«Королевство стужи и звездного света»

Королевство стужи и звездного света (fb2) - Королевство стужи и звездного света (пер. Игорь Борисович Иванов) 3907K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сара Джанет Маас

Сара Дж. Маас Королевство стужи и звездного света

Sarah J. Maas

A COURT OF FROST AND STARLIGHT

Copyright © 2018 by Sarah J. Maas

All rights reserved

This translation of A Court of Frost and Starlight is published by arrangement with Bloomsbury Publishing Inc.

Серия «Lady Fantasy»

© И. Б. Иванов, перевод, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается моим читателям,

умеющим смотреть на звезды и загадывать желания

Глава 1 Фейра

Первый снег нынешняя зима обрушила на Веларис часом ранее ожидаемого.

За прошлую неделю земля успела промерзнуть. Я как раз оканчивала завтрак, доедала яичницу с беконом и торопливо запивала ее крепким чаем, когда тонкая белая пыль припорошила светло-серые камни мостовых.

Я понятия не имела, где сейчас Риз. Когда я проснулась, его рядом не было, а простыни с его стороны успели остыть. Он ушел, а я и ухом не повела. Ничего удивительного: все эти дни нас захлестывал поток дел и мы жутко уставали.

Завтракала я в городском доме, сидя одна за длинным столом из вишневого дерева и хмуро поглядывая на клубящиеся за окном снежинки. Когда-то я отчаянно боялась первого снега, ибо он предвещал долгие суровые зимы. Но как раз такая долгая суровая зима два года назад заставила меня углубиться в лес и вынудила убить волка, позарившегося на мою добычу. Я и подумать не могла, что волк, который на самом деле был оборотнем, приведет меня в счастливую жизнь.

А снег все падал. Крупные хлопья накрывали сухую траву на лужайке перед домом и украшали островерхие прутья декоративной ограды пушистыми шапками.

Каждая пляшущая снежинка пробуждала во мне сверкающую, потрескивающую магическую силу. Да, я стала верховной правительницей Двора ночи, однако унаследовала магические дарования всех дворов. И теперь в игру вступала зима, с двором которой я тоже связана.

Наконец я почувствовала себя вполне проснувшейся и немного опустила магический щит, охранявший разум. Магическим зрением он виделся стеной из черного адаманта. Я потянула за нить, соединяющую наши души, и спросила Риза: «Куда тебя унесло в такую рань?»

Мой вопрос растворился в черной мгле. Верный признак того, что Риз сейчас за пределами Велариса. Возможно, и за пределами Двора ночи. Это меня тоже не удивляло. Последние месяцы он много странствовал, посещая союзников по недавней войне. Риз укреплял отношения с ними, налаживал торговлю и следил за их устремлениями в новом мире, где больше не было стены, отделявшей дворы от земель смертных. Если дела позволяли, я отправлялась с ним.

Я жадно допила чай и понесла посуду на кухню. Игры со льдом и снегом обождут. В кухне орудовала Нуала, готовя еду для полуденной трапезы. Ее сестры-двойняшки Серридвены рядом не было. Я остановила поползновение Нуалы отобрать у меня тарелку и чашку.

– Сама помою, – сказала я вместо приветствия.

Вся в хлопотах по сотворению мясного пирога, Нуала – полупризрак-полуфэйка – наградила меня благодарной улыбкой и не стала возражать. Ее отличала немногословность. Меж тем близняшки были не из робкого десятка. Особенно если учесть, что обе шпионили, выполняя задания Риза и Азриеля.

– А снег валит и валит, – сказала я, сама не зная, зачем говорю столь очевидные вещи.

Посуду я мыла на ощупь, глядя в кухонное окно. Элайна заранее подготовила сад к зиме, прикрыв мешковиной самые нежные кусты и цветочные клумбы.

– Похоже, снегопад до вечера.

Нуала украсила пирог решеткой из теста и принялась скреплять края. Ее призрачные пальцы двигались проворно и умело.

– Так приятно, когда в День зимнего солнцестояния все белым-бело, – сказала она мелодичным, негромким голосом, полным шепота теней. – А то несколько лет подряд в этот день не было снега.

Я и забыла. Через неделю у нас праздник, День зимнего солнцестояния. Я еще не освоилась с положением верховной правительницы и даже не представляла, какова моя роль на этом торжестве. Будь у нас верховная жрица, она бы затеяла вычурную церемонию вроде той, что Ианта устроила год назад…

Год назад. Боги милосердные, прошел почти год с тех пор, как Ризанд напомнил о заключенном с ним соглашении. На самом деле то была отчаянная попытка вызволить меня из душного, отравленного мира Двора весны, спасти от безысходности. Опоздай он хотя бы на минуту – одной Матери известно, что́ бы случилось и где я была бы сейчас.

Снег заботливо укутывал сад. Мешковина, укрывавшая кусты, выглядывала из белого покрывала коричневыми островками.

Усилия Ризанда – моей истинной пары – были неимоверными и совершенно бескорыстными. Он делал все, даже не позволяя себе надеяться, что мы когда-нибудь соединимся.

За эту любовь сражались мы оба. Кровь проливали. Риз даже отдал за нее жизнь… К счастью, его воскресили.

Те страшные мгновения до сих пор мне снились и вспыхивали видениями днем… Его застывшее лицо. Застывшая грудь. Порванная связующая нить. Я и сейчас иногда ощущала эту пустоту. Страшную пустоту вместо нити. Вместо него. Даже сейчас, когда нить обрела былую прочность и текла, словно река звездного света, эхо утраты сохранялось. Оно выталкивало меня из сна, вторгалось в разговор, заставляло бросать кисть и забывать о приготовляемой еде.

Риз прекрасно знал, почему в иные ночи я цеплялась за него, а ярким солнечным днем могла до боли стиснуть руку. И я знала, почему его глаза стекленели, почему он вдруг странно смотрел на нас, будто не веря, что мы – не плод его воображения, и почему он тер грудь, избавляясь от призрачной боли.

Мы оба спасались работой. Она заставляла сосредоточиться. Порой я боялась тихих праздных дней. Тогда-то на меня и накидывались страшные воспоминания. Я оставалась наедине с ними. Я вновь думала о бездыханном Ризе, лежащем на каменистой земле, о правителе Сонного королевства, сломавшем шею моему отцу, о крылатых иллирианских воинах, сожженных в небе и пеплом павших на землю.

Возможно, когда работы станет меньше, она уже не сдержит лавину страшных воспоминаний.

К счастью, в обозримом будущем нам такое не грозило. Восстановление Велариса после атак Сонного королевства стало лишь одной из грандиозных задач. Хватало и других: в Веларисе, Иллирианских горах, Каменном городе и вообще по всему Двору ночи. Наш двор был лишь частичкой Притиании, а Притиания – пусть и очень большим, но островом. Кроме него, существовали громадные континенты, и события там развивались не самым лучшим образом.

Но ближайшее событие – День зимнего солнцестояния. Самая длинная ночь в году. Я отвернулась от окна. Нуала все еще возилась с пирогом.

– Я так понимаю, здесь этот праздник справляют по-особому? – как бы невзначай спросила я. – Не так, как при Дворах зимы и дня.

И при Дворе весны.

– Это уж точно, – подтвердила Нуала, придирчиво оглядывая пирог.

Опытная шпионка, прошедшая выучку не у кого-нибудь, а у Азриеля, и вдобавок прекрасная повариха.

– Мы очень любим этот праздник. Он такой теплый, домашний. Подарки, музыка, угощения. Пир под открытом небом, при свете звезд…

Ничего похожего на пышное многодневное празднество, которое мне пришлось выдерживать в прошлом году. Но я совсем забыла про подарки. Надо купить подарки всем… Что значит «надо»? Я с удовольствием это сделаю. Ведь те, для кого я буду их покупать, – мои друзья, моя семья. Они тоже сражались, проливали кровь и едва не погибли.

Усилием воли я прогнала воспоминание: Неста, склонившаяся над раненым Кассианом. Оба готовы умереть в сражении с правителем Сонного королевства. А у них за спиной – труп нашего с Нестой отца.

День зимнего солнцестояния – прекрасный повод собраться. А то в последнее время нам редко удавалось провести вместе больше часа. В лучшем случае – двух.

– Это еще и время отдыха, – продолжала Нуала. – Возможность поразмышлять о тьме, среди которой загорается свет.

– А церемония бывает?

Женщина-полупризрак пожала плечами:

– Бывает, только никто из нас не ходит. Это больше для желающих чествовать возрождение света. Но сначала нужно целую ночь просидеть в темноте.

На губах Нуалы мелькнула такая же призрачная улыбка.

– Для нас с сестрой это не в диковинку. Да и для верховного правителя тоже.

Хвала богам. Никто не потащит меня в храм, где нужно выстаивать долгие часы. Я кивнула, стараясь не показывать радости.

Я поставила посуду в деревянную сушилку, пожелала Нуале кулинарных успехов и отправилась наверх переодеваться. Серридвена приготовила одежду, однако сама не показалась. Я надела теплую черную кофту, черные облегающие штаны и сапоги на теплой подкладке. Возиться с волосами не хотелось, и я заплела их в не слишком тугую косу.

Год назад меня одевали в роскошные платья, обвешивали драгоценностями и заставляли красоваться перед напыщенными придворными, а те пялились на меня, как на удачно купленную породистую лошадь.

Но здесь… Я улыбнулась простенькому серебряному кольцу с сапфиром на левой руке. Это кольцо я утащила у той, кого привыкли называть Ткачихой. Только потом мы узнали, что ее настоящее имя – Стрига.

Моя улыбка потускнела.

Память показала мне и Стригу, стоящую перед правителем Сонного королевства. Она была с головы до ног покрыта кровью своих жертв – вражеских солдат. Но в том сражении победил король. Он сломал Стриге шею, а затем бросил тело чудовищам.

Я стиснула пальцы в кулак и задышала. Вдох носом, выдох ртом. Пока не исчезла слабость в руках и ногах и пока стены спальни не перестали на меня давить.

Чтобы чем-то занять мозг, я разглядывала предметы в нашей с Ризом спальне. Ее ни в коем случае нельзя было назвать маленькой, но с некоторых пор там стало… тесновато. Письменный стол из палисандрового дерева был густо завален бумагами и книгами – моими и Риза вперемешку. Часть моей одежды и украшений переместилась сюда, другая оставалась в прежней спальне. К общему хаосу добавлялось оружие.

Мечи и кинжалы, луки, колчаны со стрелами. Я лишь чесала в затылке, глядя на тяжелую, зловещего вида булаву, примостившуюся у стола. Риз притащил ее сюда, а я и не заметила. Когда успел? Лучше не спрашивать. Но наверняка без Кассиана не обошлось.

Разумеется, все это можно спрятать в нишу между мирами, однако… Моя коллекция иллирианских ножей, громоздящаяся на комоде, выглядела ничуть не лучше.

Если снегопад запрет нас дома, пожалуй, я потрачу день на наведение порядка. Найду место всему. Особенно булаве.

Задача не из простых, поскольку Элайна по-прежнему жила с нами и ее комната почти рядом. Неста обзавелась жильем в другой части города. О «гнездышке» старшей сестры я старалась не задумываться. Хвала богам, что Ласэн нашел себе милый дом на набережной. Он перебрался туда на следующий же день после возвращения с войны. И со Двора весны.

Я не задавала Ласэну вопросов о визите к Тамлину. Он тоже не объяснил причин появления синяка под глазом и рассеченной губы. Только спросил нас с Ризом, не знаем ли мы места в Веларисе, где можно снять жилье, поскольку он не хочет нас стеснять. Возвращаться в Дом ветра ему тоже не хотелось, ибо там он чувствовал себя затворником.

Ласэн ни разу не упомянул Элайну и не сказал, что хочет быть поближе к ней. В свою очередь, моя средняя сестра повела себя так, словно ей было все равно, останется он или переберется в другое место. По поводу синяка и рассеченной губы она тоже промолчала.

Ласэн обосновался в Веларисе и находил себе какие-то занятия. У нас он не показывался днями, а то и неделями.

Но и после того, как Неста и Ласэн покинули дом, он не стал просторнее – особенно когда появлялись Мор, Кассиан и Азриель. А Дом ветра был слишком велик, слишком официален и вдобавок далеко от города. Там неплохо провести пару дней, однако… я привыкла к этому дому. Первый дом, который я могла по-настоящему назвать домом.

Замечательно будет отпраздновать здесь День зимнего солнцестояния. А шум и тесноту… вытерплю.

Взгляд упал на груду неразобранных бумаг. Письма из других дворов, обращения жриц, желающих служить в том или ином храме, послания из фэйских и человеческих королевств. Я неделями не притрагивалась к ним и наконец решила посвятить утро разбору письменных завалов.

Верховная правительница Двора ночи, защитница Радуги и… хранительница письменного стола.

Я хмыкнула, перебросив косу на спину. Пожалуй, лучшим подарком себе стал бы личный секретарь, который бы добросовестно читал письма и отвечал на них, умело отделяя существенное от второстепенного. Чуть больше времени для себя, для Риза…

Надо посмотреть бюджет двора. Риз никогда не влезал в эти цифры, а я влезу. Посмотрю, на чем можно сэкономить, чтобы платить жалованье секретарю. Мы с Ризом оба не любили увязать в писанине.

Наверное, во мне говорил опыт прежней жизни, где постоянной спутницей была бедность. А сейчас… При нашем богатстве мы легко могли нанять секретаря, ни на чем не экономя. Я вообще могла бы тратить время исключительно на себя и Риза, но меня не манила праздная жизнь. Земли Двора ночи и его жители занимали в моем сердце важное место наравне с Ризом. Вплоть до вчерашнего дня я с утра до вечера помогала нуждающимся… пока мне в исключительно учтивой манере не предложили вернуться домой и несколько дней потратить на себя и подготовку к празднику.

После войны жители Велариса вплотную занялись восстановлением города и помощью нуждающимся. Раньше, чем я об этом задумалась, возникли многочисленные сообщества добровольцев. Я работала в нескольких. Заниматься приходилось всем. В первую очередь – подыскивать жилье тем, кто остался без крыши над головой, ободрять и утешать тех, кто потерял близких или покалечился во время атаки на Веларис. Уж не знаю, каким образом до наших краев добирались беженцы, но я занималась и их устройством. А с наступлением холодов всем требовалась теплая одежда, не говоря уже о еде.

Все, что я делала, было жизненно важным. Работа успокаивала. И в то же время… я чувствовала, что способна на большее. Моя помощь может быть более действенной. Как? Над этим я постоянно ломала голову.

Однако я была не единственной, кто искренне старался помочь нуждающимся. Накануне праздников прибавилось добровольцев. Они заполнили общественное здание близ Дворца рукоделия и драгоценностей, где разместилось большинство добровольческих сообществ.

– Ваша помощь была неоценимой, – сказала мне вчера женщина, возглавляющая одно такое сообщество. – Вы работали у нас чуть ли не ежедневно, не щадя себя. Отдохните недельку. Вы честно заработали отдых. Проведите эти дни с мужем.

Я пыталась возражать, говоря, что на распределении теплой одежды и дров никакая пара рук не лишняя. Фэйка молча указала на обширный зал за спиной, битком набитый добровольцами.

– По-моему, скоро у нас будет столько добровольцев, что придется изыскивать им работу.

Когда я стала упрямиться, эта решительная женщина нежно взяла меня под руку, вывела наружу и закрыла дверь.

Я поняла намек, но не смирилась. Сообщества добровольцев были и в других местах. Я попытала счастья еще в нескольких. Сговорились они, что ли? Куда бы я ни стукнулась, мне вежливо отвечали:

– Идите домой, отдыхайте и наслаждайтесь праздником.

Что ж, первую часть пожелания я выполнила. А вот насчет наслаждения…

Связующая нить наконец принесла мне ответ Риза, сопровождаемый гулом темной, сверкающей магической силы: «Я в лагере Девлона».

«А почему так долго не отвечал?» Путь от Велариса до Иллирианских гор неблизкий, но связующая нить доносила ответы мгновенно, не требуя томительных минут ожидания.

Смех Риза был глубоким, чувственным. «Мне помешал монолог Кассиана. Парень говорил без остановки. Даже дышать забывал».

«Мой бедный иллирианский малыш. Согласись, что тебе здорово от нас достается».

Невидимые руки Риза – я лишь ощущала их, окруженные тенями, – ласкали меня. Мой ответ несколько удивил и позабавил его. Но удивление тут же сменилось короткой фразой: «Кассиан сцепился с Девлоном. Кажется, у них серьезно. Посмотрю, стоит ли мне вмешиваться».

Вскоре я получу подробный отчет о происходящем в военном лагере, а пока…

Я улыбнулась снежинкам, все так же пляшущим за окном.

Глава 2 Ризанд

Время – девять утра, а Кассиан уже порядком взвинчен.

Неяркое зимнее солнце безуспешно рвалось сквозь толщу облаков, повисших над Иллирианскими горами. Ветер шумно ударял по серым вершинам. В самом лагере снежный покров достигал трети локтя. Вскоре засыпет и Веларис.

Снег там уже начинался, когда на рассвете я покидал город. К моему возвращению все будет белым-бело. Пару минут назад мы с Фейрой перекинулись несколькими фразами по связующей нити. Спросить ее про снегопад я не успел. Быть может, я не задержусь здесь и мы прогуляемся по улицам. Покажу ей весь блеск и сияние города Звездного света на фоне свежего снега.

Здесь кажется, что и моя истинная пара, и Веларис остались где-то в другом мире. Меня окружает Гавань ветров – так называется лагерь, разместившийся высоко в горах, на широком перевале. Иллирианцы привыкли рано вставать в любую погоду. Не знаю, кто дал лагерю такое название. Ветры не прилетают в эту «гавань» отдохнуть. Сейчас они взяли себе в союзники снегопад и яростно атаковали лагерь. Однако обитатели Гавани ветров и не думали отказываться от повседневных занятий.

Воины – кроме тех, что несли службу в дозоре, – упражнялись на нескольких площадках. Защитного ограждения у площадок не было, и они подходили к самому краю отвесного склона. Внизу лежала долина, не столь широкая, как перевал.

Те, кто по каким-либо причинам не годился для воинской службы, занимались торговлей, кузнечным делом, тачанием сапог. Женщин же изо дня в день и из года в год ожидала нудная работа по дому.

Правда, сами женщины так не считали. Никто из них. Но что для молодых, что для старух круг дел был сравнительно невелик: стряпня, уборка, присмотр за детьми, шитье, стирка… Все это – нужные и важные дела, которыми можно гордиться. Угнетало лишь, что ничего иного от иллирианских женщин и не ждали. Если же кто-то – сплошь девчонки-подростки и совсем молодые женщины – пытались уклониться от вековых обязанностей, их наказывали. В лагере было с полдюжины «мамаш», надзирающих за женской частью населения. Помимо них, бунтарку мог наказать отец, брат и даже сосед.

Так было во времена юности моей матери. Так было во времена моего детства. Несколько месяцев назад, после войны, мир избрал другой путь. Исчезла стена, разделявшая фэйский мир и мир смертных. Но иллирианцы словно застыли во времени. Окрестные ледники растают быстрее, чем здесь произойдут серьезные перемены. Никто не осмеливался покуситься на тысячелетние традиции.

Пока не появились мы. И то…

Я стоял близ учебной площадки. Спор Кассиана с Девлоном перерос в настоящую перепалку. Я притворился безучастным и повернулся к ним.

– Девкам хватает хлопот. Не успеешь оглянуться, как уже День зимнего солнцестояния. Матерям помогают, – говорил местный командир, сложив руки на выпяченной груди. – В такую пору ни одна пара женских рук лишней не бывает. Какой семье захочется ударить в грязь лицом? Вот праздник пройдет, на следующей неделе и будут упражняться.

Эти разговоры длились уже не один десяток лет. Поначалу Девлона вообще нельзя было сдвинуть с места, как Кассиан ни старался. Но и сейчас наши успехи оставались весьма скромными.

Ветер трепал темные волосы Кассиана. Лицо моего соратника и названого брата оставалось жестким, как гранит. Когда мы были мальчишками, Девлон помыкал нами. Такого наставника я бы не пожелал никому. Но он так и остался командиром лагеря, а Кассиан поднялся до командующего иллирианской армией.

– Девчонки успеют помочь матерям и после занятий. Сегодня мы сократим время упражнений до двух часов. Оставшегося времени будет более чем достаточно для приготовлений к празднику.

Светло-карие глаза Девлона взглянули на меня, стоявшего поодаль.

– Это приказ?

Я выдержал его взгляд. Несмотря на корону верховного правителя и власть, мне стоило усилий вновь не почувствовать себя дрожащим мальчишкой, каким я был пятьсот лет назад. Тогда Девлон казался мне невероятно рослым. Он навис надо мной, а потом толкнул в сторону учебной площадки.

– Если Кассиан так говорит, значит это приказ.

Все годы, что мы сражались с упрямством Девлона и таких же, как он, закосневших иллирианцев, мне не раз приходила в голову мысль проникнуть в их разум и попросту склонить на свою сторону. Но были невидимые границы, которые я не мог и не хотел переступать. Поддайся я искушению, Кассиан ни за что бы меня не простил.

– Один час, – проворчал Девлон, окутываясь облачком пара.

– Два часа, – возразил Кассиан, слегка раздвинув крылья.

Сегодня он с утра держал жесткую оборону, даже вызвал меня на подмогу.

Мой названый брат умел разбираться сам. Он не стал бы выдергивать меня из Велариса, не окажись положение скверным. А оно было сквернее некуда. Пожалуй, нам придется учредить постоянный надзор за этим и другими лагерями, пока иллирианцы не перестанут упрямо цепляться за традиции.

Легко сказать – учредить надзор. Война взбаламутила и опустошила Притианию. Нужно было восстанавливать разрушенное и налаживать отношения с землями людей. Стена исчезла, и фэйские королевства пытались безнаказанно погреть на этом руки… У нас попросту не было ресурсов для учреждения надзора. Во всяком случае, сейчас. Возможно, будущим летом, если другие Дворы не преподнесут сюрпризов.

Ближайшее окружение Девлона толкалось на соседней площадке, оценивающе поглядывая на нас с Кассианом. Нам было не привыкать к их взглядам. Со многими из них мы обучались, а затем проходили кровавый ритуал – тяжелейшие испытания за право называться иллирианским воином. Соперники по учебным поединкам превращаются в противников. Девлон тогда думал, что мы с Кассианом и Азриелем погибнем, не выдержав испытания, но просчитался. За дни кровавого ритуала мы убили достаточно тех, на кого он делал ставку. Такое не забывается. И спустя пятьсот лет нас боялись и ненавидели, однако… Нельзя забывать, что минувшим летом иллирианцы храбро сражались на войне и несли, пожалуй, самые внушительные потери, приняв на себя главный удар Сонного королевства и Котла.

Уцелевшие воины были живыми свидетельствами отменной выучки и блестящего командования Кассиана. Они вернулись сюда, в свой особый мир, и снова потянулась привычная лагерная жизнь, когда один день похож на другой. Но память о войне, о потерях никуда не делась. Она будоражила умы и сердца и уже начала превращаться во что-то уродливое и опасное.

Храбрость храбростью, однако среди иллирианских воинов были не только доблестные воины. Водились и предатели. Мы хорошо помнили, как во время самозваного правления Амаранты несколько отрядов охотно признали ее власть. Точно так же иллирианцы хорошо помнили, что первые месяцы после ее падения мы вели беспощадную охоту на предателей и уничтожали их.

Да, надзор необходим. Но не сейчас.

Девлон не собирался уступать. Скрестив на груди мускулистые руки, он предпринял новую атаку:

– После того, что вынесли наши парни за минувшее лето, они заслужили достойный праздник. И женщины всех возрастов обязаны подготовить им настоящее торжество.

Девлон умело владел и мечом, и языком. Этого у него не отнимешь.

– Два часа упражнений на площадках каждое утро, – произнес Кассиан.

Его тон ничуть не смягчился. Я знал: Кассиан достиг опасной черты и с ним лучше не спорить, если не хочешь, чтобы словесная перепалка переросла в кулачную. Все это время он безотрывно смотрел на Девлона.

– И от парней не убудет, если они помогут матерям, женам и сестрам с приготовлениями к празднику. У них ведь тоже две руки.

– Не у всех, – сказал Девлон. – Кое-кто вернулся одноруким.

Я не столько увидел, сколько почувствовал глубокую рану, нанесенную Кассиану.

Такова была плата за должность главнокомандующего армией: каждую смерть, увечье и даже шрам он воспринимал как свой недочет. Особенно здесь, среди воинов, видя безруких, безногих, искалеченных. Лагерные лекари делали все, что могли, но кому-то уже было не суждено вернуться в строй…

– Женщины будут упражняться по полтора часа, – сказал я, успокаивая волну темной магической силы, которая забурлила в моих жилах.

Произнеся это, я засунул озябшие руки в карманы. Кассиан расправил крылья, добросовестно изображая недовольство. Девлон открыл рот, но я продолжил, не дав ему сморозить глупость:

– Всего полтора часа каждое утро, а затем пусть возвращаются к домашним делам. И мужчинам не возбраняется помогать везде, где требуется их помощь.

Я взглянул на шатры, каменные и деревянные домики, разбросанные по перевалу и склонам.

– Не забывай, Девлон, что война ударила и по многим женщинам. Пусть никто из них не лишился руки или ноги, зато они потеряли отцов, мужей, сыновей и братьев. А потому все в равной степени займутся подготовкой к празднику и будут упражняться по утрам.

Я кивнул Кассиану, и мы направились в дом, где всегда останавливались. Там каждый уголок помнил наши с Фейрой любовные слияния; особенно кухонный стол. Ничего удивительного: наши парные узы только складывались, и я был необуздан, как любой фэйский мужчина. Я жаждал быть рядом с ней и внутри ее.

Какими давними и далекими казались мне те дни, словно это было совсем в другой жизни!

Мне самому требовался праздник.

Мы шли к двухэтажному каменному дому у кромки деревьев, давя сапогами снег и лед.

Праздник не для отдыха, не для хождения по гостям, а чтобы провести побольше времени в постели с истинной парой. Отоспаться, насытиться друг другом. Все последние дни приходилось выбирать либо-либо, что было для меня совершенно неприемлемо и толкало на глупости.

На минувшей неделе мы были по горло заняты, однако мое желание не слушало доводов рассудка. Я отчаянно хотел Фейру и слился с ней, пока мы летели из Дома ветра в городской дом. Слияние высоко в небесах… Ну хоть не на виду у горожан – я прикрыл нас плащом. Это требовало изрядных ухищрений. Я месяцами выжидал подходящего мгновения. И вот… Мне было достаточно заглянуть в ее серо-голубые глаза, и руки сами потянулись и расстегнули ее штаны.

Через несколько секунд я уже вошел в нее. Мы закувыркались и чуть не рухнули на крыши, словно иллирианские малыши, не научившиеся летать. Фейра посмеивалась. Ее смех лишь подхлестнул мой оргазм.

Не скажу, что это было лучшим из наших слияний. Но до праздников еще есть время, чтобы исправить положение в более привычных условиях.

Как всегда, при мысли о Фейре во мне нарастало желание. Пришлось опять волевым усилием загнать его поглубже.

Кассиан молчал. Я тоже. Мы подошли к крепкой входной двери.

– Есть еще неприятные новости? – спросил я, отряхивая снег с сапог.

Стоило мне толкнуть дверь и войти, на глаза сразу же попался кухонный стол. Память услужливо подбросила картинку: голая Фейра, распластанная на столе. Я едва погасил изображение.

Кассиан ответил не сразу. Он шумно выдохнул, захлопнул дверь и привалился к ней, сложив крылья.

– Назревает раскол. Если учесть, что на праздник соберется много кланов, зараза может распространиться.

Магической силой я разжег пламя в очаге. Дом быстро согревался. Даже малый выплеск магии ослабил напряжение, вызываемое необходимостью сдерживать темную силу.

– Нам уже доводилось разгребать подобное дерьмо, – сказал я, вставая спиной к проклятому столу. – Разгребем и сейчас.

Кассиан покачал головой. Его черные волосы поблескивали в неярком свете, льющемся из окон.

– Сейчас не так, как прежде. Раньше тебя, меня и Аза ненавидели за то, что мы из себя представляем. За наше положение. А в этот раз… мы послали их воевать. Я их послал, Риз. И среди недовольных не только воины-забияки, но и женщины. Они считают, мы отправили иллирианцев на юг, чтобы отомстить за издевательства и унижения детства и юности. Представляешь? Когда-то Девлон и его мо́лодцы измывались над нами, а теперь мы взяли реванш, бросив иллирианских воинов в самое пекло.

Мысли нелепые, но очень опасные.

– В таком случае надо действовать осторожно. Найти, откуда распространяется отрава, и заткнуть ядовитый источник, но миролюбивым образом. Это не сражение, откуда выходишь с боем и жертвами, – пояснил я, заметив удивленно вскинутые брови Кассиана.

– Никаких сражений, – согласился Кассиан, почесывая подбородок.

С предателями, служившими Амаранте, было проще. Здесь же предстояло разбираться не с врагами, наводившими ужас, а с соратниками, у которых помутился рассудок.

Кассиан смотрел на дом, знакомый нам с детства. В зимние дни здесь всегда бывало сумрачно. Огонь, что потрескивал в очаге, навеял воспоминания о матери, готовившей нам еду. Сердце наполнилось знакомой душевной болью. Воспоминания о бурных днях с Фейрой – недавние. Но существовал другой, глубинный пласт, связанный с детством. Весь дом пропитался прошлым.

– Сюда на праздник слетится много воинов, – продолжал Кассиан. – Я могу остаться. Понаблюдать, как будут разворачиваться события. Возможно, раздать подарки ребятне и вдовам. Что-то по-настоящему нужное, о чем они сами из гордости никогда не попросят.

Мне понравился замысел Кассиана. И все же…

– Подарки подождут. Ты проведешь праздники дома.

– Ты не думай. Меня это совсем не тяготит.

– Я хочу видеть тебя дома. В Веларисе.

Удивительно, но Кассиан до сих пор верил в иллирианскую сопричастность. А дорогие иллирианские соплеменники вытирали о него ноги, причем с самого детства.

– Мы отпразднуем День зимнего солнцестояния в семейном кругу. Соберемся все.

Даже если мне придется воспользоваться властью верховного правителя и приказать ему.

– А тебя-то что гложет? – вдруг спросил Кассиан.

– Ничего.

В общем-то, у меня не было причин для недовольства. Невозможность постоянно резвиться с Фейрой в постели я бы не назвал таким уж серьезным осложнением. И потом, это касалось только нас двоих.

– Риз, я же чувствую, ты чем-то подавлен.

Кассиан видел меня насквозь.

Я вздохнул, подняв голову к древнему потолку, усеянному пятнами сажи. Мы не раз праздновали здесь День зимнего солнцестояния. Мать всегда припасала подарки для Азриеля и Кассиана. Я вспомнил самый первый такой день. До этого в жизни Кассиана не было ни праздников, ни подарков. Кассиан тогда разворачивал подарки и кусал губы, чтобы не разреветься. Моя мать смотрела на него, и в ее глазах тоже блестели слезы.

– Я хочу перескочить в следующую неделю, – признался я.

– И неужели всей твоей магической силы недостаточно для такого трюка?

Я сухо посмотрел на него. Кассиан нагловато усмехнулся.

Я был и всегда буду благодарен моим друзьям, моей семье. Они знали о моей темной силе и никогда не отшатывались, не выказывали страха. Конечно, порой я пугал их до смерти, но мы все пугали друг друга. Не хочется признаваться, сколько раз это делал Кассиан. Последний раз я крупно перепугался за него летом.

Не один раз. Дважды. Два раза на протяжении нескольких недель.

Я и сейчас видел, как Азриель выволакивал его с поля сражения. По ногам Кассиана струилась кровь, капая в раскисшую глину, а в груди зияла рана.

Это я видел собственными глазами. Вторая картина – не из моей памяти. Фейра впустила меня в свой разум и показала все, что произошло между ее сестрами и правителем Сонного королевства. И там Кассиан: окровавленный, с переломанными крыльями, извивался на земле, умоляя Несту бежать.

Сам Кассиан об этом не рассказывал. Ни о себе, ни о Несте. Я думал, ужасающие события их объединят. Ничего подобного. Они вообще перестали видеться.

Неста съехала от нас, найдя жилье на другом берегу Сидры, в обшарпанном домишке. В мире смертных людей такие дома именовались трущобами. С нами тоже прекратила общаться. Лишь Фейра иногда навещала старшую сестру, редко задерживаясь там больше чем на полчаса.

И с этим тоже надо что-то делать.

Я видел, как тяжело Фейре. Ей до сих пор снились кошмары, и мне приходилось успокаивать ее. Один и тот же повторяющийся сон: страшный день в Сонном королевстве, когда ее сестер против воли заставили погрузиться в Котел. Они не хотели быть Сотворенными Котлом и обретать бессмертие. И конечно же, Фейре снились кошмары минувшей войны. Кассиан при смерти. Неста, прикрывшая его от рокового удара. И Элайна… робкая, кроткая Элайна… Кто бы мог подумать, что она схватит кинжал Азриеля и убьет правителя Сонного королевства?

– Ты не хуже меня знаешь: война всегда короче ее последствий. Столько времени прошло, а мы до сих пор их расхлебываем. Изо дня в день.

Осенью мы вновь не поехали в горную хижину, где проводили по пять дней, охотясь и наслаждаясь уединением. Отложили до следующего года.

– В праздник мы очень хотим видеть тебя дома. Посидим, обсудим, чем займемся весной.

– Заманиваешь шумным весельем?

Двор мечтаний не прочь пошуметь и повеселиться. Прошлое не очень-то баловало нас такой возможностью. Но о весне мы поговорим у нас в гостиной, а пока я задал Кассиану вопрос, вертящийся на языке:

– Девлон тоже среди потенциальных бунтовщиков?

Я молил богов, чтобы Кассиан ответил «нет». У меня хватало причин презирать Девлона и его отсталые взгляды, но надо отдать ему должное: в годы учебы он обращался с нами ничуть не хуже, чем с чистокровными иллирианскими воинами. Он и сейчас заботился обо всех незаконнорожденных и полукровках, попадавших к нему на выучку. Но меня откровенно раздражали его абсурдные воззрения насчет женщин. В такие минуты мне хотелось задушить Девлона или превратить его в туман. Но кем его заменить? Одной Матери известно, кто бы взялся командовать Гаванью ветров.

– Сомневаюсь, – покачал головой Кассиан. – Девлон мгновенно пресекает подобные разговоры. С одной стороны, правильно. А с другой – потенциальные бунтовщики становятся более скрытными и нам труднее искать разносчиков отъявленного вранья.

Я кивнул и встал. В Сезере меня ожидала встреча с двумя жрицами. Год назад они чудом уцелели в бойне, устроенной Сонным королевством. Разговор касался паломников, желающих попасть к нам из других земель. Я намеревался предложить жрицам повременить с решением до весны, и опоздание на встречу не придаст весомости моим доводам.

– Понаблюдай за лагерем, а затем прилетай в Веларис. Не накануне, а за два дня до праздников. И задержишься еще на день.

– Значит, наша зимняя традиция сохраняется, – усмехнулся Кассиан. – А то я думал, ты теперь совсем взрослый, женатый.

– Разве я могу допустить, чтобы мои иллирианские мальчишки праздновали без меня?

Кассиан снова усмехнулся. С Днем зимнего солнцестояния были связаны разные традиции. Некоторые не надоедали и через пятьсот лет.

Я был уже возле двери, когда Кассиан меня остановил.

– А… – успел произнести он и умолк.

Я избавил его от неуклюжих попыток скрыть любопытство. Вопрос был понятен без слов.

– Обе сестры Фейры тоже будут праздновать с нами. Их желание или нежелание в расчет не принимаются.

– Если Неста не захочет праздника, она его испортит.

– Она будет отмечать с нами, – скрипнув зубами, повторил я. – И будет вести себя учтиво. Она и так в долгу перед Фейрой.

– Как она? – спросил Кассиан, и у него сверкнули глаза.

– Неста есть Неста, – ответил я, не желая плести небылицы. – Делает что вздумается, даже если это больно бьет по Фейре. Я предлагал ей кучу разных занятий и неизменно слышал отказ. Может, за время праздника ты прочистишь ей мозги.

Сифоны на запястьях Кассиана вспыхнули.

– Боюсь, дело кончится скандалом, если не дракой.

Он не преувеличивал.

– Тогда не вовлекай ее в разговор. Главное – не доставлять огорчений Фейре. Как-никак для нее это двойной праздник.

День зимнего солнцестояния был и днем ее рождения. Через неделю ей исполнится двадцать один год.

Как же мало ей лет! Моей красивой, сильной, неистовой Фейре, связанной со мной парными узами.

– И что тебе морду скрючило? – грубо спросил Кассиан. – Возраст – дерьмо собачье. Фейра любит тебя так… Я не видел, чтобы кого-то еще так любили.

За окнами дома начиналось заснеженное поле. Чуть в стороне – учебные площадки и жилища воинов.

– Порой мне нелегко вспоминать, что она выбрала все это. Выбрала меня. Моих родителей жизнь просто столкнула вместе.

Кассиан стал непривычно серьезным. Минуту или две он думал над ответом, затем сказал:

– Иногда я тебе завидую. Раньше мне бы и в голову не пришло завидовать твоему счастью. Но знаешь, Риз, ваши отношения…

Кассиан запустил пальцы в волосы. Красный сифон вспыхнул, поймав свет из окна.

– В детстве нас пичкали разным враньем про то, как здорово найти свою истинную пару. Мне тогда плеваться хотелось. Я считал, что взрослые нам врут, и не мог понять зачем. А потом появилась Фейра.

– Но ей исполняется двадцать один год. Всего двадцать один!

– И что? Когда твои родители встретились, твоей матери было восемнадцать, а отцу – девятьсот.

– И она была несчастна.

– Во-первых, Фейра не похожа на твою мать. А во-вторых, и ты отличаешься от отца.

Кассиан смерил меня взглядом.

– Никак не пойму, что тебе не так? Может, ваши отношения… стали хуже?

То-то и оно, у нас с Фейрой все отлично.

Я переминался с ноги на ногу. Древние половицы отчаянно скрипели. Магическая сила внутри была похожа на зверя, крадущегося по моим жилам.

– У меня странное чувство, будто все это – нечто вроде шутки. Уловки Вселенной. Я же знаю: никто… понимаешь? Никто не может быть настолько счастлив и при этом не платить за свое счастье.

– Риз, ты уже заплатил. Вы оба. И не только вы.

Я махнул в ответ. Не сумел подыскать слов. Кассиан смотрел на меня, а потом подскочил и стиснул в объятиях. Я едва мог дышать.

– Вы с Фейрой совершили невозможное. Мы все. Но вы с ней столько всего вынесли на своих плечах, что никто бы не посмел вас осуждать, если бы вы, как Мирьяма с Драконием, удалились на укромный островок и стали бы жить для себя. Однако вам такая жизнь не по вкусу. Вы продолжаете работать, чтобы достигнутый мир был по-настоящему прочным. Мир, Риз. На наших землях наступил мир, и это не временная передышка, как бывало. Так наслаждайтесь миром и друг другом. Вы оплатили этот долг раньше, чем он стал долгом.

У меня комок застрял в горле. Я сжал руку Кассиана. Чешуйки его доспехов врезались мне в пальцы.

– А как насчет тебя? – спросил я. – Ты счастлив?

Светло-карие глаза Кассиана подернулись тенями.

– Я… на пути к этому.

Ответ, в который Кассиан не вложил душу.

И над этим тоже предстояло поработать. Подергать за нужные нити, а какие-то соединить.

– У тебя же еще полно дел, придурок, – бросил мне Кассиан, указывая на дверь. – Через три дня увидимся.

Я кивнул, распахнул дверь и остановился на пороге:

– Спасибо, брат.

Тени еще туманили глаза Кассиана, но его улыбка была нагловатой и вполне искренней.

– Почту за честь, господин верховный правитель.

Глава 3 Кассиан

Кассиан исчерпал все доводы. Ему хотелось задушить Девлона и других упрямцев из окружения военачальника. Но это он всегда успеет. И потом, смерть Девлона не погасит искры недовольства. Наоборот, разожжет еще сильнее. Нужно сделать передышку, унять бурлящие эмоции. Кассиан дождался, пока Риз совершит переброс, исчезнув в снегу, и решил сам на время покинуть лагерь.

Какое-то время мысли Кассиана бродили вокруг переброса. Действенное оружие против врагов. Это он видел собственными глазами, наблюдая Риза в сражениях. Его названый брат косил врагов, неожиданно появляясь в самых разных местах. У Аза был свой способ перемещения, похожий на переброс, но иного свойства. Как это у него получалось – Азриель не удосуживался объяснить, а Кассиан не приставал с расспросами. Сам он предпочитал летать, и крылья еще ни разу не подвели в бою.

Кассиан мог бы исчезнуть незаметно, однако предпочел позлить Девлона и прочих молодцев. Площадки для учебных состязаний раскинулись неподалеку, и оттуда, конечно же, видели, как он вышел из дома и стал потягиваться. Вначале руками, которые так и чесались расквасить несколько иллирианских физиономий. Поупражняв руки, Кассиан расправил крылья, а они у него были шире, чем у многих здешних воинов. Ему всегда завидовали из-за крыльев и из-за них же презирали. Кассиан махал крыльями, пока не почувствовал приятное жжение в мышцах и сухожилиях. Крылья отбрасывали на снегу длинные тени.

Почувствовав, что пора, Кассиан стремительно взмыл в серые небеса.

Взвыл ветер. От холода слезились глаза. Кассиан вошел в привычный ритм, мышцы спины напрягались и расслаблялись. Он поднялся еще выше, затем резко свернул влево, держа путь к вершинам за перевалом. Незачем кружить над Девлоном и площадками.

Ничто не злило иллирианцев сильнее, чем безразличие. Они улавливали посыл: «Я вас даже за угрозу не считаю». Кассиана этой хитрости давным-давно научил Риз.

Он поймал восходящий поток, и тот перенес его через ближайшие вершины. Дальше начинался лабиринт заснеженных гор – его иллирианская родина. Кассиан глубоко дышал. Доспехи и перчатки согревали тело и руки, но крылья на холодном, пронизывающем ветру… Холод разил не хуже кинжала.

Можно было бы загородиться от ветра магией сифонов. Кассиан всегда так делал. Однако этим утром он сам искал обжигающих поцелуев ветра. Особенно если учесть, куда он направлялся и что собирался сделать.

Этот путь Кассиан промчал бы и с закрытыми глазами, вслушиваясь в песню ветра над горами, вдыхая запах снега и сосен на вершинах и запах камня на бесснежных полях.

Но летал он туда редко, когда чувствовал: еще немного, и ему будет не совладать с собой. И пока этого не случилось, нужно на несколько часов сменить обстановку. Сегодняшнее утро не стало исключением.

Вдали виднелись маленькие черные точки крылатых воинов. Дозорные. А может, вооруженное сопровождение семейств, направлявшихся на праздник к родне. Большинство фэйцев, особенно из числа знати, считали иллирианцев главной опасностью здешних гор. Им и невдомек, что в горах обитали существа пострашнее. Одни охотились, поднимаясь в воздух, другие выползали из глубоких пещер.

Фейре довелось столкнуться с тварями в иллирианских степях. Вступить с ними в бой ради спасения Риза. Вряд ли Риз захотел пугать ее еще сильнее и рассказывать, какие исчадия обитали в здешних горах. Часть истребили иллирианцы, кому-то удалось сбежать в степи. Но самые хитрые и коварные, самые древние… умели прятаться. А в безлунные ночи выходили на охоту.

Рассказы об этих тварях пугали Кассиана в детстве. Однако даже сейчас, пять веков спустя, став сильным и опытным воином, он не мог избавиться от тревожного, леденящего чувства внутри. Никто не знал, что́ спало в недрах гор или глубоко под снегом.

Кассиан гнал тревожные мысли. Он повернул на север. На горизонте появились знакомые очертания горы. С каждом взмахом крыльев она становилась все ближе.

Рамиель. Священная гора. Сердце не только Иллириании, но и всего Двора ночи.

Никому не позволялось подниматься по ее бесплодным каменистым склонам. Только иллирианцам и только раз в год, во время Кровавого ритуала.

Не в силах противиться древнему зову Рамиеля, Кассиан полетел к горе. Она разительно отличалась от пустынной, одиноко стоящей горы в середине Притиании. Рамиель всегда ощущался живым, бодрствующим, наблюдающим за миром.

Кассиан был на вершине всего один раз, в последний день Кровавого ритуала. Истерзанный испытаниями, покрытый чужой и своей кровью, он с назваными братьями поднимался к ониксовому монолиту на вершине. Кассиан и сейчас ощущал хруст камешков под ногами, слышал собственное натужное дыхание, ибо он не только шел сам, но и тащил Риза. Азриель прикрывал их с тыла. Все трое прикоснулись к камню, добравшись до него первыми в конце недели жестоких испытаний. Трое непобедимых воинов.

За минувшие века Кровавый ритуал ничуть не изменился. Каждый год, в начале весны, сотни юных воинов, закончивших обучение, держали путь к лесам и горам, что окружали Рамиель. Появляться здесь в остальное время года запрещалось под страхом смерти. В противном случае ушлые парни излазили бы окрестности вдоль и поперек, чтобы заранее наметить наиболее короткие и удобные пути, а также чтобы расставить ловушки для соперников. На протяжении года проводились отборочные испытания; в каждом лагере свои. Но общие правила не менялись веками.

Всем испытуемым связывали крылья. Никаких сифонов. Особое заклинание подавляло любые попытки использовать магию. Никакого оружия. Никаких съестных припасов, походных шатров и подстилок для ночлега. Кроме доспехов – никакой дополнительной одежды. Цель испытания: к концу недели достичь вершины Рамиеля и прикоснуться к черному камню. Задачу юношам усложняли большие расстояния, естественные преграды и… другие испытуемые. За дни испытаний вспыхивала старая вражда, возникала новая, сводились счеты.

По мнению Аза, это была «неделя бессмысленного кровопролития».

Риз с ним часто соглашался, однако признавал и правоту Кассиана, считавшего Кровавый ритуал жестоким, но действенным способом, который позволял «выпустить пар» и разрядить опасную напряженность. А напряженности в иллирианских общинах хватало. И лучше дать ей выплеснуться во время Кровавого ритуала, не то сам не заметишь, как она перерастет в гражданскую войну.

Иллирианцы были сильным, гордым и бесстрашным народом. Но миротворцами они не были.

Возможно, ему повезет, и Кровавый ритуал этого года снимет часть недовольства. Кассиан бы и сам принял в нем участие, положи оно конец раздорам.

Война с Сонным королевством дорого обошлась иллирианцам. Не хватало еще только воевать между собой. Особенно сейчас, когда вдоль границ Двора ночи во множестве собирался неведомо кто.

Чем ближе к Рамиелю, тем выше становилась гора – гигантский обломок камня, пронизывающий серые небеса. Одинокий, прекрасный, вечный.

Неудивительно, что первый правитель Двора ночи поместил силуэт горы на свой герб. И три звезды над ней. Звезды действительно появлялись над Рамиелем: раз в год, на короткое время. Тогда вершина горы обретала корону. С появлением звезд начинался Кровавый ритуал. Кассиан не знал, что́ появилось раньше: герб или Кровавый ритуал. Да и так ли это важно?

Подножие Рамиеля окаймлял свежий снег. Вокруг – хвойные леса и ущелья. Первозданная чистота. И никого. Ничто не говорило о кровопролитии, которое начнется здесь с приходом весны.

Гора становилась все выше и шире. Кассиан казался себе жуком, несомым ветром. Он повернул к южному склону, поднявшись достаточно высоко, чтобы на мгновение увидеть сияющий черный монолит на вершине.

Не знал Кассиан и о том, кто поставил этот камень. Если верить легендам, черный монолит появился задолго до создания Двора ночи, раньше, чем предки иллирианцев перебрались сюда из Мирмидонских гор, не говоря уже о появлении смертных. Снег покрывал подножия и склоны Рамиеля, однако на черный монолит не упало ни снежинки.

Кассиана охватило возбуждение. Странное, словно его жилы наполнились льдом, и довольно приятное.

Редко кто из участников Кровавого ритуала добирался до монолита. За пятьсот лет их было чуть больше дюжины: тех, кто не только достиг вершины горы, но и не погиб во время восхождения. Неделя, проведенная почти без сна, ибо на тебя могли напасть. Неделя, когда ты постоянно идешь или бежишь, ищешь пищу и делаешь оружие из палок и каменных обломков. Все это предельно выматывало, и подъем на вершину Рамиеля представлялся кошмаром, перед которым меркли недавно пережитые ужасы. Это было настоящим испытанием воли и мужества. Подниматься, когда у тебя не осталось ни капли сил, когда тело умоляет остановиться… Многих, очень многих сломил этот подъем.

Но когда Кассиан коснулся поверхности оникса и ощутил прилив древней силы, когда через мгновение она перенесла его в лагерь Девлона… Ощущение, стоившее всех тягот и опасностей.

Кассиан склонил голову, приветствуя Рамиель и черный монолит на вершине, а затем, поймав другой поток быстрого ветра, полетел к югу.

Он летел около часа. На горизонте появилась еще одна знакомая вершина. Но – знакомая одному Кассиану. Сегодня ему отчаянно требовалось увидеть и почувствовать это место.

Когда-то здесь стоял большой лагерь, не уступавший лагерю Девлона. Когда-то здесь кипела жизнь… пока в одиноком шатре на окраине лагеря не родился Кассиан. Вся вина его юной матери заключалась в том, что она родила сына вне брака, чем навлекла позор на лагерь. Через несколько дней, не дав оправиться после родов, ее с ребенком вышвырнули из шатра. А через несколько лет у нее забрали ребенка, увезя его в лагерь Девлона.

Кассиан приземлился на ровной площадке. Снеговой покров был здесь глубже, чем в Гавани ветров. Не верилось, что когда-то тут стояло селение. Время уничтожило все следы. А еще раньше лагерь уничтожил Кассиан, оставив после вторжения лишь развалины и пепел.

Когда он расправился со всеми, кто был повинен в издевательствах над матерью, лагерь опустел. Никто не захотел оставаться там, где кровь заливала развалины, учебные площадки и поля. Где валялись изуродованные тела тех, кого настигло запоздалое возмездие. Кто подался в другие лагеря, кто ушел неведомо куда. Вернувшихся не было.

И несколько веков спустя Кассиан не жалел о содеянном.

Он стоял по колено в снегу, слушал вой ветра. Возможно, лагерь, где он родился, существовал бы и сейчас… Но Кассиан ничуть не раскаивался.

Вся ужасающе короткая жизнь его матери сплошь была наполнена страданиями. С рождением сына страдания только усугубились; особенно после того, как у нее забрали Кассиана.

Когда он достаточно вырос и окреп, первым его желанием было вернуться и позаботиться о матери. Он опоздал.

Кассиану объявили, что мать умерла. Он требовал показать место ее погребения, но получил отказ. Скорее всего, у матери отняли даже право на погребение, выбросив тело в ледяное ущелье.

Он так и не узнал правду. Те, кто чуть ли не с детства измывались над его матерью, лишая ее хотя бы намека на счастье… Даже в последние мгновения своей поганой жизни они не говорили Кассиану, где похоронена его мать. Он склонялся над ними, а они плевали в лицо и со смаком рассказывали все подробности их мерзостного отношения к этой женщине.

Кассиану хотелось похоронить мать в Веларисе. Там, где свет, тепло и доброта. Далеко от здешних гор.

Он обвел глазами заснеженный перевал. Детские воспоминания об этом месте были слишком туманными: грязь, холод, крошечный очаг. Но он помнил нежный, мелодичный голос и такие же нежные худенькие руки.

Это все, что у него осталось в памяти о матери.

Кассиан запустил пальцы в волосы. Ветер спутал их до невозможности.

Он знал, зачем прилетел сюда сегодня, зачем постоянно навещал это место. Как бы Амрена ни дразнила его иллирианским мужланом, Кассиан знал, что́ у него на уме и на сердце.

Девлон был справедливее большинства военачальников. Но и он не сочувствовал женщинам, у которых по тем или иным причинам не сложилась жизнь.

А чтобы жизнь складывалась у всех иллирианских женщин, они не должны быть приложением к мужчинам. Нужно учить их сражаться, стоять за себя и смотреть дальше кухонных очагов… И обучение девчонок в Гавани ветров – дань памяти его матери, похороненной на ближайшем склоне или вообще брошенной гнить. Чтобы никто из женщин не повторял ее участи. Чтобы иллирианцы, которых при всех недостатках он по-прежнему любил, в дальнейшем стали лучше, нежели сейчас. А задатки к тому были.

Безымянная, затерянная могила на горном перевале служила Кассиану напоминанием.

Он долго стоял, слушая ветер. Затем повернулся к западу, словно отсюда можно было увидеть Веларис.

Риз хотел, чтобы День зимнего солнцестояния Кассиан отпраздновал дома, со всеми, и он подчинится. Даже если Неста… Неста.

Ее имя отзывалось чем-то холодным и пустым. Сейчас не время и не место думать о ней.

Кассиан редко позволял себе думать о Несте. Обычно это плохо кончалось для его напарника по учебному поединку.

Он расправил крылья, в последний раз оглядев лагерь, который когда-то сровнял с землей. Еще одно напоминание: вот на что он способен, если его всерьез разозлить.

Пусть от Девлона и остальных твердолобых ему хочется орать во весь голос и крушить все подряд, нужно проявлять сдержанность. Он и Аз – самые могущественные иллирианцы за долгую и кровавую историю этого народа. Только у них было по семь сифонов, что позволяло управлять необузданной разрушительной силой, которой они обладали. Дар и тяжкая ноша. Об этом Кассиан помнил всегда.

Три дня. Он проведет в лагере еще три дня, а затем полетит в Веларис.

Из этих трех дней он выжмет все, что возможно.

Глава 4 Фейра

Эта часть Велариса называлась Радуга. В Радугу я влюбилась с первого взгляда. Неудивительно, что накануне Дня зимнего солнцестояния здесь было оживленнее, чем во многих частях города.

Фэйцы и фэйри нескончаемым потоком вливались в двери магазинов, лавочек и картинных галерей, чтобы через какое-то время вновь оказаться на улице и направиться дальше. Владельцы заведений, балансируя на приставных лестницах, развешивали между фонарными столбами гирлянды из сосновых веток и остролиста. Кто-то, только открыв магазин, очищал ступени крыльца от снежной пелены. Иные – видимо, художники – вообще никуда не спешили. Они стояли, поворачиваясь на месте и устремив взор к серым небесам. Естественно, их волосы и одежда быстро покрывались снежной пылью.

На одного такого мечтателя я чуть не налетела. Этот фэйри расположился посередине улицы. Его кожа напоминала кусок оникса, а в глазах сверкали звезды. Я направлялась в небольшую уютную галерею, в витрине которой выставили картины и керамику. Прекрасное место для покупки праздничных подарков. На синей, недавно выкрашенной двери висела гирлянда из сосновых веток и шишек. Посередине к ней крепились медные колокольчики.

Дверь была новой. Витрина – тоже.

Несколько месяцев назад прежнюю дверь разбили в щепки и залили кровью, а витрина искрилась окровавленными осколками.

Я едва удержалась, чтобы не взглянуть на заснеженные каменные плиты улицы, которая круто обрывалась к змеящейся Сидре. Набережная была полна художников, ценителей искусства и просто гуляющих. В день атаки на Веларис я стояла там и силой магии призывала волков, торопя их выпрыгнуть из сонных речных вод. А по улице навстречу реке текла кровь. Вместо смеха и песен – предсмертные крики и мольбы о помощи.

Я резко втянула воздух, и холод обжег мне ноздри. Я стала медленно выдыхать, разглядывая облачко пара и себя в витрине. Меня было трудно узнать в плотном сером шерстяном плаще и красно-сером шарфе, который я без спроса утащила из гардероба Мор. Задумавшись, я глядела в никуда.

Вскоре я обнаружила, что на меня смотрят изнутри. Тогда посетители галереи – их было пятеро или шестеро – поспешно отвели взгляд, вернувшись к картинам и поделкам. У меня мгновенно покраснели щеки, сердце застучало. Я заставила себя улыбнуться и быстро пошла дальше. А ведь мне так хотелось зайти внутрь. Тем более что я заприметила миленькую штучку, выставленную в витрине.

Держа руки в карманах плаща, я пошла по горбатой улице, стараясь не поскользнуться на камнях мостовой. Магические заклинания заменяли в Веларисе печи и камины. Благодаря им в заведениях всегда было тепло. Были даже целые площади, отапливаемые магией. Но сегодня, в день первого снега, всем хотелось ощутить его холодное дыхание и поцеловаться со снежинками.

Потому-то я и отправилась из городского дома пешком. Мне хотелось не только подышать бодрящим воздухом и понюхать снег. Я хотела пропитаться радостным возбуждением горожан, готовящихся к празднику. Никакой переброс, никакой полет не дадут такого ощущения.

Риз и Азриель, когда им позволяло время, по-прежнему учили меня летать. Мне самой это очень нравилось! Но летать зимой, подставляя морозу чувствительные крылья… от одной мысли меня бросало в дрожь.

Меня почти не узнавали. Я шла, удерживая магическую силу внутри. К счастью, большинство горожан поглотили предпраздничные заботы и первый снег, и они не замечали окружающих.

Отчасти мне повезло, хотя я не избегала общения. Будучи верховной правительницей, я с Ризом ежедневно принимала посетителей в Доме ветра, выслушивая просьбы. Просьбы одних были совсем незатейливыми: например, починить уличный фонарь со светильником фэйского света. Другие обращались по более сложному делу: прекратить завоз товаров из других дворов, дабы не страдали местные ремесленники.

Были и такие дела, которыми Риз занимался веками, но об этом знала только я. В разговорах с просителями он не позволял себе ни малейшего намека, что не они первые обращаются с этим делом и что решение не настолько простое и однозначное, как кажется.

Нет, Риз выслушивал каждого посетителя, задавал вопросы по существу и обещал прислать скорый ответ. Несколько встреч я просидела молча, учась искусству слушать и задавать вопросы. Риз меня не торопил, обращаясь ко мне только в случае острой необходимости. Он давал мне прочувствовать все особенности этих встреч, войти в их ритм. Постепенно я втянулась и сама стала задавать вопросы и отвечать просителям. Риз тоже не жалел времени, лично отвечая на каждое обращение.

Неудивительно, что стопки бумаг в городском доме постоянно росли. И как только Риз ухитрялся столь долго обходиться без толпы помощников? Для меня это до сих пор загадка.

Я шла дальше. Ярко раскрашенные стены домов Радуги напоминали летний луг с цветами. Впрочем, лето бывает разным, и минувшее… Я поймала себя на том, что думаю о Несте.

Веларис по всем меркам считался городом зажиточным. Городские власти заботились о жителях, здания и улицы содержались в чистоте. Однако Неста ухитрилась найти жилище в таком месте, которое очень напоминало трущобы человеческих городов. Она обосновалась в доме, который был старше Риза и требовал основательного ремонта.

Улиц с такими домами было всего ничего. Когда я спросила у Риза, почему их не приводят в порядок, он пожал плечами и сказал, что неоднократно пытался, но увы… Ремонтировать подобные дома не имело смысла. Их надо было сносить и строить новые. А значит – на время переселять жильцов. Дело стопорилось из-за упрямцев, цеплявшихся за развалюхи и не желавших уезжать. Потом – атака на Веларис, война. До трущоб руки не дошли.

Отчетливее я поняла слова Риза пару дней назад, когда он протянул мне внушительный список и спросил, не хочу ли я чего-нибудь добавить. Это был список благотворительных расходов, приуроченных ко Дню зимнего солнцестояния. Помощь беднякам, больным и престарелым. Деньги молодым матерям, желающим заниматься ремеслами на дому. А между этими статьями расходов – множество других, не менее важных. Я добавила к списку два пункта. Оба они были связаны с сообществами добровольцев, где я помогала. Помощь людям, которые из-за войны с Сонным королевством оказались на землях Двора ночи. И помощь иллирианским вдовам и детям, потерявшим на войне мужей и отцов. Суммы наших пожертвований были более чем внушительными. Такие деньги мне даже не снились.

В своей человеческой жизни я мечтала лишь о том, чтобы в доме хватало еды. А деньги… Наверное, столько, чтобы не нужно было каждый день ходить на охоту и чтобы у меня оставалось время на рисование. О большем я не мечтала. Я была бы счастлива, если бы сестры вышли замуж, а я осталась бы с отцом, заботясь о нем и создавая картины.

Но если на время забыть, что у меня есть Риз, что мои сестры обрели бессмертие, а я стала верховной правительницей… одно то, что я живу в этом потрясающем городе и могу гулять по Радуге, когда вздумается…

Я подошла к перекрестку и свернула на другую улицу. Здесь аккуратными рядами тянулись здания одинаковой высоты. Жилые дома, галереи, мастерские художников. Снег успел припорошить и эту улицу, служа великолепным фоном для веселой расцветки домов. Но и здесь попадались серые островки пустующих зданий.

Я остановилась возле полуразрушенного дома. Когда-то его стены были выкрашены в салатный цвет. Сейчас они выглядели уныло-серыми, словно атака на Веларис уничтожила и яркость красок. Соседние здания – в таком же состоянии. Картинная галерея на другой стороне была наспех заколочена досками.

Я получала ежемесячное жалованье. Мысль о том, что мне платят деньги, до сих пор не укладывалась в голове. Несколько месяцев назад я начала делать отчисления на восстановление Радуги и помощь художникам. И не только я… Но шрамы еще оставались: и на зданиях, и на обитателях.

Я смотрела на заснеженные развалины. Кто жил здесь? Чем занимался? Удалось ли им спастись, или они погибли в тот страшный день?

И таких мест в Веларисе много. Я видела их ежедневно, раздавая теплую одежду и встречаясь с нуждающимися.

Из ноздрей вырвалось облачко пара. Я понимала, насколько нелепо торчать перед развалинами. Мое присутствие не восстановит стены и не оживит погибших. Нужно идти дальше, улыбаться как ни в чем не бывало, наслаждаться первым снегом. Но что-то меня не пускало…

– Им удалось вовремя покинуть дом, – послышался женский голос за спиной.

Я резко обернулась и едва не упала, поскользнувшись на обледенелой мостовой. Рука инстинктивно схватилась за обломок стены. Азриель столько бился со мной, обучая не скользить… Но стоило мне увидеть женщину, обратившуюся ко мне, и я мигом позабыла про собственную неловкость.

Впервые я увидела ее в день атаки на Веларис и накрепко запомнила. Тогда она стояла возле двери с куском ржавой трубы на плече, готовая вступить в схватку с солдатами Сонного королевства. Те бесчинствовали на улицах Радуги, разрушая дома и убивая всех подряд… пока мои водяные волки не вступили с ними в смертельную схватку. Отважная женщина была готова защищать перепуганных соседей, нашедших пристанище в ее доме.

Легкий румянец очень шел ее светло-зеленой коже. Ветер теребил длинные черные волосы. Женщина была в коричневом пальто. Розовый шарф согревал шею и подбородок, и только длинные тонкие пальцы почему-то остались без перчаток.

Она принадлежала к зеленокожим фэйри. Мне они встречались нечасто. Чертами лица и фигурой женщина напоминала фэйку, однако уши были длиннее и тоньше моих. Даже плотная одежда не могла скрыть особой худощавости, присущей фэйри.

Я посмотрела в ярко-охристые глаза и невольно подумала о красках, какие требовалось смешать для получения такого оттенка.

– Рада слышать, – слегка улыбнувшись, ответила я.

Мы замолчали. В шум ветра, дующего с Сидры, вплеталось веселое пение.

– Здравствуйте, госпожа, – произнесла фэйри и чуть наклонила голову.

Меня до сих пор смущало, когда ко мне обращались на «вы». Хорошо еще, она не сказала «госпожа верховная правительница». Я не знала, как завязать разговор, и выпалила первое, что пришло в голову:

– Снег пошел.

Банальнее не придумаешь. Как будто белое пушистое покрывало могло быть чем-то иным!

Женщина вновь наклонила голову.

– Да. – Она улыбнулась небу и снежинкам, белыми звездочками покрывшим ее волосы. – Замечательный первый снег.

– Ты знала тех, кто здесь жил? – спросила я, кивая на развалины.

– Конечно. Теперь они живут на хуторе у родственников.

Она махнула в сторону низин, лежавших между Веларисом и берегом моря.

Я кивнула и тут же задала новый вопрос, указав на заколоченное здание галереи:

– А там?

Светло-вишневые губы фэйри плотно сжались.

– Им повезло меньше.

У меня взмокли ладони.

– Понимаю, – только и могла ответить я.

Женщина повернулась ко мне. С волос посыпались снежинки.

– Ее звали Пилана. Она держала картинную галерею… Несколько веков.

А теперь вместо галереи – темный мертвый дом.

– Мне больно это слышать, – сказала я, не зная, что́ еще говорить.

– Это не должно печалить вашу душу… госпожа.

Я закусила губу. Мне не хотелось обсуждать подобные вещи с теми, кого я видела второй раз в жизни. Я пропустила ее слова мимо ушей и спросила:

– Кто-нибудь из родных Пиланы уцелел?

– К счастью, да. Ее сестра, племянники и племянницы. Они тоже переселились в низины. Дом теперь выставлен на продажу.

Я смущенно заморгала, уловив в ее словах скрытое предложение.

– Я совсем не об этом.

Откуда у нее такие мысли?

– А что в этом плохого?

Простой, откровенный вопрос. Более прямой, чем многие вопросы, которые мне отваживались задавать горожане.

– Мне есть где жить. Зачем мне галерея?

Фэйри изящно взмахнула рукой:

– Если верить слухам, вы прекрасная художница. Я бы нашла применение этому дому, и не одно.

Я отвернулась, ругая себя за робость:

– Последнее время мне было не до картин. Даже если и возьмусь за кисть, покупать галерею пока не собираюсь.

Фэйри дернула плечом:

– Это вам решать, госпожа. Простите, но я некоторое время наблюдала за вами. Вы шли так, словно прятались. Или боялись, что вас узнают. Почему? Вы же знаете: вам открыты все двери. Везде вас встретят с радостью.

– Как верховную правительницу? – отважилась спросить я.

– Как одну из нас, – простодушно ответила фэйри.

Смысл ее слов дошел до меня не сразу. При всей их странности они показались мне… фрагментом мозаики, о существовании которого я даже не подозревала. Или протянутой рукой, которую мне отчаянно хотелось пожать, но это желание я осознала только сейчас.

Я сняла перчатку и сама протянула руку:

– Меня зовут Фейра.

Женщина сжала мои пальцы. При внешней хрупкости ее рукопожатие было невероятно сильным.

– Рессина, – кратко представилась она.

Она не улыбалась дежурно и не сыпала участливыми словами. Ее дружелюбие – настоящее.

На башне, что стояла у самой границы Радуги, колокола пробили полдень. И сейчас же им ответили колокола других городских башен.

– Мне пора, – сказала я, отпуская руку Рессины. – Была рада с тобой познакомиться.

Я натянула перчатку на озябшие пальцы. Нужно будет за зиму поупражняться в огненном даре. Хорошо бы научиться согревать себя и одежду, не устраивая при этом пожара.

Рессина махнула в сторону здания, мимо которого я проходила по пути сюда. Когда-то она защищала его от захватчиков Сонного королевства. Стены ярко-малинового цвета. Светло-бирюзовые двери и оконные переплеты. Такой же цвет был у воды залива, на берегу которого стояла Адриата.

– У нас там мастерская. Если вам понадобится совет по части живописи или захочется пообщаться – милости прошу. Я провожу там почти все время, а живу на втором этаже.

Рессина указала на маленькие круглые окошки второго этажа.

Я поблагодарила ее, приложив руку к груди.

Мы снова замолчали. Перед мысленным взором встали истерзанная улица и Рессина, готовая защищать свой дом и друзей.

– Мы все помним, – сказала она, читая мои мысли.

Она смотрела на развалины, на заколоченную галерею и, наверное, тоже видела улицу, густо залитую кровью.

– Вы ведь тогда нас спасли.

Я не знала, куда деть руки. Что на это ответить? Лучше промолчать.

Охристые глаза Рессины ярко вспыхнули.

– Если мы стараемся не мозолить вам глаза – это не от короткой памяти или неблагодарности. Мы понимаем: нынче вам не до нас. Но поверьте, каждый из нас знает и помнит, кого мы должны благодарить за помощь в тот день.

Слушая ее, я не гордилась, а осознавала мизерность наших усилий. На улицах Велариса по-прежнему встречались развалины. И горожане, пострадавшие во время нападения, продолжали умирать.

Рессина отошла на несколько шагов и остановилась.

– Раз в неделю, по вечерам, мы с друзьями собираемся и рисуем вместе. Ближайшая встреча – через пару дней. Вы окажете нам большую честь, если придете.

– А чему посвящены ваши картины? – осторожно спросила я.

– Тому, о чем необходимо рассказывать, – скупо улыбнувшись, ответила Рессина.

На Веларис надвигался холодный вечер, однако улицы не пустели. Горожане шли, обвешанные коробками и свертками. Кто-то едва тащил громадные корзины с фруктами, которые продавались на многочисленных лотках в торговых Дворцах.

Капюшон моего плаща был с меховой подкладкой, надежно защищавшей от холода и ветра. Я лавировала между лотками и тележками Дворца рукоделия и драгоценностей. Последние интересовали меня больше.

Кое-где магическое отопление сохранялось, но во многих местах заклинания временно сняли, чтобы горожане могли насладиться первым снегом. Я вдоволь им насладилась и теперь жалела, что не надела кофту потеплее. Мне бы не помешало умение согреваться с помощью магии, но без пламени на одежде. Только не знаю, хватит ли у меня на это времени.

Обойдя несколько магазинчиков, я решила вернуться в первый. Пожалуй, подарки я куплю именно там. Где-то на полпути меня взяли под руку.

– Если купишь Амрене тот большой сапфир, она воспылает к тебе вечной любовью, – сказала Мор, лениво растягивая слова.

Я засмеялась и откинула капюшон, мешавший рассмотреть подругу целиком. Мороз разрумянил ее щеки. Золотистые волосы, заплетенные в косы, уходили под белую меховую подкладку плаща.

– Вот только вряд ли наши сундуки воспылают ко мне такой же любовью.

– Не прибедняйся, – усмехнулась Мор. – Уж тебе ли не знать, насколько мы богаты?

Она кивнула в сторону витрины ювелирного магазина, где красовался сапфир размером с яйцо.

– Ты можешь заполнить такими камешками всю купель, а мы не обеднеем даже на полноготка.

Я знала, поскольку видела списки нашего имущества, но размеры богатства Риза… моего богатства и сейчас не укладывались в голове. Многозначные цифры были чем-то неосязаемым, напоминая детскую игру в деньги. Возможно, мое скудное человеческое детство до сих пор давало о себе знать, однако я не транжирила деньги направо и налево, покупая лишь необходимое.

Но сейчас…

– Я выбираю ей подарок на День зимнего солнцестояния.

Мор придирчиво оглядела витрину, где красовались драгоценные камни в оправе и без оправы, ограненные и первозданные. Одни сверкали, как упавшие звезды. Другие мерцали и переливались, словно их доставили сюда из пылающего сердца планеты.

– Ты согласна, что в этом году Амрена заслуживает достойного подарка?

Если бы не Амрена, неизвестно, чем бы окончилось последнее сражение с Сонным королевством. Она уничтожила их армию. Никто не думал, что после этого она останется в нашем мире. А она осталась…

– Мы все заслуживаем.

Мор пихнула меня локтем, но ее карие глаза вспыхнули.

– Как ты думаешь, Вариан будет праздновать с нами?

– Я вчера спрашивала. Амрена увильнула от ответа, – сказала я.

– Надо знать Амрену. Скорее всего, да. Если не у нас, то у нее он наверняка побывает.

Я улыбнулась и потащила Мор к другой витрине. Ее плащ был теплее моего, и я крепко прижималась к ее боку. Амрена и наследный принц Адриаты не делали официальных заявлений. Но среди снов о войне мне снился и тот, где Амрена сбрасывала бессмертное обличье, а Вариан вставал перед ней на колени.

Амрена не была фэйкой. Она явилась сюда из иного мира. По нашим меркам это и был настоящий ад. Она выполняла повеления некоего жестокого бога, была его палачом. Беспомощные и беззащитные смертные тысячами гибли от ее рук. Однако наша планета стала для нее ловушкой. Амрена попала в заточение, где провела пятнадцать тысяч лет. Ризанд сделал ее советницей. Она выбралась из подземной тюрьмы, но выбраться из фэйского тела не могла.

В мире, откуда она пришла, не было любви. Не существовало даже такого понятия. И Амрена великолепно обходилась без любви. Мне думалось: не повстречайся ей принц Адриаты с серебристыми волосами, может, и не случилось бы ее подвига, изменившего историю и судьбу планеты. Не знаю, можно ли назвать это любовью. Наверное… на доступном Амрене уровне.

Официальных заявлений они не делали. Но я знала: Вариан тайком наведывался к ней в Веларис. Откуда я это знала? По утрам, когда Амрена появлялась у нас в городском доме, на ее лице играла чисто кошачья ухмылка.

Конечно, Амрена заслуживала особого подарка. Но любой подарок, сколько бы он ни стоил, был несопоставим с тем, чем она пожертвовала ради спасения нашей планеты…

Подарок для Амрены мы с Мор заметили одновременно.

– Этот, – сказала Мор.

Я открыла стеклянную дверь, задев серебряный колокольчик. Он отозвался веселым звоном. Узнав нас, продавщица несколько оторопела, но тут же заулыбалась и проворно выложила будущий подарок на бархатную подставку. Затем, найдя предлог, деликатно отлучилась во внутреннее помещение, чтобы не мешать нам внимательно осмотреть выбранное.

– Само совершенство, – выдохнула Мор, глядя на игру света внутри камней.

Это была не просто игра. Поймав свет извне, камни вспыхивали неповторимым огнем.

– А какой подарок хочешь ты? – спросила я у Мор, водя пальцем по прохладным серебряным оправам камней.

Мор пожала плечами. Я только сейчас обратила внимание, что цвет плаща подобран под цвет ее глаз.

– У меня есть все необходимое.

– Это ты рассказывай Ризу. По его мнению, на День зимнего солнцестояния дарят не то, в чем ты нуждаешься, а то, чего ты никогда бы не купила сама.

Мор округлила глаза. Я собиралась сделать то же самое, добиваясь от нее ответа.

– И все-таки что́ ты хочешь?

– Говорю тебе, ничего. Ровным счетом ничего.

Ничего в известных пределах. А дальше начиналось то, о чем она не готова просить. Поиски в тех неведомых далях тоже пока не начинались.

– Ты много времени проводишь в заведении «У Рэтты», – продолжала я, стараясь говорить как можно непринужденнее. – Может, тебе хочется пригласить кого-то из друзей к нам на праздничный обед?

– Нет, – коротко ответила Мор, полоснув по мне взглядом сощуренных глаз.

Во время войны она кое-что мне рассказала. Но когда и в какой форме она расскажет об этом остальным, и прежде всего Азриелю, – решать только ей. Моя единственная задача – находиться рядом и, если понадобится, прикрывать тылы Мор.

– А что ты мыслишь подарить другим? – спросила я, уводя разговор в безопасное русло.

Мор нахмурилась:

– Когда из века в век делаешь подарки, поиск чего-то нового и необычного становится настоящей занозой в заду. Не удивлюсь, если у Азриеля все ящики комода забиты кинжалами, которые я подарила ему за эти века. Он слишком порядочен и не позволит себе выбрасывать подарки, но кинжалы валяются без дела.

– Неужели ты веришь, что он когда-нибудь расстался бы с Правдорубцем?

– Аз отдал Правдорубца Элайне, – сказала Мор, любуясь ожерельем из лунного камня в ближайшей витрине.

– Элайна вернула ему кинжал, – возразила я.

Память тут же подкинула картину: черное лезвие, торчащее из горла правителя Сонного королевства. Но после сражения моя сестра вложила кинжал в руку Азриеля – точно так же часами ранее он вкладывал Правдорубца в ее ладонь. А потом, не оглядываясь, она ушла с залитого кровью поля.

Мор напевала себе под нос. Вернулась продавщица. Я попросила ее записать покупку на мой счет, стараясь не морщиться, когда одним росчерком пера облегчила его на кругленькую сумму.

Мы вышли на внутреннюю площадь дворца, где невозможно было протолкнуться. В воздухе соблазнительно пахло горячим шоколадом. Его продавал владелец ярко-красной тележки.

– Вернемся к нашим иллирианским воинам, – сказала я. – Ломаю голову и не могу придумать, что́ им подарить. Может, подскажешь?

Советоваться насчет подарка Ризу я не решалась. Я обожала Мор, но подарок для истинной пары должна выбирать сама, без подсказок.

– Кассиану ты вполне можешь преподнести кинжал или нож, и он расцелует тебя в обе щеки. Аз скорее согласится вообще остаться без подарков, дабы не привлекать к себе внимания, когда он будет их открывать.

– Это верно, – согласилась я.

Мы брели дальше. В обычные дни город пах морской солью, лимоном и вербеной. Сегодня привычные запахи уступили место ароматам шоколада, жареных каштанов и сосновых шишек.

– Ты в праздничные дни собираешься к Виване? – спросила я.

В послевоенные месяцы Мор постоянно общалась с женой верховного правителя Двора зимы. Возможно, Вивана вскоре станет верховной правительницей, если пойдет дальше желаний. С Мор они дружили не один век, пока самозваное правление Амаранты не оборвало их общения. При всей жестокости, война с Сонным королевством имела и положительные последствия. Возобновилась дружба Мор и Виваны. Отношения между Ризом и Каллиасом оставались прохладными, но благодаря дружбе женщин мост, перекинутый между дворами, сохранялся.

– Вообще-то, собиралась, – ответила Мор. – Через день-другой после Дня зимнего солнцестояния. У них торжества длятся неделю.

– А ты там бывала прежде?

Мор покачала головой, и ее золотистые волосы сверкнули, поймав свет фэйских фонарей.

– Прежде границы Двора зимы оставались закрытыми даже для друзей. Но теперь, когда правит Каллиас, а рядом с ним – неутомимая Вивана, их двор снова открывается миру.

– Я с трудом могу вообразить их празднества.

У Мор засияли глаза.

– Вивана мне рассказывала. Если сравнить с нашими – у нас сплошная скучища. Там танцуют, пируют, дарят роскошные подарки. В громадных очагах полыхает огонь. Туда бросают не поленья, а целые стволы. В котлах не иссякает подогретое вино с пряностями. Дворец услаждает пение тысячи менестрелей, и им вторят колокольчики саней, куда запрягают потрясающих белых медведей.

Мор вздохнула. Я тоже. Нарисованная ею картина уплывала в морозный воздух. В Веларисе праздновали самую длинную ночь в году. Во владениях Каллиаса праздновали зиму.

– Между прочим, я разыскала тебя не просто так, – сообщила Мор, погасив улыбку.

– Неужели что-то еще, кроме странствий по магазинам?

– Вечером мы отправляемся в Каменный город.

Я сжалась.

– «Мы» – это все?

– Во всяком случае, мы с тобой и Риз. Насчет остальных не знаю.

– Зачем? – простонала я.

– Традиция, – сказала Мор, останавливаясь у прилавка, где были аккуратно разложены шарфы. – Накануне Дня зимнего солнцестояния мы наносим краткий визит Двору кошмаров, чтобы поздравить с праздником и пожелать благополучия.

– Ты серьезно?

Мор скорчила гримасу, кивнула оторопевшему торговцу и продолжила:

– Я же тебе объясняю: традиция. Жест доброй воли. Или подобие оного. После недавней войны этот визит впервые не вызывает у меня отвращения.

Кейр и его вестники тьмы тоже воевали с Сонным королевством.

Число покупателей и зевак заметно возросло. Мы с трудом проталкивались к выходу. Над головой вспыхивали шары фэйского света. Откуда-то из глубин сознания, где спали неосуществленные замыслы, выплыло название будущей картины: «Стужа и звездный свет».

– Вы с Ризом не могли сказать мне раньше? Или хотели сделать сюрприз? – спросила я, борясь с подступающим раздражением.

– Риз исчез на весь день. Я решила, что лучше отправиться туда сегодня. Не портить же себе канун праздника такими визитами. Сегодня – самый подходящий вечер.

До кануна оставалось еще достаточно времени. Можно было отправиться в Каменный город и завтра, и послезавтра. Но лицо Мор оставалось подозрительно невозмутимым.

– Ты ведь надзираешь за Каменным городом и постоянно решаешь все их дела, – не унималась я.

Пока Риза не было, Мор управляла подземным городом и задавала жару жуткому папаше.

В моих словах скрывался вопрос, и Мор его почуяла.

– Сегодня там будет Эрис. Утром узнала от Аза.

Я молчала и ждала дальнейших объяснений.

Карие глаза Мор потемнели.

– Интересно будет взглянуть, как развиваются теплые отношения моего папочки с Эрисом.

Что ж, мне тоже интересно.

Глава 5 Фейра

Риз вернулся под вечер. Я встретила его, уютно устроившись на кровати. Манящую силу Риза я ощутила задолго до его приближения к дому. Она была похожа на темную мелодию, наполняющую мир.

Мор сказала, что в Каменный город мы отправимся часа через полтора, а то и позже. Можно было заняться писаниной, терпеливо ожидавшей меня на столе, но я нашла себе оправдание: нельзя писать ответы наспех. Поэтому я улеглась на кровать с книгой. Я едва успела прочитать десяток страниц, когда Риз открыл дверь спальни.

Его иллирианские доспехи блестели от талого снега. Еще больше снега набилось в волосы и между крыльями.

– Ну вот, где утром тебя оставлял, там и нашел, – сказал Риз, закрывая дверь.

Я улыбнулась и отбросила книгу, которая утонула в белом пуховом одеяле.

– Неужели это все, на что я гожусь? – спросила я.

Риз хищно улыбнулся. Он снял оружие, затем доспехи. Глаза его озорно сверкали, однако каждое движение было медленным и требовало усилий. Казалось, он отчаянно сражается с усталостью.

– Давай скажем Мор – пусть перенесет визит ко Двору кошмаров на другой день, – сказала я, хмуро поглядывая на него.

– Зачем? Если Эрис и впрямь намеревается там быть, я немножко удивлю его своим появлением.

– Ты с ног валишься от усталости. По-твоему, это недостаточная причина?

Риз театрально приложил руку к сердцу:

– Любовь моя, твоя забота согревает меня лучше, чем зимний очаг.

Что я могла ответить? Только сесть на постели, вытаращить на него глаза и спросить:

– Ты хотя бы ел?

Он пожал широкими плечами, натянув ткань рубашки.

– Я прекрасно себя чувствую.

Взгляд Риза скользнул по моим голым ногам, и я поспешила прикрыть их одеялом.

Желание жаркими волнами разлилось по телу, но я совладала с собой, предложив сходить за едой.

– Чего-то не хочется, – отмахнулся Риз.

– Когда ты в последний раз ел?

Ответом мне было угрюмое молчание.

– Так я и думала, – вздохнула я, натягивая теплый халат. – Умывайся, переодевайся. Через сорок минут отправляемся.

Риз сложил крылья. Фэйский свет играл на когтях, венчающих каждое крыло.

– Тебе незачем…

– Мне – да, а вот тебе надо поесть. Отправляться туда на голодный желудок…

Я выпорхнула в коридор, стены, пол и потолок которого были окрашены в небесно-голубой цвет.

Минут через пять я вернулась. Риз встречал меня у открытой двери, раздевшись до нижнего белья.

– По-моему, ты притащила все съедобное, что нашла на кухне, – заключил он, не думая одеваться для визита. – Я бы мог спуститься.

Я показала ему язык и принялась выискивать свободный уголок, куда можно поставить поднос. Таких уголков не нашлось. Даже столик у окна был завален исключительно важными и нужными вещами. Пришлось опустить поднос на кровать.

Риз сел, сложил крылья и попытался усадить меня к себе на колени. Я выскользнула и остановилась на недосягаемом расстоянии.

– Сначала ешь.

– А тебя я оставлю на десерт, – сказал он, награждая меня улыбкой шкодливого кота и принимаясь за еду.

Видя, с какой жадностью Риз набросился на ужин, я притушила очередную волну жара, поднятую его словами.

– Ты вообще сегодня ел что-нибудь?

Риз сверкнул на меня фиолетовыми глазами, дожевал хлеб и принялся за холодную говядину:

– Утром съел яблоко.

– Риз!

– Я был занят.

– Риз! – повторила я.

Он отложил вилку и улыбнулся:

– Что, моя дорогая Фейра?

– Никто не бывает настолько занят, чтобы не выкроить десять минут на еду.

– Напрасно ты беспокоишься.

– А у меня работа такая – беспокоиться. Если уж на то пошло, ты сам постоянно беспокоишься по куда более пустячным поводам.

– Твои месячные – отнюдь не пустячный повод.

– Ну, было чуть-чуть больно.

– Ты так металась по кровати, словно тебя резали изнутри.

– А ты хлопал крыльями и кудахтал, как властолюбивая наседка.

– Почему-то, когда Мор и Кассиан с Азом справлялись о твоем самочувствии, ты на них не кричала.

– Они не пытались кормить меня с ложки, как немощную.

Посмеиваясь, Риз дожевывал остатки мяса.

– Я согласен кормиться по часам, если дважды в год ты позволишь мне побыть властолюбивой наседкой.

Месячные у фэйки сильно отличались от месячных смертной женщины. Поначалу, когда исчезли привычные боли, я обрадовалась и сочла это подарком судьбы… пока два месяца назад меня не скрутило в первый раз.

Я говорю «месячные», хотя у фэйцев эта пора называется по-другому. И наступает она дважды в год, продолжаясь неделю. Неделю нестерпимой боли, разрывающей живот на куски. Даже Маджа – искуснейшая целительница, сотворившая чудо с израненным Кассианом, – не могла мне помочь. Единственное, что она предлагала, – погрузить меня в бессознательное состояние. В один из тех жутких дней я всерьез подумывала, не согласиться ли на ее предложение. Боль не только выкручивала мне живот. У меня ломило спину. Боль поднималась выше, достигая рук. Казалось, внутри без конца мелькают молнии. Я и в прежней жизни паршиво себя чувствовала, когда накатывали месячные. В иные дни не могла вылезти из кровати. Увы, вместе с преображенным телом и магическими способностями я получила и такое. Боль, вызываемая месячными, не исчезла, а, наоборот, усилилась.

Мор могла лишь сострадать мне и поить имбирным чаем. «Это всего дважды в год», – утешала она. В ответ я стонала, что для меня и двух раз слишком много.

Риз не отходил ни на шаг. Гладил меня по волосам, менял простыни, которые тут же становились мокрыми от пота. Он даже обмывал меня. Мне было неловко снимать при нем перепачканное кровью нижнее белье. «Обыкновенная кровь», – невозмутимо заявлял он. Я не спорила и не возражала. Не было сил. Каждое движение отзывалось болью. Боль туманила разум, путала мысли.

Где-то в конце мучительной недели я вдруг подумала: раз такое со мной случилось, значит я не беременна. Риз исправно пил противозачаточное снадобье, оберегая меня от зачатия. Но фэйские женщины беременели редко. Зачать ребенка для них было делом нелегким. Я и не торопилась становиться матерью. Правда, иногда возникала мысль: если я буду дожидаться душевной готовности к деторождению, не накажет ли меня судьба за проволочки?

Я не забыла, в чьем обличье показался нам Косторез. Риз тоже помнил.

Но он не подгонял меня и не задавал вопросов. Мне хотелось сполна насладиться жизнью с ним, прежде чем у нас появятся дети. Однажды я сказала ему об этом. Те же слова я могла бы повторить и сейчас. Впереди было еще столько дел. Мы не замечали, как пролетают дни. Сама мысль о ребенке… это не вязалось с нашей нынешней жизнью. Конечно, вместе с беременностью изменились бы и мои рассуждения. Фэйцы относились к появлению детей как к редким подаркам судьбы. Но пока… уж лучше я буду дважды в год выдерживать пытки и помогать проходить через них сестрам.

Я не стремилась заводить с Нестой и Элайной разговор о том, чем организм фэйской женщины отличается от человеческого. Но кто еще им объяснит? Должна признаться: нам троим было не по себе.

Неста лишь молча смотрела на меня: холодно, не мигая. Элайна покраснела и что-то пробормотала про несвоевременность подобных разговоров. Она ошибалась. Мои сестры превратились в фэек почти полгода назад. Скоро и их скрючит. Правда, я была заново рожденной, а они – сотворенными Котлом. Возможно, у них все пройдет по-другому.

Надо будет втолковать Несте, чтобы не таилась и обязательно сообщила, когда эта напасть придет и к ней. Я не хотела оставлять ее наедине с изматывающей болью. И потом, я сомневалась, что она в одиночку выдержит такие мучения.

Элайна – та деликатно спровадит Ласэна, когда он захочет помочь. Она и в обычные дни самым деликатным образом спроваживала его. Никаких ссор, никаких оскорблений. Элайна игнорировала его или ограничивалась несколькими фразами, пока Ласэн не улавливал намек и не уходил. Насколько знаю, после войны он не делал попыток коснуться ее руки, не говоря о чем-то большем. Элайна не нуждалась в его обществе. Она ухаживала за садами, молчаливо скорбя о потерянной смертной жизни. И о Грасэне.

Не знаю, как Ласэн все это выдерживал. Он ждал, не пытаясь перебрасывать мост через пропасть, которая разделяла его и Элайну.

– Куда ты сегодня ходила? – спросил Риз, допивая вино.

Если я захочу рассказать, он выслушает. Если нет – допытываться не станет. У нас с самого начала сложилась молчаливая договоренность: выслушивать, когда другому это необходимо, и не вторгаться во внутреннее пространство другого. Риз и сейчас медленно, ценой душевных усилий, рассказывал мне о том, что́ вытворяли с ним в Подгорье и что он видел при дворе Амаранты. Были ночи, когда я поцелуями убирала слезы с его щек.

Но то, о чем я хотела поговорить, не было такой уж трудной темой.

– Я думала об Элайне, – сказала я, прислоняясь к столу. – И о Ласэне.

Риз терпеливо, не перебивая, выслушал меня и задумался.

– Ласэн будет праздновать с нами?

– А что плохого, если да?

Риз хмыкнул и еще плотнее сжал крылья. И как только он выдерживал холод, летая на такой высоте? Даже магический щит полностью не уберегал его от пронизывающего ветра. В последние недели я несколько раз пыталась подняться в воздух, но выдерживала считаные минуты. Исключением стал наш перелет из Дома ветра сюда. Правда, такой способ обогрева годился не всегда и не везде.

– Я способен вытерпеть его присутствие, – наконец сказал Риз.

– Он будет счастлив услышать это волнующее признание.

Улыбка Риза магнитом притянула меня. Я встала перед ним. Риз коснулся моих бедер.

– Я могу воздержаться от язвительных замечаний, – продолжал Риз, внимательно следя за моим лицом. – И даже забыть, что он лелеет надежду однажды вернуться к Тамлину. А вот то, как он обращался с тобой после Подгорья, я забыть не могу.

– Я забыла. И простила.

– В таком случае ты простишь и мою неспособность оставить это в прошлом.

Звезды в фиолетовых глазах подернулись мглой.

– Ты до сих пор едва способен разговаривать с Нестой, – сказала я. – Почему с Элайной ты ведешь себя совсем по-другому? С ней ты – сама учтивость.

– Элайна – это Элайна.

– Уж если ты обвиняешь одну, обвиняй и вторую.

– Не стану. Повторяю: Элайна – это Элайна. А Неста… она – иллирианка. Можешь счесть мои слова комплиментом, но у нее иллирианское сердце. И оправдания ее поведению нет.

– Риз, этим летом она более чем искупила вину передо мной.

– Я не способен простить никого, кто вынуждал тебя страдать.

Холодные, жестокие слова, произнесенные с потрясающей непринужденностью.

Между тем Риз с равнодушием относился к тем, кто вынуждал страдать его самого. Я провела пальцами по узорам татуировки на его мускулистой груди, повторяя очертание извилистых линий.

– Они – мои сестры. Когда-нибудь тебе придется простить Несту.

Риз уперся лбом мне в грудь и обнял за талию. Я вдыхала запах его волос.

– Может, преподнести тебе такой подарок на День зимнего солнцестояния? – пробормотал он. – Простить Несту за то, что отправила четырнадцатилетнюю сестру в лес охотиться и добывать пропитание.

Я приподняла ему голову:

– Если продолжишь дуться на моих сестер за прошлое, не получишь от меня никаких подарков.

Ответом мне была лукавая улыбка.

– Придурок, – прошипела я, пытаясь вырваться, но руки Риза держали крепко.

Мы умолкли, глядя друг на друга. Затем Риз сказал по связующей нити: «Фейра, дорогая, как насчет обмена мыслями?»

Я улыбнулась. Мы давно играли в эту игру. Но моя улыбка погасла, когда я ответила: «Я сегодня гуляла по Радуге».

«Вот как?» Риз ткнулся мне в живот. Я запустила пальцы в его волосы, наслаждаясь контрастом между их шелковистостью и своими мозолями: «Познакомилась с художницей. Ее зовут Рессина. Приглашала меня через два дня прийти к ней на совместное рисование».

Риз отодвинулся, заглянул в глаза и спросил вслух:

– Но почему в твоем голосе нет радостного волнения?

– Я слишком давно не брала в руки кисть.

Все послевоенные месяцы я не прикасалась к краскам. Риз молчал, дожидаясь, пока я справлюсь с лавиной слов, рвущихся на волю.

– Мне совестно тратить время на себя, – призналась я. – У нас полным-полно дел, а я вдруг пойду водить кистью по холсту.

– Совесть тут ни при чем. – Его руки крепче сжали мои бедра. – Забывать о себе тоже нельзя. Если есть желание писать картины, не надо его подавлять.

– В Веларисе до сих пор не у всех есть жилье. Ютятся, кто где.

– И все равно это не повод забывать о себе.

– Еще вот что. – Я прильнула лбом к его лбу, вдыхая знакомый запах лимона и моря. – У меня полным-полно сюжетов, которые просятся на холст и даже требуют. Если я выберу один и начну писать картину… не знаю, готова ли я увидеть то, что выплеснется из-под кисти.

– Понимаю. – Риз гладил меня по спине, стараясь успокоить. – Если ты не готова пойти к художникам через два дня – не беда. Пойдешь через два месяца. Но тебе обязательно нужно сходить и попробовать.

Риз оглядел спальню, потом уперся взглядом в толстый ковер:

– Если хочешь, превратим твою старую спальню в мастерскую.

– Не надо, – перебила я. – Окна там дают не слишком много света… Не удивляйся. Я проверяла. Единственное пригодное место – гостиная, но не думаю, что нашим понравится запах масляных красок.

– Вряд ли кто-то станет возражать.

– Я сама возражаю. И потом, мне нравится уединение. Меньше всего хочется видеть у себя за спиной Амрену, критикующую каждый мазок.

– Амрену мы утихомирим, – пообещал Риз.

– В таком случае мы говорим о разных Амренах.

Риз улыбнулся, еще крепче притянул меня к себе:

– Между прочим, День зимнего солнцестояния еще и день твоего рождения.

– И что?

Я старательно пыталась вытравить эту дату из собственной памяти и памяти других.

Улыбка Риза превратилась в кошачью ухмылку.

– А то, что ты получишь сразу два подарка.

– И зачем только я тебе проболталась?

– Иначе и быть не могло. Ты родилась в самую долгую ночь года.

Пальцы Риза гладили мою спину, опускаясь все ниже.

– Это значит, что тебе с самого начала судьба предписала быть рядом со мной.

Его пальцы достигли моей поясницы, затем ягодиц. Поглаживания сделались ленивыми. Я стояла перед ним, и Риз, конечно же, сразу учуял волну моего внутреннего жара. Мне было трудно выговаривать слова. На выручку пришла связующая нить. «Свою мысль я рассказала. Жду твоей».

Риз поцеловал меня в пупок:

– Помнишь, как ты впервые совершила переброс и опрокинула меня в снег?

Я шлепнула его в плечо и чуть не отбила ладонь о каменные мускулы.

– И это ты называешь «мысль за мысль»?

Теперь его пальцы кружили по моему животу.

– Твоя атака была по-настоящему иллирианской. Прекрасная форма, прямой удар. Но потом ты оказалась на мне. Я и сейчас слышу твое шумное дыхание. Мне тогда больше всего хотелось, чтобы мы оба были голыми.

– И почему меня это не удивляет? – спросила я, вновь запуская пальцы в его волосы.

Теплый халат показался мне тонким, как паутинка. Под ним – ничего.

– Все эти месяцы ты сводила меня с ума. Я и сейчас еще не до конца верю, что ты рядом. Моя.

У меня сдавило горло. Наверное, Риз давно мечтал поделиться этой мыслью.

– А знаешь, я тебя хотела еще в Подгорье, – тихо призналась я. – Я списывала это на одурманенный разум. Но после ее убийства… я никому не могла рассказать о своих чувствах, о том, как все отвратительно, но я рассказывала об этом тебе. С тобой я всегда могла говорить. Мне думается, сердце первым поняло, что ты мой. Потом и я догадалась.

Глаза Риза засверкали. Он вновь уткнулся мне в грудь. Пальцы нежно гладили мою спину.

– Я люблю тебя, – прошептал он. – Больше жизни, больше моих владений и короны.

Я знала. Риз отдал жизнь, дабы восстановить Котел – первооснову мира. Он был готов умереть, чтобы я продолжала жить. Ни тогда, ни в последующие месяцы я так и не решилась отругать его за самопожертвование. Риза спасли, как когда-то в Подгорье спасли меня. За этот подарок я буду вечно благодарна. В конце концов, мы спасли друг друга. Все мы.

Я поцеловала Риза в макушку, шепнув в гущу иссиня-черных волос:

– И я тоже тебя люблю.

Руки Риза обхватили мои бедра, и через мгновение я оказалась на кровати, а он тыкался носом мне в шею.

– Неделя, – прошептал он, изящно складывая крылья. – Хочу целую неделю провести с тобой в постели. Это будет для меня лучшим подарком на День зимнего солнцестояния.

Я едва слышно засмеялась. Риз придавил меня еще сильнее. Халат был единственной преградой между нашими телами. Через мгновение ее могло не стать. Риз поцеловал меня в губы. Его крылья были похожи на темную стену, окружавшую нас.

– Думаешь, я шучу?

– Конечно, фэйцы несравненно крепче и выносливее смертных, – рассуждала я вслух, а это было делом непростым, поскольку зубы Риза покусывали мне мочку уха. – Но неделя телесных утех? Сомневаюсь, что потом я смогу встать на ноги. И ты тоже. Твоя любимая часть тела онемеет.

Его зубы коснулись изгиба ушной раковины, и у меня по всему телу пробежала дрожь.

– Лекарство очень простое. Ты поцелуешь мою любимую часть, и ей сразу полегчает.

Рука сама скользнула к этой любимой части – его и моей. Риз застонал и сбросил с себя остатки одежды. Мои пальцы обхватили его произведение искусства. Бархатную кожу, под которой напряглась стальная пружина.

– Надо одеваться, – пролепетала я, продолжая ласкать нашу любимую часть.

– Успеем, – простонал Риз, закусывая мою нижнюю губу.

Конечно успеем. Риз отстранился. Его татуированные руки уперлись в одеяло. Одну руку покрывали иллирианские знаки. На другой красовалась половина парной татуировки. Вторая была на моей руке. Наш последний договор: оставаться вместе, что бы ни ждало впереди.

Мое сердце бешено колотилось. Мое тело дрожало от желания ощутить Риза глубоко во мне, почувствовать его…

И словно в насмешку над дрожью, сотрясавшую мое тело, раздался стук в дверь.

– Довожу до вашего сведения, – вкрадчиво произнесла Мор, – что нам действительно скоро выходить.

Риз зарычал и поднял голову. Его глаза, остекленевшие от желания, уставились на дверь.

– У нас еще полчаса, – обманчиво спокойным голосом произнес он.

– А потом ты еще два часа будешь одеваться, – язвительно заявила Мор. Я как наяву видела ее ухмылку. – Это ты, Риз. Я не говорю про Фейру.

Риз басовито засмеялся и приник к моему лбу. Я закрыла глаза, вдыхая его запахи, хотя мои пальцы покидали наше любимое место.

– Мы обязательно продолжим, – пообещал он.

Поцеловав меня в шею, Риз слез с кровати.

– Поищи другой предмет для насмешек, – крикнул он Мор. – Я вовсю готовлюсь к визиту.

С этими словами он встал. Его крылья исчезли, а сам он скрылся в купальной. Мор, посмеиваясь, удалилась.

Я привалилась к подушке и глубоко дышала, гася разожженное желание. Из купальной сквозь шум воды доносилось сопение. Похоже, не я одна нуждалась в охлаждении.

Мои подозрения подтвердились. Когда я зашла в купальную, Риз усердно тер себя мочалкой, продолжая кряхтеть. Я опустила палец в пенную воду. Так и есть: ледяная.

Глава 6 Морригана

Света в этом месте не было никогда. Не появился он и сегодня. Ни хвойные гирлянды, ни венки из остролиста, ни даже пламя очагов, в которых по случаю праздника трещали березовые поленья, не могли разогнать вечной тьмы, обитавшей в Каменном городе.

Мор любила тьму Велариса – неотъемлемую часть Риза, такую же, как кровь. Но там была скорее темнота. Здесь царила тьма особого свойства: в которой все гнило, приходило в упадок и лишалось жизни.

Снова тот же тронный зал с колоннами, украшенными изображениями скользких чешуйчатых тварей. И фэец с золотистыми волосами, вышедший навстречу, был порождением здешней тьмы. Он жил в своей стихии. Кейр. Ее отец.

– Прошу извинить, если мы нарушили ваше торжество, – с учтивостью придворного произнес Ризанд, обращаясь к Кейру и другому фэйцу, стоявшему рядом.

Эрис.

Тронный зал пустовал. Одно слово Фейры – и весь здешний сброд, обычно пирующий, танцующий и плетущий интриги, исчез. Остались лишь Кейр и старший сын верховного правителя Двора осени.

Кейр заговорил первым.

– Чем мы обязаны такому удовольствию? – спросил он, поправляя лацканы черного камзола.

Насмешливый тон, под которым не слишком глубоко скрывались оскорбления. Мор и сейчас слышала их, хотя это было очень давно, и не в тронном зале, а в покоях ее семьи. На каждой встрече, если ее двоюродный брат отсутствовал. «Полукровка. Недоразумение. Позор для династии».

– К верховному правителю так не обращаются.

Слова вырвались сами собой. А голос, каким они были произнесены… Таким голосом она говорила только здесь… Этот голос не имел ничего общего с Мор, и она не имела ничего общего с живущими во тьме.

– «Чем мы обязаны такому удовольствию, верховный правитель?» Вот так, – холодно и властно произнесла она, сверкнув глазами.

Кейр игнорировал ее. То был его излюбленный способ оскорбления: вести себя так, будто ты пустое место. Ничтожество, которое он даже не замечает.

«Хоть бы придумал что-нибудь новенькое, жалкий гаденыш».

Она бы произнесла это вслух, не вмешайся Риз. От его слов исходила темная сила, наполнявшая тронный зал и недра горы.

– Мы явились традиционно поздравить тебя и твое… окружение с Днем зимнего солнцестояния и пожелать всех благ. Но, как вижу, у тебя сегодня гости.

Сведения Аза, как всегда, оказались точными. Мор узнала о предстоящем визите Эриса утром. Она сидела в библиотеке Дома ветра и читала книгу об обычаях Двора зимы, когда заглянул Аз и сообщил новость. Каким образом он узнал? Мор давно убедилась: вопросы главному шпиону Риза задавать бесполезно. Все равно не ответит.

Но Эрис действительно был здесь и стоял рядом с Кейром… Мор заставила себя посмотреть на него. Заглянуть в янтарные глаза.

Глаза Эриса были холоднее любого коридора в замке Каллиаса. За пятьсот лет, прошедших с их первой встречи, глаза старшего сына Берона ничуть не изменились.

Эрис приложил руку к сердцу. Точнее, к камзолу свинцового цвета. Посмотришь – воплощение учтивости Двора осени.

– Я счел уместным лично поздравить Кейра.

Этот голос. Мелодичный, пронизанный высокомерием и надменностью. И в голосе Эриса за пятьсот лет ничего не изменилось. Все те же интонации…

Теплый неяркий солнечный свет, льющийся сквозь листву, отчего листья похожи на гроздья рубинов и топазов. Листья на земле, где она лежала. Коренья, впивающиеся в спину. Влажный запах перегноя. Ее оставили здесь умирать.

У нее болело все тело. Каждый уголок. Она не могла пошевелиться. Оставалось лишь наблюдать сквозь густую листву за движением солнца и слушать ветер, шелестящий меж серебристых стволов.

Каждый хриплый сбивчивый вдох отзывался жгучей болью…

К шуму ветра примешался хруст листьев под легкими, но уверенными шагами. Она насчитала шесть пар ног. Пограничный дозор. Помощь. Ей помогут.

Кто-то из дозорных выругался. Потом умолк.

Снова послышались шаги. На этот раз одиночные. Она не могла повернуть голову и посмотреть – это вызвало бы нестерпимую боль. Ее дыхание напоминало всхлипывания, но дышать по-другому она не могла.

– Не трогайте ее.

Шаги стихли.

Это не было предостережением, попыткой ее защитить. Голос она узнала сразу же. Еще раньше она сжималась от ужаса, боясь услышать его голос.

Он не спеша приближался. Листья, мох и корни передавали каждый его шаг. Казалось, земля вздрагивала под его сапогами.

– Не сметь к ней прикасаться, – велел Эрис. – Если мы дотронемся до нее хотя бы пальцем, вся ответственность падет на нас.

Холодные, бесчувственные слова.

– Но ее… пригвоздили.

– Повторяю: не сметь к ней прикасаться.

Пригвоздили.

Ей в тело вогнали гвозди с шипами. Разложили на земле. Вначале она кричала на них, требуя отпустить, потом умоляла. Все впустую. Они уже приготовили длинные железные гвозди. И молоток.

Три гвоздя.

Три удара молотком, сопровождаемые отчаянными криками и чудовищной болью.

Она затряслась. Это было столь же отвратительно, как мольбы к палачам. Тело выло от боли. Гвозди, вбитые в живот, держали крепко.

Над ней появилось бледное, обаятельное лицо, загородив красно-желтый узор листьев. Бесстрастное. Бесчувственное.

– Насколько понимаю, Морригана, ты не хочешь здесь жить.

Она бы предпочла здесь умереть, истечь кровью. Умереть и вернуться в другом обличье – жестоком и коварном, – чтобы изорвать их всех на куски.

Должно быть, Эрис прочитал это в ее глазах. Легкая улыбка тронула его губы.

– Я так и думал.

Эрис выпрямился, повернулся. Она сжала пальцы в кулаки, ощущая под ними листья и жирный суглинок.

Жаль, что она не умела выращивать когти, как Риз. Сейчас она бы вцепилась в эту длинную шею. Но когти – не ее дар. Ее дар… стал причиной того, что она оказалась здесь. Пригвожденная. Истекающая кровью.

Эрис отошел.

– Не можем же мы оставить ее здесь… – угрюмо произнес кто-то из дозорных.

– Можем и оставим, – равнодушно возразил Эрис, лицо которого не дрогнуло. – Она предпочла запятнать себя позором, отчего семья и вышвырнула ее, как мусор. Я уже довел до их сведения мое решение.

Он замолчал, и пауза была мучительнее слов.

– Не в моих привычках совокупляться с иллирианскими объедками.

Она не смогла удержать слез. Горячие, жгучие, они текли против ее воли.

Сейчас Эрис уведет дозорных, бросив ее одну. Одну. Друзья не знали, куда она отправилась. И она тоже не знала, где оказалась.

– Негоже так… – не унимался совестливый дозорный.

– Пошли отсюда.

Больше никто не посмел возражать Эрису.

Шаги удалялись и вскоре смолкли. Вернулась тишина.

Все так же солнце светило сквозь листву, превращая ее в гроздья драгоценных камней.

Все так же из-под гвоздей сочилась кровь, под ногтями чернела набившаяся земля, а малейшая попытка шевельнуться вызывала жуткую боль.

Боль…

Фейра слегка тронула ее за руку, вытащив с залитой кровью полянки на границе Двора осени.

Мор с благодарностью посмотрела на верховную правительницу. Фейра дипломатично не заметила ее взгляда, вновь сосредоточившись на разговоре.

Фейра быстрее и легче, чем она, освоилась с ролью правительницы жуткого города. Для визита сюда Фейра выбрала сверкающее черное платье. На голове – диадема в форме полумесяца. По сравнению с Мор – девчонка, но с манерами властной правительницы. Фейра вписывалась сюда, была такой же частью этого мира, как змееподобные твари на колоннах и стенах. Воплощением будущего, которое Кейр когда-то прочил дочери.

Мор намеренно явилась сюда в вызывающе ярком красном платье. Золотые серьги в ушах, золотые кольца и браслеты. Кусочки солнца, принесенные ею во мрак.

– Если тебе хотелось сохранить вашу… дружбу в тайне, то тронный зал – едва ли подходящее место для подобных встреч, – с убийственным спокойствием заметил Риз.

Лучше не скажешь.

Служитель Каменного города… Мор помнила, как унижало ее отца положение служителя, напоминавшее, что Двор кошмаров – лишь часть Двора ночи. Служитель Кейр небрежно отмахнулся.

– С какой стати нам таиться? После войны все мы стали добрыми друзьями.

Она часто мечтала расправиться с отцом. Ей снилось, как она убивает Кейра кинжалом и даже голыми руками.

– Эрис, как поживает твой отец и Двор осени? – спросила Фейра.

Учтивый вопрос с легким налетом скуки.

В янтарных глазах вспыхнуло недовольство.

Голова Мор наполнилась гулом. Она едва слышала ответ Эриса, намеренно растягивающего каждое слово, и ответ Риза.

Когда-то ей доставляло удовольствие издеваться над Кейром и его двором, заставляя их ходить на задних лапках. Весной она даже сломала отцу несколько костей. Риз тогда сломал Кейру руки. Пусть знает, как говорить гадости Фейре. С тех пор мать запретила Мор переступать порог их личных покоев. Запрет сохранялся. Но едва она тогда увидела Эриса, вошедшего в комнату для совещаний…

«Тебе же больше пятисот лет», – часто напоминала себе Мор. Пора бы научиться хладнокровию.

«Не в моих привычках совокупляться с иллирианскими объедками».

Ее нашел в лесу Азриель. Стараниями Маджи она не только выздоровела. Целительница убрала даже следы шрамов. И все же… Нельзя ей было появляться здесь сегодня.

Мор словно окаменела. Ее замутило. «Трусиха».

А ведь она не боялась врагов, сражалась на войнах. И тем не менее, видя отца и Эриса вместе…

Мор не столько увидела, сколько почувствовала напряжение Фейры после очередных слов Эриса.

– Твоему отцу запрещено вторгаться на земли людей.

Сказано было твердым, не допускающим компромиссов тоном. И такая же бескомпромиссность сквозила в серо-голубых глазах верховной правительницы.

– Тебя это вряд ли касается, – небрежно пожал плечами Эрис.

Риз стоял, держа руки в карманах. Олицетворение изящества и непринужденности. Но тени, окружавшие его, и клубящаяся тьма, усыпанная звездами… Логово Кейра сотрясалось от каждого шага верховного правителя Двора ночи. Лицо Риза… сейчас он показывал свое истинное лицо – лицо самого могущественного из всех верховных правителей, каких знала история.

– Предлагаю напомнить Берону, что расширение его владений вообще не обсуждается. Это же касается каждого двора.

Эрис и бровью не повел. Удивительное спокойствие или полное безразличие? Мор ненавидела это в нем с первого дня их встречи. Холодность. Отрешенность. Казалось, он успел пресытиться жизнью и полностью потерял интерес к чему-либо. Ну а чувств у него никогда не было.

– А я бы предложил тебе, верховный правитель, поговорить об этом со своим дорогим другом Тамлином.

– Зачем? – спросила Фейра.

Ее короткий вопрос был острым, как кинжал.

Губы Эриса изогнулись в змеиной улыбке.

– Потому что только двор Тамлина граничит с землями смертных. И каждый, желающий расширить владения, вначале должен пройти через Двор весны. А на это нужно разрешение Тамлина.

Еще один мерзавец, которого Мор когда-нибудь убьет. Если Фейра с Ризом ее не опередят.

Не важно, что Тамлин участвовал в войне, приведя на поле сражения армию Берона и отряды людей. Не важно, что его дружба с Сонным королевством была лишь стратегической уловкой.

Мор никогда не забудет, как он обошелся с Фейрой. И не простит.

Лицо Риза оставалось холодным, однако слова Эриса заставили его задуматься. Чувствовалось, ему было противно получать сведения таким образом. Особенно от Эриса. Но в сведениях ценится содержание.

Мор поймала на себе взгляд Кейра. Он внимательно наблюдал за дочерью.

Сегодня она всего лишь одернула его, не сказав больше ни слова. Никакого участия в разговоре. В отцовских глазах читалось злорадное удовлетворение.

«Скажи хоть что-нибудь, – требовала она от себя. – Придумай. Обычно ты не лезешь за словом в карман. Сбей с него злорадство».

Но Риз посчитал, что визит окончен. Он взял Фейру под руку, направившись к выходу из тронного зала. Голова и впрямь гудела от его шагов. Он ведь что-то сказал Эрису. Она опять прослушала, поглощенная своими переживаниями.

«Ты еще попроси, чтобы тебя пожалели. Трусиха».

«Правда – твой дар. И твое проклятие».

«Скажи что-нибудь».

Но слова, способные ударить по отцу, так и не явились на свет.

Мор стремительно повернулась. Ее красное платье вспыхнуло, как пламя. Ухмыляющийся наследник Двора осени остался за спиной. Мор поспешила за Ризом и Фейрой – ее верховными правителями – из подземной тьмы в мир света.

Глава 7 Ризанд

– И умеешь же ты, Аз, преподносить подарки на День зимнего солнцестояния, – сказал я, отворачиваясь от окон кабинета в Доме ветра.

Внизу тонул в утренней дымке просыпающийся Веларис.

Мой названый брат и главный шпион стоял по другую сторону внушительного дубового стола, заваленного принесенными им картами и документами. Когда Аз постучался в двойные двери кабинета, выражение лица его не предвещало ничего хорошего. Явился он ранним утром. Должно быть, знал, что после визита в Каменный город я не засну. Еще бы! Эрис в открытую предупредил меня насчет Тамлина и границ Двора весны.

Когда мы вернулись домой, Фейра не сказала ни слова. Чувствовалось, она не готова обсуждать стратегию в отношении верховного правителя Двора весны. Она быстро уснула, а я сидел в гостиной наедине с пламенем очага и раздумьями.

Неудивительно, что я даже не пытался уснуть, а поспешил сюда, надеясь, что пронизывающий холод ослабит тяготы бессонной ночи. И сейчас еще мои крылья оттаяли не до конца.

– Тебе хотелось сведений, – невозмутимо произнес Аз.

Обсидиановый эфес Правдорубца у него на боку вбирал в себя первые лучи солнца.

Я моргнул.

– А ты не мог повременить? Эти сокровища можно было мне вручить и после праздников, – сказал я, указывая на стол.

Едва взглянув на непроницаемое лицо Аза, я тут же добавил:

– Можешь не отвечать.

Уголок его рта дрогнул. Вдоль шеи заскользили тени, похожие на движущиеся узоры татуировки. Такие узоры покрывали его тело под доспехами. Его тени отличались от тех, что я призывал магической силой. Они были порождением тюрьмы без воздуха и света, где его держали мальчишкой, намереваясь сломать.

Но он не сломался. Он постиг язык теней.

Голубые сифоны на его запястьях безошибочно свидетельствовали об иллирианском наследии. Но ни одно сказание иллирианских соплеменников не могло объяснить дарование «певца теней». Дарования эти не были связаны с сифонами, куда большинство иллирианских воинов направляли необузданную, убийственную магическую силу, дабы она не уничтожила все вокруг, включая и обладателей камней.

С сифонов я перевел взгляд на бумаги:

– Ты сообщил Кассиану?

– Я торопился к тебе, – ответил Азриель. – Он и так скоро появится.

Я закусил губу, хмуро разглядывая общую карту Иллириании.

– Получается больше кланов, чем я ожидал, – признался я. – Даже при худшем раскладе.

От меня во все стороны понеслись тени. Я выпустил их, успокаивая магическую силу, поднимавшуюся изнутри.

– Учти, в этих кланах не все поддерживают недовольных, – сказал Аз, пытаясь смягчить удар. Только не с таким каменным лицом! – Это общие цифры с указанием мест, где замечено недовольство, а не скопления недовольных.

Исполосованный шрамами палец Аза ткнул в один лагерь.

– Вот здесь всего две женщины подливают яду в рассказы о войне. Одна – вдова, вторая – мать погибшего солдата.

– Дыма без огня не бывает, – возразил я.

Азриель вперился в карту. Я ему не мешал, зная, что он заговорит не раньше, чем будет готов. Мальчишками мы с Кассианом часами дубасили Аза, пытаясь заставить его сказать хоть слово. Не было случая, чтобы он нам уступил.

– Иллирианцы – кучи дерьма.

Над плечами Аза клубились тени. Их шлейф накрывал ему спину, упираясь в толстый красный ковер.

– Они с детства обучаются воинскому ремеслу. Мечтают о настоящих сражениях. Понимают, что не все возвращаются с войны. Но когда кто-то гибнет, семьи выставляют нас злодеями. Если бы не мы, их муж или сын был бы жив. Спрашивается, почему?

– Родных можно понять. Их потери невосполнимы, – осторожно сказал я.

Азриель досадливо махнул рукой. Сифон на запястье ярко вспыхнул.

– Лицемеры – вот они кто.

– И что ты предлагаешь? Распустить крупнейшую армию Притиании?

Аз молча смотрел на меня. Я выдерживал его взгляд: жесткий, ледяной, порой вызывающий неподдельный страх. Несколько веков назад Аз расправился со сводными братьями. Я видел это своими глазами. И потом вспоминал. Не саму расправу, хотя она была совершенно заслуженной. Такие издевательства не прощают.

Меня пугала ледяная пропасть, в которую погружался Аз. Воспоминания о ней иногда поднимались из глубин памяти.

Вот и сейчас его глаза подернулись инеем. Мой ответ был спокойным, но не оставлял места для споров.

– Я не собираюсь распускать отряды иллирианцев. Им некуда деться. А если попытаемся прогнать их с гор, вместо очагов недовольства получим пожар войны.

Аз молчал.

– У нас есть заботы посерьезнее, – продолжал я, указывая на континент, занимавший достаточное пространство карты. – Человеческие королевы так и не вернулись в пределы своих королевств. Они до сих пор в общем дворце. Это одна забота. Вторая: население Сонного королевства отнюдь не в восторге от проигранной войны. Стены больше нет. Кто поручится, что другие фэйские государства не попытаются завладеть землями людей? Установившийся мир хрупок.

– Знаю, – нарушил молчание Аз.

– Помощь иллирианцев нам может понадобиться еще не раз. И их готовность не из-под палки, а добровольно проливать кровь.

Я рассказывал Фейре обо всех встречах и донесениях. Но об этом…

– Мы будем внимательно следить за смутьянами, – пообещал я, давая Азу почувствовать бурлящую во мне силу и убедиться, что я не пытаюсь отговориться. – Кассиану известно о растущем недовольстве в лагерях. Он сделает все возможное, чтобы не позволить заразе набрать силу.

– Он не представляет, сколько таких лагерей.

– А мы повременим с рассказом об этом. Сообщим после праздников.

Аз удивленно заморгал.

– У него и так полно хлопот, – объяснил я. – Пусть насладится праздниками, насколько может.

Мы с Азом условились не упоминать Несту в разговорах и особенно в присутствии Кассиана. Я запретил себе думать о старшей сестре Фейры. Схожим образом вела себя и Мор. С окончания войны я ни разу не слышал от нее имени Несты.

– Кассиан разозлится на нас за утаивание сведений.

– Он сам о многом догадывается. Так что сведения будут лишь подтверждением.

Аз потрогал эфес кинжала. Ножны качнулись, и на них блеснули серебристые письмена.

– Как быть с человеческими королевами?

– Продолжаем следить за ними. Прежде всего, ты.

– Вэсса и Юриан до сих пор у Грасэна. Их тоже включим в круг наблюдения?

Речь шла о странном подобии государства на южной оконечности Притиании. Правителя в нем не было. Только совет из богатых землевладельцев и торговцев, главой которого стал Юриан. Командным пунктом он сделал усадьбу семьи Грасэна.

Там же осталась и Вэсса – младшая человеческая королева. Ее хозяин… правильнее сказать, ее пленитель… временно освободил ее от колдовства. По воле этого колдуна, днем Вэсса становилась огненной птицей и только после захода солнца вновь превращалась в женщину. Чары приковывали ее к озеру в глубине континента.

Я впервые столкнулся с подобным заклинанием и не знал, как оно действует. Я пытался это проверить с помощью своей магии. То же делал и Хелион, отыскивая любую зацепку, любой способ, позволяющий разрушить чары. Наши поиски оказались безуспешны. Похоже, проклятие колдуна влилось в ее кровь.

Свобода Вэссы близилась к концу. Ласэн говорил об этом еще осенью. Он постоянно навещал Вэссу и не видел перемен к лучшему. Ей придется вернуться на озеро, к своему поработителю. Самое отвратительное, что Вэссу ему продали, и не кто-нибудь, а человеческие королевы. Она мешала заигрываниям с Сонным королевством.

– Вэсса знает, насколько опасны человеческие королевы. И опасность никуда не денется, пока мы не покончим с их осиным гнездом, – сказал я.

Эти сведения мы с Азом тоже получили от Ласэна.

– Но пока королевы не перешли черту, нам нельзя вмешиваться. Если мы это сделаем, хотя бы ради предотвращения новой войны, нас сочтут не героями, а захватчиками. Люди нам никогда особо не доверяли. Такой шаг и вовсе подорвет их доверие. Где уж тогда говорить о прочном мире?

– Пока Вэсса на свободе, они с Юрианом вполне могли бы свести счеты с королевами.

Я задумался. Мы с Фейрой несколько раз обсуждали такую возможность, и наши разговоры затягивались далеко за полночь.

– Людям надо дать возможность самостоятельного правления. Даже нашим союзникам. Пусть сами принимают решение.

– Тогда отправь туда Ласэна. У него статус нашего посланника в человеческом мире.

У Азриеля напряглись плечи. Тени наполовину закрывали его от солнечных лучей.

– Ласэн сейчас не в Веларисе.

– А где? – встрепенулся Аз.

– Ты же у меня главный шпион. Неужели не знаешь?

Аз скрестил руки на груди. Изяществом он превосходил многих иллирианцев. Знаменитый кинжал на поясе дополнял облик живой легенды.

– Я не слежу за его перемещениями.

– Почему?

– Он истинная пара Элайны, – бесстрастно ответил Аз.

Я ждал более весомого довода.

– Слежка за ним была бы вмешательством в ее личную жизнь.

Азриель не хотел знать, пытался ли Ласэн встречаться с Элайной вне нашего дома.

– Ты уверен? – тихо спросил я.

Сифоны Азриеля померкли и потемнели, став похожими на море накануне бури.

– Куда отправился Ласэн?

Вопрос прозвучал как приказ.

– Ко Двору весны, – ответил я, стараясь говорить непринужденно. – Праздники встретит там.

– В прошлый раз Тамлин вытолкнул его коленкой под зад.

– Да. Но Тамлин сам его пригласил.

Наверное, не захотел праздновать в одиночестве, сидя в вычурной столовой особняка, если она уцелела после всех разрушений.

Я ничуть не сочувствовал Тамлину и не сожалел о постигшей его участи. Я до сих пор ощущал ужас Фейры. Она достаточно насмотрелась на его выходки. А уж запереть ее в особняке, как собственность… Ласэн палец о палец не ударил, чтобы вмешаться. Но с ним я помирился. Во всяком случае, попытался.

Помириться с Тамлином было куда сложнее. Намного сложнее. Мне даже не хотелось думать об этом. Я знал, что он до сих пор любит Фейру, отчего меня охватывало желание вцепиться ему в глотку. Но я не винил его за любовь к моей истинной паре.

– Когда Ласэн вернется, я поговорю с ним о Вэссе и Юриане, – сказал я, прогоняя мысли о Тамлине. – Узнаю, готов ли он отправиться в новое путешествие. Как ты думаешь, он выдержит общество Грасэна?

Умение сохранять бесстрастное лицо было еще одним дарованием Азриеля. Потому он никогда не проигрывал в карты.

– С какой стати мне судить о таких вещах?

– И ты пытаешься меня уверить, что действительно не следил за каждым шагом Ласэна?

И сейчас ни в лице, ни в запахе Азриеля ничего не изменилось. Чем бы ни были его тени, они верно служили хозяину, пряча истинные чувства. Надежные союзники.

– Если Ласэн убьет Грасэна, туда мерзавцу и дорога.

Я придерживался такого же мнения. Фейра с Нестой – тоже.

– Я даже подумываю, не подарить ли Несте право охоты на время праздников.

– Ты собираешься ей что-то дарить?

Нет уж, увольте.

– По-моему, оплата ее жилья и попоек – уже достаточный подарок.

Аз провел рукой по темным волосам:

– А мы… – Он запнулся, что было странно при его умении подбирать слова. – Мы вообще будем делать подарки сестрам?

– Нет, – ответил я.

Я действительно не собирался ничего им дарить. Аз облегченно вздохнул. Точнее, выдохнул чуть слышнее обычного.

– Несте вообще плевать на подарки, а Элайна вряд ли ждет от нас знаков внимания. Пусть сестры обмениваются подарками между собой.

Аз отрешенно кивнул.

Я наклонился к карте. Мои пальцы барабанили по владениям Двора весны.

– Через пару дней я сам подкину Ласэну мысль о визите в усадьбу Грасэна.

Азриель изогнул бровь. Первый живой отклик за все время разговора.

– Ты, никак, собираешься посетить Двор весны? – спросил он.

Мне очень хотелось ответить «нет». Но вместо этого я пересказал Азу намеки Эриса. Одно из двух: или Тамлин махнул рукой на укрепление границ с землями людей, или готов пропустить через них кого угодно. Вряд ли я получу достоверный ответ, пока своими глазами не увижу, как обстоят дела.

Выслушав меня, Аз подцепил невидимую пылинку с кольчужной рукавицы. Единственный признак его раздражения.

– Могу отправиться с тобой.

Я покачал головой:

– Эту миссию я выполню сам.

– Так кого ты собираешься повидать: Ласэна или Тамлина?

– Обоих.

Ласэна я еще вытерплю. А Тамлина… Мне не хотелось свидетелей тех слов, что могут вырваться во время этой встречи. Или – поступков.

– А Фейру с собой возьмешь?

Достаточно было мельком заглянуть в светло-карие глаза Азриеля чтобы понять: он прекрасно догадывался, почему я собираюсь туда один.

– Спрошу сегодня, но сомневаюсь, что она согласится. Убеждать ее подумать хорошенько и изменить решение я тоже не стану.

Долгожданный прочный мир. Он был в пределах досягаемости. Но оставались неоплаченные долги, на которые я при всем желании не мог махнуть рукой.

Аз кивнул. Он всегда прекрасно меня понимал, лучше остальных, исключая Фейру. Я так и не знал, чем обусловлено его понимание: дарованиями Аза или нашей с ним похожестью.

Но Азриель умел сводить старые счеты и восстанавливать нарушенное равновесие. Думаю, это умели все, кто входил в мой внутренний круг.

– А о Бриаксисе, значит, ни слуху ни духу.

Я уставился в мраморные плиты пола, словно мой взгляд мог проникнуть на самое дно библиотеки под Домом ветра. До войны чудовище обитало там.

Аз тоже разглядывал пол.

– Ни шепота, ни крика.

Я усмехнулся. У моего названого брата было весьма своеобразное чувство юмора. Я который месяц подряд мыслил утроить охоту на Бриаксиса. Попросить Фейру выследить это чудовище, целиком состоящее из чужих страхов. Более удачного объяснения у меня не было. Но я дорожил каждой минутой, проведенной с Фейрой. К тому же мы постоянно занимались то делами двора, то делами мира, и охота снова и снова откладывалась.

– Хочешь, чтобы я его выследил? – невозмутимо спросил Аз.

Я отмахнулся. Связующая нить озарилась утренним светом. Фейра молчала – значит, до сих пор спала. Я боролся с искушением ее разбудить хотя бы ради того, чтобы услышать голос. Но за потревоженный сон мне могли достаться не самые приятные и ласковые слова.

– Не надо. Пусть и Бриаксис отпразднует День зимнего солнцестояния, – сказал я.

Аз слегка улыбнулся. Улыбался он редко.

– Щедро с твоей стороны.

Я церемонно наклонил голову, являя собой живой портрет великодушного правителя, затем плюхнулся на стул, а ноги закинул на край стола.

– Когда ты собираешься в Розарий?

– Утром, после праздника.

Аз повернулся к окнам, за которыми раскинулся Веларис.

– Мне же еще надо кое-что купить, – слегка поморщившись, сказал он.

Я лукаво улыбнулся:

– Купи ей что-нибудь и от меня. Договорились? Стоимость запиши на мой счет.

Аз кивнул, хотя я знал, что он привык расплачиваться сам.

Глава 8 Кассиан

Надвигалась снежная буря. Подарочек богов на День зимнего солнцестояния. Лагеря она достигнет только завтра, а то и послезавтра, но Кассиан уже чуял ее запах. Жители Гавани ветров тоже чуяли бурю и потому меняли порядок привычных занятий. Перво-наперво, проверяли надежность шатров и домов. Раньше отправлялись в путь и раньше возвращались, чтобы не столкнуться с бурей.

Девчонок он сегодня освободил от занятий. Подумав, также отменил уроки и упражнения для мужской части лагеря. Невелика беда, если пропустят пару дней. Дозорные отряды по-прежнему поднимались в воздух, но их число сократилось. В такую погоду летали только опытные воины и те, кому хотелось испытать себя на прочность. Что ж, безжалостные ветры и обжигающие холода предоставят им такую возможность. Отменять дозорные полеты на время бури нельзя. Ненастная погода – лучшее прикрытие для вражеского удара.

Если предчувствия его не обманывали, грядущая буря на несколько дней погребет лагерь под снегом.

Потому Кассиан и оказался на пятачке, где за шатрами и горсткой домов стояли магазинчики и мастерские ремесленников. Они разместились по обе стороны проселочной дороги. Покрытая снегом сейчас, в летние месяцы она раскисала от дождей или нещадно пылила. Магазин, где торговали всем понемногу, уже вывесил знак «Товары закончились». Помимо него, в лагере имелось две кузницы, мастерские сапожника и резчика по дереву, а также магазин одежды.

Деревянному магазину было лет десять. По иллирианским меркам, сравнительно новое здание. На втором этаже жил владелец. Там ярко горели лампы. А в витрине стояло то, что требовалось Кассиану.

Входная дверь была переплетчатой, с квадратиками толстого стекла. Такие двери сплошь и рядом встречались в магазинах Велариса, а здесь выглядели не совсем уместной диковиной. Кассиан толкнул дверь и вошел, звякнув колокольчиком. Проем был достаточно широким, но ему все равно пришлось плотно сложить крылья. Внутри было тепло и уютно. Не желая выстуживать помещение, Кассиан поспешно закрыл дверь.

За сосновым прилавком стояла худощавая молодая женщина. Она замерла и лишь следила за ним.

Первыми Кассиан заметил шрамы на ее крыльях. Жестокие, умело нанесенные шрамы, тянущиеся вдоль центральных сухожилий.

Его замутило, но он заставил себя улыбнуться и подошел к отполированному прилавку. Этой женщине, как и многим иллирианкам, подрезали крылья.

– Мне нужен Протус, – сказал Кассиан, глядя в умные, проницательные карие глаза.

Чувствовалось, его появление застигло ее врасплох, но не испугало. Темные волосы продавщица заплела в обычную косу. Бронзовая кожа, узкое, скуластое лицо… Отнюдь не красавица, но такое лицо запоминалось.

Женщина не опустила взгляд, как требовали правила иллирианского воспитания. В ее семье чтили традиции, иначе не обрезали бы крылья. Но даже пройдя через жестокий ритуал, она не стала покорной. Женщина спокойно выдерживала взгляд Кассиана, зная, кто зашел в ее магазин.

Ему сразу вспомнился взгляд Несты – такой же прямой и пронизывающий.

– Протус был моим отцом, – сказала она, снимая белый фартук с простенького коричневого платья.

Был.

– Мне тяжело это слышать, – сказал Кассиан.

– Он не вернулся с войны.

Кассиану захотелось опустить голову.

– Это еще тяжелее.

– Тебе-то что горевать? – равнодушно спросила она.

Похоже, женщина не нуждалась в сострадании.

– Эмерия, – представилась она, протягивая худощавую руку. – Теперь это мой магазин.

Дочь Протуса провела черту, причем весьма своеобразную. Кассиан пожал протянутую руку, не удивившись, что та оказалась твердой и сильной.

Он знал Протуса. Никто не гнал торговца одеждой на войну. Сам пошел добровольцем. Эмерия была его единственным ребенком. Близких родственников-мужчин не осталось, иначе после его смерти магазин достался бы кому-то из них. Впрочем, Эмерия наверняка и тогда отстояла бы магазин. С работой она справлялась не хуже отца…

Кассиан оглядел не слишком просторное, но опрятное помещение. Из окна виднелся магазин на другой стороне улицы, где кончились все товары. Полки магазина Эмерии ломились от одежды. Казалось, она только что получила новый товар. Или… сюда никто не заходил.

Магазины в Гнезде ветров тоже были явлением сравнительно новым. Появились они где-то полвека назад. До этого косные иллирианцы довольствовались мастерскими. Оборотистость Протуса позволила ему заработать достаточно денег, и даже при отсутствии покупателей Эмерия не бедствовала. Но когда-нибудь отцовские сбережения иссякнут.

– Да, по всему видно: теперь это твой магазин, – сказал Кассиан, вновь поворачиваясь к Эмерии.

Пока он смотрел на улицу, дочь Протуса отошла в угол и стояла там, прямая, как стрела, с гордо поднятой головой. Точно так же любила стоять Неста. Кассиан даже придумал название ее позе: «Я беспощадно убиваю своих врагов».

Всевозможных поз у Несты было не менее двух дюжин, начиная от: «Я съем твои глаза на завтрак», и заканчивая: «Кассиану незачем знать, что я читаю непристойные книжки». Последняя поза ему особенно нравилась.

Пряча улыбку, Кассиан махнул в сторону витрины, где лежали теплые рукавицы с подкладкой из овчины и не менее теплые шарфы.

– Я куплю всю зимнюю одежду, которая есть в твоем магазине.

– Серьезно? – только и спросила Эмерия, удивленно изогнув черные брови.

Кассиан достал из кармана доспехов мешочек с монетами и протянул ей.

– Этого должно хватить.

Эмерия подержала мешочек на ладони и покачала головой.

– Одежда не стоит таких денег. А вспомоществования мне не нужно.

– Тогда возьми столько, сколько, по-твоему, стоят эти рукавицы, шарфы, сапоги и пальто. Остальное вернешь мне.

Эмерия молча бросила мешочек на прилавок и поспешила к витрине. Все просимые Кассианом вещи она складывала аккуратными стопками. Несколько раз она уходила в кладовую и возвращалась с полными руками. На прилавке росли пушистые горки. Когда туда перекочевало почти все содержимое магазина, установилась тишина, нарушаемая лишь звоном отсчитываемых монет.

Эмерия молча вернула похудевший мешочек Кассиану. Не многие иллирианцы соглашались брать его деньги. Большинство швыряло их на землю, предварительно плюнув. Положение не изменилось и после того, как Риз стал верховным правителем.

Внимательно оглядев проданный товар, Эмерия задала вполне здравый вопрос:

– Тебе поискать мешки и ящики?

Кассиан покачал головой:

– Незачем.

И вновь Эмерия удивленно вскинула брови.

Кассиан достал из мешочка три тяжелые монеты и положил на свободный кусочек прилавка.

– Это за хлопоты по раздаче вещей.

– Кому? – вырвалось у Эмерии.

– Ты ведь живешь над магазином?

Она сухо кивнула.

– И видишь, кто в чем ходит. Думаю, ты лучше меня знаешь, у кого в лагере достаток, а кто бьется в нужде. Завтра или послезавтра сюда примчится буря, поэтому я прошу тебя раздать одежду тем, кому она нужнее всего.

Эмерия удивленно заморгала. Потом вновь оглядела груды скупленных Кассианом товаров.

– Они… многие терпеть меня не могут, – едва слышно произнесла она.

– И меня тоже. Так что ты попала в неплохую компанию.

На губах Эмерии появилась… нет, не улыбка. Намек на улыбку. Она не позволяла себе улыбаться мужчине, с которым впервые заговорила.

– Думаю, после этого тебя лучше узнают и будут охотнее ходить в твой магазин, – продолжал Кассиан. – Скажешь, что это подарок от верховного правителя.

– Почему не от тебя?

Кассиану не хотелось отвечать на этот вопрос. Особенно сегодня.

– Лучше я останусь в стороне.

Эмерия внимательно посмотрела на него, затем кивнула, пообещав:

– Я начну с самых нуждающихся и постараюсь до захода солнца раздать им вещи.

Кассиан кивком поблагодарил ее и пошел к выходу. Затейливая дверь и широкие окна были не только капризом покойного торговца, но и показателем его богатства. Их стоимость позволила бы многим обитателям лагеря безбедно прожить несколько лет.

Протус умел наживать богатство, умел торговать и вести дела. Оказалось, что он умел еще и храбро воевать. Не всякий рискнул бы оставить налаженную жизнь и отправиться на войну. Протусу была не чужда воинская гордость.

Увы, не только гордость. Слепое следование замшелым традициям – тоже. Чувствовалось, Эмерия умела и любила летать. Отец сделал так, что она уже никогда не поднимется в воздух…

Будь бы сейчас Протус жив, Кассиан убил бы его собственными руками.

Кассиан взялся за медную ручку, ощутив холод металла.

– Господин Кассиан.

Он обернулся. Эмерия стояла за прилавком. Кассиан не стал ее поправлять и напоминать, что он – ничей не господин. Командующий – да.

– С праздником. С Днем зимнего солнцестояния, – напряженно произнесла Эмерия.

– И тебя тоже, – ответил Кассиан, наградив ее улыбкой. – Если будут сложности с раздачей вещей, дай знать.

– Трудностей не будет. В этом я уверена.

Гордо поднятая голова. Огонь в словах. Эмерия заставит бедняков взять подарки, даже если они попытаются ее прогнать, утверждая, что им ничего не нужно.

Такой огонь он уже видел. И такую же стальную крепость характера. Если бы эти две женщины из разных миров встретились…

Кассиан вышел на обжигающий холод. У него за спиной звякнул колокольчик – вестник надвигающейся бури. Не только той, что неслась с севера. Другой, зревшей здесь с давних пор.

Глава 9 Фейра

Лучше бы я пропустила обед.

Эта мысль крутилась у меня в голове, пока я шла по вечерним улицам к мастерской Рессины. Под ногами похрустывал снег. Мягко светили фонари. К ним добавлялся свет ламп из окон домов.

До праздников оставалось три дня. Купить хорошие подарки можно было везде, но больше нигде не сыщешь таких оригинальных, неповторимых вещей, как в магазинчиках и галереях Радуги. Сюда стекались покупатели со всего Велариса и окрестных селений. Фэйцы и фэйри. Последние еще раз поразили меня разнообразием телосложения и оттенков кожи. Все улыбались, все были настроены дружелюбно. Праздничная обстановка действовала захватывающе, однако через какое-то время мне захотелось тишины. Я даже была готова подняться в морозный воздух и полететь домой.

Я взяла с собой мешок с кистями и красками. Под мышкой зажала свернутый в трубку холст. Возможно, друзья Рессины приносили все это с собой. Да и вообще было бы невежливо приходить в чужую мастерскую, рассчитывая, что тебя снабдят всем необходимым. Я отправилась в Радугу пешком. Мне все еще было непросто перебрасываться с грузом. Лететь не хотелось из-за холода. К тому же я рисковала выронить холст.

Я до сих пор не научилась согревать себя изнутри и защищаться от холодного ветра в полете. С Ризом и Азриелем мы теперь занимались от случая к случаю. И как только иллирианцы летали с тяжелым оружием? А ведь зимы в их горах куда суровее, чем в Веларисе. Да и летом тоже холодно.

Если недовольство в иллирианских лагерях не утихнет и нам придется туда лететь, я на собственной шкуре проверю, каково там зимой.

Сейчас не время думать о печальном и тревожном. Живот и без того крутило. Я остановилась на подходе к дому Рессины. Ладони стали липкими от пота. Неужели мне страшно?

Я еще никогда не рисовала вместе с другими и не стремилась показывать свое творчество другим. Я столько месяцев не подходила к холсту. Еще неизвестно, что́ выплеснется из меня…

Связующая нить дрогнула.

«Надеюсь, ты в лучшем виде?»

Спокойный вопрос, заданный непринужденным тоном. Голос Риза успокаивал мои душевные терзания.

Риз сообщил, куда он собирается завтра и какие сведения рассчитывает получить. Он спросил, готова ли я отправиться с ним. Я ответила: «Нет».

Пусть я перед Тамлином в долгу за спасение Риза. Я искренне могла пожелать ему счастья и мира в душе, но видеть его не хотела. Говорить и вообще иметь с ним дело – тоже. И это нежелание сохранится еще надолго. Возможно, навсегда.

Пока Риз не предложил мне отправиться ко Двору весны, у меня было хорошее настроение. Упоминание о Тамлине разом его испортило. Я сегодня не собиралась к Рессине. Но дома мне не сиделось. Захотелось развеяться, и я пошла.

Я была почти у цели. Из мастерской Рессины доносился смех. Ее друзья-художники уже собрались на еженедельную творческую встречу. Оставалось пройти несколько шагов и постучать в дверь.

«Не знаю, получится ли у меня», – призналась я Ризу.

«Хочешь, я пойду с тобой?» – помолчав, предложил он.

«Писать картину?»

«Из меня бы получилась превосходная обнаженная натура».

Я улыбнулась, не обращая внимания, что была не одна. Мимо меня безостановочно двигался поток горожан. К счастью, капюшон скрывал лицо.

«Ты уж меня прости, но делить с другими такое сокровище, как ты, я не хочу. Даже в качестве обнаженной натуры».

«Тогда я попозирую только для тебя. – Связующая нить донесла его чувственное прикосновение. Меня обдало жаром. – Помнится, однажды мы с тобой славно художничали».

Перед глазами мелькнула горная хижина и кухонный стол. У меня пересохло во рту. «Нахал».

Риз усмехнулся. «Хочешь идти к ним – иди. Не хочешь – не ходи. Выбор за тобой».

Я поглядела на свернутый холст, на мешок с кистями и красками. Каких-нибудь тридцать шагов отделяло меня от дома Рессины, из окон которого призывно лился золотистый свет.

«Я знаю, чего мне хочется».

Никто не заметил, как я исчезла, перебросившись внутрь заколоченной галереи. Доски на окнах не пропускали свет. Я сотворила несколько светящихся шаров, осветив заброшенное помещение.

В окнах не было стекол. Жизнь покинула галерею Пиланы почти год назад. Естественно, внутри было столь же холодно, как и на улице. Я опустила на пол холст и мешок и, пританцовывая на месте, осмотрелась.

До нападения здесь было очень уютно. Сквозь громадное окно на южной стене светило солнце. Свет проникал и сквозь окна в сводчатом потолке. Сейчас и на их месте темнели доски. Я прикинула размеры галереи: пятьдесят локтей в длину, тридцать в ширину. Вдоль боковой стены – прилавок. У задней стены – дверь, которая вела в кладовую или в мастерскую Пиланы. Моя догадка наполовину подтвердилась: все-таки кладовая. Узкие окошки вверху давали мало света для живописи. Несколько расколотых умывальников, металлические столы, заляпанные краской, флаконы и окаменевшие тряпки.

В галерее не было картин, однако сохранился дух живописи. Я вдыхала его, как воздух. Спокойствие этого места передалось и мне.

Чутье подсказывало: галерея одновременно была и мастерской Пиланы. Она работала, а посетители разглядывали картины, развешанные по белым стенам. Ей не требовалось уединение. Она переговаривалась с гостями, отвечала на вопросы и продолжала творить… Белые стены закоптились. Сколько я ни пыталась, не могла представить их увешанными картинами.

В трещинах серых каменных полов застряли мелкие осколки стекла. Под фэйским светом они вспыхивали крошечными звездочками.

Мне не хотелось снова браться за кисть в присутствии других. Я и наедине с собой не очень-то была настроена разворачивать холст. Главное, меня не мучило чувство вины перед Рессиной. Она приглашала, но я не обещала, что приду сегодня.

Я сотворила огненные шарики, поручив им согреть помещение. Потом добавила света. Я возвращала галерею к жизни. Осталось найти стул или табурет.

Глава 10 Фейра

Я писала картину, забыв о времени. Забыв обо всем. Сердце колотилось, как боевой барабан. В какое-то мгновение у меня начало ломить спину. Оголодавший желудок урчал, требуя горячего питья и чего-нибудь вкусненького.

Я знала, что́ рвется из меня. Я поняла это, едва уселась на шаткий табурет, который удалось разыскать в дебрях кладовой.

Первые мазки я делала дрожащей рукой, едва удерживая кисть. Это был страх, и я не пыталась себя обманывать, придумывая иные объяснения.

Но – не только страх. Что-то в моей душе рвалось наружу, как скаковая лошадь, которую слишком долго удерживали в загоне. Мысленным взором я уже видела картину и неслась к ней, силясь догнать.

Картина проступала на холсте. Обретала форму. Вслед за мазками наступало спокойствие. Оно напоминало снег, укрывающий землю и несущий очищение.

Живопись не только успокаивала. Она приносила удовлетворение, какого я не чувствовала за все время, посвященное восстановлению города. Наверное, потому что там я врачевала чужие раны, а сейчас взялась за свою. Наложила первый шов на края.

Колокола Велариса пробили полночь. Только тогда я положила кисть и посмотрела на созданное. А созданное смотрело на меня. Оно было мной. Вернее, такой я увидела себя, заглянув в Урбос – магическое зеркало Ткачихи. Окруженный тьмой, смотрел на меня чешуйчатый зверь с когтями. Гнев, холод и радость – все перемешалось в этом звере. Все стороны моего характера. Все, что таилось в душе.

Тогда я не убежала от встречи с собой. И сейчас не убегу. Да, картина была первым швом, наложенным на рану. Так она ощущалась.

Кисть я зажала между коленями. С холста на меня смотрел чешуйчатый зверь. Тело обмякло, словно у него исчезли кости.

Я обвела взглядом галерею, потом улицу по другую сторону заколоченных окон. Видел ли кто-нибудь свет, пробивавшийся в щели между досками? Но в заколоченную дверь ни разу не постучали.

Наконец я встала и потянулась. Спина отозвалась тупой болью. Взять картину с собой я не могла. Краски должны высохнуть. Влажный ночной воздух – сказывалась близость реки – этому не способствовал.

Но даже если бы краски высохли, приносить картину в городской дом я не собиралась. Не хотела, чтобы ее там нашли. Даже Риз.

А здесь… Я намеренно не подписала картину. Не хотела. Если кто и забредет сюда, создатель полотна будет им неизвестен.

Пусть сохнет. Завтра я вернусь за своим произведением и отнесу в Дом ветра. Там наверняка найдется неприметная кладовка, где можно спрятать картину.

Решено. Завтра я заберу ее отсюда.

Глава 11 Ризанд

Вроде бы Двор весны, однако… Я не узнавал землю, по которой бродил не один век. Последний раз я был здесь около года назад.

По-весеннему теплое, но нежаркое солнце. Ясный день. Вдали – вечноцветущие кусты кизила и сирени. Все это – за границами усадьбы. А в ее пределах…

Все, что цвело в ее пределах, было либо вымученным, либо одичавшим. Я помнил алые розы, увивавшие белые колонны внушительного особняка. Цветки почти исчезли. Кусты ощетинились клубками шипов. Фонтаны высохли. Живые изгороди, которых давно не касалась рука садовника, потеряли изящество очертаний.

Сам особняк даже после вторжения Амаранты и ее прихвостней выглядел лучше. А сейчас… никаких следов разрушений. И никаких признаков жизни.

Следы все же нашлись. Я обнаружил их на некогда величественных, а нынче обветшалых дубовых входных дверях. Длинные, глубокие борозды, оставленные когтями.

Стоя на верхней ступеньке мраморной лестницы, что вела к дверям, я разглядывал эти борозды. Скорее всего, их прочертил сам Тамлин, когда Фейра обставила его и двор. Я даже был готов побиться об заклад.

Однако неуправляемый характер Тамлина всегда отражался на внешнем и внутреннем убранстве дома. Следы могло оставить не бегство Фейры, а любой неудачный день в жизни верховного правителя Двора весны.

Возможно, после моего визита добавятся новые отметины.

Я усмехнулся. Сюда я прибыл без иллирианских доспехов, спрятав крылья. Обычный черный камзол, руки в карманах. Небрежная поза, так раздражавшая Тамлина.

Я постучался в изуродованную створку.

Тишина. Потом… мне открыл сам Тамлин.

Не знаю, что первым бросилось в глаза: изможденное, осунувшееся лицо Тамлина или темный дом за его спиной.

Он был легкой мишенью. Даже слишком легкой. Жеваная, давно не стиранная одежда, в которой едва просматривалась прежняя элегантность. Всклокоченные волосы, столь же давно не встречавшиеся с ножницами и даже с гребнем. За спиной – ни одного слуги. Никаких украшений по случаю близящегося Дня зимнего солнцестояния.

Глаза Тамлина словно выцвели, утратив прежний изумрудный цвет. Ни искорки. Взгляд затравленного зверя.

Я мог бы за считаные минуты искромсать его тело и душу. Закончить то, что началось в день их свадьбы, когда Фейра взмолилась о спасении и я откликнулся на ее зов.

Но я пришел сюда ради мира, нуждавшегося в упрочении. Когда мы этого достигнем, можно будет вернуться и разорвать Тамлина на куски.

– Ласэн утверждал, что ты появишься, – вместо приветствия произнес Тамлин.

Голос его был таким же безжизненным, как и глаза. Рука упиралась в дверь.

– Вот как? А я думал, что даром ясновидения владеет его истинная пара.

Тамлин молча смотрел на меня, либо не улавливая моей шутки, либо пропуская ее мимо ушей.

– Чего тебе понадобилось? – спросил он.

За его спиной – тишина. Ни звука шагов, ни какого-либо шороха. Особняк и окрестности словно вымерли. Даже птицы не щебетали над головой.

– Захотелось поговорить о том и о сем, – сказал я, награждая Тамлина кошачьей ухмылкой, всегда выводившей его из себя. – Надеюсь, ты не откажешься угостить меня чаем?

Коридоры встретили меня сумраком. На окнах – уцелевшие занавески. Вышитые на них яркие узоры выглядели странно и даже неуместно в этом… склепе.

Особняк Тамлина превратился в склеп.

Мы шли туда, где в прежние времена находилась библиотека. Шаги звучали все глуше, а слой пыли на полу и предметах становился все толще.

Тамлин шел молча, не объясняя, когда и почему опустело просторное и внушительное здание. Резные двери многих комнат были приоткрыты. Везде одно и то же: ломаная мебель, изорванные картины, трещины на стенах.

Тамлин открыл дверь библиотеки, где было совсем темно. До сих пор мне казалось, что Ласэн отправился сюда, рассчитывая за время праздников наладить пошатнувшиеся отношения с Тамлином. Нет. Ласэн сделал это из жалости и милосердия.

Мои глаза привыкли к темноте раньше, чем Тамлин махнул рукой, и в стеклянных чашах вспыхнули шары фэйского света.

Библиотека оказалась единственной комнатой, которую Тамлин пока пощадил. Во всяком случае, здешнюю мебель он не тронул.

Все так же молча мы подошли к большому столу, занимавшему середину библиотеки. Тамлин опустился в мягкое кресло с резными подлокотниками. Нынче оно заменяло ему трон. Я сел в другое кресло, отозвавшееся недовольным скрипом пружин. Такая мебель годилась скорее для придворных с их хихиканьем и пустой болтовней. Двое взрослых, опытных воинов, какими были мы с Тамлином, смотрелись в этих креслах довольно странно.

Запустение ощущалось и здесь.

– Если ты явился позлорадствовать, можешь не трудиться, – произнес Тамлин.

– С какой стати мне злорадствовать? – спросил я, изображая искреннее удивление.

На лице Тамлина не дрогнул ни единый мускул.

– И о чем же ты хотел поговорить?

Я неспешно обвел глазами книги и расписной сводчатый потолок.

– А где мой дорогой друг Ласэн?

– Охотится, чтобы у нас был обед.

– Значит, сам ты утратил страсть к охоте?

Глаза Тамлина не вспыхнули. Когда-то он мог охотиться днями напролет.

– Ласэн ушел, когда я еще спал.

Охота ради пропитания. Значит, у Тамлина действительно не осталось слуг, которых можно отправить на охоту или послать за едой.

Не скажу, что мне было жаль Тамлина. А вот Ласэна стоило пожалеть. Видно, понравилась ему роль пешки при верховном правителе Двора весны.

Я закинул ногу на ногу и привалился к спинке кресла:

– Слышал, ты ничего не делаешь для укрепления своих границ. Это правда?

Тамлин помолчал, затем кивнул в сторону двери:

– Кто будет этим заниматься? Ты видел хоть одного караульного?

Даже самые верные гвардейцы покинули Тамлина. Интересно.

– Фейра потрудилась на совесть, – сказал я.

Тамлин оскалил зубы. Глаза на мгновение вспыхнули.

– С таким опытным наставником… Как же могло быть иначе?

Я не смог скрыть улыбку:

– Я здесь ни при чем. Она действовала сама. Надо отдать ей должное, очень умно.

Рука Тамлина впилась в изогнутый подлокотник.

– Я думал, что верховный правитель Двора ночи не опустится до бахвальства.

Я перестал улыбаться:

– Наверное, ты думал, что я должен рассыпаться перед тобой в благодарностях. Ведь ты помог вернуть меня к жизни.

– Я не питаю иллюзий насчет тебя, Ризанд. Скорее в аду погаснут все костры, чем ты поблагодаришь меня за что-либо.

– Как поэтично!

Он глухо зарычал.

Я не узнавал Тамлина. С какой легкостью он заглотнул наживку. Нынче разозлить его – раз плюнуть. Я напомнил себе о стене, о прочном мире, в котором мы так нуждались. И все же, не удержавшись, сказал:

– Ты несколько раз спасал жизнь моей истинной пары. За это я всегда буду тебе благодарен.

Слова попали в цель. «Моей истинной пары».

Это был удар ниже пояса. Я имел все – все, чего желал, о чем мечтал и вымаливал у звезд.

Тамлин не имел ничего. Все, что когда-то ему было дано, он бездумно расточил. Он не заслуживал ни жалости, ни сострадания. Нынче его удел – пустые комнаты, пропитание, которое он вынужден добывать охотой, колючки вместо цветущего сада и подобие жизни. Это он вполне заслужил.

– Она знает, что ты здесь?

– Разумеется, знает.

Я умолчал о том, какое выражение лица было у Фейры, когда я предложил ей отправиться со мной ко Двору весны. Раньше, чем она ответила, я уже знал: видеть Тамлина она категорически не желает.

– Фейра не меньше моего обеспокоена тем, что твои границы не охраняются. Мы надеялись на противоположное.

– После разрушения стены мне понадобилась бы целая армия.

– Это несложно устроить.

Тамлин вновь глухо зарычал. Под костяшками блеснули когти.

– Я не пущу твой сброд на свои земли.

– Мой сброд, как ты их называешь, принял на себя основной удар в войне, где участвовал и ты. И твоя помощь не забыта. Если тебе нужны дозорные, я отряжу воинов.

– Для защиты смертных от нас? – с усмешкой спросил Тамлин.

У меня руки чесались от желания вцепиться ему в горло. Вокруг пальцев уже клубились тени – предвестницы когтей.

Я ненавидел этот кичливый дом. Ненавидел с той самой ночи, когда пролил здесь кровь. Но даже если бы я залил кровью весь Двор весны, это не возместило бы мне потерю. Не воскресило бы мать и сестру, чьи крылья отец Тамлина прибил к стене кабинета как охотничий трофей.

По словам Фейры, Тамлин давным-давно сжег крылья. Это ничего не меняло. Мои близкие погибли не от его рук, однако главным виновником я считал его. Тамлин сообщил отцу и братьям, в каком месте я условился встретиться с матерью и сестрой. Он палец о палец не ударил, чтобы предотвратить расправу.

Мне до сих пор снились отрезанные головы в корзинах. Страх и боль, запечатленные на лицах в последние мгновения жизни. Я видел их всякий раз, глядя на верховного правителя Двора весны… В ту кровавую ночь мы с Тамлином оба лишились отцов и стали верховными правителями своих дворов.

– Да, для защиты смертных от нас, – убийственно спокойным голосом подтвердил я. – И для сохранения мира.

– Какого мира?

Тамлин убрал когти, скрестил руки на груди. Летом, на поле сражения, они были крепче и мускулистее.

– Ничего не изменилось, – продолжал он. – Стена исчезла, а все остальное осталось прежним.

– Нам по силам это изменить. Сделать мир лучше. Единственное – мы должны двигаться в правильном направлении.

– Я не пущу на свои земли ни одного головореза Двора ночи.

Тамлин добился, что подданные его возненавидели. Фейра рассказывала, как он обращался с гвардейцами.

Но слово «головорез» стало последней каплей. Я не хотел, чтобы гнев заслонил мой разум. Тем более при Тамлине.

Я встал. Тамлин не двигался.

– Во всем, что случилось, ты виноват сам, – тихо произнес я.

Гнев, высказанный тихим голосом, задевает сильнее, чем крик. Это я знал с давних пор.

– Ты выиграл. – Тамлин плюнул под ноги и подался вперед. – Ты заполучил свою истинную пару. Неужели тебе этого мало?

– Мало, – ответил я, и мой ответ эхом разнесся по библиотеке. – Ты едва не уничтожил ее всеми мыслимыми и немыслимыми способами.

Тамлин оскалил зубы. Я оскалил свои, больше не собираясь сдерживаться. Пусть моя магическая сила прогремит по библиотеке, всему особняку и окрестным землям.

– Но Фейра пережила это. Пережила твои издевательства. Но тебе было мало. Ты и дальше хотел ее унижать. Такой способ вернуть любимую женщину еще никогда и никому не помогал.

– Убирайся.

Но я еще не закончил:

– Ты заслуживаешь всего, что выпало на твою долю. Этого жалкого, опустевшего дома, разоренных земель. Мне плевать, что когда-то ты пожертвовал крупицей жизни ради моего спасения. Мне плевать, что ты до сих пор любишь мою истинную пару. Ты считаешь, будто спас ее от правителя Сонного королевства и еще от тысячи врагов. Мне и на это плевать.

Моя речь напоминала холодную реку с плавным течением.

– Надеюсь, остаток дней ты проведешь здесь в запустении и одиночестве. Это куда более справедливое возмездие, чем смерть.

Фейра пришла к такому же заключению. Я согласился с ней, но истинный смысл понял только сейчас.

В зеленых глазах Тамлина появился звериный блеск.

Я был готов к этому. Я даже хотел, чтобы так случилось. Ждал, когда он вскочит с кресла и накинется на меня, выпустив когти.

Кровь гудела в моих жилах. Магическая сила свернулась в тугую пружину.

Наш поединок превратил бы особняк в груды развалин. А потом моими стараниями от обломков камней и деревьев не осталось бы ничего, кроме черной пыли.

Но Тамлин лишь молча смотрел на меня. Потом опустил глаза и повторил:

– Убирайся.

Я моргнул, больше ничем не выказав удивления:

– Что, Тамлин, нет настроения для потасовки?

Он не взглянул на меня, произнеся в третий раз:

– Убирайся.

Он был сломлен. Не внешними силами, а своими действиями и решениями. Но это меня не волновало. Он не заслуживал моей жалости.

Когда я совершил переброс и вокруг заклубился черный ветер, в душе возникло странное ощущение пустоты.

Особняк не окружала магическая защита. Кто угодно мог переместиться сюда или даже явиться и перерезать ему горло во сне.

Тамлин как будто и ждал такого исхода.

Фейру я встретил на улице. Судя по мешкам, она покупала подарки. Я приземлился рядом, потревожив пушистый снег. Она улыбнулась. И словно ударила меня в сердце.

Улыбка погасла, едва Фейра увидела мое лицо. Мы стояли посреди шумной улицы. Забыв об этом, она коснулась моей щеки и спросила:

– Настолько скверно?

Я лишь кивнул, наклоняясь к ней. Слова не выговаривались.

Фейра поцеловала меня в губы. Ощутив тепло ее губ, я понял, что озяб.

– Пойдем домой. Заодно и прогуляешься немного, – сказала она, беря меня под руку.

Я взял у нее часть мешков, и мы пошли. Пересекли мост, под которым поблескивали отчаянно холодные воды Сидры, затем двинулись вверх по крутым холмам. На ходу я рассказал ей о встрече с Тамлином, не утаив ни одного слова.

– Если вспомнить твои отчаянные словесные перепалки с Кассианом, должна сказать, что ты проявил похвальное терпение, – сказала она, выслушав мой рассказ.

– Мне не понадобилось сыпать ругательствами, – усмехнулся я.

Фейра задумалась, потом спросила:

– Что заставило тебя отправиться к Тамлину? Беспокойство о границе или желание высказать все это ему в лицо?

– То и другое, – ответил я, поскольку не мог ей врать. – Возможно, еще и желание его убить.

В глазах Фейры вспыхнула тревога.

– Откуда в тебе такое?

Я и сам не знал.

– Понимаешь… – начал я и осекся.

Фейра крепче взяла меня под руку. Ее лицо было открытым, понимающим.

– Все, что ты сказал… было правильным.

Ни осуждения, ни капельки гнева. Это лишь чуть-чуть заполнило пустоту в душе.

– Мне следовало вести себя достойнее. Быть выше, чем он.

– Ты и так постоянно ведешь себя достойнее и бываешь выше очень и очень многих. Можно же допустить маленькую слабину.

Улыбка Фейры напоминала полную луну и была прекраснее любой звезды.

А ведь я еще не выбрал для нее подарки на праздник и день рождения.

Фейра вопросительно смотрела на меня. Озябшими пальцами я погладил ее шелковистую косу.

– Встретимся дома, – сказал я, возвращая мешки.

– И куда же отправляешься теперь? – слегка нахмурилась она.

– Есть кое-какие дела в пределах города, – уклончиво ответил я, поцеловав ее в щеку, пахнущую сиренью и грушей.

Я мог бы дойти с ней до самого дома, но это не погасило бы гнев, бурливший в душе. А прекрасная улыбка побуждала только вернуться ко Двору весны и ударить Тамлина иллирианским мечом в живот.

Куда уж достойнее? Куда уж выше?

– Возьмись-ка ты за мой портрет в голом виде, – предложил я и подмигнул, после чего взмыл в нещадно холодное небо.

Ее смех сопровождал меня до самого Дворца рукоделия и драгоценностей.

Магазинчик ювелирной волшебницы, с которой я был знаком не один век, примыкал к внушительному зданию Дворца. На стеклянном прилавке лежал черный поднос, а на подносе маняще переливались предлагаемые мне камни.

Сапфиры, изумруды, рубины… У Фейры они были, хотя и не слишком много, не говоря уже о парных бриллиантовых браслетах, которые я подарил ей на Звездопад.

Фейра надевала их только дважды. Первый раз – в ночь Звездопада. Я танцевал с ней до рассвета, едва смея надеяться, что она испытывает ко мне хотя бы крупицу ответных чувств.

Вторично я видел на ней эти браслеты в ночь нашего возвращения в Веларис после войны с Сонным королевством. Кроме них, на ней не было ничего.

Я покачал головой и сказал худенькой, почти прозрачной фэйри за прилавком:

– Твои камни, Нува, великолепны. Но вряд ли Фейре захочется получить на праздник именно драгоценности.

Нува спокойно выслушала мой отказ. Я часто заглядывал в ее магазин и никогда не уходил без покупки. Убрав поднос, она достала из-под прилавка другой. Ее движения были плавными и неторопливыми, а руки скрывались за черной завесой теней.

Она не принадлежала к породе призрачных фэйри, как наши близняшки, но тартера – так называлась ее порода – были довольно близки к призракам. Высокая худощавая фигура Нувы постоянно тонула в тенях. Даже лицо, исключая глаза. Те были похожи на два уголька. Остальное можно было увидеть лишь мельком, когда тени вдруг расступались, обнажая темную руку, ногу, плечо. Ее соплеменники жили в недрах гор нашего двора, на большой глубине. Изрядную часть наших семейных драгоценностей изготовили ювелиры тартера, включая короны Фейры и бриллиантовые браслеты.

Над подносом колыхнулись тени. Нува взмахнула рукой:

– Мне подумалось, что эти камни… могут понравиться госпоже Амрене. Конечно, я могу и ошибаться. Вы лучше знаете ее вкусы.

Нува ничуть не ошиблась. Украшения, казалось, специально изготовили для Амрены. Потрясающие украшения для моей потрясающей соратницы, сделавшей так много для меня, Фейры, нашего народа и всего мира.

Я внимательно оглядел три набора, вздохнул и сказал:

– Беру все.

Глаза Нувы вспыхнули, как два кузнечных горна.

Глава 12 Фейра

– Это что за чертовщина? – спросила я.

Мой вопрос был адресован Кассиану, появившемуся у нас вечером, за два дня до праздника, и притащившему груду сосновых веток. Они валялись в передней, на узорчатом красном ковре.

– Вообще-то, это украшения ко Дню зимнего солнцестояния. Только что с рынка, – ответил он.

На плечах и волосах Кассиана поблескивал снег. Щеки раскраснелись от холода.

– И ты называешь этот мусор украшением?

– Охапки сосновых веток на полу – давняя традиция Двора ночи, – пояснил Кассиан.

– Занятная традиция, – хмыкнула я.

– Я серьезно.

Я зыркнула на него, и он захохотал.

– Ты и поверила, умница? Ветками украшают карнизы, перила и прочее. Не желаешь ли помочь?

Кассиан раскрыл дверцы стенного шкафа и повесил туда тяжелый плащ. Под плащом вместо ожидаемых доспехов был черный камзол с белой рубашкой. Я застыла на месте, рассеянно постукивая ногой по полу.

– В чем дело? – удивился Кассиан.

Я настолько привыкла видеть его в доспехах, что невольно открыла рот. Не скажу, чтобы камзол отличался таким же изяществом, как наряды Риза и Мор, но вполне ему шел.

– Ты свалил мне под ноги охапку веток и даже не поздоровался. Стоит тебе задержаться в иллирианском лагере, и ты утрачиваешь все хорошие манеры.

Я не успела договорить, как он подскочил ко мне, подхватил на руки и кружил, пока меня не замутило. Я колотила по его каменной груди, требуя немедленно вернуть меня на пол.

– Что ты приготовила мне в подарок на День зимнего солнцестояния?

– Кучу замков на твою болтливую пасть, – сказала я, хлопнув его по руке.

Кассиан опять засмеялся.

– Чем желаешь промочить горло? Горячим шоколадом или вином? – спросила я.

Кассиан изогнул крыло, повернувшись сам и повернув меня к двери погреба.

– Интересно, сколько приличных бутылок осталось у нашего малыша Риза?

Мы успели выпить две, прежде чем пришел Азриель. Едва взглянув на наше «пьяное украшательство», он принялся устранять сотворенный нами хаос.

Сидя на диване, возле очага, где потрескивали березовые полешки, мы ухмылялись, глядя, как «певец теней» торопливо поправляет кривые гирлянды и превращает кое-как натыканные ветви в подобие зеленого узора. Затем он собрал кучки сосновых иголок, рассыпанных по коврам, и остановился, покачивая головой.

– Аз, да передохни ты минутку, – позвал его Кассиан. – Выпей винца. Съешь печенюшку.

– И сними плащ, – добавила я, протягивая Азу бутылку.

– Такое ощущение, что вы оба изо всех сил старались превратить гостиную в сарай, – проворчал Аз, выправляя очередную криво висящую гирлянду.

– Я не вынесу такого оскорбления, – заявил Кассиан, драматично прижимая руку к сердцу.

Азриель смотрел на потолок и вздыхал.

– Бедняга Аз, – сказала я, вновь наполняя бокал. – Вино улучшает восприятие. Выпей, и сам убедишься.

Аз сокрушенно посмотрел на меня, на бутылку, на Кассиана… и наконец поспешил ко мне, схватил протянутую бутылку и залпом допил все, что в ней было. Довольный Кассиан скалился на него.

Еще бы! Аз стоял спиной к двери и не видел появившегося Риза.

– По крайней мере, теперь я знаю, кто бессовестно выпивает мое ценное вино. Не желаешь ли еще бутылочку, Аз?

Азриель едва не поперхнулся и не выплеснул вино в очаг. Каким-то чудом ему удалось проглотить душистый напиток, после чего он, покраснев, как мальчишка, повернулся к Ризу.

– Хочу объяснить, что…

Риз захохотал. Мне показалось, что от его смеха задрожали дубовые потолочные карнизы.

– Неужели за пятьсот лет я не понял, кто покушается на мой погреб? Если вино исчезает, значит Кассиан где-то поблизости.

Кассиан приветствовал его поднятым бокалом.

Риз оглядел гостиную и скорчил гримасу.

– Могу безошибочно назвать все попытки украшательства Кассиана и Фейры и все усилия Азриеля их исправить до моего прихода.

Азриель виновато чесал в затылке.

– А уж Фейра с ее художественным чутьем… Никак не ожидал.

Я показала Ризу язык. Через мгновение он сказал по связующей нити: «Побереги язычок. У меня есть для него занятия поинтереснее».

Меня обдало жаром.

– Ну и холодрыга нынче на улице! – провозгласила из передней Мор, прогнав мысли о «занятиях поинтереснее». – И кто вообще позволил Фейре и Кассиану украшать гостиную?

Азриель кашлянул. По-моему, он пытался подавить смешок. Его обычно хмурое лицо просияло при виде стремительно вошедшей Мор. Розовощекая, она дышала на озябшие пальцы.

– Мало того, что вы взялись не за свое дело. Вы еще и присосались к вину, не дождавшись меня.

– Ты почти не опоздала, – невозмутимо заявил Кассиан. – Мы только начали проверять содержимое погреба Риза.

– Вообще-то, содержимое погреба доступно всем, а не только мне, – сказал Риз, смущенно почесывая в затылке. – Пробуйте все, что вам нравится.

– Опасные слова, Ризанд, – послышался голос Амрены.

Амрена тонула в громадной белой шубе. Над воротником виднелись лишь короткие темные волосы и серебристые глаза. Вид у нее был…

– Ты похожа на сердитый снежный ком, – провозгласил Кассиан.

Я сжала губы, не позволяя себе рассмеяться. Смеяться над Амреной было весьма неразумно; даже сейчас, когда она лишилась прежней силы и навсегда осталась в фэйском теле.

– Поосторожнее, парень, – предостерег «сердитый снежный ком», щурясь на Кассиана. – Не затевай войну, которую тебе не выиграть.

Амрена расстегнула воротник шубы.

– Особенно не советую воевать с Нестой Аркерон, которая появится здесь через пару дней, – угрожающе промурлыкала она.

Я ощутила незримую рябь, пробежавшую между Кассианом, Мор и Азриелем. Кассиана слова Амрены задели сильнее всего, прогнав полупьяную веселость.

– Заткнись, Амрена, – буркнул он.

Мор внимательно следила за всеми, и это бросалось в глаза. Я взглянула на Риза, поймав его задумчивый взгляд.

Ярко-красные губы Амрены разошлись в довольной улыбке. Сверкнули белые зубы.

– С удовольствием посмотрю, как она будет рвать тебя в клочья. Конечно, если явится трезвой, – бросила Амрена, направляясь в переднюю, чтобы снять шубу.

Я поняла, что с меня хватит. Риз пришел к такому же выводу, но я его опередила:

– Оставь Несту в покое, – сказала я Амрене.

Амрена смутилась, но ненадолго.

– Я жду Вариана. Так что разбирайтесь без меня, – объявила она, запихивая шубу в шкаф.

Элайну я нашла на кухне. Она помогала Нуале и Серридвене готовить ужин. За два вечера до праздника в городском доме собрались все… Кроме одной.

– Есть новости от Несты? – спросила я сестру.

Элайна только что вытащила из духовки противень с хлебом. От буханок поднимался пар. Волосы моя средняя сестра небрежно заплела в косу. Фартук, надетый поверх розового платья, был в белых бороздах муки. Живые карие глаза Элайны посмотрели на меня.

– Никаких новостей. Я приглашала ее на вечер. Просила сообщить, что́ она решила. Вечер уже наступил. Как видишь, ни Несты, ни записочки с объяснением.

Взяв полотенце, чтобы не обжечься, Элайна приподняла каждую буханку, проверяя, пропеклось ли дно. Результат ее удовлетворил.

– Как ты думаешь, стоит приводить ее сюда?

Элайна повесила полотенце на плечо и по локоть закатала рукава. За прошедшие месяцы ее кожа приобрела здоровый цвет, лицо округлилось.

– Ты спрашиваешь меня как ее сестру? Или как ясновидящую?

Я прислонилась к разделочному столу, стараясь не показывать, что вопрос меня удивил. Элайна не рассказывала нам о новых видениях, и мы тоже не просили применить ее дар. Возможно, после уничтожения и воссоздания Котла видения вообще пропали. Этого я не знала и не хотела знать.

Элайна ждала ответа.

– Ты знаешь Несту гораздо лучше, чем я, – дипломатично ответила я. – Вот я и подумала, что ты взвесишь все за и против.

– Если Неста не захотела прийти, уговорами сделаешь только хуже.

Голос Элайны звучал холоднее обычного. Я оглянулась на служанок. Серридвена покачала головой. «У нее сегодня не лучший день», – говорила она.

Мы все приходили в себя после войны, и Элайна не исключение. Вскоре после возвращения в Веларис я повела ее на холм, поросший цветами. Там по моей просьбе поставили мраморное надгробие в память о нашем отце.

Тело отца, убитого правителем Сонного королевства, я сожгла, однако он заслуживал места упокоения. За мужество, с каким он встретил последние минуты жизни, он заслуживал красивого камня с начертанным именем. И Элайна заслуживала места, куда она могла прийти, чтобы поговорить с ним. В тот день она проплакала несколько часов.

Элайна ходила туда каждый месяц. Иногда по нескольку раз.

Неста там вообще не появлялась, сколько я ее ни приглашала.

Я встала рядом с Элайной, взяла нож, разделочную доску и принялась помогать ей нарезать горячий хлеб. Из гостиной доносились голоса. Смех Мор напоминал серебряные колокольчики. У Кассиана он был похож на раскаты грома.

Некоторое время мы молча резали хлеб. Когда от моей буханки осталась маленькая горбушка, я сказала:

– Неста по-прежнему часть нашей семьи.

– Ты в этом уверена? – спросила Элайна, берясь за другую буханку. – Судя по ее поведению, не скажешь.

– Может, когда ты с ней встречалась, что-то произошло?

Элайна не ответила, продолжая резать хлеб. Мне не оставалось иного, как тоже взяться за очередную буханку. Я сама не любила, когда приставали с расспросами, и старалась не давить на других.

Мы молча наполняли тарелки и блюда едой. Сегодня тени почти целиком скрывали Нуалу и Серридвену. Служанки не хотели нам мешать. Я поблагодарила их взглядом. Обе покачали головой. Они проводили с Элайной больше времени, чем я, понимали ее потребности и скачки настроения.

Лишь в коридоре, когда мы несли еду в столовую, Элайна нарушила молчание:

– Неста сказала, что не хочет праздновать с нами.

– Ее право, – ответила я, хотя слова Элайны легли камнем на душе.

– Она говорила, что вообще не хочет приходить сюда. Ни на праздник, ни в другие дни.

Я остановилась. Глаза Элайны были полны страха и душевной боли.

– А она назвала причину?

– Нет. – Я увидела, что Элайна разгневана. Такое случалось с ней крайне редко. – Неста сказала: «У вас своя жизнь, у меня – своя».

Я бы не удивилась, скажи это Неста мне. Но Элайне?

На блюде, которое я несла, лежали куски соблазнительно пахнущей жареной курятины, приправленной шалфеем и лимоном.

– Я поговорю с Нестой.

– Не надо, – резко ответила Элайна и пошла дальше.

На ее блюде высилась горка жареных картофелин, пересыпанных веточками розмарина. Поднимающийся пар напоминал тени Азриеля, которые словно гладили плечи и руки Элайны.

– Она не станет тебя слушать.

Еще как станет!

– А ты? – вдруг спросила я Элайну. – У тебя все хорошо?

Элайна обернулась. Мы дошли до передней и свернули налево, к столовой. Едва до гостиной донеслись ароматы еды, все разговоры стихли.

– А с чего бы было плохо? – вопросом ответила она и улыбнулась.

Видела я эти улыбки, в том числе и у себя на лице.

Все спешили из гостиной в столовую. Кассиан поцеловал Элайну в щеку, после чего приподнял ее вместе с блюдом, освобождая себе проход к столу. Амрена, шедшая следом, ограничилась приветственным кивком. Рубиновое ожерелье Амрены вспыхивало, ловя лучи крошечных шариков фэйского света, притаившихся в гирляндах передней. Мор шумно расцеловала Элайну в обе щеки. Пока мы несли еду, Нуала и Серридвена перебросили все остальное на стол. Кассиан тут же потянулся к тарелкам. Риз покачал головой, затем улыбнулся Элайне. Поскольку она жила с нами, он посчитал это достаточным приветствием. Риз уселся справа от Кассиана.

Последним из гостиной вышел Азриель с бокалом вина в руке. Его крылья были плотно сложены, позволяя лицезреть простой, но изящный черный камзол и такие же штаны.

Я не столько увидела, сколько почувствовала напряжение сестры. У Элайны дрогнуло горло.

– Ты ждешь, когда курятина остынет? – спросил меня из-за стола Кассиан.

Я хмуро подошла к столу, поставив блюдо перед самым его носом.

– Нет, Кассиан. Я предварительно плюнула туда и ждала, пока слюна впитается, – сказала я, учтиво улыбнувшись.

– Это только добавит вкуса, – подхватил Кассиан, улыбаясь в ответ.

Риз хмыкнул, приложившись к бокалу.

Я уселась между Амреной и Мор. А Элайна наконец поздоровалась с Азриелем.

Аз молча шагнул к ней. Мор насторожилась. Но Азриель лишь взял из рук Элайны тяжелое блюдо и мягким, как ночь, голосом произнес:

– Садись. Я сам поставлю.

Руки Элайны застыли в воздухе, будто все еще удерживали призрак блюда. Наконец Элайна опустила их и вдруг вспомнила, что не сняла фартук.

– Я сейчас, – пробормотала она и выпорхнула в коридор раньше, чем я успела сказать, что у нас можно спокойно садиться за стол и в фартуке, припорошенном мукой.

Азриель поставил блюдо на середину стола. Кассиан потянулся к жареным картофелинам. Его рука почти схватила широкую раздаточную ложку и… замерла. Пальцы Азриеля, покрытые шрамами, обхватили его запястье.

– Обожди, – потребовал Азриель.

Мор смотрела на них, разинув рот. Удивительно, как оттуда не выпали зеленые фасолины. Амрена лишь усмехалась, держа бокал у самых губ.

– Чего ждать? – не понял Кассиан. – Подливы?

– Ждать, пока за стол сядут все. Тогда и будешь лопать, – ответил Азриель, не разжимая пальцев.

– Хрюшка, – добавила Мор.

Кассиан выразительно посмотрел на ее тарелку, где, помимо зеленых бобов, лежали ломтик курятины, хлеб и ветчина. Все – наполовину съеденное. Но он больше не пытался дотянуться до ложки.

– Вот уж не знал, Аз, что ты такой ревнитель хороших манер.

Азриель молча отпустил его руку и уставился в бокал.

В столовую впорхнула Элайна. Она не только сняла фартук, но и успела аккуратно заплести косу.

– Не надо было меня дожидаться, – сказала она, усаживаясь во главе стола.

Кассиан сердито зыркнул на Азриеля. Тот проигнорировал его взгляд. И все же Кассиан дождался, пока Элайна наполнит тарелку. Его примеру последовали и остальные.

«Что все это значит?» – спросила я по связующей нити, перехватив взгляд Риза.

«Кассиан тут совершенно ни при чем», – ответил он, быстро и умело разрезая сочный кусок ветчины.

«Тогда почему…»

Риз отправил ломтик в рот, махнув мне, чтобы не забывала есть: «Скажем, что удар почти достиг цели». Увидев мое смущение, он добавил: «С его матерью обращались не лучшим образом. В душе остались шрамы. Много шрамов».

Я вспомнила, что мать Азриеля была служанкой. Почти рабыней. С его рождением ее положение не стало лучше. Но при чем тут мы? «Не помню, чтобы за столом мы кого-нибудь дожидались. Особенно Кассиан».

«Иногда достаточно мелочи, и… пошло-поехало».

И такой мелочью стал фартук, который Элайна забыла снять. Я едва удержалась, чтобы не взглянуть на «певца теней». «Понимаю», – ответила я Ризу.

Я повернулась к Амрене. На ее тарелке лежало по крошечной порции всех кушаний.

– Все еще привыкаешь к пище?

Амрена ковыряла вилкой кружочки жареной моркови, сдобренной медом.

– Кровь вкуснее, – проворчала она.

Мор и Кассиан поперхнулись смехом.

– И быстрее переваривается, – тем же тоном добавила Амрена, поднося к ярко-красным губам полоску курятины.

Привыкание к нашей еде давалось Амрене нелегко. Она продвигалась маленькими шажками. Помнится, когда мы вернулись и она впервые отведала чечевичной похлебки, ее выворачивало битый час. Даже проголодавшись, Амрена, не в пример нам, никогда не набрасывалась на еду. Трудно сказать, приходилось ли ей приручать к пище только тело или еще и душу?

– К тому же еда имеет и другие неприятные результаты, – продолжала Амрена, нарезая морковку тонюсенькими кусочками.

Азриель с Кассианом быстро переглянулись и сосредоточились на содержимом тарелок. Оба улыбались.

– Какие результаты? – вдруг спросила Элайна.

– Не отвечай, – пришел на выручку Риз, махнув Амрене вилкой.

Амрена зашипела. Ее волосы качнулись, похожие на черную ртуть, если таковая существовала.

– А ты знаешь, до чего паршиво, когда тебя припрет, искать место, где можно облегчиться? И так везде, куда бы я ни пошла.

Кассиан повизгивал, но я плотно сжала губы. Мор сдавила мне коленку под столом. Ее разбирал смех, грозящий выплеснуться наружу.

– Может, настроить для тебя общественных отхожих мест по всему Веларису? – по-деловому предложил Риз.

– Ризанд, я не шучу, – огрызнулась Амрена.

Я не отваживалась взглянуть на Мор или Кассиана, боясь, что меня прорвет.

– Зря я не выбрала мужское тело, – сокрушалась Амрена. – Мужчинам-то что? Вынули свою штучку, отлили и пошли дальше. И осторожничать не надо, чтобы не забрызгать ноги…

Первым сдался Кассиан. Затем Мор. За ней я. Даже Аз позволил себе легкое хихиканье.

– Ты что, в самом деле не умеешь мочиться? – спросила Мор, воя от смеха. – Это же столько времени прошло.

– Видела, как это делает зверье, – сердито бросила Амрена.

– А управляться с отхожим местом ты умеешь? – не унимался Кассиан, похлопывая ручищей по столу. – Скажи, что умеешь. Успокой мою душу.

Я зажала рот, словно это могло загнать смех обратно. Глаза Риза сверкали ярче звезд. Губы его дрожали от безуспешных попыток сохранять серьезное выражение лица.

– Сидеть на этом горшке я научилась, – прорычала Амрена.

Лицо Мор искрилось от смеха. Она открыла рот, намереваясь продолжить щекотливую тему, но Элайна ее опередила.

– А ты бы могла это сделать? Выбрать мужское тело?

Вопрос, как стрела, пронесся сквозь завесу смеха. Амрена повернулась к моей сестре. Щеки Элайны покраснели от слишком вольных разговоров.

– Да, – сказала Амрена. – Могла. В прежнем теле я не была ни мужчиной, ни женщиной. Я просто была.

– Тогда почему ты выбрала женское тело? – спросила Элайна, качнув золотисто-каштановой косой.

– Оно показалось мне привлекательнее, – без обиняков ответила Амрена. – Оно… симметричнее. Мне это понравилось.

Мор оглядела свою тощую, но вполне симметричную фигуру.

– Согласна.

Кассиан хмыкнул.

– И сменить это тело на мужское ты уже не можешь? – задала новый вопрос Элайна.

Амрена прищурила глаза. Я выпрямилась, попеременно глядя то на нее, то на сестру. Элайна была сегодня непривычно разговорчивой, но я сочла это добрым знаком. Она возвращалась к жизни. Ее дни не проходили бездумно. В прежней жизни Элайна не была меланхоличной. Возможно, со временем она вновь превратится в хохотушку.

Элайна не испугалась взгляда Амрены. Ее интересовал ответ.

– Скажи, тебе любопытно мое прошлое? Или ты хочешь знать свое будущее?

Неожиданные вопросы Амрены ошеломили всех. Я хотела вмешаться и опоздала.

– А при чем тут мое будущее? – хмуря брови, спросила Элайна.

– При том, девочка, что, как бы ты ни мечтала, снова человеком тебе уже не стать, – ответила Амрена, вложив в голос всю мягкость, на какую была способна.

– Амрена! – вырвалось у меня.

Лицо Элайны стало еще краснее. Спина выпрямилась, как у Несты. Но она не сникла.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

Никогда еще голос Элайны не звучал так сухо и холодно.

Я посмотрела на остальных. Риз хмурился. Кассиан и Мор кривились, а Азриель… Его прекрасное лицо было исполнено сострадания. Сострадания и печали.

За все эти месяцы Элайна ни разу не заговорила о своем преображении, не упомянула Котел и даже вслух не вспомнила Грасэна. Я списывала это на ее постепенное привыкание к фэйскому телу и фэйской жизни. Возможно, она постепенно прощалась со смертным прошлым.

– Амрена, ты потрясающе умеешь испортить застольную беседу, – сказал Риз, покачивая вино в бокале. – При таком даровании ты могла бы далеко пойти.

Соратница и ближайшая заместительница сверкнула глазами. Но Риз умел выдерживать ее взгляд. Амрена прочла молчаливое предостережение, адресованное ей.

«Спасибо», – сказала я по связующей нити. Ответом мне была теплая, ласковая волна.

– Выбирай противников себе по размеру, – посоветовал Амрене Кассиан, заталкивая в рот очередной кусок курятины.

– Бедные мыши, – пробормотал Азриель.

Мор с Кассианом взвыли от смеха. Азриель покраснел, Элайна благодарно ему улыбнулась. Амрена насупилась.

Но от их смеха мне стало легче. Я радовалась, что в глаза Элайны вернулся свет. И я не дам этому свету погаснуть.

«После обеда я собираюсь прогуляться в одно место, – сообщила я Ризу, возвращаясь к еде. – Слетаем на другой конец города?»

Неста не открывала. Минуты две я стучала в дверь, стоя в тускло освещенном коридоре ветхого дома, где она теперь жила. Устав стучать, я направила в ее жилище поток магической силы.

Риз окружил дом защитными заклинаниями. Это позволяло магической силе беспрепятственно проникать сквозь закрытую дверь и обследовать помещения.

Никаких признаков жизни. И смерти тоже. Несты не было дома. Однако я догадывалась, куда она могла отправиться.

Перебросившись из коридора на морозную улицу, я раскинула руки, удерживая равновесие на скользких булыжниках. Риз стоял, привалившись к фонарному столбу. Фэйский свет золотил когти на его крыльях. Увидев меня, он лишь усмехнулся и не поспешил мне навстречу.

– Бревно бесчувственное, – пробурчала я. – Заботливый мужчина никогда не будет пялиться, если его женщина вот-вот упадет и сломает себе шею на льду.

Риз оттолкнулся от столба и неспешно двинулся ко мне. Лед не мешал его изяществу. Я и сейчас была готова часами наблюдать за Ризом.

– У меня возникло чувство: едва я попытаюсь вмешаться, ты обзовешь меня сверхзаботливой наседкой, а потом откусишь голову.

Моего ответа он предпочел не услышать.

– Дома не застала?

Я снова выругалась.

– В таком случае твоя сестра может прохлаждаться в одном из десяти мест.

Я поморщилась.

– Хочешь, чтобы я ее нашел?

Не сам, а с помощью магической силы. Прежде я отказывалась, считая это вторжением в личную жизнь Несты, но при таком зверском холоде…

– Ищи.

Риз обнял меня, затем окружил стеной крыльев. Сразу стало тепло.

– Держись, – прошептал он.

Вокруг нас в темноте бушевал ветер. Я уткнулась лицом в грудь Риза, вдыхая его запах.

Послышался смех, пение, громкая музыка. Ноздри уловили отвратительный запах прокисшего эля. Щеки обдало холодом. Я застонала, увидев, где мы и в каком месте Риз отыскал мою сестру. Он и сам поморщился.

– В Веларисе хватает отличных питейных заведений на все вкусы. Есть изысканные, где собирается свой круг. Однако твоя сестра ухитряется…

Моя сестра ухитрялась отыскивать самые отвратительные и убогие таверны. Таких в Веларисе было немного, но она посещала каждую. И «Волчье логово», где Риз нашел ее в этот раз, вполне оправдывало свое название.

– Обожди меня на улице, – сказала я, высвобождаясь из объятий Риза.

В таверне пиликали скрипки, ухали барабаны. Несколько подвыпивших гуляк, заметив нас, перестали горланить песню. Вероятно, почуяли магическую силу Риза вместе с моей и поспешили удалиться.

Такое вполне могло произойти и в зале таверны. Неста потом взъестся на нас за то, что испортили ей вечер. Одна я еще могла незаметно проскользнуть внутрь. Если же мы явимся туда вместе, моя сестра сочтет это атакой.

Решено: я пойду одна.

– Если тебе будут делать завлекательные предложения, скажи, что через час мы оба освободимся.

– Бесстыдник! – отмахнулась я, приглушая магическую силу до едва слышного шепота.

Риз послал мне воздушный поцелуй. Я снова отмахнулась и толкнула дверь таверны.

Глава 13 Фейра

Постоянных собутыльников у моей сестры не было. Насколько мне известно, она находила их в самом заведении, откуда потом возвращалась с новыми знакомцами. Я ее ни о чем не расспрашивала и понятия не имела, когда это началось. Спрашивать Кассиана, знает ли он, я тоже не решалась. После войны они с Нестой едва перебросились парой фраз.

Зал «Волчьего логова» освещался довольно ярко. Музыка отчасти напоминала ту, что играла в других заведениях Велариса, но здесь она звучала излишне громко. Несту я заметила сразу же. Она сидела в компании трех мужчин за круглым столом в дальнем конце, где свет был не настолько ярок. Мне показалось, что ее сражение с правителем Сонного королевства не закончилось, а повисло призрачным ореолом за спиной.

Если Элайна крепла и набирала вес, Неста слабела и худела. Особенно это было заметно по лицу. Оно не утратило горделивого выражения, но вытянулось еще сильнее. Скулы заострились. Прическу Неста не поменяла: она по-прежнему заплетала волосы в косу и короной укладывала на макушке. Она не вылезала из серого платья. К счастью, ни платье, ни она сама не выглядели замызганными, хотя я не представляла, как она моется и стирает в своей трущобе. В равной степени я не понимала, почему моя сестра выбирает места вроде вонючей таверны, знававшей лучшие времена. Интересно, сколько веков назад это было?

«Королева без трона». Сюжет картины с таким названием мелькнул перед глазами.

Возможно, Неста почувствовала мое появление. Едва я закрыла дверь, ее серо-голубые глаза – такие же, как мои, – на мгновение отвлеклись от карт. На лице сестры не отразилось ничего, кроме легкой досады. По меркам заведения, ее фэйские спутники были изысканно одеты.

«Богатенькие шалопаи решили поразвлечься».

«Не лезь ко мне в голову со своими наблюдениями», – нахмурилась я, услышав голос Риза.

«Кстати, твоя сестрица обставит их в карты».

«Нечего нос совать!»

«Тебе это нравится».

Я плотно сжала губы, послала Ризу неприличный жест и подошла к столу сестры. Смех Риза пробивался сквозь мои магические щиты, напоминая раскаты звездного грома.

Неста вернулась к изучению веера карт в левой руке. Все в ее позе говорило о невероятной скуке. Зато ее спутники временно забыли об игре и уставились на меня. Стол, за которым они сидели, был исцарапан и покрыт пятнами эля. Меня удивили запотевшие стенки полупустых кружек с янтарной жидкостью. Наверное, хозяин таверны с помощью магии не давал элю нагреваться.

Напротив Несты сидел распутного вида фэец, лицо которого было не лишено обаяния. Его волосы напоминали золотую канитель. Он первым поклонился мне и положил карты на стол. Приятели последовали его примеру.

Только моя сестра с подчеркнутым безразличием пялилась в карты.

– Чем мы можем вам помочь, госпожа? – спросил другой фэец, худощавый и темноволосый.

Задав вопрос, он настороженно посмотрел на Несту. Она не подняла головы. Лишь поправила карту, выступавшую над ровной кромкой карточного веера.

Ничего удивительного.

Я приветливо улыбнулась ее спутникам:

– Прошу извинить меня за то, что помешала вашей игре, господа.

Меня так и подмывало добавить: «самцы». Похоже, третий спутник Несты это почувствовал и вопросительно поднял густые брови.

– Но мне необходимо переговорить с сестрой.

Троица поняла намек. Забыв про игру, они встали и взяли кружки.

– Пойдем дольем, – объявил золотоволосый.

Я дождалась, пока они отойдут к стойке – всем троим хватило ума не оглядываться, – и опустилась на скрипучий стул. Прежде на нем сидел темноволосый.

Неста медленно подняла голову.

Я откинулась на спинку, что не очень понравилось стулу:

– И с кем из них ты вернешься домой?

Неста сложила веер, положив карты рубашкой вверх:

– Пока не решила.

Слова были бесцветными, холодными, как и лицо.

Я ждала. Неста – тоже. Замерла, как зверь. Наверное, так умеет ждать смерть. Может, это и было ее силой? Ее проклятием, дарованным Котлом?

Правда, когда она сражалась против короля, я не видела ничего похожего на смерть. Только необузданную, жестокую силу. Но Косторез как-то шепнул мне об этом. И в ее глазах я порой видела холодный блеск смерти.

Не сегодня. Много месяцев назад. А сейчас… Мы ведь почти не встречались.

Прошла минута. Другая. Наше молчание нарушала лишь веселая мелодия, исполняемая четырьмя музыкантами в другом конце зала.

Я вполне могла ждать. Просидела бы здесь весь чертов вечер.

Неста тоже откинулась на спинку стула. Она никуда не торопилась.

«Бьюсь об заклад: твоя сестрица выиграет».

«Помолчи».

«Я мерзну».

«Иллирианскому малышу холодно».

Мрачный смешок, и связующая нить вновь затихла.

– Твой милый так и будет весь вечер торчать на холодрыге?

Я оторопело моргнула. Неужели Неста улавливала наши мысленные разговоры?

– Кто тебе сказал, что он здесь?

– Это и так ясно, – фыркнула Неста. – Вы же хвостиком ходите друг за другом.

Я многое могла бы сказать в ответ, но воздержалась, спросив о другом:

– Элайна сегодня приглашала тебя на обед. Почему ты не пришла?

Улыбка Несты напоминала острый кинжал, медленно извлекаемый из ножен.

– Хотелось послушать музыкантов.

Я глянула в их сторону. Возможно, для такого задрипанного места они играли очень даже хорошо, но истинная причина, конечно же, не в них.

– Она хотела тебя видеть.

«И я тоже»

– Могла бы прийти сюда. Здесь бы и поели, – пожала плечами Неста.

– Ты же знаешь, Элайне тяжело в подобных местах.

Неста изогнула ухоженную бровь. Даже в нашей хижине, когда мы ели впроголодь, она всегда следила за бровями.

– В подобных местах? И что же это, по-твоему, за место?

Любопытные посетители уже поворачивались в нашу сторону. Я была их верховной правительницей. Меня никто не заставлял сюда приходить. Если я позволю себе оскорбительно высказаться о таверне и ее гостях, вряд ли потом стоит рассчитывать на поддержку простых горожан.

– Элайна очень устает от шумных мест. Громкая музыка плохо на нее действует.

– Прежде она была другой. – Неста качнула янтарный эль в кружке. – Она любила балы и гостей.

«Пока ты и твой двор не затащили нас в этот мир. Вы отняли у нее радость жизни». Эти слова Неста не произнесла вслух, но они висели в воздухе.

– Жаль, что ты так и не удосужилась побывать у нас. Ты бы увидела, как Элайна привыкает к новой жизни. Но балы и гости не имеют ничего общего с тавернами. Туда Элайна никогда не ходила.

Неста открыла рот, очевидно желая увести меня от первоначальной цели визита. И потому я ее опередила:

– Впрочем, речь не об Элайне.

Холодные глаза Несты полоснули по мне.

– Так, может, перестанешь ходить вокруг да около? Ты прервала нашу игру. Мне не терпится ее возобновить.

Мне хотелось смахнуть карты на пол, липкий от пролитого эля.

– Послезавтра – День зимнего солнцестояния.

Неста сидела не шелохнувшись. Я подалась вперед, положив на стол руки с переплетенными пальцами.

– Скажи, что́ побудило бы тебя прийти?

– Ради Элайны или ради тебя?

– Ради нас обеих.

Неста снова усмехнулась и оглядела зал. Посетители добросовестно старались не смотреть в нашу сторону. Я поняла, что Риз окружил стол магическим заслоном, не пропускавшим ни звука.

– Ты что же, подкупаешь меня? – насмешливо спросила Неста.

Я не дрогнула:

– Ищу доводы, которые ты сочтешь убедительными. Ищу способ показать тебе, что визит к нам – не пустая трата твоего времени.

Ногтем указательного пальца Неста толкнула стопку карт, и они разлетелись по столу.

– Это даже не наш праздник. У нас нет праздников.

– А ты попробуй войти в праздничную колею. Возможно, тебе понравится.

– Я уже говорила Элайне: у вас своя жизнь, у меня – своя.

Я вновь обвела глазами зал таверны, мысленно спрашивая Несту: «Ты это называешь своей жизнью?» Вслух задала другой вопрос:

– Почему ты так упорно держишься от нас на расстоянии?

– А почему я должна быть частью вашего веселого гнездышка? – спросила Неста, покачиваясь на расшатанном стуле.

– Ты – моя сестра.

И опять пустой, холодный взгляд.

Я ждала.

– Я не приду на ваше торжество.

Если Элайне не удалось ее уговорить, мне тем более не удастся. Как я не поняла этого раньше? Сидела бы сейчас в тепле и не тратила время понапрасну.

Я сделала последнюю попытку. Не для себя. Для Элайны.

– Отец бы сказал тебе…

– Не приплетай сюда отца!

Магический заслон удерживал только звуки. Все видели, как Неста оскалила зубы. Ее пальцы согнулись, словно выпуская когти. Равнодушие сменилось безудержным гневом.

– Уходи, – потребовала она.

Зрелище. Если я не уйду, дело и впрямь завершится отвратительным зрелищем.

Я встала, пряча трясущиеся руки.

– Приходи… пожалуйста, – сказала я и двинулась к двери.

Путь к выходу показался мне вдвое длиннее. На нас смотрел весь зал.

– Плата за мое жилье, – вдруг сказала Неста.

Я остановилась:

– А что с платой?

Неста отхлебнула из кружки.

– Ее нужно внести на следующей неделе. Напоминаю, если забыла.

Это не было язвительной шуткой. Сестра говорила вполне серьезно.

– Приходи на праздник, и я позабочусь о деньгах.

Неста открыла рот, но я быстро повернулась и пошла к выходу, выдерживая каждый любопытный взор.

Я чувствовала, как Неста прожигает мне взглядом спину. И взгляд ее провожал меня до самой двери. И потом, когда мы летели домой.

Глава 14 Ризанд

Ремесленники трудились без выходных, но до полного восстановления городских зданий оставался еще не один год. Особенно на набережной Сидры, где солдаты Сонного королевства бесчинствовали сильнее всего.

В юго-восточной части Велариса река изгибалась. Там вдоль ее берега когда-то стояли прекрасные особняки и дома. А теперь – груды развалин. Сады одичали, превратились в хаотичные скопления разросшейся зелени. На бирюзовых водах Сидры покачивались полузатонувшие лодочные причалы.

Я бывал в тех домах с самого детства. Я помнил празднества, затягивавшиеся далеко за полночь. Летом состязался в лодочных гонках по Сидре. Фасады были мне знакомы, как лица друзей. Здания появились задолго до моего рождения, и я надеялся, что они меня переживут.

– Ты ничего не слышал о жителях этой части? Когда они собираются вернуться?

Мы с Мор брели по заснеженным задворкам заброшенного поместья.

Сегодня – редкий день, когда в это время суток я дома. Есть пришлось одному. Фейра с Элайной отправились по магазинам. Когда моя двоюродная сестра заглянула к нам, я тут же пригласил ее прогуляться.

Мы с Мор вечность не гуляли вместе.

Я давно не страдал юношеской наивностью и не думал, что после окончания войны раны затянутся сами собой. Особенно наши общие с Мор раны.

По той же причине я прекрасно понимал: мы давным-давно могли бы прогуляться, и не раз. Но каждый из нас оттягивал прогулку, находя разные причины.

Я помнил пустоту в глазах Мор, когда мы наносили традиционный визит в Каменный город. Если не считать ее короткого предостережения отцу, за всю встречу она не проронила ни слова. Я догадывался, где блуждают ее мысли.

Еще одна жертва войны: вынужденное сотрудничество с Кейром и Эрисом что-то притушило в моей двоюродной сестре. Мор умело это прятала… пока не столкнулась с ними лицом к лицу.

Я отогнал мысль, иначе за ней потянулись бы воспоминания. Даже пятьсот лет спустя при мысли об издевательствах над Мор в душе поднимался гнев, угрожавший меня поглотить. Случись такое, от Каменного города и Двора осени остались бы сплошные развалины.

Но право мести за издевательство принадлежало Мор. С самого первого дня. Я не спрашивал, почему она мешкает.

Прежде чем оказаться здесь, мы полчаса ходили по городу, оставаясь почти незамеченными. Маленькое чудо накануне праздника: все настолько заняты приготовлениями, что не смотрят по сторонам.

Сам не знаю, как мы оказались здесь. Но сейчас мы стояли посреди каменных обломков и высохших стеблей. Серые небеса дополняли невеселую картину.

– У живших здесь был не один дом. Кто-то погиб, остальные уехали. Им не грозило остаться без крыши над головой.

Я знал всех. Здесь жили богатые торговцы и знать. Многие перебрались в Веларис из Каменного города задолго до того, как мои владения официально разделились на две половины.

– Возвращаться в ближайшее время никто не собирается, – добавил я.

Возможно, они вообще не вернутся. Не так давно у меня был разговор с одной почтенной женщиной – главой торговой империи. Она говорила, что скорее предпочтет продать землю, чем затевать новое строительство.

Мор рассеянно кивала. Мы подошли к некогда красивому саду, спускавшемуся по склону к реке.

– Зато Кейр сюда собирается. Да ты и сам знаешь.

Мор крайне редко называла его отцом. Я ее не упрекал. Этот фэец лишь участвовал в ее появлении на свет. В нем не было ни капли отцовских чувств, они иссякли задолго до того страшного дня.

– Знаю.

Еще бы мне не знать! Я с самого конца войны удерживал его от визита сюда. И сколько бы дел на него ни навалил, как бы ни относился к его «легкому флирту» с Эрисом, я понимал: рано или поздно он появится в Веларисе.

Наверное, в чем-то я и сам был виноват. Я слишком долго отгораживался от Каменного города. Жители второй части моих владений слишком долго варились в собственном соку и еще сильнее цеплялись за жуткие традиции. Естественно, их мышление не развивалось, оставаясь крайне ограниченным. И вполне понятно их любопытство, их желание увидеть Веларис. Впрочем, у визита Кейра единственная цель: досадить дочери.

– Когда? – спросила она.

– Если мои предположения верны, то весной.

У Мор дрогнуло горло. Ее лицо заледенело. Такой я видел ее очень редко. Невыносимое зрелище, поскольку в раскрытии Велариса был повинен я.

Я убеждал себя, что мой шаг был оправдан. Кейр и его вестники тьмы сыграли значительную роль в нашей победе. И потери, понесенные его армией, тоже немалые. Иначе как мерзавцем Кейра не назовешь. Причин для этого хватало. Но он выполнил свою часть договора.

Мне не оставалось иного, как выполнить свою.

Мор смерила меня взглядом. На мне был черный камзол из плотной шерсти. Крылья я полностью убрал. Если Кассиан и Азриель постоянно их морозили, это не значило, что я должен следовать примеру названых братьев. Я молчал, не мешая Мор думать и делать выводы.

– Я тебе доверяю, – наконец сказала она.

Я поблагодарил ее, склонив голову.

Она отмахнулась, и мы двинулись дальше по садовым дорожкам.

– Но я все равно жалею, что не нашлось другого способа, – добавила Мор.

– Я тоже.

Мор скрутила концы теплого красного шарфа, запихнув их внутрь коричневого плаща.

– Если твой отец здесь появится, я постараюсь, чтобы тебя в городе не было, – предложил я, хотя прошлая незначительная стычка с Кейром и Эрисом случилась по ее вине.

– Он решит, что я прячусь, – нахмурилась Мор. – Нет, такого удовольствия я ему не доставлю.

Возможно, Кейр появится не один. Но о матери Мор я предпочел промолчать. Мы никогда не говорили о ней и даже не упоминали ее имени.

– Что бы ты ни решила, я тебя поддержу, – пообещал я.

– Я знаю.

Мор остановилась возле двух приземистых кустов самшита, глядя за реку. В воде плавали льдинки.

– Кстати, Кассиан и Азриель собираются глаз не спускать с гостей из Каменного города. Они месяцами продумывали меры безопасности.

– В самом деле?

Я кивнул, не позволяя себе улыбнуться.

– Жаль, что теперь мы не можем пригрозить им Амреной, – вздохнула Мор. – Раньше она бы разнесла весь Каменный город.

Я усмехнулся, посмотрев на другой берег. Холм скрывал ту часть города, где стояло жилище Амрены.

– Не знаю, жалеет ли об этом Амрена.

– Ты наверняка раздобыл ей потрясающий подарок, – предположила Мор.

– Нува чуть не прыгала от радости, когда я уходил из магазинчика.

Мор рассмеялась и тут же спросила:

– А что ты купил Фейре?

– Да так, – уклончиво ответил я, засовывая руки в карманы.

– Стало быть, ничего.

– Пока ничего. Может, подскажешь?

– Она ведь твоя истинная пара. Разве выбор подарка не происходит инстинктивно?

– С ней не походишь по магазинам. Если выбирать подарки другим – всегда пожалуйста. А для нее – найдет кучу отговорок.

– Печально, – с притворным сочувствием вздохнула Мор.

– Ты-то ей что подаришь? – спросил я, толкая Мор локтем в бок.

– Дождись праздника – и увидишь.

Я округлил глаза. За все века Мор так и не научилась выбирать подарки. У меня ящик комода был забит жуткими запонками, которые я ни разу не надевал. Каждая новая пара почему-то оказывалась более аляповатой, чем предыдущая. Мне еще повезло. У Кассиана был сундук, полный шелковых рубашек всех цветов радуги. У некоторых даже имелись кружева.

Оставалось лишь гадать, какие ужасы Мор припасла для Фейры.

По Сидре лениво плыли тонкие льдины. Я не решался спрашивать, какой подарок Мор выбрала Азриелю и как вообще она собиралась строить отношения с ним. Не хотелось оказаться в ледяной воде.

– Мор, мне понадобится твоя помощь, – тихо сказал я.

Ее удивление быстро переросло в настороженность. Хищница, готовая к атаке. Потому-то Мор в сражениях стояла до конца и могла одолеть любого иллирианца. Мы с назваными братьями изучили все тонкости иллирианской тактики боя. Мор же долго странствовала по другим землям и перенимала чужой опыт. Это и заставило меня пояснить сказанное.

– Помощь, которая не связана с Кейром и Каменным городом. И с поддержанием мира в надежде на перемены к лучшему она тоже не связана.

Мор скрестила руки на груди и ждала дальнейших объяснений.

– Аз способен проникнуть в большинство государств и ко дворам большинства правителей. Но мне нужно, чтобы ты по-настоящему склонила эти государства к нашей точке зрения. События пошли совсем не так, как нам виделось после войны. Переговоры о новом соглашении тянутся еле-еле.

– Они вообще застряли на месте.

Мор была права. Слишком многие из наших осторожных, колеблющихся союзников отговаривались необходимостью восстанавливать разрушенное. Обсуждение нового соглашения отодвигалось на весну.

– Тебе вовсе не понадобится застревать где-то на месяцы. Краткие визиты то в одно место, то в другое. Непринужденно, на уровне визитов вежливости.

– И так же непринужденно я должна буду довести до сведения тамошних правителей вежливое предупреждение, чтобы не пытались улучшить положение за счет человеческих земель. В противном случае мы вмешаемся – и государству конец.

– Что-то вроде того, – усмехнулся я. – У Аза есть список государств, которые не прочь под шумок перейти черту.

– Если я буду плести дипломатические кружева на континенте, кто проследит за Двором кошмаров?

– Я, конечно.

Мор нахмурилась:

– Ты ведь предлагаешь мне эту миссию не потому, что я не в состоянии держать Кейра в узде?

Я почувствовал, что иду по зыбучим пескам, где нужно вымерять каждый шаг.

– Конечно нет, – ответил я, и это не было ложью. – Ты вполне можешь держать в узде и Кейра, и его прихвостней. Но сейчас твои способности требуют применения в других местах. Кейр хочет упрочить связи с Двором осени – пусть. Но что бы они с Эрисом ни задумывали, оба знают: мы внимательно следим за их ухищрениями. Знают они и о том, сколь неразумно испытывать наше терпение и тем более злить нас. Одно слово Берону – и Эрис лишится головы.

Искушение было велико. Даже слишком. Рассказать бы верховному правителю Двора осени, что его старший сын спит и видит себя на троне. Мало того, готов захватить трон силой. Но я и с Эрисом заключил соглашение. Возможно, я поступил глупо. Сейчас рано делать выводы. Время покажет.

– Я их не боюсь, – сказала Мор, теребя шарф.

– Знаю.

– Понимаешь, быть вблизи них, рядом… – Она засунула руки в карманы. – Примерно то же чувствуешь ты, находясь рядом с Тамлином.

– Если ты собралась меня утешить, сестрица, не стоит. В тот день я вел себя не лучшим образом.

– Тамлин мертв?

– Нет.

– В таком случае я бы сказала, что ты замечательно владел собой.

– Кровожадная ты особа, Мор, – засмеялся я.

– Он этого заслуживает, – пожала плечами она.

Тамлин действительно этого заслуживал.

– И когда же мне отправляться в путь? – спросила Мор, бросив на меня косой взгляд.

– Не в ближайшие недели. Возможно, не раньше чем через месяц.

Она кивнула. Мне хотелось спросить, хочет ли она узнать, куда, по нашему с Азом мнению, ей стоит отправиться прежде всего. Вопрос был излишним. Молчание Мор подсказывало: куда угодно.

Мор слишком засиделась в пределах нашего двора. Война не в счет. Возможно, она никуда не двинется в течение ближайшего месяца или даже ближайших лет, но я видел, как с каждым днем невидимая петля все туже затягивалась вокруг ее шеи.

– Не торопись с ответом. Поразмышляй несколько дней, – предложил я.

Мор резко повернулась ко мне, встряхнув золотистыми волосами:

– Ты говорил, что тебе нужна моя помощь. Подозреваю, у меня нет выбора.

– У тебя всегда есть выбор. Я лишь предлагаю, а не приказываю. Насильно тебя в путь никто не отправляет.

– А кого ты пошлешь вместо меня? Амрену?

– Только не Амрену, – засмеялся я. – Особенно если мы хотим мира… Пойми: это просьба. Не приказ. Прежде чем сказать «да», обдумай все хорошенько.

Мы вновь замолчали. А по Сидре плыли льдины, устремляясь к далекому бурному морю.

– Если я отправлюсь, это будет считаться его победой? – осторожно спросила Мор.

– Тебе решать.

Мор повернулась к развалинам дома и запущенному саду. Но смотрела она не на них, а дальше. На восток, где лежал обширный континент, разделенный на множество государств. Ее мысли уже были заняты грядущими путешествиями.

Глава 15 Фейра

До Дня зимнего солнцестояния и самой длинной ночи в году оставалось всего ничего, а я так и не решила, что́ же подарить Ризанду.

Спасибо Элайне: во время завтрака она предложила отправиться по магазинам. Завтракали мы вдвоем. Кассиан дрых на диване в гостиной. Азриель спал на другом диване, но его из столовой не было видно. Иллирианцы поленились добрести до комнатки, отданной им на время праздника. Возможно, на их способности перемещаться сказалось выпитое вино. Мор улеглась в моей старой спальне, наплевав на царящий там хаос. Амрена отправилась ночевать к себе. Легли мы достаточно поздно. Мор и Риз еще спали, чему я только радовалась. Они честно заработали отдых. И остальные тоже.

Похоже, Элайна, как и я, провела бессонную ночь. Попробуй засни после разговора с Нестой в «Волчьем логове»! Даже вино не помогло расслабиться. Конечно же, я ухватилась за предложение сестры прогуляться по магазинам и освежить голову.

Сколько я ни твердила себе, что покупаю подарки для тех, кого люблю, чувство неловкости не исчезало. Более того, меня грызла совесть. В городе и за его пределами полно тех, кто едва сводит концы с концами, а я глазею на витрины, верчу в руках затейливые вещицы. Эти мысли напрочь сбивали предпраздничное настроение.

Мы зашли в магазин мастерицы, делавшей шпалеры, ковры и накидки. От красоты шпалер дух захватывало. На них изображались картины Двора ночи: Веларис во время Звездопада, суровые, скалистые берега северных островов, колонны храмов Сезеры и герб двора с тремя звездами над горной вершиной.

– Знаю, это нелегко, – сказала Элайна.

– Что именно? – спросила я, нехотя отворачиваясь от шпалеры с гербом.

Мы говорили шепотом, не желая мешать другим посетителям. В магазине было уютно. После холодной улицы я наслаждалась не только шпалерами, но и теплом.

Карие глаза Элайны указали на шпалеру с гербом Двора ночи.

– Покупать вещи, не ощущая в них острой потребности.

Стены магазина были обшиты деревом. Над сводчатым потолком плавали шарики фэйского света. В дальнем конце за ткацким станком сидела хозяйка. Она делала новую шпалеру. Посетители ей ничуть не мешали. Если они о чем-то спрашивали, ткачиха прерывала работу, отвечала и вновь запускала станок.

Это место разительно отличалось от жуткой хижины Стриги. Ткачихи, как ее привыкли называть.

– У нас есть все, что нужно. А подарки… Не могу отделаться от ощущения, что попусту трачу деньги.

– Но это их традиция, – возразила Элайна, ее лицо раскраснелось от мороза. – Фэйцы сражались и умирали, защищая родину и свои традиции. Уж лучше думать так, чем поддаваться чувству вины. Они любят этот праздник. Для них он много значит. И для богатых, и для последнего бедняка. Подарки – не только потраченные деньги. Это дань традиции. Дань памяти тех, кто сражался за право быть такими, какие они есть. За свободу Велариса.

Моя сестра говорила здравые, мудрые слова. Ни следа отрешенности, какая ее охватывала в минуты откровений. Глаза Элайны оставались ясными, лицо – открытым.

– Ты права, – сказала я, дотрагиваясь до шпалеры с гербом.

Ткань была невероятно черной, поглощавшей свет. Глядя на нее, поневоле приходилось напрягать глаза. Сам герб мастерица вышила серебряной нитью. Нет, это радужная нить, менявшая цвет. Казалось, рисунок герба выткан звездным светом.

– Собираешься купить шпалеру? – спросила Элайна.

За тот час, что мы бродили по магазинам, она еще ничего не купила, но часто останавливалась у витрин. Элайна высматривала подарок для Несты. Придет к нам завтра Неста или нет – значения не имело.

Мне показалось, что Элайне больше нравится смотреть на шумный город, на сверкающие гирлянды шариков фэйского света между зданиями и над крытыми площадями. Она с удовольствием пробовала лакомства, предлагаемые уличными торговцами, и слушала менестрелей возле умолкших на зиму фонтанов.

Должно быть, и она искала повод, чтобы провести время вне дома.

– Даже не знаю, кому ее подарить, – призналась я, дотрагиваясь до черной ткани шпалеры.

Едва мой ноготь коснулся бархатистой поверхности, она словно исчезла. Странная ткань и в самом деле поглощала свет и краски.

– Но…

Я посмотрела в дальний конец зала, где хозяйка трудилась над новой шпалерой. Не договорив, я пошла к ней.

Ткачиха была фэйкой: полноватой и светлокожей. Через плечо перевешивалась тугая коса черных волос. Одета женщина была в теплую красную кофту, коричневые штаны и сапоги на теплой подкладке. В такой одежде удобно работать. Нечто подобное было надето и на мне и скрыто под тяжелым синим плащом.

Хозяйка магазина прекратила работу, проворные пальцы замерли.

– Что желает госпожа? – спросила она, подняв голову от станка.

Она приветливо улыбалась, однако серые глаза смотрели отрешенно. Похоже, мысли ткачихи витали где-то далеко, и улыбка не могла скрыть тяжесть на душе.

– Меня заинтересовала шпалера с гербом Двора ночи, – сказала я. – Такую ткань я вижу впервые. Как она называется?

– Этот вопрос мне задают едва ли не каждый час, – сказала ткачиха.

Ее губы продолжали улыбаться, но глаза…

– Прошу прощения, что мой вопрос добавился к остальным, – пробормотала я, почувствовав неловкость.

К нам подошла Элайна. В одной руке сестра держала пушистое розовое покрывало, в другой – такое же, но пурпурного цвета.

– Не надо извиняться, – отмахнулась ткачиха. – Ткань и впрямь необычная. Как же тут без вопросов?

Женщина провела ладонью по деревянному корпусу станка.

– Я называю эту ткань Пустотой. Она поглощает свет. Краски на ней обесцвечиваются.

– Ты сама ее соткала? – спросила Элайна, глядя на шпалеру.

Ткачиха кивнула. Как мне показалось, с гордостью.

– Мой недавний опыт. Хотела проверить, можно ли соткать темноту. Не я первая пытаюсь это сделать. Интересно стало: сумею ли я опуститься глубже и дальше других ткачих?

Я сама побывала в пустоте. Ткань, созданная этой женщиной, очень напоминала увиденное мной.

– Зачем?

Серые глаза ткачихи вновь взглянули на меня.

– Мой муж не вернулся с войны.

Искренние, открытые слова. В моей душе они прогрохотали, как лавина. Мне было тяжело выдерживать ее взгляд, слушая продолжение рассказа.

– Я попыталась соткать Пустоту на следующий день после известия о его гибели.

Но ведь в Веларисе не существовало воинской повинности. Значит, муж ткачихи отправился добровольцем. Заметив мое недоумение, женщина тихо добавила:

– Он посчитал, что так будет правильно. Решил помочь сражающимся. Нашел единомышленников. Они примкнули к легиону Двора лета. Муж погиб в сражении за Адриату.

– Прими мои соболезнования, – прошептала я.

Элайна повторила мои слова.

– Я думала, мы с ним проживем еще тысячу лет, – сказала ткачиха, глядя на шпалеру. Ее руки медленно повернули колесо станка. – Мы были женаты триста лет, но боги не даровали нам детей.

Пальцы ткачихи вновь задвигались, красиво, безупречно.

– От него не осталось даже такой памяти. Его больше нет, а я живу. Из этого чувства и родилась Пустота.

Я не знала, что́ отвечать и надо ли… Ткачиха продолжала работать.

А ведь на ее месте могла оказаться и я. Риз мог погибнуть. Он почти погиб.

Удивительная ткань, рожденная и сотканная горем. Такое же горе лишь слегка задело меня, и я молила всех богов, чтобы те мгновения не повторились. Ткань пронизывала утрата, от которой невозможно когда-либо оправиться.

– Я уже говорила: меня постоянно спрашивают про Пустоту. Я надеюсь, что каждый рассказ будет приносить мне облегчение.

Невольно я примерила ее слова на себя… Я бы такого не выдержала.

– Зачем тогда продавать шпалеру? – участливо спросила Элайна.

– Не хочу, чтобы она оставалась здесь, – ответила ткачиха.

Челнок ее станка неутомимо двигался взад-вперед, живя своей жизнью.

Спокойствие ткачихи было обманчивым. Я ощущала глубочайшее, неутихающее горе, волны которого наполняли магазин. В числе магических дарований, полученных мной от разных дворов, был и дар проникновения в чужой разум. Таких фэйцев называли диматиями. Я могла бы в считаные секунды притушить эти волны, уменьшить душевную боль ткачихи. Я еще никому не помогала подобным образом…

Нет. Не могла я этого. И не хотела. Это было бы насилием, пусть и с добрыми намерениями.

Утрата, нескончаемое горе стали для ткачихи толчком для создания удивительной ткани. Источником творческой… нет, не радости. Я даже не знала, как назвать такое ощущение. Я не могла отнять у нее этот источник, даже если бы она сама меня попросила.

– А серебряная нить – как называется она? – спросила Элайна.

Ткачиха вновь остановила станок. В воздухе еще дрожали разноцветные нити.

– Я зову ее Надеждой, – ответила ткачиха, больше не пытаясь улыбаться.

У меня сдавило горло. Глаза жгло так, что я поспешила вернуться к удивительной шпалере.

– Нить я создала потом, когда научилась ткать Пустоту.

Я безотрывно смотрела на черную ткань. Казалось, я заглядываю на самое дно преисподней. Потом я перевела взгляд на переливчатую, живую серебряную нить. Она тянулась сквозь Пустоту, и та не могла поглотить ни ее света, ни красок.

То, что случилось с мужем ткачихи, могло случиться со мной. С Ризом. Мы стояли на краю.

Но Риз вернулся с войны, а ее муж – нет. Мы продолжали жить, тогда как история их пары оборвалась. Будь у них дети, они сгладили бы остроту утраты. А так ей остались лишь воспоминания да что-то из его вещей.

Мне повезло. Немыслимо повезло. И я еще смела сетовать на необходимость выбирать подарок для истинной пары! Миг его недолгой смерти был самым ужасным в моей жизни и таковым, наверное, останется. Но тот миг уже позади. Всю осень меня терзали мысли: «А если бы тогда…» Их было очень много – мыслей о мгновениях, когда мы с Ризом висели на волосок от гибели.

И завтрашний праздник, возможность отметить его вместе, живыми…

Черная бездна, разверзшаяся передо мной, дерзкое сопротивление Надежды, светящей сквозь черноту… Я поняла, что́ хочу подарить Ризу.

Муж ткачихи не вернулся с войны. Мой вернулся.

– Фейра, – окликнула меня Элайна.

Я не услышала ее шагов. На какое-то время исчезли все звуки.

Очнувшись, я обнаружила, что магазин опустел. Я подошла к ткачихе, вновь прекратившей работу. На сей раз ее отвлекло мое имя.

Ее глаза слегка округлились.

– Я никогда вас не видела, госпожа верховная правительница, – произнесла она, наклоняя голову.

Эти слова я пропустила мимо ушей. Я словно заново увидела ткацкий станок, наполовину готовую шпалеру и все, развешанное по стенам.

– Как? – спросила я. – Как ты продолжаешь работать, невзирая на утрату?

У меня дрогнул голос. Ткачиха этого не заметила или не показала виду.

– Я должна это делать, – ответила она, глядя на меня и больше не пытаясь улыбаться.

Простые слова ударили бичом.

– Я должна создавать новые вещи, – продолжала ткачиха. – Иначе получится, что мы с ним прожили впустую. Если не работать, горе и отчаяние обступят меня со всех сторон, я слягу и уже не встану. Я должна работать, ибо по-другому мне это не выразить.

Ее рука прижалась к сердцу. У меня снова защипало глаза.

– Да, это тяжело, – вновь заговорила ткачиха, глядя только на меня. – Это больно. Но если бы я прекратила работать, если бы станок умолк и челнок остановился… – Она повернулась к шпалере. – Тогда Надежда перестала бы светить в Пустоте.

У меня задрожали губы. Женщина крепко стиснула мою руку теплыми мозолистыми пальцами.

Мне было нечего ей ответить. Для происходившего в душе я не находила слов.

– Я хочу купить эту шпалеру, – только и смогла выговорить я.

Шпалера была подарком мне самой. Ткачиха пообещала, что еще до вечера покупку доставят в городской дом.

Мы с Элайной продолжили путешествие по магазинам, после чего я оставила сестру во Дворце рукоделия и драгоценностей и перебросилась в бывшую галерею Пиланы.

Мне отчаянно хотелось выплеснуть на холст все, что я увидела и прочувствовала в магазине ткачихи. На живопись я отвела часа три.

Иногда картины получались быстро, стоило лишь прикоснуться кистью к холсту. Бывали сюжеты, которые я вначале набрасывала карандашом на бумаге, подбирая размер холста и палитру красок.

Сегодня я выплескивала на холст все горе, переполнявшее рассказ ткачихи. Я переводила в краски ее утрату и то, что копилось во мне. На холсте восставало кровоточащее прошлое, и каждый мазок приносил благословенное облегчение.

Неудивительно, что я забыла о времени и перестала обращать внимание на окружающий мир.

Скрипнула дверь, и я вскочила со стула. Вошла Рессина с ведром и шваброй в зеленых руках. Спрятать картины и принадлежности для живописи я, естественно, не успела.

Рессина лишь деликатно улыбнулась, остановившись возле двери.

– Я догадывалась, что это вы. Несколько дней назад увидела свет сквозь щели и почему-то подумала о вас.

У меня гулко колотилось сердце. Лицо полыхало, как кузнечный горн.

– Прости за самовольное вторжение, – произнесла я, натянуто улыбнувшись.

Фэйри подошла ко мне. Даже с ведром и шваброй в руках, она двигалась изящно.

– Вам незачем извиняться. Я всего лишь хотела прибраться здесь.

Рессина опустила ведро на пол и с легким стуком прислонила швабру к пустой белой стене.

– Зачем? – спросила я, кладя кисть на палитру.

Рессина уперла руки в узкие бока и оглядела полуразрушенное помещение. Деликатно не задержалась взглядом на моих картинах. А возможно, они не вызвали у нее интереса.

– Родные Пиланы пока не решили, будут ли они продавать помещение. Но в любом случае убрать мусор не помешает.

Я сдержанно кивала, понимая, что умножила беспорядок.

– Ты меня извини… в тот вечер меня почему-то потянуло сюда. Хотя я честно собиралась в твою мастерскую.

Рессина невозмутимо пожала плечами:

– Повторяю, вам незачем извиняться.

За пределами нашего внутреннего круга редко кто держался со мной столь естественно. Даже ткачиха, услышав о желании купить шпалеру, повела себя более официально.

– Я рада, что это помещение кому-то пригодилось. Особенно вам, – добавила Рессина. – Думаю, Пилане вы бы понравились.

Я не ответила и молча стала собирать кисти и краски.

– Не буду тебе мешать, – сказала я.

У стены досыхал портрет, который мне не хотелось показывать даже Рессине. Я отправила его в нишу между мирами, где хранились и другие мои картины. Оставалось собрать кисти и краски.

– Оставьте их здесь.

– Но это же не моя мастерская, – ответила я, теребя кожаную тесемку мешка.

– Поговорите с семьей Пиланы. Думаю, они охотно продадут вам галерею.

– Возможно, – уклончиво ответила я.

Мешок с кистями и красками отправился в ту же нишу между мирами. Если кисти слипнутся, а краски застынут, я получу зримое подтверждение собственной безалаберности.

– Если соберетесь, они живут близ Дунмера, на хуторе. У берега моря.

– Спасибо, – пробормотала я, сомневаясь, что отправлюсь туда.

Идя к двери, я спиной чувствовала улыбку Рессины.

– С праздником! – крикнула она вслед.

– И тебя тоже, – торопливо ответила я и выскочила на улицу где… ударилась в теплую жесткую грудь Риза.

Я отскочила, выругавшись сквозь зубы. Риз схватил меня за руки, не давая поскользнуться.

– Ты куда-то спешишь? – посмеиваясь, спросил он.

Все еще хмурясь, я взяла его под руку и зашагала по улице.

– Как тебя угораздило оказаться здесь? – спросила я вместо ответа.

– Сначала скажи, почему ты выскочила из заброшенной галереи с таким видом, будто что-то там стянула?

– Я не выскакивала, – огрызнулась я, ущипнув Риза за руку и заработав новый всплеск смеха.

– Хорошо, вышла оттуда с подозрительной быстротой.

Я молчала, пока мы не свернули на другую улицу, спускавшуюся к реке. Бирюзовые воды успели подернуться тонкой коркой льда. Течение Сидры ослабло, но совсем в спячку река не погрузилась. Это больше напоминало сумеречную дрему.

– Я там пишу картины, – сказала я, когда мы остановились у огражденного прохода вдоль реки.

Холодный, сырой ветер ерошил волосы. Риз поймал выбившуюся прядку и закинул мне за ухо.

– Сегодня зашла туда, начала работать, а мне помешала Рессина. Помнишь, я рассказывала про ее мастерскую? Но галерея принадлежала другой фэйри – Пилане. Она погибла весной, во время атаки на Веларис. Рессина решила навести там порядок. Возможно, родные Пиланы продадут здание.

– Если тебе нужно отдельное помещение для рисования и живописи, мы можем купить здание в любой части города, – предложил Риз.

Неяркое солнце золотило его волосы. Никаких следов крыльев.

– Пойми, я не стремлюсь к одиночеству. Но… так легче сосредоточиться. Другие ощущения.

Я покачала головой, сознавая неубедительность объяснений.

– Даже не знаю, как тебе сказать… Живопись помогает. Во всяком случае, мне.

Я шумно выдохнула, разглядывая лицо Риза. Самое дорогое мне лицо. В мозгу звучали слова ткачихи. Она потеряла мужа. Я – нет. И тем не менее она продолжает работать, создавать изумительные шпалеры.

Я потянулась к щеке Риза. Он наклонился.

– Знаешь, я подумала: если живопись помогает мне, вдруг она поможет и другим? Не мои картины, конечно. Обучение других азам живописи. Место, куда бы они могли приходить и рисовать. Преодолевать через холст и краски то, что преодолеваю я. Может, я говорю сплошные глупости?

Глаза Риза потеплели.

– Наоборот, это очень здравая мысль, – сказал он.

Я гладила его щеку, наслаждаясь каждым мгновением.

– Мне от живописи становится лучше. Быть может, и еще кому-то станет.

Риз молчал, понимая, что я нуждаюсь не столько в его ответах, сколько в его присутствии. Он ни о чем не спрашивал, а я гладила его лицо. Нашей истинной парности было меньше года. Если бы завершающее сражение летней войны закончилось по-иному, сколько горестных дум и чувств обуревало бы меня сейчас? Иные ударяли бы больнее всего, и я знала какие. С иными я могла бы справиться.

– Как ты думаешь, если появится место для занятий живописью, туда придет хоть кто-то? – спросила я.

Риз задумался, посмотрел мне в глаза, поцеловал в висок, согрев дыханием мои озябшие щеки.

– Вначале нужно, чтобы оно появилось. Тогда и увидишь.

Риз отправлялся в лагерь Девлона, где их с Кассианом ждала очередная встреча с иллирианскими командирами. Он проводил меня до дверей Амрены и исчез, перебросившись.

Войдя к ней, я невольно повела носом, пробормотав:

– Какой… интересный запах.

Амрена сидела в середине громадной комнаты, за длинным столом. Услышав мои слова, она криво усмехнулась и кивнула в сторону кровати с балдахином.

Мятые простыни и раскиданные подушки подтвердили мои догадки о происхождении запаха.

– Ты бы хоть окно открыла, – предложила я.

Противоположная стена сплошь состояла из окон.

– Не люблю холодрыгу, – буркнула Амрена, возвращаясь к своему занятию.

– Ты, никак, картину-головоломку складываешь?

Амрена опустила крошечный кусочек посреди фрагмента, над которым трудилась.

– А чем еще мне заниматься на праздниках?

Я предпочла не отвечать, молча сбросив плащ и шарф. От горящего очага шел неистовый жар. Возможно, это пекло Амрена устраивала для себя. Но не исключено, что и для сердечного друга со Двора лета.

– Где Вариан? – осторожно спросила я.

– Отправился прикупить мне подарков.

– Еще?

Амрена слегка улыбнулась. Красные губы удовлетворенно скривились – она нашла место для очередного кусочка головоломки.

– Вариан посчитал, что подарков, которые он привез со Двора лета, недостаточно.

Свои мысли на этот счет я предпочла не высказывать. Я села с другой стороны стола. Картина, с которой наполовину справилась Амрена, представляла собой большое мозаичное изображение осеннего пейзажа.

– У тебя новое увлечение?

– Мне же никто не приносит новую Книгу Дуновений. А это – хоть какая-то замена.

Еще один кусочек лег в нужное место.

– За неделю – это пятая по счету.

– Но праздники длятся всего три дня.

– Собирать такие штучки проще, чем расшифровывать книги.

– И сколько кусочков в этой картинке?

– Пять тысяч.

– Хвастунья!

Амрена что-то пробурчала себе под нос, потом выпрямилась и поморщилась.

– Великолепно упражняет ум, но губит спину.

– Хорошо, что у тебя гостит Вариан. Есть с кем спину поупражнять.

Смех Амрены напоминал воронье карканье.

– Согласна.

Ее серебристые глаза не утратили особого «нездешнего» выражения. В них и сейчас ощущался след былой силы.

– Полагаю, ты пришла не только поболтать, – сказала Амрена, буравя меня взглядом.

– Да, – коротко ответила я, откидываясь на спинку разболтанного стула.

Мебель в жилище Амрены была из разных десятилетий и даже столетий.

Давняя соратница и первая заместительница Риза махнула рукой с длинными красными ногтями и вновь склонилась над головоломкой.

– Выкладывай, – сказала она.

– Дело касается Несты.

– Так я и думала.

– Ты говорила с ней?

– Она довольно часто забредает ко мне.

– Ты шутишь?

На этот раз Амрене не повезло: выбранный кусочек не подошел по оттенку. Серебристые глаза заметались между разноцветными кучками, выискивая другой.

– Неужто так трудно поверить, что Неста приходит сюда?

– Но в нашем доме она не появляется. И в Доме ветра – тоже.

– Ты мне назови хотя бы одного, кому нравится бывать в Доме ветра.

Я потянулась к кусочку. Амрена предостерегающе щелкнула языком. Я послушно убрала руку.

– Я надеялась… быть может, ты понимаешь, через что она сейчас проходит.

Амрена не торопилась с ответом, сосредоточенно выискивая новые кусочки для мозаичной картины. Возможно, она толком не услышала моего вопроса. Я уже собиралась его повторить, когда она сказала:

– Мне нравится твоя сестра.

В устах Амрены это было высочайшим комплиментом. Ей редко кто нравился.

– Неста, как и я, нравится немногим, – продолжала Амрена, будто читая мои мысли. – Спросишь, за что я ей симпатизирую? Находиться с ней рядом ой как непросто. Понимать – и того сложнее. Вот за это она мне и нравится.

– Однако…

– Никаких «однако», – отрезала Амрена, возвращаясь к картине-головоломке. – Поскольку твоя сестра мне симпатична, я не намерена сплетничать насчет ее нынешнего состояния.

– Это не сплетни. Мы за нее волнуемся. Нам кажется, что она катится вниз.

– Я не предам ее доверия.

– Она говорила с тобой?

Меня захлестывала лавина чувств. Облегчение, что Неста все же с кем-то общается. Замешательство и ревность, что она выбрала Амрену, а не нас с Элайной.

– Неста не из болтливых, – ответила Амрена. – Не думай, что она удостаивает меня долгими разговорами. Но я знаю: ей очень не понравится, если я стану полоскать ее жизнь. С тобой или с кем-то другим – значения не имеет.

– Пойми…

– И ты пойми. Дай ей время. Не лезь в ее пространство. Позволь ей самой разобраться, что к чему.

– Но прошло столько месяцев.

– Она же бессмертная. Месяцы… не заметишь, как пролетят.

– Неста отказалась прийти к нам на праздник. Если она действительно не придет, Элайну это опечалит до глубины души.

– Элайну или тебя?

Серебристые глаза пригвоздили меня к стулу.

– Обеих, – сквозь зубы ответила я.

Я понимала: выискивать подходящие по оттенку кусочки Амрене было интереснее, чем говорить со мной. Напрасно я пришла.

– Кстати, у Элайны своих забот хватает, – заметила мне Амрена.

– Например?

«Ты что, дурочка?» – спрашивал взгляд Амрены. Я подчеркнуто не обратила на него внимания. Хозяйка жилища всеми способами намекала, что я ей мешаю. Я встала. Древний стул облегченно застонал. Я оделась и подошла к двери.

– Если Неста в ближайшее время у тебя появится, передай, что мы по-прежнему ждем ее на праздник.

– Передать могу. А обещать ничего не буду, – не поднимая головы, отозвалась Амрена.

Это было лучшее, на что я могла надеяться.

Глава 16 Ризанд

На время праздников Кассиану с Азриелем отвели маленькую и, честно говоря, не самую удобную комнату. Там стояли две узкие кровати, на одну Кассиан и швырнул мешок. Внутри мешка загремело.

– Ты, никак, даже на праздник приволок оружие? – спросил я, встав в дверном проеме.

Азриель, уложив собственный мешок на другую кровать, с легкой тревогой посмотрел на нашего брата. Минувшей ночью они перебрали вина и заснули на диванчиках в гостиной. Представляю, как им там спалось! Наутро оба решили обосноваться в отведенной им комнате.

Кассиан пожал плечами и уселся на кровать. Такая кровать подошла бы ребенку, но никак не иллирианскому воину.

– Кое-что в мешке – подарки.

– А остальное?

Кассиан скинул сапоги, прислонился к изголовью кровати, сложив руки за головой. Крылья свешивались на пол.

– Женщины таскают за собой драгоценности. Я – оружие.

– Кое-кого из здешних женщин твои слова бы обидели.

Кассиан ответил кривой улыбкой. Такой же улыбкой час назад он наградил Девлона и командиров. В лагере надежно подготовились к надвигающейся буре. Дозорные доложили обстановку. Обычное собрание, на котором обошлись бы и без меня, но напомнить иллирианцам о себе никогда не помешает. Особенно накануне праздника.

Азриель подошел к единственному окну. Внизу расстилался заснеженный сад.

– В этой комнате я еще не останавливался, – сказал он, и его полуночный голос отразился от стен.

– Если помнишь, братишка, нас всегда запихивали в каморку под лестницей, – ответил Кассиан, шелестя крыльями по полу. – Бывшую спальню Фейры заняла Мор. В другой приличной комнате живет Элайна. Естественно, нам досталась эта.

Кассиан деликатно умолчал о пустовавшей комнате Несты. Азриель, надо отдать ему должное, – тоже.

– Все лучше, чем чердак, – заметил я.

– Бедняга Ласэн, – улыбнулся Кассиан.

– Если Ласэн появится, – поправил я.

До сих пор мы не знали: будет ли он праздновать с нами или останется в склепе, который Тамлин называл домом.

– Ставлю на то, что появится, – сказал Кассиан. – Хотите побиться об заклад?

– Нет, – ответил Азриель, глядя в окно.

Ошеломленный Кассиан сел на кровати.

– Не хочешь? – с нескрываемым удивлением спросил он.

Азриель плотно сложил крылья:

– А тебе бы хотелось, чтобы другие делали ставки на твои действия и вообще на тебя?

– Напомнить вам, придурки, как вы постоянно делали ставки на меня? И ты, и Мор бились об заклад насчет моих крыльев – сумею ли я снова подняться в воздух.

Я хмыкнул. Кассиан был прав.

Азриель все еще стоял к нам спиной.

– Если Неста придет, она останется на ночь?

Кассиан вдруг обнаружил, что верхний сифон на левой руке запачкался и требует чистки. Я решил избавить его от щекотливой ситуации и обратился к Азриелю:

– Наша встреча с командирами прошла на редкость гладко. Я даже не ожидал. Девлон составил расписание занятий для девчонок. Занятия возобновятся сразу же, как уйдет буря. Не думаю, что он хотел пустить мне пыль в глаза.

– Сомневаюсь, что после бури они вообще вспомнят об этом, – сказал Азриель, наконец поворачиваясь к нам.

Кассиан что-то буркнул, соглашаясь.

– Кстати, как там с недовольными в лагерях? Есть новости?

Я и глазом не моргнул. Мы с Азом условились, что дождемся конца праздника и только тогда сообщим Кассиану все, о чем узнали, и назовем предполагаемых зачинщиков, а также тех, кто вызывал у нас подозрение. Но основные сведения мы ему рассказали. Этого было достаточно, чтобы погасить чувство вины.

Но я знал Кассиана, как самого себя. Возможно, даже лучше. Расскажи мы ему сейчас все, он бы не успокоился. Раздумья испортили бы ему праздник. А после всего, через что мой названый брат прошел за этот год и не только, он заслуживал передышки. Хотя бы нескольких спокойных дней.

Правда, в его сегодняшний спокойный день вошла встреча с Девлоном, а еще раньше – после бессонной ночи – утомительные упражнения на крыше Дома ветра. Мы все не очень-то умели отдыхать, но Кассиану отдых давался особенно тяжело.

– Вряд ли я смогу что-то добавить к известным тебе сведениям, – сказал Азриель, усаживаясь на кровать.

Врать он умел гораздо складнее, чем я, и это получалось у него легче.

– Но в лагерях чувствуют нарастающее недовольство. Лучше всего прояснить обстановку после праздников, пока все они дома. Посмотреть, кто сеет раздор. Проверить, не возрастет ли недовольство, пока воины дома и празднуют. Не снежные же бури внушают такие мысли.

Молодец Азриель! Потом будет легче сообщить Кассиану правду.

Если иллирианцы поднимут мятеж… Такое развитие событий я не хотел даже представлять. Мне оно дорого достанется. И Кассиану тоже. Сражаться против своих же соратников, против тех, к кому он себя причислял? Убивать их? Это коренным образом отличалось от расправы над иллирианскими отщепенцами, добровольно перешедшими на сторону Амаранты. Зверства, которые они творили во имя своей «королевы», не имели оправданий. Сейчас, если поднимется мятеж, все будет по-другому.

Я прогнал тревожную мысль. Потом. Пройдут праздники, и тогда разберемся с недовольными в лагерях.

К счастью, Кассиан склонялся к тому же. Трудно было его упрекнуть, особенно после спеси, высокомерия и откровенной неприязни военачальников. За час мы вдоволь наглотались словесного дерьма. Прошел не один век, но командиры младшего и среднего звена не могли простить Кассиану его возвышения.

Пытаться вытянуться на таких кроватях во весь рост было бессмысленно. Даже согнутые в коленях, ноги Кассиана упирались в изножье.

– Неужели кто-то спал на этой кроватенке? – ворчал он. – На ней лишь Амрена поместится.

– Ты не слишком громко скули, – посоветовал я. – Фейра и так часто зовет нас иллирианскими малышами.

– Она стала гораздо лучше летать, – усмехнулся Азриель. – Так что теперь у нее есть право судить о наших недостатках.

Меня охватила гордость. Вряд ли Фейра была прирожденной летуньей, но к полетам она относилась с исключительным вниманием и усердием. Я потерял счет времени, проведенному нами в воздухе. Драгоценному времени, выкроенному для себя.

– Если хотите, попробую найти кровати подлиннее, – предложил я Кассиану.

Накануне праздника мое предложение граничило с маленьким чудом. Мне бы пришлось перевернуть вверх дном весь город.

– Не трудись, – отмахнулся Кассиан. – Все лучше, чем диванчики в гостиной.

– Просто ты переусердствовал вчера с вином и не мог забраться на второй этаж, – криво усмехнулся я, заработав в ответ презрительный взгляд. – Но в нашем доме и впрямь стало тесновато. Если хочешь, могу перебросить тебя в Дом ветра.

– Скукота там, – зевнул Кассиан. – Аз спрячется в тенях, и я останусь совсем один.

Азриель выразительно глянул на меня. «Точно иллирианский малыш», – говорил его взгляд.

Пряча улыбку, я сказал Кассиану:

– Пожалуй, тебе пора обзаводиться своим жильем.

– У меня есть жилье. В Иллириании.

– Я говорю про Веларис.

– Мне не нужен дом, – возразил Кассиан, раскачивая хлипкое изножье кровати. – Мне нужна комната. Эта вполне бы подошла, но без кукольной кроватки.

Я вновь усмехнулся, но промолчал. Возможно, Кассиан скоро захочет заиметь свое жилище.

Пока же никаких побуждений к этому у него не было. Неста ясно заявила, что Кассиан ее не интересует. Ей не хотелось даже находиться с ним в одной комнате. Причину я знал. Я видел, как развиваются события, и предчувствия меня не обманывали.

– Что ж, Кассиан, с подарком для тебя мы определились. Новая кровать.

– Всяко лучше, чем подарки Мор, – пробормотал Аз.

Кассиан захохотал. Стены вторили ему раскатистым эхом.

А я, забыв о братьях, смотрел на Сидру.

Вечер. Канун праздника. Веларис, несколько недель шумно готовившийся к торжествам, затих. Казалось, жители умолкли, вслушиваясь в шелест снега. Здешний снегопад был мягким и красивым, совершенно непохожим на яростную бурю, которая бушевала над Иллирианскими горами.

Мы собрались в гостиной. В очаге трещал огонь. Хлопали пробки открываемых бутылок, наполнялись бокалы. С нами не было Несты и Ласэна, но это не портило праздничного настроения.

Я сидел в кресле у огня. Едва увидев вернувшуюся с кухни Фейру, я забыл про вино и глазами начал пить свою истинную пару.

Мор протянула ей откупоренную бутылку. Фейра подставила бокал. Пока наливалось вино, я наслаждался зрелищем.

Мне пришлось обуздывать взыгравшее желание. Трудно было не поддаться ему, видя очертания ее фигуры, удивительный цвет ее лица и кожи. Умом я понимал: мы в гостиной не одни, но чувства были сильнее ума. Темно-синее бархатное платье великолепно подчеркивало фигуру моей истинной пары. Глубокое декольте, еще более глубокий вырез на спине и шлейф до пола. Фейра не стала сооружать прическу. Локоны свободно ниспадали на плечи. Я предвкушал, как зароюсь руками в ее волосы, вытащу парные серебряные гребни. А потом я медленно сниму с нее платье.

– Ты добьешься, что меня вывернет на ковер, – прошипела Амрена, лягнув меня шелковой серебристой туфелькой. Моя соратница сидела в соседнем кресле. – Уйми свой запах… юноша.

– Прошу прощения, – смущенно пробормотал я.

Я посмотрел на Вариана, стоявшего возле кресла Амрены, и посочувствовал ему. Небесно-голубой с золотистой отделкой наряд Вариана соответствовал цветам Двора лета. Наш гость лишь улыбнулся и молча поклонился.

Странное зрелище. Очень странное. Наследный принц Адриаты здесь, в моем городе, в моем доме. Улыбается, попивая мое вино.

– А что, при Дворе лета тоже празднуют солнцестояние?

Угораздило же Кассиана открыть рот!

Вариан повернулся к дивану, на котором расселись мои братцы. Серебристые волосы принца сверкнули, отражая пламя.

– Конечно празднуют. Летом. Ведь в году два солнцестояния.

Азриель пригубил из бокала, пряча улыбку.

– Их действительно два? – простодушно удивился Кассиан.

Боги милосердные! Похоже, нас ждал весьма необычный вечер.

– Не вздумай ему отвечать, – сказала Амрена, отрываясь от бокала. – Кассиан не шутит. Он и впрямь глуп, что явствует не только из его вопросов, но и читается на физиономии.

Сердитый взгляд Амрены не вывел Кассиана из благодушного состояния. Он поднял бокал, приветствуя принца, и неспешно выпил.

Когда-то я бывал на торжествах при Дворе лета, но, чтобы не конфузить Кассиана, сказал:

– Наверное, ваш праздник похож на наш. Собираются семьи, устраивают праздничный обед, вручают подарки.

– Конечно, – ответил Вариан, кивнув мне.

Принц благодарил меня за поддержку.

Фейра подошла к моему креслу. Меня окутало ее запахом. Я протянул руку и усадил ее на подлокотник. Каждое ее движение отзывалось во мне волной тепла. Эта непринужденность, с какой Фейра обняла меня за плечи… Эта независимость во взгляде… «Села здесь, но могла бы сесть и в другом месте».

Моя истинная пара.

– Значит, Таркин не празднует День зимнего солнцестояния? – спросила она Вариана.

Вариан покачал головой.

– Нам бы стоило его пригласить, – сказала Фейра, рассуждая вслух.

– Еще не поздно, – подхватил я.

Котел мне свидетель: сейчас мы, как никогда, нуждались в союзниках.

– Решение за тобой, принц, – сказал я Вариану.

Вариан внимательно посмотрел на Амрену. А ее целиком поглотила игра света в бокале.

– Я подумаю.

Я понимал щекотливость положения Вариана. Таркин был его верховным правителем. Появись Таркин здесь, внимание принца целиком сосредоточится на господине. А Вариану хотелось провести эти дни с Амреной.

Мор плюхнулась на диван, растолкав Кассиана и Азриеля.

– Мне нравится праздновать в узком кругу, – объявила она, тряхнув золотистыми локонами. – Только мы и… Вариан, – добавила она, чуть не выпалив: «И больше никого».

Вариан лучезарно улыбнулся моей двоюродной сестре. Она спасла положение.

Часы на мраморной полке над очагом пробили восемь. Словно в ответ на их звон, в гостиную впорхнула Элайна.

Мор тут же вскочила, предлагая ей вино. Я бы сказал, даже настаивая. Это было очень похоже на Мор.

Элайна вежливо отказалась, сев в эркере окна. Иного от нее я не ожидал.

Фейра хмуро глядела на часы. «Неста не придет».

«Ты приглашала ее на завтра», – ответил я по связующей нити, ласково погладив Фейру, тоже по нити. Впрочем, мои ласки не заглушили ее досаду. Ладонь Фейры сжала мое плечо.

Я поднял бокал. Все затихли.

– За семью: старую и новую. И за начало праздника.

Все дружно осушили бокалы.

Глава 17 Фейра

Меня разбудил солнечный свет, усиленный снежным блеском. Он пробивался сквозь щель между бархатными шторами, напоминая, что начался самый короткий день в году, который быстро сменится самой длинной ночью.

Не скажу, что этот лучик меня сильно обрадовал. Я перевернулась на другой бок. Щека наткнулась на твердое и шуршащее, и вряд ли это было подушкой.

Во рту пересохло. Я терла левый висок, ломящий после вчерашнего торжества, когда мы час за часом пили, смеялись и снова пили. Так продолжалось далеко за полночь. А теперь – последствия. Я с трудом приподняла голову, намереваясь рассмотреть твердый предмет.

Подарок, завернутый в черную креповую бумагу и перевязанный серебристой ленточкой. Чуть поодаль – улыбающееся лицо Риза.

Он лежал, подперев голову рукой. Постель накрывали его крылья.

– С днем рождения, дорогая Фейра.

– И как у тебя получается улыбаться после рек вина? – проворчала я.

– Я не выпивал один всю бутылку, только и всего, – ответил он, водя пальцем по моей спине.

Я приподнялась на локтях, разглядывая подарок. Нечто прямоугольной формы, напоминающее книгу.

– Я надеялась, ты забудешь.

– Не все надежды сбываются, – вздохнул Риз.

Зевая, я встала на колени, потянулась и лишь затем придвинула подарок к себе.

– Я думала, подарки мы будем открывать вечером, вместе со всеми.

– Те подарки по другому поводу. А это – тебе на день рождения. Ты же не хотела, чтобы тебя поздравляли всей гурьбой.

Я округлила глаза, хотя и улыбнулась – насколько позволял саднящий висок. Потянув ленточку, я развернула бумагу и увидела потрясающе красивую тетрадь в черном кожаном переплете. Мор рассказывала, что у благовоспитанных фэйских девиц принято вести дневники… На переплете серебряной краской были вытиснены мои инициалы. Простые буквы, без узоров и завитушек.

Открыв тетрадь, я обнаружила несколько дюжин плотных белых листов.

– Альбом для зарисовок, – пояснил Риз. – Второго такого нет.

– Какая красота, – выдохнула я, ничуть не лукавя.

Простота в сочетании с изяществом. Альбом сделали на заказ специально для меня. Нечто подобное я бы заказала себе, если бы решилась потратить деньги на подобную роскошь.

Я наклонилась, чтобы поцеловать Риза, и краешком глаза увидела второй подарок – большую коробку, упакованную в бумагу аметистового цвета.

– Это тоже мне?

Риз лениво махнул рукой. Знакомый жест иллирианского высокомерия.

– Неужели ты думаешь, что моя верховная правительница удовлетворилась бы только альбомом?

У меня вспыхнули щеки. Я быстро открыла коробку. Внутри лежал небесно-голубой шарф из мягкой шерсти.

– Это – чтобы ты больше не таскала шарфы Мор, – пояснил Риз и подмигнул.

Улыбаясь во весь рот, я обмоталась шарфом. Я и представить не могла, что шерсть бывает настолько мягкой. Я бы сказала, мягкой до неприличия.

– Какой замечательный цвет! Спасибо, Риз, – сказала я, поглаживая шарф.

– Подожди. Это еще не все.

Риз взмахнул рукой, и на кровати появился третий подарок.

– По-моему, чересчур, – зачем-то сказала я, хотя руки уже тянулись к третьему подарку.

Я догадалась, что́ увижу. Сумку для рисовальных принадлежностей. До сих пор я таскала их в мешке, предназначенном для иных целей. В сумке все было продумано и предусмотрено для нужд художника. Меня поразило обилие карманов и карманчиков. Все застегивалось и завязывалось. К сумке крепились широкие лямки. На ней была монограмма с моими инициалами и маленьким гербом Двора ночи.

– У меня нет слов, – призналась я.

– Я почувствовал, что тебе вряд ли захочется новых драгоценностей, – сказал он, улыбаясь во весь рот.

Риз был прав. При всей красоте самоцветов, они меня не манили. Я считала, что у меня и так избыток драгоценностей.

– Если бы меня спросили, какие подарки хочу, я бы выбрала эти.

– А не ты ли надеялась, что я забуду про твой день рождения?

– Я? Надеялась? Ты что-то путаешь.

Я поцеловала Риза. Потом еще раз. А потом, обняв за плечи, принимала его поцелуи. Он делал это неторопливо, будто собирался потратить на поцелуи весь день. Я не возражала… пока меня не пронзила мысль. Я села, скрестив ноги, открыла альбом и потянулась к сумке, где уже лежало несколько карандашей и палочек рисовального угля.

– Я хочу тебя нарисовать. Это будет подарком себе самой на день рождения.

Улыбка Риза стала знакомо-кошачьей.

– Помнится, ты говорил, что лучше всего запечатлеть тебя голым.

Глаза Риза засверкали. Я услышала шепот его магической силы. Шторы раздвинулись. В спальню хлынул свет утреннего солнца, целиком осветив сильное и удивительно красивое тело Риза. На его крыльях проступили красные и золотистые прожилки.

– Пускайся во все тяжкие, Разрушительница проклятия, – сказал Риз.

У меня забурлила кровь. Я схватила угольную палочку и начала рисовать.

Спальню мы покинули около одиннадцати часов. Все это время я неутомимо заполняла страницы альбома, изображая крылья Риза, его глаза, узоры иллирианской татуировки. И конечно же, его обнаженное тело в разных ракурсах. Я рисовала свободно, зная, что, кроме нас, этот альбом не увидит никто. Просмотрев рисунки, Риз одобрительно хмыкал, добавляя с усмешкой, что я необычайно точно изобразила некоторые части его тела.

Когда мы спустились в гостиную, в доме царила тишина. Риз почему-то облачился в иллирианские доспехи. Если в его праздничное утро входили утомительные занятия с Кассианом – пусть развлекаются без меня. Я останусь дома и воздам должное праздничному угощению. Судя по соблазнительным запахам, тянущимся из кухни, оно уже готовилось.

В столовой нас ждал завтрак. Похоже, и есть мы будем вдвоем. Я села на свое обычное место. Риз плюхнулся рядом.

– Мор так и будет спать до вечера? – спросила я, кладя нам по шоколадному пирожному.

Риз отрезал два больших куска пирога с луком-пореем и ветчиной.

– Скорее всего, – сказал он. – Моя сестрица выпила больше тебя. Будить ее не советую.

Я хмыкнула. Риз взял чайник, из носика которого шел пар. Я протянула ему чашку… В это мгновение проем двери загородили две внушительные фигуры. Риз замер.

Я даже не слышала, как Азриель и Кассиан прошли по коридору. Оба были в неизменных кожаных доспехах. Нагловатые улыбочки на лицах подсказывали мне, что затея добром не кончится.

Они подскочили к столу, не дав Ризу шевельнуться. Только сила его магии уберегла чайник от падения. Иллирианские молодцы выволокли Риза из-за стола и потащили к выходу.

– Прошу вернуть мою истинную пару в целости и сохранности, – потребовала я, вонзая зубы в пирожное.

– Мы всецело позаботимся о нем, – пообещал Кассиан, не переставая ухмыляться.

– Если он выдержит нашу заботу, – добавил Азриель.

Я редко видела Аза улыбающимся столь долго.

Уже на пороге, чувствуя, что я жду хоть каких-то разъяснений, Риз виновато пробормотал:

– Традиция.

Можно подумать, это что-то объясняло!

Через мгновение всех троих уже не было. Хвала Котлу – по крайней мере, иллирианцы не вспомнили про мой день рождения.

Мор спала. Элайна, скорее всего, помогала готовить восхитительные кушанья, аромат которых разливался по дому. Мне не оставалось иного, как завтракать в одиночестве. Опустошив свою тарелку, я пододвинула тарелку Риза. Больше в меня не вмещалось.

Традиция, Котел бы ее побрал.

Торжества начнутся за час до захода солнца. Не зная, чем заняться, я вернулась в спальню, уселась за письменный стол и решила уделить время заждавшейся писанине.

«Очень праздничное занятие», – промурлыкал по связующей нити Риз.

Я как наяву видела его ухмылку.

«Где ты сейчас?»

«Можешь не беспокоиться».

Я хмуро уставилась на изображение глаза у себя на ладони, хотя и знала, что Риз больше им не пользуется. «Судя по твоим словам, у меня есть основания для беспокойства».

Мрачный хохот. «Кассиан говорит: когда вернемся, можешь отдубасить его вдоль и поперек».

«И когда это будет?»

Молчание Риза затягивалось. «До обеда?» – не выдержав, спросила я.

Снова молчание.

«Мне лучше не знать?»

«Да, тебе лучше не знать».

Мне стало смешно. Улыбаясь, я больше не задавала вопросов, а взялась за ворох бумаг. Отделила письма от счетов. Последние, не особо вглядываясь, подписала.

Покончив со счетами, я пододвинула увесистую расходную книгу в кожаном переплете. Сюда мы с Ризом записывали домашние расходы. Потраченные деньги были каплей в море богатства Риза. Точнее, нашего общего богатства. Оторвав полоску бумаги, я занялась подсчетом расходов. Затем посмотрела в графу наличествующих сумм.

Денег было достаточно. Их вполне хватало на покупку галереи Пиланы. У Риза эта статья называлась: «Разные покупки». Помимо нее, имелся счет, открытый на мое имя. Я могла бы хоть завтра купить галерею. Но… Честно говоря, я не привыкла тратить такие суммы, пусть и на благие цели…

Я вложила листок между страницами, захлопнула книгу и встала. Письма обождут. И решение о покупке галереи тоже обождет. Риз постоянно твердил мне: «День зимнего солнцестояния – семейный праздник». Поскольку он начал праздновать в обществе братьев – не важно, что названых, – я могу сделать то же самое в обществе родной сестры.

Элайна встретилась мне в коридоре, с подносом, где в несколько слоев лежали пирожки с вареньем. Очень скоро на столе появятся и другие соблазнительные вкусности: многослойные кексы, глазурованное печенье, такие же булочки и пироги с фруктовой начинкой и карамелью.

– Какие симпатичные! – сказала я, кивая на печенье в форме сердечек, которое лежало рядом с пирожками.

Мне нравилось на подносе все.

Элайна улыбнулась, продолжая путь в столовую.

– Они еще и вкусные, – сказала сестра.

Я открыла ей дверь. Элайна опустила поднос на стол, вытерев руки о фартук. Как всегда, ее руки перепачкались в муке, а фартук был надет поверх неизменного розового платья. Элайна напоминала цветок, ярко цветущий посреди зимней белизны.

Я взяла протянутую ею печенюшку. Сахарная глазурь захрустела на зубах. Я благодарно заурчала, вызвав новую улыбку Элайны.

– И с какого же часа ты творишь чудеса? – спросила я, уплетая вторую печенюшку.

– С раннего утра, – буднично ответила Элайна. – Нуала с Серридвеной вообще не ложились.

Риз не дарил служанкам вещей. Только деньги. Совсем недавно я увидела в расходной книге, сколько получила каждая. Суммы превышали годовые доходы очень и очень многих семей. Но близняшки честно заслужили эти деньги. Особенно если учесть, какой опорой были Нуала и Серридвена для Элайны. С ними она могла поговорить. Помимо сада, кухня стала еще одним местом, где она чувствовала себя в своей тарелке. Покрывала, купленные Элайной у ткачихи, предназначались им: розовое и пурпурное.

Решив, что мне не помешает пирожок, я потянулась за ним, поймав на себе пристальный взгляд Элайны.

– Есть вести от нее?

Я поняла вопрос, но ответить не успела. В дверь постучали.

Элайна бросилась открывать. Я едва поспевала за сестрой. Она распахнула дверь в переднюю, чуть не задев локтем стекло с морозными узорами, затем отодвинула засов и распахнула тяжелую дубовую дверь.

Но на пороге стояла не Неста.

Элайна отошла, убрав пальцы с дверной ручки. Я увидела Ласэна. Его щеки раскраснелись от холода. Он напряженно улыбался.

– С Днем зимнего солнцестояния! – произнес Ласэн.

Глава 18 Фейра

Я пригласила Ласэна в гостиную. Мы уселись в креслах поближе к огню. Элайна пристроилась на диванчике. В очаге весело потрескивали березовые полешки. Ласэн грел озябшие руки. В отсветах пламени его лицо казалось то красноватым, то золотистым – под цвет искусственного глаза.

– А ты хорошо выглядишь, – сказала я.

– Ты тоже. Вы обе, – ответил он, мельком взглянув на Элайну.

Элайна промолчала. Хоть голову наклонила в знак благодарности, и то хорошо. Нуала и Серридвена приносили в столовую все новые и новые угощения к вечернему пиру. Пара теней, появляющихся и исчезающих сквозь стены.

Разговор не клеился. Чтобы не погрузиться в тягостное молчание, я сказала:

– Смотрю, ты принес подарки.

– Такова традиция. Сама знаешь.

Я едва не поморщилась. В прошлом году я праздновала День зимнего солнцестояния при Дворе весны, с Иантой и Тамлином.

– Оставайся на вечер. Отпразднуешь с нами, – предложила я, зная, что от Элайны он такого не услышит.

– Благодарю за приглашение, но у меня другие замыслы, – ответил Ласэн, прислоняясь к спинке кресла.

Только бы он не заметил, как Элайна выдыхает с облегчением!

– И куда же ты собираешься? – спросила я, пытаясь удерживать его внимание на себе и зная, что не получится.

– Я… – Ласэн запнулся. Мне показалось, он спешно ищет отговорку. – Я часто навещаю Двор весны. Но если не считать моих визитов сюда, основное время я провожу с Юрианом и Вэссой.

– И где же они? – искренне удивилась я.

– На юго-востоке, в землях людей, есть особняк. Его… подарили Юриану и Вэссе.

Скривленные губы Ласэна подсказали, чей это подарок. Грасэна или его отца. Я не отваживалась взглянуть на Элайну.

– Риз говорил, что они задержались в Притиании. Но мне почему-то казалось… что они кочуют с места на место.

– Да, задержались, пока не прояснятся дальнейшие события.

Пока не станет более или менее понятно, как будет жить мир без стены. Пока не обозначится стратегия четырех человеческих королев на континенте. Но сейчас мне не хотелось говорить о политике.

– Как поживают Юриан и Вэсса? – спросила я.

Как поживает Тамлин, я уже знала от Риза и не жаждала новых подробностей.

– Юриан… – Ласэн шумно выдохнул, уставившись в резной потолок. – Спасибо Котлу за такого спутника. Вот уж не думал, что когда-нибудь произнесу эти слова, но я говорю правду. Юриан никому не дает погружаться в спячку. Не будь Вэсса королевой, я бы сказал, что он – готовый король.

Ласэн прищурил красно-коричневый живой глаз.

– А Вэсса… наслаждается жизнью. Дорожит каждым мгновением временной свободы.

Сразу после войны мы устроили встречу победителей. Тогда Вэсса обратилась ко мне с мольбой, прося разрушить чары. Она не утратила королевской гордости, но ей отчаянно хотелось навсегда вернуться в человеческое тело и больше не превращаться в огненную птицу. И – вернуть королевство.

– Не представляю, как они с Юрианом уживаются.

Их общения я не видела, однако понимала, насколько тяжело им находиться под одной крышей. Оба пытались управлять людьми, жившими на юге Притиании. Эти земли, пусть и небольшие, слишком долго оставались без правления. Там забыли о королях и королевах. Ни имен, ни фамилий правящей династии.

Это если говорить о памяти людей. Возможно, в фэйском мире знали, кто когда-то правил в тех местах. Надо спросить у Риза.

Перед войной на южной оконечности Притиании правили крупные землевладельцы разного пошиба. Вот их помнили и отнюдь не за добрые дела. А родовой аристократии там не водилось. Об этом я узнала, подслушав разговор сестер. Они сокрушались, что, в отличие от континента, на человеческой части Притиании не сыщешь герцогов и графов.

Надо сказать, что родовой аристократии не было и в фэйских землях. Только верховные правители и местная власть. В кои-то веки появилась верховная правительница!

Возможно, смертные жители Притиании хоть и ненавидели фэйцев, но невольно что-то заимствовали у соседей по другую сторону стены.

Стены, которой больше не существовало.

– Вэсса и Юриан – две стороны одной монеты, – подумав, ответил Ласэн. – К счастью, их взгляды на будущее человеческих земель во многом совпадают. А вот способы достижения…

Ласэн скривил губы.

– Не хочется в праздник говорить о подобных вещах.

Конечно, но мне такие разговоры были интереснее учтивой болтовни. А Элайне…

– Схожу за угощением, – объявила сестра, поднимаясь.

– Не трудись, – хотел удержать ее Ласэн. – Я…

Но Элайна уже выпорхнула из гостиной.

Когда ее шаги затихли в глубине коридора, Ласэн снова плюхнулся в кресло и тяжко вздохнул:

– Как она?

– Лучше. Ни слова о своем даровании. Может, оно вообще пропало.

– Рад слышать. Скажи, она по-прежнему… – У Ласэна дрогнула жилка на подбородке. – Она все еще скорбит по нему? – прорычал он.

Я закусила губу, раздумывая, сказать ли ему часть правды или все как есть. Решила ничего не утаивать.

– Пойми, Ласэн, она очень сильно его любила.

Красно-коричневый глаз яростно сверкнул. Ласэн считал Элайну своей истинной парой и инстинктивно стремился устранить любую угрозу. Но он умел владеть собой, хотя пальцы до белизны костяшек впились в подлокотники кресла.

– Прошло всего несколько месяцев, – продолжала я. – Пусть Грасэн и объявил о разрыве помолвки, Элайне нужно время, чтобы с этим свыкнуться.

Ответом была новая вспышка ярости. Вряд ли Ласэн ревновал мою сестру к Грасэну или видел в нем угрозу.

– Я не раз сталкивался с отъявленными мерзавцами вроде ее бывшего женишка.

Эта фраза сказала мне многое. Я поняла, что Ласэн где-то пересекся с Грасэном. Ничего удивительного; особенно если учесть, кто́ подарил Юриану и Вэссе особняк. Удивляло другое: Ласэн мог убить Грасэна на месте, однако не убил.

– Я могу лишь присоединиться к твоему мнению о Грасэне. Но прими во внимание: они были помолвлены. Дай Элайне свыкнуться с ее новым состоянием.

– И принять новую жизнь, где я – вроде тюремной стенки, к которой она прикована?

– Я имела в виду совсем не это, – возразила я, сердясь на его упрямство.

– Элайна подчеркнуто не желает общаться со мной.

– А ты бы на ее месте захотел?

Ласэн молчал.

– Кончатся праздники, и почему бы тебе не задержаться в Веларисе на неделю-другую? – предложила я. – Не в твоем жилище. Здесь, в нашем доме.

– И что я буду делать?

– Общаться с Элайной.

– Она и двух минут не выдержит рядом со мной. Так что забудь про две недели.

Ласэн уставился в огонь. У него ходили желваки.

Огонь был даром Берона, хотя настоящий отец Ласэна – Хелион. Похоже, Ласэн унаследовал этот дар от матери.

Догадкой я поделилась только с Ризом. Возможно, стоило рассказать Ласэну, но ни в коем случае не сейчас.

– Когда ты нанял жилье в Веларисе, я надеялась, что ты собрался работать здесь. С нами. Станешь нашим посланником у людей.

– Разве я не работаю с вами? – удивился Ласэн. – Не отсылаю дважды в неделю донесения вашему главному шпиону?

– Ты бы мог жить здесь, – не унималась я. – Не наведываться в Веларис, а жить. Если тебе не нравится снятое жилье, мы бы нашли другое, просторнее и удобнее.

– Я не нуждаюсь в ваших заботах, – огрызнулся Ласэн, поднимаясь с кресла.

– Но тебя хотя бы устраивает общество Вэссы и Юриана? – спросила я и тоже встала.

– Мы прекрасно ладим.

Я вдруг поняла: они стали Ласэну друзьями. Трудно представить, но это так.

– Значит, тебе предпочтительнее останавливаться у них?

– Я не останавливаюсь у них. Я живу наравне с ними. Это наш особняк.

– Интересно.

– Что? – раздраженно спросил Ласэн, вращая искусственным глазом.

Праздничное настроение улетучилось, и я довольно резко ответила:

– А то, что нынче тебе уютнее с людьми, чем с фэйцами. Если хочешь знать мое мнение…

– Не хочу.

– Такое ощущение, что ты решил примкнуть к двум бездомным.

Ласэн смерил меня долгим, тяжелым взглядом.

– Еще раз с праздником, Фейра, – резко проговорил он.

Ласэн повернулся, намереваясь уйти, но я схватила его за руку. На нем был шелковый камзол сапфирового цвета. Под тонкой тканью ощущались каменные мускулы. Я думала, Ласэн отшвырнет мою руку.

– Прости, вырвалось, – сказала я. – У тебя есть дом. Здесь. Если он тебе нужен.

Ласэн оглядел гостиную, потом переднюю и часть столовой, дверь в которую была открыта.

– Отряд изгнанников.

– Ты о чем?

– Так мы себя называем. Отряд изгнанников.

– Странное название, – заметила я.

Ласэн кивнул.

– Юриан отнюдь не изгнанник, – сказала я.

Вэсса – да. Ласэн – дважды изгнанник.

– Кто нынче помнит о королевстве Юриана? Его соотечественники давно разбрелись по другим землям и растворились среди тамошних народов. Он может называть себя как угодно.

После битвы с Сонным королевством, после помощи, оказанной нам Юрианом… пожалуй, да. Правда, Ласэну я сказала совсем другое:

– И чем же ваш Отряд изгнанников собирается заниматься? Устройством торжеств? А может, ярмарками?

Металлический глаз Ласэна едва слышно щелкнул и сощурился.

– Ты бываешь не меньшей занудой, чем твой Ризанд. Тебе это известно?

Он был прав.

– Прости, – снова вздохнула я. – Я лишь…

– Мне больше некуда деться, – сказал Ласэн. – Ты не оставила мне ни единого шанса на возвращение ко Двору весны. Не к Тамлину, а на те земли. Все либо верят твоей умело сплетенной лжи, либо считают меня твоим пособником. Что же касается вашего дома…

Ласэн сбросил мою руку и направился к двери:

– Я тоже не могу находиться больше двух минут в одной комнате с ней. Не могу находиться при вашем дворе, чтобы Ризанд оплачивал каждый мой шаг, вплоть до одежды.

Этот сапфировый камзол я уже видела. Там…

– Тамлин прислал вчера, – прошипел Ласэн. – Мою одежду. Мои вещи. Все, что у него оставалось. Свалил на крыльце нашего дома.

Идиот, по-другому не скажешь. Идиот, невзирая на все, что он сделал для нас с Ризом на поле битвы. Но вина за поведение Тамлина лежала и на моих плечах. Я создала эту пропасть и собственными руками расширяла ее.

Не скажу, что я чувствовала себя слишком уж виноватой и была готова просить у Тамлина прощения. Не сейчас. Возможно, никогда.

– Почему? – только и могла спросить я.

– Наверное, это связано с недавним визитом Ризанда.

– Риз не упоминал тебя в разговорах с Тамлином, – оторопело пробормотала я.

– Упоминал или нет – значения не имеет. Уж не знаю, что́ он сказал или сделал, но Тамлин решил остаться в полном одиночестве.

Живой глаз Ласэна помрачнел.

– А твоему Ризу, прежде чем пинать избитого, стоило бы пошевелить мозгами.

– Не думай, будто меня слишком огорчает поведение Риза.

– Тамлин еще понадобится вам в качестве союзника, причем достаточно скоро. Так что советую быть осмотрительнее.

Я не хотела думать о Тамлине. Особенно сегодня. И в другие дни тоже.

– Мои дела с Тамлином закончены.

– Твои, быть может, и закончены, а дела Ризанда – нет. Тебе стоило бы напомнить своей истинной паре об этом.

В ответ на слова Ласэна связующая нить ожила. «Дома все в порядке?»

Я мигом воспроизвела все, начиная с первых минут появления Ласэна. «Не думал, что для него это так обернется, – признался Риз. – Мое вмешательство требуется?»

«Сама справлюсь».

«Если что-то понадобится, дай знать», – сказал Риз, и связующая нить умолкла.

– Проверяет? – тихо спросил Ласэн.

– Не понимаю, о чем ты, – сказала я, старательно изображая скуку.

Ласэн наградил меня понимающим взглядом и вышел в переднюю. Он сдернул с крючка тяжелый плащ, надел его, обмотал шею шарфом.

– Большая коробка для тебя. Поменьше – для нее.

Я не сразу сообразила, что речь идет о подарках. Обе коробки были упакованы в красивую серебристую бумагу и перевязаны синими ленточками с бантами.

Я хотела поблагодарить Ласэна, но его уже не было.

Элайну я нашла на кухне. Она стерегла закипающий чайник.

– Чаепития не будет. Ласэн ушел, – сказала я.

На кухне мы остались одни.

Элайна молча сняла чайник с огня.

Я не сердилась на сестру. Уж если на кого и сердиться, то на себя. И все же я сказала:

– Неужели ты не могла переброситься с ним хотя бы несколькими словами? Поздравить с праздником?

Чайник теперь стоял на каменной подставке. Элайна разглядывала узоры пара, поднимавшиеся из носика.

– Ласэн принес тебе подарок.

Она повернулась ко мне. Карие глаза Элайны, обычно кроткие, глядели непривычно жестко.

– И это дает ему право рассчитывать на мое время и признательность?

– Нет, конечно. Но он – хороший чел… хороший мужчина.

Невзирая на злые слова, брошенные в гостиной. Невзирая на всю чушь с Отрядом изгнанников.

– Он заботится о тебе.

– Он меня не знает.

– Ты не даешь ему возможности хотя бы попытаться тебя узнать.

Элайна поджала губы. Глядя со стороны, никто бы не догадался, что она сердится.

– Мне не нужна истинная пара. И мужчина мне не нужен.

Я знала, что это не так. Нужен. Но человеческий.

Я напомнила себе про День зимнего солнцестояния. Праздник, когда все смеются и веселятся, а не ведут сражения, отбиваясь справа и слева.

– Знаю, что не нужен. Но…

Я запнулась. Пусть Ласэн и был истинной парой Элайны, но это не означало, что он вправе требовать от нее признательности и рассчитывать на ее время. Элайна – не рабыня. Она в состоянии сама сделать выбор и принять решение.

– Он хороший мужчина, – повторила я. – И я всего лишь… всего лишь…

Давно меня не охватывало такое косноязычие.

– Мне тяжело видеть вас обоих несчастными.

Элайна смотрела на разделочный стол, на выпечку, ждущую встречи с духовкой, на остывающий чайник.

– Я знаю, – сказала она.

Продолжать разговор не имело смысла. Я коснулась ее плеча и покинула кухню. Элайна молча посмотрела мне вслед.

Подойдя к лестнице, я обнаружила проснувшуюся Мор. Она сидела на нижней ступеньке, облачившись в просторные штаны персикового цвета и толстую белую кофту. Так любила одеваться Амрена, да и я тоже.

Мор сумрачно улыбнулась, качнув золотыми сережками.

– Выпить желаешь? – спросила она, и рядом тут же возникли графин и пара бокалов.

Никогда еще я не чувствовала такой потребности выпить, как сейчас.

– Хочу!

Я села на дубовую ступеньку, глотнула янтарный напиток. Выпитое обожгло горло и приятно согрело живот.

– Хочешь совет? – вдруг спросила Мор.

Я толком не знала, но кивнула.

– Не лезь ты в их дела, – сказала она, сделав изрядный глоток. – Они оба не готовы, сколько бы подарков он сюда ни таскал.

– Шпионские привычки заразительны, – буркнула я.

Мор невозмутимо уперлась спиной в ступеньки.

– Пусть он живет со своим Отрядом изгнанников. Пусть по-своему разбирается с Тамлином. Пусть, наконец, сам решает, где он хочет быть и с кем. Все то же самое относится к твоей сестре.

Мор была права.

– Знаю, ты до сих пор коришь себя за то, что сестры искупались в Котле, – продолжала Мор, пихнув меня коленом. – И потому теперь, когда они оказались здесь, ты пытаешься наладить их жизнь.

– Я всегда этого хотела, – хмуро призналась я.

Мор криво усмехнулась:

– За это мы тебя и любим. И они тоже.

Насчет Несты я сомневалась.

– Имей терпение, – продолжала Мор. – Все разрешится само собой. Так всегда бывает.

И в этом она была права.

Я вновь наполнила бокал, поставила хрустальный графин на ступеньку и с наслаждением выпила обжигающий напиток.

– Я хочу, чтобы они были счастливы. Все.

– Они и будут счастливы.

Эти простые слова Мор произнесла с такой непоколебимой уверенностью, что я ей поверила.

Выпивка расслабила меня, и я решилась на вопрос, который в трезвом состоянии не задала бы:

– А ты – ты счастлива?

Мор поняла вопрос. Она лишь улыбнулась, качнув бокалом.

– Сегодня праздник. Я со своей семьей. Пью то, что мне нравится. Я очень счастлива.

Она умело уклонилась от ответа, но меня не тянуло допытываться. Я чокнулась с ней и сказала:

– Раз уж мы заговорили о семье… Где носит ее мужскую часть?

Карие глаза Мор озорно вспыхнули.

– Он ничего тебе не рассказал?

– О чем он должен был мне рассказать? – спросила я, перестав улыбаться.

– О том, что они делают утром каждого Дня зимнего солнцестояния.

– Я уже волнуюсь.

Мор оставила бокал и схватила меня за руку:

– Сейчас покажу.

Я не успела и рта раскрыть, как она совершила переброс.

Вокруг ослепительно светило солнце. Было отчаянно холодно. Слишком холодно для наших кофт и штанов.

Снег. Солнце. Ветер. Горы.

И хижина. Та самая.

Мор указала на вершину горы, представлявшую собой бесконечное заснеженное поле. Все, как и в прошлый раз. Нет, не все. Тогда на вершине лежал ровный снежный покров. А сейчас…

– Никак, это снежные крепости?

Мор кивнула.

Над полем пролетело что-то белое, сверкающее и твердое.

Окрестные горы отразили вопль Кассиана:

– Получай, придурок!

Ответный смех Риза был ярче, чем солнце на снегу.

Мор соорудила невидимый купол, защищавший нас от пронизывающего ветра. Я тем временем рассматривала три снежные стены, окаймлявшие поле. К сожалению, магический купол почти не защищал от холода.

– У них – снежное побоище?

Она снова кивнула.

– Трое иллирианских воинов, – сказала я. – Трое величайших иллирианских воинов… кидаются снежками, как мальчишки?

Глаза Мор блестели от удовольствия.

– Когда все начиналось, они и были мальчишками.

– Им пятьсот с лишним лет каждому.

– Хочешь услышать внушительную летопись побед?

Я ошеломленно посмотрела на Мор. На поле. На снежки, летавшие с неумолимой точностью каменных ядер. Из-за стен высовывались и тут же снова скрывались головы игроков.

– Правила очень строгие, – продолжала Мор. – Никакой магии. Никаких крыльев. И никаких передышек.

– Они здесь с полудня.

Сейчас почти три часа. Зубы уже стучали от холода.

– Я всегда оставалась внутри и наслаждалась выпивкой, – сказала Мор, словно это что-то объясняло.

– А как они определяют победителя?

– Побеждает тот, кто сумеет не обморозиться.

– Но это же нелепица, – заявила я, выстукивая зубами.

– Традиции не всегда бывают осмысленными, – снисходительно улыбнулась Мор. – Идем в хижину. Там тоже найдется, чего выпить.

Никто из великовозрастных мальчишек не заметил нас. Азриель чуть высунул голову из-за стены, метнул два снежка и снова спрятался.

Через мгновение мы услышали забористую ругань Риза.

Ответом ему был громкий смех Аза.

– Должна тебя огорчить, – сказала Мор, беря меня под руку. – В этом году твоему любимому победителем не быть.

Удивительно, но она не мерзла. Я прижалась к ней, и мы побрели по щиколотку в снегу к хижине, из трубы которой в безоблачное небо поднимались клубы дыма.

Одним словом: иллирианские малыши.

Глава 19 Фейра

Азриель победил. В сто девяносто девятый раз.

Где-то через час все трое ввалились в хижину, стряхивая прилипший к доспехам снег. Лица и ладони покрылись красными пятнами, но великовозрастные иллирианские мальчишки улыбались во весь рот.

Мы с Мор ждали их, устроившись под покрывалом на диване. Не замечая наших выпученных глаз, Риз чмокнул меня в макушку и объявил, что теперь они отправляются в березяк – греться и потеть. Посчитав это достаточным объяснением, Риз и его названые братья удалились.

Я уставилась на Мор.

– Еще одна традиция, – сказала она, поглядывая на почти пустую бутылку с янтарным напитком, от которого у меня кружилась голова. – Точнее, иллирианский обычай. Березяками у них зовут сараи с жаровней и камнями внутри. Сараи строят из березы и топят березовыми дровами. После упражнений на холоде и особенно после дозоров в зимнем небе воины заходят в такой березяк, усаживаются в кружок, дышат жарким воздухом и потеют.

– А здешний где? – спросила я.

– Пристроен к дому. С той стороны, где кедры. Видела, наверное.

Я лишь моргала в ответ; не потому, что меня удивил иллирианский обычай. Янтарный напиток был намного крепче обычных вин, и у меня слипались глаза.

– По правде говоря, единственный разумный обычай среди вороха иллирианских предрассудков, – скривила губы Мор.

– И сейчас они втроем сидят в березяке и потеют. Голые, – хмыкнула я.

Боги милосердные, ну и картинка!

«Не угодно ли взглянуть?» – промурлыкал по связующей нити Риз.

«Распутник! Потей со своими братцами».

«Мор я не приглашаю, а для тебя вполне найдется местечко».

«Я думала, фэйские мужчины не выставляют свою истинную пару напоказ».

Я почувствовала улыбку Риза, словно он сидел рядом, уткнувшись мне в шею.

«Фейра, дорогая, если что-то пробуждает твой интерес, я всегда готов расширить свои представления».

Я обвела глазами хижину. Почти год назад я покрывала ее стены рисунками.

«Риз, мне была обещана стена».

Он умолк. Потянулись минуты. «У нас с тобой уже было у стены».

«Я про эти стены».

Опять долгая пауза. «В березяке трудно держать себя в руках».

Усмехнувшись, я послала Ризу картинку из альбома воспоминаний… Я лежала на кухонном столе. Риз стоял передо мной на коленях, а мои ноги обвивали его голову.

«Жестокая, порочная девчонка!»

Где-то хлопнула дверь. Послышался мужской вопль, сменившийся отчаянными ударами, словно кто-то пытался вернуться обратно.

– Никак, его по твоей милости выкинули? – спросила сияющая Мор.

Я молча улыбнулась, и она захохотала во все горло.

Далеко за Веларисом солнце погружалось в море. Риз встал возле черной мраморной доски над очагом гостиной и поднял бокал с вином. Все мы, принаряженные по случаю праздника, сделали то же самое.

Я выбрала платье, которое надевала на Звездопад, забыв про корону, но помня о бриллиантовых браслетах. Они сверкали и переливались, а я стояла рядом с Ризом, наслаждаясь каждым ракурсом его прекрасного лица.

– За благословенную тьму, откуда мы рождаемся и куда возвращаемся, – сказал он.

Мы дружно подняли бокалы и выпили.

Риз выбрал лучший свой черный камзол, расшитый серебром. Фэйский свет играл на серебристых нитях.

«И это все?» – спросила я по связующей нити.

Риз удивился вопросу. «Чего тебе больше хочется: чтобы я нудил битый час или чтобы мы начали праздновать?»

«Умеешь же ты любому торжеству придать легкомысленный оттенок».

«А ты после стольких месяцев совместной жизни до сих пор мне не веришь». Риз слегка ущипнул меня за спину. Я закусила губу, чтобы не рассмеяться.

«Надеюсь, ты приготовила мне достойный праздничный подарок».

Теперь уже я ущипнула его. Риз поцеловал меня в висок и удалился. Конечно же, в погреб, за вином.

За окнами быстро стемнело. Наступила самая длинная ночь в году.

Элайна смотрела в окно. Она была в платье аметистового цвета, которое очень ей шло. Я хотела подойти к ней, но меня опередили.

«Певец теней» облачился в такой же камзол, как и Ризанд. Портной постарался на славу – камзол ничуть не стеснял его крыльев. Сифоны и сейчас сверкали на рукавах, а тени шлейфами стелились за ногами, но других привычных черт воина я не увидела.

– С праздником, – сказал он Элайне.

Голос Азриеля звучал на редкость нежно. Элайна разглядывала падающие снежинки. Услышав поздравление, она улыбнулась одними губами.

– Я еще никогда не отмечала День зимнего солнцестояния.

– Значение этих праздников излишне преувеличивают, – донесся с другого конца гостиной насмешливый голос Амрены.

Вариан, стоявший рядом с ней, был при всех регалиях своего двора.

– И это говорит особа, которая каждый День зимнего солнцестояния исправно обогащается. Удивляюсь, как тебя еще не ограбили, когда ты возвращаешься домой с карманами, набитыми драгоценностями, – насмешливо бросила ей Мор.

Амрена блеснула ослепительно-белыми зубами.

– Попридержи язык, Морригана, иначе не получишь симпатичную штучку, которую я собралась тебе подарить.

К моему удивлению, Мор послушно закрыла рот. Остальные тоже умолкли, но совсем по другой причине. Они увидели Риза, вернувшегося с…

– Ну зачем? – вырвалось у меня.

Риз молча улыбался. В руках он держал громадный многослойный торт с зажженными свечами. Свечи я могла не пересчитывать. Ровно двадцать одна штука.

– Думала утаить свой день рождения? – спросил Кассиан, хлопая меня по плечу.

– Вы несносные! – застонала я.

– С днем рождения, Фейра! – произнесла Элайна, подходя ко мне с другой стороны.

Мои друзья, моя семья… словом, все подхватили эти слова. Риз торжественно поставил торт на низкий столик вблизи очага.

– Это ведь ты? – спросила я Элайну.

Она кивнула, добавив:

– Но украшение делала Нуала.

Три слоя торта были разрисованы кремом и глазурью. Верхний – цветами. Средний – языками пламени. А на нижнем, самом широком… блестели звезды.

Мне вспомнилась моя человеческая жизнь и комод в убогом домишке. Я разрисовала его скудными красками, на какие у меня хватило денег. Три ящика для трех сестер. На своем я нарисовала звезды и полумесяцы. Я и представить не могла, что сюжет придуман не мной, а послан в мой разум Ризом. Задолго до нашей встречи.

– Я попросила Нуалу разрисовать слои в таком порядке, – пояснила Элайна. – Фейра, ты наш фундамент. Без него мы бы не поднялись. И так было всегда.

У меня отчаянно сдавило горло. Я молча сжала руку Элайны.

Спасибо Мор, которая спасла положение, крикнув:

– Быстро загадывай желание, а то всем не терпится дорваться до подарков!

Хотя бы одна традиция, оставшаяся неизменной по обе стороны стены.

Риз смотрел на меня. В его глазах отражались подрагивающие огоньки свечей. Стоило ему улыбнуться, и у меня отпустило горло, но защипало глаза.

«Что ты загадаешь?»

Простой, честный вопрос.

Я смотрела на его удивительно прекрасное лицо, непринужденную улыбку. Сколько теней, окружавших Риза, осталось в прошлом. Вокруг – наша семья. Впереди – общая дорога, уходящая в вечность… Я знала, что загадаю.

Мне не показалось. Я действительно это знала, словно кусочек головоломки Амрены лег в нужное место. Словно нити на шпалере ткачихи соединились в общий узор.

Но я ничего ему не сказала. Вдохнув поглубже, я дунула на свечи.

По словам Риза, угоститься тортом перед праздничным обедом – дело не только позволительное, но и весьма рекомендуемое. Особенно когда за этим следуют подарки. Мы слопали по большому куску, поставив тарелки на первый попавшийся свободный уголок.

– А где подарки? – удивилась я.

Коробок, кроме оставленных Ласэном, в гостиной не наблюдалось.

Все молча улыбались. Потом Риз щелкнул пальцами и…

Эркер начал заполняться яркими, красиво упакованными мешками и коробками. Холмики превратились в горки, а потом и в настоящие горы. Мор радостно завопила.

Я оглянулась на открытую дверь гостиной. Помнится, свои подарки я спрятала в кладовке на третьем этаже… Нет, они тоже здесь. Я видела их в общем нагромождении.

– Я взял на себя смелость добавить твои подарки к общему сундуку, – пояснил Риз и подмигнул.

– Так ты хранитель подарков? – удивилась я.

– Риз – единственный, кто не сунет туда нос, – пояснила Мор.

Я посмотрела на Азриеля.

– Представь себе, даже он, – сказала Амрена.

– Я ведь главный шпион, – виновато улыбнулся Азриель.

– Эта традиция появилась двести лет назад, – продолжала Мор. – Риз застукал Амрену, когда та трясла коробку, пытаясь угадать содержимое.

– Жаль, никто не видел Кассиана. Он за десять минут до меня обнюхивал каждую коробку, – встряла Амрена.

Я засмеялась.

– Обнюхивал или нет, но застукали тебя, – лениво улыбаясь, напомнил Кассиан.

– Получается, только ты здесь и заслуживаешь полного доверия? – спросила я.

Риз притворился обиженным.

– Фейра, дорогая, как-никак я верховный правитель. Честность у меня не только в крови, но даже в костях.

Мы с Мор фыркнули.

– Я начну первой, – объявила Амрена, подходя к груде подарков.

– Попробуй не пусти ее, – пробормотал Вариан.

Мы снова фыркнули. Амрена лучезарно ему улыбнулась. Вариан вздрогнул, но не ранее, чем Амрена повернулась к нему спиной. Она схватила подарок, завернутый в розовую бумагу, и… Все поморщились. Я видела хищных зверей, рвущих когтями добычу. Но даже они не столь свирепы, как эта маленькая женщина.

Хищницу ублажили. Амрена довольно улыбалась, глядя на Азриеля. В руках у нее покачивались жемчужно-бриллиантовые серьги.

– Спасибо, «певец теней», – сказала она, наклоняя голову.

Азриель поклонился тоже:

– Рад, что угодил твоему взыскательному вкусу.

Кассиан потеснил Амрену и тоже протолкнулся к подаркам. За ним устремилась Мор. И бумагу она разрывала с таким же остервенением, как и Амрена.

– Спасибо, дорогой, – сказала она Кассиану.

– Я же знаю, чем тебе потрафить.

В руке Мор… Я давилась от смеха. Азриель тоже, выразительно поглядывая на Кассиана. Кассиан лишь подмигнул ему. Меж тем в руке Мор покачивалось красное нижнее белье.

Раньше, чем Азриель открыл рот, Мор пояснила:

– Можете не обманываться на его счет. Он чуть не сломал голову, обдумывая подарок для меня. Потом плюнул и спросил напрямую. Я снабдила его точными указаниями, и впервые в жизни он их выполнил.

– Безупречный воин, умеющий действовать в любой ситуации, – протянул Риз.

Кассиан уселся на диван, вытянув длинные ноги.

– Не беспокойся, Риз, я и про тебя не забыл.

– Желаешь, чтобы я показался в твоем подарке?

Я засмеялась, услышав ответный смех. Смех Элайны. Праздник творил чудеса.

Надо разыскать подарок, приготовленный для нее… Я поспешила к развороченным грудам. Кассиан нашел себе новое развлечение: перебрасывал подарки тем, кому они предназначались. Элайне это могло не понравиться. Надо его опередить. Подарок, который я вчера долго и тщательно заворачивала, лежал за большой коробкой. Я протянула руку, когда в дверь постучали.

Стук был коротким, быстрым, настойчивым.

Риз повернулся ко мне, но я уже знала, кто стоит на крыльце. Не я одна. Разговоры смолкли. Тишину нарушало лишь потрескивание поленьев в огне.

Я понеслась к выходу. Распахнула стеклянную дверь передней, затем рванула засов и открыла вторую, приготовившись к встрече с ветром и холодом.

К встрече с Нестой.

Глава 20 Фейра

Мы смотрели друг на друга через порог. Снежинки падали на волосы Несты. Холод подрумянил ей щеки. В остальном лицо сестры напоминало заснеженные камни мостовых. Ни малейшей попытки улыбнуться.

– Мы собрались в гостиной, – сказала я, открывая дверь пошире.

– Видела.

До нас долетали обрывки разговоров. Прежней непринужденности уже не было, но все старались показать Несте: ее здесь ждали, хотя и не знали, в какое время она придет.

Неста замерла на крыльце.

– Входи, – сказала я, протягивая руку. – Давай плащ.

Неста смотрела не на меня, а вглубь дома и словно решала, стоит ли переступать порог. Я старательно прятала досаду.

Боковым зрением я увидела платье Элайны.

– Не стой на морозе, простудишься, – сказала она Несте, улыбаясь во весь рот. – Идем, посидим у огня.

Серо-голубые глаза Несты скользнули по мне. Настороженно, оценивающе. Я молча стояла, держа дверь открытой.

Так же молча Неста шагнула в переднюю.

Элайна принялась хлопотать вокруг нее, помогая снять плащ и шарф. Перчатки Неста сняла сама. Под плащом оказалось ее любимое темно-серое платье: простое, но изящное. Никаких украшений. Естественно, никаких подарков для нас. Хотя бы пришла.

Элайна взяла сестру под локоть и повела в гостиную. Я пошла следом, наблюдая за фэйцами. Особенно за Кассианом, который вместе с Азом стоял у очага.

Он был олицетворением спокойствия. Одна рука опиралась о мраморную полку, в другой он держал бокал. Крылья Кассиан сложил, но не вплотную. На лице играла легкая улыбка. Светло-карие глаза скользнули по Несте, однако сам он не сдвинулся ни на шаг.

Элайна нацепила любезную улыбку и повела Несту не к огню, как обещала, а к застекленному шкафу с винами.

– Не торопись наливать ей вина. Сначала покорми, – крикнула Элайне Амрена.

Амрена восседала на подлокотнике кресла, надевая подаренные Азом серьги.

– Мне и сквозь платье видна ее костлявая задница.

Неста застыла посередине гостиной. Кассиан тоже замер. Растерявшаяся Элайна топталась рядом с сестрой. Любезная улыбка тускнела.

– С праздником тебя, девочка, – усмехнувшись, бросила Несте Амрена.

Неста смотрела на Амрену. Губы старшей сестры слегка искривились в улыбке.

– Красивые сережки.

Я почувствовала, как все выдохнули с облегчением.

– А мы как раз открывали подарки, – весело произнесла Элайна.

Я только сейчас вспомнила, что ни на одной коробке не видела имени Несты.

– Мы еще не садились за стол, – сказала я, стоя на пороге гостиной. – Но если ты голодна, можем тебя угостить…

Неста взяла поданный Элайной бокал. Я заметила, как Элайна снова повернулась к винному шкафу, плеснула себе крепкой выпивки янтарного цвета и, морщась, выпила. Теперь она могла дальше разговаривать с Нестой.

Амрена тихо хмыкнула. От ее цепких глаз это тоже не укрылось.

Неста заметила торт на столике. Теперь он напоминал крепость, подвергшуюся осаде со всех сторон.

– С днем рождения, – произнесла Неста, поворачиваясь ко мне.

– Его Элайна делала, – не зная зачем, пояснила я.

Неста лишь кивнула и прошла в дальний конец гостиной, собираясь усесться возле книжного шкафа.

– Можете дальше разбирать подарки, – тихо, но с привычной язвительностью сказала она.

Элайна бросилась к эркеру и вытащила коробку.

– А это тебе, – объявила она Несте.

Я с мольбой посмотрела на Риза. «Прошу тебя, заведи разговор о чем угодно».

Его фиолетовые глаза несколько померкли. Риз понаблюдал за Нестой, вливавшей в себя содержимое бокала. Мне он не ответил, но обратился к Вариану:

– Забыл спросить: когда вы празднуете День летнего солнцестояния, Таркин устраивает официальный прием или встреча проходит в непринужденной обстановке?

Наследный принц Адриаты понял намек и начал с излишними подробностями описывать торжества при Дворе лета. Я решила, что потом обязательно его поблагодарю.

Элайна подошла к Несте и протянула ей тяжелую, красиво упакованную коробку.

Словно вспомнив, что еще не все подарки розданы, Мор протянула Азриелю пакет. Я стояла в дверях, наблюдая за ними и за Нестой.

Азриель невозмутимо открыл подарок Мор: несколько вышитых ярко-голубых полотенец с его инициалами на каждом. Мне стоило усилий не рассмеяться. Аз благодарно улыбался. Его щеки слегка порозовели. Светло-карие глаза смотрели на Мор. В них было столько многовековой страсти, столько тоски, что я отвернулась.

Однако Мор отмахнулась и прошла к Кассиану, чтобы вручить подарок и ему. Но Кассиану было не до подарка. Он пристально следил за Нестой. Та развернула коричневую бумагу и увидела пять книг, уложенных в кожаный футляр. Неста прочла названия книг и взглянула на Элайну.

– Я недавно забрела в книжный магазин. В тот, что возле театра. Помнишь? Сказала, что мне нужны книги для подарка. Продавщица посоветовала эти. Ей самой очень нравятся книги этого писателя.

Я подошла ближе и разглядела одно название. Скорее всего, романы.

Неста вытащила книгу, перелистала страницы:

– Спасибо.

Ее голос напоминал скрип мелких камешков под ногами.

Кассиан наконец вспомнил о подарке Мор и небрежно разорвал затейливую упаковку. И рассмеялся.

– Об этом я всегда мечтал, – сказал он, зажимая в руке шелковое мужское нижнее белье красного цвета.

И ткань, и оттенок – такие же, как и у его подарка Морригане.

Неста с подчеркнутым вниманием листала новые книги. Я решила проверить, все ли приготовленные мной подарки перекочевали в эркер.

Амрене я разыскала редкостную вещь: хранилище для ее картин-головоломок. Уж не знаю, кто позаботился о таких, как она. Хранилище представляло собой папку с надежно закрывающимися карманами. Теперь, отправляясь с визитом в солнечные и теплые края, Амрена могла брать с собой любимые головоломки. Вторым подарком была серебряная брошь в виде крылышек, украшенная мелкими рубинами. Забегая вперед, скажу, что за первый подарок я заработала круглые глаза и одобрительную улыбку, а за второй – редкий для Амрены поцелуй в щечку.

Элайне я выбрала теплую голубую жилетку для садовых работ ранней весной и поздней осенью.

Что же касается подарков Кассиану, Азриелю и Мор…

Кряхтя, я вытащила из-под коробок и пакетов три завернутые в тонкую ткань картины. Затем ждала, переминаясь с ноги на ногу, пока все трое развернут картины.

Они смотрели и улыбались.

Картины. Других идей для подарков этой троице у меня не было. На картинах я собрала эпизоды жизни каждого. О содержании картин все трое дружно молчали, но каждый поблагодарил меня, поцеловав в щеку.

Четвертая картина предназначалась Ризу. Ее вручить я не успела, ибо пришлось открывать подарки, сваленные передо мной.

Амрена подарила мне старинный манускрипт с изумительными цветными рисунками. Азриель раздобыл на континенте краски редких и очень живых оттенков. От Кассиана я получила ножны для меча. Теперь оружие можно было носить на спине, как делали настоящие иллирианские воины. Элайна подарила несколько изящных щеток для волос с моими инициалами и гербом Двора ночи на ручках. Мор, зная, что у меня частенько мерзнут ноги, подарила чудесные ярко-розовые шлепанцы на меховой подкладке.

И ничего от Несты, но меня это ничуть не огорчало.

Пока все разглядывали подарки, я достала картину, написанную для Риза. Он стоял в эркере, смотрел в заснеженную темноту и улыбался. В прошлом году он праздновал свой первый День зимнего солнцестояния после заточения у Амаранты. В нынешнем – второй. Я не хотела знать, как он все это вынес и что происходило в каждый из сорока девяти загубленных праздничных дней.

Риз разворачивал мой подарок с особой тщательностью, держа картину так, чтобы другие ее не видели. Я следила за его взглядом, скользившим по полотну. Потом у него дрогнул кадык.

– Надеюсь, ты не изобразила какую-нибудь домашнюю зверюшку, – сказал Кассиан, вставая у меня за спиной и вытягивая шею.

– Не подглядывай, – шикнула я, отпихнув его.

Лицо Риза стало серьезным. Звезды в глазах ярко вспыхнули.

– Спасибо.

Все вокруг заговорили чуть громче, делая вид, что поглощены беседой. Нам не хотели мешать.

– Не представляю, куда ты повесишь эту картину, но мне захотелось ее написать. Для тебя, – сказала я.

Картина не предназначалась для чужих глаз. Это была моя изнанка, перенесенная на холст. То, что когда-то показал мне Урбос: существо, обитающее внутри меня; полное ненависти, сожаления, любви и самопожертвования. Существо, бывающее жестоким и смелым, печальным и радостным.

Я дарила Ризу себя. Такую, какой меня, кроме него, никто не видел и никто не понял бы. Только он.

– Как прекрасно, – хриплым, срывающимся голосом произнес он.

Я сморгнула навернувшиеся слезы и подставила губы для поцелуя. «До чего же ты красивая», – прошептал он по связующей нити.

«И ты тоже».

«Знаю. Согласен».

«Нахал», – засмеялась я, отстраняясь от него.

Я вспомнила о подарках Ласэна и открыла коробку со своим. Оказалось, это подарок для нас с Ризом – три бутылки очень крепкого вина. «Вам это понадобится», – гласила записка.

Я протянула Элайне подарок для нее. Сестра, открыв коробку, сразу перестала улыбаться.

– Заколдованные перчатки, – прочла она вслух надпись на изящной открытке. – При работе в саду они не рвутся, а руки в них не потеют.

Едва взглянув на подарок, Элайна отодвинула коробку. А я подумала, что они с Ласэном по-разному смотрят на работу в саду. Ласэн заботился о чистоте и сохранности ее рук, а для Элайны вспотевшие, перепачканные землей, исцарапанные руки были доказательством ее труда. Частью радости от возни с садом.

Мои размышления прервал пронзительный вопль Амрены. Она добралась до подарка Риза – коробочек, где переливались драгоценные камни. Бурная радость утихла, когда Амрена открыла подарок Вариана. Мы так и не узнали о содержимом шкатулочки, но улыбка, предназначенная принцу, была на удивление теплой.

Заметив на столике у окна изящно завернутую коробочку, Мор взяла ее в руки, прочитала имя и крикнула:

– Аз, а ты не все подарки взял.

«Певец теней» удивленно протянул руку за подарком.

– Это от меня, – сообщила Элайна, говорившая с Нестой.

В лице Азриеля ничего не изменилось. Он даже не улыбнулся.

– Маджа сделала по моей просьбе, – пояснила Элайна.

Услышав имя семейной целительницы, Азриель наморщил лоб.

– Порошок можно смешивать с любым питьем.

Азриель молчал.

Элайна закусила губу, потом робко улыбнулась:

– Это снадобье от головной боли. А то тебя все допекают и ты часто трешь виски.

И снова молчание. Потом Азриель запрокинул голову и захохотал.

Я и не подозревала, что он способен весело, заразительно смеяться. Его смех был искренним, без желания подыграть Элайне. Кассиан с Ризом тоже засмеялись. Риз выхватил у него стеклянный пузырек и стал внимательно разглядывать.

– Замечательно. Ты спасла Аза, – заявил Кассиан.

Элайна снова улыбнулась, втянув голову в плечи.

– Спасибо, Элайна, – поблагодарил ее Азриель.

Я впервые видела его глаза сверкающими. Я всегда считала их светло-карими и до этого мгновения не замечала изумрудно-зеленых искорок.

– Мне твое снадобье очень пригодится.

– Надо же, мы его допекаем, – сказал Кассиан и снова засмеялся.

Неста настороженно наблюдала за нашим весельем. Если бы не Элайна, она осталась бы без подарка. Я уловила напряженность Несты. Причиной были не слова, а Элайна, смеющаяся над нашими шутками. Вместе с нами.

Казалось, Неста смотрит на нас через окно, по-прежнему стоя на крыльце.

И все же я заставила себя улыбнуться. Засмеялась вместе со всеми, украдкой поглядев на Кассиана. Чувствовалось, что и ему не до смеха.

Праздничный обед длился весь вечер и продолжился ночью. Смех перемежался звоном бокалов. Неста почти ничего не ела и участия в разговорах не принимала. Элайна пыталась ее разговорить, но получала односложные ответы.

Часы пробили два ночи. За столом уже зевали. Первыми ушли Амрена и Вариан. Принц в обеих руках уносил ее подарки. Амрена шла налегке, наслаждаясь новой горностаевой шубой. Еще один подарок Вариана в дополнение к шкатулочке.

Неста перебралась в гостиную, где просидела еще полчаса, затем пожелала Элайне спокойной ночи, чмокнула сестру в макушку и двинулась к выходу.

Кассиан, сидевший на диване с Мор, Ризом и Азриелем, даже не шевельнулся. Зато я встала и поспешила в переднюю, где Неста заматывала шею шарфом.

– Вот, возьми, – сказала я, протягивая ей деньги.

Неста обернулась через плечо. Взгляд упал на радужную бумажку в моей руке.

– Как и обещала, – добавила я.

Я молила богов, чтобы сестра не взяла деньги, бросив мне холодные, язвительные слова.

Увы. Губы Несты плотно сжались, а пальцы потянулись к купюре.

Она молча толкнула дверь и вышла в холодную темноту. Я осталась в передней. Рука все еще ощущала шершавость новенькой купюры.

За спиной заскрипели половицы, затем меня осторожно, но решительно отодвинули в сторону. Только когда хлопнула дверь, я сообразила, что Кассиан выскочил вслед за Нестой.

Глава 21 Кассиан

С него довольно. Довольно холода и колючек. Довольно прямой, как меч, спины и острого, словно бритва, взгляда, ставшего за прошедшие месяцы еще острее.

Шум в ушах Кассиана заглушал все звуки снежной ночи. Он не помнил, как выскочил наружу, бесцеремонно отодвинув верховную правительницу и поспешив за Нестой.

Она шла по обледенелой дорожке с безупречным изяществом, сжимая под мышкой подаренные книги.

Только догнав ее, Кассиан сообразил: ему ведь нечего ей сказать. Точнее, что бы он ни сказал, Неста рассмеется в лицо.

– Я провожу тебя домой, – сказал он.

Неста остановилась возле невысоких чугунных ворот. Луна освещала ее холодное бледное лицо.

Какая же она красивая. Даже сейчас, исхудав, она не утратила прежней красоты. Когда он увидел ее в первый раз возле отцовского дома, тоже была зима.

Та Неста была просто надменной и язвительной. Нынешняя – несравненно опаснее.

– Сама дойду, – бросила она, глянув через плечо.

– Идти далеко, а время позднее.

«И за весь праздник ты не сказала мне ни слова».

Впрочем, и он тоже.

В первые же дни после войны Неста без обиняков заявила, что не желает иметь с ним ничего общего. Ни с ним, ни с остальными.

Кассиан ее понимал. Еще как. Ему после первых сражений требовались не то что месяцы – годы. Он годами приходил в себя. Его и сейчас мутило от воспоминаний о смертельной битве с Сонным королевством.

Неста не поддавалась на уговоры. Гордостью и упрямством она напоминала иллирианских женщин, но превосходила их непредсказуемостью.

– Возвращайся домой.

Кассиан криво усмехнулся. В прошлом такие улыбочки доводили Несту до белого каления.

– Я долго сидел за столом, мне нужно подышать свежим воздухом.

Неста сверкнула глазами и двинулась дальше. Кассиан благоразумно воздержался от предложения понести ее книги. Он пошел рядом, бдительно высматривая особо скользкие участки, припорошенные снегом. Мостовые Велариса сильно пострадали во время атаки Сонного королевства. Кассиану вовсе не хотелось, чтобы Неста поскользнулась и сломала шею посреди улицы.

Она выдержала до конца улицы. Из окрестных домов под зелеными крышами слышались песни и смех.

– Возвращайся домой, – огрызнулась Неста, останавливаясь и резко поворачиваясь к нему.

– Обязательно вернусь. Но вначале доведу тебя до порога, – сказал Кассиан, наградив ее такой же улыбочкой.

«До порога твоего гадюшника на другом конце города». Он до сих пор не мог понять, почему она выбрала столь мерзкое жилье.

Глаза Несты лишь по цвету похожи на глаза Фейры. Даже когда Фейра сердилась, в ее глазах не было холодного стального блеска.

– Это еще что? – спросила Неста, увидев в руках Кассиана маленький сверток.

Кассиан криво улыбнулся в третий раз:

– Мой подарок тебе.

– Не нужны мне никакие подарки!

Кассиан упорно шел рядом, перебрасывая подарок из одной руки в другую:

– Этот тебе понравится.

Он молил богов, чтобы так и случилось. На поиски подарка он потратил не один месяц. Ему не хотелось поздравлять ее в гостиной, на виду у всех. Кассиан даже не знал, явится ли она. Сестры уговаривали Несту прийти. Возможно, она пришла только из-за денег. Он видел, что у двери Фейра протянула ей деньги. «Как и обещала», – сказала его верховная правительница.

Лучше бы не обещала. Лучше бы многое не случилось.

Неста пыхтела, но продолжала идти рядом, хотя шаги Кассиана были шире.

– Мне от тебя вообще ничего не нужно!

– Ты в этом уверена, дорогая? – спросил он, изображая изумление.

«До сих пор я ни о чем в жизни не жалел. А сейчас жалею… Жалею, что у нас с тобой не осталось времени…»

Кассиан прогнал слова. Прогнал картину, преследовавшую его едва ли не в каждом сне. Лучше бы ему снилась Неста с отрезанной головой правителя Сонного королевства, которую она держала как боевой трофей. Даже момент, когда правитель свернул шею отцу сестер Аркерон, был менее кошмарен, чем Неста, склонившася над ним, прикрыв его собой, готовая принять на себя смертельный удар. Ее прекрасное худощавое тело тряслось от ужаса, но Неста не закрывала глаз, готовясь встретить конец.

Той Несты он больше не видел. Не видел ее улыбки, не слышал смеха.

Кассиан знал, что она пристрастилась к выпивке. Знал о мужчинах на одну ночь. Он уверял себя, будто его это не волнует. Не волнует, какой мерзавец лишил ее девственности. Возможно, то был способ бегства от действительности и мужчины ничего для нее не значили… даже он.

Кассиан не понимал, почему его все это заботит. Почему ему вообще есть дело до Несты. Их противостояние началось с первого дня, еще в доме отца сестер. Он помнил, какую словесную выволочку устроила ему Неста.

Не она ли ему сказала: «Я достаточно ясно высказалась насчет того, что́ мне от тебя надо»?

Кассиану еще не встречались ни фэйцы, ни люди, способные в нескольких словах передать многое; умеющие так произнести безобидное словечко «тебя», что оно превращалось в прямое оскорбление.

Кассиан стиснул зубы. Хватит с него сдержанности!

– Я устал играть в эти дерьмовые игры.

Неста шла с высоко поднятой головой. В каждом ее движении сквозила надменность королевы.

– А я не устала.

– Зато всем остальным это надоело. Надеюсь, в будущем году ты хоть попытаешься вести себя нормально.

Неста просверлила его взглядом. Кассиан с трудом удержался, чтобы не плюнуть и повернуть обратно.

– Попытаюсь? – переспросила она.

– Понимаю: слово для тебя незнакомое.

Неста остановилась в конце улицы, выходящей к покрытой льдинами Сидре.

– С какой стати я должна пытаться что-то делать? – спросила она, оскалившись, словно кошка. – Меня притащили в ваш мир, в этот Двор ночи.

– Ты не пленница. Можешь отправиться куда пожелаешь.

– Наверное, я так и сделаю, – парировала она.

Но Кассиан-то знал: ей некуда отправляться. Денег у нее не было, родные сестры жили здесь. Несту Аркерон нигде не ждали.

– Не забудь написать, когда устроишься.

Неста свернула на набережную и пошла дальше. Кассиан не отставал, ненавидя собственную назойливость.

– Ты хотя бы могла обосноваться в Доме… – начал он.

Неста стремительно повернулась к нему.

– Прекрати, – прорычала она.

Кассиан остановился как впопанный. Ему даже пришлось раздвинуть крылья, чтобы не поскользнуться.

– Прекрати таскаться за мной по пятам. Прекрати втягивать меня в ваш счастливый кружок. Прекрати все свои ухищрения.

Кассиан знал повадки раненого зверя, который становится многократно опаснее. И все же, не удержавшись, сказал:

– Сестры тебя любят. Мне такого вовек не понять, но они не играют в любовь. Если тебе плевать на мой счастливый кружок, попытайся хотя бы ради них.

В глазах Несты стояла пустота. Безграничная, бездонная пустота.

– Иди домой, Кассиан.

Он мог по пальцам одной руки сосчитать, сколько раз Неста называла его по имени. К нему она обычно обращалась просто «ты», а о нем говорила «тот самый».

Неста повернулась и пошла в сторону убогого жилища. Более отвратительного места в Веларисе он не знал.

Кассиан схватил ее за руку.

Пальцы, обтянутые перчатками, царапали его мозоли, но он держал крепко.

– Неста, поговори со мной. Расскажи мне…

Неста рывком высвободила руку. Смерила его взглядом могущественной, мстительной королевы.

Кассиан ждал, что она исхлещет его словами. Искромсает на куски. Однако Неста лишь смотрела на него и морщила нос. Выждав несколько секунд, она усмехнулась и пошла прочь.

Все выглядело так, словно он – пустое место и ей незачем тратить на него время и силы.

Кто он? Иллирианец низкого происхождения, да еще и незаконнорожденный.

На этот раз Кассиан не стал ее догонять. Он следил за Нестой, пока она не растворилась в темноте. И тогда еще он продолжал смотреть в пустоту, сжимая в руке подарок. Пальцы Кассиана впились в мягкое дерево маленькой шкатулки.

Никто не видел, как он размахнулся и швырнул подарок в Сидру. Коробка с шумом плюхнулась в реку. Стены окрестных домов отозвались эхом. Шкатулка проломила лед и ушла под воду. Маленькая полынья мгновенно затянулась, словно и не было никакого подарка.

Неста

Неста закрыла четвертый, последний замок двери и привалилась к скрипучей, подгнившей филенке. Ее окружила тишина, желанная и в то же время гнетущая. Тишина помогала унять дрожь, которая не оставляла ее в этом городе.

Он все равно потащился следом. Неста ощущала это всем телом. Наблюдал за ней, держась на большой высоте, пока она не вошла в дом. Он и сейчас торчал на крыше соседнего дома и ждал, когда в ее окнах появится свет.

В ней боролись два желания: не зажигать фэйский свет, заставляя Кассиана ждать на холодной крыше, или, наоборот, зажечь и избавиться от него. Избавиться от всего, кем и чем он являлся.

Она уступила первому желанию.

Тишина сгущалась. Неста подошла к столу рядом с дверью, остановилась, сунула руку в карман и достала сложенную купюру. Три месяца можно не думать о плате за жилье. Она попыталась вызвать у себя чувство стыда, но ничего не ощутила. Совсем ничего.

Иногда в ней вспыхивал гнев. Острый, горячий, кромсающий на куски. Но чаще всего ее спутницей была тишина. Монотонная, звенящая тишина.

Она уже несколько месяцев ничего не чувствовала. В иные дни она не могла понять, где находится и что делает. Дни проходили быстро: скучные, как капающая вода. Точно так же пролетали месяцы. Не успела глазом моргнуть, как наступила зима. Не заметила, как ее тело исхудало, а душа опустела.

Сквозь ветхие ставни в комнату просачивался холод, вызывая у Несты новую дрожь. У нее были очаг и дрова, но разжигать огонь она не хотела. Она едва выносила треск и хруст горящих поленьев. Сегодня у Фейры ей хотелось заткнуть уши, только бы не слышать потрескиваний и похрустываний.

Странно, что никто не заметил, до чего же эти звуки напоминают хруст ломаемых костей, хруст сворачиваемой шеи.

Вселившись сюда, она ни разу не зажигала огонь в очаге. Грелась теплой одеждой и одеялами.

Снаружи зашелестели крылья. Раздался грохот, и снова все стихло.

Неста шумно выдохнула, уперлась спиной в стену и медленно сползла вниз. Она не заметила, как оказалась на полу.

Подтянув колени к груди, она смотрела в сумрак.

А вокруг по-прежнему бушевала тишина, отдаваясь эхом. И Неста по-прежнему ничего не чувствовала.

Глава 22 Фейра

Часы показывали четвертый час утра. Празднество угасало. Вернувшийся Кассиан был тих и задумчив. Перед тем как подняться к себе, он подошел к винному шкафу, налил бокал того самого янтарного напитка и залпом выпил. Мор поднялась вслед за ним, и в ее глазах я уловила тревогу.

В гостиной остались лишь Азриель с Элайной. Сестра рассказывала о своих замыслах: расширить сад за домом; особенно теперь, когда мы подарили ей семена и набор садовых инструментов. Не знаю, насколько все это интересовало Аза, но я мысленно поблагодарила его за доброту. Потом и мы с Ризом поднялись в спальню.

Я хотела снять бриллиантовые браслеты, однако пальцы Риза обхватили мои запястья.

– Не торопись, – тихо сказал он.

Я удивленно посмотрела на него. Он лишь улыбнулся, добавив:

– Держись.

Вокруг стало темно. Меня обдало ветром. Я ухватилась за Риза и…

Мы очутились там, где горели свечи, трещал огонь в очаге, а со стен на меня смотрели знакомые рисунки…

– Хижина?

Должно быть, Риз что-то сделал с ограждающими заклинаниями. До сих пор переброс внутрь был невозможен.

Улыбаясь, Риз вразвалочку подошел к дивану у очага и сел, накрыв крыльями пол:

– Любовь моя, нам не мешает отдохнуть в тишине и покое.

В его звездчатых глазах читалось обещание отнюдь не тихих радостей.

Я села на изогнутую боковую спинку дивана. В фэйском свете мое платье переливалось, как река под луной.

– Ты сегодня бесподобно выглядела, – хрипловатым, чувственным голосом добавил он.

Я погладила сверкающую ткань платья:

– Ты это говоришь каждую ночь.

– Я говорю правду.

– Льстец! – бросила я ему и вспыхнула.

Он склонил голову.

– Наверное, верховным правительницам положено каждый день надевать новое платье, но я привязалась к этому, – созналась я.

– Я рад, – ответил Риз, поглаживая мое бедро.

– Ты никогда не рассказывал, где тебе удалось найти это платье и все остальные из числа моих любимых.

– Неужели ты до сих пор не догадалась? – удивился он.

Я покачала головой.

Риз молча разглядывал ткань платья, потом сказал:

– Их шила моя мать.

Я замерла.

– В военном лагере, где мама родилась и выросла, она была швеей, – продолжал Риз, печально глядя на материнский шедевр. – Иных ее подруг чуть ли не из-под палки заставляли шить. Мать это делала охотно, потому что любила шить. И после замужества она продолжала заниматься любимым делом.

– Я и представить не могла, – сказала я, восхищенно теребя рукав платья.

Глаза Риза заблестели, как звезды.

– Давным-давно, когда я был еще мальчишкой, мать сшила все эти платья. Приданое для моей будущей невесты. – У него дрогнул кадык. – Каждое платье… все они сшиты ее руками. Для тебя.

У меня защипало глаза.

– Почему же ты молчал?

Риз дернул плечом:

– Я думал… вдруг ты не захочешь надевать «седую древность», сшитую женщиной, которой давно нет?

– Ошибаешься, Риз. Носить эти платья – для меня большая честь. Такое не выразишь словами.

– Она бы тебя полюбила, – прошептал Риз, и у него дрогнули губы.

Это был еще один величайший подарок из числа полученных мной. Я наклонилась, и наши лбы соприкоснулись. «И я бы ее полюбила».

Я ощущала благодарность Риза. Так прошло несколько минут. Мы молчали, дыша друг другом.

Когда ко мне вернулась способность говорить, я выпорхнула из его запаха, сказав как можно непринужденнее:

– У меня тут мысль появилась.

– Мне волноваться сейчас или позже?

Я шлепнула его по сапогам, и Риз засмеялся. Искренне, безмятежно. Его смех наполнял мое тело, проникая до самых глубин. Я выставила ладони, на которых красовалось по глазу.

– Хочу поменять эти изображения.

– Зачем?

– Ты же больше не подглядываешь за мной. Пусть на месте глаз появится что-то другое.

– Клянусь тебе, я никогда не подглядывал, – сказал Риз, прижимая руку к сердцу.

– Такие зануды, как ты, не могут не подглядывать.

– И чем же ты хочешь заменить глазки? – со смехом спросил Риз.

Я оглядела расписанные стены, столы и прочую мебель. Подумала о купленной шпалере.

– Я хочу изображение горы с тремя звездами над ней. Как у тебя на коленях.

Герб Двора ночи.

Риз надолго умолк. Его лицо оставалось непроницаемым.

– Учти: это изображение уже не поменяешь, – тихо предупредил он.

– И хорошо. Я в ближайшие сотни лет не собираюсь покидать Двор ночи.

Риз выпрямился, расстегнул верхние пуговицы облегающего черного камзола:

– Ты уверена?

Я кивнула.

Он встал напротив меня, осторожно взял мои руки, повернув ладонями вверх. На нас уставились два темно-синих кошачьих глаза.

– Повторяю: я не подглядывал.

– Подглядывал, и еще как.

– Хорошо, подглядывал. У тебя хватит великодушия меня простить?

В вопросе я уловила беспокойство. Задним числом Риз волновался, что я могла счесть его подглядывания вторжением в свою жизнь. Я встала на цыпочки и нежно поцеловала его:

– Где-то у меня еще оставалось несколько капель прощения.

Риз хмыкнул, затем провел большим пальцем по глазам на моих ладонях:

– Хочешь что-нибудь сказать перед тем, как получишь отметину на всю оставшуюся вечность?

У меня заколотилось сердце.

– Прими еще один мой подарок.

Риз замер.

– И что же это? – спросил он, улавливая дрожь в моем голосе.

Наши руки соединились. Я дотронулась до черных каменных стен, заграждающих его разум. Преграды расступились, пропуская меня и давая возможность показать последний дар.

Я надеялась, что и Риз воспримет это как подарок.

Его руки задрожали, но он молчал, пока я не покинула его разум. И опять мы молча смотрели друг на друга.

Дыхание Риза стало прерывистым. Глаза подернулись серебром.

– Ты уверена?

Да. Больше, чем в любом другом. Это я поняла и почувствовала в галерее ткачихи.

– Скажи, для тебя это… действительно подарок? – решилась спросить я.

– Еще какой! Ты даже не представляешь, – ответил Риз, сжимая мои пальцы.

У меня на ладонях с негромким шипением вспыхнул свет. Кошачьи глаза исчезли. Их сменили две горы с тремя звездами над каждой.

Риз по-прежнему смотрел на меня и по-прежнему не мог успокоить дыхание.

– Мы можем обождать, – тихо сказал он, словно опасаясь, что снег, падающий за окном, подслушает наш разговор.

– Не хочу ждать, – возразила я.

Рассказ ткачихи убедил меня в этом. А может, в ее магазине я наконец призналась себе в желании, возникшем еще осенью.

– Между желанием и его осуществлением могут пройти годы, – пробормотал он.

– Я буду терпеливой.

Он удивленно посмотрел на меня.

– Я постараюсь быть терпеливой.

Мы оба засмеялись.

Риз поцеловал мне шею, ткнувшись носом в мочку уха:

– А не приступить ли нам, дорогая, к немедленному исполнению нашего обоюдного желания?

Меня обдало жаркой волной.

– В этом и заключался мой замысел.

– Но ты еще не знаешь про мой замысел.

Он снова поцеловал меня, теперь в основание шеи. Его пальцы принялись расстегивать потайные пуговицы на платье. На этом прекрасном платье, ставшем для меня еще дороже. Я выгнула спину, чтобы ему было удобнее расстегивать. Риз замычал, проведя языком по месту недавнего поцелуя. Платье сползло на ковер, образовав звездное озеро.

– Мой замысел касался хижины и стены, – сказал Риз.

Я открыла глаза, когда его руки стали чертить длинные линии на моей голой спине, опускаясь все ниже. Риз улыбался, разглядывая мое обнаженное тело. На мне не осталось ничего, кроме бриллиантовых браслетов. Я хотела снять и их, но Риз пробормотал:

– Пусть останутся.

Мой живот напрягся в ожидании. Груди тоже напряглись и потяжелели.

Трясущимися пальцами я расстегнула и сняла с Риза камзол, рубашку и все остальное. Он остался голым, со слегка разведенными крыльями. Мускулистая грудь вздымалась, показывая высшую степень его готовности.

– Ты хочешь начать со стены или закончить ею? – не столько спросил, сколько прорычал Риз.

Блеск в его глазах сделался хищным. Он обнял меня за талию: властно, подчеркивая мою принадлежность ему.

– Или от начала до конца – у стены?

У меня подогнулись колени. Слова исчезли. Исчезло все, кроме него.

Риз не ждал ответа. Он опустился на колени, закрыв крыльями ковер. Затем поцеловал мой живот, благословляя чрево и выражая свое почтение. Поцелуи опускались все ниже.

Рука скользнула в его волосы. Риз схватил меня за ляжку и закинул ногу через плечо. Я оказалась прижатой к стене возле двери. Все произошло мгновенно, как в перебросе. Мой затылок слегка ударился о деревянную стену. Риз прильнул губами ко мне.

Он не торопился.

Он гладил и облизывал меня, пока все во мне не задрожало. Риз засмеялся: хрипло, хищно, затем выпрямился и поднял меня. Мои ноги обвили его талию. Я оказалась прижатой к стене.

Одна рука Риза упиралась в стену, другой он удерживал меня. Наши глаза встретились.

– И как это будет у нас происходить, дорогая?

Честное слово, в его глазах колыхались вселенные. В тенях между крыльями лежали бездонные глубины ночи.

– Так, чтобы со стен попадали картины, – шепотом напомнила я.

– Тогда держись, – сказал он и опять засмеялся.

Смех был плотским, раззадоривающим.

Матерь и Котел, помогите мне.

Риз необычайно медленно вошел в меня. Я чувствовала каждую частичку его «мужского достоинства», каждое место нашего соприкосновения. Я запрокинула голову и застонала.

– Всякий раз я восхищаюсь твоим совершенством, – стиснув зубы, произнес он.

Я тоже стиснула зубы, стараясь дышать носом. Его толчки были короткими и неглубокими. Риз хотел, чтобы мое лоно привыкло к «гостю». Впрочем, «гость» бывал там довольно часто.

Полностью войдя в меня, крепче ухватив мое бедро, он вдруг… остановился. Я шевелила бедрами, требуя продолжения. Риз двигался вместе со мной, а продолжения не было.

– Я каждый час думал о тебе. Об этом, – промурлыкал он, облизывая мне шею. – О лучшем способе насладиться тобой.

Он слегка подался назад. Новый толчок. Я тяжело дышала, упираясь затылком в твердую стену.

Риз одобрительно хмыкнул и опять подался назад. Очередной толчок не заставил себя ждать.

Слева что-то негромко загремело. Меня это уже не волновало. Быть может, со стен и впрямь падали картины. Риз опять замер.

– Но больше всего я думаю о том, каковы твои ощущения, Фейра. Что ты чувствуешь от моего присутствия в тебе.

Еще несколько сильных, неумолимых толчков.

– Какой же ты деликатес для моего языка, – продолжал он, мои ногти вонзались в его широкие плечи. – Даже если нас ждет тысяча лет совместной жизни, я никогда не устану от тебя.

По спине пробежала дрожь, предвестница оргазма. Все звуки пропали. Все ощущения свелись к прикосновениям Риза.

Новый толчок был дольше и сильнее. Под его рукой жалобно заскрипело дерево.

Риз опустил голову, слегка закусил мой сосок, потом облизал его. Меня обдало болью вперемешку с наслаждением.

– И как только ты позволяешь мне проделывать с тобой все эти жуткие и неприличные фокусы?

Голос Риза побуждал двигаться мои бедра. Я мысленно умоляла его: «Быстрее, быстрее».

Но Риз только злорадно усмехнулся и полностью вышел из меня. Я тут же открыла глаза и увидела, как он издевательски медленно входит в меня и так же медленно выходит.

– Тебе нравится смотреть? – шепотом спросил он. – Любоваться моими движениями внутри тебя?

Я понеслась по связующему мосту и вновь ударилась в его ограждения. Риз мгновенно открылся мне разумом и душой. Через миг я уже смотрела на себя его глазами. Смотрела на его толчки.

«Смотри, как я гуляю по твоей пещере», – промурлыкал он по связующей нити.

«Боги милосердные», – пролепетала я.

Невидимые руки дотрагивались до моего разума и души. «Наши тела – две идеально совпадающие половинки».

Я видела свое вспотевшее, раскрасневшееся тело прижатым к стене. Риз прав: наши тела идеально подходили друг другу.

«Теперь понимаешь, почему я постоянно думаю об этом… и о тебе?»

И вновь он повторил дразнящую игру с выходом из меня и медленным входом. Рухнули все барьеры, сдерживавшие его магическую силу.

Вокруг нас вспыхивали звезды. Нас окутывала сладостная, манящая тьма. Казалось, мы единственные души во вселенной. А Риз все так же стоял передо мной, и мои ноги обвивали его талию.

Мои невидимые руки дотянулись до его разума и души. «Можем ли мы и здесь слиться с тобой?»

Телесное наслаждение поутихло и вскоре замолкло. Звезды и тьма тоже затаились. Мне ответил голос первозданного, необузданного хищника: «С превеликим удовольствием».

Для всего пережитого потом у меня не было слов.

Риз подарил мне исполнение всех моих желаний. Наше телесное слияние становилось все неистовее. Вспотевшие тела шлепались друг о друга. Моя спина ударялась о стену. Ночь пела вокруг нас, а звезды проносились мимо, как рои снежинок.

Слияние разумов произошло на мосту между душами. Там у нас не было тел, но я чувствовала, как Риз соблазняет меня. Его темная сила окутывала мою, облизывала языки моего пламени, всасывала мои льдинки, царапала когтями.

Магия Риза смешалась с моей, и теперь эта общая волна накатывала и отступала, пока моя магия не выплеснулась целиком. Две магические стихии поняли друг друга, охваченные неистовым пламенем.

Толчки во мне продолжались. Безудержные, как море. Снова и снова. Магия, плоть, душа… Звуки рвались из нас: я кричала, из его горла вырывался звериный рев. Наши тела сотрясались.

Я стала распадаться. Все, чем я была, уносилось к звездам, превращалось в чистую, сияющую радость. Риз удерживал меня, окутывал собой. Его тьма поглощала вспышки моего света, возвращая мне цельность.

И когда мой разум вновь начал мыслить словами, когда я ощутила, что Риз по-прежнему во мне и неутомимые толчки не утихли, я в последний раз послала ему эту картину – мой подарок, – направив ее во тьму с мерцающими звездами.

Быть может, однажды мой подарок станет нашим.

Риз взревел и выплеснул семя, расправив трепещущие крылья.

А на мосту, соединившем наши разумы, выплеснулась его магия. Его душа хлынула в мою, заполняя собой все. Не осталось уголка, где бы не было его темной прекрасной магической силы и неукротимой любви.

Он оставался во мне, тяжело опираясь о стену. «Фейра… Фейра… Фейра», – повторял он по связующей нити. Его трясло. Меня тоже. Я собралась с духом и приоткрыла глаза.

Риз стоял ошеломленно-зачарованный. Приоткрыв рот, он смотрел на меня. От моей кожи все еще исходило яркое сияние. Вокруг расстилалась темнота, пронизанная точками звезд.

Поначалу мы лишь смотрели друг на друга и шумно дышали. Потом Риз покосился на комнату. На то, что мы сделали. Его губы искривились в лукавой улыбке, ибо картины со стен действительно повалились на пол, а их рамы треснули. Ваза, упав со столика, разбилась на множество голубых кусочков.

– Вычту из твоего жалованья, так и знай, – сказал Риз, целуя меня в ухо.

Я отпустила его плечи, встряхнула волосами и щелкнула его по носу. Он засмеялся и чмокнул меня в висок.

Следы моих пальцев на его коже быстро бледнели. Я смотрела на руки Риза, на знакомые узоры татуировки. И вдруг поняла: если постоянно изображать Риза на бумаге и холсте, мне не хватит бессмертной жизни, чтобы запечатлеть все изгибы его тела, все повороты головы, наклоны шеи. А уж если я возьмусь изображать нас обоих…

Я снова подняла на него взгляд. Темнота и звезды ждали. У их ожидания была цель.

Я поняла: мне всегда будет мало отпущенного нам времени. Сотен и тысяч лет не хватит на все, что я хотела сделать и повидать вместе с ним. На всю мою любовь к нему.

Перед мысленным взором вспыхнула картина: «Торжествующая ночь и вечные звезды».

– Сделай это снова, – хрипло прошептала я.

Риз понял.

Никогда еще я так не радовалась, что моей истинной парой стал фэец. Смертный не выдержал бы такого выплеска сил. А Риз… Он был готов продолжать. Он опустил меня на пол, перевернул на живот и с урчанием вошел в меня глубоким толчком.

Потом мы распластались на ковре, ухитряясь не задеть упавших картин и осколков вазы. И все время, пока мы лежали, мой подарок сиял над нами, как звезда. Изображение красивого голубоглазого и темноволосого мальчишки, которого однажы мне показал Косторез.

Обещание будущего.

Вернулись мы утром, пока Веларис еще спал праздничным сном. Но вместо городского дома Риз перебросил нас к поместью на берегу реки. К бывшему поместью, поскольку на месте дома чернели развалины, а одичавший сад напоминал лесные заросли.

Город скрывался за пеленой утреннего тумана.

Все, что мы говорили и делали в хижине, превратилось в еще одну невидимую крепкую нить, подобную связующей. Когда мы завтракали, Риз не стал пить противозачаточное снадобье, заявив, что в обозримом будущем оно ему не понадобится.

– Ты ведь так и не спросила о моем тебе подарке на День зимнего солнцестояния, – сказал Риз.

Мы шли по заснеженной дорожке сада. Под ногами хрустел гравий. Невдалеке блестела подзамерзшая Сидра. Моя голова покоилась у Риза на плече.

– Наверное, ты выжидал время, чтобы красочнее все обставить, – усмехнулась я.

– Можно сказать и так.

Риз остановился. Я тоже остановилась.

– Вот мой подарок, – сказал он, поворачиваясь к развалинам дома.

Я уставилась на Риза, потом – на развалины.

– Это? – спросила я, подозревая шутку.

– Считай это моим главным подарком и на День зимнего солнцестояния, и на день рождения.

Он обвел рукой развалины некогда красивого дома, сад, полоску берега. Благодаря изгибу местности отсюда открывался потрясающий вид на Радугу, особенно по вечерам.

– Все это твое. Наше. Я купил землю совсем недавно, перед праздниками. Через пару дней сюда явятся уборщики и соберут весь мусор. Потом ремесленники сломают остатки дома.

– Ты купил мне… поместье? – спросила я, моргая.

– Земля принадлежит нам обоим, но дом – твой. Строй его таким, каким пожелаешь. Там будет все, что ты захочешь. Не упускай ни одной мелочи.

Я с трудом представляла стоимость участка, догадываясь, насколько она велика.

Риз прошел несколько шагов. Руки потянулись к волосам – знакомый признак. Крылья он плотно сложил.

– Согласись, городской дом стал тесен. Наша спальня так забита, что не продохнуть. А жить в Доме ветра никто из наших не хочет.

Он снова обвел рукой великолепное поместье:

– Построй для нас дом, Фейра. Вложи в него все самые невероятные мечтания. Он твой.

Я не находила слов. Мысли уже неслись лавиной.

– Но это же стоит…

– Перестань беспокоиться о стоимости.

– И все же…

Я смотрела на заснеженную землю, на развалины дома. Представляла, что́ я бы устроила на освободившемся месте, ощущая дрожь в коленях.

– Риз… это что-то запредельное.

Его лицо сделалось невероятно серьезным.

– Только не для тебя. Ни сейчас, ни когда-либо.

Он обнял меня за талию, поцеловал в висок:

– Построй дом с художественной мастерской, – поцелуй во второй висок. – Построй дом, где у каждого из нас будет по просторному кабинету. Не забудь про большую купель, куда можно залезть вдвоем и куда поместятся крылья. – Поцелуй в щеку. – Построй такой дом, чтобы у всех наших было по комнате. – Поцелуй в другую щеку. – Пусть к этому дому примыкает громадный сад для Элайны и площадка, где можно всласть поупражняться «иллирианским малышам». Не забудь про библиотеку для Амрены и громадную гардеробную для Мор.

Последние слова вызвали у меня приступ смеха, но Риз быстро его погасил особо нежным поцелуем в губы.

– И пусть в этом доме обязательно будет детская. Обещаешь?

У меня защемило сердце. Я поцеловала Риза, потом еще раз и еще. Я целовала его, глядя на удивительный подарок.

– Обещаю, – наконец прошептала я.

Глава 23 Ризанд

Наши слияния в хижине разрушили меня. Снесли все преграды. Частицы моей души, что еще не принадлежали ей, в ту ночь безоговорочно капитулировали перед Фейрой.

А когда утром я показал поместье на речном берегу… Я и сейчас вспоминал ее прекрасное, сверкающее от радости лицо. Этим воспоминанием, как щитом, я прикрывался сейчас, стуча в растрескавшиеся двери Тамлина.

Ответа не было. Я обождал минуту. Вторую. Потом забросил в дом нить магической силы, ловя ощущения и страшась того, что они мне сообщат.

Я нашел его в подвальном этаже, в кухне. Живого.

Дверь не была заперта. Я вошел и зашагал по разбитому мраморному полу, слушая гулкое эхо и не пытаясь скрываться. Скорее всего, он меня почуял, как только я совершил переброс и оказался на ступеньках крыльца.

Путь до кухни занял несколько минут. Не скажу, что я был готов к увиденному.

Посередине сумрачной кухни, на длинном разделочном столе лежала туша громадного лося. Из окошек под потолком лился неяркий свет, позволяя разглядеть стрелу, торчащую из лосиной шеи. Кровь капала на серый пол, успев образовать лужицу. Стук капель был единственным звуком.

Тамлин сидел на стуле рядом с тушей и смотрел на убитого зверя.

– Твой обед истекает кровью, – не поздоровавшись, сказал я, кивнув на лужицу.

И опять – никакого ответа. Верховный правитель Двора весны даже не взглянул на меня.

«А твоему Ризу, прежде чем пинать избитого, стоило бы крепко подумать».

Мне не давали покоя слова Ласэна, сказанные вчера Фейре. Потому я и оставил Фейру испытывать новые краски, подаренные Азриелем, а сам переместился сюда.

Убитый лось был крупным, сильным зверем. Его темные глаза остекленело смотрели на сумрак кухни. Возле лохматой лосиной головы в столе торчал охотничий нож.

Тамлин по-прежнему молчал. Ни звуков, ни малейшего движения. Что ж, его право.

Я встал с другой стороны стола. Лосиные рога были похожи на безлистный колючий кустарник.

– Я говорил с Варианом – наследным принцем Адриаты – и предложил ему обратиться к Таркину с просьбой направить солдат для охраны твоей границы.

Это было во время праздничного обеда. Я отвел Вариана в укромный уголок. Он с готовностью согласился, поклявшись исполнить мою просьбу.

– Через несколько дней они будут здесь.

Тамлин молчал.

– Тебя это устраивает? – спросил я.

Дворы лета и весны были давними союзниками… пока не началась война с Сонным королевством.

Тамлин с усилием поднял голову. Его золотистые волосы утратили прежний блеск и напоминали сосульки.

– Думаешь, она меня простит? – не то выдохнул, не то выкрикнул Тамлин.

Я знал, о ком он спрашивает. Но не знал, является ли ее пожелание счастья еще и прощением. Неизвестно, сумеет ли Фейра его простить. Прощение стало бы подарком и для нее, и для Тамлина, однако после содеянного им…

– А ты хочешь, чтобы она тебя простила?

Зеленые глаза глядели в пустоту.

– Я заслуживаю прощения?

Нет. Никогда.

Должно быть, Тамлин прочел ответ в моих глазах, поскольку спросил:

– Ты готов меня простить… за мать и сестру?

– Не помню, чтобы ты когда-нибудь просил прощения.

Как будто слова могли изменить содеянное. Как будто запоздалое раскаяние могло восполнить потерю, до сих пор разъедавшую душу. На месте двух ярких, чудесных звезд зияла дыра.

– Сомневаюсь, что, попроси я прощения, это что-то изменит, – сказал Тамлин, вновь глядя на убитого лося. – Для вас обоих.

Он был сокрушен. Полностью раздавлен.

«Тамлин еще понадобится вам в качестве союзника, причем достаточно скоро», – предупредил Фейру Ласэн. Еще одна причина, по которой я явился сюда.

Я взмахнул рукой. Магия принялась за разделку лося и быстро содрала с него шкуру. Внешне это сопровождалось шуршанием меха и хлюпаньем окровавленной туши. Еще одно магическое усилие – и рядом с плитой легли несколько больших сочных ломтей мяса. В плите вспыхнул огонь.

– Ешь, Тамлин, – сказал я.

Он и глазом не моргнул.

Мои действия не были знаком прощения или проявлением доброты. Я не мог и не хотел забывать о том, что его пособничество оборвало жизни моих близких.

Но не далее как вчера мы отпраздновали День зимнего солнцестояния. И оттого, что Фейра преподнесла мне подарок, о котором я не смел и мечтать, я захотел немного помочь Тамлину.

– Сначала мы построим и упрочим новый мир. А потом можешь морить себя голодом и умирать.

Новый всплеск магической силы поставил на горячую плиту чугунную сковороду с длинной ручкой. На сковороду плюхнулся и зашипел ломоть мяса.

– Ешь, Тамлин, – повторил я и исчез в потоке темного ветра.

Глава 24 Морригана

Она солгала Фейре. Во всяком случае, утаила часть правды.

Она действительно собиралась навестить Двор зимы, но не так скоро, как говорила. Вивана знала, когда ее ожидать. Их переписка длилась месяцами, но даже супруге верховного правителя Двора зимы Мор не сообщила о промежуточной остановке между Веларисом и горным домом Виваны и Каллиаса.

Она не любила рассказывать об этом месте. И сейчас, когда Мор скакала по заснеженным холмам на любимой кобыле Эллии, наслаждаясь теплом мускулистого лошадиного тела, она снова думала о причине такой скрытности.

Утренний туман висел над холмами и ложбинами, окружавшими большое поместье. Оно называлось Атеаль. Мор купила его триста лет назад, чтобы иногда скрываться ото всех. Только она и лошади.

Эллия с неизменным изяществом взлетала на холмы, быстрая, как западный ветер.

Ездить верхом Мор научилась сама и отнюдь не в детстве. Казалось бы, зачем нужны лошади при умении мгновенно перебрасываться в нужное место?

Но переброс лишал ощущения движения. Он скрадывал расстояния, уничтожая само понятие «отправиться в путь». Мор хотелось прочувствовать, что́ значит ехать, скакать, нестись из одного места в другое. В седле желание осуществлялось.

Путешествуя на лошади, Мор ощущала каждый участок дороги. Чувствовала ветер, вдыхала запахи холмов и снега, смотрела, как слева разворачивается стена густого леса.

Это было живым путешествием в живом мире, и она сама, оказавшись в седле, становилась живее.

Атеаль продавался с шестеркой лошадей. Прежнему владельцу они наскучили. Все лошади были редких, высоко ценимых пород. Они стоили столько же, сколько обширное поместье к северо-западу от Велариса. Земли здесь изобиловали грядами холмов, быстрыми ручьями, древними лесами и граничили с бурным морем.

Длительного одиночества Мор не любила и не выносила. Но вырываться сюда на несколько дней было необходимо ее душе и телу. А прогулка на Эллии доставляла не меньше удовольствия, чем день на жарком солнце.

Поднявшись на высокий холм, Мор остановилась, давая кобыле передохнуть. Эллия вовсе не хотела отдыхать и дергала поводья. Эта лошадь мчалась до тех пор, пока не загоняла сама себя. И покорной лошадкой тоже никогда не была, сколько ее ни пытались укротить. За это Мор любила Эллию еще больше.

Мор всегда тянуло ко всему первозданному, дикому и необузданному, что существовало в мире.

Мор вертела головой, оглядывая панораму холмов, раскинувшуюся под серыми небесами. Для прогулки она надела иллирианские кожаные доспехи. В них было тепло и даже жарко, учитывая быстроту, с какой неслась Эллия. Впереди Мор ждало неспешное чтение у очага – в поместье у нее была внушительная библиотека, – затем сытный обед и ранний отход ко сну.

Каким далеким здесь казался континент и просьба Риза! Ей предлагалось путешествовать, будучи в одном лице шпионкой, придворной дамой и посланницей. Посетить королевства, где она не показывалась несколько веков и где когда-то жили ее друзья… «Да, – взывала кровь. – Побывай везде, где только возможно. Лети вместе с ветром».

Но уехать – значит позволить Кейру думать, будто это он заставил ее покинуть Веларис, и причиной стала его сделка с Эрисом…

«Трусиха. Жалкая трусиха».

Мор погладила белоснежную гриву Эллии, прогоняя тревожные мысли.

Пока что она и словом не обмолвилась о предлагаемой миссии. Ей хотелось принять решение самостоятельно. И потом, зачем бросать тень на праздничное веселье?

Мор знала, какие мнения услышит. Азриель скажет: «Нет», – поскольку он всегда заботился о ее безопасности. Кассиан с Амреной скажут: «Да». Фейру новость встревожит, но и она согласится с важностью миссии. И все закончится тем, что обиженный Аз еще больше замкнется в себе.

Мор не хотелось лишать его радости в праздничный вечер. Он и так достаточно от нее натерпелся.

Но ей все равно придется сообщить о принятом решении, каким бы оно ни было.

Эллия прижала уши. Мор насторожилась, повернувшись туда, куда смотрела лошадь.

Слева виднелась рощица, издали казавшаяся совсем маленькой.

– Успокойся, – сказала Мор, почесывая Эллию за ушами. – Ничего там нет.

Даже в здешних лесах иногда появлялось древнее зло. Но сейчас Мор ничего не чуяла и не видела. Нить магической силы, отправленной ею на разведку, обнаружила лишь птиц и мелкое зверье. Где-то молодой олень жадно пил воду, пробив копытом лед на речушке.

Ничего, кроме… Там, между колючими кустарниками… Полоска тьмы. Полоска не шевелилась. Просто наблюдала.

В этой полоске было что-то знакомое и в то же время чуждое.

Интуиция шепнула Мор: не приближаться к странной полоске и ни в коем случае не дотрагиваться.

Мор подчинилась, но продолжала разглядывать тьму среди кустарников, словно туда опустилась тень и заснула.

Эта тень отличалась от переплетающихся, шепчущих теней Азриеля. Нечто иное, наблюдающее за ней.

Мор решила не искушать судьбу. Особенно когда ее ждал жарко пылающий очаг и бокал вина.

– Вернемся короткой дорогой, – сказала она Эллии, потрепав лошадь по шее.

Эллия не нуждалась в дальнейших уговорах и галопом понеслась прочь от деревьев и теней, умеющих смотреть.

Они поднимались на холмы, спускались в ложбины, оставляя опасную рощицу за плотной стеной тумана.

Мысли Мор опять вернулись к миссии. Она попадет в такие места, где никто из посланцев Двора ночи не бывал сотни, а то и тысячи лет. Что она там увидит?

Вопрос слышался ей в каждом ударе копыт Эллии, в журчании ручья, в шелесте ветра. И оттуда же приходил ответ. Камни, деревья и серые небеса над головой твердили: «В путь. В путь».

Глава 25 Фейра

Через два дня я стояла в дверях мастерской Пиланы. Язык не поворачивался назвать ее заброшенной. С окон сняли доски, со стен обмели паутину. В большом, просторном помещении было чисто, но пусто.

Так меня застала Рессина, вышедшая из своей мастерской.

– С праздником, госпожа Фейра, – сказала она, улыбаясь во весь рот.

Я услышала ее, но даже не улыбнулась в ответ, лишь смотрела через дверь в пустое пространство.

– Что-то не так? – насторожилась Рессина, осторожно касаясь моей руки.

Я показала ей большой медный ключ.

– Теперь он мой, – тихо сказала я.

– Уже? – удивилась Рессина, и ее лицо снова расплылось в улыбке.

– Ее родные отдали мне его.

Это случилось сегодня утром. Я перебросилась туда, где жили родные Пиланы. Мое появление почему-то не слишком их удивило. Казалось, они меня ждали.

– Тогда почему вы так печальны? – недоумевала Рессина.

– Мне отдали не только ключ. Всю галерею. Я пыталась ее купить, предлагала деньги.

Я мотнула головой, не переставая удивляться родным Пиланы. От них я переместилась сюда, не заглянув даже в наш дом. Ризу я тоже ничего не сказала. Я проснулась очень рано. Риза уже не было. Он отправился в лагерь Девлона на встречу с Кассианом и Азом. Встав, я решила, что больше не желаю ничего откладывать на потом. Это не имело никакого смысла. Если я знала, чего хочу, зачем ждать?

– Они подготовили договор. Мне осталось только подписать, после чего я получила ключ… Представляешь, они напрочь отказались от денег.

Рессина присвистнула:

– Меня это не удивляет.

Дрожащей рукой я запихнула ключ в карман плаща:

– Но сестра Пиланы предложила потратить деньги иным способом. Если я хочу сделать доброе дело, можно пожертвовать деньги обществу «Кисть и резец». Ты знаешь, что́ это за общество?

Поведение родных Пиланы так меня ошеломило, что я забыла спросить про общество и лишь пообещала последовать их совету.

Охристые глаза Рессины потеплели.

– Это общество помощи нуждающимся художникам и их семьям. Деньги дают им возможность спокойно творить, не думая о куске хлеба, одежде для детей и плате за жилье.

Слезы застилали мне глаза. Вспомнилась убогая хижина в человеческом мире, ночи, когда мы ложились спать голодными. Вспомнились три баночки с красками, которые я берегла как зеницу ока.

– Я ничего не знала об этом обществе, – призналась я.

Я помнила названия разных обществ, которым помогала. Но никто ни разу не упомянул про «Кисть и резец».

До знакомства с Ризом я не подозревала, что существует удивительный мир, где художников ценят, где о них заботятся. О подобном я даже не мечтала.

Теплая худощавая рука Рессины чуть сжала мое плечо.

– И что вы собираетесь делать с… вашей мастерской?

Я еще раз взглянула в пустое пространство за дверью. Не пустое. Ждущее.

И вдруг издалека донесся голос суриеля, словно принесенный холодным ветром: «Фейра Аркерон, сделай этот мир лучше, чем он был, когда ты в нем появилась».

Я проглотила слезы, отвела выбившуюся прядку волос и повернулась к фэйри:

– Согласишься ли ты помочь мне осуществить одну затею? Только учти: никакого опыта в таких делах у меня нет.

Глава 26 Ризанд

На площадке я увидел упражняющихся девчонок. Всего шестерых. Судя по их лицам, никто не был особо увлечен занятиями. Они морщились, однако пытались выполнять указания Девлона, учившего их владеть кинжалом. Надо сказать, что и он занимался с ученицами без рвения. Хорошо еще, что начал с более или менее простого оружия, а не с иллирианских луков. Те стояли неподалеку, и девчонки хмуро поглядывали на них, предвидя скорые мучения.

Вообще же, луки могли погубить весь замысел девчоночьего обучения. Далеко не каждому иллирианцу хватало сил хотя бы удерживать в руках это тяжелое оружие. Моя щека еще помнила, как хлестала по ней несвоевременно отпущенная тетива. Ладони, в особенности пальцы, помнили все огрехи обращения с луком. Я промучился несколько лет, овладевая премудростями стрельбы из иллирианского лука.

Если кто-то из девчонок решится взяться за лук, я буду лично следить за их занятиями.

Мы с Кассианом и Азриелем стояли на расстоянии. Гавань ветров тонула в снегу, принесенном бурей. Сейчас он ослепительно сверкал под неярким солнцем.

Как и ожидалось, буря прекратилась вчера – спустя два дня после праздника. Сегодня Девлон, выполняя обещание, повел девчонок на площадку. Самой младшей было лет двенадцать, а самой старшей – шестнадцать.

– Я думал, их будет больше, – пробормотал Азриель.

– Часть уехала с семьями на праздники, – пояснил Кассиан, следя за упражнениями.

Девчонки постоянно ошибались, но Девлон не всегда их поправлял, из-за чего Кассиан негодующе шипел.

– Вернутся через несколько дней, – добавил он.

Мы показали ему списки возможных подстрекателей, составленные Азом. Для Кассиана это стало ударом ниже пояса: недовольных оказалось больше, чем он ожидал. Немалое их число было из лагеря Железный гребень, где обитал клан, давно соперничающий с Гаванью ветров. И главным зачинщиком раскола выступал не кто иной, как Каллон – сын местного военачальника. Все недовольство направлялось против нас с Кассианом.

Храбрый наглец, надо сказать, поскольку Каллон еще не окончил обучение и проходить Ритуал ему предстояло не то нынешней, не то будущей весной. Но жаждой власти и жестокостью он пошел в отца. По словам Аза, даже превзошел родителя.

– Несчастные случаи во время Ритуала происходят сплошь и рядом, – намекнул я, когда лицо Кассиана окаменело от известий.

– Мы не оскорбим Ритуал вмешательством, – угрюмо ответил он.

– Оно может быть скрытым.

– Если щенок хочет врезать мне по яйцам, пусть вначале отрастит свои и не побоится встретиться со мной лицом к лицу, – прорычал Кассиан и больше не сказал об этом ни слова.

Я хорошо знал Кассиана и ни о чем не спрашивал. Ему решать, когда и как разбираться с Каллоном.

– Невзирая на недовольство в лагерях, доброе начало положено, – сказал я Кассиану, махнув в сторону учениц Девлона.

Местные мужчины так не думали. Они упражнялись на приличном расстоянии от девчонок, словно боясь подцепить опасную болезнь. Глупость, освященная традицией.

Азриель кивнул. Вокруг его крыльев клубились тени. Когда сегодня он здесь появился, большинство женщин попрятались по домам. «Певец теней» редко навещал лагерь. На него смотрели как на живую легенду и воплощение ужаса. Путешествие сюда отнюдь не радовало Аза, но когда я позвал его, он согласился.

Азу тоже полезно вспомнить, откуда он вышел. Он ведь по-прежнему носил иллирианские доспехи и не пытался удалить с тела узоры иллирианской татуировки. Часть его личности была иллирианской и всегда такой останется, даже если ему хотелось об этом забыть.

Кассиан молчал. Его лицо напоминало каменную маску. Причиной его отрешенности были отнюдь не тревожные новости, которые мы сообщили ему утром, собравшись здесь, в старом доме моей матери. Он сам не свой со дня праздника. Я догадывался о причине и был готов побиться об заклад на хорошие деньги.

– Вот когда девчонок на площадке будет двадцать и они продержатся месяц, не пропустив ни дня, я соглашусь насчет доброго начала, – нарушил молчание Кассиан.

– Готов побиться об заклад, – усмехнулся Аз.

– Никаких закладов, – отрезал Кассиан. – Это не шутки.

Аз выдержал его взгляд, затем посмотрел на сверкающие сифоны и кивнул. Понял. Миссия Кассиана началась очень давно и только сейчас стала давать плоды… Не повод для шуток и битья об заклад. Корни этой миссии тянулись к незаживающей ране в его душе.

– Двигаемся маленькими шагами, брат, – улыбнулся я и обнял Кассиана за плечи. – Маленькими.

Я знал, что не получу ответной улыбки. Но моя фраза касалась всех нас. Наш мир во многом зависел от успеха маленьких шагов.

Глава 27 Фейра

Городские колокола пробили одиннадцать утра. Со дня, как галерея Пиланы стала моей, прошел месяц. Мы с Рессиной стояли возле двери, одетые в похожие длинные теплые кофты, такие же теплые облегающие штаны и крепкие сапоги на подкладке из овчины. Обувь не отличалась красотой, но прекрасно подходила для работы. Добавлю, что нынче наши сапоги были заляпаны краской.

Все минувшие недели мы с Рессиной приходили сюда ежедневно. Готовили место. Обсуждали особенность будущих занятий.

– Они должны вот-вот появиться, – сказала Рессина, взглянув на часы, висящие на ослепительно-белой стене обновленной мастерской.

Мне вспомнились наши споры о том, в какой цвет покрасить стены. Сначала решили, что в желтый. Но ведь на стенах будут висеть рисунки и картины, а желтый фон мешает восприятию. Черный и серый создали бы мрачную обстановку и потому совсем не годились. Бежевый опять-таки мог отвлекать внимание от произведений… Остановились на белом. Но заднее помещение мы покрасили в яркие цвета: зеленый, розовый, красный и синий. Там каждая стена могла похвастаться своим цветом.

Пространство у входа пока пустовало… если не считать шпалеры, купленной перед праздниками. Завораживающая черная Пустота. Напоминание. Такое же напоминание – и переливчатость нитей Надежды, сверкающих на черном фоне. Преодолеть гнет утраты, каким бы тяжелым он ни казался. Идти дальше. Творить.

Посреди мастерской мы кружком расставили мольберты и высокие табуреты. Они ждали вместе с нами.

– Ты вообще веришь, что они придут? – спросила я у Рессины.

Она качнулась из стороны в сторону. Единственный признак беспокойства.

– Обещали прийти.

За месяц совместной работы Рессина стала мне доброй подругой. Дорогой подругой. Она отличалась безупречным вкусом по части убранства помещений. Неудивительно, что я попросила Рессину помочь обустроить наш дом-у-реки. Так я его называла, поскольку «поместье-у-реки»… не годилось. Это будет дом, даже если он окажется самым большим зданием Велариса. Я вовсе не стремилась демонстрировать свою скромность. Скорее практичность. Учитывая величину нашего двора, нашей семьи и возможного ее разрастания в будущем…

Но это в будущем. А пока…

Прошла минута. Две минуты.

– Потерпи еще, – тихо сказала Рессина.

– Вдруг они время перепутали?

Едва я произнесла эти слова, стайка детей и несколько взрослых свернули на улицу, направляясь к нам. Детей было десять: фэйцы и фэйри. Некоторые с родителями. Некоторые шли одни… их родители не дожили до этого дня.

У меня гулко колотилось сердце, но я улыбалась, тепло и приветливо, кивая каждому ребенку и взрослому. Дети настороженно и робко входили внутрь, шли к мольбертам и застывали. Мне хотелось вытереть о штаны взмокшие ладони. Взрослые держались увереннее, но настороженность ощущалась и в них. К счастью, в их взглядах читалась еще и надежда на лучшую жизнь для себя и детей.

Мы воздержались от широкого оповещения горожан. Рессина обратилась к друзьям и знакомым, попросив разузнать о детях, которые помнили прошлогоднюю атаку на Веларис и хотели выплеснуть из себя пережитые ужасы. Возможно, кто-то из детей был не в состоянии говорить про страшный день, зато мог изобразить его карандашом, красками или вылепить из глины. Пусть они вообще ничего не нарисуют и не вылепят… сами попытки что-то создать окажутся целительным бальзамом для израненных душ.

Так было со мной. Так было с ткачихой, Рессиной и многими здешними художниками.

Когда весть об открывающейся мастерской достаточно распространилась, посыпались вопросы и предложения. Вопросы, естественно, задавали родители и опекуны детей. Предложения исходили от художников Радуги, желавших и готовых проводить у нас занятия.

Мы решили разделить детей на четыре группы. С первой буду заниматься я, если меня не отвлекут дела верховной правительницы. Вторую группу возьмет Рессина. Третью и четвертую группу будут попеременно вести разные художники. Среди изъявивших желание заниматься с детьми оказалась и Аранея – ткачиха, сотворившая изумительную шпалеру.

Отклик оказался шире, чем мы думали. Чаще всего спрашивали о дне начала занятий. Вторым, не менее частым вопросом была стоимость занятий. «Сколько это стоит?»

«Нисколько», – терпеливо отвечали мы. За занятия и все необходимое для них плата не будет взиматься ни с кого.

Дети расселись на табуретах. Взрослые встали поодаль. Мы с Рессиной облегченно переглянулись. Но тревога еще не развеялась.

Облака над городом разошлись. В окна хлынуло солнце. Его лучи весело легли на пол мастерской. Я улыбнулась и начала первое занятие.

Глава 28 Фейра

Занятие продолжалось полтора часа. Риз пришел меня встречать. Последние ребятишки выпорхнули на улицу. Кто смеялся, кто шел тихо, а в глазах – все та же пустота. Риз придерживал дверь для детей и взрослых. Взрослые, естественно, его узнавали и почтительно склоняли голову. Риз отвечал добродушной, непринужденной улыбкой.

Мне нравилась эта улыбка. Нравилось непринужденное изящество, с каким он вошел в мастерскую. Ни следа крыльев сегодня! Риз присмотрелся к сохнущим картинам и к пятнам краски у меня на лице, кофте и сапогах.

– Искусство требует жертв? – с легким ехидством спросил Риз.

Я откинула со лба прядь волос, зная, что и она измазана краской. Скорее всего, синей.

– Ты еще не видел Рессину.

За минуту до прихода Риза она скрылась в заднем помещении, чтобы отмыть лицо от красной краски. Спасибо мальчишке, решившему посмотреть, какой цвет получится, если смешать все краски. Не успокоившись на сотворенном пузыре, он подбросил результат эксперимента в воздух. На пути случайно оказалось лицо Рессины.

По связующей нити я показала ему, как все было.

– Великолепное использование пробуждающихся магических сил.

– Я говорила то же самое. Но Рессина не нашла это особо забавным, – сказала я, глядя на картину, возле которой стоял Риз.

Впрочем, Рессина держалась молодцом. Хоть ей и было не по себе, она улыбнулась, понимая, что иначе нельзя. Шрамы. Почти у всех, кто пришел к нам сегодня, были шрамы: у кого на руках и лице, у кого в душе и на сердце.

Мы с Ризом смотрели на картину девочки-фэйри, родители которой погибли во время нападения на Веларис.

– Мы им ничего не объясняли, не давали подсказок, – говорила я, следя за взглядом Риза. – Просто попросили нарисовать воспоминания. И девочка нарисовала.

На ее картину было тяжело смотреть. Две фигуры внизу, нарисованные красным. Черные фигуры в небе. Разинутые пасти с острыми зубами, протянутые когти.

– Они не забирают картины домой?

– Холстам нужно высохнуть. Я спросила у этой девочки, хочет ли она сохранить произведение. Она замотала головой. Даже попросила выбросить или сжечь.

Глаза Риза наполнились тревогой.

– Я хочу оставить ее картину. Повешу в своем будущем кабинете, чтобы мы не забывали.

Не забывали о случившемся и о том, ради чего мы трудились после войны. С той же целью я повесила в зале шпалеру Аранеи с гербом Двора ночи.

Риз поцеловал меня в щеку и перешел к следующей картине.

– Тоже детская трагедия, но более привычная, – засмеялся он.

– Этому мальчишке повезло. В день атаки он с родителями очутился далеко от Велариса. И потому он рассказал о «страшной беде», случившейся с ним в день зимнего солнцестояния. Оказалось, ему подарили совсем не то, на что он рассчитывал. И прежде всего, среди подарков не нашлось щенка. Его картина – не воспоминание, а взгляд в желаемое будущее, где он с псом живет в большом красивом доме. Родители же ютятся в собачьей будке.

– Да поможет Матерь его родителям.

– Это он соорудил «красочный» пузырь.

– Да поможет Матерь вам с Рессиной.

Я толкнула его в бок:

– Чем смеяться, проводи меня домой. Я, между прочим, проголодалась.

– Почту за честь, госпожа верховная правительница, – ответил Риз, церемонно поклонившись.

Я показала ему язык и крикнула Рессине, что вернусь через час. Она предложила не торопиться, поскольку следующая группа придет лишь к трем. Начальные занятия мы решили проводить вместе, чтобы познакомиться с родителями, опекунами и, конечно же, с детьми. По нашим расчетам, на знакомство со всеми группами уйдет не менее двух недель.

Риз подал мне плащ, поцеловал, и мы вышли на улицу. День выдался солнечный, но холодный. Вокруг нас бурлила Радуга. Художники и владельцы магазинов узнавали нас и приветственно кивали.

Я взяла Риза под руку, наслаждаясь его теплом.

– Странно, – пробормотала я.

– Что странно? – спросил он, наклоняясь ко мне.

Я улыбнулась. Ризу, Радуге, городу.

– Чувство радостного волнения, с которым я просыпаюсь каждый день. Видеть тебя, работать. Просто жить здесь.

Почти год назад я говорила совсем противоположное. И желания у меня тогда разительно отличались от нынешних. Наверное, Риз это тоже вспомнил, и его лицо потеплело. Он понимал мое состояние.

– Знаю: впереди еще полным-полно больших и малых забот. С какими-то нам придется столкнуться раньше, с какими-то – позже.

Часть звезд в глазах Риза померкла.

– Нужно что-то делать с недовольными иллирианцами, с человеческими королевами. С людьми здесь и на континенте. И все же…

Я умолкла, не в силах подобрать нужных слов и произнести их на людной улице, где столько глаз. Я наклонилась к Ризу, погрузилась в его несокрушимую силу и сказала по связующей нити: «Ты даришь мне столько счастья. Моя жизнь пронизана счастьем, и я никогда не устану благодарить судьбу за то, что в моей жизни есть ты».

Сказав это, я посмотрела на него. У Риза по щекам текли слезы, но он ничуть не стыдился прохожих. Я смахнула несколько слезинок, пока ветер не заморозил их.

– И я, дорогая Фейра, не устану благодарить судьбу, что в моей жизни есть ты, – прошептал он мне на ухо. – Что бы ни ожидало нас впереди, – он радостно улыбнулся, – мы это встретим вместе. Вместе насладимся каждым прожитым мгновением.

Я снова склонилась к нему. Риз обнял меня за плечи. На руке мелькнула татуировка, которая была и у меня. Обещание никогда не расставаться, вместе шагая до самого конца.

И даже потом.

«Я люблю тебя», – сказала я по связующей нити.

«Разве меня можно не любить?»

Я хотела пихнуть его локтем, но Риз быстро поцеловал меня. «За звезды, которые слушают, Фейра».

Я смахнула с его щеки последние слезинки. Щека была теплой и мягкой. Мы свернули на улицу, ведущую к нашему дому. К нашему будущему и всему, что ждало впереди.

«За мечты, которые исполняются, Риз».

Выражение признательности

За время работы над романом в моей жизни произошло два кардинальных события. Минувшим летом, когда черновик «Королевства стужи и звездного света» был готов на треть, мне позвонила мама. Таких звонков не пожелаешь никому. Она сообщила, что у отца обширный инфаркт и вероятность благополучного исхода крайне мала… Все случившееся потом граничило с чудом, и то, что отец по-прежнему жив и вскоре увидит мою новую книгу, наполняет меня невыразимой радостью.

Я навсегда останусь глубочайше благодарна потрясающей команде врачей и медсестер отделения интенсивной терапии клиники Вермонтского университета в Берлингтоне не только за спасение моего отца, но и за беспримерную заботу и поддержку, которую он и вся наша семья получили за те две недели. (На это время мы поселились в клинике.) Медсестры отделения всегда останутся для меня героинями. Неутомимость, с какой вы делаете вашу нелегкую работу, неизменная доброжелательность и потрясающий профессионализм – темы для современных легенд. В самые мрачные наши дни вы дарили луч надежды и делали все, чтобы мы не чувствовали тяжести забот, обрушившихся на нас. Снова и снова я благодарю вас за все, что вы сделали и делаете не только для моей семьи, но и для бесчисленного множества других семей.

После этого я сумела продолжить и закончить «Королевство стужи и звездного света» (благодаря нескольким целительным неделям, проведенным на природе прекрасного штата Мэн). А в самом начале осени произошло второе судьбоносное событие: я узнала, что беременна. Вот такой скачок из тревожных дней лета, самых тяжелых в моей жизни, в бушующую радость, связанную со столь щедрым подарком судьбы. И хотя роман выйдет за несколько недель до срока родов, «Королевство стужи и звездного света» всегда будет занимать особое место в моем сердце.

Но без помощи и поддержки моего мужа Джоша я бы вряд ли выдержала долгие месяцы работы над романом. Я вообще не представляю, как бы я двигалась по жизни без Джоша. Спасибо тебе, величайший из всех мужей мира, за твою исключительную заботу обо мне как до беременности, так и во время нее. Ты всегда старался предусмотреть все, чтобы я не отвлекалась от работы и эта книга увидела свет. Вот лишь несколько примеров. Джош постоянно приносил мне «что-нибудь пожевать». Стоило мне попросить чаю, и чай мигом появлялся. А какие потрясающе удобные подушки он подкладывал под мои распухшие ноги! Моя любовь к тебе измеряется расстоянием до звезд и обратно. Жду не дождусь новой грандиозной главы в нашем совместном путешествии.

Спасибо тебе, моя дорогая ласковая псина Энни. Спасибо за умение прижаться теплым комочком, за твои «усатые» поцелуи, за радость, неизменно доставляемую тобой как в самые светлые, так и в самые мрачные дни. Вряд ли в собачьем мире найдется более верная спутница, чем ты. Моя любовь к тебе – вечна.

И как всегда, я чувствую себя в громадном долгу перед моим литературным агентом Тамарой Рыдзински. Я бесконечно благодарна за то, что ты была и остаешься рядом со мной, за то, что помогаешь мне оставаться в здравом рассудке, за твои советы и мудрость. Все это было бы невозможно без тебя.

Моя искренняя благодарность крутой команде из литературного агентства Лоры Дейл. Вы – моя скала. Спасибо вам за все. Большущее спасибо тебе, Кэсси Хомер. Ты – лучшая в своем деле. Не устану благодарить тебя за все, что ты делаешь.

Спасибо вам, Бетани Бак, за помощь с этой книгой и за то, что вы – такой чудесный человек.

Моя благодарность, возведенная в степень бесконечности, всей команде издательства «Блумсбери». Называю всех: Синди Ло, Кристина Джилберт, Кэтлин Фаррар, Найджел Ньютон, Ребекка Макналли, Соня Пальмизано, Эмма Хопкин, Айен Лэм, Эмма Брэдшоу, Лиззи Мейсон, Кортни Гриффин, Эрика Бармаш, Эмили Риттер, Алона Фрайман, Алексис Кастелланос, Грейс Хоули, Элис Григг, Элиза Бернс, Дженни Коллинз, Бет Эллер, Келли де Грот, Люси Маккей-Сим, Хали Баумстайн, Мелисса Кавонич, Диана Аронсон, Донна Марк, Джон Кэнделл, Николас Черч, Анна Бернард, Кейт Седерстром и все, кто ведает продажей прав на издание за рубежом. Я бесконечно счастлива оттого, что публикую свои книги у вас.

Ваше искусство, Чарли Боуотер, вдохновляет меня на многих уровнях. Спасибо за всю вашу изумительную работу. Ваше обрамление на обложке – просто шедевр. Работа с вами – не что иное, как осуществление мечты. С нетерпением жду нашего сотрудничества при работе над дальнейшими книгами.

Мои дорогие родственники! Спасибо за вашу любовь и поддержку, оказанную тем летом мне и папе. Вы съехались и слетелись в Вермонт со всей страны, чтобы быть рядом с нами. Прошел почти год, а мне по-прежнему не найти слов, чтобы по-настоящему выразить мою любовь и благодарность каждому из вас. Это настоящее благословение, что вы есть в моей жизни.

Мои дорогие родители! Год был чертовски трудным, но мы оставили его позади. Мы преодолели. Я до сих пор удивляюсь и замираю от благодарности, что могу сказать это вам обоим. Я люблю вас безмерно.

Мои удивительные друзья (вы знаете, о ком речь)! Спасибо вам за то, что появлялись в те минуты, когда мне особенно требовалась ваша помощь; за то, что не оставляли вниманием меня и мою семью, и за умение вызвать улыбку на моем лице.

И наконец, я благодарю каждого, кто выбрал эту и другие мои книги. Огромное вам спасибо. Таких читателей надо поискать, и я польщена, что вы у меня есть. За звезды, которые умеют слушать, и за мечты, которые сбываются.

Оглавление

Глава 1 Фейра

Глава 2 Ризанд

Глава 3 Кассиан

Глава 4 Фейра

Глава 5 Фейра

Глава 6 Морригана

Глава 7 Ризанд

Глава 8 Кассиан

Глава 9 Фейра

Глава 10 Фейра

Глава 11 Ризанд

Глава 12 Фейра

Глава 13 Фейра

Глава 14 Ризанд

Глава 15 Фейра

Глава 16 Ризанд

Глава 17 Фейра

Глава 18 Фейра

Глава 19 Фейра

Глава 20 Фейра

Глава 21 Кассиан

Глава 22 Фейра

Глава 23 Ризанд

Глава 24 Морригана

Глава 25 Фейра

Глава 26 Ризанд

Глава 27 Фейра

Глава 28 Фейра

Выражение признательности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg