«Годы гроз»

Годы гроз (fb2) - Годы гроз (Мертвые королевства - 1) 1951K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Ульянов

Глава первая: Герцог Моллард

I

Сентябрь 2924 года миреданского календаря

Лотария, герцогство Альдеринг

Никогда раньше Дэнтон не целовал деда. Теперь, впервые за девять лет его жизни, этот день настал.

Высокий саркофаг во дворе замка Альдеринг цвел десятками роз, а камни двора покрывал ковер лепестков. Под негнущиеся руки деда положили меч, тело облачили в доспехи. Дэнтон никогда не видел его ни в латах, ни с мечом — только представлял по рассказам. Герцог Алексис Моллард скончался при семидесяти шести годах — более чем достойный возраст.

— Давай, Дэнни, оставь деду поцелуй прощания, — мать легонько подтолкнула его вперед.

Он вдруг понял, что все вокруг смотрят на него. Взгляды собравшихся во дворе людей показались ему суровыми. С капюшонов стекала дождевая вода. Ливень разразился на закате, и холодные бичи до сих пор стегали стены и мощеный двор замка. Вода грохотала в стоках, будто река. Слуги уже несколько раз вычерпывали воду из гроба.

Дэн подошел и положил руку сначала на гроб, а потом на руку деда. Бледная кожа была холодной и твердой. Что гроб, что рука — разницы нет, так что Дэн от испуга едва не отдернул пальцы.

Никогда раньше он не видел мертвеца так близко и тем более не трогал его. И уж точно не целовал.

Лицо герцога неуловимо изменилось после смерти. Застывшее и белое, как будто гипсовое, оно отторгало. К тому же священник закрасил ему веки серебряной краской и нарисовал на лбу молнию — символ церкви Просветителя.

Дэнтон встал на носки и быстро дотронулся губами до холодного лба. По спине пробежала дрожь, и он едва сдержался, чтобы не утереть рот на глазах у всех.

Отходя от гроба, Дэн поймал ненавистный взгляд леди Сарисы — законной вдовы отца. Сама она так и не оставила наследников — все дети, которых она рожала, вышли мертвыми. Поэтому, когда еще до рождения Дэнтона отец погиб, титул герцога вернулся обратно к дедушке.

Сариса не сводила с него глаз. Губы сжались в алую ниточку на узком лице. Дэнтон знал, о чем она думает. Дедушка написал завещание, но вскроют его только завтра. Сариса наверняка думала о том, кто вписан в это завещание, и кому перейдет титул.

Внуку-бастарду, пускай и чистой лотарской крови, или вдове единственного сына? Кто будет править в замке — герцог или герцогиня?

Когда все закончили прощание, вперед вышел священник. Он снял капюшон, и ливень мигом увлажнил его лысую голову. Руки легли на край саркофага, и он нараспев произнес:

— Хоть мы и будем скорбеть, оставим печаль. Герцог Алексис Моллард, достойный человек и храбрый воин, окончил свой земной путь спокойно. Мы будем верить, что душа его вознеслась и Просветитель принял его как сына. Да святится память его!

— Да святится память его! — нестройным хором отозвались люди и побрели в замок.

Дэнтон не спешил. Он смотрел, как хоронители закрывают саркофаг и перекладывают на телегу. Мама стояла за спиной, обнимая Дэда за плечи. Сейчас дедушку увезут и возложат на вершине одинокой башни. Так хоронили королей в древней Лотарии, и дед пожелал упокоиться так же. Спускаясь, хоронители разрушат лестницу, чтобы покой герцога был нерушим.

Только тогда, впервые за весь вечер, Дэнтон Моллард заплакал.

II

Меч летал и жалил, как овод, всюду распуская кровавые цветы. Врагов становилось все больше. Кривоглазые юмы наступали отовсюду, но на обветренных лицах застыл ужас.

— Вам немного осталось! — прокричал Дэнтон, и враги бежали от мощи его голоса.

Юмы падали и устилали землю, и Дэн шагал по телам, как по ковру. Впереди сражался король Юминга, прозванный Грошовым. Он сумел сбежать из плена и начал новую войну. Дэнтон возглавил армию и в этой последней битве собирался победить и отомстить за отца.

— Сюда! — прокричал он. — Ко мне!

— Крепче держи меч! — сказал ему старый оруженосец. — И дыши ровнее — что ты как вол в упряжке!

Дэн атаковал. Тяжелый клеймор1 развалил Грошового короля напополам.

— Вот это хороший удар! — похвалил оруженосец. — Еще раз! И не сгибай так запястье!

— И кто это тут у нас?

Дэнтон обернулся, и все исчезло. Армия юмов и мертвый король превратились в манекены, кровь стала соломой, клеймор — деревянным мечом. Сам Дэнтон Моллард, великий полководец и коннетабль2 Америи, превратился в Дэнни, шестилетнего мальца, который только учится владеть мечом. Лишь старый оруженосец по имени Гирм остался старым оруженосцем по имени Гирм.

— Это я, дедушка! — вскричал Дэн. — Смотри, я дерусь как воин!

— Доброе утро, милорд, — поклонился Гирм. — Мальчик делает успехи.

— Оставь нас.

Оруженосец повиновался. Дедушка проследил, как он уходит, а затем посмотрел на Дэнтона. Между белыми, как мука, бровями пролегли глубокие хмурые морщины, но он улыбался.

— Вы позволите ваш меч, господин воин?

Дэн протянул деду меч. Тот осмотрел деревянный клинок, взвесил его в руке и вдруг ударил Дэнтона по плечу. От неожиданности мальчик вскрикнул и заплакал.

— Тихо, — спокойно сказал дедушка. — Убери слезы.

— Мне больно!

— Воины терпят боль.

И он ударил снова, по другому плечу. На сей раз Дэн промолчал, но слезы все еще катились по щекам.

— Милорд Алексис! — мама выбежала во двор.

— Прочь, женщина, — сказал дед, не глядя в ее сторону.

— Пожалуйста, милорд!

— Стража!

Пара гвардейцев в плащах с грифоном преградили маме путь и вежливо, но твердо увели со двора.

— Ты еще плачешь? — морщины меж бровей деда стали глубже.

Меч врезался в ногу над коленом. Дэн сжал зубы и вытер слезы кулаком.

— Если ты воин, то как только ты родился, началась война. В ней нет перемирий и переговоров, и кончится она лишь с тобой. Ты понимаешь?

Дэнтон кивнул и запомнил эти слова, хотя вряд ли понял в тот момент. Тогда он понял одно — плакать нельзя. Иначе тот, кто бьет тебя, будет делать это снова.

— Забери.

Дэн ловко поймал брошенный меч, и дедушка снова улыбнулся.

— Ну-ка, ударь меня. Давай, отомсти! Не стой!

Дэн попытался обмануть деда ложным замахом, как его учили, но дедушка раскусил его, вырвал меч и снова ударил Дэнтона по плечу. Он не издал ни звука, хотя боль пронзила руку до локтя.

— Мне семьдесят три, но моя война еще не закончилась. Я все еще воин, — дед наклонился и похлопал Дэнтона по горящему плечу. — А тебе всего шесть. Твоя война впереди. Слушай, что говорит тебе старый вояка.

— Да, дедушка, — поклонился мальчик.

— Ты ведь помнишь, кто ты такой. Не посрами память предков, — старый герцог распрямился. — И хватит игрушек!

Он сломал любимый деревянный меч Дэнтона об колено, и тому стоило больших усилий сдержать новые слезы, ибо на сей раз боль вспыхнула куда глубже.

— Дайте мальчику железо!

— Но милорд, железо будет тяжело для него… — подошел старый оруженосец.

— Нет!

И оруженосец, и дедушка уставились на Дэнтона.

— Подайте мне железо, — сказал он. — Если я воин, то нужно учиться воевать.

III

Ночь похорон прошла, и наступило утро. Оно показалось бы Дэнтону совсем пустым, если бы не мама.

— Все будет хорошо, — сказала она.

Мама вытащила из сундука кожаный жилет с вышитыми янтарем птицами.

— Вот. Твоему дедушке он нравился.

Дэн позволил матери надеть на него жилет и застегнуть пуговицы.

Она была красивой, хоть на лице собралось уже немало морщин. Наверное, она была самой красивой женщиной на свете. Иногда Дэнтон любил сидеть и просто смотреть на нее, а мама смеялась и говорила, что Арвин делал так же.

Арвин Моллард, его отец, стал герцогом еще при жизни дедушки. Двенадцать лет назад он отправился на войну с юмами в Вилонию, и где-то на юге Лотарии встретил Ивин, дочь богатого свободного крестьянина. Хоть она и была простолюдинкой, но не копалась в земле, а красотой превосходила всех знатных дам — так сказал Арвин ее отцу, прежде чем забрал девушку с собой на войну.

Мама говорила, что не очень-то хотела ехать, но не смогла отказать молодому герцогу. Они оба происходили из древних лотарских родов — смуглая кожа и белые волосы делали их очень похожими.

— Мне страшно, — признался Дэнтон.

— Ничего не бойся. Ты уже совсем взрослый. Ты мужчина, и воин. Помнишь, как ты родился?

— Не помню, но ты мне рассказывала.

Мама Ивин улыбнулась и расправила его жилет.

— Когда папу убили подлые юмы, друзья повезли его тело сюда, а ты уже носила меня. И я родился возле места, где шла битва.

— Люди сражались совсем рядом, — проговорила мама так, будто рассказывала легенду. — И ты родился точно тогда, когда пал последний враг. И свой первый крик…

— Я издал вместе с криком победителей! — закончил Дэнтон и почувствовал, что ему уже не так страшно.

В дверь спальни постучали.

— Войдите, — велела мама.

— Доброе утро, милорд, — войдя, поклонился слуга. — Миледи, — сказал он матери гораздо менее почтительно. — Нотариус из Рошмира прибыл. Он готов огласить завещание.

— Еще немного. Я сейчас, — дрогнувшим голосом сказал Дэнтон.

Слуга ехидно, как ему показалось, улыбнулся и вышел. Ужас вернулся с новой силой, и Дэна вдруг затошнило. Он подошел к медному тазику, плеснул в лицо холодной водой и посмотрел в глаза отражению.

Дед столько раз говорил Дэнтону, от кого они ведут свой род, что стоило прислушаться, и сразу раздавался голос:

— Ты — чистокровный лотарец, и ты — потомок королей! Если будет на то прихоть судьбы, однажды ты сможешь надеть корону, но до той поры просто помни об этом и не смей забывать. Ну-ка, повтори, кто ты такой!

И Дэн повторял. Он слушал и повторял эти слова столько раз, что не смог бы забыть.

— Я — потомок королей, — сказал он отражению. — А короли смело встречают свою судьбу!

— Все верно, — отозвалась мама, и Дэнтон вздрогнул. Он почти забыл, что она здесь.

Мама обняла его за плечи и поцеловала. Дэну хотелось, чтобы она отправилась с ним, но простолюдинке там были не рады.

— Иди, — сказала она.

И он пошел.

IV

— В этом конверте лежит завещание, написанное собственной рукой покойного герцога, скрепленное его личной печатью, а также печатями Альдеринга и нотариальной гильдии Рошмира. Как вы можете убедиться, печати неприкосновенны.

В главном зале замка собралось немало народу. Дэнтон и Сариса Молларды сидели в креслах у камина, друг напротив друга. Нотариус, человек в черном дублете с высоким, почти до ушей воротником, стоял между ними спиной к огню. Возле Дэна, положив одну руку на кресло, опирался на трость граф Бальдер — близкий друг дедушки.

— Завещание оглашается в присутствии родственников умершего и знатных свидетелей, чтобы исключить обман, — объявил нотариус и сломал печати. Треск показался Дэнтону оглушающим.

Все затаили дыхание. В полной тишине нотариус достал сложенную втрое бумагу и начал читать.

— Я, Алексис Моллард, герцог замка Альдеринг и принадлежащих ему земель, написал это завещание будучи в здравом уме и твердой памяти. Милостью Божьей и согласно королевским законам…

Много официальных слов шло дальше. Их почти никто не слушал, но Дэн и Сариса ловили каждое слово.

— …объявить Сарису Моллард наследницей… — нотариус кашлянул, и за это время Сариса успела в одночасье расцвести, будто розовый куст из Вечного сада.

— Наследницей, — повторил нотариус, — Дэнтона Молларда, моего единственного внука, которого я объявляю своим прямым наследником, герцогом Альдеринга и всех его земель и прочих владений. Моего дражайшего друга, графа Ловера Бальдера, я назначаю опекуном и…

Леди Сариса разом увяла — в Вечном саду наступила ночь. Ее лицо посерело, она встала и вихрем вылетела из зала, растолкав всех на пути.

— Полно вам, миледи! — крикнул ей вслед незнакомый Дэну толстый граф. — Неужели и правда… а, ладно. Читайте дальше. Алек не оставил ничего для старых друзей?

Целый день Дэнтон не мог покинуть комнаты. Гости приезжали и уезжали, произносили длинные тосты за покой старого герцога и здоровье нового, клялись ему в дружбе и верности, пили его вино и ели его мясо. Леди Сариса не появлялась. Слуги доложили, что она заперлась в своих покоях.

— Как ты? — спросил граф Бальдер, поглаживая золотой набалдашник трости в виде головы выпи. Ее острым клювом можно было бы убить. — Не устал сидеть с нами?

— Нет, милорд.

Граф Бальдер рассмеялся и хлопнул Дэнтона по спине так сильно, что тот едва не пролил вино. Сегодня он выпил как никогда много. Дедушка бы рассердился.

— Я для тебя больше не милорд, Дэнтон. Хоть я отныне и твой опекун, мы равны. Можешь звать меня дядей, если хочешь.

— Хорошо, дядя Ловер.

Граф довольно кивнул и подлил себе и Дэну вина.

— Дедушка ничего не говорил тебе перед смертью? — спросил он, понизив голос.

— Что именно?

— Не знаю. Что-нибудь важное. Нет? Он не говорил, что хочет сделать с миледи?

— Но ведь он назначил ее моей наследницей.

— Очень глупо. Похоже, Алексис был уже не в таком здравом уме, когда писал завещание…

Дэнтон промолчал. Граф Бальдер пьян, это и дураку видно, а когда люди пьяны, они начинают нести всякую чушь. Дедушка никогда не пил много, и не позволял делать это никому в замке.

Бальдер не к месту ухмыльнулся и приложился к кубку.

— Жаль, конечно, — сказал он. — Если ты устал, иди, Дэнтон! Никто не обидится — отныне это твой замок. Я велю развести гостей по комнатам, а сам, быть может, усну прямо здесь. Алексис любил это кресло, не так ли?

— Да, — Дэнтон поставил кубок. — Тогда, если позволите, я бы хотел навестить маму.

— Конечно, — улыбнулся дядя Ловер. — По-моему, сейчас самое время.

V

Выйдя за двери, Дэнтон слегка пошатнулся и оперся рукой о стену, почти обжегшую его каменным холодом. Он ощутил, как потяжелела голова и ослабли ноги, стоило ему сделать несколько шагов.

Он вышел на крытый переход между центральной частью замка и башней, где жили они с матерью. Напоенный луной ночной воздух кружил голову сильнее вина. Дэнтон вдохнул полной грудью и оперся на балюстраду, озирая замок и его окрестности.

Он поверить не мог, что все это теперь его. Весь замок, от фундамента до кончиков башен, и все люди в нем. И земли вокруг, насколько хватало глаз. Поля, сады, две деревни, мельница и каменный мост.

— Герцог Дэнтон Моллард, — проговорил он.

Чего он боялся? Леди Сариса, наверное, проплакала весь день в своих покоях. Как она посмеет причинить ему вред? Она всегда подчинялась дедушке, значит, подчинится и теперь.

Дэн поглядел на небо. Звезды немного расплывались перед глазами, но все же он отыскал яркую серебряную точку, казавшуюся огромной по сравнению с другими. Небесный дом. Место, где обитает сам Просветитель и куда души праведников попадают после смерти. Дедушка сейчас там.

— Спасибо, — сказал Дэн и протянул раскрытую ладонь к небу, а потом прикоснулся ко лбу и сердцу.

Все еще нетвердой походкой он отправился в башню. Поднялся по винтовой лестнице, перескакивая через две ступеньки. Запыхавшись, постучал в комнату матери.

Никто не ответил. Он постучал еще раз.

— Мама, ты спишь?

Ему показалось, что раздался тихий шепот.

— Матушка?

Дэн толкнул незапертую дверь.

Мама лежала на полу, прерывисто дыша. Дэнтон бросился к ней. Красивое лицо налилось кровью, и красные струйки вытекали из носа и ушей, почти незаметные на багровой коже.

— Мама! Мама! — сердце Дэна пустилось галопом, ладони похолодели. — На помощь! — закричал он.

— Беги, солнце, — прохрипела мама. Белки ее глаз наполнялись красным. — Прошу тебя…

— Мама! — Дэн заплакал и закричал, срываясь: — На помощь, на помощь!

— Беги, — прошептала мама.

Больше она ничего не сказала. Дэнтон стоял на коленях, дрожащими руками боясь прикоснуться к лицу, что перестало быть лицом его матери.

Сариса убила ее. Она убьет и его. Быть может, уже сейчас по лестнице поднимаются убийцы.

Бежать. Мама сказала бежать. Но куда? К кому? Как оставить замок?

Зачем дедушка это сделал? Неужели он не понимал?!

Дэнтон вскочил и бросился к столу. Схватил лист пергамента, обмакнул перо в чернила и начал быстро писать, не обращая внимания на кляксы и ошибки.

Закончив, он вылил на бумагу воск из горящей на столе свечи и изо всех сил прижал к нему висящий на шее герцогский перстень.

Сквозь слезы, капающие на бумагу, Дэнтон прочитал написанное. Да. Пусть будет так. Пусть будет так!

Несколько лошадей в конюшне были оседланы. Дэн вскочил на ближайшую и хлестнул уздечкой:

— Вперед!

Лошадь вылетела из конюшни, как стрела из арбалета. Копыта застучали по камням, разгоняя мертвенную тишину ночи. Дэнтон пролетел через ворота и понесся вперед. На замок он не оглянулся ни разу.

Глава вторая: По воле короля

I

Август 948 года от Вознесения

2944 год миреданского календаря

Америя, близ г. Низарет

Короткий шаг — и он упал на дорогу. Земля ударила в лицо, но боли Нейрик не почувствовал. Встать больше не было сил. Солнце обжигало истерзанную спину, ноги изнывали, зажатые кандалами. Ней сопел через сломанный нос и молился только о том, чтобы это закончилось. Уже неважно, как.

Он услышал, как зафыркала рядом лошадь.

— Каешься ли ты в своих грехах, несчастный? — властно произнес инквизитор.

— Каюсь, — прохрипел Ней в землю.

— Даже я тебя не слышу! Думаешь, тебя услышит Всевышний?

Свистнула плеть, и в развороченном поле спины пролегла новая борозда.

— Я каюсь! — собственный крик он услышал как будто со стороны.

На мгновение Нейрик потерял сознание. Когда очнулся, прямо перед глазами увидел сапоги из беленой кожи, перепачканные грязью.

— И в чем же твой грех?

— Я водил жену к травнице, — соврал Ней сапогам. — Чтобы…

Инквизитор ткнул его носком в лоб.

— Смотри на меня.

Ней поднял голову, щурясь от яркого солнца. Смуглое лицо инквизитора показалось ему черным, как бездна.

— Я водил жену к травнице, чтобы та убила плод в ее животе. Мне так стыдно, милорд.

— Справедливо ли ты был наказан?

— Да, милорд, конечно.

— Освободите несчастного. Его путь искупления кончается здесь.

Один из солдат снял кандалы. Нейрик не сразу смог подняться. А когда он, покачиваясь, встал, то инквизитор со своими людьми был уже далеко. Он едва разглядел алый плащ и белые волосы инквизитора.

Серебряная точка Небесного дома сегодня была очень яркой. Ней протянул к ней руку.

«Хоть жив остался», — подумал он, прикоснулся ко лбу и сердцу и медленно зашагал, отыскивая дорогу домой по пятнышкам крови.

II

У храма святого Карха стояло тройное оцепление. На панцирях солдат сверкала серебряная молния, бьющая снизу вверх. Завидев подъезжающий отряд, латники инквизиции растолкали зевак, освобождая дорогу.

Во главе отряда ехал инквизитор, которого сразу можно было узнать по алому плащу. Белые волосы лотарца обрамляли смуглое лицо. В его чертах и всяком жесте инквизитора сразу угадывалась знатная кровь. Даже конь под ним вышагивал, как будто на параде, высоко поднимая копыта.

— Инквизитор Моллард, — сказал один латник другому. — Прибыл, наконец.

Дэнтон приказал спешиться — на площадь перед храмом нельзя въезжать на лошадях. Он прошел через оцепление и едва не столкнулся с каким-то юношей в сером рыцарском плаще.

— Инквизитор Моллард, я сир Бартон Кирби. Большая честь, — сладкозвучно представился юноша.

Дэнтон оглядел его и кивнул. Совсем молодой, с гладкой девичьей кожей и горящим, но наивным взглядом.

— Остальные уже здесь? — спросил он, снимая перчатки.

— Да, инквизитор. Идемте, я провожу…

— Я знаю дорогу, сир Кирби. Оставайтесь с другими рыцарями, — Дэн прошел мимо и направился в храм.

Статуя святого над входом с благородной суровостью взирала на всякого, кто входил внутрь. Высокие шпили с серебряными кончиками царапали подбрюшье облаков.

За высокими дверями Дэн зажмурился. Солнце било отовсюду. Лучи многократно отражались от стен, потолка и колонн, отделанных полированным стеклом. С рассвета до поздних сумерек по Залу небесной славы можно было пройти, только уставившись в пол.

Сияние Господа слепит.

Моллард почти пробежал по залу, толкнув пару человек, идущих навстречу, и оказался в молитвенной. После Зала славы здесь показалось темно, как в подземелье. Стоял густой запах ладана и мирры. Стены покрывали иконы, отделанные серебром — от небольших, размером с книгу, до тех, что были выше всадника. У изображений святых ликов и мест люди преклоняли колена и молились. Царила тишина, так что можно было услышать, как горят свечи.

Моллард направился налево, проходя мимо икон и алтарей. Он шел по привычке быстро и прихожане обращали на него внимание. Но завидев алый плащ, тут же спешили отвернуться. Только молодой клирик кивнул, не отводя взгляда. Дэн не удостоил его ответом.

Он взлетел по крутой винтовой лестнице и двумя руками распахнул широкие двери.

В темной, без окон, комнате возвышался стол из цельного камня, упавшего с неба в начале времен. В центре массивного круга искрился голубой металл. Жила ветвилась, будто молния, и не было сомнений, что камень этот выпал из Небесного дома.

Вокруг стола, объятые светом жаровен, сидели четыре человека. Во главе восседал архиепископ всей Америи Симон — его нелепо огромное тело нельзя было спутать с другим. Резкий запах святого пота тянулся по всей комнате, а тяжелое дыхание Дэнтон расслышал еще в коридоре.

По левую руку от архиепископа сидели два инквизитора. Одного Дэн узнал сразу — Эмонд Равель из Вилонии. Широкие плечи, серебристая щетина на голове и щеках, короткая и толстая бычья шея. Равель оторвался от кубка и посмотрел на Дэна. Казалось, будто инквизитор чем-то расстроен, но его обрамленный морщинами рот всегда выглядел так, будто Эмонд только что узнал о кончине матери. Он кивнул Дэнтону и вернулся к кубку.

— Мы заждались, инквизитор Моллард! — объявил мужчина рядом с Равелем. — Что-то случилось в пути?

Дэнтон узнал звонкий голос инквизитора Ангиля Ройса из Ривергарда. Ройс отрастил изящную бородку, а каштановые волосы собрал в хвост и заплел на висках тонкие косички. Если бы не голос и ярко-зеленые, как свежие луга Ривергарда, глаза, Дэн не узнал бы его.

— Ничего серьезного, инквизитор Ройс, — сказал Моллард. — Пришлось провести одного простолюдина путем искупления.

— В моих землях? — глухо спросил последний инквизитор.

Ричард Хейс по прозвищу Феникс был выше остальных даже сидя. Железная маска скрывала лицо, когда-то со всей страстью поцелованное огнем. Сквозь прорези смотрели холодные и острые, как обледенелый меч, глаза — один чуть больше другого из-за оплавленного века.

Пламя жаровен творило темно-красные узоры на маске Феникса. В игре мрачного света надписи на металле казались зловещим пророчеством о крови и огне. Хоть Дэн и знал, что это лишь первые строки Просвещения на древнем америйском, на мгновение ему стало жутко.

— Чья же вина, если в ваших землях убивают младенцев в утробе, — сказал он и сел рядом с Ричардом, хлопнув перчатками о стол.

— Хм, — не глядя в сторону Дэна, хмыкнул Хейс.

— Последний инквизитор здесь, и мы закончили наши пререкания, я надеюсь, — сказал Симон и сложил руки на животе — до стола он не дотягивался. — Перейдем же к самому важному.

Архиепископ с великим трудом поднялся. Он осмотрел инквизиторов и распахнул короткие руки, как будто собирался обнять всех четверых.

— Наконец-то! — объявил он. — Наконец-то! Свершилось то, чего мы так долго ждали!

— Неужели? — Равель отставил кубок и вытянул короткую шею.

— Вы хотите сказать, что Великий Наместник у нас? — спросил Ройс, покручивая одну из своих косичек.

— Именно, инквизитор Ройс, именно! Люцио Третий прибыл в Америю месяц назад и не покинет ее, покуда не назовет приемника, — пышное лицо Симона раскраснелось, он сжал мягкие кулаки и потряс ими. — Наконец-то!

— Как отреагировали кальдийцы? — раздался железный голос Феникса.

Восторг Симона сразу поутих.

— Король Иларрио пока хранит молчание. Однако из Первого Града пришло возмущенное письмо — мол, никто не смеет пленить ставленника Господа.

— И что ответил наш государь? — поинтересовался Моллард.

— Что его не смеют обвинять в пленении Наместника те, кто держит его у себя уже несколько веков, — архиепископ перевел дыхание от столь длинной фразы.

— Так ли уж важно, кто займет Святой престол? — сказал Феникс. — Все мы служим лишь Господу.

Симон неудобно поморщился и сложил руки. Моллард едва заметно ухмыльнулся. Ричард, быть может, и хороший инквизитор, но плохой политик.

— Вы знаете, что кальдийцы погрязли в ереси, — начал Симон, ощупывая взглядом железную маску. — Святой престол давно стал игрушкой в руках Кальдириума. Много веков в Первом храме восседает не Божий ставленник, а кальдийский!

— Выходит, теперь будет америйский? — бесцветно поинтересовался Хейс.

Воцарилось краткое молчание, и раздался скрип. Сквозь маленькую дверь для слуг, скрытую во мраке, вошел виночерпий. Он испуганно огляделся и поклонился:

— Принести ли вина, ваше святейшество?

— Неси, — прежде Симона ответил Равель. — Разговор будет жарким, и нас замучает жажда.

Архиепископ кивнул. Мальчик скрылся во мраке. Ангиль задумчиво водил пальцем по краю кубка:

— Речь не только о церкви и воле Просветителя, конечно же, — произнес он. — Наш король Эсмунд — первый из новой династии, и хочет доказать, что Бог на его стороне.

Симон упал на каменное кресло, тяжело дыша. Речь, произнесенная стоя, явно утомила его.

— Учитывая претензии Илларио на трон Америи, это мудрый шаг, — продолжал Ройс. — Но учитывая силы объединенного Кальдириума, весьма рискованный.

— Династические споры нас не касаются, — отмахнулся архиепископ. — Как сказал инквизитор Хейс, мы служим лишь Господу.

— Будет война, — сказал Ричард и посмотрел на Симона. — Вот что нас коснется. Думаете, война за Святой Престол угодна Богу?

Архиепископ чмокнул губами и снова водрузил руки на пузо.

— Если Кальдириум решится напасть, Господь дарует нам победу.

— Откуда такая уверенность у вашего святейшества?

— Довольно, инквизитор, довольно, — устало проговорил Симон.

Вошел виночерпий с большим прозрачным кувшином, в котором искрилось янтарное вино, а на дне лежали четвертинки персика. Равель подозвал мальчика, поднимая кубок.

Моллард сделал первый глоток с тех пор, как вошел в зал. Споры Феникса и Симона случались на каждом Железном соборе, все успели к ним привыкнуть. Чтобы это закончилось побыстрее, нужно не вмешиваться.

— Какие бы сомнения не терзали америйскую церковь, держать Наместника в плену — плохое решение, — Ричард накрыл кубок ладонью, когда виночерпий попытался наполнить его.

— Не церковь держит его в плену, а король, — отозвался архиепископ. — Что вы предлагаете, инквизитор — оставить все как есть? Чтобы кальдийцы и дальше скрывали от нас волю Просветителя?

— Я предлагаю сделать, как в старину. Провести выборы нового Наместника.

— Другим епископам это бы понравилось, — хохотнул Ройс, поглядев на Равеля.

Епископом Вилонии был его старший брат. Дэнтон видел Гортона Равеля пару раз — такой же могучий, как Эмонд, с таким же грустным лицом.

— Мой брат поддержал бы эту затею, — заставив мальчика оставить кувшин рядом с собой, сказал Равель. — Но он в любом случае на стороне вашего святейшества.

— Я ценю поддержку вашего брата, инквизитор Равель. То, что предлагает инквизитор Хейс, в любом случае невозможно.

— Почему же? — хмуро спросил Эмонд.

— Поймите, церковь и я лично поддерживаем традицию выборов, но увы, — Симон развел руками, — мы должны быть уверены, что следующим Великим Наместником будет именно америец. Только тогда мы и сможем возродить выборы.

— Все это плохо закончится, — сказал Феникс и отвернулся от Симона.

— Поймите, инквизитор, другого шанса не будет. Силы Запада растут, настроения обращаются против нас. Их проповедники говорят, что Америя погрязла в крови и ереси, что мы предпочитаем меч священной книге, — архиепископ перевел дух и утер взмокший лоб.

— Им легко так говорить, — вставил Моллард.

— Вот именно, — поддержал его Ройс. — Они, быть может, забыли войну с Дар-Минором, но мы нет. В Кальдириуме никогда не было столько зла.

— Вы правы, — кивнул Симон. — Америи досталась тяжелая судьба. Чужестранцам нас не понять.

Ричард застыл, как изваяние, и больше ничего не говорил. Дэнтон рассмеялся про себя: их споры с архиепископом всегда заканчивались именно так. Феникс упирался в своем мнении, но в итоге поступал, как велит церковь.

— До конца лета я отправлюсь в столицу, чтобы лично переговорить с Наместником. Когда он понял, что король не собирается его отпускать, то заперся в башне вместе со свитой. Его паладины охраняют вход и никого не впускают… Но со мной он не откажется говорить.

Феникс будто бы хмыкнул. Моллард поглядел на него, но Ричард продолжал изображать железноликую статую.

— Теперь о вас, мои инквизиторы. Вам следует стать еще более верными воинами Господа и дважды усерднее уничтожать врагов истинной веры.

— Мы и так не жалеем сил, ваше святейшество, — сказал Ройс.

— Безусловно, — кивнул Равель. — Я постоянно теряю людей. Недавно пироманты сожгли монастырь у границ Вилонии и Ривергарда — ты слышал об этом, Ангиль?

— Конечно, — улыбнулся Ройс. — И о том, как ты предал их капище мечу.

— Семь моих солдат осталось там на братском костре, — произнес Эмонд, и лицо его стало еще печальнее.

— Каждый из вас покинет Низарет с отрядом в две сотни человек, — сказал Симон. — Кроме инквизитора Молларда.

Дэнтон вопросительно посмотрел на Симона, игнорируя насмешливый взгляд Ройса.

— До меня дошли неприятные сведения, — нахмурился архиепископ. — О некой церкви Возрождения. Вам знакомо это название, инквизитор?

— Да, ваше святейшество. Эта секта уже несколько лет отравляет спокойствие северной Лотарии. Ходят слухи, что они обложили данью народ, и теперь вооружают армию.

— Ужасно, — покачал головой Ангиль. — Какой позор для Железной инквизиции.

— Вы по праву считаетесь лучшим, инквизитор Моллард, — продолжал хмуриться Симон. — Оттого мне еще более непонятно, как вы это допустили.

— Их ересь оказалась неожиданно сильна, ваше святейшество, — сказал Дэнтон, кривясь от необходимости оправдываться. — Я не придал ей нужного значения, к тому же, сведения из-за Шрама доходят медленно. Я готов понести наказание.

— Оставим это в ведении Господа, — Симон переплел толстые пальцы. — Расскажите нам, в чем их ересь.

— Они говорят, что Небытия не существует, и души грешников не умирают навсегда. Проповедуют о неком чистилище, где души подвергаются пыткам, очищаются от грехов, а затем рождаются заново и получают второй шанс.

— Любые души? — спросил Ройс.

— Я не вникал в их ересь, Ангиль. Должно быть, любые.

— Неудивительно, что их ученье так заразно, — проговорил Равель, отставляя пустой кувшин. — Если их слушать, то все устроено как нельзя лучше. Жил праведно — отправишься в Небесный дом. Жил грешно — перетерпишь муки и попробуешь снова.

— Потому не только простолюдины, но и более достойные люди подверглись этой ереси, — сказал Симон. — Как можно быстрее разберитесь с этой проблемой, инквизитор Моллард.

— Моих пяти десятков людей будет мало, ваше святейшество.

— Поэтому я даю вам пять сотен.

Издевательский взгляд Ройса тут же стал завистливым. Улыбнувшись одними губами, Моллард кивнул.

— Благодарю, ваше святейшество. С этой армией я быстро с ними расправлюсь.

— Не сомневаюсь, инквизитор. Остальным я поручу не допускать подобного в своих землях! — возвысил голос архиепископ. — Разберитесь, наконец, с пиромантами, инквизитор Равель. Инквизитор Хейс, ваша задача — самая ответственная. В столичных землях отныне не должно быть и тени ереси. Мы должны оправдать звание избранного государства.

Моллард заметил, как голова Ричарда едва заметно дернулась.

— Да, ваше святейшество, — глухо сказал он.

— Замечательно. Я прикажу подать обед.

Не успел Симон постучать кубком о стол, как в зал вбежал человек — но это был не слуга. Дэнтон узнал Барта Кирби, молодого рыцаря, что представился ему на площади.

Феникс повернулся к нему.

— Зачем ты здесь? — с нажимом спросил он.

— Простите, мой инквизитор, — поклонился Кирби. — Я прошу прощения за то, что врываюсь…

— Говорите, в чем дело, сир, — потребовал Симон.

— Письмо из столицы, ваше святейшество. Вернее, письма. Прилетели три голубя с одинаковым, судя по всему, донесением, — сладкоголосый Барт вытащил из рукава три крошечных свитка. — Должно быть, это важно.

Симон протянул руку и Кирби с победоносным выражением лица обошел стол и подал ему крошечные свитки.

— Благодарю, сир, вы свободны.

— Рад служить, ваше святейшество.

Барт поклонился и, не сводя глаз со священного стола, ушел прочь. Феникс проследил за ним ледяным взглядом.

— Что-то случилось? — спросил Ройс.

Пухлое лицо Симона побледнело. Он поднял глаза и внимательно осмотрел инквизиторов.

— Пишет кардинал Лекко. Пришло послание от короля Илларио, — сказал он. — В нем он требует вернуть Наместника и напоминает о своих правах на америйский трон. Написано на современном кальдийском, а не древнем, как требует этикет, — архиепископ пожевал губами. — А к письму прилагалась посылка — бутылка из-под вина.

— И в чем здесь смысл? — не понял Равель.

— Илларио отменяет поставки осеннего вина. Король Эсмунд будет в ярости, — архиепископ смял письмо. — Я должен немедленно отправиться в столицу. Когда государь зол, он принимает слишком резкие решения.

— Поступок короля Илларио резок, — заметил Дэнтон, — но хорошо обдуман.

— И это меня больше всего пугает, инквизитор Моллард, — косясь на невозмутимого Феникса, произнес Симон.

Он постучал кубком о стол, и через несколько мгновений в комнату вошел слуга.

— Приготовить мой корабль, — велел архиепископ. — Я отплываю до рассвета.

— Что-то еще, ваше святейшество?

— Передай сиру Пьерригу, чтобы готовил солдат и снаряжение для инквизиторов. И подавай скорее обед! — Симон вздохнул. — Даже грядущая война не повод оставаться голодным.

III

В самом сердце Мириса раскинулось огромное озеро, именуемое Скованным морем. В нем стоит остров, называемый Кольцом Вальдара, и в центре Кольца тоже есть озеро, настолько соленое, что в нем невозможно утонуть. Его называют Слезой, и в нем стоит еще один остров, под названием Кроунгард. И если Кольцо Вальдара — это город, то Кроунгард — королевский дворец.

Всякий, кому позволено в него войти, должен пересечь Солнечный мост, украшенный животными и деревьями белого мрамора, с лепестками тончайшего золота. Есть еще два моста — Гвардейский, окованный железом, и покрытый нечистотами Черный.

Внутри дворца четыре сотни комнат, три зала для пиров, три пруда, двенадцать садов и дворов и конечно же, два тронных зала, Светлый и Тайный.

Тайный зал — мрачное место с неправильной формой. Множество углов наполнены тенями, и нет ни единого окна, чтобы впустить солнечный свет. На гигантском троне уместился бы даже великан, если б остался хоть один после Эры чудовищ.

Трон этот выкован из черного железа. Высокая спинка изображает медведя, стоящего на задних лапах и распахнувшего пасть.

Тайный зал застроен ассиметричным лесом колонн. В них, как в стоячих гробах, упокоены величайшие герои Америи, а на поверхности вырезаны их лики. Говорят, что если враги войдут во дворец, статуи оживут и встанут на защиту короля. Нет большей чести для воина, чем обрести гробницу в Тайном зале Кроунгарда.

Яркий Светлый зал — полная противоположность Тайного. Солнце льется сквозь высокие окна, стены покрыты мозаикой, а пол — блистающим розовым мрамором. Прямо в зале стоят магнолии и вишни, цветущие весной, и в их кронах живут певчие птицы.

Трон Светлого зала вырезан из камня, упавшего с неба — того же, из которого сделан священный стол Низарета. Небесно-голубые жилы текут по нему, будто ручьи, и, если верить легендам, наполняют короля силой и мудростью. Трон украшен золотом, серебром и всякими известному человеку камнями. Он стоит в самом центре круглого зала, и двенадцать крутых ступенек поднимаются к нему, так что правитель взирает на всех свысока, как и положено владыке.

И на этом троне восседает король Америи Эсмунд Первый по прозвищу Законник, старый человек, уставший от тяготы власти.

Песня соловья наполняла душу красотой и страданием, ведь песня была из прощальных. Год снова выдался холодным и дождливым, осень наступит рано. Да что там: все лето было как будто осень.

Увядание. Оно ждет всех нас. Но за неизбежной зимой человека, увы, не следует весна.

Приступ артрита вцепился в руку Эсмунда, как бешеный пес. Он стиснул подлокотник, чтоб не показать свою муку, и кивнул, приглашая следующего просителя.

Высокий трон окружали Королевские Щиты. Лучшие рыцари страны, что поклялись королю жизнью и смертью, не спускали рук с мечей, а глаз — со всякого, кто смел приблизиться.

Сегодня был приемный день. Светлый зал с раннего утра наполнился людьми. Сновали туда-сюда слуги, придворные шептались, разбившись на маленькие кучки. Просители и докладчики шли к трону бесконечным потоком — Эсмунд знал, что они не иссякнут, пока он сам их не остановит. Гостиницы на Кольце всегда полны людей, желающих что-то получить от короля — будь то правосудие или подачка.

Большую часть он слушал в пол-уха, ибо слышал все это уже десятки раз. Земледельцы третий год жалуются на плохой урожай и просят послабления податей. Королевский звездочет утверждает, что Годы гроз — так прозвали эти мокрые времена в народе — наконец-то кончаются. Два рыцаря с Длани просят рассудить их земельный спор.

Вот это хорошо. Раньше такие вопросы всегда решались кровью, но Эсмунд запретил феодальные войны еще в начале правления, двадцать лет назад. Вассалы долго роптали — им всегда хотелось побряцать оружием. На примере нескольких пришлось показать, что бывает, когда противишься воле короля. Головы самых непокорных долго украшали Гвардейский мост.

Что же, скоро у вассалов будет возможность повоевать. И многие об этом еще пожалеют.

Законник утер лицо и шею платком — быстрее, чтоб никто не увидел дрожь в его руке. Сегодня, как назло, день вышел солнечным, и в мантии, подбитой мехом горностая, было слишком жарко.

Раньше короли Америи сидели на троне в латах, чтобы все видели — страной правит воитель. Но мода на железо прошла в начале века, теперь все любят бархат и шелк. Кальдийцы задали этот тон, а последние правители династии Аветов подхватили, как сороки стекляшку. К тому же латы тяжелы для старика, и в них будет еще жарче.

Ничего. Скоро мода на все кальдийское — одежду, вино и манеры — тоже пройдет. На вино уж точно.

Проклятый Илларио. Он знает, как любит америйская знать его вино. Знает, сколько денег это приносит торговцам по всей стране. Решение отменить поставки — серьезный удар. Люди будут недовольны, казна потеряет налоги, на западе поднимет голову взяточничество.

Эсмунд не жалел о своем решении захватить Наместника. Уже давно, очень давно короли Америи хотели перенести Святой Престол. Но Законник оказался первым, кто решился на это. Не было смысла ждать лучшего времени. Лучшее время — это сейчас.

Война все равно случится, рано или поздно. У кальдийцев есть слишком хороший повод для нее.

Эсмунд Теаргон был первым в новой династии, сменившей Аветов на троне Америи. А около века назад король Артис Прекрасный оставил кальдийской принцессе бастарда. Мальчик выжил в придворных войнах, его потомки заняли трон и объединили раздробленную страну. И когда скончалась Амелия Третья, последняя из Аветов, сразу вспомнили, от кого ведут свой род.

Нужна была лишь искра, чтобы начался пожар. Эсмунд сам высек эту искру, и уже чувствовал запах дыма.

Но если он и жалел о том, что захватил Наместника, то лишь потому, что сделал это так поздно, когда уже стар и немощен.

— Ваше величество? — голос камергера как будто разбудил его, вырвав из раздумий.

Король внутренне встряхнулся. Два рыцаря с Длани ждали, что он скажет.

— Пусть королевский юрист отправится с вами, — сказал Эсмунд. — Он проверит документы, измерит земли каждого и решит, кому принадлежит это несчастное поле.

— Со всем уважением, мой король, это поле приносит немало пшеницы как владельцу, так и короне, — сказал один из рыцарей. — А мой род всегда был верен Кроунгарду. Мой прапрадед покоится в Тайном зале, и…

— Не стоит хвастать достижениями предков, если сам ничего не добился, — перебил его соперник. — А в Годы гроз никто не богат пшеницей. Я ращу на тех угодьях лишь сургу.

— Довольно! — отрезал Эсмунд. — Король принял решение.

Камергер ударил посохом о пол, ставя сегодняшнюю точку в споре. Рыцари поклонились и отправились восвояси.

Поток просителей не иссякал, и Эсмунд сам прервал его после полудня. К трону допустили того, кто ждал приема уже не меньше двух недель. Человек в лиловом дублете с длинной светлой косой, спадающей на плечо, преклонил одно колено.

Так положено. Простолюдины встают на оба колена, знатные — только на одно. Эсмунд дал знак, и Герда, капитан Королевских Щитов, вышла вперед и силой заставила человека встать на оба колена.

— Я могу отбыть, вашье величество? — покорно спросил кальдийский посол. Внешне он ни капли не оскорбился.

— Думаешь, ты такая же важная персона, как Великий Наместник, чтобы задерживать тебя?

Чужестранец молчал. Придворные тоже молчали, глядя то на него, то на короля.

— Ньет, вашье величество, — наконец ответил посол.

Эсмунд поморщился. Жующий кальдийский акцент всегда раздражал его.

— Можешь отбыть, и захвати с собой пару соотечественников. Мне надоело слушать кальдийскую речь при своем дворе и нюхать ваши тошнотворные духи!

Посол благоразумно кивнул. Герда все еще стояла над ним, и ее не по-женски каменное лицо сейчас выглядело еще суровее, чем обычно.

— Что перьедать моему королю?

— Илларио отправил мне письмо и посылку. Я не буду ничего писать, передай на словах: Великий. Наместник. Останется. В Америи.

— Позвольте сказать, ваше величество.

Кардинал Джерио эль Лекко возник прямо перед троном словно из ниоткуда. На его мелком лице расцвела лошадиная улыбка.

— Нет! Довольно шептаться. Герда!

Капитан Щитов молниеносным движением сорвала с пояса топор и занесла его в воздух. Посол вздрогнул и сжался, по залу пронесся вздох ужаса, когда топор опустился… и упал на пол.

— А вот и посылка, — сказал Эсмунд, глядя, как медленно обретает цвет лицо посла. — Передай ее своему королю.

— В-вашье величество, — акцент стал еще сильнее, так что Эсмунд едва разбирал, что лопочет кальдиец. — Это же значить война…

— Именно. Забирай и иди прочь.

Бормоча что-то еще, посол поднял топор и поднялся сам, прижимая оружие к груди. Этикет безупречен — поклон, десять шагов спиной вперед, еще поклон, и только потом он повернулся к королю спиной.

Еще до того, как кальдиец покинул зал, Эсмунд поднялся, проклиная про себя боль в пояснице. Выпрямился, насколько мог и объявил:

— Позовите писцов и хранителя печати! Вы все — напишите своим родственникам в замки! Король созывает знамена! Если есть на то воля Господа — пусть будет война!

Пажи побежали исполнять поручение. В зале поднялось волнение, кто-то сразу поспешил удалиться. Несколько рыцарей приветствовали решение государя. Растерянный кардинал Лекко поклонился королю и исчез в толпе придворных.

Мерзкий человек. Архиепископ Симон убежден в его верности, но как может быть верен урожденный кальдиец, пять лет проведший в Первом Граде?

— Можно сказать? — спросила Герда, вернувшись к трону.

— Говори, — сказал Эсмунд, садясь.

— Война будет страшной. Объединенный Кальдириум — не те разрозненные государства, что мы угнетали веками.

Эсмунд никогда не сомневался в своих решениях, и Герда лишь на миг заставила его задуматься.

— По воле Господа и воле королей война все равно случится. Не я начну ее, так Илларио, — Эсмунд стал разминать ноющую кисть. — Так лучше это сделаю я, правда, Герда?

Она кивнула, но согласия на ее угловатом лице не было и в помине.

— Правда, — сказал Эсмунд. — Все решено. Пусть будет так.

Пусть будет война.

IV

Америя, г. Низарет

Ночью в дверь Молларда постучали. Он сразу проснулся и взглянул в окно. Еще темно. Кому понадобилось будить его до рассветной молитвы?

— Войдите.

В комнату с трудом протиснулся Симон со свечой, уже одетый к путешествию. Дэн собирался встать, но архиепископ махнул рукой и присел на кровать. Кровать прогнулась, отчаянно скрипнув.

— Я уже отплываю, — сказал архиепископ. — Люблю завтракать на воде. Для этого у меня даже есть небольшая барка.

Дэнтон кивнул.

— У меня есть для вас тайное поручение, инквизитор Моллард.

— Я слушаю, ваше святейшество.

— Вчера, пока мы были на соборе, в Низарет прибыла одна важная особа. Я прошу вас сопроводить ее до Дримгарда.

— Дримгард на востоке, — напомнил Дэнтон. — Еретики — на севере.

— Я и без вас знаю, где что находится в нашей стране! — раздраженно пробубнил Симон.

— Тогда вы понимаете, почему я отказываюсь от поручения.

— Вы не можете, — протер опухшие глаза архиепископ.

— Могу. Мне следовало разобраться с Возрождением уже давно.

— Вы не можете! — возвысил голос Симон. — Это приказ короля.

Дэнтон поднял бровь.

— Полтысячи солдат инквизиции должны в преддверии осени идти на край Востока, чтобы сопроводить одного человека? Вы уверены, что его величество не рехнулся?

— Перестаньте, Моллард, перестаньте, — покачал головой архиепископ. — Не будьте таким же упрямым, как Хейс.

— Феникс дурно влияет на меня. Так кого нужно проводить?

— Того, от чьей жизни, возможно, зависит дальнейшая судьба Америи. Никто не должен знать, кроме вас и ваших рыцарей…

* * *

После рассветной молитвы инквизиторы прощались на площади перед храмом. Они виделись в последний раз, хоть пока и не знали этого.

Ройс по-братски обнялся со всеми. Моллард неохотно похлопал его по спине. От Ангиля пахло лошадьми и травой. Запах Ривергарда.

Равель не полез обниматься, только до хруста пожал всем руки. Он пригласил Молларда встретиться на зимовке в Шен-Тион, замке инквизиции на севере Вилонии.

— Уверен, вы быстро расквитаетесь с еретиками, — сказал он и поспешил за Ройсом на конюшню.

Феникс не стал ни обниматься, ни жать руку. Они с Моллардом кивнули друг другу и разошлись. Люди Хейса ждали возле площади — две сотни солдат и три рыцаря. Барта Кирби Дэн уже успел запомнить — что ж, этого парень и добивался. Еще одного, худого и безволосого, он видел в первый раз. Губы рыцаря были закрашены углем — символ обета молчания.

А вот третий был знаком Дэнтону очень хорошо. Дикого вида мужчина с густой черной бородой и копной растрепанных волос, он был известен как рыцарь по прозвищу Зверь, самый жестокий человек в Железной инквизиции. Увидев Молларда, он широко улыбнулся и послал ему воздушный поцелуй.

Моллард отвернулся и направился за Вихрем.

В тени конюшни пахло сеном и навозом. Когда Дэн зашел внутрь, глаза не сразу привыкли к темноте. Раздались осторожные шаги, и кто-то взял его за руку. От неожиданности Дэнтон вздрогнул.

— Это я, — послышался тонкий, почти девчачий голос.

Стройный — даже чуточку костлявый — силуэт Кассандры постепенно проступал из темноты.

— Я уже просил тебя не подкрадываться. Это — последний раз.

— Простите, инквизитор, — склонилась Кассандра. — Я сожалею о проступке.

Моллард огляделся по сторонам. Никого, даже лошадей почти нет. Равель и Ройс уже уехали. Пара грумов3 собирали навоз в дальнем конце конюшни.

— Насколько сильно ты сожалеешь? — подходя ближе, спросил Дэнтон.

— Невероятно, — ответила она.

— И как ты это докажешь?

Моллард оглянулся, и вовремя — в конюшню с двумя секирами на плечах вошел Брон. Дэнтон и Кассандра разошлись к своим лошадям, не поглядев друг на друга.

Бронвер Раддерфорд поставил секиры у стойла своего Грома. Могучий, хоть уже и старый рыцарь, Брон должен был стать инквизитором прежде Дэнтона. Не повезло: инквизитор Кослоу назвал преемником Молларда, а Брон так и остался в рыцарях, затаив обиду.

Высокий и крепкий, в молодости Бронвер был мечтой любой женщины. Теперь же над поясом у него висело брюшко, кожа сделалась рыхлой и блеклой, а от волос осталось только несколько прядей на затылке, собранных в тонкий хвост. Его часто тревожило больное колено, и мучили таинственные, страшные кошмары, о которых он никому не рассказывал.

Но несмотря на все проблемы возраста, рыцарь был еще полон сил.

— О, вы здесь! — только сейчас Брон заметил Дэна и Кэс. — Мы готовы отправляться?

— Почти. Где наши люди?

— Должны быть у восточных ворот. Не терпится в путь, да? — Брон зашел в стойло и потрепал Грома по морде. — Я сто лет не был за Шрамом. Там жил один мой брат. Если он еще жив, то варит темное пиво на кедровых орешках — обопьешься!

Двоюродных братьев у Брона было втрое больше, чем дядей, а племянников — втрое больше, чем братьев. О его обширном семействе ходили десятки сказаний и баллад. Самую знаменитую, о Битве сорока братьев, пели в каждой таверне.

— Боюсь, у нас будут другие дела, — сказал Дэнтон и выпустил Вихря из стойла.

В Америи каждый гордился своей лошадью, но Вихрю позавидовал бы даже король. Высокий и статный, он являлся воплощением конской династии Груфов, и вел свой род от самого Рунна Неукротимого. Таких, как он, называли груферами, и заполучить подобного коня мечтали многие дворяне.

Гром происходил из побочной династии, был ниже ростом, но шире и выносливей. Он и Вихрь были такими же подспудными соперниками, как Дэнтон и Брон.

— Кстати, инквизитор, в обозе для вас есть новенький позолоченный шлем. Подарок от архиепископа, насколько я понял.

— Его святейшество случайно не передавал подарков для нас с тобой? — спросила Кассандра, выезжая из стойла и собирая волосы в хвост.

— Увы, только свое благословление, — рассмеялся Бронвер и тоже залез в седло.

Утро вступило в свои права, и улицы Низарета наполнились горожанами. Босые рабочие топали в сторону гавани, погонщики вели за собой вьючных ослов, торговцы расставляли товар, зевающие стражники за всем этим наблюдали.

Моллард и его рыцари оказались на площади Милости. В центре раскинулся каменный пруд, где, стоя по колено в воде, улыбалась статуя Белой королевы. Сквозь чистую воду виднелись ее ступни и дно, покрытое оловянными фигурками в виде рук, ног и других частей тела. Люди покупали изображения того, что у них болело, и бросали в пруд, прося у святой королевы исцеления.

Мрачные деревянные ворота вели с площади в Покаянный город — смиренные трущобы Низарета, где в страхе пред Небытием обитали грешники. Люди, чьи проступки были достаточно тяжелы для казни и вечной гибели души, могли оказаться там. До конца жизни им предстояло каяться и жить в суровой аскезе, надеясь, что Господь простит их.

На площади было много народу — люди молились, обменивались слухами, детишки гонялись за голубями. Молодой священник готовился читать проповедь.

Моллард увидел Эмонда Равеля. Он шел пешком и раздавал грешникам медяки. Нищие облепили его отряд и превозносили щедрость инквизитора, обещая молиться за него.

— Может, и нам стоит попросить молитвы у покаянцев, — сказала Кэс.

— Ты правда думаешь, что Просветитель слышит их? — спросил Дэнтон.

— Не знаю, — Кассандра достала из кошелька горсть медяков. — А вы думаете, что нет?

Она подкинула блеснувшие под солнцем монеты и нищие накинулись на них, как воробьи на крошки, на ходу благодаря щедрую госпожу.

— Если их молитвы помогут, то это стоит дешево. Если нет, — Кассандра пожала плечами, — Брон все равно пропьет эти деньги.

— О, чтобы отыскать пива, мне монеты не нужны! Меня готовы поить за пару баек о моих родственничках. Хорошо быть знаменитым, Кэсси.

— Не называй меня так, — прорычала она.

— Довольно, — сказал Моллард. — Едем.

V

Когда они проехали сквозь восточные ворота, именуемые Дверью Зари, у Дэнтона захватило дух. Его людей стало больше в десять раз. Теперь это уже не отряд, но целая армия — не всякий ленник4 обладает такой. Пять сотен отборных солдат, каждый из которых обучен сражаться с людьми и чудовищами.

— Брон.

— Я тут.

— Расскажи о моей армии.

— Н-ну… — замешкался Брон. — Что тут скажешь? Две сотни конных. Лошади молодые, бодрые, все как один жеребцы. Три сотни латников с шестоперами. Сто человек прислуги и шесть телег в обозе.

— А это кто? — спросила Кассандра.

Бронвер и Моллард одновременно посмотрели за ней и увидели двух путников, едущих в тени городской стены. Один из них сверкал доспехом и был вооружен до зубов — на седле были приторочены шлем, треугольный щит и булава, на поясе висели меч и кинжал. На луке седла дремала черная птица с огромным желтым клювом и белыми плечами. Его спутница, одетая в простое платье с капюшоном, ехала на самой красивой лошади, какую видел Моллард. Ослепительно белая шкура сверкала на солнце, длинная грива лоснилась, будто шелк, а поступь напоминала полет. Два вьючных мерина, спешащих за ней, были все равно что драные голуби рядом с благородным лебедем.

— Его святейшество возложил на меня одну миссию, — сказал Дэн. — Мы сопроводим кое-кого до Дримгарда.

— До Дримгарда?! — воскликнул Брон. — Тогда придется оставаться там зимовать. Или мы хотим переться обратно в Лотарию через вьюги?

— Придется.

— Но разве нам не велели как можно быстрее разобраться с ересью? И кто это вообще такие?

— Важные люди, по крайней мере один из них, — сказал Моллард. — Не забудь поклониться.

Всадники приблизились к ним. Вооруженный широко улыбнулся и склонил голову, тряхнув золотыми локонами. Птица на седле щелкнула и тоже поклонилась. Брон усмехнулся в усы.

— Приветствую вас, инквизитор, — сказал юноша. — Меня зовут сир Эльтон Лавеллет. Добрый день, сир, миледи, — кивнул он Брону и Кэс.

— Я рыцарь, — рыкнула Кассандра.

— Простите мою слепоту, госпожа, — заулыбался Лавеллет еще шире. — Но у вас далеко не рыцарская красота.

— Как и у вас, — фыркнула Кассандра и повернулась ко второму всаднику. — Ваш спутник не представится нам?

— Она здесь тайно и к тому же не привыкла представляться сама.

— Хватит, мой сир, — прозвучал искристый голос, и ухоженные руки скинули капюшон. — Инквизитор знает обо мне.

Перед ними предстала прекрасная девушка с чистой, гладкой кожей и аккуратными чертами лица. Тонкий, чуть вздернутый носик, яркие пухлые губы и высокий лоб — все говорило о высоком происхождении. Светлые волосы были распущены — привелегия знатных.

— Принцесса Алина Америйская, — объявил Лавеллет.

Брон ахнул и поклонился так низко, что почти коснулся лбом холки Грома. Кэс почему-то выругалась, тут же извинилась и поклонилась. Моллард ограничился глубоким кивком.

— Моя принцесса. Большая честь видеть вас.

— Для меня тоже честь познакомиться с вами, инквизитор Моллард, — сказала принцесса Алина, дочь короля Эсмунда и наследница трона.

— Я восхищен, ваше величество, — не поднимая головы, пробасил Брон. — Вы и впрямь прекрасны, как говорят.

— Полно, сир, вы меня смущаете, — кротко отозвалась принцесса и впрямь чуть покраснела. — Распрямитесь. Вы — сир Раддерфорд, верно? О вашем роде ходят легенды.

— Не всегда приличные, госпожа, но я рад, что вы слышали.

— А вы? — Алина повернулась к Кассандре, и та опустила глаза. — Про вас я, кажется, не слышала.

— Я Кассандра, ваше величество. Из простолюдин. О моем роде не ходят легенды.

— И все же вы добились того, что стали рыцарем инквизиции. Не смущайтесь — это достойно уважения.

— Спасибо, ваше величество.

Эльтон продолжал улыбаться, но на сей раз улыбка показалась Дэну паршивой.

— Я рад, что мы все познакомились, — сказал он чуть громче, чем следовало. — Архиепископ приказал сопроводить вас, но не сказал о цели вашего путешествия. И о том, почему вас только двое.

— В Дримгарде бушует черная лихорадка — наверняка вы слышали. Я еду, чтобы исцелить ее, а мой верный рыцарь охраняет меня в пути.

— Я слышал о вашем даре, госпожа… — осторожно начал Дэнтон. — Но неужели вы способны исцелить даже ту таинственную хворь?

— С Божьей помощью, инквизитор.

— Вы сомневаетесь в силах принцессы? — спросил Эльтон, и его улыбка вдруг стала угрожающей. Удивительно, как этот юноша умел играть лицом.

— Я много слышу о чудесах, сир Лавеллет, и каждый раз это оказывается либо ложь, либо ересь.

— И кто я, по-вашему? — без тени раздражения или гнева спросила Алина. — Лжец или еретик?

— Не смею обвинить вас, принцесса.

— Когда вы увидите, то больше не будете сомневаться, — бросил Эльтон, и жеребец под ним всхрапнул и ударил копытом.

— Хватит, любовь моя.

Моллард и рыцари переглянулись, услышав это.

— Долг инквизитора — сомневаться во всяком, кто мнит себя наделенным Божьей силой, — закончила Алина.

Дэнтон кивнул.

— Будем надеяться, что ваш дар нам не понадобится.

— Так почему вы не взяли с собой людей, принцесса? — осведомился Брон.

— Считайте, что это паломничество, — отвечала Алина.

— Но вы же будущая королева, — не унимался Брон. — Слишком опасно ехать через всю Америю в одиночку.

— Вы забываете, что у госпожи есть я, — сказал Лавеллет.

Бронвер поднял брови, оглядывая юношу.

— И как давно ты стал рыцарем, мальчик?

— Полгода назад. Мне двадцать один. Полагаю, вы хотели спросить, много ли сражений я повидал?

— Доблесть меряется шрамами, как всегда говорил один мой дядюшка.

— Я бы сказал, что скорее их отсутствием, — вновь улыбнулся Эльтон.

— Просветитель охранит нас в пути, — вмешалась принцесса. — Я хочу, чтобы люди видели — я не боюсь опасностей, покуда Бог со мной.

— Но я уговорил принцессу, что солдаты инквизиции — не кто иные, как воины Божьи, — сказал Эльтон. — Потому мы и просим сопровождения.

Дэнтон кивнул. Принцесса, быть может, и обладает целительной силой, но этот дар, похоже, ослепляет ее. Даже святого могут ограбить и убить на дороге — со святым Джерри так и случилось. Хорошо, что Лавеллет смотрит на мир более трезво.

Она сказала ему «любовь моя»? Правда? Эсмунд позволил дочери обручиться с простым рыцарем? Ведь будь Лавеллет из богатого рода, он бы точно выдал все свои титулы при знакомстве.

— В таком случае я не могу отказать, — сказал Моллард. — Мы выдвигаемся немедленно, принцесса. Путь до Дримгарда далек, и уже скоро на востоке начнутся осенние бури. Впереди у нас несколько месяцев пути, и дорога будет тяжелой.

— Меня это не пугает, — отвечала Алина. — Не забудьте про подарок, сир Лавеллет.

— Инквизитору сегодня все дарят подарки, — едва слышно проговорила Кассандра.

— Это клювогорн, — сказал Эльтон, снимая с седла птицу. — Он умеет копировать речь и звуки, запоминает лица людей и может передавать послания тем, кого знает. В землях Ривергарда клювогорнов используют для передачи приказов на поле боя. Конечно, ваша армия пока не столь велика, инквизитор… Но кто знает, она может и вырасти!

— Безусловно, — Дэнтон вытянул руку. Птица пересела к нему и потешно вытянула шею, заглядывая в лицо.

— Его зовут Арик. Прикажите ему «горн!» и он протрубит.

Моллард погладил птицу по гладким перьям.

— Арик, горн!

Клювогорн распахнул массивный желтый клюв и издал мощный трубный звук, оглушивший Дэнтона. Солдаты повернулись.

— Свободным строем, вперед! — приказал Дэн и махнул рукой.

Арик повернулся, указал клювом в ту же сторону, и протрубил снова. Моллард пересадил его на луку седла, но клювогорн подлетел и уселся на плечо инквизитора.

— Какой смышленый! — изумилась Кассандра.

— Я рада, что вам нравится, — сказала Алина.

Дэнтон смотрел на марширующих солдат, поглаживая клювогорна. Наконечники копий и панцири блистали в утренних лучах, знамена инквизиции раскрылись на ветру.

Дэнтон редко улыбался, но сейчас не мог удержаться.

VI

Америя, Кроунгард

Кальдийские мечи и америйские копья нацелились друг на друга. В галерее разом наступила тишина. Придворные прижались к стенам. Только ливень опять разбивался об окна, мерным гулом наполняя коридор.

Дюжина стражников загородила проход троим паладинам Престола. Покрытые яркой эмалью доспехи паладинов сверкали, отражая пламя факелов. Из двух цветов Просветителя — серебряного и синего — кальдийцы предпочитали второй.

Сир Эриг Раддерфорд, капитан дворцовой стражи, вышел вперед.

— Разворачивайтесь, — сказал он, но голос его звучал не столь уж твердо.

Паладины переглянулись.

— Намьестник хочет отправить письмо, — с акцентом сказал один из них.

— Это запрещено. Приказ короля, — сказал капитан. Он единственный не обнажил клинка, и это почему-то придавало уверенность, которой обычно не хватало.

Паладин шагнул вперед. Эриг едва не выхватил оружие, но сдержался. Придворные зашептались, и он понял, что делает все правильно. Сегодня вечером все будут говорить, что капитан дворцовой стражи прогнал кальдийцев, даже не обнажив меча.

— Возвращайтесь в башню, — сказал он уже тверже.

— Никакой король не указ Великому Намьестнику! — сказал паладин, тыча мечом в грудь Эрига, так что острие почти касалось черненых лат.

— Вы находитесь во дворце Эсмунда Первого, и здесь он указ кому угодно, — капитан сглотнул. — Разворачивайтесь.

Паладин качнул головой. Его собратья двинулись вперед, заходя с флангов, как будто втроем собирались окружить двенадцать гвардейцев. Эриг почуял, как напряглись его люди, и сам приготовился к схватке.

Слухи утверждали, что на самом деле паладины плохие бойцы, и берут туда прежде всего статных, а не сильных. Но слухи часто врут.

Эриг облизнул пересохшие губы и потянул меч из ножен.

— Тогда сейчас ты узнаешь, собака… — сказал он. Хмурый взор паладина вспыхнул.

— Пожалуйста, не надо крови!

Откуда-то появился кардинал Лекко. Его сутана была столь же синей, как доспехи паладинов, но на груди и рукавах пролегали серебряные полосы. Джерио эль Лекко был неприятен, да что там — уродлив, но каждое слово, исходящее из кривозубого рта, веяло мудростью и спокойствием.

— Уберите мечи.

Кардинал подошел и долго смотрел паладину в глаза. Тот надменно покачал головой. Эриг не сразу вспомнил, что в Верхнем Кальдириуме этот жест означает согласие. Синие рыцари убрали оружие.

— Поднимите копья, — кардинал повернулся к Эригу, и тот вдруг сразу повиновался. Быстрее, чем паладин.

— Поднимите, — буркнул он.

— Я понимаю, что у Великого Наместника есть потребности, но покуда вы в Кроунгарде, вы должны подчиняться требованиям его владыки, — проговорил Лекко.

— Великий Намьестник не служит корольям!

— Над ним лишь Бог, это так, — Лекко расплылся в лошадиной улыбке. — Но коридоры, по которым вы ходите, еда, которую вы едите, и голубятня в этом дворце принадлежат королю Эсмунду. Вы должны просить позволения, а не требовать.

— Великий Намьестник…

«Он вообще знает другие слова?» — подумал Эриг. Ему хотелось как можно скорее уйти, потому что он чувствовал себя бесполезным.

— Я не вижу его здесь, — погасив улыбку, сказал кардинал. — Кто-нибудь видит?

Лекко огляделся по сторонам. Придворные скрывали лица и молчали. Только один трубадур в берете с огромным пером все приближался, стараясь уловить каждое слово.

— Если вы не знаете, сир, объявлена война, — елейный голос кардинала вдруг затвердел. — Кальдириум скоро сойдется с Америей на поле брани. Кому вы хотели отправить письмо?

— Не вашье дело!

Паладин как будто бы растерял уверенность. Неужто Лекко его напугал? Хотя, признаться, Эригу и самому было неуютно. Уродец обладал скрытой силой, и про него даже болтали, что он владеет колдовством. Только очень тихо — инквизиция бы сразу погребла за такие речи.

— А между тем, быть может, какой-то нечистый лакей или человек более знатный, — Лекко снова обвел глазами придворных, — подслушал военные планы короля и передал их вам. А вы, в свою очередь, собираетесь поделиться ими с королем Илларио или маршалом Адричи, — блеснул кардинал своим знанием кальдийского двора. — Не так ли, сир?

Паладин ничего не ответил. Похоже, и ему захотелось как можно быстрее исчезнуть. Эриг даже ощутил укол приязни к человеку, которого недавно готов был убить.

— Конечно, я не обвиняю вас. И не сомневаюсь, что Наместник не стал бы вмешиваться в мирские конфликты. Так что, если письмо не имеет отношения к войне, я готов отнести его на голубятню.

Лекко протянул руку. Пальцы были длинными, как у арфиста.

— Вы можете доверять мне, сир, — сказал он. — Я пять лет провел в Первом Граде, служа Люцио Третьему. Он помнит меня. Быть может, и кто-то из вас…

Латная перчатка отбросила протянутую руку прочь. Кардинал вздрогнул, придворные зашептались, а трубадур подошел еще ближе, пожирая сцену глазами. Да, похоже, паладины помнили Лекко.

— Служишь Эсмунду, не Намьестнику!

— Я служу Господу, — зажимая одну ладонь другой, сказал Лекко. Пальцы окрасились красным. — Раз так, я попрошу вас вернуться в башню. Приказ короля остается в силе, не так ли, сир Раддерфорд?

— Безусловно, ваша светлость, — отозвался Эриг, наконец-то почувствовав себя нужным. — Я повторяю в третий раз — разворачивайтесь! Четвертого не будет.

Паладин вперился в него взглядом.

— Ты назвал менья «собака», — сказал он.

Эриг промолчал. Он уже пожалел об оскорблении, но что сказано, то сказано.

— Поедьинок, — сказал паладин, и все вокруг ахнули. — Завтра на рассвьете.

— Вы можете не соглашаться, сир Раддерфорд, — быстро вставил Лекко.

— Трус может не соглашаться, — качнул головой паладин, и эти слова задели Эрига.

Да, он не был смельчаком, хоть и происходил из знаменитого воинского рода. Он знал, какую кличку носил за спиной. Эриг Бесхребетный. Мол, такому, как он, надо охранять рыгаловки на Кольце, а не Кроунгард. Если сейчас отказаться, шепоток поползет по дворцу, а потом и дальше, пока весь город, а то и вся страна не начнет повторять раздутые слухи о трусливом капитане дворцовой стражи.

«Я слышал, он упал на колени и со слезами просил прощенья!»

«А я слышал, он поцеловал его сапоги прямо там, при всех!»

Эриг махнул головой, прогоняя воображаемый хохот.

— Да будет так, — сказал он со всем достоинством, на которое был способен. — Посмотрим, чего ты стоишь, кальдиец!

Паладин сощурился и развернулся на каблуках. Собратья последовали за ним.

Облизав пересохшие губы, Эриг обратился к кардиналу Лекко:

— Вы ранены, ваша светлость?

— Пустяки, — Джерио показал ему ссадину на тыльной стороне ладони.

— Сир Раддерфорд!

Придворные покинули свои закутки, и Эрига вдруг окружили со всех сторон. Ему улыбались и хлопали по плечу.

— Я не сомневаюсь в вашей победе, сир, — томно сказала какая-то дама с рыжими, как пламя, волосами.

— Как и я, — прогрохотал высокий бородач, хранитель королевского арсенала. — Вы проявили настоящую храбрость сегодня!

— Я одолжу вам Гранглинг — меч моего святого деда. Нет оружия достойнее! — воскликнул какой-то рыцарь.

— Мой оруженосец начистит ваши доспехи перед схваткой!

— Я знаю приемы кальдийцев!

— Идемте в Пенный зал, я хочу сейчас же угостить вас!

Эриг почувствовал, что багровеет. Он жал протянутые руки, улыбался дамам и соглашался на все.

Пожалуй, еще никогда он не чувствовал себя таким нужным.

VII

Южная Лотария

Где-то на миреданском тракте

Стоило армии перейти границы Длани, отмеченые древними дольменами, как лето кончилось будто бы сразу. Дэнтону были привычны холодные ветра и дожди Лотарии, но многие солдаты, не говоря уж о принцессе, поражались, что ливни могут быть такими сильными и долгими.

Моллард по опыту знал, что с началом осени лотарские дороги исчезают и становятся грязью, поэтому повел людей по миреданскому тракту. Хоть и созданные много веков назад, они не боялись погоды. Широкие каменные плиты, на которых мог бы разъехаться сразу десяток всадников, были вкопаны в землю и возвышались над ней на пол-локтя. Вода и грязь стекали с пологих краев на обочину, так что дороги всегда оставались чистыми.

Миреданские тракты проходили через всю Лотарию и земли Дримгарда, исчезая за восточными границами Америи, в проклятых, погибших королевствах. Армия Молларда шагала по зеленому, что уходил на юг Дар-Минора.

— Почему она зовется зеленой? Ведь камень серый, — как-то спросил Лавеллет.

— Дождись полнолуния, — ответил Дэнтон.

В полнолуние миреданские тракты начинали светиться определенным цветом — на них проступали магические символы и древние письмена, которые даже мудрецы не могли прочесть. Многие верили, что ступить на нее в такие дни означало обречься на вечные беды. Вообще, разговоров о миреданской дороге ходило гораздо больше, чем ходило по ней людей. Мол, камни живые и способны сожрать человека, или у камней есть корни, ведущие до самого Небытия, или что это — кости невинных жертв, переплавленные магами. Инквизиторам и прочим служителям церкви вообще считалось недопустимым ходить по ним, но Моллард не боялся слухов. И все же на время полнолуния он приказал разбить лагерь в стороне от тракта. Отдых не помешает, тем более, что настали последние ясные дни этого года.

* * *

Кассандра сидела и смотрела в огонь, а Дэнтон сидел и смотрел на Кассандру. Зачем Всевышний свел их вместе? Если это было испытание стойкости, то Дэнтон его провалил. Они его провалили.

Ее волосы были черны, как ночь, а кожа бела, будто снег. Сирота, она росла в приюте в предместьях Стоунгарда, и никогда не видела родителей. Бледность говорила о северных корнях, но по темным волосам и пылкому нраву было понятно, что в ней течет не только ледяная кровь горцев, но и горячая америйская.

Тонкую шею пересекал узкий шрам, еще белее кожи. Шрам от удавки. Дэнтон никогда не спрашивал, откуда он взялся, а Кэс никогда не рассказывала. Он знал, что в их приюте случилось какое-то несчастье, после чего Кассандра попала к Девам Стали, ордену женщин-воительниц. Каким-то образом ее покровителем стал легендарный Марк Аллард. Именно по его посмертной воле Кассандру приняли в инквизицию.

Кэс подняла глаза от огня.

— Что? — спросила она.

— Ничего.

— Вы долго смотрите на меня, инквизитор. Вы хотите что-то сказать? Или сделать? — ее губы не улыбались, но в голубых глазах плясали искры.

— Твои мысли порочны, — покачал головой Дэнтон. — Как и мои.

— Тогда, быть может, нам стоит поделиться ими? Совместный грех не так тяжек.

Дэн огляделся. Солдаты отдыхали, кто-то жарил добытую дичь, многие спали. Лошади стояли в стороне, в быстро сооруженном грумами загоне, и тоже дремали.

— Не молчите, мой инквизитор, — Кассандра придвинулась ближе.

— Не сегодня.

— Вокруг темно. Все спят. Мы просто отправимся подальше от лагеря, чтобы помолиться в тишине… — она придвинулась еще ближе.

— Нет, — сказал Дэнтон.

Кэс разом потухла.

— Ты напоминаешь мне Алларда. Он тоже всегда говорил «нет», когда ему было страшно.

— По-твоему, мне страшно сейчас? — вспылил было Дэнтон, но тут же осадил себя. Кассандра вернулась к огню.

— Расскажи мне о нем, — попросил Дэн.

Помолчав, она спросила:

— Зачем?

— Он ведь был легендой. Один из Королевских Щитов, победителей императора Дар-Минора. А во время Великого искупления он стал рыцарем инквизиции. Великий воин, что сражался за веру.

Дэнтон присел рядом и накинул свой алый плащ на узкие плечи Кассандры.

— Расскажи, каким он был.

— Сумасшедшим.

Это было похоже на грубость, сказанную от нежелания продолжать разговор, но Кэс была серьезна.

— В нем видели упорного воина Господня. Но я была еще ребенком, когда его повстречала, — Кассандра закуталась в плащ. — И сразу поняла: он сумасшедший. Все называли его героем Грозовой битвы. «Первый, кто ранил императора». Его тошнило от этих слов. Ты знал, что среди Щитов был его отец, Вигтор?

— Я слышал.

— Их вышло двенадцать против двоих. Двенадцать лучших воинов Америи против императора и его сына, и только шестеро осталось живы. Принц Алатар пронзил Вигтора и Марка копьем. Обоих, прямо насквозь. Не знаю, как Аллард выжил, но до конца сражения он пролежал, истекая кровью, придавленный телом собственного отца.

Дэнтон молчал и смотрел в огонь, пытаясь представить, каково это. Тяжесть собственных лат и мертвого отцовского тела, боль от жестокой раны и грохот битвы, звучащий сквозь твои стоны.

Его поневоле пробрала дрожь.

— Тогда он и сошел с ума. Ушел из Щитов и вступил в инквизицию. Ему казалось, что рана постоянно открывается вновь, и в ней копошатся крошечные жуки. Он сбривал с тела все волосы, даже брови, чтобы им негде было спрятаться. Он всегда молился про себя, а когда с ним говорили, отвечал одним-двумя словами. Обычно «нет».

— И ты думаешь, ему было страшно?

— Им правил ужас, — глаза Кассандры потемнели. — Кошмары терзали его ночью и днем. Ему казалось, что Небытие зовет его.

— Думаешь, и я чего-то боюсь?

— Я не знаю, ведь ты не рассказываешь, — сказала Кэс и посмотрела на него. — Но иногда ты ведешь себя почти так же, как он.

Дэнтон смотрел на ее лицо и изо всех сил пытался запомнить его, зная, что забудет тотчас, как отвернется. Он даже не мог сложить его в единую картину. Он видел большие глаза и длинные ресницы, затем — узкий нос, бледные губы, но не видел лица. Как бы он хотел увидеть его по-настоящему хоть раз!

— Что? — кажется, на сей раз она смутилась.

— Тебе не нравится, как я смотрю на тебя?

— Мне интересно, о чем ты при этом думаешь.

Дэнтону хотелось бы рассказать. Но эти вещи значили слишком много для него, а для нее означали бы еще больше. И он не был уверен, что на самом деле чувствует.

— Ни о чем, — соврал он, и она это поняла.

Кассандра стянула алый плащ и вернула ему.

— Если я вдруг покину тебя, ты ведь даже не вспомнишь меня, так?

— Я не в силах вспомнить даже родную мать. Но если тебя вдруг не станет, я буду помнить голос.

— И все, что ты вспомнишь — мой писклявый голос?

— Я не виновен в том, что не запоминаю лиц.

— А если говорить не о лице? Что бы ты вспомнил?

Дэнтон не хотел врать. Но и правду он не должен был говорить. Поэтому молчал, а она ждала ответа, пока не устала. А после встала и ушла в темноту.

Дэнтон расстелил попону, лег и укрылся плащом.

VIII

Америя, Кроунгард

Покои короля

Архиепископ Симон тяжело дышал. Он произнес такую длинную речь, что весь раскраснелся и покрылся потом. Юный клирик — мальчик лет десяти — подал шелковый платок.

Эсмунд глубоко вздохнул и посмотрел на хранителя королевских покоев Йоэна, стоящего по правую руку. Тот пожал плечами.

Королевскую приемную наполняли тепло и полумрак. За окнами снова шел дождь. Йоэн задернул изумрудные шторы и разжег камин. Щиты дежурили за дверью. Эсмунд и Симон сидели в мягких креслах друг напротив друга, между ними стоял резной стол на одной ножке, исполненной в виде орлиной лапы.

— Все, что вы рассказали, Симон, любопытно, но и так известно мне, — сказал Эсмунд. — Первый Град и Святой Престол независимы только номинально. Так было всегда. С той поры, как Просветитель спустился на землю, светоч истинной веры горел в кальдийских руках. Но именно Америя — государство, избранное Богом для великих дел.

— Безусловно, ваше, величество, — Симон запивал одышку ягодным соком. — Но, увы, не все…

— Дайте себе отдышаться, ваше святейшество, — перебил хранитель покоев.

Архиепископ обомлел, как будто впервые столкнулся с его грубоватой прямотой. На жирном лице застыло недоумение. Только два человека в королевстве смели прерывать архиепископа всея Америи, и Симон до сих пор не привык, что простолюдин Йоэн — один из них. Эсмунд сдержал улыбку.

— Не все, — выровняв дыхание, повторил Симон, — рады пленению Наместника. На Кольце Вальдара появились ложные проповедники. Они говорят, что вы… мы навлекаем на страну гнев Божий. Может, стоит написать инквизитору Хейсу? Феникс…

— Не упоминайте его имени при мне! — завопил, подскакивая, Эсмунд. — Не смейте!!!

— Простите, ваше величество, — пролепетал Симон.

Воцарилось тяжелое молчание. Король упал обратно в кресло и прикрыл глаза. Во рту появился привкус желчи, и в темноте под веками возникло лицо Мариэль, его жены, прекрасной королевы, которой давно уж нет на свете.

Будь проклят Ричард Хейс. Его нога не ступит на столичные острова. В день, когда это случится, Эсмунд отправит его на костер. Закончит то, что начал пожар в Башне клятвы одиннадцать лет назад.

Все ждали, когда он успокоится. Симон пил сок, понимая, что сильно сглупил. О ненависти короля к инквизитору Хейсу знал каждый.

Йоэн первым осмелился прервать молчание.

— Убейте проповедников — и тем самым подтвердите их речи, — сказал он.

— Очевидная правда, — согласился Эсмунд, отнимая руку от лица. — Пусть болтают. Мы не будем обращать внимания.

— Боюсь, еретики весьма убедительны, — осторожно сказал архиепископ. — Особенно на фоне Годов гроз. Люди волнуются, они не хотят войны, ведь в стране и так голод. С этим надо что-то делать.

— Тогда это ваша забота, не так ли? Кто из нас двоих правит церковью? Придумайте, как решить проблему без крови.

— Хорошо, ваше величество, — угрюмо кивнул Симон.

Эсмунд протер заслезившиеся глаза и постучал пальцами по столу.

«Мари, любовь моя. Как бы я хотел, чтоб ты была рядом в эти дни. В эти годы… Мне грустно без тебя, Мариэль».

— Так вот, — сказал он, не давая себе впасть в печаль. — Когда Люцио согласится назвать преемника из америйцев, мы перенесем Святой Престол в Низарет. Война нам на руку — люди почувствуют ненависть к кальдийцам, и будут только рады, что Великий Наместник воссядет в Америи. Что касается голода — армия найдет пропитание на чужих землях. Годы гроз не так сильно тронули Кальдириум.

— Проблема только в том, государь, — Симон отставил стакан и глубоко вздохнул, — что Первый Храм останется там, где стоит. Мы не сможем перенести останки Просветителя в Низарет. А Первый Храм — святыня для любого верующего. Каждый чувствует своим долгом хоть раз совершить туда паломничество.

Йоэн задумчиво хмыкнул.

— Тогда надо забрать Первый Град вместе с Храмом.

— Хранитель моих покоев дает простые, но мудрые советы, вы не находите, Симон? Завоюем Первый Град и дадим ему настоящую независимость. Сделаем себя освободителями. А останки — разве они нужны вам, чтобы стать Наместником?

Симон гордо приподнял три своих подбородка. Конечно, архиепископ рассчитывал, что именно он станет новым ставленником Божьим после смерти Люцио. Об этом не говорили напрямую, делая вид, что Наместник сам примет решение. Но Эсмунд не собирался давать ему этой роскоши.

Вопрос только в том, нужен ли Симон на Святом Престоле.

— Как чувствует себя Наместник? — осведомился архиепископ.

— Надеюсь, что превосходно. Я отправляю туда еду и все, что попросят, но паладины по-прежнему не впускают никого в башню. Будь моя воля, я бы приказал своим Щитам убить их, но все вокруг говорят, что это недопустимо.

— Кровью можно занять любой престол, но только не Святой, — пробурчал Йоэн.

— Ваш хранитель снова прав, — согласился Симон. — А учитывая волнения в народе… Пусть Люцио созреет. Когда он услышит о военных поражениях кальдийцев, то согласится.

— Интересно, что он сделает, если вдруг услышит о наших поражениях.

Эсмунд поморщился. Прямота хранителя порой раздражала даже его, но тот опять был прав. Война непредсказуема. В девятьсот восемнадцатом Эсмунду казалось, что Юминг не продержится и пары месяцев. Но война шла три года, и кривоглазые подонки сожгли весь юг Вилонии и Ривергарда, прежде чем потерпели поражение.

Когда их король Хьонг попал в плен, юмы принесли выкуп, а Эсмунд рассмеялся над их подношением и воскликнул: «Что за гроши вы мне предлагаете?!» С тех пор гордый и жестокий король Хьонг стал Грошовым. Эсмунд разорил весь Серый Берег, и тогда небогатый Юминг стал нищим. Выкуп за своего короля они не собрали до сих пор.

Симон что-то говорил, но Эсмунд его не слушал. Он мысленно улыбался воспоминаниям. Хотел бы он снова повести войска в битву и поставить короля Илларио на колени. Но меч и доспехи были уже слишком тяжелы для него, а от скачки болела спина. Днем ему часто хотелось спать, и мысли постоянно убегали в прошлое, в более светлые дни. Как сейчас.

— Вы согласны, ваше величество?

— Мы ведь уже старики, Симон. Скоро придет наш час.

Архиепископ причмокнул губами:

— Мне только исполнилось сорок два, ваше величество. Я надеюсь протянуть еще хотя бы лет двадцать.

— С вашим весом я бы не надеялся, — сказал Йоэн.

Симон бросил на него испепеляющий взгляд.

— А вот мне скоро восемьдесят. Немногие короли доживали до таких лет, — проговорил Эсмунд и вдруг ощутил себя наполовину мертвым. Его обдало холодом, и он поежился.

— Элла Старый прожил почти целый век, — утешающе сказал Симон.

— Я собираюсь только довести до конца то, что мы начали. Пускай Святой Престол встанет в Америи, а Илларио забудет свои претензии на мой трон.

— Если даже Илларио забудет, потомки вспомнят, — снова подал голос Йоэн.

— Значит, вырежем весь его род под корень! — вскричал Эсмунд и ударил сухим кулаком по столу, не обратив внимания на вспышку боли в суставах. — Как мы поступили с Лотарией и Дар-Минором!

— В Лотарии все же остались Молларды, — сказал архиепископ. — Кстати, о них. Я отправил принцессу Алину с инквизитором Моллардом и его войском.

Эсмунд передернул плечами и посмотрел на Йоэна. Твердый взгляд хранителя покоев был бесстрастен, но он все понял. Он единственный знал, в чем дело.

Король не отпускал свою дочь в Дримгард. Она уехала без позволения, зная, что Законник не решится отправить погоню. Тащить наследницу трона домой, как простую девчонку — значит опозорить ее.

— Принеси мне плед, здесь стало прохладно.

— Да, государь.

Алина долгое время упрашивала Эсмунда отпустить ее в Дримгард. Он не сомневался в ее даре и желании помочь, но путь далек, а Скорбные земли слишком опасны. Если она погибнет…

Даже мысль об этом была ужасна. Алина — единственная надежда Америи. Если вдруг с ней что-то случится, королем станет Дагоберт, ее младший брат. Едва ли можно представить худшего правителя. Даже Карх Слабый и Амелия Третья, Венценосная Шлюха, что-то сделали для страны. Дагоберт не сможет сделать ничего. Настанет хаос.

Каким бы он вырос, если б не тот пожар, погубивший Мариэль и сделавший Ричарда Хейса Фениксом?

— Хорошо, — вновь прогоняя тяжелые воспоминания, сказал король. — И Моллард проводит ее до самого Дримгарда?

— Он не посмел отказать, ваше величество.

— Тогда я спокоен, — соврал Эсмунд. Его душу сковало льдом.

— И все же я в недоумении, ваше величество… Как вы отпустили ее в такое опасное путешествие?

— Коль скоро ей предстоит стать королевой, пусть поступает по-королевски, — повторял Эсмунд слова Алины, с помощью которых она пыталась уговорить его. — Представь, какую народную любовь она обретет, если поможет излечить черную лихорадку.

— Ее будут превозносить, как новую Белую королеву, — согласился Симон.

— Такой она и будет. Знаешь что, Симон? Когда она вернется, я, пожалуй, сложу с себя корону и передам ей. К тому времени мы перенесем Святой Престол и победим Кальдириум. Мы посадим семена, а Алина заботливо взрастит их — она это умеет. Страну ждет процветание.

— Ваши слова вдохновляют меня, — сказал архиепископ и посмотрел в окно сквозь шторы. — Похоже, солнце садится. Я хотел провести закатную службу в храме на Кольце. Не желаете пойти со мной?

— Пожалуй. Я давно не молился в церкви, — сказал Эсмунд, и тут двери приемной распахнулись.

— Кардинал Лекко! — доложил Королевский Щит.

— Что-то с Дагобертом? — спросил Эсмунд.

— Нет, мой король! Что-то с паладинами.

Симон заерзал на кресле.

— Пригласи его, — сказал король.

Кардинал появился сразу, бесшумный, будто ласка. Сине-серебряная сутана, как всегда, была безупречна, а конская улыбка раздражала Эсмунда. Ему не нравился Лекко. Если б Дагоберт не был так привязан к своему духовнику, король давно бы отослал кальдийца прочь от двора.

Симон, однако, доверял ему, неясно почему.

— Счастлив видеть вас в добром здравии, государь, — Лекко преклонил колено. — Как прошло путешествие, ваше святейшество?

— Воды Скованного моря спокойны, как всегда, — сказал архиепископ, осеняя кардинала святым знаком.

— Хорошо, что вы прибыли столь скоро. Я надеюсь, вы сможете добиться разговора с Великим Наместником. Еще есть шанс избежать войны.

— Это вряд ли, — сказал вошедший с пледом Йоэн. — Даже если кто-нибудь оближет все кальдийские задницы в мире.

— Неужто моя вежливость кажется лобызанием задов? — смиренно отозвался Джерио и поднялся.

— Иногда, хотя я не имел в виду вас. Ваш плед, государь.

— Спасибо.

Йоэн встал у кресла короля, придерживая топор на поясе и не спуская глаз с Лекко. Джерио смотрел в ответ, глаза-бусинки хищно блестели. Хранитель и кардинал никогда не любили друг друга. Оба простолюдины, оба высоко взобрались, но слишком разные, как молот и шпага. Таким не ужиться вместе.

— С чем вы пришли, кардинал? — спросил король, расправляя плед.

— Великий Наместник хотел отправить некое письмо через паладинов, мой король. Сир Эриг Раддерфорд преградил им путь.

Симон ахнул и прижал руку ко рту. Эсмунд раздраженно стукнул костяшками по столу и поморщился.

— Кого-нибудь убили?

— Нет, ваша светлость, я предотвратил схватку в последний момент.

Уж этот Лекко, своего не упустит.

— Пусть так. Вы забрали письмо?

— Не вышло, мой король. Паладины были грубы, но и Эриг не меньше. Он оскорбил одного из них, и был вызван на поединок.

— Поединок! — воскликнул Симон. — Это недопустимо!

Юный клирик предусмотрительно подал ему свежий платок. Архиепископ утер выступивший пот.

— И когда должен состояться бой? — спросил Эсмунд.

— Завтра на рассвете, ваше величество. Двор поддержал капитана, но я думаю…

— Значит, бой состоится! — воскликнул Эсмунд и поднялся. — Кальдийцы сами лезут на рожон! Что ты думаешь, Йоэн?

— Рыцарь имеет право вызвать другого, и политика тут вроде не при чем, — пожал плечами хранитель покоев.

— Но когда Эриг победит, мы сможем повернуть это в свою пользу! — Эсмунд скинул плед. Холод ушел, ему стало жарко. — Это докажет, что Просветитель на нашей стороне!

— Ваше величество, но что, если он проиграет? — спросил Симон.

— Глупости! Паладины не умеют сражаться, они всего лишь манекены для красивых доспехов.

— Все это знают, — снова пожал плечами Йоэн.

— Приведите Эрига ко мне! — вскричал Эсмунд. — Вот он — повод, которого мы ждали. Пускай капитан моей стражи сразит паладина, и двери южной башни распахнутся. Наместник поймет, что Бог благоволит нашей воле.

— Но ваше величество… — одновременно сказали кардинал и архиепископ.

— Я хочу, чтобы бой состоялся в Красном дворе, — не слушал их Эсмунд. — А потом мы устроим паладину такое пышное прощание, что весь двор зальется слезами! — он рассмеялся. — Наконец-то Эриг порадовал меня! Приведите, я хочу обнять его, как сына!

— Быть может, лучше дождаться конца поединка? — осторожно спросил Лекко.

— В Небытие ваши сомнения! Эриг победит — я чувствую это! Разве вы не рады, Симон? Пустим немного крови, чтобы раскрыть двери башни!

— Как прикажет ваше величество, — архиепископ не выглядел радостным. — Если позволите, мне пора отправляться вести службу, — с помощью клирика он поднялся.

— Я приведу Дагоберта, — сказал Лекко. — Он хотел послушать ваше святейшество.

— Идите, я тоже приду! — воскликнул Эсмунд. — Только сначала обниму сира Раддерфорда!

Когда священники вышли, король упал в кресло. Настроение поднялось, и он уже не чувствовал себя таким усталым.

Будет славный поединок, и это станет следующим шагом к тому, чтобы планы осуществились. За Алину можно не беспокоиться — инквизитор Моллард знает Восток, и проведет ее безопасным путем. Судьба сама дает Эсмунду то, чего он добивается.

— Видишь, — сказал Эсмунд. — Все складывается хорошо.

— Да, государь, — согласился Йоэн. — Пока да.

IX

Западная Лотария

2924 год м.к.

Дэнтону снилось, как он скачет сквозь темноту. Конь под ним дышит тяжело и хрипло, сердца обоих стучат, как барабаны. Вдруг конь спотыкается, и Дэнтон едва не летит вверх тормашками. Он слезает с седла, падает на колени и почему-то плачет. Взмыленный скакун опускает голову, а потом его колени подгибаются и он падает наземь.

Луна выходит из-за туч. Впереди — заросли осоки на зыбких кочках. После скачки ночь опустошительно безмолвна, и слышно шевеление воды и далекое кваканье жаб.

Смеющиеся болота. Еще немного, и он влетел бы в них на полном скаку. Дэнтон подползает к воде и глядит на отражение.

Он не узнает лица, но видит, что снова стал девятилетним ребенком. Он вспоминает, как бежал, оставив мертвую мать, и снова плачет.

Дэн оставляет загнанного коня и идет пешком. Пламя зари разгорается по левую руку. Проходит два дня, но во сне это занимает лишь мгновение. Перед ним вырастает замок, высеченный в гранитной скале посреди холмов. Старый Утес.

— Чего тебе, малый? — спрашивает воин у ворот. На его зеленом плаще герб: выпь и полумесяц.

— Граф Бальдер в замке?

— Может, и в замке, — отвечает гвардеец. — Тебе-то что?

— Меня зовут Дэнтон Моллард. Граф Бальдер в замке?

Стражник хватает его за плечо, и Дэн пугается. Но тут же появляется дядя Ловер, и страх почти проходит.

Они оказываются в кабинете графа — маленькая, заваленная книгами и свитками комната. Во сне она кажется еще меньше, чем была.

— Ты понимаешь, что сделал?! — восклицает Бальдер и стучит тростью об пол.

Дэнтон кивает.

— Я написал отречение от титула.

— Да, пускай и с ошибками. И Сариса — вернее, герцогиня Моллард — тут же сделала все, чтобы твое отречение вступило в силу.

Дверь в кабинет открывается, и входит Эллис — сын Ловера. Он старше Дэнтона на пару лет. Их нельзя назвать друзьями, но иногда они играли и учились вместе.

— Как ты, Дэн? — спрашивает он и протягивает кружку с горячим отваром.

Дэнтон лишь молча кивает, и Эллис растворяется в воздухе.

— Тебе опасно оставаться здесь, — говорит граф Бальдер, и Дэн вдруг понимает, что оказался в постели, а за окном непроглядная ночь. — Скоро на восток уходит торговый обоз. Герцог Дримгарда — мой старый друг. Я отправлю тебя к нему. Ты вырастешь в городе и, может, станешь рыцарем.

— Я стану рыцарем? — поднимает голову Дэн.

Бальдер смотрит на него сверху вниз, тяжело хмурясь и двумя руками сжимая трость с головой выпи.

— Почему нет? Обычное дело для бастарда вроде тебя.

Дэн снова вспоминает, что теперь он не герцог и не внук герцога, а просто чей-то бастард.

— Хорошо, — говорит он, и день снова меняется.

Раннее хмурое утро. Клыкастый ветер срывает с людей плащи и шапки, сбивает с ног. Ловер и Эллис Бальдеры прощаются с Дэном у подножия скалы, на которой стоит Старый Утес. Оба обнимают его — Эллис чуть дольше — и он садится в одну из трех повозок, что отправляются на самый край Америи. Купцы рады, что он поехал с ними — граф Бальдер бесплатно выделил десяток гвардейцев для охраны.

— Напиши мне, Дэн! — кричит вслед Эллис. — Напиши, когда приедешь в Дримгард!

Дэнтон молча машет ему рукой, прячется в крытой повозке и пытается уснуть. Он уже почти уходит в сон, когда телега подскакивает на кочке и он, вздрогнув, просыпается.

Моллард приподнялся и оглядел лагерь. Солдаты спят, часовые поддерживают костры. Кто-то оглушительно храпит.

Никогда раньше ему не снились те дни. Побег из Альдеринга забылся, исчез в колодце памяти. Зачем он вдруг поднялся со дна?

Вокруг почти те же места, похожий путь. Только Дэн изменился — он больше не мальчик, он инквизитор. Пускай и не герцог.

Если будет на то воля судьбы… — зазвучал внутри голос деда.

Дэнтон встряхнул головой и лег, укрывшись плащом.

На сей раз он долго не мог уснуть.

X

Америя, Кроунгард

Красный двор

«Зачем же я принял вызов», подумал Эриг Раддерфорд.

Красный двор был забит людьми. Сегодня солнце расщедрилось на свет и тепло, и Небесный дом сиял так же ярко. За ночь слуги отмыли кирпичи Красного двора до блеска, поставили помосты для зрителей, привязали к отцветшим уже кустам алые розы из ткани. Америйская знать приветствовала своего чемпиона. Кальдийцы (те, кто не укрылся с Наместником в башне) стояли отдельно и шушукались, бросая на Эрига испуганные, как ему казалось, взгляды. Так что до того момента, когда герольды подняли в воздух сверкающие трубы, он чувствовал себя героем.

За прошедшие вечер и ночь у капитана появилось больше друзей и поклонниц, чем за всю прошлую жизнь. На закате король вызвал его к себе, обнял и поцеловал по-отечески. Даже теплее: Эриг никогда не видел, чтобы Законник так привечал принца Дагоберта. Он приказал приготовить для Эрига горячую ванну, после которой красивые служанки натерли его тело маслами, и одна осталась, чтобы усладить его ночь.

Утром подали доспех: латы с клеймом Миклена Трехрукого, лучшего кузнеца Длани. Стоунгардская сталь была украшена золотом и платиной, по вороту шла полоса из рубинов. На груди выгравирован пещерный медведь, вставший на задние лапы и готовый к смертельным объятиям. Древний и уже неофициальный герб америйских королей. Эриг был столь же счастлив, как если бы ему позволили присесть на трон.

Он вышел, немного неуклюжий в новых латах. Доспехи делались для короля и лет двадцать назад, как сказал сам Эсмунд. За ночь их попытались подогнать под фигуру Эрига, но вышло не очень. Нагрудник был тесноват, а шлем-бикок5 почти не давал обзора.

Толпа расступилась, приветствуя его.

— Удачи, сир!

— Посмотрите, как сияет Дом! Господь за вас сегодня, сир Раддерфорд!

«Или за паладина», — думал тот, но вслух бормотал:

— Спасибо. Спасибо вам.

— Вы победите, сир! Удачи!

— Поразите его в самое сердце!

— Сир Раддерфорд уже поразил в самое сердце меня.

На этот голос он повернулся. Молодая кареглазая красавица протягивала ему белый платок.

— Я леди Карина Пьерриг, сир. Пожалуйста, примите это.

— Б-благодарю, миледи, — Эриг принял платок и поклонился, чтобы коснуться губами изящной ручки. От кожи пахло вишневым цветом.

— Мой брат, рыцарь инквизиции, молился за вашу победу сегодня.

— Благодарю, миледи, — повторил Эриг и покраснел.

«Скажи что-нибудь поизящнее, дубина!»

Он повязал платок на правую руку и показал всем.

— Этой рукой, отмеченной вниманием леди Пьерриг, я нанесу смертельный удар. Господь на нашей стороне. Я одержу победу Его именем и во славу Америи!

Последние слова он произнес, воздев бронированный кулак вверх, и все повторили жест, и закричали, радуясь еще не одержанной победе.

Эриг Раддерфорд купался в лучах славы. Эсмунд с помощью Йоэна поднялся на помост и уселся на кресло. Симон уже сидел рядом, на кресле чуть меньшего размера, в которое едва поместился. Его клирик стоял по левую руку, бледный как молоко. На шее темнели круглые синяки. При виде Эсмунда мальчик часто заморгал и поклонился.

— Хорошее утро, ваше величество, — сказал архиепископ.

— Угу.

Эсмунд проснулся с головной болью и потому не считал, что оно такое уж хорошее.

Слуги подали фрукты и разбавленное вино. Эсмунд приказал наполнить два кубка и один отдал Йоэну.

— Пей.

— Ох, спасибо, ваше величество. Душно сегодня.

— Где Дагоберт?

— Он плохо себя чувствует. Они с кардиналом читают.

Король поморщился и собирался что-нибудь сказать, но тут герольды снова затрубили, и на площадку вышел паладин.

Небесно-синие доспехи отражали силуэты собравшихся. Сквозь прорезь топфхелма6 на Эрига уставился знакомый хмурый взгляд, и он почувствовал, как скрутило внутренности. Давненько он не бился по-настоящему, а теперь предстоит схватка до смерти.

Все вокруг утверждали, что паладины Престола — плохие бойцы. Но Эриг помнил, как вчера они готовились драться втроем против дюжины стражников. Плохие бойцы, даже слишком самоуверенные, на такое не пойдут.

«Не будь дураком, — говорил он себе. — Это просто бахвальство. Они не собирались нападать вчера. Мы бы порубили их, как тыквы».

Но уверенности больше не становилось. Ряды людей сомкнулись за спиной, и наступила тишина. Вперед вышел главный герольд и объявил:

— Сир Витторио эль Гарра, сын дома Белой луны, паладин Святого Престола, бросил вызов. Сир Эриг Раддерфорд из рода Раддерфордов, хранитель покоя королевского дворца, принял вызов. Согласно традициям, я должен спросить: покуда еще не поздно, не желают ли стороны уладить дело миром?

Паладин кивнул, и герольд какое-то время соображал, что его жест значит отказ.

— Только кровь смоет наши обиды! — воскликнул Эриг.

«Надо было ответить первым».

— Мирный исход невозможен, — констатировал герольд. — Согласно традициям, тот, кого вызвали, первым выбирает оружие.

— Я выбираю Гранглинг — святой меч!

Толпа приветствовала решение Эрига, и громче всех кричал сир Гарон, чьему деду когда-то принадлежало это оружие. Его гордый честью оруженосец вынес меч.

До сего момента Эриг не видел Гранглинг воочию. Полуторный меч был безусловно прекрасен. Клинок покрывала аккуратная чеканка: виноградные листья шли вдоль кромки, долу7 опутывала лоза, а набалдашник рукояти был исполнен в виде виноградной кисти.

Он проливает кровь, как вино, сказал сир Гарон.

Но знаменитый меч обходился без гарды, и хоть его отполировали, выглядел потасканным. Капитан взял Гранглинг. Тяжелый. Даже слишком. И баланс не тот, смещен куда-то к середине.

Мрак и бездна, лучше было б взять свой привычный меч.

— Я выбираю мартелло, — с акцентом сказал Витторио.

По зрителям пробежал шепоток — что за оружие приготовил паладин?

Клирик из свиты Великого Наместника подал Витторио что-то, замотанное в белую материю. Паладин сбросил ткань и таинственный мартелло обернулся простым чеканом. Ударная часть была исполнена в виде руки, сжимающей кинжал. Его острие было шипом чекана, а выступающая с другой стороны рукоять — граненым молотом.

Эригу стало не по себе еще больше. Чекан легко пробивает доспехи, даже королевские. Про меч такого не скажешь — даже колющий удар вряд ли пронзит латы. А таким длинным оружием, как Гранглинг, колоть вообще неудобно.

На поясе у паладина висел еще стилет. Такой пробивает сталь не хуже чекана, и хорошо находит щели меж латами. Правила поединков разрешали брать с собой кинжалы, но Эриг почему-то не взял. Думал, ему хватит меча.

Витторио взял щит и встал в боевую позу. Эриг отказался от щита и сжал Гранглинг двумя руками. Щит все равно не спасет от чекана. Сегодня капитан будет нападать, а не защищаться.

— Бойцы готовы? — спросил герольд.

«Нет», — хотелось ответить Эригу.

Герольд посмотрел на короля. Эсмунд поднялся, опираясь на локоть хранителя покоев. Он посмотрел в глаза Эригу и кивнул — не подведи меня. Тот кивнул в ответ.

— Да начнется бой!

Эсмунд сел. Толпа зашумела, загудела, призывая Эрига покончить с кальдийцем. Капитан стражи двинулся вперед, тяжело шагая по камням, и нанес первый удар.

Паладин ушел в сторону, но Эриг ударил снова, и Гранглинг врезался в щит. Раздался грохот, а вслед за ним — приветственные крики. Витторио бросился вперед и врезался в грудь Эрига. Чекан взлетел в воздух, но Раддерфорд почти изящно крутнулся вокруг себя и увернулся от удара. Паладин не успел повернуться, и Гранглинг со всей мощи ударил его в спину.

— Отлично, — сказал Эсмунд и подставил бокал для новой порции вина.

Схватка возбудила его, и головная боль отступила. Вино тоже помогало.

— Как ты думаешь, Симон, Люцио смотрит?

— Полагаю, что да, ваше величество. Вы бы не смотрели, сражайся тут один из ваших Щитов?

Эсмунд поглядел на южную башню — башню Наместника, как стали ее называть. Из нее прекрасно видно Красный двор, но стрельчатые окна, кажется, были пусты. На мгновение королю показалось, что он заметил движение, но не мог сказать точно — глаза ведь были далеко уже не те, что в молодости.

Он поднял кубок в сторону башни и улыбнулся. Люцио тоже в годах, но быть может, сохранил зрение.

Смотри, Великий Наместник, как падет твой защитник, и убедись, что Господь на нашей стороне!

Толпа взревела, и Эсмунд повернулся к битве. Паладин отступал, и Эриг теснил его, нанося удар за ударом.

— Что я пропустил?

— Сир Эриг ударил его по шлему, — доложил Йоэн. — Можно еще вина, государь?

— Налейте ему, — махнул рукой Эсмунд.

Паладин отступал и без толку махал коротким чеканом. Изрубленный щит опускался все ниже, силы Витторио иссякали.

— Вы были правы, ваше величество, — сказал Симон и взял яблоко. — Победа будет за нами.

Эриг закричал и нанес внезапный низкий удар. Паладин отскочил, будто кошка, и острие лишь царапнуло поножи. Капитан тяжело дышал, пот заливал глаза, но он наступал, уже чувствуя победу в руках.

Эриг притворился, что выдохся, и сделал шаг назад. Осторожный паладин напал не сразу.

А когда он атаковал, капитан опустил клинок на руку Витторио, и чекан упал на камни. Обратным замахом Эриг впечатал виноградную рукоять в синий шлем. Эмаль разлетелась крошкой, обнажая простую серую сталь. Паладин пошатнулся и едва не упал. С воплем Эриг занес тяжелый клинок — в последний раз.

А дальше произошло невероятное: отбросив щит, Витторио кинулся в объятия Эрига. Он схватил его за шею сзади и прижал к себе. Заскрипели трущиеся друг о друга доспехи, шлемы столкнулись как будто в поцелуе. Эриг пытался вырваться и бесполезно лупил кулаком по спине паладина. Эсмунд увидел стилет, рыщущий по латам капитана.

— Вырывайся! — закричал он.

И вслед за ним закричал Эриг, когда стилет нашел свой лаз.

Железное жало вошло в подмышку снизу вверх. Паладин давил на рукоять, утробно рыча. Эриг орал от боли. Он чувствовал внутри себя трехгранный клинок, разрывающий плоть и скребущий о кости плеча изнутри.

Витторио вырвал стилет. Его синяя перчатка стала темно-лиловой. Второй перчаткой, сжатой в кулак, кальдиец отправил Эрига на землю.

Гранглинг выпал из руки. Паладин поднял с пола чекан.

«Вот и все. Я проиграл».

Витторио отбросил стилет. С руки его капала та же кровь, что хлестала по боку Эрига. Чекан указал в лицо капитану.

— На колени.

— Я сдаюсь, — проговорил Эриг тихо.

Паладин сощурился. Чекан раздраженно дернулся.

— На кольени!

Толпа молчала, но капитан дворцовой стражи ясно чувствовал их взгляды. Каждый из них прожигал дыру в его теле, презирая доспехи. Тысяча раскаленных стилетов.

Эриг встал — вернее, поднялся — на колени.

— Снимай шлем.

— Хватит, я сдаюсь! — воскликнул Раддерфорд, и голос предательски сорвался.

— Снимай шлем!

Витторио схватил капитана за забрало. Удар чекана сломал шарнир и наполнил рот кровью. Забрало звякнуло о землю. Эриг сплюнул и снял поломанный шлем, обнажая мокрые от пота волосы и как будто подставляясь под гнев Божий.

— Проси прощенья.

Эриг сглотнул. Его душил стыд, но слова как будто сами просились на язык.

— Простите, сир. Я оскорбил вас. Я был неправ.

Сказав это, Раддерфорд сорвал с руки платок леди Пьерриг и отбросил его. Послышался чей-то короткий всхлип. Быть может, это была она.

Витторио сделал полшага вперед.

— Теперь пади ниц, — сказал он почти без акцента.

Эриг поднял пылающее лицо, и увидел в глазах паладина презрение, от которого захотелось умереть.

— Я сказал — пади ниц! — воскликнул он и дал ему стальную пощечину.

Боль обожгла щеку, и во рту снова появилась кровь. Эриг проглотил ее вместе с позором.

— Лучше убей меня.

— Ниц!

Мгновения тащились, как тучи, тяжелые и мрачные. И в тот момент, когда Эриг был уже готов склониться, раздался голос Эсмунда Первого:

— Хватит! Остановите это!

Витторио поднял взгляд и коротко поклонился.

— Все по воле короля, — сказал он.

«Я умер бесчестно», — успел подумать Эриг.

Острие с мерзким звуком вошло между глаз Раддерфорда. Паладин выпустил рукоятку, и капитан рухнул вперед с чеканом в голове. Завизжала какая-то дама, за ней еще одна. Разревелся ребенок, сидящий у отца на плечах.

Воздух застрял у Эсмунда в глотке. Он вскочил, отбрасывая кубок в сторону, и собственный голос едва донесся до ушей:

— ГЕРДА!

— Мой король, — сжимая зубы, ответила та.

— Взять его! Взять живым!

— Щиты! — заревела Герда. — Король отдал приказ!

Шестеро рыцарей двинулись вперед, обнажая клинки. Витторио наклонился и вытащил чекан из головы Эрига, под которой уже расплылась темная лужа.

С Витторио пришли два собрата — им позволили прийти в доспехах, но без оружия. Один поднял изрубленный щит, второй взял Гранглинг.

— Положи мой меч, проклятый кальдиец! — прокричал какой-то рыцарь, но не двинулся с места.

— Ваше величество, услышьте меня, ваше величество! — сквозь туман ярости пробился дрожащий голос. Симон, в залитой вином сутане, тряс Эсмунда за рукав.

— Нет! — вырвался король. — Этот подонок ответит!

— Пожалуйста, государь! Нам это не нужно! — Симон чуть не плакал, багровые щеки тряслись от ужаса. — Все прошло по правилам!

Королевские Щиты окружили паладинов. Те встали спина к спине, готовясь отразить атаку. Придворные стояли, распахнув рты и глаза. Только кальдийцы по стеночке выбирались со двора.

— Говнюк переборщил, но бой был честным, — буркнул Йоэн, покручивая в руках топор.

— Ваше величество! Проявите великодушие! Иначе мы не доживем до дня, когда Престол станет нашим!

Гнев Эсмунда сразу спал. Призрак смерти восстал за спиной, обдав его холодом. Король покрылся мурашками.

— Мы, Симон? Или только я?

— Ваше величество, я хотел сказать…

Щиты и паладины были на расстоянии удара. Герда оглядела своих.

— Взять этого живым. Остальных убейте, — процедила она.

Один из Щитов завопил, как разъяренный дракон, и кинулся вперед.

— Остановитесь! Герда!

— Назад! — рыкнула она.

Клинок Щита и Гранглинг только раз столкнулись, выбив искры, и телохранитель отступил, рыча, будто пес на цепи.

— Позвольте им уйти, — произнес Эсмунд.

Витторио первым опустил оружие и поклонился.

— Гральца8, вашье величество.

Эсмунд не ответил. Он наблюдал, как паладины беспрепятственно покидают двор. Тот, что с Гранглингом, подошел и отдал меч хозяину, и толпа расступилась, пропуская трех синих рыцарей.

— Как надоело мне это, — покачал головой Эсмунд. — Как надоело терпеть унижение в собственном дворце! Неужели я сам здесь, как пленник?!

Вопрос остался без ответа, да король его и не ждал.

— Почему же, Эриг?! — вопрошал он у мертвого. — Как ты мог?!

Снова молчание. И пускай зрение давно уж подводило короля, он видел, как ряды придворных становятся все реже.

— И вы все стояли и молча смотрели, как чужестранец унижает вашего брата! Позор всем вам! Просветитель всемогущий, неужели мне не служит ни одного достойного человека?!

И с этими словами Эсмунд направился прочь.

XI

Немало людей собралось после поединка в Пенном зале — по сути, дорогой таверне внутри дворца. Здесь варили чудные эль и пиво, подавали всевозможные вина и более редкие напитки: черешневый ликер из Среднего Кальдириума, сливовые настойки из Дримгарда, густой северный мед с ароматом сосен и даже водку из Энариона, чистую, как слеза, и горячую, как огонь.

Столы в Пенном зале стояли вдоль стен, а в центре располагался большой общий стол — цельный сруб многовекового дуба, в центре которого была организована жаровня с вертелом. В простые дни за него садились обычно те, кто приходил просто поесть. На праздники свободного места за столом было не найти, и порой на столе устраивались лихие танцы.

В самом углу, при затушенной свече сидели два рыцаря. Коррин Гвин родом из Ривергарда и Гиральд Вельд, родом неизвестно откуда. Оба были придворными рыцарями Кроунгарда, но далеко не из лучших. Точно не из тех, кого король знает лично.

Коррин через день нес почетный караул у Башни клятвы — бесполезнее ничего придумать нельзя. Башня сгорела одиннадцать лет назад. Да, в ней погибла королева, ну и что с того? Если б у Коррина была жена и она умерла, он бы просто нашел себе новую.

И в жизни он хотел добиться большего, чем скучать целый день у пожарища.

Чего хотел сир Гиральд, за огромный жировик на лбу прозванный Двухголовым, сказать было трудно. Он служил смотрителем Черных ворот, через которые по Черному мосту вывозился весь дворцовый мусор. Так что запах от Двухголового шел не лучший.

— Что это такое сказал король? — спросил он, отрываясь от кружки с медом.

— Что мы все никчемные, — ответил Корр, водя по столу пальцем.

— Паладин оскорбил короля, и он решил оскорбить нас?!

— Тише, Гиральд, — шикнул Коррин, взял пальцами кусочек баранины и отправил в рот.

Вытер руки о скатерть и посмотрел по сторонам. Через два стола от них плакала леди Пьерриг, а брат утешал ее. Взгляд Корра задержался на волосах и длинной шее девушки.

— Так вот, — сказал он. — Король недоволен нами, и ясно дал это понять.

— Напрямую! — рявкнул Гиральд и бахнул кружкой о стол.

— Я предлагаю вернуть доверие короля и даже больше.

— Как это? — наклонился к нему Двухголовый.

Коррин взял баранью косточку и стал обгрызать, глядя в пустоту. Гиральд допил свой мед, и оглушительно хлопнул в ладоши, требуя еще. Коррин вздрогнул.

— Мы нападем на башню, — откладывая кость, прошептал он. — Отомстим за Эрига и приведем Наместика к Эсмунду.

— Господь накажет, — испугался Двухголовый.

— С чего ради? Его святейшество Симон говорит — Господь указал, что Святой Престол должен быть в Америи. Ты не слышал вчера на службе?

— Я пропустил.

— Мы найдем соратников, возьмем оружие и проникнем внутрь. Перебьем паладинов и захватим Люцио.

— Ты видел, как этот кальдиец уделал Бесхребетного?

— Эриг его почти победил. Паладин напал исподтишка со своим стилетом, вот и все! Сделаем так же. Нападем внезапно, и они наши.

Принесли мед для Гиральда. Он облапал симпатичную разносчицу взглядом и приник к кружке.

— Да, — сказал, напившись. — Перебьем их, как щенят!

— Тише, Гиральд, — Коррин снова повернулся к Пьерригам и чуть не вздрогнул — брат Карины смотрел прямо на них.

Гвин как бы понимающе улыбнулся ему и приподнял стакан с вином. Рыцарь повернулся обратно к сестре.

Красивая девушка. Интересно, она и впрямь влюбилась в Раддерфорда или просто ни разу не видела столь жестокой смерти? По виду она — типичная замковая пташка, которая покидала стены только ради пиров и прогулок.

А может, ей просто нравятся храбрые рыцари, убивающие врагов?

— Скоро начнется война, — зашептал Коррин еще тише. — Король созвал знамена, но пройдет еще месяц или больше, пока все соберутся…

— А там и зима, — кивнули Гиральд и его жировик. — Воевать начнем весной, не раньше.

— Если сделаем все, как задумали, то отправимся туда, и не просто как рыцари, но как богатые рыцари. Купим себе дорогие доспехи и породистых груферов.

— Золотые шпоры, — поддакнул Двухголовый.

— Покроем себя славой на войне, а когда вернемся, купим по замку и женимся на знатных красотках. Глядишь, станем графами, Гиральд! — Коррин хлебнул вина. — Но пока не будем торопиться. Пусть все утихнет, а мы подготовимся. Ты никому не смей говорить, а я поищу соратников и подумаю, как…

— Эй.

Сир Пьерриг из инквизиции подошел к их столу. Квадратная борода топорщилась, как щетина у вепря. На одном глазу застряло жутковатое бельмо.

— Вы дерьмовые заговорщики, — сказал сир Пьерриг. — Слишком громко говорите. И место выбрали неудачное.

Гвин открыл было рот, но сказать ему не дали:

— Значит, вы готовите налет на башню Наместника? Хотите силой привести ставленника Божьего к королю Эсмунду?

— Сир, вы не поняли… — начал Коррин.

— Заткнись. Ты сказал достаточно.

Сир Пьерриг посмотрел на сестру и кивнул ей. Затем придвинул стул и сел.

— Я иду с вами.

XII

Южная Лотария

Где-то на миреданском тракте

Лошадь принцессы по кличке Роза встряхнула длинной гривой и побежала прочь. Гром бросился и преградил ей путь, а Роза уткнулась мордой в его шею, и они словно обнялись, нежно фыркая.

Брон хохотнул.

— Смотрите, как они подружились.

— Мне кажется, здесь больше, чем дружба, — улыбнулась принцесса.

Ясная ночь молчала. Лагерь спал. Утром собирались двинуться в путь — полнолуние кончалось, свет миреданской дороги на глазах становился тусклее. Можно было бы идти и по светящейся, но многие солдаты суеверничали, да и кони становились пугливы, чувствуя магию, так что инквизитор позволил всем отдохнуть.

Брон развел для принцессы костер, посмеявшись, когда Лавеллет не смог разжечь сырые дрова. Эльтон сидел рядом, натачивая длинный посеребренный меч.

— Зачем серебрить клинок? Чтобы ярче блестел?

— Серебро сражает нечисть, неужели рыцарь инквизиции не знает? — ответил Эльтон и достал промасленную тряпку.

Брон хмыкнул и провел пальцами по усам.

— Это все сказки, мальчик. Любая нечисть, будь то творенья анимантов или порождения древнего мрака, умирает от обычной стали.

Лавеллет не ответил. Брон снова посмотрел на Грома и Розу. Лошади кружили друг за другом, играя, как жеребята.

Принцесса права. Они полюбили друг друга. Лошадям благородных династий доступны высокие чувства.

— Гром! Будь вежлив с леди Розой, ты понял?

Жеребец лишь на секунду повернулся к хозяину и снова вернулся к игре.

— Непокорный шельмец! Если попробует на нее забраться, стегни его кнутом, Лавеллет. Правда, он может лягнуть в ответ, — Брон поднялся и поклонился принцессе. — Если позволите, я пойду спать.

— Приятных снов, сир Раддерфорд, — отозвалась Алина.

Безмолвная ночь окружила Брона. Он стоял один посреди болот, сжимая в руках секиру. Тусклый огонек зажегся впереди, и по земле, как тысяча змей, прополз холодный ветер.

— Оно вернулось, — раздался голос.

Брон шагнул вперед.

— Оно подчинится?

Брон сплюнул и пошел на огонек. Вдруг женский крик ворвался в кошмар и разорвал его, как лист бумаги.

Он лежал под открытым небом, положив под голову седельную сумку. Женский крик раздался снова, ему вторил нечеловеческий истошный визг. Брон вскочил на ноги, не обращая внимания на колющую боль в груди.

Принцесса. Что-то случилось.

— Лови ее!

Принцесса Алина стояла у костра, Эльтон прижимал ее к себе. По лагерю носилась дикая свинья, и солдаты никак не могли ее поймать. Брон позволил себе рассмеяться.

— Вы испугались, ваше высочество?

— Она выскочила так внезапно, — смущенно проговорила принцесса.

— Это всего лишь свинья, — успокаивал ее Лавеллет.

Солдаты, наконец, повалили свинью и пронзили копьем. Визг сменился бульканьем, свинья задергала лапами и затихла.

— Ничего, принцесса. Сейчас мы ее зажарим.

— Я не ем мяса.

— Что, совсем? — удивился Брон.

— Грех есть убиенных животных, ведь…

— Враги! — закричал вдруг Эльтон.

Брон перехватил секиру. В свете костра показались три невысоких существа — их можно было бы принять за людей, если б не свиные морды вместо лиц и неказистые, будто у калек от рождения, тела.

Свинары. Колдовские чудища, творенья анимантов Дар-Минора, созданные из невинных людей.

— Защищайте принцессу! — Лавеллет подхватил начищенный меч.

Морда одного из свинаров сочилась кровью, другой опирался на палку, как на костыль. Третий вышел вперед. На поясе висел широкий кинжал, но руки были пусты.

— Есть! — он ткнул в убитую свинью. — Наша есть!

— Они умеют говорить? — ужаснулась принцесса.

— Увы, эти твари многое умеют, — сказал Брон. — Убейте их!

Солдаты кинулись на врага. Раненые свинары бросились наутек, даже не пытаясь сражаться. Их догнали, повалили на землю и забили шестоперами. Хрюканье и хриплые крики быстро затихли.

— Боже мой, — Алина сотворила святой жест. — Чего они хотели?

— Какая разница? — Брон потер грудь. Боль ушла, и этой ночью вряд ли вернется.

— Мне показалось, они просто хотели забрать свою свинью, — негромко сказала Алина.

— Свинары — самые ужасные из тварей анимантов, госпожа, — сказал Раддерфорд. — Потому что могут размножаться, в отличии от всех остальных. Потому их до сих пор так много на востоке, и потому их надо беспощадно убивать.

Бронвер передал свою секиру солдату.

— Отрубите им головы и поставьте на пики. Тела сожжем утром, чтоб не воняло.

— К чему такая жестокость, сир?

— Ваше величество, если бы, скажем, Эльтон был тут один, они бы убили его куда более жестоко.

— Это вряд ли, — убирая меч, сказал Лавеллет.

— А еще они бы насладились его телом. Свинары всегда голодны — во всех смыслах.

— Вы говорите о похоти? — покраснела принцесса.

— О ней самой, госпожа. Как ты думаешь, мальчик, они бы сначала взяли тебя и потом убили, или наоборот?

— Вы переходите границы, сир! — Эльтон подошел к нему вплотную, вскидывая подбородок. Ниже на голову, рыцарек напоминал девчонку со своими кудряшками, но гордость, похоже, была вполне мужская.

— Сколько их было?

Моллард явился, приглаживая белые волосы. Рядом с ним шла Кассандра, и глаза ее сверкали, как лазурь.

— Трое, инквизитор. И еще свинья.

— Свинью можно зажарить, — сказала Кассандра.

— Читаешь мои мысли, Кэсси, только вот принцесса против.

«Не смей называть меня так», — сказали потемневшие глаза Кэс.

— Я лишь сказала, что не ем мяса, — не по-королевски оправдывалась Алина. — Вы можете съесть ее, если хотите.

Солдаты возвращались, держа отрубленные головы чудовищ. Моллард посмотрел на них и кивнул.

— Поставьте на пики подальше от света.

— Я уже приказал, инквизитор.

Дэнтон повернулся к востоку. Там занимался рассвет.

— Утро, — сказал Брон и посмотрел на небо. — Я думал, к рассвету будет дождь.

— Это не заря, — сказал Моллард. — Командуй коннице в седла. Кассандра, строй пехоту и следуй за нами.

— Это огонь, — прежде Брона догадался Лавеллет. — Горит целая деревня!

— Эти трое отбились от стада, — сказал Дэнтон. — Нас ждут еще свинары. По коням!

XIII

Горящая деревня оказалась гораздо дальше, чем виделось в темноте. К тому времени, как Дэнтон и Брон с конницей добрались до места, от домов и полей осталось только пепелище. Свинары ушли и забрали с собой все трупы: на земле остались только лужи крови и изрубленные тела собак. Их свинары почему-то люто ненавидели.

Моллард не стал гнаться за чудовищами. Он дождался пехоту во главе с Кассандрой и повел людей дальше на восток, в сторону Дримгарда.

Вернулись дожди. За несколько дней дороги инквизиции повстречались еще три разрушенные деревни, прежде чем показалась целая. Крестьяне работали в поле, несмотря на мелкий дождь и собирали остатки ржи. Когда они увидели армию, пара мальчишек тут же бросилась к домам.

— Благословите, милорд инквизитор, — просили крестьяне, кланяясь.

— Господь с вами, — отвечал Дэнтон. — Где староста деревни?

— Мальчики побежали за ним, милорд.

Вскоре староста появился. Им оказался маленький, сухой мужчина с руками, как у ребенка, но взглядом старца.

— Не иначе Господь послал вас, милорд инквизитор, — снимая широкополую шляпу и кланяясь, сказал он. — Мы молили Его о помощи, и вот вы тут.

— Как твое имя?

— Патриг, милорд.

— Значит, вы слышали о свинарах, Патриг.

— Слышали и видели их, господин, — не поднимая глаз, доложил староста. — Они всегда угрожали нам, но небольшие банды мы наловчились прогонять. Каждый мужчина в этих краях обнимает во сне топор, а не жену.

— Так в чем же дело?

— Говорят, появился большущий свинар, который подчинил остальных и собрал все банды в одну орду.

— Этого еще не хватало, — буркнул Брон.

— Мы должны защитить этих людей, — произнесла из-под капюшона Алина. — Среди вас есть раненые?

— Нет, миледи, до нас они пока не добрались. А если б добрались, то раненых бы все равно не осталось, — не зная, что говорит с принцессой, ответил Патриг.

— Где их видели в последний раз? — спросил Моллард.

— В той стороне, — указал староста на северо-запад. — Там была единственная мельница в округе, они ее сожгли. Урожай в этом году снова скудный, но и столько руками не перемолоть. Зимой нас ждет голод, — крестьянин вздохнул. — Прошу, защитите, святой милорд!

— А где ваш хозяин? Кто лорд этих земель? — спросила Алина.

— Граф Бальдер, миледи, его замок…

— Я знаю Эллиса Бальдера, — перебил Дэнтон. — Я знал и его отца, графа Ловера.

«Можешь звать меня дядей, если хочешь».

— Он знает о том, что здесь происходит?

— Мы отправили человека, милорд, но он не вернулся.

— Даже если он пропал, кто-нибудь другой наверняка донес до графа страшные вести, — сказал Дэнтон. — Кроме того, рано или поздно его люди должны явиться за долей урожая. Пусть ваш лорд защитит вас. Железная инквизиция продолжает свой путь.

В глазах Патрига появились слезы.

— Как повелите, милорд, — произнес он, кланяясь. — Будем надеяться, что доживем.

— Едем, — сказал Моллард. — Арик, горн.

Клювогорн взлетел и протрубил. Сначала он имел привычку трубить прямо на плече, оглушая Дэнтона, но потом научился взлетать.

Староста уступил путь и подошел к своим людям, разводя маленькими руками.

Вихрь тронулся было вперед, но путь ему внезапно преградила Роза. Алина сбросила капюшон. Впервые Дэнтон увидел ее в гневе.

— И вы оставите этих людей?! — воскликнула она, а Роза заржала и взмахнула шелковой гривой.

Гром, не обращая внимания на ругательства Брона, кинулся и толкнул Вихря грудью, встав между ним и Розой. Вихрь яростно заржал, толкая в ответ.

Брон вонзил шпоры в бока Грома и натянул поводья, заставляя его отступить.

— Простите, инквизитор, — сказал он. — Это все Гром. Они с Розой подружились.

Дэнтон жестом отправил Брона восвояси. Тот коротко кивнул и отъехал, ругаясь на коня. Крестьяне смотрели на них во все глаза, забросив работу.

— У них есть лорд, — сказал Дэнтон. — Я его знаю — он хороший человек.

— Они говорят, там целая орда чудовищ! Сколько людей у этого Бальдера?! Пара сотен, если вооружить каждого мальчишку?!

Может, и того меньше, подумал Моллард. Бальдеры владели обширными, но разрозненными землями, и никогда не могли похвастать сильной гвардией.

— Возможно, — ответил он. — Это не наше дело.

— Разве инквизиторы не приносят клятву защищать государство и всех его людей от порождений мрака?!

— Сейчас мне нет до этого дела, госпожа. Я выполняю обещание, данное его святейшеству.

— Мы останемся и поможем этим людям! — вскричала принцесса со слезами на глазах, но железом в голосе. — Сир Лавеллет!

— Моя госпожа, — Эльтон тут же появился рядом.

— Ты готов обнажить меч для защиты этих людей?

— Если вы прикажете.

— Тогда я приказываю! — провозгласила Алина. — Я приказываю тебе и приказываю вам, инквизитор Моллард! Мы останемся и защитим несчастных!

Ошеломленные крестьяне взирали на красивую, но хрупкую девушку, которая по какой-то причине смела приказывать инквизитору. Солдаты за спиной Дэнтона зашептались, Кассандра сопела за правым плечом, и Моллард чувствовал ее злость так же, как и свою.

— Да будет так, — сказал он. — Все слышали? Мы остаемся, чтобы дать бой чудовищам! Так приказала принцесса Алина Америйская!

Люди разом выдохнули. Все, кто стоял на ногах, рухнули на колени. Всадники склонились к холкам лошадей.

— Это принцесса! Принцесса здесь! — зазвучали голоса.

— Спасибо, ваше величество! — подползая к Алине на коленях, говорил Патриг. — Легенды о вашей доброте не лгут! Слава Просветителю, что послал вас!

— На все воля Его, — смутившись, ответила принцесса.

— Собери своих людей, Патриг. Пусть берут пожитки и готовятся идти, — приказал Дэн.

— Куда, милорд?

— Куда прикажут, — сказал Дэнтон и резко развернул Вихря, направляясь к солдатам.

— Отрядите самых ушлых, — приказал он. — Пусть пройдут по домам и возьмут все, что пригодится — еду, одеяла, дрова. Если кто будет против, разъясните, что это изымается именем инквизиции и Святого Престола.

— Будет сделано, инквизитор.

Солдаты отправились исполнять приказ. Когда Молллард повернулся, то увидел перед собой насупленного Лавеллета.

— Вам не стоило говорить всем, — хмуро сказал он.

— А принцессе не стоило приказывать мне во всеуслышание.

— Теперь все знают, что с нами едет будущая королева. Это опасно для нее!

Дэнтон твердо встретил вызывающий взгляд юного рыцаря.

— Я вдруг понял кое-что, сир Лавеллет, — сказал он. — Король не давал вам своего благословления. Вы с принцессой сбежали тайно. Вы обманули государя, архиепископа и в конечном итоге меня.

Эльтон сжал губы, словно сдерживая рвущиеся наружу слова.

— Мне кажется, она и впрямь желает помочь людям Дримгарда, — продолжал Дэнтон. — Но ты, сир, поехал, чтобы потешить свое самолюбие. Гордый рыцарь, защищающий даму сердца, славное приключение для баек у камина. Не знаю, что у вас за любовь, но рано или поздно она станет королевой, а тебе никогда не быть королем.

— Мне это и не нужно, — сказал Лавеллет. — Я мечтаю стать капитаном ее Щитов, и этого будет довольно.

— А ты стерпишь, когда она начнет рожать детей от другого мужчины?

— Я не хочу ее тела, — сжимая поводья, ответил Эльтон. — Я люблю ее душу.

— Знаешь, сир Лавеллет, я не запоминаю лиц — тебе, должно быть, уже рассказали. Я их почти не вижу. Но зато я хорошо слышу и запоминаю голоса. И сейчас твой голос врет.

Эльтон ничего не ответил. Дэнтон повернул коня и подозвал Брона.

— И что, мы правда будем биться со свинарами? — пробурчал тот, потирая седые усы. Гром под ним исподлобья смотрел на Вихря.

— Я не расслышал.

— И что, мы… — на полуслове Бронвер сообразил. — Простите, инквизитор. Каков приказ?

— Возьми десяток лучших наездников, старшим поставь кого-нибудь из ветеранов. Отправь их туда, где в последний раз видели тварей. Я хочу знать, сколько их. Дай людям знамя и вооружи их луками — пусть обстреляют свинаров и убедятся, что они последовали за ними.

— Вы хотите устроить засаду?

— Выполняй приказ. Я решу, когда буду знать, сколько у нас врагов.

— Конечно, инквизитор, — кивнул Брон, скрывая недовольство. — Ваша воля — закон.

Глава третья: Железная луна

I

Америя, Кроунгард.

Коррин только что рассказал старому И´вону, смотрителю королевской кладовой, о своей затее. Тот задумчиво крутил на пальце серебряный перстень и смотрел в одну точку.

— Ну так что? Вы с нами?

— Я не воин, — прошамкал смотритель. — Чем я могу вам помочь?

— Деньгами, — ухмыльнулся Коррин. — Я хочу подкупить слуг, которые входят в башню Наместника, и кальдийцев, которые остались вне ее. Сведенья дорого стоят.

— И с чего вы взяли, что у меня есть деньги?

Коррин подавил смешок. В покоях Ивона, где они сидели, жарко горел резной камин, отделанный бронзой. На стенах блестели позолоченные, или даже золотые канделябры. Напротив окна, омытая лунным светом, висела в серебряной раме икона святого Карха. Даже несведущий человек догадался бы, что деньги у хозяина покоев имеются.

— Да бросьте, — сказал Корр. — Не я один знаю, что вы берете взятки с тех, кто хочет поставлять свои товары во дворец.

Белокожий смотритель в один миг покраснел.

— Лживые слухи! — возмутился он. — При дворе Законника нет места преступленьям! Убирайтесь, сир, и молитесь, чтобы я не рассказал королю о вашем заговоре!

— Никуда я не пойду, господин Ивон.

— Немедленно! — смотритель подскочил и распахнул дверь. — Вон!

Насупившись, Коррин поднялся. Подошел к двери и, оттолкнув Ивона, захлопнул ее.

— Я позову стражу!

— Зовите, — сказал Корр. — Я сразу расскажу им, что узнал. Сколько мзды вы берете с мясников, и ткачей, и гвоздарей, и всех остальных. И как вы покупаете бочки только на бумаге, и лишаете слуг дневного жалованья за провинности, но говорите, что заплатили. И…

— Хватит, — прервал смотритель и хмуро пожевал губами. — Небытие вас побери, откуда вы все это знаете?

— Достаточно поговорить с людьми. Королю и остальным просто нет дела до муки и подушек, на которых вы наживаетесь. Но если им когда-нибудь захочется уменьшить расходы дворца и они покопаются в документах — головы вам точно не сносить.

— Без вас знаю, — буркнул Ивон. — Сколько?

— Если б вы сами согласились нам помочь, я бы сказал: сотня серебряков. Ну а так — три сотни.

— Триста серебряных?! Вы с ума сошли!

— Ну хорошо, давайте три золотых.

— Это то же самое!

— Я ведь говорю, что знаю, сколько денег вы воруете из казны. Поделитесь немного. Тем более, что это на благое дело, во славу короля и Америи.

— Во славу Америи, — шепеляво передразнил Ивон. — Как будто вы идете на это ради страны.

— Ради чего же еще? — улыбнулся Коррин.

— А вы посмотрите в зеркало, сир Гвин, и увидите! На вашем лукавом лице так и написано — хочу, чтобы мной восхищались!

— Неужели так и написано? — Корр огляделся в поисках зеркала, но его-то в покоях и не было. — Ладно, верю вам на слово. Где вы прячете деньги?

— Подождите в коридоре, — прошамкал Ивон.

— Не вздумайте запереться. Я буду рядом.

— А вы не подслушивайте!

— Ладно.

Когда Коррин вышел из комнаты, за спиной щелкнула задвижка. Он ухмыльнулся и приложил ухо к замочной скважине.

— Господин Ивон дал нам триста серебряных марок и обещал молчать, как рыба.

— И ты поверил старому говнюку? — спросил Дюг Пьерриг.

— Ну да, — пожал плечами Корр. — Думаю, что достаточно его напугал.

— Ты хотя бы приставил кинжал ему к глотке?

— Какие жестокие меры, Дюг, — поморщился Коррин. — Он и так боится за свою жизнь. Если король узнает о его делишках, тут же повесит, как разбойника.

— Он и есть разбойник, — пробурчал Двухголовый. — Сукин сын, ворует у самого короля.

— Мы расскажем о нем государю, — махнул рукой Коррин. — Когда разберемся с Наместником.

От одних этих слов — «мы разберемся с Наместником» — в груди раздувалось чувство величия. Они пока лишь готовились, но уже сейчас на языке ощущался сладкий вкус победы.

Сир Гвин засыпал и просыпался с мечтами о том, на какую вершину они вознесутся, когда решат столь важный государственный вопрос. Да, они поступают не совсем по закону. Совсем не по закону, если честно, но какое это будет иметь значение, когда они притащат Люцио Третьего к америйскому трону? Король не откажется от такого дара, и уж точно не казнит их за это. И даже если они не получат награды от Эсмунда, слава об их поступке облетит весь мир. Кальдийцы возненавидят их, но каждый мужчина в Америи будет восхищаться и жалеть, что его не было среди них.

Стояло раннее утро. За полукруглыми окнами Пенного зала лил дождь, столы пока что пустовали. Коррин завтракал овсяной кашей с медом, Гиральд и Дюг предпочли холодную телятину со свежим луком.

— Говорят, в стране голод, — сказал Коррин, глядя на то, как Двухголовый уплетает нежное мясо.

— Угу. Я тоже слышал, — прочавкал Гиральд. — Годы гроз и все такое.

— С голодом пускай разбираются крестьяне, это они растят еду, — сказал Пьерриг, ломая горячий белый хлеб. — Что дальше, Гвин?

— Надо подкупить слуг. Я займусь этим, а ты, Дюг, поговори с кальдийцами.

— С чего мне это делать?

— С того, что рыцарю инквизиции они доверятся скорее, чем просто рыцарю. Хотя с твоего языка слетает столько проклятий, что, быть может, и правда лучше мне.

— Не греби на себя так много. Я поговорю, если надо.

— Вот и славно, — Коррин отставил пустую миску. — Постарайся узнать, есть ли в башне другие воины, кроме паладинов. Кстати, ты ведь служишь архиепископу. Скажи, что его святейшество переживает за безопасность Наместника и надеется выделить солдат инквизиции для охраны. Что-нибудь такое.

— Ты всех считаешь глупее себя, не так ли? — осведомился Пьерриг, злобно глядя на Коррина. Бельмо на глазу придавало ему жуткий вид.

Корр пожал плечами. Он и впрямь не страдал от недостатка самоуважения, и частенько оказывался сообразительнее многих. Поэтому, не желая разгневать вспыльчивого Дюга, ничего не ответил.

— Ладно, мне пора на пост, — Гиральд отломил кусок хлеба с собой и поднялся. — Приходите, если будут новости.

— Хорошо, — Коррин тоже встал. — Мне нужно в западное крыло, там есть человек, который сможет помочь нам в бою. Вы идете, сир Пьерриг? Кальдийцев тоже разместили в западной части.

— Идем. По дороге расскажешь, с какого хрена ты такой самоуверенный.

— Потому что удача всегда на моей стороне, дружище.

— Ты уверен?

— Как в том, что каждый день восходит солнце, — улыбнулся Коррин.

Чтобы из Пенного зала, который находился в центре Кроунгарда, добраться до западного крыла, требовалось преодолеть немало лестниц и переходов, включая Морскую галерею, отделанную галькой со дна Скованного моря. На стенах там висели чучела рыб — от известной всем сталепёрки до редкого сабленоса, громадной рыбины с кривым костяным наростом на голове. Говорят, эти рыбы были жутко глупыми и сами всплывали к лодкам рыбаков, так что их можно было брать голыми руками. Потому их почти не осталось.

Но даже эти рыбы показались Коррину не такими глупыми, как молодой дворянин, в полный голос рассуждающий о том, что значил платок на руке Бесхребетного.

— Говорю вам, она отдалась ему! Сколько раз я предлагал леди Пьерриг свою руку и сердце, и получал отказ. Их семья небогата, а я после смерти отца стану графом — может ли дочь какого-то замшелого рыцаря мечтать о большем? Но нет, она предпочла стать всего лишь грядкой для трусливого семени…

Коррин посмотрел на Пьеррига, чье квадратное лицо исказила звериная ярость.

— Дюг…

Он бросился вперед. Дворянчик заметил его и обомлел, надменное выражение сменила паника.

— Сир Пьерриг, — он поднял руки. — Уважаемый сир, я…

Тяжелый кулак врезался ему в щеку, и графский сынок упал навзничь. Слушатели расступились, широкими глазами взирая на сцену. Прижимая ладонь к лицу, юноша отползал от наступающего Пьеррига.

— Довольно, сир! — восликнул он. — Вы…

Удар сапога заставил его зубы сомкнуться, и раздался громкий хруст. Дамы вокруг ахнули и отвернулись, а дворянчик завопил, двумя руками хватаясь за сломанную челюсть.

— Кто еще желает оскорбить мою семью?! — проревел, оглядываясь, Дюг.

Все молчали, пока другой юноша не вышел вперед.

— Вам не стоило делать этого, сир, — сказал он.

— Неужели? — навис над ним Пьерриг.

— Да, — голос парня дрогнул, но он стоял на своем. — Как рыцарь, вы должны были вызвать его на поединок. Мы не простолюдины, чтоб отвечать на оскорбленья кулаками.

Пьерриг хмыкнул и повернулся к скулящему дворянчику.

— Ты кусок вонючего, поганого дерьма. Вызови меня, если хочешь. Когда срастется челюсть.

С этими словами он повернулся и громко зашагал прочь — в противоположную сторону от той, куда они с Коррином направлялись.

— Дюг, подожди, — Корр встал у него на пути. — Куда ты собрался?

— К сестре. Передам, что бывшие женихи о ней говорят.

— Она и так узнает.

Пьерриг сжал кулаки, и на мгновение Коррин подумал, что сейчас и у него будет сломана челюсть. Но Дюг всего лишь оттолкнул его в сторону.

— У нас есть дела! — прошептал Корр, хватая Пьеррига за плечо. — Они важнее!

— Для меня семья важнее. Потому я и с вами. Отпусти.

— Мрак с тобой, иди, — Гвин разжал пальцы. — Но не забудь, что надо сделать.

— Я помню! — рявкнул Пьерриг и пошел прочь.

Скоро сир Гвин добрался до покоев сира Роберда, легендарного копейщика, прозванного Жалящий Змей. Он был уже стар, но продолжал давать уроки и по слухам, был полон сил. Говорят, даже Щиты тренировались у него, хотя мечом Роберд владел далеко не так хорошо, как копьем.

На дверях покоев висел треугольный щит с гербом — синее поле и копье с распущенными белыми крыльями по бокам. Коррин постучался, и дверь ему открыл прямой, худощавый мужчина с острым носом, сам похожий на копье.

— Доброе утро, сир Роберд. Меня зовут сир Коррин Гвин. Вы позволите войти?

— Желаете взять пару уроков, сир? — жестом приглашая внутрь, спросил Роберд.

— Не совсем так, хотя мастер копья пригодился бы нашему делу.

Жалящий Змей опустил одну бровь и поднял другую, недоверчиво взирая на Коррина.

— Дело? Что за дело?

— Месть. Я и мои соратники желаем отомстить паладинам за смерть Эрига Раддерфорда, и схватить Великого Наместника, чтобы привести его к Законнику.

Роберд крякнул:

— И вы так прямо говорите об этом?

— Я надеялся, что пришел к рыцарю, верному Америи. С чего мне юлить?

Все еще стоя у двери, Роберд усмехнулся в тонкие седые усы.

— Вы хотите напасть на паладинов Престола?

— Верно.

— И ворваться в башню Наместника?

— Именно.

— И схватить Люцио Третьего?

— Нельзя сказать точнее.

— Вы и ваши друзья — покойники, — спокойно заметил Змей. — Вы что, хотели, чтобы я пошел с вами?

— Я надеюсь на это, сир, — как можно более возвышенно ответил Коррин, в душе ощущая провал. — Вы опытный боец, вы воевали с Юмингом и знаете, каково это — выбивать чужеземцев из страны.

— Законник сам их пригласил. Люцио заперся в башне, но это его проблемы. Мы не имеем никакого права туда врываться.

— Еще как имеем. Своим присутствием кальдийцы оскорбляют всех нас. Они просто взяли и захватили башню в королевском дворце! Разве это допустимо?

— Не более, чем лишать свободы главу святой церкви. Король Эсмунд, да простит меня Бог, сам виноват и в гибели Эрига, и в том, что Люцио не хочет с ним говорить. Если хотите знать, сир Гвин, я не понимаю, зачем вообще Америи Святой Престол.

— Да разве это важно? Королю видней. Наша задача — исполнить его волю.

— Кажется, после поединка он повелел никому не приближаться к башне.

— Это будет неважно, если мы победим!

Коррин почему-то решил, что прославленный воин сразу согласиться, и теперь просто не знал, что делать. Постараться купить его? Для Жалящего Змея это будет оскорблением. Надо пытаться уговорить — лгать и подхалимствовать, если нужно. Пути назад все равно нет.

— Послушайте, сир, — начал Корр. — Мы не надеемся на награду. Все, чего мы хотим — восстановить честь америйского рыцарства, которую запятнал проклятый паладин. Мы надеялись, что такой славный воитель, как вы, захочет присоединиться. Ведь это будет подвиг, который, возможно, перекроет все ваши прошлые свершения!

— Не люблю, когда мне лижут зад.

— Я и не пытался, великий сир. Но истории о ваших подвигах я слышал еще в детстве, и моя мечта — сразиться рядом с вами. Неужто паладины не кажутся вам достойными врагами? Вы ведь слышали — король объявил войну. Скоро соберутся войска. Мы можем нанести самый первый удар! Представляете, как упадет дух кальдийцев, когда они узнают о нашей победе?

— Я бы на их месте пришел в праведную ярость, — усмехнулся Роберд. — Я понимаю ваши устремления, хотя не очень-то верю. Вы наверняка не только ради чести хотите это сделать.

— Что ж, я надеюсь на славу, — улыбнулся Коррин. — Честолюбие это добродетель.

— Скромность — это добродетель. Честолюбие часто приводит к греху… и смерти. Но все же ваше дело правое, хоть и незаконное.

— Так идемте с нами, сир! Покажите паладинам, чего стоит легендарный Жалящий Змей!

Короткое молчание показалось Коррину долгим и оглушающим. Роберд тяжело вздохнул — Корру показалось, что он чувствует его колебание, но в конце концов рыцарь покачал головой.

— Нет, сир Гвин. Я слишком стар для авантюр, да и в настоящем бою не был очень давно. Благодарю, что вспомнили обо мне в нужный час.

— Я пришел к вам первому, — соврал Коррин, склоняя голову. — Надеялся, что когда другие узнают, что вы с нами, не будут колебаться. Честно говоря, вы разбили мне сердце.

«Старый придурок, чего б тебе не помахать копьем напоследок? А твое имя и вправду вдохновило бы других. Ну и мрак с тобой, продолжай тренировать сопляков».

— Будьте осмотрительны. Те, кто откажут вам — и даже те, кто согласятся — могут доложить королю. Не будьте так прямолинейны, — Змей открыл дверь и выглянул в коридор.

— Надеюсь, про вас мне не стоит беспокоиться?

— Не стоит. Как я и сказал, я понимаю ваши устремления. Удачи, сир Гвин.

— Благодарю, — Коррин поклонился и направился прочь. — Если передумаете, сможете найти меня у Башни клятвы. Я дежурю там через день.

«Проклятье! А ведь я всем рассказал, что Змей уже с нами. Ладно, что-нибудь придумаю. Скажу, у старика проблемы со спиной. Хотя бы можно быть уверенным, что он никому не скажет. Вряд ли ветерану по душе всякие интриги».

Той же ночью Коррин узнал, что жестоко ошибался.

Зеркальный сад располагался в северо-западной части дворца. Круглый, в отличии от всех остальных, и крытый стеклянный крышей, он считался самым красивым из двенадцати садов Кроунгарда. На стенах через равные промежутки высились огромные, в четыре роста, зеркала. Они соединялись с потолком, образуя подобие колонн. Здесь нельзя было остаться одному — десятки отражений постоянно следовали за тобой.

Трава под ногами пожелтела, мощеные булыжником дорожки прикрыли первые опавшие листья. Деревья с желто-красной корой — закатные кипарисы, привезенные из Вилонии — тянули свой стройный ряд до входа в Башню клятвы. Несколько деревьев ближе к ней были мертвы — сухие стволы растрескались, вместо листьев на ветвях белели огарки свечей. Их зажигал король в святые праздники.

Покрытая разводами копоти башня вздымалась, бросая тень на умирающий осенний сад. Пустые окна делали ее похожей на многоглазое чудовище. У черного зева, когда-то бывшего резной дверью, был устроен алтарь — камень с вырезанным ликом королевы Мариэль и строками из Просвещения, где говорилось о скоротечности земной любви и ее неизбежной утрате. Рядом горела жаровня, полная рапсового масла.

Коррин стоял у алтаря, опершись на парадный протазан9, и скучал, глядя на небо за стеклянным потолком. Блеклая луна едва светила из-за туч, звезд и Небесного дома не было видно. Корр вздохнул и взял припасенный мех с гальтасом — горячим вином, которое кипятили с медом, сахаром и десятком специй, включая острый юмский перец. Гальтас уже остыл, но все равно согревал изнутри. Пара глотков — и настроение стало немного лучше.

Сегодня дежурство казалось особенно долгим. Он глотнул еще гальтаса и собрался немного покемарить. Садиться или тем более ложиться ему было нельзя, но Коррин давно научился дремать стоя, опершись на протазан. Он закрыл глаза и уплыл на границу сна и яви.

Скрип раздался как будто издалека, и Корр не сразу сообразил — кто-то вошел в Зеркальный сад. Он открыл глаза и увидел приближающийся силуэт.

— Кто здесь?!

— Сир Гвин, — раздался знакомый голос. — Как проходит дежурство?

— Я не узнаю вас, — вглядываясь в темноту, сказал Коррин.

Человек вышел на свет, и Корр выругался про себя. Этому-то что здесь надо, да еще в такой час?

— Ваша светлость, — поклонился он. — Рад видеть.

Кардинал Джерио эль Лекко обнажил кривые зубы и кивнул в ответ. Руки его были спрятаны в широких рукавах синей сутаны.

— Я пришел помолиться о покое души королевы. Не желаете присоединиться?

— Я тут часто бываю, и молюсь о ней, — соврал Коррин.

Он ни разу не молился о королеве, разве что думал, была ли она такой же красивой, как изображение на камне. Такая молодая, а вышла за старика. Законнику было почти шестьдесят, когда сыграли свадьбу. Коррину — семь или восемь.

— Помолимся вместе, — с нажимом сказал кардинал. — Нам это нужно.

Понимая, что Лекко чего-то хочет, Корр кивнул и повернулся к алтарю. Кардинал подошел и встал на колени, молитвенно сложив руки. Прислонив протазан к дереву, Корр опустился рядом.

— Значит, вы готовитесь напасть на башню Наместника?

Коррин ожидал, что Лекко и впрямь начнет читать молитву, и уж никак не ожидал подобного вопроса. Кожа покрылась мурашками, волоски встали дыбом по всему телу.

— Глупости. Кто это вам сказал? — перебирая в голове имена, спросил он.

— Сир Роберд, известный как Жалящий Змей.

— Старик выдумывает небылицы.

«Сучья тварь, если меня казнят, я достану тебя из самого Небытия!»

— Сомневаюсь, — Лекко говорил шепотом, прикрыв глаза, как будто и правда молился. — Я слышал, он не умеет врать.

«Как же. Соврал мне прямо в глаза, что никому не расскажет!»

— Принц Дагоберт был у него после обеда. И пока его высочество упражнялся, Роберд поведал мне о вашем утреннем визите.

— Чепуха.

— Сир Гвин, прекратите врать! — отчеканил Лекко. — Я знаю всё. К тому же мы молимся. Вы хотите оскорбить Всевышнего ложью?

— Мы не молимся, — пробормотал Коррин.

— Именно это мы делаем. Будьте уверены, прямо сейчас на нас кто-нибудь смотрит. Вы слишком самонадеянны, сир Гвин, и слишком неосторожны.

Корр промолчал. Что тут скажешь? В голове закрутились мысли о том, как избежать наказания. Свалить все на Гиральда? Это уж совсем бесчестно, Двухголовый — его давний друг. Все равно их всех казнят. Но если уж припрет, то…

— Я пришел сказать, что благословляю вас.

— Что? — Коррин не поверил своим ушам.

— Сделайте, что должно. Я сам кальдиец, но мне противно поведение паладинов и самого Наместника, да простит меня Господь. Повелитель церкви не должен трусливо прятаться в башне, боясь показать даже кончик носа. А его телохранители не должны устраивать кровавых зрелищ из честного поединка.

— Вы правы, — прохрипел Корр.

— Будьте осмотрительнее, — сказал кардинал. — Когда вы хотите напасть?

— Я ищу соратников. И думаю над тем, как проникнуть в башню.

— Попробуйте подземелья. Там много тайных проходов.

— Подземелья Кроунгарда опасны.

— Паладины тоже, как мы все успели убедиться, — Лекко поднял взгляд на каменный лик королевы и сотворил святой знак. — Покойтесь с миром, возлюбленная государыня.

Кардинал поднялся и осенил святым знаком Коррина.

— Да хранит вас Бог, сир Гвин, и да поможет он вам во всех начинаниях. Как посланник Святого Престола в Америи, я благословляю вас на всякое свершение во имя нашей страны.

С этими слова он бесшумно направился прочь. Коррин поднялся и глядел ему вслед, и когда Лекко исчез, то стал думать — не приснилось ли это ему?

«Нет, не приснилось. Кардинал все узнал… и ничего не рассказал королю. Он благословил меня. Благословил перебить паладинов, мрак меня побери!»

Корр подхватил с земли мех и сделал несколько шумных глотков, а потом рассмеялся.

Жаль, что тут не было Дюга. У него бы не осталось сомнений в том, на чьей стороне удача.

II

Где-то в южной Лотарии

Темнота вокруг казалась вечной. Само Небытие не могло бы быть таким бездонным, как эта ночь.

«Чертоги небесные, — подумал Брон. — Опять».

Он шагал по узкой тропинке среди болот, сжимая секиру, и не видел ничего, даже собственных рук. Он шел по памяти и не боялся утонуть, ибо проходил через это место десятки раз.

— Ну давай! — крикнул Брон. — Я здесь!

Впереди зажегся огонек, словно чудовище, дремлющее в темноте, приоткрыло один глаз. Холодный ветерок что-то прошептал на тайном языке природы, и ладони Брона покрылись потом. Он крепче сжал секиру.

— Оно вернулось.

Голос раздался как будто возле самого уха. Брон закричал и взмахнул секирой, рубя густой от болотных паров воздух. Скрипучий смех заставил дрожь пробежать по спине.

— Оно боится.

— Я не боюсь тебя!

— Оно боится.

Сумрачный образ возник прямо перед ним. Брон кинулся вперед и ударил, но силуэт исчез во мраке. Он по колено угодил в трясину, трава опутала ноги, и почудилось, будто духи утопших тянут его на дно.

Брон с трудом выбрался на тропинку. В сапоги налилась холодная вода. Оказавшись на твердой земле, он увидел, что одинокий прогнивший дом стоит совсем рядом. В единственном окне мерцал неверный огонек. Дверь бесшумно распахнулась, и колдун возник на пороге. Он был обнажен, серая кожа болталась на костях, глазницы запали, а безгубый рот был как бездна, полная страхов. Живой мертвец, убитый много лет назад.

— Оно подчинится или будет страдать.

Брон плюнул в его сторону.

— Значит, оно будет страдать.

Колдун исчез и возник снова — но на этот раз его было много. Десятки одинаковых теней обступили Брона и протянули к нему костлявые руки. Он взмахнул секирой, но она вдруг стала слишком тяжела. Левая рука совсем обессилела. Тени обступили его — безглазые и безлицые. Они вырвали секиру, распахнули ему руки, словно собирались распять. Колдун вышел вперед и вытянул костлявую ладонь. Его палец коснулся груди Брона, и серый ноготь вырос, проникая под кожу, как червь, пока не добрался до сердца.

Брон распахнул глаза и попытался вдохнуть. Сердце трепыхалось, будто птичка, зажатая в сильном кулаке. Левая рука онемела, каждый крохотный вдох делал страдание сильнее. От боли, стянувшей грудь, он не мог пошевелиться.

Брон вырвал сумку из-под головы. Удары сердца становились горячее и быстрее. В палатке было темно, и становилось темнее с каждым мигом. Тело покрыл липкий пот.

Одной рукой Брон вытряхнул сумку и дрожащими пальцами раскидал содержимое. Фляги нет.

Сучье вымя, не та сумка.

Вдруг Брон почуял, что на него смотрят. Он повернулся и увидел крестьянскую девчонку лет четырнадцати. Одну из тех, что не отходили от принцессы. Длинные темно-рыжие волосы были распущены. Она стояла молча, слегка наклонив голову и наблюдала за ним. Лицо ее было пустым, как у спящей.

— Эй ты, — прохрипел Брон. — Что ты тут делаешь?

Девочка не ответила. Сердце потеряло ритм и мириады раскаленных игл вонзились в грудь и левый бок. Брон сжал зубы, со свистом втягивая воздух.

— Иди сюда, — едва слышно сказал он.

Девочка стояла на месте и не сводила с него глаз. Брон похолодел. Он подумал, что это и не девочка вовсе, не крестьянка и вообще не человек — а посланница того ублюдка, что преследует его во снах.

Он подумал, что сейчас умрет.

— Эй! — как мог громко сказал Брон. — Ты что, глухая?

Девочка тряхнула волосами и сделала шаг вперед. Она была босая, между пальцев ног застряли травинки.

— Кто ты?..

Девочка снова помотала головой и показала какие-то жесты. Брон вдруг понял — немая.

Благодарю тебя, Боже. Немая никому не расскажет.

— Найди сумку… Вот такую же, слышишь? Быстрее!

Крестьянка медленно оглянулась по сторонам, увидела сумку и взяла ее в руки.

— Дай мне!..

Девочка протянула суму, и Брон вытряхнул содержимое. Зеленая фляга упала рядом с головой.

— Вот так, — он почувствовал, что ему уже легче.

Вырвал пробку зубами. В нос ударил резкий запах, похожий на аромат нищих из Покаянного города. Брон облизал губы и сделал глоток обжигающего зелья, потом еще один, больше.

Желудок запротивился мерзкому вкусу. Рот онемел, густое пойло потекло вниз по горлу, неся за собой блаженное успокоение.

— Спрячь, — едва ворочая языком, сказал Брон и протянул флягу девчонке.

Она взяла ее двумя руками, а Брон откинулся на подушку и закрыл глаза.

— Эй, выродок!

Оконце загорелось во мраке. Колдун возник перед Броном, и тени снова обступили его.

— Оно подчинится или будет страдать.

— Сегодня ты будешь страдать, дерьмо вонючее.

Брон ощутил себя сильным и быстрым, как в молодости. Секира вздымалась и опадала, вражеские удары проходили мимо, и тени падали одна за другой, растворяясь в пучине ночи. Не было крови, не было криков. Раддерфорд сражался молча, пока не остался единственный враг.

— Оно вернется. Оно подчинится или…

С яростным воплем Брон занес секиру и опустил ее, развалив колдуна от макушки до паха, совсем как тогда. Половины тела беззвучно исчезли в болоте. Внутренности на земле дымились и становились густой черной жижей.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Брон топтал останки колдуна, не переставая кричать. Окно впереди погасло, и Брон остался в непроглядной черноте. Спустя мгновение он растворился в ней, как в глубоком сне.

* * *

Наутро Бронвер проснулся как будто с неистовым похмельем. Первым делом он схватил флягу с пивом и высосал половину, чтобы так все и выглядело. К тому ж опохмелиться никогда не дурно.

Он встряхнул головой и поднялся. Вещи из седельных сумок были разбросаны повсюду. Брон огляделся, и ему снова поплохело — зеленая фляга пропала.

Он вспомнил про немую девчонку, пришедшую ночью. Она забрала зелье. Поняла, что без него Брону не выжить, и забрала. Маленькая крестьянская сука.

Бронвер вышел из палатки и увидел принцессу. Алина играла с крестьянскими детьми в тряпичные куклы. Лавеллет сидел неподалеку, снова начищая свой меч.

— Ваше высочество.

— Доброе утро, сир! — улыбнулась принцесса. — Как вам спалось?

— Неплохо. Знаете, я ищу одну девушку из крестьянок. Она… помогла мне вчера, и я хотел ее отблагодарить. Такая рыжая, лет четырнадцать, и, кажется, немая. Вы не знаете, где ее найти?

— Увы, сир Раддерфорд. Такую девушку я не встречала.

— Спасибо, — буркнул Брон.

Он обошел весь лагерь и поговорил с каждым простолюдином, но никто не знал немую рыжую девушку.

Что за дрянь? Неужто нет никакой девчонки? Она привиделась ему? Но где тогда фляга?

Брон вернулся в свою палатку, чтобы поискать зелье еще раз. Он заново разбросал все вещи, вытряхнул спальник и все сумки, но фляги не нашел. Он вздохнул и снова собрался идти на поиски.

Немая стояла у полога, сложив руки на поясе.

— Небытие тебя возьми! — воскликнул Брон. — Давно ты здесь?

Она смотрела на него и молчала. В спутанных волосах застряли колючки.

— Ты и впрямь немая?

Девушка молчала, не отрывая глаз.

— Еще и глухая, что ли? Кивнуть можешь?

Девушка кивнула и отступила на шаг.

— Стой-стой, не уходи, — Брон оказался рядом и схватил ее за тонкое запястье. — Где моя фляга, сучка?

Она замычала, замотала головой и попыталась вырваться. Бронвер швырнул ее на спальник.

— Верни мою флягу, маленькая тварь. Иначе я истыкаю тебя кинжалом, — Брон достал клинок. — Ты поняла?

Ее глаза расширились, и слезы потекли по щекам. Девушка закрыла лицо руками и заплакала.

— Думаешь разжалобить? — Брон дернул ее за плечо. — Где моя фляга?

Она замычала, замотала головой и забила руками по груди.

— Не хочешь рассказывать?

Она снова замотала головой и ударила себя по груди.

— Я тебя не понимаю. Попробуй с ним поговорить, — он приблизил кинжал к ее лицу.

Немая распахнула рот в беззвучном крике, схватила лезвие ладонью и дернула.

— Ты что, совсем… — сказал Брон и вдруг заткнулся.

Из раны на руке девчонки текла кровь. Она была густой и темно-синей, такая же, как зелье, хранимое в зеленой фляге.

— Колдовство… Ты порождение мрака!

Девушка неистово замотала голова, хлестнув рыжими волосами по лицу Брона. Она жестами показала, будто пьет, а потом на свою кровь.

— Ты хочешь сказать, что выпила мое зелье? И теперь… теперь оно в твоей крови?

Немая облегченно кивнула и зашипела, сжимая порезанную руку.

— Я же сказал тебе спрятать! И что ты сделала?!

Она несмело улыбнулась и кивнула. Мол, именно это я и сделала.

«А ведь и правда. Флягу рано или поздно могли найти. А девчонка… Мало ли девчонок?»

— И все равно колдовство. Ты знаешь, как инквизиция борется с колдовством?

Девушка молитвенно сложила руки. По веснушчатым щекам потекли слезы.

Брон отыскал среди вещей чистую тряпку и бросил ей.

— Перевяжи. Тебе нельзя терять кровь.

III

Армия Молларда стояла лагерем в нескольких лигах от деревни Патрига. Крестьяне не смели роптать, хотя Дэнтон видел, что они недовольны. Он снял их с насиженного места, разграбил дома и увел всего на полдня пути севернее. Один пахарь, детина с твердым, как у барана, лбом (и такими же рогами, судя по его жене) устроил драку и сломал одному коннику руку. Дэн приказал выдать ему тридцать палок, и теперь пахарь валялся в горячке, а его супруга продолжала радовать солдат.

Принцесса Алина проводила все время с крестьянками. Она помогала женщинам в хозяйстве, не боясь испачкаться и поранить рук, а Лавеллет со своей вечной улыбкой рассказывал детишкам легенды о древних героях. В его рассказах оживали Огвальд Камнерукий, что сразил последнего великана, и Рональд Окрыленный, рыцарь, что провел тысячу поединков и не проиграл ни одного. Моллард видел, что он не разделяет любви принцессы к простонародью, но терпит ради нее. Наивный дурак.

После всех событий поведение Алины стало казаться фальшивым. Дэну казалось, что она играет любовью Эльтона так же, как слепым поклонением крестьян. Он заметил, какой властной она может быть — когда она приказывала ему, в глазах у нее блестели слезы, но голос был тверд, как камень. Дэнтон постоянно прокручивал в голове эту сцену. Уже давно никто не смел приказывать ему в таком тоне, даже архиепископ.

Если Алина действительно сбежала из дворца, то что повело ее в Дримгард? Теперь Дэнтон сильно сомневался, что это искреннее желание помочь людям, умирающим от лихорадки. Только святой или сумасшедший решился бы на такое. А принцесса не была ни тем, ни другим.

А Брон между тем все сближался с Алиной — сначала подружились их лошади, а потом и они. Дэнтону это не нравилось. Когда они расправятся со свинарами, он найдет способ отправить принцессу и ее воздыхателя в Дримгард, а сам поведет людей за Шрам, как и должен был. А Брона придется приструнить — заручившись поддержкой принцессы, он стал еще наглее, чем обычно.

Разведчики вернулись вечером третьего дня, восемь человек из десяти. Взмыленные лошади едва держались на ногах.

Когда Моллард вышел из шатра с Ариком на плече, солдаты преклонили колено и сняли шлемы.

— Встаньте. Кто был старшим?

— Маррек не вернулся, инквизитор, — ответил один из солдат, и Дэн повернулся к нему.

— Как твое имя?

— Бастиан, инквизитор.

— Расскажи мне, что вы видели, Бастиан.

— Мы нашли их на второй день, — начал рассказывать тот. — Они встали на холме, недалеко от руин миреданского форта. Когда они увидели нас и знамя, то сразу бросились в атаку.

— Сколько их было?

— Шел дождь, инквизитор, и все произошло слишком быстро… Но я думаю, что не меньше тысячи.

— А что думают остальные? — оглядел их Дэнтон.

Кто-то согласно кивнул, один солдат с обвислыми рыжими усами глухо буркнул:

— Восемьсот.

— Почему ты так решил?

— Глаза хорошие, — сказал рыжеусый. Голос его звучал глухо, как будто со дна ямы. — Успел сосчитать.

Восемьсот или больше. Быть может, около тысячи. Серьезная угроза, учитывая неукротимость свинаров. Аниманты такими их и создавали — тупыми, жадными до плоти, не знающими о собственной смертности. В этом была их сила, но и слабость тоже — свинары бьются, как дикари, разрозненной кучей. Их грязная волна разобьется о строй щитов, как ветер о скалы.

Неподалеку есть одно место, где можно их встретить.

— Что дальше? — спросил Моллард.

— Мы стреляли и кружили вокруг них, пока не кончились стрелы, — сказал Бастиан. — В Тана угодили дротиком. Маррек приказал отступать, но потом его лошадь споткнулась, и они оба упали.

— И затем?

— Он снова приказал отступать и принял бой, инквизитор.

Дэнтон вспомнил Маррека — его косолапую походку и шрам на месте левого уха. Он был в отряде много лет, еще когда Дэн был рыцарем, и всегда бился в первых рядах.

— Свинары последовали за вами?

— Да, инквизитор. Они узнали знамя.

— Кричали «квизция, квизция!», — глухо вставил рыжеусый.

— Мы видели их с холма на рассвете. Вся орда идет сюда, инквизитор.

— Значит, они поняли, что мы вызываем их на бой, — кивнул Дэнтон. Этого он и добивался.

— Мы будем ждать их здесь? — раздался бас Брона, и Дэн едва не вздрогнул от неожиданности. Оказывается, все это время старый рыцарь стоял рядом и слушал.

— Нет, — ответил Моллард. — Иди и скажи принцессе, что два солдата погибли в разведке. Пусть оплачет их, если хочет, но прибережет слезы для тех, кто умрет в бою.

— А нам что делать?

— Прикажи всем собираться. Мы выедем до рассвета.

— Куда?

— Я скажу, куда. Выполняй приказ.

Бронвер кивнул и отправился восвояси, немного прихрамывая. Опять болит колено, подумал Дэнтон, стараясь не злорадствовать.

— В иное время я бы выдал вам по десять палок за то, что бросили своего командира, — вернулся он к солдатам. — Но Маррек сам избрал свою участь, а впереди нас ждет бой. Поэтому получите по пять. Потом можете поесть и отдохнуть.

— Благодарю, инквизитор, — с простым солдатским достоинством произнес Бастиан. — Где нам принять наказание?

— Накажите друг друга сами, если считаете, что заслужили, — сказал Дэнтон и вернулся в шатер. Там он сел на лежак и молча ждал.

Спустя недолгое время он услышал крики боли, издаваемые сквозь зубы. Потом вошла Кассандра. Ее настроение, судя по лазурным глазам, было хоть куда. Она уже успела надеть кольчугу и прицепила к поясу Молнию — свой легкий меч с волнистым клинком и сложной гардой, что хорошо защищала руку.

— Спорим, я угадаю, куда ты хочешь пойти, — сказала она, подбоченясь напротив Дэна.

Он оглядел изгиб ее бедер и вяло махнул рукой — мол, попробуй.

— Баргезар.

Дэнтон хмыкнул.

— Похоже, ты хорошо меня знаешь.

Кассандра подошла и встала так близко к нему, как только можно. Дэнтон почувствовал запах ее тела и следом — как кровь ударила, куда не следует.

— Мы с тобой ближе, чем ты думаешь, — негромко сказала она и положила руки ему на плечи. — Почему Баргезар?

Эта древняя земляная крепость пользовалась дурной славой. Именно там полегли последние лотарские воины, что защищали родину от америйской армии под началом Карха Объединителя. Случилось это около семи веков назад, и Баргезар, да и сама память о той битве поросли высокой травой. Но что-то зловещее продолжало жить там.

— Свинаров больше, и на открытом месте нас могут окружить, — осторожно прикасаясь кончиками пальцев к ногам Кассандры, сказал Дэн. — На замок свинары ни за что не нападут. Баргезар — золотая середина.

— Вы мудрый полководец, инквизитор Моллард.

— Еще бы, — Дэн попытался встать, но Кассандра толкнула его обратно.

— Что ты делаешь?

Она расстегнула пояс и тот упал наземь. Молния коротко звякнула.

— Не сейчас.

— Мы сделаем это быстро, — она встала на колени и распустила шнуровку на его штанах. — Быстро и тихо.

IV

Южная Лотария, Баргезар

— Вот и он.

Моллард остановил коня и осмотрел высокие валы, покрытые пожухлой травой. Врытая в насыпь арка почти разрушилась, камни растрескались и поросли мхом. Уходящее солнце вонзало косые лучи в земляные стены Баргезара. Крепость выглядела неприветливо и ненадежно.

— И мы встретим свинаров тут? — Брон выплюнул травинку, которую жевал. — Уж лучше разметать их конницей в поле.

Дэнтон не обратил внимания на его слова.

— Заходим! — приказал он, и Арик громко протрубил, расправив крылья.

— Как бы нам навеки тут не остаться, — буркнул Брон и первым поскакал в разрушенные ворота.

Кассандра встала рядом и украдкой посмотрела на Молларда. Пока никто не видел, она коснулась его плеча. Дэнтон отбросил ее пальцы.

— Хватит. Ни к чему этот риск.

— Риск горячит мою кровь. Здесь холодно, а согреть меня некому, кроме этого серого плаща, — сказала Кассандра и запахнулась. Ее зрачки потемнели, и стали почти что в тон плащу.

— Твои мысли грешны, — сказал Моллард. — Сегодня вечером я жду тебя в своем шатре.

— Мы будем молиться?

— Со всей страстью.

Кассандра коротко рассмеялась, и Дэнтон посмотрел на нее. Губы улыбались, а глаза стали голубыми и светились.

— Когда я проезжал здесь впервые, — сказал Моллард, вновь обратившись к Баргезару, — крепость казалась мне больше…

…просто огромной. Дэнтон выглянул из повозки и удивился высоким, бурым стенам. Сухая трава свалялась и смешалась с грязью. Мрачный Баргезар, даже будучи вдалеке, как будто нависал над Дэном.

— Лотарцы первыми начали строить крепости, — сказал Людер. — В этих землях мало камня, поэтому они строили их из земли.

Весь путь от Старого Утеса гвардеец Бальдера по имени Людер развлекал Дэнтона интересными рассказами. Он говорил о прошлом земель, через которые они проезжали, о людях, что жили здесь, о событиях, сотрясавших их маленький мир. Дэн прилежно учился истории, но не знал и половины того, о чем говорил Людер.

— Откуда ты все это знаешь?

Гвардеец рассмеялся, достал из кармана сухарь и захрустел.

— Врешь ты все, — сказал Дэнтон и полез в сумку за последним яблоком. Глядя на Людера, тоже захотелось есть.

— Вру? Мужчина никогда не врет, так меня отец учил, — гвардеец откусил еще сухаря. — Он-то и рассказал мне все.

— А кто был твой отец?

— Монах в монастыре святого Георна. Всю жизнь только и делал, что читал книги.

— Опять врешь! — воскликнул Дэн. — Монахам нельзя иметь детей.

— Скажем так, мой батюшка любил прихожанок больше, чем прихожан, — жуя, сказал Людер.

— Он что, делал им детей?

— Наверное, о детях он не думал, но все же делал. У меня был брат и две сестры, и у всех разные матери, представляешь?

Гвардеец припрятал половину сухаря и почесал бритую голову. В пути у Людера завелись вши, и другие солдаты обрили его, оставив несколько глубоких порезов. Теперь он постоянно чесался.

— Так ты тоже бастард?

— Ха! Бастарды бывают только у знатных. А я был просто сынок одинокой мамаши. В деревне-то все знали, кто отец, так что ему приходилось подкармливать нас из монашеской кладовой.

— Твой отец был плохим монахом, — сказал Дэн и тут же испугался, что рассердил гвардейца.

Но тот снова рассмеялся, да так громко, что лошадь под ним испугалась.

— Да уж. Не зря его потом прогнали из монастыря. Четыре женщины и четыре ребенка хотели принять его к себе, но он ушел из деревни, и больше я его никогда не видел.

— Я вообще никогда не видел своего отца.

— Может, оно и к лучшему. Вдруг он тоже был плохим.

— Мой отец был героем, — нахмурился Дэнтон.

— Думаешь, герои — это благородные чистюли? Обычно герой это тот, кто больше всех убил.

— Все равно он не был плохим, — бросил Дэн и отвернулся.

— Ну он же сделал тебя. Значит, был неверным мужем. Кто знает, что он еще вытворял.

Дэнтон отвернулся и стал грызть свое яблоко.

Ливень начался вечером, спрятав вечернюю зарю под капюшоном туч, а ночью разразился по-настоящему. Баргезар остался недалеко — в свете луны его можно было бы разглядеть. Но Людер сказал, что от дождя там все равно негде спрятаться. Поэтому они укрылись в березняке недалеко от крепости.

Пожелтевшие кроны были редкими, но все же здесь было суше, чем под открытым небом. Гвардейцы даже умудрились развести костер и теперь грели руки и черствый хлеб. Купцы собрались в одной повозке и грелись у фонаря. Возницы спрятались в другой и упивались элем, которым разжились в деревне два дня назад. Дэн присел к гвардейцам. Один из них, с шелушащейся кожей, угостил его куском соленого мяса и печеной луковицей. Людер уже рассказывал какую-то историю:

— В древнем Миредане была такая богиня — Амиарис. Ей служили молодые девушки, которые ходили в прозрачных туниках, надевая их прямо на голое тело.

— Так, так, — подался вперед Шелуха.

— Они проводили всякие ритуалы во славу своей богини, выращивали фрукты в садах храмов и пели нежные гимны, — Людер улыбнулся и почесал голову. — А еще они проводили свадьбы. Готовили молодых — мыли, брили где надо, умасливали волосы и все такое. А в ночь перед свадьбой предавались любви и с женихом, и с невестой.

— Ого, — Шелуха, и не он один, поправил в штанах мужское достоинство. Дэнтон почему-то смутился.

— А раз в три года проходил праздник во славу жизни, — Людер понизил голос и подался вперед, — когда каждый мог прийти в храм Амиарис и возлечь с любой из жриц. А после…

Резкий свист прервал его речь, и гвардеец вздрогнул. Красный наконечник стрелы вырос у него из груди, брызги крови зашипели в огне. Шелуха подскочил, роняя флягу с водой.

— Вот дрянь, — сказал Людер и рухнул лицом в костер.

Вторая стрела вонзилась Шелухе в ногу. Он упал и кричал, пока третья не заткнула его навеки. Остальные гвардейцы схватили оружие и попрятались за деревьями. Пьяные возницы выскочили из повозки с кнутами в руках.

Из мокрой темноты с криками вырвались люди, одетые в шкуры. Сразу воцарился хаос. Разбойники превосходили числом, зато у гвардейцев были острые мечи и шлемы. Дэнтон схватил топор. Им Людер нарубил дрова, на которых сейчас горело его лицо.

Все перемешалось. Гвардейцы Бальдера и разбойники носились меж деревьев, разя друг друга. Изредка пролетали стрелы. К драке присоединились возницы, где-то взявшие длинные ножи. Купцы погасили фонарь и, наверное, тряслись в повозке от страха.

Раздался вопль, и в первое мгновение Дэну показалось, что его атаковал звереныш. Молодой разбойник носил такие длинные и спутанные волосы, что не было видно лица. Дэн отступил, взмахнув топором. Парень откинул волосы и Дэнтон увидел, что тот лишь на пару лет его старше. Кривой кинжал в его руке ни капли не дрожал. Бандит оскалился и заверещал, бросаясь на Дэна.

Удар вышел почти сам собой, как на тренировке. Лезвие упало между плечом и шеей парня. Грязное лицо исказила нелепая смерть. Дэн вырвал топор и отступил. Тело рухнуло вперед, к его ногам.

Дэнтон смотрел, как жизнь вытекает из тела наружу. Кровь пропитала землю, делая ее еще чернее. Парень дернулся и затих.

Дэн сжимал рукоятку топора. Сердце неистово стучало о ребра. Как это просто — подумал он тогда впервые.

Дэнтон огляделся. Один бандит пытался уползти, прижимая к животу обрубок руки. Гвардеец с двумя мечами наступал сразу на троих врагов. Возница душил разбойника кнутом, лежа с ним на земле. Лица обоих побагровели. Кто-то кричал и звал мать.

Неистовый вопль заставил Дэна обернуться. Он увидел разбойника с деревянной палицей, который бежал на него. Не думая ни секунды, Дэнтон бросился наутек.

Он несся вперед, проламываясь через кусты. В кромешной темноте несколько раз едва не налетел на деревья. Разбойник бежал за ним, неистово вопя:

— Стой! Ты убил его! Сто-ой!

Вокруг все было черным-черно, как в самом Небытии. Дэн перескочил через поваленный молодой ствол и оказался на широкой поляне. Тучи разошлись, обнажив лунный свет. Из мрака явилась худая и высокая фигура. Она подняла голову, и Дэнтон увидел лицо. Он стоял, не в силах пошевелиться и оторвать взгляд.

«Как могила, — подумалось ему. — Могила, полная червей».

Черные веки поднялись, и два глаза уставились на Дэна: серебряный и золотой.

В следующий миг в затылке вспыхнула боль, и земля бросилась ему навстречу.

V

Америя, Кроунгард

На Слезе, к югу от дворца

Погода стояла дрянная. Впрочем, она всегда была дрянная в этом году, да и в прошлом. Годы гроз, чтоб их.

Уключины лодки нещадно скрипели, когда Коррин поднимал и опускал широкие весла. Мелкий дождь стучал по капюшону, и все время норовил плюнуть в лицо. Фонарь на носу лодки шипел, когда вода попала внутрь. Воняла мокрая тряпка, которой Корр прикрыл фонарь с одной стороны.

Леди Ритта Дульф, сидящая напротив, угрюмо куталась в плащ.

— Поездка вышла очень романтичной, сир, — сказала она, плохо скрывая раздражение. — Но уже темно, и я замерзла. Наверное, стоит вернуться во дворец.

— Как можно, леди! Посмотрите, какое небо, какие звезды! Они отражаются в ваших прекрасных глазах, так что я готов в них утонуть! — оглядывая башню Наместника, сказал Коррин.

— Вы даже на меня не смотрите.

— Что? — он повернулся к Ритте и увидел в ее глазах только гнев. — О, миледи, простите. Не хотел вас обидеть. Конечно, пора возвращаться. Уже и впрямь слишком темно.

«Ни хрена уже не разглядеть. Одно я понял точно — в башню не забраться по стене, лестниц нет, окна слишком высоко. Пристать на лодке к берегу можно, но толку? Если только среди скал нет какого-нибудь тайного хода. Надо будет приехать завтра и…»

— Зачем вообще мы поехали сюда? — спросила Ритта. — Это ведь было не свидание, сир.

— А? Что вы, леди. Просто мысли не дают мне покоя.

— И о чем же вы думаете?

— О войне, дорогая, о грядущей войне. Ваш брат, я слышал, собрал войска и идет на Длань?

— Он первым откликнулся на призыв короля, — холодно произнесла леди Дульф и плотнее запахнула полы плаща.

— Простите, что испортил вечер, — изо всех сил работая веслами, сказал Коррин. — Я хотел читать вам стихи под луной, но луна ушла за тучи, и я сразу вспомнил о войне. Но поверьте — ваша красота поистине не знает равных.

Насчет этого Корр сильно сомневался. У Ритты был слишком длинный подбородок, слишком толстая шея и слишком колючий нрав. И ко всему прочему, она не была тупицей — так что в ответ на комплименты только фыркнула.

— Вы позволите мне исправиться? Скажем, завтра? После завтрака, когда будет светло?

— Почему бы вам не исправиться прямо сейчас?

— Как же?

— Вы говорили о стихах, — ехидно заметила Ритта. — Прочитайте один, пока мы не доехали до причала.

«Размечталась».

— Кажется, тяжелые мысли выбили их все из моей памяти.

— Попробуйте вспомнить. Мой брат, который едет на Длань с армией моего отца, знает их много.

«Ого, мы перешли на угрозы! Мрак с тобой, сейчас я что-нибудь припомню».

— Ах да, кажется, я вспомнил кое-что. Небольшое лэ10, которое называется «Царица троллей».

Лицо леди Дульф потемнело, но Коррин уже начал читать:

Давным-давно, в заре времен

Был дикий тролль в горах рожден.

Он был могуч, и нравом зол,

И руки — как древесный ствол.

А зубы — точно пики скал,

Людей он ими разрывал.

И равных не было ему

По силе, ярости и злу.

Но вот однажды, в жаркий день,

Искал для отдыха он тень.

И вдруг заметил: у реки

Резвились девы, все наги.

Навстречу девам вышел тролль,

Надеясь причинить им боль.

Девицы бросились бежать,

Осталась лишь одна стоять.

Она смотрела на него

И не боялась ничего.

Глаза-сапфиры, кожа — снег.

«Что за прекрасный человек!

Подумал, глядя, дикий тролль

Мала, конечно, будто моль…

Но как красива! Украду!

Как украшенье, не еду».

Вдруг дева подошла сама

С улыбкой, донельзя мила.

«Я рада видеть вас, друг мой,

Скажите, кто же вы такой?»

«Я тролль, злодей, я ем людей!»

«Зачем съедать своих друзей?»

«Друзей? Мне не нужны друзья!»

«Ну а невеста? Может, я?..»

И сердце каменное вдруг

Ожило, и раздался стук.

И Божий свет зажегся в нем

И тролль наш был преображен.

Он человеком сразу стал,

Жестокость, злобу потерял.

И с чудотворной девой той

Остались мужем и женой.

Это лэ было явно незнакомо Ритте, и, судя по названию, она ожидала чего-то другого. Но когда Коррин закончил, на ее щеках расцвел румянец, она смущенно отвела глаза и сказала:

— Прекрасное стихотворение, сир.

— Его сочинил Гатье Неутомимый, странствующий бард из Энариона, — направляя лодку к причалу у Солнечного моста, сказал Коррин. — Видите, милая леди, даже дикий тролль может стать прекрасным, если ему подарит любовь прекрасная дама.

Лодка подошла к причалу. Коррин вылез и подал Ритте руку. Стражники у дворцовых ворот подняли фонарь, и Корр помахал им.

— Вы правы. Простите меня за мой гнев, — подавая руку, сказала Ритта. — Должно быть, вы и впрямь были заняты мыслями о войне — это так свойственно мужчинам. Пожалуй, я действительно желаю… прокатиться с вами.

— Вы оказали мне честь, — Коррин поклонился и коснулся губами ее перчатки. — Я зайду за вами после завтрака.

— А как насчет позавтракать вместе?

— Прошу простить, но в последнее время я обычно завтракаю с друзьями. У нас есть одно дело, которое мы обсуждаем.

— Вы неверно меня поняли, — Ритта приблизилась. — Я имела в виду, позавтракать вместе в моих покоях.

— О, — Коррин улыбнулся. — Это совсем другое дело. Но должен предупредить, что я обладаю отменным аппетитом.

— Как и я, — она улыбнулась в ответ, и стала вдруг гораздо красивее. — Посмотрим, кто из нас насытится быстрее.

Утром Коррин проснулся первым. Леди Дульф спала рядом, положив руку ему на грудь. В памяти тут же всплыли дикие скачки, которые они устроили ночью, и совершенно неприличные вещи, которые Ритта делала губами и языком. От этих мыслей внизу живота сладко заныло.

«Небытие меня забери, за неказистой внешностью скрывается настоящая тигрица, — подумал он. — Я бы вряд ли на ней женился, но с удовольствием навещал бы пару раз в неделю».

Он аккуратно убрал руку Ритты, вытащил из-под кровати горшок и помочился. За витражным окном занимался рассвет. Для завтрака еще рановато, так что, быть может…

— Ты проснулся?

Коррин повернулся и увидел, как Ритта потягивается. Одеяло соскользнуло с ее острой груди, и от этого вида мужество Коррина снова напряглось. Она это заметила.

— Неужели ты не насытился ночью?

— Я же сказал — у меня отменный аппетит, — залезая обратно в кровать, сказал он.

— Пожалуй, и меня с утра мучает голод, — полностью сбрасывая одеяло, сказала она.

Кататься на лодке они так и не поехали.

Весь день и весь вечер Коррин вспоминал горячие объятья леди Дульф. Он пытался думать о деле, но воспоминания о страстных играх не позволяли ему этого делать. Только ближе к ночи, придя в сторожку Гиральда, он смог сосредоточиться.

Комната была расположена прямо над Черными воротами, так что внутри пахло тухлятиной и чем-то кислым. Запах горящих в очаге дров и булькающей овощной похлебки с этим не справлялся. Зайдя, Коррин отпихнул ногой бутылку с разбитым горлышком и молча поприветствовал Гиральда и Пьеррига, сидящих за столом.

— Снаружи в башню не попасть. Если только есть какой-нибудь тайный ход.

— И что, ты не попробовал его найти? — спросил Пьерриг.

— На то он и тайный, Дюг, его так просто не найдешь.

— Одним словом, не пробовал.

— А как же ты? Говорил с кальдийцами?

— Эти твари не хотят говорить.

— А ты пробовал?

— Пробовал! Мой кальдийский для них все равно что овечье блеянье. Ни хрена не понимают.

— Хватит вам собачиться, — Гиральд взял кусок ткани и снял с огня закопченный котелок. — Похлебка готова.

Он поставил котелок на стол и протянул каждому миску. Пьерриг зачерпнул похлебки и стал пить через край. Коррин благодарно кивнул, но есть не стал. Стряпня Двухголового — сомнительное удовольствие, так что он лишь отломил себе предложенного черного хлеба.

— Помолиться забыли, — укоризненно сказал Двухголовый, садясь.

— Твоя правда, — Пьерриг отставил миску.

Напротив окна, перечеркнутого трещиной, висела икона, покрытая латунью вместо серебра. На ней была изображена святая Лиссия — покровительница вдов и матерей. Неизвестно почему, Гиральд глубоко почитал ее. Там что-то было связано с его семьей, но Коррин никогда не спрашивал, а Двухголовый не стремился рассказывать.

После молитвы Гиральд и Дюг вернулись к похлебке. Пока они ели, Коррин теребил кончик носа и думал.

Кардинал Лекко просил обратить внимание на подземелья. Вся земля под Кроунгардом изрыта древними ходами, которые построил таинственный серокожий народ. Задолго до того, как америйцы захватили острова — быть может, за тысячи лет, еще в Эру чудовищ, когда на Мирисе обитали тролли и другие гигантские твари…

Нужные мысли то и дело перебивались воспоминаниями о напряженных сосках Ритты, ее приоткрытых губах, издающих страстные стоны. Коррин ущипнул себя за ногу под столом.

«Думай о деле, балда. Когда ты станешь героем, для нее и всех остальных дам найдется время».

— Вот что, — сказал Пьерриг, утирая рот рукавом. — Знаю одного говнюка. Смотритель винного погреба. Говорят, он хорошо знает подземелья, и даже пару раз помог отыскать заплутавших там.

— Что ж ты раньше молчал? — спросил Коррин.

— Потому что кое-кто обоссал все штаны, как только речь зашла о подземельях.

— Ваша грубость, сир, не знает границ, — Коррин отложил так и не тронутый хлеб. — Чего расселись, едоки? Идемте.

Винные погреба находились в южной части дворца, недалеко от башни Наместника. Комната смотрителя, как оказалось, даже не имела дверей. Это была каморка, сделанная в тупике коридора и укрытая от посторонних глаз грязно-белой тканью.

Еще издалека Коррин услышал молодецкий храп. Пьерриг первым подошел и отдернул занавеску. Смотритель не отреагировал — он спал, развалившись на прессованной соломе и положив руки под голову. Это оказался курчавый мужчина с неаккуратной седеющей бородой, растущей прямо из шеи.

Стены его нехитрого жилища были задрапированы той же тканью, в углу стояло деревянное ведро и сундук без крышки, полный всякого скарба.

— Может, завтра зайдем? — спросил Гиральд.

— Еще чего, — Дюг наклонился и встряхнул спящего.

Храп оборвался, мужчина подскочил и уставился на пришедших.

— Чего надо?! — воскликнул он.

— Не ори, — сказал Дюг.

— Кто вы?

— Я — рыцарь инквизиции, а это — рыцари Кроунгарда. Ты понял? Мы пришли кое-что узнать.

— Поздно ведь уже, — огрызнулся смотритель, потирая глаза. — Утром не могли прийти?

Коррин собирался было ответить, но Пьерриг подошел и толкнул мужчину так, что тот врезался в стену.

— Ты что, важная особа? К тебе пришли знатные рыцари, так что закрой хлебало и отвечай на вопросы!

— Н-но так нельзя, сир! — поднимая руки для защиты, выпалил смотритель.

— Ты что, сука, будешь указывать, что мне нельзя?!

Пьерриг уже занес кулак, но Коррин остановил его.

— Успокойся, сир. Не надо ломать ему челюсть.

— Что, теперь ты мне указываешь?

Пьерриг уставился на него своим бешеным и жутким из-за бельма взглядом. Коррину стало не по себе, но он выдержал натиск этих яростных глаз.

— Мы поговорим спокойно, — сказал он. — И добрый человек нам все расскажет. Правда ведь? Как тебя зовут?

— Я, я Кельд. Что вам нужно?

— Говорят, ты хорошо знаешь подземелья.

— Не то чтобы очень. Вы что, собрались туда спуститься? — утирая взмокший лоб, спросил Кельд.

— Вроде того. Не знаком ли тебе тайный проход в одну из башен Кроунгарда?

— В к-какую?

— Башню Наместника, — улыбнулся Коррин.

Смотритель нервно рассмеялся и тут же осекся, услышав тяжелый вздох Пьеррига.

— Н-нет, добрые сиры, простите меня. Я не знаю.

— Не ври мне, тварь, — Дюг схватил его за запястье и резко дернул. — Не смей мне врать!

— Я говорю правду, сир! Я не знаю туда пути!

— Дюг, пожалуйста… — сказал Корр.

Но Пьерриг его не услышал. Одной рукой он зажал Кельду рот, второй схватил указательный палец, и следом раздался мерзкий хруст. Коррин безотчетно сделал шаг назад. Глаза Кельда расширились, и он издал отчаянный вопль в ладонь Пьеррига.

— Ты что творишь? — охнул Гиральд.

— Какого хрена, Дюг?!

— Он все расскажет. Да?

Кельд быстро закивал.

— Будешь орать — сломаю все остальные пальцы, и руки тоже. Ты понял?

Пьерриг убрал ладонь от лица Кельда и освободил жалостливый стон.

— Я правда не знаю дороги, — сказал он, морщась от боли и стараясь не глядеть на покалеченный палец.

Коррин тоже старался не смотреть. Гиральд сопел за спиной, явно недовольный таким поворотом событий. Коррин тоже был не в восторге — но что поделать, Пьерриг уже взял дело в свои руки.

— Не знаешь? Ну ладно, кусок дерьма, сейчас я помогу тебе вспомнить, — процедил Дюг и взялся за средний палец.

— Нет-нет-нет сир подождите!

— Говори, — Пьерриг выгнул палец в обратную сторону.

— Я заблудился там! Заблудился лет пять назад! Спустился в подземелья в западной части дворца, а вышел в южной! Прямо в той башне!

— Хорошо! — похвалил его Пьерриг. — Ты покажешь дорогу?

— Я не запомнил, сир, я был напуган! Но я попробую рассказать!

— Отпусти его палец, Дюг, он уже говорит, — Коррин зря попытался ослабить накал.

— Так у него лучше получается. Продолжай!

— В-вам надо спуститься под угольное хранилище, там есть узкий коридор, где всегда пахнет тухлыми яйцами. И затем, затем идти прямо до развилки, повернуть направо, и потом опять направо, и прямо-прямо до самого конца! Я не знаю, у меня не было света! Я там чуть с ума не сошел! Я старался идти только прямо, а когда упирался в стену, поворачивал направо!

— Ладно, нам этого хватит, — сказал Коррин. — Правда, Дюг?

— Наверное, — бросил Пьерриг, отпуская палец Кельда. Смотритель прижал руку к груди.

— Ты не видел там ничего странного?

— Там были письмена серокожих, вырезанные на стенах. Иногда они начинали светиться. И я слышал странные звуки из глубины…

— Главное, что никто не пытался тебя сожрать, — улыбнулся Коррин.

— Люди там все равно пропадают, — сказал смотритель и шмыгнул носом. — Лучше б вы не ходили.

— За нас не беспокойся, — сказал Коррин и развязал кошель на поясе. — Прости за вторжение. Вот, смотри сюда…

— Да, — сказал Пьерриг и схватил Кельда за голову. — Посмотри сюда, — он резко повернул его шею вправо. — Теперь сюда, — и он резко рванул ее в другую сторону.

Раздался громкий хруст, и Кельд обмяк. Его глаза остались в ужасе распахнуты. Дюг поддержал тело, не дав ему упасть.

Коррина прошиб холодный ужас. Он так и застыл с монетами в руках, а Гиральд за спиной вдруг начал молиться, а потом выпалил:

— Ты сумасшедший, Пьерриг! Как тебя вообще взяли в инквизицию?!

— С еретиками по-другому нельзя.

— Он не был еретиком! — прошипел Коррин, отодвигая занавеску. К счастью, в такое время никто не спускался за вином. — Зачем ты его убил?

— Чтобы заткнуть.

— Я бы заплатил ему!

— Так будет надежнее.

Дюг огляделся по сторонам и указал на флягу рядом с изголовьем ложа:

— Подай-ка мне. Что там?

— Гиральд, смотри за коридором, — сказал Коррин и завязал кошелек. Ругаясь про себя последними словами, он подобрал флягу и, открыв, понюхал.

— Вино.

— Давай сюда.

Дюг вырвал флягу из его рук, облил вином рубаху Кельда, а остатки выплеснул на пол.

— Напился, как вонючий бродяга, — сказал Пьерриг. — И пошел шляться по погребам. В коридоре никого?

— Нет, — буркнул Двухголовый.

— Он пошел, этот сраный пьяница, — Дюг вышел в коридор, неся тело смотрителя. — И зачем-то решил сходить в подземелья. А! Он решил поссать туда, оскорбить темную магию, живущую внизу.

Он распустил завязки на штанах Кельда и спустил их, обнажая плоский белый зад. Открыл тяжелую дверь, откуда сразу пахнуло чем-то спертым, давно заброшенным — если бы у тьмы был запах, она бы пахла именно так.

— Решил поссать, — продолжил Пьерриг. — И упал!

Он бросил мертвого вниз, и тело покатилось по ступенькам, исчезая в темноте.

Гиральд сотворил святой знак, и Коррин следом за ним. Он почему-то чувствовал себя использованным, и сейчас ему хотелось сделать две вещи — как можно быстрее попрощаться с Пьерригом и снова оказаться в объятиях Ритты. Он был готов на всякие вещи ради дела, но убийство, да еще и такое бессмысленное?!

Уже не впервые Корр пожалел, что рыцарь инквизиции стал их сообщником, но впервые он подумал, что вообще зря решился на эту затею. Он вдруг понял, что и в битве с паладинами кому-то предстоит умереть. Быть может, Двухголовому или ему самому. Вдруг захотелось разом от всего отказаться — но теперь это вряд ли было возможно. Слишком дорогая цена уплачена.

— Это страшный грех, — сказал Гиральд. — Я помолюсь за тебя, Дюг, но думаю, что Небытия ты все равно не избежишь.

— Это решит Просветитель, — закрывая дверь в подземелья, сказал Пьерриг.

— Идем отсюда, пока нас не увидели! — бросил Коррин и первым зашагал вперед.

VI

Южная Лотария

Баргезар

Своего жеребца Эльтон оставил с остальными, в быстро сооруженном строителями загоне. Для Розы поставили отдельный маленький загончик — она была здесь единственной кобылой.

Лавеллет сам проверил подковы, вычесал длинную гриву и хвост Розы, накормил ее и только почистить доверил грумам. Старостой у них был человек с длинной жидкой бородой и грубыми, как лопата, руками.

— Не волнуйтесь, господин, за лошадьми я слежу как за детьми родными, — пообещал он, кланяясь.

Эльтон вытащил из подкладки пояса серебряную монету и протянул ему.

— Проследи, чтобы за лошадью принцессы ухаживали еще лучше.

Грум посмотрел на деньги и помотал головой.

— Церковь и так хорошо платит, милорд. А принцесину лошадь я б и даром почистил.

— Почему же?

— Все знают — дар у нее, — грум сотворил святой знак. — Бог на нее смотрит. Стало быть, и лошадка эта Божья. Никогда такой не видел.

Лавеллет усмехнулся и спрятал монету.

— Я попрошу принцессу помолиться за тебя.

— Благодарю, господин, — поклонился грум и взялся за щетку.

В лагере кипела работа. Солдаты расставляли палатки, разводили костры и готовили ужин. Пахло ржаными лепешками и мясом — по дороге солдаты настреляли вдоволь куропаток.

Внутри Баргезара было много места, но инквизитор приказал всем разместиться в центре, за вторым валом. Солдаты завалили землей и камнями ворота, чтобы свинарам не оставалось иного выхода, кроме как взбираться на укрепления под градом стрел. По гребню уже выстроились солдаты с арбалетами.

«Лучше бы у них были луки, — подумал Эльтон. — Земляной вал — не крепостная стена, свинары взлетят на нее в два счета. Солдаты не успеют выстрелить и трех раз».

Между внутренней и внешней стеной копали волчьи ямы, бросая на дно обломки камней — рядом не росло деревьев, чтобы настрогать колья, да и времени не хватало — солнце садилось, а чудовища были совсем рядом.

Эльтон слышал, как разведчики доложили, что потеряли врагов из вида. Свинары вошли в березняк неподалеку, но так и не вышли. Похоже, в лесу они решили приготовиться к бою.

Лавеллет проверил остроту меча. Скоро придется пустить его в ход.

Ходили слухи, что в орде больше тысячи свинаров. Если так, их шансы невелики.

Эльтон считался хорошим бойцом, но еще ни разу не был в настоящей схватке. Кто бы мог подумать, что его первый бой состоится в древней земляной крепости, с тварями, не знающими чести, где ставка одна — смерть.

Стемнело внезапно — еще секунду назад был свет, но стоило моргнуть, и вокруг воцарился мрак. Лавеллет почему-то вздрогнул и пошел к шатру Алины. По дороге он обратил внимание на руины главной башни — единственного, что в Баргезаре было сделано из камня. В подземелье под башней солдаты нашли огромное количество костей, животных и человеческих. Подземелья оказались весьма глубоки, но инквизитор приказал оставить их.

Эльтон подошел к шатру принцессы и встряхнул головой, прогоняя тревогу.

— Моя госпожа, — сказал он, отодвигая полог.

— Входи, — отозвалась она из-за ширмы.

Лавеллет увидел ее босые ступни под нижним краем ширмы и грязное походное платье, брошенное на пол. Принцесса Алина переодевалась. Он мог видеть ее силуэт: длинную шею, высокую грудь, изгиб спины, переходящий в округлые ягодицы и следом — в стройные ноги.

Сердце забилось чаще, и Эльтон отвернулся. Он присел на стул и без позволения приложился к фляге с вином.

Принцесса вышла из-за ширмы, одетая в льняную рубашку и кожаные штаны, потертые на коленях.

— Что за одежда? — улыбнулся Лавеллет.

— Та женщина-рыцарь, Кассандра, одолжила мне ее. Платье уже слишком грязное. Оказывается, даже принцесса может пахнуть как лошадь, если долго не мыться, — Алина присела рядом с ним. — Что там происходит?

— Солдаты готовят оборону. Свинары скоро нас догонят, но никто не знает, когда они нападут.

— Быть может, они и не решатся.

— Вряд ли, госпожа. Солдаты говорят, они избегают схватки, только если их значительно меньше врага.

— А люди разве нет?

— Смотря что это за люди.

— Такие, как ты, — сказала принцесса, — способны выйти против сотни в одиночку.

— Если есть за кого сражаться.

Повинуясь внезапному порыву, Эльтон упал на одно колено, взял руку Алины в свои и мягко поцеловал.

— Я так соскучился, моя леди.

— О чем ты? — несмело улыбнулась Алина. — Мы уже месяц путешествуем вместе.

— Вокруг столько чужих людей. Я вынужден скрывать, что чувствую к вам. Они люди церкви, они не поймут…

Алина забрала руку и поднялась.

— Встаньте, сир, — велела она.

Эльтон встал. Алина была ниже его, но всегда умудрялась смотреть свысока. Она поджала губы, как будто разгневалась.

— Ты помнишь, куда и зачем мы едем?

— Да, госпожа.

— Ты помнишь, в чем поклялся?

— Да, госпожа. И сделаю все, чтобы выполнить клятву.

Алина кивнула и пригладила волосы.

— А помнишь ли ты, что сказала тогда я?

— «Ничто не разрушит нашу любовь, сир Лавеллет», — улыбнулся он. — «За кого бы я ни вышла замуж, ты навсегда останешься героем моего сердца». Я каждый день вспоминаю эти слова, как молитву. Я готов умереть с ними на устах.

— Лучше оставайся жив. И наплюй на мнение церкви. Мы ни в чем не грешны. Мы не любовники, а возлюбленные, — она обняла его и положила голову на грудь. — А любовь идет от Бога.

Он обнял ее в ответ и зарылся лицом в свежие, еще влажные после мытья волосы.

— Кто же, как не Бог, послал нам тебя? — прошептал он. — Я готов умереть за одну твою улыбку, Алина.

— Перестань говорить о смерти, Эльтон.

— Быть может, я погибну уже сегодня ночью. Я прошу об одном, госпожа…

— А я прошу тебя — прекрати, — она попыталась отстраниться, но он лишь крепче прижал ее к себе.

— Если мы проиграем, — сказал он. — Если вдруг… Не жди спасения. Ты помнишь, что говорил Брон о свинарах? Лучше… сделать это самой.

Алина притихла. Лавеллет вдыхал запах ее волос и чувствовал тепло ее тела и встревоженное биение сердца.

— Помолись за меня и всех воинов, что будут сражаться. Тебя Господь наверняка услышит. И помолись за грума, который ухаживает за Розой, — улыбнулся Эльтон. — Я ему обещал.

VII

Прикосновение холода к щеке разбудило Молларда. Он вздрогнул и открыл глаза. Лицо Кассандры было совсем рядом, и холодное прикосновение пальцев сменилось теплом ее дыхания. Не дав сказать ни слова, она впилась в его губы глубоким, страстным поцелуем. Прижалась обнаженным телом, и легким движением направила его руку вниз. Моллард ощутил влагу и жар страсти, кипящий в ней.

— Подожди, — он оторвался от ее губ.

Кассандра посмотрела на него. В больших глазах плясали искры.

— Воспоминания терзают моего инквизитора? — спросила она шепотом и потерлась своим носом об его. — Ты весь вечер как в тумане.

— Оборона поставлена?

— Боже, — глаза Кэс потемнели. — Вразуми сына своего, что не время разговаривать о делах, когда на нем лежит голая женщина, а его палец внутри нее.

— Отвечай мне.

— Да, они поставили оборону. Завалили северные и южные ворота, выставили стрелков. Никто не спит, никто не снял доспехов, — Кассандра отстранилась и зевнула. — А вот я разделась и, кажется, сейчас усну.

— Ты не посмеешь, — Моллард обхватил ее за талию и перевернул, оказавшись сверху.

— И как же ты помешаешь? — спросила она, борясь с завязками на его штанах.

— О, я знаю один способ.

— Расскажешь мне? — Кассандра спустила с него штаны и взяла за бедра, направляя в себя.

Сердце Дэнтона застучало быстрее. Его мужество, дрожа от напряжения, застыло меж бедер Кассандры, лишь чуть касаясь ее огня.

— Давай же, — прошептала она.

Но он двигался медленно, едва проникая в нее. Кассандра двинулась навстречу, пытаясь заставить его овладеть ей полностью, но Дэн не поддался. Она задышала чаще и громче, и кровь прилила к ее шее, оставив белой лишь полоску шрама.

— Хватит, — прошептала Кэс.

— Почему же?

— Хватит, — повторила она. — Я буду кричать.

— Кричи, — он зажал ей рот и они соединились.

И она закричала в его ладонь и крепко прижала к себе, не давая выйти. Они смотрели друг другу в глаза не отрываясь, и дышали все чаще, и сердца их бились навстречу, совпадая в ударах. Каждое движение обдавало жаром. Кассандра то стискивала, то открывала припухшие губы навстречу глубоким поцелуям Дэнтона.

Он чувствовал, как она закипает и извивается под каждым его натиском, все крепче обвивая его бедра своими.

Кассандра вцепилась зубами в его шею, и Дэн почуствовал, как вздрогнуло ее тело. Она издала приглушенный стон, впиваясь ногтями в его мокрую спину.

— Моя очередь, — сказала она.

Дэнтон уступил и позволил перевернуть себя на спину. Кассандра села сверху и откинулась назад, подставляя тело под его ласки. Руки Дэнтона скользили по ее животу и груди, а она вращала бедрами, все ускоряясь. Капельки пота, как роса, покрыли ее ключицы. Кассандра двигалась без остановки, не давая Дэнтону ни малейшего шанса остыть. Он разгорался все сильнее, и едва держался, чувствуя, как она тоже подходит к концу.

Волна наслаждения окатила их горячей дрожью, и они упали в объятия друг друга, единые в общем экстазе.

Они лежали, пока дыхание не выровнялось, а на телах не высох пот друг друга. Кассандра нежно укусила его за мочку уха и провела рукой по волосам на затылке. Ее пальцы остановились на грубом шраме.

— Не трогай, — прохрипел Моллард ей в шею.

— Он до сих пор мучает тебя?

— Я не спрашиваю о твоих шрамах.

— А я бы рассказала тебе.

— Не стоит, — он перевернул ее набок и поднялся, и связь их лопнула, как перетянутая тетива.

Дэнтон налил себе вина и залпом выпил. Натянул штаны и завязал их. Когда он повернулся, Кассандра тоже успела одеться.

— Почему же не стоит? — вдруг спросила она, тряхнув черными волосами. — Мы ведь гораздо ближе, чем инквизитор и его рыцарь.

— Мы не муж и жена.

— Но ты же друг мне? — она распрямилась, все еще пылая после любви. А быть может, от злобы — глаза ее посерели, став цвета стали. — Других у тебя все равно нет!

И Кэс вышла прочь, толкнув его плечом.

— Почему у шатра инквизитора нет стражи?! — прокричала она на весь лагерь.

— Вы сами отослали меня, — обиженно ответил кто-то.

Дэнтон упал обратно на разметанную постель с кубком в руках. Каждый раз это случается. Несколько дней Кассандра будет мрачнее тучи и постарается избегать его. Потом все пройдет, она снова начнет заигрывать, и он не устоит. Все пойдет по кругу.

Дэнтон сделал глоток вина и взъерошил волосы на затылке, потрогав шрам. Роковая рана, которая изменила всю его жизнь. Именно после того, как один человек нанес ее, а другой излечил, Моллард стал тем, кто он есть. Много всего происходило после — но поворотным моментом стал именно этот удар в затылок.

Разбойник едва не убил его. Колдун, нечестивец, спас ему жизнь, но забрал кое-что другое — людей вокруг. Именно тогда Дэн перестал различать лица. Ему пришлось учиться запоминать людей по голосу, жестам, походке. Он забыл лицо деда — лишь белая кожа всплывала в памяти. Забыл лицо матери — лишь багровые пятна и струи крови виделись ему в темноте. И даже собственное отражение каждый раз казалось чужим.

Все это случилось по воле Божьей. Хвала Ему. Быть инквизитором гораздо проще, когда вокруг тебя нет людей — только размытые маски.

Кто-то подошел и встал у палатки. Раздался негромкий голос:

— Все хорошо, инквизитор?

Моллард не ответил. Пусть думают, что он спит. Он допил вино и закрыл глаза, впрямь собираясь уснуть.

— Инквизитор? — еще тише спросил голос. — Ладно, я… Боже всемогущий!

Дэнтон распахнул глаза. Тишину ночи прорезали рев и утробное хрюканье.

— Тревога! — раздался крик, и зазвенела сталь.

Арик встрепенулся. Зазвучали рога, и клювогорн ответил долгим, протяжным гулом.

— Инквизитор! На нас напали!

Стражник ворвался внутрь — молодой солдат с желтой бородкой. Дэнтон уже надел кольчугу.

— Помоги с доспехами!

Солдат кивнул. Шум битвы становился все громче, в палатку потек запах дыма.

— С какой стороны они напали?

— Ни с какой, инквизитор, — бледный солдат застегивал на Дэнтоне панцирь. — Они вылезли из-под земли.

VIII

Когда Моллард оказался снаружи, в сердце впервые за долгое время ворвался страх. Лагерь горел, всюду раздавались предсмертные вопли, стоял запах дыма, крови и животных. Свинары нападали из руин главной башни, расположенных в самом центре крепости. Значит, подземелья вели гораздо дальше, чем думал Дэнтон. Чудовища знали об этом, а он — нет. Глупец!

На вершине вала тоже шел бой, свистели стрелы и гремели мечи. Чудовища напали сразу с двух сторон.

Солдаты инквизиции сражались разрозненно, маленькими группами. Тех, кто был один, сразу сметали. Только на стене шло слаженное сопротивление, щитоносцы прикрывали арбалетчиков и сбрасывали атакующих вниз. Свинарам пока не удалось перебраться внутрь.

Но вал защищает пятьдесят человек. Сколько внизу свинаров? Триста, пятьсот?

— Арик, горн!

Дэнтон подбросил клювогорна, и тот закружил в бездонном небе Баргезара, без остановки трубя.

— Как тебя зовут? — обратился Моллард к юному солдату.

— Рексен, — отвечал тот, огромными глазами глядя на битву.

— Возьми знамя. Хватай и маши им изо всех сил. Быстрее, надо собрать людей!

Рексен вырвал из земли пику со знаменем инквизиции и забрался на бочку.

— Сюда! — закричал он. — К инквизитору!

Дэнтон заметил, как взгляды обратились к серебряному знамени. Те, кто мог пробиться, ринулись на него, как на маяк. Арик поддерживал Рексена, снова и снова трубя.

Увы, свинары тоже все видели.

Коротконогий ублюдок с мокрым рылом напал на Дэнтона слева. Кромка щита воткнулась ему в подбородок. Зубы свинара сомкнулись, круша друг друга. Дэн разрубил кривую морду от уха до пасти и пнул падающее тело прочь.

Орава чудовищ неслась на него. Во главе их бежал горбатый свинар, держащий на цепи лютого кабана.

— Инквизитор!

Вокруг собралась дюжина солдат, некоторые раненые. Один из ветеранов лишился шлема, и сквозь разорванную щеку виднелись зубы.

— Поднять щиты! Рексен, в бой!

Волна свинаров налетела, сметая хлипкую оборону. Горбун спустил кабана, и он повалил одного пехотинца с ног.

— Бей! — кричал Моллард, обрушая меч на врага. — Никакой пощады!

Свинары не носили доспехов — только шкуры да иногда отдельные части, где-то найденные или снятые с мертвых. Вооружались они чем попало — топоры и тесаки на длинных ручках, обрывки цепей и каменные дубины. Горбатый размахивал чьей-то костью.

— Ривергард! — вскричал Рексен, делая выпад.

Пика пронзила бок кабана. Тот завизжал и бросил попытки вспороть горло солдату под ним. Лежащий пехотинец вырвал кинжал и утопил клинок в горле твари.

— Снимите его! — прохрипел он.

Ветеран с рассеченной щекой обрушил шестопер на плечо горбуна. Тот яростно хрюкнул и ударил в ответ. Пехотинец рухнул на землю. Взметнулись топоры, и крик оборвался.

Моллард бросил взгляд в сторону солдатских палаток. Среди них бился Брон…

…он смог собрать вокруг себя десятков семь людей и даже поставить их в строй. Латники со щитами прикрывали копейщиков. Брон сражался в первом ряду. Натиск чудовищ был неукротимым, так что колени Бронвера трещали, словно готовые сломаться.

Дым щипал глаза и не давал глубоко вдохнуть. Горели палатки и телеги с припасами. Поток свинаров из руин башни прекратился, но те, что уже вылезли, казались бесконечными.

— Руби свиней! — кричал Брон, опуская секиру. — Во славу Божью!

Пока что строй и крепкие доспехи солдат давали им преимущество. Но свинаров было слишком много. Бронвер посмотрел на стену. Там еще сдерживали натиск, но стрельба прекратилась: сражение шло на вершине вала. Если твари прорвутся и нападут с фланга, им несдобровать.

Тяжелая секира раскроила свиную морду. Булавы пехотинцев взлетали и падали, круша кости, копья второго ряда пронзали плоть. Натиск свинаров был почти неодолимым, но пока что Брон и солдаты держались.

Снова протрубил Арик. Моллард и десяток солдат схватились со свинарами в тылу. Еще десятка три латников спешили к ним.

— Инквизитор с нами! — вскричал Брон. — Дави, вперед! Раз! Два! Шаг!

На счет «два» ударили копья, и строй шагнул вперед, отталкивая врага щитами. Брон отрубил лапу с ножом по самое плечо и взревел, потрясая оружием.

— У кого есть рог?! Труби! Раз! Два! Шаг!

Кто-то сзади протрубил. Арик ответил, и тут Брон услышал женский крик…

…Дэнтон не смог узнать голос. Кто кричал: Кассандра, принцесса или кто-то из крестьянок?

— Арик! Найди Кассандру!

Клювогорн непривычно высоко крикнул и полетел над крепостью, выискивая Кассандру среди тех, кто сражался или уже умер.

Израненный горбатый свинар попытался бежать, но Рексен догнал его и пронзил пикой. Наконечник вылетел из горла вместе с брызгами крови.

Это был последний. Дэн опустил меч и взглянул на Брона. Старый рыцарь пробивался ему навстречу. С северной стороны крепости тоже слышались шум схватки и конское ржание. Там слуги, крестьяне, и ближе к ним — палатки принцессы и Лавеллета.

Надеюсь, они живы, подумал Дэнтон. Он не хотел оправдываться перед королем за смерть наследницы.

— В клин! Щиты поднять!

Моллард быстро сосчитал солдат рядом с собой. Тридцать семь, почти все — с щитами и булавами. Несколько легко раненых, один тяжело — потерял много крови и стал белым, как мел.

— Держитесь крепко! — возвысил голос Дэнтон. — Бейте слаженно! Их больше, но мы победим! За инквизицию! С нами Бог!

Воины закричали, потрясая оружием, а громче всех — обретший невиданное мужество Рексен. Он воздел окровавленное знамя и взмахнул им. Со стороны Брона в ответ раздался рог.

— Вперед!

Солдаты бегом кинулись в атаку. Железный клин, острием которого стал Моллард, вонзился в тыл свинарам и тут же увяз. Казалось, будто они борются со стихией. Куда ни глянь, всюду были свиные рыла и кривозубые пасти. Дэнтон рубил и колол, не глядя, куда бьет — промахнуться было невозможно. Кровавые брызги стояли в воздухе, как туман.

Где-то снова раздался высокий крик Арика…

…и клювогорн полетел прочь, унося послание для инквизитора. Кассандра наступила на грудь умирающего свинара и погрузила Молнию в разбитую морду.

Эльтон Лавеллет сражался рядом. На его лице, запачканном кровью, сияла улыбка. Он радуется битве, даже не понимая, насколько все серьезно.

Вместе с ними дрались несколько пехотинцев, крестьяне из деревни и прислуга: строители и грумы вооружились плотницкими топорами и молотками. Кто-то подбирал оружие свинаров. Не Бог весть какая армия. Позади — женщины, дети и принцесса Алина под защитой четверки копейщиков.

— В атаку! — вскричал Лавеллет, поднимая меч. На его блестящем нагруднике появилась глубокая царапина. — Поможем инквизитору!

— Стоять! — осадила его Кассандра. — Надо добраться до лошадей.

— Нас тут меньше сотни, и только два рыцаря, — Эльтон нахмурился и опустил забрало. — Что толку от лошадей?

— Это кони инквизиции, милорд, — сказал староста грумов, щупая кровоточащее плечо. — Они умеют сражаться сами по себе.

— Это правда? — повернулся Эльтон к Кассандре.

Она заскрипела зубами, пытаясь раздавить юношу взглядом.

— Ты думаешь, все вокруг пытаются посмеяться над тобой? Вперед, времени нет!

С западной стороны лагерь пылал, крики, хрюканье и звон оружия там не смолкали ни на мгновение. На стене тоже мелькали какие-то силуэты — люди или свинары, нельзя было понять.

Чудовища не добрались до загона, но были рядом. Небольшая группа склонилась над телами нескольких грумов, снова и снова занося топоры над тем, что когда-то было людьми.

— Убьем их! — крикнула Кэс, опережая Лавеллета.

Кассандра всегда снаряжалась легко — кольчуга и открытый шлем, в руках — Молния и рондаш11 с перчаткой. Лавеллет был в латах, с окованным треугольным щитом, но двигался едва ли не быстрее ее. Несмотря на стройный вид, он оказался силен и вынослив. Он сражался на одном дыхании столь яростно и изящно, что Кассандра не могла оторвать глаз.

Даже Дэнтон по сравнению с ним бился грубо, как варвар.

Солдаты вступили в бой, прислуга поддержала их с фланга. Свинары не ожидали атаки и полегли почти сразу.

Раздалось испуганное ржание. К стоящей отдельно кобыле принцессы приближались четыре низкорослых свинара.

— Роза! — вскрикнула Алина.

Лавеллет ринулся вперед. Грумы побежали к загону, где боевые кони бились в нетерпении. Только послушание не давало им проломить хилый забор и присоединиться к бою.

— К лошадям! — приказала Кэс, указывая блистающей от крови Молнией.

Эльтон преградил путь свинарам, встав на защиту Розы. Враги едва не сбили его с ног, но рыцарь выдержал натиск. Длинный меч распорол грудь одного свинара, и следом острие вонзилось ему же в морду. Дубина врезалась в панцирь Лавеллета, цепь хлестнула по шлему. Эльтон отступил и закрылся щитом.

Грумы распахнули ворота и закричали лошадям. Гром Бронвера первым кинулся в атаку, едва не сшибив конюхов. Вихрь Дэнтона, протяжно заржав, повел за собой остальных.

— Все на коней! — кричала Кассандра, отыскивая взглядом своего жеребца.

Гром сбил с ног нападающих на Лавеллета чудовищ. Юный рыцарь опустил меч на одного из упавших, конь растоптал другого. Третий подскочил, и зазубренный клинок вошел в живот Грома. Конь истошно закричал, лягаясь всеми четырьмя ногами.

Свинар с утробным воплем дернул рукоять. Багряный водопад окатил его, а Гром тяжело рухнул, изгибая шею в агонии. Лавеллет с криком срубил голову свинару. Следующим ударом он заколол умирающего в муках жеребца. Кассандра до хруста стиснула зубы.

— Оставайтесь здесь, ваше высочество, — сказала она, оглядываясь на принцессу.

Алина не выглядела ни капли напуганной, хотя в ее бледном лице не осталось ни кровинки. Она сглотнула и выпрямила шею:

— Я поеду с вами.

— На Розе?! — рявкнула Кассандра. — Она не боевой конь!

— Так дайте мне боевого!

— Госпожа, вы остаетесь! — отрезал Лавеллет, забираясь в седло. — Все свинары теперь там. Мы поскачем и разобьем их!

— Вы, оставайтесь с принцессой. Защищайте ее и получите награду, — сказала Кэс крестьянам. До сих пор эти люди сражались храбро, хоть и неумело.

— Тогда я хотя бы помогу раненым, — сказала Алина, обращаясь к латнику с распоротой ногой.

— Я поскачу в бой, ваше величество. Если я останусь жив, то…

— Как ваше имя?!

— Гробальд, госпожа.

— Вы останетесь живы, Гробальд, и я сама излечу ваши раны! — воскликнула принцесса, и на глаза ей навернулись слезы. — Все оставайтесь живы и побеждайте!

Люди воспряли, вдохновленные ее словами. Вряд ли они помогут им выжить, но Кассандра оставила это при себе.

— Вперед! — крикнула она и дала коню шпор.

С той стороны, куда улетел Арик, раздался громоподобный рев и следом восторженный вопль свинаров. Кассандра расслышала неистовый крик, от которого заледенело сердце…

— ИНКВИЗИТОР! — завопил Рексен, глядя на что-то за плечом Дэна.

Дэнтон выставил щит скорее, чем оглянулся, и на сей раз это спасло ему жизнь. Неистовой силы удар швырнул его наземь. Щит раскололся. Чуть выше запястья обломок кости прорвал плоть и кожу и уткнулся в кольчугу изнутри. Животный крик вырвался сам собой.

— Уводите его! — прокричал Рексен, заслоняя Молларда.

Кто-то потащил Дэнтона прочь от схватки. И тогда он увидел его.

Ублюдок в полтора человеческих роста, с обвислыми свиными ушами и толщей кривых зубов. В покрытых жесткой щетиной лапах вздымалось самое жуткое и смертельное оружие, которое только видел Моллард. На кривом древке темнела голова толсторога из грубого железа. Закрученные рога оканчивались шипами. Железный баран рыдал и плевался кровью.

— Подними меня! — вскричал Дэнтон.

Пара солдат подняли его на ноги. Дэн посмотрел на покалеченную руку. Хоть и расколотый, щит не давал сломанному запястью болтаться.

— Вперед! — истошно закричал он, взмахивая мечом.

Солдаты, переглянувшись, побежали в атаку. Моллард, стиснув зубы, пошел за ними, когда его остановил голос.

— Только не умирай без меня! — кричала Кассандра.

Все равно, что рубить дрова. Еще бы эти сучьи дрова не рубили в ответ.

Брону не хватало воздуха. Все тело под доспехами покрылось потом. Мышцы онемели, щит и секира стали непомерно тяжелыми, колени подгибались, так что он едва держал себя на ногах.

— Замени меня!

Брон отошел назад. Место в строю занял Кнурд, пехотинец из ветеранов. Брон опустил оружие и пытался выровнять дыхание.

Он смотрел на безумные глаза — человеческие, но по-свиному тупые и безжалостные. Изувеченные яростью морды кишели вокруг. За бурлящим морем уродства Моллард и несколько солдат были окружены. Огромный свинар с чудовищной булавой убивал их одного за другим. Остальные смотрели.

Брон тоже смотрел.

— Только не умирай без меня! — снова прокричала Кэс.

Арик кружил над Моллардом и повторял ее слова. Значит, она жива. Или была жива недавно.

Так или иначе стоит попытаться исполнить ее просьбу.

Их осталось трое. Кто-то из новых бойцов и каким-то образом живой до сих пор Рексен. Мальчик успел дважды ткнуть свинара пикой. Тот истекал кровью уже из десятка ран, но будто не чувствовал боли.

Даже в таком огромном теле когда-нибудь кончится кровь. Он ослабнет. Моллард переступил через труп солдата и выставил меч.

— Убьем его, — прохрипел он. — Убьем во имя Господа!

Они кинулись на врага втроем. Удар свинара оказался внезапен. Рексен с жалобным криком полетел на землю. Знамя на сломанной пике упало в кровавую грязь. Второй латник успел ударить врага по ребрам, прежде чем тот двумя ударами вбил его в землю.

— Только не умирай без меня!

Толсторог полетел вперед. Дэнтон нырнул под него и рубанул по животу врага. Рана раскрылась, будто огромный рот, который стошнило кровью. Наконец-то Моллард услышал крик боли чудовища.

Он ушел от неверного удара, всего лишь замаха. Махнул мечом в ответ, но не достал. Свинар пошатнулся. В ране показалось что-то сине-бурое, рвущееся наружу. Свинар зажал живот одной лапой. Дэн обходил его, выгадывая время для удара.

Остальные твари вокруг заволновались. Кто-то даже рванулся вперед, но главный остановил его коротким рыком.

Интересно, что они сделают, если Дэн победит? В ужасе разбегутся или разорвут его на части?

Раздался пронзительный звук трубы. Сражение на миг притихло, и все услышали топот лошадей с северной стороны крепости.

Наконец. Кто-то собрал конницу.

Кассандра.

Воодушевленный крик людей ошеломил свинаров. Брань зазвучала с новой силой, и на сей раз это был звук победы. Моллард кинулся вперед. Свинар все еще смотрел в сторону. Клинок взлетел, целясь ему в шею.

Булава возникла из ниоткуда. Меч оказался пойман между головой и рогом барана. Свинар крутнул оружие, и клинок разломился. Ошеломленный Моллард не успел даже выпустить эфес. Стремительный удар врезался в лицо, сминая шлем.

Мир исчез, а потом вновь явился, искаженный. Все вокруг плыло и расплывалось, теряя краски. В ушах застрял бесконечный гул. Тупое онемение покрыло череп и разум.

Дэнтон понял, что стоит на коленях. Земля под ним дрожала. Огромный свинар стоял, возвышаясь, будто гора из плоти. В небе висел железный баран, исходящий кровавым дождем.

Затем он рухнул прямо на Дэна, бросая его во мрак.

Глава четвертая: Подонки его величества

I

Америя, Кроунгард

Светлый зал

Трубы отзвучали, поклоны совершились. Вошедшие в Светлый зал феодалы Длани и Ясных холмов глядели на короля снизу вверх. Бесстрастные Щиты окружали трон из небесного камня. Перед ними, широко расставив ноги, стоял Фарегар, королевский камергер. Перед собой он держал высокий посох, увенчанный золотым ушастым филином, расправившим резные крылья. Филин считался в Америи символом уравновешенности и достоинства. Такой же был вышит на груди черного дублета Фарегара.

Камергер хранил торжественную осанку и выражение лица, а молчание государя затянулось. Он осторожно повернул голову, невзначай подумав, что старый владыка задремал прямо на троне, но нет. Эсмунд Первый просто молчал, оглядывая мутными глазами своих вассалов.

Наконец он провел рукой по седой бороде и произнес:

— Приветствую вас во дворце, мои верноподданные. Я рад, что вы немедленно явились на зов, когда страна нуждается в вас. Чужеземцы покушаются на самое святое — нашу независимость. Кальдийский король возомнил, что он может стать королем еще и здесь! Но этому не бывать. Вы, дети Америи, этого не допустите!

Рыцари и лорды согласно зашумели, зазвучали клятвы в вечной верности государству и роду Теаргонов.

— Для громких слов еще настанет время, — перебил их Эсмунд. — Сегодня оставайтесь на пир и переночуйте в замке. Завтра возвращайтесь к своим армиям и готовьте их к походу. Сколько людей они привели?

Фарегар не сразу понял, что вопрос обращен к нему. Отточенным движением он повернулся к государю лицом и начал отвечать, листая память, будто книгу:

— Граф Бедальд из Бедберга привел триста лучников и четырех рыцарей с оруженосцами. Граф Монн из Летней долины привел пятьдесят меченосцев и двадцать конных копейщиков. С ним прибыли три сына и две дочери, все они имеют честь зваться рыцарями, и привели с собой оруженосцев. Граф Дуальт…

— Довольно, — властно, но устало прервал король. — Кто-то привел больше, кто-то меньше, это не имеет значения. Вместе мы сила, но не по отдельности, — Эсмунд поднял костлявый кулак. — Не так ли, лорды и сиры? Сегодня мы собираем общее войско, дружину всей Америи. Так сколько?

— Одно мгновение, мой король…

Фарегар перелистал свою память. Ему всегда было удобно представлять ее, как книгу. Он даже прикрыл один глаз, чтобы лучше вообразить пустой лист, на котором он сложил все цифры.

— На сегодняшний день — три тысячи и шестьсот человек пехоты, две тысячи лучников, тысяча сто конных и двести два рыцаря, не считая оруженосцев и прислуги.

— Вот как. Вся Длань и Ясные холмы не выставили и десяти тысяч человек в момент, когда опасность угрожает самой короне, — сказал Эсмунд.

Повисло краткое молчание. Граф Монн, прозванный Летним Вепрем, сделал шаг вперед и поклонился. Его рыжая борода ложилась на огромное пузо. Государь едва заметно шевельнул пальцами — пусть говорит. Камергер ударил посохом об пол и назвал имя и титул лорда.

— Простите, что разочаровали, мой король, — басисто сказал Монн. — Но Годы гроз неумолимы. Людям нечего есть. В обоих моих деревнях умерло немало людей, включая взрослых мужчин. Ни один посев, кроме проклятой сурги, не выжил после ливней. Лично я ручаюсь, что не смогу выставить больше. Только если вручить оружие детям.

— Если понадобится, мы вооружим и детей, ведь враг собирается прийти прямо сюда! — хрипло воскликнул Эсмунд и закашлялся.

Летний Вепрь покорно ждал, когда король откашляется. Быстро утерев бороду рукавом, Законник продолжил:

— Не думайте, что я разочарован, милорды. Вы явились, и это главное. Есть люди, которые находят отговорки. Государство не забудет вашу верность.

С этими словами король встал. Фарегар поднял посох, и герольды затрубили в трубы. Он трижды ударил посохом о пол и на третий раз нажал на скрытую кнопку на рукояти. Золотой филин сложил свои крылья, что означало — прием закончен.

Пажи распахнули двери тронного зала. Кланяясь, феодалы отправились к выходу. Государь медленно, опираясь на локоть хранителя покоев, спустился по ступенькам и в окружении Щитов направился в покои. Два Щита остались охранять трон. Камергер встал между ними, выставив посох.

— Бедный государь, — сказал он. — Старость одолевает его все больше.

— Король полон сил, — отозвался один из рыцарей. — Где ты видел, чтоб восьмидесятилетний был так крепок духом?

— Дух — это все, что мы есть, говорили как-то на проповеди, — сказал Фарегар. — Но если тело умирает, крепость духа его не спасет.

Щиты ничего не ответили. Они всегда были немногословны.

— Неужели это всё, Йоэн? Такую армию я выставлю против Илларио? — ковыляя по коридору, спросил Эсмунд. За окнами завывали порывы ветра. Кольцо Вальдара утопало в тумане.

— Всего месяц прошел, государь, — ответил хранитель покоев.

— И большая часть тех, кто должен явиться, отказали мне или вовсе не ответили!

— Простите, мой король, но время-то и впрямь не лучшее. Настала осень. Урожай, какой бы он ни был, надо собрать. В Лотарии нашествие свинаров. Голод вокруг, дороги размыты…

— Хватит повторять их отговорки!

— …Ривергард весь затопило.

— Я знаю, мрак побери, знаю!

Йоэн распахнул перед королем дверь. Герда прошла вперед. Опасности в дворцовых коридорах не было, но Щит всегда идет впереди короля, чтобы в случае чего принять на себя удар.

— Единственный, кого я могу понять — герцог Данвель из Дримгарда. Проклятый мор!

«Алина. Где ты, дочка? Добралась ли до места? Надо было послушать тебя и отпустить еще весной — быть может, сейчас восток бы выставил войска».

Шаги раздавались эхом в коридорах. Слуги, встреченные на пути, низко кланялись, стражники, напротив, выпрямлялись и отдавали честь, дважды стукая кулаком по груди.

— Раньше мы плевали на зиму и воевали до победы. Сколько рыцарей я повел против Юминга, Йоэн?

— Не знаю, государь. Мне тогда было шесть лет.

— Я уже не помню. Но не меньше четырех тысяч, а пехоты было и вовсе не счесть. Отцы нынешних лордов не жаловались на дожди. Что случилось со страной?

«Или что-то случилось со мной? — продолжил Эсмунд про себя. — Может, никто уже не хочет подчиняться старому королю, и все только и ждут, когда я умру?»

Он передернул плечами и с помощью Йоэна стал подниматься по лестнице.

— Я устал ходить вверх-вниз. Надо перенести покои пониже.

— Я поищу подходящие комнаты, мой король.

— Почему они так поступают, Йоэн?

Хранитель ненадолго задумался.

— Вас прозвали Законником, государь. Но многие ваши законы пришлись не по душе знати, — сказал он. — Кто-то мелко мстит, найдя предлог. Кто-то надеется, что вы предложите денег или земель. Кто-то действительно боится зимы — она, по всем признакам, будет суровой. Ну а кто-то считает, что кальдийской заднице на этом троне будет лучше, чем вашей.

— Это правда? Кто?

Йоэн пожал плечами.

— Не знаю, государь, но такие всегда есть.

В просторной галерее, где находились покои королевской семьи, было прохладно и тихо. Потрескивали угли в жаровне. Эсмунд бросил взгляд на дверь Алининой опочивальни. Дочь всегда умела его утешать. Хотел бы он просто поговорить с ней сейчас. Может, стало бы не так уныло. На соседнюю дверь — Дагоберта — он даже не взглянул.

Йоэн снял с шеи тяжелый ключ и отворил перед королем дверь.

— Приготовь горячей воды, я хочу попарить ноги, — сказал Эсмунд, входя.

— Да, государь.

Хранитель отправился исполнять поручение, Щиты остались за дверью. Король уселся в кресло, корчась от боли в пояснице. Надо снова спросить того разогревающего масла с юмским перцем. Оно помогало хотя бы ненадолго.

Эсмунд сложил руки на подлокотники и уставился в беленый потолок. Хотел прикрыть глаза, но веки распахивались сами собой.

Он долго смотрел в пустоту, и такая же пустота царила в его сердце. Он сделал все, чтобы принести в страну мир и процветание. Сокрушил бандитов Юминга, подавил восстание в Вилонии и ввел столько новых законов, что жизнь Америи в корне изменилась. Уже мало осталось тех, кто помнит времена до войны с Дар-Минором, но тогда государство было другим. Элла Второй победил империю тьмы, но еще он любил казнить людей и сталкивал меж собой вассалов, пополняя казну через феодальные войны. А его дочь, Венценосная Шлюха, превратила столицу в бордель и едва не разорила корону.

Эсмунд вернул государство на путь процветания, восстановил военную мощь, улучшил жизнь простонародья, не слишком ущемляя при этом права знати. Почему никто этого не видит?

Осталось немного — перенести Святой Престол в Низарет. Может, тогда люди поймут, как много он сделал для них. Может, тогда он умрет спокойно, не чувствуя этой обиды на государство, которое поднял и взрастил, как больное дитя.

Раздался стук, и дверь неслышно отворилась. Эсмунд медленно опустил глаза и увидел пажа в короткой ливрее и белых штанах, обтягивающих естество. Король поморщился.

— Прежде чем ты что-то скажешь, я хочу отдать приказ.

— Конечно, ваше величество, — низко поклонился юноша.

— Отныне я запрещаю носить вам такие штаны. Ты понял? Чтобы со следующей недели все мои гонцы, и пажи, и остальные слуги перестали выпячивать яйца. Проклятая кальдийская мода!

Паж почему-то покраснел и снова низко поклонился.

— Как скажете, ваше величество.

Эсмунд вздохнул. Людям нравится все кальдийское, что тут поделать. Роскошная ткань, развратная одежда, духи, веера и прочие штуки. Все это началось при Венценосной Шлюхе, а Эсмунда, особенно в начале правления, заботило совсем другое. Теперь он доживает свои дни, окруженный чуждыми вещами.

— Что у тебя?

— На Кольце Вальдара беспорядки, ваше величество. Один монах поспорил с проповедником, который утверждал, что вы — враг Божий, раз держите в плену Великого Наместника. Люди заступились за того и другого, вспыхнула драка. Теперь в Пятом и Седьмом районах бунтуют. Требуют свободы ставленнику Божьему, прекращения войны, и хлеба. Люди сожгли бордель и убили священника.

— В борделе? Тогда поделом, — сказал король. — Пошел прочь, и не забудь, что я сказал про штаны!

Паж поклонился и поспешил исчезнуть, чуть не столкнувшись в проходе с Йоэном. Хранитель держал в руках таз кипятка, на плече висело полотенце.

— Ты слышал? Война еще не началась, а они уже требуют ее прекратить! И хлеба! Им мало, что я разрешил рыбачить в Скованном море?

— Людям всегда мало. Вы ничего не сделаете, государь?

— А что, ты думаешь, надо сделать? Приказать залить улицы кровью? Пускай стража Кольца разбирается. На крайний случай — на Длани стоит армия. Какая-никакая.

Согрев холодные ноги, Эсмунд расслабился и даже задремал. Неприятные мысли ушли дожидаться своего часа. Сквозь наступающий сон он услышал новый стук и осторожный кашель Йоэна.

— Что там? — не открывая глаз, недовольно спросил Эсмунд.

— Клювогорн с запада, ваше величество.

— Пусть принесут.

Слуга внес коричневую птицу с белыми плечами и большим желтым клювом. Йоэн усадил клювогорна на кресло напротив Эсмунда, и тот изогнул короткую шею, заглядывая королю в лицо.

— Говори.

— Приветствую, ваше величество, — из клюва раздался низкий мужской голос. — Вам передает послание Вигтор Фрамм, герцог Вестгарда и всех его земель. Опуская вежливость, перейду к самому важному. Кальдийцы вторглись в страну.

— Что?! — вскричал Законник, отчего клювогорн встрепенулся и замолчал. — Продолжай!

— Разведка доложила, что их ведет прославленный маршал Адричи. Говорят, их не меньше тридцати тысяч человек. Мы немедленно ждем помощи, мой король. Если Адричи двинется на Вестгард, крепость не устоит. Да хранит вас Бог. С поклоном и величайшим уважением, герцог Фрамм.

Эсмунд откинулся на стуле.

— Ты слышал, Йоэн?

— Да, государь.

— Значит, он заранее готовился. Я только собираю войска, и не могу их собрать, а он уже вошел в мои земли, — сжимая ноющий кулак, король посмотрел на окно, мокрое от дождя. — Проклятье. Приведи ко мне Фарегара. Я хочу еще раз отправить гонцов своим вассалам. И на сей раз я не буду просить. Я буду требовать.

II

Южная Лотария

Баргезар

Волчья стая осторожно подбиралась к Баргезару. Ночью они слышали битву, и теперь, когда все стихло, пришли узнать, чем она закончилась. В пасмурном небе кружили вороны — значит есть, чем поживиться.

Стая была большой — почти два десятка волков. Их вел коренастый вожак, за ним шли молодые самцы и самки — они порывались идти быстрее, но вожак не торопился. Кроме запаха крови и людского мяса, он чувствовал запах свинаров, чья плоть была не в новинку для лотарских волков. Но где есть мертвые свинары, там могут быть и живые. А одноглазый вожак по опыту знал, насколько они опасны.

В центре стаи топали белопузые волчата, без устали нюхая воздух. Еще бы — они впервые покинули родной лес, и ни разу не чуяли столько добычи сразу. Щенков окружали матерые волчицы, чей голод был так же свиреп, как и нрав.

Первые трупы, еще чуть теплые, принадлежали свинарам. Вожак позволил самкам насытиться, ради соблюдения традиции отведав немного мяса. Его вело вперед скорее любопытство, нежели голод.

Стая преодолела первый вал. Щенков оставили на гребне, под охраной матерей. Вожак повел молодых на следующий вал, подгоняя хриплым ворчанием. Чем дальше, тем больше становилось мертвецов, но все это были свинары. Только на вершине второго вала появились трупы людей.

Вожак обнюхал лицо мертвеца, слизнул холодную кровь и посмотрел вниз. Столько мертвых сразу он никогда не видел. Надо позволить стае насытиться еще свежим мясом, а потом уходить. Там, где много мертвых людей, скоро появляется много живых.

Стрела воткнулась в землю рядом с лапой. Волк вскинул голову, и в утреннем тумане увидел человека с оружием в руках. Волк зарычал, и подумал было напасть, но тут появились еще люди. Они закричали, и вожак сорвался с места, уводя стаю прочь.

— Треклятые волки, — Брон вручил солдату арбалет. — Поставьте, наконец, дозорных на стену! Только волков нам здесь не хватало. И пристрелите пару ворон, надоело их слушать!

Карканье не смолкало ни на мгновение. Птицы пировали на телах погибших, и прогонять их было бесполезно. Впрочем, по каким-то причинам большинство ворон предпочитали свинаров.

Во влажном воздухе пахло железом и гарью. С рассветом поле боя укрыл туман, будто саван, из которого тут и там вздымались мертвые тела и брошенное оружие. Живые ходили среди них, как призраки, собирая погибших товарищей и стаскивая на братский костер. В чем-то утро было страшнее ночи.

Рыжая девчонка, которую Брон прозвал Загадкой, в одиночестве сидела на траве, поджав босые ноги. Она, не отрываясь, глядела на мертвого пехотинца. Один его глаз был прикрыт, второй распахнут. Брон сел на корточки и опустил ему веки. Загадка всхлипнула и показала какие-то жесты.

— Чего?

Девочка показала на мертвого солдата, потом прижала руки к груди и сделала грустное лицо.

— Жаль его? Мне тоже.

Загадка кивнула.

— Ты бы обулась. Скоро нужно будет идти. Умеешь ездить верхом?

Она мотнула рыжими волосами.

— Ничего, научишься. Это не сложно.

Она показала на Брона, сжала кулак у груди и сморщилась, а после вопросительно повела подбородком.

— Что? Ты спрашиваешь, болит ли сердце? Нет, не болит. Так бывает, только когда… — Брон запнулся. Не нужно ей рассказывать. Он и так теперь от нее зависит. — Ночью, — сказал он. — Так бывает только ночью. В новолуние. И вообще, на кой тебе знать?!

Загадка вся сжалась от крика, а потом вдруг придвинулась к Брону и погладила по щеке. Брон вздрогнул и подскочил. Старые колени щелкнули от резкого подъема.

— Иди, — сказал он. — Найди себе обувь. И собери волосы. Простым нельзя ходить с распущенными. Ты будешь моей служанкой, поняла? Тебе надо выглядеть поопрятнее.

Она кивнула и направилась к пепелищу, оставшемуся от солдатских палаток. Брон смотрел ей вслед.

Что это за девчонка? Откуда она взялась? Как получилось, что ее кровь стала зельем, столь нужным ему?

Будь у нее язык, он бы заставил рассказать.

— Эй!

Загадка обернулась.

— Ты когда-нибудь умела говорить?

Девочка печально кивнула.

— Ладно, иди, — буркнул Брон. — Мы еще научимся понимать друг друга. Все равно ты никуда от меня не денешься.

Вопреки его ожиданиям, Загадка улыбнулась и вприпрыжку отправилась прочь, как будто обрадовалась тому, что услышала.

Сумасшедшая.

Брон повернулся и зашагал в другую сторону.

III

Кассандра смотрела на измятый шлем Дэнтона. Перед глазами туманилось от слез.

Почему он? Неужели Господь отвернулся от лучшего инквизитора Америи?

Не их ли общий грех тому виной?

Кассандра взяла тряпку, обмакнула в воду и стала протирать шлем. Там, где находился лоб Дэнтона, позолоченная сталь вогнулась и лопнула так же, как его череп. Подарок архиепископа не спас Молларда.

Внутри было еще больше крови, чем снаружи. Кассандра не верила, что все это кровь человека, которого она любила. Любила, несмотря на то что не могла, не должна была, а порой и не хотела — но все же любила.

Она не знала, что Дэнтон чувствует в ответ. Он никогда не говорил ей об этом, и спрашивать теперь бесполезно. Но ей хотелось думать, что он тоже любил ее. Хотя бы немного. Хотя бы иногда. Ей, которая никогда не знала мужской любви, а ощутила на себе лишь мужской гнев, этого было бы довольно.

Кассандра снова опустила тряпку в воду и продолжила мыть шлем. По старой америйской традиции с доспехов павших не стирали кровь. Значит, нужно было вычистить шлем до блеска.

Она повернулась и посмотрела на лежащего Дэнтона. Распухшее черно-синее лицо она едва могла узнать. Голову замотали бинтом. Сломанную руку укутали в лубок. Принцесса Алина обработала все раны инквизитора, но вряд ли он скоро придет в себя.

Тогда, у Низарета, он понадеялся, что дар принцессы не понадобится им.

Кассандра отложила шлем и села рядом с Дэнтоном. Дотронулась руками до шеи, в которую впивалась поцелуями за час до того, как случилась битва. Кожа пылала огнем. Кэс достала платок и стерла пот с изувеченного лица.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я знаю, что нам не быть вместе. Ты инквизитор, а я твой рыцарь. Мы нарушаем обеты, но неужели поэтому?.. Разве Господь так жесток? Когда ты очнешься, давай отбросим все клятвы и уедем куда-нибудь…

На бесчувственного Дэнтона легла чья-то тень. Кэс узнала, кто это, не успев обернуться, и прервала свои тихие мольбы.

— Здравствуй, Бронвер.

— Как он? — прогудел низкий голос.

— Сам видишь, — повернулась Кассандра.

Брон провел пальцами по седым усам и покачал головой.

— Нам надо уходить отсюда, — сказал он.

— Куда ты торопишься?

— Я только что видел волков. Если мы не поторопимся, скоро сюда нагрянут волки другого рода — бандиты или кто похуже. Здесь опасно.

— И куда мы отправимся?

— Не знаю. На север. Нужно отыскать какой-нибудь замок или монастырь.

— Здесь нет замков, только деревни и руины, — сказала Кэс, сминая в руках платок.

— Я плохо знаю эти места, — признался Брон.

— Ближайший замок — Старый Утес, дом графа Бальдера. Он старый друг Дэнтона.

— Можешь мне не рассказывать, я знаком с Эллисом Бальдером, — Бронвер нахмурился. — Говорят, он мужеложец.

— Разве это важно сейчас?

— Да не очень. Сколько отсюда до Утеса?

— Дней десять.

— Мы не доедем. Вернее, мы-то сможем доехать…

Кассандра вскинула голову, и Брон отпрянул — должно быть, ее глаза полыхнули тьмой.

— Мы его не оставим, — отрезала Кэс.

— Хочешь, чтобы он умер в дороге?

— Пускай так.

— Но я не предлагаю его оставить.

— Даже так? Ты предлагаешь убить его? — Кассандра встала. — Неужели?

— Я хочу лишь избавить его от мучений, — Брон расправил широкие плечи.

— Все знают, что ты хотел стать инквизитором. И если он умрет, кого еще назначат?

— Ты так думаешь обо мне?! — Брон навис над ней, то ли наигранно, то ли вправду свирепея. — Думаешь, я готов убить его ради алого плаща?

— Очень на то похоже.

— Ложь! — взревел Брон ей в лицо. — Как сильно бы я ни хотел — я не нарушу свои клятвы!

Кассандра промолчала.

— В отличии от него, — Бронвер кивнул на Дэнтона. — Он добился звания интригами и хитростью. По-честному я должен быть инквизитором.

— Только потому, что состарился на службе?

— Может, и поэтому. А может потому, что я верен своим обетам. А как насчет вас? Кому вы молитесь наедине, Кэсси?

— Замолчи, — процедила она, чувствуя, как заливается краской.

Брон дернул себя за ус.

— Даже если мы повезем его. Даже если он выживет. Думаешь, он сможет снова быть инквизитором? У него голова разбита. Мозги наружу, Кэсси.

— Не называй меня так!

Брон резко выдохнул и направился прочь. Уже выходя из палатки, он вдруг остановился и обернулся.

— Если он очнется, можете отказаться от обетов и уехать куда пожелаете. Ты знаешь, что придется сделать, если захочешь выйти из инквизиции. Моллард точно знает.

IV

Под навесом, где лежали раненые, пахло смертью. Многим не суждено было встать, но принцесса, уже вся перепачканная кровью, старалась помочь каждому. Брон в который раз удивился самоотверженности Алины. Слухи о ее доброте и человеколюбии раньше казались ему сказками: в самом деле, какая принцесса будет возиться с солдатом, лишившимся руки, или крестьянином, у которого из живота лезут кишки? Но Алина Америйская оказалась именно такой, как говорили. Она ни разу не отдохнула после битвы, изо всех сил стараясь помочь даже тем, кому помощь была уже не нужна — разве что глоток воды перед смертью.

Когда принцесса повернулась к нему, Брон почувствовал себя так, словно еще не все потеряно. Будто сотни людей, погибшие ночью, еще могут вернуться к жизни. Лицо принцессы, несмотря на темную печать усталости, вселяло надежду.

«Ей самое место на троне, — подумал Брон. — Такая королева и нужна сейчас Америи — королева-целитель».

— Вам нужно отдохнуть, ваше высочество, — сказал он.

— Мой долг — помочь, — тихо, но твердо ответила Алина. — Дайте иглу. Ты храбро сражался, — обратилась она к солдату, лежащему перед ней. — Потерпи еще немного.

Бок мужчины выглядел так, словно его терзал дикий зверь. Белое лицо покрывала испарина.

— Спасибо, госпожа, — зашевелились обескровленные губы. — Думаю, мне уже не встать.

— Не говори так! — воскликнула Алина. — У тебя есть семья?

— У меня есть сын, госпожа, а вот жена моя умерла, — солдат тяжело сглотнул. — Скоро я ее увижу. Я ведь попаду в Небесный дом?

— Не сегодня. Дайте ему ремень и подержите.

Крестьянки, что помогали Алине, дали солдату закусить ремень и крепко прижали к земле, пока принцесса очищала рану, заливала ее кипящим вином и зашивала.

Брон еще ни разу не видел, чтобы столь огромную рану зашивали так быстро и умело. Страшное увечье в один миг превратилось в аккуратный и чистый шов. Солдат потерял сознание, а принцесса утерла с его кожи кровь и помолилась, возложив руки на рану. В эти мгновения Брон почувствовал тепло, словно божественная сила волнами исходила от Алины.

— Он выживет, — сказала она так же уверенно, как могла бы сказать «на небе есть солнце».

Впрочем, этим утром светило скрылось за тучами.

Алина встала, омыла руки и подошла к Брону. Лицо ее выглядело измученным, и в бездонных глазах застыла грусть.

«Святая, — подумалось Брону, и в горле встал комок. — Святая, что заботится о каждом из людей».

— Мне так жаль, сир Раддерфорд, — проговорила Алина. — Столько людей погибло сегодня, и многие еще умрут, несмотря на мои старания. Это все моя вина.

— Вы не виноваты, госпожа, — хрипло ответил Брон. — Инквизитор Моллард отдавал приказы.

— Но главный приказ отдала я, — принцесса отвернулась.

В стороне крестьяне взяли умершего пехотинца. Кого-то рвало. Стучали молотки — строители чинили повозку, которая сгорела лишь наполовину.

— Я видела, как погиб ваш Гром. Он умер, защищая Розу.

— Смелый был конь, — на глаза Брону едва не навернулись слезы.

Чертоги небесные, что принцесса делает с ним? Он не плакал, даже когда умер отец.

— Жаль, что не оставил потомства, — пробурчал он, отворачиваясь. — Представляете, какие у них с Розой могли получиться жеребята?

— Чудесные, — Алина устало откинула волосы с лица и велела крестьянкам: — Вскипятите еще вина.

— Это последнее, госпожа.

Принцесса кивнула.

— Как инквизитор Моллард?

— Без сознания. Я знаю, вы старались, но вряд ли он выживет.

— Просветитель не оставит его.

— Он примет его как сына, это точно. Но вряд ли дарует жизнь. Никто не живет с такой раной.

— Особенно если ему вонзают в сердце кинжал!

Кассандра возникла рядом, на вид еще более мрачная, чем несколько минут назад. Потемневшие глаза утопали в кругах, что на бледной коже казались совсем черными.

— Принцесса, — сказала она. — Бронвер хочет убить инквизитора.

— Не убить, — насупился Брон. — А даровать милость.

— Убить! — отрезала Кассандра. — Все знают, что ты хочешь быть инквизитором. Теперь тебе представился шанс, не так ли?

— Сир Раддерфорд, это правда?

Голос принцессы звучал по-прежнему мягко, но уже не добро. Словно любящая мать нахмурилась, и Брону вдруг стало стыдно.

— Отчасти. Я лишь хочу избавить его от страданий, но звание тут не при чем.

— Для некоторых и впрямь нет надежды, — сказала Алина. Словно подтверждая ее слова, по навесу застучали первые капли дождя.

— Нам нужно уходить, и быстро, — кивнул Бронвер. — Мы не сможем нести столько раненых. Даруем им легкую смерть — это лучше, чем умирать в дороге от боли и горячки.

— Инквизитор выживет! — Кэс топнула ногой, как девчонка.

— Ты думаешь? — рявкнул Брон, распаляясь. — Ты видела, какой удар он получил?

Глаза Кассандры потемнели еще сильнее. Да, она видела. Дэнтон стоял на коленях, уже почти без памяти, и свинар со всей мощи опустил свою чудовищную булаву на его голову. Треск черепа был слышен даже сквозь битву, и Моллард пал. Когда это случилось, Брон ощутил вдруг, как открылось второе дыхание, и снова ринулся в бой. Кони врезались во фланг свинарам, и уже скоро битва была закончена.

— Какой грех тяжелее — лишить раненых жизни или заставить скончаться в муках? — спросила принцесса как будто сама у себя. — Я не в силах решить.

— Но вы же решили отправить нас в этот бой! — вскрикнула Кассандра.

Алина подняла на нее взгляд.

— Вы правы, рыцарь. Вина лежит на мне.

— И вы хотите сделать ее еще тяжелее?

— Перестань обвинять принцессу, — прогудел Брон, чувствуя себя Лавеллетом.

Алина и Кассандра смотрели друг другу в глаза — одна смиренно, другая сурово и почти что с ненавистью. И ни одна не отводила взгляда, пока принцесса не кивнула.

— Да будет так, — сказала принцесса. — Сколько у нас осталось лошадей?

— Чуть больше сотни, — буркнул Брон.

— Пусть те из раненых, кто могут, едут верхом. Остальных мы положим в повозки и на носилки. Когда мы должны уходить?

— Чем быстрее, тем лучше, — Брон дернул себя за ус. — Все наши припасы сгорели. Нет ни еды, ни палаток. От раненых может пойти зараза. Надо двигаться, иначе мы все умрем.

— Тогда отдайте нужные приказы, сир.

— Я отправлю людей вперед, — сказала Кассандра. — Пусть предупредят Бальдера в Старом Утесе. Он сможет послать людей нам навстречу.

— Мы пойдем в Старый Утес?

— Если ваше величество не против, — без поклона сказала Кэс и развернулась на пятках. — Где Бастиан? Кто знает, он выжил?!

— Она очень предана инквизитору, — сказала Алина, глядя Кассандре вслед.

— Больше, чем вы думаете, — буркнул Брон. — Где Эльтон, госпожа?

— Он помогал собирать павших.

— Пойду отыщу его. С мертвых хватит почестей — пора позаботиться о живых.

Если принцесса считает, что надежда есть — пусть будет так. Пускай Моллард попробует выжить. Если он очнется, то вряд ли сможет сказать хоть слово, и слюна будет течь у него по лицу, как у младенца. Пускай Кассандра вдоволь насладится этим зрелищем, прежде чем сама пронзит его сердце.

V

Америя, Кроунгард

Девять рыцарей, возглавляемых Коррином, шли по Аллее славы — так назывался самый широкий коридор Кроунгарда, где стены от пола до потолка покрывала искусная мозаика. Сцены славы Америи — от казни лотарских королей до Великого Искупления. Потолок Аллеи был стеклянным, так что луна играла на гордых лицах воителей и их воздетых мечах. На стенах оставалось еще много свободного места для будущих поколений.

— Великий Раскол, — сказал кто-то.

Коррин посмотрел на изображение события, положившего конец могучему Скарлендуру, государству на севере. Осколок тела Божьего, упавший в Отцовых горах до начала времен, однажды ночью просто взял и взорвался. Взрыв был такой силы, что его почувствовали по всему Мирису. Землетрясения и обвалы уничтожили большую часть государства горцев.

Из расколотых гор наружу вышли все богатства недр — от олова до алмазов. Тогдашний король Артис Третий вместо того, чтобы помочь страдающим соседям, напал на них. Северяне прозвали Артиса Предателем — и он принял это прозвище. Говорили даже, что он сильно страдал, нещадно бичевал себя и называл величайшим грешником, а на войну отправился пешком и в одной власянице. И все же захватил Скарлендур, сделав его землями Стоунгарда.

Остатки скарлов подчинились америйской власти или были изгнаны. Они ушли на север и не вернулись. Нашли новый дом среди скал или погибли, упав с края мира.

А те, что остались в горах, со временем одичали или вовсе превратились в чудовищ. Место взрыва было проклято — те, кто долго находился там, начинали болеть, у них выпадали зубы и волосы, а на теле вырастали мерзкие опухоли.

— Сир Гвин.

— Что? — он оторвался от изображения жуткого зарева и пепельного гриба.

— Мы идем?

Остальные рыцари ждали его, застывшего у мозаики.

— Я задумался над тем, как изобразят здесь нас, — Корр торопливо зашагал вперед. — Ведь сегодня — поворотный день в истории!

— Думаете, нас и правда тут изобразят? — наивно спросил юный рыцарь с большими, как у девицы, глазами.

— Вполне возможно, — Коррин потрогал кончик носа. — Когда все получится, люди скажут — именно благодаря сиру Гвину и остальным Святой Престол теперь стоит в Америи!

— Отец меня зауважает наконец-то…

— Тихо, — Коррин резко остановился. — Слышите?

В тишине спящего дворца пробудился мерный гул. Он приближался, и стало понятно — такой шум издают множество ног, шагающих одновременно.

— Что это? — спросил юный рыцарь, со второго раза нащупывая меч.

В Аллее появились стражники Кроунгарда в полной амуниции. Копья в руках и короткие мечи на поясе, кольчуги и шлемы, украшенные короткими плюмажами.

— Нас предали! — рыцарь с ярко-рыжими баками сжал булаву, с ненавистью взирая на Коррина.

— Быть не может, — Гвин стиснул меч. — Новый капитан…

Аллерс Лавеллет вышел вперед: рослый рыцарь с кудрями, как золото, и такими же усами. Луна играла на его черненом панцире, украшенном затейливой вязью. Белый плащ и золотая перевязь капитана сидели на нем, как влитые. Гордый двойной подбородок смотрел вперед.

Зря Пьерриг пригласил его. Лавеллет славился как поборник справедливости и чуть ли не идеал рыцарства. Человек, неспособный на предательство и не знающий корысти. Коррин почувствовал что-то неладное, когда услышал его имя. Теперь ясно, почему.

— Гребаный Пьерриг, — прорычал Корр. — Если нас бросят в темницу, я задушу его цепями.

— А я думал, куда делась вся стража, — обреченно сказал кто-то.

— Доброй вам ночи, сиры, — раздался глубокий голос Аллерса. — Куда вы направляетесь?

— В чем дело, сир Лавеллет? — спросил Коррин. — Мы собирались немного размяться в Печальном дворе.

— Печальный двор закрывают на ночь, и это не лучшее место для тренировки. Как ночь — не лучшее время, — Аллерс стоял прямо, как на параде.

— Зато необычное.

— Сир Гвин, я не люблю подобные игры, — нахмурился Лавеллет. — Вы знаете, что я знаю, куда и зачем вы идете. Неужто ваш язык так привычен ко лжи?

Коррин не нашелся, что ответить.

— Я дал слово, что иду с вами, и не собираюсь его нарушать.

Корр только кивнул.

— И все же вы понимаете, что мы идем против воли короля.

— Ради него самого!

— Тут вы правы, сир Гвин. Но чтобы нам не стать лицемерами, я должен кое-что сделать, — Аллерс повернулся к стражникам. — Слушайте меня, и внимательно! Вместе с этими отважными сирами мы отправляемся к башне Наместника, чтобы паладины ответили за оскорбления, нанесенные нам и нашему государю. Мы собираемся нарушить приказ короля и пролить кровь в его доме, но того требует рыцарская честь. Пока я ваш капитан и приказываю следовать за мной. Но как только обнажатся мечи, я стану преступником, и вашим долгом будет арестовать меня. Я прошу только о том, чтобы вы позволили нам закончить бой, а после требую, чтобы вы арестовали меня и всех тех, кто останется в живых!

С одинаково изумленными лицами рыцари уставились на Лавеллета. Коррину казалось, что все это сон — не может же правда существовать такой человек, как Аллерс?

— Мы предстанем перед королем и его правосудием, — продолжал капитан. — Но вы не будете ни в чем обвинены. При свидетелях я говорю — всю вину за то, что вы нарушаете приказ короля, я беру на себя. Пойдете ли вы со мной?

— Да, сир капитан! — раздался стройный ответ, и его наверняка услышали во всем дворце.

— Теперь я хочу обратиться к вам, — повернулся Аллерс к рыцарям. — Витторио унизил Эрига, но убил его в честном бою. Я предлагаю поступить достойно и выйти против паладинов равным числом.

Рыцари переглянулись, как будто не поняли, что сказал Лавеллет. Коррин сделал шаг вперед.

— Сир, вы… вы и правда так благородны, как говорят, — сказал он, яростно ругаясь про себя. — Но я не думаю, что кальдийцы достойны такой чести.

— Верно! — поддержал его кто-то.

— Они оскорбили короля! — уже уверенней продолжил Гвин. — Они ведут себя в нашей стране, как разбойники, и достойны не больше, чем казни!

— Тогда схватите их и судите, — парировал Аллерс. — Это подло — нападать превосходящим числом, да еще и через подземелья, как вы планировали. Так мы сами станем разбойниками!

Коррин открыл было рот, но Лавеллет не дал ему сказать:

— Мы воины или бандиты?! — возвысил он голос. — Мы нападем исподтишка или выйдем к врагу лицом, как мужчины?!

— Сир, — процедил Коррин. — Вы что, не были на войне? Это не подлость, а хитрость! Маневр!

На сей раз поддержки Корр не дождался. Он оглянулся и увидел, что все смотрят на Лавеллета. Луна серебрила его золотые локоны, и надо было признаться — выглядел он и впрямь как одна из мозаик со стен Аллеи.

— Нам не нужны хитрости, сир Гвин, ведь мы рыцари. Мы гордо носим это звание и лучше лишимся его, чем посрамим! — Аллерс поднял кулак, совсем как Эриг перед поединком. — Следовать благим путем тяжелее, но достойнее! И только великие поступки приведут нас к величию! Выбирайте, сиры — красться в темноте, как жалкие мыши, или биться на свету, как тигры!

— Тигры! — взревел рыцарь с рыжими бакенбардами.

— Тигры! Америйские тигры!

Коррину ничего не оставалось, кроме как поддержать общий порыв. Клятый Лавеллет порушил все планы и перехватил командование. Корр чувствовал себя будто актер, которого столкнули со сцены.

— Ладно, тогда вперед! — воскликнул он.

Аллерс кивнул и жестом пропустил его вперед. Как будто догадался, что у Коррина на душе, и от этого почему-то стало еще поганей.

Стражники пропустили рыцарей вперед и зашагали следом. Насупленный Гвин топал впереди всех, чувствуя терпко-сладкий запах духов, исходящий от Лавеллета.

— А где Пьерриг и Двухголовый? — спросил он через плечо.

— Ждут. Кстати, я позвал еще кое-кого. Сир Гарон!

Откуда-то из толпы стражников появился мужчина с клочковатой бородой и глубоко посаженными глазами. В руках он держал полуторный меч, который Коррин сразу узнал.

— У Эрига не получилось, — сказал сир Гарон, поднимая Гранглинг. — Но этот меч обязан пролить кальдийскую кровь.

Гвин кивнул. Шаги людей звучали рокотом в пустующих коридорах, шепот сливался в монотонный гул. Позвякивала сталь. Где-то неподалеку хлопнула дверь.

— Времени немного, — сказал Коррин. — Мы уже наверняка разбудили половину дворца.

— Когда начнется бой, разбудим оставшуюся, — буркнул кто-то.

Лавеллет гулко расхохотался:

— Вы оба правы, сиры! Поспешим!

Аллея славы осталась позади. Новый коридор полого поднимался вверх. Гвин различил в конце два силуэта, один из которых поигрывал здоровенным молотом. Отлично. Гиральд и Дюг. Вместе с ними получится тринадцать рыцарей.

«Надеюсь, честь Лавеллета хотя бы позволит сменить раненых или убитых», — подумал Коррин, и у него закрутило живот.

— Если мы захватим Люцио, то все равно приведем его к королю, — сказал он. — Стоит ли делать это с повинной?

Капитан повернулся к нему, хмурясь:

— Объясню, чтоб вам было понятно, сир Гвин. Мы нарушаем прямой приказ короля. Так или иначе, это преступление. Но если мы явимся, смиренно склонив головы, государь, быть может, простит нас. Если же придем, улыбаясь — «смотрите, король, мы нарушили ваш приказ!» — то скорее всего, отправимся на плаху.

— А, — кивнул Коррин. — Вы расчетливей, чем кажетесь, сир.

— Нет. Я руководствуюсь лишь честью.

Гиральд улыбнулся Коррину, а Пьерриг шагнул навстречу.

— Почему так долго? — прошипел он.

— И так громко, — пробубнил Двухголовый, заглядывая за угол. — Паладины суетятся.

Аллерс принял от стражников шлем и щит, и обнажил длинный меч.

— Идемте, — сказал он и пружинисто зашагал вперед.

Ругаясь сквозь зубы, Коррин побежал следом, едва успевая. Он по-прежнему чувствовал себя оскорбленным и отодвинутым, и холодный страх все стремительней наполнял его. Одно дело — внезапно напасть, совсем другое — биться честно. Корр не считал себя подлецом, но затея Аллерса казалась ему донельзя глупой. Ведь главное во всей затее — решить проблему с Наместником!

Между ними и дверью в башню пролегла галерея в сотню шагов. Именно здесь Эригу бросили вызов. Перед башней стояли все семь паладинов, выставив треугольные синие щиты с серебряным замком, из которого снизу вверх била молния — герб Первого Града.

— Отлично. Они ждут.

Лавеллет поднял оружие и двинулся вперед, что-то говоря на кальдийском:

— Сиры! Мы пришли дать вам бой! Виторио эль Гарра унизил нашего друга, оскорбил короля и всех нас! Мы требуем выдать сира Витторио, чтобы мы могли судить его мечом, или принять сражение, как подобает рыцарям! Ваш выбор, сиры!

Они остановились напротив паладинов. Аллерс хлопнул забралом, показывая, что закончил речь. Стражники остались позади, перегородив галерею. Коррин не понял ни слова из того, что сказал Лавеллет, но паладины задумались.

— Что ты сказал?

— Я дал им выбор.

Один из синих щитов опустился, и все увидели мартелло, которым был убит Эриг. Пьерриг зарычал, словно пес.

— Мы принимаем бой, — почти без акцента сказал паладин.

— Ты мой, Витторио! — рявкнул Дюг, повязывая на руку белый платок, усеянный пятнышками крови.

Случился короткий спор — америйцы не сразу решили, кто из них будет сражаться, а кто — просто наблюдать. Коррин, Аллерс и Пьерриг оказались в числе тех, кому предстояло биться.

— Будь начеку, — буркнул Корр Двухголовому. — Поможешь, если надо будет.

— Так нельзя ж, — прошептал Гиральд. — Все честно должно быть.

— Посмотрим, — ответил Коррин, обнажая меч.

— Вы готовы, сиры? — спросил Лавеллет.

Витторио покачал головой. Коррин не сразу вспомнил, что в их стране это означает согласие — и первый же удар едва не отправил его на тот свет.

Замелькали, зазвенели мечи. Корр отступал, не успевая защищаться. Он ожидал, что битва распадется на семь поединков, но паладины сражались вместе, слаженно тесня америйцев и прикрывая друг друга. Рядом с Коррином рухнул рыцарь с рыжими баками и задергался, будто в неистовом танце.

— Замените его! — толкая паладина щитом, воскликнул Гвин.

Клинок сверкнул прямо перед лицом. Коррин отвел следующий удар и врезал щитом в шлем противника. Паладин отшатнулся, Кор кинулся вперед и попытался ударить в горло. Меч соскользнул на синий нагрудник, оставив лишь царапину. Ответный удар заставил Коррина завопить — острие чужого меча вошло ему под ключицу.

Аллерс обрушил врага на колени и вставил клинок между его наплечником и панцирем. Что-то сказал на кальдийском, паладин ответил — и Лавеллет надавил на клинок, погружая в тело. Ноги паладина дернулись и он завалился набок. Лавеллет отступил, опуская оружие.

— На помощь, сир! — заорал Коррин.

Аллерс мигом оценил схватку и покачал головой. Но у него это означало отказ.

— Шестеро против шестерых! Я не могу вступить!

Коррин до хруста стиснул зубы. Правая рука лишилась сил, пальцы онемели и едва удерживали рукоять. Он закрывался щитом и кружился вокруг паладина, чувствуя, как силы покидают тело.

Витторио выбил меч из руки Пьеррига и ударил кромкой щита в лицо. Пьерриг упал, и Витторио дважды опустил латный ботинок на его голову.

— Сир Лавеллет! — закричал Коррин.

Аллерс опять вступил в бой. Не успел он нанести и двух ударов, как его противника сразил другой. Булава врезалась в затылок паладина, тот покачнулся, и следующий удар опрокинул его наземь. Лавеллет вновь отошел.

— Гиральд! Гиральд, на помощь!

Клинок полоснул по руке, раскроив кольчугу, и Коррин выронил меч. Двухголовый мялся, не решаясь вмешаться. Другие рыцари стискивали оружие и дикими глазами взирали на бой. Стражи за спиной стояли молчаливые, как стена, только блестели наконечники копий.

— Гиральд! — двумя руками поднимая щит, вскричал Гвин.

Паладин толкнул его, и стена ударила в спину, выбив дух. Новый крик сломался в горле и вышел хриплым кашлем. Меч ринулся на него сверху, и Кор едва успел заслониться. Второй паладин возник словно из воздуха, и клинок вошел в бедро Гвина.

Безумный вопль ворвался в шум битвы, и молот опустился на шлем паладина. Сквозь прорези топфхельма хлынула кровь, и синий рыцарь свалился на пол, как подкошенный.

— Нет! — закричал Лавеллет. — Стойте!

Широкими взмахами Гиральд отогнал второго врага. Коррин подобрал меч, кривясь от боли в бедре.

— Вперед! — заорал он. — Убьем кальдийцев!

— Не смейте! — голос Лавеллета парил над шумом боя, будто орел. — Не предавайте свою честь!

— В атаку! За короля!

Двухголовый бросился вперед, размахивая молотом. Гвин бросил взгляд на стоящих в стороне рыцарей.

— Что вы встали?! Хватит играть! Убьем врагов!

Лавеллет врезался в него, будто таран, едва не сшибив с ног. Коррин снова выронил меч, раны вспыхнули пламенем. Клинок Аллерса поднялся ему в лицо.

— Вы человек без чести, сир Гвин. Дайте бою закончиться, как положено.

— Идиот! — Корр сплюнул. — Что важнее, честь или победа?!

— Победа без чести хуже поражения!

Коррин увидел, как на пол поочередно рухнули Гранглинг, отрубленная рука и вопящий сир Гарон. Двухголовый споткнулся об него и едва не упал. Он не успел отвести удар, и меч вонзился ему в бок. Гиральд молотом отпихнул паладина и снова кинулся в атаку, вопя от боли.

— Оглянись! — завопил Корр. — Наши братья погибают! Лавеллет!

Два америйца бросились вперед и схватили Аллерса. Оставшиеся кинулись в бой, который уже больше напоминал свалку. Паладины отступали к двери башни, Гиральд, несмотря на рану, продолжал размахивать молотом.

— Отпустите меня! — требовал капитан стражи, пытаясь вырваться.

Щит к щиту, паладины отражали натиск. Сокрушительным ударом Гиральд уронил одного из них на пол, но следом Витторио вонзил чекан ему меж ребер. Двухголовый заревел, как медведь, и сделал шаг назад. Зажимая рану, он упал на одно колено, уперев молот в землю.

— Мрак и бездна, — прохрипел Гиральд, и кровь потекла у него изо рта.

— Стража! — воскликнул Аллерс.

— Стража! — эхом ответил ему громогласный голос. — Остановите их!

Стражники Кроунгарда бросились вперед, окружая дерущихся и копьями отгоняя их друг от друга. Сквозь их ряды вперед шагал Эсмунд Первый, окруженный Королевскими Щитами.

Рыцари отпустили Аллерса. Повинуясь королю, он убрал меч, но не отказал себе в удовольствии дать Коррину пощечину.

— Если мы останемся живы, я вызову вас на поединок, сир.

Гвин потер щеку и сплюнул, зажимая рану на груди.

— Да пошел ты, Лавеллет. Твоя честь делает тебя тупее барана.

— На колени перед королем! — приказала Герда, капитан Щитов.

Коррин упал на колено одновременно с Лавеллетом и снял шлем. Покосился на кальдийцев — те продолжали стоять, тяжело дыша. Витторио хмуро смотрел на Герду.

Она шагнула вперед:

— На колени, паладин.

— Пусть король прикажет, — отозвался тот.

Лицо Эсмунда побагровело, так что брови и борода стали казаться совсем белыми.

— На колени, — выдохнул он. — И не заставляй меня повторять, кальдиец.

Паладины бросили оружие и преклонились. Держа запахнутым парчовый халат, Эсмунд оперся на плечо низкорослого Щита и шагнул вперед. Коррин заметил его голые, бледные ноги, опутанные вздутыми венами, и ему почему-то стало жаль короля. Он прибежал сюда к ним из постели, а кальдийцы продолжают свои издевки.

Эсмунд не выглядел жалким, он стоял прямо и пылал праведным гневом, но сейчас Коррин вдруг понял: ему недолго осталось.

— Что с его преосвященством? — слова чугуном падали из уст короля. — Никто не ворвался внутрь?

Витторио молчал. Коррин покачнулся — голова закружилась от потери крови. Он взглянул на затихшего сира Гарона. Под его рукой расплылась огромная черная лужа. Вот кто потерял много крови.

— Отвечай мне! — потребовал Эсмунд.

— Люцио Третий в порьядке, — сказал Витторио. — Никто бы не смог войти.

Законник хмыкнул.

— Я хочу видеть его, — приказал он.

— Простите, король, — отвечал паладин. — Но америйцы войдут сьюда только по нашим телам.

Эсмунд медленно оглядел место схватки, стражников, нацеливших копья на коленопреклоненных. Он стискивал наплечник Щита так, что скрюченные пальцы побелели.

— Заберите мертвых. И прочь с моих глаз.

Коррин сплюнул густую слюну. От стояния на колене рану в бедре сводило судорогой, а горло душила горечь провала. Паладины поднялись, подняли своих и стали собирать оружие.

— Нет! — прервал их Законник. — Ваши мечи коснулись америйской земли. Теперь они принадлежат мне.

Телохранители Наместника поклонились и исчезли в башне. Хлопнула дверь, щелкнула задвижка, и Коррин сжался, ожидая бури. Голова кружилась, будто камень в праще. Тишина оглушала звоном.

— Ты! Как твое имя?! — потребовал король.

Гвину показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он понял, что вопрос задали ему.

— Сир Коррин Гвин, ваше величество, — ответил он, облизав губы. — Постовой у Башни клятвы.

Эсмунд ненадолго задержал на нем взгляд и отвернулся. Коррин облегченно выдохнул и оперся на руку.

— Ты! — король ткнул костлявым пальцем. — Я знаю тебя! Никчемный пьяница по кличке Двухголовый!

— Да, ваше величество, — согласился Гиральд и закашлялся.

— Тебя я тоже знаю! Твой отец был графом Вильсента!

— Да, государь. Простите меня.

— Не смей просить прощения!

Король узнал имена у всех остальных и в самом конце повернулся к Лавеллету. Коррин уже плохо понимал, что происходит, но тяжелые слова короля сами собой врезались в память.

— И ты, сир Лавеллет-старший. Я доверил тебе охрану дворца! Твоему племяннику я доверил свою дочь! И так ты отплатил мне?!

— Да, ваше величество, — ответил Аллерс, гордо поднимая двойной подбородок.

— ЧТО?!

— Да, ваше величество! — возвысил голос Лавеллет. — Мы сделали то, что вы бы хотели! Политика связала вам руки, но мы взяли дело в свои. Мы признаем проступок. Лишите нас жизни, если хотите. Мы примем смерть.

«Говори за себя», — подумал Коррин.

— Вы не понимаете, что натворили! — вскричал Эсмунд. — Только милостью Господа теперь мы избежим катастрофы!

Рыцари молчали. Король долго осматривал их, и затем произнес:

— Всех вас я лишаю рыцарского титула и фамилий. Если у вас есть жены и дети, они объявляются вдовыми. Все ваше имущество и владения отходят короне. В темницу!

Эсмунд повернулся и медленно зашагал прочь. Стражники Кроунгарда сомкнулись вокруг.

— Мы вступились за вашу честь, мой король! — воскликнул Аллерс. — И так вы отплатили нам?!

Коррину вдруг стало нечем дышать. Он почувствовал, как его дернули вверх и потерял сознание.

VI

Сколько-то времени после битвы у башни

Коррин очнулся от громкого скрипа, такого противного, что заныли зубы. В глаза ударил свет факела. Заслонившись, он приподнялся, пытаясь понять, что происходит.

Потом он все вспомнил. Южная башня. Схватка. Законник.

— Кушать хочешь? — раздался мягкий мужской голос.

— Я… я… я в темнице? — спросил Коррин. Голос едва повиновался ему.

— Ну да, — пухлый тюремщик вставил факел в кольцо на стене.

Коррин огляделся по сторонам. Он лежал на тонкой подстилке из соломы, вокруг были узкие стены, покрытые плесенью и какими-то рисунками. В углу стояло ведро. Окна не было, даже зарешеченного.

— Кушай, — тюремщик протянул ему щербатую деревянную миску.

Кор осторожно взял, но та оказалась такой тяжелой для него и горячей, что он сразу уронил миску. Серая сурговая каша вылилась на пол.

— Ты чего?! — как-то обиженно воскликнул тюремщик. — Совсем сил нет?

Коррин покачал головой и посмотрел на свои раны. Их перевязали, и повязки были чистыми. Хоть заразы можно не бояться. Но что ждет его и остальных?

Король лишил их рыцарства и даже фамилий. Они теперь простолюдины, опозоренные, никому не нужные.

Толстый тюремщик подобрал миску.

— Как тебя зовут? — спросил Коррин.

— Ромашка.

— Как цветок?

— Ну да. Папаша как увидел, что волосы белые, так меня и назвал, а потом ушел, — Ромашка, хрюкнув, хохотнул. — Матушка с каким-то лотарцем развлекалась, и меня нагуляла.

Коррин посмотрел на разлитую кашу. Есть совсем не хотелось.

— Сколько дней прошло?

— С Битвы подонков? Два.

Битва подонков. Значит, вот как прозвали их героическую вылазку. Сцену с таким названием вряд ли выложат в Аллее славы.

— Нас казнят?

— Не знаю, — Ромашка пожал плечами и вздохнул. — Каши нету больше, могу хлеба принести. Он правда черствый, больше не сухарь похож.

— Не надо.

— А воды?

Коррин против воли улыбнулся.

— Не знал, что тюремщики такими бывают.

— А чего ж, — Ромашка смутился. — Зачем злыднем быть? Мне-то ты ничего не сделал. Ну так что, пить хочешь?

Корр кивнул.

Толстяк забрал факел и ушел, бросив прощальный взгляд на кашу. Дверь темницы с ужасающим скрипом закрылась, и Коррин остался в темноте.

В голове было пусто, как в барабане. Всякий раз, попадая в неприятные ситуации, Корр пытался найти способ, как из них выбраться. В детстве отец называл его изворотливым, как уж. Но теперь, сидя в полной темноте в подземельях Кроунгарда, он понимал, что попался. Скорее всего, из этой камеры он отправится только на смерть.

Ромашка скоро вернулся и принес ему ковш теплой воды с привкусом ржавчины. Коррин напился так, что заболел живот.

— Ладно, я пошел, — сказал добрый тюремщик, забирая ковш. — Пойду к другим.

— Они рядом?

— Не скажу, — замялся Ромашка. — Нельзя.

— Они хоть живы?

— Умер один, которому руку отрубили. Один без сознания до сих пор. Не знаю, как его зовут. С бородой черной.

«Пьерриг. Вернее, теперь уже просто Дюг».

— Спасибо, Ромашка.

— Да пожалуйста, — тепло улыбнулся толстяк и ушел.

Коррин снова остался один в темноте.

Три дня после Битвы подонков

— Почему вы отправили их в темницу, государь?

Эсмунд принял от Йоэна кубок с горячим гальтасом. Только хранитель покоев умел делать его так, как любит король. С возрастом специи стали вызывать изжогу, но иногда Эсмунд позволял себе это вино. Особенно в темные дни, как сейчас.

— Думаешь, надо было сразу на плаху?

— Нет. Почему вы вообще так поступили с ними? — нахмурился Йоэн, убирая за спину золоченый поднос.

— Я не хотел этого, если хочешь знать. Будь моя воля, я приказал бы им взять оружие и добить паладинов. Но я король, и моя воля скована. У меня есть долг перед страной, и я поступил, как был должен. Власть Великого Наместника вровень с королевской, а может, и выше. Если он отказывается выйти, мне остается только ждать. Я не имею права применять к нему силу. Это преступление перед верой и самим Господом! — Эсмунд вздохнул. — Как еще я мог поступить?

Король подул на вино и сделал глоток.

— Вы предали их, государь. Предали рыцарей, верных вам.

— Следи за языком, Йоэн. Как бы я ни любил теб??я, не заходи слишком далеко.

— Вы сами научили меня говорить, что я думаю.

— Ты такой от природы.

— Нет. Когда я начинал вам служить, вы сказали: я хочу, чтобы ты говорил все, что думаешь, — Йоэн нахмурился все больше. — Ты будешь хранителем моих покоев, ты будешь видеть и слышать самое сокровенное. Так используй это и всегда будь рядом, чтоб я мог услышать честное мнение, без лести и лизоблюдства.

— Я припоминаю, — сказал Эсмунд. — Выходит, это я сделал тебя таким?

— Нет. Я сам стал. Вы только сказали, что хотите этого от меня.

— Тогда я могу лишь гордиться тобой.

— Вы гордились и Аллерсом до недавнего времени, — хранитель поклонился. — Я могу идти? Живот крутит, надо бы в уборную.

— А такие вещи лучше оставляй при себе.

— Вы про Аллерса или про живот?

Эсмунд сделал обжигающий глоток. На глазах выступили слезы, но было непонятно — то ли от вина, то ли от слов.

— Про живот, Йоэн. Конечно, про живот.

Когда хранитель вышел, король вздохнул и медленно сжал ноющую от артрита руку в кулак. Он понимал, почему страдает. В этих рыцарях, которые презрели приказ ради чести, он видел продолжение себя. Если бы он был молод и не был королем, то стал бы одним из них и сейчас, по насмешке судьбы, сидел бы в темнице. Эсмунд покачал головой.

— Аллерсом я горжусь до сих пор. Я горжусь ими всеми. Ты прав, Небытие побери! Я их предал.

Он сильнее сжал кулак, чтобы боль в воспаленных суставах прогнала боль из его души.

Скрипучая дверь распахнулась только на следующий день. А может, и через день — в темнице трудно было понять, сколько времени прошло.

Коррин заморгал, защурился от света факела. Тюремщик вошел в камеру. В животе заурчало — за прошедшее время голод проснулся и теперь терзал желудок, будто волк.

— Ромашка?

— Говняшка, — ответил ему грубый голос. — На, жри.

В грудь ударился камень, который оказался затвердевшей краюхой черного хлеба. Глаза привыкли к свету, и Коррин увидел, что факел держит одноглазый горбун с заячьей губой. Да уж, это не Ромашка.

— Можно воды?

— Можно пасть закрыть, пока зубы не выбил, — горбун прочистил горло и харкнул на стену. Зеленый плевок медленно потек вниз. — В ведро срал?

— Нет.

Тюремщик, подволакивая ногу, подошел к ведру и заглянул в него. Хмыкнув, отправился к выходу. Коррин увидел, что в руке он держит окованную дубинку.

— А воды?

— Какой тебе воды, мышь вонючая? Вон что нассал в ведро, то и пей.

Дверь захлопнулась, и Коррин снова остался один в темноте.

Двенадцать дней после Битвы подонков

Горбун и Ромашка приходили посменно. От толстяка Корр узнал, что на Кольце Вальдара началось настоящее восстание. Люди перекрыли Солнечный мост, поубивали нескольких стражей, устроили в городе пожары. Ромашка знал немного, но и этого хватало.

Трудно было не понять, почему это случилось. Коррин слышал о проповедниках, о том, что люди требуют свободы для Наместника и мира для Америи. Похоже, узнав о нападении на башню, они окончательно распалились.

«Дурак! — ругал себя Корр. — Вот про какую катастрофу говорил король. Что же теперь будет?»

Будь Коррин на месте короля, он бы взял заговорщиков и прилюдно казнил одного за другим, чтобы люди насытились кровью, и добавил немного хлеба, чтобы уж точно утолить народный голод. Бунты прекратились бы, хоть на время. Пока не начнется настоящая война на западе.

Интересно, кстати, что сделает Кальдириум, когда услышит обо всем.

Четырнадцать дней после Битвы подонков

Коррину снился кошмар. Он сражался один с семью паладинами, и те постоянно ранили его, но никак не могли убить. Мечи кальдийцев мелькали с невероятной скоростью, и каждый замах оставлял на его теле новую отметину. Кровь хлестала по телу, хлюпала в сапогах. Коррин упал на колени и к нему подошел Витторио эль Гарра.

— Проси прощенья, — потребовал он.

— Простите меня!

Паладин рассмеялся, и смех его больше походил на оглушающий скрежет.

Коррин подскочил с соломенной подстилки. Дверь распахнулась, и в темницу вплыл пухлый силуэт Ромашки.

— Это ты, — Корр чувствовал, как сердце колотится у самого горла. Вытер со лба пот.

— Ну да. Кушать хочешь?

— Да. Спасибо.

Добрый тюремщик протянул ему миску. Коррин уселся обратно на подстилку и стал хлебать сурговую кашу прямо так, без ложки.

— Народ вашей смерти требует, — сказал Ромашка.

Корр пожал плечами.

— Неудивительно.

Он доел кашу и протянул тюремщику миску.

— Когда нас казнят?

— Не знаю. Может, король вас еще помилует.

Корр невесело усмехнулся.

— Будь ты королем, ты бы помиловал?

— Не знаю, — смущенно ответил Ромашка. — Я же не король.

«Да уж. Будь ты королем, я бы уже кувыркался в постели леди Дульф».

Сердце вдруг сжалось. За время заключения Коррин впервые вспомнил о Ритте, и ему почему-то стало стыдно от этого.

— Можно попросить тебя кое о чем?

— Наверное.

— Во дворце живет леди Ритта Дульф. Передай ей послание от меня, сможешь?

— А что передать?

— Скажи… скажи, что я скучаю. И прошу прощения.

— За что? — открывая скрипучую дверь, спросил Ромашка.

— Просто передай.

— Ладно. Доброй ночи.

«У меня тут вечная ночь, — подумал Коррин, оставаясь один в темноте. — И она далеко не добрая».

VII

Где-то в южной Лотарии

Эльтон никому не рассказал, как ему было страшно. Не во время боя. После.

Он бывал на похоронах в столице — там человека обертывали в саван и предавали огню. Здесь, в Лотарии, четыреста трупов свалили в одну кучу. Мертвецы покрывали друг друга, будто отбросы.

Глядя на это, неистово хотелось верить, что их души уже у трона Божьего.

Прошло дней десять с тех пор, как они покинули Баргезар. И людей, и лошадей с каждым днем становилось все меньше. В первый день они остановились трижды, чтобы сжечь умерших. Павших лошадей оставляли на обочине — конины хватало с избытком. Другой еды не было, и даже Алине пришлось есть мясо. Ягод и трав, что находили крестьянки вдоль дороги, ей не хватало.

Принцесса осунулась, кожа ее потемнела, грязные волосы растрепались. Эльтон выглядел не лучше, но при взгляде на Алину сердце терзала бессильная жалость. В пути он впервые подумал, что они зря отправились в Дримгард. Все оказалось гораздо опасней — пройдя лишь половину пути, они едва не погибли. Армия инквизитора разбита, и сам он едва держится за жизнь.

Но если Алина достаточно смела для того, что они задумали, Эльтон должен быть еще смелее.

— Кто-то едет! — раздался голос Брона сквозь дождь.

Эльтон поскакал вдоль израненного строя. Алина на понурой Розе ехала рядом с повозкой, где лежал инквизитор и еще четверо раненых. Проезжая мимо, Эльтон поймал ее печальный взгляд.

Должно быть, на душе у нее тяжело. Ведь это она вынудила Молларда сразиться с чудовищами.

Брон и Кассандра смотрели вперед. Рядом стояли несколько всадников с копьями наизготовку.

— Кто там? — спросил Эльтон.

Брон, сидящий на чужой лошади, повел головой:

— Видишь, стоят?

Впереди, на самой границе видимости, темнели конные силуэты.

— Они увидели нас и остановились, — сказала Кассандра. — Я построю людей.

— Кто это может быть? — спросил Эльтон.

— Бандиты, — Брон сплюнул. — Или чьи-то гвардейцы. Непонятно, почему они стоят.

— Может, нам стоит поговорить с ними?

Кассандра за спиной приказала выстроиться всем, кто мог. Крестьяне остались охранять принцессу и тяжело раненых.

— Езжай. Если вернешься, я тебя послушаю.

— Они уже едут сами, — Эльтон обнажил меч.

Всадники двинулись вперед. Они не разгонялись, но двигались плотно, тихой рысью, готовые в любой момент сорваться в атаку.

— Кто преграждает путь Железной инквизиции? — воскликнул Брон.

Один из конников сорвался на галоп. Остальные убыстрили темп, но не стали его догонять. Наездник резко осадил коня перед Броном и Эльтоном, так что тот присел на задние ноги.

— Меня зовут Эллис Бальдер! — скидывая бармицу12, воскликнул мужчина. — Где инквизитор Моллард?

Эльтон вложил меч и склонил голову, Брон тоже:

— Здравствуйте, граф. Вы помните меня, я сир Раддерфорд. Инквизитор тяжело ранен, я принял командование.

Пока он говорил, Бальдер кусал нижнюю губу. По его округлому лицу и козлиной бородке стекал дождь.

— Со мной есть лекари, — сказал граф, показав на своих людей. — Где Дэнтон?

Бронвер молча кивнул за спину, и Бальдер хлестнул коня. Эльтон, мгновение поколебавшись, отправился за ним. Брон посмотрел на него исподлобья, но ничего не сказал.

— Тяжелая рана, — сказал один лекарь, смуглый и беловолосый, как Моллард. Чистый лотарец.

— Кто зашивал ее? — спросил другой, высокий и худой, как посох.

— Я, — сказала Алина.

— У тебя руки целителя, девочка, — одобрил Посох.

— Будь повежливей, — сказал ему Эльтон, спешиваясь. — Перед тобой наследница трона, принцесса Алина Америйская.

Разве имеет смысл скрывать? Все равно граф и остальные скоро узнают, так пусть обращаются к ней с почтением.

Лекари переглянулись и поклонились.

— Не может быть, — пробормотал Лотарец.

— Почему же не может? — Эллис Бальдер отошел от Дэнтона и поклонился, прижав руку к сердцу. — Я сразу узнал вас, принцесса. И вас, сир Лавеллет.

— Разве мы… — начал Эльтон.

— Встречались, да. Вы не помните? Четыре года назад, на десятых именинах принца Дагоберта. Как поживает ваш брат, госпожа?

Голос графа тек из уст, как мед, и круглое лицо выглядело добрым, но глаза и голос были столь же холодны, как льющийся с неба дождь.

— Когда я покидала дворец, он был в добром здравии.

— Надеюсь, он возмужал?

— Он понемногу становится мужчиной, — сказала Алина и повернулась к лекарям. — Что вы скажете? Инквизитор сможет выжить?

— Шансы малы, — сказал Посох. — Череп срастется, но мы не знаем, как сильно пострадал мозг.

— Если он и выживет, то может лишиться разума, — печально дополнил Лотарец.

Бальдер покачал головой.

— Сделайте, что можно, и поскорее, а потом займитесь другими. Мы отправимся в монастырь святого Джерри, на запад, — граф указал направление. — Тамошние мощи обладают целительной силой. Кроме того, там живет старый друг Дэнтона. Он поможет.

— Что за друг? — спросил Эльтон.

— Вы вряд ли знакомы с ним, сир, — Бальдер залез на лошадь. — Вы еще не родились, когда он уже был инквизитором.

В монастырь прибыли уже ночью. На холме за невысокой стеной стояли несколько хозяйственных строений и темнели убранные огороды. Сам монастырь был каменным. В стрельчатых окнах ярко горел свет. Когда из колокольной башни, увенчанной шпилем, заметили отряд, раздался звон. Бальдер отправил пару людей вперед, так что их ждали. Монахи в белых рясах высыпали во двор, несмотря на дождь.

— Граф Бальдер! Какое счастье! — монах с бородой, заплетенной в косу, вышел вперед.

— Боюсь, мы прибыли не в счастливый час, настоятель Манфрид, — граф спешился. — Вы приготовили места для раненых?

— Само собой, — кивнул настоятель. — Помочь воинам инквизиции — наш святой долг.

Двор монастыря наполнился шумом и движением. Эльтон спешился и помог спешиться Алине.

— Вам нужно отдохнуть, госпожа, — сказал он. — Вы почти не спали после битвы.

— Я должна была помочь, — едва слышно откликнулась принцесса. Она буквально валилась с ног.

— Теперь монахи займутся ранеными. Идемте, отыщем постель.

Эльтон повел Алину к дверям монастыря. На дереве был вырезан сам святой Джерри — проповедник из Ривергарда, погибший где-то здесь, в Лотарии. Тело его нашли истерзанным, но не разложившимся. Эти святые останки лежат теперь где-то внутри.

— Брат, — обратился Эльтон к одному из монахов. — Вы подготовили место для принцессы?

— Ах, ваше высочество, — низко поклонился молодой монах. — Счастье принимать вас. Я брат Ольвин. Идемте.

Монах услышал слова Эльтона, но смотрел только на Алину и обращался к ней. Эльтона рядом как будто и не было.

За дверьми оказалась молитвенная зала. Деревянный пол под ногами приятно поскрипывал. В мерцании свечей Эльтон разглядел святые мощи, лежащие на алтаре под стеклом. Алина тоже обратила на них внимание.

— Да, это они. Останки святого Джерри, так и не тронутые тленом. Не хотите помолиться у них, ваше высочество? — спросил монах.

— Разве ты не видишь, как принцесса устала? — вспылил Лавеллет. — Не время для молитвы, дайте ей немного покоя!

— Для молитвы всегда есть время, а святые мощи даруют покой. Но воля ваша, принцесса, — глядя мимо Эльтона, монах взял свечу и пошел направо, к узкой лестнице. — Следуйте за мной.

— Успокойся, любовь моя, — негромко сказала Алина. — Ты тоже устал, но не срывайся на тех, кто хочет нам помочь.

Эльтон промолчал. Ольвин провел их на второй этаж, сквозь темный и низкий коридор, полный дверей, и указал на одну из них.

— Эта келья пустовала, ваше величество, но мы постелили свежую постель и отыскали для вас подушку.

— Благодарю вас, брат Ольвин. Вы очень добры.

Эльтон проводил монаха взглядом, и когда он ушел, взял руку Алины и поцеловал.

— Отдыхай, сердце мое, — сказал он. — Я попрошу Кассандру поставить стражника у твоей двери.

— Разве не сир Раддерфорд принял командование?

— Я ему не доверяю.

— Эльтон…

— Нет, — он крепко сжал руку Алины и прижался к ней губами. — Дело не в том, как он говорит со мной. Я слышал, что он хотел сделать. Только человек без чести убьет раненого командира, чтобы занять его место.

— Не думай так о нем. Он лишь хотел избавить инквизитора от мук.

— Ах, Алина, — Эльтон улыбнулся. — За это я тебя и полюбил. Ты слишком добра для этого мира.

Он распахнул дверь и подождал, пока она уляжется на узкую кровать. Алина уснула, кажется, еще до того, как голова ее коснулась подушки.

— Спи, — прошептал Эльтон. — Пусть хотя бы сон твой будет безмятежным.

VIII

— Закройте ворота! — гудел Брон. — Ты, возьми арбалет и поднимись на колокольню! Вы четверо — дежурьте во дворе. Скоро вас сменят.

Тяжело раненых заносили в монастырь, остальных провожали в низкое деревянное строение, судя по всему — гостиницу для путников и паломников. Большую часть лошадей пришлось оставить под открытым небом — в конюшню поместилось только два десятка.

— Брат! — окликнул Брон одного из монахов. — У вас есть чем накормить лошадей?

— Только сено, сир, и того немного, — глядя куда-то в сторону, ответил монах.

— А овес? Ячмень? Неужели ничего?

— Брат Ольвин говорит правду, сир, — раздался тихий, скрипучий голос за спиной. — Все равно вы здесь не останетесь.

— Почему это?! — рявкнул Бронвер, поворачиваясь.

Старый монах, подпоясанный простой веревкой, улыбнулся ему. Улыбка его была косой, от зубов остались лишь бурые пеньки. Дряблая кожа болталась на худой, как у цапли, шее.

— Потому что монастырь не сможет прокормить столько мужчин. Мы поможем раненым, а после я советую вам отправиться в Альдеринг. Место, которым когда-то владел герцог Моллард.

Еще несколько мгновений Брон смотрел в лицо старика, а потом бухнулся на колено.

— Инквизитор Кослоу, — пробормотал он. — Неужели это вы?

— Встань, дорогой мой Брон. Я уже давно не инквизитор. Теперь я лишь брат Теор.

Брон поднялся, и они со стариком обнялись, будто отец и сын. Тело Кослоу показалось Брону легким и хрупким — сожми чуть сильнее, и оно рассыплется пылью.

— Мы двенадцать лет боролись со злом вместе. Для меня вы навсегда останетесь инквизитором.

— Полно, рыцарь. У тебя есть инквизитор, и ты должен служить ему, — глядя Брону в глаза, сказал Теор.

— Конечно, — Брон повернулся к лошадям. Брат Ольвин все-таки принес им сена, и теперь усталые скакуны насыщались, чем могли.

— Идем внутрь. Думаю, с нас хватит дождя.

Кослоу взял Бронвера под локоть и мягко повел к дверям.

— Я хочу сказать, что горжусь тобой.

— Почему?

— Потому что ты с достоинством принял свою роль. Ты думал, что я назову тебя, но я выбрал Молларда, — Теор прокашлялся. — Я все сделал правильно, но ты всегда был гордым, и я думал, что ты уйдешь от него, но нет.

— Вы гордитесь, потому что я смирился? — Брон остановился, как вкопанный.

— Ну конечно, — Кослоу снова заглянул ему в глаза. — Люди почему-то всегда думают, что для них есть лучшее место. Немногим удается наслаждаться тем, что есть, и с полной отдачей быть теми, кем им должно быть. Они не понимают, что лишь тогда смогут стать великими, когда прекратят попытки забраться выше, туда, где им не место.

— Может, мне бы стоило, — напряженно сказал Брон. — Тогда все было бы по-другому.

— Все было бы хуже, — сказал Кослоу. — Дэнтона считают лучшим инквизитором, а я считаю тебя лучшим рыцарем инквизиции. Ни легендарный Аллард, ни этот Зверь не сравнятся с тобой. Так что помни — я горжусь тобой, Бронвер.

— Спасибо, — буркнул Брон. В голове его вдруг стало пусто и глухо.

— Идем же внутрь, дождь холодный, — проскрипел Теор. — Да и мне тяжело долго стоять. Братья наварили бобов с морковью.

Брон зашел под крышу и стер с лица и лысины воду. Внутри было тепло, горели свечи, отражаясь в стекле, под которым лежали мощи. Брон и Кослоу сотворили святой знак.

— Где та девушка, ваш новый рыцарь?

— Ее зовут Кассандра. Должно быть, она с Моллардом. Они… весьма близки.

— Не до греха, я надеюсь? — криво улыбнулся Теор.

— Нет. Конечно, нет. Они друзья.

Брону хотелось рассказать правду, но он бы вряд ли решился. Не потому, что желал сохранить эту тайну — Кослоу он бы доверил всё. Наверное, он просто не хотел разрушать его гордость. Ведь старый монах гордился ими обоими — Броном и Моллардом.

— Я хочу с ней познакомиться. Обеденная зала там, — указал Теор. — Поешь и отдохни, рыцарь. Мы еще увидимся.

— Да, — кивнул Брон. — Конечно.

IX

Америя, Кроунгард

Покои короля

— Повтори.

— Кальдийцы взяли Созведие, все три замка, — вещал клювогорн голосом Вигтора Фрамма, герцога Вестгарда. — Теперь мы знаем больше о силах маршала Адричи: у него двенадцать тысяч конницы и втрое больше пехоты, не считая оруженосцев и прислуги. Армия, что мы собрали на западе, вдесятеро меньше, государь. Вестгард готовится к обороне и ждет помощи. Мы продержимся, сколько скажете. Храни вас Бог, мой король.

Клювогорн с щелчком захлопнул желтый клюв. Йоэн подал ему миску с нарезанным яблоком, и птица принялась за угощение.

Эсмунд хлопнул ладонью по столу. Клювогорн вздрогнул и, толкнув клювом миску, отошел к краю стола.

— Запоминай, — сказал король. — Отнеси весть герцогу Фрамму.

Клювогорн издал тройной короткий свист, что означало — я все понял и готов запоминать.

— Армия запада отходит под ваше командование, герцог. Сделайте все, что можно, но не дайте врагу пройти вглубь страны. Не смейте запираться в Вестгарде! Знамена собираются на Длани. Они придут, как только смогут, несмотря на зиму. Господь на нашей стороне. Действуйте.

Эсмунд замолчал и взмахнул рукой. Доев последний кусочек яблока, клювогорн захлопал крыльями и вылетел в окно.

— Люди закидали камнями диакона и едва не ворвались в церковь! В то время как я, архиепископ всея Америи, произносил там проповедь! — пухлые пальцы Симона стискивали подлокотники кресла. — Как они посмели, чернь, отбросы! Если б не доблестная стража Кольца во главе с капитаном Вельдом!

— Мы сами виноваты в том, что произошло, — смиренно произнес кардинал Лекко.

— Простолюдины должны подчиняться нам! У них не должно быть собственной воли!

Эсмунд посмотрел на Йоэна, как всегда стоящего за правым плечом. Глядя на архиепископа, тот произнес:

— Государство состоит из простых, ваше святейшество.

— Нет! Государство — это мы! — Симон сорвал расшитую золотом митру. Жидкие волосы встали дыбом от пота. — Остальные — лишь скот, мы же — пастыри! Господь предназначил нам править, а им — подчиняться!

Йоэн нахмурил кустистые брови.

— А ты, хранитель покоев, слуга! больше не смей перебивать меня!!!

— Довольно, — нахмурился уже Эсмунд. Кардинал Лекко предусмотрительно молчал, разглаживая синюю сутану.

— Ваше величество, я требую решительных мер! — тряся подбородками, воскликнул Симон. — Я приехал на Кольцо, дабы дать этим несчастным слово Божье из собственных уст! А в ответ меня чуть не убили! Проклятые простолюдины! Небытие ждет каждого из тех, кто посмел бросить…

— Довольно! — вскричал король, поднимаясь. — Закрой свой поганый рот, я не хочу больше слышать ни слова!

Архиепископ опешил и отнял от шеи насквозь мокрый платок. Запах пота душил Эсмунда. Сейчас он предпочел бы искупаться в кальдийских духах, чем нюхать Симона.

— Вы глубоко оскорбили меня, ваше величество…

— Именно! Ведь ты оскорбил хранителя моих покоев, мой народ, а значит, и меня!

— Ваше величество…

— Я сказал — закрой рот! Замолчи! Кто ты такой, чтоб ставить себя выше народа? Ты жрешь, объедая его, и срешь на него же! Даже я — я, король! — не позволяю себе ничего подобного! Я положил свою жизнь на то, чтобы америйский закон стал работать на людей, а не против них, как раньше! Все мое правление было ради народа и страны, из которого оно состоит! Ты слышал, что сказал Йоэн? Повтори!

— Ваше величество велело мне замолчать, — пробубнил Симон. Лекко опустил голову, будто скрывая улыбку.

— Отвечай, кусок вонючего сала!

Краска залила лицо Симона. Наверное, он никогда не слышал подобных слов в свой адрес. Что же, пора ему доложить, кто он самом деле! Давно пора было это сделать!

— Пожалуйста, ваше величество…

— Повтори, свинья, оскорбляющая звание пастыря! Что сказал Йоэн, этот простолюдин?! Человек, которому я доверяю гораздо больше, чем тебе, или тебе, проклятый кальдиец! Повторите оба!

— Государство состоит из простых, и это так, — сказал кардинал. — Я ведь и сам поднялся из низов.

— В отличии от нашего хряка, который, похоже, вылез из бриллиантовой манды!

— Ваше величество, я попрошу!..

— Прочь! Прочь из моих покоев, мешок гнилого мяса! — от крика что-то щелкало в горле у Эсмунда. Ярость клокотала в нем, как кипяток. — Прочь, и запомни — я сделаю все, чтобы Наместник назвал америйца преемником, и все, чтобы это оказался не ты! Прочь!

Симон с трудом поднял свое нелепое тело, покрытое складками и проплыл к выходу. В дверь он протиснулся боком, и то с трудом.

— Мне тоже оставить вас, мой король? — спросил Лекко.

Эсмунд упал в кресло. Йоэн подал ему кубок с разбавленным вином, и король разом опорожнил половину. Немного успокоившись, он посмотрел на Джерио.

— Расскажи, как чувствует себя Дагоберт.

— О, наш принц в полном порядке, — улыбнулся кардинал. — Он делает успехи в постижении святых писаний. Мальчик любит читать.

— Книги… Когда он в последний раз брал оружие?

— Пару недель назад мы ходили упражняться к Жалящему Змею… Его высочество слаб здоровьем, мой король, вы знаете. Принцесса Алина перед отъездом оставила ему снадобье и велела избегать тяжелых трудов.

— Он и так всю жизнь их избегает, — поморщился Эсмунд.

Просветитель всемогущий, что за сына ты мне послал? Ему четырнадцать, а он ничтожен телом и духом. Когда сын родился, Эсмунд мечтал сделать его коннетаблем, военачальником всей страны. Увы, из Дагоберта выйдет разве что неплохой монах.

— Принц желал бы больше времени проводить с вашим величеством. Он часто спрашивает, как у вас дела. Я со всем тактом объясняю ему, что король слишком занят делами государства, — сказал Лекко.

Эсмунд кивнул. Он вовсе не хотел проводить больше времени с сыном. На то были причины, и его никчемность — только одна из них.

— Передай, что я беспокоюсь о его здоровье и велю больше упражняться с оружием. Пускай хотя бы выезжает раз в день на лошади или плавает в Слезе. Соленая вода полезна для тела.

— Принц не умеет плавать, — сообщил кардинал, поднимаясь. — Хорошего дня, ваше величество.

Эсмунд закрыл глаза и потер переносицу. Мрак побери, что происходит в его государстве? Война на западе, чума на востоке, беспорядки в столице! Дочь сбежала, сын растет слизняком. Не того человека во дворце назвали Бесхребетным — Эриг хотя бы умел сражаться, и погиб как мужчина. Таким сыном, даже если б он умер, Эсмунд бы гордился.

— Надо назначить нового капитана стражи, — вспомнил король. — Но это подождет. Пускай пока Грегон или кто другой из Щитов займется охраной дворца.

Раздался быстрый стук в дверь, и Эсмунд отнял руку от лица.

— Что там еще?

Йоэн впустил в покои запыхавшегося гонца. Тот упал на колени перед королем.

— Ваше величество, — гонец тяжело сглотнул. — Ужасные вести.

— Дай ему напиться, — холодея, сказал Законник.

Алина. Что-то случилось с Алиной. Сердце короля защемило. Мгновения, пока гонец пил воду, показались ему бесконечными — и он бы хотел, чтоб они не кончались. Ведь если случилось страшное — закончится сама его жизнь.

— Инквизитор Моллард сразился с армией свинаров на юге Лотарии. Насколько известно, чудовища повержены, но сам инквизитор был убит.

— Плевать на инквизитора! Что с Алиной?! — вскочил Эсмунд. Голова закружилась, и он покачнулся.

— Мы не знаем, государь.

Эсмунд собирался что-то сказать, но язык перестал ему повиноваться. Из горла вырвалось нераздельное мычание, перед глазами потемнело, и он упал в руки Йоэна.

— Государь! — вскричал хранитель. — Лекаря сюда! Вы меня слышите, государь?! Государь!

Эсмунд коротко вздохнул и упал в забытье.

X

Юго-западная Лотария

Монастырь св. Джерри

Эльтон всегда спал крепко, но на сей раз это было похоже на смерть. Он упал на жесткую монашескую кровать, как срубленное дерево, и очнулся, казалось, через несколько дней. В келье не было окон, так что он не мог сказать, сколько проспал.

Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату вплыла Алина. Белая туника, которую обычно надевают для купания, покрывала обнаженное тело. Босые ступни ступали неслышно.

— Алина? — Эльтон привстал.

— Т-с-с, — она оказалась рядом и прижала палец к его губам. — Тише, мой рыцарь.

— Алина, что ты делаешь?

— Ты сражался храбрее всех и спас нас, — она легла и прижалась к нему горячей грудью. Пальцы скользнули по шее и зарылись в его волосы. — Если бы не ты, инквизитора и остальных бы убили.

— Кассандра…

— Она бы не смогла ничего без тебя, — Алина придвинулась так близко, что Эльтон ощущал ее дыхание на пересохших губах. Сердце стучало, как молот, и вдруг стало жарко.

— Что ты делаешь? — едва слышно спросил Эльтон.

— Я хочу любить тебя, мой рыцарь. Не так, как мы любим сейчас. Подари мне страсть, Эльтон.

— Алина, — он весь дрожал, тело увлажнил пот. — Ты сама говорила — мы не любовники. Мы не должны.

Вокруг не осталось ничего, кроме ее зеленых глаз. Эльтон сжал зубы и зажмурился, чтобы не видеть их и выдавил:

— Мы не должны.

— Потом мы не сможем.

Она вдруг оказалась сверху. Ее бедра крепко сжали его. Мужество Эльтона не просто напряглось — его разрывало от напряжения.

— Алина, нет.

Она не ответила и стала тереться своим телом о его. Он не открывал глаз, стискивая простыню до боли в суставах, чтобы так же не впиться в тело принцессы. А она продолжала двигаться, положив руки ему на грудь, и он чувствовал ее желание, такое же безумное, как у него.

Эльтон сильнее зажмурил глаза и не смел их открывать, как будто от этого зависела его жизнь. Они не говорили больше ни слова, и только тихо, горячо дышали в такт. Движения Алины становились быстрее.

Одежда осталась на них, и не было соития — но вскоре Эльтон ощутил, как она вздрогнула и стиснула его плечи. Раздался короткий стон, исполненный страсти, и от этого звука он не смог больше сдерживаться. Семя покинуло тело горячей струей.

Еще несколько мгновений Алина сидела на нем, а после встала и бесшумно покинула келью. Эльтон так и не открыл глаз. Но не успел он кануть в блаженный сон, как подскочил, будто от удара.

Крохотная келья была пуста. Дверь закрыта. Он посмотрел на свои нижние штаны и увидел влажные, липкие пятна. Значит, и вправду…

Когда он переоделся и вышел в коридор, то первым делом направился к келье Алины. Прислонившись к стене, у двери стоял сонный стражник. При виде Эльтона он даже не попытался выпрямиться. Глаза его были красными, как раскаленные угли, рыжие усы уныло обвисли.

— Ее величество спит?

— Наверное, сир, — солдат инквизиции протер лицо. — Она не выходила.

— Быть может, ты уснул ненадолго?

— Нет, сир, — хотя по виду стражник спал уже давно, просто не закрывал глаз.

Эльтон тихонько постучал в дверь.

— Кто там? — раздался все еще усталый голос.

— Это я, госпожа.

— Входи.

— Нет, отдыхайте, — Эльтон отстранился от двери, как будто она вдруг раскалилась добела. — Я лишь хотел проверить, что все хорошо. Вы не просыпались?

— Я спала, как мертвая, но только что проснулась, — раздался скрип кровати. — Входи же.

— Я сейчас приду, госпожа. Я принесу вам воды. Одно мгновение.

Эльтон повернулся и почти бегом бросился по коридору.

— Сир, не будете ли так добры!.. — глухо воскликнул вслед стражник.

— Я попрошу, чтобы тебя сменили! — крикнул Эльтон и побежал вниз по лестнице, сгорая от стыда.

Он стоял во дворе, подставив лицо порывам ветра. Тучи поредели, но все так же покрывали небо до самого горизонта.

Дождь прекратился, а солнце снова клонилось к закату. Высоко, у самых туч, парил орел.

Грумы чистили лошадей, солдаты опирались на копья у запертых ворот. Один монах стирал в корыте белье, другой что-то толок в большой ступе.

— Как вам спалось, сир?

Эльтон повернулся. К нему подошел граф Бальдер. От него пахло мылом, на шее висело полотенце.

— Благодарю, милорд, неплохо.

— Кто бы мог подумать, что у монахов здесь есть купель, — граф промокнул козлиную бородку полотенцем. — Искупайтесь, они нагрели вдоволь воды.

— Думаю, мне не помешает помыться, — Эльтон отвернулся, чувствуя, что заливается краской. — Как раненые?

— Один солдат умер в полдень, одному пришлось отнять руку — рана загнила. Дэнтон пока жив.

Эльтон кивнул, глядя, как монах встряхивает мокрое покрывало и вешает его на веревку.

— Все хорошо, сир Лавеллет? Говорят, вы храбро сражались в Баргезаре.

Эльтон повернулся к Бальдеру. Круглое лицо графа выглядело добрым, но холодные глаза почти пугали. Эльтону стало неуютно под этим взглядом. Как будто граф знал о нем что-то, чего он сам не знал.

— Я сделал, что мог.

— Это ведь вы убили главаря свинаров?

— Да.

Он срубил ему голову на полном скаку, и свинары сразу дрогнули. Сражение после этого закончилось быстро.

— Это был мой первый бой, — признался Эльтон.

— Неужели? Тогда вы прекрасно проявили себя. Король должен об этом узнать. Впрочем, скоро узнает. Сир Раддерфорд отправил письмо архиепископу, — Бальдер закрыл глаза и распахнул руки, подставляясь новому порыву ветра, словно впитывая его в себя. — Ах, лотарский ветер. Никто его не любит, но я с детства бегал, подгоняемый им.

— Вы не похожи на лотарца, — сказал Эльтон.

— Я не чистокровный, но мои предки жили здесь еще на заре времен, — Бальдер внимательно посмотрел на Эльтона. — А вы не похожи на энарийца, сир — они, помнится, темноволосы и невысоки ростом. Откуда у вас энарийская фамилия?

— Мой прапрадед был из Энариона. Но я считаю себя америйцем.

— И правильно, — понизив холодный голос, сказал граф. — Ведь все мы, каким бы ни было наше прошлое, живем в Америи и служим ей. Не так ли?

— Безусловно, — согласился Эльтон, хотя не понимал, что кроется за словами Бальдера. — Но Энарион — не часть Америи.

— Как и Лотария когда-то.

— Это было давно.

— Да, и пожалуй, слишком давно.

Уголки рта графа приподнялись. Он хлопнул Эльтона по плечу и сказал:

— Сходите, помойтесь. Потом приходите ужинать. Нам, америйцам, есть о чем поговорить.

После горячей купели и впрямь стало лучше. Эльтон пришел в столовую, когда почти все уже поели и монахи убирали посуду. Кассандра сидела отдельно, без аппетита ковыряясь в тарелке. Брон, Бальдер и какой-то старый монах сидели за одним столом с кружками пива. Старик что-то оживленно рассказывал, а Бронвер кивал и тепло улыбался ему.

Эльтон взял миску бобов и присел рядом с Кассандрой. Она подняла на него мутные, темные глаза и ничего не сказала.

— Как ты?

— Когда мы перешли на «ты»? — буркнула Кассандра.

— Простите, госпожа рыцарь, не хотел вас обидеть.

— Да брось. Теперь можно и на «ты», — она отпихнула тарелку. — Не могу есть. Тошнит от всего.

— Мы теперь в безопасности. Ты выздоровеешь, — Эльтон, напротив, с удовольствием закинул в рот ложку вареных с морковью бобов, сдобренных маслом.

Она посмотрела, как он жует, и ее как будто снова затошнило. Она повела подбородком:

— Ты перестал улыбаться.

— Нечему, — проглотив бобы, сказал Эльтон и откусил черного хлеба.

— Раньше, помнится, тоже не всегда было.

Он предпочел снова наполнить рот бобами и не отвечать. Брон чему-то громко рассмеялся:

— Точно, инквизитор! Я таким пьяным никогда не сражался!

— Лекари говорят, раненые больше не будут умирать, — отворачиваясь от него, пробормотала Кассандра.

— А инквизитор?

Она едва заметно передернула плечами.

— Его приложили к мощам. Монахи отстоят ночное бдение, будут всю ночь молить их о помощи. Лекари тоже сделали, что могли.

— Я обязательно упомяну его в своих молитвах. И попрошу помолиться принцессу. Она не спускалась?

— Нет, монахи отнесли еды ей в келью, — скривилась Кассандра. — Думаю, она не хочет показываться нам.

— Почему?

— Потому что она во всем виновата.

— Она хотела спасти крестьян от орды, только и всего, — нахмурился Эльтон. — В противном случае они опустошили бы все здешние земли.

— Ну да, крестьяне-то выжили, — Кассандра скривилась, как будто хотела сплюнуть. — Плохо быть добрым, если ты наивный. Свинары каждый год набирают силу к осени, а зимой перебивают друг друга, и их почти не слышно до следующей осени. Просто в этот раз их было чересчур много.

— Я не понимаю. Ведь ты принесла клятвы!

— Я и забыла, какой ты благородный рыцарь. Лучше ведь подохнуть с клятвой на устах, чем наслаждаться жизнью, так?

Эльтон промолчал. Перед глазами снова возник постыдный сон.

— В Просвещении сказано: «Кто нарушает слово ради большего блага, прощен будет», — процитировала Кассандра.

— И какое же большее благо в том, чтобы позволить умереть невинным?

— Довести принцессу-целительницу до страдающего Дримгарда — для начала. Сохранить армию для борьбы с Возрождением. А еще в Просвещении сказано: «Кто невинно убиен будет, того приму Я в доме Своем».

— «Если грехи его достойны искупления Моего», — закончил Эльтон цитату.

— Ха! Если им суждено попасть в Небытие, на кой мы вообще старались?

Кассандра встала, покачнувшись, и ушла прочь из комнаты. Бальдер проследил за ней взглядом, а потом махнул Эльтону — мол, давай к нам.

— Познакомьтесь, сир, — когда он подошел, сказал граф. — Брат Теор Кослоу, ныне монах, в прошлом — инквизитор Лотарии и земель Дримгарда.

— Большая честь, — поклонился Эльтон. — Я только что вспомнил, что слышал о вас в детстве. Вы ведь были инквизитором еще до войны с Дар-Минором?

— Не совсем так, — старик прочистил горло. — Я был секретарем. Перо вместо меча, чернила вместо крови. Не зря ведь старую инквизицию теперь называют Бумажной.

— Но вы стали одним из лучших инквизиторов Железной.

— В свое время меня называли лучшим, как и Молларда сейчас, — Кослоу кашлянул. — Мы как раз вспоминали о юности нашего Дэнтона.

Брон что-то буркнул и спрятался в кружке с пивом.

— Тяжелая судьба, — сказал Бальдер. — Бедняга Дэнтон. Так потерять матушку.

— А что случилось с ней?

— Вы не знаете, юный сир? — проскрипел Кослоу. — Дэнтон должен был стать герцогом Лотарии, и даже стал им — на один день. Его мать отравили, и он в страхе написал отречение. Ему тогда было лет десять.

— Кто же посмел сделать такое? — удивился Эльтон.

— Законная вдова его отца, леди Сариса Моллард, — сказал Бальдер, глядя сквозь стол. — Мерзкая была женщина.

— Невероятное совпадение, что ее обвинили в ведьмовстве, — пробубнил Бронвер и подлил себе пива.

— Сам Господь дал Дэнтону шанс отомстить, — кивнул Кослоу. — Это любопытная история, юный Эльтон, вы не слышали?

— Увы, уважаемый брат.

— Тогда слушайте…

XI

Июль 2937 года м.к.

Лотария, герцогство Альдеринг

— Именем инквизиции и Святого Престола, откройте ворота!

Перед поднятым мостом Альдеринга стояла небольшая армия — пятьдесят солдат инквизитора Кослоу, два рыцаря — Дэнтон и Брон — и тридцать гвардейцев под началом Эллиса Бальдера. На стенах стояла лишь пара десятков лучников, но стены эти были высоки.

Тяжелое чувство душило Дэнтона и тянуло вниз, будто камень, привязанный к шее. Он тринадцать лет не был здесь. Почему-то страшно было стучаться в ворота родного замка с мечом в руке.

— Это ты, Дэнтон? — спросила Сариса, и Дэн узнал ее хрипловатый голос. — Я слышала, ты погиб в пути на Восток.

— Вы говорите со мной, — напомнил Кослоу.

— Ах да. И по какому праву вы хотите войти в мой замок? — бросив на Дэна еще один короткий взгляд, сказала герцогиня.

— Мы все расскажем, милая леди, — инквизитор скинул алый капюшон. — Впустите нас. Напоминаю, что противодействие Железной инквизиции карается казнью.

— То есть вы пришли за моей жизнью?! — вопрошала Сариса. Лучники рядом с ней неуверенно переглядывались.

— Мы пришли за справедливостью! — воскликнул Дэнтон. Он сжимал рукоять меча так сильно, что сводило руку.

— Открой ворота, Сариса! — прокричал Эллис. — Или я прикажу взять Альдеринг!

— Ты прикажешь, юный Эллис? Где твой граф-отец?

— Ты знаешь, где он! — багровея, вскричал Эллис. — Ты уложила его в могилу, проклятая ведьма!

Дэнтон оглянулся на Эллиса. На круглом лице был только гнев, ни капли другого чувства.

Сариса поджала тонкие губы.

— Значит, вот как. Дэнтон обвиняет меня в смерти матери, новый граф Бальдер — в смерти отца. Я сейчас же напишу королю! Пускай он решит, законны ли ваши обвинения! И ворота я не открою, поскольку…

Заскрипели цепи, и подъемный мост стал опускаться на ров. Одновременно с этим лучники Сарисы схватили ее и скрутили руки за спиной. Эллис неожиданно рассмеялся.

— Твои люди не хотят умирать за тебя! — воскликнул он. — Никто не хочет умирать за ведьму!

Дэнтон, Эллис и инквизитор Кослоу сидели за столом спиной к холодному камину. Вдоль стен большого зала стояли солдаты инквизиции, среди них скучал Брон. Двери закрыли на замок. Перед ними стояла каменная ринца — скамья для исповедей. Сидя на ней, человек одновременно стоял на коленях, просунув ступни под сидение. Неудобная поза, из которой тяжело вставать. На ринце сидела Сариса, и руки ее были скованы кандалами.

В главном зале Альдеринга, где тринадцать лет назад Дэна объявили герцогом, теперь шел суд. Зал почти не изменился с того момента — Сариса только приказала убрать портрет деда и заменила его на свой. Портрет отца остался на месте. Кослоу сказал, что Дэнтон похож на отца. Жаль, что сам он не мог этого понять.

— Вино в этом сосуде отравлено, — без сомнений сказал молодой травник, желтокожий юноша с юмскими корнями.

— И что это за яд, уважаемый Линг? — сложив руки на столе, спросил Кослоу.

— Серый ландыш, милорд инквизитор. Он растет во влажных местах, например, на болотах. Его еще называют мертворожденным цветком.

— В самый раз для Сарисы, ведь она рожала только мертвых, — прошептал Эллис на ухо Дэнтону.

Моллард сделал вид, что не услышал. Он стискивал пальцы, чтобы они не дрожали, и хмурился, стараясь выглядеть суровым.

— Необходимо ли колдовство, чтобы изготовить яд из этого растения? — спросил Кослоу, почесывая длинный нос.

— Конечно, милорд инквизитор. В чистом виде, виде отвара или каком другом серый ландыш вызовет лишь головную боль. Необходимы сложные ингредиенты, которые церковь признала колдовскими, и, если не ошибаюсь, определенные ритуалы. Яд из серого ландыша — продукт уже алхимии, не травничества.

— И как убивает этот яд?

Линг отставил сосуд, куда Эллис собрал отравленное вино после смерти отца. Рядом на судейском столе стоял кубок, из которого граф Ловер испил свою смерть.

— Он заставляет кровь прилить к голове с неистовой силой. Сосуды лопаются, кровь начинает течь отовсюду — из носа, ушей, даже из глаз. Одновременно наступает отек горла, так что жертва не может кричать. Это быстрая, но очень болезненная смерть, милорд инквизитор.

Дэнтон вспомнил, как умирала мама. Каким багровым было ее некогда красивое лицо, которое он теперь даже не мог вспомнить.

— Железная инквизиция вызывает свидетеля. Граф Эллис Бальдер, будьте добры.

Эллис вышел вперед. Он был одет в черный плащ, как символ траура. Инквизитор Кослоу указал на стул в центре зала.

— Вам знакома обвиняемая?

— Герцогиня Лотарии Сариса Моллард, вдова Арвина Молларда и узурпатор титула, — ответил Эллис.

— Ложь! Когда Дэнтон отрекся, титул стал моим по праву! — вскричала Сариса, пытаясь выскочить из ринцы.

Кослоу пропустил ее слова мимо ушей.

— Как умер ваш отец, достопочтимый Ловер Бальдер?

— Как и сказал травник, инквизитор, — опустив голову, пробормотал Эллис. — Кровь залила его лицо, и он скончался в муках.

Дэнтон тоже опустил голову. Он видел, как умер дядя Ловер. Почти так же близко, как смерть мамы.

— Он выпил это самое вино?

— Да, инквизитор, из этого кубка.

— Уважаемый Линг уже подтвердил, что вино отравлено, и следы яда есть в кубке.

— Докажите, что это я отравила вино! Докажите мне! — заверещала Сариса.

Она встала-таки с исповедальной скамьи и потрясала скованными руками.

— Суд не задавал вопросов обвиняемой, — нахмурился Кослоу и щелкнул пальцами.

Солдаты силой усадили Сарису обратно.

— Как вы считаете, зачем герцогиня убила вашего отца?

— С того момента, как она воссела в Альдеринге, они враждовали с отцом. Потом пришли к некому соглашению, но недавно снова рассорились. Мой отец построил новую мельницу, а герцогиня решила, что она стоит на ее земле.

— Хорошо. Вы свободны, граф. Железная инквизиция вызывает другого свидетеля. Сир Дэнтон Моллард, пожалуйста.

Дэн встал и медленно, будто пьяный, прошел к стулу и сел на него.

— Вам знакома обвиняемая?

— Герцогиня Лотарии Сариса Моллард, вдова моего отца Арвина Молларда и узурпатор титула.

— Все это ложь и фарс! Представление! — кричала герцогиня. — Вы пришли, чтобы убить меня, так убейте, к чему это все!

— Пусть она замолчит, — велел инквизитор.

Солдаты быстро завязали Сарисе рот.

— Согласно завещанию герцога Алексиса Молларда, вы наследовали титул. Расскажите, почему вы отреклись.

— В тот вечер, — Дэнтон сглотнул, — я пошел в комнату матери. Я хотел порадоваться вместе с ней, но когда вошел… Она уже умирала.

— Скажите, как она умерла.

— Так же, как и Ловер Бальдер, инквизитор.

— Почему вы считаете, что это леди Сариса отравила ее?

Несколько мгновений Дэнтон молчал, собираясь с силами.

— А кто же еще? Она убила ее и, должно быть, хотела убить меня. Ведь согласно завещанию, она являлась моей наследницей.

— И как вы избежали смерти?

— Я бежал, — тихо сказал Дэнтон, вспоминая ту ночь. — Я написал отречение и бежал из замка. Граф Ловер Бальдер отправил меня в Дримгард.

Инквизитор хмыкнул.

— Значит, герцогиня могла, к тому же, мстить старому графу за ваше спасение. Как вы думаете, сир Моллард?

Больших сил стоило ответить на этот вопрос.

— Могла, инквизитор.

Сариса протестующе завыла сквозь кляп.

— Узурпаторство карается светским судом, не судом Железной инквизиции, — сквозь мычание Сарисы произнес Кослоу. — Но учитывая показания, мы пришли к выводу, что герцогиня Сариса Моллард прибегла к колдовству, дабы создать яд, подаривший ей титул. Оба преступления были совершены с корыстной целью и хладнокровным расчетом, а также с поддержкой сил мрака, что, несомненно, является преступлением в глазах церкви. Именем инквизиции и Святого Престола мы приговариваем Сарису Моллард к казни через погребение. Уведите ее.

Зажатый кляпом вопль герцогини еще долго звучал в ушах Дэнтона после того, как ее увели прочь.

* * *

— Раньше люди были глупы, и все делали наоборот, — говорил Кослоу, крутя в руках дроздовое яйцо. — Праведных оставляли гнить в земле, а преступников сжигали. Но ведь огонь — единственное, что поднимается к небу. Разве таким способом люди не отправляли грязные души к Господу? Просветителя, конечно, невозможно обмануть. Но зачем усложнять его работу?

Для Сарисы вырыли глубокую яму, а на дно вкопали косой деревянный крест. Герцогиня лежала там и кричала, пока солдаты прибивали ее руки и ноги к кресту, а Дэнтон смотрел на нее сверху вниз.

Летнее утро было теплым, несмотря на ветер, но сердце Дэнтона леденело.

— Древние лотарцы хоронили мертвых под открытым небом, — сказал он. — Знатных — на вершине башен.

— Я думаю, в этом есть смысл, — постучав ногтем по зеленому яйцу, сказал инквизитор. — Твои предки были мудры, хоть и не знали Господа.

— Многие лотарцы приняли Просветителя еще до завоевания.

— Объединения, юный Дэнтон, — Кослоу внимательно посмотрел на него. — Это принято называть Объединением Америи.

— Да, инквизитор, я знаю.

Последний гвоздь пробил лодыжку Сарисы насквозь. Герцогиня билась, как приколотое булавкой насекомое, и без остановки кричала. Лицо ее покраснело, голос охрип, так что Дэнтон теперь не мог узнать даже его.

Солдаты вылезли из ямы и подняли за собой лестницы. Инквизитор Кослоу вышел вперед.

— Согласно Железному кодексу и догматам церкви Просветителя, мы, инквизитор Кослоу, от лица Божьего приговариваем тебя, герцогиня Сариса Моллард, к смерти через погребение. В наказание за совершенные пред Богом и людьми проступки душа твоя падет в Небытие, где сгинет навеки без надежды на вечную жизнь, которая ждет истинно праведных. Именем инквизиции и Святого Престола мы избавляем этот мир от тебя!

Кослоу поднял в воздух руку с яйцом и сжал ее. Яйцо разбилось, как символ того, что душа Сарисы скоро исчезнет навсегда.

Солдаты взяли лопаты и стали кидать землю вниз. Кослоу бросил осколки скорлупы в яму и вытер руки о поданное Дэном полотенце.

— Дэнтон, это не я! — вопила Сариса, и черные комья падали ей на лицо. — Клянусь перед ликом Господа, это не я убила твою мать!

«Я знаю», — подумал Дэнтон.

Скоро крики Сарисы затихли, заваленные землей. Дэнтон и Кослоу вдвоем пошли к Альдерингу. Солдаты остались — сейчас они закопают яму и положат сверху дерн, чтобы не было понятно, что здесь казнен грешник. Кослоу не зря сказал последние слова. От тех, кого инквизиция отправляет в Небытие, не должно остаться даже памяти.

Дэн всю дорогу молчал, не в силах сказать то, что должен был. То, что он обещал Эллису и самому себе. Кослоу тоже молчал, что-то мурлыкая под нос.

У ворот Альдеринга их ждал Брон. Он расположился прямо возле рва, на еще покрытой росой траве, жевал хлеб с сыром и запивал вином.

— Все кончено, инквизитор? — утирая черные с проседью усы, спросил он и поднялся.

— Возрадуйся, мой верный Брон — мы избавили мир от очередной ведьмы.

— Когда-нибудь мы уничтожим всех, я надеюсь. Присоединитесь ко мне? Завтрак под солнцем — доступное благо, как говорил один мой дядюшка.

— Почему бы и нет? — Кослоу с некоторым трудом присел на землю и потер поясницу. Моллард остался стоять.

— Садись, Дэн, не скромничай, — пробасил Брон и стал резать сыр.

— Что теперь станет с Альдерингом, инквизитор?

Кослоу задумчиво посмотрел на воробьев, скачущих у подъемного моста, и бросил им немного хлеба. Птицы передрались за угощение, отчаянно чирикая.

— Это решит король Эсмунд. Быть может, он назначит нового герцога. А может, разделит земли между графами.

— Не может быть, — выдохнул Дэн.

Брон хохотнул:

— Ослабь пояс, ты весь покраснел. Эти земли давно не твои, какая разница?

— Я понимаю твои чувства, юный Дэнтон, — утешающе сказал Кослоу. — Грустно смотреть, как твой родной край раздирает на части алчная знать. Но таков мир, и…

— Этому не бывать! — воскликнул Моллард.

Инквизитор переглянулся с Броном и медленно поднялся.

— Ты собираешься помешать этому? Как?

— Я хочу вернуть свой титул, — слова с трудом пробирались через пересохшее горло. — Я хочу выйти из инквизиции.

— Что?! — Брон вскочил, сжимая нож для сыра. — Как ты смеешь говорить такое?!

Он едва не бросился на Дэна — могучий и свирепый, как медведь — но старый инквизитор остановил его, подняв сухую ладонь.

— Когда мы познакомились, ты был еще мальчишкой, — сказал он, сощурившись. — Я мог бы казнить тебя тогда вместе с Арием. Ты помнишь Ария, юный Дэнтон?

— Да, инквизитор, — почти прошептал Моллард.

Кослоу пронзал его взглядом, словно кинжалом.

— Ты доказал, что верен Господу, и я был убежден, что встречу тебя снова. Так и случилось — ты стал моим рыцарем. Я гордился тобой, будто сыном, — голос инквизитора дрогнул. — Хоть не я взрастил тебя, но я дал тебе толчок, направил на верный путь! Как смеешь ты сходить с него?!

— Предатель! — рявкнул Брон и плюнул Дэнтону под ноги. — Ты падешь в Небытие, проклятый бастард!

— Хватит оскорблений, сир Раддерфорд, — Кослоу не сводил с Дэна матовых глаз. — Если он решил, что для него важнее, пусть будет так. Но знает ли юный сир Моллард, как проводится обряд выхода из инквизиции?

— Нет, — выдавил Дэн.

— Брон.

— Да, мой инквизитор.

— Пускай мне принесут перо и бумагу. Я хочу написать молодому инквизитору Хейсу. Пускай пришлет ко мне Зверя.

У Дэна закружилась голова. Как только он вступил в инквизицию, то услышал о Звере — беспринципном рыцаре, готовом на любую жестокость во славу Божью, и не только ради нее. Говорили, что он у Феникса на цепи — и стоит инквизитору Хейсу отпустить эту цепь, как враги его обречены.

Должно быть, Дэнтон побледнел, потому что Брон усмехнулся, а Кослоу кивнул, продолжая колоть его взглядом.

— Именно, Дэнтон. Зверь приедет, и от него ты узнаешь, как покидают инквизицию. А до тех пор я запрещаю тебе покидать Альдеринг. Запри его где-нибудь, Брон.

— Идем, — Бронвер схватил его за руку и потащил за собой. Дэнтон не сопротивлялся. — Покажешь комнату, где умерла твоя матушка? Я оставлю тебя там.

Ночь прошла, будто в детстве.

Маленьким Дэнтон часто засыпал здесь, в материнских покоях. И хотя багровый ужас восстал из памяти в первые мгновения, скоро его место занял свет. Дэнтон вспомнил, как мама качала его здесь совсем маленьким и рассказывала сказки и древние легенды. Как они праздновали вдвоем седьмые именины, и дедушка тогда подарил ему первый меч — короткий, с черненой рукояткой. Вспомнил, как проводил часы, разглядывая ее красивое лицо. Теперь оно распалось на части, как в разбитом зеркале.

Заснул он со слезами теплой грусти на лице.

Прошла неделя, прежде чем Дэнтон услышал звуки рогов и в окно увидел маленький отряд, скачущий по подсохшей грязи. Всадники несли серебряное знамя инквизиции. После утреннего дождя стоял хмурый полдень.

Вскоре за Дэнтоном пришел Брон.

— Пора, — плюнул сквозь желтые зубы.

Путь вниз показался неизмеримо дольше, чем когда Дэнтон сбегал отсюда тринадцать лет назад.

Во дворе Альдеринга собрались все, кто мог — от солдат инквизиции до поварят замка. Люди заполонили стены и двор. Царила гробовая тишина. В центре двора стояли насупленный Кослоу и человек, чье прозвище до ужаса подходило ему.

Растрепанная шапка черных волос, дикая густая борода и алчущий, яростный взгляд. На широком поясе Зверя висели тяжелый палаш и два кривых кинжала. В черной бороде блистала улыбка столь же острая, как оружие. Он был одет целиком в кожу, на плечах раскинулась волчья шкура. Не знатный мужчина мог надеть такое только если убил хищника голыми руками.

— Это ты! — воскликнул Зверь, затыкая большие пальцы за пояс. Голос его был низким и грубым. — Мы ждали.

Брон заставил надеть Дэнтона всю амуницию — от шпор и поножей до плаща и шлема. Только меч взял сам. По кивку Кослоу он подтолкнул его вперед.

Когда Дэн оказался на том самом месте, где когда-то стоял дедушкин гроб, Брон схватил его за плечо и остановил. Инквизитор что-то шепнул Зверю, тот кивнул, и Кослоу заговорил:

— Братья и сестры по истинной вере! Перед вами — сир Дэнтон Моллард, рыцарь, что поклялся служить инквизиции жизнью и смертью. Ныне он решил отречься от своих клятв.

Солдаты осуждающе загудели, и мерно застучали кулаками о щиты. Кослоу поднял руку.

— Клятва допускает такое. Если сир Моллард хочет, он может покинуть наше братство. Он будет отвергнут нами, как предатель, человек без чести и мужества. И чтобы доказать всю серьезность намерения, ему предстоит испытание, провести которое мы доверяем нашему другу сиру Беверли из Гидельбурга.

— Принесите инструменты, — велел Зверь.

Дэн повернулся. Слуги во главе с человеком в черном колпаке тюремщика вынесли во двор железный сундучок, жаровню с углями и…

— Смотри на меня.

Жесткая рука в перчатке схватила Дэнтона за челюсть и повернула. Моллард встретился со Зверем нос к носу. Беверли медленно выдохнул, словно предвкушая удовольствие.

— Да, — сказал он. — Да. Как, ты говоришь, тебя зовут, беловолосый?

— Дэнтон Моллард.

— Красивое лотарское имя. Ваши имена вообще красивы, не зря столь многие их носят. Хоть я и америец, у меня тоже лотарское имя. Правда, женское, — Зверь на мгновение отвел глаза и посмотрел за плечо Дэнтона. — Вы разводите огонь? Хорошо.

Зверь стянул перчатки, снял волчью шкуру с плеч и передал их подошедшему солдату.

— Мой папаша дал мне имя, проклятый безумец. У меня была большая семья. Не такая большая, как у сира Раддерфорда, конечно, — Зверь подмигнул Брону, все еще стоящему рядом. — Так что у меня хватило сил их всех перерезать, когда настал час.

За спиной забренчало железо. Они будут пытать его. Что же, любую пытку можно стерпеть ради великой цели.

— Ты знаешь, Дэнтон Моллард, раньше я не слышал о тебе. Но когда твой инквизитор прислал письмо моему инквизитору, я сразу тебя возненавидел. Знаешь, почему?

Дэн коротко мотнул головой.

— Ты предатель, — брызнул Зверь слюной. — Самое худшее, что есть в этом мире — предатели! Врагов можно понять, ересь можно простить, но предательство! Когда моя семья связалась с ведьмаком… впрочем, я уже рассказывал, что с ними стало.

Беверли снова глянул Дэну за плечо, и в бороде на миг сверкнула улыбка.

— Огонь горит жарко. Мы готовы, инквизитор Кослоу!

— Тогда начнем, — инквизитор сделал шаг вперед и возвысил голос. — Ты произнес слова клятвы, сир Моллард, так ответь же за них!

Дэнтон не видел Кослоу, только слышал его голос. Зверь вцепился в него взглядом, будто волк в оленье горло. Отвести глаза было невозможно.

— Мы клянемся сражаться с врагами истинной церкви, мы называем себя мечом Господним! Так лишись же меча своего! — произнес Кослоу.

Брон обнажил меч Дэнтона и бросил ножны на землю. Протянул оружие Зверю и ушел, чтобы встать рядом с Кослоу. Беверли перекинул меч из руки в руку и цокнул языком.

— Легковат. Держи.

Моллард непонимающе смотрел на меч, протянутый острием вперед.

— Давай, бери, — улыбался Зверь. — По традиции я должен сломать его, но доверяю это тебе. Так будет лучше. Бери.

Дэн взял клинок, и Зверь изо всех сил дернул меч. Ладонь загорелась от боли — лезвие собственного меча распороло Дэну перчатку и руку. Рубиновые капли окропили камни под ногами.

— И ты поверил?! — воскликнул Беверли, жестоко смеясь. — Ты такой наивный, Дэнтон Моллард!

И он разломил меч Дэнтона об колено, а обломки швырнул ему за спину, к пылающему костру.

«Я воин. Сегодня я остался без оружия, и мне предстоит неравное сражение, но война еще не окончена».

— Одно мгновенье, инквизитор Кослоу, кажется, я забыл кое-что! Есть правила в этом обряде. Очень простые. Слушай, беловолосый: я делаю, что нужно, а ты терпишь. Вот и всё! — Зверь хлопнул в ладоши и развел руками. — «Терпишь» означает, что ты молчишь. Не кричать. Не стонать. Не звать маму. Плакать тоже нельзя, — он игриво утер кулаком слезы. — Ты меня понял?

Дэнтон кивнул. Странно, но он не чувствовал к Беверли злости, даже несмотря на всю эту унизительную браваду.

— Смышленый малый! Мы готовы продолжать, инквизитор!

Голос Кослоу скрежетал, как нож о стекло:

— Мы клянемся бороться со злом даже голыми руками. Так обнажись, раз отвергаешь эти слова!

— Давай, красавица, это не страшно, — осклабился Зверь. — Покажи нам свои прелести.

Дэнтон расстегнул серый плащ, и он упал к ногам. Снял перчатки — одна пропиталась кровью — и наручи. Стянул шлем, наклонился и поставил на землю.

— Что ты тянешь, скорее! — Зверь повернулся к толпе. — Давайте, поторопим его! Что нам, целый день тут торчать?!

Солдаты застучали по щитам, раздались крики. Дэнтон огляделся. Латники инквизиции вопили оскорбления и плевали в его сторону, гвардия и слуги Альдеринга благоразумно молчали, но не отводили глаз. Одетые в зеленое гвардейцы Бальдера стояли справа, и молчали тоже. Эллиса Дэнтон не успел разглядеть — Зверь влепил ему пощечину.

— Скорее! — прорычал он. — Поверь, ты не захочешь увидеть меня в гневе!

— Заткнись, — процедил Дэнтон и снял кольчугу.

— Нет-нет. Так нельзя, — Беверли наклонился к Дэну и зашептал. — Делай, что я говорю, и все закончится быстро. И молчи, Бога ради, не раскрывай рот. Иначе я разозлюсь. Тебе же лучше, если я буду спокоен и весел.

Дэн отвел глаза и продолжил раздеваться. Когда снял последнее — нижние штаны — по рядам людей прошел смех. Моллард инстинктивно хотел закрыть естество руками, но остался стоять, хоть и чувствовал, что весь покраснел от стыда.

— Не смейтесь над ним! — вскричал Зверь. — У него огромный член! Для мальчика лет двенадцати.

Снова раздался смех. Беверли смеялся вместе со всеми, Брон рядом с Кослоу усмехался в усы. Инквизитор был серьезен, даже мрачен.

— Ладно, хватит вам! Наверное, он просто сжался от страха.

Еще один короткий всплеск смеха, который Кослоу прервал взмахом руки.

— Сир Беверли, не забывайте об обязанностях.

— Простите, инквизитор, — коротко кивнул Зверь. — Продолжим!

Он прошел мимо Дэнтона, на ходу пробормотав с улыбкой:

— Не оборачивайся.

Моллард спиной ощущал жар, идущий от жаровни, и мог только догадываться, какие инструменты сейчас раскаляются в ней. Он хорошо помнил слова клятвы, и ему не думалось, что многие из них пройдут безболезненно.

— Мы приносим клятву защищать людей от сил мрака. За всю кровь, что ты не прольешь — ответь сейчас! — произнес Кослоу.

Дэн услышал за спиной громкий щелчок, и понял — кнут. Что же, могло быть и…

От удара его бросило вперед, и он упал на четвереньки, разбив колени о камни. Перед глазами потемнело, а на спине разгорелось пламя, струями потекшее по бокам.

— Поднимайся!

Зверь рывком поставил его на ноги. В руке у него был длинный кожаный кнут, усиленный узлами.

— Неужели так больно? — спросил он и посмотрел на его спину. — О… должно быть, действительно больно. Попробую еще раз, не так сильно. Стой ровно. И помни о правилах.

Кнут свистнул, и новый удар снова бросил Дэнтона на землю. Моллард стиснул зубы, чтобы не закричать. По щекам потекли слезы, и он быстро вытер их.

— Небо меня порази, кажется, этот был еще сильнее! Поднимите его!

Дэна подняли, и снова удар швырнул его на камни. По спине хлестала кровь, боль растекалась по телу, заставляла ноги дрожать. Взгляд расплывался. Лица, которые Дэнтон и так не различал, покрылись туманом.

Он стерпел пять или шесть ударов, прежде чем потерял сознание. Очнулся от того, что на голову вылили ведро ледяной воды.

— Вставай, вставай, — Беверли поднял его, поддерживая подмышки, как ребенка.

Дэнтон покачнулся и с трудом удержался на ногах. Толпа вокруг шумела, как ураган.

— Ты должен благодарить своего инквизитора. Он попросил быть милосерднее. А ведь я мог бы бить сильнее и просто сломать тебе хребет, — ловя плавающий взгляд Дэнтона, говорил Зверь. — Или бить по почкам, и тогда ты умер бы дня через три. Ты знаешь, где у человека почки? Вот тут, повыше поясницы, — и он сильно ткнул пальцем в его бок.

— Мы приносим клятву не иметь жены и детей, и даем обет воздержания, — проговорил Кослоу.

Зверю подали раскаленный докрасна кинжал, и теперь Дэнтону стало по-настоящему страшно.

— Не бойся, я его не отрежу. Яйца тоже. Кажется, они у тебя из стали — ты еще ни разу не крикнул!

И пышущий жаром клинок прижался к мошонке Дэнтона. От боли он едва не опрокинулся навзничь, но солдаты инквизиции схватили его за плечи, пока Зверь прижимал раскаленный металл. Затем он отнял его и бросил на камни. На клинке догорали частички кожи.

— Поставьте его на колени.

Солдаты заставили Молларда опуститься. Он повиновался безропотно, ибо от боли уже почти не понимал, что происходит. Все было туманным и в то же время ярким, как кошмарный сон.

— Охладите его немного.

Еще одно ведро ледяной воды вылили на Дэна.

— Мы клянемся, что в наших сердцах не угаснет огонь, и мы направим его через наши руки, чтобы испепелить врагов Господних!

— Смотри-ка, Дэнтон Моллард, узнаешь? — Зверь показал Дэну ковшик, в котором, будто частичка солнца, пылал раскаленный металл. — Это твой меч. Не хочешь забрать его обратно? Разведите ему руки!

Солдаты взяли его за руки и растянули в разные стороны с такой силой, что хрустнули плечи. Они повернули их ладонями вверх и крепко сжали. Зверь обошел Дэна.

— Всего лишь по капле. По маленькой капельке…

Словно тысяча кровавых муравьев одновременно укусили прямо в центр ладони. Снова Дэнтон расслышал шипение своей сгорающей кожи. Он удержал в себе крик, и, тяжело дыша, опустил голову.

— Кажется, я перелил немного. Как ты, Дэнтон Моллард?

Дэн не отвечал. Он смотрел на камни родного двора, ожидая, когда Зверь возьмется за вторую руку.

Долго ждать не пришлось.

Потом его отпустили, и он рухнул, едва успев подставить локти. Посмотрел на свои ладони — глубокие кровавые ожоги еще дымились.

— Граф Бальдер! — раздался крик привратника.

— Откройте ворота, — недовольный голос Кослоу.

Дэнтон не ждал, что Эллис спасет его от мучений. Всего лишь небольшая передышка. Какие слова шли дальше в клятве?.. Нет, не вспомнить сейчас.

— Я сказал, пропустите меня! — протестующе вопил Эллис.

— Вы слышали инквизитора! — прогудел Бронвер. — Как только закончится обряд!

— Это обряд?! Это медленная казнь!

Перепалка затихла, и сквозь туман снова долетела мерная речь Кослоу:

— Мы приносим клятву быть верными своим братьям по церкви, почитать старших по званию и уважать младших. Так пусть теперь каждый из братьев выкажет тебе свое презрение!

Дэнтон поднял голову. Перед ним стоял Маррек, пехотинец со шрамом на месте уха. Раньше они были дружны, теперь солдат глядел на него с отвращением.

— Предатель, — сказал он и пнул Дэна в лицо, а потом еще раз — по ребрам.

— Только по одному, друзья! — воскликнул Зверь.

Кто-то подошел и опустил ботинок на спину. Другой плюнул сверху.

— Я имел в виду — подходите по одному! Бить можете сколько хотите.

Последующее Дэнтон не помнил. Солдаты инквизиции по очереди подходили и били его руками, ногами и древками копий. Последним подошел Брон. Дэнтон едва узнал его голос.

— Ты предал нас. Не думай, что попадешь теперь в Небесный дом!

Он пнул Молларда в живот и затем ушел, громко ступая.

— Обряд закончен, — произнес инквизитор Кослоу. — Мы благодарим вас, сир Беверли из Гидельбурга. Ты, Дэнтон Моллард, отныне не рыцарь инквизиции, но человек без чести и звания. Впрочем, твой друг позаботился, чтобы ты взял свой титул прямо сейчас.

— Быстрее, быстрее! — раздался крик.

Какие-то люди подбежали к Дэнтону и стали утирать кровь, наносить на раны какие-то мази. Спину укрыли теплой шкурой, и сверху надели на Дэнтона плащ, прикрыв истерзанную наготу.

— Обопрись на меня!

Дэн с трудом понял, что рядом находится Эллис. Здесь был еще один человек, в черной одежде с высоким воротником.

— Приступайте! — крикнул на него молодой граф.

— Милостью Божьей и согласно королевским законам… — начал человек.

Эллис привел нотариуса. Дэнтон сделается герцогом прямо сейчас.

Нотариус говорил долго, но Дэн не понимал его слов. Они распадались на части и не имели смысла.

— Объявить Дэнтона Молларда герцогом Альдеринга и всей Лотарии, ближайшим вассалом короля и…

— Хватит, остальное потом! — воскликнул Эллис. — Что вы встали?! Помогите своему лорду!

Прислуга Альдеринга тут же захлопотала вокруг. Тюремщик в черном колпаке затушил жаровню и потащил ее прочь, оглядываясь. Бальдер отправлял людей готовить горячую воду, бинты и чистую постель.

— Я полагаю, новый герцог будет не рад нашему присутствию, — раздался голос Кослоу, на сей раз за спиной. — Приведите лошадей, мы покидаем замок. Я думал, ты высоко взлетишь в инквизиции, Дэнтон! — воскликнул инквизитор. — Как жестоко я ошибался.

Моллард только сейчас понял, что его ведут внутрь.

— Стойте, — произнес он. — Стойте.

— Что такое, Дэн? — спросил Эллис и оглянулся. — Не сейчас… мы найдем время для мести.

— Хорошо, что нотариус здесь. Прости меня, Эллис.

Дэнтон протиснулся между людей и захромал в сторону Кослоу, который уже собрался залезть в седло. Солдаты рядом собирали вещи. Зверь уже сидел на лошади и наблюдал за Дэном, склонив голову.

Кослоу повернулся. Бледные глаза взирали на Дэнтона с презрением и жалостью одновременно. Моллард подошел к нему и остановился.

— Что вам угодно, герцог?

— Инквизитор Кослоу, — тяжело сглатывая, проговорил Дэн. — Я, герцог Дэнтон Моллард, прошу о чести принять меня в Железную инквизицию. Я отказываюсь от титула и всех владений и передаю их непосредственно инквизиции вместе со всеми доходами, — Дэн пошатнулся и оперся на чью-то лошадь. — Взамен я прошу лишь о звании рыцаря и возможности произнести клятву, что связала бы меня служением армии Божьей.

С последними словами Дэнтон едва не рухнул на землю, но Кослоу удержал его. Вокруг воцарилось молчание еще более глубокое, чем перед началом ритуала. Бледные глаза инквизитора ожили и заблестели. Он осторожно обнял Дэна и они вместе опустились на пол. Кослоу прижал Молларда к себе, и плечи его дрогнули.

— Мальчик мой, — прошептал он. — Как жестоко я ошибался.

XII

— Невероятно, — Эльтон посмотрел на Бальдера. — Значит, если бы он не взял свой титул, то земли достались бы знати.

Эллис ничего не ответил и допил свое пиво.

— Все верно, юный сир Лавеллет, — Кослоу кашлянул. — Своим поступком Дэнтон в одночасье сделал Железную инквизицию едва ли не вдвое богаче и сильнее.

— И заслужил алый плащ, — буркнул Брон.

— Если была бы должность верховного инквизитора, он был бы достоин и ее! — воскликнул Эльтон.

Брат Кослоу усмехнулся, Бальдер и Брон предпочли смотреть куда-то в сторону.

— А кто такой Арий?

— Пойду принесу еще пива, — Бронвер поднялся, толкнув стол, и громко протопал к выходу.

Эльтон оглянулся — пока он слушал рассказ, обеденная окончательно опустела. Свечи горели только за их столом, монахи вычистили зал и отправились спать. Где-то за окном ухали ночные птицы.

— Арий, — сказал Кослоу и сложил сухие руки перед собой. — Чернокнижник с черной кожей. Один из самых сильных, что мне доводилось встречать. Не фокусник, не отравитель, как леди Сариса — настоящий, сильный маг.

— А при чем тут инквизитор Моллард?

— Когда Дэнтон бежал из Лотарии, мой отец отправил его в Дримгард, — сказал граф Бальдер. — На обоз напали бандиты, и Дэн был тяжело ранен. Это случилось неподалеку от Баргезара.

— Похоже, Баргезар не напрасно пользуется дурной славой, — вздохнул Эльтон, вспоминая сотни мертвых тел, пожираемых огнем.

— Вы правы. Но тогда Арий нашел его и исцелил, — проскрипел Кослоу.

— Выходит, Дэнтон мог погибнуть еще в детстве, но выжил благодаря… — Эльтону казалось это невероятным, — благодаря силам мрака?

— Воля Господня порой поражает, не так ли? — скучающе сказал Бальдер.

— Я сказал тогда маленькому Молларду то, что он, надеюсь, не забыл до сих пор. Вы правы, юный сир, что Дэнтон должен был умереть. И я сказал ему: «Мальчик, этот колдун забрал твою душу у Господа. Тебе придется постараться, чтобы он захотел принять ее снова».

— Похоже, он изо всех сил старается, — буркнул граф и закусил губу.

— И что стало с тем магом? — спросил заинтригованный Эльтон.

— Дэнтон выдал его, — Кослоу зашелся в долгом кашле. Пришел Брон с двумя кувшинами пива и кружкой воды сел рядом с ним.

— Так его казнили?!

— Ну конечно, казнили… — старый монах откашлялся, принял от Брона воду и сделал глоток. — С него содрали кожу и погребли.

— Выходит, Дэнтон предал того, кто спас ему жизнь.

— Можно сказать и так, — пожал Теор узкими плечами. — Но ведь он сделал это ради спасения души и во славу Господа. Лично я не считаю это предательством.

— Я бы сделал то же самое, — вставил Брон.

— А как поступили бы вы, сир Лавеллет? — поинтересовался Бальдер.

— Не знаю, — потупился Эльтон. — Это был бы тяжелый выбор.

— Для Дэнтона он оказался легким, — сказал Кослоу.

— Благодарю вас за увлекательные истории о нашем инквизиторе, брат, — Эльтон поднялся. — Я хочу немедленно помолиться у мощей о его выздоровлении. Теперь я уверен, что он выживет.

— Почему? — буркнул Брон.

— Такой человек не умрет, пока не совершит нечто более великое, нежели победа над свинарами, — Эльтон поклонился. — Доброй всем ночи.

XIII

Америя, Кроунгард

Покои короля

«Возлюбленный отец мой! Простите, если заставила вас переживать. С нами все хорошо. Сир Лавеллет проявил великую храбрость в бою, и даже сир Раддерфорд, опытный рыцарь, похвалил его за смелость. Мы слышали о гибели другого сира Раддерфорда, и молимся за упокой его души.

Инквизитор Моллард был тяжко ранен, и я сделала, что смогла, но пока что он в беспамятстве. Мы побывали в монастыре святого Джерри, где мощи даровали нам добрый знак. Надеемся, что инквизитор выживет. Граф Эллис Бальдер оказал нам посильную помощь, и через меня просит прощения за невозможность выставить войска. Поверьте, Годы гроз были беспощадны к Лотарии, не говоря уже о свинарах — судя по всему, у них тоже начался голод, и потому они стали так агрессивны.

Мы отправились в Альдеринг, и проведем там зиму, чтобы весной продолжить свой путь. Передавайте от меня привет и поцелуй милому Дагоберту, Я надеюсь, что с ним все в порядке, как и с вами.

Молюсь и думаю о вас, дорогой отец. Эльтон передает поклон и заверяет, что пока он рядом, со мной ничего не случится.

Ваша дочь и верноподданная, принцесса Алина Америйская»

— Хорошо, — Эсмунд отдал Йоэну письмо. — Хорошо.

— Еще отвара, мой король?

— Нет. Мне кажется, я уже весь пропитан травами. Хватит с меня.

Законник лежал в своих покоях, на кровати, которая была чересчур широка для его иссохшего старого тела. Когда-то на этой кровати они лежали вместе с Мариэль, и предавались на ней любви. Всех детей они зачали здесь — и тех, что живы, и тех, кому не было суждено родиться.

Алина была их первенцем. После нее у королевы случилось два выкидыша, затем родился мальчик Артис, который прожил всего три недели. После него был Дагоберт. Роды случились тяжелые, и впоследствии королева больше не смогла зачать.

А потом погибла.

«Не время думать об этом, — сказал себе Эсмунд. — Встань и возьмись за дела! Ты пока еще жив, а твой народ бунтует, и враги захватили твои замки на западе! Встань и сделай что-нибудь!»

— Приведи Дагоберта. Скажи, я хочу обсудить с ним военные планы.

— Будет сделано, ваше величество, — Йоэн помог ему встать, поддерживая за спину, словно ребенка. — Позвать пажей, чтоб они помогли вам одеться?

Эсмунд поморщился. Он не любил, когда его одевали, и раньше предпочитал делать это сам. Но теперь, с больными суставами и надломленной поясницей, не мог себе позволить.

Вот странно. Кто-то не может позволить себе слуг, а кто-то — самостоятельности.

— Зови. И побыстрее. Заодно проверю их штаны.

Йоэн рассмеялся, и губы Эсмунда тронула улыбка.

Что ж, по крайней мере, нет нужды переживать за Алину. Альдеринг — замок инквизиции и вотчина Моллардов. Там ей точно ничего не грозит. Долой переживания — пора браться за дело.

Когда короля одели в парчовый дублет, он потребовал принести завтрак в комнату советов и сам направился туда.

В покоях короля было пять комнат: приемная, спальная, ванная, гардеробная и комната советов. Эсмунд уважал самодержавие: страной должен править единый владыка, а не совет крикливой знати. Мудрый правитель прислушивается к мнению других, но делает это в тесном кругу.

Только получив первые вести о Баргезаре, Законник осознал, насколько хрупок его род. Алина отправилась в опасные земли, и может сгинуть там, а Дагоберт приведет Америю к краху. Нужно попытаться хотя бы немного это исправить.

В комнате советов стоял огромный шкаф с книгами и свитками, а рядом — лакированные конторки. Одну из стен почти полностью занимал витраж, на котором была искусно изображена карта Мириса. Окно было расположено к солнцу таким образом, что восход и закат наступали на карте так же, как и в большом настоящем мире.

Перед витражом раскинулся ясеневый стол, с вырезанным на нем коронованным лебедем — гербом Аветов. Поколения их рода решали за этим столом судьбу страны, и Эсмунд не стал убирать его. Род пресекся, но наследие нельзя отрицать.

Он оперся на стол и вгляделся в карту. Положение тяжелое. Вестгард ослаблен Годами гроз, и с такими силами кальдийцы могут попытаться взять его штурмом. Герцог Фрамм говорил, что Адричи привез с собой осадные машины. Кальдийские инженеры строили ужасающей мощи требушеты во время войны с Дар-Минором. Быть может, они придумали что-то новое.

Девятиглавую крепость взяли лишь единожды, триста лет назад, и то благодаря предательству. Но это не значит, что она неприступна.

Стоунгард готов выступить. Северяне собрали серьезные силы — три тысячи тяжелых конников, пять тысяч пикинеров и две — арбалетчиков. Среди них есть Дикий отряд — пять сотен неодолимых воинов из племени фаггров. Потомки древних горцев, выше любого америйца на две головы и волосатые, словно медведи. Кальдийцы боятся их, как огня — в древности фаггры часто наводили ужас на Верхний Кальдириум.

Эсмунд услышал шаги и повернулся. Слуги принесли еды — свежего козьего сыра, овощей и теплого молока с маслом и медом. В последнее время король перестал есть мясо — от жесткой пищи болели старые зубы, и десны порой начинали кровоточить. Даже хлеб он размачивал в бульоне или том же молоке.

Эсмунд кивнул и жестом отпустил слуг. Взяв кусочек сыра, он положил его в рот и вернулся к карте.

Ривергард тоже готов. Чуть меньше тысячи рыцарей, каждый на коне и под своим знаменем, и большинство — с одним-двумя оруженосцами. Кроме них, еще четыре тысячи всадников, включая орден Святого праха. Эти монахи, принявшие меч во имя Господа, поставили своей целью защиту америйской церкви, а их магистр был ярым сторонником переноса Святого престола.

Есть у речников и пехота — полторы тысячи знаменитых сабельщиков юга. Их стремительное наступление нелегко отразить. Оружие и стиль сражения они переняли у юмов много лет назад, но прибавили к этому тактику и дисциплину — и стали грозными воинами.

Если объединить эти силы, можно попытаться навязать Адричи сражение.

«Где Дагоберт? — наливая молока в стакан, подумал Эсмунд. — Ему стоит это послушать! Что, если завтра я умру? Пусть хоть немного понимает, что следует делать!»

Дверь открылась, как по волшебству, и в сопровождении двух Щитов вошли Дагоберт и кардинал Лекко. Мелкое лицо священника разошлось в кривозубой улыбке, на которую Эсмунд не ответил. Он повернулся от Лекко к сыну.

Принц Дагоберт, бледный и невысокий, с красноватыми от постоянно плохого сна глазами, неловко поклонился отцу. Принц оделся в красную котту поверх белой рубашки и штаны из оленьей кожи. На шее был повязан шелковый шарф, руки скрывались в перчатках. Дагоберт невыразимо стеснялся своих ожогов, и старался их закрыть — но на щеке, от скулы до подбородка все равно тянулся неприятный бугристый шрам. Мальчишечьи угри не добавляли принцу красоты, как и кроткий ягнячий взгляд.

Но он был так похож на Мариэль.

— Кажется, я звал сына, но не вас, кардинал.

— Простите, ваше величество, — поклонился Лекко. — Но я подумал, что могу быть полезным. Понимаете, принц…

— Я так не думаю, — перебил король. — Оставьте нас.

— Простите, государь, я всего лишь…

— Выйди, Лекко! Не заставляй меня приказывать Щитам.

Кардинал низко поклонился.

— Простите, что разгневал, государь. Увидимся позже, ваше высочество, — сказал он принцу и ушел.

Щиты вопросительно взглянули на короля, и он отпустил их следом. Дагоберт остался стоять у дверей.

— Подойди, сын мой. Ты стесняешься?

— Нет, — сказал Дагоберт и, уперев глаза в пол, подошел к Эсмунду.

— Ты знаешь, зачем я позвал тебя?

— Обсудить войну? — принц поднял глаза на карту. — Простите меня, отец, я мало смыслю в стратегии.

— Тебе предстоит научиться.

— У меня, должно быть, нет таланта к войне.

— У всякого мужчины он есть, — не успев остыть от гнева на Лекко, Эсмунд вновь начинал закипать.

«Спокойнее. Посмотри на него — он уверен в себе не больше, чем котенок. Ты должен научить его мыслить как правитель».

— Посмотри сюда, — сказал король. — Ты знаешь эти земли?

— Да, отец, меня учили географии.

— Превосходно. Вот здесь, — Эсмунд вытянул руку, — находится Вестгард. Посмотри.

Принц кивнул, глядя на изображение крепости — серый замок на зеленых полях, на развязке нескольких крупных дорог.

— Вот здесь, у наших границ, находятся три крепости. Созвездие.

— Я читал о них, отец. Они были заложены Артисом Вторым еще до Вестгарда. Их много раз захватывали.

— Да, и потому не слишком жаль их потерять. Но маршал Адричи, кальдийский командир, решил укрепиться там. Я думаю, что он решил остаться там до весны, создать себе надежный тыл и подготовиться к штурму Вестгарда.

— Они хотят попробовать взять Вестгард? — удивился Дагоберт. — Но это невозможно.

— Все возможно, сын мой. Стены Девятиглавой регулярно ремонтируют, но камень все равно ветшает, а осадные машины становятся все мощнее. Рано или поздно его все-таки возьмут.

Принц кивал, не зная, что ответить.

— Слушай, что я говорю, Дагоберт. Слушай и запоминай. Ты должен видеть картину полностью, и каждую деталь отдельно. В этом часто кроется залог победы.

— Хорошо, — негромко сказал Дагоберт, поправляя шарф.

— У нас на Длани стоит пять с половиной тысяч пехотинцев и полторы тысячи всадников, включая две сотни рыцарей. В Ривергарде готовы выступить пять тысяч конных, включая тысячу рыцарей, и полторы тысячи сабельщиков. На севере ждут сражения три тысячи конников, две — арбалетчиков, и пять — пикинеров. Восток не сможет выставить войска, но мора можно не бояться — с ним расправится твоя сестра. Что с Вилонией, я не знаю — герцог де Ларуа не отвечает мне. Быть может, он готовит мятеж.

— Вилония двенадцать раз поднимала мятеж со времени ее завоевания, — словно читая вслух, произнес Дагоберт. — А сейчас у нас война и голод, только их почти не тронули Годы гроз. Так ведь?

— Продолжай, — сказал Законник и отпил молока.

— Ну… — замялся принц и указал на рисованные угодья Вилонии, полные плодородных долин и холмов. — Если он не отвечает, надо послать туда гонцов или клювогорна и приказать ему лично явиться ко двору. Так всегда делали с провинившимися вассалами.

— Хорошо, а если он не приедет? Снова проигнорирует меня? Убьет гонцов или молча прогонит их?

— Тогда отправить за ним достойных рыцарей, чтоб они арестовали его.

— Зачем?

— Не знаю, — потупился принц. — Все должно быть по закону.

— Вот именно. И отказ явиться — уже мятеж.

— Да, наверное.

— Так что бы ты сделал? — чуть резче, чем следовало, спросил Эсмунд.

Дагоберт опустил глаза и затеребил пояс.

— Ну… пожалуй, я бы повел на него войска.

— И правильно бы сделал. Но пока мы не знаем, вправду ли Ларуа предал нас. Мы вернемся к нему позже. Снова посмотри на Вестгард.

— Хорошо, — с расторопностью слуги принц повернулся к западным землям.

— Как я уже сказал, маршал Адричи вряд ли двинется дальше в этом году. Вероятнее, он нападет весной.

— В апреле, после праздника Вознесения, — вставил Дагоберт.

— Почему ты так решил?

— Не знаю… Но все важные дела стараются начинать после Вознесения, не так ли?

— Об этом я не подумал, потому что сам всегда плевал на эту традицию. А ведь Адричи считают очень набожным, — Эсмунд стукнул костяшками по столу. — Молодец, сынок.

Дагоберт смутился и тихо спросил:

— Что дальше, отец?

— Это я хотел спросить у тебя. Ты знаешь, какие силы у нас есть и где, ты знаешь о силах кальдийцев, и мы предполагаем их намерения. Решай, как нам следует поступить.

— Ладно, я попробую, — мальчик поправил шарф и стал смотреть на карту.

Эсмунд сел и принялся за еду. Пока он завтракал, Дагоберт молчал и пялился на витраж, время от времени шевеля губами. Эсмунд заметил, что пару раз у сына начинало дергаться веко, и он долго тер его, покуда глаз не начинал слезиться.

Законник съел мягкий сыр, выпил молоко, и на подносе остались только морковный соус и кусок холодной печеной тыквы. А принц все молчал и смотрел на карту.

— Есть какие-то соображения? — спросил король.

— Ну… может, нам просто отправить все силы на запад?

— Все? Включая армию Длани?

Дагоберт пожал плечами и замолчал, снова повернувшись к карте.

— Это очень недальновидный ход. Ты забыл про угрозу восстания в Вилонии. Ты забыл про Нижний Кальдириум — мы не знаем, что там происходит. Если маршал Адричи напал на нас сверху, другой полководец или сам король Илларио могут возглавить наступление снизу.

— На Ривергард?

— Почему бы и нет. Если они перекроют Скованное море с юга, это лишит дворец поставок скота.

— Тут крепость, называется Ре-Тур, — указал Дагоберт. — Там ведь заточен Грошовый король?

— Именно.

— А вдруг кальдийцы хотят освободить его?

— Они никогда не дружили с Юмингом, но все может быть. Если они освободят короля Хьонга, кривоглазые могут вернуться к грабежам на юге. Они и сейчас их творят, проклятые собаки. Кальдийцам это на руку.

Дагоберт задумался. Он пожевал губами, а потом несмело сказал:

— А что, если войско Ривергарда само нападет на Нижний Кальдириум?

— Зачем?

— Путешественники говорят, что те земли не слишком пострадали от дождей. Может, армия захватит зерна.

— Ты любишь слушать путешественников, как твоя сестра, — улыбнулся Эсмунд. — Правильно, сын, — кивнул он и встал. — Что дальше?

— Армия Длани пускай остается здесь. Если герцог де Ларуа все-таки восстанет, он ведь нападет на Ривергард? Или двинется флотом на Кольцо Вальдара?

— Оба варианта возможны, как вместе, так и по отдельности. Или он будет сидеть в своем замке и ждать.

— Все равно — пусть армия Длани защитит столицу, если будет нужно.

— Хорошо. Дальше?

— А северяне… как поступить с ними? Пусть идут к Вестгарду.

— Думаю, да, — Эсмунд подошел ближе к витражу. — Пускай Стоунгард идет на запад. Видишь ли, я опасаюсь, что Адричи может просто проигнорировать Вестгард. Сделать перегруппировку войск, поставить обоз в середину, чтоб не бояться нападения с тыла. И пройти мимо Девятиглавой, сразу сюда.

— А что, если он решится напасть зимой? — встрепенулся Дагоберт. — Скованное море покроется льдом. Он перейдет его и вторгнется на Кольцо!

— Хм, — Эсмунд прикинул, решиться ли Адричи на такой вариант.

Если он обойдет Вестгард с юга, и не сунется на Длань, предпочтя пройти через Хросские болота… Такое возможно. Но это слишком долгий и трудный путь. Морозы, болезни и коварные незамерзающие топи унесут немало людей, прежде чем Адричи ступит на лед Скованного моря. А надо льдом всю зиму бушуют суровые метели. Обессиленные кальдийцы, быть может, и ворвутся на Кольцо Вальдара, но на Кроунгард их точно не хватит.

— Хорошо, что ты подумал об этом, сын мой. Но я сомневаюсь, что враг решится на это. Итак, что у нас? Армия Ривергарда нападет на Нижний Кальдириум, армия Длани остается на Длани, армия Стоунгарда отправится на запад.

— Надо отправить клювогорна герцогу де Ларуа.

— Может, лучше гонца? — прищурился Эсмунд.

Дагоберт ненадолго задумался, а потом покачал головой.

— Лучше клювогорна, пускай Ларуа услышит твой голос. Но пусть его доставит достойный человек, знакомый герцогу. А еще… еще, отец, я бы усилил охрану Ре-Тур. Замок ведь высоко в горах?

Законник кивнул, поглаживая бородку и не спуская с Дагоберта глаз.

— Хотя… Ни к чему усиливать охрану. Сколько человек охраняет Грошового короля?

— Двенадцать.

— Надо отправить приказ, что если вдруг на них нападут, надо тут же казнить его.

— У них есть такой приказ, — улыбнулся король.

Внезапно, он ощутил гордость за сына. Впервые, воистину впервые за всю жизнь он увидел в этом мальчике будущего мужчину и загордился им! Стоило остаться наедине, стоило немного подтолкнуть его, заставить подумать о важных вещах — и Дагоберт уже перестал казаться таким ничтожным. Все еще слабым, неуверенным, болезненным и пугливым — но уже не тем, на кого можно махнуть рукой.

— Я рад, Дагоберт, — слова нехотя ложились на язык короля, — что мы с тобой обсудили военные планы. Я не помню… не помню, сын мой, чтобы мы собирались с тобой вдвоем когда-то. После того, как погибла твоя мать…

Принц отвернулся потирая глаза. Снова задергалось веко, а может, навернулись слезы.

— Ты помнишь ту ночь, сынок?

— Нет, — еле слышно ответил Дагоберт.

— Я помню. Помню слишком хорошо, — Эсмунд тяжело вздохнул. — И я помню лицо твоей матери, когда ее вынесли наружу.

— Не надо, отец, — в голосе принца послышались слезы.

— Каким-то чудом огонь почти не тронул лицо. Все тело сгорело, кое-где до самых костей… но лицо осталось. Ты так похож на нее, Дагоберт. И чем взрослее становишься, тем сильнее.

— Я могу идти?! — воскликнул мальчик, уже не скрывая плача.

Слова, которые хотел сказать король, остались внутри. Он кивнул, и Дагоберт, шаркая ногами, быстро вышел из комнаты. Эсмунд остался один. Он вдруг ощутил ужасную усталость, и медленно присел на стул. В горле пересохло. Он заглянул в пустой кувшин из-под молока и кликнул слуг.

— Воды, — попросил он.

* * *

— Скорее воды!

Слуги с ведрами носились туда-сюда, пытаясь потушить пожар. Огонь ревел, вырываясь из двери и окон, словно из ран. Черный дым затягивал звездное небо, хлопья копоти ложились на стеклянный потолок.

Зеркальный сад был полон людей и отражений пылающей Башни клятвы. Эсмунд ринулся было в стихию, но его удержали Щиты.

— Воды! — вопил король. — Скорее! Воды и песка!

Вода и песок. Море Энариона, в котором они с Мариэль когда-то купались вместе. Давным-давно, когда у них еще не было детей, когда они только полюбили друг друга. Теперь от воды и песка зависела ее жизнь.

— Скорее!

Люди сражались с огнем, как будто с чудовищем — и выходили из битвы ранеными, обожженными, рыдая и кашляя от дыма. Долго, уже слишком долго они не могли пробиться внутрь. Казалось, что пламя наполнило Башню клятвы вместо воздуха — и выжить в этом пекле можно было только чудом.

Инквизитор Хейс обвинил королеву в ереси. Гневу Эсмунда не было предела, но он не мог противиться допросу, который продолжался уже более трех недель. Если инквизитор назвал кого-то еретиком, даже сам король не в силах помешать ему выяснить правду. Ричард запер Мариэль в Башне клятвы, и только малолетнему Дагоберту позволял навещать ее.

«Если Железная инквизиция найдет ее величество виновной, я обещаю, что мы предадим ее огню, а не земле», — сказал инквизитор Хейс.

И вот теперь — случился пожар.

Эсмунд стоял, окруженный Щитами, напряженный сильнее, чем когда-либо перед битвой. В голове звенела пустота, глаза были не в силах оторваться от входа в башню. Сердце колотилось прямо у сжатого горла, а кулаки он стискивал так сильно, что острая боль пронзала кисти.

Сквозь дым и огонь наружу вырвался человек. Остатки одежды на нем горели, вместо плоти — красно-черное месиво. Он держал в руках алый сверток, который надрывался от крика. Щиты подбежали и приняли сверток, а человек замертво рухнул на землю.

— Ваше величество, это принц!

Трехлетний Дагоберт без перерыва кричал. Эсмунд прижал сына к себе и взглянул на башню — но больше никто не выбежал из двери.

— Кто спас его? Кто это?!

И только спросив, Эсмунд понял. Алая ткань, в которую замотан принц, это инквизиторский плащ.

— Где королева?! Где моя жена?!

Но Ричард Хейс, которого тогда еще не называли Фениксом, был тих и недвижим. Его обезображенное тело дымилось. Лекари бросились к нему на помощь и одновременно забрали Дагоберта из рук короля. Принц не хотел отпускать отца, и обгоревшие пальцы пришлось отрывать силой.

— Она сгорела! — неистово кричал король, забыв про сына. — Сгорела, как ты и хотел, инквизитор!

И тут внезапно рухнула крыша башни. Дымное полотно стало небом, а искры — стремительно гаснущими звездами. И Эсмунд заплакал, бессильно рухнув на четвереньки. Ибо даже теперь, одиннадцать лет спустя, он был готов поклясться, что в рисунке искр увидел черты Мариэль; это ее душа отправилась к Господу.

Обугленное тело отыскали под обломками на следующий день. Эсмунд взглянул на него только раз, чтобы убедиться. Он не хотел запоминать любимую такой… и все же запомнил. И вспоминал каждый раз, глядя на Дагоберта. Это воскрешало в его сердце непереносимую боль, так что Эсмунд перестал видеться с сыном и поручил воспитание недавно прибывшему посланнику Святого Престола, кардиналу Джерио эль Лекко.

Несколько месяцев спустя в Светлый зал вошел высокий человек в алом плаще и с железной маской на лице. Он встал на колено и попросил у короля прощения за то, что не смог спасти королеву.

— Прочь из дворца! — вскричал Эсмунд. — Прочь, и не смей возвращаться! Если твоя нога ступит на землю столицы, клянусь, я в тот же день закончу то, что начал пожар! Убирайся!

Ричард медленно поднялся и посмотрел на короля сквозь прорези в маске. Оплавленное веко сделало один его глаз меньше.

— Я прошу лишь об одном, мой король. Позвольте попрощаться с принцем.

— Только то, что ты спас его, сохранило тебе жизнь, — дрожащим от гнева голосом сказал Законник. — Не искушай судьбу. Прочь!

Феникс ушел, и это был последний раз, когда Эсмунд видел его.

Если не считать кошмаров, где Мариэль умирала снова и снова. Но со временем исчезли и они. Остались только память и вечная боль, которую ни слова, ни время не могли излечить.

Иногда по ночам, если не мог уснуть, Эсмунд позволял себе думать о том, как воссоединится с любимой. После смерти, если Господь примет его как сына и оставит в Небесном доме, они снова будут вместе.

Так было и сегодня. Законник проснулся среди ночи и первое, о чем он подумал, была Мариэль, ждущая его на небесах.

Он поднялся, негромко охая от боли в спине. Когда он разогнул ноги и встал, колени болезненно щелкнули. Эсмунд подошел к окну и раздвинул шторы. Небесный дом ярко сиял сквозь прореху в дремлющих облаках.

«Ты ждешь меня, любимая? Подожди еще немного. У меня есть долг перед этим миром, перед страной… Нельзя оставить все так. Я устал, моя дорогая, я измучен, но я должен закончить. Даже в чертогах Господних мне будет не по себе, если я брошу всё на половине пути.

Скоро мы увидимся. Мы ждали одиннадцать лет, можем подождать еще немного. Впереди у нас будет вечность. И если за мои грехи Господь отправит меня в Небытие, быть может, Он позволит нам увидеться напоследок».

Ничего не случилось, но Эсмунду показалось, будто он ощутил невесомое прикосновение на сухой щеке — словно мимолетный поцелуй. Он тронул щеку пальцами и ощутил тепло.

«Мариэль».

Законник лег обратно в кровать и уснул один, но чувствуя рядом тепло живой любви.

Глава пятая: Друзья и наставники

I

Дэнтон очнулся в шепчущей пустоте. Непонятные голоса звучали, заплетаясь друг в друге. Дэн висел посреди темноты, словно стал последней звездой в потухшем небе.

Черное лицо, покрытое корками, склонилось над ним. Алели мокрые язвы, и белые черви переползали из одной в другую по темной коже. Два металлических глаза — золотой и серебряный — уставились на Дэнтона.

К горлу подкатила кислая тошнота.

Человек положил тяжелую руку ему на лоб и что-то сказал на неизвестном языке. Слова его грянули, будто гром, и Дэн упал обратно во тьму.

Высокий человек кутался в плащ из огня. Пламя пожирало его, но он молчал, пока дым, будто черный туман, не покрыл все вокруг. Огонь утих, и человек остался стоять серой фигурой. Из груди его вырвался огромный черный пес, а фигура рассыпалась пеплом. Пес обнажил клыки, и рык его разогнал повисший туман.

Дэнтон шел по пересохшему руслу реки, неся покрытый шипами железный обруч. На высоких берегах стояли мертвецы, и кланялись, когда он проходил.

В конце его встретил старик с лицом, покрытым серебряной краской. Он взял его руки в свои и сжал. Шипы железного венца погрузились в плоть, и Дэнтон стиснул зубы, терпя боль, а старик улыбнулся ему.

За спиной нарастал рокот. Дэн повернулся. По руслу мчался поток алой крови, заполняя мертвую реку до берегов. Впереди потока несся человек на красном жеребце.

Старик рядом с Дэном заплакал, краска потекла у него по лицу и стала расплавленным металлом. В коже пролегли дымящиеся борозды, старик упал и исчез, осталась только его тень.

Красный конь грудью сшиб Дэнтона с ног, и он упал на землю, все еще сжимая железный венец.

Темное небо обернулось закопченными досками.

Где он? Жив или мертв? Сколько ему лет?

Дэнтон приоткрыл глаза. Черный человек улыбнулся ему. Из язвы на внутренней стороне губы выполз червь и перебрался в язву под золотым глазом.

— Ты жив. Спи.

Черный человек сложил пальцы в странные фигуры и произнес короткую фразу. Дэнтон снова исчез.

Среди темноты вдруг распахнулось крохотное оконце, и из него прозвучал знакомый голос:

«Мощи мироточат. Это хороший знак, госпожа».

Мертвые не плачут, захотелось ответить Дэну. Но потом он подумал, что эта фраза не имеет никакого смысла.

Темноволосая женщина протянула к нему руки, а Дэн опустил на них меч. Руки исчезли, и вместо них появились новые, но на бледной коже остались грубые шрамы. Дэнтон отбросил меч и бросился к женщине в объятия. Он попытался прижать ее к себе, но что-то помешало. Дэн опустил глаза и увидел младенца, сделанного из камня. Он хотел коснуться его, но трещины перекосили крохотное личико, и ребенок рассыпался на части. Тогда они с женщиной обнялись, и ее тепло согрело Дэнтона.

Дождь барабанил по крышке гроба. Дэн был не в силах пошевелиться, чтобы сдвинуть ее. Тогда он попытался крикнуть, но издал лишь стон, который не услышал и сам. Кто-то приоткрыл гроб, будто сбросил одеяло, и Дэнтон увидел мужчину с серыми усами. Стояла ночь, и вместо луны в небе висела железная баранья голова.

— Чертоги небесные! — воскликнул мужчина. — Кэсси!

А Моллард снова провалился во тьму.

— Ты не умрешь. Не такая судьба уготована тебе.

Дэн с трудом разлепил пересохшие губы:

— Ты знаешь мою судьбу?

— Я в нее верю, — ответил черный человек и возложил ладони ему на лицо.

Дэнтон очнулся в темноте, но теперь все было иначе. Вокруг медленно появлялись очертания стен и мебели. Шепот обернулся потрескиванием огня. Тело вернулось — безвольное, застывшее. Моллард хотел подняться, но жуткая боль внутри головы не дала и попробовать. Дэн услышал собственное сердце. Оно забилось чаще, конечности зажгло и защипало, когда кровь устремилась в них. Дэн повернулся.

В зарешеченном окне виднелись облака. На стекле застыли белые узоры, и шел снег.

Где он? Жив или мертв?

Дэн опять пропал в забытье.

Гремела битва. Мужчины убивали друг друга, топтались на телах и падали среди них, пронзенные мечом или стрелой.

А рядом, за редким лесом, молодая женщина пыталась разродиться. Кровь текла у нее по бедрам, и рядом на носилках лежал мертвец, укрытый саваном.

Ее одинокое сражение закончилось одновременно со сражением мужчин. Победители вскричали, вздымая оружие, и закричал новорожденный младенец.

Дэнтон распахнул глаза и громко вдохнул, словно вынырнул из омута. Легкие защемило. Сознание и память ворвались в затуманенную голову, а вместе с ними — свирепая боль.

От крика инквизитора проснулся весь Альдеринг.

II

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Ривергарда и всех его земель, Робина Гидельбурга.

Великий государь! Ах, как славно было получить от вас приказ о выступлении! Я с превеликим трудом настроил людей на долгий путь до Вестгарда. А получив ваш новый приказ, все мы несказанно возрадовались.

Уже весьма скоро мы принесли пламя и меч на кальдийские земли. Мы не встречаем сопротивления и захватываем богатую добычу, мой король, как вы и предсказывали. Нижний Кальдириум в этом году собрал богатый урожай, особенно в сравнении с нашим. Часть добычи я уже отправил в Ривергард, откуда вашему величеству отправят корабль.

Случилась лишь одна кровопролитная схватка — захват Ацьены, торгового города на пересечении трех рек. Тамошняя гвардия использовала невиданные ранее длинные луки. Они настолько мощны, что способны пробивать рыцарские латы с пятидесяти шагов, а кольчуги — с двухсот или даже более. Лучники стреляют быстро и метко, и хотя их было немного и стены мы взяли быстро, погибло не менее ста пехотинцев и восемь рыцарей, мой король. Каждому стрелку, взятому в плен, я приказал отрезать пальцы, чтобы они вовеки не смогли натянуть тетиву. Страшно представить, что бы сделали несколько тысяч таких лучников на поле боя. Подумайте об этом, государь, ведь у маршала Адричи обязательно будут такие луки.

Если не считать сего инцидента, нам сопутствует успех. Мы пробудем в походе до конца октября.

Храни вас Бог, государь.

Робин Гидельбург, герцог Ривергарда и всех его земель. Писано лично 12 октября 948 года от Вознесения, приложена личная печать».

«Ваше величество!

С прискорбием сообщаю, что моими людьми было найдено тело сира Вейса, верного вам рыцаря. Его ужасно изувечили, так что лицо невозможно было узнать, но мои люди отыскали неподалеку полу-сгоревшее знамя. Судя по всему, он стал жертвой разбойников или свинаров, которые, несмотря на победу инквизитора Молларда, все еще бесчинствуют в Лотарии.

Его нашли на обочине зеленой миреданской дороги. Вероятно, он направялся с посланием в Вилонию. Я слышал, что герцог де Ларуа игнорирует ваши письма. Если позволите, мой король, я считаю это возмутительным, но от лица всей знати востока умоляю вас проявить терпение, и не начинать внутреннюю войну, покуда идет война с кальдийцами на западе и с мором в Дримгарде.

Я навещал ее величество Алину в Альдеринге, и хочу передать, что она прекрасно держится, несмотря на пережитые кошмары и непривычные тяготы. Только благодаря ее целительному дару многие солдаты и сам инквизитор выжили после сражения в Баргезаре. Храни ее Господь, и храни Он вас за это чудо, подаренное америйскому народу.

С превеликим уважением, граф Эллис Бальдер, ваш верный вассал».

Передано королевскому двору гонцом с подписью в учетной книге. Принял королевский писец Реон.

«Единственному королю Америи Эсмунду Теаргону, первому в своей династии.

От всей души приветствую вас, друг мой! Пишет вам Феолипп Десятый, король Энариона. Сим посланием я желаю выразить свое восхищение вашим упорством. Я прекрасно помню, как вы гостили в моем дворце много лет назад, и еще тогда говорили, что намерены перенести Святой Престол в Америю. Теперь, наконец, вы сделали первый серьезный шаг к этой цели. Предполагаю, что король Илларио не был счастлив, и, вероятно, Кальдириум пойдет на вас войной, а может, и уже пошел. Не огорчайтесь из-за этого, любезный друг. Вам стоило давным-давно самому напасть на этих сластолюбцев, как только Илларио впервые выразил свои претензии на ваш трон. Как говорят в Энарионе, couronne seulement un — корона только одна, и принадлежит она вам.

Хочу заверить вас, что мои войска, несмотря на сложности внутри страны, всегда готовы прийти к вам на помощь. Наш флот способен достигнуть южных берегов Кальдириума самое большее за месяц. Наши знаменитые копейные полки только ждут приказа, и готовы выступить в любой день. Вы помните, какую помощь наши корабли, и особенно десант Жемчужной гвардии оказали вам в войне на Сером берегу? Сколько лет прошло, а Юминг до сих пор не оправился от поражения, нанесенного нами!

Хотелось бы снова стать молодыми и отправиться в бой, не правда ли? Помните, как мы встретились среди битвы при Ций-Нэ и обнялись, покрытые кровью врагов? Но увы, наше время подходит, любезный Эсмунд! Годы берут свое, и каждый раз засыпая, я готовлю себя к тому, что могу не проснуться. Уж ни вино, ни женщины, ни схватка не распаляют огня в моем сердце. Пламя ушло, я тлею, и скоро погасну.

Нам стоит задуматься о наших наследниках, друг. С тех пор, как мой младший сын Леонар побывал у вас в гостях, он постоянно вспоминает вашу дочь, прекрасную Алину Америйскую. В его устах она поистине дар Божий. Я предлагаю вам, дражайший друг, объединить наши дома. Как я слышал, Алину называют новой Белой королевой, а она, как вы помните, взяла в мужья энарийского принца, и их совместное правление осчастливило Америю. Почему бы нам не попытаться повторить эти золотые годы? Наши страны — давние союзники, и я не вижу никаких причин не укреплять эту связь еще больше.

Подумайте об этом, любезный Эсмунд, и напишите мне ответ как можно скорее. Наказываю вам проявить стойкость и мудрость в большой войне. Не сомневайтесь, друг мой, вместе мы выдержим любые бури.

Его величество Феолипп Гаспар Жатье де Роберин, именуемый Феоллипом Десятым, единственный король Энариона и всех его земель и морей.

Писано 13 октября 948 года от Вознесения Господня».

«Его величеству королю Энариона и всех его земель и морей, Феолиппу Десятому, от его величества короля всей Америи, Эсмунда Первого из рода Теаргонов.

Любезный друг! Я был счастлив получить ваше письмо. Вы не поверите, как приятно осознавать, что в этом мире у меня еще остались друзья, готовые предложить помощь. Я часто вспоминаю, как мы гостили у вас с Мариэль, храни Господь ее душу. Ваше теплое летнее море до сих дней снится мне, как и ваш прекрасный дворец.

Увы, мои вассалы не столь верны, как вы, дорогой Феолипп. Многие отказались явиться на зов, а на востоке, как вы знаете, бушует черная лихорадка. Моя дочь-принцесса отправилась туда. Посему я не спешу отвечать согласием на ваше любезное предложение. В Америи принято, чтобы король или королева самостоятельно выбирали супругов. Я бы предпочел, чтоб Алина последовала этой мудрой традиции.

Однако ж, я не вижу ни одного достойного кандидата в Америи, и клятвенно обещаю, что постараюсь убедить ее в исключительности вашего предложения. Один из ваших сыновей наверняка бы стал отличной партией.

Что касается военной помощи, которую вы предложили — я был бы счастлив принять ее. Объединенный Кальдириум силен, и боюсь, нам предстоит понести тяжелые потери. Ваш флот, и ваши доблестные воины оказали бы нам серьезную поддержку. Если на то есть ваша воля, отправляйте их как можно скорее. В Нижний Кальдириум вторглась армия Ривергарда, и я полагаю, что лучшим местом для атаки стал бы Средний Кальдириум. Вероятно, все его силы отведены к Вестгарду, так что ваша атака стала бы неожиданной и сокрушительной. Недалеко от побережья находиться Ск’яльца — богатый город, где ваши солдаты могли бы захватить славную добычу. С этим письмом я посылаю вам подробную карту кальдийского побережья.

Наше время и правда на подходе, друг мой… Как я хотел бы увидеть вас напоследок, вспомнить старые времена и обсудить прошедшую жизнь. Я буду уповать на то, что мы встретимся в Небесном доме, и там же увидим наших Раймонду и Мариэль. Только вы один, дорогой Феолипп, и понимаете, как тяжело нести корону в одиночку, без поддержки любимой супруги.

Храни вас Бог, мой старый друг, и да дарует Он вам еще долгие годы счастливой жизни.

Его величество король всей Америи Эсмунд Первый из рода Теаргонов. Записано со слов короля 21 ноября 948 года от Вознесения, приложена королевская печать, подписано лично».

III

Январь 949 года от Вознесения

2944 год миреданского календаря

Лотария, герцогство Альдеринг

Казалось, эти муки никогда не кончатся.

Невыносимо длинные дни сменяли бесконечные ночи, во время которых Моллард думал о том, что хотел бы вернуться в забытье. Забытые видения по-прежнему внушали тревогу и даже ужас. Но в них он хотя бы не чувствовал боли.

Она давила изнутри, словно пытаясь вырваться, и завершить то, что начала булава свинара. Лекари сказали, что трещина срослась и опухоль спадает, но Дэну казалось, будто она все время становится больше.

Он ни разу не поднялся с тех пор, как очнулся. Первая же попытка обернулась тем, что он оказался на полу без сознания. Так же закончились остальные три, пока Кассандра со слезами не упросила его лежать. Она бы не отходила от его постели, но по непонятным для самого Дэнтона причинам ему было противно ее присутствие. Как и чье-либо другое. Принцесса Алина много раз порывалась осмотреть его рану, но Дэн запретил стражам впускать ее. Сегодня Лавеллет начал по этому поводу ссору, но тут вмешался Эллис.

— Согласно Хартии людских свобод, знатный человек имеет право на уединение. Церковный титул инквизитора считается равным графскому.

— Это оскорбление! — кричал Эльтон.

— Оскорблением будет врываться в комнату тяжелого больного, — холодно ответил Эллис.

— Но я желаю помочь! — воскликнула Алина.

Дэнтон поморщился.

«Хватит с меня твоей помощи. Пожалуйста, Эллис, уведи их».

— Простите, ваше высочество. Я прекрасно понимаю вас. Но инквизитором занимаются мои лекари, вы можете не беспокоиться. Брат Кослоу прислал письмо — мощи до сих пор мироточат. Они собрали немного миро и отправили нам. Святой Джерри, а с ним и Господь, даровали Дэнтону жизнь.

Слова затихли, и Моллард вздохнул с облегчением. Бальдер будто услышал его мысли и увел Алину и Эльтона от комнаты.

За окном тихо шел полуденный снег. Фыркали лошади, стрелы с характерным звуком вонзались в мишени. Звенело железо. Над всем этим гудел Брон. Он собрал с окрестных деревень почти сотню молодых мужчин, еще пятьдесят прислал граф Линед из западной Лотарии. Правда, эти оказались мальчишками не старше тринадцати. Похоже, Линед просто отдал инквизиции лишние рты. Урожай в этом году был еще скуднее, чем в прошлом. Люди не могли накормить скотину и голодали сами.

Хорошо, что запасы Альдеринга были велики. В замке никто не голодал, и новобранцы, наверное, благодарили Бога, что попали в инквизицию. Хотя Брон не щадил их с рассвета до заката.

Дэнтон был рад, что рыцарь ответственно подошел к делу. И одновременно это вселяло беспокойство. Солдаты, особенно новенькие, будут видеть в нем лидера. Инквизитор Моллард для них — призрак, восставший из могилы. Что, если они слишком привыкнут подчиняться Брону?

С этим нужно что-то делать. Но думать об этом было столь же больно, как и о всем другом. Пока что Дэнтон был не в силах что-либо решать.

Он потянулся и достал из-под подушки монету. Большую, размером с ладонь, созданную из двух металлов. На серебре была отчеканена молния, бьющая снизу вверх, на золоте — грифон. Символ Просветителя и древний герб лотарских королей. Герб Моллардов — рода, который можно считать угасшим. Инквизиторам нельзя иметь детей.

В дверь тихонько постучали.

— Дэнтон, это я, — раздался голос Эллиса.

— Войди.

Граф Бальдер приоткрыл дверь и оказался внутри. На нем был подбитый мехом дублет, по полу волочился тяжелый плащ. Круглое лицо Эллиса раскраснелось от холода. Граф располнел с тех пор, как они виделись два года назад.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как еретик в темницах Низарета. В чем я должен покаяться, чтобы эта боль прошла?

— Тебе лучше знать, — ухмыльнулся Эллис и придвинул табурет к кровати Дэнтона. — Воды?

— Хочется мяса, но желудок не принимает. В последний раз меня рвало, как пьяницу.

— Ты сравниваешь себя то с еретиками, то с пьяницами. Что с тобой, Дэн, ты себя разлюбил?

— Я стал реальнее смотреть на вещи. Ты знал, что инквизитора тоже можно убить?

— Только дремучие крестьяне считают вас бессмертными послами небес.

— До сей поры я думал, что смерть далеко от меня, — Дэнтон закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Она подошла вплотную, но ты обманул ее.

— Не знаю, я ли это был. В прошлый раз меня исцелил колдун, — Дэн открыл глаза и посмотрел на Эллиса. — Теперь — святой. Означает ли это что-нибудь?

— Богословская задача, — покачал головой Бальдер. — Спроси лучше Кослоу или напиши в Низарет.

— Я хотел бы увидеть Кослоу, — Дэн сглотнул. — И возблагодарить святого Джерри. Как только смогу, я первым делом отправлюсь в монастырь.

— Они пришлют тебе миро.

— Я слышал.

Эллис кивнул и закинул ногу на ногу. Задумчиво посмотрел в окно, теребя козлиную бородку.

— Твой сир Раддерфорд усердно взялся за обязанности.

— Он опытный рыцарь.

— Говорят, он хотел бы стать инквизитором.

— А я хотел бы стать тучей и сражать грешников праведной молнией. Что с того?

Эллис рассмеялся.

— А я хотел бы быть облаком. Мягким и безмятежным. Плыл бы себе по небу, радуясь солнцу.

— Всякое облако когда-нибудь становится тучей.

— Или развевается ветром, — Эллис вздохнул. — Грустно мы закончили нашу шутку.

— Да уж, — Дэнтон снова закрыл глаза. Боль давила на них изнутри.

— Как ты думаешь, новые люди будут тебе верны?

— У них нет выбора.

— Выбор есть всегда, — Дэн услышал, как Эллис встал и подошел к окну. — Так ты отправишься на север, когда придешь в себя?

— Да. Ересь не ждет.

— Безусловно. Доходят слухи, что Церковь возрождения обрела невиданную мощь. Они подчинили себе весь Рейнвиль. Я давно уже не видел торговцев оттуда — с прошлой весны.

— Я разберусь с ними.

Солнце вышло из-за облаков и заглянуло в окно. Дэнтон положил на веки ладонь.

— Тебе нужно больше, чем эта малышня, — сказал Эллис. — Чтобы сделать, что должно.

— У меня осталась сотня после Баргезара. Они настоящие воины. И я попросил подкрепления у архиепископа Симона.

— И все равно, — Бальдер сел обратно на стул и положил руку на плечо Дэна. — Я хочу, чтоб были люди, верные лично тебе. Сорок всадников будет довольно?

— У тебя есть лишние люди? — Моллард отнял руку от глаз.

Эллис улыбнулся во весь рот.

— Мощь Старого Утеса возросла с тех пор, как ты был здесь в последний раз.

— Ты собираешь армию? Зачем?

— Времена нынче смутные, Дэнтон. Теперь король зовет на войну. Я не пошел, как и многие. Дождусь весны.

— Отправишься на запад?

— Вряд ли.

— Ты не ценишь свою присягу.

— Я дурной вассал, — подмигнул Эллис. — Но верный друг. Остаюсь им даже, когда меня обманывают.

— Нет, — Дэнтон отвернулся. — Не начинай.

— Что? Тебе не нравится вспоминать наш уютный заговор?

— В том не было ничего приятного.

— Разве не приятно было смотреть, как умирает убийца твоей матери?

Ни единый мускул не дрогнул на лице Эллиса, когда он говорил это.

— Почему ты так спокоен? Он ведь был твоим отцом.

— Он предал доверие графа Алексиса и твое, — буркнул Бальдер. — Мы сделали, что должно. Если бы ты не написал отречение, он бы убил и тебя… Но до Сарисы так и не смог добраться. Разве можно так отчаянно хотеть власти, которая тебе не принадлежит? Это мерзко.

Дэн снова закрыл глаза.

— Дэнтон, мой дорогой!

— Дядя Ловер, — учтиво поклонился Моллард и позволил обнять себя. Руки сами сжались в кулаки.

— Садись же! Дела инквизиции привели тебя в мое графство? Неужто где-то здесь ересь?

Ловер Бальдер постарел и обрюзг. У него отросло брюхо и седая борода, лицо покрыли старческие пятна. В руке блестела привычная трость.

— А где же Эллис? Он знает, что ты приехал?

— Мы уже виделись, дядя Ловер. Он скоро придет.

— Отлично! — граф похлопал Дэна по плечу. — Я прикажу подать вина, выпьем за встречу!

— Не стоит, милорд. Я привез вино специально для вас, — Дэнтон достал из сумки бутылку. — У вас есть кубки?

— Конечно, дорогой, конечно!

Дэн наполнил два кубка и протянул один графу.

— За встречу.

— За встречу! — поднял кубок Бальдер и сделал большой глоток, а потом еще один и почмокал. — Странный привкус. Что это за вино?

Дэн отставил кубок и сложил руки у подбородка.

— Почему ты не пьешь? — спросил старый граф, и лицо его стало краснеть. — Ты…

Он вскочил, роняя кубок. В огромных глазах застыл ужас. На щеках и шее распускались алые пятна, Ловер не мог вдохнуть. Рука отпустила трость, и та упала на пол, жалобно звякнув. Бальдер подломился и рухнул следом.

Дэнтон сидел, вонзая ногти в ладони, и смотрел. Затем он встал, разломил трость графа о колено и бросил в камин. Золотая выпь расплавилась и потекла по углям.

— Да, мы сделали, что должно, — сказал Дэн. — И ты, и я. Лишь Сариса пострадала ни за что.

— Господь свидетель, она совершила много грехов. И если бы она не умерла, ты не смог бы отдать Альдеринг инквизиции, — Эллис мягко улыбнулся. — Эти земли — главная причина, почему ты получил алый плащ. Не каждый рыцарь дарит своему ордену целое герцогство.

— Я стал инквизитором не поэтому, — Дэнтон потянулся и с помощью Эллиса взял стакан. Снег за окном усилился.

— Конечно, у тебя много достоинств. Но думаю, в Низарете оценили твой вклад.

Моллард выпил немного воды.

— Не оставишь меня, Эллис? Я попробую уснуть.

— Конечно, набирайся сил.

— Я столько проспал, но сил отнюдь не прибавилось.

Когда Бальдер вышел, Дэн швырнул стакан в стену, и тот разлетелся на маленькие глиняные осколки. Зачем Эллис постоянно вспоминает это?

Семь лет назад он сообщил Дэнтону ужасную правду — это Ловер Бальдер отравил его мать, ибо желал добраться до титула герцога. Первой мыслью Дэна было ворваться в Старый Утес с мечом, но Эллис отговорил его. Он придумал план поизящнее.

Они отравят Ловера. Казнят Сарису. Дэнтон покинет инквизицию, они станут друзьями-феодалами и возвеличат Лотарию. Чуть позже Дэн решил иначе, но не сказал об этом Эллису.

Власть герцога зажата со всех сторон. Королевские законы, вассалы с их распрями, голодные крестьяне — все это ложится на плечи герцога. Но если ты инквизитор и служишь Богу, а не собственному титулу, власть твоя становится незыблема. И кто угодно будет обязан раскрыть перед тобой двери, лишь увидит алый плащ. А тот, кто не откроет — будет обречен на погибель души.

«Что за испытания готовишь ты мне, Господи? — молился про себя Дэнтон, глядя на каменный потолок. — Куда ведет меня воля Твоя? Ты позволил нам, ученикам Твоим, самим вершить поступки и выбирать судьбу. Правильно ли выбирал я, Господи? Дашь ли мне сил выбрать верно в будущем? Чудо Твое оживило меня, так значит, что-то есть впереди? Дай мне знак, прошу Тебя, когда настанет время».

После молитвы Моллард заснул. Впервые этой зимой он проспал несколько часов, почти не чувствуя боли.

IV

«Его величеству королю всей Америи Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Вестгарда и всех его земель Вигтора Фрамма.

Милостивый государь мой! От всей души приветствую вас. Как ваше здравие? Надеюсь, что беспокоиться не о чем. Спешу сообщить, что войска Стоунгарда достигли нас и мы встретили их, как братьев. Кальдийцы по-прежнему находятся в захваченном Созвездии, и теперь уже совершенно ясно, что они не двинутся в наступление до весны. Тем сильнее мы рады вашему решению прислать столь внушительную подмогу. Теперь, когда маршал Адричи решится напасть на Вестгард, мы дадим ему достойный отпор.

Серьезной проблемой остается голод. В осаде мы продержимся не дольше нескольких месяцев. Осенью отряды кальдийцев разграбили все окрестные деревни — наши отряды мешали им, как могли, но многие амбары все же были опустошены, а их содержимое отправилось к врагам. Запасы Вестгарда уже не так велики, как раньше.

Я слышал об успехах наших войск на юге. Быть может, герцог Гидельбург соизволит прислать нам немного захваченного пропитания. Осада неизбежна, и нам нужна еда.

Я слышал также, что герцог Вилонии по-прежнему не отвечает на ваши послания. Боюсь, государь, что случилось страшное, и Кристан де Ларуа решился на очередной мятеж. Это будет тринадцатый в истории Вилонии, и второй, подавленный вами — ибо я не сомневаюсь, что ваше величество расправиться с бунтовщиками надлежащим образом.

Мой звездочет утверждает, что Годы гроз, наконец, прошли, и весна будет теплой. О том же говорят и народные предсказания. Так что я опасаюсь, мой король, что Адричи может отправиться не в апреле, а гораздо раньше. Быть может, к Вознесению он уже надеется взять Вестгард.

Мы будем храбро биться, государь, и обещаем не сдаваться, покуда не достигнем победы или пока последний из нас не падет мертвым. Просим о помощи вашего величества в этом неравном бою, надеемся на вас и уповаем.

Молюсь за вас и вашу семью, мой король, и, пользуясь случаем, клянусь в своей вечной верности Америи и вашему достойному роду.

Вигтор Фрамм, герцог Вестгарда и всех его земель. Писано лично, 14 января 949 года от Вознесения, приложена личная печать и печать герцогства».

«Узурпатору америйского трона Эсмунду Теаргону от Илларио Марцетти, именуемого Пятым, владыки объединенного Кальдириума и истинного короля Америи.

Дражайший оппонент наш! От своих доносчиков мы слышали, что вы находитесь в добром здравии, так что опустим этикет. Судя по всему, Господь не призывает вас на суд, поскольку желает, чтобы вы лично увидели, как захваченная вами корона перейдет в руки истинного наследника Аветов.

Хотим процитировать для вас Просвещение, возлюбленный недруг наш. В стихе 42:12 Пятого Откровения сказано, что «всякий, устремленный против воли Божьей, встретит лишь препятствия на темном пути своем». А стих 13:10 Второго Откровения гласит: «Кровь, пролитая во имя греха, вернется кровью [к грешнику и всему роду его]».

Эти цитаты мы привели к тому, что в декабре коллегия Первого Града поднимала вопрос об анафеме в отношении вас и вашего двора, но пока не пришла к единому мнению. Вы совершили ужасный грех — впервые за века Святой престол стоит пустым уже долгие месяцы. Люди плачут у останков Просветителя, и страстно молятся о свободе Великого Наместника. Мы слышали, что и в столице Америи, подле узурпированного вами трона, сильны подобные настроения. Рано или поздно Господь услышит людские молитвы, и поверьте, гнев Его будет страшен — так утверждает каждый служитель Первого Храма.

Сим снова убеждаем вас в тщетности сопротивления. Господь, безусловно, на нашей стороне, а на вас Он смотрит с презрением. Это подтверждает чудо, которое случилось в Первом Храме, когда мы вошли в него. Из тела Божьего раздался звон чудесной красоты, который слышали сотни людей, и молния ударила в шпиль среди ясного неба.

Смеете ли вы оспаривать волю Господню!

Так или иначе, мы займем америйский престол. Незачем устилать нашу дорогу телами невинных людей. Этот грех ляжет на вас и ваших детей, и на детей ваших детей. Вы будете отлучены от истинной церкви, и души рода Теаргонов будут обречены на гибель в Небытие. Подумайте, недруг наш, стоит ли неправедная власть такой цены.

Молимся о вашем благоразумии и надеемся на скорый смиренный ответ.

Его величество Илларио Пятый, владыка объединенного Кальдириума и истинный король Америи. Подписано 23 января 949 года от Вознесения, приложена королевская печать».

V

Лотария, герцогство Альдеринг

Шаги давались тяжело. Дэнтон чувствовал себя то ли ребенком, который учится ходить, то ли стариком, который ходить уже разучился. Шагать увереннее ни помогали ни трость, ни рука Кассандры.

— Еще немного, Дэнтон, — шептала она. — Потерпи.

— Хватит меня жалеть.

— Я не жалею, я…

— Хватит!

Он опустил ногу на ступеньку и едва не полетел по лестнице вниз. Кассандра схватила его поперек живота.

— Отпусти!

Он оттолкнул ее и сам сделал следующий неуверенный шаг. Перед ним было ступенек двадцать. И нужно было лишь спуститься, а не подняться. Кто бы мог подумать, что лестница окажется таким суровым испытанием.

— А если упадешь, то позволишь поднять? Или будешь корячиться сам?

Дэнтон гневно посмотрел на Кассандру. Ее глаза стали такими же черными, как растрепанные волосы. Она смотрела на него со смесью злости и жалости.

— Я не упаду, — бросил он.

— Уверен?

— Можешь посмотреть. Нет нужды поддерживать меня, как мать дитя.

Кассандра вспыхнула:

— Что злит тебя больше, Дэнтон? Твое бессилие? Или что тебе помогает женщина? Или то, что тебе помогаю я?!

Она взмахнула руками, как будто что-то отбросила, и помчалась прочь по коридору. Ее шаги удалились вместе с эхом, и только тогда Дэнтон позволил себе с яростью сломать трость о стену.

Он сам не понимал, почему злится. Он не стыдился своей немощи ни перед кем другим, кроме нее.

Дэн стоял на второй ступеньке, пытаясь унять гнев — от него разболелась голова.

— Инквизитор?

Дэнтон обернулся. Перед ним стоял молодой солдат с волосами и бородкой цвета соломы. На висках его белела седина, несмелая улыбка играла на потрескавшихся губах.

— Зачем ты здесь?

— Рыцарь Кассандра послала меня. Что с вашей тростью, инквизитор?

— Сломалась, — бросил Дэн. — Как тебя зовут?

— Я Рексен. Вы не помните меня?

Дэнтон пригляделся. После того, как он услышал имя, зеленые глаза и голос юноши показались знакомыми.

— Это ты был рядом со мной в Баргезаре?

— Да, инквизитор, до последнего.

— Не помню этой седины.

— Появилась после битвы, — солдат опустил глаза.

Дэнтон кивнул.

— Я рад, что ты выжил. Дай свое плечо.

Моллард оперся на Рексена и они медленно пошли вниз.

— Как твои раны, солдат?

— Тот свинар переломал мне ребра, но они уже срослись. Остальное царапины.

— Со мной все хуже, как видишь.

— Вы остались в живых, инквизитор. Это главное. Тело восстановится.

Дэнтон угрюмо кивнул, и они продолжили спуск.

Двор пустовал, только дрожащий от мороза поваренок крутил ворот колодца. Начинало темнеть, на сизом небе появились первые звезды. Дэнтон отпустил плечо Рексена и сделал несколько шагов по утоптанному снегу. Холод вцепился в тело, будто зверь, но в тоже время дал почувствовать себя живым.

Изо рта вырывался пар. Дэн осмотрел истыканные мишени и растрепанные манекены. На одной из соломенных голов сидела сорока.

— Холодно сегодня, — буркнул Рексен, растирая руки. Он был без плаща, в одном стеганом кафтане и штанах.

— Иди внутрь, не мерзни.

— Я подожду с вами, инквизитор.

Дэн вышел на середину двора. Здесь, на этих камнях, случились одни из самых важных событий в его жизни. Похороны дедушки. Выход из инквизиции. И сюда же он приехал, как только стал инквизитором. Тогда он хотел, чтобы замок видел: он не напрасно претерпел свои муки. Он добился алого плаща, и стал-таки владыкой Альдеринга.

Часовой на воротах протрубил в рог, обернулся и будто бы вздрогнул.

— Инквизитор? — воскликнул он и упал на колени. — Я счастлив видеть вас, инквизитор Моллард!

Эхо его голоса разносилось по двору, остальные часовые на стенах тоже опустили глаза и заметили Дэнтона. Кто-то издал радостный крик.

— Встань, — ответил Дэн. — Кто прибыл в замок?

— Монахи, инквизитор.

— Впустите их.

— Открыть ворота! — прокричал часовой.

Три монаха в заиндевевших рясах въехали во двор. Двое были на лошадях, один сидел на плоских санях, который тянула за собой коренастая лошадка — мохноногая, северной династии. Монахи спешились и приветствовали инквизитора:

— Настоятель Манфрид передает вам свое почтение и радость, что вы пришли в себя, — сказал молодой монах, глядя куда-то мимо Дэнтона. — Мы счастливы, что мощи святого Джерри смогли сотворить чудо.

— И привезли немного миро, чтобы ты встал на ноги как можно скорее, мальчик мой, — сказал старый монах, слезая с телеги. — Дай посмотреть на тебя.

Старик скинул капюшон, и Дэнтон сразу узнал Теора Кослоу — бывший инквизитор стал сухим и хрупким, на голове остались только жалкие прядки волос, но нос клювом и вечно прищуренные глаза никуда не делись.

— Инквизитор, — Моллард принял старика в свои объятия. — Я рад вас видеть.

— И я рад, юный Дэнтон.

— Я уже не юн. Осенью мне исполнилось тридцать.

— Как жаль, что мы не смогли отпраздновать твои именины. Тридцать — хороший возраст. Но мне-то уже больше восьмидесяти, так что для меня ты все равно юнец.

Дэн улыбнулся и повел старика в замок, сам едва переставляя ноги.

— Идемте все внутрь, нечего стоять на холоде. Эй! — окликнул Дэн стража ворот. — Позовите грумов, пусть займутся лошадьми!

Кослоу вдруг хрипло закашлялся и согнулся, стуча себя по груди.

— Как ваше здоровье?

— Увы, его больше нет. Лишний укус комара — и я скончаюсь от потери крови, — уняв кашель, ответил Теор.

— Тогда зачем вы отправились сюда в такие морозы?

— Хотел увидеть тебя. Кто знает, доживу ли я до весны. Зима будет лютой, а в монастыре у нас холодно. Я постоянно мерзну.

— Годы гроз еще не прошли.

— Мрачное изречение. Надеюсь, эти годы наконец пройдут.

Рексен открыл перед ним двери, ведущие в главную часть замка. Он весь продрог, так что побелел кончик носа.

— А, этот мальчик, — сказал Кослоу. — Он опять с тобой.

— Он бился рядом до конца, — Дэнтон кивнул Рексену. — Достойный солдат.

— Он бился и после того, как ты больше не смог.

— О чем вы? — Дэн посмотрел сначала на Рекса, который смущенно опустил глаза, потом на Теора.

— Он не рассказал? — криво ухмыльнулся Кослоу. — Скромность не к лицу героям, мальчик. Когда ваши кони напали на чудищ, он смог подняться и защищал тебя до конца сражения.

— Почему ты ничего не сказал? — спросил Дэнтон.

— Не хотел хвалиться, инквизитор, — Рексен почти втолкнул внутрь третьего монаха и закрыл двери.

— Иди согрейся. Искупайся в горячей воде. На сегодня ты свободен от всех обязанностей.

— Хорошо, инквизитор, — поклонился Рексен.

— Не думай, что это все. Я вознагражу тебя за храбрость.

— Спасибо вам, — и так красный от мороза солдат покраснел еще больше и поспешил удалиться.

— Щедро награждай и столь же щедро карай, — процитировал Кослоу изречение полководца.

— Кто это сказал?

— Коннетабль Гровер, мой далекий предок.

— Точно. Вы всегда любили вспоминать его слова.

— Мудрый и храбрый был человек, — проскрипел старик. — Это он завоевал Кольцо, а не король Вальдар, как принято считать.

— Кто знает. Это было слишком давно.

— Истинная мудрость не покроется пылью. Награди этого мальчика как следует и далеко не отпускай. Немногие бы дрались за тело мертвого, как он тогда думал, командира.

В прихожей замка горели жаровни, и тепло сразу мягко окутало их. Ковровая дорожка под ногами уходила прямо и вела в каминный зал. Стены коридора были задрапированы серебряными знаменами инквизиции. Дэнтон приказал слуге проводить в монахов каминный зал и напоить горячим бульоном. Он и Кослоу заковыляли следом. Оба ослабшие, один от старости, другой от ран, они едва передвигали ноги.

У Дэна снова разболелась голова. Он мечтал подняться к себе и выпить большую чашу настоя чернокорня, который хоть немного, но глушил мигрень.

— В монастыре мы вспоминали, как ты даровал Альдеринг инквизиции, — проскрипел Теор. — Юный сир Лавеллет был восхищен твоим поступком.

— Говорят, он тоже храбро бился в Баргезаре.

— Твоя Кассандра призналась, что он лучший боец из тех, что она видела.

Дэнтона смутили слова «твоя Кассандра», но кажется, Кослоу не имел в виду ничего такого. Знает ли он?

— Еще мы вспоминали Ария. Ты помнишь Ария, Дэнтон?

— Я бы не смог забыть, — кривясь от мигрени, ответил Моллард. — Я снова видел его жуткое лицо во снах.

Два глаза — серебряный и золотой. Мокрые язвы на черном лице.

Как могила, полная червей.

— Я никому не рассказал, Дэнтон, — Кослоу вдруг остановился. — Никому не рассказал.

— О чем?

Теор вдруг стал не просто взволнованным, а даже испуганным. Моллард никогда не видел его таким, и ему стало неуютно при виде страха на лице бывшего инквизитора.

— Я видел его, — прошептал Кослоу.

— Он тоже снился тебе?

— Нет. Год назад мы с братьями навещали Лучистый монастырь в землях Дримгарда. И проезжали недалеко от Баргезара. И я видел его, Дэнтон! Он стоял в чаще леса. Его глазницы были пусты, но он смотрел на меня.

— Это был морок. Колдовской обман, — сказал Моллард, но кожа его покрылась мурашками.

— Нет, он был из плоти и крови! — надрывно зашептал Теор и дрожащей рукой схватил Дэна за рукав. — Я видел его, и он видел меня!

— Этого не может быть, — процедил Дэнтон. Головная боль становилась сильнее, внутри поднялась настоящая буря.

— Я подумал, что сошел с ума. Но в обители мне повезло отыскать одну книгу о миреданских магах. И там было написано о нем, — Кослоу судорожно сглотнул. — Арийстакс Дургеоль, так его звали. Он был одним из верховных магистров Миредана. Одним из тех, кого Просветитель обрек на вечной скитание по Миреданским болотам, когда Кель-Туат ушел под землю.

— Если так, он не смог бы покинуть болота.

— Однако он смог, — Теор отпустил рукав Дэна и посмотрел ему в глаза. — И он воскрес из мертвых. Так что я боюсь за тебя, мальчик.

— Почему?

— Миреданский магистр не стал бы спасать тебя просто так. Он вернул тебе жизнь ради какой-то цели. И цель эта не может быть доброй.

— Почему? — повторил Моллард. Во рту пересохло.

— Разве можно ждать добра от проклятого мага? Господь обрушил Миредан почти четыреста назад, а магистры до сих пор живут, обреченные страдать. Мы ведь убили его, а он вернулся. Мы содрали с него кожу и погребли, ты держал в руках его глаза!

Тогда, после казни, Кослоу перед отъездом вручил десятилетнему Дэну два шарика — золотой и серебряный.

«Мы еще увидимся, маленький Дэнтон, — сказал он. — А пока вот тебе напоминание о том, что ты верно послужил Господу».

Но Дэнтон не был уверен в том, что поступил верно. Его мучило чувство. Пускай Арий был колдуном, но ведь он вернул его к жизни!

Потому через несколько дней Дэнтон отнес глаза золотарю. Из них сделали двусторонюю монету, которую он до сих пор носил с собой.

— Не беспокойся обо мне, дорогой Теор, — Моллард обнял Кослоу и поцеловал во впалую, холодную щеку. — Арий спас меня по провидению Божьему. Даже если он вернулся — это ничего не значит. Если понадобится, я убью его снова.

— Лучше не ходи туда, Дэнтон. Баргезар — проклятое место. Ты дважды чуть не погиб там.

— Хорошо. Все равно, как только я приду в себя, то отправлюсь на север, — Дэн приложил руку ко лбу. — Идем же. Оставим мрачные чувства и вспомним что-нибудь приятное. Помнишь тот пир в долине Алари-Тан?

VI

— Нет, сучий выблядок, нет! — Брон влепил подростку затрещину. — Подними щит выше!

— Он тяжелый, сир, — пролепетал мальчишка.

— Тяжелый?! В твои годы я мог перебросить теленка через забор! Как ты сможешь удерживать строй, если не можешь удержать щит?!

— Слушай сира Раддерфорда, мальчик, — раздался голос. — Он опытный воин.

Брон повернулся и увидел перед собой инквизитора. Моллард стоял, опираясь на деревянную трость, алый плащ колыхался на ветру. Опухоль на голове ушла, кожа приобрела прежний цвет — только под глазами все еще чернели пятна. Инквизитор сильно похудел и осунулся. Шрам на лбу почти зажил. Белеющий на смуглой коже, он начинался в середине лба и рваным руслом уходил наверх, пытаясь укрыться в коротких волосах.

Мальчишка рядом с Броном распахнул рот, как рыба и упал на колени.

— Мой инквизитор, — поклонился Брон. — Как вы себя чувствуете?

— Лучше.

— Пришли размяться вместе с нами?

Моллард кивком отправил паренька с щитом восвояси. Тот вскочил с колен и бросился к своим, так громко шепча «смотрите, инквизитор!», что Брон чуть не расхохотался. Остальные зашикали на него и продолжили упражняться, помня о дисциплине. Молодцы.

— Лекари говорят, мне еще рано брать меч. Да я и сам чувствую, Брон. Левая рука совсем ослабла, — Дэнтон сжал и разжал кулак. — Я не подниму щит точно так же, как этот мальчишка.

— Сила вернется, только если заниматься, — пробурчал Брон. — Лежа в кровати, сильнее не станешь.

— Ты прав, — отвернулся Моллард. — Скоро я начну упражняться. Слушайте все! — вдруг объявил он.

Солдаты прекратили упражняться. В холодном дворе воцарилась тишина, только негромко стонал ветер и снег скрипел под ногами.

— У меня еще не было возможности поблагодарить тех из вас, кто сражался в Баргезаре. Мы прошли через тяжелое сражение. Чудовища подло напали на нас из-под земли, как истинные порождения мрака. Но именем Божьим мы победили!

Ветераны Баргезара вскричали и затрясли кулаками. Новобранцы несмело переглядывались, некоторые тоже закричали.

— Каждому из вас, кто выжил в той битве, я обещаю по два золотых. Те, кто хочет, может передать эти деньги семье — их доставят гонцы церкви.

Солдаты возрадовались еще больше, новички возбужденно переглядывались и переговаривались.

«Что ж, молодец, Моллард — золотом гораздо проще завоевать любовь. Они будут восхвалять тебя. А сира Раддерфорда, который учит их сражаться, будут ненавидеть».

Брон удержался, чтоб не сплюнуть, и помассировал локоть.

— Для каждого из вас я прикажу изготовить особую перевязь, чтобы все видели, где вы побывали. Отныне вы — элита войск инквизиции, лучшие воины Господа в Америи!

Воины захлопали и загудели, застучали по щитам:

— Инквизитор! Инквизитор Моллард!

— Слава инквизитору и церкви!

— Господь с нами!

Дэнтон на мгновение прикрыл глаза и потер висок, а потом жестом попросил солдат замолчать. Не сразу, но они утихли. Брон открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Моллард начал первым:

— Сир Раддерфорд!

— Да, инквизитор, — машинально ответил Брон.

— Благодаря вашей сноровке и воинскому опыту…

«Небытие тебя возьми, зачем все время напоминать, что я уже старый вояка?!»

— …вы сохранили жизни многим людям.

«Да почти всем, кто здесь стоит».

— Без вас мы могли бы не дожить до прихода конницы. Сейчас мне нечего вам дать, сир Раддерфорд, но я обещаю десять золотых и новую секиру, достойную вашей могучей руки.

«Что ж, неплохо, хоть и не совсем то, чего я заслуживаю».

— Благодарю, инквизитор, — поклонился Брон. — Я лишь выполнял свой долг.

Моллард кивнул и снова повернулся к солдатам. Он искал кого-то взглядом, а когда не нашел, то выкрикнул имя:

— Рексен! Ты здесь?

— Да, инквизитор.

Молодой светловолосый солдат отделился от толпы и вышел вперед. Блестящие зеленые глаза смотрели на инквизитора с непониманием.

— У тебя есть фамилия?

— Нет, инквизитор, я ведь простолюдин.

— Откуда ты родом?

— Из Ривергарда, инквизитор, из города Вильсент.

— Этот солдат, Рексен из Вильсента, сражался храбрее всех! Он помог мне собрать людей вокруг себя и бился, не выпуская из рук знамя инквизиции! Даже тяжело раненый, он защищал меня, пока я был без памяти!

Солдаты завопили, приветствуя мальчишку, а тот покраснел и опустил голову.

— За храбрость и скромность, достойные высокого рода, я дарую ему особую награду. Отныне ты, Рексен из Вильсента, назначаешься нашим знаменосцем. Ты получишь коня и новый доспех, и теперь всегда будешь ехать рядом со мной, гордо вздымая знамя инквизиции, как ты вздымал его во время боя!

Мальчик, совсем залившись краской, упал на колени и забормотал слова благодарности, но их перекрыли крики других солдат:

— Рексен! Рексен-знаменосец!

— Встань и распрямись, — велел ему Моллард. — Отныне ты понесешь наш гордый стяг, и каждый должен тебя видеть.

Рексен поднялся и расправил плечи, и глубоко кивнул.

— Я… — начал он, — я принимаю ответственность, что вы даруете мне, инквизитор! Я клянусь, что знамя наше не рухнет в грязь, даже если я погибну!

— Иди на конюшню и выбери себе коня из тех, что остались без седоков. А затем возвращайся к упражнениям. Все возвращайтесь!

— Давайте, чего встали! — рявкнул Бронвер. — Время награждений прошло, назад к работе!

— Проследи, чтобы Рексен научился лучше всех владеть мечом, — сказал Дэнтон. — И зайди к кузнецу, как появится время. Для него надо изготовить посеребренные доспехи.

— Сделаю, — буркнул Брон и снова помассировал локоть — от холода он начинал ныть. — Когда мы отправляемся?

— Как только дождемся подкрепления из Низарета.

Между ними повисло тяжелое молчание. Бронвер дернул себя за ус и проговорил:

— Ну, раз мы отправляемся весной, у меня еще будет время поднатаскать крестьянских сынков.

— Не думаю, что я возьму их с собой.

— Почему? — воскликнул Брон. — На кой тогда это все? — он обвел рукой запыхавшихся юнцов, раздающих друг другу тумаки.

— Ты все делаешь правильно. Мы не знаем, что нас ждет за Шрамом — быть может, предстоит настоящая война. И твои мальчишки еще пригодятся. Покуда продолжай тренировать их.

Дэнтон взглянул на небо и протянул к нему ладонь, затем прикоснулся ко лбу и сердцу. Брон повторил святой жест.

— Храни нас, Боже, и помоги сразить еретиков, — пробормотал он.

— Церковь возрождения готовится к встрече с нами, — убежденно сказал Моллард. — И, должно быть, они говорят те же слова.

— Но настоящие еретики — они.

— Но они так не думают. И будут сражаться без оглядки на смерть, если правда то, что говорят об их вере.

Брону не понравилось, что Моллард сказал «об их вере». Он не сказал «ереси».

— Жаль мне их, — вздохнул Бронвер. — Умрут ни за что, думая, что возродятся. Но души их падут в Небытие и сгинут навсегда.

— Увы, — кивнул Дэнтон. — Но мы заставим их лидеров ответить за каждую отравленную душу.

— Воистину так.

Пошел мелкий снег. Моллард натянул капюшон и какое-то время смотрел на солдат, побивающих друг друга тупыми мечами. Одному парню прилетело по пальцам, он выронил меч и закричал. Его соперник остановился, напуганный тем, что сделал.

— Им еще только предстоит стать воинами, — Дэнтон повернулся и поплелся в замок.

— А некоторым никогда не стать! — воскликнул Брон ему вслед и повернулся к бойцам. — Чего разнылся, мамкина девчонка?! Вперед, сражайся! Не трогай меч, дерьмовая башка! Тебе пальцы отрубили! Дерись щитом!

VII

Америя, Кроунгард

Где-то в подземельях

Громкий скрип раздался так внезапно, что Коррин подскочил и ударился локтем о стену. Он зашипел и прикрыл глаза от света факела.

— Не сдох еще?

— А, это ты, — хрипло произнес Корр и прочистил горло. — Пришел забрать мое говно?

— Ах ты манда собачья!

Горбун, хромая, двинулся на него, тыча факелом перед собой. Коррин отошел, поднимая руки.

— Ладно, прости! Просто хотел начать разговор.

— Щас зубы повыбиваю за такие разговоры!

— Прости, прости, — Корр вжался в угол, а горбун пнул его по ноге и отошел, похрюкивая.

Когда он злился, то начинал громко дышать, и при этом утробно хрюкать, будто жирный боров. Коррина это немного пугало и забавляло одновременно. Урод оказался горазд раздавать угрозы и ругаться, но при этом ни разу по-настоящему не избил его.

— Говно твое тебе оставлю, понял?!

— А зачем же ты тогда пришел?

— Тебе какое дело? — горбун сплюнул ему под ноги. — Я здесь главный! Прихожу, когда желаю!

— Да, конечно, прости мою дерзость. Ты здесь король. Король темницы.

— Вот и правильно.

— Может, мне звать тебя «ваше величество»?

Тюремщик на мгновение замер и снова бросился на Коррина, размахивая факелом.

— Издеваться вздумал?! Вот ты у меня получишь, гнида, получишь по самое не балуй!

— Прости, прости! Я хотел тебя уважить, только и всего!

— Уважить он хотел! Тьфу!

Горбун плюнул ему на робу, бросил рядом с отхожим ведром краюху сургового хлеба и ушел, хрюкая от злости. Стало привычно темно. Ругань тюремщика удалилась. Коррин со вздохом опустился на четвереньки и на ощупь отыскал брошенный хлеб. Хорошо, что урод не попал в ведро.

Корр отломил небольшой кусок, сунул в рот и начал медленно жевать. Пить было нечего, так что надо жевать подольше, чтоб хоть немного слюны появилось. Половину хлеба он сразу спрятал под лежанку, в тряпицу, где лежали другие его припасы — горсточка земляных орехов и сушеных слив, которые Ритта передала через Ромашку. Пухлый тюремщик сильно переживал, что его накажут, но деньги леди Дульф и уверения Коррина, что «всем наплевать, а если кто и узнает, то ничего не сделает», успокоили его. Так что Корр имел возможность лакомиться чем-то кроме сурги, и даже пару раз уговорил Ромашку передать еды Двухголовому.

Оставаясь один, Коррин пытался докричаться до прочих узников, но у него не получилось. То ли дверь была слишком толстой, то ли их рассадили далеко друг от друга.

Немало времени уже прошло. Зима наступила. Что в стране творится — неясно, Ромашка из подземелий почти не выходит, и с людьми не разговаривает. Вроде бы в городе и на Длани люди бунтуют, разбойничают, и даже разграбили не то поместье, не то и вовсе какой-то монастырь. Похоже, Небытие не казалось им таким уж страшным по сравнению с Голодом.

Ну, и проповедники. Что Ромашка слышал своими ушами, так это проповеди. Какие-то монахи в серых рясах говорят о том, насколько нечестив король Эсмунд, как много бед Господь наслал на Америю из-за него, а еще о том, в каком упадке находится рыцарство. Мол, государь окружил себя подонками, которые посмели напасть на ставленника Божьего. И люди предпочитали верить проповедникам, а не архиепископу и другим священникам.

Все это было настоящей провокацией, но мирская стража не имела права трогать монахов. В любом другом городе инквизиция уже взялась бы за дело, но благодаря отношениям Эсмунда с Фениксом, инквизитором столичных земель, этого пока не случилось.

Корр догадывался, почему их до сих пор не казнили. Король оставил их в качестве запасного плана — если на Кольце станет совсем худо, он казнит их, чтобы успокоить людей. Так что смерть, Корра и остальных, это только вопрос времени.

Поэтому бывший сир Гвин готовил побег.

Он уже убедился, что горбун, хоть и не бьет его, ударить способен, и реакция у него хоть куда. Пару раз Коррин доводил урода до того, что тот охаживал его дубинкой — удары были болезненными. А темница с каждым днем забирала все больше сил. Скудный паек, темнота и сырость сделали его худым и слабым. Мышцы увяли, кашель и насморк перестали проходить, грязное тело покрыли чирьи и какой-то лишай. Здесь нельзя было подмыться или чем-то вытереть зад, так что между ягодиц горела зудящая катастрофа.

Одним словом, в таком состоянии обезвредить горбуна вряд ли получится.

Остается Ромашка.

Пухляк сделал Коррину много хорошего, и он сомневался — стоит ли так подводить беднягу? Ведь на самом деле, вряд ли удастся сбежать. Так есть ли смысл предавать единственного человека, который скрашивает существование?

Корр много думал об этом, и много раз убеждал себя — не надо бежать. Но не переставал мечтать выбраться. Даже не ради сытной еды, горячей воды и объятий Ритты. Просто ради того, чтобы вдохнуть полную грудь свежего воздуха.

Ради этого, наверное, он был готов и убить.

Коррину не позволяли ни бритвы, ни ножниц, так что он здорово оброс. Ногти приходилось обкусывать, и вот с недавнего времени Коррин перестал это делать. Отросшими ногтями он ковырял кладку одного из кирпичей, а полученную пыль собирал. Когда он выскреб достаточно старого раствора, то смог расшатать и вытащить кирпич. Он оказался слишком большим и тяжелым, и Корр сломал его. Кусок размером с кулак он привязал к полосе ткани, а с другой стороны сделал петлю, которую можно было надевать на руку. Получился кистень, простое и эффективное оружие. Такое любят городские бандиты — удобно прятать за пазухой или в широких рукавах. Только бандиты обычно используют железное било, а не кусок кирпича.

Коррин вставил кирпич на место, сломанной стороной внутрь. Горсть цементной пыли и кистень припрятал под лежанкой. Вряд ли кто-то соберется менять солому.

Теперь осталось дождаться подходящего момента. Коррин обдумывал план побега, прогоняя совестливые мысли. И вдруг однажды ночью, когда он проснулся от приступа кашля, идея пришла сама собой. Осталось дождаться Ромашку.

Тот пришел через несколько дней, румяный, в мокром от растаявшего снега бобровым плаще.

— Здравствуй, Коррин. Соскучился по каше?

— Моя любимая сурга? Не мог дождаться.

Ромашка коротко рассмеялся и протянул ему миску.

— Ты не теряешь духа.

— Унывать не в моих привычках, — Корр принялся за кашу. Она была хотя бы горячей, это придавало сил.

Ромашка оставил ему кувшин с водой, и пока Коррин ел, взял отхожее ведро и отправился выносить его. Дверь запереть он не забыл. Корр поднял лицо от миски. Можно взять кистень сейчас, и когда Ромашка зайдет с ведром, сразу ударить его. Раз, другой, третий, если надо будет.

Но нет. Торопиться нельзя. Если хочешь на свободу, надо еще немного потерпеть.

Загремел в скважине ключ, завыли несмазанные петли. Ромашка вошел и поставил помытое ведро.

— Спасибо, друг, — Корр протянул ему вылизанную миску.

— Воду выпил?

— Еще немного.

Хотелось бы не выпивать все сразу, но тюремщик наотрез отказывался оставлять кувшин. Ясно, почему — его можно разбить и из осколков сделать нож.

— Можешь еще кое-что передать леди Дульф?

Ромашка надул губы.

— Знаешь, Коррин, не могу. Я и так опасаюсь к ней ходить. Если кто увидит, сразу поймет, о чем мы говорим.

— Да брось. О нашей с ней связи никто не знает. Мало ли о чем вы говорите.

— И все равно. Да и не по закону это. Знаешь, кто сейчас руководит стражей дворца, а значит, и мной? Один из Королевских Щитов! Он сразу доложит королю, и меня посадят рядом с тобой!

— Не посадят. Я лично знаю короля — он не такой жестокий. Может, тебя высекут разок, и все.

— Еще чего не хватало! Ты допил?

— Почти, — Корр приложился к кувшину, хотя там осталась только пара капель. — Ну пожалуйста, друг. Скажи, я попросил заплатить тебе вдвое.

— Я не ради денег, понятно?! — возмутился тюремщик. — Просто мне тебя жалко, вот и все.

— Конечно, прости, — Коррин протянул ему кувшин. — Ну так что? Просто передай одну фразу. Пожалуйста.

Ромашка для виду недовольно поморщился и кивнул.

— Скажи, что я очень хочу выполнить обещание, данное тогда на озере. И как можно скорее.

— Что это значит? — нахмурился толстяк.

— Это личное, — как бы мечтательно улыбнулся Коррин. — Она поймет.

«Я обещал тогда, что мы прокатимся снова. Слеза не замерзает из-за соли — так что мы сможем это сделать».

— М-да, — сказал Ромашка, уходя. — Любовь у вас, похоже, настоящая.

Раздался скрип, и настала темнота.

«Настоящая любовь? Не знаю. Но я ведь думаю о Ритте? О ее теле, и поцелуях. Я вспоминаю даже ее запах. И она заботится обо мне, и если поймет, что я имел в виду насчет обещания, и все сделает… Может, и вправду любовь».

* * *

Несколько дней спустя опять пришел Ромашка. Он, как обычно, принес миску каши и кувшин с водой.

— Ты передал леди Дульф мое послание?

— Передал, — буркнул тюремщик.

— А она что?

— Ничего. Выслушала.

— Давно это было?

— Вчера.

— Хорошо. Спасибо огромное, — Коррин принялся за кашу, стараясь не показать своего волнения.

«Вчера. Интересно, Ритта поняла, о чем речь? Нашла ли лодку?»

— Я тут подумал, — сказал Ромашка. — Надо бы тебе солому поменять.

— Что? — Коррин, задумавшись, не расслышал.

— Я говорю, соломы свежей принес. Давай поменяем.

Корр проглотил кашу и уставился на тюремщика. Если сейчас он начнет менять солому, то найдет кистень. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Не стоит. Я ценю твою доброту, но…

— Да брось, ты чего? — улыбнулся пухляк. — Все равно раз в год положено менять. Мне не трудно. Давай, вставай.

— Ну ладно, — Корр пальцами сгреб последнюю кашу и поднялся. — А где солома-то?

— Да тут, за дверью.

Ромашка забрал пустую миску и вышел в коридор. Раздался хруст сухой соломы.

От волнения Коррин похолодел. Онемевшими пальцами он вытащил из-под лежака кистень и сунул кулак в петлю. Другой рукой загреб цементную пыль. Желудок заныл как будто от голода — привычное чувство.

— Ну вот.

Пухляк зашел с огромной охапкой соломы, так что ничего не видел перед собой. Он положил солому на пол и разогнулся. При виде Коррина его лицо вытянулось.

— Ты чего это…

— Прости!

Пыль ударилась в лицо тюремщика, ослепив его. Ромашка отступил, жмурясь и кашляя, и одновременно срывая с пояса дубинку. Коррин бросился вперед и ударил кистенем. Раздался хруст — кусок кирпича раскололся, а Ромашка рухнул в коридор, спиной распахнув тяжелую дверь. Факел покатился по полу и остановился у охапки соломы.

Коррин прыгнул и вырвал дубинку из безвольных рук. Пухляк не шевелился, по белым волосам потекла темная кровь — но Корр ударил его еще раз. Чтобы наверняка.

— Прости, — шептал он, затаскивая тяжелое тело в камеру. — Прости, прости.

Он стянул с Ромашки пояс, забрал с него связку ключей и затянул тюремщику руки. Тканью от кистеня замотал ему рот. Снял бобровый плащ и накинул на себя. Вышел и запер скрипучую дверь, оставляя Ромашку одного в темноте.

— Прости, — сказал он, поднимая факел. Солома уже занялась, к потолку поднимался едкий дымок. — Прости меня.

Коррин бросился по коридору, которой полого уходил вверх. Куда бежать?! Попробовать найти камеру Гиральда? Времени нет — Ромашка может скоро очнуться и поднять тревогу.

Наверх, наверх! Надо добраться до покоев Ритты!

Коррин быстро шагал вперед, тяжело дыша. Ноги стали ватными, голова кружилась, ладони вспотели. Свет факела вытаскивал из темноты сырые стены и двери камер — ржавые, тяжелые, хранящие за собой неведомых узников или страшную пустоту. Когда Коррин проходил мимо одной из них, то услышал тихий скулящий плач.

— Сестра, — проныл невидимый заключенный. — Сестрица.

Голос показался знакомым, но Корр направился дальше. Сердце колотилось, как барабан, чувство вины тянуло назад. Но поздно! Ромашка валяется без сознания, а Коррин теперь — не просто узник, а беглец. За такое снимают голову без суда.

От этой мысли перехватило дыхание. Все, пути назад больше нет. Побег или смерть.

Темницы оказались гораздо больше, чем думал Коррин. Несколько раз повернув, он вдруг обнаружил, что коридор начинает спускаться вниз. Двери пропали, кирпич сменил цвет с серого на желтоватый.

«Проклятье, — подумал Корр, и по коже побежали мурашки. — Я забрел в древние подземелья».

Вскоре догадка подтвердилась — он уперся в относительно свежую, грубую кладку. На полу валялось насквозь проржавевшее корыто, в котором остались засохшие следы цемента, рядом согнулся, как старец, полупустой мешок с песком. Казалось, будто коридор замуровывали в спешке, спасаясь от зла, идущего из глубин.

Коррин протянул руку к потолку, и затем коснулся пальцами лба и сердца. Он развернулся и пошел было прочь, когда его остановил ритмичный стук.

Тик-тик-тик.

Звук был таким, словно где-то далеко кирка стучит по камню. Ничего угрожающего в этом звуке не было. Но он повторился, снова и снова, и спутанные волосы Коррина встали дыбом.

Он повернулся, чтобы увидеть, как стена превращается в туман. Пустота появилась в середине кладки, и затем поползла вверх и вниз. Словно распахнулась каменная пасть, за которой начиналась бездонная черная глотка. И на входе в нее Коррина ждало существо, от вида которого сердце наполнилось ледяной водой.

Плоское, как у тритона, тело уходило в темноту и казалось бесконечным. Неведомое множество лап цеплялось за стены и потолок, кривыми пальцами вгрызаясь в камень, как во влажную землю. Высокая ребристая шея завершалась вытянутой головой, напоминающей человеческую. Острые раковины ушей торчали по бокам, желтые глаза над впадиной, что была вместо носа, уставились на Коррина. Острый подбородок переделяла глубокая вертикальная черта — возможно, это был рот чудовища.

Корр отступил, а существо потянулось вперед — не поползло, а именно потянулось. Плоское тело удлинилось, изнутри, растягивая серую кожу, потянулись новые лапы, и вонзились кривыми пальцами в стены, одна за одной.

Тик-Тик-Тик.

Коррин бросился бежать — и сразу же остановился. Перед ним был тупик. Он ударил в стену плечом, надавил на нее, но камень оказался крепок. Коррин вдруг подумал, что это та самая кладка. Но он каким-то образом оказался с другой стороны.

Древняя темная магия. Как та, что создала эту тварь.

Тик-тик-тик.

Коррин повернулся. Существо тянулось вперед, желтые глаза не отрывались от него. Как будто невидимая слизь сочилась из них, проникая в самую душу и отравляя ее.

— Чего тебе надо?!

Тик-тик…

Чудовище остановилось. Тело вдруг беззвучно сжалось, как глина в кулаке мальчишки. Беспокойное серое месиво заполнило коридор, и в этой буре плоти постоянно мелькали желтые глаза.

Наконец из глины сложилась фигура — совсем как человек, но гораздо выше и плотнее. Ребра защищали тело до самых бедер, плечи выступали гораздо дальше рук, а мужские или женские признаки, если они были, защищал бугристый костяной щиток. Голова осталась той же, но щель на подбородке исчезла, и появился обычный, хоть и безгубый рот.

«Это один из серокожих, — понял, наконец, Коррин. — Один из тех, кто построил эти подземелья и ушел в глубину, когда явились люди с королем Вальдаром во главе».

— Воин, — сказал серокожий.

Корр выставил дубинку и сказал:

— Да, я воин. Что тебе нужно?!

— Война, — серокожий опустил полупрозрачные веки. — Воин и война. Мертвый живой.

«Мертвый живой? Как такое может быть?»

— Воин! — желтые очи распахнулись. — Воин мертвый, воин живой. Подлец? Он мертвый.

— О чем ты говоришь?..

Серокожий повернулся и пошел в темноту, спускаясь прямо через пол, будто по скрытой, доступной только ему лестнице. Коррин обернулся и увидел, что стена исчезла. Он обернулся снова и увидел ее прямо перед собой, так близко, что почти касался носом. Рядом лежали мешок с песком и ржавое ведро.

Сотрясаясь от нахлынувшей дрожи, Корр отходил от тупика спиной вперед. Откуда-то снизу он услышал тихий звук — тик-тик-тик — и будто по команде, бросился бежать.

Факел погас, как только он сделал первый шаг. Коррин отбросил его прочь. Огонь все равно был больше не нужен — полустертые письмена на желтом кирпиче светились бледно-голубым звездным светом.

Коррин бежал и бежал, спотыкаясь и задыхаясь, и не мог найти пути обратно в темницы. Холод внутри становился все сильнее. Чувство вины и злость на самого себя душили его. Зачем было пытаться бежать? Зачем было предавать Ромашку? Теперь он навеки останется здесь, в этих жутких подземельях! Коррину казалось, что теперь он никогда не найдет выход. Он был уверен, что древняя магия путает его, заставляя бегать кругами или того хуже — спускаться все глубже вниз.

«Вокруг ни звука! Что, если Небытие совсем рядом? Неужто Господь уже отправил меня туда, не дожидаясь смерти?! Неужели я такая мразь?!»

— Вон он! Стой! — раздался крик, и Коррин от неожиданности запутался в собственных ногах и упал.

Подняться уже не было сил, ведь он бежал несколько часов, а может, и больше. Так что Коррин просто ждал, когда приблизятся быстрые шаги и его рывком поднимут на ноги.

Первым делом он увидел стражников Кроунгарда, которые держали его. И только потом — нахмуренного Ромашку, стоящего прямо перед ним. Тот как будто бы немного похудел. На лбу темнела поджившая рана.

— Прости меня, Ромашка, — просипел Коррин.

Уже не такой добрый тюремщик протянул руку.

— Моя дубинка.

Корр сообразил, что до сих пор держит ее в руках и отдал оружие. Ромашка взвесил дубинку в руке и с невиданной ранее злобой посмотрел на Коррина.

— Я столько сделал для тебя!

— Прости, — Корр опустил глаза.

— Говорили мне — оставь, пускай его мрак заберет. Нет же, я целую неделю хожу здесь, ищу тебя.

— Неделю? — не поверил Коррин своим ушам.

— Я рассказал, что твоя леди Дульф платила мне за передачки, — Ромашка старался говорить твердо. — Ее прогнали из дворца.

Коррин был готов к чему угодно, но это показалось ему чересчур.

— Зачем? — воскликнул он. — Она здесь при чем?!

— При том! — завопил беловолосый тюремщик. — При том, что никто об меня больше ноги не вытрет! Понял?!

— Да, — кивнул Коррин.

— Понял, я спрашиваю?!

И Ромашка ударил его дубинкой по голове. Перед глазами вспыхнуло, а потом потемнело. Корр подумал, что потерял сознание, но оказалось, что нет.

— Вот так приятно тебе?! — кричал Ромашка. — Приятно?!

Он ударил его еще раз и еще. Коррин почувствовал, как по лбу потекла кровь, и следующий удар на самом деле лишил его сознания.

Очнулся он в знакомой камере, один, в темноте.

VIII

Лотария, герцогство Альдеринг

Пот щипал глаза и шрам, кровь гулко стучала в ушах, и головная боль была такой, что хотелось просто лечь на землю и сжаться в комок.

— Что, уже все? — издевательски спросил Брон.

— Пока нет.

Моллард поднял щит, чувствуя, как ноет ослабшая после перелома левая рука. Правая ощущала себя лишь немногим лучше.

— Я атакую, — сказал Брон, крутнув тренировочный меч.

— Попробуй.

Раддерфорд кинулся вперед. Моллард отражал нещадные удары, почти не пытаясь бить в ответ. Тупой клинок врезался в бок, чиркнул по груди и в окончание ударил по ноге. Колени Дэна подогнулись, и он почти упал. Брон подхватил его и удержал.

— Ну-ну. Держитесь, инквизитор. Надо передохнуть.

— Пожалуй, — скрипя зубами, ответил Моллард.

Бронвер помог ему дойти до лавки, стряхнул с нее снег. Они присели. Дэнтон отложил щит и меч и, сняв шлем, утер рукой пот. Шрам на лбу пульсировал, короткие волосы промокли насквозь. Дэн снова нацепил шлем, чтобы не простудиться, и закрыл глаза, тяжело дыша.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Брон поглядел на него почти с усмешкой, но смеяться, пожалуй, было не над чем. Странно было наблюдать Молларда таким слабым. Но упорство, с которым тот

старался вернуться в форму, невольно вызывали в Броне уважение.

— Немногие бы так измывались над собой, — сказал он. — Вы пока едва стоите на ногах.

— Ты сам сказал — лежа в постели, сильнее не станешь. И мой дед всегда говорил — пока ты жив, война не окончена.

— Это правда, — Брон откупорил флягу с вином и протянул Дэнтону.

Тот сделал пару глотков и сказал:

— Я благодарен тебе.

— Не стоит. Мне нравится тренировать других. Это честь — вернуть вас в форму.

Брону в очередной раз стало совестно за то, что он чуть не сделал в Баргезаре. Господь свидетель, он хотел это сделать не ради плаща. Но, небо его порази, в этом было чуть больше личного, чем хотелось бы.

— Я знаю, что ты меня недолюбливаешь.

— Ну, все это знают, — не стал увиливать Брон. — На то есть причины.

Дэнтон хмыкнул, сделал еще глоток и вернул флягу.

— Не помню, чтобы мы когда-то говорили так откровенно.

— Тогда это стоит отметить! — Брон рассмеялся, хлебнул ледяного вина и утер усы. — Моменты, когда нечто случается впервые, надо ценить и помнить. Один мой племянник такое сказал. Кажется, сир Эриг с Кольца.

— Ты слышал о его гибели?

— Да, — Брон посмотрел на затянутое небо. — На кой он схватился с паладином? Молодой ведь был еще, неопытный.

— Мне жаль.

Бронвер пожал плечами.

— У меня столько родни, что одного не очень-то жаль. Я видел Эрига года три назад в первый и последний раз. Неплохой был парень.

Они посидели еще немного.

— Идем, — Моллард поднялся и взял оружие.

— Вот это я понимаю! — Брон сунул флягу в снег и схватил свой меч. — Вы помните, как обороняться, хоть пока не очень получается. Попробуйте-ка напасть!

Кассандра смотрела в окно на то, как Моллард получает удары и падает, а Брон продолжает беспощадно лупить его, но всякий раз помогает подняться. Она испытывала одновременно злорадство и в то же время ей хотелось выбежать на задний двор, где тренировались мужчины, и помочь Дэну в неравном бою. Пускай и в ненастоящем.

Раздался разъяренный крик, когда Моллард рубанул Брона по бедру, но он сразу сменился смехом:

— Нападаете вы лучше, чем защищаетесь!

Дэнтон что-то ответил, и мужчины рассмеялись вместе. Кассандра усмехнулась. Она уже не в первый раз наблюдала, как они упражняются, и с каждым разом ей казалось, что они наконец-то становятся друзьями. Побывав на краю гибели, Дэнтон как будто пересмотрел отношения со всеми окружающими людьми.

С ней в том числе. Он продолжал сторониться ее и злился всякий раз, как она предлагала помощь. Но позволял Раддерфорду бить и ронять себя.

Наверное, ей никогда не понять мужчин. Любые их поступки основаны на гордости и гневе. Эти две силы дают им возможность совершать как великое, так и запредельно глупое.

Рыцарь и инквизитор встали, чтобы отдышаться, и Дэнтон посмотрел наверх. Кассандре показалось, что он заметил ее, и она захлопнула ставни.

Как глупая девчонка, ругала она себя. Пусть видит, что ты смотришь — что в этом такого?

Себя она, похоже, тоже никогда не поймет.

Зачем вообще было влюбляться в Дэнтона Молларда? Пока что, за редкими мгновениями счастья, это приносило ей только боль. Что-что, а это мужчины умеют делать лучше всего.

Кассандра знала об этом не понаслышке, и всю свою жизнь только убеждалась в этом. Тронув тонкий шрам от удавки на шее, она направилась вниз по лестнице.

IX

«Единственному королю Америи Эсмунду Теаргону, первому в своей династии.

Любезный друг мой! Поздравляю с наступившей весной! Говорят, что в Америи наступают теплые времена, и Годы гроз, наконец, прошли. Про Энарион сказать того же нельзя. Мы привыкли к постоянным дождям и обильному снегу, но в этом году он шел буквально без остановки. Сугробы поднимались до вторых окон моего дворца, а вы ведь помните, как они высоки. Солнце все еще слабо греет, и столь огромные снега тают медленно. Но погода не повлияла на мою решимость помочь вам.

Безусловно, прелестная Алина может сама выбрать себе супруга. У меня четыре сына, друг мой, и уверяю, каждый из них блещет и умом, и доблестью. Алине предстоит непростой выбор! Впрочем, мой младший, Леонар, отправляется в очередное плавание к новому миру, и о женитьбе не помышляет. Не знаю, что он пытается там отыскать, когда и в старом мире достаточно проблем. Так или иначе, три моих сына изъявили желание свататься к вашей дочери. Я полагаю, что этот вопрос решен, и Алине остается только выбрать.

Мой Князь войны готовит войска к отправке. Три полных копейных полка, по тысяче двести человек каждый, и четыре арбалетных по восемьсот. Как только растают дороги, мы отправимся в путь. Кроме того, выяснилось, что нам необходимо произвести ремонт нескольких кораблей и построить не меньше пяти новых. Я не учел, что Леонар в прошлом плавании потерял немало моих судов. Теперь он построил свои — и для меня остается тайной, где он взял на это деньги. Быть может, герцог Кристан де Ларуа одолжил ему их — насколько я знаю, они весьма подружились, когда Леонар путешествовал на континент пару лет назад. Вы ничего об этом не слышали? Мне бы не хотелось иметь долговых проблем ни с вами лично, ни с америйской казной, ни уж тем более с казной Вилонии. Ведь я знаю, вилонцы отличаются беспокойным нравом. Как отчасти и мой Леонар.

Так или иначе, войска Энариона готовятся к отправке. Самое позднее к июлю мы высадимся на кальдийских берегах и нанесем внезапный удар. До тех пор держитесь — я уверен, врагу не под силу так быстро одолеть вас.

С искренней молитвой, его величество Феолипп Гаспар Жатье де Роберин, именуемый Феоллипом Десятым, единственный король Энариона и всех окружающих его морей.

9 марта 949 года от Вознесения Господня».

«Его величеству королю всей Америи Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Вестгарда и всех его земель Вигтора Фрамма.

Милостивый государь мой! Постараюсь быть краток, хотя меня буквально распирает от восторга. Возрадуемся вместе, ваше величество, ибо Господь на нашей стороне!

Как мы и думали, с началом весны кальдийцы двинулись вперед. Адричи повел их ускоренным маршем, несмотря на то, что снег еще не сошел, и тепло не установилось окончательно. Ужасная ошибка — после двух недель оттепели вновь ударили морозы, и его армия встала. Мы воспользовались возможностью и ударили в тыл кальдийцев. Разгромили обоз и уничтожили прислугу, в том числе отряды инженеров и их боевые машины. Мы напали внезапно, в сумерках, и молниеносно отступили, почти не понеся потерь. Храбрецов, что отдали свои жизни, Господь наверняка принял как сыновей.

Маршал Адричи отступил назад к Созвездию. Он не подозревал, что воины Дикого отряда, воспользовавшись его отходом, взобрались ночью по стенам и открыли ворота, позволив собратьям ворваться внутрь. Они уничтожили невеликий гарнизон, оставленный врагом, сожгли все припасы, потравили колодцы и увели лошадей. Возвращение маршала будет неприятным.

Храни вас Бог, мой король. Посылаю свой нижайший поклон и обещаю молиться за ваше здоровье и поздравляю со скорым праздником Вознесения.

Герцог Вигтор Фрамм, подписано 17 марта 949 года, приложена личная печать и печать герцогства».

«Его величеству королю всей Америи Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от графини Эверис Гидельбург, первой дочери и наследницы герцога Ривергарда и всех его земель.

Великий государь! Позвольте начать письмо с благодарностей за похвалы, направленные мне и моему отцу (весной ему всегда немного нездоровиться, так что он поручил написать это мне). Безусловно, мы достигли большого успеха осенней кампанией. Удивительно, что король Илларио не озаботился защитить свой юг — мы до сих пор наслаждаемся вином, которого он думал нас лишить отменой поставок. Надеюсь, что и вам оно пришлось по вкусу, а зерно помогло голодающим на Длани и Кольце Вальдара.

Обоз с провизией был по вашему приказу отправлен в Вестгард уже больше месяца назад. Мы не получали письма от герцога Фрамма, но надеемся, что обоз достиг Девятиглавой. Близится очередная попытка захвата великой крепости, и я надеюсь, что она войдет в легенды, как и все остальные! В разгроме кальдийцев нет никаких сомнений — сколько раз они пытались захватить Вестгард, столько раз терпели жестокое поражение. Так будет и на этот раз, не сомневайтесь. Не секрет, что под каждой из девяти башен Вестгарда зарыты мощи святых, включая череп Джованни Третьего, Великого Наместника, жившего несколько веков назад. Бог не допустит захвата Девятиглавой, и попытка того — уже грех.

Наша армия готова к новому походу, и мы отправляемся, как только я допишу это письмо. Покуда отец болеет, он поручил командование мне и нескольким достойным графам, опытным в военных делах. Нижний Кальдириум скоро запылает, мой король, и я клянусь, даже сам король Илларио увидит дым в своей столице. Мой отец, как только придет в себя, присоединится к нам со своей личной гвардией.

С уважением и дочерней любовью к его величеству, графиня Эверис Гидельбург. Писано лично 29 марта 949 г.о. В., приложена личная печать».

«Речь клювогорна, посланного герцогом Вестгарда Вигтором Фраммом, прибывшего 13 апреля 949 года от Вознесения Господня. Записано письменным двором Кроунгарда, утверждено хранителем королевской печати.

Приветствую, государь. Кальдийцы перешли к новой тактике. Они сколотили маленькие, подвижные отряды и взялись за опустошение наших земель. Каратели числом до двух-трех сотен уничтожают посевы, убивают крестьян, сжигают все, что может гореть. Мы создали такие же небольшие отряды и пытаемся противостоять этим подлым набегам — но никогда не узнаешь, где окажутся кальдийцы в следующий раз, тем более, что армия врага значительно превосходит нашу.

Хоть дождей и не видно, Годы гроз еще не прошли, мой король. По крайней мере, для земель Вестгарда, где вместо воды земля заливается кровью, а вместо туч по небу ползет черный дым.

Мы ждем приказов, государь, а покуда продолжаем готовиться к осаде и противостоять налетчикам. Храни вас Бог, мой король».

X

Лотария, герцогство Альдеринг

Как только в начале марта началась оттепель, Дэнтон приказал вычистить от снега все стены и дворы замка. Дедушка всегда так делал, чтобы талая вода не портила кладку и не заливала подвалы. Под снегом оказалось, что стены кое-где требуют ремонта. Дэн велел новобранцам развести цемента и подправить швы, а также заново выложить несколько зубцов на стене. Провинившимся предстояло вычистить стоки, ведущие из замка в ров — за осень они сильно забились.

Дэнтон с каждым днем чувствовал себя лучше. Упражнения с Броном приносили ощутимую пользу — сила и умение сражаться возвращались к нему все больше с каждой тренировкой. Морозы прошли, как и мучения первых дней, и теперь упражняться становилось в радость, как раньше. Мигрень, хоть и не такая лютая, продолжала преследовать его, но тело почти восстановилось — Дэнтон уже не дышал, как Симон, едва надев на себя доспехи.

Этим утром Моллард решил выйти на главный двор, чтобы потренироваться вместе со всеми. Новобранцы только что закончили утреннюю пробежку и приступили к занятиям. За полтора месяца, что Брон натаскивал их, они начинали делать успехи. По крайней мере, каждый из них научился как следует держать щит и меч, и строй смотрелся уже не столь убого.

Увидев Дэнтона, новички — все еще больше крестьяне, нежели солдаты — встали на колени. Брон поклонился.

— Пришли, наконец, позаниматься вместе со всеми? — спросил он.

Дэну не понравилось это «наконец».

— Я пришел лично проверить, чему ты научил лотарских мальчишек. Хотя, как я погляжу, чистых лотарцев среди них не много.

— Это беда всей Америи, коль это можно назвать бедой. Народы перемешались повсюду.

— Говорят, в Ривергарде ценят чистоту крови.

— Только среди знати, — пожал плечами Брон.

Моллард взял в руки оружие. Почему-то именно сейчас вспомнил, как в Баргезаре свинар ударил его по щиту, дерево треснуло, а запястье выгнулось в обратную сторону, и сломанная кость прорвалась наружу.

Он мотнул головой и вышел вперед, на влажные камни. Воцарилась тишина, только где-то на стене приветствовал весну соловей.

— Кто из вас лучший? Выйди сюда.

Новички неуверенно переглянулись. Брон гаркнул:

— Давай, Клет, нечего стесняться! Покажи инквизитору, чему научился!

Высокий парень с белыми волосами, но и такой же светлой кожей вышел вперед. Он неловко поклонился Дэнтону. Брон помог ему нацепить шлем, перед этим что-то прошептав на ухо. Клет как будто бы не услышал — он во все глаза смотрел на Молларда.

— Не бойся, мы лишь тренируемся, — сказал ему Дэнтон.

— Я не боюсь, милорд.

«Интересно, что шепнул ему Брон? Не порань инквизитора или напротив — лупи его что есть мочи?»

— Готов? — спросил Дэн. Мальчик кивнул, и Моллард пошел в атаку.

Он не стал нападать с ходу. Парой тычков проверил оборону — парень довольно умело держал щит, хоть и немного низко. Дэнтон ударил сверху, и Клет ушел в сторону, а затем рубанул в ответ и не достал.

Остальные новобранцы молчали, глядя на них во все глаза. Дэн стал двигаться быстрее и постоянно колол, вынуждая Клета держать щит поднятым и не давая атаковать. В очередной раз мальчик разгадал его маневр и бросился вперед. Щиты столкнулись, Клет попытался ударить Дэнтона по ногам, но в следующий миг получил рукоятью по шлему.

Он вскрикнул и отошел, а Моллард наступал. Парень попытался отразить ложный удар, и Дэн воткнул тупой меч ему между плечом и шеей. Будь сталь настоящей, Клет сейчас бы упал, истекая кровью.

Моллард хлопнул мальчугана по плечу:

— Неплохо. Тренируйся дальше, — сказал негромко, а вслух прокричал: — Это все, чему ты научил их, сир Раддерфорд? Я бы смог побить их, не вылезая из постели!

— О, правда? Принести кровать для инквизитора!

Он рассмеялся, а Дэн улыбнулся в ответ.

— Пусть выйдут двое!

— Воля ваша. Хадвин и ты, косоглазый! Забыл, как тебя!

— Кайрек, сир, — неожиданно хрипло ответил парень, чей правый глаз смотрел немного в сторону.

— Я учил вас нападать вдвоем на одного! Давайте, вперед!

Парни стали заходить с двух сторон, но Моллард не ждал — он кинулся на Хадвина. От неожиданности паренек едва не выронил меч, и Дэн успел ударить его по плечу.

— Бросай щит! — крикнул Брон. — Тебе плечо разрубили, боль зверская!

Дэн крутанулся, ожидая атаки, но косого нигде не было. Он повернулся снова, не выпуская из поля зрения Хадвина, и успел разглядеть только меч, летящий в голову. Он поднял щит, но поздно. Удар пришелся по кромке, и острие бахнуло по шлему.

Шрам тут же отозвался болью, перед глазами вспыхнуло — хотя удар был не слишком-то сильным. Дэнтон отвел щитом следующий удар и атаковал. Косоглазый Кайрек ловко уклонился, а Хадвин напал с другой стороны.

Дэнтон отступал, и в груди закипала злость. Косой на излете задел его бок, Хадвин так лупил по щиту, что заныло запястье. Очередным маневром Кайрек ухитрился снова зайти ему за спину, и в голову прилетел сильный удар.

Громыхнуло, и в ушах поселился звон. Шрам загорелся, перед глазами на секунду потемнело, и в этой темноте Дэн стал маленьким и ничтожным, а над ним нависало ревущее чудовище.

Дэн закричал и хотел было броситься в атаку, но понял, что лежит на земле. Хадвин и Брон помогли ему встать, Кайрек опустился на колени, сняв шлем.

— Простите меня, инквизитор, — хрипло сказал он.

— Ты не при чем. Это мои раны.

— Пшли в строй, оба! — рявкнул на них Брон. — Все хорошо? — спросил он у Дэна.

— Да.

Дэнтону вдруг стало стыдно за то, что упал и кричал на земле. Словно какое-то ничтожество. Что-то теперь подумают о нем будущие солдаты?

— Вы все видели?! — словно желая подлить масла в огонь, прогудел Бронвер.

— Не надо, — сказал Дэнтон.

— Что значит — не надо? Эти сосунки должны восхищаться вами!

Дэн удивленно поднял глаза, но Брон смотрел на новобранцев.

— Никто из вас, сопляков, вовсе не выжил бы после того удара, что получил инквизитор! Но посмотрите — он снова берет в руки меч и сражается, как мужчина! Ему наплевать на трудности и боль! Учитесь, молокососы, и гордитесь им, как родным отцом!

Дэнтон снял шлем и кивнул новобранцам. Затем повернулся к Брону:

— Спасибо.

— За что? Вы молодец. Поупражняетесь еще?

— Вместе со всеми.

— Ну-ка, взяли оружие покрепче! Смотрите, сейчас инквизитор покажет вам кое-какие приемы!

Кассандра хмыкнула. Уж от кого, а от Бронвера она такого не ожидала. Ей нравилось наблюдать, как крепнет их связь с Дэнтоном, и она была этому рада.

За инквизитора можно не беспокоиться. Ему уже не нужна была опека — он твердо стоял на ногах. Дэнтон занимался делами замка или читал в библиотеке, а по вечерам постоянно писал письма — графу Бальдеру, архиепископу Симону, епископу здешних земель. Он несколько раз отправлял голубей на север, но из-за Шрама не отвечали.

Далеким делам и собеседникам Моллард уделял гораздо больше времени, чем той, что не отходила от его постели всю осень и зиму.

Значит, вот так все и заканчивается. Неужели она не достойна даже «прощай»?

Арета, названная мать, была права — не доверяй мужчинам. Они гордятся своей честью, но любовь для них — не поле битвы.

Никому не доверяй, говорила Арета Стаффорд, бывший Королевский Щит. Но сама будь тем, кому можно довериться.

Кассандра распахнула двери пиршественного зала и вошла внутрь. За одним из трех столов там шумно завтракали ветераны Баргезара, остальные были пусты. Кнурд рассказывал какую-то похабную историю. Бастиан, лишившийся в битве трех пальцев, приделал вместо них кончики морковок и тыкал соседям в лицо. Рексен сидел во главе стола и улыбался, мешая кашу.

— Слушайте все! — объявила Кассандра и взобралась на соседний стол.

Солдаты притихли. Под столькими взглядами Кэс ощутила себя неуютно. Одно дело — командовать солдатами в поле, совсем другое — просить их об одолжении во время завтрака.

— Мы все выжили в том страшном бою. И это сплотило нас. Теперь мы как братья!

— Да! — почти хором грянули солдаты и захлопали друг друга по плечам. Бастиан подкинул вверх свои пальцы-морковки.

— И я хочу попросить вас, братья, кое о чем. Вы все, должно быть, знаете, что хотел сделать сир Раддерфорд после битвы.

Повисла гробовая тишина. Кассандра сглотнула и встряхнула волосами.

— Не говорите об этом никому. Ни новым солдатам, что уже идут из Низарета. Ни новобранцам со двора. Ни самому инквизитору.

— Он не знает? — хмуро спросил кто-то.

— Нет, и пускай так остается дальше.

— Мы не скажем, — первым ответил Рексен и поднялся.

— Нет, не скажем! Не скажем!

— Я нем, как рыба!

— Спасибо вам! — воскликнула Кассандра и, презирая дрожь в ногах, подошла и села рядом с Рексом. — Это овсянка? Вам что, не дают мяса? Эй ты, сбегай в кладовую и принеси соленой ветчины!

XI

«Его величеству королю всей Америи Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от графа Старого утеса и всех его земель Эллиса Бальдера.

Доброго дня, государь! Я слышал об успехах на западе и счастлив, что кальдийцы отведали америйского меча. Я никогда не сомневался в доблести наших солдат, и радость наполнила меня изнутри, когда я услышал о позорном возвращении Адричи в сожженное Созвездие.

И все-таки пишу вам с тяжелым сердцем. Свинары вновь объединились в немалую армию — они опять бесчинствуют на юге Лотарии, и ходят слухи, что они вторглись в земли Дримгарда. Увы, мой король, я не смогу прислать вам войска, как обещал. Да и вряд ли скудные силы Старого утеса окажут существенную помощь на западе. Мы гораздо нужнее здесь, чтобы защитить невинных земледельцев от чудовищ.

Ее величество Алина Америйская в скором времени отправляется в Дримгард. Инквизитор Моллард вынужден ехать на север Лотарии, за Шрам, где неведомая ересь противостоит власти истинной церкви. Не беспокойтесь за принцессу — я выделил четыре десятка своих лучших гвардейцев под командование сира Лавеллета. Будьте уверены, они без проблем достигнут Дримгарда.

Вероятно, вы так и не получили никаких посланий от герцога де Ларуа? Спешу сообщить: от купцов я узнал, что жизнь в Вилонии идет своим чередом. Утверждают, что королевские мытари, посланные вами для сбора земельного налога, не встречают никаких препятствий. Неизвестно, что на уме у герцога, но пока что он не собирается начинать мятеж — и я умоляю вас, государь, проявить благоразумие и дождаться, пока он соблаговолит объяснить свое молчание. Быть может, виной всему какое-то невероятное стечение обстоятельств, и герцог вовсе не планировал восставать против короны. Искренне надеюсь, что это так.

Да дарует нам Господь победу на западе и спокойствие во всей стране.

С уважением, граф Эллис Бальдер. Писано 15 апреля 949 года от Вознесения, приложена личная печать и печать графства».

«Речь клювогорна, посланного графиней Эверис Гидельбург, прибывшего 28 апреля 949 года от Вознесения Господня. Записано письменным двором Кроунгарда, утверждено хранителем королевской печати.

Ваше величество! С прискорбием сообщаю, что мы понесли тяжелое поражение. Армия кальдийцев под началом благородного сира Чаваццо дала нам бой у Сладкого озера. Наши силы разбиты, многие вассалы вашего величества убиты или попали в плен. Та же участь постигла и меня — я диктую послание, будучи узницей. С нами хорошо обращаются, и готовы отпустить за выкуп, но не раньше осени.

Не знаю, как просить у вас прощения, ваше величество… Остатки наших сил отступают в Ривергард, и будем надеяться, мой отец-герцог отомстит за мое поражение».

«Герцогу Ривергарда и всех его земель Робину Гидельбургу, от его величества короля всей Америи Эсмунда Первого из рода Теаргонов.

Мой верный герцог! Как ваше самочувствие? Надеюсь, поражение ваших войск и пленение дочери не слишком сказались на вас. Будьте уверены, что с Эверис все будет хорошо. Кальдийцы славятся своими манерами, и с ней наверняка будут обращаться должным образом.

Пишу, дабы велеть вам собрать новое войско как можно скорее. Не торопитесь выкупать вашу дочь из плена. Как я уже сказал, ей ничего не грозит. Деньги, которые требуют кальдийцы, стоит потратить на вооружение новой армии. Война лишь началась, и это поражение ничего не значит. Вместе со мной, вам стоит задуматься о дальнейших действиях, и отринуть беспокойство. Я, как никто, понимаю вас — моя Алина на пути в Дримгард, охваченный мором. Как ваша дочь храбро сражалась на поле брани, так и моя отправляется на битву с неведомой хворью.

Итак, приказываю вам собрать новое войско немедля. Армия сира Чаваццо, вероятно, уже движется в ваши земли. Теперь вам предстоит не нападать, а защищаться. На ваших плечах, герцог, безопасность всего юга, и я убежден, что эта ноша вам по силам. Не вступайте в рискованный бой и не давайте кальдийцам разорять поля и деревни, как они делают это в землях Вестгарда. Я жду новостей о ваших победах и молюсь о них.

Его величество король Америи Эсмунд Первый из рода Теаргонов. Писано со слов короля 28 апреля 949 года от Вознесения, приложена королевская печать, подписано лично».

«Герцогу Вилонии Кристану де Ларуа, от его величества короля всей Америи Эсмунда Первого из рода Теаргонов.

Герцог де Ларуа! Я разочарован в вас. Вы так и не явились на призыв, как должны были, и храните молчание в ответ на мои письма. Хотя граф Бальдер из Лотарии утверждает, что в ваших землях все идет своим чередом, я этому не верю. Сборщики налогов, слава Господу, вернулись и передали королевской казне положенный земельный налог и щитовой налог, надбавленный вами по собственной воле. Однако неужто вы решили, что деньги заставят меня замолчать и заменят столь нужные Америи войска?! Я подозреваю вас в неверности, Кристан, и требую немедля явиться в Кроунгард, чтобы предстать передо мной и лично ответить на обвинения!

Неужели, герцог, неужели вы забыли, каким близким другом был мне ваш отец, и неужто вы станете одним из тех, кто снова попробует поднять Вилонию на мятеж?! Вы знаете, чем это всякий раз кончалось. Род Ларуа правит лишь третье поколение, а ваши предшественники бесславно окончили свой путь. Неужели вы хотите того же для себя? Быть казненным как преступник, оскорбить память предков и обречь себя и своих людей на вечную гибель души? Сомневаюсь. И даже если граф Бальдер, как я подозреваю, поддерживает вас, это не поможет вам добиться независимости. Уже сотни лет Вилония подчиняется америйской короне, и уверяю вас, так останется дальше. Ни один из тех, кто пытался, не изменил этот уклад.

Даруй вам Бог мудрости, герцог. Жду вас во дворце в ближайшее время.

Ваш сюзерен, король всей Америи Эсмунд Первый из рода Теаргонов. Писано со слов короля 29 апреля 949 года от Вознесения, приложена королевская печать, подписано лично».

XII

Америя, Кроунгард

Покои короля

К письмам приложили печать, и поднесли королю. Дрожащей рукой Эсмунд взял перо и медленно, со скрипом вывел свою подпись. Раньше он ставил ее не глядя, теперь же приходилось напрягаться, чтоб ровно удержать перо. Кисти ныли, и при письме ладонь едва ли не сводило судорогой.

Когда он закончил, писцы поклонились и вышли из приемных покоев. В окна бил яркий солнечный свет, в кои-то веки в покоях не горел камин, и Эсмунд при этом не мерз.

— Снова болит рука, государь? — осведомился Йоэн.

— Она всегда болит, мрак побери, и вторая тоже. Но писать — вот истинное мучение.

— Вам необязательно это делать. Хранитель печати умеет ставить вашу подпись.

— Я считаю, что должен делать это сам. Ты так не думаешь?

— Конечно, государь. Личная подпись имеет свою силу. Но зачем же мучить себя?

Законник вздохнул.

— Я мучаю себя, мой милый Йоэн, с тех самых пор, как надел корону. Я уже не раз пожалел, что выдвинул свои претензии на трон после смерти Венценосной Шлюхи.

— Кто-то до сих пор болтает, что это вы убили ее.

— Амелия Третья сама убила себя, без чьей-либо помощи, — скривился Эсмунд. — Она только и делала, что пила и трахалась, с чего бы ей надеяться на долгую жизнь? Да и я никогда не думал о том, чтобы стать королем. Но когда род Аветов прервался — выбора у меня не осталось. Кто-то должен был принять королевскую ношу. Я оказался одним из самых близких родичей угасшей династии.

— Не ближе, чем король Илларио.

Эсмунд хмыкнул и прищурился.

— Хочешь сказать, у Илларио больше прав, чем у меня?

Йоэн невозмутимо пожал плечами.

— Он потомок королевского бастарда, ну а вы — потомок племянницы того же короля. Я думаю, что крови Аветов примерно поровну в ваших жилах.

— А я думаю, что даже будь он чистокровным Аветом, чужеземцу не место в Кроунгарде! — воскликнул Эсмунд. — И я не хочу, чтобы ты еще раз говорил что-то подобное, ты меня понял?

— Да, государь. Можно узнать, почему?

Король коротко рассмеялся и жестом попросил помочь ему встать.

— Ах, Йоэн, Йоэн, — сказал он, поднимаясь. — Потому что это меня раздражает, только и всего. В остальном я приказываю тебе оставаться таким, каков ты есть.

— Я бы уже не смог измениться, — с улыбкой сказал хранитель.

— Идем в Зеркальный сад. Я хочу навестить Мариэль. А после проведаем Симона.

— Как скажете, мой король. Кстати, давно хотел вам кое-что сказать.

— Что же?

— Вы не думали о том, чтоб восстановить Башню клятвы?

Эсмунд остановился на полпути до двери и смерил хранителя покоев взглядом.

— Нет. Я хочу, чтобы все осталось, как есть.

— Но она стоит так уже одиннадцать лет… Того и гляди, может рухнуть.

— Этого не случится. Кроунгард строили на века, — Законник направился дальше. — Когда я умру, можете отстроить ее заново или снести. Но до той поры никто не посмеет тронуть памятник моей любви.

— Я думаю, что вы только зря мучаете себя, — открывая для Эсмунда дверь, сказал Йоэн.

— Я уже сказал тебе. Из мучений состоит моя жизнь, с тех пор, как я надел корону.

* * *

Дверь открыл клирик, бледный мальчишка с перепуганным лицом. Увидев короля, он потерял дар речи и только низко поклонился, пропуская Эсмунда внутрь.

Симон сидел за столом и вкушал огромного налима, жареного с морковью и луком. При виде Эсмунда он подскочил, да так, что огромным животом толкнул стол.

— Ваше величество, — архиепископ с трудом поклонился. — Что привело вас ко мне?

— Чувство вины, — сказал король и присел по другую сторону стола. Два Щита остались у дверей. — Я погляжу, ты не слишком торопишься возвращаться в Низарет?

— Я не имею права уехать, пока мы не решим вопрос с Великим Наместником, — сказал Симон, неловко присаживаясь обратно. — Вы завтракали? Очень нежная рыбка, попробуйте.

Эсмунд покачал головой, глядя на рыбку размером с руку взрослого мужчины.

— Я хочу извиниться перед тобой, Симон.

Архиепископ медленно кивнул, вытирая рот салфеткой.

— Благодарю вас, государь, извинения приняты.

— Мне не стоило оскорблять тебя. Однако ты должен знать, что в гневе я сказал правду.

— О чем вы? — насторожился Симон.

— О том, что я не хочу, чтобы ты становился Великим Наместником.

Архиепископ обомлел и отодвинул тарелку с недоеденным налимом. Он тряхнул подбородками, и юный клирик поспешил выйти из комнаты.

— Мы можем остаться наедине, ваше величество?

Эсмунд жестом отправил Щитов.

— Мой король, — Симон наклонился к нему через стол. — Раз уж вы откровенны, позвольте и мне. Да, я действительно не лучший священник, и многие грехи лежат на моей совести. Я слишком светский человек, чтобы казаться святым. Но послушайте — кто, если не я?

Эсмунд вздохнул.

— Я не знаю. Думаю, Просветитель должен это решить.

— Это недопустимо, государь, недопустимо! — лицо Симона выражало детский испуг. — Что, если Люцио назовет епископа Равеля? Он может быть заодно с герцогом де Ларуа и запросто объявить Вилонию независимым королевством! Или вдруг Великим Наместником станет кардинал Лекко? Он ведь кальдиец, и что тогда изменится?! Святой престол по-прежнему будет в кальдийсках руках!

— Ты неверно понял меня, Симон. Раз Люцио не хочет говорить с нами, думая, что мы хотим заставить его назвать определенное имя, сделаем по-другому. Предложим ему издать буллу, согласно которой следующий Великий Наместник должен быть выбран путем голосования.

Архиепископ задумался и короткими пальцами разгладил скатерть, потом внезапно хмыкнул.

— Знаете, кто предлагал мне сделать так же?

— Кто?

— Инквизитор Хейс.

Эсмунд медленно выдохнул. Это имя, даже столько лет спустя, вызывало в нем только гнев.

— Вы уверены, что хотите так поступить? — спросил Симон.

— То, что наши с Фениксом мнения совпали, не заставит меня отказаться. Ты что, на это рассчитывал?

— Ни в коем случае, государь, ни в коем случае. Просто я вспомнил, как на Железном соборе он тоже вспоминал о давней традиции выборов.

Возникло короткое молчание, во время которого Эсмунд сжимал под столом кулаки, чтоб прогнать воспоминания о ночи, когда сгорела Башня клятвы.

— Как только мы расправимся с силами маршала Адричи, то двинем армию на Первый Град под знаменем освобождения, — сказал он.

— Я понял вашу идею, — вдруг загорелся архиепископ. — Мы освобождаем Первый Град, возрождаем традицию выборов… Народу это понравится, нас могут назвать святыми освободителями.

— Вот именно. Но пока что нас называют нечестивцами.

— Вы о беспорядках на Кольце Вальдара? — устало вздохнул Симон. — Уверяю вас, без инквизиции мы ничего не решим. Проповедники знают, что городская стража их не тронет, и безнаказанно распространяют ересь.

— Еще осенью я приказал тебе разобраться с этим.

— Слишком поздно. Умы горожан захвачены их проповедями. Так легко поверить, что в Годах гроз и прочих бедах виноваты мы с вами.

Эсмунд сильнее сжал кулаки и почувствовал, как щелкнул сустав в запястье.

— Феникс не ступит на Кольцо! — рявкнул он.

— Тогда пускай приедет кто-нибудь из его рыцарей. Скажем, тот, кого зовут Зверем. Он быстро решит проблему.

— Порвет монахов на куски? — поморщился король. — Сталь в руках инквизиции только подтвердит их проповеди.

Симон пожал плечами и с сожалением взглянул на недоеденную рыбу.

— Пожалуй, вы правы, государь. Но я слышал, что беспорядки на Кольце случаются все чаще. Поджоги, убийства, нападения на стражу. Ничего не делая, мы делаем хуже.

— Не стоит первыми браться за меч.

— Но люди уже взялись!

— Хватит, — отрезал Эсмунд. — Как только я увижу, что необходимость появилась, я позволю инквизиции войти в город. Пока что необходимости нет. Стража справляется.

— Как скажете, государь, — нехотя согласился Симон. Кажется, он все еще злился на горожан. — Вы уже направили Люцио свое предложение?

— Я хочу поступить умнее, и не буду предлагать такое сам. Напиши всем епископам и настоятелям крупных монастырей. Попроси кардинала Лекко сделать то же самое — он наверняка знаком с парой-тройкой крупных кальдийских священников. Я же направлю просьбу королю Феолиппу — пусть епископы Энариона тоже поучаствуют. И пускай все эти люди напишут Люцио, каждый своими словами: «Законник не отпустит вас, война уносит множество невинных жизней, и это будет на вашей совести, Великий Наместник! Примите твердое решение — объявите, что наследником станет тот, кого изберет конгрегация церквей Просветителя».

— Вся конгрегация? — нахмурился Симон. — Вы хотите, чтобы и кальдийцы, и энарийцы участвовали в выборах?

— Именно.

— Но ведь мы стремились к тому, чтобы америец занял Святой престол!

— В первую очередь мы стремились перенести Святой престол, — Эсмунд поднялся. — А тот, кто его займет, должен в первую очередь быть достоин. Ты не согласен?

Симон тоже встал и сказал, причмокнув толстыми губами:

— Конечно, ваше величество. Думаю, вы правы. Пускай достойный займет Святой престол.

— Прекрасно, — Эсмунд собрался уходить, но вспомнил еще одну важную вещь. — Ты все же прав, что с обстановкой в городе надо что-то делать.

— Говорю вам, государь, стоит вызвать Зверя.

— Нет, но я все-таки пущу немного крови.

— О чем вы?

— Те рыцари, что напали на южную башню. Я их казню, — Эсмунд сглотнул. — Прилюдно расправлюсь с обидчиками Люцио. Это… это успокоит народ и поможет Наместнику принять решение. Не так ли, Симон?

— Да, государь, — кивнул архиепископ. — Вы поступаете правильно.

— В этом я сомневаюсь, — тихо ответил Эсмунд.

XIII

Лотария, герцогство Альдеринг

Вихрь возбужденно заржал и затопал передними копытами, когда Моллард сел в седло. Конь догадался, что впереди не просто прогулка — Дэнтон был в кольчуге и панцире, алый плащ стекал по плечам, а на голове сверкал новый шлем.

На него пошел необычный сплав: позолоченная сталь разбитого в Баргезаре шлема, железо бараньей булавы, и кровь солдат и самого Дэнтона, что остались на ней. Состав воплотился и в облике: кузнец повторил форму старого шлема, на боках выковал закрученные бараньи рога, а сталь покрыл багровой эмалью — цвет сочетался с инквизиторским плащом. Так Моллард показал всем и самому себе, что рана не сломила его.

Армия собралась за воротами. Три сотни свежих латников из Низарета, сотня ветеранов Баргезара на лошадях и сорок обещанных Эллисом всадников в зеленых цветах Бальдера. Еще сорок гвардейцев ждали в стороне принцессу и Лавеллета.

Утро было теплым. Золотое солнце сияло на голубом небе, на западе ярко блистал Небесный дом. Земля под ногами была мокрой, всюду текли грязные ручьи, но к свету уже пробивалась свежая трава и первые, еще не раскрытые цветы. На востоке отражала утренний свет распухшая от половодья река, над ней летали в поисках добычи речные чайки.

Алина выехала из конюшни верхом на Розе, Эльтон следом за ней. Моллард ожидал, что Лавеллет, как всегда, расплывется в улыбке, но лицо молодого рыцаря оставалось серьезным. Он остриг длинные волосы, оставив на голове короткие кудри, щеки его покрывала рыжая щетина. Завидев Дэнтона, он все же улыбнулся, но не так, как раньше, а одними губами.

— Ваше высочество, — Дэнтон снял шлем, чтобы принцесса напоследок насладилась его шрамом. — Мне жаль, что мы расстаемся. Гвардейцы Эллиса проводят вас до Дримгарда. Впрочем, надеюсь, что ваша помощь там уже не нужна.

— Увы, инквизитор, — ответила Алина, — два дня назад мне пришло письмо. С началом оттепели хворь напала с новой силой. Лишь истинное чудо спасет восток от эпидемии.

— И вы думаете, что способны сотворить его? — неприветливо откликнулся Моллард.

— Я лишь инструмент в руках Божьих. Я не смогла вернуть вас к жизни, но помогла добраться до монастыря, где святой Джерри исцелил вас. Господь направил меня.

— Я думаю, что вы правы, моя принцесса. Все, что случилось, произошло по воле Божьей. Я благодарен: ваши руки спасли немало раненых после битвы, и меня в том числе. И я не виню вас в том, что случилось.

— Благодарю, инквизитор, — скромно отозвалась Алина.

— Принцесса умолчала еще кое о чем, — сказал Лавеллет. — С началом весны свинары вторглись в земли Дримгарда. Их немного, но они доставляют проблемы. Если бы мы не разбили ту орду, она бы сейчас опустошала восток.

— В таком случае долг наш выполнен, хоть и дорогой ценой. Прощайте, ваше высочество. Сир Лавеллет, я рад, что вы сражались с нами.

— И я, инквизитор. Мой первый бой — я точно никогда его не забуду.

— Вы прекрасный боец, — вставила Кассандра. — Вам, принцесса, повезло с таким защитником.

Эти слова все же вытянули из Лавеллета улыбку.

— А где сир Раддерфорд? — оглянулась Алина.

— Задерживается, ваше высочество, — ответил Дэнтон.

— А нам задерживаться не стоит, — негромко сказал Лавеллет.

Алина кивнула на прощание, и они с Эльтоном поехали прочь. Гвардейцы Бальдера последовали за ними. Подковы коней зацокали по мощеной дороге, уходящей из Альдеринга на восток, до красного миреданского тракта. Принцесса и ее эскорт удалялись, пока почти не пропали в утреннем тумане.

— Небо меня порази, они уже уехали?! — Брон выбежал из ворот. — Я хотел попрощаться с принцессой!

— Они торопились, — сказал Дэнтон.

Бронвер ничего не ответил, но сердце защемило. В Альдеринге он был слишком занят новобранцами, а принцесса редко покидала комнату. Ему так хотелось напоследок взглянуть в ее светлые глаза.

Мрак и бездна.

Брон оглянулся. Загадка копалась в сумке возле конюшни. Она оделась в коричневый плащ, а рыжие волосы собрала в пучок на затылке.

— Давай быстрей, девчонка! Пора ехать! — рявкнул он.

Загадка посмотрела на него, быстро закивала, но продолжила не спеша разбираться со своими вещами.

— Нерасторопная. Зачем я ее взял? Хотя бы научилась делать массаж моему больному колену, — Брон прочистил горло и сплюнул.

— Не торопи ее, — сказал Моллард.

— Вы уверены, инквизитор, что мы оставим новобранцев? Они могли бы пригодиться.

— Они останутся.

— Зачем тогда я гонял их всю зиму? — пробурчал Бронвер.

Он направился было к конюшне, когда голос инквизитора пригвоздил его к месту:

— Ты продолжишь их тренировать.

До треска сжимая кулаки, Брон повернулся:

— Что вы имеете в виду, инквизитор?

— Ты останешься в Альдеринге и продолжишь учить новобранцев.

— Вы бросаете меня здесь?! — взревел Бронвер.

Горло сдавила бессильная ярость, а сердце похолодело. Моллард твердо смотрел на него.

— Когда-то я хотел править в этом замке. Теперь оставляю править тебя.

— Вы бросаете меня! — снова вскричал Брон.

— Набери еще людей, — Моллард в своем новом кровавом шлеме смотрел на него в упор. — Подготовь две сотни достойных бойцов. И жди моего письма. Если понадобится помощь на севере, я вызову тебя.

Не в силах больше сдерживать гнев, Брон развернулся на пятках и ринулся обратно в замок. Во дворе навстречу вышла Загадка. Увидев его ярость, она сделала печальное лицо и вдруг бросилась к нему на шею. Неожиданно для себя, Бронвер обнял девочку, и буря у него в душе хоть не утихла, но сделалась слабее.

— Ты слышала, да?

Загадка кивнула и махнула рукой.

— Думаешь, наплевать? Вот и я тоже так думаю! Закройте ворота, сукины дети!

Заскрипели петли, и следом раздался низкий крик Арика. Клювогорн взлетел в небо, и Железная инквизиция начала свой путь. Брон остался в крепости. Ворота закрылись.

— Идем-ка на кухню. Там должно было остаться пиво. Сегодня я хочу нажраться.

Загадка улыбнулась и жестами показала, будто ест.

— Кушать хочешь? Давай, идем. Устроим пир на двоих. Пускай инквизитор со своей любовницей делает что хочет, — Брон посмотрел на запертые ворота, из-за которых слышался шум отходящей армии. — А мы будем выполнять свой долг. Да?

Девочка кивнула и вприпрыжку побежала на кухню, увлекая Брона за собой. И хотя грудь все еще теснила обида, не дающая даже вдохнуть, он почуствовал, что с Загадкой ему будет легче пережить эту боль.

Быть может, вовсе и не колдовство обратило ее кровь в зелье.

Быть может, это чудо Господне.

Моллард улыбнулся, глядя на Рексена. Парень ехал впереди всех, гордо выпрямив спину и задрав подбородок. Его новый панцирь, покрытый серебром, сверкал на солнце. Голову украшал шлем с конским хвостом. На поясе Рексена висел меч, а в руке он держал на длинном древке серебряное знамя инквизиции.

— Ты уверен, что оставишь Брона? — спросила Кэс.

Дэнтон притормозил Вихря, рвущегося вперед. Они с Кассандрой ехали позади строя.

— Я его уже оставил. Мне нужен резерв.

— Ты оставил его только поэтому?

— Да.

Кассандра вдохнула, словно собиралась сказать что-то еще, но промолчала. Небо отражалось в ее больших глазах, и Дэну показалось, в глазах этих прибавилось горя и тайн.

— Я хотел попросить прощения, — сказал он.

Кэс повернулась к нему:

— Инквизитор, вы не должны.

— Как инквизитор, не должен. Я прошу иначе.

Кассандра почему-то побледнела, ее кожа стала одного цвета с тонким шрамом на шее.

— Ты пыталась заботиться обо мне, а я был груб в ответ. Прости меня.

— Прощаю, — тихо ответила она.

Внутри Дэнтон весь дрожал, но не показывал этого. Они с Кассандрой смотрели друг на друга. Ее глаза стали цвета, которого Дэн никогда раньше не видел — ярко-голубого с оттенком серебра.

— Когда я вышел из инквизиции, Кослоу вернул меня в отряд в тот же день, — сказал он. — Но я много дней пролежал в лихорадке после. Потом мы ринулись в Дримгард, затем за Тиир, потом опять в Дримгард… Так получилось, что я не произносил клятву второй раз. Я вышел из инквизиции, но не вошел обратно.

Сине-серебряные глаза Кэс округлились.

— Дэнтон, ты…

— Я инквизитор вне инквизиции, — сказал он и остановил коня. — Ты не должна никому говорить, ты понимаешь? Этого никто не видит, потому что это лежит на поверхности. Но стоит намекнуть, и меня погребут заживо.

— Я не скажу. Никому не скажу. Но это означает…

— Я люблю тебя — вот что это означает.

Румянец хлынул на ее бледные щеки, а Дэн наклонился и поцеловал ее в губы. Она ответила на поцелуй, и несколько мгновений они провели, приникнув друг к другу.

— И я люблю тебя, Дэнтон, — сказала Кассандра, и Дэн вдруг увидел, что глаза ее помрачнели. — Но то, что ты сказал, означает, что я одна нарушала клятву.

— Да.

— Значит, Небытие ждет только меня?

— Ты правда в это веришь? — Дэн тронул Вихря и поехал вперед. — Арик, горн! Железная инквизиция идет на войну!

Клювогорн издал долгий, протяжный гул, и армия приветствовала проезжающего мимо Молларда.

Кассандра смотрела ему вслед и не могла понять, почему ей так страшно.

XIV

Как только они отъехали от Альдеринга, Алина расплакалась. Она остановила Розу, в чью гриву все утро вплетала желтые ленты, и заплакала, закрыв лицо ладонями.

Эльтон хмуро переглянулся с гвардейцами.

— Езжайте, — велел он. — Мы догоним.

Зеленые плащи отправили лошадей вперед. Эльтон подъехал к Алине. Она оделась в то же простое платье, в котором покинула дворец.

— В чем дело, любовь моя?

— Я все думаю об отце, — сквозь слезы ответила принцесса. — Я должна быть с ним. Поддержать его в эти дни! Я так тоскую по нему, и по брату. Я скучаю по дому!..

Рыданья поглотили последние слова. Плечи Алины сотрясались, как от лихорадки.

— Перестань, — молил Эльтон. От ее слез у него в душе все чернело, хотелось кричать и ломать все вокруг. — Ты должна быть там, но мы выбрали другой путь. Если твоя совесть не дает идти дальше — давай вернемся. Я последую за тобой, куда скажешь, — Эльтон проглотил комок. — Я и сам бы хотел вернуться. Мой дядя обесчещен и лишен фамилии. Я теперь последний Лавеллет.

Алина вытащила из рукава платок и, отвернувшись, промокнула лицо. Повернулась к западу и долго смотрела, а потом поехала в противоположную сторону. Эльтон отправился за ней.

Подковы лошадей застучали по камням. Эльтон привык к мощеным дорогам на Длани, но в Лотарии они были редкостью, так что звук был приятным и почти вызвал у него улыбку. Скоро вместо цоканья он снова будет слышать чавканье грязи.

— Я должна стать королевой, — произнесла Алина, глядя вперед.

Эльтон кивнул и ответил:

— Да.

— Но я не хочу.

Он снова кивнул, на сей раз промолчав. Но похоже, что принцесса все равно говорила сама с собой.

— Я не могу быть политиком. Меня тошнит от этих подлых игр и фальшивых улыбок. Я не желаю этого бремени ни себе, ни своим будущим детям. Мне противен мир, где любая верность таит за собой корысть.

— Такова, увы, не только политика, — негромко произнес Эльтон. — Мы с тобой увидели, как может быть ужасен мир.

— Но Господь спасает истинно верных, разве нет? — Алина резко повернулась к нему, встряхнув волосами. — Инквизитор Моллард жив и отправился сражаться с ересью.

— Мы сделаем все, как хотели. Весна в разгаре, принц Леонар должен снова ждать нас в Янтарной гавани.

— Принц Леонар, — улыбнулась Алина, и в душу Эльтона вцепилась ревность. — Я так и не смогла запомнить его полное имя.

— Леонар Феолипп Гаспар де Роберин. Имя будущего мужа тебе придется запомнить, любовь моя.

Алина кивнула и подстегнула Розу, догоняя гвардейцев.

— Постой! — догнал ее Эльтон. — Если мы все решили, если не собираемся возвращаться… Быть может, не стоит ехать в Дримгард? Там черная лихорадка, там — Дар-Минор. Мы могли бы добраться до Янтарной через Вилонию — так дольше, но безопаснее.

— Нет! — отрезала Алина. — Люди нуждаются во мне. Дай исполнить хотя бы этот долг, прежде чем я навсегда покину берега Мириса. Тогда я смогу уехать со спокойной совестью.

— Уверена? Энарийский принц обещал тебе новый мир взамен на руку и сердце — но почему ты решила, что новый лучше старого?

— Мы уже проходили это, Эльтон, хватит! — в голосе принцессы прозвучал приказ.

Он покорно замолчал. Да, они это проходили. Телохранитель, даже возлюбленный, не может принимать решения за принцессу. А принцесса порой упряма, как испорченный ребенок, и столь же наивна.

После Баргезара Эльтон обнаружил, что стал по-другому смотреть на мир — будто пелена спала с глаз. Что-то сломалось внутри, как скорлупа, из которой наружу выбралась тайна. Страшная тайна о том, какова реальность на самом деле. Он был уверен, что и с Алиной произошла подобная перемена, просто она не хочет этого признавать, и продолжает жить в мечте, подаренной ей Леонаром.

* * *

Леонар Феолипп Гаспар де Роберин, четвертый сын короля Феолиппа Десятого, приезжал в Америю два года назад. Эльтон тогда еще не был рыцарем, но они с Алиной уже любили друг друга и проводили вместе гораздо больше времени, чем позволяли приличия. Леонар был старше их с Алиной лет на пять и только что вернулся из морской экспедиции. Энарийцы наконец-то исполнили свою давнюю мечту — открыли новую землю.

— Не только чудовища, но и сам океан мешал нам плыть, — рассказывал принц, покачивая в пальцах кубок.

Его острое, обветренное лицо покрывала небрежная щетина, которую принц постоянно поглаживал. Он сидел, закинув ногу на колено, чтобы всем показать продубленные морской солью сапоги. У двух пальцев на левой руке не хватало фаланг, но и это он как будто нарочно всем старался показать, активно жестикулируя при рассказе.

— Из Эль-Женаро мы отплыли числом шестьдесят восемь кораблей. Обратно вернулись лишь сорок два — часть потопили водные драконы и черепаховые острова, кого-то унесли беспощадные бури.

— Ах, неужто океан столь опасен? — вздыхали придворные дамы.

— Конечно, милые леди. Его глубины таят много существ, живущих там со времен Эры чудовищ.

Они сидели тогда в Пенном зале, уже глубокой ночью — молодые придворные леди и рыцари окружили Леонара, который упивался вниманием, раскинувшись на стуле. Алина сидела рядом с ним, изящно сложив руки на коленях, а Эльтон — прямо за ней.

— А что такое черепаховые острова? — спросил он.

— Попробуйте представить, — отвечал Леонар, не поглядев на него. — Сотни щитовых черепах собираются панцирь к панцирю, в единое целое, и получается огромный плавучий остров. Иногда они всплывают, иногда плывут под водой — и если корабль столкнется с ними, ему несдобровать. Вы когда-нибудь видели щитовую черепаху, принцесса?

Тут Леонар протянул Алине ломтик красной дыни, и все дамы вокруг поблекли — ясно, столь желанный многими авантюрист положил глаз на принцессу.

«Все верно, с чего бы принцу метить ниже?» — подумал тогда Лавеллет, несмотря на кольнувшую в сердце ревность.

— Я не видела даже моря, — сказала Алина. — Расскажите нам лучше о чудесных землях, что вы отыскали.

— Они и вполовину не так чудесны, как ваши ясные глаза, госпожа, — улыбаясь, начал Леонар. — Но все же удивительны. Мы заплыли далеко на юго-восток, где море становится лазурным, как сапфир. Глядя вдаль, нельзя распознать, где кончается оно и начинается небо. И вот однажды — земля!

Принц подскочил, вскидывая руку. Глаза у него загорелись. Слушатели затаили дыхание.

— Мы увидели ее издалека и мое сердце забилось, точно голубь в силках. Когда мы сошли на берег, я упал на колени и первое, что сделал — вознес молитву Господу за то, что он позволил мне отыскать этот прекрасный новый мир.

Там ласковое, теплое солнце, и яркие птицы, которые поют изящнее арф. Высокие деревья без ветвей, но с листьями на самой макушке плодоносят большими орехами, полными сладкой воды и нежной мякоти. Змеи летают по воздуху на стрекозиных крыльях, подобия гигантских ежей бегают по кустам, бескрылые птицы с клювами, как две сабли, защищают свои гнезда. Один из моих матросов клялся, что видел в небе дракона.

— Вы привезли оттуда что-нибудь? — спросила черноволосая леди Пьерриг.

— Немного разных плодов и звериных шкур, — отмахнулся Леонар. — Главное, что мы привезли — это знание о том, что новый мир все-таки есть!

«Негусто», — подумал Эльтон.

— А есть ли там люди? — спрашивала Алина.

— Мы не встречали, ваше высочество. Но никто не знает, насколько велика эта земля. Мы исследовали только берег. Построили там форт и оставили сотню людей. Скоро, года через два или три, я опять отправлюсь в экспедицию. И быть может, на сей раз останусь там навсегда. Возьму с собой лучших, — подливая принцессе вина, Леонар поднял на нее глаза, — и построю новый мир.

— И как бы вы назвали его, принц?

— О, без ложной скромности я уже назвал ту землю Леонария.

Последовал смех, и Эльтон тоже улыбнулся, а принц изящно упал на стул и продолжил:

— Но первый город, который будет там заложен, я обязуюсь назвать в вашу честь. Алинион — хорошее название, как вам кажется?

— Прекрасное, — вставил Лавеллет.

Впервые за весь вечер принц обратил на него внимание. Полупрезрительный взгляд ощупал Эльтона с ног до головы, и он вдруг почувствовал себя нищим на празднике знати.

— Надеюсь, в будущем вы найдете время навестить город, названный в вашу честь? — спросил Леонар, обращаясь к принцессе.

— Конечно, — ответила Алина.

* * *

Через несколько дней после того, как Леонар отплыл с Кольца Вальдара, Алина рассказала Эльтону о его предложении. Отговорить ее оказалось бесполезно. А потом звезды сошлись — в Дримгарде вспыхнула болезнь, а принц Леонар прислал тайное письмо.

Король Эсмунд не желал отпускать свою дочь, и принцесса решила просто-напросто бежать. Она знала, что король не отправит погоню и предпочтет сделать вид, что сам отпустил Алину. Так что одной темной ночью они сели на шлюп и отплыли в Низарет, где встретились с инквизитором Моллардом.

И вот они здесь.

Эльтон знал, что им не стоит ехать дальше. Бог показал свою волю. Алина должна вернуться и позаботиться об отце и брате, Эльтон должен вернуться и восстановить честь рода. Долг тянул их обратно в столицу, но они, стиснув зубы, продолжали рваться на восток.

Эльтон чувствовал себя так, будто плыл против течения. Все знаки, какие только можно, говорили ему: не надо.

Но Алина будто бы ослепла и оглохла. Она продолжала стремиться вперед. Страх перед неизвестностью, перед оскаленным миром был в ней слабее, чем страх перед властью. И Эльтону ничего не оставалось, кроме как следовать за ней, не обращая внимания на собственные чувства.

«Мы возлюбленные. Родственные души.

Я не смогла бы жить без тебя, сир Лавеллет.

Ты навеки останешься героем моего сердца».

Что толку, если ты собираешься выйти замуж за Леонара? Заплатить своей душой и телом, вечной верностью жены всего лишь за каюту на корабле?

Эльтон много раз представлял грядущую жизнь. Алина и Леонар станут мужем и женой. Кем станет Эльтон в новом мире? Он представлял себя на разных местах, но всякий раз мысли приводили его к тому, что они с Алиной будут вместе. Он почти не сомневался в том, что рано или поздно они будут вместе по-настоящему. Не стесняя себя традициями старого мира, они ринутся в объятья друг друга и останутся в них навсегда.

Однако теперь ему казалось, что все будет иначе. Впереди неизлечимая хворь, мрачная тайга Дар-Минора, неведомые испытания моря, а в конце — чужая, неизведанная земля. Кто знает, какие опасности она таит? Можно ли там вообще жить?

От этих мыслей во рту появлялся вкус желчи. Порой Эльтон чувствовал себя готовым бросить все и уехать обратно в столицу одному. Но любовь и долг всякий раз оказывались сильнее.

Пока они здесь, пока не сели на корабль, у него еще есть возможность вразумить Алину. Мир ужасен — но станет в тысячу раз ужаснее, если она покинет его берега.

«Я не хочу быть королевой».

А я не хочу быть твоим рыцарем, Алина! Теперь я даже не хочу быть капитаном твоих Щитов, как сказал инквизитору. Я хочу быть твоим мужем.

Но мечты, принцесса, редко становятся реальностью.

XV

Юго-западная Лотария

Близ монастыря св. Джерри

Небо было чистым, а солнце — палящим. Сочная зеленая трава и россыпь молодых цветов покрывали невысокие холмы, меж которых петляла дорога. Вдалеке крестьяне распахивали поле с помощью волов и жгли прошлогоднюю траву.

Похоже, что годы гроз прошли, как и надеялся Кослоу. Моллард вел армию на юг, к монастырю святого Джерри, чтобы попрощаться со стариком — быть может, в последний раз. Теору осталось немного, и никто не знает, что ждет Дэнтона за Шрамом. Быть может, в этом году исчезнут оба инквизитора — старый и новый.

В воздухе мелькало пестрое множество бабочек, будто ожившие цветы. Они порхали тут и там, садились на копья солдат и кружили друг за другом. Среди простых белянок и лимонниц этой весной было много огнекрылок. Обычно их не рождалось много, хоть и редкая птица отваживалась съесть эту бабочку. Но на глазах Молларда молодой воробьишка склевал одну, оставив только алые крылья. Только успев подлететь, он истошно запищал и рухнул. Тельце сгорело еще в воздухе, и на траву опустился лишь пепел.

— Несчастная птичка, — сказала Кассандра.

— Неразумная, — ответил Дэн. — Схватила то, что ей не по зубам.

— Ей просто не хватило опыта.

— Наверняка старые птицы учили ее, что огнекрылок есть нельзя, иначе сгоришь. Птичка не послушалась и поплатилась жизнью.

— Надо слушать старших, вот мораль твоей истории?

— Я всегда старался слушать деда, а после него — инквизитора Кослоу.

Кэс промолчала, а потом спросила:

— Почему ты бросил Брона?

— Ты тоже думаешь, что бросил? Я оставил его править Альдерингом и тренировать молодых. Я даровал ему честь.

— Он думает, что ты отправил его на покой. Для него это хуже смерти.

— У него есть воля отправиться побить свинаров в округе или поискать колдунов в деревнях. Я не приказывал ему безвылазно сидеть в замке.

Кассандра как-то странно поджала губы и посмотрела вперед:

— Почти приехали.

Монастырь святого Джерри высился на холме. Дэнтон не помнил, как приехал сюда в прошлый раз.

— Оставайся тут, — Моллард тронул Кэс за руку и спустя мгновение добавил: — Если хочешь.

— Повидайся с ним сам, — улыбнулась она и понизила голос: — А то будет похоже, что мы просим благословления.

Неожиданно для самого себя Моллард рассмеялся и подкинул вверх Арика:

— Горн!

Дэнтон послал Вихря вперед, махнув Рексену, а мальчик в ответ приподнял знамя. Клювогорн летел над Моллардом, время от времени трубя. Из монастыря раздался звук колокола.

Ворота распахнулись, и вперед вышел настоятель — крупный мужчина с бородой, заплетенной в косу. Пара монахов разгружали во дворе телегу с дровами, другой чистил щеткой осла.

Настоятель Манфрид — если Дэн правильно помнил его имя — воздел руки к небу и двумя сотворил святой знак. Обычно так делали только на торжественных богослужениях.

— Инквизитор Моллард, о, какое счастье видеть вас на коне и с мечом! Вы снова готовы сражаться во имя Господа!

Моллард кивнул, хоть и не был уверен, что так уж готов к битвам. Еще один Баргезар он бы сейчас не пережил.

— Я приехал возблагодарить святого Джерри за помощь, настоятель. Но прежде я бы хотел повидать брата Кослоу.

Манфрид тяжело вздохнул. Сердце Дэнтона пронзила глубокая боль, и не надо было больше слов, чтобы понять.

— Когда?

— Вчера, инквизитор.

У Дэна закружилась голова. Он сжал поводья и уперся ногами в стремена.

— Он умер спокойно?

— Долго болел, инквизитор, но скончался во сне. Мы отпели брата Теора, как положено, и…

Моллард резко повернул коня и поскакал прочь. Арик, усевшийся на воротах, издал почти обиженный крик и отправился за ним.

— А как же мощи, инквизитор?! — кричал вслед настоятель. — Вы не будете молиться у них?!

Дэнтон не обернулся.

Глава шестая: Рыцарь и волк

I

Земли Дримгарда

Тихий дом

Ведь молния — меч Его

В ночь, когда освободился, произошла гроза. Первая весенняя буря. В краю, куда привезли три года назад, часто бывали бури.

Оглан слышал, что говорили черные монахи. «Годы гроз еще не прошли, грядет последняя гроза». Так и случилось. Оглан — эта гроза.

Обитателей Тихого дома всегда выводили на прогулку в дождь. Вывели и в этот раз. Монахи кутались в рясы. Воины с черными молниями на груди — в длинные плащи. Кривоплечий брат Илиат снова говорил о боге. А пленники дрожали под ливнем. Безропотное стадо овец. Оглану было противно среди них. Волк не может быть овцой.

Сверкнула молния. От грома задрожало небо. Пленники задрожали. Илиат вопил, пытаясь перекричать шум бури:

— Узрите силу Господню и покайтесь в своих прегрешениях! Именно вам Просветитель показывает мощь своего гнева!

Монах всегда говорил такое. Он умел говорить только про бога. «Узрите силу господню, поклонитесь ему!» И бойтесь, кайтесь, унижайтесь. Оглан плевал на такую веру. Она приводила в ярость, потому что Оглан не был рабом. Просто оказался в клетке.

— …ведь молния — меч Его! — воскликнул Илиат и один из мечей расколол ворота Тихого дома.

Щепки брызнули во все стороны. В середине ворот появилась огромная пылающая дыра. Остатки засова выпали из скоб. Илиат замолчал, и говорил только дождь. Солдаты вырвали из-под плащей булавы. Воин в сером заорал команды.

Стадо зашевелилось. Оглан по запаху чуял — увидев свободу, некоторые овцы прозрели. Илиат поднял руки:

— Стойте, дети мои. Знак Господен нужно распознать…

Лицо покрывал кожаный намордник, но Оглан и руками разорвал горло Илиата. Началась бойня. Стадо заплакало и упало на колени. Немногие прозревшие кинулись в бой. Оглана не было среди них. Побежал к воротам, распахнувшимся от ветра.

Дорогу преградил черный монах. Его взгляд остановил Оглана, будто капкан.

— Не надо, сын, — поднимая пальцы, сложенные в тез, проговорил монах.

Оглан знал жесты подчинения. Не умел делать их руками, но знал. Литеру тез выжгли на нёбе. Не мог противиться жесту и застыл, как мышь перед змеей. Волна онемения прошла по телу. Мерзкое чувство.

— Идем обратно, — велел монах.

Рыча от бессилия, Оглан начал поворачиваться.

Сверкнула молния. Во вспышке увидел летящего Гора. Раздался гром, лохматый пес повалил монаха и вцепился в шею.

Магические путы спали. Оглан бросился вперед и помог прикончить монаха.

— Гр! — прорычал сквозь намордник.

Гор залаял и замахал коротким хвостом. Оглан потрепал его безухую голову и встал.

Солдаты бежали на них. Рявкнул Гору и сорвался с места. Несся, запрокинув голову и подставившись ветру и ливню. Прочь из клетки!

Впереди, за пустырями и рекой, увидел чернеющий лес. Туда!

Река оказалась быстрой, так что едва не захлебнулся, пока переплывал ее. Дышать через проклятый намордник было тяжело. На том берегу Оглан впервые оглянулся. Преследователей не было видно. Куда им, в своем железе.

Первым делом сорвал с себя робу, в которую одели в день приезда в Тихий дом и с тех пор ни разу не меняли. Обнаженный, стоя в лесу, впервые за три года ощутил себя живым. Ощутил себя волком.

Черные монахи говорили — твой разум болен. Ты человек, а не оборотень. Ты все выдумал.

Тупые боголюбцы. Они ничего не знают о проклятии Эры чудовищ и фьет минор, дарах востока, которые подчиняют его.

Оглан встал на четвереньки и подозвал Гора. Пес полез лизаться. Оттолкнул его и стал, рыча, пытаться сорвать намордник. Сзади была какая-то штука. Солдаты легко открывали ее. Но пальцы плохо двигались, сколько себя помнил. Оглан не смог бы писать пером, даже если б умел.

Вместе с Гором порвали ремень на затылке. Оглан содрал намордник и бросил в воду. Течение понесло его прочь.

— Свобода! — вскричал хрипло. — Волк на свободе!

И завыл, раскинув руки, и Гор подхватил за ним. Далеко из чащи им ответили.

— Здесь братья. Идем.

Перед уходом жадно напился из реки. Посмотрел на свое отражение. Исхудал — щеки запали, и горбатый нос кажется огромным. Вместо бороды — порезы от бритвы. Черные мешки под глазами. Но главное на месте.

Оглан улыбнулся, и отраженье показало ровные ряды стальных клыков. Таких же острых, как раньше. Черные монахи пытались вырвать их. Не вышло. Эти зубы создал колдун из речных земель, тот, что научил его дарам востока. Их можно будет вырвать, только если Оглан умрет.

А Оглан не собирался умирать.

Оглан начинал жить.

Этой стае нужен новый вожак

Волки сами нашли их. Загоняли, как добычу. Они не знали, что Оглан и Гор — не добыча.

Матерый вожак вышел навстречу. Шерсть на загривке поднята, желтые клыки оскалены, один сколот. Старый зверь. Этой стае нужен новый вожак.

Оглан ждал, пока выйдет остальная стая. Их оказалось восемь — три самца и пять самок. Распахнув стальную пасть, оборотень издал оглушающий рев. Поднял ветку, которую нашел и обломал так, что получилось похоже на знак соф.

Напряжением воли отыскал внутри проклятие. Это было словно шарить руками в пустоте, пока не наткнешься на жаркую опухоль. Собравшись, вытянул из проклятия немного силы и направил извне.

Волки замешкались. Молодые отступили — только вожак зарычал громче. Все верно. Чем сильнее лидер, тем меньше на него действуют знаки подчинения. Особенно, если сделаны из корявой палки.

Могучий мрак слабеет в мире вещей. Чтобы он проявил свою силу, нужен достойный предмет. Феррис, речной колдун, не смог научить его делать такие. Пальцы Оглана не были способны работать — только рвать.

Оглан взревел еще громче, и направил больше силы через соф. Гор зарычал и вышел вперед. Молодые волки поджали хвосты и один за другим спрятались за спиной Оглана. Вожак остался один. Он прижал уши и молча скалился, пятясь.

Оборотень кинулся на него и в недолгой схватке сломал волку шею. Тот успел поцарапать когтями и немного подрать плечо. Оглан встал, поднял тело и бросил к ногам своей новой стаи. Хищники осторожно обнюхали мертвого вожака. Один из волков, самый массивный, оскалился, вперившись в Оглана.

Ясно. Преемник вожака, его сын или брат. Пробует показать свое право на лидерство.

Оглан опустился на четвереньки и заворчал. Волки прижали уши и шерсть, а потом приникли к траве и поползли вперед. Преемник старого вожака сделал это последним.

Они выразили Оглану почтение, слизав кровь и потершись широкими лбами о лицо и шею. Гор подошел и сел рядом. Массивный волк зарычал на него, но Гор издал хриплый лай, и Оглан поддержал его коротким рыком. Этот пес уже много лет с ним. Он будет его главным помощником в стае. Волк понял это и, поджав хвост, отступил.

Оглан поднялся и сосредоточился на проклятии. Вытянув немного мрака, помочился на дерево, заставив мочу издать сильный, понятный животным запах. Пусть в этом лесу каждый хищник знает, кто лидер.

От использования мрака начинала кружиться голова и затылок наливался тяжестью. Оглан выпустил еще кроху силы, кое-как сложив негнущиеся пальцы в подобие соф, и одновременно мысленно отдавая приказ. Волчицы поняли и главная повела вперед — к лежбищу.

Оглан поднял тело вожака на плечи и пошел за ней. Сейчас немного отдохнет и снимет с побежденного шкуру, а после — отправится на охоту. Рот наполнялся слюной при мыслях о теплом, живом мясе. Сегодня они поймают оленя. Но потом…

Оглан видел много деревень, пока бежал из Тихого дома.

II

Земли Дримгарда

Май 949 года от Вознесения

Эльтон ехал, мечтая о солнце. Оно светило здесь, на востоке, но совсем по-другому, тускло и будто бы нехотя освещая здешний край.

Дорога подходила к концу. Они преодолели холмистые земли, заросшие темными пихтами и кривыми елями, земли еще более мрачные, чем Лотария. В тенистых долинах распускались черные цветы, с пучками обжигающих щупалец вместо соцветий. Ветви кустов покрывала паутина, будто призрачная шаль, а сами пауки были размером с ладонь.

Вдоль красного миреданского тракта всюду были следы войны. Деревни, брошенные много лет назад, разрушенные форты и крепости, могильные курганы и пожелтевшие от времени кости, опутанные бледной травой. Не только человеческие — встречались останки свинаров и чудовищ, имен которым никто не давал. Создания анимантов, убитые во время войны с Дар-Минором.

— Один монах рассказывал мне об этих местах, — говорил Эльтон. — Раньше тут всегда шла война. На заре нашей эры миреданцы воевали с народом туклов — людей, которых они полностью истребили. Затем сюда пришел Карх Объединитель, потом был Гнев Миредана и много войн после того… И вот, наконец, война с Дар-Минором даровала этим землям покой.

— Они похожи на старого, покрытого шрамами солдата, который никогда не обретет покой, — сказала Алина. — Он живет при свете дня, но ночью его снедают кошмары о том, что он видел.

— У меня похожее ощущение, — сказал Лавеллет, трогая отросшую в пути бороду. — Только представляю почему-то не старика, а старуху — женщину, которая ждала своего солдата, но так и не дождалась. Ее шрамов не видно, но они не менее глубоки.

— Тебе идет борода, — улыбнулась Алина.

— Сбрею ее, как только приедем в город.

— Зачем? С ней ты выглядишь мужественнее.

— Чешется, — соврал Эльтон.

На самом деле, ему понравилось носить короткие волосы и бороду. Он сам не понял, почему сказал, что собирается ее сбрить. Может, хотел хоть что-то сделать наперекор Алине.

Первые тела погибших от мора встретились им за десяток лиг от Дримгарда. Семья из четырех человек лежала у обочины, возле перевернутой телеги — мать напоследок обнимала дочь, сын и отец как будто пытались ползти. Кожа их выглядела твердой, словно камень, иссиня-черная, покрытая большими лунно-бледными пятнами. От них под кожей расходились волнистые линии, как щупальца неведомой твари.

— Это так выглядит миреданская хворь? — спросил гвардеец, творя святой знак.

— Да, — ответила Алина. — Не подходите близко.

Сама она спешилась и направилась к мертвым. Эльтон последовал было за ней, но она остановила его.

— Не надо. Ты можешь заразиться.

— А ты разве нет?

— Нет. Просветитель защитит меня.

Принцесса осмотрела трупы и помолилась над ними.

— Стоило бы их похоронить, — сказала она. — Но не будем рисковать… Их души и так у Господа.

Она забралась на Розу и они продолжили путь. Эльтон молчал. Скорбные земли, несмотря на ясную погоду, заставляли душу мрачнеть. А уж теперь, когда черная лихорадка воочию предстала перед ними…

— Ты не передумала? — напрямую спросил Эльтон.

Принцесса ответила не сразу. Гвардейцы Бальдера ехали рядом, болтая о своем, и вроде бы не слушали их.

— Нет. Мы сделаем, как собирались.

— Хорошо.

— А ты, сир Лавеллет? Ты не передумал?

— Я там, где ты. Мои мысли не имеют значения.

— Для меня они важны.

Эльтон хмыкнул.

— Что ж, тем хуже.

— Что случилось, мой рыцарь? — недовольно спросила Алина.

— Мне кажется, что мы допускаем ошибку. Люди здесь страдают, им нужна твоя помощь, да. Но в столице, — Эльтон понизил голос, — твоя помощь нужна еще больше. Там твой отец, твой брат. Что будет, если умрет один и на трон сядет другой?

— Меня это не волнует, — прошептала принцесса.

— Возле Альдеринга ты плакала и хотела вернуться к отцу. Теперь тебя это не волнует?

Алина поджала губы.

— Ты думаешь, я поступаю неверно?

— Конечно. Мы оба.

— Это подло с твоей стороны, — прошипела Алина, и ее голос дрогнул. — Ты исполняешь свой долг, следуя за мной. Получается, одна я всё делаю неверно.

— Не всё, — Лавеллет чувствовал, что должен смолчать, а еще лучше — попросить прощения, но не мог остановиться. — Только то, что собираешься предать свой народ.

— Предать? — вспыхнула принцесса.

Один из гвардейцев обернулся на их шепот, но встретил взгляд Эльтона и поспешил отвернуться.

— А как еще это назвать?

— Я иду сюда, чтобы спасти народ, а ты говоришь — предать!

— Да, но что ты собираешься сделать потом?

— Ты поддержал меня! — шепотом воскликнула Алина.

— Тогда все было по-другому. Твой отец не развязал безумную войну за Святой Престол. В Кроунгарде не проливалась кровь. А теперь запад горит, в столице орудуют мятежники, а единственная надежда Америи — на другом конце страны.

— Единственная надежда Америи, — Алина выплюнула эти слова. — Почему я должна думать о том, кто и какие надежды возложил на меня? Я хочу свою жизнь, Эльтон, свою! Не ту, что завещал мне отец, когда стал королем.

— Я служу тебе и не волен выбирать, куда идти, — сказал Лавеллет. — А ты служишь народу. С чего ты взяла, что вольна сама решать судьбу?

— Потому что я свободный человек, и я принцесса!

Никогда раньше Эльтон не слышал от нее подобных слов.

— Принцесса и свободный человек — это разные понятия, любимая, — сказал он.

— Потому я и хочу перестать ею быть, — Алина выпрямилась в седле и подстегнула Розу, обгоняя Лавеллета.

Въехав на вершину холма, она остановилась и сбросила капюшон. Ветер развевал ее волосы и длинную гриву Розы. Эльтон чувствовал боль оттого, что обидел ее, но может, это ей сейчас и нужно. Быть может, она одумается. Америя здесь, вот она, и на ее людей обрушилось столько несчастий одновременно, и кто знает, что еще впереди. А Леонария, названная в честь хвастливого принца, так далеко, и неизвестно, нужны ли этой земле люди. Может, там есть другие народы, которые не будут рады пришельцам, как в свое время не были рады америйцам предки инквизитора Молларда.

Алина обернулась.

— Дримгард, — сказала она.

Эльтон и гвардейцы поднялись на вершину. Страж-город раскинулся на пологом холме и в прилегающей долине, протянувшись с севера на юг. Его окружала высокая стена с квадратными зубцами, из черного, как будто закопченного дымом камня. Невысокие дома облепили стену с двух сторон, а на вершине холма темнела остробашенная крепость. Окруженная еще одной стеной, она нависала над городом, как тюремщик над заключенным, грозная и неприступная.

В стороне от города стояло здание, похожее на монастырь, но гораздо более укрепленное. За Дримгардом свинцово блестел Тиир, прямая будто стрела река, отделяющая Америю от заброшенного Дар-Минора. На противоположном берегу высились заросли пихт — словно молчаливая армия, готовая к последнему бою.

Между холмом, на котором они стояли, и Дримгардом пролегла широкая долина. Большая часть полей стояла незасеянной, и только одно невеликое стадо коров паслось на пастбище. Сливовые сады, которыми так славился восток, выглядели заброшенными. Тут и там деревья стояли мертвые, и на пустых ветвях чернели птичьи гнезда. С реки обрывками шел низкий туман.

— Здесь прошла Грозовая битва сорок лет назад, — сказал один из гвардейцев. — А на холме, где стоит Дримгард…

— Все это знают, — сказал Лавеллет и первым поехал вперед.

Чем ближе они подходили к городу, тем более покинутым он казался. Из-за стены не доносился дневной шум, дым от печей был редким, высокие ворота — закрыты наглухо. Над башней развевался черный треугольный флаг — знак эпидемии. Ров давно не чистили, застоявшаяся вода зацвела и воняла.

У самого рва, сидя на земле, плакала одетая в лохмотья девочка. Кожа ее была покрыта черными бляшками. Когда девочка посмотрела на них, Эльтон вздрогнул, а гвардеец рядом сотворил святой знак и забормотал молитву.

Глаза ребенка тоже были черными, а слезы — густыми и желтыми, словно гной.

— Боже всемогущий, ваше высочество, — сказал гвардеец. — И вы хотите это излечить?

— Кажется, больше никто не может, — ответила Алина.

— Раз не могут, значит — Господь наслал на них этот мор, — пробасил другой гвардеец.

Алина стрельнула в него взглядом.

— Кто вы такой, чтоб говорить подобное?

— Простите, госпожа. Многие так говорят.

Алина спешилась и сделала шаг по направлению к девочке. Малышка заплакала еще громче и попятилась. Алина протянула к ней руки.

— Тише, дорогая, — с улыбкой сказала она. — Я не причиню тебя зла. Я приехала, чтобы помочь.

Эльтон поднял голову. На стенах не было ни одного стражника. Неужели некому охранять город?

— Господи, сир, что она делает?!

Лавеллет повернулся и увидел, как Алина прижимает к себе девочку и утешает, гладя по волосам, а та обвивает ее шею ручками. Пальцы малышки совсем почернели, как обмороженные.

— Она заразится и умрет здесь, — буркнул гвардеец.

— Держи язык за зубами, — сказал Эльтон, не глядя на него. — Протрубите в рог, почему нам никто не открывает?

На звук, наконец, появились два стража с алебардами и тканевыми масками на лице. На лиловых дублетах переплелись четыре цветка — алый тюльпан, черный георгин, белая алойская лилия и желтый подсолнух. Герб герцога Данвеля, известного пристрастием к нелепой одежде.

— Кто вы такие? — пробубнил страж, щелкая по краю шапели13. — Флаг не видно, что ли?

— Меня зовут сир Эльтон Лавеллет, а это — гвардейцы графа Бальдера из Лотарии. А теперь посмотри туда, и увидишь принцессу Алину Америйскую!

Стражник в шлеме фыркнул. Второй, высокий, недоверчиво посмотрел на Алину, покрытую пылью и прижимающую к себе больную девочку.

— Ага, — сказал он. — В городе этот, керентин, ясно? Возвращайтесь в Лотарию, коль угодно, а внутрь нельзя.

— Как твое имя, гвардеец? — неожиданно прозвучал искристый голос Алины.

Она отпустила девочку и встала. Высокий стражник поправил маску и ответил:

— Ну, Ингрим.

— Больше полугода я добиралась сюда, Ингрим, чтобы помочь вам исцелить болезнь. Если ты не впустишь меня, то будешь виновен в гибели города. Или я похожа на крестьянку, что желает спрятаться за стенами?

Стражник замялся и поглядел на приятеля.

— Пусть заходят, — сказал тот, снова щелкая по шлему. — Хотят помереть — их воля.

— Герцог узнает, насколько вы вежливы с гостями, — пообещал Эльтон.

— Извините нас, сир, — сказал высокий. — Но надоело уж смотреть, как люди умирают. Эй там, опускай!

Алина взяла девочку за руку и повела ее к лошади.

— Как тебя зовут, милая?

— Лиута, — тихо ответила та.

Алина посадила девочку перед седлом и села сама. Обитый железом мост, скрипя, опустился на ров.

Принцесса первой направилась вперед. Лавеллет повернулся к гвардейцам и отыскал в сумке приготовленный кошель с деньгами.

— Возьмите, — сказал он. — Мы с принцессой благодарны вам за помощь. Нет нужды входить в город. Возвращайтесь домой.

— Спасибо, сир. Удачи вам.

Гвардейцы кивнули ему напоследок и поехали восвояси. Недолго поглядев им вслед, Эльтон повернулся к городу. Глядя на безлюдные, покрытые пылью улицы, он вдруг ясно понял, что остался единственным защитником Алины.

Многие дома стояли пустыми, окна были забиты. Худая бездомная собака, лежащая на дороге, еле нашла силы, чтобы убраться с их пути. Редкие люди, завидев Алину, изумленно глядели вслед. На дорогах всюду валялся мусор, и царила гнетущая тишина.

— Где твои родители, дорогая Лиута? — спросила Алина. — Они умерли от хвори?

— Да, — ответила девочка.

— Прости, что не приехала раньше, — принцесса погладила Лиуту по голове и поцеловала в макушку. — Надеюсь, что смогу помочь тебе, милая.

Из переулка показалась несколько человек с мешками и в тканевых масках, с ножами на поясах. Увидев у Эльтона доспехи и оружие, они поспешили скрыться.

«Мародеры», — догадался Эльтон и положил руку на меч.

В отличии от городских стен, на стенах перед крепостью дежурила стража, и явно более сообразительная. Ворота сразу открылись, и навстречу вышел человек в кольчуге и открытом шлеме, с платком у бородатого лица. Глаза его глядели сурово из-под густых бровей. Он поклонился Алине и Лавеллету.

— Здравствуйте, ваше высочество, — сказал он. — Можете оставить лошадей на конюшне. Герцог Данвель ждет вас и сира рыцаря.

— Мое имя Эльтон Лавеллет.

— Приятно, сир, — по глазам мужчины не было заметно, что ему приятно. — Я Фредегер, телохранитель герцога. Я подожду вас у входа в донжон14.

Герцог Стефон Данвель сидел у грязного окна, седой и бледный, сложив костлявые руки с длинными ногтями на коленях. Он был одет в синие плундры15 поверх черных чулок и алый бархатный дублет. Роскошная одежда выглядела неопрятно, как и сам герцог. Услышав шаги, он медленно, как во сне, повернулся.

— Моя принцесса, — сказал Стефон. — Как жаль, что вы прибыли столь поздно.

Алина ничего не ответила и села в предложенное Фредегером кресло. Войдя в донжон, тот убрал платок и открыл мясистый нос, перечеркнутый шрамом, и такие же мясистые губы.

Эльтон отказался от кресла и встал рядом с принцессой. Фред, в свою очередь, занял место у герцога.

— Что происходит в городе, милорд?

— Все умерли, ваше высочество, — ответил Данвель. — Все умерли.

Алина наклонилась к нему и осторожно коснулась пальцами белой, как у мертвеца, руки. Стефон вздрогнул.

— Я слышала о вашем горе, милорд. Мне так жаль ваших жену и сыновей.

— Любовь всей моей жизни умерла, а я даже не посмел зайти к ней в комнату, чтобы попрощаться, — сказал герцог. — И Конред, и Бреннан… Мой род прервался.

Голос его был бесцветен, глаза — сухими, как песок. Как будто горе опустошило его до дна, так что не осталось даже слез.

— И все мои поданные… Солдаты, ремесленники, земледельцы… Все кузнецы в городе умерли. Все. У нас нет гвоздя, чтобы забить, и иголки, чтоб зашить одежду.

— Вам пришлось тяжело, — сказал Эльтон. — И я скорблю по всем ушедшим. Но принцесса здесь, и вам надо бороться! У вас остались лекари?

— Наверное, — сказал Данвель.

— Кто-нибудь может привести их к принцессе? — глядя на Фредегера, спросил Лавеллет.

Фред кивнул и выпятил мясистые губы:

— Я прикажу их найти.

— Мужайтесь, герцог, — принцесса убрала руку и встала. — С Божьей помощью мы победим болезнь.

— Бог оставил нас, — ответил Данвель и повернулся к Алине. — Вы знаете, откуда появилась болезнь? Ее ведь никогда раньше не было.

— Говорят, она пришла из Дар-Минора.

— И да, и нет. Ведьмы наслали ее на нас! — глаза герцога коротко полыхнули. — Нечестивые ведьмы, дар-минорские животные!.. Они мстят нам за Великое искупление.

— Меньше месяца назад мы расстались с инквизитором Моллардом, — сказал Эльтон. — Я могу написать ему. Если ведьмы наслали на вас это горе, они будут казнены.

— Пускай они умрут самой медленной смертью. Что с того? Они уже убили мой город.

Наступило молчание. Фредегер кашлянул и сказал:

— Я велю подготовить вам ванные и постели. Отдохните, прежде чем браться за дело.

— Благодарю вас, — сказала Алина. — И вас, милорд. Вот увидите, мы одолеем хворь.

Данвель ничего не ответил. Когда они выходили из комнаты, он что-то зашептал невидимому собеседнику.

После купания Эльтон попросил бритву и зеркало. Намылив бороду, он поднял овальное зеркальце и в отражении не сразу узнал себя. Взгляд изменился, стал строже и глубже. Да и борода действительно делала его мужественнее.

И все же бритва взялась за дело.

Закончив, Эльтон умыл лицо, промокнул его полотенцем и снова погляделся в зеркало. Он все же не побрился начисто, оставив аккуратную полоску на челюсти. Но не ради принцессы, а потому что хотел казаться взрослее самому себе.

День клонился к закату, и можно было бы прямо сейчас лечь спать, но дела не ждут. Одевшись, Лавеллет зашел в приготовленные покои, где стены из вишневого дерева источали приятный запах. Все-таки замок, построенный недавно, даже пахнет хорошо.

Эльтон взял свой пояс, отыскал в подкладке голубиное письмо и развернул его.

«В.Н.М.П.»

Время Настало, Моя Принцесса. Это все, что написал Леонар прошлой весной. Больше года прошло. Дожидается ли он их в Янтарной гавани или давно отплыл и может, сгинул в океане?

Так было бы лучше всего.

— Потому что она не твоя, Леонар, она Моя Принцесса, — сказал Лавеллет и спрятал письмо.

В то же мгновение в дверь постучали.

— Кто там?

— Простите, сир. Это Фредегер.

— Входи.

— Я не разбудил вас, сир? — телохранитель герцога приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

— Нет, я же сказал — входи.

— Давай, заноси, — сказал Фред, и молоденькая служанка внесла поднос с пивом и небогатой снедью.

Оставив все на столе, она бросила на Эльтона короткий взгляд, покраснела до ушей и поспешила прочь. Когда она проходила мимо Фреда, тот схватил ее огромной ладонью за зад и сжал так, что девчонка со слезами вскрикнула.

— Маленькая сучка, — хохотнул ей вслед Фредегер. — Странно, что я не видел ее раньше. Не так-то много людей осталось вокруг. Пива, сир рыцарь? Я пришел немного подружиться.

— Прошу, — Эльтон указал на стул и сел сам. — Вы всегда так грубы с прислугой?

— Да, — упав на стул, Фредегер взял кувшин и наполнил стаканы. — Вы же поняли, что я простолюдин? Они тоже. Но я выше их, вот и измываюсь, как хочу.

— Вы откровенны.

— Да.

— У короля Эсмунда есть хранитель покоев, его зовут Йоэн. Он тоже откровенен до безобразия, и даже Законник порой едва его терпит.

— Но слушает? — Фред вручил Эльтону похолодевший стакан и чокнулся. — Пиво у нас теперь редкость, так что пейте.

И осушил свой стакан за пару глотков. Взял с тарелки сушеного карпа и оторвал кусок зубами.

— Мы тут помираем, сир рыцарь. Приезжали всякие целители и травники, никто ничего не смог сделать, — чавкая рыбой, говорил Фредегер. — Я буду честен — даже колдуны пытались нам помочь. За деньги, разумеется. Бесполезно. Больной живет месяц или два, а потом умирает.

— И не было тех, кто выздоровел?

— Да, есть и такие. Пара лучников выжили, смотритель сада тоже. Редкость.

— Принцесса Алина справится.

— Она и правда владеет целительной магией?

— Магией? Вряд ли, — Эльтон пригубил пива. — Ее целительный дар — в знаниях и умении. Она с детства занимается врачеванием.

— Но ходят слухи, что она лечит лишь наложением рук, — нахмурился Фред.

— На то они и слухи.

— Ясно, — здоровяк опять наполнил свой стакан. — Так зачем вы приехали в Дримгард, сир?

— Я охраняю принцессу.

— Ну да, — Фредегер почесал шрам на мясистом носу. — А еще?

Прежде чем Лавеллет успел ответить, он продолжил:

— Дело вот в чем, сир рыцарь. Про вас много спрашивали зимой. Нездешние люди, странно как-то одетые.

«Энарийцы. Люди принца Леонара».

— И чего они хотели? — беззаботно осведомился Эльтон.

— Хотели кое-чего. Всё рассказали под пыткой.

Лавеллет похолодел, но надеялся, что не подал вида.

— И что же они рассказали?

— Вы и сами знаете, — нахмурив широкие брови, буркнул Фредегер. — Не будем играть в угадайку. Меня всегда бесила эта игра.

Эльтон не знал, что ответить. Он думал о том, что сделают с Алиной, и что сделают с ним, если Законник узнает.

— Вы не подумайте, что я негодяй, — Фред отставил стакан. — Напротив, я честный человек. Но когда в уши влетают такие тайны, язык за зубами становится тяжело держать.

До Эльтона не сразу дошло, что он просит за молчание денег.

— И золотой засов сомкнул бы ваши зубы?

— Пожалуй.

Лавеллет поднялся, достал кошель и бросил на стол два золотых. Фред ткнул их пальцем.

— И это все? Я думал, ваши тайны стоят больше.

— Думаешь, мы привезли с собой королевскую казну?

— Нет, но еще пару раз по столько же у вас точно найдется.

— Ты омерзителен, — Эльтон выбросил на стол еще пять золотых.

Фредегер пожал плечами и сгреб монеты.

— Простите, что не оправдал надежд, но всякий бы так сделал на моем месте, — утирая влажный рот, здоровяк поднялся. — Отдыхайте как дома или что там говорят по этикету. Всего хорошего, одним словом. Еще увидимся.

Лениво поклонившись напоследок, он вышел и захлопнул дверь.

Эльтон упал на кровать. Если Фредегер знает, может знать и кто-то еще. А если слухи разойдутся — им с Алиной несдобровать. По крайней мере, тихо исчезнуть не получится. Америйский народ не отпустит свою «единственную надежду» просто так.

Лавеллет лежал и думал, когда в дверь опять постучали — на сей раз тихонько, словно поскреблись.

— Войдите.

В комнату протиснулась та самая юная служанка.

— Можно забрать поднос, милорд?

— Я рыцарь, не лорд. Оставь пиво и можешь забрать остальное.

Когда служанка забирала поднос, из ее рукава выпал сложенный лист бумаги.

— Ой, — сказала девочка и юркнула за дверь.

Эльтон встал и подобрал бумагу. Послание — написано на энарийском. Лавеллет, несмотря на свои корни, плохо знал этот язык, но достаточно, чтобы понять — написанное отзеркалено.

Он подошел к окну, за которым окончательно стемнело, и в призрачном отражении прочитал:

«Маршрут через Дар-Минор проложен. Я жду южнее руин Истгарда, у покосившейся башни. Идите вдоль Острозубой, приток Тиира ниже по течению. Коней не берите».

Эльтон сжег письмо над свечой. Силы вдруг покинули его, он упал на кровать и уснул, как только голова коснулась подушки.

III

Северная Лотария

Недалеко от Шрама

Путь оказался легче, чем рассчитывал Дэнтон. Первую неделю они шли под дождем, но когда холмы стали сменяться каменистыми равнинами, небо расчистилось. Березы и рябины исчезли — на продуваемом ветрами краю совсем не росли деревья. Здесь было много кустов — от дикой смородины до сухих, как будто мертвых железнотернов. По земле тянулись шершавый ведьмин корень и ползучий клык, и лишь изредка попадались карликовые тополя.

Эти земли в старину называли Лотергост. С языка древних это переводилось как «родина ветров». Многие солдаты, бывавшие здесь впервые, скоро узнали, почему.

Лотергост обрушил на них несколько ураганов таких сильных, что ветер уносил палатки и грозился оторвать людей от земли. Укрыться было негде, идти — невозможно. В такие дни им приходилось строить укрепления из телег и камней, и за ними пережидать неистовую бурю.

В пути Дэнтон ни с кем не говорил. Он отправил Рексена и Кассандру ехать впереди, а сам плелся в арьергарде, предаваясь печали. Потеря Кослоу оглушила его и ранила так глубоко, как он не мог представить. Только когда Теор ушел, Дэн понял, что тот заменял ему никогда не виденного отца. Жаль, он не сказал ему этого.

«Увидимся весной, мальчик мой», сказал Кослоу перед отъездом из Альдеринга.

Он не дождался всего один день. Один проклятый день. Если б Дэнтон выехал раньше или ехал быстрее, или монахи лучше бы ухаживали за Теором…

В душе царила пустота. Мрачная, бездонная, полная боли. Дэнтон упивался этой болью, как вином, зная, что будет только хуже, но не мог остановиться.

— Инквизитор.

— Что?! — огрызнулся Моллард, поднимая голову.

Перед ним был Бастиан, один из ветеранов Баргезара. Дэнтон запомнил имя и отсутствие трех пальцев на руке. Этот же солдат был в разведке, когда погиб одноухий Маррек.

— Шрам.

Моллард посмотрел на восток. Гигантская пропасть с отвесными краями зияла по правую руку. Издалека она и впрямь напоминала шрам, или скорее рваную рану в теле земли. Вокруг каньона не росла трава, обнаженная земля отдавала красным.

— Хорошо, — буркнул Дэнтон. — Возвращайся в строй.

* * *

На следующий день небо покрыли облака. Дэнтон ехал впереди вместе с Кассандрой. Шрам оставался справа, но теперь был намного ближе. Можно было разглядеть трещины и провалы пещер на его отвесных склонах. В дымке впереди виднелись острые пики Костяного гребня — лотарской части Окраинных гор, за которыми кончался мир. Но взгляды так или иначе отвлекал на себя Шрам — в его ужасной, бездонной глубине как будто бы терялось солнце, а изнутри поднимался сам страх.

— Пахнет, как на скотобойне, — поморщилась Кэс.

— Это блохолов. Видишь те цветы, похожие на чаши с клыками?

Дэн указал рукой. Блохоловы росли в основном у края каньона, но отдельные попадались и дальше. Мясистые лепестки, приоткрытые, будто пасти, источали запах мяса.

— Зачем они так воняют?

— Они едят куниц и диких кошек. Приманивают.

— Плотоядные цветы? — Кассандра сотворила святой знак. — Что же творится в глубине Шрама, если вокруг него даже растения хищные?

— Разве ты не слышала ни одного рассказа?

— Только глупые слухи о ящерах размером с лошадь.

— Похоже, что это не слухи. В Дримгарде я читал книгу о Шраме, написанную тем, кто был там. По дну там течет лиловая река, а пещеры населяют древние ящеры и насекомые. Пауки размером со льва и стрекозы больше, чем орлы на Длани.

— Не хотела бы я туда спуститься, — поежилась Кэс.

— Во время войны с Дар-Минором аниманты очень интересовались Шрамом, — сказал Дэн. — Они надеялись создать новых, невиданных чудовищ с помощью его обитателей. Кажется, у них так и не вышло.

— В Небытие это место, — отвернулась Кассандра. — Давай поговорим о другом.

— Говорят, где-то там есть дыра в Небытие.

Кэс пропустила его слова мимо ушей:

— Где находится долина Алари-Тан?

— Западнее. Ближе к Стоунгарду.

— Когда мы покончим с Возрождением, то сможем отправиться в Вечный сад?

— Возможно, — уклонился от ответа Дэнтон. — Ты хотела бы там побывать?

— Я мечтаю с детства, — улыбнулась Кэс, и глаза ее блеснули серебром. — Моя названная мать много рассказывала о нем. Это правда, что за день там проходит целый год?

— Правда. Цветы и деревья расцветают на восходе солнце, словно весной, пышут зеленью днем и плодоносят вечером. А на закате облетают и вянут, и ночь там — будто зима.

— Ты был там?

— Однажды. Мне было шестнадцать.

— Расскажи мне.

— Не сейчас.

Дэнтон остановил коня. Кассандра и Рексен встали следом.

На дороге впереди стоял одинокий человек. Он был одет в белую монашью рясу, широкий капюшон покрывал его голову, а в руках он сжимал длинный посох.

— Рексен, вперед, — сказал Дэн. — Поговорим. Кассандра, оставайся здесь.

— Я буду с пехотой, — сказала она.

Враг был только один, но грудь Дэнтона распирало волнение, как перед решающей битвой. Он надел шлем и пустил Вихря галопом, не забывая осматриваться.

Куда ни посмотри, вокруг был все тот же каменистый пустырь. Спрятать засаду просто негде. Впереди дорога взбегала на маленький холм. Человек с посохом стоял на ее вершине. Когда Моллард и Рексен подъехали, он сбросил капюшон. Тонкая шея была покрыта пятнами, кадык выпирал вперед, как камень. Недобрые глаза оглядели сначала знаменосца, а затем инквизитора.

Моллард подвел Вихря вплотную и смерил человека взглядом. Его кожа была темно-смуглой, а остатки волос — белыми, как луна. Навершие посоха представляло из себя молнию, заключенную в неоконченный круг.

Дэнтон цокнул языком.

— Значит, вот как вы извратили символ истинной веры.

— Тебе нет пути на север, инквизитор Моллард! — торжественно произнес мужчина и стукнул посохом о землю. — Именем церкви Возрождения, что познала истинный замысел Божий, я говорю тебе — изыди!

— Еретик приказывает мне? — Дэнтон ухмыльнулся. — Что еще ты скажешь, несчастный?

— Ты предал свой род, Дэнтон Моллард! — вскричал мужчина и ткнул узловатым пальцем. — Грейн поведал нам всё о тебе! Ты отринул свои родные земли! Ты — цепной пес америйской церкви и кусаешь только тех, кто слабее тебя! Господь наказал тебя на юге, но ты не внял Его воле! Сними рогатый шлем и покажи мне шрам, который оставило тебе чудовище!

— Быть может, мне вовсе раздеться перед тобой, еретик? — сказал Дэн, и Рексен коротко рассмеялся. Но Дэнтону стало не по себе от того, что сектанты и впрямь много знают, в то время как он о них — почти ничего.

— Тебе не справиться с нами! Возрождение готово дать отпор погрязшей в разврате и роскоши церкви! Мы несем истинный свет своему народу! А вы — поклоняетесь человеку, что сидит на останках Господа, как ворон, пирующий на теле льва! Просветитель отвернулся от вас!

Оскорбление Великого Наместника не тронуло Дэнтона.

— Продолжай.

— Ты падешь здесь, инквизитор Моллард! Возвращайся, пока можешь! Ни один святой, ни один монах не спасет тебя здесь!

Дэнтон бросил Вихря вперед, и конь грудью сшиб еретика на землю. Пока он приходил в себя, Моллард спешился, подобрал его посох и сломал о колено. Держась за бок, мужчина приподнялся.

— Смерть! — прокричал он. — Смерть ждет тебя здесь!

Впереди в небеса поднялся дым, и раздался далекий, тягучий звон колокола.

— Грейн передает тебе привет! — сказал еретик и злорадно улыбнулся. — Разворачивайся, пока не поздно!

— Что горит? — обнажая меч, спросил Дэн. Рексен тоже достал клинок.

— Последний оплот ложной веры в этих землях!

— Значит, отныне я — последний оплот.

Дэнтон вонзил меч в грудь еретика и надавил. Клинок скрипнул о ребра и добрался до сердца. Мужчина вздрогнул, и свет его недобрых глаз потух.

Дэн забрался в седло. Воздел окровавленный меч в воздух.

— Рексен! Труби всадникам!

Знаменосец вытащил рог и протрубил. Конница, огибая пехоту, поскакала вперед. Кассандра обнажила Молнию и закричала приказы пехоте.

— Скачи! Пускай Возрождение увидит наше знамя и задрожит от страха!

Рекс кивнул и послал белого жеребца вперед, вздымая серебряное знамя.

Дэн дождался всадников. Шрам пульсировал под шлемом. Сердце забилось быстрее.

— Вперед! Покараем еретиков! Во славу Божью!

IV

Из двора монастыря исходил густой, черный как ненависть дым. Когда всадники во главе с Рексеном приблизились в туче пыли, воздух вдруг ощерился стрелами. Коня под Рексом убили, и знаменосец тяжело рухнул, но каким-то образом удержал знамя, не дав ему коснуться земли.

— К стене! — прокричал Дэнтон.

Еще несколько упавших всадников преградили путь остальным. Строй рассыпался, огибая убитых. Дэн оглянулся: Рексен, хромая, побежал за ними.

Оказавшись у монастыря, солдаты без команды спешились — под низкой стеной нельзя было укрыться в седле. Гвардейцы Утеса остались при топорах, остальные побросали копья и сняли с седел щиты и шестоперы.

— Вперед! Прочь! — закричали они лошадям.

Моллард хлопнул Вихря по крупу, и конь побежал, уводя остальных. Новые стрелы догнали нескольких из них. Рексена каким-то чудом не задела ни одна. Подоспевший знаменосец ударился о стену рядом с Моллардом.

— Что будем делать, инквизитор?! — прокричал он.

— Сражаться. Ты в порядке?

— Я могу драться.

По помятым доспехам и свистящему дыханию этого было не сказать.

— Где это видно, чтобы еретики устраивали засады?! — воскликнул бальдерец.

— Это уже не просто еретики. Народ восстал, обманутый ересью, — сказал Дэн.

Пехота виднелась вдалеке. Кассандра пустила их ускоренным маршем. Но Моллард не собирался ждать — он хотел ворваться и покончить с врагами.

— На штурм! — решил он. — Сломайте ворота!

Десяток солдат бросились на них, остальные, подняв щиты, встали за ними. Стрелы застучали по щитам, шестоперы забили по воротам. Дэнтон встал в первых рядах, и его окружили гвардейцы Бальдера.

Чтобы ворваться за стены, не понадобилось много времени. Во дворе пылали деревянные постройки, перепуганные куры носились туда-сюда. Враги не вышли навстречу, и стрельба прекратилась.

Двери монастыря ломать не пришлось — они были распахнуты настежь. Внутри царил хаос — перевернутые лавки, сорванные со стен иконы, разбитые стекло и мощи, что хранились под ним.

— Череп святого Бэндрина, — буркнул солдат-лотарец, глядя на осколки старой кости. — Я молился тут в детстве.

Откуда-то послышался шум и топот. Моллард огляделся. Слева открытый спуск в погреба, справа лестница на второй этаж. Впереди — молельная зала, окна которой были забиты снаружи. Неприятное предчувствие шевельнулось в груди, но Дэнтон отбросил его.

— Оставайтесь тут. Заприте двери. Гвардия, за мной.

Во главе сорока зеленых плащей он побежал по лестнице наверх. Сердце колотилось все быстрее, в ушах зашумело, и в голове нарастала боль.

Стало тихо — еретики затаились. Планировка монастыря была знакома Молларду. Все их строили одинаково со Времен расколов, когда Исиор Огнеглазый создал монашество. Он молча направился вперед, ведя за собой гвардейцев.

За поворотом оказалась галерея с узкими окнами, откуда и стреляли еретики. Там никого не осталось — только пара брошенных луков. Коридор слева тоже был пуст, кельи впереди — распахнуты.

В задней части монастыря должна была быть библиотека. Дымок и запах жженной бумаги, потекший по коридору, подтвердил это.

— Они жгут святые книги, — сказал Дэнтон. Буря в голове нарастала.

— Но где они?

Моллард пытался думать. Впереди библиотека и читальная зала. Больше комнат быть не должно — если только пара кабинетов для письма. Еретикам негде спрятаться…

Окна. В читальной зале должны быть широкие окна, чтобы можно было читать, не тратя свеч.

— Назад! — крикнул он. — Вниз!

Гвардейцы бросились обратно по коридору.

— Ломайте двери! — прокричал на ходу Дэнтон.

Солдаты, занявшие круговую оборону в центре главного зала, недоуменно поглядели на него.

— Двери! Нас заперли снаружи!

Сектанты бежали через окна, подожгли на ходу библиотеку, а теперь, должно быть, закрыли их здесь, чтобы уморить в дыму.

Солдаты кинулись к дверям и попытались открыть их — тщетно. С улицы раздались восторженные крики. Латники давили на двери и лупили их шестоперами, но те не поддавались.

Несколько солдат бросилась к окнам в молельне. Доски разлетелись в два счета, но еретики этого ждали. На латников плеснули кальдийским маслом, а следом швырнули факелы. Густое белое масло мигом вспыхнуло. Оно славилось тем, что его легко поджечь и почти невозможно погасить.

Заживо горящие люди завопили, а сектанты снова наложили доски на окна и застучали молотками.

— Потушите их! — вскричал Моллард.

Пылающие солдаты разносили огонь по молельне. Их повалили и набросили сверху сорванную со стен драпировку. Но кальдийское масло не сдавалось — ткань тоже затлела, а пламя продолжало гореть.

— Убейте их, небо вас порази!

Кто-то сразу, кто-то поколебавшись, но латники обрушили булавы на своих же товарищей и оставили догорать тела на полу. Один из солдат закричал и упал на колени, отбросив оружие.

— Встань! — велел ему Моллард.

— Мой брат! — нечеловечески вопил мужчина. — Я убил своего брата!

— Так встань и отомсти за него!

Со второго этажа дым валил уже клубами, сверкали отблески пламени. Стены монастыря были каменными, но мебель, двери и перегородки, не говоря уже о тростнике, которым устилали пол, горели прекрасно. Дым заволок воздух и начинал резать легкие.

Когда солдаты сломали дерево на дверях, то увидели за ним железо. Еретики заранее все приготовили и специально оставили створки раскрытыми настежь. Дэнтон сам вошел в ловушку.

— Давите! — Дэн бросил меч в ножны и кинулся на помощь.

Но сектанты, похоже, поставили подпорки. Двери не поддавались.

Моллард снова посмотрел на второй этаж. Дым там стоял уже до потолка. До окон читальни не добраться.

Сквозь треск огня донесся шум оружия и новые крики. Кассандра привела пехоту.

Дэну вспомнился Баргезар. Тогда он тоже был окружен, хоть не дымом и стенами, а чудовищами, и Кэс пришла ему на помощь. Все идет по проклятому кругу.

Это означает — Дэнтон что-то делает не так.

— Назад, к окнам!

Гвардейцы Бальдера первыми вонзили свои топоры в доски и вырубили их на сей раз вместе с рамами. Внутрь тут же полетели стрелы — один из гвардейцев упал, второй спрятался за угол, зажимая пронзенный живот.

Ветераны кинулись к двум окнам. Тот, кому пришлось убить брата, вылетел на улицу первым и поднял щит. Сразу четыре стрелы вонзились в него.

— За мной! — крикнул Дэнтон и бросился к окну.

От первого глотка свежего воздуха перед глазами закружилось, Дэн покачнулся и едва не упал. Рексен, вонзив знамя в землю, поддержал его. Моллард выровнялся, стискивая зубы. Перед ним был истоптанный монастырский огород а на нем — десятки сектантов, вооруженные луками, в разномастных доспехах.

— Убейте их всех!

Дэнтон бросился в атаку, поднимая щит. Стрела пролетела мимо шлема, едва не задев его. Еще один залп еретики не успели сделать — Моллард и гвардейцы ворвались в их ряды.

Меч опустился, раскроив лицо ближайшего врага. Другой напал на Дэна сбоку. Длинный кинжал оцарапал наплечник и чуть не вонзился в шею. Моллард нанес ответный удар, но не смог пробить кольчугу. Еретик набросился на него, нанося короткие и быстрые удары, оставляя одну за другой отметины на панцире. Шрам Дэнтона горел так сильно, что будто сиял, мешая видеть. Дыхания не хватало. Дэн оступился и чуть не упал.

Зеленый плащ закрыл его собой и двумя ударами расправился с врагом. Бросив быстрый взгляд на Молларда, он вернулся к бою.

Топоры гвардейцев срубали еретиков, как деревья. Солдаты окружили их, давя щитами и сражая шестоперами. Дэнтону осталось только смотреть, чувствуя себя бессильным и бесполезным. После Баргезара он уже не мог сражаться, как раньше.

Скоро все закончилось. Дэн огляделся. Еретики лежали на земле. Среди них была только пара солдат инквизиции.

— Собраться! — приказал он. — Вы — с этой стороны, вы — с этой! На главный двор!

Два отряда обогнули монастырь и кинулись в атаку. Дэнтон оказался среди тех, кто зашел слева. Противник поднял им навстречу щиты с молнией.

— Стоять! — рявкнул Моллард, но солдаты уже и сами все поняли.

Бой завершился. Во дворе лежали тела еретиков и пехотинцев, дотлевали остатки построек. Из окон монастыря шел дым. Дэн посмотрел на двери — их удерживали две подпорки и тяжелый камень. Створки и впрямь были обиты железом, а на них белой краской был нарисован символ Возрождения — молния в неоконченном круге.

— Сотрите это, — велел Дэн. — Где Кассандра?

Запыхавшиеся солдаты переглянулись. Один из них вышел вперед.

— Когда мы подходили, на нас напала конница, — сказал он. — Немного их было, десятка четыре. Но они не пожалели ни себя, ни коней — ворвались в ряды, как…

— Она жива? — перебил Моллард.

— Вроде да, — буркнул тот. — Ее сбили с коня. Жива была.

Дэнтон резко повернулся, и перед глазами помутнело. Он покачнулся и двинулся вперед.

— Срубить еретикам головы! — велел он. — Сложите их перед воротами, а тела оставьте под небом — они недостойны священного огня!

V

Земли Дримгарда

Гор верен мне

— Это называется дграт.

— То проклятие, о котором ты говорил?

— Оглан слышал, что его называли так.

— Поведай мне о нем.

— Зачем?

— Я хочу знать, — мягко сказал монах, но воля его была тверже камня.

Оглан чувствовал, как чужая сила копошится в разуме, словно черви в сыре. Но монах не мог ничего узнать сам. Он заставлял рассказывать.

Оглан стоял посреди темницы, прикованный к полу цепями и тез. В каждом углу темницы молчал солдат с черной молнией на груди. Монах, держа толстую свечу, ходил вокруг.

— Говори же.

— Оно никогда не дает покоя. Кричит в голове. И чем дольше не убивал — тем сильнее.

— Потому ты недавно бросался на стены и рвал на себе кожу?

— Да. Дграт кричит без остановки.

— Даже сейчас?

— Сейчас не сильно. Оглан сломал себе палец и убил крысу. Оно притихло.

— Значит, оно перестает кричать, когда ты убиваешь или просто причиняешь боль? Даже себе?

— Да. Ненадолго.

— Это похоже на голод?

— Да.

Монах кротко улыбнулся и кивнул. Поддернул разум Оглана, как за поводок:

— Продолжай.

— Оглан устал. Пускай монах отпустит его.

Тот покачал головой.

— Оглан устал! Проклятье мучает его! Монахи мучают его! Солдаты мучают его! Только Гор…

— Кто такой Гор? — резко прервал монах.

Клеймо на нёбе загорелось, как будто только что выжженное. Воля монаха стиснула разум, как кулак — мочалку.

— Кто такой Гор?

Оглан молчал и пытался спрятать их с псом дейярт как можно дальше. Чтоб монах не отыскал его.

Закричал от боли. Словно раскаленные спицы входили в уши. Заплакал, как дитя, и упал бы, если б не тез.

— Отпусти Оглана! — взвизгнул, как щенок.

— Расскажи мне, кто такой Гор и как он помогает тебе.

Стиснул стальные зубы, чтоб ни одно слово не вырвалось. Однажды так чуть не откусил себе язык. Хотя может, и стоило.

— Не упрямься, сын мой. Пожалуйста.

Что-то щелкало за висками, как будто ломалось. Цвета потускнели. Из носа потекла кровь. Даже не мог слизать. Стоял недвижимый и терпел. Волосатое тело покрылось потом. От натуги обмочился. Солдат в углу хохотнул.

— Прошу тебя, — монах подошел в упор. — Расскажи мне.

— Гор… верен мне…

Больше не сказал ничего, хотя пытка продолжалась долго. Ведь если Гор верен Оглану, то и Оглан должен быть верен Гору.

Веревка, которую нельзя порвать

Просыпался не спеша. Нежился на мягкой траве, прижимая к себе Гора. В ногах сопели и поскуливали во сне волчата.

Давно не спал так хорошо. С тех самых пор, как зеленоглазый инквизитор схватил его в речных землях. Тогда у Оглана отняли все. Прежде всего — стаю. Только Гору удалось бежать. Всех прочих волков и собак, даже щенков, казнили. Думал, что его тоже казнят. Не хотел признаваться себе, но думал тогда — ну и пусть. Вместе с жизнью кончится дграт.

Но нет. Его посадили в железную клетку и увезли далеко-далеко. Почти весь путь провел с завязанными глазами. Запахов было много, и все незнакомые. Часто шли дожди. Было страшно и одиноко.

Путь закончился в монастыре. Не обычном монастыре, где только молятся и лобызают иконы. В жутком монастыре, полном солдат. Монахи там ходили в черных рясах, а не белых, как все. И у солдат на груди были черные молнии, а не серебряные, как у тех, что поймали Оглана. Инквизиция, но не простая. Слышал, как их называли отверженными.

Какое-то отребье инквизиции на краю света. Скоро Оглан понял, где оказался. На востоке, возле самого Дар-Минора. Речной колдун Феррис говорил, что на руинах той страны много интересного. Особенно для тех, кто владеет мраком. Хотя бы и немного, как Оглан.

Но Оглана заперли в Тихом доме — так назывался монастырь. Тогда не знал, что впереди еще три года заключения.

Солдаты били его, монахи задавали вопросы без числа. Странные монахи — они владели колдовством. Разве инквизиция не убивает за колдовство?

Впрочем, Оглану было плевать.

Но сильнее дубинок и чужой воли в голове мучил дграт. В Тихом доме не мог никого убивать. Так что иногда, когда желание становилось невыносимым, Оглан впадал в буйство. В такие дни не мог есть, пить и спать. Бился о стены и дверь темницы, кричал, вырывал у себя волосы, кусал и царапал сам себя. Много раз кидался на солдат, а они избивали Оглана. После такого однажды лежал в лазарете, связанный ремнями. Ухитрился перегрызть их и убил троих больных, лежащих рядом. После этого на Оглана надели намордник. Солдаты хотели казнить, но монахи сказали — не стоит. Им нравилось копаться в голове у Оглана. И у других заключенных тоже.

Чего они пытались добиться, так и не понял. Потому что не подчинился. И все благодаря Гору.

Пес отыскал его, неизвестно как. Но однажды, во сне, Оглан ощутил, как воскресла дейярт, их связь во мраке. Она была подобна веревке, которую нельзя порвать. Чем дальше друг от друга, тем тоньше. Чем ближе, тем толще и крепче. Гор пришел и спас Оглана. Благодаря дейярт мог хотя бы иногда, хотя бы мысленно покидать темницу. Если хватало сил.

Гор не уходил. Он жил у стен Тихого дома, охотился на зайцев и сурков, подкармливался в деревнях. Какие-то люди хотели его приютить, но пес не остался. У Гора уже был хозяин, которого он ждал и дождался.

Оглан потянулся и потрепал собаку по голове, меж бугорков на месте ушей. Бедняга отморозил их в последнюю суровую зиму. Хорошо, не потерял слух. И все же постарел. Шерсть поредела. Клыки и десны покрылись черным налетом.

Выбрал из шерсти колючки, вычесал пальцами. Пес приподнял заднюю лапу и заглянул в глаза. Оглан ухмыльнулся и стал двумя руками чесать ему живот. Гор вывалил язык и задергал лапой от удовольствия. Когда Оглан перестал чесать, пес повалил его и стал вылизывать лицо. Оглан зафыркал, рассмеялся и они вместе покатились по траве.

Наигравшись, почувствовал аппетит. Мясо! В Тихом доме кормили только кашей и хлебом, иногда бобами. Сытная, но мерзкая еда. Мяса не дали ни единого раза за все время. А в последний год и хлеба не стало. Страшная болезнь поразила округу — хорошо, что не смогла забраться в монастырь.

Вчера стая задрала кабана, и вдоволь насытилась. Остатки туши Оглан принес в лежбище. Любил завтракать чуть полежавшим мясом. Подойдя, прогнал мух и оторвал добрый кусок, ворчаньем приглашая остальных. Гор подошел и стал есть первым — волки признали его главенство над собой. Тем более, что пес был не меньше их.

Логово стаи располагалось неподалеку от холодного ручья. Под корнями упавшей ели волчицы вырыли нору для волчат. Двухмесячные щенки веселились, тявкая, у входа в нору. Волчицы, наевшись сами, отрыгнули мяса для них. Волчата были еще малы, чтобы есть жесткую кабанятину. Им впору охотиться на лягушек.

Доев мясо, Оглан напился из ручья и умыл лицо. Взглянул на отражение. Наконец-то отросла борода. Сколько времени прошло после побега? Не имел привычки считать дни, но, кажется, уже немало. Силы вернулись, дграт почти молчало — заглушал его убийством дичи. Но чувствовал, что скоро так не сможет. Проклятию всегда мало. Оно желает не просто крови. Ему нужно больше.

Оглан не умел врать себе. Он получал удовольствие, насыщая дграт. Охотиться на дичь приятно. Но стократ приятнее лишать жизни людей. В этом есть особое удовольствие, и особая польза.

Феррис научил, как использовать проклятие и мрак, которого оно полно. И только когда людские жизни наполняли его, Оглан мог делать сложные ритуалы.

Такие, как дейярлорис. Установить узы между всей стаей. Им больше не придется выть, чтобы общаться. Они будут видеть глазами друг друга, нюхать носами друг друга, слышать ушами друг друга. Они обретут дейярт, как Оглан и Гор.

С помощью ритуала стая станет намного сильнее. Они отправятся во владения других стай и подчинят их. Один могучий волк станет над всеми.

Ведь с помощью дейярт Оглан сможет сам стать волком. Впитав через мрак их звериную природу, он заставит свое тело измениться. Сможет менять свой облик, когда пожелает — и когда достанет сил. Для превращений придется насыщать проклятие снова и снова.

Плеснул в лицо еще холодной воды из ручья и встал. Стая смотрела на него. Оглан почувствовал дейярт Гора, и представил, что к нему тянутся еще восемь. От этого внизу живота поселился приятный холодок, и на лице появилась улыбка.

— Идем. Пора поохотиться.

Бойся молча

Чик топал впереди, уткнувшись носом в землю. Неподалеку снова завыли волки, и черный пес, у которого была только одна белая лапа, поднял голову и пошевелил острыми ушами.

— Давай, Чик, веди. Чик!

Светрик тихо присвистнул, и пес опять припал к земле.

В тенистой тайге было прохладно, не то что под открытым небом. Весна принесла такую жару, что все посевы погибли. Надежда на то, что голод кончится, усохла вместе с только взошедшим хлебом. Не ливень, так солнце не дают людям жить, не говоря уж о болезни. Почему это Господь насылает такое на них? Неужто люди в Дримгарде так грешны?

Многие говорят, в земле дело. На месте крепости убили императора Дар-Минора, а в долине вокруг случилась великая битва. Многие деревни зовутся по названиям армий, погибших здесь — Десятый полк, Жемчужная гвардия. На шпилях общинных домов висят знамена этих войск, а распахивая землю, крестьяне до сих пор находят кости людей и чудовищ.

Чик вынюхивал какую-то дичь уже, наверное, целую вечность. Светрик подстрелил по дороге пару белок и думал о том, что ему-то уже хватит. Но он обещал добыть еды для остальных. Клятая болезнь — в этом году он остался единственным мужчиной в Золотых копьях, не считая младенца Бриана.

На поляне, устланной кедровником, охотник встретил замшелый колодец. Дюжина цепей свисали с края внутрь. Светрик сотворил святой знак и обошел колодец по широкому кругу. Говорили, что на этих цепях инквизиция повесила анимантов, а их скелеты до сих пор висят, опущенные в холодную воду.

Чик, дурак, угораздило тебя выйти сюда! Плохой знак. Плохой.

Колдовской колодец остался позади, и Светрику показалось, что кто-то его зовет. Он забормотал под нос молитву, подобрал сухую шишку и бросил через правое плечо. Церковь хоть и запрещает народные отговоры делать, но деды говорят — от зла помогает.

Не успел Светрик закончить молитву, как Чик застыл и прижался к земле. Охотник наложил стрелу.

Между пихт впереди он увидел стадо оленей. Три или четыре самки, несколько детенышей и два статных самца. Рога у них были короткими, почти без ветвей, и росли вперед, оканчиваясь остриями. По темно-коричневой шкуре тянулись черные полосы.

Светрик натянул тетиву и прицелился.

Вдруг загремели кусты, зашуршала трава, и волчья стая набросилась на оленей. Чик оглушительно залаял. Дурак!

Обернувшись, охотник понял, что превратился в добычу.

Гор кинулся на черную шавку и мигом придавил к земле. Незадачливый селянин поднял лук и встретился с Огланом глазами. Краски мигом покинули его лицо.

— Кто это здесь? — пророкотал Оглан.

Глаза охотника расширились, как будто он увидел саму смерть. Что же, так оно и было.

Бросился вперед, сбивая охотника с ног. Ударил в лицо раз и другой, схватил за волосы и шибанул о землю. Вцепился ногтями в кожу и рванул, обнажая мясо. Крик человека слился с воем его собаки. Вопли задираемых оленей стихли.

Через дейярт приказал Гору не убивать. Сомкнул руки на горле человека и давил, пока тот не потерял сознание. Грудь наполняло горячее чувство. Только утром думал, что пора поохотиться на лучшую дичь, и вот она — пришла сама.

Оглан кровью начертил соф на лбу черного пса. Знак почти не было видно, но это и неважно. Отыскал внутри проклятие и выпустил мрак через соф прямо в разум собаки. Ощутил ее недолгое сопротивление, и приказал Гору отпустить.

Черный пес подполз к Оглану и лизнул в лицо. Оглан почесал его за ухом и встал.

Волки стояли над телами двух оленей. Один самец лежал с порванным горлом. Самка, выгнув шею, еще дергала ногами.

Подошел и вцепился клыками, разорвал, напился кровью. Огляделся. Показалось, что кто-то смотрит. Непонятное чувство пищало в груди, как одинокая мышка в амбаре.

Бред. Никто не смотрит, все хорошо. Просто мрак, повсюду витающий тут, играет злые шутки.

Прижав голову оленя ногой, Оглан сломал ему рог и посмотрел на безвольного охотника.

Очнувшись, Светрик не сразу вспомнил, где находится. Лицо горело от боли, вывернутые плечи как будто кричали. Он висел над землей, и связанные чем-то руки были задраны вверх.

Ресницы слепила засохшая кровь. Светрик с трудом открыл их и увидел Чика, сидящего внизу перед ним.

— Чик, — прохрипел Светрик.

В ответ раздался низкий рык. Он ни разу не слышал, чтобы Чик так рычал. А рядом с ним сидели волки и глядели на Светрика, как будто ждали, что еще он скажет.

Жуткий человек с темными волосами и неопрятной бородой, одетый в шкуры, появился перед ним. В первый миг показалось, что это волк, стоящий прямо — но нет, всего лишь капюшон из волчьей головы.

В жилистой руке человек держал обломанный олений рог. Колчан и лук Светрика висели у него за спиной. Человек зло улыбнулся, и охотника прошиб холодный пот — рот дикаря был полон стали.

— Что тебе нужно?! — закричал он визгливо, как женщина.

— Оглану нужен ты.

— Господи всемогущий! — взмолился Светрик. — Не оставь меня, пожалуйста, Госп…

Жесткая рука зажала ему рот. Оглан, как назвал себя человек, прижал рог к губам.

— Ш-ш-ш. Бойся молча.

Светрик заплакал, а человек опять улыбнулся и провел острием рога ему по горлу.

Оглан дышал глубоко, как будто не мог надышаться. Сердце колотилось быстро, голову наполнило приятное кружение. Уже почти забыл, как сладок запах людского ужаса. Кожа человека взмокла, источая аромат, который Оглан мог бы вдыхать бесконечно. Наполняться им, как бездонный сосуд.

— Оглан убьет тебя медленно, — хрипло шептал человеку прямо в лицо. — Ты будешь мучиться. Ты хочешь жить?

Убрал руку от его рта. Селянин закивал так, что капельки крови из ран на лице полетели в разные стороны.

— Ты не выживешь. Оглан убьет тебя.

От нового всплеска запаха кожа покрылась мурашками. Порвал одежду на человеке, обнажив худую грудь, покрытую курчавыми волосками. Прижал острие к грудине, надавил и повел вниз, рисуя красную полосу. Селянин заорал, как будто его прижгли каленым железом.

Этот крик, полный первобытного страха, стал для Оглана музыкой. Ощущал, как тело полнит энергия, как раздувается, наполняется силой проклятие.

— Да! — воскликнул, заканчивая дей-таш на груди человека. — Кричи! Кричи! Кричи!

И человек кричал до тех пор, пока все тело его не покрыли знаки власти. Кровь мелким дождем устилала траву под ним. Волки, Гор и новый член стаи наблюдали за всем.

Больше нельзя было сдерживать. Легкое шевеление воли — и Оглан уткнулся в распухшее, пульсирующее проклятие. Выпустил мрак наружу тугой струей, заставил его проникнуть в каждый знак, вырезанный на теле человека.

Кровь закипела в них и дым повалил из ран селянина. Неистовый предсмертный вопль пронесся по тайге. Оглан отбросил рог и сорвал веревки, что удерживали человека. Тело рухнуло на землю.

— Ешьте! — завопил стае. — Ешьте, и пусть дейярт соединит нас!

Черный пес первым вцепился в дымящуюся плоть.

VI

Северная Лотария

Неподалеку от Шрама

Моллард выставил дозорных и поставил армию отдыхать неподалеку от оскверненного монастыря. Лекари Бальдера занимались ранеными. Четырех еретиков захватили в плен — один скончался через час, другие сидели под охраной, связанные по рукам и ногам. Сейчас Дэнтон не хотел с ними говорить.

Кассандру не просто сбили с коня — ударом булавы ей раздробили правое плечо. Повезло, что по ней не прошлись вражеские лошади.

— Она выживет, — уверенно сказал худой, высокий лекарь. Он был одним из тех, кто лечил Дэна после Баргезара. — Кровотечения нет, кости я вправлю. Навестите меня утром, инквизитор.

Ночью скончался гвардеец Бальдера, получивший стрелу в живот, и два пехотинца с тяжелыми ранами. Жизни остальных раненых ничего не угрожало. Рано утром Моллард пришел в палатку, где лежала Кассандра. Тело стонало после вчерашней битвы, голова была как в тумане.

Лекарь дремал, сидя на земле, но вскочил, как только Дэн вошел.

— Инквизитор, — он протер лицо сухими руками. — Вы один?

Рядом с Кэс лежали полотенца, перепачканные кровью, таким же был накрыт оловянный таз. Смердело мертвой плотью. Кассандра лежала, редко дыша, в сотню раз бледнее, чем обычно. Ее покрывало тонкое одеяло, из-под которого виднелись плечи — одно туго замотанное бинтом.

— Как твое имя?

— Томаз, инквизитор.

— Ты сказал, крови нет.

— Поначалу не было, — лекарь выглянул за полог. — Все оказалось плохо.

— Что с ней? Она выживет?

— Да. Но выздоравливать будет тяжко. Это не мое дело, — заглядывая Дэнтону в глаза, Томаз пожевал губами. — И я сохраню все в секрете.

— Я никогда не любил загадок, лекарь. Говори, в чем дело.

— Инквизитор Моллард, она носила дитя.

Мир содрогнулся. Молларда прошибла холодная дрожь, так что волосы поднялись дыбом.

— От удара начались роды. Я пытался спасти ребенка. Но такие крошечные редко выживают…

Дэнтон не мог вымолвить ни слова. Он перевел взгляд на Кассандру и она показалась ему беззащитной, как никогда ранее.

Затем взгляд его остановился на оловянному тазу, укрытом полотенцем.

— Невозможно, — выдавил он.

— Это правда.

— Но у нее не было живота!

Томаз приложил палец к губам и снова посмотрел за полог.

— Так бывает. Он бы скоро и резко вырос.

— Какой был месяц?

— Думаю, шестой.

Полгода. Та ночь в Баргезаре. Ночь, когда он едва не умер.

Жалящий рой мыслей носился в голове у Молларда. Его ребенок мог бы повторить его судьбу. Он бы родился при мертвом отце.

Все случилось по-другому. Дэнтон остался жить. А дитя погибло, будто заплатив своей жизнью за жизнь отца.

— Она не сказала мне, — проговорил Дэн.

— Быть может, держала в тайне, — прошептал Томаз. — А может, и сама не знала.

— Как это возможно?

— Живот не рос, плод мог быть вялым и мало двигаться. А его движения, если не знаешь о беременности, можно принять за простое недомогание. А она ведь рыцарь, живущая в дороге, и должно быть, не обращает внимания на такие вещи.

— А лунная кровь? — привел Дэнтон последний аргумент.

— У женщин-воинов цикл часто непостоянный. Она могла решить, что все в порядке.

В глотке пересохло. Дэн сглотнул, и ему стало больно. В горле вырос острый камень, мешающий дышать.

— Кто это был?

Томаз ответил не сразу.

— Мальчик.

— Я хочу взглянуть.

Лекарь без слов подошел к тазу, поднял его и начал снимать полотенце.

Моллард увидел только крошечную ножку, перепачканную кровью, и отвернулся.

— Нет, — сказал он и, помедлив, добавил. — Нужно предать его огню.

— Как прикажете.

— Стой, — смахнув жгучие слезы, сказал Дэн.

Томаз обернулся. Моллард старался не смотреть на таз в его руках.

— Скоро будут сжигать умерших ночью воинов. Скажи, что я приказал тебе заняться этим. Сожги его вместе с солдатами.

— Воля ваша.

— Ты знаешь заупокойные молитвы?

Томаз грустно усмехнулся.

— Каждый лекарь знает их лучше, чем хотелось бы.

— Тогда помолись и за него.

— Но у него нет имени.

— Назови его Теор. Ступай.

Когда Томаз вышел, Дэнтон сел рядом с Кассандрой, взял безвольную ладонь и заплакал. Лекарь так и не вернулся, хотя прошло, наверное, несколько часов. По свету, заполнившему палатку, Моллард решил, что настал полдень.

Кассандра очнулась и посмотрела на него.

— Дэнтон, — едва слышно прошептала она. — Я жива или мы оба погибли?

— Ты жива.

— Тогда понятно, почему так больно, — она попыталась подняться, но упала обратно на лежак. — Боже всемогущий. Мне что, ударили копытом в живот?

— Я не знаю, — прохрипел Дэн.

— Мы победили?

— Да.

— Тогда почему у тебя в глазах слезы? Дэнтон, — она слабо улыбнулась, глаза ее посветлели, и она провела рукой по щеке Молларда. — Все в порядке. Я жива.

— Ты жива.

— Что произошло?

Дэнтон долго смотрел ей в глаза и не решался рассказать. А когда рассказал, она отвернулась и закрыла глаза. Ее ладони безвольно легли на живот.

— Оставь меня.

Моллард вышел. Жестом подозвал гвардейца.

— Возьми еще одного человека. Охраняйте палатку. Я хочу, чтобы никто не входил туда, кроме лекаря по имени Томаз. Не пускайте туда даже меня, ты понял?! — прокричал он.

От неожиданности гвардеец вздрогнул.

— Да, милорд.

У меня мог быть сын, повторял про себя Дэнтон. У меня мог быть сын.

Никогда раньше он не задумывался о детях. И лишь теперь, когда потерял то, что так и не приобрел, он понял, как хотел бы взять на руки новорожденного потомка.

Клятвы инквизиции остались очень далеко, их выбил из него Зверь во дворе Альдеринга. Даже по закону он мог иметь детей. И оттого еще более сильная, невиданная ранее боль теснила сердце Дэнтона.

«У меня мог быть сын».

VII

Америя, Кроунгард

Где-то в подземельях

После попытки бегства Коррин ни разу не видел Ромашку. Отныне к нему приходил только горбун, и это было плохо — никаких новостей из большого мира, никаких передачек от Ритты. В конце концов, Коррин даже потерял возможность извиниться перед Ромашкой. Но видимо, прощенья он не заслужил.

В очередной раз горбун явился сияющий. Его единственный глаз блестел, уродливый рот расходился в улыбке. Вместо сурговой каши он принес густую тыквенную похлебку и хлеб, не слишком похожий на камень, и даже большое красное яблоко. Как только Коррин это увидел, он все понял.

— Когда? — спросил он.

— Скоро, — ответил тюремщик.

Корр кивнул и больше ничего не спрашивал. Он с удовольствием съел последний обед и поблагодарил горбуна:

— Спасибо. Передай Ромашке, что я прошу у него прощения.

— Нет его больше.

— Как нет? — изумился Коррин. Он ненароком подумал, что добрый тюремщик скончался.

— Вот так. Уехал из дворца, к матери куда-то. Надоело ему тут, — сказал горбун и захлопнул дверь.

Корр вздохнул. Бедный Ромашка — он верил в добро, и был единственным, кто помогал заключенным. Своим поступком Коррин лишил его веры в людей. Подвел его, себя и всех остальных.

Придурок. Неужели ты правда надеялся бежать?

Солома в подстилке так и осталась не меняной. Коррин сел на нее, обхватив колени руками. От грусти и стыда в горле стоял комок, в животе, несмотря на сытную еду, поселился холод. Осознание собственного ничтожества смыкалось вокруг теснее, чем стены темницы. Коррин вцепился руками в грязные волосы, опустил лицо на колени и заплакал.

Когда слезы кончились, стало немного легче. Коррин вытер опухшие глаза и повертел головой, в кромешной темноте пытаясь понять, в какой стороне находится запад, чтоб помолиться лицом к Небесному дому. Впрочем, какая разница. Господь и так услышит.

Он встал на колени, сотворил святой знак и вознес молитву, самую искреннюю в своей жизни. Он не просил спасения, ибо знал, что недостоин его. Коррин умолял только о прощении.

«Ведь ты же видишь, Просветитель! Я раскаялся, я осознал, насколько был грешен. Я обманывал людей, использовал их, предавал. Но теперь я понимаю, Господи, понимаю, какую боль они испытывали, ибо она вернулась ко мне стократно. Почему же, почему это случилось только здесь? Почему никто не указал мне на верный путь раньше?

Или я просто не видел?»

Когда слов не осталось, Коррин продолжил молиться беззвучно. Он решил, что проведет в молитве каждый час, пока не наступит тот самый день.

Он исполнил свое обещание, но день все равно наступил слишком быстро.

* * *

— Ваше величество?

Король Эсмунд был одет в простую рясу с капюшоном, но Коррин сразу узнал его дряхлое лицо, где лишь в глазах еще осталась сила.

— Оставь нас, — велел король.

Королевский Щит запер безжалостно скрипящую дверь. Законник вставил факел в кольцо, и, держась за стену, присел на солому рядом с Коррином.

— Я слышал о твоем побеге, — сказал он.

— Да, государь, — Корр склонил голову.

— Я не виню тебя. Стремление к свободе в крови у человека. Знаешь, сколько раз пытался бежать Грошовый король? Я уже сбился со счета.

Коррин кивнул.

— Я видел страшное существо в подземельях… Одного из серокожих.

— Как он выглядел? — повернулся Законник.

— Как ночной кошмар, государь… Это трудно описать.

— Значит, хорошо, что ты остался жив. Не всякий, кто спускался глубоко под Кроунгард, может этим похвастаться.

— Все равно меня скоро казнят.

Эсмунд вздохнул, будто собираясь что-то сказать, но Корр сказал первым:

— Я не жалею, ваше величество. Не жалею о смерти. Я ее заслужил. Мне больно лишь оттого, как много зла я причинил другим людям, — голос дрогнул, но лишь потому, что звучала правда. — Когда меня отправят на казнь?

Законник не отвечал и смотрел ему в глаза. Коррин не мог понять, что за чувства кроются в очах короля, и ему стало неловко.

— Я не хочу вашей смерти, — сказал, наконец, король. — Поверь мне, Коррин, будь моя воля, я объявил бы вас героями. Но все законы против нас, людские и Божьи. Несмотря на то, что вы подняли оружие за меня и за страну, я был вынужден назвать вас преступниками.

Коррин кивнул, не став уточнять мотивы, по которым он пошел к башне. Он и сам уже не слишком их осознавал. Зачем он все это устроил? Чего он хотел добиться?

— Я мучаюсь из-за этого, — Эсмунд повернулся к нему. — Ты не представляешь, как я страдаю из-за того, что предал вас.

— Вы не предавали, ваше величество.

— Как еще это назвать?! — воскликнул король. — Вы поступили как настоящие рыцари, верные мне всем сердцем. А я в ответ лишил вас титулов и бросил в темницу.

— Вы должны были, — сказал Корр.

— Вот именно. Долг заставил меня это сделать, как он заставил вас направиться к башне. Мы все пострадали из-за него. Но я не желаю, мрак побери, чтоб вы погибли за него так скоро!

— Я смирился, — прошептал Коррин.

— А я нет! — Законник схватил его за плечи и встряхнул. — Я спасу вас. Ты слышал? Я не дам вам умереть.

Коррин услышал слова, но не мог их понять, как будто Эсмунд вдруг заговорил на другом языке. Разум оказался парализован. До сего момента Коррин чувствовал себя так, будто падает в пропасть — а теперь он вдруг полетел, и поверить этому было едва возможно.

— Помоги мне встать, — велел король, и Корр помог ему подняться, не чувствуя собственных ног.

— Другие люди, настоящие преступники, отправятся на казнь вместо вас, — сказал Эсмунд. — Убийцы и насильники — туда им и дорога. Но для вас, мои герои, я уготовил иной путь.

— Какой? — одними губами спросил Корр.

— Вы получите лошадей, свое оружие и доспехи. Отправляйтесь на запад, и покажите всем, кто вы на самом деле — герои или подонки.

Биение сердца участилось, последние капли страха исчезли.

— Когда мы победим, вы вернетесь в Кроунгард и назовете свои имена. Если я еще буду жив к тому времени, я верну вам рыцарство и фамилии, и мне будет плевать, кто что скажет на это.

— Ваше величество, — Коррин опустился на колени, — я клянусь вам, здесь и сейчас, что я буду доблестно сражаться за вас на западе, и не вернусь, покуда не стану тем настоящим рыцарем, которого вы разглядели во мне. Я клянусь вам бессмертием своей души, и пускай Небытие сожрет меня в то же миг, в который я решу поступиться этой клятвой, — Коррин перевел дыхание.

— Да будет так, — сказал Законник и возложил сухую руку ему на лоб. — Я принимаю твою клятву с радостью, ибо вижу — она дана от чистого сердца. Возвращайся. Я буду ждать.

Эсмунд вышел, а Коррин заплакал от избытка света, бьющего фонтаном в груди. Его охватили чувство благодарности и прощения, сильнее которых он не знал прежде. Слезы лились рекой, и Коррину было легко.

Его уста и раньше произносили клятвы, в церквях и при высоких дворах. Но только эта, произнесенная в мрачной темнице, поднялась в душе сияющим знаменем, и Коррин осознал — он скорее умрет, чем предаст ее.

Подонок сгинул в этой темнице. Наружу выйдет герой.

VIII

Северная Лотария

У меня мог быть сын.

Кассандра тряслась в повозке, где для нее освободили место между мешков с мукой и сушеной говядиной. Лекарь Томаз запретил ездить верхом по крайней мере еще неделю. Она безропотно подчинилась — когда армия снялась, она еще чувствовала себя, будто в тумане.

Теперь туман разошелся, и за ним открылась бесконечная пустота.

Ей хотелось то кричать, то плакать, то делать все сразу. Но чувств на это просто не осталось.

Кассандра всегда любила детей — еще в приюте на севере ей нравилось нянчиться с малышами. И до тех пор, пока приют не исчез в огне, она думала, что когда вырастет, найдет себе мужа и у нее будут свои дети.

Те мечты погибли, но с появлением в ее жизни Дэнтона воскресли. Она не признавалась в этом даже себе, и гнала мечты, загоняя в самые потаенные дебри разума. Только глубокими ночами, когда была одна, она позволяла себе достать их и полюбоваться, как украденным сокровищем.

Это были не те мечты, которые хочется осуществить. Не те, что можно сделать целью. Одни из тех мечт, которые годятся лишь потешить себя, ибо кажется, что осуществить их невозможно.

Оказалось, что возможно все. Дэнтон может признаться тебе в любви и доверить самый страшный секрет, который убьет его, стоит заикнуться. Ты можешь почувствовать себя счастливой — может быть, впервые в жизни. И ты можешь получить дитя.

И потерять его.

Кассандра не боялась врагов. Она встречала людей и чудовищ с мечом в руке. Но сейчас сражаться было не с кем — на нее напала сама пустота, и ни один меч мира, даже легендарный Гнев штормов, испускающий молнии, не спас бы ее. Даже Опустошитель, меч императора Кинона, не смог бы сразиться с ничем.

До того момента Кэс иногда ощущала внутри себя тяжесть, иногда — внезапную боль или тошноту. Но она не чувствовала ребенка. Почему же, когда он исчез, под сердцем стало так пусто?

Если Господь подарил ей дитя, то почему не сказал об этом и зачем забрал так жестоко и резко?

Зачатый накануне битвы, он мог бы стать великим воином. Они с Дэнтоном нашли бы способ спрятать его. Кэс покинула бы инквизицию, и наплевать, что пришлось бы пройти через пытки. Они нашли бы себе дом, и Дэнтон навещал бы их и рассказывал сыну о том, какие подвиги совершил. А потом, возможно, взял бы его рыцарем или отправил учиться в Низарет…

Неосуществимые мечты. На сей раз — уж точно.

Пустота внутри стала шире, холодные черные щупальца тронули сердце. Кассандру пробрала дрожь, и захотелось плакать. Она набросила капюшон, чтобы никто не увидел, и позволила себя немного слез.

Может, ей стоит по-настоящему поплакать? Мама Арета говорила, что боль нельзя держать в себе — она отравляет, как мертвая крыса в колодце.

Но что толку реветь в пустоту?

Дэнтон по-своему переживал эту боль. Кассандра видела, что он страдает. Все думали — он разъярен на Возрождение за внезапную атаку. Думали, он поэтому устроил казни в придорожных деревнях. Но Кассандра понимала, что так Дэн пытается заполнить свою пустоту — и она, быть может, лишь немногим меньше. Пустота не физическая, ведь он не носил ребенка. Но за короткое время он потерял и Кослоу, что был ему как отец, и сына, о котором не ведал. Такое непросто пережить, и Моллард расправлялся с болью как мужчина — причиняя боль другим.

Они еще ни разу не говорили об этом, и даже не пытались. Кэс почему-то боялась. Казалось проще пережить всё по отдельности, чем пытаться поделиться.

Ведь что можно получить, если сойдутся две пустоты? Только бо'льшую пустоту.

Кассандра почему-то не верила в то, что они с Дэнтоном смогут снова наполнить друг друга.

Раздался приказ остановиться. Телега дернулась и встала. Кассандра скинула капюшон и огляделась, как будто бы очнулась ото сна. Старшина грумов, шедший рядом, улыбнулся ей, но Кэс не ответила.

По небу плыли пухлые облака, и тени тащились вслед за ними по земле. Пейзаж был прежним — серые равнины, перерытые оврагами, полными кустов и камней. Только горы стали ближе. Деревни были все еще редки, хотя до Рейнвиля — единственного крупного города в этих землях — оставалось несколько дней пути.

— Что случилось? — спросила Кассандра.

— Деревня, — сказал старшина грумов, трогая жидкую бороду.

Кассандра посмотрела на запад. Два десятка зеленых плащей во главе с алым скакали на запад. Там, на самом горизонте, виднелась дома.

* * *

Крестьяне увидели их издалека. Женщины и дети сгрудились позади, у глинобитных домов, покрытых старым, подгнившим тростником. Мужчины вышли вперед. Они были безоружны, но глядели недобро. Как и все, кто встречал Дэнтона в этих землях.

— На колени перед инквизитором!

Крестьяне не спеша опустились и коснулись пальцами земли — древний лотарский обычай приветствовать знатных.

— Мы, Дэнтон Моллард, милостью Божьей инквизитор Лотарии и земель Дримгарда, прибыли сюда, дабы избавить мир от мерзкой ереси. Кто из вас слышал о церкви Возрождения?

— В этих землях все о ней слышали, — ответил один из крестьян, поднимаясь. Кожа его была темной, как земля, а белые волосы отливали желтизной. Чистокровный северный лотарец, более смуглый, чем южане.

— На колени! — рявкнул гвардеец рядом с Дэном. — Кто позволял тебе встать?

— Не буду я стоять на коленях, — селянин сплюнул под ноги Вихрю. — Я верю в Бога как предки завещали. Я не верю в Небытие и не кланяюсь кальдийским собакам! — он снова плюнул.

Дэнтон сдержал гнев, но не был против того, что гвардейцы достали топоры.

— Кто староста этой деревни? — спросил он.

— Грейн, — ответил мужчина.

Снова он. Куда бы Моллард не пошел, всюду слышал это имя.

— Ты видел его, несчастный?

Тот промолчал, исподлобья глядя на Дэна. Моллард вздохнул и обнажил меч. Вихрь сделал шаг вперед.

— Ты видел Грейна, крестьянин?

— Нет, — сказал, будто еще раз плюнул.

— Ты знаешь, где его найти?

— Нет.

Твердость мужчины вызывала уважение и раздражение одновременно.

— Каешься ли в ереси и хочешь ли оставить лживую церковь? — властно произнес Дэнтон.

— Нет! — воскликнул мужчина.

— Подозреваю, что и следующий ответ будет таким же. Знаком ли ты с Железным кодексом?

Селянин угрюмо промолчал.

— Там написано: «Немедленной казни подлежит лишь еретик упорствующий, прилюдно оскорбляющий церковь и ее служителей». Ты понимаешь?

Крестьянин сжал челюсти и кивнул.

— Возьмите.

Он не сопротивлялся, когда гвардейцы Бальдера вытащили его вперед и бросили на колени перед инквизитором.

— Найдите колоду, — велел Дэнтон.

Колоды не нашлось — в этих краях почти не рубили дрова, а топили углем и торфом, но гвардейцы притащили скамью.

— Именем Божьим и согласно королевским законам, мы, инквизитор Моллард, приговариваем тебя к казни. Но прежде, дабы дать тебе шанс на прощение Господне, я задам несколько вопросов.

— Да пошел ты! — зарычал крестьянин. — Я не буду говорить!

— Отрубите ему пальцы.

Руку силой уложили на скамью, и одним взмахом топора гвардеец отсек четыре пальца. Женщины вздохнули, прижимая детей, мужчины зароптали, а сам крестьянин молча терпел боль, только хрипя сквозь зубы.

— Кто такой Грейн?

— Ничего не скажу тебе, собака! — проорал мужчина так, что среди низких домов раздалось эхо.

— Что там у него, еще один палец? Отнимите.

Гвардеец достал кинжал и вопросительно взглянул на Дэна. Внутри у Молларда все горело, он чувствовал себя так, словно по собственной воле погружался в чан с дерьмом. Но все же он кивнул гвардейцу, и тот не самым спешным образом отрезал мужчине большой палец.

Тот глубоко задышал, лицо его побагровело и покрылось потом, но крик не вырвался. Зато кричали женщины, кто-то из детей побежал прочь. Один из мужчин попытался вскочить, но лезвие топора перед носом заставило его встать обратно на колени.

— Кто такой Грейн и где его найти?

Мужчина забормотал молитву. Дэнтон наклонился и прислушался — крестьянин читал на длоринге, забытом языке, которого не знал даже сам Дэн.

— Где ты научился этой молитве?

Крестьянин прервался и снизу вверх посмотрел на Молларда. Глаза его были налиты кровью, но полны слез.

— Меня научил Грейн, — процедил он, прижимая к груди покалеченную руку.

— Тогда ты знаешь, кто он такой. Скажи мне, и умрешь без мучений.

Мужчина молча отвернулся и продолжил молиться. Дэнтон почувствовал себя слабым и униженным — легко издеваться над человеком, когда у тебя есть власть. Но если человек просто отказывается подчиняться, что тогда ты сделаешь? Отнимешь жизнь? За смелость, с которой этот простолюдин принимает свою смерть, Господь примет его как сына.

— Вторую руку.

Гвардейцы заставили его положить на скамью вторую руку. Окровавленный топор сверкнул в воздухе. На сей раз мужчина издал протяжный стон.

— Папа, расскажи им! — закричала беременная крестьянка. На вид ей было лет пятнадцать.

— Молчи! — велел ей отец.

— Послушай свою дочь, несчастный. Помоги благому делу.

— Твое дело — проклятое! — побледневший крестьянин с трудом сплюнул.

— Тогда твоя дочь расскажет, — Дэн перевел взгляд на беременную. От собственных слов его пробрала дрожь. В груди стало холодно, как в пещере. — Кого ты ждешь? Мальчика?

— Я думаю, что девочку, мил-лорд, — ответила она.

— Не тронь ее! — взревел крестьянин и даже попытался встать, но гвардейцы швырнули его обратно на землю.

— Жаль, что эта девочка не увидит деда, — руки Дэнтона вспотели под перчатками. — Но ей стоит увидеть белый свет. Я даю тебе последний шанс, несчастный — кто такой Грейн и где его найти?

— Он главный в Возрождении! — выкрикнул кто-то из мужчин

— Тихо! — отрезал Дэнтон. — Говорить должен он! Остальные получат свой шанс.

— Он наш пророк, — чуть слышно прохрипел мужчина. — На руинах Лоттеринга он нашел какие-то вещи, и узнал, что нас ждет впереди. И вот теперь он собирает людей, чтобы все пошли вместе с ним.

— Куда?

— Не знаю, — мужчина покачнулся и оперся культями о скамью. Последний палец напрягся, цепляясь за дерево. — Мое дело — сургу сажать. Пойдут все равно другие.

— Тогда зачем?! — вскричал Дэнтон. — Зачем ты поверил ему?!

— Потому что он вернул нам древнюю веру! — ответил кто-то из толпы. — Веру предков!

— Вы ведь тоже лотарец, инквизитор!

— Молчать! — Дэнтон взмахнул мечом. — Есть одна истинная вера и одна церковь! Грейн — никчемный мошенник! Он захватил ваши души и заставил жертвовать ему вместо истинной церкви! Он преступник и я лично отправлю его в Небытие! Говорите, где его найти!

— Мы не знаем, — прохрипел мужчина у скамьи.

Остальные замотали головами, плачущие женщины стали умолять о пощаде.

Моллард спешился. Дрожь внутри не унималась, но рука оставалась твердой.

— Ты мог бы остаться жив, — сказал он и занес меч.

— Я буду жить, — мужчина поднял лицо. — На небе или снова на земле.

Клинок вошел ему между плечом и шеей и пронзил сердце. Крестьянин вздрогнул, глаза его опустели. Дэн вытащил меч, и мужчина и упал грудью на скамью.

Отчаянно завыла беременная девочка.

— Господь любит смелых, — Моллард вложил окровавленный меч в ножны. — Я позволяю вам сжечь его, — он залез в седло. — Или похоронить, как пожелаете.

— Мы оставим его на холме под небом, — буркнул кто-то.

Дэнтон кивнул и поскакал прочь, не оглядываясь.

IX

Вон та собака — из них

— Пожалуйста, господин! Видит Бог, не вру!

— Пошел на хрен, сказано! Нету оборотней никаких! Волки расплодились, вот и все!

— Да послушайте! Волков-то много, но в стае той и собаки, и люди! Кто ж это, как не оборотни?!

— Последний раз тебе, шлюхин сын, говорю: пошел на хрен отсюда!

— Да вы… Господи! Смотрите, смотрите! Вон та собака — из них!

Откуда ты?

Чик бросился наутек, а Оглан рассмеялся. Сидел за несколько лиг от Дримгарда, глубоко в лесу, на новом лежбище. Чик был возле города, а Оглан слышал все, что слышит он. Глухо, как будто через толстую дверь — но все же слышал благодаря дейярт.

Много дней прошло с побега. Солдаты Тихого дома не пытались искать. Или пытались, но уже перестали. Одним словом, ворота монастыря починили и закрыли, как раньше. Слышал, как селяне поминали инквизитора Молларда — мол, придет и зароет всех оборотней.

Пусть попробует. В стае Оглана сейчас — больше сорока волков и два десятка собак. Три десятка быстро растущих волчат и пять собачат. Почти все они связаны дейярт. Волки постоянно разведывают лес, собаки ходят по округе. Оглан знает все, что происходит.

А происходит то, что страшная болезнь не отступает. Люди мрут, как мухи. Город заперт, деревенские выживают как могут. Такое мрачное место, где царят голод и беззаконие, было в самый раз для Оглана.

Поднялся с лежака, устланного оленьими шкурами. Брякнуло ожерелье на шее. Оглан сделал его из клыков и когтей побежденных волчьих вожаков. Расправил плечи, потянулся и громко завыл. Стая подхватила, даже те ее члены, что были далеко от логова — и тайга наполнилась единым воем могучего братства.

Оглан ощущал себя сильным, как никогда. За прошедшее время трижды становился волком на охоте. Всякий раз это было сложно и больно, но стоило того. Превращаясь в волка, испытывал такой душевный подъем, что казался себе выше деревьев. Звериное тело пылало силой, а когда Оглан снова становился человеком, отдых казался как никогда приятным, а сон — сладким.

Чужой, незнакомый запах пришел по одному из дейярт. Принюхался — но не носом, а волей, через обоняние волка далеко отсюда. Человек. Необычный запах. В этих землях люди пахли по другому. Этот пришел издалека.

— Гор!

Безухий пес подскочил и залаял, поднимая остальных. Оглан набросил одеянье из шкур, перекинул через плечо колчан и лук. Спасибо тому охотнику. Он подарил оружие и Чика. Жаль только, стрел мало. Своими грубыми пальцами Оглан не мог сделать новых.

Мысленно выделил десяток волков, которые пойдут с ним. Всей огромной стае нечего там делать. Человек всего один.

Предвкушал очередное убийство. Запах ужаса. Сегодня не нужен дейярлорис или другой ритуал. Сегодня просто убьет. Может, сделает это быстро, стремительно, чтоб человек едва успел понять. Выброс ужаса — осознание — смерть.

Хотя вряд ли. Оглану нравилось, когда они мучаются.

Идя, чувствовал волнение, но еще и страх. Нет, не страх. Тревогу. Ему снова казалось, будто кто-то смотрит. Вцепился взглядом и держит, не отпускает.

Зарычал и взмахнул руками, прогоняя тревогу, как насекомое. Все это шутки мрака. Его много вокруг, стелется повсюду, как невидимый туман. Тут началась резня, которую боголюбцы звали каким-то там искуплением. Разбитые войска дарминорцев отступали, америйцы и кальдийцы преследовали их. Тут всюду кости, всюду предсмертный ужас и тени погибших. И чем дальше в тайгу, тем больше зла. Оглан пробовал зайти глубже. Набрел на руины замка. В разбитых воротах лежал скелет огромной невиданной птицы. Когда подошел ближе, вокруг замелькали туманные силуэты. Стало холодно, и вдруг раздался шум неистового боя.

Крики на разных языках, вопли ярости и боли, грохот стали. Эти люди давно погибли, их оружие истлело, но тени до сих пор сражались.

Оглан бежал оттуда еще быстрее, чем из Тихого дома. Нет уж. Тревоги, которую испытывал на опушке, вполне хватало. Ужасы глубокой тайги пускай достанутся кому другому.

Воспоминания о страшном замке не помогли беспокойству уйти. Напротив. Оглан снова зарычал и сплюнул.

Снова почуял запах человека, на этот раз своим носом. Велел волкам идти осторожней и тише. Достал и наложил стрелу.

Человек был одет в серо-зеленый плащ и, хотя носил сапоги, шагал почти бесшумно. За спиной у него висел мешок, на поясе — топорик и кинжал. Он что-то жевал и одновременно бормотал себе под нос. Пальцы его постоянно двигались. Оглан даже подумал, не колдун ли этот человек, не творит ли какое заклятье, но нет. Он просто говорил сам с собой.

Вышел и встал у него на пути. Человек не сразу увидел его, а заметив, остановился. Оглан оскалился, показывая стальные клыки. Человек потянул из ножен кинжал. Волки, рыча, окружали его.

— Имя Жаен де Лодье, — сказал человек. — Что вам угодно, друг?

Говорил он тихо и как будто бы грустно. Смотрел отрешенно, словно его мысли были где-то далеко. Оглан чуял страх, но слабый, притупленный. Казалось, что Жаен насмотрелся такого, что волки для него теперь не страшнее зайчат.

— Говоришь, как чужеземец. Откуда ты? — спросил Оглан.

— Энарион. Вы слышать о нас? Остров-страна на юге.

— Остров? Среди моря?

— Да. Хотите, дарю камень со дна моря? Принесет удачу.

— Нет, Оглан не хочет. Заберет сам.

Жаен печально усмехнулся:

— Позвольте мне.

Оглан приказал напасть. Одновременно Жаен что-то бросил на землю и кинулся бежать. Раздался хлопок, и пламенеющий запах ударил в нос каждого волка. А Оглану, благодаря дейярт, досталось вдесятеро больше. Глаза наполнили слезы. Сильный, едкий запах не давал вдохнуть, заткнул обоняние, словно нос и глотку забили тлеющими тряпками. Гор, бывший ближе всех к Жаену, упал и заскулил, царапая морду когтями. Оглан чувствовал его боль, жгучую, как огонь.

Проклятый чужеземец! Тварь!

Послал приказ остальным, всей стае: поймать человека!

Поймать, разорвать на части!

Пусть соберется вся стая

Не смогли его догнать. Упустили! Этот Жаен как-то замаскировал свой запах, и никто не мог его учуять. Спрятался так, что его было не видно и не слышно. Хитрый человек. Несмотря на ярость, Оглан восхищался им. За всю жизнь он оказался вторым, кто смог уйти. Первым был Феррис.

Но хоть стая не смогла найти Жаена, она нашла кое-что другое.

Оглан шел, утирая до сих пор бегущие слезы. Гор топал рядом, постоянно кашляя. Верный Гор, бедняга. Его дважды стошнило, и пасть до сих пор была полна жгучего вкуса — а правый глаз почти перестал видеть. Что за средство, что за жуткий яд бросил иноземец?

Стоянка энарийца, найденная псами, располагалась возле покосившейся башни, покрытой лишаем. Чуть в стороне текла мелкая речушка. Простой человек вряд ли бы заметил логово Жаена. Он умело укрыл его, так что казалось — просто куча валежника.

Оглан с рыком распинал всю маскировку, схватил найденный мешок и вытряхнул на землю. Немного вещей. Во фляге — пойло с резким запахом. Вылил и выбросил флягу в кусты. Несколько пятиугольных монет — отшвырнул их прочь. Локон чьих-то волос втоптал в землю.

Заметил книжицу в кожаной обложке. Взял и открыл. Ничего не понятно. Неудивительно, ведь Оглан знал только две буквы: «а» и «о».

Собрался разорвать книжку на мелкие части, как вдруг застыл. Книга выпала из рук. Ощутил во рту медный вкус. Клеймо на нёбе.

Не мог пошевелить ни шеей, ни даже глазами. Попытался увидеть глазами волков вокруг — но дейярт вылетел из хватки воли, как скользкая рыба из рук.

Слышал шаги за спиной. Они приближались.

— Убейте его! — заревел Оглан. — Убейте!

Волки и даже Гор нерешительно отступали, спрятав хвосты между лап. Оглан почувствовал запах. Это был не Жаен. Раздавался терпкий аромат старости и неизвестных трав.

Закричал:

— Кто ты?!

На миг представилось, что черные монахи нашли его. Сейчас закуют в цепи и отведут обратно в Тихий дом. Снова будут задавать тысячи вопросов, снова будут ковыряться в голове, как ложкой в супе.

Нет уж. Лучше умрет, чем вернется туда.

Но это оказались не монахи.

Древняя, как сам дграт, перед Огланом появилась старуха. Выцветший, сплошь покрытый заплатками балахон покрывал ее маленькое, детское тело. Смуглое, стянутое морщинами лицо, белесые, невидящие глаза. Один зрачок как будто упал и смотрел только вниз. С макушки и висков свисало несколько жалких прядок белых, но не седых волос. При этом осанка старухи была твердой, и шагала она уверенно, без всякой клюки или костыля. Пальцы с толстыми ногтями были сложены в тез.

Гор утробно зарычал. Оглан ощутил мощное движение мрака, и пес затих, прижимая бугорки.

Старуха открыла беззубый рот:

— Как твое имя, сумасшедший?

Зарычал и ответил:

— Отпусти меня, вонючая сука!

— Я и вполовину не так вонюча, как ты, а ведь я старше на много лет.

Хотелось орать, что убьет ее, сломает об колено, как палку, разорвет надвое. Но под воздействием тез предпочел прикусить язык.

— Кого ты ищешь? — спросила она. — Чего ты хочешь здесь?

— Оглан ищет человека. Он твой друг? Пришла защитить его?!

— Значит, тебя зовут Оглан, — беззубо улыбнулась старуха. — Тот, кого ты ищешь здесь, вернется. Дай слово, что не тронешь меня, и я отпущу.

— Слово?

— Да. Пообещай.

— Оглан не будет обещать.

Старуха рассмеялась. Она пошевелила пальцами, меняя тез на подобный, но незнакомый Оглану жест. Упал на спину плашмя, ударился затылком и стал задыхаться. Словно гигантский камень придавил к земле. Почувствовал, как заскрипели кости.

Давление ослабло. Шумно, с болью вдохнул. Обожженная зельем Жаена глотка вспыхнула вновь. Сквозь звон в ушах услышал, как скулят волки и Гор.

— Ладно! Ладно! Оглан не убьет тебя!

Тут же ощутил, как вернулась свобода, ощутил дейярт. Закашлялся и поднялся. Слепые глаза старухи смотрели мимо. Всего три шага между ними. Пожалуй, мог бы броситься и оторвать ее крохотную башку.

— Даже не пробуй шевелиться, — сказала она. — Мои глаза давно уж бесполезны, Оглан, но я вижу больше, чем ты. Мое сердце отказало много лет назад, легкие покрыты дырами, но я живу. Сила, которую ты зовешь мраком, заменила мне глаза, внутренности и саму жизнь.

— Ты ведьма?

Старуха рассмеялась, и вслед за смехом зашевелились кроны пихт. Волки были за ее спиной. Мог бы приказать напасть — но через дейярт ощущал невидимую стену, сквозь которую не пробиться.

— Меня зовут Амарентария. Но ты можешь звать меня просто Амой, или ведьмой, если желаешь. Я чувствую в тебе бурленье мрака, Оглан. Ты владеешь колдовством?

— Друг научил Оглана.

— Что же это был за друг?

— Ведьма много говорит, — оскалился, но стальные зубы не пугали старуху. Если она и впрямь видела. — Чего она хочет от Оглана?

— Мне нужна твоя ярость и твоя стая. Мне нужен один человек, которого ты поможешь схватить.

— Оглан не хватает. Он убивает людей!

— Идем. Я все объясню тебе, — старуха повернулась и пошла вперед.

— Не хочу. Говори здесь.

— Только что ты сказал, что я говорю слишком много, — ведьма нахмурилась. — Но будь по-твоему. Ты сумасшедший, Оглан. Ты знал об этом? В тебе с рождения живет проклятье ярости, ты силен, будто зверь, где-то достал стальные клыки и научился колдовству… Но ты — не оборотень. Их не бывает.

Рассмеялся, хотя внутри стало холодно, будто в темнице.

— Чушь! Чепуха!

— Я наблюдала за тобой, — улыбнулась ведьма. Ее пустой рот чернел, как яма. Упавший глаз сбивал с толку. — Ты чувствовал, правда?

— Нет, ничего Оглан не чувствовал! — зарычал сквозь клыки. — Он не пойдет с ведьмой!

— Ты что, не веришь мне? — она рассмеялась звонко, словно девочка. — Я могу показать. Хочешь?

— Ты покажешь ложь!

— Как же мне тогда тебя убедить? — крохотное, как засохшая ранетка, лицо сморщилось еще больше. — Впрочем, ладно. Думай, как хочешь. Идем — я предложу тебе кое-что, от чего ты не откажешься.

— Что это? — спросил до того, как подумал. По опыту знал, что колдуны приносят пользу.

— Увидишь. Пойдем.

И она скрылась между деревьев. Ее спина в заплатанном балахоне быстро исчезла в лабиринте стволов и теней.

Оглан хрипло вздохнул. Рыкнул и мотнул головой, призывая братьев за собой. Дотянулся дейярт до всех остальных. Кто знает, чего хочет ведьма — лучше быть готовым. Пусть соберется вся стая.

Может, ты и прав

Долго не мог догнать ведьму. Ее запах витал впереди, иногда казалось, что видел ее спину. Она то появлялась, то исчезала, словно лишь показывая направление. Как старуха может двигаться так быстро?

Пихты становились выше и пышнее, потом возникли можжевельники и кедры. Где-то закричала незнакомая птица. Запахи необычно резко сменяли друг друга. За деревьями мелькали руины замков, деревень и целых городов.

Показалось, что заблудился. Никогда не чувствовал такого раньше, и долго злился, пока не понял в чем дело.

Оглан остановился. Вся стая тоже. Звери тянули носами и подозрительно оглядывались.

Спина старухи мелькнула впереди. Сплюнул и решил залезть на кедр, чтоб оглядеться. Когда добрался до вершины, обомлел — вокруг, куда ни глянь, был лес. Далеко-далеко справа блестели железные изгибы Тиира. Дримгард укрылся за холмами.

А впереди на небе темнело пятно, как будто там застыло огромное черное солнце. Оглан слышал о крае, где всегда царил мрак — и обычный, и тот, что был колдовством. Миреданские болота, проклятое место. Еще более проклятое, чем Дар-Минор.

Неужели ведьма завела его так далеко?!

Медленно слезал с дерева, проклиная старуху. Хотя любопытство шевелилось в душе. Феррис часто говорил об этих местах. Он проклинал Миредан и восхищался Дар-Минором, его наследием. Оглан понял одно — раньше это была одна страна, потом столица Миредана ушла под землю вместе со всей окраиной. Та страна, которая осталась, взяла другое имя, чтоб не повторить злую судьбу.

Не вышло.

Спустился на землю и выругался. Ама сидела среди волков и чесала одному живот. Чик положил морду ей на колени.

— Куда ты меня завела, старая ведьма?!

— По лицу вижу, что и так догадался. Впрочем, какая разница? Обратно вернешься столь же быстро.

— Друг рассказывал Оглану об этих местах.

— Тот же, что научил тебя колдовать? — ведьма встала и отряхнула руки.

— Да.

— Так как же его звали?

— Феррис. Речной колдун.

Слепые глаза старухи расширились.

— Феррис? Его звали только так? Он не говорил тебе другого имени?

— Нет, — нахмурился Оглан. — Ведьма что, знала его?

— Может быть, — Ама приблизилась. — Какого цвета была его кожа, скажи мне?

— Темная, как древесная кора.

— Великий Прародитель, — выдохнула Ама. — А он не выглядел… мертвым?

— Ведьма рехнулась. Мертвые не ходят и не говорят.

Она рассмеялась, запрокинув голову. Так долго хохотала, что почувствовал себя глупо. Захотелось наорать на нее.

— Может, ты и прав, Оглан. А может, и нет. А может… Ладно, идем. Почти пришли. Еще лиг двадцать!

Продолжая смеяться, она стремительно зашагала в чащу. Оглан кинулся за ней, пытаясь не отстать. Но стоило старухе повернуть за дерево, как она исчезла.

Нам суждено изменить мир

Так и думал, что Ама ведет его к своему дому. Но представлял его совсем по-другому. Думал увидеть косую халупу со сгнившей крышей.

Трехэтажный каменный особняк не был похож на халупу. Хоть окна зияли пустотой и дом просел на один бок, а по стене взбегала глубокая трещина, он смотрелся величественно. Рядом зеленел затянутый тиной пруд, над которым летали стрекозы. Кваканье жаб заглушало привычные звуки леса.

Ведьма застыла у заросшей мощеной дорожки. Оглан подошел к ней:

— Ты живешь здесь?

Впалый рот дрогнул, и она ответила:

— Нет, Оглан. Здесь я умерла.

И ведьма, будто растеряв все свои силы, медленно побрела к заброшенному дому. Оглан фыркнул и подозвал к себе Гора. Тот пришел в себя после зелья чужеземца, только глаз еще слезился и плохо видел.

— Оставайся тут, — сказал, гладя пса. — Оглан пойдет внутрь. Гор будет охранять снаружи.

Оставил половину стаи с Гором, остальных забрал с собой. Ведьма была уже возле массивных дверей особняка. На этот раз догнать ее оказалось просто.

— Входи, — сказала Ама и шевельнула пальцем, как будто дернула невидимую ниточку.

Двери из красного дерева, покрытые следами от топоров, бесшумно распахнулись сами по себе.

Просторный зал с высокими окнами оказался даже больше, чем думал Оглан. Когда-то он, наверное, блестел и приятно пах, теперь же стены покрывала копоть, и вокруг царила пустота.

— Это был дом ведьмы?

— Когда-то, — Ама зашла внутрь, оставляя следы на пыльном полу. — Мои предки жили здесь, еще когда стоял Кель-Туат, и Дар-Минор был частью Миредана. Потом все рухнуло. Сначала Кель-Туат. Потом Дар-Минор. А затем и мой дом.

Оглан хмыкнул и зашел внутрь. Стая последовала за ним.

— Туда.

Ведьма показала на проем по правую руку. От дверей там остались только головешки на петлях. Ама вновь заговорила:

— У меня было четверо братьев. Все они погибли на войне или во время Великого искупления. Я даже не знаю, как и где они умерли.

Не знал, что ответить, потому продолжал слушать тягучую речь старухи.

— Затем америйцы пришли и сюда. Мой отец и дядя защищали дом, сколько могли. К счастью, отца убили сразу. Дядю же приколотили к стене вон там, — ведьма указала пальцем, — и заставили смотреть, как расправляются с женщинами. Они насиловали их целую ночь, а может, и больше. Олиарнии, моей сестре, было всего двенадцать.

— А тебе? — зачем-то спросил Оглан.

— Семнадцать.

— М-м.

Было наплевать на то, что случилось со старухой и как поубивали ее родных. Но зачем-то же она это рассказывает? Хотя, как знать. У стариков каша в голове.

— Я избежала страшной участи. Один достойный человек из Лотарии спас меня. Я не видела, как америйцы уничтожают мою семью. Но я все слышала. Каждый крик Олиарнии, каждую мольбу матери и тети. И смех, жестокий смех чужеземцев, пришедших осквернить и разрушить мой дом.

Ама замолчала. Оглан тоже ничего не говорил. На несколько мгновений повисла тяжелая тишина, только шаги волков, исследующих зал, нарушали ее.

— Потом они забрали все, что хотели, и разрушили остальное. Дядю истыкали стрелами, а женщин просто оставили на полу. Вон там.

— Угу.

— Тебе все равно, — Ама остановилась.

— А ты думала, Оглану будет интересно?

Ее белые глаза ничего не выражали, но рот поджался в гневе. Ощутил, как вырастают вокруг нее толстые щупальца мрака, и стало жутковато.

— Ведьма говорит — америйцы плохие. Но Дар-Минор начал первым! Оглан слышал. Ваши воины пришли и убивали всех. Аниманты делали людей свинарами и другими тварями. Дарминорцы сожгли Лотарию, сожгли Вилонию, сожгли ту страну на острове. Даже отравили Скованное море! Там до сих пор рождается рыба, похожая на кучу соплей, — чуть не сплюнул прямо на пол, но сдержался. — Сколько девочек изнасиловали дарминорцы и сколько домов разрушили? Ама лжет.

— Ты хотел сказать — лицемерит.

— Не знаю. Оглан не силен в словах.

— Твои достоинства в другом, — улыбнулась ведьма. — Но ты прав. Наш император начал ту войну. Если бы Кинона не убили в Грозовой, я бы хотела отомстить и ему. Но его дух достаточно мучается.

— Мучается? Где?

— Ты веришь в Небытие, Оглан?

— Оглан не верит ни в бога, ни во все остальное, что говорят люди в рясах.

— Тогда не будем учить тебя теологии, — сказала Ама. — Император и все, кто был причастен к злодеяниям в Америи, получили по заслугам. Но моя семья была ни в чем не виновна.

— Ты сказала — твои братья воевали.

— А моя сестра? Или мать, добрейшая женщина, которая ни разу в жизни не ударила раба? Или тетя, больная сердцем? Ни одна из них не заслужила того, чтобы ей воспользовались десятки солдат и бросили умирать в огне и дыму.

Ама замолчала, глядя на тени в углу.

— Я привела тебя сюда, надеясь, что ты разделишь со мной давнее горе.

— Зачем?

— Не знаю, — бросила старуха.

— И кому же ведьма желает отомстить? Те воины давно умерли.

— Я желаю присоединить свою месть к другой, гораздо большей, — сказала она на ходу. — Разве для тебя, душегуба, есть разница?

Оглан фыркнул и двинулся за ней. Чем ближе подходили к проему, тем чернее делалась темнота за ним. Волки за спиной первыми ощутили запах — похожий на их, и в то же время совершенно чужой.

Остановился и зарычал.

— Кто прячется там?

— Послушай меня, Оглан, — сказала Ама. — Мне нужна одна девушка. Ее зовут Алина, и она — принцесса Америи.

Рассмеялся, одновременно приказывая волкам растянуться по залу. Казалось, что из темноты впереди кто-то смотрит. Звериный запах там точно был.

— Ты не просто так встретил Ферриса, Оглан. Ты не просто так встретил меня. Нам с тобой суждено изменить мир. Принцесса едет в Дримгард, а может, уже приехала. Я не могу перейти Тиир, иначе сразу рассыплюсь прахом, — Ама грустно усмехнулась. — Но ты можешь. Твои собаки могут. Приведи ко мне принцессу живой, и ты не пожалеешь, дорогой Оглан.

— Что ведьма даст в награду?

— Новую стаю. Зверей, которых ты еще не видел.

Из темноты, горбясь, вышло четыре огромных существа — люди с волчьими головами, покрытые черной шерстью, с длинными, почти до колен, когтистыми лапами. Волки Оглана тут же подняли шерсть на загривках и оскалились.

— Волкары. Творения анимантов, — сказала ведьма, обводя чудовищ рукой. — Обычно они служат лишь создателю. Но я умею проводить дейярлорис, и ты тоже, не так ли?

— Для этого Оглану нужен человек, — ответил отрешенно.

Не мог оторвать глаз от волкаров. Высокие, широкоплечие, мощные. В голове зазвучали слова ведьмы: «Ты не оборотень. Их не бывает».

Не верил этому. И все же…

— Ама сможет сделать Оглана таким же?

— Нет. Да и зачем? Ты потеряешь разум. Станешь животным.

— Оглан и есть животное.

— Нет, ты человек с повадками животного. И так ты добьешься гораздо большего, поверь мне. Эти четверо — только подарок. В награду я дам тебе куда больше таких. Дам золото, оружие, если хочешь.

— Оглан хочет хороший лук, много стрел и сотню таких зверей.

— Сотню? Столько их не сыщешь во всем Дар-Миноре, — улыбнулась ведьма. — Даже там, где кончается лес… Я сделаю, что смогу. Обещаю тебе не меньше двадцати волкаров.

— Мало.

— Зачем тебе много?

— Оглан хочет вернуться в речные земли. Ривергард. Он должен там кое-кому.

— Феррису?

— Нет. Другому человеку. Инквизитору с зелеными глазами.

— Так ты тоже желаешь отомстить? — засмеялась Ама. — Хорошо. Помоги мне, и я помогу тебе.

Подошел к волкарам. Восемь желтых глаз вперились в него. Протянул руку и коснулся шерсти одного из них. Жесткая, как проволока.

— Ладно, — сказал, не сводя с чудовища глаз. Его янтарный взгляд завораживал.

— Ты хочешь еще чего-то?

— Оглан хочет новый лук и много стрел.

Ама кивнула:

— Тот человек, которого ты упустил — он ждал принцессу. Я слышала, как он бормотал ее имя.

— Ведьма думает, он вернется в лагерь?

— Быть может. Оставь неподалеку пару волков, а к городу отправь собак. Мы должны узнать, когда прибудет Алина.

— Почему старуха вообще решила, что принцесса приедет сюда?

— Она славится своим целительным даром. Кому же, как не ей, приехать излечить неведомую хворь? — криво улыбнулась Ама.

Хмыкнул и собрался уходить, как вдруг остановился.

— Ведьма наслала эту болезнь? Это она убила Дримгард?

— Что ты, — посерьезнев, ответила Ама. — Это Господь наказывает их.

Недоверчиво смотрел на смуглое лицо, пытаясь понять, что она на самом деле имеет в виду. Не понял и махнул рукой:

— Как Оглан узнает Алину?

— Ты поймешь, дорогой, — сказала ведьма. — Другой такой нет во всем мире.

X

Воздух застрял у Эльтона в горле. Улыбка расцвела сама собой.

— Вы прекрасны, госпожа.

— Полно, мой рыцарь, — скромно отозвалась Алина.

Впервые за долгие месяцы она стала такой, какой Эльтон помнил ее по столице. Надела голубое платье с белыми вставками, цвета неба и облаков. Уложила волосы и закрепила сеткой с энарийским жемчугом. Больше никаких украшений — принцессе они были не нужны. Она была стократ прекрасней любых бриллиантов.

— Ты хорошо отдохнула?

— Вполне, — ответила Алина, хотя лицо говорило об обратном.

— Быть может, стоит позволить себе еще хоть день? Город и так долго страдал, подождет еще немного. А тебе нужны силы.

— Город долго страдал и потому не может ждать, — отрезала Алина. — Идем.

Принцесса первой пошла по коридору, Эльтон последовал за ней.

— Я говорила с лекарями.

— Когда?

— Вечером. Вернее, ночью.

— Ты спала хоть немного?

— Да, — резко ответила Алина. — Хотя долго не могла уснуть.

— Отчего?

— Они ничего не делали, Эльтон, — повернувшись, ответила принцесса. — Никак не пытались помочь горожанам! Будь я своим отцом, они бы уже болтались в петлях!

— Да они всерьез тебя разозлили, — сказал Лавеллет, открывая перед ней дверь. — Раньше ты никогда не говорила о казнях.

— Я никогда не видела такого безразличия! Как можно ничего не делать, когда люди умирают десятками каждый день? Ты знаешь, сколько людей было в Дримгарде, когда пришла болезнь?

— Сколько?

— Почти пятьдесят тысяч. Как думаешь, сколько осталось теперь?

— Не знаю. В два раза меньше?

— В десять раз меньше, Эльтон!

— Ужасно, — сказал Лавеллет, и его впрямь передернуло. Он попытался представить сорок пять тысяч мертвецов. — Они хотя бы сожгли тела?

— Многие еще в домах, — отозвалась Алина. — Но души их наверняка у Господа.

Она сотворила святой знак, и он тоже.

Люди в тканевых масках ждали во дворе крепости. Среди них было несколько мужчин и женщин в зеленых колпаках, и они поклонились принцессе ниже всех. Лекари, судя по виноватому виду.

— Сегодня мы начнем исцелять Дримгард! — объявила Алина. — Довольно люди страдали без помощи Божьей. Ведь Господь, как сказано в Просвещении, действует руками верующих.

Мы отправляемся на улицы. Первым делом надо найти всех, кто смог пережить болезнь, и привести сюда. Тех, кто болен, вы должны научить, как облегчить страдания: пусть натираются уксусом и пьют много воды — это собьет жар. Отвар чернокорня…

Советы Алины казались Эльтону совсем простыми. Даже он, далекий от врачевания человек, слышал об этих средствах. Лекари, похоже, хотели сию минуту провалиться в Небытие.

— Приведите также тех, кто жил в одном доме с больными и не заразился. Арестуйте мародеров. Возможно, исцеление находится у нас под носом. Начиная с этой минуты мы будем бороться, пока не отыщем его!

Люди без энтузиазма поддержали принцессу и отправились за ворота.

— Кажется, они не очень довольны, любовь моя, — сказал Эльтон.

— Само собой. Им страшно и они думают, что болезнь уйдет сама собой, если отсидеться в замке. Но это не так. Вспомнить хотя бы герцогиню, — Алина подняла глаза к окну, из которого Данвель смотрел на опустевшие владения.

— Ты тоже отправишься в город?

— Да.

— Пожалуйста, будь осторожнее. Господь охраняет тебя, но если и ты заразишься…

— Это невозможно, Эльтон. Божья помощь и искусство врачевания вместе никогда не дадут мне заболеть. А вот тебе маска не помешает, — Алина улыбнулась и вдруг обняла Эльтона, положив голову ему на грудь. — Прости, мой рыцарь. Мне показалось, что в пути я тебя чем-то обидела.

— Нет, что ты, — ответил Лавеллет. — Просто сомнения слишком глубоко вгрызлись в мое сердце.

— И только они? — Алина подняла лицо, и Эльтону захотелось покрыть его поцелуями без остатка.

— Нет, — сказал он. — Не только. Ты знаешь.

— Что бы там ни было, сир Лавеллет, — прошептала Алина, — за кого бы я ни вышла замуж, ты навсегда останешься…

Эльтон прервал ее поцелуем. Вкус ее губ ударил в голову, как крепкое вино, и тело наполнилось жаром. Он прижал принцессу к себе, не обращая внимания на попытки вырваться, пока она, наконец, не укусила его за губу.

Эльтон разжал объятия. Вкус поцелуя сменил медный вкус крови.

— Мы не должны, сир Лавеллет, — дрожащим голосом сказала Алина. Ее прекрасное лицо заливала краска. — Мы не должны.

— Почему? — утирая губу, спросил Эльтон. — Разве мы не любим друг друга?

— Я люблю тебя, — сказала принцесса. — Но мы не должны. Мы не любовники, мы возлюбленные. Эльтон, ты… держи себя в руках, мой рыцарь.

— Чем ближе мы к цели, тем это труднее. И знаешь почему?

Лавеллет сделал шаг в ее сторону, и Алина отступила, словно испугалась его. Эльтон встал как вкопанный — этот шаг назад оказался для него в тысячу раз больнее, чем укус.

— Мы приехали сюда, чтобы ты не стала королевой, так ведь? Чтобы ты стала свободной. Тогда почему ты хочешь выйти замуж за того, кто выгоден, а не того, кого любишь? Ведь королевы поступают именно так.

Алина мигом побледнела, словно краску стерли с ее лица. Эльтон видел, что ранил ее глубоко, глубже чем когда бы то ни было — но именно этого он добивался.

— Я отправляюсь за Тиир, любовь моя, — поклонился он. — Я встречу там проводника, и уже скоро мы сможем отправиться к Леонару.

— Мы не уедем, пока я не исцелю болезнь, — обескураженно сказала Алина. Ее глаза наполнялись слезами, и Эльтон отвернулся.

— Как будет угодно… ваше высочество.

* * *

Когда он второй раз, на свежую голову проехал через город, то увидел, как все ужасно. Несколько улиц он преодолел, не встретив ни души. Пара собак, завидев его, вылезли из кучи мусора и какое-то время тащились следом, принюхиваясь. Потом они, как по команде, сорвались с места и побежали прочь.

Шаги лошади отдавались коротким эхом в городской пустоте. Опустевшие, разграбленные, сожженные дома — наверное, даже последствия войны не выглядят столь уныло и жутко. Повсюду на улицах валялась одежда и какие-то вещи, у порогов гнили отбросы.

Весь город был построен из мрачного серого камня, от дорог до кончиков часовен. Став пустым, он как будто исполнил свое предназначение. Эльтон не мог представить эти темные улицы живыми.

Лавеллет поправил маску. Два слоя ткани, завязанные за ушами, содержали внутри пахучие травы, давленый чеснок и горную соль. Верили, что это спасает от болезни. Алина ничего не сказала против, но и хвалить этот метод не стала.

Когда Эльтон оказался у городских ворот, знакомый зычный голос окликнул его. Лавеллет обернулся и увидел Фредегера. Он был пешком, с широким мечом у пояса и маской на лице.

— Ты следил за мной?

— Нет, сир, не совсем. Я тут помогал горожанам по приказу принцессы и увидел вас.

— Ты так быстро добрался сюда?

— Да, я специально шел быстро. Здесь рядом я вырос.

Здоровяк говорил так не наигранно, что Эльтону верилось. И все-таки он уже понял, что Фред не так прост, как пытается выглядеть.

Телохранитель герцога вздохнул:

— Понимаете, сир рыцарь, я вспоминал наш вчерашний разговор.

— Решил, что получил недостаточно?

— Нет, дело в том, что я вспомнил — признания тех людей слышали еще палач и пара гвардейцев. Палач-то умер, а гвардейцы живы.

— Ты грязный вымогатель, Фредегер.

— Что вы, сир. Я просто беспокоюсь, чтобы никто не узнал вашу тайну. Будь на моем месте вымогатель, он бы сразу забрал у вас все деньги.

— А ты, выходит, собираешься забрать их по частям?

— Простите, сир рыцарь. Мне правда стыдно, что приходится просить, ведь я свое получил. Но те гвардейцы помнят о тайне, так что надо заплатить.

— Как их имена?

— Они сказали, что если я расскажу, они выдадут вашу тайну.

Эльтон молча вытащил из пояса два золотых и швырнул их Фредегеру. Тот ловко поймал их.

— Простите, что так вышло, сир, я больше вас не побеспокою. Кстати, куда вы?

— Принцесса попросила меня навестить ближайшие деревни.

— Там мало кто остался. Не подъезжайте близко к реке — в тайге появились оборотни.

— Оборотни? — недоверчиво переспросил Эльтон.

— Да, крестьяне говорят, их там целая стая. А может, врут, чтобы пустили в город. Хотя в Тихом доме, кажется, сидел один оборотень.

— Что за Тихий дом?

— Видели укрепленный монастырь возле города? Там держат больных рассудком, одержимых и колдунов. Уж не знаю, зачем монахи это делают. Слухи жуткие ходят, но все равно это ведь дело богоугодное? Ладно, сир, удачи, — резко закончив разговор, Фред скрылся в переулке.

Чувствуя себя глупо обманутым, Эльтон повернулся к воротам и крикнул:

— Эй там! Открывайте по приказу принцессы!

* * *

Уже только подъехав к Тииру, Эльтон ощутил тревогу. Тайга на том берегу была словно другой мир, темный и тихий. Лавеллету показалось, что кто-то смотрит на него из чащи.

Брод был отмечен столбом, обвязанным мешковиной. Рядом стоял пенек, а на нем лежало несколько зерен пшеницы и сморщенная четвертинка лука. Похоже, здесь суеверные крестьяне оставляли подношения лесу.

Лошадь легко пересекла брод, но оказавшись на другом берегу, тут же зафыркала и заупрямилась. Эльтон ощутил, как волна неведомой энергии прошла через тело, оставив мурашки на коже и сосущее чувство тревоги в груди. Непоколебимая тишина давила на него, как крышка саркофага.

Лавеллет сотворил святой знак и поехал по опушке вдоль течения. Острозубая впадала в Тиир чуть дальше. Лошадь упрямилась и шла, беспокойно косясь на утопленный в тени лес. Тайга казалась тихой, но не спящей — скорее похожей на зверя, сидящего в засаде. Эльтон не мог отделаться от ощущения, что кто-то неотрывно глядит на него, и не спускал ладони с рукояти меча.

Дойдя до притока, он едва заставил лошадь войти под густые хвойные кроны и привязал ее к ели. Бедняга постоянно фыркала и тянула узду.

— Я скоро вернусь, — снимая с седла копье, сказал он.

Лошадь заржала и замотала гривой. Глубокие глаза были полны беспокойства. Эльтон никогда не испытывал большой любви к животным, но сейчас почувствовал приязнь — кобыла как будто переживала за него и отговаривала идти.

Всего лишь игра воображения, усиленная страхом перед тайгой. Эта лошадь даже не груфер. Она просто сама боится остаться.

Лавеллет потрепал скакуна по прижатым ушам и отправился вдоль Острозубой.

Мелкая и быстрая речка не зря получила свое название. По берегам ее всюду валялись острые камни, глыбы гранита вздымались из течения. Вода была прозрачной, и Эльтон видел стаи мальков, кружащие на мелководье. Где-то стучал дятел, ухали и щелкали другие птицы — Лавеллет узнал рябчика и тетерева, на которых несколько раз охотился на Длани. Чертоги небесные, хорошо бы сейчас было оказаться в спокойных дубравах столичных земель, на веселой охоте, рядом с дядей Аллерсом и другими рыцарями Кроунгарда.

Но увы, Длань осталась далеко, а столица, если верить письмам, превратилась в бурлящий котел. К тому же дядя лишен рыцарства и фамилии — тяжелейшее наказание, позор для всего рода. А так как из рода остался один Эльтон, позор этот ложился на него одного.

Так что неизвестно, где пришлось бы труднее — здесь или на Длани.

Стоял жаркий полдень, но в тайге царил полумрак. Здесь было прохладно и одновременно душно, так что Эльтон вспотел под доспехами. Он не стал надевать латы — ограничился кольчугой, шлемом и наплечниками. Вместо поножей надел крепкие, выше колен ботфорты. Из оружия взял меч, кинжал и копье — его можно было использовать против зверей и как посох на болотистых местах. И хищников, и болот впереди должно быть много.

Под ногами лежали мшистые камни и толстый слой желто-оранжевой хвои. Травы и кустов было мало — кроны пихт и елей загораживали солнце, не давая маленьким растениям света для жизни. На опушке встречались кусты дикой смородины и хмарь-ягоды, но теперь пропали и они.

Когда-то на этом берегу жили люди, но после Великого искупления тайга захватила землю за считанные годы. Колдовство, говорили в народе, и теперь Эльтон верил. Лес выглядел так, будто стоял тут десятки, а то сотни лет. И все же чем дальше заходил Лавеллет, тем больше человеческих следов ему попадалось.

Утопленный в хвое миреданский топор с квадратным лезвием.

Каменный курган, увенчанный пятеркой ржавых кальдийских шлемов.

Муравейник, построенный в человеческом черепе.

Возле покрытой тиной заводи чернели остовы бревенчатых домов. Когда Эльтон проходил мимо них, ему послышались невнятные голоса. Он долго смотрел на руины, а когда отвернулся, то на самом краю зрения увидел прозрачные тени. Силуэты бились о невидимые стены внутри домов, и корчились в муках.

Похолодев, он ускорил шаг.

Острозубая взбиралась на холм — а вернее, стекала с него, ведь Эльтон шел против течения. Вода журчала на камнях, русло огибало деревья. Сквозь них рыцарь увидел впереди высокое каменное строение.

Покосившаяся башня. Почти дошел.

Раздался громкий волчий вой. Птицы как будто замолкли на миг, и Лавеллет скорее услышал, чем почувствовал, как сильно забилось сердце. Слова Фредегера об оборотнях всплыли в памяти.

Опираясь на копье, Эльтон взбирался на холм, на вершине которого уже ясно видел косую башню с разрушенной вершиной. Башню окружали заросли железнотерна. Посланника Леонара пока не было видно.

Вой раздался снова. Ближе или нет, было непонятно, но точно стало страшнее. Звук повторился, как эхо, и уже с другой стороны.

Где-то слева будто бы раздался мягкий треск хвойного ковра. Эльтон поднимался, запыхавшись, и вдруг увидел серый силуэт. Длинноногий волк остановился, увидев Эльтона, и следом появилось еще двое. Они молча ощерили клыки.

Тяжело дыша, Лавеллет опустил копье. Он огляделся — слева показался еще один волк и с ним лохматый безухий пес.

А следом из чащи показался человек.

Высокий и поджарый, он прижимался к земле, как готовый к атаке зверь, хоть и шел на двух ногах. Лицо заросло черной бородой до самых глаз, волосы колтунами валялись на плечах. Оборотень был одет в балахон из криво связанных шкур, с капюшоном из головы матерого волка. Ожерелье клыков и когтей свисало с худой шеи, за плечом торчал охотничий лук.

Оборотень улыбнулся, и Эльтон увидел полный рот острых стальных зубов.

Стая из волков, собак и человека окружила его. Все они утробно рычали, сжимаясь вокруг Лавеллета, а он кружился, глядя в голодные глаза и не зная, что делать.

Подойдя ближе, человек принюхался и вдруг коротко рявкнул. Животные замолчали, и он позвал:

— Чик!

Одна из собак, черная с белой лапой, подошла к нему. Человек понюхал ее, кивнул и повернулся к Эльтону:

— Ты знаешь девушку.

Его речь рокотала, как далекий обвал. Эльтона потрясло, что он вообще умеет говорить.

— Какую девушку?

— Оглану нужна девушка. Принцесса.

Это слово будто обрушило цепи, сковавшие Эльтона. Страх переродился, став гневом. Руки наполнились силой, и даже зрение как будто стало острее. Оборотень, назвавший себя Оглан, нахмурился и оскалил стальные зубы.

— Приведи принцессу, и будешь жить. Иначе стая сожрет твое мясо, а кости оставит ведьме!

— Зачем она тебе?

— Не задавай вопросов! Обещай, что приведешь девушку!

— Привести? Я ведь могу просто спрятаться в городе.

— Нет. Ты идешь туда, — оборотень ткнул на вершину холма. — Ищешь человека.

Лавеллет ничего не ответил и сделал шаг в сторону, оборотень — следом за ним. Волки вокруг неотрывно наблюдали.

— Там никого нет, — проурчал Оглан. — Приведи принцессу, и я отдам вещи.

«Ясно. Проводник мертв. Но вещи? Среди них может быть маршрут — карта или записка!»

— Что у тебя есть? — спросил Эльтон.

— Там книга, и меч, и гусиные перья, и всякая дрянь! — оборотень сделал шаг к нему. — Ты приведешь принцессу?

Будто понимая его слова, стая зарычала и тоже придвинулась ближе.

«Книга и перья? Вряд ли он взял с собой что-то почитать».

— Хорошо, — заставляя себя поднять копье, сказал Эльтон. — Я приведу ее.

Оглан кивнул и сделал три шага назад, ворча под нос. Стая, облизываясь, рысью побежала обратно в чащу.

— Если ты обманешь нас, Оглан сожрет твое сердце, пока оно еще будет биться.

Ничего не сказав, Лавеллет пошел прочь. Он спиной чувствовал взгляд оборотня, но когда обернулся — его уже не было.

XI

Америя, Кроунгард

Коррин ослеп — так ему показалось в первые несколько мгновений. Он столь давно не видел солнца, что свет буквально обжигал глаза. Корр моргал и утирал текущие слезы. За последние несколько дней он плакал, наверное, чаще, чем за целую жизнь.

Горбун провел заключенных запутанными коридорами и выпустил на улицу через крохотный лаз — чтобы пробраться, пришлось согнуться в три погибели. Горбатый за ними не полез.

И правильно — этому уроду стоило остаться в своем темном подземелье. Снаружи были простор, и солнце, и соленый запах воды, окружающей Кроунгард. Коррин дышал так глубоко, что у него закружилась голова, и жмурился на лазурное небо, и губы сами собой расплывались в улыбке.

Они стояли на каменистом берегу Слезы, и впереди, за озером, темнело Кольцо Вальдара. Солнце согревало их измученные лица, и небо было чистым, без единого белого перышка.

— Небесный дом, — прохрипел Гиральд Двухголовый и встал перед серебряной звездой на колени. — Спасибо тебе, Господи. Спасибо, что сохранил наши жизни.

— Благодари не Господа, а короля, — пробурчал один из бывших рыцарей, но все же сотворил святой знак.

— И что теперь? — спросил другой. — Мы свободны?

— Король сказал, что даст нам коней и вернет оружие, — сказал Коррин.

Бывший сир Лавеллет, чьи волосы из золотых стали грязно-желтыми, оглядел освобожденных узников.

— Я не вижу Пьеррига.

— Умер, должно быть, — сказал Двухголовый, поднимаясь с колен. — Ты видел, как он по башке получил?

— Конечно, видел, — не удержался Коррин.

«Он стоял в стороне и мог прекрасно насладиться этим зрелищем!» — хотел продолжить он, но не стал.

— Мы все видели, — буркнул вместо этого.

«Только выйдя из темницы, ты уже едва не начал пустую ссору! — ругал себя Корр. — Похоже, что дать клятву и исполнить ее — вещи, которые разделяет тысяча лиг. Солнце и чистый воздух опьянили меня, и забыл свой обет. Нельзя этого делать».

Аллерс смерил его подозрительным взглядом и кивнул.

— Итак, нас шестеро, — сказал он. — Шесть других людей, пускай они преступники, сегодня отдадут за нас свои жизни. Не знаю, попадут ли они в Небесный дом, но мы обязаны вернуть долг их памяти.

— Король сказал — туда им и дорога. Ты правда думаешь, что мы должны им, Аллерс? — спросил Коррин.

— Их казнят вместо нас, — ответил тот. Даже изможденный и в тюремной робе, он старался сохранять гордый вид.

— Так решил король. Нам стоит думать не об этих бандитах, а о том, чем мы обязаны государю.

— Правильно, — поддержал его Гиральд.

— Я знаю, что ты думаешь, Аллерс. Что Коррин, который носил фамилию Гвин — человек без чести. Он никогда не был рыцарем, а лишь носил это звание, как ворованный плащ. Что ж, отчасти это правда, — Корр улыбнулся. — Я был дерьмовым рыцарем. Но теперь, когда король даровал мне шанс, я сделаю все, чтобы изменится. Не знаю, как вы, а я произнес в темнице клятву, которая связала меня высшим долгом. И я переродился.

Аллерс негромко фыркнул, и Коррин ощутил укол раздражения, но продолжил, потому что все остальные внимали ему:

— Только выйдя сюда, я почувствовал, как свежий ветер выдувает эту клятву из моей головы. Я ощутил, как снова становлюсь тем дерьмовеньким Коррином, которым был. Так что это не будет просто. Но я клянусь всем вам, как поклялся королю — я буду сражаться с самим собой до последнего вздоха, пока не стану тем, кем обещал.

Аллерс положил ладонь на плечо Коррина.

— Я счастлив слышать такое, — сказал он. — Я буду рядом с тобой, бывший сир Гвин, чтобы проследить за выполнением твоей клятвы.

— В этом нет необходимости, — нахмурился Корр. — Следи лучше за собой.

Бывший Лавеллет хмыкнул и убрал руку.

— Мы все проследим друг за другом, — сказал он. — Ибо я считаю, что отныне мы связаны. Я предлагаю назвать себя Братством башни, и с этого момента не разлучаться, как истинные братья.

— Я слышу высокие речи, — раздался голос из-за их спин. — Уж не Аллерс ли Лавеллет это говорит?

Коррин обернулся и увидел знакомое лицо: грубоватое, как будто вытесанное из камня. Дорогая одежда и посеребренный топор у пояса. Никто иной, как Йоэн, хранитель королевских покоев.

— Я больше не Лавеллет, господин хранитель, — поклонился Аллерс. — Но высокий слог и воспитание остались при мне.

— Неудивительно. Ходят слухи, что когда ты пердишь, раздается музыка, — сказал Йоэн.

Коррин и остальные рассмеялись, Аллерс обиженно вскинул двойной подбородок.

— Вы пришли, чтобы помочь нам переправиться на большую землю? — спросил он.

— Да, — ответил хранитель. — Идемте, лодка спрятана неподалеку.

* * *

В лодке оказалась одежда — простые штаны и рубашки, сапоги и плащи с широкими капюшонами. Когда они переправились через Слезу, Йоэн велел надеть капюшоны.

— Никто ваших лиц не знает, тем более что вы заросли, как разбойники, — сказал он. — Но лучше не рисковать.

Они высадились во Втором квартале, где было полно лавок и таверн. Здесь торговали тканями, одеждой, богатой утварью и хорошей едой вроде свежей дичи, энарийских сушеных фруктов и пряностей.

Раньше.

Проходя по широким улицам, Коррин заметил, что многие лавки закрыты, а харчевни пустуют. Заезжие, сюда по виду, купцы продавали с телеги сурговую муку по цене пшеничной — серебряная марка за бушель. И люди с удовольствием покупали. Два булочника даже переругались за то, кому достанется последний мешок, и пустили в дело кулаки. Городские стражники в шлемах с бронзовыми бляхами прекратили драку, и мешок достался резвому трактирщику.

— Стираю белье! — выкрикивала рябая женщина с платком на голове. — Стираю белье, чисто, недорого! Ай!

Из переулка выбежала тощая собака и чуть было не сбила женщину с ног. Следом за ней пронеслась пара мальчишек с палками в руках.

— Зачем они гонятся за ней? — спросил Коррин.

— Съесть хотят, — пожал плечами Йоэн.

— А дела-то в городе не очень, — буркнул Гиральд.

— Годы гроз, — сказал хранитель. — Покуда новый урожай не вырастет, голод не кончится.

Колокола пробили полдень. Люди на улицах вдруг всполошились и, как по команде, двинулись в одном направлении.

— Куда все идут? — спросил Коррин.

— На казнь! — ответили ему. — Рыцарей-подонков сегодня казнят!

— Вот незадача, — пробурчал Двухголовый.

— Нам предстоит на это посмотреть, — произнес Аллерс. — Чтобы мы поняли, какая цена будет уплачена за нашу свободу.

— Помолиться за несчастных, — тихо сказал Гиральд.

— Нечего там делать, — сказал Йоэн, придерживая топор. — Кони ждут у Синих врат, и паром скоро придет.

— Где их казнят, на площади Защитника? — спросил Коррин.

Хранитель покоев кивнул.

— Тогда идем, — оглядывая товарищей, сказал Корр. — Я думаю, Аллерс прав. Мы обязаны посмотреть.

Остальные согласились, а Йоэн покачал головой:

— Дурью маетесь.

Площадь Защитника располагалась в Первом квартале — самом богатом районе Кольца Вальдара. На улицах здесь не было попрошаек, патрульные встречались на каждом углу, а вдоль широких дорог проходили каналы для дождевой воды, а в переулках стояли даже специальные ящики для мусора. Высокие дома были украшены лепниной и фресками с изображениями разных пейзажей, святых или героев легенд. Ближе к центру квартала попадались настоящие дворцы, или плаццо, как иногда их называли по-кальдийски. В их просторных дворах журчали фонтаны, слуги подстригали кусты и подметали лужайки, а гвардейцы охраняли вход, неприязненно глядя на идущих мимо горожан.

Многие особняки были знакомы Коррину. Вот этот, из бежевого кирпича, принадлежит знатному торговцу лошадьми. В его табунах — лучшие груферы страны. А этот, с высоким громоотводом в виде молнии, принадлежит, как нетрудно догадаться, епископу Кольца.

Роскошные особняки вдруг показались Коррину какими-то ненастоящими. Идя среди толпы, он ощутил себя очень далеко от поместий и их владельцев. Хотя еще совсем недавно был вхож во многие из них, и когда-нибудь мечтал построить себе шикарное плаццо с тремя десятками комнат. Теперь эта мечта казалась ему глупой и бессмысленной.

Площадь Защитника представляла из себя огромный овал, вроде озера, куда вместо рек впадало несколько улиц. Ее окружали высокие дома с лавками на первом этаже — здесь располагались ювелирные мастерские, торговали лучшими тканью и оружием. В центре площади располагался помост, окруженный стражей. Пока не началось основное действо, на помосте выступали жонглеры, а их помощники в шапках с бубенцами бегали внизу и клянчили плату за зрелище.

Но чтобы ни происходило, главное внимание всегда приковывал Защитник — огромная статуя в северной части овала, посвященная Лодригу Вельду, человеку, который отстоял Кольцо Вальдара во время восстания лордов, прозванного Красным. Лодриг был простолюдином, и заслужил фамилию и прозвище Защитник Государства как раз за этот подвиг.

Статуя была высечена из гранита, чтобы символизировать несокрушимость Лодрига, однако щит, повернутый в сторону Синих врат — главной пристани Кольца — а также глаза и меч, наполовину вытащенный из ножен, блистали серебром. Коррин часто видел эту статую раньше, из окон Кроунгарда и даже стоя вплотную, но только сейчас у него захватило дух. Перед ним был человек из низов, который не побоялся встать на защиту столицы против озверевших феодалов. Коррин и все остальные из новоявленного Братства башни должны повторить его путь — из черни возвыситься до героев, известных всей Америи. Корр так вдохновился этими мыслями, что ему показалось, будто за спиной распахнулись крылья.

Стоило прийти сюда хотя бы ради этого.

Они не стали подходить близко к помосту, тем более, что это оказалось невозможно — толпа запрудила площадь от края до края. Коррин ощутил себя весьма неуютно. От гула толпы закладывало уши, кто-то постоянно норовил оттоптать ногу или двинуть локтем в бок. Корр повернулся к Защитнику, чтобы представить, как он возвращается в столицу победителем. Он въедет сюда на коне, и в серебряном щите появится его отражение. Он улыбнется и поедет к Солнечному мосту, чтобы войти во дворец, где…

— Вон они!

— Везут!

На площадь выехали две большие телеги, запряженные волами. На них стояли семь деревянных клеток, внутри которых сидели заключенные. Они покорно молчали. Интересно, что пообещал им король, если преступники согласились молча пойти на казнь? Только один из них плакал, спрятав лицо в руках.

— Их семь, — прошептал Аллерс. — Почему их семь?

Плачущий заключенный поднял лицо, и всем стало понятно.

— Это Пьерриг, — сказал Корр и повернулся к Йоэну. — Почему он там?

— Вы не знали? — буркнул хранитель. — После той ночи он стал слабоумным. Пускает слюни и мямлит, точно младенец. Незачем сохранять ему жизнь.

Гиральд покачал головой и сотворил святой знак. Ошеломленный Коррин посмотрел в сторону помоста, где осыпаемых ругательствами и плевками приговоренных доставали из клеток.

Он помнил, каким был Дюг Пьерриг. Суровым, грубым, с жутковатым из-за бельма взглядом. Помнится, Корр был даже не рад, что пришлось взять Дюга в компанию. Но теперь все представало в ином свете.

Пьерриг сражался за свою семью, за сестру, чью честь запятнало поражение Эрига. В отличии от Коррина, он пошел туда не ради богатства и славы. И теперь будет за это казнен.

Сестра. Сестрица!

Коррин вспомнил скулеж, который слышал из-за двери в тот день, когда пытался бежать. Это был Дюг. Даже сойдя с ума, он думал о своей сестре.

— Мрак побери, — буркнул Корр и опустил глаза.

Он и не думал, что зрелище окажется приятным. Но увидев Пьеррига, пожелал провалиться сквозь землю — да хоть бы обратно в темницу на несколько дней, лишь бы не видеть.

На помосте поставили плаху. Палач взял огромный топор и проверил остроту лезвия пальцем. Приговоренных поставили на колени, и вперед вышел глашатай:

— Граждане Кольца Вальдара! — раздался голос. — Мы собрались сегодня, чтобы по приказу нашего правителя Эсмунда Первого из рода Теаргонов, короля всей Америи, судить этих людей!

Толпа возликовала, а Коррин почувствовал себя еще хуже. Да и все остальные из Братства башни выглядели так, словно на помосте стояли они, а не кто-то другой.

— Знаете ли вы, что они сделали? — спросил глашатай.

— Напали на святого отца! — выкрикнула какая-то женщина.

Следом раздались проклятия и гневные вопли:

— Мясники! Безбожники! Отрубите им головы!

Гиральд тихо молился, глядя на Небесный дом. Аллерс не отрывал взгляда от помоста, но Коррин видел, как подрагивают его губы, будто он что-то хочет сказать. Йоэн вычищал грязь из-под ногтей.

— Именем Божьим и согласно королевским законам, его величество Эсмунд Первый за измену, нарушение приказа, устроение заговора и смертоубийства в стенах королевского дворца, приговорил этих людей к казни. Довольны ли вы таким решением?

— Не король, но Просветитель наказал их своей рукой! — раздался из толпы тягучий голос, и Корр увидел монаха в серой рясе. Один из проклятых проповедников. — Они напали на ставленника Божьего и вот — они перед нами! Смерть им!

— Сме-е-ерть! — истошно завопил кто-то.

— Смерть! Смерть! Смерть! Смерть!

Коррин ощутил себя диким зверем, со всех сторон окруженным гончими. Он невольно представил, что мог бы сейчас стоять на коленях и слушать яростные голоса, призывающие убить его.

Первого бросили к плахе. Палач поднял топор, толпа задержала дыхание, и в миг между тем, как лезвие поднялось и опустилось, царила полная тишина. Затем раздался характерный звук, и голова казненного отделилась от тела.

Мальчишка, помощник палача, подхватил ее и подкинул в воздух. Брызги крови полетели в разные стороны и попали ему на лицо, а люди на площади восторженно завопили.

Корр отвернулся. Это над его головой могли сейчас так потешаться.

— Не насмотрелись? — буркнул Йоэн. — Пора идти.

— Идем, — сказал Коррин. — Не хочу смотреть, как умирает Пьерриг.

Они повернулись и зашагали прочь, когда к плахе подвели второго заключенного. Они сделали несколько шагов, как Аллерс вдруг остановился.

— Нет, так неправильно, — сказал он. — Неправильно! Послушайте, люди!

— Что ты творишь?!

Корр схватил его за руку, но Аллерс вырвался и закричал:

— Послушайте меня! Те люди невиновны в названном преступлении! Мы — те самые рыцари, что напали на башню Наместника! Простите, друзья, но я не в силах этого вынести! Быть может, те люди достойны смерти, но настоящие рыцари-подонки — это мы!

Коррин бросился бежать, но далеко не ушел. Ему поставили подножку и он рухнул в недружелюбные объятия толпы.

— Нет! — кричал Корр. — Не верьте ему!

Аллерса тащили впереди всех, но даже так он умудрялся сохранять величественный и трагичный вид.

— Король-нечестивец помиловал своих приближенных! — возвещал серый монах. — Подлецов, что подняли мечи на ставленника Божьего! Он хотел спасти их, но воля Господня разверзла им уста и открыла правду! Глядите! Вот они!

Братство башни передали в руки стражников, а те втащили их на помост. Подставные преступники переглядывались, и Коррин ясно видел в их глазах надежду, ни следа которой не осталось внутри него.

Дюг Пьерриг осмотрел их непонимающим взглядом и вновь заплакал.

— Сестра, — промямлил он. — Сестрица!

— Не может быть, — твердил Двухголовый. — Не может этого быть.

Коррина первым подтащили к окровавленной плахе и заставили опустить на нее голову. Вопли толпы, оскорбляющей его, звучали как ураган. Корр не видел палача, но ясно почувствовал, когда топор занесся над шеей.

«Я ведь поклялся, — думал он. — Я поклялся, я хотел стать лучше!.. Король надеется на нас! Что ты натворил, Аллерс?!»

— Будь ты проклят! — воскликнул Коррин.

Топор опустился.

XII

Где-то в тайге за Тииром

Всего лишь человек

«Ты не оборотень. Их не бывает».

Зарычал от злости и пнул волчицу, вставшую на пути. Та обиженно взвизгнула и уступила дорогу. Бухнулся на землю возле спальника. Подозвал волчицу и обнял.

— Прости. Оглан злится на старуху. Не на тебя.

Ведьма все лгала.

Или не лгала.

Оглан волк!

Или всего лишь человек.

Так крепко прижал к себе волчицу, что у нее захрустели суставы. Понял, что снова делает ей больно, и отпустил.

— Иди. Оглан хочет побыть один.

Лег и закрыл глаза. Уже немало дней прошло после встречи с Амой. Ни разу не пытался стать волком за это время. Было страшно. Думал — что, если попробует, и не получится? Тогда Оглан точно сойдет с ума. По собственной воле вернется в Тихий дом.

Ничего. Когда приведет принцессу, докопается до правды. Какой бы она ни была. Сможет принять ее. Оглан сильный. Если он чего и боится, то только огня и черных монахов с их вопросами.

Себя-то он не боится уж точно.

Сильнее, чем страх

Сидел и делил с Гором обед — жирную крольчиху — когда явилась ведьма.

— Как твои успехи, Оглан?

— Хорошая охота, — ответил, поднимая кусок крольчатины. — Оглан сыт сегодня.

— Я так стара, дорогой, что терпения во мне совсем не осталось, — нахмурила Ама свое крошечное лицо.

— Чего? — спросил, закидывая хрящик в рот.

— Что с принцессой, Оглан?

— Все хорошо. Мальчишка приведет ее.

— Что за мальчишка? — присаживаясь рядом, спросила ведьма.

Гор приподнялся, и она потрепала его по лохматой голове. Пес принял ласку и вернулся к еде.

— Так что за мальчишка?

— Не знаю. Он ее друг. Приехал с ней. Пахнет ей. Шел встречаться с тем Жаеном у башни, как ты и говорила.

— Я так и не смогла его найти, — задумчиво произнесла Ама, потирая косой глаз. — Я думаю, что он ушел из тайги. Иначе от меня бы он не скрылся.

— Как и от меня.

Гор встал, облизываясь. Почесал его за ухом, а пес в ответ потерся лбом о щеку и отправился пить к ручью.

— Верный Гор.

— Ты расскажешь мне о мальчике или нет?

— Он сказал, что приведет принцессу. Оглан обещал ему кое-что. Вещи Жаена.

— Что за вещи?

— Когда Оглан вернулся из дома ведьмы, то подобрал их. Книгу, и меч, и все остальное.

— Книгу?

Почему-то не хотел давать ее ведьме, но достал из-под оленьих шкур, на которых спал, и протянул. Ама раскрыла и стала читать.

— Что там написано?

— Подожди.

Прочитав несколько страниц из разных мест, ведьма рассмеялась и потрясла книжкой перед лицом Оглана. Захотелось вцепиться в ее тоненькую руку клыками.

— Что смешного?

— Тот юноша не приведет принцессу. Отдай ему книгу.

— Нет, — выхватил книжицу и спрятал за пазухой. — Он приведет.

— Почему ты так решил?

— Оглан чувствовал страх. Когда люди боятся, они делают все, что говорит Оглан. Люди любят жить.

— Ах, дорогой. Разве ты не знаешь, что есть вещи сильнее, чем страх?

Задумался и не смог таких вспомнить. Мотнул головой и убрал с лица волосы.

— Он попытается убить тебя и придет не один. Отдай ему книгу, и принцесса Алина сама придет к нам в руки.

Понял вдруг, чего хочет ведьма. Может, она говорит правду. Но если так, помощь Оглана ей не понадобится. А Оглану нужна награда, которую обещала старуха. Волкары, хоть и плохо подчинялись дейярт, были невероятно сильны и быстры.

И Оглану нужна правда. Чему научил Феррис? Обращаться в волка или в полудурка, который думает, что он волк?

— Нет. Если мальчишка обманет, Оглан убьет его и достанет принцессу по-другому.

Ама вздохнула.

— Ты называешь себя волком, но упрям, как осел.

— Оглан не осел!

— Конечно, нет, — ведьма поднялась. — Раз так, я помогу тебе. Немного колдовства — чтобы ты смог победить.

— Ладно.

Вернулся к остаткам крольчатины, а ведьма отправилась восвояси, напоследок повернув белые глаза в сторону волкаров. Когда она почти уже скрылась за деревьями, окликнул ее:

— Ведьма говорила о своей семье. Что ее спас человек из Лотарии. Что было потом?

— Потом, — сказала Ама, не поворачиваясь, — он забрал меня с собой. Я шла с америйской армией и наблюдала, как они разрушают мою страну.

— А потом?

— Зачем ты спрашиваешь, Оглан? Тебе же было все равно.

Пожал плечами:

— Стало интересно, как Ама выжила в пустом Дар-Миноре.

— Это было непросто, дорогой. Тот лотарец в конце концов бросил меня и вернулся домой. А я вернулась к себе домой. И наблюдала, как моя родина превращается в проклятый лес. Хорошо, что я была не одна.

— А с кем?

— Я навещу тебя, когда ты встретишься с юношей, — сказала ведьма и растворилась в тени.

XIII

Дримгард

Прошло несколько дней с тех пор, как Эльтон встретил оборотня. Честно признаться, он не хотел возвращаться в тайгу — там было жутко и без Оглана с его стаей. Придя в себя после встречи, Эльтон понял, что оборотень был только один, остальные — обычные звери.

Герцог Данвель отказался помочь. Сначала он просто отнекивался, а потом начал кричать, что никто из его людей не войдет обратно в замок, если выйдет.

— Вам, как другу и телохранителю принцессы, позволено ходить туда-сюда! А что, если вы принесете болезнь? Хотите, чтобы мы все тут умерли?!

— Мы не умрем, пока принцесса здесь.

— Мы все еще умираем, где бы она ни была, — сказал, отворачиваясь, герцог.

И он был прав. Алина, сколько ни пыталась, не могла сделать ничего более, чем облегчить симптомы больных. Допросив мародеров, она пришла к выводу, что пропитанные уксусом маски, с луковой кашицей и травами внутри, хорошо защищают от болезни. Это оказалось так — те, кто помогали ей в городе, ни разу не заразились после внедрения новых масок и правил — трогать больных только через перчатки, сжигать одежду перед возвращением из города и мыться с мылом каждый день.

Людям раздавали травы, мыло и уксус из кладовых герцога Данвеля, а тому было плевать. Любой другой феодал начал бы брюзжать, что его добро раздают задаром, но Стефон продолжал целыми днями сидеть и смотреть в окно. Его ничего не волновало, кроме того, что болезнь может снова войти в крепость. На все остальное он вяло махал рукой.

Так что у Эльтона было не так много вариантов, к кому обратиться за помощью.

— Не знаю даже, сир рыцарь. Герцог-то запретил людям ходить.

— Я не собираюсь тебя уговаривать, Фредегер, — Эльтон сунул ему подготовленный мешочек серебра. — Найди надежных людей до завтра. Утром отправимся на охоту.

Фред взвесил мешочек в руке, достал одну монету и попробовал на зуб.

— Это людям, — сказал он. — Но я-то тоже пойду.

— Ты свое получишь, — обещал Лавеллет. — Когда вернемся.

— Не сомневаюсь в вашей честности, сир. Но понимаете, какое дело…

Не желая слушать очередные выдумки, Эльтон вручил ему золотую марку.

— Возьмите кого-то, кто посмотрит за лошадьми — в тайгу они не пойдут. Нам пригодятся лучники и хорошие копья.

— Все сделаем, сир. Волчья охота для меня не в новинку.

— То не простые волки, так что не хвались раньше времени, — напоследок сказал Эльтон.

У покоев Алины дежурили два гвардейца в масках. Подойдя, Эльтон расслышал из комнаты плач.

— Что случилось?

— Не знаю, сир, — ответил страж. — Ее высочество запретила входить.

— Не впускайте никого.

Он зашел внутрь. Алина стояла на коленях у кровати, где лежала Лиута, девочка, подобранная ей у городских ворот. Кожа малышки стала еще чернее, белые пятна — больше. Лиута лежала и будто бы спокойно спала, а принцесса заходилась в рыданиях, словно мать у погребального костра ребенка.

Эльтон медленно подошел. Алина подняла на него покрасневшие глаза и в них было столько горя, что он сразу кинулся и заключил ее в объятия. Горячее и мокрое лицо уткнулось ему в шею. Эльтон зарылся пальцами в волосы Алины и поцеловал в висок.

— Ничего, любимая. Лиута теперь с Просветителем.

— Не смей так говорить! — она вырвалась из его рук. — Она не умерла и не умрет!

— Прости, Алина, я подумал… — оправдывался Эльтон, глядя на больную. Грудь ее и вправду поднималась. Слабо и редко, но Лиута дышала. — Что же тогда случилось?

Алина дотронулась до его маски.

— Там на столе есть уксус. Смочи ткань, ты слишком близко к больной.

Лавеллет покорно взял винного уксуса и обильно смочил маску. Резкий запах ударил в нос и обжег горло, но лучше уж перестать чувствовать запахи, чем умереть.

— Она ослепла, — сказала принцесса. — Болезнь вошла в последнюю стадию.

— И сколько ей осталось? — снова садясь рядом с ней, спросил Эльтон.

— Может, неделя или две. Не больше.

— Ты так и не придумала, как их лечить?

— «Придумала»? — фыркнула Алина. — Тут нужно не придумывать, а пробовать снова и снова.

— И ты пробуешь?

— А ты сомневаешься?

Что-то в ее фразе зацепило Эльтона, но он не подал виду.

— Оборотень упоминал ведьму. Люди подтвердили, что в округе много колдуний. Быть может, одна из них наслала болезнь?

— Может, тогда тебе стоит поймать волка и расспросить его как следует?

Тон ее был столь саркастичным, что Лавеллет не выдержал и вскрикнул:

— Что с тобой, Алина?! Я же пытаюсь помочь!

— Чем? Своими домыслами?! — вскипела следом Алина и резко умолкла. Она вязла руки Эльтона в свои и прижала к груди.

На синем платье, что она носила, был вырез, и пальцы Лавеллета коснулись ее теплой кожи. Сердце на мгновение замерло и ускорило бег.

— Прости меня, — сказала принцесса. — Я забываю, что ты делаешь для меня. Забываю, как ты любишь меня, — голос ее дрогнул, — и как я люблю тебя.

Эльтон тяжело сглотнул.

— Я тоже, — сказал он. — Тоже иногда забываю.

— Давай помолимся вместе, мой рыцарь. За эту девочку и всех больных, и за твою удачу на завтрашней охоте.

Он молча склонил голову, закрыл глаза и начал молиться про себя. О бедной маленькой Лиуте, о каждом горожанине… и о том, чтобы Он вразумил Алину. Чтобы донес до нее — надо возвращаться в столицу. Целый мир нуждается в ней. Эльтон чувствовал — грядет что-то страшное. С неотвратимостью заката на Америю опускалась тень, и лишь новая Белая королева способна стать светом в наступающем мраке.

Новая Белая королева. От этих слов Алину, кажется, тошнило еще больше, чем от «единственной надежды Америи».

Он закончил молиться и подождал, пока закончит принцесса. Когда она подняла глаза, он улыбнулся, и она погладила его по щеке.

— Я так соскучилась по твоей улыбке.

— Как и я по твоей. Но мы прибыли в Скорбные земли — здесь мало улыбаются.

— Ты перестал гораздо раньше.

— После Баргезара трудно оставаться прежним, — признался Эльтон. — Я никогда не видел столько чудовищ и столько мертвецов. Не видел, как людям выпускают внутренности и разбивают черепа, как их сжигают в общей куче. А потом я приехал сюда, Алина — и здесь трупов и чудовищ в тысячу раз больше.

— В столице мы о таком не думали, правда? Кажется, это было целую вечность назад…

Эльтон увидел, как блеснули глаза принцессы при упоминании дома. Она тоже скучает по Кроунгарду. Она хочет вернуться — надо лишь убедить ее в том, насколько это необходимо!

— Но мы были детьми, — сказала Алина. — Мы думаем, что Кроунгард полон света, потому что там осталось много воспоминаний. На самом деле он всегда был гнилым, проклятым местом.

— Думаю, что это зависит от людей, которые в нем живут, — сказал Эльтон и осторожно добавил: — Или правят.

— Быть может, ты прав. Но я не желаю сидеть в золотой клетке.

— У нас есть желания и есть долг, — говорил он. — Мы сами выбираем, что ставить выше, но мы же не одни в этом мире! Мы должны…

— Мы должны быть счастливы, Эльтон! Господь завещал нам это.

— Ты права. Исполнять свой долг не значит быть счастливым.

— Потому я и хочу отринуть его, стать свободной в новом мире.

Все тепло от близости к Алине, от совместной молитвы прокисло в душе у Эльтона и стало ядом.

«Она даже не понимает, что говорит обо мне! Пока она отвергает свой долг, я следую своему! Мы пытаемся освободить ее, а меня заковываем в тысячу цепей!»

— Простите, принцесса, — Лавеллет поднялся. От гнева и обиды он едва мог вдохнуть. — Я должен выспаться. Завтра тяжелый день.

— Ты снова будешь рисковать жизнью ради меня, — поднимаясь следом, сказала Алина.

— Да, моя госпожа.

— Спасибо тебе, — она взяла его за плечи и мягко поцеловала в лоб. — Ты мой герой, сир Лавеллет.

— Это честь, — кивнул Эльтон и вышел из комнаты.

«Честь, и долг, и тысяча цепей, что душат меня. Неужели ты не видишь, Алина? Или тебе наплевать?

Я полюбил тебя за твою доброту, как ты можешь быть такой жестокой?!»

Лавеллет ворвался в свою комнату и упал на кровать, не раздеваясь. Он молча страдал от теснящей грудь боли, пока сон не успокоил его.

* * *

Утром небо затянули тучи, и стал накрапывать мелкий дождь. Так что, когда Эльтон, Фредегер и десяток гвардейцев зашли в тайгу, вокруг словно настала ночь.

— Хоть факел зажигай, — пробурчал пузатый гвардеец по прозвищу Бочка Меда. — Далеко хоть идти?

— Лиги полторы, — ответил Эльтон. — Если он не встретит нас раньше.

Фредегер сплюнул в сторону Острозубой.

— Думаете, сир, оборотни сами нападут на нас? — спросил он.

— Оборотень там только один, Фред.

— У него правда стальные зубы? — утирая влажную от пота шею, спросил Бочка.

— Я видел своими глазами.

— У страха глаза велики, — буркнул Бык, лысый привратник с тупым лицом.

Лавеллет предпочел не отвечать. Они шагали вдоль речки. Уже знакомые места — Эльтон даже увидел собственные следы в грязи у заболоченной поляны.

— И давно ты в слугах у принцессы, паренек? — спросил седовласый охотник, которого Фред тоже позвал с собой.

Старик держал в руках тисовый лук, но Эльтон не был уверен, что он сможет его натянуть — охотник выглядел совсем дряхлым.

— Я не слуга, а ее телохранитель, и я рыцарь. Так что обращайся ко мне «сир».

— Простите, сир, — сказал старик.

— Если ты ее телохранитель, сир, — буркнул Бык, — чего ж тут по лесу шляешься?

— По ее приказу.

— Что за приказы такие: в проклятом лесу оборотней убивать. От этого что, хворь исчезнет? — раздался голос Бочки. — Инквизиции это дело, не наше.

— Во-во. Крутят там чего-то знатные опять, — хмурился Бык, распинывая мох под ногами. — А мы только головами рискуем.

— В отличии от меня, ты пошел сюда ради денег! — отрезал Лавеллет. — Так что не жалуйся на жизнь!

— Каких денег? — Бык, и не он один, повернулся к Фредегеру.

Фред рассмеялся:

— Ах, сир рыцарь, все-таки выдали вы меня! Про деньги я им не сказал, чтобы, ну, не потратили раньше времени. Одна таверна в городе еще работает, пропили бы, — игнорируя насупленные взгляды гвардейцев, говорил Фред. — Да и не все вернутся… после поделим.

— Я дал ему сорок серебряных марок, — сказал Лавеллет. — И обещал заплатить отдельно сверху. Так что проследите, чтобы…

— Ты предал Оглана! — разнеслось по лесу, и все остановились, как вкопанные.

— Что это? Что это? — вертелся Бочка Меда.

— Мальчишка предал Оглана! — гулял меж деревьев рокочущий крик. — Моя стая уничтожит твою!

— Иди сюда, шавка! — вскрикнул Бык, потрясая копьем. — Покажи свою сучью стаю!

Отвечая ему, отовсюду раздался вой. В черной чаще замелькали быстрые тени, и земля вдруг стала источать туман — он поднимался все выше, делая тьму непроглядной.

— Держитесь вместе! — проревел Фредегер, обнажая меч.

Люди встали спина к спине, выставив оружие. Старый охотник наложил стрелу.

Из тумана, раздвигая низкие ветви, вышло чудовище. Человек с волчьей головой, покрытый черной шерстью, с янтарными глазами. Длинные когтистые лапы почти касались земли. Глубоко вдохнув, оборотень оскалился и зарычал.

Старый охотник в мгновение ока натянул тетиву и выстрелил. Стрела пробила горло чудовища, и оно рухнуло, будто поваленный ствол.

— Волкар! — сказал старик, выхватывая следующую стрелу. — Тварь анимантов. Это не оборотни, братцы, это дарминорские гниды!

В следующий миг из тумана вылетела другая стрела и воткнулась в грудь охотника. Он поднял лук, но силы покинули его, и оружие выпало из обмякших рук. Его последние слова заглушил яростный рык, и стая Оглана со всех сторон набросилась на людей.

Эльтон ударил копьем и пронзил волчью грудь. Рычание сменил скулеж. Еще один волк тут же бросился на него. Челюсти сомкнулись на руке, и даже сквозь кольчугу Эльтон почувствовал их силу. Он пытался сбросить волка, когда еще один кинулся на спину и уронил его наземь. Оба волка, рыча, заскрежетали зубами по латному воротнику, пытаясь добраться до шеи.

«Не выйдет! — выхватывая кинжал, подумал Лавеллет. — Сегодня я защитился лучше, чем в прошлый раз!»

Отбиваясь, он перевернулся на спину и, схватив волка за загривок, погрузил кинжал ему в глаз. Хищник дернулся и обмяк. Язык вывалился из открытой пасти.

Второй волк закричал, когда копье Бочки Меда пронзило ему бок. Гвардеец повалил зверя и надавил. Эльтон поднялся. Вокруг творился хаос. В густом, как пивная пена, тумане силуэты людей и хищников убивали друг друга, рычание и крики смешались в один отупляющий звук.

— Спасибо, — выдохнул он. — Где…

Волкар вылетел из темноты и одним взмахом лапы разодрал лицо Бочки. Гвардеец не успел даже крикнуть, а чудовище вторым ударом разорвало ему шею до кости.

Эльтон выхватил меч и ударил. Ловкий, как тень, волкар ушел в сторону и выбросил лапу. Лавеллет не успел защититься — когти полоснули по левому плечу, разодранные кольца кольчуги полетели в разные стороны. Кровь хлынула по руке.

Стрела возникла из ниоткуда и пронзила то же плечо. Эльтон выронил кинжал и отступил, скрипя зубами от боли. Он поднял меч, выставив клинок на уровне груди.

— Оглан сожрет твое сердце! — донеслось из темноты.

Чудовище атаковало, размахивая длинными лапами. Лавеллет вертелся, уходя от черных когтей, и колол мечом в ответ. Волкар сделал шаг назад и присел. Эльтон понял, что он собирается прыгнуть, и первым бросился вперед.

Чудовище прыгнуло, сшибая его на землю, и рухнуло сверху. От удара воздух выбило из груди. Рукоять меча уперлась в ключицу, кровь твари заливала грудь. Багровый клинок вырывался из спины волкара — он налетел на него в прыжке и своей же силой помог Эльтону пронзить себя насквозь.

Лавеллет с трудом скинул чудище и вырвал меч. Стрела при падении сломалась, но наконечник ее вошел в плечо еще глубже.

Волк пронесся мимо Эльтона, едва не коснувшись. Еще один бросился сбоку, но меч разрубил лишь воздух.

Рыцарь повернулся: вокруг метались десятки таких силуэтов, и теперь он видел — это иллюзия. Оглан сотворил такое или нет — но это лишь колдовство.

— Мы побеждаем! — воскликнул Эльтон. — Рубите тварей!

Он увидел, как Бык и другой гвардеец подняли последнего волкара на копья. Стрела воткнулась одному между лопаток, а следом из тумана вылетел Оглан — одежда из шкур и спутанные волосы развевались, стальные челюсти были распахнуты.

Бык успел только повернуться — и ужасные зубы вонзились в его лицо. Гвардеец завопил, пытаясь оттолкнуть Оглана, а тот схватил его за шею и вдавил пальцы в горло. С утробным рыком он выплюнул кровь и кусок плоти. Бык хрипел, кровь хлестала из раны на месте откушенного носа.

— Эй, я здесь! — крикнул Эльтон, бросаясь в атаку.

Он услышал, как хрустнула под пальцами оборотня гортань Быка. Оглан отпустил безвольное тело и повернулся к Лавеллету.

Меч сверкнул перед врагом, лишь на волосок не дотянувшись до тела. Оглан выхватил из-под одежды зазубренный серп. Лезвие блестело зеленым.

«Отравлено. Если он хоть поцарапает меня…»

Оглан бросился вперед резко, как змея — серп чуть не полоснул по лицу Лавеллета. Рыцарь опустил меч к земле — из низкой стойки удары будут неожиданней.

Но похоже, что не для оборотня. Оглан уклонялся даже от самых внезапных атак, а отравленный серп летал слишком близко и быстро.

— Обманщик! Оглан убьет тебя!

Эльтону не хватало дыхания, чтобы ответить. Он нападал, но пока что не смог даже ранить оборотня. Наконечник в плече доставлял острую боль при каждом движении, от потери крови закружилась голова.

Эльтон ударил сбоку, пытаясь вонзить клинок под ребра врагу. Оглан вновь ушел от удара, и серп, сверкнув, ударил в живот.

В первый миг Лавеллет чуть не упал, хотя боли не было. Он отступил, и Оглан, сжимая серп, шагнул за ним. Эльтон опустил глаза и понял, что зазубренное лезвие невероятным образом лишь зацепилось за пряжку его ремня. Они с оборотнем одновременно это поняли — но на сей раз человек оказался быстрее.

Серебряный меч опустился. Оглан закричал, сжимая культю, и рухнул назад. Отрубленная кисть упала, все еще сжимая серп.

— Отдай мне книгу, — сказал Эльтон, выставляя клинок.

— На куски! Оглан порвет тебя на куски!

Рыцарь наступал на уползающего Оглана, занося меч.

— Я могу убить тебя прямо сейчас. Дай сюда книгу!

Рыча и брызжа слюной, оборотень оставшейся рукой залез под шкуры и бросил ему под ноги тонкую книжицу.

— Мальчишка ответит! Оглан и ведьма сварят его живьем!

— Где найти твою ведьму?

Безухий пес вылетел из ниоткуда, встав между Эльтоном и лежащим Огланом. Оборотень попятился и подскочил. Оглянувшись по сторонам, он громко рыкнул и следом закричал собаке:

— Гор!

Пес залаял на Лавеллета и увернулся от меча. Эльтон увидел, как бегут уцелевшие волки — только лживые тени продолжали кружить в редеющем тумане. Не обращая внимания на пса, он бросился к Оглану:

— Стой!

Но оборотень — если он вообще им был — бежал прочь. Безухий пес набросился на Эльтона сбоку. Меч сверкнул и срубил его в полете.

— ГОР! — остановившись, отчаянно вскрикнул Оглан.

Лавеллет опустил клинок. Схватив отрубленную голову пса, он швырнул ее вперед.

Оборотень издал надрывный вой, перешедший в вопль. Он распахнул стальную пасть и громко выдохнул.

— Ты умрешь! За Гора — ты умрешь!

И Оглан скрылся в чаще, и звуки его шагов скоро затихли. Эльтон упал на колени и вонзил окровавленный меч в землю. Взяв брошенную оборотнем книгу, сунул ее за пояс. Он стоял так, тяжело дыша, пока не подошел один из выживших гвардейцев.

— Упустили ублюдка, стало быть, — сказал он.

— Плевать. Стаю его мы порубили.

Лавеллет огляделся по сторонам. Туман развеялся, и шум дождя утих. В лесу посветлело. Всюду лежали тела волков и собак, застыли в жутких позах трупы волкаров. Из людей, считая Эльтона, в живых осталось трое.

— Где Фредегер?

— Бежал, — сплюнул гвардеец.

— Куда? — поднялся Эльтон.

— Туда, вроде. Искать пойдете? Да на кой он сдался? Паршивый человек.

— И все же надо найти. Возвращайтесь в Дримгард. Вы смело сражались и получите свою награду.

— А вы-то как, сир? Плечо кровоточит.

— Дойду, — сказал Лавеллет и пошел туда, куда убежал Фред.

Он встретил телохранителя герцога совсем скоро. Фредегер сидел, прислонившись к стволу пихты, прижимая красные руки к низу живота. Рядом раскинулся мертвый волкар. На ветке сидели две вороны и наблюдали за Фредом.

— Сир рыцарь, — тихо сказал он. — Какое счастье. Вы поможете мне?

Мясистое лицо здоровяка побледнело. Эльтон подошел ближе и поглядел на его рану: широкая, и крови вытекло много, но внутренности, кажется, не задеты. Быть может, Алина смогла бы его спасти.

— Я бы хотел, Фредегер, — поднимая меч, сказал Лавеллет. — Но ты знаешь то, что не должен.

— Что? — вжимаясь в дерево, прошептал он.

— Ты знаешь тайну, мою и принцессы. Я заплатил, но ты просишь все больше и больше… Я не могу тебе доверять.

— Сир, добрый сир! — воскликнул Фредегер. — Всё это вранье! Я ничего не знаю, клянусь! У знатных всегда есть, что скрывать, а у принцесс тем более! Я увидел, как вы молоды, и решил обмануть! Кто виноват, что у меня получилось!

— Хм, — Эльтон подошел вплотную. — Ты прав. Я сам виноват. Больше я не буду так наивен.

Когда Лавеллет уходил, вороны спустились на землю и осторожно запрыгали в сторону Фредегера.

Глава седьмая: Дорога звезд

I

Прошлой ночью Брон выпил кружек двадцать пива и сожрал семь пьяных персиков. Как добрался до постели — загадка.

Да, должно быть Загадка помогла ему дойти.

Бронвер поднял тяжеленную голову с подушки и осушил заботливо приготовленный ковшик с капустным рассолом.

— Загадка! — просипел он.

Девчонка не ответила. Брон огляделся по сторонам и понял, что находится не в своих покоях, а в комнатке рядом, где поселили крестьянку.

Если только она была крестьянкой. Бронвер в этом сомневался.

Он рухнул обратно на постель всем весом, так что узкая кровать, кажется, треснула. Вот теперь он понимает Молларда, когда тот пришел в себя после битвы.

А! Опять проклятый Моллард! Хватит уже думать о нем!

«Я оставляю тебя править!» Что это, подачка? Ты никогда не станешь инквизитором, Раддерфорд, но вот тебе немного власти? Утоли свой голод и заткнись, вшивый пес?!

Да, Небытие побери, Дэнтон был хорошим инквизитором. Но вел себя как напыщенный богатый сынок, которым и был. Лишился матери, отправился в изгнание — велика ли беда? Все равно остался отпрыском, проведшим счастливое детство в замке.

Бронвер, в отличии от него, жил под небом с самого рождения. Турульф, его отец, его был странствующим рыцарем и служил то одному, то другому лорду, иногда всего пару недель. Брон был его оруженосцем с пяти лет, а мать всюду следовала за ними.

Когда случилась Битва сорока братьев, Брону как раз было пять. Потомки графа Лардена Раддерфорда, одного из самых плодовитых в роде, схватились за наследство. В конце концов замок достался Турстану, младшему сыну Лардена, еще десяток братьев растащили земли и угодья, остальным шестнадцати выжившим достались деньги и прочее добро. Отец урвал пятерых лошадей, увесистый кошель серебра и перстень с ардулином — редким камнем, добываемым в Стоунгарде. Ардулин менял цвет, предсказывая погоду, что было весьма полезно бродячему рыцарю.

Когда Бронверу было семнадцать, Эсмунд Первый начал войну с Юмингом. Они с отцом отправились туда, и провоевали в Ривергарде все три года, сражаясь с бандами желтокожих бандитов. Они порой не походили на людей — малорослые, какие-то кривые, с кучей сережек в самых разных частях тела. Юмы делали татуировки прямо на лице и вырезали шрамы в виде ящериц и насекомых. Они носили гибкие доспехи из кожи морских медведей, а сражались обычно короткими саблями. Больше всего юмы любили устраивать засады. Они расстреливали америйцев исподтишка, а потом добивали кривыми ножами, которые носили на перчатках, будто коготь. Юный Бронвер насмотрелся всякого, и много раз едва не погиб, но схватка ему полюбилась.

После той войны как раз закончилось Великое искупление, Брон стал рыцарем и вступил в инквизицию. Еще юношей он наслушался рассказов тех, кто сражался в Дар-Миноре, и тоже захотел охранять добрый мир от колдовского зла.

Сначала он служил инквизитору Кравье вместе с другим будущим инквизитором, Эмондом Равелем. А позже инквизитор Лотарии потерял своих рыцарей на границах с опустошенным Дар-Минором — те раньше были гораздо опаснее, чем сейчас. Кравье рекомендовал Брона как сильного и преданного воина, и так Раддерфорд очутился у Кослоу.

Они многое прошли с Теором. Похоронили немало достойных товарищей. Особенно тяжело оказалось предать огню сира Гудрика, погибшего на болотах в землях Дримгарда. Юмский колдун-хонцару, убивший его, изменил всю будущую жизнь Брона.

Именно после той охоты Брон стал много пить и бояться уснуть в новолуние. А потом на место сира Гудрика пришел гладкий, холеный Дэнтон Моллард, и все окончательно пошло прахом.

Кослоу состарился, да и Брон не молодел. Когда Теор уходил, он до конца надеялся, что получит алый плащ, ибо считал, что заслужил его. Но знал, что Кослоу выберет Молларда — и тот выбрал.

Брона съедали гнев и зависть, а Теор даже не объяснил своего поступка. И со временем Раддерфорд смирился. Он понял, что долг для него превыше чувств.

Сколько-то дней назад приехал монах из монастыря святого Джерри и рассказал о смерти бывшего инквизитора. Бронвер, который и так не просыхал после отъезда Молларда, стал напиваться еще отчаянее. Интересно, сколько времени прошло? Он ни разу не занимался с новобранцами все эти дни.

Надо приходить в себя. Надо приходить в себя, думал Брон, садясь на кровати.

— Небо меня порази, — прохрипел он, сжимая руками лысеющую голову. — Сейчас блевану.

Но тошнота улеглась, он встал и раскрыл окно. В лицо ударил полуденный жар, и Брон сразу захлопнул ставни.

Он проглотил кислую слюну, нацепил легкий дублет на голое тело, хлопковые штаны и ботинки. Хотел надеть сапоги, но те оказались сплошь покрыты навозом.

— Пойду умоюсь из колодца, — бурчал он себе под нос, хлопая дверью. — А потом заставлю сопляков попотеть.

* * *

Стоять на жаре оказалось сложно, даже после нескольких ведер колодезной воды, вылитых на голову. Так что Брон заставил солдат упражняться на чучелах, а сам отправился в тенек с флягой разбавленного вина. Он не собирался напиваться, но разбавленное в самый раз приглушало похмелье.

Загадка не появлялась. Брон велел слугам ее найти, но те вернулись, разводя руками. Девчонка опять куда-то делась. Иногда Брон в самом деле думал, что она ему чудится — но другие тоже ее видели.

Загадка явилась под вечер, когда Брон, наконец, договорился с желудком и ел похлебку из земляной куропатки. Он сидел в своих покоях при свете одинокой свечи, медленно хлебая суп и глядя в темноту. Загадка без стука ворвалась с широкой улыбкой на лице. Платье и волосы были все в колючках, босые ноги перепачканы землей.

— Опять где-то болталась? — спросил Брон, чувствуя себя суровым папашей.

Она кивнула и показала пальцем на окно.

— Что там?

А там сиротливое небо меняло цвет от голубого к темно-синему. Сверкал Небесный дом, загорались ночные звезды. Луны не было.

— Новолуние, — буркнул Брон и вернулся к супу, как будто ему не было дела. Но в душе засвербело.

Загадка кивнула, села рядом и вытащила из подола пучок разных трав. Пахнуло сильно и терпко, так что Брон поморщился.

— Что это? Букет для меня?

Девочка запрокинула голову, будто рассмеялась, а потом схватила ломоть хлеба и жадно откусила.

— Ешь, — Брон подвинул к ней тарелку с мясом перепелки и отломил еще хлеба.

Она кивнула, сгребла предложенное и стала поедать. Бронвер отодвинул травы и вернулся к похлебке.

Когда Загадка обгрызла последнюю косточку, он ткнул ее в плечо.

— Рассказывай, где была.

Она подняла руки над головой и нарисовала что-то, похожее на облака.

— В лесу? Дура. Здесь много волков.

Девочка обиженна поджала губы, потом взяла травы и хлопнула ими и стол.

— Тише ты, и так воняет. Что это?

Загадка коснулась пальцем запястья, где синели вены. Потом показала на травы, помешала воздух, ткнула в Брона и сделала вид, что пьет.

— Сможешь приготовить зелье из этого?

Она кивнула.

После Баргезара призрак колдуна пока ни разу не навещал Брона. Чтобы снова победить столь реальный кошмар, ему пришлось бы пить кровь Загадки. Не хотелось бы этого делать. Одно дело — пить разрешенное, в общем-то, зелье, пускай и сделанное сельским знахарем, а не травниками церкви. А вот пить кровь молоденькой девушки — совсем другое. За первое Брону грозила бы нестрогая епитимья и, возможно, его таки отправили бы на покой. Уже по-настоящему, а не «править». Если бы Брон этого не боялся, он бы пил напиток открыто. Но теперь он точно знал, что просто не готов к отставке. Там его ждет только окончательное разочарование.

— Ты успеешь сделать?

Загадка закивала и вскочила, указывая на дверь.

— Да-да. На кухню? Идем, возьмешь что нужно.

Загадка сварила зелье прямо в комнате Брона, в камине. Запах стоял горький и удушающий. Как только все травы — какие порезанные, а какие растертые — оказались в котле, Бронвер сразу узнал поганый аромат.

Загадка сцедила отвар в зеленую флягу и поставила рядом с изголовьем Брона. Тот уже собрался спать и растирал ноющий локоть. Девчонка улыбнулась ему и раскинулась на шкуре мохнорога у камина.

— Ты что, собираешься остаться здесь?

Она кивнула и закрыла глаза, подложив руки под голову.

— Ладно, оставайся. Подашь, коль надо будет, флягу.

Бронвер задул свечу и упал на кровать. До сих пор туманная с похмелья голова утонула в пуховой подушке, а разум растворился во сне.

* * *

Бесшумная топь раскинулась вокруг. Одинокое оконце загорелось во тьме. Бронвер сжал рукоять секиры и сделал шаг вперед.

— Оно вернулось.

Брон глубоко вздохнул. Он чувствовал себя полным сил и пошел быстрее, стремясь покончить с кошмаром. Победить в этот раз и получить передышку на месяц.

Дверь покосившегося домика распахнулась, и на пороге появился обнаженный безумец.

— Оно подчинится или будет страдать!

Вместе с криком раздался порыв ветра, едва не столкнувший Брона в болото.

— Ты мучаешь меня почти восемь лет, тварь. Ты убил моего друга. Я не подчинюсь!

Проревев последние слова, Брон кинулся вперед. Колдун рассмеялся и исчез. Дверь захлопнулась, и старый рыцарь ударился в нее, как в каменную стену. Он оглянулся.

Вокруг были стены и двери, и ничего больше. Над головой мерцали далекие звезды — Брон словно оказался в круглой комнате без потолка.

Одна из дверей вдруг дернулась, словно кто-то пнул в нее снаружи. Другая скрипнула и приоткрылась, будто от ветра. Из проема на землю полилась черная, вонючая вода.

— Оно сдастся.

— Только если сдохну!

Брон толкнул ближайшую дверь. Упругая и теплая, как конский бок, она на миг поддалась, а затем захлопнулась с металлическим звуком. Бронвер толкнул другую дверь, и та рассыпалась в труху, а за ней оказалась кладка из черепов. Он ударил третью дверь секирой, брызнули искры, и на лезвии появилась щербина.

Четвертая дверь распахнулась навстречу, и за ней Брон увидел себя.

Согбенный, ссохшийся Другой Он поднял ослепшие глаза. Подбородок старца подрагивал, впалый рот как будто все время что-то жевал. Другой протянул к Брону бессильную трясущуюся руку.

Брон отшатнулся и захлопнул дверь, но та раскололась напополам, и старик вошел в деревянный круг. Неотвратимо, он приближался. Беззубый рот распахнулся, и раздался холодный стон.

— Оно подчинится или будет страдать.

Брон презрел сковавший его ужас и обрушил секиру на голову Другого. Коснувшись лысого черепа, сталь рассыпалась пылью. Ощущение было таким, словно оружие прошло через воздух, а Брона бросило вперед, и он упал под ноги старцу.

Дряхлая нога опустилась ему на спину с сокрушительной силой. Левая рука онемела, колющая боль возникла в груди, не давая вздохнуть. Брон застонал сквозь зубы.

— Оно подчинится.

Колдун возник прямо из воздуха. Он стоял на четвереньках, его пальцы врывались во влажную землю, а гениталии болтались, как у животного. Шрамы на коже в виде змей и тарантулов белели под звездами. Колдун наклонился. Ноздри его были вырезаны, а в переносице висело несколько сережек. Узкие глаза уставились в лицо Брону. Никогда еще он не видел колдуна так близко.

— Пускай оно подчинится. Иначе оно будет страдать.

Свистящая речь исходила из приоткрытого рта колдуна, как ветерок. Старец продолжал давить на ладонь, и боль в сердце становилась все жарче.

— Загадка, — прохрипел Брон. — Загадка!

Колдун наклонил голову. Сережки на носу шевельнулись.

— Оно подчинится?

— Отстань от него! — раздался недрогнувший детский голос.

Горячий отвар облил нагую спину колдуна. Он выгнулся, будто кошка, и исчез. Стены вокруг затряслись, из щелей меж досками посыпалась пыль.

Загадка оказалась рядом с Броном с зеленой флягой в руках. Во сне она была куда ухоженней — огненно-рыжие волосы разливались по плечам, светлая кожа была чистой, как у принцессы Алины.

Она плеснула отваром на старца, и тот отступил, прижимая руки к дымящемуся лицу. Загадка взяла Брона за руку и помогла подняться.

— Ты говоришь?! — первое, что он выпалил.

Девочка улыбнулась, а потом мотнула головой:

— Смотри!

Бронвер повернулся. Кожа стекла с лица Другого, и под ней оказался череп с глазами пустыми, как пересохшие колодцы, но порождение кошмара все еще стояло на ногах.

Доски вокруг падали и исчезали в трясине. Перед Броном открылся привычный пейзаж — болото вокруг и одинокий домик в конце брода.

Загадка схватила его за руку.

— Бежим!

Они бросились вперед. Легкие наполнялись воздухом, мышцы сокращались, сердце билось без боли — силы наполняли тело Брона, и он крепче сжал руку девочки.

— Как тебя зовут?! — выкрикнул он на бегу.

— Икелия.

— Что за имя? Откуда ты?

Девчонка остановилась прямо перед домиком. Непрозрачное окно светилось, но дверь была заперта.

— Сожги его!

В руке Икелии неизвестно откуда появился факел. Она вылила остатки из фляги на дверь и сунула факел Брону.

— Сжечь? Подожди! Кто ты такая?!

— Сожги, это поможет! — выкрикнула девчонка.

— Нет-нет, погоди! — хмурясь, воскликнул Брон. — Расскажи мне всё!

— Он идет!

Икелия ткнула пальцем в сторону болот. Бронвер повернулся — старик с обнаженным черепом двигался к ним.

— Его не победить! Быстрее! — надрывно кричала Загадка.

— Ладно!

Он ткнул факелом в дверь, и пламя тут же охватило ее, а через несколько мгновений — и весь дом, будто он был пропитан кальдийским маслом. Чудовищный старец издал долгий хрип и рассыпался на части.

Стоило моргнуть — и дом колдуна сгорел дотла, осталось только пепелище.

— Кто ты такая? — повернулся Брон к Загадке.

— Я не успею рассказать, — она неловко улыбнулась и попятилась.

— Погоди! Ты должна объяснить! Что, Небытие нас возьми, происходит?!

— Извини, — она шагнула в топь и канула в нее, не оставив кругов.

— Эй! Подожди! Что за…

На полностью черном небе вдруг засияло солнце. Оно ослепило Брона и он зажмурился, а когда открыл глаза — то оказался на своей постели.

— Загадка? — он поднялся.

Полная фляга лежала рядом на подушке. За окном занимался рассвет. Девочки нигде не было.

II

Северная Лотария

Графство Рейнвиль

Рейнвиль стоял впереди, желтеющий на фоне покрытого белыми росчерками неба. С стороны города дул резкий ветер, словно он был заодно с Возрождением и пытался прогнать Дэнтона прочь.

Моллард оглядел зубчатые стены, над которыми бились голубые знамена графа Черлинга. Вокруг города не было рва, стены были невысоки. Единственное преимущество — расположение на плато с довольно крутыми склонами, и к воротам восходит только одна извилистая дорога. Интересно, сколько внутри защитников?

Дэнтон отвернулся от порыва ветра, бросающего в лицо каменный песок. И вдруг понял, что уже прикидывает, сможет ли взять город. Не хотелось верить, что все, действительно все вокруг перестали служить америйской церкви и Святому Престолу. Что такого есть у этого Грейна, если он смог завоевать умы всего народа?

Тот крестьянин сказал, он отыскал нечто на руинах Лоттеринга. Этот город, давным-давно заброшенный, когда-то был столицей Лотарии. Именно там Карх Объединитель казнил последних лотарских королей, далеких предков Дэнтона. Город считался проклятым, туда ходили умирать суеверные старики и колдуны искали древние артефакты. А среди заросших землей фундаментов бродили дикие громадоры — далекие предки тех лотарских волкодавов, что есть сейчас.

Действительно ли Грейн отыскал на руинах Лоттеринга какое-то пророчество или просто сказал так? Кто он — мошенник, колдун или еретик, уверенный в своей правоте?

Дэну казалось, что верно последнее. И этот вариант был наихудшим.

Тот, кто искренне верит, будет сражаться до конца.

Вокруг Рейнвиля раскинулись широкие поля, засеянные рожью, сургой, тыквами и зеленой капустой. Крестьяне работали, убирая сорняки и удобряя посевы компостом. На еще одном плато к западу возвышались несколько небесных гробниц — узкие, не слишком высокие башни с площадками на вершине, где лежали саркофаги. Вокруг них большое стадо овец щипало траву, пастух дремал в седле, натянув на глаза шапку.

В такой же башне упокоился Алексис Моллард когда-то. Раньше Дэнтон думал, что хотел бы уйти в огне, но теперь, глядя на башни, где покойные были открыты чистому небу, впервые подумал иначе.

— Арик, горн.

Низкий гул разнесся над предместьями Рейнвиля.

— Рексен, вперед, — велел Дэнтон. — Подними знамя повыше!

Армия зашагала к воротам города, и Дэн чувствовал, что все глаза с полей и стен смотрят на них. Воздух будто стал тяжелее.

— Глядите! — крикнул Дэнтон солдатам. — Повсюду ересь! Собственный народ смотрит на нас, как на врагов!

— Их обманули, инквизитор, — то ли спросил, то ли просто сказал Рексен.

— Верно. Мы найдем того, кто это сделал, и предадим суду.

«Но сначала он расскажет нам все о Лоттеринге и своих находках», — подумал Дэн.

Когда они подъехали к воротам, навстречу выехал человек в длинном пурпурном плаще и золоченой дешевым красноватым золотом кольчуге. Губы изгибались в кривой ухмылке. Темно-рыжие с белыми прядями волосы зачесаны назад и щедро умаслены. Лотарец, но не чистый.

Дэнтон решил было, что перед ним граф Черлинг, но следом за всадником в воротах показалась дюжина пеших в кожаных нагрудниках и с алебардами в руках. Стража, понял Дэнтон.

Стражники загородили дорогу. Дэну следовало бы войти в город по их телам, но он поднял руку, останавливая армию. Рексен встал чуть позади него, гордо подняв подбородок. Моллард обернулся — Кассандра вылезла из повозки и встала впереди пехоты. Правая рука висела на перевязи, но левая сжимала Молнию. К ней вернулся привычный цвет лица, но глаза оставались темными. Они ни разу не светлели после того дня, когда они потеряли ребенка.

Стражники молчали. Дэнтон тоже. Он и всадник давили друг друга взглядами, будто мечами — чей соскользнет первым?

— Вас не ждали, инквизитор Моллард, — сказал, наконец, всадник. Голос его был чуточку шепелявым.

Дэнтон продолжил молчать. Мужчина хмыкнул и посмотрел ему за спину.

— Вы привели армию. Я слышал, вас разбили на юге.

Ответом ему снова было молчание.

— Надо сказать, вас мало. Вы собираетесь бороться с Возрождением…

— Ты не представился, — сказал Дэнтон. — И не склонился. Кто ты такой, чтобы позволять себе такую дерзость?

Всадник снова хмыкнул и пошевелил квадратной челюстью.

— Мое имя Гидеон. Я дун стражи Рейнвиля.

— С дороги, низкородный, — сморщился Моллард. — Мы будем говорить с графом Черлингом.

Дун — так в этих краях называли капитанов стражи — глубоко нахмурился при слове «низкородный».

— Граф, увы, болен, — с гаденькой усмешкой сказал он. Алебардщики за его спиной заулыбались. — Можете поговорить со мной.

— Мы не будем говорить с тобой. Прочь.

На потертом кожаном поясе — единственном, что не блестело на Гидеоне — висел широкий палаш, подобный тому, который носил Зверь. Дэн заметил, как пальцы дуна рыщут вокруг рукояти, но не решаются схватить ее.

Подвигав челюстями, Гидеон кивнул.

— Проходите, инквизитор, — сказал он. — Но я не скажу «добро пожаловать». Вам тут не рады.

Он отвел коня в сторону и приказал стражникам расходиться.

— На юге тебе уже отрезали бы язык за эти слова, — сказал Моллард, въезжая в ворота. Копыта Вихря зацокали по мостовой.

— Но мы же не на юге, — сказал ему вслед Гидеон. — А тут все изменилось.

* * *

Большая часть армии осталась за воротами под командованием Кассандры. Дэнтон взял с собой пятьдесят ветеранов и знаменосца — чтобы все видели, едет инквизитор.

Рейнвиль был, наверное, единственным городом, что сохранил в себе подлинную лотарскую архитектуру. Для америйского глаза строения были весьма необычными: четырех— и даже пятиэтажные здания из желтого кирпича с односкатными крышами, на карнизах которых скалились гранитные горгульи, тигры и грифоны. Грифоны были повсюду — стояли потертыми статуями в аккуратных дощатых дворах, выложены барельефами на стенах, вытиснены на камнях мостовой.

Дедушка рассказывал Дэнтону, что в древней Лотарии были воины, бившиеся верхом на грифонах. Они нападали на врага из облаков, сражали стрелами и копьями, а животные под ними рвали людей клювами и когтями.

Дэнтон думал, что все это легенды. Так сказал мудрец, учивший его истории, да и в книгах Дэн не нашел ничего о грифонах. Но когда он рассказал об этом дедушке, тот нахмурился и прогнал его.

Теперь, оказавшись на старых улицах Рейнвиля, Дэн не стал верить в грифонов больше. Но понял, что люди верят.

Замка в городе не было. На насыпи в конце главной улицы располагалось поместье графа, мирного вида двухэтажное здание, окруженное кустами шиповника и зарослями цветущей мяты. К дверям вела тропинка, уложенная вулканическим стеклом — в глубинах Костяного гребня была пара потухших вулканов, и отчаянные группы людей ходили добывать обсидиан. Узкие тропы и глубокие обрывы были опасны, туда иногда забредали дикари и даже паукары из Отцовых гор, но один такой поход мог обеспечить простую семью на несколько лет. Обсидиан ценился, особенно в южных землях Мириса.

Навстречу инквизитору по черной блестящей тропинке вышли четыре гвардейца в голубых плащах. На груди был вышит желтый жаворонок.

— Инквизитор Моллард, граф Черлинг приветствует вас. К сожалению, он болен и не может выйти. Но приглашает вас войти и отдохнуть после дороги.

— Накормите моих солдат, — велел Дэнтон, спешиваясь и снимая шлем. У одного из гвардейцев округлились глаза при виде его шрама. — Пятеро пойдут со мной. Рексен, ты здесь за старшего.

Знаменосец с достоинством кивнул.

— Да, инквизитор.

— Ведите, — сказал Дэнтон голубым плащам. — Кто ваш дун? — спросил он на ходу.

— Господин Гидеон, — сказал гвардеец с глазами разного цвета, голубым и карим. — Простолюдин, сын смольщика. Высоко взлетел.

— Это не пошло ему на пользу.

— Он плохой человек, инквизитор, — напрямую сказал гвардеец. — Он берет взятки и насилует женщин.

— Он связан с Возрождением?

Они остановились у дверей. Разноглазый гвардеец кивнул.

— Все связаны с ним, инквизитор. Боюсь, вы прибыли слишком поздно.

Граф Черлинг лежал в постели на четырех подушках, по уши укутанный в пуховое одеяло, несмотря на тепло. На столике рядом с кроватью сбились в кучу мешочки, свертки и пузырьки с лекарствами. Окно было плотно закрыто, в комнате стояли духота, запахи трав и чеснока. Черлинг и впрямь выглядел больным. Кожа его была зеленоватого оттенка, на висках блестел пот. Он был стрижен наголо, и лоб прорезали морщины глубокие, как раны. На старика он, впрочем, не походил.

— Инквизитор, — граф приподнялся на подушках. — Я граф Унна Черлинг. Счастлив видеть вас, но увы, не могу подняться.

— Не стоит, — Моллард снял перчатки и придвинул к кровати стул. — Больному нужен покой, мне ли не знать.

«Но как сказал один мой рыцарь, лежа в постели, сильнее не станешь. И он был прав».

— Здоровье мое хрупко, увы, — пожаловался граф и как будто для вида кашлянул в кулак. — С детства я страдаю от всяческих болезней… Вы никогда не болели чахоткой, инквизитор?

— Господь миловал, — Дэнтон сотворил святой жест.

Водянистые глаза графа прикрылись, и он повторил за ним. Хорошо. Хотя бы он избежал ереси — или хочет, чтобы инквизитор так думал.

Унна взял со стола какой-то бутылек и разбавил пару капель в стакане с водой. В какофонию запахов добавился еще один — резкий и удушающий.

— Не желаете? — спросил он, встряхивая пузырьком, будто бутылкой дорогого вина. — Моховой уксус улучшает пищеварение. После него не бывает запоров, и…

— Его ведь делают из гниломоха? Он растет у Шрама.

— Верно, — Черлинг опрокинул стакан и поморщился. — Запах омерзительный, но вправду помогает. Иначе я часами сижу над отхожим местом в позе орла, не могущего расправить крылья. А сам гниломох, кстати, отлично лечит нарывы и чирьи, если его нагреть и…

— Давайте поговорим о делах, граф Черлинг. Я вижу, что прибыл не в счастливый час.

— Что такое счастье, инквизитор? Мимолетное чувство… Мир так и стремится забрать его у нас. В Просвещении ведь сказано: «Боритесь, и счастливы будете», так ведь? Но когда же быть счастливым, если все время бороться?

— Возрождение, граф. Расскажите мне о них.

Унна тяжело вздохнул и положил руку на грудь. Второй потрогал лоб.

— Кажется, снова горячка. Только вчера я…

— Хватит! — вскричал Дэнтон. — Вы собираетесь говорить со мной?

— Но мы ведь говорим.

— О деле!

— У меня точно начинается жар, — снова вздохнул Унна. — Вы всегда так напористы, инквизитор Моллард?

— Мне некогда слушать о ваших болезнях, Черлинг, когда речь идет о ереси. Вы знакомы со статьей Железного кодекса о допросах?

— Увы, не имею счастья, — Черлинг сощурился. — Но я знаком с Хартией людских свобод. Там сказано, что знатный человек имеет право на уединение. И сейчас мне хочется этим правом воспользоваться.

— Эдиктом его величества Эсмунда Первого от июля девятьсот тридцать седьмого года, Железный кодекс считается выше Хартии во всех противоречиях.

— Да, и в том же году этот эдикт сыграл против короля, когда Ричард Хейс обвинил королеву в ереси… А вы подкованы в законах, инквизитор.

— Только в тех, что мне надлежит использовать, — Дэнтон не скрывал презрения к тщедушному человечку, лежащему в огромной постели и пахнущему, как набальзамированный труп.

— Хорошо, — граф вытащил из-под одеяла грелку из бычьего пузыря и отложил в сторону. — Что вы хотите знать?

— Кто такой Грейн?

— Их лидер, должно быть. Я постоянно слышу это имя.

— Как и я. Где его найти?

— Не имею представления, — граф поморщился и поерзал на кровати. — Будь проклят геморрой. Давайте я расскажу вам, что знаю.

— Я слушаю, — Моллард откинулся на стуле.

— Возрождение появилось лет пять назад. Похоже, что Грейн раньше был ученым, историком, — Унна, закрывшись, чихнул и вытер руку об одеяло. — Простите. Говорят, он отыскал в Лоттеринге древнее пророчество, а потом увидел знамения и решил, что пророчество сбывается. Не знаю, как, но у него очень быстро появилось много сторонников, и вот они уже ходят по деревням и обращают людей в свою веру.

— Как вы это допустили?

— Что я мог сделать, инквизитор? У меня нет гвардии. Пятнадцать человек для охраны поместья, вот и все. У городского дуна сотня стражников, но какая это армия? Мы не смогли бы пойти против народа.

Черлинг стал перебирать мешочки на столе, потом взял один, раскрыл и глубоко вдохнул. Моллард ожидал продолжения.

Унна отложил мешочек:

— Красные целебные соли из Стоунгарда. Прочищают легкие.

— К делу, граф.

— Грейн оказался умен, и начал с отдаленных мест, — продолжил Черлинг, будто не прерывался. — С шахтеров и камнетесов у Костяного гребня, с торфорезов на востоке… Когда я спохватился, половина моего графства оказалась под его властью.

— И он ни разу не показался вам? Не попытался выдвинуть требования или что-то еще?

— Однажды он прислал мне письмо. В нем он попросил соблюдать нейтралитет. Должен признаться, там не было ни одной угрозы, он был вежлив, как королевский посол. Он написал… как же там было? Память подводит, особенно когда начинается жар… — граф помассировал виски. — В общем, он сказал, что намерен свергнуть церковь и вернуть народу старую веру. Здесь ведь осталось больше всего коренных лотарцев, инквизитор. На юге много америйцев, вилонцев, даже миреданцев и юмов хватает. А здесь почти все — лотарцы.

— Однако вы — америец.

— Так уж вышло, — вздохнул Унна. — Я всегда ощущал себя тут чужим.

— Итак, вы послушались Грейна?

— Что я мог сделать? — повторил граф. — Пойти с сотней против народа? Возрождение стерло бы меня в порошок.

— И как обстоят дела теперь?

— А вот как, — Черлинг обвел рукой душные стены опочивальни. — В моем графстве не осталось ни одной церкви. Какие-то священники поверили Грейну, какие-то были изгнаны. В городе есть храм, но он почти пустует. Над теми, кто еще ходит туда, насмехаются все остальные.

— Большой храм?

— Да, вполне. Но службы некому проводить — наш епископ недавно ушел вместе со всем клиром. Люди молятся так, как учат их проповедники Грейна. Под открытым небом, без всяких книг, «чистой молитвой», как они говорят, — Унна посмотрел на плотно закрытое окно. — Кажется, сквозняк, вы чувствуете?

— Вам бы не помешало тут проветрить, — скривился Дэнтон. — Сколько людей у Грейна?

— Вы имеете в виду армию? Разное говорят. Судя по всему, не меньше пятнадцати тысяч.

— Пятнадцать тысяч человек? — изумился Моллард. — Откуда?

— Из народа, — печально ответил Черлинг. — Его посланцы собирали в деревнях молодых парней. Уж не знаю, насколько они обучены, но их много, и они хорошо вооружены. Вместо офици… истинной церкви люди платят ему, кузнецы куют для него оружие, крестьяне выращивают для него рожь. Грейн уже давно стал богаче меня.

Дэнтон молчал, переваривая услышанное. Некий человек смог за считанные годы подчинить себе графство, не пролив при этом ни капли крови. Народ служит ему и верит. Он собрал армию — пускай из крестьян и ремесленников, но немалую. Такое количество войск не всегда мог выставить даже, например, Дримгард.

И Дэнтон хочет сражаться с ним, имея четыре сотни солдат.

— Что вы собираетесь делать, инквизитор? — проговорил Черлинг.

— Ваш дун, Гидеон. Он заодно с Грейном?

— Думаю, тот платит ему. Гидеон всегда брал взятки, — буднично ответил Унна.

Дэнтон уже понял, что этот человек — не правитель, а слизняк, но как можно столь наплевательски относится к своему долгу сюзерена?

— Вы должны были поддерживать в своих землях мир и порядок, — сказал он. — Если бы король узнал, что здесь происходит, он бы лично снес вашу больную голову.

Черлинг побледнел, приподнялся и погрозил Дэну пальцем.

— Не угрожайте мне, инквизитор! Я знаю свои права!

— Но вы забыли об обязанностях! — Дэнтон поднялся и навис над Черлингом. — Вашу власть просто-напросто забрали, а вы просто лежите тут и нюхаете соли?

— Я больной человек, — проблеял Унна. — Что я мог…

— Вы можете кое-что сейчас.

— Что вам нужно?

— Это нужно вам, если хотите вернуть свою власть. Как вы вообще живете?! Когда в последний раз осматривали владения?! Издавали указы?! Вы хотя бы собираете свою долю жатвы или она тоже достается Возрождению?!

Граф потупился.

— Я доверил это дуну Гидеону. Доля стала меньше, но я думал, виновны Годы гроз…

— Довольно, — Дэн приложил руку ко лбу. В провонявшей болезнью и лекарствами комнате, в диалоге с никчемным человеком мигрень атаковала исподтишка. — Издайте несколько указов, а я прослежу, чтобы они выполнялись. У вас есть писарь?

— Да, конечно, — граф хлопнул в ладоши и слабым голосом приказал позвать писаря.

Дэнтон подошел и без спроса распахнул окно, полной грудью вдыхая свежий воздух.

— Пожалуйста, закройте, инквизитор! Я могу простудиться!

— Свежий воздух полезен, — буркнул Дэн.

Окно выходило на запущенный внутренний двор. Дорожки поросли травой, беседка покосилась. Кусты орешника и белая ива слишком разрослись. Зато из окна был прекрасный вид на голубые в дымке горы. Острые пики вонзались в облака, на вершине Седой свечи — высочайшей скалы в этой части гор — белел вечный снег.

Моллард не обращал внимания на стоны Черлинга и почти успокоился, когда дверь сзади распахнулась. Он обернулся, ожидая увидеть писаря, но вместо этого на пороге появился солдат с булавой наизготовку.

— Инквизитор, — сказал он. — На Рексена напали.

III

— Подите прочь!

— Собаки!

— Долой кальдийскую церковь!

Толпа горожан заполнила двор поместья. Десяток стражников стоял отдельно, не пытаясь навести порядок. Среди них возвышался дун Гидеон — он криво ухмылялся, сложив руки на груди.

Рексен стоял впереди, сжимая серебряное знамя. Меч в его руке был окровавлен, горожанин с разрубленным плечом, стеная, отходил к своим.

Вперед полетели камни и застучали по щитам солдат. Один камень врезался в шлем гвардейца Черлинга, он вскрикнул и обнажил короткий клинок.

— Назад! — прокричал он. — Это поместье графа!

— Граф предал нас! — крикнули из толпы.

— У него тут церковные псы!

Дэнтон достаточно насмотрелся. Он надел шлем и вышел вперед.

— Тихо! — велел он.

Но толпа закричала только громче.

— Они хотели забрать знамя, — сказал Рексен. — Я даже не подумал, инквизитор… Сразу выхватил меч. Мы послали за подмогой.

Дэнтон кивнул. Такой ответственный солдат не мог поступить по-другому. И он все сделал правильно.

— Дун Гидеон! — вскрикнул Моллард. — Почему вы допускаете бунт в своем городе?!

Судя по ухмылке дуна, он его и затеял.

— Немедля разгоните людей!

— Я не пойду против воли народа, инквизитор! — развел руками Гидеон.

— Противодействие Железной инквизиции карается казнью! — воскликнул Моллард и обнажил меч. — Если Низарет и светлейший король узнают, что здесь случилось, ваш город сравняют с землей!

Толпа не ответила, только заревела еще громче и двинулась вперед.

— К оружию! — раздался голос Кассандры.

Арик взлетел в небо и протрубил. Гидеон, скалясь, выхватил палаш.

Кэс во главе отряда появилась на улице перед поместьем. Солдаты загородили улицу стеной щитов.

— Строем вперед! — скомандовал Моллард.

Его солдаты двинулись на толпу. Горожане продолжали ругаться, но отступали. Они явно не были готовы к тому, что их зажмут в клещи.

— Люди Рейнвиля, послушайте меня! — раздался слабый голос из-за спины.

Дэнтон обернулся. На крыльцо вышел граф Черлинг в распахнутом халате. Он выглядел, как узник, впервые за долгие годы увидевший свет.

— Как ваш граф, я прошу вас разойтись! — с каждым словом голос Черлинга становился чуть сильнее. Он прошел вперед через ряды солдат. — Инквизитор Моллард не причинит вреда городу! Я убедил его решать любые вопросы миром!

Такого не было, но Моллард пока не видел смысла вмешиваться.

— Давайте сохраним покой Рейнвиля! Прошу вас! Или вы желаете увидеть кровь своих близких, текущую по нашим тихим улицам?!

Горожане переглядывались, утихая. Даже Гидеон, хмурясь, вложил палаш в ножны.

Унна простер к людям бледные руки.

— Все верно, друзья! Спасибо, что услышали меня! Пусть мир царит в нашем городе! Инквизитор обещал оставить своих людей за стенами, и…

— Вы неверно поняли меня, милорд, — сказал Моллард, вкладывая меч. — Я оставлю людей за стенами, но не за городскими.

— А какими же? — с выражением посмотрел на него Черлинг. — Я решил, что мы все обговорили. Указы, ваши люди…

Граф оказался не таким уж слизняком — но все же скользким.

— Солдаты инквизиции займут святые стены. Если ваш храм больше не нужен горожанам, воины истинной веры займут его.

На лице Унны появилось недовольство.

— Вы сказали, он достаточно большой, — напомнил Моллард.

Черлинг кивнул и снова повернулся к людям:

— Инквизитор не потревожит нас, я обещаю! Любые разногласия мы сможем с ним обговорить!

— Почему бы не прямо сейчас, милорд? — с нажимом произнес Дэнтон. — Кассандра! Заводи армию в город. Займите храм. И будьте вежливы с людьми!

Кэс неловко сунула Молнию в ножны и поклонилась.

— Возвращайтесь по домам и к работе! — сказал граф. — Утром я жду у себя представителей совета горожан, чтобы выслушать ваши пожелания!

Толпа не спеша начала расходиться. Солдаты инквизиции убрали оружие и пошли за Кассандрой. Гидеон, поглядев ей вслед, собрал своих людей и направился в противоположную сторону.

— Оставайтесь пока здесь, — сказал Дэнтон Рексену.

Унна вытер пот с лысой головы.

— Чуть было не случилось страшное, — сказал он. — Скорее, идемте в дом, от солнца мой жар только сильнее.

Как только они оказались в душной тени поместья, Моллард схватил Черлинга за грудки и впечатал в стену.

— Что вы делаете?! — взвизгнул граф.

— Вы с ними заодно, — прорычал Дэнтон. — Не пытайтесь дурить меня. Вы думали, я поддамся? Испугаюсь толпы и уйду из города?!

— Я лишь хотел предотвратить кровопролитие, — проблеял Унна.

— Вы трус, недостойный графского звания.

— Да, я не воин, и что с того?! — вскричал вдруг Черлинг. — Титул достался мне по праву!

— Вам дорого придется заплатить за свою дерзость.

— О чем вы, Просветитель помилуй?!

— Когда нас прервали, мы собирались написать несколько указов. Идемте, напишем их, — Дэн отпустил графа и подтолкнул его вперед.

IV

Америя, Кроунгард

Покои короля

«Не было предела Нашему возмущению, когда Мы узнали о подлом обмане, обращенном против народа, так или иначе вверенного вам Господом. Подлецов, посмевших напасть на паладинов Престола, вы помиловали и желали тайно увезти из города! Поистине, теперь Мы видим, сколь глубоко мрак проник в вашу душу. Вы заставили Нас принять заточение, вы начали богопротивную войну, вы причиняете страдания тысячам людей. Мы молимся о спасении вашей души, но, чувствуя волю Божью, можем сказать почти наверняка — вам уготована бездна.

Нам приходит множество писем от разных служителей Божьих, но за каждым Мы ясно видим ваш коварный замысел. Нет, Мы не согласны на проведение выборов. Традиции преемника несколько сотен лет, не вам ее менять. Известно, что Великий Наместник слышит волю Божью, и не может ошибиться в выборе.

Мы требуем немедленного освобождения и обеспечения безопасного проезда до Первого Града. Только там, у тела Господня, Мы сможем вознести молитву, которая, вероятно, подарит вам шанс на Небесный дом.

Люцио Третий, Наместник Господа в Мирисе».

Не может ошибиться в выборе?! А как же Алонимо Первый, который перед смертью впал в безумие и назвал преемником свою ручную козу?

Эсмунд порвал записку на мелкие части и отдал их ветру. Кусочки бумаги, кружась, полетели вниз. Эсмунд оперся на перила и глубоко вздохнул.

С балкона он видел город. Черные змеи вырастали из глубин кварталов, и даже здесь было слышно вопли бунтующих людей. Дым поднимался отовсюду. После рокового признания Лавеллета на Кольце Вальдара начался настоящий мятеж. Кровь полилась по улицам с неукротимостью рек.

Герцог Фрамм был прав. Дожди прошли, но Годы гроз еще не завершились. Быть может, они только начинаются.

— Что перьедать Великому Намьестнику?

Эсмунд повернулся и встретился глазами с Витторио эль Гарра. Проклятый паладин хмуро взирал на него через прорезь шлема.

— Ничего. Прочь отсюда.

— Великий Намьестник ждет ответа, — сказал Витторио. — Он требует освобожденья.

— Я сказал прочь! — возопил Эсмунд.

Паладин поклонился, без капли уважения в этом жесте, и направился прочь.

— Твой мартелло еще у меня! — воскликнул король ему вслед, сам не зная, зачем.

Гнев и разочарование сжирали его изнутри. Со дня казни прошло несколько недель, и Эсмунд почти не ел и не спал все это время. Беспорядки в городе оказались только началом. Простолюдины Длани и Ясных холмов услышали об обмане Эсмунда, и по всем столичным землям вспыхнули мятежи. Где-то крестьяне отказывались обрабатывать землю, тем более, что от засухи многие посевы погибли. Где-то они брали оружие и выплескивали гнев на дома своих лордов. Армия Длани разбежалась — графы и рыцари спешно возвращались в свои владения. Кровопролитие началось повсюду.

Эсмунду казалось, что все это — ночной кошмар. Он столько лет провел в попытках улучшить жизнь государства, но стоило допустить единственную ошибку, как народ возненавидел его. Он столько сделал для них — уменьшил налоги, позволил крестьянам выкупать себе свободу и землю, даровал им право охотиться и рыбачить, когда наступили голодные времена. Эсмунд знал наверняка, что жизнь простых людей стала гораздо лучше при его правлении. Но для них самих это как будто не имело значения.

Эсмунда посещало желание наплевать на все и устроить на Кольце Вальдара жестокую резню. Ввести остатки армии и уничтожить любого, кто посмеет сказать хоть слово против короля. Отрезать проповедникам их лживые языки и украсить головами Гвардейский мост.

Но в нем еще остались силы, чтобы усмирить этот гнев и понять — бойня ни к чему не приведет. Все станет только хуже.

Раздался грохот. Эсмунд повернулся и увидел, как в Третьем квартале рухнул маяк, поднимая тучу дыма и пыли. Следом в воздух взлетел торжествующий вопль. Люди радовались разрушению собственного города.

Несчастные глупцы. Как они могут так поступать? Ведь даже животные помнят добро и не кусают руку, которая их кормит. А кто, как не Эсмунд, спас горожан от голода, позволив сколько угодно рыбачить в Скованном море? Эта вода — королевские угодья, и за каждую рыбку, пойманную без разрешения, раньше взимался огромный штраф. Но когда людям стало нечего есть, Законник без раздумий принял верное решение, не говоря уже об отмене налогов на ввоз пропитания, что позволило купцам не слишком задирать цены.

Но людям было наплевать!

— Ваше величество, капитан Теодриг Вельд просит приема, — раздался за спиной голос Герды.

— Кто? — Эсмунд, задумавшись, не расслышал имени.

— Теодриг Вельд, — сжимая зубы, ответила Щит. — Капитан стражи Кольца.

— Впустите его.

Эсмунд вышел с балкона и направился к креслу. Йоэн поспешно поправил подушку, не поднимая при этом глаз. Он почему-то считал себя виноватым за то, что случилось тогда на площади.

Войдя, Теодриг низко поклонился королю. Это был невысокий, но крепко сложенный мужчина с аккуратно подстриженной бородкой на вытянутом лице. Длинная кольчуга выглядела потасканной, сапоги были стоптаны. Широкий нос пересекала поджившая ссадина, под глазом красовался желтый синяк. Но несмотря на это, в чертах легко узнавался Защитник Государства — предок Теодрига.

— Добрый день, ваше величество.

— Давно я уже не видел добрых дней, капитан. Садись. Йоэн, принеси вина.

Теодриг уселся напротив короля и сцепил руки в замок. Хранитель принес два кубка. Капитан пробурчал «спасибо» и сделал большой глоток.

— Очень вкусно, ваше величество, благодарю. Давно я не пил вина.

— Расскажи, что происходит в городе, — велел Эсмунд.

— Думаю, что вам и так прекрасно видно, — сказал Теодриг, кивая на балкон.

— Я спрашиваю тебя, — поморщился Эсмунд.

— Простите. Что ж, — капитан вздохнул, — тогда я скажу прямо. Дело хреновое, ваше величество. Народ обезумел. Они убивают стражников и друг друга, грабят и жгут дома. Мне кажется, многие позабыли, из-за чего все началось, и просто упиваются разрушением.

— Это свойственно людям.

— Стража на последнем издыхании, ваше величество. Потому я и пришел. До мятежей у меня была почти тысяча мужчин, теперь осталось вдвое меньше.

— Их убили?

— Кого-то убили, а кто-то бежал из города или примкнул к мятежникам, — Теодриг отпил вина и продолжил. — Мы перестали контролировать южные кварталы, от Четвертого до Шестого. Народ уже дважды пытался штурмовать Черный мост.

— Об этом можешь не рассказывать, — Эсмунд отдал Йоэну так и непочатый бокал. — Скажи мне, Теодриг, что ты думаешь?

— О чем, ваше величество?

— О том, что я сделал. Будь честен. Лгать королю — преступление.

— Я бы не посмел, — капитан повертел в руках кубок. — Я думаю, вы поступили правильно. Те рыцари, они же хотели помочь вам, и отомстить за Эрига Раддерфорда. Мне понятно, почему вы хотели их спасти. Непонятно только, почему сир Лавеллет выбрал смерть.

— Он не имел на это права! — воскликнул вдруг Йоэн. — Проклятый безумец, он погубил их всех и честь короля заодно!

Эсмунд жестом попросил его замолчать. Еще что-то бурча под нос, хранитель опустил глаза.

— Я верен вам, государь, — косясь на Йоэна, сказал Теодриг. — Вы многое сделали для страны, люди просто не имеют права бунтовать. Клянусь памятью прадеда, что не сделаю ни шагу назад, покуда жив.

— Твоего прадеда не просто так назвали Защитником Государства, — сказал Эсмунд. — Он тоже не сделал ни шагу назад в тяжелый момент. От имени короны я благодарю тебя за верность, Теодриг. Как жаль, что подобных тебе осталось мало.

— Спасибо, ваше величество, — вдруг покраснев, сказал капитан.

— Что тебе нужно, чтобы исполнить свой долг?

— Люди прежде всего. А также пропитание и доспехи. Наши мечи сгодятся, а вот кольчуги никудышные.

— Хорошо. Когда вернешься в город, отправь отряд к Гвардейскому мосту. Им дадут припасы. Что касается людей… Я прикажу солдатам с Длани переправиться на Кольцо. Три-четыре сотни воинов поправят дело?

— Я надеюсь, государь.

— Я тоже, — сказал Эсмунд. — Они поступят под твое командование. Проследи, чтобы никто не умирал напрасно — ни солдаты, ни простые люди.

— Конечно, ваше величество. Я сделаю все, чтоб отстоять Кольцо Вальдара и Кроунгард.

— Я уверен, Защитник смотрит на тебя из Небесного дома, — сказал король. — И попросит Господа даровать тебе сил. Я горжусь твоей службой, мой верный страж.

— Благодарю, мой король.

— Иди. Сделай, что должно.

Теодриг встал, отдал Йоэну кубок и с поклоном вышел. Эсмунд откинулся в кресле и уставился в потолок.

— Почему же все вокруг не такие, как этот Вельд? Йоэн?

— Потому что хороших людей всегда меньше, государь.

— Ты прав. Это неизмеримо печально, но ты прав, — Эсмунд вдруг почувствовал невыносимую усталость. — Проводи меня до кровати. Я хочу немного вздремнуть.

Хранитель поставил кубки над камином и помог королю добраться до спальни.

— Задерни шторы. И пусть никто меня не беспокоит хотя бы пару часов.

— Хорошо, государь.

В комнате сделалось темно, и Йоэн вышел. Король закрыл глаза.

Он вспоминал Мариэль. Представил, как она стоит у кровати, прекрасная и молодая, как в день, когда они поженились.

Теплая рука коснулась его плеча, и Мари наклонилась к нему. Он ощутил ее запах, такой знакомый, до сих пор не забытый. Он чувствовал его, как наяву.

Мягкий поцелуй лег ему на лоб, и Эсмунд улыбнулся.

— Спи, муж мой, — раздался голос Мариэль, тихий, словно шепот.

И он уснул.

V

Северная Лотария

Рейнвиль

Храм был охвачен запустением. Двор за невысокой стеной был завален мусором — жженные тряпки, дырявые мешки, полусгнившая куча свиных потрохов. Дело рук горожан, не иначе. Они же сняли ворота и разобрали на камни часть стены.

Внутри все было не лучше. Сразу за дверями начинался притвор — довольно узкий коридор без окон. Стены покрывала копоть, в центре притвора чернело пепелище. Похоже, здесь сожгли иконы — на запыленных стенах виднелись пустые места.

За притвором начинался неф — главная зала храма, отделенная рядами колонн от боковых нефов, где валялись переломанные лавки и осколки разбитых окон. В апсиде — дальней части храма, представляющей из себя пятиугольный выступ — сложился разбитый надвое каменный алтарь. Прямо перед ним чернела куча засохшего дерьма. Один человек бы столько не оставил.

Люди вдоволь поглумились над храмом. Кассандра никогда не была слишком набожной, но от такого святотатства у нее перехватило дух.

Будь у Дэнтона побольше людей, им стоило бы запросить у Низарета Право железа — исключительный указ, который позволял предать мечу всех жителей города, захваченного ересью. Право железа по умолчанию давалось на языческие города, но внутри стран истинной веры его выдача была редкостью. Кассандра слышала только об одном случае за время после войны с Дар-Минором. Город Гринвид в землях Вилонии был уничтожен за то, что отвернулся от церкви Просветителя.

Возможно, Рейнвиль ждет такая же судьба.

— Неверные, — сказал Бастиан, перебирая обрубками пальцев. — Господь покарает их за то, что они сотворили с церковью.

— Мы здесь, чтобы нести его кару, — сказала Кассандра. — Приберите здесь все. Забейте окна. Проверьте подвалы — может, остались какие-то запасы.

— Это вряд ли, — буркнул Бастиан.

Храм действительно оказался большим — внутри не слишком тесно разместились все солдаты. Лошадей и телеги оставили снаружи, но припасы Кэс приказала перенести внутрь, а телеги накрыть. Дожди в последние недели были редкостью, и в Кассандру это почему-то вселяло беспокойство — на ее памяти не было такого, чтобы весна в Лотарии обходилась без ливней.

Кэс вышла на улицу. Прислуга сразу принялась за работу — грумы чистили и кормили лошадей, строители осматривали стены.

— Мы сможем укрепить их? — спросила Кассандра.

— Конечно, госпожа, — откликнулся сутулый старшина строителей. — Надо везде положить свежий раствор, и бреши заложить, а вот тут лучше поставить подпорки — кладка совсем хилая.

— А сделать выше?

— Это вряд ли, — строитель поковырял цемент ногтем. — Фундамент не выдержит. Но можно приказать кузнецам наковать шипов и приделать их сверху. А вы думаете, на нас тут нападут?

— Все может быть. Отдохните и начинайте работу.

— Да, госпожа, — поклонился мужчина.

Поправив перевязь, на которой лежала рука, Кэс вышла за стены и столкнулась с мальчиком лет шести, который с приоткрытым ртом наблюдал за происходящим во дворе храма. Увидев Кассандру, он сделал шаг назад, а потом заметил меч и широко улыбнулся.

— А он настоящий?

В горле Кэс встал комок. Она молча кивнула.

— А можно потрогать?

— Не стоит, — выдавила она.

— А вы рыцарь или просто воин?

— Я рыцарь, — Кассандра сглотнула, глядя на белые волосы и голубые глаза мальчишки.

Таким мог быть ее сын.

— А можно я посмотрю на солдат?

— Смотри, если хочешь. Как тебя зовут?

— Мама не велит говорить свое имя, — сказал мальчик. — Она говорит, колдуны его могут забрать.

— Но я ведь рыцарь инквизиции. Я не заберу твое имя, — что бы это суеверие не значило.

— А папа говорит, инквизиция плохая.

— Тайлен! Тайлен!

Женщина в переднике бежала через улицу. Мальчик обернулся.

— Простите, госпожа! — женщина сграбастала маленького Тайлена. — Он просто любопытный, простите, госпожа!

— Все хорошо, — ответила Кассандра.

— Мама, она рыцарь! Смотри, даже женщина может быть рыцарем!

— Простите, госпожа, — повторяла женщина, убирая прядки волос под косынку. Ее большие глаза были полны страха. — Мальчик не хотел вас оскорбить.

— Все в порядке, — слова еле пробрались через комок в горле.

— Мы пойдем, госпожа, если позволите, простите.

Кассандра кивнула.

Мать потащила Тайлена прочь, а он все оборачивался и улыбался Кассандре. Он успел помахать ей, прежде чем женщина увела его за угол.

Кассандра как в тумане прошла через двор и храм, и сама не поняла, как оказалась в кабинете епископа. Стол, сундук и стеллажи для книг стояли пустыми, но здесь был относительный порядок — даже посуда осталась на маленьком столике нетронутой.

Глиняный стакан будто сам оказался в руке. От тишины у Кассандры звенело в ушах, и она швырнула стакан. Он с треском разбился, и черепки попадали на пол.

Она думала, внутри нее пустота. Как же она ошибалась — все это время она была полна страдания, и мальчик, не зная об этом, прорубил трещину в дамбе. Пустота наполнилась болью, бесконечной, как море, испепеляющий, как огонь. Море огня, что сжигало ее изнутри.

Кассандра сорвала со стены драпировку и одной рукой обрушила стеллаж. В стену полетели остатки посуды, а следом и маленький столик.

Каждый разбитый стакан, каждая брошенная миска делали боль сильнее, выталкивали наружу, заставляя Кассандру слепнуть и глохнуть, теряться в этом бешеном вихре.

Почему?! За что, Боже?! Ты спас Дэнтона, но почему забрал наше дитя?! Ты решил что плоду греха не место в этом мире?!

Но почему?! В чем был виновен нерожденный младенец, что Ты решил убить его?!

Кассандра не знала, сколько времени прошло, прежде чем от мебели остались лишь щепки. Она обнаружила, что держит в руке Молнию. На волнистом клинке появилось несколько сколов.

Кэс разжала пальцы, и меч звякнул об пол. Она стояла и смотрела на хаос, который учинила. Такой же хаос был внутри нее. Лицо горело, сердце неистово колотилось, разгоняя боль по всему телу.

За спиной скрипнула дверь. Кассандра вздрогнула, но не повернулась.

Дэнтон замер, глядя на разруху. Кассандра стояла к нему спиной, тяжело дыша. Волосы, собранные в пучок, растрепались. Она стояла и молча глядела в одну точку.

Он осторожно подошел. Снял перчатки и бросил их на пол рядом с Молнией. Коснулся пальцами ее шеи и тонкого шрама, убирая волосы. Наклонился и прошептал:

— Я здесь.

Кассандра повернулась к нему. Дэнтон смотрел на нее так, как никогда раньше. Она не могла бы сказать, что означает этот взгляд, но в нем было что-то… что? Понимание? Сочувствие?

Он медленно стянул перчатку с ее руки и поцеловал, склонив голову. Ладонь Кассандры скользнула к щеке и ощутила влагу, текущую по лицу инквизитора.

Не в силах больше сдерживаться, она заключила его в объятия и заплакала. Он обнял ее в ответ, и так они стояли посреди утихшей бури, обретая покой в слезах друг друга.

Послышались чьи-то шаги.

— Вон! — рявкнул Дэнтон, а Кэс продолжала плакать.

Они стояли так вечность.

VI

В то самое утро, когда Дэнтон собрался отправить почтовых голубей, как назло, впервые за долгие дни пошел дождь.

Моллард стоял в дверях церкви, сложив руки за спиной и глядя на воду, заполняющую неровности двора. Письма лежали в кармане. Послания для короля и архиепископа, герцога Данвеля из Дримгарда, принцессы Алины и Эллиса. К Брону отправил Арика, чтоб показать старому рыцарю — он не забыл его и не бросил.

Дэнтону нужна была помощь. Под его началом немногим больше четырехсот людей. У Возрождения, по словам Черлинга, пятнадцать тысяч. С таким перевесом невозможно вести войну. Тем более, что армия есть только у Грейна. У Дэнтона — всего лишь маленький отряд по сравнению с его войском.

Откровенно говоря, он не надеялся на подмогу. Из Низарета еще могут прислать войска, но казармы инквизиции не бездонны. Быть может, Симон пришлет еще три сотни. Быть может, даже полтысячи. Но что это против Грейна, за которым стоит весь здешний народ? Нужно поднимать мирскую армию, а она занята мятежами на Длани и войной на западе.

Ответит ли герцог Данвель? Когда инквизитор просит помощи, мирские власти обязаны безоговорочно ее предоставить, «если нет на то неодолимых трудностей», как гласит Железный кодекс. А черную лихорадку вполне можно назвать такой трудностью.

Смогла ли принцесса излечить болезнь? Сможет ли она убедить герцога прислать хотя бы немного людей? Даже тысяча дисциплинированных воинов дала бы Дэнтону шанс.

Единственный, в ком Дэн не сомневался — это Брон. Пускай он разъярился на него перед отъездом, но спустя время наверняка понял, что Моллард и не думал его оскорблять. И он откликнется на безнадежный зов. Три-четыре недели — и старый рыцарь будет здесь. Даже в Эллисе Дэнтон не был так уверен. Лукавый Бальдер хоть и верный друг, но не оставит свои земли без защиты. От него скорее придет добрый совет — брось и уезжай. Вернешься, когда хватит сил.

Моллард вытянул руку ладонью вверх. Холодный дождь увлажнил его кожу и круглый шрам в центре ладони.

Лучший инквизитор. Не потому, что подарил инквизиции крепость и земли. А потому, что он всегда выполнял свой долг. Потому что использовал власть во благо, искореняя ересь и колдовство.

Настал, похоже, день, когда удача отвернулась от него. В этот раз еретики сильнее. Намного сильнее.

Дэнтон сунул руку в карман и нащупал двустороннюю монету. Ему показалось, что одна из сторон была холодной, а другая — теплой, но когда достал ее, ощущение пропало.

Так или иначе, сдаваться лучший инквизитор не собирается.

* * *

Днем дождь прекратился, но тучи и не думали уходить. Желтые улицы Рейнвиля посерели от хмурого света. В полдень Дэнтон приказал три раза ударить в колокол — призыв к молитве, на который никто не откликнулся. Только нищий, проходящий мимо, сотворил святой знак, боязливо глядя по сторонам. Моллард прочитал солдатам главу из Просвещения, и они хором вознесли молитву «Хранитель небесный».

Дэнтон отправил голубей — птицы разлетелись в разные стороны, на восток и на запад. Сколько они будут лететь и долетят ли? Быть может, ответ придет на пепелище.

Моллард и десяток гвардейцев садились на коней, когда прибежал строитель, посланный звонить в колокол.

— Простите, инквизитор, но я подумал, это важно.

— В чем дело? — спросил Моллард, поправляя узду.

— С колокольни я увидел… ох, не знаю… В общем, тучи висят только над городом. Нигде больше нет. Прямо фигура такая, — строитель очертил пальцем. — Форму стен повторяет. Это что же, инквизитор, колдовство?

— Да, — сказал Дэнтон и поднял взгляд к угрюмой черноте. — Будь спокоен, скоро мы расправимся с еретиками и их чернокнижниками.

Он махнул гвардейцам, и они отправились на площадь, где должны были скоро зачитать новые указы графа Черлинга — как признался Унна, первые его указы за последние три года.

Дэнтон соврал строителю. Если тучи и впрямь висят только над Рейнвилем, то это не колдовство. Ни один колдун на такое не способен. Это магия, могучая и древняя, какой владели миреданцы. Маги были и среди лотарцев, но все они были убиты во время Объединения Америи.

Что же Грейн отыскал в Лоттеринге? Неужели он добыл секреты настоящей магии?

Последний маг, которого видел Дэнтон, движениями пальцев заставлял сердца людей остановиться, и перемещался в воздухе, как ветер. Жутко было наблюдать за тем, как невидимые силы способны убивать, хоть Дэнтон знал, что они способны и исцелять.

Но несмотря на силы, в конце концов Ария все же схватили.

Дэнтон тронул в кармане двустороннюю монету. Вихрь всхрапнул и остановился. Моллард поднял глаза. На центральной площади города собралась толпа. На помосте у сухого фонтана глашатай готовился читать указы, рядом с ним стояли два голубых плаща. За его спиной поскрипывали пустые виселицы. Пьяница, сидящий в колодках, просил народ подвинуть задницы, чтобы ему тоже было видно. Пекарь в красном колпаке ходил, предлагая горячие пироги, «пышные, как титьки молочницы». Какая-то женщина в белом фартуке — судя по всему, молочница — обругала его последними словами, однако получила бесплатный пирог и успокоилась, а дело пекаря пошло бойчее.

Толпу окружала пара десятков стражников. Гидеона нигде не было видно.

Моллард не стал вклиниваться в толпу, и остался с гвардейцами в стороне. Глашатай прочистил горло и поднял руку:

— Слушайте, люди! — голос оказался на удивление громким и глубоким. — Граф Черлинг, правитель нашего города и всех его предместий, издал указы, которые мне велено зачитать!

— Как же, его это указы! — проорал мужчина со ртом, набитым пирогом.

— Инквизиция нашептала!

Глашатай, к его чести, не обращал на выкрики внимания. Он поднял свиток, загородившись им от толпы, и начал читать:

— Милостью Божьей и согласно королевским законам, я, граф Унна Черлинг…

Болтовня притихла, только пьяница в колодках громко ругался, прося подвинуться.

— …объявляю в городе особое положение. Отныне кузнецам запрещено изготовлять и продавать оружие, а также заготовки для него, кроме как для нужд графской гвардии. За первое нарушение виновного ждет штраф, за второе — заточение в колодки на десять дней, за третье — изгнание из города!

— А что я купцам скажу?!

— Горожанам запрещено носить оружие в стенах Рейнвиля, — продолжал глашатай. — Всякий, кто будет уличен с оружием на улице, подлежит заточению в колодки на десять дней за первую провинность и будет изгнан из города за вторую!

Народ недовольно загудел, только пьяница застучал ладонями по колодкам и что-то радостно завопил.

— Городской страже приказано сдать всякое оружие, кроме дубинок, в поместье графа, где оно будет в сохранности до окончания особого положения. Уменьшить городскую стражу вдвое, а охрану покоя и порядка при необходимости поручить солдатам Железной инквизиции.

Недовольство толпы стало еще громче.

— Гвардию графа Черлинга увеличить втрое, и поручить им охрану стен и ворот вместо городской стражи, а также досмотр всех ввозимых и вывозимых товаров на предмет контрабанды и…

— Вы ведь не против примерить голубые плащи? — спросил Дэнтон у гвардейцев. — Цвет неба.

— Как прикажете, — ответил один из них. — Лишь бы граф Бальдер не узнал.

— Почему?

— Высечет за то, что предали герб.

— Это не предательство, а хитрость. Твой граф ценит ее.

Горожане искоса подглядывали на Молларда, не скрывая недовольства, а то и ненависти. Он глядел поверх них на взмокшего глашатая.

— Также, отныне из города запрещено вывозить золото и серебро, съестные припасы, включая живой скот, оружие, любые металлы, древесину, смолу и масло…

Глашатай еще долго перечислял товары, многие из которых люди Рейнвиля раз в несколько недель отправляли Возрождению. В городе только одни ворота, на которых встанут новые голубые плащи и, быть может, Моллард хотя бы чуточку ослабит Грейна, прервав поставки. Деревни продолжат помогать ему, чем смогут, но Рейнвиль — большой город, сюда приезжают обозы со всей страны. Вчера Дэн узнал о скором прибытии купцов из Стоунгарда, везущих тысячу слитков стали. Он вынужден был отправить им навстречу пятьдесят конных с большей частью своего золота, чтобы сталь эта не досталась Возрождению.

И так невеликие силы приходилось распылять. Часть солдат Дэнтон отрядил в патрули, чтобы знать о том, что творится в округе. Гвардейцы Бальдера притворятся гвардейцами Черлинга и отправятся на охрану ворот и стен.

— Едем, — сказал Моллард, разворачивая Вихря. Глашатай заканчивал перечисление товаров. — Нечего мозолить людям глаза. Особенно вам. Отдохните сегодня. Когда стемнеет, отправитесь в поместье Черлинга. Вас будут ждать.

— И кому нам подчинятся?

— Дуну их гвардии.

— Вот незадача, — скорбно пробурчал гвардеец. — Я приносил клятву графу Бальдеру, потом оказался в инквизиции, а теперь буду служить графу Черлингу… И кто я теперь после этого?

VII

Лотария

Альдеринг

Два строя с громким воплем сошлись, и началась бойня. Солдаты лупили друг друга деревянными булавами, и эта битва уже вполне походила на настоящую. Мальчики почти научились драться, как мужчины.

— Хорошо! — воскликнул Брон. — Левые, у вас строй прогнулся! Правые, наподдайте!

Одетые в полную амуницию — двуслойные стеганки, кольчуги, шлемы, панцири и поножи — молодые латники истекали потом. Один даже упал в обморок, не успев как следует подраться.

Схватка продолжалась недолго. Левый строй прогнулся окончательно, правый пробился им в фланг и задавил с двух сторон.

— Хватит, хватит! — воскликнул Брон. — Правые победили и получат пива в обед! Отдыхайте. Левые сегодня чистят конюшни.

Солдаты поплелись в казарму, горячо обсуждая тренировку. Двое поссорились, один толкнул другого и началась драка. Бронвер не стал останавливать — молодые, пускай побесятся. От сломанного носа или даже ребра жизнь только ярче.

Он прошел через переднюю залу замка, где слуги драили полы щетками, через пустующий зал для пиров, преодолел задрапированный серебряной и синей тканью коридор, и поднялся по винтовой лестнице в свои покои. Каждый раз поворачивая за угол, он надеялся увидеть задорное веснушчатое личико. Но Загадка с той ночи не появлялась.

Близилось очередное новолуние, и Брон признался себе, что без девочки чувствует себя уже не так уверенно.

Загадка непростая, на то она и Загадка. Она знает и умеет делать необычные вещи. И несмотря на это, Бронвер был уверен, что Икелия, как она себя назвала, не колдунья. Он чувствовал это и не верил, что ведьма смогла бы обмануть его и всех вокруг. В глазах девчонки светилось добро, и этим она была похожа на принцессу Алину. Может, поэтому Брон так быстро доверился ей.

Интересно, как там принцесса и Лавеллет? Уже должны быть в Дримгарде — почти два месяца прошло с их с Моллардом отъезда.

Проклятый Моллард.

За прошедшее время Брон поуспокоился. Возможно, Дэнтон и правда не хотел его оскорбить. Обида никуда не ушла, но быть может, как инквизитор он поступил верно — оставил надежного человека в крепости, тренировать резерв, держать центральную Лотарию.

— Интересно, что там на севере, — буркнул Брон, заходя в покои.

Когда он ступил внутрь, раздался громкий щелчок, и Брон схватился за кинжал. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Клювогорн, сидя на спинке кровати, щелкнул снова и потешно вывернул шею.

— Арик, проклятая птица! На рагу пойти захотелось?

— Брон, — ответил клювогорн голосом Дэнтона. — Мне нужна твоя помощь в Рейнвиле. Ересь намного сильнее, чем мы думали. Они собрали армию в пятнадцать тысяч человек. Выезжай немедленно.

Арик закрыл желтый клюв, и тут же раскрыл снова:

— Стоило сразу поехать вместе.

Да уж, стоило, подумал Бронвер, хмурясь.

— Ты полетишь к хозяину или поедешь со мной, дурная курица?

— Курица! — словно эхо, повторил Арик.

— Смотри — договоришься.

— Дурная курица! — расправляя крылья, пробасил клювогорн.

Брон махнул рукой и раскрыл сундук с вещами.

* * *

За неделю пути дождь прошел только однажды — и то какой-то вялый, не лотарский. Если весна выдалась такой сухой и жаркой, каким будет лето?

Брон покинул земли Альдеринга и шел по владениям графа Линеда. Молодые солдаты стойко переносили путь, хотя из-за жары он был изнуряющим. Ну ничего, крестьяне, к солнцу привыкшие. Вьючным мулам, уныло бредшим в хвосте, приходилось куда хуже.

Старый рыцарь ехал с тяжелым сердцем. Загадка осталась где-то там, а может, пропала навсегда. Сначала ему не дали попрощаться с принцессой и бросили здесь, а теперь единственная отрада пропала. Алкоголь не в счет — с ним он почти перестал проводить время после того запоя.

К тому же, приближалось новолуние.

Суеверные солдаты попросили сойти с миреданского тракта — в новолуние он не светился, как при полной луне, но зато напротив, как будто источал темноту. Камни впитывали звездный свет, а если бы кто-то положил на дорогу факел, то не увидел бы его уже и с десяти шагов.

Они шли сейчас по золотому тракту, который неподалеку от Шрама соединялся с белым, ведущим в Лоттеринг. Брон и сам не любил заколдованную дорогу, хотя знал, что байки о ней — всего лишь байки. Но в новолуние они все же встали на лугу, в кои-то веки разбив палатки. Новый конь Брона, которого тот назвал Камнем, и вьючные мулы наслаждались высокой травой. Солдаты — заслуженным отдыхом.

Новолуние продлится два-три дня. Брон готов был дать новобранцам эти дни. К тому же, у него у самого болела поясница и тянуло мышцы между лопаток. Надо дать спине отдых.

Ночь была душной, так что он оставил полог палатки открытым. Заодно часовые будут аккуратнее с дремой.

Положив под голову попону и рядом — зеленую флягу, Брон закрыл глаза и провалился в сон.

Ночь вокруг была еще чернее, чем прежде, болото — еще тише. Несколько шагов по привычному броду — но привычный огонек не загорелся среди темноты.

— Ты здесь, ублюдок?! — воскликнул Брон. — Или ты наконец-то сдох?

Он прошел вперед еще несколько шагов и увидел пожарище, оставшееся от дома колдуна. Засыпающий огонь переливался искрами на углях, и Брон ощутил тепло, стоящее над пеплом. Скорее от тревоги, но на лбу даже выступил пот.

Эти сны всегда были слишком реальны.

Ветер скользнул над водой, не потревожив бездонную топь. Пахнуло гнилой древесиной.

— Оно здесь.

— Сука, — Брон сорвал с пояса секиру.

— Оно подчинится или будет страдать.

— Выучи еще хоть пару фраз, недоносок! — прокричал Раддерфорд в темноту.

— Не может, ведь он мертв.

Девочка появилась, облаченная в зеленое платье, словно сплетенное из молодых ветвей. Рыжие волосы пылали, будто огонь — пламя и зелень соединились, чтобы создать Загадку.

— Загадка! Где ты была?

— Меня зовут Икелия, и я не здесь, — девочка улыбнулась. — Хотя если думать, что ты здесь, то я тоже.

— Что?

— Времени нет, — Загадка-Икелия тронула его за плечо. — Чего он хочет от тебя? Он говорит — подчинись или страдай. Что ему нужно?

— Ни разу не пробовал спросить.

— Значит, теперь пора.

Вал густого тумана, высокий, как крепостная стена, надвигался на них со всех сторон. Мерзкий, надреснутый голос колдуна звучал то с одной, то с другой стороны.

— Оно подчинится или будет страдать!

— Ладно! — воскликнул Брон, заслоняя собой Икелию. Туман подбирался все ближе. — Чего ты хочешь?

— Оно подчинится?

— Я хочу знать, что тебе нужно!

— Значит, оно будет страдать.

— Клятый выродок!

— Подчинись ему, — сказала Загадка.

— Ты с ума сошла? Он убьет меня!

— Он старается убить тебя, когда ты отказываешь, — сказала Икелия. — Хонцару хитры, но это существо не имеет разума.

— Откуда ты знаешь про хонцару?

Икелия не ответила и бросила взгляд на туман. Он подобрался вплотную — всего десять или двенадцать шагов разделяло их.

— Я знаю, потому что ты знаешь. Юмские колдуны умеют создавать сущности, которые называют икцао — отражение. Они живут в твоем разуме и не уйдут, пока их не изгонишь!

Туман тянул свои дрожащие щупальца к ним. От его резкого запаха першило в глотке и слезились глаза.

— И что, я изгоню его, если подчинюсь? Это бред!

— Тогда мы оба будем страдать, — Загадка прижалась к его спине. Брон закашлялся и почувствовал, что близость тумана обжигает, будто кислота. В легких нарастала резь, глаза перестали видеть из-за слез. Икелия кашляла ему в спину, вцепившись в одежду.

Брон выпустил секиру и воскликнул:

— Хорошо! Выходи сюда! Я подчинюсь!

Туман исчез, как будто его стерли тряпкой. Брон вздохнул полной грудью, а Загадка едва не повалилась с ног, но он удержал ее.

Хонцару вышел на брод из воды, словно по лестнице. Гримасы на лице сменяли друг друга, как маски, но все это были лики боли. Только сейчас Бронвер заметил, что он и сам страдает.

Девочка сказала, что это не сам колдун, а лишь его отражение. Но это ведь его часть, не так ли, осколок души — разве он не может испытывать боль?

— Оно подчинится? — раздался клекот.

— Говори, чего хочешь, — поддерживая Икелию, ответил рыцарь.

— Пускай оно отпустит меня.

Брон едва не выронил девчонку.

— Что?

— Оно подчинится или будет страдать!

Колдун сжал кулаки и вскинул худые руки. Болото зашевелилось, ожило — из черной топи поднялись десятки рук и голов. Мириады отражений отражения.

— Эй ты, перестань! Хватит! Я же сказал, что подчинюсь!

Хонцару склонил голову. Звякнули сережки в переносице, и руки застыли, став болотными корягами.

— Оно отпускает меня?

— Да. Уходи.

— Оно должно увести меня.

— Идем, — Загадка освободилась от объятий Брона.

— Куда? Здесь ни хрена нет.

— Возьми его и идем.

— Взять?

Колдун несмело подошел к нему и встал, заглядывая снизу вверх. Каждое мгновение искажало его лицо новой гримасой — боль, гнев и ужас. Безумие.

«Вы измываетесь надо мной», — подумал Брон и взял колдуна на руки. Он был легче ребенка, совсем невесомый.

Бронвер старался глядеть перед собой, а колдун неотрывно смотрел на него. Чем дальше они шли через болота, в противную от сгоревшего дома сторону, тем реже менялось его лицо, и менее мученическими становились гримасы.

— Столько лет, — сказал Брон. — Столько лет ты не мог сказать, что тебя надо лишь отпустить?

— Оно хотело страдать.

— Оно хотело избавиться от тебя!

— Неужели? — обернулась Загадка. — Тебе нравилось бороться, разве нет? Это было тяжело, но ты чувствовал себя сильным и снова молодым каждый раз, когда сражал его. Ведь правда?

Брон ничего не ответил. Может быть. Может быть, он даже ждал каждого новолуния. И страх был вовсе не страхом, а волнением, что щекочет сердце перед каждым боем. Может быть, ему нравилось это — снова и снова побеждать могучего колдуна, мстить за погибшего друга.

Икелия словно прочитала его мысли и улыбнулась. Вслед за ее улыбкой впереди как будто занялся рассвет.

— Мы уже близко.

Они шли, и вокруг светлело. Звуки становились тише, пока совсем не исчезли. Черную воду сменила земля, покрытая свежей травой, на светлом небе засияло солнце. Впереди появилось широкое озеро и замок возле него. Три реки, переплетаясь, впадали в озеро, но выходила только одна. Все вокруг подернулось дымкой, детали исчезли — словно в обычном сне.

— Я знаю это место, — сказал Брон, и собственный голос прозвучал отдаленно. — Земли Ривергарда. Мы жили здесь с семьей после Грошовой войны. В то лето я стал рыцарем инквизиции.

— Похорони его, — сказала Загадка и остановилась.

Бронвер опустил взгляд и вздрогнул. Колдун исчез. Брон нес деревянное чучело, почти непохожее на человека — тонкие палки, обвитые тиной, вместо рук и ног, прогнившее бревно вместо головы и тела.

— Сюда.

Икелия указала на плоский камень, вросший в землю.

— Положить на камень?

— Посади. Юмы хоронят своих мертвых сидя.

Бронвер посадил нелепую куклу на камень. Загадка взяла булыжник и поставила рядом с ним, потом еще один. Не дожидаясь объяснений, Бронвер стал ей помогать.

Они выложили курган за одно мгновение — ведь во сне все происходит очень быстро.

— Тот, кого мы не прощаем, страдает порой больше чем тот, кого ранили, — произнесла Икелия. — Чтобы освободиться, мы должны научиться прощать.

— Что толку прощать мертвых? — буркнул Брон.

— Чтобы освободиться, — девочка улыбнулась и тут же исчезла.

— Эй! Загадка! Где ты? — Бронвер завертелся по сторонам.

— Какую загадку ты ищешь, сорванец?

Брон оглянулся и увидел отца. Еще совсем молодого, статного, с черной шевелюрой, а себя обнаружил ребенком — мальчиком лет восьми. Замок и озеро исчезли. Они стояли на опушке дубравы, и небо покрывали серые облака.

— Папа?

— Идем. Матушка сварила кролика, которого ты подбил, — отец улыбнулся.

Они направились к стоянке, где лошадь и пони щипали траву, а мать хлопотала над котлом. Они сели обедать, и сон продлился еще долго, но стоило открыть глаза, как он исчез, не оставив следа.

В кои-то веки голова была ясной. Брон выспался и чувствовал себя полным сил.

Неужели теперь, спустя столько лет, все закончилось?

— Загадка! — позвал Раддерфорд, поднимаясь. Что-то, лежащее на его груди, упало на колени. — Загадка?

Травяная кукла с волосами из оранжевых лепестков ничего ему не ответила. Брон осторожно сжал куклу и вдруг улыбнулся. Этим утром он чувствовал себя легко. Тело так же ныло после скачки, но на сердце было спокойно.

VIII

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от инквизитора Лотарии и земель Дримгарда, Дэнтона Молларда.

Ваше величество! Я слышал о тяжелых временах, наступивших в столице. Хотел бы я как-то ободрить вас, но увы, не менее тяжкие времена наступили и в Лотарии. Сейчас я нахожусь в графстве Рейнвиль к северу от Шрама. Ересь, что называет себя церковью Возрождения, полностью подчинила эти земли. Я располагаю сведениями о том, что еретики собрали армию в пятнадцать тысяч человек. Под моим началом — четыреста и два десятка солдат. Согласно Железному кодексу, я прошу немедленно предоставить помощь, ибо если мы не победим эту ересь, она продолжит свое шествие, и подчинит всю Лотарию.

Я знаю, что вы ведете войну, государь, но война началась и здесь. Ваши битвы за Святой престол не менее важны, чем мои — за души лотарцев. Нельзя закрыть на это глаза.

С превеликим уважением, Дэнтон Моллард, инквизитор Лотарии и земель Дримгарда».

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Ривергарда и всех его земель, Робина Гидельбурга.

Великий государь! Вести, которые я посылаю вам, не слишком радостны. Мы не дали кальдийцам зайти далеко. Однако мятежные настроения добрались до моих земель скорее врага. Нас не так, как прочие регионы, терзает засуха, и у крестьян хватает работы, чтоб не думать о бунте. Вместо них мятежом прониклись более достойные люди. Графы Волант и Хаврен предали нас и принесли присягу королю Илларио.

Так, мы потеряли северо-запад герцогства, а враги перешли в решительное наступление. Их замысел ясен — через земли предателей армия сира Чаваццо двинется прямиком к Вестгарду. Мы с моими командующими денно и нощно строим планы о том, как этому помешать. Пока что мы движемся на северо-запад ускоренным маршем.

Я получил клювогорна от дочери — как вы и говорили, с ней обращаются более чем достойно. И все же, государь, я был вынужден собрать выкуп. Отцовское сердце не узнает покоя, покуда дитя не будет рядом. Уж вы, как никто, меня поймете. Если б вы могли заплатить черной лихорадке, чтобы принцесса вернулась домой, неужто не заплатили бы?

Положение неприятное, государь, но будьте уверены — мы одержим победу. Еще ни разу не было такого, чтобы кальдийцы победили нас на нашей земле!

Робин Гидельбург, герцог Ривергарда и всех его земель. Писано лично 23 июня 949 года от Вознесения, приложена личная печать».

«Его величеству королю всей Америи, Эсмунду Первому из рода Теаргонов, от герцога Вестгарда и всех его земель Вигтора Фрамма.

Государь мой! Надеюсь, что невзгоды не подкосили вас, и вы по-прежнему готовы бороться со всякой напастью, бросающей вызов Америи. Я слышал, что происходит в столице. Уверен, что скоро вы обуздаете ситуацию.

Мои земли опустошены. Весь урожай, который крестьяне успели посадить, сожжен кальдийцами или солнцем. Такое чувство, будто солнце решило отдать нам все тепло, которого не хватало в Годы гроз. Увы, засуха ничем не лучше. Люди бегут из герцогства на юг или, что хуже, на запад. Я слышал, будто король Илларио милостиво принимает беженцев и даже дает им дома и землю для работы. Мерзкое двуличие — его солдаты убивают всех, кто работает на америйской земле, но тех же крестьян рады видеть у себя. Увы, приходится признать, что эта тактика дала свои плоды — я почти лишен рабочей силы.

Вероятно, вы слышали о предательстве графов Ривергарда. К сожалению, это правда, поскольку через их владения на нас двинулась армия сира Чаваццо. Одновременно и маршал Адричи покинул Созвездие. Сомнений больше нет, государь — обе армии идут на Вестгард. Мы собрали все припасы с округи, какие могли, выставили из крепости всех, кто не может держать оружие, и усиленно готовимся к обороне. Господь, безусловно, на нашей стороне, но на стороне врага — огромная армия, которой Девятиглавая еще не видела.

Надеемся на вашу поддержку, государь, ибо нам неоткуда больше ждать помощи!

Герцог Вигтор Фрамм, подписано 4 июля 949 года, приложена личная печать и печать герцогства».

«Его величеству королю Энариона и всех его земель и морей, Феолиппу Десятому, от его величества короля всей Америи, Эсмунда Первого из рода Теаргонов.

Любезный друг мой! Вам стоит узнать, что в моих владениях творится сущий беспорядок. Предатели, одни предатели вокруг! Собственный народ поднимает мятеж против меня, восток страны по-прежнему бездействует, в то время как запад все больше опустошается врагом. Благодаря предателям из знати на Вестгард идут две мощные армии, и я не в силах им помешать!

Порой мне кажется, что вы единственный друг, который у меня остался. Ведь только вы, без лишних уговоров, сами предложили помощь.

Никоим образом не желаю давить на вас, но готовы ли корабли? Быть может, нам стоит отказаться от первоначального плана и переправить доблестных энарийских солдат в земли Ривергарда, откуда они могли бы отправиться на помощь Девятиглавой? Так или иначе, я надеюсь на вашу подмогу, любезный Феолипп!

Моя дочь, принцесса Алина, успешно добралась до Дримгарда. Уверен, что она справится с хворью и вернется домой до конца года. Несмотря на вашу задержку, я все еще намерен уговорить ее выбрать супруга из ваших сыновей.

Храни вас Бог, дорогой мой. Надеюсь на скорейший ответ.

Его величество король всей Америи Эсмунд Первый из рода Теаргонов. Записано со слов короля 4 июля 949 года от Вознесения, приложена королевская печать, подписано лично».

«Единственному королю Америи Эсмунду Теаргону, первому в своей династии.

Дорогой мой друг! Ваше последнее письмо ввергло меня в уныние. Неужто и правда все так печально? Это ужасно, мой любезный Эсмунд, поистине ужасно. Я посылаю вам свои молитвы в поддержку, и не только их.

Сорок моих кораблей, полные доблестных воинов, покинули берег Энариона две недели назад. Я решил, что не буду менять первоначального плана. Мы нападем на Средний Кальдириум. Вонзим клинок в подбрюшье твари, как метко выразился Князь войны.

Как того требует честь, я направил королю Илларио письмо с объявлением войны. Конечно же, я никоим образом не промолвился о том, когда и откуда мы нападем.

Мужайтесь, друг мой, ведь что вам еще остается? Я убежден, что легендарная Девятиглавая крепость выстоит, ведь она еще ни разу не сломилась под натиском врага! Так будет и на сей раз, можете не сомневаться.

К сожалению, отныне мы не в силах поддерживать связь с моими войсками. Я отдал приказ не задерживаться на взятие городов и крепостей и как можно скорее отправляться к Вестгарду, по возможности сжигая все на своем пути. Как только они приблизятся к вашим землям, вы получите письмо от Князя войны. Ждите и надейтесь, мой друг.

Мы победим! Никаких сомнений!

Его величество Феолипп Гаспар Жатье де Роберин, именуемый Феоллипом Десятым, единственный король Энариона и всех его земель и морей.

18 июля 949 года от Вознесения Господня».

IX

Северная Лотария

Рейнвиль

«Дэнтон! Тебе не стоит сражаться. Подумай сам — сколько сил у тебя и сколько у этого Грейна? Умоляю, возвращайся в Альдеринг. Рейнвиль потерян, ты должен смириться. Не губи себя и своих людей, не губи Кассандру! Если ты вернешься, Старый утес окажет инквизиции помощь. Но я не могу отправить людей на север, как ни проси. Свинары продолжают бесчинства, беженцы из Дримгарда грозят перенести болезнь в Лотарию. Тут слишком много проблем, чтобы я мог распылять свои силы и дальше. Надеюсь, мои сорок гвардейцев помогли тебе хоть немного.

Эллис».

«Пятнадцать тысяч?! Инквизитор Моллард, вы уверены?! Надеюсь, что это обман. В противном случае нам предстоит схватиться с самой сильной ересью в истории Америи.

В какой неподходящий момент все это происходит! В столице гремят мятежи, а его величество совсем одряхлел за последний год. Запад воюет, и неизвестно, когда закончится война и кто победит.

Я сделал, что мог. Семьсот конных скачут к вам из Низарета. Приказываю вам найти и уничтожить лидеров ереси — тогда все это войско, если оно и есть, разбежится по домам!

Благословляю и молю Просветителя помочь вам в праведной борьбе.

Архиепископ всей Америи, Симон Четвертый»

Моллард отложил письмо. Архиепископ ответил даже раньше, чем Брон. Значит, ждать ответа от Эсмунда вряд ли стоит — в столице продолжаются беспорядки, а на западе с началом весны опять вспыхнула война.

Но главное, что семьсот всадников спешат из Низарета — это гораздо больше, чем Дэн рассчитывал получить.

Надеюсь, обман, написал Симон. Я тоже надеюсь, ваше святейшество, но вряд ли. Каждая собака в графстве за Грейна. Он может собрать и больше. Или уже собрал.

Минуло несколько недель с тех пор, как Дэнтон приехал в Рейнвиль. Наступил июль. На город опустилась невыносимая жара. Многие посевы, несмотря на старания крестьян, погибли — только сурге все было нипочем. Большая часть ржи тоже выстояла, но ценой немалых усилий. Лошади, возящие на поля воду, погибали от переутомления, и нескольких людей постигла та же участь. Дожди стали редкостью — в последний раз ливень прошелся неделю назад.

Годы гроз закончились, это точно. Наступили другие. Годы огня.

Дэнтон вышел из кабинета, прошел через храм, кивая изнуренным жарой солдатам. Кассандра во дворе тренировалась с мечом. Повязку сняли несколько дней назад, и плечо нужно было разрабатывать. Моллард направился было к ней, но увидел, как в ворота заходит человек, одетый в простую одежду. По воинской походке Дэн догадался, что это переодетый гвардеец. Когда он подошел, то поклонился, показав сожженную солнцем плешь.

— Инквизитор. В городе все спокойно.

— Люди перестали роптать?

— Слишком жарко, чтобы роптать. И вообще, они уже к нам привыкли. Дун Гидеон продолжает свои речи в тавернах, но народ не очень-то хочет восставать против вас. Им стало даже лучше, когда стражи поуменьшилось, — гвардеец утер лоб. — Мы-то с торговцев мзду не берем, разве что напиться просим. А порядок охраняем.

— Стычек больше не было?

— Мелкие, милорд.

— Вести с запада?

— Тоже нет.

Пятьдесят человек, которых Дэнтон отправил за сталью, так и не вернулись. Груз тоже пропал. Надежды не осталось — должно быть, еретики перехватили их.

Полсотни людей и лошадей потеряны, не говоря уже о золоте инквизиции. Что же, это была рискованная затея. Но теперь Дэнтон думал, что лучше б Возрождению досталась сталь, чем жизни его солдат.

Хорошо хоть, он не отправил туда ветеранов Баргезара. Эти воины были для Дэнтона гораздо дороже золота. Сейчас их оставалось восемьдесят шесть, считая Рексена.

— Что-то еще? — спросил Дэн.

— Да. Мы узнали, что горожане собрали повозку для Грейна.

— Долго же они ждали, — сказала Кассандра, подходя.

— Госпожа, — кивнул гвардеец.

— Где они собрали ее? — спросил Дэнтон.

— На складе возле ткацкой улицы. Спрятали оружие среди мешков с шерстью. Один из людей Черлинга разузнал.

— Шерсть… — сказал Дэнтон. — Это ведь склад карлика?

— Все верно, милорд.

Торговец тканью и шерстью, карлик по имени Дейрик, был благосклонен к инквизиции. Как и многие после того, как людей Гидеона стало меньше и они перестали так отчаянно обирать купцов. Но теперь Дейрик показал другую свою сторону.

— Пойдем и ворвемся на склад? — спросила Кассандра.

Она полностью пришла в себя и рвалась в бой. Моллард все еще видел боль, как грязное дно, в глубине ее глаз. Но эта боль, наверное, теперь никогда не исчезнет.

— Нет, — сказал он. — Сделаем по-другому.

* * *

Перегруженная телега оглушительно скрипела. Рован шел рядом, чтобы хоть как-то облегчить ее, и все равно ему казалось, что оси вот-вот полопаются.

Все равно пешком приятнее. Ночь была прохладной и после дневной духоты дышалось легко, так что идти было в радость.

— Дракон! — завопил Чад, сидящий на козлах.

В его голосе было столько удивления, что Рован вскинул голову, ожидая и впрямь увидеть парящего дракона. Но нет — слабоумный племянник показывал всего лишь на созвездие.

Бедняга Чад. Здоровенный, что твоя гора, но и в голове у него тоже камни.

— Не кричи, — сказал ему Рован. — Мало ли что.

Возрождение прогнало из округи всех разбойников, да их тут никогда и не было много. Но вот инквизиция… Ров поверить не мог, что они так просто вышли из ворот на закате. Люди говорили, что новые гвардейцы графа — люди инквизитора. Но когда Рован по совету маленького торговца вручил привратнику взятку, тот молча взял и выпустил их из города.

Может, он был не из инквизиторских. Рован большую часть жизни проводил в поле и плохо знал городских.

— Крест моряка! — воскликнул Чад, снова тыча огромным пальцем в небо.

— Не шуми, — умолял его Рован. — А то нас убьют, понял? Ты видел, как дядя Ольд резал три дня назад свинью?

Вообще-то, он потрошил подохшую от жары свинью — какой крестьянин забьет скотину в начале лета? Но наивное лицо здоровяка все равно искривилось.

— Голубка, — прошептал он, указывая на небо, и следом заорал: — Грязежук!

Он подскочил на козлах, едва не упал и стать топтать невидимого Ровану жука.

— Перестань, Чад, слышишь?! Хватит!

Но слабоумный дрожал, как лист на ветру, выглядывая насекомое под ножищами.

— Все, он убежал! — Ров осмотрел козлы и впрямь никого не нашел.

Вообще-то, Рован и сам побаивался грязежуков — иные вырастали до размеров ладони, и кусались, как собаки. А еще они любили ковыряться в грязи и навозе, так что укусы часто раздувались и приносили горячку.

В некоторых деревнях, по слухам, их называли жуками-дерьмоедами или кусачим говном. Формой они и впрямь напоминали какашку с лапками.

Чад успокоился и плюхнулся на козлы, разглядывая пальцы. Рован оглянулся. Рейнвиля уже не было видно. На телеге был подвешен фонарь, но небо сегодня покрыли облака, и темно было — как ведром накрыли. За двадцать шагов ничего не разглядишь.

Где-то послышался кашель. Ров оглянулся по сторонам и, конечно, никого не увидел. Да ну, показалось. Или птица какая — они порой странные звуки издают.

Рован уже не в первый раз отвозил дары для церкви Возрождения. Но обычно они ходили большой компанией, и тогда не было инквизиции. Вот из-за них-то Рова отправили одного.

Он только однажды увидел инквизитора, и тот показался страшным в своем рогатом шлеме. Такой, наверное, убьет и глазом не моргнет. Не хотелось бы с ним повстречаться, особенно ночью на дороге.

Интересно, сколько осталось? Уезжая от города, Рован начинал теряться. Он знал, что нужно ехать прямо, пока не увидишь по правую руку низину, заросшую железнотерном, а за ней — небесную гробницу. Вот под ней-то и будут ждать воины Возрождения.

Мул совсем запыхался. Ров отыскал среди шерсти себугу — похожий на репу корнеплод, только горький, с коричневой шкурой. Он потрепал мула между ушей и сунул ему угощение. Тягач захрустел себугой, но легче ему, конечно, не стало.

— Давай, немного осталось.

— Немного, — повторил со вздохом Чад, выпутывая пальцы из вожжей.

Рован вдруг оглянулся. Никого, но ощущение было таким, что на него смотрят. Может, инквизиция преследует их? Да ну, не может быть. Из города они уезжали на закате, и ворота закрыли за их спинами. Гвардеец получил свою взятку. Да и груз не выглядит подозрительно — шерсть да шерсть. Мало ли, что внутри этой шерсти кинжалы да серебро.

А вот и низина.

— Смотри, Чад, приехали.

Племянник посмотрел и хлопнул в ладоши.

— Приехали!

Рован взял мула под уздцы, Чад тоже слез с телеги, и они сошли с дороги. Пройдя по краю низины, в которой жесткие кусты оскалились кривыми шипами, они увидели небесную гробницу. Точно гвоздь с квадратной шляпкой, не забитый до конца.

У подножия башенки горел свет, стояли люди. Некоторые были на лошадях, и все — при оружии. Поверх кольчуг на них были черные одежды навроде безрукавок, с символом Возрождения на груди. Один из людей поднял факел. Чад в ответ замахал руками.

— Приехали! — крикнул он.

Приблизившись, Рован поклонился и заставил Чада сделать то же самое.

— Вот, — сказал он, обводя рукой телегу. — Люди Рейнвиля передают… э… Почтение и эти дары, вот.

— Это не дары, парень, — сказал всадник с густыми усами. — Мы ведь делаем одно дело.

— Знаете, какого страху я натерпелся? Инквизиция в городе!

— Не трусь. Мы ждем знамений. Грейн говорит, уже скоро…

— Что это?! — воскликнул один из воинов, вскидывая двуручный меч.

В темноте стали вспыхивать огоньки. Они появлялись в темноте один за другим, образуя круг, обхвативший место встречи. Раздалась неясная команда, и огоньки двинулись вперед, сжимая круг.

— Светлячки, — сказал Чад.

— Вы привели их сюда, — спокойно сказал усатый всадник.

— Мы не знали господин простите… — залепетал Рован, хватая Чада за руку. Племянник несмело улыбался, мотая головой по сторонам.

Усатый надел шлем и обнажил меч.

— Ничего, парень. Мы попадем на Небеса или возродимся. Чего бояться? Дайте ему оружие. Драться умеешь?

— Не очень, — ответил Рован, принимая длинный кинжал.

— Бейся, как можешь. И не сдавайся! Умри достойно — Бог любит смелых.

«Я не хочу умирать», — подумал Ров и почувствовал, как влага потекла по ногам.

Откуда-то с неба раздался протяжный низкий гул, и следом — властный голос.

— Именем инквизиции и Святого Престола, бросьте оружие! — приказал Моллард. — Сдайтесь, и я обещаю вам жизнь.

— Неужели?! — воскликнул еретик на коне, поднимая меч. — Я думал, ты скажешь — легкую смерть!

— Получи ее, если желаешь, — Дэнтон поднял руку, и солдаты остановились.

— Смерть в бою — самая лучшая! — прокричал всадник, бросаясь вперед.

Болты пронзили грудь коня и человека, и оба рухнули вперед через голову. Остальные еретики попадали следом, не успев кинуться в безнадежную атаку. На ногах остались только двое из них. Крестьян не задело — они успели упасть на землю.

— Сдавайтесь, — велел Дэнтон.

Еретики переглянулись и кивнули друг друга. Внезапно один из них бросился и перерезал горло другому, а следом вонзил кинжал себе в живот и яростно крутнул, расширяя рану. Оба возрожденца повалились на землю.

Моллард не сразу отдал следующий приказ.

— Посмотрите, кто остался в живых. Не дайте им сделать то же. Крестьян ко мне.

Когда селян бросили на колени перед Дэнтоном, один из них улыбнулся во весь рот, а второй с ходу начал умолять:

— Не убивайте, милорд, нас заставили! Я не хотел идти, я честно…

— Но ты ведь молишься их Богу? Ты один из них.

— Так ведь все, милорд! Пожалуйста! Мы простые люди! Чад вообще слабоумный!

Дэнтон вздохнул.

— Садитесь обратно на телегу. Обратно поедете с нами.

— Живых не осталось, инквизитор, — подошел пехотинец.

— Проклятье.

Дэнтон надеялся, что повозка приведет их к логову Возрождения. Он не собирался нападать, но хотел узнать, где оно находится. Увы — еретики оказались осторожны и самоотвержены. Можно было бы попытаться проследить, но скоро настанет рассвет. Они бы заметили.

— Возвращаемся.

* * *

Было еще темно, когда они вернулись в город, но для инквизитора ворота открыли. Когда их с Чадом отпустили восвояси, Рован не поверил своему счастью. Инквизитор скрылся за углом с диковинной птицей на плече, солдаты последовали за ним, телега с полудохлым мулом завершала шествие. У Рована затряслись руки.

Он уже представлял себе пытки и смерть. Он думал, что его похоронят в земле — и кто знает, может, он упадет в Небытие. Возрождение говорит, его нет. Но откуда им знать?

— Иди домой, Чад, — сказал Рован. — Я зайду в таверну и тоже приду. Передай матушке, что все хорошо, ладно?

— Ладно, — зевая, ответил племянник и потопал в сторону деревни.

Ров отыскал в подкладке пояса пару мятых медяков. Должно хватить на кружку пива. А может, и на две кислого. Хотелось напиться вдрызг, как никогда раньше. Не каждый день удается пернуть смерти под нос.

Рован шел по переулку, когда путь ему преградил городской стражник. Нестриженый здоровяк с плоским носом закрыл весь переулок своими плечами. Ров обернулся. За спиной было еще два стражника, а с ними — городской дун.

— Господин, — поклонился Рован, и руки снова затряслись, а ладони вспотели. — Я что-то сделал?

Дун Гидеон молча подошел и хлопнул его по плечу.

— Ты ведь веришь в Возрождение, сынок?

— Д-да, господин, — Ров повел плечом, но дун сжал только крепче.

— И я тоже. Инквизитор отпустил тебя?

— Да.

— Странно. Мне сдается, что они казнили тебя и твоего друга.

Раздалось протестующее мычание, и в переулок затащили Чада. Под носом у него была кровь, на щеке распух синяк.

— Господин?! — вскрикнул Рован и снова попытался вырваться. — На помощь!

Но в переулке не было окон, и город еще спал. Да и кто придет на крик? Стража? Вот она, здесь.

— Пожалуйста, господин, — на сей раз Ров расплакался. — Даже инквизитор отпустил меня, зачем…

Гидеон взял его за второе плечо и ударил головой в лицо. Хрустнул нос, перед глазами вспыхнуло, и Рован упал. Стражники нависли над ним.

— Инквизитора надо изгнать, — сказал дун. — Знаешь, как вознегодуют люди, увидев ваши истерзанные тела?

Рован закричал.

— Привяжите к столбам неподалеку от церкви, — сказал Гидеон, вытирая палаш. — Отрубите слабоумному руки и ноги. И поскорее! Скоро светает.

— А руки-то зачем рубить? — спросил плосконосый страж.

— Чтобы люди видели, какие звери служат инквизиции.

Гидеон вложил меч и отправился завтракать. С ужина осталась ветчина, запеченная с медом и юмским перцем. У него потекли слюнки.

— Быстрее! — рявкнул он на ходу и вышел из переулка.

Оказавшись на улице, он глубоко вздохнул и криво улыбнулся розовеющему небу.

X

В этих местах рассветало мгновенно. Латник инквизиции Кнурд никак не мог к этому привыкнуть. Сначала небо становится розовым, а потом раз — и светло.

Сегодня он опять отправился за козьим молоком. Вдова, с которой он познакомился, держала козочку на заднем дворе и не прочь была угощать его каждое утро. Конечно, и Кнурд был рад визитам. Солдаты не давали рыцарских обетов воздержания, а леди Правая рука давно ему наскучила.

Из ночного похода вернулись практически ни с чем — если не считать добра, запрятанного в шерсти. Кнурд улизнул, когда инквизитор направился в кабинет епископа, где жила рыцарь Кассандра.

Воины шептались, что они спят вместе. Солдат не видел в этом ничего плохого. Пускай себе. Подумаешь, обеты — они же оба из инквизиции. Гром небесный их не поразил, значит, все не так страшно.

Кнурд не взял с собой оружия и доспехов. В простой одежде он казался себе похожим на какого-то столяра. Но к вдове надо ходить без панциря с молнией. Она говорит, соседи и так начали болтать.

Женщина была красивой и горячей, и вовсе не еретичкой. Она молилась вместе с возрожденцами, но что еще ей оставалось? Она говорила, что с радостью ходила бы в церковь, и что покойный муж ее всегда помогал храму чем мог — когда монетой, а когда работой. Но Кнурд все равно никому не рассказывал — инквизитор точно не обрадуется. Про вдову знали только Бастиан и еще пара ветеранов.

Солдат завернул за угол и оказался на перекрестке с колодцем, где стражники привязывали к столбам два трупа. Один уже висел — без рук и ног, с написанным кровью ругательством на рубахе. Кнурд узнал оба тела — мальчишки, что везли телегу еретикам.

Стражники повернулись к нему, и настало молчание, которое показалось Кнурду очень-очень долгим.

Потом они кинулись на него, а он — от них.

— Инквизитор! — завопил он во всю глотку. — Инквизитор!

Стражники нагнали его и повалили. Сапоги и дубинки застучали по ребрам, спине, голове — и вскоре Кнурд затерялся в этом вихре ударов, и пропал.

— Поднимите его, — плосконосый страж огляделся по сторонам. Вроде никого. Вокруг много окон, но все вроде пусты. Да и вообще — наплевать. Месяц назад они могли отделать кого угодно хоть на рыночном ряду.

— Тащите его в казармы. А мы пойдем, закончим с батраками. Резвее, скоро народ проснется!

* * *

Кассандра тихо посапывала во сне. Черные волосы разметались по подушке. Моллард постоял в дверях, глядя на ее спокойное лицо. Интересно, снится ли ей что-нибудь?

Когда он снял доспехи, она проснулась.

— Как прошло? — приподнимаясь, спросила она.

— Не очень. Мы не отыскали их логово.

— Жаль.

— Ложись со мной, отдохни.

— Я не хочу, — Дэнтон сел за стол.

— Тебе так интересна эта книга?

— Она о моих предках, — Дэн раскрыл «Историю Лотарии» и усмехнулся. — Я пытаюсь найти что-нибудь о грифонах.

— И как, нашел? — улыбнулась Кэс.

— Увы.

— Тебя не смущает, что книга написана Грейном?

— Нисколько. Он был историком, пока не стал еретиком.

Дэнтон провел пальцем по подписи за предисловием. «Д.Грейн».

— Любопытное сочинение. И здесь много вставок на длоринге.

— Что это? — спросила Кассандра.

— Древний лотарский язык.

— Ты его знаешь?

— Нет, — Моллард покачал головой. — Для меня это только квадраты и галочки. И мне даже немного стыдно.

— Почему же? — Кассандра подошла и встала рядом с ним. Положила теплые руки на плечи и стала осторожно массировать.

— Это язык моего народа. А я о нем едва слышал.

— Это забытый язык. Америйцы тоже раньше говорили на другом.

Дэнтон раскрыл страницу, на которой остановился.

— Я узнал, что Лотария была очень близка с Миреданским королевством.

— Это все знают, — негромко сказала Кассандра. — Здесь до сих считают года по-миредански. А то, что Карх Объединитель казнил королей, вызвало Гнев Миредана.

— Здесь написано, они мстили не столько за лотарских королей, сколько за архонтов. Магов, что были учениками миреданских магистров.

— Среди лотарцев были маги?

— Да. Правда, неясно, какими силами владели, — Дэнтон поднял руку и коснулся пальцев Кассандры. — Эту книгу интересно читать, но она навевает тоску.

— Почему?

— Лотария была великой в древности. У нас была культура, письменность, могучая армия. В стране был порядок. Была своя вера.

Руки Кэс на миг остановились. Дэнтон продолжил:

— Но с тех пор, как пришли америйские захватчики, все изменилось. Лотария исчезла.

— Как и Миредан, — сказала, помолчав, Кассандра. — И Дар-Минор, его наследие. Скарлендур, где жили мои далекие предки… Америя завоевала многих.

— Уничтожила. Америя оставляет после себя мертвые королевства.

— Тебе горестно от этого? — Кэс обошла его и присела на стол.

Ее бедро выглядывали из разреза ночной рубашки. Дэнтон ощутил желание и мягко провел пальцами по бледной коже.

— Пожалуй, — ответил он наконец. — Печально, что моя родина мертва.

— Она здесь, твоя родина, — улыбнулась Кэс и перехватила руку, залезшую ей под рубашку. — Куда ни глянь — всюду смуглые лица и белые волосы.

— Я пришел сюда, как инквизитор, чтобы покарать их, — Дэнтон убрал руку. — Мне здесь не рады. А я бы хотел… — он долго молчал, не решаясь сказать. — Я бы хотел быть здесь своим.

— Мы пришли вернуть им истиннуб церковь, — негромко сказала Кэс и встала, увлекая Дэна за собой на кровать.

— Для них она чужая. То, что я прочитал здесь, и то, что говорят люди Грейна… Он и впрямь вернул им древнюю веру в Просветителя, отыскал что-то на руинах Лоттеринга.

Они легли, обнявшись. Постель еще хранила тепло.

— Так может… — Кассандра запнулась.

Дэн уставился на нее, а она — на него. Они молчали, глядя друг на друга, и оба понимали, на какую зыбкую почву ступили.

— Что ты хотела сказать?

— Неважно.

— Я слушаю, — мягко сказал он.

Она молчала, как будто смущаясь. Но Дэнтон понимал, что на самом деле ей страшно.

— Я хотела сказать, может… оставить им их веру, — прошептала Кэс.

— Я думал о том же.

Она вздрогнула, как будто от порыва ледяного ветра.

— Дэнтон, мы…

— Мы впали в ересь, любовь моя.

Она зарделась от этих слов, а он удивился, с какой легкостью произнес обе части фразы.

— И что же теперь?

— Я хочу увидеть Грейна. Узнать, что он нашел.

— Хочешь… принять их веру? — еле слышно произнесла Кассандра.

— Нет. Хочу узнать, — Дэнтон облизнул пересохшие губы. — Лотарцы верили, что судьба пытается вести человека по избранному небом пути. Это называлось Дорогой звезд, и не всегда она вела к лучшему. Человек сам выбирал, идти ли по ней.

— И что выберем мы с тобой?

— Будем делать что должно и верить, что Господь не оставит нас.

— Но что, если мы ошибемся?

— Если мы выберем путь, противный Господу, то понесем наказание. Быть может, мы уже понесли его.

Она посмотрела на его лоб, а он легко дотронулся ладонью до ее живота.

— Но разве это означает, что мы выбираем неверно? — прошептал Дэнтон.

* * *

— Полудурки, — рычал Гидеон. — Вы что, не могли никого поставить на стрёме?

— Простите, дун.

— Что тебе мое прощенье, недоносок?! — крикнул Гидеон и дважды бахнул ладонью по столу.

Стражники сказали, что поймали какого-то бродягу, увидевшего их за делом. Когда Гид пришел в казарму, то сразу узнал этого человека — никакой не бродяга, один из солдат инквизитора.

— Эй ты, псина.

Солдат поднял разбитое лицо. Из ссадины на брови еще сочилась кровь. В рот ему затолкали тряпку, которой обычно вытирали пролитое пиво.

— Если я отпущу тебя, ты не расскажешь, что был здесь?

Глаза солдата полыхали гневом. Но он кивнул. Не сразу, но кивнул.

Гидеон расхохотался.

— Не видать тебе свободы, сукин сын. Эй ты, дай-ка мне свою дубинку.

Стражник протянул Гиду дубинку. Дун взвесил ее в руке. На вид оружие казалось легким, но у него была свинцовая сердцевина. Одним ударом такого можно проломить висок или раздробить пальцы.

— Что встали, недоумки? Покончим с ним.

Гидеон, а вслед за ним и стражники двинулись на солдата, злобно смотрящего им навстречу.

Удары и проклятия звучали еще долго после того, как он замолк навеки.

* * *

Поцелуи были нежными, прикосновения — медленными, теплыми. Они лежали на боку, соединившись, отдаваясь друг другу без остатки.

Дэнтон не мог вынырнуть из ее глаз. Будто небо, окаймленное серебром. Он был готов смотреть в них бесконечно. Он прижимал Кассандру к себе, будто боялся отпустить, будто она могла в любой момент исчезнуть. Ее пальцы скользили по спине, и старые шрамы, к которым они прикасались, словно исчезали.

Ее любовь, которую Дэнтон сейчас ощущал в каждом движении и каждом вздохе, исцеляла его лучше, чем мастерство всех лекарей мира.

Она издала тихий стон и обвила его плечи руками. Глаза закрылись, и Кассандра выгнула спину, сильнее прижимаясь к нему бедрами.

Дэн опустил голову и приник к ее шее. Кассандра издала вздох и запустила руку в его волосы. Пальцы коснулись грубого шрама на затылке, но Дэнтон этого даже не заметил.

Он не знал, сколько времени прошло, ему показалось — часы. Когда все завершилось, они стиснули друг друга в объятиях и лежали так, пока она не уснула. Дэнтон выбрался из постели и накрыл Кассандру одеялом.

Голову туманило после бессонной ночи, под шрамом пульсировала слабая боль, но он заставил себя одеться и выйти из кабинета, ставшего спальней для Кэс.

Как только он оказался в нефе, сразу понял — что-то случилось. С улицы доносился шум. Сквозь витражи лился яркий свет — значит, новый день давно наступил. Часть солдат отдыхали после ночного похода, кто-то завтракал или штопал штаны, но никто не развлекался, не кидал кости и не травил байки. Воины напряженно смотрели на запертые двери храма.

— Что стряслось?

Увидев инквизитора, солдаты встали и поклонились. Один подошел к нему.

— Инквизитор, — по правой руке без трех пальцев и голосу Дэн узнал Бастиана. — Горожане снова недовольны. Говорят, мы убили каких-то крестьян.

Моллард вспомнил казни, учиненные им на пути от Шрама в Рейнвиль. Вряд ли горожане заступаются за тех несчастных.

— Я выйду к ним. Где Рексен?

— Он там, снаружи.

— Хорошо, — Дэн зашагал вперед.

— Есть еще кое-что, инквизитор, — догнал его Бастиан.

— Что?

— Кнурд пропал.

Дэн покрутил имя в голове, и вспомнил сурового немолодого воина с квадратной бородой, любящего пошлые истории.

— Что значит пропал?

— Ну… — Бастиан замялся, пряча покалеченную руку. — Он ходил по утрам к одной вдове.

Моллард хмыкнул.

— Вот как. Солдаты за моей спиной ходят утешать еретичек.

— Он говорил, она не такая… Простите, инквизитор.

— Ты не при чем. Когда Кнурд вернется, он получит свое наказание. Ты переживаешь за друга, Бастиан? — Дэн хлопнул его по плечу. — Не бойся. Он, должно быть, заблудился в простынях вдовы.

— Я подумал, вдруг толпа его настигла. Потому и рассказал.

— Если это так, мой верный солдат, мы отомстим за него.

Моллард повернулся и направился на улицу.

— Позвоните в колокол! — крикнул он на ходу.

Рексен стоял прямой, как древко знамени, которое сжимал. Солдаты с оружием наизготовку окружали его. Людская толпа шумела за стенами, как бурное море. Кони под навесом волновались, грумы рядом с ними тоже.

— Что им нужно? — спросил Дэнтон, надевая шлем.

— Возмездия, — ответил знаменосец. — Говорят, мы убили крестьян, которые везли припасы.

— Я отпустил их.

— Я-то видел, инквизитор. Но они нашли тела привязанными к столбу неподалеку. Дураку отрубили конечности и бросили бездомным громадорам.

Дэнтон скрипнул зубами. Ясно, зачем это нужно — поднять народ против инквизиции. Но кто именно совершил злодеяние?

— Разбуди Кассандру, — велел Дэн одному из солдат. — Пускай возьмет воинов и найдет дуна. Я хочу с ним поговорить. Седлайте коней! Тридцать ветеранов — со мной!

Грумы бросились исполнять поручение. Кони в нетерпении забили копытами.

Когда Дэнтон забрался в седло, в небе он заметил голубя, влетающего на башню храма.

Кто-то еще ответил на его призыв о помощи. Бронвер.

Дэнтону стало не по себе. После утреннего разговора с Кассандрой уже не был уверен, что ему нужна подмога. Особенного от рыцаря инквизиции, такого, как Брон.

— Откройте ворота!

Солдаты распахнули створки навстречу толпе, которая возбужденно загудела, увидев Молларда во главе тридцати всадников.

— Вот он! Убийца!

— Мясник!

— Послушайте меня, люди! — выкрикнул Дэнтон, подводя Вихря к толпе. — Вот мое слово — это не инквизиция убила мальчиков! Я был с ними и отпустил восвояси, когда мы вошли в город! Это сделал тот, кто хочет поссорить нас с вами!

— Мы с тобой и так не друзья! — завопил толстяк в распахнутой рубахе.

— Уходи из города!

— Убийца! Лжец!

Вихрь недовольно похрапывал, видя так близко множество злобных лиц. Дэнтон почувствовал, как он напрягся, готовый к битве. Но Моллард не хотел крови этих людей.

— Дайте мне несколько дней! Я отыщу истинного убийцу и отдам его на ваш суд!

Толпа загудела, но уже не столь злобно.

— Поверьте, я хочу лишь покоя для этих земель! Я обещаю — мы осудим того, кто предал вас и попытался очернить меня, кто бы это ни был!

Кто-то продолжал кричать оскорбления, но большая часть людей притихла и переглядывалась. Кто-то махнул рукой и пошел восвояси.

— Разойдитесь! — велел Дэнтон.

Толпа раздвинулась, и Моллард с места пустил коня галопом. Ветераны ринулись за ним.

* * *

Дом Дейрика стоял недалеко от поместья Черлинга, в чистом желтом квартале. Два голубых плаща, проходя мимо, кивнули Дэнтону. Он не узнал их, но похоже, это были люди Бальдера.

Двухэтажный особняк карлика охраняли свирепого вида наемники ростом с четырех Дейриков каждый.

— Куда? — рыкнул один, будто рыгнул.

— Может, выколоть тебе глаза, раз не видишь, кто перед тобой? — спросил Бастиан.

Наемник распахнул рот с пеньками вместо зубов, а другой толкнул его в волосатое плечо:

— Это инквизитор, осел! Заходите, милорд, хозяин обедает.

— Пятеро со мной, — сказал Дэнтон, спешиваясь.

Обеденная комната была задрапирована роскошным бархатом. Стол покрывала шелковая скатерть, на стульях и скамьях лежали мягкие подушки. Сразу видно — здесь живет торговец тканью.

Дейрик сидел с таким видом, будто жрал помои, а не цыплячью грудку. Дэнтон видел его только раз, но похоже, карлик всегда был недоволен.

Заметив Дэна, Дейрик потемнел еще больше.

— Здравствуйте, инквизитор Моллард, — по тону скорее звучало как «пошел отсюда, сволочь».

— Нам надо поговорить, — сказал Дэн, подходя и хлопая перчатками о стол.

— С удовольствием, — скривился карлик. — Эй, принесите обед для инквизитора!

— Я не голоден, — соврал Дэнтон.

— Не волнуйтесь, инквизитор, поешьте, — бурчал карлик. — Все за мой счет. Шерсть, обед, что угодно!

Он швырнул двузубую вилку в тарелку.

— И вправду, шерсть, — кивнул Дэнтон. — Груз для церкви Возрождения, который я перехватил ночью, повезли на твоей телеге, спрятанным в твоей шерсти.

— Я ничего не знал, — с нажимом сказал торговец. — Это все работники.

— Они отправили повозку без твоем ведома?

— Повозку отправил я, но понятия не имел, что в ней.

— Ты хорошо умеешь врать, — Дэнтон взглядом остановил слугу, вошедшего с подносом. — Оставь нас.

Слуга бросил напуганный взгляд на карлика, поклонился и ушел.

— Торговец должен уметь хорошо врать, — стискивая брови, произнес Дейрик. — Но сейчас я честен, как святой.

— Ты так или иначе связан с ересью, — Моллард навис над карликом. Тот бросил неприязненный взгляд на рукоять его меча.

— Нет.

— Ты убил крестьян.

— Это не я, — Дейрик буквально выдавливал из себя слова. — Говорят, что это вы!

— Зачем мне это?

— А зачем это мне?

— Наказать их и разом отомстить инквизиции.

Карлик хмыкнул и даже как будто стал менее недовольным.

— Да, мотив хороший. Я почти жалею, что все-таки не я это сделал.

Дэнтон навис над торговцем еще больше, но тот не пошевелился. Несмотря на рост, смелости в нем хватало.

— Можете сколько угодно злобно смотреть на меня, инквизитор, — пробурчал он. — Можете даже зарычать — это не я убил крестьян.

— Я буду искать доказательства, маленький торговец. И я найду их.

— Против меня не найдете.

— Я могу найти все, что захочу.

Карлик какое-то время смотрел на него, а потом в его маленьких глазах появилось глубокое понимание, как будто он открыл совершенную истину.

— Я понял. Вы сделаете доказательства, если захотите, — карлик пожевал губами. — Я думал, что благодаря вам поборов стало меньше. Помните, я говорил «спасибо»?

— Не очень, — Моллард распрямился, позволяя Дейрику вздохнуть свободно.

— Ну да, ну да, — торговец постучал пальцами по столу. — Сколько?

Дэнтон промолчал, глядя на него. Карлик хрипло вздохнул.

— Двадцать золотых будет довольно? Больше у меня нет — все деньги в обороте.

Дэн продолжал молчать.

— Ладно, двадцать пять! И лучшее белье для вашей постели. Энарийский шелк — нежный, как облачко.

— Нет.

— Вы жадны для церковника, инквизитор, — пробурчал Дейрик.

— Мне не нужны деньги, — сказал Дэнтон. — Скажи мне, где найти Грейна.

Карлик рассмеялся, будто расквакался.

— Может, вам еще лестницу до дома Небесного?

— Ты отправил для него повозку и не в первый раз. Мальчишки мне все рассказали.

Дейрик поджал пухлые губы.

— И что вы сделаете? Казните его у всех на глазах? Народ не позволит.

— Скажи, где Грейн, и где его армия, и я заставлю графа Черлинга избавить тебя от налогов на всю жизнь.

— Надо же! Если бы я знал, то уже рассказал бы. А может, потеря повозки дурно повлияла на разум.

— Говори, и я прикажу вернуть тебе все, кроме оружия еретиков.

— Вы даете слово?

Вместо ответа Дэн протянул руку. Карлик встал на стуле и удивительно крепко пожал ее.

— Я не знаю, где Грейн именно сейчас. Но он покинул графство незадолго до того, как приехали вы. Я слышал, что в центральной Лотарии у него есть союзник из знати. Похоже, что Грейн еще не вернулся… Но когда вернется, я ручаюсь, он направится именно к вам, и вряд ли один.

— И это все? — Дэн отряхнул руки. — Ты не приблизил меня к его поимке.

— Я рассказал, что знаю!

— И этого мало, — Дэнтон взял со стола перчатки. — Будь осторожен с нами, маленький торговец. Если мы узнаем, что ты что-то задумал, наемники тебя не спасут.

— Интересно, кто меня спасет, если что-то задумаешь ты, — пробурчал Дейрик после того, как инквизитор вышел. — Эй, Пат! Унеси это, аппетит пропал. И принеси мне бумагу и чернила. Надо написать пророку… Пора ему вернуться и принять решительные меры.

Карлик залпом допил вино и вручил пустой кубок слуге.

— Быстрее, дубина!

XI

«Инквизитор Моллард, друг мой!

Мы получили ваше письмо. Я переполнен тревогой и негодованием — неужто ересь так сильна, что смогла заразить целое графство, подобно болезни, с которой боремся мы? Чья злая воля стоит за этим?

Увы, вам не стоит рассчитывать ни на помощь, ни даже на ответ от герцога Данвеля. Он полностью раздавлен гибелью семьи и теми ужасами, которые до сих пор правят в Дримгарде. Целые дни он проводит, бесцельно глядя в окно.

Принцесса Алина отыскала способ защиты от болезни, теперь она усиленно трудится над лекарством. Я убежден, что скоро она его найдет.

Клянусь своей честью, инквизитор, я хотел бы прискакать на помощь, даже в одиночку, но увы, мои клятвы не позволяют этого сделать. Я попрошу ее высочество молиться за вас, и буду молиться сам.

В тайге Дримгарда мне пришлось сразиться с оборотнем и чудовищами, которых местные зовут волкарами. Передайте сиру Раддерфорду, что серебряный меч сражает их наповал.

Ваш друг, сир Эльтон Лавеллет».

XII

Америя, Кроунгард

Покои короля

Эсмунд видел себя мертвым. Кожа его посерела и покрылась пятнами, глаза побелели, пустая челюсть безвольно висела. Он ходил по Тайному тронному залу, по запутанному лесу колонн, где покоились тела героев. Он пытался отыскать пустую колонну для себя, но все они были заняты.

Почему его не сожгли, а прах не оставили в склепе? Почему он бродит здесь, неприкаянный мертвец? Почему так тихо вокруг?

Он проснулся посреди ночи, не в силах вдохнуть. Холодный пот покрывал лицо, прядь волос прилипла к щеке. Эсмунд попытался закричать, но не смог. Тело не слушалось, как будто ни капли силы не осталось в нем. Король с трудом свесил ноги с кровати — сначала одну, потом другую. Попытавшись встать, он рухнул набок, словно мешок с костями, и хруст раздался по всему телу.

— Йоэн, — почти беззвучно произнес король. — Йоэн!..

Он с трудом перевернулся на спину и пытался вдохнуть, но легкие будто заполнились чем-то, и не пускали в себя воздух.

«Я умираю, — подумал Эсмунд. — Отправлюсь на суд Господень. Застывшее тело отыщут утром. Я не закончу свои дела. Святой престол… Мой престол!..»

Эсмунд упрямо пытался вдохнуть. Он чувствовал себя готовым умереть, но не видел на это права. Столь великие дела остались незавершенными!

Перед затуманенным взором возникло лицо Алины. Дочь моя, прекрасная дочь! Почему ты не рядом?! Как бы я хотел обнять тебя напоследок, ощутить твое целительное тепло!

Вместо нее пришла Мариэль. Она протянула к Эсмунду руку и поманила за собой. В распущенных волосах запутались лучики света, и слепящее сияние вздымалось за ее спиной. Мариэль коснулась ладони Эсмунда и потянула. Законник ощутил, как поднимается. Тело, вместе с всякой болью и тревогой, осталось на полу. Он сжал невесомую ладонь любимой, но рядом вдруг возникла мрачная тень. Она приблизилась, и в первый миг король подумал, будто это другая Мариэль, ее темная ипостась.

Но это был всего лишь Дагоберт.

Он плакал, глядя на Эсмунда. Слезы стекали по серому лицу. Шарф на тонкой шее сбился, и ужасные шрамы сияли во всю мочь. Дагоберт покачал головой и отвернулся, и медленно ушел.

Мариэль осталась. Она вновь потянула Эсмунда к свету, но он разжал бесплотные пальцы и рухнул обратно — на холодный каменный пол, в свое разбитое старое тело.

Он смог вдохнуть, но сил подняться так и не нашел. Эсмунд перевернулся и пополз вперед, будто жуткий младенец.

— Йоэн, — прохрипел он, прокашлялся и воскликнул громче. — Йоэн!

Несколько долгих мгновений спустя, дверь приоткрылась, а потом распахнулась с неистовой силой. Растрепанный хранитель влетел в покои и бросился к Эсмунду:

— Государь мой! Лекаря, скорее!

— Не надо. Подними меня.

— Я отнесу вас на кровать. Вы позволите, государь?

— Да… Пока никто не видит.

Йоэн поднял его и бережно перенес на ложе. Эсмунд снова ощутил себя младенцем. Видно, это людская судьба — рождаться и умирать одинаково беспомощными.

— Вам холодно, мой король? Вы весь ледяной.

— Нет… Позови Дагоберта.

— Зачем он сейчас? Лучше лекаря!

— Я сказал — позови Дагоберта!..

— Хорошо, — подчинился Йоэн. — Я только…

— Быстрей! — каркнул Эсмунд.

Хранитель убежал, постоянно оглядываясь, будто опасаясь, что король скончается в любую секунду. Но Эсмунд чувствовал себя лучше. Смерть еще вернется, и быть может, очень скоро. Но не сегодня.

Дагоберт вошел в покои один — обеспокоенный Йоэн и Щиты остались за дверью. Принц держал в руках тонкую свечу. Он был одет в одну ночную рубашку, но не забыл повязать шарф. А может, и спал в нем.

— Как ты, отец? — он несмело приблизился, глядя мимо Эсмунда. — Йоэн сказал, ты при смерти.

— Я был, сын мой… Но нашел в себе силы вернуться. И знаешь, кто помог мне?

— Кто? — Дагоберт присел на край кровати.

— Ты.

Принц отвернулся и замешкался, прежде чем спросить:

— Что ты имеешь в виду?

— Я видел твою мать, Дагоберт… Она хотела забрать меня на небо. А потом появился ты, весь темный от горя.

— А Алина? Неужели ты не видел ее?..

— Увы, — Эсмунд и сам не понимал, почему явился нелюбимый сын, а не обожаемая дочь. — Но мне и не понадобилось. Я понял, что не желаю оставлять этот мир, покуда мои главные дела остались незавершенными. И ты одно из этих дел. Пускай Алина будет королевой. Но ты — мой единственный сын! Скоро ты останешься единственным мужчиной из Теаргонов. Я должен научить тебя, как быть им.

Дагоберт вздохнул и потер веко. Вздохнул еще раз, глубже, и спросил:

— А почему сейчас?

— Потому что вскоре я оставлю этот мир.

— То есть раньше тебе было все равно?

Стало мучительно стыдно от этих слов. Эсмунд вдруг увидел в Дагоберте простого мальчика, который пережил ужасные вещи, и нуждался в отце, но потерял его так же, как мать.

— Да. Раньше мне было все равно, — ответил Эсмунд. — Я считал тебе ничтожеством, посланным мне в наказание, или в испытание, я не знаю!.. Но я увидел, что ты умен и прозорлив. Ты почти без моей помощи спланировал осеннюю кампанию. Ты тоже смог бы стать королем.

— Сомневаюсь, — тихо сказал Дагоберт.

— Не стоит. Я хочу, чтобы отныне ты помогал мне во всех делах государства. Если я скончаюсь до того, как вернется Алина, ты станешь регентом. Ты должен знать, что делать.

— Хорошо, отец, — поправляя шарф, ответил Дагоберт.

В дверь постучали. Эсмунд устало вздохнул. Хоть этой ночью он больше не собирался умирать, но надеялся хотя бы немного отдохнуть до рассвета.

— Кто там?

— Ваше величество! — раздался голос Йоэна. — Гонец из Вестгарда! Он говорит, что принес хорошие новости!

— Только мы договорились, как пришли хорошие вести, — улыбнулся Эсмунд. — Это знак, Дагоберт. Пригласи его войти.

* * *

С ног до головы гонца покрывала пыль, от него разило конским потом, но потрескавшиеся от жары губы были растянуты в улыбке.

— Мы победили, ваше величество, — сказал он, преклонив колено.

— Что это значит? — опешил Эсмунд.

— Кальдийцы разбиты и снова отступили к Созвездию.

— Но как это случилось? — спросил Дагоберт.

— Маршал Адричи был уже на подходах к Вестгарду, — начал рассказывать гонец. — Когда мы получили письмо от Князя войны островитян. Оказалось, что он догоняет Адричи и готов напасть. Мы вышли из крепости и сделали так, чтобы кальдийцы нас увидели. Затем мы несколько дней маневрировали по окраинам, покуда они не заперли нас в клещи. Мы заняли пару холмов недалеко от озера Златоводное и укрепились. Битва была смертельной, и много людей погибло, ваше величество, но в полдень подоспели энарийцы, а к вечеру, вы не поверите, конница Ривергарда. Герцог Гидельбург тоже узнал о подходе островитян, и сумел обогнать сира Чаваццо, — посланник перевел дыхание и заулыбался. — Он с ходу врезался в их ряды, кальдийцы дрогнули и отступили. Всадники еще долго преследовали бегущих, а мы захватили множество баллист и катапульт. Когда спустя пару дней подошло второе войско, мы на ходу обстреляли его из орудий и добили конницей. Сир Чаваццо и другие командующие взяты в плен.

— А маршал Адричи? — спросил Дагоберт.

— Ему удалось уйти.

— И все же это великая победа! — воскликнул Эсмунд. — Я поздравляю тебя, мой верный солдат! Иди же, отдохни как следует! Йоэн! Пускай его накормят лучшим мясом и напоят лучшим вином!

— Благодарю, мой король.

Гонец ушел, а вдохновленный нежданной победой Эсмунд повернулся к Дагоберту:

— Вот видишь, сын мой. Никогда нельзя сдаваться. Даже имея численный перевес, кальдийцы потерпели поражение.

— Я запомню этот урок, отец.

— Прикажи разбудить писарей. Я хочу немедленно написать моему другу Феолиппу и поделиться с ним добрыми вестями! И еще я собираюсь отправить записку Великому Наместнику — пусть узнает, на чьей стороне Просветитель!

Дагоберт кивнул и вышел, а Эсмунд улыбнулся и сотворил святой знак. Смерть казалась ему теперь невыразимо далекой.

XIII

Северная Лотария

Рейнвиль

Поиски дуна ничего не дали. Гидеон будто с ветром улетел, как говорили в этих землях. Кассандра выломала дверь его в доме, но кроме похабных гравюр на стенах и перепачканной чьей-то девственностью простыни не нашла ничего интересного.

Стражи в казармах как один клялись, что не видели командира со вчерашнего дня.

— Уехал по какому-то делу, госпожа, нам не сказал.

Толпа у церкви стала пореже, но когда Кассандра с людьми возвращалась, пара подростков бросили в них гнилыми сибугами. Не попали и сразу поспешили исчезнуть.

Во дворе Кассандра спешилась и огляделась. Строители сколачивали возле стены помост для стрелков. На ворота навесили скобы для засова, неподалеку поставили десяток горшков с кальдийским маслом — Дэнтон где-то раздобыл его на крайний случай. Он всерьез опасался, что люди могут напасть.

Напряжение висело в воздухе, как перед грозой. Людям нужен был только повод, чтобы восстать против засевшей в храме инквизиции. Нет сомнений, кто дал им этот повод. Дун Гидеон натравил на них толпу через час после приезда в город, и сделал это снова, но гораздо изощреннее.

Задумавшись, Кэс едва не столкнулась с латником, идущим навстречу.

— Госпожа рыцарь, письмо.

Кассандра молча протянула руку. Послание было коротким, почерк — крупным и неровным.

«Встретил людей на юге от Шрама. Едем. Брон».

Встретил людей? Должно быть, всадников Низарета. Значит, Бронвер скоро прибудет сюда почти с тысячей свежих воинов.

Кассандре почему-то стало неуютно. Она огляделась и сунула письмо в карман, как будто украла его.

Дэнтон явился к вечеру, злой как дикий громадор. После разговора с карликом он отправился к Черлингу, но поместье графа тоже оккупировала толпа. Они требовали прогнать инквизицию, но Черлинг побоялся даже выглянуть в окно. Когда бунтовщики увидели Дэнтона и его отряд, то закидали их камнями.

Когда инквизитор узнал, что Гидеона не нашли, то помрачнел еще больше. Письмо от Брона жгло карман Кассандры. Весть о скорой подмоге, быть может, обрадует Дэнтона. А может, и наоборот.

Но его точно не обрадует то, что она собиралась сказать после.

Во время ужина пришел один из гвардейцев Бальдера.

— Город волнуется, — сказал он. — Человек с полтысячи ушагали вечером с добром на спине — боятся беспорядков. Толпа еще стоит у дома Черлинга. Да и здесь, как я погляжу, тоже.

— От дозорных никаких вестей?

— Нет, милорд. Северных не видно, должны были днем вернутся. Восточные видели большой отряд еретиков. Они как раз шли на север.

Дэн кивнул и поднял руку, чтобы отправить гвардейцы восвояси, но тот снова открыл рот:

— И мы нашли Кнурда, милорд.

Кассандра подняла голову:

— Где он был?

— В канаве за городской стеной, госпожа. Его забили до смерти, — нахмурился гвардеец. — Живого места нет.

Дэнтон ударил кулаками по столу так, что посуда подскочила, и стакан покатился к краю, разливая пиво, пока не упал, разбившись. Гвардеец покосился на осколки и продолжил:

— Мы оставили тело в караулке у ворот. Нам предать его огню?

— Я пришлю к вам лекаря по имени Томаз, — сказал Дэнтон. — Он отправит его в последний путь. Ты свободен.

Гвардеец ушел.

Дэнтон и Кэс ели за отдельным столом, ближе к аспиде храма. Кассандра собиралась с духом. Затем, вдруг разом решившись, достала из кармана письмо и положила на стол.

— Что это? — Дэнтон поднял взгляд от похлебки.

— От Брона.

Дэн взял бумагу и пробежал глазами по единственной строчке.

— Хорошо, — сказал он.

— Ты так думаешь?

Дэнтон поднял бровь:

— Что-то не так?

Кассандра не знала, как сказать то, что хочет. И потому сказала напрямую:

— Ты помнишь, о чем мы говорили утром?

В церкви стучали молотки — строители укрепляли двери. Но Дэнтон все равно провел пальцем по губам и огляделся.

— Помню. И?

— Думаешь, Брон поддержит нас? — понизив голос, спросила Кэс.

— Нет, — Дэн мешал похлебку. — Но мы ведь ничего ему не скажем. А в деле Брону можно доверять.

— Ты уверен?

Дэнтон посмотрел на нее. Взляд показался Кассандре тяжелым и даже неприязненным.

— Ты что-то хочешь мне рассказать?

— Хочу.

И она рассказала о том, как Брон подходил к ней в Баргезаре наутро после битвы, и что он хотел тогда сделать.

Дэнтон выслушал ее молча. Его лицо окаменело. Он сжал зубы и прикоснулся к шраму на лбу.

— Нам нужна помощь, — процедил он. — А теперь Брон ведет и низаретских всадников.

— Но… — начала Кэс.

— Что?! — воскликнул Дэн. — Отправить его восвояси, потому что мы с тобой думаем сама-знаешь-о-чем?

— Потому что он хотел убить тебя, — насупилась Кассандра.

— Плевать. Он подчиняется мне, это главное.

— Я не стала говорить тебе сразу… Вы сблизились в Альдеринге.

— Да, это так.

Дэн поднялся. Кассандре показалось, что ему тяжело дышать. Что он чувствует сейчас? Злость? Обиду? Разочарование?

— Давай уедем, Дэнтон, — прошептала Кассандра.

Он сделал шаг и остановился. Алый плащ колыхнулся и замер.

— Куда? — спросил он, не поворачиваясь.

— Куда-нибудь. Вдвоем. Навсегда.

Дэнтон молчал, не поворачиваясь и глядя сквозь солдат, доедающих свою похлебку за столом неподалеку.

— Мы не можем, — сказал он, наконец.

— Я знаю, — тихо сказала Кэс. — Это просто желание.

— Держи такие желания при себе.

— Я думала, что обо всем могу с тобой поговорить.

— Можешь. Но у нас есть долг.

— У нас? — язвительно произнесла Кассандра.

Он повернулся и окатил ее суровым взглядом.

«Ты не произносил клятвы, Дэнтон! — хотелось выкрикнуть ей. — И то, что мы спим вместе, ложится преступленьем на меня одну! То, что я счастлива, то, что мы впали в ересь, не значит, что я не виню себя за предательство!»

— Зачем ты вообще делаешь работу инквизитора? Ты не должен.

— Я должен своему народу, Кэсси.

Это имя, прозвучавшее из его губ, ударило, будто пощечина. Он знал, что она ненавидит, когда ее так называют. На то были причины, о которых он не ведал, причины, сокрытые в темных глубинах ее души… Но Дэнтон знал. Он нарочно сказал так, чтобы сделать ей больно.

— Своему народу? Который тебя презирает? — спросила Кэс и поднялась.

Несколько солдат оглянулись на них. Моллард заметил это и побагровел.

— Сядь на место, рыцарь! — выкрикнул он.

Она почти что подчинилась ему, но осталась стоять. Наклонилась к Дэнтону через стол и прошептала:

— Раз ты не настоящий инквизитор, я могу тебе не подчиняться. Я не твой рыцарь. Я сяду только затем, чтобы видели солдаты.

Она коротко поклонилась, упала на стул и стала молча есть. Горло сжималось от обиды, еда была противна, но Кэс насильно запихивала в себя ложку за ложкой.

— Быть может, мне не Брона следует опасаться? — едва слышно произнес Дэн.

Затем он повернулся и зашагал прочь.

Все, чего хотел сейчас Моллард — побыть в одиночестве. Голову разрывала боль, сердце будто стянули обручем. Брон хотел убить его. Кассандра не рассказала ему об этом. А теперь она шантажирует его тайной, которую он доверил, будучи ослеплен любовью.

Наивный Дэнтон Моллард.

А вдобавок ко всему дело Грейна, с которым он должен был бороться, находило внезапный и столь искренний отклик в душе, что кожа покрывалась мурашками. Все переплелось внутри — полузабытые рассказы и наставления дедушки, чувство принадлежности к этим землям… Неизвестное пророчество, найденное там, где казнили далеких предков Дэнтона.

Интересно, как их род продолжился? Ведь америйцы должны были казнить всю королевскую семью без остатка.

— Инквизитор!

Видения, что чудились ему после Баргезара, были как-то связаны с этим. Дэн почти не помнил, что он видел — только обрывки. Невнятные голоса в темноте, лицо Ария… Перед глазами мелькали жуткие, размытые картины, смысла которых Моллард не мог понять, но чувствовал, что нечто важное кроется в этих образах.

Должна быть какая-то разгадка для всего этого. Вещь, которая распутает все нити и приведет их к чему-то одному.

— Инквизитор?

Дэнтон поднял глаза. Перед ним стоял Рексен. В руках у него был свиток.

— Что это?

— Послание от Грейна, инквизитор.

Моллард вырвал письмо у него из рук.

— Кто передал его?

— Какой-то ребенок бросил бутылку через стену. Она разбилась, и внутри было это.

Дэнтон вертел в руках послание, скрепленное зеленым воском. Зеленый — цвет мира, таким запечатывают письма послы. На ленте, впечатанной в воск, было написано имя: Грейн.

— Как обстановка на улице? — убирая письмо, спросил Дэн.

— Людей то больше, то меньше, — сказал Рексен. — Но они не расходятся. Помосты для стрелков готовы. Нам поставить туда людей?

— Сорок арбалетов и запас стрел. Ты должен был сделать это без спроса.

— Я не могу отдавать приказы, инквизитор, — Рексен склонил голову. — Я простой солдат, хоть и ношу дорогие латы.

— Ты доказал свою смелость и ответственность. Продолжай, и я сделаю тебя рыцарем.

Лицо знаменосца осветилось изнутри, он тщетно пытался сдержать улыбку, а потом бухнулся на колено.

— Благодарю, инквизитор. Великая честь…

— Ты пока не заслужил титула, так что встань. Отдай приказы от моего имени и возвращайся во двор.

— Да, мой инквизитор, — Рекс поднялся и направился к солдатам. — Эй! Приказ инквизитора: сорок арбалетов к стене!

В кабинете епископа Дэнтон запер дверь изнутри. Повертев письмо в руках, разломил печать и развернул бумагу. Изящный, но твердый почерк гласил:

«Я приветствую вас, инквизитор Моллард. Как чувствует себя Кассандра? Я слышал, она была ранена в схватке у Шрама. Надеюсь, все обошлось».

Откуда он знает? Неужели среди людей Дэнтона есть шпион? Нет, невозможно. Но откуда?

«Я разочарован, что вы не вняли нашим предупреждениям. Мы не желаем войны, инквизитор, та акция возле Шрама была лишь предупреждением, не более. И возможно, мои люди сделали чуть больше, чем требовалось. Я прошу прощения и молюсь о погибших.

Но в очередной раз, от себя лично и от имени истинно верующих, коими являются все и каждый в землях Лоттеринга, я призываю вас покинуть наш край».

Грейн называет графство Рейнвиль землями Лоттеринга несмотря на то, что древний город лежит в руинах. Моллард хмыкнул.

«Мы следуем пророчеству, инквизитор, которое сбывается у нас на глазах. Знамения происходят одно за другим, и даже ваше прибытие было предсказано. Но там нет ни слова о вашей победе. Поверьте, мне дорога ваша жизнь, как и всякого человека, а особенно лотарца. Я знаю, от кого вы ведете свой род. Безумно жаль, что вы ступили на путь палача. Ваш дед Алексис был бы разочарован».

Дэнтон нахмурился и глубоко вздохнул. Кто ты такой, Грейн? Откуда знаешь вещи, которые не знает почти никто?

«Поверьте, у вас нет шансов. В пророчестве были следующие слова:

Свинья растопчет железный кулак, и древние кости окропятся свежей кровью».

Какое угодно пророчество можно сочинить о событиях прошлого, подумал Дэнтон. Но Грейн угадал, что его мысли будут именно такими:

«И если вы не верите, то вот слова о том, что еще не сбылось: «Небо осветится кровью в последнюю ночь. Неистовый враг падет». Нет сомнений, что этот враг — вы.

Слова «неистовый», что означает «буйный, безудержный», в длоринге нет. Дословный перевод той фразы из пророчества прозвучал бы как «Погибнет враг, что хочет мира, но стремится к войне». Не подходит ли вам это описание?»

По спине Молларда пробежал холодок.

«Я даю вам самую последнюю возможность уйти, инквизитор. Оставьте нас под рукой Господней, и если найдете в себе силы еще раз выйти из инквизиции — присоединяйтесь к нам. Мы будем рады видеть вас.

Храни вас Бог.

С уважением и надеждой, Дэлуин Грейн».

Значит, вот каково его имя. Дэлуин. Оно показалось Дэнтону смутно знакомым, но он не мог вспомнить, где его слышал и тем более человека, которому оно могло принадлежать.

Враг, что хочет мира, но стремится к войне. Это ли не Дэнтон? Именно так он себя чувствует. Как инквизитор он должен убивать еретиков. Как лотарец и внук Алексиса Молларда, он не желает поднимать оружие против своих сородичей. Напротив, он хочет больше узнать о вере и пророчестве, что ведут их.

Дэнтон уже не пытался увиливать от себя. Да, он хотел познать их веру, и не считал ее ересью. Она манила его к себе несмотря на то, что оскорбляла ту веру, которую он исповедовал годами. Возрождение не признавало храмов и икон, их церковью было открытое небо, а единственной иконой — звезда Небесного дома.

«И разве в этом нет первозданной чистоты и любви к Всевышнему?» — осторожно подумал Дэнтон.

Глава восьмая: Багровое знамя

I

Северная Лотария

Клык стервятников

— Небытие их возьми, — выругался Брон, увидев армию впереди.

Их было больше тысячи, все пешие. Колонны маршировали по белому миреданскому тракту, который начинался на руинах Лоттеринга.

Брон запомнил, что Моллард говорил про пятнадцать тысяч и решил перестраховаться, после Шрама пойдя сильно западнее от дороги. Через выступающую к югу часть Костяного гребня, которую именовали Клыком стервятников. Это были невысокие, бесплодные скалы, прорезанные узкими тропами. Здесь водилось много диких козлов, толсторогов и особенно много стервятников. Не зря же место так назвали.

Солдатам и особенно лошадям приходилось нелегко на скалистых тропах. Но как оказалось, это того стоило.

— Проклятые выродки, думали встретить меня на дороге? Я рыцарь, но не дуралей.

* * *

Ночь выдалась лунная. Еретики маршировали до полуночи, и только потом встали лагерем. Первым делом зажгли костры и выставили часовых. Обоз поставили в центр. Молодцы. Брон заметил командира еретиков — он да еще несколько были единственными конниками. Они неплохо управляли людьми, но главное пропустили — врага под боком.

Шли без разведки. Были уверены, что Брон пойдет по дороге или еще далеко. Но Господь оказался на его стороне Брона и помог первым увидеть врагов.

И теперь Брон строил войско, чтобы в тишине напасть на них.

— Не берите пленных, — велел он. — Как сказано в Железном кодексе: «Кто поднял руку против истинной церкви, достоин лишь гибели вечной».

Бронвер выстроил конницу в три линии. Они должны были, разогнавшись по склону, пройтись по лагерю и затоптать большинство прежде, чем они все проснутся. Брон понимал, что это жестоко и бесчестно, но еретики не достойны ни чести, ни жалости, раз предали Господа.

Лотарская пехота осталась у скал. Рыцарь назначил старшим косоглазого Кайрека, и приказал:

— Как только мы ворвемся в лагерь, атакуйте.

— Да, сир.

Брон опустил забрало бацинета и сжал бока Камня. Жеребец пошел вперед, а вслед за ним и вся конница. Брон взмахнул секирой, и всадники ускорились, пустили коней рысью. Гул сотен копыт огласил ночь, и под ними задрожала земля. Брон почувствовал, как засосало в животе и кровь ударила в голову.

В битву! Скорее в бой!

Часовые заметались, оглядываясь по сторонам. Темнота и эхо не позволяли им понять, откуда идет враг. Затрубили рога, и Брон дал Камню шпор.

— Смерть! — взревел он.

Конница сорвалась на галоп. Лагерь проснулся. А в следующий миг Брон первым ворвался в стан врага, на ходу срубив часового, как чучело.

Несокрушимая волна катилась вперед. Всадники топтали еще лещачих и сметали тех, кто успел подняться. Засвистели стрелы, и несколько конных рухнули, оставшись под копытами своих же.

Быстрая, внезапная атака не дала врагам и шанса. Даже строй, подготовленный к нападению, редко способен выдержать атаку тяжелой конницы. Боевые кони, разогнавшись, не замечают препятствий.

Они прорезали лагерь насквозь и остановились. Еретики и не пытались собраться — слишком многие погибли. Брон видел, как многие отчаянно бежали, побросав оружие. Со стороны скал атаковала пехота, и шум сражения воскрес, не успев угаснуть.

— Оставьте лошадей! — приказал Брон, спешиваясь и снимая притороченный щит. — Вперед, во славу Божью!

Чуть поредевшие семь сотен ворвались в паникующий лагерь. Командир еретиков погиб, и они остались без приказов. Предоставленные сами себе, обескураженные солдаты разбегались в разные стороны.

Брон не сразу осознал, что это бойня. Большинство врагов были мальчишками не старше шестнадцати. Они ложились под его секирой, почти не пытаясь сражаться. Старый рыцарь шел вперед неукротимо, не встречая препятствий. Каждый удар обрывал чью-то жизнь. Перепуганные мальчики метались вокруг, и Брон нещадно рубил их, чувствуя одновременно ярость и бессилие.

Сопляк с коротким мечом встал у него на пути. Он свирепо замахал клинком, но в глазах блистала паника. Ударив обухом, Брон выбил у него оружие.

— Уверуй в настоящего Бога, сынок.

Паренек исчез так быстро, что пятки засверкали.

Все закончилось еще до рассвета. Инквизиция почти не понесла потерь. Все еретики были убиты или разбежались. Брон приказал забрать добычу, сжечь своих мертвых, а еретиков оставить как есть.

— Говорят, они так и делают, — сказал он. — Окажем обманутым последнюю честь — ведь мы-то добрые слуги Божьи.

II

Северная Лотария

Рейнвиль

Горожане с каждым днем распалялись все больше. Они разбили окна в поместье Черлинга и потоптали его мятные грядки. Нескольких гвардейцев избили во дворе поместья. Откуда-то узнали, что к вдове прядильщика ходил не просто мужчина, а солдат инквизиции. Дом несчастной женщины разгромили, а над ней надругались. Бедняга пришла к воротам церкви просить о защите, и Дэнтон не смог ей отказать.

Про убитых мальчишек через несколько дней позабыли. Толпа вошла во вкус — всюду по городу нападали на голубых плащей и солдат Дэнтона. Убили кузнеца, который чинил им кольчуги и продавал подковы. Церковь закидали отбросами, и только залп из арбалетов поверх голов помог их остановить. Толпа разбежалась, но вскоре собралась опять.

Гидеона по-прежнему не могли найти. Дун сделал свое грязное дело и исчез. Когда Дэнтон попытался арестовать стражников, чтобы допросить, толпа преградила ему путь. Моллард не рискнул штурмовать казармы — улица в мгновение ока наполнилась воинственными горожанами, стоило раздаться кличу.

От Брона не было вестей, хотя он должен был уже достичь Рейнвиля. Путь от Шрама занял у Дэнтона около пары недель. Армия Брона больше и идет медленнее, но прошло уже слишком много времени с того дня, как Моллард получил письмо. Что-то случилось в пути.

От всего этого постоянно болела голова. К вечеру мигрень становилась такой сильной, что Дэн еле доходил до кровати. Томаз давал ему снадобья, но те едва приглушали боль и делали Молларда сонливым и вялым. Так что он отказался от лекарств.

А сегодня вечером разведчики принесли плохие вести.

— Не меньше трех тысяч, инквизитор, — глухо доложил рыжеусый солдат. — Можете поверить моим глазам.

Армия Возрождения двигалась к Рейнвилю с севера. Еще есть время уйти, как просил Грейн. Идет ли он с ними? Захочет ли говорить или нападет сразу?

Ночью Молларда разбудил стук в дверь. Как только он открыл глаза, голову наполнила свинцовая тяжесть. Он с трудом оторвал ее от подушки — мозг бился о стенки черепа, словно камень.

— Кто там? — рявкнул Дэн.

— Инквизитор, к вам господин Дейрик, торговец, — ответила дверь.

— Пусть подождет.

Дэнтон оделся и выпил стакан воды. Легче не стало, от мигрени перед глазами все расплывалось, но он заставил себя выйти из комнаты.

В нефе было темно, солдаты спали. Сквозь забитые окна не проникал лунный свет, только кое-где горели масляные фонари. Дейрик стоял, закутанный в плащ, рядом с ним возвышался солдат с арбалетом в руках.

— Что тебе нужно, карлик? — отправляя солдата, сказал Дэнтон.

Вечно недовольное лицо торговца исказилось злобой.

— Вы грубиян, инквизитор Моллард. А ведь я пришел с полезными вестями.

— Говори.

— После такого оскорбления?

— В чем я оскорбил тебя? Разве ты не карлик?

Дейрик пошевелил губами, как будто собирался сплюнуть.

— Вечно так. Я помогаю людям, но за спиной они смеются и обзывают меня карликом, недомерком, половинкой человека. Пускай так будет и теперь, — торговец кивнул. — Может, моя доброта заставит вас извиниться. Через своих партнеров я узнал, что Грейн вернулся в графство.

— Ты знаешь, где его найти?

— Нет. Но я знаю, что он отправил две армии. Одна идет на юг, вторая — сюда, в Рейнвиль.

На юг тоже? Грейн узнал о подходе Брона? Хотя, чему тут удивляться. Зато теперь ясно, что задержало Брона. Что же там случилось? Если сражение — то кто победил?

— Я не хочу, чтобы войско штурмовало город, — продолжал Дейрик, насупившись. — Говорят, сюда идет пять тысяч воинов.

«Думаешь запугать? Разведка доложила только о трех».

— Стены наши невысоки, солдат у вас немного. От лица горожан я прошу вас покинуть город.

— Откуда у тебя такое право?

— Граф Черлинг сказал бы вам то же самое, если б мог выйти из дома. Как думаете, на чью сторону встанут горожане? Откроют ли они ворота Возрождению?

Риторические вопросы раздражали. Все, чего сейчас хотелось — вернуться в постель и попытаться уснуть. Так сильно голова не болела с тех пор, как Дэн очнулся в Альдеринге.

— Тебе не напугать нас, — процедил он.

— Я и не пытаюсь, я говорю как есть, — пробурчал торговец. — Лучше уходите. Не думайте, что это поражение — думайте, что спасаете жизни своим солдатам. К тому же, я готов подсластить ваш уход.

Кривясь от мигрени, Дэнтон вопросительно повел подбородком.

— Я знаю, где прячется Гидеон, — оскалился Дейрик. — Покончите с ним напоследок. Вы ведь наверняка догадались, что это он убил крестьян.

Дэнтон долго смотрел в маленькое недовольное лицо, а потом кивнул.

— Хорошо, — сказал он. — Мы благодарны тебе за помощь и забираем обратно слова, что ты посчитал оскорбительными. Теперь говори, что знаешь.

— С удовольствием, — проурчал карлик.

III

Крепость Дримгарда

Сквозняк развеял шторы на окнах, когда раскрылась дверь. Эльтон привстал, жмурясь от необычайно яркого света свечи.

— Ты не спишь, мой рыцарь?

— Алина?

Слепящий огонек приближался.

— Что ты делаешь здесь?

— Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, — сказала она тихо.

— Но уже почти утро.

— А рассвета не будет, — хрипло прорычала принцесса и задула огонек.

В миг между светом и тьмой Эльтон увидел, кто держит свечу. Сверкнули стальные зубы, и черный силуэт, приобретя черты волкара, бросился на него.

* * *

Страх, принесенный кошмаром, преследовал Эльтона до самой зари. Он так и не смог уснуть, но на рассвете помолился, и ему стало легче. А после завтрака Алина позвала его с собой, чтобы что-то показать.

Они спускались в подземелье Дримгарда. Принцесса вела — а вернее, почти тащила — Эльтона за руку. Наконец они остановились перед низкой дверью в конце коридора. Алина отпустила восвояси стражника и вошла, утянув за собой Лавеллета. Они оказались в комнате с круглым потолком. Одну стену покрывали стеллажи с книгами, другую подпирали столы, заставленные…

— Смотри! — Алина с ходу сунула ему под нос плошку с водой.

— Что это? — отпрянул Эльтон. — Лекарство?

— Нет! Причина болезни.

— Вода?

— Да нет же! — Алина поставила плошку на стол и протянула ему лупу. — Взгляни!

Лавеллет наклонился и сквозь увеличительное стекло разглядел в воде крошечные точки, вроде песчинок — только они двигались и были почти прозрачными. Иногда казалось, что их вовсе нет, и это какое-то шевеление воды.

— Это они вызвали болезнь?

— Да! — Алина упала на стул, поправила волосы и снова вскочила. — Подожди!

Она бросилась к другому столу, где в изобилии стояли пузырьки, колбы и инструменты вроде крошечных ножей, странной формы ложек и пинцетов. Рядом в тенистом углу висели пучки разных трав — от ромашки и чабреца до странных, скрученных спиралью голубых веточек. Травы резко пахли, но не перебивали запах уксуса.

— Я думаю, что это живые существа. Если бы у меня была лупа мощнее, или что-то вроде подзорной трубы, мы бы разглядели!

— Живые существа? Такие маленькие?

— Почему бы и нет? — Алина отыскала, наконец, баночку с каким-то розовым порошком. — Разве ты не видел жучков размером с пылинку? Если есть такие, могут быть и меньше.

— Наверное.

— Живые они или нет, — принцесса подошла к столу и раскрыла баночку, — они такие легкие, что могут летать по воздуху. Их много внутри больных — я не разглядела в крови, но в слюне и поте они есть.

— А уксус, получается, их убивает?

— Да, но не лечит пораженное тело. Я думаю, им нужно какое-то время, чтобы проникнуть внутрь человека — потому помогают маски и мыло. Может, им надо добраться до сердца или желудка, чтобы началась болезнь… Ты ведь помнишь — первые больные жаловались именно на сильную боль в животе.

— Говорят, их тошнило кровью.

— Наверное, они где-то выпили зараженной воды. А эти существа размножились внутри них, и началась эпидемия.

— Тебе лучше знать, — Лавеллет пожал плечами и поморщился — глубокая рана на левом нескоро заживет. — Так ты нашла лекарство?

— Да! — с гордостью сказала Алина и сунула ему в лицо баночку с розовым порошком.

Эльтон приготовился к очередному резкому запаху, но он оказался не таким.

— Приятно пахнет.

— Красные соли со Ступеней, те же травы, что мы кладем в маску, и жар-корень.

— Точно, жар-корень, — улыбнулся Эльтон, нюхая порошок. — Повар в Дворце делал с ним свинину. Такой простой рецепт?

— Я перепробовала сотни целительных средств и их сочетаний. И, наконец, нашла подходящее! Лиута уже пошла на поправку.

— Ты проделала тяжелую работу и добилась успеха. Я горжусь тобой, — сказал Эльтон.

— Вряд ли это вернет Лиуте зрение, — сказала принцесса, закрывая баночку. — Как и всем остальным, кто успел его потерять. Но надеюсь, что лекарство все-таки спасет немало жизней.

— Мы будем молиться, — сказал Эльтон, обнимая Алину за талию. — Господь направил тебя, не иначе.

— Надо попробовать дать снадобье другим, но тайно. Пока я не знаю наверняка, не будем обнадеживать людей. Ты поможешь мне?

— Конечно, — чувствуя упадок сил, ответил Лавеллет. — Привести нескольких из города?

— Да. Возьми людей разного пола и возраста, на разных стадиях болезни. Так мы поймем, на всех ли действует лекарство.

— Хорошо.

Он собирался выйти, но Алина поймала его за руку и чмокнула в щеку.

— Если все получится, — сказала она, — мы отправимся в путь?

— Ты спрашиваешь?

— Да.

— А если скажу, что нет, мы не пойдем?

— А ты бы хотел сказать нет?

— Я попрошу тебя ответить первой.

— Мне было бы тяжело и страшно без тебя. Но мое решение неизменно.

Он кивнул.

— Другого ответа я не ждал, госпожа.

— Теперь ответь ты.

— Есть ли смысл? Я следую за тобой.

— Прекрати! — вскричала вдруг Алина и толкнула его в грудь. — Перестань, хватит!

— Что с тобой?

— Это с тобой! С тобой что-то не так! — кричала она и толкалась, и глаза ее стремительно наполнялись слезами. — Так и скажи, что передумал ехать, что хочешь вернуться домой, бросить меня!

Ошеломленный, Эльтон не сразу нашел слова, но Алина и не дала бы ему сказать:

— Ты все время говоришь про долг, что ты идешь за мной! Как будто у тебя нет собственной воли! В первую очередь ты мой любимый, Эльтон, а потом уже мой рыцарь! Так скажи, если передумал, скажи мне прямо!

— ДА! — выпалил он ей в лицо. — Да, я не хочу никуда ехать, не хочу бросать родину, не хочу отдавать тебя Леонару! Я люблю тебя, а ты вертишь мной, как пожелаешь!

— Это неправда! Я прошу о помощи, как друга, как возлюбленного!

— Только об этом девушки и просят возлюбленных, — скривился Лавеллет. — Помочь бежать из отчего дома и жениться на других.

— Хватит так говорить! — слезы катились по лицу Алины. — Ты поддержал меня! Ты сам нашел корабль до Низарета, сам придумал пойти с инквизитором, чтобы было безопаснее! Ты сделал гораздо больше, чем я, чтобы мы оказались здесь!

— Но не ради себя. Ведь что будет в новом мире для меня, Алина?

— Мы останемся вместе.

— Прекрасно. Я буду всю жизнь стоять у дверей твоей спальни и слушать, как вы с Леонаром ублажаете друг друга!

— Так ты этого хочешь?! — Алина отступила и потянула за завязки платья.

— Перестань, что ты…

Платье упало на пол, и у Эльтона перехватило дыхание. Тело принцессы было прекрасно, и величайшей ложью было бы сказать, что он не хотел его полностью, прямо сейчас.

— Почему стоишь?! — краснея, воскликнула она.

— Я… не могу, — отводя глаза, сказал Лавеллет.

— На новой земле будет неважно, что я уже потеряла невинность. Так что не бойся Леонара. Или дело в другом? Твой меч затупился, мой рыцарь?!

— Не знаю, почему все думают, что ты несешь добро, — сказал Эльтон. — Я не знаю человека с более жестоким сердцем, чем у тебя.

С этими словами он вылетел из комнаты, и понесся по коридорам замка, сам не зная, куда бежит. Рана на плече заныла, но душа болела стократ сильнее — и Эльтон чувствовал, как сквозь трещины в ней вытекает вся любовь, которую он так долго хранил.

* * *

Слова были написаны с ошибками, предложения порой было трудно понять, но маршрут через тайгу был ясен. О некоторых ориентирах Эльтон слышал из рассказов стариков, ветеранов Великого искупления.

Описания маршрута перемежались дневниковыми записками на энарийском. Проводник по имени Жаен, бывалый путешественник, рассказывал об ужасах опустошенного Дар-Минора и страхах, которые он испытывал. Ему встречались творения Божьи, исковерканные анимантами, одичавшие люди, места кошмарных битв и казней, заброшенные деревни и города. Под конец пути рассудок Жаена повредился — записи как будто принадлежали разным людям, а порой встречались какие-то совсем бессвязные фразы.

«Дорогая моя мамочка, как жаль, что тебя больше нет! Я бы хотел снова вернуться в наш домик возле Шен-Лавьен. Я помню, как ласково ты гладила меня по голове перед сном и просила Господа подарить мне хорошую жизнь. Жаль, что тебя больше нет, но хорошо, что ты не знаешь, где я оказался».

«Будь проклято все это дерьмо, и тайга, и вся вонючая земля. Я прошел хренову тучу морских сражений, а сдохну в лесу. Позор для моряка. Драный Леонар со своей принцессой».

«Горящий человек, который не плачет! И другой, в железной короне! Как братья, которые не любят друг друга!»

«Прости нас всех, Боже, и моих милых детей, и мою заботливую жену, и всех добрых людей. Скоро мы умрем. Я вижу. Весь Дар-Минор это предзнаменование. Великое искупление вернется к нам тысячекратно».

Жаен добрался чудом, и повредился в уме. Он вряд ли смог бы провести их обратно до Янтарной гавани.

Боже, какая глупость — пытаться попасть в Янтарную через Дар-Минор! Если уж бежать, то надо идти на юг, к восточным берегам Вилонии и добираться до нее морем.

Лавеллет хотел бросить все и уехать, и даже начал собирать вещи, когда вспомнил — он все еще телохранитель принцессы. Пускай между ними все кончено, он принес обет королю и ей самой. Он не имеет права уехать и пойдет туда, куда она скажет.

Так что сейчас он отправится и найдет больных, которых она просила. Приведет в замок и вернется в покои ждать следующего приказа.

Уходя, Лавеллет спрятал книгу под бревнами в холодном камине.

* * *

С помощью гвардейцев больные отыскались быстро. Лавеллет отвел их в подготовленные комнаты и, уходя, столкнулся в коридоре с Алиной. Эльтон склонил голову:

— Есть ли приказы, моя госпожа?

Ничего не сказав и даже не взглянув на него, Алина пролетела мимо. Следом за ней поспешили слуги с едой и чистой одеждой.

Задыхаясь и не поднимая глаз, Эльтон отправился прочь.

Ночью ему снова приснился сон, как Алина входит к нему. Он отвернулся, не желая видеть ее, и принцесса ушла.

* * *

Утром Эльтон приказал слугам перековать его лошадь и Розу, проверить сбруи и подготовить корм.

— Неужто вы с принцессой уезжаете, сир? — осведомился грум с темными и пытливыми глазами миреданца.

— Не твое дело! — огрызнулся Эльтон. — Занимайся лошадьми!

— Да, сир, простите, — покорно склонился тот.

В пустующей лавке Лавеллет отыскал хорошую веревку и плотницкий топорик — пригодятся в пути. Ему надо было починить кольчугу, но кузнецов, как и сказал герцог Данвель, в городе не осталось.

Надо попросить новую кольчугу у него. Пускай он злится за то, что Эльтон погубил гвардейцев, но отказать не сможет. «Приказ принцессы», — говорит сир Лавеллет и получает, что хочет.

В том, чтобы быть ее телохранителем, есть свои достоинства.

Идя по пустому городу, Эльтон вновь представил себя при дворе Леонара. Ведь в новом мире у них же рано или поздно будет двор? Непонятно, на что рассчитывает Алина. Ведь энарийский принц наверняка объявит себя королем Леонарии. Но править будет он, а Алина — заниматься бедами простолюдин, которых она так обожает. А вот кем мог бы стать телохранитель королевы?

Ну, для начала — ее фаворитом. Леонар не похож на того, кто способен быть верным одной женщине. Время от времени он будет ухлестывать за какой-нибудь леди, и тогда Эльтон сможет утешать королеву Алину в ее одиночестве.

И вообще, он сможет иметь любых женщин при дворе Леонарии. У него будет золото, и кони, и корабли, полные сокровищ нового мира — ведь он будет другом королевы.

От этих мыслей он испытывал отвращение и одновременно — мрачное удовольствие. Наплевать на чувства. Эльтон найдет себе супругу и продолжит род Лавеллетов. И даже оставит парочку бастардов. Почему нет?

Отлично. Осталось уговорить принцессу отправиться через Вилонию. Эльтон не хотел идти через тайгу и сходить с ума, как Жаен. И не меньше он боялся мести оборотня — на стороне Оглана колдовство и чудовища анимантов. Если Лавеллет будет один, ему несдобровать.

Надо просто сжечь дневник проводника. Наугад не пойдет даже Алина с ее упрямством.

Но сначала надо пойти к ней и узнать, как дела с больными. Ведь «пока я не излечу болезнь, мы никуда не поедем!»

* * *

Принцессы не было в покоях. Стражи сказали, что она ушла к больным еще до рассвета.

Но и в комнатах больных ее тоже не было.

«Сбежала, — подумал Эльтон. — Пока я ходил по городу, предаваясь сладко-горьким мечтаниям, он уехала за Тиир!»

Подгоняемый ужасным предчувствием, он побежал в свои покои. До самого конца он находился на грани между тревогой и неверием, но когда распахнул дверь, все стало ясно.

— Прислуга! — воскликнул Лавеллет, доставая панцирь. — Сюда, мне нужна помощь!

В полных латах было тяжело идти, пот уже катился градом, но от клыков броня защитит наверняка. Если оборотень не выкинет что-нибудь новое, Эльтон одолеет его.

Выйдя во двор, он направился прямиком на конюшню. Розы в стойле не было.

— Принцесса уезжала?

— Да, милорд, — поклонился грум.

— Как давно?

— Рано утром, как только вы ушли. Не успел подковы проверить, так поехала.

Лавеллет бросился наружу и остановился в проходе, оглядываясь.

— Она что, не взяла вьючных? Поехала просто на Розе?

— Да, сир, с парой сумок.

— Выводи моего коня!

«Дура! — кричал в голове Эльтон. — Упрямая, глупая, безответственная дура! Что, если ее убьют?! Что, если уже убили?!»

Душа наполнялась холодом, но мышцы, напротив, наливались огнем. Эльтон чувствовал, что готов сокрушить в одиночку десяток волкаров, а простых волков — вообще без счета.

Подойдя к воротам, он протрубил в рог. На стену выбрели гвардейцы Данвеля в своих цветочных дублетах.

— Мне нужна помощь! Принцесса поехала одна в тайгу. Мы должны ее вернуть!

Привратники переглянулись.

— Простите, милорд, — сказали они. — Но герцог обещал казнить всякого, кто покинет крепость.

— Вы что, оглохли?! Принцесса в опасности! Как поданные короля Америи, вы обязаны защищать ее!

— Я спрошу позволения, — сказал один и ринулся к лестнице.

Грум вывел во двор оседланную лошадь и предусмотрительно принес стремянку. Эльтон забрался в седло.

— Следуйте вдоль Острозубой и будьте готовы к бою! Я надеюсь на вас!

Гвардеец пробежал мимо него в крепость, другие распахнули ворота. Лавеллет ударил шпорами и понесся вперед, через пустынный город, в заброшенный край.

IV

Северная Лотария

Рейнвиль

В жизни Гидеону пришлось нелегко. Сейчас он едва ли мог вспомнить день, который проходил бы без ора в доме. Отец работал смольщиком, и целыми днями смолил бочки и лодки. Вечером ему платили за работу горстью медяков и кружкой кислого эля. Денег напиться допьяна хватало редко, и оттого он приходил домой злобным, как зимний волчара. Гидеон до сих пор помнил запах пота и горячей смолы, который врывался в дом вместе с отцом и означал побои для всей семьи.

Гиду, как правило, доставалось больше всех. Старшую сестру отец почти не бил. Мать получала кулак-другой, когда начинала слишком уж язвительно жаловаться на жизнь. А Гидеона он лупил, как упрямого осла, спокойно и методично, словно делал работу.

Гид вымещал свою злобу на улице. Они со своими дружками, такими же бездельниками, дрались постоянно. То друг с другом, то с такими же бандами с соседних улиц. Повзрослев, они стали нападать на прохожих, избивая их просто ради удовольствия. В четырнадцать Гид впервые ударил человека ножом. Не убил, но все равно был арестован.

Люди в кольчугах отвели его в казарму и совершенно законно исходили спину дубинками, а отцу назначили штраф в серебряную марку. Тогдашний граф, отец Унны Черлинга, тоже не любил суровых мер, предпочитая брать деньгами.

Впоследствии Гидеон не мог понять, почему ему вовсе не страшно при воспоминании об аресте. Напротив, его охватывало какое-то возбуждение.

Потом он догадался, в чем дело. Ему понравилось. Не получать дубинками по спине. А вот возможность оказаться тем, кто держит дубинку, пробирала до дрожи в коленях.

Спустя три года его мечта исполнилась. Он переехал жить в казармы и стал грозой городских улиц. Он с дикой яростью бросался на каждого, кто преступил закон, постепенно взбираясь все выше. Сначала завоевал уважение бывалых стражей, потом стал начальником патруля, а в тридцать два был назначен дуном. Мать уже умерла, а отец кое-как существовал в церковном приюте. Сестра родила бастарда от заезжего рыцаря, и тот взял ее служанкой в далекий замок.

Гидеон, уже тогда научившись брать взятки, приехал к отцу на молодом груфере, в новой кольчуге. Старик не узнал его. А когда Гид назвал свое имя, то почему-то заплакал. У Гидеона неожиданно встал камень в глотке. Он забрал у отца то, зачем пришел, и навсегда покинул его. Должно быть, тот вскоре умер — Гид больше ни разу его не навестил. Но потертый ремень, который столько раз опускался на его спину, ноги и то, что между ними, он носил до сих пор.

И как раз тогда, лет пять или шесть назад, зашуршали первые слухи о Возрождении. А потом все стало, как стало. Далекий Грейн не мешал Гидеону обирать горожан столько, сколько он считал нужным. Его власть была крепка, как сталь, пока не явился инквизитор.

И вот теперь Гид лежит на матрасе с прогнившей соломой и смотрит, как по полу ползают грязежуки.

Полная сквозняков халупа, насквозь пропахшая дубильной кислотой, нагоняла тоску. Заняться здесь было нечем. Стражник приходил утром и рассказал, что народ раскален до предела. Одна искра — и город запылает. Гидеон лежал и думал, откуда бы высечь эту искру. Может, убить еще пару солдат инквизиции и забрать доспехи? Тогда под их личиной можно было бы прикончить пару известных горожан — того же Дейрика, например. Возрожденцы уважали его за помощь Грейну.

Кто-то прошел мимо двери. Гид приподнялся, но новых шагов не раздалось. Он улегся обратно, прислушался. Тихо. Дун вернулся к своим мыслям.

Неподалеку фыркнула лошадь. Копыта зашлепали по грязи, приближаясь. Кто-то побежал, и раздался крик:

— Инквизиция!

Гидеона охватил холодный пот.

Он вскочил, отыскивая взглядом палаш.

В тот же миг дверь с треском рухнула, и внутрь ворвались солдаты инквизиции.

Бастиан бросился первым. Дун рубанул палашом, но латник увернулся и щитом сбил Гидеона с ног. Солдаты накинулись на него, проклиная за убийство Кнурда. Палаш, звякнув, отлетел в сторону, сапоги глухо застучали по бокам.

— Хватит! — не сразу приказал Моллард.

Дуна подняли. Бастиан не удержался и добавил ему коленом в живот.

— Я сказал — хватит!

Презрительно глянув на оставшееся целым лицо Гидеона, латник отошел в сторону.

Дэнтон подошел и взял дуна за подбородок. Гидеон ненавидяще уставился на него.

— Ты убил моего солдата.

Дун скрипнул квадратными челюстями.

— Да! — выдавил он. — Мы пинали его, как собаку, пока он не сдох!

Дэнтон наотмашь ударил его по лицу. Он не был близок с Кнурдом, но никто не смеет так говорить о его людях.

— И ты убил крестьян.

— Нет, ты убил! — дун расхохотался. — Докажи теперь, что не так!

Не ответив, Дэн развернулся на пятках.

— Все равно тебе конец, Моллард! — кричал Гидеон. — Грейн идет сюда! Наконец увидишь его! Перед смертью!

Дэнтон остановился в дверях и не поворачиваясь, спросил:

— Значит, Грейн сам идет сюда?

— Да! — выпалил дун.

— Хорошо.

Он все равно не собирался никуда уходить.

* * *

За грязной улицей кожевников Моллард повернул направо. Они прошли через торговые ряды, где купцы и погонщики ослов бросали дела и во все глаза пялились на связанного Гидеона.

А потом отправлялись следом.

— Куда его ведут? Что происходит? — не умолкали расспросы.

Дун яростно зыркал по сторонам, но кляп во рту не давал сказать ни слова.

Людей, идущих за инквизицией, становилось все больше. На главной площади Рейнвиля уже собрались зеваки. Моллард поднялся на помост и следом привели Гидеона. Солдаты и гвардейцы оцепили помост.

— Вот он! — воскликнул Дэнтон, бросая дуна на колени. — Тот, кто убил тех несчастных мальчишек!

Дэн вырвал кляп изо рта Гидеона. Тот сплюнул и завопил, дергаясь в путах:

— Ложь! Он хочет убить меня!

Толпа разъяренно поддержала его.

— Инквизитор хочет убить всех нас! — надрываясь, кричал Гидеон.

«Слишком поздно», — подумал Дэнтон. — «Людям уже не нужна справедливость — они хотят крови».

— Послушайте меня! — воскликнул он, поднимая руки. — Ваш дун — преступник! Взяточник и казнокрад! Я не желаю лишних смертей, я хочу покоя для Рейнвиля!

— Тогда уходи! — раздалось из толпы.

— Он хочет убить меня и захватить власть! — гнул свое Гидеон.

— Отпусти его! Отдай нам дуна!

— Нет, пусть говорит! — протестовал кто-то.

— Послушайте! — воскликнул Дэнтон, но слушать люди уже не хотели.

— Надо спасти нашего дуна! — убежденно прозвучал сильный голос.

— Да!

— Заберем из железной пасти!

Все лица разом повернулись к Дэнтону. Гомон утих. Скрипнули под сапогами доски помоста. Всхрапнул, готовясь к бою, Вихрь.

— Именем графа Черлинга, — сказал гвардеец, поднимая бальдерский топор, — приказываю вам разойтись.

— БЕЙ ИХ!

Люди бросились вперед. Солдаты подняли щиты, топоры и булавы обрушились на беззащитных горожан. Их первый натиск захлебнулся в крови. Толпа отступила, будто прибой, оставляя на земле тела погибших.

Взглянув на мертвых, Дэнтон стиснул кулаки. У всех убитых были белые волосы. Чистокровные лотарцы, умершие ни за что.

Моллард опустил глаза. От вида темно-рыжих, лишь с парой белых прядей волос в душе вскипела злоба.

— Стойте! — прокричал он. — Хватит лотарской крови! Одумайтесь!

— Ты не лотарец! Ты предал нас!

— Тогда взгляни сюда! — и Моллард снял шлем.

Толпа притихла, не понимая, что он делает.

— Видите этот шрам?! — спросил Дэнтон. — Чудовище анимантов едва не убило меня на юге! Я пострадал за Лотарию в Баргезаре, в месте, где наши предки приняли последний бой с Америей!

— Не слушайте! — кричали горожане. — Он обманет нас!

— Я выжил лишь по воле Божьей! — твердил им Дэнтон. — И пришел, дабы принести покой и в эти земли!

— Ты принес кровь! — плюнул кто-то.

— Все это ложь! Церковники всегда лгут! — проревел Гидеон.

Но слова Дэна подействовали на людей. Они стояли на местах, поглядывая то друг на друга, то на мертвецов, под которыми собрались багровые лужи. Ножи и молотки в их руках неуверенно опускались.

— Судите сами, что делать с ним, люди! — Дэнтон дернул дуна за волосы, поднимая его лицо. — Хотите — я отпущу его, и стражники будут дальше брать взятки и лапать ваших дочерей! Или судите за убийство и подстрекательство, как должно! Судите прямо сейчас!

— Повесить его! — укрывшись за щитом, рявкнул Бастиан.

В глубине толпы услышали и поддержали, и вскоре, несмотря на отдельные голоса, люди требовали уже казни Гидеона.

— Да будет так! — Моллард вручил дуна подошедшим солдатам.

Ревущему оскорбления Гидеону снова затолкали в рот кляп и потянули к виселице.

— Смерть! Смерть убийце! — кричала толпа.

Дэн поверить не мог, что переубедил людей. Даже убитые их больше не волновали — весь гнев переключился на дуна.

Петлю затянули. Гидеон оцепенел, и весь гнев покинул его. Широкое лицо заблестело от пота, глаза распахнулись.

Моллард надел шлем и кивнул.

Дуна толкнули в люк. Раздался хруст, лицо Гидеона разом обмякло и потеряло выражение. Мгновение он висел тихо, а потом задергался, как жуткая марионетка. Толпа молчала, глядя на представление, которое давала им смерть.

Высокий звон колокола разорвал эту тишину в клочья. Люди повернулись в сторону городских ворот, откуда доносился звук.

— Это Грейн! — раздался голос. — Он изгонит инквизитора!

— Схватим его! Отдадим Грейну!

Люди заволновались, и ножи опять поднялись, готовые к схватке. Глаза уставились на Дэнтона.

«Они как оружие, переходящее из рук в руки», — подумал он. — «У них нет своей воли».

— За Рейнвиль! Взять его!

— Вихрь!

Конь взлетел на помост, и в тот же миг толпа набросилась на солдат. Зазвучали гулкие удары о щиты и крики боли. Шестоперы взлетали и опускались почти одновременно. Черепа хрустели под ударами, но людей было слишком много. Неуклюжий, но несокрушимый натиск заставлял солдат отступать.

Колокол не умолкал. Дэнтон сорвал с пояса рог и протрубил. Церковь рядом — Кассандра услышит сигнал о помощи.

— Всем назад! Именем Железной инквизиции! Именем герцога Лотарии, НАЗАД!

Дэн ударил Вихря пятками, и тот прыгнул через головы латников прямо в толпу. От неожиданности люди рассыпались в стороны. Конь встал на дыбы, отгоняя горожан копытами.

— Отходим! — приказал Дэнтон своим и повернулся к толпе. — Назад, несчастные! Не вынуждайте меня!

Кто-то попытался схватить Вихря за узду, конь в ответ укусил руку до крови.

Колокол утих, но тревога зазвучала уже отовсюду. Почти одновременно раздался рог из разных частей города. По соседней улице, мелькнув в переулке, пронеслись две лошади без всадников. От церкви донеслись десятки гневных воплей.

Сердце Дэнтона ускорило свой бег, а время напротив, замедлилось. Дэн смотрел на людей. Он не различал лиц, и видел только гнев на каждом из них. Толпа казалась тысячеголовым монстром, остановить которого невозможно.

— К церкви! — вскричал Дэнтон.

Камни стучали по воротам, перелетали через стену и катились по двору. В руках горожан неизвестно откуда появились кинжалы. С ревом толпа кинулась на ворота.

— Бить по ногам! — приказала Кассандра. — Стреляй!

Защелкали арбалеты, и первые ряды людей упали, заставляя спотыкаться следующих. Возникла свалка. Солдаты перезарядили арбалеты.

Со стороны Желтого квартала долетел еще один сигнал тревоги. Такой же недавно прозвучал с главной площади. Кассандра скрипнула зубами. Подмога нужна была всюду, но люди заблокировали храм. Снова прозвучал сигнал — на сей раз от городских ворот.

— Разойтись! — крикнула она. — Или я прикажу стрелять по головам!

В ответ раздались беспорядочные проклятия, и толпа снова бросилась вперед.

— Стрелять без команды! — крикнула Кэс и спрыгнула с помоста.

Дэнтону нужна помощь. Что бы ни случилось между ними, какая бы обида не терзала ее душу — инквизитору надо помочь.

— Ветераны, по коням!

В последние несколько дней лошади были оседланы всегда. Латники залезли на скакунов и построились во дворе.

— Прорвемся через них! Старайтесь никого не убивать!

Кэс нахлобучила шлем и обнажила Молнию.

— Открыть ворота!

За новым залпом арбалетов раздались крики боли. Строители сняли засов и раскрыли створки.

Кассандра с яростным «ха!» бросила коня вперед, и ветераны рванули за ней. Горожан, что попытались забежать во двор, сбили с ног, едва заметив.

Всадники, даже не успев разогнаться, разметали людей на своем пути. Горожане хлынули в разные стороны, утаскивая раненых из-под копыт. Стрелы догоняли бегущих, бросая их наземь. Толпа развалилась, люди исчезали в переулках.

— К площади! — прокричала Кассандра.

Дэнтон скакал в середине бегущего отряда. Толпа преследовала по пятам, швыряя вслед камни. Моллард несколько раз бросал Вихря на них, чтобы заставить отступить. Несмотря на усилия, солдаты один за одним исчезали в пучине рук и ножей.

Узкий переулок без окон сжимался вокруг. Вопль толпы наполнил его, как ураган, так что казалось, будто бежишь от ветра.

Вдруг Бастиан, бегущий впереди, остановился. Гвардейцы врезались в его спину.

— Еще толпа! — Бастиан поднял щит и шестопер, привязанный к руке. Двумя пальцами сложно было удержать оружие.

Дэнтон взял рог и снова трижды протрубил.

И в следующий миг он понял, что значит оказаться между молотом и наковальней.

Две толпы сомкнулись, сминая немногочисленных солдат. Люди хватали их за щиты, пытались повалить, рубили по незащищенным рукам. Солдаты отчаянно сражались в тесном кругу, но у них даже не было места, чтоб размахнуться.

Дэнтон рубил с коня, рассекая протянутые руки. Вихрь кружил на месте и отбивался копытами, не давая схватить себя. Воздух наполнили пыль и крики. Железный запах крови становился все ярче. Десятки воплей сливались в единый яростный глас, возвещающий смерть.

Кассандра врезалась в свалку во главе отряда. Молния разила с каждым разом все слабее. Недавно сросшееся плечо онемело. Кэс уже едва могла поднять руку.

— Туда! — прокричал Дэнтон.

Его сапоги беленой кожи были забрызганы кровью. Израненный Вихрь терял последние силы. Возле инквизитора осталось не больше дюжины солдат.

— Дави! — вскричала Кассандра.

Ветераны бросили коней вперед. Боевые скакуны роняли людей под копыта и нещадно топтали. Тех, кто избежал этой участи, настигали шестоперы. Горожане отступали, прижимаясь к стенам, и бежали прочь. Солдаты Дэнтона пробились к всадникам. Инквизитор был последним. Толпа отступила.

В воздухе почуялся запах дыма. Кэс подняла голову — черный демон восставал над Желтым кварталом.

— Что у церкви? — спросил Дэнтон.

— Кажется, мы разогнали их.

Кассандра и оглядела Дэнтона. Алый плащ был изорван, одежда вся в красных пятнах. Покрытый кровью и пеной Вихрь тяжело дышал, устало опустив голову.

— Ты ранен?

Не отвечая, Дэнтон мотнул головой:

— Все к церкви!

Всадники и пехотинцы кинулись прочь от толпы. Будто собаки, повинующиеся инстинкту, люди бросились следом.

Инквизиция вырвалась на площадь перед храмом. Солдаты ринулись к воротам, огибая трупы на площади. Створки распахнулись им навстречу. Арбалетчики ударили из-за стены — болты проредили толпу и заставили отступить обратно в переулок.

Дэнтон осадил Вихря перед воротами:

— Всем внутрь!

— Подожгли поместье графа, — сказала Кассандра, глядя на черный дым. — Что будем делать?

— Сражаться.

— Ты же не хочешь этого, — она взглянула Дэнтону в глаза. — Мы… ты хотел поговорить с Грейном. Узнать о пророчестве.

— Да, я хотел.

Со стороны городских ворот раздался грохот и отчаянный длинный сигнал. Стискивая зубы, Дэнтон посмотрел туда. К церкви неслись три всадника в голубых плащах.

— Но похоже, что он не хочет говорить.

Все в крови, гвардейцы повалились с ног, когда спешились. Один одновременно засмеялся и заплакал, снимая шлем, под которым волосы слиплись от пота и крови.

За их спинами солдаты закрыли ворота и наложили засов.

— Что случилось? — Дэнтон подошел к гвардейцам.

— Передовой отряд, милорд, — ответил один, зажимая рану на плече. — Несколько сотен конных. Они выломали ворота лошадьми.

— Что с Черлингом?

— Не знаю. Но я видел, как толпа несла на палке окровавленный голубой плащ, как знамя.

Дэнтон покачал головой. Горожане наверняка растерзали графа и всех его защитников, а поместье разграбили и сожгли. Из Желтого квартала до сих пор валил дым — быть может, люди принялись и за другие дома. То, чего боялся карлик, все равно случилось.

— Найдите лекарей. Пусть перевяжут ваши раны перед боем.

— Мы примем бой? Здесь? — гвардеец оглянулся на низкие стены церкви. — Простите, милорд, но долго мы не продержимся.

— Я не узнаю тебя, — сказал Дэнтон. — Ты из людей Бальдера?

— Нет, милорд. Я местный.

— Тогда ты должен быть счастлив, что погибнешь на родине.

— Я предпочел бы жить здесь, — чуть слышно пробормотал гвардеец.

— Быть может, ты будешь.

Дэнтон направился в церковь. Только на ходу он понял, что сказал. «Быть может, ты будешь». Что это значит? Что гвардеец выживет или что он… возродится?

Моллард снял шлем и поднял взгляд. Небесный дом сверкал на чистом небе.

«Только Просветитель знает, что будет после смерти. Не нам это решать. И вряд ли даже самая решительная вера способна повлиять на волю Божью…

Я пойду своим путем. Куда бы он ни привел. Пойду Дорогой звезд, как мои предки».

Дэнтон протянул к серебряной звезде раскрытую ладонь, так, чтобы она как будто легла на пальцы. Закрыв глаза, коснулся кончиками лба и сердца. Надел рогатый шлем и распахнул веки. Если бы кто-нибудь сейчас увидел его взгляд со стороны, то мог бы испугаться — непреклонная, почти безумная решимость появилась в нем. Взгляд человека, готового принять судьбу, даже самую темную.

— Коней внутрь! — выкрикнул Дэнтон. — Освободите двор! Арбалетчики к стене!

— А с этим что, инквизитор? — спросил солдат, указывая на горшки с кальдийским маслом.

— Пропитайте им землю, когда придут враги. Устроим горячую встречу.

* * *

Близился вечер.

Моллард намеревался встретить врага в притворе — самом узком месте церкви. Через ворота Возрождение пробьется быстро, но здесь они не смогут атаковать всем скопом. В конце притвора соорудили возвышение для арбалетчиков.

Под окнами в нефах набросали камней и вставили в пол гвозди. Стена окружала только передний двор, и враги наверняка попробуют забраться через окна. Они высоко, им придется прыгать, протыкая ступни и ломая лодыжки о подготовленные ловушки.

Знамя инквизиции поставили в апсиде, возле сломанного алтаря. Рексен был рядом, одетый в полный доспех, начищенный до блеска. Он сильно выделялся среди солдат, не только латами, но и осанкой. Моллард гордился знаменосцем, и было ужасно жаль, что сегодня он погибнет вместе со всеми.

Дэн и Кассандра сидели за единственным столом, оставшимся в храме. Остальные разобрали на доски для укреплений. Возбужденно фыркали кони, которых собрали в центральном нефе. Кэс массировала правое плечо.

— Болит?

— Немеет. Не смогу долго драться.

— Долго и не придется, — сказал Дэн.

Кассандра исподлобья посмотрела на него. Сейчас ее глаза были, как пасмурное небо.

Дэнтон не хотел видеть их такими. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг к ним подошел солдат:

— Письма, инквизитор. Сразу несколько голубей.

Птицы принесли одно и то же послание:

«Я у города. Держитесь!»

— Брон здесь.

— Что толку? Все равно мы собираемся погибнуть, — сказала Кассандра.

— Больше ничего не остается.

— Мы ведь хотели уйти, — прошептала Кэс. — Ты решил, что разберешься с Гидеоном и мы покинем Рейнвиль. Оставим лотарцам их веру. Помнишь?

— Нет. Похоже, это ты так решила.

— Неужели? А что тогда решил ты?

— Я хочу увидеть Грейна. Мне нужна истина.

— О пророчестве? Вряд ли он что-то расскажет. Мы для него — собаки церкви.

— Грейн мыслит иначе.

— Откуда ты знаешь?

— Я получил от него письмо, — сказал Дэнтон.

— Когда?

— После того, как мы поссорились.

— Ах, тогда, — скривилась Кассандра. — Тогда все ясно.

Она встала и собиралась уйти, но Дэн поднялся следом и поймал ее за руку.

— Подожди, — сказал он.

Кассандра остановилась. Моллард молчал, тянул, собираясь с силами. Боже, почему так сложно сказать простые слова? Отдать приказ, отнимающий жизни, куда проще.

— Кажется, я снова должен извиняться.

Кэс не ответила.

— Я прошу прощения. Не стоило кричать на тебя тогда. Похоже, что сегодня мы умрем… Я хочу, чтобы ты помнила, — Дэнтон огляделся, — что я люблю тебя.

— Все еще боишься, что услышат? — Кассандра усмехнулась и забрала руку. — После Альдеринга все точно знают, что мы спим вместе.

— И ты хочешь, чтобы они знали? Мне рассказать всем?

— Сейчас это уже неважно.

— Сейчас это важно, как никогда! — повышая голос, сказал Дэнтон. — Я не хочу умирать, думая, что обидел тебя. Ведь я люблю тебя, Кассандра! — прокричал Моллард так, что в нефе раздалось эхо.

Солдаты повернулись к ним. У Рексена приоткрылся рот. Зазвучал шепот, но Дэнтону было наплевать.

— Ну наконец-то, — раздался голос Бастиана.

Кэс покраснела и смотрела только на него. Похоже, что она была в недоумении, но глаза вдруг посветлели и стали ярко-голубыми.

— Мне крикнуть громче? Я люблю тебя, Кассандра!

Он взял ее за плечи и поцеловал у всех на глазах. Кассандра притянула его к себе. Сладкий поцелуй продолжался долго, и Дэн отдал бы что угодно, чтобы он не кончался.

— Ин… А-а… Инквизитор?

Моллард оторвался от губ Кэс и повернулся к Рексену.

— Они здесь, инквизитор, — доложил знаменосец, стараясь не смотреть на Кассандру. — Вызывают вас.

— Тогда я иду.

— Мне остаться здесь?

— Возвращайся к знамени. Охраняй его, как лик Господен!

— Конечно, инквизитор!

Моллард ушел, а знаменосец нахлобучил шлем.

— Дэнтон говорил, что хочет сделать тебя рыцарем, — сказала Кассандра.

— Да, госпожа, — все еще избегая смотреть на нее, ответил Рекс.

— Я гордилась бы таким братом.

И она ушла вслед за инквизитором, оставив Рексена в окончательном смятении.

— Ладно, — сказал он себе. — Рональд Окрыленный пережил тысячу поединков. Значит, и ты сможешь пережить еще один бой, Рексен из Вильсента. Смерть еретикам!

К потолку поднялось эхо, кто-то коротко свистнул вслед.

— Лучше б дальше кричали про любовь, — пробормотал Бастиан. — На мгновение я даже представил, что на свадьбе.

V

Земли Дримгарда

Лошадь вся покрылась пеной и хрипела на бегу. От веса доспехов она быстро устала, но Лавеллет не щадил скакуна и гнал через заросшие поля, до крови вонзая шпоры в бока. Солнце стремительно опускалось за холмы. До этого он был в тайге только днем — и там было темно, как ночью. Что же будет теперь?

Эльтон даже не взял с собой факел.

Он притормозил у брода, посмотрел на краешек солнца на западе и сотворил святой знак. Небесного дома не было видно.

— Помоги мне, Господи, — направляя лошадь в воду, сказал Эльтон. — Дай мне сил и удачи, чтоб победить чудовищ, и всякое зло, что живет в этом потерянном краю. Помоги мне отыскать Алину, благословленную тобой, помоги вразумить ее, Боже! Я сделаю все, что прикажешь, только помоги мне сегодня!

Молитва наполнила Эльтона твердостью. Проскакав вдоль берега до Острозубой, он спешился и привязал лошадь к дереву. Устало дыша, она подошла к реке и стала пить. Розы нигде не было — неужели принцесса отправилась в тайгу на лошади? Тем лучше — Роза едва ли сможет быстро идти через чащу.

Лавеллет обнажил меч и взял в левую руку щит. Плечо едва шевелилось, но хлипкая защита лучше никакой.

Эльтон отправился вдоль притока. Он опустил забрало и тут же поднял его — тьма в лесу и так была почти кромешной. Воздух был холодным, так что изо рта вырывался пар. Тишина — только токуют ночные птицы. Скрип доспехов и собственное дыхание казались оглушающими. Эльтон оглядывался, пытаясь увидеть следы принцессы, но это было бесполезно. Лавеллет едва различал силуэты деревьев.

Он ведь знал, что так и будет! Не просто думал об этом — знал! Потому и спрятал дневник — чтобы она не нашла и не подумала бежать. Надо было взять его с собой! Так просто, почему только сейчас это пришло в голову?!

Дурак! Он думал, что перестал ее любить?! А ведь обещал, что больше не будет наивен!

Эльтону хотелось выкрикнуть ее имя, но он не решался: если она услышит, то может спрятаться или попытается ехать быстрее и угодит в какой-нибудь овраг. Не говоря уже об Оглане.

До Эльтона эхом донеслось отчаянное ржание. Он понесся бегом, уже понимая, что происходит.

В мягкой, подтопленной низине волки рвали неподвижную Розу. Длинная белая грива утопала в грязи, глаза были в ужасе распахнуты. Принцесса, прижимая одну руку к груди, ползла спиной вперед, и хищники окружали ее.

Эльтон кинулся вперед. Первым же ударом развалил хребет бесхвостого волка. Зверь умер молча.

Он заслонил собой Алину и рассек плечо черной собаке с белой лапой. Та отступила, скуля. Раздался громкий вой, и Эльтон узнал голос Оглана.

Волки оставили Розу и взяли Лавеллета и Алину в полукруг. Из чащи высыпала еще одна стая — пара десятков волков-подростков. Резервы оборотня.

— Сбрось одежду и плыви, — сказал Эльтон. — Ты выплывешь к Тииру, там стоит моя лошадь.

Но принцесса сидела на месте, застыв как неживая. Ее лицо дрожало, огромные глаза метались от зверя к зверю.

— Алина! Спасайся!

Из-за деревьев показался Оглан. Он был в своем волчьем капюшоне, стальные зубы в ярости оскалены. На поясе висела квадратная миреданская палица из синего металла. Он поднял культю, замотанную бинтами, и показал Эльтону.

— Оглан заберет твою руку, как ты забрал у него. И отрубит голову, как ты отрубил Гору.

— Алина, беги! — умоляюще воскликнул Эльтон.

Волки напали все разом. Широкие взмахи меча удержали их. Оглан спрыгнул в низину и, прижимаясь к земле, стал приближаться.

Стая снова кинулась вперед. Один волк уцепился за нижний край щита и стал тянуть. Другой прыгнул на грудь, едва не сбив с ног — Эльтон встретил его ударом рукояти прямо в лоб. Сам рыча от боли, он поднял щит выше раненого плеча и заколол висящего на нем волка.

Раздался крик принцессы. Двое молодых волков схватили ее за одежду и потащили за собой, остальные подростки окружили их, скалясь на Эльтона.

Другие волки не давали Лавеллету пробиться к ней. Их клыки и когти не могли пробить доспехи. Но звери нападали со всех сторон, пытались бросить на землю, и силы покидали Эльтона с каждым мигом. Стальные сапоги утопали в грязи, вырывать их приходилось силой. Ноющее от усталости и веса доспехов тело отказывалось драться. Рыцарь только защищался, упорно двигаясь в сторону Алины.

Лицо принцессы было изуродовано ужасом. Не в силах кричать, она громко вдыхала воздух и вонзала пальцы в мокрую землю, пытаясь ухватиться. Один волк придавил ей горло клыками, и Алина перестала бороться. Схватив ее, хищники выбирались из низины.

Остатки сил огнем поднялись в душе Эльтона, и тело бросилось в последний рывок. Сильными ударами Лавеллет пробил в кольце брешь и бегом кинулся к принцессе. Волки тут же обогнали, преградили путь. Не останавливаясь, Эльтон прорвался через них, едва не упав.

Он оказался у Алины и ворвался в ораву полугодков — молодые волки были слабы и ложились под его ударами один за другим. Лавеллет отогнал того, что держал принцессу за шею, и остальные тоже отпустили ее.

— Алина, в реку! АЛИНА!

Взрослые волки напали со спины. Эльтона бросило вперед, он поскользнулся на грязи и вновь едва не упал. Повернувшись, он лицом к лицу столкнулся с Огланом.

Оборотень уклонился от тяжелого удара и выбросил вперед руку в перчатке. Сверкающее белое облако возникло перед лицом Лавеллета и ослепило его. Он отступил, размахивая мечом — и сквозь слезы увидел, что стая тоже отходит, чураясь оседающего белого порошка. Он сверкал, будто алмазная крошка. Но блеск стремительно угасал, как и всё вокруг.

— Алина, пожалуйста! Услышь меня, услышь хоть раз!

Эльтон уже не видел ее — боль застлала зрение. Чернота Дар-Минора показалась ему сияющим светом по сравнению с мраком слепоты. Кожа налилась огнем и закипела, губы словно рвались на части. Рот наполнился вкусом железа. Стискивая челюсть, Эльтон ждал атаки.

Чавкнула грязь, и он повернулся на звук. С другой стороны раздался рык. Залаяла собака, снова чмокнула затопленная земля. Зашуршало за спиной платье Алины, раздавались ее рваные вдохи. Что-то шевельнулось рядом — Лавеллет рубанул мечом и будто бы едва не задел кого-то.

Он чувствовал, как лицо надувается пузырями, как расплываются клочьями губы. Пламя терзало глаза, проникая все глубже в глазницы.

Новая боль взорвалась в кисти. Меч выпал из руки и словно растворился во тьме. Эльтон повернулся и бесполезно ткнул щитом. Удар в спину — и он упал на живот.

Он понимал, что уже не поднимется. Одной лишь волей держал себя в сознании, непонятно зачем. Проще было бы отдаться боли и исчезнуть, но Лавеллет терпел.

— Оглан обещал тебе, — пророкотало возле самого уха. — Оглан выполняет обещания, не то что ты.

Волки согласно зарычали вокруг.

Булава опустилась на локоть, и раздался хруст. Эльтон уже не мог кричать, и сквозь горло пробился лишь слабый стон. Еще удары, и разум совсем помутился от боли. Но Лавеллет еще мог понять, что в правой руке у него не осталось ни одной целой кости.

— Эльтон! Эльтон, любовь моя! — донесся крик Алины. А может, ему почудилось.

Оглан долго не мог снять с него шлем. Когда он порвал ремни, Лавеллет уже почти угас. Он почувствовал, как лезвие меча коснулось шеи и поднялось.

Потом раздался неприятный звук, и прошедшая жизнь вся разом вспыхнула перед глазами — появилась и исчезла в одно мгновение.

VI

Северная Лотария

Рейнвиль

Дэнтон вышел из церкви и оказался в другом, чудовищном мире. Темные тучи заволокли небо. В разрыве над горизонтом появилась луна — огромная и алая, как инквизиторский плащ.

«Небо осветится кровью в последнюю ночь».

Ноги будто приросли к земле, но Дэнтон заставил себя пойти вперед. Во взгляде каждого солдата, мимо которого он проходил, читалась обреченность; где-то смешанная со страхом, где-то — с решительностью. Так или иначе, все наверняка мысленно прощались с любимыми.

Моллард взошел на помост. Церковь была окружена плотными рядами Возрождения. Первый ряд держал овальные щиты, обитые кожей. Большинство воинов были в кольчугах, с мечами и топорами в руках.

Среди всех выделялся рослый рыцарь верхом на вороном груфере. Латы его были покрыты оранжево-красной эмалью с черными полосами. Белые волосы были коротко острижены, виски и вовсе выбриты наголо, но длинная косая челка закрывала половину лица.

Всадник выехал вперед, и неожиданно раздался женский голос:

— Инквизитор Моллард! Меня зовут Тей Тануэн, по прозвищу Лотарская Тигрица. Я здесь от имени…

— Тигрица? Я видел тебя на турнире три года назад, — перебил Дэн. — Жаль, что ты подверглась ереси.

Прерванная Тей продолжила:

— Я здесь от имени пророка. Он дает вам последний шанс уйти. Грейн милостив и не желает крови.

— Где он?

— Задержался у воротиз-за вашего подкрепления.

«Брон».

— Решайте немедленно, инквизитор! — отчеканила Тигрица. — Сложите оружие или умрите.

— Я хочу поговорить с Грейном.

— Он больше не может ждать. Пророчество осуществляется, инквизитор! — указала Тей на кровавую луну.

Дэнтон молчал. Он видел, что долго им не продержаться. Врагов было намного больше.

Солдаты инквизиции и Возрождения молча глядели друг на друга. Тей ждала ответа, потом встряхнула челкой и сказала:

— Мы готовы, к тому же, вернуть ваших людей.

Сквозь ряды протолкнули пленных — среди них был один гвардеец и остроглазый разведчик с рыжими усами.

— У вас нет времени, инквизитор Моллард, — объявила Тигрица и подняла руку.

— Мне нужен Грейн! — выкрикнул Дэнтон.

— Решайте, — воительница сжала кулак, и над головами пленных поднялись мечи.

Наступила мертвая тишина, так что зазвенело в ушах. Время для Дэнтона замедлилось. Он на мгновение закрыл глаза, а потом распахнул их.

— Стреляй! — выхватывая меч, прокричал он.

Клацнули тетивы пятидесяти арбалетов. На головы пленных опустились мечи. В грудь груфера Тей вонзилось сразу несколько стрел. Конь встал на дыбы и тут же завалился набок, придавив Тигрицу.

— Убейте их всех! — завопила она.

Возрожденцы с боевым воплем кинулись вперед.

— Стреляй!

Солдаты схватили запасные арбалеты и дали залп. Стрелы застучали о щиты, и только единицы отыскали плоть.

— Внутрь! — приказал Дэнтон.

Он вбежал в притвор следом за арбалетчиками. За их спинами в проходе сомкнулись щиты. Моллард использовал тот же строй, что и Брон в Баргезаре — в первом ряду стояли щитоносцы, во втором и третьем — копейщики. Два десятка стрелков встали на сбитые вместе столы, чтобы с возвышения стрелять по врагам.

Возрожденцы перелезали через стены и копились во дворе, но пока не нападали. Сапоги шлепали по мокрой земле. Воины водили носами, чувствуя знакомый запах.

Раздался звон разбитого стекла, следом еще и еще. Они взялись за окна.

— Кассандра! Держи неф! — воскликнул Моллард, принимая щит.

Задерживая взгляд, она кивнула и побежала туда.

Возрожденцы распахнули ворота, и оставшиеся силы бросились вперед. Раздался искаженный яростью голос Тигрицы:

— В атаку! Уничтожьте собак!

— Поджигай! — крикнул Дэнтон.

Солдаты бросили факелы, и земля под ногами наступающих вспыхнула. Пламя кальдийского масла, которым пропитали землю, взмыло выше стен. Душераздирающие крики поднялись вместе с ним.

— Стреляй!

В лицо ударил жар и запах горящей плоти. Пылащие люди метались по двору, врезаясь в стены и друг в друга. Некоторые ринулись в церковь, но щиты и слаженные удары копий бросили их догорать на земле.

— Назад! — надрывалась невидимая Тигрица. — Назад!

Арбалеты били сквозь огонь, где в воротах застыли те, кто на свое счастье не успел вломиться во двор.

Из нефа раздались крики и звуки боя. Враги лезут в окна, но там им трудно будет прорваться.

Пламя во дворе стихало. Зловонный дым поднимался к небу. На земле остались десятки почерневших тел. Кто-то еще пытался ползти.

— Не стрелять! — приказал Дэнтон. — Приготовиться!

Последние языки пламени лизнули воздух и исчезли. Повисла напряженная тишина. Сквозь серый дым раздался одинокий яростный вопль, и через мгновение стальная волна бросилась вперед.

— Стреляй! — крикнул Моллард, и начался настоящий бой.

Первый же натиск заставил его солдат отступить. В узком притворе завязалась жестокая схватка. Музыка стали звучала с чудовищной силой, и за каждый маленький шаг возрожденцы щедро платили кровью.

Моллард стоял позади и мог только смотреть на то, как сражаются его люди. Между глаз загорелась точка, словно кто-то вонзил спицу ему прямо в мозг.

— Не отступать! — кричал он. — Не дайте им пройти!

Мертвых тел становилось все больше — враги наступали, топчась по своим, и скоро уже просто не могли пройти. Из солдат Дэнтона погибли пока лишь двое.

Тей приказала своим отступить. Они отошли, подняв с земли нескольких раненых.

— Держать строй, — велел Моллард.

Латники выравнивали дыхание. Окровавленные копья зловеще смотрели вперед, раненых в первом ряду сменили. Стонали на земле умирающие, а за спиной продолжала звенеть сталь — враги пытались протиснуться в окна.

В рядах впереди показалась Тей. На голове у нее был шлем в виде тигриной головы, столь искусно раскрашенный, что казался живым. Она хромала, но сжимала в руках корделач16 — один из самых тяжелых и опасных мечей, сражаться которым умели немногие.

— Вы еще не передумали сдаться, инквизитор? — спросила она, поднимая оскаленное забрало.

— Пока что Господь на моей стороне!

— Для вас он — Господь, для нас лишь Бог всемогущий. Не господин, а Отец наш! — вскричала Тигрица, и возрожденцы с воплем поддержали ее. — Те из нас, кто погиб, обретут вечную жизнь на небе или новую на земле!

— Хорошо им, — пробурчал солдат недалеко от Дэна. — А я вот думаю, не сгину ли в Небытие.

Моллард резко повернулся к нему. Латник вздрогнул, на лице его появился страх.

— Я… простите, инквизитор, я имел в виду…

— Мы все хотели бы жить вечно, правда? — спросил Дэнтон, отворачиваясь.

Где-то в глубине пучины врагов раздался низкий утробный рык.

— Дэлуин писал вам о пророчестве! — воскликнула Тей. — Вы знаете, чем все закончится!

— Тогда зачем ты раз за разом предлагаешь мне сдаться?

— Вас попросили не убивать, инквизитор! — грубо рассмеялась Тигрица, захлопывая забрало. — Ваши люди умрут, а вас мы заставим уйти — пешком до самого Шрама! Так что я, в отличии от вас, пытаюсь спасти ваших солдат!

Некоторые из врагов рассмеялись, хотя весь придел перед ними был завален трупами. Кровь покрывала стены и даже потолок, застывшие руки скрючились, хватаясь за воздух.

— Пока что ты только лишила жизни своих, — парировал Дэнтон.

Раздался глухой стук, от которого по стенам церкви пробежала дрожь. Впереди продолжал звучать низкий рык. Тигриный шлем бесстрастно взирал на Молларда.

— У нас разводят прекрасных громадоров, — сказала Тей. — Но вы когда-нибудь видели диких, инквизитор? По-настоящему диких, как в древности?

— Таких, как водятся на руинах Лоттеринга? — нахмурился Дэнтон.

— Именно.

Возрожденцы расступились. Таща за собой псарей, в приделе появились четыре огромных громадора. Жесткая шерсть топорщилась на горбатых загривках, желтые глаза глядели с яростью. Короткие уши были прижаты, из связанных пастей текло зловещее рычание.

Грудь и плечи громадоров покрыли кожаным доспехом с пластинами. Каждую собаку едва удерживали по два могучих псаря.

— Спускайте их! — велела Тей.

С морд громадоров сорвали веревки, псари перерезали поводки, и возрожденцы зашумели, замахали факелами, гоня зверей вперед.

— Не дайте им ворваться!

Опустились копья. Громадоры налетели на них, но только один погиб. Остальные, ломая древки, продрались вперед и сшибли щитоносцев с ног. Громадор сжал челюсти на шее латника и с хрустом перекусил ее. Голова в шлеме покатилась прочь.

— Вперед! — взревела Тигрица.

Собаки валили с ног и драли копейщиков, а те ничего не могли сделать в ответ. Длинные копья были бесполезны, кинжалы не помогали против безумной мощи древних псов. Строй смешался, и тут ударили возрожденцы.

Остатки первого ряда полегли сразу.

— Держать проход! — воскликнул Дэнтон и кинулся в бой.

Снова глухой стук, сотрясающий стены. Что это, Небытие побери?!

— Копья, назад! Назад!

Двух громадоров повалили и все-таки закололи, один развернулся и ворвался в ряды Возрождения. Солдаты инквизиции пытались выстроиться, но клин уже вошел в пробитую псами щель — они отступали и гибли один за другим.

Дэн отразил удар топора и распорол нападающему грудь. Рядом с ним щитоносцы пытались потеснить прущих врагов. Арбалеты, хоть их было и немного, продолжали сеять смерть из-за спин — на глазах у Дэна стрела вонзилась в лопатку одному из копейщиков. В этом хаосе стрелки просто не могли прицелиться.

— Не стрелять!

Несмотря на потери и то, что они отступили почти к самому нефу, им удалось еще раз сдержать атаку. Мертвецы не просто устилали придел — нагромождение трупов становилось все выше. Возрожденцы перебирались через них и нападали как будто с вышины, но тоже умирали, делая гору все больше. На фундаменте из громадоров тела вздымались уже до середины стен.

Снова и снова глухие удары, и пыль посыпалась из щелей.

Моллард чувствовал, что устает. Раньше он мог бы сражаться в первом ряду хоть целую ночь, но теперь, после Баргезара… Левая рука слабела с каждым мигом, спина и ноги гудели, а мигрень давила на череп изнутри, будто пытаясь сломать его.

Острие копья резануло по латам и едва не вонзилось в плечо. Дэн отшатнулся и обрубил древко.

«Где же Брон?!»

Новый глухой стук завершился грохотом из нефа.

— Туда! — зазвучал голос Кассандры. — Помогите Рексену!

В притвор вбежал Бастиан. Шлем его был помят, с подбородка капала кровь.

— Инквизитор! — прокричал он сквозь шум.

Натиск возрожденцев ослабел — они просто не могли наступать через баррикаду из тел. Моллард оставил строй:

— Что там?

— Они сломали стену, инквизитор. Еретики внутри.

Несколько мгновений Моллард решал, что делать.

— Оставайся за старшего. Не дай врагу войти.

— Только через мой труп, — ответил латник.

Возрожденцы были повсюду. Сражение кипело у проломленной стены апсиды и в боковых нефах, где враги один за другим залезали в окна. В центре главного нефа сгрудились бьющие копытами кони и вооруженная прислуга.

— Если они побьют нас, сдавайтесь, — велел Дэнтон, проходя мимо. Вихрь взволнованно заржал, увидев его.

— Думаете, нам оставят жизнь? — спросил старшина грумов. — Лучше умрем как мужчины.

Моллард кивнул:

— Тогда за мной!

Вооружившись инструментами, прислуга бросилась за ним.

В следующий миг Дэнтон врезался в схватку, с ходу пронзая врага. Рексен и несколько солдат впереди окружили серебряное знамя. Кассандра сражалась справа, у самого пролома. Моллард стал пробиваться к ней — сквозь кипящее море крови и стали, где отовсюду грозила смерть.

Рексен кружил вокруг знамени, как собака на привязи. Конский хвост на шлеме метался туда-сюда. Вокруг него скопилась уже целая гора мертвецов, немало из которых носили панцири с молнией.

«Все кончено, — подумал Дэнтон. — Нам не устоять».

Отступать некуда. И если сдаться сейчас — пощадит ли их Лотарская Тигрица? Грейн, быть может, и пощадил бы. Но эта женщина, его генерал — навряд ли.

Дэнтон бился, до хруста стиснув зубы. Левая рука онемела, мигрень туманила взор, воздух обжигал горло. Дэн пробивался вперед, к Кассандре, со всех сторон окруженной врагами. Там, у самого пролома, осталась только она и несколько ветеранов.

Раздался полный боли и ярости крик. Моллард повернулся. Рексену пронзили бедро копьем. Враг вырвал оружие и попытался воткнуть его в бок знаменосцу. Но Рексен отвел удар и обрушил клинок на противника.

— К знамени! — воскликнул Дэнтон. — Защищайте знамя!

Кэс ударила рондашем в лицо противнику и следом вонзила в сердце Молнию. За спиной у нее появился новый враг и занес широкий топор.

«Кассандра!» — про себя выкрикнул Моллард, но вслух не смог издать ни звука. Время не просто замедлилось — оно почти застыло. Дэн видел, как топор опускается, касается кольчуги Кэс и пробивает звенья; как лезвие все глубже погружается в тело, и кровь начинает хлестать из раны; Кассандра падает и исчезает под лавиной врагов.

И тогда боль исчезла. Моллард перестал осознавать себя — он сражался теперь без оглядки на смерть, ибо был уже мертв.

— Назад, инквизитор!

Солдаты потащили его от пролома. Возрожденцы беспрепятственно лезли внутрь, окружая их со всех сторон.

Распахнулись двери в притвор — несколько последних латников отступали, сражаясь на ходу.

Дэн повернулся. Израненный Рексен едва держался на ногах. Он остался один возле знамени, без щита и шлема. Сверкающие латы были все покрыты кровью врагов.

— К нему! — прохрипел Дэнтон.

На Рексена напали со всех сторон. С каждым ударом сердца клинок вонзался в его тело, резал и рвал; но знаменосец все еще был на ногах и сражался. Молча, без криков о помощи, он оборонял свое знамя.

Возрождение сомкнулось вокруг. Взметнулись клинки, и все было кончено. Рексен так ни разу и не вскрикнул.

— Держите его! — раздался грубый голос.

Враг вырвал знамя инквизиции из камней и воздел его.

— Инквизитор! Смотри!

Дэну ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Острый конец древка вонзили в шею истерзанного Рексена. Враги надавили и проткнули его насквозь. Конец древка уперся в камни, так что Рекс остался стоять, и знамя оказалась прямо перед его лицом. Последним движением он поднял руку и коснулся знамени, оставив три кровавых следа от пальцев.

Возрождение издало победоносный вопль, и Моллард буквально почувствовал, как рухнул дух немногих оставшихся солдат.

Он кинулся вперед и как будто исчез. Дэнтон потерял все чувства, кроме зрения — чтобы видеть, кого уничтожить.

«Вас попросили не убивать», — сказала Тигрица.

Отлично!

Моллард ворвался в ряды возрожденцев. Беспощадный клинок разил их одного за другим. Безумный натиск заставил врагов отступить от Рексена.

Меч застрял в чьем-то теле и упал вместе с ним. Моллард сорвал с руки щит и дрался им, покуда тот не треснул пополам. Он выхватил кинжал и успел погрузить в горло врага, прежде чем его выбили из рук.

Дэнтон схватил возрожденца за кольчугу. Рогатый шлем ударил его в лицо, еще раз, еще, еще, и еще. Вместо лица осталось переломанное месиво, и Дэнтон выпустил обмякшее тело. Тягучие багряные капли падали с края прорези. Моллард стоял, обезоруженный, и видел за багровой пеленой, как враги отступают.

Они смотрели на что-то за его спиной, и ужас расцветал на их лицах. Дэн обернулся. Там был мертвый знаменосец. Кровь фонтаном брызгала из раны на шее Рексена и заливала серебряное знамя, делая его багровым.

Возрожденцы пятились, не смея сражаться. Один из них отбросил меч.

— Нет! — восликнул он. — Не может быть!

И первым бросился бежать.

— Багровое знамя! — кричал он на ходу, пробиваясь через своих. — Багровое знамя здесь!

Битва утихла. Возрожденцы обращали взгляды к Молларду рядом с окровавленным знаменем. Глаза их расширялись, и люди бросались бежать.

Дэн повернулся — Тигрица во главе своих застыла в центральном нефе, в окружении изрубленных коней и грумов. Затем она рявкнула:

— Назад!

И отступила сама. Дэнтону показалось, что у нее дрожат руки. Тей поклонилась.

— Пророк скоро будет здесь! — воскликнула она и побежала вместе со всеми.

Моллард повернулся к покрытому кровью и десятками ран Рексену. Лицо мальчика застыло в муке, глаза остались открыты. Знамя у его лица стало наполовину багровым. Кровь иссякла в теле и вытекала тонкими ручейками, капая на пол.

— Что это? — раздался голос.

— Почему они бежали?

— Соберите мертвых, — велел Дэнтон и закрыл Рексену глаза. — Это еще не конец.

Затем он повернулся и направился к пролому — туда, где лежала Кассандра.

VII

Мертвых складывали в боковых нефах. Трупы возрожденцев сбрасывали в апсиде, загородив телами пролом. Рексена сняли с древка и укрыли побагровевшим знаменем. Мертвых лошадей сложили у дверей в притвор, создав еще одну баррикаду.

Моллард сидел над Кассандрой, держа похолодевшую руку. Он считал каждый вдох, поднимающий ее грудь, и боялся, что любой может стать последним. Несколько раз его сердце замирало, когда между вдохами проходило слишком много времени. Но пока что Кэс была жива.

Томаз погиб. Оставшиеся лекари обработали и зашили рану. Лезвие секиры вошло глубоко, не достав пол-пальца до легкого и лишь чудом не задев позвоночник. Кассандра потеряла много крови, и нельзя было сказать, поднимется ли. Пока она лежала, мертвенно бледная, и Дэнтону казалось, что сердце ее бьется все реже.

— Говорят, ты так же сидела подле меня в Баргезаре, — прошептал он, гладя ее пальцы. — Наверное, теперь я понимаю, что ты чувствовала. Хоть я никогда не любил тебя так сильно, как ты меня.

Он поцеловал ее безвольную ладонь и встал. Кэс лежала в главном нефе, рядом с другими тяжело ранеными. Лекари и слуги хлопотали вокруг. Сам Дэнтон получил несколько легких ран, но почти не обращал на них внимания.

— Я сосчитал людей, инквизитор.

Рядом появился Бастиан. Везучий воин — он выжил в Баргезаре, на улицах Рейнвиля и даже здесь.

— Считая вас и рыцаря, в живых осталось сорок три человека. Все ранены. На ногах — тридцать пять.

— Из ветеранов?

— Я и еще двое. Из коней, вместе с вашим Вихрем — двадцать один. Прислугу я не сосчитал, — сказал Бастиан, массируя двупалую ладонь. — Можно спросить, инквизитор?

Дэнтон кивнул.

— Почему они сбежали?

— Знаешь, сколько раз мне уже задали этот вопрос? — вздохнул Дэнтон. — Я не знаю, Бастиан. Дело в их пророчестве. Они увидели, как знамя Рексена пропиталось кровью, и дрогнули.

— Но ведь они сами убили его, — пробурчал латник. — Может…

С улицы раздался тяжелый, долгий гул, и почти одновременно за окном занялся рассвет.

— К оружию, — велел Дэнтон, подбирая щит. — Они вернулись.

Раздалось хлопанье крыльев, и в одно из разбитых окон влетел Арик. Клювогорн сел на подоконник и распахнул огромный клюв:

— Держитесь! — раздался низкий голос. — Мы идем!

— Брон?..

— Сир Раддерфорд! — вскричал Бастиан, глядя в другую сторону.

Пробравшись через баррикаду из конских тел, внутри оказался Брон с секирой наперевес и замотанной бинтом головой. Вслед за ним в церковь забирались латники инквизиции.

— Подмога! — закричали солдаты. — Подмога!

Кассандра издала стон и Дэнтон, вновь отбросив оружие, наклонился к ней. Ресницы затрепетали и тускло-голубые глаза распахнулись.

— Я все-таки умерла? — раздался еле слышный шепот.

— Нет, — улыбнулся Дэнтон, бережно беря ее руку в свои.

— Мы победили?

— Нет. Они отступили, и к нам пробился Брон.

— Отступили? — Кассандра тяжело сглотнула. — Почему?

— Пока не ясно.

— Инквизитор!

Моллард поднялся навстречу Брону и раскрыл руки для объятий. Старый рыцарь ухмыльнулся и обнял его, похлопав по спине.

— Я думал, что буду мстить за вас, — сказал он. — Но похоже, кому-то другому придется мстить за нас всех. Кэсси, ты еще не умерла?

— Не называй меня так, — прохрипела Кассандра и попыталась приподняться, морщась от боли.

Брон коротко рассмеялся.

— Где враги? — спросил Дэнтон.

— Прямо за нами, — помрачнел Раддерфорд. — Мы сражались у ворот, а потом они просто отступили. Я решил, что вы победили, и бросился сюда… Но они отправились следом.

— Мы не победили, — сказал Моллард. — Идем, надо поговорить.

Дэнтон бросил взгляд на Кэс и направился к кабинету епископа. Брон тяжело шагал за ним.

— Сколько у тебя осталось людей? — через плечо спросил Дэн.

— Не знаю. Около сотни.

— Хорошо.

— Хватит для достойной последней битвы.

Они остановились у дверей в кабинет. Дэн повернулся к Брону и подошел вплотную, глядя в глаза.

— В чем дело? — буркнул старый рыцарь.

— Ты хотел убить меня.

Лицо Бронвера окаменело.

— Инквизитор, я…

— Ты хотел убить меня, — процедил Дэнтон.

— Я хотел избавить вас от мучений.

— Нет. Ты хотел забрать мой плащ.

— Думайте, что хотите, — Брон грудью надавил на Дэнтона. — Я бы никогда не убил человека ради выгоды. Даже вас.

— Даже меня?

— Мы говорим откровенно, не так ли? — глаза Брона налились кровью, как у быка. — Ты никогда мне не нравился. Я думал, что Кослоу совершил ошибку, что алый плащ по праву мой. А потом пришла Кассандра и прыгнула в твою постель так быстро, что я и плюнуть не успел.

Что-то случилось на лице Молларда, и Брон зло улыбнулся.

— Да, я с самого начала знал. Но никому не говорил. И если ходили слухи среди солдат, затыкал им глотки по старинке, кулаком. Это ваши грехи, не мои. Вашим душам пропасть в Небытие, — Бронвер сверлил Дэна глазами. — И все же я понимал, что ты хороший инквизитор. Я смирился.

Я мог бы выдать тебя и Кэсси церковному суду. Мог бы никого не спрашивать и задушить после Баргезара — кто бы сомневался, что ты умер от ран? Мог бы просто остаться в Альдеринге и позволить Возрождению убить вас. Но я вот он, здесь! — вскрикнул Брон и оттолкнул Молларда.

Дэнтон ударился спиной в стену. Старый рыцарь раскраснелся, его тяжелые кулаки были сжаты, а мутные глаза блестели.

— Это все, что я хотел узнать, — сказал Дэн. — Что ты верен мне.

— Плевал я на тебя. Я верен инквизиции, Господу и своим клятвам. Если сегодня мы выживем, тебе все равно недолго останется носить алый плащ. Рано или поздно все поймут, что ты за человек. Но я — прощаю тебя за все обиды.

— Прощаешь?

— Не желаю носить этот груз, — лицо Раддерфорда вдруг посветлело. — Поэтому прощаю.

Не слишко понимая, о чем он говорит, Дэнтон кивнул. Похоже, что старый рыцарь о многом подумал в Альдеринге, и что-то осознал для себя.

— Я хочу, чтобы ты собрал людей и ушел из города.

— Что? — буркнул Бронвер, будто не расслышал.

— Забери всех и уходи. Не знаю, что на уме у Возрождения, но им нужен я. Остальных они пропустят.

Брон помолчал, обдумывая слова Дэнтона.

— Чтобы потом все говорили, что рыцарь бросил своего инквизитора?

— Они не будут так говорить, потому что это приказ. Я назову тебя преемником и если погибну здесь, то ты вернешься в алом плаще и с Правом Железа в руках.

Брон глубоко нахмурился.

— Это что, проверка?

— Нет! Я хочу спасти людей. Я хочу спасти Кассандру, Небытие тебя возьми!

— И ты думаешь, нас просто отпустят?

— Они ушли, хотя могли добить нас здесь в мгновение ока. Они отступили и позволили тебе войти в город. Да, они вас отпустят.

— Мы не можем тебя оставить.

— Довольно! — вскрикнул Дэнтон. — Твоя верность доказана, Брон! Ты привержен долгу больше, чем всякий, кого я знаю. Гораздо больше, чем я! И сейчас твой долг — подчиниться приказу. Уходите!

Раддерфорд ничего не сказал и направился к людям. Солнце поднималось, освещая залитую кровью церковь сквозь выбитые окна.

— Солдаты! Инквизитор Моллард приказал мне собрать вас и уходить!

Латники переглянулись.

— Он собирается остаться здесь один, чтобы встретить этого вонючего Грейна. Мой долг и ваш — подчинится приказу!

Кассандра приподнялась на локте и посмотрела за спину Брона, где в тени бокового нефа стоял Моллард и наблюдал. Солдаты недоуменно зароптали.

— Но еще наш долг — остаться здесь и принять достойную смерть!

Кто-то согласно воскликнул, но кто-то и воздержался. Дэнтон покачал головой. Брон не должен был этого делать.

— Так что вы скажете, люди? Уйдем или останемся?

— Я остаюсь, — ответил Бастиан и вышел вперед. Оставшиеся два ветерана шагнули следом за ним.

— И я остаюсь, — отвечали другие солдаты.

Моллард скрипнул зубами и отправился к людям.

— Я приказал уйти! — кричал он на ходу. — Хватит смертей!

— Нет уж, — опираясь на Бастиана, Кассандра поднялась. — Если ты хочешь здесь умереть, мы умрем с тобой.

— Уходите, пока есть время! — взревел Дэнтон. — Это приказ! Прочь!!!

— Мы шли сюда от самого Альдеринга не чтобы вернуться, — сказал молодой косоглазый солдат.

— А зачем? Чтобы подохнуть ни за что?! Тогда вот мой меч! Подойди и умри, если желаешь!

Наступило молчание.

— Я горжусь, что мне служат столь верные люди, — сказал Моллард. — Но вам не надо умирать за меня сегодня. Уходите, и…

— Они здесь!

Один из солдат Брона забежал в неф.

— Они здесь! — повторил он, и следом за ним в церковь хлынуло Возрождение.

— В круг! — закричал Бронвер, поднимая секиру. — Щиты поднять!

Враги окружили их со всех сторон. Кассандра, все еще опираясь на Бастиана, взяла Молнию и печально улыбнулась Дэнтону.

— Похоже, мы бы все равно не успели уйти, — сказала она. — Но лучше умереть вместе, разве нет?

— Пусть лучше хоть один из нас остался бы жив, — надевая рогатый шлем, ответил Моллард.

Сплошные ряды возрожденцев сомкнулись вокруг. Они заполнили всю церковь и молча стояли, ожидая команды напасть.

Вперед вышел невысокий человек в свободном грязно-желтом одеянии. Волосы на голове были обриты, на щеках белели густые бакенбарды. Посох в его руках гулко стучал о камни. На верхушке посоха золотилась молния в незаконченном круге. Следом за ним вышли Тигрица и еще один человек, прятавший лицо под капюшоном. Походка последнего показалась Дэну знакомой.

Дэнтон протиснулся через стену щитов и вышел навстречу.

Человек с посохом кивнул, глядя на него. Под крючковатым носом расцвела улыбка.

— Инквизитор Моллард, — сказал он. Его голос был глубоким и мягким, как бархат. — Я ждал встречи с вами. Меня зовут Дэлуин Грейн.

Дэн молчал, глядя на его теплую, почти отеческую улыбку.

— Настало пора свершиться тому, что должно, — сказал Дэлуин.

Он воздел руки и посох. Ряды Возрождения зашевелились.

— Приветствуйте потерянного короля! — во всю мощь объявил Грейн.

Воины Возрождения все до единого упали на колено перед Моллардом, пальцами касаясь земли. Наступила долгая, звенящяя тишина.

Грейн поднялся первым и поманил Дэнтона к себе:

— Идемте, ваше величество. Вам многое предстоит узнать.

Глава девятая: Так будет

I

Где-то в Дар-Миноре

Подарок, который тебя обрадует

Щелкнул пальцами перед лицом девчонки. Шлепнул по щеке. Она не дрогнула. Глаза были пусты, почти как у мертвой.

— Эй, девка, — Оглан снова дал ей слабую пощечину.

— Она в оцепенении, — Ама возникла за спиной. — Ты слышал, что она кричала напоследок? Похоже, она любила того юношу.

— Оглан убил его. Отомстил за руку, Гора и остальных, — в доказательство поднял окровавленный шлем. — Твой порошок помог.

— Солнечная пыль — могучая вещь, и опасная. Миреданцы перестали применять ее в бою, потому что ветру все равно, куда дуть.

Ама не отрывала взгляда от принцессы, а та была словно дышащая кукла. Даже не моргала.

— Бери ее, и пойдем.

Уже скоро, благодаря колдовскому пути, оказались возле дома ведьмы. Оглан вел принцессу за собой. Она покорно шла, хоть и еле переставляла ноги. Левую руку баюкала у груди — похоже, сломала, когда упала с лошади. Красивая была скотина, шкура как будто сверкала.

Ама провела их внутрь, по винтовой лестнице поднялись на последний этаж и оказались в комнате с колоннами и большим балконом. В центре комнаты находился круглый алтарь, изрисованный потертыми знаками власти.

— Положи ее туда.

Оглан перебросил Алину через плечо и уложил на алтарь. Ведьма закрыла принцессе глаза и что-то прошептала на ухо. Грудь девушки приподнялась, дыхание стала глубже и размереннее.

— Она уснула, — сказала Ама. — Идем. Время вручить тебе награду.

— Сколько волкаров ты привела?

— Ты все увидишь, дорогой. Пошли.

Они спустились в закопченный зал на первом этаже. Туда, где убили всех родных ведьмы. Несколько десятков волкаров стояли там. Увидев Оглана, они склонили приплюснутые головы.

— Я провела кое-какие ритуалы. Они должны слушаться лучше, чем прошлые.

— Хорошо. Их много.

— Это еще не всё.

— Да. Ведьма обещала лук и много стрел. Правда, теперь у Оглана только одна рука, и лук ему не нужен, — поднял культю и со злобой взглянул на нее.

— У меня есть подарок, который тебя обрадует, — улыбнулась ведьма.

Мы принесем ужас

Когда проснулся, над головой было ночное небо. Оглан понял, что лежит на балконе той комнаты, где оставил принцессу. Уснул в другом месте. Интересно, как крохотная ведьма перетащила его сюда?

Приподнялся, опершись на руки. Последнее, что помнил — Ама дала ему горький, противный отвар. После этого заснул. Голова еще немного кружилась.

Вдруг осознание ударило в голову. Оглан опирался на обе руки.

Посмотрел. Культи больше не было. Вместо нее — покрытая черной шестью лапа с длинными когтями. Лапа волкара. Две разные плоти переходили одна в другую так, словно всегда были вместе.

— Ты доволен?

Оглан вскочил и повернулся. Ведьма стояла в комнате возле пустого алтаря. Силы будто бы покинули ее — она потемнела и сгорбилась, и даже голос звучал как будто со смертного одра.

— Где принцесса?

— Отдыхает, — устало ответила Ама. — Ее ритуал был сложнее и занял гораздо больше дней, чем твой.

— Дней?!

— А ты думал, так легко пришить лапу и заставить ее работать, как следует?

Сжал и разжал пальцы. Они были слишком длинны, чтобы собраться в кулак. Но в самый раз для того, чтобы рвать.

— Ты просил тебя сделать волкаром. Я подумала, что разум лучше сохранить, а лапа будет в самый раз… И у меня есть для тебя еще кое-что. Или, вернее, кое-кто.

В темноте раздался стук когтей о пол, и на лунный свет вышел лохматый безухий пес.

— Гор… Ты оживила Гора!

Бросился и обнял его. Разрубленную шею соединяла металлическая нить, незаметная под шерстью. Гор был прежним — только холодным, как камень. Когда он лизнул Оглана в щеку, то показалось, что по лицу провели мокрой лягушкой.

— Голову срастить сложнее, чем руку, сил пришлось потратить в разы больше. Но ты заслужил.

Заглянул Гору в глаза. Что-то неуловимо изменилось в них. Не понимал, что именно, но восторг сменился непонятными чувствами.

— У меня есть для тебя еще работа, Оглан.

— Что? Еще одна принцесса?

— Нет, — Ама улыбнулась и подошла к нему, едва переставляя ноги. — Скоро все королевство ринется к Дримгарду, чтобы отыскать наследницу трона. Я думала, хъет-марруар отпугнет их, но Алина отыскала способ излечить ее.

— Дримгард не болеет?

— Нет. Эпидемия закончилась. И у меня нет сил на создание новой хвори, — белые глаза на миг прикрылись. — Я хочу, чтоб ты вернулся к Дримгарду, Оглан. Я хочу, чтобы ты принес им кошмар и уничтожил каждого, кто попробует найти принцессу.

— Да!

Оглан встал и поднял свою новую лапу. Посмотрел на Гора. Пес оскалился, показывая новые стальные клыки. Оглан улыбнулся в ответ.

— Да. Мы принесем им ужас.

II

Северная Лотария

Рейнвиль

«Помни, кто ты такой, и не смей забывать».

Дэнтон так спокойно воспринял слова Грейна, что удивился сам себе. Он будто ждал их всю жизнь. Как будто все это было легко предсказуемо.

Эти люди, следуя пророчеству, верят что Дэнтон — их предсказанный король. Скоро все графство Рейнвиль будет так думать.

И теперь вся жизнь сложилась в единую картинку. Все, что происходило — от учений дедушки и смерти матери до Ария и Баргезара — тонкими ниточками вело к этому моменту.

— Я должен поговорить с ним, — будто во сне сказал Дэн.

— Нет!!

Брон встал перед ним, угрожающе перехватив секиру. Дэнтон никогда не видел у него таких огромных глаз.

— Ты что, им поверил?! Это ловушка!

— Они и так могут нас убить.

Брон раскраснелся. Он схватил Молларда за плечо и ткнул секирой в Грейна:

— Не верь! Как ты можешь верить еретикам! Как ты можешь что-то обсуждать с ними! Ты инквизитор, ты носишь алый плащ! ТЫ НЕ ДОЛЖЕН ИМ ВЕРИТЬ!

Вопль Брона прозвучал, будто гром, но никто больше не сказал ни слова.

— Оставайся здесь, сир Раддерфорд, — сказал Дэнтон и вложил меч в ножны.

Бронвер шумно глотал воздух. Крепче сжав плечо, он пихнул Дэна в сторону пророка.

— Лучше бы я ушел. Или лучше бы остался в Альдеринге. Лучше бы я вообще тебя не встречал! Не зря говорят, что все бастарды — предатели.

Его слова не задели Дэнтона даже краем. Он подошел к Грейну. Тот глубоко кивнул. Воины Возрождения расступились, и Дэлуин направился в сторону притвора. Моллард и спутники Грейна — следом за ним. Тигрица прятала взгляд. Человека в капюшоне Дэнтон так и не узнал, но немного развалистая, и в то же время твердая походка была донельзя знакомой.

Они остановились, не доходя до разрушенной баррикады из конских тел. В притвор было страшно заглянуть — потемневшая кровь покрывала все без остатка. Застывшие тела валялись нелепой грудой, сжимая мечи и булавы холодными пальцами. Мухи роились тучей, оглушающе жужжа. Солнце заползало внутрь, начинало теплеть. Скоро здесь будет нечем дышать.

— Вам удобно в шлеме, ваше величество? — спросил Дэлуин.

— А ты уже приготовил корону?

Пророк улыбнулся.

— Мы все расскажем. Вы готовы раскрыться, граф?

Человек сбросил капюшон, и у Дэнтона свело внутренности.

— Эллис.

Граф Бальдер упал на колено.

— Простите меня, государь. Если бы я мог знать, что это вы…

— Значит, от тебя Грейн знает все обо мне.

— Не только, — сказал Дэлуин. — Но именно граф Бальдер просил оставить вам жизнь и убедить уйти.

— Он объяснит тебе, Дэнтон! — восторженно воскликнул Эллис. — Речь о судьбе всей Лотарии. Хоть я и не чистокровный, я люблю эти земли и верю в пророчество. Ты, должно быть, не знаешь, — Бальдер лукаво усмехнулся. — Но мой отец и твой дед давным-давно помогали раскопкам Дэлуина.

— Я лично знал вашего деда-герцога, государь, — кивнул Грейн. — И видел вас еще младенцем.

Все это поразительно легко складывалось в голове у Молларда, словно где-то всю жизнь для этого было пустое место.

— Расскажи ему о пророчестве! — потребовал Бальдер тоном ребенка, просящего о сказке на ночь.

Тигрица неловко мялась, поскрипывая полосатыми доспехами. Грейн улыбнулся и торжественно произнес:

— «На руинах порабощенной веры король воздымет свой меч. Небо окрасится кровью в последнюю ночь. Неистовый враг падет, и мертвецы поднимут багровое знамя потерянного короля».

Рексен. Багровое знамя. Король.

У Молларда пересохло в горле.

— Я отправил вам в письме лишь часть строк, — сказал Дэлуин. — Мы не хотим, чтоб иноверцы знали о пророчестве слишком много. Даже наши последователи не ведают всего. Но теперь — вдумайтесь! Волею Бога мы все были связаны и оказались здесь, чтобы возродить Лотарию из праха времен. Момент настал!

— Вы только что хотели убить меня. Почти все мои люди погибли, — Дэнтон взглянул на Эллиса. — И теперь вы хотите подчиняться мне?

— Мой король, — Дэлуин склонил бритую голову. — Многие годы я трудился, чтобы сделать вам подарок, который делаю сейчас. С помощью рыцаря Тануэн, — Тигрица кивнула, — я объединил весь север Лотарии, колыбель наших предков, и вручаю ее вам. Все мужчины, которых вы видите здесь, отныне умрут за вас. А те, что умерли ночью, возродятся и будут служить вам или вашим потомкам.

Эллис поднял козлиную бородку:

— А я приношу вам свою присягу и клянусь служить, как сюзерену. Отныне вся мощь Старого утеса, собранная мной, на вашей стороне.

— Ты будешь служить мне так же, как Эсмунду? — не удержался Дэнтон. — Или как ты служил своему отцу, друг мой?

Бальдер залился краской.

— Как друг, ваше величество, я скажу, что и ваши поступки порой вызывают недоумение.

Наступило молчание. Грейн опять заговорил первым:

— Впереди у нас много дел, государь. Нас ждет многотрудный и рискованный путь. Но с Божьей помощью мы преодолеем его и возвеличим Лотарию, как было завещано.

Дэнтон покачал головой.

— Ты знаешь, — сказал он Бальдеру. — Дед все время говорил, что я потомок королей. И что если будет на то воля судьбы, однажды я смогу надеть корону.

— Но теперь, когда судьба дарует вам ее, вы сомневаетесь? — проводя рукой по бакенбардам, спросил Грейн.

— Что вы хотите от меня? Чтобы я объявил себя королем Лотарии и повел войска против Эсмунда Первого?

— Позвольте повторить слова герцога Алексиса: если будет на то воля судьбы, — сказал Грейн.

— Если придется, мы разобьем Законника, — встряхнув белой челкой, буркнула Тей. — Эсмунд ведет войну с кальдийцами, его вассалы разобщены.

— Всевышний благоволит нам, — согласно кивнул Дэлуин. — Я не священник, но уверенно могу сказать: Ему противна война за Святой Престол, которую учинили короли запада.

— Я не должен предавать свои клятвы, — сказал Моллард.

— Нет предательства в том, чтобы следовать воле Божьей.

По спине у Дэнтона пробежал холодок. Почти такие же слова произнес Кослоу, когда десятилетний Дэн выдал инквизитору Ария.

— Поймите, государь: ваш приход был предсказан, — увещевал Грейн. — Я не говорю, что вы избранный — но звезды сложились так, что именно вам предстоит вернуть корону Лотарии на родину и восстановить потерянную династию.

— Вернуть корону?

— Об этом позже, — мягко ответил Грейн, поднимая ладонь.

— А если я откажусь, то что тогда?

— Мы отпустим вас с миром. Но судьба так или иначе отыщет вас.

— Все это гораздо глубже, Дэнтон, — сказал Бальдер. — Я знаю, ты чувствуешь, что должен быть с нами! Более того — это твой долг! Перед предками, Богом и людьми, что ждали тебя! Пророчество объединило их — впервые за сотни лет земли Лоттеринга едины и тверды, как сжатый кулак! — глаза Эллиса заблестели от возбуждения. — Дэнтон, друг мой, представь — мы объединим так всю Лотарию! Вокруг Альдеринга мы построим новую столицу! Ты будешь королем, а Кассандра — твоей королевой, а ваши дети будут править после вас.

В горле у Дэнтона встал комок. Он вспомнил перепачканную кровью ножку малыша, которого посмертно нарек Теором.

— Мне придется предать свою веру, — произнес Моллард.

Грейн хотел что-то сказать, но Дэн поднял руку.

— Я защищал эту веру всю свою жизнь. С детства, когда ради нее и из страха перед инквизицией предал человека, спасшего меня. Но сегодня, когда я молился Богу иначе… Он услышал меня.

Эллис и Тигрица переглянулись, Дэлуин с пониманием кивнул.

— Я просил дать Кассандре новую жизнь, если она умрет. Я просил дать мне знак, и Он дал.

Дэнтон снял шлем и вручил его Бальдеру. Подкрепленное верой желание оказалось сильнее самых мрачных сомнений.

— Да будет так. Если есть на то воля судьбы, я принимаю титул.

— Тогда нужно объявить всем! — Грейн стукнул посохом. — Что с людьми инквизиции, повелитель?

— Мы не будем никого убивать.

Пророк поклонился.

— Идите первым, прошу.

Ряды возрожденцев снова расступились, и Дэнтон прошел через них к своим. Все взгляды были обращены к нему.

— Бросить оружие! — приказал он.

Раздалось эхо, но никто не шевельнулся.

— Что они сказали тебе, Дэнтон? — выкрикнул Брон. — Что даруют тебе корону ереси?

— Я все объясню. Бросьте оружие. Больше никто не умрет.

— Не верьте! — загудел Раддерфорд. — Еретики отравили его разум!

— Возрождение! — воскликнул Дэнтон. — Бросить оружие!

Короткий, но шумный стальной град застучал по полу храма, и вновь повисла мертвая тишина.

Вперед вышел Бастиан. Он бросил на пол щит и поднял руку с привязанной булавой.

— Я бросил бы, если б мог. Раз инквизитор говорит, что все в порядке, значит, так и есть.

С помощью последних ветеранов Баргезара ряды покинула Кассандра. Она взяла кинжал и демонстративно переразала веревку на руке Бастиана. Шестопер и кинжал звякнули о камни.

— Стойте! — все сильнее распалялся Брон. — Это ересь! Инквизитор предал нас!

Кто-то из солдат поддержал его, но большая часть покинула круг. С Броном остались немногие.

— Солдаты инквизиции! — велел Моллард. — Схватите тех, кто не подчинился приказу. Никого не убивать!

— В атаку! — завопил Раддерфорд. — Уничтожить предателей!

Только несколько лотарских юнцов поддержали его. Остальные сдались.

Секира Бронвера окрасилась кровью нескольких человек, прежде чем его повалили. Старый рыцарь вырывался, как дикий конь, но все же его связали.

— Будь ты проклят! — кричал Раддерфорд. — Еретик! Предатель! Я убью тебя, сучий!..

В рот ему затолкали кляп.

Дэнтон посмотрел на Кассандру. Она выглядела полумертвой, но светло улыбнулась ему. И эта поддержка укрепила веру Молларда в свое решение.

— У тебя есть здесь лекари? — повернулся Дэн к Дэлуину.

— Да, они в обозе за городскими воротами.

— Пошли за ними.

— Слушаюсь, ваше величество.

— Упокойте мертвых, как считаете нужным! — воскликнул Дэнтон. — Ранеными займутся. Отдыхайте. Время сражаться прошло.

III

На аккуратной террасе, мощеной светлыми досками, стоял резной дубовый стол. В клумбах вокруг росли вишневые кусты. Закатные кипарисы отгораживали двор от улицы, бросая прохладную тень.

Дэлуин, Тигрица и Эллис сидели за столом, неслышно переговариваясь. Когда Дэнтон вышел на террасу, они поднялись и поклонились.

— Я рад присутствовать на вашем первом совете, государь, — сказал Грейн.

Дэн кивнул и уселся во главе стола.

— Для начала известия, государь. Принцесса Алина Америйская пропала.

Моллард какое-то время обдумывал услышанное.

— Что произошло?

— Как и сказал Дэлуин, она пропала, — усмехнулся Бальдер. — По неясным причинам она отправилась одна за Тиир и исчезла в тайге.

— А сир Лавеллет?

— Он отправился за ней. Его останки нашли спустя три дня.

Известие о гибели Эльтона кольнуло неожиданно остро.

— Кто убил его?

— Чудовища, — сказала Тигрица. — Говорят, в тайге появились оборотни.

— Их не бывает, — сказал Дэн.

— Как бы там ни было, это нам на руку, повелитель, — сказал Дэлуин. — Законник стар и скоро умрет. Если мы найдем принцессу Алину первыми, то будущая королева Америи будет благосклонна к королю Лотарии.

— Только если она жива, — нахмурилась Тей.

— Так или иначе, вам все равно нужно на восток, — сказал Эллис и отпил вина.

— Зачем? — повернулся Дэнтон к Грейну.

Тот кивнул, проводя пальцами по бакам.

— Вы ведь знаете историю, ваше величество. Когда Карх Завоеватель — я предпочитаю называть его именно так — взял Лоттеринг и казнил последних королей, миреданцы отправились мстить. Ту войну назвали Гневом Миредана. Магическая корона Лотарии попала к магистрам. Но теперь она опять нужна на родине.

— Зачем? В этом есть какой-то смысл? — спросил Дэн.

— Так сказано в пророчестве. Вас надлежит короновать именно ей.

— И это все?

— Как я сказал, корона обладает магией. А миреданские магистры видели будущее и ничего не делали просто так.

— Ты не отвечаешь на мой вопрос, Дэлуин, — мягко надавил Дэнтон. — Почему именно та корона?

Грейн признался:

— Увы, я не знаю, ваше величество. Но пророчество говорит: «У погасшей над болотами звезды покоится древний венец. Непокоренная сила воскреснет на челе потерянного короля».

— Что еще ты не сказал мне сразу? — нахмурился Дэнтон. — Я чувствую себя марионеткой. Расскажи пророчество полностью.

Грейн смиренно склонился. Дэн все еще не мог привыкнуть, что ему подчиняются человек, создавший самую сильную ересь в истории Америи, и враг, с которым он сражался чуть больше суток назад. Не говоря уже о Бальдере.

— Простите, повелитель, но я не могу рассказать всего, — сказал Дэлуин. — Таблички, на которых высечено пророчество, зачарованы. Их можно прочитать лишь при свете полной луны, иначе кажется, будто буквы все время меняются местами.

Табличек больше сотни, но прочитать себя дают лишь две-три одновременно. Иногда все доступные — уже сбылись. А те, что о далеком будущем, никогда не раскрываются.

— То есть ты не знаешь, чем все закончится?

— Увы, повелитель.

— Нас может ждать победа или забвение, — сказала Тигрица. — Но это не значит, что мы не должны сражаться.

— Сражаться за что? — повернулся к ней Дэнтон,

— За независимость, ваше величество, — пробормотала Тей, глядя на него через челку.

— Как ты это назовешь? Восстание? — не дожидаясь ответа, Дэн продолжил. — Все остальные назовут это мятежом. На нас нападут с запада, востока и юга.

— Сомневаюсь, — протиснулся в паузу Эллис. — Америя разобщена. Дримгард практически вымер. На западе идет война, а герцог Вилонии не отвечает на письма короля. Возможно, он задумал очередную попытку добиться независимости. А единственная надежда Америи исчезла в тайге Дар-Минора.

— На трон взойдет принц Дагоберт, — проговорил Моллард.

— И что же бывает, когда слабак садится на трон?

— Грызня за власть, — ответил Дэн.

— Я бы назвал это «передел владений».

В словах Бальдера был смысл. Дэнтон поймал себя на том, что с интересом слушает о настоящих и будущих бедах Америи — ведь в этом для него таилась возможность, предопределённая судьбой. Хоть пророчество и было неизвестно до конца, Дэн чувствовал себя должным ему следовать.

Кто он теперь — мятежник, который прикрывается пророчеством, или тот, кого выбрал сам Бог?

— Граф Бальдер прав, мой король. Пророчество не зря начало исполняться сейчас. Настал подходящий момент.

— Тогда нельзя оттягивать. И рисковать жизнями в походе в проклятый край.

— Я вынужден настаивать, ваше величество, — мягко сказал Грейн. — До сих пор мы не просто ждали, когда пророчество исполниться, мы делали все, чтобы оказаться в нужном месте в нужное время.

— Например?

— Например, прибыть в Рейнвиль к полнолунию. И мир ответил нам, явив кровавую луну и багровое знамя. Сбылся очередной стих, самый главный на сегодня. Вы слышали о монтусаксах, мой король?

— Кое-что. Это были огромные статуи, стоявшие в Кель-Туате?

— Иные, говорят, были выше облаков, — сказал Бальдер.

— Считается, что именно монтусаксы стали причиной гибели Миредана, — сказал пророк. — Якобы они продавили землю и потому Кель-Туат ушел под землю. Для нас неважно, так ли это. Но я доподлинно знаю, что корона Лотарии покоилась на одной из статуй. Похоже, что нам нужно лишь прийти и забрать ее.

— Неужели? Насколько я слышал, из Миреданских болот не возвращаются, — сказал Дэнтон.

— Судьба должен быть благосклонна к нам.

— Ты хотя бы знаешь, что нас там ждет?

Дэлуин вздохнул.

— Увы, государь. Хотел бы я сказать больше о короне и том, где именно ее найти. Но я — не миреданский магистр.

Дэнтон глядел сквозь стол. Ощущение того, что все ключевые события жизни случились не напрасно, опять вернулось. Тогда, двадцать лет назад, он встретил человека, который помог ему тогда и сможет помочь сейчас. Он тронул в кармане двустороннюю монету и поневоле вздрогнул.

Советники ждали, пока Моллард, наконец не поднял голову:

— Мы поедем в Баргезар. Там есть человек, который поможет нам.

Бальдер подозрительно прищурился, а Грейн спросил:

— Кто это, ваше величество?

— Позже, — Моллард провел рукой по шраму на затылке.

Он чувствовал себя глупцом, который, не подумав, согласился на запутанную аферу. Но нельзя было не признать, что он хотел увидеть Ария. Страшился, но хотел.

— Дайте мне время отдохнуть и собраться с мыслями, — сказал Дэнтон и поднялся. — Все это слишком непросто осознать.

— Конечно, ваше величество, — улыбнулся Грейн, тоже встал и поклонился. — Я и сам пребывал в смятении еще долго, когда древние строки впервые ожили на моих глазах.

— Ты не думал о том, чтобы назначить нового графа? — спросил Бальдер. — Черлинг убит, и…

— Ты хочешь им стать? — напрямую спросил Дэнтон.

— Это была бы честь, государь, — ответил Эллис. — Но я отправлюсь обратно на юг, чтобы наращивать мощь и искать вам сторонников. Когда вы вернетесь, Лотария будет готова к войне.

— Хорошо. У меня есть другой кандидат.

Длинноволосый наемник с рукой, замотанной тряпкой, впустил их внутрь. Маленький торговец Дейрик вышел навстречу и упал на колени, став еще меньше.

— Простите меня, ваше величество. Я…

— Встань, — велел Дэнтон.

Дейрик поднялся.

— Поскольку граф Черлинг убит, я назначаю тебя новым графом Рейнвиля и всех его земель.

Карлик побледнел и чуть не упал в обморок. Он схватился рукой за воздух и покачнулся.

— Дайте ему воды.

— Вино, — Бальдер протянул Дейрику флягу.

Торговец сделал несколько больших глотков.

— Я думал, что уже мертв… А вы… — и он хрипло рассмеялся.

— Советники пророка помогут тебе управлять. Твой талант и деловая хватка должны обогатить это графство. Нам нужен хороший тыл.

Грейн стоял за правым плечом и поглаживал бакенбарды, не отрывая глаз от Дэнтона. Он смотрел на него с гордостью, как старший брат или даже отец.

— Я понял, ваше величество, — поклонился Дейрик. — Эти земли будут достойны вас.

— Не льсти — скорее я должен быть достоин их.

* * *

Дверь скрипнула и открылась. Брон встал из-за стола, на котором остывало нетронутое мясо.

— Здравствуй, Брон.

Молларда сопровождали несколько еретиков. Он больше не носил алый плащ. Странно, что не успел нацепить корону — хотя новый панцирь уже где-то урвал. А Брон так и не дождался секиры, обещанной после Баргезара.

— Я бы убил тебя голыми руками, будь ты один, — проговорил он.

— А я сохранил тебе жизнь.

— Какая честь, король-еретик, — скривился Бронвер. — Чего ты хочешь?

— Рассказать, что принцесса Алина пропала за Тииром.

Сердце дрогнуло от этой вести. Старый рыцарь дернул себя за ус.

— Дерьмо.

— Я отправляюсь искать ее.

— Ты? — нахмурился Брон. — Зачем тебе Алина? Хочешь силой взять ее замуж и стать королем Америи?

— Тебе придется остаться здесь. Новый граф Рейнвиля будет достойно обращаться с тобой.

— Снова бросаешь? — Брон сжал кулаки. — Ты не меняешься, Моллард. Ты недолго проживешь, клянусь тебе! Я или кто другой скоро вырвет твое черное сердце!

— Прощай, — пряча взгляд, сказал Дэнтон.

Хоть немного, но ублюдку, кажется стыдно. А может, он просто лукавит, чтобы Брон так подумал.

— Недавно меня научили прощать, — сказал Раддерфорд. — И я узнал, что тот, кого не прощают, страдает не меньше другого. Так знай: я никогда тебя не прощу. Ты будешь страдать.

— То есть, мы будем делать это вместе.

— Именно.

Моллард кивнул и какое-то время молчал.

— Когда я вернусь, мы снова поговорим.

— С ножом у твоего горла, — сглатывая комок, Брон отвернулся.

Бывший инквизитор еще немного постоял, а затем ушел. Дверь скрипнула и закрылась. Брон плюхнулся на стул и сбросил со стола тарелки.

Он был готов вернуться обратно в колдовские кошмары, лишь не чувствовать того, что чувствовал сейчас.

IV

Америя, Кроунгард

Покои короля

«Мы вынуждены признать, что покамест воля Господня и вправду на вашей стороне. Позавчера Нам было видение во время закатной молитвы, и теперь Мы знаем, как следует поступить. Мы отправимся в Низарет, в Храм святого Карха, и там услышим волю Божью. Мы не принимаем никакого решения — Просветитель говорит через Нас.

И тем не менее, у Нас имеются условия. Мы требуем, чтобы короны истинной веры подписали бессрочный мирный договор, а также полного и безвозмездного обмена пленными между сторонами, включая незнатных воинов. Добыча и оружие, по древнему праву, остаются за теми, кто их захватил.

Люцио Третий, наместник Господа в Мирисе».

Эсмунд не выдержал и рассмеялся паладину в его хмурые глаза. Скрип зубов Витторио был слышен даже через шлем.

— Передай, что мы составим мирный договор сегодня же. Корабль до Низарета может быть снаряжен за несколько часов. И что мы будем счастливы видеть его преосвященство на ужине, если он пожелает. Ну и конечно, народ обрадуется этой вести! Ты все запомнил, кальдиец?

— Сье17, — процедил паладин. — Позвольите идти?

— Иди!!

Эсмунд взмахнул руками, Витторио развернулся на пятках и распахнул двери так, что едва не сломал. Щиты внимательно посмотрели ему вслед.

— Позовите архиепископа и кардинала Лекко! — прокричал король.

Симон от восторга стал пунцовым, а улыбка Лекко грозила разорвать ему рот. Они переглянулись со страстью, как будто были готовы облобызать друг друга.

— Наконец-то, ваше величество, наконец-то! — воскликнул архиепископ. — Люцио Третий увидел, над кем простерты объятия Господни!

— Думаю, что дело не в этом, — сказал Джерио. — Его высокопреосвященство всегда умел находить Божью волю там, где ему выгодно. Он ведь поставил какие-то условия, ваше величество?

— Он требует заключения мира и обмена пленными, — посмотрел на кардинала Эсмунд.

— Быть может, этот мир очень нужен Илларио. Наверняка он хочет собрать еще одну, большую армию.

— Думаешь, я этого не понимаю, Лекко? У него может быть эта причина, или другая, но это не имеет значения! Мы стали на ступеньку ближе к Святому престолу! Такое свершение не обходится без риска.

— Безусловно, повелитель! — Симон потряс короткими руками. — Мы одержали победу и одержим ее снова!

— Вот именно. Энарийские корабли отправятся домой, но их войска остаются у нас. Враги покинут Кроунгард, и к нам приедут друзья. Среди них будет Князь войны Энариона.

— Этот титул носит старший принц крови, не так ли? — спросил архиепископ.

— Вот именно, — Эсмунд не мог избавиться от улыбки. — Говорят, он храбро бьется и хорош собой. Когда вернется Алина, быть может, они сблизятся.

— Прекрасно, ваше величество, — глубоко кивнул кардинал. — Крепкий союз с Энарионом был бы…

Двери приемной распахнулись, и внутрь залетел бледный, как молоко, хранитель покоев.

— Ваше величество, — проговорил он. — Ужасные вести.

* * *

В яркое небо взмыли десятки голубей и клювогорнов и полетели на восток, в земли Лотарии и Дримгарда. Королевское письмо отправилось каждому, кто мог получить его в этих краях.

Солнечные врата Кроунгарда распахнулись, и сквозь них галопом пролетели всадники. Сначала группа гонцов, а после, один за другим, придворные рыцари, которые вызвались лично отправиться на поиски.

Королевский звездочет отчаянно искал в своих наблюдениях знаки, которые бы указали на скорое спасение принцессы, и не мог найти.

В городе кузнецы предлагали бесплатно подковать коня всякому, кто отправлялся в Дримгард. Булочники угощали хлебом, сапожники наспех чинили обувь, факельщики отдавали свой товар задаром. Не только рыцари, но и простые люди, от наемников и прочих авантюристов до ветеранов Великого искупления, немедленно собирались в путь.

Обманщики пытались продать уходящим части святых мощей:

— Глядите, милорд! Фаланга с пальца самого святого Джерри! Эти мощи воскресили инквизитора Лотарии из мертвых! Возьмите, сир!

Городские стражники сегодня не церемонились — мошенникам ломали собственные пальцы и бросали с причала в воду.

Во всех церквях и часовнях города зазвонили колокола. Архиепископ Симон приказал начать молитвенную службу, которая должна была прекратиться только с возвращением Алины Америйской во дворец. Священники и клирики, сменяя друг друга, должны были без остановки молить Просветителя о спасении принцессы. Подобные службы должны были начаться повсюду — от Созвездия до Дримгарда.

В Низарете, в Храме святого Карха зажгли четыре тысячи свечей и положили на алтарь серебряную чашу, когда-то подаренную храму принцессой.

— Чаша сия будет наполняться слезами верующих, — сказал священник. — И сколько бы раз она не переполнилась, мы не опорожним ее, покуда наша возлюбленная принцесса не вернется домой!

Железная инквизиция отправилась в Покаянный город, чтобы приказать грешникам молиться о спасении Алины, и ни о чем другом. В графство Рейнвиль отправили письмо с приказом для Дэнтона Молларда — бросить все и отправляться за Тиир. Такой же приказ получил инквизитор Равель из Вилонии.

Весть разносилась по стране, будто пожар. Еще до окончания дня о пропаже принцессы знали почти по всей Америи.

И на закате, когда поднялся ревущий ветер, распахнулась дверь башни Наместника, и Люцио Третий вышел наружу.

* * *

С тех пор, как Эсмунд принял Великого Наместника у себя во дворце, прошел почти год. Виделись они лишь однажды, в день прибытия и на последующем пиру. А на следующий день, узнав о намерениях Законника, Люцио заперся в башне.

Он почти не изменился за год — все столь же худой и невысокий, напоминающий седого мальчишку. Безбородое, как у всех кальдийцев, лицо, безвольный подбородок и подозрительный, высокомерный взгляд. Просторная белая ряса, покрытые золотом парчовые ленты, стекающие с шеи, и непременный обруч из лучшего серебра, с молниями у висков и на лбу, выложенных бриллиантами. Символ того, что Наместник слышит волю Божью.

Когда он зашел в приемные покои, Эсмунд с помощью Йоэна поднялся и совершил короткий поклон. Люцио кивнул в ответ, осенил его святым знаком и жестом приказал паладинам выйти. Эсмунд отправил Йоэна, и в комнате остались трое — король Америи, Великий Наместник и его переводчик, стареющий клирик с неприятным лицом.

Наконец, Наместник покинул башню, но Эсмунд не был рад. Весть о пропаже дочери выжгла всю радость из его души. Он сказал бы, что чувствует себя мертвым, но по опыту знал, что мертвые не чувствуют горя. Но и назваться живым было нельзя — скорее, он болтался где-то между, в месте, где царила бесконечная боль.

Душевные муки перекинулись на тело. Эсмунду весь день было тяжело дышать, ноги похолодели и обессилели, сердце билось болезненно и неровно, а левая рука онемела до кончиков пальцев.

— Зачем вы пришли, ваше преосвященство? — без прелюдий спросил король. — Да еще и в такой момент?

Переводчик мигом превратил дробленую америйскую речь в певучий, гладкий кальдийский язык. Люцио покачал головой и что-то ответил. Клирик повернулся к Эсмунду:

— Мы желаем выразить соболезнования и надежду, что с вашей дочерью все будет в порядке.

Наместник снова что-то проговорил, и через несколько мгновений раздался перевод:

— Мы готовы отправиться в Низарет и среди прочих обязанностей выделить время на службу за скорейшее спасение Алины Америйской.

— Думаете, будет толк? — печально усмехнулся Эсмунд.

Клирик нахмурился и донес до Люцио слова. Тот изысканно качнул головой и коснулся обруча кончиками пальцев.

— Мы чувствуем волю Божью. Просветитель говорит, что принцесса останется жива, если Он будет доволен. Вы уже подготовили мирный договор?

— Да, — бросил Эсмунд.

— Господь не хочет нового кровопролития. Мы требуем, чтобы все ваши войска были отведены. Мы также требуем, чтобы войска короля Феолиппа вернулись в Энарион.

— Это не вам решать.

Люцио сдвинул белые брови. Он совсем не походил на святого — скорее, на вредного мелкого чиновника, который упивается своей ничтожной властью. Наместник цокнул языком и начал говорить быстрее, чем раньше:

— Мы согласились выйти и отправиться в Низарет, потому что Просветитель послал Нам видение. В этом видении был Кроунгард, который светился изнутри — и это значит, что ваша дочь, отмеченная вниманием Божьим, вернулась. Все вокруг было усеяно костями, и люди под знаменами уходили вдаль. Это значит, вам необходимо увести войска и отказаться принимать энарийцев.

— А с чего вы взяли, что Илларио…

Люцио подскочил и что-то громко прокричал, а затем упал обратно в кресло. Эсмунд различил лишь одно слово — Адио, то есть Бог.

— Вы не смеете оспаривать волю Божью, — более спокойно, но с железом в голосе произнес переводчик.

— Я подозреваю, что к Божьей воле примешана воля людская, — сказал король. — Князь войны Энариона и его люди прибудут ко мне во дворец, как гости. Вы не имеете права мне помешать, ибо гостеприимство — это добродетель. Вы сами знаете строки Просвещения, где об этом говорится, — Эсмунд слабо махнул пальцами. — Вам стоит отправиться в Низарет, и очень внимательно послушать волю Божью. Ведь если вы неправильно ее истолкуете, это может вернуться к вам Его гневом.

Люцио Третий выслушал перевод и качнул головой.

— Просветитель видит многое, и разумение Его недоступно человеку.

— Само собой, — скривился Эсмунд. — Но меняет ли Он свои решения с легкостью распутной девки?

— Вы оскорбляете Бога! — разгневанно воскликнул переводчик вслед за Люцио.

— Это вы оскорбляете Его, — Эсмунд с усилием поднялся, — когда выдаете свои желания за приказанья Божьи! Я не дурак, чтоб не понимать — Илларио будет готовиться к новой войне! И я буду делать то же, и никто мне не помешает!

Сгорбленный Эсмунд сверлил Наместника взглядом. Люцио хмыкнул и с демонстративной легкостью встал. Проплыл к окну и осенил город внизу святым знаком.

— Вы мните себя выше Господа, — сказал он через переводчика. — Покайтесь, пока не поздно, ведь Он посылает вам все более страшные знаки. Теперь Он забрал у вас дочь. И вам до сих пор недостаточно?!

Эсмунд внезапно закашлялся, и в голове тут же вспыхнула мысль — что, если правда? Может, Люцио и впрямь чувствует волю Божью? И все, что надо сделать — это подчиниться ему, тогда Алина вернется к отцу живой и здоровой?!

Как бы хотелось в это поверить! Надежда вспыхнула в груди у короля, пустила теплые корни, но Эсмунд заставил себя отринуть ее. Он слишком хорошо знал священников, чтобы им верить. Люцио был ничуть не лучше, а просто намного выше остальных. Как он мог казаться людям святым?

— Я рад, что вы сдались и пришли, ваше преосвященство, — сказал Законник. — Корабль будет утром. Проведите последнюю ночь в Кроунгарде, и завтра вы покинете его навсегда.

Люцио надменно хмыкнул и направился к выходу.

— Бендика ви Адио18, — презрительно бросил он через плечо, выходя.

Эсмунд устало рухнул в кресло. Люцио оставил мерзкое ощущение, наплевал ему прямо в душу. Если этот мелочный лицемер и вправду ставленник Божий, то Господь, вероятно, позабыл про людей.

Эсмунд понял, что выборы следующего Наместника — это будет лучшее, что случится с церковью Просветителя за многие века. Есть надежда, что Святой престол займет хороший человек, который не будет использовать высокий пост во благо той или иной страны, а будет заботиться о душах паствы. И чем скорее случатся эти выборы, тем лучше.

Осмелится ли Эсмунд приблизить их?

Король неуютно поежился, словно кто-то мог подсмотреть его греховные мысли. Но если кто и мог это сделать, то только сам Просветитель. И если Он видит их, то видит и трусливую, испорченную душу Люцио.

Алина.

Эсмунд чуть не вздрогнул. О чем бы он не думал, мысли об Алине врывались в его сознание, как дикие налетчики, и отметали все остальное.

Что же случилось, моя дорогая? Что заставило тебя отправиться в тайгу одной? Почему ты оказалась такой глупой и безответственной?! Почему ты позволила себе исчезнуть, а Эльтону Лавеллету — погибнуть, разыскивая тебя?

Эсмунд злился на Алину. Казалось, что злости сейчас не место в его душе, и от этого он чувствовал себя виноватым. Король уже едва понимал, что происходит внутри него.

— Йоэн!

Хранитель вошел не один — вместе с ним были Дагоберт и кардинал Лекко.

— Нет ли новых вестей, отец?

— Нет, сын мой.

Дагоберт вздохнул и подошел к отцу. Он опустился на колено и взял руку Эсмунда в свои, неловко бормоча слова утешения.

— Ее спасут. Мы справимся, — постоянно повторял он.

— Зачем вы звали меня, государь? — с непривычным тактом вмешался Йоэн.

— Принеси те мягкие ботинки. И скажи Щитам — я хочу навестить Мариэль.

Лекко зачем-то поклонился.

— Беседа с королевой, храни Господь ее душу, облегчит ваши страдания, государь, — сказал он. — Позвольте мне и принцу сопроводить вас.

— Нет. Я хочу побыть с ней один.

— Конечно, — кивнул кардинал.

Йоэн отправился за ботинками. Лекко проследил за ним взглядом и снова повернулся к Эсмунду.

— Как прошел разговор с Наместником?

— Люцио Третий — мерзкая тварь. Почему ты не сказал мне сразу?

— Простите, ваше величество, но вы никогда не прислушивались ко мне, — со смиренной улыбкой поклонился кардинал.

— И, быть может, зря, — Эсмунд забрал у Дагоберта руку и поднялся навстречу Йоэну.

— Сидите, государь, я помогу вам обуться, — сказал хранитель.

— Я никогда не доверял тебе, Лекко. Но теперь я прошу тебя об одолжении — сопроводи Наместника в Низарет. Будь с ним рядом. Я уже понял, что воля Божья, о которой он говорит, рождается у него в голове. Заставь его услышать верную волю и издать буллу о выборах.

— Как скажете, — кивнул кардинал. — Идемте, мой принц. Близится время сна, нам нужно прочитать молитву.

— Ее спасут, — сказал Дагоберт и встал. — Она вернется и станет королевой, да?

— Конечно, сын мой, — пытаясь в это поверить, кивнул король. — Конечно.

Когда он выходил из покоев, то снова столкнулся с Лекко, который куда-то спешил.

— Вы куда-то торопитесь, кардинал?

— Досадная забывчивость, ваше величество, — кривозубо улыбнулся Джерио. — Я оставил свой экземпляр Просвещения в западной капелле.

Эсмунд кивнул.

— Спокойной ночи, государь.

Лекко поклонился и поспешил в западную часть дворца, бесшумно скользя по затененному коридору.

«Вряд ли я сегодня усну, если только не выпью двадцать кубков гальтаса», — подумал Эсмунд, но вслух сказал совсем другое.

— Спокойной ночи, кардинал.

Джерио обернулся и благодарно кивнул королю. Его улыбка в полумраке показалась Эсмунду зловещей.

* * *

Лунный свет, проникая через стекло, омывал Зеркальный сад ласковым серебром. Закатные кипарисы стояли, как солдаты по стойке смирно, отбрасывая длинные черные тени. Путь до алтаря был темен, но сам он был окутан ярким светом жаровни. Рыцарь, сменивший на посту Коррина Гвина, заметил короля и выпрямился, опираясь на протазан.

— Останьтесь тут, — велел Эсмунд Йоэну и Щитам. — Я хочу побыть один. И он пусть тоже уйдет.

— Вы, сир! — сквозь зубы воскликнула Герда и ткнула в постового пальцем. — Подойдите сюда! Король желает побыть один!

Рыцарь кивнул и бегом покинул пост.

Вырезанное в камне лицо Мариэль улыбалось. Эсмунд приблизился и положил на холодный камень ладонь.

Словно что-то оборвалось в груди, и он зарыдал в полный голос. Он собирался помолиться, поговорить с Мариэль, но вместо этого только плакал. Возможно, его слезы были красноречивее слов, а слова были и вовсе не нужны.

Эсмунд ощутил себя невероятно одиноким. Две самые любимые женщины покинули его, и он чувствовал, что не в силах терпеть эту боль. Казалось, что еще немного — и она убьет его изнутри.

Он поднял взгляд на мрачную, покинутую всеми Башню клятвы. Вспомнил, как она горела в ту ночь, как он метался в этом дворе, не в силах что-либо сделать… Воспоминания были такими яркими, что Эсмунд ощутил запах дыма. Он взглянул на черный дверной проем и увидел, как наружу и впрямь сочится дымок.

— Мариэль?..

Эсмунд отнял руку от камня и шагнул вперед. Дым становился гуще, выползал из мертвой башни, стремясь навстречу королю.

— Ваше величество!

Эсмунд не обратил внимания. С трудом передвигая слабые ноги, он шел вперед. Ему казалось, будто он слышит беззвучный, бессловесный зов, и не мог противиться ему.

Раздался глухой, но сильный треск. Законник на мгновение остановился, а потом продолжил свой путь.

— Ваше величество! — одновременно воскликнули несколько голосов.

Эсмунд ощутил тепло, идущее из башни. Дым окутал его, и он вошел внутрь.

Вокруг сомкнулась темнота. Эсмунд закашлялся. Откуда-то снизу вновь раздался треск.

— Мариэль? — позвал король.

Никто не ответил.

Внезапно пол затрясся и ушел из-под ног. Эсмунд увидел, как часть его рухнула вниз, и облако черного дыма, как зверь, накинулось на короля. Он пошатнулся и едва не упал, заходясь от кашля.

«Опоры! — понял он. — Кто-то поджег опоры внизу!»

Видение схлынуло, и Эсмунд бросился назад.

Поздно.

Башня клятвы сложилась под собственным весом, будто уходя под землю, как великие статуи Кель-Туата; обломки камней разбили потолок Зеркального сада, и ливень острых осколков изрезал закатные кипарисы; алтарь королевы рухнул и развалился напополам; поднялось густое облако пыли, и стало тихо.

* * *

Джерио эль Лекко вошел в покои Дагоберта. Пустые руки дрожали. Дагоберт, молящийся на коленях у окна, посмотрел на него и спросил:

— Что случилось? Я слышал грохот.

Лекко упал на колени, а Дагоберт, напротив, поднялся. Он понял — случилось нечто страшное.

— Ужасные вести… ваше величество, — сказал кардинал.

V

Лотария, Небесный погост

Август 2945 г. по миреданскому календарю

Древние похоронные башни покрывали цветущие холмы вокруг. Клювогорн кружил в чистом небе над ними, издавая глубокий, протяжный гул. Небесный дом сверкал, как бриллиант — сегодня было так ясно, что острым глазом можно было разглядеть его вытянутую форму.

— Вот она, — сказал Дэнтон и остановил Вихря.

Дэлуин внимательно оглядел гробницу от подножия до площадки на вершине.

— Ваш дед поставил себе достойный тердалис, — сказал он. — Так называли похоронные башни древние лотарцы.

— Миреданское слово? — спросил Дэн, не отрывая взгляда от широкой площадки. Снизу саркофаг не было видно.

— Предки были близки с миреданцами, — Дэлуин осмотрелся. — Вон та башня, глядите. Чудо, что она уцелела.

Моллард повернулся и на вершине одного из холмов увидел высокую, блекло-белую башню. Она выглядела так же, как и остальные, но на площадке были перила, а каменный столб обвивала лестница.

— Чудо, что уцелел и сам Небесный погост.

— Такие, как ваш дед, его сохранили, — крючковатый нос Грейна качнулся вниз-вверх. — Он всегда заботился о памяти нашего народа.

Дэнтон не ответил. Он смотрел вверх, щурясь от яркого неба, и пытался понять, хранит ли тердалис дух дедушки.

На забытом кладбище царила тишина. Оказавшись к югу от Шрама, Дэнтон и его люди первым делом отправились сюда. Альдеринг остался западнее — пока там не было нужды появляться. Баргезар был в трех днях пути.

Кассандра подъехала к ним. Она еще выглядела ослабленной, но не подавленной — глаза сияли, точно два сапфира, распущенные волосы блестели под солнцем.

— Когда мы начнем? — спросила она.

— Как только король скажет, — ответил Дэлуин.

Моллард молчал. Дедушка всю жизнь ходил в церковь и знал наизусть целые главы Просвещения, но упокоиться пожелал в небесной гробнице, а не на костре. Дэнтон не помнил, чтобы дед рассказывал ему о вере предков — но похоже, отголоски ее жили в сердце дедушки и были переданы Дэну с кровью.

— Ты не сомневаешься, Кассандра?

Она ответила сразу:

— Ни капли. Мы сами пришли к этому, Дэнтон, помнишь?

— Обращайтесь к королю как подобает, — наставил ее Грейн.

— Она может обращаться ко мне, как пожелает. Ты должен уважать ее не меньше, чем меня.

— Конечно, ваше величество, как пожелаете, — покорно отозвался пророк.

— Итак, нам нужно подняться туда, — обращаясь к белому тердалису, сказал Дэнтон.

— Да, государь. Солдаты могут остаться внизу.

Площадка наверху была покрыта старой пылью, сквозь трещины в камнях прорастала трава. Дэнтон стал в центре площадки, слева от него — Кассандра. Дэлуин встал у края, так что солдаты внизу тоже могли слышать и видеть его.

— Начнем, — Грейн стукнул посохом и поднял руку, призывая к тишине. — Священные тексты наших предков были утеряны, ваше величество. Все, что мы знаем о древних ритуалах — то, что они всегда проводились под открытым небом. У нас не было записанных молитв — каждая должна идти от сердца. Я думаю, что для Бога этого довольно.

Моллард кивнул.

— Посмотрите, как сияет Небесный дом! — воскликнул Дэлуин. — Бог рад видеть нас здесь сегодня! Довольно вы жили в страхе пред Небытием! Узрите же истину — смерти для души не существует! Бог наш — не господин, а мы не рабы! Он отец, а мы дети Его! Почувствуйте небесную любовь, братья и сестры, примите ее и осознайте — мы будем жить вечно, ибо такова и есть Его любовь.

Дэн не отрываясь глядел на Небесный дом и вдруг почувствовал себя ребенком. Он ощутил доброту и заботу, исходящую свыше. Даже сквозь все те горести, что произошли в его жизни, он почувствовал тепло Божье.

В ночь, когда хоронили деда, он благодарил небо за судьбу. И теперь ему хотелось сделать то же самое.

Пальцы сами нашли руку Кассандры. Он улыбнулся ей, а она улыбнулась ему.

— Покайтесь во грехах, и Бог дарует вам второй шанс! Живите праведно и думайте, что мир — это дом, а люди — братья, и небесная обитель откроется вам! Живите праведно и честно, боритесь, и воздастся вам в вечной жизни!

— На небе, — прошептала Кассандра, — или в следующей жизни — я хочу опять быть с тобой.

— Как и я, — ответил Дэнтон и поцеловал ее в губы и в лоб.

Дэлуин закончил речь, и солдаты внизу возликовали. Еще в Рейнвиле многие из них уверовали в то, что говорило Возрождение. Принять веру, что даровала освобождение от гибели души, оказалось удивительно просто.

Когда Дэнтон спустился, то подозвал Бастиана и крепко обнял его.

— Приветствую тебя в новой вере, брат.

— Спасибо, ваше величество, — пробормотал солдат ему в плечо.

Дэнтон разжал объятия.

— Здесь наши пути расходятся, Бастиан. Забирай людей и отправляйся в Дримгард. Ищите принцессу и делайте вид, что по-прежнему верны инквизиции. Что касается меня — скажите, что я отправился вглубь земель Дар-Минора.

— Я все помню, ваше величество.

— Не подведи меня.

— Пока не подводил, мой король.

Дэнтон улыбнулся и хлопнул его по плечу. Латник улыбнулся в ответ.

— Я делаю тебя рыцарем. В Дримгарде к тебе должны относиться с уважением.

Улыбка Бастиана вдруг исчезла, взгляд посерьезнел.

— Я счастлив стать рыцарем его величества.

— А я счастлив иметь такого рыцаря, как ты. Кассандра! Прими от него клятву.

— Моя королева, — поклонился ей Бастиан.

— Королева? — улыбнулась Кассандра, косясь на Дэна. — Неужели меня взял замуж король?

Моллард усмехнулся и залез в седло.

Грейн догнал его у края погоста, где от башен оставались лишь замшелые фундаменты.

— Есть один щепетильный вопрос, государь.

— Говори.

— Нам нужен наследник.

— Как банально, — хмыкнул Дэнтон.

— Корона без наследника — лишь пыль.

— Это так, — Дэн оглянулся на Кассандру, которая прощалась с солдатами. — Дай нам время, Дэлуин. Мы… — перед глазами возникла крохотная ножка, — нам надо подождать.

Грейн провел рукой по бакенбардам.

— Должно быть, вы через многое прошли вместе. Вы любите ее, государь?

— Почему ты спрашиваешь? — нахмурился Дэнтон.

— Быть королем — не только почесть, но и тяжкое бремя, — сказал пророк. — Я надеюсь, вы понимаете это.

Дэн молчал. Вихрь и серая лошадь Дэлуина шагали нос к носу.

— У предков было негласное правило. Испокон веков корона Лотарии ложилась только на белые волосы. Трижды трон занимал полукровка, и трижды это приводило к внутренним войнам.

Дэнтон снова промолчал. Он глядел перед собой, на шелестящий впереди березняк.

— Это политика, ваше величество. Ради страны нам всем придется пожертвовать своими чувствами, а вам — особенно, ведь вы король, — осторожно, будто боясь вызвать гнев, говорил Грейн.

Но Дэнтон был на удивление спокоен:

— И что же ты предлагаешь?

— Кассандра может стать вашей королевой, если желаете. Но наследника должна родить другая женщина.

— Это исключено.

— Это необходимо, ваше величество. Второй правитель новой династии обладает самой хрупкой властью. Если он слаб или нелюбим народом, случается переворот. Скоро мы увидим, как это случится с троном Теаргонов. Я не хочу, чтобы то, что мы успеем построить, рухнуло так быстро.

— При чем здесь чистота крови?

— Полукровка будет напоминать людям об америйском гнете. Чистокровный лотарец, потомок предреченного короля, станет всеобщим героем. Не надо ничего решать прямо сейчас, — сказал Дэлуин. — Но держите мои слова в голове.

Моллард и на сей раз решил не отвечать. Он вдруг осознал, что отныне не принадлежит самому себе. Он должен следовать пророчеству и делать то, чего ожидает народ. Золотое рабство.

— Рыцарь Тануэн, наверное, уже добралась до границ Миреданских болот, — задумчиво произнес Грейн. — Она очень помогла мне в нашем деле. Люди знают ее и восхищаются, и не зря прозвали Тигрицей.

Дэнтон хмуро кивнул, сообщая, что намек понят.

* * *

Лесная тень шептала, уводила Дэнтона все глубже в свои недра. Он шел, трогая стволы берез и чувствовал, что с каждым шагом ближе к правде. Чаща вывела его на поляну, освещенную солнцем.

Дэнтон набрал полную грудь воздуха и выкрикнул:

— АРИЙ!

Крик его разнесся по тихому лесу и растворился в нем.

— Арий! — вновь призвал его Дэнтон. — Я пришел к тебе, Арий! Ты говорил, что веришь в мою судьбу, и вот я здесь!

— Я ждал.

Дэн оглянулся и отпрянул. Маг стоял прямо за спиной, одетый в тот же балахон, что и двадцать лет назад. Темная кожа алела язвами, меж которых ползали белые черви — ни казнь, ни прошедшее двадцатилетие ни капли не изменили миреданского магистра. Ведь он был ни жив и ни мертв уже более сотни лет.

На месте глаз, где когда-то блистали золото и серебро, чернели бездонные провалы.

— Где плащ цвета крови, который ты носишь? — спросил Арий, почти не разжимая губ. Его шелестящий голос звучал как будто возле самого уха.

— Я снял его. Тот, кто даровал его мне и убил тебя двадцать лет назад, умер. Пророчество моих предков отыскало меня.

Арий медленно поднял руки, заламывая длинные пальцы в кривых жестах. Дэнтона окатил холод — он знал, на что способен маг.

— Сомнений нет. Так будет, — произнес Арий, сверля Дэна пустыми глазницами.

— Что будет?

— Сила наполнит тебя. Та, что способна побороться с проклятием.

— О чем ты?

Маг сложил ладони вместе, и Моллард ощутил, как воздух словно наполнился энергией.

— Вам говорят, Миредан пал. Так лгут, не зная правды, не желая ее знать. На самом деле Миредан был сокрушен. Борьба за власть, как и везде, погубила великое отечество. Я был там.

Арий развел ладони, и из них, как шелковый платок, в воздухе расправилось туманное полотно. На нем появилась картина: огромный город, полный величественных зданий, окруженный статуями выше гор, накрыла гигантская тень. Воздух наполнился грязно-желтым туманом, и небо сменило цвет. Оно покраснело и потрескалось, как мертвая почва, и гром небесный слился с громом статуй, уходящих под землю. Твердь встала на дыбы, черная вода хлынула из нее, будто кровь из тысячи ран, заполняя все вокруг.

— Темные магистры предали нас, — говорил Арий. — Внезапные, неодолимые силы обрушились на Кель-Туат, и город погиб. Нас прокляли вечно скитаться по разрушенным землям. То, что осталось от страны, темные магистры назвали Дар-Минор, Наследие Востока.

Картинка исчезла. Дэнтон понял, что все это время не дышал.

— Но мы ответили проклятием на проклятие. Мы стали нежитью, но перед тем сказали: всякое королевство, что возьмет себе наше наследие, станет мертвым.

— Так и случилось, — произнес Моллард. — Америя опустошила Дар-Минор.

— Но то, что было у Дар-Минора, она забрала себе. Наши богатства. Наши знания. Наше наследие.

— Что это значит?..

— Королевство станет мертвым. Но ты, король Лотарии, друг Миредана, — Арий коснулся пальцем груди Дэнтона, — тебе я помогу спасти свою страну.

— Как?..

— Мы пойдем на руины Кель-Туата и заберем корону для короля. Сила, скрытая в ней, спасет Лотарию.

— Почему ты помогаешь мне, Арий? Я ведь предал тебя.

— Так было, — маг вытянул руку. — Но ты хранил благодарность.

Дэнтон достал из кармана двустороннюю монету. Теперь он ясно чувствовал — золотая сторона, с грифоном на ней, была теплее серебряной. Молния стала холодной, как лед.

Моллард вручил монету Арию. Миреданец сотворил над монетой магические жесты, и металл расплавился, потек по ладоням, не обжигая кожу. Серебро и золото собрались в два шарика на ладонях, Арий прижал их к глазницам — и мгновение спустя улыбнулся.

— Я снова вижу, как человек, — сказал он.

Два глаза, серебряный и золотой, вернулись на свои места.

— Отправляйся к месту, что я когда-то звал родиной, король Дэнтон. Мы встретимся там.

— Постой! О чем ты говорил? Что ждет Америю? Кальдийцы завоюют ее?

— Так будет, или нет. Ты думай о своей стране. Проклятия не избежать. Все, что можно сделать — противостоять.

— Мой выбор сделан, — сказал Моллард. — Я беру на себя это долг.

— Тогда будь его достоин, потерянный король.

— Я буду.

Арий усмехнулся и отступил спиной вперед, скрываясь в тени берез.

— Ты знаешь, что меня ждет? Смогу ли я сделать, что должен?

— Никто не знает, — ответил маг и растворился в тени. — Но я буду верить, — раздалось эхо.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Примечания

1

Тип двуручного меча

(обратно)

2

Высшая военная должность в некоторых средневековых странах

(обратно)

3

Конюший в средневековой Англии

(обратно)

4

Владелец лена, т. е. феода, феодал

(обратно)

5

Шлем, повторяющий форму головы, где смотровую щель заменяют небольшие круглые отверстия для обзора и дыхания.

(обратно)

6

Цилиндрический шлем, полностью скрывающий голову и лицо

(обратно)

7

Углубление вдоль клинка, «кровосток»

(обратно)

8

Спасибо (кальдиский)

(обратно)

9

Разновидность копья с широким наконечником и характерными «ушками» на лезвии

(обратно)

10

Стихотворный жанр во французской средневековой литературе.

(обратно)

11

Маленький металлический щит, иногда соединенный с перчаткой

(обратно)

12

Кольчужный капюшон

(обратно)

13

Плоский шлем с полями, похожий на шляпу.

(обратно)

14

Главная башня в замках

(обратно)

15

Короткие мешковатые брюки с прорезями, в которых видно подкладку, доходящие до колена

(обратно)

16

Изогнутый двуручный меч, похожий на большую саблю, часто со сложной рукоятью.

(обратно)

17

Да (кальд.)

(обратно)

18

Храни вас Бог (кальд.)

(обратно)

Оглавление

Глава первая: Герцог Моллард I II III IV V Глава вторая: По воле короля I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII Глава третья: Железная луна I II III IV V VI VII VIII Глава четвертая: Подонки его величества I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII Глава пятая: Друзья и наставники I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV Глава шестая: Рыцарь и волк I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII Глава седьмая: Дорога звезд I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII Глава восьмая: Багровое знамя I II III IV V VI VII Глава девятая: Так будет I II III IV V Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg