, когда она нацелила арбалет прямо на Мию. Девушка остановилась шагах в сорока от них и подняла лук. Тот был неплохим – из рога и ясеня, с выгравированной на нем молитвой, обращенной к Леди Бурь. С такого расстояния стрела могла бы пронзить даже железный нагрудник.

– Отец хорошо тебя обучил, девочка, – крикнула капитан. – Ты отличный стрелок.

– …Пф-ф-ф… – фыркнула ее тень.

Мия пнула тьму у своих ног и шикнула.

– Я не хочу убивать тебя, капитан, – ответила она.

– Что ж, вот так совпадение. Я тоже не хочу подыхать.

Капитан посмотрела на трупы вокруг себя, на разгромленную команду, на стрелу в ноге и дорогу, ведущую в Висельные Сады.

– Полагаю, теперь мы в расчете, – крикнула она. – Я планировала получить за тебя кругленькую сумму на рынке, но спасение моей жизни – тоже достойная плата. Как насчет того чтобы проехать со мной остаток пути до Садов, охраняя наш караван? А я выделю тебе долю от прибыли. Двадцать процентов?

Мия покачала головой.

– Этого я тоже не хочу.

– Ну, тогда чего ты хочешь? – прорычала Слезопийца, не сводя глаз с лука Мии. – У тебя на руках приличные карты, барышня. Как мы сыграем эту партию – зависит только от тебя.

Мия взглянула на других женщин, теснящихся у фургона. Грязные, измученные, одетые в какие-то тряпки. В кроваво-алых песках тянулась пыльная дорога, и она прекрасно знала, какая судьба их ожидает в конце.

– Я хочу обратно в клетку, – ответила Мия.

Слезопийца удивленно заморгала.

– Но ты только что освободилась…

– Я выбрала тебя не случайно, капитан. Твоя репутация всем известна. Ты не разрешаешь своим людям портить товар. И ты ведешь дела со Львами Леонида, не так ли?

– Леонида? – в голосе капитана послышались нотки раздражения. – Хер господний, да какое ко всему этому имеет отношение манеж гладиатов?!

– Видишь ли, в чем штука…

Девушка опустила лук и слабо улыбнулась.

– Я хочу, чтобы ты продала меня им.

Глава 3 Тени

Мия лежала на полу голая, в крови, и держала Аленну. Из зала наверху по-прежнему едва слышно доносилась музыка, никто из гостей сенатора не подозревал, что его единственного сына убили прямо у них под носом. Мистер Добряк сидел в изголовье кровати и не сводил взгляда с трупа юного дона. Эклипс облизнулась полупрозрачным языком, от вздоха тенистой волчицы завибрировали половицы.

Девушка в руках Мии вздрогнула при виде спутников.

– Милая, сейчас я уберу ладонь, – прошептала Мия. – Я не причиню тебе никакого вреда. Всего лишь свяжу, затем оденусь и выскользну на солнечный свет. Больше ты меня никогда не увидишь. Такой вариант тебе подходит?

Аленна лихорадочно закивала, смаргивая слезы с глаз.

Ласковый голос Эклипс будто доносился из-под пола:

– …Это глупо…

– …А ты у нас эксперт по глупостям, песик… – процедил Мистер Добряк.

– …Лучше от нее избавиться. У нас нет причин оставлять ее в живых…

– И нет причин ее устранять, – возразила Мия. – Разве что мне за это заплатят. И вообще, разве один из вас не должен дежурить в коридоре на случай, если кто-то из стражей решит спуститься?

– …Я дежурил в прошлый раз, когда ты прикончила того магистрата…

– …Лжец, я все время стояла на стреме, пока ты хряпал, как свинья у корыта…

– …И откуда тебе это знать, если ты все время стояла на стреме?..

– Вы закончили? Мне абсолютно насрать, кто будет сторожить, но одному из вас нужно выметаться отсюда, поскольку кто-то долж…

В дверь тихо постучали. За ней послышался басовитый голос:

– Ми дон?

Мия выругалась себе под нос и крепче сдавила горло Аленны.

– Ми дон, – раздался второй голос. – Сенатор требует вашего присутствия.

«Стража, судя по всему. Как минимум двое…»

– …Это была твоя очередь… – яростно прошептала Эклипс.

– …Лживая дворн…

Мия шикнула на них, ее мозг лихорадочно заработал. Со стражей снаружи ее план уйти незамеченной сгорел синим пламенем. Дов ждал в карете наверху, но и внизу от него не было бы никакого проку. Мия с легкостью надрала бы стражникам зад, но она была голая, безоружная, и шум только привлек бы других. Тени в подвальных помещениях глубоки, но в спальнях – ни одного окна, через которое она смогла бы выбраться…

Мия ахнула: Аленна врезала ей локтем в ребра и, грязно выругавшись, боднула затылком по носу. Хватка девушки на секунду ослабла, и, набрав побольше воздуха, лиизианка истошно завопила. Ладонь ассасина лишь слегка приглушила ее.

– Убийцы! – кричала она. – Помогите!

Мия ударила ее кулаком в висок – один раз, два, пока Аленна не лишилась чувств. Затем услышала ругань, и в дверь врезалось что-то тяжелое.

– Ми дон? – позвал один из стражей. – Откройте!

– …Это была твоя очередь…

– …Врешь…

– Да заткнитесь вы!

Как только Мия натянула платье на голову, дверь задрожала на петлях. Прощупав брошенный корсет, она достала стилет из могильной кости. Ворона на рукояти осуждающе смотрела своими блестящими янтарными глазами. И, потянувшись к теням вокруг, девушка накинула их на себя, окуная весь мир в черноту и полностью под ней исчезая.

Дверь распахнулась, в просвете возникли два размытых силуэта. Один выкрикивал имя Аврелия, направляясь, как надеялась Мия, в сторону кровати. Другой увидел обнаженную, забрызганную кровью лиизианку на полу и присел рядом с ней. И поскольку путь к двери был свободен, Мия откинула плащ из теней и побежала.

Стражи рявкнули, приказывая ей остановиться, но девушка, не обращая внимания, мчалась по устланному ковром коридору к широкой лестнице. Наверху появились еще два стражника, недоуменно глядя на окровавленную незнакомку, бегущую по ступенькам на всех парах. Один поднял руку, чтобы остановить ее, но тут в воздухе сверкнул стилет Мии и молниеносно погрузился в его живот. Мужчина ахнул и скатился по лестнице, а его напарник издал боевой клич и достал короткий меч. Мия прыгнула в сторону, ойкнула, когда клинок стража глубоко вонзился ей в плечо, и со свистом перерезала ему глотку.

Мужчина рухнул, издавая булькающие звуки, а Мия поспешила дальше – вверх по лестнице на первый этаж. Когда девушка ворвалась в главный зал, костеродные доны и донны испуганно закричали – окровавленный кинжал в руке, темные волосы, лезущие в еще более темные глаза, свирепо расширенные зрачки.

– Простите, ми донна, – бросила она, налетев на какую-то симпатичную девушку, пока перебегала через зал.

В помещение ворвалась стража, не до конца понимая, кого и за что они должны схватить. На вершине лестницы появились стражники из спальни Аврелия, рассматривая сбитых с толку гостей. Наконец они заметили Мию, проталкивающуюся через толпу.

– Ловите ее! – взревел один. – Девушку в красном!

– Ассасин! – крикнул другой. – Сын сенатора убит!

Зал погрузился в хаос, некоторые побежали вслед за Мией, другие обогнали ее на пути к выходу. Она порезала от бедра до паха какого-то богатого администрата, попытавшегося ее поймать; ударила локтем в лицо другого благородного мужа, который тут же потерял сознание. Клинок в руке и выражение в ее глазах заставили остальных «благодетелей» отказаться от вмешательства, и, увернувшись, получив толчок в спину и сделав кувырок, она вылетела через двустворчатые двери в вестибюль. Затем схватила бокал с подноса потрясенного слуги, выпила залпом золотое вино, и швырнула его в мчащегося к ней стража. Тяжелый хрусталь отскочил от его головы, и мужчина распластался на полу.

Мия выбежала через двери во внутренний двор палаццо Аврелия. Позади раздавались крики «Убийца!», по лестнице мчались еще три стражника, в глаза слепили два солнца.

– Вот дерьмо…

У каждого стража был короткий обоюдоострый гладиус и убийственный взгляд. Из ее плеча сочилась кровь, платье промокло. Мие пришлось уйти в защиту; она приклеила подошвы предводителя стражей к его тени на полу, увернулась от их мечей, ударила одного по ногам, и, перекатившись, быстро встала на ноги. Затем ринулась к лошадям и каретам, стоявшим перед палаццо, и разыскала в толпе того, кто был ей нужен.

– Дов! – крикнула Мия.

В толпе поднял голову юноша с короткими темными волосами. Он был одет в простую прямоугольную маску-вольто и наряд слуги. В губах торчала сигарилла. По правой стороне маски стекали три кровавые слезы. Он не слишком походил на Десницу Церкви Матери Священного Убийства, но, заслышав второй окрик Мии, он быстро встал на место возницы в карете.

– Все хорошо? – спросил юноша.

– Разве, блядь, похоже, что у меня все хорошо?! – рявкнула Мия, мчась к нему.

Десница окинул взглядом своего раненого Клинка, догоняющих ее стражей. Выплюнув сигариллу, засунул руку в пальто и достал два небольших арбалета. Затем хорошенько прицелился и двумя выстрелами завалил стражей, которые находились ближе всего к Мие.

– Беги! – крикнул он.

– О, что, серьезно?

Рядом с ее ухом что-то просвистело, и Мия догадалась, что прибыло подкрепление с арбалетами. Девушка расталкивала изумленных кучеров, вспышка обжигающей боли сзади дала ей понять, что как минимум один из стражей был неплохим стрелком.

Она споткнулась, выругавшись, упала и разодрала ладони и колени о каменные плиты. Зашипев от боли, Мия быстро поднялась и схватилась за болт, торчащий из ее ягодицы.

– Зубы Пасти, они что, попали тебе прямо в…

– Да стреляй же ты в ответ, гребаный придурок!

Дов снова выстрелил, попал стражнику в шею и пригнулся, чтобы перезарядить арбалет. Над головой Мии пролетел шквал стрел, пронзив двух испуганных возниц и одного особенно раздраженного жеребца. Но, увы, когда Дов снова поднялся с заряженным арбалетом, один из болтов вошел ему в грудь и повалил юношу на крышу кареты в фонтане крови. Мия наблюдала, как ее Десница пытается встать, но его губы окрасились алым, и в конце концов он рухнул с гортанным стоном.

– …Я же предупреждала, что он идиот…

– …В кои веки я с тобой полностью согласен…

Мия пыталась спрятаться среди беснующихся лошадей и перепуганных кучеров. Она понимала, что не сможет управлять каретой и бить хлыстом одновременно – ее рука была разодрана до мяса, – а стражники Аврелия очень скоро до нее доберутся.

В воздухе блеснул стилет из могильной кости, разрезая кожаные ремни на высоком белом коне. Скривившись от боли, девушка залезла ему на спину.

– …Ты что, забыла, как тебя ненавидят лошади?..

– Похоже на то.

– …Скачи!..

Мия пришпорила коня, и тот поскакал вперед, его копыта поднимали брызги гравия, которым был засыпан сенаторский двор. В спину летел рев стражей, приказывающих ей остановиться.[8] Мимо головы пролетел ливень арбалетных болтов, задев круп коня, еще один погрузился в его филейную часть. Зверь заржал и попытался скинуть Мию, но та вцепилась в него мертвой хваткой, как тень к ногам хозяина. Жеребец словно ошпаренный вылетел через ворота на широкие улицы города Галанте. Вдалеке звонили колокола, разносясь эхом от десятков соборов, куполов и минаретов. Из-за Огненной мессы площади полнились гуляками, сыплющими проклятьями вслед Мие, пока та мчала на истекающем кровью коне.

Ассасин оглянулась. За ней гналась полудюжина стражей. Кровь из плеча стекала по спине, намокшее платье липло к коже. От потери крови начала кружиться голова. Красочно выругавшись, Мия сломала пополам арбалетный болт, застрявший в ягодице, и перед глазами все поплыло от боли. Ей нужно было убраться с улиц – в какое-нибудь укромное место, где можно переждать суматоху.

Даже костеродный район Галанте был слишком людным, чтобы и дальше мчаться на всех парах от стражи. Силы коня, подстегнутого страхом, близились к концу, из-за болта, попавшего в его зад, он начал хромать. Мия скользнула с ослабшего зверя в толпу пьяных гуляк. В ушах звенели крики преследователей. Поковыляла по переулку между одним из многочисленных городских соборов и высоченным зданием администратов, свернула в муравейник из улочек и подворотен Галанте. Девушка тяжело дышала, перед глазами все расплывалось, от потери крови дрожали руки – левая полностью онемела. Мистер Добряк шептал ей на ухо, чтобы она не сдавалась. Наконец Мия обнаружила ограду из кованного железа, за которой открывалось целое море надгробий и могил, усеянных зловещими сорняками и яркими цветами.

Некрополь Галанте.

Мия, прихрамывая, пошла между тесными рядами надгробий из мрамора, мшистого гранита и мрачных мавзолеев, полнившихся целыми поколениями костеродной знати. Наконец она нырнула под карниз склепа какого-то богатого ублюдка, о котором все давно забыли. И, потянувшись к теням, сплела их ловкими пальчиками и накинула себе на плечи.

Как обычно, под плащом весь мир почернел. Но Мия все равно услышала стражей Аврелия, когда те добрались до кладбища, громко топая сапогами по каменным плитам. Их капитан рявкнул приказ, и группа рассредоточилась по лабиринту из склепов, крипт и усыпальниц, крики «ассасин!» отбивались от светлого камня.

Но один стражник остался.

Мия плохо его видела сквозь завесу теней, но по смутному силуэту было ясно, что мужчина огромен. Гравий хрустел под его подошвами, пока он медленно разгуливал среди могил и что-то тихо бормотал. Девушка затаила дыхание и повернула голову вбок, когда он подошел ближе к ее укрытию. Ощутила, как по спине стекает теплый ручеек. Ее спутники быстро поглотили вспышку паники, когда Мия поняла, что, несмотря на плащ из теней, ее кровь оставила след и теперь собиралась лужицей у ног.

Стражник направился к склепу, у которого пряталась Мия. Девушка не стала молиться и ждать, что он пройдет мимо, она просто откинула плащ и выпрыгнула со стилетом наготове.

Под формой стражника скрывалась кольчуга, но ее клинок из могильной кости прошел сквозь стальные кольца, как сквозь масло. Кинжал вошел по самую рукоять, но поскольку Мия била вслепую, ее удар пришелся чуть левее сердца. Здоровяк закричал от боли, и следующим ударом она резанула ему по горлу. В лицо брызнуло алая теплая влага, но его трахея уцелела. Страж схватил ее за запястье и нанес сокрушительный удар в челюсть. Мия отлетела к стене склепа, успев царапнуть сомкнувшуюся на ее шее руку, и парочка кубарем полетела на землю.

Мужчина взревел, девушка зарычала, пронзая его клинком снова и снова. Они катились по плитам, Эклипс с Мистером Добряком дружно шептали предупреждения о том, что вернулись другие стражи. Но враг Мии был гигантом, и, несмотря на всю ее подготовку, она была ранена и истекала кровью. А любой, кто верит, что быть вдвое крупнее своего противника – не выгодно, никогда не дрался с человеком, вполовину меньше себя.

Мия услышала топот сапог. Ее лицо скривилось, когда стражник дернул ее за волосы. Клинок наконец нашел его шею, и мужчина упал на землю в пенящихся алых брызгах. Мия с трудом встала, увидела, как приближаются еще четыре стражника.

– …Беги!..

– Куда? – пропыхтела она.

– …Прячься!..

– Где?

– Стой!

Четыре человека, облаченных в ливреи дома сенатора Аврелия, встали полукругом напротив Мии. Она слышала свист вдалеке, топот легионеров, но даже глядя в глаза смерти, оставалась бесстрашной. Девушка окинула испепеляющим взглядом самого высокого стражника и покрутила стилет между пальцами. Подумала о консуле Скаеве и кардинале Дуомо. О своей неотмщенной семье. Но, как правило, сожаления порождаются страхом, а стоя там, в шаге от своей гибели, она не испытывала ни капли страха. Только гнев, что все закончится таким образом.

– Кто умрет первым? – спросила Мия, сердито глядя на стоявших перед ней мужчин.

Самый благоразумный стражник нацелил заряженный арбалет ей в грудь.

– Ты, сука, – сплюнул он.

По телу Мии прошел мрачный холодок. На запятнанной кровью коже выступили мурашки. Высоко над головой светили солнца, но здесь, в некрополе, тени были темными, почти черными. Позади стражей вырос силуэт в плаще с капюшоном, в его руках были зажаты клинки из могильной кости. Неожиданный гость атаковал стража с арбалетом и снес ему голову с плеч. Другие закричали и подняли оружие, но силуэт двигался со скоростью молнии, разя первого, второго, третьего. И не успела Мия моргнуть, как все четверо лежали мертвые в грязи.

– Зубы Пасти, – прошептала она.

Тени у ее ног вздрогнули, Эклипс с рычанием подобралась. Мистер Добряк, сидевший на плече Мии, вздыбил шерстку и зашипел. Мию пробрал холод до самых костей, спутники рьяно поглощали ее страх. Спаситель повернулся к ней лицом.

Не человек. Это было ясно. О, под этим плащом угадывались очертания мужчины – высокого и широкоплечего. Но его руки… бездна и кровь, руки, сомкнувшиеся на рукоятях клинков, были черными. Сумрачными и полупрозрачными. Пальцы обвивались вокруг рукоятей, как змеи. Мия не видела лица, но в черноте капюшона извивались щупальца, скрывая лик хозяина. И хоть на улице было почти глубоколетье, а в небе пылали два солнца, дыхание существа срывалось белым облачком с губ, и все тело Мии дрожало в ознобе.

– …Кто ты?

– СПРОСИ СЕБЯ, – ответило существо. Голос был гулким, шипящим, со странной вибрацией. – МИЯ КОРВЕРЕ.

Девушка часто заморгала.

– …Ты меня знаешь?

Существо приблизилось, и Мие показалось, будто оно… скользило. Гробницы и стены склепов вокруг них покрылись коркой инея.

– Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ БОЛЬШЕГО, ЧЕМ ЭТО, – ответило оно. – ТВОЯ ПРАВДА ЗАКОПАНА В МОГИЛЕ. И ВСЕ ЖЕ ТЫ ОКРАШИВАЕШЬ СВОИ РУКИ АЛЫМ РАДИ НИХ, КОГДА ДОЛЖНА ОКРАШИВАТЬ НЕБЕСА ЧЕРНЫМ.

– …О, превосходно, человек-загадка…

– ТВОЕ ВОЗМЕЗДИЕ КАК СОЛНЦА, МИЯ КОРВЕРЕ. ОНО СЛУЖИТ ЛИШЬ ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ОСЛЕПЛЯТЬ ТЕБЯ.

– О чем, ради бездны, ты говоришь?

Мия услышала крики и оглянулась на звук приближающихся шагов.

– НАЙДИ КОРОНУ ЛУНЫ.

Повернувшись обратно, она обнаружила, что существо испарилось, будто его никогда и не было. Ее дыхание по-прежнему висело белым облачком в воздухе, озноб постепенно унимался, в ушах звенело эхо голоса. Она осмотрелась вокруг, обнаружила только трупы и могилы, и задалась вопросом, не привиделось ли ей все это.

– …Мия, они идут…

– …Нам нужно уходить…

Очередной свист. Топот сапог. Кровь на ее лице и коже. Мия подхватила плащ одного из стражей – тот, который меньше всего испачкался. И, надвинув капюшон на лоб, заковыляла прочь с некрополя так быстро, как только могла. Затем с трудом перелезла через кованую ограду и исчезла в лабиринте улочек Галанте.

Оставив за собой только трупы.

Висельные Сады Ашкаха не похожи ни на какие другие.

В Годсгрейве широкие сады на крышах Малого Лииза переполняются солнцами-колокольчиками и медовыми розами, перебивающими своими чудесными ароматами суровую вонь от реки Роза. Садовые лабиринты Уайткипа, построенные королем Франциско III в угоду своим любовницам, тянутся на много миль, и чтобы держать их в надлежащем виде, требуется целая армия рабов – даже спустя столетия после свержения монархии. Тернистые башни Элая возвышаются в тридцати метрах над землей и покрыты бритвенно-острыми лозами. Когда те начинают цвести перед глубоколетьем, башни покрываются цветами, которые видно из другой части города. Но ни один сад во всей республике не может сравниться с Висельными Садами Ашкаха, дорогие друзья.

Ни своим величием, ни своим ужасом.

Первым делом Мия почувствовала запах. Он затмил вонь их клетки задолго до прибытия в город. Запах крови, пота и чернейших мук. Она посмотрела на метрополис, поднимающийся над дымкой впереди, и закусила губу. Некоторые дети в фургоне заплакали, и вскоре к ним присоединились юные девушки. Глядя на пункт их назначения, Мия ощутила, как ее тень выросла.

Никогда не бойся.

Висельные Сады были заселены лиизианскими исследователями после падения Ашкахской империи. С тех времен порт вырос в самый большой метрополис на побережье и ныне служил крупнейшим в южных морях рынком топлива, за счет которого билось сердце Итрейской республики.

Рабства.

Городской порт был построен из красного камня и гнездился на берегу естественного залива. В его архитектуре смешивались древнеашкахские руины и изящные шпили и купола в лиизианском стиле, возведенные на развалинах старого города. Вдоль городской стены висели тысячи железных клеток, наполненных сотнями человеческих трупов.

Некоторые висели там десятилетиями, и от них остались только кости. Другие выглядели свежими. Но по жалобным стонам, разносящимся над оживленным метрополисом, Мия поняла, что еще сотни по-прежнему были живы. Брошенные висеть в клетках, пока не погибнут.

Висельные Сады Ашкаха. Их цветы выращены из плоти и костей.[9]

И Мия наконец-то прибыла сюда.

Караван въехал через широкие деревянные ворота, жара и смрад усилились. На улицах было людно, гавань полнилась кораблями со всех уголков республики – одни разгружались, другие загружались до отказа товаром для перепродажи. Наступил рыночный сезон, когда работорговцы возвращаются с набегов на ашкахское побережье и дальний восток с трюмами, набитыми свежим мясом. Итрейские легионеры якшались с лиизианскими купцами, воздух наполнялся звоном монет и горя.

Мия почувствовала, как кто-то встал рядом с ней. Повернувшись, увидела тощую женщину с бледным лицом, глядящую на улицы.

– Да поможет нам Всевидящий…

Мия прищуренно взглянула на два солнца в небе.

– Сомневаюсь, что он слушает, – пробормотала она.

Фургон остановился на краю рыночной площади. Слезопийца спрыгнула с сиденья, проковыляла к задней части фургона с женщинами, убрала брезент и показала на Мию.

– Ладно, девочка. Пришло время отправляться в Яму.

Капитан открыла клетку и отошла с арбалетом в руке. Вокруг фургона уже собрались купцы, рассматривая товар внутри и оценивая его стоимость. Наемные головорезы начали высаживать мужчин из крайнего фургона, оковы пленников пели ржавую песнь, пока те спрыгивали на утрамбованную множеством ног землю. Мия вышла из фургона, наблюдая за собравшейся вокруг них толпой.

«Я здесь».

Девушка спрятала улыбку за грязными прядями волос.

«На шаг ближе к цели».

Яму вырыли на другом конце рынка, но Мия услышала ее задолго до того, как увидела. Яростные крики и стоны боли, звон монет и хруст костей. Пока они шли по оживленной площади, Слезопийцу как минимум десяток раз останавливали торговцы, чтобы узнать цену Мии. Девушке требовались все силы, чтобы сохранять самообладание, пока они лапали ее за талию, лезли пощупать зубы своими грязными руками. Но Слезопийца отклонила все предложения, заявляя, что скоро Мию выставят на продажу в Яме. Отказ капитана встречали неверием или разочарованием, один торговец даже заявил, что это «пустая трата хороших сисек». Но Слезопийца твердо стояла на своем, и они продолжили путь.

Яма полностью соответствовала своему названию – выкопанная в земле и выложенная известняком дыра, глубиной в три метра и шириной в пятнадцать. Рядом был устроен большой загон, в нем за ржавыми железными прутьями томились десятки мускулистых рабов. Окружали загон трибуны из известняка, переполненные азартными игроками и шумными букмекерами. А в ярусе, расположенном подальше, Мия заметила более десятка сангил[10], обслуживаемых помощниками и челядью.

Девушка стояла со склоненной головой у железных ворот в Яму. Итрейские легионеры в шлемах с плюмажами осматривали товар очередного работорговца, прежде чем позволить ему войти. Мия прошептала из-под спутанной копны волос:

– Ты видишь Леонида?

– Да, вон, – Слезопийца кивнула в сторону загона. – Тот жирный ублюдок.

– …Они все жирные ублюдки.

– Тогда самый жирный из всех.

Мия прищурилась и наконец заметила итрейца, сидевшего под широким зонтом. Несмотря на жару, он был одет в длинный сюртук, а шею его прикрывал туго завязанный платок с брошью в виде львиной головы. Лицо мужчины было смуглым, тело – пухлым от многих лет переедания и избытка алкоголя. Рядом с ним сидел еще один итреец, широкоплечий и поджарый, который пристально наблюдал за тем, что происходит в Яме.

– Это Тит, – сказала Слезопийца. – Работает экзекутором, тренирует товар Леонида.

– Я знаю, чем занимается экзекутор, – пробормотала Мия.

– Уверена? Потому что будь я азартной женщиной, поставила бы все до последнего бедняка, что ты не имеешь ни малейшего гребаного представления о том, во что ввязываешься.

– Я же говорила, – ответила Мия. – Леонид готовил двух из трех последних чемпионов игр «Венатус Магни». Его подопечные проходят отборочный тур на всех аренах. Он подкупает правильных чиновников и имеет связи с нужными людьми. Если я хочу отвоевать себе свободу, то лучший способ добиться этого – тренироваться под его началом.

– Но зачем, девочка? – требовательно спросила Слезопийца. – Ты могла стать свободной еще в пустыне! Бездна, да я позволю тебе уйти прямо сейчас! Ты спасла мой зад от тех налетчиков, а я всегда возвращаю долги. Почему, ради Всевидящего, ты хочешь быть гладиатом?

– Я дала клятву, – ответила Мия. – И хочу ее исполнить.

– И какую же клятву можно исполнить в таком месте?

– Красную клятву.

Капитан вздохнула и покачала головой.

– Это безумие.

– …Она умнее, чем кажется…

Шепот донесся из тени под грязными космами Мии – слишком тихий, чтобы Слезопийца услышала. Она сняла треуголку и провела рукой по волосам. Затем покосилась на Мию и вздохнула.

– Такой барышне, как ты, нечего делать в этом бизнесе.

– Поверь, капитан, – ухмыльнулась Мия. – Такую, как я, ты еще не встречала.

Слезопийца выругалась, но слово сдержала – работорговка направилась к легионерам у входа. Двое мужчин кивнули в знак приветствия и удивленно подняли брови, взглянув на тощую кроху, плетущуюся в кандалах следом за ней.

– Потерялись, капитан? – спросил крупный легионер.

– Загон удовольствий в той стороне, – ответил второй, еще крупнее, кивая в сторону залива.

Слезопийца шмыгнула носом и сплюнула в грязь.

– Прочь с дороги, вонючие сукины дети! У меня есть прирожденный боец, которого нужно заложить, и нет времени, чтобы трепаться с вами, если только вы не хотите подкинуть монет.

Тот, что покрупнее, уставился на Мию.

– …Вы собираетесь продать эту глисту сангиле?

Легионеры разразились громким смехом, держась за бока, как плохие актеры в пантомиме. Мия не поднимала головы, а Слезопийца встала нос к носу с первым стражем. Она была одного с ним роста, и глаза женщины смотрели на него в упор.

– Я когда-нибудь продавала здесь шелуху, Пауло? – Она перевела взгляд на другого легионера. – Не рассказывай мне, как надо работать, самоуверенный ушлепок. Я свое дело хорошо знаю, и оно в гребаной Яме.

Солдаты переглянулись, слегка опешив. И, пожав плечами, отошли в сторону, чтобы пропустить Слезопийцу и Мию к загону. Неопрятный мужчина с вощеной дощечкой записал имя капитана, косоглазый юноша вывел синей краской номер Мии на руке и задней части туники. Она наблюдала за его работой и гадала, откуда он родом, как здесь очутился. Взглянула на татуировку, изображавшую аркимический круг, на его щеке.[11]

Взяв Мию за кандалы, юноша потащил ее к остальным рабам. Она на секунду воспротивилась и посмотрела Слезопийце в уцелевший глаз.

– И еще кое-что, капитан, – тихо сказала девушка.

– Правда, что ли? – та подняла бровь. – Не много ли одолжений у тебя накопилось?

– Ты обязана мне жизнью. Я бы назвала это Самым Большим Одолжением. Однажды я могу потребовать возврата этого долга. И будет мило, если мне не придется просить тебя дважды.

Слезопийца тяжко вздохнула.

– Как я и сказала, девочка, я плачу по долгам.

Удовлетворившись ответом, Мия позволила увести себя и присоединилась к остальному людскому «скоту». Осмотревшись, она поняла, что была всего одной из двух женщин, и вторая была двеймеркой с ладонями размером с тарелку. Та смотрела прямо перед собой на происходящее в Яме и избегала любопытных взглядов товарищей по несчастью.

Все оказалось довольно просто. Торговцы человеческим мясом вроде Слезопийцы бродили по трибунам и пытались втюхать свой товар сангилам. А затем их имуществу по одному вручали деревянный меч и заставляли драться за свою жизнь.

В центре Ямы работала полудюжина профессиональных бойцов, и каждый из них был горой мышц и шрамов. Когда на ринг выпихивали новую жертву, один из бойцов быстро поднимал деревянный меч и рвался снести врагу башку. Зрители делали ставки, толпа выла и кричала, и, если через несколько минут соперник оставался на ногах, сангилам давали возможность поучаствовать в торгах. Тех, кто подавал надежды, быстро разбирали. Тех, кто проигрывал, перепродавали где-то в другом месте в Висельных Садах.

Мия взглянула на сангилу Леонида. Мужчина наблюдал за поединками, как паук за мухой, но в торгах не участвовал. Львы Леонида были лучшими гладиатами в республике, и он проводил шесть месяцев в году, изучая рынки на побережье и выбирая самых достойных. Чтобы назвать его своим домином, Мия должна была его впечатлить.

К счастью, нельзя стать Клинком Красной Церкви, не умея обращаться с мечом.

Регистратор назвал номер Мии. Дверь загона открылась. Косоглазый юноша снял с нее оковы и вручил исцарапанный деревянный гладиус, который, при обычных обстоятельствах, она не стала бы использовать даже в качестве полена для растопки. И, без всяких церемоний, Мию вытолкнули в центр Ямы.

С трибун посыпались насмешки и оскорбления. Вид тощей черноволосой девушки, смиренно стоявшей в центре ринга, похоже, не впечатлил плебеев из толпы, не говоря уже о хозяевах крови.

– Хер господний, это что, шутка? – крикнул кто-то.

В Яму полетели плевки и брань, сангилы со скучающим видом опускали взгляды в свои гроссбухи – если это была шутка, никто из них, очевидно, не счел ее забавной. Один из бойцов посмотрел, подняв бровь, на регистратора, и тот просто кивнул. Мужчина пожал плечами и поднял деревянный меч, направляясь к Мие. Он был двеймерцем – широким, как мост, и со смуглой кожей, блестящей от пота.

– Не шевелись, девочка, – прорычал он. – Будет почти не больно.

Мия сделала, как было приказано, не двигаясь с места, пока здоровяк приближался к ней. Но как только он поднял меч, чтобы пробить ей череп, она пришла в движение. Быстрая, как тени.

Девушка уклонилась, меч просвистел над головой. Затем ударила своим деревянным гладиусом по запястью мужчины, сломав тому кость. Несколько сангил подняли головы на его крик. Мия свирепо ударила соперника по колену и была награждена тошнотворным хрустом, который раздался, когда сустав вывернулся в другую сторону. Здоровяк с воем упал, и Мия с намеренной жестокостью воткнула в его горло деревянный клинок, превращая гортань в кашицу.

На губах мужчины выступила алая пена, и он изумленно уставился на Мию. Девушка откинула волосы за спину и тихо прошептала:

– Услышь меня, Ная. Услышь меня, Мать. Эта плоть – твой пир. Эта кровь – твое вино. Эта жизнь, ее конец, мой подарок тебе. Прими его в свои объятия.

И, издав гортанное бульканье, боец рухнул в грязь.

По толпе прошла волна растерянного бормотания. Мия присела в реверансе перед сангилами, словно дебютантка на балу. А затем повернулась к следующему бойцу и указала деревянным мечом на его голову.

– Ты следующий, красавчик.

Боец (который действительно был красавчиком) посмотрел на своих товарищей, на труп на земле и, наконец, на регистратора. Неопрятный мужчина кинул взгляд на сангил, уже полностью сосредоточивших свое внимание на Мие. И, повернувшись к бойцу, кивнул.

Тот вышел вперед, Мия шагнула навстречу. Их бой продлился меньше десяти секунд и закончился в тот момент, когда она оставила след от ботинка в его промежности и погрузила меч ему в горло по самую рукоять. Девушка повернулась к зрителям и снова присела в реверансе.

– Сотня священников! – раздался крик.

– Сто десять!

Мия улыбнулась, прикрывшись волосами, а сангилы начали торги. Уже через несколько секунд ее стоимость возросла до двух сотен сребреников – достойная сумма по всем меркам. Но, подняв взгляд на трибуны, она увидела, что Леонид и Тит не проронили ни слова. Хотя сангила пристально за ней наблюдал, хотя Слезопийца шептала на ухо Титу, и тот медленно кивал, Леонид не поднимал голос, чтобы назвать свою цену.

«Пора раздуть пламя».

Мия достала деревянный клинок из горла мертвого бойца, повернулась к третьему и произнесла достаточно громко, чтобы было слышно на трибунах:

– Ты. Следующий.

Великан посмотрел на два трупа у ее ног.

– Да ну на хер, – фыркнул он.

– Бери своих друзей, – Мия улыбнулась бойцам рядом с ним. – Я всегда мечтала попробовать с тремя сразу.

Она бросила свой меч на землю.

– Или вы все трусы?

Толпа улюлюкала и подначивала их, и мужчины рассердились. Одно дело быть поверженным на собственной территории, и совсем другое – сожрать кучку дерьма, прилетевшую от невооруженной девицы, едва достающей им до пояса. Сверкнув глазами и подняв мечи, бойцы вошли в Яму.

Мрачно улыбнувшись, девушка шагнула им навстречу.

Глава 4 Предложение

– Зубы Пасти, мы что, будем торчать тут до истиносвета?! – прорычала Мия.

Пьетро поднял бровь и вылил немного золотого вина на ее сочащееся кровью плечо. Мия скривилась от боли и затянулась сигариллой, держа ее дрожащей рукой. Она сидела на низкой каменной скамье, Пьетро – позади нее, закутанный в традиционную черную робу. Десница наложил на зад девушки марлевую повязку, которая тут же пропиталась алым, и теперь зашивал кровавую рану на ее плече.

Просторная комната из темного камня тускло освещалась аркимическими сферами. Как и в большинстве помещений Часовни Галанте, в воздухе слабо чувствовалась вонь. Слуги Матери Священного Убийства, проживавшие в Городе портов и церквей[12], построили свое укрытие внутри обширной канализационной сети под кожей Галанте, так что от запаха было некуда деваться. За восемь месяцев, что Мия здесь прослужила, она успела к нему привыкнуть, но предпочитала проводить в часовне как можно меньше времени. Если она не нуждалась в медицинской помощи или в пополнении запасов, то приходила сюда лишь для того, чтобы поговорить с…

– Охренеть не встать, – раздался знакомый голос. – Гляньте-ка, кого к нам нелегкая принесла.

Мия подняла голову и увидела женщину в дверном проеме, одетую в кожаные штаны, высокие сапоги и черную бархатную рубашку. Тонкая, как палка; светло-каштановые волосы подстрижены под мальчика, под глазами пролегают глубокие тени. Ходила она вальяжно, а на теле было спрятано столько ножей, что любой человек в здравом уме не знал бы, что с ними делать.

– Епископ Златоручка, – Мия склонила голову. – Я бы встала и поклонилась, но арбалетный болт в моей заднице против.

– Вижу, у тебя была веселая неночь, – ухмыльнулась женщина.

– Можно и так сказ… ай, твою мать! – Мия сердито оглянулась через плечо. – Бездна и кровь, Пьетро, ты меня штопаешь или платье шьешь?

– Ладно, ладно, проваливай, – сказала Златоручка многострадальному хирургу. – Я закончу за тебя. Мне нужно поговорить с нашим Клинком наедине.

– Епископ. – Пьетро кивнул, не слишком ласково налепил марлю на кровоточащее плечо Мии и покинул комнату.

Златоручка обошла Мию и сняла бинт, прилипший к ране. Девушка снова скривилась.

В преданиях о Красной Церкви женщина слыла злодейкой – Клинок Матери с большим стажем и двадцатью священными убийствами на своем имени. Старик Меркурио часто рассказывал о ней Мие, когда та была маленькой, и Златоручка стала для нее кем-то вроде кумира.[13] Начав службу в Городе портов и церквей, Мия узнала, что епископ не отличалась любезностью. И не любила фривольности. Но ей нравились результаты, так что, к счастью, ей нравилась Мия.

– Похоже, это больно, – пробормотала Златоручка, глядя на жуткую рану на плече Мии.

– Уж точно не щекотно.

Епископ взяла костяную иглу и принялась уверенно зашивать Мию.

– Надеюсь, это того стоило?

Мия поморщилась и глубоко затянулась сигариллой с гвоздичным ароматом.

– Пока мы разговариваем, сыну сенатора Аврелия готовят маску смерти.

– Ты использовала «плач»?

Мия кивнула.

– Нанесла на губы, как вы и предлагали.

– Не стану спрашивать, как ты получила доступ к губам дона.

– Приличные дамы не болтают о своих похождениях.

– А где же юный Дов?

– Увы, – Мия вздохнула, – но мой Десница не вернется на ужин. Никогда.

– Какая жалость.

– Он не был острейшим клинком на стеллаже, епископ.

– Бедному да вору – всякая одежда впору. – Златоручка пронзила кожу иголкой для очередного шва. – С тех пор, как Ярнхайм нас выпотрошила, первоклассные убийцы в дефиците. За исключением присутствующих, разумеется.

Мия закусила губу и вздохнула. Епископ говорила правду – в нынешнее время в Красной Церкви было трудно найти хороших Десниц и Клинков. Галанте никогда не считался престижным городом назначения, и большинство слуг Наи, которых отправляли сюда, мечтали о чем-то более грандиозном. Но после атаки люминатов их дела обстояли хуже, чем когда-либо.

Прошло уже восемь месяцев, но конгрегация Матери Священного Убийства по-прежнему кровоточила от удара, нанесенного Эшлин Ярнхайм и ее братом по распоряжению их отца. Церковь сильно пострадала, и не только из-за того, что лорд Кассий был убит, хотя потеря Черного Принца само по себе достаточно прискорбное событие. Торвар Ярнхайм неспроста отдал своих детей на службу Духовенству люминатов – старый ассасин таким образом выведал и выдал местонахождение всех часовен Красной Церкви в республике.

Посему, пока судья Рем орудовал в Тихой горе, люминаты организовывали подобные нападения по всей Итрее. Часовни в Двейме и Галанте остались нетронутыми.[14] Но все прочие были уничтожены.

Хуже того, Торвар выдал их имена. Псевдонимы. Последние известные места проживания. Из-за предательства бывшего Клинка и атак люминатов всего за одну неночь Мать Священного Убийства потеряла почти три четверти своих ассасинов.

Как и сказала епископ, Красную Церковь выпотрошили; это, наверное, единственная причина, по которой столь юному Клинку, как Мия, доверили такое жертвоприношение, как Гай Аврелий. За восемь месяцев, что она служила в Галанте, девушка прикончила во имя Черной Матери трех мужчин и одну женщину. Большинство Клинков ее возраста были бы рады отправиться хотя бы на свое первое убийство.

Мия была благодарна за возможность проявить себя. Но проблема заключалась в том, что ее список глоток, которые следовало бы перерезать, не сокращался, а только увеличивался. Она убила судью Рема, но консул Скаева и великий кардинал Дуомо все еще были живы. Ее семья по-прежнему оставалась неотмщенной. А после того, как Эшлин убила Трика во время нападения люминатов, в списке Мии появилась еще одна трахея, которую нужно проткнуть во имя возмездия.

Но застряв здесь, в Галанте, она не приблизилась ни к одной из этих целей.

Мия сжала челюсти, пока епископ зашивала ее рану, и подумала о… том… существе, которое заговорило с ней в некрополе. По правде, оно спасло ей жизнь. Побывав на волоске от смерти, она должна была бы чувствовать себя потрясенной, но, как обычно, спутники поглощали любой намек на страх внутри нее – и теперь это происходило вдвое быстрее, чем когда она ходила только с Мистером Добряком. Мия и близко не ощущала страха. А посему у нее оставались только вопросы.

«Что это было?»

«Чего оно хотело?»

«Корона Луны?»

Ей уже встречалась эта фраза, погребенная между страниц…

– Слышала, что у тебя возникли какие-то проблемы со стражей Аврелия, – заметила Златоручка, на несколько секунд оторвавшись от своего рукоделия, чтобы отпить медицинского золотого вина.

– Ничего такого, с чем я бы не справилась, – ответила Мия.

– Обычно ты работаешь с большей осторожностью.

– Прошу прощения, епископ, но вы просили не об осторожности, – возразила девушка с легким раздражением в голосе. – Вы просили убить сына сенатора.

– Одно не обязательно исключает другое.

– Но если бы пришлось выбирать, что бы вы предпочли?

Мия зашипела от боли, когда епископ вылила немного алкоголя на зашитую рану и перевязала ее бинтом.

– Ты мне нравишься, Корвере, – сказала Златоручка. – Напоминаешь меня в более юные годы. Яйца больше, чем у половины мужчин, которых я знаю. И ты выполняешь свою работу, так что заслужила право на кое-какое самомнение. Но вот тебе мудрый совет: лучше придержи свой язык, когда вернешься в гору. Духовенство не питает к тебе таких теплых чувств, как я.

– А с чего бы мне возвращаться в гору? Меня приставили к…

– Мне только что пришло кровавое послание от вещателя Адоная, – перебила Златоручка. – Духовенство отзывает тебя обратно.

Мия с подозрением прищурилась. По коже побежали мурашки.

– …И зачем? – спросила она.

Женщина пожала плечами.

– Я знаю только то, что они оставляют меня без убийцы и с кучей глоток, которые нужно перерезать. Если бы я могла использовать Клинков чаще, чем на одно подношение за раз, было бы хорошо. Но тогда я нарушу Клятву.[15] Так что, когда увидишь этого ублюдка Солиса, будь так добра, врежь ему коленом по яйцам вместо меня, лады?

Мысли Мии закружились, в животе сплелись подозрение и радость. Отзыв Духовенства мог означать что угодно. Переназначение. Порицание. Расплату. Последние восемь месяцев она достойно служила Черной Матери, но все шахиды в горе прекрасно знали, что она провалила свое последнее испытание, отказавшись убивать невиновного. Она и Клинком-то стала только потому, что лорд Кассий окрестил ее, умирая на песках Последней Надежды. Быть может, благосклонность, которую ей подарила его поддержка, наконец исчерпана…

Кто знает, что ее ждет, когда она прибудет в гору?

– Когда я отчаливаю? – спросила Мия.

Златоручка подняла костяную иглу и многозначительно посмотрела на ее зад.

– Как только сможешь ходить.

Мия вздохнула. Беспокоиться о том, чего нельзя изменить, не имело смысла. А вернувшись в гору, она сможет вновь поговорить с летописцем Элиусом и увидеться с Наив. Возможно, даже найти ответы на свои вопросы.

– Нагибайся, – приказала епископ. – Я постараюсь быть с тобой ласковой.

Мия сделала большой глоток медицинского золотого вина.

– Могу поспорить, вы так говорите всем своим девушкам.

Как оказалось, трое мужчин сразу – это немного больше, чем Мия могла потянуть.

Все начиналось неплохо. Бойцы наступали на нее, подстрекаемые насмешками толпы и видом ее брошенного в грязь деревянного меча. Первый – итрейский верзила – издал боевой клич и замахнулся клинком, целясь ей в голову. Тогда она сосредоточилась на тьме у его ног.

Там, в свете двух солнц, тени были вялыми и тяжелыми. Но сама Мия окрепла – внутри себя, в своем естестве, – да и в конце концов, она оттачивала этот фокус годами. Девушка приклеила подошвы верзилы к его собственной тени, тем самым мгновенно остановив его нападение. Пока он восстанавливал равновесие, она скользнула к нему, сильно пнула его по колену, ударила прямо в горло и, когда верзила повалился на спину, сделала пируэт и поймала вылетевший из его руки меч под рев разгоряченной толпы.

– …Теперь ты просто выделываешься… – раздался шепот в ее ухе.

– В этом и весь гребаный смыс…

Удар пришелся ей по затылку, и Мия покачнулась. Едва успела повернуться и блокировать следующий, пытаясь встать в какое-то подобие защитной позы. Оставшиеся бойцы – широкий лиизианец с рябым лицом и высокий двеймерец с семью пальцами – надвигались, не давая ей времени перевести дыхание. Мие пришлось пятиться к противоположной стороне Ямы, по задней части шеи стекала теплая кровь.

Семипалец вышел вперед и попытался нанести удары ей в лицо, шею, грудь. Мия парировала, блокировала их и попыталась прорвать его защиту, но Ряболицый стукнул ее мечом по ребрам прежде, чем она успела сделать выпад, а затем локтем повалил на землю.

Мия не ослабила хватку, крепко вцепившись в меч, и перекатилась ровно в тот момент, когда парочка уже собиралась растоптать ей голову. Быстро встав на четвереньки, она кинула горсть красного песка в глаза Ряболицему и, махнув ногой, повалила Семипальца на землю. Затем ударила ботинком по яйцам ослепленного Ряболицего достаточно сильно, чтобы вызвать сочувствие со стороны каждого мужчины в толпе. И, подначиваемая зрителями, врезала рукоятью ему в лицо, размазав нос бойца по щекам.

– …Сзади…

Девушка развернулась, едва успев блокировать удар, который чуть не проломил ей череп. Крупный итреец смог вновь подняться на ноги; его подбородок был испачкан рвотой и слюной. Мия танцевала с ним на песке – выпад и парирование, уклон и шквал ударов. Верзила был вдвое выше и сильнее нее. Разницу в росте она компенсировала скоростью и свирепой, кровавой яростью. Итреец с силой замахнулся и ударил, ломая ее гладиус пополам. Но, издав громкий крик, она протанцевала ближе, низко присела и ткнула сломанным мечом ему под подбородок. Обломки древесины пронзили его горло, и, когда Верзила упал, фонтаны артериальной крови забрызгали руки Мии.

– …Слева, слева!..

Шепот Мистера Добряка заставил ее обернуться, но слишком поздно – гладиус впился в плечо, и Мия попятилась под рев толпы. Семипалец опять замахнулся, ударил ее в ребра, и девушка ахнула от боли. Затем блокировала его правую руку и притянула к себе. Учуяла пот, зловонное дыханье, кровь. Семипалец врезал ей в лицо пару раз, и тогда, разъяренно зарычав, она потянулась к теням, приклеила его ноги к земле и со всей силы толкнула в грудь. Не в силах сдвинуться с места, мужчина повалился назад, и Мия упала сверху. Нащупав его рот, скользнула пальцами за щеки и, словно крючками, потянула в разные стороны.

Боец взвыл, когда его губы треснули, толпа заревела. Девушка ударила его кулаками в челюсть – один, два, три раза. Руки алые. Зубы сжаты. Во рту кровь. Она представляла улыбающегося консула с красивыми темными глазами. Великого кардинала с бородой, напоминавшей изгородь, и голосом как падевый мед. Их лица превращались в кровавое месиво от ее ударов снова…

– …Мия…

…и снова, пока она вспоминала свою мать, брата, отца, всех, кого потеряла, всех, кого они забрали. Этот мужчина под ней – просто очередной враг, просто еще одна преграда между ней и той переменой, когда она плюнет на все их ебаные могил…

– …Мия!..

Девушка замерла. Мокрая от пота. С огненным дыханием. Покрытая чем-то липким и алым. Она чувствовала прохладу Мистера Добряка, остужающую жар крови на ее шее. Мир вновь обрел четкость, его шум постепенно наполнял уши. И сквозь грохочущий пульс и эхо ее прошлого она услышала их. Отдающиеся в груди и покалывающие в кончиках пальцев.

Аплодисменты.

Мия встала, окрашенная по локти в алое. Толпа на трибунах вскочила, Слезопийца только и успевала, что принимать шквал предложений от сангил у края Ямы. «Триста сребреников. Триста пятьдесят. Четыреста». И на дрожащих ногах девушка прошла через Яму и встала перед Леонидом. Взглянула своему будущему господину в глаза и присела в идеальном реверансе.

– Домин, – сказала Мия.

Сангила прищурился на нее. Его экзекутор что-то шепнул ему на ухо. В животе Мии воспарила буря бабочек, когда Леонид поднял руку и произнес голосом, который раскатился по всей Яме:

– Тысяча сребреников.

По зрителям прошла волна тихого бормотания, сердце Мии заколотилось. Такие деньги! По правде говоря, Леонид переплатил – скорее всего, он смог бы перебить цену большинства своих коллег и половиной от этой суммы. Но Мия знала, что домин Львов Леонида любил театральщину, а его цена дала понять всем остальным в Яме, что у него нет настроения торговаться.

Леонид ее хотел. А значит, он ее получит. И плевать на стоимость.

Все прошло идеально. Если Мия будет сражаться вместе со Львами Леонида, место в «Венатус Магни» ей почти обеспечено. А когда игры закончатся, когда она триумфально взойдет на помост…

– Тысяча один! – раздался крик.

Мия похолодела. Она подняла взгляд на трибуны и увидела, как из толпы выходит человек. Укутанный в длинный плащ, несмотря на жару. Из-под капюшона зрителям явилось миловидное личико, длинные каштановые волосы и бледная итрейская кожа.

Женщина.

– …Кто это?..

– Понятия не имею, – прошептала Мия.

– Тысяча один сребреник, – повторила женщина.

Мия прищурилась. Она ни разу не слышала о женщине-сангиле. Хотя нескольким женщинам-гладиатам все же удалось прославиться, арена «Венатуса» всегда управлялась заботливыми руками мужчин. Может, незнакомка была агентом другого домина? Напарницей регистратора, в чьи обязанности входило поднять стоимость Мии?

Девушка с выжиданием смотрела на Леонида. Кем бы ни была эта женщина, величайший сангила в истории игр не позволит превзойти себя на один сребреник.

Лицо Тита ничего не выражало. Леонид покосился на экзекутора, снова на незнакомку и произнес так, будто слова горчат у него на языке:

– Это несколько по-детски, тебе так не кажется, дорогая?

Улыбка растеклась по лицу женщины, словно яд.

– По-детски? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что у тебя за душой едва наберется горстка медяков, – ответил Леонид. – Если ты вознамерилась опозорить patriis familia собственного дома, разве нельзя было придумать способ подешевле?

Улыбка женщины стала шире, а сердце Мии ухнуло вниз.

– Благодарю тебя за беспокойство, – парировала она. – Но это просто бизнес, отец.

– …О нет…

– Я уже говорил тебе, Леона, – предостерег Леонид. – «Венатус» не место для женщин. А ложе сангил – не место для тебя.

– Боишься, что мои Соколы затмят твоих Львов, любезный патрий?

Леонид фыркнул.

– Один венок победителя, полученный в грязной драке, не поднимет тебя до уровня коллегии.

– Тогда ты не станешь возражать, если я заберу эту кровожадную красавицу?

Леона повернулась к Мие. Леонид тоже на нее взглянул. Мия шагнула вперед, о ее стиснутые зубы колотились мольбы. Но шепот Мистера Добряка ее осадил:

– …Помни, кто ты. И кем должна быть…

Не-кот был прав. В конце концов, это ее сценарий, и ей досталась самая сложная роль. Если Мия будет сражаться на арене, служа гладиатской коллегии, то станет ее имуществом. А имущество не подает голос, пока к нему не обращаются. И определенно не вмешивается в публичную словесную перепалку между отцом и дочерью…

«Вот дерьмо».

Мия посмотрела на сангилу Леонида. С мольбой в глазах. Все было просчитано до мелочей. Она боролась как демон, добилась одобрения всех хозяев крови в Яме. Оставалось всего одно слово, всего одно предложение, и она вступит в величайшую коллегию республики. Окажется на шаг ближе к глоткам консула Скаевы и кардинала Дуомо. Все, что ей нужно, это чтобы Леонид произнес…

– Хорошо, Леона.

Мужчина демонстративно пожал плечами и повернулся к дочери спиной.

– Забирай ее. Но вряд ли она принесет тебе пользу.

Леона ослепительно улыбнулась. Плечи Мии опустились. К рингу промаршировали легионеры, косоглазый юноша надел ей на запястья кандалы. Она могла убежать. Спрятаться под плащом из теней и выскользнуть из Ямы, оставив за собой рой встревоженных криков и молитв, обращенных к Всевидящему.

Но тогда Мия вернется к тому, с чего начала. Ей потребовались недели, чтобы организовать тайную поездку в Ашках, устроить крушение каравана, продажу в Садах. И она потратит еще больше времени, пытаясь попасть в коллегию помогущественнее, а грандиозные игры уже так близко, и она просто не может потратить это драгоценное время впустую.

Мия прикончила слишком много людей, рисковала слишком многим, чтобы очутиться здесь, и теперь не могла просто все бросить. И хотя Леона была неизвестным фактором, Мия по-прежнему верила в свои силы и в глубине души не боялась потерпеть неудачу. Позади нее – только кровь и гора, полная предателей. А впереди – песок «Венатуса» и расплата.

Теперь это ее путь. К лучшему или к худшему, но она должна его пройти.

Легионеры расступились. Мия подняла взгляд на донну Леону, стоящую перед ней. Вблизи было видно, что женщине не больше двадцати пяти лет. Ярко-голубые глаза, каштановые волосы, уложенные аккуратными завитками, и небольшая россыпь веснушек на лице. Она носила золотые украшения и обручальное кольцо с рубином. Под плащом виднелось платье из нежного лиизианского шелка. Все в ней кричало о достатке. Все, кроме глаз. Рискнув взглянуть в эти сверкающие, как брильянты, голубые колодцы, подведенные сурьмой, Мие пришло в голову лишь одно слово для их описания.

Голодные.

– Моя кровожадная красавица, – женщина улыбнулась. – Из нас выйдет отличная пара.

Мия замерла, не зная, что сказать. Леона с раздражением покосилась на солдат. Один из мужчин достал дубинку и ударил Мию по ногам. Девушка вскрикнула и упала на колени. Зубы сцеплены, окровавленные руки сжаты в кулаки. Но она чувствовала Мистера Добряка, свернувшегося в прохладе ее тени, слышала, как он шепчет ей на ухо.

– …Кто ты и кем должна быть…

Посему Мия осталась сидеть в пыли, потупив взгляд, тихо и неподвижно.

– Я – донна Леона, – сказала женщина. – Но ты будешь звать меня доминой.

Она протянула руку. Мия увидела золотой перстень на ее пальце – сокол с распростертыми крыльями, коронованный венком победителя.

Дубинка ударила ее по лопаткам. Мия ахнула от боли.

– Прояви уважение, рабыня! – рявкнул солдат.

Мия уставилась на хищную птицу с золотым венком. Такую же гордую, яростную и дикую, как она. И тем не менее вот она, преклоняется, сидя в грязи, как побитый котенок.

«Терпение», – подумала девушка.

«Если у Отмщения есть мать, то имя ей Терпение».

Мия сделала глубокий вдох.

Закрыла глаза.

Пробормотала:

– Домина.

И, подавшись вперед, поцеловала перстень.

Глава 5 Поклонение

У свиной крови очень специфический вкус.

Человеческую лучше пить теплой, и от нее на зубах остается привкус натрия и ржавчины. Конская менее соленая и почему-то горькая, почти как темный шоколад. Но свиная кровь маслянистая, как устрицы или смазанное железо, – она скользит по горлу и обволакивает его, как жир.

По правде говоря, Мия ее просто ненавидела.

Она резко вынырнула из кровавого бассейна, жадно втягивая воздух, в ушах по-прежнему грохотал пульс, голова кружилась. Девушка была голой, не считая стилета из могильной кости на запястье и меча из того же материала на талии. Длинные черные волосы липли, как сорняки, к покрытой кровью коже. В пальцах был зажат прямоугольный непромокаемый сверток. В бассейне рядом с ней стояли двое Десниц в темных робах и помогали ей подняться, пока она часто дышала, отплевывалась и вытирала кровь с ресниц.

Окинув помещение мутным взглядом, Мия обнаружила себя стоящей по пояс в треугольном мраморном бассейне с кровью, каждая его сторона была длиной около девяти метров – покои вещателя Адоная в Тихой горе. Комнату испещряли колдовские глифы, в воздухе висел тяжелый запах бойни. На стенах были кровью нарисованы карты всех городов республики.

Мия облизнула зубы, сплюнула и убрала волосы с глаз.

Прямо перед ней на каменном полу сидел крововещатель Адонай. И хоть девушка никому в этом не призналась бы, в ее животе слегка запорхали бабочки при виде колдуна. Ткачиха Мариэль из любого могла сделать картинку, но брат был ее шедевром – точеные скулы и волевой подбородок, кожа призрачно-бледная, взъерошенные волосы – белоснежные. Он носил шелковую багряную мантию с вырезом на груди, являя всем впадины и выемки своего торса, будто высеченного из мрамора. Кожаные штаны сидели так низко на бедрах, что это выглядело почти неприлично, а треугольная линия нижней части его живот…

– Доброй перемены, Клинок Мия, – поздоровался Адонай.

Она заставила себя поднять взгляд и посмотреть в его глаза цвета крови.

– И вам, вещатель.

Красивые губы колдуна изогнулись во всезнающей улыбке, но Мия сохранила каменное выражение лица. Несомненно, вещатель был неотразим. И девушка часто баловала себя фантазиями о нем, лежа в кровати и представляя его бледные ловкие пальцы, пока ее собственные опускались все ниже и ниже. Она даже спасла их с его драгоценной сестрой во время нападения люминатов. Но Мия все равно считала, что он бессердечный ублюдок.

«Бессердечный ублюдок, которого грех не трахнуть…»

– Духовенство алчет лицезреть тебя в Зале Надгробных Речей, – сказал Адонай.

Мия осторожно, чтобы не поскользнуться на мокрой от крови плитке, двинулась к ступенькам, по-прежнему хромая из-за раны. Девушка чувствовала взгляд вещателя на своем обнаженном теле, кровь тихо плескалась от ее движений, как воды спокойного моря. Она посмотрела в сторону коридора и ступенек, которые приведут к ожидающему ее Духовенству. Задалась вопросом, зачем, ради бездны, ее позвали.

Кинув прощальный взгляд на вещателя, Мия вышла из комнаты. Смыла подсыхающую кровь и, бесшумно двигаясь, надела черные кожаные штаны, сапоги из волчьей шкуры и темную льняную рубашку. Стилет из могильной кости спрятала в рукаве, а ножны с великолепным мечом повесила на талию. Первый принадлежал ее матери, а второй отцу – Мия забрала меч из руки мертвого судьи Рема. Рукояти обоих клинков были сделаны в виде вороны в полете с красными глазами из янтаря. Это все, что у нее осталось от родителей, помимо фамилии.

Наверное, в этом крылась какая-то метафора…

Развернув непромокаемый сверток, она достала потрепанную книгу в кожаном переплете, взяла ее под мышку и поплелась по лестнице.[16] В черноте парил голос призрачного хора, и Мия не смогла сдержать улыбки при звуках до боли знакомой песни. Спустя долгие месяцы в Галанте она наконец-то вернулась в священные залы самых опасных ассасинов во всей Итрейской республике.

Наконец-то вернулась домой.

После бесконечного подъема девушка вошла в Зал Надгробных Речей. Огромный и круглый, он был вырезан прямо в гранитном сердце Тихой горы. В двенадцати метрах над ее головой высилась прекрасная статуя Наи, Матери Ночи и Благословенной Леди. В правой руке она держала весы, а в левой – грозный острый меч. Всякий раз, когда Мия попадала в зал, глаза Наи будто следили за каждым ее шагом.

В помещении высились широкие колонны – они казались толще, чем стволы древнего железного дерева. Стены усеивали склепы, сквозь огромные витражные окна лился багровый свет. На плитах были высечены имена всех жертв Красной Церкви – тысячи жизней, принесенных на алтарь во имя Черной Матери. Но склепы оставались безымянными. В них покоились слуги Матери, и лишь Она оплакивала их после смерти.

Взглядом Мия нашла склеп на западной стене. Четыре маленькие буквы, которые она нацарапала на камне своим клинком из могильной кости восемь месяцев назад.

– Клинок Мия, – раздался глубокий голос. – С возвращением домой.

Девушка повернулась к основанию статуи. Там собралось все Духовенство Красной Церкви и выжидательно наблюдало за ней.

Все, кроме Достопочтенного Отца Солиса, разумеется.

Крупный итреец смотрел своими незрячими глазами на высокие фронтоны. Он был одет в мантию из дорогой серой ткани, за спиной висел капюшон. На исполосованном шрамами черепе прорастали короткие светлые волоски, борода была уложена в форме четырех игл дикобраза. На талии висели вечно пустые кожаные ножны с тиснением в виде концентрических колец.

Справа от Солиса стояла Паукогубица, шахид истин. Элегантная двеймерка облачилась в изумрудно-зеленое одеяние с золотым украшением на шее. Ее дреды были заплетены в замысловатую прическу на макушке. Руки и губы чернели от ядов.

Слева от Солиса стоял Маузер, шахид карманов; его привлекательная внешность была обманчива, поскольку в глазах мерцала многолетняя мудрость. На боку у шахида висел меч из ашкахской черностали, на рукояти которого переплетались две обнаженные фигуры с кошачьими головами. Он перекатывал монетку между пальцами правой руки, а в левой сжимал вычурную трость – во время атаки люминатов шахид получил сильную травму ног, и теперь будет хромать до конца своей жизни.

Дальше стояла Аалея, шахид масок. Молочно-белая кожа, кроваво-алые губы, завеса из черных волос обрамляет лицо, из-за которого слово «красота» повесилось бы от стыда. Она улыбнулась Мие так, будто весь мир был тайной, и лишь она знала ответы. Обещая поделиться ими, как только они останутся наедине.

Духовенство до сих пор не назначило нового шахида песен – Солис по-прежнему учил новых аколитов искусству стали, пока не найдется подходящая замена. Раны от предательства Ярнхаймов еще не зажили, и даже здесь, в месте сосредоточения церковной власти в республике, струпья все еще были свежи.

– Шахиды, – Мия поклонилась. – Я вернулась, как вы и просили.

– Как мы и приказали, – прорычал Солис.

– …Простите, Достопочтенный Отец. Как вы и приказали.

Обращение оставило неприятный привкус на языке Мии. После смерти Кассия казалось вполне логичным, что Леди Клинков станет Достопочтенная Мать Друзилла, и ее решение назначить Солиса Достопочтенным Отцом, мягко говоря, раздосадовало Мию. Мужчина все еще ходил с крошечным шрамом на лице, полученным в ту перемену, когда Мия одолела его в Зале Песен, а ее руку все еще покалывало время от времени в том месте, где он в отместку отрубил ее. По правде говоря, Мия ненавидела его всеми фибрами души, и мысль о том, что ей придется выполнять его приказы, вызывала в ней столько же энтузиазма, сколько у кота вызывал вид ошейника.

Солис злобно пыхтел, его невидящий взгляд был направлен в потолок, мантия натягивалась на широких плечах. На его фоне все остальные члены Духовенства выглядели как дети. Мия полагала, что его вид должен был ее запугать, но он только в очередной раз напомнил, как плохо Солис подходил на эту роль.

«Он даже не помещается в мантию, которую обязан носить…»

– Итак, – без предисловий начала Паукогубица. – Гай Аврелий мертв?

– …Да, шахид, – ответила Мия.

– Говорят, ты сама чуть не погибла в процессе, – задумчиво произнес Маузер.

– Всего лишь получила царапину, шахид, – она пожала плечами и скривилась, когда швы на коже натянулись. – Правда, танцевать я смогу не скоро.

– Да ты едва ходить можешь, аколит, – прорычал Солис.

– При всем уважении, Достопочтенный Отец, – сказала Мия, начиная терять самообладание. – Но лорд Кассий помазал меня, лежа на смертном одре. Я не аколит. Я КЛИНОК.

– Это мы еще посмотрим, – процедил он.

– На моем имени уже четыре убийства.

Маузер наклонил голову вбок.

– Разве не пять?

– Ты уверена, что не забыла, как убила двеймерского короля в его собственном доме, не спросив нашего разрешения? – добавила Паукогубица.

Мия проглотила свой ответ. Снова покосилась на буквы, вырезанные ею на безымянном склепе на западной стене.

ТРИК.

Они дали друг другу клятву. Он – ей, и она – ему. Трик поклялся убить Скаеву и Дуомо за нее, если она погибнет. А она поклялась, если погибнет Трик, убить его больного ублюдка-деда Мечелома. По правде говоря, Мия считала, что заслужила право на это убийство после того, как спасла жизни всех мужчин и женщин, стоящих в этом зале. Но, возможно, тому, что ее отправили в такую глушь, как Галанте, имелась причина?

В зале звенела тишина, Мия медленно закипала.

– Можно поинтересоваться, почему я здесь? – наконец рискнула спросить она.

Солис осклабился.

– У тебя появился поклонник, маленький Клинок.

Девушка подняла бровь, глядя на Достопочтенного Отца.

– Если это кто-то из присутствующих в зале, он очень хорошо это скрывает.

Губы Аалеи – темные, как кровь, – изогнулись в улыбке.

– Пожалуй, «покровитель» – более подходящее слово. Твои последние три подношения – сын сенатора Аврелия, магистрат Филлип Цицери и любовница Армандо Тулли – были заказаны одним и тем же клиентом Церкви. Он просил об услугах именно «той, что убила судью легиона люминатов и его лучших центурионов». И щедро за это заплатил.

– И кто этот покровитель, шахид?

– Не имеет значения, – Солис нахмурился. – Все, что тебе нужно знать, это то, что случилось чудо из чудес и он доволен твоими результатами. Тебя отправляют за более крупной рыбой.

Мия бросила на Солиса внимательный взгляд. Его нахмуренный лоб и сжатые челюсти не оставляли сомнений: она поставила бы все до последней монеты на то, что Достопочтенный Отец выступал решительно против ее назначения. Но это все равно произошло. А значит, покровитель был могущественен. Или богат. Или и то, и другое.

«Что ж, это сужает круг…»

– Итак, в какое новое захолустье хочет меня отправить этот прославленный покровитель? – спросила Мия. – В Последнюю Надежду? Амай? Сто…

– Годсгрейв, – перебил Маузер.

Мия прикусила язык, ее сердце забилось чаще.

«Зубы Пасти. Годсгрейв…»

Столица Итреи. Только лучшие Клинки Церкви служили в Городе мостов и костей. Там жили великий кардинал Дуомо и консул Скаева. Если Мия хочет отомстить за родных, первым делом она должна подобраться поближе к людям, которые их убили.

Если ей каким-то чудом повезло получить желанное место назначения…

– Я знаю, о чем ты думаешь, – прорычал Солис. – Знаю, почему ты пришла в эту Церковь и чего ты жаждешь. Так что, хоть я, вопреки здравому смыслу, и отправляю тебя в столицу, скажу тебе сразу и всего один раз. – Солис навис над ней, слепые глаза вперились в Мию. – Консула Юлия Скаеву – не трогать.

Мия нахмурилась.

– Поч…

– Я не позволю, чтобы ты осуществляла собственную вендетту, находясь на службе у нашего Духовенства, – отчеканил Солис. – Ты и так убила двеймерского бару из-за неуместного сочувствия к мальчишке, с которым спала. Я не потерплю, чтобы еще кто-то погиб без нашего разрешения от твоей руки. Или твоей манды.

– С кем я сплю – мое дело. И не вам реша…

– Как раз МНЕ решать! – проревел Солис. – Я – Достопочтенный Отец этой конгрегации! Мне насрать, с кем ты мнешь меха, но Мечелом был гребаным королем! Что если бы он был покровителем этой Церкви? Мы бы нарушили Закон о Неприкосновенности! Наша репутация была бы разрушена из-за прихоти ребенка!

– Это было не прихотью, а КЛЯТВОЙ!

– Что ж, давай поговорим о клятвах, девочка, – сплюнул Солис. – Ослушаешься меня, и я обещаю тебе такую смерть, от которой даже сама Богиня отведет взгляд. Скаеву – не трогать!

– Но почему? – Мия посмотрела на представителей Духовенства, гнев наконец взял в ней верх. – Люминаты убили лорда Кассия, чуть не убили всех вас! Думаете, они действовали не по приказу Скаевы? Рем был гребаным прихвостнем. Да он даже ссать не ходил без разрешения консула!

– Слушай сюда! – Солис предостерегающе поднял палец, его слепые глаза вспыхнули. – Мы разберемся со Скаевой. Но по-своему. В свое время. Ты служишь Благословенной Леди, и во имя Ее, это значит, что ты должна СЛУЖИТЬ, мать твою!

Мия почувствовала, как ее щеки краснеют от ярости. Она уставилась в слепые глаза мужчины и представила, как достает из рукава стилет из могильной кости. Перерезает его глотку. Выпускает его теплые внутренности на пол. Но из этого потока гнева вынырнула одна леденящая мысль, взяла ее за загривок и потрясла, пока Мия не успокоилась.

«…Он прав».

Она действительно вела себя как ребенок.

Она действительно рисковала репутацией Церкви, убив Мечелома.

Она действительно планировала убить Дуомо и Скаеву, если вернется в Годсгрейв.

Она так сильно вцепилась в книгу, которую держала в руках, что костяшки ее пальцев побелели. Но Мия заставила себя ослабить хватку и произнести слова, которые тяжело повисли в безмолвной темноте.

– Во имя Ее, я буду служить.

Широкие плечи Солиса постепенно расслабились – Мия осознала: он надеялся, что она взбунтует. Но после долгой и напряженной паузы мужчина достал из-под мантии кожаный футляр для свитков, запечатанный черным воском.

– Одно убийство. Женщина по кличке Донна. Предводительница банды браавов, которая контролирует улицы Малого Лииза. Ты там выросла, верно?

– …Да. – Мия потянулась за футляром.

– Одно условие, – уточнил Солис, поднимая палец. – Ты должна доставить своему покровителю определенный предмет. Карту на древнеашкахском, с печатью в форме серповидного лезвия. Донна организовывает обмен с нынешним владельцем карты. Ты должна забрать ее и жизнь женщины.

– …И что это за карта?

– Она содержит подробные указания, как найти империю Не Твое Гребаное Дело.

– Обмен будет проходить в штабе банды Щеголей, – встряла Паукогубица. – В конце месяца.

– То есть через восемь перемен, – сказала Мия.

– Слава Черной Матери, – сухо произнес Солис. – Она умеет считать.

– На пальцах обеих рук, Достопочтенный Отец.

Солис с хмурым видом передал ей футляр. Мия закусила губу, ее мозг напряженно работал. Восемь перемен – не так уж и много времени, чтобы спланировать подобное убийство. Ей понадобится помощник, которому можно доверять.

– Могу я взять с собой в Годсгрейв Десницу? – спросила она. – Мой предыдущий познакомился с болтом, который не пришелся ему по вкусу.

– Боюсь, что нет, – ответила Аалея, словно прочитав ее мысли. – Наив нужна нам здесь. Поскольку большинство кровавых бассейнов уничтожены, ситуация с поставками критическая. В некрополе под Годсгрейвом построили новую часовню. Местный епископ обеспечит тебя Десницей. Адонай уже отправил кровавое послание, чтобы сообщить ему о твоем прибытии.

Солис наклонил голову, молочно-белые глаза смотрели куда-то выше плеча Мии.

– У тебя есть восемь перемен, чтобы убить эту Донну и заполучить карту. У твоего покровителя припасены для тебя и другие подношения, если, конечно, ты не погибнешь в погоне за этим.

– Я слишком красива, чтобы умирать. – Мия смахнула челку с глаз.

Солис ухмыльнулся.

– Мариэль позаботится о твоих ранах. Адонай подготовит Тропу для перемещения в Годсгрейв. Попрощайся со всеми и будь в его покоях к двенадцатому удару часов.

В ее голове гремели вопросы. Кто этот покровитель? Зачем убивать члена банды браавов? Почему именно ее выбрали в качестве наемницы? Что на той карте?

«Неважно», – поняла Мия.

Ее дело не спрашивать. Ее дело – служить. Чем быстрее она зарекомендует себя, тем раньше заслужит постоянное назначение в часовню Годсгрейва. И тогда, что бы там ни говорил Солис, она окажется на шаг ближе к своему отмщению.

Волк не жалеет ягненка.

Буря не молит утопших о прощении.

– Я не подведу вас, – пообещала Мия. – Клянусь Черной Матерью.

Солис скрестил руки, его лицо во мгле ничего не выражало.

– Иди, – наконец сказал он. – Пусть Матерь обретет тебя как можно позже. А когда это все же случится – поприветствует поцелуем.

Мия взяла под мышку футляр со свитком и свою потрепанную книгу. Низко поклонившись, медленно попятилась из зала. Когда она вышла в темный коридор с прекрасными витражными окнами и гротескными костяными скульптурами, из мрака выскользнули две тени и поравнялись с ней.

Кот из теней. А рядом с ним – теневая волчица.

– Нет, ну вы это слышали? – прошипела Мия. – Этот ублюдок назвал меня аколитом!

– …Ты так говоришь, будто ублюдочность Солиса стала для тебя открытием… – ответил Мистер Добряк.

Откуда-то из-под пола раздалось рычание Эклипс.

– …Кассий всегда считал его заносчивым отморозком. Из всего Духовенства Солис нравился ему меньше всех. Надо как-нибудь преподать ему урок хороших манер…

– …Есть и менее драматичные способы самоубийства, щенок…

– …Неужели у тебя так мало веры в нашу хозяйку, котенок?..

– …Она не ТВОЯ, ты, ш…

– Черная Мать, довольно! – рявкнула Мия, потирая виски. – Последнее, что я хочу сейчас слышать, это как вы препираетесь, словно две старые девы.

Ее спутники притихли, в темноте звучало лишь эхо бестелесного хора. Мия сделала глубокий вдох, пытаясь держать свой пресловутый темперамент в узде. Духовенство по-прежнему относилось к ней как к новичку. Несмотря на все, что она сделала. Но, по крайней мере, ее отправляли в Годсгрейв. Покровительство этого загадочного благодетеля было неожиданным, но, по правде говоря, Мия радовалась, что хоть кто-то оценил усилия, которые потребовались, чтобы убить судью и сотню его людей. Если он приведет ее к Скаеве и Дуомо – тем лучше.

Однако ее мысли постоянно возвращались к драке в некрополе. К тому существу с клинками из могильной кости и извивающимися щупальцами по краям капюшона. И хоть благодаря густым теням у ее ног она не испытывала страха, девушка понимала, что здесь задействовано нечто грандиозное.

Она посмотрела на книгу под мышкой, провела пальцами по изъеденной временем обложке. По потемневшей латунной застежке.

– Найди Корону Луны, – прошептала Мия.

– …У нас есть время до двенадцатого удара часов…

Девушка засунула большие пальцы за пояс.

Осознала, что чертовски хочет покурить.

– В самый раз, чтобы успеть вернуть библиотечные книги.

В ее клетке смердело мочой и застоявшимися страданиями.

Солома заплесневела, ведро в углу покрылось коркой из грязи и мух. Мию вывели из Ямы; проходя через ворота, она увидела, как Слезопийца кивнула ей на прощание. Четверо хорошо вооруженных легионеров провели ее через оживленный рынок и наконец заперли в клетке в большом здании администратов. Ее стоимость определили, но деньги пока не выплатили. У Мии остается несколько часов, прежде чем домина получит над ней полную власть. Несколько часов, чтобы собрать воедино клочки своего плана.

– …Нам нужно сообщить обо всем гадюке…

Мия хмуро посмотрела на Мистера Добряка. Он был всего на тон темнее теней, откидываемых на пол решеткой. Соседние клетки пустовали, но Мия все равно не повысила голос.

– Я бы предпочла, чтобы ты перестал так ее называть.

– …У тебя есть для нее менее лестное прозвище?..

– Ты мог бы называть ее гребаным именем.

Не-кот фыркнул – довольно впечатляюще для существа без легких.

– …Мы должны были сделать так, чтобы тебя купил Леонид. Вместо этого тебя приобрела его дочь. Гадюка никак не может об этом знать. Они с Эклипс будут ждать нас в коллегии Леонида в Уайткипе, как и планировалось…

– Да, это было оплошностью, – признала Мия.

– …Весь этот план – оплошность и безумие, которые держатся на гребаных соплях…

– Я знаю, что делаю.

– …Какая жалость, что гадюка не знает…

Мия вздохнула.

– Тебе придется ей рассказать. Сможешь добраться до Уайткипа?

– …Уверен, я найду корабль, на который можно проникнуть. Но что будешь делать ты?..

– А что еще я могу? – Мия пожала плечами. – Тренироваться в манеже Леоны. Сражаться. Побеждать. Пункт назначения не изменился, только отправная точка.

– …И где мне велеть гадюке тебя встретить? Где коллегия твоей новой донны?..

– Не имею ни малейшего гребаного представления.

– …О да. Ты определенно знаешь, что делаешь…

Мия показала не-коту костяшки и заправила грязные волосы за уши. Она по-прежнему была покрыта запекшейся кровью, потом и пылью. Усевшись на солому, она попыталась стереть из памяти лица мужчин, которых убила в Яме. Ей нужно было произвести впечатление – так она и поступила… некоторым образом. Мия и прежде убивала десятки людей, стоявших у нее на пути. И все же эти бойцы просто выполняли свою работу…

– Чувствую себя дерьмово, – вздохнула она.

– …Пахнешь тоже не очень…

– Я не это имела…

– …Ты не можешь себе позволить жалеть тех мужчин, Мия. На такой глубине твое сострадание только послужит якорем, который утянет тебя на дно. Ты должна быть такой же жестокой и суровой, как люди, на которых ты ведешь охоту…

– Если бы я не проявила сострадание на последнем испытании Красной Церкви, то попала бы на банкет в честь посвящения, когда Эшлин и Осрик отравили Духовенство. Тогда бы мы все были мертвы.

– …Ты так и будешь постоянно заводить эту волынку, не так ли…

В коридоре раздались шаги, и не-кот испарился, как дым. Мия подняла голову и увидела, как администрат открывает ее клетку. Коренастый бородатый мужчина был одет в белую мантию с тремя солнцами Итрейской республики. Рядом с ним стоял юноша в рясе послушника с короткими рукавами, держа в руках высокий стул и шкатулку из красного дерева.

Донна Леона бесшумно шагнула в клетку, за ней последовал самый мускулистый мужчина, которого Мия когда-либо видела. Он был итрейцем, на вид – немного за тридцать. Края пышной бороды блестели сединой, густые волосы собраны в длинный хвост. Кожа у него была сморщенной, словно мятый лист бумаги; бровь, щеку и губу рассекал длинный шрам, искажая черты лица, из-за чего оно выглядело вечно насупленным. Глаза мужчины были налиты кровью, и он грузно опирался на трость с набалдашником в виде львиной головы. Опустив взгляд, Мия увидела, что к его левой ноге ниже колена крепился железный штырь.

Он хмуро изучил Мию серо-стальными глазами, и его голос захрустел словно гравий:

– Это девчонка.

Донна Леона подняла идеальную бровь.

– Я заметила.

– Бездна и кровь, донна, вы потратили тысячу сребреников на эту коротышку? Я не волшебник. Мне нужна глина, с которой можно работать.

– Она убила пятерых бойцов за пять минут, – отчеканила Леона. – И стоила каждой монеты.

– Что ж, тогда это просто охренительно. Поскольку у нас за душой не осталось ни гроша.

– В эту поездку мы приобрели еще два вполне достойных экземпляра. И не тебе меня осуждать, экзекутор. Если бы ты вчера не осушил все Сады, то был бы рядом со мной этим утром, когда я делала покупку.

Мужчина что-то проворчал себе под нос и вновь посмотрел на Мию.

– Вставай, рабыня.

Та молча повиновалась, встав с сомкнутыми руками. Итреец, хромая, обошел ее кругом, железная нога стучала по камню при каждом шаге. Девушка не проронила ни звука и смотрела в пол, пока он ее изучал. В дыхании здоровяка чувствовался запах алкоголя.

– Она слишком низенькая, – заявил он. – Руки короткие.

– Она быстрая, как ветер, – ответила Леона.

– Слишком молодая. Пройдут годы, прежде чем она будет готова к арене.

– Пять бойцов, – повторила Леона. – За пять минут.

– Она девчонка, – прорычал мужчина.

– Я тоже ею была, – тихо ответила донна. – И это никогда не делало меня хуже в твоих глазах.

– Да стоит мужчинам ее учуять, как у них снесет гребаную крышу!

– Разве мой отец не говорил то же самое обо мне, когда я посещала коллегию? И разве не ты попросил разрешения меня оставить? Чтобы я могла учиться?

– Это совершенно другая история, ми донна. Вы – дочь домина. А эта соплячка будет спать в казарме со всеми остальными.

– И пока она не проявит себя на Отсеве, ты позаботишься о том, чтобы мое вложение оставалось в целости и сохранности, – холодно произнесла Леона.

– Она ни за что не переживет Отсев.

– Тогда у тебя появится счастливый повод сказать мне: «А я говорил», экзекутор.

Здоровяк хмуро взглянул на Мию. На долю секунды она встретилась с ним глазами. В черных зрачках девушки пылала ярость, она мысленно пообещала себе:

«Когда наступит истиносвет, ты подавишься этими словами, сукин сын».

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Меня кличут Вороной, ми дон, – ответила она, снова потупившись.

– Я похож на гребаного дона, девочка?! Ты будешь называть меня экзекутором.

Мие потребовались все силы, чтобы сдержаться и не ударить его коленом по яйцам. Чтобы не выбить ему все зубы изо рта и не станцевать на его голове.

– Да, экзекутор, – ответила она.

Мужчина сердито на нее смотрел, его лицо стало еще мрачнее, чем оно было из-за шрама. Тут явно не обошлось без острого меча, подумала Мия. Наверняка он заработал его где-то на арене. Экзекутор двигался как боец. Грациозно и властно, даже невзирая на отсутствие половины ноги.

– Мы отплываем утром, – заявила Леона. – Чем раньше мы вернемся в Воронье Гнездо и начнем ее обучать, тем лучше.

Сердце Мии подскочило в груди.

– …Воронье Гнездо? – прошептала она.

От полученной оплеухи Мия отлетела к задней стене. Ее голова стукнулась о камень, и девушка рухнула на колени, тяжело дыша. Уже через секунду она снова была на ногах, в глазах ее сверкнула ненависть, когда она посмотрела на ударившего ее итрейца. Но, стремительный, как ртуть, экзекутор врезал ей кулаком в живот и вновь заставил опуститься на колени.

«А он быстрый…»

Мия почувствовала, как ее грубо схватили за волосы и оттянули назад голову. Ахнула от боли.

– Ты забываешься, девочка, – сказал экзекутор. – Еще раз посмеешь что-нибудь вякнуть в присутствии своей домины, когда тебя не спрашивают, я отрежу тебе язык и скормлю его своей гребаной псине. Тебе все ясно?!

«Терпение…»

– Да, экзекутор, – прошептала Мия.

Мужчина хмыкнул и отпустил ее. Леона смотрела на Мию с безразличным, высокомерным выражением. Что бы новая домина Мии ни думала о боевых навыках девушки, было ясно, что она не имеет ничего против жестоких методов своего экзекутора.

После напряженной паузы донна Леона повернулась к администрату, по-прежнему терпеливо ждущему в коридоре.

– Ну, заходите, делайте свое дело.

Администрат и его послушник прошли в клетку. Юноша поставил высокий стул рядом с Мией, открыл шкатулку из красного дерева и протянул ее администрату. Внутри Мия увидела коллекцию железных игл. Порошки в закупоренных склянках и пузырьки с чернилами. Ее тень начала разрастаться, в животе набухал страх. Она знала, что это неизбежно. Что все это предусмотрено планом. И все же…

– Сядь, – приказал администрат.

Мия заставила себя встать с пола, покосилась на ремешки и пряжки на подлокотниках стула. Они определенно намеревались обездвижить ее для проведения предстоящей процедуры. Она знала, что если снова заговорит, получит очередной удар. Поэтому девушка молча вперила взгляд в маленькое зарешеченное окошко и кусочек голубого неба за ним. И не шевельнулась.

Экзекутор зарычал низким голосом и уже было замахнулся для удара.

– Делай, как тебе…

– Нет, – остановила его донна Леона, наблюдая за Мией с любопытством. – Пусть стоит.

– При всем уважении, донна Леона, – сказал администрат, – это не простая татуировка. Это аркимический процесс. Боль просто невыносимая. Скорее всего, она потеряет сознание.

Мия вспомнила, как ее бичевала ткачиха Мариэль, и чуть не рассмеялась над его словами. В глазах донны Леоны тоже заплясала смешинка.

– Ставлю сотню сребреников, что ничего подобного не произойдет.

Экзекутор неодобрительно хмыкнул. Администрат слегка опешил.

– Я не азартный человек, ми донна.

– Но вы человек, который решил рассказать мне о том, что я и так прекрасно знаю? – голос Леоны стал острым, как бритва. – Я выросла в лучшей гладиатской коллегии во всей Итрейской республике. Я знаю, как наносится проклятое рабское клеймо. А теперь приступайте.

Администрату почти удалось подавить вздох. Он повернулся к шкатулке, открыл склянки и начал смешивать компоненты в стеклянной мисочке. Внутренний ядоваритель в Мие наблюдал за всем с интересом и отмечал, как соединяются компоненты аркимической смеси, пузырясь, шипя и брызгая черным.[17]

Администрат окунул иглу и поднял ее к лицу Мии. Послушник стоял позади нее и держал голову. Девушка заставила себя не шевелиться и стиснула зубы. Пристроив сталь к щеке Мии, администрат поднял тонкий ювелирный молоток. Мия затаила дыхание. И, без дальнейших прелюдий, администрат вбил иглу в ее щеку и прямо в кость под ней.

Черное пламя. Огненная агония. Глаза Мии расширились, зрачки сузились; боль пронзила череп и лишила воздуха в легких. Ее колени подкосились, в глазах вспыхнули черные звездочки. Администрат отошел, явно ожидая, что Мия упадет. Но, с набухающей тенью и вздымающейся грудью, девушка осталась стоять на ногах.

Мия посмотрела на Леону. Донна наблюдала за ней с расплывающейся на лице улыбкой.

– Ну? – обратилась женщина к администрату. – Продолжайте!

Тот пожал плечами и, больше не делая театральных пауз, продолжил вбивать иглу в щеку Мии. Еще раз и еще раз. Небольшая очередь из трех крошечных ударов, но каждый отдавался громом в ее голове.

тукТУКТУК

тукТУКТУК

Ногти впились в кожу ладоней.

Перед глазами поплыли белые пятна.

Комната закачалась под ней, как корабль во время бури.

тукТУКТУК

тукТУКТУК

Хуже всего было ожидание. Мгновение между одной очередью и следующей. Эта кратчайшая передышка, казавшаяся вечностью, в предвкушении новой волны боли. Бичевание Адоная, ткачество Мариэль… ничто из пережитого Мией в жизни и близко не походило на эти ощущения, и еще хуже становилось от горькой мысли, что в эти мгновения, для всего мира за пределами клетки, ее жизнь перестает принадлежать ей самой.

тукТУКТУК

Если бы не Мистер Добряк, она бы, наверное, сломалась.

тукТУКТУК

Но, в конце концов, несмотря на

всю эту боль

все мольбы

кровоточащую щеку

дрожь в ногах

Мия выстояла.

– Хорошо, что вы не азартный человек, сэр, – заявила донна Леона.

Администрат молча собрал свои инструменты. Зло покосившись на Мию, быстро поклонился донне и, сопровождаемый плетущимся позади послушником, вышел из камеры, шурша черной тканью мантии. Леона с триумфальной улыбкой повернулась к экзекутору.

– Ты просил глину, с которой можно работать? Я даю тебе сталь.

Здоровяк, прищурившись, посмотрел на Мию.

– Сталь скорее сломается, чем прогнется.

– Четыре Дочери, ты вечно чем-то недоволен! – Леона вздохнула. – Идем. Пусть она отдохнет. Скоро ей понадобятся все ее силы.

Донна взяла лицо Мии в ладони, ласково погладила израненную щеку большим пальцем. В глаза девушки впились сапфирово-голубые колодцы.

– Мы с тобой окрасим пески алым, – сказала она. – Сангии э Глория.

Одарив ее прощальной улыбкой, Леона прогарцевала к выходу из клетки в вихре голубого шелка. Экзекутор заковылял следом и запер за собой дверь. Шаги донны и стук его железной ноги постепенно удалялись по коридору.

Мия опустилась на колени. Ее щека опухла и пульсировала от боли. Ладони кровоточили из-за того, что она слишком сильно впивалась в них ногтями. Девушка провела кончиками пальцев по коже, ощупывая бугорки двух переплетающихся колец прямо под правым глазом. Ее мозг кипел от воспоминаний о пережитой агонии, слова донны отдавались в черепе вместе с эхом от ударов молотка.

«Они везут меня в…»

– …Воронье Гнездо?..

Она посмотрела на не-кота, вновь вылизывающего не-лапу своим не-языком. Подвигала пересохшими губами, пытаясь снова обрести голос.

– Это было родовое гнездо семьи Корвере. Моей семьи. Консул Скаева отдал его судье Рему в качестве награды за то, что тот подавил отцовское восстание против Сената.

– …И теперь он принадлежит Леоне?..

Мия молча пожала плечами. Не-кот склонил голову.

– …Ты в порядке?..

Отец держит ее за руку, пока они бредут по полю высоких солнц-колокольчиков. Мать стоит на верхушке зубчатой стены из охристого кирпича, и холодный ветер играет прядями ее длинных темных волос. Мия выросла в Годсгрейве – отцовская должность судьи не позволяла ему надолго покидать Город мостов и костей. Но иногда, в глубоколетье, они ездили в Воронье Гнездо на пару недель, просто чтобы провести время вместе. Это были самые счастливые перемены в жизни Мии. Вдали от давящей тесноты столицы и отравы ее политики. Там ее родители выглядели счастливее. Ближе и роднее. Там родился ее брат Йоннен. Она помнила, как их навещал генерал Антоний, потенциальный король, которого потом повесили рядом с отцом. Он и ее родители засиживались с ним допоздна, выпивали, смеясь и о-о-о, наслаждались жизнью.

Но всех их больше нет.

– …Мне пора идти. Нашел корабль, направляющийся в Уайткип. Я скажу гадюке, чтобы искала тебя в Вороньем Гнезде…

– …Хорошо, – кивнула Мия.

– …Ты справишься, пока меня не будет?..

Мысль об этом должна была вселить в нее ужас. Мия знала, что не будь сейчас с ней Мистера Добряка, так бы и произошло. На протяжении семи лет, с тех самых пор, как умер ее отец, кот из теней всегда был рядом. Девушка знала, что он должен уйти, как и то, что она не справится своими силами. Но мысль о том, чтобы остаться одной, жить в страхе, который он обычно испивал до последней капли…

– Вполне, – ответила Мия. – Просто не задерживайся.

– …Я быстро. Никогда не бойся…

Мия вздохнула. Прижала ладонь к клейму на пульсирующей щеке.

– И никогда, никогда не забывай.

Глава 6 Смертность

Гигантские каменные двери в читальню распахнулись от легчайшего прикосновения пальца Мии, словно они были сделаны из перьев. И, глубоко вдохнув и прижав фолиант к груди, девушка проковыляла в свое самое любимое место во всем мире.

Глядя сверху на бесконечные ряды полок, Мия не могла сдержать улыбки. Она выросла внутри книг. Какой бы мрачной ни становилась ее жизнь, отгородиться от боли было так же просто, как открыть обложку. Дитя убитых родителей и неудавшегося восстания, она успела побыть и ученым, и воином, и королевой, и захватчиком.

«Небеса даруют нам лишь одну жизнь, но с помощью книг мы проживаем тысячу».

– Девушка со своей историей, – раздался голос из-за спины.

Улыбнувшись, Мия повернулась и увидела старика с тележкой, нагруженной кипами книг. На нем был потрепанный жилет, по бокам лысеющей головы топорщились два пучка всклокоченных белых волос. На крючковатом носу сидели очки с толстыми стеклами, спина горбилась в форме серпа. Слово «древний» так же не годилось для его описания, как слово «красивая» – для описания шахида Аалеи.

– Доброй вам перемены, летописец, – поклонилась Мия.

Не задавая лишних вопросов, летописец Элиус достал из-за уха запасную сигариллу, которую он всегда держал при себе, прикурил ее от своей и протянул Мие. Та прислонилась к стене, скривившись, когда швы на плече натянулись, и выдохнула серый дым.

Элиус прислонился рядом с ней; сигарилла в его губах закачалась, когда он заговорил:

– Хорошо?

– Хорошо, – кивнула Мия.

– Как тебе Галанте?

Мия снова сморщилась, в ягодице отдавало болью от швов.

– Как заноза в заднице, – пробормотала она.

Старик улыбнулся в облачке дыма.

– И что привело тебя сюда?

Мия подняла фолиант, который перенесла через Кровавую Тропу. Кожаный переплет был запятнан, потрепан и местами порван. От странных символов, вытесненных на обложке, болели глаза, страницы пожелтели от времени.

– Полагаю, пора ее вернуть. Она пролежала у меня восемь месяцев.

– А я уж думал, что придется посылать поисковую группу.

– Могу поспорить, это вряд ли стало бы приятным дельцем для всех заинтересованных сторон.

Старик улыбнулся.

– В этой библиотеке просто непомерные штрафы за задержку книг.

Летописец оставил фолиант в комнате Мии прямо перед самой ее отправкой в Галанте. В последовавшие за этим месяцы она бесчисленное количество раз изучала страницы книги. Прискорбная правда заключалась в том, что Мия по-прежнему не понимала и половины текста и, честно говоря, в последние перемены совершенно в нем разочаровалась. Но после той встречи в некрополе Галанте ее интерес к книге необычайно возрос.

Книгу написала женщина по имени Клео – даркин, как и Мия, которая тоже разговаривала с тенями. Клео жила в те времена, когда Республики еще не было, и ее книга стала своеобразным путевым дневником, описывающим подробности путешествия по Итрее и миру. В ней рассказывалось о встречах с другими даркинами – встречах, которые, судя по всему, заканчивались тем, что Клео пожирала своих новых знакомых. Самым странным в истории женщины было то, что во время своих странствий она повстречала десятки других даркинов. И, судя по наброскам ее автопортретов, Клео сопровождали десятки спутников в разнообразных обликах – лисы, птицы, змеи и прочие твари. Целый тенистый зверинец в ее распоряжении.

Мия же за всю свою жизнь встретила лишь одного даркина – лорда Кассия. И лишь двух духов – Мистера Добряка и Эклипс.

Так где же, бездна их побери, были все остальные?

Среди бессмысленных каракулей и пиктограмм, намекавших на прогрессирующее безумие женщины, во второй половине книги Мия обнаружила главы, посвященные поискам того, что Клео называла «Короной Луны» – именно этим Мие посоветовали заняться в некрополе Галанте. Пролистывая иллюстрации после той встречи, Мия отметила некоторые из них, поразительно напоминавшие существо, спасшее ей жизнь.

К сожалению, Клео не упоминала, кем или чем может быть эта «Луна».

Дневник был написан на тайном языке, которого Мия прежде не встречала, но Мистер Добряк и Эклипс смогли его прочесть. Самое странное, что на карте мира дореспубликанской эпохи, напечатанной в книге, целиком отсутствовал залив Годсгрейва. Вместо него в море, в том месте, где ныне располагалась столица Итреи, была изображена суша – полуостров сопроводили знаком «Х» и тревожным примечанием:

«Сюда он упал».

– Вы читали книгу, прежде чем отдать ее мне? – поинтересовалась Мия.

Летописец покачал головой.

– Не разобрал ни единого треклятого слова. Но иллюстрации навели меня на мысли о тебе. Ты что-нибудь из нее вынесла?

– …Вполовину меньше, чем хотелось бы.

Элиус пожал плечами.

– Ты просила меня найти книгу о даркинах, я это сделал. Я же не обещал, что после ее прочтения ты станешь более просвещенной.

– Не сыпьте мне соль на рану, уважаемый летописец.

Элиус усмехнулся.

– Я всегда начеку. Если найду еще что-нибудь любопытное, отправлю тебе в комнату. Но на твоем месте я бы не питал особых надежд.

Мия кивнула, затягиваясь сигариллой. На самом деле читальня Наи была библиотекой мертвых. В ней хранились копии всех книг, которые были уничтожены за всю историю письменности. Боле того, в ней имелись и труды, которые вообще никогда не были написаны. Мемуары убитых тиранов. Теоремы распятых еретиков. Шедевры гениев, погибших раньше своего времени.

Летописец Элиус говорил, что библиотека постоянно пополнялась новыми книгами, а полки без устали меняли расположение. И хотя, благодаря этому, читальня Наи была удивительным местом, ее недостаток тоже был очевиден: найти здесь определенную книгу было так же трудно, как найти определенную вошь в промежности юноши, промышляющего проституцией в порту.

– Летописец, вы что-нибудь слышали о Луне? Или какой-нибудь короне, к которой эта Луна могла быть неравнодушна?

Элиус мгновенно насторожился.

– А что?

– Вы слишком часто отвечаете вопросом на вопрос, – вздохнула Мия. – Почему так?

– Помнишь, что я сказал тебе в ту перемену, когда ты впервые пришла ко мне с вопросами?

– Ну вот, опять вы за свое.

– Так помнишь?

– Что я девушка со своей историей.

– И что еще?

Она выпустила кольцо дыма под пристальным взглядом старика.

– Вы сказали, что, возможно, мне здесь не место, – наконец ответила Мия. – Что уже тогда попахивало дерьмецом, а сейчас и подавно. Я показала, чего стою. Если бы не я, все Духовенство приколотили бы к крестам в Годсгрейве. И меня уже вконец достало, что все здесь, похоже, об этом забывают.

– Тебе не видишь иронию в том, что ты заслужила свое место в секте убийц спасением полудюжины жизней?

– Вот только в процессе я убила почти сотню людей, Элиус.

– И что ты чувствуешь по этому поводу?

– Вы кто, моя нянька? – не выдержала Мия. – Я убийца. Волк не жалеет ягненка. И…

– Да-да, знаем мы эту песню.

– И еще вы знаете, почему я здесь. Моего отца повесили как предателя, на потеху толпе. Мать умерла в тюрьме вместе с моим младшим братом. Мудаки, которые в этом виновны, должны умереть. Вот что я чувствую по этому поводу.

Старик большими пальцами поддел жилет.

– Проблема библиотекарей в том, что некоторые жизненные уроки нельзя почерпнуть из книг. А проблема убийц в том, что некоторые загадки нельзя разгадать, просто выбив из них все дерьмо.

– Разговоры с вами всегда сплошная головоломка, – проворчала Мия. – Так вы знаете об этой Луне или нет?

Старик затянулся сигариллой и смерил Мию взглядом.

– Вот что я знаю: некоторые ответы можно получить. Но самые важные нужно заслужить.

– О, Черная Мать, вы теперь еще и поэт?

Летописец нахмурился и потушил сигариллу о стену.

– Все поэты идиоты.

Элиус спрятал бычок в карман жилета. Посмотрел на книгу в руке Мии. Затем в глаза девушке.

– Можешь оставить ее себе. Все равно никто другой не сможет ее прочесть.

Слегка кивнув, он взялся за свою тележку с табличкой «ВОЗВРАТ».

– Что, и это все? – спросила Мия.

Элиус пожал плечами.

– Слишком много книг. Слишком мало столетий.

Старик покатил тележку во тьму. Наблюдая, как он растворяется в тенях, девушка сердито затянулась и сжала челюсти.

– …Что ж, это была очень познавательная беседа…

– …Элиус всегда был таким. Таинственность дает ему ощущение собственной важности…

Мия хмуро покосилась на тенистую волчицу, материализовавшуюся рядом.

– Эклипс, ты уверена, что лорд Кассий никогда не пытался выяснить природу своего естества? Он был главой всей конгрегации. И ты говоришь, что он ничего не знал о даркинах? Клео? Луне? Вообще ничего?

– …Я уже объясняла, мы никогда не искали ответов. Кассий обрел смысл жизни, прерывая чужие, и ему этого было достаточно. Большего ему не требовалось…

Мистер Добряк фыркнул.

– …Мелкому уму – мелкие радости…

– …Осторожнее, маленький грималкин. Он был моим другом, когда ты еще существовал в виде бесформенного пятна. Кассий был прекрасным, как тьма, и острым, как зубы Матери. Не смей дурно о нем отзываться…

Мия вздохнула, сжимая переносицу. Она не понимала, как Кассия могла не интересовать правда о себе. Что касается Мии, это занимало ее мысли еще с детства. Старик Меркурио и Мать Друзилла говорили, что ее избрала Богиня.

«Но избрала для чего?»

Мия вспомнила свою битву с Эшлин на улицах Последней Надежды. Нападение на Гранд Базилику в четырнадцать лет. В обоих случаях одного взгляда на троицу – священный символ Аа – хватило, чтобы причинить ей невероятную боль. Бог Света ее ненавидел. Она это чувствовала. Так же твердо, как землю под своими ногами. Но почему? И какое, ради бездны, имеет ко всему этому отношение «Луна»?

А еще Рем.

«Гребаный Рем».

Он погиб от ее руки на пыльной дороге Последней Надежды. Атака на гору потерпела неудачу. Его люди умирали в песках вокруг своего судьи. Но прежде чем Мия вонзила стилет из могильной кости ему в глотку, Рем произнес слова, которые перевернули весь ее мир с ног на голову.

«Я передам от тебя привет брату».

Мия покачала головой.

«Но Йоннен мертв. Так сказала мама».

Столько вопросов… Мия чувствовала привкус раздражения, смешанного с дымом, на своем языке. Но ее ответы таились в Годсгрейве. И, слава Черной Матери, именно туда ее и отправлял этот загадочный покровитель.

«Хватит ныть – пора действовать».

Мия поковыляла прочь из читальни. Вниз по спиралевидной лестнице к недрам Церкви. По кругам света, льющегося через витражные окна. Мистер Добряк сидел на ее плече, Эклипс шла впереди, в воздухе звенел хор Церкви. Они плелись по винтовым лестницам и длинным извивающимся коридорам, пока, наконец, не пришли к покоям ткачихи Мариэль.

Девушка глубоко вдохнула и постучала в тяжелую дверь. Через секунду та открылась, и Мия оказалась лицом к лицу с багряными глазами и прекрасной бескровной улыбкой.

– Клинок Мия, – произнес Адонай.

На крововещатель были его неприличные штаны и алая шелковая мантия, открывающая, как всегда, грудь. Комната за ним освещалась одной-единственной аркимической лампой, стены украшали сотни различных масок всех форм и размеров. Маски смерти, детские, карнавальные. Стеклянные, керамические, из папье-маше. Комната лиц, но без единого зеркала в поле зрения.

– Ты яко явилась для ткачества, – сказал Адонай.

– Да, – кивнула Мия, бесстрашно встречая взгляд этих кроваво-красных глаз. – Раны заживают со временем, но у меня его нет, учитывая, куда я направляюсь.

– Город мостов и костей, – задумчиво протянул вещатель. – И нет в республике места опаснее.

– Вы просто не видели мою корзину с грязным бельем, – ответила Мия.

Адонай ухмыльнулся и оглянулся через плечо.

– Сестра моя, сестра любимая? К нам пожаловала гостья.

Мия увидела безобразный силуэт, появившийся в аркимическом сиянии. Женщина была альбиноской, как и ее брат, но кожа ее опухла и потрескалась, сквозь повязки на руках и лице сочились кровь и гной. Ткачиха была облачена в черную бархатную робу, ее губы пошли трещинами, когда она посмотрела на Мию и улыбнулась.

– Клинок Мия, – прошептала Мариэль.

– Ткачиха Мариэль, – ответила та с поклоном.

– Она держит путь в Годсгрейв. Как молвил Отец Солис, в объятья нового покровителя. И хоть она подлатана, кровь все одно точит. – По Адонаю прошла легкая дрожь. – Я чую ее аромат.

– Вестимо, все раны будут уврачеваны, маленький даркин, – прошепелявила Мариэль. – Истинно и верно.

Ткачиха кивнула на ужасающую каменную плиту, которая занимала большую часть комнаты. Она была оснащена кожаными ремешками и креплениями из полированной стали – хотя Мариэль работала с плотью, как с глиной, и могла исцелить почти любую рану, сам процесс являлся очень болезненным. По правде говоря, Мие претила мысль о том, что ей придется лежать связанной. Обездвиженной, словно она какая-то свинья на вертеле, со штанами, спущенными до щиколоток. Но, приготовившись к боли и чувствуя, как тени внутри нее упиваются страхом, Мия прошла в комнату.

Вещатель Адонай закрыл дверь и поймал девушку за руку.

Мия взглянула в его блестящие глаза с белоснежными ресницами. Он подался ближе, еще ближе, и на одну ужасную, трепетную секунду Мия подумала, что он ее поцелует. Но вместо этого Адонай заговорил, понизив голос; его губы коснулись ее уха, едва слышно шепча:

– Две жизни ты спасла в ту перемену, егда приставили люминаты свои орудья солнцестальные к горлу горы. Мою и сестры моей, сестры любимой. Мариэль выплатила долг, возвратив Наив ее былой лик. Но с меня долг, маленький Клинок, поныне причитается. Сколь ни были б глубоки и темны воды, в которые ты заплывешь, в поприще кровавом можешь рассчитывать на вещательское обетование.

Адонай направил на ней взгляд своих багряных глаз, его голос стал острым, как могильная кость на ее запястье.

– Я повинен тебе кровью, вороненок, – прошептал он. – И кровью тебе воздастся.

Мия посмотрела на Мариэль. Снова в мерцающие алые глаза Адоная. В голове теснились мысли о Годсгрейве. Браавах. Украденных картах, тайных покровителях и Духовенстве, которое, казалось, не испытывало к ней ничего, кроме гнева.

– …Вы знаете что-то такое, чего не знаю я, вещатель?

Единственным ответом послужила красивая бескровная улыбка. Взмахнув своей ярко-красной мантией, вещатель Адонай показал на сестру. Мия повернулась к Комнате Лиц и ее владелице, нависшей над жуткой плитой. Мариэль поманила ее скрюченными пальцами.

Что бы дальше ни ждало ее, бежать было уже поздно.

И, тяжело вздохнув, Мия легла на плиту.

Увидев его, девушка чуть не расплакалась.

Оно вырастало над утесами и пронзало небо, охристый кирпич золотился в свете двух горящих солнц. Крепость была вырезана в скале и некогда служила домом для одной из двенадцати самых знатных семей республики.

Воронье Гнездо.

Мия стояла на коленях на палубе «Славолюбца» и смотрела на крепость, предаваясь воспоминаниям. О том, как она гуляла по шумному порту, держа за руку мать. Как торговцы называли ее «маленькой донной» и предлагали сладости. Как отец ходил по зубчатым стенам над океаном, и морской бриз ерошил его волосы, пока он смотрел на волны. Возможно, мечтая о восстании, которое стало его погибелью.

Она была слишком юной, чтобы понять, слишком юной, чтобы…

Хрясь!

Кнут ударил ее по лопаткам, ярко-красная боль вернула Мию из мира грез в реальность.

– Разве я разрешал останавливаться?! Подбородок к доскам!

Мия рискнула бросить на экзекутора полный ненависти взгляд. Мужчина нависал над ней с длинным кнутом в руке. По ее лицу стекал пот, волосы липли к коже. В награду за медлительность она получила второй удар по спине. Ее руки горели от перенапряжения, но Мия все равно отжалась еще раз. Перед глазами поплыли черные пятна. Двое мужчин рядом последовали ее примеру, пыхтя от усталости.

Путешествие из Висельных Садов заняло почти три недели. Каждую перемену Мия и еще два раба, которых Леона приобрела на рынке, выходили на палубу и выполняли упражнения; звук кнута экзекутора уже преследовал ее во сне.

Ее первым товарищем по неволе стал коренастый лиизианец по имени Маттео. Выглядел он немногим старше Мии – юноша со слегка вьющимися волосами, мускулистыми руками и приятной улыбкой. Несмотря на свое внушительное телосложение, первую неделю в море Маттео чувствовал себя неважно; его постоянно тошнило – Мия предположила, что прежде он никогда не ступал на борт корабля.

Вторым был здоровый итреец по имени Сидоний. Ему было около тридцати, и он выглядел крепким, как гробовой гвоздь. Ярко-голубые глаза и бритая голова. Он был явно не таким добродушным, как Маттео, и смотрел на Мию так, будто хотел трахнуть и/или убить ее. Она пока не определилась, в каком порядке. Сидоний, по всей видимости, тоже. Самым странным было его клеймо – грубое, будто выжженное раскаленным клинком. Одно слово, вырезанное прямо на груди.

ТРУС.

Сидоний никак это не объяснял, а Мие он не настолько нравился, чтобы спрашивать.

После еще тридцати двух отжиманий экзекутор подал знак, чтобы трио остановилось, и Мия уткнулась лицом в пол палубы, ее руки дрожали.

– Мышцы верхней части твоего тела больше похожи на шутку, – прорычал здоровяк. – Вот только мне не смешно.

– Хватит с них на сегодня, экзекутор, – крикнула донна Леона со своего места на носу корабля. – Им понадобятся силы для знакомства со своей новой семьей.

– Встаньте.

Мия медленно поднялась, глядя на океан. Рубцы на спине пощипывало от пота. Тронутые проседью волосы экзекутора разметал морской бриз, его борода щетинилась, взгляд обострился. Прошли долгие минуты в тишине, прерываемой лишь криками чаек и шумом далекого порта.

– Пейте, – наконец буркнул экзекутор.

Мия повернулась и буквально помчалась к бочке с водой, привязанной к мачте. Крупный итреец, Сидоний, оттолкнул ее, выругавшись, схватил ковш и испил свою долю. Мия закипала, пока дожидалась своей очереди, испытывая соблазн опрокинуть этого отморозка пинком под зад, но голос разума велел ей проявить терпение. Когда Сидоний закончил пить, Маттео сверкнул веселой улыбкой и показал рукой на бочку.

– После вас, ми донна.

Хрясь!

Юноша согнулся от удара хлыстом по спине.

– Я не разрешал вам разговаривать! – рявкнул экзекутор.

Маттео стиснул зубы и смиренно поклонился. Мия кивнула в знак благодарности, повернулась к бочке и выпила пару ковшей драгоценной воды.

Ей хотелось чуть ли не кричать от досады, что приходится преклоняться перед этими людьми. Мие указывали, когда есть, когда пить, когда срать. С презрением экзекутора к рабам могла сравниться лишь противоречивость донны Леоны. То женщина относилась к ним едва ли не с нежностью и распиналась о будущей славе на арене «Венатуса», то приказывала выпороть за малейший проступок. Им запрещалось смотреть ей в глаза. Говорить можно было только в том случае, если к ним обращались. Любые действия выполнялись по команде.

«Мы как любимые псы», – пришла к выводу Мия.

Когда она была маленькой, у ее родителей были рабы – как и у каждой знатной семьи в республике. Но к няне Мии, Каприче, относились почти как к члену семьи, а мажордом ее отца, лиизианец по имени Андриано Варнесе, продолжал служить судье даже после того, как выкупил свою свободу.[18]

Ни когда она боролась за свою жизнь в детстве, ни когда поклялась служить Черной Матери, Мия по-настоящему не понимала, что значит не принадлежать самой себе. Теперь эта мысль обжигала ее, как воспоминание об игле, вбиваемой в плоть. Снова и снова. Какое унижение. Какой позор.

Но нельзя выиграть, не играя.

«Славолюбец» пришвартовался в гавани, и вскоре Мия и другие пленники стояли на оживленной пристани порта под Вороньим Гнездом, известном как Вороний Покой. Ей заковали и связали запястья, одежда и волосы девушки были пропитаны грязью. Отсутствие Мистера Добряка было таким же чувствительным, как удар ножа в живот, тепло вытекало из ее тела, будто кровь. Мия посмотрела на свою тень, которая некогда была достаточно темной для двоих, даже троих. Теперь же она ничем не отличалась от теней всех остальных. Страх парил над ней на своих черных крыльях, и впервые за долгое время ей приходилось справляться с ним самостоятельно.

Что, если у нее ничего не выйдет?

Что, если она недостаточно сильна?

Что, если этот гамбит действительно глупая идея, как предупреждал Мистер Добряк?

– Шевелись! – раздался крик, сопровождаемый ударом кнута по спине.

В который раз стиснув зубы, Мия повиновалась.

После короткой поездки в фургоне она ступила во внутренний двор Вороньего Гнезда. Сердце заныло в груди. Крепость выглядела так знакомо; пейзаж, звуки… Черная Мать, даже запах – ничего не изменилось! Кроме одного: на охристых каменных стенах, где когда-то парила Ворона Корвере, теперь висел фамильный герб Марка Рема – красный сокол на черно-белом фоне.

«У меня решительно дурное предчувствие насчет этого…»

Нахлынули образы из детства, смешиваясь с воспоминаниями о кончине ее родителей. Ее отец, повешенный вместе с генералом Антонием на глазах улюлюкающей толпы. Ее мама и брат, погибшие в Философском Камне. В глубине души Мия всегда знала, что этот замок больше им не принадлежит, что это уже не ее дом. Но видеть цвета ублюдка Рема на стенах, даже после того, как она его прикончила… Мие казалось, будто земля закачалась под ногами. Желудок взбунтовался, накатило грязное, тошнотворное чувство. И все же у нее не было времени размышлять о гибели своей старой семьи.

Ведь ее уже ждала новая.

Они выстроились в ряд, словно ожидающие поверки легионеры. Тринадцать мужчин и две женщины, одетые в набедренные повязки и металлические доспехи с кожаными вставками – наплечники, поножи для голеней и тому подобное. Мокрая от пота кожа блестела в свете двух горящих солнц, придавая им вид бронзовых статуй. Мужчины и женщины, которые сражались на аренах «Венатуса», выживали и погибали под вопли охмелевшей от крови толпы.

Гладиаты.

Когда донна Леона вышла из фургона, они ударили кулаком в грудь и прокричали все, как один:

– Домина!

Леона прижала пальцы к губам и послала им воздушный поцелуй.

– Мои Соколы, – улыбнулась она. – Вы выглядите великолепно.

Экзекутор щелкнул кнутом и приказал Мие и ее товарищам вылезти из фургона. Сидоний, как обычно, протолкнулся первым. Маттео снова улыбнулся и уступил ей дорогу. Мия спрыгнула на землю и почувствовала на себе пятнадцать пар глаз, изучающих каждый сантиметр ее тела. Увидела скривившиеся губы, насмешливые взгляды. Но гладиаты были вышколены, как солдаты, и не смели проронить ни слова в присутствии своей госпожи.

– Знакомство я оставляю на тебя, экзекутор, – сказала донна Леона. – У меня назначен очень длительный прием ванны и просмотр гроссбуха.

– Ваш шепот – моя воля, – итреец поклонился.

Женщина вошла под высокую каменную арку и скрылась в крепости за ней. Мия проследила за ней взглядом, наблюдая, как та общается со слугами, как двигается. Леона немного напоминала ее мать, Алинне. Она б…

Хрясь!

Щелканье кнута экзекутора заставил полностью переключить ее внимание.

Мужчина стоял перед ними со своим орудием в одном руке. Другой он, нагнувшись, зачерпнул горсть охристой земли и позволил ей медленно просыпаться сквозь пальцы. Он посмотрел Мие и остальным новоприбывшим в глаза и произнес голосом, напоминавшим трение камня о камень:

– Что я держу в руке?

Мия сразу же разгадала его уловку. Ощутила ее в голодных взглядах гладиатов, стоявших за спиной экзекутора. Она была новенькой в этой игре, но не настолько глупой, чтобы повестись на…

– Песок, экзекутор, – ответил Маттео.

Хрясь!

Кнут взметнулся в воздух между ними и оставил кровавый порез на груди Маттео. Юноша попятился, его миловидное лицо исказилось от боли. Гладиаты дружно осклабились.

Мия изучала бойцов, оценивающе разглядывая их одного за другим. Самому старшему не могло быть больше двадцати пяти. На щеке каждого значились два пересекающихся кольца – рабское клеймо гладиата. Все поражали своей физической мощью: горы мышц и блестящая кожа. Но в остальном они отличались друг от друга так же, как железо и глина.

Она заметила двеймерку с такими длинными дредами, что они почти доставали до земли. Татуировки, которые обычно двеймерцы наносили на лица, покрывали все ее тело, струясь по смуглой коже, как черные водопады. Рядом стояла ваанианка примерно того же возраста, что и Мия, со светлыми волосами, собранными в пучок, и ярко-зелеными глазами. Она была босой и казалась чуть ли не щуплой на фоне своих коллег. Мия надеялась увидеть в глазах этих девушек намек на солидарность или сочувствие, но обе смотрели сквозь нее, словно она была сделана из стекла.

– Что я держу в руке? – повторил экзекутор.

Мия хранила молчание, живот продолжало крутить. Она сомневалась, что на вопрос экзекутора существовал правильный ответ, а даже если его и дадут, вряд ли он это признает. Зато она была уверена, что одному из двух рабов, с которыми она прибыла, хватит глупости, чтобы…

– Славу, экзекутор, – ответил Сидоний.

Хрясь!

Гладиаты захихикали, когда Сидоний упал на землю, зажав рукой треснувшие и окровавленные губы. Экзекутор владел своим кнутом, как боец караваджо – рапирой, и одарил итрейца ударом прямо по его болтливому рту.

– Ты – ничто, – прорычал экзекутор. – Не достойный даже того, чтобы слизывать дерьмо с моих ботинок. Что ты знаешь о славе? Это гимн песка и стали, сотканный руками легенд и воспетый ревущей толпой. Слава – это территория гладиатов. А ты кто? – его губы скривились. – Ты самый обычный раб.

Мия обратила взгляд своих черных глаз на выстроившихся в ряд улыбающихся мужчин.

Они были пестрой шайкой, и каждый – размером с медведя. Ее внимание привлек симпатичный блондинчик – его сходство с ваанианкой было очевидным, и Мия сделала вывод, что они, скорее всего, родня. Дальше стоял гигантский двеймерец, борода которого заплетена так же, как дреды, красивые татуировки на лице омрачало рабское клеймо. Дородный лиизианец, чье лицо напоминало упавший на пол пирог, раскачивался на пятках, будто не мог долго стоять на месте. А первым в ряду стоял высокий итреец.

В животе Мии похолодело.

В груди сперло дыхание.

По его плечам струились длинные черные волосы, обрамляя столь утонченное лицо, словно его вылепила сама ткачиха. Он был стройным и поджарым, но более гибким, чем многие из его товарищей, в напряженных линиях рук таился намек на пугающую скорость, на животе бугрились мышцы. Мужчина носил тонкий серебряный торквес – единственный гладиат с украшением. Когда Мия взглянула в его темные горящие глаза, то ощутила, как ее тошнота усиливается, а живот урчит, словно от внезапного отчаянного приступа голода.

«Я уже испытывала подобное прежде…»

Когда находилась в присутствии лорда Кассия, Принца Клинков…

Экзекутор повернулся к собравшимся воинам и позволил песку почти полностью просыпаться на землю.

– Гладиаты! – обратился он. – Что я держу в руке?

Мужчины и женщины рявкнули в один голос:

– Наши жизни, экзекутор!

– Ваши жизни. – Мужчина вновь посмотрел на новеньких и отшвырнул оставшуюся горсть песка в сторону. – И какими бы никчемными они ни были, однажды их могут воспеть, как легенду. Мне плевать, кем вы были раньше. Нищими или донами, пекарями или проститутками. Той жизни пришел конец. Отныне вы хуже, чем ничто. Но если будете зорко наблюдать, как хищные ястребы, и запоминать все, чему я учу, тогда, возможно, в одну перемену вы будете стоять среди избранных – на аренах «Венатуса». Как гладиаты! И только тогда, – он показал на истекающего кровью Сидония своим кнутом, – только тогда вы сможете познать вкус славы, щенки. Только тогда вы сможете познать песнь своего пульса в тот момент, когда толпа выкрикивает ваше имя, как выкрикивала имя Фуриана Непобедимого, лучшего бойца «Венатуса Цаны» и чемпиона Коллегии Рема!

– Фуриан! – хором рявкнули все гладиаты, поднимая кулаки в воздух и поворачиваясь к высокому итрейцу в начале ряда.

Черноволосый мужчина по-прежнему, не моргая, смотрел на Мию.

– Гладиаты не боятся смерти! – продолжил экзекутор, брызжа слюной. – Гладиаты не боятся боли! Гладиаты боятся лишь одного – вечного позора поражения! Запоминайте мои слова. Знайте свое место. Тренируйтесь до седьмого пота. И учтите, если навлечете позор на эту коллегию, на свою домину, клянусь всемогущим Аа и всеми его пресвятыми ебаными Дочерьми, вы пожалеете о той перемене, когда ваша мать высрала вас из своей вагины.

Он повернулся к бойцам, подняв кулак в воздух; его шрам сморщился, когда мужчина прокричал:

– Сангии э Глория!

– Кровь и слава! – опять хором ответили гладиаты и ударили себя кулаками в грудь.

Все, кроме одного.

Чемпиона, которого звали Фурианом.

Мужчина смотрел прямо на Мию, в его взгляде читались одновременно ярость и вожделение. Она задышала чаще, кожу начало покалывать, как при ознобе. Внутри бушевал голод, во рту пересохло, бедра заныли от желания. Мия посмотрела на землю у его ног, увидела, что тень Фуриана не темнее, чем у всех остальных. Но это чувство она знала так же хорошо, как свое имя.

И, взглянув ему в глаза, она поняла, что он чувствовал то же самое.

«Этот мужчина – даркин…»

Глава 7 Голод

Колотящееся сердце. Алое море. Приступ головокружения.

Мия вынырнула из кровавого бассейна и встала на ноги. Боль в плече и ягодице прошла, но она все равно оступилась, и от падения ее спасли лишь двое Десниц. Они помогли Мие восстановить равновесие, придерживая ее за руки. Девушка сплюнула кровь, со вздохом вытерла глаза.

Осмотревшись, обнаружила себя в треугольном бассейне, наполненном до краев кровью, – идентичном тому, который она только что покинула в Тихой горе. Стены покрывали колдовские глифы и карта Годсгрейва, нарисованная кровью. На камне простирался архипелаг, между раздробленными островами извивались линии каналов, и в целом для всего мира он выглядел как безголовый гигант, лежащий на спине.

Мия сделала глубокий вдох, выпрямилась и откинула пропитанные кровью волосы за плечо.

– Зубы Пасти, я никогда к этому не привыкну, – прохрипела она.

– Кончай ныть, Корвере. Это куда лучше, чем путешествовать на корабле.

Внутри у Мии все перевернулось, когда она поняла, чей это голос. Повернувшись к краю бассейна, она встретилась глазами со стройной рыжеволосой итрейкой. Они были ровесницами, но девушка выглядела выше и жилистей. Ее зеленые глаза мерцали звериной, хищнической хитростью. На лице была россыпь веснушек, руки она прятала в широких рукавах длинной черной робы.

Робы Десницы.

Мия узнала бы ее везде – девушку, которая была как заноза в заднице на протяжении всего времени ее обучения в Тихой горе. Девушку, которая винила отца Мии в смерти собственного. Девушку, которая поклялась ее убить.

– Джессамина, – выдохнула Мия, вылезая из бассейна на подкашивающихся ногах.

Рыжая кивнула.

– Добро пожаловать в Город мостов и костей.

– Тебя назначили в Годсгрейв? – спросила Мия. – После посвящения?

– Потрясающая наблюдательность, Корвере, – ответила Джессамина. – Что меня выдало?

Девушка просто таращилась на нее, тени внизу начали корчиться. Рыжая осмотрела Мию с головы до пят и бросила какой-то льняной комок.

– Купальня в той стороне.

Комком оказалась мантия, Мия накинула ее на свое липкое от крови тело и пошла за Джессаминой по извивающимся коридорам, оставляя алые следы. Здесь было душно, в воздухе чувствовалась давящая вонь железа и крови.

Мия заметила, что стены и потолок были сделаны из тысяч и тысяч человеческих костей. Бедра, ребра, хребты и черепа формировали темный лабиринт, полный теней, – кто бы ни придумал построить новую часовню Матери Священного Убийства в обширном некрополе Годсгрейва, он определенно ценил здешнюю атмосферу. В скелетообразных руках на стенах были зажаты аркимические сферы, озарявшие коридоры тусклым сиянием. Но хотя Мию окружали останки множества тысяч людей, все ее внимание было приковано к девушке, идущей впереди. Сплевывая густую кровь, она смотрела на Джессамину так, словно у той вот-вот вырастет вторая голова.

Мия знала, что после посвящения Джессамину помазали в Десницы, но она так погрузилась в работу в Галанте, что не потрудилась узнать, куда назначили рыжую. Как теперь выяснилось, из всех городов республики, куда ее могли бы отправить, старому заклятому врагу Мии достался именно Годсгрейв.

«Кто бы, блядь, сомневался…»

Коридор заканчивался дверью, полностью собранной из хребтов, которую Джессамина открыла легким касанием руки. Мия увидела три ванны внутри, в воздухе витал слабый аромат жженого ясеня и жимолости. Мия начала оттирать с лица подсохшую кровь, но взгляда с рыжей не сводила. В голове звучало таинственное предупреждение Адоная. Стоит крутануть запястьем, и стилет из могильной кости, всегда прикрепленный к предплечью, окажется у нее в ладони.

– Я буду снаружи, – Джессамина кивнула на ванны. – Не засиживайся. Епископ уже ждет, и сегодня он даже в более скверном настроении, чем обычно.

Мия не двигалась с места, глядя в глаза девушке.

– Гадаешь, не попытаюсь ли я тебя утопить, верно? – губы Джессамины изогнулись в улыбке. – Не всажу ли кинжал в спину, стоит тебе отвернуться?

– С чего ты взяла, что я повернусь к тебе спиной, Рыжая?

Джессамина покачала головой, ее голос стал твердым, а тон ледяным:

– Между нами по-прежнему вражда. Но в ту перемену, когда я явлюсь за тобой, ты не будешь сидеть голой в ванне с мылом в глазах. Ты будешь в полной готовности и с клинком в руке. Это я тебе обещаю, – она улыбнулась широкой улыбкой от уха до уха. – Так что не бойся, Корвере.

Мия посмотрела на ванны, испускающие пар. На тень у своих ног. И улыбнулась в ответ.

– Я никогда не боюсь.

Спустя час Мия стояла перед дверью в кабинет епископа Часовни Годсгрейва. На ней были сапоги по колено, черные кожаные штаны и камзол из черного потертого бархата. Волосы тщательно расчесаны. Сбоку висит отцовский меч из могильной кости, материнский стилет прячется в рукаве-колокольчике.

Кабинет епископа прятался в путанице костяных туннелей – внутренности часовни были настоящим лабиринтом, и Мия довольно быстро заблудилась. Если бы не Джессамина, вряд ли бы она нашла обратную дорогу к кровавому бассейну, и это еще больше насторожило ее.

Дверь в кабинет бесшумно отворилась, и в тенях коридора возник силуэт стройного юноши, одетого в темный бархат. После их последней встречи он прошел через процедуру ткачества, но по-прежнему оставался слишком худым, а эти пронзительные лазурные глаза Мия узнала бы везде. Темные волосы, призрачно-бледная кожа, губы слегка поджаты из-за беззубых десен.

– Тишь, – улыбнулась она.

Юноша остановился и осмотрел Мию с головы до пят, будто удивляясь встрече с ней. Его губы изогнулись в легкой улыбке, а руки начали жестикулировать на безъязыком.

Привет.

Она тоже принялась быстро жестикулировать.

Ты служишь здесь? В Годсгрейве?

Тишь кивнул.

Восемь месяцев.

Я рада вновь тебя видеть.

Неужели?

Нужно выпить за встречу.

Юноша посмотрел на Джессамину и уклончиво пожал плечами.

– Слушайте, мне очень жаль прерывать ваше трогательное воссоединение, – сказала рыжая. – Но, честное слово, я сейчас разрыдаюсь от наплыва эмоций, а нас ждет епископ.

Тишь кивнул и посмотрел на Мию.

Да присмотрит за тобой Мать.

Слегка поклонившись, юноша прижал кончики пальцев друг к другу и ушел по коридору – тихий, как тень. Мия наблюдала, как он удаляется, с легкой грустью. Они с Тишью вместе учились, будучи аколитами. Он помог ей в последних испытаниях, а она, в благодарность, спасла ему жизнь во время нападения люминатов. Но странный юноша, как всегда, держался особняком.

«В первую очередь он убийца».

Джесс трижды постучала в дверь.

– Еб вашу мать, чего еще?! – грубо спросил изнутри усталый голос.

Джессамина открыла дверь и впустила Мию внутрь. Девушка вошла в кабинет епископа и окинула взглядом комнату. Костяные стены были заставлены полками, заполненными неаккуратными стопками бумаг, Пачки пергаментов, в свитках или просто нагроможденные друг на друга, а также сотни книг, стоявшие в беспорядке или разбросанные по полу – все выглядело так, будто в библиотеке пьяницы взорвалась сфера чудно-стекла. На стеллаже вдоль одной из стен разложено оружие со всех уголков республики: солнцестальный клинок люмината; ваанианский боевой топор; обоюдоострый гладиус с одной из гладиатских арен; рапира из лиизианской стали. Все они блестели в тусклом аркимическом свете.

За широким деревянным столом, почти скрытый качающейся стопкой документов, с пером между жирными пальцами, сидел епископ Годсгрейва.

– Зубы Пасти… – выдохнула Мия. – Меркурио?

Старик отвлекся от работы и надвинул очки на переносицу. С их последней встречи его густая копна седых волос будто стала еще более беспорядочной, голубые, как лед, глаза обрамляли морщинки из-за вечно хмурого выражения. Он определенно мало спал последние месяцы.

– Так-так, – ухмыльнулся Меркурио. – Я думал, это Молчун снова вернулся поныть. Как оно, вороненок?

Мия изумленно уставилась на своего бывшего наставника.

– Что, ради бездны, ты тут делаешь?

– А на что, ради бездны, это похоже?

– Тебя назначили епископом Годсгрейва?

Меркурио пожал плечами.

– Епископа Таллеса изрешетили, когда люминаты зачищали город. По какой-то причине эти мудаки так и не добрались до сувенирной лавки, но я не стал рисковать и возвращаться туда. Поэтому, как только часовню отстроили, Леди Друзилле удалось заманить меня назад на службу Церкви. Без лавки мне больше нехрен было делать.

– Почему ты мне не сказал?

– Ты была в Галанте. И если твои зенки вдруг разучились видеть, я был немного занят. Итак, хватит этих прелюдий. Адонай послал весточку о твоем прибытии. Ты получила указания?

Мия была застигнута врасплох. Меркурио так и не простил ей то, что она провалила свое последнее испытание. И хотя старик всегда будет любить ее, он, кажется, по-прежнему был… немного разочарован. Как и все остальные в Духовенстве, ее бывший учитель умел таить обиду. Само собой, Мию это печалило – Меркурио взял ее под свое крыло и растил на протяжении шести долгих лет. И хотя девушка никому ни за что не призналась бы, но она тоже любила этого старого ублюдка.

Как бы там ни было, Мия была Клинком, а он – ее епископом, и его тон тут же ей напомнил, где она находится. Мия достала футляр со свитком, который отдал ей Солис. Он был сделан из кожи, так что подпадал под действие магики Адоная – то, что никогда не знало пульса жизни, не могло пройти через Кровавую Тропу. Мия наблюдала, как Меркурио разворачивает пергамент и, прищурившись, изучает его.

– Донна… – пробормотал он.

– Предводительница Щеголей, – пояснила Мия. – Они орудуют у залива Мясников.

Епископ кивнул и поднял рисунок, изображавший жертву Мии. На нем была женщина с мрачным выражением лица и еще более мрачными глазами. Одетая в дорогой сюртук и с искусно уложенными в завитки волосами, недавно вошедшими в моду среди костеродных дам. В правый глаз был вставлен (очень по-дурацки, как показалось Мие) монокль.

Меркурио опустил пергамент на стол.

– Жаль закапывать столь острый нож. – Старик сделал щедрый глоток из своей чашки с чаем. Находясь совсем рядом, Мия смогла учуять в нем золотое вино. – Итак. Тебе дали подробные указания, и ты знаешь, с чего начинать поиски. У тебя есть восемь перемен, чтобы прикончить ее и украсть карту, песок в часах сыплется. Что тебе нужно от меня?

– Ночлег. Чудно-стекло. Оружие. Десница, который знает Годсгрейв не хуже меня и двигается так же быстро, как я.

– Десница у тебя есть, она стоит прямо за тобой.

Мия повернулась к Джессамине. Снова к старику Меркурио. Епископ находился в блаженном неведении о вражде между девушками, а поднимать эту тему было как-то унизительно. Но полагаться на Джессамину – это как полагаться на то, что однажды солнца погаснут, и Мия наслаждалась ее компанией в той же степени, в какой евнухи наслаждались просмотром непристойных литографий.

«Как бы поэлегантней затронуть этот вопрос…»

– Возможно, у тебя найдется кто-то более… опытный?

Меркурио с кислым выражением лица посмотрел на Мию поверх своих очков.

– Клинок Мия. За восемь месяцев, прошедших с момента нападения люминатов, Красной Церкви удалось отстроить только часовню в Годсгрейве. Благодаря великому кардиналу Дуомо и его набожным говнюкам я, вообще-то, теперь один из двух епископов, обслуживающих ВСЮ гребаную республику, а поскольку Скаева выдвигается на четвертый консульский срок и все политики Годсгрейва трепещут, ублюдкам, которых нужно убить, не видно конца. Так что, учитывая, что у меня забот больше, чем у борделя со скидкой две по цене одной, окажи мне честь: скажи «спасибо» и бери, что тебе, мать твою, дают.

Мия посмотрела в глаза своему бывшему учителю. Она знала этот тон – так Меркурио с ней разговаривал, когда поймал ее на краже сигарилл в детстве. Девушка оглянулась на Джессамину. Тихо вздохнула.

– Спасибо, епископ.

– Неебическое пожалуйста.

– Пускай Мать…

– Да-да, всем по черным поцелуям. А теперь, будь так добра, свали на хрен?

Мия поклонилась и попятилась из комнаты, стараясь не принимать близко к сердцу грубость Меркурио. Он всегда был ворчливым старым псом, а необходимость управлять Часовней Годсгрейва в такое время вряд ли улучшило его расположение духа.

Джессамина повела Мию по извилистому коридору, Клинок следовала за ней по пятам. Как только они отошли на достаточное расстояние от кабинета епископа, Мия взяла ее за руку и повернула Десницу к себе лицом.

– У нас с тобой будут проблемы?

– Что ты имеешь в виду, Корвере?

– Ни для кого не секрет, что мы с тобой ненавидим друг друга, как гребаный яд. Но теперь ты – моя Десница. Я должна доверять тебе, Джесс.

Зеленые глаза рыжеволосой вспыхнули, и она ответила:

– Ты мне не нравишься, Корвере. Ты считаешь себя умной. Особенной. Ты отравила Диамо и обманом лишила меня первого места в Песнях. Но я служу Матери и служу Духовенству, как и ты. Больше не ставь под сомнение мою преданность.

Рыжая развернулась и ушла во тьму.

Тени у ног Мии покрылись рябью, и в ее ухе зазвучал холодный шепот:

– …Ты всегда умела заводить друзей…

– …Ну, лично мне ты весьма нравишься, если это что-то меняет…

– …Слава Матери, что я не умею блевать…

– …Заткнись…

– …Какой остроумный ответ…

– …Зачем зря тратить остроумие на умалишенных…

– Вы закончили? – поинтересовалась Мия.

– …Дворняга… – раздался тихий шепот.

– …Кошара… – донесся еще более тихий ответ.

Мия скрестила руки, топая ногой по полу. В коридоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь удаляющимися шагами Джессамины.

– Поторопись, Корвере, – крикнула Десница. – Песок в часах сыплется.

У Мии не оставалось выбора, поэтому, засунув большие пальцы за пояс, она последовала за Джессаминой по коридору.

«Даркин…»

Мия смотрела на гладиата по имени Фуриан, стоявшего в противоположной части двора. Мужчина тоже пялился на нее, теплый ветерок развевал его темные волосы вокруг лица. Глаза Фуриана обжигали ее таким пламенем, что…

Ну, по правде говоря, в отсутствие Мистера Добряка он ее пугал.

Но, Черная Мать, что это значит? Прежде Мия встречала лишь одного даркина, но лорд Кассий умер прежде, чем успел что-либо рассказать ей об их природе. Возможно, Фуриан тоже что-то знал? Возможно, он обладал всеми…

Экзекутор ударил кнутом.

– Гладиаты! Возвращайтесь к тренировке! – Он повернулся к Мие, Сидонию и Маттео. – Вы трое! Идите за мной.

Гладиаты синхронно перестроились и промаршировали через двор к дальней части крепости. Экзекутор ковылял за ними, опираясь на трость с набалдашником в виде головы льва. Направившись следом, Мия увидела, как он отпил из металлической фляги, висевшей на поясе.

Заднюю часть двора, где когда-то отец Мии держал конюшню с породистыми лошадьми, полностью перестроили. На охристом песке установили тренировочные манекены и стойки со щитами и деревянным оружием. Земля была неровной, подмостки и ямы делили пространство на разные уровни – от трех метров в высоту и глубину. Широкую круглую арену обложили белыми камнями, а на зубчатых стенах гордо развевался символ семьи Рема.

Гладиаты поделились на пары для спарринга. Мия увидела, как они используют разные комбинации оружия, разные стили борьбы. Ваанианка взяла лук из железного дерева и начала решетить мишени в другом конце двора. Фуриан выбрал два одинаковых меча и принялся избивать один из тренировочных манекенов так, словно тот оскорбил его мать.

Экзекутор дохромал до веранды и поприветствовал огромного мастифа, сидящего в тени. Кобеля с темной шерсткой и ошейником с шипами. Пес явно пришел в восторг от возвращения хозяина, с кряхтением присевшего на колени, и рьяно облизывал ему лицо.

– И я рад снова тебя видеть, старина, – пробормотал мужчина, поглаживая собаку. – Ты хорошо сторожил коллегию, пока меня не было?

Мия и ее товарищи жарились под палящими солнцами, пока экзекутор кудахтал над своей собакой. Впервые за месяц девушка увидела улыбку на лице этого ублюдка, хотя из-за шрама она все равно была кривоватой. Закончив, экзекутор вошел в каменный круг и щелкнул пальцами.

– Личинка! – рявкнул он. – Меч и деревяшку.

Мия боковым зрением уловила какое-то движение, заметила, как из тени небольшого здания в углу двора выбежала девочка. Лиизианка, загорелая и тощая, с длинными растрепанными волосами. Ей не могло быть больше двенадцати, но три аркимических круга на щеке говорили о том, что их обладательница была исключительно ценным рабом.

«За какие же навыки могли так высоко оценить столь юную девочку?»

Она побежала к стойкам с оружием, выбрала тренировочный деревянный меч и широкий дубовый щит и принесла их экзекутору. Тот показал мечом на Маттео.

– Подойди. Покажи, из чего ты сделан, мальчик. Личинка, принеси ему хер и что-то, за чем можно спрятаться.

Девочка кивнула, побежала обратно к стойкам и вернулась с мечом и щитом. Маттео выпрямился, встал, с горем пополам, в боевую позу.

– Нападай! – проревел экзекутор.

Юноша с криком замахнулся мечом, но экзекутор с легкостью блокировал удар.

– Я просил не гребаного поцелуя. Нападай!

Маттео нахмурился и выполнил череду выпадов в голову, грудь, живот. Экзекутор был сильным, как бык, но из-за своей железной ноги двигался медленно, а маневры Маттео оказались на удивление хороши. Юноша наступал на бугая, меч стучал о меч, при столкновении их щитов в воздух взметалась пыль. Мия заметила, что гладиаты дрались лишь для виду, а на самом деле с интересом наблюдали за схваткой.

Маттео стал более агрессивным: как и Мия, он явно думал, что экзекутор – настоящий мастер клинка. Но на фоне яростных атак юноши тот полностью ушел в защиту. Маттео наносил удар за ударом, доминируя в бою, пока экзекутор не оказался у края круга.

А затем, как медведь, преждевременно вышедший из спячки, мужчина словно проснулся.

Он легко переносил вес с одной ноги на другую и двигался быстро и изящно, несмотря на железный штырь. Уже через пару мгновений он выбил меч из руки Маттео, ударил его клинком по животу и сбросил юношу в песок.

Экзекутор, на лбу которого даже не выступил пот, навис над пытавшимся отдышаться Маттео.

– Чему ты научился?

Маттео держался за ушибленный живот, для ответа ему не хватало воздуха.

– Арена – не место для уличной шпаны, – экзекутор нахмурился, и его шрам сморщился. – Это шахматная доска. И на ней мы ведем величайшую на свете игру. Хитрый противник может притвориться слабым. Позволить тебе измотать себя, тем временем изучая твой стиль, и при этом даже не вспотеть. Чрезмерная самонадеянность привела к концу тысячи дураков, которые звали себя гладиатами. Запоминай, иначе это приведет к твоему концу. А теперь свали с моей гребаной арены.

Экзекутор повернулся к Мие и наставил на нее свой деревянный меч.

– Ты следующая. Покажи мне, скольких из той тысячи священников ты стоишь.

Девочка по прозвищу Личинка со скромной улыбкой протянула Мие тренировочный клинок и щит. Но Сидоний вырвал оружие из ее рук и оттолкнул Мию.

– В жопу, – прорычал он. – Ни одна сука не выйдет на арену передо мной.

Возможно, дело было в жаре, или же в трех неделях, на протяжении которых она терпела выходки этого куска дерьма. Возможно, без присмотра Мистера Добряка ее легендарный норов решил выйти поиграть. Или же всему виной был Фуриан, наблюдавший за ней своими темными глазами с противоположной части двора. Какой бы ни была причина, Мия схватила Сидония за плечи и врезала ему коленом по яйцам.

– Сука, значит? – прошептала она.

Сидоний согнулся пополам, вытаращив глаза. Мия сомкнула пальцы за его шеей и ударила его коленом в лицо. Уже через секунду девушка оседлала обидчика и принялась молотить его кулаками по челюсти. Зубы стиснуты, кровь в ее…

Хрясь!

Кнут щелкнул, оставив полосу агонии на ее лопатках. Она со стоном отползла, чтобы убраться подальше от экзекутора и избежать следующего удара. По группе гладиатов прошла волна смеха. Экзекутор сердито смотрел на Мию, не сворачивая кнут.

– Ты только что нанесла материальный ущерб своей домине, мелюзга. Если после этого он не пройдет Отсев, ты выплатишь компенсацию за его жизнь?

Мия потерла синяк на плече и пробурчала:

– Ни один мужчина не имеет права так обо мне говорить.

– Он не мужчина! – сплюнул экзекутор. – Он раб. Как и ты. И вы оба забываете свое место. До тех пор, пока вы не пройдете Отсев следующего «Венатуса», вы меньше, чем ничто. А теперь поднимай оружие и покажи мне хоть намек на то многообещающее, что видит в тебе домина, пока я окончательно не потерял терпение.

Личинка ласково помогла Сидонию подняться и вывела его из круга. Экзекутор смотал кнут, повесил его на ремень и снова глотнул из фляги, а Мия тем временем с мрачным лицом подняла меч и щит. В животе у нее горела ярость, челюсти крепко сжались. Она чувствовала на себя взгляд блестящих темных глаз Фуриана, ее наполняли голод и тошнота.

Не произнося ни слова, девушка нанесла удар.

Ее выпады были свирепыми, ослепительными. Она танцевала на охристом песке и ускользала от ударов экзекутора. Но во время обучения в горе Мия по большей части изучала стиль караваджо, сражаясь двумя мечами одновременно. Вряд ли Клинок Матери будет разгуливать с треклятым огромным щитом в руке. Посему за все то время Мия ни разу с ним не тренировалась.

Для нее он был мертвым грузом. Каждый удар отдавал в локоть и плечо. Как бы отчаянно девушка ни хотела себя показать, она понимала, что экзекутор с ней просто играет. Позволяет уклоняться, изворачиваться, уставать все больше с каждой секундой, попутно изучает ее манеру драться и готовится нанести смертельный удар.

Но Мия не какая-то бесполезная груша для битья или тренировочный манекен. И пусть будет она проклята, если позволит так с собой обращаться! Поэтому, стремясь показать этому мужчине, на что она в действительности способна, Мия прищурилась и потянулась к теням у его ног.

Никто бы этого не заметил – тень экзекутора едва дрогнула. Мия не могла толком ухватить железный штырь; солнца светили слишком ярко, ее хватка была слишком слабой. Но вот подошва его ботинка отлично склеилась, прямо как это получалась у нее в Яме, горе и в сотне других мест раньше. Глаза экзекутора округлились, когда у него не получилось занять правильную стойку. Мия прицелилась ему в горло, усиливая хватку на тенях и намереваясь показать этому ублюдку, который считал ее пустым местом, чего конкретно она стоит.

А затем потеряла хватку.

Тени ускользнули от нее, просочились сквозь пальцы, как песок, отпустив подошву здоровяка. Тот ударил ее щитом по лицу, и Мия отлетела назад. Она попыталась увернуться, но меч экзекутора ткнул ее в спину, и, вскрикнув от боли, она упала на песок. Деревянный клинок вонзился в паре сантиметров от ее головы, но девушка успела вовремя перекатиться, одновременно бросая горсть песка в лицо противнику. Экзекутор спокойно отгородился щитом и ответил ей суровым пинком в живот железным штырем.

Мия свернулась калачиком и закашлялась, ослепленная болью. Экзекутор воткнул тренировочный меч в песок рядом с ее головой, посмотрел на нее сверху вниз и прорычал:

– Тысяча сребреников? Я бы не заплатил ни единого.

Мия, впившись в землю пальцами, поднялась на колени, грязные волосы прилипли к рвотной массе на ее подбородке. Остальные гладиаты злобно усмехнулись и вернулись к тренировке. Девушка скинула щит с руки, сплюнула кровью в пыль.

– Еще раз! – потребовала она.

– Нет, – отрезал экзекутор. – Я хотел тебя оценить. И теперь знаю о тебе более чем достаточно. Иди, смой свое поражение. Час уже поздний. Твое обучение начнется завтра.

Маттео медленно подошел и помог Мие встать с колен. Скривившись, ощущая закипающий внутри гнев, она посмотрела в противоположную сторону двора. Ей удалось схватить тень экзекутора – это точно. Девушка проворачивала этот трюк сотни раз – и легко бы одолела противника. Но что-то… нет, кто-то отнял у нее контроль над тенями и сделал так, чтобы одолели ее.

Фуриан отвлекся от избиения беспомощного тренировочного манекена, на его прекрасном лице блестел пот. Длинные черные волосы разметал теплый ветер. Серебряный торквес блестел в свете солнц. Взгляд темных глаз был направлен на Мию.

– Ублюдок, – прошептала она.

Непобедимый вернулся к тренировке и больше на нее не смотрел.

Глава 8 Молитвы

– Что ж, это будет сложно.

Мия глубоко затянулась сигариллой, глядя на дом удовольствий из окна комнаты в таверне напротив. Джессамина стояла рядом с ней, краем глаза наблюдая за дверью в бордель.

– А ты ожидала, что предводительница браавов будет просто прогуливаться по улице с картой в руке и случайно наткнется на твой меч, Корвере?

– Ты же знаешь, Джесс, я люблю твой сарказм больше всего, – вздохнула Мия. – Но мы сидим в засаде уже неделю, и мне не помешало бы разнообразие.

– О, я прекрасно знаю, что мы торчим тут уже неделю, это же мне приходится мириться с твоим непрерывным гребаным курением!

– …Будем ссориться до самого утра и упустим наш шанс?..

Мия посмотрела на Мистера Добряка, вылизывающего полупрозрачную лапу на кровати.

– Твои комментарии всегда приветствуются.

– …И предоставляются добровольно…

– Ты знаешь, что ты мелкий засранец?

– …О, целиком и полностью…

С тех пор, как она прибыла в Город мостов и костей, прошло семь перемен, и единственное, что не давало животу Мии превратиться в сплошной комок нервов, это спутники, поселившиеся в ее тени. Задав пару вопросов старым знакомым в Малом Лиизе, Мие с Джессаминой удалось за одну перемену выследить свою жертву – место, где хоронились Щеголи, было известно большинству отщепенцев, населявших Малый Лииз. Но проблема заключалась не в том, чтобы найти их логово. А в том, чтобы проникнуть внутрь.

Крепость Щеголей была хорошо охраняемым пятиэтажным палаццо под названием «Собачий корм». Нижние этажи выглядели как обычная таверна, заполненная посетителями и похабными песнями. Третий этаж – притон черниломанов, а два верхних – бордель. Входную дверь сторожили головорезы – каждый размером с гору. Они носили дорогие сюртуки и напудренные парики, которые никоим образом не могли скрыть шрамы на их лицах или мышцы под одеждой. И хотя на здании не было вывески, которая отличала бы его от соседних, оно принадлежало браавам, и все местные в точности знали, что происходит за этими дверьми.[19]

Разведка прошла безупречно – благодаря возможности послать две струйки ожившей тьмы в здание, чтобы подслушать разговоры и изучить каждую щель, девушки знали все, что произойдет этим вечером. Но это не значило, что им будет легко провернуть свое дельце.

Мия ощутила дрожь в своей тени, поцелуй холодного ветра. Эклипс возникла из тьмы у ее ног и встряхнулась с головы до хвоста.

– Какие новости? – полюбопытствовала девушка, держа в зубах сигариллу.

– …Она на верхнем этаже, угловой кабинет. Всю перемену Донна раздавала приказы, пила, курила и неоднократно занималась сексом…

– Завидная работенка, – ухмыльнулась Джесс.

– Карту по-прежнему должны доставить сюда? – спросила Мия.

– …Продавец должен прибыть где-то в течение часа. Обмен произойдет в личном кабинете Донны…

– Значит, у нас два варианта, – пробормотала Мия. – Перехватить карту прежде, чем она попадет в здание, и уже после прикончить Донну, или дождаться продавца и убить двух зайцев одним выстрелом.

– …Мы не знаем, как выглядит этот продавец…

– Предположительно – сомнительного вида ублюдок с тубусом для карты.

– …Тебе в любом случае придется проникнуть в кабинет, чтобы убить Донну…

– В том-то и проблема.

– Ты могла бы пробраться туда незаметно, – предложила Джессамина. – Спрятавшись в своих тенях.

Мия покачала головой.

– Я в них ничего не вижу. А шариться вслепую по логову браавов – замечательный способ напороться сиськами на меч. Ткачиха особенно хорошо над ними потрудилась. Было бы жаль испортить такой шедевр.

Джессамина задумчиво посмотрела в окно.

– Ты могла бы перебраться с крыши этого дома на соседнее здание. Спрыгнуть в проулок, залезть на крышу «Собачьего корма» и спуститься вниз.

– Сейчас выходные. На улице полно людей. Если кто-то поднимет глаза…

– Тогда через переднюю дверь?

Мия окинула взглядом улицу, бормоча себе под нос:

– В этом я ужасна.

– …Ты совершенствуешься…

– Лжец.

– …О, в тебе так мало веры…

– Вера не спасла тонущих от смерти, – Мия глубоко затянулась сигариллой. – Но, следует признать, с вариантами у нас не густо.

– …Мы могли бы провести здесь всю неночь, заплетать друг другу косички и сплетничать о мальчишках…

– …Тебе обязательно постоянно строить из себя дурака, киса?..

– …Это одна из составляющих моего обаяния…

– …Должно быть, это какое-то новое определение «обаяния», с которым я незнакома…

– Если вы закончили, – рявкнула Мия, – может, займетесь наблюдением?

После ухода спутников ее наполнила пустота, быстро сменившаяся порхающими в животе от волнения бабочками. Мия попыталась успокоиться, глядя на притон браавов и гадая, что ее там ждет. Близкий бой. Место, в котором полно матерых преступников. Да и тот, кто продает карту, наверняка прибудет с собственной охраной. Так себе условия.

Отбросив все вопросы и приглушив предупреждение Адоная, звенящее в голове, она затушила сигариллу каблуком.

– Ладно, – кивнула Мия. – Мне нужно приодеться.

Мия по-хозяйски шла по оживленной улице, направляясь по покрывшейся трещинами мостовой ко входу в «Собачий корм».[20]

Наступила неночь, снаружи завывал ветер. Вместе с ним с океана прибыл летний шторм, теплый дождь полился тонкой завесой, два солнца спрятались за серой маской. Но неблагоприятная погода редко вынуждала жителей Годсгрейва сидеть по домам в выходные, и посему улицы все равно были заполнены людьми, направляющихся к местам увеселений.

Малый Лииз считался одним из самых бедных районов Годсгрейва, но лиизианцы обладали собственным шиком, и в детстве, проведенном здесь, Мия всегда находила яркие цвета и стиль их нарядов прекрасными. По правде говоря, они напоминали ей о матери, а что-то в мелодиях и ароматах этого места взывало к крови в ее жилах. Свой наряд Мия умыкнула из гардеробной часовни, одевшись так, чтобы слиться с местными; на ней были кожаные штаны, сапоги длиной по колено, корсет поверх бархатной рубашки, сверкающее ожерелье – и все это разных оттенков кроваво-алого. Если ее здесь убьют, по крайней мере, она будет стильно выглядящим трупом.

Вблизи привратники выглядели еще более пугающе. Они стояли под навесом у входа в таверну, но оба успели немного намокнуть и смотрели не слишком приветливо. Джентльмен слева был почти одинаковым в ширину и высоту, а его напарник выглядел так, словно слопал на завтрак собственных родителей.

Широкий поднял руку, останавливая Мию.

– Подождите, ми донна.

– Доброй неночи, любезные джентльмены. – Мия улыбнулась и присела в реверансе.

– Сюда нельзя, – сказал Сирота, качая головой.

– Сброду вход воспрещен, – согласился Широкий.

Мия окинула взглядом свой наряд и произнесла слегка обиженным тоном:

– Сброду?

Ко входу подошли четверо пьяных матросов, которые идеально подходили под описание «сброда», которое встречается в бестселлере дона Фиорлини «Итрейский словарь: учебник определений».

– Доброго вечера, дорогие друзья, – поздоровался Широкий. – Проходите, проходите.

Мужчина открыл дверь, изнутри донеслись звуки флейты и смех, и моряки, не останавливаясь, прошли в заведение.

Мия приторно улыбнулась Широкому.

– Меня ждут друзья внутр…

– Сегодня сюда нельзя, – ответил он.

– Таких, как вы, не обслуживаем, – добавил Сирота.

– …Таких, как я?

Головорезы дружно кивнули и согласно замычали.

– Позвольте мне уточнить, – начала Мия. – Вы – банда воров, сутенеров, вымогателей и убийц. И ВЫ говорите мне, что я недостаточно хороша, чтобы выпить здесь?

– Ага, – ответил Широкий.

– Иди на хер, – добавил его напарник.

Мия многозначительно поправила корсет. Браавы и глазом не повели. Наконец она скрестила руки и вздохнула.

– Сколько вы хотите?

Сирота прищурился.

– А сколько у тебя есть?

– Два священника?

Привратник посмотрел по сторонам улицы и кивнул.

– Тогда давай их сюда.

Мия вытащила кошелек и подкинула каждому из привратников по железной монете. Те исчезли в их карманах быстрее, чем укурок исчезает в дыме в день выплаты жалованья.

Мия уставилась на парочку, подняв брови.

– Ну-у?

– Сегодня сюда нельзя, – сказал Сирота.

– Таких, как вы, не обслуживаем, – поддержал Широкий.

Привратники расступились, чтобы пропустить еще одну группу гуляк (которые несли уличный указатель и немного встревоженную овцу), попутно пожелав им хорошего вечера. Все вновь прибывшие были мужчинами. Мельком заглянув в заведение, Мия заметила, что внутри все до единого посетители тоже мужчины. И где-то в ее голове на нее снизошло Озарение и сняло перед ней шляпу.

– А-а-а-а, – протянула она. – Ве-е-е-ерно.

– Верно, – кивнул Широкий.

Сирота почесал подбородок и задумчиво кивнул.

– Ну, тогда… – сказала Мия.

– …Что тогда?

– Тогда могу я получить обратно свои деньги? – спросила девушка.

– Ты в этом ужасна, – ответил Широкий.

– Просто кошмар, – поддакнул Сирота.

Мия надулась.

– Мистер Добряк сказал, что я совершенствуюсь.

– Кем бы ни был этот Мистер Добряк, он гребаный лжец.

Привратники синхронно сложили руки, как парочка танцоров.

Мия вздохнула.

– Доброй вам неночи, любезные джентльмены.

И, поклонившись, вышла обратно под дождь.

– Не произноси ни одного гребаного слова, – предупредила она Мистера Добряка.

Девушка сидела на крыше напротив заведения и смотрела на балкон на четвертом этаже. Не-кот устроился рядом и вилял хвостом.

– …Учитывая, как прошло твое детство, неудивительно, что тебе не хватает навыков общения с людьми…

– Ни одного. Гребаного. Слова.

– …Мяу…

– …Строго говоря, это все равно слово… – прорычала Эклипс.

– Да, – Мия предостерегающе подняла палец. – Услышу еще хоть одно и официально внесу твое имя в «Книгу Обидчиков».

Мистер Добряк поднял полупрозрачную лапу и прижал ее к месту, где у него должен был находиться рот. С неба по-прежнему лил теплый дождь, капая в лицо Мии. Джессамина закончила привязывать длинный шелковый трос к железному крюку и покорно передала другой его конец своему Клинку.

– Не забудь про карту, – предупредила рыжая. – И дождись, пока я спущусь на улицу, прежде чем перебираться на крышу. Никто не поднимет глаз, пока будет смотреть на меня.

– Я знаю. В конце концов, это была моя идея, Джесс.

– А эти штаны – тоже твоя идея? – Джессамина окинула Мию оценивающим взглядом. – Поскольку они определенно не делают чести твоей заднице.

– Ой, прекрати, а то я лопну от смеха.

– Как и тво…

– Как и мои штаны? – Мия закатила глаза. – Да-да, браво, ми донна.

– Я буду ждать твоего возвращения на крыше. И попытайся не умереть, лады? Я буду очень разочарована, если ты умрешь не от моей руки.

Мия показала костяшки. Рыжая усмехнулась и без дальнейших оскорблений начала спускаться по лестнице. Толпа поредела из-за дождя, но из «Корма» по-прежнему выходили люди; другие плелись домой после веселой неночи. Мия наблюдала, как Джессамина топает по улице, направляясь прямиком к юноше, который только что вышел из дома удовольствий.

– Ах ты ублю-ю-юдок! – закричала она, обвинительно тыча пальцем ему в лицо.

– А? – удивленно заморгал тот.

– Ты говорил, что пойдешь к брату! – продолжала орать Джессамина. – Но вот ты здесь, пьешь и трахаешься со шлюхами за моей спиной!

Джентльмен недоуменно нахмурился.

– Ми донна, я…

– Не доннкай мне тут! – Джесс шагнула ближе, выпуская пар. – Вот какой пример ты подаешь нашему сыну? О, пресвятые Четыре Дочери, почему я не прислушалась к словам матери? А ведь она предупреждала меня о тебе!

Гуляки и привратники браавов внимательно прислушивались к уничижительной тираде Джесс; паренек, на которого она набросилась, не успевал даже слово вставить. И поскольку все взгляды были обращены на обиженную возлюбленную и ее пьяного кавалера, Мия воспользовалась своим шансом.

Закинув кошку на расстояние в пять метров, она зацепилась ею за кованные железные перила и крепко привязала трос. Мия находилась в четырех этажах над землей. Если она упадет, ее размажет по всей мостовой, а ведь перила были скользкими из-за дождя. Тем не менее, быстро, как ртуть, она шагнула в пустоту между зданиями и начала осторожно красться вперед.

Бесстрашная.

Добравшись до крыши борделя рядом с «Кормом», она выглянула из-за дымоходной трубы и совсем не удивилась, обнаружив возле двери на чердак двух несчастных браавов, стоявших под одним зонтом. Мия была уверена, что могла бы с легкостью устранить охранников белым чудно-стеклом из мешка – если бы она кинула аркимические сферы к ногам мужчин, те бы выпустили достаточно большое облачко «синкопы», чтобы охранники мгновенно потеряли сознание. Но чудно-стекло взрывалось с довольно громким хлопком, а шум мог поднять тревогу.

– …Мффглмм… – пробубнил Мистер Добряк.

– Что?

– …Он сказал «мффглмм»…

– Дочери, ладно, ладно, можешь говорить.

Не-кот прокашлялся.

– …Где комната Донны?..

Эклипс кивнула на угловые окна на верхнем этаже. Они были зашторены и не давали ни намека на то, что происходило за ними.

– …Когда я смотрела в последний раз, с ней было пятеро мужчин…

– Мне не нравится идея врываться туда вслепую, – пробормотала Мия. – И есть вероятность, что карты там еще нет.

– …Может, начнешь с притона черниломанов, поднимешься наверх и спрячешься, пока карта не прибудет?..

– Звучит подозрительно похоже на план.

Мия спустилась на узкий выступ третьего этажа борделя и прыгнула сквозь пелену дождя на балкон «Собачьего корма». Выждав пару секунд, чтобы прислушаться к звукам внутри, заглянула в замочную скважину двери в спальню. На кровати с балдахином спали вповалку четверо мужчин разной степени обнаженности, на мехах рядом с ними валялись пустые чернильные иглы. Для всего мира они были мертвы.

Тихая, как тень, Мия достала отмычки из каблука сапога, умаслила замок балконной двери и скользнула внутрь. Квартет не очнулся от своих навеянных чернилами грез. Девушка смахнула капли дождя и уже начала красться мимо кровати, как вдруг послышался тихий стук. Мия с молниеносной скоростью пронеслась по комнате и спряталась за дверью в тот же момент, как та медленно начала приоткрываться.

– Обслуживание, – раздался юный голос. – Ми доны? Я принесла сахарную воду.

Внутрь вошла девочка в золотой маске куртизанки. Выглядела она как подросток, но одета была как женщина – в платье из черной потертой тафты и дешевого шифона. Она несла серебряный поднос с четырьмя красивыми кубками и графином с жидкостью лазурно-морского цвета. Увидев спящих черниломанов на кровати, служанка замолчала и повернулась, чтобы закрыть дверь и приглушить шум, доносящийся снизу.

В небе за балконной дверью сверкнула молния. Из-за спины девочки возникла рука и забрала ее поднос. Другая накрыла ей рот.

– Тихо, тихо, – прошептала Мия.

Та застыла, словно статуя на улице Тирана.

– Я не желаю тебе зла, милая, – сказала ассасин. – Даю слово. Я уберу руку, если пообещаешь не кричать.

Девочка кивнула, ее грудь часто поднималась и опускалась. Мия медленно убрала ладонь с ее губ и шагнула назад, положив руку на рукоять меча из могильной кости. Девочка медленно повернулась, осмотрела ее с ног до головы – клинки, черный наряд, острый взгляд, – и задышала еще чаще, поскольку поняла, кто перед ней. Она оглянулась на кровать, ища признаки убийства.

– Я пришла не за ними, – заверила Мия.

– Ты… пришла за мной?

Клинок окинула ее взглядом – глубокое декольте, тугой корсет, золотая маска. Женщина вдвое старше нее еще могла бы чувствовать себя комфортно в подобном наряде. Могла бы наслаждаться силой, которую он давал. Но перед ней стоял почти ребенок.

…Почти ребенок?

«Дочери, а я кто?»

Мия знала, что должна возвращаться к своим делам. Донна была наверху, карта – в пути, а ей требовалось прикончить первую и украсть вторую до утра. Но было в этой девочке что-то такое… Просто одна из дюжины, работающих в этих стенах. Какова вероятность, что Мия сама не оказалась бы в подобном месте, если бы ее не нашел Меркурио? Если бы ее жизнь сложилась немного иначе?

Мия знала, что это мягкосердечие. Что она должна быть сталью. И все же…

– Сколько тебе лет? – спросила она.

– Четырнадцать, – ответила служанка.

Мия покачала головой.

– Ты этого хочешь?

Та часто заморгала.

– Чего?

– Это то, о чем ты мечтала? – продолжила Клинок. – Когда была младше?

– Я… – ее взгляд уперся в меч на ремне Мии. В голосе появились невеселые нотки самоиронии: – Я молилась Аа, чтобы он сделал меня принцессой.

Мия улыбнулась.

– Ни одна из нас не станет принцессой, милая.

– Нет, – коротко ответила девочка.

В комнате, словно утренний туман, повисло молчание. Мия просто смотрела на служанку, как всегда, позволяя тишине задать вопрос за себя.

– Лошади, – наконец ответила девочка, натянув платье на груди повыше. – Я мечтала работать с лошадьми. Может, думала о маленьком торговом фургоне. О чем-то простом.

– Звучит неплохо.

– У меня был бы черный жеребец по кличке Оникс. И белая кобыла Жемчужина. И мы бы мчали навстречу ветру, и никто бы нас не остановил.

– Так почему ты не исполнила свою мечту?

Девочка обвела взглядом комнату в борделе. В ее глазах погасли огоньки, и она беспомощно пожала плечами.

– Выбора не было.

– Ты могла бы выбрать мешки на их поясах, – Мия показала на костеродный квартет на кровати. – Драгоценности на их шеях. Я знаю мужчину по имени Меркурио, который живет в некрополе. Если скажешь, что тебя послала Мия, он поможет тебе обустроиться. Возможно, там, где есть лошади. Там, где ты хотела бы быть.

Взгляд на дверь. Страх в подведенных глазах.

– Меня поймают.

– Нет, если ты быстрая. Если ты умная.

За окном прогремел гром.

– К сожалению, нет, – ответила девочка.

– Это в тебе говорит Страх. Никогда его не слушай. Страх – трус.

Она осмотрела Мию сверху донизу и покачала головой.

– Я не такая, как ты.

Девушка увидела свое отражение в глазах служанки, когда небо вновь расколола молния. Мертвенно-бледная кожа. Могильная кость на поясе. Тени в глазах.

– Вряд ли ты хочешь стать такой, как я, – ответила она. – Но я сомневаюсь, – Мия протянула руку и развязала ленты золотой маски, – что это то, кем хотела бы быть ТЫ.

Лицо за маской оказалось истощенным. На губе заживала старая рана. Красивые глаза выглядели усталыми.

– Но это твой выбор. Всегда только твой.

Девочка перевела взгляд на черниломанов. Снова на Мию.

– И много их наверху? – спросила ассасин.

Служанка кивнула. Облизала разбитые губы.

– Худшие из них.

– Этим вечером сюда должны доставить пакет. Тебе что-нибудь об этом известно?

Девочка покачала головой.

– Мне мало что рассказывают.

Мия посмотрела на хрустальные кубки, графин и серебряный поднос. На девочку с усталыми глазами. Та, в свою очередь, смотрела на мешочек, валявшийся в куче разбросанной одежды черниломанов. На золотое кольцо на пальце одного из них.

– Как тебя зовут? – спросила Мия.

Девочка моргнула. Вновь взглянула на нее.

– Белль.

– Можешь оказать мне услугу, Белль?

В ее глазах мелькнула настороженность.

– Какую услугу?

Мия медленно обошла ее кругом. И кивнула.

– Можешь мне одолжить это платье?

Мию и Маттео увели с арены два стража в латах и плащах с символом семьи Рем. Глядя на сокола на их груди, Мия ощутила, как нарастает неприятное чувство в ее животе. Сидоний, хромая, вышел из лазарета в задней части крепости. После драки с Мией мужчине зафиксировали нос деревянной шиной и наложили швы на лоб. Девочка по имени Личинка вышла следом, подошла к крупному мастифу и позволила ему слизать кровь Сидония с ее пальцев. Она посмотрела на Мию и вновь скромно улыбнулась.

Мия не знала, как относиться к этой девчонке, и, несмотря на горечь поражения от руки экзекутора, улыбнулась в ответ.

Стражи подобрали Сидония, и новобранцев повели к огромным двустворчатым дверям в задней части крепости. Там их встретила худая женщина с длинными седыми волосами и тремя кольцами на щеке. Ей было около пятидесяти, и она держалась почти как королева. Ее тело облегало струящееся платье из дорогого красного шелка, а шею опоясывал серебряный торквес, как у Фуриана.

– Я Антея, мажордом этого дома, – сказала она. – Управляющая хозяйством домины. Вы будете называть меня магистра. Прежде чем запереть на неночь, вам дадут помыться и накормят. Если у вас есть ко мне вопросы, можете задавать их.

Сидоний потер рукой окровавленный подбородок и смерил женщину взглядом.

– А вы потрете мне спинку, донна?

Магистра покосилась на стражей. Мужчины достали деревянные дубинки и выбили из Сидония дерьмо прямо в холле. Мия закатила глаза, гадая, как этот итреец может быть таким тупым. После хорошей взбучки – уже второй за перемену – Сидоний лежал на плиточном полу в брызгах собственной крови.

– Это н-нет… как я понял?..

– Не путай меня с обычной служанкой, щенок, – сказала магистра; ее темные глаза вперились в надпись «ТРУС», выжженную на его груди. – Я знаю нашу домину с тех пор, как она была ребенком, и в ее отсутствие я – глава этого дома. А теперь хватит пачкать мой пол и следуй за мной.

Сидоний поднялся на дрожащих ногах, его лоб и губы кровоточили. Мия наблюдала за магистрой уголком глаза. Женщина напоминала мажордома ее отца – лиизианца по имени Андриано, – который управлял этим домом, когда на стенах еще развевался герб семьи Корвере. Он тоже был рабом, но вел себя как свободный человек. Антея, похоже, была сделана из того же материала.

«Как говорится, чем больше перемен…»

– Можно вопрос, магистра? – спросила Мия.

Антея оглянулась и пристально на нее посмотрела, прежде чем ответить:

– Задавай.

– Я видела соколов на стенах во дворе. – Мия скривилась, массируя ушибленные ребра. – Но разве наша домина не из семьи Леонида?

– Сокол – символ Марка Рема, – кивнула женщина. – Да благословит и сохранит его Аа. Это был его дом, полученный в награду за службу республике после Восстания Царетворцев. Ныне он отправился на вечный покой у Очага, и замок перешел во владения его вдовы, твоей новой домины.

Неприятное ощущение в животе Мии достигло самых пят.

«Я так и знала, мать вашу!»

Мия понятия не имела, где сейчас Мистер Добряк, но почти слышала его упрек у себя в ушах. Она не только проворонила место в желанной коллегии, но еще и попала в рабство к жене судьи, которого сама же и убила. С каждой новой переменой ее замысел все ниже и ниже спускался по канализационной трубе…

«Будь спокойной. Будь терпеливой. Леона никогда не узнает».

Мия склонила голову и покорно последовала за магистрой. Их провели по широкому залу, вся троица хромала после мучительной тренировки. Мия еще приходила в себя после новостей о Леоне, об еще одном даркине, но где-то на задворках сознания дитя, которое бродило по этим коридорам, изумлялось, как сильно поменялось Воронье Гнездо. Планировка осталась нетронутой, но интерьеры…

Донна Корвере предпочитала роскошь во всем, но теперь помещения стали проще – прекрасные гобелены и ковры сменились рыцарскими доспехами и боевым оружием. Мие хотелось посмотреть на свою старую комнату, на океан с балконов, но ее со спутниками повели по спиральной лестнице в холл и к клеткам. Дальше путь ограждали железные подъемные решетки, на стене рядом находилось сложное механическое устройство. Страж вставил странный ключ, нажал по очереди какие-то рычажки. Решетки поднялись, и магистра загнала Мию и остальных внутрь.

Дарий Корвере использовал просторный нижний уровень для проживания в суровые летние месяцы, но теперь его переоборудовали в казарму. Помещение поделили на шесть клеток, огражденных рядом тяжелых железных прутьев.

«Очень щедро со стороны донны позволить своим питомцам жить под землей…»

Проходя мимо клеток, Мия заметила свежую солому, огромные кандалы. На стенах сияли аркимические сферы. В казарме пахло дерьмом и потом, но, по крайней мере, здесь было прохладно. Стража провела их в конец длинного коридора, где обнаружилась большая купальня в завесе густого пара. Магистра запустила Мию и ее спутников внутрь, стража осталась снаружи. Мажордом выжидательно посмотрела на них.

– Раздевайтесь, – приказала она.

Другая девушка возраста Мии залилась бы краской. Стала бы дрожать или просто отказалась бы это делать. Но Мия рассматривала свое тело как очередное оружие, не менее опасное, чем любой клинок. Ткачиха Мариэль одарила ее достаточно острыми изгибами, чтобы убить человека, если появится надобность, а Мия загубила столько жизней, что и не сосчитать.

Какая разница, если она оголит немного кожи?

Посему девушка, не мешкая, сняла свои лохмотья и сапоги и замерла обнаженная, окутанная паром. Сидоний еще не отошел от сегодняшних избиений, чтобы обратить на нее внимание и оценить по достоинству, но Мия заметила боковым зрением, как Маттео упивается видом ее тела. Магистра указала на каменную лавочку рядом с бассейном. Мия увидела бритвы, расчески и мыло.

– Гладиаты моются вместе, едят вместе, сражаются вместе, – объяснила женщина. – Но до тех пор, пока вы не переживете Отсев, вы будете сами печься о своей гигиене. Имейте в виду: я не потерплю грязь под этой крышей. И позаботься о своих волосах, девочка. – Магистра посмотрела на длинные грязные локоны Мии. – Если я найду в них хоть одну вошь, то все срежу.

Женщина подняла точеную седую бровь, ожидая вопросов. Спустя несколько мгновений коротко кивнула.

– Я вернусь через двадцать минут. Заставите меня ждать – и будете вознаграждены поркой.

Магистра ушла, но стражи остались дежурить за дверью. Мия залезла в ванну и со вздохом погрузилась под воду. Температура была идеальной, и девушка наслаждалась теплом, водя руками по своей коже. Убрав волосы со лба, она наконец вынырнула, смаргивая капли с ресниц. Мия бросила взгляд на Маттео и приподнялась так, чтобы ее грудь показалась над поверхностью воды. Юноша входил в бассейн и прикрывал ладонями свою промежность, безуспешно пытаясь скрыть эрекцию.

– Четыре Дочери, ты им кому-нибудь глаз проткнешь! – прорычал Сидоний. – Такое впечатление, будто ты никогда раньше сисек не видел.

Маттео показал костяшки, и Мия засмеялась. Затем потянулась к медовому мылу, размышляя, как будет воспринято предложение мира. Зачастую отморозки отваливали, стоило дать им отпор…

– Не будь ты такой свиньей, Сидоний, я бы даже сочла тебя забавным.

– Да, что ж, не будь ты такой мандой, я бы даже счел тебя привлекательной, вороненок.

– Думаю, я как-нибудь переживу.

Итреец усмехнулся и осторожно коснулся рукой сломанного носа. Хоть она и устроила ему взбучку, похоже, Сидоний не принял это близко к сердцу, и Мия решила, что он один из тех, кто выражает свои чувства посредством насилия. Из тех, кто войдет в таверну и выбьет все дерьмо из первого попавшегося человека, который косо на него посмотрит, но стоит драке закончиться, как он будет называть своего противника «братом» и купит ему выпивку. После того как она поставила его на место, мужчина, казалось, был настроен более добродушно. И все же, наблюдая, как Сидоний трогает свои новые швы, Мия не знала наверняка, что бы он предпочел: трахнуть ее или убить.

– Кто тебя подлатал? – спросила она, смаргивая мыльную пену. – Та девочка?

– Ага, – кивнул Сидоний. – Все зовут ее Личинкой.

– Что это за имя такое?

Здоровяк погрузился в воду по подбородок.

– Без понятия. Но она ловко управляется с иглой. И умело. Ее ждет много работы после Отсева.

Маттео наконец оторвал взгляд от груди Мии и нахмурился.

– Что это вообще за Отсев, о котором все говорят?

Сидоний фыркнул.

– Откуда ты такой взялся, парень?

– Из Ашкаха. Я жил неподалеку от Пылепадов.

– И что, там нет арен?

Маттео покачал головой.

– Я даже океан ни разу не видел до прошлого месяца. Никогда не покидал свою деревню. А теперь я здесь. Запертый с итрейскими свиньями и двеймерскими дикарями.

– Следи за языком, – Сидоний поднял бровь. – Я итреец.

– Вот-вот, – поддакнула Мия. – А самый гениальный юноша, которого я когда-либо встречала, был двеймерцем.

Сидоний кивнул.

– Так что на твоем месте я оставил бы это дерьмо при себе, деревенщина.

Маттео пробормотал извинения и замолк. Шли минуты, юноша возился с мылом, в конце концов уронил его и начал шарить руками в воде.

– Как ты здесь оказался? – спросила Мия.

Маттео пожал плечами, из-за пара его темные кудряшки липли к коже.

– Меня продал отец. Всему виной карточные долги. Отделался от меня ради денег.

– Хер господний, – прорычал Сидоний. – А я считал себя бесчувственным.

– Ты неплохо владеешь мечом, – заметила Мия. – Где ты научился драться?

– У дяди, – юноша провел пальцами по волосам; Мия невольно засмотрелась, как играют мышцы на его руке, пока распутывала свои колтуны. – Я собирался присоединиться к легиону. Надеялся, что однажды меня отправят в крупный город. Всегда хотел увидеть Город мостов и костей.

– Возможно, твое желание сбудется, – ответила Мия. – «Венатус Магни» проходят в Годсгрейве.

– Что это?

– Величайшие игры в году, – объяснил Сидоний. – Их проводят во время истиносвета, когда все глаза Аа открыты в небе. Все деньги достаются выигравшему сангиле. А гладиат, который победит в «Магни», получит главнейший приз, лучший из всех.

В темно-карих глазах Маттео загорелась надежда.

– Свободу?

Крупный итреец кивнул.

– Гладиат может выкупить свою свободу, если выиграет достаточно монет. Но гладиат, который победит в «Магни», получит свободу от самого бога.

Юноша недоуменно нахмурился, явно не улавливая мысли. Сидоний закатил глаза.

– Слышал басню о нищем и рабе?[21]

– Да.

– Ну, чтобы почтить бога Света во время истиносвета, каждого нищего в Годсгрейве кормят из казны республики. А чемпиону «Магни» дарует свободу сам великий кардинал. Облаченный в одни лохмотья, прямо как Аа в евангелии.

Сидоний подался вперед, его глаза заблестели.

– А затем, будто этого недостаточно, гребаный консул наденет на тебя венок победителя. Только представь себе! Обезумевшая толпа. Этот богобоязненный ублюдок Дуомо, переодетый в нищего, и костеродный придурок Скаева целуют тебя в зад на глазах у всей арены, – Сидоний расплылся в безумной улыбке. – Каждая женщина в Годсгрейве будет знать твое имя. Ты будешь купаться в кисках до конца своей жизни, деревенщина.

Мия взглянула на рябь на воде. Представила все это снова, как делала на протяжении уже многих месяцев. Великого кардинала Дуомо, стоящего на расстоянии вытянутой руки и одетого в тряпье бедняка.

Ни одного собора поблизости.

Никакого убранства священника на его плечах.

«И никакой троицы на шее…»

А рядом с ним – консул Скаева с венком победителя в руке…

– И все, что требуется, это победить в «Венатусе Магни»? – спросил Маттео.

Сидоний вытаращил глаза.

– Все? Да, это все, что тебе нужно сделать. Просто победить в величайших играх в республике. Сражаясь с лучшими гладиатами под солнцами. Эта коллегия пока даже не прошла отбор, чтобы участвовать в играх.

– Ну, и как мы это сделаем?

– С большим трудом, – вздохнула Мия. – Коллегия, которая заработает достаточно венков до истиносвета, может послать от себя гладиатов. Но, судя по всему, у нашей домины это первый сезон соревнований, и, похоже, на ее имени только один венок победителя, – девушка насупилась. – Фуриана.

– И мы трое пока очень далеки от арен, – проворчал Сидоний. – Прежде чем мы вообще попадем в число гладиатов, нам нужно пережить Отсев.

– Ну так объясни наконец, – потребовал Маттео. – Что это за Отсев?

– Отбраковка, – ответил Сидоний. – Она проводится перед каждой важной игрой, ведущей к «Венатусу Магни». Отделяет зерна от плевел.

– Никто не знает, как будет проводиться новый Отсев, – добавила Мия. – Эдиторы меняют его каждый год. Но следующий будет проходить через две недели. В Блэкбридже.

Маттео с трудом сглотнул, его челюсти заходили желваками.

– Но если мы не знаем, как он будет проводиться, то как к нему подготовиться?

– Ты молишься? – спросила Мия.

– …Да.

Девушка пожала плечами.

– На твоем месте я бы начала с этого.

Глава 9 Шаги

Мия медленно шла по коридору, держа в руках серебряный поднос. Мимо проходили другие служанки, разнося напитки, мисочки с фиолетовыми грезоцветами и пузырьки с чернилами. Рубашку она оставила в комнате, но под платьем с корсетом по-прежнему были штаны, меч, стилет и мешочек с чудно-стеклом на поясе. Она шла осторожно, надеясь, что всем своим видом демонстрирует грациозность, а не девушку с небольшим оружейным складом, болтающимся в промежности.

Мия дошла до лестницы в конце коридора и вознамерилась молча протанцевать мимо двух каменных глыб, стоявших по бокам. Но тут один из них заговорил, и девушка замерла.

– Доброго вечера, Белль.

В комнате она надела золотую маску куртизанки и водрузила на голову припудренный парик Белль. Мия была на добрых четыре или пять сантиметров выше служанки и более мускулистой, но фигура у нее была почти такой же, а именно на нее в основном обращал внимание верзила.

– Лазло, – поздоровалась она, слегка присев в реверансе.

«Он туповат, – сказала ей Белль. – Просто пококетничай с ним, и он позволит тебе пройти».

– Ты, как всегда, прекрасен, – улыбнулась Мия.

– Куда это ты направляешься? – спросил второй мужчина, глядя на поднос.

«Дарио, – предупредила Белль. – Он злой. Но даже тупее Лазло».

Мия кивнула на лестницу.

– Толивер и Веспа заказали бутылку для Донны.

Дарио посмотрел на Лазло, тихо бормоча:

– Мы не должны никого пропускать, пока…

– Хер господний, мужик, да пусть идет, – ответил Лазло. А затем нежно провел пальцем по руке девушки, и ей потребовались все силы, чтобы не стряхнуть его ладонь со своего плеча. – Поднимайся, голубка.

У Мии волосы на голове встали дыбом от мысли, что взрослый мужчина называет четырнадцатилетнюю девчушку своей «голубкой». Она начала осторожно подниматься по ступенькам. Судя по словам Дарио, карта еще не прибыла, но продавец должен был скоро приехать. Слыша, как по крыше барабанят капли, Мия шла по роскошному коридору, завешанному портретами обнаженных красавиц и красавцев. В конце ее ждали двустворчатые двери с двумя стражами по бокам; благодаря сведениям, добытым Эклипс, она знала, что за ними находится кабинет Донны.

– …Внутри пятеро мужчин и твоя цель… – раздалось тихое рычание у ее ног.

– …Хотя ни один из них не доставит особых проблем…

Пятеро мужчин, плюс Донна, плюс все, кого привезет с собой владелец карты.

«Черная Мать, а они не хотят облегчать мне задачу».

Мия планировала переждать в соседней комнате, пока не услышит, что приехал продавец, но стража у двери в кабинет смотрела прямо на нее.

– Эклипс, – прошептала она. – Спустись вниз и жди нашего поставщика.

Почувствовав, как ее тень пошла рябью, Мия поправила парик и беспечно направилась к кабинету, одаряя мужчин улыбкой.

– Максий, Донато, доброго вам вечера, – сказала она, присев в реверансе.

– Белль, ты не должна б…

Прежде чем Донато успел возразить, Мия постучала ногой по двери. Через секунду та распахнулась, и девушка оказалась лицом к лицу с высоким двеймерцем с искусными татуировками, его широкая грудь была обтянута дорогим жилетом с золотыми пуговицами. Он хмуро посмотрел на стражей у дверей.

– Кажется, я приказывал никого не впускать до ее прибытия.

– Я пытался ее остановить, во всем виноват гребаный Лаз…

– Кто там? – раздался низкий музыкальный голос из кабинета.

Окинув стражей еще одним мрачным взглядом, двеймерец бросил через плечо:

– Белль. И выпивка.

– Четыре Дочери, впусти ее! Я бы выпила и Море Звезд.

Бандит еще с секунду разглядывал Мию, но затем отошел.

Девушка элегантно впорхнула внутрь[22], попутно отметив рапиру и стилет, спрятанные в ножнах на поясе двеймерца. Помещение оказалось шикарным будуаром, у стен стояли еще трое браавов. Хоть все они были одеты как костеродные хлыщи, при каждом имелся свой арсенал оружия. На стенах висели живописные картины, все поверхности устилал алый шелк. Большую часть комнаты занимала огромная кровать, на которой спал симпатичный юноша.

– Неси поднос сюда, Белль. И побыстрее, пожалуйста, милочка.

Голос, низкий и хриплый, донесся из теней, и Мия наконец распознала его как женский. Когда его обладательница вышла на свет, Клинок увидела темные волосы и острые, как кинжалы, скулы. Она носила монокль на серебряной цепочке на шее и как раз натягивала шелковую рубашку на голову. Мия мгновенно узнала ее по рисунку из футляра Солиса – Донна, предводительница Щеголей.

– Не обращай на него внимания, он решил немного вздремнуть, – Донна улыбнулась, кивая на спящего человека на кровати. – Вот юноши нынче пошли! Никакой выдержки.

Мия изобразила, как она надеялась, вежливый смешок и поставила поднос туда, куда приказали. Стражи едва обращали на нее внимание – двое стояли достаточно близко, чтобы попасть под воздействие чудно-стекла, а ее тень могла бы сдержать как минимум одного. С юношей на кровати не будет проблем. Пять шагов – и она вскроет глотку Донны. Все зависело лишь от того, кого приведет с собой продавец кар…

– …Она идет… – раздался шепот на ухо.

– Донна, – произнес один из стражей у дверей. – У нас пополнение.

Предводительница браавов посмотрела на Мию и указала в угол комнаты.

– Придай себе загадочный вид, милая, и стой истуканом. Но истуканы не болтают, верно?

Мия кивнула, сливаясь с тенями. Затем услышала тихое бормотанье за дверью в будуар, грохот грома за окном. Мимо стражей протиснулся человек. Определенно женщина, низенькая, облаченная в свободную гранитно-серую мантию, слегка намокшую от бури, бушевавшей снаружи. В складках капюшона, прикрывавшего и нижнюю часть лица, можно было разглядеть только ярко-голубые глаза. К телу женщины было прикреплено множество лезвий, и сердце Мии забилось быстрее, когда она высмотрела деревянный тубус с картой, перекинутый через плечо.

– Так-так-так, – сказала новоприбывшая гостья. – Это довольно красиво и драматично, не так ли?

– Ты пришла одна, – задумчиво произнесла Донна.

– Так я веду дела, – ответила женщина, проходя в середину комнаты. Ее слова приглушались тканью капюшона, но было что-то…

В этих глазах.

В этом голосе…

«Не может быть…»

Гостья посмотрела на обнаженного юношу на кровати, на Мию с ее слишком тугим корсетом.

– Неплохой вид. Но тут немного людно, тебе так не кажется?

– Ну, так веду дела я, – ответила Донна. – У меня есть два золотых правила в этой жизни, малышка, – никогда не доверяй мужчине, который плохо отзывается о своей матери, и никогда не доверяй женщине, которая носит маску без какой-либо на то причины.

Гостья закатила глаза, но все же сняла капюшон, и за спину упали длинные золотистые косички. А затем открыла лицо, которое ассасин знала почти так же хорошо, как свое собственное. Сердце Мии ушло в пятки.

Сверкнула молния, она впилась ногтями в ладони.

«Черная гребаная Мать…»

Это была Эшлин Ярнхайм.

В их последнюю встречу они стояли друг против друга на пыльной дороге Последней Надежды. Нападение люминатов провалилось, судью убили. Но троица на шее Эшлин сдерживала Мию достаточно долго, чтобы предательница успела сбежать.

И теперь она была здесь, в Годсгрейве.

С тем самым предметом, который Мие приказали украсть…

«Что, ради бездны, тут происходит?»

– Карта у тебя? – спросила Донна.

– Деньги у тебя? – ответила Эшлин.

Донна кивнула стражнику, который подкинул девушке звенящий мешочек. Эшлин поймала его прямо в воздухе, развязала и достала одну монету. Не медного бедняка, не железного священника, а…

Золото.

Мия покачала головой.

«Богиня, это же целое состояние…»

– А теперь, – сказала Донна. – Твоя часть сделки, будь так любезна.

Эшлин сняла с плеча тубус и бросила его Донне. Женщина открыла крышку с тихим щелчком и наполовину вынула свернутый пергамент. Мия заметила странные надписи, серповидный символ в углу.

– Что ж, – вздохнула Эшлин. – Как бы мне ни была приятна ваша компания, я приметила симпатичную рыжеволосую девчушку внизу, так что…

Предложение Эшлин так и осталось незаконченным, поскольку стражи у выхода, со всей присущей моменту драматичностью, закрыли двери. Мия покачала головой, решая, что ей доставать первым: чудно-стекло или меч. В конце концов она остановила выбор на аркимии и мысленно назвала Эшлин дурой – явилась в логово браавов и треплется, словно хозяйка заведения! Неужели она действительно думала, что это закончится как-то иначе?

Вышеупомянутая дура оглянулась через плечо и прищурила голубые глаза.

– Донна, ты не могла бы попросить своих ребят уйти с дороги, пожалуйста?

– Боюсь, что нет, – ответила предводительница браавов. – Великий кардинал дал нам довольно четкие указания, что с тобой делать после обмена.

При этих словах сердце Мии екнуло.

«Кардинал Дуомо? А он как в этом замешан?»

За окном вновь загремел гром, щель между занавесками осветилась блеском молнии. Донна прислонилась к столу и улыбнулась.

– Признаться, я удивлена, что ты настолько облегчила нам задачу, малышка. Дуомо предупреждал меня, что вы с отцом опасны, как острая бритва.

– Я слышала то же о тебе, – ответила Эшлин, наблюдая за бандитами, медленно окружавшими ее. – Можешь представить себе мое разочарование?

– Не бойся, долго оно не продлится, – улыбнулась Донна.

Эшлин кивнула на тубус в ее руках.

– Ты хоть знаешь, куда ведет эта карта?

– Нет. Я не сую нос в чужие дела.

– Возможно, ты захочешь пересмотреть свои принципы, – Эшлин тоже улыбнулась. – Поскольку любопытный человек мог бы заметить двойное дно в полученном тубусе. А менее болтливый человек мог бы услышать звук кремня, который поджег фитиль бомбы внутри.

Глаза Донны расширились. Эшлин прыгнула в сторону, Мие хватило ума нырнуть за кровать, прежде чем тубус с громоподобным шумом взорвался. Части тела Донны разлетелись по всей комнате; женщина умерла прежде, чем коснулась пола. Трое стражей загорелись аркимическим огнем, двеймерец вылетел за двери, его жилет был объят пламенем. Остальных бандитов разметало по будуару, как горящую солому.

Помещение наполнилось удушающим дымом, в голове Мии звенело от взрыва.

– Зубы Пасти, – сплюнула она, пытаясь встать.

– …Мия!..

– …Ты цела?..

Эшлин убрала ладони с ушей, поднялась с пола. Прихватив мешок с золотом и достав короткий клинок из-за пояса, вонзила его в стонущего браава, лежащего рядом. Удостоверившись, что Донна мертва, она быстро добила оставшихся стражей и повернулась к служанке в дымящемся шифоновом платье, распластавшейся рядом с кроватью.

– Прошу прощения, ми донна, но я…

Мия перевернулась на спину. Ее маску сорвало взрывом, в ушах гудело, перед глазами все расплывалось. На ее плече появился Мистер Добряк, у ног устроилась Эклипс, обнажив полупрозрачные клыки в оскале.

– Бездна и кровь, – выдохнула Эшлин.

Голубые, как небо, глаза вперились в тенистого кота на плече Мии. А затем в его хозяйку.

– …Мия?

– Четыре гребаных Дочери… – раздался новый голос.

Мия прищурилась сквозь дымку, увидела Лазло, Дарио и еще троих Щеголей у двери в кабинет. Мужчины с ужасом смотрели на представшее перед ними зрелище. Дарио ошалело уставился на труп их предводительницы. Лазло был окутан серым дымом.

– Убейте ее! – проревел один из бандитов.

Не произнеся ни слова, Эшлин кинулась к окну, метнув перед собой кинжал и разбив им стекло. Щеголи всей толпой ринулись в погоню, и, скорее инстинктивно, чем обдуманно, Мия залезла рукой под платье и швырнула белое чудно-стекло им под ноги. Аркимическая сфера взорвалась с громким хлопком, и густое белое облако «синкопы» поглотило головорезов.

Эшлин перелезла через подоконник и ухватилась за шелковый трос, привязанный к каменной горгулье наверху. Даже не оглянувшись, девушка забралась на стену и исчезла.

Мия с трудом поднялась и, шатаясь, направилась к окну, в голове по-прежнему звенело. Тугой корсете и длинное платье – не лучшее обмундирование для лазанья по стенам борделя, даже если не учитывать полученное сотрясение. Но, как всегда, бесстрашная, она схватилась за трос, пролетела в пяти этажах над землей и забралась на крышу как раз вовремя, чтобы увидеть, как Эшлин перепрыгивает на стену соседнего борделя.

– Эклипс, приведи Джессамину! – рявкнула она. – Мистер Добряк – за мной!

Тенистая волчица исчезла, Мистер Добряк помчался по крыше за их целью. Встряхнув головой, чтобы избавиться от звона в ушах, Мия быстро последовала за ним. По правде говоря, ее сапоги не подходили для погони, а от дождя черепицы стали такими же предательски скользкими, как змея, за которой она гналась. Когда Эшлин спрыгнула с крыши борделя, Мия, бранясь, остановилась и срезала свою юбку стилетом из могильной кости, чтобы двигаться быстрее.

Ее мозг лихорадочно работал. С момента их последней встречи с Эшлин Ярнхайм прошло восемь месяцев, и Мия едва могла поверить, что девушка оказалась здесь. Они с отцом пошли на сговор с судьей Ремом, чтобы уничтожить Красную Церковь. А теперь она связалась с великим кардиналом?

Мия выбросила эти вопросы из головы, отшвырнула остатки намокшей юбки и кинулась бежать. Выглянув над крышей борделя, увидела, как Эшлин приземлилась на мостовую – слишком далеко, чтобы достать до ее тени. Не страшась падения, ассасин прыгнула за край, перебираясь с окна на окно, ее пальцы побелели от хватки на скользком от дождя камне. Добравшись до земли, она помчалась по улицам Годсгрейва и вылетела на Мост Слез.[23]

Эшлин бежала так, словно у нее на хвосте была сама Мать, петляла в толпе с легкостью дыма. Мия гналась за ней, как минимум дважды теряла свою цель из виду, заплутав в лабиринте каналов и кривых переулков, сворачивала не туда, куда нужно. Но Мистер Добряк, перепрыгивая с крыши на крышу, парил над навесами и фронтонами, словно ветер, и перекрикивал летнюю бурю:

– …Левее, левее…

– …Проулок рядом с бакалейной…

– …Нет, лево с другой стороны…

Мия выбежала на главную улицу, проскользнула под телегой со скачущей лошадью и увернулась от горсти джек-калек, которые Эшлин кидала себе за спину.[24] Она миновала ряды домов, храмы, окна которых напоминали пустые глазницы, узкие мосты и извивающиеся каналы. Теперь они направлялись к костеродному району Годсгрейва, впереди к омытым бурей небесам тянулись Ребра. Эшлин забежала в глухой переулок, затем оттолкнулась от каменной кладки и вскарабкалась на окно с разбитым стеклом наверху.

Ассасин последовала за ней, царапая руки до крови. Эш снова мчалась по крышам, несмотря на влажную черепицу. Перепрыгнув через зазоры между домами, Мия чуть не поскользнулась, когда черепица треснула под ее мокрыми сапогами. Если бы она упала, то в лучшем случае сломала бы себе ногу, а в худшем – хребет.

«Где, мать их, носит Эклипс и Джессамину?»

Девушка увидела Гранд Базилику впереди – готический шедевр со шпилями из мрамора и витражными окнами. На каждом из них сияли три солнца. Мия невольно вспомнила ту истинотьму, когда ей было четырнадцать: десятки людей, которых она убила, безуспешно пытаясь прикончить консула Скаеву. Эш знала о ее слабости перед святым символом Всевидящего и, очевидно, надеялась, что территория базилики достаточно священна, чтобы отпугнуть даркина, преследовавшего ее по пятам.

«Умная девочка. Но это так не работает…»

Эш потянулась к поясу, достала еще один трос с кошкой. Метнув его в сторону водостока базилики, пролетела над пропастью и вскарабкалась на крышу. Мия разогналась, надеясь преодолеть это расстояние прыжком, но хоть Мистер Добряк и пожирал ее страх, она знала, что оно слишком велико. Резко остановившись у края, она стала наблюдать, как Эшлин взбирается по черепице. С учащенным дыханием. Колотящимся в груди сердцем.

Мия достала нож из сапога и прицелилась. Лезвие было отравлено «синкопой», и от одной царапины противница упадет, словно мешок с кирпичами. Но, как бы ей ни хотелось это сделать, Мия поняла…

«Она нужна мне живой».

Ассасин опустила клинок, посмотрела на мостовую в десяти метрах внизу. Послушник, прогуливавшийся по территории собора, поднял голову и заметил ее, широко открыв рот от удивления.

– Дерьмо… – выдохнула она.

– …Такое расстояние не должно быть для тебя проблемой…

Мия взглянула на кота из теней у своих ног. Снова на пропасть.

– Я не могу так далеко прыгнуть, это невозможно.

– …Не так давно ты шагнула с вершины Философского Камня на остров Годсгрейв к этой самой базилике. Прыгая по городу, как ребенок по лужам…

– Это было во время истинотьмы, Мистер Добряк.

– …Ты снова это сделала в Тихой горе…

– Да, и в это место никогда не заглядывали лучи солнц.

– …Сейчас идет дождь. Глаза Аа скрыты за тучами…

– Я недостаточно сильная, разве ты не понимаешь?

Не-кот вздохнул, качая головой.

Эшлин достигла вершины крыши собора и повернулась к Мие. Ее отросшие светлые волосы намокли от дождя и липли к загорелой коже. Ясные голубые глаза напоминали опаленное солнцами небо. Мия почувствовала, как ее ладони сжимаются в кулаки, когда вспомнила, что Эшлин сделала с Триком.

Ваанианка улыбнулась. Прижала два пальца к глазам, а затем показала на Мию, говоря на безмолвном языке жестов, безъязыком.

Я тебя вижу.

И, одарив ее слабой улыбкой, Эшлин послала Мие воздушный поцелуй.

Тогда ее охватил гнев. Девушка наблюдала, как Эш ползет к колокольне базилики. Мистер Добряк по-прежнему мог следовать за ней, а Мия могла бы спуститься на землю и отправиться в погоню по улицам. Но Эш прилично от них оторвалась, и, по правде говоря, то, как много Мия курила в последнее время, никоим образом не способствовало ее выносливости.

Она устала от погони.

«Ладно, в жопу все это…»

Девушка подошла к краю пропасти, уходящей вниз под этим грязно-серым небом. Из-за скрытых солнц тени стали почти неразличимыми, но она по-прежнему чувствовала два горящих глаза Аа. Тонкой пелены туч и дождя было недостаточно, чтобы обуздать божий гнев, и Мия ощущала, как он опаляет ей затылок. И все же…

«И все же…»

Она знала тьму. Знала ее песню. Помнила, что испытывала во время истинотьмы. Как просачивалась сквозь трещины и поры этого города, растекалась по катакомбам под его кожей. Помнила тьму, откидываемую ею к ногам, тьму, жившую в ее груди, чреве, всех местах, которые солнца никогда не касались. И, сцепив зубы, дрожа, Мия потянулась к этим теплым и пустым местам, протянула руку к тени колокольни

И шагнула

через

пространство

между ними.

Голова пошла кругом, живот скрутило, по горлу поднималась желчь, земля заходила ходуном. Мия качнулась назад, зашаталась и чуть не рухнула на кованый забор внизу. Девушка обнаружила себя на крыше базилики, дождь облизывал черепицы под ее ногами. Часто заморгав, она попыталась восстановить равновесие, и в этот миг Эшлин вышла из круга ослепительного света с кинжалом в руке.

– …Мия!..

Она едва успела уклониться, прогнувшись назад за долю секунды до того, как клинок рассек воздух. Мия вытащила меч из могильной кости, попыталась занять подходящую позу. Желчь во рту. Пот в глазах.

– …Мия!..

Эш снова нанесла удар, заставляя соперницу пятиться к стене колокольни. Ассасин подняла меч, часто дыша, моргая и пытаясь прийти в себя от головокружения.

– Научилась парочке новых трюков, милая? – Эшлин улыбнулась, не опуская кинжал.

Ваанианка потянулась к сапогу, что-то нащупывая. Ей потребовалась пара секунд, но затем она наконец достала длинную золотую цепь с пламенным ударом под дых, крутящимся на конце.

Троица Аа.

Мия зашипела, словно ошпаренная. Мистер Добряк взвыл и отполз по крыше. Колокола базилики начали отбивать время, и к ним присоединилось бесчисленное количество других соборов по всему Городу мостов и костей. Мия упала на колени, ее стошнило. От боли хотелось кричать, вид этих трех солнц – из белого, розового и желтого золота – ослеплял. Она вжалась в стенку колокольни и подняла руки перед глазами, чтобы прикрыться от ужасного опаляющего света.

– Но, похоже, старые трюки тоже пока работают, – сказала Эшлин.

Колокола затихли, дождь продолжал лить. Эш посмотрела вокруг, на водосток базилики и пропасть за краем. Во дворе появился еще один послушник Аа вместе со своим приятелем, который тыкал пальцем, указывая на девушек на крыше.

– Я рада снова тебя видеть, Мия, – тихо произнесла Эш.

– Иди… на х-хуй…

– Я все гадала, пошлет ли тебя за мной Друзилла. Думаю, из всех них ты знала меня лучше всего, – Эш намотала цепочку со священным символом на палец. – Так что я решила сохранить эту вещицу на всякий случай. Но передай это дряхлой суке, что, если она жаждет моей смерти, то пусть явится сама. Поскольку я определенно приду за ней. За ней и всей ее гребаной шайкой.

Эш повесила медальон на шею и размылась в нечеткий силуэт на фоне этой жуткой обжигающей ненависти. Ярость бога просто ослепляла Мию.

– Мне жаль, что это оказалась ты, Мия, – вздохнула Эш. – Ты всегда мне нравилась. Ты лучше, чем то место. Эти убий…

В плечо Эшлин вонзился кинжал. В пелену дождя брызнула ярко-алая кровь. Эш извернулась, еще один клинок со свистом пронесся в сантиметре от ее лица и отрезал ей клок волос.

– Предательница!

И пока блондинка падала и катилась по черепице, Джессамина взобралась по водостоку на крышу и напала на Эшлин с рапирой в руке.

Когда они вышли из подвала, их встретил запах горячей еды.

Магистра вернулась в купальню ровно через двадцать минут, принеся стопку новой одежды. Даже Сидонию хватило ума не заставлять ее ждать.

Мия натянула все, что ей дали, и обернулась в поисках верхней одежды. На ней была набедренная повязка из серого льна с подкладкой, придерживаемая кожаным поясом. Грудь тоже прикрывала полоса льна с подкладкой, кожаные сандалии со шнуровкой доставали до середины голеней. На ее товарищах одежды было и того меньше – только сандалии и набедренные повязки, но зато с плотными кожаными вставками, чтобы защитить их достоинства от несчастных случаев на тренировке. С приближением истиносвета наружи становилось все жарче и жарче, так что отсутствие теплой одежды никого не смутило. Но простора для фантазии почти не оставалось…

Сидоний поправил свой гульфик.

– Слышал, в этом году они вошли в моду у костеродной знати Годсгрейва.

Страж в мгновение ока достал дубинку и стукнул ею по голеням мужчины. Сидоний с воем упал на колени.

– Последний раз повторяю, вам разрешено говорить в моем присутствии только тогда, когда вас спрашивают, – отчеканила магистра. – Забудешь об этом еще раз, и я устрою тебе достойное напоминание. Ты вполне можешь умереть на арене и без языка.

Сидоний пробубнил извинение, Мия со вздохом помогла ему встать. Итреец был не из самых светлых умов на ее пути, но, живя как псы, блох не выбирают.

Стражи повели троицу наверх, на веранду. Гладиаты сидели длинными столами и уплетали из мисок кашу с аппетитом людей, которые всю перемену тренировались под палящими солнцами. Магистра кивнула худому, как палка, мужчине в кожаном переднике, подававшему еду. Он был косоглаз, на щеке значился один-единственный круг, а во рту не хватало больше половины зубов. Мама Мии советовала ей никогда не доверять худому повару. Но опять же, живя как псы…

– Ешьте, – приказала магистра, откидывая длинную седую косу за плечо. – Завтра вам понадобятся силы.

Сидоний целеустремленно направился к повару, Мия с Маттео семенили сзади. Девушка вдруг осознала, что не ела со вчерашней перемены, но чувство голода по-прежнему не притупляло то ощущение, что возникло днем. Оглядев гладиатов, она обнаружила Фуриана сидящим во главе первого стола. Он заплел свои длинные черные волосы в косичку и разговаривал с двеймерцем, орудуя ложкой.

Почувствовав ее взгляд, Фуриан поднял голову, но быстро отвел глаза. В голове Мии горели вопросы, стукаясь о ее стиснутые зубы.

«Терпение».

Она последовала за Сидонием к котелку с кашей и взяла деревянную миску, почти истекая слюной от аромата. Худощавый мужчина выдал щедрую порцию Маттео.

– Эй, я пришел сюда первым, ты, дерьмо костлявое! – прорычал Сидоний.

Повара отодвинула в сторону чья-то мощная рука и взяла черпак. Мия узнала крупного лиизианца с лицом, напоминавшим упавший пирог. Его голова была почти полностью обрита, оставался только крошечный кустик из темных волосков, похожих на лобковые. Рябое лицо, кривоватая улыбка – не улыбка плута, а, скорее, улыбка человека, которого слишком часто роняли на голову в детстве.

– Доброй вам перемены, дорогие друзья, – он поклонился. – Добро пожаловать в Коллегию Рема.

Сидоний кивнул в знак приветствия.

– Спасибо, брат.

Мия заметила, что все остальные гладиаты внимательно за ними наблюдают. Волоски на ее шее встали дыбом.

– О, пустяки, – ответил пирожок. – Меня зовут Мясник. Мясник Амая, – лиизианец одарил всех улыбкой. – Дорога из Садов дальняя. Вы, должно быть, проголодались сильнее, чем безработная шлюха во время месячных?

– Ага, – кивнул Сидоний. – Мы не ели со вчерашней перемены.

– О, скоро все ваши потребности будут удовлетворены. Во всей республике не найдется свиного корма лучше того, что подает наша домина, – он задумчиво почесал подбородок. – Хотя овсянка действительно бывает немного пресной. Но не бойтесь, у меня есть для вас приправа.

Крупный лиизианец с ухмылкой потянулся к набедренной повязке. А затем достал свой член и без дальнейших церемоний принялся долго и шумно ссать в котелок.

Гладиаты разразились хохотом, воя и стуча кулаками по столу, и выкрикивая имя Мясника. Лиизианец посмотрел Мие прямо в глаза, стряхнул последние капли, а затем вновь повернулся к Сидонию. Его ухмылка сошла с лица.

– Еще раз назовешь меня «братом», и я не только нассу тебе в ужин, но и утоплю тебя в гребаной моче. Под этой крышей мои братья и сестры – гладиаты, – Мясник ударил себя кулаком в грудь. – А ты, пока не переживешь Отсев, ничто.

Лиизианец вернулся на свое место, гладиаты хлопали его по спине. Мия стояла с миской в руке, в нос ударила вонь свежей мочи.

– Оказывается, я не так голодна, как думала, – призналась она.

– Ага, – ответил Сидоний. – Я с тобой полностью солидарен, вороненок.

Трио нашло пустую скамью, Мия с Сидонием насупленно смотрели, как гладиаты доедают свой ужин. Взглянув на их печальные лица, Маттео предложил Сидонию, а затем и Мие поделиться своей порцией каши. Итреец будто не верил своим глазам, девушка тоже пораженно на него уставилась.

– Ты уверен?

– Ешьте, ми донна, – улыбнулся юноша. – Вы бы сделали для меня то же самое.

Мия пожала плечами, и они с Сидонием без заминки проглотили свою долю. В столовую вошел крупный мастиф, вынюхивая на полу объедки. Затем приблизился к Маттео, глядя на уже пустую миску и виляя коротким хвостом.

– Прости, приятель, – вздохнул Маттео. – Если бы у меня хоть что-то осталось, я бы поделился.

Мия исподтишка наблюдала, как юноша гладит пса и чешет его за ухом. Когда мастиф застучал задней лапой по полу от удовольствия, Маттео улыбнулся.

– Его зовут Клык, – раздался вдруг голос.

Мия взглянула вверх и увидела девочку по имени Личинка, устроившуюся на стропилах над их головами. Девушка помнила, как ползала по этой самой крыше в детстве, за что мама ее вечно ругала, а отец аплодировал. Так уж у них повелось – судья Корвере потворствовал ее поведению маленького сорванца, а донна пыталась сделать из дочери пригодную для замужества леди. Мия гадала, какой стала бы ее жизнь, если бы все сложилось иначе. Кем бы она была, если бы генерал Антоний стал королем при содействии ее отца? Вряд ли рабыней с клеймом на щеке, сидящей в пропахшей мочой комнате…

– Клык, – Маттео улыбнулся, гладя пса по спине. – Хорошее имя.

– Ты ему нравишься, – ответила девочка.

– У меня дома были гончие. Я всегда умел находить общий язык с собаками.

Его улыбка стала шире, темные глаза заблестели. Юноша был слишком миловиден для такого места. Но Личинке, похоже, нравилась его внешность. Она опустила голову, чтобы скрыть румянец, и уползла.

Когда ужин был окончен, гладиатов повели вниз, в клетки. Мия, Сидоний и Маттео замыкали ряд. Единственные слова, которые им говорили, были приказами; единственное внимание, которое им уделяли, было толчками и ухмылками. Спустя всего пару часов существования на самом дне общества Мия осознала, что это новая жизнь начинает ей надоедать. Она задавалась вопросом, где сейчас Мистер Добряк, добрался ли он уже до Уайткипа, встретился ли с…

– Видимо, наш чемпион слишком хорош, чтобы спать с плебеями, – пробурчал Сидоний. – Избалованный дрочила.

Мия проследила за взглядом итрейца и увидела, что Фуриана увели дальше в крепость, а не оставили в казарме.

Ваанианка оглянулась и хмуро посмотрела на Сида.

– Я бы на твоем месте следила за языком, итреец.

– Обычно женщины сперва предлагают мне купить выпивку, – Сидоний улыбнулся. – Но да ладно, можете следить, ми донна. Куда бы вы хотели, чтобы я его засунул?

Мия закатила глаза и вздохнула. Девушка схватила Сидония за гульфик и крепко сжала. Тот взвизгнул.

– В задницу, тупой ублюдок, – сплюнула она. – Фуриан Непобедимый – чемпион этой коллегии. Он спит отдельно от нас, поскольку заслужил это. Сможешь дурно о нем отзываться, когда победишь его в «Венатусе». А до тех пор заткни пасть, пока я не сделала это за тебя.

– Шевелитесь! – рявкнул страж позади них.

Девушка отпустила яйца Сидония и начал, сердито сопя, спускаться по лестнице. Итреец оперся на Мию, и поскольку она сегодня уже била его по бубенцам, то решила проявить милосердие и помогла ему идти.

– Ты точно знаешь, как ладить с женщинами, Сид, – вздохнул Маттео, закидывая вторую руку итрейца себе на плечи.

– Т-твоя мамаша тоже так сказала, – скривился здоровяк.

Гладиаты собрались в холле, и страж, провернув тот странный ключ в механизме на стене, поднял решетку, пропуская их в казарму. Мию, Сидония и Маттео завели в широкую клетку, выстланную свежей соломой. Когда все гладиаты оказались в отведенных им углах, страж из холла нажал на рычаг. Двери захлопнулись, механические замки встали на место, и через секунду все они были заперты за решеткой с прутьями толщиной в семь сантиметров.

Теперь Мия поняла, почему донна позволяла своему имуществу спать в темноте и прохладе. Похоже, несмотря на всю свою любовь к драгоценным Соколам, Леона не хотела, чтобы кто-нибудь из них вылетел из гнезда.

Аркимические сферы тускло освещали помещение, гладиаты тихо переговаривались в сумраке. Мия прислушивалась к их бормотанию, улавливая разные акценты и тембры. Двеймерка с татуировками по всему телу спала в собственной клетке в противоположной части коридора, с настоящими каменными стенами, которые обеспечивали хоть какое-то подобие личного пространства. Из-под двери Мия слышала тихое пение.

Внезапно все разговоры прекратились, и на казарму, словно туман, опустилась тишина. Мия услышала знакомый цокот и топот, цокот и топот по каменному полу. Увидела высокую фигуру хромающего экзекутора, ненавистный хлыст в его руке. Его длинные волосы с проседью падали на плечи, словно грива, борода была причесана. Жуткий шрам, рассекавший лицо, отбрасывал длинную тень на черты его лица.

– Похоже, я слишком долго не был в этих стенах, – прорычал он. – Если у вас есть силы, чтобы сидеть и болтать, подобно девицам у ткацкого станка, то вы определенно поработали недостаточно упорно.

Проходя мимо клетки Мии, он едва одарил ее взглядом. Затем экзекутор заковылял обратно к подъемной решетке, голубые глаза мерцали во мраке.

– Отдыхайте, Соколы, – громко произнес он. – Завтра вас ждет долгая перемена. Это я вам обещаю.

Решетка закрылась с механическим визгом. Мия покачала головой, тихо бормоча. Сидоний тоже что-то ворчал, гундося из-за сломанного носа.

– Надеюсь, завтра мне представится возможность покружить с этим ублюдком по арене. Я снесу ему башку и выебу его неостывший труп.

– Для этого тебе понадобится хер, трус.

Острота прозвучала откуда-то из коридора. Мия подняла взгляд и увидела Мясника, Осквернителя Каши, наблюдавшего за ними сквозь прутья клетки. Вместо лица – кривой нос и рябая кожа, тело его испещряли шрамы.

Сидоний хмуро посмотрел на гладиата.

– Еще раз назовешь меня трусом, я убью тебя и всю твою ебаную семью.

– Слишком много болтовни, малыш, – губы Мясника скривились в отвратительной ухмылке. – Увидишь, сколько это принесет тебе пользы, когда выйдешь на арену с экзекутором.

– Пф-ф, думаешь, я не станцую с этой старой псиной?

Мясник покачал головой.

– Ты говоришь об одном из величайших гладиатов, ходивших по песку, идиот невежественный. Он прожует тебя и использует твои кости в качестве зубочисток.

Сидоний часто заморгал.

– А?

– Никогда не слышал об Алом Льве Итреи?

– Бездна и кровь, – Мия посмотрела в сторону решетки, за которой скрылся экзекутор. – Он Аркад?

Маттео потер глаза и выпрямился.

– Кто такой Аркад?

Мясник фыркнул.

– Полные невежды.

– Его звали Алый Лев, – ответила Мия.

– …Экзекутор был когда-то рабом, как мы? – спросил Маттео.

– Не таким, как ты. Ты – никчемное дерьмо, – рыкнул Мясник. – А он был гребаным гладиатом.

– Десять лет назад он победил в «Венатусе Магни», – произнесла Мия глухим от восхищения голосом. – Тогда ультима превратилась в настоящую бойню. Для финального сражения всех гладиатов, записавшихся на игры, согнали на арену. Каждую минуту выпускали по одному воину, пока со всеми ними не было покончено. Их там было около двух сотен.

– Двести сорок три, – поправил Мясник.

– И экзекутор всех их убил? – ахнул Маттео.

– Не самолично, – ответила Мия. – Но когда резня закончилась, он оказался единственным выжившим. Говорят, с тех пор пески арены Годсгрейва ни разу не окрашивались таким цветом.

– Поэтому его прозвали Алым Львом, – сказал Мясник. – Он заслужил свою свободу под знаменем Леонида, ясно? Его ногу так изувечили, что потом ее пришлось отрезать. – Он осклабился, глядя на Сида. – По-прежнему хочешь с ним станцевать, малыш?

Сидоний насупился, но промолчал.

– Я приказал вам спать! – раздался рев со стороны решетки.

Мясник шмыгнул и перекатился на бок на соломе. Маттео последовал его примеру, и после нескольких красочных ругательств Сид повернулся ко всем спиной. Мия мрачно сидела в темноте.

Аркимические сферы затухали, их сияние медленно погасло. На казарму опустилась тьма, лишь слабые лучи солнц падали через порог с лестницы. Мия почувствовала, как они ползут по ее черепу, на коже выступили мурашки. Воздух внизу был удушающим и смердел соломой и потом. Но, по крайней мере, тут было темно.

Почти как дома.

Она прождала час, пока грудь каждого не начала опускаться и подниматься в ритме сна. Маттео что-то бормотал. Сидоний тихо сопел. Девушка осмотрелась во мраке, желая убедиться, что все гладиаты уснули. Затем закрыла глаза. Задержала дыхание

и шагнула

из теней

в своей клетке

в тени

холла.

Комната поплыла перед глазами, и ей пришлось опереться на стену. Мия почти ощущала жар от опаляющих солнц в небе. Низко пригнувшись, она выглянула за решетку, затем повернулась к клеткам. Убедившись, что ее отсутствие никем не замечено, прокралась, тихая как шепот, наверх, в крепость.

Без Мистера Добряка или Эклипс, кроющихся в тенях, ее сердце гулко стучало, ладони взмокли от страха. Она знала схему здания, как свое собственное имя, но без лишней пары глаз чувствовала себя очень одиноко. Мия могла бы дождаться возвращения тенистого кота с новостями из Уайткипа, но ее вопросы – нет. С тех пор, как умер отец, девушка гадала, кто же она. Теперь все ответы она может найти всего в нескольких шагах от себя…

Она двигалась быстро, в голове звучали уроки шахида Маузера. Мия прислушивалась к топоту стражей, дежуривших на нижних этажах. Внутри патрулировали лишь двое, и избежать встречи с ними по пути на кухню оказалось достаточно легко: она пряталась за шелковыми занавесками, исчезая из их поля зрения.

Кухня пустовала, тощего повара нигде не было видно. Зато кладовая полнилась едой, и Мия буквально нырнула в нее лицом, набивая себе желудок. Если она хочет пережить Отсев, ей нужно много сил. Девушка стащила две железные вилки и бесшумно выскользнула из помещения.

Мия снова избежала встречи с патрулем, прислушиваясь к урчанию в животе и внутреннему чутью. Прошла мимо длинного гобелена, изображавшего «Венатус» – на нем гладиаты сражались с фантастическими тварями. Вдоль стен коридора стояли гладиатские доспехи, солнечный свет блестел на шлемах гребнями и нагрудниках из полированной стали. Ее страх рос, живот крутило, пока она приближалась к комнате с зарешеченным окошком и железным замком.

А за ней…

Мия достала две вилки из набедренной повязки, согнула зубья о стену. Прислушиваясь к шагам стражей, присела перед замочной скважиной и принялась за работу. Вскоре замок щелкнул, дверь открылась, и, оглянувшись через плечо, девушка шагнула внутрь.

В ту же секунду две руки крепко сдавили ей шею, перекинули через чье-то широкое плечо и бросили на пол. В глазах поплыли звездочки, а она сильно стукнулась головой о каменную плиту. В горло впился локоть. Мия часто заморгала, увидела пару блестящих карих глаз, красивое лицо, обрамленное струящимися локонами черных волос.

Фуриан Непобедимый.

Он сидел на ней сверху, выдавливая весь воздух из легких. В такой близости от него грызущая тошнота, которую Мия испытывала в его присутствии, стала всепоглощающей, из болезненного ощущения превратилась в жуткий голод. Но необходимость дышать была более насущной.

Мия ткнула одной из вилок в подмышку чемпиона. Одного точного выпада было бы достаточно, чтобы пронзить его ребра и сердце под ними. Девушка потыкала вилкой по его коже, пытаясь не задохнуться, когда Фуриан сильнее надавил локтем на ее гортань.

Она тоже посильнее воткнула сталь, молча впиваясь в него взглядом. И, наконец, Фуриан ослабил давление, отклоняясь достаточно, чтобы позволить ей дышать.

Его голос был низким и мелодичным. Глаза как темный шоколад – услада с нотками горечи. Мия изо всех сил старалась не обращать внимания, что его тело, прижимавшееся к ней, было абсолютно обнаженным.

– Что ты тут делаешь, рабыня?

Она взяла свободной рукой его локоть и медленно отодвинула.

– Нам нужно поговорить, – ответила Мия. – Брат.

Глава 10 Тайны

В небе пророкотал гром, Эш с Джессаминой рухнули на крышу собора.

Обе были бесшумны. Никаких боевых кличей или ругательств. Никаких острот. Обе обучались искусству смерти у лучших убийц республики, и хорошо помнили свои уроки. Эшлин достала два стилета из рукавов и отразила удар Джессамины. Мия, смаргивая капли дождя и щурясь от ужасного опаляющего света, заметила, что оружие Эш окрашено ядом. И хотя у Джессамины было преимущество из-за более длинного клинка, Эш хватило бы одной царапины, чтобы ее прикончить.

Мия нащупала свой меч, попыталась встать. Но у нее ничего не вышло – не получится, пока на шее предательницы по-прежнему висит треклятая троица. Каждый раз, когда ваанианка двигалась, свет солнц отражался от медальона и пронзал Мию. Стиснув зубы, она едва находила силы, чтобы сдерживать всхлип, – о том, чтобы встать и сражаться, и речи быть не могло.

Мистер Добряк сбежал, Эклипс тоже не могла приблизиться из-за троицы. Она осталась одна. В животе набухал жуткий страх, ужас перед лицом бога и его ненавистью.

Столько силы. Столько тренировок. Столько талантов.

А она все равно была абсолютно беспомощна.

Джессамина кинулась по скользкой черепице, демонстрируя скорость и свирепую хитрость, благодаря которым стала любимой ученицей Солиса. Эш попятилась, в ее глазах сверкнул страх, когда она поняла, что оказалась в меньшинстве. Но ее голос оставался твердым и холодным.

– Рада снова тебя видеть, Джесс. И каково тебе живется девочкой на побегушках?

Резкие звуки ударов стали о сталь.

Рокот грома.

– Скажи мне, – Эшлин чудом увернулась от атаки Джесс, – каково это было на вкус, когда тебя поставили в пару с девушкой, которая обманом лишила тебя места Клинка?

Джессамина хранила молчание, не поддаваясь на провокацию. Она наступала на Эшлин и сделала выпад, вынудив соперницу оступиться на мокрой черепице. Эшлин быстро поднялась на ноги, выронив один из стилетов. Отравленный клинок проехался по склону крыши и зацепился за водосток.

– Каково было на вкус, когда Мия убила Диамо?

Джессамина замерла на секунду, но сразу вновь пошла атаку с удвоенной яростью. Эшлин улыбнулась, пятясь к тому месту, где беспомощно лежала Мия. Ваанианка держала отравленный стилет перед собой, но с ее губ сочился еще более смертоносный яд.

– Ты с ним трахалась? – спросила Эш. – Я так и не поняла. Каково тебе было преклонить колено перед девушкой, убившей его?

– Заткнись, – прошептала Джессамина.

– Он умер позорной смертью, Джесс, – не унималась та. – Блевал кровью. Наложил в штаны. Ты чувствовала этот запах с испытательного круга? Уж я-то точно его унюхала со скамьи.

– ЗАТКНИСЬ!

Джессамина накинулась на противницу, ее лицо исказилось от злобы. Эшлин прыгнула в сторону и, когда Джесс потеряла равновесие, воспользовалась заминкой, чтобы нащупать мешочек на поясе. Достав пригоршню аркимического порошка, она замахнулась и молниеносно швырнула его в глаза Джессамины. Рыжая покачнулась, отплевываясь и ничего не видя перед собой. Ваанианка приблизилась для смертельного удара, но, преодолевая бурление в животе, Мия сделала выпад и сбила ее с ног.

Джессамина с Эшлин упали вместе, рапира и отравленный стилет стукнулись о черепицы. Девушки сцепились в рукопашной, царапая друг другу лица, нанося удары, пинаясь и сыпля ругательствами. Они покатились по наклонной крыше и замерли у края водостока. Эшлин лежала под Джессаминой, сомкнув руки на шее рыжей. Та со всей силы ударила кулаком, разбив Эш губу. По-прежнему плохо видя, она попыталась нащупать воротник противницы, сжала золотую цепь в кулаке и дернула. Цепь разорвалась, знак троицы пролетел десять метров вниз и упал на мостовую. Гром гремел, молнии рассекали небо. Как только медальон исчез из виду, боль в черепе и тошнота в животе Мии начали медленно отступать.

– Гребаная предательница! – сплюнула Джессамина, врезав Эш в челюсть.

– Слезь… с м-меня!

– Я тебе покажу позорную смерть.

Джессамина сомкнула пальцы на шее Эш и снова ударила ее свободной рукой. Только она начала замахиваться для очередного удара, как сквозь бурю раздался голос.

– Джесс, с нее х-хватит.

Рыжая не оглянулась, сосредоточив взгляд налитых кровью глаз на Эшлин. Мия встала, ноги у нее подкашивались, но все она равно медленно пошла по крыше, держа меч из могильной кости.

– Да пошла ты, Корвере! – рявкнула Джессамина.

– Она н-нужна нам живой, – Мия сплюнула рвоту с языка. – Она обманула браавов. Но они з-заплатили целое состояние. Я ни за что не поверю, что она просто сожгла столь ценную карту. Допустим, карта у нее есть, но мы не сможем ее найти, если Эш умрет.

– Я не подчиняюсь твоим приказам.

Мия вздохнула.

– Ты моя Десница, Джесс. Именно это ты и делаешь.

Джессамина кинула на Мию испепеляющий взгляд, в глаза ей лезли влажные волосы. Раздражение и ярость, скопившееся за последние семь неночей в компании Мии, наконец начали брать над ней верх.

– Я должна преподносить эту жертву. Я должна быть Клинком, а не ты!

– Никто и не говорил, что жизнь справедлива, Рыжая.

– Справедлива? – Джессамина рассмеялась. – Кто б…лякгх…

Девушка отпрянула, из ее горла брызнул фонтан крови. Эшлин пронзила ее снова, в руке сверкнул отравленный клинок, тот самый, что в пылу схватки скатился к водостоку. Джессамина ахнула и схватилась руками за раненую шею, между ее пальцами били струи артериальной крови, пропитывая тунику. Эшлин еще раз вонзила в нее стилет. И еще раз.

Мия прорычала имя Джесс под грохот грома. Эшлин схватила Десницу за воротник и дернула на себя. Джессамина отчаянно вцепилась в ее запястье, пытаясь остановить падение, но в следующий миг рыжая свалилась с крыши и с тошнотворным хрустом приземлилась на забор, ограждавший территорию базилики, прямо на кованные пики.

Послушники внизу закричали в ужасе и побежали за люминатами, кардиналом, кем угодно. Небо осветили бело-голубые зигзаги. Эшлин с трудом поднялась, ее одежда была пропитана кровью Джессамины.

– Ах ты сука… – прошипела Мия.

Ваанианка вытерла костяшками разбитую губу. Пощупав шею, обнаружила, что троица пропала.

– Мия, ты не понимаешь, что здесь происходит…

Та подняла меч.

– Ты УБИЛА ее!

Руки Эшлин были алыми от крови.

В глазах Мии покраснело от ярости.

Молнии отразились на лезвии ее меча и в пустом взгляде мертвой девушки, повисшей на кованой ограде под ними.

Вновь зазвонили колокола базилики – на сей раз подавая сигнал тревоги. Во дворе внизу начали собираться аколиты, крича: «Убийство! Убийство!» Мия шагнула вперед, занеся меч. Поскольку троица валялась где-то за стеной здания, Мистер Добряк и Эклипс вернулись, заполняя ужасающую пустоту внутри нее силой ледяной стали. Ноги Эш приклеились к собственной тени – ей было некуда бежать. Но Мия сказала Джессамине правду: если она убьет Эшлин, то не найдет карту. А после последней взбучки от Духовенства она никак не могла вернуться с пустыми руками.

Но если она вернется с девушкой, поставившей все Духовенство на колени?

«Черная Мать, только представь себе выражение лица Солиса…»

И Мия замахнулась мечом и ударила рукоятью с вороной в челюсть Эшлин. Ваанианка рухнула на спину, потеряв сознание. Мия принялась обыскивать ее одежду, проверила сапоги, рукава. Нашла яды, аркимические порошки и скинула их с крыши. Эшлин пришла в себя, села, явно дезориентированная, и Мия ткнула кончиком меча чуть выше ее сердца. Послышался тихий топот сапог, заглушаемый громом.

– …Люминаты, Мия…

– …Богопоклоняющиеся уроды. Пусть приходят…

– …Так жаждешь крови, дворняжка?..

– …Так жаждешь улизнуть, киса?..

– Я ценю твои чувства, Эклипс, – прошептала Мия. – Но моя цель – выжить, чтобы продолжить борьбу позже.

Тенистая волчица зарычала, неохотно соглашаясь, и Мия повернулась к Эшлин.

– Что ж. Ты можешь уйти с этой крыши двумя путями. Лицом или ногами вниз?

– Это… вопрос с п-подвохом?

Мия вонзила острие клинка в кожу Эшлин. Могильная кость была тверже стали и достаточно острой, чтобы рассечь камень. Одно легкое движение…

– Попытаешься сбежать или даже вдохнуть не так, как мне нравится, и мы окрасим мостовую новым оттенком Эшлин. Тебе все ясно?

– …Мия, нужно уходить…

Меч дрогнул.

– Ясно?

Эш скривилась.

– Кристально ясно.

Мия сняла пояс с талии.

– Вытяни руки.

– Не знала, что ты склонна к подобным утехам, – ваанианка усмехнулась. – Честное слово, могла бы и просто по…

Лезвие впилось глубже, и девушка скривилась от боли. Обиженно посмотрев на Мию, протянула запястья. Клинок обмотала их поясом и туго затянула. Теперь она отчетливо слышала шаги легионеров, за воротами собора собралась толпа жителей, с ужасом глядя на повисший труп Джессамины.

Мия встала и дернула за кожаный ремень.

– Шевелись.

Она повела Эшлин к водосточной трубе за колокольней. Изо рта горгульи лилась дождевая вода на землю, которая была в десяти метрах от них.

– Предатели вперед, – отчеканила Мия.

– Будет трудно спускаться с завязанными руками, тебе так не кажется?

– Ничего, справишься. И даже не думай о том, чтобы сбежать, когда окажешься на земле. Метательные ножи мчатся быстрее тебя, а у меня их шесть.

Эш насупилась, но, несмотря на все свое нытье, без особых проблем слезла по водостоку. Мия последовала за ней, Мистер Добряк настойчиво шептал предупреждения ей на ухо. Девушки побежали по территории базилики, мимо некрополя, усеянного фамильными склепами. Когда они перелезали через железный забор, из-за угла здания появился отряд люминатов, послышались крики: «Стоять!» Мия дернула за пояс, обмотанный вокруг запястий Эш, и потащила пленницу по улице.

На легионерах сверкали стальные нагрудники, в их руках были зажаты солнцестальные мечи, объятые пламенем, и все же они перепрыгнули через забор быстрее, чем ожидала Мия, – убийство на священной земле Аа было не шуткой для его последователей. Ассасин оглядывала толпу вокруг, снимая с пояса Эшлин звенящий мешок, который ей отдали браавы.

– Твою мать, Корвере, даже не ду…

Мия кинула мешочек широкой дугой, осыпая толпу ливнем из блестящего золота. Люди среагировали моментально и поразительно буйно, быстро осознав, что каким-то чудом с неба свалилось целое состояние. Народ выбегал из таверн и лавок; нищие, пекари, мясники, – все они перекрыли путь отряду люминатов, дерясь, крича и пихая друг друга в стремлении схватить золото.

Ваанианка взвыла, Мия поволокла ее прочь сквозь усиливающийся дождь. Они побежали по широкому мосту, направляясь в лабиринт трущоб за зданиями администратов и там, наконец, Мия загнала Эшлин в небольшую нишу.

– Ты хоть понимаешь, сколько…

– Заткнись, – рявкнула Клинок.

Потянувшись к теням вокруг, Мия дернула за них ловкими пальцами, сплетая в плащ и накидывая его себе на плечи. Крутанув запястьем, она окутала и Эшлин, совсем как в ту перемену, когда они вломились в комнату вещателя Адоная. Воспоминания о тех временах в Красной Церкви навели Мию на мысли о Джессамине; картина с телом Десницы, повисшим на кованых пиках, отпечаталась в ее памяти.

Джесс, Трик, каждый Клинок, убитый в погроме, устроенном люминатами, пленение Духовенства… за все это несла ответственность Эшлин. С тем же успехом девушка в ее руках могла быть змеей, готовящейся к атаке.

– Ни звука, – прошептала Мия, прижимая клинок из могильной кости к ее горлу.

Весь мир почернел под плащом, но Мия все равно слышала, как легионеры перекрикивались друг с другом, обыскивая глухие переулки Годсгрейва. Девушки ждали бесконечно долгие минуты, прижимаясь друг к другу под тенями Мии.

Наконец сквозь барабанную дробь дождя пробился шепот:

– …Они ушли, Мия…

Эшлин сглотнула, глядя на клинок у своего горла.

– Убьешь меня, и, клянусь Матерью, ты никогда не найдешь свою карту.

– Тогда хорошо, что я не собираюсь тебя убивать, – ответила Мия. – Мистер Добряк, проверь крыши. Эклипс, иди вперед и убедись, что путь к часовне свободен.

– …Будь по-твоему. Но если ты кого-то убьешь в мое отсутствие, я буду очень расстроена…

Мия ощутила, как тени вокруг покрываются рябью, не-кот и не-волчица выскользнули из тьмы у ее ног. Мистер Добряк взобрался по стене, прыгая от тени к тени, Эклипс растеклась по мостовой и исчезла дальше по улице. Девушка слышала, как бьется сердце Эш, чувствовала слабый аромат лаванды и пота на ее коже.

– Ты поведешь меня в часовню? – спросила она.

– Стилет у твоего горла покрыт дозой «синкопы», Эш. Мне не очень хочется усыплять тебя и тащить на своем горбу, но если придется… А теперь завали хлебало.

– На меня охотились целых восемь месяцев. Если я попадусь им в руки…

– Эшлин, рук не хватит, чтобы пересчитать все болты, которые я на это клала.

– Я не хотела убивать Трика, Мия.

Ваанианка сморщилась, когда ассасин ткнула ее стилетом ниже подбородка.

– Даже не смей произносить его имя.

Эшлин подняла руки и заговорила медленно и осторожно. Мия слышала страх в ее голосе, слабую дрожь, которая выдавала ее с потрохами. Несмотря на всю браваду, Эш не хотела умирать.

– Мне нужно было Духовенство, Мия. Все остальные просто оказались не в том месте и не в то время.

– Включая твоего собственного брата?

– Значит, это все же ты убила Осрика.

– Нет, – ответила Мия. – Но лишь потому, что Адонай прикончил его прежде, чем у меня появилась такая возможность. Вы убили Трика. Нарушили свою клятву. Предали Церковь.

– Чтобы отомстить за отца! Ты как никто другой должна это понимать.

– Не испытывай свою удачу, Эшлин, – Мия усилила хватку. – Мой отец мертв.

– Да?! – прорычала Эш. – Что ж, мой тоже.

Это заставило Мию остановиться. В воздухе повис немой вопрос. Дождь затихал, но небеса по-прежнему оставались мрачно-серыми. Эшлин сделала глубокий, прерывистый вдох.

– Мы бегали от Церкви и ее Клинков на протяжении восьми месяцев, – пробормотала она. – Но они наконец нагнали нас в Кэррион-Холле. Мой отец был достойным бойцом. Одним из лучших Клинков, когда-либо служивших Черной Матери. Но в конце концов удача от него отвернулась.

Мия просто покачала головой, отказываясь вестись на эту уловку. Эшлин Ярнхайм была полна лжи. Она врала на протяжении всего их обучения в Церкви. Врала Духовенству, Мие, всем, кого когда-либо встречала. Она пронзила сердце Джессамины на крыше базилики и теперь целилась в сердце Мии. Каждое ее слово сочилось ядом.

– Я не стану повторять дважды, чтобы ты заткнулась, Эш.

Та вздохнула, ее терпение было на исходе.

– Ты не имеешь ни малейшего гребаного представления о том, что происходит, не так ли? Я тебя знаю, Мия. Ты хоть понимаешь, что такое на самом деле Красная Церковь? Думаешь, они позволят тебе убить Скаеву, когда именно он и набивает их карманы золотом?

Имя консула ранило Мию, словно удар ножом в живот.

– Ты несешь чушь.

– Почему, по-твоему, Скаева до сих пор жив? Половина Сената хочет закопать его под землю. Думаешь, у них не хватило бы денег, чтобы нанять Клинка и прикончить его, если бы он не подпадал под Закон о Неприкосновенности? Юлий Скаева гребаный ублюдок, но он не тупой. Он годами был покровителем Церкви.

– Они бы никогда…

– Они ассасины, само собой, они бы это сделали! В деяниях Красной Церкви нет ничего святого. Они убивают людей за деньги. Половина из них психопаты, остальные – просто садисты. Они не слуги какой-то Богини Ночи, они ебаные шлюхи!

Мия вскипела. Она знала, что Эш нельзя доверять… но что-то в ее словах подозрительно напоминало правду. Люди, которые представляли угрозу для Скаевы, либо погибали, как ее отец, либо были подкуплены, как браавы. Разве не логично, что он мог подкупить и Церковь? Почему еще они приказали ей не трогать Скаеву?

– Откуда ты все это знаешь? – спросила Мия.

– Потому что я пронырливая стерва, Мия.

– Ты лживая манда, Эшлин.

– В кабинете Достопочтенной Матери есть обсидиановое хранилище, – сплюнула Эш. – В нем они прячут гроссбух со всеми подношениями, принесенными Церковью. С указанием всех своих покровителей. Со всем этим дерьмом. Когда я отравила Духовенство во время банкета, то украла этот гроссбух, Мия. Вот почему они охотились на нас с отцом все эти восемь месяцев. Не потому, что мы их предали. А потому, что мы знали все их грязные тайны.

Эшлин слегка повернула голову, несмотря на клинок у горла. Просто чтобы взглянуть Мие в глаза.

– Включая ту, что касается тебя и твоего отца.

Ваанианка замолчала, когда Мия сильнее надавила стилетом на ее плоть. Эш убила Джессамину. Убила Трика. Мия знала, что она пойдет на все, скажет что угодно, лишь бы ее не повели в часовню.

– Ты лживая сука, – сказала ассасин.

– Не спорю. Но сейчас я не вру, Мия. Если ты доставишь меня обратно в Церковь, меня убьют, и ты никогда не узнаешь правду о том, что они сделали.

– И я должна просто поверить тебе на слово?

– Можешь увидеть все собственными глазами.

– …Этот гроссбух у тебя?

– Что-то мне подсказывает, что имена на страницах тебя не убедят. Но я могу в точности сказать, где ты найдешь доказательства, выведенные чем-то посерьезнее чернил.

– О, неужели? И где же?

Эшлин посмотрела на Мию, ее голубые глаза мерцали, как осколки сапфира.

– В Церкви.

– Нам не о чем говорить, – сплюнул Фуриан.

Мия по-прежнему лежала под чемпионом Коллегии Рема, его предплечье сдавливало ей шею. Мышцы на руке и груди мужчины напряглись. Она прижала вилку к его ребрам – на сей раз достаточно сильно, чтобы пронзить кожу.

– Не уверена насчет остальных девушек, с которыми ты встречался, – тихо произнесла Мия, – но я не очень люблю быть снизу. Отпусти меня.

– Да я могу тебе зубы выбить за то, что ты вообще осмелилась со мной заговорить! Как ты сюда пробралась?

– Отпусти. Меня. Ублюдок.

Фуриан обернулся на открытую ею дверь. Мия понятия не имела, какими будут последствия, если их обнаружат вместе, но сомневалась, что они ей понравятся. Она услышала, как патруль стражей медленно приближается к комнате.

Выругавшись, Фуриан поднялся и закрыл дверь. Затем прислушивался, прижавшись ухом к дереву, пока стража проходила мимо. Мия осмотрела чемпиона с головы до пят и невольно почувствовала, как ее кожа покрывается мурашками. Она никогда раньше не видела такого мужчину – целиком состоящего из упругой загорелой кожи и бугристых мышц. В нем чувствовалась скорость. Гибкость и свирепость дикой кошки. На его теле не было ни единого волоска – Мия предположила, что он брился, чтобы обожающая его толпа могла как следует рассматривать его физическую форму. У него был мужественный подбородок, линии и впадины живота влекли взгляд все ниже. Закусив губу, девушка упивалась его видом.

Она понятия не имела, что на нее нашло. Хотя Мия и находила лорда Кассия привлекательным, ее реакция на его присутствие не была столь… плотской. Возможно, потому, что она никогда не находилась в такой близости с Лордом Клинков? Возможно, потому, что была моложе? В чем бы ни крылась причина, когда она посмотрела на Фуриана, ее дыхание участилось. Бедра заныли. В животе затрепетали бабочки.

Его комната была скудно обставлена. Маленькое зарешеченное окошко выходило на океан, у стены стояла простая кровать, в другом углу находились тренировочный манекен и деревянные мечи. Под окном Мия увидела небольшую святыню, посвященную Цане, первой дочери Всевидящего и покровительнице воинов; на стене были начертаны углем три пересекающихся круга троицы Аа. И хоть ее воротило только от троицы, освященной истинно верующими последователями Аа, вид святого символа все равно вызывал легкую тревогу.

В общем и целом, покои Фуриана едва ли могли сравниться с виллой костеродного. Но вот в сравнении с казармой они были определенно роскошными. И что важнее, здесь можно было уединиться.

Когда стражники отошли на достаточное расстояние, чемпион повернулся к Мие. Челюсти сжаты. Длинные темные волосы и сладкие шоколадные глаза.

– Ты тоже это чувствуешь, не так ли? – выдохнула Мия.

Фуриан пересек комнату, сдернул серую простыню с кровати и обмотал ее вокруг пояса, чтобы выглядеть приличнее.

– Что чувствую?

Мия поднялась с пола, заправила волосы за уши. Боковым зрением заметила какое-то движение и посмотрела на тени, отбрасываемые ими на освещенную свечами стену. На свою. И на его.

– Зубы Пасти, – ахнула она. – Смотри…

Их тени двигались по собственной воле.

Волосы развевались, словно их обдувало ветром, откатывая и накатывая друг на друга, как волны на одиноком берегу. Тень Мии тянулась к Фуриану, хотя сама девушка стояла не шелохнувшись. Непобедимый поднял руку и коснулся стены, словно хотел проверить, реальна ли его тень. Но та двигалась отдельно от него и тянулась к Мие.

Чемпион попятился и поднял три пальца – защитный знак Аа против зла. После этого тени застыли, только слегка трепеща в свете свечей.

– Ты такой же, как я, – сказала Мия.

Фуриан часто заморгал и отвел взгляд от теней, чтобы посмотреть на нее.

– Я совсем не такой, как ты, – рявкнул он. – Я – гладиат.

– Я имела в виду, что ты даркин, – ответила девушка. – Как я.

– Повторяю, я совсем не такой, как ты.

– Где твой спутник?

– …Мой кто?

– Твой демон, – сказала Мия. – В моей тени живут двое. Обычно, по крайней мере. В каком облике ходит твой? И где он?

– Я не знаю никаких демонов, – прорычал Фуриан, – кроме того, что стоит сейчас передо мной.

Он смерил ее взглядом, на его лице отразилось нечто похожее на отвращение. Но Мия видела, что его кожа покрылась мурашками, как и ее. Дыхание Фуриана участилось, зрачки расширились – все признаки, которые шахид Аалея научила ее высматривать в мужчинах. Или женщинах.

«Вожделение».

– Как ты сбежала из клетки? – требовательно спросил Фуриан.

Мия пожала плечами.

– Перешагнула из одной тени в другую.

– Колдовство! – сплюнул он.

– Это не колдовство. Это наше естество. Разве ты так не можешь?

– Я не желаю связываться с тьмой. – Фуриан вновь показал защитный знак.

– Но ты уже это сделал, – возразила Мия, подходя к нему ближе. – В ту самую перемену, когда я сражалась на песке с экзекутором. Ты не дал мне…

– Убирайся отсюда, девчонка. Я – чемпион этой коллегии и набожный сын Аа. Гладиаты не якшаются с плевелом, а я не якшаюсь с еретиками.

Мия покосилась на святыню Цаны, на троицу Аа на стене.

«Неужели?»

– Ты верующий? Как ты можешь…

– Убирайся, – прошипел он. Фуриан не осмеливался повысить голос, чтобы не привлечь стражу, но Мия видела по его сжатым кулакам, по вздутым на шее венам, что он в бешенстве. – Если стражники обнаружат тебя в моей комнате, экзекутор сдерет с нас шкуру. А я не стану истекать кровью ради таких, как ты. Сгинь, пока я не сломал тебе шею, рискуя впасть в немилость домины.

Его тень корчилась на стене, руки потянулись к шее тени Мии. Девушка попятилась, но тень не сдвинулась с места, ее волосы извивались и скручивались, как змеиное гнездо. Внутри нее вновь пробудились голод и тошнота, смешавшись с бурлящей яростью.

Этот мужчина ничего не знал о даркинах. Ничего не знал о себе. Здесь ей ответов не найти. Только больше вопросов.

И чем дольше она оставалась в этой комнате, тем больше была вероятность, что ее поймают.

Мия медленно пятилась, не желая поворачиваться спиной к Фуриану и прислушиваясь к звукам снаружи. Ничего не услышав, бесшумно открыла дверь и посмотрела по сторонам коридора. Удостоверившись, что там никого нет, оглянулась через плечо на чемпиона коллегии, чья тень продолжала извиваться на стене.

Мия напомнила себе, зачем она здесь. Чтобы стать победителем «Венатуса Магни», ей придется одолеть этого мужчину, и неважно, даркин он или нет. Какая бы между ними ни возникла мрачная связь, она отходила на второй план: он стоял между ней и победой.

И возмездием.

«Будь посему».

– Неплохая комната, – заметила она, окидывая ее взглядом.

– И что? – рявкнул Фуриан.

Мия пожала плечами.

– На твоем месте я бы к ней особо не привыкала.

Девушка выскользнула в коридор, закрывая за собой дверь.

Ее тени потребовалось несколько секунд, чтобы пойти следом.

Хрясь!

– Гладиаты ничего не боятся, кроме поражения!

Хрясь!

– Гладиаты ничего не жаждут, кроме победы!

Хрясь!

– Гладиатам ничего не нужно, кроме славы!

Вот под какую песню Мия коротала время, жарясь под опаляющими солнцами. Голос экзекутора был куплетом, звуки ударов кнута – ритмом, а ворчание, вздохи и брань мужчин и женщин – припевом.

Со дня ее прибытия в Воронье Гнездо прошла неделя, но эти семь перемен будто тянулись годами. Экзекутор не знал пощады, обучая их с Маттео и Сидонием обращению со всеми видами оружия, всем стилям борьбы, всем трюкам и фокусам, в которых он был подкован за долгие годы игр. Они дрались в кругу, на разных уровнях двора, во снах. Каждая запинка наказывалась ударом кнута. Каждый неверный шаг. Каждая незначительная ошибка.

Хрясь!

Хрясь!

Хрясь!

Их тренировали отдельно от гладиатов, и троица мылась и ела после остальных. Мясник испортил как минимум еще три ужина – дважды мочой, а один раз кучей собачьего дерьма, которую нашел во дворе после того, как Клык закончил свои дела. Мия каждую неночь тайно прокрадывалась на кухню за едой; один раз ей даже удалось прихватить хлеб для Сидония и Маттео: она сказала, что нашла его в столовой. Но она по-прежнему голодала. А ее товарищам по несчастью было еще хуже.

– Ничтожные сукины дети! – орал на них экзекутор. – Через несколько перемен вы выйдете на пески «Венатуса» под знаменем этой коллегии. Если думаете, что толпа не потребует еще, увидев первые капли вашей крови, то вы тупее, чем кажетесь. А теперь нападайте с умом!

– Экзекутор? – раздался голос сверху.

Мия подняла взгляд и увидела донну Леону на широком балконе. Та была облачена в струящийся белый шелк, на ее запястьях блестело золото, каштановые волосы заплетены в косу.

– Смирно! – рявкнул экзекутор.

Гладиаты замерли и стукнули кулаками по груди.

– Домина? – отозвался мужчина.

Та поманила его пальцем.

– Ваш шепот – моя воля, – поклонился экзекутор.

Затем повернулся к Мие и ее напарникам.

– Сидоний, работай с манекеном. – Мужчина сердито посмотрел на Мию и Маттео. – Вы двое – деритесь в круге. Ты по-прежнему держишь щит, как букет цветов, девочка. А Маттео орудует мечом, как трехлетка своим мелким хером. Если хотите сохранить свои светлые головы на плечах во время Отсева, то вам лучше начать пахать.

Экзекутор почесал бороду и уковылял в крепость. Сидоний принялся избивать тренировочный манекен, Личинка принесла Мие с Маттео деревянные мечи и щиты, и они сцепились в схватке, поднимая пыль и танцуя в круге.

– Начать пахать? – сплюнул Маттео. – А что, ради бездны, по его мнению, мы делали всю неделю?

Мия не отвечала, сосредоточившись на тренировке. Несмотря на то, что экзекутор был полным ублюдком, узнав, что он Аркад, девушка внимала каждому его слову. Если Алый Лев велел ей поработать над правой рукой, тогда, Черная Мать, она будет работать над гребаной правой рукой!

– Бей сильнее, – прорычала она. – Наступай на меня.

– Я так и делаю! – огрызнулся Маттео, замахиваясь на нее мечом.

Мия с легкостью отразила его удары, а шквал ответных выпадов заставил юношу отступить назад. Она снова колотила его щит, сплевывая песок с языка.

– Бездна и кровь, ты бьешь меня так, словно я сделана из стекла! Бей нормально!

Маттео блокировал следующий удар, парировал слабым выпадом. Деревянные клинки стукали о деревянные щиты, их ноги выплясывали в лихорадочном ритме.

– Я не хочу делать тебе больно, Ворона, – сказал Маттео.

– И почему же? Потому что я могу сделать тебе больно в ответ?

– Потому что… ты девушка.

Глаза Мии округлились. Заскрежетав зубами, она уклонилась от удара Маттео, ее сандалии заскользили по песку. Крутанувшись на месте, она сильно ударила его по лопаткам, и Маттео пошатнулся. Когда он повернулся к ней лицом, Мия врезала ему щитом в нос. Брызнула кровь, юноша свалился на землю.

Мия встала над ним, прижав деревянный меч к его горлу.

– Возьми свои гребаные яйца в руки! – сказала она. – Может, мать учила тебя, что к нам нужно относиться, как к нежным цветкам, а может, ты просто думаешь членом. Но на арене нет девушек. Ни матерей, ни дочерей. Ни сыновей, ни отцов. Только враги. Будешь волноваться о том, что между ног твоего соперника, и тебе снесут башку. И какой тогда будет прок от твоего гребаного члена?

Юноша вытер кровь с лица и с трудом сглотнул.

– Прошу прощения, – пробормотал он. – Я…

– Гладиаты! Смирно!

Мия отвела взгляд от окровавленного лица Маттео и повернулась к балкону. Увидела Аркада и донну Леону. Женщина одарила их ясной, как солнца, улыбкой и громко произнесла:

– Мои Соколы! Завтра мы отправляемся в Блэкбридж на великие игры, организованные в честь губернатора Сальваторе Валенте! Это второе официальное событие в сезоне «Венатуса», и к вам будут прикованы все взгляды. Ныне Коллегия Рема пользуется большим уважением благодаря победе нашего чемпиона в Талии в прошлом месяце.

Она показала рукой на Фуриана. Гладиаты проревели его имя и застучали мечами по щитам.

– Но триумф Фуриана не обеспечил нас местом в «Венатусе Магни»! – продолжила Леона. – Толпа, как всегда, жаждет крови, и эдиторы отбирают самых лучших для своего грандиозного представления. Нам нужна эта победа. И мы ее получим!

– Победа! – закричали они.

– Сейчас я назову гладиатов, заслуживших право участвовать в играх в Блэкбридже и бороться от имени Соколов Рема. Шаг вперед, Мясник Амая!

Осквернитель Каши вышел из ряда, сверкая своей улыбкой ребенка, которого слишком часто роняли, и показал костяшки гладиатам позади.

– Мечница, Потрошительница Двейма!

Женщина с татуировками по всему телу вышла вперед и поклонилась.

– Наши эквиллы, Бьерн и Брин, вновь порадуют зрителей!

Светловолосые брат с сестрой низко поклонились. Присмотревшись к ваанианцам, Мия поняла, что они близнецы – они так похожи, что иначе и быть не могло.

– Наша легенда песков, самый могучий Сокол в этой коллегии, чемпион Талии – Фуриан Непобедимый!

Мужчина вышел вперед под крики товарищей, держа в каждой руке по мечу. Его взгляд был прикован к балкону; когда он низко поклонился, длинные черные волосы упали на точеные скулы и квадратную челюсть. Мия посмотрела на его тень, но не заметила ничего необычного. А вот ее собственная слегка пошла рябью, как гладь воды, в которую бросили камешек.

– И наконец, – сказала Леона. – Наши три новобранца рискнут жизнями в Отсеве, чтобы заслужить себе место среди вас или погибнуть в процессе. Молитесь, чтобы Аа был к ним благосклонен, а Цана направила их руки к победе. – Леона посмотрела на свою стаю и развела руки. – Сангии э Глория!

– Сангии э Глория! – раздался рев.

Мия взглянула на их поднятые кулаки, прислушалась к крикам, алчущим крови и славы. По правде говоря, последнее ее нисколько не интересовало. Кровь была ее целью, мечтой, единственным призом. Кардинал Дуомо и Скаева на расстоянии вытянутой руки на пьедестале победителя. Но прежде чем на него подняться, она должна одержать достаточно побед, чтобы обеспечить себе место в «Венатусе Магни». И где-то посреди этой кровавой бойни и резни – выиграть.

Все гладиаты подняли глаза к небу и попросили первую дочь Аа принести им победу. Но Мия не взывала ни к Всевидящему, ни к его воинственной дочери. Аа показал себя ее врагом, а Цана никогда не помогала ей раньше.

С чего вдруг ей начинать сейчас?

Посему Мия опустила взгляд к песку. К черной тени, собравшейся лужей у ее ног. Гадая, ответит ли ей богиня после всего, что она сделала.

Всего, что она свела на нет.

Гадая, помогут ли ей вообще эти молитвы.

– Черная Мать, – прошептала Мия. – Дай мне сил.

Глава 11 Гром

Мия вынырнула из бассейна Адоная и шумно втянула воздух.

Кровь застилала глаза, стекала в рот, стучала в висках. Стоя обнаженной в бассейне, она посмотрела на вещателя в другом конце комнаты. Бледная кожа и еще более бледные волосы, губы изогнуты в слабой улыбке. Белки распахнутых глаз налиты кровью.

– Клинок Мия, ты так скоро возвратилась. Цель умерщвлена, подношение свершилось?

– Пока нет.

Адонай склонил голову набок, его улыбка стала шире.

– Стало быть, соскучилась?

Мия повернулась к нему спиной и вылезла из бассейна, чувствуя, как взгляд вещателя блуждает по изгибам ее тела. Капая алым на каменный пол, она направилась к купальне, чтобы смыть кровь, и со вздохом погрузилась в воду.

– …Мне это не нравится, Мия…

Мистер Добряк сидел на углу ванны, наблюдая за ней своими не-глазами.

– Как и мне. Но какой у нас выбор?

– …Эшлин врунья, и с нашей стороны глупо ей доверять…

– Мы ей не доверяем. Эклипс ее сторожит.

– …Эклипс я тоже не доверяю…

Девушка вытерлась, надела черные кожаные штаны и бархатную рубашку, вспоминая, в каком виде покинула Эш – прикованную к кровати с балдахином в дешевом трактире Годсгрейва; тенистая волчица сидела над ней, оскалив полупрозрачные клыки. Разумеется, на самом деле Эклипс не могла к ней прикоснуться. Но Мия не посчитала нужным сообщить об этом Эшлин…

– …Она водит тебя за нос, Мия…

– Думаешь, я не просчитала такую возможность? Я не гребаная идиотка, Мистер Добряк. Но что если она говорит правду?

– …Тогда мы окажемся в любопытной ситуации…

– Я должна знать наверняка.

Кот из теней вздохнул.

– …Я понимаю. Я с тобой до конца, Мия. Не бойся…

Девушка проверила клинок из могильной кости на ремне, еще один в рукаве.

– Не буду, пока ты рядом.

Мия тихо вышла из купальни во мглу Красной Церкви. В воздухе звенел гимн призрачного хора, пока она поднималась по винтовой лестнице и шла по коридорам из черного камня с бесконечным спиралевидным узором. Наив однажды сказала, что узоры на стенах были песней о том, как найти путь во мраке. Размышляя обо всем, что поведала ей Эшлин, девушка вдруг обнаружила, что хотела бы знать слова этой песни. Если ваанианка сказала правду, Мия будет совершенно потеряна.

«Это не может быть правдой».

Вперед по изголодавшейся тьме.

«Не может».

Вверх по скручивающейся спирали.

К Залу Надгробных Речей.

Мия взглянула на высокую статую Наи, на меч и весы в ее руках. Возможно, всему виной была игра света, но богиня выглядела мрачнее, чем обычно.

Шаги Клинка отдавались эхом в гулком зале, пока она шла по кругу, проводя пальцами по пустому склепу с именем Трика. Мия подумала о своем друге. О его мудрых советах. Об утешении, которое она находила в его объятиях. Он был твердой почвой в мире, который с каждой неночью становился все более шатким…

– Ты скучаешь по нему, – послышался голос.

Мия обернулась и увидела в арке шахида Аалею. Ее темные глаза сверкали. Она была в кроваво-красном с головы до ног, цвет помады сочетался с платьем. На плечи падали черные кудри, кожа сияла алебастровой белизной. Такая женщина могла бы показаться холодной, как глубокозимье, в неправильном свете. Но улыбка Аалеи была теплой, как бокал золотого вина.

– Шахид, – Мия поклонилась.

– Ты вернулась, – ее темные глаза всмотрелись в лицо Клинка. – И не с победой, судя по виду.

– Мне нужна хотя бы одна неночь в собственной кровати, – ответила Мия. – Но Донна мертва. И карта почти у меня.

– Могу поспорить, ты бы предпочла, чтобы у тебя был юноша?

Аалея кивнула на пустой склеп Трика. Мия тоже на него посмотрела, не произнеся ни слова. Шахид провела пальцами по его имени, вырезанному в камне.

– Ты скучаешь по нему? – спросила она.

Мия не видела смысла это отрицать.

– Не так, будто часть меня умерла, – девушка пожала плечами. – Но да, скучаю.

Аалея поджала губы, словно сомневалась, стоит ли ей говорить дальше.

– Я тоже однажды любила, – наконец произнесла женщина. – Думала, что это место и выбранная мною жизнь не смогут осквернить то, что казалось столь непорочным. – Шахид провела пальцами по губам. – Я любила того мужчину, как Ночь любила День. И обещала ему, что мы всегда будем вместе.

– Что произошло? – спросила Мия.

– Он умер, – Аалея вздохнула. – Смерть – единственное обещание, которое мы все сдерживаем. Наша жизнь… в ней есть место для любви, Мия. Но любовь похожа на осенние листья. Сегодня она прекрасна. А завтра горит на костре. В память о ней остается лишь пепел.

Мия притихла, представляя навеянный Аалеей образ. Ее взгляд был прикован к склепу. Она пыталась не вызвать подозрений, но последнее, чего ей сейчас хотелось, это стоять здесь и рассуждать о любви и потере с серийным убийцей. Особенно если в словах Эшлин была хоть крупица правды…

– А ты думала, что однажды будешь сидеть у теплого очага? – спросила Аалея. – С возлюбленным под боком и внуками на коленях?

– …Я уже не знаю, что я думала раньше.

– Эта участь не для Клинков, – Аалея взяла руку Мии и прижала ее к губам. – Все когда-нибудь кончается, Мия. Но в этом знании есть своя прелесть. Чем ярче пламя, тем быстрее оно гаснет. Но его тепло может согревать нас вечность. Даже от любви, продлившейся всего одну неночь. Для таких людей, как мы, нет вечных обещаний.

Мия посмотрела на статую наверху. На глаза, которые преследовали ее, куда бы она ни пошла.

– Мой отец говорил, что хороша та история, которая вовремя заканчивается. Если рассказывать ее слишком долго, можно обнаружить, что счастливых концов не бывает.

Аалея улыбнулась.

– Мудрый мужчина.

Мия покачала головой. Вспомнила, как он умер. Ради чего.

– Не настолько мудрый.

В ее ушах раскатывалось эхо слов Эшлин. Девушка стиснула челюсти.

Аалея снова посмотрела на пустой склеп Трика.

– Он бы стал хорошим Клинком, – вздохнула она. – И был красавцем. Но теперь он мертв. Не позволяй своему горю сбить тебя с пути, Мия.

Та всмотрелась в глаза Аалеи. Ответила стальным голосом:

– Я знаю свой путь, шахид. Порой горе – это все, что заставляет меня по нему идти.

Женщина улыбнулась – сладко и горько, как шоколад.

– Прости меня. Полагаю, от преподавательских привычек нелегко избавиться. Ты теперь Клинок. И женщина. Да еще и красавица. – Аалея подалась ближе, сосредоточив взгляд на Мие, ее губы были совсем рядом. – Ты всегда мне нравилась. Знай, если тебе когда-нибудь понадобится совет – он твой. И если тебе когда-нибудь захочется разжечь пламя, чтобы согреться холодной неночью – я здесь.

Пульс Мии участился, кожу начало покалывать. В такой близости она могла учуять розы и мед в парфюме шахида. Глядя в эти темные, подведенные сурьмой глаза, она снова задалась вопросом, была ли в запахе Аалеи какая-то аркимия или…

«Сосредоточься на цели, Корвере».

Мия высвободилась из рук женщины. Облизала внезапно пересохшие губы.

– Благодарю, шахид, – пробормотала она. – Я подумаю об этом.

– Уверена, что так и будет, милая, – ответила Аалея, улыбаясь шире. – Что ж, оставлю тебя наедине с воспоминаниями. Не позволяй Достопочтенному Отцу обнаружить тебя здесь без добычи, если только, конечно, тебе не хочется услышать, как он буянит.

Шахид масок склонила голову и выпорхнула из зала, но ее запах продолжил витать в воздухе. Мия смотрела ей вслед, притяжение женщины едва не вывело ее из равновесия. Но все омрачала причина, по которой она вернулась, давя бабочек в животе. Девушка ощутила, как ее тень покрывается рябью, тьма у ног начала набухать.

– …Она опасная…

– Так можно сказать про всех женщин, которых я знаю.

– …С чего начнем?..

– Ты начни с этого конца и направляйся к центру. Я начну у ног Матери. Прислушивайся к шагам. Нам не нужна компания.

– …Ты искренне думаешь, что эти поиски принесут результат?..

– Я уже не знаю, что думать. Так что давай побыстрее покончим с этим.

Мия присела у основания статуи Наи и под светом из кровавых витражных окон начала изучать имена, вырезанные в камне. Одно за другим. Тысячи. Спираль, начинающуюся у ног богини. Имена королей, сенаторов, легатов и лордов. Священников и проституток, нищих и ублюдков. Имена каждого, принесенного в жертву Черной Матери.

Ее единственной компанией были хор и Мистер Добряк; сама девушка работала молча. Гадая, что делать, если Эшлин сказала правду. Пару раз ей пришлось прятаться в плащ из теней, когда в зал забредали Десницы или новые аколиты. Но большую часть времени ее никто не прерывал. Стоя на коленях в сумраке, она читала имена мертвых, смешивающиеся в голове.

Мия помнила ту перемену, когда он умер. Ее отец. Стоя перед петлей и вопящей толпой. Кардинал Дуомо с бородой, напоминавшей изгородь, и широкими плечами стоял на эшафоте. Юлий Скаева с угольно-черными волосами и глубокими темными глазами был наверху, облаченный в консульскую мантию, окрашенную фиолетовым и кровью. Они пришли для того, чтобы посмотреть, как предводителей восстания повесят за преступления против великой Итрейской республики. Судья Дарий Корвере и генерал Гай Антоний набрали армию и собирались повести ее на собственную столицу. Но накануне вторжения пришло спасение, и предводителей мятежа доставили в руки республиканских властей.

Мия была слишком юной, чтобы задавать вопросы. А затем – слишком ослепленной, чтобы задаваться ими самой.

Но как?

Как предводители восстания попали в лапы Сената, находясь в безопасности собственного вооруженного лагеря? Антоний не был глупцом. Отец Мии тоже. Потребовался бы сам бог, чтобы прорваться сквозь оборону и захватить их в плен.

Бог. Или, возможно, кто-то, поклонявшийся богине…

– …Мия…

При звуке голоса Мистера Добряка она резко подняла голову, зрачки расширились во тьме.

– …О, Мия…

Она стремглав поползла по полу к тому месту, где стоял кот из теней. Изучила имена, вырезанные в граните. Ее отца и Антония повесили перед народом Годсгрейва – даже если люди Красной Церкви были замешаны в их поимке, казнь свершили не они. Но если кто-то погиб во время захвата, то, возможно…

– Бездна и кровь, – прошептала она.

Высеченное на камне, как и обещала Эшлин. Одно-единственное имя среди тысяч. Имя раба, который выкупил свою свободу, но все равно остался на службе у ее отца. Правая рука Дария Корвере. Его мажордом. Человек, который должен был быть со своим судьей, когда тот готовился напасть на столицу. Человек, который должен был оставаться с ее отцом до последнего.

Андриано Варнесе.

– …Значит, это правда…

В животе похолодело, ее пальцы обвели имя на камне.

Рот наполнился пеплом и пылью.

Красная Церковь участвовала в поимке ее отца. Вот кто виноват в том, что восстание было подавлено. Почему еще имя мажордома ее отца было бы вырезано здесь на камне? Как еще могли схватить генерала и его судью в лагере с десятью тысячами их людей?

Все это время она обучалась в логове убийц, чтобы отомстить ублюдкам, которые повесили ее отца. Ни секунды не предполагая, что убийцы, у которых она училась, сами приложили руку к этой смерти.

И все по воле мужчины, которого она хотела убить больше всего.

Эш сказала правду.

Всё. От и до.

Уничтожено в одно мгновение.

– О, Богиня, – выдохнула Мия.

Она посмотрела на статую над собой. На меч и весы в ее руках. На драгоценности, сверкающие на мантии, словно звезды в тихую истинотьму. В эти безжалостные черные глаза.

– Черная мать, что мне теперь делать?

Толпа рокотала, как гром.

Ее рев вибрировал в камне вокруг, отбивался от влажных стен. С деревянных балок на потолке сыпалась пыль; топот тысяч ног, гул аплодисментов, оглушительные раскаты, выражающие восхищение – все это вызывало в Мие дрожь по телу и трепет внизу живота.

За всю свою жизнь она никогда не слышала ничего подобного.

Девушка находилась в камере под ареной и смотрела сквозь прутья на пески снаружи. Рядом с ней стоял Маттео, его темные глаза округлились от удивления. Сидоний ходил взад-вперед по их маленькой клетке, словно запертый зверь, жаждущий сорваться с цепи. Или же мечтающий сбежать. Мия посмотрела на слово «ТРУС», выжженное на его груди. Снова подумала о том, чем он его заслужил.

– Ты когда-нибудь была на «Венатусе», вороненок? – спросил он.

– Отец ни за что бы мне не позволил. Он считал эти игры варварским развлечением.

Сидоний посмотрел на толпу и кивнул.

– Мудрый мужчина.

– Не настолько мудрый…

Поездка в фургоне из Вороньего Гнезда в Блэкбридж заняла почти неделю. Как обычно, Мию, Маттео и Сидония держали отдельно от истинных гладиатов, и ни один из них не снизошел до того, чтобы перемолвиться с ней словом. Тем не менее их хорошо кормили, и, возможно, из сочувствия к грядущему, Мясник воздерживался от осквернения их ужинов. После шести перемен они прибыли в тенистый каньон гор Дракспайн и въехали в обширный метрополис Блэкбриджа.[25]

Теперь они ждали под огромной городской ареной. Первое представление уже началось – публичные убийства, спонсируемые местными администратами. Мия наблюдала, как пески орошаются кровью, а гладиаты казнят осужденных преступников, еретиков и беглых рабов, чтобы раззадорить аппетит толпы перед будущим кровопролитием.

Арена Блэкбриджа была гигантским эллипсом длиной в сто двадцать метров. На ее трибунах помещалось около двадцати тысяч человек, механические навесы спасали зрителей от солнечного света. Манежи и трибуны были забиты до отказа, люди преодолевали мили и мили, чтобы стать свидетелями крови и славы «Венатуса». Мия видела торговцев, продающих вяленое мясо и вино, жен, сидящих с мужьями, детей, устроившихся на плечах у родителей, чтобы лучше видеть.

«Ничто так не сближает семью, как прекрасный день на бойне».

Поскольку Мия и двое других новобранцев были обычным имуществом, они должны были драться первыми. Отсев был кровавым зрелищем, и эдиторы всегда пытались устроить грандиозное шоу для толпы. Но зрители все равно предпочитали схватки своих героев, а не массовую резню безымянных бедолаг, независимо от того, насколько впечатляюще их убивали. Как только Отсев закончится, начнутся бои настоящих гладиатов.

Глядя на пропитанный кровью песок, Мия чувствовала дрожь. Давно забытое чувство страха медленно набухало в ее животе, колени подкашивались. Пустота из-за отсутствия Мистера Добряка и Эклипс пожирала изнутри, принося почти физическую боль. Она вцепилась в прутья, чтобы скрыть дрожь в руках, и мысленно отругала себя за трусость.

«Ты боролась, чтобы оказаться здесь. Все это – твой замысел. А теперь ты стоишь здесь и трясешься, как гребаный ребенок…»

Мия представила Дуомо и Скаеву, руководящих казнью ее отца на Форуме. Орущую толпу, требующую крови судьи. Глядя на трибуны арены, она видела те же лица, то же жуткое наслаждение. Тех же людей, которые радовались смерти ее отца.

«Но не моей, ублюдки. Здесь я точно не погибну».

Руки сжались в кулаки.

«Меня ждет слишком много убийств».

– Новобранцы, – раздался голос.

Мия обернулась и увидела экзекутора у двери в камеру. Вместо привычных кожаных доспехов и кнута на нем были штаны и дорогой камзол с вышитым красным соколом семьи Рема и золотым львом семьи Леонида. Его длинные седые волосы были заплетены в косичку, борода расчесана – если бы не шрам, рассекавший лицо, и железная нога, он мог бы сойти за богатого дона, отправляющегося на послеобеденные развлечения.

– Время пришло, – мрачно произнес он. – Вас ждет смерть или слава. Вам решать, что принимать как данность, а что заслужить.

Маттео спросил дрожащим голосом:

– В какой форме пройдет Отсев?

– Эдиторы объявят правила, как только вы встанете по местам. Но независимо от испытаний, путь к победе всегда один, – он слегка пожал плечами. – Не умереть.

Маттео выглядел так, будто уже готов был выблевать завтрак на свои сандалии. Сидоний снова зашагал взад-вперед, проводя рукой по щетинистой голове. Мия переминалась с ноги на ногу, ее живот скрутило.

Экзекутор посмотрел на них, и впервые за все время девушке показалось, что она увидела намек на сочувствие в его глазах.

– Все гладиаты однажды были на вашем месте, – сказал он. – И я среди них. С чем бы вы ни столкнулись на этой арене, страх – единственный враг на вашем пути. Покорите свой страх – и сможете покорить весь мир.

Он прижал руку к груди. Кратко кивнул.

– Сангии э Глория. Я встречу вас после Отсева окровавленными гладиатами или у Очага, когда отправлюсь на вечный покой. Да присмотрит за вами Аа, и пусть Цана направит ваши руки.

В камеру промаршировали стражи в черных доспехах и повели Мию с остальными по длинному коридору. Она услышала фанфары, сигнализирующие об окончании казни. В ответ над их головами поднялся рев. Сквозь стены и под ногами раздались стоны и скрип металла о металл, скрежет могучих шестеренок.

– Что это? – прошептал Маттео.

– Механизм под полом арены, – ответила Мия. – Эдиторы контролируют все, что происходит на песках, снизу.

– Для девушки, которая никогда не посещала «Венатус», ты слишком много о нем знаешь, – пробормотал Сидоний.

Мия попыталась загадочно улыбнуться в ответ, но не смогла из-за бабочек в животе.

Их провели в загон побольше, отгороженный опущенной решеткой. За ней Мия увидела ослепляющий свет и ожидавшую их арену. Пески, окрашенные багряным. Толпу, раскачивающуюся волнами.

В загоне около сорока других новобранцев выстроились ровными рядами. Каждому вручили по тяжелому железному шлему с конским, выкрашенным алым гребнем, короткий стальной гладиус и широкий прямоугольный щит с красной короной. Никаких доспехов. Ничего, что защитило бы плоть, помимо клочков ткани вокруг бедер и груди. Мия окинула взглядом собравшихся новобранцев, увидела людей разных оттенков кожи и комплекции, в основном мужчин, но и нескольких женщин. В их глазах читались рвение, ярость, фатализм.

Но больше всего в них было страха.

– Когда решетка поднимется, – крикнул страж с плюмажем центуриона, – займите свое место на песках и на исторической арене! Сангии э Глория!

– Четыре Дочери, я к этому не готов… – прошептал Маттео.

– Не давай слабину, – сказала Мия, сжимая его руку. – Держись рядом со мной.

– У тебя есть план, вороненок? – пробормотал Сидоний.

Вновь прозвучали фанфары, толпа отозвалась ликованием.

– Да, – она с трудом сглотнула. – Не умереть.

По арене прокатился голос, перекрывая воющую толпу.

– Жители Итреи! Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Добро пожаловать на сорок второй «Венатус» Блэкбриджа!

Крыша над головой Мии затряслась, на новобранцев посыпалась пыль, люди на трибунах затопали ногами в ответ.

– Чтобы почтить губернатора Сальваторе Валенте, мы покажем вам грандиозное состязание между героическими гладиатами из лучших коллегий республики! Но сперва те, кто ищет славы на песках, должны доказать перед глазами Всевидящего, что они достойны! Время настало! Час пришел! Отсев начинается!

Мия надела шлем на голову, проверила гладиус. Без Мистера Добряка в ее груди будто образовалась зияющая дыра.

«Покори свой страх – и сможешь покорить весь мир…»

– Узрите! – послышался крик. – Мы представляем вам Осаду Блэкбриджа!

За объявлением последовали оглушительные аплодисменты. Но сквозь страстные рукоплескания толпы Мия услышала громкий скрежет под полом. Новобранцы в первых рядах засуетились, мужчины и женщины рвались вперед к решетке, чтобы посмотреть. Под любопытным взглядом Мии пол арены разверзнулся, и механизм под стадионом начал поднимать наверх небольшую каменную крепость.

– Четыре Дочери, – выдохнул Маттео. – Это что… замок?

Другие части пола тоже раскололись, вверх поднялись скрытые платформы, механические шестеренки внизу крутились все быстрее. Мия увидела осадные башни из дерева, таран, укрытый толстым слоем шкуры, тяжелую баллисту и две катапульты с бочками горящей смолы. На каменных стенах крепости развернулись алые знамена с гербом старого королевства Ваана. Мия посмотрела на красную корону на своем щите, на алые гребни на шлемах вокруг.

– Вот дерьмо, – выдохнула она.

– …Что? – спросил Маттео.

– Они воссоздают Осаду Блэкбриджа, – пояснила девушка. – Битву между Итреей и Вааном, коей ознаменовалось начало империи короля Франциско. – Она постучала по красной короне на щите Маттео, по алому гребню на его шлеме. – Мы – ваанианцы.

Юноша склонил голову набок. Мия мысленно вздохнула.

– Ваанианцы проиграли, Маттео.

– …Вот дерьмо.

Механические шестеренки медленно остановились, все декорации для битвы соединились воедино на песке. По арене раскатился голос эдитора:

– Узрите! Войска короля Брандра VI, осажденные защитники Ваана!

Решетка плавно поднялась. Стражи копьями вытолкали Мию и ее приятелей под яркий солнечный свет. Их встретили насмешками – в основном зрители были итрейцами, и они неодобрительно орали при виде своих древних врагов.[26] Стражи вывели участников на песок арены к открытым воротам небольшой крепости. И, загнав их внутрь, закрыли за ними двери.

Крепость была метров шесть высотой и четыре с половиной метра шириной. По ее углам маячили башни повыше, стены украшали зубцы. Внутри Мия увидела, что сооружение было построено вовсе не из камня, а из плотного гипса, укрепленного тяжелым деревянным каркасом. Группа недоуменно разбрелась, большинство не знало, чего ждать.

– Обороняйте стену, еб вашу мать! – крикнул кто-то.

– Поднимайтесь, ублюдки!

На арене прозвучали фанфары; Мия, Маттео и Сидоний взобрались по деревянной лестнице и заняли места на одной из башен. Девушка увидела два лука из ясеня и два колчана со стрелами.

– Кто-нибудь из вас умеет стрелять? – спросила она напарников.

– Я, – ответил Маттео.

Мия взяла лук и повесила колчан через плечо, а второй вручила Маттео. Когда он брал его, девушка сжала руку юноши и посмотрела ему в глаза.

– Не бойся, – сказала она. – Здесь мы не умрем.

Маттео кивнул. Вокруг них, на трибунах, бурлил океан людей. Стены арены поднимались на пять метров над песком, по краям располагались ложи для костеродных и политиков. В одной из них Мия увидела донну Леону, сидящую с остальными сангилами. Ее фигуру обтягивало золотое платье, длинные каштановые волосы были уложены вокруг головы, как венок победителя. Но, несмотря на всю ее красоту и знатное происхождение, ее имущество все равно играло роль побежденных.

«Вы и вполовину не такой хороший политик, как ваш отец, ми домина».

За большим столом на западной стороне Мия заметила мужчину, окруженного чиновниками, администратами и красавицами в прекрасных нарядах, который, как она предположила, был губернатором города. Эдитор игры стоял у края стола, облаченный в кроваво-красную мантию, его талия и рукава были украшены десятками маленьких золотых кинжалов, на плече сидел белый капуцин. Мужчина говорил в длинный загибающийся рог, его голос усиливался другими рогами, установленными по краю арены.

– Зрители! – крикнул он. – Узрите благородные легионы Итреи!

Решетка в другом конце арены поднялась, и стражи вывели новый отряд участников. Они были вооружены так же, как Мия и ее товарищи, но имели золотые гребни на шлемах и три глаза Аа, нарисованные на щитах. При виде них толпа взревела в знак одобрения и затопала ногами, сотрясая землю. Большая часть группы заняла позицию у деревянных осадных башен, а остальные встали у баллисты и катапульт на краю арены.

– Состязание окончится, когда останется лишь один цвет! – крикнул эдитор. – Победители получат право выступать в качестве гладиатов на песках «Венатуса»! Побежденные – вечный сон после смерти! Да начнется… Отсев!

Толпа завопила. Золотые войска пришли в движение, десятки из них подошли к основанию осадных башен и начали толкать их. Мия посмотрела на алые войска на стенах, безуспешно пытаясь найти вожака. Вновь взглянув на приближающиеся башни, завопила, пытаясь перекричать рев зрителей:

– Кто-нибудь из вас, любезные джентльмены, служил в легионе?

– Да, – ответил крепкий мужчина с противоположной башни.

– Вы случайно не разбираетесь в приемах ведения военной осады?

– Я был гребаным поваром, барышня.

Мия посмотрела на надвигающуюся армию. На короткий меч в своей руке.

– Вот дерьмо, – вздохнула она.

– Лучники, стреляйте по их башням! Мне нужно, чтобы шестеро из вас стояли у ворот и были готовы к тарану, остальные – встаньте вдоль стен, чтобы отразить войска! По два человека на участок, поднимите щиты и стойте спина к спине, все ясно?

Мия подняла бровь, пытаясь найти говорившего.

Им оказался Сидоний. Но не саркастичный, распутный Сид, которому она врезала по яйцам и в челюсть. Этот мужчина был свирепым, как белый драк, тон его басовитого голоса источал авторитет и не терпел возражений.

– Ой, да что ты? – ответил кто-то. – А ты кто вообще, блядь, такой?

– Да, – пробормотала Мия. – Кто ты, блядь, такой?

– Я тот ублюдок, который спасет ваши жалкие жизни! – рявкнул Сид. – Если только, конечно, у кого-нибудь из вас, убогих овцеебов, не появился план получше? А теперь хватайте мечи и отправьте этих сукиных детей в бездну, где им и место!

Мия еще с секунду на него пялилась, подняв бровь. Но увидев, что Сид не в настроении спорить, и зная, что она входит в число убогих овцеебов без плана получше, она повернулась и прицелилась из лука в надвигающиеся башни. Маттео взял стрелу и тихо пробубнил, с улыбкой глядя на Сида:

– Что ж, это было неожида…

Болт из баллисты ударил в него, как молот. Лицо Мии забрызгала кровь, а Маттео, охнув, свалился с башни и упал головой в песок. Раздался тошнотворный хруст, из груди юноши торчали семьдесят сантиметров стали и дерева, шея вывернулась под совершенно неправильным углом.

– Бездна и кровь, – выдохнула Мия.

Замок сотряс разрушительных грохот, когда одна из катапульт метнула бочку с горящей смолой. Снаряд разбился о стену, и жидкий огонь хлынул на мужчин и женщин внутри. Толпа одобрительно заревела под выстрел второй катапульты, бочка врезалась в фасад и подожгла деревянные ворота. С зубчатых стен посыпались люди, покрытые горящим маслом, и, крича, попытались сбить огонь, катаясь по песку. Мия с Сидонием низко пригнулись, глядя друг на друга круглыми глазами.

– Четыре ебаных Дочери, – прошептал мужчина.

– Какие будут предложения, генерал? – спросила Мия.

– Лучники! Стреляйте в башни!

Мия и несколько ее товарищей поднялись из укрытия и выпустили залп в приближающиеся осадные башни. Несколько бойцов из золотого войска упали, толпа взвыла, когда второй залп поверг еще больше соперников. От огня валил черный дым, глаза и горло Мии щипало, но она продолжала выпускать стрелы.

– Таран! – крикнула она. – Сейчас ударит!

– Держите двери! – взревел Сидоний.

Полудюжина Золотых кинулась между башнями, держа в руках таран. Мия снова выстрелила, но команда пряталась под защитной шкурой. Стены затряслись, когда они ударили по воротам, затряслись даже больше, когда в угоду зрителям очередная бочка жидкого огня ударила по тыльной башне крепости. Бочка взорвалась ярко и яростно, испепелив еще троих Красных на стенах. Они с криком упали, еще одна свалилась с болтом из баллисты в груди.

– Эти осадные орудия нас убьют! – рявкнула Мия.

– Ну, нам нечем им ответить, кроме мата! – крикнул Сидоний. – Ваанианцы проиграли осаду Блэкбриджа, вороненок! Здесь все подстроено заранее!

Ворота снова загрохотали, когда их попытались протаранить. Мия вынырнула из укрытия, выстрелила сквозь клубящийся дым и попала в ногу одному из группы Золотых. Это все, что она видела из-под треклятой шкуры, но желаемый эффект все равно был достигнут; мужчина с воем упал, а Мия пригнулась, чтобы избежать болта баллисты, и выпустила стрелу, пронзившую горло врага.

Еще одна бочка взорвалась, толпа охмелела от ярости. Замок горел, ворота срывались с петель. В зубчатые стены врезалась первая осадная башня, и с нее, кровожадно крича, спрыгнуло полдюжины людей. Сидоний побежал вдоль стены и с ревом вонзил меч в живот одного из них. Мия беззвучно встала, потянулась к тени Золотого воина и приклеила его к месту. Затем отмахнулась от меча второго мужчины и столкнула его щитом со стен, прежде чем погрузить клинок в грудь первого соперника. На ее губы брызнула теплая кровь с медным привкусом. Девушка гадала, как бы использовать свой дар, чтобы зрители ничего не заметили, но в воцарившемся хаосе, дыме и огне никто все равно не мог увидеть ее игру с тенями.

Ворота снова затряслись, дерево раскололось. Еще один точный удар – и они прорвутся внутрь. Очередной Красный свалился со стены с болтом в животе, очередная бочка взорвалась на земле перед крепостью, обрызгивая ее горящим маслом. Оставаться там и защищать стены не было никакого смысла – Мия порезала еще одного Золотого, вспоров ему брюхо и вывалив кишки на землю, – в конечном счете катапульты подожгут весь замок.

«Покори свой страх – и сможешь покорить весь мир».

Она вспомнила свои уроки в Зале Масок с шахидом Аалеей. На передний план начал выступать ассасин. Девушка знала, что могла сразиться на мечах даже с лучшими из них, но ее настоящим преимуществом перед людьми, дерущимися и умирающими вокруг, было то, чему она обучилась в Красной Церкви. Ее остроумие. Ее хитрость.

«Не думай, как гладиат. Думай, как Клинок».

Мия посмотрела на лица вокруг. На лицо мужчины, которого только что убила, скрытое шлемом. И, сорвав шлем с головы мертвого Золотого, засунула руку в его рассеченные внутренности и достала большую теплую пригоршню. Затем надела шлем с золотым гребнем вместо собственного и крикнула Сидонию:

– Прикрой меня на обратном пути!

Мия размазала кровь по шее и груди, прижала разорванные кишки к животу и, сделав глубокий вдох, прыгнула со стены. Тяжело приземлившись на песок у крепости, закачалась и упала на бок. Вокруг нее вздымался черный дым, деревянный каркас треснул, зрители закричали, когда ворота сломались. По арене пронесся грохот, и новая бочка врезалась в стену. Мия свернулась в клубок, чтобы защититься от горячих капель масла.

Затем поднялась на ноги, продолжая прижимать к животу пригоршню разорванных кишок. И, держа во второй руке меч, поплелась к первой катапульте.

Толпа не обращала на нее внимания – судя по ее ране, она была ходячим мертвецом. Команда за катапультой тоже никак не среагировала на девушку; золотой шлем означал, что она одна из них, но каждый боец сражался, спасая собственную шкуру. Посему никто не прибежал на помощь и не остановил ее, когда она заковыляла по песку; кровь и кишки капали на ноги.

Мия споткнулась для правдоподобия и, охнув, подняла голову. Она была уже близко, до катапульты и трех управлявших ею мужчин оставалось всего пара метров. Застонав, она подползла еще ближе, помогая себе рукой. И когда катапульта оказалась в паре шагов, девушка ожила, кинула ком внутренностей в лицо первому Золотому и погрузила гладиус в его грудь.

Мужчина с воем упал. Прежде чем двое других успели понять, что произошло, Мия убила еще одного, его кровь фонтаном полилась на песок, и он упал с душераздирающим криком. Последний попытался нащупать меч, но Мия выбила его из рук противника, виляя вправо и влево. А затем, сверкнув гладиусом, подарила его Пасти.

– Услышь меня, Ная, – прошептала она, подхватывая клинок погибшего мужчины.

– Услышь меня, Мать, – выдохнула Мия, быстро направляясь ко второй катапульте.

– Эта плоть – твой пир.

Один из группы увидел, как она появилась из дыма

– Эта кровь – твое вино.

и открыл рот, чтобы, вероятно, предупредить остальных,

– Прими их в свои объятия.

но ее меч пронзил его горло до самой кости и застрял в позвоночнике. Мия вытащила клинок, резанула по ногам другого мужчину, метнула меч в грудь последнего. Лезвие вошло в плоть и ребра, сбивая соперника на песок в фонтане крови, и вторая катапульта затихла.

Зрители начали понимать, что что-то не так. Золотые прорвались в крепость, у ворот и на стенах завязалась кровавая битва. Но все больше людей указывали на невысокую бледную девушку в алом среди умолкнувших орудий. Она присела у тел повергнутых мужчин, сняла шлем и окунула золотой гребень в красную лужу на песке, окрашивая его в новый цвет. И, надев шлем на голову, она помчалась с мечами в руках прямо на команду баллисты.

Они увидели ее приближение и повернули оружие, стреляя болтами. Но по песку клубился дым от горящей крепости, а она, в конце концов, была совсем крохой – быстрой и острой, как кинжалы. Мия перекатилась в сторону и вскочила на ноги; один из команды бросился ей навстречу. Он был просто гигантом: двеймерец с длинными дредами, выше нее на полметра. Мия встретила его клинки собственными, приняла один удар на шлем и, пользуясь своим ростом, вонзила меч ниже щита двеймерца. Его подколенное сухожилие было разрезано до кости, мужчина упал на колени, и Мия схватила его за дреды. Когда баллиста снова выстрелила, девушка развернула раненого врага и прикрылась им; болт прошел сквозь щит и попал в грудь двеймерца.

Толпа ликовала. Мия оттолкнулась от плеч падающего мужчины и прыгнула на двух женщин, управлявших орудием, приклеивая первую к тени у ног и пронзая грудь второй. Женщина с криком упала, ее собственный меч успел резануть руку Мии. Брызнула кровь. Девушка покачнулась, в ушах звучали вопли толпы, грохот пульса и гром, но затем она метнула меч в голову последней соперницы.

Поскольку подошвы той были приклеены к тени, воительнице ничего не оставалось, кроме как упасть на спину в песок, чтобы избежать удара. Женщина выругалась, ее глаза расширились от страха, пока она пыталась снять сандалии, по-прежнему приклеенные к песку. Мия встала над ней – одна рука безвольно висела, все тело, от макушки до пят, было покрыто кровью – и занесла меч.

– Нет, – выдохнула женщина. – У меня маленькая дочь, я…

Ни матерей.

Ни дочерей.

Только враги.

Ее клинок прервал мольбы женщины. Зрители бесновались. Скривившись от боли в раненой руке, Мия зарядила болт в баллисту и оттянула рычаг, чтобы выстрелить. Но стены позади нее расчистились, и борьба, судя по всему, теперь сосредоточилась внутри крепости.

Мия устало вздохнула и подняла меч. Глубокая рана на бицепсе правой руки сильно кровоточила, голова кружилась. Поправив шлем и надев щит на раненую руку, она пошла обратно по окровавленным горящим пескам, чтобы сразиться со всеми, кто остался в живых. Толпа кричала и топала ногами в такт ее шагам – хоть девушка и носила цвета врага, желание увидеть победу «своих» уступило место чистой кровожадности, а эта хрупкая с виду девчушка только что убила почти дюжину людей за пару минут.

Она остановилась в двадцати шагах перед воротами, окутанными дымовой завесой, в воздухе витала вонь выпотрошенных внутренностей и горящей крови. Увидела четыре силуэта, направляющихся к ней из мглы. Глубоко вдохнув и представляя все, что она потеряет, если проиграет, Мия подняла меч. И, прищурившись сквозь дымку, различила цвет их гребней.

Кроваво-алый.

Мия скинула щит и громко засмеялась, увидев Сидония среди избитых, истекающих кровью мужчин. За ними зиял проем от ворот, внутри стен все превратилось в бойню, на полу лежали десятки мертвых Золотых и Красных. Одним из них был Маттео, его милые глаза были широко распахнуты, но уже ничего не видели.

Мия попыталась отделаться от грусти, зная, что от нее нет пользы. Теперь это ее мир. Жизнь и смерть, разделенные тонкой гранью росчерка меча. И с каждым росчерком она становилась на шаг ближе к отмщению.

В этом мире не было места ни для кого, кроме врагов.

– Зрители! – крикнул эдитор. – Губернатор Валенте представляет вам ваших победителей!

Толпа заорала в ответ, воздух рассекли фанфары. Испачканная кровью с головы до ног, Мия заковыляла вперед и протянула руку Сидонию. Мужчина улыбнулся, взял ее за предплечье и заключил в медвежьи объятия.

– Иди сюда, ты, великолепная мелкая сучка, – рассмеялся он.

– Отпусти, ты, гребаный громила! – улыбнулась она.

Сидоний поднял костяшки в воздух и проревел в толпу:

– Ну что, съели, ублюдки?! Меня никому не убить, слышите? МЕНЯ НИКОМУ НЕ УБИТЬ!

Мия посмотрела на ложе костеродных, увидела аплодирующую донну Леону. Рядом с ней стоял экзекутор со скрещенными руками и вечно насупленным выражением. Но вдруг, почти незаметно, мужчина склонил голову. Это была почти похвала.

Мия повернулась кругом, глядя на океан лиц, слушая опьяневшие от крови крики, громоподобный топот ног. И на крошечное мгновение перестала быть Мией Корвере, сиротой, даркином, ассасином и воплощением расплаты. Девушка широко развела руки, капая алым на песок, и услышала ответный рев толпы. И всего на долю секунды забыла, кем она была.

Зная лишь то, кем она стала.

Гладиатом.

Глава 12 Озарение

– Ты знал?

Епископ Годсгрейва почти на метр подскочил на месте. Чашка выскользнула из его пальцев, чай с золотым вином пролился на пергамент на столе. С колотящимся в груди сердцем Меркурио повернулся и обнаружил за спиной свою бывшую ученицу, окутанную тенями от книжных полок.

– Бездна и кр…

Его сердце замерло, когда старик увидел стилет из могильной кости в руке своей протеже. Во мраке позади нее стояла блондинка, одетая в наряд из черной кожи. Ее лицо было как будто знакомо ему, но Меркурио никак не мог ее вспомнить…

Низкий рык заставил его обернуться, и он увидел волчицу из теней, возникшую у открытой двери в кабинет. Та медленно закрылась, словно от легкого сквозняка.

– Ты. Знал? – повторила Мия.

Меркурио взглянул на бывшую ученицу.

– Я много чего знаю, вороненок, – спокойно ответил он. – Тебе придется быть более…

Девушка в мгновение ока оказалась рядом. Епископ зашипел, когда она взяла его за горло и прижала стилет к яремной вене.

– Убери эту гребаную свинорезку от моего горла! – потребовал он.

– Отвечай!

Меркурио постучал собственным кинжалом – который достал, когда уронил чашку, – по бедренной артерии Мии.

– Один рывок – и ты истечешь кровью за пару секунд.

– То же самое случится с тобой.

– Я дал тебе этот стилет, – напомнил он, сглатывая с прижатым к горлу клинком из могильной кости.

– Нет, его дал мне Мистер Добряк.

Меркурио посмотрел на не-кота, материализовавшегося на плече Мии.

– …Ты просто его вернул, старик…

– Тем не менее. Никогда не думал, что обнаружу его у своего горла, вороненок.

– А я никогда не думала, что ты дашь мне повод, – отрезала девушка.

– И что же это за повод?

– Они убили моего отца, Меркурио, – произнесла она дрожащим голосом. – Хоть и не собственными руками. Они передали его Скаеве для казни!

– Кто? – Меркурио нахмурился, глядя через плечо Мии на блондинку.

– Духовенство! – сплюнула она. – Друзилла, Кассий, все остальные. Моего отца и Антония схватили посреди лагеря из десяти тысяч человек. Кто бы справился с такой задачей, если не Клинок Наи?

– В этом нет никакого греб…

– Ты знал?

Старик посмотрел на свою ученицу и не увидел страха перед кинжалом в его руке. Не увидел страха смерти в ее глазах. Только ярость.

– На протяжении шести лет я тренировал тебя для испытаний Церкви, – тихо ответил он. – Зачем, ради Черной Матери, я бы это делал, если бы знал, что Церковь помогла Скаеве убить твоего отца?

– Ну, а зачем Церкви вообще меня тренировать, если они помогли его убить, Меркурио?

– И я о том же – в этом нет никакого смысла, Мия. Задумайся!

Ее рука со стилетом дрожала, пока она смотрела в его глаза. Старик видел в ней Клинка – убийцу, выращенного из девушки, которую он им послал. Отправляя ее сюда, он знал, кем Мия станет. Знал, как это на ней отразится. Нельзя подарить кого-то Пасти, не отдав частичку себя. Но под всем этим Меркурио по-прежнему видел ЕЕ. Беспризорницу, которую подобрал на улицах Годсгрейва. Девчонку, которую пригласил под свою крышу и обучил всему, что знал. Девушку, которую даже после ее провала все равно любил как родную.

– Я бы никогда не причинил тебе вреда, вороненок. Ты это знаешь. Клянусь своей жизнью.

Мия смотрела на него еще мгновение. Убийца, которым она стала, боролся с девушкой, которой она была. И медленно, очень медленно она убрала стилет. Меркурио отвел клинок от ее ноги и спрятал его обратно в подлокотник, после чего откинулся на спинку кресла.

– Так, может, расскажешь, из-за чего весь сыр-бор? – поинтересовался он.

Блондинка достала книгу из-под плаща и положила на стол перед ним. Черная. Кожаная. Ничем не украшенная.

– Что это за хрень? – спросил Меркурио.

– Гроссбух Красной Церкви, – ответила Блондиночка.

Его глаза округлились. Внезапно все сошлось. Внезапно…

– Я тебя знаю, – выдохнул Меркурио. – Мы встречались в Церкви, когда я забирал Мию. Ты – дочка Торвара. Эшлин ебаная Ярнхайм!

– Ну, вообще-то мое второе имя Фрия, но…

– Мы охотились на тебя восемь гребаных месяцев! – Меркурио повернулся к Мие и повысил тон: – Ты совсем из ума выжила? Благодаря этой предательнице и ее папаше большинство наших Клинков в гребаных могилах!

Эшлин пожала плечами.

– Как говорится, жить мечом…

– Это чудо, что они не добрались до меня!

– Херня, – ответила девушка. – Когда люминаты очищали Годсгрейв, они ни разу не постучали в твою маленькую сувенирную лавку, не так ли?

– О, и объясни, почему же, будь любезна? – прорычал старик.

Эшлин посмотрела на Мию. Снова на краснолицего епископа.

– Потому что я не хотела, чтобы она пострадала.

В комнате воцарилась тишина, Мия смотрела куда угодно, только не в глаза Эшлин. После затянувшегося неловкого молчания она повернулась к гроссбуху, перевернула страницы и нашла имя в длинном списке покровителей и их платежей. Имя, написанное жирным курсивом, ярко-черное на фоне желтеющей бумаги.

Юлий Скаева.

– Ты знал, не так ли? – спросила Мия. – Духовенство обязано говорить епископам, кого можно и кого нельзя трогать, хотя бы для того, чтобы избежать нарушений Закона о Неприкосновенности.

– Разумеется, я знал, – рявкнул старик. – Мне сказали, как только меня повысили до епископа. Почему, по-твоему, я до сих пор не послал одного из своих Клинков перерезать этому ублюдку глотку? Четвертый консульский срок? Во всем, кроме титула, он гребаный король! Я говорил это с самого начала, помнишь?

Мия постукала пальцем по записи.

– Десять тысяч священников, – сказала она. – Отправленные Церкви самим Скаевой через три перемены после казни моего отца. Заплаченные мужчиной, которому провал восстания был выгоднее всех. И имя близкого помощника моего отца вырезано у ног Наи в Зале Надгробных Речей. Объясни мне это, Меркурио.

Старик нахмурился и почесал подбородок.

Посмотрел на имена и числа, расплывающиеся в тусклом свете.

Этого не могло быть…

Само собой, он знал, что Скаева тайно платил Церкви. По правде говоря, это было вполне логично для людей, которые могли себе позволить наполнять казну Наи. Видите ли, в том и вся прелесть Неприкосновенности – пожертвуйте Церкви достаточно денег, чтобы считаться покровителем, и попадете под защиту Красной клятвы. Король Ваана поступал так годами. На самом деле это гениально. Последователи Наи могли купаться в золоте, не пошевелив для этого и пальцем.[27]

Конечно, Скаева пошел дальше простых пожертвований – он использовал Церковь, чтобы избавиться от десятков заноз в своей заднице. Но Меркурио никогда не подозревал, что Церковь была замешана в деле Царетворцев. Все, что он когда-либо слышал, заставило его поверить, что Корвере и Антония предал один из их людей.

Может ли быть?..

– Красная Церковь схватила моего отца, – сказала Мия сдавленным от боли голосом. – И передала его Сенату. С тем же успехом они могли убить его самолично.

Мистер Добряк склонил голову набок, тихо мурча:

– …Чего я не понимаю, так это зачем Скаева приказал Рему напасть на гору, если Церковь и так у него в кармане?..

– …Будто это единственное, чего ты не понимаешь…

– …Тише, дитя, не перебивай, когда взрослые разговаривают…

– Рем атаковал гору без разрешения Скаевы, – встряла Эшлин.

– Херня, – Меркурио хмуро повернулся к ваанианке. – Рем и отлить не смел без одобрения Скаевы. Сенат, люминаты, Церковь Аа – это три столпа всей гребаной республики, девочка.

– Не называй меня «девочкой», старый урод, – рявкнула Эшлин. – Мой отец был в сговоре с Ремом, помнишь? Судья ненавидел Скаеву до усрачки. Да, он выполнял приказы консула, но Рем был одним из правоверных Аа, как и Дуомо. Использование Красной Церкви для грязной работы делало Скаеву еретиком в глазах Рема. А если бы он уничтожил Церковь, то перекрыл бы Скаеве доступ к его кучке наемных убийц.

Меркурио почесал подбородок.

– Я думал, что Рем и Дуомо…

– Дуомо тоже покровитель Церкви.

– Я знаю! – огрызнулся Меркурио. – Я тебе не какой-нибудь простофиля и не новичок в этом деле, я епископ Матери Священного ебаного Убийства!

– Вот только наш прославленный великий кардинал никогда не нанимает Церковь для священного ебаного убийства. – Эшлин пролистала гроссбух, показывая непомерные платежи от Дуомо шестилетней давности. – Он просто платит ежегодный взнос из казны Аа. Это обеспечивает его неприкосновенность, понимаете? Так он знает, что Скаева не сможет просто перерезать ему глотку, пока он спит. У кардинала и консула взаимная ненависть, и оба пошли бы почти на все, чтобы убить друг друга.

– …Сдается мне, что записывать все это в гроссбух было фантастически глупой идеей…

– Они прятали его в закрытом хранилище, – сказала Эшлин тенистой волчице. – Внутри логова самых опасных ассасинов в республике. И единственный ключ висел на шее одной из самых одаренных убийц в мире. Учитывая, через что мне пришлось пройти, чтобы заполучить его, возможно, это не так уж и глупо, как тебе кажется.

– …Кстати об этом, маленькая предательница, скажи на милость, почему мы до сих пор тебя не убили?..

– Из-за моего неотразимого обаяния? – Эшлин покосилась на не-кота на плече Мии. – Или, вероятно, просто потому, что я единственная, кто хоть отчасти понимает, какого хрена тут происходит.

– Так что здесь про… – старик моргнул, окинул взглядом комнату. – …Подождите, а где, бездна ее побери, Джессамина?

Мия с Эшлин обменялись долгими смущенными взглядами. Губа Эшлин была разбита и опухла после драки на крыше, ее глаз заплыл и почернел.

– …У нас возникли некоторые… неприятности…

– Просто охренительно, – Меркурио сердито посмотрел на ваанианку. – И ты за это в ответе?

– Если тебе от этого полегчает, Джесс ранила меня первой, – Эшлин пожала плечами. – Просто я ранила ее последней. И… неоднократно.

– Так что ты тут делаешь? – требовательно спросил епископ. – Семь перемен назад Мию отправили убить предводительницу браавов и украсть карту. Она возвращается с самой разыскиваемой предательницей в истории Церкви. Какое ты имеешь ко всему этому отношение?

Эшлин пожала плечами.

– У меня есть карта.

– …У тебя была карта. Она взорвалась, помнишь?..

Девушка усмехнулась.

– Ты же не думаешь, что я настолько глупа, чтобы позволить чему-то столь ценному просто сгореть, верно, Мистер Всезнайка?

– Тогда тебе лучше начать говорить, – прорычал Меркурио.

– Да, – кивнула Мия. – Где ты ее достала? Куда она ведет? И на кого ты работаешь? Браавы сказали, что ты продавала карту кардиналу Дуомо.

– Он нанял меня, чтобы добыть ее, – сказала Эш, прислоняясь к стене и скрещивая руки. – Когда нападение на Церковь пошло наперекосяк, мы с отцом восемь месяцев бегали от Клинков, отправленных нас убить. К тому времени, как отец умер, мы потратили большую часть наших денег. Дуомо и Рем вместе планировали уничтожить Церковь, так что я знала, как связаться с кардиналом. Оказывается, он как раз искал человека с моими… навыками.

– Это какими же? Дерзость и хитрожопость? – сплюнул Меркурио.

Губы Эшлин изогнулись в фирменной невыносимой ухмылке.

– Умение проникнуть куда нужно. Устроить западню. Сделать грязную работу. Он узнал о другом способе перевесить чашу весов и убрать Красную Церковь раз и навсегда. Без нее он сможет убить Скаеву, поставить на должность нового сговорчивого консула и грести деньги лопатой.

Мия прищурилась.

– И что это за «другой способ»?

Эш пожала плечами.

– Он не говорил. Я не спрашивала. В мою задачу входило отправиться с кучей наемников и епископом духовенства Аа к руинам храма на северном побережье древнего Ашкаха. Там мы и нашли карту. И… кое-что другое.

– Что другое? – спросил Меркурио.

Лицо Эшлин стало каменным, но Мия увидела толику страха в ее глазах.

– Кое-что опасное.

– Что случилось с твоими спутниками?

Девушка пожала плечами.

– Они не вернулись.

– Значит, ты явилась в Годсгрейв сама, чтобы продать карту Дуомо? – спросила Мия.

Эш кивнула.

– Щеголи выступают его посредниками. У Дуомо хватает монет, чтобы держать многих людей на коротком поводке. Я не знала, попытается ли он вонзить нож мне в спину, но предполагала худшее. Я единственная из ныне живущих, кто знает, что кардинал работал против Скаевы, чтобы уничтожить Церковь.

– Ну, кто-то знал, что Дуомо работаем с Щеголями, – сказал Меркурио. – И что в тот вечер им должны были доставить карту. И этот кто-то нанял Мию, чтобы…

Мия встретила взглядом с Меркурио. Глаза старика округлились.

– Ты же не думаешь… – начал он.

Девушка посмотрела в пол, словно пыталась найти правду, которую случайно обронила. Заправила волосы за уши. Беспокойство отразилось на ее лице.

– Мой покровитель потребовал именно меня для этого подношения, – выдохнула она. – «Ту, что убила судью легиона люминатов». По крайней мере, так сказало Духовенство. И я принесла в жертву еще троих по просьбе того же покровителя.

– …Кого ты убила?

– Сына сенатора, Гая Аврелия. Любовницу другого лиизианского сенатора, Армандо Тулли. И магистрата Галанте по имени Цицери.

– Черная Мать, – прорычал Меркурио.

– Что такое? – спросила Эшлин, переводя взгляд с Мии на Меркурио.

– Ходили слухи, что Гай Аврелий намеревался выдвинуть свою кандидатуру против Скаевы на консульских выборах, – ответил Меркурио. – А Цицери организовывал расследование о неконституционности выдвижения Скаевы на должность на четвертый срок.

Мия села на корточки и уперлась руками в каменные плиты. Рядом с ней возникла Эклипс, Мистер Добряк облизывал ее руку иллюзорным языком.

– О, богиня… – выдохнула она.

– Скаева избавляется от препятствий, – озарило Меркурио. – Запугивает соперников или убивает их. Делает все возможное, чтобы его снова избрали.

– И я ему помогла… – прошептала Мия.

– …Ублюдок…

– А значит, он знает, что Дуомо работает против него. Он знает, что, куда бы ни вела эта карта, она представляет угрозу для Церкви, и использует Клинков, чтобы уничтожить ее.

– Защищает свой маленький культ убийц. – Эшлин посмотрела на Мию, качая головой. – Что я тебе говорила? Все они продажные шлюхи. Мало того, что они помогли убить твоего отца, так Церковь еще и заставила тебя резать глотки по приказу сукиного сына, виновного в его казни. Солис. Маузер. Паукогубица. Аалея. Друзилла. Они должны умереть, Мия. Все до последнего.

– Скаева.

Мия выплюнула это слово, словно яд. Зубы обнажились в оскале. Она сердито посмотрела на Эшлин, медленно качая головой.

– Сперва Скаева и Дуомо.

Ваанианка шагнула вперед, ее глаза блестели, как сталь.

– Дуомо, вероятно, сейчас в Гранд Базилике.

Мия помотала головой.

– Мне туда не попасть. Я пыталась однажды. Троицы…

– Я могу убить его за тебя, – предложила Эшлин. – Он может мыться с ней на шее, спать с ней под гребаной подушкой, но ни одной троице меня не остановить. Я прокрадусь внутрь и перережу ему глотку, а затем мы прикончим Скаеву и Це…

– Нет, – перебила Мия. – Они мои. Оба.

Она медленно поднялась с пола, черные волосы упали на призрачно-бледное лицо.

– Эти ублюдки МОИ.

– Спокойнее, – посоветовал Меркурио. – Давай не будем принимать поспешных решений.

– Поспешных? – прорычала Мия. – Красная Церковь способствовала смерти моего отца, Меркурио. Точно как Скаева и Дуомо. Духовенство виновно ничуть не меньше, чем эти двое.

– Но зачем Красной Церкви тебя тренировать, если они помогли убить твоего отца?

– Может, они думали, что я никогда не узнаю? Может, Кассий приказал им обучать меня, потому что знал, что я даркин? Может, этот выблядок Скаева посчитал это забавным? Или же они думали, что, когда я убью большое количество людей, достаточно ожесточусь, мне просто станет все равно?

Старик сложил руки под подбородком, глядя на гроссбух.

– Скармливая кого-то Пасти, ты скармливаешь ей и часть себя, – пробормотал он.

– Ты со мной? – спросила девушка.

Он снова посмотрел на гроссбух. На имя Скаевы. Человека, который возвел себе трон в республике, избавившейся от монархии много столетий назад. Человека, который считал себя выше закона, чести и морали. Но, по правде, Меркурио и сам давно отринул большинство из этих добродетелей. Все во имя веры.

– Я посвятил свою жизнь Красной Церкви, – сказал старик.

Мия шагнула вперед, ее глаза пылали.

– Ты. Со мной?

Епископ Годсгрейва посмотрел на свою бывшую ученицу. В мягком аркимическом свете она казалась вырезанной из камня – челюсти стиснуты, кулаки сжаты. Он всмотрелся в эти темные глаза, пытаясь найти намек на девочку, которую взял под крыло и растил шесть долгих лет. Он был зол на нее, когда она провалила посвящение. Когда она подвела его. Но, по правде, эти шесть лет он считал ее своей дочерью. И это никогда не изменится.

Церковь уже лишила ее одного отца.

Позволит ли он забрать им второго?

– Я с тобой.

Ответ повис в комнате, как меч над их головами. Меркурио знал, что это значит и к чему приведет. Понимал, насколько в действительности могуществен враг, против которого они намеревались сражаться.

– Мы должны устроить все незаметно, Мия, – сказал старик. – Церковь не должна узнать, что ты убила Скаеву, когда это произойдет, иначе они захотят отомстить. И тебе придется прикончить Дуомо тем же ударом, или до него станет в десять раз труднее добраться.

– Это наименьшая из наших проблем, – ответила Мия. – Церковь захочет, чтобы я вернулась. Донна мертва. Скаева мог подготовить для меня новое подношение.

– У них по-прежнему нет карты, – заметил Меркурио. – Я могу придумать какую-нибудь историю. Скажем, что карта выскользнула из твоих рук, и ты отправилась в погоню. Строго говоря, это может занять месяцы.

– Духовенство будет недовольно, – сказала Эшлин.

– Пусть идут в жопу, – насупилась Мия. – Духовенство и так мной недовольно.

– Чудесно, – кивнула Эшлин. – Значит, теперь нам осталось только придумать, как тебе убить кардинала, к которому ты физически не можешь приблизиться, и в это же время убить самого охраняемого консула в истории Итрейской республики.

Мия с Меркурио притихли. Старик задумчиво нахмурил лоб. Глаза Мии сузились, изучая книжные полки, но не находили ответов на их корешках. Она посмотрела на другую стену – с коллекцией оружия Меркурио. Солнцестальный клинок люминатов, ваанианский боевой топор, гладиус с гладиатской арены Лииза…

Ее глаза сузились пуще прежнего. В голове заработали шестеренки.

Она взглянула на своего бывшего учителя, ее дыхание участилось.

– Что такое? – спросил он.

Глупо.

Безумно.

Невозможно.

– Кажется, у меня есть идея…

В тренировочном кругу во дворе собралось тринадцать гладиатов. Вокруг них вздымались стены Вороньего Гнезда, знамена семьи Рем развевались от поднимающегося ветра. Они поздно вернулись из Блэкбриджа, почти наступила неночь. Но прежде чем отправиться на ужин, они должны поприветствовать новых брата и сестру в своих рядах – самый торжественный обряд, проводимый на священной земле их коллегии.

Вотум витус.[28]

Во двор падали лучи солнц, Мия чувствовала, как пот стекает по ее оголенным рукам и животу. Она стояла на коленях в круге рядом с Сидонием. Над ними возвышался Аркад в сверкающем нагруднике с тиснением в виде двух львов, исцарапанный и мятый от многих лет сражений. Донна Леона в прекрасном шелковом желтом платье наблюдала за ними с балкона.

Посмотрев вниз на экзекутора, она улыбнулась, и в ее сапфировых глазах так и читалось: «Я же тебе говорила».

– Гладиаты, – обратился экзекутор. – Мы собрались здесь, на священной земле, для торжественного обряда, чтобы приветствовать в наших рядах этих двух достойных воинов. Нас сплачивает не сталь, а кровь. Поскольку мы – кровь, и кровью останемся.

– Мы – кровь, – раздался хор голосов по кругу. – И кровью останемся.

Экзекутор достал кинжал из-за пояса, провел лезвием по ладони и позволил алой крови капнуть на песок. Затем передал клинок гладиату слева.

Им оказался Мясник Амая. Он повторил ритуал, порезав ладонь, и передал кинжал Мечнице. Женщина посмотрела Мие в глаза и провела им по ладони. Кинжал пошел по кругу, пока обряд не повторили все тринадцать гладиатов. Ваанианские близнецы Брин и Бьерн, двеймерец Волнозор и остальные, пока, наконец, кровавый клинок не попал в руки их чемпиону, Фуриану Непобедимому.

Итреец смотрел на Мию затуманенными темными глазами, на его голове красовался новый серебряный венок. Она наблюдала, как он дрался в Блэкбридже, и его победа («непревзойденный», как называли его эдиторы, «безупречный») лишь разожгла ее любопытство. Ее тень затрепетала, когда он порезал ладонь, смешивая свою кровь с кровью гладиатской семьи на остром лезвии. Мужчина уронил алые капли на песок, а затем вошел в круг и встал перед Сидонием и Мией. Опустив взгляд с его горящих глаз и мужественного подбородка на тьму у ног, Мия увидела, что его тень тоже дрожит.

«Он препятствие на твоем пути», – напомнила она себе.

«Все они».

«Препятствие».

– Мы – кровь, – сказал он, передавая кинжал. – И кровью останемся.

Мия взяла клинок, при соприкосновении их пальцев ее живот взбунтовался. Упрекнув себя за дурость, она повернулась к экзекутору и посмотрела ему в глаза.

– Не слишком глубоко, – предупредил он. – Чтобы не навредить твоей хватке.

Мия кивнула и провела лезвием по ладони. Боль была яркой и вполне реальной, делая весь мир четче. Она здесь. Полнокровный член коллегии. Перед ней простиралась пустыня из песка и океан крови. Но в конце девушка видела великого кардинала Дуомо в лохмотьях бедняка и без троицы на шее. Консула Скаеву, протягивающего руки, чтобы надеть на нее венок победителя.

Видела, как ее тень тянется к их…

– И кровью останемся, – повторила Мия.

Сидоний забрал кинжал, резанул по ладони и повторил клятву.

– И кровью останемся.

По кругу прошла волна ободряющих криков. Экзекутор показал жестом, чтобы Мия с Сидонием встали, и их окружили гладиаты. Мечница улыбнулась Мие, ваанианка Брин прижала ее к груди и прошептала: «Ты хорошо сражалась». Мясник так сильно хлопнул ее по спине, что она чуть не упала, остальные протягивали окровавленные руки или по-дружески били ее кулаком в предплечье. Только Фуриан держался в стороне – но был ли тому виной почетный статус чемпиона или их вражда, Мия не знала.

– Мои Соколы! – раздался голос с балкона.

– Смирно! – рявкнул экзекутор, и все взгляды поднялись вверх.

Донна Леона улыбнулась им, как богиня своим детям, и широко развела руки.

– Наши победы в Блэкбридже принесли нам еще больше славы и обеспечили местом в «Венатусе» Стормвотча, который состоится через четыре недели!

Гладиаты возликовали, а Сидоний крепко обхватил рукой шею Мии и радостно закричал. Девушка рассмеялась и оттолкнула здоровяка, но обнаружила, что ее голос невольно присоединяется к всеобщему хору.

– По мере приближения к «Магни» состязания будут становиться только жестче. Утром вы вернетесь к тренировкам. Но пока… И никогда не смейте говорите, что ваша домина не вознаграждает доблесть и честь, которую вы ей оказываете каждый раз на аренах!

Леона хлопнула в ладоши, и три слуги покатили огромную бочку к столам и скамейкам на веранде.

– Это вино? – ахнул Сидоний.

– Пейте, мои Соколы! – Леона улыбнулась. – Поднимите тост за своих новых брата и сестру. Тост за славу! И тост за наши многочисленные будущие победы!

Тремя часами спустя Мия лежала в своей клетке, в ее голове все плыло.

Она пыталась пить с умом, но Сид брюзжал каждый раз, когда девушка замедляла темп, да все гладиаты пили так, словно от этого зависела их жизнь. Мия полагала, что это имело смысл – для людей, у которых ничего нет, и которые рисковали жизнью каждый раз, выходя на песок, кратковременная передышка и полная чаша наверняка казались раем. Посему она изо всех сил старалась играть свою роль и пила наравне с новой семьей, улыбаясь в ответ на их похвалы.

Похоже, двеймерке Мечнице она особо приглянулась, хотя остальные гладиаты коллегии тоже не обделили Мию добрым словом. Ее хитрость на арене – переодеться в цвет врага и сыграть раненую, чтобы приблизиться и нанести удар – показалась большинству членов новой семьи просто гениальной.

Брин, светловолосая ваанианка, подняла чашу для тоста.

– За хорошую уловку, вороненок.

– Да, – поддержал ее брат Бьерн. – Когда я увидел, как ты прижимаешь те кишки, и понял, что ты задумала, то чуть не выдал тебя своими громкими воплями!

– Ворона, как бы не так, – ухмыльнулся Мясник. – Нам стоит прозвать ее гребаной Лисой.

– Волчицей, – улыбнулась Мечница.

– Змеей, – раздался голос.

Все посмотрели на Фуриана, насупившегося во главе стола. Мия встретила его сердитый взгляд, наблюдая, как мужчина кривит губы в насмешке.

– Гладиаты сражаются с честью, – сказал он. – А не коварством.

– Да ладно тебе, брат, – возразила Мечница. – Одержанная победа – заслуженная победа.

– Я чемпион этой коллегии, – ответил Непобедимый. – Я говорю, какая победа заслужена. А какая украдена.

Мечница посмотрела на торквес на шее Фуриана, на венок на его голове, и кивнула в знак согласия. Непобедимый продолжил пить и больше не подавал голос. Вскоре после этого праздник окончился, и, по правде, Мия была этому рада. Она не привыкла пить столько вина, так что еще пара чашек – и девушка заблевала бы все стены.

Теперь она сидела в своей клетке, прутья медленно кружились. Прежде чем свет погас, из клетки Мечницы вновь послышалось пение. Мия предположила, что это своеобразная молитва. Но теперь на казарму опустилась тьма, и слышны были только звуки сна.

Сидоний лежал на спине и храпел, как умирающий бык, прерываясь лишь для того, чтобы напердеть так громко, что пол под Мией вибрировал. Девушка нахмурилась и пнула итрейца, который с ворчанием перекатился на бок.

– Гребаная свинья, – выругалась она, зажимая нос. – Мне нужна собственная клетка.

– …Я редко жалею, что не нуждаюсь в воздухе…

Глаза Мии расширились, когда она услышала шепот.

– …А в данный момент и подавно…

– Мистер Добряк!

– …Крикнула она достаточно громко, чтобы разбудить мертвых…

Из теней в другом конце клетки вышли два черных силуэта.

– …Если это не удалось храпу этого громилы, то уже ничто не разбудит…

Мия улыбнулась, когда к ней приблизились демоны и нырнули в ее тень, словно та была черной водой. Ее накрыла волна утешительного холода, проходя рябью по всему телу и оставляя после себя железное спокойствие. Она почувствовала, как Мистер Добряк расхаживает по ее плечам, извиваясь между локонами и не тревожа ни единого волоска. Эклипс свернулась вокруг Мии и опустила свою иллюзорную голову на колени хозяйки. Девушка провела по ним ладонями, их очертания задрожали, как черный дым. Она не осознавала, как сильно по ним скучала, пока спутники не вернулись.

– Черная Мать, как же я рада вас видеть, – прошептала Мия.

– …Я скучала по тебе…

– …Ой, я тебя умоляю…

– …А вот по кисе не особо…

Мия провела рукой по тенистой волчице. Она не чувствовала ее на ощупь; гладить ее было все равно что гладить прохладный ветер.

– Когда вы вернулись?

– …Вчера. Но ты была еще на «Венатусе»…

– …Я так понимаю, все прошло хорошо…

– Я жива, если это имеет какое-то значение.

Мистер Добряк потерся о ее ухо, и Мие стало щекотно. Его ласка была как поцелуй дыма сигариллы.

– …Самое большое… – прошептал он.

Трио еще долго сидело во мраке, просто наслаждаясь компанией друг друга. Мия водила пальцами по их иллюзорным телам и ощущала, как последний намек на страх, который она испытывала последние недели, полностью исчезает. Она сделала это. Первый шаг к глоткам Скаевы и Дуомо прошел успешно. А в присутствии ее спутников оставшиеся шаги казались не такими уж и далекими.

– …Как бы это ни было мило…

– …На тебя всегда можно рассчитывать, чтобы испортить обстановку…

– Нет, он прав, – вздохнула Мия. – Она ждет?

– …Да…

– Тогда ведите.

Ее спутники растворились в черноте. Мия почувствовала, как они материализуются в тенях холла, и снова, как в ту неночь, когда она посетила Фуриана, девушка закрыла глаза и потянулась во тьму. Возможно, дело было в вине, а возможно, в практике, но на сей раз шаги дались ей легче. Открыв глаза, она обнаружила, что комната лихорадочно кружится, но все же Мия оказалась в тени у лестницы.

Девушка согнулась пополам и выблевала пару чаш вина на камень, прикрывая рот, чтобы приглушить звук. Несколько гладиатов заворошились в казарме, и Мия быстро скрылась обратно в тенях, борясь с тошнотой. Она прислонилась к стене, чтобы та перестала кружиться. Вытерла рот ладонью и сплюнула на камень.

– Черная Мать, напомните мне в следующий раз, что не стоит этого делать пьяной.

– …Идем…

– …Гадюка ждет, Мия…

Девушка посмотрела на механические рычаги на стене, гадая, как они работают. Прокралась на ослабевших ногах через крепость и вышла в тень веранды. Под столом сидел Клык, наблюдая за ней с любопытством. Когда мимо проскользнули Мистер Добряк и Эклипс, загривок пса вздыбился. Мия протянула руку, чтобы успокоить мастифа, но, жалобно заскулив, Клык сбежал.

– …Эти собаки такие глупые…

– …Сказал глупец, потерявшийся на обратном пути…

– …Я не потерялся, моя дорогая дворняга, я изучал местность…

– …Это громадная крепость на вершине скалы, которую видно с любой точки города, как ты…

– Тс-с-с, – прошипела Мия, ныряя в нишу.

Быстрые шаги ознаменовали приближение магистры и служанки. Они увлеченно обсуждали вопрос организации поездки в Стормвотч, служанка старательно все записывала на восковой дощечке. Мия подождала, пока они скроются из вида, и медленно прокралась по коридору к дверям, открытым для прохладного морского бриза. Прищурившись от света солнц, выглянула с высоких каменных стен – красных на фоне голубого опаленного неба.

Собрав горсть теней, Мия накинула их на плечи. Ее пальцы были уже не такими ловкими от выпитого, но в конце концов весь мир затянуло мутно-черным и грязно-белым, и она стала почти такой же слепой, как в перемену своего рождения. Тихо шепча, спутники направили ее через передний двор, мимо патрулирующей стражи в затененную нишу у входных ворот. Тогда Мия закрыла глаза

и шагнула

в

тень

через

дорогу.

Девушка упала на колени и прижала руки к животу, борясь с желанием выблевать все содержимое желудка. Спустя пару минут в грязи она восстановила дыхание и вытерла слезы с глаз.

– …Ты в порядке?..

– Следующий глупый вопрос, пожалуйста? – прошептала Мия.

– …Нам не обязательно встречаться с ней прямо сейчас…

– Обязательно. Но времени мало. Гладиаты встают рано утром, но если кто-то каким-то чудом заметит мое отсутствие посреди неночи…

– …Вино позаботится о том, чтобы твои сокамерники крепко спали до той поры…

– И все же нам следует поспешить.

– …Идти совсем не далеко…

Она поднялась на дрожащие ноги и поплелась по пыльной дороге, извивающейся по склону, на котором стояло Воронье Гнездо. Дальше Мия не нуждалась в указаниях Мистера Добряка и Эклипс – она так хорошо знала этот путь, что могла пройти его с закрытыми глазами. Но откидывать плащ из теней не решалась. Девушка по-прежнему была одета как гладиат, а клеймо с двумя кольцами на щеке кричало, что она чье-то имущество. И хотя владельцы частенько разгуливали в компании вооруженных рабов, увидеть такого воина в одиночку было редкостью. Так что с ее стороны разумнее оставаться невидимой, чтобы избежать вопросов.

Мия слышала шум моря с юга, звон портовых колоколов внизу, чувствовала знакомый запах города в тени крепости. Известный как Вороний Покой, он служил домом трем-четырем тысячам людей – оживленный торговый порт, возникший под защитой крепости. Здания из красного камня и белой штукатурки ютились на крутых скалах, клонясь в сторону воды. В воздухе звучала песнь чаек.

Спутники привели ее в запутанный лабиринт улочек у пристани. Там Мия откинула плащ и осторожно пошла по извилистым проулкам, в соленом воздухе воняло мусором. Они прибыли к небольшой таверне, и Мистер Добряк кивнул на гостевые комнаты наверху.

– …Второй этаж, третье окно…

Мия посмотрела по сторонам, убеждаясь, что рядом никого нет, и начала взбираться. Достигнув террасы второго этажа, перелезла через железные перила и постучала по стеклу.

Окно открылось, и она тихо, как шепот, пробралась внутрь.

Девушке потребовалась пара секунд, чтобы привыкнуть к темноте после яркого уличного света. Но в конце концов она увидела силуэт, развалившийся на старом диване и вытянувший перед собой длинные ноги. Она была одета в черные кожаные штаны, короткий корсет и рубашку из темного шелка. Светлые волосы пришлось перекрасить, чтобы не выдать себя, и теперь они стали кроваво-красными, как у Джессамины. Но эти глаза было невозможно забыть.

Девушка откинулась на спинку дивана и осмотрела Мию с головы до ног.

– Ну здравствуй, красавица, – улыбнулась она.

– Здравствуй, Эшлин, – ответила Мия.

Книга 2 Кровь и слава

Глава 13 Выход

Морской воздух смешивался с гвоздичным ароматом дыма, поднимавшимся тонкими струйками из ноздрей Мии. Она последний раз затянулась сигариллой, потушила ее о стену и довольно вздохнула.

– Бездна и кровь, как же мне это было необходимо.

– Я знала, что ты будешь по ним скучать.

Эш улыбнулась, заправляя рыжие волосы за уши. Новый цвет был уловкой – если по какому-то трагическому стечению обстоятельств кто-то из Церкви увидит их с Мией издалека, Эшлин сможет сойти за Джессамину. Хлипкий обман, но, как любезно напомнил Мистер Добряк, весь этот план был хлипким, как мышцы у шахматиста.

Тем не менее Мия благодарно склонила голову и, закрыв глаза, откинулась на старый кожаный диван, наслаждаясь каждой каплей никотина в крови.

– Я рада снова тебя видеть, – сказала Эш.

Ассасин открыла глаза и посмотрела на нее сквозь ресницы. Мистер Добряк запрыгнул на диван, обвив хвостом плечи хозяйки. Эклипс свернулась вокруг ее талии и положила голову на колени. Ни один из ее спутников не доверял Эшлин, и даже после того, как они вместе затеяли этот план, Мия тоже не могла на нее положиться полностью. Эш убила Джесс. Убила Трика. Убила всех, кто стоял на ее пути к расплате.

«Но так ли она отличается от тебя?»

В конце концов, она ведь не выдала люминатам местонахождение лавки Меркурио…

Эшлин посмотрела на тряпки, в которые была одета Мия.

– Приятно видеть, что ты приоделась по такому случаю.

– Дорога сюда доставила много хлопот? – спросила та.

Эш помотала головой.

– Мистер Ворчун довольно быстро нас нашел.

Из-под пола донесся смех Эклипс. Мистер Добряк склонил голову, глядя на ваанианку, и прошептал голосом, похожим на дым:

– …Какая наглость…

Эшлин усмехнулась, достала кинжал из-за пояса и вонзила в яблоко, лежавшее в миске с фруктами на столе. Ловко крутанув запястьем, подкинула его в протянутую руку Мии.

– Мы ждали в Уайткипе, как и было спланировано. Когда Леонид вернулся, но тебя не оказалось среди его приобретений, я догадалась, что все покатилось в ебеня. Хотя я даже не представляла, в какие глубокие, пока нас не нашел Мистер Умник.

– …Прекрати…

– …Нет-нет, пожалуйста, продолжай…

Эш проигнорировала тени и подняла бровь, глядя на Мию. Девушка шумно откусила кусок яблока и долго его пережевывала, прежде чем ответить:

– Признаю, план потерпел несколько… неудач.

– У тебя всегда был талант к преуменьшению, Корвере, – Эшлин нанизала на клинок еще одно яблоко и начала ловкими движениями счищать кожуру. – Живешь в крепости, которая принадлежала твоему отцу перед тем, как его повесили за измену. Находишься в собственности жены судьи, которого ты убила. В манеже, которому не больше полугода, и всего с одним венком за душой. И как твои успехи?

– Я пережила Отсев, – Мия пожала плечами.

Эш закинула в рот дольку яблока.

– Я заметила, что ты не мертва.

– И я дала кровавый обет, – продолжила девушка. – Теперь я полноправный гладиат. План остается тем же. Просто мне придется осуществить его посредством другой коллегии, вот и все.

– Тебе нужно бороться вдвое свирепее, – заметила Эш. – Благодаря прошлогодним победам Леонид уже обеспечил свою коллегию местом в «Магни». В сравнении с ее отцом у Леоны вообще нет политического веса. Ей нужно выиграть как минимум еще три венка, прежде чем она сможет бороться в великих играх.

– Если мне понадобится, чтобы кто-то констатировал очевидное, у меня уже есть Мистер Добряк, Эшлин.

– …Некоторые вещи достаточно важны, чтобы указывать на них дважды…

– Слушайте, я как никто другой знаю, как глубоко мы погрязли в дерьме, – огрызнулась Мия. – Но если кто-то из вас может придумать способ получше убить Дуомо и Скаеву одновременно, и чтобы Красная Церковь ничего не прознала, я вся в гребаном внимании.

– Я тебе уже говорила, Мия. Я могу убить Дуомо за тебя. Я тоже обучалась в Церкви. Мы можем хоть сейчас поплыть обратно в Годсгрейв и…

– Нет, я тебе уже говорила, – девушка нахмурилась. – Дуомо мой. Скаева мой. Я хочу смотреть этим ублюдкам в глаза, когда они будут умирать. Хочу, чтобы они знали, что это была я.

– …Кровь требует крови… – прорычала Эклипс.

Эш взяла зубами еще один ломтик и подняла бровь, глядя на Мистера Добряка. Эти двое расходилась во всем остальном, но когда дело касалось безумного плана Мии, они были на одной волне.

– …Мия, возмо…

– Нет! – рявкнула она. – Это единственный путь. И у нас был уговор, Эшлин. Ты поможешь мне убить Скаеву и Дуомо, а мы с Меркурио поможем тебе уничтожить Духовенство.

– Давай будем честными, Мия, ты намерена уничтожить их не только ради меня.

– Ты уверена, что все еще знаешь, что такое честность, Эшлин?

Ваанианка закусила губу и медленно кивнула.

– Хорошо подколола.

– Я тренировалась.

– Стоит заметить, что я здесь, чтобы помочь тебе, Мия.

– Я убью Дуомо. Я убью Скаеву. Таков был уговор.

Так и было. Несмотря на сумасбродность ее плана, сидя неночи напролет в Часовне Годсгрейва, ни Меркурио, ни Эшлин не смогли придумать ничего лучше. Скаева редко появлялся на публике, а Дуомо проводил большую часть времени в Гранд Базилике. Чтобы эта парочка оказалась вместе на «Магни», на расстоянии вытянутой руки, и чтобы Дуомо был без треклятой троицы на шее… Как бы ни было трудно туда добраться, такая возможность казалась слишком заманчивой, чтобы отказаться от нее.

Посему Меркурио доложил Духовенству, что сделка с браавами пошла не по плану, и теперь Мия гонялась за картой по материку. Трио принялось искать подходящую коллегию, которая приведет Мию к «Магни», хотя Меркурио не сильно радовало участие в этом Эшлин. Это правда, что ваанианка хотела отомстить Церкви почти так же сильно, как Мия. Это правда, что из нее врунья получше, чем из Мии; они с братом единолично чуть не уничтожили всю Церковь. Но факт заключался в том, что Мия и ее бывший ментор ни капельки ей не доверяли.

Тем не менее Мия приставила к Эш Эклипс – девушка и вдохнуть не могла, чтобы демон об этом не узнал. Плавая в море с драками, никогда не помешает компания – хотя бы для того, чтобы драки могли полакомиться кем-то другим, кроме тебя.

Эшлин потянулась, как кошка, и съела еще кусочек яблока.

– Справедливо, – сказала она. – Я просто предлагаю другие варианты. Но сделка есть сделка, и я сдержу свою часть уговора. И пусть кто-то осмелится сказать, что я не человек слова.

Мистер Добряк фыркнул, обвив хвостом шею Мии.

– …Напротив, лично я считаю, что об этом стоит говорить так громко и часто, как только возможно…

Эшлин показала костяшки.

– Тебя никто не спрашивал, Мистер Оптимист.

Эклипс подняла голову, ее шепот эхом пронесся над половицами:

– …Как вы могли догадаться, в ваше отсутствие мы с донной Ярнхайм отлично поладили…

– …И почему я не удивлен…

– …Разве тебе не нужно гонять мышей, киса?..

– …Разве тебе не нужно нюхать задницы, дворняжка?..

– Ладно, ладно, хватит, – сказала Мия. – Мне пора возвращаться в свою роскошную вонючую клетку в Вороньем Гнезде, пока никто не заметил моего отсутствия. Мы должны узнать о Леоне все, что возможно. О ее отце можно написать целую книгу, но сама донна для нас загадка.

– Тогда хорошо, что я о ней поспрашивала, – Эш улыбнулась.

Девушка отрезала еще один ломтик и положила себе на язык.

Мия подняла бровь.

– Ну так? Выкладывай.

– Скажи «пожалуйста», – улыбка ваанианки стала шире.

– Эш… – прорычала Мия.

Та ухмыльнулась и откинулась на спинку дивана.

– Я пробыла здесь всего одну перемену, так что мне еще многое предстоит узнать. Но я знаю, что три года назад Леона вышла замуж за Рема. Она приглянулась ему на последних играх «Магни», и вскоре после них Рем попросил ее руки у Леонида. Очень удачная партия. Для дочери обычного сангилы выйти замуж за судью легиона люминатов… Полагаю, это показывает, насколько велико политическое влияние ее папаши.

Мия откусила яблоко и ответила с набитым ртом:

– Брак по договоренности?

– Как всегда у людей такого уровня, – Эшлин отрезала тонкий ломтик и взяла его губами. – Хотя, насколько я могу судить, Леону никто не заставлял. Рем был богат. Красив. На пике политической карьеры. Она многое выигрывала, ложась с ним в постель. Так что на твоем месте я бы не разглагольствовала о том, что это ты перерезала ему глотку.

– О, проклятье, я же как раз хотела это сделать!

Эшлин ухмыльнулась и положила еще один ломтик себе на язык.

– Что насчет Аркада? – пробубнила Мия, вновь шумно вгрызаясь в яблоко. – Он годами был чемпионом Леонида. Почему он служит экзекутором Леоны, а не ее отца?

Эшлин снова пожала плечами.

– Я пробыла здесь всего одну перемену. Дай мне время.

– Ну, мне потребуются любые козыри, какие только можно добыть, – Мия вытерла губы, встала и потянулась. – Так что чем больше ты разведаешь о моей домине, тем лучше.

Эш кивнула на тряпки, которые носила Мия, многозначительно глядя на ее обнаженные живот и ноги.

– По крайней мере мне нравится ее чувство стиля.

Мия проигнорировала комментарий, скользнула к окну и выглянула, убеждаясь, что на улице нет лишних глаз. Затем перекинула ногу через подоконник и собралась было прыгать.

– Мия.

Она повернулась к Эшлин, подняв бровь. Девушка словно не знала, куда девать руки, и дергала себя за край штанов.

– Будь осторожна там, – сказала она.

Мия посмотрела на Эклипс, по-прежнему лежащую на диване черным клубком.

– Присматривай за ней, – приказала девушка.

– …Как только может незрячий… – ответила не-волчица.

И с этим она ушла. Вниз по стене и вдоль переулка, натягивая тени на голову. Крадучись вверх по дороге в Воронье Гнездо и прислушиваясь к указаниям Мистера Добряка, ведущего ее к долгожданному отдыху.

Мия подумала о том, как на нее смотрела Эшлин. Об их прощальном поцелуе перед тем, как она покинула гору. Несомненно, для Эшлин все это было для вида. Частью игры, чтобы не испортить замысел по захвату Духовенства. Мия это знала. Все это знали. Эшлин Ярнхайм была как отрава. Но воспоминание о том поцелуе вернуло ее к неночи в кровати Гая Аврелия, ко вкусу лиизианской красотки на его губах. Она гадала, было ли это все для виду с ее стороны – просто очередная уловка, чтобы подобраться ближе к сыну сенатора? Гадала, не наслаждалась ли этим какая-то часть нее, а даже если и так, имело ли это значение?

Гадала, почему она вообще об этом думала.

«Сосредоточься на гребаной цели, Корвере…»

Вернувшись в Воронье Гнездо, она обнаружила, что ворота по-прежнему закрыты и стерегутся стражей. Время было позднее, и вряд ли кто-то поверит, что служанку могли послать в Вороний Покой до того, как проснутся гладиаты. Посему Мия потянулась к теням у своих ног, к теням во дворе и, сделав глубокий вдох,

шагнула

через

пространство

между ними.

Она упала на колени в песок, голова кружилась, яркий свет двух солнц в небе опалял голову. По крайней мере, действие алкоголя прошло, и ее перестало тошнить, но ощущения все равно были далеки от приятных. Капитан стражи донны, наблюдательный мужчина по имени Ганник, обернулся на звук падения Мии в грязь. Но она была скрыта плащом из теней, и он ничего не увидел и медленно повернулся обратно.

Прошло несколько минут, прежде чем Мия смогла собраться с силами и встать. Она медленно прокралась по двору под шепот Мистера Добряка и обошла здание сбоку, чтобы добраться до открытой веранды сзади. Спустившись наощупь по лестнице, девушка наконец нашла железную решетку, отделявшую казарму от остальной виллы. Замерев на пару секунд, морально приготовилась, с ужасом предвкушая грядущее головокружение, и потянулась к теням своей маленькой грязной клетки. И, крепко зажмурив глаза,

шагнула

в черноту

у ног

и вышла из черноты клетки.

В темной казарме жар солнц почти не обжигал, но Мию все равно чуть не стошнило, рвота с бульканьем поднялась по ее пищеводу и наполнила рот. После крыши базилики ей все лучше и лучше давались шаги между тенями – словно мышцы, сила ее крепла от тренировок. Но, судя по всему, столь частые шаги плохо на ней сказывались, в особенности, когда в небе так ярко светили солнца. Мия с трудом сглотнула, присела на солому и оперлась на камень, чтобы мир перестал кружиться. Прислушавшись к клеткам вокруг, не услышала ничего, кроме сопения и вздохов.

– …Похоже, все чисто… – раздался шепот у ее уха.

Она выждала еще пару секунд, мир постепенно переставал кружиться. И, наконец, убедившись в безопасности своей клетки, откинула плащ из теней и часто заморгала во тьме подвала, наткнувшись взглядом прямо на открытые глаза Сидония.

– Чтоб меня, – пробормотал он. – Гляньте-ка, кт…

Мия молниеносно пересекла клетку, сжала горло мужчины и прикрыла ему рот ладонью. Сидоний зацарапал ее, мышцы напряглись, изо рта вырывалось мычание, пока они боролись. Сид был крупнее, Мия – быстрее, они бесшумно возились в соломе. Каждый давил другого удушающей хваткой, вены на шеях вздулись, глаза Сида наполнились слезами.

– М-ми… – промычал он.

Даже пока Мия его душила, хватка мужчины не слабла. Ее горло сдавило, легкие горели, кровь перестала поступать в мозг. Она еще не успела прийти в себя после шагов между тенями и не знала, кто сдастся первым. Не имела ни малейшего понятия, что сделает этот крупный итреец, если она…

– М… мир, – удалось ему выдавить.

Мия слегка ослабила хватку, всматриваясь в глаза Сидония. Здоровяк сделал то же самое, позволив ей набрать немного воздуха в легкие. Медленно, как тающий лед, девушка отпустила его, а пальцы Сидония покинули ее шею. Мия скатилась с итрейца и отползла в угол клетки.

– Бездна и к-кровь, – прошептал Сид, потирая горло. – И… за что это было?

– Ты видел, – прошептала Мия.

– И что?

– Ты знаешь. Кто я.

Мужчина скривился, пытаясь сглотнуть. И прошептал так тихо, что она едва расслышала:

– Даркин.

Ассасин ничего не ответила, не сводя с него темных глаз.

– И это заслуживает гребаного удушенья? – не унимался он.

– Говори тише, мать твою! – сплюнула Мия, кидая взгляд на другие клетки.

– …Совет, к которому лучше бы прислушаться всем заинтересованным лицам?..

Глаза Сидония округлились, когда на плече девушки возник кот из теней.

– Ебать меня в зад… – выдохнул он.

– …Щедрое предложение, но нет, спасибо…

– И тебе спасибо, что сказал, будто все чисто, – прошептала Мия.

Не-кот склонил голову.

– …Я не могу быть идеален во всем…

Мия с Сидонием смотрели друг на друга из разных углов клетки. В его взгляде присутствовал страх – страх неизведанного, страх ее сущности. Но, несмотря на это, Сид сохранял спокойствие, держал рот на замке и разглядывал ее с любопытством.

– Разве к этому времени ты не должен звать стражу? – спросила Мия. – Кричать, что меня должны пригвоздить к кресту за колдовство?

– Колдовство? – фыркнул Сид. – Разве я похож на тупоголовую деревенщину?

– …Должна признать, что ты воспринял эту новость лучше, чем большинство людей.

– Я многое в мире повидал, вороненок. И ты – не самое странное. Далеко нет. – Итреец прислонился к прутьям и скрестил руки. – Значит, это правда… то, что говорят о таких, как ты?

– Что мы заставляем молоко скиснуть и растлеваем девственниц, куд…

– Что вы ходите сквозь стены, извращенка. Полчаса назад я проснулся, потому что мне захотелось отлить, а тебя не было. А затем хлоп, и ты появляешься прямо из гребаного воздуха.

– Все было совсем не так, Сид.

– Я знаю, что видел, Ворона.

С верхних этажей виллы слышались звуки пробуждения. Шаги повара по половицам, голоса сменяющихся стражей на улице. Скоро к гладиатам спустится экзекутор, чтобы разбудить их для первого раунда жестоких утренних гимнастик.

Мия посмотрела Сидонию в глаза, внимательно его изучая. Мужчина был остряком, головорезом и полным придурком, когда дело касалось женщин. Но он не был глупцом. Она ему не доверяла, отнюдь. Но они вместе истекали кровью на песках Блэкбриджа, а это что-то да значило. Тем не менее Мия ни за что не поделится информацией о себе, если он не предложит что-то взамен…

Она посмотрела на израненные костяшки пальцев и бугристые мышцы, которые говорили о мужчине, прожившем всю жизнь в борьбе. На холодные голубые глаза, которые говорили о долгих милях и многих годах. На слово «ТРУС», выжженное на его коже.

– И многое в мире ты повидал? – спросила она.

– Лииз, – ответил Сид. – Ваан. Итрею. Я был везде, куда вело меня знамя.

Мия подняла бровь. Вспомнила, как Сидоний вел себя во время Отсева. Как выкрикивал приказы, словно человек, привыкший командовать. Как придумывал тактику, словно…

– Ты был в итрейском легионе, – сказала девушка.

Он покачал головой.

– Я был люминатом, вороненок. Служил судье на протяжении пяти лет.

Мия прищурилась, ее живот затопил лед.

– Ты служил Марку Рему?

– Рему? – Сид фыркнул. – Этому предательскому говнюку? Бездна, нет. Я служил его предшественнику. Истинному судье, девочка. Дарию гребаному Корвере.

Ее сердце подскочило в груди. Язык прилип к нёбу. Черная Мать, этот мужчина служил ее отцу.

«Но это какая-то бессмыслица…»

– Я… – Мия прочистила горло. – Я слышала, что всю армию Царетворца распяли… на берегах Хора. Их черепами выложены ступеньки в Сенатский дом.

– Меня там не было, когда армию Корвере и Антония разгромили, – Сид потер клеймо на груди, его голос стал отстраненным. – Всегда гадал, смог бы я что-нибудь изменить в ином случае…

Итреец провел рукой по своим коротким темным волосам. Кивнул на стены вокруг. На решетки, за которыми они сидели.

– Знаешь, когда-то этот дом принадлежал Корвере, – он вздохнул. – Кажется, он часто проводил тут лето с семьей. Маленькая дочь. Сын – совсем младенец. Но все это до того, как их выдали той змее Рему. Подумать только – здесь я доживу свои перемены. Запертый в подвале того ублюдка. Выигрывая кровь и славу для его вдовы, пока мои кишки не окрасят песок.

Итак. Сидоний не просто служил ее отцу. Он оставался верным, даже когда против него обернулась вся республика…

Зубы Пасти, такого она и представить не могла! Встретить под этой самой крышей одного из людей отца? Если после кровавой битвы в Блэкбридже между ними установилась хрупкая связь, то сейчас грудь Мии буквально затопили чувства к этому мужчине. От того, как Сидоний говорил о ее отце, ей хотелось расцеловать этого тупого болвана.

Истинный судья, как он сказал.

Когда все остальные называли Дария Корвере просто предателем.

Мия потерла ноющее горло, тень девушки пошла рябью, когда Мистер Добряк начал пить ее страх. Она мало с кем обсуждала свой дар. Люди боялись того, чего не понимали, и ненавидели то, чего боялись. Но несмотря на всю ее странность, Сидоний больше не испытывал ничего похожего на страх.

«А он чудак…»

– Я могу ходить сквозь стены, – призналась Мия.

Его взгляд сосредоточился на ней.

– Я просто… перешагиваю. В каком-то смысле. Между тенями.

– Бездна и кровь, – выдохнул мужчина.

– Но после меня тошнит, – добавила она. – И я могу делаться невидимой. Но при этом сама становлюсь почти слепой. По правде говоря, это не самый чудесный дар, который можно представить.

– А твой спутник?

– Скажи «здравствуйте», Мистер Добряк.

– …Здравствуйте, Мистер Добряк…

– Значит, ты можешь выйти из клетки в любой момент?

Мия пожала плечами.

– В каком-то смысле.

Итреец изумленно покачал головой.

– Тогда почему, во имя Всевидящего и всех его гребаных Дочерей, ты до сих пор здесь, вороненок?

Решетка со стоном поднялась, когда страж нажал на механический рычаг. В казарму прошел экзекутор, его седеющая борода щетинилась, в руке был смотанный кнут.

– Гладиаты! – рявкнул он. – Смирно!

Пожав плечами, Мия встала, чтобы приступить к работе.

Глава 14 Дыхание

В ясном небе ярко светили два солнца – тлеющий желтый Шиих и кроваво-красный Саан на прекрасном бескрайнем голубом фоне.[29] Над бесконечным песочным океаном мерцал жар, и Мия обругала Всевидящего в сотый раз за перемену.

Она танцевала в кругу, уклоняясь от выпадов Мечницы и входя и выходя за пределы ее досягаемости. Лицо женщины стало каменным, деревянный меч свистел в воздухе, словно хотел отдать должное ее имени.

– Нет! – рявкнул экзекутор с края круга. – Что ты прыгаешь, как гребаный черный кролик? Если продолжишь так танцевать на этой жаре, то только изнуришь себя до потери сознания. Щит – это оружие, как и твой меч. Защищайся от ударов соперницы, выведи ее из равновесия!

Мия подняла правой рукой большой выгнутый прямоугольник из дерева и железа. Он был тяжелым, как кучка кирпичей, и крепился старой веревкой. Честно говоря, она ненавидела эту хрень, но Аркад сказал правду – девушка потела, как свинья, от этих постоянных виляний. Она пыталась следовать его наставлениям, но когда Мечница замахнулась и ударила по ней, как гром, Мия инстинктивно проскользнула мимо и стукнула мечом по ее подколенному сухожилию.

– Дерьмо! – сплюнула Мечница. – Она быстрее, чем драконыш.

– Нет!

Экзекутор проковылял через круг и достал стальной гладиус, который всегда брал с собой на тренировки.

– Если не перестанешь танцевать, как невеста на свадьбе, я превращу тебя в гребаную калеку…

Мия ощетинилась, думая, что Аркад собирается ее ударить. Но вместо этого он воткнул меч в землю прямо посреди круга. Затем щелкнул пальцами, подзывая Личинку, которая, как всегда, стояла в тени небольшого сарая в углу двора.

– Веревку, – скомандовал Аркад.

Девочка побежала к стойкам с оружием и сняла моток веревки, которую гладиаты использовали для утренней гимнастики. Притащив ее экзекутору, Личинка с любопытством наблюдала, как он привязывает один конец к рукояти меча, а другой – к ноге Мии.

– Посмотрим, как ты теперь станцуешь, кролик, – хмуро сказал мужчина.

Аркад вновь встал у края круга и приказал Мечнице нападать. Поскольку Мия не могла уклониться, ей пришлось использовать щит; удары женщины падали на нее, как разряды грома, сотрясая всю руку, пока, наконец, дряблая веревка, крепящая щит к предплечью, не лопнула. От отдачи узловатая кожаная рукоятка в ладони Мии резко дернула вверх. И тогда, после череды влажных хрустов, три пальца девушки вышли из суставов.

– Бездна и гребаная кровь! – взвыла она, роняя щит.

Остальные гладиаты во дворе обернулись и наблюдали, как она сгибается пополам, прижимая к себе руку. Мясник рассмеялся, Волнозор поаплодировал. Испепеляя взглядом сломанный щит, Мия свирепо его пнула («Гребаная хрень!»), и он полетел в другую часть двора, а девушка плюхнулась на задницу в пыль.

– Ааааай! – застонала она, хватаясь здоровой рукой теперь уже за ушибленные пальцы ноги.

– Покажи, – приказал экзекутор, ковыляя к ней и садясь рядом.

Мия подняла дрожащую руку. Ее мизинец торчал под совершенно неимоверным углом, безымянный и средний пальцы были скрючены. Аркад покрутил ее руку так и эдак, пока Мия ежилась и ругалась.

– Ты сломала мне пальцы! – крикнула она, сердито глядя на Мечницу.

Женщина пожала плечами, откидывая длинные дреды за плечо.

– Добро пожаловать на песок, Ворона.

– Хватит ныть, девочка, – сказал Аркад, прищуриваясь. – Они просто вывихнуты. Личинка!

Та вскочила со стула в тени сарая и кинулась к Мие. Отвязав веревку от лодыжки, помогла ей встать. Девушка скривилась от боли. Остальные гладиаты вернулись к тренировке, а Личинка повела Мию через двор. Она видела, как Фуриан дрался с Волнозором, наблюдая за ней боковым зрением. Его лицо было маской, а ее живот, как обычно, связало узлом от тошноты и голода из-за близости с мужчиной.

«Вызываю ли я в нем те же чувства?»

Личинка привела Мию в длинную комнату с четырьмя плитами из песчаника в задней части крепости. Камень был того же охристого цвета, что и скалы вокруг, но его поверхность пятнали более темные бурые брызги.

«Пятна крови», – поняла Мия.

– Можешь сесть, – сказала Личинка тихим и скромным голоском.

Ассасин послушалась, прижимая ноющую руку к груди. Личинка суетилась по комнате, роясь в разных сундучках. Затем вернулась с полными руками деревянных шин и мотком тканого коричневого хлопка.

– Протяни руку, – приказала девочка.

Тень Мии набухла, Мистер Добряк упивался ее страхом от мысли, что последует дальше. Личинка осмотрела ее пальцы, почесывая подбородок. И ласково, как падающая листва, взяла Мию за мизинец.

– Больно не будет, – пообещала она. – Я очень хороша в этом.

– Ну лааааааааааааАААДНО! – взвыла Мия, когда Личинка быстро, как ртуть, вставила ее палец на место. Девушка вскочила с плиты и согнулась пополам, прижимая к себе руку.

– Это было БОЛЬНО! – крикнула она.

Личинка мрачно кивнула.

– Да.

– А ты обещала, что не будет!

– И ты мне поверила, – улыбка девочки была сладкой, как сахарная вата. – Я же говорила, что очень хороша в этом. – Она снова показала на плиту. – Садись.

Мия сморгнула горячие слезы, ее рука пульсировала от боли. Но, глядя на свой мизинец, она увидела, что Личинка все сделала правильно и вернула его в сустав так аккуратно, как только возможно. Сделав глубокий вдох, она села обратно и покорно протянула руку.

Девочка взяла ее за безымянный палец и посмотрела на Мию своими большими темными глазами.

– Я посчитаю до трех.

– ХорошоооооооооооБЛЯДЬ! – взревела Мия, когда ее палец вставили на место. Она поднялась и начала то ли танцевать, то ли прыгать по комнате, сжимая травмированную руку между ног. – Пиздец на хуй ебаный в рот!

– Ты очень много ругаешься, – нахмурилась Личинка.

– Ты сказала, что посчитаешь до трех!

Та грустно кивнула.

– И ты снова мне поверила, верно?

Мия скривилась и стиснула зубы, осматривая девочку с головы до пят.

– …Ты действительно очень в этом хороша, – осознала она.

Личинка улыбнулась и постучала по плите.

– Остался последний.

Вздохнув, Мия села обратно, ее рука тряслась от боли, когда Личинка ласково взяла средний палец. Она мрачно посмотрела на девушку и предупредила:

– А вот сейчас будет по-настоящему больно.

– Чт… – Клинок вздрогнула, когда ее палец вернули в сустав.

Мия моргнула.

– Ай? – пискнула она.

– Готово, – улыбнулась девочка.

– Но это же было почти не больно, – возразила Мия.

– Я знаю. Я…

– …очень хороша в этом, – в унисон произнесли они.

Личинка начала накладывать шину на пальцы, крепко обвязывая их хлопком, чтобы ограничить в движениях. Теперь клеймо с тремя кругами на ее щеке перестало быть такой загадкой…

– Почему все зовут тебя Вороной? – спросила она в процессе работы.

Мия настороженно на нее посмотрела, пытаясь игнорировать теплую пульсацию боли в руке. Личинка была лиизианкой; загорелая кожа, спутанные темные волосы, круглые карие глаза. Тощая – тоненькое платье облегало ее еще более тонкую фигуру.

«Ей не больше двенадцати», – догадалась Мия.

Возможно, дело было в том, что они находились в крепости, где она сама выросла. Возможно, в озорной мудрости, мерцающей в этих темных глазах, и в том, как Личинка беззастенчиво общалась со взрослыми. Но, по правде, девчушка немного напоминала Мие саму себя…

– А почему все зовут тебя Личинкой? – спросила она в ответ.

– Я первая задала вопрос.

– Ворона – это прозвище.

Мия вспомнила первую перемену, когда ее так прозвали. Свою первую перемену со стариком Меркурио. Тот выбил все дерьмо из какой-то шпаны в подворотне, укравшей брошь Мии. На следующую перемену после того, как повесили ее отца. Она была дочерью предателя, разыскиваемой самыми могущественными людьми в республике. Но это не помешало Меркурио взять ее под крыло, дать крышу над головой, спасти ее жизнь.

«Черная Мать, как же он рисковал ради меня…»

Мия покачала головой, думая о своем безумном плане.

«Как же он по-прежнему рискует ради меня».

– Меня так прозвал мой друг, – сказала Мия. – Когда я была маленькой. У меня было украшение в виде вороны. В честь нее мне и дали кличку.

– У меня никогда не было украшений, – задумчиво произнесла Личинка.

– С тех пор и у меня не было. То было подарком от матери.

– И где твоя мать сейчас?

Донна посмотрела на дочь – глаза круглые, улыбка желтая, хрупкая и слишком, слишком широкая. Мистер Добряк возник на полу рядом с Мией, и донна Корвере зашипела, словно ошпаренная. Отпрянула от прутьев и оскалила зубы.

«Он в тебе, – прошептала она. – О Дочери, он в тебе!»

Мия опустила взгляд в каменный пол. Посмотрела на засохшие брызги бурой крови. И ответила:

– Ее больше нет.

Личинка взглянула на нее, грустно кивнула и закончила перевязку.

– Моей тоже, – сказала девочка. – Но она обучила меня всему, что знала. Поэтому каждый раз, когда я накладываю швы на рану, вправляю сустав или лечу болезнь, я чувствую, будто она все еще со мной.

Мия решила, что это приятная мысль. Та, которую, без сомнений, с незапамятных времен пели сиротам по всему миру. Но даже если в стиле ее борьбы было что-то от отца, а в манере речи – что-то от матери, они все равно мертвы. Если они и присутствовали рядом с ней, то лишь в виде призраков на плечах, шепчущих одинокими неночами обо всем, что могло бы быть.

Вот только не для них…

Мия покрутила травмированную руку так и эдак. Она по-прежнему болела, но уже не так сильно. Через неделю или около того она будет как новенькая.

– Ты так и не ответила, почему тебя зовут Личинкой, – сказала ассасин.

Девочка глянула Мие в глаза и ответила:

– Молись о том, чтобы никогда не узнать.

Личинка вышла из лазарета, Мия поплелась за ней. Девочка вернулась на свое место в тени, а экзекутор проковылял к Мие, попутно отхлебывая из фляги, висевшей на бедре. Взяв девушку за запястье, хмуро осмотрел ее травмированную руку.

– Так ты не сможешь драться следующие несколько…

– Экзекутор, – перебил его тихий голос.

Аркад посмотрел вверх на балкон. Там стояла донна Леона, ее длинные каштановые волосы струились вниз локонами, шелковое платье было голубым, как небо. Рядом с ней стоял щеголеватый лиизианец в сюртуке, который был слишком красивым для окружающей среды и слишком теплым для нынешней погоды. По бокам от него маячили два грузных охранника в кожаных безрукавках.

– Смирно! – рявкнул Аркад.

По его приказу во дворе стало тихо, все гладиаты повернулись к своей госпоже.

– Экзекутор, позаботься о Матилии, – донна посмотрела на крупного итрейца, дравшегося с лиизианцем по имени Отон. – Он поедет с этими людьми в дом своего нового хозяина.

Седые брови Аркада сдвинулись к переносице.

– Нового хозяина, ми донна?

– Он продан Варро Кайто.

Гладиаты встревоженно переглянулись, Мия заметила резкий упадок настроения. Матилий отложил тренировочные клинки и хмуро взглянул на Леону.

– Домина, – обратился итреец. – Я… разочаровал вас?

Леона посмотрела на мужчину, ее голубые глаза заблестели. Но когда она покосилась на щеголеватого лиизианца, стоявшего рядом, ее взгляд стал твердым, как красный камень под ногами.

– Я больше не твоя домина, – ответила она. – Но ты все равно не имеешь права задавать мне вопросы. Знай свое место, раб, или я попрошу экзекутора подарить тебе прощальное напоминание.

Итреец потупил взгляд, на его лице читалось замешательство.

– Прошу прощения, – прохрипел он.

Ледяные голубые глаза Леоны вперились в Аркада.

– Экзекутор, позаботься о его передаче. Остальные – возвращайтесь к тренировке.

Аркад поклонился.

– Ваш шепот – моя воля.

Хоть он и хорошо это скрывал, Мия все равно заметила недоумение в глазах экзекутора. Какой бы ни была причина «продажи», Леона определенно не посоветовалась с ним по этому поводу.

Мужчина выпрямился, посмотрел на Мию и ее травмированную руку.

– Ты не будешь драться следующие три перемены, девочка, – затем кивнул на светловолосых ваанианских близнецов, работающих с тренировочными манекенами в другой части двора. – Завтра ты пойдешь с Брин и Бьерном в эквориум. Хотя бы поможешь им практиковаться.

Развернувшись на пятке, Алый Лев заковылял по двору. Оставшиеся секунды Матилий быстро прощался с гладиатами. Взял Фуриана за предплечье и крепко сжал. Мечница заключила итрейца в медвежьи объятия, Мясник, Волнозор и Отон похлопали его по спине. Матилий посмотрел в противоположную часть двора и кивнул Мие. Та кивнула в ответ. Девушка плохо его знала, но он казался хорошим человеком. И было очевидно, что он завел себе друзей в коллегии; братьев и сестер, с которыми сражался и истекал кровью. А теперь он должен с ними расстаться.

Мия подошла к тренировочным манекенам и скользнула к Брин и Бьерну. Ваанианка была низкой и симпатичной, светлый пучок ее волос на макушке взмок от пота. Бьерн был выше, красивее, с квадратной челюстью и широкими плечами. Его тренировочный меч вяло висел в руке, пока он наблюдал, как Матилий прощается с товарищами. Ваанианцы были почти ровесниками Мии, но сейчас почему-то выглядели старше.

Наверное, из-за взгляда в их глазах.

– Кто такой Варро Кайто? – тихо поинтересовалась Мия.

Близнецы вздрогнули – они не заметили, как подошла девушка. Нахмурившись, Брин повернулась обратно к Матилию, кидая полный ненависти взгляд на щеголеватого лиизианца на балконе.

– Торговец мясом, – ответила она. – Он управляет Пандемониумом.

Мия вопросительно подняла бровь.

– Бойцовая яма, – объяснила Брин. – Подпольная. Не легализированная администратами. Но битвы там кровавые. И популярные. За бывшего гладиата хорошо заплатят.

– Так это своеобразная арена?

Бьерн покачал головой.

– Там нет чести. Нет правил. Нет пощады. Пандемониум больше похож на собачьи бои, чем на «Венатус». Состязания проходят до победного конца. Большинство бойцов погибают за пару перемен. Даже лучшие из них не живут дольше месяца.

Мия наблюдала за Матилием, которого экзекутор заковал и вручил лиизианскому торговцу мясом. Охранники осмотрели кандалы и кивнули. И, кинув прощальный взгляд, мужчина ушел со двора за своим новым хозяином.

Брин вздохнула и покачала головой.

– Он идет на верную смерть.

– Тогда зачем он это делает? – спросила Мия.

– А что еще он может? – ответил Бьерн.

– Сбежать, – пылко произнесла она. – Бороться.

– Бороться? – Брин посмотрела на Мию как на ребенка. – В Вороньем Покое произошло восстание рабов. Где-то около семи-восьми месяцев назад. Слышала о нем?

Мия помотала головой.

– Два раба влюбились друг в друга, – сказал Бьерн. – Они хотели пожениться, но домин запретил им. Поэтому они перерезали горло своему господину и сбежали неночью. Им удалось добраться до Донспира, прежде чем их поймали. Знаешь, что с ними сделали администраты?

– Полагаю, распяли, – ответила Мия.

– Ага, – кивнула Брин, приглаживая волосы. – Но не только их. Они высекли и распяли каждого раба в доме домина, чтобы показать пример остальным. Пощадили только одного – раба, который рассказал администратам, где искать убийц. И за преданность республике его заставили орудовать хлыстом во время порки.

– Вот какова цена неповиновения в Итрее, – добавил Бьерн.

Губы Мии скривились от этой мысли. Живот скрутило. Она знала, что жизнь раба в республике сурова и зачастую коротка. Знала, что наказание за мятеж просто ужасное. Но, Черная Мать, насколько же оно зверское…

– Вы видели? – тихо спросила она. – Как их убивали?

Бьерн кивнул.

– Все видели. Администраты приказали привести всех рабов из каждого дома в Покое, чтобы они стали свидетелями. Самому младшему мальчику, которого они распяли, было не больше восьми.

– Четыре Дочери, – выдохнула Мия. – Я даже не представляла…

– Как гладиату, тебе живется лучше, чем большинству, – ответила Брин. – Кровь. Слава. Будь благодарна.

Мия покосилась на девушку.

– А ты благодарна?

Брин посмотрела на деревянный меч в своей руке. На своего брата Бьерна, стоящего рядом. На небо над головой и на песок под ногами.

– Мы терпим, – наконец ответила она.

Мия наблюдала, как Матилия ведут к воротам. Он замер перед решеткой, чтобы кинуть прощальный взгляд на своих братьев и сестер, и помахал рукой. Брин помахала в ответ, Бьерн сжал кулак и прижал его к сердцу. А затем Матилия толкнули в спину, и итреец исчез из виду.

Мия покачала головой, гадая, что бы она сделала на его месте. Сражалась бы в тщетном акте неповиновения, чем обрекла бы на смерть своих братьев и сестер? Или тихо шагала бы к своей смерти? Каково бы ей было, если бы она взаправду жила в этой коллегии? Если бы у нее не было возможности выйти за эти стены в любой момент, и она оказалась бы по-настоящему заперта? Без власти. Без права выбирать свое будущее.

– Как? – спросила она. – Как вы терпите нестерпимое?

– В Ваане есть одна поговорка, – ответил Бьерн. – «В каждом вдохе живет надежда».

Брин повернулась к Мие.

На ее исполненном болью лице промелькнула улыбка.

Она хлопнула девушку по спине, чтобы нарушить эту мрачную атмосферу.

– Просто продолжай дышать, вороненок.

Глава 15 Правильность

Той неночью ужин прошел угрюмо, за длинными столами на веранде не раздавались пошлые шутки или дружеская болтовня, коими обычно сопровождались трапезы. Казалось, все размышляли о продаже Матилия. Думая об участи, которая ждала мужчину в Пандемониуме, Мия тоже обнаружила, что у нет аппетита, и вместо того чтобы отдать Клыку, снующему под столами, объедки, как обычно, она отдала ему почти весь свой ужин.

Мастиф облизал ее травмированные пальцы, виляя коротким хвостом. Девушка почесала его за ухом и изо всех сил попыталась отвлечься от грустных мыслей. Лучше думать о предстоящих состязаниях и расплате, ожидающей в их конце. Она здесь только по одной-единственной причине. А сближение с людьми, с которыми она боролась, никак не поможет ее отмщению. И неважно, насколько угнетала мысль обо всем происходящем.

Словно в ответ на ее размышления, Мия почувствовала дуновение холодного ветерка в затылок. Клык тихо заскулил и отбежал от девушки, поджав хвост и уши. Мистер Добряк слился с тенями от ее волос и тихо прошептал:

– …Эти люди не твоя семья и не друзья. Все они лишь средство для достижения цели…

Другие гладиаты были не в настроении обсуждать Матилия и молча жевали свою еду. Но Мясник сидел мрачный и что-то бормотал себе под нос, качая головой. Под конец ужина он не выдержал, больше не в силах молчать.

– Это конское дерьмо, – прорычал он, отталкивая свою миску.

– Думаю, это говядина, – возразил Волнозор, ковыряясь в зубах.

– Я про Мати, ты, тупица хренов, – ответил Мясник, сердито глядя на него. – Продать его этому хитрому мешку говна Кайто? Он заслуживал лучшего, чем гребаная яма.

– Следи за языком, брат, – Волнозор предостерегающе помахал пальцем, его баритон понизился на несколько октав. – За столом присутствуют дамы.

Мечница подняла бровь.

– Где?

– Довольно, – рыкнул Фуриан. Чемпион твердо на них посмотрел, его темные глаза горели. Челюсти были сжаты. Мышцы напряжены. – Ешь свой ужин, Мясник.

– Это неправильно, Фуриан.

Непобедимый стукнул кулаком по столу, и все взгляды обратились к нему.

– Это воля домины, – ответил он. – Она – хозяйка коллегии. И ты слишком склонен об этом забывать. Но напомни мне, брат, кем ты был, прежде чем они с экзекутором выкопали тебя из дерьма?

– Охранником, – ответил Мясник, выпячивая подбородок.

– Гребаным мулом, вот кем ты был, – сплюнул Фуриан. – Носил сумки на рынок для морщинистой старой донны и трахал ее по команде. А что насчет тебя, Волнозор?

– Я был трагиком, – гордо ответил крупный мужчина.

– Трагиком? Ты был гребаным швейцаром в дешевом театре, выгонял пьяниц и вытирал дерьмо в сортире между спектаклями.

Волнозор немного приуныл.

– Я должен был играть короля волхвов…

– Бьерна собирались отправить в ашкахский медный рудник, – Непобедимый обвел рукой веранду. – Брин – в лиизианский бордель. Хер господний, Мечницу вообще планировали повесить! А домина подобрала нас и выковала из нас богов!

Мрачный взгляд чемпиона прошелся по столовой, ожидая возражений.

– Домина кормит нас, – сказал он. – Обеспечивает крышей над головой. Дает нам возможность сражаться за славу и честь в «Венатусе», вместо того чтобы жить на коленях или на спинах. И ты говоришь, что это неправильно? Мы все обязаны ей жизнью. Включая Матилия. Вот что правильно.

Мия сидела в молчании, слушая тираду Непобедимого. Никто в столовой не протестовал. Она снова задалась вопросами об этом мужчине: кто он, что заставляло его дышать? Мия хорошо разбиралась в людях, но Фуриан был для нее загадкой. Он боролся на арене, как демон, это правда. И все же он, похоже, был совсем не против преклонить колено перед жизнью в крови и рабстве, и еще отрицать правду о своей природе.

«Почему я для разнообразия не могу встретить даркина, который не ублюдок и не глупец?»

Ужин закончился, гладиатов повели в казарму и отправили мыться по четыре человека за раз. Мию часто ставили в группу с Сидонием, Мясником и Мечницей, хотя она предпочитала мыться с Волнозором. У мужчины был прекрасный голос, и он часто пел, пока намыливался, – песни, которые, судя по всему, выучил за время недолгой жизни в театре.

Мия уже отказалась от каких-либо понятий о приличиях, ходя переменами напролет в двух тряпках и сандалиях. Ей казалось странным, до чего быстро она адаптировалась к жизни в коллегии. Никакого уединения. Никакой скромности. И когда девушка закрывала глаза, то по-прежнему слышала звук, который не покидал ее разум с игр в Блэкбридже. Рев, поднимающий ее на крыльях грома.

Толпа.

При этих воспоминаниях ее кожу невольно начинало покалывать. Они отпечатались за ее веками. Но Мия все равно постоянно напоминала себе, что она здесь для одной цели, и эта цель – «Магни». Леона продала Матилия, не посоветовавшись с Аркадом. Если коллегии грозила какая-то опасность, ей нужно знать правду.

Сид был в плохом расположении духа, когда Мия вернулась в их клетку после купальни, и девушка не стала его беспокоить. Вместо этого она прислонилась к прутьям и сделала вид, что задремала, гадая, как можно использовать себе на пользу преданность итрейца ее отцу. Там, лежа в темноте, она прислушивалась к тихому бормотанию из клетки Мечницы и хранила молчание, пока не убедилась, что все гладиаты уснули. Мия прошептала имя Сида, но он не шевельнулся. Затем почувствовала холодное дуновение в затылок.

– …Куда направимся?..

– Ты мне скажи, – прошептала она в ответ.

– …Я бродил по дому с тех пор, как закончился ужин…

– Так рассказывай, что тебе удалось узнать.

– …Аркад попросил о встрече с Леоной. Ему приказали прийти к ней после того, как она примет ванну…

Мия кивнула.

– Веди.

Ее тень пошла рябью, и Мистер Добряк исчез, перебегая через крепко запертую решетку. Мия потянулась к теням в холле. Поймать их было по-прежнему трудно, ее хватка на секунду ослабла, когда она сосредоточенно нахмурилась, сделала глубокий вдох и

шагнула

в

тень

за решеткой.

Мир перевернулся с ног на голову, и Мия чуть не упала, придерживаясь травмированной рукой за стену и еле сдерживая ругательства. Девушка низко опустила голову, длинные темные волосы упали на чернильно-черные глаза.

– …Идем…

Не-кот умчался вперед, чтобы заранее предупредить ее о страже. Скользнув в свой бывший дом, как нож между ребер, Мия миновала ряды доспехов и поднялась по широкой лестнице на первый этаж. Ее разум наполнился воспоминаниями о детстве, проведенном в крепости.

Она помнила, как отец ухаживал за лошадьми во дворе. Как ее мать читала у эркерного окна в своей комнате. Помнила ту неночь, когда под этой самой крышей родился ее брат Йоннен. Как отец расплакался, когда взял младенца на руки.

Она так четко его помнила. Как от него пахло. Как он целовал ее мать в оба века и, наконец, в гладкий лоб оливкового цвета.

Хороший человек.

Любящий муж.

Верный солдат.

Какой бы из него вышел король?

Мия помотала головой, ругая себя за глупость. Это неважно. Королевство ее отца было шириной в семьдесят сантиметров и глубиной в два метра, а два человека, убивших его, по-прежнему говорили и дышали. Вот что важно. Вот о чем она должна думать.

Вверх на четвертый этаж. Когда Гнездом владели родители Мии, там был склад, но поскольку теперь в подвале обитали Соколы, верхний этаж принадлежал хозяйке дома. Тихо, как шепот, Мия прокралась по длинному коридору к едва различимым голосам, доносившимся из купальни.

Заглянув за дверь, она увидела донну Леону, выходящую из глубокого горячего бассейна. Вода струйками сбегала по ее нагому телу. Волосы мокрые, лицо без косметики. Мия осознала, что она красавица: пышные бедра и пухлые губы. Ее взгляд блуждал по фигуре Леоны, окутанной паром, и девушка удивилась приливу возбуждения. Почему внизу, в казарме, вид обнаженных тел не пробуждал в ней никаких чувств, но здесь и сейчас ее кожу вдруг начало покалывать. Сердце забилось быстрее. Разум, возможно, вспоминал о другой красавице в кровати Аврелия, ее вкус на губах юного дона, золотые поцелуи, которые спускались все ниже.

Тогда Мия подумала об Эшлин. О поцелуе, случившимся перед тем, как она покинула Церковь. О поцелуе, продлившемся на секунду дольше, чем требовалось. Или же недостаточно долго?

Девушка помотала головой. Обругала себя за наивность. Эшлин Ярнхайм убила Трика. Эшлин Ярнхайм предала Церковь и священную клятву, чтобы отомстить за отца…

Она посмотрела в даль коридора, увидела свое отражение в маленьком зеркале на стене.

«Никого тебе не напоминает?»

Магистра преданно ждала у бассейна и накинула длинный халат на свою госпожу. Леона выглядела задумчивой, покусывая ноготь и глядя на небольшую статую Трелен, служившую в качестве крана. Она вздохнула, когда магистра попыталась помассировать ей плечи, чтобы избавить от напряжения.

– Что тебя беспокоит, милая? – спросила пожилая женщина.

Леона улыбнулась.

– Откуда ты знаешь, что меня что-то беспокоит?

– Эти руки привели тебя в этот мир, – магистра улыбнулась в ответ. – Эта грудь тебя вскормила. Я не всегда знаю, что творится в твоей голове, но точно знаю, когда ее наполняют мрачные мысли.

Леона закрыла глаза, когда магистра принялась массировать ее шею.

– …Меня снова мучают сны, Антея. О матери.

– О, дорогая, – проворковала магистра. – С тех пор прошло много лет.

– Я прекрасно это знаю. Но во снах я всегда ребенок. Маленькая напуганная девочка. Прямо как когда я была…

Донна прикусила ноготь и покачала головой, в купальне зазвенела тишина.

– Это ужасно, – наконец вздохнула она. – Жить в страхе.

– Так не бойся, милая. Посмотри, как далеко ты зашла. Посмотри на все, что ты построила.

– Я так и делаю. Но все, что я построила, на грани краха, Антея, – Леона глубоко вдохнула и сжала зубы. – Мне нужны деньги. Марк мало что мне оставил, помимо этих стен и средств, чтобы их укрепить. Он не был мудр в своих тратах.

– Тогда вы хорошо друг другу подходили.

Женщина грустно улыбнулась.

– Полагаю, я это заслужила.

– Ты скучаешь по нему, милая? – спросила магистра, быстро меняя тему.

– …Нет, – вздохнула Леона. – Марк был хорош, но я никогда его не любила. И… мне претило, что я в нем нуждалась. Это делает меня ужасным человеком?

– Это делает тебя откровенным человеком, – улыбнулась пожилая женщина.

Вновь наступила тишина, Леона кусала ногти и смотрела в стену. Здесь донна выглядела моложе, чем во дворе; на глазах у доверенных людей она не боялась откинуть броню и становилась похожей на девочку из своих снов. Магистра продолжала массировать ей плечи, время от времени закусывая губу. Когда она вновь подала голос, в нем четко слышалась тревога.

– Леона, я знаю, что вы с отцом…

– Нет, Антея.

– Но у него полно денег, и наверняка, если ты…

– Нет! – она повернулась к магистре, голубые глаза вспыхнули. – Ты забываешься. Больше ни слова об этом. Я скорее умру, чем приму хоть один медный бедняк от этого человека, понятно?

Магистра потупила взгляд в пол.

– Да, домина, – ответила она.

Наблюдая за ними из теней, Мия ощутила внезапную грусть. Она видела, что Антея искренне волновалась о Леоне, видела, как за прошедшие десятилетия истончился барьер между ними. Но как бы Антея ни беспокоилась о своей госпоже, она всегда будет служанкой. Хоть она и кормила Леону собственной грудью, Антея никогда не будет ее матерью.

Тем не менее одно дело подслушивать разговор, который может решить ее судьбу, и совершенно другое – вторгаться в столь личную беседу. В информации крылась сила, а сила – это всегда преимущество. И Мия услышала достаточно.

Крадясь по коридору за Мистером Добряком, она попала в просторный обеденный зал. Вся старая мебель была на месте – длинный стол, за которым принимали гостей ее родители, деревянные стулья, по которым она ползала и среди которых пряталась в детстве. Некоторые из старых гобеленов по-прежнему висели на стенах – с богиней Цаной, объятой пламенем, с богиней Трелен, облаченной в пенящиеся волны.

Приближающиеся шаги. Цок, топ. Цок, топ.

Мия с Мистером Добряком скользнули за одну из длинных тяжелых штор. Она могла просто спрятаться в плащ из теней и подслушать разговор экзекутора с Леоной, но, по правде, ей хотелось видеть их лица. Узнать, надевала ли Леона ту броню, которую носила за пределами крепости, для встреч с легендой арены, служившему ей вместо мужчины, благодаря которому он стал чемпионом.

Аркад проковылял в зал и обнаружил его пустым. Сцепив челюсти, он сел за длинный стол и стал ждать. Мия отметила, что он помылся, расчесал бороду и свои длинные волосы с проседью. Из-за шрама на лице и обветренной кожи было трудно судить, но девушка предположила, что ему около тридцати пяти. Жизнь на песках сурово на нем сказалась, но его телосложение, чистый магнетизм от жизни, проведенной в борьбе за победы перед обожающей толпой…

Он оставил кожаные доспехи, которые надевал во двор, и переоделся в дорогой наряд. На темном камзоле были вышиты Соколы Рема и Львы Леонида. На трости тоже красовалась львиная голова. Мия снова полюбопытствовала, кому он верен. Здесь Аркад служил Леоне. И все же по-прежнему ходил со львом ее отца на груди.

Оглядевшись по сторонам, Аркад воровато достал флягу из камзола и сделал большой глоток.

– Если хочешь, у нас есть кубки, экзекутор.

Мужчина вздрогнул и быстро поднялся, когда в двери позади него возникла Леона с бутылкой вина и двумя кубками. При виде нее его глаза слегка расширились, да и сама Мия невольно подняла бровь. Волосы Леоны до сих пор были влажными, она была босиком и по-прежнему в слабо перевязанном халате. Если присмотреться под нужным углом, то места для фантазий не останется.

– Ми донна, – сказал Аркад, низко кланяясь и старательно избегая взглядов под каким-либо углом.

Мия заметила небольшую ухмылку на лице Леоны, когда она подошла к столу и села. Женщина налила себе вина в кубок и закинула ногу на соседний стул. Халат задрался, обнажая ее до самого бедра.

– Угощайся, – улыбнулась она.

– …Ми донна?

Леона кивнула на второй кубок и бутылку.

– Боюсь, оно отвратительное. Но подходит для этой встречи. Вот. – Леона подалась вперед, налила в кубок и толкнула его по столу. Аркад смотрел куда угодно, только не на ее грудь, почти ерзая на своем стуле.

«Так она выводит его из равновесия, – поняла Мия. – Он старше на десять лет. Вдвое больше нее. Воин сотен сражений, чемпион «Магни», а бедный ублюдок даже не знает, куда смотреть, когда она заходит в комнату».

– Итак, – начала Леона, откидываясь на спину стула и отпивая вино. – У тебя есть мысли. Самые неотложные, которыми ты просто обязан поделиться.

Аркад кивнул, его смущение испарилось, когда разговор перешел к коллегии.

– Матилий, ми донна.

– И что?

– Его продажа Кайто…

– Необходимость, – перебила она. – Награды с Блэкбриджа было недостаточно, чтобы покрыть расходы за этот месяц. На меня давят кредиторы, и они получат свои деньги.

– Но Кайто… – начал Аркад. – Пандемониум не место для смерти мужчины.

Леона одним глотком осушила кубок.

– Матилий не мужчина, – сказала она, подливая себе еще вина. – Он раб.

– На самом деле вы так не считаете, ми донна.

Аркад посмотрел на молодую женщину, сидящую напротив него. Мия увидела секундную нежность в ее взгляде, но она быстро сменилась сталью.

– Неужели? – спросила Леона.

– Матилий был гладиатом, – сказал Аркад. – Он выиграл славу и честь для этой коллегии. Для вас, донна. Он не был лучшим среди наших воинов, это правда, но он отдавал себя целиком, служа вам.

– Этого было недостаточно. У меня полно ртов, которые нужно кормить, и все они стоят денег. Наши долги растут с каждой переменой, а мой мешок с деньгами пуст.

– И как же это произошло, интересно? – экзекутор нахмурился. – Когда вы потратили целое состояние на одного новобранца?

– Эх, – вздохнула Леона. – Быстро же мы вернулись к этой теме.

– За тысячу сребреников, которые вы отдали за ту девчонку, можно было кормить коллегию весь оставшийся год!

Мия навострила уши, ее глаза сузились.

– Ты видел, как она сражалась в Блэкбридже? – спросила Леона. – Видел, как она зажгла толпу?

– Для этого у нас есть Фуриан! – чуть ли не прокричал Аркад, поднимаясь со стула. – Непобедимый – чемпион этой коллегии! А эта мелюзга даже не может поднять гребаный щит!

– Тогда пусть дерется в стиле караваджо. С двумя мечами. Без щита. Толпе это понравится, как понравится и она. Девушка ее роста режет на кусочки мужчин, которые вдвое выше нее? И при такой-то внешности? Четыре Дочери, да зрители ничего не увидят из-за своего стояка!

Аркад вздохнул, потирая глаза костяшками пальцев.

– Когда вы создали эту коллегию, донна, то попросили меня о помощи.

– Так и есть, – Леона начала водить пальцами по кромке своего халата на уровне декольте. – И безмерно тебе благодарна за нее.

– Поэтому, при всем уважении, но мое мнение должно иметь вес. Я знаю вас с детства. Знаю, что вы выросли на «Венатусе». Но между тем, чтобы наблюдать за игрой из ложи, и управлять коллегией, есть огромная разница.

Голос и глаза Леоны стали ледяными.

– Думаешь, я этого не знаю?

– Думаю, что вы хотите насолить отцу.

Леона прищурилась и поджала губы.

– Ты забываешься, экзекутор.

В ответ на ее вспышку ярости Аркад поднял руки в знак повиновения.

– Дочери тому свидетели, я помню, как он относился к вам и вашей матери. И ваша злость вполне понятна. Но, боюсь, что то, как вы легкомысленно превзошли отца на торгах за эту девчонку, только доказывает, насколько затуманен ваш разум, когда дело касается семьи. Я же мыслю ясно. Я годами боролся на песках и много лет тренировал гладиатов вашего отца после этого. Говорю вам, эта девчонка – не чемпион. У нее лисья хитрость, но она и вполовину не такой хороший гладиат, как Фуриан. Придет время, когда коварство и остроумие ей не помогут. Когда останется лишь она, меч и мужчина, которого нужно убить.

Аркад облокотился на стол, глядя Леоне в глаза.

– И она. Потерпит. Неудачу.

Когда Мия услышала слова Аркада, ее живот ухнул. Она думала, что впечатлила его своим показательным выступлением в Блэкбридже, но мужчина, похоже, был слеп к ее достоинствам.

Леона опустила взгляд, и Аркад опомнился, садясь обратно на стул и виновато бормоча себе под нос. Донна допила остатки вина и бесконечно долгие минуты смотрела на пустой кубок. Когда она заговорила, ее голос стал таким тихим, что Мия едва его слышала.

– Возможно, с моей стороны было поспешно тратить столь крупную сумму. Но я… я не хотела, чтобы он опять выиграл. Мама предупреждала меня в детстве. «Никогда не перечь своему отцу. Он всегда побеждает».

Она посмотрела на экзекутора, ее глаза загорелись от ярости.

– Но не в этот раз, – сплюнула женщина. – Больше никогда. Я хочу поставить его на колени. Хочу, чтобы он посмотрел мне в глаза и знал, что это я поставила его в это положение. Хочу упиться его страданиями, как дорогим вином. – Она кинула бутылку в стену рядом с головой Мии, и та разлетелась на тысячу осколков. – А не этими гребаными помоями!

Леона опустила голову и вздохнула.

– Даже после продажи Матилия мы по-прежнему должны еще дюжине кредиторов.

– …Сколько?

– Много. И сумма увеличивается с каждой переменой, – Леона сжала кулак, ее пальцы побелели. – Дочери, если бы только Марк был жив. Еще пару лет на жалованье судьи, и я смогла бы организовать все должным образом. Если я найду того, кто отнял его у меня…

– Это не имеет значения, – сказал Аркад. – Мы можем выплатить все долги деньгами за продажу Вороны. А затем приведем Фуриана прямо к «Магни». У нас есть три «Венатуса» перед началом истиносвета, три венка, чтобы пройти отбор на игры. Вы получите свою победу, донна, – поклялся Аркад. – Если позволите мне вручить ее вам. Поверьте в меня. Как я верю в вас.

Мия посмотрела на эту парочку – по отдельности и вместе. Халат Леоны, дерзкая сексуальность, то, как она использовала свое тело, чтобы застать Аркада врасплох, – это имело смысл, учитывая, что она росла в доме властного отца.

Но Аркад…

Пламя в его глазах. Страсть в голосе, когда он давал клятву. Он был чемпионом самого жестокого соревнования, которое придумала республика. Старше ее на десять лет. Отделенный барьером знатного происхождения и рабского прошлого.

И все же…

Мия покачала головой. Пять минут наблюдения – и она уже точно знала, почему Аркад покинул Леонида, чтобы служить его блудной дочери.

«Этот бедный глупец в нее влюблен».

Леона поставила пустой кубок на стол и вздохнула.

«Интересно, она знает?»

– Ты мой экзекутор, – ответила донна. – Я понимаю, что ты многим пожертвовал, чтобы прийти сюда. И я позабочусь о том, чтобы твоя вера была вознаграждена.

Леона поводила пальцем по краю кубка и кивнула в ответ на какие-то свои мысли.

– Я прислушаюсь к твоему совету. В конце месяца мы отправим Ворону сражаться в «Венатусе» Стормвотча. Не на Ультиму, для этого у нас есть чемпион. На какой-то незначительный бой, чтобы ее не повредить. Если повезет, она проявит себя достаточно хорошо, чтобы вернуть хоть часть от той суммы, которую мы за нее заплатили.

Желудок Мии ухнул в сандалии.

«Черная Мать…»

– Значит, вы продадите ее? – спросил Аркад.

Леона посмотрела на гобелен на стене. На объятую пламенем богиню огня с мечом в руке и поднятым щитом.

– Если только она не покажет себя самой Цаной во плоти? – Леона тяжко вздохнула. – Тогда да. Я продам ее.

Аркад кивнул, а Леона налила себе еще вина.

– Что ж, теперь ты доволен? – спросила она.

Экзекутор проворчал извинение и медленно встал. Низко поклонившись донне, заковылял из комнаты, его трость и железная нога отбивали усталую мелодию, пока он спускался по каменной лестнице. Леона сидела одна, отпивая из кубка, затуманенные глаза смотрели в никуда. Женщина лениво водила пальцами по ключицам, вдоль бледной кожи шеи. Сделав еще один глоток, облизала губы.

Мия тихо стояла в тенях и пристально наблюдала. Пыталась понять свою домину и найти способ заставить ее передумать. Если бы она придумала, как низвести Фуриана с пьедестала и добиться уважения донны… Возможно, отравив его перед битвой?

Одно она знала наверняка – она не должна ее продать.

Леона закусила губу и часто заморгала, возвращаясь из мира грез. Посмотрела на открытую дверь и замерла, будто прислушиваясь. Время было позднее, в вилле царила тишина. Допив вино, женщина встала, подобрала халат и тихо, почти на цыпочках, вышла в коридор.

Мия нахмурила лоб и прищурилась.

Леона была хозяйкой крепости.

«Зачем ходить тайком по собственному дому, как вор?»

Девушка выскользнула из-за шторы и бесшумно, как смерть, прокралась к дверному проему. Выглянув за раму, увидела Леону у лестницы на третий этаж. Мия быстро скрылась из виду, когда донна осмотрелась и стремительно спустилась вниз.

– …Возможно, мы достаточно рисковали для одного вечера, Мия…

Игнорируя предупреждение тенистого кота, она тихо, как шепот, последовала за донной. Двигаясь подобно тени, спустилась за Леоной на третий, а затем и на второй этаж. Там женщина подождала, пока мимо пройдут Ганник и второй страж, переговариваясь между собой. Когда они исчезли за поворотом, Леона продолжила путь, и Мия пошла за ней, словно призрак, на первый этаж.

Девушка наблюдала, стоя пролетом выше, как донна смотрит по сторонам и прислушивается в тишине к шагам стражи. Скользнув с лестницы, она подобралась к единственной деревянной двери в конце коридора. Вне поля зрения. Вне пределов слышимости.

«Ах, вот оно что. Это многое объясняет».

Тираду за ужином. Утверждение, что воля их домины единственное, что имеет значение, несмотря на продажу Матилия. Страсть в его глазах, когда он говорил о своей госпоже, преданность этим стенам.

Фуриан.

Леона потянулась в карман за железным ключом и открыла дверь. Непобедимый ждал с другой стороны, длинные темные волосы обрамляли его прекрасное лицо, губы изогнулись в улыбке при виде госпожи. Еще раз оглянувшись, Леона обвила его шею руками и притянула для голодного поцелуя. И, пройдя внутрь, донна Вороньего Гнезда закрыла за собой дверь.

– …Любопытно… – раздался холодный шепот у ее уха.

– Ага, – Мия нахмурилась. – Но в кои веки мне хотелось бы покрутить головой и обнаружить, что моя жизнь менее любопытная.

– …О, но тогда она не была бы такой веселой?..

Мия показала тенистому коту костяшки. Мистер Добряк лишь рассмеялся в ответ. И, не издавая больше ни звука, они скрылись в своих излюбленных тенях.

Глава 16 Мед

Вжжжууууух.

Стрела вонзилась у сердца пугала.

Вжжжууууух.

Следующая попала еще ближе.

Вжжжууууух.

Третья попала в цель, прямо в безликую голову.

Мия опустила лук, пальцы правой руки ныли.

– Хорошая работа, – похвалила Брин, стоя рядом. – Где ты научилась так стрелять?

– Прочитала об этом в книге, – прорычала Мия. – Когда закончила трахаться с твоим папашей.

Ваанианка расхохоталась, поднимая свой лук и натягивая тетиву.

– Тяжелая неночка, вороненок?

Мия отложила оружие, кривясь от боли.

– Бывали и получше.

– Могу поспорить, не с моим бедным папашей, – ухмыльнулась Брин.

Блондинка быстро выпустила полдюжины стрел. Три попали в сердце пугала, две в горло и последняя в голову.

– Зубы Пасти… – выдохнула Мия.

– Ты бы видела, как она стреляет рабочей рукой, – сказал Бьерн, проходя мимо девушек со связкой кожаных снастей на плече.

– О, но тогда это будет просто выпендрежем, – ответила Брин.

Близнецы покинули Воронье Гнездо рано утром, как делали каждую вторую перемену. Мия пошла с ними по приказу экзекутора, плетясь сзади, как собака без кости. Аркад проводил их до ворот крепости, и девушка изо всех сил старалась не хмуриться, вспоминая, как экзекутор отзывался о ней прошлой неночью. Аркад не упоминал о предстоящей перепродаже, но над ее головой все равно висел меч. Он даже не дал ей возможность проявить себя, нет. Было ясно, что экзекутор просто хотел от нее избавиться.

По правде говоря, это ранило ее гордость. Больше, чем должно было. Мия не знала, почему ей хотелось его одобрения. Но вскоре раненая гордость превратилась в пылающую ярость. Мия больше не могла тратить время впустую – продажа другому господину была риском, который попросту ей не по карману. Ей нужно было показать, на что она способна. Но не Аркаду, а донне Леоне.

Если откинуть тот факт, что она спала с Фурианом, Мия подозревала, что донна по-прежнему видела в ней некую ценность. Мия зажгла зрителей в Блэкбридже, и реакция толпы запалила уголек уважения в груди Леоны. Девушке нужно было превратить эту искру в пламя.

«Венатус» в Стормвотче определит ее будущее в этой коллегии и на арене. Ее план по убийству Дуомо и Скаевы висел на волоске.

Мия пока понятия не имела, как превратить его в надежный трос.

Четыре стража донны Леоны повели ее, Брин и Бьерна по густому лесу за Вороньим Гнездом. Через полмили они дошли до продолговатой площадки, длиной около мили, отмеченной плоскими камнями на охристом песке. В одном ее конце находилась конюшня, и Бьерн отправился туда со своим снаряжением и упряжью, пока Брин выпускала колчан за колчаном стрел в три мишени-пугала.

Стражи стояли в тени, не обращая на них никакого внимания. Мия вдруг осознала, до чего легко было бы близнецам сбежать – несколько стрел в грудь каждого стража, две лошади, и парочка уже поднимала бы пыль на горизонте. Но даже если бы им как-то удалось скрыться в республике с клеймом на щеках, они бы приговорили всех остальных гладиатов в коллегии Леоны к казни на арене.

Стоило отдать должное администратам – эти бессердечные ублюдки знали свое дело.

Пальцы Мии были сильно повреждены, и подолго держать лук она не могла, посему по большей части просто наблюдала за Брин. Девушка могла стрелять с завязанными глазами и одинаково хорошо обеими руками. Опустошив очередной колчан, она сняла сандалии и сжала лук между пальцами ног. А затем с удивительной сноровкой, какой Мия никогда не встречала, выгнула спину и выстрелила ногой, пронзая пугало в сердце.

– Кстати о выпендреже… – пробормотала Мия.

Брин ловко вскочила, смахивая пыль с ладоней.

– Это все детский лепет, когда ты и твои мишени не двигаются, – она пожала плечами. Повернувшись к конюшне, крикнула брату: – Бездна и кровь, Бьерн, ты лошадей запрягаешь или просишь их выйти за тебя замуж?

– Я уже предлагал, но они мне отказали, – послышался ответ.

– Ну, тогда у них прекрасный вкус.

Ваанианец вышел из конюшни, держа большой щит и выводя пару лошадей, запряженных в длинную гладкую колесницу. Они были белыми, как облака, их мускулы словно вырезали из мрамора. При виде их Мия невольно почувствовала небольшой укол грусти, подумав о собственном жеребце – Ублюдке. После того, как он спас ее от смерти в ашкахской пустыне, Мия решила отпустить его на свободу, а не запирать в конюшне Красной Церкви. Она надеялась, что он нашел себе какое-то приятное местечко и наплодил столько собственных ублюдков, сколько возможно.

Девушка скучала по нему.

Откровенно говоря, она по многому скучала с тех времен…

– Сестра Ворона, – Бьерн театрально показал рукой на лошадей, – познакомься с Дикой и Розой.

Мия осмотрела парочку, тянущую колесницу. Как и все другие лошади, которых она встречала, они боялись ее, так что девушка старалась держаться в сторонке. Тот факт, что единственный конь, который терпел ее, получил кличку Ублюдок, многое говорил об отношении Мии к лошадям в целом, но она могла отличить прекрасный экземпляр от обычного.

– Это кобылы, – заметила Мия. – Большинство эквилл, которых я видела, ездят на жеребцах.

– Большинство эквилл, которых ты видела, идиоты, – ответил Бьерн.

Его сестра кивнула.

– Жеребцы думают членом. Кобылы же знают, как себя вести в кризисных ситуациях. Лошади прямо как люди, да, братец?

Бьерн поднял палец в предостережении.

– Уважай старших, малявка.

– Ты старше меня на две минуты, Бьерн.

– На две минуты и четырнадцать секунд. Так ты идешь или нет?

– Становись в центр, – приказала Брин Мие, кивая на пыльную площадку. – Когда я подам знак, выпускай стрелы так быстро, как только можешь.

– …Ты хочешь, чтобы я по вам стреляла? – спросила Мия, подняв бровь.

Брин громко расхохоталась.

– Я хочу, чтобы ты попыталась. И не забывай дышать.

С этими словами ваанианка запрыгнула в колесницу к брату. Ударив поводьями и подмигнув Мие (и тут же получив удар в руку от сестры), Бьерн направил лошадей к площадке.

Колесница была двухколесной, широкой и достаточно глубокой, чтобы близнецы могли меняться местами. А еще красной, с золотой краской по краям и с вырезанным соколом Коллегии Рема. Огромный щит, который держал Бьерн, тоже был украшен красным соколом, а его края были зубчатыми, как стены крепости.

Мия подошла к островку охристой грязи в центре продолговатой площадки. Справа и слева от нее был выстроен ряд мишеней-пугал. На настоящем «Венатусе» эти пугала будут настоящими людьми – убийцами и насильниками, которых отправили на казнь к эквиллам перед обожающей толпой.[30]

Мия наблюдала, как близнецы мчатся по дороге, быстро набирая скорость. Волосы Брин развевались на ветру, бронзовая кожа Бьерна блестела в солнечном свете.

– Готова? – крикнула ваанианка Мие.

– Ага, – ответила девушка.

– Стреляй, вороненок!

Мия вздохнула и прицелилась в грудь Бьерна. Проследила взглядом за колесницей, дыша медленно, как и советовала Брин, несмотря на боль в травмированных пальцах. И, когда пара начала заворачивать, выпустила стрелу прямо в грудь симпатичного юноши.

Бьерн поднял щит и с легкостью блокировал выстрел. Затем через небольшой зазор в щите выпустил четыре стрелы, две из которых приземлились в грязь у сандалий Мии, а еще две вонзились в двух ближайших пугал.

– Я говорила стрелять в нас, а не приглашать на танец! – крикнула Брин.

– Но я могу станцевать с тобой позже, если захочешь, – добавил Бьерн.

Брин ранила еще одно пугало, а ее брат свесился с колесницы под опасным углом и подобрал свободной рукой небольшой камешек с дороги. Мия нахмурилась, пытаясь избавиться от чувства, что ее выставляют дурочкой.

– Ладно, в жопу это все… – пробормотала она.

Девушка начала выпускать стрелу за стрелой, пока пара ехала по кругу. И хоть целилась она хорошо, вскоре Мия поняла, что близнецы были мастерами своего дела. Щит Бьерна был неприступным, а его навыки по управлению лошадьми могли сравниться лишь с талантом сестры в стрельбе из лука. В какой-то унизительный момент он блокировал стрелу, летящую прямо в горло Брин, одновременно наклонившись с колесницы, чтобы подобрать камень, и держа поводья гребаными зубами. Тем временем Брин изрешетила каждое пугало десятком стрел, иногда делая паузу и заставляя Мию танцевать под выстрелами в ноги.

Спустя девять кругов ваанианцы остановились перед ней. Бьерн спрыгнул с колесницы и низко поклонился.

– Вы предпочитаете вальс или Балинна, ми донна?

Брин снова стукнула брата по руке и улыбнулась Мие.

– Хорошо стреляешь. Ты почти ранила меня пару раз.

– Врунья, – ответила девушка. – Я даже не была близка.

Брин сморщилась и грустно кивнула.

– Я пыталась поднять тебе настроение.

– Где вы этому научились?

– Наш отец разводил лошадей, – ответил Бьерн. – А Брин с пеленок орудовала луком, как демон.

Мия покачала головой. Знала, что не стоит спрашивать. Не стоит сближаться с ними. Но, по правде, ей нравились близнецы. Добрая улыбка Бьерна и самоуверенность Брин.

– Как вы здесь оказались? – поинтересовалась она, глядя на дорогу вокруг, на силуэт Вороньего Гнезда вдалеке. – В этом месте?

Брин шмыгнула.

– Из-за неурожая. Три года назад. У деревни не хватало зерна, чтобы выплатить дань итрейским администратам. Они заковали нашего лэрда в железные кандалы и выпороли всю его семью, надев на них колодки.

– Нам это не понравилось, – объяснил Бьерн. – Мы с Брин были слишком юными, чтобы отец позволил нам пойти, но все, кто мог держать в руках меч, направились к дому магистрата. А затем заточили его в колодки и высекли в ответ.

– Ему это не понравилось, – добавила Брин. – Что было дальше, можешь сама догадаться.

– Легионеры, – ответила Мия.

– Да, – кивнул Бьерн. – Пять центурий этих ублюдков. Убили всех мятежников. Сожгли все дома. Продали всех, кто еще мог стоять на ногах. Включая меня и сестру.

– Но вы даже не участвовали, – возразила Мия. – Отец запретил вам идти.

– Думаешь, итрейцам не плевать? – Бьерн криво улыбнулся. – Вся республика или даже королевство до нее – они построены на свободном труде. Но теперь Лииз, Ашках, Ваан – все под контролем Итреи. Так откуда берутся новые рабы? Когда не осталось земель для завоевания?

– Они построили республику, несправедливую до самых костей, – сказала Брин. – Это выгодно меньшинству, а не большинству. Но у меньшинства есть сталь. И люди, которым они платят за бездумное размахивание ею. Поэтому, когда кто-то среди большинства бунтует против нечестности и жестокости, их заковывают в кандалы. Они получают пример для остальных и новое мясо для клейма. Еще одну пару рук, чтобы строить им дороги, возводить их стены, работать на кузницах – и все ради грошей и из страха перед плеткой.

Мия помотала головой.

– Это…

– Хрень? – предположил Бьерн.

– Да.

– Это жизнь в республике, – пожала плечами Брин.

Мия вздохнула. Ее черные, как вороново крыло, волосы прилипли к мокрому от пота лицу.

За всю жизнь она ни разу не ставила под сомнение правильность системы. Никогда не останавливалась, чтобы осмотреться вокруг, увидеть людей внизу. Тех, кто ходил как немые призраки по их дому в Ребрах. Мужчин и женщин, которые одевали ее, готовили еду, учили числам и буквам. Без сомнений, ее родители заботились о них. Награждали тех, кто хорошо служил. Но все же они служили. И не потому, что хотели. А потому, что иначе их ждали порка и смерть.

Девушка почувствовала себя так, будто с нее сняли азуритовые очки. И тогда ей предстал во всей жуткой красе истинный кошмар республики, в которой она выросла.

И все же…

Скаева.

Дуомо.

Их имена горели ярким пламенем в ее разуме. Словно маяк, вечно ведущий на свет, независимо от тьмы вокруг. Несправедливость и жестокость системы – да, Мия их заметила. Но что в действительности она могла сделать, чтобы это исправить? Не рискуя всем, ради чего трудилась? Закрывая глаза, Мия по-прежнему видела своего отца, раскачивавшегося на веревке на Форуме. Свою мать в Философском Камне – свет гаснет в ее глазах, когда она отталкивает окровавленную руку Мии и шепчет на последнем издыхании:

«Не моя дочь… Только… ее тень».

Эти воспоминания вызывали в ней гнев, а гнев был приятен на вкус. Напоминал ей, кто она и что здесь делает. Мия здесь, чтобы одолеть величайших гладиатов в республике. Чтобы предстать победительницей перед убийцами своей семьи и вскрыть их глотки одну за другой. Но ничего не выйдет, если ее продадут, как кусок говядины на рынке.

Преуспеть в «Венатусе» Стормвотча. Вот ее задача.

Первая и единственная задача.

Посему, невзирая на боль в травмированной руке, она вложила еще одну стрелу в лук и кивнула Брин.

– Ладно. Расскажи, что я делаю не так. А затем мы повторим еще раз.

– Так что, по всей видимости, она заложила все до последней сандалии, – сказала Мия, затягиваясь сигариллой. – И Аркад убедил ее продать меня, чтобы заплатить кредиторам.

Эшлин откинулась на спинку дивана и бросила виноградинку в рот.

– Ублюдок.

– После того, как я убила дюжину людей в Блэкбридже! Ему плевать на всех на арене, кроме Фуриана. «Он чемпион этой коллегии». «Он принесет вам победу, ми донна». О да, принесет он ей победу, ебарь дынный! Прямо после того, как доведет ее до оргазма. Слышала бы ты стоны этой парочки…

Мия выдохнула облачко серого дыма, словно ее легкие воспламенились.

– Вчера Аркад привязал меня на поводок в круге. Чуть не сломала себе руку этим дурацким щитом. А еще называл меня «девочкой», словно это синоним к «дерьму собачьему»!

– Гребаный ублюдок, – кивнула Эш, закидывая новую ягоду.

Мия, прищурившись, посмотрела на девушку, сидящую напротив.

– Слушай, ты просто соглашаешься, чтобы потешить мое самолюбие?

– В основном, – ухмыльнулась Эш. – Но тебе полезно выплескивать это дерьмо, Корвере.

– …Надеюсь, теперь ты чувствуешь себя лучше…

Мия посмотрела на не-кота, свернувшегося у нее на плече.

– Что, теперь и ты начинаешь?

– …Ныть или думать. Что более продуктивно?..

– Похоже, в кои веки мы с Мистером Весельчаком в чем-то согласны, – сказала Эшлин.

– …Будь у меня настоящие когти, маленькая гадюка, я бы отрезал тебе язык прямо изо…

– Мы с Эклипс провели разведку, – продолжила Эш, будто тенистый кот ничего и не говорил. – Вряд ли о долгах твоей домины знают многие. Она покупает на рынке все самое дорогое. Одевается как королева. Подозреваю, в этом отчасти и кроется ее проблема.

Эклипс подняла голову с колен Мии, ее голос раскатился по полу.

– …Она слишком волнуется о том, что думают о ней люди…

– Наверное, не хочет, чтобы новости дошли до отца, – предположила Мия, туша сигариллу. – Не хочет доставлять ему удовольствие своими бедами.

Эш подкинула виноградную гроздь Мие, говоря с набитым ртом:

– Как я это вижу, у нас есть всего несколько вариантов.

– …Самый простой из них – закопать кредиторов Леоны в землю…

– Да, – кивнула Эшлин. – Придется поспрашивать в округе, но единственное место, где она может получить пару грошей, это у торговца по имени Анатолио. Так уж случилось, что он любит своих шлюшек, и я в точности знаю, куда он сует свой…

– Мы не будем убивать какого-то несчастного ублюдка, чье единственное преступление в том, что он предоставляет заем моей домине, – нахмурилась Мия.

– …Звучит так, будто нам придется убить больше, чем одного…

Эш кивнула.

– Она почти наверняка в долгу перед начальником порта. Возможно, перед строителями, которые работали над Гнездом. И ее швеи буд…

– Да-да, я поняла, – перебила Мия. – Скорее всего, нам придется убить половину Покоя. Чего мы делать не будем. Если коллегия хорошо выступит, Леона сможет обеспечить себя покровительством какого-нибудь богатого костеродного ублюдка после следующего «Венатуса». Так что пока нам лучше сосредоточиться на…

– Стормвотче, – кивнула Эш. – Да. Единственный способ гарантировать тебе место в Коллегии Рема, это выиграть в «Венатусе» Стормвотча. И выиграть с блеском.

– Мы даже не знаем, в какой форме пройдет игра.

– …Пока не знаем…

Эш снова кивнула.

– Для этого у тебя и есть мы с волчонком. Завтра из гавани отплывает корабль в Стормвотч. Мы можем быть там через неделю, изучить работу на арене и выведать, что тебя ждет. А затем спланировать все в соответствии с правилами и подарить тебе победу, которая затмит даже маленького ебаря Леоны.

– Я бы ни о чем не догадалась, если бы не видела их собственными глазами, – вздохнула Мия. – Она слишком правильно себя ведет.

Эш пожала плечами.

– Она не первая богатая женщина, которая платит хорошему кобелю, чтобы избавил ее от зуда в промежности. Наверное, секретность их отношений даже добавляет остроты ощущений.

Мия жевала виноград, задумчиво сморщив лоб. Вкусный плод был приятным разнообразием в бесконечной череде рагу и каши, которые подавали гладиатам на завтрак и ужин каждую перемену.[31]

– Вкусный виноград, – пробормотала она.

– И попробуй потом сказать, что я не люблю тебя, Корвере.

На это Мия резко подняла голову, но Эш беспечно прислонялась к спинке дивана и забрасывала ягоды в рот. Ее ноги в кожаных штанах были закинуты на подлокотник и скрещены. Волосы отрастали, струясь алыми волнами за спину.

«Алые. Как кровь на ее руках».

И все же Мия была с ней. Доверяла ей. Она знала, что Эшлин желает Духовенству смерти. А Мия с Меркурио – ее надежда на возвращение в гору, чтобы закончить начатое. Но было ли их общей ненависти к Красной Церкви достаточно? Или Эш затеяла многоходовку? Ведь у нее это бывало.

Эшлин Ярнхайм соврала ей.

Эшлин Ярнхайм была отравой.

«Так почему ее губы были на вкус как мед?»

Мия потерла глаза и медленно кивнула.

– Направляйся в Стормвотч с Эклипс. Чем больше нам известно, тем больше шансов на победу, которую Леоне придется вознаградить. Полагаю, я прибуду туда за пару перемен до начала «Венатуса». К тому времени я должна знать все.

Эш кивнула, доедая виноград и вытирая губы рукавом.

– Итак, – сказала она. – Кобель Леоны. Фуриан Непобедимый.

– …Даркин…

– От него стоит ждать проблем?

Мия покачала головой.

– Ничего такого, о чем тебе нужно беспокоиться.

– Но я беспокоюсь.

– Потому что без меня тебе не попасть в Церковь, да?

Темные глаза Мии вперились в ясно-голубые. Пытаясь уличить их во лжи.

– Слушай, я понимаю, что в прошлом мы враждовали, – сказала Эшлин. – Но между нами не только кровь. Я здесь не только из-за Церкви. И я определенно не поселилась бы в этой маленькой грязной параше ради красивых видов. Ты должна это знать, иначе не была бы здесь, независимо от того, сколько ко мне приставлено тенистых волчиц.

Мия уставилась на Эшлин. На ее глаза. Руки. Губы. Девушка просто пялилась на нее, позволяя тишине задать вопросы вместо себя.

Мия их проигнорировала.

– Удачи в Стормвотче, – наконец произнесла она. – Присматривай за гаванью. Пришли Эклипс, когда мы прибудем, и дай знать, как устроены игры. – Мия быстро встала, откидывая волосы за плечо и избегая взгляда Эшлин.

– Уже уходишь?

Девушка кивнула.

– Лучше поспешить, пока никто не заметил моего исчезновения. Сидоний вроде бы славный парень, но не хочу, чтобы кто-то еще узнал, кто я.

Эш ничего не ответила, наблюдая, как Мия идет к окну, перелезает через подоконник и исчезает из виду. Не попрощавшись. Не оглянувшись.

Покачав головой, ваанианка вздохнула.

– Это и так очевидно, Корвере.

Глава 17 Стормвотч

Мия мерила шагами клетку, глядя под ноги.

Они с Сидонием, Мечницей, Волнозором и Мясником были заперты у края арены Стормвотча. Сквозь небольшие зарешеченные окошки можно было наблюдать за «Венатусом», пока они ждали своей очереди, чтобы выступить перед толпой. Мия ходила взад-вперед и размышляла о событиях, которые привели ее сюда.

Как она и говорила Эшлин, гладиаты Коллегии Рема еще неделю тренировались под палящими солнцами, прежде чем направиться в Стормвотч. Рука Мии достаточно зажила, чтобы вернуться к обучению спустя пару перемен, хотя, учитывая, сколько внимания уделял ей Аркад, девушка могла и не стараться – было ясно, что все надежды обеспечить место в «Венатус Магни» возлагались на Фуриана, Брин и Бьерна. Подслушав донну Леону с магистрой, Мистер Добряк узнал, что о продаже Мии уже велись переговоры. Заинтересованных покупателей было несколько – дом удовольствий в Уайткипе, местный магистрат, нуждающийся в телохранителе, в которого время от времени можно будет совать свой член, и, разумеется, Варро Кайто со своим Пандемониумом. Но ни одного настоящего сангилы.

Весь план Мии зависел от победы в Стормвотче.

Они приплыли в город на «Славолюбце» за несколько перемен до начала «Венатуса». Порт гудел от возбуждения, люди преодолевали мили пути, чтобы посмотреть на игры; все трактиры, жилые комнаты и пристройки были забиты до отказа.[32] Эшлин послала Эклипс проведать Мию в ее клетке, и тенистая волчица рассказала все, что им удалось узнать о предстоящих играх. В течение следующих нескольких неночей, передавая сообщения посредством демона, Мия с Эшлин придумали план.

Теперь оставалось только воплотить его в жизнь.

Мия наблюдала, как эквиллы с ревом кружат по арене, удары копыт их лошадей вибрировали сквозь каменные стены. Брин и Бьерн хорошо справлялись – на четвертом круге они уже занимали второе место. Но если ваанианцы были талантливыми, то команда Леонида просто поражала воображение. Отец Леоны покупал только лучших, и его эквиллы были не исключением: двеймерец сагмай, чей щит с гербом льва казался непробиваемым, и привлекательный лиизианец флагиллай, чьи навыки в стрельбе из лука не уступали, а то и превосходили способности Брин.

– Камнегуб и Армандо, – пробормотала Мечница, становясь у решетки рядом с Мией. – Л-лучшие эквиллы в республике. Толпа… их обожает.

Несмотря на смертельный выстрел Брин в сагмая другой команды, Львы Леонида попросту выступили лучше и после девяти кругов одержали победу. Камнегуб и Армандо вместе сошли с колесницы, переплетя пальцы и подняв руки в воздух в знак победы, и толпа вокруг них разразилась громовыми криками. Все прекрасно знали, что пара встречалась, и их потрясающее мастерство вкупе с любовью, которую они проявляли друг к другу, делали их любимчиками зрителей. Тот факт, что их никто не мог победить, тоже способствовал.

Мие было жаль Брин с Бьерном и еще больше жаль, что Коллегии Рема по-прежнему недоставало третьего венка. Но, по правде, ее мысли занимало другое. Она покосилась на Мечницу, на бледно-зеленоватый оттенок ее кожи под татуировками.

– Тебе уже лучше? – спросила она.

– К-кажется, – кивнула женщина. – Худшее в-вроде…

Глаза Мечницы расширились, и, упав на колени, она вновь облевала весь пол. Сидоний продолжал лежать на месте, едва выдавив из себя стон, когда рвота забрызгала его сандалии. Мясник откатился от лужи, его собственные щеки раздулись.

– Хотя бы блюй снаружи… клетки, сестра, – просипел он.

– Иди на хер, – простонала Мечница, с ее губ стекали слюна и рвота. – Пока я не в-врезала по твоей мерзкой…

Из ее рта вырвалась очередная струя рвоты, на сей раз попав по Волнозору, который, в свою очередь, тоже плюхнулся на колени и сблевал через решетку. Вонь накатывала на Мию густыми теплыми волнами, пока она стояла на цыпочках, прижимая губы к прутьям и вдыхая сравнительно приятный аромат крови и лошадиного дерьма.

– Четыре гребаных Дочери, – выругалась она.

– Молись сколько влезет, – раздался рык. – Боюсь, они не прислушаются.

Обернувшись, девушка увидела экзекутора Аркада, стоящего за решеткой, уперев руки в бока. Он посмотрел на пропитанную рвотой солому, на своих лучших гладиатов, валявшихся по клетке, как раненые после войны. Рядом с ним стояла Личинка, сморщив нос от зловония и окидывая взглядом поверженных гладиатов. Донна Леона держалась в стороне в своем прекрасном шелковом алом платье и с выражением крайнего отвращения на лице.

– Пресвятой Аа, – воскликнула она. – Неужели все?

– Кроме Брин и Бьерна, – ответил Аркад, косясь на Мию. – И Вороны. Даже Фуриана распирает из всех дыр. Один Всевидящий знает, что случилось.

Мия сохраняла каменное выражение лица и встретилась со взглядом Аркада с таким невинным видом, что пристыдила бы даже Сестринство Огня.[33] Разумеется, она в точности знала, что стало причиной приступа кишечного расстройства среди ее братьев и сестер в коллегии. Эшлин подсыпала гораздо больше «казуса» в их ужин, чем предпочла бы Мия – по правде говоря, им не нужен был столь взрывной эффект. Но Эш никогда не считалась лучшей ученицей Паукогубицы.

– Пищевое отравление, – объявила Личинка, присев у лужи рвоты. Просунув руку между прутьями, она прижала ладонь к взопревшему лбу Мясника. – Кажется, не фатальное. Но вскоре они начнут мечтать о смерти.

– У-уже давно… м-милая, – простонал Волнозор, пытаясь сдержать отрыжку.

– А почему ты здорова? – спросила Мию донна Леона.

– Я вчера не ужинала, домина, – ответила та. – Слишком волновалась из-за игр.

– Бездна и кровь, – сплюнула Леона. – Нужно выпороть этого повара! У нас не хватает трех венков для «Магни», это первый «Венатус», где мои гладиаты сражаются против отцовских, а мои острейшие клинки больны, как моряки в первую неделю в море? – ее глаза сузились от внезапного озарения, и она повернулась к Аркаду. – Ты же не думаешь, что это он подстроил, верно?

Экзекутор задумчиво почесал подбородок.

– Возможно, хоть…

Сидоний шлепнулся о стену, когда из его рта хлынул фонтан рвоты. Личинка и Леона отскочили в отвращении. Донна выудила душистый платок из рукава платья и прижала его ко рту, а могучий итреец прохрипел неразборчивые извинения и тут же наложил себе в набедренную повязку.

– Они не могут сражаться в таком состоянии, домина, – тихо сказала Личинка.

– Да, – кивнул Аркад. – Это будет бойня. Ни один из них даже стоять не может.

– Я могу стоять, – отозвалась Мия.

Все трое молча на нее уставились. Леона прищурилась.

– Я могу выиграть, – поклялась Мия.

Аркад покачал головой.

– Выгляни через окошко, девочка. Ничего в этой арене не привлекает твое внимание?

Мия посмотрела на песок, прошлась взглядом по стенам и толпе. Работники арены убирали остатки декораций с поединка эквилл – сломанные мишени, метки, трупы. Зрители топали ногами, с нетерпением ожидая начала следующего поединка.

– Битое стекло, – сказала Мия, поворачиваясь к экзекутору. – И огненные горшки. На стенах по всему краю арены.

– И о чем это тебе говорит?

– Либо эдиторы не хотят, чтобы зрители прыгали на арену, либо не хотят, чтобы то, что они выпустят на песок, прыгнуло на зрителей, – ответила она.

– Бестиарий, – кивнул Аркад. – Тема этого «Венатуса». Звери со всех уголков республики будут бороться друг с другом и с гладиатами для развлечения толпы. – Мужчина сложил свои мощные руки, шрам на его лице исказился, когда он нахмурился. – Ты хоть представляешь, с чем тебе придется столкнуться?

Мия пожала плечами, источая равнодушие.

– Что бы это ни была за чертовщина, вряд ли от нее смердит хуже, чем здесь, – девушка посмотрела на Леону, сжав челюсти. – Ваши эквиллы только что проиграли людям вашего отца, домина. И лишь один из ваших гладиатов может держать меч. Если вы жаждете получить лавры победителя или что-то доказать, похоже, у вас нет выбора.

Леона прищурилась на словах «что-то доказать». Но Мия сказала правду – у нее был только один шанс получить награду победителя в этом «Венатусе». Только один способ возместить часть расходов, добиться славы и получить еще один венок для участия коллегии в «Магни».

В конце концов, Мия с Эш все так и задумали.

В глубине души Мия по-прежнему не доверяла соучастнице. Она все еще ждала, когда та нанесет удар. Но Эш не соврала; Эклипс это подтвердила. Она отравила гладиатов, оставила Мию стоять на ногах – и все это чтобы убедить Леону, что Мия единственная надежда на победу, в коей та так нуждалась. И все же…

И все же…

– Экзекутор, – сказала Леона, не сводя глаз с Мии. – Передай эдиторам, что на Ультиме от Коллегии Рема выступит Ворона. Других наших гладиатов сегодня не будет.

– Ми донна, но мы планировали отправить на Ультиму Фуриана. Изменения в последнюю минуту…

– Я заплатила за участие в этом «Венатусе», – прорычала Леона. – И будь я проклята, если жестокие руки судьбы вырвут у меня эту победу! Если эдиторы будут возмущаться моими распоряжениями, скажи, что могут высказать все мне лично. Но клянусь Всевидящим и всеми четырьмя пресвятыми гребаными Дочерьми, лучше предупреди их, чтобы прихватили запасную пару яиц, поскольку я оторву первую и надену ее в качестве сережек. – Она показала рукой на свое платье. – Красный идеально дополнит мой наряд.

Личинка ухмыльнулась, Аркад попытался скрыть улыбку в бороде.

– Ваш шепот – моя воля, – пробормотал он.

Поклонившись с прижатым кулаком к сердцу, экзекутор заковылял к эдиторам, а Личинка отправилась на поиски воды, чтобы смыть грязь. Леона осталась среди этой лужи и вони, глядя на Мию сквозь прутья мерцающими голубыми глазами.

– Я многим рискую, отправляя тебя, вороненок.

– Только в том случае, если я не выиграю, домина, – ответила Мия. – Но, честно говоря, вам нечего терять.

– Я не прощу, – предупредила Леона, – если ты меня подведешь.

Мия прижала руку к груди и низко поклонилась.

– И я надеюсь, что вы не забудете, – ответила она, – когда этого не произойдет.

Поединки были жестокими, кровавыми, прекрасными. Толпа охмелела – от вина, от резни, ее рев просачивался сквозь камень над головой Мии. Стража уже называла этот «Венатус» лучшим из всех, что когда-либо проходили в Стормвотче, и говорили, что эдиторы вновь превзошли себя.

Зрители пришли в восторг, когда толпа гладиатов начала охоту на трехтонного саблезубого волка в поле высокой травы, словно по команде выросшей из песка. Завопили от наслаждения, когда гладиаты из коллегий Леонида, Траяна и Филлипи столкнулись на паутине из движущихся проволок, подвешенных над ареной, пока стая ваанианских белых медведей расхаживала внизу и разрывала на кровавые кусочки любого воина, упавшего на песок. Преступников государства привязали к кольям и натравили на них стаю голодных ашкахских кровавых ястребов; гладиаты с трезубцами и сетями побороли настоящего живого кракена на глазах у беснующейся толпы.[34] И теперь, когда с океана подул неночной ветер и перемена начала близиться к концу, они были готовы к Ультиме.

Никто не знал, что может превзойти песчаного кракена, но все пускали слюни от предвкушения. Люди топали в едином ритме, раскатывавшемся эхом по механическим ямам под ареной. А затем, словно в ответ, грохоча из глубин, послышался животрепещущий, леденящий душу рев.

– Жители Итреи! – раздался голос из рогов по всему краю арены. – Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Мы благодарим нашего достопочтенного консула Юлия Скаеву за предоставление средств для Ультимы, которой ознаменуется конец этого великолепного «Венатуса»!

Толпа одобрительно закричала, и Мия стиснула зубы, услышав, как люди скандируют имя Скаевы. Она выкинула мысли о консуле из головы и сосредоточилась на предстоящей задаче. Никто из бойцов в камере перед ареной не имел ни малейшего представления, но Мия в точности знала, что ждет их под этим полом. И даже с таким козырем в рукаве понимала, что схватка будет не на жизнь, а на смерть.

Мие выдали кольчатый наручник на правую руку, железные наплечники и поножи, а также кожаную юбку и нагрудник. Броня никак ей не поможет в бою с будущим противником, но все же это лучше, чем сражаться с голой задницей и улыбкой на лице. На шлеме красовался алый плюмаж – цвет штандарта домины. Штандарта Рема. Эта мысль раздражала, но Мия тоже ее откинула. Здесь не было места для гордыни. Для боли. Только для стали. И крови. И славы.

Мечи покоились в ее руках как родные – качественная лиизианская сталь, острая, как бритва. Они ей пригодятся, как и все силы, если она хочет пережить битву.

– Уважаемые зрители! – раздался крик. – Узрите своих гладиатов! Отобранных из лучших коллегий республики, чтобы сражаться и умереть ради славы своих доминов! Мы рады представить вам Аппия из Коллегии Тацита, Бича Вэрвуда!

Решетка перед ними с содроганием поднялась, издавая металлический скрежет. Мимо Мии на арену вышел гигант, поднимая копье и щит под шум галдящей толпы. Его шлем был сделан в форме волчьей головы, солнечный свет отражался от стальных наручей и нагрудника.

– Праховестник из Коллегии Ливиана, Ужас Моря Безмолвия!

На песок вышел двеймерец и поднял двуручную мотыгу больше Мии. Он пошел кругом по арене, топая ногами по земле, и толпа подхватывала ритм, пока весь мир не превратился в гром.

Так оно и продолжалось. Эдитор объявлял все коллегии, грозные гладиаты с не менее грозными прозвищами занимали свое место на песке и заводили толпу театральными жестами. Мия с любопытством отметила, что Леонид не выставил своего воина на Ультиму – необычное явление для коллегии, пользовавшейся авторитетом. Девушка задумалась, имел ли он какое-то представление о природе их врага…

На песках перед Мией выстроилось больше двух десятков воинов, когда эдитор воскликнул:

– От Коллегии Рема…

– Фуриан! – крикнул кто-то.

– Непобедиииимый! – добавил другой.

– …Ворона! – проревел эдитор.

Мия вышла под солнечный свет, поднимая два меча над головой. Ее встретили замешательством, слабыми аплодисментами и парой насмешек со стороны тех, кто ждал чемпиона Коллегии Рема, а не неизвестную тощую девчонку, едва достающую ему до пупа. Никто из них понятия не имел, кто перед ними.

«Скоро».

Мия стиснула зубы и дала себе мысленную клятву.

«Скоро сами небеса узнают мое имя».

За большим столом на краю арены девушка увидела губернатора Стормвотча и городскую элиту. Эдитор стоял за отдельным столиком, облаченный в традиционную кроваво-алую мантию, украшенную золотыми кинжалами. На его плече сидела дымчато-серая кошка, глядевшая на представление с очевидной скукой в глазах. Мужчина говорил в большой рог, его голос раскатывался по всему стадиону.

– А теперь! – объявил он. – Дорогие друзья, берегите сердца. Дети, закройте глаза! Выкопанный из глубин ашкахской Пустыни Шепота по приказу нашего дражайшего консула, – ужас, оскверненный тем, что уничтожило целую древнюю империю. Узрите, жители Стормвотча, свою Ультиму!

Мия почувствовала, как дрожит земля под ногами, услышала, как пришел в движение огромный механизм под землей. Из песка, словно зубы, выросли каменистые островки – высокие и смертельно острые. Центр арены разверзся; песок посыпался вниз, когда яма расширилась. И, словно из самой бездны, из нее поднялся кошмар, подобных которому Мия еще не встречала.

– Бездна и кровь… – сказал кто-то рядом с ней.

Мия посмотрела на гладиата – двеймерца по имени Праховестник. Его глаза расширились. Огромная мотыга задрожала в руках.

Чудище взревело, сотрясая всю землю. Толпа закричала в ответ, вставая на ноги, ликуя и радостно завывая. Ни один из них еще не видел ничего подобного, но все слышали сказки. Кошмар из глубин пустыни. Страшнее песчаного кракена. Ужаснее сотни пыльных призраков. Слово, которое вселяло панику в каждого владельца каравана и торговца, путешествующих по ашкахской пустоши.

– Блювочервь… – прошептал Праховестник.[35]

Монстр снова взревел, поднимая конец тела, который, как предположила Мия, служил ему головой. Его шкура была бескостной, покрытой трещинками и коричневой, как старый кожаный переплет. Двигался червь, словно недогусеница, кидаясь на кричащую толпу. Но железный ошейник и длинная цепь, крепившаяся к полу арены, не давали ему подобраться близко к зрителям. Осознав, что находятся вне опасности, они разразились аплодисментами и радостными воплями.

Пока все взгляды были прикованы к червю, Мия развернулась и прошла тридцать шагов по песку, пока не оказалась под статуей Цаны на внутренней стене. Вонзив меч в землю, девушка присела и склонила голову, будто молилась богине. Но правой рукой она шарила в песке у края арены.

Поначалу Мия ничего не могла нащупать. Ее тень пошла рябью, живот затопило льдом, мысль, что Эшлин ее предала, поднялась, словно пыльный призрак, на задворках…

«Нет».

Пальцы наткнулись на что-то мягкое. Кожаное.

«Вот оно».

Она достала предмет из песка – кожаный мешочек, наполненный какими-то кругляшками, – и спрятала его под наплечник.

Эдитор поднял руки, призывая к тишине.

Толпа застыла, как мельничный пруд.

Мужчина шумно набрал воздух, звук разошелся по всей арене. Его кошка просто зевнула.

– Ультима! – крикнул он. – Начинается!

Толпа оглушительно и восторженно загалдела. Зверь, прикованный к центру арены, заметался, слепая голова крутилась из стороны в сторону, а по глотке начал подниматься желудок, отчаянно желая поглотить добычу, которую он чувствовал, но не мог поймать. А затем монстр испустил еще один громоподобный рык.

И ни один гладиат

не шевельнул

ни

одним

мускулом.

– …Честно говоря, не могу их винить… – раздался шепот на ухо Мие, когда она вернулась к воинам.

Зрители начали терять терпение, некоторые заулюлюкали, пока гладиаты стояли, будто парализованные.

– Убейте его! – рявкнул кто-то.

– Сражайтесь, трусы!

Праховестник, стоявший рядом с Мией, ощетинился при слове «трусы». Посмотрел на трибуны, на своего домина в ложе сангил. И, подняв мотыгу, заорал во всю глотку: «За мной!», после чего кинулся на монстра. Несколько гладиатов, и Мия среди них, ответили на зов и побежали с боевым кличем на устах. Они напали на червя с четырех сторон, рубя и пронзая его копьями и мечами. Предпочитая оставаться сбоку, Мия выскользнула из-за одного из острых камней и погрузила меч по самую рукоять. Праховестник помчался прямо к голове, замахнулся мотыгой и срезал огромный кусок шкуры зверя. И тогда, с отвратительным звуком, напоминавшим отрыжку, блювочервь поднялся на дыбы и выблевал свой желудок на гладиата.

Его внутренности были розовыми, жидкими, с гнильцой. Они выплескивались на песок и протягивали отростки, похожие на пальцы. Аппия полностью придавило пищеводом, Праховестника поглотило по пояс. Мужчина закричал, когда его плоть начала разъедать кислота, обволакивающая внутренности червя. Он снова замахнулся оружием, ударил по губчатой массе. Желудок полз по песку, будто живое существо, вытягивая липкие щупальца и хватая гладиатов. И наконец, с гулким, быстрым причмокиванием, зверь втянул обратно свой пищевод вместе с полудюжиной кричащих мужчин. Толпа зашумела от восхищения и омерзения.

Подойдя к чудищу сбоку, Мия снова пронзила его клинком и почувствовала, как зверь содрогается. Его кровь была темно-бордовой, почти черной, окрашивая ее по локти. Когда гигантский монстр скрючился, девушка потянулась к наплечнику и достала мешочек, который Эшлин спрятала в песке. Достала оттуда три стеклянные алые сферы.

Прощальный подарок Меркурио.

Чудно-стекло.[36]

Вытащив меч, Мия просунула руку в рану и оставила сферы во внутренностях монстра. Блювочервь взвыл от боли и перекатился на бок, чтобы раздавить обидчицу. Девушка быстро отпрыгнула в сторону и чудом не была размазана по одной из острых каменных глыб, когда червь замахал хвостом. Чудно-стекло активировалось под давлением – обычно ударом о стену или пол, – но Мия надеялась, что нажима мышц чудища и его веса будет достаточно, чтобы разрушить аркимические процессы, которые помогали стеклу оставаться в твердом состоянии. Поднявшись на ноги и отбежав подальше, она услышала тихий хлопок, почти заглушенный криками толпы и ревом чудовища. Чудно-стекло взорвалось, и из бока блювочервя выплеснулся пузырящийся поток крови и плоти.

Зрители возликовали – они понятия не имели, что сделала девушка, но видели, что ей удалось ранить зверя. Блювочервь взвыл, в его глотке забулькал пищевод, на Мию волнами накатывала вонь крови, гари и желчи.

– …Кажется, ты его разозлила…

– …Ты, как всегда, наблюдательна, дворняжка…

– …А ты, как всегда, блещешь остроумием, киса…

– …Лесть тебе не поможет…

Блювочервь повернул слепую голову к Мие и испустил жуткий вой. Девушка кинулась к кучке остальных гладиатов, пытаясь найти укрытие среди камней и убраться из зоны досягаемости зверя на цепи.

Монстр быстро пополз за ней следом и врезался всей массой тела в землю в попытке раздавить жертву. Арена задрожала, Мия споткнулась. Другие гладиаты рубили и резали червя, но он, похоже, полностью сосредоточился на той, что ранила его больнее. Поддавшись отчаянию, Мия обернулась, не переставая отползать от монстра в безопасную зону, и подняла руку, чтобы приклеить его к собственной гигантской тени.

Реакция была моментальной. Ужасающей. Чудище замерло, словно все его мышцы внезапно напряглись. И, издав душераздирающий рев, стрельнуло по песку к Мие – рот разинут, разъедающая слюна капает, цепь натягивается от рывков. Измученный металл заскрежетал, послышался громкий звук напряженной стали, и цепь, крепящая червя к полу, порвалась пополам.

– …Вот дерьмо…

– …Вот дерьмо…

– Вот дерьмо!

Блювочервь заметался по песку – он был слишком крупным, чтобы Мия могла сдержать его своими манипуляциями с тенями. Девушка прыгнула в сторону, когда его хвост прошелся широкой дугой по арене, превращая камень в щебень, а гладиатов – в кровавое месиво. Но ему удалось зацепить Мию в прыжке, и она врезалась в каменистый островок, перед глазами поплыли черные звезды. Упав, девушка потеряла контроль над тенями, и червь взревел от пламенной ярости.

– Он… – Мия часто заморгала, сплевывая пыль с языка, – …услышал меня?

– …Когда ты призвала тьму…

– …Любопытно…

Чудище вновь гневно заревело, его плоть пошла бугорками, в глотке пузырились и булькали внутренности. Но поскольку тени больше его не отвлекали, оно осознало, что освободилось от своих пут, и повернуло слепую голову в сторону вибраций скандирующей толпы. И когда зрители тоже поняли, что цепь больше не сдерживает зверя, то истошно завопили в безумной панике.

Мия потянулась к наплечнику; ее кровь застыла в жилах, когда рука не нашла мешочка с чудно-стеклом. Она шарила по песку вокруг, пока червь полз к стене арены; битое стекло и огненные горшки, окружающие ее, теперь казались жалким средством защиты, учитывая размеры и ярость монстра. На арену выбежал отряд люминатов с солнцестальными клинками и с криками: «За республику!», «Люминус инвикта!» бросился в атаку. Поскольку червю было явно насрать на республику, свет или все остальное, он снова выблевал свой желудок и поглотил весь отряд в массе розового с гнильцой и разъедающей кислоты.

Глаза Мии пощипывало от пота, крики толпы почти оглушали. На арене воцарился хаос, люди бежали сломя голову к выходам, другие оставались на местах, будто их парализовало, и кричали от ужаса.

Блювочервь встал на дыбы и зарокотал, сломанный ошейник свободно висел на шее. Из-за железной решетки выбежали двадцать новых легионеров с мечами и щитами, но, взмахнув гигантским хвостом, монстр размазал их по стене. Его толстую кожистую шкуру испещряли десятки ран от копий и клинков, на песок стекала темно-красная кровь.

– …Что ж, пока все идет просто превосходно…

– Знаешь, очень легко сидеть сложа руки и критиковать, – пропыхтела Мия, перекатываясь на живот, в ее голове по-прежнему звенело.

– …А еще удивительно приятно…

– …Скажи это людям, которых сейчас слопают…

– …Ну и какой в этом смысл?..

Блювочервь дополз до стены арены, его двадцатипятиметровое тело запульсировало, словно жуткий кокон бабочки. Он с легкостью поднялся над трехметровым заграждением, безглазая морда раскачивалась над группой испуганных зрителей, при вдохе его желудок забулькал. Мия с трудом встала с песка, голова раскалывалась, повсюду виднелись куски и пятна, оставшиеся от тел мертвых гладиатов. Поискав среди трупов, она нашла длинное копье с целым древком. Треклятый шлем только мешал обзору, но Мия не осмеливалась его снять, опасаясь, что случайный слуга Церкви увидит ее лицо. Посему, мысленно помолившись Черной Матери, она замахнулась и со всей силы метнула копье.

Оружие рассекло воздух идеальной дугой, стальной наконечник сверкнул в солнечном свете и пронзил горло червя. Монстр взревел и замотал головой, чтобы избавиться от зубочистки, в воздух брызнула черная кровь. И, вновь потянувшись к луже темноты под ним, Мия схватила тень зверя.

– Эй! – крикнула девушка. – Ублюдок!

Блювочервь содрогнулся, по всей его длине прошла грохочущая волна, из пасти вырвался скулеж. Забыв про людей на трибунах, монстр повернул свою слепую голову к Мие и издал трубный, оглушительный рев.

– …Ну, теперь ты полностью завладела его вниманием…

– Прекрасно.

Мия подняла мечи с мокрого от крови песка.

– И какого хрена мне с ним делать?

Глава 18 Слава

Как она ни старалась, Мия не могла сдержать зверя.

Блювочервь вырвался из ее теней, словно великан, оттолкнувший беспомощного младенца, развернул свою массивную тушу и пополз к ней. Пасть широко разинута, из темноты чрева рвется громоподобный рев. С тем же успехом два меча из лиизианской стали в руках Мии могли быть ножами для резки масла; ее тень пошла рябью, спутники рьяно поглощали страх.

Делая ее расчетливой.

Сильной.

Бесстрашной.

Разум девушки активно работал. Взгляд изучал стены арены, раздавленные камни, окровавленный песок, мчащегося на нее монстра. И наконец, там, между ней и ползущим монстром, под кучей обломков и грязью она увидела его.

Мешочек с чудно-стеклом.

В ней проклюнулась мысль – безумная, самоубийственная. Но без страха, пауз и попусту потраченных вздохов, она подняла мечи. Пот заливал глаза, волосы липли к покрытой пылью коже, губы исказились в оскале. Мия издала боевой клич и побежала прямо на рассерженного блювочервя.

Истеричная толпа замерла, в изумлении наблюдая за этой малявкой, ринувшейся прямиком на ужас из глубин пустыни. Зверь поднял свою гигантскую голову, из его пищевода вырвалась жуткая отрыжка. Мия петляла в месиве из раздавленных тел, обломков камней, сломанных мечей и копий, усеивавших песок, и осторожно прыгнула к небольшому кожаному мешочку со сферами, наполовину засыпанному пылью. А затем блювочервь раскрыл пасть и выблевал свои внутренности на арену.

Полностью поглощая девушку.

Потом следующие несколько секунд станут темой бесчисленных россказней в тавернах, споров за обеденным столом и драк в барах по всему Стормвотчу.

Одни клялись, что видели, как девчонка отпрыгнула в сторону – так шустро, что этого никто не заметил, – полностью избежав брызг желчи зверя. Другие заявляли, что во всей этой пыли, крови и хаосе попросту было слишком трудно понять, что конкретно произошло, кроме того, что она двигалась быстро, как ртуть. А были и те – их считали безумцами и пьяницами, – кто божился Всевидящим и всеми четырьмя пресвятыми Дочерьми, что эта девчонка, этот демон в коже и кольчуге попросту исчезла. В одну секунду она была погребена под внутренностями блювочервя, а в следующую стояла в десяти шагах от него, в длинной тени на песке.

Мия пошатнулась, прилив головокружения чуть не заставил ее упасть на колени. Лишь адреналин и упрямство помогли ей выстоять. Она то ли поплелась, то ли побежала, легкие горели, мир кружился перед глазами. Зверь втянул свой желудок, всасывая раздавленные трупы гладиатов и упавшее оружие, а вместе с ними и маленький кожаный мешочек, полный блестящих сфер чудно-стекла. Мия споткнулась о кучку разрушенных камней и вскочила на спину монстра, втыкая меч в его плоть, чтобы удержать равновесие. Пока гигант корчился, девушка с трудом встала и двинулась вдоль его длинного тела к поднятой голове. Зрители горланили, чудище ревело, ее собственный пульс громыхал, но сквозь эту какофонию, оглушительный хаос, ей показалось, что она услышала их – глубоко внутри живота блювочервя.

Череду тихих влажных хлопков.

Зверь замер, по его телу прошла волна дрожи. Мия залезла ему на шею, отбросила один меч в сторону и зацепилась за сломанное копье, погруженное в кожистую шкуру. Обхватив червя бедрами, пальцами и чистой сумасбродностью, она замахнулась лиизианской сталью и, издав вопль, вонзила ее в плоть за крошечным ухом монстра.

Существо взвыло, в его пищеводе набух пузырь крови и вырвался через рот. Толпа понятия не имела о том, что оно проглотило сферы; понятия не имела о взрыве, который превратил добрую часть желудка червя в кровавый суп. Все, что они знали, ошеломленно наблюдая с открытыми от восхищения ртами, это что девчонка вонзила свой меч, зверь закачался взад-вперед, как пьяница в сортире, и, издав булькающий вздох, рухнул замертво на землю.

Дрожь от приземления монстра прошлась по всей арене, в воздух поднялась пыль. Но когда неночные ветры подули с трибун на пропитанный кровью песок, завеса пыли развеялась и явила крошечную фигуру, стоящую в одиночестве на голове поверженного зверя.

Мия, пыхтя и кровоточа, нагнулась и высвободила свой клинок. А затем, повернувшись к ошарашенным зрителям, медленно подняла его к небу.

На арене воцарилась тишина. Звенящая и непрерывная. Никто в толпе не верил своим глазам и не осмеливался подать голос. Пока, наконец, мальчишка на руках у матери не показал на залитую кровью девушку в центре арены, его карие глаза округлились.

– Ворона! – тоненько пропищал он.

Мужчина, сидящий рядом, посмотрел на мальчика и крикнул всем вокруг:

– Ворона!

Имя повторялось, подобно эху, клич подхватывало все больше и больше людей. Десятки, затем сотни, затем тысячи – и все одновременно скандировали, словно клятву, словно мольбу: «Ворона! Ворона! Ворона!», пока Мия, хромая, шла вдоль туши блювочервя с высоко поднятым над головой мечом. Зрители затопали ногами в такт кричалке, все быстрее и быстрее, слово и гром их топота сливались в «ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!»

Мия кричала вместе с ними, в ее груди набухали ликование и гордость.

– Как меня зовут?! – проревела она.

– ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!

– КАК МЕНЯ ЗОВУТ?!

– ВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНА!

Мия закрыла глаза, упиваясь этой атмосферой, позволяя ей просочиться сквозь поры своей кожи.

Сангии э Глория.

Она повернулась к ложам сангил и посмотрела на восторженную донну Леону, вскочившую с места. Взглянула на клетку гладиатов с Сидонием, Мечницей и Мясником у прутьев, кричавших ее имя и стучавших кулаками по железу. И, наконец, в толпе, среди моря улыбающихся лиц, увидела девушку. Длинные рыжие волосы. Голубые, как ясные небеса, глаза. Со светящейся, как солнца, улыбкой, Эшлин подняла руку, вытянув пальцы.

И послала Мие воздушный поцелуй.

В ту неночь Коллегия Рема пировала, как костеродные. Длинный стол в камерах под ареной был заставлен едой и вином, братья и сестры гладиаты поднимали тост за победу Мии, словно древние лорды и леди. Фуриан сидел во главе стола, как король, поскольку это место было отведено чемпиону. Но если это королевство, то теперь у него появилась королева. Сидя в конце стола, с серебряным венком победителя на копне длинных черных волос, Мия Корвере подняла чашу с вином и улыбнулась, как безумная.

Гладиаты уже достаточно оправились от отравления. Под действием адреналина от триумфа Мии они много пили и мало ели, вспоминая битву снова и снова. Сидоний так громко ликовал, будто сам одолел чудище. Закинув мускулистую руку на шею Мии, он объявил это величайшей победой, которую когда-либо видел на песках.

– За эту великолепную мелкую сучку! – проревел мужчина.

– Отвали от меня, гребаный громила, – улыбнулась Мия, отталкивая его.

– Никогда не видел ничего подобного! – не унимался Сид. – А ты, Мечница?

– Не-а, – женщина улыбнулась, поднимая чашку. – Такого никогда.

– Волнозор?

– Победа, достойная Пифия и Просперо[37]! – заявил крупный двеймерец.

– А ты, Мясник? И что насчет тебя, Отон?

– Не-а, – ответили они. – Никогда.

– За Ворону! – взревел Сид, и все в помещении подняли чаши.

Только Фуриан хранил молчание, отхлебывая свое вино так, словно оно было отравлено.[38] Его взгляд, полный подозрений и хладной ярости, не отрывался от Мии. Девушка догадывалась, что, несмотря на недомогание, он наблюдал за ее сражением и наверняка чувствовал, как она призывала тьму. Но отрицать блистательность данной победы было невозможно, и как бы вид серебряного венка на ее макушке не заставлял его сердце обливаться кровью, Непобедимый мудро держал свою желчь при себе.

Время от времени Мия смотрела через стол своими чернильно-черными глазами и прожигала чемпиона взглядом; в ее животе набухали тошнота и голод, появлявшиеся в его присутствии. Глядя на место во главе стола, она дала себе мысленное обещание.

«Скоро».

– Смирно!

Гладиаты притихли и поднялись на ноги, когда в клетку вошли экзекутор Аркад и магистра. За ними шла счастливая донна Леона.

– Домина! – рявкнули гладиаты.

– Спокойно, мои Соколы, – она подняла руки, указывая им сесть обратно. – Я не стану отрывать вас от пиршества. Со всех улиц звучит имя Коллегии Рема, и все вы заслужили этот временный отдых.

Донна улыбнулась, когда они подняли чаши и выпили за ее здоровье. Женщина потратила время, чтобы переодеться в платье с открытыми плечами и сочетающийся с ним корсет из прекрасного жатого бархата того же каштанового оттенка, что и ее волосы. Мия гадала, сколько же серебра Леона на него потратила. Сколько платьев привезла сюда из Гнезда. Сколько ей стоил этот треклятый праздничный пир, и где, ради бездны, она добыла деньги. Столь ограниченная в расходах и готовая продать Мию в дом удовольствий всего перемену назад…

Девушка посмотрела на Аркада и заметила, что экзекутор рассматривает еду и вино с той же обеспокоенностью на лице. Взглянула на драгоценности на шее донны, на золото на запястьях, и ее догадка укрепилась.

«Она совсем не умеет распоряжаться деньгами. Воспитывалась в богатой семье и так и не узнала реальной ценности денег или той жизни, когда они заканчиваются. Все, что ее волнует, – как она выглядит в глазах других. В глазах отца».

Мия осмотрела Леону с головы до пят и мысленно вздохнула.

«Выросла бы я такой же, если бы моего не убили?»

Боковым зрением Мия увидела, как Фуриан смотрит на свою домину, возможно, надеясь на жест или знак. Но, будучи верной своему образу, высокая, гордая и о, такая правильная Леона даже не удостоила его взглядом.

– Моя Ворона, – сказала донна, улыбаясь Мие. – На два слова.

– Домина.

Мия вышла за Леоной из клетки, чувствуя спиной прожигающий взгляд Фуриана. Аркад и магистра последовали за ними; когда пожилая женщина закрывала дверь, Сидоний вновь начал расписывать битву, используя бутылку вина и зубочистку в качестве наглядного пособия.

– Ты в порядке? – спросила Леона.

– Вполне, – ответила Мия. – Благодарю, домина.

– Это я должна тебя благодарить, – глаза женщины заблестели. – О нашей коллегии говорит весь город. Губернатор Стормвотча, сам Квинт Мессала, объявил это сражение лучшим, которое когда-либо видела республика, и ты… – Леона сжала плечи Мии, – …ты, моя кровавая красавица, виновница торжества.

– Я живу, чтобы чтить вас, домина, – ответила девушка.

На это Аркад прищурился, но Леона, казалось, витала в облаках.

– Губернатор Мессала традиционно устраивает банкет в неночь после «Венатуса», – сказала донна. – Все костеродные и администраты приглашены к нему в палаццо, как и сангилы, которые выставляли гладиатов на игры, вместе с их чемпионами. – Глаза Леоны сверкнули от восторга. – Но он отправил персональное послание, попросив меня привести тебя вместе с Фурианом, чтобы все могли посмотреть на Спасительницу Стормвотча.

– …Спасительницу Стормвотча? – пробормотала Мия.

– Хорошо звучит, не правда ли? – хихикнула Леона. – Менестрели уже поют о твоей победе в городской таверне. Ты будешь гордостью банкета, жемчужиной на моей короне. И нас осыплют монетами – городская элита будет бросать предложения о покровительстве к моим ногам! Взгляды всех сангил будут прикованы к тебе, пылая от зависти.

«Всех сангил…»

– Мессала всегда отдавал предпочтение воинам из коллегии моего отца, – продолжила Леона. – Он годами пел дифирамбы Львам Леонида. Его сильно заденет, когда он увидит меня на почетном месте по правую руку от Мессалы.

Донна прижала пальцы к губам, прикрывая безумную ухмылку.

– Только представь выражение лица этого старого ублюдка.

– Ми донна, – предупредила магистра, косясь на Мию. – Вам не стоит так говорить…

– М-м-м, да, – Леона опомнилась, кивнула и разгладила складки на платье. – Я отвлекаю тебя от праздника, моя Ворона. Иди и торжествуй свою победу. Но не пей слишком много, ладно? Я хочу, чтобы ты выглядела наилучшим образом на завтрашнем банкете.

«Как любимый питомец, – поняла Мия. – Как собака у ног хозяйки. Которую продадут в ту же секунду, как она гавкнет не по команде.

Сидеть.

Перекатись.

Сыграй мертвую.

Умри».

Девушка крепко сжала губы. Думая об отце, раскачивавшемся на веревке. О матери, истекшей кровью на ее руках. О младшем брате, научившемся ходить в какой-то темной яме и умершем во тьме.

Думая о Дуомо.

Думая о Скаеве.

«Сосредоточься на цели, Корвере».

И, посмотрев в глаза Леоне, она поклонилась и прижала руку к сердцу.

– Ваш шепот – моя воля, домина.

– Черная гребаная Мать, ты была великолепна!

Эшлин налетела на Мию, как только та влезла в окно таверны, и крепко обвила ее руками. Девушка кивнула: «Да, да», и высвободилась из хватки ваанианки, зашторивая окна. В конце концов, она была самой известной персоной в Стормвотче, а улицы полнились гуляками, празднующими «Венатус». Солнца опаляли глаза, на теле проступали синяки от сегодняшних побоев, и после пира с братьями и сестрами гладиатами Мия чувствовала себя несколько пьяной. Окинув взглядом крохотную комнату, она не обнаружила в ней стульев – лишь одну койку с матрасом, тонким, как ломтик дорогого сыра.

– Не совсем консульская вилла, да?

– Все таверны, пристройки и бордели забиты из-за «Венатуса», – Эш пожала плечами. – Мне улыбнулась Мать, что удалось найти место хотя бы в этой лачуге. Не спрашивай, сколько мы за нее платим. Хорошо, что Меркурио дал нам столько денег. Да и вообще, в бездну комнату, ты только что грохнула гиганта! О тебе судачит весь город!

Мия рухнула на кровать и начала массировать ноющие ребра.

– Ага, – вот и все, что ей удалось выдавить.

– Бездна и кровь, Корвере, – Эш присела на матрас рядом с ней. – Ты убила блювочервя! Спасла жизни сотен людей, стоящих перед десятками тысяч остальных! Теперь Леона должна быть охренительно злой и пьяной в стельку, чтобы даже задуматься о твоей продаже! Разве ты не довольна?

По пути сюда Мия задавалась тем же вопросом, выскользнув из клетки арены и перешагивая между тенями. Она должна быть довольна. Помимо ситуации с порванной цепью червя, все прошло почти так, как планировалось. Она заслужила уважение Леоны. Обеспечила коллегии меценатов. Ее имя звучало со всех углов города. Они на один венок ближе к «Магни» и глоткам Скаевы с Дуомо.

Но вся эта неправильность постепенно заражала ее, как болезнь. Каждую перемену с клеймом на щеке ей становилось все труднее и труднее игнорировать людей, которые не могли просто избавиться от своих оков с помощью теней, как она. Не только гладиаты. Вся республика была хорошо смазанным механизмом из людских страданий. Теперь, когда ей открыли глаза, Мия не могла этого развидеть. И не хотела.

Но она также понимала, что ничего не исправит. Девушка даже не могла помочь другим членам коллегии, не провалив свой план. Она слишком многое поставила на карту, чтобы попасть сюда. И не только она. Меркурио. Даже Эшлин. И все ради общего блага, верно? Верила ли она сама в это? Что республике будет лучше без тирана в консульском кресле?

Что всем будет лучше, как только Юлий Скаева умрет?

Но что случится с ее братьями и сестрами из коллегии, если план каким-то чудом удастся? Два раба убили своего хозяина, и администраты распяли каждого слугу в его доме. Что они сделают с теми, кто останется в Вороньем Гнезде, если Мия убьет кардинала и гребаного консула? Даже если ей удастся совершить это чудо, Сидоний, Брин и Бьерн, Мечница… их всех казнят.

Мия взглянула на девушку, глядящую на нее ярко-голубыми глазами.

– Просто тяжелая перемена, – вздохнула она. – Есть покурить?

Эш ухмыльнулась, порылась за пазухой и достала тонкий серебряный портсигар. На нем был вытеснен герб семьи Корвере – ворона в полете на фоне двух скрещенных мечей. Портсигар подарил ей Меркурио в ту неночь, когда Мие исполнилось пятнадцать. Металл нагрелся от кожи Эшлин.

Мия прикурила сигариллу от кремня и выдохнула серый дым.

– Где Эклипс и Мистер Всезнайка? – спросила ваанианка.

– Эклипс дежурит на улице. Мистер Добряк следит за донной Леоной. Завтра в губернаторском палаццо устраивается большая вечеринка. Леона пытается обеспечить себя покровительством, чтобы раз и навсегда решить проблему с деньгами. Губернатор попросил ее взять меня с собой.

– Ну разумеется, – кивнула Эш. – Ты бы себя видела. Гребаный блювочервь собирался сожрать половину зрителей, а ты крикнула грубое слово, и он просто накинулся на тебя, как змея! Невероятно.

– Ага, – буркнула Мия. – Сама едва верю.

Девушка снова затянулась сигариллой, качая головой. Эш по-прежнему улыбалась, в голубых глазах мерцало воспоминание о триумфе Мии. Она протянула руку и погладила морщины между ее бровей, словно хотела стереть это хмурое выражение. Мия отмахнулась от ее руки.

– Зубы Пасти, да что не так? – раздраженно вздохнула Эш. – За тебя поднимает тост весь город. Ты получила лавры, заслужила благосклонность донны и обеспечила свою коллегию будущим. Все прошло так, как ты хотела, а ты сидишь хмурая, как летняя буря.

Мия закусила губу. Думая, стоит ли вообще что-либо объяснять. Она посмотрела на Эшлин, в темных глазах вспыхнули огоньки, когда девушка затянулась сигариллой. Вино в желудке развязало ей язык, но недоверие в жилах заставляло крепко сжать челюсти.

– …Бездна и кровь, Мия, в чем дело? – спросила Эшлин.

– Блювочервь, – наконец произнесла она.

– И что с ним?

– В пустыне за Тихой горой, когда я гналась за вами с Ремом в Последнюю Надежду… – Мия выдохнула дым, ожидая какой-то реакции при упоминании их прошлой вражды, но Эшлин просто слушала. – На фургон люминатов напал песчаный кракен. Убил кучу людей Рема.

– Я помню.

Мия сделала глубокий вдох и задержала его на пару долгих секунд.

– Я заставила его это сделать, – наконец выдохнула она.

Эшлин часто заморгала.

– Как?

Ассасин пожала плечами.

– Без понятия. Знаю только то, что каждый раз, когда я призывала тени в ашкахской Пустыне Шепота, на мой зов откликались песчаные кракены, и крайне злые. Червь на арене отреагировал точно так же. Я пыталась приклеить его к тени, и он чуть не слетел с гребаных катушек.

Девушка покачала головой и снова затянулась сигариллой.

– Ученые из Великой Коллегии говорят, что песчаные кракены и другие звери ашкахской пустоши были изменены колдовской скверной, оставшейся после разрушения империи.

«Корона Луны».

«Падение Ашкахской империи».

«Чудовища, оставшиеся после нее».

– Я гадаю… не может ли это все быть как-то связано?

– С падением империи? – спросила Эшлин. – Даркинами?

Мия пожала плечами, внутри нее нарастало уже знакомое раздражение. Кассий ничего о себе не знал. Фуриан даже не хотел. Меркурио и Мать Друзилла сказали, что она Избранница Матери, но что, ради бездны, это значило?

Никто, кого она встречала, не дал ей настоящих ответов. Но то существо в некрополе Галанте… оно словно знало больше.

«ТВОЯ ПРАВДА ЗАКОПАНА В МОГИЛЕ. И ВСЕ ЖЕ, ТЫ ОКРАШИВАЕШЬ СВОИ РУКИ АЛЫМ РАДИ НИХ, КОГДА ДОЛЖНА ОКРАШИВАТЬ НЕБЕСА ЧЕРНЫМ».

– Меня просто затрахало не знать, кто я, Эшлин.

– Ну, это просто, – заявила ваанианка, сжимая руку Мии.

– О, неужели?

– Да, – улыбнулась Эш. – Ты храбрая. Ты яркая. И ты прекрасна.

Мия фыркнула, мотая головой и глядя в стену.

– Я серьезно, – сказала Эшлин, наклоняясь и целуя Мию в щеку.

Та повернулась к ней, темные глаза сосредоточились на ясно-голубых. Эшлин не отодвинулась и начала медленно-медленно приближаться. Ее кожа пахла лавандой, рыжие волосы падали каскадом на лицо с россыпью веснушек. В животе Мии затрепетало, когда она осознала, что девушка вот-вот ее поцелует.

– Ты прекрасна, – прошептала Эш.

И, закрыв глаза, она подалась вперед и…

– Нет, – быстро сказала Мия.

Ваанианка замерла, ее губы находились всего в сантиметре от Мии. Она опустила взгляд.

– Почему? – прошептала Эш.

– Потому что я тебе не доверяю. И не хочу, чтобы ты думала, будто можешь затащить меня в постель, просто чтобы я оказалась у тебя в кармане.

Эшлин посмотрела на Мию так, будто не верила своим глазам.

– Думаешь, я…

– Пошла бы на все, чтобы добиться желаемого? – спросила Мия. – Лгала? Жульничала? Трахалась? Убивала?

Девушка щедро затянулась сигариллой, прищурив глаза. Ее язык слегка заплетался от выпитого за ужином, но теперь она дала ему волю.

– Да, Эш, в этом и проблема, – сказала она. – Я так думаю.

Эшлин вскочила с кровати, словно Мия ее ударила. Затем прошла к противоположной стене и встала так далеко, как только позволяла крошечная комната. Уперев руки в бока и уставившись в стену. Ваанианка долго хранила молчание, но в конце концов повернулась к Мие и прорычала:

– Пошла ты, Мия.

Затем протопала по комнате и ткнула костяшками ей в лицо.

– Пошла ты!

– Убери свою руку от моего лица, Эшлин, – предупредила Мия.

– Да мне стоит выбить эту сигариллу из твоего рта! – воскликнула она.

Мия покачала головой, вновь затягиваясь.

– Ты когда-нибудь замечала, что люди начинают кричать, когда им толком нечего сказать?

– Зубы Пасти, хватает же тебе наглости! На случай, если ты не заметила, сейчас на твоей стороне лишь один человек во всем мире, и…

– Меркурио на моей стороне, Эшлин. И был на ней задолго до тебя.

– Что-то я не вижу его поблизости, а ты? – крикнула ваанианка. – Не вижу, чтобы он тащил свою задницу из Годсгрейва в Уайткип и Стормвотч. Не вижу, чтобы он прокрадывался на арены и закапывал чудно-стекло в песок, а также посылал тебе предупреждение о чудовище, которое должно содрать шкуру с твоих гребаных костей. Он ничего не делал, кроме как пытался отговорить тебя от этого плана, в то время как я только и делала, что помогала тебе, мать твою!

Мия покачала головой, туша сигариллу о стену.

– Не потому, что ты ненавидишь Духовенство так же сильно, как я. Не потому, что все это тебе на руку. О, нет, упаси Мать! Все потому, что ты так обо мне заботишься.

– И это охренеть как тебя пугает, не так ли?

Мия фыркнула.

– У меня два демона из теней, которые буквально пожирают мой страх, Эшлин. Я ничего не боюсь.

– Мистера Говнюка и Волчка здесь нет, – огрызнулась Эш. – Сейчас здесь только ты да я. И несмотря на все твое бахвальство, эта мысль пугает тебя до усрачки. Судя по запаху, тебе пришлось выпить целую бутылку вина, чтобы набраться храбрости и отослать их. Но ты все же отослала. И при этом слишком труслива, чтобы признать истинную причину, почему ты это сделала.

– Иди в манду, Эшлин.

– А я уж думала, что ты и не попросишь, Мия.

Девушка напряглась, вскакивая с койки и сжимая кулаки. Эшлин не двигалась с места, глядя на Мию со сжатыми челюстями. Их лица находились в паре сантиметров друг от друга, воздух между ними потрескивал от аркимических разрядов.

– Не делай вид, что ничего не чувствуешь, – сказала Эш. – Это написано в каждой линии и изгибе твоего тела. Ты меня знаешь, Мия Корвере, но я знаю тебя не хуже. И знаю, чего ты хочешь.

Мия заскрежетала зубами, одна рука сжалась в кулак. Она и сама не понимала, хотелось ли ей врезать ваанианке или…

Между ними пролегал океан лжи. Предательство Эш. Убийство Трика. Уверенность, что она сделает и скажет все что угодно, лишь бы добиться желаемого. Но в ее словах тоже была доля правды. Из всех, кого Мия знала, лишь один человек помог ей в темнейший час нужды – Эшлин Ярнхайм.

Эшлин Ярнхайм была полна лжи.

Эшлин Ярнхайм была отравой.

И Эшлин Ярнхайм была прекрасна.

Мия не могла этого отрицать. Мягкие губы приоткрылись в тусклом свете. Длинные рыжие волосы волнами струились по плечам. Ее кожа была гладкой, на щеках проступала злость, окрашивая их румянцем. Круглые голубые глаза окаймляли длинные темные ресницы. От ее взгляда пальцы Мии начало покалывать, живот связало узлом. С пением вина в жилах она уставилась в эти голубые, как опаленное небо, колодцы и увидела свое отражение – свои глаза, в которых читалось то же, что и в глазах Эшлин.

Вожделение.

Вожделение.

Но…

…без своих спутников Мие действительно было страшно.

Она боялась не своих чувств к девушкам, как, наверное, думала Эшлин. В конце концов, у нее прежде уже была интимная связь с одной. И хоть та золотая красотка в кровати Аврелия была просто средством для достижения цели, Мия признавала, что могла бы найти способ поцеловать сына сенатора раньше. Могла бы прикончить его прежде, чем почувствовала эти золотые губы между своих ног, насладилась вкусом девушки на языке Аврелия.

Нет, если Мия и боялась, то не своих чувств к девушкам.

А конкретно к этой девушке.

Эшлин Ярнхайм.

Воровке.

Врунье.

Убийце.

Предательнице.

– Как я могу тебе доверять? – спросила Мия. – После всего, что ты сделала?

– Если бы я желала тебе смерти, Мия…

– Я не говорю о том, чтобы доверить тебе свою жизнь, Эшлин.

Мия взглянула на ее часто поднимающуюся грудь, представила сердце внутри нее. Гадая, громыхало ли оно так же сильно, как ее собственное, или все это было просто способом достижения цели.

Эшлин подняла руку к лицу Мии. Ее пальцы задели щеку, вызывая головокружительный прилив теплоты, который не имел никакого отношения к солнечному свету или выпитому вину. Ваанианка подалась вперед, взгляд опустился к губам Мии. Ее дыхание участилось, лицо находилось всего в сантиметре от девушки, в паре миллиметров. И тогда Мия посмотрела в другую часть комнаты и

шагнула

в тень

от занавесок.

Затем раздвинула их и распахнула окно, голова кружилась от алкоголя, от шагов между тенями, от всего. Эш позвала ее по имени, но Мия проигнорировала ваанианку, перелезла через подоконник и спустилась по стене – быстрая, как утреннее прощание между любовниками.

Призвав к себе Эклипс, она накинула тьму на плечи и голову и прокралась по неночным улицам. Из окон таверн и дверей сигарилловых клубов по-прежнему доносились тосты в честь ее победы, раскатываясь эхом по воздуху. Страх вытекал из нее, как яд из раны, пока Эклипс плыла в тени хозяйки, делая ее расчетливой, сильной и бесстрашной.

Мия не могла доверять Эшлин Ярнхайм. В этом она не сомневалась. А вот мысли о том, как она будет стоять над трупами людей, уничтоживших все, что она любила? Чувству холодной стали в руке, теплой крови на лице и знанию, что все, ради чего она трудилась последние семь лет, наконец-то находилось на расстоянии вытянутой руки?

Этому Мия могла доверять.

Ничто другое не имело значения.

Девушка провела рукой по щеке, которой коснулась Эшлин, ее кожу по-прежнему покалывало.

«Ничто».

Глава 19 Сдача

Мию позвали перед подачей десерта.

Донна Леона приказала ей ждать в небольшом холле в служебном крыле палаццо губернатора. У двери дежурил стражник. Ей принесли простой ужин и разбавленное водой вино, пока гости в банкетном зале наслаждались аперитивом из фаршированных перепелиных сердец, маринованных в бренди, а затем основным блюдом – жареной медорыбой и королевской клешней, тушеной в золотом вине.

Мия знала, что Квинт Мессала просидел на посту губернатора Стормвотча шесть лет – его назначили вскоре после Восстания Царетворцев. Поскольку он был другом детства консула Скаевы и потомком одной из двенадцати знатных семей республики, его богатство и власть служили поводом для зависти всех, кто знал губернатора, и, похоже, Мессала был только рад раздуть это чувство. Мия не могла вспомнить более расточительной вечеринки или более роскошного дома. Комната, в которой она сидела, была украшена замысловатым гипсовым рельефом, сусальным золотом и люстрами из двеймерского хрусталя. Костюму мужчины, который подал ей ужин, могли бы позавидовать большинство костеродных донов.

Мия коротала время за мрачными размышлениями о своей ссоре с Эшлин, как вдруг за ней явился Аркад. Он был одет в свой лучший наряд, на камзоле красовались соколы и львы. Мия надела вчерашнюю броню, хотя ее и пришлось долго оттирать до блеска. Шлем не вернули, но тут ничего не поделаешь. Шансы на то, что слуга Красной Церкви присутствовал на званом вечере, были малы, и все же, направляясь к банкетному залу с экзекутором впереди и двумя стражами по бокам, Мия чувствовала себя абсолютно голой и идущей прямиком в логово струпопсов.

– Стой, – приказал ей Аркад, останавливаясь у дверей.

Мужчина повернулся, чтобы посмотреть на нее, и поднял палец в предостережении.

– Не открывай рот, пока к тебе не обратятся. Помни, что все взгляды будут прикованы к тебе. Вряд ли ты видела что-то подобное, но люди в этом помещении змеи, девочка. Они убивают шепотом. Награждают золотом и разрушают репутацию одним словом. Если опозоришь имя своей домины, клянусь Всевидящим, я заставлю тебя пожалеть об этом.

«Черная Мать, его огненная страсть к этой женщине могла бы осветить истинотьму…»

По правде говоря, Мия прекрасно знала о махинациях костеродных – она годами наблюдала, как ее мать играла в их игры власти. Донна Корвере могла выпотрошить мужчин и довести женщин до слез, если хотела. Но девушка не собиралась рассказывать об этом Аркаду. Вместо этого она просто поклонилась.

– Да, экзекутор.

Довольный ответом, он открыл дверь в обеденный зал и проковылял внутрь. Мия ждала, сомкнув руки за спиной. Изнутри доносились звуки струнной музыки и голоса.

– Хороший вчера был поединок, – пробормотал один из стражей рядом с ней.

– Ага, – поддакнул другой. – Чертовски захватывающий, барышня.

Мия кивнула в знак благодарности, радуясь, что новость о ее победе по-прежнему была актуальна. Если перед «Венатусом» и существовал шанс, что Леона продаст ее, то теперь ему пришел такой же конец, как блювочервю. Домине придется придумать какой-то другой способ выплатить долги кредиторам – хотя, если сегодня все пройдет хорошо, то это не составит трудностей. Богатые костеродные довольно часто предлагали свое покровительство коллегиям-фаворитам, а поскольку сейчас на устах у всех жителей были Соколы Рема, у Леоны не должно возникнуть проблем с привлечением инвестиций.

Будущее коллегии было обеспечено.

Осталось только обеспечить ее местом в «магни».

Вскоре Мия услышала звон кольца по хрустальному кубку и затишье в разговорах. Из зала донесся голос – шелковистый баритон, который, как она догадалась, принадлежал губернатору Мессале.

– Уважаемые гости, дорогие друзья, благодарю, что пришли в мой скромный дом этой неночью. Мы с моей любимой женой бесконечно горды видеть вас здесь. Да присмотрит за вами Всевидящий и да благословят вас Четыре Дочери.

Мессала подождал, пока все вежливо похлопают, и продолжил:

– Мы устраиваем этот банкет каждый «Венатус», чтобы поблагодарить друзей, которые редко радуют наш город своим присутствием, но все равно оставляют неизгладимый след в сердцах и разумах наших жителей. Без всяких преувеличений я объявляю вчерашний «Венатус» величайшим из всех, что проходили в нашем славном городе, и благодарю каждого из присутствующих сангил за их вклад, чтобы сделать его таковым!

Мессала вновь выдержал паузу для аплодисментов. Сангил редко приглашали в губернаторский дом – хозяева крови никогда не будут обладать статусом истинных костеродных. Но Мия видела прозорливость Мессалы в этом нововведении. Сангилы пользовались популярностью среди простого люда, а народная любовь привела к тому, что Юлий Скаева пренебрег всеми соглашениями и просидел в консульском кресле три срока. Для Мессалы было вполне логично подлизываться к людям, обладавшим зрительской симпатией.

«А вот он точно змея».

– Итак, – продолжил Мессала. – Каждый сангила привел своего чемпиона, чтобы мы могли ими полюбоваться. Но для вас, мои дорогие друзья, я приготовил даже более чудесный подарок. Благодаря щедрой поддержке донны Леоны из Коллегии Рема… – Мия услышала ропот среди гостей, – …я с радостью представляю вам победителя вчерашней Ультимы и одного из лучших воинов, выступавших на песке… Ворону, Спасительницу Стормвотча!

Двери распахнулись, и Мия взглянула на море любопытных лиц. В зале присутствовали сотни людей – сливки общества, собравшиеся красивыми группками или разлегшиеся на диванах по всему просторному помещению. Зал был мраморным, с фресками, высокие окна открыли, чтобы впустить прохладный неночной ветер. Тарелки ломились от снеди, кубки до краев полнились вином, стены источали богатство.

Мия знала этот мир. В конце концов, она в нем выросла. Дочь из костеродной семьи, воспитанная в подобной роскоши. Столько богатства и так мало рук, обладающих им. Королевство слепцов, возведенное на спинах сломленных и раненых.

И никто из рожденных в нем никогда не подвергал это сомнению.

Губернатор Мессала стоял в центре зала – привлекательный итреец с пронзительными темными глазами. Все диваны поставили вокруг его, гостей посадили в соответствии с их статусом. Мия увидела донну Леону и Аркада на почетном месте справа от губернатора. Позади них стоял Фуриан, одетый в железный нагрудник, наручи и поножи в форме крыльев сокола. Чемпион чуть ли не клокотал от злости, глядя на Мию с ненавистью в глазах.

Но когда она посмотрела на него, то все равно почувствовала… тот голод…

То вожделение.

Мия обратила внимание на других сангил в зале, узнавая их символы. Грузный мужчина с мечом и щитом Коллегии Траяна. Однорукий здоровяк мог быть только Филлипи, бывшим гладиатом, который открыл собственный манеж. И там, среди них, Мия увидела тучного мужчину в сюртуке с вышитыми золотыми львами. Она мгновенно его узнала – того, кто предложил купить ее за тысячу сребреников и уступил из-за одной монеты.

Леонид.

Мия заметила, что он по-прежнему сидел близко к Мессале, хоть и не выставлял своего бойца на Ультиме. Это вновь ее озадачило, как и откровение Леоны, что губернатор давно отдавал предпочтение Львам Леонида. Окинув взглядом зал, любой другой увидел бы обычный банкет. Но Мия видела паутину – липкие нити закручивались вокруг гостей, посылая вибрации в самый центр. А в нем расположилась донна Леона с кубком у губ, беспечно сидя по правую руку от паука.

Сам Леонид во многом казался непримечательным. Возможно, питавшим слишком сильное пристрастие к еде и алкоголю, но не чудовищем. Он попивал вино и нарочито зевал, делая вид, что не замечает появления Мия. Но она видела, что он наблюдал, его блестящие голубые глаза, доставшиеся в наследство дочери, ничего не упускали из виду.

«Таким образом самые опасные чудовища добиваются своего, – осознала она. – Пытаясь выглядеть так же, как все остальные».

Рядом с Леонидом стоял его лысый дородный экзекутор Тит, шелковая рубашка натягивалась на его крупных ручищах. А за ним Мия приметила зловещую фигуру, ростом как минимум в два с хвостиком метра, одетую в плащ с капюшоном, несмотря на жару.

«…Его чемпион?»

– Милая Ворона.

Голос губернатора отвлек Мию от размышлений.

– Подойди же, – позвал он. – Пусть Стормвотч посмотрит на свою спасительницу.

Мия промаршировала в зал, как и приказали, в ногу с ней пошла стража. Гости были не настолько глупыми, чтобы ей аплодировать – в конце концов, Мия собственность, а хозяева не хлопали, когда питомец успешно исполнял трюк. Но она все равно чувствовала аркимические разряды в воздухе; любопытство, восхищение, даже желание. Всего перемену назад десятки тысяч людей топали ногами и выкрикивали ее имя. Это придавало ей некую важность, осознала девушка. Тот же магнетизм, который Аркад носил в качестве доспехов, которого стремились достичь другие гладиаты в зале. Пускай первобытный. Пропитанный кровью.

Но все равно это сила.

– Поздравляю, милая Ворона, – сказал Мессала, – и благодарю от имени жителей нашего города. Ты не только устроила нам небывалое представление, но и, с помощью своего мастерства и смелости, спасла множество жизней наших граждан от катастрофы. – Губернатор поднял кубок, и многие гости тут же к нему присоединились. – Да благословит и сохранит тебя Аа, и пусть Цана всегда будет направлять твою руку.

Мия поклонилась.

– Вы оказываете мне честь, губернатор.

– Это ты оказываешь честь нам, как и твоя домина, – мужчина улыбнулся донне справа от себя и чокнулся с ней кубком. – Благодарю вас за щедрость, Леона, что дали возможность посмотреть на нашу спасительницу вблизи.

Леона склонила голову.

– Я – ваша покорная слуга, губернатор.

– Разве она не великолепна? – обратился Мессала к гостям, обходя Мию кругом и наслаждаясь видом со всех сторон. – Богиня Цана во плоти. Одно дело наблюдать за ней с ложи, и совсем другое видеть ее здесь, согласны?

Леона улыбнулась.

– Кто бы подумал, что такая красавица может оказаться настолько свирепой?

– Готов поспорить, что она одолела бы троих моих стражей.

Леона улыбнулась шире, купаясь в лучах славы. Затем стрельнула едким взглядом в сторону отца, и Мия заметила, как лицо Леонида покраснело от злости. И вдруг, будто ей пришла в голову какая-то мысль, донна посмотрела на своего экзекутора и изогнула губы в коварной ухмылке.

– Возможно, вы с гостями желаете увидеть демонстрацию, губернатор Квинт?

Мужчина озорно наклонил голову вбок.

– Вы нас побалуете, ми донна?

– Для меня будет честью поставить Ворону против вашего лучшего бойца, – ответила Леона. – Э навиум, разумеется.[39]

Мессала поднял бровь и посмотрел на гостей.

– Что скажете, друзья?

Аркад нахмурился, предложение явно его не устраивало. Мия и сама не очень радовалась мысли о том, чтобы драться для развлечения элиты – девушка была вся черно-синяя после вчерашней битвы с блювочервем. Но костеродных привлекла идея донны, и впечатлить их простенькой схваткой действительно казалось разумным способом обеспечить себя покровительством, в котором Леона так нуждалась.

И все же…

Мия посмотрела на Леонида. На Мессалу. Пытаясь избавиться от дурного предчувствия, просачивающегося сквозь кожу.

Губернатор повернулся к одному из стражей – к крепкому здоровяку, чьи бицепсы были размером с его шею.

– Варий, возможно, ты будешь столь любезен, чтобы оказать нам эту честь?

Мужчина кивнул, забрал гладиус у соседнего стража и подкинул его Мие. Схватив его прямо в воздухе, она взглянула на донну Леону, которая просто ободряюще кивнула, в то время как Фуриан – явно раздраженный, что его затмили – сердито смотрел на Мию из-за спины домины. Слуги губернатора расчистили пространство в центре комнаты, и Мия заняла позицию, подняв меч и пытаясь отмахнуться от своих опасений. Страж достал собственный гладиус и, поклонившись губернатору, сосредоточился на противнице.

– Прошу прощения, уважаемый губернатор, – раздался голос. – Могу я вмешаться?

Все взгляды обратились к сангиле Леониду, который поднялся с дивана и низко поклонился.

– Да, любезный Леонид? – ответил Мессала.

– Вы щедрый хозяин, и я не хочу оскорбить ваших людей, – сказал Леонид. – Но если мы хотим увидеть Спасительницу Стормвотча во всей красе, могу я предложить ей скрестить сталь с тем, кто обучен искусству арены? – Леонид посмотрел своими блестящими глазами на дочь. – Если только сангила Вороны не считает, что она не соответствует поставленной задаче?

Леона взглянула на отца поверх голов гостей, ее лицо – маска полного спокойствия. Но волосы Мии встали дыбом. Теперь она увидела подстроенную ловушку. С помощью пары ласковых слов Мессала обманом заставил Леону вручить Мие меч в руки, и теперь Леонид мог выставить свою дочь трусихой, если она откажется от брошенного вызова. Тем не менее она знала, что мужчина не так глуп, чтобы предлагать поединок без какого-либо преимущества.

Похоже, донна и сама наконец-то осознала опасность, переводя взгляд с хозяина дома на своего отца и храня молчание слишком долго.

– Она мешкает? – Леонид улыбнулся гостям. – Конечно, ее можно понять. У Коллегии Рема всего три венка за душой, а Ворона не более чем младенец на арене. Быть может, нашей спасительнице требуется пара перемен, чтобы подлечить крылышки, прежде чем она вновь сможет бороться, а?

Мия увидела, как Аркад что-то шепчет на ухо донны. Но Леона раздраженно подняла руку, и мужчина замолчал. Она вновь окинула взглядом помещение, лица собравшихся костеродных – людей, среди которых она сидела бы как равная, если бы по-прежнему была замужем за судьей. Покровителей, в которых нуждалась ее коллегия, чтобы оставаться на плаву. Мия видела отчаянное желание впечатлить в ее глазах. То же желание, которое заставило женщину бездумно поднять стоимость в Садах, тратиться не по средствам, одеваться так, будто она посещала званые ужины каждую перемену. И когда сердце Мии ухнуло от зрелища того, как ее домину легко обвели вокруг пальца, а за зубами загромыхало предупреждение, Леона кивнула и улыбнулась.

– Я лишь хотела избавить тебя от позора, сангила Леонид. Но я с радостью приму твое предложение. Моя кровавая красавица сразится с любым мужчиной из твоего манежа, сталь к стали.

– Мужчиной? О нет, моя дорогая, ты неправильно меня поняла. – Леонид подозвал человека в мантии с капюшоном, стоявшего за ним. – Я планировал не выставлять свою Ишках до следующего «Венатуса», поскольку приобрел ее совсем недавно. Но ради любезного губернатора Мессалы, и сражаясь э навиум, я не вижу риска в небольшом показательном выступлении, чтобы подогреть аппетит.

Он повернулся к фигуре в капюшоне и тихо сказал:

– Будь с ней ласковой, моя львица.

По залу прошла волна взбудораженного ропота, когда боец Леонида вошел в круг для спарринга. Такого сюрприза никто не ожидал – увидеть, как чемпионы скрещивают мечи для личной забавы костеродных. Гости широко улыбались, обнажая потемневшие от вина зубы, их пульс участился при мысли о крови и зрелищах. Мия подняла меч, на лезвии отразился солнечный свет.

– Леди и джентльмены, дорогие хозяева, – сказал Леонид, театрально взмахнув рукой. – Позвольте представить вам последнее приобретение в моей коллекции. Противник свирепее, чем сама Черная Мать, ужас среди ее вида, чье имя означает саму «смерть» на языке доминиона. У меня ушли годы, чтобы заполучить такой приз, но за все свое время в ложах арены я никогда не видел ей равных. Представляю вам моего нового чемпиона и следующего победителя «Венатуса Магни»… Ишках Изгнанницу!

Леонид опустил руку. И когда толпа ахнула от любопытства, его претендентка скинула мантию, чтобы явить себя.

– Четыре Дочери… – выдохнул кто-то.

– Всемогущий Аа… – раздался еще один шепот.

«Зубы Пасти…»

Мия с трудом сглотнула, ее тень пошла рябью.

«Шелкопряд».

В детстве девушка читала об обитателях Шелкового доминиона в книгах Меркурио, но ни разу не думала, что увидит их живьем. Глядя на бойца Леонида, Мия видела, что это определенно женщина, под кожаной юбкой с шипами проглядывалась округлая форма бедер, шесть рук скрестились на легком намеке на грудь. Она была высотой в два с чем-то метра, кожа хитиновая и такая темно-зеленая, что почти казалась черной. Губы накрашены белым, на гладком овальном лице значатся два больших невыразительных шара, еще шесть глаз поменьше усеивали щеки, как веснушки. У нее не было век, чтобы моргать. Из прочитанного в книгах Мия догадалась, что шелкопрядица молодая, но, по правде, сказать точно она не могла.[40]

Шелкопрядица потянулась к спине и достала шесть сверкающих клинков – каждый слегка изгибался и был острым, как бритва, со странными выгравированными глифами. Когда собравшиеся костеродные изумленно забормотали, она начала со свистом рассекать оружием воздух в замысловатом, запутанном танце. Закончив красоваться, Ишках развела руки, как когти, и наставила кончики лезвий прямо на Мию.

Девушка оглянулась на Леону, Аркада, Фуриана. Лицо донны оставалось каменным, но в глазах потемнело от страха при осознании, как легко ее обыграли. И все же, с преисполненными восторгом костеродными, она не осмеливалась внести предложение преждевременно закончить поединок. Леонид посмотрел на дочь и улыбнулся, как кот, который грабанул молоко, ведро и заодно обобрал доярку до нитки.

«Он сыграл на ее чувствах, как на лире. Если я проиграю, жители города все равно будут воспевать мое имя. Но люди с влиянием и властью… они будут воспевать только Львов Леонида. И все шансы Леоны на покровительство сгорят синим пламенем».

Мия раскрыла их задумку. На секунду замешкалась, чтобы восхититься ее простотой. Увидела нити паутины между губернатором и Леонидом. Приглашение, которое привело Леону сюда и ослабило ее бдительность… Они задобрили женщину парой кубков вина и множеством комплиментов от людей, превосходящих ее по статусу, а затем обманом уговорили на битву, которую она не могла позволить себе проиграть, и все это полагая, что ей ни за что не победить.

«Это мы еще посмотрим, ублюдки…»

– …Ты уверена насчет этого?.. – раздался шепот из-под ее волос.

– А ты уверен, что можешь заткнуться на несколько минут, чтобы меня не убили? – пробормотала Мия.

– …Э-э… наверное, нет?..

– Вот именно.

По правде говоря, Мия еще никогда в жизни не чувствовала себя так неуверенно, но у нее не было выбора – ее провал будет подразумевать, что коллегия так и останется по уши в долгах, а все предыдущие труды окажутся на грани риска. Посему девушка повернулась к одному из стражей, расхваливавших ее победу перед входом в зал, и посмотрела на клинок на его поясе.

– Можно попросить у вас одолжить его, сэр?

Страж достал меч и покорно вручил его Мие.

– Да направит тебя Цана, барышня.

Мия кивнула в знак благодарности. И, взмахнув мечом в воздухе, с Мистером Добряком, старающимся изо всех сил заткнуться на несколько минут, заняла место в круге для спарринга и сосредоточилась на шелкопрядице.

– Поединок пройдет э навиум, – напомнил им губернатор Мессала. – Рука, поднятая в знак прошения, даст сигнал о его конце. Сражайтесь с честью и за славу своей коллегии. Да благословит и сохранит вас Аа, и пусть Цана направит ваши руки.

Толпа притихла, музыка остановилась, все, что Мия слышала, это громоподобное биение своего сердца.

– Начинайте! – крикнул Мессала.

Быстро, как ртуть, Мия ударила обоими клинками, которые Ишках парировала четырьмя своими. Зазвенела сталь. Протанцевав вперед, девушка сделала выпады в голову и грудь, но ее противница с легкостью их отразила. Решив перейти в атаку, самка-шелкопряд осыпала Мию шквалом ударов – ее клинки пролетали так быстро, что с шепотом размывались перед глазами. Ассасин попятилась, отчаянно блокируя мечи, пока ей не пришлось выйти за край круга. Костеродные разбежались в стороны, не сводя глаз с ее клинков. Но самка не наступала, а вернулась на свое место в центре круга, дожидаясь Мию и наставив мечи сверкающим веером.

Девушка наклонила голову, почувствовала, как хрустнула шея. Откинула волосы с глаз. И, шагнув к противнице, осыпала ее новым стальным залпом.

Она всегда гордилась своим умением орудовать клинками – Мия усердно тренировалась с Меркурио и даже усерднее в Красной Церкви, ее природная скорость дополнялась абсолютным бесстрашием и поразительной меткостью. Но даже лучшие из ее предыдущих противников дрались с двумя треклятыми мечами, – а никак не с шестью. На каждый ее удар у шелкопрядицы уже был готов блок. Каждый раз, когда Мия оставляла себя открытой, Ишках переходила в наступление. У нее имелось преимущество в росте, размахе, скорости. Хуже того, Мия знала, что та боролась даже не в полную силу. Прямо как Аркад и предупреждал ее в первую перемену, когда она ступила на песок в Вороньем Гнезде, Ишках изучала ее стиль, готовясь нанести фатальный удар.

Посему, вознамерившись уравнять чаши весов (что же честного в борьбе с двумя клинками против шести, посудила она), Мия потянулась к тени у ног шелкопрядицы.

Никто в зале бы этого не заметил – тьма лишь слегка дрогнула. Но когда самка шагнула для выпада, то обнаружила, что ее ноги прилипли к мозаичной плитке и длинным теням, откидываемым солнцами снаружи. Секундного замешательства было вполне достаточно, и Мия со всей силы нанесла череду ударов, которые прорвались сквозь защиту Ишках и оставили длинную рваную рану на ее плече – всего в паре сантиметров от горла. Толпа изумленно ахнула, из раны брызнула зеленая, как тополиные листья, кровь. Мия выбила меч из руки Ишках и прицелилась для низкого удара, чтобы сбить соперницу с ног.

А затем, прямо как в первую перемену, когда она ступила на песок в Вороньем Гнезде,

девушка потеряла хватку на тенях,

и ее противница отпрыгнула в сторону.

Клинок пролетел мимо, а мечи шелкопрядицы сверкнули в воздухе и оставили неглубокий порез на костяшках Мии, из-за чего та выпустила меч из ладони. Ассасин попыталась парировать вторым, но ее встретила стена из стали. Ишках ударила ее свободной рукой, выбивая весь воздух из легких. Когда Мия попятилась, соперница забежала ей за спину и стукнула тупым краем меча по затылку. В черепе девушки зазвонили церковные колокола, весь мир размылся перед глазами. Когда она согнулась пополам, у нее выбили землю из-под ног, и Мия рухнула на пол.

Ишках замерла над ней, наставив клинок для удара.

– Сдавайся, – потребовала она голосом, напоминавшим жужжание крыльев цикад.

Мия разбила бровь о плитку, в голове по-прежнему звенело. Впившись пальцами в пол, она сморгнула кровь с глаз и сделала выпад ногой, пытаясь сбить противницу. Ишках отошла вбок, как танцовщица, и прижала мечи к горлу Мии.

– Сдавайся, – повторила она.

Мия посмотрела на расстроенное лицо Леоны. На Аркада, презрительно качающего головой. И, наконец, на Фуриана. Глядя в его темные глаза, она знала – точно так же, как знала в перемену, когда дралась с Аркадом, – этот ублюдок вырвал тени из ее хватки и позволил врагу освободиться.

Зубы оскалены.

В животе бурлит ярость.

– Даже собака понимает, когда ее избили, – раздался голос среди сангил.

– Возможно, виновата не собака, – ответил Леонид, – а ее хозяйка?

Щеки Леоны разрумянились от гнева, когда она взглянула на отца и шагнула к нему со сжатыми кулаками. Аркад что-то прошептал – Мия не расслышала слов, – и женщина замерла с красным лицом и пылающими глазами.

– Сдавайся, – приказала она.

– …Сдавайся, Мия…

Еще перемену назад она триумфально стояла перед десятками тысяч людей, и каждый из них выкрикивал ее имя. А теперь лежала на животе, как побитый щенок, и костеродные перед ней весело подхихикивали. Мия посмотрела на Фуриана с бурлящей в груди яростью, края ее тени пошли рябью. Она чувствовала тьму в себе, черноту, желающую потянуться к Непобедимому и вырвать ему одну кровавую конечность за другой. Но клинки у горла, воспоминания о семье, мысль, что ни один человек в этом зале не мог знать, кто она на самом деле – все это помогло утихомирить злость и оставить ее охлаждаться в груди. Не забыть, нет. Не простить. Никогда.

И, медленно, Мия подняла дрожащую окровавленную руку к губернатору.

– …Сдаюсь, – прошептала она.

Удовлетворившись, самка-шелкопряд убрала клинки от шеи соперницы и спрятала их за спину. Губернатор Мессала посмотрел на гостей – их настроение изменилось, окрасилось алым. В воздухе остро чувствовалось напряжение, и не только от кровопролития в круге, но и от очевидной вражды между донной Леоной и ее отцом. Если и было что-то, что забавляло богатых бездельников больше, чем резня, то это скандал. И наблюдать, как он разворачивается перед ними, было даже лучше, чем за любым «Венатусом» под солнцами.

– Ты обманул меня, – произнесла Леона дрожащим голосом.

– Ты сама себя обманула, – процедил ее отец. – Когда создала эту жалкую коллегию. Я предупреждал тебя, Леона. Арена не место для женщин, а ложе сангил – не место для тебя.

Леона покосилась на шелкопрядицу.

– Не смотри, отец, но у твоего чемпиона, похоже, есть грудь.

Гости зароптали, острота Леоны попала в цель. Расхрабрившись, она продолжила:

– Но, возможно, ты вообще не намерен выставлять ее на арене? Я заметила отсутствие твоей коллегии на вчерашней Ультиме, когда моя забирала лавры победителя. И все лишь для того, чтобы представить ее, как какой-то жалкий фигляр в дешевом театре, и обманом лишить меня славы за закрытыми дверьми?

Лицо Леонида помрачнело.

– Если считаешь себя обманутой, – заявил он, – то пусть все решат Аа и Цана. Следующий «Венатус» пройдет через пять недель в Уайткипе. Я выставлю свою Ишках против твоей Вороны. И раз ты так отчаянно в нем нуждаешься, милая дочь, я поставлю одно из своих мест в «магни» на победителя. Но на сей раз поединок будет на смерть, верно?

Леона посмотрела на костеродных вокруг, открыла рот, чтобы сп…

– Боюсь, это неравный поединок, – раздался голос. – А толпа так или иначе будет ликовать.

Все взгляды направились на обладателя баритона. Аркад, Алый Лев Итреи, встал рядом со своей госпожой, испепеляя взглядом бывшего хозяина. Его лицо нахмурилось, шрам откидывал длинную тень на одну сторону. Мия видела хладную враждебность в его глазах, когда он смотрел на мужчину, за которого однажды боролся и истекал кровью.

– Поздравляю вас с вашей находкой, сангила Леонид, – продолжил экзекутор глядя на самку-шелкопряда. – Я тоже никогда не видел ей равных. Ни разу за все годы на арене. Но два клинка против шести? Что же честного в таком поединке?

Аркад посмотрел на Мию, по-прежнему лежавшую на полу, а затем оглянулся на Фуриана.

– Особенно когда чемпион нашей коллегии в нем не участвует.

Леонид посмотрел на своего бывшего воина с расчетливой улыбкой.

– Справедливое замечание. И пусть кто-то скажет, что Леонид не знает, чего жаждет зритель. – Мужчина осмотрел собравшихся костеродных, его внутренний циркач вышел на передний план. – Значит, привезите в Уайткип трех своих лучших чемпионов. Ишках сразится со всеми. Шесть клинков против шести. Никакой пощады, никаких сдач. Поединок, который прославится на века, а?

Аркад покачал головой.

– Я бы…

– Согласна.

Костеродные посмотрели на Леону. Сангила застыла, будто статуя, остановив взгляд на отце. Мия видела в ее глазах ненависть – чистую и ослепительную. Такая ненависть была хорошо ей знакома. Ее пламя. Согревающее в то время, как все остальное в мире было черным и холодным. Заставляющее идти вперед, когда все остальное в мире будто тянуло тебя на дно.

Мия гадала, что же конкретно натворил Леонид, чтобы ее заслужить.

– Согласна, – повторила Леона. Затем посмотрела на улыбающихся костеродных с красными от вина зубами и сверкающими глазами. – Увидимся в Уайткипе, отец.

Донна вихрем вылетела из зала, Фуриан последовал за ней. Аркад с Леонидом еще с секунду смотрели друг на друга – бывший владелец и бывший чемпион, ставшие заклятыми врагами. Экзекутор проковылял к Мие и в ожидании навис над ней. Девушка с трудом поднялась на ноги, тихо постанывая, ее ресницы слипались от крови, в голове стучало от боли. Она поплелась за экзекутором к выходу из зала.

– Аркад! – позвал Леонид.

Тот остановился и обернулся на улыбающегося сангилу.

– Когда будешь в следующий раз общаться со своей доминой, поблагодари ее от меня за то, что избавила от ошибочной покупки вашего вороненка. Если твоя госпожа ищет способ компенсировать часть своих убытков, у меня есть дом удовольствий в Уайткипе, который всегда рад новым потаскухам.

Леонид с ухмылкой осмотрел Мию с головы до пят.

– Возможно, она покажет себя лучше с другим видом клинка в руке.

В толпе послышалось хихиканье. Аркад повернулся и молча заковылял из зала. Мия последовала за ним, низко опустив голову, темные волосы закрыли ее запятнанное кровью лицо. Она знала, что глупо позволять этому напыщенному придурку зацепить себя за живое. Чтобы победить в «магни», ей придется одолеть лучших бойцов Леонида, и она в любом случае даст ему попробовать на вкус позор поражения. И все же…

И все же…

Уткнуть этого сукиного сына лицом в его собственное дерьмо заняло первое пламенное место в ее списке приоритетов.

«Теперь это личное, ублюдок».

Глава 20 Трое

– Определенно Фуриан, – заявил Аркад.

– Это даже не обсуждается, – ответила Леона. – Он наш чемпион.

– Уверены, ми донна? А то мне казалось, что вы о нем забыли.

Леона сложила ладони под подбородком и сердито посмотрела на своего экзекутора.

– Я ничего не забываю, Аркад. А прощаю и того меньше.

Пара сидела в маленькой каюте на борту «Славолюбца», корабль качался и скрипел на океанских волнах. Они отчалили на следующую перемену после банкета в доме губернатора Мессалы, до Вороньего Гнезда оставалось плыть еще четыре, а Леона и Аркад по-прежнему пытались решить, кто будет бороться против шелкопрядицы. Магистра сидела за своей госпожой, сплетая волосы Леоны в искусные косы, пока пара спорила между собой. А под ее стулом, свернувшись в тени, расположился кот, который и близко не был котом.

– Мы могли бы отказаться от поединка, – сказал Аркад. – Сделать ставку на Ультиму.

– Нам нужны еще два венка до начала истиносвета, экзекутор, – ответила Леона. – А в Уайткипе пройдет последний «Венатус» перед «Магни».

– Наши эквиллы могут выиграть венок. Брин и Бьерн лишь с малым отрывом заняли второе…

– Да, а вдруг они проиграют? – перебила Леона. – Даже если мы победим на Ультиме после этого, нам все равно будет не хватать одного венка. Мы рискнем дважды, если откажемся от поединка отца. И рискнем единожды, если примем его. Единственный способ гарантировать себе место на арене Годсгрейва, это одолеть гребаную шелкопрядицу.

– Следите за речью, домина, – упрекнула магистра.

– Да, – вздохнула Леона. – Прошу прощения.

Пожилая женщина задумчиво наморщила лоб, возвращаясь к работе над прической Леоны.

– Извините, домина, но даже если вы выиграете в поединке против чемпиона вашего отца, уважат ли эдиторы это пари?

– Такие прецеденты случались уже много раз, – ответил Аркад, возясь с набалдашником своей трости. – Хорошо зарекомендовавшие себя коллегии часто соблазняют менее опытных сангил на участие в состязании один на один, обещая место в «Магни».

Леона посмотрела на него уничижительным взглядом.

– Что ж, это было крайне тактично.

– Он играет с вами, ми донна, – пылко произнес Аркад. – Место в «магни» – приманка, а эти игры – петля. Ваш отец не успокоился на том, что лишил вас покровительства. Он хочет, чтобы вы отправили своих трех лучших гладиатов на бойню, а с ними – и будущее коллегии.

– Без «магни» у нас нет будущего! – рявкнула Леона. – Нашу Ворону выпороли на глазах у всех костеродных Стормвотча! Теперь никто с мешком золота к нам и близко не подойдет!

В каюте наступила звенящая тишина, нарушаемая лишь скрипом древесины и непрерывными ударами волн о корпуса. Мистер Добряк зевнул и начал вылизывать лапу.

– Тогда Фуриан, – вздохнул Аркад.

– Да, – кивнула Леона. – И Ворона вместе с ним.

Экзекутор подался вперед, качая головой.

– Ми донна…

– Если следующие слова, которые сорвутся с твоего языка, не будут: «Это прекрасная идея, ми донна, и кстати, ваши волосы выглядят восхитительно», то я не хочу их слышать, Аркад.

Экзекутор почесал бороду, безуспешно пытаясь скрыть улыбку.

– О, он еще умеет смеяться! – воскликнула Леона. – А я уж думала, что ты разучился.

– При всем уваж…

– Ворона – Спасительница Стормвотча, – вздохнула донна.

– Та шелкопрядица чуть не вскрыла ей гребаный череп!

– Манеры! – насупилась магистра.

Аркад пробубнил извинение, а Леона продолжила:

– Ее одолели в палаццо Мессалы, да, но простой люд об этом не знает. Зрители будут ждать, что она прольет кровь под нашим знаменем. Четыре Дочери, Аркад, она почти единолично убила блювочервя! Ты сам сказал, что поединок с шелкопрядицей был нечестным. Ворона выиграла лавры для нашей коллегии и оказала мне честь перед целой ареной. Наверняка она заслуживает хоть какого-то уважения?

Мужчина молчал с пару секунд, но затем неохотно кивнул.

– Она не поднимет щит, даже чтобы спасти свою шкуру. Но ее караваждо был… сносным.

– Какая похвала, – вздохнула магистра. – Молись, чтобы девочка не услышала твои дифирамбы, а то ее самомнение не пролезет в дверь.

Леона с Аркадом улыбнулись, а пожилая женщина взялась за новую косу.

– Итак, – наконец вздохнул экзекутор. – Фуриан и Ворона. Кто будет третьим?

Леона постучала пальцем по выпяченным губам.

– …Мясник?

– Он плохо работает в команде.

– Волнозор?

– Он хорошо владеет мечом, но, боюсь, в нем еще слишком много от вышибалы.

– Если позволите высказать свое мнение, домина? – подала голос магистра.

– О да, эта перемена настала, – шумно выдохнул Аркад. – Советуемся с няней. С кем дальше? С юнгой?

Леона вновь окинула его уничижительным взглядом.

– Говори, магистра.

Пожилая женщина подняла седую бровь, взглянув на экзекутора, прежде чем сказать:

– Разумеется, я не эксперт. Но преимущество Вороны, как мне кажется, кроется в ее скорости. Похоже, вам нужен тот, кто заполнит пробел между ее темпом и силой Фуриана.

Леона с Аркадом переглянулись и одновременно выпалили:

– Мечница!

Экзекутор откинулся на спинку стула, уставившись в никуда.

– У нее больше размах, которого не хватает Вороне, и скорость, необходимая Фуриану. Это может сработать.

Леона наклонилась и сжала его руку.

– Это должно сработать.

Аркад посмотрел на их ладони. Кожа женщины была бледной, пальцы – утонченными, хрупкими и нежными, как шелк. Его же кожа загорела на солнцах, потрескалась, как старая юфть, и покрылась мозолями от борьбы на мечах и тяжелой жизни на песках.

Экзекутор с трудом сглотнул. Замер, будто набираясь храбрости. И, взяв ее руку в свою, наклонился и легонько поцеловал костяшки домины.

– Это сработает, ми донна, – пробормотал мужчина. – Клянусь вам.

Леона часто заморгала, будто не знала, куда смотреть, ее рука по-прежнему находилась у губ Аркада. Магистра просто ошеломленно уставилась на них. Но, не дав донне возможности ответить, Аркад отпустил свою госпожу, встал, взял трость и проковылял к двери. Остановившись у порога, обернулся к Леоне.

– Кстати говоря, ваши волосы действительно выглядят восхитительно.

Экзекутор развернулся на пятке и покинул каюту.

– Нет!

В бок Мии впился тренировочный меч, и она рухнула на колени. Мечница атаковала со свирепым криком, но Аркад уже уклонялся, стукая вторым клинком по предплечью женщины. Она налетела на Фуриана, и пинок от Аркада свалил их на землю.

Трио пыталось отдышаться, полностью пропитавшись потом и лежа в грязи.

– Вы слышите, но не слушаете! – зарычал экзекутор, ковыляя взад-вперед между ними. – Такой противницы, как Изгнанница, вы еще не встречали. Шесть клинков, режущих с единственной целью. Восемь глаз, следящих за каждым вашим движением. У меня их всего два, а вы все равно не можете меня одолеть. Как, во имя Четырех гребаных Дочерей, вы надеетесь победить ее?

Они тренировались всю перемену, и каждую перемену с тех пор, как вернулись в Воронье Гнездо. Остальные гладиаты тоже без дела не сидели, но, по правде, все взгляды были сосредоточены на четверке в кругу, в котором Аркад надирал задницы своим соперникам. В небе низко светили два солнца, ярко-золотое и кроваво-красное, опаляя мир всем жаром глубоколетья. Если сильно присмотреться, можно было увидеть легкий намек на голубизну на горизонте, знаменующую медленное прибытие третьего глаза Аа.

Приближался истиносвет, а с ним и «магни». Но за эти три месяца Соколы Коллегии Рема подобрались к его пескам лишь на маленький шажочек.

– Поднимайтесь, – рявкнул Аркад. – Двигайтесь решительно и нападайте в едином порыве.

– Сложная задача, – проворчала Мечница, – когда двое из нас больше нападают друг на друга.

Мия вытерла пот со лба и сердито посмотрела на Фуриана. Непобедимый уставился в ответ, его черные глаза блестели, как обсидиан. Мужчина встал и протянул руку Мечнице, поднимая ее с песка. А затем, полностью проигнорировав Мию, подхватил меч и щит и занял боевую позу.

Мия встала с тренировочным клинком в руке.

– Атакуйте! – взревел экзекутор.

Не дожидаясь остальных, Фуриан накинулся на Аркада, заставляя его пятиться по песку шквалом ударов. На тренировках экзекутор всегда держался достойно и обучал партнеров по спаррингу их слабостям, не пытаясь ими воспользоваться. Но за последние несколько перемен Мия начала понимать, до чего сильно сдерживался бывший чемпион. На песках Аркад был богом – даже без одной ноги, он двигался как вода, бил как гром, и стоял как гора. Его удары оставляли ушибы на самом воздухе, защита всегда оставалась безупречной. Каждую ошибку он награждал такими выпадами, от которых чуть не ломались кости.

Оттолкнув Фуриана в сторону, Аркад свалил чемпиона на зад и повернулся к Мечнице с Мией. Пара хорошо сработалась, Мия ныряла под удары высокой женщины и нападала снизу, целясь в живот и ноги. Ей удалось сделать неплохой выпад, но когда она увильнула от ответного удара Алого Льва, то врезалась прямо в мчащегося на всех парах Фуриана, который быстро поднялся на ноги и кинулся в схватку.

– Смотри, куда бл…

Мию стукнули деревянным мечом по виску, и она отлетела в сторону. Аркад обезоружил Мечницу и, блокировав Фуриана, обезвредил его ударом локтя в челюсть. Перекатившись по песку, чтобы подобрать оружие, Мечница выругалась, когда экзекутор кинул оба клинка и попал ей в горло и сердце.

Мужчина стоял с пустыми руками и испепелял взглядом поверженное трио, его грудь часто поднималась и опускалась.

– Жалкое зрелище, – сплюнул он.

– Эта тупая сука мешалась у меня под ногами! – прорычал Фуриан.

– О, Фуриан, – вздохнула Мия, смерив его снисходительным взглядом. – Если я чему-нибудь и научилась в жизни, так это не обращать внимания, когда кобель зовет меня сукой.

– Кобель, значит? – Фуриан поднялся с песка, Мия тоже мгновенно вскочила на ноги.

– Довольно! – рявкнул Аркад.

Пара продолжала стоять, не сводя друг с друга глаз, готовые перейти в атаку. Мия чувствовала, как ее тень рвется вперед, словно вода за плотиной. Девушка даже не сомневалась, что, не держи она тень в узде, та бы уже тянулась по песку к Фуриану с руками, обернувшимися когтями. Ассасин сцепила зубы, пытаясь успокоиться и смаргивая пот с глаз. Если она потеряет самообладание и все увидят, кто она на самом деле…

– Хватит спаррингов на сегодня, – объявил экзекутор. – Ворона, Мечница, идите работать с манекенами. Вы должны бить сильнее, если хотите проломить блок шелкопрядицы. Фуриан, работай над маневрами. Тебе нужно ускориться, чтобы победить этого врага.

Мия с Фурианом прожигали друг друга взглядом, не дрогнув даже мышцей.

– Шевелитесь! – проревел Аркад.

Мечница подняла свои мечи и, промаршировав через двор, начала свирепо колотить по тренировочным манекенам. Мия чуть помедлила, но все же последовала за ней, по-прежнему не сводя глаз с Фуриана. Чувствуя хладную ненависть наряду с тошнотой и голодом в своем желудке, которые появлялись каждый раз, когда он был рядом.

«Тупоголовый гребаный идиот…»

Встав рядом с Мечницей, Мия представила Фуриана на месте манекена и принялась безжалостно его избивать. Тело обливалось потом, в глаза лезла челка, пока она резала мечом в его живот, грудь, сраное лицо.

– Вы меня в могилу сведете, – пробормотала Мечница, качая головой.

– Это Фуриан сеет рознь, а не я.

– Да вы два сапога пара, – сплюнула женщина. – Не понимаю, почему бы вам просто не найти уютный темный уголок, потрахаться и покончить с этим?

Мия фыркнула.

– Я скорее позволю всунуть в меня член Мяснику.

– Тогда что между вами происходит? – Мечница остановилась, чтобы связать свои дреды, достающие до земли. – С ваших языков капает яд, но глаза постоянно ищут друг друга.

Мия понимала, что женщина говорила правду. Она бы одолела ту шелкопрядицу, если бы не вмешательство Фуриана. Вместо этого ее публично избили, а Леона потеряла все шансы на покровительство среди костеродных Стормвотча. И все же…

Она не могла это отрицать. Невзирая на спутанные чувства к Эшлин, ее влекло к Фуриану. И хоть Непобедимый, несомненно, был привлекателен, это что-то большее, чем простая похоть. Что-то первобытное. То же, что она испытывала в присутствии лорда Кассия. Нечто более сложное, чем вожделение, скорее… тоска. Как ампутированный тоскует по своей конечности. Как головоломка, ищущая свой последний элемент.

«Но почему?»

Клео упоминала об этом в своем дневнике. Как странствовала по земле, и ее влекло к другим даркинам, словно паука к мухе, а затем…

…затем она пожирала их.

Они с Мистером Добряком и Эклипс много раз перечитывали дневник, подбирая разные слова, но суть по-прежнему оставалась неуловимой. Что, ради бездны, это значило?

«Многие были одним. И станут снова; один под тремя, чтобы поднять четвертого, освободи первого, ослепи второго и третьего. О Мать, чернейшая Мать, кем же я стала?»

Мия помотала головой и сплюнула в пыль.

– Не имею ни малейшего гребаного представления, – сказала она.

– Ну, тогда советую пораскинуть мозгами и найти решение, – предупредила Мечница. – Поскольку, если мы будем сражаться за наши жизни так же, как сейчас? То все трое будут сидеть у Очага еще до истиносвета, вороненок.

Женщина снова начала бить манекена, прищурив глаза. Мия посмотрела на Фуриана, стоявшего в другой части двора, ее живот связало узлом ненависти.

– С ним невозможно договориться. Я уже пыталась. Он невежественный дурак.

Хрясь! Клинок Мечницы стукнулся о цель.

– Фуриана по-разному можно характеризовать, – прокряхтела она. – Он упрям, это да. Определенно высокомерный. Но никак не дурак.

– Херня, – Мия перерезала глотку своему манекену. – Ты когда-нибудь пыталась с ним разговаривать?

– О, конечно, – кивнула Мечница. – Все равно что биться головой о стенку. Честь. – Хрясь! – Дисциплина. – Хрясь! – Вера. Это определяющие его принципы. Но самое главное, Непобедимый – чемпион, а ты – угроза для него. – Женщина пожала плечами. – Самая непримиримая пропасть между людьми – это всегда гордыня, вороненок.

Мия воздохнула, глядя на Фуриана.

– Звучит подозрительно как мудрость.

Хрясь! Клинок Мечницы вновь пришелся по цели.

– Не моя, – прохрипела она. – Это из «Книги слепцов».

Мия ранила манекена в грудь.

– Разве это не древнее лиизианское писание?

– Да, – кивнула Мечница. – Я знаю его наизусть. Нас заставляли читать священные писания со всей республики. – Хрясь! Хрясь! – Суффи в Фэрроу хотят, чтобы ты изучил разные точки зрения о мире, прежде чем принять тебя в орден. Познаешь мир – познаешь себя.

Мия наклонила голову, косясь на свою сестру по коллегии. Теперь все складывалось. Татуировки по всему телу. Пение, которое она время от времени слышала из-под двери Мечницы.

– …Ты была жрицей?

– Всего лишь послушницей. – Хрясь! – Так и не успела дать последний обет.

– Тогда что, ради бездны… – Хрясь! Хрясь! – …ты тут делаешь?

Двеймерка пожала плечами.

– Пиратский набег. Быстрая продажа. Распространенная история.

Мия покачала головой, ощущая прилив тошноты.

– Слишком распространенная.

– Суффи сама ее так назвала… – Хрясь! – …когда я родилась.

Девушка согнулась пополам, упираясь руками в колени, и попыталась отдышаться.

«Черная Мать, ну и жара…»

– Назвала?

Мечница перестала избивать манекена и вытерла пот со лба.

– Ты знаешь, как дают имена двеймерцам, вороненок?

Мия кивнула, вспоминая рассказ Трика в Тихой горе.

– В детстве вас отвозят на остров Фэрроу, – ответила она. – В храм Трелен. Суффи поднимает вас над океаном и спрашивает Мать, какая вас ждет дорога, после чего нарекает соответствующим именем.

– Она назвала меня Мечницей, – сказала женщина. – Не Гимницей. Не Молитвеницей. Мечницей. И будь я проклята, – процедила она, наставляя тренировочный клинок на лицо Мии, – если мои мечи споют последнюю песнь потому, что вы с Фурианом не можете договориться о цвете дерьма. Трахни его. Пырни его. Пырни его, пока трахаешь, мне плевать. Но разберись со своей проблемой, пока нас всех не убили из-за вас.

Мия посмотрела на Фуриана, повторяющего маневры в углу двора. В этот момент он оглянулся, встречаясь с ней взглядом горящих темных глаз.

«Самая непримиримая пропасть между людьми – это всегда гордыня».

– Вы двое! – рявкнул Аркад. – Возвращайтесь к работе!

Мия вздохнула. Но, как всегда, повиновалась.

– Я подозревал, что скоро тебя увижу, ведьма, – сказал Фуриан.

Мия посмотрела по сторонам коридора – просто на всякий случай. Мистер Добряк следил за патрулем стражей, так что они никак не могли ее поймать. Но без своего спутника Мия чувствовала в животе клубок голода и тревоги, ухудшавшийся в присутствии мужчины, к которому она сама же и пришла. Девушка спрятала украденную вилку/отмычку в набедренную повязку и в ожидании замерла на пороге в комнату Непобедимого.

Ожидая.

Ожи

дая.

– Еб твою мать, я могу войти или нет? – наконец рявкнула она.

– Если так желаешь, – ответил Фуриан с кислой миной. – Хотя, будь я на твоем месте, то не стал бы тратить воздух попусту.

Мия насупилась и прошла внутрь, закрывая за собой дверь. Окинув взглядом комнату, увидела, что та ничуть не изменилась с ее прошлого визита – святыня Цаны, грубая троица Аа, нарисованная на стене, горящие благовония.

По крайней мере, на этот раз Фуриан был одет, хотя в стенах коллегии это мало что значило. Его торс был оголен, бугрясь мышцами, кожа загорела до бронзового оттенка от тренировок под солнцами. Вылитый золотой бог, только прибывший с кузницы. А еще невыносимый придурок, выплюнутый из глубин бездны.

Мия его ненавидела. И желала. И то, и другое одновременно.

Девушка посмотрела на свою тень, как та парит, словно дым, к стене и протягивает полупрозрачные руки к Фуриану. Тень Непобедимого дрогнула в ответ, но, прилагая явные усилия, он держал ее в узде, прожигая Мию взглядом своих бездонных темных глаз.

– Возьми себя в руки, – прорычал он.

Мия сжала челюсти и усмирила свою тень. Та неохотно отошла, волосы развевались, будто на ветру, руки оставались протянутыми, как в знак прощания с возлюбленным. Тогда она подумала об Эшлин. Ощутила секундный укол необъяснимой вины. Она желала двоих и никого, не давая никаких обещаний. Но, в сравнении с Фурианом, предательница с медовыми губами и отравленным языком казалась совершенно простым вариантом…

– Чего ты хочешь, ведьма? – спросил Непобедимый.

– Из меня такая же ведьма, как из тебя, Фуриан.

– Я не имею ничего общего с тьмой, – сплюнул он. – Я не шагаю между тенями и не крадусь по дому нашей домины, как вор.

– Нет, ты просто грозишь обрушить эти стены на ее голову, недоумок.

– Ты смеешь…

– Еще как смею, – перебила Мия. – В этом и разница между мной и большинством.

– Я сражаюсь за славу этой коллегии. За славу нашей домины.

– Ты стоил нашей домине покровительства в Стормвотче! – прошипела Мия. – Все, что от тебя требовалось, это держать член в повязке и позволить мне победить шелкопрядицу, и тогда Леона купалась бы в золоте по самые сиськи!

– Ты призвала тьму во время схватки с Изгнанницей, – ответил Фуриан, скрещивая руки. – Если бы я позволил тебе выиграть в палаццо Мессалы с помощью черной магии, то ты бы очернила сердце этого места. Я скорее изголодаюсь, чем буду есть еду, купленную на нечестные деньги, и умру, прежде чем возьму венок, который не заслужил.

– Не заслужил? – опешила Мия. – Да пошел ты, надменный мудак! Сколько блювочервей ты убил за последнее время?

– Бесчестная победа – и вовсе не победа, – отрезал он. – Я больше не позволю тебе выигрывать лживые почести для этой коллегии своим колдовством.

– Но ты не против использовать то же колдовство, чтобы поднасрать мне? – Мия поймала себя на том, что повышает голос, и взяла свое самообладание под контроль. – Ты призвал тьму, когда помешал мне одолеть шелкопрядицу. Это не кажется тебе немного лицемерным?

Фуриан начал наступать на нее, сжав кулаки.

– Убирайся, Ворона.

Его тень увеличилась, ползя по стене в сторону тени Мии. Та набухла в ответ, скручиваясь и вытягиваясь, как змея, превращая руки в когти. Девушка могла поклясться, что температура в комнате резко упала, волоски на ее шее встали дыбом, живот скрутило от голода, грозящего поглотить ее целиком…

– Нет.

Она закрыла глаза и помотала головой. Заставляя тьму вернуться обратно внутрь себя. Все пошло не так, как планировалось. Она должна была сдерживать свой норов, говорить разумно. Мия не знала, что с ней делало присутствие Фуриана, почему оно пробуждало жажду насилия, что вообще все это значило. Все, что она знала, это…

– Мы должны прийти к соглашению, – сказала девушка, открывая глаза и складывая руки в мольбе. – Фуриан, послушай, если мы будем бороться вместе на песках так, как сейчас, тебя, меня и Мечницу зарежут. Как это поможет нашей домине?

– Ты ни на что не способна без помощи своего колдовства, девочка, – сказал мужчина, стукая себя кулаком в грудь. – Но я – Непобедимый. Я сражался почти час под палящими солнцами в Талии и убил два десятка людей, чтобы выиграть свой вено…

– Ишках не гребаный человек! Ты видел, как она сражалась в палаццо Мессалы. Будь у нее два клинка, любой из нас составил бы ей достойную конкуренцию. Но с шестью? В битве на смерть? Она порежет нас на гребаные кусочки!

– Как ты живешь сама с собой? – Непобедимый покачал головой. – Без веры в Отца или в его Дочерей, без веры в себя? Только в тени, тьму и обман.

– Не совершай ошибку, думая, что знаешь меня, Фуриан, – Мия посмотрела на его дрожащую тень и помотала головой. – Ты даже себя не знаешь.

– Проваливай.

– А что, ты ждешь кого-то еще? – девушка перевела взгляд на его кровать.

Глаза Фуриана округлились, лоб омрачила злость. Он поднял руку, чтобы толкнуть Мию, но она ушла в сторону, ударила по руке сверху и сжала ее в захвате. Мужчина вцепился ей в запястье и ударил противницу спиной о дверь. Пара рычала, ругалась и пыхтела. В такой близости Мия чувствовала запах его пота, теплоту кожи, прижатой к ней, клубок похоти, гнева и голода. Сквозь набедренную повязку ощущался жар его члена, твердевшего у ее бедра. Ей хотелось поцеловать его, укусить, прижать, удушить, трахнуть, убить. Зубы оскалены, сердце выпрыгивает из груди, губы всего в сантиметре от…

– Милосердный Аа… – выдохнул Фуриан.

Мия проследила за его взглядом к их теням на стене, и у нее сперло дыхание. Тени переплелись, как змеи, изгибаясь, корчась и скручиваясь, словно дым. Они полностью потеряли очертания – просто две аморфные струйки тьмы, переплетенные друг с другом. Мия осознала, что они вдвое темнее, чем должны быть, прямо как когда с ней ходили Мистер Добряк или Эклипс. В комнате стало заметно прохладнее, на коже выступили мурашки, все тело дрожало от вожделения.

Фуриан оттолкнул ее и шагнул назад с ужасом на лице. Их тени продолжали скручиваться узлами, и тогда мужчина поднял три пальца – знак Аа, защищающий от зла. Тени медленно разошлись, словно распутавшиеся колтуны волос, и вернули себе человеческое очертание. Затем начали постепенно отслаиваться друг от друга – руками, ладонями, кончиками пальцев, и в конце концов тень Фуриана вернулась на место и попятилась одновременно с ним. Тень Мии пульсировала на стене и покрывалась рябью, напоминавшей волны океана.

– Кто мы? – выдохнула она.

Грудь Фуриана быстро поднималась и опускалась, длинные темные волосы двигались будто сами по себе. Он собрал их и связал в пучок на затылке.

– Мы с тобой – ничто, – прорычал чемпион.

– Мы одинаковые. Это то, кто мы есть, Фуриан.

– Вот, – сплюнул он, показывая на троицу на стене, – кто я есть. Верный, набожный сын Аа. Омытый его светом и воспитанный его писанием. Вот, – показал на деревянные мечи, – кто я есть. Гладиат. Неуязвимый. Нерушимый. Непобедимый. И таким и останусь, даже если между мной и «магни» будут стоять тысячи шелкопрядов.

– Значит, все, что имеет значение, это «магни»? Неужели свобода так важна для т…

– Дело не в свободе, – рявкнул он. – И это очередное отличие между мной и тобой. Для тебя роль гладиата – это маска. Для меня песок, толпа, слава – причина, чтобы просыпаться каждое утро. Повод, чтобы дышать.

Фуриан промаршировал через комнату и, на секунду прижав ухо к двери, распахнул ее. Затем злобно покосился на Мию, явно не желая больше к ней прикасаться.

– Убирайся отсюда, Ворона.

У нее не вышло его убедить. И близко нет. Дурацкая гордыня! Идиотское чувство чести. Страх того, кем и чем он являлся. Мия ничего из этого не понимала. И хоть оба были даркинами, по правде, они совершенно разные люди. Какая бы связь ни сплотила их тени, здесь, в этой жизни, в этой плоти, они были так же похожи, как истиносвет и истинотьма.

«Если не видишь свои цепи, какой прок от ключа?»

Посему, вздохнув, она вышла за порог его комнаты в коридор.

– Что сделало тебя таким? – тихо спросила Мия. – Кем ты был до всего этого?

– Именно тем, кем ты станешь, когда «магни» закончится, девочка.

Фуриан захлопнул дверь перед ее носом с прощальной остротой.

– Никем.

Глава 21 Просьба

– Так-так, – сказал Сидоний. – Гляньте-ка, кого нелегкая принесла.

Мия присела на пол клетки, страдая от головокружения после шагов. В казарме царила почти кромешная тьма, тишина нарушалась лишь тихим сопением и прерывистым шепотом гладиатов вокруг. Сидоний лежал на боку на соломе, слегка приоткрыв глаза. Мистер Добряк предупредил Мию, что он не спит, но мужчина все равно был в курсе ее тайн. Ну, некоторых из ее тайн…

Какой смысл скрывать то, о чем он и так знал?

– Ты принесла мне жрачку или как? – спросил Сид.

Мия улыбнулась и подкинула ему кусок сыра, который украла с кухни. Итреец улыбнулся, откусил щедрый кусок и сказал с полным ртом:

– Ты даже более скрытная, чем пердеж в церкви.

– Ты меня ждал? Это так мило с твоей стороны.

– Нет, вообще-то, чтобы ты знала, ты прервала очаровательный сон, включающий меня, магистру, хлыст и кровать с перьевым матрасом.

– Магистру? – Мия подняла бровь.

– У меня страсть к женщинам постарше, вороненок.

– У тебя страсть ко всему с сиськами, дыркой и сердцебиением, Сид.

– Ха! Ты хорошо меня знаешь, – здоровяк улыбнулся и поднял сыр в качестве тоста. – Но, Четыре Дочери, мне нравится твой стиль.

– Жаль, что Фуриан не может сказать того же.

– А, так вот, где ты пропадала. И как он себя показал? Обычно мужчины, которые расхаживают с такой бравадой, таким образом пытаются компенсировать горошинку в штанах.

Мия вспомнила ощущения от члена Фуриана у своего бедра и сжала ноги, чтобы усилить ноющее чувство. После встречи с Непобедимым она никак не могла успокоиться. Была неугомонной и преисполненной желанием. Пытаясь игнорировать это все и мыслить здраво.

– Я не спала с ним, Сид, – нахмурилась Мия. – А пыталась убедить его не привести нас всех к гребаной смерти.

– Ну, скажу тебе как бывший путешественник, ты бы удивилась, как сильно помогает быстрая дрочка в исправлении напряженных международных отношений.

Мия кинула солому в своего сокамерника и невольно расплылась в улыбке.

– Ну ты и свинья.

– Как я и сказал, ты хорошо меня знаешь, вороненок.

– Если мы с Фурианом не научимся сражаться вместе, эта шелкопрядица использует мою толстую кишку для приготовления сосисок.

– Она настолько пугающая?

– Я не боюсь ее, нет. Но она орудует мечом лучше всех, кого я встречала.

– О, неужели? И скольких же мастеров ты встречала?

– Предостаточно.

– Гм-м, – хмыкнул Сид, прислоняясь к стене и изучая Мию с ног до головы. – Ты сплошная загадка. Могу поспорить, тебе нет еще восемнадцати. Тощая мелюзга, и при этом размахиваешь клинком лучше, чем я. Но ты же понимаешь, что у тебя всегда есть альтернатива тому, чтобы стать ужином шелкопрядицы, верно?

– И какая же? – Мия вздохнула. – Убить Фуриана во сне и надеяться, что Леона поставит нас с Мечницей с кем-то, кто не такой невыносимый мудак?

Сидоний поднял руки и сделал вид, будто машет крыльями.

– Улетааааай, вороненок.

– Не вариант.

Сид фыркнул.

– Ты выходишь из этой клетки чаще, чем капеллан шлепает своего четырнадцатилетнего мальчонку. Ты можешь покинуть это место в любое время. Так что, раз Чемпион Мудак намерен привести тебя к жестокой смерти, почему бы просто не сбежать?

Мия вздохнула.

– Тогда каждого из вас казнят.

– Херня, – ответил мужчина. – Я наблюдаю за тобой, Ворона. Наблюдаю, как ты наблюдаешь за нами. Аркадом. Леоной. Фурианом. Мной. За твоими хитрыми глазками постоянно крутятся крошечные шестеренки. И хоть я не считаю тебя самой хладнокровной рыбой в этом пруду, ты не можешь искренне говорить, что тебе не плевать, кто из нас выживет или умрет. В особенности, когда мы все, скорее всего, погибнем в «Венатусе». Так что за игру ты ведешь?

– Поверь мне, Сидоний, – ответила Мия. – Последнее, что я здесь делаю, так это играю.

– Ну, будь по-твоему, – Сид снова откусил кусок сыра и задумчиво покачал головой. – Скажу честно, ты напоминаешь мне одну женщину. Охренительное сходство. У вас одинаковые глаза. Одинаковая кожа. И она тоже была сплошной загадкой.

– Твоя бывшая любовь? Небось, разбила тебе сердце?

– Не-а, – Сид покачал головой. – Я никогда ее не любил. В отличие от многих мужчин, которые ее знали. Эта женщина чуть не опустила республику на колени. Но, в конечном итоге, она со своими хитрыми глазками и кучей секретов привела к тому, что всю ее семью убили. Мужа. Юную дочь. Сына-младенца. И множество моих друзей в придачу.

В животе Мии похолодело. Глаза сузились.

– О ком ты говоришь?

– О бывшей донне этого дома, разумеется, – ответил мужчина, показывая на стены. – О жене истинного судьи. Алинне Корвере. – Он покачал головой. – Тупая ебаная шлюха.

После Мия не помнила, как пришла в движение. Только приятный хруст, когда ее кулак врезался в челюсть Сидония, и громкий треск, когда его голова отскочила от стены. Здоровяк выругался, попытался отмахнуться от нее, пока она царапала ему горло, била в щеку, висок, нос.

– Ты совсем с катушек…

– Возьми их обратно, – сплюнула Мия.

– Отвали от меня!

Мия с Сидонием продолжили борьбу, мужчина свалил ее на пол, а ее костяшки сплясали на его лице. «Возьми их обратно!» – ревела она. Пара каталась по соломе, раздавая пинки и удары. От шума проснулись несколько гладиатов, Мечница выглянула через щель в двери камеры, Отон и Феликс, заметив разразившуюся схватку, начали их подбадривать, прижавшись лицами к прутьям, чтобы лучше видеть.

– Да захлопните пасти! – рявкнул Мясник из противоположной клетки.

– Мир, Ворона! – крикнул Сидоний.

– …Мия, перестань…

– Возьми их обратно!

– О чем ты?

Сидоний врезал Мие в челюсть, та – ему в горло. Давясь, здоровяк схватил ее за волосы и ударил головой о прутья; весь мир зазвенел, как гонг. Набросившись на Сидония в слепой ярости, со звездочками, пляшущими в глазах, она сильно ударила его ногой по яйцам. Оба гладиата упали на пол, пытаясь отдышаться и кровоточа. Порез на лбу Мии, оставшийся после поединка с шелкопрядицей, снова пошел кровью; Сид стонал и прижимал руки к промежности.

– …Мия, остановись, Аркад услышит!..

Шепот Мистера Добряка пробился сквозь алую дымку в ее голове и привел девушку в чувство. Не-кот сказал правду – если они продолжат драться, экзекутор наверняка услышит шум, и их, скорее всего, высекут. Мия в последний раз пнула Сидония, который с бранью перекатился по полу. Мужчина сел в углу, как побитая собака, а Мия забилась в противоположный. Оба тяжело дышали и сердито смотрели друг на друга с разных сторон забрызганного кровью камня.

– Что, р-ради бездны… это было? – выдавил Сид, его голос поднялся чуть ли не на октаву.

Мия вытерла окровавленными костяшками окровавленный нос.

– Никто не смеет так о ней говорить.

– О ко…

Сидоний моргнул. Ледяные голубые глаза сузились, глядя на запыхавшуюся девушку, со свистом втягивающую воздух в противоположном углу. Убирая длинные темные волосы с черных глаз – глаз, которые напоминали ему о…

– Не может быть… – выдохнул мужчина.

Сидоний посмотрел на стены вокруг них. Снова на девушку. Мия видела, как в его голове медленно складывается пазл, невозможная математика, и все становится по своим безумным местам. Эта девушка, которая отказывалась покидать крепость, хотя могла уйти в любой момент. Эта девушка, которая настроилась сражаться в самом жестоком состязании в истории республики, просто чтобы добиться свободы, которую могла получить в любое время. Значит, если дело не в свободе…

– Ворона, – ахнул он. – И вот мы сидим здесь, в Вороньем Гнезде.

…то дело в победе.

– Ты… Ты их?..

Мия ощутила, как внутри нее что-то набухает. Под болью от драки с Сидом, под пульсом, стучащим в голове и налитых кровью глазах. Тяжесть. От каждой перемены в окружении напоминаний о прошлой жизни, напоминаний о том, кем она могла бы стать, обо всем, чего ее лишили. Раздражение и голод, которые она испытывала в присутствии Фуриана, недоумение и вожделение, которые питала к Эшлин, чистый магнетизм поставленной перед ней задачи. Мия не чувствовала страха перед всем этим, нет, существа в ее тени не позволили бы такому случиться. Но она чувствовала грусть. Сожаление о том, что было и могло бы быть.

И всего на секунду, всего на миг, эта тяжесть оказалась ей не по силам.

Остальные гладиаты поняли, что представление окончено, и поплелись обратно на свои места на соломе. Мия сгорбилась, обнимая содранные колени и глядя на Сидония из-под кривой челки. Губы дрожали. Глаза горели во тьме.

– Возьми их обратно, – прошептала девушка со слезами на ресницах.

– Мир, Ворона, – пробормотал Сид, трогая кровоточащую губ. – Если я тебя обидел, то прошу прощения. Я не… Я не мог…

Мужчина пораженно на нее посмотрел, затем вновь окинул взглядом стены вокруг. Красный камень, железные прутья, ржавые цепи. Ничто из этого не могло ее удержать. И все же она по-прежнему была здесь…

– Четыре Дочери, прости…

Мия сидела в темноте и чувствовала его жалостливый взгляд, ползущий, словно блохи, по ее коже. Она не могла этого вынести – проявленную слабость, скорбь в глазах Сида. Проведя окровавленными костяшками по глазам, девушка ощутила, что ее норов вновь берет над ней верх. Злость была приятнее – гораздо приятнее, чем жалость к себе. Пальцы покалывало от адреналина после драки, ноги тряслись. Ей хотелось сбежать, бороться, закрыть глаза и утихомирить бурю в голове, чтобы время замерло хотя бы на секунду.

Этого она хотела?

«Чего ты хочешь?»

С ее стороны было глупо так себя выдать. Позволить ярости управлять собой, позволить Сиду угадать, кто она. Но было ли это ошибкой?

Он знал ее отца. Верно ему служил. И по-прежнему боготворил его, даже после стольких лет.

Может, она хотела, чтобы он узнал?

Или хотела узнать кого-то, кто тоже знал ее родителей? Кто понимал долю того, каково ей было здесь находиться?

Вдали простиралось будущее и пустые пески арены Годсгрейва. Кровь впереди, кровь позади. Каждый миг ее жизни вел к этому маршруту, этому отмщению, этой прямой, не разветвляющейся дороге.

Но чего она хотела, помимо расплаты?

До конца неночи оставалось еще много времени.

Мия не хотела спать.

Не хотела видеть сны.

Не хотела лежать в этом месте, которое служило ей домом, а теперь – лишь блеклым напоминанием обо всем, что могло бы быть.

«Так чего ты хочешь?»

– Ворона?

Девушка посмотрела на Сида, тихо кровоточащего в углу.

– Пресвятой Аа, мне жаль, девочка, – сказал он.

Чего Мия точно не хотела, так это чтобы он так на нее смотрел. И когда Сидоний поднялся с соломы и сел рядом с ней, обняв крупной рукой за плечи, она поняла, что последнее, что ей было необходимо, это его утешения. Мия не нуждалась в сочувствии. Не желала сидеть в неуклюжих, слегка неудобных объятиях и плакать, словно напуганный ребенок. Это время давно осталось позади. Оно мертво и похоронено, как ее семья. Теперь она – Клинок Красной Церкви. Не слабая и хрупкая, как стекло. Мия была сталью.

Но и одной ей оставаться не хотелось.

Она подумала о своем времени в качестве аколита. О забвении и утешении, которые обретала в объятиях Трика. Но он тоже был мертв и похоронен. В пустом склепе в пустом зале, с единственным словом, вырезанным в память о нем. Мия сказала шахиду Аалее, что скучала по нему, и это правда. Но больше, как поняла девушка, она скучала по ясности их отношений; о простой радости, когда ты кого-то хочешь, и тебя хотят в ответ. Ноющее чувство, по-прежнему преследовавшее ее после визита к Фуриану, тоже не помогало.

«Чем ярче пламя, тем быстрее оно гаснет, – сказала ей Аалея. – Но его тепло может согревать нас вечность. Даже от любви, продлившейся всего одну неночь. Для таких людей, как мы, нет вечных обещаний».

Глядя в глаза Сидонию, она наконец поняла, чего хочет.

Не вечности, нет.

Но хотя бы одной неночи.

– …Почему ты так на меня смотришь? – спросил мужчина.

И, не произнося ни слова,

она посмотрела через плечо

на тень у лестницы

и исчезла прямо из его объятий.

Звуки гавани. Солдаты кричат: «Все чисто!», патрулируя по неночным улицам. Ветер, дующий с океана на Воронье Гнездо, приятно холодил кожу, и Мия задрожала после духоты казармы. Ее рука замерла у окна, будто не решаясь постучать.

– …Это неразумно…

– Возвращайся в крепость, – прошептала Мия. – И скажи Эклипс, чтобы присматривала за улицей.

– …Мия, я…

– Иди.

Не-кот беззвучно покинул ее, тень девушки истончилась и побледнела. Как только Мистер Добряк ушел, она почувствовала, как он змеится и ползет по ее животу – страх, который всегда преследовал Мию в отсутствие демона. Страх от этого визита. Страх от того, что он подразумевал и к чему мог привести. Страх того, кто и что она. И прежде чем он успел слишком глубоко впиться своими когтями в ее плоть, девушка дважды постучала костяшками по стеклу.

Из комнаты не доносилось ни звука. Мию начал охватывать ужас при мысли, что, возможно, ее там нет, что она ушла после их ссоры, предала ее и оставила позади, доказывая, что все это недоверие и подо…

Окно отворилось. У подоконника стояла озадаченная Эшлин Ярнхайм с растрепанными после сна волосами. Ее голубые, как опаленное солнцами небо, глаза сияли.

– Мия? – ваанианка подавила зевок. – Который час?

Ее глаза округлились, увидев разодранные костяшки, рану над заплывшим глазом, синяк на челюсти.

– Черная Мать, что произошло…

Вопрос затих, когда Мия прижала палец к ее губам. Они замерли на секунду; две едва соприкасающиеся девушки, и весь мир вокруг них затаил дыханье. Недоумение в глазах Эшлин начало медленно рассеиваться, пока Мия ласково, как перышком, водила по ней пальцем. Медленно и нежно обвела гладкий изгиб верхней губы, пухлую и мягкую нижнюю. Точеную щеку, линию челюсти. Эш задышала чаще и полностью проснулась, осмыслила, изумилась, кожа ее голых рук покрылась мурашками. И когда она приоткрыла губы, чтобы заговорить, возможно, чтобы возразить, Мия подалась вперед и заставила ее замолчать.

Раньше ей не доводилось целоваться с девушками. По крайней мере, не так. Поцелуй, произошедший в горе, был прощальным – быть может, затянувшимся, но все равно прощальным. Этот же был приветствием; ласковой, отчаянной просьбой о начале, а не конце. Бессловесным вопросом. Мия приоткрыла губы и слилась с Эшлин в поцелуе. И почувствовав, как та трепещет, легонько касаясь ее языком, получила свой ответ.

Девушка перелезла через окно, не прерывая поцелуй. С переплетенными руками и исследующими ладонями сделала секундную паузу, чтобы снять с Эшлин сорочку через голову. Под ней ваанианка оказалась абсолютно голая, являя свое роскошное обнаженное тело с помощью всего одного быстрого рывка вверх. Мия замерла, чтобы насладиться видом; солнечный свет падал на линию ее горла, на круглые изгибы, на тень между ног.

– Мия, я…

Та подалась вперед, прижимаясь устами к шее Эшлин. Ее грудь вздымалась, щеки залились румянцем, рот нашептывал всякие пустяки, голова откинулась назад, когда Мия спустилась ниже, к груди, и принялась дразнить языком затвердевший сосок.

Пара рухнула на кровать, Эш сорвала повязки с груди и бедер Мии, испуская стон, когда зубы девушки легонько укусили ее за шею. Любые вопросы затерялись в страсти, дыхание выходило слишком быстро, чтобы говорить, губы приоткрылись. Эш прильнула к Мие всем телом, кожа к коже, и каждый сладостный секрет оказался у кончиков ее пальцев. Они спустились по ребрам к изгибам бедер и сомкнулись на ягодицах, в то время как Мия обвила ее одной ногой, прижимая ближе к себе.

Девушка почувствовала, как пальцы Эш пробегаются по внутренней стороне ее ног, спину пронзил аркимический разряд и заискрился под веками. Ее собственная рука спустилась ниже, по упругому животу Эш к пушистым светлым волоскам между ног. Их руки одновременно нащупали свои цели, поцелуй углубился, вздохи слились. Мия выгнула спину, когда Эшлин начала твердо и уверенно выводить на ней круги своими ловкими пальцами. Свободной рукой она взяла ее за грудь, вторая принялась за работу между ног ваанианки, вторя ее медленному, мучительному ритму и прислушиваясь к стонам.

Ничего подобного Мия раньше не испытывала. Аркимические разряды и сладкую нежность, а также бесконечные, парализующие поцелуи, которые наполняли ее теплом до самых кончиков пальцев. Время остановилось, заполняясь лишь игривыми языками и затаенными вдохами. Между ног начал нарастать жар, подпаливая все тело.

– О Богиня, да, – прошептала Мия.

– Не останавливайся, – взмолилась Эшлин.

Ее губы были теплыми, мягкими и сладкими, как мед, все тело извивалось, пока пальцы Мии водили взад-вперед по набухшему клитору. Эш была такой горячей, влажной, трепещущей, что голод в девушке вырос до невыносимых размеров.

– Я хочу попробовать тебя на вкус, – выдохнула она, водя носом по шее Эшлин.

– О да… да…

Мия медленно, как тающий лед, спустилась ниже. Провела языком по линии горла, улыбаясь, когда Эш выгнула спину и поджала пальцы ног. Спустившись к набухшей груди, взяла ее в рот, облизывая и всасывая, при этом не прекращая работать рукой между бедер. Внутри нее горела жажда, царила засуха пустыни, и был лишь один способ ее утолить. Мию притягивало вниз сладкой, мрачной гравитацией.

Всегда и только вниз.

Эш распласталась на матрасе и стонала, пока девушка продолжала свой спуск, оставляя тягучие, томные поцелуи на ее ребрах и животе. Мия ненадолго остановилась, выводя кончиком языка пламенные круги вокруг пупка, пальцы рисовали легкие узоры на коже Эшлин. Она вдохнула аромат лаванды и головокружительный запах ее желания.

– Пожалуйста, Мия, – выдохнула ваанианка.

Ниже, ниже к гладким раздвинутым ногам, лаская Эшлин языком и подбираясь все ближе к опьяняющему источнику жара. На впадинке между бедром и пахом Эш была небольшая темная родинка, и Мия медленно ее облизала, мрачно улыбаясь.

– Что «пожалуйста»? – прошептала она.

– Пожалуйста, Мия…

Та поджала губы и легонько подула на свою цель, от чего Эшлин задрожала. Мию уже пробовали на вкус раньше, но сама она никогда этого не делала; предвкушение свернулось в ее животе и вызывало трепет по всему телу. Она хотела оттянуть время, насладиться каждой секундой, каждым острым ощущением, но Эш запустила руку в ее волосы и, прерывисто ахнув, опустила голову ниже.

Шелковая мягкость, увлажненная похотью, раздвигающаяся под нажимом ее поцелуя. Мия неторопливо водила языком вверх и вниз по складкам Эшлин. Та охала и ахала, поднимая бедра выше и крепче прижимая к себе голову Мии. Девушка чувствовала себя изголодавшейся, изнывающей от жажды; ее полностью поглотил вкус ваанианки, теплый нектар на языке. Наслаждаясь ее стонами, Мия ущипнула набухшие соски, провела руками по груди, впилась пальцами в ягодицы.

Когда она увеличила темп, Эшлин потерялась в себе, глаза закатились, тело наполовину свисло с кровати, с уст срывался торопливый шепот: «не останавливайся, не останавливайся». Мия никогда еще не знала такой силы; каждое ее движение, каждое прикосновение языком или губами встречались стонами, мольбами, трепетом по всему телу.

Время потеряло всякое значение, каждая секунда могла длиться год, каждый год длился ровно в течение одного удара сердца. Между девушками нарастал жар, от которого Эш поднялась даже выше, стала жарче, ярче, ее стоны – громче, протяжнее, пока она не натянулась, как струна, выгнув спину и сдавив голову Мии между ног. Каждая мышца напряглась, носочки вытянулись вверх, и ваанианка закричала так, будто наступил конец мира.

После этого все тело Эш обмякло, дыхание выходило рывками. Мия продолжала выводить легкие круги, наслаждаясь ее вкусом и силой своего маленького триумфа. Ухмыльнувшись, она сильнее лизнула языком складки Эш, от чего та простонала: «Хватит, Богиня, хватит», и сдалась, когда девушка ласково притянула ее к себе. Эшлин обняла Мию, их тела слились воедино, тонкие руки обвили талию, губы сомкнулись в еще одном затяжном, голодом поцелуе. На их языках смешивался вкус ваанианки, и Мия почувствовала, что тонет в нем, ее веки с трепетом закрылись. Все было так правильно, сладострастно и блаженно, что она не хотела, чтобы это когда-нибудь заканчивалось.

Но затем Мия ахнула, Эшлин шлепнула ее по заднице и прикусила губу достаточно сильно, чтобы чуть не пролить кровь.

– Ай! – дернулась Мия. – За что?

– За то, что заставила меня умолять, – насупилась ваанианка.

– О? – Мия улыбнулась, касаясь губ Эшлин. – Что-то я не слышала жалоб в тот момент.

– Не дай этому вскружить тебе голову, Корвере. Новичкам везет.

– Неужели?

Ее тихий смех перешел в легкий трепет, когда Эш уткнулась ей в шею.

– Правда, – выдохнула та, задевая зубами кожу.

– Тогда… быть может, донна продемонстрирует новичку свое мастерство?

– Скажи «пожалуйста».

– Я… ах!

Мия ахнула, когда Эшлин оттянула ее голову за волосы и сильно шлепнула по ягодице. Губы девушки ласкали ее шею, зубы царапнули яремную вену, ногти выводили линии огня и пламени на ноющих бедрах.

– Скажи, – прошептала Эш, покусывая горло Мии, – «пожалуйста».

В глубине души Мия никогда никому не подчинялась. Ни в Церкви, ни на арене, ни в спальне. И хоть она наслаждалась властью, которая была у нее пару минут назад – как каждое прикосновение, каждое движение разжигало пламя в девушке в ее объятиях, – Мия гадала, было ли какое-то иное удовольствие в кратковременном повиновении.

Пальцы Эш протанцевали по ней – легонько, как дуновение ветра. Живот Мии напрягся, когда ваанианка спустилась ниже, ее язык вырисовывал сужающуюся спираль вокруг вздымающейся груди.

– Скажи, – прошептала девушка, лизнув сосок Мии языком.

Сквозь шторы просачивался мягкий свет. Эшлин спустилась ниже, и Мия закрыла глаза, не желая ни видеть, ни слышать, ни говорить, только чувствовать. По ее телу струился водопад поцелуев, руки Эш были будто повсюду одновременно. Ноги раздвинулись сами по себе, жар между ними приносил сладкую агонию, дыхание выходило чаще, сердце яростно забилось в предвкушении. Внутри нее проклевывалось чувство, подобно которому она еще никогда не испытывала – ни с Триком, ни с Аалей, ни с Аврелием и его золотой красавицей. Желание Мии возросло до обжигающего предела, когда Эшлин наклонилась между ее ног и обдала горячим дыханием ноющую промежность.

– Скажи…

Невыносимо легкое касание девичьего языка заставило Мию дрожать и извиваться.

– …«пожалуйста».

Девушка подняла голову, глядя вдоль своего тела на Эшлин, готовую поглотить ее. Сердце колотилось, в легких не хватало воздуха, голова шла кругом. И, вновь закрыв глаза, упала головой на подушку и отдала себя в полное распоряжение ваанианки, расслабляя мышцы.

– Пожалуйста, – выдохнула она.

С ее уст сорвался низкий протяжный стон, когда Эшлин приступила к работе, ее губы и язык выплясывали в темноте. Мия понятия не имела, где она этому научилась; у Аалеи, какого-то нового или же бывшего любовника. Но, Богиня, это было ослепительно. Эш была маэстро, играющим старую как мир мелодию. Жар пульсировал в Мие все рьянее при каждом прикосновении языка, она едва могла дышать, комкая простыню в кулаках. Девушка чуть не потеряла голову, когда Эшлин просунула в нее палец, сгибая его, поглаживая этот тлеющий жар, от чего пальцы на ногах Мии поджались.

– О Богиня…

Беспомощная перед этим ураганом похоти и тоски, подхваченная им и сметенная, Мия ощутила, что жар внутри нее стал почти невыносимым. Ваанианка была безжалостной, ее язык и руки работали в едином ритме. Спина девушки выгнулась, бедра оторвались от кровати, губы сложились в букве «О», пальцы впились в рыжие волосы, опуская Эш ниже, сильнее, больше, больше. Она дрожала так сильно, что не могла дышать, не могла думать, не могла говорить, кроме как безмолвно молить об окончании. И когда Эшлин шевельнула рукой и присоединила второй палец к первому, бедра Мии бесконтрольно задергались, за веками расцвели черные звезды, а жар внутри разгорелся хищным пламенем. Она потерялась в себе, беззвучно крича и ослепленная сиянием тысячи солнц.

Затем, почувствовав прикосновение теплых губ к своим, таких влажных и горько-сладких, Мия открыла глаза и увидела над собой девушку – прекрасную и улыбающуюся.

Девушку, которой не могла доверять.

Любовницу, которую не могла любить.

Она попыталась восстановить дыхание, сердце колотилось о ребра.

– Это было… впечатляюще…

– Надо было соглашаться раньше, – ухмыльнулась Эшлин.

Мия притянула ее для поцелуя, их губы впились друг в друга, по телу до сих пор проходили волны дрожи от оргазма. Отстранившись после долгой, сладкой вечности, Эшлин плюхнулась на матрас и довольно вздохнула.

Мия встала с кровати, ее колени подгибались. На верхнем ящике нашла свой серебряный портсигар, прикурила одну сигариллу кремневым коробком и скользнула под одеяло. Эшлин обвила ее руками, взяла за ладонь и поцеловала разодранные костяшки, прежде чем прижаться ближе уткнуться лицом в шею Мии. Та затянулась сигариллой, чувствуя, как сладкий и тяжелый дым наполняет ее легкие.

– Ты часто куришь, – пробормотала Эш.

– Это успокаивает нервы, – ответила Мия.

– А я заставляю тебя нервничать?

Вместо ответа она вытянула руку. Обычно та была твердой, как камень, в ее ладони еще ни разу не дрожал меч. Но сейчас рука тряслась.

– О, ты вся трепещешь, милая, – проворковала Эш. – Такое бывает с девушками в их первый раз, да?

– А ну-ка покажи свою, мисс Остроумие.

Эш вытянула руку, и хоть она пыталась это скрыть, Мия увидела, что та тоже дрожала. Девушка чувствовала грудь ваанианки, прижатую к своему телу, как ее сердце билось в том же громоподобном ритме. Переплетясь с ней пальцами, ощутила, как между ними потрескивает аркимический разряд. Поняла, что по-прежнему не утолила свою жажду.

– Возможно, тебе стоит начать курить.

Эш скривилась.

– Боюсь, мне не нравится вкус.

– Я могу его подсластить…

Щедро затянувшись сигариллой, Мия вдохнула теплый дым. Затем, подняв Эшлин пальцем за подбородок, наклонилась и поцеловала ее с приоткрытыми губами, выдыхая ей в рот. Ее губы были сладкими от ароматической бумаги. Когда поцелуй углубился, на их языках заплясали струйки дыма с запахом гвоздики. Эш наклонила голову и вдохнула, прижимаясь всем телом к Мие. Та гладила ее по спине, чувствуя, как кожа Эшлин покрывается мурашками, между ног вновь появилось то приятное ноющее чувство. Ваанианка страстно поцеловала Мию, втягивая ее язык, прежде чем отстраниться.

– Неплохо, – улыбнулась она, выдыхая дым. – Но я все равно не буду курить.

Мия пожала плечами, снова затягиваясь. Обняла Эшлин рукой за плечи, когда та устроилась у нее под боком. Какое-то время они лежали в молчании, прислушиваясь к звукам неночи снаружи. Мия присмотрелась к девушке в своих руках, к ее изящным изгибам, одинаковым впадинкам в начале позвоночника, пальцы убрали длинные локоны кроваво-алых волос и явили…

…татуировку, расползающуюся по спине.

– …Что это? – прошептала Мия.

Эшлин напряглась, села и откинула волосы за плечо.

Мия увидела чернила лишь мельком, но успела заметить замысловатые линии и затенения, намек на странное писание и силуэт изогнутого клинка на левом плече…

«Одно условие, – уточнил Солис, поднимая палец. – Ты должна доставить своему покровителю определенный предмет. Карту, написанную на древнеашкахском, с печатью в форме серповидного лезвия».

«Богиня…»

– Карта, – озарило Мию. – Карта Дуомо.

– Поэтому ты сюда пришла? – тихо спросила Эш.

Мия нахмурилась, сигарилла закачалась между ее губами.

– Что?

– Эклипс постоянно за мной наблюдает. Возможно, она что-то увидела, – ваанианка сосредоточила на ней взгляд своих небесно-голубых глаз. – И ты подумала, что единственный способ посмотреть ближе, это снять с меня одежду? Умный ход, Корвере.

– …Ты действительно так считаешь?

– Я никак не считаю, – Эшлин выпрямила плечи, делая все возможное, чтобы татуировка скрылась из виду. – Поэтому и спрашиваю.

– Эш, я понятия не имела. Почему у тебя татуировка в виде карты Дуомо на спине?

– Не татуировка, – ответила она, кивая на два круга на щеке Мии. – Она аркимическая, как твое клеймо.

Мия часто заморгала, когда к ней пришло озарение.

– Значит, если тебя убьют…

– Клеймо исчезнет. И карты не станет, – девушка пожала плечами. – Люди, которые играют с огнем, должны понимать, что могут обжечься.

В голове Мии запылали десятки вопросов. Что такого важного в этой карте, что Эшлин навечно нанесла ее на свою кожу? Чего хотели Скаева и Дуомо, раз так открыто действовали друг против друга, дабы заполучить ее? Куда она вела? И как во всем этом замешана девушка, которую она только что сжимала в объятиях?

– Ты многое мне не рассказываешь, Эшлин.

– Могу сказать то же самое о тебе, Мия.

– Например?

Эшлин всмотрелась в ее глаза и с трудом сглотнула.

– Почему ты пришла сюда? Почему сейчас?

– Потому что я хотела быть с тобой.

– Но почему?

Мия затянулась сигариллой, размышляя над вопросом.

– Потому что я думала обо всем, что привело меня к этому моменту. О том, что сделало меня такой, какая я есть, и какой я могла бы быть, если бы мне дали выбор. А затем я больше не хотела об этом думать.

– Больше это для тебя ничего не значило? – лицо Эшлин оставалось каменным, голос невыразительным, но Мия видела, что в этих голубых, как опаленное небо, глазах назревала буря. – Просто отвлечение?

– Самое приятное отвлечение, – улыбнулась Мия.

– Без шуток, – предупредила Эш. – Ты то холодная, то горячая, как неисправная купальня, и если тебе просто хотелось быстрого перепихона, чтобы избавиться от неприятных мыслей, то все нормально. Лучше это, чем уловка, чтобы увидеть чернила на моей коже. Но я в любом случае хочу знать правду.

– Ни то, ни другое, Эшлин.

– Я знаю вкус лжи, Мия.

Та вздохнула и покачала головой. Она размышляла об этом по пути сюда, крадясь по неночным улицам. Почему раньше это казалось неправильным, а сейчас стало необходимым? Ссора с Фурианом распалила в ней огонь, драка с Сидом никоим образом его не утолила. Но дело было не только в этом, не в мыслях о родителях или в болезненном напоминании, что ее заперли в бывшем доме, не в мыслях о том, где она была и что ждало впереди.

– Я думала обо всем, что могло бы у меня быть, если бы имелся выбор, – наконец сказала Мия. – И поняла, что его никогда не было. С тех пор, как убили отца, я встала на этот путь. Не отрицая. Не пытаясь свернуть. Поэтому мне хотелось выбрать что-то для себя. Что-то, что могло бы принадлежать только мне. Мой выбор.

Она посмотрела на Эш, проводя дрожащими пальцами по ее щеке.

– И я выбрала тебя.

Эшлин просто смотрела в ответ, опухшие губы приоткрылись при выдохе, и Мия наклонилась для долгого, нежного поцелуя. Ваанианка прильнула к ней, подняла ладони к щекам, теряясь в сладости поцелуя, который пробрал Мию до самых костей. Она неохотно отстранилась, всматриваясь темными глазами в Эшлин.

– Ну что, похоже на вкус, что я вру? – спросила девушка.

Эшлин слегка улыбнулась и покачала головой.

– Нет. А я?

А она? Изменилось ли что-нибудь? Разве все не осталось как прежде? Вопросы об этой карте – куда она вела, почему Дуомо ее хотел, что все это значило – все так же висели между ними. Эшлин Ярнхайм все еще была девушкой, которая пойдет на все, чтобы добиться желаемого. Будет врать, жульничать, красть, убивать. У нее были секреты. И она была опасной.

Но так ли отличалась от нее Мия?

Чем больше они проводили времени вместе, тем больше сходства она находила в этой девушке, которую должна презирать.

– Ты на вкус как мед, – прошептала Мия.

Эшлин улыбнулась, прижимаясь к ней лбом. Мия закрыла глаза, прислушиваясь к звукам снаружи, к медленно затихающим прохладным неночным ветрам. У нее накопились вопросы. Слишком много вопросов. Но скоро начнется новая перемена, экзекутор разбудит их для очередного сеанса пота, избиений и гребаного Фуриана, и все это – забытое на долю блаженной секунды в объятиях девушки – вернулось быстрым потоком. Мия вспомнила, кто она. Что она. Открыла глаза и вздохнула.

– Нам нужно это обсудить. Но мне пора возвращаться.

– Знаю, – сказала Эшлин, наклоняясь для очередного короткого поцелуя.

– Я хочу остаться.

– Знаю, – выдохнула Эш, покусывая ее нижнюю губу. – Просто обещай, что вернешься.

– Скажи «пожалуйста».

Легкое покусывание сменилось болезненным укусом.

– Иди в манду, Корвере, – улыбнулась она.

– А я уж думала, что ты и не попросишь.

– Я и не просила, помнишь?

Улыбаясь, Мия поцеловала Эшлин в веки, щеки, губы, морально настраиваясь к прощанию. А затем встала с кровати, их кровати, и обмоталась своими лоскутками ткани, с ужасом думая о солнечном свете, ждущем за занавесками. Тем не менее Мия раздвинула их, щурясь от яркости снаружи, и кинула прощальный взгляд на красавицу, которую оставляла позади.

«Изменилось ли что-то между нами?»

Вздохнув, она выпрыгнула под ожидающий свет.

Ничто и никогда уже не будет прежним.

Глава 22 Тишина

– Бездна и кровь, как же горячо.

Мия вздохнула и закрыла глаза, погружаясь ниже в источающую пар воду. Та сомкнулась над головой девушки, звуки купальни моментально приглушились, весь шум мира снаружи свелся на нет.

Она замерла во тьме и тепле, наслаждаясь ощущениями в задеревенелых мышцах. Последние две недели они с Фурианом и Мечницей постоянно тренировались под палящими солнцами, но трио так и не научилось сражаться вместе, как единое целое. Зная, что шелкопрядица их не пощадит, Аркад был безжалостным в круге, и у Мии начали болеть мышцы, о существовании которых она даже не подозревала, все тело покрылось черными и фиолетовыми синяками. С каждой переменой она все больше злилась на Фуриана.

Задержав дыхание, девушка плыла в невесомости под водной гладью. Мия на секунду вспомнила о бассейне Адоная, о Кровавой Тропе из Тихой горы. Подумал о Солисе, Друзилле и остальных. О роли, которую они сыграли в крахе ее семьи.

Чем они сейчас занимались? Несомненно, помогали Скаеве обеспечить себя четвертым сроком. Купались в деньгах, как свиньи в грязи. Но консул, а, следовательно, и Духовенство, наверняка уже теряли терпение из-за отсутствия прогресса в поисках карты Дуомо. Как от них отбивался Меркурио?

Уже не в первый раз Мия осознала, как сильно рисковал ради нее бывший наставник. При этой мысли она почувствовала стыд, что когда-либо смела подозревать, будто Меркурио может ее предать. По правде говоря, Мия скучала по нему. По его советам, хриплому голосу курильщика, даже по ублюдочному темпераменту. Но довольно скоро она вернется в Годсгрейв и выйдет на пески арены. Тогда они и увидятся. И после, когда дело будет сделано.

«Предполагая, что меня не убьют в Уайткипе…»

Когда легкие загорелись, Мия вынырнула на поверхность, окутанная паром. Сморгнув воду с глаз, увидела Волнозора, проходящего в купальню. Мужчина блестел от пота после тренировки и был притрушен пылью и грязью с круга. Он в одиночку пел дуэт «Ми Ютори» – женскую партию фальцетом, а мужскую своим традиционным баритоном.[41] Сняв набедренную повязку на соответствующей драматической ноооооооооооте, он шагнул в ванну, и Мия рьяно ему зааплодировала.

– Вы слишком добры, ми донна, – мужчина поклонился.

– У тебя замечательный голос.

– Я учился у самых лучших.

– Ты вправду работал актером в театре? – поинтересовалась она, наклонив голову.

– Нууу-у, – протянул двеймерец. – Однажды я работал в нем швейцаром. В более счастливые перемены. Мне всегда хотелось выступать на сцене, изумлять толпу, но… – он пожал плечами, глядя на стены вокруг. – Этому не суждено было случиться.

Мия критично рассматривала мужчину, пока тот тянулся за мылом. Волнозор был демоном на песке, возможно, немного недисциплинированным, но сильным, как бык. Она могла поспорить, что его руки с легкостью обхватили бы все ее горло и разломали бы череп, если бы он приложил достаточно усилий, а представить его в трико и играющим в какой-то пантомиме было так же легко, как представить, что у нее вдруг выросли крылья.

– Дай угадаю, – он поднял бровь. – Ты считаешь, что я не похож на работника театра.

– Прости, – хихикнула Мия. – Вообще нет.

– Ты прощена, – улыбнулся Волнозор – Мой отец тоже так говорил. Видишь ли, он воспитывал меня искусству стали. С детства учил ломать людей голыми руками. Он намеревался вырастить из меня почетного стража-бару, как его отец перед ним. Назвал меня глупцом, когда я сказал, что хочу быть трагиком. В конце концов, суффи не назвала меня Сценолюбцем. Но мне не нравилась мысль, что за меня решают, кем я могу и не могу быть. Поэтому все равно попытался. Эта мечта преследовала меня во снах. Но лучшие мечты случаются наяву.

Мия невольно закивала, в ее груди начало проклевываться восхищение.

– Так что, я отправился в Город мостов и костей, – продолжил Волнозор с драматичными нотками. – Нашел труппу, которая согласилась взять меня к себе. В маленький театр под названием «Прибежище».

– Я знаю его! – радостно ахнула Мия. – Он в Низах!

– Да, – Волнозор широко улыбнулся. – Величественное старое здание. Мне не хватало обучения, поэтому я начал с малого. Поначалу просто стоял у двери и прибирался после спектаклей, но для меня и это казалось волшебным. Слушать известные старые драмы, наблюдать, как поэзия сплетается в воздухе, словно паутина, как эпические сцены оживают на глазах у увлеченных зрителей. Вот в чем сила слов: тридцать три маленькие буквы могут окрасить всю Вселенную. – Его голос наполнился тоской. – Это были самые счастливые перемены в моей жизни.

Мия знала, что стоит помалкивать. Что ей не нужно знать больше об этом мужчине. И все же…

– Что произошло? – сорвалось с ее языка.

Волнозор вздохнул.

– Эмилия, одна из наших актрис. Она приглянулась какому-то сыну богача. Его звали Павлом. Донна ясно дала понять, что не заинтересована в его ухаживаниях, и мне пришлось пару раз выводить его из театра, когда он слишком злоупотреблял золотым вином, но в этом не было ничего необычного. Все-таки, это не наилучший район города. Все шло действительно хорошо. Труппа начала зарабатывать деньги, количество зрителей возрастало. Я усердно учился и должен был играть свою первую роль в одном из спектаклей – короля волхвов в «Марке и Мессалине», знаешь его?

– Да, – улыбнулась Мия.

– В ту перемену я должен был выступать в паре с девушкой. Но, похоже, даже после отказов Эмилии и моих выволочек малыш Павел не привык получать отказы.

– Как и большинство богатеньких сынков, – кивнула Мия.

– Ага. После генеральной репетиции я обнаружил этого ублюдка за кулисами. Он пытался изнасиловать Эмилию. Ее наряд был порван. Губа разбита. Обо всем остальном можешь догадаться сама. В конце концов, отец с детства меня учил ломать людей голыми руками.

Волнозор посмотрел на свои мозолистые от клинков ладони.

– Но он был сынком важной шишки. Только показания коллег по театру спасли меня от виселицы. Вместо этого меня отдали в рабство, а вырученные деньги отдали Павлу в качестве компенсации за сломанные руки.

– Четыре Дочери, – выдохнула Мия. – Мне жаль.

– Не стоит, милая, – улыбнулся Волнозор. – Мне нет. Судя по тому состоянию, в котором я его оставил, он больше никого не будет лапать этими руками без разрешения.

– Но вот цена за твои действия? – Мия обвела рукой каменные стены, железные прутья.

– Человек должен смириться со своей судьбой, вороненок. Или же та поглотит его целиком. Как гладиатам, нам живется лучше, чем большинству. У нас есть возможность выиграть свою свободу. Сангии э Глория и все такое.

– Но это несправедливо, Волнозор. Ты не сделал ничего плохого.

– Несправедливо? – фыркнул мужчина. – В какой республике ты живешь?

Качая головой и ухмыляясь, словно Мия сказала что-то забавное, он продолжил намыливаться, как если бы с этим миром было все в порядке. Мия потянулась за другим душистым мылом, когда в купальню вошли Брин и Бьерн и сняли повязки с сандалиями. Сегодня они тренировались в эквориуме, и девушка издалека учуяла запах пота и лошадей.

– О, наши храбрые эквиллы, – улыбнулся Волнозор. – Добро пожаловать, кошмарные близнецы, не знающие себе равных на арене. Мы с Вороной как раз обсуждали театр.

– Четыре Дочери, зачем? – нахмурилась Брин, погружаясь в воду.

– Однажды я знавал одну актрису… – произнес Бьерн мечтательным голосом.

– Кого, ту проститутку, которая путешествовала через деревню летом?

– Она была не проституткой, сестренка, а драматической актрисой.

– Если она передернула тебе за бедняки, то была проституткой, дорогой братец.

Бьерн посмотрел на Мию и Волнозора.

– Она несет чушь. Пытается очернить мое доброе имя и выставить в нелестном свете. Я никогда в жизни за это не платил, а вышеупомянутая барышня чувствовала себя на сцене как рыба в воде, заверяю вас.

– Ее актерская игра заключалась в том, что она делала вид, будто ты ей нравишься, – фыркнула Брин.

– Уважай старших, мелюзга! – рявкнул Бьерн, брызгая водой в лицо сестре.

Близнецы устроили кратковременный водяной бой, Мия с Волнозором попятились к другой части ванны, чтобы не попасть под раздачу. Бьерн опустил голову Брин под воду, а она врезала ему в живот. Парочка разошлась по противоположным углам, Брин насупленно показывала брату костяшки.

– Вы закончили? – полюбопытствовал Волнозор.

– Ага, – кивнула Брин. – Хотя нет, подождите…

Она взяла кусок мыла и кинула его в голову брата.

– Ай!

– Вот теперь закончили.

– Однажды, – заявил Волнозор после того, как закончилась битва, – когда мы выберемся из этой дыры, я свожу вас в настоящий театр. Культурно обогащу, так сказать.

– Дочери тому свидетели, некоторым из нас это очень не помешает, – сказала Брин.

– Продолжишь в том же духе, и я отправлю тебя к магистрату за клевету, – предупредил Бьерн, вновь брызгая водой в сестру. Брин ответила широким взмахом руки, и в ее брата с Волнозором попала огромная водяная коса.

– Ой, мне так жаль, – усмехнулась она.

– О, сейчас ты пожалеешь еще больше, – ответил здоровяк, вытирая подбородок.

Волнозор согнул свою мясистую руку и послал мощную волну прямо в глаза Брин. Бьерн вступился за сестру, размахивая руками, как мельница, и случайно попал в Мию. Девушка присоединилась к ним, и вскоре все четверо начали настоящую войну – яростно, как белые драки, брызгаясь, ругаясь и смеясь. Волнозор поднял Мию и кинул в другую часть ванны прямо в голую грудь Бьерна, а затем сжал голову Брин в захвате и окунул ее под воду, пока та пиналась и раз…

– Что, ради Всевидящего, тут происходит?

Мия убрала мокрые волосы с глаз и обнаружила магистру с упертыми в бока руками в дверях купальни. Она, как обычно, выглядела безукоризненно, длинная седая коса была закинута на плечо. Тон повысился от негодования.

– Вы – гладиаты Коллегии Рема, и за чем я вас застаю? Вопите и дурачитесь тут, как шайка младенцев! Так вы показываете свое уважение домине?

– Простите, магистра, – сказал Волнозор, отпуская шею Брин. – Это всего лишь минутная забава, не более. На улице все жарче, перемены становятся длиннее и…

– И их осталось не так много до «Венатуса» в Уайткипе, а следом за ним – «Магни» – рявкнула женщина. – Вы хоть знаете, чего будет стоить домине ваш проигрыш? Какой ее ждет позор? Возможно, вы считаете безделье разумной тратой своего времени, но будь я на вашем месте, то сосредоточилась бы на играх и на том, какая вас ждет участь, если эта коллегия потерпит неудачу.

Улыбка сошла с лица Мии, вся радость улетучилась. Гладиаты опустили головы, как отчитанные дети. Магистра сказала правду, и все это понимали – если коллегия потерпит неудачу, их, скорее всего, продадут, как дешевое мясо, и лишь Всевидящий знает кому. Быть может, другому сангилу, но более вероятно – в Пандемониум. Все их жизни висели на волоске.

Зубы Пасти, до чего было приятно забыть обо всем на мгновение. Но Мия сцепила челюсти, набралась решимости. Здесь она обмякла. Не физически – под надзором Аркада она стала жилистее и сильнее, чем когда-либо. Но сближаться с остальными гладиатами было ошибкой. Какими бы они ни были хорошими, мужчины и женщины этой коллегии всего лишь пешки на игральной доске. Пешки, которыми, вероятно, придется пожертвовать, чтобы подобраться к королю.

«Эти люди не твоя семья и не друзья, – напомнила она себе. – Все они лишь средство для достижения цели».

– Сильнее.

Леона оперлась на стену и вжалась коленями в матрас, откинув назад голову. Фуриан держал ее за талию, его ладони соскальзывали со взмокшей от пота кожи. Все тело женщины дрожало при каждом движении его бедер. От их силы сотрясалось изголовье кровати, со стен осыпалась каменная пыль.

– Сильнее, – вновь простонала Леона.

Ее чемпион повиновался, взбрыкивая как жеребец. Донна потянулась назад, царапая его плоть, притягивая ближе к себе, и тогда он схватил ее за каштановые волосы, чтобы войти в нее во всю обжигающую длину. Леона закрыла глаза, потрясенная по глубины души и трепеща всем телом, ее рот широко открылся.

– Трахни меня, – выдохнула она.

– Домина…

– О Дочери, да.

– Домина, я не могу…

– Да, кончай, – ахнула она. – Трахни, трахни, трахни меня.

Фуриан еще несколько раз стремительно в нее вошел, а затем отодвинулся. Все его тело напряглось, и мужчина кончил ей на ягодицы и спину. Леона опустила голову, впиваясь ногтями в его кожу и закусывая губу, чтобы подавить крик. Запыхавшись, донна рухнула лицом на кровать и замурчала, как кошка.

Непобедимый лег рядом с ней, его грудь часто вздымалась, тело обмякло. Хоть кровать была узкая, он изо всех сил старался не касаться женщины – судя по всему, донна предпочитала обходиться без ласк после соития. Прислонившись к стене, он облизнул губы и вздохнул, пытаясь успокоить быстро бьющееся сердце.

– Прекрасное выступление, мой чемпион, – пробормотала Леона.

– Ваш шепот – моя воля, – ответил он.

Леона хихикнула и перекатилась на спину. Подвигав бедрами, выгнула спину и посмотрела на мужчину над собой.

– Четыре Дочери, как же мне это было необходимо, – вздохнула она.

– Не больше, чем мне, – ответил Фуриан. – Я начал подозревать, что вы забыли обо мне.

Леона заворковала, убирая его длинные волосы с лица и проводя пальцами по бугристому животу.

– Ты скучал по мне, мой чемпион?

– С последнего раза прошло уже много недель, домина.

– Тебе не о чем беспокоиться, милый, – донна улыбнулась. – Я всегда возвращаюсь.

– Пока не найдете нового любимца?

– Нового? – губы Леоны изогнулись. – И кого же, скажи, будь любезен?

– Спасительницу Стормвотча, – пробормотал он с напускной драматичностью.

– Ах, – вздохнула женщина, закатывая глаза. – Вот кто яблоко раздора. Но я не питаю страсти к женщинам, Фуриан. И тем более к ревности.

– Вы ставите ее бороться в паре со мной, – пробормотал он. – Словно она ровня мне. Но у нее нет чести. Она…

– Она выиграла лавры для этой коллегии, – отрезала Леона. – Стала любимицей толпы. И дала нам одну треть ключа, который откроет ворота в «магни».

– Я и сам могу одолеть шелкопрядицу вашего отца, домина, – прорычал Фуриан. – Мне не нужна ничья помощь, и уж точно не какой-то коварной мелюзги, которую мой враг уже победил.

Леона вздохнула. Встав с кровати, собрала одеяло и небрежно вытерла семя со своей кожи.

– Этот разговор мне надоел.

Фуриан протянул руку.

– Леона…

– Леона? – донна резко подняла голову. – Ты забываешься, раб.

– О, ну да, раб, – кивнул Фуриан. – Пока вы не почувствуете жажду. А затем я снова «милый», «ваш чемпион» и прочие приторные слова, но ровно до того момента, как вы получите свое.

– Что-то я не слышала горьких жалоб с твоей стороны.

– Я хочу быть кем-то больше, чем просто вашим кобелем.

– И кем же, например? – спросила Леона. – Ты можешь быть чемпионом на арене, но другие лавры пока не выиграл. Я – домина этого дома. Не думай, что раз я сплю с тобой, то считаюсь с твоим мнением. Или, дав приказ, не жду, что ты станешь его выполнять.

– Когда вы просыпаетесь от кошмаров, думаете, я утешаю вас, потому что мне так приказали? Думаете, я обнимаю вас, потому что…

– Ты перегибаешь палку, чемпион.

Фуриан поджал губы, его лоб сморщился от гнева. Но больше он не произносил ни слова. Посмотрев на него с долгие несколько секунд, Леона смягчилась. Села на кровать и прижала ладонь к его щеке.

– Я к тебе неравнодушна, – пробормотала она. – Но я не мог…

В дверь кто-то постучал.

– Чемпион?

Глаза Леоны расширились, когда она узнала голос.

– Всемогущий Аа… – прошипела она. – Это Аркад!

Фуриан встал с кровати, его лицо побледнело.

– Я думал, что он напился и уснул?!

– Так и было! Он отключился прямо в обеденном зале и спал как гребаный мертвец!

Снова стук.

– Фуриан?

Леона в отчаянии окинула взглядом комнату. Святыню Цаны. Небольшой сундук. Деревянные мечи и тренировочные манекены. Прятаться было негде. Наконец донна крепости упала на колени. При помощи Фуриана заползла под кровать и подтянула ноги к груди. Убедившись, что ее не видно, Непобедимый надел набедренную повязку и открыл дверь.

На пороге стоял Аркад, его лицо покрылось красными пятнами от выпитого. Мужчина слегка покачивался, в дыхании остро чувствовалось золотое вино. Он осмотрел чемпиона с головы до пят.

– Извини. Ты спал?

– Просто задремал, экзекутор.

– Гм-м.

Аркад протолкнулся мимо и проковылял в комнату, его железная нога стучала о камень, цок, топ, цок, топ. Затем поискал взглядом, куда бы присесть, и, наконец, плюхнулся на кровать. Набитый соломой матрас просел под его весом, и Леона подавила вскрик, когда тот врезался в ее голову, из-за чего она стукнулась лбом о пол. Ругаясь себе под нос, женщина распласталась на полу, как непослушный ребенок, прячущийся от родителей.

Аркад принюхался и поднял бровь, его язык заплетался от алкоголя.

– Тут воняет.

– Все из-за жары, экзекутор. С каждой переменой Саай все ближе крадется к горизонту.

Аркад сморщил нос.

– Я поговорю с магистрой. Твое мыло пахнет как женский парфюм.

Глаза Фуриана слегка округлились, и он посмотрел на тень под кроватью. Экзекутор ничего не заметил и вытащил свою верную флягу, щедро отпивая из нее. Затем протянул ее Непобедимому, который ответил легким покачиванием головы.

– Гм-м, хороший парень, – сказал Аркад, пряча выпивку. – От нее становишься неповоротливым на песках.

– Но еще забываешь о крови, которой они пропитались, – тихо ответил Фуриан.

Экзекутор кивнул, будто в ответ каким-то собственным мыслям, его глаза стали отстраненными. Он посмотрел на свои руки. Затем в темные глаза Непобедимого.

– Ты мне нравишься, Фуриан. Ты видишь. Ты понимаешь. Какую боль мы переносим. По каким алым рекам нам приходится плыть.

– На пути к славе.

– Это тяжкий груз.

– Я ему рад. Если он приведет меня к победе.

Аркад тихо фыркнул.

– Это мне тоже в тебе нравится.

– Простите… Но вы что-то хотели, экзекутор?

Мужчина вздохнул и заерзал, просевший матрас придавил Леону к полу. Донна дышала рывками, ее грудь крепко прижималась к камню, лицо исказилось от паники. Если она проронит хоть звук, если экзекутор поймает ее в этой комнате…

– Мне нужно, чтобы ты начал работать с Вороной, – ответил Аркад, слова прозвучали немного неразборчиво из-за алкоголя. – Мне нужно, чтобы ты сражался вместе с ней, а не против нее.

Фуриан насупился.

– Похоже, сегодня эта девчонка у всех на уме.

Аркад моргнул.

– …Что?

– Она врунья и мелюзга, экзекутор. Ее слава незаслуженная.

– Как ты можешь так говорить? – Аркад нахмурился. – Хер господний, мне она нравится не больше, чем тебе, но ты видел, как она боролась в Стормвотче. Ее победа над блювочервем…

– Была пропитана коварством. Она не победительница, а воровка.

Экзекутор вздохнул и вновь потянулся за флягой, но вовремя опомнился. Затем встал, закачавшись на секунду. Обретя возможность дышать, Леона вздохнула от облегчения. Аркад восстановил равновесие и заковылял по комнате, обводя руками стены вокруг них.

– Что ты видишь?

– Дом моей домины, – ответил Непобедимый.

– Да. Стены, которые дают тебе убежище, крыша, которая бережет твою спину от солнц. Знаешь, что произойдет, если мы не обеспечим себя местом в «магни»?

– Мне не нужна помощь, чтобы одолеть шелкопрядицу, экзекутор, – прорычал Фуриан, ощерившись. – И я не буду сражаться вместе с бесчестной шавкой, которая крадет то, что нужно заслужить.

– Ведь тебе ли не знать, каково живется бесчестной шавкой, да?

Глаза Фуриана расширились.

– Вы смеете…

– Избавь меня от своего унижения, – рявкнул Аркад, поднимая мозолистую руку. – Ты забываешь, что это я нашел тебя и привел сюда. Только я знаю, откуда ты взялся и что сделал, чтобы оказаться в цепях.

Фуриан посмотрел на кровать. На тень, затаившуюся под ней.

– Это было много перемен назад, – ответил он. – Я уже другой мужчина. Я набожный сын Всевидящего и гладиат, который живет, чтобы чтить свою домину.

– Ты живешь, чтобы чтить себя, – отрезал экзекутор, раздраженно качая головой. – Чтобы доказать, что ты лучше, чем тот, кем был раньше. И я вижу, что в твоем сердце. Но не говори, что сражаешься для своей домины. Если бы ты действительно хоть на секунду задумался о Леоне, почувствовал хоть каплю того, что я чувствую к н…

Аркад моргнул и прервал себя. Закачался на ногах. Посмотрев на чемпиона, прочистил горло и потер затуманенные глаза.

– У тебя есть опыт и воля, чтобы привести нас прямиком к «магни», Фуриан. Я не вытаскивал тебя из болота, чтобы ты мог искупить грехи прошлого. Я вытащил тебя, потому что увидел чемпиона, как я сам. Ты можешь выиграть свою свободу. Снова ходить среди нас, как мужчина, а не животное, каким был раньше. Но те, кто ни за что не борются, и погибают впустую. А если будешь бороться только ради себя, то и умрешь в одиночку.

– Ради себя? – изумленно повторил Фуриан. – Я сражаюсь ради этих стен!

– Тогда докажи это, – прорычал Аркад. – Сражайся вместе с Вороной, а не против нее. И когда шелкопрядица будет повержена, а наше место в «магни» – обеспечено, когда столкнешься с Вороной на великих играх э мортиум, то сможешь доказать, что ты тот, кого я в тебе вижу.

Аркад взял чемпиона за плечо.

– Или умри в одиночку, – повторил он. – И утяни с собой на дно этот дом.

Экзекутор качался, как дерево во время бури, хватаясь за плечо Фуриана больше для того, чтобы не упасть, чем оказать поддержку. Но хоть от него и разило золотым вином, хоть он едва держался на ногах, похоже, его слова попали в цель.

Фуриан сжал челюсти. Но в конечном итоге кивнул.

– Я буду сражаться вместе с ней в Уайткипе, – сказал он. – Но в Годсгрейве она умрет.

Аркад кивнул и заковылял к двери, цок, топ, цок, топ, обернувшись на пороге, чтобы вновь посмотреть на Фуриана.

– Может, и раньше. Кто знает?

Экзекутор улыбнулся и закрыл за собой дверь. Фуриан не двигался с места, прислушиваясь к звукам его шагов, удаляющихся дальше по коридору. Опустившись на колени, протянул руку Леоне и помог ей вылезти из-под кровати. Как только донна встала, то тут же отдернула руку и натянула платье, чтобы прикрыть себя. В каждом ее движении читался позор.

– Итак, – женщина сердито посмотрела на чемпиона. – Ты отказываешься повиноваться моему приказу драться вместе Вороной, но стоит Аркаду произнести пару слов, как ты видишь в этом логику?

– Доми…

– Ты говорил, что был торговцем до всего этого, – перебила она, останавливая взгляд блестящих голубых глаз на Непобедимом. – Купцом.

– Так и было, – ответил Фуриан.

– А по словам Аркада звучало иначе. Он назвал тебя животным. Сколько грехов может совершить простой торговец, чтобы так ожесточенно бороться ради их искупления?

Мужчина ничего не ответил.

– Что ты сделал, Фуриан? – спросила Леона. – Какую ложь ты мне наговорил?

Чемпион просто уставился на троицу Аа на стене, отказываясь встречаться с ее взглядом. Донна стояла там с долгую минуту, всматриваясь в его глаза, пытаясь найти в них ответы. Находя лишь тишину. И, фыркнув от отвращения, она развернулась и промаршировала к двери. Прислушавшись на секунду, распахнула ее, чуть ли не наплевав на осторожность, и вышла в коридор, захлопывая дверь за собой.

Непобедимый сгорбился и тихо выругался.

Сев на кровать, увидел, что Леона оставила свое нижнее белье. Собрав его в руки, смотрел на него с долгое время, погрузившись в свои мысли. Поводил пальцами по шелку и кружеву. Вдохнул ее запах. И, наконец, нагнулся и спрятал белье под матрас, в тени под своей кроватью.

В тени, в которых сидел не-кот и все слушал.

Отчаянно пытаясь не закатывать свои не-глаза.

– …Эх…

Глава 23 Уайткип

Удары волн о каменистый берег.

Крики чаек в опаленном солнцами небе.

Рев семидесяти тысяч голосов, слившихся в один.

По центру арены стоял один гладиат, купаясь в этом громе. Ослепляющее пламя двух солнц отражалось от двух длинных заточенных цепей, которые обматывали его тело. Он был одет в блестящую сталь, одну руку защищала чешуйчатая наруча, а голени – поножи. Его лицо скрывалось за полированным шлемом, изготовленным в форме раззявленной пасти драка.

У окружавших его заключенных не было брони – лишь тряпки с кожаными вставками и ржавые мечи в руках. Такой вид казни должен был развлечь зрителей перед серьезными поединками, но на арене стояла дюжина приговоренных мужчин и женщин, сражающихся против одного гладиата; эдиторы не хотели давать преступникам шанс на победу. В конце концов, их доставили сюда на смерть.

Приговоренный насильник издал боевой клич и перешел в атаку, гладиат взмахнул острой цепью и вспорол ему живот, на ныне алый песок пролились витки малиновых кишок. Толпа одобрительно заорала. Сбоку к гладиату подошли поджигатель и убийца, но обоих встретила свистящая стена из стали, отрезая им руки по локти и рассекая глотки до кости.

Когда зрители закричали громче, а стены Уайткипа затряслись от топота ног, гладиат принялся за работу всерьез. Вскрывал трахеи и животы, отсекал ноги и руки, а для эффектного финала отрубил последнему заключенному голову прямо с плеч.

– Жители Итреи! – раздался голос из рогов вдоль всей арены. – Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Ваш победитель – Джованни из Лииза!

Гладиат взревел, поднимая окровавленные цепи. Пока он расхаживал по песку, доводя толпу до безумия, работники быстро утаскивали изувеченные трупы преступников. Лишь безымянная могила и бездна ожидали их впереди.

Мия стояла в клетке и смотрела сквозь прутья на песок. Игры почти подошли к концу – до Ультимы оставались только гонки эквилл и предстоящий поединок с шелкопрядицей. Чуть ранее от их коллегии выступил Мясник, но боец от Коллегии Тацита задал ему хорошенькую трепку – его жизнь уберегла лишь мольба о пощаде, обращенная к эдиторам. Волнозор и Сидоний дрались в бестиарии с двумя десятками других гладиатов против стаи ваанианских саблезубых медведей. Паре удалось убить трех зверей, но в финальном подсчете очков их превзошли два охотника из Коллегии Траяна. С разницей всего в два очка.

Так близко к венку и в то же время так далеко.

Ныне пара сидела в клетке с Мией и пыталась подлатать раны и пострадавшую гордость. Мясник был с Личинкой, которая зашивала ему голову и ребра. Мечница сидела спиной к арене и слушала, как затихает фурор снаружи. Женщина заняла себя тем, что вплетала крючковатые ножи в кончики своих дредов и тихо напевала под нос. Клинки были длиной в восемь сантиметров и острыми, как бритва. Мечница облачилась в нагрудник из вареной кожи, наплечники и поножи из темного железа. На скамье рядом с ней покоился шлем со срезанной макушкой.

– Скоро выйдут Брин и Бьерн, – сказала Мия.

Мечница кивнула, ничего не ответив.

– Нервничаешь?

– Как всегда, – усмехнулась женщина.

– Не бойся, сестра, – улыбнулся Волнозор. – Этот поединок у тебя в кармане.

Мечница медленно кивнула. В последние недели перед отплытием из Вороньего Гнезда их тренировки с Фурианом заметно улучшились, и за время долгих занятий под жаркими солнцами трио добилось кое-какой синхронности. Двигаясь в едином порыве, они регулярно побеждали Аркада. Скорость Мии. Сила Фуриана. Мечница – мост между ними. Хоть Непобедимый и сидел в отдельной клетке чемпиона, что считалось традицией перед поединком, они максимально приблизились к тому, чтобы зваться командой, насколько это вообще было возможно.

– У нас есть шанс, – признала Мечница.

По правде говоря, был и не один. Эшлин прибыла в Уайткип на неделю раньше гладиатов из Коллегии Рема и с тех пор постоянно тайком прокрадывалась на арену. Передавая сообщения через Эклипс, она в точности рассказала Мие, как эдиторы планировали придать пикантности зрелищу схватки между чемпионами Коллегий Рема и Леонида. Более того, Эш приготовила особенный подарок, чтобы склонить чашу весов в их пользу.

Мия закрыла глаза, прислушиваясь к шуму далекого моря.[42] По другую его сторону находился Годсгрейв – если забраться на высокие стены Уайткипа, то можно было увидеть Ребра. Мие оставалось сделать последний шаг к «магни».

Всего один поединок отделял ее от возмездия.

Прозвучали фанфары, зрители взревели в ответ. Камень под их ногами задрожал, гигантский механизм под полом арены пришел в действие. Мия посмотрела сквозь решетку и увидела, как центр арены раскололся, и посреди нее вырос продолговатый островок. Вдоль него выстроились в строгий ряд около сорока приговоренных к распятию преступников, крепко привязанные к крестам.

– Начинается, – сказала Мия.

Мечница и Волнозор присоединились к ней у прутьев. Девушка посмотрела на Сидония, вставшего рядом. Они не обсуждали тайну ее происхождения с той самой неночи, как подрались в клетке – Сид, казалось, был не против подождать, пока Мия сама к нему подойдет, будучи готовой к разговору. Но она заметила, что с тех пор он постоянно держался поблизости. Сидел с ней за трапезами, тренировался неподалеку и никогда не отдалялся больше, чем на несколько шагов. Словно чувствовал, что должен опекать ее. Словно новость, что она дочь Дария Корвере…

– Жители Итреи! – раскатился по стадиону громоподобный голос эдитора. – Мы представляем вам гонку эквилл «Венатуса» Уайткипа!

Зрители загалдели в ответ, крики волнами прошли по трибунам. Арена Уайткипа не могла сравниться по размерам с родственной ареной Годсгрейва, но Мия предположила, что на ней собралось как минимум семьдесят тысяч человек. Их шум, духота, пульсирующий ритм скандирования подхватили ее и вернули назад к пескам Стормвотча, когда она расхаживала по трупу блювочервя.

– Как меня зовут?! – кричала она.

– ВоронаВоронаВоронаВоронаВорона!

– КАК МЕНЯ ЗОВУТ?!

Теперь они ее знали. Новость о ее победе распространилась по всей республике; всего две неночи тому назад Эшлин слышала, как Мию обсуждали эксперты в таверне. «Кровавая красавица» прозвали ее. «Спасительница Стормвотча».

Девушка посмотрела в направлении Годсгрейва. Прислушалась к шепоту океана за гомоном толпы.

«Вскоре все узнают мое имя».

Она сжала кулаки.

«Мое настоящее имя…»

– А теперь наши эквиллы! – крикнул эдитор. – От Волков Тацита – Колоссы Кэррион-Холла, Альф и Бальдр!

Из поднятой решетки в южной части арены вышли два огромных ваанианца и забрались на колесницу с вытесненными рычащими волками. Крылья на их шлемах и светлые волоски бород блестели на солнце, когда мужчины подняли руки, чтобы поприветствовать ревущую толпу.

– От Мечей Филлипи – победители Талии, Девятое Чудо Итреи, Максий и Агриппина![43]

Выехала вторая колесница, запряженная гнедыми жеребцами. Эквиллы были разных полов, как Брин и Бьерн, но судя по луку в руке, в этой паре флагиллаем выступал мужчина. Демонстрируя потрясающие акробатические навыки, он встал на лошадей и вытянул руки в стороны, подначивая зрителей.

– От Соколов Коллегии Рема…

– Вот и они, – выдохнул Сидоний.

– …Кошмар Ваана, близнецы Брин и Бьерн!

Те выехали на колеснице, копыта лошадей с грохотом поднимали влажный песок. Не желая уступать флагиллаю Филлипи, Брин стояла на руках на спинах Дикой и Розы, держа лук пальцами ног. Она выпустила стрелу в воздух, и та пронзила землю прямо на финишной линии дороги.

Мия и ее друзья ободряюще закричали, когда колесница близнецов проехала мимо клетки. Бьерн одарил их улыбкой победителя, Брин послала воздушный поцелуй, и Волнозор протянул руку, словно пытался его поймать.

– Да поскачет с вами Трелен, друзья! – крикнул он. – Скачите!

– А теперь, от Львов Леонида – победители Стормвотча и Блэкбриджа, Титаны Арены, всеми любимые… Камнегуб и Армандо!

Эквиллы выехали на дорогу под оглушительные аплодисменты, широко улыбаясь. Они держались за руки и поднимали их к небу. На них была золотая броня, плечи укрывали шкуры могучих львов. Армандо потянулся к колчану на боку и начал пускать стрелы в воздух. При помощи какой-то аркимии те взорвались конфетти и лентами, падая радужным дождем на пришедших в восторг зрителей.

С трибун послышалось ритмичное скандирование, эквиллы встали по своим местам на противоположных точках продолговатой дороги. Мия наблюдала за Брин и Бьерном без страха в сердце, но знала, что их шансы невелики. Поскольку Леона не выставляла на Ультиму гладиатов из своего манежа, даже если близнецы победят, Соколам все равно будет не хватать одного венка для участия в «магни» – теперь только поединок Мии с шелкопрядицей мог гарантировать им место. Брин и Бьерн соревновались просто ради денег и, возможно, личной славы. Но риск был слишком велик для горсти монет и гордости.

Мия не единственная, кто это понимал. Мечница, стоявшая рядом, вытянулась струной. Волнозор крепко схватился за прутья, Сидоний затаил дыхание. Мия вспомнила фразу близнецов, сказанную в Вороньем Гнезде. Поговорку, популярную на их родине.

«В каждом вдохе живет надежда».

Она взяла Сида за руку и прошептала:

– Не забывай дышать.

– Эквиллы… – крикнул эдитор. – Начинайте!

Треск поводьев. Удары копыт. Мия стиснула зубы, когда гонка началась, все команды быстро набирали скорость. Когда колесницы с ревом понеслись по дороге, лучники начали выпускать одну стрелу за другой в беспомощных заключенных, пытаясь убить как можно больше, чтобы набрать очки. Зрители вопили, приговоренные кричали, песок окрасился алым.

Эдиторы стояли в толпе с подзорными трубами, отмечая цвет оперения стрел каждой команды и подсчитывая, кто сделал больше смертельных выстрелов. На западной и восточной сторонах трибуны стояли доски, на которых шустрые дети писали общее количество очков каждой команды, вставляя камни в выемки. Сидоний указал на счет.

– Мы лидируем.

Толпа взревела, отвлекая Мию от очков. Команда Филлипи сразу выбрала агрессивную стратегию, позабыв о заключенных и стреляя по врагам. Их лучник активно пускал стрелы с черным оперением в Брин и Бьерна, острия со свистом рассекали воздух. Бьерн защищал сестру щитом, а та, убив одного из последних заключенных, развернулась на пятках и открыла ответный огонь, заставляя лучника Филлипи спрятаться в укрытии. Тем временем Львы Леонида обменивались выстрелами с Волками Тацита; трибуны заликовали, когда Армандо ловко попал в бедро вражеского лучника.

– Первая кровь за Львами Леонида! – объявил эдитор.

Прозвучали фанфары.

«Осталось восемь кругов».

На дорожку скинули в произвольном порядке четыре короны, серебряные венки блестели в пыли. За них давали всего одно очко, но поскольку первое и последнее места разделяла не такая уж и большая разница, каждое из них было на вес золота. Брин трижды выстрелила в лучника Филлипи, пока ее брат высунулся над колесницей и подбирал корону. Мечи взяли вторую, Львы третью. Наездники с грохотом мчали по кругу, стрелы со свистом проносились в воздухе. Мия и ее приятели внимательно наблюдали, подбадривая участников вместе с остальной толпой.

«Осталось шесть кругов».

Снова упали короны. Прозвучали фанфары, земля задрожала, когда песок разверзнулся. Вдоль дороги выросли деревянные баррикады, обвитые бритвенно-острыми лозами. Будто риска столкновения было недостаточно, баррикады одновременно вспыхнули пламенем. Сагмаям пришлось больше сосредоточиться на управлении колесницами и меньше на защите партнеров, и поскольку скорость замедлилась, нагнать соперников стало легче. Стрелы летели со всех сторон; Мия выругалась, когда Брин задел выстрел, который Бьерн не успел вовремя перехватить. А затем, под вой ликующих зрителей, Волкам Тацита удалось попасть в Камнегуба, стрела с белым оперением глубоко погрузилась в его голень.

Камнегуб пошатнулся, упал на колени и опустил щит, а их колесницу лихо занесло. Лучник Волков снова выстрелил, толпа взвыла, когда Армандо ранили в плечо. С помощью навыков, которые сделали их чемпионами, Камнегуб вернул контроль над колесницей, а Армандо вырвал стрелы из своей руки и ноги сагмая. Но из ран быстро сочилась кровь, и Волки воспользовались этим временем, чтобы подобрать еще три короны, что вывело их в лидеры.

Мия покачала головой, глядя как Брин и Бьерн спускаются все ниже по таблице.

«Осталось четыре круга».

На дорожку посыпались очередные венки – на сей раз полудюжина. Волки занимали первое место, Соколы и Львы боролись за второе. Брин вела себя словно одержимая, выпуская стрелу за стрелой по врагам. Мечи занимали последнее место, их ситуация была отчаянной. В своей спешке подхватит короны сагмай Мечей слишком близко подвезла колесницу к баррикаде, и их колеса подняли ливень искр, задев горящие лозы. Потеряв равновесие, сагмай упала на колено, и Брин сделала потрясающий выстрел, ее стрела с красным оперением прошла прямо сквозь глотку погонщицы.

Женщина издала булькающие звуки, второй выстрел вонзился ей в грудь. Лошади задели еще одну баррикаду, полностью ломая перекладину, и тогда колесница перевернулась и врезалась в обмотанные лозами обломки.

– Первое убийство за Соколами! – объявил эдитор. – Сангии э Глория!

Брин подняла кулак в знак победы, а когда Бьерн подобрал еще одну корону, Мия с друзьями завопили от восторга. С этими пятью очками Коллегия Рема вернулась на первое место. Победа была уже близко.

– Осталось два круга! – раздался крик.

Дым от горящих баррикад застилал дорожку и алые от крови пески. Поскольку соперники, которые охотились на них весь поединок, теперь были мертвы, Бьерн ударил поводьями по кобылам, чтобы ускориться и нагнать Львов сзади. Армандо низко сидел за щитом Камнегуба, пара быстро теряла кровь. Зрители закричали, гадая, убьют ли их любимых Львов, но Мия сузила глаза. Армандо и Камнегуб не были дураками, а дикие кошки более всего опасны, когда ранены.

– Осторожно! – крикнула она, когда Соколы проезжали мимо окошка их клетки.

Брин подняла лук и прицелилась, лучник Волков сделал то же самое спереди. Толпа вскочила на ноги, думая, что Камнегуб и Армандо вот-вот попадут под перекрестный огонь. Но в последний момент Камнегуб, показывая поразительное мастерство, схватил одно колесо голыми руками и крепко его замкнул. Из-за этого колесница сделала крутой вираж в сторону, и выстрелы врагов пролетели мимо. Армандо встал из укрытия и атаковал Волков, стрела с шепотом пролетела прямо мимо щита удивленного сагмая и вонзилась в шею лучника. Толпа взревела, флагиллай пошатнулся и свалился в грязь.

– Третье убийство за Львами! – объявил эдитор.

Колесница Волков задела баррикаду, из-за чего та закачалась. Когда три стрелы Брин вонзились в щит Камнегуба, Армандо снова выстрелил и попал в колено и грудь погонщику Волков. При падении его нога зацепилась за колесницу, и мужчину протащило еще около тридцать метров по земле, прежде чем он освободился.

– Четвертое убийство за Львами! Сангии э Глория!

Толпа бесновалась, опьянев от кровопролития. Бьерн подобрал еще одну корону, Дикая и Роза взмокли от пота. Камнегуб бил поводьями по своим жеребцам, пытаясь увеличить расстояние между ними и Соколами. После двух смертельных выстрелов по Волкам Львы ныне лидировали – все, что им требовалось, это сохранять дистанцию и поспевать подбирать венки за Соколами, и тогда победа будет за ними.

– Последний круг!

Вся арена вскочила на ноги, от шума по коже и позвоночнику Мии проходила дрожь. Сидоний бормотал себе под нос, поторапливая близнецов, Мечница тихо молилась, Волнозор будто окаменел. У лошадей уже пена шла изо рта, зрители выли, огонь трещал, Мистер Добряк разбух в тени Мии, когда в ее животе попытался укорениться страх, челюсти девушки крепко сжались. Она наблюдала, как Бьерн рьяно бьет по лошадям, пытаясь сократить расстояние, чтобы сестра смогла нанести смертельный удар. Их лица исказились от отчаяния. Кожу покрывала кровь. В воздухе чувствовался запах смерти.

Глядя на толпу, Мия ощутила прилив тошноты. От их эйфории, красной пелены на глазах. На песках сражались за жизнь четверо людей. Но зрители не видели в них мужчин и женщин со своими надеждами, мечтами и страхами.

Ей хотелось, чтобы Брин и Бьерн победили. Несмотря на то, что с ее стороны было глупо считать их друзьями, Мия их знала. Они ей нравились. Она не хотела, чтобы они погибли. Но девушка с удивлением осознала, что также не хотела, чтобы погибли Камнегуб с Армандо – со своими надеждами, мечтами и страхами. И все ради венка, который в любом случае не имел значения.

Львы приближались к финишной линии. Зрители открыли рты и издавали бессвязные вопли. Выйдя на прямую дорогу, Камнегуб наклонился, чтобы подобрать еще одну корону. Соколы объехали угол, мчась так быстро, что во время виража их колесница поднялась на одно колесо. Брин выпустила стрелу сквозь пыль, дым и пламя – изумительный выстрел, который проскользнул мимо щита и попал в руку мужчины. Камнегуб поскользнулся в крови и упал, потянув на себя поводья. Колесница завиляла в разные стороны и под вой толпы врезалась в баррикаду, разбивая эквилл внутри, как стекло. Пол колесницы треснул, одно колесо отломалось и покатилось прямо по дороге.

На Соколов Рема.

Бьерн натянул поводья, пытаясь заставить лошадей уйти влево, но они набрали слишком большую скорость. Колесо закатилось под ноги Дикой, и кобыла со ржанием упала. Перекладина колесницы врезалась в песок, и Мия с товарищами ахнули,

«О нет…»

когда вся платформа смялась, словно сухой пергамент, и взлетела высоко в воздух.

Брин и Бьерн раскидало в разные стороны, как тряпичных кукол. Толпа застонала, когда близнецы приземлились на землю. Брин упала на песок плечом, но ее брату не так повезло. Бьерн влетел головой в одну из горящих баррикад, Мия скривилась от влажного хруста ломающихся костей. Ваанианец пробил ограждение насквозь и прокатился еще шесть метров по земле, останавливаясь скрюченной кучкой прямо у окошка их камеры.

– Мать Океанов, – выдохнула Мечница.

Зрители были поражены – обе команды эквилл так и не доехали до финиша. Камнегуб и Армандо неподвижно лежали в обломках своей колесницы, спина молодого лучника изогнулась под ужасающим углом, его партнер тоже не шевелился. Но после нескольких секунд в звенящей тишине толпа вновь начала ликовать.

– Всемогущий Аа, смотрите! – крикнул Сидоний.

Мия прищуренно посмотрела сквозь дым и увидела, что Брин задвигалась. Девушка медленно поднялась на колени, снимая шлем с плюмажем. Под пристальным взглядом Мии и рев зрителей лучница неуверенно встала на ноги.

От нее до финишной линии было где-то около пятнадцати шагов. Все, что ей требовалось, это пойти по прямой, и Соколы получили бы свою победу. Ваанианка начала ковылять к ней, держась за ребра, хромая и спотыкаясь, толпа скандировала: «Брин! Брин! Брин!» Лучница сплюнула кровь на песок, ее лицо исказилось, взгляд сосредоточился на финише.

Как вдруг в поле ее зрения попал брат.

Девушка остановилась. Мия затаила дыхание, вся арена затихла. В глазах Брин читалось недоумение. А затем она побежала к Бьерну, спотыкаясь, хромая и тяжело дыша. Он лежал лицом в песке всего в двух шагах от клетки гладиатов. Брин упала на колени рядом с ним и осторожно его перевернула.

– Бьерн? – спросила она дрожащим голосом.

Мия увидела кровь на его губах. Широко распахнутые голубые глаза смотрели на опаленное солнцами небо. Брин схватила его окровавленными руками и потрясла.

– …Б-брат?

– О Дочери, – выдохнул Сидоний.

– Продолжай дышать, – взмолилась Мия.

Брин низко наклонилась и прижала ухо к губам брата. Ничего не услышав, снова его потрясла. А затем ее лицо исказилось в крике.

– Бьерн?! – воскликнула ваанианка, пытаясь его растрясти. – Бьерн!

На арену промаршировали стражи, облаченные во все черное. Пока они осматривали тела падших Львов, Брин подняла своего брата на руки и начала рыдать, вопить, завывать. Сердце Мии сжалось от боли, по щекам скатывались слезы. Сидоний не шевелился, словно превратившись в статую. Волнозор повесил голову, когда Брин крикнула:

– БЬЕРН!

Стражи направились к девушке, сидящей в пыли, и потащили ее за руки. Опомнившись, та начала сопротивляться, пинаться, кричать: «Нет! НЕТ!» Потребовалось четыре мужчины, чтобы увести ее с песка, пока она вырывалась и выкрикивала имя брата.

– Жители Итреи! – раздался голос из рогов. – Мы с сожалением объявляем… что у поединка нет победителя!

Мия закрыла глаза. После всего произошедшего все оказалось впустую. Ни лавров. Ни славы. Ничего. А затем, с обжигающим чувством в животе и морозом по коже, она услышала, как толпа начинает свистеть. Глядя сквозь прутья, увидела, что зрители вскочили на ноги и начали кидать еду и плевать на песок. На песок, запятнанный кровью восьми человек, семь из которых умерли просто ради их развлечения. Семь человек со своими надеждами, страхами и мечтами – и теперь все они просто трупы.

А зрители? Им было плевать.

Все, чего они хотели, это победы.

Мия сделала глубокий вдох. Сжала челюсти. Сидоний с остальными оставались у решетки, но девушка повернулась спиной и ушла. Сосредоточив взгляд на камне под своими ногами. На дороге, простирающейся впереди. На отмщении, ждущем в ее конце.

– …Мне жаль, Мия…

– Тебе? – прошептала она. – Почему?

– …Он был твоим другом…

– Они мне не семья, помнишь? И не друзья.

Она посмотрела на свои ладони. Почти полностью размывшиеся от слез.

– Все они лишь средство для достижения цели.

Глава 24 Обсидиан

Пусто.

Вот как Мия чувствовала себя внутри, слушая нетерпеливый топот зрителей на трибунах, пока работники арены волокли труп Бьерна с арены. Не обращая внимания на лезущие в глаза длинные волосы, она занялась тем, что начала пристегивать кожаный нагрудник к груди, железные поножи к голеням. Каждое движение расчетливое.

Методичное.

Механическое.

Из тени ее волос раздался шепот на ухо:

– …Ты в порядке?..

– …Мия?..

К двери в их камеру подошли стражи, одетые в черное. Позади них шел Фуриан в сверкающей броне и со шлемом Соколов на голове, на шее блестел серебреный торквес чемпиона. Рядом с Непобедимым ковылял Аркад, его лицо ничего не выражало. Впереди всех шла донна Леона в прекрасном длинном небесно-голубом платье, сурьма на ее глазах размазалась из-за слез. Когда стражи открыли дверь в клетку, Мия встретилась со взглядом домины, пытаясь оценить степень ее горя.

Было ли оно искренним? Или таким же пустым, как место в ее груди?

– Домина? – тихо обратилась Мечница. – Брин?..

– Она с Личинкой, – пробормотала донна. – Ей… нехорошо.

– Ее брат умер на арене, домина, – сказал Сидоний. – Как еще ей может быть?

– Я…

– Довольно, – прорычал Аркад. – Бьерн погиб с честью, как гладиат. Сосредоточьтесь на поединке и откиньте тревожные мысли. Вашему врагу они не воспрепятствуют.

Мия по-прежнему смотрела на Леону. Обдумывая все, что знала о женщине. Донна выросла среди насилия арены. Но хоть она и управляла манежем из мужчин и женщин, которые боролись и погибали ради забавы зрителей, должно быть, в ней еще теплились какие-то человеческие эмоции. Мия видела намеки на них в купальне с магистрой, возможно, даже в ее извращенной симпатии к Фуриану. В ней крылось что-то большее, чем обыкновенная жажда превзойти отца. Покажет ли им донна свою истинную печаль или отправит «мстить за падшего брата» и попутно добудет себе место в «магни»?

Леона взяла Мию и Мечницу за руки.

– Я…

Покачала головой, пытаясь обрести голос. На ее глаза накатились слезы.

– Будьте осторожны, – наконец прошептала она.

Мечница удивленно заморгала. Взглянула на Аркада.

– …Хорошо, домина.

– Поединок начинается, ми донна, – предупредил капитан стражи.

Леона кивнула, вытирая лицо.

– Что ж, тогда вперед.

Их провели по недрам арены, гул толпы вибрировал в стропилах над головой. Трио прибыло в просторную зону ожидания из черного камня и с железной решеткой, на пол арены вели четыре широкие ступеньки. Мию омыла волна криков зрителей, и она сжала челюсти, потупив взгляд в пол.

– Время пришло, – сказал Аркад. – Бессмертие в ваших руках. Возможность вырезать свое имя на земле, почтить свою домину и выиграть свободу. Между вами и «магни» стоит лишь один соперник. Соперник, который может истечь кровью. Соперник, который может умереть. – Он сосредоточил на каждом из них взгляд своих ледяных голубых глаз. – Вы – гладиаты Коллегии Рема. Сражайтесь вместе или умрите в одиночку.

Фуриан кивнул.

– Да, экзекутор.

– Да, экзекутор, – вторила Мечница.

Мия лишь смотрела, вспоминая слова Аркада в комнате Непобедимого, которые передал ей Мистер Добряк. Зная, что для этого мужчины она была лишь неудобством, камешком, на который он наступит по пути к «магни». Он использовать ее только для того, чтобы возвысить Фуриана, добиться своей цели.

«Ну ладно, ублюдок. Давай использовать друг друга вместе».

– Да, экзекутор, – произнесла Мия голосом холодным, как глубокозимье.

Леона больше ничего не говорила, и пара покинула зону ожидания, после чего за ними заперли дверь. Фуриан покосился на девушку, но его лицо пряталось за шлемом Соколов. Мечница не сводила глаз с арены, вытягивая дреды через макушку шлема, и надела его на себя. Затем подняла тяжелый железный щит с вытесненным красным соколом и взмахнула головой; острые клинки, которые она вплела в кончики волос, блестели в солнечном свете.

Мия сжала и разжала пустые руки, ее тень задрожала, весь голод, вожделение и неугомонная энергия, которые она испытывала в присутствии Фуриана, начали всплывать на поверхность. Девушка даже не потрудилась взять щит – он все равно бесполезен в ее руках. Мистер Добряк и Эклипс набухли в тени, давя бабочек, пытающихся взлететь в ее животе, и убивая их одну за другой.

Мия знала, что это будет самый тяжелый бой в ее жизни.

Прозвучали фанфары, заглушая зрителей, их предвкушение просачивалось сквозь сами стены.

– Стойте… – сказал Фуриан, глядя на капитана стражи. – Где наши мечи?

– Ждут нас, – тихо ответила Мия. – Снаружи.

– Жители Итреи! – прокатились эхом в тишине слова эдитора. – Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Мы представляем вам особенный поединок между Львами Леонида и Соколами Рема!

По трибунам прошел радостный ропот.

– Бой пройдет э мортиум, без сдачи и пощады! Сангила Леонид поставил на кон свое место в «Венатусе Магни»! Если Соколы Рема победят, его дочь, сангила Леона из Коллегии Рема, получит разрешение выступить на великих играх в Годсгрейве, которые пройдут через шесть недель!

Ропот увеличился в громкости.

– Встречайте с Береговых ворот Соколов Рема! Мы представляем вам Мечницу, Потрошительницу Двейма! Кровавую красавицу и Спасительницу Стормвотча – Ворону! И чемпиона Талии, самого Непобедимого – Фурианааааа!

Зрители подскочили с мест и одобрительно закричали. Решетка поднялась и, в последний раз переглянувшись, три Сокола вышли на песок в сопровождении стражей. Мечница и Фуриан приветственно подняли руки в воздух, толпа взревела в ответ, тысячи и тысячи голосов слились в один. Мия лишь нахмурилась. Она помнила, как еще недавно эти аплодисменты бередили ее душу. Теперь девушка знала, что они поддерживали не ее, а кровавое зрелище, которое она устраивала. Неважно, кто размахивал мечом. Только то, что он перерезал чью-то глотку.

Ей хотелось покончить с этим кровавым шоу, с Дуомо и Скаевой, и провести тысячу лет в горячем источнике, чтобы смыть с себя эту кровь и вонь…

Большой остров, на котором проходили гонки эквил, опустился обратно в механизм под полом арены. Перед ними простирался обыкновенный светлый песок, испачканный свежей кровью.

– Ждите здесь, – приказал капитан стражи. – Не двигайтесь, пока эдиторы не дадут команду, или вас дисквалифицируют.

Стражи промаршировали обратно к решетке и опустили ее.

– Что, ради бездны, здесь происходит? – пробормотала Мечница.

– Просто стой смирно, – ответила Мия. – И приготовься.

– Ты знаешь что-то такое, чего не знаем мы, Ворона? – прорычал Фуриан.

– Фуриан, – вздохнула девушка. – Количество того, чего знаю я и не знаешь ты, могло бы заполнить Великую гребаную Соль.

– Встречайте с Башенных ворот Львов Леонида! Мы представляем вам ужас из гор Дракспайн! Парию среди собственного вида, само ее имя значит «смерть» на языке доминиона! Узрите – Ишках Изгнааааанницу!

По трибунам прошло любопытное бормотание, решетка в северной стене арены со скрежетом поднялась. Из тени появилась шелкопрядица Леонида с полудюжиной стражей по бокам. Она была облачена в великолепные золотые доспехи, почеркнутые изумрудно-зеленым цветом. На плечи ей накинули львиную шкуру, к шлему приделали голову и гриву. Шелкопрядица вышла на арену под неистовые вопли зрителей. Стража стройными рядами промаршировала обратно, и решетка за ними захлопнулась.

Мия посмотрела на врага, усилившийся ветер поднимал пыль с песка между ними. Ишках выпрямилась в полный рост, полностью состоя из блестящего хитина и мышц, ее губы были белыми, как облака. Она сняла львиную шкуру, и по бокам расцвели три пары рук. Темно-зеленая кожа сияла в свете солнц, невыразительные глаза равнодушно смотрели на своих противников.

– Мать Океанов, – пробормотала Мечница. – Да уж, есть на что посмотреть.

– Просто соберитесь, – сказала Мия.

– Жители, узрите! – крикнул эдитор. – Свое поле боя!

Под песком раздался глубокий грохот, скрежет гигантских шестеренок. Земля затряслась, но напарники Мии не дрогнули, когда клиновидная часть пола, на котором они стояли, начала подниматься. Песок каскадом посыпался вниз, девушка выглянула за край и увидела массивный механизм. Почувствовала запах масла, серы, соли.

Другие участки песка тоже пришли в движение, весь пол арены разделился на череду узких платформ. Отличаясь высотой и габаритами, они начали медленно кружить вокруг центрального постамента, петляя, вертясь, проходя над и под друг другом, как взаимосвязанные частички какого-то гигантского циферблата. Трио переглянулось, Мечница прошептала молитву Трелен.

– И не поспоришь, они знают, как устроить шоу, – пробормотала Мия.

Ошеломленная толпа завопила что есть мочи. Мия и ее товарищи оказались где-то в семи метрах над землей. Она снова посмотрела на механическое чрево арены – если кто-то упадет с края на эти крупные скрежещущие шестеренки, то превратится в кровавое пюре между маслянистыми металлическими зубьями.

– Оружие! – крикнул эдитор.

Широкая круглая платформа в центре арены застонала, и Мия увидела с десяток клинков разной длины, поднимавшихся рукоятками вверх из песка. Короткие мечи, длинные, а также заостренные изогнутые скимитары, которым отдавала предпочтение Изгнанница. Все они были черными, острыми, как бритва, и сверкали в лучах солнц.

– Мы должны бежать за мечами? – спросила Мечница.

– Ага, – кивнула Мия. – Но учтите – они сделаны из обсидиана, а не из стали. Острые, как стекло, и такие же хрупкие. Ими можно ударить пару раз, но затем они станут бесполезными. Парируйте щитами, а не клинками.

– Откуда ты все это знаешь? – требовательно поинтересовался Фуриан.

– А это имеет гребаное значение? – рыкнула Мия. – Давайте покончим с ней.

– Без колдовства, Ворона, – предупредил он. – Мы заслужим этот венок или славную смерть.

Мечница посмотрела на парочку.

– Сражаемся вместе или умрем в одиночку, помните?

– Гладиаты! – обратился эдитор. – Приготовьтесь!

Мия присела, как спринтер, сосредоточив взгляд на двух мечах в центре круга.

– Удачи, сестра, – сказала Мечница. – Удачи, брат. Да защитит вас Леди Океанов.

– Да, – кивнул Фуриан. – Да благословит и сохранит вас Аа, и да направит Цана ваши руки.

Мия сморгнула пот с глаз. Шум зрителей превратился в гром в ее ушах. Она посмотрела на бурлящую толпу, выискивая девушку с крашеными рыжими волосами и голубыми, как небеса, глазами. Ее тень дрожала по краям, покрываясь крошечными волнами, которые будто тянулись к Фуриану.

– Да присмотрит за нами Мать, – прошептала она.

– Гладиаты! – взревел эдитор. – Начинайте!

Мия побежала так быстро, как только могла. Дыхание обжигало легкие, взгляд не сводился с мечей. Шелкопрядица помчалась к ним с противоположного края арены под галдеж топы. Мечница отставала от Мии всего на пару шагов, длинные ноги с легкостью отталкивались от земли, а Фуриан замыкал строй.

Мия добралась до края платформы и перепрыгнула на следующую. Та вздрогнула под ее ногами и пошла против часовой стрелки, снизу слышался непрерывный скрежет колоссального механизма. С хрустом раздавив песок под подошвой, девушка прыгнула на новый ярус из маленьких клинообразных частиц, находившихся ближе к центру арены. Ее взгляд сосредоточился на шелкопрядице, бегущей со всех ног и быстро сокращающей расстояние между собой и этими блестящими черными мечами. Сердце Мии ухнуло в пятки, когда она осознала…

«…Ишках доберется до них первой».

Ассасин потянулась над перемещающимся платформами, зыбучими песками и могучими шестеренками. Ее тень затрепетала, когда она приклеила ноги шелкопрядицы к полу. Ишках зашипела, на секунду споткнувшись, а Мия ринулась к центральному постаменту. Но, выругавшись, ощутила, как тени выскальзывают из ее хватки. Ноги Ишках вновь оказались свободными.

«Гребаный Фуриан…»

– Без колдовства! – крикнул он из-за ее спины.

Ишках запрыгнула на центральную платформу, три пары рук молниеносно схватили рукояти шести зловеще изогнутых скимитаров. Толпа взревела, на обсидиане сверкнули лучи солнц. Изгнанница развернулась, когда Мия прыгнула на постамент, и рассекла тремя мечами воздух на уровне ее горла. Ахнув, девушка прыгнула влево, ударилась плечом о песок и перекатилась под свист клинков за спину Ишках. А затем схватила два меча и вытащила их на свободу.

Мия повернулась как раз в тот момент, когда Ишках нанесла удар, ее клинки превратились в размытое пятно. Девушка не осмеливалась блокировать их острым краем – обсидиан может расколоться, если ударить под неправильным углом, а у шелкопрядицы хватало запасных мечей. Вместо этого она протанцевала в сторону, поднимая песок, виляя влево, вправо и прогибая спину, когда один из выпадов прошел прямо над ее подбородком. Свалившись на спину, Мия кувыркнулась назад и села на корточки прямо у края платформы, опасно качаясь над волнующимся морем из мелющих металлических шестеренок.

Мечница с ревом налетела на Ишках со спины, ее щит с хрустом врезался в шелкопрядицу и отправил ту в полет. Ишках упала с платформы на следующую, находившуюся чуть ниже, и поднялась на ноги. Ее белесые глаза блеснули, наблюдая, как Мия восстанавливает равновесие, а Мечница подхватывает длинный обсидиановый меч. Изгнанница сделала пару шагов к Фуриану, но он находился слишком далеко, наконец перепрыгивая на центральную платформу и подхватывая еще один обсидиановый клинок. Непобедимый поднял меч в воздух, и зрители зарокотали в ответ. Гонка закончилась, все участники вооружились. Теперь могла начаться настоящая битва.

Ишках развела руки, скимитары нацелились в форме сверкающего веера, и бесшумно прыгнула обратно на центральный постамент. Трое Соколов пошли ей навстречу, Мия – быстрая, как ртуть – кинулась первой и нанесла удар снизу. Мечница била посредине, ее щит охранял Мию, в то время как Фуриан замахнулся для удара в голову. Ишках двигалась с поразительной грацией, увиливая от выпадов Мечницы и Мии. Но когда она подняла клинок, чтобы блокировать Фуриана, ее лезвие треснуло, словно тончайший лед.

Шелкопрядица собралась с силами, ее скимитары засвистели в воздухе. Она свирепо ударила ногой по щиту Мечницы, выводя противницу из равновесия. Оставила неглубокий порез на руке Фуриана. Один из ее клинков прошел мимо шеи Мии и задел нагрудник, разрезая кожаный материал. А затем, втянув воздух, шелкопрядица приоткрыла свои облачно-белые губы в оскале и плюнула ярко-зеленым ядом прямо в лицо Мии.

– …Осторожно!..

Мия ахнула, отчаянно изогнувшись и отворачивая голову. Жидкость попала в боковую часть шлема, покрывая его густым слоем. При соприкосновении с металлом яд зашипел и начал разъедать железо, как раскаленный клинок – снег. Девушка перекатилась в безопасную зону, сорвала с себя шлем и часто заморгала. В глаза и на кожу ничего не попало, но, Богиня, это было близко…

Непобедимый издал свирепый клич и кинулся в нападение, замахиваясь мечом в жестоком ударе сверху вниз. Ишках подняла два скрещенных клинка, но ее скимитары просто разбились под напором чемпиона. Мия прикрыла глаза от обсидиановых осколков, шелкопрядица раздраженно зашипела. Мечница замахнулась собственным оружием, но ее удар отбился от брони Ишках. Когда Мия встала, Фуриан врезался в Изгнанницу щитом, заставляя ее двигаться к краю платформы, и еще один из ее мечей разбился о нагрудник Мечницы. Мия кинулась на нее, делая вид, что хочет атаковать сверху, и сделала выпад снизу. Зрители возликовали, когда она ранила бедро шелкопрядицы. На песок брызнула зеленая кровь, обсидиановые осколки взлетели в воздух. Ишках парировала следующий удар Мии, выбила ее меч из руки и раздавила его подошвой. Затем замахнулась скимитаром, и девушка быстро перекатилась, а четвертый клинок Ишках разлетелся на кусочки в грязи.

Меч Фуриана был по-прежнему цел, у Мии остался только один, а клинок Мечницы лишь слегка покрылся трещинами. У Ишках осталось всего два скимитара и три врага. Она атаковала двумя мечами одновременно, рассекая ими воздух и заставляя Соколов отойти назад. Фуриан перешел в защиту, пытаясь оттолкнуть ее щитом, когда мог. Мечница и Мия боролись плечом к плечу, женщина приняла один из выпадов Ишках на щит и, резко дернув вниз, разломала скимитар пополам. Шелкопрядица орудовала последним клинком и сломанной половиной второго, целясь в живот и горло Мечницы. Фуриан блокировал высокий удар щитом, Мия парировала низкий, ломая последний скимитар у рукоятки. Издав свирепый боевой клич, двеймерка перешла в нападение, врезаясь в живот шелкопрядицы щитом и толкая ее с платформы. Из Ишках вырвался отчаянный стрекочущий звук, и она схватилась за край пролетающей мимо платформы, чтобы замедлить свое падение, а затем вскарабкалась в безопасность.

Три Сокола встали плечом к плечу, пытаясь отдышаться. Шелкопрядица вращалась вокруг центрального постамента на собственной платформе, сомкнувшись с ними взглядом белесых глаз. Она по-прежнему держала рукояти сломанных мечей и разглядывала оружие врагов. Обсидиан был хрупким, но не до такой степени. Хоть клинки Соколов и были исцарапаны и сколоты местами, скимитары Изгнанницы оказались такими же ломкими, как осенние листья. Почти как если бы…

Как если бы…

Губы Мии медленно расплылись в улыбке.

– Она выглядит расстроенной.

– …Значит, у гадюки все получилось…

– Я бы предпочла, чтобы ты перестал так ее называть.

Мия рискнула посмотреть на толпу и с набухающим в груди сердцем вновь попыталась найти кроваво-красные волосы и пару красивых голубых глаз. Она не знала наверняка, сработает ли придуманная ею смесь – треть кальцитовой кислоты и две трети борной окиси – столь эффективно на оружии шелкопрядицы. Не знала, хватит ли Эшлин смекалки и ловкости, чтобы прокрасться в недра арены и покрыть смесью скимитары Ишках до начала поединка. Но, глядя на сломанные мечи в руках Изгнанницы и на относительно невредимый свой, она поняла, что каким-то чудом у Эш все получилось. Ишках была почти безоружной, и теперь, даже несмотря на яд и пугающую скорость, их чаши весов находились примерно на одном уровне.

Трибуны завопили, требуя, чтобы Соколы ее убили.

Фуриан хмуро посмотрел на Мию.

– Поединок оказался легче, чем должен быть.

– Подумать только, – ответила девушка.

– Ворона… – прорычал Непобедимый.

Мия покосилась на Фуриана и подмигнула.

– Хватит болтать, – сплюнула Мечница. – Давайте просто зарежем эту уродливую суку.

Соколы подняли оружие, готовясь к атаке.

– Клинки! – крикнул эдитор.

Мия услышала грохот и повернулась к платформе у края арены. Ее сердце ухнуло вниз, когда песок задрожал, и из грязи выросли десять новых обсидиановых клинков.

– Вот дерьмо… – выдохнула она.

– …Я так понимаю, что вы с гадюкой не знали о них…

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

– …О, просто чудеееееесно…

Зрители загалдели, когда Ишках кинулась к новым мечам, перепрыгивая с одной движущейся платформы на следующую. Мия погналась за ней, ее товарищи бежали сзади. Платформы кружились и поворачивались, их механический танец было сложно предугадать, глаза Мии заливал пот.

По ее мнению, Эшлин стоило бы догадаться о запасном плане на тот случай, если у всех участников сломается оружие, но ныть было некогда – новые скимитары не были ослаблены смесью. Если Ишках успеет их схватить, битва окажется честной, а это недопустимо. Но уже на середине пути Мия осознала, что шелкопрядица вновь их опередит.

– Фуриан? – пропыхтела она.

– Нет! – рявкнул Непобедимый, прыгая над грохочущей ямой.

Сплюнув пыль с языка, девушка покачала головой и, несмотря на обжигающий жар двух солнц в небе, все равно потянулась к тени Ишках. Ощутила ее в своей хватке, такую прохладную, темную и сплетающуюся, как змеи, вокруг ног Изгнанницы. Шелкопрядица споткнулась и упала на колени, шлем свалился с ее головы в механизм внизу. Но внезапно тени резко вырывались из хватки Мии, и тьма просочилась сквозь пальцы.

– Еб твою мать, да иди ты на хер! – прорычала она с искаженным от злобы лицом.

– Победу нужно заслужить! – крикнул Фуриан в ответ. – А не украсть!

Ишках добралась до мечей, откинула поврежденные клинки в бездну и достала шесть новых – на сей раз не скимитары, а длинные мечи. Повернувшись лицом к врагам и увидев, что те пока еще прыгают по платформам, решила продемонстрировать свои умения, вырисовывая клинками в воздухе почти гипнотические узоры. Мия первой добралась до платформы, кувыркнулась и метнула горсть песка в лицо шелкопрядицы. У нее был лишь один меч, так что, когда Ишках попятилась, вытирая глаза, Мия прыгнула к оставшемуся оружию, чтобы взять второй и заменить первый. Затем быстро перекатилась в сторону, избегая клинков Изгнанницы, вонзившихся в песок. Но тут Ишках пнула Мию ногой в ребра, и все зрители ахнули. Удар был громоподобным, ребра Мии хрустнули, в груди загорелось пламя. Изо рта брызнула слюна, лицо исказилось от боли, и когда шелкопрядица замахнулась мечом для…

Хрясь! Мечница кинула щит в лицо противницы. Ишках взвизгнула и попятилась. Трибуны заликовали, увидев, что край щита задел глаз, разбивая его, как яичную скорлупу, из раны засочилась зеленая жидкость. Мия с трудом поднялась на ноги и, ахая от боли, подхватила новую пару клинков. Двеймерка перепрыгнула через яму с механизмом, и когда Ишках завизжаааааала, подняла треснутые мечи, чтобы блокировать атаку.

Клинки рассыпались от первого же удара, разъяренная Изгнанница нанесла глубокую рану в плечо соперницы и сломала один из мечей о шлем Мечницы. Женщина упала на колени, в ее черепе звенело. Но когда Ишках замахнулась для смертельного удара, подоспел Фуриан, с воем перепрыгивая через пропасть и врезаясь щитом во врага. Пара упала на землю в клубке конечностей, щит Фуриана проехался по песку.

Непобедимый сел на шелкопрядицу, просунул пальцы в ее кровоточащую глазницу и начал бить кулаком по лицу снова и снова.

– Ебаная сука! – Хрясь! – Ты хоть знаешь, кто я? – Хрясь! – Я Не…

Ишках закричала и выплюнула яд. Зеленая желчная жидкость забрызгала нагрудник и незащищенное горло Фуриана, и мужчина взревел, когда ему начало разъедать кожу. Он упал на спину и зацарапал шею, катаясь по песку под гул толпы. Ишках с булькающим рыком поднялась на ноги, подобрала клинки и замахнулась над головой, чтобы прикончить соперника.

Меч Мии сверкнул в воздухе, блокируя удар. Ишках атаковала, ломая ее клинок у рукояти и делая выпад в голову. Девушка отпрянула, вскрикивая, лезвие задело ее лоб и щеку, кровь застила глаза. Попятившись, она упала на колено, и Изгнанница свирепо пнула ее в грудь, огонь в сломанных ребрах раскалился добела. Раненая, Мия поползла по грязи, едва успевая вовремя остановиться, чтобы не свалиться за край платформы.

Издав громкий клич, Мечница сильно покрутила головой, и ее длинные дреды рассекли воздух. Заточенные клинки, вплетенные в кончики волос, впились в лицо и предплечья Ишках. Двеймерка атаковала с мечами в руках, столкнувшись нос к носу с высокой шелкопрядицей над обмякшим телом Фуриана. Ее клинки свистели, кружили, пели в воздухе, разбивая одно из оружий Ишках и глубоко погружаясь в ее бок. Мечница крутанула запястьем, ломая обсидиановое лезвие прямо в ране, и брызнула зеленая кровь. Ишках завизжала и напала в ответ, разрезая предплечье, которым Мечница попыталась прикрыться от удара, до самой кости. Свободной рукой она врезала по лицу женщины, клинок пролетел в сантиметре от ее горла, и когда двеймерка пригнулась, Ишках ударила ее коленом в лицо.

Хрустнула кость, спина Мечницы выгнулась, шлем слетел в головы, нос превратился в кровавое месиво. Прижимая руку к раненому боку, Ишках направилась к откатившейся женщине и со всей силы пнула ее в солнечное сплетение, из-за чего та покатилась дальше по платформе. Мия поднялась, из поцарапанной щеки текла кровь. Ахнув, она увидела, что Мечница вот-вот упадет за край.

– …Мия, нет!..

Это было неразумно. Откровенно глупо. Ее целью была победа, а не героизм, и Мечница не являлась ее подругой. Но, издав полный отчаяния крик, Мия прыгнула через платформу, вонзила оставшийся меч глубоко в песок и схватила двеймерку за запястье. Мечница с визгом свалилась за край и потянула девушку за собой. Та взвыла, останавливая их падение. Одной рукой Мия крепко держала Мечницу, другой – рукоять меча, в груди бушевало пламя от сломанных ребер. Трибуны изумленно загудели, кровоточащее лицо девушки сморщилось от боли. Ее ребра прижимались к боку платформы, в трех метрах ниже работали колоссальные шестеренки, продолжая кружить всю арену. Руки стали сколькими от крови, тело – мокрым от пота.

– Держись! – крикнула Мия.

Мечница стонала в агонии, ее лицо превратилось в кровавое месиво. Она опустила взгляд на движущийся механизм, подняла вверх и покачала головой.

– Отпусти!

– С ума сошла? Карабкайся!

– Я слишком тяжелая, а ты – тощая соплячка! Отпусти!

– Сражаемся вместе или умрем в одиночку!

Ишках стояла на коленях, прижимая руки к жуткой ране в боку, нанесенной двеймеркой, из лопнувшего глаза и изрезанного лица сочилась зеленая кровь. Скривившись, она поползла по песку и взяла упавший меч. А затем, под восторженный ропот зрителей, поднялась с силой горы.

– Убей! – кричала толпа. – Убей!

– Вот дерьмо… – выдохнула Мия. – Мечница, залезай!

Ишках начала идти к ним, в ее лезвиях отражался солнечный свет. Мия сморщилась, пытаясь держаться крепче, пока Мечница подтягивалась вверх. Ее ребра стенали, лицо пульсировало, зубы скрежетали от боли. Руки были заняты, она не могла схватить тени, не могла потянуться к тьме, как делала множество раз прежде…

– …Мия, смотри!..

За приближающейся шелкопрядицей пошевелился Фуриан, снимая шлем. Кожа его челюсти, подбородка и горла покрылась волдырями и была полностью изувечена, легкие с хрипом втягивали воздух. Крики толпы переросли в скандирование, совпадавшее с ритмом каждого биения ее сердца.

– Убей! Убей! Убей!

– Фуриан! – позвала Мия.

Непобедимый поднял голову, увидел, как Мечница пытается залезть наверх по плечу Мии, измазанное кровью лицо девушки, шелкопрядицу, застывшую в нескольких шагах от того, чтобы прикончить их обеих.

– Фуриан! – взревела Мия. – Тьма!

Ишках рыкнула, оскалив иглообразные зубы, и подошла ближе.

– Убей! Убей! Убей!

– Давай же! – воскликнула Мия.

Мечница перелезла через край и протянула ей руку. Ишках замахнулась, находясь всего в двух шагах от них. И, согнув пальцы, ощерившись, Непобедимый потянулся к теням и запутал в них ноги шелкопрядицы.

Ишках споткнулась, недоуменно зашипев. Зрители перестали скандировать и затаили дыхание. Мия вскарабкалась на край платформы, ее лицо скривилось от боли. Фуриан ахнул и упал на живот, теряя хватку на тьме. Ишках шагнула вперед и ранила Мечницу в спину, разрезая кожаную броню. Брызнула кровь, женщина с криком упала, и, отчаянно взревев, Мия вытащила обсидиановый клинок из земли, увильнула от удара Ишках и отрубила ей руку по локоть.

Ишках взвыла, зеленая кровь забила фонтаном. Толпа бесновалась и рычала от ярости. Мия повернулась, припадая к песку, и подсекла ногу соперницы, из-за чего та рухнула на колени. Арена взорвалась, шум стал оглушительным, семьдесят тысяч голосов нарастали в крещендо: «Убей! Убей! Убей!» С палящими солнцами над головой, с гудящей кровью в жилах, с колотящимся в груди сердцем Мия закричала, замахнулась двумя руками и, вложив в этот удар всю свою силу, злость и боль, отрубила Ишках голову с плеч.

В ее лицо брызнула теплая и липкая зеленая кровь. Тело Ишках задрожало, шесть рук судорожно задергались. Она свалилась с края платформы и полетела к мелющим шестеренкам внизу. Мия скривилась при звуке влажного хруста и отвела взгляд, продолжая держать в руке окровавленный обсидиан.

И все же…

«…Я это сделала».

Прогремели фанфары, звонко и ясно, платформы резко остановились. Голос эдитора перекрикивал обезумевший от крови рев зрителей, отражаясь от стен стадиона.

– Жители Итреи! Ваши победители! Соколы Рема!

Люди будто сошли с ума, от их аплодисментов чуть не лопались перепонки. Мечница с трудом поднялась на ноги, ее лицо сияло от боли и ликования, из ран текла кровь. Тем не менее она улыбнулась, закинула уцелевшую руку на плечи Мии и поцеловала ее в окровавленную щеку.

«Мы это сделали…»

Повернувшись, Мечница сжала руку Мии и подняла ее высоко к небу, крича зрителям:

– Как ее зовут?!

– Ворона! – взревели они.

– Как ее зовут?!

Топот ног, хлопки рук, слово эхом прокатывалось по пескам.

– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!

Мия посмотрела на окровавленный меч в руке. На Фуриана, свернувшегося клубком в грязи, прижимая руки к изувеченной шее. Подняла взгляд к ложу сангил и вскочившей на ноги донне Леоне, с ужасом смотрящую на Непобедимого. Аркад стоял рядом с ней, мрачно хлопая в ладоши.

Девушка подумала о Годсгрейве и играх «Венатус Магни», в которых уже обеспечила им участие своей победой. Подумала о плачущей Брин, прижимавшей своего мертвого брата к груди. О своем отце, державшем ее за руки и кружившем по какому-то роскошному бальному залу, пока она стояла у него на ногах. О своей матери, заставившей ее смотреть, как его вешали, и шептавшей слова, которые навсегда изменили Мию, пока надежда, которой дышат дети, и которую оплакивают взрослые, чахла и умирала, развеваясь по ветру, как пепел.

Никогда не отводи взгляд. Никогда не бойся. И никогда, никогда не забывай.

«Как меня зовут?»

– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!

«Как меня зовут?»

– ВОРОНАВОРОНАВОРОНАВОРОНА!

Мрачное наслаждение в животе.

Теплая кровь на руках.

Мия закрыла глаза.

И подняла меч.

«О Мать, чернейшая Мать, кем же я стала?»

Книга 3 Игра

Глава 25 Гниль

– Держите его!

– Господь всемогущий, горит!

– Проклятье, да держите же его ноги!

– Аа, помоги мне! Помоги мне!

Мия сидела в темном углу клетки, прижимая окровавленную тряпку к поцарапанной щеке. Ее ребра пылали, адреналин битвы покидал вены, руки дрожали. Наверху орала толпа. Ультима была в самом разгаре, каменный пол вибрировал от свирепой финальной битвы. Мечница сидела рядом, ее руку обмотали тканью, которая уже пропиталась алым, и Мия прижимала намокший бинт к рваной ране на спине женщины. Обе остро нуждались в том, чтобы им наложили швы, на полу уже собралась лужа крови. Но у Личинки дел было по самые гланды.

– Свяжите его! – кричала девочка. – Он только мешает!

Фуриан снова заорал во всю глотку, содрогаясь от ног до макушки, эхо его боли прокатывалось по недрам арены. Мужчину положили на каменную плиту, экзекутор и трое стражей Леоны пытались его сдержать. От брызг яда шелкопрядицы его шея, подбородок и грудь покрылись волдырями и сочились кровью. Казалось, он обезумел от агонии, мышцы рук и груди вздувались при криках.

Донна Леона стояла у двери с нескрываемым ужасом в глазах.

– Всемогущий Аа… – прошептала она.

– Свяжите его! – снова скомандовала Личинка.

Аркад надел тяжелые железные кандалы на руки, ноги и талию Фуриана, приковывая его цепями к плите. Но Непобедимый продолжал изгибаться, сдирая кожу на запястьях и щиколотках об оковы и колотясь затылком о камень. Мия знала, что такое боль, – благодаря кровавому бичеванию в горе, нанесению татуировки в камере в Висельных Садах. Но она ни разу в жизни не видела подобной агонии.

– Личинка, нужно усыпить его, – сказала Мия.

– У меня нет снотрав! – воскликнула девочка, показывая на сундучок с лекарствами. – Они испортились по пути сюда!

– Как насчет «синкопы»?

– Использовала всю на Мяснике!

– Четыре Дочери, – выругалась Леона. – Ты что, привезла один глоток?

– При всем уважении, домина, но вы уже много месяцев не давали мне денег на пополнение запасов!

– Ну, сделай хоть что-нибудь! – рявкнула Леона. – Вы только послушайте его!

Фуриан снова испустил крик, широко раззявив рот, и от напряжения кровь на шее засочилась быстрее. Скривившись от боли в сломанных ребрах, Мия встала и проковыляла к сундучку Личинки. Липкими от крови пальцами начала перебирать пузырьки и баночки с порошками и жидкостями, в голове звучали уроки Паукогубицы.

– Что, ради бездны, ты делаешь? – прорычал Аркад.

Мия проигнорировала вопрос экзекутора и вручила Личинке несколько баночек.

– Перетри травы от головы с «непорочностью» и добавь щепотку всекорня, а затем смешай все с парой капель золотого вина.

– Нет, – Личинка нахмурилась. – «Непорочность» затвердеет от алкогол…

– Для этого тебе и нужен болотный лист, – перебила Мия. – Окуни его в… ай, я сама все сделаю. А ты пока наложи швы Мечнице. Она заливает кровью весь гребаный пол.

– Ворона? – обратилась Леона.

Мия повернулась к женщине у двери.

– Доверьтесь мне, домина.

Леона посмотрела на Фуриана, по-прежнему извивающегося на плите. Она кивнула со слезами на глазах, и Мия принялась смешивать ингредиенты. Личинка взяла иглу с шелковой нитью, чтобы зашить жуткую рану на предплечье двеймерки. Меч шелкопрядицы пронзил женщину до самой кости, и ее кровь текла ручьем, как дешевое вино во время праздника истиносвета. Мечница стиснула зубы, глядя на Непобедимого.

– Ты можешь его спасти?

– Я могу его усыпить, – ответила Мия. – Экзекутор, мне нужна ваша фляга.

Аркад поднял бровь, глядя на протянутую окровавленную руку Мии.

– Ваше золотое вино, живо!

Аркад потянулся за пазуху и достал серебряную флягу. Мия вылила свою смесь в виски и хорошенько ее взболтала.

Фуриан по-прежнему корчился, кричал, умолял. Когда Мия приблизилась с флягой в руке, его тень потекла по камню, будто пыталась дотянуться до нее. Лишь тусклое освещение внутри клетки и разворачивающаяся на плите драма помешали остальным заметить неладное. Мия быстро подошла ближе, проталкиваясь между стражей. Тень Непобедимого слилась с ее тенью, в животе возникли тошнота и голод, вечно пробуждавшиеся в его присутствии, и девушку чуть не стошнило. Она пошатнулась и едва не уронила флягу. Аркад схватил ее за плечи, чтобы удержать от падения.

«Черная Мать, я его чувствую…

– Ты в порядке?

…словно он часть меня».

– О-откройте ему рот, – приказала Мия.

Боль от раны на щеке и сломанных ребер была невыносимой, но теперь у нее заныли и горло с грудью; каким-то образом чувства Фуриана передавались ей, ухудшая ее состояние.

– Фуриан, ты должен это выпить! – крикнула Мия. – Слышишь меня?

Единственным ответом был булькающий вой, полный страданий, так что Мия просто вылила содержимое фляги ему в рот. Он подавился, пытаясь выплюнуть смесь, но она накрыла ладонью его обгоревшие губы и рявкнула:

– Глотай!

Чемпион дернулся, натягивая цепи, из его глаз полились слезы. Но все же выполнил приказ; кадык на его изувеченном горле скакнул вверх, когда он проглотил обжигающее пойло. Чтобы травы подействовали, потребовалось несколько минут – в конце концов, материал у Мии был не из лучших. Но постепенно корчи Непобедимого затихали, крики перешли в стоны, и, казалось, прошла вечность в темных недрах под окровавленным песком, когда наконец налитые кровью глаза Фуриана с трепетом закрылись.

Мия рухнула на колени, волосы прилипли к расцарапанному лицу, в голове стучало.

– Где ты этому научилась? – ошарашенно спросила Личинка.

Девушка опустила голову, перед глазами все расплывалось.

– …Ворона? – позвала Леона.

– …Мия?..

– …Мия!..

Кровь на руках и в глазах, на языке привкус горького лекарства, которого она никогда не принимала. Мия посмотрела на свою тень. Тень, которая должна была быть достаточно темной для троих. Но когда комната закружилась, а боль от ран и травмы после испытания на арене вспыхнула, накидывая черную завесу на ее глаза, Мия осознала…

«Достаточно темная для четверых…»

– …Мия…

Она проснулась в трюме корабля, сверху скрипели балки, со всех сторон доносился шум волн. Открыв глаза, девушка ощутила прохладное, легкое, как перышко, прикосновение к своему затылку и услышала вздох облегчения у своего уха.

– …Наконец-то…

Гамак, на котором она лежала, раскачивался и пружинил, во рту было сухо, как в пустыне. Сквозь небольшой иллюминатор просачивался яркий свет, снаружи виднелись две бескрайние полосы разных оттенков голубого; ясно-опаленного и темно-океанского. Ребра горели, как тлеющий огонь. Мия подняла руку к лицу, нащупала бинт на щеке и лбу, покрытый запекшейся кровью.

– Не трогай, – раздался голос. – Чтобы быстрее зажило, лучше оставить раны в покое.

Мия подняла взгляд и увидела Личинку с ее темными глазами и милой улыбкой. Она стояла над Фурианом, мужчина раскачивался на соседнем гамаке. Посмотрев на свою тень, Мия пришла к выводу, что тень Фуриана покинула ее, пока они спали. Тем не менее тошнотворное чувство осталось, в груди набухала тоска по недостающей частичке себя.

Девушка глубоко вдохнула, жестикулируя на безъязыком, чтобы только Мистер Добряк мог ее понять.

Где?

– …На «Славолюбце»… – раздался шепот. – …Плывем в Воронье Гнездо…

Эклипс? Эшлин?

– …Тоже плывут, но с задержкой в пару перемен…

Фуриан?

– …Дела плохи…

Мия кивнула, осматривая каюту. Раньше она здесь не бывала – каждое путешествие их запирали в камере. Помещение было тесным, единственным убранством служили сундучок Личинки с лекарствами и деревянные ящики. С потолка свисали три гамака, Мия отдыхала в среднем. Слева от нее лежала на животе Мечница, ее глаза были закрыты, правую руку и спину обматывали окровавленные повязки. Справа находился чемпион Коллегии Рема – без сознания и мокрый от пота. Его торс и горло покрыли зеленоватой мазью, но раны от яда шелкопрядицы все равно выглядели ужасно. Среди запахов трюма, моря и пота затесалась пока еще слабая вонь начинающегося гниения.

Личинка поднесла чашку с водой к ее губам, и Мия осушила ее до дна, вздыхая от облегчения, несмотря на боль.

– Мечница… – начала она, облизывая потрескавшиеся губы. – К-как она…

– Неплохо, – прошептала девочка, чтобы не разбудить спящих. – Сухожилия и мышцы ее руки сильно пострадали. Но я хорошо ее зашила. Думаю, она проснется.

– А… Ф-Фуриан?

Личинка вздохнула, глядя на Непобедимого.

– С ним дела обстоят похуже. Инфекция пустила корни в его ранах, и я боюсь, что она обернется сепсисом крови. Мне нужно вернуть его в Гнездо.

– Мы плывем так быстро, как только позволяют Леди Трелен и Леди Налипса.

Мия посмотрела на донну Леону, стоящую в дверном проеме, сосредоточив взгляд на чемпионе. Рядом с ней замерла вечно преданная магистра.

Как обычно, пожилая женщина выглядела безукоризненно, но Мию удивило, как изменилась Леона. Обычно донна одевалась так, будто собиралась на грандиозную вечеринку, но теперь на ней была простая белая сорочка. Ее ногти были обкусаны до мяса. В правой руке она держала серебряный торквес, который некогда красовался на шее Фуриана. Металл был слегка оплавлен от яда шелкопрядицы.

– Домина, – кивнула Мия.

– Моя Ворона, – ответила женщина. – Мне отрадно видеть, что ты проснулась.

Мия села, скривившись, в голове все поплыло. Ее щека опухла, ребра ныли, и она чувствовала стянутые швы на коже. Девушка забрала у Личинки вторую чашку и выпила залпом воду.

– К-как долго я спала?

– С твоего триумфа прошло три перемены, – ответила Леона.

– Значит, оно наше? – спросила она с трепетом в животе. – Место в «Магни»?

– Да, – ответила донна, проходя в каюту. – Наше. Моего отца можно описать разными словами, вороненок. Он змей. Лжец. Ублюдок. Но ни один сангила не осмелится отказаться от столь публичного пари. Учитывая, сколько венков он выиграл, у него были лишние места. Он может себе позволить отдать одно нам. Но теперь, благодаря жертве Брин и Бьерна, у него нет эквилл. А благодаря твоей отваге, нет и чемпиона.

Женщина посмотрела на Фуриана.

– Все, чего мы хотели, теперь досягаемо.

– Как Брин? – поинтересовалась Мия.

Единственным ответом от донны послужил полный горести взгляд. Но Брин потеряла брата, прямо на своих глазах. Подавленная и истекающая кровью перед освистывающей толпой. И все впустую. Ни денег. Ни славы. Вообще ничего.

«Чего еще, ради бездны, вы от нее ждали?»

– Как твои раны? – спросила Леона.

Мия осторожно коснулась бинта на щеке и посмотрела на Личинку.

– Вы мне скажите.

– Твои ребра сломаны, – ответила девочка. – Синяки будут ужасными, но ты поправишься. Порезы на лице быстро заживают. Хотя, я боюсь, что останутся шрамы.

Внезапно эта мысль запылала ярче, чем боль от ранений. В детстве она никогда не была симпатичной – что такое красота, она узнала лишь после того, как Мариэль соткала ей лицо в Тихой горе. И, по правде, Мия наслаждалась силой, которой та наделяла.

Девушка гадала, что скажет Эшлин. Как будет смотреть на нее теперь, и возненавидит ли она свое отражение в этих голубых, как опаленные небеса, глазах. На секунду она пожалела, что не может вернуться в гору, где Мариэль исправила бы все изъяны одним мановением руки. Мия знала, что теперь этот вариант для нее навеки под запретом, раз уж она пошла против Церкви. А значит, эти шрамы и клеймо на лице ей придется нести до самой смерти.

Мия представила отца, качающегося и задыхающегося перед толпой. Мать, плачущую и истекающую кровью на ее руках. Брата, умирающего младенцем в темной яме.

И, убрав руку с лица, пожала плечами.

– Выбор между посредственностью и красотой и вовсе не выбор. Но любой дурак знает, что выглядеть опасным лучше всего.

Губы Леоны изогнулись в безрадостной улыбке, и она медленно покачала головой.

– Ты мне нравишься, Ворона. Да поможет мне Всевидящий, но это правда. Я не знаю, кем ты была прежде, но за твою помощь, оказанную чемпиону, и доблесть на арене я всегда буду благодарна.

– Любопытно, скажет ли то же самое ваш чемпион, домина…

Взгляд донны вернулся к Фуриану, пальцы так сильно сжались на серебряном торквесе, что побелели костяшки пальцев. Мия гадала, как часто навещала его донна с момента отплытия из Уайткипа. Неужели она действительно была к нему неравнодушна? Что бы сказал на это все Аркад, если бы знал…

– Возможно, нам стоит вернуться на палубу, домина? – пробормотала магистра, сжимая ее руку. – Пусть отдыхают.

Леона часто заморгала, будто очнулась от сна. Но затем кивнула и позволила увести себя. Дойдя до двери в каюту, она остановилась и оглянулась на Мию.

– Спасибо, Ворона, – пробормотала женщина.

И с этими словами ушла.

Перемену за переменой «Славолюбец» мчал по Морю Мечей, подгоняемый в спину попутным ветром. Леди Океанов была милосердна, и корабль пришвартовался в гавани Вороньего Покоя на добрых двадцать часов раньше графика. Но даже с Матерью Трелен на их стороне, похоже, удача покинула Фуриана Непобедимого.

Как и предполагала Личинка, его инфекция переросла в сепсис. К тому времени, как они прибыли в Вороний Покой, плоть на его груди и горле потемнела, приторная вонь гниения окутывала мужчину, как туман. Личинка с Мией делали все возможное, чтобы он не очнулся, но он все равно часто просыпался и терял сознание. В бодрствовании чемпион почти ничего не понимал, а во сне бормотал навеянную лихорадкой чепуху. Что будет значить его смерть для коллегии Леоны, Мия не имела ни малейшего представления.

Подготовленный фургон быстро привез их в Воронье Гнездо, копыта лихорадочно били по склону. Похоже, познания Мии в травах впечатлили донну, и посему она ехала в компании с Личинкой, стонущим во сне Фурианом, Леоной и магистрой. Аркаду и остальным гладиатам пришлось взбираться на утес пешком.

У ворот их встретил капитан Ганник, и личные стражи Леоны отнесли Непобедимого в дом. Несмотря на боль в сломанных ребрах, оказавшись в лазарете Личинки, Мия начала искать ингредиенты, которые помогут остановить заражение крови. Сама Личинка скрылась в сарае в углу двора. Бледная от беспокойства Леона суетилась рядом, как заботливая наседка, прижимая платок к носу и рту, чтобы хоть заглушить зловоние.

– Ты можешь его спасти? – спросила она.

Мия лишь нахмурилась и вздохнула, роясь в сундуках и ящичках Личинки. Девочка не соврала – похоже, прошли месяцы с последнего раза, когда Леона давала ей деньги на пополнение запасов. Даже при всех своих знаниях, которые Мия черпала у Паукогубицы и из своей любимой потрепанной книги «Аркимические истины», работать было не с чем.

– Нам нужен святокорень, – заявила она. – «Непорочность». Что-нибудь для снятия отека, оловянная ягода или мочевой пузырь рыбы фугу. И лед. Много льда. Эта лихорадка сжигает его, как гребаную свечку.

– Ты умеешь писать? – спросила Леона.

Мия подняла бровь.

– Ну да.

– Составь список, – приказала донна. – Всего, что требуется.

Личинка вернулась из сарая, покачиваясь под тяжестью старого оловянного ведра. Затем громко поставила его рядом с головой Фуриана на запятнанную кровью плиту и начала снимать пропитанные гноем повязки с его шеи и груди.

– Что ты делаешь? – спросила Мия.

– Помнишь, ты спрашивала, почему у меня такое прозвище?

– Ты сказала мне молиться, чтобы никогда не узнать.

Девочка прикрыла нос предплечьем, кривясь от смрада гниющих ран Фуриана.

– Что ж, ты плохо молилась.

Мия заглянула в ведро и увидела большой извивающийся ком; сотню крошечных белых тел с черными головами, слепо кусающими воздух. Девушка прижала ладонь ко рту, по ее горлу начала подниматься желчь при виде этих ползающих, корчащихся…

– Четыре Дочери, – подавилась она. – Это…

– Личинки, – закончила девочка. – Я вывожу их в сарае.

– …Бездна и кровь, зачем?

– Что едят личинки, Ворона?

Мия посмотрела на плоть на шее и торсе Фуриана. Инфекция проникла глубоко: раны покрывал гной, мышцы и кожа разлагались. Вены под раной потемнели от заражения, распространяя его дальше с каждым биением сердца.

– Гнилое мясо, – прошептала она. – Но что не даст им съесть…

– Свежее?

– Ага.

– Две банки на полке за твоей спиной. Неси их сюда.

Мия нашла банки, вчитываясь в каракули сбоку. Затем посмотрела на девочку и невольно расплылась в улыбке.

– Уксус и лавровые листья. А ты и вправду очень хороша.

Личинка невесело улыбнулась и начала выкладывать личинок на рану, посыпая ими, как солью, гнилую плоть. Несмотря на гениальность идеи, Мию тошнило от этого зрелища, и она начала записывать на вощеной дощечке список всего, что потребуется, чтобы держать Фуриана в бессознательном состоянии, остановить распространение сепсиса и избавить его от лихорадки. Затем девушка показала список Личинке. Та долго всматривалась, но затем кивнула и передала его Леоне.

Донна тоже пробежала взглядом по дощечке и вручила ее магистре.

– Антея, отправляйся в город, – приказала она. – Найди все, что просит Ворона.

Магистра прочитала список и подняла бровь.

– Домина, но стоимость…

– В бездну стоимость! – огрызнулась Леона. – Делай, как я приказываю!

Пожилая женщина посмотрела на Мию с Личинкой, поджав губы. Но затем вернула взгляд к своей госпоже и низко поклонилась.

– Ваш шепот – моя воля, домина.

Магистра вышла во двор вместе с дощечкой. Донна Леона осталась, не сводя глаз с Фуриана и кусая измученные ногти.

– Он должен жить, – прошептала она.

Приказ.

Надежда.

Отчаянная мольба.

Но что было тому причиной – беспокойство за Фуриана или беспокойство за «Магни», Мия не знала.

Они работали не покладая рук до самой неночи. Личинка высыпала извивающихся опарышей на раны Фуриана, обмазывая края уксусом и выкладывая лавровые листья, чтобы отпугнуть личинок от здоровой плоти, а затем осторожно укрывала их марлей. Мия помогала, когда могла, но в основном просто наблюдала, борясь с тошнотой.

Палец принес им ужин, тощий повар смотрел на Фуриана так, будто тот был уже мертв. Вскоре после этого явился Клык в поисках объедков, и поскольку Мия по-прежнему страдала от боли в ребрах и тошноты из-за методов лечения Личинки, она скормила мастифу большую часть своей порции, почесывая его за ушами, пока он вилял своим коротким хвостом. Донна Леона тоже отказалась от еды, молча сидя на стуле и не отрывая взгляда с Непобедимого. Ее глаза покраснели и припухли. Щеки впали.

Остальные гладиаты наконец добрались до Гнезда и прошли в казарму под надзором стражи. Аркад зашел в лазарет, пыльный и уставший от долгого подъема. Он окинул Фуриана внимательным взглядом и прижал ладонь к взопревшему лбу мужчины, наблюдая, как быстро поднимается и опускается его грудь. Экзекутор нахмурился, и длинный шрам, рассекающий его щеку, сморщился. Мия коснулась бинта на собственном лице. Вновь думая об Эшлин.

Задаваясь вопросами.

– Как он? – спросил Аркад.

– Мы сделали все, что можем до возвращения магистры, – ответила Личинка. – Травы и смеси, которые она принесет, должны помочь. Но уверенности нет, экзекутор.

Аркад кивнул.

– Ворона, возвращайся в казарму. Личинка позовет тебя, если потребуется.

– Я бы предпочла оста…

– А я бы предпочел жить на вилле в южном Лиизе и вернуть себе настоящую ногу, – прорычал мужчина. – Уже неночь. Твое место под замком и за решеткой в казарме.

Мия покосилась на донну Леону, но женщина не обращала на них никакого внимания, сосредоточившись на Фуриане. Коснувшись плеча Личинки в знак прощания, Мия, хромая, вышла во двор в сопровождении двух стражей. Аркад остался, глядя на свою госпожу с задумчиво сморщенным лбом. Небольшая часть тени Мии в форме кота тоже предпочла задержаться.

– Ми донна, вам нужно отдохнуть, – сказал экзекутор.

– Я останусь.

– Личинка сообщит вам, если будет хоть какой-то шан…

– Я останусь! – рявкнула Леона.

Личинка подняла голову на ее крик, но быстро вернулась к работе. Экзекутор перевел взгляд со своей госпожи на раненого гладиата на плите. Медленно кивнул.

– Ваш шепот – моя воля.

Развернувшись на пятке, он заковылял из лазарета во двор. Посмотрел на неночные солнца, на голубое сияние, с каждой переменой растущее на горизонте. Истиносвет был уже близко – осталось всего несколько недель, прежде чем все три глаза Всевидящего ярко запылают в небе. Раскаляя весь мир. Разоблачая все его грехи.

Грехи.

Аркад оглянулся через плечо на хозяйку, на то, как она смотрит на своего чемпиона, и поджал губы. А затем направился в крепость и пошел по коридору, его шаги сопровождала мелодия: цок, топ, цок, топ. Брови хмуро сдвинуты, губы сжаты в тонкую линию, огрубевшие от работы с мечами ладони стиснуты в кулаки.

Он не заметил маленький черный силуэт, следующий за ним, перебегая из тени в тень. Бесшумно, как кот.

Аркад проковылял мимо картин на стенах, изображавших древние гладиатские поединки, мимо доспехов со сверкающими шлемами, мимо мраморных бюстов предков Марка Рема, не уделяя им никакого внимания. И, наконец, оказался у единственной двери в конце коридора, открывая ее железным ключом.

Мужчина зашел в комнату Фуриана. Сложил руки и окинул ее взглядом. Святыню Цаны под крошечным окном. Троицу Аа на стене. Тренировочный манекен и мечи. Небольшой сундук со скудным имуществом Непобедимого.

Закрыв за собой дверь, Аркад подошел к сундуку. Скривившись, присел и начал рыться в вещах – два серебряных венка, выигранных в Талии и Блэкбридже. Рукоять сломанного меча. Заплесневелая колода карт и несколько игральных костей. Запасная набедренная повязка. Гребень из рыбьего скелета. Горсть медных бедняков.

Аркад встал, хмуро осматривая комнату. Его лицо еще больше помрачнело, глаза заблестели от злости. Он шагнул к кровати и, смяв подушку, скинул ее на пол, сорвал простыню, ощупал соломенный матрас. Раздраженно выругавшись, перевернул его и кинул в стену. И там, под ним, он увидел.

Шелковое нижнее белье.

Экзекутор поднял его к носу и глубоко вдохнул. Слабый аромат жасминового парфюма. Тот же запах, который он учуял, когда приходил сюда перед «Венатусом», заявив Непобедимому, что его мыло пахнет как женское.

– Ебаный ублюдок…

Аркад сжал белье в кулаке с побелевшими костяшками пальцев.

– Ах ты неблагодарный…

Экзекутор привел комнату в порядок, снова застелил постель, разгладил простыню. Его лицо побледнело, челюсти сжались. Вернув спальню в первоначальный вид, мужчина развернулся и вылетел из комнаты. Цок, топ, цок, топ. Ковыляя по коридору со штормовыми тучами в глазах, дошел до своей спальни и захлопнул дверь.

Охваченный гневом экзекутор не заметил магистру, стоявшую у чулана с охапкой лекарств, принесенных из города.

Но пожилая женщина определенно заметила шелковое белье в его руке.

– …Любопытно… – прошептали тени.

Глава 26 Серебро

Они собрались во дворе после завтрака.

Прошло семь перемен, но мало что изменилось – лихорадка Фуриана ослабла, но не ушла полностью. Опарыши делали… что ж, они делали именно то, для чего их вывели. Процесс был, мягко говоря, отвратительным, и когда Личинка снимала перевязки, Мия почти не могла вынести этого зрелища. И было по-прежнему не ясно, приносили ли они какую-то пользу.

Гладиаты находились не в лучшем расположении духа. Их радовала победа на арене и место в «Венатусе Магни», которое все же удалось заполучить Соколам Рема. Но цена, которую они заплатили…

Брин оставалась в своей клетке и ни с кем не разговаривала, даже во время трапез. Возможно, Мечница уже никогда не сможет бороться. Фуриан стоял на пороге смерти, а Бьерн был мертв. Если это их плата за шанс на свободу, то она потребовала больше крови, чем они готовы были отдать.

Аркад собрал их по приказу домины; свет солнц бил в глаза, как молоты, гладиатам Коллегии Рема, построившимся на песке. Ребра Мии невыносимо болели, раны на лице чесались под грязными от запекшейся крови бинтами. Было странно видеть мир одним глазом под повязкой – ей недоставало глубины, баланса. Девушка знала, что ей пора встретиться с Эшлин – прошлой неночью к ней в клетку явилась Эклипс, сообщив, что их корабль прибыл в Вороний Покой. Но учитывая ситуацию, сложившуюся в крепости, Мия не рисковала идти на встречу. Фуриан мог очнуться в любой момент, и если Личинка обратится к ней за помощью с травами посреди неночи, и стражи обнаружат ее пропажу…

Она коснулась бинта на лице. Мия пока не набралась храбрости, чтобы взглянуть на себя в зеркало. И лишь гадала, что там увидит.

Гадала, что Эшлин увидит.

Мясник стоял с заведенными за спину руками, переминаясь с одной ноги на другую, как обычно. Несмотря на поражение в Уайткипе, он казался довольным, что заслужил пару новых шрамов в свою коллекцию.

Сидоний молча ждал, скрестив руки на клейме «ТРУС» на своей широкой груди. Его короткие волосы начали отрастать, голубые глаза блестели в лучах солнц. Как всегда, он стоял рядом с Мией и не отходил далеко, если была такая возможность. В клетке мужчина пел ей дифирамбы, заявляя, что ее поединок с шелкопрядицей был величайшим из всех, что он когда-либо видел. Но о родителях не расспрашивал. Не задавал вопросов, на которые Мия пока не была готова отвечать. Несмотря на все свое бахвальство и громкие слова, несмотря на глупое поведение в обществе женщин, Сидоний знал, когда говорить, а когда лучше помолчать.

С каждой переменой он все больше и больше нравился Мие.

«Но он мне не друг».

Волнозор стоял по другую сторону от Сидония, будто прирос к земле. Он бился как демон против саблезубых медведей на арене; им с Сидом не хватило всего пары очков до собственных венков. Мие трудно было представить, как этот мужчина расхаживал бы по сцене в шелковых чулках-шоссах, зачитывая рифмованные куплеты. С гордой осанкой и блестящей на солнцах кожей он выглядел как прирожденный воин.

«И он мне не друг».

Брин стояла рядом с Отоном и Феликсом и выглядела так, будто не спала ни минуты с битвы в Уайткипе. Было так странно видеть ее без близнеца – Мия даже поймала себя на том, что осматривается в поисках Бьерна. Ваанианка ходила как призрак. С налитыми кровью глазами и пустым взглядом, обхватившая себя руками.

«И она тоже…»

Мечница прислонялась к двери в лазарет. Ее лицо казалось бледным под татуировками, правая рука повисла на перевязи, надетой через шею и пропитанной кровью. Порез на ее спине был суровым, но рана на предплечье просто ужасала. Никто точно не знал, сможет ли женщина когда-нибудь снова орудовать мечом. Мия видела страх в ее глазах.

«Но она мне…»

А Фуриан?

Он спал на каменной плите в лазарете под бдительным присмотром Личинки. Мия чувствовала его боль всякий раз, как оказывалась рядом, словно та просачивалась сквозь тьму у ее ног. Девушка не знала причины. Даже при всех травах и мазях никто не мог сказать наверняка, какое его ждало будущее, кроме, пожалуй, самой Матери.

– Гладиаты! – рявкнул Аркад. – Смирно!

Собравшиеся воины выпрямились и прижали кулаки к груди. На веранду вышли Леона с Антеей, донна шла на один шаг впереди магистры.

Женщина выглядела усталой, но, по крайней мере, на сей раз она оделась в более привычной для себя манере. Ее белое платье струилось к сандалиям, ткань заколыхалась, когда донна остановилась на горячем песке. Волосы Леоны были заплетены в косы, уложенные вокруг макушки, как венок победителя, который она держала в правой руке.

– Мои Соколы! – крикнула донна, высоко поднимая венок. – Узрите!

Гладиаты изобразили радость, но, учитывая обстоятельства, Мие показалось, что их энтузиазм был немного наигранным.

– Хоть нам и пришлось заплатить высокую цену, но победа, которую мы так долго жаждали, уже у нас в руках. С этим венком мы получили место в играх «Венатус Магни», которые состоятся ровно через пять недель. До свободы осталось рукой подать, и вскоре со всех углов Города мостов и костей будет звучать имя Коллегии Рема!

На сей раз крики гладиатов прозвучали гораздо громче. Похоже, несмотря на глубину горя, обещание свободы могло любого заставить позабыть о своих бедах. Волнозор хлопнул Сида по плечу, Мясник ударил себя кулаками по бокам и взревел. Мысли о борьбе в «Магни» было достаточно, чтобы их сердца затрепетали, и Мия поймала себя на том, что ее кровь начинает течь быстрее, как у всех остальных. Она мысленно представила себе Скаеву и Дуомо.

«Скоро, ублюдки…»

– Трое из вас могут стоять с гордо поднятой головой, – заявила Леона. – Самые лучшие и храбрые среди всех, кто тренировался в этих стенах под бдительным надзором нашего уважаемого экзекутора.

Леона кивнула Аркаду, который ответил напряженным и формальным поклоном.

– И все же, – продолжила она, – лишь один из вас нанес смертельный удар Изгнаннице. Лишь один гладиат, чьи доблесть и отвага навеки вымостили нам путь к славе.

Леона посмотрела на Мию.

– Ворона, выйди вперед.

Мия покосилась на Мечницу, но сделала, как было приказано, кланяясь своей госпоже. Леона сосредоточила на ней взгляд своих светящихся голубых глаз.

– Преклонись, – коротко приказала она.

Мия стиснула зубы при напоминании о своем положении, но повиновалась, кривясь от боли в сломанных ребрах. Осторожно, чтобы не задеть перевязанный лоб, Леона надела на ее голову серебряный венок. И, достав из складок своего платья серебряный торквес Фуриана, протянула его Мие. Он был слегка оплавлен, металл потерял цвет из-за отравленного поцелуя Ишках.

– Теперь он твой, – объявила Леона.

Мия хмуро посмотрела в сторону лазарета, затем взглянула в глаза донне.

– Если мы хотим победить в «Магни», – продолжила Леона, – если Соколы Рема хотят добиться славы, которая принадлежит нам по праву, я считаю, это должно быть сделано твоей рукой и ничьей иной. Но, по правде говоря, независимо от того, что будет дальше, ты заслужила его, Ворона.

Леона надела торквес на шею девушки.

– Мой чемпион, – гордо провозгласила она.

Сидоний взревел, и остальные гладиаты последовали его примеру, топая ногами и стуча кулаками по груди. Мия снова посмотрела на Мечницу, пораженная такой несправедливостью. Двеймерка с Фурианом сражались так же яростно, как она, и рисковали не меньше – без них Мия бы не одолела Ишках. Но только ее имя купалось в лучах славы. Только Мию назвали чемпионом.

«Ради этого ты работала, – напомнила она себе. – Все, что от тебя требуется, это еще несколько недель играть свою роль».

Мия склонила голову и тихо сказала:

– Вы оказываете мне большую честь, домина.

– Это ты оказываешь нам честь, Ворона. И продолжишь это делать в Городе мостов и костей. Но уже не в кожаных лоскутах и с обрезками стали, нет. Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион. И должна выглядеть соответствующе.

Леона хлопнула в ладоши.

– Узрите.

Двое стражей выкатили на веранду деревянный манекен. На него надели доспехи из холла, и Мия поняла, что их поменяли под ее размер.

Железо было почти черным и отполированным до темного блеска. На нагруднике выгравировали парящего сокола, наплечники и поножи сделали в виде соколиных крыльев. К нагруднику пришили юбку и рукава из перекрывающих друг друга железных пластин, а на плечи накинули плащ из кроваво-алых перьев. На шлеме было выполнено изображение богини-воительницы Цаны со свирепым и беспощадным лицом. В ножнах на поясе висели два клинка – из лиизианской стали, судя по виду. Обоюдоострый гладиус и длинный заостренный кинжал, идеально подходящие для стиля караваджо.

Несомненно, это были лучшие доспехи, которые доводилось видеть Мии. Но они, должно быть, стоили целое состояние. Которое Леона не могла себе позволить.

«Отныне ты будешь сражаться под нашим знаменем как чемпион».

Мия посмотрела на Леону, сдерживая вздох.

«И должна выглядеть соответствующе».

– Благодарю вас, домина, – сказала девушка.

– Можешь отблагодарить меня на «Магни», – ответила Леона. – Принеся мне поб…

Голос донны затих, когда во дворе появился страж с юношей в шапке с пером. На его щеке значилось клеймо с одним кругом, но он был одет в дорогую ливрею, слегка запыленную в дороге. Камзол мальчика украшали Львы Леонида.

– Гонец, ми донна, – объявил страж. – Мальчишка говорит, что дело важное.

– Я пришел с посланием от моего хозяина, любезная донна, вашего отца, – сказал юноша, низко кланяясь. – Мне приказали зачитать его в слух под угрозой порки.

– Тогда читай, – приказала Леона.

Юноша достал сверток пергамента с печатью Леонида. Затем посмотрел на собравшихся гладиатов, явно нервничая. Но все же прочел громко и четко:

«Любимая дочь,

Я с радостью в сердце поздравляю тебя с победой в Уайткипе. Признаюсь, я удивлен, что ты не потребовала аудиенции, чтобы позлорадствовать надо мной, и мне приятно думать, что смирение, которому я пытался научить тебя в детстве, начало брать свое. Жаль, что я…»

Юноша запнулся, посмотрел на Леону и с трудом сглотнул.

– Продолжай, – потребовала она.

Мальчишка начал заикаться, но затем взял себя в руки.

«…Ж-жаль, что я не бил тебя сильнее и чаще».

Некоторые гладиаты зашевелились, сердито глядя на мальчика. Мия почувствовала, как ее ногти впиваются в ладони, взгляд не отрывался от донны. Выражение лица Леоны ни капли не изменилось.

«Вот почему она так его ненавидит…»

Юноша уже начал потеть и дергал себя за воротник камзола, словно тот его душил. Отчаянно желая поскорее покончить с этим, он прочистил горло и продолжил:

«Из достоверных источников среди моих деловых партнеров я узнал, что Коллегия Рема имеет серьезную задолженность перед своими поставщиками. Чтобы избавить себя от унижения, что мою дочь потащат в суд как должницу, я позволил себе выплатить все долги твоим кредиторам и объединил их в единую сумму, которую ты теперь должна выплатить Коллегии Леонида с еженедельно увеличивающимся процентом».

Глаза Леоны округлились.

– Что?

«Твое первое погашение в количестве трех тысяч двухсот сорока трех серебряных священников я жду к концу месяца, ровно через три недели. Если ты не предоставишь указанную сумму, у меня не останется иного выбора, как запросить карательную компенсацию через магистратский суд и претендовать на владение твоей коллегией, имуществом и другими финансовыми активами в качестве возмещения.

Пожалуйста, не думай, что я держу зло или гнев на тебя в своем сердце, моя дорогая. Это, как ты мне однажды сказала, просто бизнес».

Юноша взглянул на Леону и закончил дрожащим голосом:

«Если бы только твоя покойная мать могла увидеть, как многого ты добилась. Со всем уважением, твой любящий о-отец Леонид».

Во дворе воцарилась такая тишина, что Мия могла бы услышать вздохи Мистера Добряка. Глядя на гонца, она поняла, что бедный ублюдок понятия не имел о содержании письма. Судя по лицам Волнозора и Отона, малец наверняка ожидал, что его потащат по склону и скинут в море.

– О-он также пожелал, чтобы я передал вам подарок, ми донна, – сказал юноша. – Чтобы отпраздновать вашу победу.

Потянувшись в мешок, гонец достал бутылку золотого вина и поставил ее на песок. На кроваво-красной этикетке сбоку значился год урожая.

«Албари, семьдесят четвертый».

Увидев этикетку, Леона вся содрогнулась от гнева. Мия не знала причины, но на донну вид этой бутылки подействовал, как вид крови на белого драка. Она с явным усилием сделала глубокий вдох, и лишь дрожь кулаков выдавала ее ярость. А затем, выпрямив спину, ответила юноше обычной формальностью:

– Передай моему отцу премного благодарностей. И скажи, что во вмешательстве магистратов нет нужды. Он получит свои деньги к концу месяца. Это я обещаю.

– Да, ми донна, – гонец поклонился, на его лице читалось облегчение.

– Можешь идти, – сказала она холодным, стальным голосом.

Юноша снял шляпу и пошел так быстро, как только мог.

– О, и мальчик? – крикнула Леона.

Тот обернулся, слегка кривясь и поднимая бровь.

– Д-да, ми донна?

Леона провела рукой по новым доспехам Мии, ее пальцы задержались на рукояти кинжала.

– Пожалуйста, передай отцу мои соболезнования по поводу смерти его чемпиона. Скажи, что я нетерпением жду, когда моя Ворона зарежет его следующего в Годсгрейве.

– Д-да, ми донна, – запнулся мальчишка, после чего скрылся из виду.

Во дворе воцарилась тишина, нарушаемая лишь далекими криками чаек и тихой песней моря. Леона прошла по песку, взяла бутылку золотого вина и посмотрела на этикетку. Затем обвела взглядом своих гладиатов. Ее щеки раскраснелись от гнева. Они так отчаянно боролись, так далеко зашли, но даже сейчас, когда до победы оставался один шаг, их коллегия все равно находилась на грани катастрофы. Где, во имя Дочерей, они возьмут такие деньги?

– Возвращайтесь к тренировке, мои Соколы, – приказала домина. – Нас ждет работа.

Гладиаты направились к стойкам и взяли тренировочное оружие.

Донна вернулась в крепость.

Аркад наблюдал за ее уходом.

С прищуренными глазами.

И сжатыми кулаками.

Леона сидела у себя в кабинете, изучала гроссбухи и купалась в солнечном свете, льющимся из эркерного окна. Тени были длинными и темными, и если одна под столом и имела причудливую форму, донна слишком сосредоточилась на работе, чтобы это заметить.

В дверь тихо постучал страж и, получив разрешение Леоны, заглянул внутрь.

– Ми донна, – сказал он. – Экзекутор просит разрешения поговорить с вами.

– Впусти его, – ответила Леона.

Внутрь проковылял Аркад, – цок, топ, цок, топ, – и страж закрыл за ним дверь. Леона не отрывалась от бухгалтерской книги, сжимая в пальцах перо, которым выписывала цифры аккуратным курсивом. На столе рядом стояла закрытая бутылка «Албари, семьдесят четвертого». Аркад замер перед ней, глядя на бутылку и переминаясь.

– В чем дело, экзекутор? – спросила донна, не поднимая взгляд.

– Я… я хотел узнать, в порядке ли вы, домина.

– С чего вдруг?

– Гонец вашего отца…

Леона напряглась, наконец поднимая голову.

– Мне его подарок показался довольно милым, – она посмотрела на бутылку. – Я удивлена, что он до сих пор помнит год урожая.

– Я знал, что он жестокий мужчина, но… – Аркад вздохнул, его голос смягчился от печали: – Ваша мать была хорошей женщиной, ми донна. Вы не заслуживаете такого оскорбления. А она не заслуживала того, что он с ней сделал.

– Он забил ее до смерти бутылкой золотого вина, Аркад, – произнесла Леона с легкой дрожью. – Потому что она случайно разбила его бокал за ужином. Кто вообще такого заслуживает?

Экзекутор прошелся взглядом по полу, словно пытался найти там подходящие слова. Он мог быть богом на песках, но здесь, наедине с донной, под ее ясно-голубым взглядом, мужчина казался беспомощным, как младенец.

– Если когда-нибудь…

Он помедлил и с трудом сглотнул. Сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.

– Если когда-нибудь вам потребуется утешение… иными словами, если вы захотите поговорить…

Леона наклонила голову, глядя экзекутору в глаза.

– Это очень мило с твоей стороны, Аркад. Но я не считаю это уместным.

Мужчина посмотрел из окна во двор – на лазарет, где лежал Фуриан.

– …Уместным? – повторил он.

– Я уже не та девочка, которая провела все детство на цыпочках, потому что боялась в очередной раз разозлить монстра, с которым жила. Я уже не та девочка, которая пряталась под столом, когда этой бутылкой наносились удар за ударом. Я сангила. Домина этой коллегии. А ты – мой экзекутор. И дешевая выходка моего отца лишь укрепила мою решимость победить в Годсгрейве.

Аркад просто смотрел на нее, на его лице ясно читались скорбь и злость.

– Мне не нужны утешения, – продолжила Леона с гневом в глазах. – Мне нужно увидеть этого ублюдка на гребаных коленях. Если хочешь служить мне, Аркад, молю тебя, служи тем, за что я тебе плачу. Приведи меня к победе.

Леона вновь склонилась над гроссбухом, подперев рукой голову.

– Можешь идти, – добавила она.

Аркад постоял еще с пару секунд, не произнося ни слова. Но в конце концов…

– Ваш шепот, – пробормотал он. – Моя воля.

Крупный мужчина развернулся и проковылял из кабинета, закрывая за собой дверь. Как только он исчез, Леона уронила перо. Поджала губы и сделала пару прерывистых вдохов. Яростно вытерла глаза.

Но слезы все же взяли верх, и женщина вновь посмотрела на бутылку на столе. Солнечный свет блестел на стекле. На этикетке кроваво-алого цвета.

Леона опустила голову, и каштановые локоны скрыли ее глаза.

– Отец, – сплюнула она.

В дверь постучали.

– Четыре Дочери, кто там еще? – требовательно спросила Леона.

– Простите, ми донна, – сказал страж, заглядывая внутрь. – С вами хочет поговорить магистра.

Женщина вздохнула и убрала волосы с лица.

– Хорошо.

В кабинет вошла Антея и закрыла дверь. Леона выпрямилась на стуле и взяла перо, всем своим видом источая образцовое самообладание. Магистра остановилась перед ней, откинув длинную седую косу, и склонила голову.

– Что такое, Антея?

– …Домина, вы знаете, что я всегда служила вам верой и правдой, – в ее глазах засияла тревога, когда она посмотрела на бутылку золотого вина. – И никогда бы не причинила вам вреда.

– Разумеется.

– Я знаю, что отец давит на вас финансово. Мне бы не хотелось обременять вас очередными проблемами. Я долго думала, стоит ли вообще говорить об этом, но…

– Антея, – спокойно перебила Леона. – Говори, что хотела.

– …Дело в Аркаде, домина.

Донна посмотрела на дверь, за которую совсем недавно вышел экзекутор.

– И что с ним?

– Он знает.

Леона отложила перо и откинулась на спину стула, хмурясь.

– Что знает?

– Леона, – многозначительно сказала магистра. – Он знает.

Мия сидела в лазарете и слушала завывания неночного ветра, дующего с океана. Перемена в температуре принесла приятную прохладу, но ее было слишком мало, чтобы дышать стало легче. Чуть раньше, когда она, прищурившись, посмотрела на горизонт, ей показалось, что там уже виднеется третье солнце, застывшее на краю мира. Вскоре оно взойдет и начнется истиносвет; ужасная жара, гомонящая толпа и целый океан крови.

Сквозь каменные стены просачивались обрывки разговоров ужинающих гладиатов, и Мия услышала, как Мясник пожаловался на вкус приготовленного Пальцем «рагу». Тот, в свою очередь, под улюлюканье и крики гладиатов, громко проинформировал Мясника Амая, куда он может засунуть это рагу, если оно ему не по душе.[44]

Лицо Мии расплылось в улыбке и тут же скривилось, когда Личинка намазала ее щеку алоэ и мятой. Рану слегка покалывало. Девочка кивнула каким-то своим мыслям и наложила новую повязку на лицо Мии, осторожно закрепив ее.

– Рана быстро заживает, – сказала она. – В следующий раз сможем обойтись без повязок.

– Отлично, – ответила Мия. – Спасибо.

– Взбодрись, вороненок, – раздался хриплый голос позади нее. – Даже при всей твоей миловидности нельзя называть себя настоящим гладиатом, пока не заработаешь парочку шрамов.

Мия повернулась к Мечнице, зевающей на соседней плите.

– Ну, в таком случае, – улыбнулась девушка, – ты самый настоящий гладиат, который когда-либо выходил на пески, Мечница.

– Да уж, – ухмыльнулась та. Женщина подняла правую руку, по-прежнему обмотанную бинтами. – Она определенно будет настоящей красавицей.

– Ты уже можешь ею двигать? – тихо поинтересовалась Мия.

Двеймерка посмотрела на Личинку, которая покачала головой.

– Еще слишком рано, – заявила девочка, – чтобы говорить что-то наверняка.

Мия с Мечницей обменялись встревоженными взглядами, но промолчали. В лазарет вошел Палец, неся деревянный поднос с четырьмя горячими мисками. Когда он торжественно поставил свою ношу, Мия осмотрела повара с головы до ног, гадая, сколько человеческих органов он использовал в своем шедевре на сей раз.

– Ужин, – объявил он. – Ешьте, пока теплое.

– Вкуснятина, – улыбнулась Личинка. – Спасибо, Палец.

Мужчина взъерошил ей волосы и поплелся из помещения. Мия подняла бровь.

– «Вкуснятина»? – спросила она, когда повар отошел на достаточное расстояние. – Из всех существующих слов это последнее, которое я бы использовала, чтобы описать стряпню Пальца, Личинка.

– Все зависит от того, как ты росла, – девочка пожала плечами. – Попробовав на вкус сырую крысу, перестаешь быть таким привередливым в еде, уж поверь мне.

Мия кивнула и закусила губу, вновь поражаясь, до чего эта маленькая девочка напоминала ей себя. Она тоже росла в суровых условиях, как Мия после смерти родителей. Не боялась высказывать свое мнение. Возможно, была умнее, чем нужно. Девушка знала, что это лишнее. Что это слабость.

Но Личинка ей нравилась.

– Справедливо, – улыбнулась Мия. – Прошу прощения.

– Так ты будешь есть или нет?

– Давай сюда.

Личинка передала Мие миску и подняла бровь, глядя на вторую пациентку.

– Мечница?

– Благодарю.

Женщина поставила миску на плиту рядом с собой. Мия наблюдала, как она осторожно берет ложку здоровой рукой, гадая, что с ней станет, если правая так и не восстановится. Как быстро этот мир избавится от гладиата, который не может поднять меч?

В лазарет забрел Клык и с надеждой посмотрел на миску Мии, виляя хвостом. Девушка почесала крупного мастифа за ухом, но ужин оставила себе.

– Как дела у Фуриана? – спросила она.

Личинка кивнула на Непобедимого и ответила с полным ртом:

– Сама посмотри.

Мия отставила миску и, кривясь, поднялась – ее ребра по-прежнему болели, но реального средства им помочь не было, кроме как стараться не шевелиться лишний раз. Она подошла к спящему Фуриану, и ее тень задрожала, в животе пробудился знакомый голод, не имеющий никакого отношения к ужину.

По правде говоря, Непобедимый выглядел немного лучше. К его лицу возвращался цвет, и, коснувшись лба, Мия обнаружила, что лихорадка спала. Морщась от тревоги, она убрала повязки и присмотрелась. Несомненно, раны выглядели ужасно; яд шелкопрядицы разъел мышцы и кожу на груди и шее. Но вместо гнилого, сочащегося кровью месива, которое она видела в прошлый раз, раны приобрели здоровый, чистый розовый оттенок. Вид извивающихся толстых личинок, ползающих по изувеченной плоти Фуриана, по-прежнему вызывал тошноту, да и пахло от него далеко не розами. Но, слава Черной Матери, гнилое мясо исчезло.

– Это невероятно, – пробормотала Мечница.

– Это отвратительно, – фыркнула Мия.

Полностью потеряв аппетит, она отдала всю миску с ужином Клыку, который довольно заурчал, с удовольствием поедая рагу.

– Но да, это невероятно, – признала Мия. – Хорошая работа, Личинка.

Девочка взмахнула деревянной ложкой, как королева.

– Вы слишком добры, ми донна. Слишком добры.

– Что будет дальше?

– Ну, это скорее искусство, чем наука, понимаешь? – ответила Личинка, вытирая нос рукавом. – Думаю, через пару перемен можно будет снять с него опарышей. Мама говорила топить их в горячем уксусе, но мне их жалко, учитывая, какую работу они проделали. После этого раны нужно будет держать в чистоте и регулярно мазать, а Фуриану – спать. Его лихорадка еще полностью не прошла, а инфекция может и вернутся при плохом раскладе. Он пока не поправился, но, с нашей помощью, его шансы велики.

– Он сможет бороться в «Магни»? – спросила Мечница.

– Поживем – увидим, – пожала плечами девочка. – Я не волшебница.

– Как по мне, так это волшебство, – Мия восхищенно покачала головой, улыбаясь Личинке. – И всему этому тебя научила мама?

– Да. Она бы научила меня большему, будь у нее время. Иногда я гадаю, сколько знаний она забрала с собой в могилу.

– Да уж, – вздохнула Мия. – Понимаю тебя.

Личинка поводила ложкой по миске и закусила губу.

– Забавно, но я тут думала… Когда лишаешь жизни человека, то забираешь не только его, ведь так? Ты забираешь все, что он значил для этого мира. – Девочка, сощурившись, посмотрела на Мечницу. – Ты когда-нибудь думала об этом? Когда убивала на арене?

– Нет, – ответила женщина. – Это верный путь к безумию.

– Тогда о чем ты думаешь? – спросила Личинка с полным ртом.

– Думаю, что лучше они, чем я, – пробормотала Мечница.

Девочка повернулась к Мие.

– Что насчет тебя, Ворона? Ты когда-нибудь думала о том, чего лишаешь мира?

Мия открыла рот, но не нашлась, что ответить.

По правде, она действительно думала о тех, кого убивала. В последнее время все чаще и чаще. Смерть люминатов, убитых в горе, было легко оправдать. Но всех после них? Сенаторского сына и магистрата, которых она убила по поручению Скаевы? Тех людей в Яме Висельных Садов? Гладиатов, которых она заколола на арене? В каком-то смысле они проложили ей дорогу в эту коллегию и к глоткам консула и кардинала. Но снимало ли это с нее вину?

– Я думаю, что конечный результат оправдывает средства, – ответила она. – Если этот результат воспрепятствует моему концу.

– Ты правда в это веришь?

– Приходится.

– Что ж, – Личинка грустно улыбнулась. – Лучше ты, чем я.

Клык заскулил и лизнул пальцы Мии своим плоским розовым языком.

– Прости, мальчик, – сказала она, присев, чтобы почесать пса под челюстью. – Ты уже все съел. Куда тебе еще?

Мастиф снова заскулил, на сей раз жалобней. Затем понюхал руку Мии и начал наматывать небольшие круги, поджав свой короткий хвост. Сел на задние лапы, издал звук, как будто пытался выкашлять проглоченный комок шерсти. И, посмотрев на девушку своими большими карими глазами, пес выблевал на пол струю ярко-алой крови.

– Зубы Пасти! – выругалась Мия, отпрыгивая в сторону.

Миска с рагу выпала из рук Личинки и разбилась о камень.

– Ворона…

Мия подняла взгляд и увидела, как из уголка губ девочки вытекает струйка крови.

– Что-то мне не… нехорошо… – прошептала она.

– Вот дерьмо, – выдохнула Мия.

Личинка соскользнула с плиты и закашлялась кровью. Мия побежала к ней и подхватила прежде, чем девочка упала на пол. Затем взглянула на Мечницу – женщина провела кулаком по губам, ее пальцы окрасились алым. И тут двеймерка схватилась за живот, и ее стошнило кровью на камень.

Мия посмотрела на Клыка, свернувшегося в луже крови.

На пустую миску, из которой ужинал пес…

– Вот дерьмо…

«Яд…»

– Помогите! – взревела девушка. – Помогите!

С веранды послышались крики боли, изумленная ругань, кашель и отхаркивание. Прижимая к себе Личинку, Мия потащила ее к выходу из лазарета и увидела всех гладиатов коллегии на коленях или на спинах, с испачканными в крови руками и ртами. По столу и полу растекалось рагу. Личинка застонала и выплюнула сгусток крови на грудь Мии. Ошарашенный Палец смотрел на эту кровавую картину, рядом стояло несколько не менее пораженных стражей.

– Да не стойте вы, мать вашу, помогите мне! – рявкнула Мия.

Палец увидел Личинку в ее руках и заковылял к ним на подмогу. Где-то в доме прозвучала тревога. Мия с Пальцем занесли Личинку обратно в лазарет и положили ее на плиту. Мечница лежала на полу, из ее рта текла кровь. Мия окинула взглядом помещение, ее разум активно работал. Присев у миски Личинки, она окунула палец в рагу, попробовала его на вкус и сплюнула. Среди приправ затаился горький металлический привкус. Ее мозг кипел, вспоминая все, благодаря чему она стала любимой ученицей Паукогубицы, повторяя снова и снова четыре основных принципа ядоварения:

Осуществление: пероральное.

Эффективность: смертельная.

Скорость: пять минут или меньше.

Место воздействия: желудок и кишечник.

Глаза Мии округлились, ответ пришел к ней во плоти.

– Это «погребальная песнь», – ахнула она, поворачиваясь к Пальцу.

– Ты…

– Да, блядь, уверена! У тебя есть коровье молоко на кухне? Или сливки?

– …Есть козье молоко для чая донны.

– Вскипяти его. Все, что есть. Сейчас же.

– Но я…

– Живо, Палец!

Повар побрел на кухню, а Мия начала перебирать баночки и пузырьки Личинки. «Погребальная песнь» – смертельный яд, и его довольно трудно приготовить, если не знаешь, что делаешь. Но это один из первых токсинов, который научил варить Мию Меркурио, и хоть антидот не был широко известен, для Клинка Матери Священного Убийства он не составил проблем. Радуясь, что донна позволила Личинке обновить запасы, Мия шарила по полкам и хватала нужные ингредиенты.

«Ярколист. Суходоль. Молочный чертополох…»

– Четыре Дочери…

Девушка обернулась и увидела донну Леону в сорочке, стоящую в двери лазарета. За ней маячила магистра, ее лицо исказилось от ужаса. В крепости продолжала звенеть тревога.

– Что, во имя Всевидящего… – выдохнула Леона.

– Яд, – ответила Мия. – «Погребальная песнь», подсыпали в ужин. Времени мало. Не могу найти гребаный нитрат серебра… У вас есть зеркало?

Донна смотрела на Личинку, наблюдая, как из уголков ее губ стекает кровь.

– Леона! – рявкнула Мия. – У вас есть зеркальце?

Женщина моргнула и перевела взгляд на Мию.

– Д-да.

– Несите его на кухню. Сейчас же! – Мия повернулась к стражам, стоявшим за своей госпожой. – Ты – неси Личинку, вы двое – несите Мечницу. Быстрее!

– Делайте, как она говорит! – крикнула Леона.

Мия взяла в охапку все пузырьки и баночки и побежала по двору вместе со стражей, а Леона кинулась к себе в комнату. Личинка снова закашлялась, Мечница стонала. Веранда больше походила на поле боя, гладиаты распластались в лужах крови. Волнозор лежал лицом вниз, Брин опиралась на стол, с ее губ срывались густые ленты крови и слизи, Сидоний валялся на спине. Экзекутор стоял посреди этой кровавой бойни и с ужасом смотрел на все округлившимися глазами.

– Аркад, переверните Сидония на бок! – крикнула Мия, пробегая мимо. – Переверните всех, кто лежит на спине, иначе они захлебнутся собственной кровью!

На кухне Палец стоял над большой кастрюлей и перемешивал кипящее молоко. Мия оттолкнула его и начала добавлять ингредиенты, осторожно отмеривая дозы, несмотря на спешку. Терять нельзя было ни секунды – каждый миг приближал Личинку и остальных к смерти. Но, как всегда, спутники в ее тени превращали девушку в сталь, и ее руки не дрожали. Первое правило ядоварения: плохо смешанное противоядие хуже, чем никакого противоядия.

Стражи положили Личинку на кухонную скамью. Девочка сильно побледнела и стонала, ее снова стошнило кровью.

– Смотрите, чтобы она откашливалась, ей нужно дышать!

Пот в глазах. Пульс громыхает под кожей. Личинка снова закашлялась, на ее губах лопнул ярко-красный пузырь.

– Личинка, продолжай дышать, слышишь меня?

Леона прибежала с большим овальным зеркалом, снятым со стены спальни.

– Это подой…

Мия выхватила его, взяла кухонный нож и сорвала раму с зеркала. Поднеся лезвие к задней стороне зеркала, начала яростно соскребать серебристое покрытие, сверкающие хлопья металла сыпались на кухонную скамью. Личинка снова закашлялась, ее голова безвольно болталась, словно у девочки сломалась шея.

– Ворона, она не дышит! – крикнула магистра.

– Личинка, не смей умирать! – рявкнула Мия через плечо.

Она собрала стружку нитрата и растерла ее в порошок с помощью ступки и пестика. Вновь оттолкнув Пальца, сыпанула порошок в кипящую смесь на плите, в воздухе почувствовался запах горящего металла. Девушка оглянулась через плечо, увидела, что Личинка бьется в конвульсиях в объятиях Леоны. С уст полились мольбы Черной Матери, Четырем Дочерям, всем, кто слышал.

– Пожалуйста, – шептала Мия. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Смесь была готова. Мия набрала полную глиняную чашку и повернулась к девочке. Личинка стала бледной, как труп, и неподвижной, как водная гладь. Глаза донны округлились, сорочку и руки забрызгала кровь девочки.

– Отнеси по чашке всем, кто отравился, – сказала Мия Пальцу. – Сперва тем, кто без сознания. Пусть сделают как минимум три глотка. Влей через воронку, если придется. Иди, иди!

Мия забрала Личинку из рук Леоны, часто дыша. Положив девочку на спину, вытерла кровавую пену с губ и открыла ей рот. Крепко держа чашку, влила щедрую дозу.

– Глотай, малышка, – прошептала она, массируя ей горло. – Глотай.

Личинка не слышала. И определенно не глотала. Мия посадила ее, противоядие полилось изо рта. Леона с магистрой помогли держать девочку, и, отклонив ей голову, Мия вылила еще немного снадобья в ее открытый рот.

– Глотай, Личинка, – взмолилась она. – Пожалуйста.

Мия массировала девочке горло, затем слегка встряхнула ее. Личинка не реагировала, не шевелилась, не дышала. Просто безвольно висела в руках, как сломанная кукла. Клинок в Мие уже видел все это прежде. Но девушка в ней, та, которая смотрела на Личинку и видела в ней бледное отражение самой себя, отказывалась в это верить. Она молилась о чуде, как в книгах, которые читала в детстве. Чтобы к ним приехал принц на белом коне и разбудил Личинку поцелуем. Или крестная фея с полными карманами магики, исполняющая желания.

Мия почувствовала жаркие слезы в глазах, огромный груз на плечах. В ее горле нарастал крик, но слова срывались шепотом:

– Пожалуйста, малышка.

«Забавно, но когда лишаешь мира человека, то забираешь не только его, ведь так?»

Леона посмотрела на Мию, ее глаза округлились от шока, по щекам стекали слезы.

– …Ворона?

«Ты забираешь все, что он значил для этого мира».

– Пожалуйста, – взмолилась Мия.

«Ты когда-нибудь думала об этом?»

Чашка выскользнула из ее пальцев и разбилась об пол.

«Ты когда-нибудь думала об этом?»

Глава 27 Раскол

Мия не помнила, когда она в последний раз по-настоящему плакала.

Проливала пару-тройку слез время от времени, но это сложно было назвать горем. Настоящим первобытным горем, когда всхлипы просто вырываются изнутри, сотрясая тебя до костей и оставляя после себя лишь пустоту. Она не плакала, когда провалила последнее испытание Церкви. Не плакала, когда Эшлин убила Трика. Не плакала, когда Духовенство провело тихую мессу и закрыло пустой склеп юноши в Зале Надгробных Речей.

Она, видите ли, не умела скорбеть.

Вместо этого Мия предпочитала бушевать.

Она стояла в лазарете над безжизненным телом Личинки, и ее живот крутило от злости. Девочке расчесали волосы и вытерли кровь с лица. Она выглядела так, будто спала. Рядом с ней, такой же умиротворенный, лежал Отон. Глаза крупного итрейца были закрыты, морщинки от беспокойства, испещрявшие его лицо, когда он боролся на песках, ныне разгладились.

Это чудо, что из всех погибли только двое – будто слово «только» имело право на существование. Личинка попросту была маленькой и приняла слишком много яда. Отон был взрослым мужчиной и сильным, как бык. Но он быстро уплел весь свой ужин и уже шел за добавкой, когда вдруг подействовал яд, а потом было уже слишком поздно. Если бы не Мия, Соколов погибло бы куда больше – все, если быть точными. Кто бы ни отравил их ужин, он не ожидал, что рядом найдется обученный ассасин, который приготовит противоядие. Так что большинство гладиатов пострадали от внутреннего кровотечения различной степени, но сваренная ею смесь спасла всех от смерти.

Почти всех, по крайней мере…

Клык лежал на заляпанном кровью пледе, глаза пса навеки закрылись. Экзекутор чуть не разрыдался, когда обнаружил мастифа в луже крови на полу лазарета. Теперь он сидел рядом с ним и гладил пса своей мозолистой ладонью. Его пальцы дрожали. От злости или горя – Мия не знала.

– Как, ради Всевидящего, это произошло? – требовательно поинтересовалась Леона, уперев руки в бока и глядя на трупы.

– Довольно просто, – пробормотала Мия, не сводя глаз с тела Личинки. – Кто-то накачал лук из кладовки «погребальной песней», а Палец использовал его для рагу. Лук впитывает все как губка. А его запах и вкус прекрасно маскируют яд. Хороший способ. Убийца знал, что делал.

Леона повернулась к Пальцу. Повар дрожал между двумя стражами, державшими его за руки. Жиденькие волосы мужчины падали на глаза, все тело тряслось.

– Что тебе об этом известно? – спросила донна.

– Н-ничего, домина, – ответил повар. – Я всегда служил вам верой и правдой!

– Да любая змея прошипела бы то же самое, – процедила Леона.

Палец покачал головой, его голос ломался:

– Домина, я… Вы всегда хорошо и справедливо ко мне относились. У меня нет причин вредить вашей коллегии. И я бы никогда не навредил девочке. Она была мне как родная. Я собственными руками подал ей ужин. – Его глаза наполнились слезами, к губам стекали сопли, пока он смотрел на безжизненное тело Личинки. – Думаете, я настолько жесток, чтобы смотреть ей в глаза и улыбаться, п-подавая клинок, который ее убьет?

Грудь мужчины вздымалась, лицо исказилось, по щекам скатывались слезы.

– Никогда. Клянусь Всевидящим и всеми его Дочерьми, никогда.

Леона прищурилась, но она видела правду на его лице так же четко, как Мия. Тощее тело повара содрогалось от всхлипов. Глаза наполнены горем. Либо Палец был актером, достойным лучшего театра во всей республике, либо же мужчина искренне страдал из-за смерти Личинки.

– Кто еще может попасть в кладовку? – спросила Леона.

Палец вытер глаза и громко шмыгнул.

– Любой, у кого есть доступ в крепость, мог добраться до провианта, домина. Он не закрывается на неночь… Я… я бы хранил его с большей предусмотрительностью, но даже п-представить не мог, что среди нас затесалась змея.

– Как и я, – ответила Леона. – Но я определенно пригрела ее на груди.

– «Погребальную песню» нелегко приготовить, – встряла Мия. – Это опасно. Занимает много времени. Но в таком большом городе, как Вороний Покой, его наверняка можно купить, если хватает денег.

– И откуда ты все это знаешь? – прорычал Аркад.

– Я не скрывала, что разбираюсь в травах, – ответила девушка. – Разница между лекарством и отравой может быть всего в полграмма. И учтите, что мой ужин тоже был отравлен.

– Тогда как получилось, что ты не отравилась вместе со всеми остальными гладиатами?

– Я не ела его, – сплюнула Мия.

– Уже второй раз за два месяца ты избежала подозрительного ужина.

– Вы заглядывали под бинты Фуриана? – требовательно поинтересовалась Мия. – От этого зрелища тошнит. А запах отпугнул бы даже гребаного струпопса, не говоря уж о внешнем виде!

– И так просто сложилось, что ты отдала свою порцию моему псу и смотрела, как он умирает? А затем, по счастливой случайности, нашла ингредиенты, чтобы спасти жизни своих товарищей?

Мия повернулась лицом к Аркаду и сцепила зубы.

– Вы обвиняете меня? В том, что я отравила одиннадцатилетнюю девочку?

Аркад ее проигнорировал и посмотрел на Леону.

– Раз мы ищем змею среди своих, я бы посоветовал начать с той, кто лучше всех разбирается в ядах. Что думаете?

И тогда Мию охватила ярость – яркая и ослепительная. Она шагнула к Аркаду, сжав кулаки. Мужчина встал с поразительной скоростью, расправил плечи и опустил подбородок. Его рык отдавался в груди у девушки:

– Попробуй, – сказал он. – Просто попробуй…

– Экзекутор, довольно, – рявкнула Леона. – Ворона – чемпион этой коллегии. Она уже стоит на верхушке горы. Ради Всевидящего, чего она добилась бы, убив всех моих Соколов, не говоря уже о Личинке?

– Кто вообще мог этим чего-то добиться? – спросила магистра, окидывая взглядом комнату. – Если мы ищем убийцу, сперва нужно найти мотив. Кому от этого может быть выгода?

– Вашему отцу, домина, – сказала Мия.

Леона покачала головой.

– Он бы не посмел…

– Задумайтесь, – настаивала девушка. – Он выплатил все ваши долги. Вы должны ему денег, которых у вас попросту нет. Как вы раньше гасили задолженность перед кредиторами?

– …Я все еще пытаюсь с этим разобраться, – ответила Леона.

– Да, – кивнула Мия. – Но даже учитывая награду с Уайткипа, вам удалось придумать какой-то способ добыть три тысяч сребреников, кроме продажи нескольких гладиатов в Пандемониум?

Леона посмотрела на Аркада, затем на магистру.

– Нет, – призналась она.

– Тогда что произойдет, если все ваши гладиаты умрут, и продавать будет некого?

– Тогда я все потеряю, – прошептала Леона. – «Магни». Коллегию. Все.

– Ваш отец способен пойти на убийство, чтобы добиться своего? И неужели мужчина с такими деньгами не смог бы подкупить одного из ваших стражей? Или, быть может, кого-то даже более близкого вам?

– Дерзкая тварь! – сплюнул Аркад. – На что ты намекаешь?

– Лишь на то, что существуют два вида преданности, – ответила Мия. – Та, что оплачивается любовью, и та, что оплачивается серебром.

– Домина, это…

Леона подняла руку, обрывая возражения магистры. Затем повернулась к капитану своей стражи и приказала ледяным тоном:

– Ганник, я хочу, чтобы вы обыскали все спальни в этой крепости. Каждый сундук, каждый ящик, каждую щель. Вы со своими подчиненными разделитесь на группы по трое и не будете обыскивать собственные вещи, все понятно?

Капитан прижал кулак к груди.

– Да, домина.

Ганник развернулся на пятках, собрал остальных стражей и двинулся через двор. Мрачно нахмурившись, Аркад кинул последний взгляд на своего убитого пса, на убитую девочку, и пошел следом.

– Куда ты собрался, экзекутор? – спросила Леона.

– …Помогать в поисках, домина.

– Ганник займется этой проблемой. Возьми Пальца и соберите дров для костра, – она кинула быстрый взгляд на тело Личинки. – Нельзя позволять им лежать в этой жаре. Нужно отправить их к Очагу и в ласковые объятия Леди Кеф.

Окинув Аркада с головы до пят, Мия увидела, что его зрачки расширились, дыхание участилось. Кажется, сработал инстинкт «борись или беги».

– …Он боится… – раздался шепот у ее уха.

Но, в конце концов, как всегда, экзекутор поклонился.

– Ваш шепот – моя воля.

До этой перемены Мия не знала, как пахнет горящая плоть.

Запах смерти был ей знаком. Отвратительное зловоние вспоротых животов. Приторный аромат разложения. Но до того, как она оказалась во дворе Вороньего Гнезда, слушая потрескивание сухой древесины и песнь моря, девушка не знала запаха погребального костра. Она читала о нем в детстве – как скорбящие возлюбленные и дети-сироты отправляли своих любимых в иной мир на столбе пламени. Ей казалось, что в этом было что-то романтичное. Что-то свирепое, яркое и прочное. Но в книгах ни разу не говорилось о запахе. Паленых волос, кипящей крови и чернеющей плоти.

Он был омерзительным.

Они положили Личинку и Отона на дрова, которые принесли Аркад с Пальцем. Не самые грандиозные похоронные дроги в мироздании, но все топливо, найденное на кухне, было сложено аккуратными рядами в алтарь высотой больше метра. Умершие были облачены в простые хлопковые сорочки, их лица оставили открытыми для небес. Донна Леона прочла тихую молитву Всевидящему над их телами. Им на грудь возложили венки из цветов. Под языки положили по одной маленькой монетке из красного дерева.[45]

А затем их тела подожгли.

Большинство гладиатов сдерживали свое горе, но Брин плакала в открытую – это уже вторые похороны за неделю, и рана от потери брата вновь засочилась кровью. Из остальных гладиатов только Сидоний позволил себе заплакать, и его широкие мощные плечи содрогались от всхлипов. Мия пыталась разгадать его, то клеймо на груди, то пошлое шутовство – все это противоречило мужчине, который с таким восхищением отзывался о ее отце и пытался утешить ее во тьме.

Пламя разгорелось, к яркому небу поплыл дым. Вдалеке шумели волны. Кричали чайки. Донна Леона читала грустную молитву Аа.

Закончив обряд, она опустила голову и торжественно отошла от костра. Мия наблюдала, как женщина бредет по двору, дым щипал не закрытый повязкой глаз. Теперь она знала, что Леона – порождение жестокости, в которой она выросла, и в глубине души они не так уж отличались. Сложись детство Мии иначе, она легко могла бы стать точно такой же хозяйкой этой крепости. Но часть ее не могла не винить донну во всем случившемся. Если бы только этой коллегии не существовало, если бы только Личинку продали не сюда…

«Нет. У тебя нет времени на «если бы да кабы»…»

Леона поднялась на веранду в тот момент, когда из крепости вышел капитан стражи. Мия наблюдала за ними боковым зрением, Ганник тихо говорил, поглядывая на Аркада. Затем вручил своей госпоже что-то, походившее на скомканный кусок ткани, и у Мии екнуло в желудке.

– Аркад? – позвала Леона, поворачиваясь к экзекутору.

Мужчина отошел от горящего костра. В его глазах появился тот же страх, который Мия заметила в лазарете.

– Ми донна?

– Объяснись, – сказала женщина, вытягивая руку.

В ней было зажато шелковое нижнее белье с кружевной окаемкой.

Гладиаты смотрели во все глаза, на заднем фоне по-прежнему полыхал костер. Аркад окинул взглядом воинов, которых сам обучал, и его лицо помрачнело. Он едва мог смотреть Леоне в глаза, в его голосе сквозил стыд.

– Ми донна, если бы мы могли поговорить наедине…

– Это нашли в твоей комнате, – перебила Леона. – Под матрасом. Теперь я понимаю, почему ты так хотел помочь в поисках Ганнику с его стражами. Но скажи мне, уважаемый Аркад, почему мое нижнее белье нашли среди твоих вещей?

– Ми донна, я…

– А это что?

Леона подняла маленький пузырек с прозрачной жидкостью, сверкающей в солнечном свете.

Аркад удивленно моргнул.

– Я никогда этого прежде не видел.

– Его нашли завернутым в моем белье, спрятанном в твоей маленькой сокровищнице. Возможно, это парфюм? Или немного алкоголя, чтобы облегчить неночи? – Леона повернулась к Мие и протянула ей пузырек на ладони. – Ворона?

Посмотрев на Аркада и уловив набухающий в нем страх, Мия забрала пузырек у донны. Открыв его, принюхалась, обмакнула палец, попробовала на вкус и мгновенно дважды сплюнула. Скривив губы, она повернулась к Леоне.

– Это «погребальная песнь», домина. Без сомнений.

Сердитые глаза женщины наполнились слезами, когда она посмотрела на Аркада, ее губы задрожали, все тело сотрясала ярость.

– Ты.

Его лицо преисполнилось ужасом.

– Ми донна, я бы никогда…

– Тогда как это оказалось в твоей спальне? – требовательно спросила Леона. – Завернутое в белье, которое ты украл у меня! Или это ты тоже отрицаешь?

– Не отрицаю, я наш…

– Ты знаешь меня с детства, Аркад! Я считала тебя человеком чести, который видел праведность моего дела. Я считала твое увлечение безобидным, но теперь вижу, как оно превратилось в яд прямо у меня на глазах. – Женщина потрясла шелковой тряпкой перед его лицом. – Теперь я вижу, какой ты на самом деле! Теперь я понимаю, почему ты был со мной все эти годы!

– Увлечение? – Аркад побледнел, его голос дрожал.

– Сколько мой отец платит тебе?

– …Что?

– Сколько? – закричала Леона. – Я всегда гадала, почему ты ходишь со львами на камзоле и с набалдашником на трости в форме львиной головой. Я думала, что это просто дань уважения тому, где и кем ты раньше был, но теперь вижу правду! Ты всегда был его человеком! Всегда!

Магистра ласково положила руку на плечо хозяйки.

– Домина, прошу вас…

Леона зарычала и вырвалась из ее рук.

– Может, он пообещал тебе меня? Как сломанный трофей, который ты сможешь прятать под матрас со всеми своими грязными маленькими секретами? Ты отравил моих гладиатов и убил одиннадцатилетнюю девочку, просто чтобы добиться своего? После того, что он сделал с моей матерью? Улыбаясь, как змея, и предлагая мне свое утешение?

В глазах Аркада заблестели слезы.

– Вы считаете меня способным…

– Я считаю тебя лжецом, – сплюнула Леона. – Считаю тебя убийцей. Считаю унылым стариком, которым управляет похоть, треклятая выпивка и воспоминания о былой славе, которая испортилась и сгнила! – Донна втянула воздух сквозь стиснутые зубы. – Я считаю тебя точно таким же ублюдком, как мой отец. И хочу, чтобы ты убрался из моей коллегии.

– Леона, я…

– Прочь! – проревела та. – Или клянусь Всевидящим и всеми его Дочерьми, я проявлю к тебе то же сострадание, которое ты проявил к ребенку, что сейчас на костре!

Женщина вся дрожала, по ее щекам лились горькие слезы. Но ее челюсти сжались, зубы оскалились. Аркад съежился, как старый башмак, его грудь часто вздымалась, лицо побелело. Посмотрев на лица гладиатов, он увидел лишь презрение и гнев. Мужчина снова повернулся к Леоне, в его глазах читалась боль, с уст сорвалась последняя отчаянная мольба:

– Прошу…

– УБИРАЙСЯ! – завопила женщина, бросаясь на него с кулаками. Царапая лицо и глаза. – УБИРАЙСЯ! УБИРАЙСЯ!

Аркад попятился, а магистра оттащила от него брыкающуюся, кричащую Леону. Стражи шагнули вперед, чтобы развести их, хватаясь за мечи и испепеляя экзекутора взглядом. Ганник уперся рукой в его грудь и оттолкнул назад с явным предупреждением на лице. Капитан определенно не хотел драки, но желание его госпожи было ясным, а в воздухе по-прежнему витал тяжелый запах горящего ребенка.

Аркад обвел взглядом двор, но не нашел там друзей. Его глаза переполнялись слезами. Он открыл рот, чтобы заговорить, но не нашел слов, чтобы оправдаться. Мужчина всматривался в лица бывших подопечных, но не обнаружил ни одного, кто заступился бы за него. Мия видела, что с его языка рвались слова, но, посмотрев в глаза Леоны, он увидел только ненависть и ярость. И поскольку иного выбора не оставалось, Аркад развернулся и заковылял к воротам.

– Забери их! – крикнула Леона, кидая кружевные тряпки ему в спину. – Пусть они согревают тебя неночами!

Экзекутор замер, оглядываясь через плечо. Но, не проронив ни звука, повесил голову и пошел дальше. Мия наблюдала за его уходом, не зная, что думать. Ревность могла подвигнуть людей на все, и Аркад действительно носил на груди львов своего бывшего господина. Должно быть, открытие, что его любимая женщина спала с Фурианом, стало ужасным ударом, а любовь легко могла превратиться в опухоль, если ее поливать предательством. Но часть Мии не могла поверить, что он так жестоко предал бы Леону…

Опираясь на магистру и продолжая плакать, донна покинула двор. Мия снова посмотрела на костер, где языки пламени поднимались все выше. Жар ласкал ее кожу. Дым целовал язык. Все висело на волоске. Конец был уже близко. Мия стольким рисковала ради него и очень хотела побыстрее до него добраться.

Она не могла дождаться, когда все это закончится.

– Прощай, Личинка, – прошептала Мия. – Я буду скучать.

И все равно девушка по-прежнему не могла вспомнить, когда плакала в последний раз.

В купальне клубился пар, его жар опалял кожу. Мия со вздохом погрузилась в воду, и тепло смягчило боль в ребрах. Нырнув, она попыталась приглушить свои мысли, заставить умолкнуть свои сомнения и ярость и просто насладиться минутной тишиной. Хотя бы на секунду. Хотя бы на миг.

В купальню вошла Брин, словно пребывая во сне. Ее глаза были налиты кровью, щеки раскраснелись. Не глядя на Мию, она сняла одежду и окунулась под воду, смывая слезы с кожи. Девушка пробыла там слишком долго, и Мия уже забеспокоилась, но Брин наконец-то вынырнула. Ее лицо обрамляли мокрые светлые волосы. Забившись в угол ванны, ваанианка будто окаменела, как статуя, глядя на рябь на воде и не произнося ни слова.

– Тяжелая перемена, – сказала Мия.

– Угу, – буркнула Брин.

– Домина провела хорошую службу.

– Угу.

– …Как ты себя чувствуешь?

Брин подняла голову, ее взгляд на секунду сосредоточился на Мие.

– А ты как думаешь? – прошептала она.

Мия потупилась и посмотрела на клубящийся пар.

– …Угу.

В купальню прошел Волнозор и развязал набедренную повязку. Каждую перемену, когда они купались вместе, он обязательно пел Мие песню, но на сей раз Волнозор не издал ни единой ноты. Его необычное молчание тяжело повисло в воздухе, и в груди Мии набухла печаль. Она вспомнила их драку вместе с Бьерном в воде, случившуюся всего пару недель назад. Вспомнила маленькую девочку на костре и все, что сгорело вместе с ней.

«Эти люди не твоя семья и не…»

– Четыре гребаных Дочери…

Мия подняла взгляд и увидела, как мимо стражей у входа в купальню проходит Сидоний. Закрыв за собой дверь, он разделся и погрузился в воду. Его глаза были широко распахнуты, дыхание участилось.

– Кажется, ты не в настроении, – заметил Волнозор.

– Тебе не кажется, брат.

– В чем дело?

– В нашей гребаной домине, – прорычал итреец. – Я только что узнал от Милани, одной из служанок. Леона послала гонца к Варро ебаному Кайто с приглашением на завтрашний ужин!

– Зачем ей ужинать с торговцем мясом? – спросил Волнозор.

– А ты как думаешь? Она планирует продать нас в Пандемониум! – сплюнул Сид. – Судя по всему, список уже готов. Милани видела его на столе.

– …И кто в нем? – спросила Мия.

– Брин, для начала, – ответил Сид, кивая на ваанианку.

Та заморгала, словно только сейчас услышала, о чем речь.

– …Домина продаст меня Варро Кайто?

– Ей нужны деньги, – рыкнул Сидоний. – Она не может купить нового погонщика, чтобы сформировать команду эквилл. Но после твоего показательного выступления в Уайткипе за тебя дадут целое состояние.

– Кто еще? – процедил Волнозор.

– Мечница, – сплюнул Сидоний. – Феликс. Албаний. Мясник. И я.

– Она продаст Мечницу? – ахнула Мия.

– Она продаст всех с ебаным пульсом! – ответил Сид. – Ей нужны три тысячи серебряных священников, и она ставит все на то, что ты победишь в «Магни», Ворона. Все остальные для нее просто мешки с монетами.

Брин покачала головой и прошептала:

– Дерьмо.

– Это все, что ты можешь сказал? – ошалел Сидоний.

– А что еще ты хочешь от меня услышать? – прорычала девушка.

– Я хочу услышать, как ты скажешь, что тебя не продадут, словно мусор, умирать в Пандемониум! – рявкнул он. – Потому что, клянусь Четырьмя ебаными Дочерьми, я точно туда не поеду.

– А какой у нас выбор?

Сид покосился на закрытую дверь и понизил голос:

– Выбор есть всегда.

По коже Мии пробежали мурашки, когда она посмотрела мужчине в глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Имею в виду, что экзекутора больше нет, как и его кнута, – ответил Сидоний. – Имею в виду, что эти стражи мягче, чем дерьмо младенца, а мы – полноценные гладиаты. Мы могли бы убить их тренировочными мечами, если бы захотели. Особенно если нападем неожиданно.

Волнозор нахмурился, потирая подбородок.

– Да, – пробормотал он. – Мы могли бы это сделать.

Глаза Брин округлились, голос понизился до яростного шепота:

– Ты говоришь о мятеже? Совсем с ума сошел? Хочешь, чтобы тебя казнили на «Магни»?

– А ты хочешь умереть в Пандемониуме? – парировал Сидоний. – Если ты не заметила, сестра, этот дом рушится прямо на наши головы. И лично я хочу убраться до того, как его крыша упадет.

– Это неправильно, – согласился Волнозор. – Мечница сражалась с честью. Ворона первая скажет, что не смогла бы победить Изгнанницу без ее помощи, верно?

Мия медленно кивнула.

– Да.

– А теперь ее просто продадут, как мясо? Потому что у нее травмирована правая рука? – Здоровяк посмотрел на Брин. – Твой брал отдал жизнь за эту коллегию. И вот как Леона намерена почтить его жертву? Отдав его сестру такому ублюдку, как Варро Кайто? Я этого не потерплю, – отрезал Сид. – Не могу. И не буду.

Волнозор посмотрел на него и покачал головой.

– Как и я.

Мия облизнула губы и тихо сказала:

– Подождите.

Трое гладиатов посмотрели на нее. После того, как Мия показала себя на арене, все они прониклись к ней уважением. И хоть она видела несправедливость сложившейся ситуации, хоть знала, что на их месте почти наверняка спорила бы о том же…

Если гладиаты Коллегии Рема поднимут бунт, ей никогда не попасть на «Магни». Никогда не отомстить. Если она поможет им, то в лучшем случае станет беглянкой, скрывающейся в республике, где подобные мятежи жестоко наказываются. А в худшем – ее просто убьют во время побега. Если же она не будет участвовать, но позволит этому произойти, администраты, скорее всего, все равно ее распнут за принадлежность к дому, в котором поднялся бунт.

Но просто сидеть и ничего не делать, пока Брин, Мечницу и Сида продадут…

– Подождать? – спросил Сидоний. – Чего?

– …Давайте не будем принимать поспешных решений, – сказала Мия. – Раны от похорон Личинки еще свежи. Предлагаю подумать над этим пару перемен, чтобы не наделать глупостей.

– Глупостей? – Сид нахмурился. – Мы говорим о наших жизнях!

– Кому-то, может, и повезло, – добавил Волнозор. – Но не все мы чемпионы и фавориты донны.

– Ее благосклонность меняется с каждой переменой, Ворона, – сказала Брин, явно воодушевляясь идеей. – Посмотри, как быстро она прогнала Аркада.

– Я лишь советую проявить терпение, – настаивала Мия. – Завтра Леона с Кайто вместе поужинают, но сделку ведь заключат не сразу. Домина тоже могла погорячиться, как мы сейчас. Возможно, со временем она поймет свою глупость и найдет другой способ. Придумает какую-то уловку, которая поможет избежать продажи. Уверена, она не желает прощаться ни с кем из нас.

– Если ты думаешь, что в этой женщине есть хоть капля благородства, – сказал Волнозор, – то ты дура, которой я тебя никогда не считал. Леона думает о своей славе и только.

– Терпение, – взмолилась Мия. – Пожалуйста.

Гладиаты хмуро переглянулись. Но, похоже, их спор затух, и каждый впал в угрюмое молчание. Поскольку Мие было больше нечего сказать, нечем утешить, она наконец-то вылезла из ванны, вытерлась, оделась и тихо вышла из купальни.

Пока она шла по коридору к своей камере, ее разум активно работал. Девушка знала, что не может позволить случиться восстанию – иначе весь ее план полетит в бездну. Но если она позволит донне поступить по-своему, если Леону не переубедить, Сиду, Мечнице и Брин придет конец. Никто не выживал в Пандемониуме. Даже величайшие бойцы держались не дольше пары месяцев.

На казарму медленно опустилась тишина, гладиаты готовились ко сну. Сидоний вернулся из купальни и сел напротив Мии в их клетке. Ее пока не переместили наверх – учитывая бурные события последних перемен, скорее всего, у Леоны были более важные проблемы, чем поиск новых покоев для своего чемпиона. Посему Мия по-прежнему сидела в клетке. Аркимические лампы потускнели, разговоры гладиатов приглушились, а затем и вовсе стихли, наконец сменившись звуками сна.

Мия чувствовала на себе взгляд Сида. Как обычно, мужчина хранил молчание, когда они оставались одни. И ни капли на нее не давил.

Просто смотрел.

Минуты тянулись, как перемены. Он не сводил голубых глаз с девушки.

Он не моргал.

И молчал.

– Черная Мать, да что?! – наконец прошипела она.

– Я ничего не говорил, – прошептал Сидоний.

– Ты так и будешь сидеть всю неночь и пялиться на меня?

– Ты бы предпочла, чтобы я заговорил?

– Да, бездна тебя побери, говори, что хотел! В гребаной купальне ты так не скромничал. Но стоит нам остаться одним, и ты внезапно проглотил язык?

– И о чем будем вести беседу? Ты ясно дала понять, что думаешь.

– Ты преследовал меня как гребаный кровавый ястреб с тех пор, как узнал, кто я. И ни разу ни о чем не спросил, ни разу. Тем не менее, стоит пройти шепоту о… – Мия осмотрелась и понизила голос, – …о восстании, как ты сразу разошелся.

– То, что мы задумали относительно предстоящей продажи, касается меня напрямую, Ворона. Но вот твое происхождение – не мое дело. И если ты не поняла, все, что тебе требовалось, это спросить. Я хожу за тобой из уважения к твоему отцу. Он бы хотел, чтобы я присматривал за тобой.

– Да что ты знаешь о том, чего хотел бы мой отец?

Сидоний тихо рассмеялся.

– Больше, чем ты думаешь, вороненок.

– Ты был солдатом. Заклейменным трусом и изгнанным из легиона. Ты не состоял в его совете. И не знал его.

Сидоний покачал головой, в его глазах светилась обида.

– Я знаю, что ему было бы стыдно за то, во что превратился этот дом.

Мия замолчала. Сделала глубокий, прерывистый вдох и посмотрела на стены вокруг. На железные решетки и человеческие страдания. Она рьяно отмывала себя в купальне, но все равно не смогла избавиться от запаха дыма после похоронного костра Личинки.

– Тебя зовут Мия, верно?

Девушка резко подняла голову и прищурила глаза.

– Мне потребовалось время, чтобы вспомнить, – продолжил Сид. – Судья иногда упоминал о тебе, но в основном предпочитал не говорить о семье. Думаю, так он чувствовал себя ближе к вам. Не делясь с остальными. Не очерняя мысли о вас всей кровью и дерьмом, которых мы навидались за время кампании.

– Да, – наконец ответила она. – Мия.

– А твоего младшего брата звали Йоннен.

– …Да.

Сид кивнул, закусывая губу и больше не произнося ни слова.

– Дочери, да выкладывай уже, – вздохнула Мия.

– Что выкладывать?

– Осуждение, которое так явно гремит за твоими гребаными зубами. «Ты можешь покинуть эти стены в любой момент, Ворона, и не имеешь права нас останавливать. Даже если мы не преуспеем, администратам тебя никогда не поймать. Ни одна клетка тебя не удержит».

– Разве это то, что я думаю? – спросил мужчина. – Или что ты думаешь?

– Пошел ты, Сид.

– Мне понадобилось какое-то время, – сказал он. – Чтобы поразмыслить. Почему ты здесь, почему хочешь сражаться в «Магни». А потом я вспомнил, кто будет стоять на песке с тобой, когда тебя объявят победителем. Тот же человек, который судил его, верно? Тот же человек, который улыбался, когда его повесили.

Мия ничего не ответила. Просто смотрела.

– Меня не было рядом, когда это произошло, – продолжил Сид. – К тому времени я уже сидел в цепях. Но я слышал, как все было. Слышал, что донна Корвере стояла на стенах Форума, над воющей толпой. Прижимая к себе маленькую девочку. Должно быть, речь шла о тебе, верно? То еще зрелище, чтобы показывать своей дочери.

– Она хотела, чтобы я видела, – процедила Мия. – Чтобы я запомнила.

– Твоя мать.

– Да, – сплюнула она. – Как ты там ее назвал? «Тупая ебаная шлюха»?

– Да, это было грубо с моей стороны, – Сидоний вздохнул. – Но мне трудно подобрать лестные слова о твоей матери, Мия. Зная о ней то, что я знаю.

– И что же, по-твоему, ты знаешь?

– Только то, что у Алинне Корвере было больше амбиций, чем у судьи Дария и генерала Антония вместе взятых. Половина центурионов твоего отца были в нее влюблены. Треть Сената была у нее в кулаке, – Сидоний сложил руки под подбородком. – Как, по-твоему, она этого добилась? Алинне не была мастером клинка, каким выросла ее дочь. Она была политиком. Думаешь, такая женщина смогла бы почти поставить республику на колени, не сделав этого сама пару-тройку раз?

Мия гневно глянула на него.

– Даже не смей.

– Я знаю, что ты пытаешься отомстить за них. Знаю, что ты считаешь это правильным. Мне просто интересно, считала бы ты это правильным, если бы знала, какой женщиной была твоя мать. Или каким мужчиной был твой отец.

– Я знаю, каким он был мужчиной. Он был героем.

– Все мы так думаем о родителях, – сказал Сид. – В конце концов, они дарят нам жизнь. Несложно спутать их с богами.

– Скажешь хоть одно плохое слово о моем отце, – прошептала Мия, – и клянусь Черной Матерью, я прикончу тебя прямо в этой клетке. Он делал то, что считал наилучшим для республики и народа. Он был человеком, следовавшим зову сердца.

– Я любил твоего отца, Мия. И служил ему так, как только мог. Было у него такое свойство. Вселять преданность в своих людей… Думаю, все мы любили его по-своему. – Сид посмотрел на Мию в упор. – И да, он был человеком, следовавшим зову сердца. Только не так, как ты думаешь.

– …О чем ты говоришь?

Сид вздохнул.

– Твой отец и генерал Антоний были любовниками, Мия.

Та вздрогнула, словно от пощечины.

Дыхание перехватило.

Весь мир накренился.

– …Что?

– Все это знали, – пожал плечами Сид. – По крайней мере, их люди. Всем было плевать. Даже твоей матери, до тех пор, пока они помалкивали об этом. Она вышла замуж за должность, а не за мужчину. Их брак был построен на дружбе. Возможно, даже на своеобразной любви. Но в первую очередь – на амбициях. Твой отец обрел верность люминатов. Нам было все равно, что будущий король и его Царетворец время от времени спали в одной постели. Некоторые даже считали это романтичным. – Сидоний подался вперед и произнес твердым и мрачным голосом: – Но не говори мне, что восстание началось из-за любви Дария Корвере к свободе или народу, Мия. Оно началось из-за его любви к Антонию. Генерал хотел стать королем. А твой отец хотел быть тем, кто наденет корону на его голову. Коротко и ясно.

Мия вспомнила те неночи в Вороньем Гнезде, когда их посещал генерал. Она всегда звала его «дядей Антонием». Он с ее родителями трапезничали вместе и пили вино, их смех разносился эхом по длинным коридорам из красного камня.

А потом…

Возможно, под этой самой крышей…

– Ложь, – прошептала Мия. – Ты врешь.

– Нет, Мия, – покачал головой Сид. – Я просто говорю суровую правду.

Девушка сидела молча, неподвижно, ее сердце колотилось в груди. Глаза часто моргали.

Она не могла точно вспомнить, когда плакала в последний раз…

– Больно, не так ли? – вздохнул Сидоний. – Когда узнаешь, что те, кто дали тебе жизнь, были такими же простыми смертными, как все мы? Что мир не такой, каким ты его считала?

Мия вытерла слезы дрожащими руками. Вспоминая, как отец целовать ее мать. В оба века и, наконец, в гладкий лоб оливкового цвета.

Но в губы – ни разу.

Могло ли это быть правдой?

«…И имеет ли это значение?»

Если между ними не было обмана, какая ей разница, с кем спали ее родители? Может, они и не любили друг друга, но они определенно любили ее; хоть в этом Мия была уверена. Они научили ее полагаться на свой ум, быть сильной, никогда не бояться. И она скучала по ним обоим, даже сейчас. Словно в ту перемену, когда их забрали, в ее груди вырезали дыру.

Но если ее отец не был народным героем, как она полагала, если он просто пытался свергнуть Сенат в собственных эгоистичных целях…

…для чего тогда нужны были все эти убийства и кровь?

«Нет».

Нет, Скаева и Дуомо все равно заслуживали смерти. Они все равно схватили ее мать и брата и бросили их погибать в темнице Философского Камня.

«Я передам от тебя привет брату…»

– Я знаю, чего это тебе будет стоить, – прошептал Сидоний. – Позволить начаться восстанию под этой крышей. Но подумай о Брин. О Мечнице. О Мяснике и обо мне. Неужели мы заслуживаем смерти в какой-то безбожной дыре только потому, что Леона ненавидит своего отца, а ты слишком сильно любишь своего?

Между ними повисла тяжелая, как свинец, тишина. Мия окинула мужчину взглядом; этого мужчину, которого приняла за распутного глупца, бандита, возможно, даже за труса, как было написано на его груди. Теперь она поняла, что он совсем не такой. И все же…

– Почему ты не был вместе с моим отцом и Антонием, когда их схватили? – спросила Мия отрешенным голосом. – Почему ты жив, в отличие от всех их людей?

Сидоний тяжело вздохнул и опустил голову.

– Центурионам и их Вторым Копиям рассказали о плане Дария и Антония в ту же неночь, как мы собрались. Антоний произнес грандиозную речь о коррупции, высокомерии, о власти над республикой в руках слабых и нечестивых людей. И когда все начали стучать щитами и бить себя кулаками в грудь… я просто не смог этого сделать. Республика прогнила, Мия, с этим не поспоришь. Кости этого места обгладывает язва, и Годсгрейв – ее центр. Юлий Скаева тиран вдвое хуже, чем стал бы Антоний. Но мы были легионом люминатов. Солдатами Бога. Война, которая последовала бы, если бы мы напали на собственную столицу, страдания, которые мы оставили бы после себя… Погибли бы тысячи. Даже десятки тысяч. И ради чего? Чтобы один мужчина мог сидеть в короне, а другой – надеть ее на его голову? Я не мог этого сделать. Я пошел к своему центуриону и так ему и сказал. Он терпеливо слушал, пока я пытался объяснить неправильность всего этого. И когда я закончил, избил меня до полусмерти, заклеймил трусом и продал первому попавшемуся покупателю.

Сидоний покачал головой.

– Шесть лет в цепях за свои принципы. Вот чем мне пришлось заплатить. Но знаешь, чему я научился за все эти годы, вороненок?

– …Нет.

Сид остановил на ней взгляд своих ледяных голубых глаз.

– Нет подушки мягче, чем чистая совесть.

Мия сидела во тьме и дрожала с головы до пят. Слезы лились по ее щекам. И, не произнося ни слова, Сидоний лег на солому, перекатился на бок и закрыл глаза.

– Добрых снов, Мия.

Глава 28 Шрамы

– …Это неразумно…

– И ты очень любишь мне об этом напоминать.

– …Если не я, то кто? Эта глупая дворняга Эклипс?..

– Не знай я тебя, то решила бы, что ты ревнуешь к ней и Эшлин.

– …Тогда хорошо, что ты меня знаешь…

Мия присела в переулке, нашла плащ, который для нее оставила Эш, и накинула его на плечи. Красться по Вороньему Покою в такую жару в плаще с капюшоном – не самый лучший способ отвести от себя подозрения, но проще так, чем бродить вслепую под мантией из теней.

– Мне нужно поговорить с ней, Мистер Добряк, – сказала Мия, надевая капюшон на голову. – Она вернулась две перемены назад, а в коллегии уже случилось столько всего.

– …Когда-то в таких случаях ты говорила со мной…

– Я по-прежнему с тобой говорю.

– …М-м-м…

Мистер Добряк запрыгнул ей на плечо и обвил шею хвостом. Мия вышла из проулка и направилась по улице Рыбаков к таверне. Час был поздний, ветер с океана норовил сдуть с нее капюшон. По дороге ей попались несколько рассеянных слуг, бегущих по своим делам, а в гавани звонили колокола, но не считая таких же бездельников, как она, улицы были пусты.

– Что ж, ладно, – пробормотала девушка. – О чем ты хочешь поговорить?

– …С чего бы начать… – раздался шепот на ее ухо. – …О том существе, которое спасло тебе жизнь в Галанте? О твоей теории, что даркины как-то связаны с падением Ашкахской империи? О карте, нарисованной чернилами на спине Эшлин? И давай не забывать о твоем поединке с шелкопрядицей и втором наборе клинков, которые она совершенно случайно забыла ослабить…

– Любой мог бы совершить подобную ошибку, Мистер Добряк.

– …С твоей стороны глупо ей доверять…

– Если бы Эш желала мне смерти, то уже десять раз могла бы меня прикончить.

– …Пусть так, но ее участие мешает тебе мыслить здраво. У нас скопилось столько вопросов ко всему происходящему, а ты, похоже, даже не пытаешься искать ответы…

– Уж извини, стены гребаной коллегии ограничивают мои возможности, – прошипела она. – Главное – это «Магни». У нас есть только один шанс.

– …Ты помнишь, что сказало то тенистое существо в Галанте?..

– Что я должна окрашивать небеса черным. Что бы эта хрень ни значила.

– …Оно сказало, что твое возмездие служит лишь для того, чтобы ослеплять тебя, Мия…

– Хочешь сказать, что мне стоит забыть о том, что сделали Скаева и Дуомо?

– …Я хочу сказать, что здесь может быть замешано что-то большее…

– Думаешь, я этого не понимаю?

Они завернули за угол в проулок, ведущий к задней части таверны. В воздухе воняло мусором и гнилью. Мия откинула капюшон, а Мистер Добряк спрыгнул на сломанный ящик и начал вылизывать полупрозрачную лапу.

– Слушай, я уже месяцами чувствую себя пешкой, которая видит лишь половину игральной доски. Вопросы так громыхают в моей голове, что я едва не глохну. Но ответы на них никуда не денутся до окончания истиносвета, а вот возможность прикончить Скаеву с Дуомо будет упущена. Наш план и так на грани краха из-за восстания. Все зависит от следующих нескольких перемен.

– …Ну, если тебя волнует только бунт гладиатов, то ответ очевиден…

– Неужели? Ну-ка, расскажи мне.

– …Ты не можешь позволить ему случиться…

– Все не так просто, Мистер Добряк.

– …Нет, Мия, просто. Если ты по-прежнему жаждешь отмщения, то должна победить в «Магни». А тебе не победить в «Магни», если тебя распнут за восстание против республики. Ты только и говоришь о том, скольким тебе пришлось пожертвовать, чтобы зайти так далеко. Ты не можешь сдаться на последней паре шагов…

– Так что, мне просто позволить Сиду и остальным умереть?

– …Они тебе не друзья, Мия…

– И кто ты такой, чтобы мне это говорить?

Не-кот склонил голову вбок.

– …Я твой друг. Самый старый друг. Который помог тебе, когда Скаева приказал тебя утопить. Который спас тебя на улицах Годсгрейва. Который прошел с тобой все испытания Церкви. За все это время я хоть раз подвел тебя?..

С уст Мии уже был готов сорваться упрек, но прежде чем она успела его произнести, ее тень пошла рябью, а по коже прошелся знакомый мороз. На земле возник темный силуэт, гладкий и напоминающий волка, и обвился вокруг ее ног.

– …Ты вернулась…

– …Привет, Эклипс.

– …Я скучала…

– …Ой, умоляю…

Эклипс зарычала, тенистые когти впились в грязь.

Мистер Добряк сделал вид, что зевает.

– …Прекрати, ты меня пугаешь…

– …Думаю, ты слишком глуп, чтобы бояться меня, маленький грималкин. Но однажды я преподам тебе урок о последствиях слишком большой пасти и недостатка зубов…

– …Скажи, моя дорогая дворняга, ты заранее готовишь эти глупые угрозы или просто импровизируешь?..

Мия нахмурилась, ее терпимость к сарказму не-кота опустилась на небывало низкий уровень.

– Мистер Добряк, возвращайся в Гнездо. Приходи за мной, если Фуриан проснется.

– …Ты меня прогоняешь?..

– …О, мое сердце обливается кровью…

– …У нас нет сердец, шавка тупая…

– …Непременно напомни мне об этом, когда я сожру твое…

Кот из теней зашипел, волчица из теней зарычала. Но, почувствовав рябь в черноте у своих ног, Мия поняла, что ее спутник ушел. Она присела и провела руками по Эклипс, наслаждаясь легчайшим ощущением прохладного бархата под своими пальцами.

– Все хорошо?

Загривок Эклипс по-прежнему стоял дыбом, но под прикосновением Мии она понемногу успокоилась. Лизнув руку хозяйки полупрозрачным языком, тенистая волчица тихо ответила:

– …Хорошо. Но с твоим прибытием стало лучше. Как твои раны?..

Мия коснулась повязки на лице и скривилась.

– Нормально.

– …Ты выглядишь грустной…

– Есть немного.

– …Кого нам нужно убить?..

– Мне нужно, чтобы ты осталась здесь, Эклипс. Присмотри за улицей, хорошо?

– …Как пожелаешь…

Мия улыбнулась и пошла дальше по проулку, радуясь, что хоть один из ее демонов делал, что ему сказано. Найдя нужный дом, она залезла по водостоку на балкон за окном Эшлин и почувствовала, что хватка Эклипс начинает слабеть, а в животе пробуждаются бабочки. Ощущение по-прежнему было ей непривычным, холодным, скользким и тошнотворным. Из-за него Мия чувствовала себя крошечной. Слабой.

Черная Мать, она ненавидела страх.

Девушка присела у окна, приготовившись стучать по стеклу. С мерзким ощущением, будто в животе ползают вши. Швы на щеке начало пощипывать от холодного пота. Стиснув зубы, она взяла свое самообладание за шиворот и тихо постучала.

Окно открылось и появилась Эшлин, омытая ярким солнечным светом. На секунду Мия забыла о крови, гибелях и страхе и просто наслаждалась ее видом. Этой девушки, которая снова рисковала жизнью – собирая информацию в Уайткипе, ослабляя клинки Изгнанницы, чтобы уравнять шансы, и безоговорочно следуя за Мией по всей республике.

– О, Богиня, – выдохнула Эшлин, прижимаясь к ней губами.

Мия закрыла глаза и обвила ее талию, позволяя Эшлин осыпать свое лицо поцелуями. Взяв ее за руку, Эш повела девушку к кровати, усадила и крепко обняла. Несмотря на боль в сломанных ребрах, боль от последних перемен, Мие стало легче дышать, когда она вдохнула лаванду и запах хны, уткнувшись в волосы Эшлин. Просто от того, что ее обнимали, и она могла обнять в ответ.

– Я скучала, – выдохнула Эш.

– …Я тоже.

Они снова поцеловались – долго, блаженно и нежно. Эшлин притянула ее ближе, зарываясь лицом ей в шею. Казалось, они лежали так целую вечность, их тела идеально подходили друг другу, как самые странные кусочки пазла. Из всех мест, где Мия ожидала очутиться на этом пути, – объятия девушки занимали последнее место. Самое теплое. Самое сладкое.

После долгого и мирного ничегонеделания Эш наконец отстранилась и осмотрела ее с головы до теней у пят.

– Где Мистер Хохмач? – спросила она.

– Я отправила его обратно в крепость, – вздохнула Мия.

– Могу поспорить, ему это не понравилось.

Девушка пожала плечами, играя с одной из косичек Эшлин.

– Он меня раздражал. У него всегда и на все готов саркастичный ответ. Он постоянно ставит все под сомнение. Постоянно давит. И никогда не бывает… милым.

– Напоминает одну из моих знакомых, – улыбнулась Эш.

Мия подняла бровь и окинула ее уничижительным взглядом.

– Да неужели?

– Правда – это самый острый нож, Корвере, – ухмыльнулась ваанианка.

– Вы раните меня, донна. Чтобы вы знали, я охренеть как обаятельна.

– Кстати, я думала об этом.

– О том, что я охренеть как обаятельна?

– Нет, – Эшлин закатила глаза. – О твоих спутниках. Какие они разные. Проводя все время вместе с Эклипс, я неплохо ее узнала. Они с Мистером Конгениальностью как истиносвет и истинотьма. Он язвительный, ворчливый и вообще гребаная заноза в заднице. Эклипс попроще, она более непосредственна и не задает вопросов. А затем поняла, что эти качества очень напоминают вас с лордом Кассием. Ты сама говорила, что он никогда не пытался узнать правду о том, что значит быть даркином.

– Думаешь…

– Я ничего не думаю, – Эш пожала плечами. – Просто это любопытно. Возможно, спутник наследует особенности, присущие первому даркину, к которому он примкнул?

Мия задумчиво закусила губу, и на вкус она была как здравая мысль. Если говорить откровенно, ее спутники действительно ужасно напоминали своих первых хозяев. Агрессивный, черный юмор и язвительное остроумие тенистого кота. Беспрекословная преданность тенистой волчицы и склонность к насильственному решению любой проблемы.

Неужели Мистер Добряк был просто темным отражением ее самой?

И если это правда, разве его мысли не были наилучшим мерилом того, что она думала?

«…Они тебе не друзья, Мия…»

– Я беспокоилась о тебе, – прошептала Эшлин. – Во время «Венатуса» в Уайткипе. Прости, что не подумала о втором наборе клинков. Это было глупо с моей стороны.

Мия моргнула, вновь возвращаясь к Эшлин.

И задумалась…

– Должно быть, пробраться туда незамеченной и так было трудно, – наконец сказала она. – Да и все хорошо, что хорошо кончается.

Эш закусила губу.

– Она ранила тебя.

– Я в порядке, – Мия вздохнула. – Сломанные ребра. Пара царапин.

Эшлин поднялась на локти и ласково провела пальцем по повязке на лбу и щеке Мии.

– Это не очень-то походило на царапину, когда она порезала тебя.

– Все нормально, Эш.

– …Покажи мне.

Мия покачала головой, ее живот взбунтовался.

– Эшлин, я не…

– Мия, – ласково перебила та, беря ее за руку. – Покажи.

Страх. Набухающий в животе, как яд. Ей захотелось, чтобы Мистер Добряк и Эклипс немедленно вернулись. Жизнь была гораздо легче, когда не приходилось думать о последствиях и боли. Спутники делали Мию сильной, позволяли ей быть кошмаром на песках и не думать о том, кому она причиняла боль, или кто причинял боль ей. Вместе с ними она была сталью. Без них…

«Кто я без них?»

Несмотря на всю ее болтовню о том, что лучше быть опасной, чем красивой, Мия по-прежнему боялась того, как она выглядела под этой повязкой. Или того, что она увидит в глазах Эшлин, когда снимет ее. Но тут начал пробуждаться старый добрый норов. Гнев, который был ее соратником на протяжении всех лет между этой переменой и той, когда убили ее отца. Какая разница, как она выглядит?

Как это меняет то, кто она есть?

Мия потянулась к повязке и развязала ее. Бинт, покрытый коркой запекшейся крови, прилип к ране, и ей пришлось резко за него дернуть, кривясь от боли. Эшлин не шевелилась, глядя на нее своими прекрасными голубыми глазами. Мия посмотрела на свое отражение в зеркале. Рана рассекала ее бровь и резко загибалась, как крюк, на левой щеке со швами, наложенными твердыми, как железо, руками Личинки.

– Не так уж и плохо, – пробормотала Эшлин.

– Врунья, – ответила Мия.

– Это да, – усмехнулась ваанианка. – Но не в данный момент.

Девушка наклонилась и легонько, как перышко, поцеловала лоб Мии. Опустившись ниже, оставила с полудюжину ласковых поцелуев вдоль линии раны и, наконец, прильнула к губам.

– Наши шрамы – это просто подарки от врагов, – прошептала Эшлин, не отодвигаясь. – Напоминания, что они были недостаточно хороши, чтобы убить нас.

Мия слабо улыбнулась, переплетаясь с Эшлин пальцами.

– Ты храбро сражалась на арене, – добавила ваанианка.

– Это не сложно, когда рядом Мистер Добряк и Эклипс.

– Но все же ты пришла сюда одна. Вряд ли это было легко.

Мия покачала головой.

– Отнюдь.

– Так не прибедняйся, Корвере. В мире не осталось никого, кто мог бы делать то, на что ты способна. Ты самый смелый человек, которого я знаю. Богиня, когда ты прыгнула за Мечницей, я так испугалась… – Эшлин покачала головой и игриво шлепнула Мию по ноге. – Больше не делай таких глупостей, поняла?

– Я не могла дать ей упасть, Эшлин.

Взгляд девушки смягчился, но затем между бровями медленно пролегли морщинки.

– Почему?

– Она спасла мне жизнь.

– И спасая ее, ты рисковала своей, – Эш вновь покачала головой, ее голубые глаза вспыхнули. – Мы здесь не для этого, Мия. Это важнее, чем жизнь одного гладиата. Это будущее всей республики. Конец тирании, которой слишком долго позволяли гнить. Конец Красной Церкви, конец…

– Я знаю, для чего мы здесь, Эшлин. Я не герой. Не гребаная спасительница. Это мой план, помнишь?

– …Похоже, это не мне нужно напоминание.

Мия нахмурилась и высвободилась из ее объятий. Подойдя к комоду, нашла свои сигариллы и прикурила о кремневый коробок. Глубоко вдохнув несмотря на боль в ребрах, почувствовала, как по языку и губам распространяется ароматное тепло.

– Личинка мертва, – вздохнула девушка.

– …Что? Почему?

– Судя по всему, Аркад отравил наш ужин «погребальной песней». Он работал с Леонидом. Леоне придется продать кучу гладиатов, чтобы сдержать отца до того, как я успею сразиться в «Магни». Но гладиаты узнали о ее плане.

– …И что они думают по этому поводу?

– А ты, блядь, как думаешь? – Мия сложила руки и прислонилась к стене, держа в зубах сигариллу. – Они хотят поднять бунт. Сидоний пытается убедить меня помочь им. Он знает, что я могу выйти из клетки и освободить остальных. Если они нанесут удар неночью, то порежут стражей Леоны, как ягнят на заклании.

– Вот дерьмо, – выдохнула Эшлин. – И как ты их остановишь? Расскажешь обо всем Леоне?

Мия посмотрела на нее, затягиваясь сигариллой.

– Кто сказал, что я намерена их останавливать?

– …Что?

– Они не заслуживают смерти, Эш. Ни один из них. Не ради этого.

– Мия, поверь, я понимаю, что ты сроднилась с этими людьми. Но ты всегда слишком много думала о других, даже будучи аколитом. Я предупреждала тебя тогда и предупреждаю сейчас.

Мия хмуро взглянула на девушку на кровати. Ее страх пожирал старый добрый гнев.

– Эшлин, если бы я не пощадила жизнь того мальчика на последнем испытании, то была бы на пире в честь посвящения, который ты отравила. Меня бы связали, как Тишь и остальных, и я бы оказалась во власти люминатов.

– Я бы не позволила этому случиться.

– Ты бы их не остановила, – отрезала Мия. – Рем прикончил бы меня сразу. Так что не обманывай себя. Если бы я не проявила милосердие и не провалила испытание, я была бы мертва, как Трик.

Эш вздрогнула. Сделала глубокий, прерывистый вдох.

– Ты напоминаешь мне об этом каждый раз, когда мы ссоримся. Это нечестно, Мия.

– О, а то, что ты с ним сделала, было честно?

– Слушай, мне жаль, что Трик умер, – ответила ваанианка. – Я знаю, что ты была к нему небезразлична. Мне он тоже нравился. Но в этом и суть, Мия. У всех есть люди, которые к ним неравнодушны. У гладиатов, которых ты убила на арене, у люминатов, которых зарезала в горе, – каждый из них был чьей-то дочерью или чьим-то сыном. У каждого из них был человек, который будет их оплакивать. Но то, чем мы занимаемся, важнее одного человека или даже тысячи. Мы говорим о будущем республики. И это все, ради чего ты трудилась.

Мия насупилась, глубоко затягиваясь сигариллой. Эшлин встала с кровати, подошла к ней и взяла за руку.

– Ты была рождена для этого. И мне кажется, ты это знаешь. В тот же момент, когда твой отец решил восстать против республики, тебе были предначертаны великие и ужасные деяния. Но судьба не выбрала бы тебя, будь ты недостаточно сильной для этого бремени. Я понимаю, что ты напугана. Понимаю, что тебе больно. Но мы уже так близко! Ты можешь это сделать. Ты самый сильный человек, которого я знаю! Это одна из причин, по которой я люблю тебя, Мия Корвере.

Гвоздичный дым струился сквозь ее пальцы и парил в воздухе, переплетаясь со словами, которые тяжело повисли над головой.

– …Что ты сказала?

Эш наклонилась и переплелась руками с Мией. Прижалась к ней всем телом. Прильнула к губам. Поцелуй получился нежным, сладким и головокружительным. Пол ушел из-под ног, Мию обволокло запахом лаванды, жженной гвоздики и ноющего желания. Весь мир остановился. Все время замерло.

– Я сказала, что люблю тебя, Мия Корвере, – прошептала Эш.

«Для таких людей, как мы, нет вечных обещаний…»

– …Мия…

Девушка едва могла дышать, ее сердце выскакивало из груди. Оторвав взгляд от глаз Эшлин, она увидела знакомый силуэт на подоконнике. Не-кот вылизывал лапу своим не-языком.

– Что такое? – спросила она.

– …Фуриан… – ответил Мистер Добряк.

Она бежала вверх по склону, как безумная. Сзади развевался плащ, Мия даже не пыталась скрыться под мантией из теней. Если кто-то из Покоя ее заметит, пусть так – последствия того, что чемпиона коллегии увидит случайный незнакомец на улице, блекнут в сравнении с тем, что произойдет, если стражи обнаружат ее отсутствие в клетке. С ее стороны было глупо так рисковать ради этого визита, когда ситуация в коллегии столь нестабильная. Мия проклинала себя за дурость и пыталась забыть тот факт, что Эшлин Ярнхайм…

«Эшлин Ярнхайм сказала, что любит меня».

Девушка откинула эту мысль, боль пронзала ее ребра каждый раз, когда нога приземлялась на дорогу.

– Он очнулся? – пропыхтела она.

– …Он зашевелился. Если тебя позовут…

– Знаю.

– …Ты слишком многим рискуешь, Мия. Теперь все висит на волоске…

– Знаю.

– …Точно?..

Мия стиснула зубы и побежала быстрее, вновь мысленно себя ругая. Мистер Добряк был прав. И Эшлин тоже. Она и вправду обмякла. Мия, которую она знала, была решительной. Целеустремленной. Пламенно жаждущей одного и только одного. Девушка больше не могла позволить этим родственным чувствам взять над ней верх. Из-за них она шла на слишком большой риск. Если она не преуспеет и все испортит…

Остановившись неподалеку от Гнезда, Мия натянула свою мантию из теней и шагнула через решетку, как делала уже десятки раз, и наощупь пошла в казарму. Потянувшись во тьме, шагнула в тени своей клетки и упала на колени, сжимая горящую грудь. Горло пылало, голова кружилась, кожа покрылась потом. Но, похоже, девушка успела вовремя – если Фуриан и проснулся, Леона или стражи еще не посчитали нужным ее позвать.

«Богиня, все могло обернуться очень плохо…»

Мия откинула мантию и появилась во мраке казармы среди вздохов, сопения и звуков сна. Сидоний, лежащий в устланном соломой углу, медленно открыл глаза – мужчина, который, судя по всему, обладал удивительной способностью чувствовать, когда она возвращалась. Или же когда уходила.

– Не спится? – пробормотал он, потирая глаза. – У меня есть отличное снотворное.

Мия нахмурилась и не ответила, не желая слушать очередную лекцию о преимуществах чистой совести. Услышала тяжелые шаги с лестницы, и в механизме рядом с воротами в казарму провернулся ключ. Сидоний сел ровнее и прищурился, когда к ним приблизились три полностью вооруженных стража.

– Спи спокойно, – сказала Мия. – Это за мной.

– Я сплю спокойно, Мия, – прошептал он. – И верю, что однажды и ты так сможешь.

Стражи, возглавляемые капитаном Ганником, остановились у ее клетки.

– Непобедимый проснулся, – сказал страж. – Он мучается от боли. Донна Леона приказала разбудить тебя, если это произойдет, и обеспечить всем необходимым. Поскольку Личинки больше нет…

– Да, я займусь им, – вздохнула Мия. – Отведите меня в лазарет, будьте любезны.

Страж открыли клетку, и Мия встала. Сидоний наблюдал, как ее повели из казармы в крепость. Ее разум по-прежнему активно работал, пытаясь решить, что делать с зарождающимся восстанием Сида, обдумывая все плюсы и минусы. В голове отдавалось эхо слов Эшлин и Мистера Добряка. Сердце девушки разрывалось – жажда возмездия, которая руководила ею все эти годы, состязалась с мыслью о смерти остальных гладиатов.

Что важнее?

Отмщение за отца и мать, которых, как оказалось, она едва знала? Или жизни людей, которые, как бы она это ни отрицала, стали ее друзьями?

Хотя время было позднее, в лазарете слышался гул голосов. Пройдя внутрь, Мия увидела на плите Фуриана, мокрого от пота. Его руки и ноги были связаны, бинты на груди запятнаны кровью.

– Этот идиот пытался сорвать с себя перевязки, – пробормотал Ганник. – Нам пришлось его обездвижить.

– По мне ползают гребаные личинки! – простонал Фуриан.

– Оставьте меня с ним, – сказала Мия страже. – Я позабочусь о его ранах. Если передадите Пальцу, чтобы вскипятил уксус, буду вам очень признательна.

– Да, чемпион, – ответил капитан.

Кивнув своим подчиненным, Ганник приставил двух стражей к двери в лазарет и пошел звать повара. Мия заметила, что Мечницы уже не было на ее плите. Должно быть, в какой-то момент неночи женщину переместили обратно в клетку – еще слишком рано, чтобы продавать ее Кайто. А значит, они с Фурианом будут одни…

Мужчина осмотрел ее сверху донизу, и его красивый лоб омрачился морщинками. Как всегда, когда они были вместе, в Мие проснулся голод. Фуриан по-прежнему выглядел ужасно, его длинные волосы слиплись от пота, кожа была бледной. Но он проснулся и полностью пришел в сознание, и теперь смотрел на серебряный торквес на ее шее.

– Она назвала тебя чемпионом? – прошептал Непобедимый.

– Я не просила об этом, – ответила Мия. – Но, честно говоря, никто не знал, проснешься ли ты.

– Значит, она отдала тебе мой торквес еще до того, как я успел остыть, и бросила меня гнить?

– Ты не гниешь, – вздохнула Мия.

– По мне ползают гребаные опарыши!

– Личинки поедают плоть, зараженную ядом Изгнанницы. Они спасли тебе жизнь. И если не успокоишься и не перестанешь трепыхаться, то у тебя снова пойдет кровь. – Мия ходила вдоль полок, собирая ингредиенты. – Но вот боль вряд ли приносит тебе удовольствие. Я придумаю что-нибудь, чтобы ее снять.

Фуриан опустил голову на плиту, в его голосе чувствовалась сильная усталость:

– Домина назвала тебя не только чемпионом, но и сиделкой? Где Личинка?

Мия поджала губы, перемалывая ингредиенты в ступке.

– Личинка мертва.

Нахмуренное выражение Фуриана смягчилось, в глазах читалось недоумение.

– Как?

– Аркад подсыпал нам в ужин дозу «погребальной песни». Личинка и Отон погибли до того, как я успела приготовить противоядие.

– …Аркад?

– Да.

– Дерьмо собачье, – прошептал Фуриан. – Он был гладиатом. Такой мужчина, как он, смотрел бы врагу в глаза и убил бы его мечом, а не горькой жижей.

Девушка пожала плечами и, осторожно понюхав чашку с водой, высыпала в нее порошок. Подойдя к Фуриану, она поднесла снадобье ко рту мужчины, наблюдая, как его тень дрожит и покрывается рябью по краям. Ее собственная тень подкралась ближе, словно ее тянуло магнитом. В голове мерцали десятки вопросов. Кто я? Кто мы? Почему? Кто? Как?

– Это всего лишь лист морфия и немного джин-сусла, – сказала она. – Но они уменьшат боль.

Непобедимый смотрел на нее прищуренными глазами.

– Ты спас мне жизнь, Фуриан, – добавила Мия. – Этот долг я не скоро забуду. Желай я тебе смерти, то сделала бы так, чтобы ты никогда не проснулся. А теперь пей.

Бывший чемпион хмыкнул и выпил варево Мии. Затем вздохнул и вновь опустил голову на плиту, глядя в потолок и напрягая скованные запястья.

– Я помню… после поединка… ты забрала мою боль.

– Домашнее средство, – Мия пожала плечами. – Его легко приготовить.

– Нет, – Фуриан покачал головой. – Прежде, чем ты дала мне снотворное. Когда я лежал на плите и кричал. Когда твоя… когда наши тени соприкоснулись.

Мия нахмурилась, вспоминая тот миг под ареной Уайткипа. Когда ее тень потемнела, она ощутила больше боли, а не меньше, – агония Фуриана прибавилась к ее собственной. Девушка предполагала, что разделила с ним бремя, но, судя по всему, она уменьшила его боль, забрав ее себе?

Почему?

Кто?

Как?

– Я не знала, что способна на это, – призналась Мия. – Прежде такого не случалось.

Фуриан ничего не сказал, наблюдая за ней красивыми темными глазами. Она видела, что отвар начинает действовать, разглаживая морщинки боли на его лице.

– Я… хотела поблагодарить тебя, Фуриан, – сказала девушка. – За то, что призвал тьму на арене. Если бы не ты, Изгнанница прикончила бы нас с Мечницей.

– Ты мухлевала, – ответил он. – Ты сделала что-то с мечами шелкопрядицы.

– А ты схватил ее тень. Полагаю, это делает нас обоих мошенниками, нет?

Непобедимый долго хранил молчание и просто смотрел перед собой. Когда он вновь заговорил, то слова прозвучали неуверенно, словно он не привык делать комплименты.

– Ты рисковала жизнью ради сестры-гладиата, – сказал он. – Рисковала жизнью ради меня. Если закрыть глаза на твои уловки, ты все равно показала преданность этой коллегии. Так что я посчитал уместным ее вознаградить.

– Это был комплимент? – спросила Мия. – Бездна и кровь, похоже, я добавила слишком много морфия в твой чай.

Фуриан позволил себе слегка улыбнуться.

– Не дай этому вскружить тебе голову, девочка. Я верну свой торквес, как только смогу поднять меч. Не сомневайся, когда я буду сражаться на «Магни», то выйду как чемпион этой коллегии.

Мия покачала головой, вновь пытаясь разгадать этого мужчину. Он относился к ней исключительно с презрением, называл их способности управлять тьмой колдовством. Но когда коса нашла на камень, он использовал тени, чтобы Соколы смогли одолеть Изгнанницу. Несмотря на свою мораль, похоже, он был готов пожертвовать чем угодно ради победы.

– Почему все это так важно для тебя? – спросила Мия.

– Я уже говорил тебе, Ворона. Это моя жизнь.

– Это не причина, – вздохнула Мия. – Ты не был рожден гладиатом. У тебя была иная жизнь до всего этого.

Фуриан покачал головой. Медленно моргнул.

– Я бы так ее не назвал.

– Так кем ты был? Убийцей? Насильником? Вором?

Непобедимый уставился перед собой, в его бездонных глазах кружились мысли. Но морфий работал в полную силу, а трепокорень, который она подмешала в отвар, развязывал ему язык. Мия чувствовала себя виноватой, но сделала это в надежде, что он откроется ей. Она хотела понять этого мужчину, попытаться определить, чью сторону он займет, если Сидоний и остальные поднимут бунт.

– Убийцей, насильником, вором, – ответил Фуриан сдавленным голосом. – Все это и даже больше. Я был монстром, который набивал себе карманы страданиями мужчин. И женщин. И детей.

– Что ты делал?

Фуриан посмотрел на стены вокруг, на ржавую сталь и железные прутья.

– Я наполнял места, подобные этому. Плоть – мой хлеб, кровь – мое вино.

– …Ты был работорговцем?

Непобедимый кивнул, тихо отвечая:

– Годами был капитаном корабля. «Железная чайка». Работал от побережья Ашкаха до самого Нууваша, от восточного Лииза до Амая и Таниза. Продавал мужчин в бойцовые ямы, женщин – в бордели, детей – любому, кто их хотел. – Он с трудом пожал плечами. – А если никто не хотел, мы просто скидывали их за борт.

– Бездна и кровь, – выпалила Мия, ее губы скривились в отвращении.

– Ты осуждаешь меня.

– Еще как, мать твою! – прошипела она.

– Не больше, чем я.

– Что-то верится с трудом, – в голосе Мии звенела сталь.

– Верь во что хочешь, Ворона. Люди всегда так делают.

– И как ты тогда здесь оказался?

Фуриан закрыл глаза, делая глубокий вдох. На секунду Мие показалось, что он уснул. Но в конце концов он заговорил, его голос отяжелел от усталости и чего-то более мрачного. Сожаления? Стыда?

– Мы напали на деревню в Ашкахе. Один из мужчин, которых мы привели на борт, был миссионером Аа. Его звали Рафа. Я позволил своим людям позабавиться с ним. Видишь ли, мы не особо любили святош. Мы били его. Поджигали. А в конечном итоге приманили драков на живцов, и я приказал ему идти по доске. Когда люди смотрят в эту бездонную синь, по их глазам можно понять суть человека. Одни умоляют. Другие проклинают. У некоторых даже ног нет, чтобы идти. Знаешь, что сделал Рафа?

– Даже не догадываюсь, – Мия пожала плечами. – Я и сама недолюбливаю святош.

– Он молился, чтобы Аа простил нас, – ответил Фуриан. – Стоя на доске, пока под ним кружил десятиметровый штормовой драк. И этот ублюдок начал молиться за нас.

Непобедимый покачал головой.

– Я никогда не видел ничего подобного. И поэтому позволил ему жить. Тогда я не знал настоящей причины. Он плавал с нами почти год. Обучил меня Евангелию от Всевидящего. Дал понять, что я потерян, что я не более, чем животное, но еще могу стать человеком, если приму Свет. Но еще он сказал, что я должен искупить все зло, которое совершил. Посему, спустя год чтений и споров, ненависти, буйства и слез долгими неночами, я впустил Всевидящего в свою жизнь. Повернулся спиной к тьме. Я причалил в Висельных Садах. И продал себя.

– Ты… – Мия часто заморгала.

– Звучит безумно, не правда ли? Какой дурак выберет такую жизнь?

Девушка подумала о собственном положении, своем плане и медленно покачала головой.

– Но… зачем?

– Я знал, что Аа даст мне возможность искупить все, если я вручу свою судьбу в его руки. И он отправил меня сюда. В место скорби, непорочности и страданий. Но в конце, на песках «Магни», когда я преклонюсь перед великим кардиналом, пропитанный своей победой, он не просто объявит меня свободным, но и свободным человеком. Не животным, Ворона. Человеком. И тогда я искуплю свою вину.

Фуриан кивнул и сделал глубокий вдох, будто очистил свою кровь от яда.

Мия скрестила руки и нахмурилась.

– И это все? – требовательно поинтересовалась она. – Думаешь, ты можешь искупить вину за то, что продал сотни мужчин и женщин, убив сотни других? Нельзя очистить руки, омывая их в крови других людей, Фуриан. Поверь мне, от этого они станут лишь грязнее.

Мужчина покачал головой и насупился.

– Я и не ждал, что ты поймешь. Но «Магни» – это священный обряд. Который судит правая рука самого Бога. Если Рафа меня чему-то и научил, так это тому, что наши нынешние поступки важнее, чем прошлые.

Мия услышала шаги позади, стук в дверь лазарета. В помещение вошел Ганник с двумя стражами, несущими горячую кастрюлю.

– Твой уксус, вскипяченный, как и просила.

Мия кивнула и повернулась к Фуриану.

– Сейчас мы избавим тебя от личинок. Будет больно.

– В жизни всегда так, вороненок. Жизнь – это боль, потери и жертвы.

Фуриан стиснул зубы и закрыл глаза.

– Но мы должны приветствовать эту боль. Если она принесет нам спасение.

Мия вернулась в клетку в сопровождении двух стражей. Сидоний открыл глаза, когда за ней закрыли дверь и провернули механический замок. По пути Мия осторожно наблюдала из-под ресниц, отмечая, какой ключ на железной связке открывал решетку казармы, а какой – ее клетку.

Правильно ли это?

Поймут ли они в конечном итоге, что она сделала как лучше для всех?

– Я говорила с Фурианом, – прошептала Мия, когда стража ушла.

– О чем? – пробормотал Сидоний.

– Кто он. О чем думает. Откуда взялся, – девушка покачала головой. – Он мечтает только о «Магни». И никогда не пойдет на то, что подвергнет игры риску. Думаю, он все еще слишком слаб, чтобы нам помешать, но когда мы восстанем, он ни при каких обстоятельствах не встанет с нами.

– Когда мы восстанем?

– Да, брат.

Мия протянула руку во тьме и сжала ладонь Сидония.

– Мы.

Глава 29 Восстание

Риск был слишком велик, чтобы полагаться на одну девчонку.

Желудок Сидония превратился в комок нервов, аппетит полностью пропал. С того времени, как Мия предложила свой план во мраке их клетки, прошло пять перемен, и с тех пор Сид практически не спал. Вместо этого он всю неночь ходил взад-вперед по своей клетке, глядя на механический замок на двери и считая часы до начала.

Три перемены назад Мию переселили в комнату чемпиона, так что впервые с момента прибытия в Воронье Гнездо Сид оказался наедине с собой. Наедине со страхом будущего, взятого на себя риска, судьбы, которая их ждала в случае провала. Он возлагал такие надежды на Мию, и от нее зависело почти все. Сидоний верно служил Дарию Корвере и видел, как черты, которые восхищали его в судье, проявлялись в его дочери. Храбрость. Ум. Свирепость. Но Мия потеряла отца, когда была еще ребенком, а с тех пор попала в компанию теней и убийц.

Она нравилась Сидонию. Но мог ли он сказать, что вправду знает ее?

Мог ли он довериться ей?

Три неночи тому назад донна Леона провела встречу с Варро Кайто, и, прячась под столом, пока они пили и трапезничали, демон Мии подслушал каждое слово. Судя по всему, Леона потчевала торговца мясом сладкими речами и сладким вином, договариваясь о продаже Брин, Мясника, Феликса, Албания, Мечницы и самого Сидония. Сумма вышла кругленькая, покрывающая первый платеж отцу, но цена была слишком высока. Коллегия будет выпотрошена, останутся только Мия, Волнозор и Фуриан. Леона ставила все на свою последнюю попытку в «Магни». Но она не учла, что ее Соколы и сами решили кинуть монетку.

Ужин прошел в тишине, гладиаты были подавлены. Все обсуждения плана проходили шепотом в купальне или у тренировочных манекенов. Все согласились, что шансы на победу настолько малы, что провалятся в трещину мостовой, и Сид чувствовал запах страха. Одно дело рисковать жизнью на арене, и совсем другое бунтовать против республики. Администратов. Самого Сената. Они понимали, что обратного пути уже не будет. Клеймо на их щеках поблекнет только после смерти, так что им не скрыть свое положение. Быть рабом-беглецом в республике значит всегда находиться в бегах.

Тем не менее, лучше бежать, чем умереть на коленях.

Даже после нескольких дополнительных перемен отдыха Мечница не оправилась от ранений, ее спина и рука были крепко перевязаны бинтами. Ребра Мии тоже еще болели, но, по крайней мере, она уже могла смотреть обоими глазами. Волнозор и Сидоний еще отходили от последнего поединка на арене, а Мясник все так же хромал – определенно не самый устрашающий боевой отряд. Но если все пойдет хорошо, на их стороне будет элемент неожиданности, да и каждый из них – обученный гладиат.

Их продажа была назначена на следующее утро.

Кайто уже выплатил задаток.

Если уж бросаться в омут, то сейчас или никогда.

Наступила неночь, прохладный ветер ласкал охристые стены, во дворе выплясывали пыльные черти. После предательства Аркада донна Леона удвоила патруль по дому, и стражи кишели повсюду. Тем не менее гладиатам удавалось обменяться шепотом и тайными кивками, и все, казалось, были готовы.

Но, Дочери, это ожидание…

Они сидели во тьме – никто не говорил, никто не шевелился. Аркимические сферы медленно тускнели, шум в крепости постепенно стихал. Сид слышал, как Мечница пела в своей клетке – несомненно, какую-то последнюю молитву Матери Трелен, чтобы им сопутствовала удача. Посмотрев на клетку в противоположной части прохода, он увидел Мясника, сидевшего на корточках и раскачивавшегося взад-вперед, явно рвясь в путь.

Это напомнило Сидонию о его службе в легионе. Неночь перед битвой всегда была самой худшей. В то время его поддерживала вера в Аа. Преданность судье. Утешения братьев-люминатов и уверенность, что их дело правое. Всего этого не стало – только чистая советь и клеймо труса на груди в доказательство о ней. Вместо братьев-люминатов у него были братья и сестры гладиаты. Вместо веры во Всевидящего и приказов судьи – вера в его семнадцатилетнюю дочь.

Риск был слишком велик, чтобы полагаться на одну девчонку.

Сидоний услышал тихий стук, слабый звон металла, упавшего на камень. Мясник тоже его услышал и встал, схватившись руками за прутья клетки. Мия могла освободить их, либо силой сломав механизм, чтобы он открыл двери клеток, либо добыв ключ у патруля стражей. Сид понятия не имел, какой вариант она выберет. Но в его животе все затрепетало, когда он увидел силуэт, крадущийся по лестнице в холл подвала, с деревянной дубинкой в одной руке и железным ключом в другой.

– Бездна и кровь, она это сделала, – расплылся в улыбке Мясник.

Провернув ключ в механизме, Мия открыла двери клеток и подняла решетку. Сидоний скривился от тихого скрежета камня о железо. Гладиаты вышли из казармы в холл, свирепо улыбаясь, но при этом явно нервничая. Сидоний быстро обнял Мию и прошептал:

– Все прошло без проблем?

Та покачала головой.

– Четыре стража обезврежены. Еще два в переднем дворе.

– Тогда покончим с этим, – прошептал Волнозор.

– Да, – кивнула девушка. – И тихо, мать вашу!

Мия повела группу по лестнице, где на ступенях лежали четверо стражей Леоны. Мужчины были облачены в доспехи из черной кожи, их шлемы украшал плюмаж из соколиных перьев. Среди них валялся и капитан Ганник. Они были избиты до бессознательного состояния. Гладиаты быстро переоделись в их доспехи – Сидоний, Волнозор, Мясник и Феликс. Вареная кожа защитит их в случае беды, а шлемы, закрывающие скулы, прекрасно скроют татуировки.

Все взяли оружие – деревянные дубинки и короткие мечи. Было слышно, как далекие колокола в Вороньем Покое отбили четыре часа, перекрывая шум волн, бьющихся о скалистый берег. Сквозь открытые окна лился яркий свет двух солнц, шелковые шторы качались от движения крадущихся по крепости гладиатов.

Они тихо спустились в вестибюль к закрытым входным дверям. Мясник и Волнозор сняли деревянный брусок, и гладиаты сгрудились у порога.

– Готовы? – спросил Сидоний.

– Да, – ответила Мечница, поднимая клинок левой рукой.

Мия открыла дверь, и гладиаты бесшумно побежали к входной решетке. Стражам потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что они видят, а потом стало слишком поздно. Первый упал на спину, издавая булькающие звуки, когда Сидоний ударил его дубинкой в горло. Волнозор налетел на второго, и тот врезался в стену сторожки. Третий замахнулся дубинкой, но его крик превратился в приглушенное хныканье, когда Мия закрыла ему ладонью рот и ударила коленом по яйцам. Страж свалился, как мешок с картошкой, а девушка подхватила его дубинку в полете, стукнула его по голове, и он распластался на земле.

Мясник начал поднимать решетку, а Мечница и Албаний раздели последних двух стражей и застегнули на себе ремешки нагрудников. Для Мии мужские доспехи были слишком велики, да и стражей было меньше, чем гладиатов. Так что она накинула себе на плечи плащ, который достала Аа знает откуда, и надвинула капюшон на глаза.

– Ладно, – прошептала она. – Теперь в гавань к «Славолюбцу».

– Идите с высоко поднятой головой и смотрите людям в глаза, – напомнила им Мечница. – Мы победим в этой игре, если правильно сыграем свою роль, ясно?

Гладиаты кивнули и так спокойно, как только могли, ровной шеренгой вышли за решетку и направились вниз по дороге. Мия замыкала ряд, низко надвинув капюшон. Доспехи Волнозора давили в широких плечах, рука Мечницы по-прежнему была обмотана запятнанными кровью бинтами – под пристальным вниманием их маскировка раскроется. Но время было позднее, в порту под Гнездом – тихо. Если повезет, их обман продержится достаточно долго, чтобы они смогли проникнуть на борт.

Шагая впереди, Сидоний пытался держать нервы под контролем. Жребий брошен, что бы ни случилось дальше – все в руках судьбы. Но, Дочери, до чего же было трудно сдерживаться и не бежать отсюда со всех ног. Группа шла по пыльной дороге, окружавшей Воронье Гнездо, Сид смотрел на синие воды Моря Мечей. Дойдя до города, они обогнали нескольких фермеров, направлявшихся на рынок, гонца, бегущего по поручению хозяина, и мальчишек, собравшихся вокруг украденного куска хлеба. Никто не обращал на них никакого внимания.

Затем он увидел высокие мачты кораблей, возвышающиеся над гаванью, и его сердце забилось чаще. Мужчина задумался об огромном синем океане и о том, куда они возьмут путь – куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Сид посмотрел на других гладиатов и рискнул улыбнуться – Брин улыбнулась в ответ, Волнозор прошептал: «Держитесь». Они подошли еще ближе, почувствовали запах соли в воздухе, крики чаек были как музыка для ушей, каждый шаг приближал их к…

– Очнитесь, – пробормотала Мечница. – Впереди солдаты.

Сидоний стиснул зубы, но темп не сбросил, замечая четверку легионеров из гарнизона Вороньего Покоя, шагающих по другой стороне улицы. Он понятия не имел, общались ли местные солдаты со стражами Леоны – люди, имевшие дело с оружием, были склонны собираться вместе и чесать языком независимо от того, кто их работодатель. Но издалека их маскировка должна сработать, а до гавани оставалось всего несколько сотен ша…

– Я тебя знаю, – раздался голос.

Сидоний остановился и оглянулся. Рыжеволосая девушка в шляпе с пером и с рюкзаком путешествующего торговца замерла на улице и показывала на Мию.

– Четыре Дочери, я тебя знаю! – повторила она. – Ты – Спасительница Стормвотча!

Мия стрельнула предупредительным взглядом в остальных и улыбнулась девушке.

– Да, донна.

– Я видела, как ты убила блювочервя! – воскликнула та, сверкая голубыми глазами. – Милостивый Аа, какой поединок! Никогда не видела ничего подобного!

– Благодарю, ми донна, – пробормотала Мия. – Но у меня…

– Смотрите! – крикнула торговка на всю улицу. – Спасительница Стормвотча!

– Ну, начинается, – пробормотал Волнозор.

Желудок Сида сделал кувырок, когда он понял, что легионеры услышали торговку, и все четверо пересекли улицу. Их центурион увидел яркий плюмаж на шлеме Сидония и поприветствовал его:

– Эй, Ганник! Что привело вас, ленивых ублюдков, сюда в такое…

Центурион остановился и прищурился, рассматривая лицо мужчины в прорези шлема.

– …Ганник?

– Вперед! – крикнула Мия.

Гладиаты побежали, подняв оружие. Центурион и его люди лихорадочно доставали мечи, их лица побледнели от паники. Стражей Леоны они отделали дубинками и кулаками, но здесь пощады не будет – перед ними стояли полностью вооруженные итрейские легионеры, обученные убивать. Волнозор проткнул клинком грудь центуриона, нанизав его, как свинью на вертел. Мясник блокировал удар другого, крутанулся на месте и перерезал ему глотку, в соленый воздух брызнули алые капли. Торговка побежала по улице, крича: «Убийство! Убийство!» Сверкнув мечом, Сидоний прикончил еще одного легионера. Албаний убил последнего, выбив землю из-под его ног, прежде чем вонзить клинок под ключицу.

– Бегите к гавани! – крикнула Мия. – Быстрее! Быстрее!

Они кинулись бежать, наплевав на свою маскировку. Сандалии Сида стучали по мостовой, люди оглядывались им вслед, крики «Убийство!» с улиц становились все громче. Гладиаты достигли пристани, расталкивая матросов и купцов, разгружавших товар, и рыбаков на пристани. Рядом с Сидом бежал Волнозор, Брин впереди, Мия замыкала, все они были забрызганы кровью. Он уже видел пришвартованного в заливе «Славолюбца», находящегося метрах в ста от пристани.

– Вон он, – пропыхтел мужчина.

Сид прыгнул с пристани в шлюпку «Славолюбца», остальные гладиаты следом. Мясник и Волнозор принялись грести так, будто от этого зависели их жизни. Сид слышал звон колоколов, тревога быстро распространялась по Вороньему Покою и пробуждала его жителей от сна, испуганные крики эхом проносились по тихим улочкам.

«Мятеж!»

«Соколы бунтуют!»

Мясник и Волнозор изо всех сил налегали на весла, каждый гребок приближал их к «Славолюбцу». Мечница прикрывала глаза от блеска воды, показывая на пустые мачты.

– Паруса сняты.

– Ничего, мы быстро их натянем, – прокряхтел Волнозор.

– Уверен? – выдавил Мясник.

– Спокойно, брат, – кивнул двеймерец. – Я научился ходить под парусом, когда ты еще сосал сиську матери.

– Что, в прошлом году? – ухмыльнулась Брин.

– Давайте оставим в покое сиськи моей матери, лады? – прорычал Мясник.

– Меньше говорите, больше гребите, – рявкнул Сидоний.

Они добрались до «Славолюбца» и влезли по веревочной лестнице на палубу. Корабль раскачивался на волнах, в бескрайнем голубом небе горели два солнца. С носа корабля пришел одинокий сторож, требуя объяснить, что происходит, но Мечница дала ему оплеуху, и мужчина свалился на пол, постанывая и кровоточа. С палубы Сид увидел движение на пристани; нескольких легионеров и моряков, показывающих на их корабль.

– Нужно живо поднять паруса, Волнозор.

– Ага, – кивнул мужчина. – Они должны быть в трюме. Все за мной!

Волнозор откинул огромный дубовый люк, ведущий в трюм «Славолюбца», и быстро спустился по лестнице в недра корабля. Через секунду к нему спрыгнула Мечница, дальше последовали Сидоний и остальные, Мия и Брин остались дежурить на палубе. Через деревянную решетку проникали лучи солнц, освещая внутренности корабля, и гладиаты разделились, выискивая огромные брезентовые паруса, которые отправят их в путь. Ящики и бочки, мотки засоленной веревки и тяжелые железные сундуки. Но…

– Я их не вижу, – сказала Мечница.

– Они должны где-то быть, – прорычал Волнозор. – Продолжайте искать.

– Зачем, ради бездны, они вообще спрятали пар…

Сидоний услышал топот и тихую ругань над их головами. Прищурившись через решетку, увидел два дерущихся силуэта, темные на фоне солнц. Одним из них была Брин – он узнал ее по пучку. Но силуэт позади, обхвативший ее рукой за шею, напоминал…

Кто-то ахнул, раздался влажный шлепок, и Брин упала в трюм, со стоном приземляясь на моток веревки. И когда Сид открыл рот, чтобы крикнуть предупреждение, люк над ними захлопнулся, запечатывая всех в недрах «Славолюбца».

– Какого хрена?! – прошептал Волнозор.

Сидоний присел рядом с Брин, девушка была едва в сознании, на ее горле остались красные отметины. Он посмотрел сквозь решетку, живот скрутило, во рту внезапно пересохло.

– Ворона? – крикнул Сид. – Что за игру ты ведешь?

– Прости, Сидоний, – услышал он полный скорби голос. – Но я тебе уже говорила. И я не играю.

Мясник поднялся по лестнице и ударил по люку мечом, пытаясь поднять его.

– Какого хера тут происходит?!

Гладиаты встретились друг с другом взглядами, в каждом из них читались недоумение и страх. Их закрыли внутри корабля, как рыбу в бочке – без какого-либо врага и без какого-либо выхода.

– Вот как вы решили мне отплатить? – раздался голос.

Сидоний поднял взгляд и с дрожью втянул воздух, увидев на палубе донну Леону. Вместо неночной сорочки она была одета в черное, глаза подведены сурьмой, коса заплетена так, словно она собралась на войну.

– После всего, что я для вас сделала, – сказала Леона, глядя вниз на запертых в трюме гладиатов. – После того, как вытащила вас из болота. Вскормила и приютила под своей крышей. Облекла вас славой и честью имени своей коллегии. И вот ваша благодарность?

– Ворона, – сплюнул Волнозор, ходя кругами с поднятой головой. – Ворона, что ты наделала?

– Она сделала то, на что не хватило смелости ни одному из вас, – ответила Леона. – Осталась верной своей домине.

– Ты тупая ебаная манда! – взревел Мясник, стукая кулаком по люку. – Я убью тебя на хуй!

– Ничего подобного, – ответила донна. – Ты будешь сидеть в этом трюме, пока я не решу твою судьбу. И, боюсь, она будет не из приятных, предатель.

– Вы называете нас предателями? – крикнула Мечница. – Я принесла вам славу в Уайткипе. Ворона ни за что бы не победила, если бы не я! И вы отблагодарили меня тем, что продали этому говнюку Варро Кайто, даже не подождав, пока у меня заживут раны?

Женщина сплюнула себе под ноги.

– Изменчивая ебаная сука.

Леона ухмыльнулась и покачала головой.

– Все, что я слышу, это предательских крыс, пищащих в яме, которую сами и выкопали.

Мясник бил по люку своим мечом. Волнозор давил на решетку над их головами. Из главной каюты «Славолюбца» появились несколько стражей и окружили донну – вторая смена, которая должна была сейчас спать в своих койках. Теперь сомнений не осталось – Леона знала, что будет; что все надежды, которые они возложили на дочь Дария Корвере…

Сидоний сжал кулаки, глядя сквозь решетку. Мия встретилась с ним взглядом, темные глаза затуманились, лицо было мрачным и бледным. Шрам, рассекающий щеку, придавал ей зловещий вид, жестокость и бессердечность, которых он никогда не замечал раньше. И все же ему показалось, что он заметил слезы на этих темных ресницах, ее длинные волосы разметались неночным ветром и черным ореолом окружили голову.

– Ворона?

– Просто для меня это слишком важно, Сид, – прошептала она.

Девушка покачала головой, беспомощно разводя руками.

– Мне очень жаль…

Риск был слишком велик, чтобы полагаться на одну девчонку.

Но он ни на одно мгновение не задумывался, что они действительно могут потерпеть неудачу.

– Да, вороненок.

Сидоний опустил голову, царапая ноющую грудь.

– Мне тоже…

Глава 30 Интерлюдия

Два спутника встретились в грязном проулке маленького городка у моря.

Первый был маленьким, тонким, как шепот, и по форме напоминал кота. Он ходил в этом облике на протяжении семи лет и едва помнил, чем был раньше. Частичкой более глубокой тьмы, чьего сознания хватило ровно на то, чтобы выползти из черноты под кожей Годсгрейва и найти себе подобного.

Мию.

В перемену их встречи она потеряла отца. Его повесили и заставили танцевать перед простонародьем. Она закричала, заставив тени содрогнуться, и он последовал на зов, пока не нашел ее у юбки матери. В разуме девочки ярко горел образ отца, когда он коснулся ее. Но еще она потеряла кота. Его шею сломал голыми руками судья, который украл должность и жизнь ее отца. Менее глубокая рана. В конце концов, кот казался куда более подходящим обличьем. Гораздо лучшим, чем ее отец. Чем проще вид, тем легче полюбить.

Она назвала его Мистером Добряком. Имя хорошо прижилось. Но где-то в глубине себя кот, который не был котом, знал, что его зовут иначе.

Второй спутник был крупнее и носил свой облик куда дольше. Она нашла своего Кассия, когда он был совсем мальчишкой. Побитым. Голодающим. Подвергавшимся насилию несчетное количество раз. Дитя итрейских дебрей, притащенное в цепях в Город мостов и костей, где он чуть не утонул в своем горе. Народ мальчика охотился на волков – это он помнил даже в худший момент своей жизни. А еще мальчик помнил, что волки были сильными и яростными. Поэтому она стала его волком, и вместе они охотились на тех, кто смел вставать на пути.

Он назвал ее Эклипс. Близко к истине. Но где-то в глубине себя волчица, которая не была волчицей, знала, что ее зовут иначе.

Она скучала по нему.

– …Здравствуй, киса… – сказала не-волчица, остановившись на стене дешевой таверны.

– …Здравствуй, дворняжка… – ответил не-кот, сидя на стопке пустых бочек.

– …Значит, дело сделано?..

– …Сделано…

Тенистая волчица посмотрела не-глазами на океан и кивнула.

– …Я передам Эшлин, что она может снять этот глупый торговый рюкзак…

– …Если сможешь заодно убедить ее утопиться в океане, я буду искренне признателен…

– …Твоя ревность меня завораживает, киса…

– …Осторожно, дорогая дворняга, кажется, ты использовала многосложное слово…

– …Как так вышло, что тот, кто питается страхом, боится сам?..

– …Я ничего не боюсь…

– …От тебя разит им…

– …Будь милочкой, отвали на хрен, ладно?..

– …С превеликим удовольствием…

Волчица, которая не была волчицей, начала исчезать, как шепот на ветру. Но просьба не-кота заставила ее замереть.

– …Стой…

– …Что?..

Мистер Добряк помедлил, подбирая слова.

– …А ты… ты не боишься?.. – наконец спросил он.

– …Чего?..

– …Не чего. За кого…

– …Твои загадки меня утомляют, грималкин…

– …Ты не боишься за нее?..

Тенистая волчица наклонила голову.

– …С чего бы?..

Не-кот вздохнул, глядя на горизонт.

– …Иногда я гадаю, кого мы из нее делаем…

– …Мы делаем ее сильной. Мы делаем ее сталью. Беспощадной, как буря и море…

– …Но то, чего мы ее лишаем… Не знаю, делаем ли мы этим лучше…

– …Ты говоришь о страхе?..

– …Нет, о чувстве стиля…

– …Зачем ей нужен страх, киса?..

– …Те, кто не боится огня, сгорают. Те, кто не боится меча, истекают кровью. И те, кто не боится смерти…

– …Вольны делать все, что захотят…

– …Она уже не та, какой была прежде. Она никогда не была такой бесстрастной. Такой безрассудной…

– …И ты винишь в этом меня…

– …Мы оба питаемся из одного источника. Возможно, мы забираем слишком много. Возможно, это мы ее такой делаем. Черствой. Коварной. Жестокой…

– …И я уверена, что недавние сведения о Красной Церкви и ее семье не имеют никакого отношения к изменениям ее поведении…

– …И снова многосложные слова…

– …Мы закончили, киса?..

Не-кот посмотрел на небо, на ярко-красное, сверкающе-золотое и ослепительно-голубое солнца.

– …Скоро придет расплата, Эклипс. Она ждет нас в Городе мостов и костей. Я ее чувствую. Как это треклятое солнце на горизонте. Подкрадывающееся ближе с каждым вдохом…

– …Тогда хорошо, что нам не нужно дышать…

Мистер Добряк вздохнул.

– …Я тебя ненавижу…

Эклипс рассмеялась.

– …Вот и славно…

И, не издав ни звука, она исчезла.

Одинокий спутник сидел в грязном проулке маленького городка у моря.

Он едва помнил, чем был раньше. Частичкой более глубокой тьмы. Личиночное сознание, мечтающее о плечах, увенчанных полупрозрачными крыльями.

И о той, кто их подарит.

Мие.

Глава 31 Истиносвет

Годсгрейв.

Мия стояла на палубе «Славолюбца», волосы развевал морской ветер, взгляд был направлен на Город мостов и костей. Гавань была забита, сотни парусов усеивали этот колышущийся синий ковер, люди приехали со всех уголков республики, чтобы отпраздновать величайший праздник Аа в блистательной столице.

Истиносвет наконец насупил.

Пока они плыли из Вороньего Гнезда, Саай уже успел взобраться на горизонт, голубой шар присоединился к золотому и алому родичам в небе. Жара была невыносимой, Мию от нее тошнило, Мистер Добряк, свернувшийся в ее тени, чувствовал себя таким же несчастным. Девушка ощущала всю ярость Отца Света, бьющего по ней своими лучами, как молотами по наковальне. Опустив голову, Мия шла по палубе, под которой сидели люди, некогда считавшие ее подругой.

Сидоний и остальные были связаны в трюме, на их запястья и щиколотки надели кандалы. Они храбро сопротивлялись, поклявшись убить любого стража Леоны, который спустится к ним, но после трех перемен без воды в этой ужасной духоте они стали слишком слабы. На пятую перемену стражи ворвались в трюм и заковали их. С той перемены их регулярно кормили и поили; в конце концов, они должны быть достаточно сильными, чтобы держать мечи во время казни на арене.

Мия избежала той же участи лишь потому, что помогла схватить повстанцев, а Фуриан – только благодаря больничной койке и показаниям Леоны под присягой администратов. Домина взяла у Варро Кайто залог за продажу своих гладиатов, но поскольку по Вороньему Покою быстро расходились новости о восстании, она не смогла завершить обмен – никто в здравом уме не купит воинов, которые взбунтовались против своей хозяйки.

Посему донна просто украла залог Кайто и вышла в море, выбрав живописный маршрут к Годсгрейву и решив побеспокоиться о разъяренном торговце мясом после триумфального возвращения из столицы. С полученными деньгами, мешком из Уайткипа и небольшим пособием, которое ей выплатили за казнь на арене, ей хватило средств, чтобы погасить первый платеж отцу. Но если Леона не покинет Годсгрейв победительницей «Венатуса Магни», ее карьере придет конец.

Все зависело от этого поединка.

Все.

Мия облокотилась на перила «Славолюбца», солнечный свет сверкал на морской поверхности. Она попыталась призвать тени у ног, но это было почти невозможно; ее сила ослабла, пытаться схватить их было все равно что пытаться поймать дым. Мия полагала, что в этом был смысл. Ее силы были на пике во время истинотьмы, так что вполне естественно, что они угасали, когда небесами полностью завладел Отец Света. Но это никоим образом не внушало ей уверенности в свои шансы на победу в «Магни».

Девушка взглянула на великую итрейскую столицу, ее сердце подскочило к горлу. Прошли месяцы с тех пор, как она видела ее в последний раз. Месяцы пота, крови и слез. Перед ней простирался весь город, раздробленный архипелаг мерцал в свете солнц. Побережье было усеяно жилыми домами, лачугами и роскошными виллами, как ракушками на корпусе старой галеры. Над шпилями собора, высокими боевыми ходоками и Сенатским домом высились Ребра – эти гигантские закостенелые башни, тянущиеся высоко к небу, блики на их выбеленной поверхности почти ослепляли.

Большую часть детства Мия провела там, в доме своих родителей. Куда большую, чем в Вороньем Гнезде, если говорить откровенно. Сидя с матерью и слугами, играя с младшим братом. Если Воронье Гнездо было их прибежищем, то Годсгрейв был их миром. Ей никогда не удавалось надолго сбежать из него.

От мысли о семье у Мии защемило в груди, глаза затуманились. Все, что она сломала и украла, все отобранные жизни, пройденные мили, годы обучения – вскоре все будет оправдано. Через две короткие перемены начнутся игры «Магни». Через две короткие перемены она сразится за свою жизнь и предстанет перед Дуомо и Скаевой на окровавленном песке, а затем прокричит свое имя, перерезая им глотки от уха до гребаного уха.

«Оно того стоит».

Мия оглянулась через плечо на тени трюма, чувствуя их взгляды на себе. Тех людей, которые звали ее подругой.

«Все это того стоит».

– Я знал, что ты хладнокровна, Ворона, – раздался голос позади. – Но никогда не осознавал, сколько льда течет в твоих жилах.

Мия посмотрела на очертания Годсгрейва, когда Фуриан встал рядом с ней у перил. Длинные черные волосы Непобедимого развевались от морского бриза, бронзовая кожа блестела от тонкого слоя пота. Его грудь была покрыта шрамами, корка еще не сошла, но за те три недели на корабле мужчина почти исцелился. Несмотря на три солнца, горящих в небе, тень Мии задрожала, когда он наклонился ближе. Опустив взгляд вниз, она увидела, что тень Фуриана сделала так же.

– О чем ты? – спросила она.

Мужчина посмотрел на Город мостов и костей, темные глаза щурились от яркого света.

– Мне сказали, что это ты будешь орудовать мечом во время казни.

– Домине нужны деньги.

– О, я знаю, – кивнул Фуриан. – И знаю, что домина имеет право назначать палача. Просто не думал, что ты согласишься закопать Сидония и остальных в могилу.

– Мы единственные гладиаты, которые остались у домины, Фуриан. Твои раны едва зажили, ты не можешь рисковать и принять участие в «Венатусе Магни». Если домина не хочет, чтобы деньги за казнь отдали другой коллегии, ей нужно кого-то выставить. Что ты предлагаешь, всучить меч в руки магистры и попросить ее выполнить всю работу?

Фуриан улыбнулся.

– Зато это было бы зрелищно.

– Да уж, – вздохнула Мия. – Это точно.

Улыбка Непобедимого медленно сошла с губ, голос понизился до шепота:

– Почему ты это сделала? – спросил он. – Давно хотел узнать.

Мия покосилась на него, поджав губы.

– Что сделала?

– Ты знаешь, о чем я, – прорычал он. – Мечница и остальные считали тебя своей подругой. Но домина сказала, что, как только ты разузнала об их плане, то пошла прямиком к ней. И не только помешала побегу, но еще и придумала способ поймать их живыми, чтобы они могли предстать на суде перед зрителями.

– Если бы их просто убили во время побега, домина не получила бы ни единой монеты за свои убытки, – ответила Мия. – Леонид бы закрыл эту коллегию. Нас бы здесь не было. Но теперь, с монетами из Уайткипа и казнью…

– Да-да, все это я знаю, – прорычал Фуриан, теряя терпение. – Чего я не понимаю, так это почему ты им не помогла.

– Потому что я не гребаный герой, Фуриан. Если хотят помощи, пусть помогут себе сами.

Мия развернулась, чтобы уйти, но Непобедимый схватил ее за руку, ощерившись.

– Кто, ради бездны, ты такая? – требовательно поинтересовался он. – Не какая-то безымянная мелюзга из Малого Лииза, это точно. Глядя в твои глаза, я вижу цель. Я вижу умысел. С тех пор, как ты попала в нашу коллегию, я чувствовал, как ты прикладывала ко всему руку. Как кукловод, скрытно дергающий за ниточки, а мы – твои марионетки.

Мия с рычанием выдернула руку.

– Не прикасайся ко мне.

– Ты не предана Леоне, – процедил Фуриан. – Теперь я это знаю. Даже во время поединка в Уайткипе, когда ты рискнула жизнью, чтобы спасти Мечницу, все это было средством достижения цели. Ты предала тех, кто звал тебя сестрой. Убивала, врала и крала – все для того, чтобы оказаться на песках «Магни», когда могла просто исчезнуть в тенях и получить свободу в любой момент. Так зачем, ради Всевидящего, ты здесь?

Мия посмотрела в эти горько-шоколадные глаза, тьма задрожала у ее ног. Однажды она думала, что они с Фурианом такие же разные, как истиносвет и истинотьма. Но теперь поняла, что это ложь. Между ними было глубокое сходство – как у крови и кости. Оба пленники прошлого. Оба запредельно одержимы победой в «Магни». Фуриан – для искупления, а Мия – для отмщения.

Девушка сжала челюсти и покачала головой. Испытывая соблазн ответить. Взглянуть ему в глаза и увидеть, наградит ли он ее хоть каплей понимания. Он, как никто другой, должен ее понять. Но Мия знала, что это бесполезно. Фуриан искал прощения за свои грехи от самого бога. Мия стремилась отрезать руки того же бога за их грехи. Чтобы один из них выиграл, другому придется проиграть. И никто из них не уступит победу. Это не сказка. Между ними не было теплых чувств: ни любви, ни дружбы. Только соперничество.

И был лишь один способ положить ему конец.

– Набирайся сил, Фуриан, – сказала Мия.

Девушка вновь посмотрела на это ослепительное небо.

– К концу недели они тебе понадобятся.

Кап.

Серебро у горла.

Кап.

Камень под ногами.

Кап.

Железо в сердце.

Мия сидела в темноте под ареной и просто слушала. С потолка капала соленая вода, ударяясь о пол камеры. Все эти годы. Все эти мили.

Утром, так или иначе, все закончится.

Их доставили на берег прошлой переменой, как только администраты одобрили казнь. Все перемены были расписаны – игры начались еще пять перемен назад, и государство уже убило сотни заключенных. Эдиторам было трудно найти место для еще одной казни на завтрашнем шоу, но такое зрелище, как целый манеж гладиатов отправят гнить в могилах, послужит гнусным примером для остальных коллегий. Посему Соколы Рема должны были предстать перед судом в пятиминутном перерыве после финальной гонки эквилл. Их лишат жизни, пока зрители будут заказывать еду или мчаться в уборную перед главным событием.

А после обеда, после их смерти, начнется «Магни».

Кап.

Кап.

Мия сидела одна в своей камере и прислушивалась к звукам торжества, рев колоссальной толпы сотрясал даже камень у ее ног. Чемпионам каждой коллегии предоставили немного уединения – каменные стены, чистую койку. Две небольшие аркимические сферы излучали теплый непрерывный свет. Через небольшое окошко в тяжелой дубовой двери просачивался свежий воздух, ароматы с кухни, а также запах крови, масла и железа. Мия гадала, в каких условиях содержали Сидония и остальных. Как долго их заставят страдать, прежде чем они в последний раз выйдут на пески. Мистер Добряк сидел в ее тени и наблюдал своими не-глазами. Шепча, что скоро, так или иначе, все закончится.

Девушка не ответила.

Когда накануне их с Фурианом повели по оживленному району костеродных в недра арены Годсгрейва, ее поразили размеры сооружения. Разумеется, она видела ее в детстве, но никогда вблизи. Большой продолговатый стадион был вырезан в самом Хребте, простираясь на сотни метров; трибуны концентрическими кольцами тянулись ввысь на четыре яруса. Повсюду виднелись изящные арки и рифленые контрфорсы, мрамор и могильная кость, внутренний круг опоясывали скульптуры Всевидящего и Четырех Дочерей. Чудо инженерной мысли, свидетельство изобретательности архитекторов и страданий рабов, которые строили эту арену, памятник могучей власти, красоте и, прежде всего, жестокости Итрейской республики.[46]

Сегодняшний «Венатус» подошел к концу, зрители с широкими улыбками и округлившимися глазами потоком изливались на улицу. По всему городу зазвенели колокола соборов, призывая верующих на мессу. Поскольку в небе открылись все три глаза Всевидящего, более набожные жители республики готовились к неночи молитвы и публичного благочестия, в то время как менее религиозные – к неночи приватного распутства.

Их восторг достиг аркимических высот, от предвкушения «Магни» голова шла кругом. Мия слышала удары гигантского механизма под полом, пока священники Железной Коллегии проверяли, все ли готово к завтрашнему торжеству. Это величайшее событие в итрейском календаре, праздник республики и бога Света. Завтра на глазах у любопытной толпы пройдет самое грандиозное зрелище под солнцами; великий консул коронует сильнейшего воина Итреи золотым венком, а Правая Рука Бога подарит ему свободу.

О таких событиях слагали легенды.

Кап.

Мия смотрела в пустоту.

Кап.

И молчала.

Кап.

Вместо этого она прислушивалась к эху удаляющейся толпы, топоту легионеров, патрулирующих недра арены, шороху метлы раба, подметающего коридор. И больше всего – к собственным мыслям.

«Здесь я точно не погибну».

Девушка покачала головой и сжала кулаки.

«Меня ждет слишком много убийств».

Шорох метлы затих за ее дверью. Она услышала шелест ткани, тихую мелодию металла, легкий щелчок механического замка на двери. В клетку прошел мужчина, его спина сгорбилась от старости, седые волосы топорщились над парой знакомых пронзительных глаз.

– Что ж, – сказал старик, закрывая дверь. – Апартаменты не из тех, которыми стоит хвастаться родственникам, но обитатели этого места оставляют желать лучшего.

– Меркурио!

Мия вскочила с пола и крепко обвила его руками. Епископ Годсгрейва широко улыбнулся и заключил ее в не менее бурные объятия. Она чуть не расплакалась, почувствовав, как печаль и боль последних перемен внезапно немного поубавили в весе. Напряжение спадало с нее на равнодушный каменный пол. Мия так сильно его сжала, что старику стало трудно дышать, и он гладил ее по спине, пока она наконец не ослабила хватку и не вытерла кулаками глаза.

– Бездна и кровь, как же я рада тебя видеть, – выдохнула девушка.

– И я тебя, вороненок, – улыбнулся ее бывший наставник.

– Хорошо выглядишь.

– А вот ты видала деньки и получше, – ответил он, касаясь шрама на ее щеке. – Как ты тут справляешься?

– Неплохо, – Мия пожала плечами. – Из-за истиносвета сложно работать с тенями. Еда дерьмовая. И я умираю от желания покурить.

– Ну, с первым и вторым никак помочь не могу, – сказал епископ. – Но вот с третьим…

Меркурио потянулся за пазуху своей изношенной туники и выудил тонкий серебряный портсигар. Лицо Мии просияло, когда он достал две сигариллы и прикурил их кремневым коробком. Она чуть ли не вырвала сигариллу из руки старика и затянулась так, будто от этого зависела ее жизнь. Застонав, девушка прислонилась к стене и откинула назад голову, выдыхая гвоздичное облачко в воздух и облизывая сладкие губы.

– Черный Дориан, – вздохнула Мия.

– Лучшие сигариллы в Годсгрейве, – улыбнулся Меркурио.

– Зубы Пасти, я тебя сейчас расцелую…

– Оставь свои благодарности на завтра, – ответил он. – Можешь отблагодарить меня тем, что сохранишь свою дурью башку на плечах.

– Сложная задачка, – ответила она.

– Наша юная донна Ярнхайм посвятила меня в подробности ваших приключений вне Годсгрейва, – сказал Меркурио. – Слава Черной Матери, что она не писала мне регулярные отчеты, а то меня хватил бы гребаный удар.

– Признаю, план пошел немного… наперекосяк…

– Наперекосяк? Да его расхреначило, как дерьмо безумца по сортиру, Мия! Солис не давал мне покоя, как юный дон дешевой проститутке. Пока мне неплохо удавалось от него отбиваться, но его терпение уже на грани, – Меркурио скривился, затягиваясь сигариллой. – Просто чтобы ты знала, в данный момент ты путешествуешь по северу Ваана. И проворонила владельца карты в Кэррион-Холле, опоздав на одну перемену.

– Как нерасторопно с моей стороны, – пробормотала Мия.

– Что ж, ты никогда не была самой одаренной из моих учеников.

Мия ухмыльнулась, вдыхая теплый сладкий дым.

– Кстати говоря, через пару перемен после твоего отбытия у меня произошла любопытная встреча, – продолжил Меркурио. – В некрополь заглянула одна из твоих подружек.

– …У меня нет подружек, Меркурио, и ты это знаешь.

– Девчонка по имени Белль? Она сказала, что это ты ее прислала.

Мия моргнула, в голову тайком, как вор, прокралось воспоминание о четырнадцатилетней девочке из дома удовольствий браавов, с разбитой губой и болью в глазах.

– Она все же пришла к тебе? – улыбнулась Мия. – Вот и славно.

– Я не собираюсь подбирать каждую бродяжку, заглянувшую с улицы, Мия, – прорычал он. – Я – епископ Матери Священного Убийства, а не гребаный работник благотворительной организации.

Мия скрестила руки и смерила Меркурио мрачным взглядом.

– Припоминаю я одну бродяжку, которая не так давно зашла в лавку «Сувениры Меркурио», – сказала она. – Девчушка без единого друга на всем белом свете и всей республикой, настроенной против нее. Ты ее взял. Дал крышу над головой. Подарил ей любовь в мире, в котором, как она думала, не осталось ничего, кроме дерьма. И, если подумать, я не помню, чтобы она тебя отблагодарила.

Мия ласково поцеловала старика в щеку.

– Так что спасибо. За все.

– Отвали, – пробормотал он, отталкивая ее.

– Я знаю, чего тебе стоила эта помощь. Знаю, чем ты рисковал, чтобы я могла оказаться здесь. Скаева и Дуомо лишили меня семьи, но с тобой я обрела новую.

Старик прочистил горло и нахмурился.

– Ты же не пытаешься со мной нежничать, правда, вороненок?

– Даже не мечтай.

Меркурио яростно заморгал и провел рукой по лицу.

– Охренеть как пыльно в этих камерах.

– Ага, – улыбнулась девушка, вытирая глаза. – Это точно. Эшлин готова?

– Все готово. Ты по-прежнему ей доверяешь?

– Своей жизнью.

– Кажется, она к тебе привязалась.

Мия улыбнулась с сигариллой во рту.

– У нее всегда был ужасный вкус.

Меркурио вздохнул и всмотрелся ей в глаза.

– Ты уверена, что знаешь, что делаешь?

– Даже если нет, уже немного поздно менять песню, – она пожала плечами. – Так что я буду танцевать, пока она не закончится, и посмотрю, куда приведут меня шаги.

– Еще не поздно, Мия. Ты все еще можешь передумать.

– В том-то и дело, Меркурио, – ответила девушка. – Я не хочу. Даже не будь со мной Мистера Добряка и Эклипс, я бы не боялась. Каждая перемена последних семи лет вела меня к этому моменту. Я сыграю роль, которой наградила меня судьба. И завтра, когда штора опустится для финального акта, Скаева с Дуомо падут вместе с ней.

– Просто помни, – Меркурио нахмурился, – что это не должно быть финальным актом твоей пьесы.

– Я не хочу умирать, – Мия вздохнула и затушила сигариллу о стену. – Честно говоря, быть самым разыскиваемым убийцей во всей республике звучит гораздо интереснее.

– Благородная цель, к которой должна стремиться любая девушка, – улыбнулся старик.

Мия тоже расплылась в улыбке.

– Ну, ты сам однажды сказал, что я никогда не буду героем.

Глаза Меркурио наполнились слезами. Он заключил ее в объятия и крепко прижал к груди. И там, стоя во тьме и обнимая девушку, которая была ему как родная, старик прошептал:

– Возможно, я солгал.

Глава 32 Ласка

Фуриан шел вдоль извилистого канала по району костеродных, его сопровождали стражи Коллегии Рема. Время было позднее, жара лишь немного смягчилась прохладными неночными ветрами, дующими с Моря Безмолвия. Из каждой таверны, сигариллового клуба и борделя лились звуки увеселений, красивые доны и донны прогуливались за ручку, в воздухе звучали задорные песни.

Непобедимый все это терпеть не мог.

Стражи провели его по Мосту Утешения, затем по краю Хребта и остановились у ряда богатых вилл. Здания, построенные из светлого камня и охристой черепицы, приютились в тени пятого Ребра, на каждом подоконнике стояли горшки с цветами. Не самые роскошные дома во всей республике, само собой, но ближе ко дворцу, чем любое жилище, где он когда-либо спал.

Стражи сопроводили его к двери, где ждала магистра в струящемся платье цвета морской волны и с суровым выражением на лице.

– Домина потребовала твоего присутствия, – сказала пожилая женщина. – Будь любезен.

Кинув последний взгляд на стражей, Фуриан прошел в виллу и поднялся по винтовой лестнице. Стены были возведены из отшлифованного белого мрамора, шелковые занавески развевались на ветру, пол под его ногами устилали богатые красные ковры. Он брел медленно, поскольку не знал дороги, но наконец оказался перед двустворчатыми дверями в конце коридора.

Она лежала на кровати, длинные каштановые волосы изящными завитками обрамляли лицо. Ее ресницы были подкрашены черной сурьмой, губы алели на фоне бледного лица. На ней было платье из белого шелка – тонкого, как паутинка, – нежные изгибы фигуры и соблазнительная тень между бедер просвечивали сквозь ткань. Ее запястья украшали тонкие золотые цепочки, глаза мерцали, как поверхность океана.

Леона раскинула руки и поманила его в кровать.

– Ну, здравствуй, милый.

Мия сидела в своей темной камере на простой койке, набитой соломой, мрак рассеивала лишь маленькая аркимическая сфера. Время было позднее, жара лишь немного смягчилась прохладными неночными ветрами, дующими сквозь зарешеченное окошко в двери. Она слышала далекий звон стали, скрежет механизма под песками арены, эхо грома толпы по-прежнему раскатывалось по трибунам.

Мия все это терпеть не могла.

В коридоре снаружи расхаживала стража, осматривая ряд клеток чемпионов. Не самые роскошные камеры во всем Годсгрейве, само собой, но они позволяли недолго побыть в уединении, прежде чем наступит перемена, которая решит судьбу их обитателей.

Мия услышала, как проворачивается механический замок на ее двери, и увидела на пороге девушку-стража.

– Можете уделить мне минутку вашего времени? – спросила она. – Будьте так любезны.

Она прошла в камеру, закрывая за собой дверь. Из-за тусклого освещения ее черты были неразличимы, но Мия все равно мгновенно ее узнала. Девушка сняла шлем, и на плечи упали длинные рыжие волосы. Ее ресницы не были припудрены, губы – не накрашены. На ней был кожаный нагрудник и юбка, на груди блистали три солнца итрейского легиона. Ее запястья украшали плотные кожаные браслеты, голубые глаза сияли, как опаленное солнцами небо.

Мия раскинула руки и поманила ее в койку.

– Ну, здравствуй, милая.

Леона слилась с Фурианом в голодном поцелуе. Ее руки блуждали по спине, по его позвоночнику волнами проходили аркимические искры, пока она изучала выемки и впадины мышц мужчины. Запустив пальцы в длинные черные волосы, Леона потянула его на кровать, не отрываясь от его губ. Ее ладони были повсюду, поглаживая, дразня, опаляя, вздохи женщины согревали кожу, как солнечный свет снаружи.

– Я хочу тебя, – выдохнула она.

Донна оседлала его, волосы упали на лицо. Ее поцелуй стал более страстным, бедра терлись о его промежность. Взяв Фуриана за руки, она прижала их к своей груди. Жар ее кожи, запах парфюма, музыка вздохов наполняли комнату.

– Ты нужен мне, – прошептала Леона.

Ее поцелуи спустились ниже, руки начали расстегивать пояс, чтобы снять набедренную повязку. Она оставила дорожку из пламенных поцелуев на его израненной груди, на бугрящихся мышцах живота. Женщина слизывала капельки пота с его кожи, опускаясь все ниже и ниже.

– Ты принадлежишь мне, – выдохнула она.

– Остановись, – прошептал Фуриан.

Он взял Леону за подбородок и ласково поднял.

– Остановись.

Эш слилась с Мией в голодном поцелуе. Ее руки блуждали по спине, по позвоночнику Мии волнами проходили аркимические искры, пока она изучала гладкие линии и изящные изгибы девушки. Запустив пальцы в длинные рыжие волосы, Мия потянула ее на койку, не отрываясь от ее губ. Ее ладони были повсюду, поглаживая, дразня, опаляя, вздохи Эш согревали кожу, как солнечный свет снаружи.

– Я хочу тебя, – выдохнула она.

Эшлин оседлала ее, волосы упали на лицо Мии. Их поцелуй стал более страстным, бедра терлись друг о друга. Взяв Мию за руки, ваанианка прижала их к своей груди. Жар ее кожи, запах пота, музыка вздохов наполняли комнату.

– Ты нужна мне, – прошептала она.

Ее поцелуи спустились ниже, руки начали расстегивать пояс, чтобы снять набедренную повязку. Она оставила дорожку из пламенных поцелуев на ее вздымающейся груди, на напряженных мышцах живота. Девушка слизывала капельки пота с ее кожи, опускаясь все ниже и ниже.

– Я люблю тебя, – выдохнула Эшлин.

– Не останавливайся, – прошептала Мия.

Она взяла Эш за волосы и ласково опустила ее.

– Не останавливайся.

Леона уставилась на Фуриана, в ее глазах читалось недоумение.

– …Что такое?

Фуриан встал с мягкой кровати, с сатинового постельного белья, больше всего на свете мечтая о том, чтобы вернуться в свою камеру. Мужчина надел набедренную повязку, избегая взгляда Леоны.

– Раб! – рявкнула та. – Я задала тебе вопрос.

И хоть он ответил ласково, его слова были острыми, как сталь:

– Это был сон. И с моей стороны было глупо ему верить.

Фуриан встретился с ней взглядом.

– Это не любовь.

И, не оглядываясь, Непобедимый развернулся и вышел из комнаты.

Эш лежала в объятиях Мии, вся мокрая от пота, и всматривалась в ее темные глаза.

– …Что такое?

Мия лишь покачала головой и крепче прижала ее к себе. Они лежали на плаще Эшлин на крошечной соломенной койке в мрачной яме, на губах по-прежнему играл вкус друг друга. Вокруг были только камень и железо. Весь мир был против них. На зловещем горизонте уже маячила смерть. Но в этот простой миг ничто из этого не имело значения.

Ничто.

– Это кажется сном, – прошептала Мия. – И я не хочу просыпаться.

Она встретилась взглядом с Эшлин.

– Это любовь.

И, наклонившись, закрыла глаза и одарила Эш ласковым поцелуем.

Глава 33 Начало

Шум был просто невероятным.

Живым, дышащим, колоссальным созданием, давящим на Мию, – ощущение было столь реальным, что казалось, будто она могла протянуть руку и коснуться его. Как груз на плечах, приковывающий ее к полу. Как содрогание в камне вокруг, как физическое ощущение в воздухе. За все свои годы, даже в Стормвотче, даже в Уайткипе, она ни разу не слышала ничего подобного.

Мия сидела у себя в камере и слушала смертельную песнь, доносящуюся сверху, ноты бьющейся о сталь стали, барабанную дробь копыт, хор обезумевшей от крови толпы. Мистер Добряк и Эклипс плавали в ее тени, дрожащей по краям, и пытались поглотить страх, набухавший в груди. Как она ни старалась, теперь его было трудно заглушить. Демоны делали все возможное, но Мия все равно его чувствовала, как эти ненавистные три солнца над головой. На ее коже до сих пор оставался запах Эшлин. Напоминая обо всем, что она может потерять.

– Я боюсь, – прошептала девушка.

– …Прости нас, Мия…

– …Мы стараемся, но солнца…

– …Они обжигают нас…

Мия сложила руки вместе, чтобы те перестали дрожать. Напомнила себе, кто она. Где находится. Обо всем, что разрушится, если она потерпит неудачу.

– Покори свой страх, – прошептала девушка, – и сможешь покорить весь мир.

Механический замок щелкнул, дверь распахнулась. На пороге гордо и прямо стояла донна Леона, окруженная стражами и итрейскими легионерами. Она облачилась в мерцающее серебро, платье струилось с плеч летним дождем. В косы на макушке была вплетена лента металлического цвета, напоминая венок победителя.

– Мой чемпион, – сказала Леона.

– Домина, – ответила Мия.

– Ты готова?

Та кивнула.

– А вы?

Леона моргнула.

– А может быть иначе?

– Сейчас у вас на глазах убьют ваших гладиатов, домина, – ответила Мия. – Я думала, что, возможно, вы немного сожалеете об этом.

Леона задрала подбородок, ее челюсти сжались от гордости.

– Мое единственное сожаление – о том, что я так долго заботилась об этом гнезде изменников. В следующем сезоне все будет иначе. Клянусь! Получив деньги за «Магни», я наберу в коллегию только лучших гладиатов и найму экзекутора, на которого можно положиться, что он выкует из них истинных богов.

– Аркад выковал Фуриана, не так ли? Аркад выковал меня.

– Аркад был кобелем. Бесчестным псом, который…

– Он был влюблен в вас, домина.

Леона открыла рот, но не нашлась, что ответить.

– Вы же наверняка это чувствовали? – не унималась Мия. – Он был чемпионом, а затем экзекутором одной из самых богатых, самых успешных коллегий в истории «Венатуса». Почему еще он пошел за вами в Воронье Гнездо, если не следовал зову сердца?

– Аркад предал меня, – прошипела Леона.

Мия покачала головой.

– Он был гладиатом. Мастером меча. Даже если он узнал, что вы спали с Фурианом, неужели вы правда думаете, что он отравил бы за это всю коллегию? Зная, что он испытывал к вам, и чего вам будет стоить, если ваш отец добьется своего?

– …Даже не знаю, с чего начать, – громко заявила Леона. – Во-первых, как ты смеешь предполагать…

– Посмотрите на собственный дом, Леона, – перебила Мия. – Посмотрите на тех, кто к вам ближе всего, и задайтесь вопросом, кому действительно было выгодно, чтобы вы приползли обратно в цивилизацию и молили о прощении у ног отца? Кто уговаривал вас попросить у него денег? Кто возражал первым, когда вы плохо отзывались о нем на людях?

Донна словно приросла к камню, между ее бровей возникла маленькая морщинка.

– Сангила Леона, – позвал легионер в коридоре. – Ворона должна приготовиться к казни.

Мия подошла ближе к своей госпоже, говоря так тихо, чтобы только она могла услышать:

– Я могла бы быть такой же, как вы, если бы судьба была добрее и жестче. Я знаю, что произошло с вашей матерью. Знаю, какое у вас было детство. То, чем вы стали, не беспричинно. Вы жестокая и щедрая. Храбрая и безжалостная. Вы мне нравитесь и в то же время противны, но без вас у меня бы ничего не вышло. Поэтому, когда перемена подойдет к концу, я отблагодарю вас так, как только могу. Уверена, вы не посчитаете, что этого достаточно, и близко нет. Но это лучшая благодарность, на какую я способна, Леона.

Глаза донны сузились до узких щелочек, наполненных яростью и возмущением.

– Ты будешь обращаться ко мне «домина»!

Над ними взревела толпа, в воздухе громко и четко прозвучали фанфары, сигнализируя о конце гонки эквилл. Мия посмотрела на женщину и медленно кивнула.

– Да. Но уже не долго.

Она стояла перед железной решеткой, облаченная в черную сталь. Крылья сокола на плечах, алые перья за спиной. Собственное ее лицо скрывалось за ликом богини, и лишь глаза виднелись в прорезях шлема.

Мия радовалась, что никто не увидит, если она заплачет.

Температура стремительно росла, зрители жарились на солнцах. После финальной (зрелищной) гонки эквилл большинство воспользовались шансом, чтобы поискать тенек или воду. Но Мия все равно не чувствовала недостатка в зрителях. Десятки тысяч людей топали ногами и ожидали начала главного события.

– Жители Итреи! – слова эдитора раскатились по заляпанному кровью камню. – Мы представляем вам нашу финальную казнь!

Толпа среагировала равнодушно, некоторые поаплодировали, но многие загалдели, желая поскорее перейти к началу «Магни». После пяти перемен беспрерывной бойни мысль о том, что кто-то зарежет еще нескольких поганцев, определенно навевала скуку.

– Перед вами предстанут не обычные преступники! – настаивал эдитор. – А самые подлые трусы, самые мерзкие негодяи – рабы, которые предали свою госпожу!

При этих словах зрители взбодрились, их свист эхом пронесся по арене.

– Мы благодарим сангилу Леону из Коллегии Рема за то, что обеспечила нас скотом для праведного заклания! Жители Итреи, мы представляем вам… осужденных!

В северном конце арены поднялась решетка, и сердце Мии ухнуло, когда она увидела семерых людей, плетущихся под солнечный свет в сопровождении насмешек толпы. Сидоний и Волнозор, Мечница и Брин. Феликс, Албаний и Мясник. К пленникам определенно не проявляли милосердия – все выглядели слабыми и истощенными. Их вооружили ржавыми клинками и одели в смехотворную броню. Всего пара кусочков кожи на груди и голенях, которые никак не помогут против хоть немного обученного бойца.

Но, в конце концов, их отправляли на смерть.

Страж рядом с Мией вручил ей заточенный гладиус и длинный острый кинжал, отполированный до ослепительного блеска. Мия посмотрела стражу в глаза – голубые, как опаленные небеса.

– Не бойся, – прошептала Эш. – Бей в цель.

Мия кивнула и вернула взгляд к пескам. Ее тошнило от ужаса, несмотря на уверенность, что это единственный способ; что все, чем она пожертвовала, скоро воздастся; что все смерти, кровь и боль будут оправданы, когда Скаева и Дуомо окажутся в могилах.

Это конец тирании. И конечный результат оправдывает средства, не так ли?

«А если этот результат воспрепятствует моему концу?»

– А теперь, – крикнул эдитор. – Наш палач! Чемпион Коллегии Рема, победительница Уайткипа, Спасительница Стормвотча! Жители Годсгрейва, мы представляем вам… Ворону!

Зрители вскочили на ноги, их любопытство наконец разгорелось. Все слышали слухи о девушке, которая убила блювочервя, спасла жителей Стормвотча от неминуемой смерти и одолела воительницу из Шелкового доминиона.

Решетка поднялась, и Мия вышла под беспощадную жару, ее тень съежилась, Мистер Добряк и Эклипс зашипели от страданий. При виде нее толпа заревела – кроваво-алые перья, доспехи черные, как истинотьма, прекрасное безжалостное лицо вылеплено из полированной стали. Как по команде, пески вокруг нее вспыхнули языками пламени, и трибуны одобрительно загалдели. Мия последовала за огненными столпами к центру арены, изумленная масштабами этого шоу.

Светлый песок пятнала алая кровь. Стены из могильной кости вырастали к ослепительному небу. Ограждение между зрителями и полом арены тянулось на семь метров и было завешено знаменами знатных домов, коллегий и троицей Аа. На премиальных местах у края ограждения сидели священники и проповедники в кроваво-алых мантиях и высоких напыщенных митрах. Сердце Мии подскочило, когда она заметила великого кардинала среди них. Дуомо сидел в центре своей паствы – широкий, как кирпичный сортир, и похожий на разбойника, который забил святого человека до смерти и забрал его одежду. Его мантия была цвета обливающегося кровью сердца, улыбка – как нож в ее грудь.

Рядом со служителями церкви находились ложи костеродных и сангил. Мия высмотрела Леонида и его дородного экзекутора Тита. Увидела магистру в шикарном багряном платье. Но Леоны нигде не было. Девушка подняла взгляд выше к трибунам – к идущему волнами, ревущему, набухающему океану людей.

– Ворона! – кричали они. – ВОРОНА!

Мия посмотрела на ложе консула с рифлеными колоннами и навесом от солнца. Там сидел Сенат Годсгрейва, старики с блестящими глазами в белых тогах с фиолетовой окаемкой. Их окружала небольшая армия люминатов, в чьих руках горели солнцестальные мечи. Она увидела большой стул, отделанный золотом, опасно напоминающий трон. Но стул пустовал.

«Скаевы нет».

Прозвучали фанфары, возвращая внимание Мии обратно к песку. К ней шли Сидоний и остальные, держа в руках ржавые мечи. Эти поединки не предполагались как равные, но бывшие Соколы Рема все равно были гладиатами. Побитые, ушибленные, истощенные, но их семеро, а она одна. Ржавый меч все равно мог порезать до кости, если ударить с достаточной силой, а ядовитый язык мог ранить даже глубже.

– Итак, – сказал Волнозор, останавливаясь в шести метрах от нее. – Они отправили вас заносить топор, ми донна? Полагаю, это логично.

– Всемогущий Аа, – выдохнул Сидоний. – Где твое сердце, Мия?

– Погребено вместе с моим отцом, Сидоний, – ответила она.

– Коварная ебаная манда! – сплюнула Мечница.

Мия посмотрела на семерку, на лица людей, которые однажды звали ее подругой. Во рту пересохло. Тело обливалось потом.

«Вскоре все это воздастся».

– Я бы тебе объяснила, почему считаю это слово комплиментом, а не оскорблением, – сказала девушка. – Но не уверена, что у нас есть время для монолога, Мечница.

Она подняла тяжелый меч, острый кинжал и отсалютовала консульскому ложу.

– А теперь давайте покончим с этим.

Прозвучали фанфары, толпа заорала, а донна Леона подошла к своему месту в ложе сангил. Магистра поприветствовала ее улыбкой, поднимая зонтик над головой госпожи, чтобы прикрыть ее от горящих глаз Отца Света.

Окинув взглядом соседние места, Леона увидела Тацита, Траяна, Филлипи и остальных завсегдатаев, окруженных экзекуторами и слугами, облаченных в яркие цвета своих коллегий. Их гербы украшали знамена за спинами. И прямо слева от нее, под ревущим золотым львом, одетый в экстравагантный сюртук и с ягодой винограда в зубах…

– Отец, – кивнула она.

– Дорогая дочь, – Леонид улыбнулся, поднимая голос, чтобы перекричать гул толпы. – Мое сердце возрадовалось при виде тебя.

– Взаимно, – ответила Леона. – Полагаю, мое первое погашение уже пришло?

– Да, – крикнул Леонид. – Я получил его с благодарностью и, признаться, немалой долей удивления.

– Ты поймешь, что я полна сюрпризов, отец, – крикнула она в ответ. – Уверена, твоя Изгнанница подтвердила бы это, если бы моя Ворона не снесла ей голову с плеч.

Сангилы вокруг них заулыбались и зашептали, мысленно добавляя один балл к счету. Но Леонид лишь фыркнул и закинул еще одну ягоду в рот.

– Мы не думали, что ты почтишь нас своим присутствием на казни.

– Прости, что разочаровала тебя.

– Я уже привык, моя дорогая, – вздохнул он. – Как я только что говорил Филлипи, не уверен, что стыд позволил бы мне явить свое лицо народу, если бы большую часть моей коллегии казнили за мятеж.

– Ты еще помнишь, что такое стыд, отец? – спросила Леона. – Я думала, что он похоронен вместе с женой, которую ты забил до смерти.

Оживление вокруг них поубавилось, сангилы обменивались смущенными взглядами. Лицо Леонида помрачнело, магистра опустила руку на плечо Леоны.

– Вы слишком далеко заходите, домина, – прошептала она. – Разве мудро так его оскорблять?

Женщина посмотрела на Антею, та морщинка, которую вызвала у нее Ворона в клетке, вновь возникла на лбу. Но звук фанфар вернул ее взгляд к пескам, и Леона, сощурившись от яркого света, начала наблюдать за предварительным боем. Ворона и предатели-гладиаты обменивались полными яда словами, но она слышала их лишь обрывками.

Женщина знала, что с ее стороны рискованно выставлять чемпиона для уборки вероломного мусора. Но ей слишком нужны были деньги, чтобы позволить другому сангиле вершить казнь. Ворона была одной из лучших, кого Леона видела на арене, а предателей не кормили и били до изнеможения. Если Аа смилостивится, Ворона все равно выступит с Фурианом на «Магни» и принесет славу и деньги, в которых Леона так отчаянно нуждалась.

Которых жаждала.

Вновь прозвучали фанфары, бой начался, Ворона двигалась быстро, как ее соименница. Ей нужно было как можно скорее сравнять чаши весов, отсеять самых слабых Соколов, пока они не одолели ее простым количеством. Посему девушка кинулась прямо на Феликса, проезжая по песку под его широким косящим ударом, и подобралась к нему вплотную. Время в плену отразилось на нем хуже всех, реагировал он медленно, поэтому со скоростью, которая сделала ее чемпионом коллегии, Ворона вонзила кинжал в его кожаный нагрудник и в сердце за ним.

Толпа взревела, Феликс прижал руки к раненой груди и упал на песок, вверх брызнула ярко-алая кровь. Ворона двигалась так быстро, что размывалась из виду. Она пнула песок в глаза Волнозору и накинулась на Брин. Ваанианка была демоном с луком и стрелами, но с мечом – уже не таким дарованием. Ворона отбила ее удар тяжелым гладиусом, оставила небольшой порез на бедре. Брин вскрикнула и попятилась, а Ворона забежала ей за спину и вонзила клинок под наплечник и в спину.

Кровь. Хлынула из раны. Блеснула на стали Вороны. Отразилась в глазах зрителей. Они заорали, когда ваанианка повалилась вперед в багряную лужу, а Волнозор взвыл и кинулся на Ворону с обезумевшим лицом. Мужчина замахнулся ржавым клинком в ужасающем ударе сверху вниз, сталь со свистом рассекла воздух. Но недели голодания в «Славолюбце» ослабили его ноги, из-за чего он быстро терял равновесие и долго его восстанавливал. Один быстрый выпад поставил его на колени, руки прижались к груди, между пальцами засочилась кровь.

– Нет!

Мечница атаковала, и толпа возликовала, когда ее меч оставил неглубокий порез на руке Вороны. Сидоний напал сбоку, Мясник с Албанием сзади. Ворона перекатилась в сторону и поднялась с поразительной скоростью. Ее кинжал сверкнул в воздухе, Мясник закричал и упал на спину в алом фонтане. Мечница осыпала девушку шквалом ударов, но та кувыркнулась назад и кинула пригоршню песка в глаза двеймерке. Вскочив на ноги, Ворона скрестила клинки с Сидонием, ее ноги чуть не подкосились от силы его удара. Но тут все мужчины на трибунах сочувственно сморщились, поскольку Ворона врезала ему коленом по яйцам, и Сидоний с визгом упал на песок. Албаний не успел блокировать ее выпад, и кинжал по рукоятку вошел ему под мышку, кровь полилась багровым водопадом.

Смаргивая грязь с глаз, Мечница снова пошла в атаку, но Ворона прогнулась, и удар пролетел над ее подбородком. Длинные дреды женщины вздыбились, когда она рванула за соперницей и выбила гладиус из ее руки. Оставшись с одним кинжалом, Ворона ударила двеймерку кулаком в лицо и нырнула под очередной удар, хватая длинные волосы Мечницы. Девушка дернула ее на себя, и женщина попятилась, налетая прямо на лезвие. Зрители одобрительно закричали, Мечница рухнула на колени, из ее рваного нагрудника на живот потекла кровь, а затем она упала лицом в песок.

Остался только Сидоний. Мужчина согнулся пополам, прижимая руки к промежности. Ворона беспощадно начала наступать, Сидоний изо всех сил пытался отбиться. Он что-то кричал, но пара находилась так далеко, что Леона уловила лишь несколько слов.

«…предательница…»

«…отец…»

«…нет…»

А Ворона?

Она ничего не говорила.

Вместо этого она сделала вид, что целится в бок, и порезала его запястье. Меч Сидония закрутился в воздухе и упал на песок. Ворона ударила его по ногам, ставя на колени. И когда толпа взревела, зашла ему за спину, взмахнув волосами, и скользнула кинжалом за ворот нагрудника, пронзая хребет. Лицо Сидония исказилось от боли, из раны брызнул сверкающий алый поток. Он повалился вперед, на песке растеклась красная лужа, и трибуны возликовали.

Леона увидела, как шевелятся его губы.

Возможно, читая молитву?

Проклиная девушку, которая его убила?

А затем его глаза навеки закрылись.

Леона не шевелилась, глядя на Ворону. На окрашенный кровью клинок в ее руке.

Морщинка на ее лбу углубилась.

Сангилы вокруг вежливо захлопали. Тацит посмотрел на донну и одобрительно кивнул, хваля мастерство ее чемпиона. Леона посмотрела на отца, но не поймала его взгляд. Вместо нее Леонид смотрел на пропитанную кровью тощую девчушку, стоящую на арене. Девушку, которая одолела его Изгнанницу. Девушку, которая только что убила семерых гладиатов, заработав лишь пару царапин. Его лицо омрачилось. Глаза сузились.

Он повернулся к своему экзекутору Титу. Прошептал ему что-то на ухо.

Морщинка Леоны углубилась пуще прежнего.

– Жители Итреи! – крикнул эдитор. – Ваш победитель!

Ворона подняла гладиус, наставила окровавленный клинок на пустой консульский стул, а затем подняла его к небу. Она была облачена в черную сталь. Крылья сокола на плечах, алые перья за спиной. Пока она шагала по кругу арены, работники утаскивали с песка трупы поверженных гладиатов. Ее лицо скрывалось за ликом богини, и лишь глаза виднелись в прорезях шлема.

Никто не видел, плакала ли она.

Глава 34 «Магни»

«Осталось совсем немного».

После казни Мию, еще покрытую кровью, быстро увели с песка прямиком в просторную камеру ожидания. Ей обработали царапину и дали воду, после чего приказали ждать. Хоть у нее во рту и было сухо, как в пустыне, вместо того чтобы пить, она использовала воду, чтобы смыть кровь с дрожащих рук.

Но даже когда вся вода исчерпалась, ее пальцы все равно остались липкими.

Мия наблюдала, как мимо пробегает отряд железных священников, стражи приводили в камеру по несколько гладиатов за раз. Она узнала некоторых с палаццо губернатора Мессалы; Рагнара из Ваана, чемпиона Коллегии Тацита; Мирожора, чемпиона Мечей Филлипи. Но вскоре их собрались десятки, а затем сотни, стоящих по всей камере в броне из кожи и стали.

Температура была удушающей, стены истекали потом. Слуги ходили с ведрами и ковшами, бойцы жадно пили, но Мия лишь попросила еще воды для рук. Она оттирала пятна с казни и старалась не смотреть на алую лужу, собирающуюся у ног.

Из-под пола слышался стон механизма; какого-то колоссального двигателя, вечно жаждущего крови. Мия пыталась не думать о Мечнице и Брин, о Волнозоре и остальных. Они выбрали свою судьбу. Написали ее багровыми чернилами. Она не могла позволить себе думать о них. Их испытания закончились, а самое сложное в жизни Мии ждало ее впереди. Она по-прежнему слышала прощальные слова Сидония, сказанные, пока он лежал на песке.

Глядя на нее.

И прошептав так тихо, чтобы никто, кроме нее, не смог услышать.

«Удачи, Мия».

Ее руки все так же оставались липкими.

– …Мы с тобой…

– …Мы всегда будем с тобой…

– Ты хорошо сражалась.

Мия не поднимала голову. Ей не нужно было видеть, чтобы понять, кто перед ней стоял. На этот вопрос уже ответила тошнота в желудке. Похоть, голод и ноющая тоска. Ее тень миллиметр за миллиметром тянулась к нему, как железо к магниту. Губы девушки изогнулись в горькой ухмылке, когда она ответила:

– Я боролась с семеркой истощенных заключенных, которые едва могли держать меч.

– Такова плата за непокорство в Итрее, – ответил Непобедимый.

– Да, я слышала.

– Я не был уверен… как буду себя чувствовать, наблюдая за тобой. Все-таки они были моими братьями и сестрами. Когда они пали от твоих клинков… – Фуриан вздохнул. – Я едва мог в это поверить. Наверное, я ожидал какого-то подвоха. Какой-то уловки, игры или помилования в последнюю минуту.

– Игры?

Мия изумленно покачала головой.

– Почему все до сих пор ведут себя так, будто это гребаная игра?

– Гладиаты! – крикнул страж. – Смирно!

Взгляды собравшихся воинов обратились к железной решетке. Мия увидела силуэты трех эдиторов снаружи. Самый старший из трио вышел вперед, глядя на гладиатов. Его длинная борода была заплетена в косичку, глаза разные – один карий, другой зеленый. Вокруг его шеи обмотался полосатый питон.

– Гладиаты коллегий Итреи, – обратился он. – Каждый из вас и ваших господ заслужил свое место на песках «Венатуса Магни», пройдя множество испытаний и битв. Скоро начнется величайшее зрелище в итрейском календаре, и вы сразитесь и умрете ради славы республики перед обожающей толпой. Те, кто падет, все равно останутся легендами. А тот среди вас, кто останется к концу «Магни», будет вознагражден свободой Рукой самого Бога. «Магни» – это грандиозная битва; каждый воин начнет поединок на песке. Каждому из вас дадут цветную повязку на руку, чтобы обозначить, кому вы преданы. Гладиатов из одной коллегии поставят вместе, но вы не обязаны придерживаться этой преданности на протяжении всего поединка. Никогда не забывайте – все должны пасть, чтобы один поднялся.

Мужчина позволил им пару секунд поразмыслить над его словами, холодными и твердыми, как железо.

– Как только поднимется эта решетка, – продолжил он, – встаньте на назначенные исходные позиции и ждите инструкций от главного эдитора. Да благословит и сохранит вас Аа, и пусть Цана направит ваши руки.

Мия спрятала мечи в ножны, все еще пытаясь стереть красные пятна с пальцев. Между гладиатами начали ходить стражи, раздавая повязки красных, синих, золотых и белых цветов. И тогда она почувствовала. Страх. Набухающий в сердцах и разумах всех воинов, просачивающийся сквозь камень и густо повисший в воздухе. Каждый из них смотрел в глаза смерти и знал, что выживет лишь один. Некоторые расхаживали взад-вперед, били себя в грудь и бормотали что-то под нос. Другие молчали, борясь со своим страхом в тишине. Остальные посматривали на товарищей, ища утешения, хотя знали, что вся преданность забудется еще до финальных фанфар.

«Осталось совсем немного».

Сквозь толпу протолкнулся страж и привязал кусок ткани к руке Фуриана, чтобы обозначить его верность. Потребовав, чтобы Мия встала, обмотал вокруг ее бицепса другой кусок ткани. Оба были красными, как пятна, которые ей так и не удалось смыть.

Прозвучали фанфары, пол затрясся под их ногами. Крик эдитора эхом пронесся по арене, и зрители завопили в ответ.

– Жители Итреи! Уважаемые администраты! Сенаторы и костеродные! Добро пожаловать на «Венатус Магни» Годсгрейва! Мы представляем вам самых могучих воинов под тремя солнцами из лучших коллегий республики! Собравшихся здесь, чтобы сразиться у вас на глазах, чтобы омыть себя в крови и славе и чтобы почтить Всевидящего, всемогущего Аа. Мы представляем вам Драков Траяна!

Железная решетка поднялась, и первая группа гладиатов вышла на песок в сопровождении итрейских легионеров. К этому времени в камере ожидания стояло около двухсот пятидесяти воинов – слишком много, чтобы объявлять каждого индивидуально. Манежи выводили массово: Волков Тацита; Мечей Филлипи; Львов Леонида, одни за другими они выходили вперед, чтобы приветствовать зрителей. Когда все коллегии заняли свои места на арене, фанаты на трибунах узнали своих любимчиков и почетных чемпионов, и шум начал неуклонно расти.

– Соколы Рема! – объявил эдитор.

– Начинается, – прошептал Фуриан.

– И заканчивается, – ответила Мия.

Она вышла под ослепительный свет вместе с Непобедимым. Толпа закричала – одни Спасительнице Стормвотча («Ворона! Ворона! Ворона!»), другие чемпиону Талии («Непобедииииииимый!»). Когда пара встала среди других гладиатов с красными повязками, в воздухе звонко прозвучал голос эдитора:

– Жители Итреи, пожалуйста, встаньте!

Все зрители поднялись, раздался громкий звон фанфар, и от этого звука по коже Мии пробежали мурашки.

– С тех пор, как предатели Царетворцы пытались поставить нашу славную республику на колени, прошло семь лет! Семь лет восхитительного порядка, семь лет благоразумия и процветания, семь лет справедливости и света!

Сердце Мии забилось быстрее, во рту внезапно пересохло. Она знала, что сейчас будет, кто сейчас будет. Семь лет кровавых обещаний, убийства и стали, вопросов и молитв. Фуриан посмотрел на Мию, его тень пошла рябью, а ее начала пульсировать и расцветать, протягивая черные щупальца к Сенату, к люминатам, к…

– Ваш спаситель! Ваш консул! Юлий Скаева!

Его появление было как удар в живот. Спустя столько времени Мия думала, что, возможно, ее чувства притупились. Но боль вонзилась ножом в ее грудь, заставляя пошатнуться, тень девушки дрожала и корчилась, несмотря на три солнца, пылающие наверху.

Он был высоким и до боли красивым, темные волосы проредили едва заметные седые прожилки. На нем была длинная тога насыщенного фиолетового цвета и золотой венок на лбу. Когда он улыбнулся, казалось, сами солнца засияли ярче, и толпа взревела в экстазе. Рядом с ним стояла прекрасная женщина с темными волосами и зелеными глазами, облаченная в дорогие шелка и золотые украшения. В ее объятиях сидел мальчик лет шести-семи. У него были темные волосы, как у матери, и отцовские бездонные черные глаза. На его груди была вышита символика легиона люминатов, но на шее не висела троица.

Скаева обнял рукой свою жену и показал три пальца в знаке Аа. Толпа ответила тем же, сотни тысяч людей подняли руки, выкрикивая его имя. Челюсти Мии сжались так крепко, что свело зубы. Она затаила дыхание, поскольку дышать стало слишком больно. От вида, как он улыбается рядом со своей семьей, в то время как ее собственную беспечно закопал в могилу…

Окруженный морем люминатов, железом и солнцесталью, Скаева подошел к кафедре в консульской ложе.

– Мой народ! – крикнул он, его слова эхом прошлись по трибунам. – Мои соотечественники! Друзья! В этот самый священный праздник мы собрались под глазами Всевидящего в самой величайшей республике, которая когда-либо существовала!

Консул выдержал паузу для вспышки радостных аплодисментов.

– Друзья, настали тяжелые времена. Когда я объявил о своем намерении баллотироваться на четвертый консульский срок, меня одолевали сомнения. Но продолжающиеся атаки на наших магистратов, администратов, даже детей наших уважаемых заморских сенаторов, убедили меня, что угроза нашей славной республике еще не устранена. И я не брошу Итрею и вас в час нужды.

Скаева заговорил громче, когда толпа взорвалась криками:

– Нам нужно держаться вместе! И с вашей помощью мы будем держаться вместе! От себя, от моей любимой жены Ливианы и сына Люция… – Скаеве пришлось помедлить, поскольку аплодисменты заглушили его голос, – …от моей семьи, друзья, мы благодарим вас за бдительность, мужество, но больше всего – за веру! В Бога и в нас!

Мия не сводила глаз со Скаевы, внутри нее кипела ненависть. Ее пальцы неосознанно потянулись к стилету из могильной кости, спрятанному под железным браслетом на запястье. К стилету из могильной кости, который Алинне Корвере однажды приставила к горлу Скаевы – в ту перемену, когда он лишил Мию всего ее мира.

«Терпение».

Мия убрала пальцы с клинка. Во рту чувствовался привкус крови.

«Терпение».

Скаева улыбнулся обожающей толпе, играя роль скромного и благодарного консула. Забрав сына у жены, он посадил Люция себе на плечи и вновь поднял три пальца в знак благословения. Мия наблюдала, как мальчик наклонился и что-то прошептал на ухо отцу.

– Мой сын сказал, что я, как всегда, слишком много говорю, – улыбнулся Скаева, и среди зрителей послышался смех. – Он напоминает мне, что мы здесь собрались не просто так. Так что, пожалуй, начнем?

Люди взревели – все как один.

– Друзья, я спросил: мы начнем?

Единое, оглушительное приветствие, поднимающееся до самых небес.

– Теперь я передам слово нашему любимому великому кардиналу, моему дорогому другу Франческо Дуомо, чтобы он произнес молитву.

Все глаза посмотрели на духовенство Аа в первом ряду. Великий кардинал Дуомо встал у другой кафедры, сосредоточив на Скаеве свои темные глаза, в которых мерцала скрытая злоба, и низко поклонился. Затем мужчина заговорил в механический рог, его голос раскатился по арене – вязкий, как ирис, и сладкий, как тьма.

– Благодарю, славный консул, – произнес он. – Пусть Аа вечно омывает вас Светом. Да будет ваше правление долгим и плодотворным.

Улыбка Скаевы заострилась, но он ответил поклоном.

– Дорогие жители, пожалуйста, склоните головы, – сказал Дуомо.

Вся арена затихла, тишина звенела в воздухе и на ветру.

– Всемогущий Аа, Отец Света, творец всего, в этот самый священный праздник мы благодарим тебя за твою любовь, твою бдительность и множество благословений. Оставайся всегда негасимым в наших сердцах и благослови тех, кто умрет здесь во славу нашей республики. Во имя Твое, мы молим тебя.

Толпа ответила в унисон:

«Во имя Твое, мы молим тебя».

Дуомо распростер руки, яркая улыбка осветила его глаза.

– Да начнется «Магни»!

Трибуны взревели, затопали, завыли, а Дуомо вернулся к толпе кардиналов и епископов, довольный, как жених в брачную ночь. Взгляд Мии обратился к Скаеве – мужчина занял свое место, темные глаза консула были устремлены на Дуомо. Они смотрела друг на друга, как гадюки над трупом единственной мыши. Но сын Скаевы что-то шепнул ему на ухо, и внезапно консул ярко и громко рассмеялся. Его жена наклонилась и поцеловала его в щеку. Скаева оторвал взгляд от Дуомо и счастливо улыбнулся своей семье. Ноги Мии задрожали.

Они не заслуживали такого счастья. Чтобы у Скаевы были жена и ребенок, когда он оставил ее ни с чем. Чтобы Дуомо играл в благочестие и говорил о любви, когда он разрушил весь ее мир. Она посмотрела на гладиатов вокруг: каждый из них препятствие, каждый меч – помеха, каждая глотка – камешек на пути к сердцам этих ублюдков.

– Я чувствую ее… – выдохнул Фуриан. – Твою ненависть…

Мия моргнула и взглянула на мужчину рядом с собой. Фуриан смотрел на нее со смесью ужаса, страха и жалости. А затем посмотрел на тень у ее ног.

– Всемогущий Аа… что они тебе сделали?

– Жители Итреи! – раздался крик. – Узрите свое поле боя!

Толпа замерла, когда громкий дрожащий стон прошел по всей длине арены. Четыре группы гладиатов – красных, белых, золотых и синих – стояли в противоположных точках вокруг продолговатой арены, собравшись кучками человек по шесть. Мия наблюдала, как земля перед ней разверзлась, песок каскадом посыпался в механические недра арены. Зрители вскочили на ноги, пытаясь лучше рассмотреть, как четыре гигантских силуэта вырастают из-под пола. Тяжелые корпуса из железного дерева, длиной в пятнадцать метров, с фантастическими тварями, вырезанными на носах, и десятками блестящих весел, усеивающих бока.

– Это военные галеры, – пробормотал один ошарашенный гладиат.

– Но… – сказал другой. – Но…

– Гладиаты, смирно! – рявкнул центурион и показал на веревочные лестницы, свисающие с кораблей. – Все быстро поднимайтесь! Живо! Шевелитесь!

Мия мгновенно сделала, как было приказано, и Фуриан беспрекословно побежал за ней, забираясь по лестнице на палубу. Остальные полезли следом, но большинство гладиатов просто пялились на центуриона в нескрываемом смятении.

– Корабли? – спросил один. – Всемогущий Аа, мы стоим на гребаном песке!

– На твоем месте я сделал бы, как приказано, – ответил центурион.

Мужчина повернулся и вместе с остальными побежал назад по песку. Некоторые гладиаты забирались на галеры, другие осматривались в замешательстве. Мия услышала новый механический стон, скрежет металла под давлением. Клетки по краю арены закрылись тяжелыми железными заслонками, из песка поднялся ряд круглых решеток. И на глазах у изумленной толпы эти решетки вздрогнули и, издав последний гулкий металлический кашель, начали извергать воду высоко в воздух.

Зрители ахнули и возликовали, ветерок подхватил водяной пар и принес милосердную прохладу на раскаленную арену. Но всего через пару секунд эти вздохи превратились в радостные вопли, поскольку вода начала идти сильнее, выше, затапливая арену и плескаясь вокруг кораблей. Вскоре она затопила пол на пятнадцать сантиметров. На двадцать. На тридцать, доставая до голеней гладиатов в неумолимом потопе.

– Это соленая вода, – заметил один.

Лев Леонида перегнулся через перила и крикнул во всю глотку:

– Это морское сражение, тупые ублюдке, залезайте, залезайте!

На сей раз гладиаты повиновались, кидаясь к лестницам и карабкаясь по корпусам. Мия стояла на носу корабля, наблюдая, как вода бежит и врезается в их киль. Арену уже затопило на три метра, но вода продолжала идти, их корабль закачался на деревянном каркасе, подхваченный потоком. Благодаря разведке Эшлин Мия имела кое-какое представление о том, что ее ждало на песках, но очутиться посреди всего этого…

Девушка покачала головой, поражаясь демонстрируемой силой. Изобретательностью. Чистой гребаной гордыней. Вместо того чтобы отправить своих жителей к морю, великая республика Итрея доставила море к своим жителям.

– Жители Итреи! – крикнул главный эдитор. – Сенат и Железная Коллегия нашей славной республики с гордостью представляют вам битву Сиуолла![47]

Вода поднялась уже на четыре с половиной метра и не останавливалась. В центре арены вырос большой постамент с каменной крепостью – видимо, символизируя мощные оборонительные сооружения самого Сиуолла. Мия увидела механические катапульты на зубчатых стенах, заряженные бочками с горящей смолой. И, опустив взгляд на вихри под водой, заметила десятки темных силуэтов, плавающих вокруг их корпуса.

Фуриан выглянул за перила и всмотрелся в змееобразные очертания.

– Это?..

Трибуны дружно загалдели, когда одна из подводных теней вынырнула на поверхность – злобная морда, мертвенно-черные глаза и ряды острых зубов. Почти пятиметровая туша рассекла поверхность воды своим гигантским раздвоенным хвостом и скрылась обратно.

– Штормовые драки, – выдохнул Непобедимый.

Мия покачала головой. Наверху катапульты. Вокруг вражеские корабли. Внизу чудовища.

И, посмотрев на гербы на нагрудниках и щитах гладиатов в их группе, она поняла, что их с Фурианом окружали Львы Леонида. Как минимум дюжина, все размером с дом и крепкие, как железо на ее груди.

– Что ж, – пробормотала Мия. – Какая уютная обстановка.

– Враги со всех сторон, – прошептал Фуриан.

– По крайней мере, в моей жизни есть хоть какая-то стабильность.

– Если останемся только ты и я…

– Знаю.

– Но до тех пор? – он посмотрел на клинки в ее руках, по-прежнему запятнанные кровью тех, кто звал ее подругой. – Тебе хватило чувства долга, чтобы защитить коллегию и отправить тех, кто ее предал, в могилу. Я надеюсь, что, возможно, ошибался насчет тебя. Что ты научилась хотя бы доле чести и пути гладиата. Мне нужно беспокоиться о твоем мече за моей спиной?

Мия покосилась на него, вода вокруг них поднялась еще выше.

– Все закончится лишь одним способом, – сказала она. – И мы оба это знаем. Но я пойду на тебя в лоб. Это, по крайней мере, я могу тебе обещать.

Непобедимый кивнул и крепче обхватил меч.

– Будь посему. Сангии э Глория.

Мия покачала головой.

– Можешь забирать свою славу, Фуриан.

Она посмотрела на консульское кресло.

– Я здесь только ради крови.

Внизу, в недрах арены, Меркурио закончил загружать тачку, поставив на нее тяжелое ведро, и скривился от боли. По правде говоря, он был слишком стар для такой гнили. Его гребаный артрит вновь вышел поиграть, да и две последние перемены, что он ходил здесь в лохмотьях, никак не облегчили его опоясывающий лишай.

– В следующий раз я переоденусь в доспехи стража, – прорычал старик.

Эшлин закатила глаза.

– Бездна и кровь, да кто поверит, что ты страж, ворчливый старый урод?

Девушка притаилась у двери в холл, присматривая за коридором снаружи. Она по-прежнему была одета в украденные доспехи – в черный кожаный нагрудник, юбку и в шлем с плюмажем, закрывающий лицо. Меркурио слышал рев зрителей наверху, его живот наполнился ледяным холодом и бабочками, когда он осознал, что игры «Магни» начались.

Хотя ее лицо оставалось каменным, дочурка Ярнхайма, похоже, разделяла его беспокойство. Она посмотрела на арену над их головами и вздохнула.

– Я должна быть там, – прошептала ваанианка.

– Это важно для нее, – ответил Меркурио.

– Пусть так, но весь этот план – гребаное безумие.

Меркурию вздохнул.

– Не знаю, заметила ли ты, девочка, но Мия Корвере и безумие идут в паре, как сигариллы и дым.

Эшлин улыбнулась.

– О, я заметила.

Епископ Годсгрейва присоединился к ней у двери и выглянул в коридор.

– Я понимаю, что сейчас не время и не место, – пробормотал он. – Но просто знай, если ты сделаешь ей больно, тебе нигде не спрятаться от меня.

Эш подняла бровь, рассматривая старика с головы до ног.

– Знаешь, ты необычайно мил для ворчливого старого урода.

– Отъебись, – прорычал Меркурио.

– Звучит как план. Приступим?

– Да. Но, как ты вежливо заметила, я уже пожилой человек.

– И?

– И поэтому ты толкаешь гребаную тачку.

По камню над ними раскатились аплодисменты. Эшлин повезла тачку, и пара скрылась во тьме.

Толпа разразилась криками, когда прозвучали фанфары, все мужчины, женщины и дети поднялись на ноги. После пяти перемен бойни, пяти перемен под палящими солнцами, пяти перемен ослепительных зрелищ, игры «Венатус Магни» наконец начались.

Леона наблюдала, как катапульты в крепости Сиуолла выпускают бочки с горящей смолой. Первый залп был просто предупредительным – бочка покружилась в воздухе и с зловещим шипением рухнула в воду. Но такой угрозы оказалось достаточно, чтобы гладиаты пришли в движение, и на палубах воцарился хаос из-за короткой борьбы за командование.

Рагнар из Ваана быстро взял на себя руководство Золотым кораблем; трибуны возликовали, когда он закончил краткий спор с Волком Тацита, пронзив глотку мужчины мечом и скинув его за борт. Вода под перилами вспенилась и поалела, и четыре штормовых драка принялись разрывать мужчину на кричащие кусочки. Отдав команду гребцам, Рагнар встал за штурвал и направил корабль к крепости.

Вскоре после этого Мирожор Филлипи взял на себя командование Синим кораблем, и его гребцы тоже начали грести к крепости. На палубе Белого корабля начался настоящий бедлам, Драки Траяна боролись за главенство с гладиатами из других трех коллегий. Толпа взревела, когда судно превратилось в бойню, а доски стали скользкими от крови.

Глядя на Красных, Леона увидела, что их галера уже плывет к крепости, Кровавые ястребы Артимеда стояли за штурвалом. Ворона с Фурианом замерли у носа корабля с оружием наготове. Но, присмотревшись, Леона увидела около дюжины Львов Леонида, собирающихся у них за спинами. Не желая ждать, пока они доберутся до крепости, гладиаты Леонида вознамерились прикончить ее надежды на победу прямо здесь и сейчас.

Донна посмотрела на своего отца и обнаружила, что тот смотрит в ответ, улыбаясь.

– Просто бизнес, – прошептал он.

– Они идут, – пробормотал Фуриан.

– Знаю, – ответила Мия.

– Не умирай прежде, чем я смогу тебя убить.

– Я здесь точно не умру.

Львы без лишних слов перешли в атаку, Мия с Фурианом развернулись им навстречу, сталь ударила о сталь. Трибуны возликовали от внезапного и кровавого предательства, Мие с Фурианом пришлось пятиться назад по палубе, пока их спины не оказались у ростра на носу.

Несмотря на численное превосходство врагов, пара с умом подошла к выбору поля боя – носовая часть была узкой, поэтому Львы не могли нападать всей толпой, и их численность лишилась своего преимущества. Мия потянулась к теням у ног атакующих Львов, но попросту не смогла их удержать под тремя горящими солнцами. Ей пришлось полагаться только на скорость, на тренировки с Меркурио, Солисом, а затем и Аркадом; на перемены, недели и месяцы, которые она провела с различными клинками в руках.

На это и еще на дозу «синкопы», которую Эшлин подмешала в воду гладиатов, разумеется.

Доза была небольшой, чтобы они не уснули. Но Мия знала, что любой, кто сделал хоть пару глотков, уже должен был почувствовать ее действие, и, похоже, Львы сильно изнывали от жажды перед началом поединка. Мия сделала вид, что прыгает вправо, Лев споткнулся и выругался, когда она оставила глубокий порез на его бедре. Он снова сделал выпад, но девушка ушла вбок, ее удары отскакивали от его щита, меч выпал из неуклюжих пальцев и покатился по палубе.

Фуриан двигался гибко, как вода, длинные черные волосы развевались за спиной. Он протаранил бегущих Львов своим широким щитом, отразил выпад клинком, ответный удар выбил меч из руки врага, и тот полетел в воду. Катапульты выпустили еще один залп, бочка пролетела над водой и ударила по корпусу их корабля. Пламя расцвело, громоподобный взрыв заглушил толпу. Мужчины с криками попадали на палубу и с воем в воду, зубы драков сверкали и скрежетали в алой пене. Среди пляшущих искр поднялся черный дым наряду со смрадом горящего масла и плоти. Мия подняла меч и снова ударила по врагу.

Мужчина споткнулся, слегка опьянев от «синкопы», но этого было достаточно, чтобы дать ей преимущество. Клинок Мии со свистом рассек воздух и его трахею, в то время как Фуриан прикончил соперника коротким и смертельным выпадом. Несмотря на резню и страх, девушка чувствовала себя окрыленной, ее кровь гудела, кожу покалывало. И, посмотрев на палубу, Мия осознала, что ее тень двигается по собственной воле, скользя, как патока, по кровавому дереву к Фуриану. Его тень тоже тянулась к ней.

Как разделенные возлюбленные.

Как головоломка, ищущая недостающий элемент.

Мия покачала головой. Запыхавшаяся. Голодная. На палубе вокруг них воцарился хаос, гладиаты нападали друг на друга, пока Львы атаковали Мию и Фуриана, их кратковременный альянс подошел к концу. Сталь била о сталь, воздух пронзали крики боли, еще одна бочка с горящей смолой взорвалась в небе и облила жидким огнем их палубу. Львов окружили сзади, Фуриан и Мия сражались за свои жизни на носу корабля. Она увидела, что Золотой корабль доплыл до крепости, и гладиаты захватили контроль над механическими катапультами. Белая галера почти полностью воспламенилась, Синий корабль находился в не менее плачевном состоянии, древесина заскрипела, а люди закричали, когда мачта упала прямо на крепость. Синие издали боевой клич и полезли по веревочной лестнице на зубчатые стены, Золотые ринулись им навстречу.

Еще одна огненная бочка попала по Красной галере, на сей раз в корму, поджигая гладиатов за штурвалом. Гребцы заработали активнее, отчаянно желая достичь крепости и сбежать из своего воспламенившегося гроба. Но поскольку штурвалом, объятым пламенем, никто больше не управлял, корабль занесло, и весла рассыпались в щепки, врезавшись в постамент. Судно содрогнулось, Фуриан упал на колени, Мия еле удержалась.

– Пошли! – крикнула она, пряча мечи в ножны и с разбега прыгая через перила.

Вытянув руки, она ухватилась за веревочную лестницу, свисавшую с зубчатых стен, и опасно закачалась над водой. Фуриан прыгнул за ней, хватаясь за соседнюю лестницу, гребцы и другие гладиаты быстро последовали их примеру. Лев совершил отчаянный прыжок и схватил веревку чуть ниже Фуриана, но Непобедимый тут же спихнул его в бурлящую воду внизу. Мия вскарабкалась на стены крепости, глаза щипало от дыма, от вони горящего масла и вскрытых внутренностей голова шла кругом.

Зрители скандировали и подбадривали гладиатов, восхищенные зрелищем резни. Мия сморгнула пот с глаз и почувствовала, что Фуриан перелез через зубчатые стены, даже не глядя на него. Прямо как когда они дрались в его комнате, девушка ощущала притяжение его тени, голод внутри нее разбухал, будто живое существо.

И, посмотрев на свои ноги, она увидела, что их тени полностью переплелись.

– Что, ради бездны, происходит? – ахнула она.

Леонид сердито выругался, вскочил на ноги и взревел. Сквозь завесу дыма было трудно разобрать, но, похоже, у великого сангилы осталось очень мало бойцов, участвующих в битве. Леона наблюдала, как тонули Красная и Белая галеры, гребцы прыгали за борт, решив, что лучше попытать счастья с драками, чем сгореть заживо. Вода превратилась в бурлящий суп из спинных плавников, раздвоенных хвостов и криков, зрители заликовали, когда их крошечный океан приобрел красный оттенок.

Леона прищуренно смотрела на Ворону. Чувство неправильности грызло ее изнутри. Что-то в этой девушке… было не так, но она не могла понять что. Женщина наблюдала, как она двигается среди Львов, доказывая, что Леона ни капли не ошиблась, назвав ее чемпионом. Но в том, как она боролась, было что-то не так. То рубит, то режет, бьет кулаками, пинает ногами…

«…но не пронзает…»

Донна поднялась, прищуриваясь сквозь черный дым на то, как Ворона сражается на зубчатых стенах вместе с Фурианом. Пара была просто сокрушительной, расправляясь со всеми перед собой и медленно продвигаясь от края крепости. Но ее подозрения подтвердились. Даже когда появлялась возможность заколоть оппонента кинжалом, Ворона использовала его лишь для отражения ударов. Во время казни она вонзала клинок с кровавым остервенением, но на «Магни»…

– Она убивает только гладиусом… – прошептала женщина.

Магистра повернулась к своей госпоже.

– Домина?

Леона почувствовала, как ее живот затапливает льдом. Вспомнила ту перемену, когда показала Вороне ее доспехи, гладиус и кинжал из черной лиизианской стали. Глядя, как солнечный свет отражается от посеребренного лезвия в руке Вороны, она с ужасом поняла…

– …Это не тот кинжал, который я ей подарила.

Эшлин с Меркурио шли по недрам арены, по извилистым коридорам, под каменными арками, следуя за липкими алыми следами. Они миновали солдатский караул, уборщиков, слуг, но почти все, у кого имелись глаза, находились наверху и смотрели «Магни». Они слышали звуки разразившейся борьбы наверху, гулкие взрывы и вой толпы.

В конце коридора виднелись широкие деревянные двустворчатые двери, которые охраняли два явно раздраженных легионера, поднявшие головы, чтобы лучше слышать звуки бойни наверху. Тот, что повыше, выпрямился, завидев Меркурио. Осмотрев старика с головы до пят, остановил свой взгляд на Эшлин.

– Вы не…

Ваанианка низко наклонилась и кинула на пол маленькую белую стеклянную сферу. Легионерам как раз хватило времени, чтобы заметить чудно-стекло, прежде чем оно взорвалось с хлопком, и конец коридора наполнился облаком белого газа. Эш с Меркурио подождали, чтобы проверить, не прибежит ли кто-нибудь на звук, но, похоже, рев трибун и сражения наверху успешно поглотили шум взрыва.

Завязав на лице плотные платки, они вошли в комнату и закрыли за собой дверь с четкой табличкой из дерева: «МОРГ».

Кровь на руках и на языке.

Кровь на клинках и в глазах.

Мия сражалась на зубчатых стенах, камень стал скользким от крови. Гладиаты рубили и кололи друг друга, сталь звенела о сталь, воздух наполняли боевые кличи. Мирожор, чемпион Филлипи, покрылся алым от пят до макушки, размахивая могучей двуручной мотыгой, под ударом которой броня и щиты мялись, как бумага. Рагнар из Коллегии Тацита еще стоял на ногах и выл, как безумец, согнувшись и перекидывая вражеского гладиата через плечо в воду.

Бойня была ужасной, трупы собирались грудами, в живых оставалось около двадцати гладиатов, когда сражение начинали почти три сотни. Мия никогда в жизни не видела подобного кровопролития. Фуриан сражался рядом с ней, его руки по подмышки были испачканы багряным.

Их тени полностью переплелись, все четыре – Мии, Фуриана, а также Мистер Добряк и Эклипс свернулись в черноте под их ногами. Она смутно слышала рев толпы и наблюдала, как ее мечи выплясывают в воздухе будто сами по себе. Более того, Мия слышала Фуриана, его сердцебиение, дыхание, а среди всего этого, среди крови, дыма и оглушительного воя охмелевшей от убийств толпы, она поняла, что слышит…

«…не его мысли, но…»

Его голод. Его тоску. Его мысли о Леоне были пропитаны скорбью и горечью. Его желание получить венок победителя отдавалось эхом в каждом биении сердца. На секунду она так глубоко это почувствовала, что испытала искушение просто откинуть меч и позволить ему одолеть себя. Похоже, Фуриан тоже ее чувствовал, косясь на консульское ложе и на великого кардинала среди своей трусливой паствы, его челюсти сжались от ненависти.

– Всемогущий Аа, – выдохнул он. – Эти ублюдки…

Дыхание обжигало легкие, глаза щипало от пота, пульс стучал под кожей. Ее клинок пел в воздухе, руки болели, но где-то вдалеке, такую слабую среди рева зрителей, рева огня, рева этих трех солнц, ослепительно сияющих в небе, она услышала ее.

Тьму.

Под водой.

Под своей плотью.

Под мраморной корочкой на костях этого города. Тень Мии сплелась с тенью Фуриана, растекаясь по ней, как кровь по камню.

– …Мия…

– Ты чувствуешь это? – выдохнула она.

Фуриан вонзил свой меч в грудь очередного врага, его руки стали скользкими от крови.

– Я чувствую тебя, – пропыхтел он.

Повороты и виляния, уклоны и уколы, время неумолимо ползло.

– Я чувствую нас…

– …Мия, что происходит?..

– Я не знаю, – прошептала она.

Девушка убила еще одного гладиата, нырнув под его удар и перерезав его подколенное сухожилие.

– Да поможет мне Черная Мать, я не знаю…

Мирожор замахнулся мотыгой и кинулся на Мию, шумно топая по камню. Она чувствовала, как сзади сцепились Рагнар и Фуриан, клинок к клинку. Даже с «синкопой» в жилах эти мужчины были чемпионами, ветеранами десятков кровопролитий, крепкие, как сталь. Но Мия по-прежнему чувствовала Фуриана, их тени полностью сплелись, превращаясь в клубок на камне, танцующий в крови. Казалось, будто у нее появились две пары глаз, два сердца, два разума, двойная сила, двойная воля, двойная ярость. Мирожор прицелился мотыгой в ее голову, и Мия ощутила руку Фуриана на своей, как он направляет ее в блок. Непобедимый ударил Рагнара и ощутил хватку Мии на своем мече. Они объединились, не зная себе ни конца, ни края, ни где заканчивалась она, ни где начинался он. Там, под этими палящими солнцами, пусть и всего на секунду, но, похоже, головоломка нашла свой недостающий элемент.

Мия ударила гладиусом под коленом Мирожора, разрезав сухожилие до кости. Фуриан обезоружил Рагнара молниеносным ударом, но ваанианец протаранил Непобедимого и толкнул на пол. Они царапались и бились на скользком от крови камне. И когда руки Рагнара сомкнулись на шее Фуриана, у Мии перехватило дыхание. Она ахнула, давясь, и почувствовала, как мотыга Мирожора врезала ей по ребрам. Оба даркина закричали от боли. Мия выпустила из пальцев кинжал, клинок со звоном приземлился на пол и проехался по камню, останавливаясь возле Фуриана и Рагнара.

Рагнар сильнее сжал горло Непобедимого, Мия отчаянно пыталась вдохнуть. Мирожор толкнул девушку на пол, ударил кулаком в голову, сбил с нее шлем, обезоружил. Она не могла дышать, не могла видеть, хватка Рагнара на Фуриане душила ее. Зрители заорали во всю глотку, и тогда Фуриан протянул руку вдоль пола и нащупал пальцами рукоять упавшего кинжала Мии. Мирожор стукнул ее голову о камень, и еще раз, и еще, и еще, глаза девушки резал солнечный свет.

Пальцы Фуриана сомкнулись на рукояти кинжала Мии.

– Фуриан, – ахнула она. – Он не…

Издав отчаянный крик, Непобедимый замахнулся и вонзил клинок в зазор между нагрудником и наплечником Рагнара.

Зрители ахнули.

Фуриан триумфально закричал.

И подпружиненный клинок Мии скользнул прямо в рукоять.

– Эй.

Сидоний почувствовал, как его легко пнули в руку. Его живот крутило, но гладиат не открывал глаза и не осмеливался дышать.

Еще один пинок от особо костлявой ступни.

– Я все еще вижу твое рабское клеймо, мертвец. Хорошо, что ребята, притащившие ваши трупы, не потрудились снять шлемы. Время идти.

Сидоний чуть приоткрыл глаза и увидел над собой старика в рваных лохмотьях. У него были ярко-голубые глаза, копна седых волос и горящая сигарилла во рту.

– Ты… Меркурио? – прошептал он.

– Нет, любовница великого кардинала. Вставай давай.

Сидоний села на полу морга, окруженный сотнями мертвых тел. Увидел стройную девушку в доспехах стража, склонившуюся над «трупом» Волнозора и хлопавшую его по плечу.

– А ты Эшлин, – прошептал Сидоний.

– Приятно познакомиться, – кивнула девушка. – Но серьезно, поднимай свою задницу.

Мечница встала, снимая шлем, все еще покрытая кровью. Скривившись, Сидоний снял собственный шлем, потянулся за пазуху и достал проткнутый пузырь из-под нагрудника. Он чувствовал липкую сгустившуюся куриную кровь на спине.

– Ведро в тачке, – сказал Меркурио. – Мойтесь, одевайтесь. Нам нужно уйти до того, как закончатся игры «Магни». А значит, времени мало.

Соколы Коллегии Рема по очереди смыли с себя кровь, как могли, и переоделись в принесенную одежду. В доспехи обезвреженных стражей у двери и в лохмотья. Сидоний надел стальной шлем, кожаный нагрудник и посмотрел на каменный потолок, услышав радостный вопль толпы.

– Как думаете, как она там справляется? – пробормотал он.

Волнозор похлопал его по плечу.

– Верь, брат. Если бы не вера, мы бы здесь не оказались.

– Ага, и с твоей небольшой помощью, – ухмыльнулась Брин.

– Обязательно было использовать куриную кровь? – пожаловался Мясник, кривясь. – Она воняет.

Волнозор пожал плечами.

– Так меня учили в театре.

Меркурио нахмурился и затушил сигариллу.

– Я понимаю, что вряд ли админстраты пошлют поисковую группу за кучкой мертвых гладитов, но если вы закончили болтать, то нас ждет дерзкий побег. – Старик показал рукой на дверь. – Так что не были бы вы так охренительно любезны?..

– Прошу прощения, – пробормотала Эшлин. – Он всегда такой.

Поправив шлем, Сидоний выпрямил плечи. Затем вместе с товарищами вышел в коридор. Недра арены были практически пусты, все глазели на представление наверху. Они быстро прокрались по коридору вслед за Эшлин к небольшому служебному выходу, запертому на замок.

Эшлин взломала его и открыла дверь в небольшой проулок. Снаружи валялись у стены два стража – мертвые или спящие, Сид не знал. Но еще он увидел небольшой торговый фургон и симпатичную блондинку на месте возницы. Она оглянулась на них и улыбнулась.

– Это Белль, – сказал Меркурио. – Она перевезет вас через акведук. На материке вас ждет работорговка по имени Слезопийца.

– Работорговка? – прорычала Мечница.

– Она в долгу перед Мией, – ответила Эшлин. – В самом большом, какой может быть. Она подготовила бумаги, подтверждающие, что вы выкупили свою свободу. И знает администратов, которые уберут ваше клеймо. А теперь идите.

– Мия… – начал Сид.

– Идите.

Брин и остальные уже сели в фургон. Волнозор протянул руку Сиду и затянул его в кузов. Девочка ударила поводьями, и они двинулись в путь, прыгая по мостовой улиц Годсгрейва.

– Красивые лошади, – сказала Брин, кивая на зверей, тянущих фургон.

– Черного жеребца зовут Оникс, – улыбнулась девочка. – А белая кобыла – Жемчужина.

Сидоний сел на место возницы рядом с ней, пытаясь выглядеть уверенно в своих доспехах. Но его руки дрожали, колени подгибались, все эти испытания будто выпотрошили его изнутри. После долгих недель подготовки, притворства и молитв, что им удастся как-то провернуть этот замысел, адреналин скисал в его венах, делая усталым и…

– Не бойся, – сказала девочка, сжимая его руку. – Все будет хорошо.

Сидоний осмотрел ее с головы до ног. Круглые темные глаза. Почти ребенок.

– …Откуда ты знаешь? – фыркнул он.

– Потому что голоса в твоей голове, твердящие об обратном, это просто страх. Никогда его не слушай.

Улыбка девочки стала шире, и она взглянула на простирающуюся перед ними дорогу.

– Страх – трус.

Мия ахнула, когда Мирожор снова ударил ее головой о камень, его пальцы надавили ей на глазницы. И, вытащив стилет из могильной кости с запястья, она вонзила клинок под подбородок чемпиона, протыкая его голову прямо до мозга.

Мужчина издал булькающие звуки и свалился на пол. Вскочив на ноги, Мия подхватила гладиус и, оскалившись, побежала вдоль стены. Рагнар продолжал сжимать шею Фуриана, подняв взгляд на приближающуюся девушку. Он поднял руку, чтобы защититься от удара, но в его жилах по-прежнему текла «синкопа», и ее лезвие из лиизианской стали проткнуло его запястье, шлем и плоть с костью под ним. Мия вытащила клинок, тело чемпиона упало в алых брызгах.

Фуриан столкнул с себя труп и поднялся на ноги. В его руках по-прежнему был зажат подпружиненный кинжал Мии, темные глаза вперились в ее. Толпа ревела от жажды крови. Из сотен мужчин и женщин, которые вышли на песок, остались лишь двое. И хоть зрители не слышали слов, которыми обменивались Соколы вдалеке, крики их соперников, гул крови в жилах, все знали, что поединок скоро закончится. Тот факт, что они были соратниками из одной коллегии, не имел никакого значения. Этот поединок мог закончиться лишь одним способом.

– Все должны пасть, чтобы один поднялся! – раздался крик.

Мия с Фурианом смотрели друг на друга в центре резни, их тени извивались у ног. Если раньше они переплетались, сливаясь в идеальную черноту, то теперь скручивались, корчились и царапали друг друга от ярости.

– Итак, – сплюнул Фуриан, кидая фальшивый кинжал к ногам Мии. – Врунья до последнего.

Крики трибун отошли на второй план. Арена поблекла до бледного и полупрозрачного фона. Мия чувствовала Годсгрейв вокруг них, изнемогающий от жары под этими ужасными солнцами. Чувствовала его, как живое существо, со злостью и ненавистью, притаившимися в костях. Как во время истинотьмы, случившейся так давно, когда ей не удалось убить Скаеву в Гранд Базилике.

Чувствовала его, как саму себя.

– Фуриан… – начала Мия.

– Ты ничего не знаешь о чести, не так ли? Ты вроде говорила, что ты не герой? Что, если им нужна помощь, то пусть помогут себе сами?

– Они и помогли себе сами, Фуриан, – ответила Мия. – Мы помогли друг другу.

– И почему?

– Потому что они мои друзья. И не заслуживали смерти.

– Но она их ждет, – сплюнул он. – Как предателей, которыми они и являются. Когда меня назовут победителем, первым делом я расскажу эдиторам о твоей уловке. И вся твоя ложь будет напрасной.

Он наклонился и подобрал окровавленный меч с земли.

– Нельзя очистить руки новой кровью, Фуриан, – покачала головой Мия.

– Я отдал себя Всевидящему.

– Фуриан, разве ты не чувствуешь? Посмотри на наши тени! Прислушайся!

– Я ничего не слышу, – сплюнул он. – Кроме ведьмы, которую сейчас убью.

– Нет!

Непобедимый побежал по каменному полу, высоко подняв окровавленный меч. Рев толпы вернулся громоподобным потоком, оглушительной волной, звенящей в ее черепе. Время ползло секунда за секундой, рот Фуриана открылся в крике, руки занесли меч.

Она не хотела его убивать.

Но и погибать не хотела.

– …Мия?..

– Все должны пасть, чтобы один поднялся! – раздался крик.

– …Мия!..

«Все должны пасть, чтобы один поднялся».

И посему она пришла в движение, дорогие друзья. Как ветер. Как ртуть. Как тени. Скользнула под удар, нацеленный на ее горло, сталь со свистом миновала плоть. Тьма под ними царапала и разрывала друг друга, чернильно-черная на кроваво-алом фоне, превращаясь в комок ненависти, голода и скорби. Тенистый кот зашипел, тенистая волчица зарычала, когда девушка, Клинок, гладиат, задела кончиком меча шею Непобедимого, пробегавшего мимо.

Алые брызги. Прерывчатый вдох. Мия ощутила его боль и прижала руки к горлу, словно это ей нанесли смертельную рану. Больше никаких пузырьков, наполненных куриной кровью. Никаких уловок. Никаких игр. Его кровь была реальной, как солнечный свет на ее коже.

Фуриан посмотрел ей в глаза, его собственные округлились от удивления. Схватившись за горло, он повернулся к ложе сангил и взглянул на свою домину. Мия все чувствовала. Сожаление. Печаль. Она приказала Мистеру Добряку и Эклипс потянуться через каменный пол и там, на смертном одре, забрать его страх.

Издав последний вздох, он пал. Непобедимого победили.

Мию словно ударили молотком по позвоночнику. Кровь потекла быстрее по жилам, по коже поползли мурашки, каждый нерв воспламенился. Она упала на колени, волосы развевались вокруг нее на призрачном ветре, ее тень царапала безумные, неровные каракули на полу: Мистер Добряк, Эклипс и тысяча других силуэтов вырисовывались среди линий, которые та выводила на камне. Голод внутри Мии был утолен, тоска прошла, пустота внезапно и яростно заполнилась. Отсечение. Пробуждение. Причастие, выведенное алой и черной красками. И, подняв лицо к небу, на секунду, всего на один миг, она увидела ее. Не бесконечное поле ослепительного голубого, а бездонную черноту. Черную, целостную и прекрасную.

Усеянную крошечными звездами.

Мия увидела сияющий бледный шар, нависший над ней в небесах. Почти как солнце, но не красное, не голубое, не золотое и не опаляющее свирепым жаром. Шар был призрачно-белым, отбрасывая светлое сияние и длинные тени к ее ногам.

«Многие были одним»

– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!

«И станут снова».

Из ее горла вырвался крик – протяжный, высокий и безутешный. Небо сомкнулось, от палящих солнц ее глаза заслезились. Мия упала на колени на окровавленный камень, арена звенела, зрители вскочили на ноги: «Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!», аркимические разряды выплясывали на ее коже, сметая девушку волной эйфории. Кровь на руках. Кровь на языке.

Мертвый Фуриан на полу перед ней.

Мия опустила голову. Тяжело задышала. Воздух обжигал ее легкие. Она чувствовала себя наполненной и опустошенной одновременно. Триумфально. Все эти мили, все эти годы, вся это боль – и она наконец-то это сделала.

Она победила.

Но что-то…

…что-то изменилось.

И, опустив взгляд, Мия увидела свою тень, ныне неподвижную, как водная гладь, собравшуюся на окровавленном камне перед ней.

Достаточно темную для четверых.

Глава 35 Нет

Леона закричала вместе с остальными, ее сердце подскочило в груди. Женщина почувствовала что-то среднее между восторгом и агонией, глядя на то, как Фуриан падает, а Ворона триумфально опускается на колени перед его трупом. Она сделала это. Она выиграла. Победа за Коллегией Рема. Все ее мечты воплотились. Все жертвы оправдались.

Но кинжал, который Ворона использовала во время «Магни», был фальшивым.

А значит, казнь…

– Ми донна, желаете выпить?

Леона моргнула и повернулась к рабу, возникшему рядом с ней. К старику с серебряным подносом с кубками и бутылкой лучшего золотого вина. Он был одним из дюжины слуг, ныне заполнивших ложи сангил, раздавая хозяевам крови новые напитки, пока те стояли и неохотно хлопали Леоне. Бой был тяжелым, но великолепным, и теперь пришло время людям, которые выигрывали чаще всех, почтить игры и своего победителя традиционной и вполне заслуженной выпивкой.

Клеймо с одним кругом на щеке старика выглядело свежим и немного темноватым. Голубые глаза сверкали, как лезвия, и что-то в нем вызывало в Леоне явный дискомфорт. Она посмотрела на протянутый кубок и покачала головой.

– Нет, – пробормотала женщина. – Благодарю.

Леона повернулась обратно к арене, увидела Ворону, стоящую посреди бойни. Девушка подняла свой окровавленный гладиус, и зрители взревели. Все вскочили на ноги – от духовенства церкви Аа до плебеев и до самой консульской ложи. Скаева тоже встал, держа на плечах своего сына, и громко поддерживал победительницу.

Разве никто из них не видел?

Они что, слепые?

– Ми донна? – снова обратился старик.

– Я же сказала, нет! – рявкнула Леона. – Я не хочу пить, сгинь!

– Я не предлагаю вам пить, донна, – ответил он, настойчиво сунув кубок ей в руки.

Женщина зарычала, готовая отругать старого глупца за его дерзость. Но затем увидела год урожая на бутылке. Этикетку, которую знала с детства, отпечатавшуюся в ее разуме. В голове возник образ, как эта бутылка, забрызганная кровью, была зажата в руке ее отца, пока мать кричала.

– Албари, – прошептала Леона. – Семьдесят четвертого.

– Прекрасное пойло, – кивнул старик.

– Проваливай! – огрызнулась магистра. – Пока я не высекла тебя за беспардонность!

Старик повернулся и устремил на нее взгляд своих ледяных голубых глаз. Затем всучил поднос в руки возмущенной женщине, потянулся за пазуху туники и достал дорогую гвоздичную сигариллу, сунул ее в рот.

– Знаете, – прорычал он, – в бездне подготовлено особое место для тех, кто убивает маленьких девочек.

Сердце Леоны замерло. Она посмотрела на Антею, затем на своего отца. Будучи не из тех людей, кто отказывается от дорогой выпивки, мужчина поднял кубок с Албари семьдесят четвертого – его голубые глаза мерцали, глядя на дочь, – и выпил золотое вино вместе со своими коллегами. Возможно, он посчитал это случайностью. Возможно, ему было все равно. Но отпив из кубка, Леонид посмотрел на дочь и одарил ее мрачной улыбкой.

Леона смотрела на кубок, протянутый стариком. На его дне притаился тонкий кусочек пергамента с шестью словами, выведенными черными чернилами.

«Лучшая благодарность, на которую я способна».

Ниже была нарисована ворона в полете на фоне двух скрещенных мечей.

Герб семьи Корвере.

Леона посмотрела в глаза старика. Ее собственные округлились от осознания. Старик достал кремневый коробок, прикурил сигариллу и затянулся.

– Если захотите найти его, Аркад в Блэкбридже, – сказал он. – На вашем месте я бы не возвращался в Воронье Гнездо, если цените свою хрупкую шейку. У вас все заберут. Дом. Коллегию. Деньги. Вам придется оставить свое имя позади. Но зато у вас будет жизнь, если уйдете сейчас. Боюсь, это все, чем она захотела вас отблагодарить.

Старик вновь хмуро посмотрел на Антею, после чего развернулся и пошел по ложе сангил к лестнице. Леона вновь взглянула на своего отца, на магистру. В ноздри ударил запах погребального костра. В голове звучало эхо голоса Мии:

«Посмотрите на тех, кто к вам ближе всего…»

– …Мне нужно в уборную, – сказала Леона. – Что-то мне нездоровится.

– Но, домина… – начала магистра. – А ваши почести? Они будут награж…

– …Я всего на минутку. Жди здесь, пока я не вернусь.

Магистра нахмурилась, но поклонилась.

– Ваш шепот – моя воля.

Леона кивнула стражам, собрала подол платья и пошла к лестнице. Затем остановилась и вновь оглянулась на магистру.

– О, и еще, Антея, – она кивнула на поднос в руках пожилой женщины. – Налей себе вина, пока меня не будет.

– Хорошо, домина, – женщина нахмурилась. – …Спасибо, домина.

– Не за что, – ответила Леона, отворачиваясь. – Полагаю, ты это заслужила.

«Терпение».

Мия стояла на центральном постаменте – суровая, как камень вокруг нее. В голове всплывало воспоминание о том светящемся шаре в небе. О том голосе, эхом раскатывающемся в ее голове. Несмотря на три солнца наверху, ее власть над тьмой окрепла после смерти Фуриана. Стала глубже, даже насыщеннее, тень у ног покрывалась рябью, волнами, растекалась по каменным плитам к…

«Скаева».

«Дуомо».

– …Они идут…

– …Ты, как всегда, наблюдательна…

Мия видела, как они спускаются к краю арены. Толпа расступалась перед ними, как море, перед волной люминатов, шагающих впереди. Девушка услышала механический стон; вода, кишащая драками, вспенилась, когда из-под пола арены поднялась большая каменная арка. Морская вода стекала с нее ручьями, пока она становилась на место, создавая широкий мост от края арены до центрального постамента. Скаева стоял в другом конце, поднимая три пальца, чтобы благословить обожающую толпу, на его плечах по-прежнему сидел сын.

– …Он взял с собой мальчишку…

– …И? Ему было плевать, когда он убил отца Мии на ее глазах…

– …Так жаждешь крови, дорогая дворняжка…

– …Соберись, киса. Пора юному Люцию узнать суровую правду жизни…

Мия сосредоточилась на Скаеве в его роскошной фиолетовой тоге, позади него шел Дуомо в кроваво-красной мантии кардинала. Пока она наблюдала, слуги забрали его кардинальский посох и сняли облачение. Под мантией великий праведник был одет в сорочку из потрепанной мешковины. Его ноги были босы. Мужчина снял кольца, золотые браслеты и наконец – священную троицу Аа с шеи.

Оголенный.

Самый праведный мужчина в республике. Рука самого Бога, низведенный до нищего, прямо как Отец Света в старой притче, когда он подарил щедрому рабу свободу. И скоро чемпион «Магни» познает ту же свободу, дарованную голосом Всевидящего на этой земле.

Но впереди шли люминаты и группа работников арены. Они маршировали по каменной арке, внизу плавали толстые и сытые штормовые драки. Целый центурий солдат, облаченных в доспехи из могильной кости, их солнцестальные клинки светились священным пламенем. Дойдя до крепости, они окружили Мию, а работники принялись скидывать тела поверженных гладиатов в пенящуюся воду внизу. Девушка кинула быстрый взгляд на труп Фуриана, наблюдая, как он переворачивается в воздухе и со всплеском приземляется в синь, чернота у нее ног пошла рябью. Перед Мией встал центурион люминатов и молча протянул руку, глядя на ее окровавленный гладиус. Мия, не мешкая, отдала клинок.

Пока толпа скандировала и кричала, слуги быстро смыли кровь, собрали упавшее оружие и кинули в воду к трупам их хозяев, после чего поспешили обратно по мосту. Мия осталась одна, окруженная люминатами со всех сторон, сотня против ее одной.

– Преклонись, рабыня, – приказал центурион.

Мия сделала, как было сказано, упираясь коленом и кулаком в камень и склонив голову.

Ее стилет из могильной кости снова был спрятан в браслете на запястье.

Прозвучали фанфары. Началось торжественное шествие. Первым шел Дуомо, его широкие плечи выпрямились, борода топорщилась. Он поднял три пальца и шествовал по мосту в окружении легионеров. Дальше шел Скаева, приветствуя ликующую толпу, сын на его плечах держал золотой венок победителя. Мия не поднимала голову, злобно наблюдая из-под ресниц за приближением кардинала. Люминаты вокруг нее расступились, чтобы позволить ему пройти.

Дуомо остановился перед ней и посмотрел с ласковой улыбкой. Прошли годы с тех пор, как он видел ее в последний раз. У нее было новое лицо и новые шрамы, много говорившие о ее жизни. Но, глядя в его глаза, Мия пыталась увидеть хоть толику узнавания. Понимания, кто преклоняется перед ним. Какого-то признания всего, что он сделал.

Ничего.

«Он меня даже не знает».

Скаева неспешно шел позади своего собственного отряда люминатов. Вместе с сыном махал рукой толпе. И, когда он и его свита подошли ближе, ближе, среди упрямых бабочек, трепещущих в животе, Мия ощутила его. Уже знакомое чувство.

Голод.

Вожделение.

Тоску головоломки, ищущую свой последний элемент.

«Зубы Пасти…»

Ее глаза расширились. Во рту пересохло и появился привкус пепла.

«Кто-то среди них даркин…»

Она окинула взглядом солдат, но не почувствовала ни намека на голод. С колотящимся сердцем посмотрела на Дуомо, но нет… это невозможно. Она видела, как он держал в руке святую троицу – будь он даркином, освященный символ Аа отпугнул бы его, как ее…

О, Черная Мать…

«…Скаева?»

Ее желудок ухнул вниз. Глаза округлились. Но ведь она видела его во время истинотьмы, когда напала на Базилику Гранде. Там, среди скамей в святом доме Аа, он спокойно сидел рядом с верующими в Отца Света и никак не реагировал на священный символ. Но…

О, Черная Мать…

«Мальчишка…»

Сын Скаевы.

Она встретилась с ним взглядом, лоб мальчика недоуменно сморщился. Темные волосы и темные глаза, прямо как у нее. И когда невыносимое чувство спустилось еще ниже, к самым пяткам, тогда в его лице, линии скул или, быть может, в форме губ Мия увидела…

«Люминус инвикта, безбожница, – сказал Рем, поднимая меч над ее головой. – Я передам от тебя привет брату».

…она увидела.

– Ты уже имеешь все, что хотел, – сказала Алинне. – Свою ничтожную победу. Свою драгоценную республику. Полагаю, это греет тебя по ночам.

Консул Юлий посмотрел на Мию, его улыбка стала темной, как синяк.

– Хочешь знать, что греет меня по ночам, малышка?

«Нет…»

Мия часто заморгала во мраке и спешно обежала взглядом камеру.

– Мама, где Йоннен?

Донна Корвере беззвучно, одними губами пыталась произносить слова. В отчаянии она царапала себе кожу, впилась руками в грязные волосы. Стиснула зубы и закрыла глаза, из которых по щекам полились слезы.

– Его нет, – выдохнула она. – Он с отцом. Его нет.

Она не говорила, что он мертв.

Лишь то, что его нет.

Что он с…

…нет.

«О, мама, пожалуйста, нет…»

– Папа, – сказал мальчик на плечах Скаевы.

– Да, сынок? – ответил консул.

Ребенок прищурил свои чернильно-черные глаза. Посмотрел прямо на Мию.

– Я голодный…

Мия потупила взгляд в пол. Ее сердце громыхало, несмотря на все усилия Мистера Добряка и Эклипс. Пульс под кожей участился. Мысль была слишком отталкивающей, чтобы в нее поверить, слишком мерзкой, слишком ужасающей, но, вновь посмотрев на мальчика, она увидела. Форму глаз матери. Изгиб ее губ. В голове пронеслись воспоминания о младенце, с которым она играла в детстве, шесть лет и целую жизнь тому назад. Они затопили ее разум и грозили излиться из горла в форме крика.

«Йоннен.

О, милый малыш Йоннен.

Мой брат жив…»

Разум вскипел. Сердце выбивалось из груди. Пот жалил глаза. Мия сжала руки в кулаки и впилась костяшками пальцев в камень, когда кардинал Дуомо, стоящий перед ней, широко развел руки и поднял лицо к небу.

«Терпение».

– Отец Света! – крикнул Дуомо. – Творец огня, воды, бури и земли! Мы призываем тебя быть свидетелем на твоем священном празднике! По праву сражений и испытаний, перед твоими всевидящими глазами, мы называем эту рабыню свободной женщиной и молим тебя оказать ей честь своей милостью! Встань и произнеси свое имя, дитя, чтобы все знали своего победителя!

«Терпение».

– Ворона! – ревела толпа. – ВОРОНА!

Имя эхом отражалось от стен арены.

Резонанс.

Предостережение.

Благословение.

– Ворона! Ворона! Ворона! Ворона!

Девушка медленно встала с силой горы, опаленная тремя горящими солнцами.

– Меня зовут Мия, – тихо произнесла она.

Рука скользнула к стилету из могильной кости на запястье.

– Мия Корвере.

Глаза Дуомо расширились. Скаева сморщил лоб. Клинок просвистел в воздухе и перерезал глотку кардинала от уха до гребаного уха. Он попятился, из раны фонтаном полилась темная кровь, пальцы потянулись к рассеченной сонной артерии и яремной вене. Его кровь забрызгала ей лицо, густая, алая и такая теплая на губах. Мия пришла в движение, люминаты пришли в движение, все вокруг пришло в движение. Толпа закричала от ужаса. Кардинал рухнул на камень. Люминаты издали боевой клич и подняли клинки. А девушка. Клинок. Гладиат. Дочь убитых родителей, дитя неудавшегося восстания, победительница величайшей кровавой игры, которую когда-либо видела республика… она рванула вперед.

Прямо на Юлия Скаеву.

Страх выбелил его прекрасное лицо, темные глаза расширились от ужаса. Люминаты попытались ее остановить, но она была быстрой, как тень, острой, как бритва, и твердой, как сталь. Скаева закричал, снимая сына с плеч, глаза мальчика округлились от страха. И когда желудок Мии сделал кувырок, консул поднял перед собой сына, как щит. Самый трусливый среди трусов, он кинул мальчишку прямо в лицо Мие.

Она вскрикнула, вытянув руки, пока ребенок размахивал ими в полете. Мир замедлился, солнца били ей спину, жар огня на солнцестальных лезвиях опалял кожу. Мия поймала мальчика, крепко прижав его к себе свободной рукой. И, поднявшись на носочки, она закружилась, как танцовщица, длинные темные волосы взметнулись, а рука с клинком прочертила сверкающую дугу.

Безупречно.

Ее кинжал вонзился по рукоять в грудь Скаевы. Консул ахнул, его глаза расширились. Лицо Мии скривилось, шрам натянулся на щеке, жилы наполнились едкой, как кислота, ненавистью. Все те мили, все те годы, вся та боль – они собрались в мышцах ее руки, напряглись и туго натянулись, когда она дернула клинок вбок, разрезая ребра и его сердце пополам. Девушка оставила дрожащий стилет в его груди, ворона на рукоятке улыбалась своими янтарными глазами, из раны брызнула темная кровь. И, по-прежнему прижимая мальчика к груди, по-прежнему кружась, как поэзия, как картинка, она прыгнула назад, за край зубчатых стен.

И упала.

В будущем следующие несколько секунд станут темой бесчисленных россказней в тавернах, споров за обеденным столом и драк в барах по всему городу Годсгрейв.

Путаница возникла по ряду причин. Во-первых, где-то в этот же момент магистра, Леонид, Тацит, Филлипи и остальные сангилы экзекуторы в ложах начали блевать кровью из-за отравленного золотого вина, что несколько отвлекало. Центральный постамент находился далеко даже от первых рядов, потому большинство зрителей плохо его видели. Во-вторых, то есть в-главных, великий кардинал и консул только что были жестоко убиты чемпионом «Магни», что слегка шокировало каждого на трибунах.

Одни клялись, что девушка упала с мальчишкой в руках прямо в пасть голодного штормового драка. Другие заявляли, что она погрузилась под воду, но избежала драков, скрывшись через трубы, с помощью которых море затопило арену. А были и те – их воспринимали как безумцев и пьяниц, – кто божился Всевидящим и всеми четырьмя пресвятыми Дочерьми, что эта тощая девчонка, этот демон, облаченный в кожу и сталь, который только что убил двух самых высокопоставленных людей в республике, попросту исчез. В одну секунду девушка летела к воде в длинной тени крепости, а в следующую полностью пропала.

Арена преисполнилась гневом, яростью, смятением, ужасом. Хозяева крови рухнули на свои места или на пол, среди них погибли и Леонид с магистрой, все гладиатские манежи республики лишились глав одним росчерком клинка. Дуомо лежал на стенах крепости, его лицо побледнело, горло было перерезано до кости. А рядом с великим кардиналом, в фиолетовой тоге, окрасившейся в цвет обливающегося кровью сердца, лежал спаситель республики.

Юлий Скаева, Народный Сенатор, мужчина, одолевший Царетворцев и спасший Итрею от бедствия, был убит.

Глава 36 Годсгрейв

Эшлин проскользнула в Город мостов и костей, как кинжал в консульскую грудь. На арене позади нее набухали звуки паники, сердце девушки запело, когда все городские соборы издали похоронный звон.

– Черная Мать, она это сделала.

Ваанианка закусила губу, сдерживая яростную улыбку.

– Она это сделала.

Эш пошла быстрее, мимо каналов и извилистых улочек района костеродных. Наверху горели три солнца, царила невыносимая духота, пот пропитывал одежду насквозь. Она бы сделала передышку, но, по правде, у нее не было на это времени. Судя по нарастающим звукам хаоса, новость о гибели Скаевы распространялась по городу, как лесной пожар. Скоро Красная Церковь узнает, что их любимые покровители мертвы, и вся ярость аколитов Матери Священного Убийства падет на их головы.

Ей нужно было встретиться с Меркурио в некрополе, а затем с Мией в гавани. Оттуда они смогут уплыть в синюю даль, где ни один Клинок или член Духовенства их не найдет. Тогда можно будет отдохнуть. Отдышаться. Обнять Мию и никогда больше не отпускать.

Эшлин шла в тени Ребер, пересекла широкий мраморный мост Правой Руки. Воздух медленно наполнялся песней звонких колоколов, по городу эхом раскатывались панические крики. Мимо пробежал мальчишка с округлившимися глазами, размахивая шляпой и крича во всю глотку:

– Консул и кардинал убиты!

– Ассасин! – раздался еще один далекий крик. – Ассасин!

Ваанианка добралась до кованого забора, ограждавшего дом мертвых Годсгрейва. Скользнув через высокие ворота, подошла к двери с рельефно вырезанными человеческими черепами и спустилась в промозглые тени некрополя. Быстрая и тихая, она кралась по извивающимся туннелям из бедренных костей и ребер к склепу какого-то давно всеми забытого сенатора. Нажав на маленький рычаг, чтобы открыть потайную дверь в кучке пыльных костей, наконец, скользнула в коридоры часовни Красной Церкви.

В темноту.

Тишину.

И в безопасность.

Эшлин помчалась к просторной спальне Мии, подхватила небольшой кожаный мешок с драгоценным мечом из могильной кости. Глаза вороны на рукояти мерцали красным в тусклом свете. Ваанианка обвела взглядом пустую кровать, пустые стены, пустую тьму. И, развернувшись на пятках, кинулась обратно по коридору к кабинету Меркурио.

– Ты готов о…

Сердце Эшлин замерло в груди. За столом Меркурио, сложив руки под подбородком, сидела пожилая женщина с вьющимися седыми волосами. С виду она казалась милой старушкой, ее глаза мерцали, пока она осматривала Эшлин. Хоть женщина и сидела в кресле епископа, она выглядела бы уместнее у домашнего очага, с внуками на коленях и чашкой чая в руке.

– Достопочтенная Мать Друзилла, – выдохнула Эшлин.

– О нет, юная донна Ярнхайм, – ответила старушка. – Я перестала быть Достопочтенной Матерью с тех пор, как из-за твоего предательства погиб лорд Кассий. Теперь я – Леди Клинков.

Эшлин окинула взглядом кабинет. Во мраке стояли еще четыре фигуры – ее поджидало все Духовенство Красной Церкви. Аалея со смертельно-черным взглядом и кроваво-алыми губами. Паукогубица в изумрудно-зеленом платье. Маузер с глазами старика и улыбкой юноши. И, наконец, Солис, чьи незрячие глаза смотрели в потолок, но все равно умудрялись испепелять ее взглядом.

Рука Эшлин сомкнулась на мече Мии из могильной кости.

– …Где Меркурио? – требовательно спросила она.

– Епископ Годсгрейва уже вернулся в Тихую гору, – сказал Солис.

– Он пытался оказывать сопротивление, – добавил Маузер. – Боюсь, нам пришлось навредить ему.

Паукогубица смотрела на Эшлин блестящими черными глазами.

– Некоторые среди нас очень надеются, что то же можно будет сказать о тебе, дитя.

– Прошу, – Друзилла показала на стул перед собой. – Присаживайся.

– Или что? – спросила Эшлин, разозлившись. – Ты не можешь убить меня, как отца, старая сука. Карта нанесена на мою кожу аркимическим путем. Если я умру, она навеки будет утеряна.

– Прошу, присядьте, донна Ярнхайм, – раздался голос.

Из спальни Меркурио вышел мужчина, и живот Эшлин наполнился льдом. Он был высоким и до боли красивым, темные волосы проредили едва заметные седые прожилки. На нем была длинная тога насыщенного фиолетового цвета и золотой венок на лбу.

– Нет… – выдохнула Эшлин.

– Если бы мы желали вам смерти, вы бы уже давно погибли, – сказал консул Скаева. – Так что, пожалуйста, присядьте, прежде чем нам придется прибегнуть к… неприятным мерам.

– Вы мертвы, – прошептала Эшлин. – Я видела, как вы погибли…

– Нет, – ответил Скаева. – Хотя, признаю, сходство было поразительным.

Глаза Эшлин округлились от осознания…

– Ткачиха, – прошептала она. – Мариэль. Она наделила кого-то вашим лицом…

– Ты всегда была смекалистой, Эшлин, – улыбнулась Аалея.

– Надеюсь, вы простите меня за сопутствующую драму, – сказал консул Скаева. – Но подобные ухищрения просто необходимы людям с таким количеством врагов, как у меня.

Эшлин всмотрелась в их лица, шестеренки в ее голове закрутились.

Они знали.

«Они знали все это гребаное время…

Но почему они позволили нам…

Если только они не хотели, чтобы мы…»

Как головоломка без недостающих элементов.

Все они встали по местам.

– Вы хотели убить кардинала Дуомо, – прошептала она. – Но не могли нанять для этого Церковь. Его защищала Красная клятва. Лишь Клинок смог бы его прикончить… но это должен был быть Клинок, готовый предать Духовенство. Таким образом, репутация Церкви сохранена, а ваш враг все равно мертв.

– И когда я предстану перед обожающей толпой Годсгрейва, чудесным образом выжив…

– …Они полюбят вас еще больше.

– И лишатся всех сомнений насчет опасностей, грозящих нашей республике.

– Что купит вам четвертый консульский срок…

– О нет, – Скаева улыбнулся шире. – Этот венок уже куплен. Но жестокое убийство великого кардинала на глазах у всей столицы во время самого священного праздника Аа? Скажите вместе со мной, донна Ярнхайм. Вечные. Чрезвычайные. Полномочия.

Губы Эшлин скривились в насмешке.

«Ну и эго у этого мудака…»

Девушка откинула свой мешок и чуть ли не с легкомысленным презрением плюхнулась на предложенный стул. А затем закинула ноги на стол Меркурио прямо перед лицом Друзиллы. Женщина сердито на нее посмотрела, но в руке Эш по-прежнему был меч из могильной кости, ее пальцы барабанили по рукояти.

– Все предусмотрели, да? – спросила она консула.

– Достаточно.

– Кроме той части, в которой Мия похитила вашего сына?

Улыбка медленно сошла с губ Скаевы.

– Это было… прискорбно, – ответил консул, его челюсти пошли желваками. – Мальчик не должен был сопровождать моего двойника на торжество. Моя жена… видите ли, она не может иметь детей. Поэтому она часто ему потакает, возможно, даже слишком. – Губы Скаевы вновь изогнулись в смертельной улыбке. – Но да неважно. У меня есть любимый учитель. А теперь и любимая. И какой бы она ни была хладнокровной, думаю, даже моя дочь не причинит вреда своему брату.

Земля ушла из-под ног Эшлин.

– …Дочь?

Девушка почувствовала какое-то движение позади себя. Быстро оглянувшись, увидела худого бледного юношу с пронзительными голубыми глазами в двери кабинета, одетого в черный бархатный камзол. Он хранил молчание, как всегда, но нож в его руке выглядел достаточно остро, чтобы порезать солнечный свет на шесть кусочков. При их последней встрече он был закован в цепи люминатов – и все из-за ее предательства. Эшлин могла поспорить, что он из тех, кто таит злобу.

– Как оно, Тишь? – спросила Эшлин.

Позади него виднелись и другие люди, хмурые, сердитые – все Клинки, без сомнений.

– Время идти, Эшлин, – сказала Друзилла.

– О не-е-ет, – протянула та. – Можно я еще ненадолго задержусь и послушаю злорадства консула? Мне так нравится слушать, как этот мудила хвастается, что все продумал.

– Вы не согласны, донна Ярнхайм? – улыбнулся Скаева.

– Боюсь, вы меня обязываете, консул Скаева, – улыбнулась в ответ Эшлин. – Поскольку человек, который все продумывает, мог бы догадаться заглянуть в мой мешок, прежде чем я его уронила. А человек, который не столь влюблен в свой собственный ебаный голос, мог бы услышать, как загорелся фитиль бомбы внутри.

Глаза Друзиллы округлились. Эшлин прыгнула в сторону, когда ее мешок взорвался с громоподобным шумом. Солиса откинуло в стену в противоположной части кабинета. Духовенство загорелось аркимическим огнем. Тишь вылетел за дверь, его камзол объяло пламенем, остальных Клинков разметало по коридору, как горящую солому.

Эшлин вскочила на ноги и побежала, из ушей шла кровь, одежда дымилась, в голове все плыло из-за взрыва. Держа в руке меч из могильной кости, она помчалась через некрополь, а несколько Клинков Церкви гнались за ней по пятам. Петляя по извилистому лабиринту, она добралась до верхнего уровня и выбежала на кладбище, три солнца ударили ей в спину. Ей нужно было добежать до гавани, нужно…

Кинжал вонзился в заднюю часть ее бедра, задевая кость. Ваанианка закричала и споткнулась, раздирая ладони и колени о каменные плиты. Сцепив зубы, она перекатилась и вытащила кинжал. С трудом поднявшись, увидела четырех Клинков, мчащихся прямо на нее. Тихие и мрачные, глаза сужены до щелочек. Убийцы – все как один. Каждый из них – буря, которая не жалеет тех, кто в ней утонул.

Эшлин подняла меч Мии.

Посмотрела на убийц и мрачно улыбнулась.

– Полагаю, вы должны взять меня живьем. Заранее прошу прощения…

– Да, – сказала руководящая ими женщина. – Нам тоже жаль.

Ваанианка моргнула. Перед глазами все поплыло. Мир закружился. Она посмотрела на кровь на своих дрожащих пальцах, на кровь, сочащуюся из раненого бедра, на клинок, который ранил ее, и наконец заметила странный цвет стали.

Яд.

– Наверное, мне стоило этого ожидать… – пробормотала девушка.

По ней прошел мрачный холодок. На запятнанной кровью коже выступили мурашки. Высоко над головой светили солнца, но здесь, в некрополе, тени были темными, чуть ли не черными. Позади Клинков вырос силуэт в плаще с капюшоном, в его руках были зажаты клинки из могильной кости. Неожиданный гость атаковал ближайшего ассасина и отрубил ему голову с плеч. Другие быстро развернулись и подняли оружие, но силуэт двигался со скоростью молнии, разя первого, второго, третьего. И не успела Эшлин моргнуть, как все четыре Клинка лежали мертвыми и кровоточащими на каменной плитке.

– Зубы Пасти, – прошептала она.

Не человек. Это было ясно. О, под этим плащом виднелось очертание мужчины – высокого и широкоплечего. Но его руки… бездна и кровь, руки, сомкнувшиеся на рукоятях клинков, были черными. Сумрачными и полупрозрачными. Пальцы обвивались вокруг рукоятей, как змеи. Эшлин не видела лица, но в черноте капюшона извивались щупальца, опуская тот ниже, чтобы скрыть лик хозяина. И хоть на улице царил истиносвет и в небе пылали три солнца, дыхание существа срывалось белым облачком с губ, и все тело Эшлин дрожало от озноба.

– …Кто ты?

Существо откинуло капюшон. Бледная кожа. Дреды извиваются, как живые существа. Кромешно-черные и пустые глаза. Но даже с ядом, курсирующим по жилам, и чернеющим вокруг миром, Эшлин все равно узнала его лицо.

– ЗДРАВСТВУЙ, ЭШЛИН, – сказал он.

– Бездна и кровь, – выдохнула она.

Тьма начала смыкаться.

– …Трик?

Dicta ultima[48]

«Нет».

Я слышу, как вы произносите это слово, как если бы сидел с вами в одной комнате. Я вижу, как если бы свернулся в тени у ваших ног, как вы склоняетесь над книгой в своих руках, лицо хмурится, с губ готово сорваться ругательство. К вам медленно приходит понимание, что страницы закончились. Я слышу. Я вижу.

«Нет», – снова говорите вы.

А как же Мия и Йоннен? Скаева? Меркурио, Эшлин и Трик? Тайны даркинов? Корона Луны? Я обещал вам разруху, оставленную ею позади. Мерцающий свет на воде, испившей Город мостов и костей. Все эти вопросы остались без ответов, но книга уже закончилась?

«Нет, – говорите вы. – Она не может закончиться на таком месте».

Не бойтесь, маленькие смертные. Песня еще не спета. Это лишь затишье перед крещендо. Лишь вторая часть из трех.

Рождения. Жизни. И смерти.

Так что терпение, дорогие друзья.

Терпение.

Закройте глаза.

Возьмите меня за руку.

И идите за мной.

Благодарности

Глубокое, как Тьма, спасибо следующим людям:

Аманде, Питу, Дженифер, Полу, Джозефу, Гектору, Янгу, Стивену, Джастину, Рафалю, Черил, Мартину и всем в Сент-Мартин Пресс; Наташе, Кейт, Эмме, Джейми, Дому и всем в Харпер Вояджер UK; Рошелль, Элис, Саре, Андреа и всем в Харпер Австралия; Мие, Мэтту, ЛТ, Джошу, Трейси, Саманте, Стефани, Стивену, Стиву, Джейсону, Керби, Мегазавру, Вирджинии, Вильме, Кэт, Стеф, Венди, Марку, Молли, Тово, Оррсому, Цане, Льюису, Шахин, Сорайе, Эми, Джесси, Кейти, Луис, Тори, Сиану, Казу, Мэри, Марку, Тине, Максиму, Заре, Бэну, Клэр, Джиму, Роуи, Уизу, Сэму, Эли, Рафэ, АмберЛуис, Каро, Мелани, Барбаре, Джудит, Роуз, Трэйси, Алине, Луиз, Адель, Джорди, Кайли, Ирине, Джо, Андреа, Пьетре, Юлию, Энтони, Антонио, Эмили, Робину, Дрю, Уильяму, Чайне, Дэвиду, Аарону, Терри (RIP), Дугласу (RIP), Джорджу, Маргарет, Трэйси, Йену, Стиву, Гэри, Марку, Тиму, Мэтту, Джорду, Людовику, Филипу, Рэнди, Оли, Кори, Мэйнарду, Заку, Питу (RIP), Роббу, Йену, Маркусу, Тому (RIP), Тренту, Винстону, Энди (RIP), Тони, Кэт, Кайли, Николь, Курту, Джеку, Максу, Поппи и каждому читателю, блогеру, влогеру, букстаграммеру и всем другим видам книжных сутенеров, которые помогли распространить новость об этой серии.

Жителям и городу Риму.

Жителям и городу Венеции.

И вам.

Примечания

1

В переводе с латыни список действующих лиц (прим. пер.).

(обратно)

2

Да, дорогие друзья, это был сарказм. Признайтесь, вы скучали по мне, не так ли?

(обратно)

3

Огненная месса – это праздник, знаменующий наступление глубоколетья в итрейском календаре. Посвященный Цане, Леди Огня, он попадает на восьмой месяц до начала истиносвета – самый священный праздник Аа, когда на небо поднимаются все три солнца.

Цана – первая дочь Аа, дева-богиня, которая служит покровительницей воинов и женщин. Ее праздник отмечается четырехчасовой мессой, предназначенной для размышлений и целомудренного созерцания. Естественно, большинство жителей республики использует праздник как предлог для того, чтобы надеть маски и устроить шумную пьянку, предаваясь именно тому поведению, которое Цана осуждает. Но с богинями – как с супругами, дорогие друзья, – зачастую легче молить о прощении, чем просить разрешения.

(обратно)

4

Три грамма токсина под названием «казус», который Мия подсыпала в чай донны за перемену до того, гарантировали, что костеродная не явится на званый вечер сенатора Аврелия – как правило, взрывные залпы из всех телесных отверстий любому портят настроение перед «междусобойчиком». В обычной ситуации, тем более имея дело с пожилым человеком, Мия использовала бы дозу поменьше. Но за те пять перемен, которые она потратила на изучение палаццо Григорио, старуха успела показать себя первоклассной мегерой, которая только и делала, что кричала на портрет покойного мужа и избивала своих рабов. Так что Мия не особо винила себя, что дала карге слишком большую дозу.

Хотя ей и было жаль тех, кому придется за ней убирать.

(обратно)

5

Как вы помните, дорогие друзья, итрейские монеты названы в честь тех, у кого они чаще всего водятся. Медяки называются «бедняками». Сребреники – «священниками». И в зависимости от социального положения того, у кого вы спросите, золотые монеты нарекут либо «мудаками», либо «вали отсюда, грязный плебей, пока мои люди не оторвали тебе гребаные ноги».

(обратно)

6

Как правило, хищники ашкахской пустоши не забираются дальше Великой Соли, а самые крупные песчаные кракены водятся только в глубинах Пустыни Шепота. Иногда мелкие экземпляры заплывают на юг, если им не хватает еды, но в последние годы несколько предприимчивых группировок, орудующих на юге Ашкаха, принялись отлавливать этих заблудших кракенов и продавать их для зрелищных поединков, которые проводят на грандиозных играх «Венатус Магни», устраиваемых в честь Аа во время праздника истиносвета.

Организаторы постоянно ищут новые способы превзойти предыдущие игры (и увеличить посещаемость), а если зрелище того, как любимый гладиат будет сражаться с ужасом Пустыни Шепота, не заставит зрителей притащить свои задницы на арену, то уже почти ничего не заставит, дорогие друзья.

(обратно)

7

Возможно, вы помните, что священников Железной Коллегии в раннем возрасте лишают языков, чтобы они не выдали тайн их ордена. Формально никакого «Мастера тишины» не существует – это было просто проявление славословия с моей стороны. Я боялся, что иначе вы не поймете шутку… ладно, неважно.

Сволочи.

Да что вы вообще понимаете в юморе?

(обратно)

8

Небольшое примечание для будущих работников правоохранительных органов: это никогда не срабатывает.

(обратно)

9

История Висельных Садов пропитана кровью. Будучи торговым городом, после восхождения итрейских королей он быстро стал центральным местом продажи человеческого мяса. Изначально порт назывался Юр-Дазисом, что значит «город-крепость» на древнеашкахском, но после бунта, случившегося во время правления Франциско II, город получил новое имя.

Поскольку рабский труд был главной опорой королевства, Франциско не мог позволить разгореться мятежу. Когда группа рабов восстала против своих хозяев и захватила Юр-Дазис, король отправил целый легион под командованием печально известного генерала Аттикуса Дио, чтобы подавить бунт. И хоть осажденные повстанцы храбро сражались, в итоге их взяли измором, и они согласились сдаться, если Аттикус пообещает им помилование. Генерал поклялся, что мятежники просто вернутся к рабскому труду.

Естественно, Аттикус не сдержал слова. Как только мятежники сложили оружие, тысячи тел были развешены на городских стенах как предупреждение для любого, кто решится восстать. Некоторые из первых виселиц по-прежнему украшают город, а мятежных рабов ждет та же участь, что и во времена монархии, – смерть на стене под палящими солнцами.

Франциско был так доволен своим генералом, что переименовал Юр-Дазис в Висельные Сады в его честь.

Любопытно, что спустя почти двадцать лет после этого сам Аттикус собирался возглавить восстание против внука Франциско – юного короля Франциско IV. А когда бунт провалился, генерала отвезли в Ашках и повесили на стенах того же города, который он освободил два десятилетия тому назад.

История, дорогие друзья, не лишена иронии.

(обратно)

10

Дословно: «хозяева крови». Хранители человеческих манежей, которые выставляют свой товар на разных аренах гладиатов по всей республике. Популярностью успешный сангила не уступает дражайшему сенатору Итреи, но им не хватает благородной крови, чтобы занять политический пост. Большинство находят утешение в объятиях своих прекрасных наложниц и упиваются слезами до потери сознания, лежа на огромной куче денег.

(обратно)

11

Рабство в республике – дело крайне систематизированное, и контролирует его целая армия администратов. Рабы бывают трех основных категорий, невольников клеймят аркимическим символом на щеке, указывающим на их положение.

Рабы с одним кольцом, рядовые – имущество, используемое в качестве рабочих, домашних слуг, корма для борделей и тому подобного. Два кольца означают, что человек прошел военную подготовку: это гладиаты, личная стража и члены итрейского легиона рабов – печально известной «Кровавой тринадцатки». Люди, отмеченные тремя кругами, – самые редкие и ценные, их клеймо показывает, что они образованы или обладают исключительными навыками: к ним относятся писари, музыканты, мажордомы и высоко котируемые куртизанки. И если вас, дорогие друзья, удивляет, почему в республике так ценятся искусные проститутки, то вы явно никогда не проводили ночь с искусной проституткой.

(обратно)

12

Галанте может похвастаться самым большим количеством церквей и храмов во всей республике, по их численности он превосходит даже Годсгрейв.

До того как Великий Объединитель Франциско I завоевал страну, народ Лииза поклонялся священной троице, известной как Отец, Мать и Ребенок. Но после поглощения итрейской монархией поклонение богу Света распространилось среди простого люда так же быстро, как огонь распространяется по хорошо укомплектованной пивоварне.

Один хитрый парень, торговец по имени Карлино Гримальди, решил, что лучший способ выделиться при новом мировом порядке – вложить несколько фургонов денег в Церковь Аа. Он построил самый первый собор Аа во всем Лиизе; это высокое здание под названием Базилика Лумина находится прямо в центре Галанте. Возведенное из редкого фиолетового мрамора и украшенное прекрасными витражами, оно чуть не обанкротило своего покровителя. Однако результат был настолько впечатляющим, что кардинал Галанте назначил Гримальди губернатором города. Вскоре местная знать лезла из кожи вон, чтобы выслужиться перед духовенством Аа, и церкви Всевидящего, наряду с храмами Четырех Дочерей, начали появляться в Галанте с той же скоростью, с какой сыпь выступает в промежности проститутки после прибытия флота в город.

И хоть впоследствии его распяли за уклонение от уплаты налогов, Карлино все равно вошел в историю Лииза как Исключительно Умный Ублюдок. Даже по сию перемену подлизываться к власть имущим в Лиизе называется «провернуть Гримальди».

(обратно)

13

Златоручка начала свою карьеру с воровства на улицах Элая, и, даже став Клинком Матери, она не потеряла сноровку в искусстве быть незаметной. Говорят, что она двигалась как сама тьма, и могла вывихнуть себе оба плеча, чтобы с легкостью протиснуться даже в самые труднодоступные места.

Ее самым печально известным подношением был сенатор по имени Фока Мериний – параноик, который так боялся, что его убьют, что, по рассказам, держал у кровати свиту из дюжины охранников даже когда занимался любовью со своей женой.

Говорят, что Златоручка, чтобы добраться до Фоки, проползла по канализационной трубе – в лучшем случае шириной в двадцать сантиметров – прямо в уборную виллы и сидела там в засаде, выжидая. Когда в середине неночи бедняга Фока по зову природы отправился в уборную и устроился на сиденье, он обнаружил, что обе его бедренные артерии перерезаны еще до того, как успел начать свои дела.

По имеющимся сведениям, следующие семь перемен Златоручка провела в купальне часовни, пытаясь отмыться от запаха.

На что мы только не идем ради наших матерей…

(обратно)

14

Люминаты обошли обе часовни стороной: ту, что в Галанте, построили совсем недавно, и Ярнхаймы о ней не знали, а ту, что в Двейме, перенесли на новое место прошлой зимой, поскольку из-за необычайно сильных ливней и плохих труб ее подвал (а, следовательно, и бассейн с кровью) затопило.

Вместо того чтобы снова наполнить бассейн, Духовенство решило построить новую часовню на более высоком месте в городе Сиуолл и покинуть затопленную в Фэрроу. И если тайное строительство новой часовни Матери Священного Убийства посреди крупного метрополиса кажется вам дорогостоящим и трудоемким удовольствием, задумайтесь о следующем:

1. Бассейн каждой Церкви наполнен приблизительно пятьюдесятью семью тысячами литров крови.

2. В среднестатистической свинье около четырех литров крови.

Посчитайте, дорогие друзья. И спросите себя, хотели бы вы наполнять один из этих проклятых бассейнов дважды.

(обратно)

15

Среди людей, нанимающих убийц, хорошо известно, что Красная Церковь руководствуется кодексом если не чести, то как минимум поведения, известного как Красная клятва. Его правила таковы:

• Неизбежность – ни одно жертвоприношение, принятое Церковью, не остается незавершенным.

• Неприкосновенность – нынешний работодатель Церкви не может быть выбран ее целью.

• Конфиденциальность – Церковь не разглашает личности своих заказчиков.

• Верность – Клинок обязан служить только одному работодателю за раз.

• Иерархия – все подношения должны быть одобрены Лордом/Леди Клинков или Достопочтенным Отцом/Матерью.

Первые три правила были придуманы при зарождении Церкви, но правила Верности и Иерархии кодифицировали после пресловутого события в ее истории, известного как «Сказание о Флавие и Далии».

Садитесь поудобнее, дорогие друзья.

Флавий Апулло был итрейским генералом из числа заговорщиков, свергнувших короля Франциско XV и создавших республику. Затем он стал сенатором и, поскольку из одного следует другое, несусветно разбогател.

Период после краха итрейской монархии был плодотворным для искусства профессионального убийства, и отдельным епископам местных часовен позволили принимать подношения. Сенатор Флавий Апулло начал побаиваться за свою жизнь, поскольку знал, что его соперники всерьез настроены покончить с ним, и в одну позорную перемену Красная Церковь взяла на себя обязательство убить Флавия в ту же самую неночь, в которую он нанял Клинка в качестве своего телохранителя.

Стыд и срам, дорогие друзья.

В довершение всей этой несуразицы оба задания поручили одному Клинку – женщине по имени Далия. Красивая, хитрая и несравненно владеющая кинжалом, Далия три года охраняла Флавия. За это время они стали любовниками, и Далия прикончила многих его врагов – всех, кроме самого ярого оппонента, Старейшины Тиберия. Тиберий был тем сенатором, который нанял Церковь для убийства Флавия, и по Закону о Неприкосновенности он был под защитой, пока это убийство не осуществится. Однако Тиберий умирал от Старого Доброго Сифилиса и очень хотел увидеть перерезанную глотку Флавия прежде, чем покинет этот бренный мир.

Красной Церкви грозил политический скандал, который мог уничтожить ее репутацию.

Флавий поступил умно и предложил Далии выйти за него замуж, чтобы укрепить их союз, – он полагал, что невеста лучше убережет его от любых потенциальных убийц, чем просто наемница. А потом поступил глупо, отказавшись от покровительства Красной Церкви в ту же перемену, в которую Далия приняла его предложение.

В их брачную ночь Далия заколола своего мужа. Мнения расходятся насчет того, плакала ли она в тот момент. Женщина принесла голову Флавия больному Старейшине Тиберию в качестве доказательства выполнения заказа. Удостоверившись, что репутация Церкви осталась незапятнанной, а Тиберий перестал быть ее работодателем, защищаемым Законом о Неприкосновенности, Далия замахнулась своим кинжалом и избавила Старый Добрый Сифилис от забот.

Мнения не расходятся насчет того, плакала ли она в тот момент.

После этого инцидента было решено составить настоящие правила, предписывающие как Церкви следует вести свои гребаные дела.

(обратно)

16

Поднимаясь по лестницам горы, Мия часто считала количество ступенек. И каждый раз оно не совпадало, что ее ничуть не удивляло. Некоторые из более «темпераментных» лестничных пролетов, как те, что вели к Залу Песен, менялись постоянно: лестничные пролеты, ведущие к Небесном алтарю, казались чуть ли не ленивыми по сравнению с ними. Довольно любопытно, что количество ступенек, ведущих к Залу Надгробных Речей, оставалось неизменным.

Триста тридцать три.

(обратно)

17

Аркимия рабского клейма – это тайна, строго хранимая итрейскими администратами. Чернила наносятся не только на кожу человека, но и на кость под ней, и, если раб решит устранить клеймо посредством ножа или огня, татуировка просочится через рубцовую ткань и восстановится.

Есть лишь четыре способа удалить аркимическое клеймо.

Первый – с помощью администрата, после того как раб выкупит или заслужит свою свободу. Второй – с помощью ашкахского колдовства. Третий – отрубить кусочек собственного черепа, но, поскольку отсутствующая щека так и намекает на статус беглеца, боль едва ли того стоит. И, наконец, скончавшись – из-за некоего грубого подобия на ашкахскую кровавую магию аркимическое клеймо раба связано с его жизнью, и когда той приходит конец, отметина на щеке постепенно растворяется в течение следующих нескольких минут.

Таким образом, большинству рабов удается получить свободу только в объятиях смерти.

(обратно)

18

В костеродных домах и на солидных предприятиях рабский труд нередко оплачивается – из прагматических соображений: ради перспективы выкупить свою свободу тяжелой службой раб действительно будет пахать, как на галерах.

Тем не менее ставка оплаты труда никем не регулируется, так что многие рабы зарабатывают сущие гроши. Недобросовестные хозяева часто вычитают из жалованья долю за их содержание, в результате чего даже пожизненный труд не поможет рабам скопить сумму, которую за них отдали когда-то.

Несправедливо? Определенно. Но будь система справедливой, она уже не была бы системой, дорогие друзья.

(обратно)

19

Браавы – это никому не подчиняющееся криминальное сообщество, состоящее из банд, которые контролируют большую часть преступной деятельности в Годсгрейве – проституцию, кражи, организованное насилие. На протяжении столетий они были занозой в заднице итрейских королей и Сената: хроники города изобилуют кровавыми эпизодами, когда различные городские лидеры пытались (безуспешно) вытеснить бандитов с привычных мест обитания в низах Годсгрейва.

Но именно консул Юлий Скаева впервые в истории предложил платить наиболее влиятельным браавам официальное пособие и профинансировал первый взнос из личных средств. С тех пор город наслаждается стабильностью и миром, а Скаева – возросшей популярностью.

Как выразилась Мия в первой части нашего приключения (весьма незабываемо), так называемый «народный сенатор» – отвратительная манда, дорогие друзья.

Но не тупая.

(обратно)

20

Эта хорошо зарекомендовавшая себя таверна в западных низах Годсгрейва на протяжении многих лет удивительно часто меняла свое название. Изначально она называлась «Горящий куст», и ее первой владелицей была бывшая хозяйка борделя с довольно жизнерадостным отношением к болезням, нажитым за долгие годы непосильного труда. Спустя несколько лет таверну приобрел убежденный монархист и незадолго до свержения Франциско XV переименовал ее в «Золотого короля». После жестокой кончины славного монарха ее переименовали в «Убитого тирана», что большинство местных жителей посчитали охренительно умным ходом.

В течение последовавших десятилетий множество сменявшихся владельцев переименовывали таверну то в «Пьяного монаха», то в «Лоно дочерей»; она также носила забавное, хотя и необъяснимое название «Семеро жирных ублюдков» (в тот момент владельцев было всего двое, и ни один из них не был особо тучным). В конце концов ее приобрели предводитель браавов по имени Джузеппе Антолини и его новая жена Ливия и нарекли заведение «Клятвой влюбленных».

Однако вскоре после покупки Джузеппе исчез, и Ливия стала единоличной владелицей таверны и банды, придумав себе прозвище «Донна», а заведению – «Собачий корм». Ходят слухи, что как-то раз она застала своего возлюбленного за совокуплением с одной из служанок и, согласно застольным сплетням, отрубила ему причиндалы и скормила их своему псу Оли.

Независимо от того, насколько правдивы эти слухи, стоит отметить, что новичка в «Собачьем корме» встречает откормленный пес, сидящий у очага, а также острый, как бритва, тесак, висящий над барной стойкой.

(обратно)

21

Притча из Евангелия от Аа. В одну прекрасную перемену мудрый бог Света решил проверить благородство своих подданных. Посему он переоделся в лохмотья нищего и сел перед грандиозным храмом, построенным в его честь, поставив рядом миску для милостыни.

Мимо прошел король в своей золотой короне, и нищий попросил о монете. Но король ему отказал.

Мимо прошел кардинал в шелковой мантии, и нищий снова попросил о монете. Но кардинал ему отказал.

Затем пришел раб, и Аа, будучи мудрым, ни о чем не просил, поскольку мужчине было нечего дать. Но увидев, в каком тяжком положении находится нищий, раб снял с себя плащ – свое единственное имущество – и накинул его на плечи старого бедняка. Тогда Аа отбросил свою маску и встал, а изумленный раб пал на колени.

«Прошу, – молвил Аа. – Встань. Ведь даже в бедности ты не лишен достоинства. Волею моею ты больше никогда не будешь преклоняться».

И тогда бог Света наградил раба свободой. Тот был очень доволен. И никто не задался вопросом, что бы раб дал следующему нищему, если бы первый не оказался богом, или не задумался о том, что с точки зрения экономической политики королю не имеет смысла разгуливать по улицам и раздавать обездоленным деньги налогоплательщиков, когда государственная инфраструктура остро нуждается в капитальном ремонте, и почему создатель Вселенной не нашел занятия получше, чем спуститься на землю и морочить людям головы.

Пф-ф-ф.

Притчи.

(обратно)

22

Ну, настолько элегантно, насколько это возможно с мечом из могильной кости и мешком аркимических взрывчаток, прижатых к промежности.

(обратно)

23

Говорили, что расположенному рядом с борделями и домами удовольствий Малого Лииза Мосту Слез дало название горе тысяч обманутых возлюбленных, которые на протяжении многих лет стояли на мосту и плакали, обнаружив, что их половины навещали проституток обоих полов в этом районе.

На самом же деле мост был назван так – задолго до того, как окружающий его район стал местом произвола, – из-за слезообразной каменной кладки, поддерживающей основной свод.

Однако никогда не позволяйте правде испортить хорошую байку, дорогие друзья.

(обратно)

24

Джеки-калеки – так на годсгрейвском уличном сленге называют кальтропы, из-за их сходства с джеком-попрыгунчиком, игрушкой в позе «звезды», и из-за того факта, что люди, решившие пробежаться под их градом, как правило, в итоге становились… ну, вы поняли суть.

(обратно)

25

Город, расположенный в горах Дракспайн. Блэкбридж был местом одной из самых печально известных осад в истории Итреи.

Создавая величайшее царство, которое когда-либо видел мир, Великий Объединитель Франциско I изначально нацелился на королевство Ваан. Когда до короля ваанианцев, Брандра VI, дошло известие о том, что Франциско направил своих боевых ходоков к его королевству, он послал двух самых преданных капитанов – Хальфштада и Ульфа – держать оборону в Блэкбридже.

Угнезденный в долине Дракспайна, город со всех сторон был окружен высокими гранитными пиками, и попасть в него можно было только с юга через единственный каменный мост, в честь которого и назвали город. Хальфштад, который был уже пожилым человеком, вверил оборону стен своей дочери, воительнице Эйдис. Ульф, будучи гораздо моложе, командовал партизанскими войсками, которые сражались с ходоками Франциско на поле боя. Осада была жестокой, а положение ваанианцев тяжелым, но все же им удавалось отражать атаки итрейцев на протяжении шести месяцев. С наступлением глубокозимья великий итрейский генерал Валериан объявил Блэкбридж неприступным.

К сожалению, этого нельзя было сказать о дочери Хальфштада, Эйдис.

Видите ли, за шесть месяцев, проведенных в городе, Эйдис и Ульф очень привязались друг к другу. Но когда воительница рассказала отцу, что беременна от его союзника, старик Хальфштад воспринял эту новость хуже, чем ожидалось. Заявив, что Ульф запятнал честь его дочери, он напал на своего товарища-хюслэрда прямо на городской площади. Люди Ульфа кинулись на защиту своего лэрда, подчиненные Хальфштада присоединились к битве, чтобы защитить своего, и не успел кто-либо понять, что происходит, как ваанианские войска начали сгонять напряжение, накопленное за полгода, убивая друг друга сотнями.

Оба хюслэрда погибли во время потасовки. Вскоре после этого Блэкбридж захватили итрейцы, и вся страна оказалась открыта врагу. Через два года Ваан стал первым вассальным государством великого королевства Итрея.

И если вы назовете мне довод в пользу календарного метода лучше, чем этот, дорогие друзья, то я съем свое перо.

(обратно)

26

Ваанианцы на трибунах благоразумно помалкивали.

(обратно)

27

Да-да, я так и слышу ваши вопросы, дорогие друзья. Прямо как если бы сидел у вас за спиной. (Не бойтесь, я не сижу у вас за спиной). Но вы наверняка спрашиваете: если Красная Церковь не может убить тех, на кого она в настоящее время работает, почему все просто не платят им взносы, чтобы спать спокойно по неночам? Отличный вопрос, дорогие друзья, но ответ очень прост:

Это охренительно дорого.

Король или консул могут себе позволить платить Церкви на постоянной основе. Но вы должны помнить, дорогие друзья, что Красная Церковь – это культ убийц, а не вымогателей. И было бы довольно трудно поддерживать репутацию самых опасных ассасинов в республике, если бы им все время платили за то, чтобы они никого не убивали.

(обратно)

28

Истоки Обета Крови окутаны тайной, но многие полагают, что он берет начало в древней Ашкахской империи и основан на мифе о прославленном принце-воине Андрае.

Подвиги Андрая были настолько легендарными, что пережили даже падение самой империи. Он был типичным героем тех времен – умным не по годам, непобедимым в бою и, по общему мнению, с шишкой, как у коня. В основном он спасал принцесс, убивал чудищ и плодил бастардов, хотя попутно он, очевидно, нашел время, чтобы изобрести лиру, ткацкий станок и, как ни странно, родильный стул. Его самым заклятым врагом был легендарный Вор Лиц, Тарик, который, среди прочих своих деяний, украл черностальный меч Андрая и переспал с его матерью, сестрой и дочерью – причем все это, как сообщалось, в один и тот же вечер.

Андрай был несколько расстроен по этому поводу. Особенно из-за матери.

Их противоборство длилось десятилетиями и определенно должно было закончиться смертью одного или обоих сразу. Но когда на севере появился король демонов Ша’Анну и пригрозил уничтожить всю империю, эти двое объединились, чтобы одолеть его. Между ними возникла связь, которая обретается только в битве, и они объявили себя братьями и поклялись кровью оставаться ими до конца своих дней. Тарик даже воздержался от секса с матерью Андрая.

А вот с его дочерью…

(обратно)

29

Хотя Ашкахская империя прекратила свое существования тысячелетия тому назад при таинственных магических обстоятельствах, остатки языка живут в Итрейской республике и по сию перемену. Названия трех солнц – Шиих (Наблюдатель), Саан (Провидец) и Саай (Знаток) – наиболее очевидный пример, но любопытно отметить, что имена итрейского пантеона тоже имеют ашкахское происхождение.

«Аа» на ашкахском значит «все», а «Ная» – «ничего». Большую часть своего времени итрейские ученые спорят друг с другом на званых ужинах, обсуждая, поклонялся ли Аа и Нае народ древнего Ашкаха, и возможно ли, что на самом деле религия республики гораздо старше самой республики. Обычно в процессе потребления огромного количества вина.

Сам Аа никак не прокомментировал этот вопрос, то ли напившись, то ли по другой причине.

(обратно)

30

Эквиллы – это подгруппа гладиатов; традиция, позаимствованная у лиизианцев и принятая Итрейской республикой с огромным энтузиазмом. Гонки эквилл – это яркое событие любого «Венатуса», а мужчины и женщины, принимающие в них участие, могут завоевать такую же известность, как любой воин на песках.

Эквиллы сражаются в парах из погонщика, известного как «сагмай» (седло), и лучника, известного как «флагиллай» (хлыст). Состязания эквилл проходят на продолговатой площадке в центре арены, и традиционно в них участвуют четыре команды. Колесницы проезжают девять кругов, и победитель выбирается по количеству очков, набранных в процессе.

Очки начисляются разными способами. Во-первых, смертельным выстрелом по любому из заключенных в центре арены. Пленники привязаны к столбам и сбежать не могут, так что очков за них дают мало – всего два за одного.

Успешное прохождение круга также приносит два очка. Ранение одного из членов противоположной команды эквилл награждается тремя очками, смертельный выстрел – пятью. Также на дорогу изредка кидают лавровые венки, известные как короны, и команда эквилл получает по очку за каждую подобранную с песка корону. Тем не менее выстрел по лошадям противоположной команды наказывается вычетом десяти очков – состязание должно проводиться между самими эквиллами, и добросердечные читатели будут рады узнать, что нападение на зверей считается неспортивным поведением.

А вот максимально драматичное убийство коллег-эквилл вполне приветствуется и даже поощряется.

(обратно)

31

После Блэкбриджа Мия узнала, что истощенного повара, готовящего для донны Леоны, звали Пальцем, хотя никто в манеже не знал почему. Большинство гладиатов подозревали, что кличку дали из-за его худобы – тонкий, как палец, – хотя Мясник настаивал, что он был членом банды браавов, чей излюбленный метод бандитизма заключался в том, чтобы отрубать не самые жизненно важные конечности людей и засовывать их в отверстия, которые, как правило, не предназначались для этого. Каким бы ни было происхождение прозвища, кулинарное мастерство Пальца впечатляло чуть больше, чем умение пьяного слепца находить ночной горшок. Его каша больше походила на сопли, а за одним ужином Мия обнаружила что-то подозрительно напоминавшее кость человеческого пальца ноги в своем рагу.

Само собой разумеется, Клык, который вечно околачивался у столов в надежде чего подожрать, с каждой неночью все больше привязывался к Мие.

(обратно)

32

Стормвотч – это порт на северо-западе Итреи и один из самых древних городов республики. Все начиналось довольно скромно – с обычного маяка на северных берегах залива Бурь, который должен был предупреждать корабли о коварных рифах. Несмотря на все потуги, кораблекрушения случались настолько часто, что на побережье образовалось сообщество бездомных, которые в конечном итоге и построили город, известный как Стормвотч.

Несколько лет спустя разразился скандал, когда смотритель маяка, Флавий Северис, был обвинен собственным другом, Даннилием Калидием, в том, что специально направлял корабли на скалы для увеличения своего благосостояния. Калидий построил второй маяк в южной части залива и основал еще один город – Клаудвотч.

Соперничество семей Севериса и Калидия, а соответственно, Стормвотча и Клаудвотча, было легендарным. За эти годы между ними вспыхнуло несколько кровавых конфликтов, в результате которых оба маяка были разрушены. Король Франциско I, Великий Объединитель, которому было насрать на «правильность» и «неправильность», просто хотел, чтобы его «гребаные корабли перестали разбиваться о гребаные скалы», пригрозил распять каждого Севериса и Калидия, каких только сможет найти, чтобы обеспечить порядок.

Однако решение заключалось не в насилии. Дочь из семьи Севериса и сын из семьи Калидия, без ведома родителей и вопреки здравому смыслу, предались безумной похоти. И хоть у истории был весь потенциал, чтобы стать классической итрейской трагедией, рассказ закончился на удивление мирно, и лишь лучший друг, троюродный брат (который все равно никому не нравился) и маленький терьер по кличке Барон Гавцелот были убиты в ходе сложившейся драмы. Пара поженилась, мир заключили, и родилось множество детишек. Со временем вновь именованный Стормвотч стал одним из самых богатых портов в королевстве Франциско.

Город стоит по сию перемену, дорогие друзья, – прочное свидетельство силы подростковых гормонов и желания родителей обзавестись очаровательными внуками.

(обратно)

33

Ответвление духовенства Аа, полностью одобренное Церковью и посвященное поклонению богине Цане. Состоя исключительно из женщин, сестринство дает обет, который включает в себя Целомудрие, Смирение, Бедность, Трезвость и Полное Отсутствие Всякого Гребаного Веселья.

(обратно)

34

Всего лишь четырехметрового, но чудище все равно успело убить семерых, прежде чем его отправили на покой.

(обратно)

35

Несмотря на то, что песчаный кракен часто считается главным хищником ашкахской пустыни, он все же уступает истинным хозяевам глубин пустоши. Существо столь ужасное, что в него трудно поверить, блювочервь делает все возможное, дабы разрушить иллюзию о любом намеке на человеколюбие у творца Вселенной.

Вырастая до семидесяти метров в длину, блювочервь является змееобразным существом без глаз или ноздрей и с самыми примитивными ушами. Ученые Великой Коллегии Годсгрейва выдвинули теорию, что зверь находит добычу с помощью вибраций или, возможно, своего рода эхолокации, как у различных пород летучих мышей. Однако каждый ублюдок, которому хватило тупости их изучать, как правило, заканчивал исследование в луже концентрированной серной кислоты, так что теорию, по большей части, не смогли доказать.

У блювочервя есть два сморщенных рта – по одному на каждом конце тела, – которые также служат в качестве задних проходов (этой цели может служить любое отверстие и выбирается оно совершенно произвольно, в зависимости от настроения вышеупомянутого блювочервя). У него нет ни челюстей, ни зубов, и он не может схватить добычу ртом. Вместо этого – возможно, в самом отвратительном методе потребления пищи во всем животном мире – существо выблевывает весь свой желудок изо рта, поглощая жертву клубком извивающихся отростков с едкой кислотой, а затем шумно втягивает все обратно, включая несчастную добычу.

Понимаете, что я имел в виду?

Честное слово, какой больной ублюдок мог придумать эту хреновину?

(обратно)

36

Одно из лучших изобретений шахида Паукогубицы. Возможно, вы помните, что чудно-стекло бывает трех видов:

Черное выпускает дым и используется для диверсии.

Белое выпускает белое облачко токсина, известного как «синкопа», и используется для того, чтобы обезвредить противников.

А красное просто взрывается и используется для того, чтобы убивать людей.

Три цвета, три вкуса. Все довольное простые, хотя вы бы удивились, если бы знали, сколько новеньких Клинков сгоряча выбирали не тот мешочек и доставали неправильную сферу. Становится немного неловко, когда осознаешь, что черная сфера, брошенная к собственным ногам, чтобы отвлечь внимание противника, на самом деле белая, и ты только что самолично себя вырубил – хотя и не так печально, как кинуть горсть красных и осознать, что случайно оторвал себе ноги.

Однако, как правило, такую ошибку Клинки могут позволить себе лишь раз.

(обратно)

37

«Трагедия Пифия и Просперо» – это сага, написанная знаменитым бардом Талией. Хоть ее и запретило Духовенство Аа, она остается одной из самых старых и известных пьес в истории, появившись за много веков до Итрейского королевства. Пьеса основана на древнем мифе и разворачивается в те времена, когда Мать Ночи еще правила на небесах Итреи.

В ней рассказывается о приключениях двух влюбленных: Пифия, капитана стражи, и Просперо, сына короля колдунов, которых разлучает отец Просперо, узнав об интрижке. Пифия изгоняют на край земли, и в своем стремлении воссоединиться пара побеждает армии, нации и, наконец, самого короля колдунов, чтобы снова быть вместе.

Увы, если в названии есть слово «трагедия», пожалуй, глупо ожидать счастливого конца; в финальном противостоянии Пифия отравили. Умирая в объятиях возлюбленного, он произносит пылкую речь о силе надежды, верности и любви – которую многие считают лучшим монологом из всех когда-либо выведенных на пергаменте. Просперо, наследник колдовства своего отца, отправляет тело возлюбленного на небеса в виде созвездия, названного в его честь.

Все глаза на мокром месте, дорогие друзья.

Несмотря на запрет Духовенства и тот факт, что большинство копий было уничтожено во время сожжения книг в Ярком свете XXVII в. P.R., монолог Пифия часто цитируется в наше время. Ходят слухи, что несколько полных версий пьесы тайно сохранились – записанные по памяти актерами, которые играли ее, или спрятанные от пуритан в церкви Аа. Тем не менее копии встречаются редко и почти стали мифом среди итрейских театральных трупп. Любой актер, утверждающий, что читал ее, скорее всего, просто лживый придурок.

Хотя, если призадуматься, большинство актеров, которых я встречал, в любом случае были лживыми придурками…

(обратно)

38

Справедливости ради, последнее вино, которое он пил, действительно было отравлено.

(обратно)

39

Поединки, предшествующие «Венатус Магни», зачастую проходят э мортиум, то есть «до смерти». Ничто другое не удовлетворит аппетиты толпы, да и не то чтобы кто-то мог отговорить песчаного кракена отказаться от завтрака. Но довольно много гладиатских поединков проходят э навиум, то есть «до сдачи».

Хоть они все равно орудуют настоящей сталью, раненый гладиат может в любое время обратиться к эдитору, чтобы тот завершил поединок, протянув ладонь в знак прошения, и тогда падшему сопернику не наносят смертельный удар в конце боя. Травм все равно предостаточно, но несчастные случаи со смертельным исходом случаются редко. Таким образом сангилы могут проверить на прочность манеж конкурента и построить репутацию своей коллегии, при этом избегая неудобств и затрат из-за потери бойца каждый раз, когда проигрывают сражение.

В прошлом лукавые сангилы использовали пузырьки с куриной кровью и поддельные мечи, чтобы создать видимость фатального ранения, даже на официальных поединках «венатуса». Но подобная хитрость не могла длиться вечно – зрители, как правило, замечали, когда их погибшие фавориты возвращались из могилы. В XXXV в. P.R. эдиторы запретили эти дешевые театральные фокусы и низвели их до царства пантомимы и спектаклей, где им и было место. В нынешние перемены, если кто-то выйдет на смертельный поединок «венатуса», дорогие друзья, можете быть уверены в одном:

Покойники остаются, мать их, покойниками.

(обратно)

40

Уроженцы гор Дракспайн, граничащих с Вааном и Итреей. Несмотря на милое название, паукообразные шелкопряды – вид, известный своим… недружелюбием. Шелковый доминион занимает тысячи миль труднодоступных скал, и попытки итрейского легиона захватить их обернулись чрезвычайно затратными; только после того, как к делу привлекли каждого боевого ходока Железной Коллегии, Королеву Матку шелкопрядов удалось прижать к ногтю.

И хоть шелкопряды якобы поклялись в верности Итрейской республике, их место в Сенатском доме пустует с тех пор, как им объяснили, что только мужчины могут занимать пост итрейского сенатора (самцы-шелкопряды меньше своих партнеров и не ядовиты). Сам Сенат вполне не против оставить шелкопрядов в покое, а назначение итрейским послом в доминион часто используется в качестве угрозы, чтобы приструнить недисциплинированных молодых членов органа власти. Как правило, шелкопряды не имеют никакого отношения к республике и ее жителям.

Самки шелкопрядов делают ритуальное шрамирование на щеках за каждый выращенный ими выводок. После соития они с пугающей регулярностью убивают своих партнеров. И если у вас возник соблазн поинтересоваться, как этот вид продолжает процветать при таких обстоятельствах, могу лишь заверить вас, что, да, у женщин есть вагины, и да, у мужчин есть пенисы.

Остальное должно быть понятно без слов.

(обратно)

41

Печально известная итрейская опера, написанная по заказу короля Франциско XII (которого при жизни подданные звали «Гордецом», а после смерти – «Кретином»). Франциско с энтузиазмом относился к музыкальному театру и после победы во время восстания ваанианского короля Оскара III приказал написать оду его славе. Придворный главный композитор Максимиллиан Омберти работал над композицией больше года и назвал ее «Ми Ютори» (Моя победа).

Франциско не сомневался, что опера – его путь к вечной славе и популярности среди подданных. Он не жалел денег на ее подготовку и, вообразив себя достойным певцом, решил, что сам сыграет свою роль на премьере. Оперу проводили на арене Годсгрейва, и ее посетили все члены костеродной знати, как и девяносто тысяч жителей. Чтобы толпа гарантировано оценила каждый миг сего шедевра, Франциско XII приказал запереть все выходы, как только начнется увертюра.

К сожалению, хотя в заключительном акте оперы действительно было произведение с вышеупомянутым названием «Ми Ютори» – считающееся лучшим среди всех, что написал Омберти, и которое до сих пор исполняют спустя много столетий, – король потребовал, чтобы композитор упомянул все подробности его триумфа над Вааном. Премьерный спектакль длился более семнадцати часов, и его продолжительность усугублялась пением Франциско, которое историк Корнелий Младший описал как: «будто коты трахаются в горящем мешке».

Выступление длилось так долго, что за его время две женщины успели родить, а несколько сотен граждан рискнули сломать ноги и быть казненными за попытку спрыгнуть со стен арены на улицу. Особо хитрый придворный барон Гаспаре Джанкарли сымитировал сердечный приступ, чтобы стражи позволили его семье вынести хладный труп с арены.

Как сообщалось, Франциско был «весьма разочарован» реакцией на оперу.

Вскоре после премьеры Омберти покончил жизнь самоубийством.

Повторного представления не последовало.

(обратно)

42

Уайткип – это обширный метрополис на южных берегах Итреи и город-побратим Годсгрейва. С его береговой линии виден Город мостов и костей, а могучий акведук, который обеспечивает водой столицу Итреи, берет свое начало в горах в дальней части Уайткипа, проходит через весь метрополис и вытекает в залив.

Украшенный статуями Аа и его Четырех Дочерей, а также охраняемый с обеих сторон высокими итрейскими боевыми ходоками, акведук считается чудом инженерного искусства и достоянием Итрейской республики. Его главным архитектором был житель Уайткипа по имени Марий Гандольфини, которому сооружение акведука поручил сам король Франциско II, Великий Строитель.

Акведук позволил столице расцвести, из убогой выгребной ямы превратится в богатое на водные ресурсы чудо с кучей фонтанов, комплексной канализационной системой, сотнями публичных купален и всеми видами водоснабжения. И хоть Гандольфини умер от старости прежде, чем проект был завершен, его имя до сих пор почитается в Городе мостов и костей. Его статуя гордо стоит в Ряду Мечтателей Железной Коллегии, в купальнях по всему городу можно найти мраморный бюст архитектора, а некоторые специализированные бордели предлагают услугу «Гандольфини» своим более… авантюрным клиентам.

Используйте воображение, дорогие друзья.

(обратно)

43

Несмотря на заявление об обратном со стороны полного энтузиазма эдитора, в Итрее всего восемь чудес:

• Ребра Годсгрейва

• Акведук Годсгрейва

• Мавзолей Люциуса I – последнее пристанище первого лиизианского короля волхвов. Этот зиккурат, высотой почти в сто пятьдесят метров, поражает современных инженеров гениальностью своей конструкции.

• Пылепады Нууваша – ряд массивных скал, найденных на юге Ашкаха, которые проливают огромные лавины пыли с Пустыни Шепота в океан внизу.

• Статуя Трелен в Фэрроу – обнаруженная в главном храме двеймерской столицы, эта мраморно-золотая скульптура Матери Океанов творит чудеса, когда на нее не смотрят достоверные источники.

• Тысяча башен – ряд природных каменных шпилей, поднимающихся на десятки метров с древнего русла реки в Ашкахе. На самом деле их всего девятьсот шестьдесят четыре. «Тысяча башен» просто звучит лучше.

• Храм Аа в Элае – построенный Великим Объединителем Франциско I, чтобы ознаменовать покорение Лииза. В его центре стоит четырехметровая статуя из чистого золота – материал был добыт при помощи плавки личных благ всех знатных семей Лииза, которые сражались в битве против Франциско.

В списке чудес также благородно упоминаются Великая Соль; Гробница Брандра I; куртизанка по имени Франческа Андиами, которая делала невероятные вещи с миской клубники и четками; и мое личное изумление, что кто-то из вас нашел время, чтобы это прочесть, когда вот-вот начнутся гребаные гонки.

(обратно)

44

Я не врач и не специалист в анатомии. И все же предложение Пальца явно потребует от Мясника сверхъестественной гибкости.

(обратно)

45

Известные как «репары», эти монеты выплачиваются Богине Кеф в обмен на поддержку ее Очага в ином мире.

Так как Богиня Земли дремлет в течение уже многих веков и валюта ей без надобности, деревянные монетки подкидывают в Очаг, чтобы помочь ему гореть. Пламя в Очаге было подарком от сестры Кеф, Цаны, Богини Огня, которая считала несправедливым, что их мать Ная получила полное владычество над мертвыми. Посему она создала костер, чтобы дать праведным душам место, где можно собираться и греться в холоде вечной ночи.

Видите ли, Цана ненавидит свою мать. Почти так же сильно, как ее отец.

Что наводит на вопрос, достаточно ли ее обнимали в детстве.

(обратно)

46

Арена Годсгрейва была введена в эксплуатацию в конце правления Великого Объединителя, короля Франциско I, но само строительство закончилось тридцать шесть лет спустя, когда на троне уже восседал его внук, Франциско III.

Главными архитекторами были муж и жена; дон Феодот и Агриппина из семьи Аррия. Феодот был человеком исключительного таланта, когда дело доходило до механики, но его жена – чистый гений. Пара посвятила всю свою жизнь строительству этого сооружения – ходили слухи, что Агриппина даже родила их сына Агриппу на чертежном столе.

Спустя три перемены после того, как во внешнее кольцо арены поместили последний камень, Агриппина умерла. Убитый горем из-за смерти возлюбленной, Феодот присоединился к ней почти неделю спустя. Статуи пары стоят бок о бок с переплетенными руками в Ряду Мечтателей Железной Коллегии как символ силы упорства, амбиций и страсти.

Табличка на постаменте статуй гласит: «В любви и камне – бессмертны».

Вот и вся история, дорогие друзья.

Без кульминации.

Без сарказма.

Я подумал, что вам не помешает прочесть что-то милое, учитывая, что сейчас произойдет…

(обратно)

47

Печально известный конфликт, случившийся в первые годы существования республики, и, вероятно, величайшая морская битва, проходившая под тремя солнцами. В битве Сиуолла участвовали четыре огромных флота; итрейский флот под командованием Великого Объединителя, короля Франциско I, и десятинный флот вассального государства Ваан столкнулись с двеймерскими клановыми кораблями под командованием бары Солнцепляса из клана Тридраков и армадой пиратских лордов, которые поклялись противостоять итрейскому господству над морями.

Как вы, наверное, догадались, сопротивление длилось примерно столько же, сколько требуется борделю, заполненному пьянчугами, оприходовать лучшую бутылку золотого вина.

(обратно)

48

Послесловие (прим. пер.).

(обратно)

Оглавление

Dramatis personae[1]

Книга 1 Красная клятва

  Глава 1 Запах

  Глава 2 Огненная месса

  Глава 3 Тени

  Глава 4 Предложение

  Глава 5 Поклонение

  Глава 6 Смертность

  Глава 7 Голод

  Глава 8 Молитвы

  Глава 9 Шаги

  Глава 10 Тайны

  Глава 11 Гром

  Глава 12 Озарение

Книга 2 Кровь и слава

  Глава 13 Выход

  Глава 14 Дыхание

  Глава 15 Правильность

  Глава 16 Мед

  Глава 17 Стормвотч

  Глава 18 Слава

  Глава 19 Сдача

  Глава 20 Трое

  Глава 21 Просьба

  Глава 22 Тишина

  Глава 23 Уайткип

  Глава 24 Обсидиан

Книга 3 Игра

  Глава 25 Гниль

  Глава 26 Серебро

  Глава 27 Раскол

  Глава 28 Шрамы

  Глава 29 Восстание

  Глава 30 Интерлюдия

  Глава 31 Истиносвет

  Глава 32 Ласка

  Глава 33 Начало

  Глава 34 «Магни»

  Глава 35 Нет

  Глава 36 Годсгрейв

  Dicta ultima[48]

  Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg